Аверченко Аркадий Тимофеевич - Ответ читателю Дремлюгину

Аркадий Аверченко.
Ответ читателю Дремлюгину

Читатель Дремлюгин прислал мне письмо по поводу стихотв.боренияц Саши Черного о Корнее Чуковском, помещенного в No 11 журн. "Сатирикон".

Читатель Дремлюгин спрашивает:

-- "Удобно ли писателю критиковать критика?"

Отвечаю:

-- Почему же? Ведь, насколько известно, на право критиковать кого либо - промысловое свидетельство не выбирается, и всякий по своему таланту и разумению может детально разобрать литературную физиономию ближнего своего.

А дальше читатель Дремлюгин уже с некоторой непоследовательностью запрашивает:

-- Ну, а вы? Что скажете вы о Корнее Чуковском? Небось, побоитесь сказать о нем что-нибудь? Хороший он критик, по-вашему?

Вопрос насчет боязни немного провокаторский, но я иду на него и скажу о Чуковском несколько слов.

У Чуковского задатки хорошего критика; только ему нужно бросить его знаменитый эффектный прием, который, пока его не разгадаешь, производит ошеломляющее впечатление; разгаданный - этот прием утомляет и обесценивает весь труд критика - почти всегда кропотливый и упорный труд...

Прием же это такой (иллюстрирую его наглядным примером):

Предположим, К. Чуковский собирается написать несколько хвалебных слов о "Сатириконе". Не знаю процесса его работы, но уверен, что раньше всего он четко и крупно выведет заглавие. Оно должно ни к чему не обязывать в дальнейшем, но должно быть звонким, ошеломляющим, останавливающим внимание, как выстрел, направленный в затылок вашего соседа:

"Ваше сиятельство, прокачу!"

"Двуногое в наглазниках"

"Устрицы и морское дно"

Затем критик разворачивает том "Сатирикона" и... здесь начинается его трагедия. Первый рисунок, первая статья, приковавшая его внимание, всецело овладевает им, и он уже не обращает внимания ни на другие статьи, ни на другие рисунки. Он ищет только однородных с первыми, потому что это ему нужно, потому что на этом он строит всю статью, потому что и н а ч е о н н е м о ж е т. И он лихорадочно перелистывает книгу и ищет, ищет...

Предположим, первый рисунок ему попался такого сюжета: "дама раздевается перед зеркалом" -- и вот, отравленный раздевающейся дамой Чуковский бешено перелистывает журнал и ищет, ищет, ищет, ищет - т о л ь к о р а з д е в а ю щ и х с я дам...

Если в 50 номерах их наберется десять душ - Чуковский доволен. Штат Чуковского полон, и он начинает:

-- "Сатирикон" по горло занялся альковными интересами. Его алтарь - это кровать, его храм - уборная пикантной дамочки... В No 1 дама раздевается перед зеркалом, в No 6 она лежит в постели, в No 18 она купается... А что вы видите в No 36? Муж застает у нее любовника! Итак, от сатиры, от политики -- к дамским подвязкам!..

Он шуршит и шуршит листами книги, и все сатирические, политические и общественные темы пустыми белыми пятнами пробегают перед его глазами, ибо он ищет только раздетую даму и только на этом шатком основании возводит всю причудливую постройку.

Он даже выберет 12 дам, но в дело пустит не всех - душ восемь (он очень хитер и запаслив), а потом, когда, распределив их по номерам, подведет итог сатириконской распущенности, вдруг с невинным видом спросит медовым голосом:

-- Вы сомневаетесь? Так вот вам еще 4 женщины (NoNo 9, 20, 37 и 51), и все раздеваются, и все изменяют мужу!.. Вот вам и "Сатирикон".

И читатель ошеломлен этой виртуозной статистикой, этой огненной ракетой...

Все это пересыпается неожиданными сравнениями, странно звучащими сопоставлениями - и чем непривычнее для уха эти сопоставления - тем лучше.

Я уверен, что он мог бы "Сатирикон" сравнить с колесницей Джеггернаута, Сашу Черного - со скетинг-рингом, а меня, Аркадия Аверченко - с Ницше или (ему это все равно) с веселой устрицей.

Пиротехника - интересная забава, но это не дело, и если г. Чуковский переделает свои ракеты в добрый, честно горящий факел - я первый буду приветствовать его.

Вот что, г. Дремлюгин.

19 марта 1911 г.

P. S. Вчера я отправил эту статью в набор, а сегодня утром наткнулся в газ. "Речь" на статью г. Чуковского, где он, между прочим, говорит и о "Сатириконе" и обо мне.

Я не хочу драпироваться в тогу пророка и удивительного прозорливца... Нет ничего чудесного в том, что я вчера угадал почти все, что было прочитано мною сегодня у Чуковского: и десяток раздевающихся дам с указанием NoNo журнала, и А. Аверченко, сопоставленный с Ницше, Байроном и Ибсеном, и устрица, сопоставленная с океаном, и даже заглавие статьи почти угадано мною:

-- "Устрицы и океан".

И ничего в этом - повторяю - нет чудесного. Весь секрет в том, чтобы угадать - от чего критик начнет в данной статье танцевать: от печки, от раздевающихся дам или от устрицы.

Нужно найти только ключ к пьесе.

А уж Чуковский в своем веселом танце сумеет, джигитуя, на ходу подобрать с указанием страницы и строки сверху или снизу - дюжину печек, десяток раздевающихся дам и сотню-другую устриц, "с солью-перцем, собачьим сердцем", как кричат бойкие пирожники.

Аркадий Аверченко

20 марта 1911 г.

----------------------------------------------------------------

Впервые: "Сатирикон". No 14 / 1911.