Потанина Александра Викторовна - Гумбум, монастырь зонкавистов

ГУМБУМЪ, МОНАСТЫРЬ ЗОНКАВИСТОВЪ.

(Изъ путешествія по Китаю экспедиціи Г. И. Потанина)

Гумбумскіе монахи дѣлятся на четыре отдѣла, или ордена: Тенкуръ, Мамба, Чорова и Джютба. Кромѣ этихъ ламъ, есть еще ламы чернорабочіе, они не составляютъ особаго хурала, а распредѣляются по разнымъ отдѣламъ. Первый орденъ, Тенкуры, или гадатели; это -- ламы, къ которымъ обращаются за указаніемъ дней счастливыхъ или несчастныхъ, хорошихъ или дурныхъ для начала какого нибудь дѣла. Второй орденъ, Мамба, или медики; они изучаютъ и собираютъ травы, составляютъ лѣкарства и лѣчатъ; третій орденъ Чорова изъ ламъ, изучающихъ писаніе и держащихъ публичные диспуты, самый многочисленный и вліятельный въ Гумбумѣ; четвертый орденъ Джютба состоитъ изъ ламъ, исключительно занимающихся молитвами, созерцаніемъ и чтеніемъ книгъ тарии. Это высшій орденъ; въ него не принимаютъ малолѣтнихъ и людей съ какими нибудь физическими недостатками. Члены его обязаны поститься; они должны вставать и начинать молитву до восхода солнца ранѣе другихъ монаховъ; они могутъ ѣсть только однажды въ сутки и притомъ умѣренно; никогда но должны ходить толпой или попарно, но всегда одинъ за другимъ, и притомъ никогда не оглядываться по сторонамъ. Плащъ свой они носятъ нѣсколько иначе, чѣмъ другіе монахи. Изъ двухъ послѣднихъ орденовъ могутъ являться хубилганы. Переходъ изъ одного отдѣла въ другой возможенъ только въ восходящемъ порядкѣ; изъ высшаго ордена въ низшій переходить не дозволяется.

Маленькій лама впадаетъ на этотъ счетъ въ ересь; онъ увѣряетъ меня, что высшій орденъ не Джютба, а Чорова. "Хорошій Чорова,-- восторженно говоритъ онъ,-- сидя въ Гумбумѣ можетъ представить себѣ весь міръ, и Сумберъ-Олу, и всѣ другія горы и рѣки"!

Когда я въ доказательство превосходства Джютбы указывала ему на то, что туда не принимаютъ малолѣтнихъ, онъ возражалъ мнѣ: "Это потому, что такія дѣти, какъ я, не могутъ вставать по ночамъ на молитву, а Джютба собираются въ хуралъ ночью".

Понятіе о важномъ значеніи Чорова выработалось въ Гумбумѣ, вѣроятно, потому, что власти преимущественно избираются изъ этого ордена. Притомъ самый маленькій лама ордена Чорова садится выше, чѣмъ старый изъ простыхъ ламъ.

Здѣшніе монахи всѣ носятъ пунцовое платье совершенно особаго покроя. Внизу бѣлая юбка, сверху красная, придерживающаяся на бедрахъ поясомъ; торсъ прикрывается безрукавымъ камзоломъ, который называется ренкыгъ; руки и шея остаются открытыми. Станъ стягиваетъ широкій кушакъ изъ грубой желтой матеріи. Сверху этого накидывается кусокъ пунцовой матеріи аршинъ въ пять длиной и въ два шириной. Какъ бы сильно холодно ни было, ламы осуждены кутаться въ одно это одѣяло; ни шубы, ни панталонъ монастырскій уставъ имъ не разрѣшаетъ. Богатые имѣютъ свое одѣяніе изъ грубаго сукна, а бѣдняки осуждены мерзнуть въ тонкихъ бумажныхъ тканяхъ. Часто одежда ламъ состоитъ изъ лохмотьевъ и заплатъ. Сшить новую одежду нужно много денегъ, а онѣ не всегда водятся у ламъ.

Нагота рукъ и шеи ламъ не бросается въ глаза, такъ какъ цвѣтъ тѣла подъ вліяніемъ воздуха и толстаго слои грязи, обыкновенно покрывающей руки простыхъ ламъ, совершенно измѣнили ихъ цвѣтъ.

