Пяйвяринта Пиетари - Морозное утро

Пьетари Пэйверинта
Картинки изъ жизни.
Разсказы финскаго писателя П. Пэйвиринта.
Съ шведскаго.
I. Морозное утро.

Въ половинѣ августа мнѣ было необходимо по нѣкоторымъ собственнымъ дѣламъ отправиться въ такую мѣстность, гдѣ не существовало никакихъ проѣзжихъ дорогъ, вслѣдствіе чего я принужденъ былъ сдѣлать это путешествіе пѣшкомъ. Соверша такимъ образомъ мой путь, я пришелъ однажды поздно вечеромъ къ одному уединенно стоящему крестьянскому двору съ избой, по наружному виду которой я заключилъ, что она выстроена уже давно и что хозяева ея въ ней обжились совершенно. Вошедъ въ избу и пожелавъ находившимся въ ней "добраго вечера", а попросилъ, чтобъ меня пустили переночевать, на что немедленно получилъ позволеніе. Въ избѣ въ данную минуту я увидалъ слѣпого старика, древнюю старуху и цѣлую кучу маленькихъ дѣтей, большинство которыхъ еще было въ такомъ возрастѣ, когда ихъ водятъ только въ однихъ рубашонкахъ. Старуха, повидимому, была бабушкой этихъ дѣтей и очевидно завѣдывала домашнимъ хозяйствомъ; а старикъ возился съ этой мелюзгой, няньчилъ ихъ на рукахъ и поочередно сажалъ въ себѣ на колѣни. По всему было замѣтно, что дѣти чрезвычайно привязаны къ старику; они карабкались на лавку, гдѣ онъ сядѣлъ, обвивали своими рученками его шею, гладили по головѣ и по длинной, сѣдой бородѣ, изъ чего я заключилъ, что старикъ -- дѣдъ этихъ дѣтей. Я попробовалъ вступитъ въ разговоръ. Разумѣется, всякій прохожій, случайный постоялецъ обязанъ предварительно сказать, кто онъ, откуда, куда и зачѣмъ идетъ? а потомъ уже заводить рѣчь о чемъ-нибудь другомъ. Такъ точно поступилъ и я. Сообщивъ на мой счетъ всѣ необходимыя свѣденія, я обратился къ дѣду съ слѣдующимъ вопросомъ:

-- Неужели вы всю свою жизнь прожили здѣсь?

-- Да,-- отвѣчалъ дѣдъ.

-- А давно стоитъ здѣсь этотъ дворъ?

-- Да, пожалуй, побольше сотни лѣтъ. Этотъ дворъ со всѣмъ своимъ хозяйствомъ былъ заведенъ здѣсь моимъ отцомъ.

-- Я думаю, не мало труда положено было на все это?

-- Мало ли было труда! Работали мы сколько было силъ и жить можно бы хорошо, еслибъ не морозы. Ужъ этотъ морозъ для васъ такой врагъ, хуже котораго и не найти; онъ постоянно поѣдаетъ всѣ труды нашихъ рукъ; а вотъ поди же, въ сосѣднихъ выселкахъ о немъ и слыхомъ не слыхать. Здѣсь недалеко есть большое болото, а осушить его, прорыть канавы, рукъ не хватаетъ въ одной семьѣ; вся причина морозовъ -- это болото!-- сказалъ старикъ съ глубокимъ сокрушеніемъ.

Въ этотъ вечеръ погода дѣйствительно была очень непріятная и даже въ продолженіе всего дня дулъ холодный, рѣзкій, сѣверный вѣтеръ. Я намѣревался было навести разговоръ на болѣе отрадные предметы, какъ вдругъ старикъ самъ заговорилъ со мной.

-- А какова сегодня погода? Когда ты пришелъ сюда, все еще дулъ полночный вѣтеръ?

-- Погода довольно прохладная и хотя вѣтеръ дуетъ съ сѣвера, я однако-жъ не думаю, чтобъ ночью могъ быть морозъ!-- отвѣтилъ я.

-- Да, хорошо, какъ бы такъ было!-- отозвался дѣдъ, глубоко вздохнувъ.

-- А много у тебя дѣтей, старина?-- спросилъ я опять.

-- Въ живыхъ четверо сыновей!-- отвѣчалъ старикъ.

-- А что, всѣ твои сыновья женаты?

-- Трое женатыхъ, а одинъ еще холостой.

-- Гдѣ же всѣ они теперь?

-- Вся семья задумала поднять большой клинъ нови и спѣшитъ хорошенько приготовить ее къ ржаному сѣву, которому скоро придетъ пора. Кто копаетъ канавы, кто разбрасываетъ по сторонамъ вырытую землю, а кто послабѣе силами, такъ выжигаютъ пни и корни въ полѣ, гдѣ потомъ будетъ пашня.

-- А ночевать они возвращаются домой?

-- Да. Они ушли еще вчера, а сегодня вечеркомъ придутъ.

-- Жены твоихъ сыновей, вѣроятно, также ушли съ своими мужьями, такъ какъ ихъ не видно здѣсь?

-- И жены, и старшіе изъ ихъ дѣтей, всѣ тамъ.

-- У тебя-таки много рабочихъ рукъ?

-- Да, довольно.

-- Неужели одна твоя семья могла справиться съ такимъ дѣломъ? Вѣдь поднять большое пространство нови не шутка?

-- Да, только одной своей семьей и сдѣлали это. Вѣдь они всѣ, сколько ихъ есть, цѣлое лѣто были заняты этимъ, кромѣ сѣнокосной поры.

Мнѣ хотѣлось еще поговорить съ старикомъ, но онъ очевидно не желалъ продолжать бесѣды и попытка моя не удалась. У него былъ такой грустный и озабоченный видъ, какъ будто его тяготила какая-то тайная, глубокая печаль. При такомъ настроеніи ему, конечно, было не до разговоровъ и онъ отвѣчалъ на всѣ мои вопросы по большей части односложно, изъ чего я заключилъ, что онъ не желаетъ больше говорить.

