Афанасьев Александр Николаевич - Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, издаваемый Николаем Калачовым

АРХИВЪ историко-юридическихъ свѣдѣній, относящихся до Россіи, издаваемый Николаемъ Калачовымъ. Книги второй половина первая. Москва 1855.

Вышедшая теперь въ свѣтъ книжка "Архива", согласно съ програмою, объявленною г. Калачовымъ, содержитъ въ себѣ, сверхъ предисловія, три отдѣла: изслѣдованія, матеріалы и приготовительныя свѣдѣнія для "Историко-юридическаго Словаря", и отличается тѣмъ же направленіемъ и тѣми же достоинствами, какъ и двѣ прежде изданныя книжки.

Въ предисловіи редакторъ говорить о научной пользѣ рецензій на первую книгу своего сборника, приводитъ тѣ указанія, поясненія, поправки и дополненія, какія были вызваны тѣми или другими статьями "Архива" и высказаны въ различныхъ рецензіяхъ, и представляетъ подробное описаніе рукописи, изъ которой были имъ заимствованы новыя свидѣтельства объ изгойствѣ. Рукопись эта, любопытная во многихъ отношеніяхъ, принадлежитъ библіотекѣ Московскаго Главнаго Архива Министерства Иностранныхъ Дѣлъ, и судя, по довольно-тщательному полууставному почерку, должна быть отнесена къ концу XV или, вѣрнѣе, къ XVI вѣку. "Что касается до ея содержанія, то это сборникъ "духовно-нравственныхъ статей, состоящихъ преимущественно изъ текстовъ Священнаго Писанія и разныхъ мѣстъ, выбранныхъ изъ сочиненій Отцевъ Церкви. Послѣднія предлагаются большею частію какъ толкованія къ первымъ. Но, кромѣ такихъ выписокъ, которыя, очевидно, переведены прямо, или же посредственно съ греческаго, въ видѣ прибавленій къ нимъ, встрѣчаются вставки русскаго сочиненія; есть "также отдѣльныя самостоятельныя русскія статьи, извѣстныя отчасти "изъ древнихъ рукописей и напечатанныя въ разныхъ изданіяхъ". Въ числѣ другихъ выписокъ, приведенныхъ г. Калачовымъ изъ этой рукописи, встрѣчаемъ свидѣтельства о древнихъ суевѣріяхъ; на разныхъ страницахъ памятника упоминается объ отметныхъ или отреченныхъ книгахъ, каковы: волховникъ, зелейникъ (травникъ), громникъ, колядникъ, мартолои, звѣздочетіе, астрологи, питчій, чарове, сновидецъ, метанга (жребій?), родопочитаніе. Но особенно-важнымъ почитаемъ мы свидѣтельство о древне-языческомъ божествѣ Родѣ.

Въ первомъ и третьемъ отдѣленіяхъ разбираемой нами книжки "Архива историческо-юридическихъ свѣдѣній" заключаются слѣдующія статьи.

а) Профессора Зернина: "Учрежденіе въ Россіи патріаршества" и "Нифонтъ, епископъ Новгородскій". Авторъ весьма-основательно доказываетъ, что учрежденіе московскаго патріаршества было результатомъ всего историческаго развитія нашей іерархіи, и выразило собой Фактъ окончательнаго достиженія самостоятельности нашею церковью. Такой выводъ основанъ г. Зернимымъ на изслѣдованіи внутренняго состоянія византійской церкви въ XVI столѣтіи, и историческаго развитія нашей іерархіи, особенно съ XIV вѣка, и на критическомъ разсмотрѣніи тѣхъ обстоятельствъ, которыми сопровождалось самое учрежденіе въ Москвѣ патріаршества. Епископъ новгородскій Нифонтъ извѣстенъ въ исторіи нашей церкви смѣлымъ и энергичнымъ протестомъ противъ поставленія въ кіевскіе митрополиты, по волѣ великаго Князя Изяслава Мстиславича, и безъ благословенія константинопольскаго патріарха, смоленскаго уроженца Климента; такимъ образомъ онъ былъ ревностнымъ поборникомъ того греческаго вліянія на русскую іерархію, которому уже тогда начинали противодѣйствовать нѣкоторыя возникшія стремленія къ церковной самостоятельности. Для объясненія характера и дѣйствій Нифонта авторъ допускаетъ догадку, что, вѣроятно, онъ былъ родомъ Грекъ; но г. Калачовъ не безъ основанія тутъ же замѣтилъ, что догадку эту допустить трудно, ибо Нифонтъ былъ постриженъ въ монашество въ Кіевопечерской Лаврѣ, а не въ Греціи. Объясненіе дѣйствій Нифонта можетъ крыться и въ личныхъ отношеніяхъ его къ Клименту и кіевскому князю; по кому не извѣстно, какъ скупы на подобныя данныя наши лѣтописи?

