Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)
Гений русского сыска И. Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)
Четвертая серия. Прошлое и настоящее
Книга 33.
Петербургский Джек-Потрошитель
Женщина с распоротым животом
Это было в шесть часов утра. Я был разбужен моим лакеем, который передал мне знакомый синий конверт. "От Ивана Дмитриевича!" Я быстро распечатал письмо. Написано оно было карандашом.
"Приезжай немедленно Николаевская, д. О. Случилось нечто ужасное.
Я лихорадочно-поспешно оделся и бросился по адресу. Улицы были темны, безлюдны в этот ранний час.
-- Что такое могло случиться? -- бормотал я вслух, погоняя извозчика.
Мы подъехали к дому. Я ожидал встретить большую толпу, как это всегда бывает, когда происходит какая-нибудь кровавая драма, катастрофа, но ничего подобного не случилось на этот раз: перед домом, кроме городового, никого не было.
-- Здесь Путилин? -- соскакивая с пролетки (стояла глубокая осень), спросил я.
-- Так точно. Их превосходительство здесь.
-- Что случилось?
-- Страшное убийство. Даму благородную нашли зарезанной на лестнице.
Я вошел в подъезд. Тут уже было много полицейских чинов.
Около швейцарской стояли: Путилин, товарищ прокурора, судебный следователь и полицейский врач.
-- Иван Дмитриевич! -- окликнул я моего знаменитого друга.
-- А-а, это ты, доктор? Не угодно ли полюбоваться? -- Он пропустил меня вперед, я взглянул и похолодел от ужаса. На каменном полу вестибюля лежал труп молодой женщины, совершенно обнаженной. Живот ее был крестообразно распорот, и из него вывалились все внутренности. Лицо, искаженное мукой, было красиво, носило отпечаток несомненной интеллигентности.
-- Что это... что это? -- обратился я к моему коллеге-врачу.
-- Все, что хотите, но только не клиническая лапортомия [кесарево сечение]. Мы, доктора, производим подобную операцию более ловко, -- пошутил он.
Но мне было не до шуток. Содрогаясь, я обратил взор на Путилина.
-- Как ты видишь, доктор, произошло подло-зверское убийство... Посмотри и скажи, когда, по твоему мнению, оно произошло.
Я низко склонился над трупом несчастной. Мне бросились в глаза изумительной красоты и величины бриллиантовые серьги -- солитеры и драгоценные кольца, которыми были унизаны пальцы ее тонких аристократических рук. После беглого осмотра я ответил:
-- По-моему, убийство произошло часа два тому назад.
-- Я поддерживаю определение моего коллеги, -- сказал полицейский врач.
-- Чем, господа, распорот живот? -- спросил судебный следователь.
-- Остро отточенной бритвой.
-- Бритвой? Почему именно бритвой? -- спросил Путилин.
-- Трудно допустить, что у убийцы имелся ланцет [остроконечный обоюдоострый хирургический ножичек] , а только от бритвы или ланцета может получиться столь ровный разрез тканей. Нож все же рвет, кинжал -- также. Тут же -- поразительная тонкость разреза.
Первоначальный допрос. Заподозренный
Ни жив, ни мертв стоял швейцар, бравый, средних лет человек с окладистой бородкой.
-- Когда ты увидел это? -- показывая на труп, спросил следователь.
-- Около трех часов ночи, ваше высокородие. Не спалось мне что-то. Вышел я на лестницу, как взглянул -- аж волосы на голове поднялись. Хочу сотворить крестное знамение -- не могу. Опомнился наконец, побежал к управляющему, к старшему дворнику.
-- Скажи... Как тебя зовут, кстати?
-- Осип Лаврентьев.
-- Так скажи, Лаврентьев, парадная дверь была заперта?
-- Так точно!
-- Ты никогда не видел этой дамы?
-- Никогда.
-- Всех своих жильцов ты, конечно, хорошо знаешь?
-- Помилуйте, ваше высокородие, как не знать... Всех в лицо...
-- Кто живет по этой лестнице?
Швейцар стал перечислять: генерал такой-то, граф такой-то, инженер такой-то...
-- А свободная квартира есть?
-- Так точно. В бельэтаже.
-- Дай мне ключ. Я хочу ее посмотреть... Я скоро вернусь, господа.
