Аксаков Иван Сергеевич - В политическом составе Европы только две настоящие силы: Германия и Россия

Сочиненія И. С. Аксакова

Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія

Изъ "Дня", "Москвы", "Руси" и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860--1886

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.

Въ политическомъ составѣ Европы только двѣ настоящія силы: Германія и Россія.

"Русь", 1-го сентября 1883 г.

Не часто приходится намъ бесѣдовать съ читателями о дѣлахъ внѣшней политики. Наше изданіе, особенно въ настоящемъ его видѣ, не дневникъ отражающій въ себѣ всѣ переливы тѣней и свѣта, всю дѣловую суету или всю политическую игру текущаго дня. Мы напряженно высматривали и искали въ этой ежедневной толчеѣ какого-нибудь твердаго, устойчиваго факта, способнаго стать ядромъ новыхъ политическихъ круговращеній или соображеній, но такой серьезной важности факта вовсе и не проявилось въ теченіи послѣдняго полугодія, да и вообще со времени захвата Англіею Египта. Про современную историческую сцену можно съ нѣкоторымъ правдоподобіемъ сказать, что на ней "то же и тѣ же", декорація "безъ перемѣнъ". Правда, порою оглашался воядухъ музыкой военныхъ оркестровъ, все начинало слоняться и двигаться, какъ бываетъ въ танцахъ, брались за руки, становились и vis-à-vis, и dos-à-dos и въ кругъ; но смолкала музыка, и всѣ снова разсаживались по мѣстамъ... Тѣмъ не менѣе политическое состояніе Европы представляетъ зловѣщую неопредѣленность, отъ которой всѣмъ не по себѣ, всѣмъ живется нелегко и неудобно, и подъ покровомъ которой несомнѣнно что-то слагается, растетъ и зрѣетъ, еще не вполнѣ явное для сознанія.

Если мы взглянемся въ политическое лицо міра сего, мы усмотримъ теперь только два государственныхъ организма, двѣ силы, на которыхъ, въ сущности, висятъ судьбы всего европейскаго континента. Это Германія и Россія. Англія -- островъ, особнякъ. Владычица морей (это пока безспорно), она все болѣе я болѣе разъединяется своими экономическими и политическими интересами съ материкомъ Европы и передвигаетъ центръ своей государственной и экономической тяжести въ свои всесвѣтныя заокеанскія владѣнія. Съ захватомъ Египта,-- захватомъ, который настоящее "либеральное" министерство стыдливо называетъ временною оккупаціей, опекою учрежденною будто бы съ чисто-безкорыстными, чуть не педагогическими цѣлями (жалкая, лицемѣрная дань приличіямъ и принципамъ международнаго права и доктринерской окраскѣ "либеральнаго" знамени!) -- англійская политика видимо ослабила свой напоръ на такъ называемомъ Западною Европою "Востокѣ". Константинополь, Турція, Балканскій полуостровъ мало-по-малу выходятъ изъ сферы англійскаго ревниваго дозора, я хотя не болѣе пяти лѣтъ прошло со времени Берлинскаго конгресса, на которомъ Англія въ лицѣ Беконсфильда, явилась такимъ нахальнымъ запѣвалой и зачинщикомъ всяческихъ обидъ Россіи и Балканскому Славянству,-- трудно предположить однакоже, чтобы въ настоящую пору какой-либо британскій министръ, будь онъ даже изъ партіи тори, призналъ своевременнымъ и умѣстнымъ разыграть вновь роль Беконсфильда по отношенію къ нашему отечеству и Славянамъ, если бы вновь состоялся подобный же конгрессъ... "Восточный вопросъ" для Англіи перемѣстился еще восточнѣе, изъ Европы въ Азію, а потому и при оцѣнкѣ настоящихъ политическихъ усложненій въ Европѣ -- Англію почти и не приходится брать въ расчетъ.

