Пришвин Михаил Михайлович - Власть и пахари

Михаил Пришвин.
Власть и пахари

Ничего нет наивнее и хуже, как в наше время что-то скрывать от народа. Хуже ничего нет, потому что сам же народ больше всяких властей его хочет победы, наивнее ничего нет, потому что, как ни малограмотен народ, но в такое время все становятся как бы грамотными. Как будто можно бросить камень в пруд и запретить воде волноваться.

Живу я в довольно глухом месте, нарочно посылаю в город за газетами три раза в неделю, и все-таки, если что-нибудь совершается выдающееся, большей частью узнаю я от кого-нибудь из местных малограмотных людей. Так вот и в этот раз чуть ли не раньше газет узнал я от простых мужиков про события возле Государственной думы. Понятие, выработанное парламентской историей и произнесенное теперь у нас, вызвало из недр простого народа широкий отклик совести. И еще бы не вызвать, когда каждый, самый даже темный крестьянин, понимает, что не армия виновата, а внутренность, снабжающая армию. Можно себе представить, какое впечатление на простой народ на почве этой больной "внутренности" вызвало известие о министерстве общественного доверия. Ответственное министерство в народе называется просто ответственность. Спросишь говорящего об ответственности, кто и перед кем должен отвечать.

Ответят -- сподручники.

Так называется правительство.

А на вопрос, перед кем отвечают сподручники, говорят:

-- Перед государем, народом и Думой.

Иногда прибавят, что Государственный совет -- это лишнее, от него только путаница.

Иногда, кроме сподручников, называют хищников-купцов, всех, кто наживается на несчастии войны, а то даже назовут какое-нибудь лицо, более других виноватое в недостаточном снабжении армии.

Странно бывает слушать, как этот народ, мирный и малосведущий в истории, начинает теперь по-своему обсуждать понятия, выработанные историей других народов.

Первую весть об этой "ответственности" занес ко мне Хорь. Мне уже приходилось писать здесь, что у меня есть сосед-хуторянин, тот самый тургеневский неумирающий Хорь, который, в противоположность самоуглубленному Калинычу, занят вопросами общественности.

-- В Думе заявили ответственность! -- сказал Хорь. И сейчас же прибавил: -- Теперь ему пощады не будет.

"Его" Хорь назвал по имени главного виновника в недостаточном снабжении армии.

-- Испитилась вовсе Россия, -- продолжал Хорь, -- но, может быть, теперь у нас будет настоящая власть.

-- Какая же это будет власть? -- спросил я.

-- Административная, -- ответил Хорь.

Конечно, я был поражен: в другое время кто же больше Хоря этого бранил нашу административную власть; слушая его беспощадную критику, можно бы долго считать его за отчаянного революционера, говори он свои речи не на своем уединенном хуторе, а в селе, так давно бы ему в кутузке сидеть, и тут вдруг этот же Хорь понимает ответственное министерство как торжество административной власти!

-- Что эти суды и пересуды! -- говорил Хорь. -- Таскался я много лет по судам, нам нужна власть твердая, короткая, неукоснительная и справедливая.

-- Может быть, такая божественная власть?

-- Божественная власть, конечно, такая, только до бога далеко, а у нас на земле власть административная.

Понятно было одно, что это не та наша обыкновенная власть, а новая, идеальная, -- пахарь взалкал по хорошей власти.

Я залюбовался клеверным полем.

-- Какая благодать!

-- Благодать-то благодать, -- усмехнулся Хорь, -- да недалеко уйдешь с этой благодатью.

Он хотел сказать, что нет ничего лучше клевера, да вот приходится оберегать его.

-- Народ не может оберегать себя, -- сказал Хорь, -- народ этим не любит заниматься и не может. Нужна власть! Наше правительство слабое: не знает времени. Правительству нужно время знать. Теперь время такое, что каждого надо выслушать, понять, исполнить, что желает народ. Время сейчас народное. А вот дай перейдет срок -- и он опять всунется к полям, замолчит: пожалуйте тогда, делайте, что хотите, ваше от вас не ушло и не уйдет во веки веков, потому что народ власть не любит. Ихнее от них не уйдет.

-- Вернется народ в поля, -- сказал я, -- опять произвол?

-- И опять произвол, а потом опять чистка!

-- И так до скончания века одно и то же?

-- До скончания века, до последнего Страшного Суда.

-- И потом?

-- Потом так и останется: власти больше не будет, и народ будет сам, последние будут первыми, и первые -- в огонь. Только до того времени далеко, сейчас народ без власти не может.

Так вот и в самых глухих местах по-своему разговаривают о всем, что пишут в газетах, разговаривают грамотные и неграмотные; время такое, что все тайное становится явным.

Комментарии

Очерк предназначался для газеты "Речь" и был запрещен цензурой. В архиве Пришвина сохранились перечеркнутые цензором гранки газеты (сентябрь 1914 г.) с текстом очерка, озаглавленного "Отзвуки войны. Власть и пахари". Печатается по изданию: Собр. соч. 1956--1957, т. 4, с. 187--189.

Стр. 596. ...известие о министерстве общественного доверия. -- После объявления Германией 19 июля (1 августа) 1914 г. войны России на экстренном заседании IV Государственной думы 26 июля лидеры буржуазных партий в своих выступлениях заявили о безоговорочной поддержке правительства. Велись разговоры о создании из представителей буржуазных партий так называемого "министерства доверия". Созданный в августе 1915 г. в IV Государственной думе буржуазными партиями "Прогрессивный блок" настаивал на образовании такого министерства (его предполагаемый состав был опубликован 13 августа 1915 г. в газете "Утро России"), но по приказу Николая II 3 сентября 1915 г. дальнейшие заседания Государственной думы были прекращены.

--------------------------------------------------------------------------

Источник текста: Собрание сочинений. В 8 т / М. М. Пришвин; Том 2. Кащеева цепь. Мирская чаша. Произведения 1914-1923 годов. -- Москва: Худож. лит., 1982. -- 21 см. С. 595 -- 597.