Фаустъ. Трагедія Гёте. Часть вторая. Переводъ Т. Аносовой.
Много писали и спорили о второй части Фауста. Изъ всѣхъ этихъ толковъ въ массѣ читателей сложилась увѣренность, что произведеніе это весьма скучное, съ которымъ даже едвали стоитъ знакомиться. Голосъ большинства не долженъ считаться окончательнымъ приговоромъ, но онъ содержитъ въ себѣ почти всегда извѣстную долю правды. Odi profanum vulgus et arceo -- вотъ девизъ, избранный геніальнымъ писателемъ, торопившимся на склонѣ лѣтъ завершить свой величайшій трудъ; чтобы овладѣть его содержаніемъ, нужно, конечно, несравненно большее напряженіе мысли, чѣмъ для такъ-называемаго легкаго чтенія. Распутываніе безчисленныхъ аллегорій, странствованіе но лабиринту различныхъ философскихъ ученій, начиная съ гипотезъ Ѳалеса и Анаксагора и кончая финансовой системой Лоу и пантеизмомъ самого Гёте -- вотъ тяжелый трудъ, щедро вознаграждаемый возможностью познакомиться съ самой интимной, завѣтной стороной духовной жизни одного изъ величайшихъ геніевъ въ мірѣ, и эта возможность для человѣка, стоящаго на извѣстной высотѣ мысли, покажется не менѣе цѣнной, чѣмъ всякое эстетическое наслажденіе. Помимо того, можно указать на отдѣльныя сцены, по художественной красотѣ едвали уступающія лучшимъ сценамъ І-й части: такъ напр., сцена, озаглавленная "Мрачная галлерея", гдѣ появляется грандіозный образъ знаменитыхъ "Матерей", 1-я сцена V-го дѣйствія и др. Здѣсь не мѣсто опредѣлять цѣнность этого произведенія, но во всякомъ случаѣ, можно смѣло утверждать, что нѣтъ такой литературной эпохи, для которой не имѣлъ бы большого значенія удовлетворительный переводъ ІІ-й части Фауста. Но вмѣстѣ съ тѣмъ очевидны всѣ его трудности: онъ требуетъ не только мастера слова, вполнѣ овладѣвшаго техникой стиха, но и сильно развитого поэтическаго чутья, и солиднаго поэтическаго образованія, и глубокаго знанія языка.
Надо думать, что г жа Аносова все это отчасти понимала, приступая къ переводу; по крайней мѣрѣ, въ нѣсколькихъ предпосланныхъ ему строкахъ она сознается, что "вполнѣ передать всѣ своеобразныя красоты подлинника и точно выразить весь внутренній смыслъ произведенія не подъ силу и большимъ талантамъ". Авторъ задается цѣлью только "дополнить предыдущіе переводы" (г. Холодковскаго и г. Фета). Но, къ сожалѣнію, этотъ трудъ, вполнѣ симпатичный по принципу, по исполненію не можетъ отвѣчать самымъ скромнымъ требованіямъ. При оцѣнкѣ этой книги не можетъ быть и рѣчи о передачѣ духа подлинника: дѣло въ томъ, что языкъ перевода представляетъ такой тяжелый наборъ темныхъ, неуклюжихъ фразъ, что подчасъ тщетно было бы въ нихъ отыскивать хоть крупинку человѣческаго смысла. За примѣромъ ходить не далеко: стоитъ раскрыть книгу на любомъ мѣстѣ. Вотъ, наприм., какъ выражается "Фантастическій букетъ":
Не сказать бы Ѳеофрасту
Имя вамъ мое -- на вкусъ,
Хоть не всѣмъ, одной изъ васъ-то
Все-жь, надѣюся, придусь.
Пригодился-бъ, безъ сомнѣнья,
Я вплетенный въ волоса,
Или если мнѣ она
Возлѣ сердца помѣщенье
Безъ раздумья-бъ отвела (стр. 22).
А вотъ изъ 2-й сцены перваго дѣйствія слова канцлера:
Смотри, просители тѣснятся вотъ, въ судѣ,
Судья напыщенно сидитъ на возвышеньи... (стр. 8).
Думается, что сама г-жа Аносова затруднилась бы назвать подобные стихи "языкомъ боговъ"; а между тѣмъ они право не изъ худшихъ. Встрѣчаются и такіе, въ которыхъ невольно предполагаешь какую-нибудь грубую опечатку -- и только, наведя справку въ подлинникѣ, догадываешься, въ чемъ дѣло. Вотъ, напр., слова государственнаго казначея:
Субсидій намъ сулили -- мы
Не видимъ ихъ до сей поры,
Какъ не видать водопроводовъ (стр. 9).
Нужно знать, что ни о какихъ водопроводахъ ни раньше, ни позже рѣчи нѣтъ и быть не могло. Приведемъ соотвѣтственныя строки изъ подлинника:
Subsidien die man uns versprochen,
Wie Röhrenwasser bleiben aus.
Здѣсь употреблена поговорка, на русскій языкъ, конечно, совершенно не передаваемая. Г-жа Анссова, вѣроятно, не понявъ ея смысла, вздумала перевести эти слова буквально -- въ результатѣ получилась совершенная нелѣпость. То же недоразумѣніе произошло и со слѣдующимъ стихомъ изъ рѣчи императора:
Дай силу пѣнѣ лжи лукавой... (на стр. 16).
Въ подлинникѣ: "Erprobe deine Lügenschäume".
Подобныя оплошности дѣлаютъ весьма подозрительными лингвистическія познанія г-жи Аносовой. Не менѣе хромаетъ у нея чисто внѣшняя фактура стиха; напр., встрѣчаются въ изобиліи такія риѳмы, какъ "скажу" и "возьму", "темноты" и "тьмы". Въ предисловіи авторъ перевода обѣщаетъ по возможности близію держаться размѣра подлинника, но обѣщанія этого не выполняетъ: такъ, напр., повсюду, гдѣ Гёте употребилъ особый шестистопный ямбъ (заимствованный у греческихъ трагиковъ), г-жа Аносова сочла почему-то нужнымъ замѣнить его убійственно-скучнымъ, тяжеловѣснымъ гекзаметромъ. Переводъ г. Холодковскаго, который съумѣлъ отлично воспользоваться "трагическимъ ямбомъ" подлинника служитъ доказательствомъ тому, что этотъ размѣръ вполнѣ примѣнимъ въ русскомъ языкѣ.