Аросев Александр Яковлевич - Л. Красин в Париже

А. Аросев.
Л. Красин в Париже

(К первой годовщине его смерти)

Франция нас признала в год смерти Ленина.

Представлять советское государство туда был послан товарищ Красин, тогдашний Наркомвнешторг.

Из Москвы Красин выехал приблизительно в конце ноября.

Над Парижем стоял непроницаемый туман. Туда, в туман этот ехал наш старейший товарищ. Он направлялся туда, где еще не ступала официальная советская нога, ехал в дом на улице де-Гренелль, где в течение шести лет сидели злейшие враги советского государства.

На вокзале французские рабочие устроили первому советскому послу грандиозную и торжественную встречу. Автомобиль Красина тихо, еле - еле пробирался среди густой массы парижских рабочих, которые кидали в воздух шапки и кричали здравие советскому государству и его представителю.

В утреннем, редеющем тумане, с обнаженной головой, со своими острыми орлиными глазами -- всегда бледный -- в эти минуты Красин казался розовым от внутреннего света.

Он направо и налево здоровался с кричащими рабочими. Некоторые из них успевали подбегать и жать ему руку...

У старого дома австрийской маркизы -- там, где сидело русское царское посольство и куда теперь только что в`ехал Красин, долго не смолкали шум и крики рабочих толп. В узенькой улице Гренелль, у ворот в стиле ренессанса, долго раздавались крики восторга на прекрасном французском языке:

-- Да здравствует Советская республика! Да здравствует Красин!

Наследующий день солнце своим золотым светом раздвинуло серые завесы и проникло в кабинет Красина тонкой острой полоской, словно большой меч, просунутый из-под двери.

Красин слушал доклады: об уборке грязи и навоза, оставленных в доме белогвардейцами, об очистке загаженных комнат, о найденных в разных местах дома ящиках с книгами и бумагами с пылью, о ремонте провалившихся лестниц, сгнивших дверей и вываливающихся рам, о предстоящем визите к премьеру Эррио, о размещении приехавших сотрудников, о журналистах, добивающихся видеть и интервьюировать советского посла, о бездействии телефонных проводов, о газетной, кампании по поводу встречи у вокзала. Внимая всему этому, Красин изредка поглядывал на светлый солнечный меч, лежащий на полу. В перерыве этих докладов подошел Красин к балконной двери и открыл ее. Солнечный свет вломился целым снопом лучей и светлый меч на полу расплылся в золотое пятно.

Вздохнув полной грудью легкий воздух, шедший из сада, Красин сказал:

-- Вот, черти, хорошо им -- это про французов -- зима, а балконы открывать можно. Поневоле у них хозяйство крепкое -- у них на одном топливе какая экономия. Вот народ: живет и не знает, что такое топливный кризис.

А потом начался прием журналистов.

Один, выйдя от Красина, делился с другими своим впечатлением:

-- Ему никак нельзя возражать -- француза хлебом не корми, только дай ему возражать. -- У меня сколько раз вертелись на языке преотличнейшие аргументы против него, но он смотрит на вас такими открытыми глазами, что все мои возражения испаряются, как дым.

Другой рассказывал:

-- Он убежден, что французские промышленники должны организовать большую поездку в СССР, чтобы на месте убедиться в возможности иметь широкие дела с СССР. Вы знаете, меня он не убедил потому, что я журналист, но будь я промышленник или коммерсант, я непременно бы согласился с его предложением.

После визитов, разговоров с министрами, с депутатами, после первых дней "штурм унд дранга" в разных направлениях, надо же было показать и Парижу, и Франции, и всей Европе, показать ясно, кто же это сидит на улице Гренелль. Надо было поднять красный флаг над советским посольством.

В солнечное утро в гостеприимном старинном дворе посольства собралась вся советская колония. Из центральных парадных дверей, играя по пути с чьими- то попавшимися ему под руку бегающими детьми, вышел Красин. Осанистый, тонкий, высокий, всегда с улыбкой двадцатидвухлетнего студента. Подхватил чью-то четырехлетнюю девочку и подбросил ее вверх поймал, поцеловал, отпустил. Двух мальчиков приподнял на своей тросточке. Дети смеялись, заражали смехом взрослы*. И все вокруг искрилось, смеялось.

Оркестр заиграл Интернационал. За воротами дома, на улице в ответ на Интернационал раздались бешеные свистки французских хулиганов.

Оркестр отыграл. Свистки продолжались. Красин повернулся лицом к стоявшим во дворе, снял пенснэ, защелкнул их в футляр.

-- Товарищи! -- начал Красин. -- В самом центра Европы мы сейчас воздвигаем наш красный флаг...

Несмотря на вызывающие свистки, речь Красина звучала спокойно и чуть-чуть сурово. Немного суровым в его устах всегда было все то, что говорилось им всерьез и от всего сердца.

Речь его была покрыта криками "ура", оркестром, пением Интернационала. Пение и музыка заглушили, победили свистки бесновавшихся монархистов.

Вечером в свой обычный час, заложив руки и тросточку за спину, Красин быстрой военной походкой -- обычной для него -- отправился на прогулку. Ближайшие товарищи не раз говорили Красину:

-- Как, это вы так один по Парижу. Ведь это может плохо кончиться.

-- Ничего подобного, -- уверенно отвечал Красин, -- они -- это про белогвардейцев -- подлецы, просто трусы.

Однако, началась целая серия покушений на Красина.

Раз какого-то молодого человека задержали у ворот посольства с оружием в кармане. В другой раз арестовали некую Евгеньеву, которая прямо на суде заявила, что хотела убить Красина. Наконец, уже в самое посольство пришел однажды человек полный и плотный, который на вопрос курьера, кого ему угодно, усевшись поудобнее в кресло перед курьером, отвечал:

-- Красина.

-- А по какому делу?

-- Да мне хотелось бы убить его.

На немое недоумение курьера сделал пояснение:

-- А если это не удастся, то хоть избить.

Этого храбреца приподняли за плечи с кресла и предали в руки французских ажанов. Как потом выяснилось, он оказался казачьим офицером.

Красин по-прежнему в свой обычный час выходил -- непременно с палочкой за спиной -- маршировать по парижским улицам.

Трудности для Красина росли в Париже с каждым днем.

Осенью туманный Париж опять принахмурился. Больной Красин покинул его и отправился в еще более туманный, еще более сырой город, Лондон...

-------------------------------------------------------------------------------------------------

Текст издания: журнал "Прожектор", 1927, No 21 (115). -- с. 9.