Жанлис Мадлен Фелисите - Девица Клермон

Дѣвица Клермонъ. Историческая повѣсть Г-жи Жанлисъ (*).

(*) Сочинительница слышала Исторію о дѣвицѣ Клермонъ въ Шантильи, находясь въ самой роковой аллеѣ, до сихъ поръ называемой Меленевою; тогда же написала ее, и скоро забыла о ней. Спустя тридцать лѣтъ, то есть недавно передъ симъ, она вспомнила о своей рукописи, переправила что нужно было, выбросила многія излишнія подробности, прибавила развязку и издала подъ именемъ повѣсти. Изд.

Нѣтъ! не за стѣнами пышныхъ городовъ, не въ тихомъ уединеніи, не подъ смиреннымъ кровомъ любовь господствуетъ съ большею властію -- вопреки мнѣнію Поэтовъ и любовниковъ. Шумъ и блескъ для нее пріятнѣе; честолюбіе, похвалы, пышность, величіе, сутъ подпоры ея престола. Любовь скорѣе начинается, поспѣшнѣе растетъ въ чертогахъ, среди блестящихъ призраковъ, среди страстей, зависящихъ отъ гордости и воображенія; тамъ тонкая разборчивость, нѣжной вкусъ украшаютъ жертвы, ей приносимыя, управляютъ ея празднествами, и словарь страстнаго языка ея обогащаютъ пріятностями неподражаемыми.

Я жила на счастливыхъ берегахъ, утучняемыхъ Луарою; на сихъ прекрасныхъ поляхъ, въ сихъ рощахъ безъискуственныхъ любовь оставила по себѣ легкіе слѣды -- памятники не долговѣчные слабаго владычества: нѣсколько вензелей, грубо вырѣзанныхъ на корѣ вязовъ, нѣсколько сельскихъ пѣсенокъ, болѣе простыхъ, нежели трогательныхъ. Любовь летала надъ сими уединенными полями и пролетѣла мимо. Но въ садахъ Армиды, въ садахъ Шантильскихъ она останавливается; тамъ избираетъ себѣ обожателей, и кладетъ на нихъ печать свою; тамъ палубное владычество ея ознаменовало славными произшествіями, о которыхъ Исторія вѣщаетъ потомству. Хочу изобразить здѣсь одно изъ такихъ произшествій; все, что ни находится въ Шантильи, напоминаетъ о немъ; всѣ предметы въ прекрасныхъ сихъ мѣстахъ трогательны -- они возбуждаютъ чувства меланхоліи. Я занималась размышленіемъ о судьбѣ несчастныхъ любовниковъ, будучи въ самой рощѣ Сильвіиной, въ самой роковой аллеѣ меленевой, ступая по слѣдамъ ихъ.... Пускай другіе отличаются остроумными вымыслами; я хочу истиною трогать читателей; почту себя счастливою, если успѣю въ своемъ намѣреніи. Кто нравится картинами вѣрными и трогательными, тотъ наставляетъ.

Дѣвица Клермонъ получила отъ Натуры и отъ Фортуны всѣ дары, всѣ блага, которымъ смертные завидуютъ: Царскую породу, совершенную красоту, острый и разборчивый умъ, чувствительную душу, кротость, однообразіе характера -- свойства рѣдкія и драгоцѣнныя, a особливо въ людяхъ знатныхъ. Будучи непритворна, скромна и проста, она говорила точно, пріятно, умно и краснорѣчиво. Голосъ ея проникалъ до глубины сердца; чувствительность украшала всѣ ея поступки и движенія. Дѣвица Клермонъ въ двадцать лѣтъ отъ роду была спокойна, всѣми отличаема, чужда страстей, и даже слабостей, была счастлива.... Дюкъ и Клермонъ {Принцъ крови и первый Министръ Лудовика XV.}, ея братъ, любилъ ее нѣжно; но будучи отъ природы важнымъ и строгимъ, онъ въ обхожденіи показывалъ всю власть надъ нею, власть, которая принадлежала ему по праву, по лѣтамъ, по опытности и по мѣсту, занимаемому имъ въ свѣтѣ. Это было причиною, что дѣвица Клермонъ любила его съ какою то боязливостію, съ какою то застѣнчивостію, которая походила болѣе на дѣтскую покорность, нежели на братскую дружбу. Почти въ сіе самое время дѣвица Клермонъ въ первой разъ явилась въ Шантильи, гдѣ до того времени не могла быть по причинѣ молодости лѣтъ своихъ. При концѣ весны она пріѣхала къ своему брату; немедленно всѣ обратили на нее вниманіе, осыпали ее похвалами. Принцессы имѣютъ ту выгоду передъ прочими женщинами, что красотѣ ихъ менѣе завидуютъ; ихъ высокое званіе, кажется, удаляетъ понятія о соперничествѣ. Благосклонностію и снизхожденіемъ онѣ могутъ привлечь къ себѣ сердца всѣхъ, по крайней мѣрѣ могутъ не раздражать самолюбія женщинъ.

Шантильи есть одно изъ прекраснѣйшихъ мѣстъ въ свѣтѣ; въ немъ тщеславный найдетъ всю пышность, какой только желать можетъ; въ немъ чувствительный найдетъ всѣ прелести сельскія, всѣ пріятности уединенія. Тамъ честолюбивый вездѣ видитъ печать величія; воинъ вспоминаетъ о подвигахъ геройскихъ; гдѣ лучше можно мечтать о славѣ, какъ въ Шантильскихъ рощахъ? Тамъ тихія убѣжища приглашаютъ мудреца для размышленія; тамъ любовникъ можетъ бродить по обширному лѣсу, или по Острову Любви {Такъ называется одинъ прекрасный островъ, не далеко отъ замка.}. Не льзя не ощутить внутренняго движенія, взглянувъ въ первой разъ на сіе мѣсто очаровательное; дѣвица Клермонъ ощутила его; сердце ея узнало силу новыхъ впечатлѣній, которыя уже и по тому были опасны, что онѣ новы. Сколько соблазновъ! Удовольствіе быть предметомъ вниманія и удивленія общества самаго блистательнаго; первое чувство наслажденія выгодами знатнаго состоянія; пышность празднествъ, самыхъ остроумныхъ, самыхъ роскошныхъ; сладкой ядъ похвалъ, приготовленныхъ съ искуствомъ, подносимыхъ съ тонкою хитростію -- сихъ похвалъ не предвидимыхъ, отъ которыхъ не можно остеречься, которыя отклонить нѣтъ времени, и которыхъ, по законамъ благопристойности и свѣтскаго обхожденія, никому не должно воздавать явно! Сколько соблазновъ! Какъ устоять противъ нихъ, имѣя двадцать лѣтъ отъ роду?

Дѣвица Клермонъ всегда любила чтеніе; въ Шантильи склонность къ сему занятію сдѣлалась въ ней страстію. Каждой день, послѣ обѣда, собирались въ маленькомъ особомъ кабинетѣ и все время до вечерней прогулки употребляли на чтеніе занимательнѣйшихъ романовъ. Дѣвица Клермонъ обыкновенно, читала въ слухъ для удовольствія общества. Часто излишняя нѣжность сердца принуждала ее останавливаться; всѣ хвалили ея чувствительность, ея искусство читать. Женщины плакали; мущины слушали съ видомъ удивленія и соучастія, тихонько о чемъ то говорили между собою; иногда вырывались слова: прекрасно! удивительно! а у тщеславія слухъ такъ остръ, такъ тонокъ!.... Одинъ только мущина, обыкновенно находившіяся при чтеній, постоянно хранилъ печальное молчаніе; дѣвица Клермонъ замѣтила это. Сей мущина былъ Дюкъ Мелень, послѣдняя отрасль знаменитаго дома. Душевныя свойства и добродѣтели давали ему право на общее почтеніе къ его особѣ, не зависящее ни отъ богатства, ни отъ породы. Хотя видъ его былъ благородной, хотя въ его физіогномія было много умнаго и пріятнаго, однакожъ наружность его не представляла ничего блистательнаго; онъ казался холоднымъ и разсѣяннымъ въ обществѣ; имѣя уздъ превосходный, онъ не былъ человѣкомъ -- какъ говорятъ -- любезнымъ, потому что не показывалъ желанія нравишься, и дѣлалъ это не отъ презрѣнія и не отъ гордости, но единственно отъ равнодушія, которое сохранилъ до сего времени. Не смотря на излишнюю суровость, на отчужденіе отъ искуственныхъ способовъ нравиться, онъ былъ любимъ цѣлымъ обществомъ. Люди строгой добродѣтели обыкновенно бываютъ не забавны; но кто увѣренъ въ ихъ искренности, тотъ увѣренъ и въ томъ, что они друзья самые постоянные, соперники менѣе всего опасные, a особливо при Дворѣ. Сколько есть средствъ взятъ верхъ надъ ними! сколько видовъ къ успѣхамъ, видовъ, которыми они гнушаются!.. Они страшны только добрымъ именемъ своимъ; но такой страхъ не подаетъ причины ненавидѣть ихъ: коварство и происки торжествуютъ надъ истиннымъ достоинствомъ. -- Дюкъ Мелень, обходясь съ женщинами, наблюдалъ благородную вѣжливость, но не представлялъ изъ себя томнаго воздыхателя; самая нѣжность характера и чувствительность предохраняли его отъ связей, заключаемыхъ по одной прихоти. Имѣя отъ роду только тридцать лѣтъ, онъ могъ еще возпламениться сильнѣйшею страстію; но свойства и нравъ защищали его отъ всѣхъ искушеній кокетства. Дюкъ Клермонъ оказывалъ ему особенное уваженіе и довѣренность. Дѣвица Клерэдонъ не могла не знать объ этомъ; ей прискорбно было, что одинъ Г. Мелень не платилъ ей дани похвалъ, которыми осыпало ее все общество; однакожъ, разсуждая объ его прилѣжномъ слушаніи чтенія, заключала, что оно было для него не непріятнымъ. Она захотѣла спросить о семъ Маркизу Г*, родственницу и пріятельницу Г. Меленя, и которая къ прискорбію и негодованію дѣвицы Клермонъ отвѣчала со смѣхомъ, что Г. Мелень сдѣлалъ привычку не слушать чтенія, но быть тамъ, гдѣ читаютъ. Ему лучше нравится -- продолжала Маркиза -- нашъ кабинетъ, нежели шумная зала бильярдная, или комната, въ которой кричатъ, сидя за картами; онъ думаетъ, что, находясь подлѣ насъ, можно углубляться въ размышленія съ большею удобностію; со всѣмъ тѣмъ мы не имѣемъ причины быть недовольными его разсѣянностію онъ слушатель самой молчаливой и неподвижной."

Дѣвица Клермонъ огорчилась. Въ этомъ день она не могла уже читать съ прежнею исправностію, часто задумывалась, взглядывала на Дюка Меленя, и ея взоры часто встрѣчались съ его взорами. Выходя изъ кабинета, она отважилась сказать ему нѣсколько словъ.

На вечерней прогулкѣ дѣвица Клермонъ притворилась очень удивленною, и просила Г-на Меленя подать себѣ руку. Такое предпочтеніе удивило его. Дѣвица Клермонъ, отведя его нѣсколько въ сторону отъ общества, сказала съ милою улыбкою: "Позвольте сдѣлать вамъ одинъ вопросъ; надѣюсь, что будете отвѣчать съ обыкновенною вашею искренностію. Вы не пропускаете ни одного раза быть при чтеніи; не смотря на это, мнѣ кажется, будто вы скучаете. Безъ сомнѣнія, вамъ не нравится выборъ сочиненій; почитаете ихъ недостойными вниманія; мнѣ очень, хочется знать, какъ вы объ этомъ думаете; я должна уважать мнѣніе такой особы, которая сопряжена союзомъ дружбы съ моимъ братомъ." -- Изумленный Дюкъ не зналъ, что отвѣчать на такой вопросъ; наконецъ ободрившись: "Мнѣ не досадно -- сказалъ -- когда люди съ посредственнымъ умомъ, люди средняго состоянія проводятъ драгоцѣнное время своей молодости въ безполезныхъ занятіяхъ; но не могу равнодушно видѣть такое злоупотребленіе въ особахъ, по уму и по званію своему имѣющихъ преимущество передъ другими. Вамъ, милостивая государыня, угодно было знать истинное мое мнѣніе; я исполнялъ вашу волю." Дюкъ произнесъ послѣднія слова съ чувствомъ. Дѣвица Клермонъ закраснѣлась, потупила глаза въ землю, нѣсколько минутъ не могла выговорить ни слова; наконецъ подозвала къ себѣ одну изъ дамъ, которыя провожали ее. Симъ разговоръ кончился.

