ВЪ ДОМѣ КОММЕРЦIИ СОВѣТНИКА.
(Im des Commerzienrathes).
переводъ съ нѣмецкаго
М О С К В A.
Типографія А. В. Кудрявцевой.
1 8 7 6.
Типографія А. В. Кудрявцевой,
у Большаго Каменнаго моста домъ Котельниковой, N 2.
въ москвѣ.
Сканирование: вьюга. Вычитка: Солнышко.
Работа осуществлялась на сайте "Волщебница" http://www.la-magicienne.com/forum/viewtopic.php?f=22&t=1608
Декабрьское солнце еще разъ робко скользнуло по большой комнатѣ мельницы, въ послѣдній разъ блеснуло своими лучами по страннымъ предметамъ, лежавшимъ на глубокомъ подоконникѣ угловаго окна и исчезло затѣмъ въ бѣлоснѣжныхъ тучахъ, лѣниво, но упорно подымавшихся къ небу.
Странно сверкавшіе предметы на подоконникѣ были орудіями врача, собраніемъ инструментовъ, одинъ видъ которыхъ и острый, холодный блескъ пугаютъ человѣка и потрясаютъ всю нервную систему. Большая кровать съ рѣзьбой, съ плебейскими, ярко разрисованными вѣтками розъ и гвоздики на обѣихъ спинкахъ, заваленная перинами въ полосатыхъ чахлахъ, стояла поперегъ комнаты и на этой кровати лежалъ мельникъ.
Искустная рука врача только что избавила его отъ горловаго недуга, уже нѣсколько разъ грозившаго ему смертью; -- операція была трудная и весьма опасная, однако молодой докторъ, тихонько спускавшій теперь стору и безъ шуму укладывавшій свои инструменты въ футляръ, казался довольнымъ -- операція удалась.
Больной, еще нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, подъ вліяніемъ хлороформа, возстававшій противъ врача, и называвшій его убійцею и разбойникомъ, лежалъ теперь усталый и утомленный въ подушкахъ. Ему было строго запрещено говорить, что было впрочемъ излишнею предосторожностью, потому что рѣдко лицо человѣка выражало такую угрюмость и несловоохотливость, какъ эта большая, четырехъ-угольная голова, единственнымъ украшеніемъ которой были густые, серебристо-бѣлые волосы.
-- Ты доволенъ Брукъ? -- спросилъ господинъ, приближаясь къ доктору. До сихъ поръ этотъ свидѣтель операціи стоялъ въ ногахъ постели и въ красивыхъ чертахъ его лица отражались еще слѣды волненія и напряженнаго состоянія.
-- Пока все идетъ хорошо, -- отвѣчалъ докторъ кивнувъ головою, -- здоровая натура больнаго поддержитъ меня. Теперь многое будетъ зависѣть отъ ухода -- мнѣ нужно ѣхать. Паціентъ непремѣнно долженъ сохранить лежачее положеніе, главнымъ образомъ нужно опасаться кровотеченія.
-- За этимъ я буду наблюдать! -- живо прервалъ его собесѣдникъ. -- Я останусь здѣсь такъ долго, пока потребуется надзоръ... Не можешь ли ты зайти въ виллу и сказать, что я не вернусь къ чаю?
Легкій румянецъ покрылъ щеки доктора и какое то уныніе звучало въ его тонѣ, когда онъ сказалъ:
-- Я долженъ избѣгать обхода паркомъ, и какъ можно скорѣе спѣшить въ городъ.
-- Ты еще не видался съ Флорою сегодня?
-- А ты думаешь, что это легко для меня? -- сказалъ докторъ и на минуту замолчалъ, крѣпко стиснувъ зубы и взявъ футляръ съ инструментами, что бъ положить его въ карманъ.
-- У меня много тяжелыхъ больныхъ, -- продолжалъ онъ видимо спокойно, -- маленькая дочь купца Ленца должна умереть сегодня ночью. Ребенка я, конечно, не могу спасти, но бѣдныя родители, изнуренные страхомъ и тревогою, считаютъ минуты, пока я не приду -- только я и могу уговорить несчастную мать съѣсть что нибудь, для подкрѣпленія своихъ силъ.
Затѣмъ онъ подошелъ къ кровати. Больной приподнялъ вѣки и посмотрѣлъ на доктора въ полномъ сознаніи; въ его выпуклыхъ, окруженныхъ красными кругами глазахъ, блеснулъ лучъ благодарности за скорую помощь и облегченіе въ страданіи. Онъ хотѣлъ протянуть руку своему спасителю, но докторъ крѣпко удержалъ ее на одѣялѣ, и снова подтвердилъ строгое запрещеніе какимъ бы то ни было волненіямъ.
-- Г-нъ коммерціи совѣтникъ останется съ вами, г. Зоммеръ, и будетъ наблюдать за точнымъ исполненіемъ моихъ предписаній, -- добавилъ онъ.
По видимому это понравилось старику, онъ бросилъ взглядъ на совѣтника, подтвердившаго увѣреніе доктора ласковымъ наклоненіемъ головы, а затѣмъ закрылъ глаза, какъ бы желая заснуть.
Между тѣмъ докторъ взялъ шляпу, протянулъ руку совѣтнику и вышелъ изъ комнаты.
Если бы у постели больнаго сидѣла страдающая горемъ, любящая жеищина, она навѣрное при уходѣ доктора почувствовала-бы безпомощную тоску, страхъ и робость, какъ та бѣдная мать умирающаго ребенка; но постель мельника не была окружена такимъ страхомъ и безконечною любовью. Старая ключница, занятая уборкою посуды, понадобившейся при операціи, казалась весьма равнодушною; она, какъ летучая мышь входила и выходила изъ комнаты, а водяныя брызги на столѣ и полу трогали ее гораздо больше, чѣмъ смертельная опасность, которой только что избѣжалъ ея господинъ.
-- Прошу васъ, оставьте это теперь, Сусанна; -- сказалъ совѣтникъ очень вѣжливымъ тономъ. -- Шумъ, который вы производите вытираніемъ тряскаго стола, раздражаетъ нервы. Докгоръ Брукъ главнѣе всего предписалъ совершенное спокойствіе больному.
Сусанна поспѣшно собрала всѣ принесенныя полотенца и половую щетку и ушла въ кухню, блестѣвшую чистотою и порядкомъ, что бы тамъ успокоиться и позабыть о мокрыхъ пятнахъ на обѣденномъ столѣ.
Теперь настала тишина, какая только возможна на мельницѣ. Подъ половицами постоянно чувствовалось тихое равномѣрное сотрясеніе, неизбѣжное послѣдствіе колесныхъ поворотовъ въ мельничьемъ помѣщеніи; черезъ плотину перебрасывались разсыпающіяся мелкою пылью пѣнистыя волны и вѣчно повторяли свою однообразную шумную мелодію. Въ тоже время слышалось воркованье голубей, гнѣздившихся въ вѣтвяхъ громадныхъ, столѣтнихъ каштановъ, затемнявшихъ послѣдніе лучи солнца и придававшихъ сумрачный видъ всей комнатѣ. Однако весь этотъ шумъ нисколько не безпокоилъ больнаго, -- напротивъ онъ былъ необходимъ для его жизни, какъ воздухъ, какъ правильное біеніе его сердца.
Но какое непріятно отталкивающее лицо было у больнаго старца, за которымъ такъ бдительно ухаживалъ красивый мущина. Никогда еще плебейское выраженіе жестокости и грубости, ложившееся теперь вокругъ отвислой нижней губы старика, не производили на него такого отвращенія, какъ въ настоящую минуту, когда сонъ и разслабленіе отняли у него силу воли и выставляли на видъ отличительныя свойства настоящаго характера. Конечно, надо сознаться, что старикъ началъ очень низко, въ молодости онъ служилъ батракомъ на мельницѣ; но теперь, когда хлѣбная торговля принесла ему несмѣтное богатство, онъ былъ представителемъ денежной силы, и по всей вѣроятности, въ виду этого факта совѣтникъ обходился съ нимъ такъ ласково, хотя родственно они не были связаны ни одною каплею крови. Покойный банкиръ Мангольдъ, на старшей дочери котораго отъ перваго брака былъ женатъ совѣтникъ, женился вторично на дочери мельника Зоммера. Вотъ какія родственныя отношенія были между мельникомъ и его гостемъ.
Совѣтникъ всталъ, отошелъ отъ кровати и приблизился къ окну. Онъ былъ молодой человѣкъ подвижной и энергичный, которому спокойное сидѣніе на мѣстѣ было не по характеру, а тѣмъ болѣе теперь казалось ему невыносимымъ постоянно смотрѣть на это несимпатичное лицо и на сжатые, мускулистые кулаки, которые такъ часто замахивались кнутомъ на бѣдныхъ мельничныхъ клячъ.
Послѣднее каштановое дерево у окна, возлѣ котораго онъ стоялъ, давно сбросило всѣ свои листья и скрестившіяся между собою вѣтви образовали рамку для хорошенькихъ, небольшихъ ландшафтовъ; не говоря уже о томъ, что сѣроватое декабрьское небо скрадывало серебристый блескъ зеркальныхъ прудовъ и застилало мракомъ синеватую линію дальнихъ горныхъ вершинъ. Тамъ дальше, гдѣ ворочались мельничныя колеса, рѣчка дѣлала крутой поворотъ и изъ за вѣтвей прибрежныхъ деревьевъ просвѣчивала бѣлая, сверкающая полоса; массивное, каменное строеніе, съ безчисленными рядами маленькихъ оконъ. Это была прядильная фабрика коммерціи сбвѣтника. Онъ тоже былъ человѣкъ очень богатый, у него на фабрикѣ работала не одна сотня рукъ, и эта-то собственность ставила его въ нѣкоторую зависимость отъ мельника. Мельница, построенная съ незапамятныхъ временъ, пользовалась невѣроятными привиллегіями и правила прибрежными землями на довольно большое разстояніе, чѣмъ часто притѣсняла всѣхъ своихъ сосѣдей. И на этихъ то нравахъ прочно стоялъ мельникъ и огрызался на каждаго, кто только осмѣливался коснуться до нихъ, хоть кончикомъ пальца.
Прежде онъ былъ только арендаторомъ, но разбогатѣвъ сдѣлался владѣльцемъ не только одной мельницы, но и дворянскаго помѣстья, къ которому она принадлежала; этого онъ добился незадолго до брака его единственной дочери съ банкиромъ Мангольдомъ. Лично для него имѣли цѣну только поля и лѣса, о прекрасной-же виллѣ съ большимъ паркомъ, принадлежавшей къ нимъ, онъ говорилъ съ совершеннымъ пренебреженіемъ; но все таки охотно украшалъ дорогую игрушку, поддерживаемый недеждою видѣть свою дочь повелительницею тамъ, гдѣ прежніе гордые владѣльцы не считали необходимостью отвѣчать на его поклоны.
Въ настоящую минуту жильцомъ этой виллы былъ самъ коммерціи совѣтникъ и въ прямыхъ его разчетахъ было находиться всегда въ добромъ согласіи съ хозяиномъ рѣчки и мельницы. И дѣйствительно совѣтникъ относился какъ послушный сынъ къ ворчливому старцу.
Съ высокой башни на фабричномъ зданіи раздалось четыре удара и за высокими окнами конторы вспыхнулъ газовый свѣтъ; нынче стемнѣло очень рано. Влажный паръ, приносимый снѣгомъ, наполнилъ по немногу воздухъ и заставлялъ дымъ изъ трубъ опускаться и ползать надъ землею, между тѣмъ какъ крыша фабрики, каждая ступенька крыльца и каждый камень покрывались блестящими сырыми пятнами.
Голуби, до сихъ поръ дружно сидѣвшіе на столѣтнихъ каштанахъ, вдругъ покинули мокрыя вѣтви и перебрались въ теплую, сухую голубятню. Съ невольною дрожью совѣтникъ оглянулся въ комнату, показавшуюся ему въ настоящую минуту почти уютною и даже родственною, тогда какъ прежде, этому избалованному человѣку она была противна своимъ воздухомъ, вѣчно пропитаннымъ кухоннымъ запахомъ, съ грязными, закопченными обоями и лубочными картинами на стѣнахъ. Сусанна накладывала дрова въ печку, у внутренной стѣны комнаты уютно стоялъ старомодный диванъ съ мягкими подушками, а въ блестящихъ стеклахъ перегородки отражался послѣдній лучъ дневнаго свѣта. За этой перегородкой стоялъ желѣзный денежный шкафъ. Не забылъ-ли онъ выдернуть изъ него ключъ?
Незадолго до операціи, мельникъ сдѣлалъ свое завѣщаніе! Нотаріусъ и свидѣтели встрѣтились съ докторомъ Брукомъ и совѣтникомъ на порогѣ мельницы. Не смотря на то, что паціентъ съ виду казался спокойнымъ, но въ немъ все таки должна была происходить сильная душевная тревога, даже рука его при уборкѣ документовъ была нетверда, потому что на столѣ лежала еще одна бумага. Однако въ послѣднюю минуту передъ операціею, старикъ все таки замѣтилъ свою оплошность и просилъ совѣтника припрятать бумагу въ шкафъ. За перегородкой была еще одна дверь, выходившая въ переднюю, а на мельницу часто приходили чужіе. Совѣтникъ поспѣшилъ войти въ узенькую, отгороженную комнатку и съ ужасомъ увидѣлъ, что шкафъ стоялъ растворенный; что-бы было со старикомъ, если-бъ онъ это увидѣлъ, потому что самъ сторожилъ свои сокровища какъ драконъ.
Мнѣ кажется, что никто еще не входилъ въ комнату, успокоивалъ себя совѣтникъ, малѣйшій шорохъ былъ-бы мнѣ слышенъ, но все таки было необходимо удостовѣриться все-ли въ порядкѣ.
