Пушкин Александр Сергеевич - Пушкин в русской критике. С. С. Трубачева

Пушкинъ въ русской критикѣ. С. С. Трубачева. Спб., 1889 г. Задача, принятая на себя авторомъ этой книги, представляетъ большой и несомнѣнный интересъ. Г. Трубачевъ, не довольствуясь сухимъ перечнемъ критическихъ статей о Пушкинѣ, стремится не только разъяснить ихъ съ исторической точки зрѣнія, но и опредѣлить ихъ абсолютную цѣнность и значеніе. Первая глава изслѣдованія служитъ какъ бы подготовкою къ самому труду: авторъ говоритъ въ ней о вліяніи западно-европейскаго романтизма на нашу литературу, характеризуетъ русскую журналистику 20-хъ годовъ и указываетъ, наконецъ, на тѣ вѣянія, которыя вліяли на міровоззрѣніе юноши-Пушкина. Но, при ближайшемъ разсмотрѣніи книги, мы натолкнулись на цѣлый рядъ явленій, который привелъ насъ въ совершенное недоумѣніе; оказалось, что вся первая глава, занимающая 20 страницъ, почти цѣликомъ "заимствована" г. Трубачевымъ у разныхъ болѣе или менѣе извѣстныхъ писателей, безъ малѣйшей попытки со стороны автора указать на эти источники. "Заимствованія" эти въ своемъ родѣ безподобны. Прилежный авторъ собралъ здѣсь все, что онъ нашелъ хорошаго въ сочиненіяхъ Бѣлинскаго, Апол. Григорьева, Анненкова, гг. Пыпина, Весина и мн. др. Онъ то выписываетъ цѣлыя страницы изъ ихъ произведеній, то слегка перефразируетъ чужой текстъ, сливая нѣсколько фразъ въ одну выбрасывая изъ нихъ отдѣльныя слова или вставляя свои собственныя. Съ истинною виртуозностью онъ пріискиваетъ въ чужихъ твореніяхъ соединительныя фразы и разбрасываетъ ихъ то здѣсь, то тамъ. Читатель, можетъ быть, думаетъ, что молодой "ученый" хотя гдѣ-нибудь упоминаетъ о своихъ источникахъ, о томъ, что онъ, какъ трудолюбивая пчела, собиралъ медъ со всѣхъ цвѣтовъ, представлявшихся его взору?... Увы, указаній этихъ не имѣется. Есть, правда, кое какія ссылки на Бѣлинскаго, Ап. Григорьева, Вяземскаго и Полеваго, но онѣ встрѣчаются на протяженіи 20 страницъ лишь въ пяти мѣстахъ и касаются каждая двухъ трехъ строчекъ текста, приведенныхъ въ ковычкахъ и отмѣченныхъ особымъ шрифтомъ. Весь же остальной матеріалъ предлагается публикѣ за самостоятельную работу автора. Почти все разсужденіе о романтизмѣ заимствовано г. Трубачевымъ изъ статей А. Н. Пыпина Характеристики литературныхъ мнѣній отъ 20-хъ до 50-хъ годовъ, ознакомленія читателей съ характеромъ этихъ заимствованій мы приведемъ нѣсколько яркихъ примѣровъ.

"Пушкинъ въ русской критикѣ", соч. С. С. Трубачева, стр. 11 (первыя 10 страницъ посвящены предисловію автора).

"Характеристики литературныхъ мнѣній отъ 20-хъ до 50-хъ годовъ", соч. А. Н. Пыпина. "Вѣстникъ Европы" 1971 г., май, стр. 249.

Начиная съ Петра, русская наука и литература шли шагъ за шагомъ по слѣдамъ европейскаго движенія. Русская образованность постепенно воспринимала множество различныхъ вліяній, исходившихъ отъ современнаго европейскаго движенія. Въ прошломъ вѣкѣ съ Запада явились въ Россію вольфіанская философія и масонство, французская философія и вольнодумство, реакція мечтательности и сантиментальности.

Наука и литература шли шагъ за фагомъ по слѣдамъ европейскаго движенія. Начиная съ Петра... русская образованность постепенно воспринимала множество различныхъ вліяній, исходившихъ изъ современнаго европейскаго движенія. Такъ, въ теченіе прошлаго столѣтія явились у насъ вольфіанская философія, масонство, французская философія и вольнодумство, реакція мечтательности и сантиментальности.

