Аксаков Иван Сергеевич - Применение к русскому "миру" европейских цивилизованных порядков

Сочиненія И. С. Аксакова.

Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860--1886

Томъ четвертый.

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

Примѣненіе къ русскому "міру" европейскихъ цивилизованныхъ порядковъ.

"Русь", 2-го февраля 1885 г.

Недавно въ одномъ серьезномъ органѣ печати,-- да именно въ "Московскихъ Вѣдомостяхъ", а затѣмъ и въ газетахъ, которыя служатъ имъ вѣрнымъ отголоскомъ,-- былъ произведенъ сильный натискъ на самую идею "самоуправленія" -- въ примѣненіи къ Россіи. Способъ боевой аргументаціи -- самый простой. Приводятся выписки изъ оффиціальной записки, при коей представленъ былъ въ Государственный Совѣтъ проектъ о земскихъ учрежденіяхъ, цитуются теоретическія опредѣленія принципа самоуправленія изъ разныхъ ученыхъ сочиненій -- и затѣмъ противопоставляется имъ... Скопинскій банкъ, Рыковское дѣло! А такъ какъ это дѣло по истинѣ возмутительно (въ этомъ мы съ газетой вполнѣ согласны), то и выводъ у нея готовъ: самоуправленіе вообще никуда негодно и казенный-де чиновникъ лучше выборнаго! Но такой пріемъ аргументаціи опасенъ. Если его примѣнить, напримѣръ, даже и въ высшимъ у насъ принципамъ, ужъ не самоуправленія, а самого государственнаго правленія, и принять за посылку... ну, хоть статьи г. Бесселя въ 11 и 12 книжкахъ "Русскаго Вѣстника", такъ безпощадно разоблачающія систематическое, цѣлымъ рядомъ мѣропріятій нашей правительственной финансовой политики, разореніе Русскаго государства,-- то заключеніе выйдетъ, пожалуй, не менѣе энергичиски-отрицательное чѣмъ и по поводу "самоуправленія"!.. Надо же умѣть отличать самое начало отъ его искаженія. Безусловно правы тѣ, которыхъ приводитъ въ негодованіе фальшь, гнѣздящаяся въ нашихъ земскихъ и городскихъ учрежденіяхъ,-- но не правы они, когда изъ-за этой фальши, изъ-за этого извращенія, не видятъ или отрицаютъ правду основной мысли. Напротивъ; во имя истиннаго русскаго понятія о самоуправленіи и подлежатъ осужденію существующія у насъ, или точнѣе сказать, заведенныя у насъ въ 60-хъ годахъ формы "selfgovernment'а". Въ томъ-то и бѣда, что въ послѣднія сильно подмѣшаны дрожжи чуждыхъ русскому государственному и земскому строю иностранныхъ политическихъ доктринъ, несовмѣстимость которыхъ съ основными началами русской жизни ускользнула отъ сознанія нововводителей и учредителей, а нѣкоторыми, пожалуй, допущена и вполнѣ сознательно: едвали, впрочемъ, не большую силу въ дѣлѣ измѣны русской народности представляетъ въ русскомъ обществѣ пассивный элементъ -- безсознательности!...

Съ тѣхъ поръ, какъ мы вступили на путь рабскаго подражанія Европейскому Западу, мы осуждены пробавляться лжеподобіями Оно было еще довольно невинно, когда мы простодушно ублажали себя сравненіями: "нашъ Пиндаръ", "нашъ Парни", "нашъ Горацій"; оно было менѣе невинно, когда мы начали заковывать свой языкъ въ формы латинской грамматики и синктасиса; оно стало положительнымъ зломъ, когда мы переняли у Французовъ систему Наполеоновскаго централизма и бюрократизма, а потомъ и у другихъ странъ -- многое множество учрежденій, коверкавшихъ національный складъ нашей жизни,-- причемъ всякій разъ любовались собой да приговаривали: "совсѣмъ какъ въ Европѣ!" Наконецъ, мало-по малу, поверхъ подлиннаго, дѣйствительнаго міра и въ видѣ командира надъ нимъ, мы нагромоздили цѣлый міръ -- сочиненный, искусственный, фантастическій и тѣмъ не менѣе грубо-реальный; міръ всяческихъ лже-подобій, которыя мы надѣлили всѣми гражданскими правами жизненной правды,-- въ которыя мы и сами увѣровали вполнѣ искренно, какъ въ высшее откровеніе истины; которыя подъ конецъ стали намъ казаться совсѣмъ своими, родными,-- среди которыхъ мы уже готовы были бы восчувствовать себя совсѣмъ уютно, какъ бы дома, въ отечествѣ, еслибъ отъ времени до времени, а въ послѣдніе дни все чаще, не напоминала о себѣ, и довольно грозно, презрѣнная и почти игнорируемая нами -- подлинная, настоящая правда русской жизни съ девятью десятыми русскаго населенія. Но вывести насъ изъ нашего ложнаго міра не такъ-то легко. Потягаемся! Не удастся ли, такъ или иначе, впихнуть и эти девять десятыхъ на путь одной десятой, вытравить и изъ ихъ жизни правду, и все привести въ одно единое цѣлое -- въ одну колоссальную гармоническую... ложь?!

