Пришвин Михаил Михайлович - М. М. Пришвин: биографическая справка

ПРИШВИН Михаил Михайлович [1873--] -- современный писатель. Р. в купеческой семье. В юности участвовал в революционном движении. Получив высшее агрономическое образование в Германии, работал в России в качестве агронома. В 1905 перешел к лит-ой деятельности. Первая книга П. -- "В краю непуганных птиц" [1906] -- явилась плодом поездки на север в Выговский край для собирания былин. В дальнейшем творчество П. тесно связано с его странствиями и путешествиями в качестве охотника, этнографа, краеведа, газетного корреспондента и т. п.

Своеобразное и высокое по уровню мастерства дарование П. вырастало в довольно сложной социально-исторической обстановке 90-х и 900-х гг. Очутившись перед необходимостью выбора между революционной борьбой за освобождение угнетенного человечества и буржуазным "прогрессом", П. не сумел твердо встать ни на ту ни на другую сторону. Отталкиваясь от эгоистически-мещанской самоудовлетворенности и ограниченности, Пришвин вместе с тем отходил и от активной революционной борьбы в поисках какого-то третьего пути.

В годы реакции, на которые падает начало лит-ой деятельности писателя, П. ушел, говоря его же словами, "не в быт с чеховскими героями, а в то бытие, где зарождается поэзия, где нет существенной разницы между человеком и зверем", стремясь в мире природы найти независимость и внутреннюю свободу человеческой личности, порабощенной в капиталистическом обществе. Однако П. не перешел к пантеистическому превознесению стихийно-биологических сил в противовес социальному миру; в теме "человек и природа" он ищет не взаимоисключающие начала, а начала родственные, перекидывающие мост от стихийного природного творчества к культурному, творческому человеческому труду. Эта тема в сущности осталась основной у П. на всем протяжении его творчества. Но во всю широту развернуть ее смог Пришвин только после революции.

Мир нетронутой, первобытной природы и примитивного крестьянского быта составляет содержание первых книг П. -- "В краю непуганных птиц" [1906], "Колобок" [1908], "Черный араб" [1911] и пр. Уже в этих своих произведениях П. определился как художник с исключительно острым и глубоким чувством природы и простотой народной речи, как мастер реалистически-красочной ландшафтной и бытовой живописи. П. стремится в описаниях "леса, камня и воды", глухих селений, примитивных промыслов найти некое единство, своего рода поэтический ключ к образно-синтетическому воплощению действительности. Таким ключом явилась народная поэзия, традиционные образы сказок и легенд, широко использованные писателем. По собственному признанию писателя, его очаровало то, что "сказка древняя как бы держалась за сказку самой жизни, уходившей корнями своими в суровую северную природу". Но П. одинаково далек как от эстетизации народных мифов, так и от религиозно-мистического осмысления их, процветавшего в декадентско-символистских кругах после революции 1905. Миф для П. -- это поэтический образ, в к-ром заключено древнее и ценное для нас своей свежестью и непосредственностью знание о мире -- природе и человеке. П. раскрывает, с одной стороны, то конкретно-историческое и реальное начало, к-рое лежит в основании сказки или поверья, а с другой -- проецирует фольклорные образы и мотивы в современную действительность, совлекая с них одеяние поэтической условности и наполняя живым реалистическим содержанием. Так, мотивы фольклорного причитания конкретизуются в связи с реальной биографией "вопленицы" Степаниды ("В краю непуганных птиц"), сказочные "Марьи Моревны" и "Кащеи Бессмертные" расшифровываются как бытовые крестьянские фигуры ("Колобок") и т. п.

Вместе с тем в творчестве Пришвина развивается и публицистическая струя. Однако дальше общего сочувствия пролетаризирующемуся крестьянству или пацифистски-гуманистического осуждения войны Пришвин не шел. С другой стороны, общественное сознание Пришвина вступало в конфликт с его устремленностью к родникам народной поэзии, нетронутой первозданной природе, конфликт, впоследствии осознанный писателем как "противоречие двух элементов культуры -- былины и школы".

