Аксаков Иван Сергеевич - Об украйнофильской агитации львовской газеты "Дело"

Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.

Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886

Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

Изъ газеты "Русь".

Объ украйнофильской агитаціи львовской газеты "Дѣло".

Москва, 20-го ноября 1882 г.

Мы въ долгу предъ газетой "Дѣло" (читай: Дило), напечатавшей въ своемъ No 83-мъ, 27-го жовтня (т. е. октября: можно побиться объ закладъ, что современный галицкій народъ никакого "жовтня" не знаетъ) цѣлую "отповѣдь" 41-му No "Руси". Газета "Дѣло" издается во Львовѣ. Она служитъ органомъ тѣхъ недальновидныхъ и мало остроумныхъ русскихъ Галичанъ, которые въ свою очередь (конечно безсознательно, по крайней мѣрѣ мы желаемъ такъ думать) служатъ орудіемъ тайнаго австрійско-польскаго замысла, направленнаго противъ единства и цѣлости Русской державы,-- орудіемъ безсмысленной и безплодной агитаціи въ смыслѣ малороссійскаго сепаратизма, образованія общаго союза или выдѣленія изъ Русской державы и Русскаго народа 18-ти (!?) милліоновъ "Русиновъ" на федеративномъ началѣ! Попытаемся объяснить читателямъ историческое происхожденіе этой дѣятельной въ настоящее время агитаціи.

Извѣстно, что при первомъ раздѣлѣ Польши въ 1772 г. императрица Австрійская Марія-Терезія, хотя и обронила нѣсколько слезъ по поводу расчлененія сосѣдняго государства, тѣмъ не менѣе согласилась насиловать свою робкую совѣсть и захватила (даже очень поспѣшно, ранѣе подписи раздѣльнаго акта,-- захватила войсками) Галицію, населенную почти сплошь, за исключеніемъ валидной ея части, тѣмъ русскимъ племенемъ, которое по говору и по быту подходитъ къ малороссійской его разновидности. Впрочемъ о замѣнѣ польскаго подданства австрійскимъ Галицкая Русь въ ту пору конечно не пожалѣла, да и повода къ тому не было: господствующимъ классомъ были Поляки, и русское на- селеніе, т. е. народныя массы, могло надѣяться (и не ошиблось) на защиту австрійскаго правительства отъ несноснаго польскаго помѣщичьяго гнета... Россія тогда только слагалась и еще не собрала всю Русскую землю, но съ послѣднимъ раздѣломъ Польши всѣ разновидности Русскаго племени, исключая Руси Угорской и Галицкой, слились въ одинъ великій Русскій народъ и вошли въ составъ единой Русской державы, ставшей такимъ образомъ непосредственнымъ сосѣдомъ и Галича. Сосѣдство для Австріи, съ точки зрѣнія ея правительства, весьма неудобное. Оно не могло не будить въ Галичанахъ сознанія ихъ племеннаго единства съ тѣмъ Русскимъ народомъ, духомъ котораго созиждено одно изъ могущественнѣйшихъ въ свѣтѣ государствъ и который, особенно послѣ изгнанія изъ предѣловъ Россіи Наполеона, наполнилъ славою своихъ подвиговъ весь міръ, явился спасителемъ цѣлой Европы. Къ счастію однакожъ для Австріи, русское правительство не только никогда не употребило во зло своего сосѣдства, но, казалось, поставило себѣ особливою задачею блюсти и поддерживать цѣлость Австрійской монархіи столъ же ревниво, какъ и австрійскіе государственные люди. Оно какъ бы отказывалось признавать даже фактъ единоплеменности съ Россіей значительной части австромадьярскихъ подданныхъ} (Да и до сихъ поръ на картахъ русскаго генеральнаго штаба и даже въ оффиціальныхъ гимназическихъ учебникахъ географіи русскіе и славянскіе въ Австрія города красуются подъ нѣмецкими кличками, а не подъ ихъ русскими или славянскими, употребительными въ народѣ именованіями, напр, Лембергъ вмѣсто Львовъ,-- Аграмъ, вмѣсто Загребъ, Лайбахъ вмѣсто, и. т. д.).