На другой день, въ обыкновенное время чтенія, подали дѣвицѣ Клермонъ книгу, начатую наканунѣ; она взяла ее, положила на столъ и сказала, смотря на Г-на Меленя: "мнѣ наскучили романы не лучше ли читать что нибудь полезное и основательное?" Всѣ одобрили такое предложеніе, a въ самомъ дѣлѣ многія дамы внутренно были недовольны. Велѣли принести книгу историческаго содержанія. Дѣвица Клермонъ начала читать со вниманіемъ, котораго Г. Мелень не могъ не замѣтишь. Ввечеру за ужиномъ дѣвица Клермонъ посадила его подлѣ себя. Оба молчали до тѣхъ поръ, пока общій разговоръ сдѣлался довольно громкимъ, и далъ имъ случай къ частному разговору. "Вы видѣли -- сказала дѣвица Клермонъ -- что я умѣю пользоваться совѣтами, которые подаютъ мнѣ; надѣюсь, что этотъ примѣръ ободритъ васъ." -- Опасеніе прогнѣвить васъ -- отвѣчалъ Дюкъ -- могло препятствовать моему усердію; теперь, получивъ ваше позволеніе, моя ревность, будетъ дѣйствовать со всею свободою. -- Сіи слова, съ живымъ чистосердечіемъ произнесенныя, тронули дѣвицу Клермонъ; чувствительный взглядъ былъ на нихъ отвѣтомъ. Никогда ей столько не хотѣлось нравиться, какъ въ это время: она призвала на помощь всѣ прелести ума своего; Дюкъ также удивилъ ее своею живостію и нѣжными словами, чего прежде совсѣмъ не видно въ немъ было.

На другой день дѣвица Клермонъ уже не смѣла явно отличать Г-на Меленя, что конечно бы могло быть замѣчено; однакожъ она отдавала преимущество Маркизѣ Г*, родственницѣ Дюка, и короткой пріятельницѣ его съ самаго младенчества. Въ дружбѣ, равно какъ и въ любви, Принцессы осуждены вызываться съ первыми предложеніями. Изъ почтенія, никто не отваживается приближиться къ нимъ безъ особливаго приглашенія. Слѣдствіемъ сихъ строгихъ, предписываемыхъ гордостью, законовъ бываетъ, что самая высокомѣрная Принцесса часто дѣлаетъ такія предложенія, на которыя весьма немногія женщины низшаго состоянія рѣшаются.

Внезапная привязанность дѣвицы Клермонъ къ Маркизѣ Г* казалась дѣломъ необыкновеннымъ, Маркиза вышла уже изъ лѣтъ цвѣтущей юности и могла нравиться болѣе достоинствами, нежели пріятностями; не смотря на то, никто не догадывался о причинѣ новой дружбы, и каждой думалъ, что Дюкъ Клермонъ совѣтовалъ сестрѣ своей войти въ связь съ Г-жею Г*, которая имѣла справедливыя права на общее уваженіе. Г. Мелень не смѣлъ остановишься на мысли, къ которой тѣсная дружба подавала поводъ; но съ того времени. Маркиза казалась ему несравненно любезнѣе, нежели прежде: онъ не покидалъ ее ни на минуту, когда дѣвица Клермонъ разставалась съ нею, и казался гораздо усерднѣе, гораздо услужливѣе. За столомъ всегда садился подлѣ нее, слѣдственно не далеко отъ дѣвицы Клермонъ, потому что Принцесса приглашала къ себѣ Г-жу Г* обѣдать и ужинать, и жила съ нею почти неразлучно.

Дюкъ Клермонъ имѣлъ надобность побывать въ Парижѣ. Дѣвицѣ Клермонъ захотѣлось встрѣтить брата своего праздникомъ и баломъ. Она танцовала прекрасно; Г. Мелень никогда не видалъ ее въ танцахъ. Ей было извѣстно, что, не смотря на угрюмой нравъ свой, Г. Мелень также любилъ сіе искуство и почитался однимъ изъ лучшихъ танцовщиковъ въ Парижѣ.

Ввечеру, дѣвица Клермонъ увидѣла изъ окна Гжу Г* и Гна Меленя гуляющихъ по двору; поспѣшно сбѣжала бъ низъ, нашла ихъ, взяла за руку Дюка и направила путь къ Острову Любви. Освободясь на нѣсколько минутъ отъ несноснаго этикета, будучи безъ свиты, почти наединѣ съ Меленемъ, дѣвица Клермонъ отъ радости думала, что въ первой разъ еще посѣщаетъ сей прелестный островъ, котораго названія не могла выговорить безъ внутренняго движенія. Надобно замѣтить, что Гжа Г* при всемъ умѣ своемъ имѣла докучливую привычку безпрестанно повторять одно и то же. Г. Мелень пользовался ея почтеніемъ, дружбою и довѣренностію; не смотря на то, она обходилась съ нимъ въ обществѣ съ видомъ всегдашней готовности къ насмѣшкамъ, рѣдко оставляла сей тонъ, и опять принимала оной, когда хотѣла нравиться. Она безпрестанно шутила надъ его холодностію, надъ его разсѣянностію; но въ шуткахъ ея было менѣе замысловатостей, болѣе скучнаго однообразія. Островъ Любви подалъ ей обильную матерію къ насмѣшкамъ. Сѣли отдыхать передъ прекрасною мраморною групою, извѣстною подъ именемъ объявленія; она представляетъ молодаго человѣка, стоящаго на колѣняхъ передъ Нимфою, и открывающагося ей въ любви своей, между тѣмъ какъ Амуръ, стоя подлѣ, шепчетъ ему на ухо и учитъ, что говоритъ должно. Г. Мелень смотрѣлъ пристально на статуи; Маркиза начала шутитъ. "Кажется -- сказала она -- будто вы вслушиваетесь въ слова молодаго человѣка. Къ чему же это послужитъ? вѣдь вы не поймете его." -- Я думаю -- отвѣчалъ Г. Мелень -- что Амуръ долженъ вѣчно безмолвствовать въ сихъ мѣстахъ: всѣ слова его могутъ быть осквернены лжею, ласкательствомъ.... -- "умствованія мизантропа!" вскричала Маркиза. -- Но не придворнаго -- подхватила дѣвица Клермонъ, вздохнувъ -- правда, онѣ слишкомъ печальны. -- Сей разговоръ былъ перерванъ человѣкомъ пожилымъ, имѣющимъ видъ благородной и почтенной, и подошедшимъ съ просительнымъ письмомъ къ дѣвицѣ Клермонъ. Принцесса была снизходительна отъ природы; и передъ Гмъ Меленемъ она казалась еще добрѣе. Незнакомой, бывъ принятъ благосклонно, разсказалъ подробности своего. дѣла. Его прошеніе было справедливо; успѣхъ зависѣлъ отъ Дюка Клермона; надлежало уничтожить приговоръ, по силѣ котораго проситель лишался всего своего имѣнія, дѣло не терпѣло ни малѣйшей медленности, и требовало, чтобы въ тотъ же вечеръ бумага была отмѣчена Дюкомъ. Дѣвица Клермонъ съ изъявленіемъ живѣйшаго участія взяла на себя ходатайствовать, тѣмъ охотнѣе, что Г. Мелень увѣрялъ ее въ справедливости дѣла и въ томъ, что проситель заслуживаетъ покровительство по всѣмъ отношеніямъ. Возвратились въ замокъ. Дѣвица Клермонъ вошла въ галлерею, въ которой не всѣ еще были собраны, сѣла y столика, облокотилась и положила просительнѳе письмо. Спустя нѣсколько минутъ, пришли сказать ей, что привезено изъ Парижа платье, которое она велѣла сдѣлать для бала. Дѣвица Клермонъ встала съ поспѣшностію, взяла за руку Гжу Г*, и вышла съ нею изъ галлереи. Г. Мелень, сидѣвшій подлѣ столика, увидѣвъ забытое просительное письмо, положилъ его въ свой карманъ съ тѣмъ, чтобы отдать въ то время, когда потребуютъ. Онъ умышленно остался въ галлереѣ, желая знать, придутъ ли искать письма, принятаго съ такимъ чувствомъ состраданія; но платье для бала и праздникъ вытѣснили изъ головы мысль о просителѣ, невинно угнетаемомъ!

Дюкъ Клермонъ пріѣхалъ къ самому ужину; Г. Мелень не садился за столъ и остался въ залѣ. Дѣвица Клермонъ часто посматривала на дверь; казалась задумчивою и занятою во все время ужина. Вставши изъ за стола, пошла въ свои покои наряжаться на балъ, которому надлежало начаться въ полночь. Она явилась въ ослѣпительномъ блескѣ; во всей залѣ раздались восклицанія... Г. Мелень, сидѣвшій въ углу? увидѣвъ ее, вздохнулъ, поспѣшно оставилъ галлерею и пошелъ въ комнату, гдѣ играли въ карты; тамъ съ печальною душею сѣлъ подлѣ окна, не обращая никакого вниманія на то, что окружало его, и углубился въ размышленія.

Между тѣмъ дѣвица Клермонъ, танцуя первой контрдансъ, съ безпокойствомъ смотрѣла вокругъ, и тщетно искала единственнаго человѣка, котораго одобреніе почитала драгоцѣннымъ... Контрдансъ казался ей очень долгимъ; окончивъ его, она стала жаловаться на жаръ, чтобы имѣть причину пройти по галлереѣ и заглянуть въ боковыя комнаты. Гжа Г* была съ нею. Вошедъ въ комнату игроковъ, она въ минуту замѣтила Г. Меленя, хотя увидѣлъ только полу его платья, и пошла въ ту сторону, гдѣ онъ находился. Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ окна, Гжа Г* остановилась, чтобы сказать кому то два слова. Дѣвица Клермонъ, сдѣлавши нѣсколько шаговъ впередъ, очутилась подлѣ Дюка, которой съ трепетомъ всталъ передъ нею. "Что зто значитъ, Г. Meлень? -- вскричала дѣвица Клермонъ: -- что вы здѣсь дѣлаете?*' -- Дюкъ отвѣчалъ съ холодностію, что, не имѣя охоты ни играть, ни танцовать? онъ нарочно уединялся. -- Дѣвица Клермонъ окаменѣла. Маркиза, подошедши къ нимъ, по обыкновенію своему сказала нѣсколько насмѣшекъ на счетъ дикости Гна Меленя. Дѣвица Клермонъ съ поспѣшностію возвратилась въ галлерею. Досада, огорченіе, нечаянность, сразили ее; гордость и негодованіе подкрѣпили ея силы; она приняла на себя видъ веселый, начала танцоватъ -- и въ семъ притворствѣ находила нѣкоторую отраду для души своей. Въ томъ состояло ея мщеніе. Впрочемъ она не потеряла надежды, что Г. Меленъ по крайней мѣрѣ обойдетъ кругомъ галлерею; но Г. Мелень не являлся. Многія охотницы до танцовъ, согласясь, отправили къ нему посольство съ препорученіемъ просить въ галлерею; тщетно! его уже не было въ комнатѣ игроковъ; по видимому онъ ушелъ спать. Тутъ дѣвица Клермонъ потеряла притворную веселость свою; балъ сдѣлался ей несноснымъ; ничего столько ей не хотѣлось, какъ остаться наединѣ Дюкъ Клермонъ въ два часа ушелъ спать; спустя не много и дѣвица Клермонъ удалилась. До сихъ поръ она еще не отдавала себѣ отчета въ своихъ чувствахъ. "Не легкомысліе родило во мнѣ склонность, не наружность, не пріятности, не искательство Гна. Меленя обратили на себя мое вниманіе: нѣтъ! но его строгая честность, его умъ, его правила; слѣдственно мои чувства не значатъ любви. Я искала друга добродѣтельнаго; такъ можетъ ли связь сія быть предосудительною?" Такъ умствовала дѣвица Клермонъ. Но опытъ послѣ доказалъ ей, что истинная любовь къ женщинѣ есть не что иное, какъ возвышенная дружба, и что она одна только бываетъ продолжительною и прочною. Симъ объясняется, отъ чего многія женщины страстно любили мущинъ старыхъ и имѣющихъ отвратительную наружность.

Дѣвица Клермонъ съ печалію въ душѣ разсуждала о поведеніи Дюка Меленя; цѣлыя три недѣли она видѣла? какое живое участіе онъ принимаетъ въ ней, при всей скромности своей; каждой разъ, вошедъ въ галлерею, онъ искалъ ее глазами, и взоры сіи останавливались на ней съ особливою выразительностію; голосъ его въ разговорѣ съ нею былъ несравненно пріятнѣе обыкновеннаго... Еще въ тотъ самой день онъ говорилъ къ ней съ такою пріятностію, показывалъ такую привязанность! Онъ любилъ танцы и обѣщался танцовать... Откуда же взялось это своенравіе? откуда эта причудливая холодность, эта неучтивость, это нехотѣніе быть въ галлереѣ?.. Сими мыслями дѣвица Клермонъ занималась большую часть ночи; не смотря на то, встала рано, и желая освѣжиться чистымъ воздухомъ, вышла изъ своей комнаты; проходя галлерею, съ весьма непріятнымъ изумленіемъ увидѣла стоящаго человѣка, которой на Островѣ Любви подалъ ей просительное письмо, тутъ вспомнила о своемъ обѣщаніи, данномъ въ присутствіи Гна Меленя... Что оставалось ей сказать несчастному просителю, которой положился на ея слово? какъ загладишь такую вину, и что подумаетъ о ней Мелень?.. Все это вдругъ представилось ея воображенію, и произвело въ ней неизъяснимое смущеніе... Она остановилась, не могла выговорить ни одного слова, между тѣмъ какъ проситель съ радостнымъ лицемъ къ ней приближался. "Милостивая Государыня!" сказалъ онъ: "я пришелъ поблагодарить вашу Свѣтлость; вамъ я обязанъ покоемъ и счастіемъ моей жизни..." -- Какъ? -- "Дюкъ Мелень, сего дня по утру удостоивъ меня своимъ посѣщеніемъ, увѣдомилъ, чѣмъ я вамъ обязанъ; онъ благоволилъ извѣстіемъ меня о милости Его Свѣтлости, по ходатайству вашему..." -- Вамъ Г. Меленъ сказалъ это? -- "Такъ, милостивая Государыея! и отдалъ мнѣ бумагу, подписанную рукою Его Свѣтлости, ту самую бумагу, которую вчера я имѣлъ честь поднести вамъ." -- Дѣвица Клермонъ, сказавъ нѣсколько несвязныхъ словъ объ удовольствіи, которое доставляетъ ей удачной успѣхъ, немедленно пошла къ брату, и услышала отъ него, что слова просителя были истинны. "Вы должны благодарить Гна Меленя -- говорилъ далѣе Дюкъ Клермонъ -- онъ весьма усердно старался объ успѣхѣ сего дѣла, зная, что вы принимаете въ немъ участіе. Вчера пришедши къ себѣ, я нашелъ Гна Меленя, которой, не смотря ни на поздное время, ни на усталость мою, не отсталъ отъ меня до тѣхъ поръ, пока я не согласился выслушать прошенія и отмѣтить бумагу."

