ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
А. К. ШЕЛЛЕРА-МИХАЙЛОВА.
подъ редакціею и съ критико-біографическимъ очеркомъ А. М. Скабичевскаго и съ приложеніемъ портрета Шеллера.
Приложеніе къ журналу "Нива" на 1904 г.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе А. Ф. МАРКСА.
1904.
Время было полуденное. На дворѣ стоялъ одинъ изъ свѣтлыхъ солнечныхъ ноябрьскихъ дней съ недавно выпавшимъ ослѣпительно бѣлымъ снѣгомъ, съ легкимъ морозцемъ, безъ малѣйшаго вѣтра. Въ богатомъ, заново отдѣланномъ каменномъ домѣ генерала Истомина, въ Большой Конюшенной, красивый и франтоватый швейцаръ только что смахнулъ пыль съ многочисленныхъ мраморныхъ и чугунныхъ украшеній параднаго подъѣзда, оглядѣлъ еще разъ лѣстницу, все ли въ порядкѣ, и, растопивъ дрова въ каминѣ, удобно усѣлся на стулъ у подзеркальнаго стола, чтобы приняться за обычное чтеніе газетъ. Онъ не успѣлъ прочитать и десяти строкъ о козняхъ князя Бисмарка, какъ входная дверь подъѣзда отворилась, и въ ней показалась фигура какой-то посѣтительницы. Швейцаръ неторопливо обернулъ голову, окинулъ глазами съ головы до ногъ входившую незнакомую ему женщину, какъ бы рѣшая мысленно, кто она и зачѣмъ пришла, и грубовато спросилъ:
-- Вамъ кого?
-- Къ Аннѣ Ивановнѣ,-- коротко отвѣтила незнакомка и пріостановилась, чтобы перевести духъ.
Это была невысокая коренастая старушка съ круглымъ, румянымъ лицомъ, съ бѣлыми, какъ серебро, волосами, въ поношенномъ, крытомъ, сатенъ-тюркомъ, старомодномъ салопѣ на лисьемъ мѣху и въ черной, помятой шляпкѣ, походившей на старушечій чепецъ.
-- Ихъ превосходительство по дѣламъ сегодня не принимаютъ,-- отвѣтилъ швейцаръ, опуская газету на колѣни, но не поднимаясь съ мѣста.-- Приходите завтра до десяти часовъ утра. До десяти часовъ принимаютъ.
Онъ опять хотѣлъ взяться за газету, но старуха и не думала уходить.
-- Да я не по дѣламъ вовсе,-- отвѣтила она, направляясь къ лѣстницѣ, и прибавила: -- Ты, вѣрно, недавно здѣсь? Петръ отошелъ развѣ?
Швейцаръ немного разсердился.
-- Никакого я Петра не знаю, а вамъ говорятъ, что не приказано принимать, значитъ нечего и идти. Эхъ, вы! Ну, пройдете здѣсь, тамъ откажутъ. Чего же хотите?..
Онъ съ недовольнымъ видомъ приподнялся со стула, по видимому, готовясь заградить ей дорогу. Она не разсердилась, не прикрикнула на него, а только благодушно, почти весело улыбнулась, что-то сообразивъ. Ея старомодный нарядъ уже не разъ бывалъ причиною разныхъ недоразумѣній между нею и столичными мелкими чиновниками, писарями, лакеями, швейцарами и тому подобнымъ людомъ, раздѣляющимъ человѣчество на разные разряды только по ливреѣ, по формѣ, по платью. Она хотѣла уже объяснить швейцару, кто она, какъ дверь подъѣзда снова отворилась и въ нее вошелъ, гремя шпорами и саблей, невысокій ростомъ, щеголеватый, какъ модная кукла, гвардейскій офицеръ, съ застывшимъ на лицѣ выраженіемъ пренебрежительнаго высокомѣрія и холоднаго равнодушія. Увидавъ старушку, онъ по привычкѣ немного прищурилъ сѣрые, какъ свинецъ, глаза, чтобы лучше всмотрѣться въ нее, и потомъ протянулъ ей руку.
-- Ma tante, вы какъ здѣсь?-- проговорилъ онъ.-- Давно пріѣхали?
-- Да вотъ вчера изъ своего Чернеца прибыла сюда и пробираюсь къ Анютѣ,-- отвѣтила старуха, пожимая, руку молодого человѣка и всматриваясь въ свою очередь въ его лицо немного выцвѣтшими, но еще зоркими черными глазами.-- А ты, Жоржъ, все такой же. Цвѣтешь, не старѣешь...
-- Съ чего старѣть?-- сказалъ онъ съ усмѣшкой, похожей на легкую гримасу, и заторопилъ ее:-- Пойдемте же, Annette будетъ вамъ очень рада.
Она съ озабоченнымъ видомъ, немного сдвинувъ сѣдыя брови, отчего между ними залегла характерная глубокая складка, проговорила по-французски:
-- А я по дѣлу нашего Александра. Что это съ нимъ? Совсѣмъ меня, какъ громомъ, поразило извѣстіе о его, бѣдѣ.
Молодой человѣкъ, опять сдѣлавъ гримасу, небрежно пожалъ плечами.
-- Старая пѣсня, ma tante?
-- Ну, для васъ, можетъ-быть, старая, а для меня... Какъ-ни-какъ, а человѣкъ гибнетъ... И какъ это вы здѣсь его не оберегли, не подержали. Вѣдь на глазахъ у васъ погибалъ. Сколько родни, и руки помощи никто не подалъ.
Она поднималась по лѣстницѣ съ молодымъ человѣкомъ и съ горечью и упрекомъ въ голосѣ ворчала на него, на его родныхъ. Онъ только пожималъ плечами и продолжалъ дѣлать презрительныя гримасы.
-- Развѣ на него напасешься денегъ? Развѣ ему можно было помочь? Наконецъ, мы не няньки...
И тутъ же, смѣясь беззвучнымъ ироническимъ смѣхомъ, прибавилъ:
-- И развѣ онъ одинъ у насъ вотъ гдѣ сидитъ.
Онъ указалъ на свою шею.
-- Сегодня вотъ у Annette цѣлый семейный совѣтъ. Дѣло Ольги Протасовой на очереди. Тоже своего рода bêbe noire семьи...
Старуха встревожилась.
-- Что еще? Опять какая-нибудь бѣда? Ну, ужъ семейка у васъ!
-- Сейчасъ все узнаете.
Швейцаръ не безъ удивленія смотрѣлъ имъ вслѣдъ, слыша, что старуха говоритъ молодому барину "ты" и, повидимому, мылитъ ему голову. Онъ принялъ ее за одну изъ побирушекъ-черносалопницъ, шляющихся къ генеральшѣ Истоминой, и еще слава Богу, что не успѣлъ ее вытолкать за двери. "Исторію нажилъ бы. А чѣмъ онъ виноватъ? Онъ здѣсь человѣкъ новый: не приказано бѣдныхъ не въ пріемные часы принимать, ну,-- и не принимаетъ. А она, можетъ-быть, какая-нибудь родственница генеральши изъ захудалыхъ. Много ихъ, какъ видно, такихъ-то у генеральши. По черной лѣстницѣ все больше ходятъ. Тоже господа нынче! Изъ грязи повыщелкались. Одни въ экипажахъ ѣздятъ, другіе безъ калошъ по лужамъ шлепаютъ". Онъ покачалъ головой, неторопливо поправилъ дрова въ каминѣ, прошелъ, опять къ столу, стоявшему подъ большимъ зеркаломъ, не безъ удовольствія посмотрѣлъ на свое отраженіе, поправилъ усы и, попрежнему удобно расположившись на стулѣ, снова принялся за прерванное чтеніе газеты.
