Лисянский Юрий Фёдорович - А. Марков. Крушение корабля Невы у берегов Ново-Архангельскаго порта

А. Марковъ

Крушеніе корабля Невы у береговъ Ново-Архангельскаго порта.

Разсказъ очевидца.

Москвитявинъ.
1849.

No 15. Августъ. Кн. 1.

Въ бытностъ мою въ Ситхѣ, одинъ промышленникъ, посѣдѣвшій на службѣ Россійско-Американской Компаніи и бывшій очевидцемъ гибели корабля Невы, разбившагося y береговъ Ситхи, близъ сопки Этжкомъ, разсказывалъ мнѣ слѣдующее:

Опредѣлившись на службу Россійско-Американской Компаніи, я вступилъ на корабль Неву, которому назначено было плыть изъ Кронштадта въ Ситху, и зайдти въ Камчатку и Охотскъ. Кораблю нашему уже былъ знакомъ этотъ дальній путь {Корабль Нева, построенный изъ лучшаго дуба и имѣвшій всѣ качества, необходимыя для дальняго путешествія, былъ купленъ въ Лондонѣ, приведенъ въ Кронштадтѣ, и въ томъ же году совершилъ самое счастливое путешествіе вокругъ свѣта. Прим. автора.}, ибо онъ собирался теперь во вторичную кругосвѣтную экспедицію. Первый походъ его ознаменованъ былъ заселеніемъ острова Ситхи. На немъ прибылъ въ тѣ страны нашъ незабвенный Барановъ съ острова Кадьяка, и разбилъ, при Ситхинскомъ залввѣ, крѣпость дикихъ, которые три дни противоборствовали его силѣ и наконецъ бѣжали чрезъ горы, съ непримиримою враждою къ Русскимъ и съ мыслью изыскивать всв средства къ ихъ погибели.

Наступилъ день выхода. Это было въ Іюнѣ мѣсяцѣ 1810 года. Явился священнослужитель, отслужилъ молебенъ, окропилъ корабль святою водою, и вотъ онъ, уже совсѣмъ готовый, ждалъ приказа къ отплытію. На немъ находились пассажиры, слѣдовавшіе въ Камчатку и Охотскій Портъ. Множество шлюпокъ окружало корабль; на нихъ съѣхались родственники, друзья и знакомые отплывающихъ. Грустны были ихъ лица, и ихъ прощальные поцѣлуи смѣшивались съ слезами. Не на краткій срокъ прощались они съ близкими сердцу: нѣтъ, то была разлука на многіе годы, и путь измѣрялся пространствомъ нѣсколькихъ тысячь верстъ, и много бурь, много опасностей предстояло впереди.

По выкатѣ якоря, раздалась команда:

-- По реямъ! отдать паруса!

-- Ура! раздалось на кораблѣ.

-- Ура! отвѣчали отплывавшіе на шлюпкахъ посѣтители.

Салютные выстрѣлы огласили воздухъ, и Нева надолго простилась съ Кронштадтскими берегами.

Необозримое море открылось передо мною, и для меня настала совершенно новая жизнь. Я любовался быстрымъ ходомъ корабля и новыми перемѣнными видами. Мысль о будущемъ ни мало меня не тревожила. Съ свѣжими надеждами пускался я въ дальній и неизвѣстный мнѣ путь.

Прекрасная погода удерживала многихъ на верхней палубѣ, и казалось, искреннія желанія счастливаго пути, которыми напутствовали насъ при отплытіи изъ Кронштадта, должны были вполнѣ осуществиться, потому что все благопріятствовало нашему плаванію. Сколько обольстительныхъ плановъ для будущаго составлялъ въ умѣ своемъ каждый изъ насъ, не предчувствуя той роковой минуты, въ которую всѣ эти планы должны были рушиться предъ всемогущею волею неисповѣдимаго Провидѣнія, изрекшаго гибель кораблю нашему, въ самый тотъ день, когда, переплывъ дальнія моря, онъ уже находился близъ цѣли своего назначенія и готовъ былъ бросить якорь y желанныхъ береговъ.

Первоначальный заѣздъ нашъ былъ въ Копенгагенъ, гдѣ мы дополнили грузу для Россійско-Американскихъ колоній, запасшись еще водою и провизіей для нашей потребности, и оттуда, пройдя Нѣмецкое море и проливъ Па-де-Кале, вошли въ Атлантическій океанъ. Сступя на экваторъ, мы весело отпраздновали вступленіе наше въ Южное полушаріе представленіемъ Нептуна, по обычаю всѣхъ мореплавателей, которые на экваторѣ всегда даютъ праздникъ въ честь бога морей, какъ бы съ намѣреніемъ. задобрить его на предстоящій путь. Да, радостно, шумно провели мы этотъ день, -- и кто бы могъ подумать тогда, что при вторичномъ вступленіи за экваторъ на Восточномъ океанъ, гордый корабль нашъ, который съ такою самоувѣренностью разсѣкалъ знакомыя ему волны, ожидала влажная могила.

Предъ нами открылся богатый портъ Ріо-Жанейро {Въ числѣ ихъ находился Коллежскій Совѣтникъ Борноволоковъ. Онъ былъ опредѣленъ въ помощники къ правителю Американскихъ колоній, Коллежскому Совѣтнику Баранову, съ тѣмъ, чтобъ въ случаѣ смерти, или выѣзда Баранова изъ Америки, занять его мѣсто. -- Слѣдующій отвѣтъ вполнѣ раскрываетъ душу и характеръ этого человѣка. Когда одинъ изъ друзей спросилъ его: какъ могъ онъ рѣшиться оставить свое семейство, состоявшее изъ супруги, пяти дочерей и четырсхъ сыновей.-- "Любезный другъ!" отвѣчалъ онъ ему: "тебѣ извѣстно мое состояніе, ты знаешь, какое малое имѣніе оставляю я момиъ дѣтямъ. Любовь къ нимъ, истинная родительская нѣжность заставляютъ меня жертвовать собою. Десять лѣтъ жизни моей въ Америкѣ обезпечатъ совершенно ихъ состояніе. Ежели я возвращусь, то буду наслаждаться съ ними благородно нажитымъ богатствомъ; если же нѣтъ, то они будутъ умѣть цѣнить мое пожертвованіе. Я прожилъ сорокъ лѣтъ, много видѣлъ, испыталъ нѣсколько разъ превратность судьбы человѣческой, я ѣду въ дикую Америку, ни мало не сожалѣя, что оставляю насъ съ вашимъ утонченнымъ просвѣщеніемъ." Замѣтьте, что Борноволоковъ былъ любятель всѣхъ изящныхъ наукъ, зналъ въ совершенствѣ Французскій и Нѣмецкій языки, занимался химіей, ботаникой, медициною. Пр. авт.} здѣсь опять запаслись мы водой и провизіей и пустились далѣе къ югу. У мыса Горнъ, при поворотѣ въ Восточный океанъ, мы встрѣтили непродолжительный штормъ, съ крупнымъ градомъ, что всегда почти случается съ судами, проходящими мимо этого бурнаго мѣста; потомъ обогнувъ мысъ, приняли курсъ къ NW, и пошли лавировкою по причинѣ противнаго вѣтра, который постепенно отходилъ къ W, и наконецъ перешелъ въ полный пассатъ, сопровождавшій насъ въ продолженіе цѣлаго мѣсяца. Въ это время мы успѣли пройти далеко за экваторъ, и притомъ такъ спокойно, весело, беззаботно, что не имѣли почти надобности дотрогиваться ни до одной снасти. -- На Сандвичевыхъ островахъ мы сдѣлали нужные запасы и пустились къ Камчаткѣ. Тамъ мы прозимовали въ Петропавловскомъ портѣ, и получили приказъ идти въ Охотскъ для взятія груза, слѣдовавшаго для Американскихъ колоній, a также пассажировъ и промышленнвковъ, законтрактовавшвхъ себя на службу въ Россійско-Американской Компаніи. Прибывъ въ Охотскъ и сдѣлавъ тамъ нужныя распоряженія, Нева, 24 Августа 1812 года, при попутномъ вѣтрѣ вышла въ море. Когда берега Охотскаго Порта потерялись изъ виду, вѣтеръ сдѣлался противный, и продлилъ наше плаваніе по Охотскому морю до того, что 23-го Сентября мы прошли только 4-й Курильскій проливъ. На открытомъ морѣ вѣтръ снова сдѣлался попутнымъ, и мы постепенно проходили траверсы Атхѣ, Увалашкѣ, Кадьяка, и приближались къ острову Ситхѣ.