Мало того: когда Австрія, въ 1849 г, была на краю гибели, угрожаемая взбунтовавшимися Мадьярами (при участіи того самаго графа Андраши, который еще недавно былъ первымъ министромъ Австріи, остается и теперь главнымъ вдохновителемъ австрійской политики), она была спасена и возстановлена во всѣхъ своихъ государственныхъ правахъ, въ своемъ господствѣ надъ входящими въ ея составъ племенами, ни кѣмъ инымъ, какъ русскими же войсками, вслѣдствіе мольбы юнаго австрійскаго императора. Изъ разсказа объ этомъ спасительномъ для Австріи русскомъ походѣ, напечатаннаго въ 50-хъ годахъ въ "Русской Бесѣдѣ", видно, какому диву дались русскіе солдаты, не подозрѣвавшіе о существованіи Русскихъ внѣ предѣловъ Русской державы: "какъ же это такъ -- спрашивали они офицеровъ -- люди одного съ нами языка, какъ есть наши, да не подъ нашимъ царемъ?" Несмотря на такое недоумѣніе, русскія войска не только не пытались колебать подданнической вѣрности въ. подвластномъ Австріи русскомъ населеніи, но, какъ сказано выше, возстановили надъ нимъ поколебавшуюся было австрійскую власть. Однакожъ все это ревностное, безкорыстное, доблестно-честное служеніе русскаго правительства интересамъ австрійскимъ не спасло его отъ самыхъ низкихъ подозрѣній въ тайныхъ козняхъ и проискахъ. Этого мало: долгъ благодарности за оказанное благодѣяніе (нисколько не затруднительный для великихъ духомъ и силой народовъ) оказался слишкомъ тяжелъ для монархіи, въ которой и народа-то нѣтъ,-- народа, опредѣляющаго своею народною личностью характеръ и бытіе государства,-- а имѣется лишь случайная совокупность различныхъ и духовно-разрозненныхъ племенъ. Въ Австріи, какъ извѣстно, единство національной души, ходъ и развитіе органической цѣльной національной жизни замѣняются механизмомъ управленія и искусствомъ взаимнаго сочетанія и противопоставленія или балансированія племенныхъ эгоизмовъ и интересовъ. Подобному правительству нравственныя обязательства и не подъ силу. Какъ ни смирна и смиренна наша Россія, но сознавать себя спасенною именно ею было нисколько не лестно для австрійской государственной власти при единоплеменности большинства австрійскихъ подданныхъ съ Русскимъ народомъ, и Австрія воспользовалась первымъ удобнымъ случаемъ -- Крымской войною, чтобъ отплатить намъ самою "черною", какъ тогда выражались, "неблагодарностью", поразившею на смерть рыцарское сердце императора Николая. Мы, впрочемъ, нисколько не расположены винить ее за такой образъ дѣйствій. Онъ обусловливается самыми условіями бытія этой монархіи, именно съ той поры, какъ Наполеонъ I сдвинулъ ее съ исторической ея основы и изъ священной Римской имперіи низвелъ на степень имперіи Австрійской. Эти условія самыя печальныя и способны вчужѣ внушить сожалѣніе. Несчастной имперіи приходится ежечасно томиться заботой и страхомъ, постоянно ломать голову надъ вопросомъ: "чѣмъ ей быть", вѣчно заниматься эквилибристикой съ вѣчнымъ опасеніемъ потерять равновѣсіе и упасть. Изъ Австрійской она обратилась теперь уже въ Астро-Венгерскую имперію, но и эта форма едвали долго продержится. Она въ постоянныхъ поискахъ за тѣмъ соусомъ, подъ которымъ долженъ быть изготовленъ тотъ пестрый винегретъ, на который такъ похожъ ея внутренній племенной составъ, или говоря безъ сравненій -- за началомъ объединяющимъ. Она не можетъ существовать сама о себѣ. Утративъ поддержку Россіи, она утратила вслѣдъ за тѣмъ свои итальянскія владѣнія и безъ особеннаго труда была вышвырнута изъ состава Германіи, чѣмъ и былъ ослабленъ нѣмецкій, до той поры главный связующій Австрію цементъ. И теперь она сильна единственно лишь поддержкою Пруссіи, или пожалуй "Германской имперіи", которая указала ей новую политическую перспективу -- на Славянскомъ Югѣ, за Дунаемъ, и увѣрила ее, что поглощеніе Славянскихъ племенъ, претвореніе ихъ въ "австрійскую національность" -- вотъ отнынѣ призваніе Австріи. Австрія и повѣрила, но, за неимѣніемъ единой физіологической національной основы, пытается возсоздать эту національность на основѣ католическаго единства. Торжество ея въ этомъ направленіи будетъ вмѣстѣ и торжествомъ католицизма. Впрочемъ, до торжества еще далеко. Какъ ни увѣрена Австрія въ германской поддержкѣ, тѣмъ не менѣе самою могучею помѣхою, самымъ грознымъ пугаломъ для нея по прежнему остается Россія съ ея естественною, нравственною центростремительною для Славянъ силою, при полномъ, отсутствіи какихъ бы то ни было властолюбивыхъ не только происковъ и умысловъ, но даже и помышленій. Отъ того и это постоянное недовѣріе, постоянная враждебность австрійскаго правительства къ Россіи,-- враждебность, особенно распалившаяся съ той поры, какъ цѣлью всей его политики стали захватъ и претвореніе Славянъ, даже православныхъ и на Балканскомъ полуостровѣ, въ австрійско-католическую національность. Изъ-подъ пасти медвѣдя, даже тихаго какъ овечка, не совсѣмъ-то безопасно красть медвѣжатъ... Вотъ почему, даже противъ желанія государственныхъ правителей Австро-Венгріи, въ ней снуютъ въ воздухѣ предчувствія и ожиданія войны съ Россіей, которая сама настроена вовсе не воинственно и ни на кого нападать не собирается; вотъ почему Австро-Венгрія только о томъ и заботится, да и не можетъ, по самой политической природѣ своей, не заботиться -- какъ бы, тѣмъ или другимъ способомъ, ослабить внутреннюю цѣлость и крѣпость Россіи и силу внутренней, духовной и нравственной ея связи съ міромъ Славянскимъ... Въ безумной слѣпотѣ своей австро-мадьярскія власти, сами готовятся поставить Россіи вопросъ: быть ей или не быть, и вынудить ее на отвѣтъ... Лучше бы не вынуждали...

