Ауслендер Сергей Абрамович - Месть Джироламо Маркезе

Сергей Ауслендер

Месть Джироламо Маркезе.

Сорок первая новелла изъ занятной книги любовныхъ и трагическихъ приключенiй.

Источник текста: С. Ауслендер. Золотые яблоки. Рассказы. М.: Книгоиздательство "Гриф", 1908, стр. 144 - 166.

OCR: В. Г. Есаулов, 15 марта 2010 г.

Ъхавшая впереди небольшой кавалькады, отправляющейся изъ Флоренціи по направленію къ Терранова, мадонна Беатриче, кажется, такъ же мало обращала вниманія на веселые разсказы каноника Николо Салю-тети, какъ и на тонкіе комплименты, сопро-вождаемые томными вздохами и нѣжными взглядами поэта, подеста Джироламо Мар-кезе.

Весеннее солнце, голубое небо, цвѣты на зеленыхъ холмахъ, которые--увы!--напрасно въ остроумныхъ метафорахъ сравнивалъ поэтъ съ прелестями жестокой, нисколько не развлекали мадонну.

Только изъ вѣжливости улыбалась она, принимая цвѣты, для которыхъ ея кавалеру приходилось слѣзать со своей лошади и на-гибаться, что онъ продѣлывалъ съ большой ловкостью и граціей, хотя его движенья и были затруднены тяжелымъ желтаго бархата

147

съ вытѣсненными розами венеціанскимъ далматикомъ. Гордой безразсудности приписывали всѣ непонятное упорство мадонны Беатриче, такъ какъ Маркезе былъ не только богатъ и уважаемъ гражданами, но также молодъ и красивъ и среди поэтовъ считался не послѣднимъ. Уже три недѣли терпѣливыми ухаживаньями пытался онъ сдѣлать болѣе милостивой мадонну Беатриче. Для нея онъ устраивалъ непрерывные праздники, прогулки, состязанья, гдѣ онъ получилъ первую награду за сонетъ въ ея честь. Ея портретъ, нарисованный Косме, онъ носилъ въ золотомъ медальонѣ на цѣпи изъ жемчуговъ, но все оказывалось тщетнымъ. Мадонна то смѣясь, то умоляя подождать или выходя изъ себя, отказывала въ любви привыкшему покорять съ одного раза и не такія сердца благороднѣйшему Джироламо Маркезе.

Легкія вечернія тѣни уже набѣгали на дорогу, и разговоръ нѣсколько утомившихся путниковъ дѣлался менѣе оживленнымъ, когда показалась съ холма небольшая мыза Маркезе, цѣль сегодняшней прогулки. Старый Маффео Барбаро въ мѣховомъ плащѣ, съ лысымъ черепомъ и рѣдкой бородой, привѣтливый и хитрый, встрѣтилъ гостей у креста, стоящаго на поворотѣ дороги.

Почти не касаясь руки Джироламо, Беа-

148

триче легко соскочила съ лошади и вмѣстѣ съ другими дамами вошла въ домъ оправиться съ дороги, въ то время какъ Барбаро водилъ мужчинъ по хозяйственнымъ постройкамъ, вызывающимъ дружное восхищеніе обиліемъ запасовъ и благоустройствомъ. Одинъ Салютети объявилъ съ комичными вздохами, поглядывая на приготовленный къ ужину столъ, что онъ скорѣе предпочтетъ обыкновеннаго хорошо зажареннаго каплуна самымъ рѣдкостнымъ, хотя бы привезеннымъ изъ-за моря, выводкамъ. Ужинъ, начатый въ сумеркахъ, продолжался до полной темноты. Тяжелый столъ въ большой комнатѣ съ гладкими, пахнувшими свѣжимъ деревомъ стѣнами былъ сплошь заставленъ блюдами, тарелками и мисками. Когда уже были съѣдены куропатки, рыба, окорокъ, супъ изъ ласточекъ и многое другое, подали десертъ -- плоды удивительныхъ размѣровъ и формъ: груши въ видѣ бабочекъ, дыни, изображающія букетъ цвѣтовъ, золоченные пирожки съ яблоками и макомъ и сладкое вино, гордость и тайну Барбаро.

