СТРАНСТВОВАНІЯ ПОРТУГАЛЬЦА ФЕРНАНА-МЕНДЕЗО ПИНТО,
описанныя или самимъ.
(Peregrinacoes de Ferñao-Mendez Pinto).
(Переводъ съ стариннаго португальскаго языка.)
Знаменитый португальскій путешественникъ Фернанъ-Мендезъ Пинто родился въ мѣстечкѣ Монтеморъ-о-Вельо (Monlemor-o-velho) отъ бѣдныхъ родителей, которыхъ лишился еще въ дѣтствѣ. На двѣнадцатомъ году жизни своей онъ былъ перевезенъ дядею въ Лиссабонъ и опредѣленъ въ услуженіе къ какой-то благородной дамѣ, у которой прожилъ полтора года. Случай, о которомъ онъ не разсказываетъ никакихъ подробностей, подвергъ жизнь его такой опасности, что онъ былъ вынужденъ убѣжать немедленно изъ дома госпожи своей.
"Я шелъ", говоритъ онъ въ первой главѣ своихъ Странствованій, "не видя ничего и самъ не зная куда, пока не очутился на каменной набережной рѣки, гдѣ стояла каравелла изъ Альфэмы, собиравшаяся идти съ лопіадьми и вещами одного дворянина въ Сетуваль, гдѣ тогда жилъ король Іоаннъ III со всѣмъ дворомъ своимъ, по причинѣ чумы, свирѣпствовавшей въ разныхъ мѣстахъ королевства. Я тотчасъ же опредѣлился на эту каравеллу, и мы вскорѣ вступили подъ паруса".
На слѣдующее утро, противъ Сезимбры, они были аттакованы французскимъ корсаромъ, который овладѣлъ каравеллою безъ малѣйшаго труда, пересадилъ людей и перегрузилъ все, что на ней было, на свое судно, а ее пустилъ ко дну. Людей связали по рукамъ и по ногамъ, и повезли для продажи въ Ларашъ въ Марокко, куда разбойники везли къ Маврамъ разное европейское оружіе. На тринадцатый день пути, въ-продолженіе котораго ихъ кормили очень-дурно и обращались немилосердо-жестоко, корсары настигли португальское купеческое судно, нагруженное довольно-дорогими товарами. Они овладѣли имъ, взяли къ себѣ большую часть людей, а остальныхъ, слабыхъ и больныхъ, которыхъ имъ не хотѣлось кормить даромъ, выбросили на пустое прибрежье противъ Мелиды, нагихъ, истерзанныхъ и голодныхъ. Въ числѣ послѣднихъ былъ и Мендезъ Пинто.
Видя, что тутъ ему не предстоитъ большихъ выгодъ, и въ надеждѣ составить себѣ счастіе, онъ рѣшился отправиться въ Индію, что и сдѣлалъ въ 1537 году. Въ-продолженіе 21 гола, проведеннаго имъ въ тѣхъ странахъ, онъ былъ свидѣтелемъ многихъ важныхъ событій и переворотовъ, и испыталъ много странныхъ приключеній. Онъ возвратился въ Португалію въ 1558 году, гдѣ былъ вознагражденъ за всѣ свои труды и страданія. Любопытное повѣствованіе о его приключеніяхъ написано имъ самимъ и напечатано въ первый разъ въ Лиссабонѣ, послѣ его смерти, въ 1614 году, in folio.
Записки его были переведены на Французскій языкъ португальскимъ дворяниномъ Бернардомъ Фигейра и напечатаны въ Парижѣ въ 1645 г., in quarto. Онѣ написаны чрезвычайно-завлекательно и языкомъ гораздо-болѣе изящнымъ, чѣмъ бы слѣдовало ожидать отъ человѣка, проведшаго лучшую часть жизни своей на воинѣ, на морѣ и въ неволѣ. Въ нихъ заключается много любопытныхъ подробностей касательно географіи, исторіи, нравовъ и обычаевъ жителей Китая, Японіи, Гіегу, Сіама, Ачема, Явы и проч. Многіе изъ описываемыхъ имъ Фактовъ кажутся баснословными, но истина ихъ была подтверждена въ-послѣдствіи. Г. де-Сюржи составилъ компиляцію изъ интереснѣйшихъ происшествій жизни Мендеза Пинто и напечаталъ ее въ сочиненіи подъ названіемъ: Vicissitudes de la fortune {Біографическій очеркъ этотъ взятъ изъ Encyclopedia Britannica, vol. IX, Edinrburgh 1797.}.
На русскомъ языкѣ есть также весьма-сокращенная компиляція изъ повѣствованія Пинто, въ книгѣ "Исторія о "Странствіяхъ вообще и проч., сочиненіе г-на Прево, сокращенное новѣйшимъ расположеніемъ чрезъ г. де-ла-Гарпа, члена Французской Академіи, переведено на россійскій языкъ въ 1782 году, Дмитровскаго Уѣзда въ селѣ Михайловѣ и напечатано въ Москвѣ, въ университетской типографіи въ 1783 года."
Послѣ 161І года, когда появилось первое изданіе странствованій Мендеза Пинто, вышло еще нѣсколько изданій, въ 1678, 1711, 1725 и 1762 годахъ, но въ каждомъ изъ нихъ языкъ былъ болѣе или менѣе искаженъ противъ подлинника. Переводъ, предлагаемый читателямъ "Отечественныхъ Записокъ", сдѣланъ съ изданія 1829 года, перепечатаннаго си первоначальнаго, вышедшаго въ 1614. Языкъ его немногимъ разнствуетъ отъ теперешняго португальскаго языка и значительно чище и яснѣе языка многихъ авторовъ, издававшихъ свои сочиненія гораздо-послѣ.
Peregrinacoes de Fernanо Mendez Pinto считаются въ числѣ образцовыхъ классическихъ произведеній португальской словесности. Въ нихъ какъ въ зеркалѣ отражается характеръ вѣка, и въ-особенности религіозныя понятія, нравы и предразсудки тогдашнихъ европейскихъ завоевателей, увлекавшихся предпріимчивостью, корыстью, честолюбіемъ и фанатизмомъ въ страны неизвѣстныя, населенныя враждебными и часто воинственными племенами.
Мендезъ Пинто испыталъ невѣроятныя превратности судьбы и описываетъ свои приключенія съ величайшимъ простодушіемъ, безъ всякихъ авторскихъ притязаній; онъ чистосердечно сознается когда струсилъ, когда плакалъ съ отчаянія, рвалъ на себѣ волосы и т. п., нисколько не думая выставлять себя въ родѣ актёра, рисующагося на сценѣ и жаждущаго рукоплесканій. Похожденія его кажутся многимъ несбыточными, но противъ этого можно сдѣлать слѣдующія возраженія: во-первыхъ, страны, о которыхъ онъ говоритъ, были въ то время такъ мало извѣстны, что человѣку, не бывавшему тамъ, не было бы никакой возможности писать о нихъ такъ вѣрно и отчетисто, какъ пишетъ Пинто; во-вторыхъ, многіе теперешніе географы, начиная съ Бальби, и другіе писатели, опираются на показанія Пинто какъ на авторитеты; наконецъ, въ-третьихъ, тогдашнія открытія и завоеванія представляютъ намъ столько изумительныхъ и безпримѣрныхъ подвиговъ и приключеній, что имъ никто бы не повѣрилъ, еслибъ послѣ нихъ Испанцы не обладали Перу, Мехикой и островами Западной-Индіи, а Португальцы не владычествовали въ Восточной-Индіи, Бразиліи и на островахъ Восточнаго Архипелага. При теперешнемъ состояніи мореходныхъ наукъ и гидрографіи, путешествія Коломба, Васко-де-Гамы, Магеллана и другихъ кажутся чистобаснословными: эти истинно-великіе мореплаватели дѣлали свои колоссальныя открытія на такихъ жалкихъ судахъ и съ такими скудными средствами, при которыхъ теперь едва-ли бы кто-нибудь отважился на самое незначительное плаваніе.
Многихъ мѣстъ, о которыхъ говоритъ Пинто, нѣтъ на нынѣшнихъ картахъ сіамскихъ, кохинхинскихъ и китайскихъ береговъ. Причина этому самая простая: во-первыхъ, Пинто описывалъ свои похожденія въ-послѣдствіи, и память могла легко вводить его въ заблужденія; во-вторыхъ, португальское правописаніе значительно исказило имена людей и мѣстъ; наконецъ, многія мѣста могутъ быть теперь извѣстны подъ другими названіями, и многихъ городовъ, существовавшихъ въ первой половинѣ XVI столѣтія, теперь уже нѣтъ. Ко всему этому надобно припомнить, что Пинто былъ человѣкъ безъ образованія, и скитался на морѣ и на сушѣ то матросомъ, то солдатомъ, то купцомъ, то посланникомъ, то невольникомъ, то морскимъ разбойникомъ. Вотъ, что онъ говоритъ въ началѣ своего разсказа:
"Сколько разъ, приводя себѣ передъ глаза многіе тяжкіе труды и бѣдствія, которые я испыталъ и которые начались съ ранней моей молодости и длились въ-продолженіе большей и лучшей части моей жизни, думалъ я не безъ основанія, что судьба приняла твердое намѣреніе преслѣдовать и мучить меня, какъ-будто ей предстояло заслужить черезъ это громкое имя и великую славу. Не довольствуясь тѣмъ, что дома удѣломъ моимъ была нищета и что въ дѣтствѣ жизнь моя бывала часто въ опасности, судьба занесла меня въ Индію, гдѣ, вмѣсто счастія, котораго я тамъ искахъ, мнѣ пришлось испытать новые труды и новыя бѣдствія, усугублявшіеся по мѣрѣ того, какъ подвигались лѣта мои.
"Но съ другой стороны, видя, что изъ всѣхъ этихъ опасностей Господу угодно было спасать меня, я убѣждаюсь, что имѣю меньше причинъ жаловаться на прошедшее, чѣмъ возсылать благодарныя мольбы за небесное милосердіе, ибо оно сохранило мнѣжизнь и даровало возможность составить это грубое и неученое повѣствованіе, которое оставляю въ наслѣдство своимъ сыновьямъ, ибо единственно для нихъ рѣшился написать его. Пусть они видятъ, что я перенесъ въ-теченіе двадцати-одного года моей жизни, въ-продолженіе которыхъ я былъ въ плѣну тринадцать разъ и перепродавался изъ рукъ въ руки семнадцать разъ, въ Индіи, Эѳіопіи, Татаріи, Счастливой Аравіи, Китаѣ и на Макассарѣ, Суматрѣ и многихъ другихъ островахъ Восточнаго Архипелага. Желаю, чтобъ дѣти мои молились подобно мнѣ, и благодарили Всемогущаго за его неивреченное милосердіе, щадившее меня, не взирая на грѣхи мои, ибо ихъ было много, и я твердо убѣжденъ, что единственно отъ нихъ произошли всѣ претерпѣнныя мною страданія. Пусть они убѣдятся, что нѣтъ опасностей и несчастій, въ которыхъ человѣкъ имѣлъ бы право отчаяватьси въ благости Провидѣнія, сохранившаго меня въ живыхъ и ниспославшаго силы для перенесенія столькихъ тяжкихъ испытаній!.."
Предлагаемый читателямъ переводъ Странствованій Мендеза Пинто начинается съ отправленія его въ Индію.
11 марта 1537 г., отправился я изъ здѣшняго государства (Португаліи) въ Индію, на эскадрѣ изъ пяти судовъ, изъ которыхъ три было королевскія а два купеческія. Господу угодно было провести насъ благополучно въ Мозамбику, гдѣ мы освѣжились, запаслись водою и провизіей и приготовились продолжать путь; но передъ уходомъ, мозамбикскій комендантъ покушалъ капитанамъ повелѣніе губернатора, дона-Нуно да-Кукья, чтобъ всѣ приходящія изъ Португаліи суда отправлялись въ Діу и оставляли въ крѣпости часть своихъ людей на подкрѣпленіе тамошняго гарнизона. Въ то время въ Индіи опасались прибытія турецкаго флота, котораго ожидали вѣслѣдствіе смерти Бандура, султана камбойскаго, умершаго въ прошломъ лѣтѣ, какъ полагалъ губернаторъ. Капитаны наши посовѣтовались между собою на-счетъ этого повелѣнія и положили, чтобъ королевскія суда шли въ Діу, а купеческія отправились по назначенію своихъ арматоровъ въ Гоа; тѣ и другія, по волѣ Господа, прибыли въ эти порты благополучно.
Наши три судна бросили якорь на діускомъ рейдѣ 5 сентября 1537 года. Комендантъ тамошній, Антоніо да-Сильвейра, братъ графа Луиса да-Сильвейра, принялъ всѣхъ насъ съ величайшимъ радушіемъ, угощалъ каждый день у себя въ домѣ и щедро дарилъ намъ деньги и разныя вещи. Люди нашей эскадры, видя такое довольство и великодушіе, и узнавъ, что имъ будетъ и впредь хорошее жалованье и содержаніе, почти всѣ добровольно рѣшились остаться, такъ-что не было нужды прибѣгать для удержанія ихъ въ Діу къ строгимъ мѣрамъ, безъ которыхъ рѣдко обходилось въ крѣпостяхъ, ожидавшихъ осады. Суда же наши, продавъ довольно-выгодно свои товары, отправились въ Гоа, имѣя только необходимое для управленія число людей. Я остался въ Діу въ числѣ прочихъ.
Дней черезъ семнадцать послѣ прибытія нашего въ Діу, тамъ приступили къ изготовленію двухъ фустъ {Fusta, легкое парусное судно, которое можетъ ходить на веслахъ. Прим. перевод.}, которыя должны были развѣдать съ достовѣрностью о флотѣ непріятеля, возбуждавшаго въ Индіи серьёзныя опасенія. Капитанъ одной изъ фустъ, хорошій мой знакомый, который ласкалъ меня во все продолженіе нашего путешествія сюда, уговорилъ меня отправиться съ нимъ, обѣщая, что я непремѣнно разбогатѣю въ самое короткое время, чего мнѣ тогда очень хотѣлось. Прельщенный его убѣжденіями и надѣясь на свое счастье, не думая нисколько о томъ, какъ дорого иногда обходятся подобныя предпріятія и съ какими опасностями они бываютъ сопряжены, я рѣшился идти на фустѣ, называвшейся Сильвейра. Суда наши отправились изъ Діу къ Аравійскому-Заливу держась вмѣстѣ, при довольно-крѣпкихъ зимнихъ вѣтрахъ и сильныхъ дождяхъ. Вскорѣ мы очутились въ виду острововъ Куріи, Муріи и Абедалкуры, о которые едва не разбились, почему поворотили къ юго-западу и благополучно бросили якорь у острова Сокоторы. Тамъ мы налились водою и запаслись провизіей, которую купили у живущихъ на берегу христіанъ, потомковъ тѣхъ, которыхъ св. апостолъ Ѳома обратилъ въ христіанство въ Индіи и Короманделѣ.
Отъ этого острова мы прямо направились ко входу въ проливъ и черезъ девять дней плаванія при хорошей погодѣ прибыли на высоту Массуа {Массуа или Матзуа, островокъ въ Аравійскомъ-Заливѣ, противъ Абиссиніи. Прим. перев.}, гдѣ около солнечнаго заката увидѣли парусъ. Мы тотчасъ пустились за нимъ въ погоню, и, при ходкости вашихъ судовъ, догнали его на разсвѣтѣ. Намѣреніе наше состояло въ томъ, чтобъ дружелюбно переговорить съ капитаномъ и разспросить его, вышелъ ли турецкій флотъ изъ Суэза и не знаетъ ли онъ чего-нибудь о немъ; но онъ далъ намъ такой отвѣтъ, какого мы вовсе не ожидали: не говоря ни слова, онъ обдалъ насъ залпомъ изъ двѣнадцати маленькихъ орудій и множества пищалей. Потомъ, люди его принялись кричать, свистать, махать флагами, шапками, обнаженными саблями и копьями, чтобъ напугать насъ. Сначала мы дѣйствительно были озадачены. Капитаны и опытнѣйшіе изъ моряковъ стали совѣтоваться между собою и заключили, что непріятель, по-видимому, чувствуетъ себя не совсѣмъ въ безопасности, ибо стрѣлялъ на удачу, въ торопяхъ, а потому намъ не надобно отставать отъ него, а бить его изъ нашей артиллеріи, отъ чего послѣ, когда мы надѣлаемъ ему побольше поврежденій, намъ легче и безопаснѣе будетъ сцѣпиться съ нимъ на абордажъ. Такъ и сдѣлали. Послѣ погони, продолжавшейся довольно-долго, Господу угодно было, чтобъ непріятель сдался подъ вечеръ самъ, потерявъ изъ восьмидесяти человѣкъ около шестидесяти отъ нашихъ выстрѣловъ и гранатъ; а остальные, оставшіеся въ живыхъ и боявшіеся нашего справедливаго мщенія, почти всѣ сами побросались въ море, такъ-что мы нашли на суднѣ только пять человѣкъ тяжело-раненныхъ, въ числѣ которыхъ былъ и капитанъ. Мы тотчасъ же подвергли его пыткѣ, и онъ объявилъ, что Турки уже вышли изъ Суэза, съ намѣреніемъ овладѣть Аденомъ и соорудить тамъ крѣпость передъ тѣмъ, чтобъ идти въ Индію: таковы были повелѣнія, полученныя главнокомандующимъ флота, каирскимъ пашею, изъ Константинополя, отъ самого султана. Кромѣ того, онъ сообщилъ вамъ много очень-важныхъ для насъ новостей и подробностей. Подъ конецъ, плѣнный капитанъ сознался, что онъ ренегатъ, урожденецъ острова Майорки и сынъ тамошняго купца Пабло Андреса; онъ сдѣлался отступникомъ не болѣе какъ четыре года назадъ, изъ любви къ мавританской дѣвушкѣ, на которой теперь женатъ. Капитаны наши тотчасъ же спросили его, не желаетъ ли онъ снова обратиться къ истинной вѣрѣ и сдѣлаться христіаниномъ; но онъ отвѣчалъ имъ съ такимъ безумнымъ упорствомъ и ожесточеніемъ, какъ-будто родился и выросъ въ своемъ проклятомъ нечестіи.
Видя неизлечимую слѣпоту этого несчастнаго, отвергавшаго святыя истины католической вѣры, оба капитана пришли въ сильное негодованіе; горя благочестивою ревностью ко славѣ Господа, они приказали связать ренегату руки и ноги, и потомъ, навѣсивъ ему большой камень на шею, бросили его въ море живаго, откуда діаволъ взялъ его душу, чтобъ предать тѣмъ же вѣчнымъ мученіямъ, которыя предназначены лжепророку Мухаммеду. Съ судномъ намъ нечего было дѣлать, а потому, выбравъ изъ него кое-что, мы пустили его на дно съ остальными раненными Маврами.
Послѣ казни ренегата, пошли мы къ Аркико, порту въ Абиссиніи, во владѣніяхъ престера Іоанна {Preste Joao, титулъ абиссинскихъ государей того времени. Прим. перев.}, чтобъ доставить письмо, посланное съ нами комендантомъ Діу къ его агенту, Аврике Барбоза, который жилъ тамъ года три, по приказанію губернатора Нуво даКунья. Пришедъ въ Готоръ, недалеко отъ Массуа, мы были очень-хорошо приняты береговыми жителями и однимъ Португальцемъ, Васко-Мартинсомъ де-Сейшасъ, который ожидалъ тамъ, по порученію Барбовы, португальскихъ судовъ, чтобъ передать отъ него письмо капитанамъ. Въ письмѣ этомъ заключались извѣстія о Туркахъ и, сверхъ того, Барбоза настоятельно требовалъ, чтобъ къ нему прислали нѣсколькихъ Португальцевъ для переговора о весьма-важныхъ дѣлахъ, касавшихся служенія Богу и нашему королю; самъ онъ не могъ посѣтить насъ, потому-что находился съ сорока Португальцами въ крѣпости Жилейторѣ для охраненія особы матери престера Іоанна.
Капитаны наши собрали совѣтъ и положили отправить четырехъ солдатъ вмѣстѣ съ Васко-Мартинсомъ къ Барбозѣ, для доставленія ему письма отъ Антоніо Сильвейры. Я былъ въ числѣ посланныхъ, и мы пустились на другой день берегомъ на добрыхъ мулахъ, въ сопровожденіи шестерыхъ Абиссинцевъ. Переночевавъ въ одномъ монастырѣ съ великолѣпными службами, отправились мы утромъ далѣе, и, проѣхавъ лигъ пять вдоль рѣки, прибыли подъ вечеръ къ деревнѣ Битонто, гдѣ опять остановились въ богатомъ мужскомъ монастырѣ св. Михаила. Настоятель и монахи угостили насъ очень-роскошно. Въ тотъ же день пріѣхалъ посѣтить насъ сынъ Барнагаиса, губернатора этой области, мальчикъ лѣтъ семнадцати, красивой наружности и очень-ласковый; съ нимъ было человѣкъ тридцать на мулахъ, а онъ одинъ ѣхалъ на хорошей лошади, осѣдланной по-португальски, съ краснымъ бархатнымъ чепракомъ, обшитымъ золотою бахрамою.
На другой день мы выѣхали изъ монастыря въ сопровожденіи четырехъ человѣкъ изъ свиты губернаторскаго сына, который поручилъ имъ угощать насъ дорогою какъ-можно-лучше. Мы ночевали въ большихъ домахъ, которые тамъ называются бетениму, т. е. царскіе домы; они окружены лиги на три прекрасными рощами, въ которыхъ мы видѣли превысокіе кипарисы, кедры, финиковыя и кокосовыя пальмы, какъ въ Индіи. Продолжая ѣхать переходами лигъ по пяти въ день, черезъ прекрасныя и обширныя поля, засѣянныя хлѣбомъ, мы прибыли въ страну гористую, Вангалеу, населенную Жидами; люди эти бѣлые и хорошо сложены, но очень-бѣдны, какъ намъ показалось. Спустя два съ половиною дня, мы пріѣхали въ хорошій городъ Фумбау, который въ двухъ лигахъ отъ крѣпости Жилейтора, гдѣ нашли мы Анрике-Барбозу съ сорока Португальцами. Всѣ они приняли насъ съ величайшею радостью, которая сопровождалась, однако, горькими слезами:-- хотя земляки наши жили здѣсь по доброй волѣ (какъ они намъ сказывали) и наслаждались полнымъ изобиліемъ, распоряжаясь всѣмъ какъ хозяева, но они были далеко отъ родины и часто вздыхали по ней.
Время подходило къ ночи, а потому Анрике Барбоза не разсудилъ извѣстить государыню о нашемъ прибытіи. На другой день утромъ, въ воскресенье 4 октября, мы отправились вмѣстѣ съ Барбозою и всѣми Португальцами въ домъ, гдѣ жила мать престера Іоанна. Лишь-только ей сказали о насъ, она тотчасъ же велѣла позвать насъ въ часовню, куда вошла, чтобъ слушать обѣдню; мы преклонили передъ нею колѣни и поцаловали вѣеръ, который она держала въ рукѣ; потомъ, исполнивъ еще нѣкоторые обряды церемоніала, какъ насъ научили наши земляки, она приняла насъ очень-благосклонно и сказала намъ: "Пріѣздъ вашъ, истинныхъ христіанъ, доставляетъ глазамъ, которые у меня на лицѣ, столько же освѣженія, сколько роса ночная растеніямъ сада; привѣтствую, привѣтствую, привѣтствую васъ! Да будетъ посѣщеніе ваше въ моемъ жилищѣ столько же благодатно, какъ посѣщеніе царицею Еленой святаго града Іерусалима!" Потомъ она пригласила насъ сѣсть на цыновки, постланныя шагахъ въ пяти отъ ея креселъ, а сама, имѣя полонъ ротъ риса, принялась разспрашивать насъ о разныхъ предметахъ: какъ зовутъ папу; сколько въ Европѣ христіанскихъ государей; зачѣмъ они медлятъ и не истребляютъ турецкаго султана; много ли войска и крѣпостей имѣетъ португальскій король въ Индіи, въ какихъ онѣ земляхъ, и о многихъ другихъ вещахъ. По-видимому, она осталась довольна нашими отвѣтами. Мы откланялись ей и возвратились въ отведенные намъ покои.
Дней черезъ девять, въ-продолженіе которыхъ, можно сказать, насъ лелѣяли, мы пришли распроститься съ государыней. Когда мы поцаловали у нея руку, она вамъ сказала: "Жалѣю сердечно, что вы такъ скоро меня покидаете; но если уже это необходимо, то идите съ миромъ, и да пріймутъ васъ въ Индіи такъ, какъ мудрый Соломонъ принялъ нашу царицу савскую". Она велѣла выдать намъ четверымъ двадцать золотыхъ оквей {Оквея, старинная индійская золотая монета. Прим. перев.}, что составляло двѣсти сорокъ крузадовъ, и приказала послать съ нами одного наша или чиновника съ сорока абиссинскими всадниками, чтобъ охранять насъ на дорогѣ къ Аркико отъ разбойниковъ; имъ же поручено было заботиться, чтобъ мы ни въ чемъ не терпѣли недостатка и были вездѣ снабжаемы мулами. Васко Мартинсъ де-Сейшасъ поѣхалъ вмѣстѣ съ нами: ему она поручила доставить португальскому губернатору въ Индіи богатый подарокъ, состоявшій изъ многихъ кусковъ золота, которыхъ онъ, однако, не довезъ, что сейчасъ будетъ описано.
Прибывъ въ Аркико, гдѣ наши фусты починивались и запасались всѣмъ нужнымъ, мы провели тамъ еще девять дней и 6 ноября 1537 года, за часъ до разсвѣта, снялись съ якоря. Пассажирами у насъ были Васко Мартинсъ де-Сейшасъ, съ подаркомъ и письмомъ отъ матери престера Іоанна къ губернатору, да еще абиссинскій епископъ, который желалъ посѣтить Португалію, а оттуда отправиться въ Сант-Яго, въ Галиціи, потомъ въ Римъ, Венецію и наконецъ возвратиться черезъ Іерусалимъ. Мы шли вдоль абиссинскаго берега съ хорошимъ вѣтеркомъ и подъ вечеръ увидѣли у одного мыса три судна, стоявшія на якорѣ. Принявъ ихъ за джельвы {Азіатскія суда малаго размѣра. Пр. перев.} съ аравійскаго берега, мы продолжали путь свой подъ парусами и на веслахъ, не безпокоясь нисколько, такъ-что часа черезъ два очутились близехонько отъ нихъ; тогда только разсмотрѣли мы, что это были турецкіе гальйоты, почему тотчасъ же принялись грести прочь изо всѣхъ силъ. Но Турки, видя намѣреніе наше уйдти, снялись съ якоря меньше чѣмъ въ одинъ credo и пустились за нами въ погоню. Къ несчастію нашему задулъ вѣтеръ, и они, съ своими огромными парусами, скоро выиграли у насъ вѣтеръ, а когда приблизились на разстояніе выстрѣла, дали по насъ залпъ изо всей своей артиллеріи, которымъ убили девятерыхъ, а ранили человѣкъ двадцать-шесть. Паруса и мачты наши были сбиты, такъ-что непріятелямъ не стоило никакого труда подойдти къ намъ и сцѣпиться на абордажъ. У насъ осталось способныхъ сражаться только сорокъ-два человѣка; видя, что все спасеніе наше зависитъ отъ участи битвы, мы бросились на сцѣпившійся съ нами гальйотъ, на которомъ былъ" начальникъ отряда Сулейманъ Драгутъ, и бросились съ такимъ бѣшенствомъ, что убили двадцать-семь янычаровъ и прогнали непріятеля съ носа на корму; но въ это время подошли на помощь два остальные гальйота, и съ нихъ перескочило противъ насъ еще человѣкъ сорокъ, которые стѣснили насъ до того, что мы едва могли шевельнутся; кончилось тѣмъ, что изо всѣхъ насъ осталось въ живыхъ одиннадцать человѣкъ, которыхъ Турки взяли въ плѣнъ послѣ отчаяннаго сопротивленія. Изъ этихъ несчастныхъ двое умерло отъ ранъ на другой же день; Турки, разрубивъ ихъ на четверо, развѣсили куски по нокамъ реевъ, въ знакъ торжества, и такимъ-образомъ вошли въ Моку, гдѣ правителемъ былъ тесть Сулеймана Драгута, который насъ взялъ.
Въ Мокѣ вся пристань была усѣяна народомъ. Старикъ-правитель ждалъ тамъ зятя своего, чтобъ поздравить его съ побѣдою. Тутъ же на пристани былъ одинъ изъ ихъ духовныхъ, Казимулана, котораго они считали святымъ, потому-что онъ недавно возвратился съ поклоненія гробу своего Мухаммеда; этотъ жрецъ сидѣлъ въ телегѣ, обвѣшанной разноцвѣтными шелковыми матеріями: надѣляя всѣхъ присутствующихъ благословевіями, онъ увѣщевалъ ихъ, чтобъ они восхваляли пророка Мухаммеда за одержанную надъ нами побѣду.
Здѣсь высадили насъ девятерыхъ на берегъ. Въ числѣ плѣнниковъ былъ и абиссинскій епископъ, раненный такъ тяжело, что на другой же день скончался, какъ слѣдуетъ истинному христіанину, съ твердостію и смиреніемъ. Жители, видя насъ плѣнниками и узнавъ, что мы христіане, столпились вокругъ насъ и такъ безпощадно осыпали ругательствами, побоями и толчками, что я не постигаю, какъ мы остались живы; къ этому ихъ особенно поощрялъ Кази-Мулана, который обѣщалъ полное отпущеніе грѣховъ тѣмъ, кто содѣлаетъ намъ больше оскорбленій. Насъ повели по всему городу съ громкими криками и стукомъ, кто во что могъ; даже беременныя женщины и маленькіе ребятишки щипали насъ, выливали намъ на головы помои и всякую поганую нечистоту изъ оконъ и дверей, въ знакъ ненависти и презрѣнія къ имени христіанскому. Около солнечнаго заката насъ заперли въ подвалъ, который служитъ у нихъ тюрьмою, и въ немъ мы пробыли семнадцать дней, питаясь только малымъ количествомъ ячменной муки, да кореньями, которые намъ по-временамъ давали.