Это противоречие П. преодолевает только после революции. В таких книгах, как "Торф", "Башмаки" [1925], перед нами встает уже не разорванный писательский образ, в к-ром "поэт, ученый и гражданин" спорят между собой, а целостный образ писателя -- "исследователя жизни", синтетически объединившего в себе и поэтически-воспринимающее и публицистически-действенное начала. В новой системе социальных отношений нашлось место практическому, "рабкоровскому" участию автора в жизни, т. к. всякая культурная практическая деятельность осозналась им как часть единого творческого труда, преображающего и обогащающего действительность. Так, в очерках о подмосковных башмачных промыслах -- "Башмаки" -- выдвигается идея единства творческого процесса, в природе своей одинакового как у художника, так и у артиста-башмачника.

Проблема творческой деятельности ставится и в наиболее крупном произведении П. -- двухтомном автобиографическом в основе романе "Кащеева цепь" с примыкающей к нему в качестве эпилога книгой "Журавлиная родина" [1923--1930]. В романе с реалистической простотой изображен быт полудворянской, полукупеческой усадьбы, царская гимназия, подпольные революционные кружки 90-х гг., Германия с ее университетами, русскими студентами-эмигрантами, омещанивающейся социал-демократией и пр. Центр тяжести произведения однако не в этой социально-бытовой живописи, а в проблеме пути и роста творческой личности, проблеме, раскрывающейся в истории жизни героя романа -- Алпатова. Этот второй план романа создается как введением второго авторского "я", комментирующего и обобщающего смысл повествования, так и рядом повторяющихся мотивов и образов, в которых и содержатся основные идейные узлы произведения. Таковы, с одной стороны, образ "Кащеевой цепи" как силы принуждения и разъединения людей в капиталистическом обществе, легенда о "втором Адаме", явившемся на землю, когда все блага уже были захвачены первым, а с другой -- образы "голубых бобров", "Марьи Моревны", ускользающей от Алпатова его мечты -- невесты Инны -- и пр., символизирующие романтизм поисков и устремлений героя. Структура образов у Пришвина сочетает поэтическую конкретность с конденсированным обобщением, содержащим моральные или социальные мотивы.

Художественный метод писателя приобретает характер своего рода мифотворчества: явления, сначала данные в романе как реальность (например рисунок с "голубыми бобрами", бегство в неведомую страну "Азию" -- реальные эпизоды из жизни Курымушки), впоследствии возвращаются как заместители некоего обобщенного содержания, выступают в роли конкретных поэтических мифов-символов. Путь Алпатова, в детстве поклявшегося снять с человечества "Кащееву цепь", через целый ряд личных катастроф и метаний наконец приводит его к радостному растворению в мире природы, к идее "благословенного труда", согласованного с творчеством живых природных сил.

Для П. нет ужаснее "человека, оставленного творческим духом". Но творческий процесс не представляет собой чего-либо исключительного и из ряда вон выходящего; он наличествует везде, где есть живое дело и реальное знание, ведущее к установлению связи между людьми и между человеком и природой. Отсюда задача художника заключается в "оживлении" внешнего мира посредством культивирования "родственного внимания" ко всей окружающей писателя действительности. И большинство произведений П. -- "Родники Берендея" [1925], многочисленные охотничьи рассказы ("Ярик", "Верный", "Смертный пробег" и пр.), повесть "Жень-Шень" [1933] -- наивысшее его художественное достижение, -- посвящено этому опирающемуся на научное знание воссозданию живого "лица" природных явлений. Это индивидуализирующее постижение природы (не жук "вообще" интересует П., а "личный", "любимый" жук) принимает характер своеобразного поэтического анимизма, в котором "антропоморфное" восприятие природы сталкивается с "зооморфным" пониманием человека. Так, Алпатов, очутившись ночью на лесной проталине, переносит свой внутренний душевный опыт на токующих тетеревов и в то же время по ним же "догадывается" "о сокровенном смысле своей жизни".