Предоставляемъ самимъ читателямъ судить о размахѣ нашего подражательнаго процесса и о чудовищной наивности той русской интеллигенціи, чиновничьей по преимуществу, которая, даже нисколько не умышляя революціи, а мечтая (разумѣемъ наидобросовѣстнѣйшую ея часть) лишь о "правильномъ, прогрессивномъ развитіи", затѣвала въ сущности истинную революцію,-- переворотъ въ области самыхъ основныхъ основъ русскаго земскаго строя,-- проектируя русскій крестьянскій "міръ" обратить во "всесословное представительство"! Сколькитъ она себѣ, наша интеллигенція, словно на салазкахъ, по той наклонной плоскости, на которую ступили прапрадѣды еще въ XVIII вѣкѣ, и съ ученѣйшими своими представителями, важными доктринерами во главѣ,-- вмѣсто "нашъ Пиндаръ", "нашъ Горацій" или "Парни",-- съ неменьшимъ глубокомысліемъ лепечетъ теперь хвастливо: "наше самоуправленіе или наше Selfgovernment съ его сельскими, земскими и городскими европейски-либеральными учрежденіями и парламентаризмомъ"...

Вотъ отъ этой-то язвы лжеподобій мы и должны излѣчиться. Мѣстное самоуправленіе -- неотъемлемая принадлежность русскаго политическаго строя, того строя, во главѣ котораго стоить русская монархическая, не подчиненная буквѣ формальнаго закона власть. Въ принципѣ между этимъ самоуправленіемъ и этою верховною властью нѣтъ не только антагонизма, но ни тѣни противорѣчія или несогласуемости: тутъ нѣтъ мѣста вопросу о правахъ передаваемыхъ или уступаемыхъ верховною властью подданнымъ: рѣчь можетъ идти лишь объ обязанностяхъ, къ исполненію которыхъ подданные властью призываются, или, точнѣе,-- о гармоническомъ совмѣщеніи бытоваго и земскаго мѣстнаго строя съ общимъ государственнымъ строемъ -- ради обоюдныхъ, нераздѣльныхъ между собою выгодъ земли и государства, ради удобствъ правленія вообще, ради достиженія общей конечной цѣли: мира, правды, преуспѣянія.. Все что въ нашихъ городскихъ и земскихъ учрежденіяхъ подаетъ поводъ предполагать о присутствіи въ нихъ элемента оппозиціоннаго, противополагающаго себя правительству или состязующагося съ нимъ.-- о чемъ-то "либеральномъ" по разуму иностранныхъ политическихъ теорій -- "отъ духа лестча есть", не отъ русскаго историческаго духа. Точно такъ же "отъ духа лестча", отъ забвенія духа историческаго -- и тѣ воззрѣнія въ современной русской высшей администраціи, въ силу которыхъ земское и городское самоуправленіе представляются ей уже, въ самой идеѣ своей, чѣмъ-то въ родѣ уступки вынужденной новѣйшимъ "либеральнымъ духомъ времени",-- вслѣдствіе чего и отношеніе администраторовъ къ этому самоуправленію выходитъ само собою -- ревнивое, подозрительное, неискреннее.-- "Отъ духа лестча" -- воображать, будто Русскій царь солидаренъ съ каждымъ чиновникомъ, носящимъ гербовыя пуговицы, и что онъ есть глаза только чиновничьей іерархіи, такъ что достоинству его правительства наносится будто бы нѣкій ущербъ, когда казенный служилый субъектъ замѣняется выборнымъ и нѣкоторыя мѣстныя государственныя функціи поручаются земскимъ людямъ! Русскій Царь не только Глава Государства, но и Первый Человѣкъ Русской Земли, а потому и ничто "земское" ему не чуждо... Даже Петръ Великій,-- который, независимо отъ своихъ реформъ (коихъ всѣхъ логическихъ послѣдствій онъ не предвидѣлъ, а можетъ-быть до этихъ логическихъ послѣдствій и не довелъ бы), былъ самъ по себѣ все таки весь -- дѣтище Старой Руси,-- Петръ Великій нимало не затруднился издать знаменитый указъ, приглашавшій жителей нѣкоторыхъ отдаленныхъ мѣстностей вовсе не слушаться мошенниковъ царскихъ воеводъ, даже не выжидая -- пока на жалобу о мошенничествѣ сихъ послѣднихъ послѣдуетъ царская резолюція!..

