Аксаков Иван Сергеевич - В вопросе о мире и войне исторический инстинкт народов часто расходится с логикой благоразумия

Сочиненія И. С. Аксакова

Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія

Изъ "Дня", "Москвы", "Руси" и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860--1886

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.

Въ вопросѣ о мирѣ и войнѣ историческій инстинктъ народовъ часто расходится съ логикой благоразумія.

"Москва", 19-го октября 1868 г.

"Политическій горизонтъ" -- метеорологическія сравненія, какъ извѣстно, такая неизбѣжная прикраса разсужденій политическаго содержанія, что безъ нихъ не обходится ни одна газетная статья ни въ Россіи, ни за границей... Итакъ "политическій горизонтъ" Европы, хотя и не безоблаченъ, однако и не такъ уже сумраченъ, чтобы можно было серьезно опасаться скорой грозы. Тучи чернѣли, сдвигались, и расходились снова безъ молніи и грома, за недостаткомъ, видно, достаточнаго электричества. Однимъ словомъ -- толки о войнѣ перемололись мало-по-малу сами собою и начинаютъ надоѣдать самымъ воинственнымъ публицистамъ французской печати; можно почти навѣрное сказать, что Европа прозимуетъ на сей разъ снова въ мирѣ и тишинѣ. Издающійся на французскомъ языкѣ, оффиціальный органъ вашего министерства иностранныхъ дѣлъ въ неоффиціальной, но однакожь оффиціозной своей части помѣстилъ на дняхъ, съ очевиднымъ почетомъ, письмо принадлежащее перу, какъ нѣкоторые догадываются, того же дипломата, который, подъ буквою X. представилъ въ брюссельской газетѣ "Le Nord", въ цѣломъ рядѣ писемъ, замѣчательный анализъ синихъ, красныхъ, желтыхъ и иныхъ дипломатическихъ сборниковъ, или вѣрнѣе сказать: обличеніе западноевропейской дипломатической лжи, на основаніи иностранныхъ же документовъ,-- по отношенію къ вопросу Восточному. Настоящее письмо къ редактору петербургской французской газеты (также не обошедшееся безъ "горизонта" и "тучъ") имѣетъ цѣлію доказать, что въ политическомъ положеніи дѣлъ Европы нѣтъ не только нигдѣ рдѣющей искры, способной при первомъ поднявшемся вѣтрѣ произвести пожаръ, но что въ сущности* даже и горючихъ то матеріаловъ совсѣмъ не имѣется. По его словамъ, ничто, при настоящемъ состояніи дѣлъ, не грозитъ общему миру, а потому никто и грозить не можетъ, да и не грозитъ, ибо при такихъ условіяхъ угроза, не оправдываемая никакими обстоятельствами, не вызываемая ничѣмъ, кромѣ собственной прихоти, поставила бы угрожающаго слишкомъ въ невыгодное положеніе. Поводъ въ войнѣ не существуетъ, говоритъ г. X., до такой степени не существуетъ, что тому, кому бы пожелалось войны, пришлось бы начинать ее безъ всякаго повода и тѣмъ обречь себя негодованію всей Европы и всѣмъ послѣдствіямъ такого негодованія. "Счастливы народы, которыхъ внутреннее спокойствіе обезпечено", такъ заканчиваетъ авторъ письма свой очеркъ тѣхъ политическихъ комбинацій и сцѣпленій, которыя дѣлаютъ миръ волей-неволей неизбѣжнымъ. Перебирая всѣ современные "вопросы" въ европейской политикѣ, г. X. приходитъ къ заключенію, что между ними нѣтъ ни одного, который бы требовалъ вмѣшательства постороннихъ державъ или немедленнаго, насильственнаго разрѣшенія. Такъ Испанія, вступивъ въ кризисъ или, можетъ-быть, процессъ перерожденія, только предоставленная самой себѣ можетъ пройти этотъ кризисъ или довершить до конца начатый процессъ -- благополучно для себя и безъ потрясенія для Европы. Выраженіе Кавура про Италію: Italia fara da se -- съ несравненно большею правдою и большими ручательствами успѣха можетъ быть примѣнено къ Испаніи,-- замѣчаетъ г. X. И дѣйствительно, послѣднія извѣстія изъ-за Пиренеевъ вполнѣ подтверждаютъ справедливость этого замѣчанія. Паденіе бурбонской династіи въ Испаніи представляется даже для автора новымъ залогомъ мира. Мы и сами думаемъ, что оно должно подкосить династическія вождѣленія у Бурбоновъ неаполитанскихъ, ослабить ихъ надежды и пріостановить ихъ интриги, но г. X. полагаетъ, что оно же способно поколебать и упрямство римскаго папы. Испанская революція, по мнѣнію нашего дипломата, должна сдѣлать главу вселенской церкви сговорчивѣе и угладять разрѣшеніе римскаго вопроса. И о не слишкомъ ли далеко зашелъ авторъ въ своемъ оптимизмѣ? Развѣ на соображеніи только матеріальныхъ своихъ средствъ основываетъ Пій IX свое упорство? И безъ испанской революціи разсчетъ политическій и вещественный оказывался постоянно не въ его пользу; безъ поддержки Франціи, никогда Испанія не могла бы служить ему надежнымъ оплотомъ. Сила папы, какъ мы уже не разъ говорили, состоитъ именно въ его non possumus, въ невозможности вырвать у него признаніе совершившихся фактовъ, согласіе на сдѣлку съ италіянскимъ правительствомъ и отреченіе отъ свѣтской власти -- иначе какъ насиліемъ, а этого-то насилія, какъ крайней мѣры разрывающей всякую связь современнаго латинскаго общества съ христіанствомъ (ибо въ другой формѣ христіанство ему не вѣдомо), этого-то насилія и не рѣшается допустить покуда самъ Латинскій міръ, къ тому же еще далеко не освободившійся отъ клерикальныхъ вліяній... Далѣе авторъ письма не видитъ ни въ дѣйствіяхъ Пруссіи, ни въ дѣйствіяхъ Франція ничего такого, что могло бы сколько-нибудь нарушить доброе согласіе, bon gré mal gré существующее между ними: датскій вопросъ если еще и не разрѣшенъ, то только потому, что разрѣшеніе его затягивается самою Пруссіей: нѣтъ сомнѣнія, что Пруссія никогда не допуститъ этому вопросу стать на степень casus belli, и при малѣйшей опасности дастъ ему удовлетворительное разрѣшеніе, такъ какъ она вовсе не желаетъ и не хочетъ войны. Присоединенія южныхъ германскихъ государствъ къ Сѣверному Союзу также пока не предвидится; по крайней мѣрѣ въ этомъ отношеніи даже со всевозможною придирчивостью со стороны Франціи, придраться теперь было бы не къ чему. Однимъ словомъ, по мысля г. X., война между Франціей и Пруссіей -- опасеніе которой, какъ кошмаръ, тревожитъ Европу,-- въ настоящее время не мыслима, по крайней мѣрѣ не имѣетъ никакой причины возникнуть, кромѣ причины такъ-сказать чисто отвлеченной, фиктивной: именно побужденій народнаго самолюбія, зависти или предвидѣнія какихъ то опасностей въ отдаленномъ будущемъ. Но въ случаѣ еслибы такая война и могла состояться, -- какъ ни трудно предположить дѣйствіе такихъ отвлеченныхъ причинъ въ наше практическое время,-- всѣ невыгоды войны были бы на сторонѣ Франціи или точнѣе Наполеона: Франція осталась бы рѣшительно безъ всякихъ союзниковъ, тогда какъ вся остальная Европа, включая и Россію, испуганная такимъ повтореніемъ эпизодовъ первой имперіи, сочла бы нужнымъ сплотиться противъ общаго врага, смущающаго своимъ честолюбіемъ миръ народовъ.