В художественном методе писателя это взаимопроникновение внутреннего мира человека и биологической жизни природы выражается в игре метафорическими значениями образа, в создании сложной системы конкретной поэтической эмблематики: в повести "Жень-Шень" например реликтовое растение жень-шень -- "корень жизни" -- осознается в дальнейшем как источник творческих сил, поэтическая эмблема жизненного роста человека, зрительное восприятие скалы как "сердца-камня" развертывается в образ живого "сердца" всей природы, встреча с Хуа-Лу -- "оленем-цветком" -- метафорически осмысляется в аналогичной встрече с "женщиной-цветком" и т. д.

Смысл подлинной культуры, по П., в возвращении вооруженного многовековым научным опытом человека к радостной близости с природой, близости, утраченной в период ущербной капиталистической "цивилизации" и необходимой для "творчества новой, лучшей жизни на земле". В то же время П. не свободен от пережитков индивидуалистического мироощущения, сказывающихся в недооценке значения и силы коллектива, нередко во внесоциальной трактовке человеческой личности.

Жанровую специфичность творчества П. часто усматривают в "очерковости" его произведений, хотя многообразие его поэтических форм -- от новеллистически сжатых миниатюр до автобиографической эпопеи -- отнюдь не покрывается обычным представлением об очерке. Но с очерком роднит П. особое отношение к материалу, его "фактичность", почти научная точность, хотя и поэтически выраженная. Произведения П., как правило, лишены обычного сюжетного строения беллетристических жанров; повествование, развертывающееся от реального авторского лица, движется скачкообразно, с перебоями и отступлениями от главной темы. Наиболее характерный композиционный принцип П. -- это принцип ритмического возвращения центрального художественного образа или ряда образов, при к-ром постепенно раскрывается заключенный в этих образах идейный смысл произведения (так, на возвращении каждый раз по-новому осмысляемого образа "корня жизни" построена повесть "Жень-Шень").

При необычайной конкретности и почти натуралистичности в воспроизведении действительности П. отбирает только внутренне значимые явления, призванные осмыслить некий обобщающий тезис. И внешне натуралистический рассказ (как напр. рассказ о натаске собак) приобретает широкое внутреннее содержание, выходящее далеко за рамки данной фабулы, хотя и не поддающееся абстрактному отвлечению от непосредственной материи произведения. Именно в этом одноприродность пришвинского творчества с народной притчей (но без ее дидактики) или с поэтическим мифом (без его религиозно-мистериальной окраски).

Очерково-действенной направленностью объясняются особенности поэтического языка Пришвина, стремящегося "силу слова довести до очевидности физической силы". Секрет языкового мастерства П. -- в необычайной простоте и точности словоупотребления, в максимальной сжатости и прозрачности синтаксиса. П. ориентируется в своей стилистической работе на живую, разговорную "народную" речь, к-рая важна ему не как материал для орнаментально-сказовой игры диалектизмами, а как богатейший источник метких и выразительных по своей внутренней содержательности местных выражений. Чуждая какой бы то ни было метафорически-описательной пышности, проза Пришвина пользуется чрезвычайно экономными образными средствами. Он стремится к максимальной адэкватности словесного "изображения" изображаемому объекту.

Высокая культура поэтической речи П., ее простота и точность, соединенные с красочностью и выразительностью, являются одним из наиболее ценных достижений в современной советской лит-ре. Высокую оценку получило творчество П. у М. Горького.

