Алданов Марк Александрович - Рец. на кн.: Ив. Бунин. Жизнь Арсеньева. Ч. 1. Истоки дней

M. A. АЛДАНОВ

<Рец. на кн.:> Ив. Бунин. Жизнь Арсеньева. Ч. 1. Истоки дней
Париж, 1930

Серия "РУССКИЙ ПУТЬ"

И. А. БУНИН: PRO ET CONTRA

Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей

АНТОЛОГИЯ

Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2001

"Жизнь Арсеньева" хорошо известна читателям "Современных записок ". Хорошо известен и успех, выпавший на долю этой книги. Немного можно было бы указать в новейшей русской литературе примеров столь заслуженного успеха. Но лишь теперь, прочтя книгу не в отрывках, а сразу и целиком, мы можем судить по-настоящему о красоте и силе нового произведения И. А. Бунина. Думаю, что "Жизнь Арсеньева" занимает первое место среди его книг. Этим сказано, какое высокое место она занимает в русской литературе.

Мне уже приходилось указывать на редкую особенность творческого пути Бунина, -- его безпрерывный художественный подъем, каждое новое его произведение лучше предыдущих. Отметим теперь и другое. На смену шедеврам, густо окрашенным в черный цвет, на смену книгам пессимистическим, чуть только не мизантропическим ("Петлистые уши", "Хорошая жизнь", "Господин из Сан-Франциско") пришла одна из самых светлых книг русской литературы. Знаю затасканность подчеркнутого мною слова, однако другого я не нахожу.

Бунин говорит в "Жизни Арсеньева": "Необыкновенное впечатленье произвели на меня "Старосветские помещики", "Страшная месть", "Тарас Бульба", но опять-таки лишь некоторыми своими местами, да своим общим высоким складом и смыслом". В "Жизни Арсеньева" тот же высокий склад -- и его обаянию, его чарам поддаешься с первой строчки книги. Она волшебно обращает в красоту все, вплоть до осенней грязи (которой придается неожиданный эпитет: "синяя грязь"), вплоть до коробочки с ваксой. "За всю мою жизнь не испытал я от вещей, виденных мною на земле, -- а я видел много, -- такого восторга, такой радости, как на базаре в этом городе, держа в руках коробочку ваксы. Круглая коробочка эта была из простого лыка, но что это было за лыко и с какой несравненной художественной ловкостью была сделана из него коробочка! А самая вакса! Черная, тугая, с тусклым блеском и упоительным спиртным запахом!.."

Не помню, кто назвал Бунина "писателем для писателей". И действительно, многое в его творчестве могут оценить только беллетристы. Все сказано об изобразительном искусстве Бунина.

При этом часто имеют в виду его картины природы. По-моему, бунинские картины города им нисколько не уступают. Автору "Петлистых ушей" принадлежит лучшее в русской литература описание Невского проспекта. В "Жизни Арсеньева" высокохудожественных картин так много, как ни в одном другом произведении Бунина. Приведу только одну страницу в качестве образца его изумительного искусства:

"Резко, попугаями, вскрикивали, вылетая на арену под гогот публики и со всего размаху шлепаясь с притворной неловкостью животом в песок, широкоштанные клоуны с мучными лицами и оранжево-огненными волосами, за ними тяжело вырывалась старая, белая лошадь, на широчайшей вогнутой спине которой стоя неслась вся осыпанная золотыми блесками коротконогая женщина в розовом трико, с розовыми тугими ляжками под торчащей балетной юбочкой... Музыка с беззаботной удалью нажаривала: "Ивушка, ивушка, зеленая моя", чернобородый красавец-директор во фраке, в ботфортах и в цилиндре, стоя и вращаясь посреди арены, равномерно и чудесно стрелял длинным бичом, лошадь, круто, упрямо выгнув шею, вся завалившись наискось, тяжким галопом мчалась по самому краю круга, женщина выжидательно пружинила на ней и вдруг с каким-то коротким, кокетливым криком взвивалась и с треском прорывала бумажный щит, вскинутый перед нею шталмейстерами в камзолах... А когда она, стараясь быть легче пуха, слетала наконец с лошади на изрытый песок арены, с чрезвычайнейшей грацией приседала, делала ручками, как-то особенно вывертывая их в кисти, и, под бурю аплодисментов, с преувеличенной детскостью, уносилась за кулисы, музыка вдруг смолкала (хотя клоуны, расхлябанно шатаясь по арене с видом бесприютных дурачков, картаво кричали: "еще полпорции камаринского")"...

Удаются ли Бунину отдельные люди так, как ему удаются "предметы"? Он почти не пользуется приемом "душевного монолога". В "Петлистых ушах" убийство сделано как бы составной частью страшного петербургского пейзажа. Внешнее описание порою делает чудеса и в "Жизни Арсеньева": "Он (мещанин Ростовцев) вошел, спокойно нахмуренный, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, -- она при этом радостно вспыхнула, -- и, войдя в комнату, несколько раз точно и красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол"... -- К этому нечего прибавить: и без "освещенных внутренностей" человек показан так, как показан цирк в строках, приведенных выше.

"Жизнь Арсеньева" не воспоминания, не автобиография. По крайней мере мемуарами их можно считать лишь в такой же мере, как "Героя нашего времени" или "Детство, отрочество и юность". Излагать содержание книги незачем: ее, конечно, прочтет всякий образованный русский. Я не буду останавливаться и на идейном содержании "Жизни Арсеньева". Мысли Бунина не книжные, и в теоретическом отвлечении о них говорить трудно; по-настоящему их может оценить только тот, кто хорошо знает этого необыкновенно даровитого человека, -- человеческая талантливость И. А. Бунина ведь равна его огромному литературному таланту. Она и в его страстности, и в его пристрастиях, и в его острой ненависти ко всякой фальши (или ко всему тому, что кажется фальшью Бунину).

"Общий вывод" книги, результат жизненного опыта автора, думаю (хоть, разумеется, не ручаюсь), следующий: люби жизнь, -- много в ней и скверного, и страшного, -- но ведь самое скверное и самое страшное: "огромный бархатно-фиолетовый ящик с мерзкими серебряными лапками"; люби жизнь, -- она все-таки того стоит, -- относись к ней просто, как относились к ней предки, и не старайся облагодетельствовать человечество, -- оно как-нибудь обойдется и без тебя.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: Современные записки. 1930. Кн. 42. С. 523--525. Печатается по этому изданию.

"Жизнь Арсеньева" хорошо известна читателям "Современных записок". -- Первые четыре книги "Жизни Арсеньева" печатались в "Современных записках" в 1928--1929 годах (кн. 34, 35, 37, 40).

Но лишь теперь, прочтя книгу <...> целиком... -- Издание 1930 г. включало лишь четыре книги "Жизни Арсеньева"; пятая была написана позднее.

Мне уже приходилось указывать на редкую особенность творческого пути Бунина... -- В рецензии на "Избранные стихи" Бунина М. Алданов написал: "Литературная судьба Бунина довольно необычна. Он долго ждал признания, и в том, конечно, виновата критика, проглядевшая или недооценившая его первые произведения. С некоторым правом можно утверждать, что каждое его новое произведение лучше предыдущих: самые современные свои страницы он написал в пору войны, затем в эмиграции и, пожалуй, высшей своей точки искусство Бунина достигло в неоконченной еще "Жизни Арсеньева". История русской литературы, кажется, почти не знает примеров такого беспрерывного подъема" (Последние новости. 1929. 18 июля).