-- На что вам пустая квартира, Иван Дмитриевич? -- тихо спросил прокурор.
-- Просто так. Хочу полюбопытствовать, -- уклончиво ответил Путилин и быстро поднялся по лестнице. Вдруг следователь обратился к швейцару:
-- Скажи, что это у тебя с рукой? -- Тот поглядел на свою руку и побледнел.
-- Обрезал ее малость.
-- Когда?
-- Вчера-с.
-- Чем?
-- Ножом. Хлеб резал... нож сорвался.
Следователь многозначительно переглянулся с прокурором.
-- Надо произвести у него обыск, -- по-французски бросил прокурор следователю.
-- Безусловно. Ну-ка, любезный, веди нас в твою комнату. Нам надо пошарить у тебя. Господин пристав, прошу следовать за нами.
-- Ваше превосходительство... Господи, да неужто вы что худое про меня думаете по этому злодеянию?! Вот как перед Истинным...
-- Не разговаривай! -- грозно перебил пристав. Мы с трудом вошли в небольшую швейцарскую. Вдруг следователь, наступив, очевидно, на что-то, быстро нагнулся.
-- Ого! Смотрите, господа! -- В руке он держав кольцо с крупным бриллиантом.
-- Это же что такое, любезный? А? -- повернулся он к Осипу Лаврентьеву.
Швейцар стал белее полотна. Глаза широко раскрылись, и в них стоял непередаваемый ужас.
-- Господи... Ей-богу... Что это... Не знаю... Наваждение...
-- Нет, любезный, это не наваждение, а кольцо. Как оно могло к тебе попасть, а?
-- Не знаю, видит Бог, не знаю!
-- Что у вас происходит, господа? -- раздался спокойный голос Путилина.
-- Не угодно ли, Иван Дмитриевич, -- следователь подал кольцо Путилину.
-- Где вы нашли его, Вадим Петрович?
-- Вот здесь, Иван Дмитриевич.
-- Теперь, конечно, мы произведем тщательный обыск?
-- О, разумеется, господа!
Обыск начался. Путилин подошел к швейцару, пристально-пристально поглядел на него:
-- Покажи руку.
Швейцар, как автомат, исполнил приказание.
-- Доктор, пойди сюда, посмотри его рану и скажи, чем она нанесена. Ножом? А может быть, бритвой?
-- Не знаю, Иван Дмитриевич. Медицина в данном случае бессильна прийти на помощь правосудию.
-- Конечно, ты не знаешь, как попало к тебе это кольцо, Лаврентьев?
-- Видит Бог, не знаю, ваше превосходительство. Только не повинен я ни в чем худом.
-- Ты спишь с открытой или закрытой дверью?
-- На ключ не запираю.
-- Отчего?
-- Чтобы скорей выйти на звонок, дверь парадную раскрыть.
Обыск не дал никаких результатов. Но две грозные улики против швейцара были налицо: подозрительный порез и, главное, найденное в его каморке бриллиантовое кольцо.
-- Именем закона я арестую тебя, Осип Лаврентьев! -- сурово произнес судебный следователь
-- За что-с?..
-- По подозрению в убийстве этой женщины.
Следователь ликовал. Весть о таинственно-страшном преступлении с быстротой молнии разнеслась по столице. Какой-то страх и суеверный ужас нагнало оно на жителей Петербурга. Это было как раз в то время, когда на улицах Лондона свирепствовал знаменитый таинственный Джек Потрошитель. И по Петербургу пронесся зловещий слух: "Лондонский человек-зверь появился на стогнах Северной Пальмиры!" Бульварные газеты по обыкновению подливали масла в огонь, немилосердно привирая с три короба, запугивая обывателей еще больше... Путилин был спокоен, но как-то загадочно хмур.
-- Что ты думаешь об этом, Иван Дмитриевич? -- спрашивал я.
-- Да что же вам еще надо? Убийцу следователь обнаружил с феерической быстротой. -- Еле заметная насмешливая улыбка трогала концы губ.
-- Держу пари, Иван Дмитриевич, что ты другого мнения о виновнике злодеяния.
Мой гениальный друг рассмеялся.
-- Не проиграй пари, смотри! Против Осипа Лаврентьева действительно грозная улика.
