Аксаков Иван Сергеевич - К счастью, наши юные материалисты не последовательны и не способны к последовательности

Сочиненія И. С. Аксакова

Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія

Изъ "Дня", "Москвы", "Руси" и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860--1886

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.

Къ счастью, наши юные матеріалисты не послѣдовательны и не способны къ послѣдовательности.

"День", 16-го марта 1863 г.

Что матеріализмъ и общественная свобода два начала несовмѣстимыя и противоположныя,-- это можно было вывести логически, а priori, всякому знакомому съуженіемъ Бюхнера, Молешотта и Ко. Что наши юные матеріалисты -- ихъ же легіонъ -- къ чести своей всѣ непослѣдовательны и неспособны къ послѣдовательности, -- это также извѣстно было всякому. Въ сущности матеріализмъ былъ только тою готовою занесенной формой, въ которую вложилось, и очень неловко и неуклюже, наше доморощенное, историческое и во многихъ отношеніяхъ вполнѣ законное отрицаніе тѣхъ сторонъ лжи, которыми окружено наше общественное, политическое и духовное развитіе. Матеріализмъ привлекалъ молодежь не самъ по себѣ, а призракомъ какой-то свободы, этого неизвѣданнаго Русскою жизнью блага, -- какой-то воли, которой ощущеніе такъ незнакомо и такъ желанно Русскому человѣку! Справедливо возмущенный, напримѣръ, оффиціальностью Русской церкви, возведенной въ достоинство казеннаго интереса, лицемѣріемъ и суевѣріемъ, опирающимися за полицейскую власть,-- юноша записывается въ матеріалиста, думая найти свободу въ отрицаніи самаго начала вѣры, и не видя, что онъ мѣняетъ только одно рабство на другое, еще худшее. Законно и прекрасно негодуя на всякое угнетеніе, на всякое грубое насиліе, -- онъ вступаетъ въ число адептовъ того ученія, гдѣ матерія -- грубая неразумная сила -- возводится на степень абсолютной истины (хотя, по комическому противорѣчію, матеріалисты отвергаютъ существованіе какой бы то ни было абсолютной истины, слѣдовательно отвергаютъ абсолютную истинность и своего ученія?!). Положеніе нашего юноши похоже на положеніе больнаго, который, чувствуя стѣсненіе въ груди, въ легкихъ, сбрасываетъ съ себя одно платье за другимъ, воображая, что оно именно и тѣснитъ его, тогда какъ причина болѣю и и стѣсненія легкихъ вовсе не въ платьѣ. Чувствуется боль, -- но наша молодежь, и даже не одна молодежь, а все общество -- находится еще въ такомъ фасисѣ развитія, при которомъ еще нѣтъ способности правильнаго "помѣщенія ощущеній", какъ выражаются философы. Чувствуется боль,-- и вотъ, въ живомъ, понятномъ нетерпѣніи, больной требуетъ ампутаціи ноги или руки, тогда какъ болитъ вовсе не рука и не нога, а голова или сердце. Впрочемъ, ощущеніе боли -- есть все-таки признакъ жизни въ организмѣ; стремленіе избавиться отъ этого ощущенія свидѣтельствуетъ о присутствіи еще въ организмѣ здоровой силы, протестующей противъ нарушенія правильности органическихъ отправленій и требующей возстановленія гармоніи въ тѣлѣ,-- хотя больной и хватается, въ невѣдѣніи, за мышьякъ вмѣсто ревеня, за опіумъ вмѣсто потогоннаго и кровоочистительнаго декокта! Худо, если болѣзнь превращается въ такое нормальное состояніе, при которомъ организмъ уже не протестуетъ, а только послушно разлагается: при параличѣ, какъ извѣстно -- въ парализованномъ членѣ не ощущается боли...