Библиография:

Рассказы, 3 тт., изд. "Знание", СПБ, 1912--1914;

Рассказы, 2 тт., изд. "Круг", М., 1925;

Собр. сочин., со вступ. ст. М. Горького, 7 тт., Гиз, М.--Л., 1927--1930:

т. I. Охота за счастьем;

т. II. Колобок. Путешествие вокруг Скандинавского полуострова;

т. III. Родники Берендея;

т. IV. От земли и городов;

т. V. Кащеева цепь, кн. I;

т. VI. То же, кн. II;

т. VII. Журавлиная родина);

Скорая любовь, Избранные произведения, ГИХЛ, М.--Л., 1933;

Мой очерк, изд. Моск. т-ва писателей, М., 1933;

Жень-Шень -- корень жизни, изд. то же, М., 1934;

Золотой рог, Изд-во писателей в Ленинграде, Л., 1934;

Колобок, дополненное изд., М., 1934;

Отцы и дети (Онего-Беломорский канал), "Красная новь", 1934, No 1;

Автобиография: Писатели, под ред. Вл. Лидина, изд. 2, М., 1928;

Нижнее чутье, "Литературная газета", 1931, No 2, 9 янв. (Заявление об отсутствии идейно-творческой связи с "Перевалом");

Мой очерк (Биографич. анализ), в книге избран. произведений "Скорая любовь", М., 1933;

Колобок, изд. "Художественная литература", М., 1934 (наст. изд. содержит новый материал, относящийся к 1933 г.);

В краю непуганных птиц. Онего-Беломорский край, Очерки, ГИХЛ, Москва, 1934;

Рассказы охотника, изд. "Советский писатель", 1935.

II.

Замошкин Н., Творчество Мих. Пришвина (к вопросу о генезисе попутничества), "Печать и революция", 1925, No 8;

Горький М., О М. М. Пришвине, "Красная новь", 1926, No 12;

Соболев Ю., Мих. Пришвин, "Красная новь", 1926, No 25;

Литвинов В., Радость жизни. О Пришвине, "Читатель и писатель", 1928, No 15;

Ефремин А., Берендеево царство, "Книга и революция", 1930, No 23--24;

Его же, Мих. Пришвин, "Красная новь", 1930, No 9--10;

Григорьев М., Пришвин, алпатовщина и "Перевал", "Литературная газета", 1930, No 57;

Его же, Бегство в Берендеево царство, "На литературном посту", 1930, No 8;

Горький М., О Пришвине, "Литературная газета", 1933, No 17;

Перцов В., Где подлинный корень жизни. О природе. О Пришвине, там же, 1933, No 29;

Локс К., М. Пришвин, там же, 1934, No 22;

Тарасенков А., Поэма-очерк, "Художественная литература", 1934, No 6;

Кипренский А., "Красная звезда", 1934, 22 апр. (отзывы о "Жень-Шень -- корень жизни");

Слепнев Н., "Изв. ЦИК СССР и ВЦИК", 1934, 14 июля (отзыв о "Золотом роге");

Хохлов Г., Встреча двух книг, "Литературная газета", 1934, No 161, 2 дек. (отзыв об очерках "В краю непуганных птиц"), и др.

III.

Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4, М.--Л., 1924;

Его же, Литература великого десятилетия (1917--1927), т. I, М.--Л., 1928.

Е. Тагер

Источник текста: Литературная энциклопедия: В 11 т. -- [М.], 1929--1939. Т. 9. -- М.: ОГИЗ РСФСР, Гос. ин-т. "Сов. Энцикл.", 1935. -- Стб. 262--267.

Исходник здесь: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-2621.htm

II.