b) "О родовомъ бытѣ у древнихъ Германцевъ", сочиненіе г. Грановскаго. Статья эта, посвященная С. М. Соловьеву и К. Д. Кавелину, очевидно, вызвана новѣйшими трудами по отечественной исторіи. Вотъ что по поводу ея, замѣчаетъ издатель: "Изслѣдованія о родовомъ "бытѣ у народовъ, стоящихъ на низшихъ ступеняхъ государственнаго "развитія, а въ частности о значеніи родовыхъ отношеній въ древнѣйшемъ періодѣ русской исторіи, мы никакъ не должны считать окончательными, а потому самому должны признать ихъ еще во многомъ "неудовлетворительными для науки. Вотъ почему порицанія, вызванныя "этими изслѣдованіями, имѣютъ свое значеніе и заслуживаютъ полное "вниманіе. Они ясно доказываютъ, что вопросъ о родовыхъ отношеніяхъ "или поставленъ не такъ, какъ слѣдуетъ, или разработанъ съ опущеніемъ тѣхъ или другихъ условій, подъ вліяніемъ коихъ развивались, "измѣнялись или ограничивались эти отношенія. Сами ученые, признающіе всю важность родоваго начала въ первобытномъ состояніи государствъ, не отрекаются выставлять ошибочные взгляды изслѣдователей, "смѣшивающихъ отношенія нравственныя съ юридическими... "Итакъ, для установленія истинныхъ мнѣній касательно вопроса о родовомъ бытѣ и родовыхъ отношеніяхъ въ древней Россіи мы признаемъ "необходимыми новыя изслѣдованія. Но, чтобъ имѣть твердую опору въ такихъ разысканіяхъ, не безполезно призвать на помощь исторію и филологію вообще. Мы думаемъ исполнить первое изъ этихъ требованій, предлагая въ нашемъ сборникѣ разысканія о родовомъ бытѣ у разныхъ народовъ, преимущественно индоевропейскихъ... Въ слѣдующихъ книгахъ "Архива" г. Грановскій обѣщалъ намъ помѣстить статью о родовомъ бытѣ у Кельтовъ, а г. Леонтьевъ -- статьи о томъ же бытѣ у Грековъ, Римлянъ и другихъ народовъ древности".

Ограничиваясь разборомъ историческихъ свидѣтельствъ, которыми доказывается существованіе у германцевъ родоваго быта, г. Грановскій начинаетъ свое прекрасное, живо-изложенное изслѣдованіе съ вопроса о томъ, дѣйствительно ли у германскихъ племенъ въ то время, когда познакомились съ ними римляне, была настоящая поземельная собственность? Этотъ вопросъ, который дѣйствительно должно полагать въ основу ученыхъ разъисканій о родовомъ бытѣ племенъ, связывается авторомъ съ другимъ, неменѣе-важнымъ вопросомъ о внутреннемъ устройствѣ общинъ. Цезарь и Тацитъ представляютъ германцевъ въ состояніи народа, переходящаго отъ кочевой жизни къ осѣдлой, еще незнакомаго съ настоящею поземельною собственностью и преданнаго патріархальнымъ преданіямъ. Древне-германская община есть не что иное, какъ родъ, члены котораго живутъ сосѣдями въ деревняхъ или отдѣльными дворами на общей землѣ, Маркѣ, огражденной со всѣхъ сторонъ лѣсами, болотами и другими урочищами: это -- граница рода; ее охраняютъ языческіе боги и суровыя постановленія исключительно родовой общины. Все, лежащее въ предѣлахъ Марки, принадлежитъ роду. При отсутствіи постоянной осѣдлости, "родина Германца заключалась не въ данной мѣстности, а въ родѣ его. Она была подвижная; не мѣстность сообщала названіе роду, поселившемуся въ ней на болѣе или менѣе долгій срокъ и обратившему ее въ свою временную Марку, а наоборотъ, имя рода переносилось съ одного конца Германіи на другой". Только тогда, какъ улеглось великое движеніе народовъ и германцамъ закрылась прежняя возможность переселеній, ихъ связь съ родною почвою сдѣлалась крѣпче, и значеніе Марки измѣнилось. "Она перестала быть мѣстомъ временнаго пребыванія рода. Прикованный къ отцовской почвѣ, Германецъ требовалъ болѣе прочныхъ и опредѣленныхъ отношеній собственности. Ежегодный обмѣнъ пашенъ находился въ очевидномъ противорѣчіи съ выгодами и цѣлями отдѣльныхъ владѣльцевъ. Въ томъ же направленіи дѣйствовали римскія вліянія и христіанство, которое, усиливая значеніе семейства, тѣмъ самымъ ослабляло родовое начало". Далѣе авторъ обратилъ вниманіе на соединеніе нѣсколькихъ родовъ въ одинъ общій союзъ, и на значеніе старшинъ, и привелъ нѣсколько указаній на тѣ неизгладимыя слѣды давно-отжившаго родоваго быта, какіе сохранились въ германскихъ нарѣчіяхъ.