Отодвинувъ столъ, слуги принесли мягкаго сѣна, скошеннаго съ цвѣтами, и шелковыя подушки, разстеливши которыя на полу, всѣ расположились въ позахъ свободныхъ и наи-

149

болѣе удобныхъ, чтобы слушать обѣщанную новеллу Салютети.

Одна Беатриче осталась на деревянномъ стулѣ съ прямой высокой спинкой, что позволяло влюбленному Джироламо помѣститься у ея ногъ, изрѣдка цѣлуя руку, не отнимаемую мадонной, погруженной въ какую-то задумчивость, и касаться ея платья, бѣлаго съ серебряной вышивкой.

За новеллой послѣдовали стихи, изъ которыхъ лучшими были признаны, по общему, быть можетъ, не совсѣмъ безпристрастному мнѣнію, сонеты Маркезе, опять и опять воспѣвающіе безжалостную Беатриче.

Наконецъ Барбаро объявилъ, что онъ имѣетъ угостить еще однимъ сюрпризомъ, и, получивъ нетерпѣливое позволеніе, онъ далъ знакъ, по которому раздвинулась занавѣсь въ глубинѣ комнаты.

Изъ-за деревьевъ, наставленныхъ въ углу, показалась голова дѣвочки-нимфы. Защищенная деревьями она расчесывала свои длинные волосы, и только иногда между вѣтками просвѣчивала то тонкая рука, то нарумяненная грудь; но вотъ мохнатый сатиръ, юноша въ маскѣ, съ гибкимъ тѣломъ появляется, подстерегая ее. Она замѣчаетъ его. Жестами выражаетъ страхъ. Еще нѣсколько минутъ, и она принуждена покинуть свое убѣжище.

150

Взрывъ аплодисментовъ и радостныхъ восклицаній привѣтствуетъ ея появленіе, такъ какъ весь костюмъ смуглой худенькой дѣвочки съ еще не развившимся тѣломъ состоитъ изъ пояса фіалокъ, мало защищающихъ ея цѣломудріе отъ любопытныхъ взоровъ. Но, забывъ стыдливость, она вся поглощена грозящей опасностыо. Въ изящныхъ танцахъ выражается борьба между нимфой и сатиромъ, защита становится все менѣе рьяной, между тѣмъ какъ пылъ нападающаго возрастаетъ, и наконецъ нимфа, какъ бы обезсиленная, сама падаетъ съ высокой вѣтки въ объятія врага. Занавѣсь задернулась, но дамы потребовали продолженія пантомимы. Однако Маркезе ириказалъ разлучить слишкомъ увлекшихся актеровъ плетьми, чтобы, по ядовитому замѣчанію Салютети, сохранить ихъ невинность для себя. Длинное греческое объясненіе Барбаро было выслушано съ меньшимъ вниманіемъ, чѣмъ оно заслуживало того.

Задумчивость не покидала прекрасную Беатриче, и она даже не отклоняла, какъ всегда, ласкъ Джироламо, который, возбужденный виномъ и любовью, сжималъ ея колѣни все сильнѣй и сильнѣй и, цѣлуя руки, шепталъ:

-- Развѣ ты не видишь, какъ ты измучила меня. Неужели тебѣ не довольно моей любви.

151

Къ чему даромъ пропускать дни, которыхъ и такъ немного въ нашей жизни. Или не полюбила ли ты кого-нибудь другого. Такъ помни, я поклялся твоей жизнью и сумѣю быть жестокимъ такъ же, какъ и нѣжнымъ. Сегодня, Беатриче, да, сегодня.

-- Нѣтъ, Джироламо, -- заговорила Беатриче вдругъ, какъ бы просыпаясь, и ловкимъ движеніемъ опрокинувъ стулъ, выскользая изъ рукъ влюбленнаго. -- Не сегодня. И можетъ быть, лучше намъ разстаться. Можетъ быть, я слаба, давая тебѣ надежду. И этого не будетъ никогда!

-- Никогда! -- воскликнулътотъ, поблѣднѣвъ отъ злобы. -- Никогда, говоришь тыл я скажу тебѣ: сегодня, сейчасъ. Не настанетъ завтрашняго утра, если завтра Флоренція не узнаетъ тебя любовницей Маркезе!

