Аксаков Иван Сергеевич - По поводу циркуляра графа Игнатьева при вступлении его в Министерство внутренних дел

Сочиненія И. С. Аксакова.

Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860--1886

Томъ четвертый.

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

По поводу циркуляра графа Игнатьева при вступленіи его въ Министерство внутреннихъ дѣлъ

"Русь", 16-го мая 1881 г.

Газеты всѣхъ оттѣнковъ не перестаютъ толковать объ отставкѣ и перемѣщеніи министровъ, причемъ газеты мнимолиберальнаго пошиба впадаютъ въ нѣкій элегическій тонъ. Пророчатъ новыя отставки и новыя назначенія.-- все пустилось въ гаданія. Если намъ, столичнымъ жителямъ, подробности этихъ странныхъ обстоятельствъ вѣдомы мало, то тѣмъ менѣе вѣдомы они въ провинціи. Россія не можетъ безъ недоумѣнія встрѣчать эти извѣстія объ удаленіи отъ дѣлъ министровъ съ болѣе или менѣе громкими именами, болѣе или менѣе заслужившихъ общественное довѣріе, отъ которыхъ чего-то ждалось. Очень естественно, что прежде всего стараются уразумѣть поводъ. Никто, конечно, не удовольствуется оффиціальнымъ объясненіемъ "по болѣзни": это такой обносившійся терминъ, который, повидимому, для того только я ставится, чтобъ ему не вѣрили. Для остальной, нестоличной, а отчасти и столичной Россіи -- и это, кажется, упущено изъ виду -- имѣется налицо только странное совпаденіе двухъ несомнѣнныхъ фактовъ: Высочайшій Манифестъ 29 апрѣля и немедленный вслѣдъ затѣмъ, добровольный, "по прошенію", выходъ двухъ министровъ въ отставку. Перечитываютъ манифестъ: но манифестъ ничего новаго не возвѣщаетъ, точно такъ же, какъ ничего новаго въ будущемъ и не отрицаетъ,-- не отрицаетъ и добраго стараго. Напротивъ. Принимая за точку отправленія государственной внутренней политики "дѣйствіе учрежденій", дарованныхъ покойнымъ Царемъ, манифестъ только вновь, торжественно, подтверждаетъ незыблемость тѣхъ историческихъ основъ нашего государственнаго бытія, безъ которыхъ Русская Земля себя и не мыслитъ: до такой степени не мыслитъ, что можетъ-быть не было бы и надобности въ напоминаніи объ этихъ основахъ, если бы потрясающее событіе 1 марта не внесло нѣкоторой смуты въ умахъ -- конечно не народа, а публики или общества,-- и не понеслись по воздуху, Богъ вѣсть откуда занесенныя, какія-то конституціонныя вѣянія. О чемъ-то скромно-конституціонномъ, въ тонѣ внезапно-минорномъ, профальшувала и прокламація 12 марта отъ имени людей "Центральнаго Комитета", еще не успѣвшихъ омыть и рукъ, обагренныхъ кровью мученика-Царя. Конституціонный вопросъ сталъ предметомъ ожесточенной газетной полемики.... Все это само по себѣ давало нѣкоторый дѣйствительный поводъ къ новому точному опредѣленію и подтвержденію тѣхъ началъ единоличной верховной власти, которыя установлены въ Россіи исторіей и народнымъ сознательнымъ произволеніемъ. Но опредѣляя и подтверждая эти начала, манифестъ, повторяемъ, не отрицалъ и не исключалъ ни одного изъ тѣхъ дальнѣйшихъ улучшеній въ способахъ управленія, которыхъ надобность сознавалась всѣми, которыя чужды не только конституціоннаго, но и какого бы, то ни било наноснаго политическаго характера, а имѣютъ характеръ естественнаго органическаго развитіи, чисто земскій и нисколько не противорѣчащій историческому принципу русской верховной власти.