-- А что, дѣдъ, вѣдь, а думаю, не мало и всякихъ другихъ невзгодъ случалось тебѣ натерпѣться здѣсь?-- возобновилъ я опять свои разспросы.

-- Всего было много, и горя, и бѣдъ! Но вѣдь этимъ Господь испытываетъ только насъ, а не покидаетъ насъ совсѣмъ!-- сказалъ старикъ твердымъ голосомъ, изъ чего я заключилъ, что онъ или самъ читалъ, или слышалъ отъ другихъ это изреченіе, которое Рунебергъ вложилъ въ уста своего "Крестьянина Пааво".

-- Гдѣ ты слышалъ такое изреченіе?-- спросилъ я, живо заинтересованный этимъ.

-- Мой меньшой сынъ, Матти, откуда-то достаетъ книги, точно изъ земли ихъ выкапываетъ и въ свободные отъ работы часы онъ читаетъ мнѣ вслухъ, чтобъ занять меня, такъ какъ я слѣпъ и не могу читать самъ. Да, большая для меня утѣха въ томъ, что онъ мнѣ читаетъ, а больше всего утѣшаетъ онъ мою скорбную душу словомъ Божіимъ. Матти для меня -- тотъ свѣтъ, котораго лишены мои глаза. И я благодарю Господа, что онъ, по крайней мѣрѣ, сохранилъ мнѣ слухъ.

-- Давно ли ты ослѣпъ, дѣдъ?

-- Уже больше десяти лѣтъ.

-- Какимъ образомъ это случилось?

-- Я щепалъ лучину и маленькій осколокъ попалъ мнѣ въ глазъ; послѣ этого оба мои глаза стали болѣть; болѣли, да болѣли -- такъ я и ослѣпъ совсѣмъ!

-- Любятъ тебя твои дѣти?

-- Да; всѣ мои дѣти любятъ меня и я самъ ихъ люблю.

-- Если такъ, то, мнѣ кажется, ты не имѣешь причины особенно горевать, будучи окруженъ счастливой семьей, всѣ члены которой дружно живутъ между собою!-- замѣтилъ я.

-- Конечно, въ такомъ смыслѣ мы счастливы, потому что вмѣстѣ переносимъ наши бѣды, любя другъ друга. Но вѣдь у главы семейства могутъ быть еще другія заботы. У насъ было нѣсколько неурожайныхъ годовъ сряду, послѣ которыхъ мы не ѣдимъ чистаго хлѣба, а печемъ его съ подмѣсью древесной коры, и кромѣ того вошли въ долгъ, а Эркки изъ Тинкилэ требуетъ его съ процентами и грозитъ судомъ. Чтобъ какъ-нибудь избавиться отъ такой бѣды, мы всѣ работали, не покладывая рукъ, и теперь есть надежда, что мы поправимся, потому что рожь выровнялась славная, густая. Да вотъ погода-то опять посвѣжѣла и вѣтеръ подулъ съ полночной стороны и я боюсь, что морозъ пожалуетъ къ намъ въ гости! Если только это случится, то придется хоть пропадать совсѣмъ! Тогда Эркки изъ Тинкилэ навѣрное станетъ взыскивать свой долгъ судомъ, продадутъ нашъ скотъ, который былъ намъ такимъ подспорьемъ въ это трудное время, а это уже будетъ для насъ просто разоренье! Такъ вотъ ты сообрази все это, милый человѣкъ, и разсуди, какъ же старшему въ семьѣ не тужить и не задумываться! Конечно, въ Писаніи сказано также: "Не заботьтесь о завтрашнемъ днѣ". Конечно, можетъ быть "Господь только испытываетъ насъ разными бѣдствіями, но не покинетъ насъ совсѣмъ".

Сказавъ это, старикъ замолчалъ. Я только-что собирался возразить ему какимъ-нибудь ободряющимъ его упавшій духъ словомъ, какъ услыхалъ на дворѣ голоса и, выглянувъ въ окно, увидалъ, что вся семья воротилась съ работы домой. Любопытствуя получить понятіе о прочихъ членахъ семьи, о ихъ характерѣ, ихъ отношеніяхъ между собою, а въ особенности объ ихъ отношеніяхъ къ старику, я отодвинулся въ самый дальній и самый темный уголь избы, чтобъ лучше смотрѣть и слушать оттуда.

Всѣ говорили въ одно время, такъ что словъ нельзя было разобрать, а слышался только какой-то гулъ отъ разговора крестьянъ пріѣхавшихъ съ работы и убиравшихъ въ сарай свои земледѣльческія и прочія орудія; потомъ вся эта толпа разомъ ввалилась въ избу; у всѣхъ были довольныя, веселыя лица. Но пока еще они были на дворѣ, я подумалъ: посмотримъ, каковъ этотъ молодецъ -- Матти, котораго такъ нѣжно любить отецъ, и самъ онъ любитъ ли дѣйствительно въ такой же степени своего отца?

Тутъ все мое вниманіе сосредоточилось преимущественно на одномъ изъ сыновей старика -- на юношѣ, которому, повидимому, было лѣтъ семнадцать, не болѣе. Высокаго роста, стройный, бѣлокурый, голубоглазый, съ необыкновенно пріятнымъ выраженіемъ лица:-- это навѣрное Матти, меньшой сынъ старика!-- мысленно рѣшилъ я.