Почти у всѣхъ насъ были тяжкія и мучительныя раны. Безчеловѣчное обращеніе съ нами и отсутствіе всякаго медицинскаго пособія были причиною, что на семнадцатый день заточенія умерло двое изъ нашихъ, Нуно Дельгадо и Андре Боржесъ, оба люди хорошей фамиліи и крѣпкіе сложеніемъ: они были опасно ранены въ голову въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Когда тюремщикъ узналъ о ихъ смерти, то сообщилъ объ этомъ гвазилу правосудія, что у нихъ въ родѣ коррехидора: тотъ вошелъ въ нашу яму съ большою важностью, въ сопровожденіи множества своихъ подчиненныхъ и палачей, которымъ велѣлъ снять съ покойниковъ кандалы, привязать каждому за ноги веревку и вытащить на улицу; потомъ трупы нашихъ несчастливцевъ провлачили за ноги по всему городу, при большомъ стеченіи народа, при чемъ мальчишки швыряли въ нихъ каменьями, и наконецъ бросили въ море.
Вечеромъ слѣдующаго дня вывели насъ семерыхъ, оставшихся въ живыхъ, на площадь на продажу. Тамъ собрались всѣ жители, и продажа должна была начаться съ меня. Только-что глашатай прокричалъ мою цѣну, Кази-Мулана, пришедшій на площадь съ двѣнадцатью другими жрецами своей поганой секты, обратился къ Гередину-Софо, начальнику города, съ требованіемъ, чтобъ онъ препроводилъ насъ въ приношеніе меккскому храму, куда самъ онъ снова отправлялся на поклоненіе; онъ утверждалъ, что жители Моки обязаны сдѣлать такой подарокъ, иначе будетъ стыдно ихъ градоначальнику, который посылаетъ къ гробу пророка богомольцевъ съ пустыми руками, да кромѣ того, кази будетъ невозможно явиться ни съ чѣмъ къ раджѣ Дато-Муланѣ, правителю Медины. Градоначальникъ возразилъ на его доказательства, что онъ не имѣетъ права распоражаться чужимъ добромъ, а пусть Кази-Мулана обратится къ его зятю, Сулейману Драгуту, который завладѣлъ христіанскими невольниками и, вѣроятно, согласится пожертвовать этою частью добычи въ честь пророка. Кази отвѣчалъ ему на это: "Жители Моки, по грѣхамъ своимъ, нуждаются въ особенномъ милосердіи Божіемъ; а дѣла, касающіяся Его, и приношенія во имя Его не должны переходить черезъ много рукъ. Ты, Герединъ-Софо, повелитель этого города и собравшихся здѣсь на площади жителей, а потому тебѣ нечего спрашивать чьего бы то ни было позволенія, когда предстоитъ дѣло столь справедливое, святое и столь пріятное Богу и пророку его Мухаммеду, ибо одна только воля пророка доставила воинамъ зятя твоего побѣду и добычу, а вовсе не ихъ сила и храбрость."
Услышавъ эти слова, капитанъ одного изъ трехъ гальйотовъ, янычаръ Ходжа-Джейналь, уважаемый здѣсь всѣми за свою храбрость и прямодушіе, пришелъ въ негодованіе отъ такого неуважительнаго отзыва Кази-Муланы о воинахъ, овладѣвшихъ нами. "Лучше было бы для спасенія вашихъ душъ" сказалъ онъ ему: "еслибъ вы, духовные, дѣлились съ бѣдными воинами частью вашего собственнаго имущества, вмѣсто того, чтобъ словами лести и лицемѣрія стараться отнять у нихъ то, что имъ слѣдуетъ. Всѣ вы постоянно такъ поступаете; а если ты не хочешь явиться въ Мекку съ пустыми руками, потому-что подарки меккскимъ кази принесутъ выгоду тебѣ одному, то почему ты не сдѣлаешь ихъ изъ наслѣдія, оставленнаго тебѣ отцомъ твоимъ? это будетъ богоугоднѣе, чѣмъ дарить невольниковъ, которыхъ пріобрѣтеніе стоило жизни многимъ храбрымъ людямъ. На твоей одеждѣ я еще не видалъ крови ни твоей, ни вражьей; а у меня и у моихъ бѣдныхъ воиновъ кабайи были достаточно окрашены и своею и чужою кровью." Такой отвѣтъ вывелъ Кази-Мулану изъ себя; взбѣшенный до чрезмѣрности, онъ заговорилъ такъ надменно и неосторожно, что сильно оскорбилъ капитана Джейналя и всѣхъ турецкихъ и мавританскихъ воиновъ, которые собрались на площади: всѣ они съ громкимъ крикомъ напали на партизановъ Кази-Муланы, на подпору которыхъ онъ надѣялся, -- иначе онъ бы не смѣлъ говорить такъ дерзко. Долго разсказывать подробности этой драки, которая кипѣла до ночи и дошла до такого ожесточенія, что самъ Герединъ-Софо, не смотря на свою власть, не могъ остановить ее: кончилось тѣмъ, что на площади осталось человѣкъ шестьсотъ убитыхъ съ обѣихъ сторонъ, полгорода было разграблено, домъ Кази-Муланы срытъ до основанія, а самъ онъ, разрубленный на-четверо, брошенъ въ море вмѣстѣ съ семью женами и девятью сыновьями; даже родственникамъ его не было пощады: врядъ-ли кто уцѣлѣлъ изъ нихъ.
Мы, семеро Португальцевъ, стояли въ это время на площади для продажи, какъ я уже сказалъ. Видя, что единственное спасеніе наше было спрятаться въ тюрьму, изъ которой насъ вывели, мы бросились туда опрометью и были очень-благодарны тюремщику, когда онъ заперъ за нами затворы.
Возмущеніе было усмирено Сулейманомъ Драгутомъ, которому поручилъ это дѣло Герединъ-Софо, лежавшій въ постели: онъ лишился руки, бросившись въ средину сѣчи, чтобъ разнять бившихся. Дня черезъ три, когда все уже успокоилось, насъ снова вывели на продажу вмѣстѣ съ остальною добычей, доставшеюся съ нашихъ фустъ, которую разложили тутъ же на площади. Я былъ несчастливѣе всѣхъ своихъ товарищей, потому-что меня купилъ Грекъ-ренегатъ, котораго я буду проклинать до конца своей жизни: я былъ его невольникомъ три мѣсяца, и онъ обращался со мною такъ жестокосердо, что я семь или восемь разъ приходилъ въ искушеніе отравить себя ядомъ, чтобъ лишить этого безчеловѣчнаго изверга денегъ, которыя онъ заплатилъ за меня. Черезъ три мѣсяца, Господу угодно было, чтобъ нечестивый ренегатъ побоялся потерять меня даромъ, что ему предсказывали сосѣди, видя, какъ я изнуренъ, а потому онъ поспѣшилъ сбыть меня одному Жиду, Аврааму Мусѣ, съ котораго онъ взялъ за меня финиковъ цѣною на двѣнадцать мильрейсовъ. Жидъ этотъ отправлялся съ караваномъ въ Персію черезъ Ормузъ, гдѣ онъ представилъ меня дону-Фернандо да-Лима, коменданту крѣпости, которую мы тамъ имѣли, и доктору Перо Фернандезу, генерал-аудитору Индіи, находившемуся въ Ормузѣ по порученію губернатора Нуно да-Кунья. Оба они, собравъ добровольныя приношенія съ Португальцевъ и положивъ немало своихъ денегъ, составили сумму въ двѣсти пардаовъ {Пардао, старинная индійская монета. Прим. перев.}, за которую выкупили меня у Жида, оставшагося весьма-довольнымъ такимъ непомѣрнымъ барышомъ.
Прошло шестнадцать дней послѣ прибытія моего въ Ормузъ и окончаніе моей тяжкой неволи. Я рѣшился отправиться въ Индію съ капитаномъ Жорже Фернандезомъ Табордой, который везъ на своемъ суднѣ лошадей въ Гоа. Черезъ семнадцать дней благополучнаго плаванія, при попутномъ муссонѣ, пришли мы на видъ крѣпости Діу. Приближаясь къ берегу, съ которымъ намъ хотѣлось имѣть сообщеніе для узнанія новостей, мы ночью были удивлены множествомъ огней, горѣвшихъ вдоль берега; по-временамъ раздавались тамъ выстрѣлы артиллеріи. ломая себѣ головы, стараясь объяснить что бы это значило, мы держались весь остатокъ ночи подъ малыми парусами. Когда совершенно разсвѣло, мы ясно разсмотрѣли, что вся крѣпость была окружена судами съ латинскими парусами.
Такое неожиданное зрѣлище совершенно сбило насъ съ толка. Мнѣнія у насъ были различны: кто полагалъ, что это долженъ быть губернаторъ, прибывшій недавно изъ Гоа, чтобъ воздать погребальныя почести султану Бандуру камбойскому, котораго онъ считалъ умершимъ; другіе утверждали съ увѣренностью и бились объ закладъ, что то былъ инфантъ донъ-Луисъ, братъ короля дона-Іоанна III, и что суда съ латинскими парусами были каравеллы, на которыхъ онъ пришелъ изъ Португаліи, ибо во всей Индіи ожидали его пріѣзда. Нѣкоторые говорили, что это фусты Саморима, государя каликутскаго; другіе, что это Турки, и каждый подтверждалъ свое мнѣніе болѣе или менѣе ясными доказательствами.
Пока мы такъ разсуждали, не зная на что рѣшиться, изъ среды бывшихъ у берега судовъ отдѣлилось пять большихъ галеръ; гротъ каждой былъ раскрашенъ на четверо зеленою и красною красками; на мачтахъ развѣвались пребольшіе шелковые флаги, которыхъ концы висѣли чуть не до воды. Галеры эти направились прямо на насъ, съ очевиднымъ намѣреніемъ окружить насъ. Тогда мы тотчасъ же поняли, что имѣемъ дѣло съ Турками, а потому со всевозможною поспѣшностью поставили всѣ паруса, чтобъ уйдти отъ бѣды. Непріятели гнались за нами почти до ночи, но Господу угодно было допустить насъ уйдти, и Турки, видя, что погоня ихъ безполезна, воротились къ своимъ.
Судно наше, весьма-счастливое тѣмъ, что избѣжало тяжкаго плѣна, прибыло черезъ два дня въ Чауль. Капитанъ и пришедшіе съ нами купцы тотчасъ же отправились къ коменданту нашей крѣпости и разсказали ему что съ нами случилось. Онъ отвѣчалъ, что они имѣютъ самую основательную причину благодарить Бога, ибо Онъ избавилъ ихъ отъ бѣды; что Антоніо да-Сильвейра окруженъ въ Діу многочисленнымъ турецкимъ флотомъ, подъ начальствомъ Сулеймана-паши, намѣстника каирскаго, и что видѣнныя нами суда были пятьдесятъ-восемь галеръ со множествомъ артиллеріи, воинскихъ запасовъ и всякаго оружія; а кромѣ галеръ тутъ еще восемь грузовыхъ судовъ, на которыхъ привезены Турки въ запасъ, чтобъ, въ случаѣ нужды, было кѣмъ замѣстить умершихъ или убитыхъ.
На другой же день мы снялись и продолжали идти къ Гоа. Когда мы находились противъ устья рѣки, Карапатана, вамъ попался Фернанъ де-Мораисъ, начальникъ трехъ фустъ, который, по порученію вице-короля, дона-Гарсіи де-Норонья, шелъ въ Дабулъ, чтобъ попытаться взять или сжечь турецкое судно, отряженное туда пашою и запасавшееся разными припасами. Когда мы сблизились, Фернанъ де-Морансъ потребовалъ, чтобъ нашъ капитанъ отдалъ ему, изъ двадцати человѣкъ своихъ людей, пятнадцать, ибо онъ очень нуждался въ людяхъ по причинѣ поспѣшности, съ которою вицерой отправилъ его. Разумѣется, что нашъ капитанъ, вовсе нежелавшій оставаться безъ людей, сильно противился такому требованію; наконецъ, послѣ долгихъ споровъ и переговоровъ, рѣшено было дать Мораису, вмѣсто требуемыхъ пятнадцати человѣкъ, двѣнадцать, въ числѣ которыхъ былъ и я.
Фуста наша пошла въ Гоа, а Фернанъ де-Мораисъ съ тремя своими взялъ курсъ къ порту Дабулу, куда мы пришли на слѣдующее утро въ девять часовъ. Тамъ, посреди залива, стояла на якорѣ нагруженная хлопчатою бумагою и перцомъ малабарская лодка. Мы тотчасъ же овладѣли ею, подвергли пыткѣ капитана и лоцмана, и они высказали, что дѣйствительно, за нѣсколько дней, сюда приходило одно изъ судовъ паши за разными припасами; что на немъ былъ посланникъ, привезшій Гидалькану весьма-богатуго кабайю, которую тотъ, однако, не хотѣлъ принять, ибо подобные подарки, по мавританскому обычаю, посылаются только отъ государей васалланъ; наконецъ, что послѣ этой неудачи, турецкое судно ушло отсюда ни съ чѣмъ. Гидальканъ же отвѣчалъ на предложенія паши, сдѣланныя именемъ самого турецкаго султана, что онъ предпочитаетъ дружбу португальскаго короля, хотя тотъ и отнялъ у него Гоа, дружбѣ Турка, не смотря на обѣщаніе его возвратить Гоа. Судно турецкое ушло только два дня тому назадъ, и капитанъ его, Сиди-Али, объявилъ Гидалькану войну, поклявшись, что когда крѣпость Діу будетъ взята (чего слѣдовало ожидать дней черезъ восемь), то Гидальканъ лишится и жизни о царства: тогда онъ убѣдится въ безполезности союза съ Португальцами.
Видя, что тутъ нечего дѣлать, Фернанъ де-Мораисъ рѣшился идти въ Гоа, чтобъ отдать обо всемъ отчетъ вицерою. Мы прибыли туда черезъ двое сутокъ и нашли на рейдѣ Гонзалло Васъ-Коутиньйо, который отправлялся въ Оноръ, чтобъ вытребовать отъ правительницы той земли одну изъ галеръ Сулеймана, задержанную тамъ противными вѣтрами.
Капитанъ одной изъ этихъ фустъ быль мой хорошій знакомый. Видя въ какой я нищетѣ и желая дать мнѣ случай поправиться, онъ предложилъ мнѣ идти съ нимъ, съ тѣмъ, что онъ мнѣ на первый случай выдастъ пять крузадовъ. Я согласился съ большою радостью, въ надеждѣ, что Господь откроетъ мнѣ дорогу лучше той, по которой я до-сихъ-поръ шелъ такъ неудачно. Солдаты его фусты снабдили меня платьемъ и оружіемъ, въ чемъ я сильно нуждался, и я вскорѣ былъ снаряженъ не хуже любаго изъ нихъ.
На слѣдующее утро, въ субботу, мы снялись съ якоря и въ понедѣльникъ очутились въ портѣ Онорѣ, куда вошли, стрѣляя изъ пушекъ, обрасопивъ реи по-военному и при оглушительномъ шумѣ трубъ, бубновъ и барабановъ, для того, чтобъ показать береговымъ жителямъ, какъ мало мы боимся Турковъ.
Лишь-только флотилія наша стала на якорь и отсалютовала порту, начальникъ нашъ, Гонзалло Васъ-Коутиньйо послалъ тотчасъ же къ правительницѣ письмо вицероя съ нѣкоимъ Бенто Бастаньйо, человѣкомъ умнымъ и сметливымъ. Онъ велѣлъ объявить ей цѣль нашего прихода и спросить ее, какимъ образомъ она, будучи столько времени въ дружбѣ съ Португальцами, принимаетъ въ своемъ портѣ Турковъ, нашихъ смертельныхъ враговъ? Правительница отвѣчала на это, что она отъ души намъ рада, ибо никогда не раскаявалась въ дружбѣ своей съ португальскимъ королемъ и его намѣстниками; она брала въ свидѣтели Бога, что Турки пришли совершенно противъ ея желанія, и такъ-какъ у нашего начальника достаточно силъ для ихъ изгнанія, то она готова содѣйствовать ему всѣми средствами. Сама же она такъ слаба, что не можетъ сразиться съ такимъ непріятелемъ, котораго пораженіе обрадуетъ ее столько же, какъ еслибъ государь Нарсинги, ея верховный повелитель, посадилъ ее за столъ съ сроею женою.
Очень-довольный такимъ неожиданнымъ результатомъ посольства Кастаньйо, Гонзалло Васъ-Коутиньно принялся развѣдывать на счетъ Турковъ, гдѣ они, что дѣлаютъ, какія имѣютъ намѣренія. Сообразивъ всѣ извѣстія, собранныя отъ мѣстныхъ жителей, капитаны наши рѣшили, что для чести флага королевскаго должно напасть на турецкую галеру и взять ее; если же это не удастся, то употребить всѣ усилія, чтобъ ее сжечь, въ полной увѣренности, что Господь, за славу котораго мы будемъ сражаться, поможетъ намъ одолѣть нечестивыхъ враговъ Его святой вѣры.
Взявъ отъ всѣхъ насъ клятвенное обѣщаніе содѣйствовать этому плану, сколько у каждаго станетъ силъ, начальникъ нашей флотиліи приказалъ судамъ подняться вверхъ по рѣкѣ на разстояніе двухъ фалконетныхъ выстрѣловъ. Прежде, чѣмъ мы бросили якорь, подъѣхала къ фустѣ главнаго капитана лодка, съ которой вышелъ къ нему какой-то браминъ, говорившій очень-хорошо по-португальски. Ему поручила правительница убѣдительнѣйше просить насъ не нападать на Турковъ, ибо она узнала черезъ своихъ шпіоновъ, что непріятели наши многочисленны и сильно укрѣпились за палисадомъ во рву, куда они поставили свою галеру. Браминъ увѣрялъ, что, по его мнѣнію, нужно гораздо-болѣе силы для одоленія Турковъ, чѣмъ сколько было у насъ; онъ призывалъ въ свидѣтели Бога, что если насъ побѣдятъ, то правительница будетъ поражена сильнѣйшею горестью, а землѣ ея предстоятъ величайшія бѣдствія. Гонзалло Басъ отвѣчалъ на это словами благоразумными и учтивыми; онъ сказалъ, что цалуетъ руки правительницы за ея участіе и добрые совѣты; что же касается до Турковъ, то онъ твердо рѣшился не оставлять своего прежняго намѣренія, ибо Португальцы не имѣютъ привычки отказываться отъ боя, судя по тому много или мѣло враговъ. Видя убѣжденія свои напрасными, браминъ рѣшился распроститься съ главнымъ капитаномъ, подарившимъ ему на прощаніи кусокъ зеленой шелковой матеріи, которымъ тотъ остался весьма-доволенъ.
Отпустивъ брамина, Гонзалло Васъ-Коутиньйо рѣшился напасть на Турковъ. Онъ развѣдалъ черезъ посланныхъ имъ лазутчиковъ, что Турки приготовились къ оборонѣ и что въ прошлую ночь, какъ ему сказывали, съ согласія правительницы, ввели галеру свою въ ровъ, сдѣлавъ передъ нею высокую насыпь, на которую поставили двадцать-шесть орудій. Онъ тотчасъ же велѣлъ высадить на берегъ восемьдесятъ человѣкъ на разстояніи выстрѣла изъ пищали отъ непріятеля, а сто человѣкъ на фустахъ на всякій случай. Выстроивъ насъ на берегу въ боевой порядокъ, онъ самъ повелъ насъ на непріятеля, который, видя нашу рѣшимость, мужественно вышелъ къ намъ на встрѣчу шаговъ на тридцать отъ своего окопа. Мы сошлись, и битва завязалась съ такою яростью, что меньше чѣмъ въ два credo легло на мѣстѣ сорокъ-пять человѣкъ съ обѣихъ сторонъ, изъ числа которыхъ нашихъ было восемь, а остальные все Турки. Мы ударили на противниковъ еще разъ, и Господу угодно бы по, чтобъ они дали тылъ и побѣжали въ большомъ безпорядкѣ, какъ-будто окончательно-разбитые; видя это, наши устремились за ними и гнали ихъ до самаго окопа, но тамъ непріятель снова обратился на васъ и пошла такая тѣсная свалка, что нельзя было ни рубить, ни колоть, и сражающіеся наносили другъ другу Эфесами раны въ лицо.
Въ это время подошли наши фусты, гребшія изо всѣхъ силъ вдоль берега;онѣ съ громкимъ крикомъ дали по непріятелю залпъ изъ всѣхъ своихъ орудій, которыми сряду свалили въ числѣ прочихъ человѣкъ двѣнадцать янычаровъ, отличавшихся отъ остальныхъ высокими зелеными бархатными шапками -- что у Турковъ означаетъ родъ дворянства. Видя ихъ смерть, непріятели наши упали духомъ и покинули поле сраженія. Гонзалло Васъ-Коутиньйо тотчасъ же рѣшился зажечь галеру и велѣлъ бросить въ нее пять пороховыхъ ящиковъ; но лишь-только огонь началъ на ней распространяться, Турки смѣло бросились гасить его и успѣли сдѣлать это въ самое короткое время. Замѣтивъ между тѣмъ, что наши входятъ во внутрь окопа, они навели на насъ большое орудіе, заряженное камнями; выстрѣломъ изъ него убило шестерыхъ нашихъ, въ числѣ которыхъ былъ и сынъ главнаго капитана, и ранило человѣкъ пятнадцать или шестнадцать, чѣмъ мы были не мало озадачены.
Видя какой вредъ они намъ нанесли, Турки испустили громкій побѣдный крикъ во славу Мухаммеда; тогда нашъ главный капитанъ, для ободренія своихъ, сказалъ: "О, господа христіане! эти собаки взываютъ къ діаволу, чтобъ онъ имъ помогъ; обратимся же мы къ Господу Іисусу Христу и Онъ не оставитъ насъ!" Сказавъ это, онъ снова повелъ насъ на непріятеля, который опять далъ тылъ и бросился на галеру съ намѣреніемъ укрѣпиться на ней. Наши между-тѣмъ продолжали входить въ окопъ; когда почти всѣ туда вошли, Турки зажгли мину, которая у нихъ была приготовлена у самаго входа въ ихъ укрѣпленіе. Отъ взрыва погибло въ одно мгновеніе шесть Португальцевъ и восемь невольниковъ, кромѣ того, что многихъ опалило, и сдѣлался такой дымъ, что мы не могли видѣть другъ друга. Гонзалло Васъ, опасаясь другихъ подкоповъ, которые могли бы причинить намъ еще важнѣйшія потери, рѣшился приказать отступить къ берегу рѣки, что мы исполнили въ добромъ порядкѣ, неся мертвыхъ и больныхъ въ серединѣ прочихъ. Потомъ мы сѣли на фусты и возвратились на веслахъ къ заливчику, въ которомъ наканунѣ стояли на якорѣ; тамъ мы свезли на берегъ убитыхъ и похоронили ихъ съ горестью и слезами, а потомъ приложили всевозможныя старанія къ излеченію раненныхъ и опаленныхъ, которыхъ было не малое число.
Въ тотъ же день, столь-горестный для нашихъ, Гонзалло Васъ-Коутиньйо вслѣдъ сдѣлать перекличку людямъ, чтобъ знать, чего намъ стоило нападеніе на Турковъ. Оказалось, что изъ восьмидесяти португальскихъ солдатъ было пятнадцать убитыхъ и пятьдесятъ-четыре раненныхъ, изъ которыхъ девятеро остались навсегда калѣками. Остальную часть дня и всю ночь мы провели въ трудахъ и были крѣпко на сторожѣ.
На другое утро правительница прислала въ подарокъ нашему главному капитану множество куръ, цыплятъ и яицъ; онъ не хотѣлъ принять ничего, а напротивъ, обнаружилъ противъ нея сильное негодованіе, которое выразилось, можетъ-быть, болѣе-рѣзкими словами, чѣмъ бы слѣдовало. Онъ говорилъ, что вицерой скоро узнаетъ какова его союзница и какими услугами онъ ей обязанъ, для того, чтобъ отплатить за все во-время; а чтобъ она не сомнѣвалась въ истинѣ его словъ, то онъ оставляетъ ей въ залогъ своего убитаго сына и трупы тѣхъ, которые лишились жизни отъ ея измѣнническаго содѣйствія Туркамъ; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ приказалъ благодарить ее за подарокъ, которымъ она хотѣла прикрыть свои недостойные поступки.
Посланный правительницы возвратился къ ней съ отвѣтомъ главнаго капитана, разсказалъ, въ какомъ онъ гнѣвѣ, и просилъ ее, если она не хочетъ накликать себѣ большихъ бѣдъ, употребить всѣ усилія для примиренія съ Португальцами. Посовѣтовавшись съ своими, она отправила къ Гонзалло Васъ-Коутиньйо одного почтеннаго старца-брамина, родственника своего; онъ былъ хорошо принятъ главнымъ капитаномъ, и, послѣ привѣтственныхъ церемоній, сказалъ ему: "если позволишь мнѣ говорить, могущественный военачальникъ, то я передамъ тебѣ слова государыни, повелительницы здѣшней страны, съ которыми я отъ нея пришелъ". Главный капитанъ отвѣчалъ ему, что особы посланниковъ вездѣ неприкосновенны, и что они имѣютъ полную свободу высказывать все, что имъ поручено. Браминъ поблагодарилъ его и сказалъ: передать тебѣ какъ велико было огорченіе моей государыни, когда она услышала о смерти твоего сына и прочихъ Португальцевъ, погибшихъ вчера, я не въ силахъ. Клянусь тебѣ ея жизнью и браминскою вѣрою, въ которой я взросъ и умру, что она была столько же поражена горестью при вѣсти о твоемъ несчастій, какъ еслибъ ее сегодня же заставили ѣсть мясо коровы въ главныхъ воротахъ пагоды, въ которой погребенъ отецъ ея. Суди по этому, какъ близко она принимаетъ къ сердцу твою неудачу. Но такъ-какъ она не въ силахъ помочь этой бѣдѣ столько, сколько бы желала, то она проситъ тебя не нарушать, а утвердить союзъ, которымъ удостоили ее прежніе португальскіе губернаторы, ибо она знаетъ, что ты имѣешь на то полномочіе отъ своего вицероя. Она даетъ тебѣ слово, что тотчасъ же велитъ сжечь галеру, а Туркамъ выйдти изъ предѣловъ ея земли; ты самъ знаешь, она не такъ могущественна, чтобъ сдѣлать больше этого и проситъ у тебя только четыре дня срока для исполненія своего обѣщанія.
Главный капитанъ, видя важность дѣла, согласился на предложеніе брамина. Союзъ былъ снова скрѣпленъ клятвеннымъ обѣщаніемъ съ обѣихъ сторонъ, со всѣми обычными у этихъ язычниковъ церемоніями. Правительница тотчасъ же принялась изъискивать способы, чтобъ сдержать свое слово, но Гонзалло Васъ-Коутиньйо, не рѣшаясь дождаться назначеннаго четырехъ-дневнаго срока, по причинѣ множества раненныхъ на нашей флотиліи, въ тотъ же вечеръ снялся съ якоря. Онъ оставилъ въ Онорѣ одного повѣреннаго, Жорже Ногуейру, чтобъ онъ доносилъ вицерою обо всемъ, что здѣсь будетъ сдѣлано: объ этомъ его просила сама правительница.
Главный капитанъ Гонзалло Васъ-Коутиньйо привелъ на другой же день флотилію свою въ Гоа, гдѣ былъ хорошо принятъ вицероемъ, которому отдалъ отчетъ обо всемъ случившемся при нападеніи на турецкую галеру и о договорѣ своемъ съ правительницею Онора.
Прошло двадцать-три дня послѣ прибытія нашего сюда, и въ-продолженіе этого времени я выздоровѣлъ отъ двухъ ранъ, полученныхъ мною въ послѣднемъ сраженіи съ Турками. Не имѣя никакихъ средствъ къ пропитанію, я пошелъ, по совѣту одного знакомаго мнѣ Монаха, предложить себя на службу одному весьма-уважаемому дворянину, Перо-де-Фаріа; онъ былъ назначенъ губернаторомъ въ Малакку и угощалъ у себя всѣхъ, кто только хотѣлъ пользоваться его столомъ. Онъ принялъ меня къ себѣ и обѣщалъ свою полную благосклонность, лишь-только вступитъ въ управленіе Малаккой, куда долженъ былъ отправиться послѣ экспедиціи, въ которую онъ собирался вмѣстѣ съ вицероемъ и въ которой предложилъ участвовать и мнѣ.
Въ то время вицерой донъ-Гарсіа деНоронья готовилъ сильный флотъ, чтобъ идти на выручку крѣпости Діу, сильно страдавшей отъ осады, въ которой ее держали Турки. Флотъ вицероя состоялъ изъ двухъ-сотъ двадцатипяти судовъ, изъ которыхъ восемьдесятъ-три были большаго ранга, т. е. галліоны и каравеллы, а остальныя галеры, бригантины, Фусты и т. п. Вбііска должно было набраться десять тысячь человѣкъ, да кромѣ того, для управленія судами, матросовъ и галерныхъ невольниковъ тысячь тридцать. Паша, однако, имѣлъ объ этомъ вооруженіи подробныя свѣдѣнія отъ пограничныхъ нашимъ владѣніямъ языческихъ и мавританскихъ государей, державшихъ въ Гоа лазутчиковъ и тайныхъ агентовъ.
14-го ноября 1538; когда все было готово, вицерой пересѣлъ на флотъ. Прошло еще дней пять, пока забирали съ берега людей. Тогда пришла къ вамъ изъ Діу фуста съ письмами отъ тамошняго губернатора Антоніо де-Сильвейра, который извѣщалъ вицероя, что осада свята и Турки ушли -- это значительно опечалило всѣхъ, бывшихъ на флотѣ, ибо всѣ сгарали отъ нетерпѣнія сразиться съ вѣчными врагами нашей святой вѣры. Простоявъ на якорѣ еще пять дней, вицерой снялся съ гоаскаго рейда 6 декабря и черезъ четверо сутокъ пути прибылъ съ флотомъ въ Чауль, гдѣ простоялъ трое сутокъ для снабженія нашей крѣпости разными припасами, а оттуда пошелъ въ Діу. На серединѣ Камбойскаго-Залива налетѣлъ на насъ такой шквалъ, что разбросало весь флотъ и погибло девять судовъ разной величины. Вицерой долженъ былъ употребить больше мѣсяца на исправленіе сильныхъ поврежденій своихъ судовъ и сборъ тѣхъ, которыхъ буря раскидала на большое пространство, такъ-что мы прибыли въ Діу не раньше 16-го января 1539.
