Книговод

Аристократия и народ накануне французской революции 1789 г

Богданович Татьяна Александровна


   

Аристократія и народъ наканунѣ французской революціи 1789 г.

   Изучая исторію великой французской революціи, мы всегда встрѣчаемъ высшія сословія и народъ въ открытой непримиримой враждѣ между собой. Дѣйствительно, всѣ важнѣйшіе жизненные интересы этихъ двухъ соціальныхъ группъ были настолько противоположны, что ни о какомъ компромиссѣ между ними не могло быть и рѣчи. Ихъ борьба должна была закончиться побѣдой одной и полнымъ уничтоженіемъ другой.
   Между тѣмъ, если мы бросимъ взглядъ назадъ на событія, непосредственно предшествовавшія революціи, мы увидимъ совершенно иную картину. Народъ не только не ведетъ въ это время борьбы съ привилегированными, но, напротивъ, дѣятельно и энергично поддерживаетъ ихъ. Это странное на первый взглядъ явленіе объясняется очень просто. Разумѣется, соціальные интересы этихъ двухъ группъ населенія не могли кореннымъ образомъ измѣниться въ короткій періодъ времени. За три года до революціи они были также противоположны, какъ и въ разгарѣ революціи. Но до начала революціи основной вопросъ, стоявшій передъ Франціей, былъ вопросъ объ уничтоженіи королевскаго абсолютизма, и передъ этой главной цѣлью блѣднѣли и стушевывались всѣ остальныя. Произволъ королевскаго правительства былъ невыносимъ и для третьяго сословія, обнимавшаго всю націю, и для двухъ высшихъ привилегированныхъ сословій. Конечно, третье сословіе противополагало королевскому произволу общенаціональныя права, а аристократія -- сословныя привилегіи, но для даннаго момента то не имѣло существеннаго значенія. Вопросъ заключался въ томъ, чтобы сломить абсолютизмъ, а въ этомъ всѣ были согласны.
   Конечно, старый порядокъ, давившій всей своей тяжестью на непривилегированную массу, давалъ большія льготы и преимущества въ экономической области высшимъ сословіямъ. Но ихъ политическія права онъ попиралъ также, какъ и права остального народа. Кромѣ того, незадолго до революціи, правительство подъ вліяніемъ повелительной необходимости, попыталось сократить и экономическія привилегіи высшихъ классовъ. Этого они уже, конечно, допустить не могли. И вотъ, отстаивая съ одной стороны свои имущественныя привилегіи, а съ другой свои политическія права, они первые начинаютъ борьбу съ королевскимъ правительствомъ, являются какъ бы застрѣльщиками той революціи, которая встрѣтила въ нихъ впослѣдствіи непримиримыхъ враговъ.
   Съ начала царствованія Людовика XVI положеніе дѣлъ во Франціи все болѣе и болѣе запутывалось. У правительства не хватало денегъ не только на растущую придворную роскошь, но и на необходимые расходы управленія. Между тѣмъ увеличить доходы при существующемъ положеніи вещей не было никакой возможности. Непривилегированные классы населенія платить больше не могли, привилегированные не хотѣли. Кредитъ былъ исчерпанъ. Приходилось принимать какія нибудь экстренныя мѣры для выхода изъ затрудненія. Послѣдо вательные планы реформъ, предлагавшіеся Людовику XVI его министрами, сначала Тюрго потомъ Неккеромъ, не были приняты имъ. Дефицитъ все росъ и къ половинѣ восьмидесятыхъ годовъ достигъ такихъ размѣровъ, что государству угрожало банкротство. При этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ министръ финансовъ Калоннъ предложилъ королю созвать собраніе нотаблей, т. е. знатнѣйшихъ особъ королевства и, представивъ имъ критическое положеніе правительства, просить ихъ совѣта и помощи. Людовикъ XVI долго колебался, но наконецъ далъ свое согласіе. 29 декабря 1786 г. было объявлено о созывѣ собранія нотаблей на 29 января ближайшаго года. Одновременно съ этимъ были опубликованы общія данныя относительно состоянія государственныхъ финансовъ. Особенно сильное впечатлѣніе произвело на всѣхъ второе сообщеніе. "Нельзя описать, -- говоритъ Рабо Сентъ Этьенъ,-- изумленія націи и ея негодованія при этомъ невѣроятномъ извѣстіи". Никто не представлялъ себѣ, чтобы финансы могли дойти до такого безнадежнаго состоянія. Но самый составъ собранія, которому предстояло найти выходъ изъ этого затрудненія, не возбуждалъ никакого довѣрія. Оно должно было состоять изъ ста сорока четырехъ членовъ, назначенныхъ королемъ отъ дворянства, духовенства, третьяго сословія и высшихъ учрежденій королевства. Но разныя группы, входившія въ него, были представлены крайне неравномѣрно. Кромѣ принцевъ крови, знатнѣйшихъ дворянъ и церковныхъ прелатовъ (77), наибольшее число членовъ дали парламенты (37) и предсѣдатели городскихъ управленій (26). Предсѣдатели городскихъ управленій, назначавшіеся правительствомъ, по большей части принадлежали по происхожденію къ высшему дворянству или получали дворянство по службѣ; члены же парламентовъ, если и не всегда принадлежали къ дворянству, то во всякомъ случаѣ пользовались тѣми же привилегіями по своему званію. Такимъ образомъ, собственно непривилегированныя сословія были представлены только четырьмя депутатами отъ государственныхъ провинцій.
   Отъ этого собранія привилегированныхъ особъ правительство ожидало помощи. Въ тоже время оно считало, что можетъ не опасаться ихъ критики. Дѣйствительно, привилегированныя сословія меньше всѣхъ имѣли основаній для неудовольствія противъ правительства. Денежныя затрудненія, испытывавшіяся страной, въ значительной степени зависѣли отъ того, что они не несли на себѣ никакой доли податнаго бремени. Но правительство дважды обманулось въ своихъ ожиданіяхъ. Съ одной стороны нотабли вовсе не склонны были выручать правительство, обременяя самихъ себя, съ другой, они именно сочли себя призванными потребовать у правительства отчета въ веденіи государственнаго хозяйства.
   Съ начала XVIII вѣка во Франціи не было ни тѣни представительныхъ учрежденій. Все государственное управленіе сосредоточилось въ рукахъ королевскаго правительства. Нація была совершенно устранена отъ участія въ государственныхъ дѣлахъ. Собраніе нотаблей явилось первымъ слабымъ намекомъ на вмѣшательство населенія въ правительственную дѣятельность. Какъ бы то ни было эти нотабли были не чиновники. И они прежде всего и всего ярче почувствовали эту свою особенность, противополагавшую ихъ правительству. Какъ привилегированные, они извлекали большія выгоды изъ стараго порядка, но какъ часть націи они были тоже лишены правительствомъ естественнаго права націи участвовать въ управленіи собственными дѣлами. Собранные впервые, чтобы высказать свое мнѣніе объ общегосударственныхъ дѣлахъ, они сразу стали въ оппозицію правительству и вовсе не спѣшили оказать ему помощь и поддержку. Наблюдательные современники тотчасъ же поняли, какое значеніе можетъ имѣть этотъ первый шагъ правительства навстрѣчу обществу. "Въ пятницу 29 декабря 1786 года,-- пишетъ Бальи въ своихъ воспоминаніяхъ,-- я обѣдалъ у маршала де Бово; въ этотъ моментъ впервые дошло до меня извѣстіе о собраніи нотаблей. Я былъ пораженъ. Я предвидѣлъ великое событіе, измѣненіе въ положеніи вещей и даже въ формѣ правленія... Это собраніе полуторасотъ гражданъ всѣхъ классовъ, и самыхъ знатныхъ, занявшись наиболѣе важными государственными дѣлами, не могло не внести въ нихъ крупнаго преобразованія... Созванное, чтобы высказать свое мнѣніе объ управленіи королевствомъ, оно должно было сосредоточить на этомъ вопросѣ всѣ умы и привлечь къ нему вниманіе всей націи. Въ тоже время, когда послѣ долгаго сна или, лучше сказать, послѣ отсутствія, человѣкъ займется собственными дѣдами, которыя онъ найдетъ въ большомъ разстройствѣ, ему трудно позабыть, что онъ имѣетъ право внести въ нихъ порядокъ. Итакъ, я предвидѣлъ не революцію, но перемѣну, которая, какова бы она не была, должна была послужить на пользу націи".
   Засѣданія нотаблей затянулись съ конца февраля по конецъ мая и не дали никакихъ благопріятныхъ для правительства результатовъ. Нотабли вовсе не желали обсуждать того единственнаго вопроса, разсмотрѣть который предлагало имъ правительство. "Я всегда думалъ,-- сказалъ на одномъ изъ засѣданій Лафайетъ, -- что предосторожности противъ будущаго дефицита должны предшествовать мѣрамъ къ пополненію настоящаго дефицита". Сообразно съ этимъ нотабли сосредоточили все свое вниманіе на обсужденіи причинъ дефицита и неотложныхъ реформъ въ управленіи. Они требовали опубликованія финансовыхъ отчетовъ и смѣтъ, учрежденія особаго комитета изъ представителей общества при министерствѣ финансовъ, словомъ, требовали если не участія, то во всякомъ случаѣ контроля общества надъ государственнымъ управленіемъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ они совершенно не желали вникнуть въ тяжелое положеніе правительства и оказать ему какую нибудь поддержку.
   Вступая такимъ образомъ на путь оппозиціи правительству, нотабли дѣйствовали отчасти во имя своихъ узко групповыхъ интересовъ, не желая обременять себя налогами, а отчасти во имя своихъ общечеловѣческихъ правъ, попранныхъ деспотическимъ правительствомъ. И поскольку они боролись за эти права, они дѣйствовали въ направленіи революціонномъ, затрудняя и безъ того трудное положеніе правительства и подготовляя его гибель.
   25 мая 1787 года правительство, наскучивъ безплодными препирательствами съ нотаблями, распустило ихъ, не получивъ отъ нихъ ни малѣйшей поддержки. Теперь ему оставалось только самому изыскивать новые источники дохода для покрытія дефицита. Этими источниками могли быть только новые налоги. Правительство рѣшило немедленно же ввести два новыхъ налога -- гербовый сборъ и поземельную подать, ложащуюся на всѣ земли безъ изъятія, въ томъ числѣ и на земли привилегированныхъ. Но и тутъ правительству пришлось натолкнуться на новое препятствіе въ лицѣ парижскаго парламента.
   Съ того времени, какъ генеральные штаты перестали созываться во Франціи, парламенты присвоили себѣ до нѣкоторой степени законодательныя функціи. Произошло это очень постепенно. Въ прежнія времена парламенты представляли собой исключительно высшія судебныя учрежденія. Всѣ новые законы и указы правительства сообщались имъ къ свѣдѣнію и для руководства. Эти законы и указы парламентами вносились въ особые списки или реестры, что замѣняло опубликованіе ихъ во всеобщее свѣдѣніе. Въ періоды ослабленія королевской власти парламентъ пользовался этимъ и, вмѣсто того чтобы просто заносить сообщаемыя ему правительственныя распоряженія въ списки, входилъ въ обсужденіе ихъ по существу и высказывалъ свои замѣчанія. Позднѣе онъ сталъ дѣлать по поводу ихъ представленія верховной власти, требуя пересмотра тѣхъ или другихъ узаконеній и даже иногда совсѣмъ отказывался отъ регистраціи ихъ. Съ теченіемъ времени эти пріобрѣтенные парламентами права, до такой степени укрѣпились за ними, что регистрація законовъ изъ простой формальности превратилась въ необходимую санкцію: Положимъ, правительство имѣло тоже свое оружіе противъ парламента. Въ крайнихъ случаяхъ устраивались торжественныя засѣданія подъ предсѣдательствомъ короля (lits de justice) на которыхъ король могъ принудить парламентъ зарегистрировать тотъ или другой законъ. Но во всякомъ случаѣ парламентъ имѣлъ возможность сильно тормозить законодательную дѣятельность правительства.
   Черезъ мѣсяцъ послѣ роспуска собранія нотаблей, первый министръ Бріеннъ, смѣнившій уже впавшаго въ немилость Калонна, внесъ въ парижскій парламентъ указы о гербовомъ сборѣ и о поземельной подати. Парламентъ немедленно приступилъ къ преніямъ по поводу этихъ указовъ, слѣдуя по пути, проложенному нотаблями. "Указъ о гербовомъ сборѣ,-- говоритъ одинъ изъ членовъ парламента Салье,-- подалъ поводъ къ такимъ же рѣчамъ, къ такимъ же патетическимъ возгласамъ по поводу злоупотребленій министерства, расточительности двора и бѣдствій народа. Существованіе дефицита тоже подверглось сомнѣніямъ и въ заключеніе были потребованы отчеты о состояніи государственныхъ финансовъ".
   На это требованіе министерство отвѣтило отказомъ, основываясь на томъ, что провѣрка балансовъ не входитъ въ кругъ обязанностей парламента, а къ концу года финансовые отчеты будутъ опубликованы во всеобщее свѣдѣніе.