Мы думаемъ, что матеріализъ, которымъ заражена большая часть молодежи въ нашей общественной средѣ, есть именно ощущеніе боли -- при отсутствіи еще способности "помѣщенія ощущеній". Говоря по совѣсти, мы бы презирали молодежь, еслибъ она не испытывала этого ощущенія боли, хотя въ то же время искренно сожалѣемъ, что она не доискивается причины болѣзни и, слѣпо вѣруя въ иноземныя медицинскія системы, видумала лѣчиться убійственнымъ ядомъ, называемымъ матеріализмомъ. Дѣло въ томъ, что ученіе матеріалистовъ находится въ совершенномъ противорѣчіи со всѣми благородными инстинктами самой молодежи, со всѣми ея стремленіями и порывами, побуждающими ее искать какого-нибудь выхода изъ того разлада съ жизнью, въ которомъ постоянно изнываетъ ея пылкое и великодушное сердце. Чтобы представить себѣ ученіе матеріалистовъ во всемъ его возмутительномъ безобразіи, нужно только попробовать, хотя въ воображеніи, довести его до крайнихъ логическихъ послѣдствій: матеріализмъ въ окончательныхъ своихъ выводахъ явится отрицаніемъ всего того, во имя чего такъ горячо и смѣло бросаются въ ряды матеріалистовъ наши юноши, а отчасти и дѣвы! Только непослѣдовательность матеріалистовъ своему ученію въ жизни, только благородная неспособность человѣческой природы выдержать строгую консеквентномъ этого ученія, неспособность человѣка обратиться въ совершенное животное, можетъ -- съ одной стороны -- дѣлать сноснымъ присутствіе матеріалистовъ въ обществѣ, а съ другой -- удерживать въ рядахъ этой школы столько молодыхъ и, вѣроятно, по большей части, чистыхъ и благородныхъ душъ! Въ самомъ дѣлѣ, читатель, только увѣренность въ томъ, что наши матеріалисты не больше какъ теоретики, что никто изъ носящихъ съ забавною гордостію имя матеріалистовъ не приложитъ Своего ученія къ практикѣ,-- только эта несомнѣнная увѣренность дѣлаетъ возможными сношеніи съ ними -- вполнѣ искреннія и свободныя, несмотря на то, что это ученіе отрицаетъ всякое понятіе о добрѣ и злѣ, уничтожаетъ всякую нравственную вмѣняемость преступнаго дѣйствія и разрѣшаетъ всякій безнравственный поступокъ, если онъ не производитъ въ васъ непріятнаго ощущенія,-- чего-то "въ родѣ ощущенія, производимаго тухлой говядиной". Ну, да вѣдь и къ тухлой говядинѣ можно привыкнуть -- это дѣло вкуса! Такъ какъ кодексъ правилъ общежитія, которымъ, хотя условно, должны руководствоваться матеріалисты, еще не изданъ, а существующія начала и правила общественной нравственности ими отвергаются, то отношеніе общества къ нимъ было бы очень затруднительно, если бы если бы, повторяемъ, они могли быть послѣдовательными, еслибъ могли отдѣлаться отъ тѣхъ нравственныхъ "предразсудковъ", которыми пропитало міръ -- такъ безусловно отрицаемое ими христіанство!

Странное ученіе! Сказать, что адептъ матеріализма не послѣдователенъ своему ученію -- казалось бы, это должно быть обидно. Попробуйте же объявить матеріалистамъ, что вы повѣрили, наконецъ, ихъ полной искренней преданности школѣ матеріализма, что вы признаете, наконецъ, за ними способность явиться вполнѣ консеквентными матеріализму въ жизни, что вы соглашаетесь, наконецъ, счесть ихъ людьми безъ всякихъ нравственныхъ основъ и правилъ, -- слѣдовательно безнравственными (ибо понятіе нравственности и грѣха -- для матеріалиста не существуетъ): какъ обидятся, какъ еще пуще обидятся наши юные матеріалисты за то самое. что въ сущности должно бы звучать для нихъ комплиментомъ! Но нашими словами наши юные матеріалисты обижаться не могутъ: мы считаемъ ихъ непослѣдовательными, неспособными къ послѣдовательности, и потому въ сущности вполнѣ безвредными. Даже мы желали бы, для излѣченія ихъ отъ матеріализма, нѣкоторой свободы для матеріализма явиться на практикѣ, въ примѣненіи къ жмени... Какъ порѣдѣли бы тогда ряды матеріалистовъ!