Прошло два дня. Я сидел у моего друга, когда к нему без доклада ворвался страшно взволнованный почтенный седой барин.
-- О, какой ужас, какой ужас! Это моя жена! Я только что от нее... Какой ужас, какой ужас... Я -- Аргунин...
Путилин чрезвычайно ласково стал его успокаивать.
-- Возьмите себя в руки, дорогой мой. Что же делать... Уже не вернешь... Вы расскажите лучше все, что знаете об исчезновении вашей жены.
-- Моя жена сказала, что поедет в театр.
-- В какой?
-- В Большой. Прошла ночь. Она не явилась. По правде, я не очень был удивлен и взволнован этим. Частенько случалось, что она после спектакля уезжала ночевать с нашими хорошими знакомыми Авериными. Но когда настал вечер, а ее все не было, я смутился и поехал к Авериным. Оказалось, что они не были в театре и жены моей не видали. Тут вдруг я узнал о страшном злодеянии на Николаевской улице... бросился к властям... и узнал мою жену...
-- Скажите, господин Аргунин... Вы простите меня, но между вами большая разница в летах... Я поэтому и задаю этот вопрос, она любила вас?
-- Несмотря на это, она меня любила. Но, -- по-видимому, какое-то признание не шло с его уст.
-- Для пользы дела я попросил бы вас быть со мной вполне откровенным.
-- Вот... вот записка, которую я нашел вчера в будуаре моей жены, -- хрипло проговорил Аргунин, протягивая Путилину маленький лист плотной английской бумаги. -- "У второй колонны, всегдашнее черное атласное домино с постоянной красной гвоздикой".
-- Гм... немного, -- пробормотал Путилин. -- Вот что, господин Аргунин, я должен сейчас же поехать и осмотреть будуар и гардеробную вашей убитой жены.
Мы поехали втроем. Жил Аргунин царственно-великолепно. Мой гениальный друг попросил его оставить одного в отделении красавицы миллионерши. Пробыл он там с час. Когда он вышел, лицо его было невозмутимо-спокойное.
-- Ну, ваше превосходительство, нашли вы хоть что-нибудь?
-- Очень мало... Но кое-что у меня в руках. Будьте уверены, что я отдам все силы раскрытию этого дела.
В тюрьме у Осипа Лаврентьева
-- Мы заедем на минутку в сыскное, а оттуда проедем в тюрьму. Путилина ожидал в его служебном кабинете агент X.
-- Ну? -- спросил Путилин.
-- Делал все, как вы говорили, Иван Дмитриевич.
-- Видели его?
-- Да.
-- Какое впечатление?
-- Безукоризненного джентльмена.
-- Где вы находились в это время?
-- В швейцарской, выглядывая из нее.
-- Посмотрел? Нагнулся?
-- Да.
-- Так, так. Это очень важно. Теперь слушайте дальнейшее, голубчик, -- Путилин что-то тихо шептал своему талантливому любимому агенту.
-- Ну, а теперь едем, доктор!
Вот и опять оно, это унылое, мрачное здание. Тюремный надзиратель, поставив двух конвойных у дверей камеры, ввел нас туда.
Осип Лаврентьев сидел, опустив голову на руки. При виде Путилина он вздрогнул, встал.
-- Ну, Лаврентьев, ты клянешься, что это страшное убийство не дело твоих рук?
-- Клянусь, ваше превосходительство. Сам не знаю, за что позор такой, муку принимаю...
-- Хорошо. Надейся на меня, может быть, дело это повернется иначе.
-- Ваше превосходительство! Явите Божескую милость...
-- Ладно, ладно... А теперь отвечай на мои вопросы. Того инженера, который живет по вашей лестнице, хорошо знаешь?
-- Знаю-с, ваше превосходительство... Барин добрый, щедрый...
-- Живет один, только со своей прислугой?
-- Так точно. Они женаты, а только, стало быть, с супругой не живут.
-- Эта прислуга -- ее ведь Машей зовут? Не балуется с барином?
Лаврентьев отрицательно покачал головой.
-- Нет, ваше превосходительство, коли правду молвить, так у ней шуры-муры заведены с племянником нашего управляющего.
-- Часто отлучалась она из дома?
-- Частенько.
-- На ночь?
