Аксаков Иван Сергеевич - О тайной программе польского противодействия России "законными средствами"

Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.

Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886

Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

О тайной программѣ польскаго противодѣйствія Россіи "законными средствами"

Москва, 1-го мая 1883 г.

Мы воспроизводимъ ниже, въ переводѣ съ польскаго, документъ немаловажнаго, на нашъ взглядъ, значенія, доставленный намъ изъ Варшавы. Онъ не носитъ никакого особеннаго заглавія, напечатанъ отличнымъ шрифтомъ и распространяется тайно въ Варшавѣ и вообще въ Привислинскихъ губерніяхъ. Это не болѣе не менѣе, какъ программа польскаго противодѣйствія русской власти "законными средствами", т. е. такими, при которыхъ оно ускользаетъ отъ преслѣдованія формальнаго закона. Если бы эта программа сопровождалась обычно-дерзкими возгласами польскаго, хвастливыми патріотическими выходками, заносчивою бранью и клеветой на русское правительство,-- она бы и не заслуживала вниманія, могла бы быть отнесена къ "таковымъ же" -- безчисленномъ произведеніямъ польской слѣпотствующей злобы, немощной предъ русскимъ государственнымъ могуществомъ. Отъ польскаго гонора до польскаго "падамъ до ногъ" даже не шагъ, а треть шага. Но въ томъ-то и дѣло, что упомянутый документъ отличается совершеннымъ спокойствіемъ тона, воздержностью въ выраженіяхъ вражды, вообще серьезностью и какою-то внѣшнею дѣловитостью.

Онъ не возбуждаетъ ни къ открытому возстанію, ни къ тайному мятежному заговору, даже не ласкаетъ польскую фантазію мечтами о возстановленіи Польши въ предѣлахъ 1772 года. Но тѣмъ сильнѣе производимое имъ впечатлѣніе, тѣмъ ярче выступаетъ наружу вражда внутренняя, сосредоточенная, та вражда, которая пренебрегаетъ праздными фразами, не пылитъ, не кипятится по пусту, а уже перекипѣла, охладилась, овладѣла собою и болѣе чѣмъ когда-либо непримирима.... Система противодѣйствія излагаемая въ этомъ подпольномъ изданіи такова, что съ нею бороться труднѣе чѣмъ съ явнымъ внѣшнимъ сопротивленіемъ. Послѣднее можетъ быть легко сломлено внѣшнею же силой, тогда какъ здѣсь, при томъ способѣ борьбы, который очерченъ покой программой, требуются съ нашей стороны средства, способы, орудія совсѣмъ иного рода. Нуженъ умъ; нужно искусство административное; нужна энергія,-- энергія убѣжденная, постоянно питаемая и одушевляемая русскимъ народнымъ чувствомъ, живымъ сознаніемъ національнаго долга, пользы и интересовъ своего народа и государства. А въ арсеналѣ нашей бюрократіи -- и это ни для кого не секретъ -- именно этихъ-то орудій скудно до скорби, особенно же непосредственнаго русскаго чувства и разумѣнія интересовъ родной страны, бъ бюрократической теплицѣ, произращающей у насъ генераловъ для управленія отечествомъ, почва никогда не была особенно плодотворна, и тѣмъ менѣе для высшихъ сортовъ этого продукта, а теперь почти уже вся вывѣтрилась, и если правительство не озаботится освѣжить ее слоями новой, доброй земли, то и средній сортъ генераловъ на этой бюрократической почвѣ скоро переродится въ сортъ самый слабосильный и малопригодный. Но это мимоходомъ... Съ упомянутой нами польской программой приходится серьезно считаться, и не терять ея изъ виду въ отношеніяхъ русской власти съ Поляками. Она даетъ ключъ въ разгадкѣ многихъ явленій за послѣднее время и проливаетъ настоящій свѣтъ,-- и какой ироническій свѣтъ!-- на новѣйшую польскую тактику "примиренія", принятую у насъ чуть ли не за новый поворотъ мысли въ отрезвившихся польскихъ умахъ. Не читали ли мы очень недавно, нѣсколько дней тому назадъ, въ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ" (No 102), что теперь наступило "полное примиреніе Поляковъ съ русскою государственностью"? Едвали можно признать эти слова, какъ и вообще всѣ статьи о польскомъ вопросѣ, личнымъ мнѣніемъ самой газеты; это очевидно отголосокъ цѣлой общественной группы, не лишенной значенія и вліянія. Въ Петербургѣ сплошь да рядомъ можно услышать подобные отзывы даже на высшихъ ступеняхъ бюрократической и общественной лѣстницы. Наивность такихъ увѣреній всего лучше обличается печатаемою ниже "программой". Никто, конечно, и не приглашаетъ Поляковъ мириться съ недостатками нашего управленія, на которые всего усерднѣе указываемъ всегда мы же сами, Русскіе,-- но вовсе не эти "недостатки" смущаютъ польскую готовность къ миру: и смущать-то нечего, потому что такой готовности вовсе и не существуетъ. По смыслу программы -- нѣтъ и не должно быть съ "русскою государственностью", доколѣ (Полякамъ) не будетъ предоставлено свое особое національное правительство и представительство, и свое мѣстное, т. е. доколѣ не будутъ возвращены тѣ формы политическаго существованія, въ которыхъ пребывала Польша до возстанія 1831 г, и которыя были ей даны злосчастнымъ великодушіемъ Императора Александра I! Къ достиженію этой цѣли и должны быть направлены всѣ усилія Поляковъ; на меньшемъ они и не хотятъ мириться. Какія бы послабленія или уступки ни дѣлало намъ русское или "московское" правительство,-- говоритъ авторъ или сонмъ авторовъ программы,-- мы обязаны принимать ихъ какъ уплату лишь части намъ должнаго, и никакъ не выдавать расписокъ въ полномъ удовлетвореніи. Такъ что, по понятію Поляковъ, Россія состоитъ у нихъ въ долгу, и какъ явствуетъ, въ долгу неоплатномъ! Въ виду такого положенія, пора бы, кажется намъ, перестать самообольщаться вздорными мечтами о возможности замирить Поляковъ способомъ заискиваній, уступокъ и послабленій, которыя, роняя авторитетъ русской власти, въ то же время только поощряютъ Поляковъ къ предъявленію Россіи требованій новой уплаты по безконечному списку русскихъ Польшѣ долговъ! Нужно заботиться только о томъ, чтобъ наши собственныя распоряженія были умны, дѣльны и прямодушно тверды, такъ чтобы исключали самую возможность мечтанія объ отдѣльномъ польскомъ правительствѣ, да польскомъ войскѣ...

