Помяловский Николай Герасимович - Имеют ли животные душу?

Помяловский Н.Г.

Имеют ли животные душу?

Попытка решить нерешённый и притом философский вопрос.

Бог знает, -- может быть, решение такого важного пункта философии предоставлено семинаристу.

Часть II.

Второе доказательство разбираемой теории можно выразить так:

Кто имеет душу, тот отвечает за свои поступки, потому что действует по своим привязанностям, по своему расчету и охоте. Поэтому и животное, если оно имеет душу, должно, как существо, действующее самопроизвольно, получить награду или наказание за дела свои. Но не сумасшедший ли будет тот, кто допустит, что и для животных будет Страшный суд? После такого силлогизма, кажется, смело можно сказать, что животное не имеет души, -- но смелость не всегда города берет. Если приходится иногда прибегать к умозрительному толку, как, например, это необходимо, чтобы доказать разбираемую теорию, то лучше выводить мысль из мысли постепенно, ровным шагом, осторожно. Суворовские ( по имени русского военачальника Суворова А.В. (1729 -- 1800 гг.), отличавшегося в своей деятельности быстротой, стремительностью и решительностью) шаги хотя и удивительны, но они в философии не употребляются, потому что здесь, шагая ими, легко зайти дальше здравого смысла: пример на этом силлогизме. Должно заметить, что вся сила этого силлогизма заключается в том предположении, что если всякое произвольное дело человека непременно влечет за собою награду или наказание, то и всякое дело животного должно заслуживать того же. Но произвольные дела вменяются человеку не оттого только, что они произвольны, а вместе и оттого, что человек имеет для своей произвольной деятельности законы. Не будь у человека законов, у него, как и у животного, не было бы ни добрых дел, ни преступлений, все его дела были бы безразличны, по той очевидной причине, что если нет закона, так ничего нет и в виду, что бы преступить можно, равным образом -- нет закона, так не может быть и доброго дела, потому что доброе дело состоит в согласии с законом. Таким образом, дело тогда только влечет за собою награду или наказание, когда это дело самопроизвольно и притом, когда есть для него закон. Поэтому если мы говорим, что животные имеют душу, то отсюда не следует еще, что они должны дать ответ за свои поступки, потому что мы допускаем, что как для дураков, так и для зверей законы не писаны.

Итак, мы разуверились в двух доказательствах той мысли, что животное -- существо бездушное, -- теперь посмотрим, каково третье -- оно же и последнее, и если оно окажется логичным, то достаточно и его одного, чтобы убедиться в том, что им доказывается: сила -- не в количестве, а в качестве. И действительно; третий силлогизм оказывается в высшей степени великолепным: он не только действует на ум человека, но еще пользуется некоторыми его слабостями, именно действует на его гордость, так что поневоле закрадывается сомнение, не составлено ли оно каким-нибудь английским оратором, допускающим чересчур многое в патетических местах, или французским иезуитом, у которого цель оправдывает всевозможные средства. Вот этот силлогизм во всей его силе и великолепии: человек -- царь на земле, а животное -- раб его, и может ли быть, чтобы животное, как и человек, имело душу? Если может, то чем они будут отличаться друг от друга, из чего будет видно, что один из них -- царь, а другое -- раб? Когда раб имеет царские достоинства, то он только по имени раб, а на деле царь, и когда царь имеет рабские достоинства, то и он по имени только царь, а на деле раб!

Странно: признать животное машиною за то только, что человек не машина: это походит на то, если бы я назвал кого-нибудь негодяем за то только, что я не негодяй, и что мы не будем иначе отличаться между собою. Поэтому если бы и в самом деле не было различия между человеком и скотом при том условии, что они оба имеют душу, то и тогда нельзя было бы отсюда выводить, что животное -- существо бездушное, потому что у такого силлогизма вместо среднего термина была бы гордость человеческая; но тем более нельзя этого делать, когда между человеком и скотом находится существенное различие, хотя оба они имеют души. Человек не оттого царь и животное не оттого раб, что первый имеет, а второе не имеет души, а оттого, что первый имеет душу человеческую, а второе душу скотскую, то есть в душу первого вложено стремление к бесконечному, истинному, доброму и изящному, а у второго нет такого стремления, -- и человек, когда уничтожает в себе это стремление, он нисколько не выше скота, подтверждением чему служит то, что человек после грехопадения своего много потерял из своей царственности. Таким образом, и этот силлогизм, основанный на гордости человеческой и мнимом безразличии человека от скота при том условии, если они оба имеют душу, должно признать не имеющим никакой доказательной силы. Впрочем, этот силлогизм очень редко встречается в философских системах и чаще всего употребляется в устном споре об этом предмете. Но хотя он и не употребителен между философами, потому что не строго логичен по форме, но все-таки главная причина того сильного убеждения некоторых мыслителей в справедливости разобранной теории заключается не в первых двух силлогизмах, а в нем, вероятно, потому, что он особенно великолепен. Вот доказательства той мысли, что животные не имеют души! Что же мы получаем в итоге?

