Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)
Гений русского сыска И. Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)
Приговоренный к каторге и плетям
Стояли жаркие июньские дни.
Духота в Петербурге, несмотря на обилие воды, царила невыносимая. Мы сидели с Путилиным и, по обыкновению, оживленно беседовали.
-- А хорошо бы на самом деле, доктор, удрать куда-нибудь из этого пекла, -- обратился ко мне мой гениальный друг.
-- Безусловно. За чем же дело стало? Возьми отпуск на двадцать восемь дней и поедем.
Я не успел ответить, как в кабинет вошел прокурор окружного суда.
-- Ба! Какими судьбами? -- шутливо воскликнул Путилин.
-- Неисповедимыми, дорогой Иван Дмитриевич! -- рассмеялся грозный жрец храма Фемиды. -- Здравствуйте, доктор.
Мы обменялись рукопожатием.
-- Держу пари, господа, что вы или обмозговываете какое-нибудь новое блестящее "следствие -- розыск", или...
-- Или что? -- улыбнулся Путилин.
-- Или адски скучаете, -- докончил прокурор.
-- Благодарю покорно! Это почему же нам скучать?
-- А потому, что разве может Иван Дмитриевич Путилин пребывать вне сферы своей блестящей кипучей сыскной деятельности?
-- Помилуй Бог, вы здорово промахнулись, Алексей Николаевич! Представьте, как раз наоборот: мы мечтаем с доктором куда-нибудь удрать из Петербурга, в глушь, -- ответил Путилин.
-- Ой, что-то не верится! А знаете ли вы, по какому случаю я приехал к вам, Иван Дмитриевич?
-- Понятия не имею.
-- Передать вам горячую просьбу одного обвиненного, приговоренного судом к каторге и плетям.
Облако удивления промелькнуло по лицу Путилина.
-- Уже приговоренного? И просьба ко мне?
-- Да.
-- В чем же дело?
Видно было, что талантливый шеф сыскной полиции сильно заинтересовался.
-- Вчера, обходя тюрьму, -- начал прокурор, -- я зашел в одиночную камеру преступника-убийцы Александровского, заключенного временно, до отправки на каторгу, в этой тюрьме.
-- Александровский? Позвольте: это по деду убийства старухи-ростовщиды Охлопковой? -- спросил Путилин.
-- Да. Вы знаете это дело?
-- Как же, как же. Хотя я не вникал в его детали, занятый массой важных расследований.
-- Ну-с, так вот. Когда я вошел в камеру убийцы, он вдруг бросился ко мне и умоляюще протянул руки: "Ваше превосходительство, -- сказал он. -- Окажите мне одну милость!" Я его спросил: "В чем дело, о чем просишь?" И тут он удивил меня донельзя: "Знаете ли вы господина Путилина?" -- "Знаю, -- ответил я. -- Это начальник сыскной полиции. А ты почему же спрашиваешь меня об этом?" -- "А потому, что хотелось бы мне повидаться с ним". -- "Зачем?" -- "А затем, что он может быть спас бы меня от несправедливого приговора суда. Клянусь вам, господин прокурор, что не виновен я в убийстве этой старухи. Не я ее убил, кто-нибудь другой". Я пожал плечами и заявил ему, что теперь поздно рассуждать об этом, что он уже осужден и что никто теперь не может спасти его.
Спросил я его также, откуда он знает о вас. На это он ответил: "Когда мне вынесли обвинительный приговор, защитник мой пожал мне руку и сказал: "Бедный вы, бедный! Дело повернулось так, что все улики против вас. Единственный человек, который мог бы пролить луч света на это темное дело, -- это Путилин. Я очень сожалею, что не обратился к его помощи. Я верю в вашу невиновность, но суд взглянул иначе. И вот-с, ваше превосходительство, очутившись здесь, я все время не переставал думать днем и ночью об этом Путилине".