Что размѣръ исчисляемыхъ Поляками нашихъ Польшѣ долговъ превышаетъ русскую платежную способность, это доказывается, кромѣ того, и разсужденіемъ программы о поведеніи Поляковъ въ случаѣ войны Россіи съ Германіей и Австріей... "Въ борьбу государствъ насъ разобравшихъ", внушаетъ она,-- "мы можемъ вмѣшаться лишь за такую цѣну: если во 1-хъ (слѣдуетъ пунктъ о дарованіи возможности организовать свое правительство и армію) и во 2-хъ, если намъ будетъ дана гарантія нашей независимости". Нѣсколько ниже встрѣчается выраженіе объ "отстаиваніи историческихъ правъ". Это значитъ, что въ случаѣ войны Поляки должны продать свои услуги той сторонѣ, которая дастъ имъ наивысшую, ими назначенную цѣну, т. е. пообѣщаетъ дать и признать "историческое право" Поляковъ на Бѣлорусскій и Малорусскій народъ... Впрочемъ, не въ этихъ дальновидныхъ польскихъ соображеніяхъ, не въ сущности ихъ главный теперь интересъ, а въ той окраскѣ, которую они придаютъ современной польской "готовности къ миру", приводящей въ такое умиленіе многихъ петербургскихъ "либеральныхъ" бюрократовъ. Выходитъ, что никакими уступками, возможными для Россіи, не могла бы она купить польскую вѣрность. Не лучше ли въ такомъ случаѣ не обманывать другъ друга, а вывести дѣло на чистоту?