Передъ молодымъ гвардейцемъ и его спутницей уже распахнулась дверь въ бель-этажѣ. Еще совсѣмъ молодой лакей во фракѣ и въ бѣломъ галстукѣ почтительно снялъ верхнюю одежду посѣтителей. Старушка привѣтливо отвѣтила на его поклонъ и ласково спросила:
-- Ну, что, Иванъ, еще не женился?
-- Никакъ нѣтъ-съ, Надежда Дмитріевна,-- отвѣтилъ онъ, немного покраснѣвъ.
-- А я думала, что и дѣтей крестить скоро позовешь. Моя Авдотья говорила, что ты писалъ ей что-то о невѣстѣ.
-- Денегъ еще надо прикопить...
-- Ну, копи, копи. Женитьба не дурное дѣло.
Она улыбнулась и, сунувъ ему въ руку какую-то мелочь, направилась въ комнаты вслѣдъ за племянникомъ, поморщившимся отъ ея фамильярнаго обращенія съ лакеемъ.
Бѣлая зала съ небольшой концертной эстрадой, гостиная съ синей шелковой мебелью, съ массой цвѣтовъ, бронзы, картинъ, столовая съ тяжелой дубовой мебелью, съ рѣзными дубовыми стѣнами и потолкомъ, небольшой зимній садъ, виднѣвшійся изъ столовой сквозь выходившія въ него стеклянныя двери и два окна,-- все это говорило о богатствѣ жившихъ здѣсь людей, объ ихъ привычкѣ къ удобствамъ и къ роскоши.
Посѣтители застали хозяйку дома въ столовой. Увидавъ ихъ, она поднялась съ мѣста и легкой походкой, какъ молодая дѣвушка, съ привѣтливой улыбкой подошла къ старушкѣ.
-- Ma tante, вы ли это? Какъ всегда, являетесь во-время!-- проговорила она и немного наклонила голову, чтобы поцѣловать старуху.
Аннѣ Ивановнѣ Истоминой было лѣта подъ сорокъ, но ее все еще звали въ ея кругу "красавицей Истоминой". Бѣлокурая, голубоглазая, несклонная къ излишней полнотѣ, дѣвственно стройная, она принадлежала къ числу счастливыхъ своей душевной ясностью и невозмутимостью, а потому долго не старѣющихся женщинъ. При видѣ старушки, ея лицо слегка озарилось ясною и мягкою улыбкою и на минуту утратило отличавшее его обыкновенно выраженіе привычной свѣтской сдержанности и холодности.
-- А ты все такая же,-- сказала тетка, любуясь ея лицомъ и съ материнской нѣжностью смотря на нее.
Къ посѣтительницѣ, между тѣмъ, подошли еще двѣ женщины,-- немолодыя, но еще бодрыя, съ сѣдыми буклями на вискахъ, съ претензіей казаться миловиднѣе и моложе своихъ лѣтъ, похожія, одна на другую, какъ родныя сестры-погодки. Обѣ онѣ, по родственному,-- расцѣловались со старушкой, хотя по лицу одной изъ сестеръ, отличавшейся отъ другой только тѣмъ, что на ея головѣ не было ни чепца, ни кружевъ, тутъ же скользнула насмѣшливая, плутоватая улыбка при взглядѣ на старомодный костюмъ старухи.-- Жоржъ сказалъ, что у васъ тутъ совѣщаніе,-- замѣтила посѣтительница, развязывая ленту у шляпки.
-- Да, да, ma tante! Семейный совѣтъ. Садитесь и рѣшайте!-- отвѣтила Истомина, занимая снова свое мѣсто хозяйки у стола.
Обѣ пожилыя дамы тоже присѣли къ столу. Молодой гвардеецъ помѣстился возлѣ одной изъ нихъ, и тотчасъ же между ними завязался оживленный разговоръ въ полголоса.
Надежда Дмитріевна неторопливо сняла шляпку, положила ее на стулъ, повѣсила на рѣзную высокую спинку этого стула небольшой потертый сакъ-вояжъ и, оправивъ бѣлый чепецъ съ густою рюшью и выбившіеся изъ-подъ него бѣлые, какъ серебро, волосы, присѣла къ столу, изъ противъ хозяйки.
-- Прежде всего, дай кофе,-- сказала она, обращаясь къ Истоминой:-- а потомъ говори о вашихъ глупостяхъ.
По лицу пожилой дамы, усмѣхнувшейся при взглядѣ на нарядъ старушки и теперь перешептывавшейся съ молодымъ гвардейцемъ, опять скользнула веселая улыбка.
-- И сейчасъ наша Надежда Дмитріевна станетъ насъ всѣхъ распекать,-- замѣтила она шутливо, бросая взглядъ на сидѣвшаго рядомъ съ нею офицера.
-- И, разумѣется, стану,-- отвѣтила старуха.-- И тебя первую, потому что у тебя-то, Женя, когда тебѣ сто лѣтъ стукнетъ, все тотъ же вѣтеръ будетъ ходить въ головѣ...
Всѣ слегка усмѣхнулись.
Гвардеецъ передалъ старушкѣ чашку кофе. Истомина предложила ей торта и сладкихъ печеній. Старуха выбрала довольно много печеній и бережно положила ихъ на столъ около себя. Гвардеецъ и его сосѣдка не безъ лукавства переглянулись между собою. Надежда Дмитріевна стала пить кофе, не дотрагиваясь до лежавшаго около ея чашки печенья.
-- Ну, такъ о чемъ же совѣщались-то?-- спросила она.-- Жоржъ говоритъ: Протасовы опять на сценѣ. Опять взялись за трубы и литавры и возвѣщаютъ всѣмъ и каждому: "Мы ближайшіе родственники Истоминыхъ и Драгомановыхъ!" Такъ?
Розовое лицо старушки озарилось на мгновенье слегка ироническою и въ то же время грустною усмѣшкою, ея немного выцвѣтшіе черные глаза теперь нѣсколько заблестѣли и пристально вглядывались въ присутствующихъ. Въ этомъ взглядѣ теперь была извѣстная сила, и онъ могъ смутить того, на кого обращался, какъ бы заглядывая въ душу человѣка настойчиво и строго.
-- Не смѣйтесь, ma tante!-- проговорила Истомина.-- Дѣло серьезнѣе, чѣмъ вы думаете.
И съ легкой, едва уловимой, не то грустной, не то иронической улыбкой, она прибавила:
-- Даже меня задѣло за живое, а вы знаете, что это не легко сдѣлать...
Старушка ласково взглянула на свою любимицу.