Тут он, Иван Дмитриевич, вдруг упал передо мной на колени и зарыдал: "Умоляю вас, привезите ко мне Путилина!! Может, он еще спасет меня, вырвет из рук палачей! Избавит от каторги!" Он ползал у моих ног, стараясь поймать и поцеловать мою руку. Я поднял его, стараясь утешить, и обещал исполнить его просьбу, что, как видите, и сделал.
С глубоким вниманием слушал Путилин рассказ прокурора.
-- Обвиняли его, конечно, не вы, Алексей Николаевич? -- спросил Путилин.
-- Да, не я. Но почему, Иван Дмитриевич, вы добавили слово: "конечно"?
Путилин усмехнулся.
-- Потому что если бы обвиняли вы, то, по всей вероятности, вы не приехали бы ко мне со странной просьбой осужденного. А вдруг налицо, действительно, роковая судебная ошибка. Разве вам, как прокурору, приятно удостовериться, что вы "закатали" невинного человека? Скажите, какое ваше мнение: справедлив приговор или есть хоть какие-нибудь сомнения, клонящиеся в пользу осужденного?
Прокурор пожал плечами.
-- Я лично безусловно убежден в его виновности.
-- Что же в таком случае должно означать это непостижимое обращение преступника ко мне?
-- Утопающий хватается за соломинку. Так и в данном казусе. Фраза, вырвавшаяся у защитника обвиненного о "всемогущей помощи Путилина", запала в душу убийцы. Очутившись в остроге, находясь все время в нервно-экзальтированном состоянии духа, он не переставал думать о том, что спасение для него было возможно, а кончил тем, что решил, что оно возможно еще и теперь.
-- Объяснение вполне правдоподобное, -- пробормотал Путилин, погружаясь в раздумье.
-- Что же, Иван Дмитриевич, вы намерены повидаться с осужденным? -- спросил прокурор.
-- Да! -- твердо ответил Путилин. -- Для успокоения своей совести я должен сделать это.
-- Так едемте. Я вас проведу к преступнику.
-- Хорошо, сейчас. Скажите, Александровский -- из податного сословия?
-- Да, иначе он не был бы приговорен к наказанию кнутом на Конной площади.
-- Сколько ему лет?
-- Тридцать один.
-- Теперь, вкратце, восстановим суть того преступления, совершение которого было поставлено ему в вину. Если я в чем-то ошибусь, будьте добры поправить меня, Алексей Николаевич. Итак, пять месяцев тому назад в восемь с половиною часов утра вспыхнул пожар в доме купеческой вдовы пятидесяти восьми лет, Дарьи Феофилактовны Охлопковой. Огонь заметил дворник. Он бросился в квартиру своей хозяйки, живущей в полном одиночестве, и тут, в дверях квартиры, столкнулся с выбегавшим оттуда человеком. Так?
-- Так.
-- Он, дворник, схватил незнакомца. "Стой, кто ты?" -- крикнул он ему. Тот с перекошенным от страха лицом сделал попытку вырваться. "Стой, шалишь, не уйдешь!" -- продолжал дворник, не выпуская из своих медвежьих объятий незнакомца. Дворник стал звать на помощь. Сбежались соседи. Незнакомца скрутили. Дым продолжал валить из квартиры. Немедленно дали знать пожарным и полиции. Извещен был и я, но, будучи сильно больным, я не мог явиться, да и считал это дело пустяшным.
Когда полиция и пожарные проникли в квартиру престарелой вдовы Охлопковой, то увидели такую картину: на полу в одном нижнем белье лежала мертвая Охлопкова; около нее -- разбитая лампа. Керосин, воспламенившись, залил часть ее белья и оно горело, сжигая ноги трупа. Пылали и кровать, и ночной столик. Пожар быстро потушили. Началось следствие. В кармане пальто незнакомца нашли пачку денег, около трехсот рублей и остро отточенный нож. Когда его спросили, зачем, как он очутился в квартире Охлопковой, он заявил, что явился к ней, как к ростовщице, но когда вошел в переднюю (ибо дверь оказалась незапертой) и увидел клубы дыма, то испугался, бросился обратно и тут был схвачен дворником. Исследование трупа Охлопковой удостоверило, что она была задушена, а затем брошена на пол. Так?