Идя въ хуралъ къ богослуженію, ламы надѣваютъ жолтую мантію и жолтую же шапку въ видѣ фригійскаго колпака. Къ поясу въ такихъ случаяхъ всегда подвѣшивается карманъ, въ которомъ виситъ сосудъ съ святой водой, это необходимая часть костюма при богослуженіи.

Многіе путешественники высказываютъ мнѣніе, что ламы -- лѣнивые дармоѣды, живущіе на счетъ работающихъ членовъ общества. Едва ли это справедливо въ общемъ. Сколько мы видимъ ламъ въ здѣшнихъ монастыряхъ, это все народъ -- работящій и ремесленный. Въ монастыряхъ, кромѣ художниковъ, запятыхъ изготовленіемъ рисованныхъ и лѣпныхъ работъ, есть также столяры, портные, сапожники, работающіе на заказъ. Изъ нихъ одни лишь особенно искусные художники живутъ безбѣдно, остальные едва, едва имѣютъ приличное платье и живутъ, большею частью, впроголодь. Гюгатые ламы, правда, занимаются часто торговлей, это, повидимому, не считается предосудительнымъ, но для этого надо имѣть капиталъ. Въ Гумбумѣ отъ монастыря выдается рядовому ламѣ лишь 12 шоповъ въ годъ ячменя, принадлежащимъ къ какому нибудь ордену 15 шеповъ, но этого не достаетъ на годъ. Между тѣмъ, кромѣ дзамбы, которая приготовляется изъ ячменя, надобно имѣть чай и хотя изрѣдка мясо и другую приправу къ ѣдѣ, не говоря уже о платьѣ, которое лама тоже обязанъ сдѣлать на свой счетъ.

Деньги, жертвуемыя въ монастырь, въ большинствѣ случаевъ идутъ на монастырскія постройки и на пополненіе ихъ храмовъ статуями и священными сосудами. Ламамъ раздаютъ деньги лишь въ томъ случаѣ, когда жертвователь прямо дастъ свое пожертвованіе въ пользу ламъ. Да и тогда дѣленіе производится неровно: старшіе получаютъ двѣ, три доли, а младшіе одну.

А между тѣмъ, мнѣ кажется, сословіе ламъ не лишено культурнаго значенія. Грамотность сохраняется въ монастыряхъ, тамъ книги печатаются, списываются и переписываются ламами; ими же передаются изустныя легенды и разсказы морализующаго свойства.

Паломничество, знакомя ламъ съ разными странами и обычаями разныхъ народовъ, расширяетъ ихъ кругозоръ. Лама-паломникъ вмѣстѣ съ разсказами о разныхъ чудесахъ и святыняхъ, видѣнныхъ имъ, знакомитъ своихъ соотечественниковъ съ географіей и этнографіей тѣхъ странъ, которыя довелось ему посѣтить. Въ Халхѣ воспитаніе молодаго поколѣнія главнымъ образомъ въ рукахъ ламъ. Зажиточные монголы берутъ въ домъ ламу, чтобы обучить своихъ дѣтей грамотѣ, иногда отдаютъ мальчиковъ въ монастыри. Конечно, жаль, что ламы мало изучаютъ родную монгольскую литературу; книги, пользующіяся уваженіемъ ламъ, написаны на книжномъ тибетскомъ языкѣ, но здѣсь въ тангутскихъ монастыряхъ эта разорванность ученія отъ жизни не такъ велика. Религіозныя или ученыя состязанія идутъ въ монастыряхъ на языкѣ разговорномъ -- монгольскомъ или тангутскомъ; чамы, или религіозные пляски, хотя обыкновенно бываютъ лишь чисто мимическими представленіями, безъ рѣчей, сопровождаются обыкновенно изустными коментаріями присутствующихъ и потому не пропадаютъ безслѣдно для поученія зрителей.