-- Милая, предоставь лучше твоей матери говорить за тебя,-- добродушно и просто сказала она.-- Софья Петровна все это лучше разъяснитъ, а то ты вѣдь только ея слова станешь повторять. Вѣдь не сама же ты ужаснулась того, что произошло...
Она фамильярно обратилась къ пожилой дамѣ съ легкой кружевной наколкой на головѣ: -- Ну, Софья Петровна, какіе-же ужасы натворили Протасовы!
Пожилая дама сдѣлала брезгливую гримасу и очень желчно произнесла:
-- А тѣ, что Ольга Протасова намѣрена выйти замужъ за фельдшера! Хорошо?
Надежда Дмитріевна поспѣшно воскликнула:
-- Ну, слава Богу, хоть одна изъ этой нищей семьи пристроится!
И не давъ времени никому опомниться, съ необычайной для ея лѣтъ живостью забросала Всѣхъ вопросами:
-- Не пьющій человѣкъ? Какихъ лѣтъ? При мѣстѣ? Есть какія-нибудь средства? Точно любитъ ее?
Всѣ немного смутились, точно оторопѣли. Никто не могъ отвѣтить на эти вопросы. Никого не интересовало справляться о женихѣ Протасовой. Довольно было знать; что онъ фельдшеръ, и что за этого фельдшера готова выйти замужъ родная племянница вдовы генерала, Софьи Петровны Драгомановой, и вдовы коммерціи совѣтника, Евгеніи Петровны Кудрявцевой, двоюродная сестра жены генералъ-маіора, Анны Ивановны Истоминой, и гвардейскаго капитана Юрія Ивановича Драгоманова. На что тутъ были еще какія-нибудь справки? Софья Петровна первая нарушила минутное молчаніе насмѣшливымъ и злымъ восклицаніемъ:
-- Кто же станетъ справляться? Я же тебѣ говорю, что это фельдшеръ, что онъ...
-- Ну, не лейбъ-медикъ же за нее присватается,-- коротко и рѣшительно перебила ее Надежда Дмитріевна..
-- Да, не я допустить ее выйти за фельдшера...-- въ свою очередь оборвала ея рѣчь Софья Петровна.
-- Ахъ, да я сама вотъ бабка повивальная!-- точно отрѣзала Надежда Дмитріевна съ необычайною для нея строптивостью.-- Что-жъ изъ этого. У насъ, можетъ-быть, и дворники въ роднѣ есть. Этого ужъ не передѣлаешь, если всѣ изъ мужиковъ недавно вышли.
Всѣ опять смутились. У всѣхъ шевельнулось злое чувство въ душѣ.
Софья Петровна, какъ бы пропустивъ мимо ушей замѣчаніе старухи, загорячилась и заговорила ядовитымъ тономъ:
-- Протасовы вездѣ разславляютъ, что они наши родственники, говорятъ объ этомъ на всѣхъ перекресткахъ, умышленно ставятъ это на видъ...
-- Ну, да вѣдь нельзя же имъ говорить, что они чужіе. Ужъ какъ ни вертитесь, а Петръ Петровичъ вашъ родной братъ.
-- Братъ! братъ! Въ извозъ ѣздилъ, бани гдѣ-то снималъ на аренду, кабакъ держалъ! О, это какая-то кара Божія!-- воскликнула запальчиво Софья Петровна.
-- Что говорить, совсѣмъ потерянный человѣкъ,-- равнодушно согласилась съ нею Надежда Дмитріевна и прибавила:-- Потому-то и хорошо, что Ольга нашла жениха. Въ такой семьѣ погибла бы дѣвочка окончательно.
-- Жениха-фельдшера! Служитъ въ томъ самомъ полку, гдѣ нашъ Жоржъ служитъ.
Старуха обрадовалась.
-- А! такъ, значитъ, ты и узнать можешь, хорошій ли онъ человѣкъ,-- обратилась она къ племяннику.-- Это хорошо! Нельзя тоже оставить дѣвочку идти за перваго встрѣчнаго, не разузнавъ о немъ ничего.
Молодой человѣкъ вспылилъ, раздраженный наивностью чудачки-старухи.
-- Ну, ужъ отъ этого-то меня увольте!-- брезгливо проговорилъ онъ.
Старушка не на шутку разсердилась.
-- Да что это вы всѣ здѣсь, снявши голову, по волосамъ тужите! Не дали дѣвочкѣ почти никакого воспитанія и образованія, не сумѣли ее поставить въ своемъ домѣ, какъ родственницу, а теперь волнуетесь, что она выходитъ замужъ за человѣка своего круга. Готовили бы ее въ невѣсты какому-нибудь князьку или камеръ-юнкеру, тогда другое бы дѣло, а теперь -- да вы должны радоваться, помочь ей, а не разстраивать ея судьбу. Или хотите, чтобы она по Невскому ходила?
Всѣхъ покоробило отъ этого рѣзкаго тона, отъ этой грубоватой правдивости.
Софья Петровна снова загорячилась. Что-жъ, ея сыну изъ полка, что ли, выходить ради какой-то Ольги Протасовой? Или служить въ полку и любезно пожимать руки какому-то фельдшеру, мужу своей двоюродной сестры? Этого только недоставало?
-- Надежда Дмитріевна, пожалуй, посовѣтуетъ Annette пригласить эту молодую пару сюда въ домъ,-- насмѣшливо, едва удерживаясь отъ смѣха, замѣтила сестра Софьи Петровны, Евгенія Петровна.-- Вотъ былъ бы обрадованъ твой мужъ этой новой роднѣ,-- обратилась она къ хозяйкѣ дома.
-- Мой Викторъ Павловичъ,-- начала та немного растерянно:-- онъ смотритъ на эти вещи...
Надежда Дмитріевна не дала ей кончить и замѣтила:
-- Твой Викторъ Павловичъ настолько порядочный человѣкъ самъ по себѣ, что его нисколько не устрашитъ, что какая-то бѣдная родственница его жены выйдетъ замужъ за фельдшера или за писаря...
И наставительно, какъ старая гувернантка юной воспитанницѣ, прибавила:
-- И ты, дружокъ, волнуешься ради этихъ пустяковъ только потому, что другіе волнуются около тебя этими же пустяками. А ты лучше подумай, что ты можешь отъ себя дать въ приданое Ольгѣ. Это будетъ дѣльнѣе и гораздо полезнѣе всѣхъ этихъ пустыхъ толковъ.
И, немного нахмуривъ брови, она озабоченно заговорила:
-- Я, къ несчастію, теперь не могу почти ничего сдѣлать для дѣвочки. Узнать объ ея женихѣ я узнаю, а помочь матеріально ей много не могу. Объ Александрѣ приходится подумать, его выручить...
-- Ахъ, да, тоже радость!-- ядовито воскликнула Софья Петровна.-- Тоже милый родственникъ, племянничекъ! Векселей какихъ-то надавалъ, подлоговъ какихъ-то надѣлалъ, негодяй!
Старуха рѣзко и коротко оборвала ее.
-- Не намъ судить его, Софья Петровна! Сами-то тоже не святыми жизнь прожили.