-- Совершенно верно, Иван Дмитриевич, -- подтвердил прокурор.
-- Однако вы хорошо знакомы с делом, хотя и заявили, что незнакомы с его деталями.
Путилин усмехнулся.
-- А разве это детали? Это -- глупые, ничего не говорящие факты обычного следствия, лишенные тонкости всяческого анализа: и психологического, и чисто сыскного. Ну-с, я продолжаю. На вопрос незнакомцу -- это был Александровский -- для чего у него в кармане был нож и откуда у него, бедно одетого, появилась в кармане такая сравнительно крупная сумма денег, он показал, что присутствие в его кармане как ножа, так и денег -- для него является полной загадкой, ибо ни ножа, ни денег, идя к ростовщице, он при себе не имел.
-- Совершенно верно. Это явилось одной из главных, грозных улик против него, -- вставил прокурор.
-- Далее. На вопрос, зачем он явился к Охлопковой, Александровский заявил, что шел к ней с целью заложить два золотых кольца. Он-де слышал, что она принимает заклады... Увы, при обыске его и всей квартиры убитой эти кольца не были найдены. Так?
-- Так.
-- И тогда следствие вырисовало себе такую, вполне ясную картину. Прослышав о богатстве старой купчихи-ростовщицы, Александровский, по профессии серебряных дел мастер (которому, кстати, отказали от последнего места за пьянство), замыслил ограбить Охлопкову. Под предлогом заклада он явился к ней рано утром и, будучи незамеченным дворником, позвонил и был впущен ростовщицей. Что она встает рано, чуть не с петухами, ему могло стать известно от каких-либо "клиентов" жадной старухи, ибо целым рядом свидетельских показаний было, действительно, установлено, что Охлопкова встает чуть свет и обходится без услуг дворника.
Итак, преступник вошел и, объяснив цель своего прихода, был впущен ростовщицей в комнату. Тут он набросился на старуху и между ними началась неравная борьба. Ему, атлетически сложенному, немного надо было употребить усилий, чтобы задушить Охлопкову. Задушив ее, он бросился грабить. Но все сундуки, где, по его расчету, хранились деньги старухи, были заперты на большие железные замки. Ломать их было трудно: под рукой не было орудий для взлома. Он бросился тогда к комоду и там, очевидно, схватил все, что нашел -- триста рублей.
Страх, что его могут захватить, овладел им. Он бросился бежать, но тут у него явилась мысль сокрыть следы содеянного преступления путем устройства симуляции пожара. Если труп сгорит -- следов не останется. Разве старуха не могла опрокинуть на себя горевшую лампу? Конечно, могла. И вот он раздевает труп, укладывает его около кровати, разбивает лампу, обливает часть кровати, комода и белье керосином, зажигает и тихо, крадучись, направляется к выходу. Но клубы дыма и огоньки пламени опережают его: в ту минуту, когда он собирается проскользнуть из квартиры, он попадается в лапы дворника. Так?
Путилин говорил невозмутимо спокойно, уверенно, словно он видел перед собою эту страшную картину.
-- Кажется, -- добавил он, -- это именно то, что говорил, представляя в своей обвинительной речи, ваш коллега, Алексей Николаевич?
-- Да, да... Честное слово, вы поразительно точно и тонко передали базис его обвинения! -- воскликнул прокурор.
Путилин поглядел на часы.
-- Мы можем ехать, господа.
Гулко раздавались шаги в унылом, мрачном, темном и вонючем острожном коридоре.
Впереди шел старик-надзиратель с ключами в руках, за ним Путилин, прокурор и я.
Конвойные солдаты замыкали шествие, почтительно отдавая честь представителям прокуратуры и сыска.
-- Вот здесь, Иван Дмитриевич, -- проговорил прокурор.