Въ половинѣ февраля новаго стиля здѣсь праздновали новый годъ, но въ Гумбумѣ болѣе празднуется послѣдній день этого праздника -- 15-е число перваго мѣсяца. За день до Новаго года (т. е. до 1 числа 1-й луны) былъ чамъ, т. е. религіозныя пляски и сожженіе сорокъ. Изъ каждаго отдѣла, или ордена, изъ которыхъ состоитъ Гумбумское монашество, изъ храма выносили особымъ образомъ испеченный хлѣбъ, положенный на подносъ, убранный разными украшеніями, между которыми непремѣнно должно было быть изображеніе мертвой головы; иногда эти украшенія составляли пирамиду въ саженъ высотой,-- ламы сопровождали соры съ музыкой, подъ балдахинами съ знаменами; всѣ соры собрались на площади, гдѣ былъ приготовленъ соломенный костеръ. Здѣсь среди огромной толпы народа начались пляски ламъ въ маскахъ; затѣмъ маски разрубили соры и бросили въ огонь. Мы смотрѣли на это съ кровли дома одного изъ ламъ, такъ что толпа не безпокоила насъ. Къ 15 числу Гумбумъ наполнился богомольцами, въ каждомъ дворѣ были пріѣзжіе родственники и знакомые ламъ; 13 числа былъ опять большой чамъ, внутри двора самаго большаго храма. Зрители сидѣли на лѣстницахъ, ведущихъ въ зданія, окружающія дворъ со всѣхъ сторонъ, и на дворѣ по краямъ, а также на кровляхъ, гдѣ можно; хамбу-лама, т. е. настоятель Гумбума, сидѣлъ противъ храма на галлереѣ противоположнаго зданія, на высокомъ креслѣ, въ парчевыхъ облаченіяхъ; это былъ гегенъ (по имени Джая-гегенъ), еще молодой человѣкъ, лѣтъ 26, все время, казалось, онъ былъ неподвиженъ какъ статуя. Маски, выходя парами изъ храма, медленно съ пляской подвигались къ нему и дѣлали поклоны; затѣмъ двигались дальше, также медленно описывая кругъ. Пляшущіе ламы всѣ были въ уродливыхъ маскахъ, двѣ были съ головами быковъ, двѣ съ оленьими и еще четверо мальчиковъ съ оленьими головами и четверо мальчиковъ съ мертвыми головами, у послѣднихъ съ обѣихъ сторонъ головы придѣланы были лопасти, должно быть, изображающія крылья бабочки; маски эти такъ и называются бабочки, эрбекэ; помонгольски скорѣе онѣ должны быть названы скелетами, пальцы у нихъ были удлинены, на груди раздѣланы ребра, не говоря уже про мертвую голову. Главная маска представляла быка съ огромными фигурными рогами. Это богъ Чойчжиль. Были также и двѣ комическія маски съ человѣческими, но каррикатурными лицами; онѣ забавляли публику, въ то же время раздвигая толпу, стѣсняющую арену, ихъ роль была служебная: онѣ выносили коверъ, кресла, имя ихъ азирга. Между прочимъ, онѣ подъ руки вывели изъ храма маску, представляющую дряхлаго старика съ огромной лисой головой, за полы его халата держались четверо маленькихъ дѣтей съ пучками полосъ на вискахъ бритой головы, какъ это мы обыкновенно видимъ на китайскихъ рисункахъ. Старика усадили въ кресло, около него расположились дѣти, семья эта возбуждала смѣхъ въ окружающей публикѣ; замѣчательно имя этого старика. Его называли Кашинъ-Ханъ помонгольски и Кашинъ-Джаву или Гомбу поташу теки. Джаву -- то же что ханъ, Гомбу равносильно монгольскому нойонъ, или князь. Кашинъ нѣкогда въ монгольскомъ языкѣ значило тангутъ, такъ что въ переводѣ это будетъ тангутскій ханъ; но названіе это, встрѣчающееся только въ книгахъ, уже неизвѣстно въ народѣ. Эта же фигура въ чамѣ встрѣчается въ Ордосѣ; въ Хами, кажется, ея нѣтъ. Одежды на маскированныхъ были богаты, шелковые сапоги -- не обыкновенные здѣшніе, а мягкіе бѣлые; плясали стройно, хотя и медленно и не всегда удачно, благодаря тому, что дворъ былъ выстланъ булыжникомъ. Фигуры маленькихъ оленей совершенно подражали въ своихъ движеніяхъ шаманамъ и, ставши на колѣни передъ хамбу-ламой, они, я думаю, съ полчаса не переставая, размахивали своими вѣтвистыми головами, точно также какъ это дѣлаютъ шаманы. Послѣ этой пляски они разрубили на части какую-то фигуру, заранѣе положенную на коврѣ среди двора; фигуру эту называютъ лянга, или лянкай.