За три дня до нашего разбитія, утромъ небо было ясно, вѣтеръ дулъ ровный, пассатный; ничто не предвѣщало опасности; a опытность командировъ и знаніе штурмановъ отстраняли всякую мысль объ ней. До Ситхи оставалось 260 миль, и каждый изъ насъ мечталъ уже скоро увидать берегъ и отдохнуть послѣ столь продолжительнаго пути. Къ вечеру въ тотъ же день на SO съ горизонта медленно подымалась темная полоса; она постепенно росла, не измѣняясь въ цвѣтѣ, и все болѣе и болѣе закрывала небо, уѣсъянное звѣздами, которыя многимъ уже не суждено было видѣть въ другой разъ. Вѣтеръ дулъ ровный, потомъ немного пріутихъ; казалось, онъ отдыхалъ, чтобъ собраться съ новыми силами. Капитанъ, предчувствуя неблагопріятную погоду и видя, что уже наступаетъ ночь, приказалъ убрать лисели и закрѣпить бомъ-брамсели.

Къ полуночи вѣтеръ отошелъ къ S и постепенно увеличивался. Мы шли въ Фордевиндъ. На небъ уже не было ни одной звѣздочки, туча обложила почти весь горизонтъ, только на N нѣсколько яснѣло, наконецъ исчезъ и этотъ свѣтлый клочекъ.

Капитанъ приказалъ убрать одинъ брамсель. Корабль имѣлъ ходу 8 узловъ (14 верстъ въ часъ), и каждый изъ насъ радовался скорому приближенію земли. Нева быстро неслась по волнамъ, которыя время отъ времени становились все выше и выше.

За два дня до разбитія, къ полудню, корабль, по счисленію, отстоялъ на 148 миль отъ берега. По небу ходили густые слои тучъ, но вѣтеръ дулъ ровный, безъ порывовъ, по 9 узловъ. Пробило двѣ стклянки {Стклянка -- песочные часы, состоящіе изъ двухъ стеклянннхъ сосудовъ, соединеняыхъ между собою узкями горлышками. Въ извѣстный промежутокъ времени песокъ пересыпается изъ одного сосуда въ другой. Стклянки бываютъ четырехъ-часовыя и получасовыя. Приставленный къ стклянкамъ часовой поворачиваетъ стклянку, когда она выйдетъ, о чемъ дается знать на кораблѣ ударами въ колоколъ, что и называется: битъ стклянки; каждый ударъ оавачаетъ полчаса. Пробило двѣ стклянки значитъ ударяло чась. Чрезъ каждые четыре часа начинается новый счетъ стклянокъ; слѣдовательно, болѣе осьми стклянокъ не бьютъ.}. Капитанъ приказалъ убрать остальные брамсели и взять одинъ рифъ y гротъ-марселя.

Въ 6 часовъ корабль былъ приведенъ въ бейдевиндъ, съ зарифленными марселями, съ однимъ гротомъ, стакселемъ и форъ-триселемъ.

Вѣтеръ часъ отъ часу свирѣпѣлъ, гигантскія волны, облитыя сѣдою пѣной, разсыпались подъ килемъ. Матросы выпили по чаркѣ и беззаботно стояли кучками на бакѣ, y кампуза и на ютѣ. Они вели между собою разговоръ, по временамъ прерываемый смѣхомъ. Наступавшая буря не страшила ихъ. Не въ первый разъ приходилось. имъ встръчать ее; они давно свыклись съ нею и спокойно стояли надъ бездной, зная, что нѣтъ такой продолжительной бури, послѣ которой не настало бы яснаго дня.

Капитанъ не сходилъ съ палубы, и часовые, въ ожиданіи, не откроется ли берегъ, неутомимо напрягали зрѣніе сквозь густой туманъ, смѣшанный съ дробящимися брызгами волнъ. По счисленію, къ 8-ми часамъ утра послѣдняго дня земля находилась въ 78 миляхъ. Не имѣя полуденной обсерваціи вблизи береговъ, довольно трудно опредѣлить съ вѣрностью мѣсто плаванія по одному хронометру, ибо теченіе, бывающее всегда сильнѣе y береговъ, обманываетъ самыхъ лучшихъ и опытныхъ мореходовъ.

Вѣтеръ не умолкалъ, но дулъ съ возрастающею яростію и выгонялъ насъ изъ парусовъ, которыхъ оставалось только марсель и форъ-марсель, и то подъ последнимъ рифомъ.

Корабль нашъ вертѣло какъ легкую щепку; варить было ничего не возможно; безпрестанно повторявшіеся удары волнъ потрясали все наше пловучее зданіе, и съ ревомъ отступали отъ него, оставляя по себѣ шипящую пѣну.

Съ самаго утра внутри корабля никого не было; какое-то безотчетное, томительное предчувстніе вызвало всѣхъ на верхъ; жены и дѣти пассажировъ смиренно сидѣли на ютѣ y гакъ-борта, и робко жались другъ къ другу, въ боязливомъ ожиданіи чего-то непонятнаго, но близкаго и страшнаго. Волны безпрестанно окачивали ихъ соленой водой, но имъ страшнѣй казалось быть внизу, въ каютахъ и въ кубрикѣ, и слышать вокругъ себя скрипъ перегородокъ, въ трюмѣ -- глухой стукъ бочекъ, ударявшихся одна объ другую отъ сильной качки, a надъ головою частые раскаты буруновъ, которые, перекатывалсь черезъ палубу, еще громче отдавались во внутренности опустѣвшаго пространства.

