Аксаков Иван Сергеевич - Что такое в сущности земское учреждение: самоуправление или общественное, или новый вид правительственного управления делами земства?

Сочиненія И. С. Аксакова.

Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860--1886

Томъ четвертый.

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

Что такое въ сущности земское учрежденіе: самоуправленіе или общественное, или новый видъ правительственнаго управленія дѣлами земства?

"Москва", 12-го апрѣля 1868 г.

Одно изъ ненормальныхъ явленій общественной жизни прозвано въ Англіи словомъ "абсентеизмъ". Этимъ именемъ обозначается хроническій недугъ Ирландіи -- отсутствіе большей части собственниковъ земли, которые не остаются дома, въ своихъ владѣніяхъ, и предпочитаютъ осѣдлому пребыванію въ Ирландіи болѣе пріятное житье внѣ ея. Но слово это, изобрѣтенное первоначально для опредѣленія спеціальной болѣзни, удобно расширяется въ смыслѣ и потому можетъ быть прилагаемо ко всѣмъ явленіямъ болѣе или менѣе однороднаго свойства. У насъ недугомъ "абсентеизма" поражены всѣ общественныя собранія, установленныя закономъ, и въ особенности собранія земскія. Безпрестанно читаешь въ газетахъ, что въ той или другой губерніи засѣданія собранія не состоялись "за несъѣздомъ гг. представителей земства". Недавно, въ областномъ обозрѣніи "Москвы", въ числѣ причинъ, оправдывающихъ неприбытіе гласныхъ,-- было указано на плохое и мѣстами отвратительное состояніе нашихъ дорогъ и путей сообщенія. Но, конечно, не одни пути и дороги и не для всѣхъ мѣстностей могутъ послужить оправданіемъ; есть и другія причины, и не главная ли изъ нихъ та, что не совсѣмъ путемъ-дорогой идетъ самое земское дѣло? Недавній случай въ Екатеринославской губерніи, о которомъ разсказываетъ баронъ Н. Корфъ (см. 7 No "Москвы"), недавній случай въ Мосальскѣ (см. 37 No "Москвича") -- не принадлежатъ ли они къ числу такихъ случаевъ, которые способны отбить у гласныхъ всякую охоту тащиться издалека, тратиться въ городѣ и подвизаться подвигомъ вовсе безплоднымъ?

Взгляды на земство могутъ быть различны. Можно смотрѣть на земство какъ на учрежденіе самостоятельное, и на "самоуправленіе" -- не какъ на призрачное слово, а какъ на дѣйствительное выраженіе общественной мысли и воли, въ извѣстной мѣстности и въ извѣстной сферѣ интересовъ, соотвѣтственное, въ данную минуту, умственному и нравственному уровню общества.

Можно смотрѣть на земство только какъ на субститутъ правительства, представляющій правительству ту выгоду, что избавляетъ его отъ лишнихъ хлопотъ и издержекъ. Другими словами -- въ силу такого взгляда, земскія учрежденія не болѣе и не менѣе, какъ своего рода органъ правительственной же власти. Это новый видъ правительственной администраціи, съ тою лишь разницею, что здѣсь администрація правительству ничего не стоитъ; что чины земства тѣ же чиновники, только не получающіе жалованья изъ государственнаго казначейства; что, наконецъ, отвѣтственность за эту область администраціи ложится уже на общество, а не на правительство, которое, впрочемъ, сохраняетъ за собою, на дѣлѣ, полное право распоряженія, полную возможность давать этому новому административному снаряду, подъ названіемъ "самоуправленія", то или другое направленіе

Взгляды могутъ быть различны но такое различіе теоретическихъ взглядовъ ведетъ, конечно, къ столкновенію понятій и въ сферѣ практической -- къ путаницѣ, къ недоумѣніямъ... Такая же смѣшанность понятій существуетъ впрочемъ по всѣмъ видамъ вашего общественнаго самоуправленія. "Что-нибудь одно" -- слышали мы не разъ, во время бно (ревизуя городскія хозяйства по порученію Министерства внутреннихъ дѣлъ), отъ уѣздныхъ городскихъ головъ: "или общественное самоуправленіе, хорошее или дурное, но вполнѣ самостоятельное, отвѣчающее современнымъ понятіямъ нашего городскаго населенія; или же не нужно его, если оно и ста рублей израсходовать не смѣетъ по своему усмотрѣнію!..."