Просимъ извиненія у читателей, что, увлекшись нѣсколько въ сторону, мы еще не приступили къ главной задачѣ нашей статьи. Мы хотѣли бы, не касаясь вопроса религіознаго и нравственнаго, указать публикѣ и нашей молодежи на ту опасность, которую представляетъ ученіе матеріализма для общественной свободы, на его родство и тождество съ деспотизмомъ. Свобода! Кому не дорого это слово! Не желаніе ли свободы движетъ сердцами всѣхъ честныхъ людей, не въ особенности ли сильно заставляетъ она биться молодое сердце? И слава Богу! Горе той молодежи, которая не жаждетъ свободы!... Деспотизмъ! Кому не ненавистно это слово? Кто изъ деспотовъ не старается снять съ себя упрекъ "въ деспотизмѣ? Въ комъ, какъ не въ молодыхъ людяхъ, негодованіе на деспотизмъ доходитъ до печальныхъ крайностей, устремляя ихъ на мученичество и гибель?.. Всѣ эти благородныя движенія человѣческой природы несовмѣстны съ ученіемъ матеріалистовъ, обоготворившимъ матерію и слѣдовательно вещественную, матеріальную силу. Свобода есть понятіе совершенно духовное и зиждется на нравственномъ уваженіи къ человѣческой личности и признаніи за нею нравственныхъ правъ на независимость духовнаго личнаго развитія. Отнимите у людей это нравственное отношеніе другъ къ другу, и какъ бы вы ни хлопотали о механическомъ равновѣсіи эгоизмовъ и частныхъ пользъ, вы никогда не утвердите этого равновѣсія, потому что у васъ не останется другой точки опоры, другаго мѣрила и критеріума, для оцѣнки вреда и пользы, кромѣ "ощущенія" и взаимнаго столкновенія ощущеній. А такъ какъ ощущеніе зависитъ отъ расположенія мозговыхъ шариковъ, мускуловъ и нервъ, то, стало-быть, на этой-то физической основѣ ощущеній построено у матеріалистовъ все зданіе человѣческой свободы! Она, эта свобода, не есть нравственное право, а есть продуктъ взаимнаго матеріальнаго самоограниченія, чего-то въ родѣ физическаго тренія ощущеній другъ отъ друга, въ разныхъ человѣческихъ организмахъ; поэтому каждое ощущеніе можетъ проявляться и дѣйствовать свободно -- пока чужое ощущеніе не заставитъ его войти въ свои предѣлы. На этомъ основаніи права каждая матеріальная сила, покуда она сила и не пересилена силою другою. Очевидно, что тѣ, которымъ матеріализмъ вошелъ въ плоть и кровь, обманываютъ себя и другихъ, когда толкуютъ объ общественной и политической свободѣ: въ сущности имъ дѣла нѣтъ и не должно быть дѣла до чужой свободы, а они добиваются только одного -- чтобы на мѣсто гнетущей ихъ матеріальной силы, поставить такую же грубую силу своихъ собственныхъ матеріальныхъ ощущеній. Послѣдовательные матеріалисты, если только послѣдовательность возможна, должны, въ развитіи своемъ, непремѣнно испытывать сочувствіе со всѣми грубыми матеріальными силами, дѣйствующими въ политической жизни обществъ, и составить со временемъ отличный матеріалъ для полицейскаго контингента всякой деспотической власти. Поставьте во главу управленія человѣка, отвергающаго достоинство духа человѣческаго и нравственное уваженіе къ человѣческой личности, и вы увидите, что онъ явитъ въ себѣ такого деспота, предъ которымъ поблѣднѣютъ всѣ деспоты древнихъ и новѣйшихъ вѣковъ. Этому доказательствомъ служитъ, между прочимъ, уже печатно заявленное,-- конечно не у насъ, аза границей,-- сочувствіе послѣдователей матеріализма (разумѣется, только въ теоріи) съ эпохой Французскаго терроризма и съ пріемами его: гильотиной, нойядой, проскрипціей... Сочувствовать же терроризму значитъ сочувствовать деспотизму или иначе рабству, т. е. употребленію самой грубой физической силы, предъ которою правильно организованная военная и полицейская сила являлась Французамъ какимъ-то благодатнымъ учрежденіемъ, а деспотизмъ Наполеона I -- свободой!!! И такъ матеріалистъ, нападая на тираннію, въ сущности послѣдователь того же принципа тиранніи, и послѣдователь самый грубый и опасный, ибо онъ не признаетъ даже и той узды, которая способна сдерживать тирана не-матеріалиста.

Однимъ словомъ, всякій искренній матеріалистъ -- врагъ свободы, приверженецъ и слуга деспотизма, проповѣдникъ грубаго физическаго насилія. Но какъ же это? развѣ могутъ молодые люди быть врагами свободы, приверженцами и слугами деспотизма, проповѣдовать грубое, физическое насиліе, готовить изъ себя полицейскихъ сбирровъ власти, -- какой именно, это рѣшительно все равно?"..