Изслѣдованія о родовомъ бытѣ и его вліяніи на дальнѣйшее развитіе германскаго государства, но замѣчанію г. Грановскаго, еще далеко не замкнуты. Болѣе-полной и опредѣлительной разработкѣ этихъ вопросовъ мѣшали и нѣкоторая односторонность ученыхъ воззрѣніи, и несовсѣмъ-правильно понятой патріотизмъ. "Нельзя не замѣтить, что національныя предубѣжденія и твердая увѣренность въ собственномъ превосходствѣ надъ другими народами имѣли большое вліяніе на господствующія въ Германіи понятія о родной старинѣ. Нѣмецкіе писатели "утверждаютъ, что въ эпоху ихъ первыхъ столкновеній съ Римлянами, Германцы уже далеко оставили за собою дикое состояніе и, вслѣдствіе особенныхъ свойствъ, которыми исключительно надѣлила ихъ природа, стояли несравненно выше прочихъ народовъ, проходившихъ чрезъ тѣ же ступени развитія. Всякая попытка объяснить удѣльныя явленія древнегерманскаго характера или быта аналогіями, заимствованными извнѣ, долгое время считалась признакомъ исторической тупости, неспособной оцѣнить германизмъ въ его самостоятельной красотѣ. Остроумное сближеніе Вилькена германскихъ учрежденій съ афганскими не только не обратило на себя должнаго вниманія, но даже было дурно принято; Гизо подвергся самымъ рѣзкимъ нареканіямъ за то только, что привелъ для сравненія съ Германцами отзывы путешественниковъ о нравахъ дикикъ племенъ Америки".

с) Загадочному преданію о "Родѣ и Рожаницахъ" въ разбираемой книжкѣ "Архива" посвящены двѣ статьи; одна принадлежитъ г. Срезневскому и названа: "Роженицы у Словянъ и у другихъ языческихъ народовъ"; другая статья, подъ заглавіемъ: "О значеніи Рода и Рожаницъ", принадлежитъ намъ. Оба изслѣдованія, несмотря на нѣкоторыя различія и особенности, приводятъ почти къ одинаковому рѣшенію вопроса. До-сихъ-поръ мнѣнія о древнеязыческомъ поклоненіи Роду и Рожаницамъ выказывались мимоходомъ и безъ должнаго сличенія съ аналогическими преданіями другихъ племенъ; позволяемъ себѣ думать, что въ этомъ кроется главная причина невѣрности доселѣ-предложенныхъ объясненій. Такъ и г. Шевыревъ подъ вѣрою въ Родъ и Рожаницъ несправедливо разумѣлъ поклоненіе беременнымъ женщинамъ; г. Соловьевъ, а прежде и мы, ошибочно видѣли въ этомъ преданіи поклоненіе умершимъ предкамъ; наконецъ баронъ Шейпингъ выразилъ во "Временникѣ" свой особенный взглядъ на "Родъ и Рожаницъ", очень-замѣчательный (какъ скромно выразился г. Срезневскій) по оригинальности. Новый трудъ г. Срезневскаго, посвященный данному вопросу, представляетъ новые варіанты къ древнимъ свидѣтельствамъ о "Родѣ и Рожаницахъ", приводитъ любопытныя сближенія преданій славянскихъ, нѣмецкихъ, литовскихъ, греческихъ, римскихъ и кельтицескихъ, и сообщаетъ нѣсколько замѣчательныхъ филологическихъ указаній. "Вѣрованіе въ "Роженицъ" представляется въ старинныхъ памятникахъ не какимъ-нибудь мѣстнымъ отродіемъ древняго язычества, а однимъ изъ остатковъ древности обще-славянской". Хорутанскіе словенцы до-сихъ-поръ въ преданіи о "Роженицахъ" сохраняютъ нѣкоторыя подробности древняго вѣрованія и обряда. Они остаются при увѣренности, "что всякій человѣкъ, какъ только родится, получаетъ "себѣ звѣзду на небѣ и свою Роженицу на землѣ, которая прорекаетъ ему судьбу. Вмѣстѣ съ тѣмъ они разсказываютъ, что чуть родится дитя, три или двѣ Роженицы входятъ въ избу -- Богъ знаетъ откуда "и какъ, и опредѣляютъ судьбу младенцу; ихъ видитъ иногда родильница, когда онѣ ужь ходятъ, и если свѣтитъ сквозь окно мѣсяцъ, то въ лучѣ мѣсячномъ видны ясно ихъ радужные покровы".