   Этотъ отвѣтъ правительства былъ доложенъ парламенту въ слѣдующемъ засѣданіи 16-го іюля 1787 г. Но парламентъ не уступалъ. Члены парижскаго парламента въ большинствѣ случаевъ принадлежали къ дворянскому сословію а поэтому всеобщая подать, которую желало ввести правительство самымъ существеннымъ образомъ затрогивала ихъ карманные интересы. До тѣхъ поръ они въ качествѣ привилегированныхъ были избавлены отъ всѣхъ податей. Но это было не единственнымъ мотивомъ, заставлявшимъ ихъ противодѣйствовать видамъ правительства. Новыя идеи, идеи политической свободы и гражданскихъ правъ народа проникали и въ замкнутую среду судебнаго вѣдомства. Растущій произволъ правительства возмущалъ ихъ тѣмъ болѣе, что они считали парламентъ единственнымъ учрежденіемъ независимымъ отъ королевской власти и до нѣкоторой степени ограничивающимъ ея права. Не забудемъ, что члены парламента не могли ни смѣщаться, ни назначаться правительствомъ, они покупали свои должности и считали ихъ своей неотъемлемой собственностью.
   Во время преній по поводу предложенныхъ правительствомъ наказовъ, одинъ изъ членовъ парламента, аббатъ Сабатье, произнесъ, знаменитую фразу "Се ne sont pas les états de finance qu 'il nous faut, messieurs, ce sont les Etats Généraux!" (Намъ нужны не финансовые отчеты, господа, а Генеральные Штаты!). Это слово, которое уже носилось въ воздухѣ, которое воплощало въ себѣ мечты всѣхъ недовольныхъ существующимъ строемъ, впервые было произнесено оффиціально на засѣданіи Парижскаго парламента 16 іюня 1787 г.
   Парламентъ немедленно схватился за эту мысль. Въ томъ же засѣданіи былъ вотированъ адресъ королю по поводу налоговъ, въ которомъ мы читаемъ слѣдующія слова: "Только нація, собранная въ Генеральные Штаты, можетъ дать необходимое согласіе на постоянный налогъ. Парламентъ не имѣетъ права ни отказывать въ этомъ согласіи, ни, еще менѣе, давать его, когда ничто не доказываетъ его необходимость. Уполномоченный государемъ сообщать его волю народу, онъ никогда не былъ уполномоченъ этимъ послѣднимъ замѣнять его".
   Впечатлѣніе отъ этого заявленія парламента было громадное. Начавъ борьбу съ правительствомъ во имя своихъ сословныхъ и корпоративныхъ интересовъ, парламентъ, выдвинувъ это требованіе, сразу становится во главѣ всей оппозиціи. Онъ первый произнесъ слово, которое сразу стало лозунгомъ революціоннаго движенія. Теперь вся борьба съ правительствомъ, на всемъ пространствѣ Франціи пріобрѣла одну ясную опредѣленную цѣль. Она стала борьбой за Генеральные Штаты. Положимъ, пустивъ въ обращеніе это слово, парламентъ не опредѣлялъ точнѣе, какое содержаніе онъ въ него вкладываетъ. И мы увидимъ впослѣдствіи, къ какимъ разочарованіямъ это повело. Но для данной минуты важны были не детали, а самый фактъ. Генеральные Штаты были синонимомъ конца произвола, начала участія націи въ дѣлахъ управленія. Этого было достаточно, чтобы объединить вокругъ парламента все, что было живого и революціонно настроеннаго во французскомъ народѣ.
   Но правительство еще вовсе не намѣрено было уступать. Оно отвѣтило только по поводу налоговъ, обѣщая нѣкоторыя частныя измѣненія и требуя немедленной регистраціи указовъ. О Генеральныхъ Штатахъ оно не упоминало ни словомъ.
   30-го іюля состоялось новое, еще болѣе бурное засѣданіе парламента, на которомъ было подтверждено въ категорической формѣ прежнее постановленіе парламента.
   "При современномъ тяжкомъ положеніи государственныхъ финансовъ,-- говорилось въ новомъ постановленіи,-- палата проникнута желаніемъ доказать королю свое усердіе и покорность и сохранить права націи и общественное достояніе, лишенная свѣдѣній, о которыхъ она тщетно умоляла, принужденная послѣ пятилѣтняго мира обсуждать разорительные налоги, необходимость которыхъ не доказана и соотвѣтствіе потребностямъ государства не установлено; въ виду этого, палата, принимая во вниманіе, что только нація, представленная Генеральными Штатами имѣетъ право оказывать королю пособіе, необходимость котораго будетъ доказана съ очевидностью,-- настаиваетъ на своемъ постановленія отъ 16-го числа и рѣшается почтительно умолять его величество короля снизойти къ пожеланію, выраженному въ сказанномъ постановленіи и созвать Генеральные Штаты его королевства".
   Несмотря на мягкую форму, парламентъ рѣшительно и категорически отказывался отъ регистраціи королевскихъ указовъ о налогахъ я не только данныхъ двухъ, но вообще какихъ бы то ни было впредь до созыва Генеральныхъ Штатовъ. Правительству приходилось или уступить, или рѣшиться на послѣднее средство, принудить парламентъ силой къ подчиненію. Бріеннъ избралъ второй путь. 5 августа члены парламента получили приказаніе собраться на другой день въ Версаль на королевское засѣданіе. Въ тотъ же день вечеромъ они устроили предварительное совѣщаніе и выработали планъ дѣйствій на завтра. Въ Версалѣ, въ присутствіи короля первый президентъ Алигръ сказалъ торжественную рѣчь, въ которой онъ еще разъ привелъ всѣ аргументы, на основаніи которыхъ парламентъ не считаетъ возможнымъ зарегистрировать королевскіе указы. "Основной принципъ французской монархіи,-- заявляетъ онъ,-- заключается въ томъ, чтобы налоги вводились съ согласія тѣхъ, на кого они возлагаются, сердце великодушнаго короля не можетъ допустить измѣненія этого принципа, связаннаго съ основными законами королевства, съ тѣми, которые обусловливаютъ его власть и обезпечиваютъ повиновеніе".
   "Именно поэтому парламентъ требуетъ созыва Генеральныхъ Штатовъ ради поддержанія авторитета короля, ради славы его царствованія и ради возстановленія его финансовъ".
   Король спокойно выслушалъ эту рѣчь, закончившуюся страстнымъ требованіемъ Генеральныхъ Штатовъ, и приказалъ приступить къ регистраціи указовъ.
   Вернувшись въ Парижъ, парламентъ на первомъ же засѣданіи объявилъ незаконной и недѣйствительной принудительную регистрацію указовъ.
   Правительство между тѣмъ пыталось отвлечь общественное вниманіе отъ парламента и показать, что оно тоже стремится идти навстрѣчу общимъ желаніямъ. Безумная роскошь, господствовавшая при дворѣ французскихъ королей, уже давно раздражала парижское населеніе. Въ разгаръ борьбы съ парламентомъ Бріеннъ задумалъ подкупить общественное мнѣніе, доказавъ, что высшія особы королевства первыя подаютъ примѣръ самопожертвованія и въ виду общественнаго бѣдствія не останавливаются передъ личными лишеньями. 9 іюля появился королевскій указъ, которымъ придворные расходы сокращались на цѣлый милліонъ. Сама Марія Антуанета уменьшила на половину число своихъ лошадей. Многочисленные принцы лишились части сверхсмѣтныхъ ассигновокъ на загородные дворцы и соколиныя охоты. При дворѣ это вызвало большое неудовольствіе. "Ужасно,-- говорили придворные,-- жить въ странѣ, гдѣ нельзя быть увѣреннымъ, что сохранишь завтра то, чѣмъ владѣлъ вчера; это возможно только въ Турціи".
   Подъ сѣнью этого популярнаго, по мнѣнію Бріенна, указа, должны были незамѣтно пройти два спорныхъ указа о налогахъ. Но общественное мнѣніе отнеслось къ этому иначе. Указъ о придворныхъ урѣзкахъ оно встрѣтило насмѣшками, а парламентъ, объявившій указы о налогахъ незаконными, привѣтствовало бурными оваціями.
   Одинъ маленькій фактъ даетъ любопытную черточку общественнаго настроенія того момента. Правительственные указы, послѣ ихъ регистраціи парламентомъ, печатались въ королевской типографіи и вручались казеннымъ разносчикамъ, которые, бѣгая по улицамъ Парижа, громко выкрикивали ихъ названія. Когда были напечатаны указы о налогахъ, они были тоже вручены разносчикамъ для распространенія. Но на этотъ разъ казенные газетчики оказались тоже зараженными оппозиціоннымъ духомъ. Бѣгая по городу, они вмѣсто того, чтобы громко выкрикивать названія новыхъ указовъ, произносили ихъ шопотомъ, подчеркивая, что они тоже не считаютъ ихъ вполнѣ законными и еще болѣе возбуждая всеобщее любопытство. "Трудно сказать,-- говоритъ Салье, очевидецъ всѣхъ этихъ событій,-- кто былъ болѣе возбужденъ, члены парламента или публика. Каждое засѣданіе поднимало на градусъ жаръ убѣжденій и страстность рѣчей... Во время этихъ преній залы парламента были переполнены гражданами всѣхъ классовъ общество... Каждый день толпа ждала у дверей большой залы конца засѣданій, чтобы узнать ихъ результаты". Особенно сильное возбужденіе царило въ зданіи парламента и вокругъ него 13-го іюня. Въ этотъ день парламентъ долженъ былъ дать свое оффиціальное заключеніе по поводу опубликованныхъ уже указовъ. Публика съ тревогой ожидала, не поколеблется-ли парламентъ, въ виду слуховъ о готовившихся въ отношеніи его мѣрахъ строгости. Но парламентъ твердо стоялъ на своемъ. По окончаніи засѣданія двери большой залы распахнулись настежь и по приказанію президента секретарь прочелъ вслухъ послѣднее постановленіе, снова объ являвшее королевскіе указы незаконными и требовавшее созыва Генеральныхъ Штатовъ. По окончаніи чтенія поднялась цѣлая буря криковъ и апплодисментовъ. Членовъ парламента осыпали привѣтствіями, по адресу правительства раздавались угрозы и оскорбленія. "Какъ только появился д'Эпермениль, одинъ изъ любимыхъ парламентскихъ ораторовъ, его подхватили, подняли надъ головами толпы и на рукахъ вынесли до экипажа. Послѣдователи его мужества раздѣлили его славу. Храмъ справедливости,-- прибавляетъ Салье, не раздѣлявшій всѣхъ этихъ увлеченій,-- незамѣтно превращался въ очагъ революціи".
   Этотъ день окончательно раздражилъ правительство и 14-го всѣ члены парламента получили приказъ немедленно выѣхать въ Труа.
   Парламентъ выѣхалъ, но возбужденіе въ Парижѣ не прекращалось. Правительству необходимо было добиться регистраціи спорныхъ указовъ какимъ-нибудь судебнымъ учрежденіемъ Парижа. За отсутствіемъ парламента высшими судебными учрежденіями столицы являлись Податная и Счетная Палаты. Братья короля, графъ Прованскій и графъ Артуа были посланы туда въ одинъ и тотъ же день требовать регистраціи. Но обѣ палаты отвѣтили только постановленіемъ о незаконности принудительной регистраціи и требованіемъ созыва Генеральныхъ Штатовъ.
   Провинція тоже не отставала отъ Парижа. Одинъ за другимъ парламенты Валансьена, Бордо, Безансона, Ренна и Гренобля отказывались регистрировать іюньскіе указы, сопровождая этотъ отказъ болѣе или менѣе рѣшительнымъ требованіемъ Генеральныхъ Штатовъ.
   Правительство находилось въ большомъ затрудненіи. Деньги были нужны все болѣе и болѣе, а между тѣмъ ввести фактически новые налоги, не добившись регистраціи, было опасно. Незаконность указовъ давала главнымъ образомъ оружіе именно тѣхъ привилегированнымъ, на которыхъ правительство разсчитывало распространить ихъ. Приходилось искать какихъ нибудь путей соглашенія съ парижскимъ парламентомъ. Бріеннъ рѣшилъ пойти на уступки, онъ предложилъ взять назадъ указъ о поземельной подати, а взамѣнъ ее продолжить срокъ взиманія прежней двадцатины, распространивъ ее на земли духовенства. Парламентъ, порядкомъ скучавшій въ Труа, сдался на это предложеніе и, зарегистровавъ новый указъ, 24-го сентября вернулся въ Парижъ гдѣ былъ встрѣченъ шумными изъявленіями восторга.
   Но этимъ путемъ финансовый вопросъ далеко еще не былъ разрѣшенъ. Будущій годъ грозилъ такимъ же, если не большимъ дефицитомъ. Чтобы покрыть его, былъ необходимъ заемъ. Для займа же добровольная регистрація парламента еще болѣе необходима, чѣмъ для налога, такъ какъ только она можетъ гарантировать въ глазахъ капиталистовъ кредитъ правительства.