Это привело дѣвицу Клермонъ еще въ большее смятеніе. Поспѣшно оставивъ брата, она пошла прогуливаться, надѣясь найти Гна Меленя у большаго канала, Женщина скоро узнаетъ всѣ привычки любимаго человѣка, не показывая ни малѣйшаго къ тому желанія! Однѣмъ женщинамъ извѣстна тайна освѣдомляться о томъ, о чемъ не смѣютъ спрашивать; однѣ женщины умѣютъ, посредствомъ околичныхъ вопросовъ, съ непостижимымъ искуствомъ узнавать все, что знать имъ нужно. Дѣвица Клермонъ въ самомъ дѣлѣ нашла Гна Меленя на берегу канала. Оставя дамъ, провожавшихъ ее, она съ поспѣшностію подошла къ Гну Меленю, взяла его за руку, отвела въ сторону и сказала: "Ахъ! какихъ теперь вы обо мнѣ мыслей! пожалуйте не судите о моемъ нравѣ по сему поступку, которымъ не перестану упрекать себя во всю жизнь... Правда, балъ и танцы заставили меня забыть о моей должности; это непростительно! однакожъ не думайте, чтобы кокетство... нѣтъ! нѣтъ! вы были бы очень несправедливы... Я занята была совсѣмъ другимъ.... мнѣ надлежало бы о многомъ говоримъ съ вами, но теперь не имѣю времени... мнѣ надлежало бы оправдываться, вмѣсто того я должна благодарить васъ... вы загладили мою ошибку, исполнивъ мою должность... Ахъ! еслибъ вы знали, чего стоитъ мнѣ этотъ поступокъ! но я имѣю удовольствіе вамъ удивляться, и это уменьшаетъ мое раскаяніе. Если потеряю ваше почтеніе, кто утѣшитъ меня?.." -- Говоря послѣднія слова, она пристально смотрѣла на Гна Меленя, увидѣла слезы на глазахъ его, сана заплакала и тихонько пожала руку своего друга. Дюкъ поблѣднѣлъ; ноги его зашатались... Шесть человѣкъ, любопытныхъ и примѣчательныхъ, гуляли отъ нихъ въ нѣсколькихъ шагахъ; его движеніе, принужденность, безпокойство, увеличивали смятеніе.... но дѣвица Клермонъ была счастливѣе; она ничего не чувствовала, кромѣ радости отъ того, что сердце Дюка было открыто для нее въ сію минуту. Оба хранили молчаніе, и оба, не стараясь, очень хорошо понимали другъ друга!... Наконецъ дѣвица Клермонъ снова начала разговоръ. "Такъ это причиною, что вчера вы не хотѣли танцовать?" сказала она съ милою улыбкою. -- Признаюсь, отвѣчалъ Дюкъ -- я нѣсколько недоволенъ былъ вчерашнимъ баломъ. -- "Ахъ! -- вскричала дѣвица Клермонъ -- тому причиною совсѣмъ не балъ" тутъ она остановилась и покраснѣла; "балъ! проклинаю его и обѣщаюсь не танцовать цѣлой годъ." -- Цѣлой годъ? -- "Точно; клянусь вамъ; что это исполню!" -- A на балахъ придворныхъ? -- Стану извиняться какимъ нибудь предлогомъ. Позвольте мнѣ быть увѣренною, что симъ малымъ пожертвованіемъ заглажу передъ вами легкомысленной поступокъ, которой подалъ вамъ причину думать о мнѣ невыгоднымъ образомъ. -- Сказавши это, она возвратилась къ дамамъ, ее провожавшимъ. День сей былъ для; нее очаровательнымъ; она видѣла, какъ Г. Мелень блѣднѣлъ и смягчался; видѣла, какъ человѣкъ столъ строгихъ правилъ, благоразумный, умѣющій владѣть самимъ собою, по наружности холодный, смущался, трепеталъ и едва не пришелъ въ изнеможеніе... Какъ она гордилась, приводя себѣ на мысль сію минуту торжества своего и счастія! какъ была любезна цѣлой день и довольна всѣмъ, что ее окружало! Она пригласила къ себѣ обѣдать Гна Меленя и Гжу Г*, и посадила ихъ около себя. Даже несносныя шутки Маркизы казались ей очень забавными, такъ что она смѣялась отъ всего сердца. Дюкъ Мелень не смѣялся, молчалъ болѣе обыкновеннаго... до взоры его были такъ умильны! но вздохи его служили вмѣсто отвѣтовъ самыхъ значительныхъ, сіи вздохи, которые въ присутствія свидѣтеля гораздо выразительнѣе, нежели всѣ слова острыя и замысловатыя.

Во время, назначенное для прогулки, когда готовились садиться въ коляску, одна изъ дамъ, служащихъ при дѣвицѣ Клермонъ, хотѣла взять изъ рукъ молодой крестьянки просительное письмо, для отдачи Принцессѣ. "Подайте мнѣ -- сказала дѣвица Клермонъ, постатривая на Гна Меленя -- подайте мнѣ, я сама сберегу его -- и потомъ оборотясь къ крестьянкѣ, велѣла ей придти къ себѣ въ замокъ ввечеру; привлекательная наружность и печальное лице просительницы заставляли догадываться, что дѣло ея должно быть очень занимательнымъ. Письмо прочитано въ коляскѣ; въ немъ содержалась простая, но трогательная жалоба дѣвушки обольщенной и оставленной служителемъ Принцессы. Геній хранитель ея вдохнулъ въ нее мысль подать прошеніе въ этотъ денъ. Слѣдующія слова были написаны въ заключеній писала: "если ваша Свѣтлость не удостоите внять моей прозьбѣ, то мнѣ другаго спасенія не останется, какъ броситься въ воду."

Г. Мелень сидѣлъ въ коляскѣ; какъ же можно было скрыть отъ него тайну о дѣвушкѣ? какъ пропустить такой случай, и не поговорить о любви, о несчастіи, объ отчаяніи? какъ не показать всей чувствительности?.... Тщеславіе въ любви извинительно, a особливо если вообразимъ, что одно желаніе нравиться или отличаться имѣетъ его такъ много!...

Дѣвица Клермонъ, возвратясь въ замокъ, нашла тамъ крестьянку; позвали служителя, сдѣлали ему строгой выговоръ, дѣвушкѣ дали на приданое, помирили обоихъ любовниковъ и заключили свадебной договоръ.

Послѣ ужина, условились гулять на водѣ, и пошли къ Шантильскому каналу; тамъ были уже готовы освѣщенныя гондолы и лодки съ музыкантами. Ясная погода, тишина ночи, услаждающая музыка, кроткое сіяніе Луны, все наполняло сердце дѣвицы. Клермонъ впечатлѣніями живыми, совершенно для нее новыми. Когда всѣ занялись шумными разговорами, дѣвица Клермонъ -- будто для того, чтобы лучше слушать музыку -- удалилась въ уголокъ гондолы. Едва только успѣла она предаться сладкой задумчивости, какъ вдругъ движеніе, за нею произшедшее, заставило ее оборотиться; она увидѣла, что Дюкъ Мелень хотѣлъ уйти отъ нее далѣе. "Что это значитъ? -- сказала она закраснѣвшись: не я ли вамъ мѣшаю?" -- Я боюсь нарушить уединеніе, котораго, кажется мнѣ, вы ищете... -- "Оно тѣмъ будетъ для меня пріятнѣе -- прервала дѣвица Клермонъ съ живостію -- когда вы раздѣлите его со мною." Г. Мелень отвѣчалъ почтительнымъ поклономъ, не говорилъ ни слова нѣсколько времени, потомъ тихимъ и трепещущимъ голосомъ сказалъ: "Не прикажете ли что нибудь исполнить въ Парижѣ? я ѣду завтра на разсвѣтѣ." Дѣвица Клермонъ совсѣмъ не воображала о столь скоромъ отъѣздѣ. Прощанье Г-на Меленя привело ее въ такое замѣшательство, что она была не въ состояніи скрыть внутреннія движенія своего сердца. "И такъ -- сказала она, смотря пристально на Дюка -- вы оставляете насъ, оставляете столь поспѣшно; надобно, чтобъ дѣла ваши были очень важны. Не правда ли?" Г. Мелень казался смущеннымъ. "Почтеніе -- отвѣчалъ онъ -- часто бываетъ препятствіемъ довѣренности." -- Понимаю вашу отговорку -- прервала дѣвица Клермонъ: этого довольно. -- Слова сіи, произнесенныя съ жаромъ, заставили Г~на Меленя вздохнуть; онъ поднялъ глаза къ небу, и опуская ихъ, повстрѣчался съ дѣвицею Клермонъ, которой взоры никогда не были такъ милы, такъ трогательны, такъ выразительны, какъ въ сіе время. Онъ хотѣлъ говорить и, можетъ быть, обнаружить тайну своего сердца, но подошедшій Дюкъ Клермонъ прекратилъ разговоръ сей, опасный и трудный.

Начинало разсвѣтать. Дѣвица Клермонъ, когда ей о томъ сказали, въ первомъ движеніи вскричала: "Какъ! уже? Боже мой! какая досада! какъ скоро прошла эта ночь!" -- Г. Мелень слышалъ слова сіи; онъ могъ заключишь изъ нихъ, какъ нужно поспѣшнѣе уѣхать. Вышедши изъ гондолы для возвращенія въ замокъ, Г. Мелень подошелъ къ Дюку Клермону, сказалъ ему, что получилъ письма изъ Парижа, и что имѣетъ крайнюю нужду отправиться въ столицу, простился съ нимъ и поѣхалъ. Тутъ дѣвица Клермонъ узнала, какое чувство владѣетъ ея душею. Скука, печаль, ужасная пустота -- обыкновенныя слѣдствія разлуки съ любимымъ человѣкомъ были ея удѣломъ; одна надежда утѣшала, ее надежда на скорое возвращеніе своего друга; самое пріятнѣйшее для нее занятіе -- было сидѣть подлѣ окна и смотрѣть на коляски, мимо проѣзжающія. Находясь въ залѣ, она всегда первая слышала каретной стукъ или хлопанье на улицѣ бичемъ. Тогда глаза ея устремились на ворота; она съ нетерпѣливымъ трепетомъ ожидала. Какая досада, когда вмѣсто Гна Меленя взъѣзжалъ кто нибудь другой!... Цѣлыя двѣ недѣли прошли въ мучительномъ ожиданіи. Дюкъ не возвращался. Наконецъ настало время ѣхать въ Парижъ. Какая радость для дѣвицы Клермонъ! быть въ Парижѣ, быть тамъ, гдѣ Г. Meлень находится!... При первой встрѣчѣ съ нимъ, ея смятеніе было неизъяснимо; ей казалось, что всѣ примѣчаютъ за нею и отгадываютъ ея мысли; но движеніе сердца ея и замѣшательство замѣчены только тѣмъ, кто былъ ихъ виновниковъ. Дюкъ зналъ, что его любятъ, но твердость и добродѣтель заставляли его убѣгать дѣвицы Клермонъ: онъ боялся измѣнить себѣ. въ Природѣ все уравнено: если чувствительныя сердца часто сами для себя изобрѣтаютъ муки, то съ другой стороны тѣже самыя сердца умѣютъ искать и находить утѣшеніе въ самомъ томъ, что виною ихъ печали.

Дѣвица Клермонъ видѣла, съ какимъ усиліемъ Г. Мелень старается убѣгать ея, и тѣмъ болѣе удивлялась его характеру; a извѣстно, что все, увеличивающее нашу привязанность къ любимому предмету, есть драгоцѣнность.