Обѣ вахты матросовъ дружно работали на палубѣ, вытаскивали цѣпи, приготовляли на всякій случай якоря.

-- Важная буря, -- говорили промежъ себя старые матросы.

-- Да, -- сказалъ одинъ изъ нихъ, наморщивъ брови, Много сдѣлалъ я походовъ, a такой Богь не приводилъ видѣть.

Стклянки пробили полдень, но день, казалось, вечерѣлъ отъ темныхъ тучь, низко ходившихъ по небу. Наступило обѣденное время. Никто не хотѣлъ ѣсть, не исключая и дѣтей. Два грудные младенца, одинъ сынъ штурмана, другой прикащика, шедшаго въ Ситху, бывало надоѣдали намъ своимъ крикомъ. Они плакали теперь молча и тихо. Бѣдняжки, они не понимали, что такое передъ ними дѣлалось; но эти громады волнъ, этотъ шумъ бури, эти тревожныя лица окружающихъ, вероятно, наводили на нихъ непонятный страхъ, котораго выразить они были не въ состояніи, и въ инстинктивномъ предчувствіи близкой смерти крѣпко прижимались къ материнской груди; даже капитанская собака не сходила съ юта и жалобно выла, когда ее гнали внизъ.

Прошелъ и полдень. Вѣтеръ продолжалъ свирѣпствовать. Вотъ на S показался новый шквалъ, темнѣе прежнихъ; онъ быстро приближался къ намъ и рѣзко отдѣлялся на обложенномъ тучами небѣ. Сверкнула молнія, и громъ далекимъ перекатомъ пронесся въ густыхъ облакахъ.

Гроза усиливалась. День клонился къ вечеру. Вдругъ лопнулъ марсель, и парусина начала хлопать, подобно частымъ ружейнымъ выстрѣламъ.

-- Берегъ! -- крикнули съ баку.

Но это радостное слово превратилось въ смертный приговоръ, когда блеснувшая молнія освѣтила огромнуіо скалу, находившуюся, повидимому, въ разстояніи полумили отъ нашего корабля. Въ оцѣпенѣніи мы смотрѣли на нее, какъ на преддверіе могилы. Весь берегъ былъ усѣянъ утесами; отлавировать отъ него безъ парусовъ не было никакой возможности, a имѣть паруса не позволяла жестокая буря, которая, въ противномъ случаъ, стала-бы опрокидывать и зарывать въ вагнахъ судно.

-- Отдай якоря! -- скомандовалъ капитанъ.

Цѣпи загремѣли, но тутъ была глубина, и якоря въ бездѣйствіи замотались на цѣпяхъ; потомъ за что-то зацѣпили и сорвались; чувствительно было, какъ они тащились по каменистому грунту. Прижимный вѣтеръ и сила теченія несли корабль бортомъ прямо къ утесу, далеко простиравшемуся въ глубь. Начали очищать шлюпки, въ надеждѣ найти въ нихъ спасеніе, жечь фальшфейеръ, пускать ракеты, палитъ изъ пушекъ, давая тѣмъ знать о своемъ несчастіи Ново-Архангельскому Порту, который, по нашему предположенію, долженъ былъ находиться въ 50-ти миляхъ отъ видимаго нами утеса; но на сигналы наши не было отвѣта: вѣроятно, шумъ бури заглушалъ пушечные выстрѣлы, a ракеты, уносимыя вѣтромъ въ косомъ направленіи, исчезали въ густомъ туманѣ.

Вдругъ корабль нашъ высоко подняло набѣжавшею волною и всею массою ударило о каменистый рифъ. Передняя часть корабля разломилась, лопнулъ штагъ съ вантами, мачты зашатались и стеньги рушились въ волны, таща за собою рангоутъ. Во всю жизнь не забыть мнѣ этого невыразимо страшнаго мгновенія, поглотившаго въ себѣ всѣ мысли, всѣ чувства. Я помню, какъ жена лейтенанта, съ младенцемъ сыномъ, въ отчаяніи просила спасти ее, предлагая кошелекъ съ золотомъ. Сорвавшійся гафель раздробилъ ей голову, и вкатившаяся волна сдернула трупъ ея въ проломленный бортъ вмѣстѣ съ другими жертвами. Многіе въ безпамятствѣ бросались внутрь корабля, но тамъ ожидала ихъ неизбѣжная смерть, ибо трюмъ и кубрикъ наполнялъ ихъ водою, которая съ ревомъ лилась въ проломленныя мѣста и высокимъ каскадомъ била изъ люковъ, таща съ собою доски разломанныхъ перегородокъ, бочки, сундуки, ящики, тюки и трупы людей. Лейтенантъ не терялъ присутствія духа; его оторвало волной отъ шпиля и онъ уже былъ въ морѣ, но съ сверхъестественнымъ усиліемъ схватился за руслень и вскарабкался на палубу. Несчастный думалъ найти на кораблѣ жену и сына, не зная, что они давно уже были жертвою мучительной смерти, и что чрезъ минуту долженъ былъ и онъ соединиться съ ними. Оторванная съ баканцевъ шлюпка опять была внесена волною на корабль, и ударившись объ то мѣсто палубы, гдѣ держался онъ, раздробилась въ щепки; съ осколками ея былъ унссенъ въ море и обезображенный трупъ лейтенанта.

Капитанъ {Калининъ. -- Въ Охотскѣ командиромъ на Неву былъ назначенъ штурманъ Васильевъ, который, поѣхавши въ яликѣ къ принятому подъ команду кораблю, былъ опрокинутъ на барѣ и утонулъ. Мѣсто его заступилъ Подушкинъ. На траверсѣ Кадьяка, Подушкина, по распоряженію Борноволокова, смѣнилъ Калининъ. Прим. авт.} мужественно стоялъ, держась одною рукою за штурвалъ. Съ отчаяніемъ видѣлъ онъ, какъ минута отъ минуты рѣдѣла его команда. Эта страшная картина безпрерывно освѣщалась молніей; при свѣтѣ ея мы видѣли влѣво за мысомъ отлогій берегъ, на которомъ кой-гдѣ представлялись песчаныя лайды; тамъ волненіе было нѣсколько тише; но корабль нашъ находился въ довольно далекомъ разстояніи отъ этого мѣста, гдѣ могъ бы значительно облегчить свою участь.