Всѣ молча, съ любопытствомъ и смущеніемъ прислушивались къ ссорѣ, никогда не доходившей до такой степени, и только Салютети, поднявъ палецъ и допивая прямо изъ кувшина остатки вина, неодобрительно качалъ головой.

-- Твое послѣднее слово? -- крикнулъ задыхаясь Джироламо.

-- Ты его слышалъ, -- отвѣтила Беатриче, сдерживая волненіе.

-- А-а, такъ! -- и прежде чѣмъ кто-нибудь

152

успѣлъ удержать его, онъ бросился на нее, но въ ту же минуту упалъ на сѣно, моментально обагренное кровью. Кровь была и на платьѣ мадонны, далеко отбросившей кинжалъ и спокойно вышедшей изъ комнаты. Никѣмъ не остановленная, она сама разбудила своего слугу, и черезъ нѣсколько минутъ топотъ копытъ возвѣстилъ объ отъѣздѣ.

Джироламо скоро пришелъ въ себя и послѣ перевязки, несмотря на уговоры друзей, приказалъ запрягать лошадей и сейчасъ же везти себя во Флоренцію.

Еще въ постели Маркезе прочиталъ присланную утромъ корреспонденцію: посланіе въ стихахъ отъ Харитео; донесеніе посланника съ Ареццо о дѣлѣ съ мертвымъ осломъ, котораго нашли перекинутымъ черезъ городскую стѣну, что приписывали кознямъ Флоренціи, всегда готовой высмѣять и оскорбить своего давняго врага; потомъ письмо отъ жены, монны Катерины, гдѣ она описывала деревенскую жизнь, болѣзнь и выздоровленіе сына и выражала надежду, что упорство этой гордячки Беатриче, наконецъ, сломано; нѣсколько просьбъ о защитѣ и помощи Маркезе разорвалъ не читая.

Солнце сквозь жалюзи играло на позолотѣ рамъ; съ улицы доносился шумъ и мягкое

153

воркованіе голубей на подоконникѣ, ожидающихъ обычной подачки.

Джироламо досталъ со столика у кровати небольшое зеркало и долго разсматривалъ въ немъ блѣдное, заспанное, слегка желтое лицо съ узкими усами надъ верхней губой, съ грубо высѣченнымъ носомъ, маленькой бородкой и большимъ лбомъ, съ тяжелыми вѣками, придающими выраженіе сладкое и вмѣстѣ наглое. Потомъ онъ сердито отбросилъ зеркало и, позвавъ слугу, началъ одѣваться съ обычной тщательностыо, ничѣмъ не выражая худого расположенія духа.

Его рана почти затянулась, и только, натягивая узкій подкамзольникъ, онъ не могъ сдержать стона отъ острой боли; впрочемъ сейчасъ же съ веселымъ лицомъ онъ сталъ разспрашивать слугу, привезли ли посланныхъ отъ Барбаро юныхъ актеровъ и исполнили ли его приказаніе относительно ихъ содержанія въ отдѣльныхъ помѣщеніяхъ.

Джироламо былъ уже почти готовъ, перейдя къ самому трудному дѣлу, -- отдѣлкѣ ногтей, когда въ маленькую боковую дверь безъ доклада вошелъ Салютети, исполняющій обязанности его частнаго секретаря.

Новости каноника были не изъ утѣшительныхъ. Вся Флоренція уже говорила о происшествіи третьяго дня на мызѣ, и многіе

154

осуждали Джираламо, проявившаго такую слабость передъ этой заносчивой дѣвчонкой. По рукамъ ходила злая эпиграмма, составленная кѣмъ-то изъ многочисленныхъ враговъ подеста. Всѣ ждали достойнаго возмездія Беатриче и только гадали, изберетъ ли онъ позорное наказаніе, подобное наказанію любовницы Николо-Николли, которая среди бѣлаго дня на улицѣ была схвачена четырьмя масками и, высѣченная, оставлена съ завязанными юбками на головѣ, или прибѣгнетъ къ другимъ менѣе грубымъ, но не менѣе дѣйствительнымъ средствамъ.