Въ одномъ городѣ (названіе его намъ извѣстно) городское общество, наскучивъ отвѣтственностью, взысканіями, ревизіями, даровою службой и прочими привилегіями, серьезно собиралось просить объ отмѣнѣ такого "самоуправленія" и о замѣнѣ она%о управленіемъ откровенно казеннымъ. Положимъ, что все это дѣло минувшихъ дней.-- но и по отношенію къ современному земскому институту можно иногда вспомнить слышанное нами выраженіе горожанъ: "что-нибудь одно". Мы согласны, что земское учрежденіе, въ томъ видѣ, какъ оно существуетъ, подходитъ скорѣе подъ категорію втораго изъ двухъ вышеизложенныхъ взглядовъ и представляетъ, повидимому, для правительства -- всѣ удобства управленія земскимъ хозяйствомъ посредствомъ мѣстныхъ обществъ, безъ всѣхъ тѣхъ неудобствъ, которыя сопряжены съ дѣйствительнымъ общественнымъ самоуправленіемъ,-- но едвали однакожь ожидаемыя правительствомъ удобства не влекутъ за собою на практикѣ неудобствъ, болѣе неудобныхъ чѣмъ тѣ, которыхъ опасается правительство и которыя связаны съ дѣйствительнымъ самоуправленіемъ? И не является ли однимъ изъ немаловажныхъ неудобствъ современной обстановки земскаго учрежденія -- именно охлажденіе къ дѣлу, "абсентеизмъ", на который мы выше указывали? не принадлежитъ ли къ числу непремѣнныхъ послѣдствій такой обстановки -- вторженіе въ область земскаго управленія тѣхъ же бюрократическихъ пріемовъ, той же казенности и рутины, той же мертвенности наконецъ, которыхъ именно правительство желало избавиться и которыя думало замѣнить болѣе живыми и плодотворными силами, посредствомъ закона о земствѣ.

Нельзя не признать, что неясность понятій объ истинномъ характерѣ дарованнаго земству такъ-называемаго самоуправленія была причиною многихъ самообольщеній, ошибокъ и наконецъ разочарованій. Жизнь -- надо признаться -- дѣло не совсѣмъ удобосовмѣстимое съ полицейскимъ идеаламъ благоустройства,-- но какъ же съ этимъ быть? Правительство, сочиняя законъ о земскихъ учрежденіяхъ, хотѣло, конечно, на мѣсто прежняго неудовлетворительнаго механизма создать живой организмъ и воспользоваться всею животворною силой органическихъ отправленій, поставивъ ее къ себѣ въ служебное отношеніе. Мысль прекрасная, но, къ сожалѣнію, все органическое требуетъ извѣстной доли простора и свободы, и лишенное этихъ условій легко замираетъ. Такъ, напримѣръ, одна изъ необходимыхъ принадлежностей "самоуправленія" есть полная возможность общественнаго контроля; одно изъ самыхъ необходимыхъ условій общественнаго представительства и управленія -- есть гласность и публичность собраній. Только при этихъ условіяхъ можно ожидать отъ общественной дѣятельности плодотворнаго результата. Но вполнѣ ли способствуютъ такой плодотворности тѣ, напримѣръ, параграфы закона 13 іюня 1867 года, которые даютъ возможность, по произволу мѣстной административной власти или же самого предсѣдателя собранія, превратить всякое собраніе изъ публичнаго въ закрытое, изъ гласнаго въ безгласное, однимъ словомъ, потушить, когда вздумается, свѣтъ и навести тьму на всякое дѣло, любящее тьму? Еслибъ еще такое право было предоставлено предсѣдателю по совѣщанію съ членами собранія, по рѣшенію большинства голосовъ, то въ этомъ была бы нѣкоторая гарантія противъ произвола; но предоставлять его исключительно одному лицу и, еще болѣе, мѣстной администраціи,-- это, по нашему мнѣнію, значитъ отнять у собраній самую существенную сторону ихъ общественнаго значенія. По закону 13 іюня, предсѣдателю присвоено право, не спрашиваясь собранія, класть подъ сукно или, выражаясь оффиціально, "оставлять безъ дальнѣйшаго хода и обсужденія" всякое предложеніе одного или нѣсколькихъ членовъ, которое онъ признаетъ не согласнымъ съ законами или "выходящимъ изъ круга предметовъ вѣдомства собранія". Опредѣленіе эластичное, допускающее всевозможныя толкованія,-- тѣмъ болѣе, что предсѣдатель, сославшись на этотъ пунктъ, не обязанъ уже затѣмъ давать никому никакого инаго объясненія. Если же при этомъ предсѣдатель воспользуется и другимъ своимъ правомъ, т. е., въ виду непріятнаго ему предложенія, удалятъ всѣхъ постороннихъ изъ зады засѣданія, то, конечно, всякое незаконное его дѣйствіе будетъ шито и крыто,-- всякое мнѣніе, съ мнѣніемъ предсѣдателя или губернскаго начальства несогласное, можетъ быть заглушено: не уничтожается ли этимъ способомъ свобода мнѣній и свобода общественнаго контроля?.. Что же затѣмъ остается? Какой органической жизни можно ожидать отъ такого самоуправленія,-- и не ниспадетъ ли оно, наконецъ, до степени механизма, къ тому же весьма плохаго -- обставленнаго не настоящими мастерами коронными чиновниками, а лицами частными, тянущими лямку по выбору? Не были мы развѣ свидѣтелями такихъ превращеній?

