Гулко рокочетъ море и бьется о бортъ парохода, накреняя его то въ одну, то въ другую сторону.
Неслышны становятся: людской говоръ, бѣготня, окрики, смѣхъ и брань...
Послѣдніе дни:-- покажутся берега, и путь конченъ.
Раннимъ утромъ, чуть только свѣтлѣть начнетъ, вылѣзаютъ матросы изъ трюма. Точно кроты, они выползаютъ изъ своихъ норъ, гдѣ столько дней спали, зѣвали, перебранивались другъ съ другомъ, играли въ карты, пили виски...
Выходятъ они на палубу заспанные, лѣнивые, потягиваются, но вотъ... взглянули на море и улыбнулись -- хорошо, по-дѣтски. Плывутъ облака, солнце зажгло ихъ утреннимъ, яснымъ свѣтомъ. Мачты-великаны задумчиво покачиваются; расплывается въ легкомъ воздухѣ дымъ изъ трубы, и вѣтеръ его уноситъ въ высь...
Кружится голова... Пьянѣютъ люди отъ радости жизни, жажды труда, сознанія своей силы.
Звонъ, громъ... Стонетъ работа -- человѣкъ пришелъ.
Молодцы матросы, здоровые и крѣпкіе ребята:-- упругія и костлявыя ноги, мускулистыя руки.
Работаютъ радостно, весело и шумно, точно всплески волнъ морскихъ.
-----
...Ночь. Черная, беззвѣздная и непонятная, она охватила корабль и крѣпко стиснула его въ своихъ объятьяхъ.
Ливень. Еще немного, и нельзя будетъ отдѣлитъ небо отъ океана, пространство заполнится водой и нечѣмъ будетъ дышать.
Мечется корабль. Посылаетъ огни свои впередъ и пытливо высматриваетъ путь. Желѣзными боками своими онъ дорогу прокладываетъ. Невидимыя силы окружаютъ его со всѣхъ сторонъ, сѣдыя и бѣшенныя взбираются на грудь его... но онъ смѣло идетъ впередъ, навстрѣчу всему, что неминуемо ждетъ его на пути.
Тревожная, мятежная и радостная -- игра чудовищныхъ силъ стихій со смѣлой волей и разумомъ человѣка.
И убралъ Богъ дождь, остановилъ потоки, просторнѣе сталъ путь, и легче дышать. Драгоцѣнными каменьями горятъ звѣзды въ небѣ. Гривой морскихъ чудовищъ кажутся гребни волнъ на поверхности моря. Корабль идетъ быстрѣе и увѣреннѣе.
-----
Темно на кормѣ и сыро. Сложены ящики по бортамъ, затянуты крѣпкими веревками и покрыты брезентомъ, съ котораго течетъ вода, свернуты цѣпи:-- пахнетъ солью, смолою и ржавымъ желѣзомъ.
Одѣтый въ кожаное пальто со спущеннымъ на голову капюшономъ ходитъ вахтенный, покачивается, широко разставляетъ ноги. Останавливается и насвистываетъ пѣсню, далекую и грустную.
-- Хо, ххо...-- "Маякъ"... "Земля"... Тоже понимаютъ... пассажиры.... И сколько я перевезъ васъ, а все одно и то же. Высосалъ старый свѣтъ всѣ соки ваши, вотъ вы и ѣдете въ Новую Землю, дряхлые и немощные... Да... "Великій Баррьеръ" мы скоро пройдемъ, онъ преддверіе въ Новую Землю;-- но Баррьеромъ въ душѣ вашей остаются маленькія надежды, возникшія въ гнилой обстановкѣ старой жизни...-- Что везете вы и съ чѣмъ ѣдете?..
Зародилось сомнѣніе...
Много дней плыли. Проѣзжали моря и океаны. Чудесно-красивыя земли; острова, заросшіе лѣсомъ пальмъ,-- тамъ ходятъ темные голые люди. Поднимаются среди океана высокія горы, волшебныя. Необъятныя песчаныя равнины раскаленнымъ золотомъ сверкаютъ на солнцѣ.