Быстро катился громадный валъ, послѣдній губитель оставшихся на кораблѣ. Онъ приподнялъ полуразбитое судно, толкнулъ его ближе къ утесу и ударилъ почти y caмой подошвы скалы. Палуба треснула и отдѣлилась отъ корпуса; въ то же мгновеніе капитанъ упалъ въ проломъ ея и исчезъ въ кипучей безднѣ.

Теперь каждый долженъ былъ спасаться, кто какъ могъ. Люди были разбросаны по морю; иные изъ нихъ захлебывались соленою пѣною, другіе гибли подъ ударами плавающаго рангоута и обломковъ корабля, или разбивались о скалы. Морскія свинки сбирались стадами и съ жадностью хватали раздробленные человѣческіе трупы.

Меня сорвало съ рея, на которомъ я сидѣлъ верхомъ, и увлекло отъ рифа на просторъ шумящихъ волнъ. Силы мои ослабѣвали, руки костенѣли отъ холодной воды, темнота не позволяла найти какой-нибудь отломокъ, за который бы можно было ухватиться, чтобъ продлить жизнь хотя на минуту. Безъ всякой надежды иа спасеніе, я уже чувствовалъ, что начинаю тонуть. Всѣ мысли мои сосредоточились въ одной, послѣдней, искренней молитвѣ къ Богу. Вдругъ что-то ударило меня по головѣ; то была нога человѣка, державшагося за плавающій обломокъ корабельнаго руля. Вскарабкавшись на поверхность руля, я увидѣлъ возлѣ себя жену коммиссіонера. Долго мы плавали вмѣстѣ, но предъ разсвѣтомъ судьба разрознила насъ: какой-то осколокъ сшибъ ослабѣвшую женщину съ руля и увлекъ въ пѣнящіяся волны. Я остался одинъ, и крѣпко уцѣпился за оба края обломка. Поверхность волнъ подергивалась фосфорическимъ свѣтомъ. Вокругъ все шумѣло, стонало, гибло: великолѣпная картина бури во всемъ торжественномъ ея величіи открывалась передъ моими глазами; но мысль о смерти подавляла во мнѣ всѣ прочія чувства. Минутъ черезъ пять что-то мягкое навалилось мнѣ на спину, потомъ скатилось на край руля, и я увидалъ трупъ человѣка съ оторванною ногою.

"Ты разсчелся съ жизнью," подумалъ я, глядя на него, "а меня чтл ждетъ впереди? какой конецъ готовитъ мнѣ судьба?"

Огромный валъ несъ прямо на меня сломленную стеньгу. Она со всею силою стремлѣнія зацѣпила за руль и перевернула его кругомъ. Обезпамятѣвъ отъ удара, я только смутно чувствовалъ, что меня бросало изъ стороны въ сторону, потомъ обо что-то ударило, и я совершенно лишился чувствъ. Не знаю, долго-ли пробылъ я въ этомъ состояніи, близко походившемъ на смерть; но пришедъ въ себя, я почувствовалъ, что гдѣ-то лежу, и что волны перестали колыхать меня. Рука моя ощупала землю, но я не вѣрилъ себѣ и никакъ не могъ привести мыслм мои въ ясность. Вдругъ протяжный стонъ поразилъ слухъ мой; кто-то неподалеку отъ меня произнесъ: "Господи!" Я вспомнилъ послѣднія минуты гибельнаго событія, открылъ глаза, и не имѣя силъ встать на ноги, съ большимъ трудомъ приподнялъ голову. Новая и совершенно неожиданная картина открылась передо мною: то былъ отлогій берегъ, на которомъ мѣстами возвышались скалы; на нихъ разбросаны были товары и кой-гдѣ висѣли обезображенные человѣческіе трупы. Ящики, бочки, тюки, корабельные обломки грудами лежали на отлогой лайдѣ. Вѣтеръ гудѣлъ по рифу, море яростно кипѣло: тамъ видны были остатки разбитой Невы, перепутанные снастями. Примыкавшая къ рифу гигантская скала мужественно выдержввала стремнительный напоръ волнъ, съ воемъ и ревомъ ударявшихся объ ея каменистую грудь. Я видѣлъ, какъ буруны выбрасывали на отлогій берегъ живыхъ и мертвыхъ, пересилилъ себя и сталъ на ноги.

Возлѣ меня вторично послышался голосъ:

-- Господи, прости меня!

Я пошелъ въ ту сторону, откуда доносились до меня эти слова, съ трудомъ перелѣзъ черезъ бугоръ, и что же?-- передо мною лежалъ помощникъ Правителя, истекавшій кровью, которая струилась изъ его проломленной груди. Помочь ему было не чѣмъ. Въ послѣдній разъ онъ открылъ глаза, хотѣлъ что-то сказать, но смерть сковала языкъ его.

Помяни Господи усопшаго раба Твоего! произнесъ я, сотворивъ крестное знаменіе, и пошелъ искать, не встрѣчу ли кого изъ живыхъ. Саженяхъ въ двадцати отъ меня сидѣли на камняхъ два матроса. Радость придала мнѣ силы, и чрезъ минуту я стоялъ уже возлѣ нихъ. Они не совсѣмъ еще опомнились и дрожали отъ холода. Морская пѣна еще не исчезла съ ихъ разорваной одежды и разъѣдала раыы, которыми во многихъ мѣстахъ было покрыто ихъ тѣло. Но Провидѣнію угодно было спасти ихъ, какъ спасло Оно меня. Вблизи протекалъ небольшой горный ручей; я кой-какъ подвелъ къ нему обоихъ страдальцевъ, обмылъ раны прѣсною водою и перевязалъ ихъ клочками одежды. Къ намъ приближалась еще человѣческая фигура; это былъ канониръ, крѣпкій, здоровый мужчина, славившійся y насъ на кораблѣ необыкновенною силою; онъ очень ослабъ, во имѣлъ еще довольно свлы, чтобъ идти ровнымъ шагомъ.

Такимъ образомъ, время отъ времени мы встрѣчали или находили живыхъ. Силы наши мало по малу возстановлялвсь. Теперь насъ было девять человѣкъ. Мы разсыпались по лайдѣ для поданія помощи тѣмъ, которые боролись еще съ волнами, ибо буруны, выбрасывая нѣкоторыхъ на недалекое разстояніе отъ берега, снова увлекали ихъ за собою въ море. Иныхъ мы откачивали и приводили въ чувство, другіе сами имѣли смлу и удерживалвсь на берегу. Вблизи меня смерть какъ будто играла своею жертвою. Море трижды выбрасывало на берегъ человѣка, и всякій разъ опять уносило его съ собою. Онъ былъ живъ, но ослабѣвшія силы не позволяли ему удерживаться. Наконецъ въ четвертый разъ бурунъ откинулъ его далеко на берегъ и раздробилъ ему голову объ камень. Намъ удалось спасти нѣкоторыхъ и вмѣстѣ быть свидѣтелями смерти многихъ. На одномъ большомъ осколкѣ прибило къ берегу женщину; въ окостеневшихъ рукахъ ея былъ крѣпко стисвутъ младенецъ. Мы двое бросились къ ней, въ надеждѣ застать еще въ живыхъ несчастную; но она уже кончила жизнь свою, и, вѣроятно, въ невыразимыхъ мукахъ, потому что длинный болтъ глубоко вонзился ей въ спину и удерживалъ ее на осколкѣ. Въ этоть день, разгнѣванная судьба какъ будто нарочно хотѣла показатъ намъ, до какой степени умѣетъ она разнообразить свои жертвы. Корабельные остатки безпрестанно рѣдѣли, разбрасываемые на далекіе берега, или уносимые въ глубину моря.