Между тѣмъ Т. Мелень часто встрѣчался съ дѣвицею Клермонъ, и болѣе во дворцѣ Королевскомъ. Зима начиналась; было объявлено о назначенномъ днѣ бала въ Версальи, гдѣ надлежало дѣвицѣ Клермонъ танцовать кадриль съ Государемъ. Сидя за ужиннымъ столомъ у коего брата вмѣстѣ съ Г-мъ Меленемъ, та спросила его, не забылъ ли онъ объ ея обѣщанія не танцовать цѣлой годъ? -- Не забылъ ли? Онъ съ живостію по подхватилъ Г. Мелень, и не могъ болѣе говорить. -- "Вы сами будете въ кадрили -- сказала дѣвица Клермонъ: знаете ли, что я назначена танцовать съ Королемъ?" -- Я имѣлъ честь и прежде вамъ докладывать -- съ улыбкою отвѣчалъ Г. Мелень: что для васъ будетъ весьма трудно исполнить обѣтъ свой.-- "Признайтесь, что вы считали мое обѣщаніе словами, ничего не значущими." -- Разсудивъ хорошо, вы сами увидѣли бы, что въ ваши лѣта и въ вашихъ обстоятельствахъ не возможно исполнить обѣщаніе, столь необыкновенное. -- "Невозможно!.... есть ли что невозможное, когда...." Она закраснѣлась, отворотилась и не могла докончить. Минуту спустя, снова начала разговоръ: "такъ вы думаете, что я стану танцовать на балѣ?" Дюкъ Меленъ пристально смотрѣлъ на нее удивленными глазами. "Нѣтъ, сударь -- продолжала дѣвица Клермонъ: я не прежде стану танцовать, какъ въ будущемъ лѣтѣ, въ Шантильи." -- На другой день принцесса увѣдомила запискою своего брата, что, идучи одна въ низъ по малой лѣстницѣ, вывихнула себѣ ногу. Дюкъ получилъ записку въ присутствій множества постороннихъ людей; немедленно слухъ о семъ несчастіи разпространился по всему городу. Лѣкарь Принцессы, склонясь на ея требованіе, объявилъ, что видѣлъ ногу ея, и что больная прежде шести недѣль не можетъ выходишь изъ комнаты. Дѣвица Клермонъ принимала посѣщенія, сидя на длинныхъ креслахъ. На другой же день Дюкъ Мелень поспѣшно прибѣжалъ къ ней. Онъ не зналъ, что думать; судя по бывшему разговору на канунѣ, заключалъ, что здѣсь кроется притворство; впрочемъ, могло статься, что произшествіе случилось въ самомъ дѣлѣ. Дѣвица Клермонъ первымъ взглядомъ своимъ и улыбкою вывела его изъ неизвѣстности. Когда Дюкъ подошелъ къ кресламъ -- между тѣмъ какъ Дамы Принцессины выпровожали другихъ посѣтителей -- она сказала ему: "видите ли, что очень возможно?.... будете ли и теперь еще думать, что балъ, или суетное желаніе отличаться въ многолюдномъ обществѣ, заставили меня забыть о просительномъ письмѣ?..." -- Ахъ! отвѣчалъ разтроганный Дюкъ Мелень: за чѣмъ наказывать всѣхъ насъ въ то время, когда вы моглибъ оправдать себя однѣмъ словомъ?..-- Возвратившіяся Дамы помѣшали разговаривать.

Дѣвица Клермонъ въ самомъ дѣлѣ не выходила изъ комнаты шесть недѣль; вмѣсто ее другая Дама тацовала въ кадрили. Но когда Король приказалъ объявитъ ей, что единственно для ея удовольствія по выздоровленіи данъ будетъ другой балъ; она рѣшилась притвориться хромою, обвернула правую ногу свою пеленками, и въ такомъ видѣ явилась во Дворцѣ. Г. Мелень, которой со времени мнимаго вывихнутія почти безотлучно находился подлѣ Принцессы, въ сей вечеръ пріѣхалъ такъ рано, что никого еще не было въ галереѣ. Принцесса, услышавъ о прибытіи Дюка, велѣла позвать Дамъ своихъ, и не дождавшись ихъ, вошла въ залу. Когда Г. Меленъ, увидя, что она не хромаетъ, смотрѣлъ на нее съ живѣйшимъ чувствомъ, дѣвица Клермонъ сказала: "вашъ взоръ изцѣляетъ мои болѣзни!.." -- Ахъ! вскричалъ Дюкъ, бросившись на колѣни передъ нею; какой умъ человѣческой можетъ устоять противъ того, что я терплю уже шесть недѣль!..

Надлежало изъясняться далѣе; но Г. Мелень еще въ первой разъ былъ наединѣ съ обожаемою женщиною, которая обнаружила предъ нимъ чувства свои опытомъ столь необычайнымъ. Дѣвица Клермонъ находилась въ такомъ сильномъ движеніи, такъ дрожала, что принуждена была опереться на столъ... Дюкъ, не перемѣняя положенія, залился слезами... Послышался шумъ въ передней. "Навсегда!" сказала дѣвица Клермонъ прерывающимся голосомъ... -- До гроба! отвѣчалъ Дюкъ, становясь на ноги и отирая слезы.... Вошли Дамы Принцессы, которая имѣла столько присутствія духа, что въ состояніи были выдумать и разсказать, будто дверью зашибла больную ногу свою, закричала и изпугала Г-на Меленя. Сія исторія предотвратила удивленіе, которое могло бы произойти отъ замѣшательства очень примѣтнаго на лицахъ обоихъ любящихся.

Какая перемѣна въ этотъ вечеръ сдѣлалась надъ дѣвицею Клермонъ! она была любима, и услышала клятву, что ее станутъ любитъ.... до гроба!... и сіе слово произнесено Меленемъ!.. Какія имѣла намѣренія дѣвица Клермонъ? никакихъ. Будучи занята одною мыслію, она безпрестанно повторяла: онъ любитъ меня, онъ въ томъ признался мнѣ! Мысль сія наполняла всю душу ея; не заботясь о будущемъ, она только знала и твердила, что ея другъ будетъ вѣрнымъ до гроба... А препятства!.. какія? чего ей оставалось бояться, когда была увѣрена, что Дюкъ любишь ее?

Между тѣмъ, Г. Мелень, пришедши въ себя, ужаснулся. Имѣя тридцать лѣтъ роду, пользуясь дружбою и довѣренностію Дюка Клермона, получивъ отъ него благодѣянія, изъясниться въ безразсудной страсти передъ его сестрою, Принцессою крови, молодою, неопытною!.... Онъ зналъ, что Дюкъ Клермонъ въ это самое время ведетъ переговоры, которыхъ цѣль есть бракосочетаніе сестры его съ однимъ изъ Европейскихъ Государей.... Возпользоваться ея слабостію, соблазнить ее -- значило бы разрушить ея счастіе, погубить ее, пренебречь законы честности и долгъ признательности. И такъ Г. Мелень рѣшился страстію пожертвовать должности; но какъ надлежало вести себя послѣ безразсуднаго поступка, сдѣланнаго на канунѣ?.... Слѣдствіемъ сихъ размышленій была рѣшимость написать письмо къ дѣвицѣ Клермонъ слѣдующаго содержанія:

"Я вчера былъ безразсуденъ; сего дня былъ бы я самой подлой человѣкъ, если бы не чувствовалъ справедливаго угрызенія!.... Я желалъ бы кровію своею выкупить дерзкое признаніе; клянусь, клянусь тѣмъ самымъ чувствомъ, которое приводитъ меня въ заблужденіе, что буду хранить вѣчное молчаніе... Сіе чувство, составляя для меня все, сдѣлаетъ для меня все возможнымъ. Удалюсь для вашего спокойствія, для вашей чести, для вашей славы. Буду страдать, но для васъ!.... Ахъ! покоритесь судьбѣ своей, и обо мнѣ не жалѣйте!.. Уже шесть мѣсяцевъ бытіе ваше не есть ли моимъ собственнымъ? не все ли для меня равно, имѣть къ самому себѣ почтеніе, или видѣть васъ предметомъ общаго удивленія?.. Жребій мой будетъ очень сносенъ, когда васъ увижу спокойною и счастливою...."

Лишь только онъ успѣлъ окончить письмо, какъ присланный Пажъ Принцессы подалъ ему записку. Онъ разпечаталъ ее съ неизъяснимымъ смущеніемъ; но въ запискѣ не было ничего важнаго; Принцесса просила Г-на Меленя уступишь для одной изъ Дамъ ея ложу свою въ театрѣ. Дюкъ сказалъ Пажу, что самъ привезетъ требуемое. Оставшись одинъ, онъ примѣчательно- разсматривалъ записку; съ чѣмъ можно сравнить его удивленіе и чувство нѣжности, когда онъ прочиталъ на печати: до гроба!

Дѣвица Клермонъ на канунѣ ввечеру приказала своему рѣзчику принести къ себѣ на другой день печать съ вырѣзаннымъ словомъ до гроба; повелѣніе исполнено. Чтобы послать отпечатокъ, кому слѣдовало, она возпользовалась намѣреніемъ своей Дамы: побывать въ театрѣ; записка о ложѣ написана въ присутствіи Дамы; двѣ строчки ничего не значили, но печать утѣшила Принцессу.

Г. Мелень пріѣхалъ къ дѣвицѣ Клермонъ; она была одна съ своею Дамою, которой Дюкъ подалъ билетъ въ ложу, для поднесенія Принцессѣ. Спустя минуту, Дама встала съ мѣста, чтобы взятъ свой рабочій мѣшокъ, лежашій подлѣ другой стѣны комнаты. Когда она оборотилась спиною, Г. Мелень съ боязливостію положилъ письмо свое на столикѣ; принцесса закраснѣлась и накрыла письмо платкомъ своимъ. Г. Мелень откланялся. Дѣвица Клермонъ, взявши платокъ, и съ нимъ письмо, поспѣшно удалилась въ кабинетъ.

Дюкъ провелъ весь вечеръ у себя дома. На другой день ему захотѣлось увидѣться съ Принцессою и освѣдомиться, какое дѣйствіе письмо его произвело надъ нею. Онъ пріѣхалъ къ Дюку Клермону ужинать, зная, что дѣвица Клермонъ будетъ тамъ же. Можно было видѣть волненіе на линѣ ея, однакожъ она казалась довольною. Между тѣмъ, какъ готовились играть, и когда всѣ еще стояли, Принцесса подошла къ Г-ну Меленю, и просила показать себѣ его карту, которую потомъ обратно отдала ему съ запискою; Г. Меленъ положилъ записку къ себѣ за пазуху. Нетерпѣливость безпокоила его и вечеръ казался очень долгимъ. Онъ уѣхалъ домой ранѣе обыкновеннаго. На письмѣ была печать новая; сорвавъ ее съ крайнею нетерпѣливостію, онъ прочиталъ слѣдующія слова:

"На всегда!..

Луиза Бурбенъ-Конде."

Это была клятва, которую дѣвица Клермонъ произнесла на канунѣ, въ то время, когда Г. Мелень упалъ передъ ней на колѣни; она съ намѣреніемъ повторила ее и написала. Письмо самое длинное могло ли выразить что нибудь лучше этого?.. Г. Мелень, поцѣловавши милыя строки, опять положилъ ихъ за пазуху. "Вы будете храниться тутъ, до послѣдняго моего вздоха, до послѣдняго біенія сего сердца, чувствительнаго, разтерзаннаго...."

Это произходило въ февралѣ мѣсяцѣ. Спустя нѣсколько дней, Дюкъ, подъ предлогомъ разпоряженія дѣлъ своихъ, уѣхалъ въ деревню, которую имѣлъ въ Лангедокѣ, и рѣшился пробыть тамъ три или четыре мѣсяца.

Сей отъѣздъ изумилъ и опечалилъ дѣвицу Клермонъ. Видя, что Г. Мелень не возвращается, она предалась глубокой задумчивости, которой ничто не могло разсѣять. Всѣ думали, что причина ея печали есть приближающееся время замужства, которое навсегда удалитъ ее отъ Франціи. Дюкъ Клермонъ въ самомъ дѣлѣ уже предлагалъ ей о бракѣ, и увидѣвъ, что его намѣреніе не нравится ей, посовѣтовалъ прилѣжно подумать о томъ и въ мѣсяцѣ мнѣ объявить ему послѣднюю свою волю. Въ это время пріѣхалъ Дюкъ Мелень послѣ трехмѣсячной отлучки. На другой же день Маркиза Г* посѣтила дѣвицу Клермонъ нарочно для того, что бы по довѣренности открыть ей нѣкоторыя обстоятельства въ разсужденій Г-на Меленя. Графъ Б*, начальствующій въ Лангедокѣ, обладающій великимъ богатствомъ, имѣлъ одну только дочь, семнадцатилѣтнюю, любезную, прекрасную, которая нѣсколько разъ видѣла Дюка въ провинціи; отецъ и мать молодой Графини за тайну объявили Маркизѣ Г*, что имъ очень хотѣлось бы имѣть Дюка Меленя своимъ зятемъ, по тому болѣе, что они знаютъ о склонности къ нему своей дочери.-- Маркиза Г* просила дѣвицу Клермонъ убѣдить ея брата, что бы онъ взялъ на себя трудъ предложить Г-му Меленю о дѣлѣ, столь для него выгодномъ. "Я съ своей стороны -- продолжала Маркиза -- постараюсь сказать ему все, что думаю; но какъ до сихъ поръ въ немъ не видно было наклонности къ женитьбѣ, то хочу, чтобы мнѣ помогъ вашъ братецъ, которой имѣетъ великую власть надъ его умомъ и сердцемъ." Дѣвица Клермонъ перебила рѣчь ея вопросомъ о Графинѣ Б*; Маркиза отозвалась съ великою похвалою. Принцесса обѣщалась поговорить брату.