Не приходится въ настоящее время принимать въ расчетъ и Францію -- какъ нормальнаго историческаго фактора, какъ самостоятельную силу способную свободно располагать собою. Франціи, безспорно, продолжаетъ принадлежать мѣсто въ ряду великихъ державъ; она имѣетъ на него всѣ законныя права по объему своей территоріи, по количеству и энергіи населенія, по богатству своихъ производительныхъ и боевыхъ средствъ, по своему славному, не слишкомъ еще давнему прошлому, по своему значенію въ исторіи міра. Но это мѣсто хотя и принадлежитъ ей, ею однако не занимается, стоитъ пока пусто: она вышиблена изъ него ударомъ германскаго копья и съ тѣхъ поръ подняться на ноги еще не можетъ, -- и притомъ не столько отъ внѣшней матеріальной слабости, сколько отъ утраты внутренняго нравственнаго центра. Если бы во Франціи явился человѣкъ, способный сосредоточить ее, воздвигнуть и возвесть на подобающее ей мѣсто, расположеніе политическихъ силъ въ Европѣ совершенно бы измѣнилось, -- но такого человѣка нѣтъ, да и не предвидится, какъ нѣтъ у Франціи и объединяющаго, воодушевляющаго знамени. Несчастная страна съ отшибленною историческою памятью, замѣнившая органическій, поступательный процессъ развитія процессомъ революціоннымъ, чередою насильственныхъ переворотовъ!... Недавно скончался графъ Шамборъ, благороднѣйшій изъ Французовъ и послѣдній Французъ олицетворявшій въ себѣ непрерывность историческаго преданія Франціи и благочестивую вѣрность монархическому началу. Своею безукоризненною, исполненною горечи жизнью, своимъ самоотверженнымъ, безкорыстнымъ, чуждымъ всякихъ сдѣлокъ и всякихъ козней, строгимъ и чистымъ служеніемъ отъ предковъ завѣщанному знамени, своимъ возвышенно-упорнымъ и трагически-тщетнымъ упованіемъ на непремѣнное со временемъ торжество попраннаго Французами принципа законности, -- графъ Шамборъ, умирая, дѣйствительно восторжествовалъ нравственно -- заставивъ республиканскую Францію преклониться съ уваженіемъ предъ прахомъ послѣдняго короля-Бурбона и даже скорбно задуматься надъ своею современною участью. Но тѣмъ-то и замѣчательно настоящее положеніе Франціи, что ей надоѣли революціи, что она уже довѣрилась въ нихъ, но и къ правильному, мирному органическому развитію уже не способна; довѣрилась въ отрицаніе, но и въ ничто положительное увѣрить уже не можетъ! Явится или нѣтъ вожделѣнный ею диктаторъ, во всякомъ случаѣ теперь, при настоящей, жалкой формѣ правленія, разлагающей это несчастное государство и матеріально и нравственно, можно навѣрное сказать, что французское правительство даже бы а не отважилось воспользоваться благопріятными для Франціи политическими замѣшательствами въ Европѣ, когда бы таковыя представились. Всѣ же остальныя европейскія державы, не исключая и Австро-Венгерской имперіи, лишены значенія сами по себѣ, и о себѣ не стоятъ, а лишь прислонившись къ какой-либо ивой, самостоятельной и самодѣйствующей силѣ.