-- Мнѣ удалось узнать, -- заговорилъ Салютети, когда они остались одни. -- Твоя милость не выдастъ меня. Мнѣ удалось узнать, гдѣ прекрасная мадонна проводитъ свои вечера. За рѣкой съ недавнихъ поръ поселился грекъ Хризолисъ; онъ не только даетъ уроки, но и занимается справедливо запрещенными республикой врачеваніемъ и гаданіемъ, по слухамъ, даже вызывая души умершихъ. Не знаю, чѣмъ привлеченная, мадонна каждый вечеръ съ одной служанкой отправляется къ нему. У мага есть прислужникъ, говорятъ, красоты необычайной. Я ничего не утверждаю. Напрасно ты морщишь брови. Законы строги, твоего одного слова достаточно, чтобы заставить чернокнижника повиноваться, а

155

вѣдь ты знаешь, есть прекрасныя капли. Онѣ отдаютъ тѣло человѣка въ нашу власть. Или, если ты не хочешь взять хитростью, можно добиться силой. Это единственное средство возстановить честь и отомстить местью сладкой и самой дѣйствительной.

-- Нѣтъ, это все не то, -- отвѣтилъ Джироламо, вставая и одѣвая кольца на свои тонкіе, какъ у женщины, пальцы. -- Можешь говорить всѣмъ, что я, наконецъ, понялъ свою глупость и болыые не буду гоняться за Беатриче. Мы, поэты, ищемъ не грубаго насилія, а нѣжнѣйшей любви. Будемъ великодушны. Вѣкъ варварства прошелъ. Золотой вѣкъ -- только любви. Запомни это, любезнѣйшій Николло. Приготовь бумагу, я хочу сказать тебѣ первыя строфы моей поэмы "О цвѣтахъ". Да, не забудь потомъ записать мнѣ адресъ того грека.

Онъ началъ диктовать, на ходу, такъ какъ лошадь уже ждала его у крыльца, едва успѣвающему записывать.

Цвѣты на сердце мнѣ приводятъ жалость,

Что я твоей не вижу красоты;

Я въ макахъ помню губъ любимыхъ алость

И цвѣтъ очей мнѣ васильковъ цвѣты.

И лилій бѣлизна меня пронзила.

Закрывъ голову капюшономъ плаща изъ грубаго Кипрскаго багреца, Маркезе долго

156

бродилъ по незнакомымъ улицамъ грязныхъ, зарѣчныхъ кварталовъ, не безопасныхъ даже и днемъ. Наконецъ, онъ нашелъ отыскиваемый домъ и, постоявъ нѣсколько минутъ передъ порогомъ, какъ бы колеблясь, вошелъ въ него не стучась, такъ какъ дверь оказалась только притворенной, сгибаясь подъ низкой перекладиной.

Ни въ первой, ни во второй комнатѣ никого не было, и только изъ третьей доноси-лись тихіе голоса, какъ будто хоромъ повторяющіе молитву или стихи. Въ маленькой полукруглой комнатѣ, лишенной всякой мебели, кромѣ низкихъ диванчиковъ по стѣнамъ, сидѣло нѣсколько молодыхъ людей, въ самыхъ разнообразныхъ одеждахъ. Небольшого роста, достаточно толстый человѣкъ съ крашеной неопрятной бородой, сидѣлъ посрединѣ около высокой цвѣтной лампы на мраморномъ столбикѣ; кипка книгъ въ тяжелыхъ переплетахъ лежала у его ногъ. Всѣ замолчали при шагахъ Маркезе въ сосѣдней комнатѣ, и какъ только онъ растворилъ дверь, Хризолисъ всталъ къ нему навстрѣчу, кланяясь низко и льстиво. Онъ униженно поцѣловалъ кончикъ плаща подеста и потокъ привѣтственныхъ восклицаній никогда бы не прекратился, если бы Маркезе не прервалъ его довольно грубо.

157

-- Ты напрасно стараешься. Я радъ, что ты узналъ меня подъ этой одеждой и этимъ избавилъ отъ лишнихъ объясненій. Но не думаешь ли ты своими фразами усыпить бдительность стоящаго на стражѣ закона республики?