Стр. 11 и 12.

Въ 19-мъ столѣтіи открываются романтическія вліянія Запада на Россію -- въ различныхъ видахъ -- отъ чистаго мистицизма до скептической разочарованности. Въ связи съ романтизмомъ у насъ, какъ и въ Европѣ, начинается, съ одной стороны, либеральное движеніе, съ другой -- правительственная реакція, въ связи съ романтизмомъ развивается изученіе народной старины и поэзіи, археологіи и ученіе о народности, Шеллингова философія и гегельянство въ 30-хъ и 40-хъ годахъ, позднѣе фурьеризмъ и сенъ-симонизмъ.

Такъ теперь открываются романтическія вліянія, въ ихъ разныхъ видахъ, отъ чистаго мистицизма до скептической разочарованности; въ связи съ романтизмомъ у насъ, какъ въ Европѣ, начинается, съ одной стороны, либеральное движеніе, съ другой -- правительственная реакція; въ такой же связи съ романтизмомъ развивается изученіе "народной" старины и поэзіи, археологіи и ученіе о "народности", затѣмъ Шеллингова философія и гегельянство въ 30-хъ и 40-хъ годахъ, наконецъ, фурьеризмъ и сенъ-симонизмъ.

Стр. 15.

Байроновскій скептицизмъ отвергалъ тѣ узкія рамки, въ которыхъ насильственно была заключена европейская мысль. Противники, приходившіе въ ужасъ отъ безпощаднаго порицанія, называли поэзію его "адской" и "сатанинской". Эта сторона тогдашняго "романтизма", тѣсно связанная съ политическимъ броженіемъ того времени, отразилась въ первой эпохѣ дѣятельности Пушкина такъ же, какъ отразилось европейское политическое броженіе въ нашей общественной жизни. Разочарованность, недовольство условіями жизни, романтическое, не совсѣмъ ясное исканіе свободы, которыя Пушкинъ влагаетъ въ своихъ героевъ, несомнѣнно складывались подъ вліяніемъ Байроновской поэзіи.

Байроновскій скептицизмъ отвергалъ тѣ узкія рамки, въ которыхъ была насильственно заключена европейская жизнь, и отрицаніе было такъ сильно, что... его противники не находили для его поэзіи другой характеристики, кромѣ "адской" и "сатанинской". Эта сторона европейской романтики, тѣсно связанная съ политическимъ броженіемъ того времени, отразилась въ нашей литературѣ такъ же, какъ отразилось европейское политическое броженіе въ нашей общественной жизни. Разочарованность, недовольство условіямми жизни, романтическое, не совсѣмъ ясное исканіе свободы, которыя Пушкинъ влагаетъ въ своихъ героевъ, несомнѣнно складывались подъ вліяніемъ Байроновской поэзіи.

Мы привели нѣсколько наиболѣе яркихъ примѣровъ; въ сущности же, все разсужденіе о романтизмѣ взято почти цѣликомъ изъ статей г. Пыпинаг мѣстами мы встрѣчаемся съ легкою перефразировкой, мѣстами же съ дословными выписками, сдѣланными съ примѣрною аккуратностью -- съ сохраненіемъ всѣхъ характерныхъ выраженій и даже всѣхъ знаковъ препинанія.

Съ 15 стр. наталкиваемся мы на другаго рода заимствованія; г. Трубачевъ, находя, вѣроятно, неудобнымъ такъ же копировать Ап. Григорьева и Бѣлинскаго, прибѣгаетъ къ слѣдующей уловкѣ: онъ выписываетъ (наприм., на стр. 15) слово въ слово цѣлый рядъ мнѣній Ап. Григорьева о Пушкинѣ, выдавая ихъ, конечно, за свои, а затѣмъ ставитъ ковычци, увеличиваетъ шрифтъ и добросовѣстно указываетъ, что слѣдующія 5 строкъ онъ взялъ у извѣстнаго критика.

С. С. Трубачевъ, 15. стр.

Ал. Григорьевъ, I т., стр. 234.

Въ юности Пушкинъ долго носилъ въ себѣ мутно-чувственную струю ложнаго классицизма, которая впослѣдствіи очистилась у него до наивнаго пластицизма древности.