Ламы занимали галлерею, противоположную храму; они сидѣли на коврикахъ по обѣ стороны хамбу-ламы; пепомѣстившіеся на галлереѣ сидѣли на дворѣ внизу, передъ почетными лицами стояли столики съ лакомствами; на кровлѣ надъ ними и на паперти храма помѣщались музыканты съ трубами и съ мѣдными тарелками. Правое крыло двора, считая отъ хамбу-ламы, тоже было занято въ центрѣ кресломъ другаго важнаго гумбумскаго гегена (Аджа-гегена), юноши лѣтъ 16, и окружающими его ламами, а ниже и по сторонамъ публикой. Намъ тоже были поставлены скамьи на этой сторонѣ и ставились столики съ лакомствами; но, такъ какъ было очень тѣсно, то столы убрали, и у самыхъ нашихъ ногъ на лѣстницѣ усѣлись тангуты, тангутки, монголы и монголки; верхніе ряды блистали своими шелковыми шубами и богатыми шапками; внизу публика была попроще, въ нагольныхъ шубахъ. Отъ времени до времени Гецкуй, полицеймейстеръ Гумбума, какъ мы его называемъ, высокій лама-тангутъ, вооруженный огромнымъ жезломъ (четырехгранной палкой), украшенной позолотой и лентами, раздвигалъ тѣснившуюся публику. Изъ-подъ его аркимджи, суконною по положенію, выглядывала парчевая дорогая безрукавка; за нимъ въ качествѣ помощниковъ ту же исторію продѣлывали и другія власти Гумбума. Эти власти въ Гумбумѣ выборныя, онѣ завѣдуютъ полицейскими и хозяйственными дѣлами, избираются на три года и утверждаются хамбу-ламой. Хамбу-лама, вѣдающій дѣла духовныя, также избирается на три года, но выборъ ограниченъ: можно избирать лишь гегеновъ, да и то не всѣхъ, а болѣе важныхъ и извѣстнаго возраста. Своего преемника, избраннаго монашествомъ, утверждаетъ также хамбу-лама. Говорятъ, что многіе отказываются отъ этой чести, такъ какъ надо быть богатымъ, чтобы съ честью держаться на этомъ посту.

15 числа въ Гумбумѣ былъ большой съѣздъ изъ окрестностей и изъ южной Монголіи: въ этотъ день вечеромъ по закатѣ солнца бываетъ выставка масляныхъ барельефовъ, извѣстныхъ у тангутовъ подъ именемъ Чоба, а у монголовъ Чеченъ, "цвѣтокъ". Съ утра въ монастырѣ началось оживленіе, а около него устроилась ярмарка -- купцы раскинули по степи палатки или разостлали циновки и разложились съ товаромъ. Изъ Синина пріѣхалъ шотландецъ, продающій св. писаніе на языкахъ китайскомъ, тангутскомъ и монгольскомъ, членъ китайской внутренней миссіи. Былъ торгующій сартъ изъ Хами; китайскихъ купцовъ я уже не считаю. Разноплеменная толпа безпрестанно бродила изъ китайской слободы въ монастырь и обратно вдоль узкой улицы, образовавшейся изъ торговыхъ палатокъ.

