На этой неделе предано было земле, на кладбище Донского монастыря, тело Александры Осиповны Смирновой... Современным поколениям едва ли что говорит это имя. Может быть, припомнят они его по стихам Пушкина и Лермонтова, да и то разве с помощью наших библиографов... А между тем это имя не только дорого каждому, кто имел случай узнать лично Александру Осиповну в пору ее жизни, предшествовавшую болезненной старости (она скончалась 72 лета), но ведомо и памятно всем, кому непосредственно близки предания той блистательной литературно-общественной эпохи, которой Пушкин с целой плеядой поэтов был законодателем и представителем, а Смирнова -- одним из изящнейших украшений... Родившись на юге Росси, от отца французского и матери русского, но с примесью грузинской крови происхождения (рано овдовевшей и вышедшей вскоре замуж за генерала Арнольди), девица Россет или Россетти (как иногда неправильно произносилась в обществе эта фамилия) получила воспитание в Петербургском Екатерининском институте, где стала тотчас же любимейшею ученицею Плетнева. Отличные успехи в учении доставили ей шифр, и Александра Осиповна, по выходе из института, поступила во фрейлины к Императрице Марии Феодоровне; после же кончины Государыни (в 1828 г.) сделалась фрейлиною Императрицы Александры Федоровны. Ее красота, столько раз воспетая поэтами, -- не величавая и блестящая красота форм (она была очень невысокого роста), а южная красота тонких, правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных глаз, вся оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и искреннее влечение к интересам высшего строя -- искусства, поэзии, знания -- скоро создали ей при дворе и в свете исключительное положение. Дружба с Плетневыми и Жуковским (также в то время служившим при дворе) свела ее с Пушкиным, и скромная фрейлинская келья на 4-м этаже Зимнего дворца сделалась местом постоянного сборища всех знаменитостей тогдашнего литературного мира... Она и пред лицом Императора Николая, который очень ценил и любил ее беседу, являлась, так сказать, представительницею, а иногда и смелой защитницей лучших в ту пору стремлений русского общества и своих непридворных друзей. Зная ее дружеские отношения с Пушкиным, Государь Николай Павлович нередко через нее получал от Пушкина и передавал ему обратно рукописи его произведений. У нас хранится конверт, подаренный нам Александрой Осиповной, в котором самодержавный Царь отослал к ней, для возвращения Пушкину с своими собственноручными поправками (по сознанию самого Пушкина вполне удачными) рукопись "Графа Нулина", надписав на конверте: "Ея Превосходительству Александре Осиповне Россет" -- красивым, тонким, чуть не женским почерком, но впрочем с очень энергическими и внушительными росчерками. К этой придворной поре жизни Смирновой относится послание Пушкина к князю Вяземскому:
Она мила, скажу меж нами,
Придворных витязей гроза,
И можно с южными звездами
Сравнить, особенно стихами,
Ея черкесские глаза!
Она владеет ими смело,
Они горят огня живей,
Но сам признайся -- то ли дело
Глаза Олениной моей... и пр.
К ней же и к тому же времени относятся и два стихотворения (хотя ее имя и не стоит в их заглавии) Хомякова, который, тогда еще очень молодой, находился некоторое время под сильным очарованием ее красоты и остроумия. Одно из них начинается так:
Говорить ли о том множестве стихов и стихотворных шуток, которые тогда, да и позднее, не переставала получать Александра Осиповна от князя Вяземского и в особенности от Жуковского? Большею частью эти безделки, конечно, не напечатаны, да и не предназначались для печати, касаясь мимолетных интересов дня.
И выйдя замуж за Николая Михайловича Смирнова (впоследствии губернатора в Калуге, а потом и в Петербурге, и скончавшегося лет 10 тому назад), Александра Осиповна не прекратила сношений с своими друзьями (она вообще была верный друг); напротив -- ее гостиная или лучше сказать она сама была долго и долго притягательным центром для всех выдающихся художников, писателей, мыслящих деятелей. Со многими из них она вела обширную переписку. Известна ее дружба с Гоголем, которого, конечно, не всякая дама "большого света и двора", особенно той эпохи, была бы способна так понять, оценить и привязать к себе душою. Вообще не только в России, но и за границей она была знакома со всеми более или менее замечательными людьми, искала беседы с ними, и при ее необычайной памяти, при ее начитанности, при ее житейской опытности, ее разговор, ее рассказ, даром которого она владела мастерски, представлял неотразимую занимательность и прелесть. Не пустою любезностью были эти, известные стихи к ней Лермонтова:
Без вас -- хочу сказать вам много,
При вас -- я слушать вас хочу,
Но молча вы глядите строго, --
И я в смущении молчу.
Что делать! Речью неискусной
Пленить ваш ум мне не дано...
Все это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.
Лучше всего охарактеризовал Александру Осиповну в своих стихах Пушкин. Он очень был с нею дружен. Особенно памятно было ей одно лето в Царском Селе, где жил тогда и Пушкин с женой. Часто захаживал он к ней во время своих прогулок, делясь впечатлениями дня или прочитанной книги; часто случалось и ей заходить к Пушкиным на дачу, подниматься без церемоний, прямо, к нему на верх, в его кабинет, заставать за работой и выслушивать из уст самого поэта только что написанные, вдохновенные произведения, во всей их свежести, с пыла...
Однажды в Петербурге, в день ее рождения, Пушкин, гуляя, зашел в магазин на Невском, купил альбом, не особенно нарядный, но с большими листами, занес к себе домой и потом сам же принес его Александре Осиповне с такими стихами:
В тревоге пестрой и бесплодной
Большого света и двора,
Я сохранила взор холодный,
Простое сердце, ум свободный,
И правды голос благородный,
И как дитя была добра.
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой черной
Писала прямо на бело.
Александра Осиповна очень дорожила этими стихами, но особенно стихом: "И как дитя была добра"... И это была правда...
Целый мир прошлого нисходит с нею в могилу!.. В последние годы она
постоянно болела, лечилась в Париже, в свободные от тяжкого недуга дни записывала свои воспоминания и наконец тихо угасла -- в смирении духа, с полнотой религиозного, никогда ей не изменявшего упования...
(И.С. Аксаков. А.О. Смирнова. [Некролог] // 1882. No 37 (11 сентября). С. 10 -- 11).