Онъ съ возможною осторожностью отворилъ желѣзную дверь -- денежные мѣшки стояли въ порядкѣ очевидно нетронутые, а рядомъ съ пачками кредитныхъ бумагъ возвышались золотыя колонны блестящихъ червонцевъ. Боязливый взоръ совѣтника торопливо перенесся на забытую бумагу, сунутую имъ второпяхъ, въ минуту легко объяснимаго волненія, въ одно изъ отдѣленій шкафа, -- это была роспись всего имущества. Какія полновѣсныя суммы тѣснились здѣсь одна возлѣ другой! Совѣтникъ осторожно взялъ бумагу и положилъ ее поверхъ другихъ документовъ; но при этомъ неожиданно задѣлъ рукою за одну изъ золотыхъ колоннокъ и блестящіе полуимперіалы съ шумомъ раскатились по полу. Что это былъ за отвратительный звукъ! Его рука дотронулась до чужихъ денегъ! Испугъ и невольное чувство стыда покрыли его лице яркимъ румянцемъ; теперь нужно было нагнуться, что-бъ собрать разсыпавшіяся монеты, но въ эту минуту на него набросилось тяжелое, массивное тѣло, и грубые, жесткіе пальцы впились ему въ горло.
-- Подлецъ! Разбойникъ! Я еще живъ, -- говорилъ задыхаясь мельникъ. За тѣмъ послѣдовала минутная борьба, молодому человѣку нужно было употребить всю свою силу, что-бъ стряхнуть старика, вцѣпившагося въ него какъ пантера, и душившаго его горло съ такою яростью, что изъ глазъ совѣтника сыпались искры... Еще одно усиленное движеніе, одинъ толчекъ и совѣтникъ стоялъ освобожденный, между тѣмъ какъ мельникъ упалъ вдоль стѣны.
-- Вы, кажется, съ ума сошли! -- сказалъ совѣтникъ задыхаясь отъ волненія, но внезапно замолкъ: перевязка на горлѣ больнаго вдругъ сдѣлалась пурпурово-краснаго цвѣта и изъ подъ нея текла широкая полоса крови по бѣлой ночной сарочкѣ -- это было кровотеченіе, котораго, по предписаніямъ доктора, главнѣе всего слѣдовало избѣгать. Коммерціи совѣтникъ чувствовалъ, какъ стучали его зубы, точно онъ былъ въ сильной лихорадкѣ.
Виноватъ-ли онъ въ этомъ несчастіи? -- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ онъ, потомъ вздохнулъ нѣсколько спокойнѣе и нагнулся, что-бъ поднять старика и отнести его обратно въ постель; но больной оттолкнулъ его и молча указалъ на разсыпанныя деньги; ихъ нужно было подобрать и аккуратно положить на прежнее мѣсто; старикъ, вѣроятно не сознавалъ страшной опасности, въ которой находился, или забывалъ о ней въ страхѣ о своихъ деньгахъ. Только послѣ того, какъ совѣтникъ заперъ шкафъ и положилъ ему ключъ въ руку, вышелъ онъ шатаясь изъ комнаты и разслабленный, какъ снопъ упалъ на свою кровать. Когда-же на зовъ совѣтника въ комнату вбѣжали два работника и Сусанна, мельникъ лежалъ уже вытянувшись во весь ростъ и безсмысленно глядѣлъ стеклянными глазами на грудь, которую неудержимый потокъ крови покрывалъ яркимъ пурпуромъ.
Работники тотчасъ-же поспѣшили въ городъ искать доктора Брука, между тѣмъ какъ старая ключница принесла воды и множество полотняныхъ компрессовъ. Но все было напрасно; не помогло и то, что совѣтникъ смѣнялъ платокъ за платкомъ, что-бъ прекратить упрямый потокъ крови, упорно сопротивлявшійся всякимъ стараніямъ.
Теперь было ясно, что артерія порвалась. Но какимъ образомъ это случилось? Была-ли этому причиною безумная, внутренняя тревога и волненіе, или остановилось біеніе его сердца и онъ въ минуту ярости сдернулъ съ горла повязку и тѣмъ открылъ свою рану, -- нельзя было отдать себѣ въ этомъ правильнаго отчета, такъ какъ человѣкъ въ минуту удушья и ярости не можетъ помнить всѣхъ своихъ дѣйствій! Но къ чему было предполагать возможность покражи? Развѣ сильнаго прыжка съ кровати и кипящаго бѣшенства не было совершенно достаточно для несчастія, которое по словамъ доктора могло произойти даже отъ малѣйшаго порывистаго движенія больнаго?
Нѣтъ, совѣсть его была чиста, онъ не могъ даже сдѣлать себѣ ни малѣйшаго упрека въ томъ, что было главною причиною ужасной катастрофы. Совѣтникъ подошелъ къ шкафу, единственно изъ заботы о достояніи стараго мельника: мысль о присвоеніи себѣ чужой собственности не приходила ему даже въ голову, это онъ помнилъ очень ясно. Виноватъ-ли онъ былъ, что низкій барышникъ имѣлъ на каждаго воровскія подозрѣнія, даже на самаго уважаемаго человѣка? Теперь негодованіе замѣнило чувство страха и отчаянія. Вотъ благодарность за его любезности и предупредительности, такъ часто восхваляемыя его знакомыми и не разъ заставлявшія его принимать на себя обязательства, которыя нерѣдко впутывали его въ непріятности. Лучше бы было остаться въ своей виллѣ, за веселою партіей виста, курить сигару и наслаждаться полнымъ, душевнымъ спокойствіемъ. Это вѣрно злой духъ шепнулъ ему взять на себя роль терпѣливой сидѣлки, ставившей его теперь въ самое непріятное положеніе; а его руки, все еще дрожащія отъ страха и гнѣва, орошались кровью человѣка, который нѣсколько минутъ тому назадъ чуть было не задушилъ его.
Нестерпимо долго тянулась одна минута за другою. Мельникъ очевидно сознавалъ теперь въ какой опасности находился, онъ лежалъ совершенно неподвижно, устремивъ глаза на дверь и ожидая появленія доктора, надѣясь, что онъ еще спасетъ его, между тѣмъ, какъ совѣтникъ съ ужасомъ наблюдалъ за измѣненіями его лица. Такіе сѣровато-блѣдные оттѣнки могла рисовать на немъ только неумолимая рука смерти.
Сусанна внесла въ комнату лампу; она нѣсколько разъ выбѣгала уже на улицу, что-бъ посмотрѣть не идетъ ли докторъ Брукъ; а теперь въ оцѣпенѣніи остановилась у изголовья больнаго и съ нѣмымъ страхомъ посмотрѣла на старика, лицо котораго освѣтилось бѣловатымъ ламповымъ свѣтомъ. Глаза его закрылись и ключъ, судорожно сжимаемый пальцами, упалъ на одѣяло; больной потерялъ сознаніе. Рука совѣтника невольно протянулась за ключемъ, что-бъ спрятать его, но какъ только онъ коснулся до холоднаго желѣза, въ головѣ его промелькнула мысль, поразившая его какъ громомъ: что подумаетъ свѣтъ объ этомъ несчастномъ случаѣ? Онъ слишкомъ хорошо зналъ, что такое значила эхидная клевета; она уже успѣла побывать и въ его салонахъ, онъ могъ не разъ убѣдиться, что мущины любили заниматься двусмысленными улыбками и злостными намеками точно съ такимъ-же наслажденіемъ, какъ и милое общество дамъ, собравшееся за чайнымъ столомъ. Достаточно, чтобъ одинъ кто нибудь сказалъ, пожимая плечами и подмигивая глазами: да что за необходимость была совѣтнику Ремеру отворять денежный шкафъ мельника? И всѣ его недоброжелатели и завистники подхватили бы эту фразу и завтра же весь городъ заговорилъ-бы о томъ, что операція удалась какъ нельзя лучше, но покушеніе совѣтника на денежный шкафъ, произвело въ паціентѣ сильное волненіе и смертельное кровоизліяніе.
Тогда имя Ремера было-бы загіятнано грязнымъ поступкомъ, а онъ не въ силахъ былъ оправдаться, гдѣ-же доказательства о его невинности? Ни къ чему бы теперь не послужила его, до сихъ поръ всѣми признанная, честность. Онъ горько улыбнулся и вытеръ платкомъ крупныя капли пота, выступившія на его лбу. Онъ слишкомъ хорошо зналъ, что для свѣта нѣтъ ничего легче и пріятнѣе, какъ признать хваленую честность подложною, какъ только малѣйшее обстоятельство заговоритъ противъ него.
Онъ наклонился къ безчувственному старику, которому Сусанна терла виски спиртомъ и пристально посмотрѣлъ на него. Если больному не вернется сознаніе и онъ не въ силахъ будетъ разсказать о случившемся, то событіе это похоронится вмѣстѣ съ нимъ.
Наконецъ на дворѣ залаяли собаки и на порогѣ раздались торопливые шаги. Докторъ, какъ бы окаменѣлый, остановился на одну минуту въ дверяхъ, потомъ положилъ шляпу на столъ и подошелъ кь больному. Какая мертвенная тишина воцарилась при его появленіи!
-- Если-бы онъ только пришелъ еще въ себя, докторъ! -- сказала старая ключница подавленнымъ голосомъ.
-- Сомнительно, что бъ это случилось, -- отвѣчалъ докторъ, тщательно осмотрѣвъ лицо больнаго, на которомъ уже не было ни кровинки. -- Умѣрьте свои чувства! -- сказалъ онъ серіозно, замѣтивъ, что Сусанна начинала разражаться громкимъ воплемъ. -- Скажите мнѣ лучше, зачѣмъ больной вставалъ съ постели?
Затѣмъ Брукъ взялъ свѣчку и освѣтилъ полъ; половицы возлѣ кровати были забрызганы кровью.
-- Это отъ пропитанныхъ кровью компрессовъ, -- сказалъ совѣтникъ твердымъ голосомъ, но замѣтно поблѣднѣвъ, между тѣмъ какъ Сусанна клялась, что при ея входѣ господинъ ея лежалъ въ постели, точно въ такомъ же положеніи, какъ при уходѣ доктора послѣ операціи.
Брукъ покачалъ головою.
-- Кровотеченіе не могло произойти само собою, вѣроятно больной сильно волновался, иначе это немыслимо.
-- Увѣряю тебя, что ничего не произошло особеннаго; -- сказалъ совѣтникъ, довольно твердо вынося взглядъ доктора. -- Впрочемъ, не буду скрывать отъ тебя, что больной, въ горячечномъ припадкѣ дѣйствительно вскочилъ съ кровати. Слова эти чуть не стали у него поперегъ горла; чтобъ спасти свою честь, онъ жертвовалъ своею правдивостью и хладнокровно отвергалъ бывшій фактъ, не чувствуя за собою ни какой вины; онъ самъ былъ несчастною жертвою и репутація его висѣла на одной ниточкѣ.
Докторъ молча отвернулся отъ него; не смотря на всѣ его старанія привести мельника въ чувство, больной только на минуту раскрылъ тусклые и безжизненные глаза, а вмѣсто словъ изъ устъ его вырвался непонятный, беззвучный лепетъ.
Нѣсколько часовъ спустя совѣтникъ Ремеръ ушелъ изъ мельницы, -- все было уже кончено. Надъ дверьми комнаты умершаго и на многихъ вещахъ виднѣлись уже широкія, бумажныя полосы. Тотчасъ послѣ смерти мельника, Ремеръ послалъ за полиціею и, какъ человѣкъ осторожный и добровѣстный, приказалъ все опечатать при своихъ глазахъ.
Теперь онъ мѣрными шагами шелъ домой черезъ паркъ. Свѣтлые лучи изъ оконъ мельницы, освѣщавшіе ему дорогу, скоро исчезли; онъ шелъ одинъ въ глубокой темнотѣ, сильный вѣтеръ дулъ ему прямо въ лицо, снѣжные хлопья покрывали его разгорѣвшіяся щеки, но не они безпокоили его, -- взволнованныя мысли и воспоминаніе объ ужасномъ зрѣлищѣ, которое онъ терпѣливо выносилъ въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ, потрясали всѣ его члены, какъ во время сильнѣйшей лихарадки. По этой же самой дорогѣ, почва которой такъ непріятно жгла теперь его ноги, шелъ онъ сегодня послѣ обѣда такъ беззаботно, чувствуя надъ собою свою счастливую звѣзду -- а въ настоящую минуту ему почти казалось, что онъ виновенъ былъ въ смерти человѣка, онъ, коммерціи совѣтникъ Ремеръ, который не могъ даже по слабости своихъ нервовъ выносить страданій животнаго! Это была зависть боговъ, нетерпящихъ беззаботной жизни человѣка и съ радостью бросавшихъ камни на гладкую дорогу счастливцевъ; эта зависть и теперь старалась причинить совѣтнику неизлѣчимую рану и неумолимо упрекала его въ скрытности, но кому же онъ вредилъ этою скрытностью? Никому, рѣшительно никому на всемъ земномъ шарѣ.
Съ этими мыслями совѣтникъ продолжалъ путь и завернулъ въ широкую липовою аллею, простиравшуюся до самой виллы. Изъ оконъ и стеклянныхъ дверей, выходившихъ на терассу изливался цѣлый потокъ серебристо-бѣлаго свѣта и ему казалось, что этотъ свѣтъ манилъ его изъ ночной тьмы къ счастливой жизни, полной бурныхъ удовольствій. Ремеръ вздохнулъ свободнѣе; онъ отбросилъ далеко отъ себя всѣ непріятныя впечатлѣнія послѣднихъ часовъ и поспѣшилъ въ виллу.