-- Вы желаете присутствовать при моем разговоре с осужденным? -- спросил Путилин.
-- Это зависит от вас. Если вы ничего не имеете против этого, то я был бы рад присутствовать.
-- Пожалуйста.
Надзиратель огромным ключом открыл дверь каземата.
Солдаты выстроились у двери.
Отвратительный, удушливо спертый воздух ударил нам в лицо. Пахло знаменитой русской "парашей", сыростью...
Когда мы вошли, сидевший у стола арестант в испуге вскочил.
-- Господи, неужели за мной?.. Уже?.. -- вырвался у него испуганный возглас.
Это был высокого роста, хорошо сложенный, почти еще молодой человек. Пятимесячное пребывание в остроге успели наложить свою печать на его нервное, выразительное лицо. Страх отразился на его лице.
-- Ну, вот, Александровский, я исполнил вашу просьбу: я привез к вам господин Путилина. Он стоит перед вами. -- И прокурор, сказав это, указал преступнику на моего гениального друга. -- Поблагодарите его превосходительство за согласие приехать сюда, -- добавил прокурор.
На несколько секунд осужденный как бы замер.
Он отступил назад. В его глазах, полных муки, страдания, засветились огоньки и безумной радости и вместе с тем испуга.
Путилин подошел к нему, впиваясь в его лицо взором своих удивительных глаз.
-- Здравствуйте, бедняга Александровский! Вы выразили желание видеть меня. Я приехал к вам.
Какой-то судорожный вопль вырвался из груди приговоренного к плетям и каторге.
-- Ваше... ваше превосходительство! -- захлебнулся он в волнении. -- Благодарю вас... Спасите меня!
Путилин снял с правой руки перчатку.
-- Вы видите эту руку, Александровский? Это -- правая рука Путилина, которую он никогда не подавал мерзавцам, посягающим на чужую собственность, чужую жизнь. Но вам я ее протяну, если... если...
-- Что если, ваше превосходительство? -- пролепетал заключенный.
-- Если вы прямо, честно, откровенно скажите мне: виновны вы или нет. Решайте.
Я с восторгом глядел на моего гениального друга. Как он был высок, красив в этот момент!
-- Пожмете мою честную, старую руку? -- снова прозвучал голос Путилина. -- Вы -- ремесленник, а теперь -- каторжник?
Миг -- и с рыданием бросился осужденный к ногам Путилина.
-- Не пожать, а поцеловать я ее хочу, ваше превосходительство! Клянусь памятью моей матери, я не виновен!
Лицо Путилина просветлело.
Он ласково поднял преступника и кратко бросил ему:
-- Садитесь. Давайте говорить, Александровский.
Послушно, как автомат, сел обвиненный на табурет, привинченный к полу.
-- Вас господин судебный следователь допытывал немало. Я поведу с вами допрос несколько иначе, -- проговорил Путилин.
Он весь преобразился: голос его зазвучал резко и повелительно. Передо мною стоял мой друг, каким я его знал в моменты его знаменитых, особенных, путилинских допросов.
-- Вы ясно помните все случившееся в роковое для вас утро?
-- Да, -- твердо ответил осужденный.
-- Идя двором к подъезду дома вы дворника не видели?
-- Нет.
-- Войдя в подъезд, вы позвонили?
-- Да. Но ответа не было. Я позвонил еще раз, и тут вдруг мне бросилось в глаза, что дверь полуоткрыта. Я вошел в темную переднюю. Удушливые клубы дыма, пахнувшего керосином, обволокли меня. Я сразу чуть не задохся. В испуге выхватил я спички, зажег одну. Дым валил из внутренних комнат квартиры. Тогда я бросился вон, желая поднять тревогу, я вот тут-то был схвачен дворником.
-- Это я знаю. Скажите: что это были у вас за кольца, которые вы несли закладывать ростовщице?