Въ Каринтіи этихъ миѳологическихъ дѣвъ называютъ желкине, желѣне жене, отъ желети -- желать, заботиться; въ нѣкоторыхъ же хорутанскихъ краяхъ онѣ слывутъ подъ именемъ живицъ -- дѣвъ жизни и содицъ (судицъ) -- дѣвъ судьбы. Г. Срезневскій весьма-основательно сближаетъ роженицъ съ парками, мирами, феями и норнами, и чрезъ то наглядно опредѣляетъ связь этихъ языческихъ представленій съ идеею судьбы. Но преданія о роженицахъ такъ знаменательны въ системѣ старинныхъ вѣрованій, что многими своими сторонами они соприкасаются другихъ различныхъ повѣрій и обрядовъ, и необходимо вызываютъ новые вопросы. Выставимъ вниманію ученыхъ слѣдующіе два представившіеся намъ вопроса: вопервыхъ, чѣмъ условливалось происхожденіе того вѣрованія, которое теченье жизни человѣческой уподобило пряденью нитки? Не имѣетъ ли это вѣрованіе какой связи съ нашими суевѣрными преданіями о кикиморахъ и съ примѣтами, по которымъ прясть въ извѣстные дни почитается за непростительный грѣхъ? Вовторыхъ, какое отношеніе "Рода" къ "Роженицамъ", и почему имъ ставились вторыя трапезы? Опредѣлить древнее значеніе Рода весьма-важно; по до-сихъ-поръ мы имѣли слишкомъ-мало для того указаній памятниковъ. Недостатокъ этотъ пополненъ чрезвычайно-знаменательнымъ свидѣтельствомъ, занесеннымъ въ выше-упомянутую архивную рукопись: "Вседръжитель, иже единъ бесмертенъ и непогибающихъ творецъ, дуну бо ему (человѣку) на лице духъ жизни, и бысть человѣкъ въ душю живу: то ты не Родъ, сѣдя на вздусѣ мечеть на землю груды и въ томъ ражаются дѣти", и проч.

