Аксаков Иван Сергеевич - Ложь сделалась органическим отправлением польской натуры

Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.

Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886

Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

Статьи из газеты "День" (1863)

Ложь сдѣлалась органическимъ отправленіемъ польской натуры.

Москва, 10-го августа 1863 г.

Мы пересмотрѣли недавно множество брошюръ и всякихъ сочиненій по Польскому вопросу, изданныхъ Поляками за границею, и убѣдились, что всѣ они представляютъ одинъ только интересъ -- патологическій. Болѣзни (мы разумѣемъ нравственныя) постигаютъ не однѣ только отдѣльныя человѣческія личности, но и цѣлыя общества. Можетъ быть патологія или ученіе о болѣзняхъ -- какъ отдѣльнаго человѣческаго, такъ и цѣлаго народнаго организма. Было бы чрезвычайно любопытно пересмотрѣть съ этой точки зрѣнія исторію человѣческаго общества вообще; но что касается до Польши, то для многихъ явленій Польской общественной жизни только эта точка зрѣнія и способна представить какое-либо возможное объясненіе -- и даже оправданіе. Къ такимъ явленіямъ относится, напримѣръ, ложь, до того насытившая собою весь организмъ современнаго Польскаго общества, что она перестала быть дѣйствіемъ сознательной воли, а сдѣлалась естественнымъ, совершенно искреннимъ, ограническимъ отправленіемъ Польской натуры (мы говоримъ не о простомъ Польскомъ народѣ, а о Польскомъ обществѣ). Всматриваясь же пристальнѣе во многія явленія этой лжи, вы увидите, что это просто галлюцинація или морокъ по Русски. Чѣмъ, какъ не галлюцинаціей объяснить, напримѣръ, увѣренія Владислава Мицкевича, сына знаменитаго поэта; которыя мы находимъ въ книгѣ, изданной имъ въ началѣ весны нынѣшняго года, въ Парижѣ, подъ заглавіемъ: Польша и ея южныя провинціи (La Pologne et ses provinces meridionales, manuscrit d'un Ukrainien, publie avec preface par Ladislas Mickiewicz)? Въ предисловіи къ манускрипту какого-то Украинца-Поляка, Владиславъ Мицкевичъ разсказываетъ, что онъ самъ въ 1861 году ѣздилъ изъ Одессы въ Кіевъ, изъ Кіева въ Житомиръ, изъ Житомира въ Вильно и убѣдился, что Русскаго въ этихъ странахъ только армія и полиція, что хотя крестьянинъ тамъ и сохраняетъ свой мѣстный говоръ, но что одинъ видъ Польскаго повстанца, какъ электрической искрой, воспламенитъ его душу, и онъ бросится на Русскія полчища!!! Все предисловіе написано съ такою силою убѣжденія, съ такою наивною искренностью, что нельзя и подозрѣвать преднамѣреннаго искаженія истины, а слѣдуетъ предположить какое-то разстройство органовъ зрѣнія, слуха, какое-то поврежденіе умственныхъ и душевныхъ способностей. Это, пожалуй, даже и хуже чѣмъ умышленная ложь, хуже въ томъ смыслѣ, что ложь можетъ быть и оставлена, какъ скоро не достигаетъ цѣли и не приноситъ выгодъ,-- а отъ подобныхъ болѣзней излѣчиваются съ трудомъ: вѣроятно, не одно современное, но и нѣсколько поколѣній сряду пройдутъ неисцѣлимо больныя, прежде чѣмъ возвратится здоровье Польскому обществу!.. Мицкевичъ издалъ эту книгу еще до появленія повстанцевъ въ Заднѣпровской Украйнѣ, но нельзя и думать, чтобы неудача или, вѣрнѣе сказать, совершенное посрамленіе Польской попытки произвести возстаніе и быстрая расправа съ Польскими шайками Украинскихъ крестьянъ, вразумили Мицкевича и вообще Поляковъ. Еслибъ они вразумились, такъ и не зачинали бы вновь такихъ попытокъ, которыя способны только раздражить до звѣрства простой народъ, повредить успѣху ихъ собственнаго дѣла въ Польшѣ, погубить столько молодыхъ Польскихъ силъ, подорвать окончательно значеніе "Польщивны" въ Юго-Западномъ Русскомъ краѣ. Они непремѣнно найдутъ какое-нибудь нелѣпое объясненіе крестьянскому отпору, и имъ. какъ и Мицкевичу, будетъ снова мерещиться Польша въ исконной Руси! Съ какимъ наивнымъ умиленіемъ говоритъ, напримѣръ, Мицкевичъ о Кіевѣ въ 1861 году, какъ о какомъ-то родномъ Польскомъ городѣ! "Исторія, восклицаетъ онъ, національный духъ, стремленія (le genie national, les aspirations), все связываетъ Кіевъ съ Польшей. Я останавливался въ Кіевѣ предъ воротами, объ золотыя двери которыхъ Польскій король Болеславъ Храбрый зазубрилъ свою саблю въ 1018 г.: онъ взошелъ въ Кіевъ, какъ Генрихъ IV въ Парижъ"!.. Съ какимъ простодушіемъ описываетъ Мицкевичъ, и описываетъ очень поэтически, зимнее путешествіе по Украйнѣ, когда ямщикъ Малороссъ "затянетъ свою думу..." Дума? Но о чемъ же поютъ эти пѣсни, которыя называются думами? Эти думы или думки ничего другаго и не воспѣваютъ, какъ только казацкіе подвиги противъ "Ляхивъ", подвиги борьбы, да кончину казацкихъ героевъ, изжаренныхъ, колесованныхъ и другими разнообразными способами замученныхъ Поляками,-- сохранившими и до нашихъ временъ особенный талантъ и охоту въ затѣйливости мученій!..