Сей разговоръ сильно опечалилъ дѣвицу Клермонъ. Графиня Б* любила Дюка Меленя и была прекрасна.... всѣ его друзья единодушно выхваляли передъ нимъ выгоды такого супружества.... Какъ горестно думать объ этомъ!" "Ахъ! -- говорила она сама себѣ -- всѣ берутъ участіе въ склонности, которую предполагаютъ въ Графинѣ, и которой, можетъ бытіи, она совсѣмъ не имѣетъ; а я, чтобъ избѣжать нареканія, и должна таить любовь свою! но нѣтъ!! и также свободна... Проклинаю пагубную знатность, на которую судьба возвела меня.... Самъ Мелень можетъ подумать, что я сей ненавистной степени величія жертвую нѣжнѣйшею привязанностію; тогда онъ будетъ увѣренъ, что отвѣчать на такую любовь значитъ -- быть недостойнымъ любви: истинной.... Развѣ онъ уже не показалъ отвращенія? развѣ не удалялся отъ тѣхъ мѣстъ, въ которыхъ я обитаю?.... Такъ она размышляла, проливая горькія слезы. Однакожъ рѣшилась говорить своему брату, по прозьбѣ Маркизы, и надѣялась узнать, что онъ думаетъ объ этомъ. Дюкъ Клермонъ на три дни отлучился въ Версалью; надлежало ожидать, пока онъ возвратится. Дѣвица Клерионъ не видалась съ Г. Меленемъ; однакожъ слышала, что онъ перемѣнился въ лицѣ и сдѣлался задумчивымъ болѣе прежняго. Ей извѣстны были всѣ подробности о дѣвицѣ Б*, ея лице, ея характеръ, ея дарованія. Она тотчасъ узнала бы ее при первой встрѣчѣ.

Немедленно по пріѣздѣ Дюка изъ Версальи, дѣвица Клермонъ разсказала ему все, что слышала отъ Маркизы Г*, и имѣла столько власти надъ самой собою (Принцессы инѣютъ ее въ такомъ случаѣ гораздо болѣе, нежели другія женщины), что обнаружила желаніе свое вразсужденіи совершенія сего брака. Дюкъ, подумавши съ минуту, объявилъ сестрѣ своей, что ему хотѣлось бы возложить на нее порученность поговорить о томъ съ Г-мъ Меленемъ, которой отмѣнно уважаетъ ее. "Увидѣвшись съ нимъ завтра -- сказалъ онъ потомъ -- я къ вамъ пришлю его." Надобно знать, что это было сказано не безъ умысла. Хотя Дюкъ Клермонъ не догадывался о взаимной любви, господствующей между его сестрою и Г-мъ Меленемъ, однакожъ ему было извѣстно, что Г. Мелень пользовался уваженіемъ и довѣренностію дѣвицы Клермонъ, по чему и хотѣлось ему возложить на него препорученіе поговоришь съ Принцессою о замужствѣ, къ которому охоты совсѣмъ не видно въ ней было. Въ самомъ дѣлѣ Дюкъ возложилъ на Г-на Меленя сіе препорученіе и прибавилъ: "Она будетъ всячески стараться склонить васъ на выгодную женитьбу, слѣдственно вы сами можете служить ей такимъ-же совѣтомъ." Г. Мелень желалъ послѣ долгой разлуки увидѣться съ дѣвицею Клермонъ, страшился сего свиданія, и радовался, воображая, что будетъ имѣть удобной случай говорить съ нею безъ свидѣтелей; онъ пошелъ къ ней, съ намѣреніемъ убѣдишь ее сильными доводами согласиться на заѵгужѵчиво. "Для ея и для моего счастія -- говорилъ онъ самъ себѣ -- я долженъ подробно и обстоятельно предложить ей о семъ дѣлѣ; моя рѣшимость ободритъ ее; принужу ее подавить страхъ, которой ничѣмъ оправдать не можно: такимъ-то образомъ мнѣ надобно пользоваться ея ко мнѣ довѣренностію и моею властію надъ нею." Подкрѣпясь сими мыслями, Г. Мелень пришелъ къ дѣвицѣ Клермонъ въ самой полдень. Его ввели въ галерею нижняго жилья, которая окнами стояла къ саду, и просили подождать, пока Принцесса выдетъ изъ своей комнаты.-- Черезъ нѣсколько минутъ дѣвица Клермонъ является, провожаемая двумя Дамами, и подходитъ къ Дюку.... Часто одинъ взглядъ объясняетъ весьма много! Лишь только Принцесса бросила взоръ на Г-на Меленя, вдругъ и ревность ея и безпокойство изчезли; Графиня Б* уже была для нее не опасна.

Пригласивъ Г-на Меленя гулять съ собою по саду, она подала ему прелестную свою руку, украшенную драгоцѣннымъ запястьемъ, на которое Г. Мелень смотрѣлъ съ примѣчательностію... Вошли въ садъ; Дамы сѣли отдыхать на скамейкѣ; Принцесса продолжала ходить Г. Мелень, которой не спускалъ глазъ съ запястья, затрепеталъ, прочитавши на немъ алмазныя литеры: навсегда! Принцесса показала ему другое запястіе съ отвѣтомъ Г на Меленя: до гроба! "Сіи слова -- сказала она -- неизгладимы.... отъ нихъ не возможно отпереться!..." -- Отпереться? Боже мой! перервалъ Г. Мелень: я могу раскаяваться въ моей неосторожности, въ моей безразсудности, но не въ чувствѣ, которымъ горжусь, и которое цѣню наравнѣ съ честію.-- "За чѣмъ же было уѣзжать?" -- Чтобы не лишиться вашего почтенія.-- "Ахъ! останьтесь со мною, будьте моимъ наставникомъ..." -- Но будете ли уважать мои совѣты? -- "Развѣ вы сумнѣваетесь въ томъ?" -- Покоритесь же судьбѣ своей; осчастливьте Монарха, предлагающаго вамъ руку свою и корону.-- "И вы изгоняете меня навсегда изъ отечества! думали ль вы о прощаньѣ со мною навѣки?... Если вы имѣете столько бодрости, что можете представить въ умѣ своемъ сію картину; не почитайте меня способною къ твердости, столь безчеловѣчной.... И чего требуете отъ меня? хотите любовь мою къ вамъ сдѣлать законопреступною: теперь она невинна и никогда не измѣнится, вопреки всѣмъ предразсудкамъ, ее осуждающимъ... Ахъ! какъ драгоцѣнна свобода! Наслаждаясь ею, по крайней мѣрѣ имѣю право любить васъ безъ угрызенія совѣсти....." Сей языкъ соблазнительный поколебалъ строгія Мелоневы намѣренія; онъ тотчасъ вспомнилъ всѣ свои доказательства, которыя хотѣлъ говорить; но ему казалось, что онѣ слишкомъ жестоки, и здѣсь не у мѣста; впрочемъ онъ внутренно почиталъ себя Героемъ добродѣтели, думая, что другой, будучи на его мѣстѣ, въ восторгѣ излилъ бы всю любовь свою и благодарность. Правда, онъ дѣйствительно не описывалъ своей страсти, однакожъ и не скрывалъ ее. Влюбленный мудрецъ наединѣ съ любимымъ предметомъ бываетъ такъ же слабъ, какъ и обыкновенный человѣкъ. Мудрость предохраняетъ только отъ опасности въ любви, но рѣдко бываетъ въ силахъ устоять прошивъ самой любви.

Два часа непримѣтно пролетѣли. г., Мелень говорилъ дѣвицѣ Клермонъ о ней самой, объ ея чувствованіяхъ, и тысячу разъ клялся посвятить ей жизнь свою, Наконецъ надлежало разстаться; надлежало возвратиться къ Дюку Клермону, надлежало притворяться, лгать, обманывать!.. Вотъ обыкновенная минута, въ которую благородная душа оплакиваетъ пагубную власть страстей, ощущаетъ силу и возможность избавиться отъ ихъ тиранства! Невинность и чистота души дѣвицы Клермонъ предохранили ее отъ сей внутренней борьбы и жестокихъ сраженій съ собою. Сверъхъ того, она многими выгодами жертвовала страсти своей; великодушіе и нѣжная чувствительность не только не подавляли въ ней любви, но дѣлали ее несравненно милѣе. Напротивъ того Г. Мелень, терзаемый угрызеніемъ совѣсти и которая тѣмъ болѣе мучила его, чѣмъ болѣе Дюкъ Клермонъ оказывалъ ему дружбы, твердо рѣшился любовь принести на жертву своимъ правиламъ. Готовились отправитъ Посла въ Англію; Г. Мелень предположилъ занять сіе мѣсто. Прежде нежели приступилъ къ тому, онъ написалъ къ дѣвицѣ Клермонъ длинное письмо, въ которомъ представилъ съ чувствомъ и выразительною точностію свои свои намѣренія; подробно описалъ причины, заставлявшія его на шесть или семь лѣтъ удалиться изъ отечества, и всѣ сія причины имѣли цѣлью выгоды, славу и спокойствіе дѣвицы Клермонъ. Намѣреніе Дюка Меленя, родило въ сердцѣ Принцессы печаль и негодованіе; она призвала къ себѣ на помощь гордость, которая часто служитъ надежнымъ лѣкарствомъ для женщинъ, одержимыхъ любовію, и которая дѣлаетъ то, четъ не можно было бы ожидать отъ одного разсудка. Раздраженная Принцесса поклялась забыть Меленя и убѣгать свиданій съ нимъ до самаго отъѣзда въ Шантильи, назначеннаго въ концѣ Іюня, она перестала носить запястья, напоминавшія о произшествіи, которое хотѣла навсегда изтребить въ своей памяти; сіи запястья со всею тщательностію хранились въ особливомъ ящичкѣ, а ключь отъ него берегла сама Принцесса. Печаль и досада разстроили ея здоровье; въ началѣ Іюня она совершенно занемогла корью. Г. Мелень узналъ о семъ несчастіи, находясь въ Версальи, и немедленно прискакалъ въ столицу; подъ предлогамъ дружбы и привязанности къ Дюку Клермону, онъ не оставлялъ его ни на минуту. Когда Дюкъ выходилъ въ комнату сестры своей, г. Мелень оставался въ ближнемъ кабинетѣ, изъ котораго дверь вела прямо въ комнату дѣвицы Клермонъ. Чрезвычайная разстройка въ нервахъ, вмѣстѣ съ корью, дѣлала болѣзнь Принцессы крайне опасною. Въ одну ночь, когда Дюкъ Клермонъ, изнемогши отъ утомленія, заснулъ, Г. Мелень, пользуясь тишиною, подошелъ къ двери и отворилъ ее такимъ образомъ, что, не будучи самъ примѣченнымъ, могъ видѣть все въ комнатѣ дѣвицы Клермонъ. Она о чемъ-то тихо говорила къ стоящей подлѣ себя женщинѣ; Г. Мелень сталъ внимательнѣе и услышалъ слѣдующія слова: "Какъ! вы точно знаете это? неужели? Г. Мелень, вы говорите, сидитъ безотлучно съ моимъ братомъ?.... не обманулись ли вы? онъ ли это?... Женщина подтвердила, что она увѣрена въ томъ. "Ахъ, Боже мой!" отвѣчала дѣвица Клермонъ; потомъ, помолчавъ около минуты, сказала; "онъ дѣлаетъ это для братца" -- и отворотилась. Горничная спросила, какъ она себя чувствуетъ. "Жаръ усиливается; мнѣ становится дурно...... за годъ прежде я умерла бы гораздо спокойнѣе, однакожъ...." и не могла докончилъ; спустя немного, взяла со столика, ключь, и отдавъ его женщинѣ своей, велѣла сыскать въ кабинетѣ извѣстный ящичекъ; горничная вышла. Лѣкарь, находившійся при больной, спалъ, сидя въ креслахъ надзирательница также, лежа на софѣ, отдыхала.... Г. Мелень, будучи внѣ себя, весь въ слезахъ вбѣгаетъ въ комнату и бросается на колѣни передъ постелью.... Дѣвица Клермонъ, затрепетавъ, подала ему свою руку, которую онъ облилъ горячими слезами.... "И такъ -- сказала она слабымъ, но разительнымъ голосомъ -- вы отправляетесь въ Англію!..." -- Нѣтъ! нѣтъ! -- отвѣчалъ Дюкъ -- останусь, клянусь, что впредь во всемъ буду вамъ повиноваться....-- "Боже милосердый! -- произнесла дѣвица Клермонъ, поднявъ глаза къ небу. -- Боже милосердый! продли жизнь мою!..." Г. Мелень, прижавъ руку ея къ своему сердцу, всталъ поспѣшно и возвратился въ кабинетъ; на счастію Дюкъ Клермонъ еще спалъ.... Г. Мелень тихонько сошелъ въ садъ ночь была мрачная, жаръ несносной; сѣвъ на скамейкѣ, прямо противъ дому, онъ устранилъ взоръ свой на комнату Принцессы. Дрожащій огонекъ лампады за стекломъ показался ему погребальною свѣточью.... Въ комнатѣ туда и сюда ходили; это представляло зрѣлище тѣней, появляющихся за окнами и изчезающихъ на воздухѣ.... Г. Мелень, не смѣя остановиться на мысли о бѣдственномъ состояніи дѣвицы Клермонъ, предался мечтамъ, которыя, имѣя къ ней отношеніе, не съ такою живостію представляли плачевную картину. Просидѣвъ около двухъ часовъ въ саду, онъ вдругъ примѣтилъ въ замкѣ необычайное движеніе; въ трепетѣ и безпокойствѣ побѣжалъ въ верхъ и на лѣстницѣ услышалъ ужасныя слова: Принцесса умираетъ.... Онъ не могъ устоять на ногахъ; надлежало прислонишься къ рѣшеткѣ; нѣсколько минутъ былъ безъ движенія отъ страха и горести.... Присланный служитель позвалъ Г-на Меленя къ Дюку Клернону, которой, встрѣтивъ его съ отчаяннымъ лицемъ, вскричалъ: "Увы! нѣтъ никакой надежды! она въ самомъ бѣдственномъ состояній и уже лишилась памяти; Лѣкаръ объявилъ, что не переживетъ ночи, если судороги не прекратятся. Послѣдовала перемѣна. Въ полночь, будучи въ совершенномъ умѣ, она велѣла принести какой-то ящичекъ своей горничной, которая, исполнивъ препорученіе черезъ пять или шесть минутъ, увидѣла больную въ ужасномъ состояніи, устремившую дикіе взоры на дверь нашего кабинета; казалось, будто она видитъ нѣчто страшное; потомъ залилась слезами и снова начала мучиться судорогами."