Евгенія Петровна залилась ироническимъ смѣхомъ.
-- Ну, пойдетъ Надежда Дмитріевна оправдывать. всѣхъ негодяевъ!
Старуха строго взглянула на нее.
-- Смѣйся ужъ надъ чѣмъ-нибудь другимъ, а не надъ гибнущими людьми! На твой вѣкъ еще хватитъ для смѣха и другихъ смѣшныхъ исторій, хотя, по правдѣ сказать, пора бы и перестать шутки шутить...
Надежда Дмитріевна встала, подошла къ стулу, гдѣ висѣлъ ея сакъ-вояжъ,-- взяла его и, возвратясь къ столу, присѣвъ снова на стулъ, стала бережно, укладывать въ мѣшокъ сладкія печенья. Евгенія Петровна многозначительно переглянулась съ Жоржемъ, кусая себѣ губы, чтобы не засмѣяться. Онъ пожалъ плечами, и по его лицу скользнула брезгливая усмѣшка.
-- Вы, ma tante, что же хотите сдѣлать для Александра?-- учаотливо спросила Надежду Дмитріевну Истомина.
-- Спасти его,-- коротко и просто отвѣтила старуха.-- Нельзя же такъ и бросить человѣка на гибель. Чужого жаль, а онъ, слава Богу, не чужой мнѣ, сынъ моего мужа, на моихъ рукахъ выросъ...
И, заботливо завязавъ тесемкой свой мѣшокъ, она спросила Истомину:
-- Твой мужъ дома?
-- Да, кажется...
-- Я пройду къ нему. Надо съ дѣловымъ человѣкомъ поговорить, а то я не знаю порядковъ-то. А времени тоже немного у меня, дома тамъ больные и ребятки ждутъ. Вездѣ свое горе...
Она поднялась съ мѣста и, надѣвъ шляпку, попрощавшись со всѣми, пошла изъ столовой. Тутъ только зоркіе глаза Евгеніи Петровны замѣтили вполнѣ подробности костюма Надежды Дмитріевны: на ней было надѣто черное шелковое платье, но въ одномъ мѣстѣ шелковая юбка приподнялась и изъ-подъ нея виднѣлась коричневая шерстяная юбка.
-- Пари держу, что на ней по обыкновенію два.платья,-- со смѣхомъ сказала она.
Еще неуспокоившаяся отъ негодованія Софья Петровна передернула плечами и коротко проворчала:
-- Ну, да, здѣсь въ шелковомъ платьѣ, а отправится къ какимъ-нибудь Протасовымъ и очутится у нихъ въ шерстяномъ. У нея вѣчно комедія съ переодѣваньями!
-- И ровно пять лѣтъ тому назадъ я видѣлъ на ней этотъ же чепецъ и эту шляпку,-- вставилъ пренебрежительно Жоржъ.
-- И въ молодости въ такихъ же затрапезныхъ нарядахъ ходила,-- проворчала Софья Петровна.
-- А ты видѣлъ, какъ она собирала въ сакъ-вояжъ печенья?-- спросила Евгенія Петровна племянника.-- Тамъ у нея цѣлая кладовая. Все это для раздачи разнымъ уличнымъ ребятишкамъ.
Истомина сидѣла въ раздумьѣ на своемъ мѣстѣ, слушая, безмолвно эти шутки надъ ея любимой старухой-теткой. На душѣ было теперь еще тоскливѣе, лѣмъ всегда, хотѣлось куда-то уйти отъ этихъ родныхъ, отъ всѣхъ людей своего круга. Но куда уйти? Какъ уйти? Гдѣ лучше? Наконецъ, она очнулась, подавляя тяжелый вздохъ, и проговорила вслухъ:
-- Но какъ же она думаетъ спасти Александра? Вѣдь, онъ, вѣроятно, задолжалъ десятки тысячъ? Она же не богата.
Никто не отвѣтилъ ей. Всѣ только пожали плечами, какъ бы говоря: "кто ее знаетъ, какъ! И что намъ за дѣло до этого?"
Переступая порогъ съ половины Анны Ивановны Истоминой на половину Виктора Павловича Истомина, посѣтитель сразу попадалъ въ какую-то другую атмосферу. Бархатъ, шелкъ, тропическія растенія, бронзовыя украшенія, масляныя картины въ дорогихъ рамкахъ -- все это смѣнялось здѣсь суровою простотой. Въ бильярдной, въ спальнѣ, въ кабинетѣ генерала Истомина мебель была обита простой, давно потемнѣвшей кожей, у оконъ были простыя бѣлыя шторы, кровать въ спальнѣ была желѣзная съ шинелью вмѣсто одѣяла, письменный столъ въ кабинетѣ былъ великъ, но старъ, стоявшія здѣсь лампы были изъ недорогихъ съ незатѣйливыми колпаками изъ желѣза, снизу бѣлыми, сверху зелеными, на столѣ были груды шнуровыхъ книгъ, большіе счеты, длинныя ножницы, въ углу стоялъ массивный несгораемый шкапъ; на стѣнахъ висѣли только фотографическія группы въ черныхъ багетныхъ рамкахъ. Вся эта половина напоминала скорѣе помѣщеніе дѣлового коммерсанта, не заботящагося о внѣшности, неприхотливаго по вкусамъ, чѣмъ жилище военнаго человѣка, занимавшаго видное положеніе по своему чину и связямъ въ обществѣ.
Викторъ Павловичъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ въ разстегнутомъ военномъ сюртукѣ и пощелкивалъ костяшками на счетахъ, когда въ его кабинетъ вошла безъ всякаго доклада, какъ свой человѣкъ, Надежда Дмитріевна. Бѣлокурый, немного облысѣвшій, съ нѣсколько помятымъ, хотя и румянымъ лицомъ, приземистый, молодцоватый и подвижной, онъ походилъ скорѣе на разбитного и шустраго приказчика изъ мѣщанъ, чѣмъ военнаго человѣка. Завидѣвъ Надежду Дмитріевну, онъ торопливо сталъ застегивать сюртукъ и быстро пошелъ ей навстрѣчу своеобразной походкой, мелкими шажками, съ развальцемъ, пощелкивая шпорами.
-- Вы? здѣсь? Какими судьбами?-- заговорилъ онъ весело скороговоркой, протягивая обѣ руки старухѣ.
-- По дѣламъ,-- коротко отвѣтила она, дружески пожимая его руки.
-- Знаю, знаю, что даромъ не пріѣхали бы! Ну, садитесь, разсказывайте. Кто-нибудь надулъ или...
Она перебила его.
-- Изъ-за пустяковъ не потащилась бы сюда.
-- Ахъ, проказница, проказница!-- засмѣялся онъ и подвелъ ее къ жесткому кожаному дивану.-- Ну, усаживайтесь. Говорите..
-- Прежде всего скажите: не помѣшаю?-- спросила она.
-- Ну, вотъ еще! Мнѣ вѣдь только наше бабье мѣшаетъ.
