Аверченко Аркадий Тимофеевич - Городовой на Невском

Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 13 т.

Т. 10. В дни Содома и Гоморры

М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2017.

ГОРОДОВОЙ НА НЕВСКОМ

Бывшему городовому Луке Сапогову жилось неважно. С самого начала революции, когда он прятался на крыше пятиэтажного дома с пулеметом и десятком консервных коробок для пропитания, и до последних дней -- Лука чувствовал себя очень неважно.

Дел никаких не было, сбережения растаяли, а дороговизна все росла и ширилась. Одно время Лука собирался даже поступить в большевики, но потом раздумал -- беспорядок ему не нравился.

* * *

Май месяц.

Лука Сапогов сидел на корточках перед сундуком и уныло перебирал свою носильную рухлядь: пиджаки с продранными локтями, брюки с протертыми коленками, летнее пальто, совершенно истлевшее, и поддевку -- сплошь в заплатах и дырьях.

И вдруг сердце его екнуло: в самом низу сундука он наткнулся на полный наряд городового, -- шинель, фуражка, штаны, -- все это, спрятанное им как можно тщательнее, -- тогда, в те дни, когда он вернулся с крыши...

Грустно оглядел Сапогов эти остатки былого величия -- все было новехонькое, крепкое, и, увы, -- все это никуда не годилось.

* * *

Июль месяц...

Снова сидел Сапогов перед сундуком на корточках и снова еще печальнее перебирал все эти полуистлевшие тряпки.

Все так износилось, что на улицу неловко показаться...

А! Вот он опять, этот проклятый костюм, -- новенький, совсем с иголочки.

Да уж его-то не наденешь, не рискнешь. Выйди-ка на улицу -- тебе покажут...

А впрочем... Впрочем, может быть, и не покажут?

Нет, нет!

Сапогов отогнал от себя соблазн и шумно захлопнул крышку сундука.

* * *

Сентябрь месяц...

Подкрадывались холода. И снова продрогший Сапогов перебирал в сундуке полуразваливающуюся рухлядь, и снова рука его нащупала новенькое сукно форменной шинели.

-- А пожалуй что, можно и надеть, -- мелькнуло у него в голове. -- Не убьют же! Ну, помнут маленько, -- и то едва ли...

Нет, нет!..

* * *

Ноябрь месяц...

В это холодное дождливое утро Сапогов снова, в сотый раз, открыл заветный сундук.

И -- то ли уж очень ему было холодно, то ли он очень осмелел, -- но, поколебавшись с минуту, надел Сапогов шинель и фуражку, подпоясался для безопасности шашкой, прицепил кобуру с наганом и -- вышел на Невский...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-- Смотрите, братцы, -- городовой!

-- Ну чего там врать. Откуда ему взяться?

-- Истинный крест! Вот стоит на углу, -- шинель, фуражка, шашка -- все по форме!

-- И вправду! Товарищи! И вправду городовой старого режима! Чудасия. Подойтить ближе, посмотреть...

-- Постой, и я! Дозвольте, господа, протиснуться, на городового посмотреть...

-- Давно не видел? Ну, гляди: вот он, в натуральный рост.

-- А, действительно, в его фигуре есть что-то.

Сбегались отовсюду:

-- Братцы! Правда, тут где-то городовой? Покажите, пожалуйста!

Уж большая толпа бурлила и кипела около Сапогова.

По старой привычке Сапогов с достоинством оглянулся и вдруг зыкнул солидно:

-- Ну, вы тут! Не скопляйтесь! Осади назад!

Проходивший мимо господин в каракулевой шапке вдруг приостановился, и лицо его приняло умиленное счастливое выражение, -- будто бетховенская музыка коснулась его уха:

-- Городовой распоряжается! Давненько я не слышал...

Все застыли, зачарованные, загипнотизированные.

-- Ты, извозчик! -- заорал вдруг Сапогов совершенно машинально. -- Пра-в-во! Не знаешь, какой стороны держаться, черт желтоглазый!!!

-- Ура, братцы, -- завопил извозчик. -- Городовой есть. Вот он -- тута!

Это было сигналом. Толпа окружила городового, многие жали ему корявую лапу, некоторые плакали.

Взятку ему дайте, -- хлопотал кто-то. -- Как же так, без взятки, можно? Обязательно -- взятку. На, голубчик, бери!

Подошел пьяный. Увидел городового, расплакался.