И теперь, когда близокъ конецъ пути и на разсвѣтѣ покажется Страна Надеждъ -- надо проѣхать "Великій Баррьеръ".. И что-то неясное, темное говоритъ этотъ высокій человѣкъ, похожій на монаха.
Скорѣе увидѣть. Въ темнотѣ моря и ночи должно появиться нѣчто болѣе темное -- черныя пятна земли. Каждый хочетъ первымъ крикнуть:
-- Земля!....
Океанъ глухо шумитъ. Прилетѣли птицы и дико кричатъ, носятся и кружатся надъ кораблемъ и людьми.
Истомленныя безсонницей и качкой, громко кричатъ дѣти; цѣпляются за юбки своихъ матерей и маленькими рученками колотятъ отцовъ...
-- Папа, папа! Да мама-же?..
А отцы и матери отбиваются отъ ребятъ, какъ отъ назойливыхъ мухъ.
Хочется поскорѣе увидѣть землю, отъ которой ожидается такъ много.
Въ тяжелой и мучительной борьбѣ за воздухъ и пищу растрачены послѣднія силы, тяжело и душно стало жить...
И не будь ее, Земли Надеждъ, пришлось бы выйти изъ огромныхъ, каменныхъ домовъ и узкихъ улицъ чудовищныхъ городовъ Стараго Свѣта, и всѣмъ, всей семьей -- лечь на рельсы...
-- Земля, Земля!-- крикнулъ кто-то.
Все закружилось, забѣгало... Толкнули ребенка, который упалъ, забился и запищалъ, точно котенокъ...
-- Это тучи собрались на горизонтѣ!-- бросилъ одинъ, словно тяжело ударилъ молоткомъ по головѣ.
Подкатился огромный валъ, и какъ на крылѣ птицы-тганта, корабль поднялся вверхъ...
-- Какія тучи! Это -- Земля, земля!
-- Вонъ свѣтитъ маякъ!...
Вздрогнулъ корабль. Побѣжали рулевыя цѣпи по желѣзнымъ ободамъ -- заговорили.
Звѣрь -- не звѣрь, островъ -- не островъ -- чудище огромное, косматое и одноглазое залегло среди океана...
А когда миновали "Великій Баррьеръ", заныло сердце... тоскливо и радостно...
-- Что же тамъ? Въ далекой Странѣ Надеждъ?
-----
Стекла лампочекъ, которыми освѣщается корма, покрыты густымъ слоемъ морской соли, и поэтому жалостенъ ихъ свѣтъ и убогъ -- какъ будто птицѣ обрѣзали крылья и въ клѣтку ее посадили.
Стояло двое молодыхъ и красивыхъ. Она крѣпко прижималась къ нему и говорила:
-- Дорогой, дорогой!-- Смотри вдаль, тамъ ждетъ насъ счастье, тишина и покой. Я здоровая, и мы будемъ много работать. Правда, мы станемъ тосковать. Вѣдь далеко позади себя мы оставили тѣхъ, кто любитъ насъ, но не понимаетъ...
Ударилась большая волна о бортъ парохода, который накренился, задрожалъ...
Молодая женщина покачнулась, онъ удержалъ ее -- оба тихо засмѣялись... Глядѣли въ море, вспоминали... Посмотрѣли другъ на друга. Она снова начала говорить.
-- А помнишь -- твой отецъ пришелъ къ моему и сказалъ: "Я не хочу родства съ тобою, я не хочу, чтобы такая дѣвушка, какъ твоя дочь, была женою моего сына...
Робко посмотрѣла на него. Онъ былъ высокаго роста съ продолговатымъ лицомъ и острымъ носомъ, подбородокъ приподнимался вверхъ и это придавало его лицу гордое и заносчивое выраженіе. Указывая вдаль, онъ сказалъ:
-- Не съ надеждой на тихую и мирную пристань мы идемъ туда. Жизнь создается путемъ борьбы и неустаннаго, творческаго труда. Мы будемъ добрыми помощниками жителямъ нашей новой родины... Какъ хорошо жить на свѣтѣ, милая! Правда?
-- Правда!