Тамъ въ богатыхъ салонахъ вдовствующей президентши Урахъ собралось многочисленное общество гостей, чинно занявшихъ мѣста вокругъ чайнаго стола и за партіей виста. Большія, зеркальныя стекла оконъ и рѣзная, бронзовая балюстрада низенькаго балкона позволяли еще изъ саду свободно видѣть все что происходило въ залѣ. Разрисованныя обои на стѣнахъ, тяжелыя драпировки свѣтло голубаго бархата, бронзовыя люстры на золоченыхъ цѣпочкахъ, серебристые огни въ молочныхъ шарахъ въ видѣ гигантскихъ жемчужинъ -- все это придавало комнате волшебную наружность, глядя на нее изъ глубокаго мрака зимняго вечера. Сильный порывъ вѣтра засвистѣлъ по аллеѣ и засыпалъ балконъ снѣжными хлопьями и сухими липовыми листьями, впрочемъ это нисколько не возмутило спокойствія за высокими, зеркальными стеклами; даже воздушныя, кружевныя занавѣси не покачнулись, только потухавшее пламя въ каминѣ вспыхнуло на секунду выше и ярче.
Спѣшившій молодой человѣкъ могъ теперь ясно видѣть группы собравшихся гостей и внутренно чувствовалъ спокойствіе, приближаясь къ дому; не только русые и темные локоны, мягкія, гибкія, женскія и дѣвичьи фигуры, но и весенніе геніи, разрисованные на потолкѣ, простиравшіе руки, наполненныя анемонами и майскими цвѣтами, призывали его скорѣе въ уютную гостинную, въ которой расположились множество чепцовъ почтенныхъ матронъ, и сѣдыя головы пожилыхъ кавалеровъ. Какія тутъ встрѣчались громкіе имена! Офицеры въ высокихъ чинахъ, кавалерственныя дамы [В западноевропейских государствах кавалерственными назывались дамы, пожалованные дамскими орденами.] и сановники министерства сидѣли за карточными столами и окружали тлѣющійся каминъ, углубившись въ мягкія бархатныя кресла. Старый, гордый медицинскій совѣтникъ Беръ также находился между ними и каждый разъ, какъ ему приходилось сдавать карты, разноцвѣтные лучи ярко сверкали изъ его брильянтовыхъ перстней, -- подарковъ царственныхъ особъ. И всѣ эти гости были собраны въ его домѣ, у коммерціи совѣтника Ремера. Ярко-красное вино въ стаканахъ было изъ его погреба и свѣжая, душистая земляника, которую лакеи разносили въ хрустальныхъ, высокихъ вазахъ, была тоже куплена на его деньги. Президентша Урахъ была бабушка его покойной жены; она съ неограниченною властью распоряжалась его кассою и разыгрывала роль хозяйки въ домѣ вдовца.
Совѣтникъ обогнулъ уголъ дома съ западной стороны; здѣсь были освѣщены только два окна нижняго этажа, въ одномъ изъ нихъ горѣла висячая лампа и такъ далеко разливала яркій отблескъ красныхъ гардинъ, что бѣлая, мраморная статуя рѣчной нимфы передъ рощицей была облита чуднымъ, розовымъ свѣтомъ. Ремеръ покачалъ головой, вошелъ въ домъ, сбросилъ шинель на руки вбѣжавшаго лакея и переступилъ порогъ комнаты съ пунцовыми занавѣсями. Въ этой комнатѣ все было красное: обои, мебель, даже коверъ, растилавшійся по всему полу были темно-пурпуроваго цвѣта.
Подъ висячею лампою стоялъ письменный столъ, очень оригинальнаго фасона, въ китайскомъ вкусѣ, полированный чернымъ лакомъ съ золочеными вѣточками и различными арабесками; это былъ рабочій столъ въ полномъ смыслѣ этого слова; раскрытыя книги, стопы бумагъ и газеты покрывали его широкую доску; кромѣ того на немъ лежалъ еще массивный манускриптъ съ брошеннымъ на него карандашемъ, а рядомъ на серебряномъ подносикѣ стоялъ тонкій бокалъ, до половины наполненный темнымъ рубиновымъ виномъ. Въ этой комнатѣ присутствіе цвѣтовъ было невозможно и ни одна птичка не имѣла права нарушать тишину своими звучными пѣснями. Во всѣхъ четырехъ углахъ этого кабинета, на колоннахъ изъ чернаго мрамора стояли бюсты въ натуральную величину изъ того-же мрамора, такъ что строгое очертаніе головъ придавало выраженію ихъ лицъ что-то суровое и рѣзкое; во всю длину одной изъ стѣнъ былъ поставленъ книжный шкафъ, чернаго дерева съ золотыми украшеніями, сверху до низу наполненный толстыми томами въ красныхъ сафьянныхъ переплетахъ, фоліантами въ кожанныхъ оберткахъ и цѣлыми стопами старыхъ брошюръ. Можно было предположить, что этотъ густой красный цвѣтъ былъ избранъ только какъ основной грунтъ, что бы яснѣе показать серьезную мысль въ устройствѣ всей комнаты.
Какъ только совѣтникъ переступилъ порогъ этого кабинета, дама, ходившая тутъ взадъ и впередъ, моментально остановилась посреди комнаты. Она была такъ блѣдна и такъ рѣзко отдѣлялась отъ краснаго ковра, что можно было подумать, она тоже недавно пришла съ улицы и не успѣла еще обогрѣться.
Мягкія складки кашимироваго платья падали вокругъ ея стройной тальи и обрисовывали ея прекрасныя формы. Она была чрезвычайно хороша, хотя уже не первой молодости, съ тонкимъ римскимъ профилемъ и нѣжными, подвижными чертами лица. Волосы ея были пепельнаго цвѣта и вились мелкими воздушными кольцами вокругъ головы и шеи. Это была Флора Мангольдъ, невѣстка совѣтника Ремера, сводная сестра его покойной жены.
При входѣ зятя она сложила руки на грудь и посмотрѣла на него съ напряженнымъ ожиданіемъ.
-- Почему ты не тамъ, Флора? -- спросилъ онъ, указывая пальцемъ по направленію къ залѣ.
-- Такъ ты думаешь, что я способна присутствовать при бабушкиномъ вечернемъ засѣданіи, слушать ихъ сплетни и смотрѣть, какъ они вяжутъ чулки и свивальники для бѣдныхъ дѣтей? -- отвѣтила она немного разсердившись.
-- Но тамъ есть и мужчины, Флора.
-- Точно они меньше занимаются сплетнями, не смотря на свои чины и эполеты!
-- Ты не въ духѣ, дорогая моя, -- сказалъ Ремеръ, слегка засмѣявшись, усаживаясь въ кресло.
Флора рѣзкимъ движеніемъ откинула голову назадъ и еще крѣпче скрестила руки на груди.
-- Морицъ, -- сказала она задыхаясь, какъ бы борясь съ собою, -- скажи мнѣ правду -- говорятъ мельникъ умеръ подъ ножомъ Брука?
Ремеръ вскочилъ.
-- Что-за идея! Для васъ, женщинъ, ни одно несчастіе не кажется довольно чернымъ.
-- Морицъ, прошу тебя говорить поделикатнѣе, -- прервала его Флора, съ гордымъ наклоненіемъ головы.
-- Я, конечно, питаю полное уваженіе къ твоей личности и отдаю должную дань твоему уму, но развѣ ты поступаешь лучше другихъ?
-- Умеръ подъ ножомъ Брука! -- Повторилъ онъ взволнованнымъ голосомъ. -- Скажу тебѣ только, что операція происходила въ 2 часа дня, а онъ умеръ всего часа 3 тому назадъ. Я, впрочемъ очень удивляюсь, что ты имѣешь мужество высказывать подобное предположеніе, и говоришь это такъ спокойно, можно сказать такъ безжалостно.
-- Именно я! -- вскричала она и топнула по мягкому ковру. -- Ты долженъ знать, что душа моя не терпитъ скрытности. Я слишкомъ горда и вовсе не способна на самопожертвованіе, что-бы знать вину другаго и скрывать ее, кто бы этотъ другой ни былъ! Не думай, что это проходитъ мнѣ даромъ; сердце мое обливается кровью, но ты сказалъ "безжалостно" и злѣе этого ты ничего не могъ найти. Имѣть состраданіе къ тому, кто плохо знаетъ свою спеціальность, -- положительно нелѣпо. Ты знаешь не хуже меня, что слава Брука, какъ доктора, очень сильно пострадала послѣ неудавшагося леченія графини Валлендорфъ.
-- Да, но эта избалованная барыня не отказывала себѣ ни въ какомъ капризѣ и слишкомъ усердно ѣла жирные пастеты и запивала шампанскимъ.
-- Такъ говорилъ Брукъ, но родственники положительно опровергали это, -- сказала Флора, пожимая руками виски, какъ будто она страдала головною болью.
-- Знаешь Морицъ, когда я узнала о несчастіи на мельницѣ, то нѣсколько минутъ ходила въ саду, какъ помѣшанная. Зоммеръ былъ извѣстенъ во всѣхъ слояхъ общества и всѣ интересовались операціею. Допустимъ даже, что онъ умеръ не подъ ножомъ Брука -- все таки станутъ утверждать, что благодаря только его крѣпкой натурѣ, кризисъ продлился на нѣсколько часовъ. И ты хочешь утверждать теперь невинность Брука? Да, впрочемъ и не старайся отрекаться отъ собственнаго убѣжденія! Посмотри на себя, какъ ты блѣденъ отъ внутренняго волненія.
Въ эту минуту распахнулась одна изъ боковыхъ дверей и на порогѣ показалась президентша Урахъ. Не смотря на ея семьдесятъ лѣтъ, она ходила очень быстро и могла похвастаться своею моложавостью; на ней не было даже мантильи, которая такъ благодѣтельно прикрываетъ талію старушекъ; бѣлая, кружевная косынка, плотно обхватывала ея грудь и талію и спускалась пышнымъ бантомъ на сѣрое, шелковое платье.
Ея посѣдѣвшіе волосы лежали густыми пуфами около лба, а сверхъ этой волосяной короны красовалась бѣлая тюлевая вуаль, длинные концы которой прикрывали ей шею и нижнюю часть подбородка, -- единственныя погрѣшности ея наружности.
Она была не одна; около нея стояло странное существо, чрезвычайно маленькаго роста и неимовѣрной худобы; не смотря на свою малость, члены ея были пропорціональной величины, а сильно развитая голова молодой дѣвушки свидѣтельствовала, что ей было не менѣе двадцати-четырехъ лѣтъ.
Всѣ эти три женскія головы имѣли общія, фамильныя черты; тотчасъ можно было замѣтить тѣсную связь между бабушкой и внучками, только у младшей изъ нихъ гордый, правильный профиль казался нѣсколько удлиненнымъ, а подбородокъ немного шире и энергичнѣе. Цвѣтъ ея лица былъ болѣзненный, а губы совершенно синяго цвѣта.
Въ пушистыхъ, русыхъ волосахъ были приколаны бархатные банты огненнаго цвѣта, а ея миніатюрная фигура облечена въ красивый вечерній туалетъ.
Къ этому нужно еще прибавить, что съ одного боку у нея висѣла овальная, плетеная карзиночка, подбитая голубымъ атласомъ, въ которой сидѣла маленькая канареечка.
-- Нѣтъ Генріэтта! -- вскричала Флора съ нетерпѣніемъ и запальчивостью, въ ту минуту, какъ птичка, точно стрѣла пронеслась надъ ея головою, -- этого я положительно не выношу. Ты можешь оставлять дома твой звѣринецъ, приходя ко мнѣ.
-- Извіни Флора -- мой маленькій Гансъ не дикое животное, не имѣетъ ни капытъ, ни роговъ и не сдѣлаетъ тебѣ вреда! -- отвѣтила молодая дѣвушка совершенно равнодушно. -- Приди сюда, моя птичка! -- манила она канарейку, летавшую около потолка, и маленькое животное немедленно послушалась свою госпожу и сѣла на ея протянутый палецъ.
Флора отвернулась и пожала плечами.
-- Право не понимаю тебя, бабушка, ни другихъ, -- сказала она рѣзко. -- Какъ это вы можете спокойно выносить всѣ фантазіи и глупыя ребячества Генріэтты? Въ вашемъ салонѣ скоро появятся голубиныя и вороньи гнѣзда.
-- Что-жь, почему-жъ-бы и не такъ? -- засмѣялась Генріэтта, показывая при этомъ два ряда тонкихъ, острыхъ зубовъ. -- Добрые люди должны же сносить, когда ты при каждомъ удобномъ случаѣ расхаживаешь съ перомъ за ухомъ и рѣшительно всѣмъ хвастаешься своею ученостью.
-- Генріэтта! -- перебила ее президентша строгимъ голосомъ. Во всѣхъ движеніяхъ этой женщины проглядывало княжеское величіе; даже протягивая руку совѣтнику лицо ея хотя и выражало доброту и ласку, но въ тоже время и несомнѣнное снисхожденіе.
-- Мы узнали, что ты возвратился, Морицъ; долго-ли намъ еще предется ждать твоего появленія въ нашъ кружокъ? -- спросила она пѣвучимъ, мягкимъ голосомъ.
Совѣтника раздражили эти слова и онъ медленно отвѣтилъ.
-- Дорогая grand-maman, прошу васъ извинить меня, сегодняшній вечеръ я не выйду къ гостямъ -- происшествіе на мельницѣ.....
-- Я понимаю, что происшествіе это печальное, но почему-же мы должны отъ этого страдать? Я право не знаю какъ оправдать тебя въ глазахъ моихъ друзей?
-- Вѣдь ваши друзья не такъ-же глупы, что-бъ не понять.
-- Что сегодня вечеромъ умеръ дѣдушка Кети, -- проговорила Генріэтта, разсматривая книги на письменномъ столѣ.