ПРИШВИН, Михаил Михайлович [23.I(4.II).1873, имение Хрущево Елецкого у. Орловской губ., -- 16.I.1954, Москва] -- рус. сов. писатель. Сын разорившегося купца. П. был исключен за "свободомыслие" из Елецкой гимназии. Учился в Тюменском реальном училище. Студент Рижского политехникума, П. за участие в марксистских кружках подвергся аресту (1897). Окончил агрономич. отделение философ. ф-та Лейпцигского ун-та (1902). Служил агрономом в земстве (Клин, Луга). Опубл. неск. книг и статей по сел. х-ву. Первый рассказ "Сашок" был напечатан в 1906 в журн. "Родник". Оставив свою профессию, П. увлекся фольклором и этнографией. Рождение П. как писателя связано с путешествиями по северу (Олонец, Карелия, Норвегия). Наблюдения над природой, бытом и речью северян, записи сказов вылились в своеобразную форму путевых записей-очерков: книги "В краю непуганых птиц" (1907) и "За волшебным колобком" (1908). В этих книгах А. А. Блок увидел, как вспоминает П., "...поэзию, но и еще что-то", и сам писатель раскрыл эту мысль Блока так: "...это что-то от ученого, а может быть, и от искателя правды..." (Собр. соч., т. 4, 1957, с. 10). Оказавшись в центре лит. жизни, П. сблизился с петерб. декадентами (А. Ремизов, Д. Мережковский и др.). Их влияние ощутимо в рассказах "Крутоярский зверь", "Птичье кладбище", в повести-очерке "У стен града невидимого" (1909). Результатом поездок в Крым и Казахстан явились очерки "Адам и Ева" (1909), "Черный араб" (1910), "Славны бубны" (1913) и др. Появлению

первого собр. соч. П. (1912--14, изд-во "Знание") содействовал М. Горький. В годы 1-й мировой войны П. был фронтовым корреспондентом; его очерки печатались в газетах "Биржевые ведомости", "Речь", "Русские ведомости".

"Записки охотника" (Москва -- Ленинград, 1932). Илл. Е. Чарушина.

После Октябрьской революции П. нек-рое время вел педагогическую деятельность; он страстно увлекался охотой, краеведением (жил в Ельце, на Смоленщине, в Подмосковье). Опубл. очерк "Башмаки" (1923), охотничьи и дет. рассказы, фенологич. записки "Родники Берендея" (1925), вышедшие с дополнениями под назв. "Календарь природы" (1935). Писатель учит в них "родственному вниманию" к природе, зовет узнавать "...лицо самой жизни, будь это цветок, собака, дерево, скала или даже лицо целого края" (там же, с. 12). Параллельно этой линии у П. развивается и другая: очерки, связанные между собой единым героем (чаще всего лирич. "я" писателя), его философ. и нравств. исканиями, становятся главами повести или романа. В 20-е гг. начат автобиографич. роман "Кащеева цепь", над к-рым П. работал до последних дней жизни (1923--1954). Романтич. искания гл. героя Алпатова, развиваясь на фоне жизни России и Германии конца 19 в., превращаются в историю роста творч. личности и анализ существа творч. деятельности вообще. Поэтически конкретные образы романа одновременно выступают как олицетворение мифа (Второй Адам, Марья Моревна, и др.). Примыкающая к роману повесть о творчестве "Журавлиная родина" (1929) вводит читателя в лабораторию художника.

В эти годы П. постоянно печатается в журн. "Новый мир", "Красная новь" и др. П. ищет живой материал в поездках по Д. Востоку, Северу и Кавказу. Он выступает с пропагандой жанра очерка ("Мой очерк", 1933). И снова от науч. знания и фольклора идет к худож. прозе, создавая поэтич. рассказы и повести. Так, очерк об оленях "Дорогие звери" предшествовал повести "Жень-шень" (первое назв. -- "Корень жизни", 1933), одному из лучших произв. П., в к-ром "корень жизни" выступает как многогранная метафора, символизирующая и поиски "творчества жизни", и силу страсти, и боль утрат. Реалистич. и романтич. элементы, бывалое и небывалое, правда и сказка, сливаясь, дают сплав светлого пришвинского мироощущения. По мнению писателя, "настоящий реалист... видит одинаково и темное и светлое, но дело свое ведет в светлую сторону и только пройденный в эту светлую сторону путь считает реальностью" (там же). Рассказывая о путешествии по Костромской и Ярославской земле в повести "Неодетая весна" (1940), П. стремится уловить неповторимые черты переменчивого лика природы. Он создает жанр дневниковых записей -- поэтич. миниатюр. Цикл таких миниатюр составила поэма в прозе "Фацелия" (1940), о к-рой писатель говорил: "Это моя песнь песней". К ней примыкает и цикл "Лесная капель" (1940).