Конечно, не могутъ, и нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что въ душѣ нашихъ матеріалистовъ живетъ ненависть къ злу и насилію, естественное влеченіе къ добру и свободѣ! Поборникъ одной изъ самыхъ безобразнымъ теорій въ мірѣ, въ сущности, оказывается у насъ добрякамъ, отличнымъ, простодушнымъ малымъ, готовымъ на самопожертвованіе, и нерѣдко лучшей нравственности, чѣмъ иной проповѣдникъ нравственности. Все это подтверждаетъ только наши слова, сказанныя выше, что матеріализмъ у насъ въ Россіи только форма, готовая, модная, занесенная изъ-на границы, въ которую легло содержаніе не только не матеріалистическое, но самое идеалистическое; для того же, чтобы достичь этой гармоніи формы съ содержаніемъ, молодые люди всячески клеплятъ сами на себя, сами себя воображаютъ, по теоріи, чуть-чуть не злодѣями, и, къ счастію, все же не могутъ сломить благородства своей человѣческой природы! Оттого такое постоянное противорѣчіе въ ихъ понятіяхъ съ дѣлами, оттого такъ неумѣстны и несправедливы всякія направленныя противъ нихъ преслѣдованія.

Ну, а если и наши матеріалисты сумѣютъ согласовать, хотя отчасти, свое ученіе съ поступками, -- что выиграетъ отъ того, на первыхъ же порахъ, наше общество? Да прежде всего -- лишеніе свободы слова печатнаго и изустнаго. Извѣстно, что самое высшее нравственное проявленіе свободы состоитъ въ уваженіи чужихъ мнѣній, въ призваніи за каждымъ права имѣть и высказывать свободно свое мнѣніе. Этой свободы не понимали деспоты Французскихъ революцій, со всѣми ихъ gouvernements provisoires, comités de salut public, революціонными и цензурными комитетами, и тому подобными либеральными учрежденіями. Свободы вообще не понимаютъ въ Европѣ нигдѣ, кромѣ Англіи,-- но нигдѣ потребность этой свободы такъ живо не ощущается, какъ въ Россіи...

Каково же было наше удивленіе и огорченіе, когда недавно намъ пришлось видѣть посягательство на эту свободу, и со стороны кого?-- со стороны поклонниковъ матеріализма, принадлежащихъ, какъ извѣстно, къ юному поколѣнію въ Россіи! Недавно, на одной публичной лекціи, намъ было прочитано письмо, анонимное письмо, полученное г. профессоромъ, въ которомъ предъявляется грубое требованіе, чтобы онъ прекратилъ чтеніе публичныхъ лекцій, направленныхъ противъ ученія Германскихъ матеріалистовъ, -- съ угревою, за неисполненіе этого требованія, нанести ему оскорбленіе шиканьемъ и свистками. Эта интимидація обличающая въ то же время въ нашихъ матеріалистахъ сознаніе своей слабости и несостоятельности своего ученія, -- разумѣется, не имѣла успѣха, -- но дѣло не въ этомъ, а въ томъ, что молодые матеріалисты, становящіеся на этотъ путь и одобряющіе поступокъ анонима, зарекомендовываютъ себя заранѣе, въ будущемъ, врагами всякой свободы мнѣнія... Эта деспотическая замашка такъ не къ лицу нашимъ молодымъ людямъ, что возможность подобнаго поступка свидѣтельствуетъ уже о нѣкоторомъ прогрессѣ матеріализма, о томъ, что послѣдній уже начинаетъ входить внутрь, въ самую душу молодаго поколѣнія. Что же готовитъ она намъ впереди? Все наше горе состоитъ именно въ преобладаніи у насъ, въ жизни общественной, элемента внѣшняго принужденія, въ отсутствіи уваженія къ свободѣ личной, къ свободѣ мнѣнія, -- и вотъ молодое поколѣніе,-- надежда Россіи,-- является поборникомъ того же самаго принудительнаго принципа, принципа грубой силы, только въ другой формѣ... Стойте, куда бѣжите вы, молодые люди, образумьтесь, оглянитесь, всмотритесь: кому и чему, какой силѣ вы служите вашею проповѣдью матеріализма, какую бездну роете вы между собой я Русскимъ народомъ!...