-----
Тяжелый и удушливый воздухъ -- внизу, въ трюмѣ. Трудно дышать, невыносимо. Сыро и грязно въ этой ямѣ, сплошь заставленной рядами коекъ, наполненной людьми. Протянуты веревки, на которыхъ сушится бѣлье. Царитъ безпорядокъ и волненіе:-- послѣдняя ночь: надо все собрать, уложить. Бѣгаютъ неряшливо одѣтыя женщины, растрепанныя, съ неприбранными волосами. Много съ грудными младенцами на рукахъ, которые плачутъ, хныкаютъ и жалуются.
Ребята постарше -- спокойнѣе... Свыклись они съ жизнью на пароходѣ, подружились -- и теперь сидятъ на полу, играютъ пуговицами, засаленными, темными картами; или шалятъ, бѣгаютъ вдогонку, прячутся за койками, кричатъ:-- Ау -- лови, и звонко смѣются. Милыя замазанныя рожицы...
Сипитъ группа дѣтей и молчаливо, серьезно играютъ въ карты. Подходитъ женщина и долго смотритъ на нихъ. Шепчетъ:-- Милыя! Куда веземъ васъ?..
И роняетъ слезы.
Громко говоритъ дѣтямъ:
-- Спать, спать пора! Надо ложиться. Завтра на сушѣ, на Новой Землѣ.
-- Я не хочу на землю!-- строго замѣчаетъ мальчикъ, сдавая карты.
-- А зачѣмъ на землю?-- спрашиваетъ другой.
-- Здѣсь собачекъ нѣтъ, а на землѣ есть собачки,-- серьезно говоритъ дѣвочка.
Вотъ кончилось путешествіе. Еще день, два, можетъ быть, недѣлю и снова на работу. Опять прислушиваться къ свистку на фабрикѣ... Хорошо, если работу достанешь скоро, а что когда ея не будетъ? Новая страна, новые люди -- какіе люди, ничего неизвѣстно... Говорили, что легко тамъ рабочему живется, а на самомъ дѣлѣ -- кто знаетъ...
Столько дней не нужно было работать и заботиться о пищѣ:-- еще бы нѣсколько дней продолжался путь...
Правда, жили въ грязномъ трюмѣ,-- нѣсколько десятковъ человѣкъ въ небольшомъ помѣщеніи. Но спали, сколько хотѣлось. Хотя рано утромъ многіе быстро начинали одѣваться, думая, что пора уже на работу, не слыхали свистка и опоздали... но потомъ, опомнившись, улыбались, потягивались и снова ложились, грозя кулакомъ и что-то бормоча. Иногда медленно вставали съ коекъ, лѣниво протирали глаза, громко зѣвали, почесывались и оглядывались кругомъ, не понимая, гдѣ они въ данный моментъ находятся... Потомъ бѣжали наверхъ...
Море! Море радостное, огромное, блестящее, сверкающее милліардами солнцъ -- видѣли люди тамъ...
Не надо идти на фабрику или браться за лопату и тачку:-- безъ думъ и мыслей работать, возить, таскать, привычно двигать руками...
Хочется бѣгать, кричать, лазить по веревкамъ, взбираться на мачты, обнимать всѣхъ...
Матросы моютъ палубу. Весело шлепаютъ босыми ногами по мокрымъ доскамъ, толкаются, обливаютъ другъ друга водой и смѣются, и хохочутъ, и беззаботно орутъ...
Вотъ старый матросъ оперся о швабру и влюбленно смотритъ вдаль океана:-- глаза сузились, собрались змѣйками морщины на вискахъ... Вотъ онъ прыгаетъ въ море и верхомъ на швабрѣ поскачетъ, будетъ прыгать съ одной волны на другую, играя съ моремъ, какъ Тритонъ...
-----
Длинной одноцвѣтной лентой тянулись дни, недѣли, мѣсяца -- прошли годы... Острыя зданія фабрикъ, машины и камни, злая нужда, отвратительныя жилища притупляли волю и сознаніе. Иногда люди отчаивались, съ громкими криками вырывались изъ плѣна, дружно шли и гибли въ неравной борьбѣ... Одуряли себя виномъ, били женъ и дѣтей, или становились молчаливыми, скучными рабами...