Мы сказали: "не исключая и Австро-Венгріи". Да, хотя она и числится въ разрядѣ великихъ державъ и носитъ титулъ "Имперіи", но корпусъ ея государственнаго корабля, до такой степени непроченъ, скрѣпы составныхъ частей до того слабы, что не такому кораблю пускаться въ бурное море и встрѣчать напоръ исполинскихъ волнъ! Политическій авторитетъ, военное могущество этой монархіи, все это не болѣе какъ историческій предразсудокъ. Предразсудокъ вообще представляетъ великую и весьма живучую силу въ исторіи,-- до тѣхъ поръ пока не разсыплется въ прахъ отъ внезапнаго столкновенія съ дѣйствительной, но не опознанной правдой. Конечно, не этому только "европейскому предразсудку обязано Австрійское государство своимъ существованіемъ, также не властительному лишь обаянію историческаго и династическаго преданія, которое способно бываетъ, въ теченіи долгаго и очень долгаго срока, поддерживать бытіе политическаго организма даже и тогда, когда жизненные его соки уже изсякли. Есть и другая причина: еще несозрѣла и не выяснилась для сознанія та политическая комбинація, которая могла бы практически замѣстить собою современную Австрію и наполнить такимъ образомъ пустоту, неминуемо пока представляющуюся воображенію при одной мысли о возможномъ исчезновеніи этой механической монархіи. Во всякомъ случаѣ, въ какой рѣзкой противоположности состоитъ Австрійская имперія къ двумъ вышеназваннымъ нами державамъ, Германіи и Россіи,-- этимъ органическимъ величинамъ, изъ которыхъ каждая -- сплоченная однородная національность, запечатлѣнная мощнымъ единствомъ національнаго духа! Это двѣ племенныя или народныя индивидуальности, со вселенскимъ значеніемъ, взращенныя многовѣковымъ процессомъ исторической жизни. Какую же такую индивидуальность, какую же такую національность являетъ собою Австрія? Странная судьба этой державы! Австрійскій императоръ былъ когда-то императоромъ нѣмецкимъ, хотя, впрочемъ, именовался оффиціально императоромъ "римскимъ", повелителемъ "Священной Римской Имперіи",-- т. е. какъ бы наслѣдникомъ имперскаго достоинства и политической идеи всемірнаго владычества, воплощенныхъ когда-то Римомъ, а послѣ Карла Великаго присвоенныхъ себѣ верховными вождями Германскаго племени. Въ то время имперское достоинство понималось еще не просто какъ титулъ или высшій рангъ въ средѣ монарховъ, а какъ римскій политическій принципъ. Здѣсь не мѣсто входить во всѣ видоизмѣненія, совершившіяся въ теченіи тысячи лѣтъ; достаточно напомнить, что несмотря на вѣроисповѣдную реформу Люгера, подрѣзавшую въ сильной степени внутреннее духовное единство Германіи, въ рукахъ монарха (носящаго нынѣ названіе Австро-Венгерскаго), при всей пестротѣ его имперскихъ владѣній, не переставало пребывать знамя нѣмецкое, и пребывало до самаго начала нашего столѣтія. Но Наполеонъ I, вѣнчавшись короною Карла Великаго, развѣнчалъ римско-нѣмецкаго цезаря и разжаловалъ его въ Австрійскаго императора. Послѣ Вѣнскаго конгресса, однакоже, Австрійской имперіи удалось снова стать во главѣ вновь образованнаго Германскаго Союза, хотя собственно жителей чисто-нѣмецкаго происхожденія приходилось въ ней, на общее число ея разнородныхъ подданныхъ, какая-нибудь четверть. Но на бѣду Австріи, именно первая же половина XIX столѣтія ознаменовалась необычайно-сильнымъ пробужденіемъ народнаго и даже племеннаго самочувствія и самосознанія вездѣ, гдѣ народность не имѣла себѣ соотвѣтственно достойнаго проявленія въ политическомъ бытіи, или гдѣ племенная, духовная и бытовая особенность была поглощена господствомъ чуждаго племеннаго духа. Носителемъ и выразителемъ такого національнаго самосознанія въ Германскомъ народѣ явилась протестантская Пруссія. Въ 1866 г. битвою подъ Садовой Пруссія вышвырнула Австрію изъ Германія, т. е. выключила изъ Германскаго Союза, и черезъ четыре, года, рядомъ съ Австрійскою имперіею, соорудила могущественную имперію Германскую. Снова пришлось несчастной Австрійской державѣ искать себѣ внутренняго и внѣшняго опредѣленія, т. е. снова опредѣлять себя самоё, свою государственную сущность, ломать себѣ голову надъ вопросомъ: чѣмъ же ей теперь стать и быть? По царствующей въ ней издревле, знаменитой въ германской исторіи династіи, по преданіямъ, по культурѣ, по господствующему въ управленіи языку, она безспорно -- нѣмецкая, даже и Нѣмцевъ-подданныхъ числитъ у себя и теперь до восьми милліоновъ... Но нѣмецкая корона и нѣмецкое знамя у нея вырваны; но на стражѣ нѣмецкой чести, славы, достоинства, историческаго призванія въ мірѣ сталъ уже не Австрійскій императоръ, а Прусскій король -- какъ императоръ Германскій; но во имя величія родной для Австрійскаго монарха Германіи именно и умалилось его собственное значеніе и могущество. Благородному потомку Рудольфа Габсбургскаго, хотя бы роднымъ его языкомъ и оставался по прежнему нѣмецкій, уже не прилично и непозволительно молвить, ударяя себя съ патріотическимъ жаромъ въ грудь: hier pocht ein deutsches Herz! (здѣсь бьется нѣмецкое сердце!) а обязательно говорить: "здѣсь бьется австро-венгерское сердце!)" Само собою разумѣется, что восемь милліоновъ Нѣмцевъ австрійскихъ не могутъ не тяготѣть къ своему новому великому "Германскому Отечеству". Недавно въ "Руси" были напечатаны рѣчи депутата Австрійскаго рейхсрата Шёнерера и другихъ австро-германскихъ патріотовъ,-- рѣчи, которыя въ Берлинѣ, несмотря на воспылавшую теперь дружбу Берлина къ Вѣнѣ, ни малѣйшаго раздраженія не произвели, но за которыя въ сущности авторы ихъ должны бы подлежать обвиненію въ государственной измѣнѣ, такъ какъ они доказывали, и даже съ восторгомъ, неминуемость скораго отпаденія нѣмецко-австрійскихъ земель къ Германской Имперія. Но странное, двусмысленное, исполненное внутренняго противорѣчія положеніе государственной власти въ Австріи съ Германцемъ-Габсбургомъ во главѣ, затрудняетъ постановку такой обвинительной формулы...