Тамъ мы нашли большую часть крѣпости почти срытою до земли турецкими ядрами и не могли надивиться, какимъ чудомъ наши храбрые земляки удержались въ ней. Вицерой распредѣлилъ, какую часть крѣпости исправить каждому изъ главныхъ капитановъ флота, и далъ Перо де-Фаріи, имѣвшему подъ своимъ начальствомъ больше людей, приморскій бастіонъ и земляной валъ, выведенный на прибережьѣ. Насъ было триста солдатъ и мы сдѣлали свое дѣло въ двадцать-шесть дней такъ хорошо, что привели свою часть въ лучшее положеніе, чѣмъ она была передъ осадой.
14-го марта Перо де-Фаріа отдѣлился от,ъ Флота съ своими судами, чтобъ идти на губернаторство въ Малакку. Сперва мы зашли въ Гоа, гдѣ, по распоряженію вицероя, насъ снабдили всѣмъ нужнымъ, а лотомъ, 13 апрѣля, съ эскадрою, состоявшею изъ восьми большихъ судовъ, четырехъ фустъ и одной галеры, на которыхъ было размѣщено шестьсотъ человѣкъ, мы пришли съ попутнымъ муссономъ въ Малакку, 5 іюня 1539 года.
Въ Малаккѣ былъ въ то время губернаторомъ донъ-Эстеванъ ла-Гама, которому Перо де-Фаріа пришелъ на смѣну. Пограничные туземные государи отправили къ нему пословъ для поздравленія съ губернаторствомъ и съ изъявленіями желаніи сохраненія мира и дружбы съ португальскимъ королемъ. Въ числѣ ихъ былъ также посолъ короля батаскаго, котораго злодѣнія находятся на островѣ Суматрѣ, со стороны Океана -- томъ самомъ, который считался въ Европѣ золотымъ островомъ и который король Іоаннъ III нѣсколько разъ приказывалъ открыть капитанамъ, отправлявшимся въ Индію.
Посланникъ этотъ былъ зять батаскаго короля и назывался Акваремъ Даболай. Онъ привезъ богатые подарки, состоявшіе изъ кусковъ драгоцѣнныхъ и благовонныхъ деревьевъ, и пяти квинталовъ лучшаго бонинскаго ладана. Въ грамматѣ его, написанной на пальмовомъ листѣ, было сказано:
"Желая больше всѣхъ смертныхъ служить вѣнчанному льву, возсѣдающему на грозномъ престолѣ водъ морскихъ, въ зачатіи вѣтровъ, могучему королю португальскому, твоему и моему повелителю, у котораго ты, Перо де-Фаріа, стальная колонна его силыfl, Анджессири, тиморраджа и царь батаскій, вновь клянусь быть вѣчнымъ и непоколебимымъ другомъ и союзникомъ великаго короля, со всею любовью и преданностью, какихъ должно ожидать отъ вѣрнаго подданнаго и добраго васалла. Пусть земля моя обогащаетъ твоихъ соотечественниковъ золотомъ, перцомъ, канфорою, алоемъ, ладаномъ и всякимъ драгоцѣннымъ и пахучимъ деревомъ, для чего я прошу отъ тебя, знаменитый Перо де-Фаріа, листа съ твоею подписью, чтобъ суда моихъ подданныхъ могли плавать въ безопасности при всѣхъ вѣтрахъ.
"Обѣщая тебѣ вновь и навсегда дружбу и союзъ, прошу тебя снабдить меня изъ твоихъ несчетныхъ запасовъ орудіями, порохомъ и снарядами, въ которыхъ я очень нуждаюсь, для войны съ вѣроломнымъ государемъ Ачема, непримиримымъ врагомъ управляемой тобою Малакки. Клянусь, что, получивъ этотъ залогъ твоей дружбы, я не буду знать ни мира, ни отдыха, пока не отомщу кровью за смерть троихъ сыновей моихъ, умерщвленныхъ этимъ злодѣемъ въ городахъ Якурѣ и Лингамѣ, что разскажетъ тебѣ въ подробности посолъ мой, братъ злополучной ихъ матери, родившей и вскормившей ихъ свое.-о грудью. Посылаю его къ тебѣ съ увѣреніями въ моей неизмѣнной дружбѣ и чтобъ онъ переговорилъ съ тобою обо всемъ, касающемся моего святаго дѣла и блага твоего народа.
"Подписано въ Панажу, въ пятый день восьмой луны".
Перо де-Фаріа принялъ этого посла какъ-нельзя-лучше, со всѣми обычными у нихъ церемоніями. Граммату его, написанную по-малайски, тотчасъ же перевели на португальскій языкъ, и посолъ объяснилъ Фаріи черезъ переводчика причину вражды между его государемъ и султаномъ ачемскимъ. Дѣло состояло въ томъ, что ачемскій государь требовалъ за нѣсколько времени тому назадъ отъ батаскаго, который былъ язычникъ, чтобъ тотъ.принялъ законъ Мухаммеда и женился на его сестрѣ, разведшись напередъ съ своею женою, съ которою онъ уже прожилъ двадцать-шесть лѣтъ. Тиморраджа батаскій отказалъ ему на-отрѣзъ, и ачемскій тиранъ, подстрекаемый однимъ изъ своихъ казй, объявилъ войну. Каждый изъ враждующихъ усиливалъ свое войско, и между ними произошло сраженіе довольно-упорное, длившееся около трехъ часовъ. Ачемскій султанъ, видя, что побѣда склоняется на сторону тиморраджи, котораго воины убили у него много людей, отступилъ въ горы, гдѣ былъ въ осадѣ въ-продолженіе двадцати-трехъ дней. Такъ-какъ у него въ станѣ появились болѣзни, а у противника оказался недостатокъ въ продовольствіи, то они рѣшились примириться, съ тѣмъ, чтобъ ачемскій султанъ заплатилъ батаскому пять баронъ золота, что составитъ на нашу монету двѣнадцать тысячъ крузадовъ, въ вознагражденіе за военныя издержки. Тиморраджа, съ своей стороны, долженъ былъ женить, старшаго сына на сестрѣ Ачемца, изъ-за которой произошелъ весь раздоръ. Договоръ этотъ удовлетворилъ обѣ стороны; батаскій государь возвратился домой и тотчасъ же распустилъ свои войска.
Миръ, однако, продолжался не болѣе двухъ съ половиною мѣсяцевъ. Въ этотъ промежутокъ времени прибыли въ Ачемъ триста Турковъ изъ Меккскаго Пролива со множествомъ ящиковъ, наполненныхъ ружьями, порохомъ и всякимъ оружіемъ, да кромѣ того они привезли нѣсколько мѣдныхъ пушекъ. Ачемскій султанъ, взявъ съ собою этихъ Турковъ и всѣхъ воиновъ, какіе у него случились подъ рукою, выступилъ подъ предлогомъ, будто хочетъ усмирить возмутившагося противъ него въ Пасемѣ намѣстника, а самъ направился къ двумъ батаскимъ городамъ Якуру и Лингану; онъ нашелъ ихъ въ совершенно-беззащитномъ состояніи, въ-слѣдствіе недавно заключеннаго мира, почему и овладѣлъ ими безъ малѣйшаго труда, убивъ трехъ сыновей тиморраджи и человѣкъ семьсотъ оуробаллоніовъ или дворянъ, которые считаются тамъ лучшими воинами.
Тиморраджа, оскорбленный до крайности такою измѣной, поклялся надъ головою перваго идола своей языческой вѣры, который считается у нихъ богомъ правосудія, что онъ не возьметъ въ ротъ ни фруктовъ, ни соли, ни чего, чтобы то ни было, вкуснаго и пріятнаго, пока не отомститъ за смерть сыновей и пока не возьметъ обратно отнятаго у него. Если это не удастся, онъ рѣшился скорѣе умереть, чѣмъ отказаться отъ своего намѣренія.Чтобъ выполнить свой обѣтъ, тимoppaджа набралъ пятнадцать тысячь войска, какъ изъ своихъ подданныхъ, такъ и изъ чужеземцевъ, въ чемъ ему много помогли союзные съ нимъ владѣльцы; недовольствуясь этимъ, онъ обратился къ намъ, а Перо де-Фаріа видя, какую пользу такой союзъ принесетъ Португальцамъ, торгующимъ на Суматрѣ, рѣшился помочь ему.
Прочитавъ письмо батаскаго короля и переговоривъ съ посланникомъ, перо де-Фаріа приказалъ угощать и чествовать его наилучшимъ образомъ.
Черезъ семнадцать дней послѣ прибытія въ Малакку батаскаго посла, его отправили совершенно довольнаго успѣхомъ своего посольства, ибо ему надавали пороха, ракетъ, бомбъ огненныхъ и разнаго оружія больше, чѣмъ онъ просилъ. Онъ былъ такъ счастливъ, что плакалъ отъ радости, и однажды, стоя на церковной паперти, обратился съ воздѣтыми къ небу руками къ главной двери, какъ-будто обращаясь къ Богу, и сказалъ громко-. "Обѣщаю тебѣ именемъ моего государя, могучій владыко, сѣдящій на престолѣ твоихъ сокровищъ, который составляютъ духи творенія твоей воли, что если ты поможешь намъ побѣдить ачемскаго тирана и возвратить отнятое имъ измѣною и вѣроломствомъ, то всѣ мы признаемъ съ благодарностью и благоговѣніемъ португальскій законъ твоей святой истины. Мы выстроимъ тебѣ на землѣ нашей чистые домы, наполнимъ ихъ благовоніемъ и будемъ тебѣ поклоняться съ воздѣтыми къ небу руками, такъ какъ поклоняются тебѣ всегда въ великой землѣ португальской. Обѣщаю тебѣ также торжественно и съ полною вѣрою, что государь мой никогда не признаетъ надъ собою другаго повелителя, кромѣ покровительствуемаго тобою португальскаго короля".
Произнеся эти слова, онъ сѣлъ въ ланчару {Lanchara -- не большое парусное судно, которое ходитъ также на веслахъ.}, на которой пришелъ въ Малакку, и отвалилъ отъ берега. Десять или двѣнадцать нашихъ легкихъ галеръ проводили его до острова Упе, находящагося въ полумили отъ города, и тамъ его встрѣтилъ малаккскій беидара или главный судья Мавровъ, которому Перо де-Фаріа поручилъ принять его. Тотъ угостилъ его пиршествомъ по своему обычаю, при звукѣ трубъ, литавровъ, барабановъ и португальской музыки, нарочно туда посланной, состоявшей изъ арфъ, флейтъ и скрипокъ, такъ-что посолъ положилъ себѣ палецъ въ ротъ, что у нихъ означаетъ величайшее удивленіе.
Дней черезъ двадцать послѣ отъѣзда посла, Перо де-Фаріа, желая воспользоваться выгодами, которыя можно было пріобрѣсть, по словамъ многихъ Мавровъ, отъ посылки въ батаское государство индійскихъ товаровъ и привоза оттуда тамошнихъ произведеніи, снарядилъ небольшое судно изъ тѣхъ, которыя Малайцы называютъ журунага -- нѣчто въ родѣ малой каравеллы. Опасаясь положить на это большой капиталъ, онъ отправилъ на первый случай товаровъ на десять тысячъ крузадовъ и поручилъ доставку и продажу ихъ одному Мавру изъ урожденцевъ малаккскихъ, Онъ потребовалъ меня къ себѣ и спросилъ, не желаю ли и я идти вмѣстѣ съ Мавромъ, чтобъ посѣтить отъ имени Фаріи батаскаго государя и сопутствовать ему противъ Ачемца, а потомъ доставить ему вѣрныя свѣдѣнія о странѣ и о томъ, дѣйствительно ли тамъ столько золота, сколько сказывали, ибо онъ намѣревался написать обо всемъ этомъ вицерою и довести до свѣдѣнія самого короля. Сказать правду, мнѣ не очень хотѣлось отправиться по этому приглашенію: мнѣ предстояло ѣхать въ страну неизвѣстную, жить между народомъ вѣроломнымъ; да кромѣ того все мое имущество не превышало ста крузадовъ, которыхъ я боялся лишиться, ибо я не очень надѣялся употребить ихъ тамъ съ выгодою; но дѣлать было нечего -- я рѣшился сопровождать Мавра на Суматру.
Мы переправились черезъ Малаккскій-Проливъ и шли къ сѣверо-западу вдоль острова Суматры до рѣчки, называемой Гикандуре; потомъ, черезъ пять дней, вошли въ прекрасный заливъ, откуда переправились берегомъ на другую сторону острова, омываемую Океаномъ. Тамъ мы достали лодку, и, проплывъ вдоль берега еще четверо сутокъ, вошли въ рѣчку Гуатенгинъ, по которой поднялись вверхъ лигъ на семь. По обоимъ берегамъ ея растутъ удивительные лѣса, и мы ни дѣли между деревьями несчетное множество змѣй и насѣкомыхъ такихъ чудныхъ цвѣтовъ и Формъ, что если описывать все это, то люди, повидавшіе свѣта, по всегдашнему ихъ обычаю не вѣрить тѣмъ, кто видѣлъ больше ихъ, безъ сомнѣнія сочли бы такой разсказъ баснею. Въ рѣчкѣ, которая вовсе не широка, водится множество огромныхъ ящерицъ {Т. е. крокодиловъ, какъ должно полагать. Прим. перевод.}, величиною съ порядочный челнокъ; спина у нихъ покрыта толстою чешуею, ротъ преогромный, и онѣ такъ смѣлы, что, по словамъ туземцевъ, нападаютъ на челноки, если на нихъ не болѣе трехъ или четырехъ человѣкъ, опрокидываютъ ихъ сильными ударами хвоста и съѣдаютъ людей цѣликомъ. Еще мы видѣли страннаго рода животныхъ, которыхъ туземцы называютъ какессейтангами {Судя по описанію, это такъ-называемые драконы, которые водятся на Суматрѣ, Явѣ, Борнео и другихъ большихъ островахъ Восточнаго-Архипелага.}, величиною съ большую утку и совершенно-черныхъ; бока у нихъ покрыты чешуею, а на спинѣ торчатъ колючки длиною съ писчее перо; шея похожа на змѣиную, крылья какъ у летучей мыши, на головѣ рогъ, похожій на пѣтушьи шпоры, а хвостъ длинный съ черными и зелеными поперечными полосами, какъ у здѣшнихъ ящерицъ. Полетъ этихъ животныхъ походитъ на прыжки; они гоняются по вершинамъ деревьевъ за птичками и насѣкомыми, которыми питаются. Видѣли мы также множество змѣй съ капюшонами (cobra capella), претолстыхъ и пребольшихъ, которыя такъ ядовиты, что если слюна ихъ коснется какого-нибудь животнаго или если онѣ ужалятъ человѣка, то смерть неминуема и нѣтъ ни спасенія, ни противоядія. Кромѣ ихъ тутъ водятся въ большомъ изобиліи другія змѣи, безъ капюшоновъ И не столь ядовитыя, но гораздо-толще и больше тѣхъ, такъ что голова ихъ не меньше телячьей {Вѣроятно боа-констрикторы.}; онѣ держатся хвостомъ за толстые сучья деревьевъ, которыми здѣсь покрыта вся земля, а голову опускаютъ внизъ и прислушиваются при наступленіи ночи, не пройдетъ ли быкъ, или свинья, или теленокъ; тогда онѣ хватаютъ свою добычу зубами и удавливаютъ въ своихъ кольцахъ, такъ-что никакое животное не можетъ отъ нихъ урваться. На деревьяхъ здѣшнихъ видѣли мы также несмѣтное множество обезьянъ пестрыхъ и черныхъ, разныхъ величинъ: негры боятся ихъ больше другихъ животныхъ, потому-что большія обезьяны очень-смѣлы, сильны и сердиты.
Поднявшись по этой рѣкѣ лигъ на семь или на восемь вверхъ, мы достигли небольшаго селенія, отстоящаго на четверть лиги отъ города Панажу, гдѣ тиморраджа батаскій дѣлалъ свои приготовленія и сборы для войны съ Ачемомъ. Узнавъ о письмѣ и подаркѣ, которые я привезъ ему отъ губернатора Малакки, онъ выслалъ ко мнѣ на встрѣчу своего шабандара, или главнокомандующаго флотомъ, и тотъ пріѣхалъ за мною съ пятью ланчарами и двѣнадцатью маленькими галерами; я пересѣлъ на его ланчару при оглушительномъ шумѣ барабановъ, колоколовъ и привѣтственныхъ криковъ, и пріѣхалъ на берегъ, гдѣ меня принялъ губернаторъ города, ждавшій на пристани со множествомъ оуробаллонговs и амбораджей, которые здѣсь первые вельможи. Всѣ они, однако, не взирая на свою знатность, были очень-бѣдно одѣты, изъ чего я заключилъ, что батаское государство вовсе не такъ богато, какъ воображали въ Малаккѣ.
Прошедъ первый дворъ королевскаго дворца, я увидѣлъ у первой двери втораго двора женщину пожилыхъ лѣтъ, окруженную вельможами, еще болѣе знатными и гораздо-лучше одѣтыми, чѣмъ тѣ, которые меня сопровождали. Старуха сдѣлала мнѣ рукою знакъ, чтобъ я вошелъ, и сказала мнѣ съ видомъ важнымъ и строгимъ: "Прибытіе твое, пришелецъ, изъ Малакки, на землю моего супруга и государя для "него столько же радостно, какъ въ засуху дождь для нашихъ полей; войди, не опасаясь ничего, ибо всѣ мы, по благости Бога, сдѣлались тѣми же, что и вы, и также надѣемся на него "до послѣдняго издыханія свѣта". Вступивъ въ покой короля, я привѣтствовалъ его троекратнымъ преклоненіемъ колѣна и вручилъ ему письмо и подарокъ малаккскаго губернатора, чѣмъ онъ остался весьма-доволенъ и спросилъ меня, для какой цѣли я пріѣхалъ. Я отвѣчалъ, сообразно даннымъ мнѣ наставленіямъ, что присланъ служить его высочеству въ предстоящемъ ему походѣ и увидѣть собственными глазами городъ Ачемъ и его укрѣпленія, а также узнать, какъ глубока тамъ рѣка, для соображенія, могутъ ли входить въ нее большія суда и галліоны, ибо губернаторъ Малакки рѣшился помогать всѣми силами его высочеству тиморраджѣ противъ ачемскаго тирана.
Бѣдный тиморраджа былъ такъ обрадованъ моею рѣчью, что всталъ на возвышенной площадкѣ, на которой сидѣлъ, преклонилъ колѣни передъ блюдомъ, гдѣ лежалъ окруженный благовонными травами коровій черепъ съ позолоченными рогами, и, протянувъ къ нему руки, сказалъ почти со слезами. Ты, которая, не будучи обязана материнскою любовью, кормишь молокомъ своимъ всѣхъ, кто его желаетъ, какъ мать своего младенца, прійми обѣщаніе мое быть вѣчнымъ другомъ этого добраго губернатора!" Всѣ присутствующіе подняли кверху руки и закричали въ голосъ три раза: "Паши, парау, тинакора!" что на ихъ языкѣ значитъ: на жизнь и на смерть. Послѣ этого настало мертвое молчаніе, и тимoppaджа, обратясь ко мнѣ и отерши слезы, принялся разспрашивать меня о разныхъ подробностяхъ на счетъ Пидіи и Малакки, послѣ чего обѣщалъ содѣйствовать выгодному сбыту товаровъ, привезенныхъ изъ Малакки Мавромъ, что для меня было всего занимательнѣе.
Такъ-какъ воинскіе сбо ры тиморраджи приходили къ концу, то онъ выступилъ въ походъ черезъ девять дней послѣ моего прибытія и вошелъ въ селеніе Турбангъ, отстоящее отъ Нанажу на пять лигъ, гдѣ ожидали его войска, безъ всякаго торжества, ибо его не покидала горесть о смерти сыновей, которыхъ онъ не переставалъ оплакивать.
На другой же день батаскій король выступилъ изъ Турбанга въ Ачемъ, съ пятнадцати-тысячнымъ войскомъ, изъ котораго восемь тысячь было Батасовъ, а остальные состояли изъ союзниковъ, присланныхъ ему на помощь отъ сосѣднихъ съ нимъ государей Суматры, съ Я вы и Борнео. При войскѣ было сорокъ слоновъ, два верблюда и двѣнадцать легкихъ пушекъ и фалконетовъ.
Отъ Турбанга до Ачема разстояніе восьмнадцать лигъ. Тиморраджй шелъ переходами по пяти лигъ въ сутки и вскорѣ достигъ до рѣки, называемой Квилемъ. Тамъ онъ узналъ отъ своихъ лазутчиковъ, что ачемскій султанъ ждетъ его въ Тондакурѣ, не доходя отъ насъ на двѣ лиги до Ачема, и что въ непріятельскомъ войскѣ много иностранцевъ, въ числѣ которыхъ были также Турки, гузаратцы и Малабарцы, съ берега Индіи. Тиморраджа немедленно сообщилъ эту вѣсть своимъ полководцамъ, и они положили общимъ совѣтомъ идти тотчасъ же на непріятеля, чтобъ не дать ему времени собрать больше подкрѣпленій.
Въ-слѣдствіе такого рѣшенія, мы пошли далѣе усиленнымъ переходомъ и часамъ къ десяти вечера расположились на отдыхъ у подошвы горнаго хребта, отстоявшаго на пол-лиги отъ ачемскаго стана. Часа черезъ три, тиморраджа поднялъ на ноги всѣхъ, раздѣлилъ войско на четыре отряда и повелъ его въ добромъ порядкѣ на непріятеля. Обогнувъ одинъ изъ холмовъ, наши очутились на обширномъ полѣ, засѣянномъ рисомъ, гдѣ непріятель былъ расположенъ въ двухъ батальйонахъ. Обѣ стороны сбѣжались при звукахъ трубъ, барабановъ, колоколовъ съ дикими криками и воплями, бросая другъ въ друга бомбы, стрѣляя изъ артиллеріи и луковъ; наконецъ они сошлись и началась такая ожесточенная, запальчивая и жаркая рукопашная свалка, что меня, смотрѣвшаго на все это со стороны, пробрала дрожь. Сѣча продолжалась около часа съ неутомимымъ бѣшенствомъ, и ни одна сторона не уступала ни шагу другой; наконецъ ачемскій султанъ, видя, что у него много раненныхъ и что его войско начинаетъ колебаться, велѣлъ отступать къ одной высотѣ, съ намѣреніемъ укрѣпиться въ стѣнахъ находившагося тамъ огорода. Онъ былъ однако предупрежденъ однимъ изъ союзниковъ тиморраджи, который заступилъ ему дорогу съ двумя тысячами воиновъ и аттаковалъ его съ такимъ бѣшенствомъ, что Ачемцы потеряли въ самое короткое время около полуторы тысячи человѣкъ убитыми и ранеными, въ числѣ которыхъ было сто-шестьдесятъ Турокъ, двѣсти малабарскихъ Мавровъ и много Абиссинцевъ, которые всѣ считались у Ачемцевъ лучшими воинами.
Время подходило уже къ полудню и было очень-жарко, а потому батаскій король собралъ свои войска на холмахъ и оставался на мѣстѣ до ночи, приказавъ подать раненнымъ всѣ возможныя пособія и хоронить убитыхъ. Не рѣшаясь тронуться, пока онъ не увидитъ, что предприметъ непріятель, тиморраджа велѣлъ своимъ провести тутъ всю ночь, разставя вездѣ часовыхъ, которые стерегли станъ сѣвеличайшею бдительностью. Когда разсвѣло совершенно, мы увидѣли, что непріятель скрылся^ а потому тимoppaджа, заключая, что онъ значительно разстроенъ, рѣшился воспользоваться побѣдою. Отправивъ тотчасъ же домой всѣхъ раненныхъ и неспособныхъ сражаться, онъ двинулся съ остальными впередъ, прямо къ городу Ачему, къ стѣнамъ котораго подошелъ часа въ два пополудни. Прежде, чѣмъ онъ расположился лагеремъ, и чтобъ показать Ачемцамъ, что наканунѣ онъ былъ побѣдителемъ, батаскій король велѣлъ зажечь два обширныя селенія, раскинутыя въ родѣ предмѣстій за стѣнами города, и шесть большихъ, вытащенныхъ на берегъ судовъ, на которыхъ Турки пришли въ Ачемъ изъ Меккскаго-Пролива. Огонь вскорѣ охватилъ суда и домы, и никто не осмѣлился показаться изъ города, чтобъ остановить пожаръ. Тиморраджа, ободренный удачами, повелъ лично войска свои, чтобъ взять батарею изъ двѣнадцати большихъ орудій, защищавшую входъ въ рѣку; ее взяли приступомъ и всѣхъ, бывшихъ внутри -- человѣкъ около семисотъ -- умертвили безъ пощады. Нападающіе лишились при этомъ только тридцати-семи человѣкъ.
Такимъ образомъ день этотъ ознаменовался тремя подвигами, которые до того одушевили Батасовъ, что они хотѣли тотчасъ же идти на приступъ города; но тиморраджа, видя, что уже совершенно стемнѣло и что люди его сильно утомлены, удовольствовался тѣмъ, что успѣлъ сдѣлать, благодаря Бога за его помощь.
Батаскій король держалъ городъ въ осадѣ двадцать-три дня, въ теченіе которыхъ непріятели сдѣлали двѣ вылазки. О первой не стоитъ говорить, потому-что съ обѣихъ сторонъ осталось не больше десяти или двѣнадцати убитыхъ; но вторая примѣчательна тѣмъ, что показываетъ, до какой степени безразсудства и самонадѣянности доводятъ людей побѣды и воинскіе успѣхи. Видя, что Ачемцы отступаютъ съ урономъ, какъ побѣжденные, наши сдѣлались до того дерзки, что вообразили, будто-бы противъ нихъ уже ничто не можетъ устоять. Вотъ какъ было все дѣло. Когда непріятель сдѣлалъ вторую вылазку, наши устремились на него съ двухъ сторонъ съ большимъ мужествомъ; послѣ непродолжительной схватки, Ачемцы притворились, что уступаютъ и хотятъ укрыться за окопъ, въ которомъ батаскій тиморраджа взялъ наканунѣ двѣнадцать пушекъ. Видя это, одинъ изъ батаскихъ военачальниковъ бросился за ними съ запальчивостью и въ безпорядкѣ, какъ человѣкъ, который держитъ побѣду уже въ рукахъ; но лишь-только наши вошли въ окопъ, непріятель остановился, обратился на нихъ и съ мужествомъ далъ имъ отпоръ. Въ это время, пока одни старались прорваться, а другіе отстаивались, Ачемцы заняли большую мину, заранѣе приготовленную, на покатости, по которой взбирались нападающіе. Взрывъ былъ ужасный. Батаскій предводитель взлетѣлъ на воздухъ съ тремя стами человѣкъ, а громъ и дымъ были такіе, что можно было вообразить себя въ аду. Ачемцы испустили громкій радостный крикъ, и султанъ ихъ вышелъ изъ города, предводительствуя лично пятью тысячами Амоковъ, которые ударили на Батасовъ съ бѣшеною стремительностью. Обѣ стороны перемѣшались между собою въ дыму и въ-продолженіе четверти часа ожесточенной сѣчи легло тысячъ около четырехъ, изъ которыхъ большая часть были Батасы. Тиморраджа увидѣлъ себя въ необходимости отступить къ одной высотѣ, чтобъ подать помощь своимъ раненнымъ; а убитыхъ было столько, что не имѣя времени хоронить ихъ, ихъ бросали просто въ рѣку.
Послѣ этой неудачной для нашихъ друзей битвы, оба противника пробыли дня четыре въ бездѣйствіи, собираясь съ силами и наблюдая другъ друга. Утромъ пятаго дня мы увидѣли идущій съ моря флотъ, состоявшій изъ восьмидесяти-шести судовъ, на которомъ развѣвались разноцвѣтные шелковые фляги и знамена, и раздавался звукъ трубъ, бубенъ и барабановъ. Такое неожиданное зрѣлище повергло Батасовъ въ совершенное уныніе, тѣмъ болѣе, что они не знали, что и думать объ этомъ подкрѣпленіи ихъ непріятеля. Лазутчики ихъ захватили нѣсколькихъ ачемскихъ рыбаковъ, которыхъ тотчасъ же подвергли пыткж: они объявили, что флотъ этотъ былъ тотъ самый, который ачемскій султанъ посылалъ въ Теннасеримъ, на войну противъ сіамскаго государя, и что на немъ было тысячъ пять отборныхъ войскъ.
Тиморраджа батаскій передалъ это извѣстіе своему совѣту, и всѣ рѣшили единогласно, что надобно отступать во свояси не теряя ни часа времени, чтобъ не быть задавленными большинствомъ непріятеля. Въ-слѣдствіе этого тиморраджа тронулся въ ту же ночь съ своимъ войскомъ въ обратный путь, унылый и огорченный дурнымъ успѣхомъ войны и большою потерею людей. Дней черезъ пять мы пришли въ Панажу, и онъ немедленно распустилъ все свое войско, а самъ, взявъ съ собою только двухъ или трехъ человѣкъ, сѣлъ въ маленькую лангару и поѣхалъ вверхъ по рѣкѣ въ одну отдаленную пагоду, въ которой заперся на четырнадцать дней, въ капищѣ идола, называемаго Гинассербо и считаемаго у Батасовъ богомъ печали.
Возвратясь въ Панажу, тиморраджа послалъ за много и за Мавромъ, которому Перо де-Фаріа поручилъ свои товары. Онъ разспросилъ насъ въ подробности, всѣ ли торговыя сдѣлки кончены и не остался ли кто-нибудь долженъ. Я отвѣчалъ, что купцы заплатили за все, что мы до крайности благодарны его милости за его благосклонность, и что губернаторъ Перо де-Фаріа не замедлитъ послать ему новую помощь противъ ачемскаго султана, для возвращенія ему отнятыхъ этимъ вѣроломнымъ тираномъ земель. Тиморраджа, помолчавъ немного въ глубокой задумчивости, отвѣчалъ мнѣ: "О, Португалецъ, Португалецъ! прошу тебя, не считай меня такимъ простакомъ, чтобъ я вполнѣ положился на твои обѣщанія. Если вы въ-продолженіе тридцати лѣтъ не можете отмстить Ачемцу за отнятую имъ у васъ крѣпость Пасемъ, за галеры и суда, которыя онъ у васъ отбилъ въ разныя времена, при чемъ вы потеряли человѣкъ около тысячи убитыми и богатые грузы, и за многія другія обиды, то можете ли вы помочь мнѣ? Слова ваши внушаютъ мнѣ мало надежды: я останусь по-прежнему, лишенный большей части моихъ владѣній и трехъ сыновей, а вы будете жить въ своей Малаккѣ также не въ излишней безопасности.