Есть петербургское глубокомысленное мнѣніе, будто польское общество, особенно аристократическое, представляетъ оплотъ противъ нигилизма и соціалистическихъ разрушительныхъ теорій,-- такъ что, консерватизма ради, слѣдуетъ русскому правительству создать себѣ опору въ польскихъ магнатахъ и въ остзейскихъ баронахъ. О послѣднихъ было въ "Руси" говорено довольно; что же касается до первыхъ, то разбираемая нами программа прямо указываетъ, что Полякамъ слѣдуетъ выжидать и обращать въ свою пользу всякій "переворотъ въ царизмѣ при помощи революціи". Стало-быть, и не сочувствуя революціи въ принципѣ, они нисколько не расположены ей противодѣйствовать. Заграничныя же польскія газеты ни мало даже и не скрываютъ своего сочувствія русскимъ элементамъ крамолы,-- опять не крамолѣ самой по себѣ, а тому вреду и безславію, которые наносятся русской государственной силѣ русскими "ворами к измѣнниками", по выраженію древней Руси... Не подлежитъ и спору, что на почвѣ польскаго, насквозь пропитаннаго католическимъ клерикализмомъ "отчизнолюбія" нѣтъ еще мѣста пока такъ-называемому нигилизму и анархическимъ ученіямъ; однакоже въ послѣднее время начали проявляться и тамъ симптомы нигилистической или по крайней мѣрѣ революціонно соціалистической заразы, чему доказательствомъ служитъ напечатанная у насъ прокламація къ рабочимъ "секретнаго комитета" (см. Д; 5). Но вѣдь русское правительство можетъ подвергать законному преслѣдованію эти преступныя проявленія и безъ покупки дорогою цѣною поддержки польской консервативной знати...