...Только великая и цѣльная натура Пушкина, рѣшительно не поддававшаяся туманному вѣянію, какъ слишкомъ ясная и живая,-- подвергаясь вліянію стихійно-тревожнаго, боролась съ нимъ, увѣковѣчивая борьбу высокими созданіями, пытаясь уходить отъ стихійно-тревожнаго въ разсудочныя и простодушныя воззрѣнія Ивана Петровича Бѣлкина,-- и опять будила въ себѣ страстные элементы, но будила ихъ, уже овладѣвая ими, возводя ихъ въ мѣру и гармонію.

Онъ долго, наприм., носилъ въ себѣ въ юности мутно-чувственную струю ложнаго классицизма. Эта мутная струя впослѣдствіи очистилась у него до наивнаго пластицизма древности.

Стр. 300. Великая и цѣльная натура Пушкина, рѣшительно не поддававшаяся туманному вѣянію, какъ слишкомъ ясная и живая,-- подвергаясь вліянію стихійно-тревожнаго, боролась съ нимъ, увѣковѣчивая борьбу высокими созданіями, пытаясь уходить отъ стихійно-тревожнаго въ разсудочныя и простодушныя воззрѣнія Ивана Петровича Бѣлкина,-- и опять будила въ себѣ страстенъ элементы, но будила ихъ, уже овладѣвая имя, возводя ихъ въ мѣру и гармонію.

Но такая предосторожность кажется г. Трубачеву совершенно излишнею по отношенію къ писателю менѣе извѣстному, прекрасная книжка котораго прошла почему-то незамѣченною въ нашей литературѣ. Мы говоримъ объ Очеркахъ исторіи русской журналистики 20-хъ и 30-хъ годовъ г. С. Весина. О существованіи этой работы г. Трубачевъ не обмолвился ни единымъ словомъ, а, между тѣмъ, она сослужила ему большую службу при характеристикѣ журнальныхъ дѣятелей 20-хъ годовъ. Приведемъ еще одинъ примѣръ добросовѣстнаго отношенія г. Трубачева къ чужому труду.

С. С. Трубачевъ, стр. 17.

Весинъ, стр. 5.

Журналистика 20-хъ годовъ была чрезвычайно полезнымъ факторомъ въ дѣлѣ умственнаго развитія современнаго общества. Въ лицѣ лучшихъ своихъ представителей она стремилась къ увеличенію круга полезныхъ знаній въ обществѣ, къ распространенію знакомства съ западно-европейскимъ образованіемъ, съ лучшими представителями науки и искусства,-- она стремилась къ возбужденію любви къ національному, къ искорененію или ослабленію въ обществѣ печальныхъ явленій невѣжества и необузданности стремленій, къ распространенію правильныхъ взглядовъ на жизнь семейную и общественную. Она обличала, хотя и не прямымъ и сдержаннымъ образомъ, произволъ помѣщичьей власти и разныя печальныя явленія въ служебномъ мірѣ. Она была скромною учительницей добра и разума. Она, въ лицѣ болѣе просвѣщенныхъ своихъ представителей, никогда не закрывала своихъ страницъ для выраженія лучшихъ стремленій своего времени. Въ ряду ея дѣятелей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . и т. д., и т. д.

Журналистика 20-хъ годовъ была чрезвычайно полезнымъ факторомъ въ дѣлѣ умственнаго развитія современнаго общества. Въ лицѣ лучшихъ своихъ представителей она стремилась къ увеличенію круга полезныхъ знаній въ обществѣ, къ распространенію знакомства съ западно-европейскимъ образованіемъ, съ лучшими представителями наукъ и искусства,-- она стремилась къ возбужденіи любви къ національному, къ искорененію или ослабленію въ обществѣ печальныхъ являй невѣжества и необузданности стремленій, къ распространенію правильныхъ взглядовъ на жизнь семейную и общественную. Она обличала, хотя и не прямымъ и сдержаннымъ образомъ, произволъ помѣщичьей власти и разныя печальныя явленія въ служебномъ мірѣ. Она была скромною учительницей добра и разума. Она, въ лицѣ болѣе просвѣщенныхъ своихъ представителей, никогда не закрывала своихъ страницъ для выраженія лучшихъ стремленій своего времени. Въ ряду ея дѣятелей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (см. г. Весина, стр. 5 и 6).