Быстро сбросивъ съ плечъ свою выпачканную въ грязи и въ глинѣ куртку, онъ скорыми шагами подошелъ къ отцу, обнялъ его обѣими руками, поцѣловалъ въ морщинистый лобъ и погладилъ его потомъ по сѣдой головѣ, сказавъ:

-- Что, батя? Чай соскучился ты одинъ, пока насъ цѣлыхъ два дня не было дома? Ахъ, жалко, что ты не видишь и не можешь читать; а то бы даже и не замѣтилъ, какъ прошло это время!

Прежде чѣмъ старикъ успѣхъ что-нибудь сказать на это, молодой человѣкъ подошелъ къ столу, зажегъ огня, потомъ порывшись въ карманахъ своей куртки, досталъ оттуда толстый, порядочно истрепанный свертокъ газетъ и, сѣвъ на лавку рядомъ со старикомъ, обратился къ нему съ слѣдующими словами:

-- Ну вотъ я принесъ еще кое-чего новенькаго почитать, батя! Тутъ есть одна славная пѣсня, которая навѣрное тебѣ понравится, потому что относится къ простому народу. Называется она "Палаты крестьянина". Я сейчасъ прочту ее тебѣ вслухъ. Слушай же!

Съ разсвѣтомъ дня, въ понедѣльникъ, надѣвъ на плечи свою куртку, выхожу я въ дальнее поле перепахивать жнивье и вырубать молодой кустарникъ.

Когда я поработалъ для доставленія насущнаго хлѣба милымъ моему сердцу, тогда отправляюсь на короткій ночной отдыхъ, въ уединенную избушку, посреди лѣсной поданы.

Пѣнье птичекъ замѣняетъ мнѣ музыку, а ревъ бури напоминаетъ звуки органа; напитокъ мой -- чистая ключевая вода, а ѣда -- вкусный, хотя и черный хлѣбъ.

Вотъ какъ я блаженствую въ моихъ палатахъ; ночи не кажутся мнѣ томительными и длинными; счастливый и внутренно довольный, радостно жду я разсвѣта.

Но если вдругъ поздній, сердитый морозъ истребитъ всю, уже почти созрѣвшую, рожь, тогда сердце загорюетъ, какъ объ умершемъ, когда подумаешь о предстоящей нуждѣ для семьи.

Не я одинъ, а всѣ мы зависимъ отъ зерна, брошеннаго въ землю. Но какъ ни тяжелъ для насъ неурожай, а подати все-таки спросятъ съ насъ сполна.

Во все время чтенія молодого человѣка я слѣдилъ за выраженіемъ лица старика. Оно становилось все болѣе горькимъ и его лишенные зрѣнія глаза учащенно мигали, какъ будто отъ слезъ, но они по прежнему оставались сухи, по всей вѣроятности, вслѣдствіе слѣпоты потерявъ способность проливать слезы.

Очевидно это стихотвореніе было не изъ тѣхъ, которыя способны смягчать тяжелыя чувства, которыя такъ глубоко запали въ душу старика; его печаль и забота очевидно предстояли отчетливо и ясно передъ его мысленными очами. Но юноша, въ своемъ увлеченіи, не понялъ того впечатлѣнія, какое эти стихи произвели на старика, продолжая по прежнему указывать на то, какъ это вѣрно и какъ похоже на собственное положеніе ихъ семьи.

-- Въ какой книгѣ напечатаны эти стихи?-- спросилъ старикъ.

-- Это напечатано въ "Oulun Viikko-Sanomia" {Издаваемая въ Свеаборгѣ финская газета.},-- отвѣчая сынъ.

-- Откуда ты ее досталъ?-- снова спросилъ старикъ.

-- Я за ночь съѣздилъ въ село и выпросилъ у Гэйкки, что живетъ въ Маттила, почитать эту газету за цѣлый годъ,-- отвѣчалъ сынъ довольнымъ тономъ.

-- А кто сочинилъ эту пѣсню?-- спросилъ старикъ.

-- Ужъ этого я не знаю.

-- Сочинитель могъ бы написать что-нибудь и получше; надо, впрочемъ, правду сказать, что онъ, должно быть, самъ много испыталъ въ жизни. Онъ, какъ слѣдуетъ, по порядку изложилъ свои мысли и такъ ясно, точно самъ чувствуешь все, что онъ описываетъ; вотъ я тоже не мало испыталъ на своемъ вѣку и на сердцѣ у меня бываетъ то же самое, да вотъ высказать-то этого не могу.

Старикъ умолкъ и погрузился въ свои невеселыя думы.

Между тѣмъ, вся остальная семья занялась приведеніемъ своихъ вещей въ порядокъ. Кто, снявъ съ себя мокрое платье, развѣшивалъ его, чтобъ оно скорѣе просохло; кто вынималъ изъ котомки кадочку съ масломъ и деревянную солонку; а женщины, у которыхъ были грудныя дѣти, спѣшили брать ихъ на руки, чтобы накормить ихъ.

-- А что, какова погода?-- наконецъ промолвилъ старикъ, какъ-будто пробуждаясь отъ сна и обращаясь къ своему младшему сыну, Матти.

-- Холодная; и вѣтеръ дулъ цѣлый день съ сѣвера, но потомъ стало много теплѣе, какъ только показалась на сѣверозападѣ большая черная туча,-- отвѣтилъ тотъ.

-- Туча съ сѣверо-запада предвѣщаетъ морозъ,-- замѣтилъ старикъ.

-- Что ты, батя! Неужели ты думаешь, что будетъ морозъ?-- въ свою очередь спросилъ его сынъ.

-- Да, я боюсь, что будетъ такъ!-- сказалъ старикъ, глубоко вздохнувъ.

-- А можетъ быть, еще и совсѣмъ не будетъ мороза!-- утѣшалъ сынъ.

-- Дай-то Богъ!-- сказалъ старикъ тономъ, въ которомъ слышалось и сомнѣніе, и надежда; а затѣмъ снова задумался.-- А что, вы окопали канавами все поле нови, или еще не совсѣмъ съ этимъ управились?-- спросилъ онъ снова, послѣ нѣкотораго молчанія.