-- Разъ на всегда прошу тебя, Генріэтта, избавить меня отъ твоихъ грубыхъ замѣчаній, -- сказала президентша. -- Пожалуй сними твои огненныя ленты, и надѣнь что нибудь по скромнѣе, такъ какъ Кети твоя сводная сестра, но для меня и Морица родство это почти не существуетъ, и мы ни въ какомъ случаѣ не должны придавать ему офиціальнаго значенія. Вообще я не желаю, что-бъ въ моемъ домѣ много разглашали объ несчастіи на мельницѣ -- уже ради Брука. Чѣмъ меньше мы будемъ говорить объ этомъ, тѣмъ лучше.
-- Милосердный Боже, неужели вы всѣ такъ несправедливы къ доктору? -- вскричалъ совѣтникъ съ отчаяніемъ. -- Никто не въправѣ сдѣлать ему малѣйшаго упрека, онъ приложилъ всѣ старанія и доказалъ свое искуство.
-- Дорогой Морицъ, объ этомъ совѣтую тебѣ поговорить съ моимъ другомъ, медицинскимъ совѣтникомъ Беромъ. -- Сказала президентша и указала глазами на Флору, подошедшую къ письменному столу.
-- Прошу тебя не стѣсняться при мнѣ, grand-maman! Не думай, что я такъ слѣпа и глупа, что-бъ самой не знать мнѣнія Бера? -- сказала Флора съ горечью. -- Впрочемъ Брукъ самъ осудилъ себя и не посмѣлъ даже сегодня вечеромъ показаться мнѣ на глаза.
До этой минуты Генріэтта стояла спиною къ говорившимъ; но теперь она быстро обернулась, густая краска покрыла на минуту ея блѣдное лицо и снова исчезла; а чудные, глубокіе глаза засверкали и съ испугомъ и ненавистью посмотрѣли на сестру.
-- Твое подозрѣніе онъ опровергнетъ и вѣроятно придетъ еще сегодня, -- сказалъ совѣтникъ съ видимымъ облегченіемъ. -- Онъ самъ разскажетъ тебѣ, какъ былъ занятъ сегодня; ты, конечно, знаешь, сколько у него опасно-больныхъ въ городѣ, въ числѣ которыхъ находится и маленькая дочь купца Ленца, которая по словамъ Брука должна умереть сегодня ночью.
Молодая дѣвушка засмѣялась.
-- И она тоже умретъ? Неужели Морицъ? А у меня часъ тому назадъ былъ докторъ Беръ, который вчера еще видѣлъ маленькую дочь Ленца, и по его мнѣнію болѣзнь вовсе не опасная, а только Брукъ не такъ понялъ ее и ошибся въ леченіи, а ты знаешъ что Беръ считается здѣсь авторитетомъ.
-- Да, авторитетъ полный злѣйшей зависти, -- сказала Генріэтта дрожащимъ голосомъ, и подошедши къ зятю взяла его за руку. -- Перестань Морицъ, охота тебѣ убѣждать Флору; ты видишь, что она непремѣнно хочетъ видѣть своего жениха виновнымъ.
-- Я этого хочу? Злое созданіе! Я бы съ радостью отдала половину своего состоянія, что-бы думать о способностяхъ Брука такъ, какъ думала въ первыя дни своего обрученія, и смотрѣть на моего жениха съ тою-же увѣренною гордостью, -- вскричала Флора съ раздраженіемъ. -- Но, со дня смерти графини Валлендорфъ сомнѣніе и недовѣрчивость не даютъ мнѣ покоя, сегодня-же мнѣ пришлось убѣдиться. Правда, я не обладаю тою женскою слабостью, которая любитъ человѣка, не спрашивая себя, -- достоенъ ли избранный всей ея преданности? Всѣ знаютъ, что я чрезвычайно честолюбива, и можетъ быть это и есть та причина, почему я не могу присоединиться къ слабымъ и равнодушнымъ созданіямъ моего пола, которыя не живутъ, а прозябаютъ въ однообразной, будничной жизни. Мнѣ всегда казалось непонятнымъ какъ могутъ разумныя женщины хладнокровно влачить всю жизнь подлѣ ничего не значущаго мужа; я бы на ихъ мѣстѣ вѣчно краснѣла при встрѣчѣ съ людьми.
-- Въ самомъ дѣлѣ? А знаешь ли, что на это потребовалось бы побольше мужества, чѣмъ для чтенія лекціи Эстетики передъ цѣлою аудиторіею студентовъ, -- перебила ее Генріэтта, злобно улыбаясь.
Флора бросила презрительный взглядъ на сестру.
-- На такую маленькую эхидну, какъ ты, не стоитъ обращать вниманія. Что ты можешь понимать въ идеалахъ? Впрочемъ ты права, говоря, что мое мѣсто скорѣе на кафедрѣ, чѣмъ подлѣ человѣка, плохо изучившаго свою спеціальность -- такой жизни я-бы не вынесла.
-- Это ужь твое дѣло, дитя мое, -- сказала президентша, -- ты должна помнить, что никто не принуждаетъ тебя надѣвать себѣ петлю на шею.
-- Я это отлично знаю, бабушка, и знаю также, что ты съ большимъ удовольствіемъ желала-бы видѣть меня женою разслабленнаго и обанкрутившагося камергера фон-Штетена. Вмѣстѣ съ тѣмъ я не могу не сознаться, что никогда не поддаюсь ни чьему вліянію, и сама знаю какъ руководить собою.
-- Это твое неотъемлимое право, -- отвѣчала пожилая дама съ холодностью. -- Только прошу тебя замѣтить, что ты будешь имѣть во мнѣ упорную противницу, если дѣло огласиться. Ты очень хорошо знаешь меня; -- я могу скорѣе перенести домашніе раздоры, чѣмъ публичный, семейный скандалъ. Не забывай, что я живу съ вами и взяла на себя роль представительницы этого дома, а потому могу требовать полнаго уваженія къ моему имени и моему положенію въ свѣтѣ. Я вовсе не желаю, что-бъ общество перемѣнило о насъ хорошее мнѣніе.
Совѣтникъ быстро отвернулся, подошелъ къ окну и углубился въ темную даль. Сильный вѣтеръ съ шумомъ и свистомъ гудѣлъ между деревьями, а въ красныхъ полосахъ свѣта отъ лампы кружились снѣжныя хлопья и быстро мѣнялись одна за другою, какъ мучительныя мысли въ его головѣ. Онъ нѣсколько минутъ тому назадъ боролся съ собою, и хотѣлъ сознаться во всемъ только одной Флорѣ, но теперь видѣлъ, что именно ей и нельзя было сказать ни одного слова; такъ какъ гордая, самолюбивая дѣвушка непремѣнно прокричала бы его признаніе всему свѣту, хоть и не изъ любви къ Бруку, а просто, что-бъ оправдать передъ людьми выборъ своего сердца, или вѣрнѣе сказать своего ума.
Между тѣмъ Генріэтта стояла передъ бабушкою, съ видомъ насмѣшки и негодованія.
-- Такъ ты только изъ боязни къ свѣтской молвѣ хочешь, что-бъ сестра не вмѣшивалась въ это дѣло? Такимъ манеромъ она очень дешево отдѣлается. Ты, конечно, одобришь ее, если она съумѣетъ искустно скрыть вѣроломство? Впрочемъ, бабушка, тебѣ нечего бояться скандала, ты живешь въ салонахъ и знаешь, что общество съ особенною снисходительностью смотритъ на грѣшниковъ высокаго полета.....
-- Я попрошу тебя, Генріэтта, провести остальную часть вечера у себя въ комнатѣ, -- сказала президентша серьезно. -- Съ твоею раздражительностью невозможно возвратиться въ салонъ.
-- Какъ желаешь, бабушка! Пойдемъ, Гансъ, -- сказала Генріэтта прижимая птичку къ своему лицу, -- мы очень рады удалиться, ты тоже не любишь старыхъ придворныхъ дамъ, а медицинскаго совѣтника Бера можешь больно клюнуть въ палець, когда онъ кормитъ тебя сахаромъ. Прощай, бабушка -- до свиданія, Морицъ! -- Съ этими словами она переступила порогъ, но потомъ снова обернулась. -- Эта упрямая особа, -- сказала она, -- вѣроятно не удержится на дорогѣ, предписанной покойнымъ отцомъ; при его жизни она не смѣла такъ вольничать, онъ ни за что не позволилъ бы ей взять назадъ слово, данное честному человѣку.
Сказавъ это она ушла, но слышно было, какъ душившія ее слезы неудержимо хлынули изъ ея глазъ.
-- Слава Богу, что она наконецъ ушла, -- сказала Флора, -- право, нужно сильно владѣть собою, чтобы не потерять съ нею всякое терпѣніе.
-- Я никогда не забываю, что она больная, -- сухо замѣтила президентша.
-- Въ нѣкоторомъ отношеніи Генріэтта права, -- робко сказалъ совѣтникъ.
-- Думай, что хочешь, Морицъ, -- возразила Флора, -- только прошу тебя не усиливать твоимъ вмѣшательствомъ мою внутреннюю борьбу. Я привыкла справляться съ собою сама, и хочу поступить также и въ настоящемъ случаѣ. Впрочемъ вы можете быть покойны я сама не охотница до жестокихъ мѣръ и прибѣгну къ нашему общему союзнику -- времени. -- Затѣмъ она взяла со стола бокалъ и освѣжила свои губы нѣсколькими каплями краснаго вина, между тѣмъ какъ бабушка намѣревалась вернуться къ гостямъ.
-- Еще одно слово, Морицъ! -- сказала она, берясь за ручку двери. -- Что теперь будетъ съ Кети?
-- Это намъ рѣшитъ духовное завѣщаніе, -- отвѣчалъ совѣтникъ, вздохнувъ нѣсколько свободнѣе. -- Я ничего не знаю о распоряженіяхъ мельника; Кети его единственная наслѣдница, но вопросъ въ томъ: утвердилъ ли онъ ее въ этомъ правѣ? Онъ никогда не питалъ къ ней особенной любви, потому что ея рожденіе стоило жизни его дочери... Во всякомъ случаѣ она должна будетъ пріѣхать сюда, хоть на короткое время.
-- Успокойся, она не пріѣдетъ; Кети до сихъ поръ крѣпко держится за юбку своей гувернантки, какъ и при жизни отца, -- сказала Флора, -- прочти только ея письма.
-- Да это, пожалуй и лучше, если она не пріѣдетъ, -- замѣтила президентша съ видимымъ удовольствіемъ. -- Откровенно говоря, я не очень желаю принять ее подъ свое покровительство, и постоянно дѣлать ей замѣчанія.... Я никогда не любила ее, не потому, что она была дочерью "той" -- я стою выше всякихъ предразсудковъ, -- но она ежеминутно бѣгала на мельницу, обсыпала мукою свои косы и платье и была всегда довольно упрямаго характера.
-- Да, это типъ простонароднаго ребенка, а все таки папаша любиль ее больше, чѣмъ насъ, -- сказала Флора съ насмѣшкою.
-- Это тебѣ такъ казалось, потому что она была младшая, -- возразила президентша, -- онъ всѣхъ васъ любилъ одинаково. Ты пойдешь со мною, Морицъ?
Онъ поспѣшно всталъ и они оба удалились.
Оставшись одна, Флора позвонила.
-- Возьми бумаги и всѣ письменныя принадлежности и отнеси ихъ ко мнѣ въ спальню, я буду тамъ писать. Помни, что меня ни для кого нѣтъ дома, -- сказала она вошедшей горничной.
Огненная полоса въ саду исчезла, но изъ оконъ гостинной бѣлый свѣтъ сильно сіялъ далеко за полночь... Коммерціи совѣтникъ сидѣлъ за карточнымъ столомъ. При его появленіи гости обратились къ нему съ привѣтливыми фразами и съ дружескими поклонами, что значительно успокоило его. Въ средѣ этихъ важныхъ аристократовъ и богатыхъ коммерсантовъ онъ нашелъ полное оправданіе своего образа дѣйствій и самъ не понималъ больше мучительныхъ сомнѣній, которыя онъ претерпѣвалъ нѣсколько часовъ тому назадъ.
Къ чему подвергать себя несправедливымъ толкамъ, когда увѣренъ въ своей невинности? И о какой низости пришлось бы говорить! Общество, столь любящее сплетни, съ удовольствіемъ прикрываетъ покровомъ приличія интересныя, скандальныя исторіи, но благородныя страсти и заблужденія подвергались насмѣшкамъ и бичеваніямъ; при подозрѣніи же въ намѣреніи украсть деньги изъ желѣзнаго шкафа мельника, всѣ члены общества, конечно, немилосердно напали-бы на человѣка и безъ того уже принятаго въ ихъ кружокъ изъ милости. Теперь только онъ не могъ утѣшать себя, что молчаніе его никому не вредитъ; оно грозило разлучить два существа, обрученныя уже кольцами! Флора была очень экцентричная дѣвушка.
Но по всей вѣроятности Брукъ еще не разъ успѣетъ отличиться, что несомнѣнно при его знаніи и талантѣ; и тогда она измѣнитъ свое мнѣніе.
Онъ съ жадностью выпилъ стаканъ превосходнаго вина и это помогло ему прогнать отъ себя послѣднія сомнѣнія.
Мельникъ дѣйствительно назначилъ свою внучку, Катерину Мангольдъ своею едінственною наслѣдницею, а опекуномъ ей выбралъ коммерціи совѣтника Ремера. При вскрытіи духовнаго завѣщанія совѣтникъ былъ нѣсколько взволнованъ и ему невольно приходили въ голову мысли о противорѣчіяхъ, такъ часто встрѣчающихся въ человѣческой душѣ. Старикъ, въ пылу минутной ярости чуть не задушилъ его, подозрѣвая въ немъ вора, а нѣсколько часовъ передъ тѣмъ назначилъ его опекуномъ своей внучки, и довѣривъ ему управленіе своимъ имуществомъ, предоставилъ ему неограниченную власть.