Но мы зашли далеко впередъ и возвратимся къ Галиціи. Конечно, первою заботою Австріи, по пріобрѣтеніи этой русской области, было подточить узы единоплеменности ея съ Россіей, хотя впрочемъ, вслѣдствіе звачительнаго различія историческихъ судебъ Галича и нашей Украйны, узы эти и не представляли тогда особенно жизненной силы. Съ этою цѣлью, даже предваряя пробужденіе національнаго сознанія въ массахъ галицкаго русскаго населенія, австрійское правительство дало Галичанамъ оффиціальное именованіе Рутеновъ и старалось установить мнѣніе, что они народъ совершенно особый,-- не Русскіе, а "Русины". И это ей отчасти удалось. Если въ Галиціи каждый русскій крестьянинъ въ отдѣльности и называетъ себя Русиномъ, то во множественномъ числѣ, по духу русскаго языка, можно сказать ужъ никакъ не Русины, а Руссы, или Русскіе, точно также какъ Болгаринъ, Турчинъ во множественномъ не Болгарины и не Турчины. Тѣмъ не менѣе, такое отеческое внушеніе правительства пришлось теперь, какъ видно, по сердцу партіи одержимой страстью выдѣлить малорусскую разновидность Русскаго племени со всѣми ея подраздѣленіями изъ Русской державы. Газета "Дѣло", въ своемъ отвѣтѣ намъ, зачисляетъ въ Русины жителей не только Волыни, Подола, Кіевской. Полтавской, Черниговской, но и Новороссійскихъ, и Харьковской, чуть даже не Воронежской губерніи, и число таковыхъ "Русиновъ", обособляя ихъ отъ остальной Россіи, опредѣляетъ въ 18 милліоновъ, которые всѣ дескать призваны къ отдѣльному розвою (развитію) и будущности! Вотъ подивятся не только жители Харькова или Одессы, но и полтавскіе кабаки такой новой, неслыханной для нихъ кличкѣ! Какъ ни забавно-нелѣпо такое усердіе издателей "Дѣла", оно совершенно на руку и австрійскимъ правителямъ, и Полякамъ... Авось-либо, такъ или иначе, удастся помутить и безъ того не очень крѣпкій смыслъ юной русской интеллигенціи, и произвести путаницу въ ея понятіяхъ -- выдавши такое названіе за одну изъ принадлежностей "либеральной" программы будущаго съ федераціею включительно! Не знаемъ только, на чемъ остановились наши домашніе сепаратисты: на "Южноруссахъ" или "Русинахъ"?!

Въ своей неусыпной заботѣ объ огражденіи русскаго Галицкаго населенія отъ вліянія Россіи, австрійскія власти зорко слѣдили за тѣмъ возбужденіемъ народнаго сознанія, которое естественно проявилось въ Галиціи вмѣстѣ съ подъемомъ образованія, но на которое -- въ этомъ нельзя не сознаться -- особенно сильно воздѣйствовалъ духовный и политическій ростъ самой Россіи, широкое и блестящее развитіе русской литературы, и болѣе всего -- возникновеніе въ самомъ нашемъ отечествѣ народнаго направленія какъ въ словесности, такъ и въ наукѣ. Это воздѣйствіе нисколько не касалось области политической, а выразилось лишь въ области языка и литературы, но для предусмотрительности австрійской никакія мелочи не были слишкомъ мелки. Независимо отъ грозныхъ репрессивныхъ мѣръ противъ всякаго открытаго сочувствія Русскому народу въ Россіи (мѣръ, въ которыхъ, конечно, главными пособниками Австріи были Поляки), кажется еще гораздо ранѣе появленія у насъ "украйнофиловъ", австрійское правительство начало заботиться объ удержаніи въ русской галицкой письменной рѣчи особенностей малорусскаго нарѣчія. Предметами министерскихъ распоряженій стали и буква ъ, которую циркулярами велѣно было одно время выкинуть, и разныя отдѣльныя частички, фонетика и грамматика, и синтаксисъ... Понятно поэтому, что возникновеніе въ самой Россіи "украйнофильства" было какъ разъ кстати для австрійской власти, которая въ дальновидности своей очень хорошо понимала, что оно не грозитъ Австрія никакою серьезною опасностью, а сослужить службу можетъ. Однако же долго, очень долго "украйнофильство" не находило себѣ почвы въ Галиціи и не въ силахъ было ослабить того литературнаго и духовнаго единенія съ великою цѣлостью всего политически-самостоятельнаго Русскаго народа, къ которому стремились лучшіе люди несамостоятельной Руси Галицкой.