Какая вѣсть! каждое слово, каждое обстоятельство раздирало душу Г-на Меленя и проникало до глубины его сердца: онъ слушалъ Дюка Клермона въ безмолвіи и ужасѣ, которой, по счастію, остановилъ дѣйствіе всѣхъ душевныхъ его способностей, такъ что не вырвалась у него ни одна жалоба, не выкатилась ни одна слеза, не обнаружился ни малѣйшій признакъ состраданія. -- Какъ! говорилъ онъ самъ себѣ: и убійца ея!.... и причина сей ужасной перемѣны!.... Великій Боже! я виновникъ ея смерти!.... лишаюсь ее въ то самое время, когда она изъявляетъ ко мнѣ такую нѣжную любовь!.. Я хотѣлъ доказать ей пламенную страсть мою, и это пагубное доказательство повергаетъ ее въ могилу! -- Такъ думалъ несчастный Мелень, находясь подлѣ Дюка Клермона и будучи принужденъ скрывать вздохи свои и слезы.

На разсвѣтѣ, Принцессѣ сдѣлалось легче. Спустя часъ, она совершенно опамятовалась, а ввечеру Медики поручились, что она выздоровѣетъ. Ободренный Мелень рѣшился на другой же день возвратишься въ Версалью. Дюкъ Клермонъ требовалъ, чтобы онъ прежде отъѣзда увидѣлся съ Принцессою, которая, говорилъ онъ, желаетъ поблагодаришь его за участіе и одолженія. Надлежало повиноваться; Г. Мелень, едва переводя духъ, вошелъ въ комнату дѣвицы Клермонъ: не льзя представить себѣ ея чувствованій, когда она, взглянувъ на его лице, блѣдное, печальное и обезображенное, наслаждалась своимъ тріумфомъ и его безпокойствомъ. Присутствіе Дюка Клермона не помѣшало ей сказать, что хотѣла, а упоенный восторгомъ и чувствомъ своего блаженства Г. Мелень постарался въ отвѣтѣ дать выразумѣть всю силу любви своей и благодарности. Спустя два дни послѣ сего свиданія, Принцесса была въ состояніи встать съ постели; внутреннее удовольствіе помогло ей оправиться очень скоро. Однакожъ немедленно новая печаль поразила ее. Г. Мелень никогда не имѣлъ кори, а извѣстно, какъ болѣзнь сія прилипчива, онъ возвратился изъ Версальи уже чувствуя жаръ, слегъ въ постелю, приказалъ позвать къ себѣ Доктора, которой объявилъ, что онъ занемогъ корью. Если бы непремѣнно должно было ему выбирать для себя родъ болѣзни, то онъ корь предпочелъ бы всѣмъ прочимъ. Принцесса крайне безпокоилась; она утѣшалась только тѣмъ, что не имѣла нужды скрывать печаль свою. Дюкъ Мелень занемогъ отъ того, что принималъ въ ней живѣйшее участіе. Какъ пріятно найти предлогъ, извиняющій такое чувствованіе, которое принуждены бываемъ таить!

Болѣзнь Г-на Меленя была недолговременна и неопасна; за то очень много безпокоились при его выздоровленіи; сильной кашель угрожалъ груди его совершенною разстройкою. Дѣвица Клермонъ спрашивала Доктора о состояніи здоровья Г-на Меленя; ей было сказано, что для совершеннаго выздоровленія Дюкъ непремѣнно долженъ провести зиму въ южной части Франціи, Принцесса тотчасъ написала записку къ Меленю, и неотступно требовала, чтобы онъ уѣхалъ какъ можно скорѣе. Осень уже оканчивалась. Дюкъ Meлень состояніемъ своего здоровья могъ легко отговориться отъ посольства въ Англію. Онъ отправился въ Лангедокъ, провелъ тамъ всю зиму, совершенно поправилъ здоровье, и возвратился въ Парижъ въ концѣ Мая мѣсяца, въ то самое время, когда Дюкъ Клермонъ и сестра его приготовились къ отъѣзду въ Шаньильи; Г. Meлень поѣхалъ вмѣстѣ съ ними. Какую радость ощутила дѣвица Клермонъ, находясь опять въ Шантильи подлѣ своего любезнаго, послѣ двухлѣтняго боренія со страстію, которая доказана была столь многими пожертвованіями!... Какое удовольствіе -- возвратиться въ тѣ мѣста, въ которыхъ любовь сія родилась! Прохладная роща, прелестные острова, прекрасной каналъ, этотъ замокъ, этотъ кабинетъ чтенія! какое счастіе! на каждомъ шагу вспоминать о произшествіяхъ, тѣмъ любезнѣйшихъ, что угрызенія не помрачали удовольствій.... Вотъ положеніе, въ которомъ дѣвица Клермонъ находилась. Г. Мелень былъ менѣе счастливъ; онъ безпокоился, чувствуя непреоборимую власть любви надъ собою, и будучи увѣренъ, что отъ сей любви зависитъ его участь. Онъ боялся думать о будущемъ; но можно ли думать о будущемъ тому, кто упоенъ чувствомъ настоящаго блаженства?...

Дѣвица Клермонъ приставила молодую Клодину къ молочнѣ -- ту самую крестьянку, которую выдала за-мужъ за своего служителя. Мужу приказано было смотрѣть за домомъ. Молодые супруги жили въ красивой хижинкѣ, построенной подлѣ молочни, куда дѣвица Клермонъ приходила почти каждое утро завтракать и забавляться любезною простотою Клодины. Принцамъ весьма нравится чистосердечіе, вѣроятно по тому, что при Дворахъ, найти его трудно; отъ того вообще всѣ Принцы любятъ дѣтей; можетъ быть, по сей же причинѣ въ старину они любили имѣть при себѣ дураковъ. Надобно признаться, что простодушіе не можетъ долго нравиться имъ, если не примѣшано къ нему нѣсколько глупостей.

Между тѣмъ, начали замѣчать любовь Принцессы, которая со времени своего выздоровленія не могла уже скрывать ее. Придворнымъ не противны слабости Принцевъ, и любовникъ Принцессы ни для кого не бываетъ опасенъ, по тому одному, что онъ любовникъ; по крайней мѣрѣ не только никто не ищетъ вредитъ ему, на даже всѣ стараются находишь въ немъ достоинства. Придворные завидуютъ дружбѣ, не любви; они знаютъ, что при Дворѣ не трудно погубитъ друга, но знаютъ также, что никому еще не удавалось оклеветать любовника или любовницу, а особливо не въ отсутствіи. Г. Мелень видѣлъ, что всѣ окружащіе Принцессу оказываютъ ему отличное уваженіе. Сама дѣвица Клермонъ безпрестанно слышала похвалы, приписываемыя Дюку; порицанія не произвели бы въ ней никакого впечатлѣнія; но хвалы были ей весьма непротивны и питали любовь ея; она не видѣла въ нихъ никакой хитрости, находя ихъ справедливыми; сверхъ того ей пріятно было думать, что онѣ искреннія.

Г. Мелень, примѣтивъ, что его тайна не укрылась отъ зоркаго любопытства, снова началъ вести себя осторожно. Но скрытность между любовниками удается только тогда, когда съ общаго согласія положено наблюдать ее, слѣдственно осторожность Дюка еще болѣе обнаруживала чувства дѣвицы Клермонъ, которая поминутно искала его и кликала. Г. Мелень, не имѣя ни силы, ни охоты въ другой разъ бѣжать изъ Шантильи, разсудилъ, что, для предупрежденія молвы, нужно поговорить наединѣ съ Принцессою и условиться съ нею о планѣ, по которому обоимъ поступать надлежало.... Долго онъ искалъ случая къ такому свиданію, пока наконецъ къ счастію удалось ему въ самыхъ короткихъ словахъ предложить о томъ Принцессѣ.

Дѣвица Клермонъ смутилась, но не испугалась; она любила и почитала Г-на Меленя...... По долгомъ размышленіи рѣшилась молочницу сдѣлать своею повѣренною и назначить для Г-на Меленя свиданіе по утру въ хижинѣ Клодины. Когда Дюкъ Клермонъ былъ въ Версальи, сестра его, вставши на разсвѣтѣ, и не бывъ никѣмъ примѣченною, пошла въ хижину, въ которой Г. Меленъ уже ее дожидался. Оставшись наединѣ съ Принцессою, Дюкъ упалъ къ ногамъ ея, и излилъ чувствованія свои съ такою стремительностію, какую только произвести удобна страсть сильная, болѣе двухъ лѣтъ во глубинѣ души стѣсняемая. Восторгъ сей изумилъ дѣвицу Клермонъ; боязнь показалась на лицѣ ея. Г. Мелень, стоя на колѣняхъ и держа ея руки въ своихъ, не могъ не примѣтить ея страха. Онъ поспѣшно вскочилъ, бросился на стулъ и сказалъ стѣсненнымъ голосомъ: "Такъ! вы имѣете причину бояться меня, и не могу владѣть собою... Я недостоинъ вашей довѣренности..... Убѣгайте меня...." Слезы навернулись на глазахъ его, когда онъ говорилъ слова сіи. "Нѣтъ! нѣтъ! -- отвѣчала Принцесса -- не стану убѣгать того, кого могу любить, не будучи преступницею, любить безъ скрытности, безъ угрызеній, если онъ, подобно мнѣ, презритъ ненавистные предразсудки..." Дюкъ смотрѣлъ на дѣвицу Клермонъ съ изумленіемъ и ужасомъ.... "Мнѣ двадцать два года -- продолжала Принцесса: родителей моихъ нѣтъ на свѣтѣ; братъ мой по своему возрасту и по званію имѣетъ надо мною власть только условную; Натура меня и его сотворила равными.... Я могу разполагать собою...." Боже мой! вскричалъ Дюкъ: что вы обѣщаете мнѣ? -- "Развѣ этому не было примѣра? Дѣвица Монтпансье не вышла ли за Дюка Лозеня?" -- О небо? что вы говорите!....-- "Самый высокомѣрнѣйшій изъ нашихъ Королей одобрилъ бракъ сей; и хотя по дѣйствію придворныхъ хитростей онъ послѣ уничтожилъ свое согласіе, однакожъ прежде далъ его. Вы породою своею не уступаете Дюку Лозеню; никто не осуждалъ дѣвицы Монтпансье; ей недоставало только красоты и молодости, чтобъ быть предметомъ общаго вниманія и участія." -- Какъ! чтобъ я употребилъ во зло вашу склонность, вашу неопытность? -- "Teперь уже не время намъ убѣгать другъ друга!.... теперь уже не время намъ обманывать себя рѣшимостію на безполезныя пожертвованія... Намъ не возможно разорвать союзъ, насъ сопрягающiй; надобно сдѣлать его законнымъ."

Послѣ сихъ словъ, произнесенныхъ съ тою твердостію, которая показываетъ непреклонную рѣшимость, Г. Мелень не могъ противурѣчить, будучи не способенъ показывать притворное великодушіе, онъ предался восторгамъ любви и благодарности. Дѣвица Клермонъ оспорила всѣ трудности, которыя казались ему непреодолимыми. Положено сдѣлать повѣренными тайны своей одну изъ горничныхъ, Клодину, ея мужа, стараго камердинера Меленева и духовника Принцессы; наконецъ условились не откладывая принять благословеніе брачное въ хижинѣ Клодины, въ два часа послѣ полуночи, потому что Дюка Клермона ожидали черезъ два дни. Любовники разстались въ шесть часовъ по утру. Съ какимъ удовольствіемъ дѣвица Клермонъ, выходя изъ хижины, думала, что возвратится въ нее для принятія отъ своего любезнаго клятвы въ вѣчной вѣрности, и что черезъ осмнаднать часовъ первое чувство сердца ея сдѣлается первою для нее должностію!.... Какъ долгимъ казался день сей, но и какія пріятнѣйшія минуты наполняли его!... Всѣ занятія, даже повѣренность, которую надлежало сдѣлать участникамъ тайны, все было сопряжено съ неописаннымъ удовольствіемъ. Потребна великая бодрость, чтобы не краснѣясь говорить о любви, столь долгое время скрываемой! Торжественно обѣщано хранить тайну; въ томъ ручались благодарность, приверженность и самое участіе.

Г. Меленъ послѣ обѣда до вечера просидѣлъ въ галереѣ, поперемѣнно смотря то на стѣнные часы, то на Принцессу. Ввечеру по обыкновенію ходили въ молочню; дѣвица Клермонъ затрепетала, проходя мимо хижины. Она взглянула на Дюка, и сей взглядъ былъ -- самый краснорѣчивый....