Когда совсѣмъ стемнѣло, за нами прислали ламъ съ фонарями и повели смотрѣть Чоба. Нашъ Санданджимба сказалъ, что надо взять съ собой денегъ. Около главнаго храма стояла толпа и любовалась на огромные щиты, ярко освѣщенные; щиты эти состояли изъ черныхъ досокъ, на которыхъ очень искусно въ китайскомъ вкусѣ были вылѣплены изъ сала или масла фигуры и рисунки. Первый щитъ представлялъ треугольникъ сажени въ четыре высотой; центральное мѣсто занимала фигура Далай-ламы, красиваго, молодаго человѣка, благодушно улыбающагося; въ одной рукѣ у него былъ цвѣтокъ, другая какъ бы благословляла; корона и богатыя одежды были тѣ же, что на бурханахъ; его сапогъ поддерживали маленькіе китайскіе амуры; на рамѣ, окружающей фигуру ламы, были барельефомъ представлены сцены изъ жизни боговъ; вершина треугольника составлена изъ 18-ти медальоновъ; въ каждомъ былъ одинъ изъ Боддисата. Этотъ главный щитъ окружали занавѣсы, на которыхъ представлены были цѣлые ряды конныхъ фигуръ, вся эта картина называлась царь Дорджитана (т. е. царь Индіи), и на занавѣсахъ, должно быть, изображены были его войска. Занавѣсы были подняты такъ, что толпа могла ходить, не задѣвая за нихъ головами. Передъ щитомъ была лѣстница, уставленная рядами масляныхъ лампочекъ, верхъ освѣщался фонарями. Послѣ осмотра этого барельефа, насъ повели въ палатку тутъ же на улицѣ и предложили чаю; кромѣ насъ, въ ней никого по было, но на полу передъ главнымъ сисѣньемъ лежало нѣсколько связокъ чоховъ, положенныхъ какимъ-то нашимъ предшественникомъ; тутъ же и мы поло жили свои чохи. Отсюда пошли дальше, налѣво огибая зданія большаго храма; здѣсь былъ цѣлый рядъ небольшихъ щитовъ, выставленныхъ разными отдѣленіями монаховъ; у всѣхъ, у нихъ былъ общій характеръ, но фигуры были уже другія, также какъ и окружающія ихъ сцены. На одномъ или двухъ щитахъ мелкія фигуры двигались, приводимыя въ движеніе не хитрымъ механизмомъ, что, конечно, доставляло большое удовольствіе невзыскательной публикѣ. Всѣхъ щитовъ было пятнадцать, они со всѣхъ сторонъ окружали храмъ, между ними быль еще одинъ большой, принадлежащій тангутской партіи монаховъ, впрочемъ главнымъ художникомъ въ этой работѣ былъ сѣверный монголъ, живущій на нашемъ дворѣ; щитъ, съ котораго мы начали наше описаніе Чоба, принадлежалъ монгольской партіи, и художники въ немъ были исключительно шаронголъ-монголы. Благодаря мягкому матеріалу и нѣкоторой свободѣ относительно замысла фигуры, эти обладаютъ большей живостью, чѣмъ другія буддійскія скульптурныя работы. Каждый годъ въ Гамбумѣ бываетъ такая выставка лѣпнаго искусства, картины каждый годъ мѣняются, на нихъ обыкновенно изображаются сцены изъ религіозныхъ легендъ, содержаніе нѣкоторыхъ, повидимому, нигдѣ не записано, а живутъ онѣ въ памяти художниковъ и передаются въ народѣ изустно. До полночи толпа ходила по Гуибуму; затѣмъ огни были погашены, щиты сняли, масло съ досокъ соскоблили и сложили въ одно мѣсто, доски въ другое и въ нѣсколько часовъ уничтожили работу цѣлыхъ мѣсяцевъ, работу нѣсколькихъ десятковъ художниковъ. Вѣрующіе буддисты покупаютъ это масло, считая его цѣлебнымъ.

Всѣхъ праздниковъ въ Гумбумѣ пять: 1)въ первой лунѣ 14-го числа чамъ, 15-го выше нами описанная Чоба; 2) въ четвертой лунѣ 14-го числа чамъ, 15-го выносятъ изъ "Золотаго храма" огромную икону съ изображеніемъ божествъ Томбы, Цзонкавы и Чагрези и разстилаютъ на горѣ по земной поверхности; 3) въ шестой лунѣ 6-го числа чамъ; 4) въ девятый лунѣ 22-го числа выставка клейнодовъ, подаренныхъ императоромъ сѣделъ и пр.; 24-го числа той же луны чамъ; 5) въ двѣнадцатой лунѣ 29-го числа чамъ, описанный нами выше.

А. Потанина.

"Восточное Обозрѣніе", No 28, 1886