-- Какая земля? Гдѣ?-- спрашивали люди одинъ у другого...
-- За океаномъ? За морями?.. Что? Много работы? Хорошая пища?..
Съ фабрикъ, полей и дорогъ люди приходили въ дома свои, ѣли сухой хлѣбъ и запивали водой... Въ субботу получали деньги за недѣлю работы и думали:-- вотъ еще немного, чтобы поѣхать туда, за океанъ; и тамъ уже, навѣрное, будетъ хорошо, легко.
Появились книжки съ названіемъ: "Миръ между Капиталомъ и Трудомъ"...-- маленькія и незамѣтныя, онѣ пролѣзали всюду, гдѣ жили люди, ядовитыми укусами отравляли душу надеждой на легкую жизнь, уже устроенную, приготовленную, и нужно только пріѣхать туда, чтобъ воспользоваться благами. Страна эта называется -- "Рабочій Рай",-- который находится подъ особымъ покровительствомъ особо милостиваго Бога -- "Страна Надеждъ"...
Въ этой книжкѣ говорится:-- "Стачки и раздоры между различными классами населенія отошли въ область преданія. Объ этомъ разсказываютъ дѣтямъ, какъ о прошломъ, давно минувшемъ и тяжеломъ. Страну не раздираютъ болѣе разногласія и распри -- главной цѣлью всѣхъ гражданъ является поддержаніе мира, благополучное процвѣтаніе страны.
Джекъ такой же хозяинъ жизни, какъ и его господинъ, и, если Джекъ способенъ и талантливъ, онъ въ свое время тоже можетъ стать господиномъ. Каждому по его заслугамъ. Великій ученый, англичанинъ Дарвинъ сказалъ:
-- Выживаютъ наиболѣе приспособленные. Слабые погибаютъ. Право сильныхъ управлять слабыми. И господиномъ, владѣльцемъ и распорядителемъ жизни является наиболѣе здоровый типъ"...
Послѣдніе дни отъѣзда. Приходили сосѣди и просили продать вещи, но никто не соглашался -- все брали съ собой. Ничего не оставляли. Наполняли большіе мѣшки всякимъ домашнимъ хламомъ и, завязывая узелъ крѣпкими веревками, говорили:-- къ вещамъ вѣдь такъ привыкаешь... Какъ можно разстаться съ ними. Они часть человѣка,-- неотдѣлимы отъ него.
На площадяхъ и базарахъ, на перекресткахъ улицъ и вечеромъ у воротъ жены усталыхъ людей, худыя и блѣдныя, съ горящими глазами, о чемъ-то разсказывали, подталкивали одна другую, тихо смѣялись и плакали отъ тайнаго ожиданія далекой страны и страха передъ новымъ, неизвѣстнымъ...
-----
Вглядываясь въ далекое пространство моря, люди одѣваютъ отрывки своихъ мыслей въ слова и раздраженно ставятъ ихъ передъ собой и другими.
Покрытые густою темнотой ночи, они стоятъ, опустивъ головы:-- хочется плакать и стонать, выть, какъ воютъ звѣри, раздраженные и злые... Хищные звѣри, когда голоднымъ имъ протягиваютъ черезъ рѣшетку мясо и, дразня, снова отнимаютъ... Хочется что-то понять въ этой безвѣстной дали,-- много спрашивать, говорить, требовать, униженно вымаливать, какъ маленькія дѣти выпрашиваютъ монету на лакомства...
Вотъ говоритъ худой, низенькій человѣкъ съ небольшой бородой, который ѣдетъ съ беременной женой и двумя дѣтьми, мальчикомъ и дѣвочкой.
-- Почему же вы уѣхали обратно? Отъ хорошаго развѣ уѣзжаютъ?.. Говорите вы, что имѣли постоянную работу, хозяинъ былъ вами доволенъ -- чего же еще вамъ нужно? Проработали бы еще нѣсколько лѣтъ, женились и завели хозяйство:-- домикъ, садикъ и вообще все, что нужно для устройства человѣческаго счастья... Зачѣмъ вы бродите по свѣту? Чего вамъ надо?