Упомянутая программа не есть какой-либо поддѣльный апокрифъ или же манифестъ очень небольшаго разряда единомышленниковъ. Всматриваясь въ образъ дѣйствій Поляковъ въ Варшавѣ и у насъ по отношенію къ Россіи и русскому обществу, мы не можемъ не придти къ убѣжденію, что въ этомъ образѣ дѣйствій уже имѣется нѣчто систематическое, условное, соглашенное, весьма и весьма схожее съ предначертаніями программы. Могутъ замѣтить, что не мало имѣется и несхожаго, преступающаго предѣлы той внѣшней "умѣренности и аккуратности" противодѣйствія, которая рекомендуется нашимъ документомъ. Таковы, напримѣръ, безпорядки въ Новоалександрійскомъ институтѣ и Варшавскомъ университетѣ. Но противорѣчія тутъ никакого нѣтъ. Нѣтъ сомнѣнія, что причину этихъ безпорядковъ слѣдуетъ искать не въ стѣнахъ названныхъ учебныхъ учрежденій, а внѣ ихъ: это раскрывается и помѣщенными ниже, въ настоящемъ No, корреспонденціями. Не случайно, конечно, выдвинуты впередъ главными зачинщиками не Поляки, а Русскій Неѣловъ въ Новоалександрійскомъ институтѣ, и Русскій же Жуковичъ въ Варшавѣ: благо, въ русской молодежи, пуще смертнаго грѣха боящейся подозрѣнія въ недостаткѣ либерализма, легко найти козловъ отпущенія чужихъ грѣховъ и слѣпыя Орудія для чужихъ замысловъ. По словамъ самихъ польскихъ газетъ, Жуковичъ объявилъ, что онъ лично никакой обиды отъ оскорбленнаго имъ достопочтеннаго попечителя Варшавскаго округа не подвергался, а объясненіе данное имъ при слѣдствіи, будто онъ мстилъ за покровительство, оказываемое попечителемъ округа директору Люблинской гимназіи Сенгалевичу (Русскому изъ Галиціи), тоже лишено личной основы, такъ какъ Жуковичъ уже съ годъ какъ оставилъ эту гимназію и поступилъ въ студенты университета. Очевидно, что безпорядки возбуждены извнѣ съ тѣмъ прежде всего расчетомъ, чтобы удалить изъ Варшавы того изъ немногихъ представителей русской власти, который осмѣливается твердо и не заботясь о польскомъ благоволеніи оставаться вполнѣ Русскимъ въ Варшавѣ и неуклонно исполнять во всей точности требованіе закона. Затѣмъ, всякіе подобные, сравнительно ничтожные безпорядки (изъ-за которыхъ вѣдь не введутъ же осаднаго положенія) способны лишь выгодно оттѣнять въ глазахъ русскаго высшаго правительства "партію нихъ" и усиливать ея значеніе,-- чѣмъ она, разумѣется, и не упускаетъ пользоваться, почтительно представляя кому слѣдуетъ, что присутствіе такого -то изъ Русскихъ вредно, ибо производитъ и поддерживаетъ въ польскомъ обществѣ нежелательное "раздраженіе". А какъ у насъ вообще ничего такъ не боятся какъ "раздраженія", и въ устраненіи этого раздраженія и состоитъ, или по крайней мѣрѣ состояла еще недавно, политика мѣстной русской власти и въ Варшавѣ и въ сѣверо-западной; окраинѣ, то инсинуаціи "умѣренныхъ" и достигали успѣха, а русскіе люди, исполнители закона и сберегатели русскихъ государственныхъ интересовъ, оставались безъ поддержки и даже подвергались гоненію отъ своихъ же русскихъ мѣстныхъ начальствъ. Конечно, нисколько не желательно да и не разумно вызывать напрасное раздраженіе, но не легкое дѣло, въ польской средѣ, проводить точную грань между напраснымъ и ненапраснымъ, а еще неразумнѣе раздражатъ аппетитъ, особенно польскій, который все сильнѣе и сильнѣе возбуждается по мѣрѣ даруемыхъ съ русской стороны уступокъ. Намъ, Русскимъ, исторически вѣдомо, что раздражимости польскихъ вожделѣній нѣтъ хѣры. Вотъ и теперь, судя по программѣ, Поляки домогаются возвращенія къ конституціи Александра I, которою они пользовались въ теченіи цѣлыхъ пятнадцати лѣтъ и которую погубили мятежомъ 1831 г, но программа не поясняетъ, почему неудовлетворившіеся ею во время оно Поляки готовы будто бы теперь ею окончательно удовлетвориться. Гдѣ гарантія въ томъ, что даже и эта, немыслимая уже въ наши дни форма бытія положитъ рѣшительный предѣлъ всѣмъ дальнѣйшимъ ихъ притязаніямъ? Очень можетъ быть, что въ виду могущественной Германіи Поляки, т. е. благоразумнѣйшіе изъ нихъ, искренно махнули рукой на Познань и отказались отъ надежды возстановить когда-либо Польшу въ границахъ 1772 года, посредствомъ урѣзки настоящихъ прусскихъ и австрійскихъ владѣній. Но отказались ли они отъ такой мечты по отношенію къ Россіи, т. е. къ Литвѣ, Бѣлорусской и Малорусской Украйнѣ? Программа объ этомъ скромно умалчиваетъ, но извѣстно, что конституціонное Царство Польское временъ Александра І-то отъ этой мечты не отказывалось, да отчасти даже и осуществляло ее практически. Такъ какъ отреченія отъ этихъ притязаній въ программѣ не содержится, а напротивъ говорится, хотя и вскользь, о какихъ-то "историческихъ правахъ", то и мы не должны никакъ упускать изъ виду этихъ безумныхъ притязаній при сужденіи объ упомянутомъ документѣ, рекомендующемъ, повидимому такъ умѣренно и для многихъ у насъ пожалуй такъ симпатично, лишь одну систему мирнаго противодѣйствія, и только законными средствами!

