Писарев Дмитрий Иванович - Отрывок из статьи "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова"

Д. И. Писарев

Отрывок из статьи "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова"

...тем воротиться к байроновскому трагизму он не мог, потому что никто не может по своему желанью сбавить себе лет; просто и серьезно определить отношение к своим страданиям было не по силам его надломленной природе. И поневоле в его песнях звучит "хохот, полный адской муки", которому мы поневоле сочувствуем, потому что это черта чисто человеческая, но которой мы с высоты мысли никак оправдать не можем. Вот два лирические стихотворения Гейне, в которых совершенно выразился этот комизм.

Сиял один мне в жизни

Один чудесный лик,

Но он угас, и мраком

Я был затоплен вмиг.

-----

Когда детей внезапно

В лесу застигнет ночь,

Они заводят песню,

Чтоб ужас превозмочь.

-----

И я, чтобы не думать,

Пою среди людей.

Скучна им эта песня

Да мне не страшно с ней!

Тут уж очень ясно Гейне говорит, что его смех заглушает собою рыданья, которые разорвали бы грудь, когда бы им была дана воля; замечательно, что и это признание делается с полуулыбкою, которая почти необходима, чтобы сдержать слезы. А вот другое его стихотворение, в котором тон мрачнее и потому искреннее. Оно заключает в себе оправдание трагизма и признание в неискренности смеха.

Пора, пора за ум мне взяться!

Пора отбросить этот вздор,

С которым в мир привык являться

Я, как напыщенный актер.

Смешно все в мантии иль в тоге,

С партера не сводя очей,

Читать в надутом монологе

Анализ сердца и страстей!..

Так... но без ветоши ничтожной

Неловко сердцу моему!

Ему смешон был пафос ложный,

Противен смех теперь ему.

Ведь все ж, на память роль читая,

В ней вопли сердца я твердил

И, в глупой сцене умирая,

Взаправду смерть в груди носил.

Здесь видно безысходное положение человека переходной эпохи. Это Моисей, смотрящий слабеющими глазами на холмы Ханаана с вершины горы Небо, которая (он это знает) должна быть его могилой. Трагизм искренен, но смешон; комизм показывает больше силы ума и души, но он неискренен, и действует на страданье, как укус может подействовать на живую рану. Кровь перестает течь, рана затягивается, но боль нестерпимая, и неправильное закрытие раны может привести за собою самые вредные последствия. Был трагизм, его сменил комизм; отношения к страданию изменились, а страдание все-таки удерживало право гражданства. Но выступает на сцену наше поколенье и отменяет все: и трагизм, и комизм, и борьбу, и страдание. Если я сажусь на стул и накалываюсь на забытую булавку, то не стану ни охать, ни смеяться над своим неприятным ощущением, потому что и на оханье и на смех бесполезно тратится время, которое можно употребить на то, чтобы сбросить булавку на пол (или, что еще лучше, заколоть ее в подушечку, потому что и булавка может пригодиться) и мгновенно прекратить чувство боли. Так поступаем мы и с страданием; его или устраняют или обращают в пользу, потому что всякое страдание имеет свою хорошую сторону, по великому слову Майкова:

Все минувшие страданья

Вспоминаю я с восторгом,

Как ступени, по которым

Восходил я к светлой цели.

XVIII

Я очень хорошо понимаю, что это длинное рассуждение о страдании и различных отношениях к нему было вовсе не необходимо для анализа характера Лизы, но тут зашла речь об одном характеристическом свойстве нашего поколения, и я позволил себе дать простор до некоторой степени лирическому излиянию, тем более, что оно все-таки уясняет дело и прямо включает Лизу в ряды новейшего, деятель...