Слова эти, исполненныя истины и произнесенныя съ большимъ чувствомъ, смутили меня совершенно; я не нашелся что отвѣчать и не имѣлъ духу возобновлять ему обѣщаній и обнадеженій въ нашей помощи.
Послѣ этого свиданія съ тиморраджею батаскимъ, мы съ Мавромъ прожили въ Панажу еще четверо сутокъ и наконецъ, получивъ въ самый день отъѣзда еще прощальную аудіенцію, разстались съ нимъ въ самомъ дружескомъ расположеніи.
Мы держались того же пути, которымъ пришли, и, черезъ нѣсколько дней переваливъ снова черезъ Малаккскій Проливъ, бросили якорь въ рѣкѣ Парлесъ, протекающей по государству Кведахскому, которое находится на твердой землѣ, противъ сѣверной части острова Суматры. Противные вѣтры задержали насъ тутъ дней на пять, въ-теченіе которыхъ мы съ Мавромъ Ходжа-Алц, агентомъ Перо де-Фаріи, рѣшились посѣтить кведахскаго государя. Мы взяли съ собою приличные подарки и были хорошо приняты.
Въ то время султанъ праздновалъ съ большою пышностью, при громкомъ звукѣ трубъ, барабановъ, бубенъ, при крикахъ всего народа и роскошномъ угощеніи бѣдныхъ, похороны отца своего, котораго самъ онъ закололъ кинжаломъ, чтобъ жениться на своей матери, уже отъ него беременной; а чтобъ заглушить ропотъ народа, возбужденный такимъ неслыханнымъ злодѣяніемъ, онъ объявилъ повелѣніе, чтобъ никто, подъ опасеніемъ самой мучительной смертной казни, не смѣлъ говорить о прошедшемъ. Намъ сказывали, что онъ уже успѣлъ лишить жизни многихъ изъ первыхъ раджей своего государства и богатѣйшихъ купцовъ, а все имущество ихъ присвоилъ себѣ. Такія тиранскія мѣры держали всѣхъ въ смертельномъ страхѣ и никто не осмѣливался разинуть рта.
Мавръ Ходжа-Али, ѣздившій со мною, былъ отъ природы невоздерженъ на языкъ. Воображая, что, какъ иностранецъ и агентъ малаккскаго губернатора, онъ можетъ позволить себѣ больше свободы, и что съ нимъ не посмѣютъ сдѣлать ничего, онъ пировалъ однажды у родственника своего, также Мавра, жившаго по торговымъ дѣламъ въ Кведахѣ; случилось, какъ мнѣ послѣ разсказывали, что гости, разгулявшись черезъ-чуръ, заговорили о государѣ здѣшнемъ и его дѣяніяхъ такъ неосторожно и громко, что онъ узналъ обо всемъ черезъ шпіоновъ своихъ, разсованныхъ у него вездѣ. Султанъ разгнѣвался до крайности и тотчасъ же послалъ окружить домъ Мавра, перевязать всѣхъ кто тамъ былъ и представить ихъ къ себѣ. Потомъ, не спрашивая никого и не давъ никому заикнуться въ свое оправданіе, онъ велѣлъ всѣхъ предать ужаснѣйшей смерти:-- ихъ связали по рукамъ и по ногамъ и распилили на части.
Опасаясь, чтобъ малаккскій губернаторъ не разсердился за казнь своего повѣреннаго, при чемъ онъ бы могъ потерпѣть убытокъ на своихъ товарахъ, посланныхъ для продажи въ Малакку, кведахскій король послалъ въ ту же ночь за мною на мою журупангу, гдѣ я преспокойно спалъ, не подозрѣвая ничего. Пришедъ въ городъ около полуночи, я удивился, увидѣвъ множество людей, вооруженныхъ копьями, щитами, саблями и кинжалами. Подозрѣвая, что тутъ кроется какая-нибудь измѣна, какія здѣсь часто бываютъ, я хотѣлъ-было тотчасъ же воротиться; но приведшіе меня люди на это не согласились, а сказали, что причина этому сборищу повелѣніе государя схватить одного разбойника. Отвѣтъ ихъ нисколько меня не успокоилъ, и я дрожалъ такъ, что едва былъ въ силахъ говорить. Я сталъ просить ихъ какъ могъ, чтобъ они позволили мнѣ воротиться на мою журупангу, чтобъ взять ключи, которые я тамъ оставилъ, и предлагалъ имъ за это сорокъ золотыхъ крузадовъ. Мнѣ отвѣчали, что желанія моего нельзя исполнить за все золото, какое только есть въ Малаккѣ, и что еслибъ они согласились, то имъ самимъ отрубили бы головы.
Въ это время подошли ко мнѣ человѣкъ пятнадцать или двадцать вооруженныхъ людей, которые еще болѣе усилили мой страхъ. Около разсвѣта меня привели ко дворцу государя, которому тотчасъ же доложили обо мнѣ. Онъ велѣлъ привести меня къ себѣ, и одному Богу извѣстно, какъ я бѣдный вошелъ, ибо я былъ болѣе мертвъ, нежели живъ. Войдя на второй дворъ, я очутился передъ королемъ, который сидѣлъ на слонѣ, окруженный человѣками стами своихъ приближенныхъ, кромѣ стражи, которой было гораздо-больше. Увидѣвъ меня, онъ сказалъ дважды: "Жангангъ тагоръ, не бойся; приближься и узнаешь за чѣмъ я тебя позвалъ". Потомъ онъ сдѣлалъ рукою знакъ, по которому человѣкъ двѣнадцать изъ его свиты раздались въ разныя стороны; тогда представилось глазамъ моимъ множество изувѣченныхъ и истерзанныхъ труповъ, валявшихся въ кровавой лужѣ -- въ одномъ изъ нихъ я узналъ Мавра Ходжа-Али, пріѣхавшаго сюда вмѣстѣ со мною.
Зрѣлище это поразило меня до того, что я, не помня себя отъ страха и смущенія, опустился на колѣни передъ слономъ, на которомъ сидѣлъ король, и сказалъ ему, заливаясь слезами: "Умоляю тебя, государь, вели лучше убить меня прежде, чѣмъ возьмешь въ свои невольники! Клянусь вѣрою во Христа, я передъ тобой невиненъ! Если хочешь денегъ, то скажу тебѣ, что я племянникъ малаккскаго губернатора, который дастъ за меня богатый выкупъ; а кромѣ-того, въ здѣшнемъ портѣ моя журупанга, нагруженная дорогими товарами: возьми все, но пощади меня!" Онъ отвѣчалъ мнѣ на это: "Перестань, перестань; не-уже-ли ты меня считаешь такимъ злымъ человѣкомъ? Не бойся ничего, успокойся. Я вижу, что ты испуганъ. Садись, а когда пріидешь въ себя, то узнаешь за что я велѣлъ убить этого Мавра; еслибъ онъ былъ Португалецъ или христіанинъ, клянусь моей вѣрою, я бы ничего съ нимъ не сдѣлалъ, хотя бы онъ даже убилъ моего роднаго брата".
Послѣ этого онъ велѣлъ принести мнѣ воды, которой я выпилъ премного, и велѣлъ также обвѣвать меня опахаломъ, въ чемъ прошло болѣе паса времени. Увидя наконецъ, что я пришелъ въ себя и могу отвѣчать толкомъ, онъ обратился ко мнѣ: "Ты долженъ узнать, Португалецъ, какъ я незадолго до этого времени убилъ своего отца -- я убилъ его потому-что онъ хотѣлъ убить меня-самого, повѣривъ клеветамъ злыхъ людей, которые разсказали ему, будто бы мать моя беременна отъ меня, что совершенная ложь; чтобъ остановить пустой говоръ и ропотъ людей праздныхъ и злонамѣренныхъ, я обнародовалъ повелѣніе, чтобъ никто не смѣлъ говорить о происшедшемъ. Мавръ твой, котораго трупъ валяется передъ твоими глазами, былъ вчера пьянъ въ обществѣ другихъ подобныхъ ему собакъ; онъ осмѣлился говорить обо мнѣ громко и во всеуслышаніе столько дурнаго, называя меня свиньею, а мать мою нечистою сукою, что я долженъ былъ по справедливости вступиться за свою честь и велѣть убить его вмѣстѣ съ прочими собаками, столь же подлыми, какъ онъ самъ. Поэтому прошу тебя дружески, не считай дурнымъ моего поступка и не воображай, что я сдѣлалъ это за тѣмъ, чтобъ присвоить себѣ имущество малаккскаго губернатора, ибо клянусь тебѣ моею вѣрою, что я всегда былъ другомъ Португальцевъ и всегда желаю быть имъ".
Пока онъ говорилъ, я нѣсколько пришелъ въ себя, хотя все еще былъ не совершенно спокоевъ. Я Отвѣчалъ ему, что онъ хорошо сдѣлалъ, приказавъ убить Мавра Ходжі-Али, и что этимъ онъ оказалъ даже услугу малаккскому губернатору, ибо Мавръ обманулъ его и хотѣлъ прибрать себѣ всѣ его товары, а меня отравить ядомъ за то, что я обѣщалъ открыть всѣ его дѣла; я присовокупилъ, что Мавръ былъ прескверная собака, вѣчно пьянствовалъ и говорилъ все, что ему приходило въ голову, какъ песъ, который лаетъ на всѣхъ прохожихъ.
Кведахскій король остался чрезвычайно-доволенъ моимъ отвѣтомъ. Онъ подозвалъ меня къ себѣ, сказалъ, что я человѣкъ очень-добрый и справедливый, далъ мнѣ письмо къ Перо де-Фаріи, а мнѣ самому подарилъ засунутый у него за поясомъ крисъ {Крисъ -- малайскій кинжалъ.}, богато-раззолоченный. Разставшись такимъ образомъ съ нимъ, я поспѣшилъ на свою журупангу, снялся не медля ни минуты съ якоря и вышелъ въ море. Я до того былъ напуганъ всѣмъ, случившимся со мною въ-теченіе этихъ немногихъ часовъ, что мнѣ отъ страха казалось, будто вся земля гонится за мною.
По волѣ Господа, я прибылъ въ Малакку благополучно и тотчасъ же сообщилъ Перо де-Фаріи обо всемъ, что со мною было во время путешествія: о походѣ батаскаго тиморраджи противъ Ачемцевъ и дурномъ его успѣхѣ; обо всѣхъ странахъ и народахъ, которые я видѣлъ; о торговлѣ ихъ, образѣ жизни и средствахъ къ пропитанію; о произведеніяхъ Суматры и ея золотѣ; наконецъ, о приключеніяхъ своихъ въ Кведахѣ и о безчеловѣчной казни Мавра. Я передалъ также Перо де-Фаріи письмо и подарки тиморраджи. Вообще говоря, малаккскій губернаторъ остался мною совершенно-доволенъ.
Черезъ двадцать-шесть дней послѣ возвращенія моего, пріѣхалъ въ Малакку посолъ изъ Аару, которое государство на восточномъ берегу острова Суматры. Ему поручено было просить у малаккскаго губернатора помощи въ людяхъ, а также пороха и оружія разнаго рода, для обороны Аару противъ ачемскаго султана, который приготовилъ сильный флотъ, чтобъ завладѣть сначала этимъ государствомъ, а потомъ, такъ-какъ оно очень-близко отъ нашихъ владѣній, дѣйствовать противъ Малакки. Послѣ долгихъ переговоровъ, посолъ уѣхалъ; по Перо де-Фаріа, нехотѣвшій сначала по разнымъ причинамъ согласиться на его просьбу, наконецъ передумалъ. Дней черезъ пять послѣ отъѣзда посла, онъ велѣлъ нагрузить на гребную лангару три квинтала пушечнаго пороха, двѣ арробы ружейнаго, сто гранатъ, нѣсколько фальконетовъ, порядочный запасъ оружія бѣлаго и огнестрѣльнаго, наконецъ нѣкоторые подарки для самого государя, -- и доставку всего этого на мѣсто поручилъ мнѣ. Онъ обѣщалъ мнѣ по возвращеніи денежную награду, кромѣ жалованья, и разныя милости. За грѣхи мои, какъ послѣ окажется, я согласился съ большою охотою, и когда все было готово, отправился въ путь пятаго октября 1339 года, во вторникъ, а въ воскресенье вошелъ въ рѣку Нунетихавгъ, на берегу которой находится городъ Аару.
Вышедъ на берегъ, я тотчасъ же пошелъ къ королю, который тогда выводилъ у входа въ рѣку земляное укрѣпленіе, для защиты города отъ непріятельской высадки съ этой стороны. Онъ принялъ меня со всѣми знаками большой радости и остался еще довольнѣе, когда прочиталъ письмо Перо де-Фаріи, обѣщавшаго, что если будетъ нужно, то онъ лично поведетъ къ нему на помощь Португальцевъ и никакъ не ограничится легкимъ пособіемъ, которое посылаетъ только на первый случай. Вообще, письмо было наполнено обѣщаніями и привѣтствіями, которыя ничего не стоило написать, но которымъ король повѣрилъ съ полнымъ убѣжденіемъ. Когда же онъ. увидѣлъ привезенные мною подарки, порохъ, оружіе и снаряды, то радость его была неописанна. Онъ обнялъ меня, не зналъ какъ изъявить свою благодарность и увѣрить меня въ своей преданности португальскому королю; потомъ онъ взялъ меня за руку, и мы пошли пѣшкомъ въ городъ, который отсюда на четверть лиги, въ сопровожденіи человѣкъ семи молодыхъ дворянъ его свиты; остальнымъ онъ велѣлъ продолжать работать въ укрѣпленіи, и они принялись за работу съ большимъ усердіемъ.
Радушіе короля дошло до того, что, послѣ угощенія въ его домѣ, онъ показалъ мнѣ свою жену, чего они вовсе не имѣютъ обычая дѣлать, и сказалъ мнѣ со слезами: я Видишь ли, Португалецъ, какого горя мнѣ надѣлалъ этотъ врагъ, котораго жадность я давно знаю. У него мало своего войска, но зато много золота, и ему есть чѣмъ платить чужеземцамъ, которые за деньги идутъ къ нему на службу. А я въ крайности, но долженъ защищаться, хотя и отчаяваюсь въ успѣхѣ. Посмотри на мои средства и военные запасы". Съ этими словами, онъ повелъ меня къ покрытымъ соломою хижинамъ, служившимъ ему магазинами и арсеналомъ. То, что я тамъ увидѣлъ, было очень-скудно и совершенно ничтожно для борьбы съ такимъ воинственнымъ народомъ, какъ Ачемцы, у которыхъ флотъ состоитъ изо ста-тридцати судовъ, не говоря уже о союзникахъ ихъ, Туркахъ и Малабарцахъ. Потомъ король исчислилъ мнѣ свои войска, артиллерію и запасы, и спросилъ, какъ я думаю, можно ли ему будетъ устоять противъ враговъ. Чтобъ не огорчить его, я отвѣчалъ, что съ его средствами можно имъ дать хорошій отпоръ, но онъ покачалъ на это головою и сказалъ: "Еслибъ вашъ португальскій король зналъ, какъ ему полезна моя безопасность, то наказалъ бы своихъ губернаторовъ, которыхъ безпечность допустила Ачемца усилиться до такой степени, что имъ теперь и самимъ мудрено съ нимъ справиться." На возраженія мои-омъ отвѣчалъ такими ясными и неопровержимыми доказательствами, что я по неволѣ замолчалъ.
Побесѣдовавъ со мною еще нѣсколько времени, король меня отпустилъ, передавъ для угощенія одному язычнику-купцу, у котораго я прожилъ пять дней въ совершенномъ довольствѣ. Этимъ временемъ въ Аару получили извѣстіе о приближеніи Ачемцевъ, которыхъ должно было ожидать не позже, какъ дней черезъ восемь. Трудно описать волненіе, которое произвели здѣсь эти новости. Король удвоилъ дѣятельность своихъ воинскихъ приготовленій и велѣлъ выбраться изъ города всѣмъ, неспособнымъ сражаться: женщины, дѣти, старики должны были укрываться въ лѣсу, лигъ на пять отъ города; Богу извѣстно, какъ больно мнѣ было смотрѣть на ихъ бѣдственное положеніе, отчаяніе и на всю суматоху, неизбѣжную въ подобныхъ случаяхъ. Королева ѣхала на слонѣ, въ сопровожденіи человѣкъ сорока или пятидесяти стариковъ, до того пораженныхъ страхомъ, что не трудно было понять, какъ мало они надѣялись на успѣшный отпоръ непріятелю. Вообще сказать, уныніе и отчаяніе изображались на всѣхъ лицахъ.
Черезъ пять дней послѣ пріѣзда моего въ Аару, я былъ позванъ къ королю, который спросилъ меня, скоро ли я намѣренъ отправиться. Я отвѣчалъ, что готовъ ѣхать когда его милости будетъ угодно, но желалъ бы скорѣе, ибо губернаторъ хотѣлъ поручить мнѣ отвезти разные товары въ Китай. "Ты правъ" сказалъ онъ мнѣ; потомъ, вынувъ двѣ золотыя монеты, которыя вѣсили крузадовъ около восьмидесяти, подалъ ихъ мнѣ и прибавилъ: "Не оскорбляйся, что такъ мало тебѣ дарю -- я желалъ бы имѣть больше, чтобъ быть въ состояніи давать больше. А письмо это и алмазъ вручи губернатору и поблагодари его за присланное имъ пособіе: я не останусь у него въ долгу, если успѣю отразить своихъ враговъ".
Распростившись такимъ-образомъ съ королемъ, я отправился изъ Аару около солнечнаго заката я шелъ на греблѣ внизъ по теченію, до деревни, находящейся у самаго входа въ рѣку. Деревня эта состояла изъ пятнадцати или двадцати крытыхъ соломою лачугъ, населенныхъ людьми очень-бѣдными; главный промыселъ ихъ состоятъ въ ловлѣ ящерицъ, изъ печени которыхъ они добываютъ ядъ и напитываютъ имъ копья и стрѣлы, отсылаемыя для продажи въ Аару. Ядъ этотъ такъ силенъ, что если остріемъ имъ, напитаннымъ, сдѣлать хоть царапину, то смерть немянуема.
На слѣдующее утро, мы вошли дальше я держались вдоль берега до вечера, когда обогнули острова Аячепизангъ, у которыхъ получили юговосточный вѣтерокъ, противный, чтобъ направить путь въ открытое море, а потому мы все-таки должны быки придерживаться береговъ. Такшнъ-образомъ, мы плыли остатокъ дня и часть ночи. Часу въ первомъ во полуночи, на насъ налетѣлъ съ сильнѣйшею грозою одинъ изъ тѣхъ ужасныхъ порывовъ отъ сѣверо-запада, которые въ здѣшнемъ морѣ часто дуютъ съ острова Суматры {Порывы эти называются "суматрами" и весьма-опасны. Они спускаются съ высокихъ горъ острова въ Малакскій-Проливъ, сопровождаются неимовѣрно-сильными грозами и длятся часовъ по пяти, шести и даже восьми съ ужасною жестокостію. Прим. перевод.} въ это время года. Въ одинъ мигъ всѣ паруса вырвало, мачта слетѣла, въ трехъ мѣстахъ открылась течь, и васъ валило совершенно, такъ-что ланчара пошла изъ-подъ насъ ко дну; изъ двадцати-восьми человѣкъ, только пятерыхъ, во милосердію Господа, выбросило волнами, израненныхъ, взбитыхъ, за мысокъ, который мы незадолго передъ тѣмъ обогнули.
Мы провели остатокъ ночи на камняхъ, горько оплакивая наше несчастное крушеніе. Когда разсвѣло, мы незнали на что рѣшиться, въ которую сторону направиться, ибо земля была вся болотистая и покрыта такимъ непроходимымъ лѣсомъ, что въ него не было возможности проникнуть отъ множества колючекъ и терновника, которыми пространства между деревьями были наполнены. Трое сутокъ промучались мы скорчившись на камняхъ, не зная, что съ нами будетъ и питаясь только морскими травами, выбрасываемыми къ намъ волнами вмѣстѣ съ пѣною. Наконецъ, мы рѣшились идти; вдоль берега Суматры, почто до пояса въ тинѣ, и къ солнечному закату очутилсь у небольшой рѣчки, которая была не шире разстоянія полета стрѣлы, но такъ глубока, что мы, усталые и измученные, не рѣшились черезъ нее переправиться. Тутъ мы провели ночь, по горло въ водѣ и терзаемые безпощадно мускитами и слѣпнями, которые налетѣли на васъ изъ лѣса и изъязвили до того, что мы другъ друга узнать не могли.
Когда разсвѣло, я обратился къ четыремъ товарищамъ моего бѣдствія съ вопросомъ, не знаетъ ли кто-нибудь изъ нихъ, что это за земля и нѣтъ ли во близости какого-нибудь селенія. Одинъ изъ нихъ, мавръ уже пожилой, женатый въ Малайкѣ, отвѣчалъ мнѣ за это со слезами: "Ближайшее убѣжище, сеньйоръ, которое предстоитъ мнѣ и тебѣ, если Богъ не спасетъ васъ какимъ-нибудь чудомъ -- это горькая смерть. Она у насъ передъ глазами, и вамъ остается надо времени, чтобъ приготовиться къ ней, а потому надобно торопиться; мы должны призвать съ терпѣніемъ то, что Богъ намъ теперь послалъ, иначе вамъ будетъ еще хуже послѣ". Потомъ, обнявъ меня съ большимъ чувствомъ, онъ сталъ умолять, чтобъ я сдѣлалъ его христіаниномъ -- онъ не надѣялся за то, что Мухаммедъ доставитъ ему послѣ смерти вѣчное блаженство. Произнеся эту просьбу, онъ испустилъ духъ. Бѣдный старикъ былъ слабѣе всѣхъ насъ, ибо голова его была въ нѣсколькихъ мѣстахъ пробита до мозга и раны гнили отъ недостатка врачебной помощи; да, кромѣ того, ихъ разъѣдала соленая вода и язвили мускиты и слѣпни. Мое состояніе было немногимъ лучше: я жестоко страдалъ отъ ушибовъ и разъ и такъ разслабъ отъ большой потери крови, что со мною дѣлалось безпрестанно головокруженіе, и я безпрестанно падалъ въ воду.
Мы похоронили бѣднаго старика, какъ могли, въ вязкомъ болотѣ, а сами рѣшились переправиться за другой уберегъ рѣчки, чтобъ провести ночь за высокихъ деревьяхъ; мы надѣялись найдти на нихъ убѣжище отъ тигровъ и леопардовъ, которыми земля эта населена въ большомъ изобиліи, такъ не какъ змѣями съ капюшонами и другими змѣями, пестрыми, зелеными и черными, столь-ядовитыми, что еще дыханіе ихъ смертоносно. Я былъ такъ слабъ, что не могъ стоять за ногахъ, а потому одинъ изъ моихъ товарищей, негръ, поддерживалъ меня; двое остальныхъ бросились въ рѣку и поплыли, крича намъ, чтобъ мы не боялись и слѣдовали за ними. Не успѣли они доплыть до середины, какъ вдругъ показались двѣ большущія ящерицы {Вѣроятно крокодилы.}, которыя схватили ихъ, перекусили въ одинъ мигъ на нѣсколько частей и потащили за собою на дно, а вода сдѣлалась совершенно-красною отъ крова. Зрѣлище это совершенно сразило меня; я не могъ ни вскричать, ни пошевелиться, я не помню, что со мною сталось.
Въ такомъ положеніи пробылъ я часа три, по словамъ негра, который меня не оставлялъ. Когда я нѣсколько пришелъ въ себя, мы увидѣли, что большая лодка ищетъ входа въ рѣку, а потому мы выбралась изъ воды на камни, стали на колѣни и со слезами и поднятыми къ верху рукава кричали бывшимъ на ней людямъ, чтобъ они насъ взяли. Тѣ увидѣли насъ и пріостановились въ недоумѣніи; потомъ, потолковавъ немного между собой, они какъ-будто успокоились, приблизились нѣсколько къ намъ и спросили, что мы за люди. Мы отвѣчали, что мы христіане изъ Малакки, и что, шедши домой изъ Аару, потерпѣли крушеніе и лишились всего, а потому умоляемъ ихъ ради имени самого Бога взять насъ и увезти туда, куда они сами ѣдутъ. Тогда одинъ изъ нихъ, казавшійся начальникомъ лодки, сказалъ: "Глядя на насъ, я вижу, что вы не можете заработать того, что у насъ съѣдите; а потому, чтобъ вамъ было хорошо, отдайте намъ деньги, которыя вы навѣрно гдѣ-нибудь спрятали, и тогда мы сжалимся надъ вашими слезами; иначе, мы съ вами возиться не намѣрены". Послѣ этого онъ отвернулся, и люди его снова взялись за весла. Мы закричали ему со слезами, чтобъ онъ взялъ насъ хоть въ свои невольники и потомъ продалъ кому хочетъ; что Португалецъ и ближайшій родственникъ малаккскаго губернатора, который заплатитъ за меня выкупъ, какого они потребуютъ. "Хорошо", сказали они, подумавъ немного: "на этомъ условіи мы васъ беремъ; но помните, что если это неправда, то мы забьемъ васъ до смерти и выбросимъ въ море".
Тогда четверо изъ нихъ выскочили на берегъ и втащили насъ въ лодку, ибо сами мы были такъ слабы, что не имѣли силы шевелиться. Лодка отвалила, и бывшіе въ ней надумались, что, можетъ статься, вырвутъ у насъ признаніе, куда мы спрятали свои деньги, ибо они не хотѣли вѣрить, чтобъ мы не имѣли скрытыхъ сокровищъ; а потому насъ обоихъ привязали къ мачтѣ и принялись хлестать немилосердно веревками. Я опустился замертво, а бѣдному товарищу моему они дали выпить какую-то гадость, состоявшую изъ извести, разведенной въ уринѣ, отъ которой съ нимъ сдѣлалась такая рвота, что онъ вскорѣ испустилъ духъ. Видя, что его рветъ не золотомъ, какъ они, вѣроятно, ожидали, они выбросили его трупъ въ море; меня не заставляли пить этой поганой отравы, а только натерли ею мое тѣло, истерзавши ударами, отъ-чего боль была такъ ѣдка, что я не понимаю, какъ я остался живъ.
Вышедъ изъ этой рѣки, мы пришли подъ вечеръ къ большому селенію, называвшемуся Сіака, которое находится въ государствѣ Ямбѣ-Тамъ, въ-продолженіе двадцати-семи дней, Господу угодно было излечить меня отъ моихъ ранъ и язвъ. Тѣ, которымъ я принадлежалъ, видя, что я не въ силахъ помогать имъ въ работахъ (они выѣзжали каждый день для рыбной ловли въ море) выводили меня нѣсколько разъ на рынокъ для продажи, но никто не хотѣлъ меня купить. Тогда, чтобъ не тратиться даромъ на кормъ, меня выгнали изъ дома на улицу, и я скитался тридцать-шесть дней по селенію, почти-нагой, прося милостыни, которую мнѣ очень-рѣдко давали, и ночуя на улицѣ подъ открытымъ небомъ:-- словомъ, меня пустили бродить, какъ ни къ чему негодную клячу, которой предоставляется жить гдѣ она хочетъ и кормиться, чѣмъ знаетъ.
Случилось, что однажды, когда я валялся за взморьѣ, плача о своей горькой участи, по неизреченному милосердію Господа прошелъ мимо меня одинъ мавръ, уроженецъ острова Палембанга, который бывалъ въ Малаккѣ и имѣлъ дѣла съ Португальцами. Видя меня въ такомъ горестномъ положеніи, онъ остановился и спросилъ, не Португалецъ ли я. Я отвѣчалъ, что Португалецъ, я что родственникъ малакскаго губернатора и сынъ богатыхъ родителей, которые заплатятъ ему много денегъ, если онъ доставитъ меня въ Малакку. "Если такъ", сказалъ онъ: "то за какіе грѣхи ты здѣсь и въ такомъ положеніи?" Я разсказалъ ему въ подробности всѣ свои бѣдствія, что его сильно тронуло. Потомъ, подумавъ немного, онъ сказалъ: "Ты долженъ знать, что я купецъ бѣдный. Я слыхалъ, что въ Малаккѣ можно добыть себѣ хорошій барышъ, если только губернатора и его таможенные не надумаютъ воспользоваться случаемъ притѣснить и прибрать въ свои руки выгоды, которыя слѣдовало бы получить намъ, а на это жалуются многіе наши купцы, побывавшіе въ Малаккѣ. Если ты убѣжденъ, что за твое спасеніе я избавлюсь этихъ притѣсненій, то я готовъ выкупить тебя у рыбаковъ и возьму съ собою".
Я возразилъ ему со слезами, что, видя меня въ такомъ жалкомъ положеніи, онъ, конечно, можетъ усомниться въ истинѣ моихъ словъ и приписать ихъ желанію избавиться изъ рукъ моихъ безчеловѣчныхъ хозяевъ, ибо я не могу ничѣмъ подтвердить ихъ; но если онъ повѣритъ моей клятвѣ -- другаго залога у меня нѣтъ, то клянусь и даю письменное обѣщаніе, что губернаторъ Малакки будетъ ему за меня очень-благодаренъ я не только не возьметъ съ его товаровъ никакой пошлины, во вознаградитъ его щедро за благодѣяніе, оказанное бѣдствующему Португальцу. Мавръ отвѣчалъ: "Я тебѣ вѣрю и выкуплю тебя. Но смотри: не говори никому ни слова о вашей встрѣчѣ; иначе, за тебя могутъ потребовать такого выкупа, какого я не въ состояніи дать". Я поклялся ему еще разъ, что свято исполню его волю, и мы разстались.
