ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ РУССКОМУ ВѢСТНИКУ.
КЕНЕЛМЪ ЧИЛЛИНГИ
ЕГО ПРИКЛЮЧЕНІЯ И МНѢНІЯ.
РОМАНЪ
ЭДУАРДА БУЛВЕРА, ЛОРДА ЛИТТОНА.
МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи (Катковъ и К°).
На Страстномъ бульварѣ.
1873.
Сэръ-Питеръ Чиллингли изъ Эксмондгама, баронетъ, F. R. S. и F. А. S., {Fellow of the Royal Society -- членъ Королевскаго Общества; Fellow of the Antiquarian Society -- членъ Археологическаго Общества.} былъ представитель древней фамиліи и довольно значительный землевладѣлецъ. Онъ женился въ молодыхъ годахъ, не вслѣдствіе наклонности къ брачной жизни, но уступая желанію своихъ родителей. Они приняли на себя трудъ выбрать ему невѣсту, и если они могли сдѣлать лучшій выборъ, то могли сдѣлать и худшій, а это больше чѣмъ можно сказать про многихъ кто сами выбираютъ себѣ жену. Миссъ Каролина Бродертонъ была во всѣхъ отношеніяхъ приличною партіей. Она имѣла хорошее состояніе, которое очень пригодилось для покупки двухъ фермъ бывшихъ давнимъ предметомъ желаній господъ Чиллингли для округленія ихъ владѣній. У нея было хорошее родство, и она принесла въ графство ту привычку къ свѣтской жизни которая пріобрѣтается молодою особой прошедшею курсъ баловъ въ теченіи трехъ сезоновъ, и вступала въ брачную жизнь съ довѣріемъ къ себѣ и своему жениху. Она была достаточно красива чтобъ удовлетворять гордость мужа, но не настолько чтобы держать постоянно на сторожѣ его ревность. Она считалась высоко образованною. Это значитъ что она играла на фортепіано такъ что всякій музыкантъ сказалъ бы "ее хорошо учили", но ни одинъ музыкантъ не сдѣлалъ бы лишняго шага для того чтобы послушать ее въ другой разъ. Она рисовала акварелью достаточно хорошо для своего удовольствія. Она знала французскій и италіянскій языки съ такою чисто-женскою элегантностью что, хотя читала только избранные отрывки на этихъ языкахъ, объяснялась на обоихъ съ гораздо болѣе правильнымъ акцентомъ чѣмъ можемъ приписывать Руссо или Аріосто. Что кромѣ этого требуется отъ молодой особы чтобы считаться высоко образованною -- я не знаю, но я знаю за вѣрное что молодая особа о которой идетъ рѣчь удовлетворяла этимъ требованіямъ по мнѣнію самыхъ лучшихъ учителей. Это была не только приличная партія для сэръ-Питера Чиллингли,-- это была блестящая партія. Это была также вполнѣ безупречная партія для миссъ Каролины Бродертонъ. Итакъ, они составили превосходную пару, подобно многимъ превосходнымъ парамъ. Вскорѣ послѣ свадьбы, вслѣдствіе смерти своихъ родителей,-- которые, женивъ своего наслѣдника, не находили для чего бы еще стоило жить,-- сэръ-Питеръ вступилъ въ обладаніе наслѣдственными имѣніями. Девять мѣсяцевъ въ году жилъ онъ въ Эксмондгамѣ, уѣзжая въ городъ на остальные три мѣсяца. Леди Чиллингли и онъ самъ были очень рады ѣхать въ городъ соскучившись въ Эксмондгамѣ, и были очень рады возвращаться въ Эксмондгамъ соскучившись въ городѣ. За однимъ исключеніемъ это было чрезвычайно счастливое супружество. Леди Чиллингли принадлежало первенство въ мелкихъ дѣлахъ; сэръ-Питеру въ дѣлахъ крупныхъ. Мелкія дѣла встрѣчаются ежедневно; крупныя дѣла разъ въ три года. Въ три года разъ леди Чиллингли уступала сэръ-Питеру; домашнія дѣла такимъ образомъ управляемыя, шли какъ нельзя лучше, такъ что недостатокъ въ ихъ семейномъ счастіи былъ только отрицательнаго свойства. Они вздыхали по залогѣ своей взаимной любви; въ четырнадцать лѣтъ ихъ супружества къ нимъ не пожаловалъ маленькій пришлецъ.
Въ случаѣ пресѣченія мужскаго колѣна, имѣнія сэръ-Питера переходили къ отдаленному родственнику какъ законному наслѣднику. Въ послѣдніе четыре года этотъ законный наслѣдникъ (хотя сэръ-Питеръ былъ гораздо моложе его и пользовался такимъ здоровьемъ какимъ только можетъ пользоваться человѣкъ) съ непріятною откровенностью выражалъ свои ожиданія на скорое наслѣдство. Онъ отказалъ дать свое согласіе на небольшой обмѣнъ земель съ сосѣднимъ сквайромъ, хотя сэръ-Питеръ могъ бы отъ этого пріобрѣсти нѣсколько хорошей пахатной земли вмѣсто отдаленнаго безполезнаго лѣса, не доставлявшаго ничего кромѣ хворосту и кроликовъ. Отказалъ съ безцеремоннымъ объясненіемъ что онъ, законный наслѣдникъ, очень любитъ охоту на кроликовъ, и что этотъ лѣсъ пригодится ему въ будущій сезонъ, если къ тому времени онъ вступитъ во владѣніе имѣніемъ, что весьма возможно. Онъ оспаривалъ право сэръ-Питера производить обычную вырубку лѣса, и даже грозилъ жаловаться на него въ судъ по этому поводу. Короче, этотъ законный наслѣдникъ былъ именно однимъ изъ тѣхъ лицъ на зло которому всякій землевладѣлецъ, будь онъ одинокій, женился бы восьмидесяти лѣтъ отъ роду.
Но не единственно вслѣдствіе желанія положить конецъ ожиданіямъ своего непріятнаго родственника сэръ-Питеръ вздыхалъ объ отсутствіи "маленькаго пришельца". Принадлежа къ тому классу помѣщиковъ въ которомъ иные политическіе резонеры отрицаютъ разумѣніе предоставляя его всѣмъ другимъ членамъ гражданскаго общества, сэръ-Питеръ былъ тѣмъ не менѣе человѣкъ не безъ образованія и имѣлъ большую склонность къ умозрительной философіи. Онъ вздыхалъ о законномъ наслѣдникѣ сокровищъ своей эрудиціи, и,-- какъ человѣкъ доброжелательный, о болѣе дѣятельномъ и полезномъ расточителѣ тѣхъ благъ какія вырабатываютъ для человѣческаго рода философы чрезъ ожесточенную борьбу другъ съ другомъ; подобно тому какъ огниво высѣкаетъ искры изъ кремня, гдѣ онѣ могутъ остаться сокрытыми до дня страшнаго суда если кремень не будутъ бить сталью. Однимъ словомъ, сэръ-Питеръ желалъ имѣть сына щедро одареннаго качествами необходимыми для борьбы, которыхъ недоставало въ немъ самомъ, но которыя существенно необходимы для всякаго ищущаго извѣстности, въ особенности для благожелательныхъ философовъ.
При такихъ обстоятельствахъ легко понять радость объявшую Эксмондгамскій домъ и распространившуюся между всѣми арендаторами,-- которые очень любили настоящаго владѣльца и ненавидѣли законнаго наслѣдника заботившагося о сохраненіи кроликовъ,-- когда домашній докторъ чиллинглійскихъ владѣльцевъ объявилъ что "миледи находится въ интересномъ положеніи". Можно представить себѣ какихъ размѣровъ достигла эта радость когда въ надлежащее время дитя мужескаго пола было благополучно помѣщено въ приготовленную для него люльку. Къ этой люлькѣ былъ позванъ сэръ-Питеръ. Онъ вошелъ въ комнату радостно кивая головой, съ сіяющею физіономіей; онъ оставилъ ее задумчивыми шагами и съ отуманеннымъ челомъ.
Ребенокъ вовсе не былъ уродъ. Онъ явился на свѣтъ не съ двумя головами, чему, говорятъ, бывали примѣры; онъ былъ сложенъ какъ всѣ дѣти бываютъ сложены, былъ вообще здоровенькій ребенокъ, славный ребенокъ. Тѣмъ не менѣе его видъ испугалъ отца, какъ прежде испугалъ няньку. Маленькое существо глядѣло невыразимо торжественно. Оно устремило свои глаза на сэръ-Питера съ видомъ меланхолическаго упрека; его губы были сжаты и опущены книзу, какъ будто онъ съ неудовольствіемъ обдумывалъ свои будущія судьбы. Нянька объявила испуганнымъ шепотомъ что ребенокъ ни разу не вскрикнулъ при появленіи на свѣтъ. Онъ вступилъ въ обладаніе своею люлькой во всемъ величіи безмолвнаго огорченія. Болѣе печальныя и болѣе задумчивыя черты лица не могло имѣть человѣческое существо еслибъ оно оставляло міръ вмѣсто того чтобы вступать въ него.
"Гм!" сказалъ сэръ-Питеръ про себя, возвращаясь въ уединеніе своей библіотеки, "философъ которому новое существо обязано своимъ появленіемъ въ сей юдоли слезъ принимаетъ на себя весьма тяжелую отвѣтственность..."
Въ это мгновеніе, съ сосѣдней колокольни, раздался радостный звонъ; лѣтнее солнце глянуло въ окна; пчелы зажужжали надъ цвѣтами въ полѣ: сэръ-Питеръ встрепенулся, и глядя въ окно:-- "Во всякомъ случаѣ", сказалъ онъ весело, "въ юдоли слезъ бываютъ и улыбки."
Въ Эксмондгамѣ состоялся семейный совѣтъ для выбора имени съ коимъ этотъ замѣчательный ребенокъ долженъ былъ вступить въ христіанское общество. Представителями младшей линіи древняго дома были, вопервыхъ, упомянутый уже законный наслѣдникъ -- шотландская вѣтвь -- по имени Чиллингли Гордонъ. Онъ былъ вдовый отецъ единственнаго сына, которому въ настоящую пору было три года и который находился въ счастливомъ невѣдѣніи относительно несправедливости причиненной его будущимъ видамъ появленіемъ на свѣтъ новорожденнаго; чего по совѣсти нельзя было сказать о его отцѣ. Мистеръ Чиллингли Гордонъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей которые неизвѣстно для чего являются на свѣтъ. Родители его умерли когда онъ былъ еще ребенкомъ и не оставили ему ничего; родные пристроили его въ Чартеръ-Гаусскую школу; въ этой знаменитой академіи онъ не достигъ замѣчательныхъ отличій. Тѣмъ не менѣе, когда онъ оставилъ ее, государство обратило не него свою особливую заботливость и пристроило его клеркомъ въ одну изъ канцелярій. Съ того времени онъ началъ преуспѣвать въ свѣтѣ и былъ въ настоящее время таможеннымъ коммиссіонеромъ съ жалованьемъ въ 1.500 ф. ст. Какъ скоро онъ пріобрѣлъ такимъ образомъ возможность содержать жену, онъ выбралъ себѣ жену которая доставляла ему подспорье. Это была вдова ирландскаго пера съ двумя тысячами фунтовъ годоваго дохода.
Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ своей женитьбы, Чиллингли Гордонъ застраховалъ жизнь своей жены такъ чтобъ обезпечить себѣ 1000 фунтовъ годоваго дохода въ случаѣ ея смерти. Повидимому она была совершенно здоровая женщина, нѣсколькими годами моложе своего мужа, потому ежегодное отдѣленіе части дохода на уплату страховой преміи казалось съ его стороны слишкомъ большимъ пожертвованіемъ настоящихъ благъ въ пользу будущихъ случайностей. Но результаты подтвердили его репутацію проницательнаго человѣка, когда на второй годъ супружества и черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ рожденія единственнаго сына, его жена умерла отъ болѣзни сердца которая не была замѣчена докторомъ, но которая, безъ сомнѣнія, была тщательно наблюдаема мужемъ прежде чѣмъ онъ застраховалъ жизнь слишкомъ дорогую чтобы не нуждаться въ нѣкоторомъ вознагражденіи за ея утрату. Итакъ онъ сдѣлался обладателемъ 2500 фунтовъ ежегоднаго дохода, и чувствовалъ себя очень хорошо, въ денежномъ значеніи этой фразы. Сверхъ того, онъ пріобрѣлъ репутацію которая давала ему общественное положеніе повыше того какое было ему присвоено разборчивымъ государствомъ. Онъ считался человѣкомъ основательныхъ сужденій, и его мнѣнія о всевозможныхъ дѣлахъ, общественныхъ или частныхъ, почитались вѣскими. Мнѣнія сами по себѣ, разобранныя критически, имѣли мало значенія, но онъ высказывалъ ихъ внушительно. Мистеръ Фоксъ говорилъ что "никогда никто не былъ столь мудрымъ какъ казался лордъ Терло". Лордъ Терло не могъ казаться болѣе мудрымъ чѣмъ мистеръ Чиллингли Гордонъ. У него было четыреугольное отверстіе рта и широкія, рыжія, густо-заросшія брови, которыя онъ хмурилъ съ большимъ эффектомъ когда изрекалъ сужденіе. Онъ имѣлъ еще другое преимущество для пріобрѣтенія своей важной репутаціи,-- онъ былъ чрезвычайно непріятный человѣкъ. Онъ отвѣтилъ бы грубостью еслибъ ему стали противорѣчить; а такъ какъ мало кто желаетъ слушать грубости, то ему рѣдко противорѣчили.
Мистеръ Чиллингли Миверзъ, членъ другой младшей линіи, былъ также замѣчателенъ, но въ другомъ отношеніи. Онъ былъ холостякъ, въ то время ему было около тридцати пяти лѣтъ. Онъ былъ замѣчателенъ своимъ высоко-просвѣщеннымъ презрѣніемъ ко всѣмъ и ко всему. Онъ былъ основателемъ и главнымъ собственникомъ газеты Londoner, которая возникла недавно чтобы служить органомъ этому принципу презрѣнія, и, само собою разумѣется, была чрезвычайно популярна между тѣми передовыми членами общества которые никому не удивляются и ни во что не вѣрятъ. Мистеръ Чиллингли Миверзъ считалъ себя самъ и былъ другими принимаемъ за человѣка который могъ бы достичь самаго блестящаго успѣха въ любой отрасли литературы еслибъ онъ только удостоилъ обнаружить свои таланты. Но онъ не удостоивалъ, и потому имѣлъ полное право полагать что еслибъ онъ написалъ эпопею, драму, повѣсть, исторію или метафизическій трактатъ, то затмилъ бы Мильтона, Шекспира, Сервантеса, Юма, Берклея. Онъ строго держался анонимности, и даже въ основанномъ имъ журналѣ никто не могъ сказать съ увѣренностью что именно онъ писалъ. Но во всякомъ случаѣ мистеръ Чиллингли Миверзъ былъ тѣмъ чѣмъ никогда не былъ мистеръ Чиллингли Гордонъ, свѣдущимъ человѣкомъ и далеко не непріятнымъ въ обществѣ.