Критика 20--30-х гг. не всегда находила верные критерии для оценки творчества П., порицала его за "бегство" в мир природы и лирики, видя в этом пренебрежение к современности. Однако П. через познание природы приходил к познанию человека, а самое природу понимал как непрерывный творч. процесс. "Моя природа, -- писал он, -- есть поэтическое чувство друга -- пантеизм далеко позади, -- друга-человека, составляющего вместе начало общего дела, начало коллектива" (там же, т. 5, 1957, с. 406).

В годы Великой Отечеств. войны писатель создает "Рассказы о ленинградских детях" (1943), "Повесть нашего времени" (1945, полностью опубл. 1957). В сказке-были "Кладовая солнца" (1945), сюжетно связанной с повестью-сказкой "Корабельная чаща" (1954), П. снова стремится "...искать и открывать в природе прекрасные стороны души человеческой" (там же, с. 468). Он показывает, как воля людей превращается в деяние, как правда смыкается со сказкой. В последние годы жизни П., как всегда, много сил отдавал дневникам (опубл. посмертно кн. "Глаза земли", 1957). В 1957 опубл. роман-сказка "Осударева дорога" (начатый еще в 30-е гг.), в к-ром встречаются история и современность.

Точность наблюдений художника и натуралиста, напряженность философ. исканий, высокое нравств. чувство, язык, питаемый соками народной речи, -- все это сообщает прозе П. неотразимое обаяние. "Слова у Пришвина, -- писал К. Паустовский, -- цветут, сверкают. Они полны свежести и света. Они то шелестят, как листья, то бормочут, как родники, то пересвистываются, как птицы, то позванивают, как хрупкий первый ледок, то, наконец, ложатся в нашей памяти медлительным строем..." (цит. по кн.: Пришвин М. М., Собр. соч., т. 1, 1956, с. 13).

Сочинения:

Собр. соч. [Вступ. ст. М. Горького и ст. Н. Замошкина], т. 1--7, М. -- Л., 1927--30;

Собр. соч. [Вступ. ст. К. Паустовского], т. 1--6, М., 1956--57;

Дорога к другу. [Послесл. Г. Ершова], М., 1957;

Повесть нашего времени, Ярославль, 1957;

Незабудки. [Сост. и автор вступ. ст. В. Пришвина], М., 1969;

О творческом поведении. [Вступ. ст. Ф. И. Сетина], М., 1969;

Автобиография, в кн.: Сов. писатели, т. 2, М., 1959.

Литература:

Горький -- М. М. Пришвин, в кн.: Лит. наследство, т. 70. Неизданная переписка, М., 1963;

Горький М., [Письма М. М. Пришвину и о М. М. Пришвине], Собр. соч., т. 24, 29--30, М., 1953--56;

Хмельницкая Т., Творчество Михаила Пришвина, Л., 1959;

Хайлов А., Михаил Пришвин. Творч. путь, М. -- Л., 1960;

Пришвина В., От науки к искусству, в кн.: Пути в незнаемое. Писатели рассказывают о науке. Сб. 2, М., 1962;

ее же, О Михаиле Михайловиче Пришвине, в его кн.: Золотой луг, М., 1963;

Трефилова Г. П., М. М. Пришвин, в кн.: История рус. сов. лит-ры, т. 3, М., 1968, с. 212--241;

Ершов Г., Михаил Пришвин. Очерк жизни и творчества, М., 1963;

Трифонова Т., Рус. сов. лит-ра тридцатых годов, М., 1963, с. 65--98;

Мотяшов И., Михаил Пришвин. Критико-биографич. очерк, М., 1965;

Боровой Л., Язык писателя, М., 1966;

Рус. сов. писатели-прозаики. Биобиблиографич. указатель, т. 3, Л., 1964.

Л. П. Печко.

Источник текста: Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. -- М.: Сов. энцикл., 1962--1978. Т. 6: Присказка -- "Советская Россия". -- 1971. -- С. 23--25.

Исходник здесь: http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke6/ke6-0232.htm