-- Все сдѣлано какъ слѣдуетъ и новь подготовлена такъ, что хоть сейчасъ приступить къ посѣву,-- отвѣчалъ одинъ изъ прочихъ сыновей.

-- Ужъ ты не безпокойся, батюшка! Мы такъ обработали эту новь, что любо!-- прибавилъ другой.

-- Ну, а каково растетъ хлѣбъ на прошлогодней нови и на прочихъ поляхъ?-- спросилъ отецъ.

-- И на нови, и на прежнемъ полѣ ростъ хлѣбовъ отличный и они уже поспѣваютъ, такъ что, пожалуй, недѣли черезъ двѣ можно будетъ жать. И соломой рожь хороша, и колосъ такой наливной, что такъ и наклонился къ землѣ. Еслибъ еще недѣльки двѣ не было мороза, тогда мы заплатили бы всѣ недоимки въ казну, отдали бы Эркки изъ Тинкилэ сполна весь нашъ долгъ, у насъ появился бы опять чистый ржаной хлѣбъ, уже безъ подмѣси древесной коры, батька былъ бы у насъ всегда сытъ, а потомъ, на радости, можно будетъ даже выписать себѣ какую-нибудь газету!-- весело проговорилъ Матти, подходя къ отцу, нѣжно обнимая его и гладя, какъ ребенка, по головѣ.

-- Еслибъ все случилось такъ, какъ мы надѣемся, то вмѣсто одной, мы выпишемъ тебѣ пожалуй цѣлыхъ двѣ газеты!-- сказалъ старикъ, обращаясь къ Матти и стараясь улыбнуться этому преданному, искренно любящему и почтительному сыну. Но выраженіе минутной отрады, блеснувшей на лицѣ старика, тотчасъ же исчезло; у него опять проявился прежній скорбно-суровый и удрученный видъ, вѣроятно сложившійся вслѣдствіе постоянной матеріальной тяготы и житейскихъ нуждъ. Потомъ онъ опять какъ будто ушелъ въ самого себя, просидѣлъ такимъ образомъ нѣсколько минутъ и, наконецъ, какъ будто очнувшись, заговорилъ снова:

-- А если хлѣбъ у насъ побьетъ морозомъ, то чѣмъ же будемъ мы сѣять и что будемъ ѣсть?

-- Мы уже сжали рожь на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она совсѣмъ поспѣла, боясь мороза -- такъ, стало быть, соберемъ сколько-нибудь сѣмянъ; мы уже рѣшились такъ, не спросясь тебя, батюшка! Я думаю, не худо мы сдѣлали?-- сказалъ одинъ изъ женатыхъ сыновей.

-- Какое худо? Разумно вы это придумали; я самъ хотѣлъ напомнить вамъ объ этомъ, когда вы пошли подымать новь: тогда погода стоила хорошая. Ну, слава Богу, хоть сѣмена-то по крайности собрали!-- сказалъ старикъ.

Наконецъ, семейные старика замѣтили, что въ избѣ есть посторонній человѣкъ, и разговоръ тотчасъ же сдѣлался общимъ. Они всѣ очень рады были услыхать что-нибудь новое отъ гостя, который былъ и городскимъ, и деревенскимъ жителемъ; въ особенности интересовался всѣмъ Матти, который во все время моихъ разсказовъ не отходилъ отъ меня и ловилъ на лету каждое мое слово. Всѣ они предлагали мнѣ очень дѣльные вопросы на счетъ нѣкоторыхъ предметовъ и обстоятельствъ и всѣ они не похожи были на тѣхъ закоснѣлыхъ людей, которые, вслѣдствіе своей замкнутости и ограниченности, считаютъ вздоромъ все, чего они сами никогда не видали, или о чемъ никогда не слыхали; а напротивъ, старались уяснить себѣ суть дѣла во всемъ, чего только касалась наша рѣчь. Но въ то же время я могъ убѣдиться, что какъ самъ старикъ, такъ и его старшіе сыновья не извлекали для себя изъ слушанія чтенія особенной умственной пользы; только у младшаго сына, Матти, страсть въ чтенію получала осмысленный характеръ, хотя очевидно и всѣ прочіе интересовались этимъ, какъ пріятнымъ развлеченіемъ.

Когда разговоръ нашъ прекратился, то вся семья стала собираться ужинать, а для меня, какъ для посторонняго посѣтителя, накрыли столъ въ находившейся рядомъ съ избой "горницѣ". Сколько радушія выражалось въ этомъ при всей бѣдности семьи! Мнѣ было очень непріятно, что они вздумали особенно хлопотать о моемъ угощеніи, но отказаться отъ него было невозможно, не обидѣвъ хозяевъ, и я непремѣнно долженъ былъ сѣсть за столъ. Послѣ ужина всѣхъ стало клонить ко сну. Послѣ трудового дня и физическаго утомленія, природа заявляла свои права: усталое тѣло требовало покоя и подкрѣпленія силъ. Всѣ, одинъ по одному, стали уходить спать, а мнѣ приготовили въ "горницѣ" особую кровать, гдѣ я и провелъ ночь.

Скоро на этихъ тружениковъ снизошелъ благодѣтельный сонъ и все затихло вокругъ; только изрѣдка слышалось чье-нибудь храпѣніе или шумное дыханіе крѣпко спящаго человѣка, да оханье старика за потрескивавшей перегородкой.