-- Клевета, недостойная твоего великолѣпія, клевета дошла до твоихъ ушей! -- воскликнулъ грекъ, патетически ударяя себя въ грудь руками. -- Враги просвѣщенія и красоты наклеветали на скромнаго ученика Платона и Гомера, но ты, покровитель искусства и истины, не допустишь ихъ поруганія. Вотъ эти юноши будутъ свидѣтельствовать, что только истинно прекрасное было предметомъ нашихъ бесѣдъ.

-- Ты отпустишь ихъ. Мы не будемъ нуждаться въ свидѣтеляхъ, -- сказалъ Маркезе.

Ученики, низко поклонившись, вышли, собравъ свои книги. Хризолисъ поправилъ лампаду пальцами, вытерши ихъ потомъ о свои волосы.

-- Твоихъ оправданій мнѣ не нужно, -- загорилъ Джироламо съ усмѣшкой. -- У меня есть достаточно уликъ, чтобы поступить съ тобой по всей строгости закона, но полная скромность и готовность услужить мнѣ могутъ тебя еще спасти, пока верховный трибуналъ не добрался до твоего дѣла.

158

При словахъ "верховный трибуналъ" грекъ вдругъ потерялъ все свое мужество и, обнимая со слезами колѣни подеста, заговорилъ: -- Не выдавай меня, благороднѣйшій, мудрѣйшій, великодушнѣйшій. Какъ собака, я буду вѣренъ тебѣ. Всѣ мои слабыя силы, всѣ знанія отнынѣ только тебѣ; никакія пытки не заставятъ меня нарушить мое молчаніе.

-- Тѣмѣ лучше для тебя, -- равнодушно отвертываясь отъ все еще хныкающаго, сказалъ Маркезе: -- встань и отвѣть на мои вопросы. Одна неправда погубитъ тебя. Ты возишь съ собой ученика?

-- Онъ отданъ мнѣ его родителями въ услуженіе.

-- Онъ грекъ?

-- Нѣтъ, онъ еврей изъ Генуи, его зовутъ Джованни.

Нѣсколько помолчавъ, Маркезе продолжалъ вопросы: -- Мадонна Беатриче часто посѣщаетъ тебя?

-- Многія дамы и синьоры удостоиваютъ меня своимъ посѣщеніемъ, но, клянусь, всѣ сплетни обо мнѣ -- злыя выдумки.

-- Однако ты свелъ мадонну съ Джованни и получилъ отъ нея сто лиръ.

-- Это ложь. Это глупая ложь, синьоръ, -- закричалъ опять, заливаясь слезами, Хризо-

159

лисъ. -- Мадонна чиста, какъ ангелъ; Джованни совсѣмъ мальчикъ. Онъ ничего не понимаетъ. Она всего разъ и видѣла его мелъкомъ. Пусть тотъ, кто первый выдумалъ это...

-- Потише, -- прервалъ его Маркезе, -- это выдумалъ я. Но если ты еще не свелъ, то ты ихъ сведешь и плату получишь отъ меня. Теперь я хочу повидать твоего мальчика. Ты ручаешься, что онъ исполнитъ все, какъ я скажу?

-- Онъ рабъ твой, такъ же какъ я, -- отвѣ-тилъ еще не совсѣмъ пришедшій въ себя отъ изумленія Хризолисъ, приподнимая съ поклономъ занавѣску, отдѣляющую внутрен-нія комнаты.

Робко, съ постнымъ видомъ, такъ мало идущимъ къ его толстому, красному лицу Силена, постучался Салютети въ мраморную дверь небольшого дома въ улицѣ Святыхъ Апостоловъ, три раза не получая никакого отвѣта. Старый слуга, только убѣдившись черезъ круглое окно, что въ домъ желаетъ войти духовное лицо, а не разбойникъ въ маскѣ, впустилъ наконецъ каноника, кряхтя и долго возясь съ тяжелыми болтами. На вопросъ: "дома ли госпожа?" онъ пробормоталъ что-то невнятное и повелъ гостя по лѣстницѣ.