   Предстояла новая почти безнадежная для правительства борьба. Надо было во что бы то ни стало обезпечить себѣ согласіе парламента. Послѣ долгихъ колебаній правительство остановилось наконецъ, на одномъ планѣ. Салье увѣряетъ, что иниціатива этого плана исходила будто бы отъ д`Эпермениля, желавшаго загладить свои прежніе грѣхи. Какъ бы то ни было, правительство рѣшило, наконецъ, исполнить общее желаніе, обѣщать генеральные штаты, но... черезъ пять лѣтъ и подъ тѣмъ условіемъ, что въ теченіе ближайшихъ лѣтъ оно имѣетъ право заключить займы на огромную сумму въ 420 милліоновъ. Такое неопредѣленное обѣщаніе въ сущности ни къ чему его не обязывало, а между тѣмъ оно на цѣлыхъ пять лѣтъ избавлялось отъ всякихъ финансовыхъ затрудненій и могло удовлетворять всѣ свои аппетиты. Большаго ему и не нужно было. Мишле утверждаетъ, что Бріеннъ именно съ такой откровенностью и ставилъ этотъ вопросъ. "Разстроенному королю и королевѣ онъ говорилъ, что воспользовавшись деньгами, можно будетъ при желаніи и позабыть свое обѣщаніе и смотря по обстоятельствамъ созвать или нѣтъ генеральные штаты".
   Парламентъ получилъ извѣщеніе, что 19-го ноября 1787 г. Его Величество прибудетъ на засѣданье парламента. Еще не было восьми часовъ, какъ король со своей свитой торопливо прослѣдовалъ въ зданіе парламента.
   Безъ всякаго сомнѣнія это засѣданіе имѣло очень большое значеніе для правительства. Оно должно было покончить борьбу съ парламентомъ, дать ему требуемую уступку и взамѣнъ получить почти неограниченный кредитъ. Но, увлеченное борьбой, правительство не сумѣло взять надлежащаго тона и въ значительной степени само испортило себѣ всю игру.
   Вступительная рѣчь короля дышала раздраженіемъ. Упрекнувъ парламентъ за его неповиновеніе, король говорилъ: "Принципы, которые я хочу вамъ напомнить, касаются самой сущности монархіи и я не допущу, чтобы они были измѣнены или не соблюдены.-- Меня не нужно было умолять о созывѣ нотаблей моего королевства. Я никогда не побоюсь находиться среди моихъ подданныхъ. Но только я одинъ могу судить о пользѣ и необходимости этихъ собраній, и я никогда не потерплю, чтобы отъ меня нескромно требовали того, что должны ждать отъ моей мудрости и моей любви къ народу". Во всей рѣчи не было сказано ни слова о Генеральныхъ Штатахъ. Вслѣдъ за королемъ произнесъ длинную рѣчь хранитель печати Ламуаньонъ. Онъ развилъ весь правительственный проектъ, называя его планомъ возстановленія финансовъ, разсчитаннымъ на пять лѣтъ. Только въ самомъ концѣ было упомянуто, что до истеченія этого срока король имѣетъ ввиду созвать Генеральные Штаты своего королевства, для того чтобы, по его словамъ "съ чувствомъ удовлетворенія сообщить имъ, что порядокъ въ области финансовъ возстановленъ!"
   Впечатлѣніе отъ этихъ оффиціальныхъ рѣчей было удручающее. Изъ членовъ парламента первымъ говорилъ старикъ Робертъ Сенъ-Винцентъ. "Еслибы Ваше Величество, -- говорилъ онъ, -- принесли въ парламентъ законы, служащіе для облегченія народа, развѣ двери этого дворца были бы заперты? развѣ входъ въ него былъ бы запрещенъ гражданамъ? Развѣ выѣздъ Вашего Величества былъ бы превращенъ въ поспѣшное бѣгство? О, почему мы принуждены опасаться, чтобы Ваше Величество не замѣтили на лицахъ всѣхъ вмѣсто единодушнаго восторга -- тревогу и огорченье?.. Лѣкарство отъ страданій государства,-- продолжалъ онъ, -- было указано вашимъ парламентомъ, это созывъ Генеральныхъ Штатовъ. Этотъ созывъ, чтобы быть полезнымъ долженъ состояться быстро. Если замедлить, страданія усилятся и лѣченье станетъ затруднительнымъ. Ваше Величество объявляете, что Генеральные Штаты будутъ созваны въ 1792 году. Для чего эта отсрочка? Неужели безпорядокъ въ финансахъ еще не достаточно великъ? Неужели необходимо прибавить еще долгъ въ пятьсотъ милліоновъ? Правда вотъ въ чемъ. Ваши министры хотятъ избѣгать Генеральныхъ Штатовъ, надзора которыхъ они боятся по ихъ надежды тщетны: потребности государства заставятъ созвать ихъ до истеченія двухъ лѣтъ".
   Возражали и еще многіе, въ томъ числѣ и д`Эпермениль, но по окончаніи преній король не разрѣшилъ даже баллотировать вопросъ.
   "Я выслушалъ ваши мнѣнія,-- сказалъ онъ, -- и нахожу, что необходимо утвердить займы, предложенные въ моемъ указѣ. Я обѣщалъ созвать Генеральные Штаты до истеченія 1792 года, моего слова должно быть достаточно для васъ. Я приказываю зарегистрировать указъ".
   Въ залѣ пробѣжалъ ропотъ неудовольствія, и герцогъ Орлеанскій поднялся, требуя, чтобы въ постановленіи было упомянуто, что указъ регистрируется по настоятельному приказанію Его Величества. Король, видимо, смутился и пробормоталъ: "Мнѣ все равно... Это ваше дѣло... а все-таки это законно, потому что я этого хочу".
   Указъ былъ тутъ же зарегистрированъ, и король со своей свитой поспѣшно удалялся. Парламентъ не разошелся. По требованію наиболѣе горячихъ изъ своихъ членовъ, между прочимъ аббата Сабатье онъ продолжалъ засѣданіе и вынесъ резолюцію, объявляющую регистрацію указа о займахъ незаконной.
   На этотъ разъ это уже было форменное объявленіе войны не только министерству, но самому королю, который лично приказалъ зарегистрировать указъ и объявилъ эту регистрацію законной, такъ какъ такова его воля.
   На другой же день герцогъ Орлеанскій былъ высланъ въ Вилерсъ-Котере, а два члена парламента аббатъ Сабатье и Фрето де Сенъ Жюстъ арестованы на основаніи арестныхъ бланковъ (lettres de cachets) и заключены въ тюрьму.
   Этотъ новый актъ произвола правительства далъ поводъ парламенту поднять тоже близкій всему народу вопросъ объ арестныхъ бланкахъ. Требуя возвращенія свободы герцогу Орлеанскому и двумъ сотоварищамъ, парламентъ защищалъ права каждаго французскаго гражданина. Онъ отстаивалъ неприкосновенность личности, это естественное право человѣка. "Вашъ парламентъ, -- заявляли они, -- говоритъ во имя закона и разума не о принцѣ вашей крови и не о двухъ членахъ парламента, онъ говоритъ о трехъ французахъ, о трехъ людяхъ".
   Поставленный такъ вопросъ естественно задѣвалъ каждаго и поддерживалъ въ обществѣ сочувствіе къ парламенту. А между тѣмъ внутри самого парламента пока еще незамѣтно назрѣвало и росло теченіе, которое должно было въ близкомъ будущемъ дать совершенно неожиданный для всѣхъ, хотя и вполнѣ естественный результатъ.
   Въ основѣ ожесточенной борьбы парламента съ правительствомъ во имя правъ націи даже въ этой ея первоначальной идеалистической стадіи лежали все же чисто эгоистическіе матеріальные интересы, которые должны были раньше или позже выступить на первый планъ. Теперь они только изрѣдка давали себя чувствовать и старательно затушевывались отъ глазъ посторонней публики. Члены парламента возражали противъ новаго налога какъ будто бы исключительно потому, что правительство не имѣетъ права вводить налоги безъ согласія націи, въ дѣйствительности же, главная причина ихъ негодованія противъ новаго налога заключалась въ томъ, что онъ не допускалъ изъятій въ пользу привиллегированныхъ. Идя дальше, они ухитрялись даже отстаивать съ точки зрѣнія высшей справедливости слѣдующее трудно защитимое положеніе: при опредѣленій доходности имущества, съ котораго взимается налогъ, правительство должно основываться исключительно на показаніи самого владѣльца я не имѣетъ права ни въ какомъ случаѣ провѣрять его. Вотъ какъ развивалъ эту странную теорію одинъ изъ видныхъ членовъ парламентской оппозиціи: "Всякій собственникъ, говорилъ онъ,-- имѣетъ право устанавливать налоги или самъ, или черезъ своихъ представителей. Если онъ не пользуется этимъ правомъ въ составѣ всей націи, онъ долженъ возмѣщать это право лично. Иначе онъ перестаетъ быть хозяиномъ своего имущества, спокойнымъ собственникомъ. Единственный способъ сдѣлать въ логи законными, это обратиться къ націи. За отсутствіемъ этого, единственный способъ сдѣлать ихъ выносимыми -- это выслушивать отдѣльныхъ лицъ. Такимъ образомъ, довѣріе къ показаніямъ собственника является по меньшей мѣрѣ подобіемъ, тѣнью, возмѣщеніемъ національнаго права". Путемъ такой оригинальной логики мошенничества дворянъ, скрывавшихъ свои истинные доходы, ставились подъ защиту высшей справедливости, признающей за націей въ ея цѣломъ право на самообложеніе. Но еще не пришелъ моментъ противополагать дворянскіе интересы интересамъ другихъ сословій, теперь вопросъ шелъ только о защитѣ ихъ отъ посягательствъ правительства, и дворянскія права могли смѣло фигурировать какъ часть нераздѣльныхъ общенаціональныхъ правъ.
   Эта сомнительная теорія въ защиту дворянскихъ аппетитовъ прошла въ тотъ моментъ совершенно незамѣченнной. Иначе и быть не могло. Центръ тяжести текущихъ событій лежалъ въ борьбѣ съ правительствомъ, а въ этой борьбѣ парламентъ смѣло шелъ впереди всей оппозиціи. Какъ разъ въ тѣ дни когда парламентъ подъ шумокъ высказывалъ свои завѣтныя желанія, на авансценѣ разыгрывались крупныя событія. Правительство, отчаявшись сломить парламентскую оппозицію, задумало однимъ ударомъ покончить съ самими парламентами.
   Долго и таинственно вырабатывался въ министерскихъ кабинетахъ проектъ обузданія парламентовъ. Въ обществѣ о немъ ходили смутные и противорѣчивые слухи. Наконецъ, проектъ былъ готовъ и со всякими предосторожностями переданъ въ казенную типографію для напечатанія. Типографія охранялась цѣлымъ взводомъ солдатъ, и рабочіе не выпускались изъ мастерскихъ. Тѣмъ не менѣе д'Эперменилю удалось заранѣе подкупить одного изъ рабочихъ, и онъ въ комкѣ глины выкинулъ изъ окна первый оттискъ знаменитаго проекта.
   Съ драгоцѣнной добычей д`Эперменилъ помчался въ парламентъ и потребовалъ созыва экстреннаго засѣданія. Члены парламента немедленно явились, и новый законопроектъ былъ оглашенъ. Оказалось, что правительство рѣшило впредь оставить за парламентами исключительно судебныя функціи. Право регистраціи законовъ отбиралось у нихъ и передавалось въ особую Общую палату (Cour plenière), составленную частью изъ старѣйшихъ членовъ парламентовъ, частью же изъ назначенныхъ королемъ высшихъ чиновъ управленія, съ такимъ разсчетомъ, чтобы на сторонѣ послѣднихъ всегда оказывалось большинство.
   Прочитавъ этотъ убійственный проектъ, д`Эпермениль произнесъ страстную рѣчь, призывая членовъ парламента поклясться, что они не допустятъ никакихъ нововведеній и не примутъ участія ни въ какихъ учрежденіяхъ, созданныхъ на развалинахъ парламента. Предложеніе его было единодушно принято, и клятва принесена.
   Но д`Эпермениль не ограничился этимъ. Онъ предложилъ парламенту приготовленную имъ заранѣе Декларацію правъ.
   Протестуя противъ теоріи единой воли короля, управляющей Франціей по мнѣнію министровъ, палата заявляла, что "Франція есть монархія, управляемая королемъ на основаніи законовъ; что основные изъ этихъ законовъ освящаютъ право націи свободно утверждать законы при посредствѣ Генеральныхъ Штатовъ, правильно созываемыхъ и составляемыхъ... несмѣняемость судей... право каждаго гражданина судиться своими естественными судьями, и цраво, безъ котораго всѣ другія безполезны, быть немедленно по задержаніи, по чьему бы приказу оно ни состоялось, быть переданнымъ въ руки обычныхъ судей"
   Декларація была принята единогласно.
   Такимъ образовъ, ровно за годъ до созыва Генеральныхъ Штатовъ, парижскій парламентъ первый созналъ необходимость деклараціи правъ гражданина; ему принадлежитъ зародышъ знаменитой деклараціи, которую національное собраніе предпослало новой конституціи.
   "Для вашего парламента, государь, -- такъ заканчивалось постановленіе 3-го мая, -- его принципы или, лучше сказать, принципы государства, неприкосновенны. Не въ его власти измѣнить свое поведеніе. Бываютъ случаи, когда члены парламента вынуждены принести себя въ жертву законамъ; но таково ихъ почетное и опасное положеніе, что они должны перестать жить, раньше чѣмъ нація перестанетъ быть свободной".