Г. Мелень не садился за столъ вовремя ужина; онъ былъ весьма разсѣянъ, смущенъ, боялся, чтобы не замѣтили въ немъ перемѣны, и чтобы его присутствіе не увеличило смущенія въ дѣвицѣ Клермонъ; сошелъ въ садъ, пробылъ тамъ до полуночи, потомъ возвратился въ галерею, желая видѣть, тутъ ли Принцесса- Дѣвица Клермаонъ, взглянувъ на Г-на Меленя, закраснѣлась и немедленно его оставила. Пришедши въ свою комнату, выслала всѣхъ служанокъ, изключая ту, которой сдѣлана повѣренность: снявъ съ себя алмазы и платье, шитое золотомъ, надѣла простое кисейное; потомъ велѣла подать себѣ книгу, стала на колѣни и начала молиться съ чувствомъ истиннаго благочестія... Она рѣшилась надѣло важное; бракъ сей былъ законнымъ предъ лицемъ Божіимъ, но законы гражданскіе отвергали его, ибо онъ совершался безъ воли Государя. Одна Религія была для нее убѣжищемъ и защитою отъ презрѣнія.

Въ два часа по полуночи дѣвица Клермонъ, провожаемая горничною, сошла на дворъ по скрытной лѣстницѣ. Свѣтъ полной луны осребрилъ всѣ окна замка; Принцесса боязливо посмотрѣла на комнаты своего брата и не могла не чувствовать болѣзненнаго умиленія... потомъ пошла далѣе. Какъ ужаснулась она, когда, находясь уже на срединѣ двора, вдругъ ощутила, что кто-то назади останавливаетъ ее!.. затрепетала, оборот илась и увидѣла, что пола ея платья зацѣпилась за подножіе статуи Великаго Конде.... Какое-то чувство суевѣрія сдѣлало Принцессу неподвижною; она съ неязъяснимою боязнію взглянула вверхъ на статую, которой величественная голова освѣщалась лучами мѣсяца. Испуганная Принцесса готова была повергнуться на землю передъ симъ образомъ, напоминавшимъ ей несносное величіе и славу.... Ей казалось лице Героя угрожающимъ... Чѣмъ болѣе она смотрѣла на него, тѣмъ болѣе стѣснялось ея сердце. Наконецъ, не будучи въ силахъ удержаться отъ.слезъ, сказала: "Почтенный мой прародитель! если бы ты былъ живъ, и всѣмъ пожертвовала бы для исполненія твоей священной воли.... но безразсудной поступокъ мой не осквернитъ крови твоей, ліющейся въ этихъ жилахъ. Я низхожу съ высоты моего сана -- однакожъ не унижаюсь.... Древній родъ Меленей прославленъ союзами съ плененемъ Царскимъ; а мой любезной столь добродѣтеленъ!... О ты, которой болѣе, нежели всѣ Короли нашего племени даешь намъ право гордиться своею породою! Герой достойно чтимый! не кляни тайнаго брака сего и прости любовь мою!.." Облившись слезами она поспѣшно удалилась и пошла въ рощу, гдѣ Г. Мелень ожидалъ ее. Когда она услышала звукъ голоса его, вся боязнь, всѣ сомнѣнія, всѣ мрачныя предчувствія изчезли; забыта была Царская порода; говорила одна только страсть; одинъ ея голосъ сильный и очаровательный отдавался въ душахъ любовниковъ.

Подошли къ хижинѣ. "Боже мой! вскричалъ! Г. Мелень: подъ симъ смиреннымъ кровомъ совершится бракъ той, которая рождена для трона, и которая отказалась отъ руки Монарха!..." -- Ахъ! отвѣчала Принцесса: здѣсь, не въ пышныхъ чертогахъ, обитаютъ счастіе и святая вѣрность супружеская. " --

Клодина украсила хижину самыми лучшими цвѣтами. Священникъ приготовилъ все нужное для жертвенника. Двое слугъ, мужъ Клодины, камердинеръ Г-на Меленя были свидѣтелями, и держали покровъ надъ новобрачными.... Такимъ образомъ сочеталась, въ стѣнахъ пышнаго замка Шантильскаго, прекраснѣйшая въ Европѣ Принцесса, отрасль корени Царскаго...

Новые супруги, спустя часъ послѣ благословенія, должны были удалиться;. бракъ заключенъ; оставалось думать о способахъ видѣться, а это было очень не трудно.

Между тѣмъ въ Шантильи дѣлались приготовленія къ великолѣпному угощенію Короля, которой намѣренъ былъ провести два дня въ семъ замкѣ. Онъ въ самомъ дѣлѣ приѣхалъ съ многочисленною и блестящею свитою, спустя недѣлю послѣ брака Принцессы. Замокъ и сады были освѣщены; по каналу разъѣзжали нарядныя лодки съ поющими пастухами и пастушками. Дюкъ Клермонъ поручилъ сестрѣ своей освѣтить и украсить хижину Клодины, стоявшую внутри сада; Принцесса унизала наружность ее цвѣтами и мхомъ, на подобіе сельскаго храма, надъ дверью пылали слова: Храмъ Любви и Таинства -- надпись замысловатая, которой прямое значеніе извѣстно было только одному Меленю.

Дѣвица Клермонъ, которой естественныя прелести оживлялись чувствомъ счастія, была самымъ лучшимъ украшеніемъ великолѣпнаго пиршества; ей казалось, что праздникъ сей торжествуется для ея замужества. Всѣ не спускали глазъ съ нее; даже самъ юной Король только ею одною занимался. Дѣвица Клермонъ не требовала никакихъ почестей, однакожъ она восхищалась тѣмъ, что Г. Мелень былъ свидѣтелемъ торжества ея.

На другой день по утру поѣхали травить оленей. Въ самое то время, когда дѣвица Клермонъ хотѣла сѣсть въ коляску, Дюкъ, ея братъ, отведя ее на сторону, сказалъ сурово: "Я не хочу, чтобъ Г. Мелень ѣхалъ за вашею коляскою; вы должны увѣдомить его объ этомъ, когда онъ къ вамъ приближится." Онъ оставилъ ее, не ожидая отвѣта. Дѣвица Клермонъ въ чрезвычайномъ смущеніи и замѣшательствѣ подошла къ коляскѣ и сѣла въ нее вмѣстѣ съ Дамами, маркизою Г*, Графинею П** и своею фрейлиною. Она была погружена въ задумчивость, печалилась, воображая, что братъ узналъ объ ея склонности къ Г-му Меленю, и жестоко упрекала себя въ неосмотрительности, а особливо въ томъ, что была неосторожною въ теченіе послѣдней недѣли.

Г. Мелень не поѣхалъ ни за Королемъ, ни за Дюкомъ Клермононъ, но дождавшись, пока они скрылись изъ виду, приближился къ коляскѣ Принцессы; она, увидѣвъ его, изпустила глубокой вздохъ, наклонилась и сказала ему тихо: "Удалитесь; поѣзжайте съ братцемъ; ввечеру увѣдомлю васъ, что это значитъ." Г. Меленъ, не спрашивая ни о чемъ болѣе, сказалъ по нѣскольку словъ Дамамъ, сидѣвшимъ въ коляскѣ; потомъ объявивъ, что поѣдетъ кратчайшею дорогою догонять охотниковъ, простился съ Принцессою и наскакалъ, будучи провожаемъ однимъ только стремяннымъ, Когда надобно было поворачивать на поперечную дорогу, онъ оборотился и посмотрѣлъ на Принцессу, которая не спускала его съ глазъ своихъ.... Сей печальной взглядъ былъ послѣднимъ прощаньемъ навѣки!.. Черезъ двѣ или три минуты раздался пронзительный крикъ, и въ то же время увидѣли стремяннаго скачущаго изо всей силы назадъ. Коляска остановилась. Блѣдная, трепещущая дѣвица Клермонъ спрашиваетъ издали стремяннаго, которой кричитъ, что олень, перебѣгая черезъ дорогу опрокинулъ Дюка Меленя съ лошади, и ранилъ его.... Несчастная Принцесса оледенѣла, не могла говорить отъ горести, и дала знакъ рукою, что хочетъ выдти изъ коляски.... Ее посадили подъ деревомъ; между тѣмъ она опять дала знакъ, чтобы всѣ люди ея съ коляскою ѣхали на помощь Г-му Меленю; это было исполнено въ тужъ минуту. Маркиза Г*, вся въ слезахъ, становится на колѣни подлѣ нее, и поддерживая ослабѣвшую голову ея, увѣряетъ, что немедленно можно помочь Дюку, потому что замокъ не далеко. "Я велѣла ему удалиться!" сказала Принцесса, дико смотря на Маркизу, хотѣла подняться на ноги, чтобъ идти къ роковому мѣсту, и опять упала на руки своихъ спутницъ. Г-жа П** приказала оставшемуся слугѣ поскорѣе освѣдомиться объ Г-нѣ Меленѣ; черезъ четверть часа онъ возвратился и объявилъ, что Дюкъ опасно раненъ въ голову, что его положили уже въ коляску, и что люди, отвезшіе его въ замокъ, пріѣдутъ немедленно за Принцессою. Дѣвица Клермонъ, не говоря ни слова, залилась слезами. Было три часа по полудни; въ четыре съ половиною увидѣли вдали ѣдущую коляску. Маркиза и Г-жа П**, оставивши подлѣ Принцессы ея фрейлину, пошли на встрѣчу коляски, разспрашивали служителей и узнали, что Г. Мелень получилъ раны жестокія и можетъ быть смертельныя. Г-жа П** приказала кучеру заблудиться въ лѣсу и проѣздить до полуночи.... Между тѣмъ подошла дѣвица Клермонъ, поддерживаемая фрейлиною и служителемъ. На ея вопросы о Дюкѣ отвѣчали, что онъ больно раненъ, и что Лѣкарь ничего не можешь объявить рѣшительно прежде завтрашняго утра, то есть пока не сниметъ первыхъ мазей.

Принцесса ни о чемъ уже болѣе не спрашивала и дала вести, или лучше, вести себя къ коляскѣ. Съ чѣмъ можно сравнять ужасъ ея, когда, садясь въ коляску, увидѣла кровавыя пятна! "Боже мой! -- вскричала она -- я должна попирать ногами кровь его!" и упала въ обморокъ.

Въ замѣшательствѣ отъ столь плачевнаго произшествія забыли взять другую коляску; кровавыя пятна закрытые древесными листьями и поѣхали далѣе въ лѣсъ. Съ помощію спиртовъ привели въ чувство несчастную Принцессу, которая, открывъ глаза, сказала: "гдѣ мы? поѣдемъ въ замокъ...." -- Увы! отвѣчала Г-жа Ц**: Король будетъ въ замкѣ, и вамъ непремѣнно должно явиться въ галереи...-- "Непремѣнно должно!" прервала дѣвица