Но не одна ложь, какъ галлюцинація, является симптомомъ психическаго недуга Польскаго общества. Мессіантомъ или Товіанизмъ, возвѣщенный Товіанскимъ и такъ краснорѣчиво проповѣданный Мицкевичемъ-отцомъ, не есть одно только поэтическое воплощеніе Польши въ образъ народа-Мессіи, пострадавшаго и распятаго за грѣхи народовъ, объ одеждѣ котораго другіе народы метали жребій и который имѣетъ воскреснуть для спасенія и соціальнаго благополучія человѣчества; онъ не есть только лирическое изліяніе скорбной души Польскаго патріота, но цѣлое мистическое ученіе, имѣющее своихъ вдохновенныхъ, необыкновенно талантливыхъ пророковъ и послѣдователей. Разумѣется,-- этотъ недугъ мистицизма, требующій все же высокаго душевнаго строя, почтеннѣе и доброкачественнѣе недуга лжи, хотя бы и искренней,-- но кажется, впрочемъ, что въ послѣднее время онъ уже слабѣетъ, уступая мѣсто грубому, плотяному католическому фанатизму.

Но кромѣ лжи искренней, лжи какъ болѣзни, большинство Поляковъ лжетъ умышленно и сознательно, руководствуясь іезуитскимъ правиломъ, что высокая цѣль оправдываетъ и низкія средства. Доказательства этому встрѣчаемъ не въ одной Польской Краковской газетѣ "Часъ", которой и въ Европѣ никто уже не вѣритъ, но едвали не въ каждомъ современномъ произведеніи Польской литературы, а между прочимъ, и въ этой самой книгѣ, изданной Владиславомъ Мицкевичемъ. Напечатанная имъ "рукопись Украинца" оказалась вся направленною противъ "либеральныхъ" Русскихъ воззрѣній на Польскій вопросъ, и преимущественно противъ нашей газеты. Статьи г. Елагина, помѣщенныя въ прошлогоднемъ "Днѣ", въ особенности сильно раздражили неизвѣстнаго намъ автора -- тѣмъ, что при самомъ гуманномъ отношеніи къ Польшѣ, при самомъ безпристрастномъ признаніи правъ Польской народности и при желаніи независимости для нея въ ея естественныхъ предѣлахъ, г-нъ Елагинъ не соглашается однако признать Украйну Польшей! Все это еще понятно и, пожалуй, простительно, но что не простительно -- такъ это фальшивыя ссылки. Напримѣръ, авторъ манускрипта, напечатаннаго Мицкевичемъ, говоритъ на 81 стр.: "Кто бы повѣрилъ, что въ Россіи, этой странѣ, которая... (слѣдуетъ исчисленіе ея качествъ, которое мы выпускаемъ), есть Москвичи, утверждающіе слѣдующее: "Мы, конечно, опередили Поляковъ на пути прогресса, и мы уже догнали не одну страну на Западѣ Европы,-- кто знаетъ, не опередили ли мы ихъ даже въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ?