160

Въ большой синей комнатѣ Салютети нашелъ мадонну Беатриче на возвышеньи у окна, передъ пяльцами, на которыхъ былъ натянутъ розовый шелкъ, съ наполовину вышитымъ узоромъ. Въ желтомъ домашнемъ платьѣ, съ широкими рукавами до полу, съ волосами, связанными золотымъ обручемъ, мадонна сидѣла какъ бы задумавшись, глядя въ узкое окно, въ которое падали лучи солнца, склонившагося къ закату и играющаго на браслетахъ и серебряныхъ украшеніяхъ ея туфель.

Мадонна встрѣтила каноника, кажется, безъ особаго удивленія.

-- Какихъ новостей вѣстникомъ для меня являешься ты, добрый Николо. Надѣюсь, сеньоръ Маркезе оправился отъ лихорадки, захватившей его послѣ нашей столь неосторожно предпринятой прогулки.

-- Скорѣе забота о твоемъ нѣжнѣйшемъ здоровьи, мадонна, привела меня сюда, -- съ мрачнымъ видомъ отвѣчалъ Салютети.

-- Въ чемъ дѣло? Чѣмъ ты разстроенъ? -- спрашивала заботливо Беатриче, сходя съ трехъ ступенекъ возвышенья и кладя свою руку на рясу каноника. -- Какой тяжелый сонъ потревожилъ твое воображеніе?

-- Увы! не сонъ, а злая дѣйствительность волнуетъ меня. Я пришелъ предостеречь тебя.

161

-- Отчего? Я не спрашиваю отъ кого, потому что это безполезно. Сеньоръ Маркезе, конечно, можетъ поступить со мной, какъ захочетъ. Что можетъ сдѣлать слабая дѣвушка безъ родственниковъ и друзей противъ всесильнаго подеста. Но я не буду его легкой и сладкой добычей.

-- Берегись, мадонна, -- заговорилъ Салютети, низко наклоняясь къ ней: -- берегись особенно грека и его ученика.

-- Ты говоришь о Джованни.

-- О немъ, о немъ. Да спасетъ тебя святая Цецилія.

-- Ты ошибаешься, мой другъ, и ты это сейчасъ увидишь.

Она дала знакъ канонику отойти въ глубину комнаты такъ, что, оставаясь невидимымъ самъ, онъ легко могъ видѣть все.

Ноги задрожали у Николо, и онъ совершенно невольно закрестился, повторяя про себя тихую молитву, но ни на минуту не пропуская всего, что происходило передъ его глазами.

Мадонна отдернула занавѣсь, скрывающую въ глубинѣ узкое дѣвичье ложе.

Подъ шелковой, слегка сбившейся простыней лежалъ, раскинувъ голыя руки въ безпокойной позѣ, юноша или вѣрнѣе мальчикъ. Длинные волосы его спустились чернымъ

162

вѣнкомъ, и лицо подъ ними только по полуоткрытымъ губамъ и легкому румянцу могло быть принятымъ за живое, такъ какъ поразительная бѣлизна и странная красота его казались нечеловѣческими. Рѣсницы закрытыхъ глазъ ложились на щеки ровной тѣнью.

-- Отъ козней дьявола избави насъ, Господи, -- бормоталъ каноникъ, стараясь хорошенько разсмотрѣть Джованни, котораго онъ сейчасъ же узналъ по разсказамъ, такъ какъ уже многіе въ Флоренціи говорили о необыкновенномъ мальчикѣ, похожемъ скорѣе на женщину или дьявола.

Мадонна, нѣжно опустившись передъ ложемъ на колѣни, медлила его разбудить. Но какъ будто чувствуя ея близость, онъ, еще не раскрывая глазъ, улыбнулся разнѣженно и томно.

-- Ты уже проснулся, Джованни, -- спросила Беатриче. -- Я помѣшала тебѣ?

-- Нѣтъ, госпожа, я услышалъ твой запахъ, и мнѣ опять показалось, что я въ саду и золотыя яблоки свѣшивались, касаясь и лаская меня. Отчего этотъ сладкій запахъ всегда идетъ отъ тебя?

-- Глупенькій, это пахнутъ ароматы, которые купцы привозятъ изъ-за моря: тамъ ихъ составляютъ изъ травъ, -- говорила Беатриче, цѣлуя его ладони.