Прошло четверо сутокъ послѣ уговора моего съ мавромъ, который поручилъ одному изъ живущихъ здѣсь земляковъ сторговаться за счетъ цѣны моей съ рыбаками. Тѣ, видя, что я имъ совершенно-безполезенъ и наскучивъ владѣть безсильнымъ и больнымъ невольникомъ, сбыли меня очень-охотно за три съ половиною крузада, которые имъ заплатили на мѣстѣ, и мавръ взялъ меня въ свой домъ. Я прожилъ у него пять дней и значительно поправился отъ хорошей пищи, заботливости и ласковаго обхожденія моего новаго господина. Послѣ этого мы зашли на его ланчарѣ въ Сурабайю, гдѣ онъ взялъ грузъ, и черезъ трое сутокъ прибыли благополучно въ Малакку.
Мавръ тотчасъ же пошелъ со мною къ губернатору, которому разсказалъ въ подробности, въ какомъ положеніи нашелъ меня и какъ меня выручилъ. Перо де-Фаріа, глядя за мое обезображенное отъ ушибовъ и исхудалое лицо, онѣмѣлъ отъ изумленія; онъ сказалъ мнѣ со слезами на глазахъ, чтобъ я говорилъ громко, чтобъ удостовѣриться дѣйствительно ли это я, ибо наружность моя до того измѣнилась, что меня не узнала бы даже родная мать. Такъ-какъ прошло три мѣсяца съ-тѣхъ-поръ, что обо мнѣ не было ни слуху, ни духу, то всѣ считали меня погибшимъ, и теперь, узнавъ о моемъ возвращеніи, всѣ меня знавшія сбѣжались смотрѣть, на меня и разспрашивали съ самымъ трогательный участіемъ о моихъ бѣдствіяхъ, и страданіяхъ. Я разсказалъ имъ все, что мною было, и они не могли надивиться, какъ я остался живъ послѣ всего, что пришлось мнѣ перенести. Потомъ всѣ наперерывъ предложили мнѣ свои услуги и пособія и снабдили меня такъ щедро, что я сталъ богаче, чѣмъ былъ передъ своей несчастною экспедиціею.
Мавру, который меня выручки, Перо де-Фаріа подарилъ семьдесятъ крузадовъ и два куска богатаго китайскаго атласа; кромѣ того онъ приказалъ именемъ короля, чтобъ съ товаровъ его таможня не взяла никакой пошлины, и чтобъ никто, подъ опасеніемъ строжайшаго наказанія, я смѣлъ дѣлать ему ни малѣйшаго притѣсненія.
Такимъ-образомъ, обѣщанія мои мавру были исполнены выше его ожиданій, и онъ остался весьма-доволенъ тѣмъ, что имѣлъ случай оказать имъ благодѣяніе. Меня же самого Перо де-Фаріа приказалъ помѣстить въ загородный домъ одного изъ своихъ секретарей который пекся обо мнѣ, мы о родномъ сынѣ. Тамъ я пролежалъ въ постели болѣе мѣсяца, по прошествіи котораго Господу угодно было возвратить мнѣ прежнее мое здоровье.
Когда я совершенно вылечился отъ своей болѣзни, Перо де-Фаріа потрѣбовалъ меня въ крѣпость и принялся въ подробности разспрашивать обо всемъ, что я видѣлъ въ Aapу, о воинскихъ приготовленіяхъ государя этой страны противъ ачемскаго султана, и наконецъ заставилъ меня разсказать еще разъ о моемъ крушеніи, плѣнѣ и спасеніи. Все это заинтересовало и изумило его до крайности.
Прежде, однако, чѣмъ буду продолжать повѣствованіе о своихъ собственныхъ похожденіяхъ, считаю нужнымъ разсказать конецъ этой войны между султаномъ Ачема и королемъ Аару, нашимъ несчастнымъ союзникомъ, котораго для безопасности Малакки намъ бы никакъ не слѣдовало покидать.
Приближенные ачемскаго тирана присовѣтовали ему, что если онъ хочетъ овладѣть Малаккой и выгнать изъ нея Португальцевъ, то ему не должно нападать прямо на наши владѣнія, а за воевать напередъ Аару, которое государство, какъ извѣстно, находится на восточной сторонѣ острова Суматры, почти прямо противъ Малакки. Тогда ему можно будетъ запереть безъ труда Сингапурскій-Проливъ и захватить всѣ суда, ходящія съ товарами и пряностями въ Малакку изъ Китая, Зондскаго и Бандаскаго Проливовъ, и вообще съ острововъ Восточнаго-Архипелага. Совѣтъ жтотъ до того понравился султану Ачема, что онъ немедленно приказалъ снарядить флотъ изо ста-шестидесяти судовъ, изъ которыхъ пятнадцать были большаго ранга, а остальныя -- ланчары и гребные гальйоты, въ томъ числѣ нѣсколько яванскихъ калалузовъ {Большія гребныя суда, плавающія между островами Восточнаго-Архипелага. Прим. перев.}. На флотъ этотъ посадили пятнадцать тысячъ человѣкъ съ полнымъ запасомъ провизіи, оружія и снарядовъ; двѣнадцать тысячъ изъ нихъ были собственно воины, а остальные взяты для управленія судами и для гребли. Изъ воиновъ четыре тысячи были иностранцы: Турки, мавры, Абиссинцы, Малабарцы, Гузаратцы и Лузонги съ острова Борнео. Главнокомандующимъ флота и войска султанъ назначилъ нѣкоего Гередина-Мухаммеда, женатаго на его родной сестрѣ и губернатора одной изъ областей Ачемскаго Государства.
Флотъ этотъ прибылъ благополучно въ рѣку Пунетикангъ, на берегу которой король Аару воздвигалъ при мнѣ еще батареи для защиты своего главнаго города; у него было подъ оружіемъ не больше шести тысячъ своихъ воиновъ, безъ всякой примѣси иностранныхъ союзниковъ, ибо самъ онъ былъ такъ бѣденъ, что не могъ платить имъ, да кромѣ того земля его не представляла достаточныхъ способовъ къ прокормленію большаго числа войскъ.
Вошелъ въ рѣку, Ачемцы тотчасъ же открыли изо всей своей артиллеріи сильный огонь по городу и защищавшимъ его батареямъ, который не умолкалъ цѣлые шесть дней; во осажденные оборонялись храбро, такъ-что дѣло не обошлось безъ значительнаго кровопролитія. Видя это, Герединъ-Мухаммедъ высадилъ на берегъ все свое войско и двѣнадцать большихъ осадныхъ орудій, которыми вскорѣ почтя срылъ одинъ изъ бастіоновъ, прикрывающихъ входъ въ рѣку. Сдѣлавъ это, онъ отрядилъ человѣкъ шестьсотъ Турковъ, сорокъ янычаръ и нѣсколько малабарскихъ мавровъ, передалъ ихъ подъ начальство одного Абиссинца, по имени Мамелекана, и велѣлъ ему взять полуразрушенный бастіонъ приступомъ. Отрядъ этотъ двинулся, неся передъ собою тюки хлопчатой бумаги, для защиты отъ выстрѣловъ осажденныхъ, и въ нѣсколько минутъ, послѣ жаркой сѣчи, водрузилъ на укрѣплевіи своя знамена. Но аарускій король, одушевивъ своихъ примѣромъ, словами и обѣщаніями, сдѣлалъ вылазку, устремился на непріятеля, опрокинулъ его съ урономъ и убилъ самого предводителя-Абиссинца. Потомъ, чтобъ воспользоваться удачею, онъ собралъ сколько можно было своихъ, бросился изъ укрѣпленія на Ачемцевъ, положилъ на мѣстѣ множество убитыхъ и раненыхъ, и отбилъ у непріятеля восемь орудій изъ двѣнадцати осадныхъ, которыя они выдвинули противъ его окоповъ; послѣ чего, чтобъ не завлечься слишкомъ-опрометчиво впередъ, онъ воротился въ укрѣплепіе, поправилъ его сколько было возможно и втащилъ на валъ отнятыя у врага пушки.
Видя дурной успѣхъ того дня и сожалѣя о смерти своего военачальника-Абиссинца, такъ же какъ о потерянныхъ восьми орудіяхъ, Герединъ-Мухаммедъ, по совѣту своихъ приближенныхъ, приказалъ продолжать осаду города и овладѣть во что бы ни стало укрѣпленіемъ, которое такъ недавно было уже въ его рукахъ. Они бились надъ этимъ цѣлые семнадцать дней, въ-продолженіе которыхъ сдѣлали девять неудачныхъ попытокъ взять укрѣпленіе приступомъ. Наконецъ, стрѣляя безпрестанно изъ пушекъ и бросая въ укрѣпленіе разные разрывающіеся снаряды и гранаты, они срыли до земли значительную часть окоповъ. Но, не взирая на то, осажденные защищались съ непоколебимымъ мужествомъ, такъ-что Ачемцы потеряли около двухъ-тысяча пятисотъ человѣкъ убитыми, кромѣ раненныхъ и обожженныхъ, которыхъ было еще больше, и изъ которыхъ очень-многіе вскорѣ умерли. Со стороны защитниковъ потеря не превосходила четырехъ-сотъ человѣкъ. Но какъ защитниковъ было мало, а непріятелей много, да къ-тому же непріятели были лучше вооружены, то отстоять укрѣпленіе не было возможности, тѣмъ болѣе, что на помощь осаждающимъ подоспѣла измѣна одного изъ приближенныхъ аарускаго государя.
Онъ, по совѣту одного изъ своихъ кази, на котораго совершенно полагался, но который далъ этотъ совѣтъ потому, что Ачемцы подкупили его за боченокъ золота, стоившій сорокъ тысяча крузадовъ, сдѣлалъ вылазку съ большей частію своихъ и завязалъ съ непріятелемъ жаркую битву. Подлая собака кази, оставшись въ укрѣпленіи начальникомъ, притворился, будто-бы довѣренъ ему содѣйствовать, а самъ, съ пятью стами бывшими при немъ воинами, выступилъ изъ окопа съ другой стороны; видя это, одинъ изъ ачемскихъ военачальниковъ, палабарскій мавръ, у котораго было человѣкъ семьсотъ Малабарцевъ и Гузаратцевъ, овладѣлъ воротами, которыя подкупленный няни оставилъ нарочно безъ всякой защиты, овладѣлъ безъ малѣйшаго труда укрѣпленіемъ и умертвилъ всѣхъ остававшихся тамъ больныхъ и раненныхъ, не пощадя ни одного человѣка,-- а этихъ бѣдняковъ было тамъ до полуторы тысячи. Несчастный парускій король, видя укрѣпленіе въ рукахъ непріятеля и не подозрѣвая нисколько измѣны мерзавца кази, рѣшился отступить, чтобъ поспѣшить къ нему на выручку. Подходя къ ближайшей бреши въ валу укрѣпленія и безпрестанно отбиваясь отъ тѣснившихъ его непріятелей, онъ былъ убитъ однимъ Туркомъ, который пробилъ ему грудь на вылетъ выстрѣломъ изъ пищали. Смерть храбраго государя лишила осажденныхъ послѣдней бодрости: они побѣжали въ величайшемъ безпорядкѣ, и несчетное множество ихъ было положено на мѣстѣ.
Ачемцы подняли трупъ аарускаго государя, вынули изъ него внутренности, посолили его, закупорили въ ящикъ и отослали къ своему султану. Тотъ приказалъ открыть ящикъ всенародно, съ большою церемоніею, распилить трупъ на части, сваритъ его въ смолѣ и маслѣ, и потомъ разослалъ по своему государству слѣдующее грозное объявленіе: "Вотъ примѣръ страшнаго правосудія, исполненнаго по повелѣнію султана Аларадина, повелителя земли и обоихъ морей, благоуханія златыхъ лампъ храма великаго пророка! Онъ желаетъ и надѣется, что душа гнуснаго мавра, измѣнника законамъ Корана, будетъ на томъ свѣтѣ также распилена на части и сварена въ смолѣ и маслѣ за то, что онъ, наперекоръ долгу, предписанному каждому доброму мусульманину въ святой книгѣ цвѣтовъ, связался съ нечестивыми христіанскими собаками, пришедшими съ края свѣта и владѣющими Малаккою за тяжкіе грѣхи наши". Услышавъ этотъ манифестъ, провозглашенный торжественно на главной площади города, весь народъ закричалъ единогласно, что за такое преступленіе наказаніе слишкомъ-умѣренно.
Такимъ-образомъ, со смертію нашаго несчастнаго союзника, котораго мы бы могли и должны были поддержать погибло государство Аару. Не мнѣ судить, кто въ этомъ виноватъ -- пусть судятъ тѣ, кому Богъ далъ на то право.
Когда король аарускій былъ убитъ, какъ я выше разсказалъ, и войско его разстроилось, Герединъ-Мухаммедъ овладѣлъ безъ всякаго сопротивленія городомъ, исправилъ всѣ поврежденія укрѣпленій, снабдилъ его всѣми нужными припасами и снарядами, и оставилъ тамъ восемьсотъ человѣкъ отборныхъ людей, подъ начальствомъ мавра Санету-Раджи; потомъ, приведя все въ порядокъ, онъ ушелъ со всѣмъ флотомъ въ Ачемъ, гдѣ былъ отлично принятъ и награжденъ султаномъ.
Королева ааруская, которая во все время войны скрывалась въ лѣсу, лигахъ въ семи отъ города, узнавъ о горестной смерти своего супруга и обо всемъ происшедшемъ, хотѣла тотчасъ же сжечь себя заживо, въ чемъ она поклялась королю еще при его жизни; но приближенные съ величайшимъ трудомъ успѣли отклонить ее отъ такого намѣренія. Соглашаясь на ихъ убѣдительныя мольбы, она сказала имъ: "Клянусь вамъ закономъ святой истины, что ни убѣжденія ваши, ни доказательства вашей благородной преданности, не могли бы заставить меня отказаться отъ исполненія моего святаго обѣта: Богъ внушилъ душѣ моей надежду, что жизнь моя можетъ послужить на отмщеніе ачемскому злодѣю за жестокую смерть моего супруга. Клянусь вамъ его драгоцѣнною кровью, что пока я жива, всѣ усилія мои будутъ имѣть одну эту цѣль. Я пойду къ Португальцамъ и готова двадцать разъ сдѣлаться христіанкою, если только этой цѣною пріобрѣту ихъ содѣйствіе моему справедливому мщенію".
Сказавъ эти слова, она сѣла на слона и, не теряя времени, окруженная четырьмя стами человѣкъ остававшихся при ней тѣлохранителей, выступила изъ лѣса и направилась прямо къ городу. По дорогѣ къ ней пристали еще свѣжія толпы, такъ-что всѣхъ людей набралось около нея человѣкъ до семисотъ. Въ городѣ она застала около четырехъ-сотъ Ачемцевъ, которые разспоались для грабежа и забирали жалкую добычу, попадавшуюся въ бѣдныхъ домахъ, оставленныхъ жителями. Королева разгорячила ярость и ненависть своихъ людей, напомнивъ имъ всѣ ихъ бѣдствія, такъ-что они съ неистовымъ бѣшенствомъ бросились за раздѣленныя толпы Ачемцевъ и не оставили въ живыхъ ни одного человѣка. Потомъ, видя, что она слишкомъ-слаба для болѣе-важнаго предпріятія, она рѣшилась возвратиться въ лѣсъ, въ свое прежнее убѣжище. Въ-продолженіе двадцати дней вела она неправильную войну съ завоевателями, не упуская ни одного удобнаго случая нанесть имъ какой-нибудь вредъ: то ночью зажигала городъ съ разныхъ сторонъ, то истребляла малые отряды Ачемцевъ, посылаемыхъ изъ города за водою или за дровами, то отбивала подвозъ съѣстныхъ припасовъ -- словомъ, не давала завоевателямъ покоя и напугала ихъ до того, что они не осмѣливались сдѣлать шага изъ крѣпости, мы запасаться самыми необходимыми вещами. Еслибъ она была въ силахъ продлить войну такого рода еще дней на двадцать, Аченцы увидѣли бы себя вынужденными покинуть свои завоеванія. Къ несчастію мужественной государыни, настала дождливая погода -- земля въ лѣсу превратилась въ болото; плоды, служившіе ей дневною пищею, сгнили до того, что ихъ не было возможности ѣсть, и большій часть ея приверженцевъ захворала. Тогда она оставила лѣсъ, переправилась черезъ рѣчку, находившуюся лигахъ въ пяти отъ ея убѣжища, и, взявъ всѣ рыбачьи и другія лодки, какія ей попались и которыхъ набралось до семнадцати, она перевалилась благополучно черезъ проливъ и прибыла въ Малакку, разсчитывая, что личное присутствіе ей у насъ будетъ дѣйствительнѣе, чѣмъ посылка пословъ.
Перо де-Фаріа принялъ вдову аарускаго государя со всѣми почестями, при громѣ пушекъ, колокольномъ звонѣ и многочисленномъ стеченіи народа. Ей показали арсеналъ, магазины, таможню, пороховые погреба, факторію, флотъ,-- словомъ, все, что должно было внушить ей выгодное понятіе о нашемъ могуществѣ и богатствѣ. Ее угощали какъ нельзя-лучше, но на всѣ просьбы о содѣйствіи главной цѣли ея пріѣзда она получала уклончивые отвѣты, обнадеживанія и обѣщанія, которыхъ исполненіе отлагалось на неопредѣленное время. Все это довело ее до того, что она, пробывъ въ Малаккѣ около четырехъ или пяти мѣсяцевъ и видя всѣ свои старанія безплодными, потеряла всякую мѣру въ слова Перо де-Фаріи. Въ одно воскресенье, когда онъ только-что вышелъ изъ церкви и на площади было множество народа, она остановила его и стала укорять въ томъ, что мужъ ея лишился жизни и царства за приверженность свою къ Португальцамъ и за ненарушимый союзъ съ ними, тогда-какъ теперь, когда его уже нѣтъ на свѣтѣ, Португальцы не хотятъ ступить шага, чтобъ отмстить за смерть вѣрнаго союзника, котораго гибели они сами главною причиной. Слова ея были краснорѣчивы, а главное -- исполнены истины. Перо-де-Фаріа, неожидавшій такого прянаго нападенія, смутился и не впалъ, что отвѣчать, а она, не давъ ему опомниться, повернулась къ нему спиною и ушла въ отведенный для нея донъ. На другое же утро она со всѣми своими приближенными отправилась на своихъ судахъ на островъ Бинтангъ, гдѣ въ то время былъ султанъ государства Жантаны, находящагося на Суматрѣ, южнѣе Aapя, и состоящаго изъ многихъ сосѣднихъ острововъ.
Государь этотъ, какъ въ-послѣдствіи говорила, въ Малаккѣ, принялъ ее съ большими почестями, и она разсказала ему въ подробности о пребываніи своемъ у насъ и о томъ, какъ ее мучили пустыми обѣщаніями, которыхъ, конечно никогда не думали вымолвитъ. Онъ отвѣчалъ ей, что она сдѣлала большую ошибку, понадѣявшись ни помощь лживыхъ христіанъ, и въ подтвержденіе разсказалъ ей много случаевъ, конечно не относившихся къ нашей чести, которыхъ дурную сторону онъ преувеличилъ до того, что они показались гораздо-худшими, чѣмъ были на самомъ дѣлѣ, ибо онъ не пояснялъ, какія причины заставляли насъ поступать такъ, а не иначе, и не приводилъ обстоятельствъ, которыя могли бы служить хотя отчасти къ нашему оправданію. Въ заключеніе онъ обѣщалъ возвратить ей все, чего она лишилась, такъ-что она не потеряетъ ни одной пядени своихъ прежнихъ владѣній. А чтобъ ему имѣть основательный предлогъ вступиться ея нее и разорвать дружество съ ачемскимъ султаномъ, онъ предложилъ ей сдѣлаться его женою. Она отвѣчала, что понимаетъ, какую честь онъ ей дѣлаетъ такимъ предложеніемъ, но полагается на него не иначе, какъ если онъ дастъ клятву, что отомститъ за смерть государя, ея мужа, ибо безъ этого она отказалась бы отъ владычества надъ цѣлымъ свѣтомъ. Жантанскій король далъ ей торжественную клятву исполнить это условіе, въ подтвержденіе чего проложилъ себѣ ко лбу одну изъ священныхъ книгъ своей нечестивой вѣры.
Давъ эту клятву въ присутствія своего главнаго кази Раджи-Муланы, въ праздникъ Рамаданъ, король оправился на островъ Кампаръ, гдѣ, послѣ празднованія свадьбы, собралъ совѣтъ, чтобъ рѣшить, какъ приступить къ исполненію даннаго имъ обѣта. Всѣ положили единогласно, что прежде начала непріязненныхъ дѣйствій, король отправитъ въ Ачемъ посла для объявленія султану правъ своихъ Аару, въ-слѣдствіе брака съ вдовствующею королевою этого государства, а потомъ поступитъ смотря по тому, каковъ будетъ отвѣтъ Ачемца. Совѣтъ этотъ показался жантанскому королю самымъ благоразумнымъ, а потому онъ немедленно приказалъ снарядить посла съ богатыми подарками н письмомъ слѣдующаго содержанія: "Сириби Яйя, наслѣдственный и законный государь Малакки, отнятой у него воинскою силою нечестивыхъ христіанъ, царь Жантаны и Бинтанга, повелитель подвластныхъ мнѣ раджей Индрагиры и Лингана, тебѣ. Сири-султану Аларадину, королю Ачема и земли обоихъ морей, моему истинному брату по древней дружбѣ нашихъ предковъ, осчастливленному золотою печатью святаго храма Мекки. Я, союзникъ твой по тѣлу и крови, извѣщаю тебя черезъ этого посла, что въ прошедшіе дни седьмой лупы нынѣшняго года пришла ко мнѣ въ великой горести благородная вдова Анчезини, королева ааруская. Съ лицомъ печальнымъ и заплаканными глазами, простершись на землѣ, она сказала мнѣ, что твои полководцы отняли у нея царство, съ обѣими рѣками Лава и Павстикангомъ; убили мужа ея Алибомкара и больше пяти тысячь амбораджей и оуробаллонговъ, и взяли въ плѣнъ около трехъ тысячь невинныхъ дѣтей, которыхъ связали и били безжалостно, какъ-будто они родились отъ матерей невѣрныхъ. Тронутый ея неучастіями и слѣдуя святымъ уставамъ нашего алкорана, я принялъ ее подъ защиту своего гостепріимства, и, заставивъ ее поклясться въ истинѣ ея словъ, сдѣлалъ ее своею женою. Почему прошу и убѣждаю тебя, какъ истинный братъ твой, чтобъ ты, какъ слѣдуетъ доброму мусульманину, велѣлъ возвратить ей все отнятое, ибо ты обязанъ сдѣлать это законами нашей истинной вѣры. Я же прошу тебя объ этомъ потому что, женившись на королевѣ ааруской, далъ торжественную клятву поддержать права ее всѣми силами.
Когда посолъ прибылъ въ Ачемъ, султанъ приказалъ сдѣлать ему приличный пріемъ и взялъ отъ него письмо его государя. Но прочитавъ содержаніе письма, онъ разгнѣвался до того, что убилъ бы посла на мѣстѣ, еслибъ его не удержали приближенные, которые съ трудомъ доказали ему, какимъ безчестіемъ онъ себя покроетъ, сдѣлавъ подобный поступокъ. Ачинскій султанъ выслалъ отъ себя посланника жантанскаго, не взявъ даже, въ знакъ презрѣнія, подарковъ его государя. и отвѣчалъ слѣдующими словами: "Я, султанъ Аларадинъ, король Ачема, Баарроса, Педира, Пасема, владѣній дайякскихъ и батавскихъ, государь земли обоихъ морей, рудниковъ Менангкабу и новаго государства Аару, взятаго по справедливости оружіемъ, -- тебѣ , королю, празднующему сомнительное наслѣдство. Видѣлъ я письмо твое, написанное въ свадебный мѣсяцъ, а по неразумнымъ словамъ его догадался, что всѣ совѣтники твои должны быть пьяны. Я бы не удостоилъ отвѣтомъ твоего письма, еслибъ меня не упросили мои совѣтники. Знай, что я вовсе не гоняюсь за твоими похвалами; а что до королевства Аару, то не совѣтую тебѣ говорить о немъ, если ты желаешь жить на свѣтѣ -- довольно, что я приказалъ взять его, и оно мое: то же можетъ случиться и съ твоимъ теперешнимъ государствомъ. Если же ты воображаешь, что, женившись на Анчезини, имѣешь права на государство, которое ей уже не принадлежитъ, то можешь успокоиться; а съ нею ты имѣешь полное право дѣлать то же самое, что дѣлаютъ со своими женами другіе, которые добываютъ себѣ пропитаніе трудами рукъ своихъ.Возьми напередъ Малакку, которая прежде принадлежала тебѣ, а потомъ уже думай о томъ, что никогда тебѣ не принадлежало. Относительно же моего содѣйствія,-я буду къ тебѣ милостивъ, какъ къ васаллу, а вовсе не какъ къ брату, хотя ты и дерзнулъ назваться моимъ братомъ. Написано въ моемъ большомъ дворцѣ, въ богатомъ городѣ Ачемѣ, въ день прибытія твоего посла, котораго и отправилъ оть себя тотчасъ же, не желая ни видѣть, ни слушать ею больше, то онъ самъ тебѣ можетъ разсказать."
Отвѣтъ, привезенный посланникомъ жантанскаго короли, оскорбилъ до крайности этого государя. Говорили даже, что онъ запирался въ своемъ домѣ и потихоньку плакалъ отъ обиднаго презрѣнія, которое аченскій султанъ такъ явно къ нему обнаружилъ, не принявъ подарки и отославъ посла въ тотъ же день, въ который онъ прибылъ, не говоря уже о дерзкомъ письмѣ его. Жантанскій король снова собралъ своихъ совѣтниковъ, и они рѣшили единогласно, что война съ Ачемцами неизбѣжна и что должно немедленно направятъ всѣ усилія на государство Аару и крѣпость Пунстикангъ, прежде чѣмъ непріятель успѣетъ приготовиться въ защитѣ и дождаться подкрѣпленій.
Чтобъ выполнить такой планъ, жантанскій король тотчасъ же, съ величайшею поспѣшностью, принялся собирать флотъ и войско. Когда все было готово, онъ поручилъ начальство надъ тѣмъ и другимъ извѣстному тогда во всей Индіи воину, Лаке-Шемена. Флотъ состоялъ судовъ изъ двухъ-сотъ, въ числѣ которыхъ было пятнадцать большихъ джонокъ, а остальныя все ланчары, калалузы, проа, и т. п.; онъ былъ снабженъ провизіей и всѣми нужными воинскими припасами и снарядами, и на него помѣстили десять тысячъ войска и четыре тысячи человѣкъ для управленія судами -- тѣ и другіе были люди опытные въ своемъ ремеслѣ.
Главнокомандующій снялся съ якоря, и, вошедъ въ рѣку Пунетикангъ, гдѣ была непріятельская крѣпость, прямо высадилъ людей своихъ на берегъ; они приставили къ стѣнамъ триста лѣстницъ и полѣзли на приступъ. Не могши, однако, овладѣть крѣпостью такимъ образомъ, Лаке-Шемена принялся стрѣлять въ нее изъ сорока орудій своей осадной артиллеріи, которыхъ огонь не умолкалъ ни днемъ, ни ночью, и бросать въ нее огненные снаряды, такъ-что черезъ семь дней большая часть укрѣпленій была срыва да земли. Потомъ онъ повелъ войско за приступъ; и оно храбро ворвалось вы крѣпость, положивъ на мѣстѣ около полуторы тысячи Ачемцевъ, прибывшихъ въ Пунетикангъ наканунѣ прихода жантанскаго флота; ими предводительствовалъ турецкій военачальникъ, племянникъ каирскаго паши, который также былъ убитъ вмѣстѣ съ двумя стами Турками, приведенными имъ на помощь Ачемцамъ. Лаке-Шемена не позволялъ давать пощады ни одному непріятелю.
Взявъ крѣпость, онъ съ величайшею дѣятельностью завелся исправленіемъ поврежденій, только-что имъ самимъ сдѣланныхъ, такъ-что черезъ двадцать дней она пришла не только въ прежнее свое положеніе, но стала еще сильнѣе, ибо онъ воздвигъ два новые бастіона.
Ачемскій султанъ, узнавъ о дѣяніяхъ полководца, своего противника, побоялся нешутя, что ему прійдется лишиться своихъ завоеваній, а потому немедленно послалъ въ Аару флотъ изъ ста-восьмидесяти судовъ, состоявшій изъ фустъ, ланчаръ, гальйотовъ и пятнадцати галеръ въ двадцатью-пятью банками. Онъ посадилъ за вето пятнадцать тысячъ войска, въ числѣ которыхъ было овала трехъ тысячъ гребцовъ; и назвать главнокомандующимъ того же самаго Гередина-Мухаммеда, который, какъ я выше разсказывалъ, завоевалъ это государство ачемскому султану. Прешедъ съ флотомъ своимъ къ одной деревнѣ, находящейся лигахъ въ четырехъ отъ Пунетиканга, онъ узналъ отъ рыбаковъ обо всемъ, что въ крѣпости произошло и и какъ въ ней укрѣпился Лаке-Шемена, приготовившійся встрѣтить непріятеля на водѣ и на сушѣ. Вѣсти эти не мало смутили Гередина-Мухаммеда, который никакъ не ожидалъ, чтобъ непріятель могъ сдѣлать такъ много въ такое короткое время.
Подчиненные ему военачальники говорили единогласно, что такъ-какъ крѣпость уже взята, непріятель въ ней утвердился и не осталось въ живыхъ ни одного изъ бывшихъ тамъ Ачемцевъ, то благоразумнѣе всего уйдти, ибо нечего больше дѣлать. Но Герединъ-Мухаммедъ былъ противнаго мнѣнія. Онъ говорилъ, что скорѣе умретъ, какъ слѣдуетъ мужу, чѣмъ останется жить въ безчестіи; что если султанъ оказалъ ему довѣренность, то онъ долженъ оправдать ее во что бы ни стало, если не хочетъ лишиться мнѣнія, которое всѣ о немъ имѣютъ. А потому онъ поклялся костями пророка Мухаммеда и всѣми лампадами меккскаго храма, что велитъ казнить, какъ измѣнника, всякаго, кто только заговорятъ объ отступленіи, и что такихъ сваритъ заживо въ котлѣ съ смолою, какъ сварилъ бы самого Лаке-Шемену, еслибъ онъ попался въ его руки.