Мы можемъ сказать про себя съ гордостью, что мы (Русскіе) -- Сѣверные Французы ("День" -- Dzien -- Мартъ 1862 г.)"... Авторъ съ запальчивостью возражаетъ, что Сѣверными Французами Европа называетъ только Шведовъ и Поляковъ! Нашимъ читателямъ нѣтъ, разумѣется, и надобности доказывать всю невозможность для "Дня" выразить подобное мнѣніе, но все же замѣтимъ, что въ мартѣ прошлаго года ни въ одной статьѣ о Сѣверныхъ Французахъ не упоминается. Напротивъ, намъ случалось именно Поляковъ называть Сѣверными Французами, и вмѣстѣ съ тѣмъ смѣяться надъ этимъ титуломъ, которымъ они такъ гордятся, ставить имъ въ упрекъ такое жалкое притязаніе Славянской націи походить на Французовъ. Впрочемъ, распространяться объ этомъ нѣтъ надобности; мы привели это какъ образчикъ Польской лжи и Польскаго воззрѣнія на Западный край Россіи. Мы не встрѣчали до сихъ поръ ни одного Поляка, мы не читали ни одного Польскаго автора -- съ инымъ воззрѣніемъ на нашу Волынь, Подолію, Кіевскую губернію, Бѣлоруссію...

Все это нашимъ читателямъ необходимо имѣть въ виду при чтеніи статьи г. Гильфердинга, помѣщаемой ниже, а также при сужденіи объ адресѣ Виленскаго дворянства съ увѣреніями въ преданности и съ признаніемъ, что они, дворяне, составляютъ съ Россіей одно нераздѣльное цѣлое. Мы совершенно согласны съ статьей г. Гильфердинга, полагающаго всю трудность Польскаго вопроса -- въ Польскихъ притязаніяхъ на Русскія земли. Нашъ почтенный сотрудникъ -- только въ несомнѣнномъ возрожденіи, усиленіи и развитіи Русской народности въ Западномъ краѣ Россіи (разумѣя тутъ вообще и Югозападныя области), усматриваетъ возможность для самой Польши -- вразумиться, познать свои предѣлы и укротить свои требованія; онъ думаетъ, что до того времени не мыслимо никакое отдѣленіе отъ Россіи, никакая независимость коренной Польши. Мы находимъ, что это послѣднее мнѣніе требуетъ нѣкотораго развитія и поясненія. Едвали кто сильнѣе насъ преданъ дѣлу возрожденія Русской народности въ Западномъ краѣ, и со всѣмъ тѣмъ, мы не можемъ отъ себя скрыть всей трудности и медленности этого дѣла -- въ странѣ, гдѣ нѣтъ Русскаго общества. А общество, туземное, прирожденное общество, ни въ какомъ случаѣ не можетъ бить замѣнено обществомъ Русскихъ чиновниковъ, какъ бы благонамѣренны они ни были; и если бы даже значительная часть Польскихъ поземельныхъ владѣній была роздана въ собственность выходцамъ изъ Россіи, то и тогда потребовалось бы много времени, пока новосозданное Русское общество сдѣлалось бы туземнымъ, срослось бы органически съ мѣстною почвою. Все это, конечно, возможно, но требуетъ долгой, органической работы, вполнѣ благопріятныхъ условій, и отстраненія всякихъ помѣхъ со стороны Польскаго общественнаго элемента,-- помѣхъ не военныхъ, а мирныхъ, несравненно болѣе опасныхъ. А между тѣмъ время не ждетъ и Польскій вопросъ настоятельно требуетъ разрѣшенія, и требуетъ его въ такой скорый срокъ, который, безъ сомнѣнія, короче срока -- необходимаго для насажденія или развитія Русской общественной силы въ Западномъ краѣ! Всѣ же пробованные до сихъ поръ способы умиротворенія Польши г. Гильфердингъ самъ, какъ и справедливо, признаетъ несостоятельными. Если бы шестьдесятъ лѣтъ, прошедшихъ со времени послѣдняго Польскаго раздѣла, были употреблены въ томъ духѣ и смыслѣ, въ какомъ предполагается, можетъ быть, дѣйствовать теперь; если бы это полустолѣтіе было впереди, а не позади насъ,-- то въ настоящую пору, вѣроятно, не было бы уже и мѣста Польскимъ притязаніямъ или они были бы не такъ упорны. Но теперь едвали возможно надѣяться на очищеніе Западныхъ областей Россіи отъ господства Польской общественной стихіи -- безъ одновременнаго или по крайней мѣрѣ скораго разрѣшенія вопроса о самой коренной Польшѣ. Адресъ Виленскаго дворянства есть, конечно, блистательный результатъ не просто энергическихъ, но и умныхъ мѣръ, принятыхъ генераломъ Муравьевымъ (направившимъ свои удары преимущественно на экономическіе интересы дворянства),-- но послѣ всего, что было, этотъ адресъ, въ глазахъ Русскаго человѣка, свидѣтельствуетъ только о томъ, что Поляки убѣдились, что ихъ дѣло плохо, что имъ необходимо его поправить прежде, чѣмъ оно будетъ совсѣмъ и уже окончательно проиграно. Полякамъ нужно во что бы то ни стало удержать свое общественное положеніе, свое Польское представительство Русскаго края, свое значеніе, какъ мѣстной аристократіи, и они спѣшатъ принесть свою повинную голову, которую, конечно, по пословицѣ и мечъ не сѣчетъ. Мы отдаемъ должную справедливость благоразумію дворянъ, подписавшихъ адресъ, и не только ихъ благоразумію, но и мужеству (если покушеніе на жизнь губернскаго предводителя Домейко не охладитъ усердія Виленскаго дворянства), но мы съ трудомъ вѣримъ, чтобы Поляки, даже и не мечтающіе о возстановленіи независимаго отъ Россіи Польскаго государства, смотрѣли на Литву, Волынь и Подолію иначе, чѣмъ смотритъ, напримѣръ, маркизъ Велепольскій,-- самый, повидимому, умѣреннѣйшій изъ Поляковъ,-- по мнѣнію котораго край этотъ Польскій. Нѣтъ сомнѣнія, что не только Виленскіе, но и Рогачевскіе и Подольскіе дворяне уступятъ силѣ обстоятельствъ, представятъ адресы совершенно противорѣчащіе ихъ прежнимъ адресамъ, т. е. съ выраженіемъ полной покорности,-- и, вслѣдствіе того, вѣроятно удержатъ свое прежнее общественное и даже оффиціальное чиновное положеніе... Извѣстно, что и теперь, при полномъ разгарѣ Польскаго мятежа въ Царствѣ, въ Югозападномъ краѣ большинство чиновниковъ, особенно мелкихъ (слѣдовательно непосредственно соприкасающихся съ мѣстнымъ населеніемъ), Польское: въ послѣднемъ No "Дня" мы даже напечатали письмо изъ Немирова, Подольской губерніи, которое разсказываетъ, какъ обращаются тамъ съ Русскими крестьянами посредники Поляки. Кромѣ того -- Россія вся наводнена чиновниками Польскаго происхожденія, и мы отнюдь не считаемъ ихъ выродившимися Поляками...