Изъ 186 человѣкъ только 28 оставались въ живыхъ, и тѣ были изнурены до крайности. Ужасъ нашего положенія еще увеличенъ былъ двумя неожиданными обстоятельствами. Спасшійся отъ кораблекрушенія боцманъ {Григорьевъ.}, которому было около 55 лѣтъ, вдругъ пришелъ въ бѣшенство, сталъ на всѣхъ кидаться и кусать сидѣвшихъ возлѣ него. Люди, неуспѣвшіе еще собрать истощенныя силы, могли съ трудомъ защищаться отъ неистоваго боцмана; къ счастію, изступленіе его было непродолжительно. Онъ пробылъ въ такомъ положеніи около получаса, послѣ чего упалъ на землю, сталъ страшно кричать и испустилъ послѣдній вздохъ. То же самое случилось и съ однимъ изъ офицеровъ, который однако-же остался въ живыхъ.

Найдя спасеніе отъ свирѣпости волнъ на пустынномъ берегу, въ странѣ дикой и неизвѣстной, мы ужасались при одной мысли о предстоящей намъ будущности. Передъ нами возвышался громадный Этжкомъ, съ провалившеюся вершиною отъ волканическихъ изверженій; онъ былъ покрытъ до половины глубокимъ снѣгомъ. Далѣе тянулись цѣпи горъ, поросшихь лѣсомъ. Казалось, нога человѣческая еще никогда не пролагала пути по этой дикой рустынѣ. Кто бы сталъ насъ отыскивать посреди сихъ неприступныхъ скалъ? Мы не знали, въ какой сторонѣ и въ какомъ разстояніи находится отъ насъ Ново-Архангельскій Портъ. Какимъ образомъ достигнуть до него? какъ выбраться изъ этихъ страшныхъ мѣстъ? вотъ объ чемъ думали мы, перебирая въ умѣ тѣ и другія средства, и видя, что исполненіе каждаго изъ нихъ сопряжено было съ тысячами препятствій. Голодная смерть со всѣми ея ужасами угрожала намъ; на чью-либо постороннюю помощь нечего было и надѣяться, и мы въ безсиліи нашей человѣческой мудрости, во всемъ положились на Творца, въ твердомъ упованіи, что Тотъ, Который далъ намъ эту новую жизнь, дастъ намъ и средства къ ея продолженію.

Между разбросанными бочками, ящиками, тюками, мы, къ неописанному счастію нашему, нашли мѣшки съ размокшими сухарями, куски солонины изъ разбитыхъ бочекъ, мѣшокъ гороху, три сумы крупы, два боченка масла, и, что всего болѣе обрадовало насъ и вмѣстѣ удивило, анкерокъ рому, который, въ теперешнемъ нашемъ положеніи, былъ очень кстати для подкрѣпленія нашихъ смлъ.

Собравъ парусину, холсты, сукна, разбитыя вѣтромъ и волнами, мы пошли въ лѣсъ, отыскали ровное мѣсто и стали устроивать себѣ шалаши. Найденный тесакъ замѣнялъ для насъ топоръ и ножъ. Намъ трудно было достать огня треніемъ дерева, но мы наконецъ достали его, и пламя огромнаго костра обогрѣло наши члены, оцѣпенѣвшіе отъ холода, ибо тогда была уже поздняя осень. Такъ провели мы нѣсколько двей. Собранная нами провизія начала убывать, a добыть свѣжей мы не имѣли средствъ, потому что y насъ не было ни ружья, ни пороху. Чтобъ взбаввть себя оть голодной смерти, которая неминуемо должна была постигнуть насъ въ теперешнемъ бездѣйственномъ положеніи, намѣ ничего болѣе не оставалось, какъ дать себѣ извѣстіе въ портъ. По всѣмъ вѣроятіямъ, онъ находился отъ насъ недалеко. Но какимъ образомъ привести въ исполненіе этотъ планъ, остававшійся единственнымъ средствомъ къ нашему спасенію? Идти всѣмъ было невозможно, потому что двадцать человѣкъ, по слабости силъ, находились въ совершенной невозможности пуститься въ эту незнакомую и, какъ предполагать надлежало, очень трудную экспедицію. Отправиться остальнымъ семи значило бы оставить прочихъ больныхъ товарищей совершенно безъ всякой помощи и, такъ сказать, обречь ихъ на медленную погибель. Изъ семи надлежало идти одному, или двумъ, но каждый страшился попасться въ руки дикихъ, звѣрство которыхъ было уже извѣстно намъ по разнымъ разсказамъ объ нихъ, еще во время нашего похода.

Я первый объявилъ, что готовъ одинъ предпринять этотъ опасный походъ. По мнѣ было все равно, здѣсь ли умирать голодною смертью, тамъ ли, отъ руки дикихъ. Притомъ же ободряла меня и надежда, что Богъ, избавившій меня оть явной смерти, поможетъ мнѣ и теперь достигнуть желанной цѣли.