"Австро-венгерское сердце"!... Добро бы можно было ограничиться только ""но двойственностью! Послѣ разгрома подъ Садовой, послѣ утраты своего первенства въ Германіи, Австрія, создавая ослабленіе въ своемъ государственномъ составѣ нѣмецкаго элемента, какъ основной политической силы. заметалась, ища въ самой себѣ новой основы, я по совѣту своего министра Бейста, воевела въ этотъ чинъ Венгрію, королевская корона которой нераздѣльна съ короною Австрійскихъ императоровъ уже два вѣка: ту самую Венгрію, которая взбунтовалась противъ австрійской гегемоніи въ 1848 г., довела было имперію до края гибели и была смирена въ слѣдующемъ году войсками Русскаго Государя -- великодушнаго спасителя Австріи. Принявъ въ 1867 г. оффиціальный титулъ Австро-Венгріи, Австрійская монархія раздѣлилась на Цислейтанію и Транслейтанію, разумѣя подъ послѣднею: Венгрію собственно и земли венгерской короны -- Трансильванію или Седмиградію, такъ-называемую Славонію и Хорватію: такимъ образомъ теперь въ имперіи два парламента, два министерства, два государственныхъ языка. Но Венгрія и сама представляетъ подобіе Австріи. Это королевство, основанное азіатской ордой уральское алтайскаго племени -- Мадьярами, -- представляетъ также самый разноплеменный составъ: Словаки и Карпато-Руссы въ самой Венгріи, Румыны и Саксы въ Трансильваніи, Сербы въ Ванатѣ и по Границѣ, наконецъ Хорваты, которые также когда-то составляли самостоятельное королевство, пока королемъ Хорватіи не сталъ король Венгерскій. Весь этотъ разновѣрный, разноязычный составъ въ теченіи длиннаго ряда вѣковъ просуществовалъ и сожительствовалъ относительно благополучно. Гордое, воинственное, властолюбивое азіатское племя сумѣло придать ему политическое значеніе и цѣльность, и оказало ту несомнѣнную услугу, что, мало стѣсняя чужую національность и не задаваясь никакими "высшими культурными задачами", словно стеклянымъ колпакомъ прикрыло его отъ германизаціи. Оффиціальнымъ языкомъ былъ языкъ латинскій, слѣдовательно вполнѣ нейтральный. Но при всеобщемъ, вышеупомянутомъ движеніи народностей въ первой половинѣ нынѣшняго столѣтія, обуяло и Мадьяръ національное "мадьярское самосознаніе"; вмѣстѣ съ тѣмъ тайный страхъ утратить свое властительное положеніе, при начавшемся подъёмѣ народнаго духа въ подвластныхъ имъ племенахъ, болѣе способныхъ чѣмъ Авіаты къ культурному развитію, возжегъ въ Мадьярахъ страстное вожделѣніе: установить во что бы ни стало "мадьярское государственное единство". Они объявили мадьярскій языкъ не только языкомъ государственнымъ, но и языкомъ школы, учредили Академію мадьярской словесности и наукъ, и до того одурѣли, что и взаправду возникли о высшей культурной миссіи мадьярской націи.-- и давай мадьярить! Объектомъ этой миссіи -- главнымъ образомъ ваши Славяне, для которыхъ, хотя Мадьяры и хвастаются своей конституціей, не существуетъ никакихъ конституціонныхъ гарантій. Въ настоящее время внутреннее политическое положеніе Венгріи -- этой равноправной и равнодержавной половины Австрійской монархіи -- таково, что слишкомъ два милліона венгерскихъ Словаковъ,-- этого прекраснаго, мирнаго, загнаннаго племени, насильно омадьяриваемаго,-- негодуютъ и вопятъ, хотя и тайно; до полмилліона Карпато-Руссовъ, бѣднаго сельскаго, православнаго населенія) насильно, уже при Маріи-Теревіи, обращеннаго въ унію,-- также негодуютъ и вопятъ, хотя еще робко и скрытно; до двухъ съ половиной милліоновъ Румынъ явно тяготѣютъ къ Румыніи, король которой недавно, хотя будто бы по обмолвкѣ, оффиціально привѣтствованъ былъ въ Букарештѣ какъ король Румыновъ. Сербы негодуютъ открыто, особенно съ тѣхъ поръ, какъ венгерское правительство беззаконно вмѣшалось въ ихъ церковное управленіе и поставило во главѣ мѣстной венгерско-сербской православной церкви свою креатуру -- епископа Анджелича; наконецъ Хорваты, пользующіеся но своей конституціи несравненно большими, чѣмъ вышеназванныя народности, политическими правами и особымъ сеймомъ, не только негодуютъ страстно и озлобленно, но уже довели свой антагонизмъ почти до возстанія. Такъ-называемые "Загорскіе безпорядки" въ Хорватіи, о которыхъ теперь ежедневно появляются извѣстія въ газетахъ, оказываются весьма серьезными и вспыхнули вслѣдствіе попытки мадьярскихъ властей выставить на присутственныхъ мѣстахъ, кромѣ хорватскихъ, оффиціальныя надписи и на мадьярскомъ языкѣ, вмѣстѣ съ изображеніемъ венгерскаго герба.-- Съ своей стороны венгерское правительство нисколько не довольно политикою обще-имперскою, именно по отношенію къ Балканскому полуострову: оно, по чувству самосохраненія, боится всякаго усиленія въ Австріи славянскаго элемента, особенно по близости къ Славоніи и Хорватіи.

Вотъ что значитъ "Венгріявъ Австро-Венгріи: все лѣзетъ врозь въ этой новой возлюбленной половинѣ. Но и въ другой, первой половинѣ австрійскаго государства не лучше.