Само собою разумѣется, что и самого вопроса о какой-то несовмѣстимости земскаго строя съ строемъ государственнымъ не могло бы и возникнуть, еслибъ не вкралась у насъ нѣкоторая ложь въ представленіе о томъ и другомъ. Извѣстно, что русскій монархическій принципъ никакъ не подходитъ ни подъ одну политическую норму, существующую теперь на Европейскомъ Западѣ и признанную западною политическою наукою. Его никакъ не включишь въ рамки западнаго политическаго "правоваго порядка!" Въ противоположность послѣднему, въ немъ, въ этомъ принципѣ, есть элементъ сверхзаконный, т. е. нравственный, шире и выше формально-юридическаго,-- элементъ, который, хоть и не совсѣмъ точно, многіе обзываютъ "патріархальнымъ". Пусть такъ. Но разъ этотъ элементъ у насъ наверху существуетъ, живетъ и дѣйствуетъ, и "не собственнымъ хотѣньемъ" (какъ выражались наши предки про достиженіе русскаго престола Борисомъ Годуновымъ), а органическою силою историческихъ вещей и хотѣніемъ всего Русскаго народа,-- то понятно, что если подъ этотъ элементъ подставить внизу западноевропейскій политическій правовой порядокъ,-- въ окончательномъ результатѣ произойдетъ не гармонія, а дисгармонія! Такъ, русскій монархическій принципъ несомнѣнно -- въ полномъ противорѣчіи съ западно-европейскимъ "парламентомъ" и вообще "представительными" на иностранный фасонъ учрежденіями,-- почва у которыхъ не русская историческая, а чужая. И въ то же время этотъ же принципъ, истинно понятый, не только не противорѣчитъ ни съ "міромъ", ни "съ земскимъ соборомъ", ни вообще съ идеей земскаго самоуправленія, но стоитъ съ ними на одной исторической національной почвѣ, одной съ нимъ природы и духа.

Да и не въ однихъ только "представительныхъ" формахъ способна проявляться эта ложь. Когда имѣешь дѣло съ явленіями русской народной жизни, какъ разъ исказишь чистоту и свободу ея органическихъ отправленій, если вздумаешь ихъ регулировать по духу чужеземнаго "правоваго порядка"... А духомъ этимъ волей-неволей, повторяемъ, проникнуты всѣ мы, такъ-называемые образованные люди; никакимъ ладономъ этого духа изъ себя не выкуришь, развѣ только упраздненіемъ въ себѣ гордости просвѣщенія, смиреннымъ сознаніемъ своего невѣжества и своей вины предъ народомъ, погруженіемъ себя вновь въ жизнь народную, въ изученіе народнаго современнаго быта и старины. Но и при всемъ томъ, надежнѣе и полезнѣе, въ случаѣ какихъ-либо, до народнаго быта и строи относящихся начинаній, дѣйствовать съ крайнею осмотрительностью.