   Въ Версалѣ это постановленіе вызвало страшный переполохъ. Было рѣшено немедленно арестовать зачинщиковъ,-- д'Эпермениля и Гуалара де-Монзабера. Какимъ образомъ это рѣшеніе стало извѣстно* осталось тайной, во всякомъ случаѣ и д'Эпермениль, и Монзаберъ были предупреждены, и ночью же спаслись изъ своихъ квартиръ въ парламентъ.
   Рано утромъ 4-го мая началось знаменитое тридцатичасовое засѣданіе парламента. Д'Эпермениль и Монзаберъ доложили о неудавщемся покушеніи на ихъ личную неприкосновенность; парламентъ постановилъ отправить въ Версаль торжественную депутацію и дожидаться ея возвращенія. Какъ только депутація удалилась, въ парламентъ явился офицеръ французской гвардіи, маркизъ д'Агу. Потребовавъ допущенія въ залъ засѣданій, маркизъ д'Агу заявилъ, что онъ является ?о приказу короля арестовать двухъ членовъ парламента, д'Эпермениля и Монзабера и попросилъ предсѣдателя указать ему ихъ. Собраніе заволновалось. "Мы всѣ д'Эперменили и Монзаберы,-- раздались крики,-- арестуйте насъ всѣхъ". Предсѣдатель категорически отказался исполнить требованіе майора и, послѣ долгихъ препирательствъ, тому пришлось удалиться ни съ чѣмъ. Но и депутація вернулась изъ Версаля тоже ни съ чѣмъ. Парламентъ попытался отправить новую, но оказалось, что всѣ входы заняты солдатами. До слѣдующаго утра продолжалорь это томительное засѣданіе, пока, наконецъ, д'Эпермениль и Монзаберъ рѣшились сами отдаться въ руки королевскаго посланнаго. Раньше чѣмъ разойтись, парламентъ протестовалъ противъ произвольнаго ареста двухъ членовъ парламента, "силой отторгнутыхъ отъ святилища правосудія" и противъ униженія, которому его подвергли "выставивъ противъ палаты пэровъ цѣлый военный лагерь, точно противъ мятежнаго очага, а не противъ парламента, борящагося съ врагами законовъ только силой разума и убѣжденій".
   На другой день члены парламента получили приглашеніе въ Версаль на королевское засѣданіе. На предварительномъ совѣщаніи они возобновили клятву противодѣйствовать учрежденію общей палаты, этого орудія рабства, скрытаго подъ маской свободы".
   Послѣ небольшой вступительной рѣчи короля, хранитель печати познакомилъ собраніе съ планомъ правительства и огласилъ текстъ указа, учреждающаго общую палату, какъ учрежденіе санкціонирующее законы. Преній не было никакихъ. Только президентъ Алигръ доложилъ о рѣшеніи членовъ парламента "не участвовать ни какъ корпорація, ни лично ни въ какой дѣятельности, проистекающей изъ новыхъ законовъ".
   На этомъ засѣданіе и кончилось, послѣ исполненія нѣкоторыхъ формальностей, связанныхъ съ принудительной регистраціей указовъ.
   Въ тотъ же день и часъ указы были сообщены податной и счетной палатамъ. Въ обѣихъ они встрѣтили тотъ же пріемъ. Отказываясь зарегистрировать ихъ, президентъ счетной палаты сказалъ: "Мы будемъ слушаться только голоса нашей совѣсти, и мы будемъ всегда цѣнить уваженіе нашихъ согражданъ и сужденіе потомства".
   На слѣдующій день было первое и вмѣстѣ съ тѣмъ послѣднее засѣданіе общей палаты. Несмотря на всю торжественность, съ какою ее учреждали, она не могла существовать. Это было мертворожденное учрежденіе, которому суждено только усилить революціонное броженіе.
   Чтобы предотвратить дальнѣйшее вліяніе парламента на населеніе, палаты были въ тотъ же день распущены на вакаціи. Въ Парижѣ начались было уличныя волненія, но они были скоро остановлены вмѣшательствомъ военной силы.
   Но на этомъ еще далеко не кончились неудачи правительства. Только теперь мѣсто дѣйствія перенеслось изъ Парижа въ провинціи.
   

II.

   Въ провинціяхъ правительству надо было считаться не съ одними только парламентами. Во многихъ мѣстностяхъ, присоединенныхъ позднѣе къ французскому королевству, сохранилась еще тѣнь нѣкотораго самоуправленія, въ видѣ провинціальныхъ штатовъ, состоявшихъ изъ представителей трехъ сословій данной провинціи. Въ этихъ провинціальныхъ штатахъ преобладали, главнымъ образомъ, представители привиллегированныхъ сословій, компетенція ихъ была сведена почти къ нулю, вся фактическая власть принадлежала королевскому намѣстнику или интенданту, но какъ бы то ни было, это были готовые органы оппозиціи, поскольку она захватывала привиллегированные слои общества.
   Правительство имѣло полное основаніе ожидать, что въ провинціи его майскіе указы встрѣтятъ не болѣе сочувствія, чѣмъ въ Парижѣ. Въ виду этого оно заранѣе приняло всѣ предосторожности, чтобы обезпечить себѣ повиновеніе. Всѣ интенданты, находившіеся въ отпуску, получили приказаніе немедленно отправиться къ мѣсту службы и ожидать приказаній свыше. Эти приказанія они должны были выполнить съ полнѣйшей точностью, не позволяя себѣ ни малѣйшихъ уклоненій отъ указанныхъ формъ.
   Слухи объ этихъ приготовленіяхъ, разумѣется, немедленно проникли въ общество и разнеслись по странѣ. Внимательно слѣдя за борьбой парижскаго парламента, провинціальные парламенты поняли, что дѣло должно было коснуться ихъ. Во многихъ мѣстахъ парламенты сами пошли навстрѣчу угрожавшимъ событіямъ. Въ противоположныхъ частяхъ Франціи, на крайнемъ югѣ и на сѣверѣ, на востокѣ и на западѣ безъ всякаго предварительнаго уговора были приняты одинаковыя мѣры. Парламенты По (Беарнъ) и Руана (Нормандія). Нанси (Лотарингія) и Ренна (Бретань) въ первыхъ числахъ мая приняли постановленія, заранѣе протестующія противъ всякаго измѣненія парламентскаго устройства.
   Одновременно съ этимъ интенданты всѣхъ провинцій получили приказанія созвать мѣстные парламенты въ торжественныя засѣданія на 8-е мая, потребовать регистраціи майскихъ указовъ и добиться во что бы то ни стало ихъ исполненія. Правительство боялось вліянія другъ на друга парламентовъ и поэтому придавало очень большое значеніе тому, чтобы указъ объ общей палатѣ былъ прочитанъ всѣмъ парламентамъ въ тотъ же день, какъ и парижскому. Но вопреки этимъ предосторожностямъ, одинаковыя причины должны были неминуемо повести въ одинаковымъ слѣдствіямъ. За очень немногими исключеніями торжественныя засѣданія дѣйствительно повсемѣстно произошли 8-го мая, но точно также повсемѣстно они потерпѣли неудачу, а мѣстами вызвали и болѣе или менѣе серьезныя волненія.
   Прежде всѣхъ приготовилась къ борьбѣ самая отдаленная отъ Парижа, пограничная съ Испаніей провинція Беарнъ. Еще 2-го мая парламентъ въ По постановилъ протестовать противъ всякихъ новшествъ. 7-го вечеромъ президентъ его получилъ предписаніе созвать членовъ парламента въ торжественное засѣданіе на утро слѣдующаго дня.
   8-го утромъ королевскій интендантъ и военный коммендантъ провинціи явились въ парламентъ и огласили указъ, уничтожавшій парламенты и учреждавшій одну Общую Палату, въ которую должны были войти по одному члену отъ каждаго провинціальнаго парламента. Тщетно протестовали члены парламента, ссылаясь на конституцію своей провинціи, тщетно пытались тѣмъ или другимъ способомъ сорвать засѣданіе, все было предусмотрѣно заранѣе, и воля короля не допускала никакихъ оттяжекъ и уклоненій. До глубокой ночи длилось засѣданіе, но въ концѣ концовъ спорные указы были все же зарегистрированы, парламентъ распущенъ и самое зданіе его запечатано.
   Но на этомъ дѣло не кончилось. Парламентъ немедленно разослалъ по всѣмъ городамъ и селамъ провинціи свое постановленіе отъ 2-го мая и повелъ дѣятельную агитацію противъ правительственныхъ распоряженій. Въ по съѣхалась масса дворянъ, чтобы обсудить положеніе и принять необходимыя мѣры. Крестьянство тоже не осталось, глухо къ событіямъ въ По. Какъ ни недовѣрчиво оно отнеслось къ привилегированнымъ, но въ ихъ борьбѣ съ правительствомъ оно готово было поддержать ихъ.
   Прошло больше мѣсяца безъ всякихъ крупныхъ событій. Представители центральной власти уже начали успокаиваться, какъ вдругъ 19-го іюня въ городъ со всѣхъ сторонъ стали стекаться окрестные горные жители, вооруженные чѣмъ попало. Воспользовавшись смущеніемъ маленькаго гарнизона, они быстро завладѣли артиллеріей, вывезли ее на городскіе стѣны и устроили повсюду собственные посты. Оградивъ такимъ образомъ городъ отъ нападеній извнѣ, они принялись за водвореніе внутренняго порядка. Громадной толпой они отправились къ интенданту и потребовали возстановленія парламента. Оттуда они двинулись къ дому президента и тоже настоятельно потребовали, чтобъ онъ созвалъ парламентъ.
   Члены парламента, уже собравшіеся въ домѣ президента, отправились черезъ весь городъ въ парламентъ подъ охраной толпы. Печати съ дома были сняты, и парламентъ волею народа водворенъ на прежнемъ мѣстѣ.
   Немедленно же по открытіи засѣданія въ парламентъ явилась депутація отъ Беарнскаго дворянства и вручила ему принятое дворянствомъ постановленіе.
   Постановленіе это начиналось съ протеста противъ всякихъ нарушеній правъ провинціи Беарни. "Мы заявляемъ,-- говорилось тамъ,-- что мы будемъ считать нарушителемъ основныхъ законовъ страны, предателемъ и измѣнникомъ королю и родинѣ всякаго, кто займетъ какое бы то ни было мѣсто въ новыхъ учрежденіяхъ -- и постановляемъ, что королю будутъ представлена почтительнѣйшая просьба отмѣнить новые законы и возстановить насъ въ нашихъ правахъ, обычаяхъ и привиллегіяхъ, къ чему его обязываетъ его присяга".
   Получивъ такую цѣнную поддержку, парламентъ еще болѣе укрѣпился въ своей позиціи и вынесъ постановленіе, заканчивавшееся слѣдующими словами:
   "Въ виду всего этого, парламентъ, настаивая на своемъ протестѣ отъ 2-го мая, и возобновляя его, снова протестуетъ противъ всего происшедшаго въ сказанномъ парламентѣ 8-го того же мѣсяца... и заявляетъ, что все это недѣйствительно и не можетъ имѣть никакого дѣйствія, а кромѣ того заявляетъ, что всякій, кто тѣмъ или другимъ способомъ будетъ содѣйствовать исполненію этихъ указовъ, повелѣній и объявленій, будетъ объявленъ измѣнникомъ королю, преступникомъ въ отношеніи націи и какъ таковой будетъ поставленъ внѣ закона".
   Правительство, уже нѣсколько неувѣренное въ себѣ послѣ многихъ неудачъ, постигшихъ его за это время въ другихъ мѣстахъ, не рѣшилось дѣйствовать силой. Оно сдѣлало попытку пойти на уступки и тѣмъ добиться подчиненія. Парламентеромъ былъ посланъ герцогъ де-Гишъ, принадлежавшій по рожденію къ высшему Беарнскому дворянству. Ему было поручено пообѣщать парламенту, что онъ будетъ немедленно возстановленъ, если онъ теперь разойдется, прекративъ свое революціонное существованіе. Но парламентъ не сдавался. На всѣ предложенія онъ отвѣчалъ категорическимъ отказомъ и требованіемъ на чисто отмѣнять всѣ новые указы.
   Герцогъ де-Гишъ вернулся въ Парижъ ни съ чѣмъ, а Беарнскій парламентъ получилъ приказаніе отъ короля немедленно во всемъ составѣ отправиться въ Версаль и выслушать волю короля изъ его собственныхъ устъ. На этотъ разъ парламентъ повиновался и черезъ всю Францію потянулся длинный кортежъ членовъ Беарнскаго парламента. Легко себѣ представить, какого рода дѣйствіе производило это оригинальное зрѣлище.
   Между тѣмъ къ тому времени, когда они добрались до Версаля, тамъ повѣяло уже новымъ вѣтромъ, унесшимъ, какъ не нужный хламъ всѣ майскіе указы. Парламенты были возстановлены, и беарицы могли мирно возвратиться на родину.