Система противодѣйствія Россіи! А не лучше ли было бы направить польскія общественныя силы на противодѣйствіе германизаціи чисто-польскихъ земель -- Познани и западной части самой такъ-называемой " Конгрессувки"? Только несчастному польскому безумію и слѣпой польской ненависти къ "москалю" невдомекъ -- какимъ благодѣяніемъ является для польской народности это проклинаемое владычество Россіи, сравнительно не только съ владычествомъ, но даже и съ сосѣдствомъ прусскимъ. Развѣ не видятъ Поляки какъ губительно для нихъ вѣяніе германскаго духа, какъ быстро вытравляетъ онъ самый духовный корень польской народности, вмѣстѣ съ языкомъ, патріотизмомъ и историческими преданіями! Кому въ голову теперь, не только въ Европѣ вообще, но даже и въ самой Польшѣ придетъ вспомнить напримѣръ, что Данцигъ былъ еще недавно, нѣтъ и ста лѣтъ, городомъ польскимъ и назывался Гданскомъ? Къ такомъ точно положеніи очутилась бы и "Конгрессувка", если бы она съ 1815 г. находилась подъ властью Пруссіи: отъ польскаго имени осталось бы къ настоящему дню лишь одно воспоминаніе, да развѣ кое-какой этнографическій слѣдъ,-- а въ такомъ ли она положеніи теперь подъ властью Россіи? Не говоримъ уже о цвѣтущемъ экономическомъ положеніи, какого никогда Польша не знавала, которому завидуютъ сосѣди и которымъ Польша обязана исключительно соединенію своему съ Россіей,-- развѣ Россія посягаетъ на искорененіе польской народности и предполагаетъ претворить Поляковъ въ Русскихъ, какъ претворяетъ ихъ Пруссія въ Нѣмцевъ? Россія требуетъ отъ нихъ лишь искренняго, безусловнаго признанія польскихъ провинцій Царства Польскаго нераздѣльною частью Имперіи, искренняго, безусловнаго признанія русской государственной власти со всѣми ея атрибутами и съ русскимъ языкомъ какъ языкомъ государственнымъ,-- и лицемѣрятъ Поляки, когда твердятъ, будто признаніе таковаго значенія за русскимъ языкомъ представляетъ какую-либо опасность для польскаго языка и литературы! А между тѣмъ, истощаясь въ борьбѣ противъ употребленія русскаго языка въ судѣ и школѣ, измышляя разные хитрые ковы какъ бы упразднить или ослабить это употребленіе, они съ преступною безпечностью допускаютъ замѣну роднаго языка нѣмецкимъ у себя же подъ бокомъ, чуть ли не въ цѣломъ Лодзинскомъ округѣ, продаютъ свои пограничныя земли Прусакамъ, предоставляютъ имъ безпрепятственно и мирно завоевывать и нѣмечить всю западную свою окраину!

Если бы Поляки не "противодѣйствовали" и способны были внушить Россіи хоть какое-либо довѣріе, конечно и взаимныя отношенія Россіи и Польскаго края представляли бы менѣе напряженности Но можетъ ли эта напряженность быть ослаблена, имѣемъ ли мы на это право въ виду подобныхъ "программъ", въ виду откровенныхъ признаній заграничныхъ польскихъ газетъ и образа дѣйствій Поляковъ въ Галиціи?.. Нѣтъ народа столь обдѣленнаго политическимъ здравомысліемъ, какъ Польскій, при всей его талантливости и многихъ хорошихъ качествахъ. Этотъ органическій недостатокъ давно еще, съ XVII вѣка, подмѣченъ Русскимъ народомъ и заслужилъ отъ него Полякамъ прозвище, которое и понынѣ живетъ... Какъ ни достойны сочувствія любовь къ своему отечеству, своей народности и вѣрность старымъ преданіямъ, но если это "отечество" зиждется на неправдѣ, на угнетеніи и порабощеніи другихъ племенъ, если эта "любовь" и "вѣрность" синонимы -- ненависти и вѣроломства относительно равноправныхъ племенъ, если патріотическое знамя Поляковъ есть знамя неволи и плѣна для милліоновъ Русскаго народа, то никто какъ сами Поляки вынуждаютъ насъ, даже съ насиліемъ нашей нравственной природѣ, держать ихъ въ уѣздѣ и исполнять относительно ихъ тяжкую обязанность бдительнаго жандарма. Напрасно искали мы въ программѣ хоть бы слѣдъ признанія правъ русской народности въ нашемъ Сѣверозападномъ и Югозападномъ краѣ, хоть бы намекъ за отреченіе отъ этихъ беззаконныхъ притязаній, хоть бы попытку новой постановки польскаго вопроса, именно въ этнографическихъ предѣлахъ польскаго племени... Ничего подобнаго и тѣни,-- ни въ программѣ, ни въ жизни. Правда, не столько сами Поляки, сколько наши же "федералисты" сочиняютъ за Поляковъ проекты участія Польши въ составѣ "Славянской федераціи" и даже рекомендуютъ намъ взять себѣ въ образецъ современную Австрію,-- но именно живой примѣръ того, что творятъ Поляки надъ несчастнымъ Русскимъ племенемъ въ Галиціи, можетъ повѣдать намъ -- чего имѣли бы ожидать отъ нихъ наши крестьяне Бѣлорусы и Малорусы, если бы не ограждались сильною рукой русской власти! Могутъ ли поэтому польскія "патріотическія" вожделѣнія внушать намъ симпатію и довѣріе, и не представляется ли прискорбно-необходимымъ, уже для одной безопасности нашихъ цѣлыхъ девяти западныхъ губерній, держать въ осадномъ положеніи гнѣздо польскихъ интригъ въ такъ-называемой "Конгрессувкѣ"?