Въ первой половинѣ, т. е. собственно въ Австріи или Цислейтаніи, пришли наконецъ къ печальному сознанію, что выдуманный министромъ Бейстомъ въ 1867 году дуализмъ усложнилъ для Цислейтаніи задачу государственнаго бытія. Съ возникновеніемъ Германской имперіи, германскій патріотизмъ австро-нѣмецкаго населенія заставилъ нѣмецкое правительство Австріи поискать себѣ противовѣса -- противъ своихъ же, родныхъ его сердцу Нѣмцевъ, и стало-быть опять покой основы,-- тѣмъ болѣе, что примѣръ венгерской равноправной автономіи вызвалъ подобное же притязаніе на равноправность и внутри самой Цислейтаніи, въ славянскихъ странахъ. На бѣду Австріи другая имперія,-- могущественное Славянское государство,-- постепенно сложилась и выросла бокъ-о-бокъ съ нею, съ подвластными ей Славянами, составляющими большинство австрійскаго населенія. Самое появленіе Россіи, при Петрѣ, на политической аренѣ міра и вступленіе ея въ кругъ Европейскихъ государствъ уже заронило въ Славянскихъ племенахъ (которыя всѣ, кромѣ. Польскаго, изнывали подъ чуждымъ игомъ) искру надежды на лучшее славянское будущее. Долго тлѣлась эта искра не разгораясь, потому что и въ самомъ русскомъ обществѣ, обольщенномъ блескомъ европейской цивилизаціи, не только обще-славянское, но и русское народное сознаніе развивалось очень ужъ медленно и туго, вслѣдствіе чего и внѣшняя политика Россія была по большей части совершенно чужда національнаго направленія. Но во мѣрѣ того, какъ это направленіе стало сильнѣе и глубже пронимать собой русское общество, а порою даже громко сказываться въ великихъ историческихъ событіяхъ, все болѣе и болѣе стало прибывать славянскаго духа и въ угнетенныхъ славянскихъ племенахъ Австріи, -- пока наконецъ, подъемъ славянскаго племеннаго самосознанія не совпалъ съ общимъ пробужденіемъ національнаго принципа въ Европѣ. Хотя вообще Европа отнеслась къ этому принципу довольно сочувственно и благосклонно -- пока дѣло шло объ Итальянцахъ, Бельгійцахъ, Нѣмцахъ, но враждой, ненавистью и злобой встрѣтила она притязанія Славянъ на народную самобытность. Вѣроятно она успѣла бы даже я совсѣмъ подавить ихъ разрозненныя усилія и разсѣять грозное для нея пугало "панславизма", если бы по сосѣдству съ Австріей не существовало Россіи. Ничего никогда не сдѣлала Россія для западныхъ Славянъ, не только не вела между ними "московской" пропаганды, но старалась всячески, въ лицѣ своихъ политическихъ вождей и дипломатовъ, угодить. Австріи, ублажить ея щепетильность, заставить ее забыть о русской единоплеменности съ большинствомъ австрійскихъ подданныхъ, чуть-чуть даже порой не извинялась въ такой невольной своей винѣ... Но уже одинъ простой фактъ существованія Россіи,-- несмотря на все ея смиреніе и самоуничиженіе,-- былъ спасителенъ для Славянства и поддержи* валъ въ немъ силы для борьбы и мужественнаго упованія. Не погибнетъ теперь уже ни одно Славянское племя...

Если въ 1867 г. австрійское правительство считало еще возможнымъ, въ новыхъ своихъ комбинаціяхъ о новой формѣ государственнаго своего бытія, обойти Славянъ и ограничиться "дуализмомъ", то черезъ двадцать лѣтъ такое "игнорированіе" сдѣлалось для Австріи уже невозможнымъ. Новый подвигъ освобожденія Славянъ на Балканскомъ полуостровѣ, совершенный Россіей, и образованіе на немъ трехъ Славянскихъ государствъ выдвинули въ міръ Славянство въ качествѣ политической зарождающейся силы. Въ то же время ненадежность нѣмецко австрійскаго элемента грозила поколебать равновѣсіе Австро Венгерской монархіи, -- я вотъ, послѣ долгихъ колебаній, съ трудомъ побѣждая свою нѣмецкую антипатію къ Славянству, Австрійское правительство, въ лицѣ министерства Таафе, выбрало себѣ изъ славянскихъ національностей тѣ, которыя представлялись ему наиболѣе сильными по политическому развитію и по своей общественной организаціи, и рѣшило наконецъ на нихъ опереться. "Австро-венгерское сердце" должно стать отнынѣ австро-венгро-чешскимъ и польскимъ, такъ какъ выборъ австрійской власти палъ на Чеховъ и Поляковъ. Это однакоже не есть какая -либо прочно установившаяся и провозглашенная новая правительственная система. Это еще опытъ, выражающійся въ расширеніи нѣкоторыхъ правъ мѣстной національной автономіи, въ разныхъ, довольно осторожныхъ уступкахъ, еще болѣе въ разныхъ посулахъ и заигрываніяхъ съ цѣлью заручиться въ парламентѣ необходимымъ для конституціоннаго цислейтанскаго министерства большинствомъ. Но и эти всѣ политическіе конституціонные маневры не вывели и не выведутъ Австрію изъ лабиринта внутреннихъ противорѣчій; не прибавили и не прибавятъ ей не только какой-либо новой государственной силы, но даже и большей прочности. Покровительство, оказываемое Чехамъ, вызвало ярость въ Нѣмцахъ, которыхъ въ Чешской землѣ, т. е. въ Богеміи, почти цѣлая треть населенія. Между торжествующими пока Чехами и оскорбленными Нѣмцами кипитъ теперь ожесточенная борьба, затрудняющая правильный ходъ государственнаго механизма... Не думаемъ, чтобы вѣнчанному представителю Габсбургской династіи и Нѣмцу Таафе было совсѣмъ легко -- распоряженіями отдаваемыми на нѣмецкомъ языкѣ, который былъ и остается для всей имперіи обще-государственнымъ,-- предавать нѣмецкій элементъ Австріи закланію,-- тотъ элементъ, что доселѣ былъ основнымъ центральнымъ; зиждительнымъ элементомъ монархіи. Вѣдь другаго центральнаго, связующаго элемента въ монархіи, кромѣ этого ненадежнаго, и не имѣется, -- и онъ-то именно, силою вещей, и лишается теперь своего политическаго значенія! Чехи, конечно, довольны, но отъ ихъ довольства Австрія сильнѣе не станетъ. Дорожа пріобрѣтеннымъ положеніемъ, они какъ бы продались министерству, обязавшись доставлять ему нужное "большинство голосовъ", и возбуждаютъ общее негодованіе Славянскаго міра, поддерживая политику Австріи по отношенію къ Босніи, Герцеговинѣ и Балканскому полуострову. Что же касается Поляковъ Галиціи, то ихъ "опору" австрійское правительство могло купить, лишь выдавъ имъ головою три милліона русскаго населенія, лишь потворствуя, хотя бы и лицемѣрно, польскимъ безумнымъ мечтамъ -- способнымъ нарушить миръ на западной окраинѣ нашего отечества. Три милліона Русскихъ, удрученныхъ и стонущихъ въ сосѣдствѣ Россіи, да постоянная угроза ея миру и цѣлости -- это конечно смѣлый, но едвали вполнѣ благоразумный австрійскій разсчетъ на крѣпость россійскаго долготерпѣнія! Впрочемъ, ликованія Поляковъ въ Австріи повидимому не очень понравились и въ Берлинѣ, обладающемъ Силезіей и Познанью... Далѣе: Боснія и Герцеговина нисколько и теперь не помирились съ своею участью: при малѣйшемъ ослабленіи австрійскаго нажима, возстаніе того и гляди вспыхнетъ въ нихъ съ новою энергіей... Далѣе: Далмація также требуетъ себѣ автономныхъ правъ и признанія сербскаго Языка государственнымъ; пришлось недавно закрыть и распустить сеймъ на первомъ же засѣданіи... Далѣе: съ сеймомъ Истріи подобная же исторія...