Мельникъ распорядился, въ случаѣ, если умретъ послѣ операціи, что-бы все его недвижимое имущество было продано, исключая мельницы, которую онъ желалъ оставить своимъ будущимъ потомкамъ, въ знакъ памяти того, что мельница эта принесла ему все его богатство.
Дворянское помѣстье должно быть раздѣлено на части; лѣсъ, земли и службы посреди громадныхъ луговъ и садовъ проданы тому, кто дастъ самую большую цѣну; виллу-же и принадлежащий къ ней паркъ было предоставлено купить коммерціи совѣтнику съ уступкою пяти тысячъ талеровъ съ цѣны, которая будетъ назначена по оцѣнкѣ. Эти пять тысячъ талеровъ оставлены были въ его пользу, не какъ вознагражденіе за труды, а въ знакъ благодарности завѣщателя, такъ какъ совѣтникъ никогда не выказывалъ чванства и глупой гордости, какъ его родные, а напротивъ былъ преданъ и всегда ласковъ, какъ родственникъ. За тѣмъ весь капиталъ, вырученный продажею земель, нужно было обратить въ государственныя облигаціи и другія солидныя бумаги, по желанію самаго опекуна, человѣка честнаго и свѣдущаго въ коммерческихъ дѣлахъ.
Молодая наслѣдница уже болѣе шести лѣтъ не была на своей родинѣ. Ея покойный отецъ, еще при своей жизни, передалъ ее на руки гувернанткѣ, госпожѣ Лукасъ, которая воспитывала дѣвочку по своему усмотрѣнію и замѣнила ей даже мать. Банкиръ Мангольдъ чувствовалъ, что не долженъ лишать свою любимицу доброй покровительницы; тѣмъ болѣе что Кети была всегда робка и пуглива со сводными сестрами и рѣшилъ отправить ее вмѣстѣ съ ея воспитательницею въ Дрезденъ, гдѣ г-жа Лукасъ, пробывъ нѣсколько лѣтъ невѣстою одного доктора, вышла за мужъ и устроила свой собственный домашній очагъ.
Въ своихъ письмахъ къ опекуну, молодая дѣвушка никогда не выражала желанія возвратиться на родину; дѣдушка тоже никогда не приглашалъ къ себѣ внучку, весьма довольный ея удаленіемъ въ Дрезденъ, потому что одинъ видъ ребенка обливалъ его сердце кровью, напоминая ему о его единственной дочери, которую онъ любилъ больше всего на свѣтѣ.
Только теперь, послѣ смерти мельника, Ремеръ потребовалъ ея возвращенія на нѣкоторое время и написалъ, что самъ пріѣдетъ за ней въ началѣ Мая, потому что президентша открыто высказала, что не желаетъ принять въ свой домъ Кети, въ сопровожденіи ея бывшей гувернантки.
Молодая наслѣдница была на все согласна, только просила при отдачѣ мельницы въ аренду, удержать угловую комнату съ альковою и сохранить ее именно въ томъ видѣ, какъ она была при жизни дѣда, что и было исполнено.
Въ мартѣ мѣсяцѣ, довольно рано утромъ, шла молодая дѣвушка изъ города по шоссе, по обѣимъ сторонамъ котораго тянулись хорошенькія дачи и потомъ повернула на широкую проѣзжую дорогу, ведущую прямо на мельницу.
На улицахъ еще стояла грязная вода отъ таявшаго снѣга и преимущественно стекалась въ глубокія колеи, прорытыя тяжелыми колесами мельничныхъ телегъ и въ широкія слѣды отъ многихъ человѣческихъ подошвъ; но хорошенькія ножки молодой дѣвушки были обуты въ прочныя, кожанныя ботинки, а черное шелковое платье такъ аккуратно подобрано, что рубецъ его даже не касался мокрыхъ коблучковъ. Она шла такъ твердо и увѣренно, что ее нельзя было сравнить ни съ эльфою, ни съ силъфидою, напротивъ того ея стройная фигура нѣсколько напоминала Швейцарку, которой альпійское молоко и чистый горный воздухъ придаютъ здоровый цвѣтъ лица и сильные мускулы. Плотно прилегающая кофточка изъ чернаго бархата, обшитая мѣхомъ обрисовывала красивыя линіи тальи и груди, а на каштановыхъ волосахъ была надѣта шапочка изъ куньяго мѣха.
Лицо было открытое, черты не совсѣмъ правильны, носъ немного коротокъ въ сравненіи съ шириною лба, ротъ слишкомъ великъ, круглый подбородокъ съ ямочкой выдавался впередъ, брови не правильно очерчены, но всѣ эти недостатки исчезали, какъ бы по повеленію прелести молодости и выкупались великолѣпнымъ цвѣтомъ лица.
Молодая женщина вошла въ отворенныя ворота мельницы. Цѣлая стая куръ, подбирая кормъ по слѣду разсыпанныхъ хлѣбныхъ зеренъ, только что собиралась выйти погулять на проѣзжую дорогу, но въ минуту разсыпалась въ разныя стороны при видѣ незнакомой гостьи, а дворовыя собаки, еще не вполнѣ очнувшись отъ дремоты, бросились къ ней съ громкимъ лаемъ. Какъ весело обливало весеннее солнце своими блестящими лучами, стѣны стараго дома! Нѣсколько дней тому назадъ свалились послѣднія льдинки съ жолоба водосточной трубы, а сегодня теплый, прозрачный воздухъ дрожалъ надъ согрѣтыми аспидными досками крыши. Изъ толстыхъ коричневыхъ почекъ каштановъ капала смола, что заставляло ихъ блестѣть какъ кусочки алмаза; комнатныя ростенія въ горшкахъ были въ первый разъ вынесены на чистый воздухъ, а на порогѣ входной лѣстницы сидѣлъ замазанный мукою мельникъ и отрѣзывалъ себѣ апетитные куски хлѣба и сыра.
- Мавръ! Сторожъ! - закричала молодая дама ласковымъ голосомъ.
Собаки забѣгали какъ бѣшеныя и съ громкимъ визгомъ рвались съ цѣпей.
- Что вамъ угодно? - спросилъ мельникъ, тяжело поднимаясь.
- Мнѣ ничего не угодно, Францъ, я только хочу повидаться съ вами и съ Сусанной, - смѣясь отвѣчала молодая дама.
Въ одну секунду ножъ, хлѣбъ и сыръ полетѣли подъ лѣстницу. Мельникъ былъ небольшаго роста даже немного ниже своей гостьи - онъ съ недоумѣніемъ смотрѣлъ въ лицо молодой дѣвушки, которую онъ въ послѣдній разъ видѣлъ ребенкомъ и называлъ, по примѣру другихъ "мельничнымъ мышенкомъ". Въ то время она дѣйствительно съ ловкостью мышки слѣдовала за нимъ шагъ за шагомъ по всѣмъ амбарамъ мельницы, - теперь же стояла передъ нимъ его хозяйка, а онъ, прежній обер-мельникъ былъ ея арендаторомъ.
- Курьезно, - сказалъ онъ покачивая головою съ видимымъ замѣшательствомъ. Глаза и ямочки на щекахъ остались тѣже, но откуда этотъ нечеловѣческій ростъ! - Мельникъ смѣрилъ глазами высокую фигуру дѣвушки. Это вы вѣрно получили въ наслѣдство отъ бабушки Зоммера; она тоже была высока ростомъ и какъ кровь съ молокомъ... - Да замолчите-ли вы, кональи, - закричалъ мельникъ на все еще лаявшихъ собакъ, - право, мнѣ кажется, что эти животныя узнали васъ, барышня.
- Лучше васъ, конечно; мой "нечеловѣческій" ростъ привелъ васъ въ тупикъ, - сказала она, подходя къ собакамъ и лаская ихъ. - Вы напрасно величаете меня, Францъ. Я еще въ Дрезденѣ не получила никакого чина, могу васъ въ томъ увѣрить.
- Однако барышни, тамъ въ виллѣ, приказываютъ такъ называть себя, - сказалъ мельникъ настойчиво.
- Это для меня не новость.
- А вѣдь вы гораздо больше значете, чѣмъ онѣ. Такія молоденькія и такъ несмѣтно богаты. Чего стоитъ одна мельница, лучшая на всемъ свѣтѣ! Это не малость! Всего восемнадцать лѣтъ и полное право распоряжаться такой мельницей!
- Погодите Францъ, я постараюсь хорошенько насолить вамъ, - сказала она смѣясь.
- Но гдѣ-же Сусанна?
- Она подъ арестомъ въ комнатѣ, у бѣдной старухи опять ужасная боль въ правомъ боку. Домашнія средства болѣе не помогаютъ, теперь у нее докторъ Брукъ.
Молодая дѣвушка взяла Франца за руку и вошла въ домъ; тяжелая дверь на блокѣ съ шумомъ захлопнулась за ней и глухой гулъ раздался въ обширныхъ сѣняхъ. Подъ ногами вошедшей сильно трясся полъ; бурчаніе и стукъ мукомольной машины проникалъ сквозь небольшую, плохо затворенную дверь каменной арки и запахъ свѣжаго, смолотаго зерна наполнялъ комнату нѣсколько тяжелою атмосферою. Цѣлый потокъ воспоминаній тѣснился въ головкѣ молодой хозяйки; она поблѣднѣла отъ внутреннаго волненія, сложила руки и остановилась на минуту. Да, она очень любила мельницу и съ удовольствіемъ всюду тамъ ползала, какъ выражалась президентша, а доброму отцу не разъ приходилось стряхивать мучную пыль съ ея волосъ и платья. Строгій-же старикъ, ея дѣдушка, который большую часть времени сидѣлъ на верху и отдавалъ свои приказанія браннымъ, ворчливымъ голосомъ, никогда не любилъ ее. При его появленіи она обыкновенно старалась убѣжать въ чистенькую кухню Сусанны, или къ Францу, а между тѣмъ она все таки сожалѣла о немъ и желала, что-бъ его тяжелые шаги опять раздались по лѣстницѣ. Ее теперь не страшило его лицо, которое отъ жажды къ деньгамъ и большімъ процентамъ, сдѣлали такимъ отталкивающимъ; можетъ быть теперъ, увидѣвъ ея сходство съ бабушкой, онъ былъ-бы добрѣе и снисходительнѣе.
Дверь въ боковую комнату была заперта, но изъ узенькаго коридора, соединявшаго заднее строеніе съ переднимъ фасадомъ, слышался жалобный голосъ плачущей Сусанны. Тамъ была спальня старой дѣвушки, темная комнатка съ круглыми стеклами, оправленными въ олово, выходившими во дворъ и открывавшими видъ прямо на сѣрую крышу дровянаго сарая и никогда не высыхавшія лужи возлѣ воротъ. Молодая дѣвушка съ неудовольствіемъ покачала головою и вступила въ коридоръ.
Теплая, душная атмосфера пахнула ей въ лицо, когда она отворила дверь и вошла въ комнату, гдѣ при слабомъ полусвѣтѣ, происходившемъ отъ блѣдно-зеленоватыхъ стеклъ, она разсмотрѣла фигуру мужчины, стоявшаго къ ней спиною. Онъ былъ очень высокаго роста и широкъ въ плечахъ; видимо собравшись уже уходить молодой человѣкъ взялъ шляпу и тросточку..... Такъ вотъ докторъ Брукъ, о которомъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ писалъ Морицъ и объявлялъ его женихомъ Флоры, говоря между прочимъ, что Брукъ еще гимназистомъ былъ влюбленъ въ ея сестру, но тогда не смѣлъ выражать своихъ чувствъ, а теперь достигнулъ цѣли, послѣ долгой и тяжелой борьбы. Съ тѣхъ поръ она ничего болѣе не слыхала о помолвкѣ, совсѣмъ про нее забыла и во время всего пути ни разу не вспомнила, что найдетъ въ семьѣ еще одного новаго члена.
Шуршанье-ли ея шелковаго платья, или ворвавшійся потокъ весенняго, чистаго воздуха, разлившій въ комнатѣ запахъ мартовскихъ фіалокъ, но докторъ быстро обернулся.
- Докторъ Брукъ? Я Катерина Мангольдъ, - сказала она поспѣшно представляясь, потомъ подошла къ Сусаннѣ, сидѣвшей въ креслѣ и протянула ей обѣ руки. Старушка посмотрѣла на нее подслѣповатыми глазами.
- Я явилась къ вамъ какъ снѣгъ на голову, не правда-ли Сусанна? Но, мнѣ кажется, во время, - сказала она подбирая разсыпанные, сѣдые волосы больной подъ ночной чепчикъ. - Какимъ это образомъ ты находишься здѣсь, въ этой темной задней комнатѣ? Печь дымитъ и, не смотря на ужасную жару, на стѣнахъ видны слѣды сырости. Развѣ тебѣ не передали, что-бъ ты заняла угловую комнату и спала за перегородкою?
- Да, коммерціи совѣтникъ сказалъ мнѣ это, но я еще не потеряла разсудка и не могу поселиться одна въ большой комнатѣ, точно я барыня, или сама покойная мельничиха.
Молодая дѣвушка улыбнулась.
- Однако при жизни дѣдушки ты всегда имѣла право сидѣть въ гостинной, Сусанна, - сказала она. - Около окна стояло твое веретено, которое я очень любила трогать, а на комодѣ твоя рабочая шкатулка. Позволите-ли вы перемѣнить комнату докторъ? - Обратилась она къ Бруку, не дожидаясь отвѣта старушки.
- Даже крайне необходимо, но до сихъ поръ больная не хотѣла слѣдовать моему совѣту, - сказалъ докторъ, пожимая плечами; у него былъ звучный и мягкій голосъ, который всегда сильно дѣйствуетъ на страдающихъ.
- Въ такомъ случаѣ не будемъ терять времени, - живо сказала Кети, снимая мѣховую шапочку и перчатки.