Повторяемъ: не строгость и энергія русской политики на берегахъ Вислы повинна въ раздраженномъ состояніи польскаго общества, а скорѣе та ея слабость, которая лишь дразнитъ и возбуждаетъ польскую властолюбивую похоть, не только въ Царствѣ Польскомъ, но даже и на нашей окраинѣ, преимущественно сѣверозападной. И въ этой слабости, надобно признаться, виновата не столько наша администрація сама по себѣ, сколько поразительная бѣдность національнаго русскаго чувства и самосознанія въ значительной части самой русской "интеллигенціи"; сколько то фальшиво-либеральное и еще болѣе фальшиво-гуманное ея направленіе, отъ воздѣйствія котораго не свободны бываютъ и сами правительственныя наши сферы. Впрочемъ, нѣтъ сомнѣнія, еслибы на высшихъ ступеняхъ власти было живѣе разумѣніе русской національной политики, настойчивѣе и послѣдовательнѣе ея проведеніе, препобѣдилась бы безъ труда и ложь антинаціональнаго общественнаго либерализма... Нельзя безъ отвращенія читать и слышать, напримѣръ, этотъ злобный хоръ ругательствъ надъ памятью Муравьева, недавно раздавшійся въ нашей печати по поводу его записокъ помѣщенныхъ въ "Русской Старинѣ". Сколько лицемѣрія въ этой гнѣвной хулѣ! Обильнѣйшими потоками, клокоча, льется кипящее благородное негодованіе на человѣка сокрушившаго польскую крамолу, подавившаго польскій мятежъ въ исконномъ Русскомъ краѣ, и не находится ни одного словечка сердитаго по адресу самихъ крамольниковъ и мятежниковъ! Ставятъ Муравьеву въ вину нѣсколько висѣлицъ, устрашившихъ и укротившихъ злобной, кровавый бунтъ, а что польскіе бунтующіе паны повѣсили православныхъ священниковъ Конопасевича (въ Минской губерніи) и Прокоповича (въ Гродненской), не считая ужъ бѣлорусскихъ крестьянъ и захваченныхъ въ плѣнъ солдатъ,-- это польскимъ панамъ въ вину не ставится, не вызываетъ ни гнѣва, ни раздраженія, объ этомъ заминаютъ рѣчь или великодушно не помнятъ!... Однимъ словомъ, какъ противодѣйствуя Муравьеву во время его управленія Сѣверозападнымъ краемъ, такъ и теперь осыпая его память градомъ всяческихъ поношеній, наши мнимые гуманисты и либералы, начиная съ лицъ занимавшихъ или еще занимающихъ высокіе административные посты, до фельетонистовъ включительно, держали и держатъ сторону польскаго пана противъ русскаго хлопа, польскаго ксендза противъ служителя хлопской вѣры, т. е. православной,-- польской національности съ ея деспотическимъ гнетомъ противъ народности русской, противъ духовной и соціальной свободы русскаго крестьянскаго населенія! Обвиняютъ Муравьева въ томъ, что онъ умѣлъ только устрашать и рушить, но не созидать мѣрами мирными и органическими. Но о мирѣ думать было еще рано, надо было позаботиться прежде всего объ усмиреніи мятежа, который и разбушевался-то такъ чудовищно только благодаря фальшиво-гуманной поблажкѣ высшихъ властей. И онъ исполнилъ эту трудную задачу блистательно, и не одну лишь эту задачу: онъ поднялъ духъ во всемъ русскомъ населеніи,-- при немъ вперине вздохнулъ свободно и съ радостнымъ упованіемъ, забитый польскимъ паномъ въ теченіи вѣковъ, бѣлорусскій мужикъ. Къ тому же Муравьевъ и пробылъ-то въ краѣ съ небольшимъ два года... Почему же никто изъ господъ хулителей не обрушивается негодованіемъ на систему печальной и позорной памяти управленія генерала Потапова, который распоряжался въ краѣ въ срокъ три раза длиннѣйшій и не только ничего не организовалъ, а лишь дезорганизовалъ даже и то. что уже было организовано? Въ чемъ состояли органическія мѣры Потапова, противъ котораго никто изъ хулителей Муравьевской системы и не заикнулся протестомъ? Онъ уронилъ духъ русскаго населенія, лишивъ его упованія на заступничество русской власти, за то поднялъ духъ польскихъ пановъ, особенно знатныхъ; уронилъ дѣло русской школы, уже блистательно и плодотворно поставленное,-- разогналъ лучшихъ русскихъ дѣятелей и подобралъ себѣ дѣятелей по своему вкусу, которые, къ несчастію, и до сихъ поръ пребываютъ въ краѣ, нося достойное прозвище "Нотаповцевъ". Преемникъ его, хотя не столько дѣятельно, сколько пассивно, продолжалъ держаться той же политики, т. е. ровно ничего не сотворилъ для русскаго дѣла и заботился лишь о сохраненіи "мира" съ Поляками и наружно-спокойнаго status quo. И онъ также не навлекъ на себя ни одной стрѣлы нашихъ мнимыхъ гуманистовъ и либераловъ, позорящихъ теперь память. Муравьева: ни единый изъ нихъ не поднялъ голоса въ защиту бѣлорусскаго хлопа!