Впрочемъ всякая строгая мѣра, какъ бы ни находили ее неудобною, всегда принимается покорнѣе, если имѣетъ достоинство откровенности. Тѣмъ болѣе приходится намъ сожалѣть о толкованіяхъ, которымъ подверглась мѣра стѣсненія гласности общественныхъ совѣщаній со стороны "Сѣверной Почты". Оффиціальная газета, въ 39 своемъ No, 23 февраля, называетъ постановленіе 13 іюня -- заключающимъ въ себѣ распространеніе, а не стѣсненіе правъ, доселѣ предоставленныхъ общественнымъ и сословнымъ собраніямъ", и утверждаетъ, что "этимъ постановленіемъ впервые узаконена публичность засѣданій". Мы замѣтимъ на это, что публичность вытекала изъ самаго существа учрежденія, не нуждаясь въ особомъ узаконеніи,-- и постановленіе 13 іюня вовсе ея не узаконяетъ, а упоминаетъ о ней только для того, чтобы ее ограничить. Увѣрять, что такое ограниченіе публичности и свободы голоса въ земскихъ собраніяхъ не что иное какъ расширеніе правъ -- это, конечно, очень смѣло, но едвали безвредно, ибо отнимаетъ у правительственной мѣры достоинство прямоты и откровенности.

"Практика -- говоритъ тутъ же "Сѣверная Почта" -- есть лучшее средство повѣрки всякаго закона". Это истинно. Обратимся же къ практикѣ.

Въ Мосальскомъ земскомъ собраніи разсматривалась жалоба одного гласнаго (священника), который былъ исключенъ изъ собранія еще за полгода по ничтожному поводу -- за пререканіе съ крупнымъ землевладѣльцемъ (по словамъ корреспондента, напечатаннымъ два мѣсяца тому назадъ и доселѣ не опровергнутымъ). Коммиссія, разсматривавшая жалобу, предложила собранію оставить ее безъ послѣдствій. Одинъ изъ членовъ коммиссіи особымъ мнѣніемъ протестовалъ противъ этого рѣшенія -- къ нему пристали 15 гласныхъ. Но вдругъ раздался звонокъ предсѣдателя и секретарь объявилъ, что предсѣдатель поручилъ ему сообщить собранію, что такъ какъ допущеніе священника было бы незаконность объясненія: почему?), то онъ, предсѣдатель, на основаніи седьмого пункта (закона 13 іюня) воспрещаетъ собранію дальнѣйшія пренія по жалобѣ священника...