d) Самимъ редакторомъ въ настоящей книжкѣ "Архива" помѣщены: "Замѣтки (статистическія и археологическія) объ Инсарѣ и его уѣздѣ". По словамъ автора, статья эта -- отрывокъ изъ наблюденій и разъисканіи, записанныхъ имъ во время археографическаго путешествія по Россіи; она состоитъ изъ нѣсколькихъ главъ, изъ которыхъ въ первой находимъ очеркъ новаго Инсара (небольшой городъ Пензенской Губерніи) и его уѣзда, описаніе свадебнаго и похороннаго обрядовъ, нѣкоторыхъ обычаевъ и повѣрій русскихъ поселенцевъ и мордвы, наконецъ замѣтки о храмахъ, училищѣ и промышлености жителей; впрочемъ, статистическія свѣдѣнія, собранныя здѣсь, скудны, а этнографическія не представляютъ ничего особенно-новаго и замѣчательнаго. Приступая къ описанію уѣздныхъ церквей, г. Калачовъ исчисляетъ имена преосвященныхъ, бывшихъ на пензинской каѳедрѣ, и старается опредѣлить ихъ характеры; но характеристика эта слишкомъ-безцвѣтна: она ограничивается нѣсколькими эпитетами, напримѣръ: "Гній, "знаменитый происхожденіемъ (онъ былъ грузинскаго царскаго рода) и "отличавшійся нарѣчіемъ"(?) и такъ далѣе. Несравненно-занимательнѣе остальныя двѣ главы сочиненія г. Калачова, въ которыхъ онъ, на основаніи найденныхъ въ архивѣ Писарскаго Уѣзднаго Суда актовъ и по остаткамъ доселѣ уцѣлѣвшей старины, разсказываетъ объ устройствѣ древняго Инсара и приписанной къ нему черты, съ ихъ укрѣпленіями: городками, острогами, острожками, завалами, валами, засѣками и рвами, и подробно объясняетъ, въ чемъ состояли разнообразныя обязанности писарскихъ воеводъ относительно городскаго и уѣзднаго управленія до Петра Великаго. Сообщенныя авторомъ подробности составляютъ интересное дополненіе къ прекрасной статьѣ г. Бѣляева "О станишной и сторожевой службѣ", напечатанной въ "чтеніяхъ" Московскаго Общества Исторіи и Древностей: онѣ наглядно знакомятъ насъ съ устройствомъ древняго укрѣпленнаго города и живо рисуютъ тревожный бытъ народонаселенія, постоянно-стоящаго на стражѣ и готоваго къ бою, чтобъ отражать набѣги кочевыхъ станицъ.

e) "Писатели русской исторіи XVIII вѣка", сочиненіе профессора Соловьева. Подъ такимъ названіемъ профессоръ помѣстилъ въ "Архивѣ" свои замѣчанія о вліяніи на развитіе науки и о значеніи историческихъ трудовъ: Манкіева, Татищева, Ломоносова, Тредьяковскаго, Щербатаго, Болтина, Эмина, Елагина и митрополита Платона. Воздавая справедливую оцѣнку этимъ писателямъ, г. Соловьевъ прекрасно объяснилъ отношеніе историческихъ сочиненій Болтина къ современной эпохѣ и высказалъ нѣсколько дѣльныхъ замѣтокъ въ защиту Татищева отъ ученыхъ нареканій и подозрѣній. Къ-сожалѣнію, статью г. Соловьева можно упрекнуть въ неполнотѣ; авторъ пропустилъ даже "Записки касательно Россійской исторіи", принадлежащія перу императрицы Екатерины ІІ-ой: такое опущеніе тѣмъ болѣе ощутительно, что въ статьѣ г. Соловьева встрѣчаемъ имя Эмина, историческіе труды котораго даже въ свое время подвергались вполнѣ-заслуженному неодобренію.

f) Самчевскаго: "Торки, Берендѣи и Черные Клобуки".-- "На страницахъ нашихъ лѣтописей, съ конца X вѣка до начала XIII постоянно встрѣчаются имена Торковъ, позже нѣсколько Берендѣевъ, и потомъ Черныхъ Клобуковъ. Первые изъ этихъ народцевъ являются сначала, какъ союзники Руси, впослѣдствіи времени -- какъ враги, дѣлающіе на нее набѣги, и, разбитые русскими князьями, исчезаютъ на нѣкоторое время; потомъ снова являются и, въ совокупности съ Берендѣями, не предпринимая ничего враждебнаго противъ Руси, служатъ ей своимъ оружіемъ; наконецъ, съ появленіемъ Черныхъ Клобуковъ, всѣ эти три народца постоянно помогаютъ нашимъ князьямъ "въ воинахъ противъ Половцевъ, опустошавшихъ тогда южные предѣлы наши, и участвуютъ въ междоусобіяхъ южной Руси, служа князьямъ одной исключительно Кіевской области". Авторъ разсматриваетъ слѣдующіе четыре пункта: 1) Были ли торки, берендѣи и черные клобуки различные народцы, или всѣ они составляли одинъ и тотъ же народъ, получившій различныя названія въ разныя времена и по различнымъ причинамъ? 2) Къ какому племени принадлежали эти народцы, откуда и когда пришли, гдѣ поселились? 3) Какое значеніе они имѣли въ отношеніи къ Руси? 4) Какими особенностями отличался ихъ внутренній бытъ? Эти вопросы г. Самчевскій разрѣшаетъ довольно-удовлетворительно, дѣлая свои заключенія изъ тщательнаго сличенія всѣхъ лѣтописныхъ по сему предмету свидѣтельствъ. Подобную разработку древнихъ историческихъ памятниковъ нельзя не признать самою полезною для науки.