Ничего нѣтъ хуже смѣшеніи, подмѣна понятій и ложной окраски. Съ этой точки зрѣніи, именно дли устраненіи превратныхъ толкованій и фальшивой окраски, изданіе манифеста 29 апрѣля представляется не только полезнымъ, но и необходимымъ. Нужно было, предъ началомъ дальнѣйшей правительственной дѣятельности, предпослать во всенародное слышаніе и вѣдѣніе такого рода символъ русскаго политическаго вѣроисповѣданія, и успокоить встревоженную Россію торжественнымъ ручательствомъ, что власть пребываетъ и пребудетъ нерасшатанною, крѣпкою, твердою, цѣльною, вопреки всѣмъ кознямъ и ухищреніямъ. Такъ, въ мірѣ музыки, увертюра даетъ тонъ и опредѣленіе всей послѣдующей музыкальной драмѣ: приводимъ этотъ примѣръ, конечно, не сравненія ради, а лишь для лучшаго разъясненія нашей мысли. Еслибы даже, положимъ, верховная власть вознамѣрилась созвать, по старинѣ, земскій соборъ, и мы были призваны сказать о томъ свое мнѣніе, мы съ своей стороны непремѣнно бы посовѣтовали: растолковать предварительно всей нашей странѣ, и особенно тѣмъ, которые величаютъ себя "интеллигенціей", что земскій соборъ вовсе не есть конституціонное, въ духѣ западноевропейскомъ, собраніе народныхъ представителей, рѣшенія котораго, по большинству голосовъ, обязательны для верховной власти и формально ее ограничиваютъ, но что это есть только одна изъ болѣе живыхъ формъ непосредственнаго общенія Царя съ народомъ, одинъ изъ вѣрнѣйшихъ способовъ узнаванія народной мысли, провѣрки самимъ правительствомъ доброкачественности его собственныхъ распоряженій, однимъ словомъ -- совѣтованія власти съ землею.

И не только растолковать это считали бы мы нужнымъ, но и крѣпко напечатлѣть въ общественномъ сознаніи, такъ какъ тьма развелась охотниковъ придавать понятіямъ и словамъ: "земля", земство", земскій" какой-то несвойственный имъ цвѣтъ, значеніе чего-то совсѣмъ чуждаго русскому народному духу. Въ видѣ уступки національному вкусу, они благосклонно соглашаются окрестить и скрасить ими нѣчто совсѣмъ "однородное", по любимому ихъ выраженію, съ политическимъ строемъ Европы. О такой повадкѣ причесывать à la russe разныя заимствованія изъ чужи, придѣлывать фронтонъ русской избы къ какимъ-то зданіямъ совсѣмъ иностраннаго стиля и для нашего климата неудобнымъ -- мы уже не однажды говорили въ самомъ началѣ нашего изданія, за что въ то время и навлекли на себя грозные перуны нашихъ западниковъ-либераловъ.

Итакъ, въ виду подобнаго значенія манифеста 29 апрѣля, добровольный выходъ нѣкоторыхъ министровъ въ отставку, и притомъ въ такое трудное для Россіи время, способенъ породить въ большинствѣ русскаго общества лишь тяжелое, скорѣе (къ сожалѣнію) невыгодное, чѣмъ благопріятное для нихъ недоумѣніе. Не могла же въ самомъ дѣлѣ программа ихъ правительственной дѣятельности, если они таковую имѣли,-- опрашиваютъ себя въ Россіи -- заключать въ себѣ что-либо противорѣчащее принципамъ, выраженнымъ въ манифестѣ! а кромѣ принциповъ манифестъ никакой обстоятельной программы и не излагалъ. Такъ какъ закулисныя тайны, если таковыя были, не могутъ (по крайней мѣрѣ въ скоромъ времени) стать достояніемъ публики, то все это вышло очень странно, и такое произвольное удаленіе отъ дѣлъ самыхъ выдающихся министровъ представляется намъ крупною, съ ихъ стороны, политическою ошибкою. Этой печальной ошибки по всей вѣроятности и не было бы совершено, еслибъ они жили не въ Петербургѣ и не принимали петербургскаго общественнаго мнѣнія и сужденій нѣкоторой петербургской печати за общественное мнѣніе Россіи.