Далѣе, на стр. 18,19,20и21, идетъ или легкая перефразировка, ил сплошное заимствованіе изъ указанной книги. Характерна одна подробность: г. Весинъ на стр. 12, 13 и 14, говоря о значеніи Московского Телеграфа и его редактора Н. Полеваго, приводитъ прекрасныя слова Бѣлинскаго (т. XII, стр. 176 и 177). Г. Трубачевъ ни въ чемъ не хочетъ уступить ему и съ своей стороны дѣлаетъ то же самое, но... въ нѣсколько иной формѣ; онъ выписываетъ (стр. 21) 21 строку изъ соч. Бѣлинскаго, но ковычекъ не ставитъ, а дѣлаетъ въ самомъ концѣ такую ссылку: XII т., 176; читатель долженъ самъ догадываться, что принадлежитъ Бѣлинскому, что г. Трубачеву; это сдѣлать тѣмъ болѣе трудно, что молодой ученый перемѣщаетъ отдѣльныя фразы знаменитаго критика, приводитъ ихъ не въ той послѣдовательности и ссылается на 176 стр., забывая о 177 стр., которою онъ, тѣмъ не менѣе, пользуется. Совершивъ такой подвигъ, г. Трубачевъ возвращается къ копированію г. Весина и всю 22-ю стр. посвящаетъ дословной перепискѣ 14 и 15 страницъ книжки послѣдняго. И такъ, мы дошли до характеристики вѣяній, имѣвшихъ вліяніе на молодаго Пушкина. Имъ посвящены 5 страницъ (25--29). Увы, всѣ эти пять страницъ цѣликомъ списаны съ г. Анненкова (Пушкинъ въ Александровскую эпоху, страницы 101, 102, 106, 107, 108, 109, 111, 112, 113, 114, 117, 131, 132,219, 220, 221,222, 223, 224; Матеріалы для біографіи Пушкина, стр. 150, 254).

Такова первая глава, гдѣ авторъ долженъ былъ выказать наибольшую самостоятельность. Въ самомъ дѣлѣ тутъ мы встрѣчаемъ не сухой перечень критическихъ отзывовъ о Пушкинѣ, но именно тѣ взгляды и обобщенія, которые и составляютъ собственно работу г. Трубачева. И такъ, на 20 страницахъ почти ни одного собственнаго слова, почти ни одной ссылки! Послѣ этого серьезное отношеніе къ книгѣ Трубачева становится невозможнымъ. Въ концѣ книги мы съ недоумѣніемъ остановились еще передъ однимъ явленіемъ. Но, прежде чѣмъ обратиться къ нему, укажемъ читателю на тѣ заимствованія (конечно, далеко не всѣ), которыя мы отмѣтили мимоходомъ.

Страница 32 -- см. Бѣлинск., VIII, 114; стр. 33 -- Бѣл., VIII, 431, 447, 423, 427; стр. 56 -- Бѣл., VIII, 423: стр. 37 -- см. Анненк.: Мат. для библ. Пушк., 60; стр. 39 и 40 -- см. Очерки Весина, 76 (перефразъ); стр. 42 и 43 -- см. Матер. Анненкова, 62; стр. 50 -- ib., 61; стр. 52 -- Бѣл., VIII, 433; стр. 54 -- Матер.-- Анненк., 22, 95; стр. 55 -- Бѣл., VIII, 434; стр. 56 -- Анненк.: Матер., 94; стр. 66 -- ib., 101; стр. 73 -- ib., 103; стр. 73 -- Бѣл., I, 69 и 73; стр. 73--74 -- Анненк.: Пушк. въ Ал. эп., 230 и 231; стр. 75 -- ib., 235; стр. 176 -- Бѣл., VIII, 508 и 523; стр. 177 -- ib., 529 и 603; стр. 206 -- Анненк.: Пушк. въ Ал. эп., 295; стр. 207 -- ib., 295; стр. 246 -- Пыпина: Бѣлинск., его жизнь и переписка, 91; стр. 314 -- Григорьевъ, I, 594; стр. 344 -- ib., предисловіе H. Н. Страхова, 4; стр. 345--346-- ib.; стр. 384 -- Григорьевъ, 621 и т. д., и т. д.