Такъ вотъ каково положеніе сей "великой европейской державы", именуемой Австро-Венгріей! Она вся -- въ поискахъ за центромъ, т. е. какъ бы сама себя ищетъ; вся im Werden, какъ выражаются Нѣмцы, т. е. еще творится; но и творится-то только повидимому, потому что живыхъ условій политическаго творчества въ себѣ не имѣетъ. Есть впрочемъ въ ней своего рода вяжущій, объединяющій элементъ, охватывающій имперію общностью экономическихъ интересовъ: это еврейство, вошедшее въ плоть и кровь Австріи, играющее въ ней крупную, выдающуюся роль. Но этотъ еврейско-нѣмецкій элементъ даже и созидая растлѣваетъ.... Какъ бы тамъ ни было, очевидно одно, что такая тревожная погоня за формой и содержаніемъ своего будущаго политическаго бытія, такая мудреная внутренняя работа Австріи требуетъ мира. Нельзя ступать твердымъ рѣшительнымъ шагомъ по почвѣ зыбкой, или усѣянной острыми камнями, или же по канату... Всякая крупная война для Австрійкаго государства можетъ быть только пагубна... Мы не придаемъ особеннаго значенія австрійской военной силѣ. Какъ бы ни были храбры ея солдаты (наши Русскіе изъ Галиціи, Хорваты, Серби-граничари, венгерская конница и пр.), какъ бы ни были образованы и смѣлы ея офицеры, -- но сама армія австрійская мало куда годится. Надо забираться очень далеко въ глубь исторіи, чтобъ отыскать въ ней воспоминанія о какихъ-либо славныхъ подвигахъ австрійскаго войска, Уже Суворовъ, во время итальянскаго похода, писалъ: "австрійскіе солдаты хороши, да проклятая привычка битыми быть". XIX вѣкъ для этой арміи былъ ознаменованъ одними лишь пораженіями. Безъ помощи Россіи въ 1849 г. Австрія не сумѣла бы сладить даже и съ Мадьярами. Причина этому ясна: отвлеченная идея государства -- Gesamint-Vateriand'а -- не служащаго выраженіемъ никакого національнаго духа, не способна одушевить ни Хорватовъ, ни Сербовъ, ни Русскихъ, ни Словаковъ, ни Итальянцевъ, ни Румынъ, да еще при нѣмецкой командѣ... За что, во имя чего вести имъ, охотно и добровольно, жизнь свою въ жертву,-- что можетъ вызвать въ нихъ подвиги высшей человѣческой доблести? Что же касается до результатовъ для Австріи войны съ нашимъ отечествомъ, то о нихъ и говорить нечего: обнажи она только мечъ противъ Россіи, вынуди она только Россію выкинуть высоко славянское знамя, -- послѣдствія ясны и безъ толкованій. Внутренній инстинктъ, впрочемъ, доселѣ предохранялъ Вѣну отъ вооруженнаго столкновенія съ русскимъ государствомъ: никогда еще до сихъ поръ не приходилось намъ воевать другъ съ другомъ... Но пребудетъ ли она вѣрна этому спасительному инстинкту?..