-- Так точно. Барин ее сам отпускал: "Сегодня можешь идти со двора к своим родственникам, потому что я не приеду ночевать". Возвращался часам к двум дня.
-- В ту ночь, когда случилось убийство, была она дома?
-- Не могу точно сказать, ваше превосходительство, не приметил.
-- Ключа от парадной двери у инженера не было?
-- Надо полагать, что нет, потому что они всегда звонили.
Путилин погрузился в раздумье.
Паника в "страшном" доме. Новый жилец
Неслыханное кровавое злодеяние навело панику на жильцов дома на Николаевской. С той лестницы, на которой оно произошло, съехали и граф, и генерал. Они предпочли заплатить домовладельцу неустойку по контракту. Остался один инженер. Но вскоре появился новый жилец, занявший ту самую квартиру, которая пустовала. Это был высокий представительный господин, по-видимому, очень богатый. Обстановку навезли великолепную. С барином появился лакей, другой прислуги не было. Дома он бывал редко, все больше куда-то уезжал. Должно быть, барин был веселого нрава и большой охотник до смазливеньких личиков, потому что очень уж стал заглядываться на хорошенькую горничную инженера. Встретит ее будто ненароком у двери квартиры инженера -- и давай шутки шутить. Та сначала робела. Видимое ли дело, чтобы такой важный барин и зарился на простую горничную?
-- Ну, красавица, как прыгаешь?
Та глазки лукаво опустит, передничек перебирает.
-- Благодарствуйте... Живем...
-- А что у тебя сережки такие плохенькие? При такой красоте и камушки поддельные! Ай-ай-ай!
Вспыхивала Маша.
-- Денег не накопила на дорогие.
И обдавала барина задорно-лучистым взглядом. А на следующий день глядь -- барин футляр ей подносит.
-- На, воструха, носи такие вот.
Ахнула только Маша, поглядела на сережки. Господи, красота-то какая. За сережками последовали брошь, колечко, браслетка. Дальше -- больше, и Маша пригласила доброго барина к себе.
-- Барина сегодня не будет. Ужо приходите.
И барин пришел. Но чудным показался он Маше: не к ней с ласками, а квартирой больше все интересовался. Несколько раз за вином ее посылал.
-- Сходи, воструха, купи шампанского. Только смотри, чтоб никто не видел. Понимаешь?
-- Понимаю.
-- А десятку вот тебе на конфеты.
"Чудной, право, чудной! И за что только он мне подарки дает? Ничего от меня не желает..."
А в то время когда Маша ходила за вином, барин все-то высматривал в квартире, словно искал чего-то.
-- В чем разгадка... Гм... Так или не так? Неужели ошибся? -- бормотал он.
Однажды, услышав, что Маша вернулась, вышел из кабинета особенно радостный.
-- Что это вы, барин, сегодня такой веселый? -- лукаво спросила Маша.
-- Тебя вижу, воструха! -- усмехнулся барин.
Приехав к Путилину на службу, я застал его за странным занятием -- он рисовал женскую головку.
-- Где это ты пропадаешь, Иван Дмитриевич?
-- Разве? -- Он посмотрел на меня, улыбнулся.
-- Ну, разумеется. Я несколько раз приезжал к тебе и ни разу не мог застать.
-- Не сердись, мой милый доктор: я был очень занят.
-- В этом, Иван Дмитриевич, я не сомневаюсь. Но не будешь ли так любезен сказать, чем именно ты был занят?
-- Флиртом.
-- Что? Ты?!
-- Да, я.
-- Ты... ты ухаживал?!
-- О, и как еще! Если бы ты посмотрел мою возлюбленную -- это прелесть.
-- Полно меня мистифицировать. Что ты рисуешь?
-- Как видишь, хорошенькую женскую головку. Впрочем, ты скоро увидишь и оригинал. -- Путилин позвонил.
-- Попросите, Жеребцов, нашу верную агентшу.
Вошла наша старая знакомая агентша, принимавшая выдающееся участие в целом ряде замечательных дел, раскрытых моим гениальным другом.
-- Ну, голубушка, предстоит борьба, -- весело произнес Путилин.
Глаза даровитой профессионалки-сыщицы загорелись огнем фанатической радости.
-- В чем дело, дорогой Иван Дмитриевич? Я так рада... Я давно не принимала участия в серьезных сражениях...