Преподобный Джонъ Сталвортъ Чиллингли былъ рѣшительный приверженецъ школы "мускульнаго христіанства" и одинъ изъ отличныхъ ея представителей. Высокій, дюжій, широкоплечій, съ замѣчательнымъ развитіемъ икръ, онъ могъ бы во мгновеніе ока сбить съ ногъ любаго деиста. Г. де-Жуанвиль въ своей исторіи Лудовика Святаго разказываетъ что общество духовныхъ лицъ и богослововъ пригласило Евреевъ одного восточнаго города для собесѣдованія объ истинахъ христіанства, и что нѣкоторый рыцарь, бывшій въ то время калѣкой и ходившій на костыляхъ, просилъ и получилъ разрѣшеніе присутствовать при преніяхъ. Евреи толпами стекались въ собраніе. Одинъ прелатъ, выбравъ ученаго раввина, съ кротостію предложилъ ему вопросъ:признаетъ ли онъ божественное происхожденіе нашего Господа? "Разумѣется нѣтъ", отвѣчалъ раввинъ. Тогда благочестивый рыцарь, оскорбленный такимъ богохульствомъ, поднялъ свой костыль и ударилъ раввина, затѣмъ бросился на другихъ невѣрующихъ, избилъ ихъ и обратилъ въ постыдное бѣгство. О такомъ поведеніи рыцаря было донесено королю, съ просьбой сдѣлать ему приличное внушеніе. Но святой король отвѣчалъ слѣдующимъ мудрымъ разсужденіемъ:
"Если благочестивый рыцарь ученый человѣкъ и можетъ выдвинуть подобающіе доводы противъ ученія невѣрныхъ, то нѣтъ сомнѣнія что онъ долженъ дѣйствовать убѣжденіемъ; если же благочестивый рыцарь не ученый человѣкъ и съ аргументами не сладитъ, то пусть онъ пресѣкаетъ споръ остріемъ своего добраго меча."
Преподобный Джонъ Сталвортъ Чиллингли держался того же мнѣнія какъ и Лудовикъ Святой, впрочемъ онъ былъ человѣкъ кроткій и милый. Онъ поощрялъ крикетъ и другія мужественныя упражненія своихъ сельскихъ прихожанъ. Онъ былъ искусный и отважный наѣздникъ, но не занимался охотой. Онъ былъ хорошій сотрапезникъ и собутыльникъ. Но его литературные вкусы были утонченные и миролюбивые, въ противность тенденціямъ какихъ можно было ожидать при его мускульномъ развитіи. Онъ очень любилъ читать поэтовъ, но ему не нравились Скоттъ и Байронъ, которыхъ онъ считалъ пустыми и трескучими; онъ утверждалъ что Попъ не болѣе какъ стихослагатель, и что величайшій англійскій поэтъ былъ Вордсвортъ. Не много заботился онъ о древнихъ классикахъ; отрицалъ всякое достоинство во французской поэзіи, не зналъ ничего объ италіянской, но зналъ съ грѣхомъ пополамъ по-нѣмецки и могъ надоѣсть всякому съ Германомъ и Доротеей Гёте. Онъ былъ женатъ. Жена его, простая женщина, безмолвно благоговѣла предъ нимъ и была увѣрена что никакого раскола не произошло бы въ церкви еслибъ ея мужъ занялъ подобающее ему мѣсто архіепископа кентерберійскаго: въ этомъ мнѣніи онъ былъ вполнѣ согласенъ съ своею женой.
Кромѣ этихъ трехъ мужскихъ представителей рода Чиллингли, прекрасный полъ, въ отсутствіи хозяйки дома, которая еще не выходила изъ своей комнаты, имѣлъ своими представителями трехъ сестеръ сэръ-Питера Чиллингли; всѣ три были старыя дѣвы. Можетъ-статься причиною ихъ одиночества было ихъ чрезвычайное сходство между собою, такъ что искателю ихъ руки было очень трудно рѣшить которую выбрать, кромѣ того, его могло пугать то обстоятельство что выбравъ одну онъ завтра же могъ быть пойманъ на поцѣлуѣ данномъ другой по ошибкѣ. Всѣ онѣ были высоки, худощавы, съ длинными шеями, а пониже шеи съ сильно развитыми ключицами. У всѣхъ были блѣднаго цвѣта волосы, блѣдныя вѣки, блѣдные глаза и блѣдный цвѣтъ лица. Всѣ онѣ одѣвались совершенно одинаково, и любимый цвѣтъ ихъ былъ ярко зеленый: такого цвѣта платья были на нихъ и въ настоящемъ случаѣ.
Будучи столь схожи по наружности, для обыкновеннаго наблюдателя онѣ представлялись совершенно тождественными и по характеру и по уму. Онѣ держали себя прекрасно, сообразно собственнымъ понятіямъ о томъ какъ прилично держать себя женщинѣ,-- чрезвычайно сдержанно и отдаленно съ чужими, чрезвычайно нѣжно другъ съ другомъ и съ родными или подругами; онѣ были очень добры къ бѣднымъ, на которыхъ смотрѣли какъ на особый родъ существъ и къ которымъ относились съ тою снисходительностью съ какою сострадательные люди обращаются съ безсловесными животными. Онѣ питали свой умъ одними и тѣми же книгами: какую читала одна, ту же читали и другія. Книги которыя онѣ читали раздѣлялись преимущественно на два сорта: романы и что онѣ называли "хорошія книги". Онѣ имѣли обычай читать книги обоихъ сортовъ поочередно,-- одинъ день романъ, другой день хорошую книгу, потомъ опять романъ и т. д. Такимъ образомъ если воображеніе было подогрѣто въ понедѣльникъ, во вторникъ оно снова было охлаждаемо до надлежащей температуры; если же оно было заморожено во вторникъ, оно подогрѣвалось въ среду. Романы которые они выбирали были рѣдко такого свойства чтобы нагрѣть умственный термометръ до теплоты крови: герои и героини были всегда образцами хорошаго поведенія. Романы мистера Джемса были особенно въ ходу, и онѣ единогласно утверждали что "это романы которые отецъ могъ бы позволить читать своимъ дочерямъ". Но хотя обыкновенный наблюдатель могъ не найти различія между этими тремя дѣвицами, и, видя ихъ постоянно одѣтыми въ зеленое, могъ бы сказать что онѣ похожи между собою какъ одна горошина на другую, при болѣе внимательномъ изученіи въ нихъ открывались особенности свойственныя каждой. Миссъ Маргаритѣ, старшей, принадлежало главенство изъ числа трехъ сестеръ; она управляла домашнимъ хозяйствомъ (онѣ жили вмѣстѣ), хранила общую казну и разрѣшала всѣ возникающія недоумѣнія,-- пригласить или нѣтъ мистрисъ Такую-то къ чаю; должна или нѣтъ быть разчитана Мери; поѣдутъ онѣ въ Бродстерсъ или въ Сандгетъ на октябрь мѣсяцъ. Словомъ, Миссъ Маргарита была волей этого соединеннаго тѣла.
Миссъ Сибила отличалась природною мягкостью и болѣе меланхолическимъ характеромъ; она имѣла поэтическій складъ ума и повременамъ писала стихи. Нѣкоторые изъ нихъ отпечатывались на глянцевитой бумагѣ и продавались съ благотворительною цѣлью на благотворительныхъ базарахъ. Газеты графства говорили что "стихи отличались всѣмъ изяществомъ высоко развитаго и женственнаго ума". Остальными двумя сестрами было признано что она была домашнимъ геніемъ, но, подобно всѣмъ геніямъ, недостаточно практична.
Миссъ Сару Чиллингли, младшую изъ трехъ, и въ настоящую пору достигшую сорока четырехъ лѣтъ, остальныя сестры считали "милашкой, немножко шаловливою, но такою прелестною что ни у кого не достало бы духу побранить ее". Миссъ Маргарита говорила: "она вѣтреное созданіе". Миссъ Сибила написала ей поэму озаглавленную: Предостереженіе молодой дѣвицѣ противъ свѣтскихъ удовольствій. Сестры звали ее Салли; другія же двѣ не имѣли уменьшительныхъ именъ. Эти сестрицы, которыя всѣ были на много лѣтъ старше сэръ-Питера, жили въ красивомъ, старомодномъ домѣ изъ краснаго кирпича, съ большимъ садомъ позади, въ главной улицѣ главнаго города ихъ роднаго графства. Каждая изъ нихъ имѣла по 10.000 фунтовъ стерлинговъ; и еслибъ онѣ всѣ три пожелали выйти замужъ, законный наслѣдникъ сэръ-Питера женился бы на нихъ прибравъ къ рукамъ капиталъ въ 30.000 фунтовъ. Но мы не дошли еще до того чтобы признавать законнымъ мормонство, хотя, если соціальный прогрессъ будетъ все идти тѣмъ же путемъ какъ теперь, то одному Небу извѣстно какихъ побѣдъ надъ предразсудками предковъ не одержитъ мудрость нашихъ потомковъ!
Сэръ-Питеръ стоялъ предъ каминомъ, и оглядывая гостей размѣстившихся полукругомъ, сказалъ:
-- Друзья мои, въ парламентѣ, прежде чѣмъ приступить къ обсужденію какого-нибудь билля, я полагаю, необходимо внести самый билль.-- Онъ остановился на мгновеніе, позвонилъ въ колокольчикъ и сказалъ служанкѣ, которая вошла: -- Прикажите нянькѣ внести ребенка.
Мистеръ Гордонъ Чиллингли.-- Я не вижу необходимости въ этомъ, сэръ-Питеръ. Мы можемъ признать существованіе ребенка достовѣрнымъ.
Мистеръ Миверзъ.-- Надобно предоставить произведенію сэръ-Питера выгоду сохранить инкогнито. Отпе ignotum pro magnifico.
Преподобный Джонъ Сталвортъ Чиллингли.-- Я не одобряю циническаго легкомыслія подобныхъ замѣчаній. Безъ сомнѣнія, намъ всѣмъ пріятно будетъ увидѣть въ раннемъ періодѣ развитія будущаго представителя нашего имени и рода. Кто бы не пожелалъ узрѣть источники, хотя и малые, Тигра или Нигера!...
Миссъ Салли (хихикаетъ).-- Хи! Хи!
Миссъ Маргарита.-- Ахъ, стыдъ какой! Вѣтреница!
Ребенокъ, появляется на рукахъ няньки. Всѣ встаютъ и собираются вокругъ него, за исключеніемъ мистера Гордона, который пересталъ быть законнымъ наслѣдникомъ.
Ребенокъ, въ свою очередь, смотритъ на своихъ родственниковъ съ пренебрежительнымъ равнодушіемъ. Миссъ Сибила первая выражаетъ мнѣніе о ребенкѣ:
-- Какое небесно-грустное выраженіе! Онъ сожалѣетъ, какъ видно, что оставилъ ангеловъ.
Преподобный Джонъ.-- Это превосходно сказано, кузина Сибила; но дитя должно вооружиться мужествомъ и проходить жизненный путь посреди смертныхъ безбоязненно, если оно желаетъ возвратиться къ ангеламъ. Я надѣюсь что такъ будетъ. Крупный ребенокъ!
Онъ взялъ его отъ няньки, и покачивая вверхъ и внизъ, какъ будто взвѣшивая, прибавилъ весело: -- Замѣчательная тяжелина! Въ двадцать лѣтъ онъ потягается съ призовымъ бойцомъ!
Онъ шагнулъ къ Гордону, который, какъ бы желая показать что не хочетъ принимать никакого участія въ интересахъ семейства которое рожденіемъ этого ребенка нанесло ему такое оскорбленіе, взялъ газету Times и скрылъ свое лицо за ея громаднымъ листомъ. Священникъ быстро вырвалъ у него Times одною рукой, а другою указывая негодующему бывшему законному наслѣднику на ребенка, сказалъ:
-- Поцѣлуйте его.
-- Поцѣловать его! отозвался Чиллингли Гордонъ, отодвигая свой стулъ:-- Поцѣловать его! Подите прочь, сэръ! Я никогда не цѣловалъ своего ребенка, буду ли цѣловать чужаго! Возьмите его прочь, сэръ; онъ безобразный; у него черные глаза.
Сэръ-Питеръ, который былъ близорукъ, надѣлъ очки и сталъ разсматривать лицо новорожденнаго.
-- Правда, сказалъ онъ,-- у него черные глаза; это необычайно, это ужасно; первый изъ семейства Чиллингли у котораго черные глаза.
-- У его матери черные глаза, сказала миссъ Маргарита,-- онъ похожъ на мать; у него нѣтъ фамильной красоты семейства Чиллингли, но онъ вовсе не безобразенъ.
-- Милое дитя! вздыхаетъ Сибила: -- и такое тихое, не кричитъ.
-- Онъ не кричалъ съ самаго рожденія, сказала нянька:-- Господь съ нимъ!
Она взяла ребенка съ рукъ священника и стала поправлять оборку его чепчика, которая измялась.
-- Вы можете идти теперь, сказалъ Сэръ-Питеръ.