g) Бѣляева: "Списки судные и докладные и грамоты правыя и безсудныя въ Московскомъ Государствѣ". Въ этой статьѣ сочинитель изслѣдываетъ формы и значеніе сейчасъ-названныхъ списковъ и грамматъ и объясняетъ, чѣмъ они отличаются другъ отъ друга въ судебно-административномъ значеніи. "Изъ свидѣтельства дошедшихъ до насъ законодательныхъ памятниковъ, начиная отъ Двинской судной грамоты В. Кн. Василія Дмитріевича до Уложенія царя Алексѣя Михайловича, мы видимъ во 1-хъ, что разбираемыя нами формы судебныхъ бумагъ частію уже были извѣстны въ Московкомъ государствѣ въ XIV столѣтіи; во 2-хъ, что къ нѣкоторымъ изъ сихъ формъ уже тогда прикладывались печати судей и взимались за печати и за написаніе пошлины; въ 3-хъ, изъ тѣхъ же свидѣтельствъ мы узнаемъ, что правыя и безсудныя грамоты выдавались оправданному въ доказательство или въ охраненіе его правъ, именно правыя грамоты выдавались "тогда, когда на судѣ были на лицо истецъ и отвѣтчикъ, и когда дѣло рѣшено но разсмотрѣніи всѣхъ доказательствъ, представленныхъ отъ обѣихъ тяжущихся сторонъ; безсудныя же грамоты давались "тогда, когда одна изъ тяжущихся сторонъ въ назначенный срокъ къ суду не явилась. Въ 4-хъ, судные списки записывались на судѣ со словъ истца и отвѣтчика и ихъ свидѣтелей и по представленнымъ ими письменнымъ документамъ... Судный списокъ, писанный земскимъ дьякомъ и подписанный судными мужами, представлялся отъ намѣстниковъ и волостелей въ докладъ боярамъ или Государю, причемъ посылались къ докладу и тяжущіеся, и бояре или Государь у доклада, по прочтеніи передъ тяжущимися суднаго списка, спрашивали ихъ -- былъ ли имъ таковъ судъ? и если тяжущіеся отвѣчали, что имъ таковъ судъ былъ, то приказывали писать на судномъ спискѣ свое рѣшеніе или приговоръ суда, а потомъ составлять и докладной списокъ. Послѣдній собственно состоялъ изъ суднаго списка и написаннаго на немъ приговора, сказаннаго боярами или Государемъ; къ нему "прикладывалась печать Государева или того боярина, у котораго былъ "докладъ". Судные и докладные списки входили въ правыя грамматы, какъ ихъ составныя части; главное и единственное отличіе правой грамматы отъ докладнаго списка состоитъ въ послѣдней ея части, заключающей въ себѣ свидѣтельство о приведеніи рѣшенія или приговора въ исполненіе. Къ статьѣ г. Бѣляева приложены: образцы списковъ докладныхъ и грамматъ правыхъ и безсудныхъ, заимствованные изъ Московскаго Архива старыхъ дѣлъ, и "Дополнительное замѣчаніе", сообщенное г. Д. С., о томъ, что правыя грамматы выдавались оправданной сторонѣ и не иначе, какъ по особенной челобитной.

h) Калугина: "Окольничій" -- это тщательный сводъ извѣстій объ окольничемъ и его служебныхъ обязанностяхъ. Наконецъ, въ заключеніе настоящій! книжки "Архива", сообщено филологическое замѣчаніе г. Соловьева о словѣ "Дума", съ которымъ, впрочемъ, трудно согласиться и на которое тутъ же редакторъ присовокупилъ свои замѣчанія.