-- Ну вот, теперь оно у нас на носу. Ведите эту штучку? -- Путилин показал свой рисунок. -- Перевоплотиться можете?
-- Постараюсь...
Признаюсь, я ровно ничего не понимал, а мой знаменитый друг углубился в просмотр каких-то писем. Прошло с полчаса.
-- Хорошо? -- раздался звучный голос агентши.
Перед нами была совсем незнакомая женщина с красивым восточного типа лицом. Черные как смоль волосы были причесаны по-модному, назад, вуаль, касторовая шляпа с загнутыми полями, с огромными перьями...
-- Отлично! -- воскликнул Путилин. -- Я вижу, голубушка вы моя, что мои уроки грима вы усвоили превосходно. Ввиду того, что я не знаю, когда именно мне потребуется ваше участие, попрошу вас сегодня безотлучно находиться здесь.
Мы остались одни.
-- Слушай, доктор, -- начал Путилин, прохаживаясь по кабинету, -- ты хорошо знаком со случаями "преступно-болезненной мании мести"? Такое состояние душевной прострации, патологического аффекта, длительного, существует в психиатрии?
-- Безусловно. Мания преследования выражается в том, что одним больным кажется, что их преследуют, другим -- что они должны преследовать.
-- Так... так, -- пробормотал Путилин. -- Но не правда ли, какая художница моя агентша? Молодец! Живой портрет! Живой!
Странное письмо. Преддверие к маскараду
Высокий элегантный господин инженер поднимался по лестнице. На третьей ступеньке он столкнулся с новым жильцом, господином с черными бакенбардами.
-- Простите, пожалуйста, вы, кажется, инженер Хрисанфов?
-- Да, это я. Что вам угодно?
-- Стало быть, соседушка мой. Очень приятно. -- Барин назвал себя, и джентльмены обменялись рукопожатиями.
-- Видите ли, господин Хрисанфов, швейцар -- он у нас новый -- по ошибке вложил в мой почтовый ящик это письмо. Не вам ли оно адресовано?
Инженер взял письмо и сильно побледнел.
-- Что это? От нее?.. Благодарю вас... Да, письмо адресовано мне. -- Он тут же нервно разорвал конверт и стал читать. Лицо его стало принимать все более злорадно-торжествующее выражение.
-- О, как я вам благодарен, что вы вручилимне это письмо!
-- Помилуйте, за что же... вы поступили бы, я не сомневаюсь, точно так же.
-- Ах, этот глупый швейцар! -- злобно прошептал инженер. -- Хорошо, что так вышло...
-- А вы, господин Хрисанфов, жили еще при старом?
-- Да.
-- Скажите, правда, будто в этом доме недавно случилось зверское злодеяние?
-- Да. Здесь нашли убитую женщину... даму из высшего света... Разве вы не читали?
-- Я мало читаю газеты... До меня доходили какие-то слухи... Где же ее нашли?
-- Вот здесь... Видите, там... ниже.. на площадке...
-- Кто же убил ее?
-- Швейцар. Он арестован и сидит в тюрьме...
-- Какая же цель убийства?
-- По-видимому, ограбление... У него нашли бриллиантовое кольцо с руки убитой... Вообще это очень темное дело. Я сильно сомневаюсь, чтобы правосудие пролило истинный свет на злодеяние. -- Инженер сухо рассмеялся.
Я, предчувствуя, что в эту ночь должно разыграться нечто знаменательное, находился в кабинете Путилина и вел оживленный разговор с агентшей. Путилин вошел в кабинет с часами в руках, что-то черкнул на бумаге и, позвонив, отдал дежурному чиновнику.
-- По назначению! -- лаконически бросил он. Потом повернулся к нам.
-- Ну, милая барынька, одевайтесь. Где ваше домино и маска? А вы, господин доктор, имеете желание проехать в маскарад? -- Затем он стал подробно объяснять агентше, что она должна делать и говорить.
-- Вы приедете в маскарад. Встаньте у третьей колонны справа. К вам подойдет высокий господин в черном домино, с красной гвоздикой в петлице. Имейте в виду -- это ваш муж...