Мы нарочно остановились такъ долго на Австріи, чтобы разсѣять по возможности тотъ предразсудокъ, который какъ туманъ застилаетъ для нашихъ дипломатовъ дѣйствительное безсиліе Австріи и создаетъ вмѣсто него какое-то марево, предъ коимъ мы не разъ добровольно, безъ нужды пасовали,-- даже еще недавно, напримѣръ по заключеніи Санъ-Стефанскаго договора... Менѣе чего бы то ни было должны мы пугаться угрожающей постати Австріи; менѣе чѣмъ у кого бы то ни было прилично намъ заискивать у Австріи благоволенія. Но, замѣтятъ намъ, если сама о себѣ Австрія не много значитъ, то въ союзѣ съ Германіей она представляется уже совсѣмъ въ иномъ видѣ... Въ союзѣ или не въ союзѣ, Австрія можетъ существовать только подъ условіемъ мира съ Россіей. Къ тому же противоестественному союзу Германіи съ Австріей прошло еще только четыре года, а нашъ угодливый политическій образъ дѣйствій относительно Австріи установился съ давнихъ временъ.

Итакъ, мы снова приходимъ къ тому, что на современной европейской политической сценѣ въ сущности только Россія и Германія держатъ въ рукахъ своихъ судьбы міра. Сравнивая между собою эти двѣ политическія національныя величины, мы усмотримъ въ нихъ и нѣкоторое немаловажное различіе. Россія -- величина вполнѣ естественная, органическая, нормальная. Она, пожалуй, плохо и очень плохо управляется, потому что бѣдна искусными и честными администраторами; она бѣдна финансами, хотя бы только потому, что не умѣетъ пользоваться своими природными богатствами; она стоитъ несомнѣнно ниже Германіи въ культурномъ отношеніи,-- все это такъ, допустимъ,-- но она существуетъ потому что существуетъ, даже и независимо отъ своего сознательнаго хотѣнія. Она ужъ такъ уродилась и выросла. Въ этомъ заключается ея преимущество предъ Германіей,-- какъ въ недостаткѣ умственнаго и экономическаго развитія и національнаго самосознанія въ высшихъ общественныхъ и правящихъ слояхъ -- заключается ея слабость. Въ частности же ея преимущество въ томъ, что ей, Россіи, не нужно никакого особеннаго напряженія силъ для существованія; для борьбы же съ врагами, въ случаѣ ихъ вторженія, силы ея организма неистощимы; преимущество въ томъ, что по ея пространству, по энергіи и самоотверженности народнаго патріотизма, ее нельзя ни покорить, ни принудить къ миру, если она сама того не захочетъ; что какъ бы врагамъ ея ни удалось ее искалѣчить, она непремѣнно опятъ отростетъ, въ силу естественнаго, органическаго закона... Что же касается Германіи, то конечно ничего не было и нѣтъ законнѣе стремленій Германскаго народа къ объединенію и къ созданію великой, сплоченной національной силы. Но нельзя не признать, что существованіе Германской имперіи,-- правда, слишкомъ еще недавней формаціи,-- до сихъ поръ еще не представляется вполнѣ нормальнымъ и обезпеченнымъ твердыми органическими основами; еще слишкомъ силенъ духъ партикуляризма, поддерживаемый историческимъ преданіемъ, отчасти же и рѣзкимъ вѣроисповѣднымъ различіемъ. Существованіе имперіи пока все пріурочено къ геніальной личности одного человѣка, который въ теченіи 20 лѣтъ былъ и пребываетъ не только для Германіи, но и для всего міра центральнымъ историческимъ лицомъ. Бытіе Германіи слишкомъ еще напряженное,-- слишкомъ еще зависитъ отъ искусства и воли своего желѣзнаго канцлера". Но по нашему крайнему разумѣнію, настоящая политика кн. Бисмарка, насколько можно судить, глядя со стороны, по ея видимымъ результатамъ, вовсе не способствуетъ утвержденію имперіи за единственно прочномъ базисѣ -- базисѣ международнаго мира. Германіи нечего, разумѣется, серьезно опасаться Австріи, запутавшейся безъисходно въ противорѣчіяхъ, и приходится считаться лишь съ Франціей и съ Россіей. Но можетъ-быть благоразумнѣе было бы не доводить первую до той степени позора и униженія, съ которою уже никакъ не можетъ мириться натура крупнаго государства. Едвали мыслимо безконечное продолженіе того настоящаго status quo въ отношеніяхъ Франціи и Германіи, которое содержитъ послѣднюю въ постоянномъ ожиданіи отместки (revanche) и требуетъ именно со стороны Германіи такого страшнаго напряженія силъ. Но если уже съ праваго бока Германіи волей-неволей установилось такое хроническое-острое положеніе,-- то, казалось бы, всего естественнѣе было бы искать опоры въ сосѣдѣ съ лѣваго бока, т. е. въ Россіи, которая не только встрѣтила простодушнымъ сочувствіемъ, но даже съ неменьшимъ же простодушіемъ поддержала стремленія Германскаго народа къ политическому объединенію. Между тѣмъ своимъ образомъ дѣйствій на Берлинскомъ конгрессѣ, равно и своими договорами съ Австріей, направленными въ ущербъ русскимъ политическимъ интересамъ на Балканскомъ полуостровѣ, кн. Бисмаркъ, вотъ уже пять лѣтъ къ ряду, питаетъ въ Россіи постоянное раздраженіе противъ Германіи, постоянное недовѣріе. Никому лучше его не должно бы быть вѣдомо, что Россія во истину чужда всякихъ аггрессивныхъ, опасныхъ для новой имперіи замысловъ; что завоевательныя вожделѣнія по отношенію къ иноплеменному Западу не свойственны ея природѣ, да ей не ко. времени, и даже теперь не по средствамъ. Мы знаемъ, что въ миролюбивыхъ увѣреніяхъ со стороны Германіи недостатка нѣтъ, и германскій кабинетъ даетъ ихъ, пожалуй, вполнѣ искренно,-- но на простомъ языкѣ правды не переводится ли вся эта германская политика такими словами: "Мы не хотимъ вести съ вами войны, сохрани Богъ! Мы только подталкиваемъ Австрію наносить вашей національной политикѣ удары, только вредимъ вамъ чужими руками, а вы миролюбія ради терпите. Если же вы станете не позволять себя бить и вздумаете противодѣйствовать серьезно, силою, то не взыщите,-- вы стало-быть сами зачинщикъ, на васъ падетъ вся отвѣтственность за войну, которую вы вынудите насъ съ Австріей повести съ вами. А впрочемъ -- мы васъ любимъ всѣмъ сердцемъ и чистосердечно желаемъ съ вами вѣчнаго мира"...