Вотъ теперь часто доводится слышать горькія сѣтованія (и не только въ средѣ самого крестьянства) объ ослабленіи и даже изчезновевіи, какъ суда стариковъ, такъ и вообще участія и значенія стариковъ на крестьянскихъ сходахъ. Старые, вразумленные лѣтами и опытомъ мужики сторонятся; перевѣсъ взяли молодые горланы и буяны, глумящіеся надъ "старичьемъ", пьяницы, нахалы... Фактъ этотъ не только достоинъ сожалѣнія, но грозитъ печальными послѣдствіями, подрывая древній авторитетъ "міра". Не достаточно объяснять его паденіемъ нравственности или увеличеніемъ пьянства -- благодаря столь "либерально" введенной во время оно, при всеобщихъ либеральныхъ восклицаніяхъ, полной свободѣ винной торговли.4 Причины коренятся глубже... "Старики"? Да развѣ имъ есть мѣсто въ современномъ европейскомъ правовомъ порядкѣ? Это есть явленіе, патріархальное, положимъ у насъ вполнѣ еще жизненное, національное, но все же "архаическое", по выраженію нашихъ ученыхъ. Какъ его подвести подъ какую-либо норму той политической теоріи, которая никакихъ бытовыхъ и качественныхъ опредѣленій не признаетъ, а вѣдаетъ въ народѣ только лишь единицы, правомѣрность которыхъ и основываетъ на размѣрѣ платежей, на однихъ внѣшнихъ, формальныхъ признакахъ? Правда, кромѣ имущественнаго ценза, она допускаетъ и цензъ возрастный, но только для опредѣленія той грани, съ которой начинается для человѣка его политическое совершеннолѣтіе,-- а затѣмъ возрастъ, съ точки зрѣнія закона, представляется безразличнымъ. Теорія правоваго формальнаго порядка -- права: у нея нѣтъ и не можетъ быть вѣсовъ для величинъ невѣсомыхъ, или юридическихъ основъ -- для неуловимыхъ внутреннихъ нравственныхъ качествъ. По если бытовой строй живучъ и силенъ и никакой революціи, на подобіе французской, ему не грозитъ,-- не проще ли бы. казалось, оставить этотъ строй безъ всякой правовой регламентаціи? Къ сожалѣнію, не такъ поступило Положеніе 19 февраля: оно регулировало "міръ" и -- нанесло ему тяжкій ударъ. Еще при составленіи Положенія раздались сильные протесты противъ покушеній на регламентацію мірскаго строя народной жизни, и со стороны K. С. Аксакова (въ его "Замѣчаніяхъ на доклады Ревизіонныхъ Коммисій", извѣстныхъ читателямъ "Руси"), и со стороны, Хомякова. Но несмотря на то, что въ составѣ Ревизіонныхъ Коммиссій были у нихъ вѣрные единомышленники, послѣдніе, добившись признанія общиннаго землевладѣнія и мірскихъ сходокъ, вынуждены были, какъ бы въ уплату за эти уступки, поступиться кое-чѣмъ и изъ своихъ требованій -- ради скорѣйшаго достиженія великой цѣли, къ которой всѣ стремились (и не достигнуть которой опасались чуть не до самой подписи Манифеста),-- т. е. великой цѣди уничтоженія крѣпостной зависимости. Вообще эта цѣль въ то время могла быть достигнута только компромисомъ между людьми того руссконароднаго направленія (которому дано прозвище "славянофильскаго") и либераламигзападниками: послѣднимъ и должно быть, по преимуществу, приписано все то, что такъ или иначе подрываетъ теперь коренныя основы народной жизни и міросозерцанія. Такъ, рядомъ съ признаніемъ общины, явились статья 165-я и другія, способствующія ея разложенію, внесена операція выкупа земли въ собственность, и проч. и проч. Признанъ былъ наконецъ русскимъ законодательствомъ (доселѣ его игнорировавшимъ) русскій крестьянскій "міръ"; этому нельзя было не радоваться, но вмѣстѣ съ тѣмъ Коммиссіи нашли нужнымъ его немножко порегулировать, т. е. опредѣлить -- изъ кого онъ состоитъ, кто имѣетъ право въ немъ участвовать, когда рѣшенія его для односельчанъ обязательны. Казалось бы, оно и лишнее, послѣ тысячелѣтняго существованія "міра", разъяснять и указывать народу: когда "міръ" есть "міръ" и когда крестьяне обязаны исполнять его рѣшенія,-- лишнее, хотя бы уже въ виду народныхъ рѣченій: "отъ міра не прочь и на міръ не челобитчикъ", или "міръ судитъ только Богъ"... Съ другой стороны, такая регламентація представлялась столь поверхностною, невинною, что противъ нея могли повидимому возставать развѣ ужъ самые непримиримые "фанатики народности"!.. Кончилось тѣмъ, что ввели-таки параграфъ о томъ, что каждый домохозяинъ, по достиженіи извѣстныхъ лѣтъ, имѣетъ право голоса,-- да параграфъ о томъ, что предметы сужденія "міра" -- такіе-то, по пунктамъ; да еще параграфъ, что приговоръ имѣетъ силу при такомъ-то большинствѣ голосовъ... Казалось бы -- самыя легонькія вторженія изъ области европейскаго правоваго порядка! Тѣмъ не менѣе они существенно и рѣзко противорѣчили самымъ кореннымъ основаніямъ народнаго строя,-- и эти-то послѣдствія теперь въ народной жизни сказываются!.. Каждый домохозяинъ, сказано въ Положеніи, имѣетъ право голоса. Но онъ и прежде имѣлъ всегда право придти на сходку: разница въ томъ, что если онъ глупъ или негодяй, или по молодости неопытенъ, то голосъ его мало вѣсилъ. Теперь же вышло, что каждый чуть достигшій совершеннолѣтія, слѣдовательно почти мальчикъ, поставленъ наравнѣ съ старикомъ; каждый пѣтый дуракъ -- наравнѣ съ умнымъ; каждый отъявленный негодяй -- наравнѣ съ степеннымъ и совѣстливымъ! Голоса всѣхъ считаются. Вмѣсто прежняго единогласія, введенъ счетъ голосовъ, т. е. правильность и обязательность рѣшенія опредѣляется не изнутри, а извнѣ, не качественными признаками, а грубыми и внѣшними -- ариѳметическими или количественными. Прежде рѣшеніе было не въ рѣшеніе, если почтенные, умные старики, Сидоръ Карповъ или Карпъ Сидоровъ, думали съ нимъ несогласно. Ну, а теперь каждый юный нахалъ или буянъ можетъ подобрать себѣ. таковыхъ же товарищей: "мы-де и сами теперь по закону съ голосами!" и составить законное "большинство", особенно же при помощи баллотировки! Теперь уже нѣтъ надобности дотолковываться до такого приговора, который всю эту совокупность волей превратилъ бы въ одну цѣльную волю,-- на которомъ бы народъ всѣмъ "міромъ" сталъ за одно. Теперь ужъ являются несогласные и недовольные, которымъ "большинство" навязало насильственно свою волю, а они, по неволѣ ей подчиняясь, признаютъ ее себѣ чуждой. Теперь можно, и не собирая сходки, составлять письменные приговоры, понабравъ подписей; теперь на первомъ планѣ -- правильность формальная, а не внутренняя, нравственная... Такъ вотъ куда привела регламентація народнаго мірскаго строя, хотя повидимому самая поверхностная, внушенная духомъ европейскихъ правовыхъ формъ! Какъ тутъ было не вывалиться "старикамъ"! Какъ било "міру" не утратить своего нравственнаго авторитета! Слава Богу, кажется отведена опасность, грозившая крестьянству, а съ нимъ и всей Россіи, отъ покушеній Кахановской коммиссіи на переорганизацію села и волости! Говоримъ: "опасность, грозившая и всей Россіи": предоставляемъ самимъ питателямъ судить: что сталось бы съ нею, когда потрясся бы самый ея фундаментъ, когда всколебались бы основы народнаго бытоваго строя 90% всего русскаго населенія!.. Надо же взять въ толкъ наконецъ -- что мы творимъ и куда мы изо всѣхъ силъ толкаемъ Русскій народъ! Не все же ссылаться на грѣхъ невѣдѣнія и легкомыслія!