   Еще сложнѣе были событія, разыгравшіяся въ Бретани. Тамъ особенно ярко сказывается то, насколько особенности даннаго политическаго момента затушевывали уже значительно обострившіяся соціальныя противорѣчія. Провинціальные Штаты Бретани уже давно воспользовались численнымъ преобладаніемъ въ нихъ представителей высшихъ сословій для того чтобы сложить все бремя мѣстныхъ расходовъ исключительно на третье сословіе.
   Еще съ половины XVII вѣка тамъ была установлена исключительно высокая подымная подать, которая ложилась исключительно на непривиллегированныхъ. Представители третьяго сословія перестали даже уже и бороться противъ этой вопіющей несправедливости, чувствуя свое полное безсиліе. Но въ 80-хъ годахъ XVIII вѣка новый намѣстникъ Бретани Бертранъ де-Мольвиль обнаружилъ, что подать эта введена совершенно незаконно и сообщилъ объ этомъ правительству. Министръ приказалъ пересмотрѣть указъ о подати и замѣнить ее^другимъ видомъ обложенія.
   Третье сословіе ободрилось, получивъ такую неожиданную поддержку. Но дворянство не уступало и повело энергичную кампанію противъ интенданта. Истощивъ всѣ средства борьбы, оно наконецъ подвергло Мольвиля своего рода бойкоту, прервавъ съ нимъ всѣ даже оффиціальныя сношенія. Въ концѣ концовъ ему пришлось уѣхать изъ Бретани.
   Такъ обстояло дѣло въ тотъ моментъ, когда правительство готовило свою революцію. Де-Мольвиль также какъ и всѣ остальные интенданты получилъ приказаніе явиться на мѣсто службы. Передъ отъѣздомъ онъ былъ у хранителя печати, напомнилъ ему о положенія дѣлъ въ Бретани и сказалъ, что, если дѣло идетъ о какихъ-нибудь насильственныхъ мѣрахъ, то онъ не можетъ взять на себя ихъ выполненіе, въ виду своихъ отношеній съ мѣстнымъ обществомъ. Но Ламуаньонъ увѣрилъ еги, что ничего подобнаго не предвидится. Однако, вернувшись въ Бретань, де-Мольвидь получилъ извѣстный приказъ о разгромѣ парламента. Онъ немедленно же послалъ свой отказъ отъ выполненія порученія вмѣстѣ съ прошеніемъ объ отставкѣ. Въ силу этого обстоятельства торжественное засѣданіе парламента не могло состояться въ Бретани 8-го, какъ во всѣхъ остальныхъ мѣстахъ.
   Между тѣмъ секретныя приготовленія правительства не прошли незамѣченными и въ Бретани. Съ первыхъ чиселъ мая въ Реннѣ появились первые признаки тревоги. 5-го мая парламентъ собрался въ экстренное засѣданіе и составилъ заранѣе протестъ противъ какихъ бы то ни было указовъ, нарушающихъ его права. Но парламентомъ дѣло не ограничилось. Провинціальные Штаты тоже нашли необходимымъ вмѣшаться въ это дѣло, опасаясь нарушенія со стороны правительства мѣстныхъ правъ и привиллегій. Сессіи Провинціальныхъ Штатовъ въ данный моментъ не происходило, но въ Реннѣ засѣдала постоянная комиссія Штатовъ, являющаяся ихъ исполнительнымъ органомъ. Эта комиссія послала отъ себя депутацію въ парламентъ, напоминая объ утвержденной королемъ конституціи Бретани, не допускавшей никакихъ измѣненій въ ея учрежденіяхъ безъ согласія мѣстнаго парламента и Провинціальныхъ Штатовъ.
   Въ тотъ же день о состоявшихся постановленіяхъ парламента и комиссіи Штатовъ было сообщено интенданту съ просьбой довести объ этомъ до свѣдѣнія короля.
   Начавшись съ парламента, оппозиціонное движеніе быстро захватываетъ и другія группы населенія. Провинціальное дворянство поспѣшно съѣзжается въ Реннъ, устраиваетъ собранія, на которыхъ оно тоже объявляетъ измѣнникомъ всякаго, кто окажетъ какое бы то ни было содѣйствіе мѣрамъ правительства. Ихъ примѣру слѣдуетъ и духовенство, собирается и посылаетъ въ комиссару депутацію, протестуя въ свою очередь противъ "готовящагося разрушенія парламента и національной конституціи".
   Можно было бы подумать, что въ Бретани по крайней мѣрѣ оппозиціонное движеніе, начавшееся въ привиллегированныхъ группахъ, не распространится на другіе слои населенія. Сословная рознь во всей силѣ ощущалась тамъ еще задолго до этого, и дворянству, казалось, трудно было вовлечь въ свою борьбу непривилегированныхъ. Но на дѣлѣ мы видимъ другое. Дворянство сумѣло на время затушевать свои сословныя тенденціи и выдвинуло на первый планъ общіе для всего населенія интересы. На время были забыты всѣ раздоры и правительственныя поползновенія встрѣтили дружный отпоръ. Собираются адвокаты, прокуроры, профессора, вездѣ составляются протесты и сочувственныя парламенту резолюціи. Профессора и учителя въ своемъ постановленіи заявляютъ, что не могутъ молчать, такъ какъ если бы они промолчали, "родина потребовала бы у нихъ отчета въ табельномъ примѣрѣ, который они подаютъ воспитанникамъ, этому драгоцѣнному залогу, врученному имъ родиной". Простои народъ тоже не оставался равнодушнымъ; на улицахъ царило тревожное оживленіе, собирались толпы, по адресу правительственныхъ чиновниковъ раздавались угрозы и оскорбленія.
   Но правительство и не думало считаться съ этими осложняющими обстоятельствами. 9-го мая Мольвиль получилъ категорическій приказъ оставаться на своемъ посту и безъ малѣйшихъ замедленій выполнить высочайшую волю. На 10-е число было назначено торжественное засѣданіе парламента. Вѣсть объ этомъ съ быстротою молніи разнеслась по городу, и на другое утро на улицахъ королевскихъ комы носа ровъ поджидала непріязненая, угрюмо молчавшая толпа.
   Въ зданіи парламента ихъ понятно встрѣтили не лучше, хотя оба они, и интендантъ, и комендантъ начали съ извиненій, оправдывая себя тѣмъ, что они ничего не знали. Прямого сопротивленія со стороны парламента они не опасались, воля короля была выражена ясно, а привычка къ повиновенію все же еще оставалась. Гораздо опаснѣе казалась имъ поджидавшая ихъ на улицѣ толпа. Тутъ имъ пришла въ голову счастливая мысль. Торжественныя засѣданія обыкновенно занимали очень много времени. Въ Реннѣ уже были получены извѣстія, что въ другихъ мѣстахъ они закончились глубокой ночью или даже утромъ слѣдующаго дня. Поэтому толпа, пропустивъ коммиссаровь, разошлась, имѣя въ виду собраться снова къ вечеру Коммиссары замѣтили изъ оконъ, что площадь опустѣла и рѣшили воспользоваться этимъ. Они повели засѣданіе на всѣхъ парахъ, не вступая въ пренія и требуя только исполненія самыхъ необходимыхъ формальностей. Къ двумъ часамъ все было кончено, указы зарегистрированы и засѣданіе закрыто.
   На площади оставалась только небольшая кучка любопытныхъ и значительная часть войска. Они могли бы незамѣтно уѣхать домой, но тутъ, къ несчастью для нихъ, между ними завивался споръ, брать ли съ собой военную охрану или нѣтъ. Очевидцы разсказываютъ, что споръ этотъ длился около четверти часа, а между тѣмъ толпа прибывала. Когда наконецъ, они выѣхали, съ обычной свитой, вслѣдъ имъ раздались свистки и брань. Но дорогѣ толпа все сгущалась и становилась смѣлѣе, а невдалекѣ отъ ихъ дворца въ нихъ полетѣли камни и вѣроятно ихъ не пропустили бы, еслибы на выручку не прискакалъ взводъ солдатъ, стоявшій на караулѣ у дворца.
   Едва они успѣли скрыться въ воротахъ, какъ толпа бросилась, на дворецъ и между нею и солдатами завязалась настоящая драка, и вотъ какъ описываетъ это происшествіе отчетъ, изданный парламентомъ: "Молодые люди бросались впередъ, съ храбростью, съ яростью они прокладывали себѣ дорогу... Штыки гнулись въ ихъ рукахъ, ружья вырывались изъ рукъ солдатъ... Раздавались ужасные крики... Грозила страшная опасность... Вдругъ офицеръ гвардіи бросается къ толпѣ, кидаетъ оружіе и восклицаетъ:
   -- Друзья мои, не будемъ убивать другъ друга, я гражданинъ, какъ и вы... Солдаты, остановитесь!-- Такое поведеніе сразу измѣнило настроеніе толпы. Поднялись крики: "Браво, офицеръ!" Его окружили, привѣтствовали, пожимали ему руки, обнимали.
   Толпа успокоилась, но не разошлась. Было рѣшено не пытаться овладѣть дворцомъ, но не выпускать изъ него коммиссаровъ. Потому ли, что войскъ въ городѣ было мало, или потому, что офицеры не рѣшались открывать огонь, во всякомъ случаѣ толпа нѣсколько дней продержала коммиссаровъ въ осадѣ, не выпуская никого изъ дворца.
   А въ городѣ между тѣмъ волненіе росло. Въ двухъ клубахъ, дворянскомъ и всесословномъ шли непрерывныя засѣданія. Молодежь сильно волновалась. Въ одинъ изъ ближайшихъ дней въ дворянскій клубъ явился староста высшей юридической школы, студентъ Моро, будущій генералъ республиканской арміи, знаменитый побѣдитель при Гогенлинденѣ. Онъ предложилъ дворянству заключить союзъ съ студенчествомъ и совмѣстно напасть на стоящій въ Реннѣ Роганскій полкъ.
   Такимъ образомъ, даже молодежь, эта всегда наиболѣе чуткая часть общества, видѣла въ данный моментъ въ дворянствѣ серьезнаго врага правительства и считала возможнымъ дѣйствовать рука объ руку съ нимъ. А между тѣмъ всего нѣсколько мѣсяцевъ спустя та же самая молодежь и съ тѣмъ же Моро во главѣ дошла до вооруженныхъ столкновеній съ Реннскимъ дворянствомъ. И въ этомъ не было никакой непослѣдовательности. Пока дворянство дѣйствовало въ революціонномъ направленіи, поддержка ему могла быть только полезна дѣлу освобожденія.
   Дворяне, впрочемъ, не заходили такъ далеко. Ихъ смутили такіе союзники, и они отказались отъ предложенія Моро. Но Моро неостановился на этомъ. Онъ разослалъ воззванія во всѣ университеты, приглашая учащуюся молодежь всѣми способами поддерживать броженія и, гдѣ нужно самимъ возбуждать столкновенія съ правительствомъ. Онъ разсказалъ въ немъ о студенческихъ сходкахъ въ Реннѣ и о принятыхъ ими резолюціяхъ по поводу волненій, происходящихъ въ странѣ.
   Рабочее населеніе города также не переставало волноваться. На улицахъ чуть не каждый день происходили стычки съ солдатами. Надо замѣтить, что наступательная роль во всѣхъ этихъ столкновеніяхъ принадлежала народу. Солдаты только защищались, дѣйствуя однимъ холоднымъ оружіемъ. Комендантъ не разрѣшилъ войску открывалъ огонь.
   Между тѣмъ самъ парламентъ первое время держался въ сторонѣ. Заявивъ о незаконности торжественнаго собранія и зарегистрированныхъ на немъ указовъ, онъ тѣмъ не менѣе подчинился имъ и пересталъ собираться. Но долгое время такъ продолжаться не могло. Населеніе видѣло въ немъ естественный центръ движенія и побуждало его принять дѣятельное участіе въ событіяхъ. Ждать было невозможно тѣмъ болѣе, что событія принимали все болѣе угрожающій характеръ. Наконецъ, 29 мая состоялось предварительное совѣщаніе парламента въ частномъ домѣ и рѣшено было 31-го собраться въ домѣ предсѣдателя, Кюлье, противъ дворца интенданта.
   Съ ранняго утра въ назначенный день толпы народа наводнили площадь между интенданствомъ и домомъ Кюлье. Къ пяти часамъ утра собрались и члены парламента. Отрядъ солдатъ, охранявшій интенданство, и не пытался препятствовать имъ. Графъ Тіаръ, военный комендантъ Ренна, узналъ объ этомъ, когда засѣданіе уже началось. Онъ немедленно послалъ въ домъ Кюлье офицера Роганскаго полка съ отрядомъ солдатъ. Офицеръ долженъ былъ передать парламенту приказъ немедленно разойтись. Но дверь дома оказалась запертой и забаррикадированной изнутри, а офицеръ по имѣлъ приказанія врываться силой. Онъ рѣшилъ остаться у дверей и не впускать больше никого въ домъ.
   Парламентъ между тѣмъ, узнавъ о происходившемъ, постановилъ послать къ коменданту депутацію съ требованіемъ убрать войско.