Отважность моя возбудила и въ канонирѣ охоту быть моимъ сопутникомъ. И такъ, на другой день послѣ нашего совѣщанія, рано утромъ, мы запаслись небольшимъ количествомъ сухарей и, простившись съ нашими товарищами, пустились въ путь, для спасенія себя и ихъ. Планъ нашъ былъ слѣдующій: взойти сперва на какую-нибудь высокую гору, и съ вершины ея осмотрѣть всю мѣстность, въ надеждѣ, не увидимъ ли порта. Такимъ образомъ, углубясь въ лѣсъ, заваленный валежникомъ, мы подошли къ подошвѣ горы, до половины покрытой сосновымъ лѣсомъ, далѣе котораго, къ вершинѣ, возвышались острые утесы съ большими трещинами. Этотъ горный путь приводилъ насъ въ отчаяніе; ибо срывавшіеся съ утесовъ огромные камни ежеминутно угрожали намъ смертію. Мысль увидать портъ придавала намъ силы. Кой-какъ добрались мы до вершины и увидѣли оттуда обширный заливъ, покрытый островками; вправо возвышалась сопка Этжкомъ, губительница нашего корабля, влѣво тянулись огромнымъ полукружіемъ сплошныя горы; a впереди, противъ насъ, виднелась въ туманной синевѣ равнобедренная гора, которая съ обоихъ сторонъ имѣла при своемъ основаніи большія отлогости. "Можетъ быть, на самыхъ этихъ отлогостяхъ находится портъ," сказалъ я; но онѣ были отдѣлены отъ насъ широкимъ заливомъ, который надлежало намъ обходить, какъ мы предполагали, лайдою. Позади насъ шумѣлъ океанъ; прибой волнъ его громко раздавался въ пустынныхъ горахъ. Мы стали спускаться къ заливу; какая-то безотчетная мысль влекла насъ туда. Трудно было намъ взбираться на вершину горы; но еще труднѣй сходитъ съ нея. Не разъ срывались мы съ утесовъ, но Божій перстъ хранилъ насъ для спасенія другихъ. Наконецъ, мы достигли лѣса, покрывавшаго гору, и благополучно спустились къ ея подошвѣ. Наступающая ночь не позволяла намъ продолжать путь, и мы остались ночевать въ глубокомъ оврагѣ; усталость перемогла наши силы, и сонъ овладѣлъ нами до самаго утра. Пробудввшись, мы вылѣзли изъ оврага и лѣсомъ продолжали путь. Проливной дождь пробивалъ насъ до костей, колючіе кустарники царапали тѣло; наконецъ, къ полудню, мы успѣли выбрaться къ заливу. Тутъ представился намъ совершенно невозможный путь. Лайда далеко простиралась влѣво, потомъ упиралась въ утесистый, глубоко вдавшійся въ заливъ отрубистый мысъ; частыя волны, ударяясь объ него, разсыпались серебристыми брызгами. Въ какомъ-то непонятномъ раздумьѣ мы смотрѣли на нашу дорогу, и по острому каменнику медленно побрели къ утесу, въ надеждѣ перелѣзть черезъ него. Подойдя къ нему, мы увидѣли, что онъ не такъ былъ крутъ, какъ казался издали; удачно влѣзли на его голую поверхность и спустились на широкую песчаную лайду. По лѣвую ея сторону простирались сплошные дикаго цвѣта утесы, на которыхъ замѣтно было, что въ прибылую воду основаніе ихъ затопляется аршина на два, -- значитъ, вода была малая, и мы поспѣшили до ея прибытія пройти утесы. Путь нашъ былъ спокоенъ; изрѣдка приходилось намъ обходить большіе мысы, не глубоко вдававшіеся въ воду. По замѣчанію нашему, намъ оставалось идти еще довольно далеко. Наконецъ наступавшая прибыль воды начала постепенно сгонять насъ съ лайды, и намъ ничего болѣе не оставалось, какъ взобраться на утесы, съ тѣмъ, чтобъ продолжать путь по ихъ вершинамъ; но для этого надлежало отыскать такое мѣсто, которое бы позволило намъ удобно и безопасно исполнить наше намѣреніе. Съ этою цѣлью мы пошли впередъ, но поиски наши были напрасны; между тѣмъ вода прибывала все болѣе, и болѣе и брызги волнъ уже начинали долетать до насъ. Боясь быть увлеченными водою, мы кой-какъ взобрались въ разсѣлину скалы. Втекавшая въ нее вода затопляла насъ до самыхъ колѣнъ. Въ такомъ положеніи мы пробыли до тѣхъ поръ, пока вода начала убывать и лайда осушилась; для чего потребно было довольно много времени, которое провели мы въ самомъ мучительномъ ожиданіи. По убытіи воды наступила ночь -- новое препятствіе къ продолженію пути. Мы решились провести ее въ лѣсу, до котораго вскорѣ дошли. Усталость наводила на насъ сильную дремоту, но мы боялись предаться ей и въ полусонномъ, въ полубодрственномъ состояніи дождались разсвѣта. Едва прояснѣло на небѣ и намъ уже не трудно было различать предметы, мы опять поспѣшили въ путь, который, представляя глазамъ нашимъ разнообразные, иногда довольно живописные виды, сопровождался неимовѣрными трудностями. Около полудня мы подошли къ быстрой и глубокой рѣкѣ, имѣвшей въ ширину саженей до 40. Теперь предстояла намъ задача: какъ переправиться на противоположную сторону? Идти къ верховью рѣки было бы безразсудно, потому что мы не знали, на какое протяженіе она простирается, и могли бы зайдти Богъ знаетъ куда, a пуститься вплавь мѣшали сухари, которые были теперь для насъ дороже всего на свѣтъ. Счастлввая мысль помогла намъ выпутаться изъ затруднительнаго положенія. Забраввшсь подалѣе къ верховью рѣки, мы спустили въ воду толстую валежину, сѣли на нее верхомъ, и подпираясь длиннымв сучьями, пустились вдаль по теченію. Насъ далеко унесло вверхъ, но все-таки мы счастливо переправились на противный берегъ. Выйдя на него и перешедъ небольшую гору, мы очутились близъ бухты, далеко простиравшейся внутрь. Намъ надлежало обойдти ее, но кто опишетъ нашу радость, когда мы увидѣли на берегу пустой батъ. Мы подбѣжали къ нему, но вдругъ остановились; внезапная мысль охладила нашъ восторгъ. Батъ этотъ, вѣроятно, принадлежалъ дикимъ, которые пріѣхали сюда для ловли яшановъ. Они оставили свой батъ на берегу, a сами ушли въ лѣсъ. Мы не знали, сколько ихъ было числомъ и далеко-ли они отъ насъ находились. Благоразуміе повелѣвало намъ быть осторожными. Мы притаились за большой камень и внимательно прислушивались, не достигнутъ ли до нашего слуха въ ближнемъ разстояніи звуки человѣческихъ голосовъ, или трескъ въ сосѣднемъ лѣсу. Прошло довольно времени, все было тихо, и лишь плескъ волнъ, разсыпавшихся по лайбѣ, нарушалъ безвмолвіе окружавшей насъ пустыни.

"Нечего терять время понапрасну", сказалъ я канониру, и мы мигомъ очутились у бата, сдернули его въ воду и торопливо отчалили отъ берега. Въ бату находился одинъ гребокъ и еще длинная палка, которая замѣнила намъ другой гребокъ. Мы собрали послѣднія силы, чтобъ придать бату какъ можно болѣе ходу. Въ непродолжительное время онъ присталъ къ островку, покрытому лѣсомъ. Тутъ мы свободно вздохнули, потомъ оба влѣзли на высокую сосну, чтобъ посмотрѣть, гдѣ находится гора съ двумя отлогостями, на которыхъ, какъ мы предполагали, стоитъ портъ. Желаніе наше исполнилось. Гора возвышалась немного вправо отъ насъ и отдѣлялась обширнымъ заливомъ. Не теряя времени, мы оставили островокъ и направили путь прямо къ заманчивой горѣ. Долго мы плыли, миновали много островковъ и наковецъ -- о, какъ сильно забилось въ насъ отъ радости сердце! -- увидѣли маякъ Ново-Архангельскаго Порта. Мы напрягли всѣ силы и уже почитали себя дома; но предположенія наши нерѣдко бываютъ несбыточны, и часто, чѣмъ ближе подходимъ мы къ нимъ, темъ болѣе она удаляется отъ насъ.