Историческіе матеріалы въ настоящей книжкѣ сборника г. Калачова помѣщены слѣдующіе:

а) "Грамота Новгородскаго правительства къ Рижскому, начала XV вѣка", заимствованная изъ архива Ревельскаго Магистрата. Граммата эта принадлежитъ къ числу тѣхъ немногихъ памятниковъ, которые остались намъ отъ снопіеній древняго Новгорода съ ганзейскими городами; изъ нея мы узнаёмъ, что "Новгородское правительство представляло себѣ репресалію, или, вѣрнѣе, реторсію въ томъ случаѣ, если Русскіе купцы не получатъ въ Ревелѣ удовлетворенія, присужденнаго имъ по судебному приговору. Отсюда же видно, что иностранцы, присутствовавшіе при рѣшеніи тяжбы между своими единоземцами и Русскими, имѣли значеніе консуловъ разныхъ городовъ, коихъ торговые люди проживали по дѣламъ своимъ въ Новгородѣ: какъ консулы, они должны были защищать интересы этихъ послѣднихъ, а потому и принимать участіе во всѣхъ дѣлахъ, какія до нихъ касались".

b) "Акты, записанные въ Крѣпостной Книгѣ XVI вѣка". Эта Крѣпостная Книга заключаетъ въ себѣ опись актовъ, совершенныхъ въ новгородскихъ владѣніяхъ въ-теченіе XV и XVI-го столѣтій, именно: грамматъ данныхъ, рядныхъ, правыхъ, раздѣльныхъ, мировыхъ, духовныхъ и болѣе всего служилыхъ кабалъ. Впрочемъ, опись составлена подробно, такъ-что она даетъ полное понятіе не только о содержаніи каждаго отдѣльнаго акта, но и о его формѣ, и, за неимѣніемъ подлинныхъ образцовъ, можно очень удовольствоваться подобными извлеченіями. Всѣ акты, занесенные въ означенную Крѣпостную Книгу, имѣли цѣлью утвердить права на людей за тѣми лицами, въ пользу которыхъ они въ свое время были составлены и выданы; самая же книга -- любопытный памятникъ въ исторіи русскаго законодательства, "представляющій переходное состояніе отъ частнаго составленія и письма крѣпостныхъ актовъ на людей къ офиціальному ихъ предъявленію и утвержденію, для дѣйствительности ихъ передъ правительствомъ". Въ ней описаны акты, которые разными лицами новгородской области были представлены для записки вслѣдствіе указа 1597 года. Г. Калачовъ подробно развиваетъ эту послѣднюю мысль въ своемъ прекрасномъ предисловіи, основываясь на разсмотрѣніи законодательныхъ постановленій о крѣпостныхъ актахъ на людей. Тщательно разсмотрѣвъ новгородскую Крѣпостную Книгу, г. Калачовъ обратилъ вниманіе и на тѣ немногія, сохраненныя ею черты, которыя характеризуютъ общественный бытъ того времени. Вотъ любопытныя его замѣчанія: "Помѣщики XVI-го столѣтія, сверхъ крестьянъ, имѣли у себя значительное число прислужниковъ, которые большею частью находились при нихъ и жили, какъ прямо говорится, въ источникахъ, у нихъ во дворѣ, почему, вѣроятно, какъ и теперь, назывались дворовыми людьми. Эта дворня состояла какъ изъ холопей полныхъ и докладныхъ, такъ и изъ кабальныхъ, между коими были и ремесленники: сапожные мастера, чеботари, портные и проч., такъ-что главныя житейскія потребности помѣщика, конечно, удовлетворялись его же людьми. О томъ, какъ велика была такая прислуга, можно судить по двумъ примѣрамъ, относящимся къ помѣщикамъ, имѣвшимъ въ обществѣ скорѣе среднее, нежели высокое положеніе. Изъ актовъ, представленныхъ для записки Скобельцыными, видно, что въ это время, за исключеніемъ умершихъ, у нихъ на лице было, по актамъ, болѣе ста человѣкъ, которые всѣ находились при нихъ въ услуженіи. Точно также у Лодыгиныхъ, на основаніи представленныхъ ими крѣпостей, кромѣ бѣглыхъ, было въ дворнѣ слишкомъ шестьдесятъ человѣкъ. При всемъ томъ помѣщики всѣми мѣрами старались-увеличить число своихъ дворовыхъ людей. Самыми удобными къ тому средствами были: выдача въ заемъ денегъ вольнымъ, и соединеніе бракомъ какъ вольныхъ, такъ и кабальныхъ съ холопями. Для достиженія своей цѣли, первымъ изъ этихъ средствъ "помѣщики снабжали своихъ прикащиковъ, изъ крѣпостныхъ же людей, деньгами, которые давали ихъ, желающимъ закабалить себя, въ займы, подъ именемъ "государя своего денегъ", послѣ чего тотчасъ и "составлялась кабала, по которой заимщикъ долженъ былъ поступить въ услуженіе къ заимодавцу по самую смерть этого послѣдняго. Тѣмъ "же самымъ прикащикамъ предоставлялось также право покупать у другихъ полныхъ холопей, равно какъ съ самими вольными заключать договоръ о поступленіи ихъ въ потомственное владѣніе къ своему господину, на основаніи грамотъ полныхъ и докладныхъ. Что и второй способъ обращенія въ холопи также былъ довольно часто въ употребленіи, подтверждается не только многими примѣрами, встрѣчающимися въ актахъ, но и дошедшими до насъ судебными рѣшеніями, гдѣ Приговоръ сдѣланъ въ пользу помѣщиковъ на основаніи Царскаго Судебника. При поступленіи вольныхъ людей въ холопство, не обращалось "вниманія на то, кѣмъ давалась на себя такая крѣпость (за исключеніемъ лицъ, которыя числились въ государственной службѣ, неимѣвшихъ права поступать въ кабалу), равно и на то, кому давался такой актъ. Мужчины женатые (съ семействомъ) и холостое, вдовы, однѣ и съ дѣтьми, и наконецъ дѣвицы -- всѣ могли идти въ кабалу, и притомъ за самую незначительную сумму, которая въ актахъ опредѣляется рублями (новгородскими, московскими или просто рублями, начиная съ одного до пятнадцати), а иногда за хлѣбъ, взятый въ займы... Въ числѣ крѣпостныхъ людей, поступавшихъ въ приданое, упоминается дѣвка къ ларцу, то-есть приданому сундуку; значеніе ея было конечно такое же, какъ и нынѣшнихъ горничныхъ, отпускаемыхъ съ невѣстою изъ родительскаго дома въ домъ жениха".