Раздражая такимъ образомъ своего бывшаго союзника, Россію, лишившись искренняго расположенія и довѣрія единственной, кромѣ Германіи, истинно-великой державы, натурально-великой, натурально-могущественной и натурально-несокрушимой, чѣмъ же думаетъ обезпечить кн. Бисмаркъ мирное бытіе Германіи, на что и на кого опирается? На Австрію, обезсиленную внутреннимъ, присущимъ ей/неразрѣшимымъ, органическимъ недоумѣніемъ, -- Австрію, которую, какъ ни подхлестывай онъ ее къ скорому маршу за Дунай, задерживаетъ на каждомъ ея колесѣ неотдѣлимый тормазъ!! Уже ли можно дѣйствительно утѣшаться вступленіемъ въ общій оборонительный союзъ Германіи и Австріи и такихъ державъ, какъ Италія и Испанія? Но союзъ Италіи съ Австріей,-- вѣдь это противоестественное совокупленіе. идущее наперекоръ преданіямъ и чувствамъ всего Итальянскаго народа? Вѣдь благодаря популярной партіи Italia irredenta, Австрійскій императоръ не можетъ и до сихъ поръ показаться въ Италіи и отдать долгъ учтивости королю Гумберту?! Но недавнее революціонное движеніе Испаніи явило предъ лицомъ всего міра всю шатость государственнаго строя этой страны? По истинѣ прочные, надежные союзники!

Отъ настоящей политики Германскаго кабинета повидимому выигрываетъ только Австрія, прикрытая германскимъ желѣзнымъ щитомъ и обращенная канцлеромъ въ служебное орудіе германской политики. Но развѣ не видитъ канцлеръ, что Австрія и выигрышемъ-то этимъ воспользоваться не способна, что она можетъ спѣшить лишь медленно, путаясь въ сѣтяхъ своей собственной политической системы; что если ей и улыбается перспектива обладанія Балканскими землями и Константинополемъ, то ей вѣдь "и хочется, и колется": колется потому, что вѣдь при такомъ движеніи впередъ Габсбургская династія рискуетъ лишиться принадлежащихъ ей издревле нѣмецкихъ провинцій и Богеміи -- въ пользу Германіи... Германскому кабинету пора бы уразумѣть только одно: всякій новый шагъ Австріи въ область политическихъ интересовъ Россіи на Балканскомъ полуостровѣ, всякая попытка Австріи къ установленію своей гегемоніи надъ Задунайскими Славянами, поддержанная германской политикой, зачитывается Россіей въ дебетъ Германіи, куетъ изъ Россіи врага Германской имперіи. Что касается Россіи, то она, разумѣется,-- всѣ мы это знаемъ,-- отвращается всякой мысли о войнѣ; но еслибы пришлось быть войнѣ, то стоитъ Россіи, повторяемъ, воздвигнуть Славянское знамя,-- и посмотритъ Германія, что станетъ съ ея излюбленной опорой -- разновидной Австро-Венгерской державой, и разумно ли было, пренебрегая Россіей, вызывать борьбу двухъ міровъ -- Славянскаго и Германскаго...