Провидѣнію угодно было послать на насъ новое испытаніе.

Повернувъ за мысъ небольшаго продолговатаго островка, мы увидѣли до десятка Калюжскихъ батовъ. Въ нихъ сидѣли Калюжи и ловили въ заливъ сельдей. Мы хотѣли вернуться назадъ и спрятаться на островкѣ, но уже было поздно.

Дикіе увидали насъ, и съ батовъ послышался крикъ:

-- Кускакванъ! Кускакванъ! (что означало на ихъ нарѣчіи: Русскій! Русскій!)

Въ одну минуту насъ окружили баты. Раскрашенныя, страшныя лица дикихъ не предвѣщали ничего добраго.

Они громко разговарввалв между собою, и по временамъ обращалвсь къ намъ, но мы ничего не отвѣчали, потому что не понимали ихъ языка.

Калюжи взяли y канонира гребокъ, a y меня палку, и знаками показывали намъ, чтобъ мы пересѣли въ одивъ изъ ихъ большихѣ батовъ. Упорство съ нашей стороны не принесло бы никакой пользы; притомъ же мы полагали, что Калюжи сами хотятъ отвезтв насъ въ портъ, въ надеждѣ получить за эту услугу плату; но мы жестоко ошиблвсь въ своемъ предположеніи. Батъ, въ который мы сѣли, повернулъ не въ ту сторову, гдѣ видѣнъ былъ маякъ. Онъ плылъ гораздо лѣвѣе, и тутъ мы догадались, что Калюжи везутъ насъ въ свое селеніе. Съ нами сидѣло 8 человѣкъ, и бать нашъ окруженъ былъ еще нѣсколькими батами, для того, чтобъ изъ порта не могли насъ ввдѣть.

"Слушай," сказалъ я кановиру, "ни за какія обѣщанія, ни за какія муки не открывай, что мы съ разбитаго корабля. Если разсказать имъ о нашемъ несчастіи, то они непремѣнно захотятъ воспользоваться выброшенными товарами, отправятся на мѣсто разбитія, умертвятъ оставшихся тамъ нашихъ товарищей, и чтобъ скрыть все это отъ Баранова, не оставять въ живыхъ и насъ."

Вотъ показались барабары дикихъ, расположенныя вдоль берега; позади ихъ тянулся въ гору лѣсъ, простиравшійся вплоть до того мѣста, гдѣ мы видѣли маякъ. Гдѣ-то далеко въ лѣсу шумѣлъ водопадъ и вытекалъ рѣчкою по лѣвую сторону селенія. Когда батъ нашъ остановился y берега, насъ повели въ большую барабару, по срединѣ которой дымился огонекъ; вокругъ стѣнъ ея были настланы на тоненькихъ бревешкахъ доски, покрытыя цирелами (тонкими рогожами). Въ барабарѣ сидѣли Калюжи, съ раскрашенными лицами и почти полунагіе. Немногіе были завернуты въ одѣяла, или въ накидкѣ изъ звѣриныхъ шкуръ. Насъ посадили возлѣ огня, и привели какого-то толмача, который довольно понятво объяснялся по-Русски.

Толмачъ этотъ, какъ узнали мы впослѣдствіи, былъ взятъ Барановымъ для наученія говорить по-Русски, чтобъ служить потомъ переводчикомъ при сеошеніяхъ съ Калюжами. Сначала овъ велъ себя очень тихо, во втайнѣ питалъ врожденную ненависть къ Русскимъ. Находясь при Барановѣ, онъ подмѣтилъ y него ключь отъ пороховаго погреба. Адская мысль блеснула въ головѣ дикаря. Онъ ночью укралъ ключь, засвѣтилъ свѣчку въ фоварѣ и, скрывъ фонарь подъ одеждою, шелъ уже къ погребу, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ оставить тамъ свѣчку, a самому убѣжать въ то время, пока будетъ она догорать до конца. Преступникъ былъ схваченъ, приведенъ къ Баранову, и тотъ жестоко высѣкъ его кошками и выгналъ изъ крѣпости. Слѣдовательно, отъ подобнаго допросчика намъ нельзя было ожидать снисходительности.

-- Откуда вы? -- былъ первый вопросъ.

-- Изъ порта, -- отвѣчали мы смѣло.

Толмачь перевелъ нашъ отвѣтъ.

-- Клекъ! клекъ! (нѣтъ! нѣтъ!) закричала вся толпа, a толмачь, обратясь къ намъ, сказалъ:

-- Мы не видали Русскяхъ y острововъ, гдѣ нашли насъ. И зачѣмъ y васъ нашъ батъ?

-- Барановъ вчера еще послалъ насъ четверыхъ въ шлювкѣ къ Этжкомъ отыскивать мачтовый лѣсъ. Пріѣхавъ мы привязали шлюпки, a сами ушли въ лѣсъ; когда воротились, шлюпки уже не было. Мы хотѣли было идти берегомъ, но увидали два пустые бата. Дожидаться хозяевъ было некогда, притомъ же мы думали, что они не дадутъ намъ батовъ, a свезтя насъ въ портъ не согласятся; мы сѣли въ порожніе баты и поплыли въ портъ. На пути y насъ сломался гребокъ. Мы подъѣхали къ островку, и тамъ вмѣсто сломленнаго гребка взяли палку; товарищи не хотѣли насъ дожидаться, уѣхали впередъ, и теперь уже вѣрно находятся въ портѣ.

Послѣднимъ отвѣтомъ мы хотѣли испугать дикихъ; но толмачь спросилъ насъ:

-- Почему же мы не видали вашихъ товарищей? Мы съ самаго разсвѣта въ заливѣ.

-- Мы не знаемъ, почему вы не видали вашихъ товарищей. Можетъ быть, они успѣли проѣхать островъ въ ночь.

Тутъ одинъ дикарь вытащилъ y насъ сухари.

-- A это что? -- спросилъ толмачъ увидавъ ихъ. -- Русскіе не берутъ изъ порта сухарей, они берутъ хлѣбъ.

Этотъ неожиданный вопросъ смутилъ насъ, и дикари поняли нашу ложь.

-- А! продолжалъ толмачь,--вы пришли судномъ изъ тѣхъ мѣстъ, откуда привозите къ намъ товары. Прошлая буря разбила ваше судно, a вы не хотите сказать намъ, гдѣ? Не хотите отдать товары въ наши руки. Скажите лучше теперь, гдѣ ваше судно, a то мы будемъ насъ мучить, много мучить. Гдѣ судно, говорите!