Для полной безвредности Польскаго общественнаго элемента въ Россіи, необходимо -- или его сбыть, или чтобъ онъ переродился; вѣрнѣе: то и другое вмѣстѣ. Но сбыть его теперь некуда, а что касается до перерожденія, то, конечно, все однородное и способное къ сліянію съ Русской стихіей -- переродится и сольется, но для этого необходимо было бы отдѣленіе всего того, что существенно разнородно.

Не можемъ здѣсь кстати не напомнить читателямъ -- тѣхъ словъ, которыя были сказаны въ "Днѣ", еще въ Мартѣ мѣсяцѣ прошлаго года, о присутствіи Польскаго элемента въ Россіи. Мы увѣрены, что читатели не посѣтуютъ на насъ за эту выписку, потому что она какъ-разъ подходитъ къ предмету нашей бесѣды и теперь публикою поймется, вѣроятно, несравненно лучше, чѣмъ почти полтора года тому назадъ. Вотъ эти слова:

"Неужели эта завѣтная мысль каждаго Поляка, его самостоятельная Славянская отчизна не примирима съ нашимъ собственнымъ возрожденіемъ? Безъ задней мысли о самостоятельности Польскаго народнаго развитія, очевидно, не была бы такъ ожесточенно нападеніе Русскихъ писателей на завоеваніе Польской образованности въ Русскихъ краяхъ. Если Польшѣ суждена вѣчная смерть, то присутствіе Польскаго общества въ краяхъ, въ которыхъ будетъ просвѣщеніе чистонародное (Русское), могло бы внушить не ожесточеніе, а только состраданіе. Но въ томъ-то и дѣло, что смерти Польскаго народа не желаетъ ни одинъ Русскій, вникнувшій въ необходимыя послѣдствія разложенія и гніенія каждаго народнаго тѣла... ни одинъ мыслящій Славянинъ, испытавшій, что значитъ масса людей которыхъ принудили отречься отъ родины. Эти милліоны людей, лишенныхъ отечества, эти милліоны отступниковъ, которыми грозилъ намъ Мицкевичъ,-- умственно развитые, нравственно уничтоженные,-- угрожали бы цѣлому Славянскому міру нравственнымъ пролетаріатомъ и повели бы насъ къ такому Австрійскому прогрессу, который еще больше долженъ пугать и насъ и Поляковъ въ будущемъ, нежели память о какомъ бы то ни было неистовствѣ прошлыхъ вѣковъ. Какого уваженія къ законнымъ правамъ ждать отъ людей, у которыхъ отняли самое законнѣйшее изъ всѣхъ? Взгляните на массы Чешскихъ и вообще Славянскихъ чиновниковъ и офицеровъ въ Венгріи, Галиціи и во всей Австрійской имперіи, и увидите, что это не мечта поэта, а зло существенное, современное и такое сильное, что требуетъ геройской борьбы для того, чтобы народы не были имъ задавлены совсѣмъ. Оно вездѣ распространяетъ демагогическую заразу совсѣмъ особеннаго Австрійскаго качества; это зло прекратится только возрожденіемъ народной самостоятельности земель, составляющихъ Австрійскій гезамтфатерландъ. Отъ него убережется Россія и Польша -- взаимнымъ укрѣпленіемъ обоюдной народной самостоятельности. Въ виду такой общей для насъ и Поляковъ опасности, можно бы, казалось, надѣяться на отреченіе отъ самолюбивыхъ и раздражающихъ воспоминаній, на отрезвленіе Русской и Польской мысли", и проч. ("День", 1862 г, No 24, стр. 9, отвѣтъ Грабовскому В. А. Елагина).