-- Одно толстое, золотое с аметистом, другое -- гладкое обручальное. Эти вещи я берег как память о покойной матери. Но нужда понудила меня решиться их заложить.
-- Нужда? Отчего вы стали нуждаться? Вы ведь мастер-серебряник?
Александровский понуро опустил голову.
-- Пить стал я за последнее время. Не стали держать на местах.
-- А почему вы стали загуливать?
-- Горе со мной случилось. С невестой не поладил...
Путилин пытливо глядел на него.
-- Где находились два ваши кольца?
-- В кармане.
-- В каком кармане?
-- В кармане пальто.
-- А-а, -- тихо пробормотал Путилин. -- Скажите, как вас схватил и держал дворник? За руки? За грудь? Да вот самое лучшее, покажите на примере. Вообразите, что я -- вы, а вы -- дворник. Ну-с!
Осужденный схватил руку Путилина, загнул ему ее назад, за спину, боком навалился всем корпусом на него таким образом, что другая рука Путилина тоже оказалась в плену.
-- Он прижал меня к стенке подъезда, крича: "Стой! Попался!" и потом: "Караул! Погром! Воры!"
-- Хорошо, -- проговорил Путилин. -- Ну, до свидания, Александровский! Я еду и постараюсь сделать для вас, что смогу.
Страх и надежда засверкали в глазах убийцы.
-- О, спасите, спасите меня, ваше превосходительство!
-- Постараюсь, голубчик, постараюсь!
Отсрочка приговора на 7 дней. Путилин в доме убитой
Прямо из острога Путилин проехал к тому следователю, который вел это дело.
Когда Путилин объяснил ему цель своего приезда -- подробное рассмотрение всего следственного материала, тот наотрез отказал ему в этом.
-- Простите, я не намерен исповедоваться перед вами, -- желчно проговорил он.
Путилин усмехнулся и отпарировал удар:
-- Из-за боязни потерять учет своей блестящей следственной победы?
Следователя передернуло.
-- Я не имею права сомневаться в правильности решения суда, -- отчеканил он. -- Весь добытый материал сделался его достоянием и, если суд постановил свой приговор, то, значит, дело окончено.
-- И все-таки вы покажете мне и материал, и будете отвечать на мои вопросы! -- уверенно проговорил Путилин.
-- Не вы ли меня заставите? Не забывайте, ваше превосходительство, что я -- не ваш подчиненный. Я -- судебный следователь, но не агент сыскной полиции.
-- Увидим!.. -- бросил ему Путилин.
От следователя Путилин поехал к министру юстиции.
Принятый весьма милостиво и радушно, Путилин рассказал, в чем дело.
-- Позвольте, но приговор суда состоялся в окончательной форме, -- поднял брови сановник.
-- Совершенно верно, ваше сиятельство. Но я убежден, что мы имеем дело с судебной ошибкой, -- спокойно ответил Путилин.
Сановник развел руками.
-- Я знаю вашу проницательность, Путилин, но что же мы можем теперь поделать? Я бессилен перед решением суда. Чего же вы добиваетесь?
-- Только одного: чтобы приведение приговора в исполнение было отсрочено.
-- На сколько времени?
-- На неделю.
Сановник удивленно поглядел на Путилина.
-- И в такой короткий срок вы надеетесь сделать для торжества правосудия больше, чем сделала следственная власть в течение почти полугода?
-- Я постараюсь. Если мне удастся, я спасу человека либо представлю другого убийцу, настоящего, если не удастся, -- пусть совершится то, что предопределено.
-- Хорошо. Это я имею право сделать -- отсрочить исполнение приговора.
-- Затем я прошу вас, ваше сиятельство, разрешить мне пользоваться всеми добытыми следственными и судебными материалами.
...Через час Путилин подъехал к дому убитой ростовщицы.
Он позвонил в железный звонок и хриплые, лающие звуки пронеслись за воротами по двору. На воротах была прибита бумажка: "Сей дом продается или отдается в наймы". Прошло несколько минут. Никто не являлся. Путилин позвонил еще раз и вскоре калитка открылась.