-- Я согласенъ съ мистеромъ Шанди, началъ сэръ-Питеръ, возвращаясь на прежнее мѣсто у камина,-- что въ числѣ родительскихъ отвѣтственностей выборъ имени которое ребенокъ долженъ носить всю жизнь одна изъ самыхъ важныхъ. Въ особенности когда дѣло идетъ о баронетахъ. Если это пэръ, его христіанское имя, поглощаясь титуломъ, исчезаетъ. Если это мистеръ, будь его имя неблагозвучно или смѣшно, ему незачѣмъ постоянно выставлять его на показъ. Онъ можетъ опустить его даже на визитныхъ карточкахъ, и напечатать мистеръ Джонсъ вмѣсто мистеръ Эбинизиръ Джонсъ. Въ своей подписи, кромѣ случаевъ когда законъ требуетъ полнаго имени, онъ можетъ ставить только первую букву и быть вашимъ покорнѣйшимъ слугою Э. Джонсомъ, оставляя догадываться что Э. означаетъ Эдуарда или Эрнеста, имена безобидныя, не намекающія на принадлежность къ раскольничьей часовнѣ, подобно Эбинизиру. Если человѣкъ называемый Эдуардъ или Эрнестъ будетъ уличенъ въ какомъ-нибудь юношескомъ безразсудствѣ, это не оставитъ несмываемаго пятна на его репутаціи; но если Эбинизиръ будетъ уличенъ въ этомъ, это будетъ вмѣнено ему какъ лицемѣру,-- это оскорбитъ общественное мнѣніе какъ еслибы доказывали что какой-нибудь признаваемый святой не безъ грѣха. Баронетъ никогда не можетъ избѣжать своего крещенаго имени; оно не можетъ быть опущено, не можетъ быть сокращено въ одну букву, оно всегда выставляется на дневной свѣтъ. Окрестите его Эбинизиромъ, и онъ будетъ сэръ-Эбинизиръ вполнѣ, со всѣми опасными послѣдствіями если онъ когда-либо поддастся искушенію которому подвержены даже баронеты. Но, друзья мои, не одно только дѣйствіе какое имѣетъ звукъ имени на другихъ надлежитъ тщательно обсудить; вліяніе какое оказываетъ имя на самого человѣка можетъ быть еще болѣе важно. Нѣкоторыя имена возбуждаютъ и ободряютъ того кто ихъ носитъ; другія убиваютъ энергію и парализуютъ. Я представляю печальное подтвержденіе этой истины. Питеръ, какъ вамъ извѣстно, въ теченіи нѣсколькихъ поколѣній было имя которое въ нашемъ семействѣ давалось старшимъ сыновьямъ. На алтарѣ этого имени я былъ принесенъ въ жертву. Никогда не было сэръ-Питера Чиллингли который на какомъ бы то ни было поприщѣ отличался между своими ближними. Это имя легло могильнымъ камнемъ на мою умственную энергію. Въ спискѣ знаменитыхъ Англичанъ не встрѣчается, я думаю, ни одного безсмертнаго сэръ-Питера, за исключеніемъ сэръ-Питера Тизля, но и тотъ знаменитъ только на комической сценѣ.
Миссъ Сибила.-- Сэръ-Питеръ Лели?
Сэръ-Питеръ Чиллингли.-- Этотъ живописецъ былъ не Англичанинъ. Онъ родился въ Вестфаліи, знаменитой своими окороками. Мое замѣчаніе относилось къ моимъ соотечественникамъ. Я увѣренъ что въ чужихъ странахъ это имя не гаситъ генія въ томъ кто его носитъ. А почему? Въ другихъ странахъ звукъ его измѣняется. Пьеръ Корнель былъ великій человѣкъ; но я спрашиваю, еслибъ онъ былъ Англичаниномъ, могъ ли бы онъ быть отцомъ европейской трагедіи въ качествѣ Питера Кроу?
Миссъ Сибила.-- Невозможно!
Миссъ Салли.-- Хи! хи!
Миссъ Маргарита.-- Тутъ ничего нѣтъ смѣшнаго, вѣтреный ребенокъ.
Сэръ-Питеръ.-- Сынъ мой не сдѣлается каменнымъ отъ имени Петра.
Мистеръ Гордонъ Чиллингли.-- Если человѣкъ такъ глупъ -- а я не говорю что вашъ сынъ не будетъ глупъ, кузенъ Питеръ -- что на него оказываетъ вліяніе звукъ собственнаго имени, и вы желаете чтобы вашъ глупышъ повернулъ весь свѣтъ кверху дномъ, вамъ лучше всего назвать его Юліемъ Цесаремъ или Ганнибаломъ, или Аттилой, или Карломъ Великимъ.
Сэръ-Питеръ (который не имѣетъ себѣ подобнаго по невозмутимости нрава).-- Напротивъ, если вы наложите на человѣка бремя одного изъ тѣхъ именъ коихъ славы онъ не можетъ не только затмить, но даже и достигнуть, вы его раздавите ихъ тяжестію. Еслибы какой-нибудь поэтъ былъ названъ Джономъ Мильтономъ или Вильямомъ Шекспиромъ, онъ не дерзнулъ бы напечатать ни одного сонета. Нѣтъ; при выборѣ именъ должно избѣгать двухъ крайностей -- смѣшнаго ничтожества и подавляющей знаменитости. Поэтому я приказалъ повѣсить здѣсь на стѣнѣ изображеніе родословнаго дерева нашей фамиліи. Изслѣдуемъ его внимательно и посмотримъ-не найдется ли между самими Чиллингли или ихъ родичами имени которое могъ бы съ подобающимъ достоинствомъ носитъ тотъ кому предназначено стать главою нашего дома,-- имени не слишкомъ легкаго и не слишкомъ тяжелаго.
Сэръ-Питеръ приблизился къ фамильному дереву, красивому свертку пергамена съ фамильнымъ гербомъ на вершинѣ. Гербъ этотъ былъ простъ, какъ древнія геральдическія изображенія -- три серебряныя рыбы на лазоревомъ полѣ, а наверху голова сирены. Всѣ собрались разсматривать родословное древо, за исключеніемъ мистера Гордона, который снова взялъ газету Times.
-- Я никогда не могъ хорошенько разобрать что это за рыба, сказалъ преподобный Джонъ Сталвортъ.-- Должно-быть эта не щука, которая составляетъ геральдическое украшеніе фамиліи Готовтъ и способна испугать будущаго Шекспира своимъ мрачнымъ видомъ въ гербѣ фамиліи Варвикширъ Люси.
-- Я думаю что это лини, сказалъ мистеръ Майверзъ.-- Это рыба которая знаетъ какъ беречь себя, имѣя философскую склонность къ темному существованію въ глубокихъ омутахъ.
Сэръ-Питеръ.-- Нѣтъ, Майверзъ, эта рыба плотва, рыба которую если разъ пустить въ прудъ, никогда уже оттуда не выживешь. Можете вычистить прудъ, можете спустить воду, и будете думать что плотва исчезла. Тщетная надежда! Плотва появляется снова. Въ этомъ отношеніи гербъ составляетъ истинную эмблему нашей фамиліи: при всѣхъ безпорядкахъ и революціяхъ какія случались въ Англіи послѣ Гектархіи, родъ Чиллингли остался тѣмъ же самымъ и на томъ же мѣстѣ. Такъ или иначе, но норманскіе побѣдители не лишили ихъ владѣній; они столь же мирно владѣли своими помѣстьями при Евдо Дапиферѣ какъ и при королѣ Рарольдѣ; они не принимали участія ни въ Крестовыхъ Походахъ, ни въ войнѣ Алой и Бѣлой Розъ, ни въ междуусобіи между Карломъ I и парламентомъ. Какъ плотва льнетъ къ водѣ и вода ко плотвѣ, такъ Чиллингли держались земли и земля держалась Чиллингліями. Можетъ-быть я не правъ желая чтобы новый членъ фамиліи Чиллингли былъ немножко меньше похожъ на плотву.
-- О! вскричала миссъ Маргарита, которая взобралась на стулъ и разсматривала въ лорнетъ фамильную родословную.-- Я не нахожу хорошаго имени съ самаго начала кромѣ Оливера.
Сэръ-Питеръ.-- Этотъ Чиллингли родился во времена Оливера Кромвеля, и былъ названъ Оливеромъ въ честь его, также какъ его отецъ, родившійся при Яковѣ I, былъ окрещенъ Яковомъ. Три рыбы всегда плыли по теченію. Оливеръ!-- это недурное имя, но напоминаетъ радикальныя доктрины.
Мистеръ Миверзъ.-- Я этого не думаю. Оливеръ Кромвель не давалъ потачки радикаламъ съ ихъ доктринами; но можетъ-быть намъ удастся найти имя менѣе ужасное и менѣе революціонное.
-- Я нашелъ, нашелъ! вскричалъ священникъ:-- Здѣсь есть потомокъ сэръ-Кенелма Дигби и Венеціи Станли. Сэръ-Кенелмъ Дигби! Можетъ ли быть лучшій образецъ мускульнаго христіанства. Онъ дрался такъ же хорошо какъ и писалъ;-- эксцентричный, это правда, но онъ всегда былъ джентльменомъ. Назовите мальчика Кенелмомъ!
-- Прелестное имя, сказала миссъ Сибила,-- напоминаетъ романы.
-- Сэръ-Кенелмъ Чиллингли! Это звучитъ очень -- внушительно! сказала миссъ Маргарита.
-- И, замѣтилъ мистеръ Миверзъ,-- имѣетъ то преимущество что представляя достаточно достоинствъ чтобы вліять на умъ соименника и возбуждать въ немъ соревнованіе, оно въ то же время принадлежитъ не столь великому человѣку чтобы дѣлать невозможнымъ соперничество. Сэръ-Кенелмъ Дигби былъ несомнѣнно очень образованный и храбрый джентльменъ; что же касается до его неразумнаго суевѣрія относительно симпатическихъ порошковъ и пр., то человѣкъ нашего времени можетъ быть еще умнѣе не дѣлаясь однако же чудакомъ. Да, рѣшимся выбрать Кенелма.
Сэръ-Питеръ призадумался.-- Конечно, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія,-- конечно имя Кенелма окружено многими странностями; и я боюсь что выборъ сэръ-Кенелма Дигби при женитьбѣ былъ не остороженъ. Прекрасная Венеція могла бы быть и лучше. И я бы желалъ чтобы мой наслѣдникъ не прельщался красотой, а женился бы на женщинѣ достойной.
Миссъ Маргарита.-- Разумѣется на англійской матронѣ.
Три сестры (хоромъ).-- Разумѣется, разумѣется!
-- Но, добавилъ сэръ-Питеръ,-- я самъ имѣю странности, и странности вещь невинная; что же касается женитьбы, ребенокъ не можетъ жениться завтра, такъ что у насъ будетъ еще довольно времени обдумать этотъ предметъ. Кенелмъ Дигби былъ человѣкъ которымъ могло бы гордиться любое семейство; и какъ вы говорите, сестрица Маргарита. Кенелмъ Чиллингли звучитъ не дурно -- пусть онъ будетъ Кенелмъ!
Согласно сему, ребенокъ былъ окрещенъ Кенелмомъ; и послѣ этой церемоніи лицо его вытянулось еще больше чѣмъ было до того.
Прежде чѣмъ родственники разъѣхались, сэръ-Питеръ пригласилъ мистера Кордона въ свою библіотеку.
-- Я не осуждаю васъ, сказалъ онъ дружески,-- за недостатокъ родственнаго чувства или даже человѣческаго интереса который вы обнаружили относительно новорожденнаго.
-- Осуждать меня! Но за что? Я обнаружилъ столько родственнаго чувства и человѣческаго интереса колъко можно было ожидать отъ меня,-- принимая во вниманіе обстоятельства.
-- Я согласенъ, возразилъ сэръ-Питеръ съ невозмутимымъ спокойствіемъ,-- что послѣ четырнадцатилѣтняго нашего бездѣтнаго супружества появленіе новорожденнаго было для васъ непріятною неожиданностью. Но такъ какъ я на много лѣтъ моложе васъ и на основаніи законовъ природы долженъ пережить васъ, то происходящее отъ упомянутаго событія лишеніе касается больше вашего сына чѣмъ васъ; объ этомъ-то я и хочу сказать нѣсколько словъ. Вамъ очень хорошо извѣстны условія на которыхъ я владѣю моими помѣстьями, вы знаете что я не имѣю законнаго права отказать ихъ вашему сыну по завѣщанію. Новорожденный долженъ вступить въ полное обладаніе наслѣдственными имѣніями. Но я намѣренъ съ этой минуты откладывать ежегодно въ пользу вашего сына часть изъ моихъ доходовъ; и хотя я очень люблю проводить ежегодно нѣсколько мѣсяцевъ въ Лондонѣ, я теперь сдамъ мой городской домъ. Если я доживу до лѣтъ опредѣленныхъ для человѣческой жизни Псалмопѣвцемъ, я скоплю для вашего сына хорошенькую сумму, на которую можно смотрѣть какъ на вознагражденіе.
Мистеръ Гордонъ былъ, безъ сомнѣнія, тронутъ великодушіемъ этой рѣчи. По крайней мѣрѣ онъ отвѣчалъ вѣжливѣе обыкновеннаго:
-- Сынъ мой будетъ очень обязанъ вамъ если только онъ будетъ когда-нибудь нуждаться въ вашемъ завѣщаніи.-- Онъ остановился на минуту и прибавилъ съ веселою улыбкой:-- Значительный процентъ дѣтей умираетъ не достигнувъ двадцати одного года.
-- Да, но я слышалъ что вашъ сынъ замѣчательно здоровый мальчикъ.
-- Мой сынъ! Я говорю вовсе не о моемъ сынѣ, а о вашемъ. У вашего слишкомъ большая голова, и я вовсе не удивлюсь если окажется что у него головная водянка. Я не желаю огорчать васъ, но онъ можетъ вскорѣ умереть, и въ этомъ случаѣ едва ли леди Чиллингли благоволитъ замѣнить его другимъ. Такъ что вы простите меня если я буду зорко слѣдить за моими правами; и какъ это ни тяжело для моего чувства, я долженъ продолжать оспаривать ваше право на вырубку каждаго сучка въ лѣсу.
-- Это безсмысленно, Гордонъ. Я безконтрольный пожизненный владѣлецъ, и могу вырубить хоть весь лѣсъ.
-- Я вамъ не совѣтую, кузенъ Питеръ. Я уже говорилъ вамъ прежде, говорилъ дружески, что обращусь къ закону если бы меня принудите къ тому. Право есть право; и если я буду вынужденъ поддерживать мое, я полагаю что вы будете настолько благоразумны что приговоръ Канцлерскаго Суда не повліяетъ на ваши родственныя чувства ко мнѣ и къ моему семейству. Но меня ждетъ экипажъ, и я долженъ еще поспѣтъ къ поѣзду.
-- Хорошо; прощайте, Гордонъ. Дайте руку.
-- Дать руку!-- разумѣется, разумѣется. Кстати, когда я проходилъ по дому, я замѣтилъ что онъ запущенъ и требуетъ многихъ поправокъ. Я полагаю что на васъ лежитъ отвѣтственность за вебрежное его содержаніе. Прощайте.