Маскарад в благородном собрании
Зал Благородного собрания был битком набит веселой маскарадной публикой. От массы ярких разнообразных костюмов рябило в глазах. Пахло духами, разгоряченным потом и косметикой. Прелестные звуки томного штраусовского вальса заглушали тихий смех и оживленную болтовню масок. Я был в домино, чувствовал себя, признаться, чрезвычайно глупо. Несколько масок с веселым смехом окружили меня, стали тормошить. "Это, наверное, какой-нибудь ученый медведь!" -- "Или ревнивый муж, отыскивающий свою благоверную!" -- "Маска, да не будь таким букой, пойдем пить шампанское. Бокал холодненького?" Я отбивался от этих хорошеньких маскарадных пчел и вдруг услышал тихое восклицание:
-- Бедный доктор!
Я живо обернулся: "Кто меня узнал?" -- пронеслось в голове. Высокая дама в домино и маске прошла мимо. Я последовал за ней, расталкивая толпу. Несколько раз маска оглядывалась: "Ах, доктор, доктор!"
-- Кто ты, прелестная маска, почему ты думаешь, что я -- доктор?
Высокое домино рассмеялось.
-- Я Аэндорская волшебница. -- Что-то знакомое уловил я в голосе таинственной незнакомки. Тут я, однако, вспомнил, что явился в маскарад, чтобы наблюдать за таинственной историей, начатой Путилиным. Где-то он сам? Как найти его в этой толпе? Я взглянул на третью колонну, около нее стояла женщина в черном домино. Я подошел ближе, стараясь оставаться незамеченным. К даме подходил высокий господин в черном домино с красной гвоздикой.
-- Итак, это вы, сударыня? -- Сколько злобы, презрения, ненависти звучало в голосе. -- Я получил ваше письмо и, как видите, явился.
-- Благодарю вас.
-- О, не за что! Это не будет для вас особенно приятно. Почему вы назначили мне свидание здесь?
-- Потому, что я знаю, что вы часто бываете в маскараде.
-- Ого! Вы следите за мной? С какой целью?
-- Я -- ваша жена.
-- Что? И вы... вы смеете еще говорить об этом после того, как покрыли меня позором?
-- Я сознаюсь... Я согрешила... но вот уже два года я искупаю вину невыносимыми страданиями. Вы вышвырнули меня с ребенком на руках, без всяких средств. Голод, холод, унижения... Мой малютка умер...
-- О, лукавая тварь! Вы так умеете притворяться, что даже меняете голос, я не узнаю его...
-- Два года таких страданий... Сжальтесь надо мною! Вы очень богаты...
-- Никогда, ни за что! Я поклялся мстить вам страшно, и не только вам, но и всем женщинам, изменяющим своим мужьям.
Что-то зверское, фанатически-безумное зазвучало в его голосе.
-- Нет, нет.. вы сжалитесь... поедемте отсюда...
-- Хорошо... поедемте. Очевидно, сама судьба требует этого!
-- Скорее, доктор, к выходу. Нам надо ехать! -- Высокая дама в домино схватила меня за руку.
Великий Боже, это был мой гениальный друг...
На волосок от смерти. Сумасшедший человек-зверь
Мы мчались в карете с быстротой молнии. Путилин посмотрел на часы.
-- Второй час. Это отличный час.
Карета остановилась у подъезда дома на Николаевской...
-- Скорее, скорее! -- Путилин открыл парадную дверь своим ключом. Нас встретил швейцар. -- Ну, X., прячьте доктора и притворитесь спящим. А кстати, возьмите этот дурацкий балахон. -- И великий сыщик, оставшись в женском платье, бросился вверх по лестнице.
Прошло несколько минут, показавшихся мне вечностью. Вдруг X. тихо прошептал:
-- Тс-с, ни звука... ключ...
Дверь беззвучно распахнулась... Появились дама и господин.
-- Идите тише! -- господин осторожно приоткрыл дверь швейцарской. X. богатырски храпел. -- Отлично, -- еле слышно пробормотал он. Пропустив даму вперед, инженер стал подниматься по лестнице.
Едва горничная впустила барина с дамой, как Путилин, ловко открыв замок, как тень скользнул туда же. Расположение комнат было ему хорошо знакомо, и через несколько секунд он очутился в комнате горничной. Та при виде высокой дамы с седыми бакенбардами испуганно вскрикнула.