У меня сложилась несчастная привычка: я никогда не могу уснуть на новомъ мѣстѣ и на чужой постелѣ; то же самое случилось и теперь. Сколько ни старался я заснуть, но это мнѣ никакъ не удавалось. Образы всей крестьянской семьи моихъ хозяевъ и переносимыя ими трудности жизни безпрестанно возставали въ моемъ воображеніи. При этомъ я задавалъ себѣ вопросъ: еслибы весь этотъ людъ имѣлъ возможность съ ранняго дѣтства научиться читать и притомъ непремѣнно что-нибудь полезное, то неужели бы оттого не улучшились всѣ условія его жизни? Матти хотя читалъ мало, но чтеніе вліяло на него хорошо. Сѣмя печатнаго слова упало на добрую землю и принесло плодъ. Но не побьетъ ли морозъ это еще не убранное въ житницу зерно? вотъ въ чемъ вопросъ. Будетъ ли его жажда познаній возрастать или ослабѣвать, а, можетъ быть, и совсѣмъ пропадетъ, заглохнетъ подъ гнетомъ самыхъ необходимыхъ житейскихъ нуждъ, которыми постоянно грозитъ крестьянину моровъ? Если же этотъ злой врагъ сразу, однимъ ударомъ, уничтожитъ урожай, на который возлагалось столько надеждъ, для полученія котораго потратилось столько трудовъ и усилій -- если не смотря на все это, при постоянномъ недостаткѣ хлѣба, крестьянамъ придется еще хуже того -- голодать, страшно подумать объ этомъ! Матти уже нечего будетъ и думать о "газетѣ"; его жажда знаній заглохнетъ, имѣя постоянно передъ глазами цѣлую голодающую семью и уступая болѣе насущнымъ и болѣе неумолимымъ требованіямъ, чѣмъ даже требованія Эркки изъ Тинкилэ. Можетъ быть, не только онъ, но и всѣ прочіе члени семьи предадутся безвыходному чувству отчаянія!

Но еслибы они своевременно получили возможность развить свой умъ знаніями, то, можетъ быть, устроили бы все ранѣе и лучше чѣмъ теперь. Они бы скорѣе расплатились съ своимъ долгомъ, еслибы прежде хватились осушить сосѣднее болото, какъ причину мороза, постоянно уничтожающаго всѣ усиленные труды ихъ рукъ. Можетъ быть, еслибы вмѣсто ржи, они сѣяли траву, которая давала бы имъ хорошій урожай сѣна и которая не такъ терпитъ отъ мороза какъ всякій зерновой хлѣбъ, то не терпѣли бы такой нужды какъ теперь. Еслибы то, еслибы другое и я все придумывалъ разные способы, которые могли бы вывести эту работящую семью изъ ея тягостнаго положенія, а между тѣмъ сонъ не приходилъ но мнѣ и я не могъ сомкнуть глазъ. Тахъ угнетали меня мысли о душевныхъ, хотя и временныхъ, страданіяхъ людей мнѣ подобныхъ! Но я думалъ не исключительно только о семьѣ моихъ хозяевъ, а о судьбѣ всего нашего простонародья. Въ обитателяхъ этого уединеннаго крестьянскаго двора я видѣлъ типъ цѣлаго крестьянства, съ его горестями, бѣдствіями и борьбою со всякаго рода нуждой. Въ личности сыновей стараго крестьянина отражался національный характеръ финскаго упорства въ трудѣ и финской выносливости,-- который все разсчитываетъ, что морозъ пощадить засѣянныя ими поля, и потому такъ спокойно и равнодушно относится къ этому обстоятельству, какъ будто къ вещи неизбѣжной и самой обыкновенной. Только одинъ старикъ находился постоянно подъ впечатлѣніемъ страха, въ ожиданіи худшаго, и это настроеніе сложилось у него вслѣдствіе того, что время достаточно пріучило его къ покорности. Мнѣ думалось, что пора бы морозу сжалиться надъ нашими крестьянами и надъ моимъ старикомъ-хозяжномъ въ особенности, потому что онъ уже и безъ того такъ много потерпѣлъ отъ него. Наконецъ, я сталъ замѣчать, что мысли мои начинаютъ путаться и я заснулъ.

Такъ какъ человѣческіе сны вообще находятся въ связи съ тѣмъ, что занимало умъ во время предшествовавшаго сну бодрствованія, то и мои грезы были какъ бы продолженіемъ моихъ мыслей на яву. Мнѣ снилось, будто я вышелъ ночью въ поле въ половинѣ августа. Небо было совершенно чистое и ясное. Ночь тихая, передъ моими глазами разстилалось, на большое пространство, поле густой, высокой, поспѣвающей ржи, обѣщавшей хорошую жатву, причемъ вдоль хлѣбныхъ стеблей собирались капли росы, медленно падавшія на землю. Казалось, что этимъ хлѣбамъ уже нечего бояться, и когда набѣгалъ легкій вѣтерокъ, покачивавшій колосъ, то этотъ шелестъ походилъ какъ бы на дыханіе ихъ. Вдругъ изъ-за утеса съ сѣвера сталъ показываться полный обликъ луны. Я невольно обернулся въ ту сторону и увидалъ гигантскаго роста древняго старика, который шелъ слѣдомъ за луной; по мѣрѣ того какъ онъ подвигался впередъ, онъ становился все длиннѣе и былъ бѣлый, какъ снѣгъ. Все платье его было изо льда, а на подолѣ и вокругъ рукавовъ висѣли ледяныя сосульки въ видѣ бахромы. У него была необыкновенно густая и длинная борода, которая спускалась ниже колѣнъ и, такъ же какъ его брови, была вся усѣяна ледяными колючками, блестѣвшими разными переливчатыми цвѣтами при лунномъ свѣтѣ. Такими же точно украшеніями покрыты были его волосы, спускавшіеся до самой земли. На рукахъ надѣты были огромныя ледяныя рукавицы, ноги обуты въ большіе ледяные сапоги, а на головѣ была ледяная шапка, имѣвшая видъ горшка.