И до сихъ поръ продолжается то же. Не возможно правительству оставлять долѣе Сѣверозападный край въ его настоящемъ положеніи. Здѣсь постъ генералъ-губернатора -- постъ политическій, высокаго" значенія и немалой трудности, требующій и искусства административнаго, и энергіи, и пуще всего православнаго живаго русскаго чувства и русскаго образа мыслей въ правителѣ. Этотъ порубежный край, заселенный искони Русскимъ народомъ, какъ будто преданъ на жертву піонерамъ германизаціи, польскимъ панамъ и Евреямъ. Русскій народъ -- Бѣлорусы -- занимаетъ самую низшую степень общественной лѣстницы,-- тѣснимый и обижаемый то панами, то ксендзами, то жидовствомъ, котораго соціальное положеніе неизмѣримо сильнѣе и выше. Только православные русскіе священники подъемлются тамъ надъ униженнымъ русскимъ крестьянствомъ,-- но можно себѣ представить, какъ эта, и безъ того вынужденно-скромная дѣятельность нашего православнаго сельскаго духовенства становится робкою и пугливою въ краѣ, гдѣ высшее русское начальство пуще всего опасается, изъ мнимыхъ политическихъ соображеній, раздражить польскихъ ксендзовъ и пановъ, слѣдовательно противится всякому проявленію живой русской стихіи. А положеніе сельскихъ училищъ? Не могутъ же они продолжать быть руководимы людьми, прошедшими долгій искусъ потаповской школы?.... Много, много дѣла предстоитъ тамъ правителю, одушевленному сознаніемъ русскаго долга, да и много дѣлателей на это доброе дѣло найдется -- только дохни съ высотъ власти духъ жизни плодотворящій и воли незыблемой, только засвѣтись вверху русская свѣтлая мысль...

Этого мы и чаемъ...