"Это бѣшеная свинья, разсуждалъ сэръ-Питеръ, когда его родственникъ ушелъ,-- и если трудно направить обыкновенную свинку на путь по которому она не хочетъ идти, съ бѣшеною свиньей это еще труднѣе. Впрочемъ его сынъ не долженъ страдать за отцовское свинство; надо посмотрѣть сколько я могу для него откладывать. Во всякомъ случаѣ это тяжело для Гордона. Бѣдный Гордонъ! бѣдный малый, бѣдный малый! Я надѣюсь все-таки что онъ не будетъ судиться со мной. Я ненавижу судъ."
Вопреки мрачнымъ предсказаніямъ бывшаго законнаго наслѣдника, Кенелмъ прожилъ благополучно, и разумѣется съ достоинствомъ, годы дѣтства. Онъ перенесъ корь и коклюшъ съ философскою невозмутимостью. Постепенно пріобрѣлъ онъ способность говорить, но не употреблялъ во зло эту отличительную принадлежность человѣческаго рода. Въ ранніе годы дѣтства онъ говорилъ такъ мало какъ будто былъ на предварительномъ испытаніи въ школѣ Пиѳагорейцевъ. Но очевидно что онъ говорилъ мало для того чтобъ больше думать. Онъ наблюдалъ прилежно, и внимательно взвѣшивалъ что наблюдалъ. На восьмомъ году онъ началъ говорить развязнѣе, и въ этомъ возрастѣ онъ привелъ въ ужасъ свою мать вопросомъ: "мама, не тяготитъ ли васъ по временамъ сознаніе вашего собственнаго тождества?"
Леди Чиллингли -- я готовъ былъ сказать стремительно побѣжала, но леди Чиллингли никогда не бѣгала -- леди Чиллингли двинулась менѣе плавно чѣмъ обыкновенно къ сэръ-Питеру, и повторивъ слова сына, сказала:
-- Мальчикъ становится докучливъ; слишкомъ уменъ для женщины; надо отдать его въ школу.
Сэръ-Питеръ былъ того же мнѣнія. Но откуда ребенокъ могъ взять такое мудреное слово "тождество", и какимъ образомъ такой необыкновенный и запутанный метафизическій вопросъ пришелъ ему въ голову? Сэръ-Питеръ призвалъ Кенелма и узналъ что мальчикъ, имѣя свободный доступъ въ библіотеку, пристрастился къ сочиненію Локка О Человѣческомъ Разумѣніи, и былъ готовъ оспаривать этого философа въ его ученіи о прирожденныхъ идеяхъ. Кенелмъ говорилъ съ важностію:
-- Желаніе есть идея; и когда, тотчасъ послѣ рожденія, я почувствовалъ желаніе ѣсть и зналъ, не будучи наученъ, куда я долженъ обратиться за пищей, несомнѣнно что я явился на свѣтъ съ прирожденною идеей.
Сэръ-Питеръ, хотя и смыслилъ немножко въ метафизикѣ, былъ однако же поставленъ въ тупикъ и, почесавъ голову, не нашелъ приличнаго отвѣта касательно различія между инстинктами и идеями.
-- Дитя мое, сказалъ онъ наконецъ,-- ты самъ не знаешь что говоришь. Поди-ка поскачи хорошенько въ галопъ на своемъ черномъ пони. И я запрещаю тебѣ читать какія-нибудь книги кромѣ тѣхъ что я самъ или мать дадимъ тебѣ. Читай почаще Кота въ сапогахъ.
Сэръ-Питеръ приказалъ заложить экипажъ и поѣхалъ къ дому дюжаго священника. Приходъ его былъ въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Эксмондгама и онъ былъ единственнымъ изъ родственниковъ съ которымъ сэръ-Питеръ имѣлъ обыкновеніе совѣтоваться о семейныхъ дѣлахъ.
Онъ засталъ священника въ его кабинетѣ, который свидѣтельствовалъ о занятіяхъ другаго рода чѣмъ духовныя. Надъ каминомъ были размѣщены въ рядъ фехтовальныя рапиры, перчатки для бокса и палки для атлетическихъ упражненій; колотушки для крикета и удочки наполняли углы. На стѣнахъ висѣли различныя картины: портретъ мистера Вортсворта и по бокамъ его два изображенія знаменитыхъ кровныхъ лошадей; изображеніе лейстерскаго короткорогаго быка, за котораго священникъ, самъ воздѣлывавшій свою землю и воспитывавшій животныхъ на своихъ тучныхъ пастбищахъ, получилъ призъ на мѣстной выставкѣ; съ обѣихъ сторонъ животнаго висѣли портреты Гукера и Іереміи Тейлера. Въ миніатюрныхъ книжныхъ шкафахъ находились разнородныя сочиненія въ красивыхъ переплетахъ. У открытаго окна стояли цвѣточные горшки съ растеніями въ полномъ цвѣту. Цвѣты священника пользовались извѣстностью.
Общій видъ комнаты говорилъ о наклонности ея обитателя къ чистотѣ и порядку.
-- Я пришелъ посовѣтоваться съ вами, сказалъ сэръ-Питеръ, и разказалъ объ удивительно раннемъ развитіи Кенелма Чиллингли.
-- Видите ли, прибавилъ онъ,-- имя начинаетъ оказывать на него свое дѣйствіе слишкомъ рано. Надо отдать его въ школу; но въ какую школу, публичную или частную?
Преподобный Джонъ Сталвортъ.-- О той и о другой можно сказать многое и за и противъ. Въ публичной школѣ есть вѣроятность что Кенелмъ не будетъ долго подавляемъ сознаніемъ собственнаго тождества; всего вѣроятнѣе онъ вовсе простится съ тождествомъ. Въ публичной школѣ хуже всего то что индивидуальный характеръ замѣняется общимъ характеромъ школы. Понятно что учитель не можетъ заботиться о своеобразномъ развитіи каждаго мальчика отдѣльно. Всѣ умы помѣщаются вмѣстѣ въ одну большую форму, и выходятъ оттуда болѣе или менѣе одинаковые. Итонецъ можетъ быть умнѣе или глупѣе, тѣмъ не менѣе онъ всегда останется истымъ Итонцемъ. Въ публичной школѣ зрѣютъ таланты, но она стремится подавлять геніальность. Кромѣ того, публичная школа для единственнаго сына, наслѣдника богатаго имѣнія, которое поступаетъ въ его полное владѣніе, неудобна потому что можетъ воспитать въ немъ безпечность и расточительныя привычки; а ваше имѣніе требуетъ заботливаго управленія и не даетъ простора для росписокъ и посмертныхъ обязательствъ наслѣдника. Вообще я противъ публичной школы для Кенелма.
-- Хорошо, въ такомъ случаѣ мы рѣшимъ отдать его въ частную школу.
-- Погодите, сказалъ священникъ,-- частная школа имѣетъ свои недостатки. Рѣдко можно выростить большую рыбу въ маломъ прудѣ. Въ частной школѣ уменьшается соревнованіе, слабѣетъ энергія. Вмѣшивается жена содержателя школы, и по большей части балуетъ мальчиковъ. Въ этихъ школахъ недостаточно развивается мужественность; нѣтъ трудныхъ упражненій и рѣдко бываютъ драки. Умный мальчикъ дѣлается надменнымъ; мальчикъ съ болѣе слабымъ умомъ становится благовоспитанною барышней въ штанахъ. Нѣтъ ничего мускульнаго въ системѣ воспитанія. Однимъ словомъ, соименникъ и потомокъ Кенелма Дигби не долженъ поступать въ частную школу.
-- Сколько я могу сообразить ваши доводы, сказалъ сэръ-Питеръ съ обычнымъ спокойствіемъ,-- Кенелмъ Чиллингли вовсе не долженъ поступать въ школу.
-- Похоже на то, сказалъ добродушно священникъ,-- хотя, по внимательномъ обсужденіи, можно найти нѣчто среднее. Есть такія школы которыя соединяютъ въ себѣ лучшія качества школъ публичныхъ и частныхъ,-- достаточно обширныя чтобы возбуждать и развивать энергію, какъ умственную такъ и физическую, но не настолько компактныя чтобъ уподобиться плавильному тиглю. Напримѣръ, есть одна школа во главѣ которой стоитъ педагогъ считающійся въ настоящее время лучшимъ въ Европѣ, школа изъ которой вышли нѣсколько замѣчательнѣйшихъ людей нынѣшняго поколѣнія. Учитель сразу распознаетъ способнаго мальчика обращаетъ на него особенное вниманіе. Онъ не придерживается исключительно гекзаметровъ и сапфиковъ. Ученіе его обнимаетъ всѣ литературы древнія и новыя. Онъ самъ хорошій писатель и прекрасный критикъ; восхищается Вордсвортомъ. Онъ смотритъ сквозь пальцы на драки, и его мальчики славно умѣютъ владѣть кулаками и не имѣютъ обычая выдавать росписокъ не достигши пятнадцатилѣтняго возраста. Мертонская школа будетъ какъ разъ для Кенелма.
-- Благодарю васъ, сказалъ сэръ-Питеръ.-- Большое утѣшеніе въ жизни имѣть кого-нибудь кто бы рѣшалъ вмѣсто васъ. Я самъ нерѣшительный человѣкъ, и въ обыкновенныхъ дѣлахъ охотно предоставляю леди Чиллингли управлять мною.
-- Посмотрѣлъ бы я какъ бы мной стала управлять жена! сказалъ дюжій священникъ.
-- Но вѣдь вы женаты не на леди Чидлнигли. Пойдемте теперь въ садъ посмотрѣть на ваши лиліи.
Юный опровергатель Локка былъ отправленъ въ Мертонскую школу и помѣщенъ тамъ по своимъ познаніямъ послѣднимъ на предпослѣдней лавкѣ. Пріѣхавъ домой на рождественскіе праздники, онъ имѣлъ болѣе обыкновеннаго пасмурный видъ; на лицѣ его видны были слѣды скрытаго горя. Между тѣмъ онъ сказалъ что школа ему очень правится и уклонился отъ дальнѣйшихъ разспросовъ. На другой день, рано утромъ, онъ сѣлъ на своего чернаго пони и поѣхалъ къ священнику. Преподобный джентльменъ былъ на скотномъ дворѣ и осматривалъ своихъ бычковъ, когда Кенелмъ неожиданно обратился къ нему со слѣдующими словами:
-- Сэръ, я обезчещенъ, и умру если вы не поможете мнѣ оправдаться въ моихъ собственныхъ глазахъ.
-- Любезный мальчикъ, напрасно говоришь такъ; пойдемъ въ мою комнату.
Когда они вошли въ домъ и священникъ тщательно затворилъ дверь, онъ взялъ мальчика за руку, повернулъ его лицомъ къ свѣту и тотчасъ же замѣтилъ что у него на умѣ что-то важшзе. Взявъ его за подбородокъ, священникъ сказалъ весело:
-- Подними голову, Кенелмъ, я увѣренъ что ты не сдѣлалъ ничего недостойнаго джентльмена.
-- Не знаю. Я поссорился съ однимъ мальчикомъ, немножко побольше меня, и онъ меня побилъ; однакоже я не уступалъ; но другіе мальчики оттащили меня, потому что ужь мнѣ было плохо.... а тотъ съ кѣмъ я дрался большой хвастунъ; его зовутъ Батъ... и онъ сынъ правовѣда... и онъ мою голову подъ судъ упряталъ. {Got my head into chancery, терминъ бокса: значитъ ущемить голову противника подъ мышку.} Я вызвалъ его на бой въ слѣдующее полугодіе, и если вы не поможете мнѣ побить его, я ни на что не буду годиться, я совсѣмъ пропаду.
-- Я очень радъ слышать что ты имѣлъ мужество вызвать его. Покажи-ка мнѣ какъ ты складываешь кулакъ. Такъ, это правильно. Теперь становись въ боевую позицію и нападай на меня, смѣлѣй, смѣлѣй! Нѣтъ, такъ нельзя. Нужно чтобъ ударъ шелъ прямо какъ стрѣла. И стоять нужно вовсе не такъ. Становись вотъ какъ. Держись крѣпче на ногахъ; упирайся больше на лѣвую ногу -- хорошо! Надѣвай теперь перчатки, и я дамъ тебѣ урокъ бокса.
Пять минутъ спустя, мистрисъ Джонъ Чиллингли, войдя въ комнату звать мужа завтракать, остановилась въ изумленіи, видя его безъ верхняго платья, отражающаго удары Кенелма, который налеталъ на него какъ тигренокъ. Добрый священникъ представлялся въ эту минуту прекраснымъ образцомъ мускульнаго христіанства, но не былъ похожъ на кандидата въ кентерберійскіе архіепископы.
-- Боже мой! воскликнула смущенная мистрисъ Джонъ Чиллингли, и желая въ качествѣ жены защитить своего мужа, схватила Кенелма за плечи и встряхнула его хорошенько. Священникъ, который совсѣмъ запыхался, и не былъ недоволенъ за эту помѣху, надѣлъ свое верхнее платье и сказалъ:
-- Мы займемся еще завтра. Теперь пойдемъ завтракать.
Во время завтрака лицо Кенелма сохраняло унылое выраженіе; онъ мало говорилъ и еще меньше ѣлъ.
Когда завтракъ былъ конченъ, онъ повелъ священника въ садъ и сказалъ:
-- Я думаю, сэръ, можетъ-быть это нечестно относительно Бата что я буду брать эти уроки; если это нечестно, я лучше не буду...
-- Дай мнѣ руку, дитя мое! воскликнулъ священикъ въ восторгѣ.-- Имя Кенелма не пропало даромъ. Естественное желаніе человѣка въ качествѣ бьющагося животнаго (въ этомъ качествѣ, я полагаю, онъ превосходитъ всѣ живыя существа, исключая перепела и бойца-пѣтуха) -- это побить своего противника. Но естественное желаніе того разряда людей которые называются джентльменами, это побить своего противника честно. Джентльменъ скорѣе готовъ быть побитымъ честно, нежели побить безчестно. Это была твоя мысль?
-- Да, отвѣчалъ Кеаелмъ съ твердостію, и впадая въ философію прибавилъ:-- И это имѣетъ разумныя основанія, ибо если я побилъ моего ближняго безчестно, значитъ я вовсе не побилъ его.
-- Превосходно! Но предположи что ты и другой мальчикъ пришли экзаменоваться изъ комментаріевъ Цезаря или изъ таблицы умноженія, и другой мальчикъ способнѣе тебя, но ты приложилъ стараніе чтобы выучить свой предметъ, а онъ нѣтъ. Скажешь ли ты что ты одолѣлъ его нечестно?
Кенелмъ помедлилъ минуту и потомъ сказалъ рѣшительно:
-- Нѣтъ.
-- Что прилагается къ умственнымъ занятіямъ, то прилагается и къ кулачному дѣлу. Понялъ ли ты меня?