Прошедши нѣкоторое разстояніе такимъ образомъ, луна вступила съ своимъ спутникомъ въ разговоръ и я услыхалъ слѣдующее:

-- Не ходи за мною; ты появляешься только затѣмъ, чтобы причинить вредъ и сдѣлать зло людямъ, которые уже знакомы съ твоими ранними посѣщеніями и называютъ тебя морозомъ.

Такъ этотъ старикъ-великанъ и есть морозъ!-- подумалъ я, и невольная дрожь пробѣжала у меня по спинѣ. Нужно однакожъ хорошенько вглядѣться въ него!-- мысленно добавилъ я.

-- Какая мнѣ нужда заботиться о томъ, что я причиняю имъ вредъ, я иду туда, гдѣ нахожу поживу, и мнѣ дѣла нѣтъ до употребляемыхъ ими предосторожностей. Я -- меньшой сынъ сѣвернаго вѣтра и теперь для меня самое удобное время начать мой обходъ. Вѣдь надо же и мнѣ чѣмъ-нибудь жить!-- отвѣчалъ старикъ.

-- Ищи себѣ пищи въ полярныхъ странахъ, у Ледовитаго моря и на вершинахъ горъ, а не около человѣческихъ жилищъ, гдѣ ты дѣлаешь столько опустошеній. Или по крайней мѣрѣ, отложи твое посѣщеніе до другого времени, когда твое появленіе уже не причинитъ такого вреда. Тебѣ и безъ того найдется много работы. Поди, заключай въ свои объятія бурныя моря и озера; укрощай стремительное теченіе рѣчныхъ волнъ, сдѣлай ихъ неподвижными, и закуй льдомъ болота и топи, превращай ихъ въ сплошную массу льда. Тебѣ въ пору справиться только съ этимъ; пожалуйста отложи свое посѣщеніе теперь!-- продолжала упрашивать луна.

-- Вся та работа, которую перечислила ты теперь, это -- ужъ дѣло моего старшаго брата, которому имя -- холодъ, и все это лежитъ прямо на его обязанности; да притомъ срокъ его времени уже близокъ,-- отвѣчалъ ледяной великанъ.-- Я долженъ пріходить раньше, а онъ уже придетъ послѣ, потому что необходимо прежде мнѣ сдѣлать свое дѣло, чтобы онъ могъ успѣшно исполнить свое. Сегодня мой первый выходъ передъ осенью и я не допущу, чтобы кто-нибудь помѣшалъ мнѣ исполнить то, что должно быть сдѣлано!-- сердито отвѣчалъ старикъ, отрясая и выбивая ледъ изъ своей одежды, откуда вдругъ посыпалась масса изморози, падая на землю, причемъ на меня повѣяло холодомъ. Мнѣ хотѣлось крикнуть морозу: не ходи сюда и не причиняй намъ бѣды! Но взглянувъ ему въ лицо, я убѣдился, что съ такимъ упрямцемъ сладить невозможно. И вотъ онъ сталъ приближаться въ полю, принадлежащему той крестьянской семьѣ, которая дала мнѣ ночлежный пріютъ.-- Остановись, не иди дальше и пощади уже почти созрѣвшую къ жатвѣ рожь моихъ хозяевъ!-- закричалъ я ему. Вѣдь тогда Матти останется безъ "газеты"; слѣпой, столько испытавшій на своемъ вѣку старикъ-отецъ долженъ будетъ питаться хлѣбомъ съ подмѣсью древесной коры, казна и Эркки изъ Тинкилэ, не смотря ни на что, будутъ требовать уплаты податей и долга и вся семья доведена будетъ до самой крайней бѣдности!

Но морозъ, не обращая вниманія на мои мольбы, остановился посреди принадлежащаго моимъ хозяевамъ поля и началъ изо всей силы отряхивать свою одежду, отчего все поле побѣлѣло и колья стояли точно окаменѣвшіе, а покрывавшія ихъ капли росы превратились въ маленькія льдинки. Непріятный, холодный туманъ охватилъ всю окрестность и въ воздухѣ почувствовалась мгновенно сильная, насквозь пронизывающая стужа.

"Господи! Что же это такое!" -- со стономъ произнесъ я и тотчасъ же проснулся отъ звука своего собственнаго голоса. Этотъ сонъ такъ напугалъ меня, что я дрожалъ какъ въ лихорадкѣ и долго не могъ успокоиться отъ его тягостнаго впечатлѣнія. Вся крестьянская семья спала крѣпкимъ сномъ, утомившись отъ усиленной работы. Между тѣмъ, солнце стало всходить. Но сонъ мой все еще продолжалъ меня безпокоить и я невольно подумалъ: ужъ не оправдалось ли предчувствіе старика-хозяина? Я началъ вставать. Къ этому побуждали меня двѣ причины: во-первыхъ, мнѣ нужно было, не теряя времени, отправиться въ дальнѣйшій путь, а во-вторыхъ, мнѣ прежде хотѣлось взглянуть, что дѣлалось на дворѣ.

Я одѣлся и вышелъ; но только лишь переступилъ за порогъ избы, какъ увидалъ, что вся земля была бѣлая, точно была покрыта снѣгомъ. Сердце мое болѣзненно сжалось, у меня потемнѣло въ глазахъ и я почувствовалъ, что ноги мои подкашиваются, потому что на себѣ я неоднократно испытывалъ причиняемыя морозомъ бѣдствія. Морозъ въ эту ночь былъ такъ жестокъ и захватилъ такое большое пространство, что, пострадала не только моя родная деревушка, весь приходъ и вся губернія, но чуть ли не вся Финляндія! Но ни моя собственная бѣда, ни чья-нибудь посторонняя, не сокрушала меня въ такой степени, какъ бѣда, постигшая крестьянскую семью, гдѣ я провелъ ночь, и я, съ грустью въ сердцѣ, отправился обозрѣвать ближайшія хлѣбныя и картофельныя поля. Я ощупалъ стволъ хлѣбной соломы и картофельный листъ; то и другое оказалось такимъ промерзлымъ, что ломалось при малѣйшемъ прикосновеніи.