163

-- Ну вотъ, развѣ я не знаю духовъ, которые употребляютъ всѣ эти франты и которыми воняетъ отъ сеньора Маркезе, -- возразилъ Джованни недовольнымъ голосомъ. -- Ты сама ничего не понимаешь, если не умѣешь даже различить своего запаха.

-- А правда ли, -- спросила мадонна совершенно неожиданно. -- А правда ли, что ты обѣщалъ сеньору Маркезе отравить меня.

Джованни, нисколько не смутившись, поднялся на локоть и, зѣвая, отвѣчалъ:

-- Да, я сказалъ, что исполню, но вѣдь я тогда не зналъ тебя. Я даже не думалъ, что съ тобой будетъ такъ весело. Сеньоръ Маркезе дуракъ, если онъ думаетъ, что теперь я буду помнить еще обѣщаніе.

Онъ не опускалъ своихъ свѣтлыхъ, прозрачныхъ глазъ, придающихъ его лицу всегда удивленное и искреннее выраженіе, но въ слащавомъ голосѣ его было какое-то привычное лицемѣріе, такъ что Салютети опять перекрестился: -- Отъ козней дьявола избави насъ Господи.

-- Ты не обманешь меня, Джованни. Я знаю, не потому что вѣрю тебѣ, но потому что ты любишь меня. Да! Мы уѣдемъ съ тобой далеко, и никто не отыщетъ насъ. Да, да, -- шептала Беатриче, покрывая поцѣлуями все его тѣло.

164

-- И ты каждую ночь будешь приходить ко мнѣ какъ сегодня и не давать мнѣ спать, -- съ лукавой улыбкой спрашивалъ мальчикъ, нисколько не стыдясь ласкъ и своей наготы.

-- Если ты недоволенъ, я могу оставить тебя въ покоѣ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я пошутилъ, хотя ты, кажется, хочешь, чтобы ночь продолжалась весь день.

-- Хитрецъ. Это твои слова!

-- Дай мнѣ вина, -- попросилъ Джованни.

Мадонна подала ему кубокъ, но сдѣлавъ одинъ глотокъ, онъ оттолкнулъ его:

-- Попробуй его, оно, кажется, кислое.

Она отпила немного и сказала:

-- Ты привередничаешь, но хочешь, я принесу тебѣ свѣжаго.

-- Не надо, я боюсь оставаться одинъ.

Мадонна задернула скрывшую обоихъ занавѣску. Каноникъ, чуть не шатаясь, быстро выбѣжалъ изъ комнаты и потомъ изъ дома. Непритворное волненіе было написано на его столь искусно умѣющемъ скрывать истинныя чувства лицѣ. Только пройдя нѣсколько до-мовъ и очутившись на берегу Арно, онъ нѣсколько пришелъ въ себя.

Вѣтеръ освѣжилъ его, и, отправляясь по направленію къ палаццо подеста Маркезе, онъ шелъ уже степенной, медленной поход-

165

кой, даже подпѣвая вполголоса доносившейся откуда-то издали модной серенадѣ:

Фебъ сошелъ къ Фетидѣ въ море,

Серпъ блеститъ ужъ въ синевѣ.

Тѣ же муки, то же горе

Я несу въ себѣ.

Я -- корабль съ безцѣннымъ грузомъ:

Вздохи, пѣсни -- кладь тебѣ,

Я ликую тѣснымъ узамъ,

Что несу въ себѣ.

Мадонну Беатриче нашли на другой день мертвой въ ея комнатѣ. Смерть эта вызвала много толковъ, такъ какъ служанки, убиравшія постель, не были достаточно скромны, но Джироламо Маркезе объявилъ, что порочащіе честь покойной найдутъ въ немъ ея защитника, сумѣющаго дать отпоръ, хотя бы цѣлый городъ вышелъ противъ него. Онъ казался неутѣшнымъ въ теченіе цѣлыхъ трехъ мѣсяцевъ и написалъ 39 элегій, получившихъ большое распространеніе и доставившихъ ему новый лавровый вѣнокъ на поэтическомъ турнирѣ въ соборѣ святой Маріи дель-Фьоре.

5--14 августа 1907 г.

Парахино.