Всѣ эти разсужденія г. X., напечатанныя въ "Journ. de St.-Pétersbourg", всѣ эти доводы -- не то что въ пользу мира, а въ пользу той мысли; что такъ ни раскладывай шашки, въ результатѣ выходитъ все миръ и больше ничего,-- отличаются остроуміемъ и не лишены основательности. Но мы замѣтимъ только, что внутренняя логика современной исторіи рѣдко доступна вашему аналитическому пониманію. Недавнія событія показали намъ всю шаткость и всю недостаточность подобныхъ соображеній.. Точно такіе же разсчеты предшествовали и прусско-австрійской схваткѣ, кончившейся битвой подъ Садовой и измѣнившей весь политическій строй Европы. Точно такъ же не было никакихъ серьезныхъ и добросовѣстныхъ поводовъ къ войнѣ; и точно такъ же были они сочинены, хотя и съ великою натяжкой, со стороны Пруссіи. Точто такъ же. казалось невозможнымъ, чтобы такое грозное преобладаніе Пруссіи въ срединѣ" Европы было допущено крупными державами, и однако же оно совершилось при общемъ молчаніи изумленныхъ державъ... Если оцѣнка настоящихъ политическихъ обстоятельствъ приводитъ логически къ заключенію, что миръ Европы теперь упроченъ сильнѣе чѣмъ когда-нибудь прежде, то, повторяемъ, у исторіи есть своя логика, логика такихъ историческихъ и нравственныхъ факторовъ, которые обыкновенно мало цѣнится и дипломатами и даже современниками-историками. Въ этомъ случаѣ историческій инстинктъ народовъ и даже правительствъ достоинъ особеннаго вниманія и изученія. И мы видимъ, что вопреки здравой логикѣ, вопреки очевидности фактовъ, вся Европа представляетъ въ настоящее время видъ какого-то вооруженнаго стана, съ воинами, съ ногъ до головы одѣтыми въ доспѣхи и поющими однако же кантаты генію мира! Явленіе замѣчательное, которое трудно объяснить одною недогадливостью правительствъ, однимъ ихъ недоразумѣніемъ и неосновательною, чуть-чуть не дѣтскою (какъ слѣдовало бы заключить изъ письма г. X.) подозрительностью. Дѣло въ томъ, что государства -- не простые механизмы или учрежденія, а организмы, живыя тѣла, надѣленныя натурою и подчиняющіяся законамъ и инстинктамъ своей натуры, -- слѣдовательно не вполнѣ управляемыя волею и разумомъ правителей, партій и вообще отдѣльныхъ лицъ. Какъ ни справедливо разсуждаетъ во Франціи партія мира, какъ бы, порознь взятый, каждый Французъ ни ораторствовалъ противъ войны, тѣмъ не менѣе натура такого крупнаго государства, какова Франція, имѣетъ свои естественныя, органическія влеченія и движенія, которыя не всегда можно предугадать или предугадавши -- переиначить. Мы вовсе не думаемъ доказывать неизбѣжность войны между Франціей и Пруссіей,-- мы говоримъ только о возможности этой войны даже вопреки личному разсчету императора Наполеона и всѣмъ комбинаціямъ политической мудрости.