Потомъ онъ приказалъ сняться съ якоря, и флотъ его вошелъ въ рѣку подъ всѣми парусами, при громкихъ крикахъ и страшномъ шумѣ барабановъ, музыкальныхъ инструментовъ н пушечныхъ выстрѣловъ. Флотъ Лаке-Шемены, подкрѣпленный множествомъ людей изъ Перака, Бинтанга, Сіака и другихъ сосѣднихъ мѣстъ, ждалъ непріятеля въ добромъ порядкѣ на серединѣ рѣки. Враги встрѣтились, и, послѣ нѣсколькихъ залповъ артиллеріи, свалились между собою на абордажъ съ такимъ ожесточеніемъ, что побѣда оставалась нерѣшеною въ-продолженіе болѣе полутора часа. Наконецъ, одна огненная бомба поразила Гередина-Мухаммеда прямо въ грудь и разорвала его пополамъ; смерть его совершенно разстроила Ачемцевъ, которые смѣшались и оробѣли. Желая скрыться за однимъ мысомъ, они поворотили свои суда назадъ, но теченіе разстроило ихъ совершенно, и они были разбиты и взяты по частямъ.
Такимъ-образомъ весь флотъ ачемскаго султана достался въ руки Лаке-Шемены, кромѣ четырнадцати судовъ, которыя успѣли убѣжать, а сто-шесть-десятъ-шесть были взяты и всѣ бывшіе на нихъ люди преданы смерти. Когда спасшіяся четырнадцать судовъ прибыли въ Ачемъ и донесли султану обо всемъ происшедшемъ, онъ впалъ въ такую горесть, что заперся въ своемъ дворцѣ и цѣлые двадцать дней не хотѣлъ никого видѣть. Потомъ онъ приказалъ отрубить головы всѣмъ капитанамъ этихъ четырнадцати судовъ, а остальнымъ, которые на нихъ пришли, велѣлъ выбрить бороды, и, подъ опасеніемъ казни быть заживо распиленными, носить женское платье, обвѣваться опахаломъ и играть на цитрѣ. Воины эти, которыхъ все преступленіе состояло въ несчастіи, не могли перенести такого унизительнаго и несправедливаго наказанія: почти всѣ они сами лишили себя жизни -- одни отравились ядомъ, другіе повѣсились, третьи закололись кинжалами.
Вотъ какъ королевство Аару освободилось изъ-подъ ига ачемскаго тирана и досталось во власть жантанскаго короля, который владѣлъ имъ до 1564 гола, когда тотъ же ачемскій тиранъ, притворившись, будто хочетъ идти войною на Патани, вмѣсто того, сдѣлалъ ночью нападеніе на Жантану, гдѣ въ то время былъ король этого государства. Ачемскій султанъ захватилъ его въ плѣнъ вмѣстѣ со всѣми его женами и дѣтьми, отвезъ ихъ въ свою столицу и тамъ подвергъ неслыханно-жестокимъ мученіемъ, не щадя даже самыхъ малолѣтныхъ дѣтей; королевство же Аару снова перешло къ нему, и онъ посадилъ туда на царство своего старшаго сына, того самого, который въ-послѣдствіи былъ убитъ подъ стѣнами Малакки. Онъ осадилъ ее тогда съ большими силами; но губернаторъ нашъ, донъ Ліонисъ-Перейра, сынъ графа да-Фейры, защищалъ нашу крѣпость съ такимъ геройскимъ мужествомъ, что спасъ ее какъ-будто чудомъ, ибо непріятелей было чуть-ли но вдесятеро больше, чѣмъ христіанъ.
Теперь, разсказавъ о современныхъ происшествіяхъ съ нашими сосѣдями, по правдѣ, какъ все тамъ было, обращусь снова къ моимъ собственнымъ приключеніямъ.
Выздоровѣвъ, какъ я выше говорилъ, отъ болѣзней, привезенныхъ мною изъ плѣна въ Сіакѣ, я былъ однажды позванъ къ губернатору Перо-де Фаріи. Онъ сказалъ мнѣ, что, желая открыть для меня какую-нибудь дорогу, по которой я бы могъ обезпечить хоть нѣсколько свою будущность, поручаетъ мнѣ доставить на лангарѣ товаровъ на десять тысячъ крузадовъ въ Пагангъ {Маленькое государство это находится на восточномъ берегу полуострова Малакки. Прим. перев.}, къ живущему тамъ повѣренному ею Томе Лобо; оттуда я долженъ былъ идти въ Патани, лигъ на сто далѣе по берегу Китайскаго-Моря, къ сѣверу, съ подарками къ тамошнему королю, для переговоровъ о выкупѣ пяти Португальцевъ, находившихся въ плѣну въ Сіамѣ, у его зятя.
Я вышелъ изъ Малакки съ попутнымъ вѣтромъ, обогнулъ южную оконечность этого полуострова и на седьмой день пути, ночью, находясь на высотѣ острова Пуло-Тимоанга, мы всѣ были поражены раздавшимися на водѣ, недалеко отъ васъ, двумя громкими криками отчаянія. Не видя ничего въ совершенной темнотѣ, мы поворотили паруса и направились въ сторону звука на удачу, разглядывая во всѣ глаза воду, не удастся ли что-нибудь разсмотрѣть. Такимъ-образомъ, подвигаясь ощупью около часа, мы замѣтили довольно-далеко впереди что-то черное и массивное. Не могши разобрать, что это такое, мы пріостановились и стали между собою держать совѣтъ. Насъ Португальцевъ было на лангарѣ четверо, и мнѣнія были различны: -- одни говорили, что должно идти впередъ и удостовѣриться, нельзя ли подать помощь бѣдствующимъ; другіе утверждали, что намъ нечего терять время для дѣлъ, которыя насъ вовсе не касаются, и что лучше всего идти своимъ путемъ въ Пагангъ и сдать тамъ товары Перо-де-Фаріи, ибо всякая задержка можетъ быть сопряжена съ опасностью и пріидется отвѣчать въ случаѣ какого-нибудь несчастія.
Я объявилъ имъ на это, что непремѣнно, во что бы ни стало, рѣшился узнать причину крика, который всѣ мы слышали; а если я ошибаюсь, то буду отвѣчать одному Перо де-Фаріи, которому принадлежатъ и ланчара и товары, но никакъ не имъ, ибо они не рискуютъ тутъ ничѣмъ, кромѣ своихъ особъ, которыя такъ же малоцѣнны, какъ и моя собственная. Пока споры эти длились, время подошло къ разсвѣту, и мы ясно могли разсмотрѣть нѣсколько человѣкъ, плававшихъ на волнахъ и державшихся за обломки. Мы тотчасъ же поставили всѣ паруса и принялись грести что было силъ; наконецъ, когда мы приблизились къ нимъ на столько, что они могли разглядѣть васъ, они прокричали громко разъ шесть или семь: "Господи, помилуй насъ!" Слова этихъ несчастливцевъ поразили насъ несказанно, подошедъ къ нимъ вплоть, мы тотчасъ же убрали паруса, спустили на воду шлюпку и перетащили къ себѣ двадцать-три человѣка, изъ которыхъ четырнадцать были Португальцы, а остальные невольники. Искаженныя лица ихъ приводила насъ въ ужасъ; всѣ они были такъ слабы, что не могли сначала произнести ни одного слова.
Мы оказали имъ всѣ попеченія, какія только на ланчарѣ были возможны, и когда привели ихъ нѣсколько въ себя, стали разспрашивать о томъ, какимъ образомъ они очутились въ такомъ ужасномъ положеніи. Одинъ изъ нихъ, человѣкъ пожилой, отвѣчалъ на это съ горькимъ плачемъ: "Имя мое. сеньйоры, Фернанъ Жиль Порсальйо; а кривой глазъ мой вышибли Ачемцы, когда они осаждали Малакку во второй разъ, во время губернаторства дона Эстевана де Гамы. Онъ, желая сдѣлать мнѣ добро и видя мою бѣдность, позволилъ мнѣ ѣхать на Молуккскіе-Острова, чтобъ дать мнѣ возможность сдѣлать кой-какіе торговые обороты. О, еслибъ Господь помиловалъ меня и не внушалъ желанія быть въ тѣхъ мѣстахъ! Я пожилъ на многихъ изъ этихъ острововъ я, наконецъ, пошелъ изъ Терната, гдѣ наша крѣпость, въ Малакку, на джонкѣ, нагруженной тысячью багаровъ гвоздики, цѣною больше чѣмъ на сто тысячъ крузадовъ. Мы плыли двадцать-три дня съ благополучными вѣтрами, но вдругъ, за грѣхи наши, когда мы находились къ сѣверо-западу отъ Сурабайи, что на островѣ Явѣ, сдѣлалась жесточайшая буря, которая вскорѣ развела огромное волненье, въ носовой части нашей джонки открылась такая течь, что мы должны были облегчить ее и побросать за бортъ значительную часть груза. Такимъ-образомъ носило насъ цѣлую ночь безъ парусовъ, ибо страшные порывы не позволяли нести ни малѣйшаго клочка парусины, и наконецъ, на другой день, судно не выдержало и пошло ко дну; изъ ста-сорока-семи человѣкъ спаслось только двадцать-три на разныхъ обломкахъ и бревнахъ. Въ-продолженіе нѣсколькихъ дней, плавали мы по морю въ такомъ положеніи, въ какомъ вы нашли насъ; мучившій насъ голодъ мы утоляли мясомъ одного невольника-Кафра, который захлебнулся и умеръ. Въ эту ночь умерло изъ нашего числа еще двое Португальцевъ, но мы не хотѣли ѣсть ихъ, ибо твердо были увѣрены, что не доживемъ до утра.
Мы съ ужасомъ слушали разсказъ бѣдныхъ страдальцевъ и благодарили Господа за то, что онъ васъ не подвергъ такой тяжкой участи. Потомъ, утѣшая ихъ по-христіански, сколько умѣли, мы подѣлились съ ними одеждою, уступили имъ свои постели, словомъ , сдѣлали для ихъ спокойствія все, это позволяли наши бѣдные способы. Потомъ, мы снова направили путь въ Пагангу, ко входу въ который прибыли въ самую полночь и бросили якорь передъ небольшимъ селеніемъ Кампаларау.
На разсвѣтѣ мы снялись и подошли на греблѣ къ самому городу, гдѣ вскорѣ отъискали Томе-Лобо, агента Перо де-Фаріи, которому я тотчасъ же и сдалъ привезенные мною товары. Въ этотъ же день умерло трое изъ четырнадцати спасенныхъ нами Португальцевъ, въ числѣ которыхъ былъ и Фернанъ Жиль Порсальйо, и пять христіанскихъ мальчиковъ цвѣтнаго племени. Мы спустили ихъ всѣхъ ночью въ море, привязавъ каждому по камню на шею и на ноги, чтобъ погрузить ихъ на дно; ибо на берегу намъ ни за что не позволяли хоронить нашихъ покойниковъ, хотя Томе-Лобо и предлагалъ за это сорокъ крузадовъ: жители говорили, что земля ихъ останется проклятою и не будетъ производить ничего, потому-что покойники не очищены отъ множества свинины, которую они при жизни съѣли, что у нихъ считается самымъ тяжкимъ оскверненіемъ. Оставшихся въ живыхъ изъ спасенныхъ нами людей, Томе-Лобо помѣстилъ въ свои домъ и снабжалъ въ изобиліи всѣмъ нужнымъ, пока они не выздоровѣли совершенно; тогда онъ отправилъ ихъ въ Малакку.
Кончивъ дѣла свои вь Пагангѣ, я хотѣлъ идти въ Патани, чтобъ исполнить другое порученіе Перо де-Фаріи; но Томе-Лобо усильно упрашивалъ меня остаться, увѣряя, что пребываніе его въ Пагангѣ сопряжено съ опасностью, ибо одинъ изъ здѣшнихъ вельможъ, по имени Туангъ-ІІІеррафангъ, поклялся сжечь его домъ вмѣстѣ съ нимъ-самимъ и всѣми его товарами. Дѣло въ томъ, что въ Малаккѣ одинъ изъ агентовъ губернатора взялъ у него на пять тысячъ крузадовъ ладана, шелка и алоя за гораздо-меньшую цѣну, чѣмъ все это стоило, а самъ прислалъ ему гнилыхъ и испорченныхъ товаровъ, которые онъ послѣ съ трудомъ сбылъ за семьсотъ крузадовъ, вмѣсто хорошихъ, могшихъ доставить выгодный барышъ. Томе-Лобо говорилъ, что уже два раза у его дома нарочно поднимали шумъ, чтобъ выманить его-самого за ворота и убить въ дракѣ, а потому онъ считалъ необходимымъ, чтобъ я остался съ нимъ для защиты въ случаѣ нужды его-самого и товаровъ, которые хранились въ его домѣ. Я возражалъ ему на это разными доводами, которыхъ онъ не хотѣлъ слушать, и, наконецъ, сказалъ, что если они хотятъ его убить и ограбить, то какимъ же образомъ а самъ избѣгну той же участи? А притомъ, если онъ ожидаетъ неминуемаго нападенія, то зачѣмъ отпустилъ въ Малакку тѣхъ одиннадцать Португальцевъ, которыхъ я спасъ въ морѣ?-- Онъ клялся мнѣ, что сожалѣетъ до крайности объ отправленіи этихъ людей, во ороситъ я требуетъ именемъ малаккскаго губернатора, которому сейчасъ же напишетъ обо всемъ, чтобъ я остался, ибо отъ этого зависитъ участь товаровъ Перо де-Фаріи, которыхъ у него тысячъ на тридцать крузадовъ, не считая своихъ собственныхъ, которыхъ почти на столько же.
Положеніе мое было довольно-затруднительно: оставаться опасно, а уйдти и покинуть на произволъ судьбы Томе-Лобо съ имуществомъ Перо де-Фаріи, я также считалъ невозможнымъ. Какъ тутъ поступить? Я предложилъ Томе-Лобо уговоръ, чтобъ онъ въ-продолженіе пятнадцати дней превратилъ всѣ свои товары въ золото и драгоцѣнные камни, которыми та страна изобилуетъ, и былъ готовъ идти съ нами на моей ланчарѣ въ Питани; по прошествія же этого срока, я уйду, я онъ можетъ дѣлаться, какъ знаетъ. Онъ согласился, и такимъ образомъ я успокоился.
Томе-Лобо, боясь бѣды, принялся продавать свои товары такъ усердно и такъ дешево, что черезъ восемь дней въ амбарахъ его ничего не осталось. Онъ не бралъ ни гвоздики, ни перца, ни другихъ пряностей, которыя могли бы загрузить мою ланчару, а принималъ только золото, привозимое сюда изъ Менангкабу, алмазы, доставляемые нажу рунангахъ изъ Лаоса и Танжангпура, и жемчугъ изъ Борнео и Солора.
Когда все было устроено, и намъ только осталось, перебравшись на другой день на ланчару отправиться въ путь, демону пришло въ голову испортить все дѣло. Нѣкто Ходжа-Джейналь, посланникъ борнеоскаго султана, жившій года три или четыре при дворѣ пагангскаго короля, человѣкъ очень-богатый, убилъ, его за то, то засталъ съ своею женою; происшествіе это подняло въ городѣ такую тревогу и до того взволновало народъ, что, казалось, будто весь адъ сорвался съ цѣпи. Множество праздныхъ и буйныхъ людей, готовыхъ всегда напакостить чего они не смѣли дѣлать, боясь своего государя, собрались въ числѣ шести или семисотъ человѣкъ и ворвались тремя толпами въ домъ, гдѣ жилъ Томе-Лобо. Мы отбивались, какъ могли, и наконецъ, когда съ нашей стороны легло одиннадцать человѣкъ, въ томъ числѣ трое прибывшихъ со нами изъ Малакки Португальцевъ, и самъ Томе-Лобо получилъ шесть ранъ, изъ которыхъ одинъ сабельный ударъ разсѣкъ ему правую щеку до шеи, мы увидѣли себя въ необходимости отступить въ ланчару. Господь помогъ намъ спастись вмѣстѣ съ пятью Портутальцами и восемью матросами, но товары пропали всѣ, а въ кладовой Томе-Лобо было одного золота и драгоцѣнныхъ каменьевъ тысячъ на пятьдесятъ крузадовъ.
Мы отдалились отъ берега и выждали до разсвѣта къ безпрестанной тревогѣ. Видя, что съ каждымъ часомъ дѣла идутъ хуже и хуже и что возмущеніе въ городѣ разгарается сильнѣе, мы рѣшились уйдти въ Патани, не желая подвергнуться опасности быть убитыми. Намъ послѣ сказывали, что, во время этого бунта, въ Пагангѣ около четырехъ тысячъ человѣкъ рѣшилось жизни.
Снявшись съ якоря, мы черезъ шесть дней пришли къ Патани, гдѣ были очень-хорошо приняты жившими тамъ Португальцами и разсказывали имъ въ подробности обо всемъ, происшедшемъ въ Пагангѣ и о смутномъ положеніи города, что поразило ихъ сильно, и они, движимые усердіемъ добрыхъ христіанъ, пошли въ домъ короля: объяснивъ ему, какой убытокъ потерпѣлъ его союзникъ, малаккскій губернаторъ, они просили позволенія возвратить какъ-нибудь товары, которыхъ онъ совершенно безвинно лишился. Король, выслушавъ ихъ благосклонно, сказалъ: "Справедливость требуетъ, чтобъ вы грабили тѣхъ, кто грабитъ вашихъ, а въ особенности тѣхъ, кто ограбилъ малаккскаго губернатора, которому всѣ вы столько обязаны". Португальцы поблагодарили его за такую милость, и возвратясь домой, рѣшили захватывать все, что только попадется имъ въ руки изъ принадлежащаго жителямъ Паганга, пока не вознаградится весь убытокъ, понесенный тамъ нашими земляками во время послѣднихъ смутъ.
Дней черезъ девять провѣдали они, что въ рѣкѣ Калантангѣ, находящейся лигахъ въ восемнадцати отъ Патани, стоятъ три китайскія джонки, весьма-богато нагруженныя, которыя принадлежатъ мавританскимъ купцамъ изъ Паганга и зашли въ эту рѣку по причинѣ противныхъ вѣтровъ. Изъ трехъ-сотъ Португальцевъ, жившихъ къ Патани, восемьдесятъ человѣкъ тотчасъ же, не теряя времени, чтобъ не дать здѣшнимъ маврамъ успѣть предувѣдомить о себѣ, отправились въ экспедицію на двухъ фустахъ и одномъ большомъ суднѣ. Начальство принялъ на себя Жоао-Фернандезъ-Дабреу, урожденецъ острова Мадеры, сынъ учителя короля дона Іоанна; онъ имѣлъ съ собою на большомъ суднѣ сорокъ солдатъ, а двумя фустами командовали Лоренсо де-Гоэсъ и Васко Сермеато, люди весьма-храбрые и опытные въ военномъ и морскомъ дѣлѣ.
Экспедиція прибыла на другой день въ рѣку Калантангъ, и, увидѣвъ на якорѣ джонки, о которыхъ они были увѣдомлены, наши напали на нихъ съ такою стремительностью, что, не взирая на мужественную защиту мавровъ, онѣ меньше чѣмъ черезъ часъ нашлись вынужденными сдаться, лишившись семидесяти-четырехъ человѣкъ убитыми; изъ нашихъ было убитыхъ только трое, но за то много раненныхъ.
Овладѣвъ джонками и пересадивъ на нихъ часть своихъ людей для управленія, Португальцы наши снова поставили паруса, и, вмѣстѣ съ джонками, поспѣшили выйдти изъ рѣки; оставаться долѣе было опасно, потому-что все народонаселеніе окрестныхъ деревень поднялось уже на ноги. Вышелъ такимъ-образомъ изъ рѣки, они черезъ сутки прибыли въ Патани, при громѣ артиллеріи и звукѣ трубъ и барабановъ, къ большому неудовольствію мавровъ, которымъ такое торжество было очень-непріятно.
Мавры эти, не смотря на то, что по наружности казались нашими друзьями, употребляли всѣ усилія и всячески старались подстрекать короля черезъ его приближенныхъ, чтобъ онъ поссорился съ нами и выгналъ насъ изъ своихъ владѣній; но онъ оставался непреклоненъ и говорилъ, что ни за что не намѣренъ разорвать дружбу, которую предшественники его заключили съ Португальцами. Желая, однако, быть посредникомъ между нами и хозяевами джонокъ, онъ попросилъ насъ, чтобъ мы взяли изъ грузовъ ихъ столько товаровъ, на сколько губернаторъ Малакки потерпѣлъ убытка, а суда отпустили домой, вознаградивъ м себя нѣсколько за труды. Жоао-Фернандезъ-Дабреу и большая часть Португальцевъ, видя, какъ сильно король желаетъ этого, согласились на его просьбу, за что онъ остался ими весьма-доволенъ и премного благодарилъ ихъ.
Вотъ какимъ-образомъ были возвращены пятьдесятъ-тысячь крузадовъ, которыхъ Перо де-Фаріа и Томе-Лобо лишились въ Пагангѣ, а Португальцы остались въ той землѣ съ честнымъ именемъ и заставили мавровъ бояться и уважать себя. Говорили, что на взятыхъ джонкахъ было одного серебра тысячъ на триста крузадовъ, не считая другихъ товаровъ, которыми онѣ была богато нагружены.
На двадцать-шестой день пребываніи моего въ Патана, когда я уже былъ почти готовъ отправиться въ Малакку, прибыла оттуда фуста, подъ начальствомъ капитана Антоніо де-Фаріи де-Сузы. Перо де-Фаріа прислалъ его къ здѣшнему королю съ подарками и съ изъявленіемъ благодарности за хорошіе поступки его съ Португальцами, а также для нѣкоторыхъ переговоровъ, касавшихся торговли нашей съ здѣшнимъ краемъ.
Антоніо де Фаріа имѣлъ тысячъ на двѣнадцать крузадовъ индійскихъ товаровъ, которые взялъ въ Малаккѣ въ долгъ, но которые здѣсь были въ такомъ дурномъ ходу, что никто не хотѣлъ покупать ихъ. Не иная что съ ними дѣлать, онъ рѣшился-было перезимовать въ Патани, чтобъ выждать случая сбыть ихъ какъ-нибудь; однако, нѣкоторые изъ здѣшнихъ опытныхъ купцовъ посовѣтовали ему идти въ Лугоръ или Лигоръ, городъ въ Сіамскомъ Королевствѣ, лигъ на сто къ сѣверу отъ Патани, очень-богатый и посѣщаемый множествомъ джонокъ и проа изъ Лаоса. Танжангпура, Пассарвавга, Солора, Борнео и другихъ мѣстъ, откуда привозятъ золото и дорогіе каменья для промѣна на разные товары.
Антоніо де-Фаріа рѣшился послушаться этого совѣта и нанялъ себѣ въ Патани судно, ибо фуста его была слишкомъ-плоха, онъ поручилъ продажу своихъ товаровъ нѣкоему Кристовао Борральйо, человѣку весьма-опытному въ торговыхъ дѣлахъ, а съ нимъ должны были отправиться человѣкъ семнадцать разночинцевъ и солдатъ, изъ которыхъ у каждаго было понемножку своего добра, и каждый надѣялся сдѣлать въ Лугорѣ такой оборотъ, чтобъ изъ одного крузада вышло семь и даже больше. Въ числѣ этихъ разсчетливыхъ былъ и я грѣшный.
Мы снялись оъ якоря въ субботу утромъ и, держась все вдоль берега, при попутныхъ вѣтрахъ пришли въ четверкъ слѣдующей недѣли ко входу въ Лугоръ. Бросивъ якорь въ устьѣ рѣки, мы простояли тутъ весь день, собирая по возможности подробнѣйшія свѣдѣнія обо всемъ, что могло касаться нашей торговли и нашей личной безопасности.
Свѣдѣнія эти были до того благопріятны,что мы надѣялись ушестерить свои капиталы, такъ-какъ сентябрь мѣсяцъ, по законамъ сіамскаго императора, былъ мѣсяцемъ королевскихъ сумбай или поклоновъ. Чтобъ понять значеніе этого выраженія, надобно знать, что вдоль всего восточнаго малайскаго берега и на нѣкоторое разстояніе во внутрь царствуетъ одинъ могущественный государь, который называется Пречау Салеу, императоръ всего Сорнау; царство его состоитъ изъ четырнадцати мелкихъ королевствъ, которыя извѣстны подъ общимъ именемъ Сіама. Всѣ эти четырнадцать королей, по древнему обычаю, были обязаны являться лично, разъ въ каждый годъ, въ городъ Одіа, столицу Сорнау; туда они приносили дань, которую каждый долженъ былъ платить своему верховному повелителю, и дѣлали сумбайю, то-есть цаловали въ знакъ покорности саблю, заткнутую за поясомъ императора.
Но такъ-какъ столица находится лигъ на пятьдесятъ во внутрь земли и теченіе рѣки очень-быстро, отъ-чего королямъ часто приходилось долго проживать тамъ съ большими издержками и убытками, то императоръ, снисходя на ихъ общее прошеніе, смягчилъ требованіе этого знака покорности, назначивъ въ городъ Лугоръ намѣстника, который на ихъ языкѣ называется пойго: къ нему они должны представляться лично черезъ каждые три года, въ сентябрѣ, съ изъявленіемъ своей покорности и съ данью, которую каждый обязанъ вносить въ-продолженіе этихъ трехъ лѣтъ. Въ этотъ мѣсяцъ снимается пошлина не только съ товаровъ, привозимыхъ этими данниками-королями, но и со всѣхъ, которые привозятъ купцы, какого бы народа они ни были.*
Время нашего прибытія случилось какъ-разъ въ этотъ мѣсяцъ, и въ здѣшній городъ стеклось столько купцовъ съ разныхъ сторонъ съ богатыми товарами, что по разсказамъ тамъ перебывало болѣе полуторы тысячи судовъ.
Все это мы узнали пока стояли на якорѣ въ устьѣ рѣки, выжидая перемѣны вѣтра, чтобъ войдти въ нее. Но за грѣхи наши Господу не угодно было допустить осуществленія нашихъ блестящихъ надеждъ: часовъ около десяти, когда мы только-что приготовились обѣдать, имѣя якорь на панерѣ, чтобъ сняться тотчасъ же послѣ ѣды, мы увидѣли идущую изъ рѣки большую джонку, шедшую подъ однимъ фокомъ. Она бросила якорь пряно впереди насъ: потомъ, разсмотрѣвъ, что мы Португальцы и что насъ очень-мало, да и судно у насъ маленькое, она выпустила канатъ и подрейфовала на насъ. Поравнявшись съ вашимъ носомъ, съ джонки закинули къ намъ на цѣпяхъ желѣзные крючья и притянули ваше судно къ себѣ; потомъ появилось вдругъ человѣкъ семьдесятъ или восемьдесятъ мавровъ съ примѣсью нѣсколькихъ Турковъ, притаившихся подлѣ борта. Они испустили страшный крикъ и осыпали насъ такимъ градомъ камней, стрѣлъ и дротиковъ, что, меньше чѣмъ въ одинъ credo, изъ семнадцати Португальцевъ легло на мѣстѣ двѣнадцать, и кромѣ того тридцать-шесть матросовъ и невольниковъ. Мы четверо, уцѣлѣвшіе, бросились въ море, и одинъ утонулъ но доплывъ до берега, а остальные добрались туда кое-какъ, измученные и израненные; мы съ трудомъ пошли по болотистому взморью, увязая въ тинѣ чуть не до пояса, и поспѣшили скрыться какъ-можно-скорѣе въ лѣсу.
Мавры съ джонки вошли на наше судно, и первымъ дѣломъ ихъ было добить лежавшихъ на палубѣ человѣкъ шесть или семь раненныхъ; потомъ,перетащивъ на джонку все, что сочли достойнаго изъ груза и вещей, они прорубили судно и пустили ко дну, а сами немедленно подняли якорь, поставили паруса и пошли въ море.
Мы трое, спасшіеся отъ общей участи, израненные и безпомощные, принялись плакать и бить себя въ грудь кулаками, въ отчаяніи отъ всего, что видѣли за полчаса предъ тѣмъ, и такимъ-образомъ провели остатокъ этого горестнаго дня. Видя, что земля здѣсь болотиста и населена множествомъ змѣй и ящерицъ, мы рѣшились провести ночь на взморьѣ, въ тинѣ. На другой день, когда разсвѣло, мы потянулись вдоль берега рѣки вверхъ, до небольшаго рукава ея, черезъ который мы рѣшились переправиться, какъ по глубинѣ его, такъ и потому-что видѣли въ немъ много большихъ ящерицъ {Вѣроятно, крокодиловъ.}. Мы провели тутъ тяжкую ночь и пять слѣдующихъ дней, ибо намъ нельзя было идти ни впередъ, ни назадъ: вся земля была болотистая; поросшая высокою травою.
Въ-продолженіе этого времени умеръ одинъ изъ насъ, по имени Бастіанъ Анрикезъ, человѣкъ весьма-почтенный и богатый, у котораго на лангарѣ пропало тысячъ восемь крузадовъ; остальные двое, Кристовао Борральйо и я, принялись оплакивать худо-погребеннаго покойника и сами были такъ слабы, что едва могли говорить: мы предчувствовали, что и намъ прійдется прожить недолго и были готовы умереть.
На другой день, около солнечнаго восхода, увидѣли мы вверху, по теченію рѣки, большую лодку, нагруженную солью; когда она поравнялась съ нами, мы встали на колѣни и умоляли гребцовъ взять насъ. Они пріостановились, посмотрѣли на насъ пристально и показали видъ, будто хотятъ продолжать путь свой внизъ по рѣкѣ; тогда мы закричали имъ, сколько у насъ было силъ, чтобъ они сжалились надъ нами и не оставили умереть въ такомъ положеніи. При звукѣ нашего голоса поднялась въ кормѣ лодки пожилая женщина, вида важнаго и величаваго; увидя насъ въ такомъ жалкомъ состояніи и раны, которыя мы ей показали, она приказала людямъ своимъ грести къ берегу; должно быть, люди сначала противились, потому-что она взяла палку и надѣлила многихъ изъ нихъ добрыми ударами. Когда лодка пристала къ берегу, шестеро изъ гребцовъ выскочили и втащили васъ къ себѣ.