Мы уже довольно говорили объ "украйнофильствѣ" и прежде; прибавимъ къ тому лишь нѣсколько словъ. Малороссы всегда отличались особенно сильною, прочною любовью къ своей родинѣ; эта любовь заслуживаетъ только уваженія и всегда встрѣчала себѣ полное сочувствіе въ русскомъ обществѣ вообще, а въ частности именно у представителей того направленія, къ которому принадлежитъ и наша газета. Бодянскій, Максимовичъ, Гоголь и многіе другіе щирые Малороссы были близкими людьми въ домѣ отца редактора "Руси", въ теченіи десятковъ лѣтъ. Въ концѣ сороковыхъ и въ началѣ пятидесятыхъ годовъ, сбираясь у автора "Семейной Хроники", Гоголь и другіе Малороссы вмѣстѣ съ нимъ проводили цѣлые вечера въ дружномъ, подъ аккомпанементъ рояли, пѣніи малороссійскихъ пѣсенъ (которыхъ въ домѣ имѣлось обильное собраніе съ записанными на нотахъ мотивами). Особеннымъ одушевленіемъ отличался всегда Гоголь, обыкновенно сумрачный, задумчивый, а тутъ притопывавшій и прискакивавшій... Но никому изъ этихъ Малороссовъ и въ голову никогда не всходило назваться "украйнофиломъ". Всякій изъ нихъ съ негодованіемъ отвергъ бы мысль о какомъ-либо" сепаратизмѣ или федераціи, и ужъ конечно ни Гоголь, ни Максимовичъ ни за что въ мірѣ не отказались бы отъ литературнаго русскаго языка, ими такъ страстно любимаго и лелѣемаго! Съ какимъ бы ужасомъ, какъ отъ святотатства, отпрянули они отъ уродованія полнозвучныхъ гармоническихъ стиховъ_ Пушкина иди Лермонтова чрезъ переложеніе ихъ на говоръ мужиковъ изъ-подъ Гадяча или Л у бенъ! Замѣчательно, что всѣ эти горячіе Малороссы были наиболѣе связаны дружбой и сочувствіемъ съ кругомъ такъ-называемыхъ славянофиловъ,-- людей, для которыхъ единство, цѣльность и величіе всей нераздѣльной Руси было всегда одною изъ самыхъ дорогихъ заповѣдей. Допуская полную свободу любви къ родинѣ, полный просторъ мѣстнымъ обычаямъ и народному говору, всѣ они, и Москвичи и Малороссы, дружно и братски обнявшись, стремились къ одной цѣли, слагали общія усилія, дабы единымъ путемъ, широкимъ братскимъ союзомъ, всею Русскою землею подвигать свое общее отечество къ исполненію его міроваго историческаго призванія, къ высшему просвѣщенію, къ познанію самого себя, къ проявленію въ силѣ всѣхъ сокровищъ народнаго духа, таящагося во всѣхъ разновидностяхъ Русскаго племени... А возможно ли это безъ высшаго выраженія духовнаго единства -- единаго литературнаго языка? Развѣ высшее развитіе призвано не обобщать, а рознить? не поглощать провниціализмы, а укрѣплять ихъ?