Онъ сѣлъ противъ нея и, закуривъ папиросу, приготовился слушать. Онъ очень любилъ и уважалъ тетку своей жены. Раза три-четыре въ былые дни, когда онъ еще далеко не былъ богатъ, она давала ему взаймы безъ росписки за казенные проценты всѣ свои наличныя деньги, и онъ на нихъ сдѣлалъ довольно крупныя биржевыя аферы.
-- У васъ здѣсь тысячи связей,-- начала она.
-- Ну, ужъ и тысячи!-- пошутилъ онъ.-- Немного поменьше, пожалуй.
-- Толкуйте! Вы и въ военномъ вѣдомствѣ со всѣми близки, и на биржѣ, и въ акціонерныхъ компаніяхъ...
-- А ваше дѣло гдѣ?-- спросилъ онъ.
-- Вотъ то-то и бѣда, что это дѣло судебное, а не биржевое. Я пріѣхала ради Александра. Вы слышали, конечно, что онъ запутался? Его нужно спасти.
Викторъ Павловичъ безнадежно махнулъ рукою.
-- Ну, я тутъ ничего не могу подѣлать. Я немного знаю суть дѣла: векселя, говорятъ, онъ выдалъ подложные. Дѣло еще не начато, не перешло къ прокурору. Уладить можно безъ суда. Но какъ? Тутъ нужны деньги, деньги и ничего, кромѣ денегъ.
-- Сколько?-- спросила Надежда Дмитріевна.
-- А ужъ этого я сейчасъ не могу сказать. Я сказалъ уже, что я знаю о дѣлѣ только по слухамъ. Во всякомъ случаѣ, нужны не сотни, а тысячи рублей.
-- Мнѣ нужно знать точную цифру. Кромѣ того, мнѣ нужно, чтобы кто-нибудь изъ дѣловыхъ людей взялся за переговоры съ мерзавцами, затянувшими его въ долги.
-- Такъ; но кто же будетъ платить?-- задалъ онъ вопросъ.
-- Кому же платить, какъ не мнѣ.
-- Вамъ?
Онъ даже руками развелъ, пораженный неожиданностью.
-- Вы хотите заплатить за него? Ну, этого я, признаюсь, не ожидалъ отъ васъ.
Онъ взволновался, точно платить приходилось ему, а не ей, и заходилъ скоро-скоро по кабинету, пощипывая рѣденькіе бѣлобрысые усики и постукивая шпорами.
-- Человѣка надо подъ судъ упечь, надо сослать въ мѣста не столь отдаленныя, а вы покрыть негодяя хотите.
-- А! всѣ мы негодяи!-- рѣзко проговорила она.-- Только однихъ судятъ, а другіе судятъ!
И, разсерженная его замѣчаніемъ, она загорячилась: -- Отъ десятаго человѣка сегодня я только и слышу, что онъ негодяй! Только то говорили мальчишки да бабенки, такъ имъ и Богъ проститъ ихъ глупость, а тутъ и вы! Дѣла-то вы свои съ кѣмъ дѣлаете? Съ кѣмъ на биржѣ да по подрядамъ сталкиваетесь? Въ акціонерныя-то общества черезъ кого въ директора попадаете? Хороши гуси? Кого изъ нихъ нельзя на скамью подсудимыхъ упечь? Для каждаго, я думаю, статья въ уголовномъ кодексѣ припасена. Вы-то это знаете хорошо, лучше меня. А и вы туда же Александра казнить хотите. Людей не казнить, а спасать нужно, если можно.
Онъ ходилъ по комнатѣ, слегка насвистывая что-то. При послѣднихъ ея словахъ, онъ остановился передъ нею и спросилъ:
-- И думаете, что спасете?
-- Надо попробовать.
-- Не дорого ли обойдется проба?
-- Все равно деньги у меня лежатъ и могутъ пропасть.
-- Съ чего имъ пропадать-то?
Она сдѣлала нетерпѣливое движеніе.
-- Ну, а вотъ когда я давала ихъ вамъ безъ росписки, вѣдь могли онѣ пропасть?
-- Ахъ, вы чудачка! Сбѣжалъ-бы я, что ли, съ ними?
-- А умерли бы?
Онъ опять заходилъ по комнатѣ, постукивая шпорами.
-- Да, да, тогда могли бы пропасть... Точно, у васъ онѣ всегда могутъ пропасть. Умный вы человѣкъ, а довѣрчивы, какъ... Онъ поперхнулся, не докончивъ фразы, и только съ фамильярностью товарища похлопалъ ее по плечу. Надежда Дмитріевна не обратила вниманія на его недоконченную фразу и проговорила:
-- Ну, такъ вотъ похлопочите по этому дѣлу. Выручите Александра, во что бы то ни стало.
-- Да вы сколько рѣшились пожертвовать?
-- Сколько? Сколько? Наберется тысячъ пятнадцать.
-- У васъ было больше,-- вскользь замѣтилъ Викторъ Павловичъ.
Она ничего не отвѣтила и въ раздумьи проговорила:
-- Въ случаѣ надобности, мой домишко можно еще продать. Правда, въ одинъ день не продашь, и притомъ, дома у насъ въ Чернецѣ дешевы.
-- Но чѣмъ-же вы жить будете?
-- Ахъ; что обо мнѣ толковать. Вдова моего брата -- знаете Александру Николаевну?-- пріютитъ, если понадобится. Да, наконецъ, у меня триста рублей въ годъ пенсіи. Много ли мнѣ надо, старухѣ? Да, да, всѣмъ располагайте, что есть. Эти же деньги въ сущности его: отецъ его наживахъ, а не я.
-- Да, но вы же были женой его отца, и это ваша законная часть.
Она усмѣхнулась.
-- Женой его отца! Даровой гувернанткой для его дѣтей, экономкой въ домѣ, вотъ чѣмъ я была. Кажется, знаете, что его отецъ женился на мнѣ только потому, что выгоднѣе было повѣнчаться со мной и заставить меня учить его дѣтей и вести хозяйство, чѣмъ нанять меня для тѣхъ же занятій. Я никогда и не пошла бы замужъ, если бы не знала, для чего я нужна...
Онъ ходилъ по комнатѣ, обдумывая уже вопросы, можно ли спасти Александра, какъ ловчѣе приняться за это дѣло, сколько можно выторговать. Страсть къ дѣламъ взяла уже въ немъ верхъ надъ всякими другими соображеніями. Онъ оживлялся, молодѣлъ, умнѣлъ, какъ только являлась возможность обдѣлать какое-нибудь дѣло. Обдѣлываніе чужого дѣла его занимало не менѣе обдѣлыванія своего дѣла. Этой страстью онъ отличался еще во времена своего кадетства, съ любовью соображая, какъ выиграть дюжину стальныхъ перьевъ, что выгоднѣе: продать ли ихъ по перу или разыграть въ лотерею, и какую вещь купить на эти деньги, чтобы сдѣлать потомъ новый оборотъ. Онъ постоянно, дѣлалъ вычисленія и выкладки, и даже прослылъ за это математикомъ. Сообразивъ быстро и точно, какимъ путемъ можно уладить дѣло Александра, что можно выторговать у его кредиторовъ и какъ припугнуть ихъ, онъ остановился передъ Надеждой Дмитріевной, бодрый и молодцоватый, какъ юноша, и рѣшительно сказалъ:
-- Хорошо, я улажу все.....