Первое доказательство нелогично, второе тоже, третье тоже: итого трижды нуль -- нуль. Но обратите внимание, во-первых, на то, что если нет оснований для мысли, то нет и возможности, даже для самого ограниченного, мелочного мыслителя, поместить ее в своей голове, если только рассудок не свернет с закона достаточного основания, а во-вторых, обратите внимание на то, что нуль, хотя бы и такой, который состоит из трех самых великолепных нулей, опять для самого ограниченного человека не может быть основанием никакой мысли, -- и вы увидите, что не имеете права держаться разобранной теории; одним словом, теория остается без доказательств; следовательно, для всякого, кому это понятно, падение ее очевидно.

Но, скажут нам, если один из мыслителей философствует криво, то отсюда не следует еще, что противник его идет прямым путем.

Очень может быть, что теория справедлива, но противник не умеет защищать ее, либо не нашел еще доказательств сильных и неопровержимых, хотя они и существуют, что другой, более находчивый, и счастливый боец легко победил бы нашу философию. Это правда, и потому-то, кроме опровержения доводов противника, мы имеем положительные доказательства того, что животные имеют душу, а для объяснения некоторых темных сторон предмета представим новую, неслыханную еще в ученом мире теорию.

Животное живет при различных условиях и обстоятельствах и почти всегда действует сообразно с ними. Чем можно объяснить, -- выразимся технически, -- такое целесообразное действие животного в продолжение его жизни? Тем, что животное -- машина, механизм которого приноровлен к обстоятельствам? Но обстоятельства, в которые поставлено бывает животное, часто не зависят одно от другого; например, животное спит, -- его вдруг бьют, оно вследствие этого бежит; но на пути встречает яму; вследствие этого бежит в сторону, здесь новое обстоятельство; и так далее. Ни одно из этих обстоятельств не зависит одно от другого, и поэтому, допустив, что животное--машина, действующая при подобных обстоятельствах, надо вместе допустить, что у этой машины части не зависят одна от другой, что эта машина не имеет главной мысли, что в ней тысяча противоречий, и поэтому ее существование поддерживается постоянным чудом. Но нет никакого основания допустить это. Кроме того, животное часто ошибается в своей жизни, так, например, волк попадает в капкан, голодная корова объедается клевером и тому подобным: если животное машина, этих ошибок быть не может, иначе машина несовершенна, а это указывает на несовершенство механика, то есть Бога. Другие философы объясняют целесообразное действо животного инстинктом, но что такое инстинкт не определяет положительно ни один философ. Везде определение его начинается такими словами: это что-то такое, какая-то сила, что-то скрытое в организме животного, что-то тайное, непонятное, что заставляет его действовать так, а не иначе, выбирать такие, а не другие предметы. Но это значит не понимать, что говорить. Значит, необходимо допустить, что животное имеет душу, и попробуйте объяснить целесообразное действие животных чем-нибудь иным, и вы ничего не выдумаете, хотя бы на это дело вызваны были воображения всех поэтов, философов, механиков и аферистов. Возьмем теперь во внимание способность животных ощущать свойства предметов: вкусы, звуки, боль и тому подобное. Это ощущение не может состояться без внимания и сознания. Возьмем в пример человека. Человеку, когда он сильно занят, можно отрубить палец, и он почувствует боль тогда только, когда обратит внимание и сознает боль и тогда только у него вырвется крик боли. Пока он не сознавал боли и не обращал на нее внимания, до тех пор он и не чувствовал боли, и, если бы возможно, не обрати он вовсе внимания, он истек бы кровью и не заметил этого. И животное, если, например, когда его бьют, не сознавало и не обращало внимания на боль, оно бы и не кричало, потому что тогда не было для него повода для крика. Таким образом, если есть у животных выражение различных чувств, то непременно есть внимание и сознание, а так как то и другое принадлежит душе, то животное имеет душу. Есть множество фактов, которые решительно доказывают существование души у животных. Мы не будем перечислять все, потому что для этого потребовалось бы составить огромную книгу, а мы имеем в виду небольшое рассуждение, но представим некоторые для примера и притом в общих чертах: Замечено, что животные видят сны, например, собака лает во сне, кошка мяукает и тому подобное. Это показывает, что у животных есть представления, которые для них, как и для человека, во сне заменяют действительность. Животные имеют часто совершенно бескорыстные привязанности: собака умирает на могиле своего хозяина, некоторые соловьи прекращают песни после потери супруги и никогда после во всю жизнь не имеют самки, и тому подобное. Такие факты обнаруживают не одну материальность животной натуры, но очевидное благородство чувства. Животные во время опасности прибегают часто к хитростям, и притом они пользуются не общеупотребительными при известных обстоятельствах хитростями, но изобретают новые, никогда прежде незамеченные между ними, и которые уже после повторяются. Это обнаруживает скотское соображение. Есть лошади, которые ни разу не испытывали на себе влияние кнута или какой-нибудь насильственно вразумляющей меры, а между тем иной раз такие лошади работают в поту и усталости чрез силу. Они могли бы бросить работу: наказания им нельзя бояться, потому что они не знают его, между тем они готовы трудиться до упаду. Это пример терпения скотской воли. Наконец, вглядитесь в физиономию различных животных, и вы заметите, что у них одни физиономии (надо заметить, у животных одного рода) выглядят какими-то глупыми, неряшливыми, обжорливыми, а другие, напротив, и умны, и деликатны. Равным образом у животных на физиономии можно часто заметить улыбку, скуку, досаду, и тому подобное.