Клермонъ съ живѣйшею горестію: "такъ!-- продолжала она, залившись слезами; я бѣдная невольнца, игралище ненавистнаго тщеславія... я должна таить чувства, оправдываемыя законами Природы... должна участвовать въ праздникахъ и казаться веселою, когда сердце раздирается...." Эта знатность, которой многіе завидуютъ, есть несносная, варварская обязанность мучить себя до конца жизни; она налагаетъ постыдной законъ притворяться!...." Сказавъ слова сіи, наклонилась къ Маркизѣ и спрятала лице свое на плечѣ ея..... Спустя нѣсколько минутъ, подняла голову, и окинувъ печальнымъ взоромъ внутренносшь коляски, вскричала: "Бога ради освободите меня!..." Велѣли остановиться; помогли Принцессѣ выдти; едва переступая, она пошла къ маленькому холмику, окруженному кустарникомъ, тамъ сѣла на муравѣ вмѣстѣ съ Дамами, своими спутницами. Кучеру и служителямъ велѣно было отъѣхать за три ста шаговъ и дожидаться, пока ихъ кликнутъ.... Въ десять часовъ убѣдили Принцессу сѣсть въ коляску, потому что началъ крапать дожжикъ. Еще около двухъ часовъ поѣздивши по лѣсу, воротились на дорогу съ тѣмъ, чтобы въ половинѣ перваго прибыть въ замокъ, то есть въ то время, когда Король уходитъ въ спальню. Когда приближались къ замку, дѣвица Клермонъ бросилась въ объятія Г-жи Г*; рыданія задушали ее.... За темнотою ночи не льзя было видѣть решетки замка.... Вдругъ Принцесса затрепетала, услышавъ звонъ колокольчика, предносимаго Святымъ Тайнамъ во время причащенія умирающихъ.... Она выглядываетъ, видитъ въ нѣкоторомъ разстояніи медленно идущихъ Служителей церкви, освѣщаемыхъ факелами.... Извѣстно, что Принцы крови Королевской должны поведеніемъ своимъ подавать другимъ полезной примѣръ Христіанскаго благочестія; повстрѣчавшись на улицѣ со Святыми Тайнами, они выходятъ изъ кареты и съ колѣнопреклоненіемъ благоговѣютъ передъ Царемъ Небеснымъ; въ замкахъ, они провожаютъ Священниковъ до самой комнаты умирающаго.... Кучеръ, по обыкновенію, не дожидаясь приказанія, остановился.... Дѣвица Клермонъ собираетъ всѣ силы свои. "По крайней мѣрѣ еще разъ увижу его'*-- сказала она, вышла изъ коляски, поклонилась Святынѣ, и, опираясь, на плечо служителя, пошла за Священниками, вопреки всѣмъ представленіямъ спутницъ, которыя убѣждали ее идти въ свои покои... Подходятъ къ дому; Дюкъ Клермонъ вышелъ на встрѣчу Святымъ Тайнамъ; слезы изчезли на лицѣ Принцессы, когда увидѣла брата.... Онъ не скрылъ отъ сестры удивленія своего и негодованія; подошедши къ ней, сказалъ тихимъ, но грубымъ и повелительнымъ голосомъ; "что вы здѣсь дѣлаете?" -- Исполняю тою должность -- съ твердостію отвѣчала Принцесса, и пошла далѣе, Дюкъ Клермонъ, не имѣя дѣлать шумъ при такомъ множествѣ свидѣтелей, долженъ былъ таить свою досаду и изумленіе. Пришедши въ покой Г-на Меленя, Дюкъ Клермонъ остался назади, и остановивъ сестру, вѣжливо просилъ ее войти съ нимъ въ ближній кабинетъ, и почти насильно потащилъ ее. Тамъ заперши за собою дверь, онъ не почелъ нужнымъ притворяться и сказалъ рѣшительно, что не хочетъ, чтобы она входила въ комнату Меленя....-- "Въ настоящемъ положеній моемъ, -- отвѣчала Принцесса -- можно не страшиться тиранской власти; я хочу видѣть Г-на Меленя." -- Говорю вамъ, что недопущу. -- "Я хочу видѣть Г-на Меленя; я жена его." -- Дюкъ Клермонъ окаменѣлъ; потомъ, бросивъ на сесетру свою взглядъ сильнѣйшаго негодованія: "Згаетели-вы, сказалъ онъ, какія союзъ сей будетъ имѣть слѣдствія? Вашъ соблазнитель живъ; Лѣкарь не произнесъ приговора о его смерти; онъ можетъ еще выздоровѣть..... " Послѣднія слова сильно подѣйствовали на Принцессу; надежда и радость изтребили гордость въ ней; слезы оросили лице ея.... "Братецъ! вскричала она, упавъ на колѣни передъ Дюкомъ: любезной братецъ! какъ! еще есть надежда, что онъ останется живъ?... " -- Повторяю вамъ, что онъ не въ отчаянномъ состояніи....-- "Ахъ, братецъ! вы изцѣляете разтерзанное сердце мое! не будьте жестоки! я люблю васъ и почитаю! Вспомните о правахъ, которыя дала мнѣ Природа на вашу чувствительность? Не уже ли вы не будете имѣть жалости къ несчастной сестрѣ своей?"... -- Ступайте въ свои комнаты....-- "Обѣщайтесь же, прервала Принцемса, быть моимъ другомъ, моимъ покровителемъ.... не говорите, что онъ соблазнилъ меня!... ахъ! я одна во всемъ виновата.... онъ старался убѣгать меня цѣлые два года." -- Подите въ свои комнаты, будьте впредь благоразумнѣе, положитесь на мое руководство и... вы.... вы можете всего надѣяться -- Такое условіе привело въ восхищеніе Принцессу; она бросилась въ объятія своего брата, обѣщалась во всемъ ему повиноваться, безъ принужденія возвратилась къ себѣ въ комнаты, и по данному слову легла въ, постель. Въ три часа по утру любимой горничной велѣно было входить къ Г-ну Меленю, и узнать отъ Лѣкаря и отъ людей о состояніи больнаго. Возвратившаяся горничная еще въ дверяхъ прокричала, что Дюку Меленю стало гораздо легче, и что Лѣкарь отвѣчаетъ за его выздоровленіе. Чувствительная и легковѣрная Принцесса, съ простертыми руками встрѣтила вѣстницу, и обнявъ ее, въ восторгѣ признательности вскричала: "Великій Боже! какая счастливая перемѣна судьбы моей!... онъ будетъ живъ! я увижу его!... Брату извѣстна тайна, онъ сказалъ, что я могу всего надѣяться!.... такъ! онъ выпроситъ у Короля дозволеніе; я стану наслаждаться верховнымъ блаженствомъ, и торжественно буду гордиться чувствомъ, привязывающимъ меня къ жизни!...."

Упоенная мыслями столь пріятными, дѣвица Клермонъ приказала разбудить Маркизу Г*, желая сообщить ей свою тайну и раздѣлить съ нею свою радость. Маркиза также была увѣрена, что Дюкъ Мелень находится внѣ опасности, ибо скоро по причастіи Лѣкарь почти утвердительно сказалъ о томъ въ присутствіи всѣхъ служителей.

Маркиза уже давно догадывалась о склонности Принцессы, а печальное произшествіе увѣрило ее въ томъ еще болѣе, но тайное бракосочетаніе чрезвычайно изумило ее. Она также думала что, судя по словамъ Дюка Клермона, можно была ласкаться надеждою испросить Королевское согласіе, и восхищала Принцессу, изчисляя добрыя свойства Г-на Меленя, и разсказывая о своей къ нему привязанности. При Дворахъ обыкновенно бываетъ любезнѣе другъ, возведенный на высокую степень... тамъ отмѣнно любятъ людей счастливыхъ!... Кромѣ того, Маркиза была весьма довольна тѣмъ, что ей первой сдѣлана довѣренность въ столь важной тайнѣ.-- Въ пять часовъ снова посылали освѣдомляться о здоровьѣ Г-на Meленя; пріятныя вѣсти еще болѣе развеселили бесѣдующихъ.

Въ семь часовъ дѣвица Клермонъ захотѣла отдохнутъ. Она провела два часа въ безпокойномъ снѣ; видѣла страшныя мечтанія, которыя внезапно разбудили ее и омрачили ея воображеніе; на вопросъ о здоровьѣ, Г-на Меленя ей повторили тѣ же извѣстія, но въ сердцѣ ея уже не было надежды и радости, которыя оживляли ее прежде. Въ двѣнадцать часовъ посѣтилъ ее Дюкъ Клермонъ, и сказалъ, что ей надобно день сей провести въ галереѣ, потому что Король намѣренъ уѣхать послѣ ужина. Принцесса отговаривалась слабостію, болѣзнію и совершенною невозможностію заняться гостями. -- "Однакожъ -- отвѣчалъ Дюкъ -- вы должны непремѣнно сдѣлать это; Королю сказано, что вы въ самомъ дѣлѣ вчера заблудились въ лѣсу; что же онъ подумаетъ о нынѣшнемъ днѣ? Собственная ваша польза требуетъ угождать ему...." Принцесса, полагая, что послѣднія слова относятся къ ея замужству, немедленно рѣшилась. "Хорошо -- сказала она -- я тамъ буду." -- Одѣвайтесь же; я доложу объ немъ -- отвѣчалъ Дюкъ и вышелъ, Дѣвица Клермонъ, проклиная знатность и приличія, сѣла за уборной столикъ. Принужденное стараніе пышно наряжаться, мысль, что весь день надлежитъ провести въ собраній блестящемъ и многолюдномъ, мучили ее тѣмъ болѣе, что совѣсть ея не была спокойна. Она не отчаевалась въ жизни Г-на Меленя; однакожъ воображала, что онъ раненъ, что страдаетъ отъ болѣзни, что удостоился послѣдняго причастія, между тѣмъ, какъ сама -- вмѣсто того, чтобъ исполнять обязанности нѣжной супруги -- должна заниматься праздниками, чего не сдѣлала бы никакая легкомысленная женщина.

Приготовясь идти, она послала къ Маркизѣ Г*, и просила ее посѣтить Г-на Меленя. Маркиза объявила Принцессѣ, что не могла видѣть больнаго, и что Лѣкарь никому не дозволяетъ входить въ его комнату для того, чтобы не прервать покоя, которой для него необходимо нуженъ. Предосторожность сія, впрочемъ весьма обыкновенная, крайне опечалила Принцео су; она явилась въ галереѣ съ стѣсненнымъ сердцемъ, съ перемѣною въ лицѣ, которой не могли закрыть бѣлилы и румяны; горесть, на челѣ и на глазахъ ея изображенная, измѣняла улыбкѣ привѣтливости, которая на губахъ ея оставалась. Она тотчасъ замѣтила, что всѣ устремили на нее внимательные взоры; это привело ее въ большее смятеніе. Любопытство такихъ людей, которые не могутъ принимать въ насъ участія, бываетъ до крайности утомительно, несносно, а особливо когда хотимъ скрыть свои мученія. Не льзя описать того, что вытерпѣла Принцесса, сидя за столомъ, подлѣ Короля. Какое терзаніе -- слушать внимательно ничего незначущій разговоръ и ежеминутно отвѣчать на самые пустые вопросы, когда одна печальная мысль наполняетъ всю душу! Какъ непонятна, какъ ненавистна бываетъ въ то время веселость въ другихъ людяхъ, какъ отвратительны громкіе смѣхи! какъ противными кажутся тѣ, которые шутятъ и забавлятшъ!... Ввечеру въ пять часовъ отправились въ спектакль; дѣвица Клермонъ затрепетала, очутившись въ театральной залѣ... Ужасная мысль представилась ея воображенію "можетъ быть въ сію минуту ему стало хуже!".... Она почла горестнымъ предвѣщаніемъ мысль сію.... Чѣмъ бы не пожертвовала она за то, чтобы можно было ей освѣдомиться о здоровьѣ своего любезнаго! Но сидя между Королемъ и Дюкомъ Клермономъ, ей не льзя было ни выдти самой, и возложить препорученіе на другаго. Играли весьма забавную комедію; по всей залѣ раздавался хохотъ, и нещастная Принцесса со слезами на глазахъ должна была принимать участіе въ рукоплесканіяхъ!....

Выходя изъ Театра, она послала (въ десятый разъ) узнать о здоровьѣ Г-на Меленя; отвѣтъ былъ тотъ же. Но вдругъ сердце ея разтерзалось отъ мысли, ужаснѣйшей, нежели всѣ прежнія... Если самомъ дѣлѣ съ нимъ что нибудь случилось, не уже ли объ этомъ станутъ разглашать въ то время, когда стараются: угостить Короля?.... Можно ли даже полагаться на то, что сказано по утру?... -- Она не имѣла бодрости остановишься на сей мысли, но ударъ былъ совершенъ, и ея сердце получило рану неизцѣльную. Ей можно было удалишь отъ себя размышленія, но не въ ея власти состояло не чувствовать внутренняго мученія. -- Наконецъ въ одиннадцать часовъ ночью Король уѣхалъ. Принцесса поспѣшно возвратилась въ свои комнаты, и сбросила съ себя нарядное платье, имѣя намѣреніе посѣтить Г-на Meленя, когда все утихнетъ въ замкѣ. Въ три часа по полуночи она сошла въ низъ... Надлежало идти черезъ дворъ.... Ночь, часъ, тишина, все приводило ей на память милое произшествіе, и раздирало ея душу!.. "Ахъ! сказала она -- за недѣлю прежде я шла по этой дорогѣ такъ скрытно!.. Ночь сія проведена была въ восторгахъ любви и счастія!..... а теперь!... Блаженство мое было не что иное, какъ сонъ скоропреходящій; нынѣшняя заря, можетъ бытъ, разбудитъ меня для несноснѣйшихъ мученій!" -- Она сѣла на каминъ, сложила на крестъ руки на груди своей, и возведши къ небу слезящіе очи, воскликнула: "утѣшитель невидимый? укрѣпи слабое мое сердце!... Всесильный! если Ты назначилъ только восемь дней счастливыхъ въ моей жизни, предохрани меня отъ отчаянія, не допусти произнесть хулу или ропотъ противъ имени Твоего святаго; низпошли на меня смиренное сѣтованіе, которое, отвлекая насъ отъ благъ временныхъ, соединяетъ съ Тобою! ..." -- Слезы обильно текли изъ глазъ ея, но онѣ были не такъ горьки... Начинало разсвѣтать; Принцесса затрепетала. "День ужаса и неизвѣстности! что ты откроешь мнѣ?... ты рѣшишь судьбу моей жизни!... -- Спустя минуту, она встала, пошла далѣе и очутилась на лѣстницѣ, потомъ у дверей комнаты Г-на Меленя; дрожащія ноги ея подогнулись; она оперлась на стѣну...-- "Пойдемъ, узнаемъ свой жребій!.... -- Ищетъ ключа въ дверяхъ; и тщетно... хочетъ постучаться, и не смѣетъ.... прислушивается... вездѣ глубокое молчаніе. Болѣе получаса она стояла подлѣ двери; появляющійся день заставилъ ее удалиться... Она возвратилась къ себѣ, сѣла на креслахъ и дожидалась, пока встанутъ служанки..... Въ семь часовъ шумъ вывелъ ее изъ болѣзненной задумчивости... отворяется дверь; вошедшая горничная съ печальнымъ видомъ докладываетъ, что каммердинеръ Г-на Меленя проситъ дозволенія говоришь съ нею... Принцесса отвѣчала, давъ знакъ трепещущею рукою. Входитъ камердинеръ.... его поступь, его черты лица вѣщаютъ ужасную истину. Принцесса лишается силъ; смертная блѣдность лице ея покрываетъ..... Каммердинеръ медленно подходитъ и подаетъ бумагу. Несчастная, упавъ на колѣни, принимаетъ записку, собираетъ послѣднія силы свои и читаетъ: навсегда -- къ была записка, ею нѣкогда начертанная. Дюкъ Мелень передъ кончиною приписалъ на ней слѣдующее: "Вручаю вамъ залогъ драгоцѣннѣйшій!... Простите; не забудьте того, кто любилъ васъ до гроба!...

(Съ французскаго.)

Жанлисъ.

"Вѣстникъ Европы", No 12--14, 1805