Андреев Леонид Николаевич - Марсельеза

Леонид Андреев.
Марсельеза

Это было ничтожество: душа зайца и бесстыдная терпеливость рабочего скота. Когда судьба насмешливо и злобно бросила его в наши черные ряды, мы смеялись, как сумасшедшие: ведь бывают же такие смешные, такие нелепые ошибки. А он -- он, конечно, плакал. Я никогда в жизни не встречал человека, у которого было бы так много слез, и они текли бы так охотно -- из глаз, из носа, изо рта. Точно губка, пропитанная водою и зажатая в кулак. И в наших рядах я видел плачущих мужчин, но их слезы были огонь, от которого бежали дикие звери. От этих мужественных слез старело лицо и молодели глаза: как лава, исторгнутая из раскаленных недр земли, они выжигали неизгладимые следы и хоронили под собою целые города ничтожных желаний и мелких забот. А у этого, когда он поплачет, только краснел его носик да намокал платочек. Вероятно, он сушил его потом на веревочке, иначе откуда набрал бы он столько платков?

И во все дни изгнания он таскался к начальникам, ко всем начальникам, какие только были и каких он мог придумать, кланялся, плакал, клялся в своей невиновности, умолял пожалеть его молодость, давал обещания на всю жизнь не открывать рта иначе, как для просьб и славословий. И те смеялись над ним, как и мы, и называли его "Маленькая несчастная свинья", и кричали ему:

-- Эй ты, маленькая свинья!

И он послушно бежал на зов: он думал каждый раз услышать весть о возвращении на родину, а они только шутили. Они знали, как и мы, что он не виновен, но его муками они думали напугать других маленьких свиней, -- как будто и так не достаточно трусливы они!

Приходил он и к нам, гонимый животным страхом одиночества; но суровы и замкнуты были наши лица, и тщетно он искал ключа. Теряясь, он называл нас милыми товарищами и друзьями, а мы качали головой и говорили:

-- Смотри! Тебя услышат.

И он позволял себе глядеть на дверь, эта маленькая свинья. Ну разве можно было сохранить серьезность! И мы смеялись отвыкшими от смеха голосами, а он, ободренный и утешенный, присаживался ближе и рассказывал и плакал о своих любимых книжечках, оставшихся на столе, о своей мамаше и братцах, о которых он не знает, живы они или уже умерли от страха и тоски.

Под конец мы его выгоняли.

Когда началась голодовка, его охватил ужас -- невыразимо-комичный ужас. Ведь он очень любил покушать, бедная свинья, и он очень боялся милых товарищей, и очень боялся начальников: растерянно бродил он среди нас и часто вытирал платком лоб, на котором выступило что-то -- слезы или пот. И нерешительно спросил меня:

-- Вы долго будете голодать?

-- Долго, -- сурово ответил я.

-- А потихоньку вы ничего не будете есть?

-- Мамаши будут присылать нам пирожков, -- серьезно согласился я.

Он недоверчиво посмотрел на меня, покачал головою и, вздохнув, ушел. А на другой день заявил, зеленый от страха, как попугай:

-- Милые товарищи! Я тоже буду голодать с вами.

И был общий ответ:

-- Голодай один.

И он голодал! Мы не верили, как не верите вы, мы думали, что он ест что-нибудь потихоньку, и так же думали надсмотрщики. И когда под конец голодовки он заболел голодным тифом, мы только пожали плечами: "Бедная маленькая свинья!" Но один из нас -- тот, что никогда не смеялся, угрюмо сказал:

-- Он наш товарищ. Пойдемте к нему.

Он бредил, и жалок, как вся его жизнь, был этот бессвязный бред. О своих любимых книжечках говорил он, о мамаше и братцах; он просил пирожков и клялся, что не виновен, и просил прощения. И родину он звал, звал милую Францию, -- о, будь проклято слабое сердце человека! Он душу раздирал этим зовом: "Милая Франция!" Мы все были в палате, когда он умирал. Сознание вернулось к нему перед смертью, и тихо он лежал, такой маленький, слабый, и тихо стояли мы, его товарищи. И все мы, все до единого, услышали, как он сказал:

-- Когда я умру, пойте надо мною Марсельезу.

-- Что ты говоришь! -- воскликнули мы, содрогаясь от радости и закипающего гнева. И он повторил:

-- Когда я умру, пойте надо мною Марсельезу.

И впервые случилось так, что сухи были его глаза, а мы -- мы плакали, плакали все до единого, и, как огонь, от которого бегут дикие звери, горели наши слезы.

Он умер, и мы пели над ним Марсельезу. Молодыми и сильными голосами пели мы великую песню свободы, и грозно вторил нам океан и на хребтах валов своих нес в милую Францию и бледный ужас, и кроваво-красную надежду. И навсегда стал он знаменем нашим -- это ничтожество с телом зайца и рабочего скота и великою душою человека. На колени перед героем, товарищи и друзья!

Мы пели. На нас смотрели ружья, зловеще щелками их замки, и острые жала штыков угрожающе тянулись к нашим сердцам, -- и все громче, все радостнее звучала громкая песня; в нежных руках бойцов тихо колыхался черный гроб.

Мы пели Марсельезу!

Август 1905 г.

Комментарий

Марсельеза

Впервые -- в "Нижегородском сборнике" (издательство "Знание". СПб., 1905 г.). Весь доход от издания поступил в пользу Общества взаимопомощи учителей Нижегородской губернии.

Свое тревожное и радостное предчувствие надвигавшихся революционных событий и свои надежды на торжество свободолюбия Андреев выразил в письме Вересаеву (июль 1904 г.): "А красив человек -- когда он смел и безумен и смертью попирает смерть. Вы читали "Марсельцев"? Оборванные, они шли в Париж спасать свободу и пели "Марсельезу". Пели и шли, пели и шли. В этом есть что-то очень убедительное, очень большое, и мне всегда легче становится при воспоминаниях о марсельцах. Как будто здесь кроется ответ" (Вересаев, с. 392).

"Марсельезу" высоко оценил критик В. Львов-Рогачевский, писавший: "Рассказ "Марсельеза" <...> кончается апофеозом героя, скрытого под смешной "внешностью маленького человечка" <...> Это стихотворение в прозе явилось точно увертюрой к великим годам, отмеченным красным крестом в календаре русской общественности" (Львов-Рогачевский В. Две правды. Книга о Леониде Андрееве. СПб., 1914, с. 63).

Из ранних переводов "Марсельезы" на иностранные языки: венгерский и румынский (1905), болгарский (1906), английский (1915), испанский (1919) и другие языки.

---------------------------------------------------------------------------------

Источник текста: Леонид Николаевич Андреев. Собрание сочинений в шести томах. Том 2. Рассказы и пьесы 1904--1907. -- Москва: Художественная литература, 1990.