Молодой шотландецъ, къ которому обращались, былъ невысокаго роста, остроносый, съ блѣднымъ лицомъ, ходилъ всегда согнувшись, глаза его насмѣшливо смотрѣли на всѣхъ; иногда, неожиданно онъ останавливался перецъ кѣмъ-нибудь, улыбался, но, смущаясь, начиналъ говорить о погодѣ, справлялся о здоровьи. Его никто не любилъ, и всѣмъ онъ надоѣдалъ своимъ колкимъ взглядомъ, согнутой, словно высматривающей, походкой, ненужными разговорами.
-- Вы спрашиваете меня, мистеръ Стерлингъ, почему я уѣхалъ изъ Новой Зеландіи и снова туда ѣду? Почему я не живу на одномъ мѣстѣ? А я вотъ васъ спрошу: зачѣмъ вы переѣзжаете на другое мѣсто?
-- У меня жена, дѣти,-- быстро заговорилъ мистеръ Стерлингъ.
-- Нѣтъ работы. Ѣсть надо. Жить тяжело. Я развѣ бы уѣхалъ? Вотъ ѣду въ Новую Зеландію и хочу легкой жизни. Вѣдь тамъ легкая она, устроенная... Только бы мнѣ найти хозяина, я всю жизнь на одномъ мѣстѣ останусь, умру и дѣтямъ своимъ скажу, чтобы тамъ же оставались...
Шотландецъ засмѣялся, потомъ смутившись, пошелъ впередъ. На него не обратили вниманія. Каждый былъ занятъ своими думами.
Мистеръ Стерлингъ, размахивая руками и покачиваясь, продолжалъ говорить:
-- Только птицы летаютъ, да дикіе люди не живутъ на одномъ мѣстѣ, денегъ не копятъ, работать не любятъ, большихъ домовъ не строятъ и живутъ, какъ звѣри... Это дикіе, а мы должны жить въ удобныхъ жилищахъ, честно работать и зря денегъ не тратить. Цивилизованный человѣкъ долженъ быть всегда доволенъ, иначе его надо назвать дикимъ.
Онъ сплюнулъ, потрепалъ свою бородку и, посмотрѣвъ на окружающихъ его людей своими маленькими, тусклыми глазками, сказалъ твердо и значительно:
-- Я цивилизованный человѣкъ. Я хочу жить спокойно и на одномъ мѣстѣ.
Высокій и худой ирландецъ, съ густыми рыжими волосами и желтыми веснушками на лицѣ, съ длинными руками, которыя онъ не зналъ куда дѣвать, хлопнулъ по плечу мистера Стерлинга, глаза у него загорѣлись грустнымъ огонькомъ, и онъ сказалъ:
-- Эхъ. Говорите вы, что человѣкъ долженъ быть всегда доволенъ и жить спокойно... Такъ-ли?..
Онъ замолчалъ. Поглядѣлъ на стоящихъ людей, тѣснымъ кольцомъ окружавшихъ его.
Каждому ѣхавшему хотѣлось какъ можно болѣе узнать о новой странѣ, и поэтому, услышавъ гдѣ-нибудь разговоръ, люди приходили, наклоняли головы, слушали. Шумъ волнъ заглушалъ слова... Тѣснились, толкались... Когда набѣгалъ особенно большой валъ, люди задерживали дыханіе, хватались за веревки, перила, цѣплялись другъ за друга...
Ирландецъ снова заговорилъ:
-- Если у насъ, ирландцевъ, отняли землю, сдѣлали насъ рабами, если живемъ мы вмѣстѣ со скотомъ въ ветхихъ лачугахъ, если насъ обираетъ жадная церковь и лэндлорды, которые выжимаютъ изъ крестьянина все, что могутъ, такъ неужели, по-вашему, мы можемъ быть довольными и жить спокойно?
Слушайте, люди! Вѣдь овцу, если прибьешь, и та брыкнется, лошадь тронешь -- лягнетъ, а собаку колотить начнешь, она кусаться станетъ... Что же о человѣкѣ думаете? Меньше что ли у него гордости и чувства собственнаго достоинства, чѣмъ у собаки, лошади или овцы?..