И тутъ же разсмѣялся, подмигивая старухѣ:
-- А ужъ и будутъ же чистить за это насъ съ вами всѣ наши милые родственники.
Она немного нахмурилась, сдвинувъ брови.
-- Имъ-то что?
-- Какъ что? Да это же все перешло бы въ ихъ руки по частямъ или вдругъ. Гдѣ же брать пригоршнями деньги, какъ не у Надежды Дмитріевны? Кого можно слезами разжалобить, какъ не Надежду Дмитріевну? Они бы Александра на клочки теперь растерзали, если бы знали нашъ комплотъ.
Какое-то гнетущее чувство охватило ее на минуту. Но она пересилила его и бодро поднялась съ мѣста.
-- Да, вотъ вы напомнили мнѣ о родныхъ. Надо, еще навѣстить Протасовыхъ. Слышали вы? Ольга Протасова за фельдшера выходитъ замужъ.
-- Да, слышалъ что-то,-- разсѣянно сказалъ онъ.-- На дамской половинѣ идетъ какой-то бунтъ по этому поводу.
-- Не огорчились? съ иронической усмѣшкой спросила она.
-- Мнѣ-то что.
Она дружески протянула ему руку на прощаньи и, сообразивъ что-то, сказала:
-- Поговорите въ этомъ смыслѣ съ Анютой. Евгенія Петровна и Софья Петровна изображаютъ ей это дѣло въ такомъ ужасномъ видѣ, какъ будто послѣ этого брака вы и генеральскій чинъ потеряете, и на биржѣ вашихъ бумагъ принимать не станутъ, и въ акціонерныхъ обществахъ изъ числа директоровъ исключатъ.
Онъ засмѣялся, провожая ее до дверей своего кабинета. На порогѣ, онъ на минуту остановилъ ее и спросилъ.
-- Сами вы не повидаетесь съ Александромъ?
-- Нѣтъ, нѣтъ, что вы выдумали? Его не надо даже извѣщать объ этомъ. Это значило бы только напортить. Никогда онъ не согласится, если предупредить его, что я хочу заплатить его долги.
-- Ну, это еще вопросъ...
Она разсердилась.
-- Ужъ я-то его лучше знаю, чѣмъ вы. Это другіе его могутъ считать негодяемъ, а не я.
-- Однако...
-- Полноте о пустякахъ толковать, когда дѣло идетъ о спасеніи человѣка...
Она съ озабоченнымъ лицомъ, со сдвинутыми бровями, немного поджавъ губы, пошла черезъ рядъ парадныхъ комнатъ, направляясь къ прихожей. Въ прихожей около нея раздался молодой привѣтливый голосъ:
-- Крестная!
Она подняла голову, и ея лицо озарилось свѣтлой улыбкой при видѣ молоденькой, свѣженькой и хорошенькой дѣвушки.
-- Настюша, здравствуй!
Дѣвушка припала губами къ рукѣ старухи. Та поцѣловала ее въ лобъ.
-- Иванъ шепнулъ, что вы здѣсь,-- объясняла горничная.-- Выбѣжала сюда хоть глазкомъ взглянуть на васъ.
-- Ну, какъ служишь?-- спросила старушка.
-- Хорошо-съ. Анна Ивановна довольны, и, сами знаете, ангелъ онѣ, ангелъ, слова дурного не скажутъ. Грустятъ только все...
-- Знаю, знаю,-- съ лаской сказала Надежда Дмитріевна.-- Веди только сама-то себя хорошо, и все будетъ хорошо.
Она пристально взглянула на молодую дѣвушку.
-- А Иванъ-то это на тебѣ хочетъ жениться?
Горничная вспыхнула до ушей и потупилась.
-- Не знаю... вѣрно, на мнѣ, если что говорилъ...
-- Да, да, писалъ теткѣ Авдотьѣ... Мы такъ и рѣшили съ ней, что на тебѣ хочетъ жениться... Что-жъ, дай Богъ вамъ счастья... Только береги себя.
Дѣвушка застѣнчиво перебирала кончикъ передника.
-- Я себя соблюдаю, крестная.
-- Да, да, соблюдай, соблюдай,-- наставительно сказала Надежда Дмитріевна.-- Разъ оступишься -- никогда не поднимешься.
Она, застегнувъ у горла крючки салопа, порылась въ сакъ-вояжѣ и что-то сунула въ руку дѣвушкѣ.
-- Крестная, зачѣмъ же!-- воскликнула та, опять зарумянившись и снова цѣлуя ея мягкую, пухлую руку.
-- Ну, ну, бери... У меня еще тебѣ платочекъ приготовленъ, да кое-какіе пустяки... Все пригодится... Пойдешь замужъ, помогу... На-дняхъ заверни.
-- Вы у Александры Николаевны остановились?
-- Гдѣ же больше? Не у чужихъ же жить.
-- Кланяйтесь Александрѣ Николаевнѣ, барышнѣ и молодому барину тоже...
-- Хорошо, хорошо...,
Надежда Дмитріевна вышла изъ квартиры Истоминыхъ и стала медленно спускаться по лѣстницѣ. Невеселыя думы, поднявшіяся въ ея головѣ при толкахъ объ ея Александрѣ и разсѣявшіяся на минуту при встрѣчѣ съ горничной-крестницей, снова зароились въ ея мозгу. Она уже не обращала теперь вниманія ни на кого и шла по улицѣ, то шевеля губами, какъ бы разговаривая въ полголоса, то поджимая эти губы и сдвигая брови съ выраженіемъ сосредоточенной думы. Ея обыкновенно добродушное круглое лицо было теперь почти сурово. Такъ прошла она почти весь Невскій проспектъ и дошла по бульвару до набережной Невы. Ясный зимній день еще былъ ослѣпительно ярокъ, солнце, уже спускавшееся къ западу, еще сверкало тысячами искръ на бѣломъ снѣгу. Старуха взглянула на прозрачное небо, на яркое солнце, на бѣлую снѣжную скатерть Дворцовой площади, и присѣла отдохнуть на послѣднюю изъ бульварныхъ скамеекъ, вся охваченная умиленіемъ предъ развернувшейся картиной. Природа вплоть до старости оставляла глубокое впечатлѣніе въ ея душѣ. Понемногу у нея на сердцѣ становилось все спокойнѣе и спокойнѣе, свѣтлѣе и свѣтлѣе; настоящее какъ бы ушло куда-то далеко-далеко, цѣлый рядъ воспоминаній о быломъ сталъ развертываться въ ея памяти, образы дорогихъ лицъ проносились передъ глазами, по лицу уже скользила улыбка,-- старческая благодушная улыбка, очно на старушку пахнуло опять ея свѣтлою счастливою молодостью.