- Ни за что на свѣтѣ я не соглашусь перейти въ ту комнату, - настаивала ключница. - Дорогая барышня не дѣлайте вы этого; я берегла ту комнату, какъ свой глазъ, и каждый день чистила и убирала ее съ того дня, какъ совѣтникъ Ремеръ объявилъ мнѣ, что вы пріѣдете, - еще третьяго дня тамъ повѣсили новыя драпировки на окна.
- Пожалуй, оставайся здѣсь! Я надѣялась, какъ во время дѣтства, приходить сюда каждый вечеръ пить кофе, но такъ какъ ты такъ упряма, то я совсѣмъ не буду приходить, въ этомъ ты можешь быть увѣрена. Я останусь здѣсь не болѣе четырехъ недѣль и ты можешь предоставить свою убранную комнату съ новыми зановѣсями кому тебѣ будетъ угодно.
Эти слова имѣли свое дѣйствіе; въ выраженіи лица молодой дѣвушки было столько серьезности и рѣшительности, что можно было сейчасъ замѣтить, что ей не въ первый разъ пришлось справляться съ упрямой больной.
Сусанна съ глубокимъ вздохомъ вытащила ключъ изъ подъ подушки и подала его молодой барышнѣ, быстро снявшей тѣмъ временемъ бархатную кофточку.
- Угловая комната вѣрно давно не топлена, - сказала Кети и подняла корзинку съ дровами, стоявшую возлѣ печки.
- Нѣтъ, вамъ этого поднимать невозможно, - сказалъ докторъ Брукъ и бросивъ взглядъ на ея нарядное платье, онъ положилъ на столъ шляпу и тросточку.
- Это было-бы очень стыдно для меня, видите что вполнѣ возможно, - возразила она серьезно, но съ сильно покраснѣвшими щеками. Затѣмъ она вышла и нѣсколько минутъ спустя въ печкѣ пылалъ яркій огонь, а Брукъ растворилъ всѣ окна угловой комнаты, что-бъ освѣжить воздухъ.
Кети снова вошла.
- Посмотрите, докторъ, платье мое нисколько не пострадало, - сказала она, протягивая ему бѣленькую ручку въ бѣло-снѣжной манжеткѣ.
Выразительная улыбка скользнула по его серьезному лицу, но онъ молчалъ и поспѣшилъ затворить угловое окно, изъ котораго сильный сквозной вѣтеръ пахнулъ на молодую дѣвушку и раздувалъ ея каштановыя кудри. Легкая занавѣсь, толкаемая вѣтромъ, поднялась къ верху, но Кети ловко схватила ее и старалась снова привести въ порядокъ накрахмаленныя складки.
- Добрая Сусанна, - если-бъ она только знала, какъ не къ стати повѣсила мнѣ эти занавѣски, - сказала она улыбаясь. - Теперь конечно я не сниму ихъ, что-бъ не огорчать старушку, но эти узорчатыя кисейныя занавѣси вовсе не идутъ къ низенькимъ окнамъ средневѣковой комнаты. Я намѣревалась устроить ее, какъ она была триста лѣтъ тому назадъ, - съ круглыми въ олово оправленными стеклами, съ складными дубовыми скамейками по обѣимъ сторонамъ оконныхъ нишъ, а большую входную дверь, ведущую на лѣстницу, я думала украсить металлическими обшивками. Старыя были сняты дѣдомъ, но слѣды остались, такъ что можно ясно различить, гдѣ они находились. Къ довершенію всего, вообразите себѣ Сусанну у одного изъ оконъ съ веретеномъ въ рукахъ! Все это я такъ хорошо придумала, а теперь придется отказаться въ своихъ мечтахъ.
- Почему-же, развѣ не вы здѣсь полная хозяйка?
- Да, но я никогда не позволю себѣ показать себя хозяйкою въ подобныхъ желаніяхъ, я себя хорошо знаю, - громко возразила она. Контрастъ между ея откровеннымъ признаніемъ и смѣлымъ, рѣшительнымъ видомъ былъ такъ великъ, что нужно было глубоко вглядѣться въ ея темно-каріе глаза, что-бы убѣдиться въ истинѣ ея словъ. Глаза ея были не большіе, но очень выразительны хотя и съ холоднымъ взглядомъ, что очень гармонировало съ спокойною увѣренностью всего ея существа.
Съ какою практичностью занялась она приготовленіями къ пріему больной! Диванъ долженъ былъ замѣнить постель, а удобное, кожанное кресло покойнаго мельника она отодвинула отъ окна и приблизила къ дивану, что-бъ оградить больную отъ малѣйшаго сквознаго вѣтра.
Затѣмъ она внесла въ комнату маленькій столъ и выдвинула изъ подъ дивана небольшую скамеечку - все это дѣлалось такъ ловко и непринужденно, какъ будто молодая дѣвушка никогда не оставляла мельницы. Правда и то, что это занятіе такъ поглотило всѣ ея чувства, что она совершенно забыла о существованіи молодаго доктора; только подходя къ комоду и открывъ верхній ящикъ чтобъ достать бѣлую салфетку съ красной коймой, она обратилась къ нему и сказала.
- А вѣдь старо-мѣщанскій порядокъ отличная вещь - все лежитъ здѣсь на старомъ мѣстѣ. Такъ было до моего появленія на свѣтъ и во все время моего шестилѣтняго отсутствія старые порядки нисколько не измѣнились, - опять чувствуешь себя дома. Посмотрите, за рамкой этого зеркала торчитъ кончикъ домашняго календаря, въ которомъ дѣдушка писалъ свои замѣтки, а надъ нимъ виднѣется прутъ, одинъ видъ котораго пугалъ еще мою мать.
- А потомъ, я думаю, и васъ......
- Нѣтъ, дѣдушка слишкомъ мало любилъ меня, что-бъ заниматься моимъ исправленіемъ. - Кети сказала это безъ сожалѣнія, но съ улыбкою на хорошенькихъ губкахъ, потомъ занялась стираніемъ пыли съ мебели и затворила остальныя окна.
- На этомъ каменномъ карнизѣ непремѣнно должны стоять цвѣты и оживлять мою бѣдную Сусанну. Я попрошу Морица дать мнѣ нѣсколько горшковъ гіацинтовъ и фіалокъ изъ его зимняго сада.
- Въ такомъ случаѣ вамъ придется обратиться къ самой президентшѣ Урахъ. Она одна распоряжается зимнимъ садомъ, такъ какъ онъ принадлежитъ къ ея квартирѣ.
Молодая дѣвушка посмотрѣла на него большими глазами.
- Развѣ тамъ такой строгій этикетъ? Во время папашиной жизни зимній садъ былъ общимъ семейнымъ достояніемъ, - сказала она, пожимая плечами. - Правда, что тогда важная теща моего отца была только рѣдкою гостьею на виллѣ. - Ея мелодичный голосъ принялъ при этихъ словахъ немного рѣзкій тонъ, но вскорѣ она прибавила съ веселымъ смѣхомъ; - значитъ я отлично сдѣлала, что пришла прежде на мельницу, чтобы освоиться съ здѣшнимъ образомъ жизни.
Докторь отошелъ отъ окна и приблизился къ ней.
- Не будутъ-ли тамъ претендовать на васъ, что вы не тотчасъ явились подъ кровлю родныхъ и не обратились къ ихъ покровительству? - спросилъ онъ серьезнымъ тономъ, выражающимъ участіе; стараясь дать совѣтъ, но не показаться безцеремонно навязчивымъ.
- Они, конечно, не имѣютъ этого права, - возразила она съ живостью и сильно покраснѣла. - Эти родственники для меня все равно, что чужія, и искать у нихъ покровительства было бы нелѣпо, такъ какъ ни въ комъ изъ нихъ не надѣюсь найти родственнаго чувства... даже и у сестеръ. Мы положительно не знаемъ другъ друга и никогда не переписываемся, - я писала только Морицу. Когда жилъ папа, Генріэтта воспитывалась у бабушки и мы съ нею рѣдко видѣлись, да и то не иначе какъ въ присутствіи президентши. Моя сестра, жена совѣтника Ремера, жила въ городѣ и умерла очень рано. А Флора? Она была очень хороша собою и очень умна, играла видную роль въ семьѣ и была взрослою дѣвушкою, когда я бѣгала еще ребенкомъ. Флора всегда казалась очень ученою и важною, такъ что въ ея присутствіи всѣ чувствовали какую то робость. Я никогда не смѣла заговорить съ нею или дотронуться до ея чудныхъ рукъ и даже теперь чувствую, что съ моей стороны было бы весьма невѣжливо претендовать на интимныя отношенія, обыкновенно существующія между сестрами.
Съ этими словами она замолчала и вопросительно посмотрѣла ему въ лицо, но глаза его безцѣльно блуждали по окрестностямъ. Онъ не ободрилъ ее ни однимъ словомъ.
- При нынѣшнемъ положеніи дѣлъ, - говорила она, - вилла уже не домъ моего отца и я могу пріѣхать туда только какъ гостья, какъ и всякій посторонній человѣкъ. Здѣсь, на мельницѣ я стою на своей собственной землѣ, здѣсь я чувствую свою родину, а эта старая кровля вмѣстѣ съ Францемъ и Сусанною будутъ охранять мои молодые года не хуже строгаго этикета виллы. Впрочемъ, я увѣрена, что никто не обратитъ вниманіе на мое незнаніе свѣтскихъ приличій, чего же можно ожидать отъ мельничной мышки?
Это ласкательное имя, данное ей покойнымъ отцемъ въ то время, когда она такъ проворно бѣгала по всѣмъ амбарамъ мельницы, потеряло теперь всякое значеніе и не подходило болѣе къ высокой молодой дѣвушкѣ, смотрѣвшей на жизнь съ спокойною самоувѣренностью, каждое движеніе которой было обдуманно и не смотря на свою молодость, она казалас
Въ домѣ коммерціи совѣтника.
Право перевода этой повѣсти пріобретено по соглашенію съ авторомъ и слѣдующія главы будутъ переводиться съ рукописи и появляться одновременно съ оригиналомъ.
Послѣдній лучъ зимняго, декабрьскаго солнца какъ-то робко проскользнулъ въ довольно обширную комнату на мельницѣ, проскользнулъ, еще разъ уронивъ три-четыре искорки мягкаго свѣта на какіе-то страннаго вида предметы, разложенные на широкомъ каменномъ подоконникѣ угловаго окна. Скоро погасли эти блестки, исчезъ и солнечный лучъ въ массѣ тучъ, ползущихъ куда-то безконечною вереницей. Вещи, такъ странно поблескивавшія на окнѣ, составляли арсеналъ врача-хирурга. Это была та коллекція инструментовъ, холодный, рѣзкій блескъ которыхъ пугливо дѣйствуетъ на глазъ человѣка; отъ этого блеска невольно дрожь пробѣгаетъ по тѣлу. Къ окну была придвинута кровать и поставлена такъ, чтобы свѣтъ падалъ на нее сбоку. Это была большая кровать, аляповато разрисованная яркими букетами розъ и фіялокъ. На ней, среди пуховиковъ въ пестрыхъ наволокахъ, лежалъ хозяинъ "замковой" мельницы. Ловкая рука хирурга только что освободила его отъ тяжелаго недуга -- болѣзни горла, уже не разъ грозившей ему удушеніемъ. Операція была изъ трудныхъ и даже опасныхъ, но молодой человѣкъ опускавшій теперь стору, весело поглядывалъ на все, что его окружало, потому что -- вышло удачно, удачно съоперировалъ онъ! Опустивъ стору, онъ принялся осторожно укладывать въ футляръ свои доспѣхи.
Больной, еще незадолго передъ тѣмъ неиствовавшій при первомъ вдыханіи хлороформа, кричавшій доктору охрипшимъ голосомъ: "разбойникъ! убійца!" лежалъ теперь совершенно спокойно, въ полнѣйшемъ изнеможеніи. Ему запрещено было говорить, но запрещать это, какъ кажется, было напрасно, потому что на лицѣ этого человѣка слишкомъ ясно видна была печать угрюмой молчаливости. Да, что-то непривѣтливое, нелюдимое было въ этой большой четырехугольной головѣ, которую прикрывали только густые серебристо-бѣлые волосы.
-- Ты, кажется, доволенъ, Брукъ? спросилъ тихо господинъ, подойдя къ доктору, который оставался еще у окна.
Господинъ этотъ стоялъ до сихъ поръ въ ногахъ у постели больнаго. На красивомъ лицѣ его еще замѣтны были слѣды тревоги, недавняго волненія.
Докторъ качнулъ головой и, бросивъ на старика взглядъ, исполненный надежды, проговорилъ спокойнымъ голосомъ:
-- Пока все идетъ хорошо. Натура у него крѣпкая... Вотъ это-то, надѣюсь, и поможетъ мнѣ, а главное -- хорошій уходъ. Но я долженъ теперь же удалиться... Больному слѣдуетъ во что бы то ни стало лежать смирно, именно вотъ въ этомъ положеніи. Нужно всѣми силами стараться предохранить его отъ сильнаго кровоизліянія, потому что...
-- Предоставь ужъ мнѣ позаботиться объ этомъ, перебилъ господинъ съ красивымъ лицомъ.-- Я остаюсь здѣсь и до тѣхъ поръ не уйду, пока нуженъ будетъ тщательный присмотръ за больнымъ. А ты не зайдешь ли мимоходомъ на виллу сказать, что къ чаю я не буду, чтобы меня тамъ не ждали?
Легкій румянецъ выступилъ на щекахъ доктора, и въ тонѣ его голоса зазвучала уныло-грустная нотка:
-- Нѣтъ, черезъ паркъ мнѣ будетъ не по пути. Это для меня порядочный крюкъ, а я долженъ непремѣнно какъ можно скорѣе попасть въ городъ.
-- Но ты не видалъ еще сегодня Флору...