По изложенному нами образцу -- т. е. приключенію съ русскимъ "міромъ", да и съ русской "общиной" (см. Положенія 19 февр. ст. 165), читатели могутъ и сами добраться до общаго заключенія относительно характера предстоящихъ и необходимыхъ реформъ въ нашемъ земскомъ и городскомъ самоуправленіи. Въ нихъ должно быть отведено какъ можно болѣе мѣста историческимъ бытовымъ факторамъ нашей жизни, и напротивъ устранены всѣ существенныя основанія той политической доктрины, которая признаетъ людей таковыми только въ силу имущественаго ценза и платежной способности, т. е. однихъ внѣшнихъ, почти ариѳметически опредѣляемыхъ признаковъ. Самое начало "представительства" въ тѣхъ случаяхъ, когда не всѣ лично могутъ явиться на сходку или собраніе, а должны послать отъ себя выборныхъ (какъ это въ до-Петровской Руси встрѣчалось, напримѣръ, при земскихъ соборахъ), должно быть опредѣлено на совершенно иныхъ, вполнѣ русскихъ основаніяхъ... Конечно, однако, успѣхъ въ этомъ направленіи можетъ быть достигнутъ только тогда, когда въ такомъ же русскомъ направленіи будетъ переустроена и наша администрація. Ибо если вверху будетъ господствовать иностранный же правовой порядокъ, хотя бы и не либеральный, но "въ формѣ бюрократіи", то всѣ усилія будутъ тщетны и необходимость въ средствахъ огражденія отъ бюрократіи неминуемо вызоветъ потребность въ иностранномъ же "правовомъ порядкѣ" и внизу, только иного характера...