Въ концѣ сороковыхъ годовъ, кажется, возникъ въ Кіевѣ небольшой кружокъ, которому, въ подобіе кличкѣ славянофиловъ", данной Бѣлинскимъ небольшому кружку людей, преданныхъ дѣлу нашего народнаго самосознанія, кто-то и когда-то присвоилъ названіе "украйнофиловъ". Въ нихъ любовь къ Малороссіи доходила до нѣкоторыхъ излишествъ, выражалась преимущественно въ увлеченіи "казачиной", да "гетманщиной", что все объяснялось пыломъ юности и не представляло ничего серьезно предосудительнаго, кромѣ лишь нѣкоторыхъ неосторожныхъ, необдуманныхъ рѣчей. Къ сожалѣнію, правительство той поры отнеслось къ такимъ неосторожностямъ слишкомъ строго: нѣкоторые изъ этихъ "украйнофиловъ" были высланы, а Шевченко попалъ въ солдаты, въ Закаспійскую степь. Когда, во второй половинѣ 50-хъ годовъ, Шевченко былъ возвращенъ и довольно долго прожилъ въ Москвѣ, мы имѣли возможность узнать его довольно близко. Онъ часто посѣщалъ больнаго въ то время автора "Семейной Хроники", сердечно полюбилъ его, и въ настоящую минуту предъ глазами нашими -- подаренный ему, съ собственноручною надписью Шевченка, оттискъ (едвали не единственный) портрета, снятаго поэтомъ съ себя самого и вырѣзаннаго имъ на мѣди или на деревѣ... Мы можемъ свидѣтельствовать, что ни малѣйшаго озлобленія на насъ, "москалей", Тарасъ Шевченко въ то время не питалъ, восхищался,-- какъ у мы всѣ и притомъ какъ своими, родными,-- мастерскими созданіями русскаго литературнаго языка, да, наконецъ, онъ и самъ свой собственный дневникъ въ " степи писалъ не по малорусски и не по "русински", а по русски или "по россійски", какъ любитъ выражаться газета "Дѣло"... Для насъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что то варварское искаженіе, которому подвергаютъ Пушкина и другихъ писателей, въ томъ числѣ и самого Гоголя, усердные переводчики ихъ твореній на "русинскій" или "украиньскій" языкъ, привело бы его въ ужасъ и негодованіе, и не только какъ сына Русской земля, а даже просто какъ художника: эти переводы вѣдь -- верхъ безвкусія и безобразія, и мы думаемъ, что даже Гёте переведенный на плятъ-дейтшъ или Корнель на бретонское патуа -- выходятъ лучше. Ничего общаго не имѣетъ кобзарь Тарасъ съ его малосмысленными и притомъ, очевидно, лишенными всякаго художественнаго чутья поклонниками, пытающимися сдѣлать изъ его имени какой-то политическій символъ! Кстати: въ 85 No газета "Дѣло" мещетъ громы за то, что могила Шевченка упала отъ старости и курганъ, въ которомъ онъ положенъ, разсыпается. Газета разсказываетъ -- и то конечно совершеннѣйшій вздоръ -- что всякій разъ, какъ "вѣрны сыны Руси подносили гадку реставраціи могилы", то за это одно несли "тяжкія кары". Никто, вѣроятно, никогда и не препятствовалъ исправленію могилы, а обсыпалась она оттого, что поставлена въ такомъ мѣстѣ, гдѣ надзирать за него некому. Вѣроятно, препятствія исправленію не послѣдуютъ и теперь, если только такое исправленіе не послужитъ предлогомъ для глуповатыхъ манифестацій. Однакожъ "Дѣло", въ заносчивости своей, а можетъ-быть и въ сознаніи своей связи съ австрійскою властью, грозитъ Россіи, что если "закордоннымъ" (т. е. нашимъ, украинскимъ) Русинамъ (?!) не позволятъ привесть въ порядокъ могилу Шевченка, то львовскіе Русины положили "отнестись до кою слѣдуетъ съ просьбою о дозволеніи реставраціи"... До кого же именно? Ужъ не до австрійскаго ли правительства, дипломатическимъ путемъ?!

Но это мимоходомъ.-- Вся эта приверженность Малороссовъ къ Малороссіи, даже подъ именемъ "украйнофильства", не представляла никакой вредной стороны вплоть до самаго конца пятидесятыхъ и начала шестидесятыхъ годовъ, когда, одновременно съ распространеніемъ ученія Чернышевскаго и съ зарожденіемъ вигилизма, стали чинитъ смуту въ русскомъ обществѣ и преимущественно въ средѣ молодежи -- Поляки; при ихъ именно тайномъ содѣйствіи начали проявляться у насъ первыя попытки практическаго революціонерства. Фальшивыя либеральныя вліянія, какъ извѣстно, были тогда въ особенно сильномъ ходу, властвовали деспотически умами во всѣхъ слояхъ общества, и многіе, не мысля даже ничего алаго, а такъ, увлеченные призракомъ "либерализма", сослѣпу попадались въ ловушку. Просимъ извиненія у читателей, что обращаемся снова къ личнымъ воспоминаніямъ, но они кое-что поясняютъ. Осенью 1861 г. Поляки, уже подготовлявшіе возстаніе (что въ то время отрицалось съ паѳосомъ благороднаго негодованія какъ всѣми начальствами, такъ я публикою, одинаково либеральничавшими), учинили торжественное публичное собраніе въ Городлѣ, въ память Люблинской уніи, составили и обнародовали протоколъ о томъ, что требуютъ возстановленія Польши въ старыхъ предѣлахъ, которые тутъ же и перечислили, включивъ туда не только Бѣлоруссію, но и всю Малороссію, Кіевъ, Черниговъ и даже Смоленскъ. Эта наглая выходка возмутила насъ, и мы, во 2-мъ No только-что начавшагося "Дня", 21 октября 1861 г, сказали по этому поводу нѣсколько искреннихъ словъ Полякамъ, назвавъ ихъ -- по нашему мнѣнію еще очень умѣренно -- только "безумными", "безуміемъ какъ Божіей карой пораженными, спѣшащими затушить всякую искру возможнаго къ нимъ сочувствія". Такое не изысканно-деликатное отношеніе къ Полякамъ было тогда не въ обычаѣ и произвело взрывъ "либеральнаго" негодованія въ русскомъ обществѣ -- противъ редактора "Дня"!.. Со всѣхъ сторонъ получили мы бранныя, даже ругательныя письма и записки, и. между прочимъ длинное посланіе отъ малороссійской колоніи въ Петербургѣ, издававшей тамъ "Основу" частью на русскомъ литературномъ языкѣ, частью на украинской мови. (Журналъ этотъ черезъ годъ или два зачахъ, за недостаткомъ подписчиковъ).