-- Не полагаешь ли, что мнѣ это легко, что я такъ... заговорилъ хирургъ и вдругъ умолкъ, сжалъ губы и схватилъ футляръ съ инструментами, чтобы засунуть его въ карманъ. Видишь-ли, на рукахъ у меня нѣсколько опасно больныхъ, сказалъ онъ болѣе спокойнымъ голосомъ:-- вонъ, у купца Ленца дѣвочка умретъ, пожалуй въ эту ночь... Правда, ничѣмъ не могу я пособить, вылѣчить ее невозможно, а родители ребенка, измученные страхомъ, утомленные уходомъ за нимъ -- ждутъ не дождутся меня, отсчитываютъ каждую минуту... Мать дѣвочки если и ѣстъ, то только тогда, когда я ее заставлю, упрошу съѣсть что-нибудь...
Онъ подошелъ къ кровати и взглянулъ на старика. Больной открылъ глаза и осмысленно, сознательно посмотрѣлъ на врача. Да, въ этихъ выпуклыхъ, воспаленныхъ глазахъ свѣтилось чувство благодарности за чудесное облегченіе, полученное такъ скоро, почти внезапно. Старикъ хотѣлъ протянуть руку своему спасителю, но докторъ Брукъ придержалъ ее на одѣялѣ и произнесъ еще разъ, что положительно запрещаетъ ему дѣлать какія либо быстрыя движенія, даже шевелиться запретилъ.
-- Около васъ. г. Земмеръ, хочетъ остаться коммерціи совѣтникъ, прибавилъ докторъ:-- онъ позаботиться относительно точнаго, строгаго выполненія моихъ предписаній.
Слова эти, повидимому, пріятно подѣйствовали на старика, и онъ даже постарался взглянуть на коммерціи совѣтника, который, въ подтвержденіе словъ доктора, поспѣшилъ дружески кивнуть головой больному. Больной послѣ этого снова закрылъ глаза, какъ бы желая уснуть, а д-ръ Брукъ, взявъ шляпу и пожавъ руку коммерціи совѣтнику, вышелъ изъ комнаты.
Если бы у постели больнаго оставалась женщина, женщина озабоченная, принимающая въ немъ теплое участіе, то тогда, конечно, съ уходомъ врача, такая сидѣлка почувствовала бы себя одинокою, покинутою, ею овладѣла бы боязнь... Въ самомъ дѣлѣ, развѣ мать умирающей дѣвочки, о которой упомянулъ доктеръ, не оживала при появленіи врача, не ощущала настолько мужества, чтобы принять хотя немного пищи, необходимой для поддержанія ея же собственныхъ силъ?.. У постели стараго мельника ничего подобнаго не было: некому было бояться за него, некому было обнаружить чувства безпредѣльной любви, теплаго участія къ больному. Старуха экономка казалась вполнѣ равнодушной. Она была занята теперь уборкою посуды, понадобившейся при операціи, и какъ летучая мышь, шурша, шныряла по комнатѣ. Нѣсколько капель воды, скатившихся съ руки доктора на столъ, кажется смущали ее больше, чѣмъ опасность, въ которой находился ея господинъ.
-- Послушайте, сударыня Суза, ужъ вы, пожалуста, оставьте теперь все это! вѣжливо обратился къ экономкѣ коммерціи совѣтникъ.-- Вы вытираете столъ, а онъ такой шаткій, что стучитъ подъ вашей рукой. Шумъ этотъ раздражаетъ нервы. Докторъ Брукъ желаетъ прежде всего полнѣйшаго спокойствія для папа...
"Сударыня" Суза поспѣшно собрала свои тряпки, захватила метелку и удалилась въ свою кухню, сіявшую непомѣрной чистотой. Тамъ она по крайней мѣрѣ могла ствести душу, занявшись мытьемъ обѣденной посуды.
И вотъ, все стало тихо; конечно, полной, совершенной тишины и не могло быть въ комнатѣ на громадной мельницѣ. Отъ движенія мельничныхъ колесъ чувствовалось хотя и слабое, но непрерывное, равномѣрное трясеніе пола и того, что было надъ нимъ. Слышенъ былъ шумъ пѣнящейся воды, которая летѣла черезъ плотину; къ этой вѣчно-однообразной ворчливой пѣснѣ волнъ примѣшивалось еще воркованье голубей, какъ то тяжело подлетавшихъ къ оконнымъ стекламъ. Птицы эти гнѣздились въ верхушкахъ исполински разросшихся вѣковыхъ каштановъ, которые бросали тѣнь въ комнату мельницы съ западной стороны. Но такой шумъ и не существовалъ для больнаго, или, лучше сказать, онъ такъ свыкся съ нимъ, что считалъ его такимъ же необходимымъ условіемъ жизни, какъ воздухъ, какъ правильное постукиваніе сердца.
Однако, въ самомъ дѣлѣ, какое это было отталкивающее старческое лицо, на которое смотрѣлъ теперь, исполняя обязанность сидѣлки, коммерціи совѣтникъ -- этотъ изящный, красивый человѣкъ!.. Печать пошлости лежала на этомъ лицѣ, печать рѣзкая, ничѣмъ не смываемая; а вотъ эта черта -- морщина около толстой, отвислой нижней губы -- развѣ не выражаетъ жестокости, дубоватой грубости старика? Никогда еще коммерціи совѣтнику не представлялось все это такъ осязательно -- до отвращенія, какъ теперь, именно въ эти минуты, когда больной спалъ или погруженъ былъ въ дремоту отъ изнеможенія. Такое состояніе, конечно, отняло у мельника самообладаніе, волю, ослабило личные мускулы, а это-то и обнаружило истинный обликъ его, показало, какія характерныя черты присущи этому лицу.... Дѣйствительно, старикъ началъ свою карьеру съ самой низкой ступеньки: онъ былъ простымъ батракомъ на этой мельницѣ, а потомъ и пошелъ въ гору. Теперь -- онъ богачъ; торговля хлѣбомъ доставляетъ ему громадныя средства. Человѣкъ, лежавшій на этой мужицкой, прадѣдовской кровати, былъ представителемъ денежной аристократіи, силы золота... Можетъ быть, въ виду такихъ внушительныхъ фактическихъ данныхъ коммерціи совѣтникъ и называлъ старика "папа", и вообще относился къ нему почтительно, потому что на самомъ дѣлѣ ихъ не связывало никакое кровное родство. Покойный банкиръ Мангольдъ (старшая дочь его отъ перваго брака была замужемъ за коммерціи совѣтникомъ) во второй разъ женился на дочери "замковаго" мельника -- вотъ какія родственныя отношенія существовали между страждущимъ старикомъ и человѣкомъ, теперь ухаживавшимъ за нимъ.
Коммерціи совѣтнику скучно стало сидѣть у постели -- онъ всталъ и тихонько подошелъ къ окну. Не смотря на то, что ему было за тридцать -- юношеская живость, подвижность еще не покинула его; сидѣть не шевелясь на одномъ мѣстѣ, неусыпно наблюдать за больнымъ, ничего не дѣлать -- это было для него почти невыносимо, раздражало нервы, да къ тому же ему было просто противно безпрестаппо посматривать на эту несимпатичную физіономію, на эти жилистые кулаки, глубоко зарывшіеся въ складкахъ одѣяла, кулаки, которые когда-то помахивали кнутомъ надъ спинами рабочихъ лошадей.
Каштанъ, стоявшій передъ окномъ, въ которое смотрѣлъ коммерціи совѣтникъ, давно уже лишился своей листвы. Обнаженные сучья и вѣтви, перекрещиваясь въ разныхъ направленіяхъ, образовали неправильныя четыреугольныя и овальныя рамки, въ которыя какъ бы вставлены были небольшіе ландшафты -- одинъ прелестнѣе другаго, хотя небо было мрачно-сѣрое, настоящее декабрьское, ослаблявшее блескъ серебристой поверхности прудовъ. Прозрачная съ фіолетовымъ оттѣнкомъ синева дальнихъ горныхъ вершинъ была покрыта бѣловато-дымчатыми полосами сгустившагося тумана. Тамъ, правѣе, рѣка, повертѣвъ колеса "замковой" мельницы, дѣлала крутой поворотъ; а вонъ и еще ландшафтикъ въ тоненькой овальной рамкѣ изъ вѣтвей каштана -- сверкающая полоска рѣки и надъ ней созданіе рукъ человѣческихъ, которому рѣка эта порабощена: громадное зданіе кубической формы, ничѣмъ не украшенное, голый каменный колоссъ, съ однообразными, скучными рядами окопъ. Это -- прядильная фабрика коммерціи совѣтника. Коммерціи совѣтникъ тоже человѣкъ богатый. Сотни рабочихъ заняты тамъ около вертящихся веретенъ. Но фабрика эта ставила собственника ея нѣкоторымъ образомъ въ зависимое положеніе отъ "замковаго" мельника. Дѣло въ томъ, что мельница, основанная нѣсколько столѣтій назадъ одною владѣтельною особой, получила огромныя привилегіи, неуничтоженныя и по сіе время. Опираясь на исключительный законъ, всякій собственникъ мельницы имѣлъ полное право на воды рѣки (и на довольно значительное ея протяженіе), что не мало отравляло жизнь мѣстныхъ обывателей. За эти то права, на которыя, конечно, имѣлись письменныя документы, крѣпко стоялъ "замковый" мельникъ. Ступни ногъ его были достаточно широки и онъ всякому показывалъ зубы, если усматривалъ только поползновеніе дерзкаго хотя однимъ пальцемъ задѣть его права. Старикъ во время оно былъ только арендаторомъ мельницы, а потомъ мало по малу, какъ-то незамѣтно, съ богатствомъ все болѣе и болѣе возрастающимъ, протянулъ лапы и дальше и сталъ не только собственникомъ мельницы, но и всего рыцарскаго помѣстья, къ которому она принадлежала. Добился онъ этого незадолго до выхода замужъ единственной своей дочери за почтеннаго, уважаемаго банкира Мангольда. Лично для мельника цѣну имѣли только обширные лѣса и земли; принадлежавшая же къ помѣстью великолѣпная вилла, стоявшая среди красиваго парка, была для него всегда предметомъ отвращенія, что, однако же, вовсе не мѣшало ему поддерживать эту "дорогую игрушку"... Что-жъ. вѣдь онъ могъ видѣть свою дочь полновластной госпожей тамъ, гдѣ прежніе высокомѣрные владѣльцы постоянно какъ-то забывали отвѣчать ему на его поклоны!.. Теперь виллу эту нанималъ у мельника коммерціи совѣтникъ. Вотъ по этому то у него и было много основательныхъ причинъ оставаться въ добрыхъ отношеніяхъ съ обладателемъ рѣки и домохозяиномъ... Такъ оно на самомъ дѣлѣ и было: коммерціи совѣтникъ былъ вѣжливъ, почтителенъ къ угрюмому старику, какъ добрый сынъ.
Часы на фабрикѣ пробили четыре и почти въ туже минуту высокія окна конторы освѣтились газомъ. Сегодня какъ-то рано стемнѣло. Воздухъ сталъ наполняться густыми испареніями, обѣщающими все покрыть снѣгомъ; клубы дыма изъ трубъ городскихъ домовъ полѣзли внизъ и, на подобіе тумана, волновались близко надъ землей; шиферная кровля прядильни, ступеньки лѣстницы, камень на дорогѣ -- все это покрылось (если такъ можно выразиться) какимъ-то скользкимъ, мокрымъ блескомъ. Голуби, сидѣвшіе кучками до сихъ поръ терпѣливо, въ полудремотѣ, на вѣтвяхъ каштановъ, вдругъ поднялись и полетѣли по направленію къ теплой, сухой голубятнѣ.
Коммерціи совѣтникъ ощутилъ холодъ, вздрогнулъ и, отвернувшись отъ окна, оглянулъ комнату. Комната показалась ему теперь даже уютной, привѣтливой, вовсе не такой противной какъ прежде, хотя все тутъ было по старому: тотъ же воздухъ, пропитанный запахомъ всякой снѣди, вареной и жареной, тѣ же закоптѣвшіе обои, тѣ же пресловутыя лубочныя картинки на стѣнѣ...
Такая обстановка, конечно, не могла нравиться человѣку съ избалованнымъ вкусомъ. Но вотъ сударыня Суза подложила хорошихъ, сухихъ дровецъ въ печку. Коммерціи совѣтникъ продолжалъ осматривать комнату: взглядъ его скользнулъ по старинному, прадѣдовскому дивану съ мягкими, пухлыми подушками, такъ уютно стоявшему у стѣны, затѣмъ онъ остановился на старательно вычищенныхъ мѣдныхъ украшеніяхъ двери, ведущей въ смежную комнатку, въ родѣ алькова; на украшеніяхъ этихъ какъ бы мерцали послѣдніе, слабые отблески дня... Ахъ, да! Вѣдь тамъ, за этой дверью стоитъ желѣзный денежный шкафъ... Запертъ-ли онъ, не осталось ли ключа въ дверцѣ?..
Передъ операціей "замковый" мельникъ написалъ духовное завѣщаніе. Докторъ Брукъ и коммерціи совѣтникъ встрѣтились еще на лѣстницѣ съ нотаріусомъ, его помощникомъ и свидѣтелями. Тѣ уже уходили. Хотя больной и казался спокойнымъ, однако же въ душѣ его, навѣрно, порядкомъ таки бушевало, но бурю эту онъ съумѣлъ скрыть... При уборкѣ въ шкафъ разныхъ документовъ рука его, конечно, дрожала, старикъ суетился, торопился -- и вотъ одна изъ бумагъ была забыта имъ на столѣ. Впрочемъ, за минуту до операціи, мельникъ замѣтилъ свою оплошность и тутъ же попросилъ коммерціи совѣтника поскорѣе убрать въ шкафъ оставленный документъ. Изъ той комнатки черезъ другую дверь можно было пройти въ переднюю, а слѣдовательно всякій могъ попасть въ комнатку, гдѣ стоялъ шкафъ: обыкновенно въ переднюю приходило много постороннихъ лицъ. Испуганный такою мыслью, коммерціи совѣтникъ, не медля ни секунды, вошелъ въ альковъ... Дѣйствительно, онъ былъ непростительно неостороженъ: дверца шкафа оказалась отворенною!.. Ну, увидѣлъ бы это старикъ... Вѣдь онъ, какъ драконъ, оберегалъ свою драгоцѣнность!.. "Нѣтъ, сюда, какъ видно, никто не входилъ", проговорилъ коммерціи совѣтникъ, чтобы успокоить себя. Малѣйшій шумъ не ускользнулъ бы отъ его вниманія, если бы кому нибудь вздумалось пробраться туда, однако же онъ долженъ былъ убѣдиться -- все ли въ цѣлости, на своемъ мѣстѣ въ шкафу?