   Депутація благополучно добралась до интендантства, была пропущена внутрь и доложила о желаніи парламента. Комендантъ согласился, но подъ условіемъ, чтобы парламентъ возможно скорѣе разошелся самъ. Депутаты обѣщали содѣйствовать этому.
   Парламентъ не терялъ времени. Онъ не ограничился объявленіемъ всѣхъ майскихъ указовъ незаконными и недѣйствительными. Онъ называлъ "виновными въ оскорбленіи величества и въ оскорбленіи націи всѣхъ, кто въ развращенности своего сердца осмѣлились предлагать или заставлять исполнять проекты, которые направлены къ полному ниспроверженію основъ государственнаго строя и которые въ своемъ кощунственномъ дерзновеніи доходятъ до того, что направляютъ противъ народа силы, которыя онъ содержитъ для собственной защиты".
   Графъ Тіаръ узналъ объ этихъ постановленіяхъ только вечеромъ по окончаніи засѣданія. Въ ту же ночь онъ разослалъ чинамъ парламента приказы за подписью короля (lettres de cachet), предписывавшіе имъ немедленно оставить-городъ и ѣхать въ ссылку.
   И настолько сильна была привычка къ повиновенію, что члены парламента и не подумали ослушаться. Войска было немного, весь народъ готовъ былъ вступиться за нихъ и тѣмъ не менѣе они въ ту же ночь послушно и тайно выѣхали на мѣсто ссылки. Такимъ образомъ часто случалось, что высшія сословія не рѣшались воспользоваться результатами ими же самими вызваннаго движенія. Впрочемъ, дѣло было тутъ, конечно, не только въ недостаткѣ рѣшимости. Причины лежали глубже. Привиллегированные слои населенія въ тотъ моментъ, дѣйствительно были въ ссорѣ съ правительствомъ. Чтобъ припугнуть его, они готовы были воспользоваться какъ орудіемъ народнымъ неудовольствіемъ противъ существующаго строя. Но они не сознавали всей глубины этого неудовольствія, они не понимали, что, разъ вызвавъ его, они уже не въ силахъ будутъ остановить его. Между тѣмъ итти съ народомъ до конца, разрушать въ корнѣ строй, дававшій имъ столько выгодъ, вовсе не входило въ ихъ разсчоты. Вотъ почему въ рѣшительный моментъ они всегда были готовы отступить и предоставить народъ ярости, собравшагося съ силами врага.
   Такъ было и на этотъ разъ. Парламентъ смиренно уѣхалъ въ изгнаніе, а дворянство послало въ Версаль депутацію ходатайствовать о его возвращенія. Депутація эта пробовала добиться поддержки придворныхъ и первое время это какъ будто удавалось ей, но потомъ изъ Бретани вернулся интендантъ, де Мольвиль и въ такомъ видѣ изобразилъ тамошнія событія, что всѣ двѣнадцать депутатовъ были немедленно арестованы и заключены въ Бастилію. Въ Бретань послали болѣе энергичнаго главнокомандующаго, двинули туда войска, и въ нѣсколько дней народъ, оставшійся безъ предводителей, былъ приведенъ къ повиновенію.
   Не такъ закончились волненья въ Дофина. Тамъ они носили наиболѣе общенаціональный характеръ, и именно поэтому они нанесли наиболѣе чувствительный ударъ правительству.
   Торжественное засѣданіе парламента, состоявшееся въ Греноблѣ съ опозданіемъ, 10-го мая, прошло относительно благополучно. Указы были зарегистрированы, парламентъ распущенъ и двери его заколочены.
   На слѣдующій день состоялось собраніе дворянства. На немъ было рѣшено послать въ Версаль депутацію ходатайствовать объ отмѣнѣ майскихъ указовъ и о возстановленіи парламента. Правительство, подкупленное спокойствіемъ, царившимъ въ Греноблѣ, приняло депутацію очень милостиво и обѣщало въ будущемъ всякія уступки.
   Но время было не такое, когда люди расположены спокойно ждать неопредѣленнаго будущаго. Кругомъ все кипѣло, и въ Дофинэ тоже назрѣвало раздраженіе и безпокойство. Частныя собранія, сходня, резолюціи шли своимъ чередомъ. Парламентъ сначала, какъ и вездѣ, подчеркивалъ свою лойяльность и безмолвствовалъ. Наконецъ, насталъ моментъ, когда ему пришлось выбирать,-- или совсѣмъ сойти со-сцены, или отказаться отъ наружной корректности. Онъ предпочелъ второе. 20-го мая онъ собрался въ домѣ своего предсѣдателя и вынесъ постановленіе, которое но рѣшительности тона оставляло далеко за собой рѣшенія другихъ парламентовъ. Онъ не ограничивался характеристикой указовъ и требованіемъ ихъ отмѣны, онъ обращался къ самому правительству и безпощадно бичевалъ его политику. Заканчивалось это постановленье прямымъ обращеніемъ къ народу. "Надо показать имъ (министрамъ),-- говорилось тамъ,-- на что способна великодушная нація, которую они хотятъ заковать въ кандалы."
   Въ Версалѣ это постановленіе вызвало большое смущеніе. Ясно было, что надо предпринять что нибудь. не теряя времени. Но репертуаръ правительственныхъ мѣръ въ такихъ случаяхъ всегда очень ограниченъ. Послѣ нѣкотораго колебанія было рѣшено послать всѣмъ членамъ Гренобльскаго парламента именные приказы немедленно отправиться въ ссылку.
   Тѣмъ временемъ въ Греноблѣ броженіе все росло. Появилась брошюра Барнава о значеніи майскихъ указовъ. Въ этой брошюрѣ вопросъ впервые ставился на общенаціональную точку зрѣнія. Барнавъ доказывалъ, что майскіе указы нарушаютъ не привилегіи той или другой провинціи, а священныя права каждаго французскаго гражданина. Заканчивалъ онъ призывомъ требовать во что бы то ни стало немедленнаго созванія Генеральныхъ Штатовъ... Атмосфера была напряженной до крайности, когда 7-го іюля утромъ члены парламента получили королевскіе приказы немедленно отправляться въ ссылку. Вѣсть эта съ быстротою молніи облетаетъ городъ. Къ дому президента отовсюду стекается народъ. Вотъ какъ описываетъ Веберъ въ своихъ "Воспоминаніяхъ" этотъ день: "Парламентскіе клерки разсыпались по улицамъ, площадямъ и домамъ Гренобля. Одинъ прокуроръ руководилъ движеніемъ. Повсюду повторяютъ, что, если у города отнимутъ парламентъ, городъ испытаетъ страшныя бѣдствія. Всѣ лавки закрываются. Колокола звонятъ въ набатъ. Населеніе разбивается на группы, однѣ идутъ къ городскимъ воротамъ, замыкаютъ ихъ и овладѣваютъ ключами, несмотря на сопротивленіе удвоенной стражи. Другія направляются къ первому президенту и ко всѣмъ членамъ парламента, овладѣваютъ ихъ чемоданами, экипажами и съ угрозами, пріятными для тѣхъ, къ кому онѣ обращались, запрещаютъ имъ выѣзжать. Нѣкоторымъ поручается наблюдать за отрядами войскъ, разсѣянными по городу, а главная масса въ это время устремляется къ коменданту" требовать возстановленія парламента.
   Два гренадерскіе полка, стоявшіе въ городѣ, не могли остановить бурнаго потока, стремившагося по улицамъ къ дворцу коменданта. Народъ безстрашно бросался на отряды пытавшіеся загородить ему дорогу, вмѣшивался въ ихъ ряды, раньше чѣмъ они успѣвали пустить въ ходъ оружіе. Офицеровъ убѣждали, стыдили, женщины бросались на шею солдатамъ, мѣшая имъ заряжать ружья, и со всѣхъ сторонъ звучали крики: Неужели вы будете стрѣлять въ вашихъ братьевъ?
   По большей части воинская дисциплина быстро падала, и офицеры во избѣжаніе худшаго поспѣшно уводили свои отряды.
   Только одинъ отрядъ рѣшился въ этотъ день поднять оружіе. Раздался залпъ, нѣсколько человѣкъ въ толпѣ упало ранеными, двое были убиты. Въ слѣдующую минуту толпа, какъ смертоносная лавина, ринулась на солдатъ. Въ нихъ полетѣли камни изъ мостовой, кирпичи, черепицы съ крышъ, ихъ смяли, снесли, и въ нѣсколько минутъ отрядъ былъ обращенъ въ бѣгство, а разъяренная толпа примчалась къ дворцу, пробила брешь въ стѣнѣ и ворвалась внутрь. Коменданта быстро нашли и приказали ему, держа топоръ надъ головой, написать предписаніе президенту созвать парламентъ.
   Предписаніе было получено и парламентъ, возбудившій народное движеніе, съ торжествомъ водворенъ на мѣсто.
   По обыкновенію, парламентъ начинаетъ съ того, что изгоняетъ изъ своего святилища толпу, только что завоевавшую его, и предписываетъ народу благоразуміе и сдержаность.
   Вообще послѣ того какъ дѣло было сдѣлано, члены парламента стали открыто выражать неодобреніе мятежнымъ и насильственнымъ дѣйствіямъ толпы. Указывая на невозможность бороться съ народными движеніями при существующихъ условіяхъ, они "требовали прочно установленной и хорошо уравновѣшенной конституціи"... для борьбы съ крамолою. Такимъ образомъ, народное возстаніе сослужило Г ренобльскому дворянству двѣ службы, во первыхъ, оно силою возстановило парламентъ, во вторыхъ оно дало ему лишній аргументъ для требованія конституціи.
   Они не предвидѣли только одного -- того, что когда народное движеніе разольется по всей странѣ, овладѣть имъ будетъ еще труднѣе, чѣмъ въ Греноблѣ, и конституція, которую оно дастъ, окажется скроенной далеко не по ихъ рецепту.
   Первые признаки того, что высшимъ сословіямъ придется въ дальнѣйшемъ или отступать, или уступать сказались въ Дофинэ очень скоро.
   Парламентъ, парадируя своей лойяльностью, водворивъ порядокъ и еще разъ опротестовавъ указы, добровольно отправился въ ссылку. Свою роль онъ передалъ по наслѣдству дворянству. Та самая комиссія, которая посылала депутацію въ Версаль, рѣшила теперь пойти навстрѣчу событіямъ и созвать представителей всѣхъ сословій Дофинэ, чтобъ обсудить положеніе вещей. Это былъ- крупный шагъ. Первый разъ французская провинція рѣшила самочинно созвать нѣчто вродѣ мѣстнаго учредительнаго собранія. На предварительномъ совѣщаніи, противъ ожиданія, представители третьяго сословія по выражали особаго энтузіазма къ этой попыткѣ. Дворяне скоро поняли въ чемъ дѣло. Третьему сословію не было никакого разсчета участвовать въ собраніи, гдѣ оно навѣрно будетъ въ меньшинствѣ. Но дворяне зашли уже слишкомъ далеко, чтобы отступать, оставалось уступить. Одинъ дворянинъ сказалъ горячую рѣчь на тему о томъ, что безъ всякаго сомнѣнія третье сословіе будетъ имѣть столько же представителей, сколько два первыя вмѣстѣ. Противъ не раздалось ни одного голоса, и третье сословіе горячо взялось за осуществленіе проекта. Во главѣ его стоялъ будущій лидеръ третьяго сословія въ Генеральныхъ Штатахъ, Мунье.
   Собраніе представителей всѣхъ трехъ сословій было назначено на 21 іюля. Узнавъ объ этомъ, правительство встревожилось. Но комендантъ Дофинэ написалъ Бріенну, что препятствовать ему было бы еще опаснѣе, чѣмъ допустить. Поэтому рѣшено было не препятствовать подъ тѣмъ условіемъ только, чтобы мѣстомъ засѣданій былъ избранъ не Гренобль.
   Организаторы съѣзда согласились на это и мѣстомъ былъ назначенъ замокъ Визиль, недалеко отъ Гренобля.
   Къ восьми часамъ утра 21-го всѣ представители были уже на мѣстѣ, и засѣданіе открылось. Въ тотъ же день было составлено, предложено и единогласно принято постановленіе, требовавшее отмѣны майскихъ указовъ и созыва Генеральныхъ Штатовъ. Собраніе представителей трехъ сословій провинціи Дофинэ,-- говорилось тамъ, -- постановляетъ "что Его Величеству будутъ сдѣланы почтительнѣйшія представленія, чтобы умолять Его взять обратно новые указы, возстановить парламентъ Дофинэ и другія судебныя учрежденія въ ихъ функціяхъ, созвать Генеральные Штаты королевства и созывать отдѣльные провинціальные штаты.
   "Постановляетъ, что три сословія будутъ считать презрѣнными и измѣнниками родинѣ всѣхъ, кто принялъ или приметъ въ будущемъ участіе въ исполненіи новыхъ указовъ.
   "Постановляетъ, что три сословія провинціи, стремясь подать всѣмъ французамъ примѣръ единенія и привязанности къ государству, готовые ко всѣмъ жертвамъ, которыхъ можетъ потребовать отъ нихъ безопасность и слава трона, дадутъ свое согласіе на какіе-либо налоги только послѣ того, какъ ихъ представители обсудятъ ихъ въ Генеральныхъ Штатахъ королевства.