Я сорвалъ нѣсколько стеблей и воротился въ избу. Когда я подходилъ туда, то услыхалъ, что кто-то отворяетъ наружную дверь, и остановился, чтобъ посмотрѣть, кто выйдетъ на дворъ.

И что же я увидѣлъ? Слѣпой старикъ, совсѣмъ одѣтый, переступилъ порогъ сѣней и собирался сойти съ крыльца. Сошедши внизъ, онъ нагнулся къ землѣ и повелъ рукою по травѣ. Какъ будто ужаленный змѣей, онъ быстро отскочилъ въ сторону и отчаяннымъ голосомъ вскрикнулъ:

-- Господи, Боже мой! Теперь все пропало!

Потомъ, едва держась на ногахъ, побрелъ тихими шагами въ избу, съ трудомъ взбираясь на ступени крыльца и держась обѣими руками за перила; наконецъ, ощупью по стѣнѣ, взошелъ въ избу. Я осторожно слѣдовалъ за нимъ, чтобъ онъ не заметилъ моего присутствія.

Всѣ прочіе члены семьи еще спали сладкимъ сномъ. Остановившись посреди избы, старикъ сказалъ громкимъ, надрывающимъ сердце голосомъ:

-- Вы тутъ спите и ничего не чуете; вставайте! Нашъ губитель опять все отнялъ у насъ! Теперь все пропало! И труды, и безпокойства, и усталость, и хлопоты, и надежды на будущее, все, все пошло прахомъ!

Какъ громовымъ ударомъ поразили ихъ слова слѣпого старика-дѣда, произнесенныя надъ ихъ головами вмѣсто утренняго благословенія. Всѣ вскочили съ своихъ постелей и принялись проворно одѣваться. Эта суматоха разбудила также и дѣтей. Однакожъ, никто изъ семьи не вышелъ на дворъ, чтобъ провѣрить слова старика; они знали, что онъ никогда не ошибается и потому всѣ молча сидѣли на скамейкахъ вокругъ стѣнъ избы!

-- Чтожъ мы теперь будемъ ѣсть?-- произнесъ со вздохомъ старшій изъ сыновей.

-- Вотъ велика важность ѣда!-- возразилъ ему на это второй.-- Ты скажи лучше, чѣмъ заплатимъ мы казенныя подати, когда еще за нами есть прошлогодняя недоимка?

-- Чѣмъ заплатимъ нашъ долгъ Эркки изъ Тинтэ? горевалъ третій.

-- Ну, теперь прощай моя газета!-- печально, въ полголоса проговорилъ Матти.

-- Дѣдушка, дай намъ хлѣбца! Мы ѣсть хотимъ!-- кричали въ свою очередь дѣти, цѣпляясь за старика.

-- Господи! Чѣмъ виноваты эти бѣдняжки? За что же вы будете страдать, мои птенчики?-- произнесъ старикъ дрожащимъ надорваннымъ голосомъ, лаская ребятокъ.

-- Забылъ насъ Господь!-- жалобилась чуть слышнымъ голосомъ старуха.

-- Да, покинулъ насъ Господь! Мы теперь лишились всего!-- какъ бы въ отвѣтъ на ея слова отозвался старикъ.

-- Нѣтъ, Господь только посылаетъ намъ испытаніе, никогда не покидаетъ насъ!-- поспѣшилъ вмѣшаться со своею рѣчью Матти.-- Развѣ вы забыли о "крестьянинѣ Пааво", родимые мои батюшка и матушка? Вѣдь онъ не отчаивался, когда Господь испытывалъ его разными бѣдствіями. И для насъ не все потеряно. Мы можемъ начать добывать деготь и смолу. Намъ нужно только какъ-нибудь перебиться въ самое трудное время. А я ужъ, такъ и быть, обойдусь и безъ газеты!

-- Ты правильно разсудилъ, сынокъ!-- сказалъ старикъ, стараясь улыбнуться.

Такъ какъ мнѣ нужно было продолжать мой путь, то я сталъ собираться уходить. Простившись съ моими хозяевами и поблагодаривъ слѣпого дѣда за гостепріимство и радушіе, я, при разставаньѣ, сказалъ Матти, что онъ не останется "безъ газеты", прося его только назвать мнѣ ту, которую онъ желаетъ получать; что я выпишу ее для него и что ему только понадобятся ходить за нею къ приходскому священнику. Матти былъ такъ обрадованъ этимъ, что даже припрыгнулъ на мѣстѣ, захлопалъ въ ладоши и тотчасъ же вызвался проводить меня. У Матти не было средствъ выписать себѣ газету, но зато было много молодыхъ, здоровыхъ силъ. Въ эту минуту онъ видѣлъ все въ розовомъ цвѣтѣ, даже совершенно забылъ о морозѣ, убившемъ почти весь годовой урожай, и наконецъ остановилъ свой выборъ на "Oulun Wiikko-Sanomia", какъ на газетѣ, съ которой онъ уже былъ нѣсколько знакомъ.