c) "Дополнительныя статьи къ Судебнику царя Іоанна Васильевича", изданныя впервые по списку эрмитажной библіотеки. Статьи эти чисто-юридическаго содержанія; онѣ касаются главнымъ образомъ воровства, смертоубійства и другихъ преступленій, и должны быть отнесены къ источникамъ нашего древняго уголовнаго права. Кромѣ-того, здѣсь же 1) напечатанъ перечень статей Царскаго Судебника и дополнительныхъ къ нему, въ томъ порядкѣ, какъ онѣ помѣщены въ эрмитажномъ сборникѣ, съ указаніемъ на разныя изданія, гдѣ онѣ напечатаны, и 2) приведено указаніе на статьи, соотвѣтствующія въ древнихъ юридическихъ памятникахъ (Русской Правдѣ, Литовскомъ Статутѣ и Уложеніи) дополнительнымъ статьямъ къ Судебнику настоящаго изданія. Изъ напечатанныхъ въ "Архивѣ" дополнительныхъ статей къ Судебнику, особенно любопытна слѣдующая, совершенно-сходная съ постановленіемъ Литовскаго Статута: "Кто убьетъ до смерти отца или матерь, или "кто хоти сродича своего убьетъ, и тому дати сыну муку: въ торгу "его возити и тѣло клещами рвати, и по тому посадити на него собаку, куря и ужа и кота, и то все вмѣстѣ собравши, съ нимъ въ водѣ затопить. А которая дочь отца убьетъ или матерь, и указъ тотъ же".

d) "Списокъ бояръ, окольничихъ и другихъ чиновъ, съ 1578 года до царствованія Ѳеодора Алексѣевича". Матеріалы, помѣщенные въ разбираемой нами книжкѣ, изданы весьма-тщательно и всѣ сопровождаются объяснительными предисловіями, принадлежащими перу самого редактора. Важность историческихъ свѣдѣній, сообщаемыхъ этими матеріалами, вмѣстѣ съ живымъ и разнообразнымъ интересомъ ученыхъ изслѣдованій, помѣщенныхъ въ "Архивѣ" г. Калачова, конечно, даетъ этому полезному изданію весьма-видное мѣсто въ современной отечественной литературѣ.

А. АѲАНАСЬЕВЪ.

"Отчественныя Записки", No 7, 1855