   "Постановляетъ, что въ провинціальныхъ штатахъ представители третьяго сословія будутъ въ равномъ количествѣ съ представителями первыхъ двухъ сословій вмѣстѣ.
   "Постановляетъ, что три сословія Дофинэ никогда не будутъ отдѣлять своихъ интересовъ отъ интересовъ другихъ провинцій и, защищая свои особыя права, они не забудутъ правъ націи..."
   Вязильское собраніе -- это послѣдній этапъ революціоннаго движенія, который высшія сословія продѣлали совмѣстно съ третьимъ. Послѣдній разъ тутъ глубокій сословный антагонизмъ отступилъ на задній планъ передъ общностью ближайшей политической цѣли. Дворяне еще не понимали, какъ далеко зайдетъ то движеніе, которое они такъ усердно возбуждали. Третье сословіе еще находило выгоднымъ не подчеркивать противовѣчія и пользоваться добровольнымъ содѣйствіемъ привилегированныхъ, оставляя за собой право обратить противъ нихъ тотъ мечъ, который оно оттачивало совмѣстно съ ними.
   Визильскія постановленія прогремѣли по всей Франціи сигнальнымъ призывомъ. Они вдругъ заставили жителя каждой провинціи почувствовать, что правительство попираетъ не отдѣльныя права и привилегіи той или другой мѣстности, а священныя нрава всякаго гражданина. И, разъ сознавъ это, они увидѣли, что сила ихъ только въ единой борьбѣ за общія право.
   Требованіе Генеральныхъ Штатовъ стало всеобщимъ, упорнымъ настоятельнымъ. Теперь уже правительство стояло лицомъ къ лицу не съ мятежнымъ парламентомъ или даже парламентами и не съ бунтующими провинціями, а съ возмущенной страной, которая твердо заявляла, что не будетъ платить налоговъ, пока не будутъ созваны ея представители.
   Жить безъ денегъ правительство не могло, войска у него было недостаточно, чтобы наводнить страну карательными отрядами и по корить, какъ покоряютъ завоеванный край. Иного выхода не было, приходилось уступить. 21-го юіля 1788 года были приняты постановленія въ Визилѣ, 8-го августа королевскій совѣтъ объявилъ, что срокомъ созыва Генеральныхъ Штатовъ назначается 1-го мая 1789 года.
   Это была побѣда. Первая рѣшительная побѣда революціоннаго движенія, и вмѣстѣ съ тѣмъ поворотный пунктъ, послѣ котораго силы, двигавшія его, разъединяются, нѣкоторое время нерѣшительно присматриваются другъ другу и наконецъ, вступаютъ въ непримиримый бой.
   За первой побѣдой вскорѣ послѣдовала и вторая. 25 августа Бріеннъ былъ уволенъ въ отставку, а 27-го первымъ министромъ былъ назначенъ Неккеръ. Неккеръ былъ символомъ прогрессивнаго теченія въ правительствѣ. Его возвращеніе значило крушеніе всей системы, господствовавшей въ теченіе послѣднихъ мѣсяцевъ. Дѣйствительно, едва Неккеръ успѣлъ укрѣпиться въ своей позиціи, какъ ненавистные майскіе указы были отмѣнены. Это было время восторговъ. Еще не успѣла улечься волна всеобщаго энтузіазма по поводу назначенія срока Генеральныхъ Штатовъ, какъ возвращеніе парламентовъ давало новую пищу народнымъ восторгамъ.
   Въ Парижѣ господствовало радостное оживленіе. Уже четыре мѣсяца парижане не слышали пламенныхъ рѣчей своихъ парламентскихъ любимцевъ. Они рѣшили торжественно встрѣтить людей, которые первые подняли знамя борьбы за Генеральные Штаты, знамя, побѣдоносно развѣвавшееся теперь надъ всей Франціей.
   24-го сентября, день возвращенія парламента, былъ народнымъ праздникомъ въ Парижѣ. Тріумфальныя арки, гирлянды, торжественныя процессіи смѣнили бурныя манифестаціи, сопровождавшія отставку Бріенна. Парламентъ упивался своей все растущей, казалось, славой. Онъ чувствовалъ потребность подчеркнуть свою солидарность съ народомъ. Въ первое же засѣданіе, того же 24 то сентября онъ потребовалъ прежде всего строгаго разслѣдованія всѣхъ беззаконій, насилій и убійствъ, учиненныхъ полиціей при подавленіи народнаго движенія 26-го августа (день отставки Бріенна).
   Потомъ одинъ изъ членовъ парламента произноситъ горячую рѣчь, которую онъ заканчиваетъ словами "Внѣ Генеральныхъ Штатовъ нѣтъ спасенія!"
   Конечно, повторять это теперь значило стучаться въ открытую дверь, но слова эти еще не утратили своего обаянія, и первое засѣданіе парламента во всякомъ случаѣ не убавило народнаго энтузіазма.
   Но что же могло быть дальше? Парламентъ не могъ до безконечности повторять общее пожеланіе Генеральныхъ Штатовъ, когда они уже были положительно обѣщаны. Волей неволей онъ долженъ былъ вскрыть то содержаніе, какое онъ въ нихъ вкладывалъ, опредѣлить точнѣе свое къ нимъ отношеніе.
   Генеральные Штаты были обѣщаны. И не самый этотъ фактъ занималъ въ тотъ моментъ общественное вниманіе. До сихъ поръ еще не было опредѣлено даже въ общихъ чертахъ, въ какихъ формахъ будутъ созваны Генеральные Штаты. А между тѣмъ это являлось вопросомъ первостепенной важности. Отъ этого зависѣлъ весь дальнѣйшій ходъ движенія.
   Если Генеральные Штаты будутъ созваны въ томъ же видѣ, какъ они собирались послѣдній разъ въ 1614 году, т. е. представители третьяго сословія будутъ имѣть вдвое менѣе голосовъ, чѣмъ два первыя вмѣстѣ, то Генеральные Штаты будутъ не Національнымъ Собраніемъ, а собраніемъ привилегированныхъ, такъ какъ большинство всегда будетъ на ихъ сторонѣ.
   Это былъ кардинальный вопросъ, вокругъ котораго вращались всѣ споры, всѣ интересы того момента.
   Парламентъ, конечно, также хорошо чувствовалъ принципіальную важность этого вопроса и понималъ, какое рѣшеніе его можетъ упрочить его популярность. Но вмѣстѣ съ этимъ онъ сознавалъ, какое громадное значеніе для него самаго, для жизненныхъ интересовъ его членовъ имѣетъ по существу этотъ вопросъ. На одну чашку вѣсовъ легла его слава, на другую его матеріальные интересы. Трудно сказать, была ли тутъ борьба, или рѣшеніе явилось естественно, само собой. Быть можетъ, парламентъ надѣялся, что его былая слава послужитъ ему щитомъ и оправданіемъ.
   Какъ бы то ни было, въ слѣдующемъ же засѣданіи 25-го сентября роковыя слова были произнесены. Парламентъ потребовалъ, "чтобы Генеральные Штаты были созваны и составлены, согласно правиламъ, соблюдавшимся въ 1614 году".
   Какъ ударъ грома пронеслась эта вѣсть. Раньше чѣмъ засѣданіе кончилось, о рѣшеніи парламента знали уже всѣ. Негодованіе было бурное, всеобщее. Членовъ парламента встрѣтили на улицѣ насмѣшками, свистками, оскорбленіями. Д`Эпермениль, бывшій;любимецъ народа, вернувшись въ Парижъ черезъ нѣсколько дней, вмѣсто овацій выслушалъ оскорбленія и нападки. Никогда, кажется, популярность, воздававшаяся мѣсяцами, не падала такъ внезапно и безвозвратно. Парламенты, Парижскій, а за нимъ и провинціальные, упала въ общественномъ мнѣніи сразу и уже никогда болѣе не воскресали.
   Среди членовъ парламента такой молніеносный переворотъ вызвалъ страшную обиду, недоумѣніе и негодованіе. Нѣкоторые изъ нихъ, какъ напримѣръ Салье, приписывали его даже дворцовой интригѣ. Даже наименѣе пристрастные не могли простить народу его "легкомыслія", Между тѣмъ въ этомъ паденіи репутаціи парламента сказалось далеко не легкомысліе, а именно удивительная чуткость народа. Своимъ постановленіемъ парламентъ ясно и опредѣленно вскрылъ свои тайныя вожделѣнія, и поддерживать его далѣе значило бы идти противъ самого себя.
   Но также неправы, по вашему мнѣнію, и тѣ авторы, которые считаютъ плодомъ недоразумѣнія и легкомысленной ошибкой прежнее сочувствіе народа парламенту, который будто бы сознательно вводилъ его въ обманъ. Обмана тутъ не было. Парламентъ дѣйствительно не могъ мириться съ царствомъ голаго произвола и ему дѣйствительно нужна была конституція. Онъ добивался ея вполнѣ искренно. И народъ былъ правъ, поддерживая его въ этомъ. Своимъ сочувствіемъ, своими восторгами народъ толкалъ его впередъ. Не будь этого, парламентъ, вѣроятно, не зашелъ бы такъ далеко и не выказалъ бы "только твердости и упорства.
   Въ данный моментъ первая общая цѣль была достигнута, а дальнѣйшія у народа и парламента, т. е. у третьяго сословія и привиллегированныхъ, были глубоко различны. Это надо было сознать во время и во время отмежеваться. Парижское населеніе съ изумительной политической прозорливостью поставило точку именно, гдѣ слѣдовало, ни раньше, ни позже. Оно извлекло изъ парламентовъ все, что они могли дать, и не дало имъ ни на минуту затемнить свое сознаніе и увлечь себя на ложный путь.
   Съ этого момента дороги третьяго сословія и привиллегированныхъ расходятся все дальше, пока съ началомъ революціи они не оказываются лицомъ къ лицу другъ противъ друга, какъ два враждебныхъ лагеря.
   Правительство, въ лицѣ Неккера, все еще колебалось. Пообѣщавъ Генеральные Штаты, оно не могло рѣшить основной вопросъ объ относительномъ количествѣ сословныхъ представителей. И въ своей нерѣшительности оно не нашло ничего лучшаго, какъ снова созвать тѣхъ нотаблей, которые уже разъ показали свою полную несостоятельность. Въ первый разъ у нотаблей было по крайней мѣрѣ одно опредѣленное настроеніе, если не рѣшеніе -- ни. въ какомъ случаѣ не оказывать поддержки правительству. Теперь, когда правительство пошло навстрѣчу всенароднымъ требованіямъ, этой цѣли не могло быть. Коренной вопросъ былъ уже рѣшенъ, оставалось только высказаться относительно формы его осуществленія. И нотабли, естественно, не могли отнестись къ этому иначе, чѣмъ парламентъ. Дѣйствительно, послѣ долгихъ, томительныхъ преній, нотабли большинствомъ 113 голосовъ противъ 32 постановили, что третье сословіе будетъ имѣть въ Генеральныхъ Штатахъ столько же депутатовъ, сколько каждое изъ первыхъ въ отдѣльности.
   Рѣшеніе нотаблей произвело гораздо меньше впечатлѣнія, чѣмъ постановленіе парламента, такъ какъ отъ нотаблей ничего другого и не ожидали.
   Только правительство обманулось въ своихъ ожиданіяхъ. Нотабли не только не вывели его изъ затрудненій, но даже создали ему новыя. Его положеніе оказалось еще болѣе запутаннымъ. Если не послѣдовать рѣшенію нотаблей, тогда для чего же было и созывать ихъ. Послѣдовать же было крайне опасно, въ виду все большаго волненія, овладѣвавшаго страной.
   Въ провинціи вопросъ объ относительномъ представительствѣ трехъ сословій обсуждался съ еще большей страстностью, чѣмъ въ Парижѣ. Мѣстами онъ повелъ уже къ жестокимъ столкновеніямъ между высшими сословіями и парламентами съ одной стороны и третьимъ сословіемъ, иначе говоря, всѣмъ населеніемъ, съ другой.
   Прошло всего нѣсколько мѣсяцевъ съ тѣхъ поръ, какъ парламенты и провинціальные штаты стояли во главѣ оппозиціоннаго, можно даже сказать, революціоннаго движенія, съ тѣхъ поръ, какъ весь народъ съ восторгомъ поддерживалъ ихъ, -- и отъ прежняго единенія не осталось уже и слѣда. Вездѣ высшія сословія рѣшительно и опредѣленно отстаиваютъ свои узко сословные интересы, я вездѣ они встрѣчаютъ энергичный отпоръ въ населеніи.
   Исторія этихъ столкновеній почти одинакова во всѣхъ провинціяхъ. Наиболѣе типичны событія, разыгравшіяся на этой почвѣ въ франтъ Контэ и Бретани.