Почтенная женщина, видя васъ израненными, а лохмотья одежды нашей въ грязи и крови, велѣла вылить на насъ нѣсколько ушатовъ воды и дала обоимъ по куску бумажной матерія для прикрытія наготы. Потомъ она посадила насъ подлѣ себя, дала намъ ѣсть изъ своихъ рукъ и сказала: -- "Подкрѣпляйте свои силы, бѣдные чужеземцы: и не унывайте. Взгляните на меня, я женщина еще не очень старая, а между-тѣмъ, шесть лѣтъ тому назадъ, была въ плѣну и ограблена больше чѣмъ на сто тысячъ крузадовъ имущества, лишилась трехъ сыновей и мужа, котораго любила больше глазъ своихъ, двухъ братьевъ и зятя -- всѣ они были растерзаны при мнѣ хоботами слоновъ сіамскаго государя; я видѣла, какъ три дочери, отецъ и мать были брошены въ раскаленныя печи и умерли въ ужасныхъ мукахъ, испуская крики и стоны, отъ которыхъ небо должно бы развалиться. Я перенесла все это и влачу жизнь горестную, но не ропщу на Бога, ибо онъ знаетъ что дѣлаетъ."
Мы отвѣчали ей, что Господу угодно было за грѣхи наши посѣтить и насъ бѣдствіемъ неожиданнымъ, послѣ котораго она видитъ насъ въ такомъ положеніи. Она возразила со слезами на глазахъ: "Хорошо вы дѣлаете, чужеземцы, что въ несчастіяхъ своихъ принимаете съ покорностью волю Божію". Потомъ она принялась разспрашивать насъ о причинѣ нашего бѣдствія и мы разсказали, какъ все произошло, присовокупивъ, что не знаемъ, кто были эти разбойники и за что они сдѣлали намъ столько зла. Люди ея заключали изъ нашихъ слогъ, что навалившая на насъ большія джонка -- та самая, на которой разбойничаетъ гузаратскій мавръ Ходжа-Асемъ, вышедшій въ тотъ день изъ рѣки и отправившійся съ грузовъ на островъ Гаи-Нанъ.
Почтенная женщина, ударяя себя въ грудь, воскликнула: "Пусть меня убьютъ, если это не онъ! Мавръ этотъ хвасталъ нѣсколько разъ въ присутствіи всѣхъ, кто его слушалъ, что онъ истребилъ многихъ изъ чужеземцевъ, владѣющихъ Малаккой, и что поклялся своему пророку Мухаммеду убивать всѣхъ Португальцевъ, какіе только ему попадутся." -- Мы, испуганные этимъ извѣстіемъ, спросили ее, что за человѣкъ этотъ мавръ и по какой причинѣ онъ питаетъ къ намъ такую кровожадную вражду. Она отвѣчала, что навѣрное не знаетъ, но что слышала, будто одинъ изъ вашихъ главныхъ военачальниковъ, по имени Эйгоръ-да-Сильвейра, убилъ его отца и двухъ братьевъ въ Меккскомъ-Проливѣ, и суднѣ, шедшемъ оттуда въ Дабулъ. Послѣ того она разсказала какъ еще много другихъ подробностей объ ожесточенной ненависти этого мавра къ Португальцамъ и обо всемъ, что онъ говоритъ и дѣлаетъ къ нашему вреду.
Отваливъ отъ мѣста, гдѣ насъ взяла эта почтенная женщина, мы пошли вверхъ по рѣкѣ подъ парусами и на веслахъ. Проѣхавъ около двухъ лигъ, мы остановились у небольшой деревни, въ которой переночевали, а на разсвѣтѣ слѣдующаго два пошла къ городу Лугору, находящемуся оттуда лигъ за пять, куда прибыла около полудня.
Покровительница наша взяла насъ къ себѣ въ домъ, гдѣ мы прожили двадцать-три дня въ полномъ изобиліи, окруженные всѣми удобствами, которыя доставляла намъ ея заботливая попечительность, такъ-что совершенно выздоровѣли и поправились.
Женщина эта была вдова знатнаго рода. Мы въ-послѣдствіи узнали, что она была прежде женою Шабандара Древедина, котораго Лазапара, король Квайжоанга, что на островѣ Явѣ, убилъ въ городѣ Банча. Когда она насъ встрѣтила, она ѣхала съ своей большой джонки, нагруженной солью, которая сидѣла въ водѣ слишкомъ-глубоко, чтобъ войдти въ рѣку, а потому съ нея перевозила грузъ мало-по-малу на той самой лодкѣ, которая спасла насъ.
Когда Господу угодно было возвратить намъ здоровье, она сдала насъ одному купцу, своему родственнику, отправлявшемуся въ Патани. Онъ взялъ насъ на гребную калалузу, на которой собирался ѣхать, и мы черезъ семь дней прибыли благополучно въ Патани.
Антоніо де Фаріа, ожидавшій насъ съ нетерпѣніемъ и разсчитывавшій на большіе барыши, остолбенѣлъ, когда мы разсказали о горестной участи вашей ланчары. Большая часть бывшихъ здѣсь Португальцевъ были огорчены не менѣе его, ибо и они лишились всего своего имущества.
Антоніо де Фаріа, видя себя въ безпомощномъ состояніи и зная, что въ Малаккѣ отъ него потребуютъ взятыхъ въ долгъ двѣнадцать тысячъ крузадовъ, собралъ нашихъ земляковъ и объявилъ имъ, что во смѣетъ показаться на глаза своимъ кредиторамъ, а потому, по его мнѣнію, всѣмъ вамъ остается одно средство: отъискать тѣхъ, кто насъ ограбилъ и возвратить себѣ силою наше потерянное добро. Потомъ онъ ваялъ святое евангеліе и поклялся надъ нимъ громогласно, что пойдетъ хоть на край свѣта искать нечестиваго мавра и заставитъ его заплатить съ лихвою за все сдѣланное имъ зло, ибо смерть шестнадцати Португальцевъ и тридцати-шести христіанскихъ моряковъ не должна пройдти разбойнику даромъ; иначе подобныя дѣла повторятся въ другой, въ десятый и въ сотый разъ.
Всѣ присутствовавшіе похвалили рѣшимость Антоніо де Фаріи и предложили себя и все, что у нихъ осталось денегъ, для исполненія его предпріятія. Онъ поблагодарилъ своихъ друзей за ихъ готовность и немедленно, съ величайшею дѣятельностью приступилъ къ нужнымъ приготовленіямъ, такъ-что черезъ восьмнадцать дней судно было готово къ отплытію съ пятьюдесятью-пятью солдатами и нужнымъ числомъ матросовъ и невольниковъ.
Необходимость заставила и меня идти въ эту экспедицію, ибо я остался безъ единаго винтина, не имѣлъ никого, кто бы мнѣ помогъ въ крайности и, кромѣ того, долженъ былъ въ Малаккѣ болѣе пятисотъ крузадовъ, которыми друзья меня тамъ ссудили. А по милости этой собаки-мавра у меня не осталось ровно ничего, кромѣ моего грѣшнаго, израненнаго тѣла. Товарищъ мой Кристовао Борральйо былъ еще въ худшемъ положеніи: у него было еще больше ранъ взамѣну двухъ тысячь пятисотъ крузадовъ, на которые его ограбили вмѣстѣ съ прочими.
Приготовившись въ походу, Антоніо де-Фаріа вышелъ изъ Патани въ субботу 9 мая 1540 года и направилъ путь къ сѣверо-востоку. На другой день плаванія увидѣли мы островъ, называемый Пуло-Кондоръ, который находится за юго-востокъ отъ мыса Камбоджи. Обойдя его кругомъ, мы нашли хорошее якорное мѣсто, гдѣ стояла джонка, отправлявшаяся въ Сіамъ съ посланникомъ Наутакима Линдау, короля острова Тоза {Тоза главный городъ на островѣ Сикокѣ, одномъ изъ составляющихъ Японскую Имперію. Прим. перевод.}. Увидя насъ, она тотчасъ вступила подъ паруса и Антоніо де-Фаріа отправилъ на нее своего китайца-лоцмана, съ привѣтствіями къ посланнику и увѣреніями въ желаніи ненарушимой дружбы между португальцами и его государемъ. Посланникъ велѣлъ лоцману выразить Антоніо де-Фаріи надежду свою, что со времененъ народъ его сойдется съ нами и оба будутъ жить въ святой дружбѣ, завѣщанной людямъ Богомъ, безконечно-милосердымъ; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ прислалъ въ подарокъ Фаріи богатую саблю съ золотыми ножнами и эфесомъ и двадцать-шесть крупныхъ мчужинъ въ золотой коробочкѣ, обдѣланной въ видѣ солонки.
Антоніо де-Фаріа былъ очень огорченъ тѣмъ, что не могъ отплатить посланнику подаркомъ за подарокъ и увидѣться съ нимъ лично, ибо джонка его была уже далеко, когда возвратился нашъ Китаецъ-лоцманъ.
Мы съѣхали на этотъ островъ Пуло-Кондоръ и простояли у него трое сутокъ, наливаясь водою и накидывая неводъ, въ который попадалось каждый день множество рыбы. Мы снаряжались въ Патана съ большою торопливостью, и не успѣли запастись всѣмъ, что намъ было нужно для экспедиціи, а потому Антоніо де-Фаріа рѣшился пополнить свои запасы частнымъ грабежемъ, гдѣ будетъ возможно, и добыть себѣ такимъ образомъ пороху, провизіи и другихъ снарядовъ. Намѣреніе его было пройдти вдоль берега королевства Чампоа, что подлѣ Камбоджи, осмотрѣть тамъ порты и якорныя мѣста, а также, если встрѣтятся случай, наложить руки на суда, съ которыхъ мы могли бы взять то, въ чемъ чувствовали недостатокъ.
По прошествіи трехъ сутокъ мы снялись съ якоря и направились къ твердой землѣ, прійдя на видъ которой стали искать входа въ рѣку Пуло-Комбинъ, отдѣляющую владѣнія Камбоджи отъ королевства Чампоа. Мы прибыли туда въ воскресенье, въ послѣдній день мая, и лоцманъ поставилъ насъ на якорь лиги на три внутрь, противъ большаго селенія Катимпару.
Тамъ мы простояли дружелюбно и мирно двѣнадцать дней и запаслись всѣмъ, что намъ было нужно. Антоніо де-Фаріа, человѣкъ отъ природы весьма-любознательный, усердно разспрашивалъ жителей о томъ, какіе народы обитаютъ внутри этой земля и откуда вытекаетъ большая рѣка, въ которой мы стояли. Они отвѣчала, что рѣка выходятъ изъ большаго озера, отстоящаго отъ мора лигъ на двѣсти-шестьдесятъ; что оно окружено высокими горами, у подошвы которыхъ, подлѣ воды, тридцать-восемь селеній; что и одномъ изъ этихъ селеній, Шинкалеу, богатѣйшій золотой рудникъ, изъ котораго ежедневно добываютъ полтора багара золота, что на наши деньги составитъ мильйоновъ на двадцать въ годъ. Мѣсто это принадлежитъ четыремъ владѣльцамъ, которые изъ жадности безпрестанно воюютъ между собою. По разсчету Фаріи, еслибъ тутъ послать человѣкъ триста Португальцевъ, съ сотнею пищалей, то безъ малѣйшаго сомнѣнія можно было бы безъ труда овладѣть всѣмъ, что тамъ есть. А въ другомъ изъ этихъ селеній находятъ множество алмазовъ и другихъ драгоцѣнныхъ каменьевъ, которые достоинствомъ выше добываемыхъ въ Лаосѣ и Танжангпурѣ.
Выйдя изъ рѣки Пуло-Камбинъ, мы шли вдоль берега королевства Чампао, до большаго залива, въ которомъ однако не нашли ничего, на что можно бы до бы наложить руку, а потому мы не остались тамъ, а отправились далѣе и на другое утро подошли къ рѣкѣ Томбасой. Антоніо де-Фаріа сталъ на якорь у входа въ нее, потому-что лоцманъ не рѣшался вести насъ въ рѣку, увѣряя, что онъ никогда тамъ не бывалъ и не знаетъ, какъ она глубока.
Пока мы разсуждали между собой идти ли въ рѣку или нѣтъ, показалось большое судно, шедшее съ моря. Мы тотчасъ же приготовились, какъ слѣдуетъ, принять его, и когда оно прошло вдоль нашего борта, привѣтствовали его по обычаю здѣшнихъ морей своимъ флагомъ; но тѣ, вмѣсто учтиваго отвѣта, разглядѣвъ, что мы Португальцы, которыхъ они, вѣроятно не любятъ, поставили на ютъ голаго Кафра, который обернулся къ намъ спиною и наклонился, а потомъ, съ непристойными словами, крикомъ, свистомъ и хохотомъ, они принялись бить и стучать въ барабаны и сковороды. Такая наглая дерзость сильно оскорбила Антоніо де-Фарію и онъ велѣлъ выстрѣлить по мимъ изъ фалконета, чтобъ научить ихъ учтивости. Это, однако, не уняло ихъ, потому-что они отвѣчали на нашъ выстрѣлъ залпомъ изъ пяти единороговъ и трехъ фалконетовъ, чѣмъ значительно насъ озадачили.
Антоніо де-Фаріа созвалъ на совѣтъ опытнѣйшихъ, и они рѣшили, что такъ-какъ уже темнѣетъ, то лучше всего остаться на якорѣ на своемъ мѣстѣ, ибо опасно нападать на это сомнительное судно; а завтра, когда мы разсмотримъ, какъ непріятель силенъ и что это за люди, можно будетъ дѣйствовать сообразно съ обстоятельствами. Въ-слѣдствіе этого, разставивъ часовыхъ и глядя вокругъ себя съ величайшею бдительностью. мы стали дожидаться разсвѣта.
Часа въ два послѣ полуночи, показались на горизонтѣ съ моря три черныя пятна, наравнѣ съ водою. Мы тотчасъ же показали ихъ капитану, который дремалъ на ютѣ, и онъ. всмотрѣвшись попристальнѣе, закричалъ: "Къ оружію!" Въ одинъ мигъ всѣ поднялись на ноги и приготовились къ бою. Вскорѣ обозначилось довольно-ясно, что эти предметы гребныя суда, которыя правятъ прямо на васъ. Антоніо де-Фаріа разставилъ всѣхъ по мѣстамъ, и сказалъ намъ: "Сеньйоры и братья мои, разбойникъ этотъ намѣренъ напасть на пасъ. Мнѣ кажется, что это вчерашніе неучи, потому-что съ берега, по видимому, некому пріидти. Они, вѣроятно, воображаютъ, что насъ здѣсь чедовѣкъ шесть или семь Португальцевъ, какъ обыкновенно бываетъ на купеческихъ судахъ. Намъ, при помощи Христа, предстоитъ дѣло, отъ котораго можно ожидать пользы. Слушайте же: притаитесь всѣ, чтобъ они снаружи не видѣли ни одного человѣка -- тогда мы узнаетъ чего они отъ насъ хотятъ; а между-тѣмъ, чтобъ огнестрѣльное и холодное оружіе было у насъ наготовѣ; но фитили скрыть хорошенько, иначе они увидятъ огонь -- пусть они воображаютъ , что мы спимъ и не подозрѣваемъ ихъ намѣренія."
Благоразумное приказаніе Антоніо де-Фаріи было исполнено въ точности. Три большія лодки приблизились къ намъ на полетъ стрѣлы, обошли насъ кругомъ, потомъ, подержавшись на веслахъ и посовѣтовавшись тихонько между собою съ четверть часа, онѣ раздѣлились: двѣ, которыя были поменьше, направились къ нашей кормѣ, а большая, съ главною силою нападающихъ, пошла къ правому борту. Приставъ къ намъ, всѣ люди выскочили на нашу палубу съ величайшею поспѣшностью, и меньше чѣмъ въ одинъ credo, ихъ набралось у насъ человѣкъ сорокъ. Тогда Антоніо де-Фаріа вышелъ изъ засады изъ-подъ юта съ сорока Португальцами: призывая па помощь св Іакова, они ринулись на оторопѣвшихъ враговъ съ такой стремительноостью, что въ нѣсколько мгновеній положили почти всѣхъ на мѣстѣ; потомъ, нѣсколько огненныхъ снарядовъ, брошенныхъ на ихъ лодки, произвели тамъ паническій страхъ, отъ котораго всѣ бывшіе на нихъ побросались въ море, стараясь добраться вплавь до берега, а наши, соскочивъ на своя шлюпки , вытащили изъ воды человѣкъ пять и привезли къ борту оставленныя непріятелемъ лодки. Такимъ-образомъ, по милосердію Господа, все кончилось для насъ совершенно-благополучно.
Въ числѣ вытащенныхъ изъ воды непріятелей былъ тотъ самый Кафръ, который показывалъ себя намъ съ такой неприличной стороны; остальные были Турокъ, два Ачемпа и самъ капитанъ джонки, по имени Симилау, страшный разбойникъ и непримиримый врагъ Португальцевъ. Антоніо де-Фаріа велѣлъ тотчасъ же подвергнуть ихъ пыткѣ, чтобъ довѣдаться что это за люди, откуда они пришли и чего имъ отъ насъ было нужно.
Ачемпы и Турокъ давали самые безтолковые отвѣты; когда очередь пытки дошла до Кафра, онъ съ плачемъ и стономъ сталъ умолять, чтобъ его не мучили, что онъ такой же христіанинъ, какъ и мы, и что онъ скажетъ всю правду безъ пытки. Антоніо де-Фаріа тотчасъ же велѣлъ развязать его, отвелъ въ сторону и далъ съѣсть кусокъ сухаря и выпить глотокъ вина; потокъ,успокоивъ бѣдняка ласковыми словами, совѣтовалъ разсказать всю истину, по долгу христіанина.
"Имя мое Бастіанъ", отвѣчалъ Кафръ: "я былъ невольникомъ Гаспара де-Мелло, котораго этотъ песъ,связанный здѣсь, убилъ два года тому напалъ въ Ліампу, вмѣстѣ съ бывшими съ нимъ на суднѣ двадцатью-шестью Португальцами". Антоніо Фаріа вскрикнулъ отъ изумленія: -- Та, та, та! Я больше и знать не хочу -- такъ эта собака тотъ самый Симилау, который убилъ твоего господина?-- "Тотъ самый, сеньйоръ; онъ хотѣлъ теперь сдѣлать то же самое и съ вашею милостью, воображая, что васъ, Португальцевъ, всего человѣкъ шесть или семь. Для этого онъ такъ и поторопился; онъ говорилъ, что заберетъ всѣхъ васъ руками и вышибетъ вамъ изъ головы мозгъ вострымъ коломъ, какъ онъ сдѣлалъ съ моимъ несчастнымъ господиномъ". Сообразивъ это и сдѣлавъ Кафру еще нѣсколько вопросовъ, Антоніо де-Фаріа, узнавъ, что на джонкѣ осталось только человѣкъ сорокъ китайскихъ матросовъ, ибо всѣхъ военныхъ людей Симилау забралъ съ собою на лодки для нападенія на насъ, рѣшался немедленно овладѣть ею.
Приказавъ напередъ предать Симилау и бывшихъ съ нимъ Ачемцевъ и Турка той самой смерти, какой они предали несчастнаго Гаспара де-Мелло (т. е. велѣвъ вышибить имъ изъ головы мозгъ острымъ коломъ) Антоніо де-Фаріа собралъ на взятыя у непріятеля лодки человѣкъ тридцать солдатъ и, при помощи попутнаго вѣтра и теченія, менѣе чѣмъ въ часъ подъѣхалъ къ разбойничьей джонкѣ, стоявшей на якорѣ въ рѣкѣ, на лигу разстоянія отъ насъ. Мы пристали къ кормѣ безъ всякаго шума и крика, взобрались на ютъ и бросили въ толпу струсившихъ Китайцевъ нѣсколько гранатъ, которыми убили человѣкъ десять или двѣнадцать, а остальные бросились въ воду; но какъ джонка была большая, а у насъ не достало бы людей для управленія ею, то Автопіо де-Фаріа велѣлъ переловить ихъ. Такимъ-образомъ, Господь, по неизрѣченному правосудію своему, обратилъ кичливость этой нечистой собаки Симилау въ орудіе кары за его злодѣянія, и Португальцы отмстили ему за все зло, причиненное имъ ихъ соотечественникамъ.
Время подходило къ разсвѣту, когда мы, окончательно овладѣвъ джонкою, разсмотрѣли на-скоро свою добычу Она состояла изъ тридцати-шести тысячь таэловъ японскаго серебра, что на нашу монету составитъ пятьдесятъ-четыре тысячи крузадовъ, кромѣ множества другихъ дорогихъ товаровъ; намъ нѣкогда было разбирать и оцѣнивать ихъ на мѣстѣ, ибо всѣ береговые жители уже поднялись на нога, вездѣ загорѣлись огни и сторожевые сигналы, и Антоніо де-Фаріа счелъ за лучшее немедленно вступить подъ паруса и убраться не теряя времена.
Изъ рѣки Тообасой Антоніо де-Фаріа вышелъ въ среду, наканунѣ праздника св. причастія, 1540 года. Мы направили путь вдоль берега государства Чампоа, и въ слѣдующую пятницу пришли къ рѣкѣ, которую туземцы называютъ Тинакореу, а Португальцы Варелла {Рѣка эта впадаетъ въ Китайское-Море съ восточнаго берега Кохинхины. Прим. пер.}. Антоніо де-Фаріа рѣшился войдти въ нее, чтобъ собрать свѣдѣнія какъ о предстоящемъ намъ дальнѣйшемъ пути, такъ и насчетъ разбойника Хаджи-Асеиа, ибо всѣ сіамскія джонки и суда малайскаго берега, которыя ходятъ въ Китай, посѣщаютъ это мѣсто на перепутьи и выгодно сбываютъ свои товары въ обмѣнъ на золото, пахучее дерево и слоновую кость, чѣмъ всѣмъ здѣшнее государство изобилуетъ.
Лишь-только мы бросили якорь въ рѣкѣ, противъ одного небольшаго селенія, какъ насъ окружило множество проа или лодокъ, нагруженныхъ зеленью и разными свѣжими съѣстными припасами. Увидя людей неизвѣстнаго имъ племени, жители здѣшніе перепугались и говорили между собою: "Большую новость посылаетъ вамъ Богъ: не тѣ ли это бородатые люди, которые являются въ чужихъ странахъ подъ видомъ купцовъ, а потомъ грабятъ ихъ, какъ разбойники; не лучше ли вамъ спрятаться въ лѣсъ, пока они не расхватали вашего добра и не сожгли нашихъ домовъ?-- Нѣтъ, говорили другіе:-- если они уже пришли сюда за грѣхи наши, такъ лучше не вооружать ихъ противъ себя, а разспросимъ ихъ поласковѣе, чего имъ нужно и увѣдомимъ о нихъ Гойя-Пакира". Антоніо де-Фаріа, притворившись, что не понимаетъ ихъ словъ, хотя у насъ и было довольно переводчиковъ, принялъ этихъ лодочниковъ очень-ласково, купилъ ихъ припасы и велѣлъ имъ тотчасъ же заплатить все, чего они требовали и чѣмъ они остались очень довольны.
На вопросы ихъ Антоніо Фаріи откуда онъ и зачѣмъ идетъ, онъ отвѣчалъ что мы изъ сіамскаго города Тапарарима, изъ квартала чужеземцевъ, а идемъ къ товарами къ Ликейскимъ Островамъ; онъ прибавилъ, что зашелъ сюда единственно узнать гдѣ одинъ его пріятель, котораго зовутъ Ходжа-Асемомъ, и который пошелъ, какъ ему сказывали, въ ту же сторону. Потомъ онъ спросилъ: не заходилъ ли этотъ пріятель на перепутьи сюда, и сказалъ, что онъ скоро намѣренъ уйдти, чтобъ не упустить попутнаго муссона и поскорѣе продать свои товары, ибо здѣсь ихъ, конечно, не гдѣ сбыть. Лодочники отвѣчали, что не знаютъ его пріятеля Ходжу Асема и разсказали Антоніо де-Фаріи множество такихъ подробностей о своемъ отечествѣ, что ясно было, какъ легко человѣкъ съ предпріимчивымъ духомъ и достаточными силами могъ бы завоевать его съ гораздо меньшимъ трудомъ и меньшею потерею человѣческой крови и капитала, чѣмъ намъ стоило завоеваніе нашихъ владѣній въ Индіи, тогда какъ выгоды были бы чуть ли не больше тѣхъ, которыя мы до-сихъ-поръ пріобрѣли.
Въ слѣдующую среду, мы вышли изъ этой рѣки и направились къ одному необитаемому острову, Пуло-Чампейлао, находящемуся недалеко отъ берега Кохинхины. Тамъ мы простояли трое сутокъ на хорошемъ якорномъ мѣстѣ, приводя себя въ боевой порядокъ и устраивая надлежащимъ образомъ свою артиллерію; потомъ мы снялись и пошли въ острову Гаи-Нану, гдѣ, по мнѣнію Антоніо Де-Фаріи, мы должны были найдти Ходжу-Асема.
Прійдя на видъ утесовъ Пуло-Капаса, островка, находящагося подлѣ южной оконечности Гаи-Нана, мы рѣшились въ этотъ день приблизиться по больше, какъ на столько, чтобъ разсмотрѣть рѣки и заливы берега и выбрать удобное мѣсто для входа. Наступила ночь; но какъ лорча {Lorchus, небольшія суда, употреблявшіяся Португальцами XVI столѣтія.}, на которой мы отправилась изъ Патани, имѣла порядочную течь, то намъ показалось благоразумнѣе перебраться съ главными силами на взятую у Симилау джонку, что и было немедленно сдѣлано.
Послѣ этого Антоніо де-Фаріа рѣшился бросить якорь въ разстоянія одной лиги отъ рѣки, видѣнной нами при солнечномъ закатѣ прямо за востокѣ, потому-что джонка сидѣла глубоко въ водѣ и онъ опасался множества мелей, замѣченныхъ нами у входа. Сдѣлавъ это, онъ велѣлъ Кристовао-Борральйо взять четырнадцать человѣкъ хорошо-вооруженныхъ солдатъ и войдти на лорчѣ въ рѣку для осмотра огней, горѣвшихъ въ разныхъ мѣстахъ на берегу. Тотъ, приготовившись какъ должно, отправился не теряя времени, и, проѣхавъ по самой рѣкѣ съ лигу, наткнулся за цѣлый флотъ большихъ джонокъ, которыхъ тутъ было штукъ около сорока. Опасаясь, что это флотъ мандарина, о которомъ до васъ дошли еще прежде нѣкоторые слухи, Кристовао-Борральйо сталъ на якорь подъ самымъ берегомъ. Потомъ, когда вода пошла на прибыль, около полуночи, онъ потихоньку поднялъ якорь и пошелъ къ тому мѣсту, гдѣ мы видѣли огни, изъ которыхъ большая часть уже погасла, такъ-что осталось не больше двухъ или трехъ, показывавшихся отъ времени до времени и служившихъ ему путеводителями.
Продолжая такимъ образомъ подвигаться впередъ, Кристовао Борральйо опять встрѣтивъ множество судовъ, большихъ и малыхъ, которыхъ, по соображенію нѣкоторыхъ изъ его людей, было тысячь до двухъ. Чтобъ проскользнуть между ними незамѣтно, на лорчѣ спустили паруса и обвернули разными тряпками вальки веселъ. Миновавъ суда, лорча очутилась передъ городомъ, гдѣ должно было предполагать тысячъ около десяти жителей. Городъ былъ окруженъ каменною стѣною съ башнями, бастіонами, барбаканомъ, наподобіе нашихъ крѣпостей, и обведенъ двойнымъ рвомъ, наполненнымъ водою.
Тутъ пятеро изъ четырнадцати бывшихъ на лорчѣ Португальцевъ вышли на берегъ, взявъ съ собою двухъ Китайцевъ, которыхъ жены остались заложницами на джонкѣ, и обошли кругомъ всего города, не встрѣтивъ ни одной живой души. На это они употребили часа три, а потомъ всѣ снова собрались на ворчу и пустились въ обратный путь подъ парусами и на веслахъ, стараясь не дѣлать ни малѣйшаго шума, ибо они хорошо понимали, что, возбудивъ противъ себя чье-нибудь подозрѣніе, они погибли бы всѣ до единаго.
Выйдя благополучно изъ рѣки, они увидѣли на барѣ джонку, по-видимому только-что ставшую на якорь; потомъ, воротившись къ своимъ, Кристовао Борральйо, отдавая отчетъ въ своей рекогносцировкѣ, сказалъ Антоніо де-Фаріа, что, можетъ-быть, вновь-прибывшая джонка та самая, на которой разбойничаетъ проклятая джонка Ходжа-Асемъ и которую мы отыскиваемъ. Извѣстіе это до того взволновло Антоніо де-Фарію, что онъ, не дожидаясь ни минуты, выпустивъ канатъ и вступилъ подъ паруса, говоря, что сердце убѣждаетъ его въ дѣйствительной близости Ходжи-Асена, въ чемъ онъ ручается головою, и что онъ рѣшился умереть съ честью, воздавая этому нечестивому врагу зломъ за зло и думая не столько о своихъ потерянныхъ десяти тысячахъ крузадовъ, которыхъ давно уже забылъ, сколько о четырнадцати Португальцахъ, убитыхъ этимъ псомъ.
Приблизясь въ той джонкѣ, Антоніо де-Фаріа велѣлъ лорчѣ идти по другую ея сторону, желая аттаковать ее разомъ съ двухъ сторонъ, онъ строго запретилъ дѣйствовать огнестрѣльнымъ оружіемъ, чтобъ не поднять тревоги на стоявшихъ въ рѣкѣ джонкахъ, которыя, услышавъ пушечные выстрѣлы, непремѣнно захотѣли бы узнать, что у насъ происходитъ. Лишь-только мы пристали къ непріятельской джонкѣ, двадцать солдатъ вскочили на нее овладѣли ея палубой безъ всякаго сопротивленія, люди на ней, съ просонковъ и не зная что дѣлать, бросились въ воду и поплыли въ берегу; нѣкоторые изъ нихъ, кто похрабрѣк, вздумали было дать намъ отпоръ, но Антоніо-де-Фаріа, призывая св. Іакова, устремился на нихъ съ двадцатью другими солдатами и положилъ на мѣстѣ человѣкъ около тридцати. Потомъ онъ велѣлъ лодкамъ ловить тѣхъ кто плылъ къ берегу, ибо иначе некому было бы управлять взятою джонкой.