Вѣрность нашего толкованія уже отчасти подтверждается циркуляромъ новаго министра внутреннихъ дѣлъ, графа Н. И, Игнатьева. Мы уже привѣтствовали и отъ всей души вновь привѣтствуемъ нашего талантливаго дипломата на его новомъ поприщѣ. Графъ Игнатьевъ -- прежде всего Русскій умомъ и душою; несмотря на всѣ превратности, и общія политическія и своей личной судьбы, онъ оставался своимъ русскимъ убѣжденіямъ неизмѣнно вѣренъ. Было время, когда держаться національной политики было весьма невыгодно; когда національное русское направленіе не только навлекало на своихъ представителей могущественную ненависть иностранныхъ политиковъ, но и непріязненное расположеніе вліятельной среды и у насъ дома. Но никто не можетъ упрекнуть графа Игнатьева въ томъ, чтобъ онъ когда-либо измѣнилъ тому знамени, которому служилъ въ теченіи всей своей служебной карьеры. За это онъ удостоился вражды, подчасъ озлобленной, многихъ заграничныхъ кабинетовъ: честь, которой, въ такой мѣрѣ, едвали удостоивали въ чужихъ краяхъ кого-либо другаго изъ русскихъ дипломатовъ. Это просто значитъ, что онъ не былъ покладистъ для иностранцевъ въ ихъ козняхъ противъ русскихъ народныхъ интересовъ и что его дарованій, направленныхъ къ выгодѣ русскаго дѣла, боялись. Его талантливость обнаружилась и на первомъ же его административномъ дебютѣ въ званіи временнаго генералъ-губернатора Нижегородской ярмарки. Свободный отъ всякой бюрократической рутины, онъ умѣлъ подойти ко всякому дѣлу такъ просто и съ его настоящей стороны, что его управленіе снискало ему самую горячую признательность всего громаднаго ярмарочнаго населенія и упрочило его популярность въ Россіи. Наконецъ, графъ Игнатьевъ хорошо знакомъ съ родною землею, съ внутреннимъ ея бытомъ и строемъ -- какъ русскій помѣщикъ. Всѣ эти данныя вселяютъ увѣренность, что онъ оправдаетъ и довѣріе Государя, и надежды, возлагаемыя на него Россіею. Онъ безъ сомнѣніи сумѣетъ доказать -- въ той сферѣ дѣятельности, которая ему указана Государемъ,-- что наша историческая форма правленія, такъ твердо опредѣленная манифестомъ 29 апрѣля, не только не исключаетъ возможности желанныхъ реформъ въ управленіи, но только она одна и способна, у насъ въ Россіи, дать дѣйствительное, реальное бытіе всякимъ разумнымъ улучшеніямъ и сочетать гармонически: незыблемость государственныхъ основъ съ внутреннимъ неослабнымъ движеніемъ,-- крѣпость и цѣльность верховной власти съ свободнымъ развитіемъ общественной жизни. Уроки исторіи не должны пропасть даромъ. Мы слишкомъ наказаны за долгое отрицаніе нашихъ историческихъ народныхъ началъ, за то уклоненіе наше отъ истиннаго русскаго государственнаго типа, который, конечно еще въ грубомъ, неполномъ видѣ, былъ уже намѣченъ намъ нашею стариною... Къ намъ обращаютъ иногда упрекъ довольно пошлый: будто мы хотимъ вычеркнуть изъ нашей исторіи весь такъ-называемый петербургскій періодъ, т. е. цѣлыхъ почти 200 лѣтъ исторической жизни! На это даже и возражать странно,-- но мы, конечно, думаемъ и утверждаемъ, что необходимо провѣрить весь этотъ долгій, пережитый Русскою землею искусъ и затѣмъ,-- съ благодарностью обогатись самосознаніемъ, купленнымъ конечно дорогою цѣною,-- отсѣчь все лживое и стремиться возстановить нарушенную этимъ періодомъ внутреннюю цѣльность нашего общественнаго организма. Но возвратимся къ циркуляру.

