Аверченко Аркадий Тимофеевич - Сознательное отношение к делу

Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 13 т.

Т. 10. В дни Содома и Гоморры

М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2017.

СОЗНАТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ДЕЛУ

До революции чиновничество несознательно, тупо относилось к своим обязанностям.

Ну, вот хотя бы телеграф -- все взаимоотношения между телеграфным чиновником и клиентом заключались в том, что клиент подходил к окошечку, угрюмо просовывал телеграмму, чиновник сумрачно выдергивал ее из клиентской руки и, потыкав молча в каждое слово телеграммы карандашом, отрывисто лаял:

-- С вас семь двадцать одна. Ваши десять.

Не глядя, вышвыривал сдачу и снова погружался носом в квитанционную книгу.

Все. Ни здравствуйте. Ни прощайте. Ни слова теплого привета и участия.

Однажды я попробовал вручить чиновнику старого режима такую телеграмму:

"На бирже проиграл все сто тысяч. Жена повесилась. Трое детей обварились кипятком. Сестра Леля отравилась рыбным ядом. На днях собираюсь застрелиться".

Вы думаете, хоть один мускул дрогнул на каменном лице чиновника, просмотревшего эту телеграмму?

Хоть слово утешения услышал я?

Хоть заикнулся он о том, чтобы я не стрелялся, что это грех, что мало ли что бывает и т.д.?

Ничего подобного!

Прочел. И только три слова я услышал от него:

-- Рубль шестьдесят восемь.

Проклятая заводная машина без сердца и нервов.

* * *

Не то телеграфный чиновник революционного периода.

Это живой человек. Он входит не только в ваши дела, как подателя телеграммы, но и в дела вашего адресата, но и в дела своего города, но и в дела всей России.

-- Здравствуйте. А что, телеграммку можете принять?

-- Отчего же. Обязан даже. Для того тут и сижу. Кому телеграфируете?

-- Да так, одному тут... В Псков. Родственнику.

-- Ну-ну. О чем телеграмма? Вы знаете, приветственные мы не принимаем, согласно циркуляра.

-- У меня деловая. Вот. "Умерла тетя, приезжай на похороны, могу тебе выслать овса десять вагонов".

Чиновник, почесав химическим карандашом переносье, задумывается.

-- А знаете... я, собственно, против этой телеграммы.

-- Почему?!

-- Она вредная.

-- Для кого?

-- Да для всех. Для вас, для адресата, для нашего города, для всей России.

-- Ну что вы такое говорите!

-- Да вот вы смотрите... Умерла у вас тетя. Умерла и умерла. Царствие ей небесное. Чай, ведь уже не молодая?

-- 60 лет.

-- Ну вот. Адресату она как приходилась?

-- Двоюродной сестрой.

-- Ну вот. Зачем же вы его зовете? Воскресить ведь он ее не может, согласитесь сами! И удовольствия никакого не получит -- только расстроится зря. А в наше время и так всякий пустяк человека расстраивает. Значит, приезд его бесполезен, -- я вам докажу больше: он вреден! Первое: человек бросает дела и летит сюда черт знает зачем. Ему ущерб. Второе: железные дороги и так забиты пассажирами. Зачем же ему еще увеличивать это? Своим телом он отнимет место у человека, которому, может быть, действительно неотложная необходимость ехать. Посмотрим дальше: приезжает он сюда. Если остановится у вас -- стеснит вас, в гостинице -- и того хуже. И так все гостиницы переполнены. Третье: вы его должны будете кормить. А подумали ли вы о том, что он будет есть запасы, которые пригодились бы для других -- коренных жителей нашего города?

-- Да, пожалуй, вы правы. Тогда я буду телеграфировать только об овсе.

-- Насчет овса у меня тоже есть возражение. Вы предлагаете послать ему десять вагонов овса. А как же мы-то? Как же наши городские лошади, которых кормят ячменем и сечкой. Не лучше ли для них это оставить? Верно? Нет уж, знаете, вы и овес оставьте. Нам он нужнее.

-- Гм! Ну, ладно. Тогда я только телеграфирую ему о смерти тетки -- и все.

-- А вы думаете, что это так необходимо? Что изменится от того, что он узнает не через день, а через четыре о теткиной смерти?

-- Да, положим, ничего не изменится.

-- То-то и оно. Открытка за три копейки -- и все! Результаты те же.

-- Да, вы правы. Пойду, напишу открытку.

-- Позвольте. Это еще не все. Вы ведь хотели дать телеграмму?

-- Да. Раньше хотел, а теперь и сам вижу...

-- Правильно. Вы уже ассигновали на посылку телеграммы известную сумму, скажем, три рубля -- и вдруг не посылаете. Экономия! Деньги, свалившиеся с неба! Верно? Что же подскажет вам долг гражданина революционной России?

-- Не знаю. Что же он мне подскажет?

-- Да подскажет очень просто: на эти свободные деньги купите у меня облигацию Займа Свободы.

-- А разве... есть облигации по три рубля?

-- Положим, у меня есть по пятьдесят, но это все равно. Поехали бы встречать вашего родственника на вокзал, да с вокзала, да кормили бы его -- ей-богу, это вы всю сотню сохранили! Берите две по пятьдесят -- я вам еще скидку сделаю.

-- Да пожалуй что. Ведь эти деньги не пропадут?

-- Тю на вас! Не только не пропадут, а еще и проценты будете получать!

-- Вот это здорово!

* * *

Гражданин возвращается домой.

-- Дал телеграмму? -- спрашивает жена.

-- Нет, не дал. Я вместо этого Заем Свободы купил.

-- Как же это так вышло?

-- Да так уж вышло, что я и сам не знаю, как это вышло...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот что значит -- сознательное отношение к делу!

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Барабан. 1917. No 17.

Этот фельетон корреспондируется с рассказом "Новый телеграф" (Новый Сатирикон. 1917. No 28).

-- А разве... есть облигации по три рубля? -- Облигации "Займа Свободы" выпускались номиналами в диапазоне от 20 до 25 000 руб. Самыми востребованными были бумаги в 50 и 100 рублей.