Въ отмѣткахъ этихъ мы не касались статей чисто-компилятивнаго характера, гдѣ г. Трубачевъ, по необходимости, долженъ повторять чужія мысли и слова. Главы же, къ которымъ мы перейдемъ, много интереснѣе первыхъ. Проникнутый сознаніемъ собственнаго достоинства, молодой авторъ сыплетъ теперь выраженіями, вродѣ мы покажемъ, наше изслѣдованіе, хотя было бы значительно великодушнѣе писать: "Ап. Григорьевъ (Страховъ, Пыпинъ) покажетъ", или: "изслѣдованіе Бѣлинскаго, Григорьева" и пр., и пр. Здѣсь г. Трубачевъ, ослѣпленный собственною ученостью, полемизируетъ съ Бѣлинскимъ, Добролюбовымъ, Писаревымъ, Н. Г. Чернышевскимъ и бросаетъ нѣсколько "свѣтлыхъ" мыслей, которыя -- за немногими исключеніями -- составляютъ, на этотъ разъ, его полную собственность.

Мы не будемъ слѣдить за г. Трубачевымъ въ его дальнѣйшемъ изслѣдованіи,-- читатель достаточно ознакомленъ съ оригинальностью его пріемовъ; мы не будемъ даже отмѣчать противорѣчій, изобилующихъ въ его книгѣ, -- они естественны у автора, собирающаго съ міру по ниткѣ для своего ученаго труда; мы сдѣлаемъ только нѣсколько замѣчаній объ общемъ характерѣ послѣдующихъ главъ.

Заявивъ, что послѣ смерти Бѣлинскаго "критика пришла въ состояніе упадка", г. Трубачевъ приступаетъ къ доблестной битвѣ съ Писаревымъ, Добролюбовымъ, Н. Г. Чернышевскимъ и отводитъ, разумѣется, особенное мѣсто Григорьеву, доказывая этимъ, что умѣетъ быть благодарнымъ. Нельзя не отмѣтить и здѣсь нѣкоторой оригинальности пріемовъ. Выписывая слова Н. Г. Чернышевскаго или Писарева, авторъ "опровергаетъ" ихъ, истолковывая часто весьма произвольно мысль цитированныхъ фразъ (стр. 336 и 337).

О Добролюбовѣ г. Трубачевъ говоритъ мало и лишь мимоходомъ заявляетъ, что до проницательнаго пониманія Пушкина этотъ критикъ не дошелъ. Н. Г. Чернышевскаго онъ язвитъ за "забавную игру" сібвомъ прекрасное, измышляя его собственное опредѣленіе, курьезность котораго уже была подмѣчена однимъ изъ рецензентовъ его книги; далѣе молодой авторъ упрекаетъ Н. Г. Чернышевскаго за силлогизмы послѣдняго, страдающіе "полнымъ отсутствіемъ здраваго смысла и знанія основныхъ законовъ логики". Переходя къ Григорьеву, молодой ученый умиляется и пишетъ ему панигирикъ, забывая въ экстазѣ, что на двухъ страницахъ повторяетъ г. Страхова (Трубачевъ, стр. 345--346; Страховъ, предисловіе). Далѣе, замѣтивъ къ слову, что г. Пыпинъ не отличается "проницательностью взглядовъ", и обнаруживъ, такимъ образомъ, чудовищную неблагодарность къ писателю, слова котораго такъ часто украшали страницы ученой книги,-- г. Трубачевъ переходитъ къ Писареву и становится неумолимымъ. Онъ укоряетъ даровитаго критика въ невѣжествѣ, "въ хлестаковской развязности", "въ дѣтскомъ непониманіи русской литературы", въ "грубости, дерзости и плоскости насмѣшекъ", въ "шутовскомъ кривляніи", въ "безстыдномъ глумленіи", въ "злонамѣренномъ подтасовываніи фактовъ", называя за все это Писарева "истиннымъ мошенникомъ пера" и съ паѳосомъ восклицая, что Писаревъ вмѣстѣ съ Маякомъ долженъ храниться въ музеѣ всякихъ рѣдкостей, какъ исключительный и любопытный экземпляръ "игры природы".

Мы не будемъ защищать покойнаго критика отъ воинственныхъ нападеній г. Трубачева,-- Писаревъ въ этомъ не нуждается: его заслуги, его заблужденія, его ошибки давно оцѣнены и взвѣшены,-- мы только спрашиваемъ, прилично ли молодому ученому бросать грязью въ глубоко искренняго писателя, -- молодому ученому, единственная заслуга котораго состоитъ покуда въ посвященіи великому имени Пушкина книги, составляющей сплошной плагіатъ?

"Русская Мысль", кн.X, 1889