Неужели в различных физиономиях животных -- то умных, то глупых, улыбается или морщится одна физическая жизнь? Наконец, чтобы представить наши мысли о разбираемом предмете еще яснее, мы приводим обещанную теорию и просим, не прочитавши и не опровергнувши ее, не предавать насмешкам. Вот наша теория. Человек имеет душу, и животное имеет душу, но между тем и другим огромное различие, -- такое огромное, что для человека крайне унизительно сравняться с животными и получить его нравственные, умственные и эстетические достоинства, именно, -- разница в том, что у человека тело не что иное, как орудие для души, потому что все телесные потребности, как то: сон, моцион, обед, баня и тому подобное у нормально развитого человека никогда не могут быть целью в жизни: у него эти вещи всегда не что иное, как средства для того, чтобы жить -- не для физической жизни, а для духовной, а у животного -- наоборот: у него все душевные отправления совершаются для приискания средств к развитию и поддержанию организма, что и составляет всю цель его жизни, у него обед, сон, движение и тому подобные потребности -- суть главнейшие потребности в жизни; животное только и знает, только и любит, только и хочет удовлетворять этим потребностям; у него душа -- средство, орудие, а тело -- цель. Впрочем, наша теория не предполагает, что духовная деятельность животного всегда и исключительно направлена для одного организма; нет, иногда и животное, подобно человеку, может быть ниже себя, например, во время бешенства, а иногда выше себя, подобно тому, как, например, человек не имеет дара предвидения, однако иногда восходит до предчувствия будущего. Впрочем, не беремся излагать психологию животных, а делаем это замечание для того только, чтобы не понимали нашей теории в исключительном смысле. Что же ручается за справедливость этой теории? Во-первых, эта теория согласна с порядком всего творения. Проследите порядок творения от самых высших тварей до самых низших, -- и вы увидите, что если бы животные не имели души и именно -- души, подчиненной телу, -- в природе остался бы очень заметный пробел. Самое высшее, самое совершенное творение -- ангел: он существо бестелесное -- дух, потом следует человек, царствующий над органическою жизнью; потом животное, в котором органическая жизнь владычествует над духовною; потом растения, где одна органическая жизнь, без духовной; наконец, минералы -- творения без органической жизни. Вникните в этот порядок: он ясно свидетельствует, что наша теория не произвольная выдумка, а взята из натуры. Во-вторых, за истинность нашей теории ручается то, что при ее пособии объясняются все темные стороны вопроса, что и должно требовать от всякой здравой теории. Попробуйте читать теорию, по которой животные существа бездушные, и вы всегда встретите около заключения оговорку вроде этой: "Правда, есть много явлений, в которых, по-видимому, обнаруживается у животных что-то вроде смысла и воли: но эти факты еще не поняты нами, и, вероятно, когда мы поймем их, окажется, что они не противоречат нашей теории".