Это посланіе было покрыто множествомъ подписей, въ томъ числѣ двухъ профессоровъ Петербургскаго университета; одна подпись гласила: "православный Полякъ"... Оно содержало въ себѣ строгій намъ нагоняй отъ имени или во имя Малороссійскаго народа, объясняло съ задоромъ, что между Малороссами и Поляками нѣтъ теперь ни вражды, ни ровни, что прежній антагонизмъ истекалъ единственно изъ соціальныхъ условій, но что съ уничтоженіемъ крѣпостнаго права условія эти рушились, и нѣтъ-де отнынѣ у Малорусскаго народа никакого повода къ непріязненному отношенію къ Полякамъ! напротивъ, Поляки и Малороссы должны и могутъ теперь соединиться вмѣстѣ для созданія новыхъ формъ политическаго бытія... Въ заключеніе высказывалось презрительное сожалѣніе, что редакторъ "Дня", очевидно, не способенъ даже и возвыситься мыслью до понятія о федераціи. Однимъ словомъ -- это посланіе мало чѣмъ отличалось отъ позднѣйшихъ программъ Драгоманова и К°, и самой газеты "Дѣло"... Мы конечно не замедлили отвѣтить федералистскому собору также посланіемъ, хотя и единоличнымъ, въ которомъ вступились за Малорусскій народъ, такъ безсовѣстно оклеветанный его самозванными глашатаями, и на основаніи пѣсенъ и историческихъ фактовъ доказали -- кажется несомнѣнно -- что поводъ къ возстаніямъ казаковъ заключался вовсе не въ соціальныхъ только условіяхъ, а главнымъ образомъ въ антагонизмѣ національномъ и вѣроисповѣдномъ; мы напомнили о притѣсненіяхъ и насиліяхъ религіозныхъ, чинимыхъ въ былыя времена Поляками, которые и до сихъ поръ не измѣнили своихъ воззрѣній на "хлопью" или "песью", т. е. русскую православную, вѣру, и до сихъ поръ такіе же фанатики папизма, какъ и встарь; мы указали на извѣстный фактъ, что малороссійскій крестьянинъ готовъ убить каждаго, кто назоветъ его Мазепой, т. е. именемъ излюбленнаго сепаратистами героя; мы утверждали наконецъ, что отдѣлять Малороссію отъ Россіи, хотя бы въ видѣ какой-то федераціи, это все равно что рѣзать ножомъ по живому тѣлу, или кроить живой цѣльный организмъ; что авторы посланія измѣняютъ завѣтамъ того самого народа, которому думаютъ служить или увѣряютъ, что служатъ... Увы! пришлось ждать не долго и наши слова съ яркостью оправдались. Какъ только вспыхнуло (чрезъ годъ съ небольшимъ) польское возстаніе въ Малороссіи, народъ справился съ нимъ самъ, въ два дня,-- перевязалъ бунтующихъ Поляковъ и явилъ предъ всѣмъ свѣтомъ -- на чьей онъ, народъ, сторонѣ. Сколько мы знаемъ, у большей части подписавшихъ посланіе глава въ ту пору раскрылись и опростались отъ напущеннаго въ нихъ Поляками тумана. Въ сердце "православнаго Поляка" мы не проникали. Но думаемъ, что для него, какъ и вообще для Поляковъ, никакіе уроки исторіи не вразумительны. Впрочемъ, мало вразумительны они и для нашихъ русскихъ глаголемыхъ "либераловъ". Ничто не могло ихъ отрезвить, ни даже обнародованіе секретной инструкціи знаменитаго Мѣрославскаго, который, выражая глубочайшее презрѣніе къ русскому модному либерализму, поучалъ своихъ Поляковъ, что русскому юношѣ слѣдуетъ только помахать предъ носомъ погремушкой либеральнаго тона,-- онъ такъ ее, по простотѣ своей, и цапнетъ и попадется на польскую уду, т. е. послужитъ, самъ того не подозрѣвая, польскимъ цѣлямъ, поможетъ Полякамъ доставъ своего: а разъ мы своего достигнемъ, поясняетъ Мѣрославскій, такъ мы съ этимъ русскимъ пустоголовьемъ легко справимся,-- покуда же станемъ толковать имъ и о федераціи, и о соціализмѣ,-- о чемъ угодно!