Съ малыхъ лѣтъ я работаю, а что у меня есть? И чѣмъ, скажите вы мнѣ, быть довольнымъ? Вотъ оставили мы родныхъ своихъ, близкія знакомыя мѣста, гдѣ родились, и ѣдемъ далеко въ неизвѣстную страну... Гдѣ-то слышали, что тамъ работы много и рабочему человѣку живется хорошо. Правда ли это, вѣрно ли,-- никто не знаетъ. Мнѣ что-то не вѣрится... Увидимъ скоро... Человѣкъ долженъ искать, всегда искать.
Явился шотландецъ, подошелъ къ мистеру Стерлингъ.
-- Вы спрашивали меня, почему я изъ Новой Зеландіи уѣхалъ и снова ѣду туда? Вамъ это непонятно. Да и самъ я не знаю, чего хочу и ищу. Я -- каменьщикъ. Работалъ во всѣхъ большихъ городахъ Англіи и Шотландіи. Люблю свою работу, строить дома... Когда стоишь высоко надъ улицей, смотришь внизъ,-- лошади, люди, автомобили,-- все куда-то стремительно несется, кажется маленькимъ, ничтожнымъ, такъ смѣшно все прыгаетъ... Люблю работать, а работать не даютъ... Подрядчикъ говоритъ:-- работы нѣтъ. Больше не надо домовъ, построили, сколько нужно было, и болѣе заказовъ нѣтъ... Да я тебѣ, дьяволъ, заказываю сто домовъ, въ одинъ день построй мнѣ ихъ. Вѣдь уже дольше нельзя оставаться тамъ, гдѣ живутъ люди теперь. Они задыхаются, мрутъ и отравляютъ воздухъ...
Онъ опустился на сложенный канатъ, весь согнулся. Тусклый свѣтъ электрической лампочки бро^лъ свое отраженіе на его блѣдное лицо. Глаза казались большими, черными впадинами.
Всѣ насторожились, придвинулись, нѣсколько человѣкъ сѣли рядомъ съ нимъ, а другіе стояли и глядѣли въ море...
-- И вотъ я пріѣхалъ въ Новую Зеландію. Ну, работалъ... Бетъ тамъ можно сытно -- а я голоденъ былъ... Сначала все хорошо, всѣмъ доволенъ. А потомъ надоѣла ѣда и все... Тихія, пустынныя улицы и маленькіе дома, и работа противна стала. Все спать хотѣлось, и такъ тяжело и скучно, точно сотни фунтовъ навалили.
Онъ всталъ. Сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и ясно, громко сказалъ:
-- Вы ѣдете въ Страну Надеждъ, одни изъ васъ говорятъ: надо работать на одномъ мѣстѣ, другіе -- искать... Но всѣ вы хотите найти тамъ легкую жизнь, устроенную другими людьми. У васъ нѣтъ энергіи, нѣтъ силы творчества. Вы -- слабые, безсильные, напуганные жизнью, но жадные до легкаго труда и денегъ... У васъ не было силъ, чтобы бороться за свое право на жизнь въ своей странѣ...
На сложенныхъ кольцомъ цѣпяхъ сидѣлъ всегда молчаливый старый угольщикъ и все время прислушивался къ разговорамъ людей...
За послѣдніе дни онъ очень осунулся, держась крѣпко за перила, онъ подолгу кашлялъ и глухо говорилъ самъ съ собой. И если бы кто-нибудь подошелъ, можно было бы услыхать слова, но всѣ его избѣгали.
По воскресеньямъ, приглашали изъ перваго класса пастора и устраивали моленья. Углекопъ всегда стоялъ въ сторонѣ; качалъ головой и смотрѣлъ на всѣхъ злыми глазами. А когда кончали молиться и довольные и праздничные расходились въ разныя стороны, онъ иногда подходилъ къ кому-нибудь и говорилъ:
-- Богу молились? Просили помощи? Такъ... А если пойти въ машинную и взорвать котлы?.. Поможетъ вамъ Богъ?.. Чего вы пугаетесь?..