Итакъ, мы отправились въ дорогу. Проводникъ былъ человѣкомъ далеко не лишнимъ въ этихъ пустынныхъ мѣстахъ, гдѣ проложенныя тропинки очень сбивчивы, въ особенности находящіяся между озеръ. Матти проводилъ меня черезъ все протяженіе пути, гдѣ собственно могла встрѣтиться для незнакомаго человѣка опасность заблудиться, и мы шли тихо, не спѣша, такъ какъ у насъ нашлось не мало предметовъ, о которыхъ мы могли поговорить. Я толковалъ ему о свойствахъ мѣстнаго хозяйства, о пользѣ осушенія топей, доказывалъ необходимость ходатайствовать у правительства о ссудѣ для осушенія находящагося по близости ихъ выселка большого болота, какъ причины сильныхъ морозовъ, и по этимъ предметамъ сообщилъ ему нѣсколько общихъ совѣтовъ и наставленій. Онъ съ жадностью ловилъ каждое слово изъ тѣхъ крайне скудныхъ поученій, которыми я могъ снабдить его. Дошедъ до того мѣста, гдѣ мы должны были разойтись въ разныя стороны, мы усѣлись на большую кочку, чтобъ еще поговорить кое о чемъ. Дружески, крѣпко пожавъ другъ другу руки, мы разстались, и Матти отправился домой. Во все время нашего пути, онъ, повидимому, не замѣчалъ, что все было побито морозомъ, который мѣстами еще покрывалъ землю какъ саваномъ, что на всѣхъ лужахъ была ледяная кора и что замерзшая придорожная грязь сдѣлалась тверда какъ камень. Я продолжалъ слѣдить за нимъ глазами, пока онъ совсѣмъ не скрылся отъ моихъ глазъ. "Почему", "зачѣмъ", "еслибы", безпрестанно вертѣлись у меня въ головѣ во все время, пока я продолжалъ одиноко совершать мой путь.

Когда я дошелъ до другихъ, находившихся на моей дорогѣ деревень, то убѣдился, что морозъ въ своихъ опустошеніяхъ не ограничился только полями того крестьянскаго семейства, у котораго я переночевалъ. Всюду хлѣба были побиты, картофельная ботва вся почернѣла и повалилась на землю, а въ воздухѣ стоялъ какой то сладковатый запахъ. Вскорѣ я услыхалъ, что во многихъ мѣстахъ было то же самое. Хотя при этомъ несчастіи пострадало много, очень много людей и суровый гость не пощадилъ ни кого, по бѣдствіе, постигшее слѣпого дѣда съ его семействомъ, безпрестанно возставало передъ моимъ воображеніемъ, и къ этому невольно присоединялось воспоминаніе о Матти. Еще до окончанія моего путешествія я, при первой возможности, подписалъ для него на газету "Oulun Wiikko-Sanomia", предварительно купивъ и отправивъ къ нему нѣсколько полезныхъ книгъ.

Картина, видѣнная мною во время моего путешествія, никоіда не изгладится изъ моей памяти; такъ что я рѣшился когда-нибудь напечатать все видѣнное мною въ газетахъ, но по разнымъ причинамъ не могъ этого исполнить.

Послѣ всего описаннаго выше прошло десять лѣтъ. Въ одинъ осенній вечеръ, въ мою комнату вошелъ высокій, худощавый человѣкъ. Поздоровавшись со мною, онъ подошелъ ко мнѣ ближе и сказалъ:

"Вы, кажется, совсѣмъ не узнаете меня?"

Взглянувъ на незнакомца, мнѣ показалось, что я видѣлъ его прежде; но никакъ не могъ припомнить, гдѣ и когда. Пристально всмотрѣвшись въ его лицо, у меня мелькнуло въ головѣ, что это долженъ быть Матти, меньшой сынъ слѣпого старика. Я прівѣтствовалъ молодого человѣка дружескимъ рукопожатіемъ, въ видѣ укрѣпленія нашего прежняго знакомства; пригласилъ Матти сѣсть и выкурить трубку. Онъ сообщилъ мнѣ, что пріѣзжалъ и эту сторону для исполненія нѣкоторыхъ порученій, но что не вытерпѣлъ, чтобъ не навѣстить меня, хотя это было ему и не по дорогѣ. Онъ разсказалъ мнѣ о всѣхъ членахъ семьи и о своихъ домашнихъ обстоятельствахъ; добавивъ, что исправно получилъ посланныя мною ему книги и газету. Случайно попалась ему въ руки еще другая газета, которую онъ тоже сталъ выписыватъ и теперь постоянно получаетъ двѣ газеты. Библіотека его состоитъ изъ нѣсколькихъ десятковъ томовъ и онъ ежегодно увеличиваетъ ее, смотря по количеству дохода и когда представится къ тому случай. Старикъ рѣшился ходатайствовать у правительства о выдачѣ ему ссуды, которую и получилъ для осушки болота, превратившагося теперь въ отличные луга, съ которыхъ собирается большой запасъ сѣна, и что вообще морозовъ теперь почти совсѣмъ не бываетъ, такъ что семья уже не находится подъ страхомъ лишиться всего своего урожая.

Старикъ-отецъ все еще живъ и продолжаетъ няньчить внуковъ. Теперь уже у него постоянно печется чистый, ржаной хлѣбъ. Когда получаютъ газеты, то онъ требуетъ, чтобъ ему прочли каждый нумеръ, съ начала до конца. Тоже и съ книгами.

Старуха-мать и трое дѣтей старшаго брата померли. Семья продолжаетъ жить вмѣстѣ и усердно работаетъ подъ руководствомъ старика, который распоряжается всѣмъ хозяйствомъ. Старикъ часто вспоминаетъ обо мнѣ и считаетъ мое случайное посѣщеніе для себя Божьей благодатію. Самъ Матти такого же мнѣнія на этотъ счетъ. Теперь онъ женатъ и у него уже трое дѣтей. Годъ тому назадъ крестьянское общество выбрало его представителемъ своихъ интересовъ; онъ въ настоящее время уже исходатайствовалъ то, что они ему поручили, и это самое обстоятельство привело его теперь сюда. Такъ какъ онъ самъ получилъ много пользы отъ чтенія, то намѣревается, при случаѣ, уговорить прочихъ крестьянъ основать у себя приходскую библіотеку.

Е. М.
"Вѣстникъ Европы", No 10, 1884