Подойдя къ шкафу, коммерціи совѣтникъ какъ только могъ безшумно, осторожно совсѣмъ открылъ желѣзную дверцу -- и, заглянувъ во внутрь шкафа, успокоился: все было на мѣстѣ, никто не дотрогивался до мѣшковъ съ деньгами, даже блестящіе столбики золотыхъ монетъ, въ нѣсколько этажей, стояли, какъ и прежде, въ порядкѣ, возлѣ пачекъ цѣнныхъ бумагъ. Нѣсколько удивленными глазами онъ быстро пробѣжалъ бумагу, которую, незадолго передъ тѣмъ, вслѣдствіе весьма понятнаго волненія, торопливо сунулъ въ одно изъ безукоризненно-прибранныхъ отдѣленій желѣзной сокровищницы. Это была опись всего имущества мельника. Ну, и какія же почтенныя, солидныя суммы значились въ этомъ инвентарѣ...
Коммерціи совѣтникъ сложилъ бумагу и уже протянулъ руку, чтобы аккуратно пріобщить этотъ документъ къ прочимъ, но тутъ задѣлъ рукавомъ одинъ изъ золотыхъ столбиковъ. Наполеондоры, звеня и постукивая, покатились по полу. О, что за мерзкій, отвратительный звукъ!.. Да, онъ дотронулся до чужихъ денегъ... Отъ испуга и незаслуженнаго, невольнаго стыда кровь хлынула ему въ лицо, однако онъ сейчасъ же нагнулся, чтобы собрать монеты, и въ ту же минуту почувствовалъ на себѣ тяжелое, массивное тѣло, которое грузно навалилось на него сзади... Чьи-то жесткіе, грубые пальцы такъ и впились въ шею коммерціи совѣтника.
-- Га! Него -- дяй! Мошен -- никъ! Я... еще живъ! прошипѣлъ какимъ-то страннымъ, замирающимъ голосомъ "замковый" мельникъ.
На нѣсколько секундъ завязалась борьба, стройный, крѣпкій молодой человѣкъ долженъ былъ однако употребить всю свою силу, воспользоваться гибкостью тѣла, чтобы стряхнуть со спины старика, который, какъ пантера, хищнически сидѣлъ на ней и такъ сильно сдавливалъ ему горло, что изъ глазъ коммерціи совѣтника посыпались искры... Но вотъ онъ крѣпко, хотя и осторожно, схватилъ обѣими руками мельника за бока, сильно двинулъ его назадъ и -- высвободился, всталъ на ноги. Старикъ, прислонившись къ стѣнѣ, пошатывался.
-- Вы съ ума сошли, папа?! хриплымъ голосомъ и задыхаясь преизнесъ коммерціи совѣтникъ, возмущенный до глубины души... Какъ это безгранично-пошло!.. Какъ это...
Онъ умолкъ въ ужасѣ... Лицо старика становилось все бѣлѣе и бѣлѣе, а повязка на шеѣ вдругъ сдѣлалась совсѣмъ алой. Эта страшная краска съ замѣчательною быстротой расплывалась по бѣлой фуфайкѣ, она уже легла на ней широкою лентвй... Вотъ и кровоизліяніе! А вѣдь этого никоимъ образомъ не слѣдовало допускать...
Коммерціи совѣтникъ ощутилъ лихорадочную дрожь, зубы у него застучали... Повиненъ-ли онъ въ такомъ несчастномъ случаѣ?.. Нѣтъ! Положительно не виноватъ!.. проговорилъ онъ однѣми губами и, облегчивъ себя этимъ, торопливо охватилъ руками больнаго, чтобы помочь ему дойти до кровати. Старикъ грубо оттолкнулъ его и молча указалъ на полъ -- на разбросанныя монеты. Нечего дѣлать -- пришлось собрать всѣ деньги и положить ихъ на старое мѣсто. Должно быть, больной не подозрѣвалъ, въ какой находился онъ опасности, а, пожалуй, трясясь за свои деньги -- забылъ о только что совершенной операціи, забылъ все на свѣтѣ... Когда коммерціи совѣтникъ заперъ шкафъ и сунулъ ключъ въ руку старика -- мельникъ кое-какъ самъ побрелъ въ свою комнату, дошелъ, шатаясь, до кровати и упалъ на нее.
Наконецъ, послѣ многократнаго зова, прибѣжали два работника съ мельницы и сударыня-Суза, а хозяинъ лежалъ уже вытянувшись. Глаза его, какіе-то стеклянные, почти какъ у мертвеца, глядѣли неподвижно на грудь, по которой неудержимо все шире и шире разливалась жизненная влага, окрашивая фуфайку въ темно-красный цвѣтъ.
Батраки поспѣшили въ городъ за докторомъ Брукомъ. Экономка живо притащила воды и нѣсколько тряпокъ... Напрасно она потрудилась! Коммерціи совѣтникъ не успѣвалъ мѣнять платковъ: онъ накладывалъ ихъ на рану, что унять кровотеченіе, прижималъ наложенный платокъ -- все тщетно: кровь струилась также быстро, остановить ее было нельзя... Порвалась артерія -- это навѣрно, нечего и сомнѣваться. Однако, какъ же это случилось?..
Виноватъ-ли только самъ мельникъ, который такъ безразсудно взволновался, надорвалъ себя, или же -- (тутъ замерло сердце коммерціи совѣтника) виною всему онъ?.. Быть можетъ, во время отчаянной борьбы ему пришлось схватить озлобившагося больнаго за шею и, такимъ образомъ совершенно разбередить рану?.. Очень возможно... Гдѣ же упомнить всѣ движенія въ схваткѣ?.. Человѣка душатъ, искры у него изъ глазъ сыплятся -- развѣ онъ можетъ сказать, куда именно вцѣпился рукой -- въ плечо или въ шею нападающаго?.. Впрочемъ, зачѣмъ же предполагать такую ужасную случайность?.. Вѣдь старикъ спрыгнулъ съ кровати, бѣшеная злоба душила его... Что жъ, не достаточно ли этого одного, чтобы довести себя до такого отчаяннаго положенія?.. Докторъ не даромъ же запретилъ ему дѣлать какое-либо рѣзкое, быстрое движеніе... Нѣтъ! О, нѣтъ! снова беззвучно воскликнулъ коммерціи совѣтникъ... Совѣсть его чиста, спокойна; ни малѣйшаго упрека не могъ онъ сдѣлать себѣ даже относительно главнаго побужденія и послѣдующихъ своихъ дѣйствій, приведшихъ къ такому страшному происшествію. Въ самомъ дѣлѣ, онъ подошелъ къ шкафу, единственно заботясь только объ интересахъ старика, съ цѣлью охранять его собственность; въ то время у него и желанія даже не было обладать сокровищемъ въ шкафу -- это онъ хорошо помнилъ. Виноватъ ли онъ въ томъ, что у этаго гнуснаго хлѣбнаго барышника такая пошлая натура, что онъ готовъ даже въ завѣдомо честномъ человѣкѣ видѣть воровскія наклонности?..
Страхъ и отчаяніе мало по малу оставили коммерціи совѣтника. Теперь онъ чувствовалъ только раздраженіе... Да, вотъ и награда за всѣ его любезности, деликатности, добросердечіе,-- качества, такъ цѣнимыя его знакомыми!.. Онъ и прожде поступалъ такъ, и теперь сердце натолкнуло его принять на себя обязанности, исполненіе которыхъ повлекло за собою однѣ непріятности... Оставаться бы ему дома, сидѣть въ своей очаровательно-уютной гостинной, за карточнымъ столомъ, да покуривать всласть добрую сигару, пребывая въ безмятежномъ спокойствіи!.. Такъ нѣтъ же: его злой геній шепнулъ ему принять на себя роль нѣжно-заботливой сидѣлки -- и вотъ, онъ очутился въ сквернѣйшемъ положеніи... Руки его вздрагиваютъ отъ отвращенія и ужаса, онъ залитъ кревью этого презрѣннаго человѣка, который чуть было не задушилъ его!..
Мучительно-медленно тянется время!.. "Замковый" мельникъ теперь, какъ видно, сознавалъ уже, какой опасности подвергъ онъ себя. Неподвижно лежалъ старикъ, только глаза его, выражающіе испугъ, ворочались и каждый разъ останавливались на двери, когда до его слуха долѣталъ шумъ шаговъ въ передней -- страхъ и волненіе овладѣвали имъ тогда. Онъ ждалъ врача, онъ надѣялся, что тотъ его спасетъ, но коммерціи совѣтникъ видѣлъ (къ ужасу своему), какой оттѣнокъ принимало лицо больнаго: только рука смерти накладываетъ такого пепельно-сѣраго цвѣта краску на лобъ и щеки страждущаго.
Сударыня-Суза принесла зажженную лампу. Старуха нѣсколько разъ выбѣгала за ворота посмотрѣть -- не ѣдетъ ли докторъ. Теперь она стояла у изголовья постели и тряслась въ безмолвномъ ужасѣ при видѣ такой картины, ярко освѣщенной бѣловато-желтымъ огнемъ лампы.
Прошло нѣсколько минутъ -- и глаза "замковаго" мельника закрылись; ключъ, который онъ держалъ въ судорожно сжатомъ кулакѣ -- упалъ на одѣяло. Старикъ былъ въ обморокѣ..
Коммерціи совѣтникъ невольно схватилъ выпавшій ключъ, чтобы положить его куда нибудь -- и въ то мгновеніе, когда онъ коснулся пальцами этого роковаго, холоднаго кусочка желѣза -- новая мысль молніей блеснула въ его головѣ, мысль, поразившая его какъ бы громовымъ ударомъ... А какъ свѣтъ посмотритъ на этотъ несчастный случаи?..
Да, коммерціи совѣтнику довольно-таки хорошо были извѣстна вѣчно-шушукающая, шипящая баба, имя которой -- злословіе. Баба эта заглядывала и въ его гостиную... Что-жъ, и не прекрасный полъ, сидя за картами, какъ и прекрасный за чайнымъ столомъ, съ неменьшимъ удовольствіемъ внималъ туманнымъ, но ехиднымъ намекамъ этой двусмысленно-улыбающейся бабенки. Что-жъ, очень можетъ быть, что найдется человѣчекъ, который, пожимая плечами и многозначительно подмигивая, проговоритъ: "Однако... гм!.. Что же, наконецъ, именно было нужно коммерціи совѣтнику Рэмеру въ денежномъ шкафѣ "замковаго мельника?".. Да одной этой фразы будотъ достаточно, чтобы вскипятить его кровь!.. И развѣ одинъ только человѣчекъ задастъ подобный вопросецъ?.. У коммерціи совѣтника, какъ и вообще у баловней счастья, было не мало враговъ, противниковъ. Онъ зналъ, что завтра же въ городѣ начнутъ болтать, что вотъ, операція-то удалась, да толку не вышло изъ этого: ухаживавшій за больнымъ пробрался къ денежному шкафу и... ну, это, конечно, такъ встревожило, взволновало мельника, что онъ и истекъ кровью...
Да, вотъ и грязное пятно на имени Рэмера, имени, достойномъ зависти!.. Пятно это такъ прочно ляжетъ, что не смоетъ его и судебное слѣдствіе, потому что -- гдѣ же свидѣтели? Кто скажетъ, что онъ тутъ положительно не виновенъ?.. Положимъ, честность коммерціи совѣтника признана всѣми, но развѣ признаніе такое что нибудь значитъ, развѣ можетъ оно послужить ему защитой?
Господинъ Рэмеръ беззвучно горько разсмѣялся, но въ то же время рука его утирала выступившій на лбу потъ... Онъ слишкомъ хорошо зналъ, какъ люди падки считать признанную честность человѣка только кажущеюся, если какое нибудь обстоятельство вдругъ покажется имъ подрывающимъ вѣру въ эту честность.
Коммерціи совѣтникъ опустилъ голову, почти склонился надъ безчувственнымъ мельникомъ, которому сударыня-Суза терла виски разными крѣпкими снадобьями -- и вдругъ опять новая мысль озарила его: а если старикъ не будетъ уже въ силахъ разсказать о случившемся?.. Вѣдь тогда -- что было то и умретъ съ нимъ, будетъ похоронено на вѣки... Экономка была тутъ, но мельникъ не проронилъ ни одного слова.
Чу! собаки залаяли на дворѣ, а вотъ, наконецъ, раздались тамъ и быстрые шаги, все ближе и ближе -- кто то торопливо шелъ по лѣстницѣ. Д-ръ Брукъ на мгновеніе, какъ вкопанный, остановился на порогѣ дверей, потомъ вошелъ въ комнату, поставилъ шляпу на столъ и приблизился къ кровати.
Какая гробовая тишина царитъ всегда при появленіи доктора въ такія минуты! Кажется что широкораспростертыя "крылья безмолвія" неподвижно повисли въ воздухѣ и ждутъ, чтобы торжественно принять послѣднее слово -- пригеворъ врача: жизнь или смерть!..
-- Охъ, господинъ докторъ, если бы онъ только пришелъ въ себя! наконецъ тоскливо прошептала сударыня-Суза.