И тому, которому онъ говорилъ, становилось страшно; такъ страшно, что человѣкъ боялся оглянуться назадъ, не рѣшался двинуться впередъ и стоялъ окутанный страхомъ...
Углекопъ всталъ. Высокій, сгорбившійся, съ глубокими морщинами на лицѣ. Онъ обвелъ всѣхъ мутными глазами... И казался такимъ страшнымъ и большимъ. Каждому вспомнилось то, что юнъ говорилъ послѣ молитвы въ праздники...
И люди, одинъ за другимъ стали расходиться въ разныя стороны. Отъ сильной качки парохода они пошатывались, смѣшно растопыривали ноги, махали руками, наталкивались на двери, скамьи, путались въ канатахъ, наступали на цѣпи, которыя звенѣли точно кандалы.
Около углекопа остался шотландецъ и еще нѣсколько человѣкъ.
-- Британцы! Британцы!..
Вдругъ неожиданно громко прокричалъ углекопъ -- словно видѣлъ предъ собою площадь, полную народомъ. Всѣ его слушаютъ -- ждутъ... Онъ держался одною рукою за скамью. Глаза его зажглись страннымъ, краснымъ огнемъ и смотрѣли вдаль, мимо всѣхъ, далеко въ море и высокія сѣрыя волны...
-- Куда вы дѣли вашу свободу, британцы? Тысячи васъ, выброшены на улицу... Жены ваши голодаютъ, и дѣти, словно маленькіе звѣреныши, бѣгаютъ безпризорныя и копошатся въ грязи и мусорѣ... Свободные британцы проводятъ весь свой вѣкъ подъ землей, добывая уголь. Когда взяты у нихъ всѣ силы -- ихъ выталкиваютъ... По улицамъ своихъ большихъ городовъ, свободные граждане, подбираютъ кусочки угля, упавшаго съ воза... У британцевъ развращаютъ ихъ дочерей,-- сотнями съ малыхъ лѣтъ, онѣ ходятъ по улицамъ и площадямъ и продаютъ свою душу и тѣло за кусокъ хлѣба...
Углекопъ снова опустился на кольца цѣпей, весь согнулся и долго кашлялъ.
Шотландецъ наклонился надъ нимъ, взялъ его за плечи и дрогнувшимъ голосомъ сказалъ:-- Старикъ.... Я понимаю васъ. Такъ имъ и надо... А вы зачѣмъ туда ѣдете?..
-----
Надъ моремъ стоитъ луна. Желтая, кривая, однобокая. Высокія волны улеглись. Море кажется теперь рыхлымъ, только что вспаханнымъ полемъ... Тусклая полоса луннаго свѣта перебѣгаетъ съ одной борозды на другую, точно хочетъ найти что-то потерянное и дорогое.
Временами луна покрывается проходящими тучами. Тогда по небу носятся какія-то уродливыя фигуры... Кажется, что тамъ, въ этомъ огромномъ пространствѣ играютъ чудовища, прыгаютъ, мчатся и пляшутъ.
Вылѣзли изъ трюма только что смѣнившіеся кочегары,-- полуголые, черные, пропитанные углемъ, они глубоко и подолгу вдыхаютъ въ себя свѣжій воздухъ... Раздавался ихъ глухой кашель, хриплые голоса и ругань. Скоро по двое, по трое, они садились гдѣ-нибудь близко къ свѣту, что-то разсказывали, смѣялись, играли въ карты...
На самомъ краю кормы, на полу, лицомъ къ морю усѣлись два кочегара -- туземцы съ Гавайскихъ острововъ. Одинъ игралъ на гитарѣ, а другой, наклонившись близко къ нему и чутко ловя звуки, поетъ какую-то дикую, странную, визгливую пѣсню, которая извивается по морю и догоняетъ убѣгающія волны...
Плещется море о бортъ парохода. Онъ увѣренно идетъ впередъ, глубоко врѣзываясь въ темныя воды, залитыя тусклымъ свѣтомъ луны. Чувствуется могучая, непобѣдимая сила въ этомъ движеніи впередъ.