-- Да, сэръ, теперь я понимаю.
-- Во времена твоего тезки, сэръ-Кенелма Дигби, джентльмены носили шпаги и учились владѣть ими, ибо въ случаѣ ссоры они дрались на шпагахъ. Никто въ настоящее время, по крайней мѣрѣ въ Англіи, не дерется на шпагахъ. Теперь времена демократическія, и если приходится драться то пускаютъ въ дѣло кулаки, и если Кенелмъ Дигби учился фехтовать, Кенелмъ Чиллингли долженъ учиться боксировать. И если джентльменъ можетъ побить ломоваго извощика вдвое больше себя ростомъ, то это не безчестное дѣло, это практическое подтвержденіе истины что знаніе есть сила. Приходи завтра взять слѣдующій урокъ бокса.
Кенелмъ сѣлъ на своего пони и возвратился домой. Онъ встрѣтилъ въ саду отца который бродилъ съ книгой въ рукахъ.
-- Папа, сказалъ Кенелмъ,-- какъ долженъ одинъ джентльменъ писать другому съ которымъ онъ находится въ ссорѣ и не хочетъ мириться, а хочетъ сказать ему по поводу ихъ ссоры то что другому джентльмену слѣдуетъ знать?
-- Я не понимаю что ты хочешь сказать.
-- Я вспоминаю что предъ самымъ моимъ отправленіемъ въ школу вы говорили что вы поссорились съ лордомъ Готфортомъ, и что онъ оселъ, и вы будете писать ему и скажете ему это. Когда вы писали ему, вы такъ и сказали, вы молъ оселъ? Развѣ такъ одинъ джентльменъ долженъ писать другому?
-- По чести, Кенелмъ, ты задаешь странные вопросы. Но никогда не рано узнать что иронія для людей образованныхъ то же что брань для простыхъ людей. Когда одинъ джентльменъ считаетъ другаго осломъ, онъ не скажетъ этого буквально, а выразитъ въ самой вѣжливой формѣ какую только можно придумать. Лордъ Готфортъ отрицаетъ мое право свободной ловли въ форельномъ ручьѣ который протекаетъ чрезъ его владѣнія. О ручьѣ этомъ я ни мало не забочусь, но нѣтъ сомнѣнія что я имѣю право ловить въ немъ рыбу. Онъ былъ оселъ что возбудилъ вопросъ объ этомъ. Еслибъ онъ не дѣлалъ этого, я не имѣлъ бы повода настаивать на моемъ правѣ. Когда же онъ возбудилъ этотъ вопросъ, я былъ вынужденъ ловить его форелей.
-- И вы написали ему письмо?
-- Да.
-- Какъ вы написали? Что вы сказали?
-- Что-то въ родѣ этого: "Сэръ-Питеръ Чиллингли, свидѣтельствуя совершенное почтеніе лорду Готфорту, считаетъ полезнымъ довести до свѣдѣнія его лордства что онъ совѣтовался съ лучшими правовѣдами о своемъ правѣ свободы рыбной ловли, и извиняется рѣшаясь выразить надежду что лордъ Готфортъ хорошо бы сдѣлалъ посовѣтовавшись съ своимъ правовѣдомъ прежде чѣмъ рѣшится оспаривать это право."
-- Благодарю васъ, я понялъ....
Въ тотъ же вечеръ Кенелмъ написалъ слѣдующее письмо:
"Мистеръ Чиллингли, свидѣтельствуя совершенное почтеніе мистеру Бату, считаетъ полезнымъ довести до свѣдѣнія мистера Бата что онъ беретъ уроки бокса, и извиняется рѣшаясь выразить надежду что мистеръ Батъ хорошо бы сдѣлалъ начавъ самъ брать уроки прежде чѣмъ драться съ мистеромъ Чиллингли въ слѣдующее полугодіе."
-- Папа, сказалъ Кенелмъ на другой день утромъ,-- я бы желалъ послать письмо школьному товарищу котораго зовутъ Батъ; онъ сынъ законника котораго называютъ сержантомъ. Я не знаю куда адресовать ему письмо.
-- Это не трудно узнать, сказалъ сэръ-Питеръ.-- Сержантъ Батъ человѣкъ извѣстный, и его адресъ долженъ быть въ судейскомъ календарѣ.
Адресъ былъ отысканъ -- Бломсбери-Скверъ, и Кенелмъ послалъ туда свое письмо. Черезъ нѣкоторое время онъ получилъ слѣдующій отвѣтъ:
"Вы дерзкій дуракъ, и я изобью васъ до полусмерти.
Получивъ это вѣжливое посланіе, Кенелмъ удвоилъ свое стараніе, и ежедневно бралъ уроки мускульнаго христіанства.
Онъ возвратился въ школу въ лучшемъ настроеніи духа, и черезъ три дня послѣ своего возвращенія написалъ преподобному Джону:
"Дорогой сэръ,-- я побилъ Бата. Знаніе есть сила.-- Вамъ преданный
"Р. S. Теперь когда я побилъ Бата, я помирился съ нимъ."
Съ тѣхъ поръ Кенелмъ началъ преуспѣвать. Сэръ-Питеръ узнавалъ объ этомъ изъ хвалебныхъ писемъ знаменитаго педагога. Въ шестнадцать лѣтъ Кенелмъ Чиллингли былъ первымъ въ школѣ, и окончивъ полный курсъ возвратился домой, привезя съ собою слѣдующее письмо отъ содержателя школы къ сэръ-Питеру, помѣченное "конфиденціально".
"Дражайшій сэръ-Питеръ Чиллингли,-- я никогда не безпокоился о будущей карьерѣ моихъ учениковъ болѣе чѣмъ о вашемъ сынѣ. Онъ такъ уменъ что легко можетъ сдѣлаться великимъ человѣкомъ. Но въ немъ столько странностей что можно думать что онъ сдѣлается извѣстнымъ міру только въ качествѣ великаго чудака. Знаменитый педагогъ, докторъ Арнольдъ, говоритъ что разница между однимъ и другимъ мальчикомъ обусловливается не столько талантами какъ энергіей. Вашъ сынъ имѣетъ талантъ, имѣетъ энергію, но у него недостаетъ чего-то для успѣха въ жизни; у него недостаетъ способности амальгамаціи. У него меланхолическій и необщительный характеръ. Онъ не какъ другіе. Онъ довольно дружелюбенъ; другіе мальчики любятъ его, особливо младшіе, для которыхъ онъ герой; но у него нѣтъ близкихъ друзей. Что касается собственно ученія, то онъ можетъ теперь же поступить въ коллегію, гдѣ вѣроятно будетъ идти съ отличіемъ если только будетъ стараться. Но имѣй я право совѣтовать, я посовѣтовалъ бы вамъ употребить слѣдующіе два года на ближайшее ознакомленіе его съ дѣйствительною жизнью. Пошлите его къ какому-нибудь тутору, не педанту, а человѣку литературному или свѣтскому, и если онъ будетъ жить въ столицѣ, то тѣмъ лучше. Словомъ, мой юный другъ не похожъ на другихъ людей, и хотя онъ одаренъ качествами съ которыми могъ бы сдѣлать что-нибудь въ жизни, я боюсь, если вы не достигнете того чтобъ онъ болѣе походилъ на другихъ, что онъ ничего не сдѣлаетъ. Простите откровенность съ какою пишу къ вамъ, и припишите ее особливому участію какое я принимаю въ вашемъ сынѣ.-- Имѣю честь быть, сэръ-Питеръ, вамъ преданный
Для обсужденія этого письма сэръ-Питеръ не собралъ вторично семейнаго совѣта, ибо не надѣялся чтобъ его три сестры дѣвицы могли подать въ этомъ дѣлѣ какой-нибудь практическій совѣтъ. Что же касается Гордона, то этотъ джентльменъ, обратившись къ суду по вопросу о вырубкѣ лѣса и потерпѣвъ рѣшительное пораженіе, увѣдомилъ сэръ-Питера что не уважаетъ его какъ родственника и презираетъ какъ человѣка -- не въ этихъ именно выраженіяхъ -- менѣе прямо, но болѣе язвительно. Сэръ-Питеръ пригласилъ только мистера Миверза на недѣльку поохотиться и просилъ преподобнаго Джона побывать у него.
Мистеръ Миверзъ пріѣхалъ. Шестнадцать лѣтъ которыя протекли съ тѣхъ поръ какъ онъ впервые былъ представленъ читателю не произвели замѣтной перемѣны въ его наружности. Однимъ изъ его правилъ было что въ молодости свѣтскій человѣкъ долженъ казаться старше чѣмъ онъ есть, а въ среднихъ лѣтахъ и до конца жизни -- моложе. Тайну достиженія этого искусства онъ выражалъ слѣдующими словами: "Надѣвайте раньше парикъ, и вы никогда не посѣдѣете".
Въ противность многимъ философамъ, мистеръ Миверзъ согласовалъ практику съ своимъ ученіемъ, и въ первые годы юности обзавелся такимъ парикомъ который долженъ былъ скрывать теченіе времени, парикомъ не завитымъ и не надушеннымъ, но скромнымъ и съ прямыми волосами. Онъ сталъ казаться тридцати-пяти-лѣтнимъ съ тѣхъ поръ какъ надѣлъ этотъ парикъ въ двадцать пять лѣтъ. Онъ казался тридцати-пяти-лѣтнимъ и теперь когда ему былъ пятьдесятъ одинъ годъ.
"Я надѣюсь, говорилъ онъ, остаться тридцати пяти лѣтъ на всю жизнь. Это самые лучшіе годы. Люди могутъ говорить что мнѣ больше, но я не признаюсь въ этомъ. Никто не обязанъ уличать самъ себя."
У мистера Миверза было еще нѣсколько афоризмовъ по поводу этого важнаго предмета. Одинъ изъ нихъ былъ слѣдующій: "Отрицайте что вы больны. Никому не говорите что вы больны; никогда не сознавайтесь въ этомъ даже себѣ. Болѣзнь есть одна изъ такихъ вещей которой человѣкъ долженъ противиться всѣми силами съ самаго начала. Наблюдайте себя внимательно, и замѣтивъ то что вамъ полезно, слѣдуйте этому съ точностію маятника." Мистеръ Миверзъ никогда не пропускалъ свою обычную прогулку въ Паркъ предъ завтракомъ, даже еслибы поѣхавъ въ кэбѣ, онъ могъ спасти Лондонъ отъ истребленія огнемъ.
Другой изъ его афоризмовъ былъ: "Если вы желаете сохранить молодость, живите въ столицѣ, никогда не оставайтесь долѣе нѣсколькихъ недѣль въ деревнѣ. Возьмите двухъ человѣкъ въ двадцать пять лѣтъ и одинаковой комплекціи; пусть одинъ изъ нихъ живетъ въ Лондонѣ и пользуется правильною клубною жизнію; пошлите другаго въ деревню. Посмотрите на обоихъ когда имъ будетъ сорокъ пять лѣтъ. Человѣкъ жившій въ Лондонѣ сохранитъ свою фигуру; деревенскій отроститъ себѣ брюхо. Лондонскій житель сохранитъ интересную нѣжность въ лицѣ; лицо деревенскаго жителя сдѣлается корявое какъ рыбьи жабры."
Третьей его аксіомой было: "Не дѣлайтесь семейнымъ человѣкомъ; ничто такъ не старитъ какъ супружеское счастіе и родительскія узы. Никогда не увеличивайте своихъ заботъ и ограничивайте жизнь возможно тѣснымъ кругомъ. Для чего прибавлять себѣ къ багажу заботъ женскія кардонки и коробочки и цѣлый фургонъ дѣтскихъ принадлежностей. Избѣгайте честолюбія: оно ведетъ къ подагрѣ. Оно уноситъ значительную часть человѣческой жизни, не давая взамѣнъ ничего что бы стоило имѣть."
Былъ у него еще и такой афоризмъ: "Свѣжесть ума поддерживаетъ и телѣсную свѣжесть. Держитесь идей нынѣшняго дня, отбрасывайте идеи вчерашнія. Что же касается завтрашняго дня, то времени довольно для разсужденій до тѣхъ поръ пока онъ сдѣлается нынѣшнимъ днемъ."
Сохраняя себя согласно этимъ правиламъ, мистеръ Миверзъ явился въ Эксмондгамъ totus, teres, но не rotundus -- человѣкомъ средняго роста, тонкимъ, прямымъ, прекрасно одѣтымъ, съ мелкими, тонкими чертами лица, тонкими губами, прикрывающими рядъ прекрасныхъ зубовъ, всегда бѣлыхъ и не знакомыхъ съ дантистомъ. Для сохраненія этихъ зубовъ онъ избѣгалъ кислыхъ винъ, особливо рейнскаго всѣхъ сортовъ, всего сладкаго въ кушаньяхъ и всякихъ горячихъ напитковъ. Чай онъ всегда пилъ холодный. "Двѣ вещи въ жизни, говорилъ онъ, человѣкъ долженъ беречь, не взирая ни на какія жертвы,-- желудокъ и глазурь своихъ зубовъ. Во всякой другой бѣдѣ можно найти утѣшеніе, кромѣ желудочнаго разстройства и зубной боли." Будучи писателемъ и въ то же время свѣтскимъ человѣкомъ, онъ такъ изощрилъ свой умъ въ обоихъ этихъ качествахъ, что былъ страшенъ въ первомъ изъ нихъ и пріятенъ во второмъ. Какъ писателъ, онъ презиралъ свѣтъ; какъ свѣтскій человѣкъ, онъ презиралъ литературу; какъ представитель того и другаго, онъ уважалъ самого себя.
Вечеромъ на третій день по прибытіи мистера Миверза, онъ, священникъ и сэръ-Питеръ сидѣли въ гостиной; священникъ въ креслахъ въ углу, покуривая короткую рѣзную трубку; мистеръ Миверзъ налѣво отъ него на кушеткѣ, потихоньку вдыхая ароматъ трабуко. Сэръ-Питеръ никогда не курилъ. На столѣ стоялъ спиртъ, горячая вода и лимонъ. Священникъ славился своимъ искусствомъ приготовлять тодди. Время отъ времени онъ потягивалъ изъ своего стакана. Сэръ-Питеръ, менѣе часто, дѣлалъ то же. Безполезно говорить что мистеръ Миверзъ не пилъ тодди; но предъ нимъ на стулѣ стояла кружка и большой графинъ воды со льдомъ.
Сэръ-Питеръ.-- Кузенъ Миверзъ, вы имѣли теперь время изучить Кенелма и сравнить его характеръ съ тѣмъ что пишетъ объ немъ докторъ въ своемъ письмѣ.