Вонъ тамъ за крѣпостью, около Александровскаго парка, затерявшись въ зелени безчисленныхъ садовъ, стоялъ домикъ, гдѣ выросли Надежда Дмитріевна и ея братья, Левко и Дмитро, звавшіе ее "хохлушкой" и называвшіеся ею "хохлами". Отецъ Надежды Дмитріевны, Дмитрій Осиповичъ Потапенко, не выдающійся по уму, не особенно ученый, но дѣтски наивно благоговѣвшій предъ ученостью врачъ-малороссъ, твердо вѣровавшій въ силу медицины, ея мать Наталья Осиповна, простая, безхитростная, хлопотливая хозяйка изъ малороссійскихъ крестьянокъ; ея братья, Левко и Дмитро, студенты-медики, грубоватые, но добродушные, даровитые, но съ хохлацкой лѣнцой, прозаики по виду, но поэты въ душѣ, любящіе музыку, но умѣющіе играть только на гитарѣ, преклоняющіеся передъ литературой, но имѣющіе возможность выискивать ея перлы только въ русской и малороссійской письменности и, наконецъ, она сама, Надежда, хохлушка, учащаяся съ какой-то ненасытной жадностью всему, чему можно было учиться дѣвушкѣ въ то время,-- вотъ всѣ лица, составлявшіе семью Потапенко.
Упрямая и настойчивая, самостоятельная, во что бы то ни стало, и выносливая, какъ можетъ быть вынослива только дочь крестьянки и крестьянскаго сына, достигнувшаго до званія врача упорнымъ и усидчивымъ трудомъ, она, Надежда, кончивъ курсъ ученія въ одномъ изъ лучшихъ женскихъ учебныхъ заведеній того времени, уже на зарѣ жизни испытала свѣтлое, благодатное чувство первой страстной любви и весело смотрѣла на Божій міръ, готовясь стать подъ вѣнецъ съ горячо любимымъ человѣкомъ. Приходилось только ждать окончанія имъ курса и полученія званія врача, чтобы соединиться съ нимъ брачными узами. Но случай рѣшилъ иначе: молодой студентъ на одномъ изъ вскрытій поранилъ себѣ руку и въ какіе-нибудь два дня его не стало. Пораженная горемъ, молодая дѣвушка тутъ же, передъ лицомъ этого неостывшаго еще трупа, дала, клятву никогда не выходить замужъ. Давая эту клятву, она не рисовалась, не обольщалась никакими надеждами и знала, что въ будущемъ ей предстоитъ тяжелая трудовая жизнь. Вслѣдствіе итого она рѣшилась пройти курсъ акушерства, такъ какъ трудъ повивальной бабки казался ей болѣе самостоятельнымъ, независимымъ и полезнымъ, чѣмъ трудъ гувернантки. Правда, пройти эту школу ей было не легко, такъ какъ при видѣ крови и физическихъ мученій она, еще полная воспоминаній о смерти любимаго человѣка, едва не падала въ обморокъ. Но упорство и настойчивость, встрѣчаемыя развѣ только у малороссовъ да у крестьянъ, заставили ее побѣдить эту "слабость"....
Надежда Дмитріевна улыбалась теперь блаженною улыбкою, вспоминая это время, и, казалось, снова видѣла передъ своими глазами родной домикъ, гдѣ протекла, ея юность...
Но вотъ изъ домика на рукахъ выносятъ гробъ. За нимъ идутъ громко, по-крестьянски рыдающая и причитающая женщина, два молодые студента и молодая дѣвушка, а далѣе цѣлое полчище плачущихъ бѣдняковъ, провожающихъ своего "благодѣтеля-лѣкаря". Чѣмъ гуще, становится ихъ толпа, чѣмъ больше виднѣется заплаканныхъ лицъ, тѣмъ спокойнѣе, почти веселѣе дѣлается, лицо молодой дѣвушки и, оглядывая эту толпу голи, она съ гордостью шепчетъ братьямъ:
-- Вонъ какой нашъ батька-то былъ!
Надежда Дмитріевна раскрыла свой сакъ-вояжъ, вытащила изъ него платокъ и отерла слезы, выступившія на ея глаза. Но несмотря на слезы, лицо ея -- розовое, старушечье лицо,-- улыбалось.
-- Эхъ, людишки, людишки!-- тихо шепчетъ. Надежда Дмитріевна и поднимается съ мѣста, какъ бы не желая вспоминать о дальнѣйшихъ событіяхъ. ,
Но воспоминанія преслѣдуютъ ее, какъ всегда. Давно уже, несмотря на всю свою кипучую дѣятельность, она душой живетъ въ прошломъ,-- только въ немъ. Можетъ-быть, это -- слѣдствіе старости; можетъ быть, это слѣдствіе того, что прошлое было лучше настоящаго.
Послѣ смерти отца, у семьи не осталось ничего, кромѣ маленькаго деревяннаго дома. У Дмитрія Осиповича Потапенко была огромная практика, но онъ, нерѣдко не только не получалъ за визиты, а самъ еще давалъ больнымъ.
-- На хлѣбъ имъ нужно дать, а не лѣкарство прописывать,-- говаривалъ онъ порой про больныхъ и вмѣсто рецепта давалъ деньги.
Объ откладываніи грошей на черный день тутъ нечего было и думать. Что же было дѣлать семьѣ? Надежда Дмитріевна рѣшила, что она пойдётъ въ гувернантки и такимъ образомъ поддержитъ семью до окончанія братьями курса. Практика повивальной бабки не могла дать опредѣленнаго заработка, а за трудъ гувернантки давалось извѣстное жалованье. Братья даже не протестовали, когда она сказала имъ, что они должны основательно кончить курсъ, а не по урокамъ трепаться. Никто не считалъ этого жертвой со стороны молодой дѣвушки, и она сама не видѣла въ этомъ жертвы, хотя ей, самостоятельной, непокорной, упрямой, именно жизнь гувернантки была тяжелѣе и ненавистнѣе всего. Но если въ чужомъ домѣ нельзя было пѣть хохлацкихъ пѣсенъ, нельзя было хохотать раздающимся на всѣ комнаты смѣхомъ, то она вознаграждала себя за эти лишенія въ праздничные дни, дома въ кругу матери, братьевъ и ихъ пріятелей. Если иногда ея самолюбіе сильно страдало въ чужомъ домѣ, то она тотчасъ же не безъ гордости вспоминала, что она и выше, и чище этихъ "людишекъ", поднимающихъ передъ ней головы, и смотрѣла бодро и весело на все окружающее.