-- Господин городовой! Жажду тебя! Который уже месяц грезил... Хожу пьяный который месяц, и некому меня в участок предоставить. Веди, отец наш!

Его оттолкнул рабочий:

-- Ваше благородие, господин городовой! Так же нельзя. Как мы на трубочном заводе допреж работали, действительно, по два с полтиной, то большевики, как сказать, уськают да уськают -- повышайте да повышайте... Винти, дескать, вверх! Уськали они, уськали, винтили мы вверх, винтили, до 30 целковых в день навинтили и вдруг -- стоп! Лопнул завод, и есть мы теперь на улице. Обратите же ваше такое внимание, господин городовой. Нешто ж можно большевикам давать такую волю, чтобы они уськали? Через кого ж мы теперича голодаем?

-- Р-разойдись, -- кричал строго и зычно Сапогов. -- Как так можно скопляться?!.. Ты, торговка яблуками! Рази можно на Невский вылезать с твоим паршивым товаром! Геть отсюда! П-шла ты, с яблуками!

-- Какое такое ты имеешь право меня гнать, -- закричала торговка. -- Нынче, брат, революция, слобода!

-- Чего-о, -- зарычал Сапогов, топорща усы. -- Это тебе такая слобода, чтобы Невский засаривать? Мы тебе для того слободу дали? А ну, пошла со своими яблуками!

Носком сапога он сбил корзину с тротуара на мостовую.

-- Ишь, черт, -- ворчала баба, собирая грязные яблоки. -- Сказал бы словами, я бы и ушла, а то, вишь ты, ногой, как жеребец, лягается.

-- Словами! Нешто вы, дьяволы, слова понимаете? Пока вам по загривку не съездишь -- никакого у вас понятия до слов. Вы, военные кавалер, который с консервами, -- идите отсюдова подальше. Что? Иди, иди, -- а то я тебе поговорю. Ты кто? Ты дворник? А у тебя как улица подметена? П-шел за метлой! Я вас всех, скотов, чистоте научу.

-- Эт-то чего такое? Кого бьют? Вора? Не трожь его, анафема! В участке разберут. Не трожь, гадина, а то я те... Съел! Веди его, братцы. Стой, мотор! Стой, который быстро едущий! Я те покажу! Я твой номер запишу. Чего-о? Совет Рабочих Депутатов? Да хоть там разрабочих. У меня главное -- порядок! Дворник! Мети. Ваш паспорт, господин! Не скопляйся, вы, ироды! П-шел, который с папиросами!

* * *

И тут толпа разделилась на две части.

Одна часть в ужасе разбежалась с Невского, растекаясь по более отдаленным улицам и переулкам, крича:

-- Шабаш, братцы! Контрреволюция! Городовой белой палкой машет, дворники подметают улицу, торговок с Невского прогнали, извозчиков заставляют правой стороны держаться! Погиб наш Интернационал без аннексий и контрибуций.

А другая часть публики окружила городового Сапогова плотнее, подняла его на руки, и сотня голосов крикнула:

-- Братцы! Выберем его заместо правительства! Наше правительство только беспорядок делает, а этот знает, чего хочет!

Тут же выделили из своей среды депутацию.

Подошла робко депутация к Сапогову, бухнулась ему в ноги и закричала в истошный голос:

-- Земля наша велика и обильна, а порядку в ней нет. Прииди княжить и володеть нами.

-- Ладно, -- проворчал в усы Сапогов, втайне польщенный. -- Только у меня, главное, чтобы не скопляться!

* * *

Все, что я рассказал выше, конечно, сон. Он приснился мне.

Но мне бы больше хотелось, чтобы он приснился не мне, а всей России, которая тяжелыми сапожищами топчет свободу в грязь...

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Барабан. 1917. No 26. Подпись: Медуза Горгона.

Вот стоит на углу, -- шинель, фуражка, шашка -- все по форме! -- Городовой в полном форменном облачении представлял собой весьма колоритную фигуру, недаром же население именовало их "фараонами". Черная шинель, черный суконный мундир и такие же шаровары с красным кантом, мерлушковая шапка с блестящей никелированной лентой и гербом города. На плечах поверх черных с красной каймой погон -- длинные толстые красные витые шнуры, на груди -- сияющая бляха с личным номером, на поясе с одной стороны -- солдатская пехотная шашка, с другой -- кобура с наганом российской фабрикации. Плюс костяной свисток на красном шнуре, а столичным городовым полагались еще белые нитяные перчатки и деревянный жезл для регулировки транспортного движения.