Наконецъ, намъ кажется, что почтенный авторъ слишкомъ легко отнесся къ положенію дѣлъ на Востокѣ и состоящему въ неразрывной съ нимъ связи положенію дѣдъ въ Австріи. Объ Австріи онъ даже и не упоминаетъ. Горючіе матеріалы Востока могутъ легко воспламениться и сами собою, даже безъ дуновеній извнѣ. Никто не можетъ поручиться, чтобы къ веснѣ, или даже раньше, не вспыхнуло новое возстаніе и Болгаръ, и Босніи и Герцеговины, и Эпира, и нѣтъ сомнѣнія, что если оно будетъ представлять малѣйшую серьезную опасность для существованія Порты, то нѣкоторыя державы сочтутъ своею непремѣнною обязанностью предложить ей свои услуги въ качествѣ пожарной команды,-- другія же признаютъ необходимымъ протестовать противъ такого вмѣшательства,-- и тогда всѣ разсчеты политическаго оптимизма канутъ въ воду. Мало того: напрасно авторъ такъ тщательно трудится надъ отысканіемъ поводовъ къ войнѣ въ самой Европѣ; въ Европѣ онъ, разумѣется, ихъ не находитъ, потому что дѣйствительно ихъ и нѣтъ,-- желающему войны ихъ нечего тамъ и изыскивать. За то ихъ безъ труда можно найти на Востокѣ! Крымская война служитъ тому примѣромъ. Востокъ съ своимъ обиліемъ поводовъ и горю" чихъ матеріаловъ потому именно и удобенъ дли всякаго европейскаго правительства, нуждающагося въ войнѣ или политіческихъ успѣхахъ, что можетъ отвлечь вниманіе отъ настоящаго затаеннаго умысла и прикрыть интересами Порты радѣніе о собственныхъ интересахъ. Вникая же въ Современное положеніе дѣлъ, мы не можемъ не видѣть признаковъ какой-то дѣятельной интриги на Дунаѣ и Савѣ, -- интриги, которой нити исходятъ изъ Австріи и можетъ-быть не безъ участія державы, торжественно заявившей, что сохраненіе австрійскаго политическаго могущества, составляетъ положительную необходимость европейскаго равновѣсія. Но объ этой интригѣ мы поговоримъ въ другой разъ.