Вотъ въ какомъ смыслѣ говорили и мы недавно, что, присоединивъ къ себѣ Польшу, мы вогнали ее себѣ внутрь, отравились Польшей; вотъ какую опасность, по нашему мнѣнію, представляетъ и для Россіи вновь изъявляемая покорность Польскаго населенія въ Русскихъ краяхъ -- безъ одновременнаго разрѣшенія Польскаго вопроса въ смыслѣ признанія за Польшею правъ на самостоятельное народное развитіе. Вотъ съ какимъ страшнымъ зломъ пришлось бы бороться возрожденію Русскаго элемента въ нашихъ Западныхъ и Югозападныхъ областяхъ,-- вотъ сквозь какой толстый общественный слой пришлось бы пробиваться въ нихъ новосозидаемой и новорождающейся Русской общественности,-- если этому яду, этой общественной Польской силѣ не дано будетъ исхода внѣ Россіи.

Въ послѣднемъ No нашей газеты помѣщена статья г. Безсонова, вновь доказывающая, но еще съ большею силою, мысль уже и прежде высказанную въ "Днѣ", что Польскій вопросъ есть по преимуществу вопросъ общественный. Прибавимъ къ тому, что для Россіи было бы несравненно выгоднѣе, и самый вопросъ былъ бы гораздо проще и легче для разрѣшенія, если бы онъ былъ не общественный, а политическій, еслибъ расплывшаяся, развившаяся до аномаліи, Польская неуловимая, вездѣсущая общественная сила -- сократилась, подобралась, концентрировалась въ какіе-либо политическіе предѣлы и формы, воплотилась въ какое-либо политическое тѣло -- легко осязаемое, уязвимое и удобосдерживаемое всякою иною, болѣе могущественною государственною силою. Трудно вообще государству съ его внѣшними, матеріальными государственными средствами бороться съ внутренними, нравственными средствами общества: оружіе не равное,-- съ обществомъ должно бороться по преимуществу общество же. Съ другой стороны и Русскому обществу (даже и предположивъ его полное развитіе) трудно бороться, съ Польскимъ обществомъ уже и потому, что послѣднее, будучи обществомъ, дѣйствуетъ въ то же время средствами не чисто общественными, но съ элементомъ государственнымъ. Для успѣшной борьбы съ Польшею нужно, чтобы, кромѣ настойчивыхъ усилій Русскаго общества къ укрѣпленію Русской общественной почвы въ Западномъ краѣ,-- превращено было анормальное существованіе Польскаго общества -- чрезъ учрежденіе какого-нибудь политическаго Польскаго центра, который бы сосредоточилъ въ себѣ, въ видимомъ осязательномъ образѣ, невидимую Польскую общественную стихію, и упразднилъ ея чрезмѣрное развитіе -- развитіемъ жизни чисто государственной. Польша, какъ небольшое политическое цѣлое, при всемъ своемъ непомѣрномъ политическомъ честолюбіи, по нашему мнѣнію, была бы несравненно слабѣе и потому менѣе опасна для такого могучаго государственнаго организма, какова Россія,-- нежели постоянная тайная отрава отъ разложившагося трупа Польской государственности и незримыхъ, неуловимыхъ Польскихъ общественныхъ силъ съ ихъ потаенными правленіями, комитетами и трибуналами...