Подобный же случай тамъ же произошелъ при выборѣ двухъ лицъ на вакансіи мировыхъ судей. Было предложено выборовъ не производить, а ограничиться указаніемъ двухъ лицъ по прежнему списку. Когда нѣкоторые изъ гласныхъ возстали противъ этого, то предсѣдатель, на основаніи того же закона, не дозволилъ дальнѣйшихъ преній,-- и Сенату представили кандидатовъ по списку 1865 года.

Эти извѣстія, напечатанныя въ газетѣ "Голосъ", не были, сколько намъ извѣстно, никѣмъ опровергнуты.

Вотъ что наконецъ пишетъ въ "С.-Петербургскія Вѣдомости" баронъ Корфъ, скрѣпляя свою корреспонденцію полнымъ своимъ именемъ. Воспроизводимъ здѣсь ее въ извлеченіи и считаемъ нужнымъ пояснить, что дѣло идетъ о Екатеринославской губерніи, гдѣ, какъ извѣстно, происходили недавно еще другія странныя приключенія съ земствомъ, благодаря "расширенію правъ" губернскаго начальства и предсѣдателя земскихъ собраній. Такъ, съѣхавшись на очередное собраніе, земство вынуждено было разъѣхаться безъ формальнаго закрытія собранія, вслѣдствіе пріостановки засѣданій начальникомъ губерніи; такъ, подавшая уже въ отставку земская управа, благодаря такому неожиданному "пассажу", осталась на мѣстѣ,-- и проч. "У насъ, пишетъ баромъ Корфъ, начинаютъ входить въ обычай засѣданія земскихъ собраній при закрытыхъ дверяхъ. Такъ, 1-го февраля собиралось экстренное Александровское уѣздное земское собраніе и совѣщалось въ тайнѣ; 25-го февраля собиралось экстренное Екатеринославское губернское земское собраніе, и въ послѣднія засѣданія его публика также не была допущена; въ обоихъ случаяхъ публика была удалена по требованію начальника губерніи, на основаніи того закона, который "Сѣверная Почта" считаетъ "распространеніемъ, а не стѣсненіемъ" правъ земства. Разсказываютъ, что въ Екатеринославлѣ предсѣдатель собранія распорядился поставить "стражу" у дверей собранія, для недопущенія публики въ залу,-- публики, которая миролюбиво разошлась по первому требованію предсѣдателя оставить залу. Разсказываютъ еще, что собраніе желало принести жалобу Правительствующему Сенату на дѣйствія г. начальника губерніи, на основаніи закона; но г. предсѣдатель собранія, на основаніи другаго закона, того самаго, который "Сѣверная Почта" считаетъ распространеніемъ правъ земства, воспретилъ собранію обсуждать этотъ вопросъ, и большинство собранія, на основаніи льготнаго закона, должно было, вмѣсто постановленія о жалобѣ, на что оно закономъ уполномочено, составить только особую записку о томъ, чего оно бы желало, и только приложить ее къ протоколу".

Можно бы привести много и еще подобныхъ примѣровъ, но довольно и этихъ. "Практика -- повторимъ слова "Сѣверной Почты" -- служитъ лучшимъ средствомъ провѣрки закона"!

Какой пользы, какого содѣйствія можетъ ожидать себѣ администрація отъ земства, поставленнаго въ такія условія? Какого радѣнія къ земскому дѣлу можно требовать отъ гласныхъ при такой обстановкѣ? Не этимъ ли, наконецъ, въ связи и съ другими причинами, объясняются печальныя извѣстія о земскихъ собраніяхъ, несостоявшихся за неприбытіемъ представителей земства? Не здѣсь ли искать объясненія тому странному, непонятному для иностранцевъ явленію, что представители земства не спѣшатъ воспользоваться дарованными имъ правами и благомъ самоуправленія? И наконецъ, эти и подобные примѣры не помогутъ ли рѣшить вопросъ о томъ: что въ сущности есть земское учрежденіе? точно ли самоуправленіе общественное, или новый видъ правительственнаго управленія дѣлами земства -- способомъ "общественной службы"?...