Конечно, это циркуляръ -- написанный чуть не на другой день по вступленіи въ должность, но и въ этомъ своемъ видѣ онъ подтверждаетъ все сказанное нами о манифестѣ 29 апрѣля: т. е. что манифестъ не только не исключаетъ, но онъ-то именно и допускаетъ, полагая для нея прочный фундаментъ, возможность разумной мирной программы дальнѣйшей правительственной дѣятельности. Держась основы манифеста и объявляя, что правительство намѣрено слѣдовать къ своей высокой цѣли "при содѣйствіи всей земли", циркуляръ уже теперь начертываетъ нѣкоторую программу, которую, при внимательномъ чтеніи, можно извлечь изъ его содержанія въ слѣдующемъ видѣ;

1) "Искорененіе крамолы, при постоянномъ и живомъ содѣйствіи общественныхъ силъ страны".

2) Утвержденіе воспитанія (другими словами школы высшей и народной) на "религіозныхъ основахъ и твердыхъ нравственныхъ началахъ".

3) "Истребленіе неправды и хищенія въ администраціи", слѣдовательно обновленіе, гдѣ нужно, ея личнаго состава и преобразованіе условій ея дѣятельности, съ цѣлью сдѣлать эту дѣятельность вполнѣ успѣшною и плодотворною.

4) "Водвореніе порядка и правды въ дѣйствіяхъ и учрежденіяхъ, дарованныхъ покойнымъ Государемъ". Въ дальнѣйшемъ развитіи этой темы циркуляръ говоритъ слѣдующее:

"Да будетъ оно (дворянство) увѣрено, какъ и все русское земство и городскія сословія, что дарованныя имъ права останутся въ полной неприкосновенности и что цѣль правительства стремиться, при вѣрномъ всѣхъ служеніи и содѣйствіи, къ осуществленію на самомъ дѣлѣ всего того, что было положено въ основу дарованныхъ Монархомъ учрежденій".

Однимъ словомъ, чтобъ самоуправленіе у насъ стало правдой,-- дѣйствительною, живою правдой.

5) "Облегченіе лежащихъ на крестьянствѣ тягостей и улучшеніе его общественнаго устройства и хозяйственнаго быта". Ори чемъ крестьянство предваряется, "что оно должно не внимать вреднымъ слухамъ и пребывать въ полой увѣренности, что ему сохраняются и дарованная ему свобода, и права".

Наконецъ, въ заключеніе и какъ необходимое условіе для правильнаго разрѣшенія поименованныхъ задачъ:

6) Принятіе со стороны правительства "безотлагательныхъ мѣръ, чтобы установить правильные способы, которые обезпечивали бы наибольшій успѣхъ здравому участію мѣстныхъ дѣятелей въ дѣлѣ исполненія Высочайшихъ предначертаній".

Таково содержаніе, таковы задачи, поставленныя правительствомъ и администраціи и обществу. Не всѣ онѣ принадлежатъ "вѣдомству" Министерства внутреннихъ дѣлъ, но всѣ, конечно, входятъ въ область внутренней правительственной политики. Безъ сомнѣнія, онѣ являются теперь только въ общемъ очеркѣ, но черты ихъ не замедлятъ, разумѣется, выступить въ строгой и точной опредѣленности Во всякомъ случаѣ -- двери въ ближайшее будущее открыты, и перспектива предстоящей работы видна -- къ успокоенію и утѣшенію Россіи. Да, настаетъ трудовой, рабочій день: долой же шумиха фразъ и отвлеченныхъ рѣчей; пора приняться за дѣло!