Перед Путилиным стоял сильный, стройный, коренастый мужик с красивым лицом.
-- Что вам угодно? -- спросил он Путилина.
-- Ты -- дворник?
-- Да-с.
-- Так вот я хотел бы осмотреть этот дом.
-- Купить желаете?
-- Нет, внаем взять.
Путилин пристально смотрел на дворника. Он заметил какую-то тень, промелькнувшую по лицу того.
-- Пожалуйте... Только навряд ли, господин, понравится она вам.
-- Почему?
-- Мрачный он, дом-то, скучный.
-- Скажи, любезный, в нем-то и убили твою хозяйку-старуху? Или, может быть, ты не тот дворник, при котором это случилось, а новый?
-- Нет, я тот самый. При мне это случилось, -- ответил дворник.
-- Кто же продает дом? Разве после старухи остались наследники?
-- Дальние какие-то сродственники объявились. Вот дом и продают.
-- А ты что же тут делаешь?
-- Доживаю пока. Упросили сродственники до продажи дома не отходить от места.
-- Страшно, поди, тебе одному тут жить?
Дворник как-то криво усмехнулся.
-- А чего страшно-то?
-- Да как же: жить бок об бок с местом, где совершено такое страшное преступление!
-- Ничего, -- мотнул он головой и как-то странно поглядел на Путилина.
-- А вы, господин, видно, случаем этим шибко интересуетесь, что про него все вспоминаете...
Путилин улыбнулся.
-- Ты прав голубчик: интересуюсь. Ты холостой или женатый?
-- Женатый.
-- А где же жена? С тобой живет?
-- Нет, в деревне.
-- Чай на побывку приезжает?
-- Случается...
-- А тогда, когда это случилось, была она здесь или нет? -- задал быстро-быстро вопрос Путилин.
-- Была, -- ответил дворник, но почти сейчас же добавил:
-- А, впрочем, не помню... Может, и не было.
-- Ну, покажи мне теперь дом. Идем.
Небольшой двухэтажный домик убитой ростовщицы, занимающий половину двора, производил неприятное впечатление. Уныло глядели грязные, запыленные окна на двор. Местами штукатурка обвалилась, образуя впадины.
-- Старый дом, -- проговорил Путилин.
-- Я говорю, не понравится он вам, господин.
-- Все же осмотрим его изнутри. Какой-то противный, кислый, затхлый воздух стоял в низких комнатах, заставленных старинной мебелью.
-- Что же родственники мебель-то не вывезли? -- сказал Путилин.
-- А они так решили: когда продадут дом или сдадут, тогда вывезут. А пока пусть стоит здесь.
Путилин занялся подробным осмотром комнат.
-- Здесь вот, в этой комнате, и была убита твоя хозяйка?
-- Так точно.
Путилин нагнулся над одним местом пола.
-- Здесь вот она и горела, задушенная, -- продолжал Путилин. -- Так?
-- Так. А вы почему же знаете это, господин?
Путилин сделал паузу, пристально поглядел на дворника и таинственным голосом тихо прошептал:
-- А ты разве не знаешь, что то место, где совершается убийство, злодеяние, где лежит труп убитого, -- всегда хранит особые следы? Кровь убиенного взывает об отмщении. Знаешь это?
Лицо дворника побледнело. Какая-то судорога пробежала по лицу.
-- Откуда же я могу знать это? -- пробормотал он в сильном волнении. -- А вот вы-с насчет крови говорите, так крови-то не было, потому хозяйку мою задушили, а не зарезали.
-- Твоя правда, твоя правда, -- пробормотал Путилин. -- Ишь, как мебель-то попортилась от огня!
И проговорив это, он внимательно стал рассматривать ее.
-- А ты молодец, что пыль-то с мебели стираешь. Радеешь о хозяйском добре. Стирай, стирай, мебель хорошая, красного дерева.
-- Какая-с пыль? Никакой пыли я не стираю, -- быстро ответил дворник.