Что бы ни говорило "Дѣло" на своемъ уродливомъ языкѣ, будто мы напрасно позволяемъ себѣ "обвиновачувата и засуджувати цѣлые 18-ть милліоновъ Русиновъ" въ солидарности съ польскими и разными революціонными замыслами, что эти 18 милліоновъ желаютъ только своей особой литературы, просвѣты и т. д, что мы принадлежимъ къ ворогамъ, которые пхаютъ державу (т. е. нашу Россію) на "неприродный путь", но оно говоритъ неискренно. Не мы пхаемъ, а "Дѣло", партія федералистовъ и Поляки пхаютъ Русскую державу на путь неприродный, неисторическій и ведущій къ гибели. Не народъ обвиняемъ мы, а тѣхъ, которые, составляя интеллигенцію въ своемъ народѣ, всячески стараются искривить его инстинкты и сознаніе. Что Полякамъ "пханіе" "Русиновъ" къ обособленію отъ Россіи и къ федераціи на руку -- это мы выше доказали. Осуществленія федераціи они не чаютъ, во всякомъ случаѣ этой угрозы не опасаются, ни отъ Волыни и Подола, ни отъ Бѣлоруссіи отказаться не хотятъ: краковская гавота "Часъ" на дняхъ исчислила Поляковъ въ количествѣ 22-хъ милліоновъ, включивъ сюда, конечно, и 18 милліоновъ "Русиновъ"! Но по вѣрнымъ польскимъ соображеніямъ, насколько въ русской молодежи федералистовъ, настолько менѣе у Россіи полезныхъ гражданъ и вѣрныхъ слугъ... Что федералистическія затѣи не чужды связи съ нашими революціонными партіями, это подтверждается тѣмъ, что на знамени послѣднихъ федерализмъ состоитъ въ числѣ трехъ сакраментальныхъ словъ вмѣстѣ съ е коммунизмомъ" и коллективизмомъ"... Это не значитъ, конечно, что каждый мечтающій о федераціи въ то же время террористъ и революціонеръ; это значитъ только, что каждый федералистъ, переходящій отъ мечты къ проповѣди, служитъ въ то же время, самъ того не понимая, программѣ революціонной, и во всякомъ случаѣ сѣетъ смуту,-- а это понимать онъ обязанъ, если въ его головѣ хоть на одинъ летъ смысла.

Мы достаточно, кажется, пояснили, что уважаемъ въ каждомъ любовь къ родинѣ и къ народному творчеству, но мы, конечно, со всѣмъ Малорусскимъ народомъ, такъ жестоко оклеветаннымъ "Дѣломъ", г. Драгомановымъ и всѣми современными "украйнофилами", будемъ всѣми силами противиться всякому посягательству на то единство Русской земли, которое жило въ ея сознаніи еще до Татаръ, когда, по выраженію лѣтописца, сходилась въ Кіевѣ "вся земля просто русская" (т. е. не одни "Русины", но и Новгородъ, и Смоленскъ, и Курскъ, и Ростовъ, и прочія области) и которое, послѣ раздѣленія Русской земли временно на два русла (западное и восточное), предносилось предъ нею въ теченіи долгихъ многострадальныхъ вѣковъ, пока дружными усиліями не было вновь созиждено въ видѣ всея Россіи. Мы не видимъ никакой надобности препятствовать безплодной и смѣшной забавѣ сочинять и издавать сочиненія и переводы на малороссійскомъ крестьянскомъ говорѣ. Жаль, конечно, что на это тратятся время и силы; впрочемъ объ утратѣ подобныхъ силъ, обличающихъ такое совершенное отсутствіе художественнаго вкуса и такую скудость пониманія, и жалѣть-то едвали стоитъ. Къ подобной скудости пониманія слѣдовало бы обвинить и самое "Дѣло", но на.это, по нѣкоторымъ даннымъ, не имѣемъ права, и потому вынуждены предположить нѣчто совсѣмъ другое. Можемъ ли мы повѣрить искренности "Дѣла", когда оно выражаетъ негодованіе, что въ Одессѣ и Харьковѣ не даютъ "жизненнаго права мѣсцевой (т. е. мѣстной) русской (т. е. малорусской, не на е россійскомъ" языкѣ) литературѣ"? Мѣстный языкъ Одесситовъ и Харьковцевъ -- Явы къ газеты "Дѣло"! Зачѣмъ такъ жестоко ихъ пхати, обвинотчувати и засуджувати?!. Во всемъ этомъ кривоблужданіи мысли и вкуса можно, пожалуй, не усматривать никакой политической опасности; мы и не усматриваемъ, но не можемъ оставаться равнодушными къ тому, что можетъ-быть нѣсколько сотенъ юношескихъ головъ набиваются дурью, дѣлающею ихъ непригодными для серьезнаго труда на пользу Россіи и въ то же время пролагающею имъ торную дорожку въ станъ враговъ Русскаго народа и государства...