Миверзъ (протяжно).-- Гм!
Сэръ-Питеръ.-- Я спрашиваю васъ какъ свѣтскаго человѣка, что, по вашему мнѣнію, сдѣлать мнѣ съ моимъ мальчикомъ? Послать ли его къ такому тутору какъ совѣтуетъ докторъ? Кузенъ Джонъ несогласенъ съ докторомъ, онъ полагаетъ что странности Кенелма въ своемъ родѣ вещь не дурная и что ихъ не надо преждевременно сглаживать столкновеніемъ со свѣтскими туторами и лондонскими улицами.
-- Гм! повторяетъ мистеръ Миверзъ, еще протяжнѣе чѣмъ прежде. Послѣ нѣкотораго молчанія онъ прибавляетъ: -- Послушаемъ что вы скажете, преподобный Джонъ.
Священникъ откладываетъ въ сторону свою трубку, опоражниваетъ четвертую кружку тодди, потомъ откидывая голову назадъ съ задумчивымъ видомъ, на подобіе великаго Кольриджа когда тотъ произноситъ монологъ, начинаетъ такимъ образомъ, выговаривая нѣсколько въ носъ:
-- На разсвѣтѣ жизни....
Миверзъ при этомъ пожимаетъ плечами, поворачивается на кушеткѣ и закрываетъ глаза со вздохомъ человѣка обреченнаго на слушаніе проповѣди.
-- На разсвѣтѣ жизни, когда росы....
-- Я зналъ что придутъ росы, говоритъ Миверзъ.-- Осушите ихъ, пожалуста; онѣ чрезвычайно вредны. Мы знаемъ напередъ что вы хотѣли сказать: вы хотѣли сказать что когда малому шестнадцать лѣтъ, онъ очень молодъ; это правда, стало-быть это мимо,-- что жь дальше?
-- Если вы намѣрены прерывать меня съ вашимъ всегдашнимъ цинизмомъ, сказалъ священникъ,-- зачѣмъ же вы просили меня говорить?
-- Это была ошибка, я сознаюсь; но кому на свѣтѣ могло придти въ голову что вы начнете такимъ цвѣтистымъ слогомъ. Разсвѣтъ жизни!-- какой вздоръ!
-- Кузенъ Миверзъ, сказалъ сэръ-Питеръ,-- вы теперь не занимаетесь исправленіемъ слога Джона въ вашей газетѣ, и я попрошу васъ вспомнить что разсвѣтъ жизни моего сына есть нѣчто серіозное для его отца, и родственникъ его не долженъ надъ этимъ смѣяться. Продолжайте, Джонъ.
Священникъ сказалъ добродушно:
-- Я постараюсь примѣнить мой слогъ къ требованіямъ критики. Когда малому шестнадцать лѣтъ и когда онъ слишкомъ молодъ для жизни, вопросъ въ томъ долженъ ли онъ столь рано перемѣнить идеи свойственныя юности на идеи свойственныя собственно среднимъ лѣтамъ, долженъ ли онъ начать пріобрѣтать то знаніе свѣта которое имѣютъ и могутъ преподать люди среднихъ лѣтъ. Я думаю что нѣтъ. Я бы лучше желалъ чтобъ онъ былъ теперь въ обществѣ поэтовъ, предавался славнымъ надеждамъ и прекраснымъ мечтамъ. вырабатывая для себя типъ героическаго, который онъ сохранитъ предъ глазами какъ знамя когда вступитъ въ свѣтъ взрослымъ человѣкомъ. Для сформированія характера есть двѣ школы: реальная и идеальная. Я бы желалъ чтобъ его характеръ образовался въ идеальной школѣ, чтобы придать ему отвагу, величіе и мягкость когда онъ займетъ свое мѣсто во вседневной жизни, которая называется реальною. И потому я не въ пользу помѣщенія потомка сэръ-Кенелма Дигби, въ промежутокъ времени между среднею и высшею школой, къ какому-нибудь свѣтскому человѣку, можетъ-быть столь же циническому какъ кузенъ Миверзъ, и живущему въ каменныхъ улицахъ Лондона.
Мистеръ Миверзъ (потягиваясь).-- Прежде чѣмъ погрузиться въ это Сербонское болото -- разногласіе между академиками реалистами и идеалистами -- я полагаю что намъ предстоитъ прежде всего рѣшить вопросъ чѣмъ вы желаете сдѣлать Кенелма въ будущемъ. Когда я заказываю себѣ сапоги, я прежде рѣшаю какого рода должны быть сапоги,-- бальные или толстые для уличной ходьбы; и я не прошу сапожника читать мнѣ предварительно лекціи о различныхъ способахъ передвиженія къ которымъ можетъ быть примѣнена кожа. Если вы желаете, сэръ-Питеръ, чтобы вашъ сынъ сдѣлался марателемъ напыщенныхъ поэмъ, послушайтесь пастора Джона; если вы желаете набить его голову пастушескимъ вздоромъ о невинной любви, которая можетъ кончиться женитьбой на дочери мельника, послушайтесь пастора Джона; если вы желаете чтобъ онъ вступилъ въ жизнь пустоголовымъ мальчишкой, который согласится по просьбѣ какого-нибудь юнаго негодяя поручиться по пятидесяти-процентному векселю, послушайтесь пастора Джона; короче, если вы желаете чтобъ умный мальчикъ сдѣлался голубкомъ или турманомъ, легковѣрнымъ олухомъ или сентиментальнымъ молокососомъ, пасторъ Джонъ можетъ быть самымъ лучшимъ для васъ совѣтникомъ.
-- Но я вовсе не желаю чтобъ изъ моего сына вышелъ тупоумный представитель одного изъ этихъ видовъ.
-- Ну такъ не слушайте пастора Джона, и разговоръ конченъ.
-- Вовсе нѣтъ. Я еще не слыхалъ вашего совѣта какъ мнѣ поступить если я не долженъ слѣдовать совѣту Джона.
Мистеръ Миверзъ не рѣшался говорить. Онъ, казалось, былъ поставленъ въ большое затрудненіе.
-- Дѣло въ томъ, сказалъ священникъ,-- что Миверзъ въ своихъ сужденіяхъ совершенно проникся направленіемъ своей газеты Londoner: находить ошибки во всемъ что дѣлаютъ другіе, но никогда не компрометировать себя указаніемъ какъ можно сдѣлать лучше.
-- Это правда, сказалъ Миверзъ простодушно.-- Разрушительный складъ ума рѣдко когда встрѣчается вмѣстѣ съ созидательнымъ. Я и моя газета разрушительны по природѣ и изъ политики. Мы можемъ обратить зданіе въ развалины, но не претендуемъ на то чтобъ изъ развалинъ возвести зданіе. Мы критики и, какъ вы говорите, не такъ глупы чтобы компрометтировать себя предложеніемъ поправокъ чтобъ ихъ потомъ могли критиковать другіе. Тѣмъ не менѣе, для васъ, братецъ Питеръ, и съ тѣмъ условіемъ что если я дамъ совѣтъ, то вы никогда объ этомъ не скажете, и никогда меня не попрекнете, буде вы его примете и онъ окажется плохимъ, какъ почти всегда бываетъ со всѣми совѣтами,-- я отступлю отъ своего обычая и рискну высказать мое мнѣніе.
-- Я принимаю ваши условія.
-- Ну такъ слушайте. Съ каждымъ новымъ поколѣніемъ возникаетъ и новый порядокъ идей. Чѣмъ ранѣе человѣкъ овладѣваетъ идеями которыя должны имѣть вліяніе на его поколѣніе, тѣмъ болѣе онъ имѣетъ преимущества въ состязаніи со своими сверстниками. Если Кенелмъ въ шестнадцать лѣтъ уже пойметъ интеллектуальные признаки време ни, а между тѣмъ, когда онъ поступитъ въ коллегію, его восьмнадцатилѣтніе и двадцатилѣтніе товарищи окажутся только-что подготовленными понимать эти признаки, то онъ произведетъ сильное впечатлѣніе своею мыслительною способностью и приложеніемъ ея къ дѣйствительной жизни, а это ему принесетъ большую пользу въ послѣдствіи. Притомъ, идеи вліяющія на массу молодаго поколѣнія никогда не имѣютъ своего начала въ самомъ этомъ поколѣніи. Онѣ возникаютъ въ поколѣніи предыдущемъ, обыкновенно въ незначительномъ кружкѣ меньшинства, которое презирается большинствомъ въ послѣдствіи принимающимъ эти идеи. Поэтому, если мальчику шестнадцати лѣтъ нужно ознакомиться съ такими идеями, то его надобно поставить въ близкое сношеніе съ человѣкомъ превосходнаго ума познавшимъ ихъ за двадцать или за тридцать лѣтъ прежде другихъ. Я стою, слѣдовательно,: а то чтобы помѣстить Кенелма къ человѣку у котораго онъ могъ бы научиться новымъ идеямъ. Я стою также за то чтобъ его помѣстить въ столицѣ во время процесса этого посвященія. При тѣхъ рекомендаціяхъ какими вы располагаете, онъ можетъ придти въ соприкосновеніе не только съ новыми идеями, но и съ замѣчательными людьми разнаго рода занятій. Для юноши весьма важно заблаговременно бывать въ обществѣ умныхъ людей. Отъ нихъ безсознательно нахватаешься ума. Есть и другая выгода, и весьма не маловажная, въ этомъ раннемъ знакомствѣ съ хорошимъ обществомъ. Юноша научается манерамъ, самообладанію, находчивости; въ послѣдствіи, живя по своей волѣ, онъ, надобно надѣяться, менѣе будетъ попадать въ просакъ и не пріобрѣтетъ порочныхъ наклонностей или привычки къ презрѣнной праздности, научившись предпочитать хорошее товарищество подъ руководствомъ людей способныхъ выбрать ему товарищей. Ну, довольно я наговорился; рѣшайтесь теперь же на мой совѣтъ, потому что по склонности моей къ противорѣчіямъ я завтра самъ пожалуй стану опровергать мое сегодняшнее мнѣніе.
Убѣдительное краснорѣчіе кузена произвело сильное впечатлѣніе на сэръ-Питера.
Священникъ продолжалъ молча курить свою коротенькую трубочку пока сэръ-Питеръ не обратился къ нему. Тогда онъ сказалъ:
-- Въ этой программѣ воспитанія христіанскаго джентльмена, какъ мнѣ кажется, совершенно опущена христіанская сторона воспитанія.
-- Къ этому опущенію, спокойно замѣтилъ мистеръ Миверзъ,-- и стремится нашъ вѣкъ. Свѣтское воспитаніе есть необходимая реакція противъ спеціальнаго богословскаго воспитанія, реакція вызванная враждой одной секты христіанъ къ ученію другой; а такъ какъ противники не хотятъ согласиться между собой какъ слѣдуетъ обучать религіи, то приходится или вовсе ничему не учить, или устранить религію изъ дѣла воспитанія.
-- Это можетъ-быть и хорошо для какой-либо обширной системы національнаго воспитанія, сказалъ сэръ-Питеръ,-- но вовсе не относится къ Кенелму, родившемуся въ семействѣ гдѣ всѣ принадлежатъ къ учрежденной церкви. Его можно бы учить вѣрѣ его предковъ, не оскорбляя этимъ ни одного нонконформиста.
-- Къ какой же это учрежденной церкви онъ долженъ будетъ принадлежать? спросилъ мистеръ Миверзъ: -- къ высокой церкви, къ низкой или къ широкой, къ церкви доктора Ньюзея или къ ритуалистской, или къ какой другой разновидности англиканства которая войдетъ въ моду?
-- Что за вздоръ! сказалъ священникъ.-- Насмѣшка ваша неумѣстна. Вы сами очень хорошо знаете что наша церковь отличается именно духомъ терпимости и не раздуваетъ малѣйшаго различія мнѣній въ ересъ или расколъ. А если сэръ-Питеръ пошлетъ своего шестнадцатилѣтняго сына къ тутору устраняющему христіанскую религію изъ своего преподаванія, то онъ заслужитъ чтобъ его отдули до полусмерти, и я, продолжалъ священникъ, взглянувъ сурово на сэръ-Питера и машинально засучивая свои обшлага,-- съ удовольствіемъ отдулъ бы его.
-- Потише, Джонъ, сказалъ сэръ-Питеръ отодвигаясь,-- потише, любезный братецъ. Наслѣдникъ мой не будетъ воспитанъ какъ язычникъ, и Миверзъ только дразнитъ насъ. Послушайте, Миверзъ, не знаете ли вы между вашими лондонскими друзьями кого-нибудь кто былъ бы ученымъ и свѣтскимъ человѣкомъ и въ то же время христіаниномъ?
-- То-есть христіаниномъ государственной церкви?
-- Ну, да.
-- И который согласился бы взять къ себѣ Кенелма воспитанникомъ?
-- Конечно я предлагаю вопросъ не изъ пустаго любопытства.
-- Я знаю именно такого. Онъ готовился прежде во священники, и онъ весьма учевый богословъ. Но получивъ послѣ неожиданной смерти старшаго брата небольшое наслѣдство, онъ оставилъ всякую мысль о духовномъ званіи. Онъ пріѣхалъ въ Лондонъ и поплатился за опытность, то-есть онъ былъ по природѣ великодушенъ, чрезвычайно легко попадалъ въ разныя затрудненія, и имѣніе его взято въ опеку для удовлетворенія кредиторовъ, а онъ получаетъ изъ нея по 400 фунтовъ въ годъ. Въ это время онъ уже былъ женатъ и имѣлъ двоихъ дѣтей. Необходимость заставила его взяться за перо для увеличенія своего дохода, и онъ сталъ однимъ изъ способнѣйшихъ сотрудниковъ періодической печати. Онъ блестящій ученый и бойкій писатель, и за нимъ ухаживаютъ наши общественные дѣятели; къ тому же онъ джентльменъ въ полномъ смыслѣ слова, у него очень пріятный домъ, и онъ принимаетъ у себя лучшее общество. Получивъ разъ въ жизни урокъ, онъ теперь застрахованъ отъ излишней довѣрчивости. Его опытъ достался ему не черезчуръ дорого. Трудно найти болѣе тонкаго и образованнаго свѣтскаго человѣка. Онъ будетъ очень доволенъ тремя стами фунтовъ стерлинговъ или около того что вы будете платить за Кенелма. Его зовутъ Велби, и онъ живетъ въ Честеръ-Скверѣ.
-- И безъ сомнѣнія онъ сотрудникъ газеты Londoner? сказалъ священникъ насмѣшливо.