Нѣкоторые пункты составленной нами на основаніи циркуляра программы сводятся, въ сущности, къ вопросу о преобразованіи мѣстнаго самоуправленія, какъ крестьянскаго, такъ и земскаго, что несомнѣнно ведетъ за собою и видоизмѣненіе отношеній мѣстной администраціи къ земству (въ широкомъ смыслѣ послѣдняго слова). Этотъ вопросъ уже поднятъ циркуляромъ бывшаго министра, требующихъ соображеній губернскихъ и уѣздныхъ земствъ о необходимой реформѣ уѣздныхъ и губернскихъ по крестьянскимъ дѣлахъ присутствій. Циркуляръ этотъ, который останется однимъ изъ лучшихъ памятниковъ управленія графа Лорисъ-Мелнкова, допускаетъ, какъ извѣстно, возможность кореннаго преобразованія этихъ учрежденій и постановки общей задачи объ устройствѣ уѣзда вообще. Мы съ своей стороны, какъ знаютъ читатели, центръ тягости всего вопроса объ отношеніи земли къ государству видимъ именно въ правильномъ устройствѣ уѣзда, начиная отъ сельскаго міра (остающагося, конечно, неприкосновеннымъ) до высшихъ уѣздныхъ правительственныхъ и общественныхъ органовъ. Нельзя не пожалѣть. что многія земства отнеслись къ этой задачѣ какъ-то формально, какъ бы лишь уступая требованію власти,-- безъ достаточнаго сознанія всего зиждительнаго значенія предложеннаго имъ труда. Во всякомъ случаѣ теперь вполнѣ благовременно приступить къ разработкѣ того вопроса, который мы поставили съ 1 No нашей газеты, и важность котораго выступила еще ярче послѣ событія 1 марта и грозныхъ вразумленій пережитыхъ нами историческихъ дней. Циркуляръ графа Игнатьева упоминаетъ о ложныхъ, вредныхъ слухахъ, смущающихъ крестьянство, о коварныхъ, со стороны извѣстной группы людей, совѣтахъ и подущеніяхъ сельскаго люда къ совершенію безпорядковъ, грабежей и такого отвратительнаго самоуправства, которому подверглись Евреи на югѣ. Въ предотвращеніи опасности, происходящей отъ этихъ кривыхъ толковъ, подущеній и слуховъ, мѣстная администрація оказывается совершенно безсильною, и невольно вспоминается тотъ институтъ, котораго, во время оно, высшая администрація, по незнанію дѣда, сама себя лишила. Это институтъ мировыхъ посредниковъ -- ближайшихъ совѣтниковъ крестьянства, до сихъ поръ съ сочувствіемъ о нихъ вспоминающаго. Теперь наши крестьяне совершенно сиры и безпомощны, и не у кого имъ добыть себѣ луча свѣта и правды, добраго совѣта и защиты отъ кулаковъ, пройдохъ и "аблакатовъ". Въ той или другой формѣ, этотъ институтъ долженъ быть возстановленъ, какъ звено, соединяющее крестьянскій міръ и его своеобразное самоуправленіе съ остальнымъ уѣзднымъ обществомъ -- земствомъ и мѣстной администраціей. Съ возстановленіемъ этого института тѣсно связывается и вопросъ объ искорененіи неправды и хищеній въ крестьянскихъ учрежденіяхъ, и о правильной, цѣлесообразной постановкѣ народной школы, и о томъ, чтобы само земское наше управленіе стало правдой, стало близкимъ, роднымъ народу, пустило въ него живые корни, связалось съ нимъ плодотворными узами. Съ этимъ же вмѣстѣ непосредственно вяжется и вопросъ о способахъ дѣйствительно-полезнаго "содѣйствія мѣстныхъ дѣятелей самому правительству въ исполненіи государевыхъ предначертаній". Къ этой задачѣ -- преобразованія уѣзда -- мы и не замедлимъ вернуться.