Такая оговорка показывает, что из этой теории нельзя объяснить всего, что мы замечаем у животных. Прочитайте теперь теорию, по которой животные имеют душу, и вы тоже встретите на конце оговорку подобного рода: "Правда, непонятно, отчего животные не могут усовершенствоваться, хотя и имеют душу, однако это явление не может отнять силу у множества фактов, которые решительно доказывают существование души у животных". Значит, и здесь одна сторона остается неразъясненною. Наша же теория объясняет все стороны: и то, что показывает опыт, и то, что доказывает умозрение. Именно, те явления, в которых обнаруживается смысл, воля и чувство животного, она объясняет существованием у животных души, а явление, что животное, имея душу, не усовершенствуется, объясняет существованием души, подчиненной телу. Может быть, последнее объяснение не всяким понятно сразу: поэтому мы изложим его отдельно. Все телесные стремления (других стремлений у животных нет) временны, а чтобы совершенствоваться постоянно, надо стремиться к чему-нибудь бесконечному, потому что кратковременные интересы, каковы: сон, движение и прочее, прекращаются вместе с удовлетворением их, и поэтому нет побуждений, которые заставляли бы животного стремиться к совершенству. Вот почему у них нет ни наук, ни искусств, ни государственного правления: тело этого не требует. От этого же у них нет и языка, потому что тело не представляет животному побуждений передавать свою опытность другим, себе подобным, хотя, правда, у них, как опыт показывает, есть кое-что вроде разговора, хотя бы самого бедного, состоящего из кое-каких знаков. Оттого же нет у них долголетних страстей, нет энтузиазма и сильных скорбей, нет долговременных печалей. Всего этого тело не требует. Итак, нашей теорией объясняются все стороны вопроса, а это опять сильное доказательство, что наша теория не пустая философская ересь, а истина, взятая прямо с натуры. Наконец, замечали ли вы, что и те философы, которые на бумаге страшно ратуют за отсутствие души у животных, те самые философы в своей домашней жизни, в обращении со скотами обнаруживают мысли противоположные. Они не смотрят тогда на животного, как на какую-то бездушную машину, которая ест, спит и тому подобное не оттого, что хочет есть и спать, а оттого, что животное так устроено, что в известное время должно есть и спать. В таком обращении обнаруживается противоречие теории этих философов с собственною их практикою. Все-таки некоторые скажут: "Это теория новая! Не лучше ли верить которой-нибудь из старых, засвидетельствованных, по крайней мере, знаменитыми философами? Но в этом случае логика советует, -- а ее совет всегда дельный, -- держаться не той теории, которая прожила больше лет, но той, в которой больше правды; она советует верить не авторитетам, а доказательствам: здесь исключение только для Священного Писания и Предания, авторитеты которых непререкаемы.

Да и неужели знаменитые философы за то приобрели авторитет, что умели хорошо верить чужим авторитетам? Нет; должно думать, за то, что умели хорошо доказывать; а мы, незнаменитые, будем подражать знаменитым.

1855 г.

Особое внимание привлекает статья под названием "Попытка решить нерешённый и притом философский вопрос". Статья эта, подписанная псевдонимом "Тамбовский семинарист", принадлежит Помяловскому. Она посвящена размышлениям о психической жизни животных. Статья ярко характеризует умственные интересы молодого Помяловского. Разумеется, в ней явственно ощущается тяжёлый груз традиционных религиозных представлений и семинарской схоластики, но в то же время она свидетельствует о критических наклонностях семинарского философа и его скептическом отношении к ортодоксальному богословскому учению о человеке как "царе бездушной природы". Публикаций и рукописей первой части не сохранилось.

Ямпольский И. Г.

Впервые: "Семинарский листок", журнал словесности и наук, еженедельное издание. В. 2. СПб, "Александро-Невская лавра", 1855 г.

Источники текста:

Помяловский Н. Г., "Полное собрание сочинений", в 2 томах. М. -- Л., "Академия", 1935 г. С. 291 -- 297.

Помяловский Н. Г., "Сочинения", М. -- Л., "Государственное издательство художественной литературы", 1951 г. С. 9 -- 10. Вкл. между 16 и 17 стр.