Мы молчали. Шумъ дикихъ болѣе и болѣе увеличивался въ барабарѣ. Насъ раздѣли донага, и Калюжи раздѣлили между собою лоскутья нашей одежды. Желая выпытать тайну мучительными истязаніями, они стали прикладыватъ къ нашимъ ногамъ горящія головни. Крики наши были заглушены пѣснями. Они дѣлали это для того, чтобъ отклонить отъ себя всякое подозрѣніе Русскихъ, которые въ это время могли-бы откуда-нибудь ѣхать барказами, a также и опасаясь Калюжъ сосѣднихъ селеній. Такъ какъ всѣ Калюжскія селенія находятся между собою во всегдашней враждѣ, то и въ теперешнемъ случаъ, сосѣди, изъ мщенія, довесли-бы обо всемъ Баранову, или бы постарались сами воспользаваться остатками разбитаго корабля.

Отнявъ головни отъ пятокъ, Калюжи спалили намъ волосы, при чемъ досталось и темени.

Во время этихъ истязаній, нѣсколько Калюжъ вышли изъ барабары и вскорѣ потомъ воротились назадъ. Изъ среды ихъ выступило что-то похожее и на человѣка, и на звѣря. Лицо его было черно; на головѣ былъ обручь, съ прикрѣпленными къ нему яманьими рогами, туловище покрывала медвѣжья шкура, руки и ноги были голыя. Это былъ шаманъ. Дикіе хотѣли колдовствомъ вывѣдать вашу тайну и потому прибѣгнули къ шаману, какъ такому лицу, которому, по ихъ мнѣнію, духи открываютъ все, что сокрыто для другихъ.

Онъ долго ходилъ вокругъ насъ съ страшными кривляньями, ударялъ въ бубенъ и пѣлъ, или лучше сказать, вылъ дикимъ голосомъ; потомъ началъ прыгать черезъ огонь остановился въ изнеможеніи, обратился къ намъ, сталъ описывать руками круги по воздуху, приговаривая какія-то слова, и упалъ на землю, отъ которой въ судорожныхъ конвульсіяхъ привскакивалъ всѣмъ тѣломъ, какъ будто невидимая сила поднимала его. Наконецъ онъ всталъ и долго что-то говорилъ дикимъ, которые, выслушавъ его, связали намъ руки лычными веревками, вытащили насъ вонъ и бросили въ пустую барабару, полъ которой состоялъ рѣшительно изъ одной грязи. Къ барабарѣ приставили часоваго изъ каюръ.

Ночь была темная; дождь пробивался сквозь крышу, холодный вѣтеръ свисталъ въ щели нашей темницы. Каюръ дрожалъ вмѣстъ съ нами. Видя насъ связанвыми и измученными до крайности, онъ началъ дремать, въ увѣренности, что мы не въ силахъ будемъ уйдти. Вскоръ сонъ овладѣлъ имъ, и мы услышали его храпѣніе.

Минуты были дороги. Надлежало на что-нибудь рѣшиться. На другой день ожидала насъ мучительная смерть, a до разсвѣта, воспользовавшись темнотою ночи и сномъ безпечнаго каюра, мы могли еще кой-какъ спастися. Для этого нужно было пуститься вплавь по заливу. Предпріятіе опасное, но если бы и суждено намъ было потонуть въ волнахъ, то все-таки послѣдняя смерть была бы легче первой. И такъ изъ двухъ золъ надлежало взбрать меньшее. Канониръ перегрызъ y меня веревку, я развязалъ ему руки, и мы тихо подкрались къ каюру, спавшему крѣпкимъ сномъ. Въ одно мгновеніе товарищь мой схватилъ его обѣими руками за горло, a я зажалъ ему ротъ. Чрезъ минуту каюръ уже былъ для насъ неопасенъ. Затаивъ дыханіе, мы добрались до залива. Ползти берегомъ вдоль селенія пугали насъ камни, которые могли-бъ произвести шумъ; оставалось одно средство пуститься вплавь: рѣшено, и холодная вода залива заструилась подъ нами. Страхъ придалъ намъ силу и легкость. Мы скоро миновали ceленіе, вышли на берегь, и поднявшись въ гору, стали пробираться лѣсомъ къ тому мѣсту, гдѣ видѣнъ былъ маякъ. Невыразима была наша радость, когда услышали мы лай собакъ, доносившійся изъ порта. Вскориѣувидѣли мы стѣну.

-- Крѣпость! закричалъ я -- и мы очутились y стѣны.

-- Кто тутъ? -- послышался окликъ часоваго.

-- Русскіе, съ разбитаго корабля Невы.

Часовой немедленно далъ знать обходному, который отперъ крѣпоствую калитку, и мы стояли уже въ крѣпости.

Насъ привели къ Баранову. Онъ посмотрѣлъ на насъ, и слезы навернулись на его глазахъ. Въ одну минуту весь портъ пришелъ въ движеніе. Военные катера и барказы, въ полвомъ вооруженіи, были посланы къ мѣсту разбитія.

Баравовъ приказалъ зарядить всѣ крѣпостныя орудія боевыми зарядами и удвоить посты часовыхъ. Послѣднимъ приказано было какъ можно внимательнѣе смотрѣть на заливъ -- не поплывутъ ли баты съ дикими къ сопкѣ Этжкомъ.

Начало разсвѣтать и посланныя гребныя суда уже были за островками. Вдругъ въ отдаленности показался батъ, другой, третій, и наконецъ множество батовъ направили путь вслѣдъ за нашими судами. Выстрѣлъ съ крѣпости ядромъ остановилъ стремленіе дикихъ, выстрѣлъ картечью повернулъ баты назадъ. Барановъ не позволилъ ни одному Калюжскому бату быть въ это время въ заливѣ, но алчность побудила дикихъ принять другія мѣры. Они незамѣтно прокрались близъ берега къ извѣстному имъ перешейку, перетащили свои баты и выѣхали къ Этжкомъ съ приморской стороны, къ самому тому мѣсту, гдѣ виднѣлся еще на рифу разбитый остовъ нашего корабля. Но и здѣсь встрѣтила ихъ неудача. Военные барказы не подпустили ихъ къ разбросаннымъ по берегу товарамъ. Дикіе съ досады рвали на себѣ волосы; они явно говорили: "людей бы мы всѣхъ перерѣзали, a выкинутымъ грузомъ завладѣли бы такъ, что Барановъ во вѣкъ бы этого не узналъ."

Къ полуночи гребныя суда возвратились съ полуживыми людьми и остатками товаровъ, выкинутыми сердитымъ моремъ, поглотившимъ въ кипучей безднѣ своей нашъ гордый, красивый корабль, который съ береговъ Кронштадта перенесъ насъ къ угрюмымъ берегамъ Ново-Архангельскаго Порта, и, почти достигнувъ цѣли своего назначенія, встретилъ погибель.