-- Это вѣрно. Онъ пишетъ наши классическія, богословскія и метафизическія статьи. Не пригласить ли мнѣ его пріѣхать сюда на денекъ или на два чтобы вы сами могли посмотрѣть каковъ онъ вамъ покажется, сэръ-Питеръ?
-- Хорошо.
Мистеръ Велби пріѣхалъ и всѣмъ понравился. Это былъ человѣкъ съ пріятными манерами, обходительный и вѣжливый. Въ немъ не было педантства, и однако вскорѣ же замѣчалось что онъ былъ чрезвычайно начитанъ и много вещей изучилъ основательно. Онъ обворожилъ священника своими комментаріями на Іоанна Златоуста; сэръ-Питеръ былъ въ восторгѣ отъ его разказовъ о древностяхъ древней Британіи; Кенелма онъ плѣнилъ своею готовностью вести съ нимъ бесѣду о самой спорной изъ всѣхъ наукъ называемой метафизикой; и въ то же время онъ былъ не менѣе занимателенъ и поучителенъ для леди Чиллингли и трехъ сестрицъ. Одинаково свѣдущій по части романовъ какъ и по части хорошихъ книгъ, онъ далъ дѣвицамъ списокъ невинныхъ сочиненій въ томъ и въ другомъ родѣ, а для леди Чиллингли у него былъ неистощимый запасъ анекдотовъ изъ фашонабельнаго міра, новѣйшихъ остротъ, послѣднихъ скандаловъ. Въ самомъ дѣлѣ, мистеръ Велби былъ одною изъ тѣхъ блестящихъ личностей которыя украсятъ всякое общество куда имъ случится попасть. Если въ душѣ онъ и былъ человѣкъ разочарованный, то его разочарованіе прикрывалось невозмутимымъ спокойствіемъ духа; онъ имѣлъ прежде честолюбивыя и основательныя надежды на блестящую карьеру и на пріобрѣтеніе прочной репутаціи богослова и проповѣдника; полученное имъ въ двадцатитрехъ-лѣтнемъ возрастѣ наслѣдство измѣнило направленіе его честолюбія. Привлекательность его обращенія была такъ сильна что онъ сразу вошелъ въ моду, а его собственный общительный характеръ увлекъ его къ болѣе легкому, но болѣе пріятному роду честолюбія, которое довольствуется успѣхами въ обществѣ и наслаждается текущимъ днемъ. Когда потомъ обстоятельства принудили его дополнять свой доходъ литературною работой, онъ впалъ въ колею періодическаго авторства и отложилъ всякое попеченіе о работѣ необходимой для какого-либо полнаго произведенія, которая потребовала бы гораздо больше времени, а дала бы ничтожное вознагражденіе. Онъ сохранилъ еще популярность въ обществѣ, и можетъ-быть даже опасался компрометтировать свою общепризнанную репутацію талантливаго человѣка какимъ-либо капитальнымъ предпріятіемъ. Онъ не презиралъ всѣхъ и все, подобно Миверзу; но онъ смотрѣлъ на людей и на вещи какъ равнодушный, хотя и добродушный, посторонній зритель смотритъ на уличную толпу изъ окна своей гостиной. Его нельзя было назвать blasé, но онъ былъ совершенно désillusionné. Его характеръ, нѣкогда ультра-романтическій, теперь до такой степени проникся нейтральными оттѣнками жизни что всякая романтичность оскорбляла его вкусъ какъ вторженіе слишкомъ яркаго колера въ спокойный фонъ картины. Онъ сдѣлался вполнѣ реалистомъ въ своей критикѣ и во всемъ направленіи своей дѣятельности и мысли. Но пасторъ Джонъ не замѣтилъ этого, потому что Велби слушалъ его восхваленія идеальной школѣ, не безпокоясь опровергать ихъ. Онъ сталъ слишкомъ лѣнивъ для разговорнаго спора и только какъ критикъ обнаруживалъ оставшійся еще въ немъ задоръ утонченною жестокостью насмѣшки.
Онъ выдержалъ съ честью экзаменъ въ церковномъ православіи сдѣланный ему священникомъ и сэръ-Питеромъ. Въ туманѣ канонической эрудиціи, его собственныя мнѣнія улетучивались во мнѣнія отцовъ церкви. На дѣлѣ же онъ былъ реалистомъ въ религіи какъ и во всемъ прочемъ. Онъ смотрѣлъ на христіанство какъ на типъ существующей цивилизаціи, къ которому подобало относиться съ почтеніемъ, подобно тому какъ можно признавать и другіе типы этой цивилизаціи, какъ напримѣръ свободу печати, народное представительство, бѣлые галстуки и черные фраки, и пр. Онъ принадлежалъ къ школѣ которую онъ самъ называлъ эклектическимъ христіанствомъ, и приспособлялъ разсужденія деизма къ доктринамъ церкви, если не какъ къ вѣроученію, то по крайней мѣрѣ какъ къ учрежденію. Словомъ, онъ расположилъ въ свою пользу всѣхъ членовъ семейства Чиллингли, и уѣзжая изъ замка увезъ съ собой Кенелма для посвященія его въ кругъ новыхъ идей кои долженствовали управлять его поколѣніемъ.
Кенелмъ пробылъ полтора года у этого достойнаго наставника. Въ это время онъ многому научился по книгамъ; онъ много видѣлъ также знаменитостей того времени, литераторовъ, юристовъ, членовъ парламента. Онъ видѣлъ также не мало лицъ свѣтскаго общества. Прекрасныя дамы, бывшія подругами его матери въ ея молодые годы, принимали его подъ свое покровительство, давали ему совѣты и баловали его. Одна изъ нихъ была въ особенности добра къ нему, маркиза Гленальвонъ. Ее привязало къ нему благодарное воспоминаніе: младшій сынъ ея былъ его товарищемъ въ Мертонской школѣ, и Кенелмъ спасъ ему жизнь вытащивъ его изъ воды. Бѣдный мальчикъ потомъ умеръ отъ чахотки, и горе матери объ его утратѣ еще нѣжнѣе привязало ее къ Кенелму. Леди Гленальвонъ была одною изъ царицъ лондонскаго свѣта. На пятидесятомъ году она все еще была прекрасна; она была также очень образована, очень умна, и очень добра, какъ это случается съ нѣкоторыми царицами; она была именно одною изъ тѣхъ женщинъ чье вліяніе такъ важно для образованія манеръ и характера молодаго человѣка предназначаемаго судьбой играть нѣкоторую ролъ въ обществѣ. Но она досадовала на самое себя, раздумывая что ей не удавалось возбудить подобное честолюбіе въ наслѣдникѣ Чиллингли.
Здѣсь кстати сказать что Кенелмъ не лишенъ былъ внѣшнихъ преимуществъ. Онъ былъ высокъ ростомъ, и юношеская грація его сложенія скрадывала его необычайную физическую силу, зависѣвшую не отъ массивности размѣровъ, а скорѣе отъ желѣзной твердости тканей. Его лицо, при недостаткѣ юношеской округлости, отличалось какою-то мрачною причудливою красотой; черты, не отличавшіяся художественною правильностью, были красивы и своеобразны; большіе, темные, выразительные глаза и какое-то необъяснимое сочетаніе нѣжности и задумчивости въ его кроткой улыбкѣ. Онъ никогда громко не смѣялся, но живо схватывалъ смѣшную сторону, и его глаза смѣялись при закрытыхъ губахъ. Онъ говорилъ самъ странныя, забавныя, неожиданныя фразы производившія впечатлѣніе юмора; но только блескъ глазъ изобличалъ въ немъ шутливость, и онъ говорилъ съ видомъ невиннаго невѣдѣнія шутки подобно траппистскому монаху выглянувшему изъ вырытой имъ могилы чтобы произнести memento mori.
Тѣмъ не менѣе его серіозное лицо было очень привлекательно. Женщины думали видѣть въ немъ выраженіе романической чувствительности: имъ оно казалось лицомъ человѣка склоннаго къ любви поэтической и страстной. А онъ оставался столь же неприступенъ для женскихъ сѣтей какъ и молодой Ипполитъ. Онъ приводилъ въ восторгъ пастора Джона продолжая свои атлетическія упражненія, и пріобрѣлъ репутацію въ кулачной школѣ, которую онъ посѣщалъ аккуратно, какъ лучшій боксеръ между джентльменами.
Онъ пріобрѣлъ много знакомствъ, но друзей не имѣлъ. А между тѣмъ всякій кто часто съ нимъ видался начиналъ любить его, и не отвѣчая самъ на привязанность онъ не отталкивалъ ея. Онъ отличался чрезвычайною мягкостью голоса и манеръ, и обладалъ невозмутимымъ характеромъ своего отца; дѣти и собаки тянулись къ нему какъ бы инстинктивно.
Отъ мистера Велби Кенелмъ перешелъ въ Кембриджъ съ головой изрядно пропитанною новыми идеями готовыми пустить отростки. Онъ конечно удивлялъ другихъ новичковъ, и случалось что онъ ставилъ въ тупикъ и премудрыхъ туторовъ коллегій Троицы и Св. Іоанна. Но постепенно онъ сталъ устраняться вообще отъ товарищескаго общества. Дѣло въ томъ что умомъ онъ не по лѣтамъ былъ старъ, и послѣ избранныхъ столичныхъ кружковъ вечеринки въ коллегіи не представляли для него ничего занимательнаго. Онъ поддержалъ свою атлетическую репутацію; и въ нѣкоторыхъ случаяхъ, когда какой-нибудь слабенькій студентъ былъ побиваемъ гигантомъ лодочникомъ, его мускульное христіанство благородно заступалось за слабую сторону. Для пріобрѣтенія другихъ, болѣе интеллектуальныхъ, университетскихъ отличій, онъ не такъ много работалъ какъ могъ бы, однако былъ въ числѣ первыхъ на экзаменахъ, получилъ двѣ награды, и кончилъ курсъ съ довольно почетною степенью, послѣ чего вернулся домой болѣе страннымъ, болѣе серіознымъ, словомъ, менѣе похожимъ на другихъ людей чѣмъ какимъ былъ по выходѣ изъ Мертонской школы. Онъ отгородилъ для себя въ собственномъ сердцѣ уединеніе, и въ этомъ уединеніи сидѣлъ безмолвнымъ наблюдателемъ подобно пауку въ паутинѣ.
Вслѣдствіе ли естественной склонности, или отъ воспитанія такихъ наставниковъ какъ мистеръ Миверзъ, который, проводя новыя идеи, не находилъ въ прошедшемъ ничего достойнаго почтенія, и какъ мистеръ Велби, который признавалъ реальнымъ только рутину настоящаго и осмѣивалъ всякія мечты будущаго какъ идеалистическія, главное направленіе ума Кенелма приняло форму спокойнаго индифферентизма. Трудно было доискаться въ немъ какого-либо обыкновеннаго побужденія къ дѣятельности: тщеславія или честолюбія, искательства популярности или жажды власти. Ко всѣмъ женскимъ приманкамъ онъ доселѣ пребывалъ равнодушенъ. Онъ никогда не испытывалъ любви, но много читалъ о ней, и эта страсть казалась ему необъяснимымъ заблужденіемъ человѣческаго разсудка и позорнымъ уклоненіемъ отъ спокойнаго теченія мысли которое должно быть удѣломъ мужественныхъ натуръ. Весьма краснорѣчивая книга восхваляющая безбрачіе и озаглавленная Приближеніе къ ангеламъ, написанная извѣстнымъ оксфордскимъ ученымъ Дединомъ Рочемъ, произвела столь сильное впечатлѣніе на его юный умъ что, будь онъ католикомъ, онъ могъ бы поступить въ монахи. Если у него въ чемъ проявлялась горячность, то развѣ горячность мыслителя ратующаго за отвлеченную истину, то-есть за то что онъ почиталъ истиной, а такъ какъ что кажется истиной одному человѣку навѣрное кажется ложью другому, то эта наклонность его представляла свои неудобства, и опасности, какъ это можно видѣть изъ послѣдующей главы.
Но предварительно, для правильной оцѣнки его поведенія въ той главѣ, я прошу тебя, благосклонный читатель (если бываетъ благосклонный читатель), припомнить что онъ напичканъ новыми идеями, которыя, встрѣчая глубокое и враждебное теченіе старыхъ идей, вырываются наружу тѣмъ съ большею ядовитостью.
Въ Эксмондгамѣ были большія празднества для ознаменованія великаго для міра событія когда Кенелму Чиллингли минуло двадцать одинъ годъ.
Молодой наслѣдникъ произнесъ рѣчь къ собравшимся фермерамъ и другимъ приглашеннымъ гостямъ, и рѣчь эта не прибавила веселья празднику. Онъ говорилъ гладко и съ самоувѣренностью, удивительною въ юношѣ въ первый разъ обращающемся къ толпѣ, но рѣчь была не увеселительна.
Главный фермеръ усадьбы, предлагая выпить за его здоровье, естественно упомянулъ о длинномъ рядѣ его предковъ; онъ упомянулъ съ увлеченіемъ о заслугахъ его отца какъ человѣка и помѣщика, и усмотрѣлъ много благопріятныхъ предзнаменованій для его собственной будущей карьеры, съ одной стороны въ превосходныхъ качествахъ его родителей, а съ другой въ почестяхъ какія самъ юноша пріобрѣлъ въ университетѣ.
Кенелмъ Чиллингли въ своемъ отвѣтѣ щедро высылалъ тѣ новыя идеи долженствовавшія руководить грядущимъ поколѣніемъ которыя онъ усвоилъ себѣ изъ газеты мистера Миверза и разговоровъ мистера Велби.
О предкахъ онъ не сталъ слишкомъ много распространяться. Онъ замѣтилъ только что странно обращать вниманіе на то какъ долго какая-либо фамилія или династія процвѣтала гдѣ-нибудь въ уголкѣ созданной матеріи, не обнаруживая себя никакими умственными заслугами и ничѣмъ не отличаясь отъ смѣняющихъ другъ друга посѣвовъ травъ. "Непреложно вѣрно", говорилъ онъ, "что Чиллингли жили на этомъ мѣстѣ изъ поколѣнія въ поколѣніе въ теченіе цѣлой четверти всемірной исторіи, съ того самаго времени когда, по вычисленіямъ сэръ-Исаака Ньютона, случился потопъ. Но, насколько можно судить по уцѣлѣвшимъ лѣтописямъ, свѣтъ не сталъ мудрѣе или лучше отъ ихъ существованія. Они раждались чтобы ѣсть пока могли ѣсть, а когда ужь не могли ѣсть, то умирали. И нельзя, впрочемъ, сказать чтобы въ этомъ отношеніи они уступали въ незначительности большинству своихъ ближнихъ. "Большая часть изъ насъ здѣсь присутствующихъ", продолжалъ ораторъ, "раждаемся только затѣмъ чтобъ умереть, и лучшее утѣшеніе нашей гордости оскорбляемой этимъ фактомъ есть вѣроятность что и наше потомство будетъ имѣть не болѣе значенія въ общемъ строѣ природы чѣмъ мысами." Высказавъ этотъ философскій взглядъ на своихъ предковъ въ особенности и на родъ человѣческій вообще, Кенелмъ Чиллингли затѣмъ перешелъ къ спокойному анализу похвалъ расточенныхъ его отцу какъ человѣку и помѣщику.