Въ домѣ Софіи Петровны Драгомановой, куда она попала гувернанткой, она впервые увидала близко, какъ живутъ другіе люди -- богатые люди. Софья Петровна выбивалась изъ силъ, сдѣлалась желчной и раздражительной, стараясь заставить всѣхъ забыть ея происхожденіе отъ бывшаго кабацкаго подносчика, а потомъ откупщика. Мужъ Софьи Петровны, генералъ Николай Платоновичъ Драгомановъ, тоже лѣзъ изъ кожи, чтобы вознаградить себя за званіе покупного мужа и доказать всѣмъ, что онъ дѣлаетъ, что хочетъ, и даже имѣетъ нѣсколько, въ сущности, ненужныхъ ему любовницъ. Сестра хозяйки, Евгенія Петровна Кудрявцева, беззаботная, веселая шутница и насмѣшница, казалось, себя не помнила отъ радости, потерявъ на двадцатомъ году немолодого мужа и получивъ право вести привольную жизнь молодой вдовы, не отдающей никому отчета, признающей, вмѣсто всякихъ законовъ нравственности и приличій, одинъ законъ личныхъ вкусовъ и прихотей. Молодой "хохлушкѣ" было не легко въ этой средѣ, разнузданной, развращенной, поклоняющейся только золотому тельцу. Надъ нею подшучивали, видя, что она не стремится наряжаться; на нее сердились, когда она откровенно говорила, что ея мать вышла изъ крестьянъ -- сердились, думая, что она хочетъ напомнить своимъ хозяевамъ ихъ собственное происхождеше; за ней шпіонили, стараясь поймать ее въ какой-нибудь интригѣ, чтобы замѣшать ее въ ту грязь, въ которой здѣсь всѣ купались сами. Нужно было имѣть ея ровный, бодрый и выносливый характеръ, чтобы перенести все это спокойно и, наконецъ, добиться того, что генеральша Драгоманова, брошенная какимъ-то любовникомъ, сдѣлавшаяся на время "сказкой города" и оскорбленная даже своимъ покупнымъ мужемъ генераломъ, въ порывѣ огорченія, избрала "хохлушку" своею повѣренною и неожиданно излилась передъ ней въ такихъ откровенностяхъ, что молодая дѣвушка, зардѣвшись до ушей, замѣтила ей:
-- Софья Петровна, я не понимаю, въ чемъ вы каетесь передъ мною. Каждый отвѣчаетъ самъ передъ своею совѣстью за свои проступки. Кто же имѣетъ право васъ судить?
Съ этого дня Надежда Дмитріевна сдѣлалась "складочнымъ мѣстомъ" для тайнъ всѣхъ членовъ семьи, убѣдившихся въ томъ, что она "нѣма, какъ могила". Цѣлый адъ глупо сложившейся семейной жизни открылся передъ молодой дѣвушкой. Всѣ эти прямые потомки цѣловальника, желавшіе примкнуть къ высшему свѣту, были и смѣшны, и жалки со своими тревогами и огорченіями. Мало того, что они то и дѣло прорывались сами поступками, говорившими, о ихъ происхожденіи, у нихъ была еще цѣлая свора худородной и нищей родни, скандализировавшей ихъ и выманивавшей у нихъ чуть не шантажемъ деньги. Одна эта орда голи могла отравить существованіе высокомѣрныхъ выскочекъ-богачей. Несчастіе этихъ людей состояло въ томъ, что они, поклоняясь золотому тельцу и зная, что всѣ ихъ окружающіе поклоняются ему же, не имѣли смѣлости поставить на видъ передъ всѣми недавно сброшенный ими старый лапоть и старались скрыть его за какими-то проданными имъ гербами обнищавшаго дворянства. Въ одно и то же время они являлись наглецами и трусами. Особенно заинтересовали Надежду Дмитріевну въ этой средѣ двѣ личности -- братья Софьи Петровны, Павелъ и Иванъ Протасовы.
Иванъ Протасовъ въ молодости былъ добръ, честенъ, щедръ. Въ какія-нибудь десять лѣтъ у него уже не было ничего изъ отцовскаго наслѣдства, кромѣ долговъ, и онъ, оставленный, какъ это водится всегда, прежними друзьями, почти выгнанный сестрами, вывертывавшійся изъ затруднительныхъ обстоятельствъ, запутывавшійся еще болѣе въ долгахъ, сталъ быстро опускаться со ступеньки на ступеньку въ бездонную пропасть нравственнаго паденія. Видя, что родные начинаютъ бояться его, стараются отречься отъ него, онъ сталъ нахальнымъ и въ пьяномъ видѣ хвасталъ своими связями, бахвалился тѣмъ, что ему стоитъ только припугнуть родню, и деньги явятся. Вывертываясь изъ затруднительныхъ обстоятельствъ, онъ пріучился лгать и обманывать, и дошелъ до того состоянія, когда человѣкъ уже не сумѣетъ самъ, отличить въ своихъ словахъ лжи и правды, когда страсть къ обману переходитъ въ манію. Надо было хорошо знать его въ прошломъ, чтобы сколько-нибудь снисходительно относиться къ этому бахвалу и наглецу, лгуну и обманщику.
По мѣрѣ того, какъ падалъ нравственно Иванъ Протасовъ, его братъ Павелъ, сдержанный, суховатый и несообщительный по натурѣ, уходилъ въ себя, какъ всполошившаяся улитка, превращался въ скрягу, становился мизантропомъ, преслѣдуемый, какъ кошмаромъ, страхомъ передъ разореньемъ и участью брата Ивана. Разориться для него значило пасть, утратить человѣческій образъ, сдѣлаться предметомъ поруганія и отвращенія. Только съ деньгами можно сохранить свое достоинство и пользоваться уваженіемъ людей; безъ денегъ человѣкъ -- полное ничтожество, хуже послѣдней собаки. Это были идеи душевно-больного человѣка, потрясеннаго до глубины души паденіемъ близкаго ему лица.
Почти каждый день Надежда Дмитріевна слышала въ домѣ Драгомановыхъ что-нибудь новое про двухъ братьевъ Протасовыхъ.
-- Нѣтъ, вы вообразите, братъ Иванъ нанялся въ торговыя бани билеты продавать!-- ужасались сестры Ивана Протасова.
-- Да что же ему дѣлать, если ѣсть нечего?-- возражала Надежда Дмитріевна.
-- Да, но вѣдь онъ насъ срамитъ! Онъ разсказываетъ, что онъ нашъ братъ!
-- Вѣдь это же правда!
Потомъ ей разсказывали съ тѣмъ, же ужасомъ, что братъ Иванъ женился на простой бабѣ, торгующей, съ сестрою на Толкучкѣ мужицкимъ бѣльемъ.
-- Да больше никто за него и не пошелъ бы,-- вскользь замѣчала Надежда; Дмитріевна:-- можетъ-быть, жена остепенитъ, его немного.
-- Ахъ, да развѣ въ этомъ дѣло? Вы поймите, что эти подонки общества, что эти нищіе станутъ таскать по грязи нашу фамилію, будутъ вымогать у насъ деньги...
Затѣмъ ей разсказывали, что братъ Павелъ возмущаетъ ихъ своею жадностью. На-дняхъ пріѣхали къ нему гости, а онъ даже булокъ къ чаю не подалъ, даже скатерти чистой не приказалъ накрыть.
-- И одна свѣча въ столовой горѣла! Въ квартирѣ темно, какъ въ тюрьмѣ. Дровъ для топки печей жалѣетъ.-- Плюшкинъ второй.
-- Вы знаете, его преслѣдуютъ мысли, что онъ обѣднѣетъ, какъ Иванъ Петровичъ, и что отъ него такъ же всѣ отвернутся,-- поясняла Надежда Дмитріевна.
-- Ахъ; вы за всѣхъ готовы заступаться!-- сердились на нее.
-- Я не заступаюсь, а объясняю причину его поведенія. Это душевно больной человѣкъ.
-- А вы посмотрѣли бы на его дѣтей, каково имъ жить впроголодь.!