При чемъ же тутъ Австрія? А вотъ при чемъ. Вся ея задача въ томъ, чтобъ искоренить въ сердцѣ русскаго галицкаго населенія сочувствіе и тяготѣніе, хотя бы только духовное, къ Россіи. Прилагала она къ рѣшенію этой задачи разные способы, такъ какъ одною грубостью репрессивныхъ мѣръ можно было бы достичь только обратнаго результата, т. е. усилить въ народѣ симпатію къ Русской державѣ. Австрія то льстила населенію, допуская развитіе національнаго элемента въ умѣренной степени и подъ строгимъ надзоромъ, то отдавала Галицкую Русь подъ тяжкую опеку польскаго класса, къ которому принадлежитъ все галицкое дворянство. Польская автономія въ Галиціи совершенно подкупила Поляковъ въ пользу Австріи и дала имъ возможность легально, всѣми конституціонными, хотя и въ высшей степени неправедными способами двигать впередъ, и не безъ успѣха, дѣло ополяченія и окатоличенія Галицкой Руси. Лучшихъ церберовъ на стражѣ "московскаго вліянія" конечно и придумать было нельзя. Однакожъ австрійская центральная власть, особенно въ послѣднее время, не обезнадеживаетъ совсѣмъ и русскую часть Галиціи, находя въ ней все же не безполезный противовѣсъ крайней заносчивости польскихъ притязаній: обѣ стороны такимъ образомъ чаютъ себѣ каждая отъ правительства защиты и поддержки для укрощенія своего противника. Но если Австрія и соглашается поддерживать противъ Поляковъ русскій элементъ въ Галиціи, то конечно въ той только степени, во сколько это для Австріи безопасно, а въ настоящее время, можно сказать, и выгодно, благодаря тому направленію, которое въ "Дѣдѣ" обрѣтаетъ себѣ голосъ. Было въ Галиціи и несмотря на всѣ препятствія возростало русское направленіе иное, старавшееся приблизиться къ литературному русскому языку, хранившее память о древнемъ чистомъ православіи; были между людьми этого направленія имена, пользовавшіяся въ Галиціи всеобщею извѣстностью и почетомъ. Надлежало сломить это направленіе, обезславить, измучить, устрашить этихъ людей. И вотъ, благодаря Полякамъ, поддерживаемымъ центральною австрійскою властью, цѣль достигнута -- посредствомъ слишкомъ хорошо извѣстнаго нашимъ читателямъ процесса 11-ти Русскихъ во Львовѣ. Упомянутое направленіе подломлено, люди устрашены и измучены, къ великому утѣшенію для Австріи, для Поляковъ, для всяческихъ сепаратистовъ и федералистовъ, а также (трудно бы и повѣрить!) и для нашихъ истинно дикихъ такъ-называемыхъ либераловъ. Понятно, что взамѣнъ этого направленія Австрія всѣми силами готова поддерживать мѣсцевой литературы и федеративную похоть. "Дѣло" можетъ служить образцомъ такого отъ него достается и "Россіи", и всѣмъ истиннымъ Русскимъ Галиціи. Правда, оно какъ будто воюетъ иногда и съ Поляками, но Поляки однакожъ за это нисколько не гнѣваются, благо "Дѣло" такъ усердно служитъ ихъ справѣ! На случай же войны Австріи съ Россіей у Австріи конечно все пойдетъ въ дѣло, все пригодится,-- и мечты польскія, и мечты "русинскія": онѣ пріобрѣтутъ ей лишнюю горсть союзниковъ!..

Такъ что же намъ и толковать съ газетою "Дѣло"! Если подъ сѣнью австрійской конституціи оно не можетъ выражать свою мысль иначе чѣмъ выражаетъ, было бы разумнѣе замолчать, нежели пѣть хоромъ заодно съ врагами Русскаго народа. Ибо, какъ бы ни хитрили и ни мудрили польскіе, австрійскіе и русинскіе интеллигенты, они будутъ посрамлены Русской землею, и скорѣе Днѣпръ потечетъ вспять, чѣмъ поколеблется ея, созданное вѣками народное единство...