"Какъ человѣкъ", говорилъ онъ, "мой отецъ безъ сомнѣнія достоинъ всего что въ пользу человѣка можетъ быть сказано другимъ человѣкомъ. Но что такое человѣкъ въ лучшемъ его видѣ? Грубый, слабый и неразвитый зародышъ, высшее качество коего есть смутное собственное сознаніе что онъ не болѣе какъ зародышъ и не можетъ довершить себя пока не перестанетъ быть человѣкомъ, то-есть пока не станетъ другимъ существомъ въ другой формѣ существованія. Мы можемъ хвалить собаку какъ собаку, потому что собака есть законченное бытіе, а не зародышъ. Но хвалить человѣка какъ человѣка, забывая что онъ только почка изъ которой въ концѣ концовъ должна развиться форма совершенно иная, одинаково несогласно и съ ученіемъ Писанія о настоящей неполнотѣ и несовершенствѣ человѣка, и съ психологическимъ и метафизическимъ познаніемъ его духовной организаціи, очевидно назначенной для цѣлей которыхъ онъ никогда не можетъ достигнуть какъ человѣкъ. Что мой отецъ какъ несовершенный зародышъ ни въ чемъ не уступаетъ любому изъ здѣсь присутствующихъ -- вполнѣ вѣрно; но пораздумавъ, вы увидите что этимъ еще не много сказано въ его пользу. Даже въ отношеніи хваленаго физическаго устройства людей, вамъ извѣстно что наилучше сложенный изъ насъ, по послѣднимъ научнымъ изслѣдованіямъ, развился изъ нѣкоего безобразнаго волосатаго животнаго въ родѣ гориллы, и что самъ предокъ этого гориллы имѣлъ своего родоначальника въ небольшомъ морскомъ животномъ имѣвшемъ форму двугорлой бутылки. Вѣроятно и то что мы сами, рано или поздно, будемъ истреблены какимъ-нибудь новымъ развитіемъ вида.
"Что касается до заслугъ приписанныхъ отцу моему какъ помѣщику, то я принужденъ почтительно высказать мое несогласіе съ этими необдуманными похвалами. Всякій здравомыслящій человѣкъ долженъ согласиться что первая обязанность помѣщика относится не къ фермерамъ которымъ онъ сдаетъ землю въ аренду, а ко всей націи. Онъ обязанъ заботиться чтобы земля доставляла обществу наиболѣе продуктовъ. Для достиженія этой цѣли помѣщикъ долженъ сдавать свои фермы съ торговъ, добиваясь высшей ренты какую онъ можетъ получить отъ надежныхъ искателей. Состязательные экзамены въ нашъ просвѣщенный вѣкъ вводятся во всемъ, даже въ такихъ занятіяхъ гдѣ отъ лучшихъ людей требуются качества не поддающіяся экзаменамъ. Въ земледѣліи, по счастію, принципъ состязательнаго экзамена не такъ трудно приложимъ для выбора лучшаго человѣка, какъ напримѣръ въ дипломатіи, гдѣ Таллейранъ былъ бы устраненъ за незнаніе ни одного языка кромѣ своего роднаго, или въ арміи, гдѣ было бы отказано въ производствѣ такому офицеру какъ Мальборо, который не умѣлъ писать правильно. Въ земледѣліи же помѣщику нужно только освѣдомиться кто имѣетъ большій капиталъ и можетъ дать высшую ренту, соглашаясь на строжайшія неустойки предусмотрѣнныя въ условіяхъ контракта, при чемъ самый контрактъ долженъ быть написанъ самыми учеными земледѣльцами, а неустойки опредѣлены самымъ осторожнымъ нотаріусомъ. Только при такомъ порядкѣ аренды, рекомендуемомъ самыми либеральными экономистами, не говоря о тѣхъ еще болѣе либеральныхъ экономистахъ что вовсе не признаютъ за землевладѣніемъ какихъ-либо правъ собственности, только такимъ образомъ, говорю я, помѣщикъ исполнитъ свой долгъ предъ своею страной. Онъ ищетъ фермеровъ способныхъ при помощи своего капитала извлекать изъ земли для пользы общества наиболѣе продуктовъ, и такихъ фермеровъ находитъ посредствомъ состязательнаго экзамена сравненіемъ ихъ текущихъ счетовъ у банкировъ и представляемыхъ ими залоговъ, и обезпечивая ихъ благонадежность строгостью условій договора придуманнаго Либихомъ и изложеннаго въ законной формѣ Читти. Но на помѣстьяхъ моего отца я вижу весьма многихъ фермеровъ мало искусныхъ и еще менѣе капитальныхъ, не имѣющихъ понятія о Либихѣ и приходящихъ въ ужасъ отъ Читти, и потому даже сыновняя любовь не можетъ заставить меня честно сказать что мой отецъ хорошій помѣщикъ. Онъ предпочиталъ привязанность къ отдѣльнымъ лицамъ исполненію долга въ отношеніи къ обществу. Вопросъ не въ томъ, друзья мои, пойдетъ ли горсть фермеровъ вамъ подобныхъ въ рабочій домъ или нѣтъ. Это вопросъ потребителя. Извлекаете ли вы изъ земли для потребителя наибольшую жатву?
"Что до меня", продолжалъ ораторъ, разгорячась по мѣрѣ того какъ для него ощутительнѣе становился холодъ навѣянный его словами на слушателей, "я не отрицаю что, благодаря случайной подготовкѣ къ весьма ошибочному и одностороннему курсу образованія, я получилъ то что называютъ отличіями къ Кембриджскомъ университетѣ; во не слѣдуетъ видѣть въ этомъ фактѣ какихъ-нибудь предзнаменованій моей будущности. Многіе самые безполезные люди, въ особенности умы узкіе и фанатическіе, достигали въ университетѣ гораздо высшихъ отличій чѣмъ тѣ какія мнѣ выпали на долю.
"Тѣмъ не менѣе я благодарю васъ за любезности высказанныя вами обо мнѣ и моемъ семействѣ; но я постараюсь совершить мой путь къ могилѣ, всѣхъ насъ ожидающей, со спокойнымъ равнодушіемъ къ тому что станутъ обо мнѣ говорить въ теченіе столь короткаго странствія. И чѣмъ скорѣе, друзья мои, мы достигнемъ конца нашего странствія, тѣмъ скорѣе избавимся отъ многихъ, многихъ горестей, хлопотъ, прегрѣшеній и болѣзней. Поэтому, когда я пью за ваше здоровье, то вы должны понимать что въ сущности я желаю вамъ скорѣйшаго избавленія отъ немощей коимъ подвержена плоть, и которыя обыкновенно умножаются съ годами до такой степени что доброе здоровье едва ли возможно при упадкѣ всѣхъ силъ въ старческомъ возрастѣ. Джентльмены, ваше доброе здоровье!"
На слѣдующее утро послѣ празднованія совершеннолѣтія, сэръ-Питеръ и леди Чиллингли имѣли продолжительное совѣщаніе о странностяхъ своего наслѣдника и о лучшемъ способѣ достичь того чтобъ онъ имѣлъ болѣе пріятные взгляды или по крайней мѣрѣ выражалъ менѣе непріятныя чувства,-- согласныя разумѣется, хотя это не было высказано ими, съ новыми идеями коимъ предстояло управлять его вѣкомъ. Придя къ соглашенію по поводу этого щекотливаго предмета, они пошли рука объ руку отыскивать своего наслѣдника. Кенелмъ рѣдко завтракалъ съ ними вмѣстѣ. Онъ вставалъ рано и обыкновенно совершалъ уединенныя прогулки прежде чѣмъ его родители вставали съ постели.
Достойная чета нашла Кенелма на берегу ручья который протекалъ паркъ Чиллингли. Онъ закинулъ удочку въ воду и зѣвалъ, очевидно находя въ этомъ большую отраду.
-- Нравится тебѣ ловить рыбу, другъ мой? сказалъ дружелюбно сэръ-Питеръ.
-- Ни мало, отвѣчалъ Кенелмъ.
-- Для чего же ты ловишь? спросила леди Чиллингли.
-- Дѣлать больше нечего.
-- А! вотъ что, сказалъ сэръ-Питеръ,-- весь секретъ странностей Кенелма разъясняется этими словами, другъ мой; ему необходимо развлеченіе. Вольтеръ справедливо говоритъ что "развлеченія составляютъ одну изъ потребностей человѣка". И еслибы Кенелмъ могъ развлекаться подобно другимъ, онъ и былъ бы какъ всѣ другіе.
-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Кенелмъ съ важностью и выдергивая изъ воды удочку съ трепетавшею на ней маленькою форелью, которая упала на колѣни къ леди Чиллингли,-- въ такомъ случаѣ я лучше не желаю развлекаться. Я не интересуюсь странностями другихъ людей. Инстинктъ самохраненія побуждаетъ меня интересоваться моими собственными.
-- Послушай Кенелмъ, воскликнула леди Чиллингли съ жаромъ, что при спокойномъ характерѣ миледи случалось очень рѣдко,-- возьми прочь эту ужасную мокрую вещь! Положи въ сторону свою удочку и слушай что говоритъ твой отецъ. Твое странное поведеніе причиняетъ намъ очень много безпокойства.
Кенелмъ снялъ рыбу съ крючка, положилъ ее въ корзинку и устремивъ свои большіе глаза на отца, сказалъ:
-- Что такое въ моемъ поведеніи причиняетъ вамъ неудовольствіе?
-- Не неудовольствіе, Кенелмъ, сказалъ сэръ-Питеръ дружелюбно,-- но безпокойство; твоя мать употребила вѣрное выраженіе. Видишь ли, мой другъ, я желаю чтобы ты отличился въ свѣтѣ. Ты могъ бы быть представителемъ графства, подобно твоимъ предкамъ. Вчерашній день казался мнѣ превосходнымъ случаемъ чтобы представить тебя твоимъ будущимъ избирателемъ. Ораторское искусство цѣнится высоко въ свободной странѣ, и почему бы тебѣ не быть ораторомъ? Демосѳенъ говоритъ: произнесеніе, произнесеніе, произнесеніе -- вотъ въ чемъ искусство оратора; ты произносишь рѣчь превосходно, изящно, сдержанно, классически.
-- Извините, любезный батюшка, Демосѳенъ не говорилъ произнесеніе, какъ обыкновенно передаютъ это слово; онъ говоритъ рѣчи или дѣйствіе, лицедѣйство -- ὑπόκρισις; искусство произносить рѣчь въ притворномъ характера, откуда и происходитъ слово гипокризія въ обыкновенномъ своемъ смыслѣ. Лицемѣріе, лицемѣріе, лицемѣріе! вотъ, согласно Демосѳену, въ чемъ заключается тройное качество оратора. Желаете ли вы чтобъ я сдѣлался трижды лицемѣромъ?
-- Кенелмъ, мнѣ стыдно за тебя. Ты такъ же хорошо знаешь какъ и я что только съ помощію метафоры можно передать слово приписываемое великому Аѳинянину какъ лицемѣріе. Но допуская, какъ ты говоришь, что оно означаетъ не произнесеніе, но сценическую игру, я понимаю почему твой первый ораторскій дебютъ не былъ успѣшенъ. Ты произносилъ превосходно, но игралъ неувлетворительно. Ораторъ долженъ нравиться, привлекать, убѣждатъ, располагать въ свою пользу. Ты поступилъ какъ разъ наоборотъ. И хотя произвелъ большое впечатлѣніе, оно было рѣшительно не въ твою пользу, такъ что оно можетъ закрыть для тебя всѣ пути къ выборной карьерѣ въ Англіи.
-- Долженъ ли я понять, сказалъ Кенелмъ грустнымъ и сострадательнымъ тономъ какимъ благочестивый проповѣдникъ церкви обличаетъ отверженнаго и закоренѣлаго грѣшника,-- долженъ ли я понять что вы совѣтуете вашему сыну прибѣгать къ неправдѣ для достиженія личныхъ цѣлей?
-- Прибѣгать къ неправдѣ! Ахъ ты дрянной щенокъ!
-- Щенокъ! повторилъ Кенелмъ не оскорбленно, но задумчиво,-- щенокъ! Благовоспитанный щенокъ подражаетъ своимъ родителямъ.
Сэръ-Питеръ расхохотался.
Леди Чиллингли поднялась съ достоинствомъ, встряхнула свое платье, распустила зонтикъ и безмолвно двинулась прочь.
-- Вотъ видишь. Кенелмъ, сказалъ сэръ-Питеръ, переставъ смѣяться.-- Твои шутки и чудачества могутъ забавлять эксцентрическаго человѣка какъ я, но они не годятся для свѣта, и какъ въ твои годы, при рѣдкомъ преимуществѣ которое ты имѣлъ будучи въ молодыхъ годахъ принятъ въ самомъ просвѣщенномъ обществѣ, подъ руководствомъ наставника знакомаго съ новыми идеями которыя должны руководитъ государственныхъ людей, какъ могъ ты произнести такую глупую рѣчь какъ вчера, я этого не понимаю.
-- Милый батюшка, позвольте мнѣ увѣрить васъ что идеи которыя я выразилъ самыя новыя, онѣ теперь наиболѣе въ ходу -- идеи выражаемыя въ болѣе ясной, или если вы предпочитаете вашъ эпитетъ, въ болѣе глупой формѣ, чѣмъ та какую я употребилъ. Ихъ проповѣдуетъ газета Londoner и многія изъ лучшихъ либеральныхъ газетъ.
-- Кенелмъ, Кенелмъ, такія идеи могутъ повернуть свѣтъ вверхъ дномъ.
-- Новыя идеи всегда стремятся повернуть старыя идеи вверхъ дномъ. И наконецъ міръ есть не болѣе какъ идея, которая поворачивается вверхъ дномъ съ каждымъ новымъ вѣкомъ.
-- Ты внушаешь мнѣ отвращеніе къ слову