-- Да неужто? А как же на всем этакая толщь пыли понасела, а на стульях, на шкафу, на рамах картин ее не имеется?
Дворник пробормотал что-то невнятное.
-- Ты бы уж заодно и от мышей ее берег, от крыс. Может, я куплю у наследников убитой мебель-то эту.
-- От каких таких мышей? -- уже зло выкрикнул дворник. -- Мышей али крыс не водится здесь!
-- Да ну? -- удивился Путилин. -- Кто же это в таком случае рамы подгрызает, ножки, спинки диванов и стульев?
И не ожидая ответа, вдруг огорошил дворника вопросом:
-- А правду ли говорят, будто после убитой мало денег нашли, а она ведь страшная богачиха была?
Путилин близко-близко подошел к дворнику и опять понизил свой голос до таинственного шепота, бросил:
-- А что если она, убитая, скаредная старуха, хоронила их где-нибудь в потайном месте? А? Может, запрятала их куда-нибудь?
Дворника отшатнуло от Путилина.
-- Вы... вы, извините, господин, что это все меня убийством этим самым шпыняете? -- проговорил он дрожащим голосом. -- Чудное, право, дело: пришли вы на счет найма дома, а сами все о другом речь ведете.
Послышался смех Путилина.
-- А тебе нечто трудно поболтать со мною? Я тебе на чаек дам. Очень уж я любопытен. На, держи пару целковых.
Дворник не взял денег, сумрачно отстранив руку "чудного посетителя".
-- Благодарствуйте... не надо... А только сделайте милость, не задерживайте меня. Коли что о цене али до окончательной сделки, -- так к хозяевам пожалуйте. Живут они на Васильевском острове.
Еще несколько минут -- и Путилин покинул дом убитой Охлопковой.
Я находился в кабинете моего гениального друга, когда он вернулся после осмотра охлопковского дома. Лицо его, по обыкновению, было непроницаемо.
-- Помощника попросите ко мне! -- отдал он приказ дежурному агенту.
Тот не замедлил явиться.
-- Садитесь, голубчик, и выслушайте мои инструкции.
-- Вы уезжаете куда-нибудь, Иван Дмитриевич?
-- Да. Я должен торопиться, ибо участь невинно осужденного в моих руках.
Я сразу догадался, что дело идет об Александровском, убийце старухи ростовщицы.
-- Ты возьмешь меня с собою, Иван Дмитриевич? -- спросил я.
-- Нет, доктор, ты явился бы для меня лишней обузой. Может быть, при финале дела ты будешь присутствовать. Ну-с, голубчик, слушайте.
И Путилин начал вести со своим помощником таинственную беседу.
-- Понимаете?..
-- Так, хорошо...
-- Надо следить так тонко, чтобы ни малейшее подозрение не запало в его душу. Имейте в виду, он начеку.
-- Будьте покойны, Иван Дмитриевич.
-- Дело поручите Х. Он -- молодчина.
И через час Путилин выходил из своей знаменитой костюмерной совсем "преображенным": перед нами стоял мелкий "купец" -- торговец из породы деревенских кулаков-мироедов.
-- Ну, господа, до свидания! Вы скоро увидите меня "иль на щите, иль со щитом".
-- А как скоро, Иван Дмитриевич?
-- Дня через четыре, через пять.
-- Ого! -- воскликнул я. -- Хорошо "скоро"!
Кипит, бурлит довольно богатое село Хрущево. Справляет оно свой храмовой праздник, совпадающий с ежегодной ярмаркой.
Справляет так, как подобает по русскому обычаю: пьяно, гульбиво, до драк, до состояния полного зверства.
В кабаке Евстигнея Бесчастного, рыжего целовальника, дым идет коромыслом.
-- Еще штоф! Эй, миляга, тащи живей!
-- Духом!
Гремят песни, то жалостливые, "пьяные", то бесшабашно-разудалые, зело "скоромного" свойства.