Желая знать кому она принадлежала, Антоніо-де-Фаріа велѣлъ подвергнуть пыткѣ четверыхъ вытащенныхъ изъ воды людей. Двое были такъ упорны, что умерли въ мукахъ, не сказавъ ничего; тогда взяли третьяго, мальчика, и хотѣли допрашивать его тѣмъ же порядкомъ, но тутъ связанный старикъ, лежавшій на палубѣ въ ожиданіи равной участи, принялся умолять со слезами, чтобъ не мучили его сына и обѣщалъ разсказать всю истину. Антоніо-де Фаріа тотчасъ остановилъ палачей и сказалъ старику, чтобъ онъ говорилъ правду, а иначе сына его бросятъ живого въ море: если же онъ выскажетъ все, то и его и сына высадятъ безвредными на берегъ и отдадутъ имъ все, что они подъ клятвеннымъ подтвержденіемъ признаютъ своею собственностью. Мавръ отвѣчалъ на это:-- Принимаю твое слово, синьйоръ, хотя теперешнія дѣла твои и не сообразны съ христіанскимъ закономъ."-- Слова эти до того смутили Фарію, что онъ не нашелся какъ отвѣчать: онъ тотчасъ же велѣлъ развязать его, и подозвавъ къ себѣ, принялся разспрашивать кротко и ласково безъ всякихъ угрозъ.
Разсмотрѣвъ, что старикъ былъ такъ же бѣлъ, какъ и мы, Антоніо-де-Фаріа, спросилъ, не Турокъ или не Парси {Парси или Гебры -- огнепоклонники, которыхъ предки были первоначальными обитателями Ирана или Персіи, до завоеванія ея мухаммеданами. Прим. Перев.} ли онъ, на что тотъ отвѣчалъ, что онъ христіанинъ и урожденецъ Синайской-Горы, гдѣ покоится тѣло блаженной св. Катерины.-- "А если такъ", возразилъ Фаріа: "то почему ты живешь не между христіанами, а съ этими невѣрными собаками?" -- Плѣнникъ отвѣчалъ, что онъ купецъ и хорошаго происхожденія; что имя его Томе Мостанге и что онъ, стоя со своимъ судномъ на якорѣ въ портѣ Джиддѣ, въ Аравіи, въ 1538 году, былъ захваченъ съ семью другими судами Сулейманомъ-Пашою, намѣстникомъ Каира, для доставки провіанта и снарядовъ на флотъ турецкаго султана, состоявшій изъ семидесяти галеръ и посланный для возвращенія престола султану Бандуру Камбонскому, котораго низвергъ великій моголъ, и для изгнанія Португальцевъ изъ Индіи. Турки, обѣщавшіе за это нашему плѣннику плату и вознагражденіе, обманули его захватили у него жену и дочь, которыхъ обезчестили при немъ, и младшаго сына, плакавшаго и метавшагося при видѣ жестокостей ихъ съ его матерью и сестрою, бросили въ море съ камнемъ на шеѣ; самого же Томе-Мостанге заковали въ цѣпи, сѣкли безпощадно каждый день веревками, и отняли все его имущество, котораго было тысячъ на шесть крузадовъ, говоря, что одни только благочестивые и святые мусульмане, какъ они имѣютъ право пользоваться земными благами.
Такимъ-образомъ, находясь невольникомъ на томъ самомъ суднѣ, гдѣ онъ былъ прежде хозяиномъ, и лишась жены и дочери, умершихъ въ непродолжительномъ времени, бѣдный Томе пришелъ въ Діу. Тамъ, не видя конца своимъ несчастіямъ, онъ однажды ночью бросился въ воду вмѣстѣ съ оставшимся сыномъ, и оба доплыли до берега, откуда пробрались сухимъ путемъ въ Суратъ; отсюда они пошли въ Малакку, на фустѣ, принадлежавшей Гарсіи де-Саа, а потомъ, по приказанію тогдашняго малаккскаго губернатора, дона Эстевана де-Гамы, оба отправились въ Китай, съ однимъ Кристовао Сардиньйо. У острова Сингапура судно ихъ было ночью аттаковано Квіай-Танжпнгомъ, капитаномъ взятой нами джонки, который убилъ при этомъ случаѣ двадцать-шесть Португальцевъ, а Томе Мостанге, знавшаго артиллерійское дѣло, онъ сдѣлалъ своимъ констапелемъ; сына его разбойники также пощадили.
Выслушавъ этотъ разсказъ, Антоніо де-Фаріо схватилъ себя обѣими руками за голову и громко вскрикнулъ: "Господи помилуй, Госполи помилуй! не-уже-ли это не сонъ!" Потомъ, обратясь къ намъ, онъ передалъ все, что ему разсказалъ Томе о разбойникѣ Квіай Танжангѣ; бывшій констапель его присовокупилъ, что онъ убилъ въ разное время больше ста Португальцевъ, которые выходили въ море съ малыми силами, и награбилъ разнаго имущества больше, чѣмъ на сто тысячъ крузадовъ. Потомъ Армянинъ Томе Мостанге разсказалъ, какъ разбойникъ, убивъ нашего земляка Кристовао Сардиньйо въ Сингапурѣ, велѣлъ изъ тщеславія называть себя-самого не иначе, какъ капитаномъ Сардиньей. На вопросъ Фаріи, куда дѣвался разбойникъ и не спасся ли онъ вплавь, Армянинъ отвѣчалъ,что онъ спрятался къ носовой части джонки, въ канатномъ ящикѣ, человѣками съ шестью или семью своихъ, и что онъ тяжело раненъ. Антоніо де-Фаріа бросился съ нѣсколькими солдатами впередъ и открылъ люкъ канатнаго ящика, удостовѣриться , тамъ ли эта собака; но тотъ, вмѣстѣ со своими шестью товарищами, вылѣзъ изъ другаго отверстія, которое было ниже люка, и все они кинулись, какъ бѣшеные, съ дикимъ остервенѣніемъ, въ середину нашихъ, гдѣ, скорѣе чѣмъ въ три credo и прежде чѣмъ доканали ихъ самихъ, они успѣли убить двухь солдатъ и семерыхъ матросовъ , да переранить человѣкъ около двадцати. Самъ Антоніо де-Фаріа получилъ двѣ раны вь голову и одну препорядочную въ руку.
Когда дѣло съ джонкою кончилось и раненымъ подали нужныя пособія, что было часовъ около десяти утра, мы снялись, опасаясь флота изъ сорока бывшихъ въ рѣкѣ джонокъ, и къ ночи бросили якорь у берега Кохинхины. Тамъ мы привели въ извѣстность грузъ разбойничьей джонки и оказалось, что на ней было пятьдесятъ багаровъ перца (каждый багарь по пятидесяти квинталовъ {Въ квинталѣ 100 фунтовъ.}, шестьдесятъ багаровъ сандала, сорокъ мушката и тасе, восемьдесятъ багаровъ олова, тридцать слоновой кости, двѣнадцать воска и пять лучшаго алоя -- словомъ, всѣхъ товаровъ было тысячъ на шестьдесятъ крузадовъ, не считая пушки, четырехъ фалконетовъ и тринадцати пищалей. Большая часть этой артиллеріи была нашего издѣлія: она досталась разбойнику съ ограбленныхъ имъ португальскихъ судовъ. Кромѣ того, мы нашли три большіе обитые кожею ящика съ португальскими одеждами, серебряными кубками, солонками, ложками и рукомойниками, шестьдесятъ карабиновъ , множество разнаго бѣлья, и девять маленькихъ дѣвочекъ, отъ шести до восьмилѣтняго возраста, нагихъ, съ колодками на рукахъ и па ногахъ, и до того отощавшихъ, что жаль было смотрѣть на нихъ -- онѣ походили на обтянутые кожею остовы.
Вечеромъ слѣдующаго дня, Антоніо де Фаріа велѣлъ сняться съ якоря и мы снова направились къ острову Гаи-Пану. Мы шли вдоль берега всю ночь, держась на глубинѣ отъ двадцати до тридцати саженъ, а на разсвѣтѣ очутились въ обширномъ заливѣ, гдѣ ходило нѣсколько лодокъ, занимавшихся добываніемъ жемчуга. Нѣкоторые изъ нашихъ предложили-было Антоніо де-Фаріи захватить эти лодки, но онъ не согласился, а велѣлъ держать ближе къ берегу и поднять, по китайскому обычаю, купеческій флагъ.Тотчасъ же отвалили отъ берега двѣ лантеа, въ родѣ нашихъ фустъ, съ разными свѣжими припасами; сдѣлавъ обычные привѣтствія, пріѣхавшіе на нихъ взошли на джонку Антоніо де-Фаріи, но увидя людей совершенно неизвѣстнаго имъ народа, они пришли въ большой ужасъ и спросили насъ, кто мы и чего намъ здѣсь нужно. Имъ отвѣчали, что мы купцы изъ Сіама и пришли торговать съ ними, если они позволятъ. На это одинъ старикъ, казавшійся между ними въ родѣ начальника, возразилъ, что здѣсь торговать не позволяется, а нужно идти въ другой портъ, Гвамбой, гдѣ есть такой же домъ для торговли иностранцевъ, какіе устроены въ Кантонѣ, Чинчеу, Ламау, Сумборѣ, Ліампо и другихъ приморскихъ городахъ; онъ совѣтовалъ Фаріи уйдти отсюда немедленно, потому-что мѣсто это предназначено исключительно для добыванія жемчуга въ сокровищницу Сына Солнца, а потому верховный губернаторъ всей Кохнихины повелѣлъ не пускать сюда никого и сжигать суда, которыя осмѣлятся прійдти сюда, вмѣстѣ со всѣми людьми. А какъ мы иностранцы и не знаемъ обычаевъ здѣшней страны, то старикъ совѣтовалъ вамъ убраться заблаговременно, пока не пришелъ сюда мандаринъ со своимъ флотомъ, потому-что онъ, пожалуй, вздумаетъ исполнить надъ вами повелѣніе кохинхинскаго намѣстника.
Антоніо де-Фаріа поблагодарилъ его за добрый совѣтъ и спросилъ, много ли въ этомъ Флотѣ судовъ и людей, и за какое время онъ сюда приходитъ. Старикъ отвѣчалъ, что флотъ состоитъ изъ сорока большихъ джонокъ и двадцати-пяти гребныхъ ванконіовъ, и что людей тамъ тысячъ пять военныхъ и двѣ тысячи матросовъ, а что онъ приходитъ сюда за все время жемчужнаго промысла, продолжающагося шесть мѣсяцевъ, отъ начала марта до всхода августа. Антоніо де-Фаріа обходился со старикомъ какъ-нельзя-ласковѣе, и, желая вывѣдать отъ него больше подробностей, велѣлъ подарить ему два куска воска, мѣшокъ перца и слоновый клыкъ, чѣмъ онъ остался очень-доволенъ.
Потомъ Фаріа спросилъ его, что это за островъ Гаи-Нанъ, о богатствахъ котораго разсказываютъ столько чудесъ? "Скажи ты намъ напередъ, кто ты самъ, куда и зачѣмъ идешь?" возразилъ ему старикъ: и тогда мы дадимъ тебѣ отвѣтъ за твои вопросы. Увѣряемъ тебя по истинѣ, что мы никогда еще не видали на купеческихъ судахъ такого множества молодцовъ, какое видимъ у тебя, ни такихъ учтивыхъ и хорошо одѣтыхъ; можетъ-быть, въ твоей землѣ китайскія шелковыя матеріи такъ дешевы, что ничего не стоютъ; или онѣ достались твоимъ товарищамъ очень-легко, потому-что мы видимъ, какъ они, бросая, для препровожденія времени, какія-то три косточки, швыряютъ пребезжалостно куски дорогой штофной матеріи, какъ люди, для которыхъ она не имѣетъ никакой цѣны. Антоніо де-Фаріа сухо улыбнулся, понявъ намекъ на то, что они полагаютъ эти вещи награбленными; онъ отвѣчалъ, что они забавляются какъ люди молодые и дѣти богатыхъ купцовъ, которые не понимаютъ настоящей цѣнности вещей. "Должно быть такъ", сказалъ старикъ, . скрывъ свои настоящія мысли.
Антоніо де-Фаріа тотчасъ же велѣлъ игравшимъ въ кости кончить и убрать съ глазъ разбросанные по палубѣ куски матеріи, а потомъ, чтобъ совершенно разсѣять всѣ подозрѣнія Китайцевъ, онъ повезъ ихъ на джонку, принадлежавшую прежде лже-капитану Сардиньѣ, открылъ на ней люки и показалъ своимъ гостямъ лежавшіе сверху мѣшки съ перцемъ. Тогда они успокоились и говорили другъ другу, что теперь, убѣдившись, что мы купцы, а не разбойники, имъ передъ нами нечего таиться и можно отвѣчать на наши вопросы.
Старикъ обратился къ Антоніо де-Фаріи съ слѣдующими словами: "Зная кто ты и увѣрившись, что вопросы твои не имѣютъ ничего злонамѣреннаго, я готовъ разсказать все, что слыхалъ отъ стариковъ и что знаю самъ объ островѣ Гаи-Нанъ. Въ прежніе годы, островъ этотъ былъ государствомъ отдѣльнымъ,которымъ правилъ могущественный государь. Послѣ него не осталось наслѣдниковъ, отъ-чего въ народѣ произошли такія смуты и безпорядки, такія кровопролитія, что государь кохинхинскій овладѣлъ имъ безъ всякаго труда, съ какими нибудь семью тысячами Монголовъ. Завоевавъ Гаи-Нанъ, онъ оставилъ тамъ намѣстника, который вскорѣ противъ него взбунтовался и предложилъ себя въ подданство китайскому императору, съ условіемъ платить ему ежегодно по четыреста тысячь таэловъ (что по нашему составитъ 600,000 крузадовъ), а тотъ, съ своей стороны, обязался защищать его, въ случаѣ нужды, и отъ всякихъ враговъ.
"Уговоръ этотъ соблюдался между ними тринадцать лѣтъ, въ-теченіе которыхъ кохинхинскій государь былъ побѣжденъ пять разъ и обязался назначить въ своемъ завѣщаніи (такъ-какъ у него не было сыновей), китайскаго императора наслѣдникомъ всѣхъ своихъ владѣній. Вотъ почему островъ Гаи-Нанъ уже двѣсти-тридцать пять лѣтъ находится подъ владычествомъ китайскихъ императоровъ А что касается до его доходовъ и богатствъ, о которыхъ ты любопытствуешь знать, то скажу, что ихъ набирается всего-на все включая серебряные рудники, жемчугъ и пошлину въ приморскихъ городахъ, до двухъ съ половиною мильйновъ таэловъ.
Видя, что Антоніо де Фаріа и всѣ Португальцы изумились, услышавъ о такомъ богатствѣ, старикъ улыбнулся и продолжалъ: "Ты удивляешься этой бездѣлицѣ; что же бы ты сказалъ, еслибъ увидѣлъ городъ Пекинъ, въ которомъ постоянно живетъ Сынъ Солнца со своимъ дворомъ? Знаешь ли ты, что туда стекаются всѣ доходы съ тридцати-двухъ королевствъ, составляющихъ Китайскую Имперію, а въ нихъ одно золото и серебро добывается изъ восьмидесяти шести рудниковъ?"
Антоніо до-Фаріа поблагодарилъ его за всѣ сообщенныя имъ свѣдѣнія и просилъ присовокупитъ, въ какой портъ намъ идти, гдѣбъ удобнѣе и выгоднѣе сбыть свои товары. Старикъ отвѣчалъ: "Совѣтую тебѣ, какъ другъ, не входить ни въ одинъ изъ портовъ нашего острова и не довѣряться никому изъ здѣшнихъ Китайцевъ, ибо увѣряю, что ни одинъ изъ нихъ не поступитъ съ тобою честно. Мнѣ ты можешь вѣрить -- я слишкомъ-богатъ и не имѣю нужды обманывать тебя. Лучше всего проходи проливомъ, который отдѣляетъ Гаи-Нанъ отъ того берега, не выпуская изъ рукъ лота, потому-что тамъ множество опасныхъ мелей; такимъ образомъ, ты вскорѣ увидишь хорошую рѣку Танауквиръ, гдѣ найдешь безопасное якорное мѣсто, и сбудешь къ два дня всѣ свои товары, сколько бы ихъ ни было. Но совѣтую не выгружать добра своего на берегъ: видъ цѣнныхъ вещей часто порождаетъ жадность, а если отъ жадности чешутся руки у людей даже скромныхъ, то чего ждать отъ безпокойныхъ и дурныхъ, которые отъ природы скорѣе склонны прибрать себѣ чужое, чѣмъ изъ любви къ Богу удѣлить нуждающимся изъ своего?"
Послѣ этой рѣчи, старикъ и всѣ его товарищи распростились съ капитаномъ и Португальцами, наговоривъ другъ другу множество привѣтствій, на которыя люди вообще бываютъ рѣдко скупы. Старикъ на разставаньи подарилъ Антоніо до Фаріи черепаховый ящичекъ съ двѣнадцатью жемчужинами хорошей цѣны, проси извиненія , что не могъ позволить намъ продать здѣсь свои товары, по-тому-что онъ подвергся бы за то строгой отвѣтственности но законамъ своего отечества; въ заключеніе, онъ совѣтовалъ намъ уходить не теряя времени, чтобъ насъ не захватилъ мандаринъ со своимъ флотомъ, потому-что тогда наши суда были бы навѣрно сожжены.
Антоніо де-Фаріа рѣшился не пренебрегать совѣтомъ этого старика, понимая справедливость его словъ: омъ немедленно велѣлъ вступить подъ паруса и мы пошли вдоль южнаго берега пролива, промѣряя безпрестанно глубину. Черезъ двое сутокъ, пользуясь западными вѣтрами, мы прибыли къ рѣкѣ Танауквиру, въ которой стали на якорь противъ небольшаго селенія, называвшагося Нейгоръ.
Мы простояли въ устьѣ этой рѣки всю ночь, намѣреваясь идти съ разсвѣтомъ къ городу, отстоявшему отсюда лигъ на пять, и попытаться сбыть тамъ свои товары, которыми суда были до того нагружены, что вода ихъ подмачивала и не проходило дня безъ просушки тюковъ съ тѣми или другими вещами. Всю мочь вы работали, завозя верпы съ кабельтовыми, чтобъ на зарѣ начать тянуться впередъ, потому-что теченіе было такъ сильно, что подъ одними парусами, при тихомъ вѣтрѣ, мы не могли одолѣть его. Только что начало разсвѣтать, мы увидѣли, что изъ рѣки несутся прямо на насъ по теченію двѣ большія джонки, у которыхъ на всѣхъ мачтахъ развѣвались разноцвѣтные шелковые флаги и вымпела; онѣ скрѣплялись между собою цѣпями, чтобъ дружнѣе и сильнѣе ударить на нашу джонку, и шли съ громкими криками и страшнымъ стукомъ въ барабаны, колокола и сковороды. Первымъ привѣтствіемъ ихъ, когда они приблизились на достаточное разстояніе, былъ залпъ изъ двадцати пушекъ и фалконетовъ. У насъ палубы были до того завалены кабельтовами и канатами, что не было возможности сняться съ якоря какъ слѣлуетъ, а потому мы выпустили канатъ и также понеслись по теченію въ море.
Судя по всѣмъ признакамъ, ясно было, что джонки эти съ малайскаго берега, что насъ очень озадачило. Антоніо де-Фаріа, человѣкъ находчивый въ затруднительныхъ случаяхъ, тотчасъ понялъ намѣреніе непріятеля и притворился будто бѣжитъ отъ него въ открытое море: во-первыхъ, онъ хотѣлъ выиграть время и приготовить къ дѣйствію нашу артиллерію, а во-вторыхъ, показать непріятелямъ, что мы не такой народъ, какъ они думали. Они, однако, были также не новички въ своемъ ремеслѣ: видя, что мы можемъ уйдти, ибо движенія ихъ стѣснялись цѣпями, которыми они были связаны, они тотчасъ же раздѣлились и одна джонка направилась на насъ, а другая на Кристовао Борральйо, который начальствовалъ другою изъ нашихъ джонокъ. Приблизясь къ намъ, непріятельская джонка тотчасъ же насъ абордировала и осыпала цѣлою тучей стрѣлъ и дротиковъ. Антоніо де-Фаріа, скрываясь подъ ютомъ съ двадцатью-пятью солдатами и двѣнадцатью матросами и невольниками, отстрѣливался изъ пищалей и карабиновъ въ-продолженіе болѣе получаса, а они все продолжали пускать стрѣлы и дротики съ такимъ усердіемь, что вся наша палуба была ими завалена; наконецъ, человѣкъ сорокъ изъ ихъ храбрѣйшихъ удальцовъ рѣшились нанести намъ окончательный ударъ и съ крикомъ бросились на нашу джонку, въ измѣреніи овладѣть ея носовою частью. Тогда Антоніо де-Фаріа повелъ впередъ своихъ и завязалась такая жаркая свалка, что меньше чѣмъ въ три credo мы сдѣлали угодное нашему Господу Спасителю; -- изъ сорока непріятелей, невоображавшихъ найдти такой отпоръ и вооруженныхъ гораздо-хуже насъ, двадцать-шесть легло на мѣстѣ, а остальные бросились въ море. Наши, пользуясь дарованнымъ Господомъ успѣхомъ, немедленно перешли на непріятельскую джонку, гдѣ не встрѣтили большаго сопротивленія; они убивали всѣхъ, кто имъ попадался, щадя только матросовъ, ибо ихъ нужно было сберечь для управленія судами.
Кончивъ съ однимъ непріятелемъ, Антоніо де-Фаріа поспѣшилъ на выручку Кристовао Корральйо, сражавшагося съ другой джонкой. Побѣда была сомнительна, ибо множество нашихъ было переранено; но подкрѣпленіе наше подоспѣло кстати и кончило дѣло разомъ. Такимъ-образомъ, обѣ эти джонки, хотѣвшія овладѣть нами, очутились въ нашихъ рукахъ, а уцѣлѣйшіе изъ бывшихъ на нихъ людей плыли усиливаясь добраться до берега. Побѣда стоила вамъ одного Португальца и пяти матросовъ, не считая множества раненныхъ, а у непріятеля было убито восемьдесятъ, да столько же попалось въ плѣнъ.
Подавъ нашимъ раненымъ всѣ возможныя пособія, Антоніо де-Фаріа велѣлъ послать гребныя лодки, ловить спасавшихся вплавь непріятелей, изъ которыхъ многіе уже перетонули. Тѣхъ, кого успѣли вытащить, онъ велѣлъ представить къ себѣ на большую джонку и тотчасъ же подвергнуть пыткѣ, чтобъ добиться, какія это были суда, какъ звали ихъ начальника и живъ ли онъ или убитъ. Никто изъ нихъ не хотѣлъ сказать -- они умирали въ пыткахъ, упорно продолжая молчать. Пока съ ними возились, Кристовао Борральйо закричалъ Антоніо де-Фаріи:-- Сеньйоръ, сеньйоръ, переѣзжайте скорѣе сюда? намъ здѣсь предстоитъ такія заботы, какихъ мы и не ожидали".
Антоніо де-Фаріа тотчасъ же взялъ съ собою человѣкъ пятнадцать солдатъ, взошелъ съ вини на другую джонку и спросилъ къ чемъ дѣло. Ему отвѣчали, что въ носовой части слышали иного голосовъ и что тамъ вѣрно скрывается куча людей. Приказавъ открыть люкъ, Антоніо де-Фаріа вдругъ услышалъ восклицаніе: "Господи, умилосердись надъ нами! сопровожденное такими раздирающими стонами и воплями, что онъ невольно отшатнулся навалъ. Нѣкоторые изъ нашихъ подошли къ люку и увидѣли множество валявшихся въ трюмѣ плѣнниковъ; они сказали объ этомъ капитану, который все еще не могъ совершенно опомниться отъ ужаса, и получили приказаніе вывести этихъ несчастныхъ на верхъ: ихъ было тамъ семнадцать христіанскихъ душъ, изъ которыхъ двое Португальцевъ, восемь молодыхъ метисовъ, двѣ дѣвушки и двое маленькихъ дѣтей.
Сердце разрывалось, глядя на нихъ. Разумѣется, что съ нихъ тотчасъ же сняли цѣпи, кандалы и колодки, подали имъ всѣ возможныя пособія и снабдили всѣмъ нужнымъ, ибо только на немногихъ были кой-какія лохмотья одежды. Одинъ изъ Португальцевъ былъ какъ мертвый; у другаго спросили чьи это дѣти. Какъ всѣ они попали въ руки разбойника и какъ звали этого изверга? Португалецъ отвѣчалъ, что у мучителя ихъ было два имени, одно языческое, Некода Шикаулемъ, а другое христіанское, Франциско де-Cаa, ибо онъ шесть лѣтъ тому навалъ принялъ христіанскую вѣру въ Малаккѣ, гдѣ былъ тогда губернаторомъ донъ Гарсіа де-Cаa, который далъ ему это имя, бывъ его крестнымъ отцомъ; а потомъ, чтобъ больше привязать его къ христіанамъ, донъ Гарсіа женилъ его на хорошенькой метискѣ, дочери одного почтеннаго Португальца. Въ 1534 году, онъ отправился въ Китай на большой джонкѣ; съ нимъ была, жена и человѣкъ двадцать богатыхъ и всѣми уважаемыхъ Португальцевъ, ѣхавшихъ туда по торговымъ дѣламъ. Онъ остановился по пути у острова Пуло-Катанга, налиться водою и потомъ идти въ портъ Ченчеу; на другой день стоянка своей у этого острова, зная, что весь экипажъ джонки былъ ему предавъ, ибо состоялъ изъ Китайцевъ, земляковъ его, онъ безъ труда подговорить ихъ убитъ измѣннически всѣхъ Португальцевъ: они ночью потихоньку поднялись и дѣйствительно перерѣзали всѣхъ, кто только носилъ имя христіанское, не исключая и метисовъ-матросовъ. Потомъ онъ хотѣлъ принудить свою жену отказаться отъ истинной вѣры и сдѣлаться язычницей, но та не соглашалась и злодѣй разрубилъ ей голову топоромъ.
Послѣ того онъ пошелъ къ портъ Ліампо, продалъ свои товары и вообще занимался торговлей, какъ въ томъ, такъ и въ слѣдующемъ году, въ Сіанѣ, Чинчеу и другихъ мѣстахъ, стараясь избѣгать портовъ, гдѣ бы могъ наткнуться на Португальцевъ, достаточно-сильныхъ съ нимъ справиться. Наконецъ, онъ пришелъ въ Кохинхину, гдѣ торговалъ какъ купецъ, а при случаѣ грабилъ кого могъ какъ разбойникъ. Рѣку эту онъ избралъ своимъ главнымъ притономъ и ходитъ сюда уже года три, потому-что Португальцы не имѣютъ обычая торговать въ здѣшнемъ проливѣ и на Гаи-Нанѣ. Онъ въ равныя времена нападалъ на небольшія португальскія суда, которыя попадались ему въ морѣ, и убилъ сорокъ-шесть Португальцевъ, въ числѣ которыхъ были и отцы этихъ дѣтей. Года четыре тому назадъ, находясь у входа въ одну сіамскую рѣку, онъ напалъ на джонку Жоао де-Оливейры, на которой убилъ шестнадцать Португальцевъ, пощадивъ только обоихъ освобожденныхъ нами, потому, что одинъ былъ плотникъ, а другой конопатчикъ. Онъ возилъ ихъ съ собою, обходясь съ ними съ самою ужасною жестокостью. Когда онъ напалъ на насъ, то не думалъ, что мы Португальцы, а считалъ насъ китайскими купцами, въ родѣ тѣхъ, которыхъ онъ часто грабилъ.
Антоніо де-Фаріа спросилъ тогда, узнаетъ ли онъ между убитыми этого гнуснаго разбойника; получивъ утвердительный отвѣтъ нашего несчастнаго земляка, онъ взялъ его за руку и заставилъ разсматривать лица всѣхъ труповъ, валявшихся на палубахъ обѣихъ джонокъ; но тотъ не призналъ ни одного изъ нихъ за трупъ, котораго искали. Тогда Антоніо де-Фаріа велѣлъ спустить шлюпку и поѣхалъ съ нимъ самъ; они разглядывали нѣкоторыя изъ плававшихъ тѣлъ и, наконецъ, Португалецъ узналъ своего прежняго мучителя въ одномъ, у котораго голова была разрублена сильнымъ сабельнымъ ударомъ; а грудь пронзена копьемъ. Тѣло это тотчасъ же вытащили на палубу нашей джонки, и Антоніо де-Фаріа увѣрился еще болѣе въ томъ, что не ошибся, разсмотрѣвъ толстую золотую цѣпь, которою оно было опоясано и на которой былъ привѣшенъ идолъ въ видѣ ящерицы съ двумя головами; хвостъ и лапы его были изъ черной и зеленой эмали, а тѣло золотое. Отрѣзавъ голову, трупъ разбойника разрубила на части и бросили въ море.
Подавъ возможную помощь раненымъ и распорядившись на-счетъ нашихъ плѣнныхъ, мы приступили къ осмотру добычи, доставшейся съ побѣжденныхъ двухъ джонокъ. Оказалось, что на нихъ было разнаго добра цѣною тысячъ на сорокъ таэловъ, кромѣ самихъ судовъ, которыя были совершенно-новы и крѣпки. Антоніо де-Фаріа передалъ добычу въ завѣдываніе Антоніо Боржеса, вашего призоваго агента, а одну изъ джонокъ мы сожгли по необходимости, ибо у васъ не было людей для управленія ею. Кромѣ разныхъ товаровъ, мы пріобрѣли семнадцать мѣдныхъ орудій равнаго калибра; почти за всѣхъ нихъ были королевско-португальскіе гербы, ибо они достались этой собакѣ-ренегату съ взятыхъ имъ трехъ португальскихъ судовъ.
Антоніо де-Фаріа хотѣлъ-было войдти на слѣдующее утро въ рѣку, но рыбаки, которыхъ мы спрашивали ночью, отсовѣтовали намъ приближаться къ городу, потому-что тамъ уже узнали, какъ мы раздѣлались съ разбойникомъ. Самъ губернаторъ области покровительствовалъ этому вору, потому-что получалъ отъ него третью часть награбленной добычи, уже сдѣлалъ непріязненныя распоряженія на нашъ счетъ, такъ вамъ нечего было и думать продавать тамъ свои товары. Сообразивъ это, Антоніо де-Фаріа разсудилъ, что благоразумнѣе идти въ другой портъ, Мутипин