   Какъ только министерство Бріенна пало, и въ провинціяхъ стало извѣстно о близкомъ созывѣ Генеральныхъ Штатовъ и о возстановленіи мѣстныхъ учрежденій, разрушенныхъ майскими указами, во Франшъ Контэ начались волненія. Уже 10 сентября состоялось многолюдное собраніе мѣстнаго дворянства, на которомъ дворяне принесли клятву ни въ какомъ случаѣ не допускать созыва никакихъ собраній кромѣ старинныхъ Штатовъ. Въ ноябрѣ были созваны провинціальные штаты Франшъ Контэ, и тамъ высшія сословія тоже сразу подчеркнули свое намѣреніе во что бы то ни стало сохранить свои сословныя привиллегіи. Они вотировали постановленіе, которымъ навсегда упрочивалось старое устройство Штатовъ, т. е. равное представительство каждаго изъ трехъ сословій и голосованіе по сословіямъ. Это рѣшеніе было принято большинствомъ голосовъ двухъ первыхъ сословій противъ третьяго, которое требовало двойнаго представительства для себя и поголовнаго голосованія.
   Изъ среды высшихъ сословій тоже выдѣлилось нѣсколько человѣкъ,-- 22 дворянина и 9 духовныхъ, которые остались при особомъ мнѣніи и опубликовали его для всеобщаго свѣдѣнія. Это рѣшеніе Штатовъ вызвало большое возмущеніе среди населенія провинція. Но возмущеніе это достигло высшихъ предѣловъ, когда на сторону привиллегированныхъ сталъ и парламентъ, высказавшись еще опредѣленнѣе и рѣшительнѣе. Послѣ долгихъ преній но этому вопросу Безанксонскій парламентъ 27 января принялъ подробное постановленіе, касающееся организаціи какъ провинціальныхъ, такъ и Генеральныхъ Штатовъ. Парламентъ постановляетъ,-- говорится тамъ,-- что "провинціальные штаты будутъ состоять изъ трехъ палатъ, представляющихъ три сословія, на которыя дѣлится населеніе Франшъ Контэ... Что, каково бы ни было число представителей каждаго сословія, голосованіе должно производиться по сословіямъ и но палатамъ.. Что депутаты Франшъ Контэ въ Генеральные Штаты должны быть избраны провинціальными штатами, при чемъ каждое сословіе избираетъ своихъ представителей... что Генеральные Штаты должны быть созваны согласно правиламъ 1614 года... что каждое сословіе должно засѣдать отдѣльно въ своей палатѣ, и всѣ сословіи не могутъ засѣдать совмѣстно и голосовать поголовно"...
   Появленіе этого постановленія вызвало цѣлую бурю въ провинціи. Повсюду, и въ городахъ, и въ деревняхъ устраивались собранія, обсуждалось положеніе и выносились резолюціи, прямо противоположныя парламентскому рѣшенію. Масса листковъ и брошюръ разъясняла населенію все значеніе парламентскаго рѣшенія. Наконецъ, всеобщее волненіе разразилось бурными безпорядками на улицахъ Безансона, направленными противъ парламента. Возстаніе длилось цѣлыхъ три дня и было остановлено только оружіемъ.
   Это происходило уже въ мартѣ 1789 года, т. е. всего за полтора мѣсяца до созыва Генеральныхъ Штатовъ, которые властно разрѣшили этотъ больной вопросъ, мучившій всю Францію.
   Еще болѣе бурныя событія разыгрались въ Бретани, въ той самой Бретани, которая какъ одинъ человѣкъ встала на защиту своего парламента, гдѣ представители студенчества предлагали дворянству свою поддержку въ его борьбѣ съ правительствомъ.
   Первые признаки начинающагося среди населенія недовѣрія къ высшимъ сословіямъ сказались еще въ августѣ 1788 года.
   Свѣдѣнія о сословныхъ тенденціяхь дворянства проникли въ массы еще раньше, чѣмъ эти тенденціи проявились чѣмъ нибудь на дѣлѣ. Генеральный прокуроръ синдикъ Ренна, графъ де Ботерель, разъѣзжавшій по странѣ и искавшій поддержки дворянскимъ требованіямъ былъ встрѣченъ въ Кемперѣ самымъ недружелюбнымъ образомъ. Населеніе осыпало его насмѣшками, свистало ему, такъ что наконецъ онъ принужденъ былъ уѣхать, ничего не добившись.
   Холодно были встрѣчены и члены парламентской депутаціи, вернувшіеся изъ заточеніи въ Бастиліи. Но это все еще были только предвѣстники начинавшагося народнаго движенія противъ привиллегированныхъ. Начало этому движенію положили городскія управленія. Вотъ какъ описываетъ этотъ моментъ Салье, котораго глубоко возмущали притязанія третьяго сословія: "Вскорѣ, -- говоритъ онъ,-- во всѣхъ городахъ провинціи муниципальныя собранія стали составлять петиціи объ удвоенія третьяго сословія Генеральныхъ штатахъ, а, чтобъ еще увеличить волненья, къ этому присоединялась просьба о подобномъ же измѣненіи въ устройствѣ провинціальныхъ штатовъ Бретани. Впрочемъ, это не были просьбы. Каждая муниципальная корпорація, каждое собраніе горожанъ, каждый союзъ торговцевъ или ремесленниковъ, мясниковъ, булочниковъ, кожевниковъ и т. п. выспались по этому вопросу государственнаго нрава и властно предписывали эту реформу для будущаго созыва провинціальныхъ штатовъ".
   А созывъ провинціальныхъ штатовъ тѣмъ временемъ приближался, и приближался вмѣстѣ съ тѣмъ моментъ рѣшительнаго столкновенія бретанской знати съ народомъ. Высшіе классы, разумѣется, и не думали дѣлать никакихъ уступковъ въ этомъ важномъ вопросѣ. Теперь, когда они достигли своего, и мѣстныя привилегіи были возстановлены, имъ больше не нужна была поддержка народа, и они рѣшили твердо отстаивать сословныя привилегіи.
   Собраніе провинціальныхъ штатовъ было назначено на 29 декабря 1788 года. Въ двадцатыхъ числахъ того же мѣсяца состоялись муниципальныя собранія во всѣхъ городахъ Бретани, на которыхъ депутатамъ третьяго сословія вмѣнялось въ обязанность не принимать никакого участія въ работахъ собранія, до тѣхъ поръ, пока не будутъ удовлетворены ихъ законныя требованія.
   Съ перваго же дня стало ясно, что привилегированные не уступятъ, но также ясно было, что и допутаты третьяго сословія уже не тѣ, что прежде и сломить ихъ не такъ легко. Положимъ, первыя сословія имѣли два голоса противъ одного и могли принять любое рѣшеніе безъ участія третьяго сословія, но постановленія штатовъ пріобрѣтали законную силу только, когда они были подписаны уполномоченными всѣхъ трехъ сословій. Третье сословіе, зная это, упорно отказывалось выбрать своего уполномоченнаго.
   Правительство, обезпокоенное бездѣйствіемъ штатовъ, которые должны были утвердить налоги, попыталось было вмѣшаться и пообѣщало нѣкоторыя уступки третьему сословію. Но уступки эти были такъ ничтожны, что онѣ только раздражили обѣ стороны и подлили масла въ огонь.
   Волненіе охватывало постепенно весь край. Теперь ужъ не только муниципальныя собранія и организованные союзы выносили резолюціи, собирались клерки, прокуроры, студенты, и всѣ выражали свою солидарность съ депутатами третьяго сословія и требовали уступокъ со стороны привилегированныхъ. Реннское студенчество опять выбрало своимъ представителемъ Моро. Теперь онъ долженъ былъ сорганизовать студенчество для борьбы въ рядахъ третьяго сословія противъ аристократіи.
   Видя всѣ эти тревожные признаки, дворянство рѣшило не ждать, самому вынести борьбу на улицу и посѣять рознь въ рядахъ своихъ противниковъ.
   Въ послѣднихъ числахъ января среди подонковъ Реннскаго населенія и дворянской челяди стали тайно распространяться листки, приглашающіе 26 января на митингъ за городомъ, на Монморенскомъ полѣ. Въ назначенный день на обширной площади собралась большая разношерстная толпа, наполовину изъ полупьяныхъ оборванцевъ, наполовину изъ нарядныхъ лакеевъ богатыхъ домовъ. Ораторъ лакей произнесъ горячую рѣчь на тему о томъ, что третье сословіе стремится уничтожить дворянство и тѣмъ самымъ отнять хлѣбъ у всѣхъ ихъ, питающихся около дворянъ. Толпа хлопала оратору и рѣшила итти въ городъ и показать зазнавшимся выскочкамъ ихъ мѣсто. Намѣренно или случайно предводитель повелъ толпу прямо въ ту кофейню, гдѣ имѣла обыкновеніе собираться учащаяся молодежь. Тамъ сейчасъ же вышло столкновеніе и завязалась драка. Студентовъ было немного и они, конечно, сильно пострадали въ этой неравной дракѣ.
   Когда вѣсть объ этомъ облетѣла городъ, она вызвала вездѣ живѣйшее негодованіе. Никто уже не думалъ удерживать молодежь, которая рвалась отомстить истиннымъ виновникамъ безобразнаго побоища.
   На другой день отряды вооруженной молодежи ожидали дворянъ на дорогѣ въ собраніе штатовъ. На улицахъ Ренна завязался настоящій бой, въ результатѣ котораго дворяне съ большими уронами принуждены были отступить и забаррикадироваться въ помѣщеніи штатовъ.
   Вѣсть объ этомъ столкновеніи облетѣла всю страну и вызвала сильнѣйшее волненіе среди буржуазіи. Въ ближайшихъ городахъ, въ Нантѣ, въ Анжерѣ состоялись многолюдныя собранія молодежи, на которыхъ было рѣшено итти на помощь Реннскимъ гражданамъ.
   "Вѣсть объ убійствахъ въ Реннѣ,-- писалось въ постановленіи Нантской молодежи,-- привела насъ въ содроганіе; общій крикъ мести объединилъ насъ... поэтому мы въ сознаніи своей силы, желая разбить послѣднее звено сковывающей насъ цѣпи, рѣшили послать вамъ достаточное подкрѣпленіе, чтобы устрашить представителей аристократіи".
   Въ Анжерѣ, въ сосѣдней провинціи Анжу состоялось аналогичное рѣшеніе, къ которому присоединились также Анжерскія женщины. "Мы заявляемъ,-- такъ заканчивали онѣ свое постановленіе, -- что мы скорѣе погибнемъ всѣ, чѣмъ покинемъ нашихъ сыновей, мужей, братьевъ и любовниковъ,-- честь дѣлить съ ними опасности мы предпочитаемъ позорному бездѣйствію и безопасности."
   Такъ отзывалась страна на первые звуки начинающейся борьбы между третьимъ сословіемъ и аристократіей. Со всѣхъ сторонъ къ Ренну шли подкрѣпленія, а дворянство между тѣмъ все отсиживалось въ зданіи Штатовъ, не желая признать себя побѣжденнымъ и оставить позицію. Наконецъ, нашли необходимымъ, вмѣшаться представители центральной власти, до сихъ поръ державшіеся уклончиво. Опасаясь кровопролитныхъ столкновеній, исходъ которыхъ не трудно было предвидѣть, королевскіе комиссары стали уговаривать дворянъ уступить и закрыть совсѣмъ засѣданія провинціальныхъ Штатовъ. Но дворяне упорствовали до тѣхъ поръ, пока комендантъ вызвалъ войска и сдѣлалъ видъ, что хочетъ употребить противъ нихъ оружіе. Только тогда, уступая насилію, они очистили зданіе и разъѣхались по своимъ помѣстьямъ. Такъ въ первый разъ третье сословіе скрестило оружіе съ дворянствомъ и одержало побѣду надъ нимъ.
   Съ этихъ поръ скрытый антагонизмъ этихъ сословій превращается въ открытую борьбу, которая длится во весь періодъ выборной кампаніи, еще болѣе обостряется въ Генеральныхъ Штатахъ и приводитъ къ полной побѣдѣ третьяго сословія т. е. народа и надъ старымъ режимомъ, и надъ превилегированными. Въ разгаръ борьбы противники совершенно забываютъ недавнее прошлое, когда они шли рука объ руку. А если они вспоминаютъ о немъ, оно представляется имъ сплошнымъ недоразумѣніемъ.
   Обѣ стороны упрекаютъ другъ друга въ неискренности и лицемѣріи. Политическіе вожди третьяго сословія винятъ парламенты и штаты въ непослѣдовательности и предательствѣ, а народъ въ слѣпотѣ и легкомысліи.
   Другая сторона въ свою очередь обвиняетъ народъ тоже въ легкомысліи и неблагодарности.
   Между тѣмъ во всѣхъ этихъ событіяхъ именно французскій народъ выказалъ чуткость и истинную политическую мудрость. Онъ ясно видѣлъ свою ближайшую цѣль и съ безошибочнымъ инстинктомъ опредѣлялъ въ каждый данный моментъ, кто его союзникъ и кто врагъ. Пока высшія сословія дѣйствовали въ томъ направленіи, которое согласовалось съ общенаціональными интересами, они чувствовали за собою извѣстную поддержку. Какъ только они спрятали общенаціональное знамя свободы и подмѣнили его своимъ сословнымъ значкомъ, народъ отрѣзалъ себя отъ нихъ и вступилъ въ борьбу съ ними.
   Это было и справедливо, и послѣдовательно.

Т. Богдановичъ.

"Современный Міръ", No 4, 1908

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов