Книговод

Божественная Комедия. Ад

Данте Алигьери


   

ДАНТЕ АЛИГІЕРИ.

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ

АДЪ

ИЗЛОЖЕНІЕ
С. ЗАРУДНАГО

ОБЪЯСНЕНІЯМИ И ДОПОЛНЕНІЯМИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія П. П. Сойкина, Вознесенскій проспектъ, No 47.
1887.

   

ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНІЕ.

   Посвященіе.
   Къ тому кто читаетъ.
   Источники.
   Подробное оглавленіе поэмы.
   Изложеніе поэмы.
   Приложенія: 1) къ пѣснѣ IV-й -- буквальный переводъ нѣсколькихъ стиховъ Данте. 2) Къ пѣснѣ ХІ-й -- лѣстница наказаній.
   Алфавитъ именъ.
   Погрѣшности.
   

ПАМЯТИ

АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬЕВИЧА

ГОЛОВНИНА.

   

КЪ ТОМУ КТО ЧИТАЕТЪ.

   Ессо le due vie, le quale abbiamo traversato divisi per trovarci pui tard! uniti nella monarchia con la quale fu fatta l'imita nazionale e con la quale fu aboli to il potere temporall del Papi. Opinione 18 Gennuio 1887.

Рѣчь Франческо Криспа по поводу смерти Мингети; 18 января 1887 г.

Я не сержусь на ѣдкій твой упрекъ;
На немъ печать твоей открытой силы,
И, можетъ быть, взыскательный урокъ
Ослабшія мои возбудитъ крылы.
Твой гордый гнѣвъ, скажу безъ лишнихъ словъ,
Утѣшнѣе хвалы простонародной;
Я узнаю судью моихъ стиховъ,
А не льстеца съ улыбкою холодной.
Плетневъ. Посланіе къ Пушкину.

   Аристотель призналъ, что въ поэзіи мы находимъ болѣе истины, чѣмъ въ исторіи,-- и вотъ передъ нами поэма Данте, написанная стихами XIV-го столѣтія -- "Божественная Комедія".
   Прошло 500 лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ она написана; печатать въ то время еще не умѣли,-- и ее бранятъ, порицаютъ,-- ее хвалятъ, ее возвышаютъ до небесъ и, чѣмъ больше вчитываешься въ то, что о ней было написано,-- тѣмъ менѣе понимаешь самую поэму и никакъ не можешь сознать: что же она -- хороша, или дурна.
   Шевыревъ сказалъ: "что въ морѣ купаться, то Данте читать," -- но переводчикъ относитъ эти слова не столько къ сочиненіямъ самого Данте, сколько къ необычайному множеству сочиненій объ немъ писанныхъ и могущихъ составить обширную библіотеку.
   Вольтеръ,-- этотъ разгадчикъ здраваго смысла,-- говоритъ: "исключите изъ Данте 60 или 80 великолѣпныхъ и вѣковѣчныхъ стиховъ,-- и у васъ останется туманъ, варварство, пошлость и невѣжество." Затѣмъ, онъ прибавляетъ: "но для меня гораздо важнѣе эти стихи, чѣмъ тысячи итальянскихъ сонетовъ, въ которыхъ нѣтъ никакого смысла. "
   Ламартинъ относится къ Данте едва-ли не строже, чѣмъ самъ Вольтеръ.
   Онъ говоритъ: "что-же создалъ Данте? вмѣсто безсмертной поэмы -- онъ создалъ какую-то флорентинскую газету, гдѣ изливаетъ злобу противъ своихъ современниковъ, -- но, прибавляетъ Ламартинъ,-- слогъ этой газеты погибнуть не можетъ и все достоинство поэмы -- это слогъ, или, правильнѣе,-- только отрывки слога."
   "Мы находимъ въ немъ грубую пошлость, доходящую до безстыдства, идеальную сущность схоластическаго Богословія, доходящую до испаренія и истощенія великой мысли,-- однимъ словомъ -- мы видимъ въ Данте великаго человѣка и дурную книгу."
   Но тотъ же Ламартинъ, въ своей вступительной рѣчи, по случаю избранія его академикомъ, сказалъ: "Данте кажется поэтомъ нашей эпохи, ибо каждая эпоха усыновляетъ и освѣжаетъ кого-нибудь изъ безсмертныхъ геніевъ, которые всегда современны -- сама она въ нихъ отражается; въ нихъ находитъ свой образъ и выборомъ своимъ обличаетъ свою собственную природу."
   Ривароль, въ своихъ объясненіяхъ къ переводу Данте въ прозѣ, доказываетъ, что "нѣтъ поэта, который ставилъ-бы столько силковъ своему переводчику; на каждомъ шагу онъ ему предлагаетъ разныя странности, загадки и угрозы,-- сравненія самыя отвратительныя, пошлые намеки, школьные термины и самыя низкія выраженія. Онъ ничего не презираетъ,-- и французскій дѣвственный языкъ возмущается его выраженіями".
   "Переводчику предстоитъ вѣчная борьба со слогомъ, алчущимъ поэзіи,-- со слогомъ богатымъ, но грубымъ".
   "Переводчикъ хочетъ нарисовать мысль автора,-- но пять или шесть строчекъ поэмы уже истощили всѣ его силы, и краски его всѣ изсякли".
   Одинъ изъ французскихъ критиковъ 1840 г., разбирая сдѣланныя до того времени во Франціи 10 переводовъ Данте отзывается очень неблагосклонно о переводѣ Ривароля. Онъ называетъ его смѣшнымъ и даже пошлымъ. "Смѣшно и грустно, говоритъ онъ, что Ривароль и Вольтеръ рѣшаются давать уроки художественности творцу Ада. Ривароль, напримѣръ, не переводитъ нѣкоторыхъ терцетовъ потому только, что они оскорбляютъ его вкусъ, или онъ преподаетъ Данте свою собственную миѳологію, не понимая того, что миѳологія поэта, какъ состоящая въ зависимости отъ его воззрѣній на ученіе святыхъ отцовъ о многобожіи, намѣренно удаляется отъ языческихъ преданій".
   При такомъ разнообразіи воззрѣній извѣстныхъ писателей, трудность перевода Божественной Комедіи очевидна.
   И вотъ, читатель, эту-то трудную задачу принялъ на себя переводчикъ, разсчитывая не столько на свои силы, сколько на развитіе нашего современнаго общества.
   Его поощрило къ этому труду замѣчаніе соотечественника Данте, Кастроджіовани, который призналъ необходимымъ переложить итальянскіе стихи Данте въ итальянскую прозу,-- потому, что эти стихи не всегда понятны даже для самихъ итальянцевъ.
   Кастроджіовани такъ выражается о "Божественной Комедіи*:
   "Глубокое мое уваженіе къ самодержавному поэту не можетъ воспретить мнѣ указать на недостатки его великаго творенія".
   "Такъ, мы встрѣчаемъ здѣсь: иногда совсѣмъ ложныя мысли, пошлыя выраженія, пустую игру словъ, низкіе и даже неприличные образы, странныя, рѣзкія и вообще нескладныя рифмы; но этихъ недостатковъ такъ мало, это такія ничтожныя пятна на солнцѣ, что если мы примемъ въ соображеніе тотъ вѣкъ, въ которомъ писалъ Данте, когда и самый итальянскій языкъ и его поэзія были только наборомъ словъ, называвшихся рифмами, но не имѣвшихъ внутренняго поэтическаго значенія, то мы не можемъ не согласиться съ Петраркою,-- который когда-то сказалъ: "Да! Алигіери -- это вождь нашего языка; его желаніе -- это власть, это сила".
   По мнѣнію Буркхардта, причисляющаго Данте къ поэтическимъ наставникамъ развитія просвѣщенія въ Италіи,-- "въ Божественной Комедіи поэта выражаются всѣ страсти и всѣ страданія жизни человѣческой".
   "Онъ рисуетъ ихъ въ самыхъ краткихъ чертахъ; два, три слова; два, три штриха; возгласъ мученика, выраженіе безсильной его злобы, вызываемое жестокими мученіями -- и картина готова; и эти видѣнія проходятъ и исчезаютъ какъ въ сумеркахъ; но ихъ забыть нельзя, потому что въ душѣ читателя впечатляется сразу вся картина,-- и ужасное движеніе тѣни, и безнадежный ея крикъ, и безконечная глубина души человѣческой".
   Наконецъ, одинъ изъ издателей Божественной Комедіи Ф. Уголини между прочимъ говоритъ,-- "что Данте, человѣкъ въ высшей степени вѣрующій, уважалъ значеніе папскаго престола, но преслѣдовалъ, безъ всякаго милосердія, неправильныя дѣйствія папъ и высшаго духовенства. Преступленія государей, великихъ людей и даже друзей своихъ онъ порицалъ, не обращая вниманія на лица, но за то пользовался всякимъ случаемъ, чтобы выставлять и возвышать въ глазахъ общества ихъ добродѣтели. Въ теченіе своего продолжительнаго изгнанія онъ жилъ въ разныхъ городахъ Италіи и умеръ въ Равенѣ 14-го Сентября 1321 г. Онъ писалъ въ стихахъ и въ прозѣ, по итальянски и по латыни. Онъ былъ почти создателемъ нашего языка, и довелъ его до той степени совершенства, которую превзойти почти невозможно и во всякомъ случаѣ очень трудно".
   "Въ поэму свою онъ включилъ, не только глубокія изслѣдованія о мірахъ вещественномъ и нравственномъ, но и весь свѣтъ науки, извѣстной его современникамъ. Его поэма не нуждается въ похвалѣ. "Данте это солнце! ему стоитъ только показаться"!
   Почти также выражается и нашъ писатель Шевыревъ въ своей статьѣ "Данте и его вѣкъ": "Геній внезапенъ, какъ свѣтъ во вселенной, какъ человѣкъ между тварями, какъ все божественное въ земномъ. Рожденіе его объясняется однимъ безусловнымъ: да будетъ. Таково было въ Италіи явленіе Данте".
   Мнѣніе Ламене о Данте можно выразить слѣдующими словами: "Да! говоритъ онъ, конечно, у Данте есть иносказанія (метафоры) болѣе странныя, чѣмъ смѣлыя, оскорбляющія вкусъ выходки (bizarreries), но это все единственно для того, чтобы въ буквальномъ смыслѣ стиха стушовывался истинный его смыслъ, представлявшій въ то время изъ себя государственное преступленіе, караемое кострами, гдѣ сжигались живые люди, и всѣми орудіями инквизиціи, показываемыми теперь любопытнымъ путешественникамъ какъ архивныя древности во дворцѣ Венеціанскихъ дожей и въ церкви Святого Марка въ Венеціи".
   "Данте, нерѣдко однимъ словомъ, какъ будто брошеннымъ въ море словъ, возбуждаетъ въ читателѣ нѣсколько разнообразныхъ и даже разнорѣчивыхъ понятій ".
   "На современниковъ автора Божественная Комедія произвела потрясающее впечатлѣніе. Даже необразованныя женщины, встрѣчаясь съ нимъ на улицѣ, говорили другъ другу: вотъ тотъ человѣкъ, что въ адъ пошолъ и вышелъ оттуда живымъ". (Lam. p. LXV).
   Потомъ слава поэта начала упадать и потому именно, что высшее католическое духовенство стало разъяснять его книгу въ своемъ духѣ: мысль автора исказилась, и люди не захотѣли читать книги. Въ Мартѣ 1771 г. Вольтеръ писалъ къ Беттинели: "мнѣ нравится ваша смѣлость, съ которою вы говорите, что Данте сумасшедшій, а его поэма чудовище, но въ этомъ чудовищѣ есть какія нибудь 50, 60 строфъ -- выше его времени -- они убиваютъ тысячи сонетовъ, зарождающихся и умирающихъ въ долинахъ Италіи, между Миланомъ и Отранто".
   Можно думать, что Вольтеръ своимъ рѣзкимъ замѣчаніемъ возстановилъ славу Данте; по крайней мѣрѣ съ того времени она стала возрастать,-- но на бѣду, толкователи Данте перешли изъ одной крайности въ другую. Данте поставили на пьедесталъ; сдѣлали его самодержавнымъ поэтомъ, стали признавать его непогрѣшимымъ, вдохновеннымъ поэтомъ и даже пророкомъ.
   Усиленныя похвалы вызвали за собою усиленныя порицанія: стали указывать на скуку чтенія такой непонятной и однообразной фантазіи, витающей въ мрачныхъ дебряхъ ада.
   "Нельзя отвергать справедливости подобныхъ замѣчаній, говоритъ Ламене: разныя подробности, въ коихъ излагаются ложныя его воззрѣнія на науку, запутанныя разсужденія о философскихъ и богословскихъ началахъ дѣлаютъ безъ всякаго сомнѣнія нѣкоторыя части поэмы растянутыми, скучными,-- но не надо забывать, что иное, возбуждающее теперь скуку, во время жизни автора поражало своею новостью и всѣхъ увлекало и глубиною философскаго ученія и возможностью указаннаго имъ Божественнаго правосудія". (Lamennais p. LXV, LXVI).
   Вникнувъ въ размышленія такихъ писателей, какъ Вольтеръ, Ламене, Ривароль, Ламартинъ, Петрарка,-- трудно не согласиться съ тѣмъ, что для того, чтобы сказать по русски что нибудь новое и важное о Данте и его значеніи, послѣ множества сочиненій извѣстныхъ его толкователей, почти на всѣхъ европейскихъ языкахъ,-- необходимо было-бы перевести на русскій языкъ не только всю "Божественную Комедію", но и "Новую жизнь" (Vita nuоva) и, въ особенности сочиненіе о значеніи Монархической власти -- (la Monarchiа); но переводчикъ до сихъ поръ могъ совладать только съ "Адомъ", т. е. съ первою частью "Божественной Комедіи* и, не взирая на все свое желаніе попасть въ "Чистилище" и даже въ "Рай", не знаетъ, будетъ-ли оно осуществлено, и здѣсь ограничивается самыми краткими замѣтками относительно жизни Данте и вліянія его творенія на развитіе итальянскаго языка.
   Боккачіо (Воссасе) описалъ и дѣтство, и отрочество, и юность Данте, другіе писатели: Villani, Benvenuto da Imola, дополнили исторію жизни этого человѣка. Всякій учоный знаетъ ее во всѣхъ подробностяхъ; вотъ почему, вмѣсто того, чтобы писать подробно о жизни Данте, въ чомъ очевидно нѣтъ никакой надобности, -- переводчикъ рѣшился нарисовать здѣсь эту жизнь въ самыхъ краткихъ чертахъ.
   Дуранте, или правильнѣе, потому что это всѣми принято, Данте родился во Флоренціи, въ Мартѣ 1265 г., отъ знаменитыхъ, по своему происхожденію, родителей. Онъ былъ еще ребенкомъ, когда отецъ его умеръ; будучи еще девяти лѣтъ отъ роду, Данте влюбился или вообразилъ, что влюбился въ Беатриче или Биче, дочь Фолько Портинари, важнаго гражданина Флоренціи. Беатриче была красавица, но душою, вѣрою въ Бога и умомъ своимъ она превосходила свою красоту и,-- умерла 25 лѣтъ. Все, что есть лучшаго на землѣ вызывается въ свое время Всемогущимъ на небо.
   Смерть эта, какъ говорятъ писатели, потрясла Данте и вызвала его поэтическое вдохновеніе.
   Онъ пытался поступить въ монахи и даже надѣлъ на себя францисканскій поясъ, которымъ потомъ хотѣлъ поймать извѣстную пантеру (пѣснь I, стр. 31--36), но затѣмъ бросилъ это трудное намѣреніе.
   Не взирая на свою неосуществимую и неосуществившуюся идеальную страсть къ Биче,-- смерть которой будто бы имѣла самое сильное вліяніе на его жизнь и на его произведенія,-- онъ вступилъ въ законный бракъ. Говорятъ, что жена его, Gemma Donatі, своимъ сквернымъ характеромъ сдѣлала его несчастнымъ; но едва ли это справедливо; у нихъ было пять сыновей и одна дочь, которую онъ назвалъ Биче,-- она поступила потомъ въ монахини.
   Три сына умерли молодыми; другіе два были писателями и одинъ изъ нихъ толковалъ даже сочиненія своего отца.
   У то Фосколо доказываетъ, и довольно подробно, что Джемма была въ высшей степени порядочная женщина, занимавшаяся воспитаніемъ своихъ дѣтей, и если Данте ее оставилъ, то вовсе не потому, чтобы онъ не любилъ ее, а потому что онъ былъ въ изгнаніи и не хотѣлъ вовлечь въ то-же наказаніе и жену и все свое семейство.
   Какъ человѣкъ просвѣщонный, Данте не могъ не принимать участія въ общественныхъ дѣлахъ своего отечества. Гвельфъ, онъ сражался съ Гибелинами, и потомъ, когда сами Гвельфы его прогнали, онъ перешолъ на сторону Гибелиновъ.
   Заслужившій общее вниманіе своею скромностью и твердостью своего характера, онъ четырнадцать разъ былъ назначаемъ посланникомъ къ разнымъ государямъ, или выражаясь правильнѣе, тиранамъ того времени,-- а съ 15-го Іюня по 15-е Августа 1300 г. былъ однимъ изъ важнѣйшихъ сановниковъ флорентинской республики (priore).
   Это назначеніе послужило поводомъ къ изгнанію его изъ Флоренціи. Съ тѣхъ поръ, какъ привидѣніе, скитался онъ по всѣмъ дорогамъ Италіи и не имѣлъ ни минуты покоя; онъ искалъ его и, когда случайно, передъ смертью зашолъ въ одинъ монастырь, то на вопросъ встрѣтившаго его монаха "чего ты ищешь", отвѣчалъ: "я ищу спокойствія". Такимъ образомъ Данте окончилъ жизнь въ изгнаніи, въ"нищетѣ и въ страданіяхъ. Судьба его напоминаетъ судьбу Гомера, Овидія, Тасса, Камоэнса и Мильтона.
   Геній дается людямъ не даромъ, и еслибы кто-либо зналъ, чѣмъ онъ долженъ пожертвовать для того, чтобы заслужить славу на землѣ, то едва-ли согласился-бы принять этотъ великій и ужасный даръ природы. Скорѣе, какъ Спаситель, онъ сказалъ-бы: "Да мимо идетъ отъ меня чаша сія"!... (Еванг. Матѳ., гл. XXVI, ст. 39; Марка Ев. XIV, ст. 35; Луки Ев. XXII, ст. 42).
   Истинный смыслъ Божественной Комедіи, несмотря ни на указанія, сдѣланныя поэтомъ, ни на безчисленныя ея объясненія -- до сихъ поръ остается во многихъ мѣстахъ непонятнымъ. Самъ Данте такъ отзывается о смыслѣ своего сочиненія: "чтобы понять то, что я скажу, надобно знать, что смыслъ моей работы не всегда ясенъ, и можно сказать, что ее слѣдуетъ толковать различно; можно понимать мысль въ буквальномъ смыслѣ слова, и можно выводить его изъ самой сущности предметовъ, словами выражаемыхъ".
   Первый смыслъ называется буквальнымъ, второй -- иносказательнымъ (аллегорическимъ) и нравственнымъ. Вотъ почему нужно сначала вникнуть въ буквальный смыслъ поэмы, а потомъ въ иносказательный (аллегорическій). Въ буквальномъ смыслѣ поэма говоритъ только о состояніи души послѣ смерти,-- но въ иносказательномъ можно многое вывести изъ тѣхъ-же самыхъ словъ, что говоритъ поэтъ объ этомъ адѣ, гдѣ мы, странствуя въ теченіе своей жизни, оказываемся иногда достойными, а иногда недостойными дѣйствительнаго счастья.
   Переводчикъ, стараясь перевести Данте сколь возможно ближе къ подлиннику, обязанъ былъ въ нѣкоторыхъ, впрочемъ весьма немногихъ мѣстахъ (что всякій внимательный читатель можетъ провѣрить по цифрамъ терцетовъ каждой пѣсни) держаться смысла иносказательнаго. Онъ хотѣлъ придать возможное сочувствіе поэмѣ, утрачивающей его не въ силу недостатковъ, а въ силу своей древности. Съ теченіемъ времени буквальный смыслъ, минувшая красота слога, утрачиваютъ свое значеніе, а смыслъ иносказательный получаетъ еще болѣе важности и распространяется надъ болѣе широкимъ горизонтомъ.
   Но кромѣ того, переводчикъ долженъ сказать нѣсколько словъ о цѣли перевода, который, въ виду нѣкоторыхъ вставокъ въ самой поэмѣ, онъ назвалъ изложеніемъ.
   Существенная мысль перевода и, нужно сказать, мысль довольно смѣлая, состоитъ въ томъ, чтобы включить въ самую поэму важнѣйшія историческія и философскія ея толкованія.
   Многіе могутъ сказать, что переводчикъ захотѣлъ дополнить Данте,-- отвѣтъ на это одинъ: онъ не дополняетъ, а только разъясняетъ мысль поэта. Безъ этихъ разъясненій нынче самая поэма останется непонятною, трудною и скучною для чтенія, и потому утрачиваетъ свое практическое значеніе.
   По мнѣнію переводчика, Данте является прежде всего богословомъ, историкомъ, моралистомъ, правовѣдомъ, мудрецомъ,-- а потомъ уже поэтомъ. Переводя его въ прозѣ, переводчикъ вовсе не отрицаетъ поэтическихъ достоинствъ переводимой имъ поэмы,-- но обращаетъ болѣе вниманія на автора, какъ на историка, почти исключительно какъ на мудреца и правовѣда. По этимъ предметамъ толкованія писателей вводятся въ поэму, но въ сущности ихъ весьма немного и они легко отличаются уже потому, что всякій терцетъ поэмы означенъ своими цифрами. Для учоныхъ это совершенно достаточно,-- они сразу увидятъ, что прибавлено въ переводѣ, но переводъ дѣлается не только для учоныхъ, но и вообще для образованной публики, которой нѣтъ надобности преслѣдовать переводчика съ особеннымъ ожесточеніемъ за историческія и философскія его вставки въ самый текстъ поэмы.
   Смотря на Данте съ такой точки зрѣнія, переводчикъ, конечно, не рѣшился изложить его поэму въ русскихъ стихахъ, а перевелъ ее въ прозѣ. Ему даже кажется, что самое намѣреніе переводить Данте стихами ослабляетъ его истинное значеніе, и всѣ переводы "Божественной Комедіи" въ стихахъ, какъ русскіе, такъ и французскіе. и даже англійскіе, по мнѣнію переводчика,-- не вполнѣ выражаютъ истинный смыслъ поэмы.
   Переводчикъ постоянно оставался въ предѣлахъ мысли поэта,-- и употреблялъ всѣ свои усилія къ тому, чтобы въ его прозѣ выражалась, сколько возможно, поэтическая сторона стиховъ этого лебедя рѣки Арно.
   Дантовскія иносказанія (метафоры) не могли не стѣснять переводчика, но все-же, онъ старался удержать въ русскомъ языкѣ такія выраженія, какъ напримѣръ: гдѣ воздухъ трепещетъ; гдѣ дождь не играетъ; гдѣ звуки не грѣютъ; гдѣ вѣтеръ не свѣтитъ; гдѣ солнце молчитъ; гдѣ лучи солнца нѣмѣютъ; гдѣ стрѣлы подкованы желѣзомъ состраданія и т. п.
   Вообще переводчикъ очень мало пользовался своимъ правомъ не стѣсняться словомъ автора,-- но за то постоянно оставался въ предѣлахъ мысли творца созданія и, если сдѣлалъ въ немъ весьма немногія дополненія и разъясненія, то дѣлая ихъ на основаніи своихъ воззрѣній, имѣлъ постоянно въ виду толкованія извѣстныхъ писателей.
   Трудная, тяжолая обязанность достается на долю переводчика: онъ вступаетъ въ открытую борьбу съ творцомъ творенія, имъ переводимаго и, чѣмъ лучше это твореніе, тѣмъ страшнѣе становится положеніе переводчика. Бороться съ Данте, съ его "Адомъ",-- это дѣло, во всякомъ случаѣ, трудное, но если вспомнить, что онъ писалъ свою "Божественную Комедію" болѣе 500 лѣтъ тому назадъ, и что потомъ, въ теченіе послѣдующихъ столѣтій, разгадывались его неразгаданныя мысли, то трудъ переводчика нѣсколько облегчается: ему становится легче, опираясь на сочиненія извѣстныхъ толкователей автора, на событія, совершившіяся послѣ печатнаго изданія его книги,-- думать, говорить и писать о его твореніи. Но въ немъ на каждомъ шагу являются новыя затрудненія, новыя препятствія:-- то Данте является страшнымъ и ужаснымъ, но справедливымъ судьею,-- то онъ является пѣвцомъ "любви и нѣги страстной", то авторомъ какой-то "Комедіи", которую другіе называютъ "Божественною",-- а онъ занимаетъ читателя безобразными драками между чертями и чертенятами, то наконецъ издателемъ этико-философской поэмы, основныя начала которой подкрѣпляются безразлично примѣрами изъ библіи, миѳологіи, исторіи и изъ этики Аристотеля, такъ что читатель недоумѣваетъ съ кѣмъ имѣетъ дѣло: съ богословомъ, моралистомъ, историкомъ или миѳологомъ. Но Шевыревъ, въ своихъ критическихъ статьяхъ о Данте 1834 г., весьма справедливо замѣчаетъ, что значеніе миѳологіи въ его поэмѣ есть чисто историческое.
   Рѣшившись сдѣлать на современномъ языкѣ толковое изложеніе "Ада" и, слѣдовательно, вступая какъ-бы въ открытую борьбу съ суровымъ авторомъ поэмы, переводчикъ самымъ изложеніемъ своимъ доказываетъ, что онъ вовсе не соперникъ его, что онъ по что иное, какъ только его поклонникъ.
   Въ Revues de deux mondes 1840 года (т. XXIV стр. 454 и слѣд.), мы между прочимъ читаемъ.
   "Очевидно, что Данте есть поэтъ Христіанства, какъ Гомеръ толкователь язычества. Божественная Комедія -- это сестра Одиссеи съ точки зрѣнія языка и богословія; ибо точно также какъ Гомеръ создалъ греческій языкъ своего времени, такъ и Данте создалъ итальянскій языкъ XIV столѣтія; какъ Одиссея выясняетъ все богословіе язычества, такъ и поэма Данте выясняетъ богословіе Христіанства".
   "Трудно перевесть Данте, не зная Гомера. Немногіе понимаютъ эту мысль, и въ числѣ этихъ немногихъ необходимо считать самихъ переводчиковъ".
   "Расинъ конечно имѣлъ качества великаго поэта и зналъ въ совершенствѣ греческій языкъ, но кажется, что онъ лучше понималъ слова и выраженія, но вовсе не мысли произведеній творца Одиссеи".
   "Данте трудно поддается переводу по двумъ причинамъ: слова и рѣчи его понять трудно, но еще труднѣе понять его мысли".
   "Божественная Комедія считается составленною въ 1300 г., т. е. нѣсколько позже хроники Жуанвиля, но что сдѣлалось вскорѣ послѣ того во Франціи, то сдѣлалось и вездѣ: языкъ измѣнился. Нельзя сказать, чтобъ Вольтеръ писалъ языкомъ Жуанвиля; или Метастази языкомъ Данте; такъ что знающіе итальянскій языкъ на столько, чтобъ читать Метастази, Манзони, уго-Фосколо, не понимаютъ Данте".
   "Переводчикъ Данте долженъ быть человѣкъ, изучившій досконально не только итальянскій языкъ, но и литературу среднихъ вѣковъ и, притомъ желательно, чтобъ этотъ человѣкъ и родился даже въ Италіи".
   "Можетъ ли, напримѣръ, какой нибудь нѣмецъ изучить такъ французскій языкъ, чтобы читать безъ затрудненія Паскаля, Брантани, Кольсина, Фруасара. Жуанвиля и Виль-Гардуена, которые хотя всѣ писали по французски, но тѣмъ не менѣе писали на шести различныхъ языкахъ".
   "Божественная Комедія есть эпопея, вызванная ученіемъ Аристотеля; она предлагаетъ и разрѣшаетъ всѣ вопросы, относящіеся къ человѣку вообще, къ человѣку живому и мертвому. По мѣрѣ того какъ поэтъ сходитъ въ адъ, въ чистилище, въ рай, онъ встрѣчаетъ тѣла, тѣни, свѣтовые образы, -- это можетъ быть мертвые люди на землѣ, сошедшіе еще живыми въ адъ, а можетъ быть это только ихъ призраки; Данте задаетъ имъ вопросы, а они съ своей стороны его спрашиваютъ о злобахъ дня, и въ этихъ вопросахъ и отвѣтахъ заключаются отдѣльные очерки исторіи среднихъ вѣковъ.
   Если Данте чего не понимаетъ, онъ проситъ разъясненія у Виргилія, т. е. изучаетъ его сочиненія, но Виргилій не идетъ далѣе чистилища, за то въ раю поэтъ встрѣчаетъ Биче, олицетвореніе Богословія, и она ему разъясняетъ то, чего не могъ понять Виргилій, а если и этого мало, Данте обращается къ изученію твореній святыхъ отцовъ и апостоловъ -- неясныя еще мысли онъ развиваетъ на основаніи ученій Платона, Аристотеля и Авероеса, а за тѣмъ, прибѣгаетъ къ схоластикѣ, этой державной средневѣковой наукѣ. Онъ изучаетъ всѣ споры схоластиковъ Абеляра, Петра Ламбардскаго Св. Бенвенута, Св. Бернара, Св. Ѳомы Дакилея, всѣ правила, каноны и постановленія соборовъ".
   Однимъ словомъ Данте -- это цѣлый міръ: нужны плечи Ахиллеса, чтобъ перенести его на себѣ; какъ-же мы можемъ представить несчастнаго переводчика, взявшаго на себя неблагодарный трудъ передать своимъ соотечественникамъ Данте и его ученіе.
   Villemain (Вильменъ), разбирая въ публичномъ засѣданіи французской академіи наукъ (1854) переводъ ада Данте, Ратисбонна (l'enfer traduit en vers. 1856), сказалъ, что "передавать Божественную комедію Данте стихъ за стихомъ, сохраняя рѣзкости и странности его слога, силу языка, своеобразные обороты и все то высокое, что онъ высказалъ въ простыхъ словахъ,-- трудно, не покрывая ихъ румянами современнаго изящества, иногда доходящаго до пошлости. Еще труднѣе избѣгать буквальнаго перевода, который, съ своей стороны, требуетъ новаго перевода. Я знаю, что настоящіе, лучшіе переводчики Данте, -- это музыканты, живописцы и скульпторы. Они отчеканиваютъ его первообразъ. Самыя важныя знаменитости занимались этого рода переводами Данте; укажемъ на Джіотто, Перуджино, Микель-Анджелло, Рафаэля,-- развѣ это не настоящіе толкователи. А въ наше время, когда кисть Ари Шеффера воспроизвела на полотнѣ дѣвственное, невинное и страстное изображеніе Франчески-да-Римини, развѣ художникъ не сдѣлалъ изъ этого поэтическаго сна единственный въ свѣтѣ переводъ, который можно поставить на ряду съ подлинникомъ .
   Ferrazzi, (Manuale Dantesco, v. II, р. 360--70, 1865), исчисляетъ болѣе 120 произведеній живописи и скульптуры, вдохновленныхъ сочиненіями Данте. Въ другомъ мѣстѣ онъ насчитываетъ 40 музыкальныхъ произведеній, посвящонныхъ образамъ "Божественной комедіи": въ числѣ этихъ произведеній онъ указываетъ на извѣстную симфонію Листа "Божеств. ком." (Fer. М. D., v. III, р. 210--12), сыгранную въ Петербургѣ къ большому удовольствію русской публики, въ декабрѣ минувшаго года.
   Маколей, въ своихъ историческихъ и критическихъ опытахъ, разбирая Мильтона, сравниваетъ его книгу Потерянный Рай съ Адомъ Данте. По важности и мѣткости его критики здѣсь излагаются нѣкоторыя выдержки изъ его сочиненія.
   "Единственная поэма среднихъ вѣковъ, говоритъ Маколей, которую можно сравнить съ Потеряннымъ Раемъ, это Божественная Комедія. Предметъ эпопеи Мильтона въ нѣкоторыхъ чертахъ похожъ на основную задачу поэмы Данте, но изложеніе содержанія не имѣетъ много сходства. Нѣтъ лучше средства разъяснить нашего родного великаго поэта, какъ сравнивъ его съ отцомъ тосканской литературы."
   "Поэзія Мильтона отличается отъ поэзіи Данте также какъ и іероглифы Египта отъ письменъ Мексики. Личности, которыхъ Данте приводитъ, говорятъ за себя; личности Мильтона имѣютъ значеніе часто понятное только посвящоннымъ въ его задачу. Какъ бы странно, какъ бы уродливо ни было то явленіе, которое Данте принимается описывать, онъ никогда не отступаетъ отъ своего намѣренія. Онъ передаетъ намъ образъ, цвѣтъ, звукъ, запахъ, вкусъ описываемымъ предметовъ, сосчитываетъ числа, измѣряетъ величину и ширину предмета; его сравненія объясняютъ самое странствованіе въ аду; они являются наглядно, не для красоты слога, а для разъясненія смысла поэмы. Здѣсь нѣтъ ничего общаго съ Мильтономъ. Такъ, развалины рва, который ведетъ отъ шестого къ седьмому кругу ада, напоминаютъ осколки скалы, обрушившейся въ рѣку Ечь, недалеко отъ Тріента. Водопадъ Флегетона похожъ на водопадъ Аквакета, близь монастыря св. Бенедикта; мѣсто, гдѣ заключены еретики въ пылающихъ гробницахъ, напоминаетъ большое кладбище возлѣ Арли."
   "Точныя мелочи Данте рѣзко выдаются предъ смутными внушеніями Мильтона; приведемъ нѣсколько примѣровъ; англійскій поэтъ никогда не думалъ опредѣлять размѣръ сатаны."
   "Онъ намъ даетъ самое смутное понятіе о величинѣ этого остова. Въ одномъ мѣстѣ поэмы злой духъ лежитъ далеко растянувшись въ длину, захвативши подъ себя множество саженъ пространства, равняясь по величинѣ земнороднымъ врагамъ Юпитера или морскому чудовищу, которое морякъ ошибкою принимаетъ за островъ. Готовясь къ бою съ ангелами онъ становится подобнымъ Тенерифскому пику или горѣ Атласу: голова его касается неба. Сравните это описаніе съ Немвродомъ Данте (XXXI 76). Въ сатанѣ Мильтона является неясная фантазія воображенія, а въ Немвродѣ -- отчотливое изображеніе великана, поражающее чувство наше своею громадностью. Сравните опять домъ Лазаря въ 11-ой книгѣ Потеряннаго Рая съ послѣднимъ мѣстомъ злой ямы (Malebolge) у Данте. Мильтонъ избѣгаетъ отвратительныхъ подробностей и скрывается за неясными и страшными образами. Отчаяніе спѣшитъ отъ одного одра къ другому, чтобъ мучить страдальцевъ своими услугами, а смерть, потрясающая надъ ними своимъ копьемъ, медлитъ вопреки мольбамъ ихъ, поразить несчастныхъ. Данте говоритъ: тамъ былъ такой стонъ, какой могъ быть на землѣ, если бы всѣ больные, находящіеся лѣтомъ въ госпиталяхъ Вальдикіяны, и Тосканскихъ и Сардинскихъ болотъ, были бы собраны всѣ вмѣстѣ въ одной ямѣ; и такое зловоніе выходило оттуда, какъ бываетъ отъ испорченныхъ труповъ" (XXIX, 46--51).
   "Мы не хотимъ брать на себя опасной обязанности опредѣлять преимущество одного поэта надъ другимъ. Каждый въ своемъ родѣ несравнененъ и каждый мудро или счастливо избралъ себѣ предметъ, свойственный выставить его особенный талантъ съ наиболѣе выгодной стороны".
   "Божественная Комедія представляетъ собою разсказъ очевидца. Данте самъ видѣлъ и слышалъ то, что онъ разсказываетъ. Онъ именно и есть тотъ самый человѣкъ, который слышалъ, какъ мучимые грѣшники кричатъ, и требуютъ другой смерти, онъ читалъ суровыя слова на вратахъ, ведущихъ туда, гдѣ нѣтъ мѣста надеждѣ, онъ старался скрыть свое лицо отъ ужасовъ Горгоны, убѣгалъ отъ крючьевъ и смоляной ямы, гдѣ его преслѣдовали Барбаричіо и Драгиніацо съ своими пособниками. Его собственныя руки ощущали косматые бока Люцифера, его ноги взбирались на гору искупленія и чело его было намѣчено очистительнымъ ангеломъ".
   "Читатель съ недовѣріемъ и отвращеніемъ отвергнулъ бы подобную сказку, еслибы она не была запечатлѣна характеромъ самой строгой правдивости, и въ особенности трезвости въ изображеніи ужасовъ, а также необычайною точностью и разнообразіемъ въ описаніи мелкихъ подробностей".
   "Изъ всѣхъ поэтовъ, которые вводили въ свои сочиненія сверхъестественныя существа, Мильтонъ достигъ наибольшаго успѣха. Здѣсь Данте положительно ему уступаетъ".
   "Поэзія, имѣющая дѣло съ неземными существами, должна быть и таинственна и живописна. Такова именно поэзія Мильтона. Поэзія Данте дѣйствительно живописнѣе всего, что было когда либо написано. Впечатлѣніе дѣлаемое ею почти равняется вліянію производимому кистью или рѣзцомъ. Его сверхъестественныя существа возбуждаютъ любопытство, несвойственное существамъ сверхъестественнымъ. Мы чувствуемъ, что могли бы говорить съ его духами и чертями, неиспытывая волненій неземного страха. Ангелы Данте добрые люди съ крыльями. Его дьяволы злобные и безобразные палачи. Его грѣшники тѣ же живые люди. Сцена между поэтомъ и Фаринатою поразительна. Но Фаринато въ пылающей могилѣ и на кострѣ -- это одна и та же личность. Первое свиданіе Данте съ Беатриче необыкновенно трогательно. Эта прелестная женщина, укоряющая съ нѣжною строгостью своего возлюбленнаго, любитъ его за его любовь, но не можетъ не осуждать его пороковъ".
   "Духи Мильтона не похожи на духовъ прочихъ писателей. Его злые духи удивительныя созданія: это но умственныя отвлеченія, не злобные люди, не безобразные звѣри". "У нихъ нѣтъ ни роговъ, ни хвостовъ, ни другихъ, неясныхъ, туманныхъ и ужасающихъ образовъ (fee-faw-fum) {Слово fee-faw-fum употребляютъ въ Англіи нянюшки, чтобы пригрозить, застращать, или правильнѣе успокоить дѣтей чертями и чертенятами. Тибленъ въ 1860 г. издалъ переводъ сочиненій Маколея, гдѣ статья о Мильтонѣ переведена подъ редакціей г. Думшина и гдѣ слово fee-faw-fum переведено словомъ белиберда. Слово оскорбительное для Тасса и Клопштока, а въ особенности для самого Маколея. Въ данномъ случаѣ необходимо перевести это слово тремя: туманные и ужасающіе образы. Примѣчаніе переводчика:} Тасса и Клопштока. Они имѣютъ съ человѣческою природою на столько общаго на сколько это необходимо, чтобъ сдѣлаться доступными обыкновеннымъ человѣческимъ понятіямъ". (Macaulay Critical and historical essays. Vol. 1. Milton стр. 17-24, 1850).
   Художникъ Стюрлеръ, посвятившій всю свою жизнь изученію твореній Данте, этого Гомера христіанства, оставилъ по смерти своей 110 рисунковъ, изображающихъ "Божественную Комедію" Данте, т. е. перевелъ его поэму на языкъ Тиціана, Леонарда, Рафаэля и Микель-Анджелло.
   Въ статьѣ своей, о работахъ Стюрлера, одинъ изъ современныхъ намъ художниковъ доказываетъ, какъ трудно переводить художественное произведеніе съ одного языка на другой и въ особенности съ одного художества на другое; онъ замѣчаетъ, между прочимъ, что всѣ, желавшіе переводить правильно и вѣрно какое-нибудь важное произведеніе, понимаютъ непреодолимыя трудности этой неблагодарной работы. Слова не выражаютъ всей мысли, въ ней заключающейся; они пропитаны и средою, и происхожденіемъ, и обычаями, и загадками, и всѣми условіями того времени, когда жилъ человѣкъ, создавшій извѣстное твореніе; и всѣ эти нѣжные, почти незамѣтные и неуловимые оттѣнки утрачиваются, когда слова передаются съ одного языка на другой. Вотъ почему переводчикъ не можетъ стѣсняться словами; онъ долженъ ловить мысль, угадывать задачу человѣка, изъ котораго онъ создалъ себѣ соперника. Художественное, въ своемъ первообразѣ, твореніе должно быть еще художественнѣе въ переводѣ, а тамъ, гдѣ нѣтъ мысли, нѣтъ и художества.
   Но и этого мало; какъ-бы ни было велико самопожертвованіе переводчика, онъ не можетъ заглушить, задавить въ самомъ себѣ или искоренить изъ самого себя свои собственныя убѣжденія: онъ, конечно, понимаетъ то, что читаетъ, но ему нужно передать мысль творенія такъ именно, какъ самъ онъ его понимаетъ.
   Онъ дѣлаетъ переводъ своеобразный: да это иначе и быть не можетъ, ибо онъ переводитъ поэму, а не кто другой, и онъ не можетъ отрѣшиться отъ самого себя.
   Но развѣ можетъ онъ передавать какія-бы то ни было мысли не такъ какъ онъ самъ, а какъ другіе ихъ понимаютъ.
   Все это указываетъ не столько на достоинства, сколько на недостатки настоящаго перевода, ибо этотъ переводчикъ-труженикъ такой-же грѣшный человѣкъ, какъ и всѣ другіе.
   Онъ чувствуетъ, что выраженіе автора или слишкомъ длинно, или слишкомъ кратко, онъ находитъ въ немъ ненужное умолчаніе, вызывавшееся какими-нибудь условіями минувшаго времени, или видитъ утратившую свое значеніе печать цензуры, или сравненіе иногда неясное, иногда совсѣмъ неправильное. Онъ не можетъ противустать прирожденному ему искушенію, выразить не слова, а самую мысль творца творенія.
   Какъ музыкантъ, подбирающій подходящіе звуки къ сладкозвучному пѣнію какой-нибудь знаменитой пѣвицы, желающій наслаждаться не своею игрою, а поразительною нѣгою е я удареній и возгласовъ, смягчаетъ все болѣе и болѣе свои музыкальные порывы; --
   какъ актеръ, изучившій и составителя драмы, и личность, которую онъ долженъ изобразить предъ своими слушателями, выражаетъ не свои собственныя измышленія, а мысль человѣка, выдвинувшаго идею изъ болота обыденныхъ понятій;--
   какъ ваятель, желающій, во чтобы то ни стало, изъ мертваго вещества создать существо живое и рѣзцомъ своимъ одухотворить мраморъ,--
   какъ художникъ, изображающій на полотнѣ все прекрасное, все нѣжное, привлекательное и успокоительное,-- желая передать природу, какъ природу, вдругъ видитъ въ ней какіе-то злодѣйскіе образы и разчерняетъ чернилами розовый цвѣтъ, руководящій самою мыслью о художествѣ,--
   какъ земледѣлецъ, дрожащій надъ всѣми послѣдствіями своей ежедневной, ежечасной и даже ежеминутной работы, сражается съ самою природою,--
   такъ точно и переводчикъ, излюбившій автора, не можетъ не подойти къ нему сколь возможно ближе: онъ долженъ вслушаться въ его слова, и что еще важнѣе,-- вникнуть въ его мысли, и если этотъ труженикъ достигнетъ своей цѣли, и даже если онъ ее не достигнетъ, то все же онъ долженъ подѣлиться мыслью не только съ учеными писателями, но даже и съ людьми обыденными. Онъ долженъ бороться съ природою, т. е. съ тѣми закоренѣлыми привычками, которыя обыкновенно выражаются иностраннымъ словомъ: рутина.
   Въ прошедшемъ столѣтіи Беккарія написалъ свою извѣстную книгу о преступленіяхъ и наказаніяхъ. Чрезъ два года послѣ выхода ея въ свѣтъ, аббатъ Мореллетъ перевелъ ее на французскій языкъ и, посылая ее автору, извинялся въ томъ, что онъ, въ качествѣ переводчика, "рѣшился перемѣнить расположеніе нѣкоторыхъ частей сочиненія".
   Не возражая противъ передѣлокъ, Беккарія замѣтилъ Мореллету, что когда онъ писалъ свою книгу, то ему представлялись образы Макіявеля, Галилея, Джіаноне, и казалось, что онъ слышалъ звукъ цѣпей, потрясаемыхъ суевѣріемъ, и крики изувѣровъ, заглушающіе стоны истины: "это ужасающее зрѣлище, говоритъ Беккарія, вызвало во мнѣ рѣшимость затемнять иногда свѣтъ облаками. Я желалъ защищать человѣчество, но не хотѣлъ быть его жертвою."
   И это писалъ Беккарія въ XVIII столѣтіи; что же могъ думать и ожидать Данте, излагавшій терцеты свои за 400 предъ тѣмъ лѣтъ? могъ ли онъ говорить открыто свои мысли,-- или тоже затемнялъ свѣтъ облаками?-- и не долженъ ли переводчикъ сколько можетъ разгонять эти облака и освѣщать картины изслѣдованіями науки.
   Конечно, переводчикъ Данте не можетъ считать себя въ такихъ же отношеніяхъ къ нему, въ какихъ Мореллетъ былъ къ Беккаріи; они были современники и, живые, переписывались между собою,-- а переводчикъ родился ровно черезъ 500 лѣтъ по смерти Данте (1321), слѣдовательно въ здѣшней жизни онъ не можетъ съ нимъ переписываться, -- и развѣ въ такомъ только ужасномъ случаѣ войдетъ съ нимъ въ какіе нибудь переговоры, если оба они попадутъ въ тотъ кругъ ада, гдѣ наказывается гордость, потому что Данте изъ гордости написалъ свою Божественную Комедію, а переводчикъ изъ гордости ее переводитъ своеобразно; онъ вознамѣрился перевесть великое произведеніе Данте съ того языка, гдѣ слышится это восхитительное si signore, b ab b à, m am m à, (см. XXXII п.) на русскій языкъ, еще не достигнувшій той силы, могущества, выразительности, жесткости, грозности, гремучести, звукоподражательной нѣжности, любвеобильности, очаровательности и сладкозвучности языка прибрежностей Адріатическаго моря.
   Переводчикъ думаетъ, что у насъ до сихъ поръ не было ни одного перевода, сколько-нибудь удовлетворяющаго требованіямъ настоящаго времени; у насъ, сколько ему извѣстно, существуютъ четыре перевода, ограничивающіеся только первою частью Божественной Комедіи. Переводъ въ прозѣ Фанъ-Дима(1843 г.), и три перевода въ стихахъ: Мина (1855), Минаева и Петрова.
   Нельзя не отдать полной справедливости переводу Мина, онъ отличается особенною добросовѣстностью по множеству толкованій, взятыхъ изъ нѣмецкихъ писателей; но тѣмъ не менѣе попытка передать терцеты Данте русскими стихами иногда затемняетъ смыслъ рѣчи и не всегда передаетъ созвучія подлинника.
   Переводы Минаева и Петрова не заслуживаютъ обсужденія; едва-ли кто-нибудь, кромѣ авторовъ, могъ ихъ прочитать отъ доски до доски. Самое важное значеніе имѣетъ переводъ Фанъ-Дима въ прозѣ: ему нельзя не отдать предпочтенія предъ всѣми изданными у насъ до сихъ поръ переводами; тѣмъ не менѣе и этотъ переводъ устарѣлъ и не вполнѣ удовлетворяетъ современнымъ требованіямъ и воззрѣніямъ.
   Но для насъ не лишены значенія отзывы иностранныхъ писателей о переводахъ сочиненій Данте на русскій языкъ тѣмъ болѣе, что въ пространной Дантовской библіографіи очень мало говорится о переводахъ нашихъ соотечественниковъ.
   Профессоръ Ферацци (Eerazzi) въ своемъ Manuale Dantesco, въ томѣ ІІ-мъ (стр. 498 и слѣд.) сдѣлалъ разборъ разныхъ переводовъ Данте въ слѣдующемъ порядкѣ:
   1) Переводы на итальянскія нарѣчія, 2) латинскіе, 3) французскіе, 4) англійскіе, 5) нѣмецкіе, 6) испанскіе, кастильянскіе и каталонскіе, 7) шведскіе и датскіе и 8) русскіе.
   На нихъ мы и остановимся (стр. 549--551).
   Saint-René Taillandier выражается такъ:
   "Еще въ 1843 г. Фанъ-Димъ издалъ въ С.-Петербургѣ переводъ 1-й части Божественной Комедіи Данте въ прозѣ. Но Дмитрій Минъ рѣшился передать эту поэму въ русскихъ стихахъ Дантовскими терцетами. Сѣверные критики приняли его работу съ большими похвалами. Въ особенности его объясненія и дополненія заслужили одобренія русскихъ писателей. Минъ широко воспользовался трудами нѣмецкихъ переводчиковъ. Онъ черпаетъ свои мысли изъ Вегеле, Витте, Рута, короля Іоанна, но иногда у него проглядываютъ и собственныя мысли".
   Далѣе Taillandier, говоря уже о самомъ Данте, а не о его переводчикахъ, увлекается. Онъ такъ размышляетъ: "Алигіери это дѣловой разумъ; онъ не отдѣлялъ фантазіи своего воображенія отъ необходимыхъ условій дѣйствительной жизни. Пойдемъ за нимъ. Будемъ сражаться и возстановлять благородные зародыши, въ которыхъ человѣчество нуждается. Пускай у насъ будетъ и свой адъ и свой рай, будемъ наказывать и награждать людей предъ несокрушимымъ судомъ своей совѣсти. Будемъ любить, и такъ какъ это необходимо въ нашемъ подлунномъ мірѣ, съумѣемъ ненавидѣть. Будемъ любить добро; съумѣемъ ненавидѣть зло. Поддержимъ въ себѣ ту нравственную силу, страсть къ добру, жажду къ справедливости,-- которая пройдетъ всѣ вѣка, всѣ учрежденія и все же будетъ выражать задачу этого Гибелина. Уважайте великаго поэта, вычеканено въ церкви S. Croce во Флоренціи, и наше дѣло повиноваться этой надписи ".
   Другой критикъ говоритъ: "превосходный переводчикъ Данте въ стихахъ назначенъ теперь профессоромъ ветеринарнаго искусства въ Московскомъ университетѣ. Онъ перевелъ и издалъ въ свѣтъ весь его адъ Дантовскими терцетами. Итальянскіе терцеты очень трудно передать на русскомъ языкѣ -- потому что число рифмъ русскаго языка не можетъ соперничать съ многочисленностью итальянскихъ рифмъ, и кромѣ того русскій стихъ требуетъ извѣстную послѣдовательность мужскихъ и женскихъ рифмъ, что очень затрудняетъ переводъ, но Минъ съумѣлъ побѣдить всѣ эти затрудненія съ необычайнымъ искусствомъ; его переводъ до такой степени согласенъ съ подлинникомъ, что поражаетъ всякаго знатока итальянскаго языка".
   "Но вкусъ русской публики, прокармливаемый легкой пищей газетныхъ статей,-- не умѣетъ оцѣнить такой работы, и переводъ, не одобренный русскимъ обществомъ, не идетъ въ продажу и остается недвижимымъ имуществомъ переводчика".
   Нельзя не замѣтить, что это замѣчаніе, направленное противъ русской публики, на дѣлѣ не оправдалось. Весь переводъ Мина распроданъ и за очень большую цѣну: послѣднія книги продавались отъ 7 до 10 рублей.
   Минувшій 1886 г. очень богатъ новыми изданіями Данте. Такъ король Италіи Гумбертъ I приказалъ распубликовать толкованія Рикальдоне 1474 г. и, посвятивъ книгу своему любимому сыну, Виктору Эмануиду, въ награду за его любовь къ наукѣ, сказалъ, что онъ это дѣлаетъ для того, чтобы Божественная Комедія укрѣпила его разумъ и образовала его сердце для служенія отечественной литературѣ.
   Турецкій посланникъ Мусурусъ Паша окончилъ свой переводъ Божественной Комедіи въ греческихъ стихахъ; онъ закончилъ III-ю часть комедіи -- Рай и говоритъ, что эта часть менѣе понятна, чѣмъ двѣ первыя; изданія Мусурусъ Паши, говоритъ неизвѣстный переводчику англійскій критикъ: "несомнѣнно составятъ эпоху въ обновленной греческой литературѣ; оно можетъ быть приравнено къ англійской или германской Библіи. Дѣйствительно, языкъ, которымъ оно написано, хотя не строго атическій, однакоже мало отличается по формѣ и слогу отъ того нарѣчія, которое знакомо изучающимъ классическій греческій языкъ. Стихи поражаютъ всякаго, кто привыкъ къ количественному ритму, и требуютъ знанія нынѣшняго произношенія, чтобы оцѣнить ихъ какъ переводъ; они несомнѣнно сами за себя постоятъ, они сжаты -- не будучи рѣзкими".
   Въ Англіи въ 1886 году Динъ Плумитръ окончилъ свой переводъ Данте на англійскій языкъ. Разбирая эту книгу, новый критикъ (W. В. Ripon) въ англійскомъ журналѣ: The contemporary review, Декабрь 1886 г., между прочимъ говоритъ:
   "Альфіери сѣтовалъ, что въ его время было очень мало въ Италіи людей, занимавшихся изученіемъ Данте. Еслибы онъ дожилъ до нашего времени, онъ былъ бы удовлетворенъ, потому что изучающіе Данте теперь находятся вездѣ; Франція и Германія, Англія и Америка способствовали развитію изученія Данте своими лучшими представителями. Основаны лекціи, чтенія о Данте, основаны общества для изученія его Божественной Комедіи. Въ послѣднее время число переводовъ Данте чрезвычайно увеличилось: въ наше столѣтіе появилось на англійскомъ языкѣ по меньшей мѣрѣ 18 полныхъ или частныхъ переводовъ Божественной Комедіи; но время измѣнилось, и теперь уже не смотрятъ на переводчика Данте, какъ на благодѣтеля современнаго общества только потому, что онъ рѣшился на весьма трудную работу. Теперь переводчикъ издаетъ свой переводъ съ совершеннымъ сознаніемъ того, что его будутъ порицать жестокимъ образомъ не только за отступленіе отъ смысла подлинника, но и за малѣйшее нарушеніе его буквы. Онъ знаетъ, что весьма многіе уже пробовали переводить нѣкоторыя части поэмы и что въ сущности они съ завистью будутъ смотрѣть на его работу, порицать холодную или неточную передачу мыслей поэта, или оставленіе безъ надлежащаго вниманія тѣхъ мѣстъ поэмы, которыя имъ самимъ очень нравятся".
   "Поэтому я долженъ прежде всего сказать, что переводъ Дина Плумитра (Dean Plumptre) заслуживаетъ полной благодарности всѣхъ людей изучающихъ Данте. Каковы бы ни были достоинства или недостатки его перевода, но онъ далъ намъ замѣчанія объ этомъ твореніи, которыя не могутъ не возбуждать сочувствія. Иногда слишкомъ пространныя, онѣ все-же не утомительны, иногда онѣ кратки, но все-же ясны; онѣ часто какимъ либо намекомъ указываютъ истинную мысль поэта".
   "Нельзя не согласиться съ тѣмъ, что разнообразныя толкованія писателей весьма часто затемняютъ понятіе о значеніи Данте и его достоинствахъ. Озапамъ хочетъ насъ увѣрить въ томъ, что Данте яростный теологъ. Ару -- что онъ соціалистъ и республиканецъ, зашедшій далѣе своего вѣка. Росети признаетъ его за реформатора до реформаціи. Но въ сущности, говоритъ Рипонъ, (авторъ статьи, изъ которой здѣсь излагаются однѣ только выдержки) Данте не былъ ничѣмъ такимъ: онъ не былъ ни слѣпымъ защитникомъ папства, ни ревностнымъ отрицателемъ духовной власти. Онъ былъ на столько человѣкомъ своего времени, что не могъ не видѣть пятенъ, омрачавшихъ церковь въ его время; онъ не могъ по понимать разлада догматовъ религіи, проповѣдывавшихся частью ея послѣдователей, съ неумолимымъ теченіемъ обыденной жизни. Замѣчательная рѣшительность, съ которою поэтъ не боится, въ своей великой поэмѣ, опровергать приговоры отлученія отъ церкви, произнесенные папами, или посылать въ адъ тѣхъ самыхъ мошенниковъ, которыхъ папы прощали,-- открываетъ намъ человѣка, относящагося съ почтеніемъ и, безъ сомнѣнія, съ большимъ уваженіемъ къ вліянію церкви".
   "Переводчикъ Данте имѣетъ четыре исхода: онъ можетъ перевесть поэму въ итальянскихъ формахъ и терцетахъ Божественной Комедіи или же, какъ сдѣлалъ Икабодъ Райтъ (Jchabod Wright), можетъ только искусно и нѣжно подражать самому поэту, или какъ Кери (Сагу) будетъ переводить его бѣлыми стихами, или, наконецъ, какъ докторъ Карлайлъ (Dr. Carlyle), онъ долженъ отринуть всякую попытку перевести поэму въ стихахъ и упасть въ область сухой прозы", какъ это и сдѣлалъ переводчикъ настоящей книги.
   "Ясно, что весьма многіе будутъ защищать эти своеобразные пріемы".
   "Я думаю, говоритъ Рипонъ, что переводъ Данте въ прозѣ едва ли найдетъ читателей, какъ бы онъ ни былъ хорошо исполненъ. Многіе читатели подобныхъ переводовъ согласятся съ Диномъ Плумитромъ, что переводъ поэмы въ прозѣ -- это все равно, что балетъ, гдѣ мы видимъ танцовщицъ и не слышимъ музыки ихъ одушевляющей. Съ другой стороны, когда мы читаемъ такіе переводы, какъ Дина Плумитра, которые пытаются передать не только смыслъ, но и самый стихъ и даже самый размѣръ стиха, мы утрачиваемъ духъ и смыслъ поэмы, подъ гнетомъ стиха. Достаточно указать на то что такой опытный переводчикъ, какъ Динъ Плумитръ, самъ показываетъ примѣръ своихъ ошибокъ, потому что, для достиженія правильности стихосложенія, онъ долженъ прибавлять слова, какихъ нѣтъ въ подлинникѣ. Такъ, напр., въ пѣснѣ III ст. 69 и слѣдующ. онъ употребляетъ слова"wriggled", "foul" и "base" слова рѣшительно негодящіяся". Критикъ приводитъ еще другіе стихи Дина Плумитра, съ передачею которыхъ онъ несогласенъ, но книга все же кончается похвалою. Потомъ онъ приводитъ рѣчь Уголино, какъ образцовую въ переводѣ съ итальянскаго на англійскій языкъ, и говоритъ, что "всякій переводъ можно сравнить съ фотографіей, которая представляетъ только одинъ образъ поэта; точно также какъ ваятель изображаетъ человѣка въ лицо, или въ профиль или даже сзади, и всѣми этими подробностями изображаетъ всю его фигуру, такъ и читатель можетъ понять все изъ разныхъ англійскихъ переводовъ. Для человѣка, посвятившаго себя изученію Данте, оно становится не только привлекательнымъ развлеченіемъ, но обращается даже въ страсть, поглощая его всецѣло".
   "Всякій любитель природы будетъ наслаждаться, читая описанія самаго внимательнаго ея наблюдателя во всѣхъ ея видахъ и проявленіяхъ. Для Данте драгоцѣнно все, что существуетъ въ природѣ; онъ любитъ и губительныя объятія льва, и прелестную и нѣжную зелень луговъ; онъ любитъ и голубей и ласточекъ. Сокола, журавли и орлы не ускользаютъ отъ его вниманія; киты и дельфины въ морѣ; лягушки въ болотѣ и даже свѣтляки въ поразительныхъ своею прелестью долинахъ имъ по забыты. Онъ любитъ сторожить цвѣтокъ, свертывающійся съ приближеніемъ ночи и просыпающійся при первомъ поцѣлуѣ восходящаго солнца. Плющъ обвивающій дерево, мракъ лѣсовъ, и даже ящерица, пробѣгающая дорогу съ молніеносною быстротою,-- все это его увлекаетъ. Затѣмъ мы видимъ въ немъ трогательныя и ужасныя картины современной ему исторіи и тонкія разсужденія о глубокихъ истинахъ философіи и Богословія".
   "Но важность задачи Божественной комедіи лежитъ гораздо глубже. Поэма Данте стоитъ выше поэмы о людяхъ и природѣ. Это поэма самаго человѣка. Данте описываетъ то, чѣмъ онъ былъ, что зналъ и что прочувствовалъ; что онъ былъ въ аду это не пустое слово: всю жизнь свою онъ провелъ въ адскихъ мученіяхъ. Онъ понялъ какъ трудно изображать, съ пользою для людей, безконечныя степи зла; онъ понялъ какъ тяжело человѣку произойти свою жизнь для того, чтобы дойти до успокоительныхъ холмовъ, освѣщаемыхъ божественнымъ дуновеніемъ".
   Переводчикъ считаетъ необходимымъ сказать нѣсколько словъ о его эпиграфахъ къ Данте.
   Gasparo Gozzi сочинилъ въ стихахъ содержанія ко всѣмъ 34-мъ пѣснямъ ада. Онѣ выставляются многими издателями Данте на итальянскомъ языкѣ; напр. Кастроджіовани, Джуліани и др., но переводчикъ хотѣлъ подобрать другія изреченія или присловья, по большей части русскія, а также англійскія и французскія. Въ каждомъ изъ нихъ долженъ быть особый видъ толкованія подлежащей пѣсни.
   Нужно замѣтить, что всѣ эти изреченія избраны переводчикомъ, а не авторомъ поэмы; что, впрочемъ, всякій читатель пойметъ и безъ объясненія.
   Переводчикъ надѣется, что на него не посѣтуетъ читатель за то, что онъ не написалъ учонаго предисловія, и важнаго разсужденія о средней исторіи; читатель найдетъ его почти во всѣхъ переводахъ Данте на всѣ современные языки,-- но за то здѣсь всѣ пѣсни поэмы раздѣлены на особые отдѣлы, которые даютъ возможность легче понимать ее, и къ каждой пѣснѣ составлено особое толкованіе (sommaire, argumento), въ которомъ, противъ прежнихъ обычаевъ, излагаются не только содерженіе пѣсни, но и толкованія писателей и даже собственное воззрѣніе переводчика на поэму. Всѣ эти "толкованія" дополняютъ предисловіе, и по близости своей къ каждой пѣснѣ, дѣлаются доступнѣе большинству читателей.
   Работа кончена. Переводчику остается только напомнить тому кто читаетъ всѣмъ извѣстные стихи нашего поэта:
   
   Прости-жъ и ты, мой спутникъ странный.
   И ты, мой вѣрный идеалъ,
   И ты, живой и постоянный,
   Хоть малый трудъ.
   Я съ вами зналъ
   Все, что завидно для поэта:
   Забвенье жизни въ буряхъ свѣта
    Бесѣду сладкую друзей.


   С.-Петербургъ,
   13 Февраля 1887 года.
   

Источники, служившіе руководствомъ переводчику въ его изслѣдованіяхъ.

I. ИТАЛЬЯНСКІЕ.

   1. Dante. Con l'esposizione di Christoforo Bandino, et d'AlessandroVellutello, sopra la sua comedia dell'Inferno, del Purgatorio e del Paradiso.-- Venezia, 1578.
   2. Lo Inferno. Della comniedia di Dante Alighiere col comento
   di Guiniforto delli Bargigi. Con introduzione e note d'ell avvo Zavlieroni.-- Firenze, 1838.
   3. Ugo Foscolo. Discorso sul testo della commedia di Dante.-- Londra, 1825.
   4. Vita di Dante scritta da Cesare Balbo.-- Firenza, 1853.
   5. La divina commedia di Dante Alighieri. F. Ugolini.-- Firenze, 1869.
   6. Vocabolario Dantesco di L. G. Blanc da Carbone.-- Firenze, 1877.
   7. La divina commedia su comenti di Brunone Bianchi, renduta in facile prosa per G. Castrogiovani.-- Palermo, 1858.
   8. Dante spiegato con Dante da Giambattista Giuliani.-- Firenze, 1880.
   9. La divina comedia da G. А. Scartazzini.-- Leipzig, 1874.
   10. Studj ed osservazioni di Pietro Fanfani sopra il testo delle opere di Dante.-- Firenze, 1874.
   11. Lingua e nazione. Pietro Fanfani.-- Milano, 1872.
   12. Biblioteca rara. La divina commedia di Dante Alighieri seconde la lezione di Carlo Witte.
   13. Benvenuto Rambaldi da Imola. Commento latino sulla divina commedia di Dante Alighieri voltato in italiano dall'avoocato Giovanni Tamburini.
   14. La vita nuova di Dante Alighieri i trattati de vulgari eloquio, de monarchia,-- di Pietro Fraticelli.-- Firenze, 1882.
   15. Manuale dantesco di Gius Jacopo Ferrazzi.-- Bassano, 1871.
   16. Dante e il suo secolo. Marriano Celini. Gaetano Ghivizzoni.-- Firenze, 1865.
   17. Commedia di Dante Alighieri con ragionamenti e noti di Niccolö Tommaseo.-- Milano, 1865.
   18. La commedia di Dante Alighieri col commento inedito di Stefano Salice di Ricaldone.-- Turino, 1886. S. М. Umberto 1. Re d'ltalia, nell'ordinare la publicazione di questo antico commentario Dantesco, lo voile dedicate al suo figlio diletto: Vittorio Emanuele, in premio del suo amore agli studi e perche nel divina poema fortifichi la mente, edduchi il cuore al culto della patria letteratura.
   19. L'Eneide di Virgilio, di Annibal Caro, 1875.
   20. Tragédie di Sofocle, di Felice Bellotti. 1880. Edipo а Colono, pag. 712.
   21. Le ultime lettere di Jacopo Ortis. Opere scelte di Ugo Foscolo.-- Leipzig, 1878.
   22. Storia della Letteratura italiana di Adolfo Bartoli.
   23. La nuova lirica toscana.-- Firenze, 1881.
   24. Storia della letteratura italiana, di Adolfo Bartoli. Della vita di Dante Alighieri.-- Firenze, 1884.
   

II. АНГЛІЙСКІЕ.

   1. The divine comedy of Dante Alighieri, by Henry Wadsworth Longfellow.-- Leipzig, 1867.
   2. The contemporary review. December, 1886. Dean Plumptre's "Dante".
   3. Macaulay. Critical and historical essays. Vol. I. Milton (стр. 17--24) 1850.
   

III. ФРАНЦУЗСКІЕ.

   1. Oeuvres posthumes de F. Lameunais publieés par E. D. Forgues.-- Paris, 1856.
   2. La divine comedie, traduction de Pier-Angelo Fiorentino.-- Paris, 1877.
   3. Revue des deus mondes 1840 (T. XXIV, стр. 454).
   

IV. РУССКІЕ.

   1. Адъ Данте. Дм. Мина.-- Москва, 1855.
   2. Божественная Комедія Данте Алигіери. Адъ. Переводъ съ итальянскаго Фанъ-Дима.-- Спб., 1842.
   3. Исторія національной литературы. М. Пинто.-- Спб., 1869.
   4. Ученыя Записки Московскаго Университета. Статьи Шевырева о Данте (1833 г. ч. II, стр. 306; 509).
   5. Статьи Кудрявцева о Данте. "Отечественныя Записки", т. С, 1855 г., стр. 1--34; т. СІ, 1855 г., стр. 1--40 и т. CV, 1856 г., стр. 75--126.
   6. Драматическія сочиненія и переводы Н. А. Полеваго. 1843. ч. III. Уголино.
   7. Статьи о Данте по случаю шестисотлѣтняго юбилея дня рожденія Данте. Буслаева. "Современная Лѣтопись", 1864. NoNo 39 и 40.
   8. Данте и символическая поэзія католичества. А. П. Веселовскаго. "Вѣстникъ Европы", т. IV. Декабрь 1866 г.
   9. Энциклопедическій лексиконъ, 1838 г., т. XV, стр. 353--357, статья о Данте.
   10. Энеида Виргилія. Переводъ Ивана Соснецкаго. Спб. 1872.
   

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ.

АДЪ.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ПѢCНЬ I.

   I. Введеніе.-- Случайныя обстоятельства, при коихъ Данте рѣшается спуститься въ адъ...
   II. Данте достигаетъ холма, гдѣ нѣсколько минутъ отдыхаетъ
   III. Появленіе дикихъ звѣрей: пантера, левъ и волчица
   IV. Встрѣча съ Виргиліемъ
   V. Первое слово Виргилія
   VI. Возгласъ Данте
   VII. Первый совѣтъ Виргилія
   VIII. Данте еще не рѣшается, но соглашается спустить ея въ адъ

ПѢСНЬ II.

   I. Введеніе. Воззваніе къ музѣ
   II. Данте останавливается "не хочетъ идти въ адъ
   IIГ. Рѣчь Виргилія
   IV. Данте рѣшается идти въ адъ, но еще не окончательно

ПѢСНЬ III

   I. Надпись на вратахъ ада
   II. Преддверіе ада
   III. Переправа черезъ Ахеронъ, или рѣку страданій

ПѢСНЬ IV.

   I. Пробужденіе Данте
   II. Призывъ Виріилія. Данте опятъ колеблется и не хочетъ идти въ адъ
   III. Что замѣтилъ Данте при входѣ въ Лимбъ
   IV. Рѣчь Виріилія означеніи Лимба и ею обитателей
   V. Чувства Данте и ею вопросъ, обращонный къ Виргилію
   VI. Отвѣтъ Виріилія на вопросъ о томъ, кто вышелъ изъ Лимба,-- это все лица, о коихъ упоминается въ Библіи
   VII. Встрѣча съ древними первоклассными поэтами
   VIII. Знаменитые историческіе люди
   IX. Философы и учоные люди того времени
   X. Данте оправдываетъ передъ читателемъ краткость и недостаточность этой пѣсни
   XI. Поэты разстаются. Виргилій и Данте идутъ во второй кругъ ада

ПѢСНЬ V.

   I. Входъ во второй кругъ ада. Миносъ свирѣпый, но справедливый судья
   II. Миносъ, съ свойственнымъ ему остервенѣніемъ, хочетъ остановить Данте, но Виріилій ею тотчасъ же усмиряетъ
   III. Поэты приходятъ къ мѣсту, гдѣ грѣшники получаютъ заслуженную ими кару
   IV. Поэты видятъ знаменитыхъ историческихъ личностей, погибшихъ въ древности изъ за любви..
   V. Данте проситъ Виріилія сказать слово двумъ духамъ, летающимъ неразлучно. Идея любви
   VI. Возгласъ Франчески-да-Римини о значеніи любви
   VII. Воззваніе Данте къ Франческѣ
   VIII. Разсказъ Франчески-да-Римини
   IX. Вліяніе этого разсказа на Паоло и на Данте

ПѢСНЬ VI.

   I. Поэты очутились въ третьемъ кругу ада, гдѣ наказываются грѣшники за невоздержаніе
   II. Дикій звѣрь Церберъ. Адская собака, или пресмыкающееся
   III. Разговоръ Данте съ Чіако (Сіассо)
   IV. Разговоръ Данте съ Виргиліемъ о будущей жизни
   V. Поэты входятъ въ четвертый кругъ ада и встрѣчаютъ тамъ Плутуса, бога богатства...

ПѢСНЬ VII.

   I. Дикіе возгласы Плутуса, котораго усмиряетъ Виріилій
   II. Восклицаніе Данте. Наказаніе скупыхъ и расточителей. Они сами себя наказываютъ
   III. Наказанія, коимъ подвергаются папы, кардиналы и ихъ сподвижники
   IV. Виріилій объясняетъ значеніе провидѣнія и счастья на землѣ
   V. Поэты нисходятъ въ 5-й кругъ ада, гдѣ наказываются злые и завистливые люди. Описаніе болота Стиксъ

ПѢСНЬ VIII.

   I. Поэты входятъ въ пятый кругъ ада
   II. Ладья Флегія встрѣчаетъ поэтовъ.
   III. Переправа черезъ болото Стиксъ
   IV. Встрѣча съ Филиппомъ Серебрянннымъ
   V. Данте начинаетъ ругаться
   VI. Приближеніе къ городу Дите
   VII. Возгласы чертенятъ

ПѢСНЬ IX.

   I. Разговоръ Данте съ Виргиліемъ. Послѣдній какъ будто сомнѣвается. Данте, чтобъ сколько нибудь успокоить себя, задаетъ Виргилію историческій вопросъ
   II. Отвѣтъ Виріилія
   III. Три Фуріи: Мегера, Аллето и Тизефона сопротивляются входу поэтовъ и зовутъ Медузу. Виргилій защищаетъ Данте отъ губительнаго ея вліянія
   IV. Данте указываетъ на аллегорическое значеніе своихъ стиховъ
   V. Является небесный посланникъ и двери города Дите мгновенно отворяются
   VI. Мѣсто и родъ наказанія Эпикурейцевъ и Еретиковъ

ПѢСНЬ X.

   I. Разговоръ Данте съ Виргиліемъ при входѣ въ шестой кругъ ада
   II. Встрѣча съ Фаринатою
   III. Начало рѣчи Фаринаты
   IV. Отвѣтъ Данте
   V. Кавальканте перебиваетъ ихъ разговоръ
   VI. Фарината продолжаетъ свою рѣчь
   VII. Отвѣтъ Данте
   VIII. Возраженіе Фаринаты и конецъ разговора
   IX. Данте возвращается къ Виргилію

ПѢСНЬ XI.

   I. Поэты входятъ въ первый отдѣлъ седьмою круга
   II. Виргилій объясняетъ значеніе остальныхъ круговъ ада
   седьмого, восьмого и девятаго, т. е. значеніе лѣстницы наказаній
   III. Данте спрашиваетъ Виргилія, почему здѣсь нѣтъ сластолюбцевъ, невоздержныхъ, расточителей, скупыхъ, злыхъ, хитрыхъ и коварныхъ
   IV. Данте проситъ Виргилія разрѣшить ему другое сомнѣніе
   V. Отвѣтъ Виргилія
   VI. Поэты оставляютъ седьмой кругъ

ПѢСНЬ XII.

   I. Поэты входятъ въ первую окружность седьмого круга. Здѣсь наказываются тираны и другіе насилователи ближнихъ подъ надзоромъ Минотавра и Кентавровъ
   II. У подножія скалы поэты видятъ кровавую рѣку и встрѣчаютъ кентавровъ
   III. Переправа чрезъ кровавое озеро и родъ наказанія грѣшниковъ

ПѢСНЬ XIII.

   I. Описаніе второй окружности седьмого круга
   II. Наказаніе взяточниковъ-сановниковъ, самоубійцъ
   III. Наказаніе расточителей-самоубійцъ

ПѢСНЬ XIV.

   I. О

Данте Алигьери

Божественная Комедия

Ад

Перевод Бориса Зайцева

Единый план Дантова "Ада"
Есть уже плод высокого гения...
Пушкин

   "Божественная Комедия" написана терцинами. Предлагаемый перевод первой части ее ("Ад") сделан ритмическою прозой, строка в строку с подлинником. Форма эта избрана потому, что лучше передает дух и склад дантовского произведения, чем перевод терцинами, всегда уводящий далеко от подлинного текста и придающий особый оттенок языку. Мне же как раз хотелось передать, по возможности, первозданную простоту и строгость дантовской речи.
   Перевод всегда есть только отражение подлинника поэтического, задача его скромна, труд упорен и кропотлив. Все же я благодарен за те дни и годы, которые прошли в общении с Данте в России (1913-1918), и в Париже (1942), когда весь перевод вновь был проверен, строка за строкой, по тексту и комментариям. В тяжелые времена войны, революции и нашествия иноплеменных эта работа утешала и поддерживала.

Борис Зайцев

Песнь первая
Лес. -- Холм. -- Три зверя. -- Вергилий. -- Пес

   1. На половине странствия нашей жизни
   Я оказался в некоем темном лесу,
   Ибо с праведного пути сбился.
   4. О сколь трудно рассказать об этом
   Диком лесе, страшном и непроходимом,
   Что наводит ужас при одном воспоминании.
   7. Так он горек, что немногим горше его смерть:
   Но дабы помянуть о добром, что я там нашел,
   Скажу сначала об ином, замеченном в нем мною.
   10. Не могу ясно передать, как я вошел в него.
   Так глубоко был я погружен в сон,
   Когда покидал истинный путь.
   13. Но достигнув подножия того холма,
   Где оканчивалась эта долина,
   Теснившая страхом мое сердце,
   16. Я взглянул вверх и увидел, что его склоны
   Засияли уже в лучах планеты,
   Путеводительницы по верным стезям.
   19. Тогда несколько умерился страх,
   Таившийся в озере моего сердца
   Всю ночь, проведенную столь бедственно.
   22. И как тот, кто, переводя дыхание,
   Выходит на берег из моря,
   И обернувшись к гибельным волнам, взирает,
   25. Так и дух мой, все еще бежавший,
   Обратился вспять, дабы взглянуть на проход,
   Не пропустивший никого из смертных.
   28. А затем, дав отдохнуть усталому телу,
   Я вновь двинулся по пустынному брегу,
   Так, что стоявшая нога всегда была ниже подымаемой.
   31. И вот, почти у самого начала подъема,
   Передо мной легкая пантера, и очень быстрая,
   Которая была одета пятнистым мехом.
   34. И она не отступила, увидав меня,
   А напротив, так преграждала мне дорогу,
   Что не однажды я пытался возвратиться.
   37. Наступал час раннего утра
   И Солнце восходило среди тех же звезд,
   Что были с ним, когда божественная любовь
   40. Впервые двинула эти прекрасные создания
   Так что на победу над тем зверем
   С пятнистой шкурой давали мне надежду
   43. И ранний час, и нежное время года -
   Но не настолько, чтобы меня не ужаснул
   Лев, внезапно появившийся передо мною.
   46. Он, как казалось, надвигался на меня
   С поднятой головою, злобствуя от голода,
   Как бы приводя в трепет самый воздух;
   49. Затем появилась и волчица, отягченная
   Всеми желаниями, несмотря на свою худобу,
   И многих заставлявшая жить бедственно.
   52. Она ввела меня в такую смуту,
   Ужасом, изливавшимся в ее взоре,
   Что я потерял надежду взойти на холм.
   55. И как человек, охотно накопляющий,
   Когда приходит время лишиться всего
   Плачет и печалится в своих мыслях,
   58. Так действовал на меня беспокойный зверь,
   Который, надвигаясь спереди, понемногу
   Оттеснял меня туда, где умолкает Солнце.
   61. В то время, как я низвергался в тьму,
   Глазам моим предстал тот,
   Кто от долгого молчания, казалось, потерял голос.
   64. Увидев его в этой великой пустыне -
   "О, сжалься надо мною, -- вскричал я,-
   Кто бы ты ни был, человек или тень".
   67. Он мне ответил: "Я не человек, но был им,
   И родители мои были ломбардцы,
   Происхождением же оба из Мантуи.
   70. Я родился при Юлии, хотя и поздно,
   И жил в Риме при добром Августе,
   Во время ложных и обманчивых богов.
   73. Я был поэт и воспевал того праведного
   Сына Анхиза, который явился из Трои,
   Когда был сожжен гордый Илион.
   76. Но зачем возвращаешься ты к этим печалям?
   Почему не всходишь на прелестный холм,
   Начало и причину всякой радости?"
   79. "Уж не Вергилий ли ты, источник,
   Изливающий из себя широкую реку речи? -
   Ответил я, смущенно склонив голову. -
   82. О честь и светоч других поэтов,
   Снизойди ко мне за долгий труд и за великую любовь,
   Влекшие меня к твоим твореньям.
   85. Ты мой учитель и мой поэт,
   Лишь от тебя заимствовал я свой изящный стиль,
   Уже доставивший мне славу.
   88. Взгляни на зверя, пред которым отступаю,
   Приди на помощь мне, о великий мудрец,
   Ибо от страха у меня трепещет кровь и сердце".
   91. "Тебе следует избрать иной путь,-
   Ответил он, увидев мои слезы,-
   Если хочешь спастись из этого дикого места,
   94. Ибо этот зверь, вызывающий твои вопли,
   Не дает никому пройти по своей дороге,
   Но так препятствует, что наконец убивает.
   97. Он по природе столь зол и порочен,
   Что никогда не насыщает своего желанья,
   И приняв пишу, делается еще голоднее.
   100. Со многими животными он соединяется.
   И впредь их будет еще больше, пока не явится
   Великий Пес, который загрызет его.
   103. Его пищей будет не земля и не злато,
   Но мудрость, любовь и добродетель,
   И его страной область между Фельтро и Фельтро.
   106. Он спасет ту порабощенную Италию,
   За которую пролили кровь дева
   Камила, Низ, Турн и Эвриал.
   109. Он погонит зверя через все города,
   Пока не свергнет его в самый Ад,
   Откуда некогда извлекла его зависть.
   112. Итак, я думаю и уверен, для тебя лучше,
   Если последуешь за мной как за вожатым,
   И я проведу тебя отсюда через вечную обитель,
   115. Где ты услышишь вопли отчаянья,
   Увидишь страждущие души древних,
   Криками взывающие о вторичной смерти;
   118. И ты увидишь тех, которые довольны,
   Хотя они и в огне, ибо надеются достичь
   Когда бы то ни было царства блаженных.
   121. Если захочешь проникнуть и в него,
   Пред тобой явится душа, более достойная, чем я;
   Ей я тебя оставлю, сам же удалюсь.
   124. Ибо Властитель, царствующий там вверху -
   Так как я противился его закону, -
   Не желает, чтобы я вводил в его град.
   127. Всюду он властвует, но там царит,
   Там его град и вышний престол.
   О, счастлив тот, кого он воззовет туда!"
   130. И я ему: "Поэт, прошу тебя именем
   Того Господа, которого ты не познал,
   Чтоб я избег этого зла и еще худшего,
   133. Веди меня туда и к тем, о ком сказал,
   Дабы я увидал врата Апостола Петра
   И тех, кого ты описал столь горестно".
   136. Он тронулся, и я последовал за ним.

Песнь вторая
Опасения Данте. -- Утешения Вергилия. -- Три небесных Жены. -- Начало странствия

   1. День уходил, и потемневший воздух
   Уводил тех, кто обитает на земле
   От их забот; один лишь я
   4. Приготовлялся выдержать борьбу
   С тягостью пути и чувством жалости,
   О чем расскажет моя память, что не ложна.
   7. О вдохновение, о музы, помогите мне теперь!
   О память, запиши то, что я видел,
   И да проявится в том все твое величье.
   10. Я начал так: "Поэт, сопровождающий меня,
   Взгляни на мою доблесть и достаточна ль она,
   Прежде чем возвышенному прохождению ты меня доверишь.
   13. Ты говоришь, что отец Сильвия
   Еще живым сходил в область бессмертия
   И имел образ человеческий.
   16. Но если Ненавистник всякой скверны
   Был к нему благостен, зная о высшем следствии,
   Которое произойдет от него, и кто оно и каково,
   19. То это не покажется бессмысленным разумному:
   Ибо в горнем небе был Эней избран
   Отцом великого Рима и его царства;
   22. А Рим и его царство, говоря по правде,
   Были созданы для того святого места,
   Где воссел преемник первого Петра.
   25. Благодаря этому странствию, прославленному тобой,
   Эней уразумел все, ставшее причиной
   Победы и его папской мантии.
   28. Затем направился и избранный Сосуд туда,
   Дабы нести с собою укрепление в той вере,
   Что есть начало на пути спасения.
   31. Зачем же отправляюсь я? И кто дозволит это мне?
   Я не Эней, не Авел; и ни я,
   И ни другие не считают меня этого достойным.
   34. А потому, решившиеся пуститься в путь,
   Боюсь, чтобы не оказалось все это безумием.
   Ты мудр, так объясни же мне, чего не понимаю.
   37. Как тот, кто не желает уж, чего желал,
   И в новых мыслях изменяет пожелания,
   Не оставляя ничего из прежнего;
   40. Так же решил и я на этом мрачном склоне,
   Ибо, подумавши, я отступил от замысла,
   Который был вначале столь во мне неколебим".
   43. "Если я хорошо понял твои слова,-
   Ответила та великодушная тень,-
   Душа твоя поражена страхом,
   46. Который часто наполняет человека,
   И отвращает его от славных дел,
   Как пугается животное увиденной тени.
   49. Чтобы избавить тебя от этой боязни,
   Скажу, зачем я пришел, и что узнал
   Тотчас же, как над тобой сжалился.
   52. Я находился среди тех, которые нерешены,
   И меня позвала дивная, блаженная Жена,
   Которую я просил повелевать мною.
   55. Взоры ее сияли ярче звезд;
   И так заговорила она, тихо и приятно,
   Ангельским голосом, на своем наречии:
   58. "О любезная душа из Мантуи,
   Чья слава в мире длится еще,
   И будет длиться, пока мир стоит.
   61. Мой друг, но не друг удачи,
   Так стеснен на пустынном бреге,
   Что от страху поворотил назад.
   64. И боюсь, не заблудился ли уже настолько,
   Что моя помощь придет к нему
   Слишком поздно, как я слышала о том на Небе.
   67. Иди же, и своим крылатым словом,
   И всем, что может послужить его спасению,
   Помоги ему так, чтобы меня утешить.
   70. Я, посылающая тебя, -- Беатриче:
   Я пришла оттуда, куда желаю возвратиться.
   Любовь подвигнула меня и заставляет говорить.
   73. Когда я буду перед Господом моим,
   Часто стану восхвалять Ему тебя".
   Тогда она умолкла, а я начал:
   76. "О Жена доблестная, лишь благодаря которой
   Род людской превосходит все, что заключается
   Под небом самых малых кругов!
   79. Столь для меня приятно приказание твое,
   Что если б я уж исполнял его, было бы поздно.
   Тебе не нужно больше изъяснять мне своего желанья,
   82. Но скажи, почему ты не побоялась
   Сойти сюда вниз, в этот центр
   Из места мощного, куда стремишься возвратиться?"
   85. "Если ты желаешь знать так много,
   Я скажу коротко, -- ответила она,-
   Почему не страшусь спуститься в эту глубь.
   88. Бояться следует лишь таких вещей,
   Которые способны приносить вред для других,
   А не иного, ибо остальное не опасно.
   91. Я создана милостию Божией так,
   Что ваши бедствия не задевает меня,
   Как недоступна я и пламени этого пожара.
   94. На Небесах есть прекрасная Жена, сострадающая
   Тому затруднению, ради которого я тебя посылаю,
   И она смягчает суровый приговор.
   97. Она обратилась к Лючии с просьбой,
   И сказала: "Верный твой человек нуждается
   В тебе, и я поручаю его твоим заботам".
   100. Лючия, враг всяческой жестокости,
   Поднялась и направилась в то место,
   Где я восседала с древнею Рахилью.
   103. Она сказала: "Беатриче, истинная хвала Божия,
   Почему же не поможешь ты тому, кто так любил тебя,
   Что выступил чрез это из обыденной толпы?
   106. Разве ты не слышишь горестного его стона?
   Не видишь, как он борется со смертью,
   На реке, перед которой нечем похвалиться морю?
   109. Никогда не было человека, столь быстрого
   В стремленье к выгоде, желании избежать беды,
   Как я после подобных слов.
   112. Я сошла сюда со своей блаженной скамьи,
   Доверившись достоинству твоих слов,
   Делающих честь тебе и тем, кто тебя слушал".
   115. После того как мне сказала это,
   Очи, сияющие влагой, обратила на меня,
   И оттого я тронулся в путь быстрее.
   118. И вот пришел к тебе, по ее воле
   Избавил тебя от того зверя,
   Что мешал краткому пути на чудный холм.
   121. Так что же? Для чего, зачем ты медлишь?
   Почему такую робость ты питаешь в сердце?
   Почему нет у тебя мужества и смелости,
   124. Если три столь благословенные Жены
   Заботятся о тебе при дворе Неба,
   И моя речь обещает тебе столько доброго?
   127. Как цветочки, поникшие и свернувшиеся
   От ночного холода, выпрямляются, раскрытые,
   На своих стеблях, когда рассвет побелит их,
   130. Так восстановились и мои упавшие силы,
   И в моем сердце явилось столько настоящей отваги,
   Что я заговорил, как человек освобожденный:
   133. "О, сострадательная, принесшая мне помощь,
   И ты, изящный, тотчас же повиновавшийся
   Словам истины, которые она произнесла!
   136. Ты так расположил своим словами
   Сердце мое к тому, чтобы идти,
   Что я возвращаюсь к прежнему намерению.
   139. Теперь вперед, ибо у нас одно желание.
   Ты вождь, ты Повелитель, ты наставник", -
   Так я ему сказал, и как он тронулся,
   140. То я вступил на дикий и высокий путь.

Песнь третья
Врата Ада. -- Вход. -- Целестин V. -- Ахерон. -- Харон. -- Переезд. -- Землетрясение

   1. Через меня путь в город скорби,
   Через меня путь к вечной муке,
   Через меня путь к осужденным душам.
   4. Правосудие двинуло моего высокого Творца;
   Меня создало Могущество Божие,
   Высшая Мудрость и Первая Любовь.
   7. До меня ничего не было в мире,
   Кроме вечного, и я пребываю вечно:
   Оставьте всякую надежду вы, входящие!
   10. Эти слова, написанные темным, я увидел
   Над самыми вратами; и я сказал:
   "Учитель, смысл их внушает ужас".
   13. И он обратился ко мне как тот, кто понял.
   "Здесь надлежит оставить всякую боязнь;
   И да умрет здесь всякая трусость.
   16. Мы пришли к месту где, я говорил,
   Ты увидишь существа страждущие,
   Которые потеряли благо разумения".
   19. И положивши свою руку на мою,
   Со светлым видом, ободрявшим меня,
   Он устремил меня в область тайн.
   22. Здесь вздохи, жалобы, громкие стенанья
   Раздавались в воздухе без звезд,
   Так что вначале вызвали у меня слезы.
   25. Разнообразные языки, ужасающие речи,
   Слова страдания, возгласы ярости,
   Высокие и хриплые голоса, и всплески рук,
   28. Образовали хаос, вечно кружащийся
   В тусклом воздухе, лишенном времени,
   Как песок, крутящийся в налетевшем вихре.
   31. И я, чья голова была повита ужасом,
   Сказал: "Учитель, что это я слышу?
   И что это за люди, видимо столь побежденные страданием?"
   34. И он мне: "Это жалкое занятие
   Печальных душ тех, которые
   Прожили без позора, но и без заслуги.
   37. Они соединены с тем хором дурных
   Ангелов, которые не восставали,
   Но не были верны и Богу, а стояли за себя.
   40. Их изгнало Небо, дабы не быть менее прекрасным,
   Не получил их и глубокий Ад,
   Ибо виновные похвалялись бы пред ними".
   43. И я: "Учитель, в чем же состоит та тягость,
   Что заставляет их стенать столь громко?"
   Он мне ответил: "Я скажу об этом очень кратко.
   46. Нет у них никаких надежд на смерть,
   И их слепая жизнь столь низменна,
   Что они завидуют всякой иной участи.
   49. В мире не осталось о них памяти,
   Милосердие и Справедливость презирают их;
   Не будем говорить о них: взгляни и проходи".
   52. И я, взглянувши, увидал некое знамя,
   Двигавшееся по кругу с такой скоростью,
   Что, казалось, всякая остановка была бы его недостойна.
   55. И за ним устремлялась столь длинная вереница
   Людей, что никогда бы я не поверил,
   Что подобное множество поразила смерть.
   58. Распознавши среди них некоторых,
   Я взглянул и увидел тень того,
   Кто по трусости совершил великий отказ.
   61. Тотчас я понял, и оказался прав,
   Что это было скопище дурных душ,
   Ненавистных и Богу и его врагам.
   64. Эти несчастные, никогда не бывшие живыми,
   Были раздеты и жестоко жалили их
   Осы и большие мухи, здесь летавшие.
   67. Кровь от укусов струилась по их лицам,
   И стекая со слезами к их ногам
   Становилась пищей отвратительных червей.
   70. Затем, оглядев все вокруг себя,
   Я увидал людей на берегу большой реки,
   И я сказал: "Учитель, благоволи мне
   73. Объяснить, кто же они, что заставляет их
   Стремиться с такою быстротою к переправе,
   Как я различаю это в смутной мгле".
   76. И он мне: "Все это разъяснится для тебя,
   Когда мы замедлим наши шаги
   На берегах скорбного Ахерона".
   79. Тогда со смущением, с опущенными глазами,
   Опасаясь, не сказал ли неприятного ему,
   Я до самой реки не проронил ни слова.
   82. И вот приблизился к нам в ладье
   Побелевший от годов старец,
   С криком: "Горе вам, о злые души.
   85. Не надейтеся когда-либо увидеть небо;
   Вот я перевезу вас на другой берег,
   В вечную тьму и в жар и в холод.
   88. И ты, здесь находящийся, душа не мертвая,
   Уйди от них, ибо они умерли".
   Но увидав, что я не удаляюсь, он
   91. Сказал: "Другим путем, через другие двери
   Переправишься ты на тот берег, не здесь:
   Более легкая ладья должна везти тебя".
   94. И Вождь ему: "Харон, перестань гневаться;
   Так пожелали там, где могут все,
   Что захотят; и более не спрашивай".
   97. Тогда успокоились шерстистые щеки
   Кормчего по тусклому болоту,
   Глаза которого окаймлены огнем.
   100. Души же, истомленные и нагие,
   Изменились в лице и заскрежетали зубами,
   Лишь только услышали эти суровые слова.
   103. Они проклинали Господа и своих родителей,
   Род человеческий, место и время, семя
   Их племени и их рождения.
   106. Затем все вместе удалились они,
   Обливаясь слезами, к горестному брегу,
   Ожидающему всякого, кто не боится Бога.
   109. Демон Харон, с пылающими глазами,
   Делая им знаки, собирал их всех,
   И бил веслом тех, кто замедлился.
   112. Как осенью срываются листья,
   Один за другим, доколе ветвь
   Не сбросит на землю все свое убранство,
   115. Подобно этому и злое семя Адама
   Кидалось с этого берега, друг за другом,
   По знаку, как птицы на приманку.
   118. Так уплывают они по сумрачным волнам,
   И ранее, чем сойдут там, вдалеке,
   Здесь собирается уже новая вереница.
   121. "Сын мой, -- сказал добрый Учитель, -
   Кто умирает со злобою на Бога,
   Все сходятся сюда, изо всех стран,
   124. И они готовы переправиться чрез реку,
   Ибо правосудие Господне гонит их,
   Так что их страх обращается в желание.
   127. Здесь не проходит никогда праведная душа,
   И если Харон негодует на тебя,
   Ты можешь теперь уразуметь, что это значит".
   130. Когда он кончил, мрачная равнина
   Столь сильно заколебалась, что от ужаса
   И сейчас еще на лбу моем выступает пот.
   133. Плачущая земля дохнула ветром,
   В нем сверкнул крановатый свет,
   Лишивший меня последних сил.
   136. И я упал, как бы настигнутый сном.

Песнь четвертая
Первый круг. Лимб. -- Дети и взрослые, умершие без крещения. -- Патриархи, поэты, знаменитые люди герои и философы древности

   1. Глубокий сон моего духа нарушился
   Тяжелым гулом, так что я очнулся
   Как человек, разбуженный насильно.
   4. И отдохнувшим взором я взглянул окрест,
   Поднявшися, и пристально рассматривал,
   Чтобы узнать место, где я находился.
   7. Действительно, я стоял теперь на краю
   Скорбной долины бездны,
   Собиравшей гул бесчисленных воплей.
   10. Темна, глубока была она и туманна
   Столь, что устремив взор в ее глубину,
   Я ничего не различал ясно.
   13. "Спустимся же теперь туда, в слепой мир, -
   Начал Поэт, весь побледневший. -
   Я буду впереди, а ты следуй за мною".
   16. И я, заметив цвет его лица,
   Сказал: "Как я пойду, когда ты оробел,
   Всегда поддерживающий меня в сомнениях"?
   19. И он мне: "Скорбь всех существ,
   Там находящихся, окрашивает мне лицо
   В цвет сострадания, которое считаешь ты страхом.
   22. Идем же, ибо долгий путь нас подгоняет".
   Так он двинулся, и так ввел меня
   В первый круг, опоясывающий бездну.
   25. Здесь, как я заметил вслушиваясь,
   Не раздавалось стонов, но слышались вздохи,
   Заставлявшие трепетать вечный воздух;
   28. И это исходило от горести без мучений,
   Которою были объяты толпы, обильные и великие,
   И детей, и женщин, и мужей.
   31. Добрый Учитель обратился ко мне: "Ты не спрашиваешь,
   Что это за духи, которых видишь тут?
   Но я хочу, чтобы ты знал, прежде чем идти далее,
   34. Что они не грешили и если даже у них есть заслуги,
   Этого недостаточно, ибо они не были крещены,
   А крещение есть врата твоей веры;
   37. И если они жили ранее Христианства,
   То не поклонялись Богу должным образом,
   К их же числу принадлежу и я.
   40. Эти недостатки, а не иные поступки
   Погубили нас, и лишь тем мы угнетаемы,
   Что без надежды живем в желании".
   43. Великая печаль овладела мной, когда я услышал это,
   Ибо много замечательных людей
   Узнал я среди нерешенных в этом лимбе.
   46. "Скажи мне, мой Учитель, скажи мне, Господин,-
   Начал я, чтобы сильней укрепиться в той
   Вере, которая побеждает все заблуждения, -
   49. Вышел ли кто отсюда по своей ли заслуге,
   Или через другого и достиг ли блаженства"?
   И он, уразумев мои неясные слова,
   52. Ответил: "Новым был еще я в этом месте,
   Когда увидел как пришел некто могучий,
   Увенчанный знаками победы.
   55. Он извлек отсюда тень праотца Адама,
   Сына его Авеля, И тень Ноя,
   А также Моисея законодателя, и богобоязненного
   58. Патриарха Авраама, и царя Давида,
   Иакова с его отцом и сыновьями,
   И с Рахилью, для которой он столько сделал.
   61. И еще многих; и блаженство дал он им.
   И я хочу, чтобы ты знал, что раньше их
   Никакие человеческие души не спасались".
   64. Мы не прерывали пути, пока он говорил,
   Но проходили все то время через лес,
   Лес, скажу я, столпившихся душ.
   67. Мы ненамного еще отдалились
   От края пропасти, когда я увидел пламя,
   Которое побеждало полушарие тьмы.
   70. Хотя мы находились еще и не близко,
   Но я мог уже отчасти разглядеть,
   Что для почтенных людей отведено это место.
   73. "О ты, краса всякой науки и искусства,
   Скажи, кто эти, окруженные таким почетом,
   Который отделяет их от всех других?"
   76. И он мне: "Слава их имен,
   Гремящая наверху в твоей жизни,
   Снискала им милость Неба, так отличающего их".
   79. Меж тем донесся до меня голос:
   "Приветствуйте высокого Поэта:
   Возвращается тень его, которая отсутствовала".
   82. Когда голос прекратился и умолк,
   Я увидел четыре приближавшиеся великие тени:
   Они не казались ни грустными, ни веселыми.
   85. Добрый Учитель обратился ко мне со словами:
   "Взгляни на этого, с мечом в руке,
   Что идет впереди троих, подобно повелителю.
   88. Это Гомер, величайший из поэтов,
   За ним следует сатирик Гораций,
   Третий Овидий, а последний Лукан.
   91. Так как все их имена достойны моего
   И провозглашены единодушным приговором,
   То они выказывают мне почет, и хорошо делают".
   94. Так увидел я единение блестящей школы
   Этого владыки высочайшего песнопения,
   Парящего над другими подобно орлу.
   97. Поговорив между собою немного,
   Они обратились ко мне со знаком приветствия.
   И мой Учитель, видя это, улыбнулся.
   100. И еще более почета оказали они мне,
   Приобщив меня к своему ряду, так что я
   Явился шестым среди подобной мудрости.
   103. Так шли мы в направлении к свету,
   Говоря о том, о чем теперь столь же следует молчать,
   Как там, где были мы, надлежало говорить.
   106. Мы подошли к подножию величественного замка,
   Семь раз окруженного высокими стенами,
   Под защитой окаймляющей прелестной речки.
   109. Мы переправились через нее как по сухому месту:
   Чрез семь врат прошел я с этими мудрецами:
   Мы оказались на лугу со свежей зеленью.
   112. Там были люди с медленным и важным взором,
   Весьма внушительные по своему виду;
   Они беседовали не быстро, приятными голосами.
   115. Мы же отодвинулись от одного из углов
   В открытое место, возвышенное и светлое,
   Откуда можно было видеть всех.
   118. Там, прямо передо мной, на зеленой мураве
   Мне были показаны великие души,
   Даже воспоминание о коих воодушевляет меня.
   121. Я увидел Электру со многими сподвижниками,
   Среди которых узнал Гектора и Энея,
   И вооруженного Цезаря с хищным взглядом.
   124. Видел Камиллу и Пентезилею
   С другой стороны; и видел царя Латина,
   Сидевшего со своей дочерью Лавинией.
   127. Видел того Брута, что изгнал Тарквиния,
   Лукрецию, Юлию, Марцию и Корнелию,
   И видел в стороне одинокого Саладина.
   130. Обратив взор немного выше, я увидал
   Учителя тех, кто предан знанию,
   Сидящего среди семьи философов.
   133. Все преклоняются пред ним, все его почитают.
   Здесь я увидел и Сократа, и Платона,
   Стоявших впереди других, ближе к нему.
   136. Демокрита, считавшего мир случаем,
   Диогена, Анаксагора и Фалеса,
   Эмпедокла, Гераклита и Зенона.
   139. И видел отличного собирателя качеств,
   То есть, Диоскорида; и видел Орфея,
   Туллия и Лина, и моралиста Сенеку.
   142. Геометра Эвклида и Птоломея,
   Гиппократа, Авиценну и Галлиена,
   Аверроэса, создавшего великое толкование.
   145. Я не могу изображать всех с полнотою,
   Ибо так подгоняет меня обширная тема,
   Что часто мне недостает слов для виденного.
   148. Общество шестерых уменьшилось на двое,
   Другим путем ведет меня мудрый Вождь
   Прочь от покоя, в трепетный воздух,
   151. И я вхожу туда, где уже нету света.

Песнь пятая
Второй круг. Грехи плоти. -- Минос. -- Франческа да Римини

   1. Так спустился я из первого круга
   Вниз, во второй, заключающий меньше места,
   И столь же более горя, жалящего до воплей.
   4. Там сидит страшный Минос, оскаливая зубы,
   Он исследует вину всякого входящего,
   Судит его и направляет извивами своего хвоста.
   7. Я говорю, что когда обреченная душа
   Является перед ним, то исповедует все,
   И этот знаток всяческих прегрешений
   10. Видит, какое место Ада ей прилично.
   Он обвивает себя хвостом столько раз,
   На сколько кругов вниз желает ее спустить.
   13. Всегда толпятся перед ним те души.
   Они идут поочередно на его суд;
   Говорят, выслушивают, и направляются вниз.
   16. "О ты, пришедший в скорбное убежище,-
   Вскричал Минос, увидев меня близко
   И прерывая исполнение своего дела, -
   19. Взгляни, куда ты входишь, и кому вверяешься.
   Пусть не обманывает тебя ширина входа".
   И мой Вождь ему: "Зачем же ты кричишь?
   22. Не преграждай назначенного ему пути.
   Так хотят там, где могут все,
   Что пожелают, и более не спрашивай".
   52. "Первая из тех, узнать о коих
   Ты желаешь, -- сказал он мне тогда,-
   Была властительницей многочисленных народов.
   55. Столь предавалась она пороку сладострастия,
   Что дозволяла всякое желание в своих законах,
   Дабы снять осуждение, в коем жила сама.
   58. Это Семирамида, о которой известно,
   Что она наследовала Нину и была его женой;
   Она владела страной, принадлежащею теперь Султану.
   61. Другая та, что от любви покончила с собой,
   И не соблюла верности праху Сихея;
   Далее сладострастная Клеопатра".
   64. Я увидел Елену, из-за которой протекло
   Столько горького времени, и великого Ахилла,
   Сразившегося под конец с Любовью.
   67. Я увидел Париса, Тристана, и более тысячи
   Теней указал он пальцем, называя поименно,
   И все это были похищенные Любовью.
   70. Когда услышал я от Учителя имена
   Стольких жен и героев древности,
   Жалость овладела мной и я смутился.
   73. Я начал так: "Поэт, охотно
   Поговорил бы я с теми, что несутся вместе,
   И для ветра кажутся столь легкими".
   76. И он: "Дождись, когда они подлетят
   К нам ближе, и тогда попроси
   Именем любви, влекущей их; и они явятся".
   79. И лишь только ветр склонил их к нам,
   Я возвысил голос: "О мучимые души,
   Поговорите с нами, если нет к тому препятствий".
   82. Как голуби, влекомые желанием,
   Летят по воздуху на крепких, распростертых крыльях
   К сладостному гнезду, так две души
   85. Отьединилися от ряда, где была Дидона,
   И устремились к нам по горестному воздуху.
   Столь силен был мой страстный призыв,
   88. "О существо изящное и благосклонное,
   Идущее в багровом воздухе навестить
   Нас, окрасивших мир кровью.
   91. Если бы Царь вселенной был нам другом.
   Мы просили бы его о мире для тебя,
   Ибо ты сжалился над нашей неестественною мукой.
   94. О чем ты пожелаешь слушать или говорить,
   Доколе ветер, как сейчас, смолкнул.
   97. Город, где я родилась, расположен
   У моря, куда По нисходит, дабы
   Успокоиться с притоками своими.
   100. Любовь, легко воспламеняющая нежное сердце,
   Овладела Паоло, который полюбил мою красу,
   Отнятую у меня способом, оскорбляющим и поныне.
   103. Любовь, никому любимому любви не прощающая,
   Охватила и меня с такою силой,
   Что, как видишь, и теперь не покидает.
   106. Любовь и довела нас до единой смерти.
   Кайна ожидает нашего убийцу".
   Такие слова направили они к нам.
   109. Когда я выслушал эти обиженные души,
   То наклонил лицо и не подымал его,
   Пока поэт не произнес: "О чем ты думаешь?"
   112. Ответивши ему, я начал так: "О горе!
   Сколь сладкие мечты и какие желания
   Привели их к горестному шагу".
   115. Затем я снова повернулся к ним,
   И начал: "Франческа, твои мучения
   Вызывают у меня слезы жалости и печали.
   118. Но скажи: во время сладких вздохов
   Чем и как дозволила вам Любовь
   Увериться в ваших смутных желаниях?"
   121. И она мне: "Нет большей муки,
   Чем вспоминать о временах блаженства
   В несчастье; и об этом знает твой Учитель.
   124. Но если ты так расположен слышать
   О первом появлении нашей любви,
   Я сделаю как тот, кто говорит и плачет.
   127. Однажды мы читали, чтоб развлечься,
   О Ланчелоте, как теснила его любовь.
   Одни мы были, ничего не опасаясь.
   130. Не раз соединяло наши взоры
   Чтение это, и мы бледнели.
   Но лишь одна строка нас победила.
   133. Когда мы прочитали, что ее улыбающиеся уста
   Приняли поцелуй того возлюбленного,
   Тогда этот, что теперь со мною неразлучен,
   136. Поцеловал мои уста и весь затрепетал.
   Галеоттом стала для нас книга и написавший ее,
   В тот день мы больше не читали".
   139. Пока один из духов говорил это,
   Другой так плакал, что от жалости
   Я оказался как бы на границе смерти.
   142. И я упал, как падает поверженный.

Песнь шестая
Третий круг. Обжоры. -- Цербер. -- Чиакко. -- Плутус

   1. Когда очнулся дух мой, оцепеневший
   Перед горькой участью двух родственников,
   Смутившей всего меня печалью,
   4. Новые муки и новые мученики
   Предстали предо мной, куда бы я ни двинулся,
   Куда бы ни повернулся, куда бы ни взглянул.
   7. Я в третьем кругу дождя,
   Вечного, проклятого, холодного и тяжкого;
   Он неизменен и всегда одного качества.
   10. Крупный град, снег и мутная вода
   Проливаются сквозь темный воздух;
   Смердит земля, принимающая их.
   13. Цербер, зверь жестокий и чудовищный,
   Лает по-собачьи тремя пастями
   На существа, затопленные здесь.
   16. У него багровые глаза, борода сальная и темная,
   Огромное брюхо и когтистые лапы.
   Он царапает души, обдирает, рвет.
   19. Дождь заставляет их выть, как псов.
   Из одного бока делают они прикрытие другому,
   Поминутно вертятся, жалкие нечестивцы.
   22. Когда увидел нас Цербер, великий червь,
   Он разинул свои пасти, показал нам клыки,
   Весь он при этом находился в движении.
   25. И мой Вождь, раздвинув свои пальцы,
   Схватил земли, и всей пригоршней
   Бросил ее в алчущий зев.
   28. Как пес, лаем требующий пищи,
   Утихает, когда схватит свой кусок,
   Ибо занят насыщением в одиночестве;
   31. Так произошло и с этими грязными мордами
   Демона Цербера, столь оглушающего
   Души, что они предпочли бы глухоту.
   34. Мы проходили по теням, простертым
   Под тяжким дождем, и наступали подошвой
   На их пустые обличья, кажущиеся телами.
   37. Они лежали все на земле,
   Кроме одной, быстро поднявшейся и севшей,
   Как только заметила, что мы приближаемся.
   40. "О ты, которого ведут чрез этот Ад,-
   Сказала она мне: -- Узнай меня, если ты можешь.
   Тебя сделали раньше, чем меня разделали".
   43. И я ему: "Тоска, владеющая тобой,
   Может быть, извлекает тебя из моей памяти,
   Так, что будто я не видал тебя никогда.
   46. Но скажи мне, кто ты, и почему попал
   В это горестное место, на эту муку,
   Если не величайшую, то все же столь противную?"
   49. И он ответил мне: "Твой город столь налитой
   Завистью, что она переливается чрез край,
   Считал меня своим в светлой жизни.
   52. Вы, граждане, называли меня Чиакко
   За вредный грех чревоугодия,
   Как видишь, я изнемогаю под дождем;
   55. И я не одна здесь печальная душа,
   Ибо все вокруг терпят ту же кару,
   За такую же вину", -- и более он не издал звука.
   58. Я отвечал ему: "Чиакко, твое несчастье
   Так меня тяготит, что чуть не вызывает слезы.
   Но скажи, если знаешь, к чему ж придут
   61. Граждане города, разделившегося в себе?
   Есть ли в нем кто-либо праведный? И скажи мне,
   Почему охватили его такие раздоры"?
   64. И он мне: "После долгих споров
   Дойдут до крови, и дикая партия
   Выгонит другую с большим уроном.
   67. А затем надлежит пасть и ей,
   Меж тремя Солнцами, и одолеет первая,
   С помощью того, кто сейчас коварно прельщает.
   70. Долго будет она высоко нести голову,
   Держа противников в тяжком гнете,
   Несмотря на их стенания и обиду.
   73. Праведны там двое, но их не слушают.
   Гордость, зависть и скупость суть
   Три искры, зажегшие там сердца".
   76. Тут кончил он свою жалобную речь.
   И я ему: "Еще хочу, чтобы ты научил меня,
   И подарил бы дальнейшею беседой.
   79. Фарината и Тегьяйо, что были столь достойны,
   Якопо Рустикуччи, Арриго и Моска,
   И другие, отдавшие свой дух делу добра, -
   82. Скажи мне, где они, и помоги найти их.
   Ибо великое желание влечет меня узнать,
   Ублажает ли их небо, или гноит ад".
   85. И он: "Они находятся среди более черных душ.
   Разные грехи тяготят их во глубине ада.
   Если ты спустишься туда, то сможешь их увидеть.
   88. Но когда будешь снова в милом мире,
   Прошу тебя, оживи память обо мне.
   Я больше ничего не говорю и ничего не отвечаю".
   91. И он скосил глаза, бывшие дотоле прямыми,
   Кратко на меня взглянул и склонил голову.
   Затем упал, уподобляясь остальным слепцам.
   94. И Вождь сказал мне: "Он не подымется
   Отсюда, пока не прозвучит труба архангела.
   Когда же придет могучий враг греха,
   97. Каждый из них найдет свою печальную могилу.
   Вновь облекутся они плотью, примут прежний облик
   И услышат то, что прогремит в вечности".
   100. Так проходили мы по мерзостной смеси
   Теней и дождя медленными шагами,
   Слегка касаясь в разговоре будущей жизни.
   103. И я сказал: "Учитель, возрастут ли эти
   Мучения после Страшного Суда,
   Или убавятся, или будут столь же жгучи?"
   106. И он мне: "Обратись к своей науке,
   Гласящей, что чем существо совершеннее,
   Тем сильней чувствует оно и благо и страданье.
   109. Хотя это проклятое племя
   Никогда не достигнет истинного совершенства,
   Оно надеется улучшиться после суда".
   112. Мы проходили по этой кругообразной дороге,
   Говоря о многом, чего я не привожу.
   Наконец, пришли к месту, где она спускается.

Песнь седьмая
Четвертый круг. Скупые и расточители. -- Плутус. -- Фортуна. -- Пятый круг. Гневные и ленивые

   1. "Pape Satan, pape Satan aleppe",-
   Вскричал Плутус своим хриплым голосом.
   И благородный Мудрец, который все знал,
   4. Сказал, ободряя меня: "Пусть не вредит тебе
   Боязнь; ибо сколь он ни могуществен,
   Он не помешает тебе сойти с этих скал".
   7. Затем он обернулся к той надутой морде,
   И сказал: "Молчи, проклятый волк,
   Изводи себя собственным бешенством.
   10. Не без причины спускается он вглубь,
   Того желают в вышних, где Михаил
   Отмстил надменному стаду".
   13. Как вздутые ветром паруса
   Падают спутанные, когда сломалась мачта,
   Так упал на землю свирепый зверь.
   16. Мы же сошли в четвертую канаву,
   Углубляясь далее по скорбному берегу,
   Содержащему в себе зло всего мира.
   19. О правосудие Божие! Кто скопляет столько
   Новых мучений, новых кар, сколько я видел?
   И почему грех так нас терзает?
   22. Как бывает с волнами в Харибде,
   Что разбиваются на пути о встречные,
   Так вступают здесь в пляску грешники.
   25. Здесь видел я особенно много людей,
   Друг на друга кативших с воплями
   Тяжести, напирая на них грудью.
   28. Они сталкивались между собой,
   Поворачивались и отбегали назад,
   Крича: "Зачем ты копишь?" и "Зачем ты тратишь?"
   31. Так возвращались они по мрачному кругу,
   Отовсюду к противоположной его точке,
   Сопровождая бег позорным припевом.
   34. Затем, достигнув ее, поворачивались каждый
   По своему полукругу к новому бою.
   И я, почти вконец сокрушенный сердцем,
   37. Сказал: "Учитель, объясни же мне теперь,
   Что это за люди, и все ли были духовными
   Те, под тонзурой, что от нас слева?"
   40. И он: "Все они были настолько кривы
   Умом в своей первоначальной жизни,
   Что в меру не совершали никакой траты.
   43. Довольно ясно лает об этом голос их,
   Когда они доходят до двух точек круга,
   Где из разделяют противоположные грехи.
   46. Те были духовные, у кого нет на голове
   Покрывала волос, папы и кардиналы,
   На ком алчность проявила свою власть".
   49. И я: "Учитель, среди всех их
   Я должен бы вполне узнать некоторых,
   Загрязненных подобными пороками".
   52. И он мне: "Напрасно думаешь ты об этом.
   Низкая жизнь, сделавшая их мерзкими,
   Затемнила их вид до неузнаваемого.
   55. Вечно будут они бодаться между собой,
   Одни подымутся из своих могил
   Сжимая кулаки, другие с обрезанными волосами.
   58. Неуменье давать и неуменье держать отняло у них
   Прекрасный мир и они обречены на эту драку.
   Словами я не стану украшать ее.
   61. Ныне можешь видеть, сын, сколь кратко дуновение
   Земных благ, даруемых Фортуной,
   Из-за чего род человеческий ведет потасовку.
   64. Ибо все золото, какое есть под луною,
   И какое было, не могло бы дать отдыха
   Ни одной из этих истомленных душ".
   67. "Учитель, -- произнес я, -- скажи мне также,
   Эта Фортуна, о которой ты мне говорил,
   Что есть она, столь держащая в когтях блага мира?
   70. И он ко мне: "О неразумные создания,
   Сколь велико невежество, поражающее вас!
   Теперь хочу, чтобы ты усвоил мое учение.
   73. Тот, чье познание превосходит все,
   Создал небеса, и дал им управителя,
   Так что каждая часть сияет каждой части,
   76. Распределяя свет одинаково:
   Подобно этому и для земного блеска
   Определил Он общую правительницу и владыку,
   79. Чтоб перемещать по временам суетные блага
   От народа к народу, от одной крови к другой,
   Презирая сопротивление людского благоразумия.
   82. И один народ властвует, другой изнывает
   Следуя приговору той, которая
   Столь же сокровенна, как змея в траве.
   85. Ваше знание не пререкается с нею.
   Она промышляет, судит и преследует
   В своем царстве, как в других -- их боги.
   88. Нет отдыха перемещениям ее.
   Необходимость делает ее быстрой;
   И она часто появляется, неся превратности.
   91. Такова та, кого столько распинают,
   Даже и те, кто должен бы ей быть признателен,
   Несправедливо порицая и злословя.
   94. Но она блаженна и не слышит этого.
   Радостная, среди других первых созданий,
   Она вращает свою сферу и вкушает счастие.
   97. А теперь спустимся к еще большим мукам.
   Уже склоняются звезды, восходившие на небо,
   Когда я тронулся, и слишком медлить нам нельзя".
   100. Мы пересекли круг до другого края,
   Над бурлящим потоком, изливавшимся
   В котловину, им же самим размытую.
   103. Вода была темна, с отливом красноватого,
   И в соседстве мутных волн мы сошли
   Вниз по весьма дурной дороге.
   106. Этот горестный ручей, ниспадая
   К подножию злостных сероватых склонов,
   Образует болото, называемое Стиксом.
   109. И я, внимательно присматриваясь,
   Увидал в этой трясине грязных людей,
   Совсем нагих, с яростными лицами.
   112. Они сшибались между собой не только руками,
   Но и головами, грудью и ногами,
   И зубами рвали друг друга в клочья.
   115. Добрый Учитель мой сказал: "Сын, ты теперь видишь
   Души тех, над кем гнев властвовал.
   И также я хочу, чтобы ты уверился,
   118. Что под водой есть люди воздыхающие,
   И заставляющие пузыриться ее поверхность,
   Как скажет тебе глаз, куда бы ты ни взглянул".
   121. Поверженные в тину говорили: "Мы были скорбны
   В сладостном воздухе, оживляемом Солнцем,
   Нося в себе тягостный туман.
   124. Ныне мы предаемся скорби в темном иле".
   Этот гимн клокотали они горлами,
   Ибо не могли произносить полных слов.
   127. Так обогнули мы пакостную лужу,
   Большим кругом, между сухим берегом и гнилью,
   Не отрывая взора от глотавших грязь.
   130. И мы приблизились, наконец, к подножию башни.

Песнь восьмая
Пятый круг. Гневные. -- Флегиас. -- Филиппе Ардженти. -- Город Дис. -- Вергилий и Демоны

   1. Я говорю, продолжая, что прежде чем
   Мы приблизились к подножию башни,
   Наши взоры обратились на ее вершину,
   4. Где мы заметили два вспыхнувших огонька,
   И еще один подал сигнал, настолько издали,
   Что глаз едва мог различить его.
   7. И я, обратившись к морю всякого знания,
   Сказал: "Что это значит? И что отвечает
   То, другое пламя? И кто зажег их?"
   10. И он мне: "На волнах мутных
   Ты мог бы уже видеть того, кто приближается,
   Если бы дым болота не скрывал его".
   13. Никогда тетива не пускает стрелу
   С такою скоростью по воздуху
   Как видел я, маленькое судно
   16. Неслось в нашу сторону по воде
   Под управлением единственного кормчего,
   Кричавшего: "Ты здесь, злодейская душа!"
   19. "Флегиас, Флегиас, на этот раз
   Ты кричишь напрасно, сказал мой Господин.
   Мы будем в твоей власти лишь переплывая тину".
   22. Как тот, кто слышит о великом обмане,
   Совершенном над ним, и огорчается этим,
   Так поступил и Флегиас, охваченный гневом.
   25 Вождь мой спустился в барку
   И пригласил меня следовать за собой;
   И лишь когда я вошел, она нагрузилась.
   28. Как только мы с Вождем оказались в ней,
   Древняя ладья тронулась, рассекая воду
   Сильнее, чем обычно, когда перевозила тени.
   31. В то время как мы плыли по мертвой заводи,
   Передо мной вырос некто, весь в грязи,
   И сказал: "Кто ты, являющийся до срока?"
   34. И я ему: "Если являюсь, то не остаюсь здесь,
   Но ты кто, чей вид столь отвратителен?"
   Он отвечал: "Взгляни, я тот, кто плачет".
   37. И я ему: "В слезах, и в трауре,
   Проклятый дух, пусть ты останешься;
   Я узнаю тебя, хотя и весь ты выпачкан".
   40. Тогда он протянул обе руки к барке:
   Но предусмотрительный Учитель оттолкнул его,
   Сказав: "Прочь, убирайся к остальным псам!"
   43. Затем он обнял руками мою шею,
   Поцеловал в лицо и сказал: "О презирающая душа,
   Благословенно чрево, зачавшее тебя.
   46. Говоривший с нами был в мире гордецом.
   Доброта не украшает его памяти:
   Потому и тень его беснуется здесь.
   49. Сколько великих на земле царей
   Будет увязать здесь, как свиньи в слякоти,
   Оставляя по себе страшные осуждения!"
   52. И я: "Учитель, я был бы так доволен,
   Если бы он погрузился вновь в эту бурду
   Прежде, чем мы переплывем озеро".
   55. И он мне: "Ранее, чем откроется тебе
   Берег, ты будешь удовлетворен:
   Следует, чтобы ты насладился своим желанием".
   58. Спустя немного я увидел, как такую пытку
   Причинили ему испачканные грязью люди,
   Что и теперь я хвалю и благодарю Бога.
   61. Все кричали: "На Филиппе Ардженти!"
   И полный гнева дух флорентинца
   Ринулся на самого себя с оскаленными зубами.
   64. Здесь мы оставили его, и больше я о нем не говорю.
   Но мой слух потрясся таким воплем,
   Что я внимательно вперил взор вдаль.
   67. Добрый Учитель произнес: "Вот, сын мой,
   Приближается город по имени Дис,
   С тяжкими обитателями, в великих толпах".
   70. И я: "Учитель, уже ясно различаю я
   Его мечети, там, в глубине долины,
   Алые, будто вышедшие из огня".
   73. И он сказал мне: "Вечное пламя,
   Раскаляющее их изнутри, делает их красными.
   Как ты видишь в этом нижнем аду".
   76. Мы достигли, наконец, глубоких рвов,
   Опоясывающих этот безутешный город:
   Стены, казалось мне, были из железа.
   79. Описав сначала большую дугу,
   Мы прибыли к месту, где кормчий громко
   Крикнул нам: "Слезайте, здесь ведь вход!"
   82. Я увидел над вратами более тысячи
   Тех, кто дождем скатились с неба; они злобно
   Говорили: "Кто этот, что не умер,
   85. Но проходит через царство мертвых?"
   И мудрый мой Учитель дал им понять,
   Что хочет говорить с ними наедине.
   88. Тогда они умерили немного свою гневность,
   И сказали: "Входи один, но пусть уходит тот,
   Так дерзко проникающий в это царство.
   91. Пусть он возвращается один по безумной дороге.
   Пусть попробует, если может; ибо ты останешься здесь,
   Сопровождавший его чрез столь мрачную страну".
   94. Подумай же, читатель, как пал я духом
   При звуке этих проклятых слов;
   Ибо уже не верил, что когда-либо возвращусь.
   97. "О дорогой Вождь мой, более семи раз
   Возвращавший мне уверенность, и избавивший
   От великой опасности, грозившей мне,
   100. Не оставляй меня, -- сказал я в таком унынии,-
   Если нам загражден путь вперед,
   Вернемся поскорее по нашим следам".
   103. И Господин, приведший меня сюда,
   Сказал: "Не бойся, ибо никто не может
   Отнять у нас нашего пути: свыше он дарован.
   106. Но жди меня здесь; питай, и укрепляй
   Усталый дух доброю надеждой.
   Я ведь не оставлю тебя в подземном мире".
   109. Так ушел, покинув меня там,
   Сладостный отец, и я остался в колебании;
   Ибо да и нет спорили в моем уме.
   112. Я не мог слышать, что сказал он им.
   Но он недолго с ними пробыл там,
   Ибо они ринулись внутрь, приготовляясь к борьбе.
   115. Эти наши противники заперли ворота
   Пред грудью моего Господина, оставшегося снаружи;
   И медленными шагами возвратился он ко мне.
   118. Глаза его смотрели в землю, брови лишились
   Всякой бодрости, и он произнес, вздыхая:
   "Кто не пустит меня в дома скорби?"
   121. А мне сказал: "Если я гневаюсь,
   Ты не пугайся, ибо я одолею испытанье,
   Кто бы ни хлопотал там о защите.
   124. Эта дерзостность их не нова,
   Они проявили ее перед менее тайными вратами,
   Которые и сейчас лишены замка.
   127. Над ними видел ты мертвую надпись.
   И уже оттуда спускается по склону,
   Проходя через круги без провожатого
   130. Тот, для кого откроется этот город".

Песнь девятая
Город Дис. -- Эрихто. -- Три фигуры. -- Небесный посланец. Круг шестой. Ересиархи

   1. Цвет, в который окрасила мое лицо трусость,
   Когда я увидел, что мой вождь возвращается,
   Заставил его побороть собственную бледность,
   4. Внимательный, он остановился, как человек слушающий,
   Ибо не мог устремить своего взора вдаль,
   Сквозь черный воздух и густой туман.
   7. "Все-таки мы должны победить в битве,-
   Начал он, -- а если... но такая помощь нам обещана!
   О как я жду, чтобы она явилась!"
   10. Я хорошо видел, как он покрыл
   Начало сказанного другими словами,
   Которые имели обратный смысл.
   13. Однако его речь внушала страх,
   Ибо я понял прерванные слова
   Быть может в худшем смысле, чем они имели.
   16. "На это дно печальной раковины
   Сходил ли кто-нибудь из первого круга,
   Где наказывают единственно лишением надежды?" -
   19. Такой вопрос я задал. И он ответил:
   "Редко случается кому-либо из нас
   Совершать путь, по которому я иду.
   22. Верно, что однажды был я здесь,
   Заколдованный той страшною Эрихто,
   Что призывала тени к их телам.
   25. Вскоре после того как я лишился плоти,
   Она ввела меня в эти стены,
   Чтобы извлечь один дух из круга Иуды.
   28. То место самое низкое, и самое темное,
   И самое далекое от неба, вращающего все:
   Я хорошо знаю путь: будь же покоен.
   31. Это болото, дышащее великим смрадом,
   Опоясывает кругом город скорби,
   Куда мы не можем уже войти без гнева".
   34. И он говорил еще другое, чего я не помню,
   Ибо глаза мои были поглощены
   Высокой башней с пламенеющей вершиной,
   37. Где в одном месте внезапно появились
   Три адских фурии, обагренные кровью,
   Обладавшие женским сложением и видом,
   40. И ярко-зеленые гидры опоясывали их:
   Змейки и керасты заменяли им волосы,
   Обвивая их надменные виски.
   43. И он, хорошо знавший жалких
   Прислужниц царицы вечного плача:
   "Взгляни, -- сказал мне, -- на свирепых Эринний.
   46. Это Мегера, с левой стороны.
   Та, что рыдает справа, называется Алекто,
   Посреди них Тизифона", -- и на этом он умолк.
   49. Когтями они раздирали себе грудь,
   Били в ладоши и кричали столь громко,
   Что в смущении я прижимался к Поэту.
   52. "Пусть явится Медуза, мы обратим его в камень,-
   Кричали они, устремив взоры книзу.-
   Мало мы отмстили Тезею за его нападение!"
   55. "Обернись назад, и закрой лицо,
   Ибо если явится Горгона и ты ее увидишь,
   Тебе уже не вернуться никогда наверх",-
   58. Так говорил Учитель; и он сам
   Повернул меня и не доверился моим рукам,
   Но укрыл еще и своими.
   61. О вы, обладающие ясным умом,
   Всмотритесь в учение, которое сокрыто
   Под покрывалом странных стихов!
   64. И уже по мутным волнам пронесся
   Грохочущий шум, полный ужаса,
   От которого задрожали оба берега;
   67. Не иначе бывает с ветром,
   Разъяренным встречными жарами,
   Когда он налетает на лес и безудержно
   70. Крушит ветви, валит и уносит цветы,
   Горделиво мчится вперед в пыли,
   И обращает в бегство пастухов и животных.
   73. Вождь освободил мне глаза, сказав: "Возведи
   Теперь всю силу взора на эту древнюю пену,
   В то место, где этот дым гуще".
   76. Как лягушки перед враждебным
   Ужом разлетаются все по воде,
   Пока не прильнут к берегу;
   79. Так, видел я, тысячи погибших душ
   Бежали от одного, переходившего
   Чрез Стикс, не замочив подошв.
   82. Он отгонял от лица тяжкий воздух,
   Часто обмахиваясь левою рукой,
   И лишь это, казалось, утомляло его.
   85. Тотчас заметил я, что он послан Небом,
   И обратился к Учителю, и тот дал знак,
   Чтобы я стоял смирно, и склонился перед ним.
   88. Ах, сколь, казалось мне, полон он презрения!
   Он приблизился к вратам, и палочкой
   Отворил их, и никто ему не помешал.
   91. "О изгнанные неба, племя отверженных, -
   Начал он, стоя на ужасном пороге, -
   Чем питается в вас подобная дерзость?
   94. К чему противитесь вы той воле,
   Чьи намерения не знают преград,
   И которая столько раз увеличивала вашу муку?
   97. Разве есть смысл бодаться с судьбой?
   У вашего Цербера, если вы не позабыли,
   И доселе ощипаны подбородок и шея".
   100. Затем он повернул назад по грязному пути,
   Не сказав нам ни слова; но имел вид человека,
   Другой заботою подавленного и томимого,
   103. Чем тот, кто находился перед ним.
   И мы направили шаги к городу Дису,
   Успокоенные его святыми словами.
   106. Без всякого сопротивления мы вошли.
   И я, имевший намерение видеть
   Казнь заключенных в этой крепости,
   109. Вошедши внутрь, огляделся вокруг
   И увидел всюду великое поле,
   Полное скорби и преступной муки.
   112. Как в Арле, где дремлет Рона,
   Как у Полы вблизи Кварнаро,
   Замыкающего Италию и омывающего ее границы,
   115. Гробницы делают землю волнистой,
   Так было со всех сторон и здесь,
   Но только еще печальнее.
   118. Ибо посреди могил разливалось пламя,
   Которое так раскаляло их,
   Как того не требует от железа ни одно ремесло.
   121. Все крышки их были приподняты,
   И оттуда неслись столь тяжкие стоны,
   Что, видимо, их издавали бедные страдальцы.
   124. И я: "Учитель, что это за люди,
   Погребенные в тех усыпальницах,
   Дающие о себе знать жалобными вздохами?"
   127. И он мне: "Здесь находятся ересиархи
   Со своими последователями и более
   Нежели ты думаешь, переполнены могилы.
   130. Подобные погребены с подобными.
   И одни гробы более, другие менее жгучи".
   И затем он повернул направо.
   133. Мы прошли между мучениками и высокими стенами.

Песнь десятая
Шестой круг. Еретики. -- Фарината дельи Уберти. -- Кавальканти. -- Император Фридрих II

   1. И вот удаляется по узкой тропинке.
   Между стеною города и мучениками
   Мой Учитель, и я вслед за ним.
   4. "О высшая добродетель, сквозь нечестивые круги
   Влекущая меня по своей воле, -- начал я, -
   Заговори со мной, удовлетвори мои желанья.
   7. Можно ли увидеть тех, что погребены
   В этих могилах? Ведь уже подняты
   Все крышки, и никто не стережет их".
   10. И он мне: "Все они будут замкнуты,
   Когда их обитатели вернутся из Иосафата,
   Облекшись в плоть, оставленную наверху.
   13. В этой части находится кладбище
   Эпикура и всех его последователей,
   Полагавших, что душа умирает с телом.
   16. Итак, просьба, с которой ты обратился,
   Скоро будет здесь удовлетворена,
   Как и желание, о котором ты умалчиваешь".
   19. И я: "Добрый Вождь, если я таил нечто
   В своем сердце, то лишь, чтобы быть кратким;
   И ты всегда к этому наставлял меня".
   22. "О Тосканец, что чрез город пламени
   Живым проходишь, говоря с таким достоинством,
   Будь добр, остановись на этом месте.
   25. Твое наречие выдает в тебе
   Рожденного той благородною страной,
   Которой, может быть, я чрезмерно навредил".
   28. Внезапно раздались эти слова
   Из одной могилы: я приблизился,
   В страхе несколько более к своему Вождю.
   31. Он мне сказал: "Повернись, что же ты делаешь?
   Взгляни на Фаринату, вставшего перед тобой:
   Ты увидишь его от пояса до головы".
   34. Я устремил уже на него свой взор;
   И он поднялся наполовину из могилы,
   С видом великого презрения ко всему Аду.
   37. И смелые и быстрые руки моего Вождя
   Толкнули меня к нему меж усыпальниц,
   Со словами: "Да будет твоя речь ясна".
   40. Лишь только оказался я у его гробницы,
   Он взглянул на меня и почти надменно
   Спросил: "Кто были твои предки?"
   43. Я же, расположенный к повиновению,
   Не стал от него таить, но открыл все.
   Тогда он приподнял немного брови,
   46. Затем сказал: "Жестоко враждовали они
   Со мной, и моим родом, моею партией,
   Так что дважды рассеивал я их".
   49. "Если их изгоняли, то отовсюду они возвращались,-
   Ответил я, -- и в первый раз, и во второй раз;
   Ваши же не научились надлежаще этому искусству".
   52. Тогда поднялась над краем гробницы
   Другая тень, рядом с первой, до подбородка;
   Думаю, она стояла на коленях.
   55. Взглянула вокруг меня, как бы желая
   Увидеть, нет ли еще кого-нибудь со мной;
   Но когда вся смутная надежда ее рассеялась,
   58. В слезах сказала она: "Если через бессветную эту
   Темницу ты проходишь высотою гения,
   То где мой сын? И почему он не с тобой?"
   61. И я: "Не своей силою я иду.
   Тот, ожидающий, ведет меня здесь.
   Ваш Гвидо, может быть, не почитал его".
   64. Эти слова и самый род мучения
   Дали уж мне прочесть имя грешника,
   Потому был мой ответ так полон.
   67. Мгновенно выпрямившись, он вскричал: "Как,
   Говоришь, не почитал? разве он умер?
   Разве уже не ранит его взора нежный свет?"
   70. Заметив, что я несколько промедлил,
   Прежде нежели дать ему ответ,
   Он опрокинулся назад и более не появлялся.
   73. Другой же благородный дух, по чьей просьбе
   Я остановился, не изменил вида,
   Не двинул шеей, не склонил груди.
   76. "И если, -- сказал, продолжая прежнюю речь,-
   Они дурно изучили то искусство,
   Это терзает меня больше, чем такое ложе;
   79. Но и пятидесяти раз не воспламенится
   Лик той Дамы, что царствует здесь,
   Как познаешь ты тяжесть этого искусства.
   82. И да будет тебе дано вернуться в милый мир -
   Скажи мне, почему народ ваш столь безжалостен
   К моему роду в каждом своем постановлении?"
   85. Я же ему: "Мука и великое побоище,
   Окрасившее Арбию кровавым цветом,
   Побуждают к таким речам в нашем храме".
   88. Вздохнув и покачавши головою, он сказал:
   "Не один я находился там и не без
   Причин выступил среди других;
   91. Но я был один, когда все
   Постановили срыть Флоренцию,
   И я защитил ее с лицом открытым".
   94. "О, да обрящет некогда мир ваше потомство! -
   Обратился я к нему. -- Развяжите же тот узел,
   Который затянул теперь мой разум.
   97. И кажется, если правильно понимаю, вы видите
   То, что приводит нам с собою время,
   В настоящем же лишены зрения".
   100. "Мы видим наподобие дальнозорких,-
   Сказал он, -- лишь находящееся вдалеке;
   Настолько дает еще нам света высший Вождь.
   103. Когда же будущее приблизилось или настало,
   Весь ум наш тщетен; и если нам не сообщат,
   Мы ничего не знаем о вашей земной жизни.
   106. Поэтому, можешь понять, все наше познание
   Станет безжизненным в ту самую минуту,
   Когда захлопнется дверь будущего".
   109. Тогда, как бы в сокрушении от своей вины,
   Я сказал: "Скажите же тому, упавшему,
   Что его сын находится еще среди живых.
   112. И если я промолчал на его вопрос,
   Объясните ему, что я сделал это, находясь
   В заблуждении, которое вы мне разъяснили".
   115. И уже Учитель мой вновь звал меня,
   Поэтому я попросил духа поскорее
   Сказать мне, кто еще погребен здесь с ним.
   118. Он сказал: "Более тысячи лежит со мною
   Рядом. Здесь второй Фридрих
   И Кардинал, а об остальных я умалчиваю".
   121. С тем он и скрылся; я же к древнему
   Поэту направил шаг, вновь раздумывая
   О тех словах, что показались мне зловещими.
   124. Он тронулся и, продолжая путь,
   Сказал мне: "Почему ты так расстроен?"
   И я удовлетворил его желанье.
   127. "Пусть ум твой сохранит то, что ты слышал
   Враждебного себе, -- повелел мне этот мудрый,-
   А теперь выслушай меня, -- и он поднял палец. -
   130. Когда предстанешь перед сладостными взорами
   Той, чье прекрасное око все видит,
   Ты узнаешь от нее путь своей жизни".
   133. Затем направил он шаги налево:
   Мы оставили стену и прошли к средине,
   По тропинке, что вела в долину,
   136. Зловоние которой доносилось уж сюда.

Песнь одиннадцатая
Шестой круг. Еретики. -- Могила папы Анастасия. -- Подразделения Ада

   1. Достигнув края высокого берега,
   Образованного кольцом крупных разломанных камней,
   Мы оказались над еще более терзаемой грудой.
   4. И здесь, укрываясь от страшного запаха
   Гнили, подымавшегося из глубины бездны,
   Мы остановились позади крышки
   7. Большой могилы, где я увидел надпись,
   Гласившую: "Тут лежит папа Анастасий,
    Которого совратил с истинного пути Фотин".
   10. "Нам следует спускаться медленно,
   Дабы несколько привыкли наши чувства
   К скорбным запахам и стали к ним безучастны",-
   13. Так сказал Учитель, и я ответил ему:
   "Найди какое-либо возмещение потерянному
   Времени", -- и он: "Ты видишь, что я думаю об этом.
   16. Сын мой, огражденные этими камнями,-
   Начал, наконец, он, -- лежат три меньших круга,
   Суживающиеся, как и те, что ты прошел.
   19. Все они наполнены отверженными духами;
   Но чтобы тебе довольно было лишь взглянуть на них,
   Выслушай, как и почему они заключены туда.
   22. Цель всякого зла, вызывающего ненависть неба,
   Есть оскорбление, и всякая такая цель
   Сокрушает других наси

   

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ

АДЪ

ДАНТЕ АЛИГІЕРИ.

Переводъ съ итальянскаго В. А. Петрова.

стихотворной формой подлинника -- терцинами.

СЪ ПРИЛОЖЕНІЕМЪ ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫХЪ ПРИМѢЧАНІЙ И ВСТУПИТЕЛЬНОЙ СТАТЬИ О ДАНТѢ.

"Привѣтстіе великому поэту!"
Адъ, пѣснь IV, 79.

Второе исправленное изданіе.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія А. Моригеровскаго, Троицкій пер., д., Гассе.
1871.

   
   Для болѣе яснаго пониманія личности Данте, какъ поэта и мыслителя, считаемъ нелишнимъ обозначить въ немногихъ чертахъ положеніе его родины -- Италіи -- въ концѣ XIII вѣка. Король Манфредъ, представитель и ревностный защитникъ гибеллиновъ, лишился въ знаменитой беневентской битвѣ (26-го февраля 1266 г.) царства и жизни. Гвельфы опять пріободрились. Призванные обратно во флоренцію, они не только заставили намѣстника Манфреда -- графа Гвидо Новелло -- удаляться изъ города, но изгнало также всю гибеллинскую партію. Съ тѣхъ поръ партія эта никогда уже не могла овладѣть господствомъ въ республикѣ, и правительство Флоренціи оставалось преимущественно гвельфскимъ.
   Однако гибеллины всегда могли находить въ другихъ городахъ Тосканской области сильныхъ союзниковъ, которые давали у себя убѣжище бѣглецамъ и, при случаѣ, помогали имъ бороться съ врагами, сдѣлавшимися господствующей партіей на родинѣ. Города Инза и Сіена, во всемъ соперничавшіе съ флорентійской республикой, принадлежали исключительно гибеллинамъ, въ горахъ засѣла гибеллинская знать, жители города Ареццо также, по большей части, служили гибеллинском) знамени Такимъ образомъ, побѣда Карла Анжуйскаго при Беневентѣ насколько не уняла вражды двухъ главныхъ политическихъ партій, къ которой вскорѣ не замедлила присоедимиться и другіе мотивы ожесточеннаго, безконечнаго разлада.
   Въ одномъ изъ сосѣднихъ съ Флоренціей городовъ -- Пистоѣ -- несогласіи возникли, послѣ изгнаніи гибеллиновъ въ 1285 году, между самими гвельфами, даже между членами одного я того-же рода -- Канчелліери. Несогласія эти скоро перешли въ дикія, кровавый раздоръ, охватившій все городское населеніе. Враждующіе раздѣлились на двѣ партіи на бѣлыхъ, которые нашли убѣжище у флорентійскаго рода Черви, и черныхъ, сдружившихся съ другимъ древнимъ флорентійскимъ родомъ Донати, чрезъ посредство фамиліи Фрескобальди. Такимъ образомъ, раздоръ былъ перенесенъ изъ Писгой во Флоренцію и здѣсь загорѣлся съ новымъ, неслыханнымъ до того ожесточеніемъ. Напрасно папа Бонифацій VIII старался утишить буйную вражду партіи и съ этою цѣлію послалъ во Флоренцію кардинала Маттео въ то самое время, когда Данте былъ избранъ однимъ изъ пріоровъ города. Уличнымъ схваткамъ не было конца, и почти всегда нападающими были черные, предводимые фамиліей Донати. Наконецъ, когда обнаружилось, что они хотѣли вручить господство въ республикѣ Карлу Валуа, брату короля французскаго и въ то время представителю гвельфской партіи -- тогда-то противъ нихъ стала дѣйствовать синьорія (сенатъ республики). Корсо Донати, съ другими вожаками партіи, былъ изгнанъ изъ города. Нѣкоторые изъ противной партіи также были удалены, но скоро имъ дозволено было вернуться.
   Между тѣмъ чернымъ удалось убѣдить папу Бонифація VIII послать во Флоренцію Карта Валуа для возстановленія порядка. Вообще этотъ папа, взявъ на себя роль примирителя, дѣйствовалъ, очевидно, въ интересахъ черныхъ и тѣмъ еще болѣе ожесточилъ взаимную вражду партій. По слѣдамъ Карла Валуа, вернулся во Флоренцію и мстительный Корсо Донати съ своими приверженцами, ознаменовавъ свое возвращеніе грабежомъ, убійствами и пожарами -- частію во Флоренціи, отчасти въ окрестной области. Бѣлые были изгнаны и между ними тому-же преслѣдованію подвергся и нашъ поэтъ предварительно удаленный изъ города на два года. Но вслѣдъ затѣмъ отсутствующій Данте, вмѣстѣ съ другими членами той-же партіи, былъ приговоренъ къ смерти на кострѣ, до совершенно ложному и смѣшному обвиненію въ лихоимствѣ. И послѣ того, несмотря на всѣ усилія папъ возстановить тишину и порядокъ въ замутившемся городѣ, несмотря даже на страшные въ то время громы папскаго отлученія, Флоренція продолжала быть притономъ самой необузданной анархіи, самыхъ дозорныхъ партіонныхъ раздоровъ, среди которыхъ глохла всякая свѣтлая и добрая идея. Понятно отсюда, какъ долженъ былъ отнестись Данте -- этотъ человѣкъ честной энергіи и свѣтлой мысли -- въ окружавшему его смутному времени, понятно, почему онъ. окруженный со всѣхъ сторонъ грустной общественной и моральной нескладицей,-- такъ глубоко задумался надъ самый высокими и серьезными вопросами человѣческой жизни, оставивъ намъ, плодомъ своей глубокой думы, свою "Божественную Комедію" -- этотъ памятникъ горячихъ попытокъ проникнуть вглубь самой сути общественныхъ и нравственныхъ задачъ. Въ "Адѣ" Данте изображаетъ намъ свое грустное время со всѣми его мрачными диссонансами, со всей ужасной нравственной уродливостью. "Чистилище" представляетъ процессъ болѣзненной, но честной и рѣшительной работы человѣка надъ самимъ собою, тотъ путь, которымъ онъ долженъ подняться на высоту нравственнаго добра, наконецъ въ "Раѣ" предъ читателемъ разверзается тотъ свѣтлый, радостный идеалъ нашего нравственнаго величія, который, можетъ быть, едва-ли достижимъ, но стремленіе къ которому такъ понятно и сродно всякой доброй человѣческой личности, мало-мальски способной стать выше тупого, холоднаго и бездарнаго индиферентизма.
   Данте Алигіери родился въ мартѣ 1265 года во Флоренціи и по отцу происходилъ отъ древняго знатнаго рода въ городѣ Феррарѣ. Свое первоначальное имя Durante онъ перемѣнилъ, ради благозвучія, на сокращенное: Dante, слѣдуя тогдашнему, довольно нерѣдкому обыкновенію. Къ сожалѣнію, мы не знаемъ, какое вліяніе имѣли родители на раннее развитіе ребенка, но по словамъ Боккаччіо -- довольно обстоятельнаго біографа Данте -- мальчикъ уже въ самомъ нѣжномъ возрастѣ обнаруживалъ замѣтные признаки той геніальности, которая впослѣдствіи принесла ему такую славу. Лишившись отца очень рано, онъ получилъ, однако, довольно тщательное по тому времени воспитаніе, благодаря своему наставнику Врунетто Латини, который не только посвятилъ его во всѣ тайны философіи и изящной словесности, но даже, какъ говорятъ, сдѣлалъ его замѣчательнымъ каллиграфомъ, что -- говоря мимоходомъ -- между великими писателями не встрѣчается сплошь и рядомъ. Усердныя занятія живописью сблизили Данте съ знаменитымъ Джотто и Одеризи да-Губбіо, извѣстнымъ миніатюристомъ того времени. Музика также не била забыта въ программѣ воспитанія Данте, и наставникомъ его въ этомъ искусствѣ считаютъ извѣстнаго компониста Казеллу. Данте принадлежалъ къ числу тѣхъ рѣдкихъ, дѣйствительно даровитыхъ и горячихъ натуръ, которыя не перестаютъ учиться всю жизнь и для которыхъ ни одна отрасль знанія не считается достойной слѣпого игнорированій: въ Болоньи онъ изучалъ право, въ Парижѣ -- богословіе, въ Веронѣ публично защищалъ диссертацію но физическому вопросу. Изученіе древнихъ классиковъ было всегда его любимымъ занятіемъ и, по собственному ею признанію, даже своимъ величественнымъ слогомъ, который дѣлалъ его предметомъ удивленія для современниковъ, онъ былъ обязанъ преимущественно основательному знакомству съ такими классическими образцами, какъ Виргилій.
   Вездѣ ужь, конечно, водится, что первыя поэтическія произведенія подсказываются поэтамъ любовью; но въ то время, какъ нѣмцы завираются до какой-то неосязательной, вѣчной женственности (das ewig Weibliche у Гете), любовь итальянскаго поэта умѣла полниться до высокаго, но въ то же время свѣтлаго, содержательнаго идеализированья. Знакомство Данте съ Беатроче (уменьш. Биче). дочерью Фолько Портинари, началось еще въ то время, когда ему было девять лѣтъ, тогда какъ маленькой Биче пошелъ всего восьмой годъ отъ роду. Съ тѣхъ воръ -- увѣряютъ біографы Данте -- въ душу его запала любовь, -- чистая, дѣтская, наивная, любовь, возраставшая съ каждымъ днемъ и прекратившаяся даже съ смертью Беатриче, скончавшейся на двадцатомъ году жизни. Напротивъ, послѣ того любовь поэта, заставивъ его сосредоточиться въ своемъ чистомъ свѣтломъ экстазѣ, вела его отъ идеализированія къ идеализированію, такъ что онъ. наконецъ, сталъ представлять себѣ подъ дорогимъ именемъ не какое нибудь смертное, человѣческое существо, но символъ самыхъ высокихъ, самихъ восторженныхъ идей, такъ сказать олицетвореніе самаго благороднаго, до чего только можетъ додуматься человѣкъ. Беатриче сдѣлалась для него то конечной, безсмертной мудростью, то высокой наукой богопознанія (teologia). Такая глубокая, сосредоточенная психическая жизнь. это внутреннее обожаніе человѣка или, лучше, уподобленіе этого дорогого человѣка самымъ высокимъ и свѣтлымъ мотивамъ нашего духа, разумѣется, понятны не всякому, могутъ быть понятны только тѣмъ геніальнымъ, живо воспріимчивымъ. вѣрующимъ натурамъ и притомъ -- какъ мы думаемъ -- исключительно южнымъ натурамъ, которыя, понеся тяжелую утрату, умѣютъ очнуться итъ малодушнаго унынія и изъ самой этой утраты умѣютъ создать себѣ новый міръ высокихъ психическихъ наслажденій. Для Уго Фосколо отъ могилы бѣжитъ даже надежда -- эта послѣдняя богиня ("anche la speme, ultima Dea, fugge i sepolcri") -- душа Данте могилы не знаетъ. она срываетъ могильную плиту, пробуждаетъ дорогого мертвеца въ своей глубинѣ и окружаетъ его всѣмъ блескомъ идеальной любви и свѣтлаго. нравственнаго воскресенія. Понятно отсюда, почему Данте, вѣлюбви котораго къ Беатриче не было ничего строго-объективнаго, могъ ухаживать въ то же время въ городѣ Луккѣ за какою-то Джентуккою, или въ Казентино вздыхалъ по какой-то красавицѣ съ зобомъ (gozzuta у Боккаччіо) или, наконецъ, могъ жениться самымъ буржуазнымъ образомъ на Джеммѣ де Донати, родившей ему пять сыновей. Въ этомъ отношеніи мы не считаемъ даже нужнымъ прибѣгать къ довольно избитому аргументу Маффеи, по словамъ котораго, всѣ такіе факты доказываютъ только то, что величайшіе умы несвободны отъ человѣческихъ слабостей.
   Усердныя занятія поэзіей и философіей не отвлекали Данте отъ обязанностей гражданина Какъ новый Сократъ. онъ мѣнялъ свой философскій плащъ на тяжелую броню воина и сражался въ первыхъ рядахъ близь Камнальдпио, гдѣ были разбиты на голову гибеллины города Ареццо, а въ слѣдующемъ затѣмъ году (1270 г.) мы застаемъ его въ походѣ противъ пизанцевъ. Сходство съ Сократомъ касалось даже близкой аналогіи между сварливой Ксантиппою и не менѣе капризной Джеммою -- женою Данте -- съ тою однако разницей, что по линій аѳинянинъ, живя съ злою супругой, по собственнымъ словамъ, пріучался сноситъ оскорбленія другихъ людей, тогда какъ Данте былъ неспособенъ къ этому философскому долготерпѣнію и, разойдясь съ женою, никогда уже не хотѣлъ знать, гдѣ она и что съ ней дѣлается.
   Своему отечеству Данте служилъ не однимъ только мечемъ. Онъ считался также искуснымъ дипломатомъ и. во увѣренію Маріо Филельфо, предпринимать отъ имени флорентійскихъ гражданъ четырнадцать посольскихъ миссій, но во время одной изъ нихъ, когда поэтъ находился въ Римѣ (27 января 1302 г.), неблагодарное отечество, раздираемое партіями, приговорило его, какъ мы уже знаемъ, къ уплатѣ тяжелой денежной пени я къ двухлѣтнему изгнанію. Вскорѣ состоялся противъ нашего поэта еще болѣе жестокій приговоръ, и вслѣдъ затѣмъ началась безпріютная, бродяжническая жизнь, доставившая ему случаи на опытѣ узнать всю горечь чужого хлѣба или научившая его-по собственнымъ словамъ поэта -- "какъ тяжело всходить я спускаться по чужимъ лѣстницамъ" ("quanto sia duro il calle -- Jo scendere e 'l salir per Faltrui scale"). Изъ Рима онъ отправился сначала въ Сіену, потомъ въ Падую, наконецъ, послѣ долгихъ странствованій, въ Верону, гдѣ былъ радушно принятъ владѣтелемъ Капомъ Гранде делла-Скала. Однако Верона по была послѣднимъ убѣжищемъ великаго изгнанника, и долго еще несчастный поэтъ бродилъ изъ города въ городъ, быль даже въ Парижѣ, гдѣ слушалъ знаменитыхъ въ то время профессоровъ философіи и богословія. Многіе города Италія, по словамъ Тирабоски, не имѣя повода оспаривать честь родины Данте, какъ это было по отношенію къ Гомеру, оспаривали другъ у друга, въ извѣстной степени, славу рожденія великой его поэмы. Флоренція утверждаетъ, что до нзтанія Данте уже окончилъ первыя семь пѣсень "Божественной Комедія", Маффеи, изъ желанія доставить славу своей родинѣ -- Bepoнѣ. говорить, что своимъ великимъ произведеніемъ Данте, по большей части, занимался въ стѣнахъ этого города другіе полагаютъ, что поэма была написана въ городѣ Удине, въ Равеннѣ, въ окрестностяхъ Тридента и т. д.
   Послѣдній остатокъ своей скитальческой, бездомной жизни Данте удалось, наконецъ, пріютить въ Равеннѣ, у синьора Гвидо Новелло ди-Полента, племянника той Франчески Римини, которую онъ увѣковѣчилъ въ одномъ изъ наиболѣе трогательныхъ поэтическихъ эпизодовъ своего произведенія. Гвидо Новелло пронялъ его со всевозможнымъ почетомъ и, зная щекотливость честныхъ людей, когда имъ приходится прибѣгать къ просьбамъ, самъ старался предупреждать всѣ нужды геніальнаго нищаго (Боккаччіо). По порученію своего покровителя. Давте хлопоталъ въ Венеціи о заключеніи мира, но, не добившись аудіенцій отъ венеціанскаго сената, вернулся назадъ больной и въ глубокомъ уныніи. Вскорѣ затѣмъ поэтъ скончался, и смерть эта была записана у Джованни Виллани въ слѣдующихъ словахъ: "Въ 1321 году, въ сентябрѣ, въ день св. Креста умеръ великій и достойный поэтъ Данте Алигіери, родомъ флорентіецъ,-- въ городѣ Равеннѣ, въ Романьѣ, возвратившись изъ венеціанскаго посольства, которое предпринималъ по порученію синьоровъ Полента".
   Втеченіе шести вѣковъ, отдѣляющихъ насъ отъ великаго народнаго поэта Италіи, многое измѣнилось въ нашихъ эстетическихъ и философскихъ представленіяхъ, многіе авторитеты минувшаго, считавшіеся прежде непоколебимыми. низвергнуты съ своихъ пьедесталовъ. Мыслящее, скептическое человѣчество поклонилось другимъ кумирамъ, задалось другими умственными и нравственными цѣлями. Искусство перестало существовать исключительно для искусства, и человѣчество приходитъ въ восторгъ не по правиламъ, предначертаннымъ гг. Гораціемъ, Буало, Кошанскимъ и tutti quanti. По славя Данте, уваженіе къ пому мыслящаго и чувствующаго человѣка остались неизмѣнными, и это будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока вообще въ человѣчествѣ будетъ лѣниться честная, вдохновенная и въ то же время богато содержательная поэзія.
   Съ такимъ именно характеромъ является Данте передъ судомъ исторіи и потомства. Онъ-поэтъ въ лучшемъ и наиболѣе широкомъ, вѣрномъ смыслѣ; Данте Алигіери -- поэтъ мыслящій, поэтъ-философъ, заставлявшій служить свою риѳму дѣлу общественнаго возрожденія и обновленія. У него невозможно отдѣлить философію отъ поэзіи, и вотъ что сообщаетъ его поэтической мысли такую глубину и серьезность. Говорить о поэзіи Данте невозможно, не коснувшись его философскаго мировоззрѣнія. И если, дѣйствительно, человѣческая поэзія когда нибудъ задавалась самыми возвышенными, чистыми и въ то же время смѣлыми побужденіями, если, поэтъ когда нибудь честно и горячо относился къ высокимъ общественнымъ цѣлямъ, то такое значеніе именно принадлежитъ музѣ Данте. Заоблачность Клопштока, дѣйствительно, безцѣльна и безсодержательна. Идеализмъ Данте непонятенъ тому только, кто не донимаетъ его времени и его національности, кто вообще не знаетъ, изъ какихъ мотивовъ сложилась эта хаотическая, но въ то же время грандіозная, полная богатыхъ послѣдствій жизнь средневѣкового европейскаго человѣчества. Клопштока, Мильтона, Тасса, Байрона можно читать, ими можно восхищаться, пожалуй: Данте нужно прежде и главнѣе всего -- изучать. Смѣшны и уродливы кажутся намъ сопоставленія такого свѣтлаго и добраго имени, какъ Данте, съ разнаго рода поэтическими ремесленниками, и чернорабочими, умѣющими воспроизвести форму, но не вдохнуть въ нее теплоту и энергію внутренняго убѣжденія, далекую ширь великой общественной идеи {Въ особенности странно слышать тѣхъ итальянскимъ критиковъ, которые преподнесли кавалеру Винченцо Монти -- извѣстному вѣтренному піитѣ и политическому перебѣжчику -- титулъ "Dante redivito" воскресшій Дайте). Монти былъ замѣчателенъ преимущественно тѣмъ, что умѣлъ настраивать свою лиру на всевозможные лады, примѣнительно къ извѣстнымъ политическимъ комбинаціямъ. времени. Въ самый разгаръ французской революціи, сочувственно встрѣченной и въ Италіи, онъ преклоняется вредъ богинею свободы ("lа Basvilliana"), потомъ, когда побѣди перваго Наполеона прогремѣли до всей Европѣ, кавалеръ усердно кадить бонапартизму ("la spada di Federigo"), наконецъ, когда настали времена реакціи, поэть восторженно привѣтствуетъ возвращеніе австрійскаго иноземнаго деспотизма ("il Ritorno d'Astrea"). И такое-то жалкое виляніе хвостомъ претъ тѣмъ, кто сильнѣе и зубастѣе, ставятъ рядомъ съ честнымъ, суровымъ служеніемъ Данте истинѣ и нравственному идеалу! Нѣтъ, мы едва ли ошибемся, если причислимъ медоточиваго кавалера къ тому же сонму почтенныхъ поэтовъ, къ которому принадлежитъ Піетро Метастазіо. Соути, Коцебу и "россійскій господинъ Вольтеръ" -- Сумароковъ...}.
   Данте Алигіери -- мистикъ, но его мистицизмъ былъ честнымъ протестомъ противъ мелкихъ, эгоистическихъ побужденій времена. Общество изжилось до грубаго повсемѣстнаго разлада, до почти скотскаго непризнанія какихъ-бы то ни было иныхъ цѣлей и законовъ, кромѣ себялюбивыхъ стремленій и желаніи извѣстнаго синьора-деспота, вожака партіи, ростовщика, главы извѣстнаго рода. Настала пора грустнаго своелюдства, дерзкаго матеріализированья. Вавилонское плѣненіе папъ (въ Авиньонѣ), ихъ личные мелкіе, раздоры съ свѣтскими властями, ихъ жизнь, полная всякихъ соблазновъ, нравственныхъ противорѣчій не могли внушитъ средневѣковому итальянцу большого уваженія къ церкви, какъ къ представительницѣ извѣстнаго религіознаго закона. А для средневѣковой? человѣка лишиться религіознаго принципа, опоры значило лишиться вѣры во все нравственное и честное. Внести свѣжесть нравственной идея въ это грубо-измельчавшее, матеріальное общество, одухотворить его понятіемъ о высшихъ цѣляхъ и потребностяхъ человѣчества -- такова была задача дантовскаго мистицизма, который поэтому является, такъ сказать, съ реальнымъ содержаніемъ. При мертвой обрядной внѣшности. до которой изжилась райская церковь во времена Дгнте, къ ея духу или точнѣе сказать бездушію всего лучше приноравливалась схоластика, которая собственно и была оффиціальной церковной наукою. Все въ этой церкви было -- пустая формальность, всякая связь между образомъ и сущностью, между формою и содержаніемъ-исчезла безслѣдно. Напротивъ, мистицизмъ -- какимъ его сдѣлали средневѣковые мистическіе наставники: Скотъ Эригена, Бонавентура, Жерсонъ и др.-- былъ доктриною внутренней жизни человѣка, указаніемъ настоящихъ путей погрязшей въ порокахъ и себялюбіи римской церкви. Грустное искаженіе настоящаго дута христіанства римской куріей, порча церкви, во главѣ и членахъ, грубымъ, внѣшнимъ клерикализмомъ привели лучшихъ людей времени къ мистическому воззрѣнію, что кромѣ этой подкупной, безсодержательной католической доктрины есть еще церковь высшая, неподкупная, чистая,-- невидимая церковь внутренняго человѣка, никогда не мѣняющая своихъ нравственныхъ цѣлей и не прикрывающая ихъ мертвой, изолгавшейся формулой. Около начала XIV вѣка въ южной и западной Германіи тенденцію эту проводило вновь основанное общество мистиковъ или такъ называемыхъ "друзей божіихъ". Во главѣ ихъ стоялъ мірянинъ Николай Базельскій. Къ обществу вскорѣ пристала многія духовныя и свѣтскія лица, но здѣсь различія эти не имѣли никакого значенія, и всѣ члены признавались въ Богѣ живущими святителями истины. Таковъ былъ общій характеръ средневѣковаго мистицизма. Порицая злоупотребленія католической церкви, мистики, въ видѣ протеста, совершенно отдѣляли земную церковную общину отъ идеи о церкви вѣковѣчной и непреложной, считая всякаго нравственно-чистаго человѣка священникомъ этого высшаго идеальнаго культа. Съ тѣмъ же характеромъ мы находимъ мистицизмъ и у Данте. Поэтъ съ презрѣніемъ отвернулся отъ всей этой грубой обрядности, лживости, продажности католическаго режима. Изученіемъ богословія, жалуется онъ въ послѣдней части поэмы (Рай, XI, 5) теперь занимаются не ради самой духовкой истовы, но ради мірского эгоизма и корысти, и черпаютъ мудрость эту не изъ чистыхъ источниковъ -- евангелій и отцовъ церкви, но только изъ папскихъ опредѣленій (Рай, IX, 133) Страсть къ прибытку сдѣлалась господствующемъ порокомъ духовенства. "Изъ серебра вы сдѣлали себѣ вашего бога!" укоряетъ поэтъ папу Николая III. Beгеле изумляется, что Данте, будучи міряниномъ, осыпаетъ представителей церкви такими укоризнами, въ сравненіи съ которыми всѣ нападенія трубадуровъ и нѣмецкихъ войтовъ до и послѣ дантовской эпохи кажутся самыми мягкими. кроткими замѣчаніями. Но эта безпощадная суровость Данте, по отношенію къ заблужденіямъ видимой церкви, была именно прямымъ слѣдствіемъ мистической доктрины. Поднимаясь до высшаго религіознаго просвѣтленія, поэтъ, подобно названнымъ нами нѣмецкимъ мистикамъ, считаетъ самого себя архіереемъ этого высшаго культа, на что довольно ясно указывается въ концѣ "Чистилища", гдѣ Виргилій, разставаясь съ Данте, говоритъ ему:
   
   Іо te sopra te "corono e mitrio".
   
   Не надо думать, однако, чтобы Данте, хотя и отрѣкшишись отъ католическаго фанатизма и отъ предвзятости сектанта, впалъ въ фанатизмъ другого рода -- въ служеніе отвлеченному религіозному идеалу, въ безцѣльное построеніе богословскихъ абстрактовъ. Современники и ближайшее потомство, дѣйствительно, называли Данте богословомъ по преимуществу ("theologus"), однако въ богословіи Данте не было ничего туманнаго, строго отрѣшеннаго отъ человѣческой жизни, не было ничего общаго съ священнымъ экстазомъ какого нибудь элевзинскаго гіерофанта. Въ Беатриче Портинари поэтъ изображаетъ не одну строго замкнутую, ни къ чему другому непричастную богословскую науку, но скорѣе богословіе, примиренное съ философіей, или -- еще точнѣе, философскую истину, возведенную на степень религіознаго идеала. Напрасно думаютъ, будто эта противоположность между двумя способами открытія высшихъ психическихъ истинъ -- противоположность между философіей и религіей -- принадлежитъ къ числу особенностей, характеризующихъ наше время. Конечно, средневѣковая философія говорила еще христіанскимъ языкомъ, но при своемъ стремленія -- найти истину самостоятельнымъ путемъ, хотя-бы и въ связи съ религіей -- она становилась въ рѣзкій разладъ съ господствующей церковью. Въ тринадцатомъ вѣкѣ особенно рѣшительное вліяніе на богословскіе вопросы имѣла аристотелевская философія, въ томъ видѣ, какой сообщилъ ей испанскій арабъ -- Ибнъ-Рошдъ (Аверроэсъ). Долгое время аверронстовъ преслѣдовали, какъ опасныхъ еретиковъ, и въ фрескахъ четырнадцатаго вѣка Аверроэсъ все еще изображенъ, какъ главный представитель безвѣрія. Уже во второй половинѣ четырнадцатаго столѣтія мы находимъ перипатетическую философію, лишенную аверроизма и примиренную съ религіей, у великихъ церковныхъ учителей, какъ у Альберта Кельнскаго, Ѳомы Аквино и Вильгельма Дуранти. тогда какъ нашъ поэтъ, по всей вѣроятности, держался принциповъ аверроизма. Такимъ образомъ, эта честная попытка примирить философскія данныя съ положеніями богословской науки и вызвала въ "Божественной Комедіи" тотъ чудный образъ просвѣтленной Беатриче, въ которомъ религіозная истина сливается въ одно гармоническое, лучезарное цѣлое съ результатами науки. Скажутъ, пожалуй, что это -- мечта, pium desidenum поэта; да, но мечта высокая, гуманная въ лучшемъ значеніи слова. Какъ много бы выигралъ прогрессъ человѣчества, если бы этотъ роковой дуализмъ между философіей и теологіей быль, наконецъ, побѣжденъ человѣческими мозгами, если бы, наконецъ, человѣчеству позволительно было стремиться къ одному цѣльному, свѣтлому нравственному идеалу?... Но если Данте отнесся съ суровымъ протестомъ къ католицизму -- что непосредственно вытекало изъ его мистическаго міровоззрѣнія-то это вовсе не значитъ, какъ думаютъ нѣкоторые, чтобъ нашъ поэтъ могъ быть причисленъ къ первымъ людямъ реформаціоннаго религіознаго движенія! могъ быть назвавъ протестантомъ въ тѣсномъ смыслѣ. Конечно, у него самъ папа является еретикомъ (Адъ, XI, 7), конечно также, Данте былъ рѣшительнымъ противникомъ папской непогрѣшимости и считалъ соединеніе свѣтской и духовной власти въ рукахъ папы источникомъ всѣхъ бѣдствій для человѣчества, но въ то-же время поэтъ защищалъ идею о единствѣ и универсальности церкви, противъ сепаратистскихъ тенденцій, напр., Дольчина (Адъ, XXVIII, 55), альбигойцевъ и всѣхъ другихъ еретиковъ. Поэтому нѣтъ никакого основанія считать Данте предшественникомъ Гусса и Лютера, какъ еще въ срединѣ шестнадцатаго вѣка рѣшился заявить Флакціи Иллирикъ, назвавшій Данте однимъ изъ провозвѣстниковъ евангелической истины. Въ наше время вѣрующіе лютеране тоже вздумали навязывать ему ни за что, ни про что свои религіозныя убѣжденія. Всѣ такія заявленія мы, разумѣется, относимъ къ совершенно бездоказательнымъ иллюзіямъ, и думаемъ, что Данте одинаково далекъ и отъ фанатическаго папизма, и отъ узкаго, ортодоксальнаго піэтизма. Данте всего менѣе человѣкъ секты, мелкаго обособленнаго квакерства. Его мистическая церковь обнимала, организовала все человѣчество, какъ великое, неразрывное братство. Данте былъ христіанинъ, въ самомъ широкомъ и лучшемъ значеніи этого понятія. Для него задачи была вовсе не въ томъ, чтобы человѣчество пріобщалось sub utraque forma или столько-то разъ отчитывало Ave Maria, но чтобы они было и но духу, какъ по формѣ, похоже на общину, сплоченную нравственной солидарностью Роль Данте была не сепаратистская, но организаторская.
   Точно тѣмъ же характеромъ отмѣчены и политическія убѣжденія великаго поэта.
   Политическій протестъ Данте, по отношенію къ общественнымъ порядкамъ того времени, выразился въ его монархическихъ тенденціяхъ. При страшныхъ потрясеніяхъ и смутахъ, которымъ не било конца въ вольной флорентійской республикѣ, которыя прямо вытекали изъ этого неуклюжаго общественнаго строя въ итальянскихъ средневѣковыхъ республикахъ, такія тенденціи были не только строго-логичны, но и строгонеобходимы. Дайте былъ прежде всего горячій патріотъ; но родимой его была не изгнавшая, обнищавшая его Флоренція -- этотъ жалкій пригонъ себялюбиваго своелюдства, гдѣ привольно самодурствовали всякіе черные и бѣлые, Черки и Донати, гвельфы и гибеллины. Нѣтъ, родиной нашего поэта была вся эта несчастная, "скорбная" (l'umile) Италія, унижаемая и помыкаемая цѣлымъ роемъ тирановъ (Purg. II), наполнявшихъ ее кровью и слезами, и еще задолго ли Филикайя, до Леопарди душа великаго поэта-патріота выливалась потрясающимъ гимномъ, при мысли о безконечныхъ страданіяхъ его отечества {Purg. VI, 76--78: "Ahi serva Italia, di dolore ostello.
   Nave senza nocchiero in gran tempesta,
   Non donna di province, ma bordello."}.
   Страданія эти поэтъ приписываетъ именно безначалію, повсемѣстному общественному разладу, раздорамъ мелкихъ, сидѣвшихъ по итальянскимъ городамъ династовъ. По его мнѣнію, Италія -- эта со всѣхъ сторонъ обуреваемая ладья -- нуждалась въ рукѣ сильнаго кормчаго. Искать этой сильной помою у какого нибудь изъ многаго множества мелкихъ итальянскихъ тирановъ -- нечего было и думать. То были люди маленькіе, темные, погрязшіе въ мелкихъ взаимныхъ усобицахъ, хотя въ первой пѣсни Ада поэтъ и возлагаетъ довольно смѣлыя надежды на какого-то великаго Пса (Veltro), въ которомъ многіе узнаютъ Кана-Гранде делла Скала, синьора веронскаго; но что могло быть просто поэтической любезностью на тотъ радушный пріемъ, который былъ оказанъ геніальному изгнаннику въ Веронѣ. Нельзя было также надѣяться, чтобы какая нибудь изъ итальянскихъ республикъ, въ особенности флорентійская, могла со временемъ подняться до прочной государственной и національной стройности. Съ этой стороны надежды были всего слабѣе, несбыточнѣе, и толковать какому нибудь Корсо Донати или другому изъ множества флорентійскихъ демагоговъ и коноводовъ о государственной идеѣ или національной чести -- значило тоже, что поучать бандита гуманности. Эти люди ничего не знали и не хотѣли знать, кромѣ своихъ частныхъ интересовъ, своего привычнаго кружка, сбояхъ личныхъ симпатій и пожеланій. Впослѣдствіи -- вскорѣ послѣ смерти великаго изгнаннаго поэта -- нашлись, правда, люди, думавшіе наэлектризовать эту бездушную партіонную среду своимъ собственнымъ фанатизмомъ и яростной нѣжностью въ классическимъ идеаламъ, но плачевный конецъ Колы Ріенци, этого жалкаго "народнаго трибуна", думавшаго создать демократическую республику въ убѣжищѣ мрачнаго, окоченѣвшаго клерикализма, -- этотъ грустный конецъ ясно но казалъ, чего можно ожидать отъ эксцентриковъ, ребячески лелѣящихъ погибшіе и невоскресимые идеалы. То были, пожегъ быть, первыя времена мадзинизма. Забавно слышать, какъ нѣкоторые недальновидные политики стараются защитить извѣстную несостоятельную тенденцію честностью и энергіей главнаго ея представителя. Можно быть вполнѣ честнымъ человѣкомъ и яростнымъ фанатикомъ, а вѣдь извѣстно, что еще нигдѣ и никогда фанатизмъ и ярость не закладывали прочныхъ основъ государственной и общественной жизни.
   Егли античная республика была невоскресима въ Италіи дантевской эпохи, то на папскую курію для итальянскаго патріота и политическаго дѣятеля надежда были плохи во всѣ времена, хотя даже на нашей памяти въ Италіи образовалась такъ называемая новогвельфская партія, мечтавшая поставить св. отца -- то есть воплощенную корысть, себялюбіе и мелкодушіе -- во главѣ національнаго движенія Италіи. Новые гвельфы, слѣдовательно, оказались ничуть по умнѣе и практичнѣе древнихъ. Не такъ судить о значеніи папскаго и вообще церковнаго режима флорентійскій поэтъ, котораго, однако, привыкли считать почемъ то -- вѣроятно, по наслышкѣ больше -- туманнымъ мистикомъ и богословомъ. Дли него церковь, какъ христіанская община, было, дѣйствительно, необходимымъ и божественнымъ институтомъ {Dе Monarch. III 15.}, но, по его крайнему убѣжденію, церковь должна быть строго отдѣлена отъ государства, свѣтская власть не должна сливаться съ духовною.
   Независимость государства отъ церкви и наоборотъ, полнѣйшая автономія ихъ въ предѣлахъ свое то дѣйствія, стройная, безпомѣшная и въ то-же время солидарная организація обѣихъ сферъ для мира и счастья человѣчества -- вотъ голосъ Данте, заявленный своему времени, исторій и потомству. Какъ не похожъ Данте въ этомъ отношеніи на дѣйствительныхъ средне вѣковыхъ логистиковъ, съуживавшихъ жизнь до границъ своей односторонней идеи. У Ѳомы Аквино государство является слугою церкви и церковныхъ интересовъ. Глава государства долженъ повиноваться папѣ, какъ самому Христу, и если онъ злоупотребляетъ своею властью или, выражаясь языкомъ того времени, "грѣшитъ" (ratione peccati), то папа имѣетъ право призвать его къ своему трибуналу и наказать, какъ онъ того заслуживаетъ. А между тѣмъ, Ѳома Акиино считался еще однимъ изъ самыхъ либеральныхъ средневѣковыхъ мыслителей. Онъ допускаетъ даже, что оскорбленный народъ можетъ низложить своего деспота, и такимъ образомъ дѣлаетъ свѣтскую власть отвѣтственною и передъ націей, и передъ духовнымъ трибуналомъ.
   Такимъ образомъ, мѣстныя условія не давали Данте никакого матеріала для построенія такой государственной идеи, которая, по его мнѣнію, способна была бы создать честную будущность для его отечества. Въ подобныхъ случаяхъ люди горячей, неотступной мысля строятъ свои собственные идеалы, принимаются возводить, путемъ логическихъ выводовъ, свою собственную систему. Эту свою политическую систему Данте развилъ въ латинскомъ трактатѣ, написанномъ подъ заглавіемъ "De Monarchia" (о монархіи), причемъ, разумѣется, великія историческія традиціи служили для автора точками спора. Тѣмъ не менѣе система эта была непосредственнымъ продуктомъ его характеристическаго міровоззрѣнія. Всюду преслѣдуемый антагонизмомъ, разладомъ, дисгармоніей, Данте, весьма естественно, стремится, тяготятъ къ единству, согласію, гармоніи... "Все существенное", разсуждаетъ онъ въ своей книгѣ о монархіи,-- "цѣльно и едино, а что едино, то, по большей части, и хорошо. Единство есть корень добра, точно такъ-же, какъ множество -- корень зла". Демократія, олигархія и тираннія, по мнѣнію Данте, дѣлаютъ человѣка рабомъ, потому что вліятельныя лица возводятъ свою прихоть на высоту закона и заставляютъ поклоняться этой прихоти другихъ согражданъ. Напротивъ, монархія есть легальный государственный порядокъ, такъ какъ, по самому ея свойству, короли являются не господами, но блюстителями закона и, путемъ закона хотя и заправляютъ обществомъ, однако въ сущности только служатъ его цѣлямъ, и потому оно существуетъ ради самого себя, оно свободно {De Monarch. 1, 14.}.
   Дѣйствительныя цѣли человѣчества, говоритъ авторъ далѣе, достижимы только въ мирѣ, а миръ возможенъ только при порядкѣ. Для первой цѣли существуетъ каждое отдѣльное государство, само по себѣ, для второй -- всемірная монархія, какъ государство государствъ. Въ каждомъ народѣ государственный строй складывается сообразно съ характеромъ и исторической жизнью этого народа, сосредоточиваясь въ высшемъ органѣ закона -- въ королѣ. Всѣ отдѣльныя государства, съ ихъ верховными представителями, связываются въ одинъ солидарный организмъ универсальной монархіи, съ императоромъ во главѣ. Онъ представляетъ собою руководящіе, всѣмъ общіе принципы справедливости. Эта идея универсальной монархіи, безъ всякаго сомнѣнія, была внушена Данте воспоминаніемъ о счастливыхъ временахъ римскаго цезаризма, представители котораго, императоры германскіе, продолжали существовать и въ его время. Такомъ образомъ, въ лицѣ императора идеалистъ-гибеллинъ видѣлъ осуществленіе своей завѣтной политической мечты, имѣвшей въ виду объединеніе не одной только Италіи, но всего человѣчества.
   Но особенно великъ является Данте въ своемъ поэтическомъ произведеніи "Божественной Комедіи", начатой въ пору зрѣлой возмужалости поэта. Вотъ какимъ образомъ соотечественникъ Данте Маріотти объясняетъ происхожденіе и главную идею геніальной поэмы: "Уже въ первое время изгнанія поэтъ желалъ дать исходъ своему нравственному негодованію въ сочиненіяхъ, такъ какъ это было послѣднее оружіе, которымъ имъ могъ быть еще опаснымъ своимъ подругамъ. Онъ задумалъ такое произведеніе, въ которомъ могъ бы поименно заклеймить своихъ враговъ вѣчнымъ позоромъ. Если даже и допустить, что первоначальная мысль опоэтизировать христіанскія представленія о мірѣ вѣчности была внушена нѣкоторыми легендами и fabliaux французскихъ средневѣковыхъ поэтовъ (напр. стихотворной легендой Гудана: La Voye ou la Songe d'Eufer), тѣмъ не менѣе оригинальность идеи неоспоримо остается за Данте." Первая часть поэмы (Адъ), начатая въ началѣ изгнанія, почти исключительно посвящена политикѣ того времени, но, какъ и двѣ прочія части (Чистилище и Рай), до того изобилуетъ различными аллегорическими, философскими, метафизическими представленіями, что Дайте, болѣе, чѣмъ какого нибудь другого поэта, необходимо изучать въ связи съ исторіей и культурой того времени, безъ чего онъ дѣлается отвлеченнымъ, непонятнымъ и скучнымъ. Въ началѣ "Ада" поэтъ теряетъ дорогу въ мрачномъ, безвыходномъ лѣсу. Предъ нимъ поднимается высокая гора, но три звѣря заграждаютъ ему всходъ на нее и гонятъ назадъ. Является тѣнь Виргилія и говорить ему, что онъ избралъ не настоящій путь, что самъ онъ Виргилій, проведетъ его другою стезею, такъ какъ это поручено ему небесною Беатриче. Весь этотъ разсказъ имѣетъ аллегорическій смыслъ. Лѣсъ есть состояніе грѣха и заблужденія, въ которомъ безъисходно блуждаетъ Данте, какъ представитель человѣчества вообще и, наконецъ, подходитъ къ подножію гори, означающему начало спасенія. При первомъ порывѣ къ лучшему, онъ сидится взобраться на грудную гору правды и добродѣтели, по страсти его, символически представленныя въ видѣ трехъ звѣрей, гонятъ его въ прежнюю грѣховную темноту. Барсъ изображаетъ похотливость (обыкновенный порокъ въ молодыхъ лѣтахъ), левъ -- есть гордость возмужалаго человѣка, волчица -- ненасытная корысть. Только труднымъ обходнымъ путемъ -- путемъ покаянія -- высшая нравственная цѣль становится достижимою для человѣка. Въ первой части пути руководить имъ еще можетъ человѣческій разумъ и наука (Виргилій), но въ концѣ пути необходима помощь высшаго знанія, подкрѣпленнаго божественнымъ откровеніемъ (Беатриче), тогда какъ Лючія, являющаяся съ мольбою къ Беатриче, изображаетъ просвѣщающую небесную благодать (gratia perficiens).
   Итакъ, руководимый Виргиліемъ, т. е. моральной философіей, Данте проходитъ по всѣмъ кругамъ ада, видитъ страшныя истязанія падшихъ душъ, всю мерзость караемаго нравственнаго безобразія. Чревоугодники мучатся холоднымъ, тяжелымъ дождемъ и градомъ, грязными потоками воды, заражающими зловоніемъ всю землю, сладострастіе кружится въ дикомъ ураганѣ, злость погружается въ кипящую смолу, льстецы помѣщены въ нечистую, смрадную лужу и т. д.
   Затѣмъ начинается подъемъ на гору Чистилища. Ступени горы, въ обратномъ смыслѣ, соотвѣтствуютъ кругамъ или вертепамъ (bolge) преисподней. У воротъ земного рая Виргилій говоритъ Данте, что отсюда онъ не можетъ служатъ ему вожатымъ и что его мѣсто должна заступить Беатриче. Предъ появленіемъ ея, открывается, великолѣпная, отрадная картина. Небесный лѣсъ умѣряетъ ослѣпительный блескъ горнихъ сферъ, невыносимый для глазъ смертнаго. На всѣ разспросы поэта о замѣчаемыхъ по пути явленіяхъ (семь свѣтозарныхъ люстръ) Виргилій, т. е. человѣческая мудрость молчитъ, потому что не можетъ проникнуть въ смыслъ этихъ божественныхъ тайнъ. Наконецъ, въ тучѣ цвѣтовъ, съ головой, покрытой бѣлымъ покрываломъ и увѣнчанной масличною вѣтвію, появляется Беатриче, т. е высшая наука богопознанія, и вслѣдъ затѣмъ начинается странствованіе поэта но небеснымъ свѣтиламъ. Таково въ немногихъ словахъ содержаніе этой грандіозной поэмы, въ которой полно и гармонически вылилось все, чѣмъ могла и должна была волноваться душа свѣтлаго и нравственнаго человѣка средневѣковой эпохи. То была честная и геніальная попытка указать своему времени -- времени грубаго и мелкаго матеріализированья -- на высшіе и болѣе чистые и высокіе общественные идеалы, и въ этомъ отношеніи идеализмъ Данте былъ логически необходимъ и практиченъ. Въ каждомъ аллегорическомъ образѣ, въ каждой метафорѣ у него такъ и пробиваетъ завѣтная дума горячаго патріота и честнаго общественнаго дѣятеля. Данте -- поэтъ мыслитель по преимуществу, а о многихъ ли сыновьяхъ Аполлона -- живыхъ и мертвыхъ -- можно сказать то-же съ одинаковой справедливостью?...
   

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ

Данте Алигіери.

   

АДЪ

ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ

Лѣсъ.-- Поэтъ теряетъ дорогу.-- Три звѣря заграждаютъ ему путь къ вершинѣ таинственной гори.-- Тѣнь Виргилія приготовляетъ Данте къ путешествію чрезъ область вѣчности.

             1. На полпути всей жизни одинокой
             Въ какой-то я дремучій лѣсъ вступилъ
             И потерялъ дороги слѣдъ широкой.
   
             4. Ахъ! этотъ лѣсъ такъ дикъ и страшенъ былъ,
             Что у меня нѣтъ словъ для выраженья,--
             Я въ памяти весь ужасъ возбудилъ!
   
             7. Такъ смерть горька въ предсмертныя мгновенья,
             Но тамъ свое блаженство я узналъ.
             Скажу сперва про разныя видѣнья.
   
             10. Не знаю, какъ я въ эту дебрь попалъ:
             Взоръ утомленъ дремотой былъ жестокой,
             Когда свой путь прямой я потерялъ.
   
             13. Иду въ глуши безмолвной и широкой,
             Душа моя всѣхъ ужасовъ полна,
             И подхожу къ стопамъ горы высокой.
   
             16. Смотрю на верхъ,-- свои плеча она
             Уже въ лучи планеты облачила;
             При нихъ нигдѣ дорога не страшна.
   
             19. Тогда боязнь мнѣ сердце облегчила
             И озеро его свѣтлѣе, вновь,
             Чѣмъ въ эту ночь мучительную было.
   
             22. И какъ морякъ, подъ тяжестью годовъ,
             Измученный съ стихіями борьбою,
             На берегу глядятъ на бой валовъ,
   
             25. Такъ и душа бѣгляночка -- съ тоскою
             Глядитъ назадъ,-- туда, гдѣ путь мой былъ:
             Его никто не кидалъ за собою.
   
             28. Чуть отдыхомъ я члены освѣжилъ,
             Опять впередъ по крутизнѣ пустился
             И выше все за шаговъ шагъ всходилъ.
   
             31. И только-что до взгорья дотащился,
             Какъ легкій барсъ, въ узорчатой шерсти,
             Откуда-то предъ мной въ прыжкахъ явился.
   
             34. И не спускалъ онъ глазъ съ меня въ пути:
             Такъ заградить ему мой путь хотѣлось,
             Что я готовъ назадъ ужь былъ идти.
   
             37. Къ разсвѣту шло; свѣтило загорѣлось
             И въ сонмѣ звѣздъ всплываетъ надъ землей;
             Оно межъ нихъ въ тотъ мигъ еще зардѣлось,
   
             40. Когда любовь, божественной струей,
             Впервые жизнь въ прекрасный міръ вдохнула.
             Я ободренъ; здѣсь пестрый звѣрь предъ мной,
   
             43. Тутъ утра часъ, весна въ лицо подула...
             Но ужаса я вновь не избѣжалъ:
             Явился левъ, и бодрость вся уснула.
   
             46. Онъ съ гордостью вверхъ голову держалъ;
             Злость алчная въ его сверкала взорѣ;
             Отъ ужаса и воздухъ трепеталъ!
   
             49. И ботъ за нимъ волчица вышла вскорѣ,
             Отъ худобы шатаясь на ногахъ;
             Черезъ нее какъ много смертныхъ въ горѣ!
   
             52. Чудовище огнемъ въ своихъ глазахъ
             Мой бѣдный умъ и волю оковало:
             Взойти наверхъ надежды нѣтъ въ мечтахъ.
   
             55. И какъ скупецъ, добра скопивъ немало,
             Въ раздумій рыдаетъ я груститъ,
             Когда утратъ година наставала,--
   
             58. Такъ грустью я предъ звѣремъ былъ убитъ;
             Везъ устали туда за мной онъ гнался,
             Гдѣ солнца лучъ, смолкая, не живитъ,
   
             61. Межъ тѣмъ, какъ внизъ и быстро подавался,
             Явился тотъ, чей голосъ въ хрипъ глухой
             Отъ долгаго молчанья превращался.
   
             64. Увидя тѣнь въ пустынѣ предъ собой,
             Я закричалъ: о, сжалься надо мною.
             Ктобъ ни былъ ты -- мертвецъ или живой!
   
             67. Не человѣкъ -- въ отвѣтъ онъ -- духъ съ тобою
             Въ Ломбардіи давно отецъ мой жилъ
             И Мантую считалъ родной страною.
   
             70. Sub Julio рожденъ я поздно балъ
             И въ Римѣ взросъ при Августѣ въ покоѣ,
             Гдѣ лже-боговъ народъ боготворилъ.
   
             73. Я былъ поэтъ и подвиги героя --
             Анхизова я сына воспѣвалъ,
             Пришедшаго съ пожара гордой Трои.
   
             76. Но ты уже вершины достигалъ
             На тонъ пути, гдѣ нашихъ благъ начало, --
             Зачѣмъ же вновь къ печали путь избралъ?
   
             79. Ужели тѣнь Виргилія предстала?
             Не ты ль предъ мной -- потокъ могучихъ словъ?
             Такъ я сказалъ,-- и все лицо пылало.
   
             82. Ты честь, ты свѣтъ прославленныхъ пѣвцовъ!
             Какъ я люблю твой стихъ и изучаю,
             Пусть говорятъ плоды моихъ трудовъ.
   
             85. Наставникъ мой, тебѣ я подражаю;
             Прекрасный слогъ, которымъ я горжусь,
             Въ твореніяхъ твоихъ я почерпаю.
   
             88. Смотри -- бѣгу, и звѣря такъ страшусь,
             Что у меня трепещутъ даже жилы;
             Спаси меня,-- тебѣ я отдаюсь.
   
             91. Твой путъ иной,-- иди, собравши силы,--
             На слезныя мольбы онъ отвѣчалъ --
             Когда себѣ не ищешь здѣсь могилы.
   
             94. Тотъ страшный звѣрь -- о немъ ты такъ кричалъ --
             Всѣхъ на пути слѣдитъ и убиваетъ;
             Онъ никого еще не пропускалъ.
   
             97. Зло въ естествѣ его преобладаетъ,--
             Въ немъ жадности ничто не насытитъ:
             Съ добычею и алчность возрастаетъ,
   
             100. Во множествѣ вся тварь сюда бѣжитъ,
             Несытую въ немъ похоть утоляя,
             Пока его Песъ въ мукахъ не сразитъ.
   
             103. И вскормитъ Пса не мѣдь, не персть земная.
             Въ ученіи, въ любви къ добру взростетъ,--
             Межъ Фельтро двухъ его страна родная.
   
             106. Онъ скорбную Италію спасетъ,
             Гдѣ Эвріадъ погибъ, Камилла пала
             И Турнъ, и Нисъ за доблестный народъ.
   
             109.Волчицу онъ, куда бы ни бѣжала,
             Изъ городовъ низринетъ въ адъ глухой,
             Откуда зависть въ міръ се наслала.
   
             112. И такъ, иди для блага ты за иной:
             Я укажу тебѣ тропу иную,
             Чрезъ вѣчности страну пройду съ тобой.
   
             115. Услышишь стонъ, увидишь скорбь нѣмую,
             Отчаянье отверженныхъ тѣней,
             Съ рыданіемъ зовущихъ смерть вторую.
   
             118. И въ пламени увидишь ты людей,
             Ликующихъ въ избыткѣ умиленья,
             Съ надеждою на доступъ въ Эмпирей.
   
             121. Не мнѣ ввести въ блаженныя селенья:
             Достойнѣйшей душѣ тебя я сдамъ
             И возвращусь къ обители мученья.
   
             124. Мнѣ не дано Царемъ, возсѣвшимъ тамъ --
             При жизни я не зналъ его закона --
             Указывать путь къ чистымъ небесамъ.
   
             127. Онъ Царь вездѣ, но тамъ ступени трона,
             Градъ избранный, престольный въ облакахъ!
             Блаженъ, кто взятъ туда изъ бездны стона!
   
             130. Во имя то -- я говорю въ слезахъ --
             Кого не зналъ ты за Творца самого,
             Спаси меня, не покидай въ бѣдахъ!
   
             133. Въ край вѣчности веди теперь живого,
             Дай видѣть мнѣ осужденныхъ, поэтъ,
             И укажи врата Петра святого.
   
             136. Поэтъ пошелъ и я за нимъ во слѣдъ.
   

ПѢСНЬ ВТОРАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Данте не признаетъ себя достойнымъ войти въ область вѣчности, тѣмъ болѣе, что этотъ трудъ ему кажется не по силамъ.-- Виргилій ободряетъ поэта, сообщая ему, что сама Беатриче послала его, Виргилія, къ нему на помощь.

             1. День уходилъ; спускалась мгла ночная.
             Всѣ отъ работъ спѣшили на покой,
             Лишь а одинъ, про отдыхъ забывая,
   
             4. Готовъ на трудъ; тяжелый путь предъ иной,
             Тоска души и страшное смятенье!
             Припомнитъ все разсказъ правдивый мой.
   
             7. О геній музъ, дай въ помощь вдохновенье!
             Съ достоинствомъ, какъ лѣтопись моя,
             Что видѣлъ взоръ, представь, воображенье!
   
             10. Нашъ трудъ великъ -- такъ начинаю я --
             Подумай же, поэтъ-путеводитель,
             Придется-ль онъ по силамъ для неня!
   
             13. Ты разсказалъ, какъ Сильвія родитель,
             Край вѣчности при жизни посѣтилъ
             И невредимъ оставилъ слезъ обитель,
   
             16. Но если зла Каратель такъ рѣшилъ,
             То вспомни ты, что пилость ради рода,--
             За доблести мужъ правды получилъ.
   
             19. Понятно то: онъ властью горня свода
             Уже тогда былъ предкомъ нарѣченъ, --
             Въ державный Римъ,-- великаго народа!
   
             22. По истинѣ, край свыше освященъ,
             Гдѣ заняли, по волѣ неизмѣнной,
             Намѣстники Петра святого тронъ.
   
             26. Онъ странствуя -- какъ пѣлъ ты -- но вседенной
             Извѣдалъ путъ къ побѣдамъ въ безднѣ смутъ
             И къ славѣ папъ подъ мантіей священной.
   
             28. Потомъ былъ взятъ избранія сосудъ,
             Да съ вѣрою источники спасенья
             Черезъ него къ намъ свыше потекутъ.
   
             31. А мнѣ зачѣмъ за эту грань творенья?
             Я не Эней, не Павелъ я святой,
             Достоинствъ нѣтъ во мнѣ -- однѣ сомнѣнья.
   
             34. Вотъ почему путь страшенъ за тобой:
             Трудъ этотъ умъ безуміемъ считаетъ,
             Но разсуди ты самъ, ученый мой.
   
             37. Какъ тотъ, кто мысль созрѣвшую бросаетъ,
             Увлекшись вновь идеею другой
             И результатъ обдуманный теряетъ,
   
             40. Такъ я стоялъ надъ мрачною тропой:
             Отвага, все, тѣмъ къ подвигу стремился,
             Истлѣло вдругъ несбывшейся мечтой.
   
             43. Изъ словъ твоихъ теперь я убѣдился --
             Великаго мнѣ призракъ говоритъ --
             Что ты душой подъ робостью склонился,
   
             46. Она людей нерѣдко тяготитъ,
             Нерѣдко ихъ предъ подвигомъ смущаетъ:
             Отъ тѣни такъ пугливый звѣрь бѣжитъ.
   
             49. Чтобъ разогнать твой страхъ -- онъ продолжаетъ --
             Скажу тебѣ, что въ участи твоей
             Принять меня участье заставляетъ.
   
             52. Я былъ въ числѣ несужденныхъ тѣней;
             Вдругъ слышу зовъ защитницы прелестной,
             И съ радостью я покорился ей.
   
             55. Взоръ у нея свѣтлѣй звѣзды небесной!
             И начала съ такою простотой,
             Такъ ангельски бесѣдою чудесной:
   
             58. О добрый духъ изъ Мантуи родной!
             Хвала тебѣ повсюду безъ пристрастья,--
             Пока есть жизнь, гордится міръ тобой!
   
             61. Любимецъ ной, но не любимецъ счастья
             По крутизнѣ, въ пустомъ краю, бѣжитъ
             Среди преградъ и грознаго ненастья.
   
             64. Все, что дошло на небо, намъ грозитъ.
             Наводитъ страхъ, что валъ онъ отъ гоненья,
             Что помощь зла уже не отразитъ!
   
             67. Иди, утѣшь меня -- и безъ сомнѣнья
             Спасенъ его красой могучихъ словъ,
             Усилься ты для этого спасенья!
   
             70. Я Беатриче -- тамъ мой край, и вновь
             Туда стремлюсь. Любовь меня призвала
             И всѣ мольбы внушила мнѣ любовь!
   
             73. Когда бы я предъ Богомъ ни предстала,
             За все тебя я стану славить тамъ!
             И ей въ отвѣтъ, чуть только замолчала;
   
             76. О идеалъ добра! спускаясь къ вамъ,
             Возносишь ты всѣ радости творенья
             Отъ малыхъ сферъ къ широкимъ небесамъ!
   
             79. Мнѣ такъ твои отрадны повелѣнья,
             Что, сдѣлавъ вмигъ, себя я упрекну
             За медленность, за долготу мгновенья!
   
             82. Но разскажи, какъ въ эту глубину,
             Въ нашъ центръ земли ты сходитъ безъ боязни.
             Оставя ту обширную страну?
   
             85. Ты хочешь знать, и изъ одной пріязни --
             Она въ отвѣтъ -- все вкратцѣ передамъ,
             Какъ нахожусь безъ страха въ безднѣ казни:
   
             88. Должно того бояться всѣмъ людямъ,
             Что ближнимъ вредъ иль горе причиняетъ;
             Все прочее нигдѣ не страшно намъ!
   
             91. По благости Богъ силой награждаетъ;
             Страданіямъ я недоступна съ ней
             И самый жаръ меня тутъ не сжигаетъ.
   
             94. Тамъ въ небесахъ, молитвою своей,
             Пречистая ужь строгій судъ смягчила
             Надъ тѣмъ, кто ждетъ защиты отъ звѣрей,
   
             97. И въ Лючіѣ участье возбудила.
             На вѣрнаго тебѣ бѣда наша,
             Спаси его!-- она ей говорила.
   
             100. Жестокихъ врагъ къ намъ Лючія пришла
             И разговоръ моя, кроткими словами,
             Съ библейскою Рахилью прервала:
   
             103. Прославленъ Богъ, о Беатриче, нами!
             Что жъ не спѣшишь къ тому, кто такъ любилъ,
             Кто для тебя возвышенъ надъ толпами?
   
             106. Ты слышишь вопль? Онъ выбился изъ силъ:
             Тамъ на рѣкѣ со смертнымъ смерть сразилась,
             И шумъ тѣхъ волнъ ревъ моря заглушилъ!
   
             109. Никто съ тѣхъ поръ, какъ въ мірѣ жизнь сложилась,
             Такъ отъ вреда, иль къ пользѣ, не бѣжалъ,
             Какъ я къ тебѣ, отъ этихъ словъ, пустилась.
   
             112. И вотъ мой духъ съ скамьи блаженства всталъ,
             Твой слова даръ надежду мнѣ внушаетъ:
             Ты за него достоинъ всѣхъ похвалъ.
   
             115. Потомъ она взоръ свѣтлый обращаетъ,
             Наполненный слезами на меня,
             И я спѣшу, куда повелѣваетъ.
   
             118. Покорный ей, пришелъ въ началѣ дня,
             Звѣрь заграждалъ твой путь къ святой вершинѣ,--
             И защитилъ тебя отъ звѣря я.
   
             121. Ты знаешь все, что жъ медлишь ты въ пустынѣ?
             Чтожь у тебя гнѣздится въ сердцѣ страхъ?
             Куда твоя дѣвалась смѣлость нынѣ?..
   
             124. Тогда какъ три святыя въ небесахъ
             Такъ о тебѣ съ любовію пекутся
             И радостей залогъ въ моихъ словахъ?
   
             127. Такъ какъ цвѣты отъ холода свернутся,
             Повиснутъ внизъ, но только лучъ блеснетъ,
             Красуются опять и ужъ не гнутся,
   
             130. Такъ я вскочилъ, усталый отъ невзгодъ;
             Въ груди моей отважныя желанья,
             И говорю, стряхнувъ сомнѣнья гнетъ:
   
             133. О слава той, за чувство состраданья.
             Что выслала благую помощь мнѣ!
             И честь тебѣ,-- ты не отвергъ призванья!
   
             136. Ты въ сердцѣ духъ мой возбудилъ вполнѣ:
             Я къ подвигу опять ужь обращаюсь
             И за тобой пройду по всей странѣ.
   
             139. Иди, тебѣ во всемъ я покоряюсь:
             Ты господинъ, ты вождь -- наставникъ мои!
             Такъ я сказалъ, и вслѣдъ за нимъ пускаюсь
   
             142. Извилистой, заросшею тропой.
   

ПѢСНЬ ТРЕТЬЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Данте читаетъ надпись на воротахъ ада.-- Наказаніе нравственнаго ничтожества.-- Лодка Харона.-- Переправа грѣшниковъ чрезъ Ахеронъ.

             1. Черезъ меня проходятъ въ грядъ печаля,
             Черезъ меня проходятъ скорбь вѣковъ,
             Черезъ меня проходятъ къ тѣмъ, что пали.
   
             4. Зиждитель мой, подвинутъ правдой вновь,
             Меня создалъ духъ силы все творящей,
             Верхъ мудрости и первая любовь.
   
             7. Я съ вѣчными до твари настоящей
             И вѣчность нея суровый мой удѣлъ.
             Оставь свою надежду, проходящій'
   
             10. Въ такихъ словахъ я надпись разсмотрѣлъ,
             Чернѣвшую вверху надъ воротами,
             И говорю: мной ужасъ овладѣлъ!
   
             13. Какъ опытный, не павшій предъ бѣдами,
             Вождь отвѣчалъ: сомнѣнью мѣста нѣтъ,
             И самый страхъ пускай умретъ за нами.
   
             16. Мы сходимъ въ край, гдѣ встрѣтишь ты. межъ бѣдъ,
             Какъ я сказалъ, страданьемъ людъ сраженный.
             Гдѣ разума утраченъ дивный свѣтъ!
   
             19. Вотъ наконецъ наставникъ вдохновенный
             Съ улыбкою за руку взялъ меня,
             И въ область тайнъ вхожу я ободренный.
   
             22. И тамъ, гдѣ нѣтъ ни звѣздъ, ни блеска дня,
             Повсюду стонъ, повсюду слезы льются,
             Не выдержалъ -- и самъ заплакалъ я.
   
             25. Мы ближе,-- всѣ нарѣчья раздаются!
             Отчаянье, вопль бѣшенства съ хулой
             И хриплый крикъ, и всплески рукъ несутся.
   
             28. Сливалось все въ какой-то страшный вой,
             Порывисто кружилось предо мною,
             Какъ вихрь въ степи песчаной и глухой.
   
             31. Съ повитою незнаньемъ головою,
             Наставникъ мой, что слышу?-- я вскричалъ:
             Кто пораженъ здѣсь скорбію такою?
   
             34 Здѣсь жалкихъ душъ страданья -- отвѣчалъ --
             Онѣ всю жизнь отъ смертныхъ не стяжали
             Ни ихъ хулы, ни скудныхъ ихъ похвалъ.
   
             37. Онѣ межъ тѣхъ здѣсь ангеловъ попали,
             Въ тотъ злобный хоръ, лишенный всѣхъ отрадъ,
             Гдѣ Бога чтя, лишь за себя стояли!
   
             40. Да чистоту небесъ не омрачатъ
             Тѣ, кѣмъ само гнушалось преступленье --
             Отвергъ ихъ рай, отринулъ мрачный адъ!
   
             43. И я спросилъ: но въ чемъ же ихъ мученье?
             О чемъ ихъ вопль?-- Наставникъ мнѣ въ отвѣтъ:
             Вотъ краткое на это объясненье:
   
             46. Для нихъ надеждъ и за могилой нѣтъ;
             Такъ горько имъ, что даже худшей долѣ
             Завидуютъ онѣ, оставя свѣтъ.
   
             49 Забылъ ихъ міръ, нѣтъ милосердья болѣ
             И казни нѣтъ -- презрѣнье ихъ удѣлъ!
             Но что объ нихъ! Иди, взгляни ты въ полѣ.
   
             52. И видѣлъ я, какъ знамя вихрь вертѣлъ,
             Оно неслось съ такою быстротою,
             Что удержать никто его не смѣлъ.
   
             55. За нимъ бѣжалъ, безчисленной толпою.
             Несчастныхъ сбродъ: съ трудомъ я довѣрялъ.
             Что столько душъ скосила смерть косою.
   
             58. Въ одной изъ нихъ, вглядѣвшись, я узналъ
             Извѣстнаго отъ славы отреченьемъ.
             Чѣмъ онъ себя такъ страшно запятналъ.
   
             61. Здѣсь яснымъ я проникся убѣжденьемъ,
             Что всѣ толпы изъ жалкихъ состоятъ
             Отвергнутыхъ врагомъ и Провидѣньемъ.
   
             64. Не живши, вѣкъ не вѣдая отрадъ,
             Теперь онѣ, нагія предавалась
             Терзаньямъ мухъ и мошекъ міріядъ.
   
             67. И слезы ихъ, подъ жаломъ осъ, сливались
             Съ ручьемъ крови, струившейся къ ногамъ,
             Гдѣ съ жадностью всѣмъ черви пресыщались.
   
             70. Вотъ повернувъ поближе къ берегамъ
             Большой рѣки, толпу тѣней встрѣчаю.
             Наставникъ мой, скажи, чьи души тамъ?
   
             73. И почему -- вопросъ я предлагаю --
             Такъ вся толпа на перевозъ спѣшитъ.
             Какъ я вдали, сквозь сумракъ, замѣчаю?
   
             76. Узнаешь все -- Виргилій говоритъ --
             Когда тѣхъ мѣстъ достигнемъ мы съ тобою,
             Гдѣ Ахеронъ свой грустный валъ струитъ.
   
             79. Въ смущеніи поникъ я головою
             И болѣе ни слова не сказалъ,
             Пока мы съ нимъ не стали надъ рѣкою.
   
             82. И вотъ старикъ къ намъ въ лодкѣ подплывалъ,
             Весь убѣленъ сѣдыми волосами,
             О горе вамъ! онъ издали кричалъ,
   
             85. Здѣсь, грѣшники, разстаньтесь съ небесами!
             Я всѣхъ свезти на берегъ тотъ готовъ,
             Гдѣ вѣчный мракъ и вѣчный огнь со льдами!
   
             88. А ты, душа, долой отъ злахъ духовъ:
             Межъ мертвыми нѣтъ мѣста для живого!
             Но я стою, -- и закричалъ онъ вновь:
   
             91. Ступай другимъ путемъ, съ порта другого.
             Здѣсь для тебя туда дорога нѣтъ
             И нѣтъ челна для путника такого!
   
             94. Ты не кричи, Хиронъ,-мой вождь въ отвѣтъ --
             Такъ тамъ велятъ, гдѣ водя, безъ сомнѣнья,
             Для всѣхъ законъ,-- разспрашивать не слѣдъ,
   
             97. Отъ этикъ словъ, въ порывѣ озлобленья,
             У кормчаго вдругъ вспыхнулъ кругъ очей,
             Но стихли вмигъ косматыхъ щекъ волненья.
   
             100. За то толпы худыхъ, нагихъ тѣней.
             Прислушавшись, зубами защелкали
             И сдѣлались въ лицѣ еще блѣднѣй.
   
             103. Онѣ хулы на Бога изрыгали,
             Отцовъ, дѣтей, свой край, весь родъ людской
             И даже часъ рожденья проклинали.
   
             106. Потомъ въ слезахъ всѣ ринулись гурьбой
             На перевозъ,-- его никто межъ нами
             Не обойдетъ съ преступною душой.
   
             109. А бѣсъ -- Харонъ, какъ угль, сверкалъ глазами.
             Тѣмъ подмигнетъ, а тѣхъ собрать спѣшитъ
             И бьетъ весломъ отсталыхъ надъ водами.
   
             112. Какъ осенью съ деревьевъ листъ летитъ,
             Пока всѣ вѣтви ихъ не обнажатся
             И лѣсъ землѣ одежду не вручитъ,
   
             115. Такъ съ берега тутъ сталъ къ гребцу бросаться,
             За тѣнью тѣнь, адамовъ грѣшный родъ;
             Какъ соколы на зовъ они стремятся.
   
             118. И вотъ плывутъ по мутной зыби водъ;
             Челнъ берега еще не достигаетъ,
             Какъ новая толпа тѣней ужь ждетъ.
   
             121. Узнай, мой сынъ -- наставникъ начинаетъ --
             Узнай, что здѣсь стеклись со всѣхъ сторонъ:
             Господень гнѣвъ въ часъ смерти злыхъ сражаетъ.
   
             124. И гонитъ ихъ божественный законъ;
             Они спѣшатъ по волнамъ на страданье:
             Для нихъ и страхъ въ желанье превращенъ.
   
             127. И никогда тутъ чистое созданье
             Грѣха путемъ съ другими не пройдетъ:
             Харона гнѣвъ, пойми, есть предсказанье.
   
             130. Лишь кончилъ онъ, какъ мрачной бездны сводъ
             Такъ задрожалъ, что у меня и нынѣ,
             Чуть вспомню я о томъ,-- холодный потъ.
   
             133. Несется вихрь по плачущей долинѣ;
             Ботъ молнія сверкаетъ въ сторонѣ --
             И я упалъ, лишившись чувствъ въ пустынѣ.
   
             136. Какъ человѣкъ въ какомъ-то страшномъ снѣ.
   

ПѢСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Поэтъ вступаетъ въ первый кругъ, называемый Лимбо, въ которомъ, по понятіямъ католической церкви, помѣщаются добродѣтельные язычники и невинныя дѣти, неочищенныя крещеніемъ. Подвигаясь впередъ, къ центру круга, Данте видитъ свѣтъ и въ особенномъ отдѣленія. какъ бы въ елисейскихъ поляхъ, встрѣчается см многими знаменитостями древности, между которыми Гомеръ предводительствуетъ поэтами, и Аристотель -- философами

             1. Грохочетъ громъ; раскаты разгоняютъ
             Тяжелый сонъ,-- я нервно задрожалъ,
             Какъ тотъ, кого внезапно пробуждаютъ.
   
             4. Открылъ глаза, смотрю кругомъ, привсталъ:
             Хотѣлъ бы знать -- вотъ всѣ мои старанья --
             Гдѣ наложусь, въ какой я край попалъ?
   
             7. И понялъ вдругъ, ступя на грань страданья.
             Что къ пропасти я скорби подошелъ,
             Откуда къ намъ, какъ гулъ, неслись стенанья.
             10. Темна была, туманна бездна волъ...
   
             Напрасно я припалъ надъ глубиною:
       

   

ДАНТЕ-АЛИГІЕРИ.

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ.

Переводъ стихами съ итальянскаго
А. П. ФЕДОРОВА,
съ объяснительными примѣчаніями и біографическимъ очеркомъ Данте.

   

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Дома Призр. Малол. Бѣдн. Литовская ул., No 26.
1898.

   

ПРЕДИСЛОВІЕ.

   Историческіе памятники литературы имѣютъ для общества двоякое значеніе: во-первыхъ, они представляютъ для насъ обширный предметъ изученія, какъ съ чисто-литературной, такъ и съ исторической точекъ зрѣнія, во-вторыхъ, они, не смотря на громадный иногда періодъ времени, все еще не утратили своего значенія, какъ матеріалъ для чтенія и при томъ матеріалъ богатый въ художественномъ и научно-соціологическомъ отношеніяхъ. Дѣйствительно, если для ученыхъ историческій памятникъ литературы дорогъ, какъ богатый источникъ историческихъ вообще и, въ частности, историко-литературныхъ данныхъ, то для массы интеллигентной читающей публики онъ не менѣе дорогъ, какъ чтеніе, откуда можно почерпнуть иного глубокихъ мыслей и ознакомиться съ бытовой стороной давно-минувшихъ временъ лучше, чѣмъ по какимъ-бы то ни было современнымъ историческимъ изысканіямъ и литературнымъ произведеніямъ. Знаменитое изреченіе Аристотеля, что въ поэзіи болѣе истины, чѣмъ въ исторіи должно убѣдить насъ, что не только для спеціалистовъ, но и для всякаго интеллигентнаго человѣка памятникъ поэзіи дорогъ уже по тому, что имѣетъ громадное воспитательное и образовательное значеніе, не говоря уже объ эстетическомъ удовольствіи.
   Передъ нами прославленная поэма Данте "Божественная комедія" и про нее можно сказать все, что только-что сказано о литературныхъ памятникахъ вообще. Мы не думаемъ, что-бы переводъ, а тѣмъ болѣе переводъ стихотворный, имѣлъ-бы значеніе для ученыхъ спеціалистовъ, а потому, само собою разумѣется, мы имѣли въ виду дать хорошій литературный матеріалъ для интеллигентнаго читателя, ищущаго въ чтеніи не одной забавы. А такъ какъ переводъ стихотворный, хотя и теряетъ передъ прозаическимъ свое значеніе въ глазахъ ученыхъ, за то во всякомъ случаѣ выигрываетъ съ точки зрѣнія художественной, то мы и предпочли сдѣлать переводъ стихами, стараясь не только ни на шагъ не отступать отъ подлинника, но даже, по возможности, сохранить его духъ, всѣ его характерности и оттѣнки. Передъ каждой пѣсней мы помѣстили краткое содержаніе ея, что, какъ намъ кажется, даетъ возможность читателю, познакомившемуся такимъ образомъ съ ея сюжетомъ, глубже вникать въ нее. Въ концѣ-же книги собраны примѣчанія къ тѣмъ строфамъ стиховъ, которыя нуждаются въ поясненіи съ исторической, или-же съ литературной стороны.. Краткій очеркъ жизни Данте приложенъ нами съ цѣлью пояснить читателю тѣ мѣста поэмы, гдѣ поэтъ говоритъ о себѣ самомъ, о Беатриче, о своихъ друзьяхъ и лицахъ ему современныхъ; въ виду этого настоящій очеркъ и изложенъ кратко, касаясь жизни великаго поэта лишь настолько, насколько это служитъ указанной цѣли.
   Конечно, не намъ судить о достоинствахъ перевода: критика укажетъ публикѣ на его хорошія и дурныя стороны. Но нами руководило желаніе дать публикѣ хорошій литературный переводъ поэмы, тѣмъ болѣе, что существующіе переводы Мина, Фанъ-Дима и Петрова давно уже разошлись въ продажѣ. Въ настоящее время мы нашли возможнымъ выпустить пока первую часть поэмы, "Адъ", въ стихотворномъ переводѣ Ал. Петр. Федорова, сдѣланномъ имъ по итальянскому изданію "La comedia divina di Dante Alighieri, Milano, Dalia Sociétà Tipografica de Classici Italiani, 1804", которое намъ казалось наиболѣе подходящимъ.
   

ДАНТЕ-АЛИГІЕРИ.

(біографическій очеркъ).

   Въ настоящемъ очеркѣ мы не имѣемъ претензіи написать біографію великаго поэта-философа, намѣреніе наше -- въ нѣсколькихъ чертахъ обрисовать личность пѣвца "Божественной комедіи" и характеристику эпохи, въ которую происходитъ дѣйствіе этой художественно-мистической и философско-юридической поэмы.
   По отцу Данте происходилъ отъ древняго знатнаго рода въ Феррарѣ и родился во Флоренціи въ 1265 г. Относительно дѣтства поэта не существуетъ достовѣрныхъ свѣдѣній, кромѣ общаго для великихъ людей указанія, что съ раннихъ лѣтъ онъ уже обнаруживалъ зачатки геніальности; Алигіери, лишившись отца еще въ дѣтствѣ, воспитывался подъ руководствомъ Брунето-Латини и помимо изученія философіи и изящной словесности получилъ замѣчательно-разностороннее образованіе: въ Болоньи онъ изучалъ юриспруденцію, въ Веронѣ -- физику и въ Парижѣ -- богословіе; сверхъ того онъ занимался живописью съ знаменитымъ миніатюристомъ того времени -- Одеризи-да-Губбіо и художникомъ, Джатто, а также бралъ уроки музыки у извѣстнаго компониста Казеллы. Но любимымъ занятіемъ поэта -- философа было изученіе классическихъ литературныхъ произведеній древности и самъ онъ въ своей поэмѣ говоритъ, что многимъ обязанъ Виргилію, а "физику" Аристотеля считаетъ чуть-ли не божественнымъ откровеніемъ и кладетъ ее краеугольнымъ камнемъ многихъ своихъ положеній.
   Столь разнообразно образованный Данте приносилъ, какъ умѣлъ, пользу своей родинѣ и былъ достойнымъ гражданиномъ. По словамъ Маріо Филельфо, онъ предпринялъ въ разное время четырнадцать посольскихъ миссій и считался флорентійскими гражданами искуснѣйшимъ дипломатомъ. Кромѣ того, въ годину бѣдствій Алигіери не разъ мѣнялъ свой философскій плащъ на тяжелую броню воина и становился въ ряды открытыхъ, вооруженныхъ мечемъ, защитниковъ родины. Онъ сражался въ жаркой и побѣдоносной для гвельфовъ битвѣ при Камчальдино и участвовалъ въ походѣ противъ пизанцевъ.
   Въ такомъ разнообразномъ и полезномъ служеніи отечеству прошли лучшіе годы жизни поэта. Но и частная жизнь его также отличается превратностью судьбы и частыми перемѣнами то къ лучшему, то къ худшему.
   Говорятъ, что любовь, идеальная и возвышенная, составляетъ отличительную черту въ біографіяхъ поэтовъ. Относительно Данте Алигіери это замѣчаніе вполнѣ справедливо. Его чистая и наивная любовь къ Беатриче, непонятная для грубаго матеріалиста, и, можетъ быть, даже смѣшная, проходитъ свѣтлой полосой черезъ всю его жизнь, начиная съ дѣтскаго возраста. Беатриче -- это не женщина, а воплощеніе идеала, все чистое и возвышенное, все, что поэтъ любитъ, что дорого ему, на что онъ надѣется, чему поклоняется съ жаромъ и чисто-юношескимъ увлеченіемъ. Поэтическій экстазъ побудилъ Данте идеализировать свою любовь и Беатриче становится для него не обыкновеннымъ смертнымъ, человѣческимъ существомъ, но символомъ самыхъ возвышенныхъ, самыхъ восторженныхъ идей и, такъ сказать, олицетвореніемъ всего благороднаго, до чего только можетъ додуматься человѣкъ; поэтому-то Беатриче становится для поэта безконечной мудростью,-- высокой наукой богопознанія.
   Беатриче была дочерью Фолько Портинари и еще на восьмомъ году отъ роду восхищала Данте, когда самому поэту было всего девять лѣтъ. Онъ самъ говоритъ, что видѣлъ ее всего только два раза, но этого было достаточно, чтобы оставить неизгладимый слѣдъ на всю жизнь; она умерла въ ранней молодости, но въ виду того, что любовь Данте была идеальная, могила не разлучила любящихъ сердецъ, не охладила страсти поэта и онъ продолжалъ любить эту чудную дѣвушку все той-же возвышенной и безкорыстной любовью. Его любовь есть прямая противоположность Гётевской "вѣчной женственности" ("Das ewig Weibliche") и не имѣла ни чего общаго съ земной страстью. Вотъ почему смерть Беатриче нисколько не повліяла на эту любовь и почему такая сильная привязанность ничуть не мѣшала Данте въ то-же время ухаживать за какою-те Джентуккою въ Луккѣ и за многими другими женщинами, которыхъ онъ воспѣвалъ въ своихъ сонетахъ и, наконецъ, жениться самымъ буржуазнымъ образомъ на нѣкой Джеммѣ де Донати, родившей ему пять сыновей.
   Но съ женою Данте прожилъ недолго. По словамъ его біографовъ, она была сварлива и вполнѣ недостойна своего мужа и, если Данте можно сравнить съ Сократомъ, съ которымъ онъ имѣлъ много сходственныхъ чертъ, то его жену слѣдуетъ назвать Ксантипою, такъ какъ она вполнѣ походила своимъ характеромъ на эту классическую супругу. Разница выходитъ только та, что великій аѳинянинъ, по его собственнымъ словамъ, живя съ злою женою, пріучалъ себя игнорировать оскорбленія и насмѣшки окружавшей его толпы, но Алигіери не обладалъ такою выдержанностью характера и, разойдясь со своей женой, не хотѣлъ и знать о ея существованіи. Тутъ невольно приходитъ на умъ глубокомысленный, хотя и нѣсколько избитый, аргументъ Маффеи, что всѣ такіе факты доказываютъ только присущность великимъ людямъ обще-человѣческихъ слабостей.
   Такія неурядицы въ частной жизни почти не могли не вліять на умосозерцаніе Данте и этотъ человѣкъ честной энергіи и свѣтлой мысли, казалось, долженъ былъ бы сдѣлаться пессимистомъ, видя только мрачныя стороны не только въ своей домашней обстановкѣ, но и въ дѣлахъ общественныхъ и государственныхъ. Дѣйствительно, всѣ событія итальянской исторіи, начиная со смерти короля Манфреда, въ концѣ XIII вѣка, носятъ такой мрачный характеръ неурядицы и междуусобій, что способны были бы сдѣлать Алигіери, испытавшаго столько превратностей судьбы, самымъ ярымъ пессимистомъ.
   Но время Шопенгауера еще не настало. Въ XIII вѣкѣ было еще много утѣшительныхъ соціологическихъ идей и Данте создаетъ, на основаніи философскихъ и юридическихъ положеній, свое собственное міросозерцаніе; правда, его теоріи носатъ теологическій характеръ и порядкомъ таки проникнуты мистицизмомъ, но это своего рода долгъ эпохѣ, такъ сказать, та незначительная дань своему времени, которой не избѣгнулъ еще ни одинъ великій мыслитель, ни одинъ творецъ безсмертныхъ идей, которыя сами по себѣ, въ своихъ основахъ, не имѣютъ и тѣни того, что зовется "духомъ времени".
   Свои идеи, свой, такъ сказать, взглядъ на вещи, Данте выразилъ во многихъ своихъ прозаическихъ, юридически-философскихъ произведденіяхъ. Но нигдѣ онъ не является столь великимъ мыслителемъ и въ то же время первокласнымъ художникомъ, какъ въ безсмертной "Божественной комедіи", которая и доставила ему, главнымъ образомъ, неувядаемую славу и поставила его имя на ряду съ именами величайшихъ поэтовъ и философовъ древняго и новаго міровъ. Въ этой эпопеи поэтъ высказываетъ свой взглядъ на общественные пороки и добродѣтели, это, такъ сказать, теологически-мистическая критика, какъ современныхъ поэту событій, такъ и тѣхъ, что уже давно перешли въ область исторіи; это судъ философа-христіанина надъ людьми, ихъ стремленіями, ихъ задачами, ихъ пороками и ихъ добродѣтелями.
   Эту поэму Данте-Алигіери писалъ многіе годы, въ концѣ своей бездомной скитальческой жизни и она составляетъ его исповѣдь, его лебединую пѣснь. Утверждаютъ, что первыя семь пѣсенъ "Божественной комедіи* были написаны во Флоренціи, но большая часть ея появилась, по словамъ Маффеи, въ Веронѣ; говорятъ также, что поэтъ занимался ею въ Удине, въ Равеннѣ, въ окрестностяхъ Тридента и т. д., словомъ чуть-ли не всѣ города Италіи спорятъ между собою за честь считаться родиной великой поэмы.
   Такая участь часто постигаетъ великія произведенія искусства и люди спѣшатъ считать своимъ согражданиномъ человѣка, котораго при жизни не признавали достойнымъ уваженія и даже гнали, безжалостно насмѣхаясь не только надъ его идеями, которымъ поклоняются впослѣдствіи, но даже надъ нимъ самимъ, какъ надъ глупцомъ.
   Читая біографію Данте, невольно приходятъ на умъ слова нашего великаго поэта: "о, люди, жалкій родъ достойный слезъ и смѣха! Жрецы минутнаго, поклонники успѣха!" Дѣйствительно, Данте былъ признанъ великимъ лишь много лѣтъ спустя послѣ смерти, при жизни-же онъ, не смотря на свое безкорыстное, полезное и честное служеніе обществу и государству, видѣлъ только незаслуженныя насмѣшки и униженія.
   Послѣдній и едва-ли не самый тяжелый ударъ былъ нанесенъ поэту въ 1302 году, когда онъ находился въ посольской миссіи въ Римѣ отъ имени флорентійскихъ гражданъ. Не смотря на испытанную энергію и дѣловитость, неблагодарное отечество, раздираемое несогласіями и междуусобіями, приговорило его къ уплатѣ тяжелой денежной пени и къ двухлѣтнему изгнанію изъ отечества. Объ этомъ изгнаніи поэтъ говоритъ въ своей поэмѣ ("Адъ", пѣснь X) подъ видомъ предсказанія Фаринаты делли Уберти и тамъ же высказавъ взглядъ поэта на это позорное изгнаніе. Но этимъ еще не кончились преслѣдованія со стороны неблагодарныхъ согражданъ и надъ бѣднымъ поэтомъ составляются одинъ за другимъ безжалостные и жестокіе приговоры, которыми у преслѣдуемаго даже отнимается возможность служить своей родинѣ, какъ гражданинъ. Но это нисколько не отнимаетъ у Данте энергіи и онъ по прежнему служитъ родинѣ, но уже, какъ великій мыслитель и поэтъ. Въ эту эпоху безпріютной бродяжнической жизни возникаетъ "Божественная комедія". Изъ Рима изгнанный поэтъ отправился сначала въ Сіэну, потомъ въ Падую и уже послѣ многихъ странствованій онъ поселяется въ Веронѣ, гдѣ его радушно принялъ владѣтель Канъ-Гранде делла-Скала. Но и Веронѣ не суждено было сдѣлаться послѣднимъ мѣстоприбываніемъ Данте-Алигіери и онъ снова началъ свои странствованія, въ теченіи которыхъ ему вполнѣ пришлось испытать всю горечь обиды и униженій и, по его собственнымъ словамъ, узнать, "какъ тяжело спускаться и подниматься по чужимъ лѣстницамъ". Во время этихъ странствованій, не смотря на тяжесть своего положенія, поэтъ продолжалъ писать свою "Божественную комедію", изучалъ древнихъ классиковъ, слушалъ въ Парижѣ лекціи богословія и философіи, занимался чтеніемъ, музыкою и живописью, расширилъ свои познанія по математикѣ и естествовѣденію.
   Послѣднее пристанище бездомный и обнищавшій геніальный поэтъ нашелъ въ Равеннѣ у синьора Гвидо Новелло ди-Полента, племянника той самой Франчески ди-Римини, сластолюбіе которой онъ такъ художественно начерталъ въ своей поэмѣ ("Адъ" пѣснь V). Гвидо Новелло принялъ поэта съ почетомъ и, зная щекотливость его положенія, старался самъ предупреждать его просьбы, обращаться съ которыми было бы тяжело для Данте. Онъ уговорилъ Алигіери ѣхать въ Венецію хлопотать о заключеніи мира; но эта послѣдняя въ жизни поэта дипломатическая миссія не увѣнчалась успѣхомъ: онъ не могъ даже добиться аудіенціи отъ венеціанскаго сената, который не желалъ вести съ нимъ переговоры.
   Окончательно униженный и оскорбленный вернулся Данте-Алигіери въ Равенну. Его здоровье и безъ того уже надорванное окончательно пошатнулось и онъ слегъ въ постель, которой суждено было сдѣлаться его смертнымъ одромъ. Бодрость духа, непокидавшая поэта въ самыя трудныя минуты его жизни, совершенно оставила его и онъ, по словамъ его біографа Боккачіо, впалъ въ глубокое уныніе и умеръ въ чужомъ домѣ, всѣми забытый, никѣмъ непризнанный, совершенно обнищавшій. Джованни Вилани такъ записалъ эту смерть: "въ 1321 г., въ Сентябрѣ, въ день св. Креста умеръ великій и достойный поэтъ, Данте-Алигіери, родомъ флорентіецъ,-- въ г. Равеннѣ, въ Романьѣ, возвратившись изъ венеціанскаго посольства, которое предпринималъ по порученію синьоровъ Полента". Таковъ былъ скромный некрологъ величайшаго изъ поэтовъ Италіи.
   Съ тѣхъ поръ прошло около шести вѣковъ, но имя Данте не забыто и, не смотря на перемѣну нашихъ философскихъ и критико-литературныхъ взглядовъ, не будетъ забыто и "Божественная комедія" будетъ цѣниться не только, какъ историческій памятникъ литературы, но также, какъ вдохновенная и содержательная поэзія.
   

ПѢСНЬ I.

Данте пробуждается въ дремучемъ лѣсу; съ разсвѣтомъ достигаетъ онъ подошвы холма, вершина котораго освѣщена восходящимъ солнцемъ. Отдохнувъ немного, Данте поднимается на холмъ; но три чудовища: пантера, левъ и волчица заграждаютъ ему путь. Поэтъ уже намѣревается вернуться въ лѣсъ, какъ, совершенно неожиданно, ему является тѣнь Виргилія и предлагаетъ проводить Данте черезъ Адъ и Чистилище. Онъ принимаетъ предложеніе Виргилія и слѣдуетъ за нимъ.

             1. Пройдя полъ-пути своей жизни,
             Въ минуту унынья, вступилъ
             Я въ дѣвственный лѣсъ и, дороги
   
             4. Ища тамъ, я долго бродилъ.
             И лѣсъ тотъ, громадный и дикій,
             Заглохшій, меня ужасалъ
   
             7. Сильнѣе, чѣмъ мысль о смерти,
             Когда я объ немъ вспоминалъ.
             Тамъ много я чудного видѣлъ
   
             10. И новаго много узналъ:
             Недаромъ въ тотъ лѣсъ, задремавши,
             И путь потерявъ, я попалъ.
   
             13. Къ холму подойдя, я увидѣлъ:
             Вершина блестѣла въ лучахъ
             Свѣтила, съ которымъ возможно
   
             16. Пробраться въ заглохшихъ путяхъ.
             Я ожилъ и страхъ тотъ ужасный,
             Что ночью мнѣ сердце терзалъ,
   
             19. Теперь, при сіяніи солнца,
             Стихая, совсѣмъ исчезалъ.
             И, какъ утопавшій въ пучинѣ,
   
             22. Спасенный, весь ужаса полнъ,
             Очей, озираясь пугливо,
             Не сводитъ съ губительныхъ волнъ,--
   
             25. Такъ точно и я осмотрѣлся
             Взглянувши на мѣстность тогда,
             Откуда живымъ и по-нынѣ
   
             28. Не вышелъ никто никогда.
             И тутъ, отдохнувши, я снова
             Въ пустынѣ безбрежной бродилъ,
   
             31. Кругомъ обойдя я на холмъ тотъ,
             Крутой и высокій, всходилъ.
             Но вотъ предо мною явилась
   
             34. И стала мнѣ путь преграждать
             Пантера и тщетно, смущенный,
             Назадъ я питался бѣжать.
   
             37. Межъ тѣмъ уже утро настало
             И все озарилось кругомъ --
             И звѣрь, мнѣ мой путь преграждавшій,
   
             40. И пестрая шкура на немъ.
             Но утра прохладу вдыхая,
             Я въ ужасъ пришелъ уже вновь:
   
             43. Левъ страшный предсталъ предо мною.
             Во мнѣ возмущая всю кровь.
             И, голову гордо закинувъ,
   
             46. Онъ прямо бѣжалъ на меня
             И воздухъ, дрожа, колебался
             Отъ бѣга пустыни царя.
   
             49. За нимъ появилась волчица
             Худая и съ блескомъ въ глазахъ,
             Которая многихъ сгубила,
   
             52. Повергнувши въ ужасъ и страхъ.
             И тутъ я покинулъ надежду.
             Достигнуть вершины холма.
   
             55. И вотъ, подъ напоромъ волчицы,
             Спускаться я началъ тогда.
             Шагъ каждый я горько оплакалъ,
   
             58. Какъ-будто богатство скупецъ.
             И мрака, гдѣ солнце не свѣтитъ,
             Достигнулъ уже наконецъ,
   
             61. Когда я узрѣлъ человѣка,
             И рѣчью я началъ такой:
   -- "Кто бъ ни былъ ты, призракъ иль смертный,
   
             64. "О, сжалься, молю, надо мной!"
             И онъ отвѣчалъ: "я не смертный,
             "Хоть былъ человѣкомъ: мои
   
             67. "Родители были ломбардцы
             "И жили въ Мантуѣ они.
             "Я въ Цезаря царство родился
   
             70. "И въ Римѣ при Августѣ жилъ;
             "Я ложнымъ богамъ покланялся
             "И имъ я молился и ихъ-то я чтилъ.
   
             73. "И подвиги сына Анхиза,
             "Энея, въ поэмѣ я пѣлъ,
             "Когда онъ пріѣхалъ изъ Трои
   
             76. "Какъ Иліонъ гордый сгорѣлъ.
             "Зачѣмъ же, скажи, ты обратно
             "Идешь въ страну скорби и золъ,
   
             79. "Когда на тотъ холмъ блаженный,
             "Совсѣмъ уже было взошелъ?"
             -- "Такъ ты, значитъ, славный Виргилій",--
   
             82. Ему я, зардѣвшись сказалъ,
             "Источникъ живой, плодотворный,
             "Откуда я слогъ почерпалъ!
   
             85. "О! Слава и свѣтъ всѣхъ поэтовъ,
             "Учитель достойнѣйшій мой!
             "Ты видишь: вотъ звѣрь низвергаетъ
   
             88. "Совсѣмъ меня въ пропасти той.
             "Спаси же, спаси... умоляю,
             "Отъ звѣря меня защити! "
   
             91. Виргилій отвѣтилъ: "тутъ надо
             "Иными путями пройти:
             "Не тьмою, а свѣтомъ". Увидя,
   
             94. Что плачу я, онъ продолжалъ:
             "Тотъ звѣрь, что стоитъ предъ тобою.
             "Еще никого не пускалъ.
   
             97. "И алчность его ненасытна
             "Онъ многихъ и многихъ сгубилъ
             "И впредь еще сгубитъ онъ больше
   
             100. "На это дано ему силъ,
             "Пока не придетъ человѣкъ тотъ,
             "Что звѣря въ мученьяхъ убьетъ.
   
             103. "Того не смущаютъ стяжанья
             "И злато его не влечетъ.
             "Любовь его, мудрость, отвага
   
             106. "Италію нашу спасутъ.
             "Родится межъ Фельтро и Фельтро
             "И славу ему воздадутъ.
   
             109. "Онъ гнать будетъ эту волчицу
             "Пока она въ адъ не уйдетъ,
             "Откуда лишь зависть изгнала
   
             112. "И снова она не придетъ.
             "Для блага пройти поскорѣе
             "Чрезъ адъ тебѣ надо за мной:
   
             115. "Увидишь тамъ ждущихъ издревле
             "Лишь смерти напрасно второй.
             "А если и въ мѣсто блаженства
   
             118. Захочешь ты выше пройти:
             "Душѣ передамъ я достойной
             "Тебя, не дерзая войти.
   
             121. "Не смѣю вступить я, язычникъ,
             "Туда, гдѣ Создатель возсѣлъ;
             "Повсюду царитъ Онъ, но тамъ лишь
   
             124. "Престолъ Свой поставить велѣлъ.
             "О! счастливы люди, которыхъ
             "Господь нашъ къ Себѣ приближалъ!"
   
             127. И тутъ я съ мольбою во взорѣ
             Виргилію такъ отвѣчалъ:
             -- "Поэтъ, я тебя умоляю
   
             130. "Тѣмъ Богомъ, Кого ты не чтилъ;
             "Избавь же отъ звѣря лихого,
             "Который мнѣ путь преградилъ,
   
             133. "И мѣстомъ страданья и скорби,
             "Къ воротамъ Петра провели".
             Виргилій пошелъ и тотчасъ же
   
             136. За нимъ я направилъ стопы.
   

ПѢСНЬ II.

Данте слѣдуетъ не безъ страха за Виргиліемъ, зная, что ему предстоитъ видѣть много ужаснаго; сначала онъ останавливается въ нерѣшимости ндъ мрачною бездной, но Виргилій ободряетъ его на этотъ опасный шагъ и Данте, наконецъ, рѣшается спуститься въ адъ. Виргилій, уговаривая его сказалъ, что Беатриче, умершая нѣсколько лѣтъ тому назадъ, теперь явилась ему и просила его итти на помощь къ поэту.

             1. Клонился день къ вечеру; всюду
             Спускался ужъ сумракъ ночной,
             И людямъ труда доставлялъ онъ
   
             4. И отдыхъ, и сонъ, и покой.
             Лишь только одинъ я томился,
             Готовяся въ скорбный свой путь.
   
             7. И здѣсь разскажу обо всемъ я,
             Что вспомню, не скрывши ничуть.
             О Муза! И Мой вдохновитель,
   
             10. Мой геній, на помощь ко мнѣ
             Придите и, разумъ, сознай все,
             Что видѣть пришлося тебѣ.
   
             13. "Поэтъ!" Я сказалъ "испытай"же:
             "На подвигъ мнѣ хватитъ-ли силъ.
             "Ты самъ говоришь, что Эней лишь
   
             16. "Живымъ въ той обители былъ;
             "И это понятно, конечно:
             "Вѣдь небо избрало тогда
   
             19. "Отцомъ его Рима святого,
             "Гдѣ нынѣ намѣстникъ Петра.
             "И Рима значенье предрекъ ты
   
             22. "Энея-жъ въ поэмѣ воспѣлъ.
             "Я знаю, въ аду былъ и Павелъ:
             "Того нашъ Создатель хотѣлъ!
   
             25. "Но смѣю-ли я, дерзновенный,
             "Въ обитель безсмертныхъ вступить?
             "Нѣтъ! Знаю, что я, недостойный
   
             28. "Не въ силахъ сей подвигъ свершить;
             "Вѣдь я не Эней и не Павелъ:
             "Виргилій! Ты самъ сознаешь,
   
             31. "Что правду сказалъ я одну лишь
             "И въ адъ ты меня не введешь!"
             Какъ тотъ, кто внезапно мѣняетъ
   
             34. Созрѣвшія мысли въ умѣ,
             И дѣла къ концу не приводитъ,
             Мѣшая сомнѣньемъ себѣ,--
   
             37. Такъ точно стоялъ я въ прибрежьи,
             Покинувъ намѣренье то,
             Которое страстнымъ желаньемъ,
   
             40. Недавно томило и жгло.
             Отвѣтила тѣнь мнѣ поэта,
             Внимая моленьямъ моимъ:
   
             43. "О, если я понялъ слова тѣ,
             "Ты страхомъ постыднымъ томимъ.
             "Порокъ этотъ въ насъ заглушаетъ
   
             46. "Движенія духа къ добру.
             "Теперь, кто послалъ меня въ помощь,
             "Тотчасъ я тебѣ разскажу.
   
             49. "Вонми мнѣ: язычникъ невѣрный,
             , Я въ Лимбѣ томился душой
             "Межъ свѣтомъ и тьмою скитался
   
             52. "Межъ раемъ и мукою злой.
             "Вдругъ вижу я чудную дѣву
             "И тотчасъ склонился тогда.
   
             55. "О, ярче звѣзды ея очи!
             "И томно сказала она:
             -- "Великій, прекрасный Мантуецъ,
   
             58. "Гремитъ твоя слава вездѣ
             "И будетъ гремѣть и до вѣка,
             "Молю тебя, внемли же мнѣ.
   
             61. "Любимый и другъ мой несчастный
             "Препятствіе встрѣтилъ у вратъ,
             "И, страха онъ полнъ, отступаетъ,
   
             64. "Не смѣя проникнуть и въ адъ.
             "Не знаю не будетъ-ли поздно,
             "Но ты на спасенье спѣши.
   
             67. "И мудрымъ совѣтомъ, разумнымъ,
             "Спастися ему помоги!
             "И имя мое Беатриче
   
             70. "Съ небесъ я сюда низошла
             "И жажду туда возвратиться
             "Любовь же сюда привела.
   
             73. "И, снова предъ Богомъ представши
             "Я буду гордиться тобой!"
             "Умолкла она и тотчасъ же
   
             76. "Я рѣчью отвѣтилъ такой:
             "О, женщина, ты добродѣтель,
             "Тобою возвышены мы,
   
             79. "Но какъ же съ небесъ ты рѣшилась
             "Спуститься сюда съ высоты?"
             "Она отвѣчала мнѣ кротко:
   
             82.-- "Отвѣтить на это могу
             "И въ краткихъ словахъ, какъ спустилась
             "Сюда я тебѣ разскажу.
   
             85. "Бояться того только можно,
             "Что властно намъ зло причинить,
             "Созданье же благости Божьей
   
             88. "Не можетъ меня устрашить.
             "Я ада огня не боюся:
             "Не въ силахъ меня онъ пожрать.
   
             91 "Я смѣло явилась, чтобъ въ другу
             "Тебя на спасенье послать.
             "И Божія милость на небѣ
   
             94 "Его положила спасти:
             "И Лючіи тотчасъ сказала;
             "Ты выйти ему помоги.
   
             97. "И Лючія тутъ появилась,
             "Гдѣ съ древней Рахилею я
             "Сидѣла; и мнѣ она кротко
   
             100. "Сказала, любовью горя:
             -- "О ты, Беатриче, для Бога
             "Достойное ты торжество,
   
             103. "Спаси же отъ муки ужасной,
             "Спаси же, спаси же того,
             "Кто искренней, свѣтлой любовью
   
             106. "Тебя на землѣ полюбилъ,
             "Тобою лишь только и славенъ,
             "Возвышенъ надъ прочими былъ;
   
             109. "Ты слышишь тотъ вопль ужасный?
             "Со смертью, ужаса полнъ,
             "То борется онъ въ рѣкѣ жизни,
   
             112. "Она же ужаснѣе волнъ".
             "За выгодой такъ не спѣшили
             "Иль въ бѣгствѣ отъ горя и бѣдъ
   
             115. "Земли обитатели быстро,
             "Какъ бросилась я, о, поэтъ,
             "Услышавъ слова эти; тотчасъ
   
             118. "Спустилася въ Лимбъ я въ тебѣ.
             "Спаси же его поскорѣе,
             "Будь добръ, молю я, ко мнѣ!"
   
             121. "Она свои ясныя очи
             "Ко мнѣ обратила въ слезахъ,--
             "Я спасъ тебя тотчасъ; и что же?
   
             124. "Я вижу, томитъ тебя страхъ!
             "Откинь же сомнѣнье и робость
             "Будь храбръ, отваженъ и смѣлъ
   
             127. "И прямо ступай ты за мною,
             "Какъ прежде ты самъ же хотѣлъ.
             "Пекутся святыя три Дѣвы
   
             130. "О счастьи твоемъ въ небесахъ".
             Онъ кончилъ и тутъ я замѣтилъ
             Упрекъ въ его свѣтлыхъ очахъ.
   
             133. Какъ ночью цвѣты поблѣднѣютъ,
             Поникнувъ въ прохладѣ главой,
             Но только лишь солнце проглянетъ
   
             136. Блистаютъ своею красой,--
             Такъ точно и я, оживленный,
             Виргилію такъ отвѣчалъ:
   
             139.-- "Достойна та дѣва святая,
             "Чтобъ я ее вѣкъ прославлялъ.
             "И ты своей рѣчью разумной
   
             142. "Всю смѣлость во мнѣ возбудилъ.
             "Идемъ же, будь ты мой наставникъ,
             "Я чувствую, хватитъ мнѣ силъ.
   
             145. "Желанье во мнѣ пробудилось
             "Я радъ, что иду за тобой!"
             И тутъ я пошелъ за поэтомъ
   
             148. По узкой дорогѣ, крутой.
   

ПѢСНЬ III.

Данте и Виргилій доходятъ до воротъ ада, на которыхъ написаны ужасныя слова скорби и страданій. Затѣмъ они подходятъ къ рѣкѣ Ахеронъ, черезъ которую угрюмый Харонъ перевозитъ въ Адъ души умершихъ. Завидя Виргилія и Данте, лодочникъ не хочетъ ихъ перевозить, сказавъ, что они могутъ пройти другимъ путемъ.

             1. "Здѣсь входятъ въ обитель страданій,
             "Къ погибшимъ навѣки идутъ.
             "Создали такую обитель
   
             4. "Лишь праведный Божескій судъ,
             "Да разумъ высокій и властный,
             "Благая Господня любовь.
   
             7. "Я вѣчна, какъ Божье созданье.
             "Пройти тутъ когда либо вновь,
             "Входящій сюда не надѣйся".
   
             10. Такую я надпись читалъ --
             На адскихъ воротахъ и съ дрожью
             Учителю такъ я сказалъ:
   
             13.-- "Мнѣ страшно, наставникъ, мнѣ тяжко:
             "Суровъ смыслъ надписи той".
             И онъ отвѣчалъ: "здѣсь не мѣсто
   
             16. "Для робости этой земной!
             И, взявши за руку, тотчасъ-же
             Онъ бросилъ свой взоръ на меня --
   
             19. И смѣло въ обитель печали
             Вступилъ за нимъ слѣдомъ и я;
             Туда, гдѣ страданья и вопли
   
             22. Внезапно вдругъ я услыхалъ;
             Туда, гдѣ не блещутъ ужъ звѣзды,
             Войдя, я и самъ зарыдалъ.
   
             25. Услышалъ а стоны и криви
             Смѣшенье нарѣчій и вдругъ --
             Толпы той движенье и всплески
   
             28. И вопли и хлопанье рукъ.
             Все это крутилось, какъ-будто
             Въ пустынѣ, при вѣтрѣ, песокъ.
   
             31. Я ужаса полнъ и, поникнувъ
             Главою, сказать только могъ:
             -- "Учитель, откуда тѣ люди?"
   
             34. И онъ отвѣчалъ мнѣ: "они
             "Ни зла, ни добра не творили
             "За это сюда всѣ пошли.
   
             37. "Здѣсь ангелы падшіе также:
             "Творцу измѣнили они,
             "Но смѣло же за Люциферомъ
   
             40. "И прямо возстать не могли,
             "О выгодахъ думали только
             "За то и томятся у вратъ;
   
             43. "Ихъ небо отвергло и даже
             "Отвергнулъ и мрачный ихъ адъ".
             -- "Какія же муки ихъ мучатъ?"
   
             46. Учителя я вопрошалъ.
             -- "Объ этомъ тебѣ разскажу я"
             Тотчасъ же онъ мнѣ отвѣчалъ:
   
             49. "Они малодушны; надежды
             "На смерть даже нѣту у нихъ,
             "И жребій хоть самый тяжелый
   
             52. "Все-жъ легче, чѣмъ жизнь эта ихъ
             "О нихъ даже память исчезла
             "Взгляни ты и тотчасъ-же прочь".
   
             65. Взглянулъ я и знамя увидѣлъ,
             Которое быстро неслось,
             За нимъ же я много замѣтилъ
   
             58. Кричащихъ, ревущихъ тѣней.
             И прежде-бъ я самъ не повѣрилъ,
             Что умерло столько людей.
   
             61. Межъ нихъ я узрѣлъ человѣка,
             За блюдо похлебки одной,
             Продавшаго первенство брату.
   
             64. И истинѣ вѣрилъ я той,
             Что люди тѣ Богу противны
             И чорту противны они.
   
             67. Ихъ лица залилися кровью,
             И слезы обильно текли.
             Увидѣлъ толпу, я взглянувши,
   
             70. На берегъ широкой рѣки.
             -- "Что это за люди, наставникъ",
             Спросилъ я, "ты мнѣ разскажи,
   
             73. "Зачѣмъ они ждутъ переправы,
             "Столпившися въ сумракѣ тамъ?"
             -- "Объ этомъ, когда мы достигнемъ
   
             76. "Страданій рѣки, я и самъ
             "Тебѣ разскажу". Я подумалъ
             Что рѣчью его оскорбилъ
   
             79. И молча дошли до рѣки мы,
             Гдѣ въ лодкѣ старикъ къ намъ подплылъ;
             Суровый такой, сѣдовласый
   
             82.-- "О, горе вамъ, горе!" кричитъ
             "И небо вы зрѣть не надѣйтесь
             "И солнца, что день золотитъ.
   
             85. "Свезу васъ на берегъ туманный,
             "Гдѣ вѣчная тьма лишь царитъ
             "И холодъ васъ тамъ заморозитъ",
   
             88. "И адскій огонь васъ спалитъ,
             "А ты тутъ чего же, живая
             "Душа среди мертвыхъ лишь ждешь?
   
             91. Сказалъ онъ, ко мнѣ обращаясь:
             -- "Чего же ты прочь не идешь?
             "Другою плыви ты дорогой
   
             94. "На болѣе легкомъ челнѣ".
             Виргилій замѣтилъ сурово:
   -- "Старикъ! О, внимай же ты мнѣ.
   
             97. "И знай, что того лишь желаютъ
             "Въ томъ мѣстѣ, гдѣ слово -- законъ.
             "Ступай же и больше ни слова,
   
             100. "Тебѣ не скажу я, Харонъ".
             И старца лицо прояснилось.
             Несчастныя-жъ тѣ существа
   
             103. Нагія, усталыя, слыша
             Харона тѣ злыя слова,
             Зубами скрипѣли, ругаясь.
   
             106. Съ рыданьемъ и воплемъ они
             На берегъ, лишь грѣшника ждущій
             Густою толпою взошли.
   
             109. Харонъ, этотъ дьяволъ суровый,
             Ихъ кучей на челнъ навалилъ
             И крѣпко, нещадно и грозно
   
             112. Весломъ опоздавшаго билъ.
             Какъ осенью листья съ деревьевъ,
             Всѣ грѣшники въ лодку гурьбой,
   
             115. По зову Харона сходяся,
             Садятся чреда за чредой.
             -- "О, сынъ мой", сказалъ мнѣ учитель
   
             118. "Прогнѣвавшій Бога умретъ,
             "И, гдѣ-бъ на землѣ ни скитался,
             "Сюда непремѣнно придетъ.
   
             121. "И ждутъ они тутъ переправы,
             "Въ нихъ совѣсть Господь возбудилъ:
             "Желаютъ лишь только страданій
   
             124. "И каждый пойметъ, что грѣшилъ.
             "Душѣ здѣсь нѣтъ мѣста достойной
             "И, значитъ, старикъ тотъ былъ правъ,
   
             127. "Тебѣ отказавъ въ переправѣ
             "И въ лодку съ собою не взявъ".
             Лишь только наставникъ окончилъ,
   
             130. Вся мѣстность вдругъ вздрогнула такъ,
             Что даже теперь, вспоминая,
             Я чувствую трепетный страхъ.
   
             133. И вихрь поднялся ужасный.
             И молнья сверкнула когда,
             Упалъ я, лишенный сознанья,
   
             136. И въ сонъ погрузился тогда.
   

ПѢСНЬ IV.

Поэтъ спускается въ первый кругъ, который называется "Лимбо". Тамъ, по мнѣнію христіанъ католической церкви, помѣщаются язычники, отличавшіеся на землѣ добродѣтельною жизнью и некрещеныя дѣти. Въ одномъ изъ отдѣленій этого круга, Данте встрѣчается съ знаменитостями древняго міра. Гомеръ стоитъ во главѣ поэтовъ, и Аристотель во главѣ философовъ.

             1. Вдругъ громъ надо мною раздался
             И сонъ мой глубокій прервалъ.
             Какъ-будто насильно поднятый,
   
             4. Вскочилъ я и дико взиралъ.
             И видѣлъ, что я переплылъ ужъ
             Страданій рѣку -- Ахеронъ
   
             7. И былъ у той бездны туманной,
             Гдѣ слышатся вопли и стонъ.
             Тогда мнѣ сказалъ мой учитель.*
   
             10.-- " Теперь мы спускаться начнемъ
             "И въ міръ тотъ подземный и мрачный
             "Отважно и смѣло войдемъ".
   
             13. Но блѣдность въ поэтѣ замѣтивъ,
             Я громко воскликнулъ "О! Я
             "Сюда не войду, когда вижу,
   
             16. "Что самъ ты робѣешь," войдя!"
             Но онъ отвѣчалъ: "то не робость,
             "А жалость къ мученьямъ людей.
   
             19. "Нашъ путь утомителенъ, дологъ,
             "Идемъ-же... идемъ-же скорѣй! "
             Пошелъ онъ и ввелъ меня прямо
   
             22. Въ кругъ первый обители золъ.
             Не слышалъ я вовсе рыданій,
             Какъ только туда я вошелъ;
   
             25. Но вздохи слыхалъ я такіе,
             Что воздухъ дрожалъ и тогда
             Я понялъ, что ихъ вызывали
   
             28. Не муки, а просто тоска.
             Учитель сказалъ: "не спросилъ ты
             Что имъ причиняетъ тоску,
   
             31. "Но прежде, чѣмъ дальше пойдемъ мы
             "О нихъ я тебѣ разскажу.
             "Тѣ люди совсѣмъ не грѣшили
   
             34. "Но только крещенья они
             "Не приняли вовсе святого,
             "За это на казнь пошли.
   
             37. "Христа они, Бога, не чтили
             "Хотя и не знали Его.
             "И съ ними я вмѣстѣ томлюся,
   
             40. "Я знаю, какъ имъ тяжело".
             И, вспомнивъ, что зналъ я межъ ними
             Достойнѣйшихъ много людей,
   
             43. Съ тоскою спросилъ я поэта:
             -- "Ужели изъ этихъ тѣней
             "Никто не увидитъ блаженства,
   
             46. "Хотя-бъ по молитвѣ святой?
             "Неужли никто не спасется
             "Заслугой своей иль чужой?"
   
             49. И онъ отвѣчалъ мнѣ: "Создатель
             "Отсюда изъялъ лишь Адама
             "И Авеля сына его
   
             52. "И Ноя онъ взялъ, Авраама,
             "Іакова также, съ дѣтями,
             "Съ отцемъ и Рахилью своей --
   
             55. "(Вѣдь много для той онъ трудился
             "И жизнь свою отдалъ онъ ей).
             "Давида-царя, Моисея
   
             58. "И многихъ и многихъ другихъ.
             "Когда я сюда появился,
             "Владыка съ собою взялъ ихъ.
   
             61. "Но только ни раньше, ни позже
             "Отсюда никто не ушелъ!"
             И такъ говора, онъ со мною
   
             64. Все мимо тѣхъ призраковъ шелъ.
             Немного мы тутъ удалились,
             Огонь я увидѣлъ когда,
   
             67. Внезапно тотъ сводъ освѣтившій,
             Въ который вошли мы тогда.
             И, здѣсь заключенныхъ, я видѣлъ,
   
             70. Какъ будто почетъ окружалъ
             -- "За что же такъ чтутъ ихъ?" спросилъ я
             И такъ мнѣ поэтъ отвѣчалъ:
   
             73. -- "Почета они заслужили
             "Заслугой своей на землѣ".
             Вдругъ голосъ тутъ громкій раздался
   
             76. И ясно послышалось мнѣ:
             -- "Виргилій! Тыкъ намъ возвратился!"
             И тотчасъ тогда подошли
   
             79. Четыре великія тѣни.
             Не были печальны они,
             Хотя и не радостны были.
   
             82. Сказалъ мнѣ учитель мой такъ:
             -- "Вотъ тотъ, что идетъ впереди всѣхъ
             "Съ мечомъ обнаженнымъ въ рукахъ
   
             85. "Гомеръ то,-- владыка поэтовъ
             "За нимъ же -- Горацій-поэтъ
             "А дальше Луканъ и Овидій.
   
             88. "Смотри, посылаютъ привѣтъ
             "Мнѣ братскій они, лишь вхожу я
             "И трогаетъ это меня".
   
             91. Они и ко мнѣ обратились,
             Узнавъ отъ поэта, кто я;
             И, глядя на насъ съ умиленьемъ,
   
             94. Виргилій улыбки не скрылъ;
             Какъ видно, привѣтомъ великихъ
             Поэтовъ доволенъ онъ былъ.
   
             97. Меня жъ еще больше польстили
             Они пріобщивши къ себѣ;
             Шестымъ промежъ геніевъ древнихъ
   
             100. Явиться пришлося тутъ мнѣ!
             Я скрою, о чемъ говорили,
             Когда подошли мы гурьбой
   
             103. Къ подножью чудеснаго замка,
             Который струею живой
             Ручья окруженъ былъ; по волнамъ
   
             106. Какъ по-суху мы перешли
             И, семеро вратъ тамъ минувши,
             На лугъ шелковистый вошли.
   
   
             109. Тогда я увидѣлъ высокихъ,
             Величія полныхъ людей
             И, кажется, вѣкъ не забуду
   
             112. Ихъ краткихъ, разумныхъ рѣчей!
             И тамъ я увидѣлъ Электру
             Съ толпою достойныхъ друзей:
   
             115. Гекторомъ, Энеемъ; и -- съ блескомъ
             Оружья и ясныхъ очей --
             Самъ Цезарь стоялъ передъ нею.
   
             118. Я также Камиллу узрѣлъ;
             И тамъ же Латинъ Оригенскій
             Съ Лавиньей своею сидѣлъ.
   
             121. Я Брута увидѣлъ, который
             Тарквинія, свергнувъ, изгналъ.
             Лукрецію, Марцію, также
   
             124. И Юлію я увидалъ.
             Корнелію также замѣтилъ
             И тамъ Саладина узрѣлъ,
   
             127. Который отдѣльно въ сторонкѣ,
             Ушедши отъ прочихъ, сидѣлъ.
             И выше стоялъ Аристотель
   
             130. Сократъ и Платонъ передъ нимъ,
             И узрѣлъ я тамъ Демокрита
             И, взоромъ окинувъ своимъ
   
             133. Пространство, видалъ Діогена
             И Греціи съ нимъ мудрецовъ
             А также врача-Діоскрида,
   
             136. Орфея, царя всѣхъ пѣвцовъ.
             И тамъ я видалъ Цицерона
             Сенеку и Тита видалъ.
   
             139. Эвклида я зрѣлъ, Птоломея
             И тутъ Авицена стоялъ.
             Его, какъ врача, окружили
   
             142. Галліенъ и самъ Иппократъ.
             И съ ними сидѣлъ Аверроесъ,
             Достойно низвергнутый въ адъ.
   
             145. Но всѣхъ описать не могу я;
             На это не хватитъ мнѣ силъ...
             И тутъ мы разстались. Учитель
   
             148. Со мною на путь тотъ вступилъ,
             Гдѣ царствуетъ тьма, безъ просвѣта
             И прямо меня онъ повелъ.
   
             151. И я въ ту среду непогоды
             Съ отвагой и смѣло пошелъ.
   

ПѢСНЬ V.

Данте спускается во второй кругъ, гдѣ находитъ Миноса, который судитъ грѣшниковъ и назначаетъ ихъ въ различныя отдѣленія ада. Казнь за сластолюбіе. Поэтъ встрѣчается съ Франческою ди-Римини.

             1. Изъ перваго круга съ поэтомъ
             Спустились въ кругъ мы второй,
             Тѣснѣе онъ былъ, но не вздохи
   
             4. Мы слышали здѣсь, а ужъ вой.
             Миносъ тутъ свирѣпый и грозный
             Судьею у входа стоялъ,
   
             7. И грѣшниковъ души на казнь
             Движеньемъ хвоста отсылалъ.
             Толпа этихъ грѣшниковъ, ждущихъ
   
             10. Суда надъ собою, стоитъ
             И каждый, лишь приговоръ слыша,
             Въ ту пропасть на муки спѣшитъ.
   
             13. Увидѣвъ меня, судія тотъ
             Свой судъ прекратилъ и спросилъ:
   -- "Зачѣмъ въ это мѣсто страданій
   
             16. "И скорби ты дерзко вступилъ?
             "Ты думаешь, дверь широка та?
             "Въ нее ты напрасно спѣшишь".
   
             19. Но тутъ мой учитель замѣтилъ
             -- "Миносъ! Ты зачѣмъ-же кричишь?
             "Итти намъ дорогою этой
   
             22. "Отнюдь ты мѣшать не дерзай:
             "Что свыше того же желаютъ
             "Объ этомъ ты только и знай".
   
             25. Вошли мы въ урочище муки,
             Гдѣ свѣта нѣмѣютъ лучи;
             Тамъ слышалъ я вопли такіе,
   
             28. Что сердце мнѣ рвали они.
             И все тутъ кругомъ грохотало,
             Какъ море грохочетъ порой.
   
             31. А вихрь тѣхъ грѣшниковъ адскій
             Злосчастныхъ тащилъ за собой.
             И въ клочья ихъ рвалъ онъ, терзая
   
             34. И жалобно выли они.
             Я понялъ тогда; сластолюбцы
             Такъ только терзаться могли,
   
             37. Какъ кружатся ласточекъ стаи
             Въ холодное время порой,
             Такъ вихрь кружилъ этихъ духовъ,
   
             40. Вращая ихъ всею гурьбой.
             Какъ въ быстромъ полетѣ подъ небомъ
             Кричатъ иногда журавли --
   
             43. Такъ точно, въ томъ вихрѣ крутяся,
             Стонали, кричали они.
             И я, ужаснувшись, воскликнулъ
   
             46.-- "Наставникъ! За что ихъ томятъ?"
             И онъ отвѣчалъ мнѣ: "Межъ ними
             "Вотъ эта, какъ всѣ говорятъ,
   
             49. "Грѣшила всю жизнь сластолюбьемъ,
             "Закономъ его оправдавъ.
             "Царила она въ Вавилонѣ,
   
             52. "Отъ Нина престолъ свой принявъ.
             "А дальше ты видишь Дидону:
             "Она отравила себя,
   
             55. "И страстью къ Энею пылая,
             "Сихею была невѣрна.
             "А тамъ -- Клеопатра-царица,
   
             58. За ней -- Менелая жена,
             "А также Ахиллъ-сластолюбецъ,
             "Котораго только могла
   
             61. "Любовь лишь на подвиги вызвать,
             "И жертвою палъ онъ любви.
             "Съ нимъ зришь ты Париса, Тристана.--
   
             64. "За то же страдаютъ они".
             Виргилій назвалъ еще много,
             За это погибшихъ тѣней!
   
             67. Тогда мнѣ такъ жалко вдругъ стало
             Всѣхъ этихъ несчастныхъ людей!
             -- "Поэтъ!" я сказалъ, "мнѣ-бъ хотѣлось
   
             70. "Два слова сказать вотъ хоть тѣмъ,
             "Что вмѣстѣ порхаютъ легко такъ
             "Какъ бы невѣсомы совсѣмъ".
   
             73. И онъ отвѣчалъ: "это можно;
             "Когда они къ намъ подойдутъ;
             "Ты силой любви подзови ихъ
   
             76. "И вѣрь мнѣ, они не уйдутъ".
             Когда они, вѣтромъ влекомы,
             Поближе ко мнѣ подошли,
   
             79. Я крикнулъ: "о скорбные духи,
             "Про чувства скажите свои".
             Какъ тихо, любовью томимы,
   
             82. Летятъ иногда голубки,
             Летятъ, лишь едва опираясь,
             На чудныя крылья свои,--
   
             85. Такъ тѣни двѣ къ намъ подлетѣли
             Изъ кучи Дидоны тогда,
             На вихрь не глядя свирѣпый.
   
             88. Изъ нихъ мнѣ сказала одна:
             -- "О, милыя души живыя,
             "Рискнувшія насъ посѣтить,
   
             91. "Окрасившихъ воздухъ весь кровью.
             "Мы-бъ стали всечастно молить
             "За васъ Самодержца вселенной,
   
             94. "Коль были-бъ друзьями Его.
             "Родилась я въ тихой Равеннѣ,
             "Гдѣ къ морю стремится ужъ По.
   
             97. Мой другъ полюбилъ меня страстно,
             "Увлекшись моей красотой;
             "Любовь заразительна: тотчасъ
   
             100. "Она овладѣла и мной;
             "И души теперь даже наши
             "Разстаться не могутъ, какъ зришь.
   
             103. "Убійцу же ждетъ мѣсто "Каинъ",
             "Которое послѣ узришь".
             И взоръ я потупилъ, недвижимъ;
   
             106. Учитель спросилъ:" ты о чемъ
             "Задумался?" Я же отвѣтилъ:
             "Я думаю только о томъ,
   
             109. "Какъ много чувствъ нѣжныхъ и страстныхъ
             "Способны на вѣки сгубить!"
             Потомъ, обращайся къ духамъ,
   
             112. Имъ началъ я такъ говорить:
             -- "Франческа, во мнѣ возбуждаютъ
             Уныніе скорби твои!
   
             115. "Но ты разъясни, какъ пришла ты
             "Къ сознанью взаимной любви?"
             Она отвѣчала мнѣ кротко:
   
             118.-- "Нѣтъ муки ужаснѣе той,
             "Какъ вспомнить минуты блаженства
             "Въ часъ пытки мучительной, злой!
   
             121. "Но если съ участьемъ желаешь,
             "Узнать ты источники бѣдъ,
             "Хоть плача, тебѣ разскажу я.
   
             124. "Читали мы книгу, поэтъ,
             "Какъ пылкій герой Ланчелотто
             "Способенъ безумно любить.
   
             127. "Сначала заставила книга
             "Стыдливо насъ взоръ опустить,
             "Но послѣ, едва лишь прочли мы
   
             130. "Герой какъ Жиневру лобзалъ,
             "Онъ обнялъ меня горячо такъ
             "И страстно тогда цѣловалъ...
   
             133. "О, проклята книга такая
             "О, проклятъ и авторъ ея!...
             "Въ тотъ день мы уже не читали,
   
             136. "О книгѣ забыли тогда"...
             Пока говорила Франческа
             Другой духъ такъ страшно рыдалъ,
   
             139. Что я отъ участья и скорби,
             Какъ трупъ бездыханный, упалъ.
   

ПѢСНЬ VI.

Данте спускается въ третій кругъ, гдѣ грѣшники несутъ наказаніе за чревоугодіе. Виргилію приходится усмирить Цербера. Встрѣча съ Чіакомъ и, предсказаніе послѣдняго. Бесѣда поэтовъ о судномъ днѣ.

             1. Исполненный скорби, участья
             Къ несчастнымъ страдальцамъ любви.
             Лишился я чувствъ, но очнувшись
   
             4. И очи открывши свои,
             Я новыя муки увидѣлъ
             И новыхъ страдальцевъ узрѣлъ:
   
             7. Очнулся ужъ въ третьемъ я кругѣ,
             Какъ послѣ я то разглядѣлъ.
             Здѣсь дождикъ холодный, мертвящій,
   
             10. Давя своимъ вѣсомъ, идетъ.
             Со снѣгомъ и градомъ ужаснымъ
             Онъ, капля за каплей, течетъ.
   
             13. Тутъ Церберъ жестокій и страшный
             Въ три глотки собакой реветъ
             И съ грѣшниковъ вожу сдирая,
   
             16. Ихъ лапой царапаетъ, рветъ.
             А эти несчастные, сами,
             Страдая отъ ливня-дождя,
   
             19. Крутяся, собакою лаютъ,
             Руками терзая себя.
             Какъ только насъ Церберъ увидѣлъ,
   
             22. Оскалилъ онъ зубы свои;
             Но тутъ въ его пасть мой наставникъ,
             Нагнувшися, бросилъ земли.
   
             25. Какъ бѣшеный песъ вдругъ уймется,
             Едва ему мяса дадутъ,--
             Такъ точно и Церберъ унялся,
   
             28. Три рыла закрывъ свои тутъ
             И ревъ прекратилъ тотъ ужасный,
             Отъ коего каждый страдалъ,
   
             31. И, слыша который, такъ страстно
             Оглохнуть страдалецъ желалъ.
             Съ учителемъ шли мы все дальше,
   
             34. Топча тутъ погрязшихъ тѣней,
             Которыя всѣ, утопая,
             Лишь обликъ имѣли людей.
   
             37. Одна вдругъ вскочила изъ грязи
             И такъ закричала мнѣ вслѣдъ:
             -- "Скажи мнѣ, узналъ-ли меня ты,
   
             40. "Сюда привлеченный поэтъ?"
             "Вѣдь много ты раньше родился,
             "Чѣмъ я въ эту пропасть попалъ."
   
             43.-- "Страданья тебя исказили,"
             Ему я тогда отвѣчалъ;
             "И вспомнить тебя не могу я
   
             46. "Однако, скажи мнѣ, кто ты,
             "Попавшій въ такія мученья
             "Мерзѣе какихъ не найти?"
   
             49. И онъ отвѣчалъ мнѣ: "родился
             "Я тамъ же, гдѣ ты родился,
             "Гдѣ зависти полная чаша,
   
             52. "Гдѣ алчностью губятъ себя;
             "О вы, Флорентійскіе мужи,
             "Вы звали "Чіако" меня!
   
             55. "За эту-то жадность свиную
             "Я муки терплю отъ дождя,
             "И всѣ тѣ, которыхъ здѣсь встрѣтишь.
   
             58. "Страдаютъ за тотъ же порокъ".
             -- "Чіако" ему я отвѣтилъ,
             "Но плакать едва лишь а могъ,
   
             61. "Разсказъ твой услыша печальный,
             "Однако скажи мнѣ пока --
             "Ты знаешь, враждуютъ граждане --
   
             64. "Чѣмъ кончится эта вражда?
             "Скажи мнѣ, межъ ними найдется-ль
             "Одинъ хотя праведникъ тамъ?
   
             67. "Скажи мнѣ, зачѣмъ же враждуютъ,
             "Подобно отчизны врагамъ?"
             -- "О, много вражды еще будетъ,"
   
             70. Отвѣтилъ Чіако" пока
             "Придутъ дикари изъ Сіены
             "И "черныхъ" изгонятъ тогда!
             73. "Но "черные" вновь одолѣютъ
             "При помощи Карла Валуа.
             "И въ городѣ томъ лишь найдется
   
             76. "Всего только праведныхъ два:
             "То-ты и твой другъ Кавальканти",
             Умолкъ онъ и я вновь спросилъ:
   
             79. "Скажи мнѣ, гдѣ славные люди,
             "Ихъ адъ или рай-тотъ вмѣстилъ?
             "Скажи, гдѣ Теггьяіо, Аригго,
   
             82. "Гдѣ самъ Рустикучи скажи,
             "Гдѣ тотъ Фаринато, Ламеруи,
             "Достойные эти мужи?
   
             85. И онъ мнѣ отвѣтилъ: "тѣ люди
             "Низвергнуты ниже меня
             "За гнусный порокъ; ихъ увидишь
   
             88. "Коль скоро проникнишь туда.
             "Прошу тебя, если ты будешь
             "Въ томъ мірѣ, то сильнымъ его
   
             91. "Скажи про меня". Онъ умолкнулъ
             И тотчасъ въ ту слякоть упалъ.
             -- "Теперь онъ до трубнаго звука
   
             94. "Не встанетъ", Виргилій сказалъ,
             "Пока не придетъ нашъ Спаситель.
             "Тогда всякъ гробницу узритъ,
   
             97. "И, прежній свой образъ принявши,
             "На страшный онъ Судъ поспѣшитъ".
             Мы шли подъ дождемъ все мертвящимъ
   
             100. Поэта спросилъ я тогда:
             -- "Не легче-ль тѣмъ грѣшникамъ станетъ
             "Тутъ послѣ Господня Суда"?
   
             103.-- "Ты вспомни: учитель великій,
             "Вѣдь самъ Аристотель сказалъ,
             "Что все къ совершенству стремится"
   
             106. Виргилій тутъ мнѣ отвѣчалъ,
             "И грѣшники эти, конечно,
             "Съ тѣлами воскреснутъ тогда,
   
             109. "И муки ихъ будутъ иныя".
             Теперь умолчу я пока,
             О чемъ мы тогда говорили,
   
             112. Спиральной дорогой идя.
             И дальше спустившись въ глубь ада,
             Мы тамъ повстрѣчали, войдя,
   
             115. Коварнаго бога богатства
             Плутуса, злодѣя-врага.
   

ПѢСНЬ VII.

Поэтъ переходитъ въ четвертый и пятый кругъ, гдѣ находятся расточители и скряги; они вязнутъ въ болотѣ и тинѣ; у нихъ нѣтъ надежды, нѣтъ покоя. Здѣсь есть еще особое отдѣленіе для грѣшниковъ, терпящихъ муки за сильный гнѣвъ.

             1. -- "Владыка здѣсь чортъ? Но куда же
             "Дѣвался онъ?" Плутусъ рычалъ
             Но, чтобы меня успокоить,
   
             4. Наставникъ мой кротко сказалъ:
             -- "Не бойся ты дьявольской силы:
             "Не можетъ она помѣшать
   
             7. "Сойти намъ съ утеса и смѣло
             "Дальнѣйшій нашъ путь продолжать.
             Потомъ, обращаясь къ Плутусу,
   
             10. "Молчи ты!" ему говорилъ,
             "Идемъ мы съ Того разрѣшенья,
             "Ниспосланъ Кѣмъ былъ Михаилъ".
   
             13. Какъ мачта и съ парусомъ вздутымъ
             Отъ вѣтра летитъ иногда,
             Такъ грохнулся звѣрь этотъ дикій,
   
             16. На землю упавши тогда.
             Сошли мы въ четвертый кругъ ада
             И тутъ я воскликнулъ: "о ты
   
             19. "Разительна, правда Господня!
             "Вѣдь кто-же создалъ, какъ не мы
             "И муки и казни и пытки
   
             22. "Въ житейской своей суетѣ?"
             Какъ волны Харибды и Сциллы
             Тутъ борятся грѣшники тѣ.
   
             26. Да, здѣсь расточителей мучать
             И здѣсь же терзаютъ скупцовъ!
             Враждою горя, они воплемъ
   
             28. Наполнили ада весь ровъ.
             И грудью швыряютъ другъ въ друга
             Обломками скалъ и камней.
   
             31. И громко кричитъ расточитель
             -- "Ты копишь все въ жизни своей!"
             Скупецъ же ему отвѣчаетъ:
   
             34. "А ты расточаешь всегда!"
             И снова они подерутся,
             Съ камнями весь кругъ обойдя.
   
             37.-- "Учитель", спросилъ я, "ужели
             "Вотъ тѣ, безъ волосъ, что стоятъ
             "Уже ли то все -- духовенство?"
   
             40. И онъ мнѣ отвѣтилъ: "Казнятъ
             "Здѣсь тѣхъ, кто богатствомъ не правитъ:
             "И мотовъ и жадныхъ скупцовъ;
   
             43. "Здѣсь видишь борьбу ты противныхъ
             "Двухъ смертныхъ ужасныхъ грѣховъ.
             "И ты угадалъ: безъ волосъ что
   
             46. "То все духовенство одно:
             "Все папы и ихъ кардиналы,
             "За скаредность страждутъ они".
   
             49.-- "Наставникъ!", спросилъ я, "межъ ними
             "Найду-ль я знакомыхъ тѣней?"
             -- "О, нѣтъ!", отвѣчалъ, "они ужъ
   
             52. "Утратили образъ людей.
             "И въ жизнь страданій и муки
             "Войдутъ они съ разныхъ концовъ;
   
             55. "Тамъ будутъ моты безволосы,--
             "Въ кулакъ сжаты руки скупцовъ.
             "Копить и мотать безразсудно;
   
             58. "Не стоитъ о нихъ говорить
             "Нельзя имъ всѣмъ златомъ вселенной
             "Минуты покоя купить".
   
             61. Тогда я сказалъ: "о, наставникъ,
             "О счастьи какъ думаешь ты?
             "О счастьи, къ которому всюду
   
             64. "Стремятся дѣла и мечты?"
             А онъ мнѣ отвѣтилъ: "тѣ люди...
             "Невѣжествомъ губятъ себя,
   
             67. "Они лишь животныя твари,
             "Не знаю, пойметь-ли меня.
             "Всевышній, создавши два неба,
   
             70. "Одно освѣщаетъ другимъ;
             "И въ каждомъ особый наставникъ
             "Главою поставленъ тутъ Имъ.
   
             73. "Судьбой тотъ наставникъ зовется
             "И счастье въ его лишь рукахъ
             "И онъ на землѣ такъ же правитъ,
   
             76. "Какъ правитъ всегда въ небесахъ.
             "Безсильны тутъ разумъ и воля.
             "И вотъ почему иногда
   
             79. "Иные ликуютъ народы,
             "Другіе-жъ страдаютъ тогда
             "По волѣ судьбы той, сокрытой,
   
             82. "Какъ змѣи сокрыты въ травѣ.
             "И знаніе ваше не въ силахъ
             "Препоны поставить судьбѣ:
   
             85. "Она не допуститъ отсрочки
             "Въ теченіи жизни людской.
             "Исторія даже народовъ.
   
             88. "Все это намъ скажетъ собой.
             "И люди съ хулою распяли
             "Провидѣніе то на крестѣ;
   
             91. "И вмѣсто любви, преклоненья
             "Надъ нимъ надругалися всѣ.
             "Но, этой хулѣ не внимая,
   
             94. "Оно исполняетъ свое
             "И, неба созданье святое,
             "Дѣлами оно велико.
   
             97. "Пойдемъ-же мы дальше въ глубь ада:
             "Тѣ звѣзды склоняются тамъ,
             "Которые прежде всходили --
   
             100. "Идемъ-же: спѣшить надо намъ!"
             И въ пятый кругъ тутъ проходилъ ужъ
             Изъ круга четвертаго я.
   
             103. Мы шли, сторонясь отъ зловонной
             Воды небольшаго ручья.
             Ручей тотъ въ болото разлился,
   
             106. Которое Стиксомъ зовутъ.
             И въ смрадной той тинѣ писаніе мѣста и наказанія грѣшниковъ
   II. Въ числѣ безбожниковъ поэты встрѣчаютъ Капанея
   III. Рѣчь Капанея
   IV. Отвѣтъ Виргилія обращонный къ Капанею
   V. Поэты гюдходятъ къ Флегетону, къ рѣкѣ пламени
   VI. Старецъ Сатурнъ или время: золотой вѣкъ, серебряный, мѣдный, желѣзный смѣшанный съ глиною. Подражаніе Пророчеству Даніила (см. Библія, гл. II, стр. 31--32)
   VII. Потоки истекающіе изъ ранъ старца: 1) Ахеронъ -- рѣка страданія. 2) Стиксъ,-- болото ненависти и ужаса. 3) Флегетонъ -- рѣка пламени. 4) Коцитъ -- болото горькихъ слезъ и рыданій
   VIII. Поэты удаляются изъ третьей окружности седьмого круга

ПѢСНЬ XV.

   I. Поэты продолжаютъ путь въ песчаной пустынѣ
   II. Поэты встрѣчаютъ толпу грѣшниковъ
   III. Встрѣча Данте съ его учителемъ Брунетто Латини
   IV. Рѣчь Брунетто Латини
   V. Отвѣтъ Данте
   VI. Брунетто Латиниі показываетъ Данте нѣкоторыхъ грѣшниковъ и внезапно убѣгаетъ

ПѢСНЬ XVI.

   I. Три тѣни окружаютъ поэтовъ
   II. Одна изъ тѣней называетъ всѣхъ трехъ грѣшниковъ
   III. Таже тѣнь спрашиваетъ Данте о настоящемъ состояніи Флоренціи. Возгласъ Данте. Отвѣтъ грѣшниковъ
   IV. Сравненіе Флегетона съ рѣкою Аквакетою, обращающеюся въ Монтоне (Дикій баранъ)
   V. Для перехода изъ седьмого въ восьмой кругъ Виргилій вызываетъ страшное чудовище Геріона

ПѢСНЬ XVII.

   I. Описаніе Геріона
   II. Данте по совѣту Виргилія подходитъ къ ростовщикамъ
   III. Поэты перелетаютъ на Геріонѣ изъ седьмого въ восьмой кругъ ада

ПѢСНЬ XVIII.

   I. Описаніе злой ямы
   II. Наказаніе торговли развратомъ. Первая шеренга грѣшниковъ
   III. Наказаніе обольстителей. Вторая шеренга грѣшниковъ. Язонъ
   IV. Вторая яма

ПѢСНЬ XIX.

   I. Опредѣленіе святокупства
   II. Родъ наказанія
   III. Встрѣча съ папой Николаемъ ІІІ-мъ изъ фамиліи Орсини (orso -- медвѣдь)
   IV. Рѣчь Данте противъ святокупцевъ
   V. Переходъ въ четвертую яму восьмою круга

ПѢСНЬ XX.

   I. Родъ наказанія волшебниковъ и другихъ тому подобныхъ грѣшниковъ
   II. Виргилій указываетъ извѣстныхъ волшебниковъ, Анфіарія Тирезія, Аронта, и дѣвственницу Манту
   III. Виргилій объясняетъ Данте происхожденіе гор. Мантуи
   IV. Виргилій, по просьбѣ Данте, указываетъ ему новыхъ грѣшниковъ
   V. Поэты оставляютъ четвертую яму

П 22;СНЬ XXI.

   I. Сравненіе пятой ямы съ венеціанскимъ морскимъ арсеналомъ
   II. Одинъ изъ чертей кидаетъ грѣшника въ кипящую смолу
   III. Данте, по совѣту Виргилія, прячется за утесъ, а учитель входитъ въ дипломатическія сношенія съ чертями
   IV. Виргилій вызываетъ Данте изъ засады
   V. Черти пугаютъ Данте
   VI. Старшій демонъ Малакода усмиряетъ подвластныхъ ему чертей и разсказываетъ поэтамъ о землетрясеніи, бывшемъ въ аду въ минуту смерти Іисуса Христа
   VII. Злой хвостъ предлагаетъ поэтамъ охрану изъ подвластныхъ ему чертей, вызывая ихъ по именамъ
   VIII. Просьба Данте обращонная къ Вергилію
   IX. Отвѣтъ Виргилія. Гримасы чертей

ПѢСНЬ XXII.

   I. Размышленія Данте
   II. Общій видъ смоляной ямы
   III. Черти вытаскиваютъ одного изъ грѣшниковъ изъ смолы
   IV. Объясненіе взяточника. Это нѣкто Чіамполо (Ciampolo) любимецъ Баварскаго короля Теобальда VI-го, умершаго въ 1270 г. при возвращеніи изъ Туниса съ тѣломъ зятя его св. Людовика IX.
   V. Чіамполо называетъ монаха Гомито и правителя одной изъ провинцій острова Сардиніи Михаила Цанке
   VI. Чіамполо искусно ускользаетъ изъ когтей діавола
   VII. Драка чертей. Поэты ускользаютъ отъ нихъ незамѣтно

ПѢСНЬ XXIII.

   I. Сравненіе драки чертей съ басней Эзопа
   II. Истекающія изъ этого сравненія опасенія Данте
   III. Разговоръ Данте съ Виргиліемъ
   IV. Виргилій спасаетъ Данте
   V. Наказаніе лицемѣровъ
   VI. Встрѣча съ двумя монахами Годенты, изъ секты насаждающихся
   VII. Каіафа, преданный распятію на дорогѣ
   VIII. Виргилій узнаетъ, что Малакода (злой хвостъ) его обманулъ. Монахъ указываетъ ему проходъ въ седьмую яму восьмого круга

ПѢСНЬ XXIV.

   I. Данте сравниваетъ гнѣвъ Виргилія съ весенними утренниками, а себя съ земледѣльцемъ
   II. Восхожденіе на глинистый утесъ
   III. Виргилій совѣтуетъ Данте побѣдить свою лѣнь
   IV. Переходъ поэтовъ къ мѣсту, гдѣ они видятъ грѣшниковъ седьмой ямы
   V. Описаніе змѣй въ песчаныхъ Ливійскихъ пустыняхъ
   VI. Змѣй внезапно поражаетъ грѣшника Ванни-Фуччи
   VII. Фениксъ, его смерть и возрожденіе
   VIII. Ванни Фуччи и его разговоръ съ поэтами
   IX. Рѣчь Ванни-Фуччи обращонная къ Данте. Его злобное предсказаніе

ПѢСНЬ XXV.

   I. Змѣи наказываютъ Ванни-Фуччи за его безбожіе
   II. Возгласъ Данте противъ Пистоіи
   III. Кентавръ Какусъ осужденный не за разбой, а за мошенничество
   IV. Кентавръ исчезаетъ и являются новые грѣшники
   V. Обращеніе Данте къ читателю
   VI. Флорентинскіе взяточники-сановники
   VII. Превращеніе человѣка (Буазо делли Абати) въ зм123;ю и змѣи въ человѣка
   VIII. Обращеніе Данте къ Овидію и Лукану
   IX. Продолженіе прерваннаго разсказа. Оправданіе Данте

ПѢСНЬ XXVI.

   I. Данте проклинаетъ Флоренцію
   II. Родъ наказанія грѣшниковъ. Размышленія Данте объ отношеніяхъ разума къ добродѣтели
   III. Данте сравниваетъ себя съ земледѣльцемъ и вслѣдъ затѣмъ съ пророкомъ Елисеемъ
   IV. Два грѣшника въ одномъ кострѣ. Улисъ и Діомедъ.
   V. Возгласъ Виргилія къ грѣшнику
   VI. Рѣчь Улиса

Пp2;СНЬ XXVII.

   I. Сицилійскій быкъ художника Перилло
   II. Просьба новаго грѣшника Гвиидо-да-Монте-Фельтро
   III. Отвѣтъ Данте
   IV. Разсказъ Гвидо-да-Монте-Фельтро. Святой Францискъ уступаетъ свои права одному изъ чорныхъ херувимовъ
   V. Поэты удаляются изъ восьмой ямы

ПѢСНЬ XXVIII.

   I. Общій характеръ наказанія въ сравнены съ жертвами продолжительныхъ войнъ, мѣстомъ коихъ была Италія
   II. Мугамудъ. Сѣятель религіознаго раздора
   III. Петръ Медичисъ, сѣятель раздоровъ между государями. Онъ поссорилъ Гвидо-да-Поленто съ Малатестино-да Римини
   IV. Куріонъ -- сѣятель раздоровъ между друзьями. Онъ Цезаря поссорилъ съ Помпеемъ
   V. Моска. Сѣятель раздора между народами, виновникъ вражды между Гвельфами и Гибелинами....
   VI. Бертрамъ-даль-Борніо. Сѣятель раздора между отцомъ и сыномъ

ПѢСНЬ XXIX.

   I. Разговоръ Виргилія съ Данте при переходѣ изъ девятой въ десятую яму
   II. Наказаніе фальшивыхъ монетчиковъ. Подлогъ въ работѣ
   III. Поэты встрѣчаютъ алхимиковъ: Грггффолино д'Ареццо и Капоккіо
   IV. Воззваніе Виргилія
   V. Обращеніе Данте къ грѣшнику
   VT. Рѣчь Гриффолино д'Ареццо
   VII. Замѣчанія Данте о легкомысліи Сіенцевъ и Французовъ
   VIII. Каппокіо, товарищъ Данте по школѣ, подтверждаетъ его замѣчаніе

ПѢСНЬ XXX.

   I. Наказаніе за подлогъ личный, т. е. когда одно лицо выдаетъ себя за другое. Джанни Скикки и Мирра, дочь кипрскаго короля Цинира
   II. Подлогъ въ работѣ. Фальшивые монетчики. Маестро Адамо изъ Брешіи
   III. Подлогъ въ словахъ, ложь, обманъ. Пентефрія. Бѣглый грекъ Синонъ
   IV. Виргилій дѣлаетъ замѣчаніе Данте, который слишкомъ увлекся ссорами грѣшниковъ

ПѢСНЬ XXXI.

   I. Встрѣча съ гигантами. Общій видъ ихъ. Данте принимаетъ ихъ за башни
   II. 1-й великанъ Немвродъ
   III. 2-й великанъ Фіальтъ
   IV. 3-й великанъ Антей переноситъ поэтовъ въ девятый кругъ

ПѢСНЬ XXXII.

   I. Воззваніе Данте къ музамъ
   II. Воззваніе его къ грѣшникамъ
   III. Измѣнники противъ братьевъ и другихъ родственниковъ. Альберти ди Мангона; Камичіонъ деи Пацци; Сасолъ Маскерони
   IV. Измѣнники противъ отечества: Бокка-делли-Абатти; Буозо-да-Дувра; Абатъ Бекери; Джани-дель Сальданіеръ; Ганелонъ; Трибальделло. Данте начинаетъ драться
   V. Данте видитъ графа Уголино и Архіепископа Руджіери

ПѢСНЬ XXXIII.

   I. Разсказъ Уголино
   II. Восклицаніе Данте. Онъ проклинаетъ Пизу
   III. Наказаніе грѣшниковъ
   IV. Дуновеніе Люцифера
   V. Разсказъ монаха Алѣбериго. Душа мучается въ аду, а тѣло остается на землѣ подъ вліяніемъ чорта Данте обманываетъ страдальца и этимъ похваляется
   VI. Восклицаніе Данте противъ Генуезцевъ

ПѢСНЬ XXXIV.

   I. Описаніе Люцифера
   II. Переходъ поэтовъ изъ ада въ чистилище по шерсти Люцифера
   III. Поэты выходятъ подъ открытое небо и видятъ звѣзды
   

ЧАСТЬ I.

Пѣснь I.

ТОЛКОВАНІЕ.

"Да посрамятся нечестивые, и умолкнутъ и падутъ въ адъ".
Давидъ. Пс. 30, ст. 18.

   Первыя двѣ пѣсни ада составляютъ введеніе Данте въ его адъ, и потому настоящее толкованіе есть продолженіе предисловія переводчика. То же замѣчаніе относится и къ пѣснѣ II-й.
   Путешествіе Данте въ аду продолжалось три дня и три ночи. Оно началось въ Страстную пятницу и кончилось въ Свѣтлое Воскресенье Христово.
   Въ первой пѣснѣ ада излагаются тѣ случайности, вслѣдствіе коихъ Данте долженъ былъ снизойти въ адъ. Имѣя 35 лѣтъ отъ роду въ 1300 году, Данте, весною, въ Страстную пятницу, ночью, сбился съ дороги и очутился въ дремучемъ лѣсу.
   На слѣдующее утро у подножія холма его преслѣдуютъ: пантера -- изображеніе сладострастія, хитрости и лукавства; левъ -- олицетвореніе человѣческой гордости, и волчица -- воплощеніе алчности и скупости.
   Говорятъ, что это подражаніе слѣдующимъ словамъ Іереміи: "за то левъ изъ дубравы поразитъ ихъ, степной волкъ разоритъ ихъ, леопардъ подстерегаетъ ихъ у городовъ" (гл. 5 ст. 6). Звѣри эти не пускаютъ грѣшнаго человѣка въ рай, ибо, думать надо, что гора, у подножія коей Данте ихъ встрѣтилъ, есть чистилище,-- дорога въ рай,-- идея добродѣтели.
   Подъ напоромъ дикихъ звѣрей, Данте падаетъ духомъ; онъ готовъ предаться унынію и отступаетъ внизъ, туда, гдѣ солнце молчитъ, но внезапно встрѣчаетъ Виргилія; это ни тѣнь, ни человѣкъ, а все же человѣкъ; онъ и голоса человѣческаго не имѣетъ, а все же говоритъ, успокоиваетъ Данте и объясняетъ ему, что надежда праведно жить на свѣтѣ еще не изсякла, что если онъ желаетъ видѣть мѣсто вѣчнаго блаженства, то долженъ идти другою дорогою, т. е. сначала спуститься въ адъ -- въ мѣсто вѣчныхъ страданій и мученій, а потомъ уже подняться въ чистилище, гдѣ онъ узнаетъ дорогу въ рай. Виргилій берется быть его проводникомъ только до чистилища. Какъ язычникъ, онъ не смѣетъ войти туда: это ему запрещено.
   При видѣ Виргилія Данте приходитъ въ восторгъ и соглашается на всѣ его предложенія.
   Они отправляются въ адъ.
   Нѣкоторые изъ писателей, объяснявшихъ смыслъ поэмы, утверждаютъ, что пантера изображаетъ коварство и лукавство Флорентинцевъ, но переводчикъ думаетъ, что Данте инстинктивно или геніально преслѣдовавшій объединеніе Италіи, едва ли останавливался на однихъ Флорентинцахъ. Основное начало политики Данте -- это поддержаніе, усиленіе и распространеніе монархическаго начала на счетъ свѣтской власти папъ. Отсюда ясно, что онъ желалъ и предугадалъ объединеніе Италіи. По мнѣнію переводчика, всѣ три звѣря -- это символы враговъ объединенія Италіи. Мы дальше увидимъ, что, рядомъ съ Флорентинцами, Данте одинаково порицалъ жителей Пизы, Болоньи, Пистойи, Генуи, Ареццо, Казентино, Фаенцы, Романьи, Лукки, Рима и др. городовъ Италіи,-- значитъ, онъ возставалъ не противъ того или другого города, не противъ того или другого пространства земли, составлявшаго тогда въ Италіи особое самостоятельное, будто бы, владѣніе, республику, государство и т. п.,-- нѣтъ, онъ возставалъ противъ вражды между итальянскими городами, или владѣніями, или областями, или государствами.
   И дѣйствительно, "Божественная Комедія", это уголовная исторія всей Италіи. Пороки и добродѣтели представляются въ живыхъ лицахъ. Здѣсь лѣтопись кроваваго вѣка въ фантастической галлереѣ, строгій отчетъ о нравственности всѣхъ соотечественниковъ. И здѣсь, конечно, не одна Флоренція. Она даетъ обжору (Сіассо) и пять разбойниковъ. Римъ посылаетъ папъ: Анастасія IV -- еретика, Целестина V -- ничтожнаго, слабоумнаго, малодушнаго. Симоньяковъ: Николая III -- тирана и властолюбца, Бонифація VIII -- коварнаго совѣтника, Климента V, Адріяна V, и др. Сіенна доставляетъ важныхъ обжоръ-расточителей, пьяницъ и тщеславныхъ, Болонья -- лицемѣровъ, Падуа -- злыхъ ростовщиковъ, Пиза и Генуя -- измѣнниковъ -- и это только въ аду, а въ другихъ частяхъ поэмы мы найдемъ и другіе города Италіи (Шевыревъ, т. 3, стр. 357--358).
   Данте былъ Гвельфъ и сдѣлался Гибеллиномъ; онъ не враждовалъ ни противъ тѣхъ, ни противъ другихъ, онъ не былъ ни бѣлымъ, ни чорнымъ, онъ былъ противникомъ самой вражды двухъ партій; онъ стремился доказать важность единой власти между единоплеменниками, и въ этомъ отношеніи для насъ, для людей послѣдней половины XIX вѣка, и въ особенности для Россіи, съ ея громадными пространствами, съ ея разнородными народностями, Данте является не столько историкомъ, сколько пророкомъ, не столько философомъ, сколько учителемъ.
   Слово veltro (стр. 101) возбуждаетъ недоумѣніе между писателями. Кастроджіовани, итальянскій писатель, котораго, послѣ Баржиджи, придерживается переводчикъ, думаетъ, что подъ именемъ veltro, -- если сообразить это слово съ XVII пѣснею Рая,-- нужно подразумѣвать Can-Grande della Scala, т. e. человѣка, въ которомъ Данте думалъ найти объединителя Италіи.
   Фанъ-Димъ, въ своемъ переводѣ Ада, слово veltro переводитъ словами "ловчій песъ", и все же говоритъ въ примѣчаніи къ переводу, что Данте разумѣлъ владѣльца Вероны, КанаГранде делла Скала, т. е. не пса, а человѣка, извѣстнаго своею воинскою и гражданскою доблестью.
   Минъ переводитъ veltro однимъ словомъ "песъ", и затѣмъ объясняетъ, что здѣсь иные понимаютъ того же Кана-Гранде, а другіе -- Угуччіоне делла Фаджіола. Этого послѣдняго мнѣнія придерживается извѣстный итальянскій писатель Бальбо; но онъ, упрощая свою мысль, говоритъ, что подъ словомъ veltro подразумѣвается Гибеллинъ. Вельтро, или собака, -- врагъ волка; первые это Гибеллины, а послѣдніе Гвельфы. Эта аллегорія является потомъ въ разсказѣ Уголино, гдѣ собаки (Сисмонди, Ланфранки и Галанди) преслѣдуютъ волковъ и волченятъ (Уголино, дѣтей и внуковъ его).
   Все это одни предположенія, но они показываютъ, что подъ словомъ veltro, во всякомъ случаѣ, надо подразумѣвать не пса, не ловчаго пса, а просто человѣка. Вотъ почему переводчикъ передалъ словомъ человѣкъ -- это возбуждающее столь разнообразныя мысли, слово veltro.
   Читатели всѣхъ вѣковъ въ этой загадкѣ будутъ находить знакомыхъ имъ личностей. Нѣкоторые писатели не безъ основанія считаютъ Данте пророкомъ, опираясь на то, что онъ въ XXVI-й пѣснѣ почти предсказалъ открытіе Америки, и будто разсказывалъ не объ Улисѣ, а о Христофорѣ Колумбѣ, и говорилъ прежде другихъ о южномъ полушаріи неба.
   Переводчикъ думаетъ, съ своей стороны, что Данте, какъ сторонникъ объединенія Италіи, могъ предчувствовать, въ своемъ геніальномъ вдохновеніи, или Гарибальди, или Кавура, или Виктора-Эммануила, объединившихъ, въ наше время, Италію. Вотъ истинное значеніе слова veltro. Эта мысль подтверждается словами Шевырева въ его изслѣдованіи о "Божественной Комедіи" (т. 3, стр. 124--125). Данте видѣлъ раздробленіе Италіи и полагалъ во власти императорской исключительную возможность соединенія оной. Но затѣмъ, прибавляетъ Шевыревъ, это единство было и всегда будетъ одною химерою, и Италія до сихъ поръ, въ своей бездѣйственной немощи, въ своемъ мертвомъ оцѣпенѣніи хранитъ слѣды раздора и стихій разногласія, всегда готовая придти въ броженіе при первомъ явленіи жизни. Слова эти показываютъ, что Шевыревъ, во всякомъ случаѣ не былъ пророкомъ. Но мысль переводчика подтверждается еще болѣе статьею Буслаева "Шестисотлѣтній юбилей дня рожденія Данте Алигіери" ("Современная Лѣтопись", 1864 г.,No 39 и 40); здѣсь сказано, что во Флоренціи предполагалось къ юбилею устроить временную дантовскую выставку, и на деньги, ею вырученныя, поднести, отъ имени Данте, мечъ Виктору-Эммануилу, какъ тому самому борзому псу (il gran veltro), о которомъ предсказано въ "Божественной Комедіи" (No 40, стр. 9).
   Увѣряютъ, что мысль создать "Божественную Комедію" явилась у Данте по смерти Беатриче, а причиною этого была разгульная и даже развратная его жизнь, вмѣстѣ съ другомъ его Форезе (Forese), продолжавшаяся не только до смерти послѣдняго, въ 1293 году, но вплоть до 1300 г., т.-е. до того времени, когда подробное изученіе поэмы Виргилія не образумило Данте, и озаренный свѣтомъ науки, онъ бросилъ ложную, въ нравственномъ отношеніи, дорогу и возвратился на путь истины и добродѣтели.
   Въ этомъ, какъ кажется, заключается аллегорія 1-й и 2-й пѣсней, составляющихъ введеніе въ комедію. Поэтому нѣкоторые толкователи и объясняютъ, что лѣсъ -- это флорентинскіе дурные нравы и обычаи; холмъ -- это идея добродѣтели; пантера -- хитрость, левъ -- гордость, волчица -- алчность, и т. п. Другіе видятъ въ этихъ звѣряхъ изображеніе Флоренціи, Франціи, Рима ит.п. Самъ Данте сказалъ, что его поэму нельзя всегда понимать въ буквальномъ смыслѣ, что она можетъ вызвать не одно, а нѣсколько различныхъ толкованій, или, какъ онъ выразился, тремя словами: "l'allegoria è polisensa".
   Вотъ отчего переводчикъ придерживался здѣсь только буквальнаго смысла, хотя первый терцетъ поэмы началъ слѣдующими словами:
   
   "Въ минуту жизни трудную,
   На поворотѣ нашихъ лѣтъ;"
   
   Не взирая на то, что это самый осмысленный переводъ словъ: "Nel mezzo del camin di nostra vita", ибо Данте началъ писать свою комедію 35 лѣтъ, считающихся за полвѣка человѣческой жизни, и ему очень трудно было отказаться отъ своей грѣховной флорентинской жизни; но все же читателю можетъ показаться страннымъ и даже невѣроятнымъ, чтобы комедія XIV вѣка началась двумя стихами двухъ русскихъ поэтовъ XIX столѣтія, и переводчикъ считаетъ своимъ долгомъ предварить о томъ читателя и поставить въ скобкахъ буквальный переводъ 1-го стиха "Божественной комедіи".
   

АДЪ.

Случайныя обстоятельства, при коихъ Данте спустился въ адъ.

I.

Дрема долитъ.
Пушкинъ.

   1--3 Въ минуту жизни трудную, на поворотѣ нашихъ лѣтъ (на половинѣ пути нашей жизни) я сбился съ дороги и очутился въ дремучемъ лѣсу.
   4--6 Нѣтъ словъ, чтобы выразить мой ужасъ! Дикій, глухой, громадный лѣсъ возбудилъ въ душѣ моей такой страхъ, что самое воспоминаніе о немъ, возобновляя прежнія впечатлѣнія,
   7--9 ужасало меня болѣе, чѣмъ мысль о смерти; но чтобы передать и то хорошее, что я здѣсь нашелъ, скажу о тѣхъ великихъ (alte) явленіяхъ, которыхъ я былъ свидѣтелемъ.
   10--12 Не могу разсказать какъ вошелъ я въ лѣсъ; дрема одолѣла мною въ ту самую минуту, когда я сбился съ дороги.
   

Данте достигаетъ холма, гдѣ нѣсколько минутъ отдыхаетъ.

II.

   13--15 Подходя къ подножію холма, замыкавшаго эту ужасную долину, я взглянулъ вверхъ и увидѣлъ, что вершина его уже освѣщалась лучами того свѣтила,
   16--18 которое указываетъ надлежащій путь по всякимъ тропинкамъ.
   19--21 Тогда, мало-по-малу, исчезалъ во мнѣ тотъ страхъ, что прошедшею ночью терзалъ меня (nei lago del cuor) въ глубинѣ сердца и приводилъ въ трепетъ.
   22--24 И какъ утопавшій, выплывая почти бездыханнымъ изъ глубины морской на берегъ, озирается на страшную пучину, не вѣря тому, что онъ избавился отъ грозившей ему опасности,--
   25--27 такъ и душа моя, еще пораженная страхомъ (ehe ancor fuggiva), оглянулась назадъ, чтобы обозрѣть мѣстность, изъ которой человѣкъ не можетъ выйти живымъ.
   28--30 Потомъ отдохнувши, я продолжалъ свое странствованіе въ безбрежной возвышающейся пустынѣ и шелъ съ трудомъ, какъ уставшій путникъ поднимается на высокую гору и опирается все сильнѣе на ту ногу, которая остается сзади.
   

Появленіе дикихъ звѣрей: пантера, левъ и волчица.

III.

   31--33 но какъ только я начиналъ восходить на холмъ, предо мною явились дикіе звѣри: сначала легкая и быстрая пантера, блиставшая своею разноцвѣтною шерстью.
   34--36 Она неоднократно кидалась на меня, заграждая дорогу; нѣсколько разъ порывался я бѣжать назадъ.
   37--39 Утро только загоралось; солнце всходило вслѣдъ за тѣмъ созвѣздіемъ, съ коимъ оно протекало небесныя пространства въ то время,
   40--42 когда божественная любовь дала впервые жизнь и движеніе этимъ прекраснымъ небеснымъ свѣтиламъ; все озарилось радостными надеждами, даже блестящая шерсть этого дикаго звѣря.
   43--45 Таково было вліяніе утренней свѣжести и дыханія весны. Но мною овладѣваетъ вновь ужасъ: я вижу передъ собою страшнаго льва.
   46--48 Онъ, казалось, мчался прямо на меня, озлобленный голодомъ, держа вверхъ голову. Даже воздухъ трепеталъ подъ вліяніемъ его бѣга.
   49 -- 51 А за нимъ волчица; худая, только кожа да кости; въ ной выражалась свирѣпая алчность, которая много людей погубила.
   52--54 Это послѣднее явленіе возбудило во мнѣ такой страхъ, что даже надежда взойти на вершину холма меня покинула.
   55--57 И какъ скупой, оплакивающій свои утраченныя богатства и время, погибшее на ихъ пріобрѣтеніе,
   58--60 такъ и я, подъ ежеминутно усиливающимся напоромъ неутомимой волчицы, все подавался назадъ, все спускался въ глубину пропасти, туда, гдѣ солнце молчитъ (dove il sol tace).
   

Встрѣча съ Виргиліемъ.

IV.

   61--63 Между тѣмъ, какъ я низвергался въ бездну, предо мной предсталъ образъ человѣка, и, казалось мнѣ, что онъ, въ силу продолжительнаго молчанія, утратилъ самую возможность говорить.
   64--66 Увидѣвъ его въ этой безконечной пустынѣ, я вскричалъ: кію бы ты ни былъ, тѣнь или человѣкъ, сжалься надо мной!
   

Первое слово Виргилія.

V.

   67--69 Онъ отвѣчалъ: я не человѣкъ, я былъ человѣкомъ; родители мои были Ломбарды, родомъ изъ Мантуи.
   70--72 Родился я во время владычества Юлія Цезаря, и, конечно, это было поздно, я по могъ сдѣлаться ему извѣстнымъ, но для меня слишкомъ рано, такъ какъ это было время господства ложныхъ языческихъ боговъ. Въ Римѣ я жилъ подъ властью добродѣтельнаго Августа.
   73--75 Я былъ поэтъ, я воспѣвалъ сына Анхиза -- Энея, когда онъ пришелъ изъ Трои, послѣ пожара гордаго Иліона.
   76--78 Но зачѣмъ же ты возвращаешься въ область скорби и порока, зачѣмъ не всходишь на этотъ величественный холмъ, начало и причину всякаго добра и всякой радости?
   

Возгласъ Данте.

VI.

   79--81 Такъ это ты, о Виргилій! источникъ широкой плодотворной человѣческой рѣчи, застыдившись, отвѣчалъ я ему.
   82--84 О! слава и свѣтъ всѣхъ поэтовъ, вознагради меня за тотъ трудъ, за ту любовь, съ которыми я изучалъ твои творенія!
   85--87 Ты мой учитель, ты мой создатель, у тебя я заимствовалъ тотъ слогъ, коимъ заслужилъ и свою славу.
   88--90 Видишь ли ты этого дикаго звѣря, низвергающаго меня въ пропасть? защити меня отъ него, знаменитый мудрецъ, онъ волнуетъ мою кровь, и всѣ мои мускулы.
   

Первый совѣтъ Виргилія.

VII.

   91--93 Тебѣ слѣдуетъ идти другимъ путемъ, отвѣчалъ Виргилій, путемъ свѣта, а не тьмы: но увидивши, что я проливаю слезы, онъ продолжалъ: ты хочешь выйти изъ дикаго мѣста,
   94--96 гдѣ этотъ звѣрь, противъ котораго ты защищаешься, никого не пропускаетъ и, замѣняя одно препятствіе другимъ, наконецъ, искореняетъ съ лица земли всякаго путника.
   97--99 Этотъ звѣрь такъ свирѣпъ и такъ жестокъ, что никогда но можетъ насытить своей алчности: напротивъ, по мѣрѣ ея удовлетворенія она въ немъ возрастаетъ.
   100--102 Онъ теперь увлекаетъ многихъ, но будетъ увлекать ихъ еще болѣе, пока не явится, наконецъ, тотъ человѣкъ (veltro), которому предназначено уничтожить его въ самыхъ тяжкихъ страданіяхъ.
   103--105 Ни золотомъ, ни другими стяжаніями этотъ человѣкъ увлекаться не станетъ. Пища его -- это мудрость, любовь и мужество.
   106--108 Родина его будетъ Италія, онъ долженъ явиться на свѣтъ между Фельтромъ въ Марсіи и Монтефельтромъ въ Романьи. Этотъ человѣкъ спасетъ приниженную Италію, за которую уже заплатила кровью и дочь короля Вольсковъ Камилла, и герои-троянцы: Евріель и Низъ, и король Рутиліи Турно.
   109--111 Онъ безпощадно будетъ преслѣдовать алчную волчицу до тѣхъ поръ, пока но возвратитъ ее въ свое жилище, въ адъ, откуда зависть ее выгнала на землю.
   112--114 Для блага твоего я признаю необходимымъ, чтобъ ты слѣдовалъ за мною; я буду твоимъ путеводителемъ; я проведу тебя отсюда чрезъ мѣсто муки вѣчной и безотрадной, чрезъ мѣсто вѣчнаго мученія,
   115--117 гдѣ услышишь ты отчаянный крикъ мучающихся уже со временъ глубокой древности и жаждущихъ второй смерти для прекращенія своихъ терзаній.
   118--120 И увидишь ты тѣхъ, что даже въ огнѣ наслаждаются надеждою попасть въ среду счастливцевъ.
   121--123 А если ты захочешь взойти еще выше, въ мѣсто блаженства праведниковъ, то знай, что тамъ есть душа, достойнѣе меня, и съ нею я оставлю тебя, разставаясь съ тобой у входа въ рай.
   124--126 Царствующій тамъ властелинъ не позволяетъ мнѣ явиться предъ свѣтлымъ его лицомъ, потому что я былъ язычникъ.
   127--129 Онъ царствуетъ повсюду, но тамъ его жилище, его высокій престолъ. О! счастливъ тотъ, кого онъ къ себѣ приближаетъ.
   

Данте рp3;шается спуститься въ адъ.

VIII.

   130--132 Тогда я сказалъ Виргилію: поэтъ, умоляю тебя тѣмъ Богомъ, котораго ты не зналъ, избавь меня отъ этого страшнаго звѣря и отъ еще большаго зла, имъ воплощаемаго.
   133--135 Проводи меня черезъ то мѣсто, о которомъ ты сейчасъ говорилъ, и дай мнѣ возможность увидѣть и врата Св. Петра и тѣхъ страдальцевъ, мученія коихъ ты мнѣ описывалъ.
   136 Тогда Виргилія пошелъ впередъ; я за нимъ послѣдовалъ.
   

Пѣснь II.

ТОЛКОВАНІЕ.

Она одна бы разумѣла,
Стихи неясные мои;
Одна бы въ сердцѣ пламенѣла
Лампадой чистою любви.
Увы! напрасныя желанья!
Она отвергла заклинанья,
Мольбы, тоску души моей;
Земныхъ восторговъ изліянья,
Какъ божеству не нужно ей!
Пушкинъ.

   Рѣшившись войти въ адъ вечеромъ въ страстную субботу, Данте останавливается передъ ужасами предстоящаго ему пути. Испуганный своей рѣшительностью, онъ обращается къ Виргилію съ просьбою оставить это страшное предпріятіе.
   Виргилій укоряетъ Данте въ нерѣшительности и, чтобы убѣдить его въ необходимости исполнить задуманное дѣло, разсказываетъ кто и при какихъ обстоятельствахъ послалъ его къ нему на встрѣчу. Виргилій объясняетъ, что на небѣ, подъ вліяніемъ блаженной дѣвы (donna gentil), Святая Лучія подошла къ Беатриче, сидѣвшей рядомъ съ древнею Рахилью, и внушила ей мысль спасти погибающаго Данте.
   Прежде всего необходимо разъяснить значеніе этихъ четырехъ блаженныхъ обитательницъ Эмпирея.
   Блаженная дѣва -- это символъ божественнаго милосердія; въ своемъ аду Данте не рѣшается назвать ни дѣву Богоматерь, ни божественнаго ея сына. Это слишкомъ священныя и великія имена -- они не должны быть произносимы въ смрадномъ жилищѣ вѣчной казни.
   Лучія (lux, Lucia -- лучъ свѣта) это или знаменитая мученица Сиракузская, или же Лучія Убольдини, сестра Оттовіано Убольдини, о которомъ говорится въ пѣснѣ X (стр. 120). Въ 1225 г. она жила въ одномъ изъ монастырей Флоренціи и впослѣдствіи признана святою. Ей посвящены народныя пѣсни, раздающіяся по улицамъ во всѣхъ почти городахъ Италіи и въ особенности въ Неаполѣ.
   Скартацини говоритъ, что самое имя ея показываетъ, что символъ ея -- это милосердіе, освѣщающее (ilmninante); другіе подъ именемъ Лучіи подразумѣваютъ науку, просвѣщеніе, прощеніе, милость; Бальбо видитъ въ ней христіанскую вѣру (la fede cristiana), Шевыревъ говоритъ, что это благодать совершенная, а Вейнбергъ въ своихъ лекціяхъ въ Соляномъ городкѣ (1885 г.) называетъ ее божественнымъ просвѣщеніемъ.
   Рахиль, вторая жена Іакова, всегда признавалась символомъ созерцанія.
   Вообще символическое значеніе этихъ трехъ существъ не возбуждаетъ особенныхъ сомнѣній, опровергать ихъ историческое существованіе было бы и странно и безполезно.
   Но что такое Беатриче или Биче?
   Ее называютъ символомъ богословія, откровенія, божественною милостью, геніемъ христіанской вѣры, символомъ сознанія Бога (cognizione di Dio) и, наконецъ, олицетвореніемъ любви. Извѣстно, что Данте писалъ первыя свои сонеты подъ впечатлѣніемъ любви къ внѣшнему образу Биче, но спорный вопросъ состоитъ именно въ томъ, существовала она въ дѣйствительности, или была только плодомъ воображенія Данте, и возможна ли была та любовь, о которой онъ говоритъ съ такимъ жаромъ, съ такимъ увлеченіемъ.
   Если даже допустить, что Биче дѣйствительно существовала, то все же любовь къ ней Данте есть плодъ его воображенія, въ теченіи извѣстнаго времени поддерживаемый и возбуждаемый его поэтическимъ вдохновеніемъ.
   Признавая любовь Данте къ Биче несомнѣнною, Кудрявцевъ замѣчаетъ, однако, что всѣ отношенія его къ Биче ограничиваются только случайными встрѣчами съ нею и молчаливымъ созерцаніемъ ея красоты (стр. 83). Говоря о замужествѣ Биче въ 1327 г. Кудрявцевъ замѣчаетъ: точно ли перемѣна въ ея судьбѣ почувствовалась Данте какъ лишеніе? По крайней мѣрѣ въ поэзіи его не видно никакихъ слѣдовъ подобнаго чувства. Онъ не испыталъ никакого горькаго чувства, потому что ничего не терялъ. И послѣ брака Беатриче, ничто не мѣшало ей быть тѣмъ же для поэта, чѣмъ она была для него прежде (т. е. фантазіей его воображенія) (стр. 87).
   Внимательное чтеніе его молодой жизни (Vita nuova) невольно наводитъ на мысль, что Биче это прелестное фантастическое выраженіе мыслей поэта объ основныхъ началахъ лирической поэзіи.
   Данте говоритъ, что будучи девяти лѣтъ, онъ встрѣтилъ девятилѣтнюю дѣвочку на майскомъ праздникѣ у ея отца и сразу влюбился въ нее, не говоря съ нею ни слова. Прошло девять лѣтъ, онъ ее не видѣлъ, и встрѣтился въ другой разъ съ нею уже 18-ти лѣтъ; она ему привѣтливо улыбнулась; они не сказали другъ другу ни слова. Страсть Данте къ Биче удвоилась.
   Другую свою встрѣчу съ Биче Данте описываетъ въ молодой жизни своей слѣдующими словами:
   "Однажды эта очаровательница (gentilissima) сидѣла въ церквѣ, гдѣ пѣли хвалебные гимны Дѣвѣ Богоматери, а я былъ въ такомъ мѣстѣ, откуда могъ созерцать мое блаженство (mia beatitudine), а по прямой линіи между нею и мною сидѣла прекрасная женщина, которая часто взглядывала на меня, удивляясь тому, что я такъ пристально смотрю въ ту сторону, гдѣ она сидѣла. Ей казалось, что я смотрю только на нее, и весьма многіе замѣтили, что она смотрѣла на меня. Это было такъ замѣтно, что когда я уходилъ, то услышалъ слова: смотри какъ эта барыня разрушаетъ существо этого человѣка. Она названа была по имени, и я понялъ, что говорятъ о той женщинѣ, что сидѣла между мной и Биче. Я успокоился, понявъ, что тайна моя никому неизвѣстна и хотѣлъ сдѣлать изъ этой барыни ширму для прикрытія истины. За нее я прятался нѣсколько мѣсяцевъ и лѣтъ для того, чтобы ввести другихъ въ заблужденіе, посвятилъ ей даже нѣсколько сонетовъ, въ которыхъ думалъ только о Биче и, пожалуй, что всѣ эти сонеты я уничтожу; развѣ оставлю только тѣ, въ которыхъ я дѣйствительно воспѣвалъ Биче".
   Наконецъ, въ послѣдній разъ Данте видитъ Биче на какой-то свадьбѣ и такъ поражается этою встрѣчею, что всѣ бывшія на свадьбѣ дѣвицы и въ томъ числѣ и сама Биче смѣются надъ нимъ, и онъ бѣжитъ оттуда.
   Съ тѣхъ поръ они уже не встрѣчались. Какая же эта любовь?-- любовь есть влеченіе души къ душѣ, а не къ внѣшнему, хотя бы и прелестному образу. Это не любовь; очевидно, что это фантазія воображенія. Для Данте Биче была ничто иное какъ олицетвореніе любви, возбуждавшее его къ поэтической дѣятельности; это подтверждается содержаніемъ его молодой жизни (vita nuova), гдѣ онъ объясняетъ, что общенародные поэты, пишущіе на языкѣ, доступномъ большинству, должны избрать любовь главнымъ предметомъ своихъ лирическихъ вдохновеній.
   Прибавимъ къ этому:
   Биче выходитъ замужъ, Данте до этого рѣшительно никакого нѣтъ дѣла; онъ не ревнуетъ, не груститъ, не скучаетъ, продолжаетъ писать свои сонеты безъ всякаго намека на своего соперника.
   Биче умираетъ,-- Данте черезъ годъ уже влюбляется въ другую женщину, уже ей посвящаетъ сонеты, а потомъ уже посвящаетъ ихъ цѣлому кружку прелестныхъ барынь, служившихъ живымъ источникомъ его наслажденій и лирическихъ вдохновеній. Шевыревъ въ своихъ ученыхъ запискахъ замѣчаетъ, что Данте, кромѣ Биче любилъ трехъ женщинъ и въ одну изъ нихъ влюбился вскорѣ послѣ смерти Биче. "Этому надо вѣрить, прибавляетъ Шевыревъ, потому что самъ Данте приносилъ ей покаяніе въ грѣхахъ своихъ" (стр. 321, 322). Гдѣ-же Биче? она забыта, но за то она попадетъ въ рай, гдѣ встрѣтитъ Данте съ гнѣвомъ въ очахъ, съ суровой рѣчью въ устахъ. Она не забыла его измѣны,-- а изъ молодой жизни можно заключить, что она никогда не знала и не имѣла рѣшительно никакого понятія о его любви.
   Такое именно воззрѣніе выражали нѣкоторые древніе толкователи Данте, но противъ этого съ большбю силою возстаетъ Бальбо. Въ своей книгѣ,-- жизнь Данте,-- онъ говоритъ: "не могу не выразить нѣкотораго негодованія противъ тѣхъ ученнѣйшихъ по всѣмъ другимъ предметамъ толкователей, которые, конечно, не читали или не поняли Данте, и потому могутъ утверждать, что Биче есть только фантастическое произведеніе его воображенія" (стр. 86).
   На слѣдующихъ за тѣмъ страницахъ своей книги Бальбо продолжаетъ доказывать, что Биче была дѣйствительно живымъ существомъ, и что любовь Дантебыла дѣйствительно любовью, а не разогрѣтою фантазіей поэта.
   При всемъ своемъ уваженіи къ Бальбо переводчикъ, при отсутствіи какихъ либо историческихъ данныхъ, не можетъ не сознаться въ томъ, что доказательства приведенныя имъ въ книгѣ -- жизнь Данте,-- не могли разъяснить высказанныхъ здѣсь сомнѣній.
   Что такое Биче?-- олицетвореніе-ли Теологіи? или любви? или-же дѣйствительно Биче была живымъ существомъ? Вопросъ этотъ до сихъ попъ остается открытымъ. Скорѣе всего можно предположить, что она есть произведеніе астрологическихъ изысканій Данте. Такъ въ своей книгѣ молодая жизнь(§ ХХХ, стр. 99--100) Данте говоритъ, что по Птоломею и по христіанскимъ писателямъ оказывается несомнѣннымъ, что число подвижныхъ небесныхъ сферъ -- 9, а по общему понятію астрологовъ, всѣ эти сферы равно удерживаютъ свою силу здѣсь, на землѣ, какъ и въ высшихъ областяхъ.
   И такъ, частое повтореніе числа девять въ судьбахъ Биче прямо показываетъ, что всѣ небесныя сферы согласно дѣйствовали на нее при ея рожденіи на свѣтъ". Вдумываясь ближе Данте приходитъ къ убѣжденію, что она и число 9 -- это одно и тоже, что она изображала собою именно это число, квадратный корень коего есть другое, еще болѣе -- таинственное число три.
   Если число 3, говоритъ Данте, производитъ изъ самого себя число 9 -- а творецъ чудесъ является намъ въ трехъ лицахъ: Богъ отецъ, Богъ сынъ, Богъ духъ святой, эта Троица есть одно существо, значитъ она была не что иное какъ число 9, т. е. чудо,-- квадратный корень котораго есть святая Троица.
   Данте кончаетъ такъ: и если Тому, кѣмъ живутъ всѣ твари, будетъ благоугодно продлить жизнь мою еще на нѣсколько лѣтъ, то я надѣюсь прославить Биче, какъ не была еще прославлена ни одна женщина въ мірѣ.
   Нужно замѣтить, что кабалистическое значеніе чиселъ 3 и 9 вовсе не принадлежитъ къ самобытнымъ изобрѣтеніямъ Данте. Оно высказано довольно подробно въ ученіяхъ Пифагора и Платона. Вообще древніе уважали нѣкоторыя нечотныя числа, отдавая имъ преимущество передъ чотными, numéro deus impare gaudet сказалъ Виргилій (Ecl. VIII 75). Въ трагедіи Софокла Эдипъ въ Колонѣ -- хоръ поетъ Эдипу: "ты положишь съ двухъ сторонъ жертвенника по 3 раза девять вѣтвей оливковаго дерева и будешь такъ молиться Евменидамъ".
   По ученію древнихъ, боги чрезвычайно уважали число 9, такъ какъ оно составляетъ квадратъ 3-хъ, т. е. перваго послѣ единицы нечотнаго числа. Сенека говоритъ (Epist. 58), что извѣстные афинскіе волшебники считали Платона, умершаго восьмидесяти лѣтъ съ годомъ, не только важнымъ человѣкомъ, но болѣе, нежели человѣкомъ, потому что онъ прожилъ самое знаменитое число лѣтъ, а именно: 9.9 = 92 = 81 годъ.
   Одна идеальная привязанность, говоритъ Кудрявцевъ, господствуетъ въ Данте и управляетъ всѣми его душевными движеніями. Во всемъ этомъ такъ много молодого, юношескаго незрѣлаго: но --
   
   Блаженъ, кто смолоду былъ молодъ!....
   
   Такъ кончаетъ свою статью о Данте Кудрявцевъ.
   Придавать любви Данте къ Биче особенно важное значеніе въ его поэтическомъ настроеніи и ставить въ зависимость отъ нея самое развитіе самодержавнаго поэта, не представляется никакой надобности.
   Можно допустить, что Биче дѣйствительно существовала, что Данте видѣлъ ее нѣсколько разъ и, не говоря съ ней ни слова, влюбился въ нее, и въ силу своего поэтическаго таланта придалъ этой любви особенное значеніе.
   Но нельзя не согласиться съ тѣмъ, что не любовь создаетъ поэта, а поэтъ придаетъ особые оттѣнки любви, этого безусловно необходимаго чувства въ жизни каждаго человѣка -- красавца или урода, злодѣя или добродѣтельнаго мужа.
   Каждый изъ насъ, обозрѣвая свою молодую жизнь непремѣнно вспомнитъ, что и онъ былъ влюбленъ въ періодъ времени отъ 8-ми до 9-ти лѣтъ, а потомъ и въ 18 лѣтъ, а между тѣмъ не изо всѣхъ насъ вышли поэты, подобные Данте.
   Въ немъ, въ немъ одномъ было приснобытіе лирическаго творческаго генія, и этотъ геній воздвигъ свою любовь на пьедесталъ, на недосягаемую высоту, и самый воздухъ ее окружающій напоилъ ѳиміамомъ мирры, нарда и кардамона.
   Второю пѣснею заканчивается введеніе къ аду. Первыя двѣ пѣсни, т. е. все введеніе, чисто аллегорическія. Здѣсь всякая личность, всякій дикій звѣрь и даже неодушевленные предметы, какъ то лѣсъ, холмъ и т. п., получаютъ тысячи символовъ, избираемыхъ толкователями Данте, согласно конкретнымъ ихъ воззрѣніямъ.
   Своимъ разсказомъ о небесныхъ символахъ блаженной дѣвы, Лучіи, Рахили и Биче, Виргилій убѣждаетъ Данте и онъ возвращается къ прежнему намѣренію низойти въ адъ, но еще не окончательно.
   

Введеніе. Воззваніе къ музѣ.

I.

   1--3 День угасалъ, и ночной сумракъ начиналъ успокоивать мирныхъ жителей земли послѣ дневныхъ трудовъ ихъ, и я, только я одинъ,
   4--6 приготовляюсь переносить трудности тяжелаго пути и душевныя страданія, неминуемо съ ними сопряженныя. Все это я изложу здѣсь, если только память мнѣ не измѣнитъ.
   7--9 О муза! мой вдохновительный геній! Приди ко мнѣ на помощь! Разумъ, сознай все, что я видѣлъ, вырази впечатлѣнія мои словами, и тѣмъ самымъ оправдай свое важное значеніе (nobilitate).
   

Данте останавливается и не хочетъ идти въ адъ.

II.

   10--12 Поэтъ! сказалъ я, путеводитель мой! прежде, чѣмъ вести меня на предстоящій трудный подвигъ, взгляни на меня, обрати вниманіе на мои силы, на мое мужество. Достоинъ-ли я твоего довѣрія, выдержу-ли это испытаніе.
   13--15 Въ своей Энеидѣ ты говоришь, что отецъ Сильвія Эней вошелъ, въ своей земной оболочкѣ, живымъ въ обитель безсмертныхъ.
   16--18 Я понимаю, что Всемогущій, врагъ всякаго злодѣянія, былъ милостивъ къ Энею, вѣдая, кто онъ и какія имѣетъ достоинства, предвидя пользу, которую родъ человѣческій долженъ былъ ожидать отъ него.--
   19--21 И это понятно всякому мыслящему развитому человѣку: небо избрало его родоначальникомъ того Рима и той Имперіи,
   22--24 которыя по предназначенію Бога должны были быть священнымъ мѣстомъ, жилищемъ преемниковъ Апостола Петра.
   25--27 Ты самъ въ своей поэмѣ прославилъ Энея, нисшедшаго въ адъ, ты указалъ значеніе его дальнѣйшихъ побѣдъ, гибель Турна, ты предрекъ священное значеніе Римскаго престола.
   28--30 Затѣмъ я знаю, что Апостолъ Павелъ, этотъ избранный Всемогущимъ сосудъ (дѣян. ан. гл. IX ст. 15) для прославленія Его имени, тоже низошелъ въ жилище безсмертныхъ съ цѣлію укрѣпить вѣру: начало жизни и спасенія.
   31--33 Но зачѣмъ я низойду въ адъ! Кто мнѣ дозволитъ это? Я не Эней, я не Апостолъ Павелъ. Я не считаю себя вправѣ совершить этотъ подвигъ и убѣжденъ, что никто не считаетъ меня того достойнымъ.
   34--36 Отважиться на такое предпріятіе было бы съ моей стороны безумно; мнѣ страшно: ты мудрецъ, о Виргилій! ты лучше меня понимаешь даже то, что я говорю.
   37--39 И какъ тотъ, кто не хочетъ того, чего онъ только что желалъ, какъ тотъ, кто съ каждою новою мыслью измѣняетъ и свои намѣренія и никогда начала не доведетъ до конца, --
   40--42 такъ и я въ этомъ мрачномъ прибрежьи передумалъ и покинулъ свое намѣреніе, задуманное столь внезапно, съ такимъ жаромъ, съ такимъ увлеченіемъ.
   

Рѣчь Виріилія.

III.

   43--45 Если я хорошо понялъ твои слова, отвѣтила мнѣ тѣнь великаго человѣка, душа твоя унижена постыднымъ вліяніемъ безсознательнаго страха.
   46--48 Этотъ порокъ заглушаетъ въ людяхъ движеніе духа своими обманчивыми призраками: какъ звѣрь, испуганный своею тѣнью, такъ и человѣкъ, подъ вліяніемъ страха, отказывается отъ исполненія хорошаго, но труднаго дѣла.
   49--51 Чтобы спасти тебя, я долженъ сказать, кто меня прислалъ сюда. Я разскажу, что слышалъ, и что именно возбудило мое къ тебѣ участіе.
   52--54 Слушай: язычникомъ, въ числѣ невѣровавшихъ скитался я въ Лимбѣ, въ этомъ страшномъ мѣстѣ, между тьмою и свѣтомъ, между страданіемъ и блаженствомъ,-- и вдругъ я увидѣлъ столь добродѣтельную и столь прелестную женщину, что въ туже минуту просилъ ее обратить меня въ орудіе исполненія ея воли.
   55--57 Ярче утренней звѣзды блистали ея очи, и она своимъ трогательнымъ, томнымъ и ангельскимъ голосомъ сказала:
   58--60 О духъ прекрасный, на свѣтъ явившійся въ Мантуѣ, слава твоя гремитъ во всемъ свѣтѣ и будетъ гремѣть, пока весь міръ не утратитъ своей движущей силы, внимай словамъ моимъ:
   61--63 Любимый, но несчастный другъ мой, на пустынномъ скатѣ горы, встрѣтилъ столько препятствій, что подъ вліяніемъ страха отступаетъ,--
   64--66 И я боюсь, что онъ зашелъ такъ далеко, что можетъ быть я уже опоздала, что я не могу помочь ему: такъ говорятъ объ этомъ на небѣ.
   67--69 Поспѣши же къ нему, спаси его твоимъ разумнымъ словомъ и необходимою въ его положеніи помощью,-- утѣшь меня.
   70--72 Беатриче, мое имя -- и я тебя посылаю; съ неба сошла я и жажду туда возвратиться; любовь принесла меня сюда, любовь влагаетъ эти слова въ уста мои.
   73--75 Когда я предстану передъ свѣтлыми очами Творца моего, предъ нимъ я буду тобою гордиться. Она умолкла, и я началъ:
   76--78 О женщина, первообразъ добродѣтели! Тебѣ обязанъ родъ человѣческій тѣмъ, что онъ стоитъ выше всякаго другаго существа въ подлунномъ мірѣ, въ самомъ маломъ кругѣ мірозданія.
   79--81 Воля твоя, мнѣ переданная, до такой степени меня счастливитъ, что если бы я исполнилъ ее въ это самое мгновеніе,-- все-же мнѣ это казалось-бы поздно. Тебѣ нѣтъ болѣе надобности объяснять подробнѣе свои желанія.
   82--84 Но повѣдай мнѣ, какъ рѣшилась ты низойти въ адъ, съ высоты небесъ, куда ты жаждешь возвратиться?
   85--87 Понимая твое желаніе, отвѣчала она, я въ немногихъ словахъ скажу тебѣ, почему мнѣ не страшно снизойти въ адъ съ неба.
   88--90 Бояться должно того только, что властно причинить зло другому. Затѣмъ ничто устрашать не можетъ.
   91 -- 93 Созданіе Бога, созданіе его милости,-- я не боюсь вашихъ страданій, я не страшусь этого огня, который меня не пожираетъ своимъ пламенемъ.
   94--96 Я посылаю тебя защитить человѣка въ его борьбѣ съ препятствіями. Божественное милосердіе (свѣтлая безпорочная дѣва) (donna gentil) остановила дѣйствіе состоявшагося на небѣ строгаго приговора.
   97--99 Оно призвало къ себѣ Лучію (Lucia, lux, знаніе, наука, лучъ свѣта) и сказало: теперь въ тебѣ нуждается вѣрный твоему призванію человѣкъ, и тебѣ я ввѣряю судьбу.
   100--102 Лучія, небесный посланникъ милосердія, враждебный всему жестокому, явилась передо мною въ то время, когда я созерцала Бога и размышляла о бѣдствіяхъ жизни человѣческой (я сидѣла возлѣ древней Рахили).
   103--105 Она сказала мнѣ: Беатриче! торжество истиннаго Бога! (Благословенъ Господь, производящій такіе чудеса. (Молодая жизнь § XXVI стр. 95) неужели ты не спасешь того, кто такъ любилъ тебя, того, кто изъ за любви къ тебѣ сталъ выше толпы его окружавшей.
   106--108 Не слышишь ли ты жалостные его вопли! не видишь ли ты смерть, съ которою онъ борется въ рѣкѣ жизни человѣческой, а ты знаешь, что она страшнѣе моря.
   109--111 Никогда земные жители не стремились съ такою быстротою въ поискахъ за своими выгодами, или въ бѣгствѣ отъ опасностей, какъ я, услышавши слова эти,
   112 -- 114 поспѣшила низойти сюда въ Лимбъ изъ моей блаженной обители, вполнѣ довѣряясь тебѣ и твоему разумному слову: оно прославляетъ не только тебя, но и всѣхъ, кто слышалъ и понималъ тебя.
   115--117 Затѣмъ она обратила ко мнѣ свои ясныя очи, полныя слезъ, что заставило меня поспѣшить къ тебѣ на помощь.
   118--120 Я исполнилъ ея волю и спасъ тебя отъ этого дикаго звѣря, который заграждалъ тебѣ кратчайшій путь на прекрасный холмъ.
   121--123 И что же вижу я! ты пугаешься, колеблешься, сомнѣваешься! Зачѣмъ сохранять въ душѣ своей столько низости, зачѣмъ не вижу я въ тебѣ ни смѣлости, ни рѣшимости на хорошее дѣло!
   124--126 Даже и тогда, когда три блаженныя обитательницы небесъ, три добродѣтели: милосердіе, сознаніе Бога, и Его созерцаніе, принимаютъ въ судьбѣ твоей такое участіе, и когда я обѣщаю тебѣ и добро и пользу.
   

Данте окончательно рѣшается идти въ адъ.

IV.

   127--129 Виргилій кончилъ. Какъ поблекшіе послѣ ночного мороза цвѣточки, приникнувшіе къ землѣ, вдругъ при первыхъ лучахъ солнца выправляются и вновь расцвѣтаютъ,--
   130--132 такъ и я, вызвавъ изъ пропасти своей души погибавшее мужество, почувствовалъ и святую душевную силу, и бодрость, и рѣшился сказать Виргилію:
   133--135 Въ высшей степени великодушна женщина, пожелавшая моего спасенія,-- и ты точно также, исполнивъ ея волю съ такою поспѣшностью.
   136--138 Своими убѣдительными словами ты возобновилъ во мнѣ прежнее мое желаніе -- слѣдовать за тобою.
   139--141 Иди впередъ; твоя воля будетъ моею. Ты сила, ты власть, ты мой наставникъ. Такъ сказалъ я ему, и когда увидѣлъ, что онъ тронулся съ мѣста и пошелъ впередъ,--
   142 я послѣдовалъ за нимъ по крутой, узкой и тѣсной дорогѣ. (Какъ тѣсны врата и узокъ путь, ведущіе въ жизнь. Еванг. отъ Матѳ. гл. VII ст. 14).
   

Пѣснь III.

ТОЛКОВАНІЕ.

Не малодушничай, не поддавайся всякому
стороннему вліянію, ни своимъ мелочнымъ разсчетамъ.
Даль. Толковый словарь живаго великорусскаго языка.

   Поэты входятъ во врата ада и читаютъ знаменитую на нихъ надпись. Данте ужасается. Виргилій его успокоиваетъ.
   Адъ Данте представляетъ обширную и все погружающуюся внизъ долину -- конической формы. Конецъ ея у самой головы низвергнутаго съ неба въ пропасть Люцифера. Она раздѣлена на девять главныхъ круговъ, которые все спускаются въ глубину спиралью и скатъ послѣдующаго круга всегда круче предшедшаго. Эта долина стоитъ подъ открытымъ небомъ (см. напр. эту же пѣснь ст. 22--24), но изъ глубины ея выходятъ туманы и скопища облаковъ, все болѣе и болѣе преграждающіе лучамъ свѣта проникать въ пропасть. За входомъ во врата ада прежде всего встрѣчается его преддверіе, затѣмъ уже начинаются и круги его, изъ коихъ первый Я и и бъ, о немъ говорится въ IV пѣснѣ; здѣсь же идетъ рѣчь только о преддверіи ада. Въ немъ караются преступники, но имѣвшіе никакихъ рѣшительныхъ убѣжденій и утратившіе свою жизнь только для того, чтобы выйти изъ дѣла исключительно въ виду личныхъ своихъ выгодъ.
   Lamennais объ этихъ грѣшникахъ отзывается такъ: есть люди, и ими наполненъ свѣтъ: они изъ эгоизма или подлости, оставляя въ сторонѣ свои обязанности, боятся чѣмъ нибудь повредить себѣ и ищутъ средины между добромъ и зломъ; они заботятся только о самихъ себѣ, о своемъ спокойствіи и о своихъ выгодахъ; для нихъ нѣтъ ни истины, ни лжи, ни справедливости, ни несправедливости, имъ кромѣ себя ни до кого нѣтъ дѣла. Такихъ людей было очень много въ Италіи во время тогдашнихъ смутъ и раздоровъ; но ихъ очень много и въ настоящее время вездѣ: ибо когда же помойныя ямы нашего общества не наполнялись подобною грязью? Они отдѣлены отъ добрыхъ, отъ злыхъ, исключены изъ числа людей и одинаково отвергнуты и небомъ, и адомъ. (Lamennais, oeuvres posthumes, Enfer. Introduct p. LXXII).
   Строфы 58--60 возбуждаютъ очень много разнообразныхъ толкованій, потому что Данте не назвалъ по имени грѣшника, котораго онъ увидѣлъ и узналъ въ преддверіи ада. Иные думаютъ, что это Исавъ, -- родоначальникъ малодушія, -- промѣнявшій свое старшинство за блюдо чечевицы -- и, слѣдовательно, отказавшійся отъ великаго почета быть родоначальникомъ Спасителя. Другіе утверждаютъ, что это Діоклитіянъ, отказавшійся въ старости отъ императорскаго престола.
   Третьи не безъ основанія предполагаютъ, что это Целестинъ V, уступившій, по интригамъ Бонифація VIII, ему папскій престолъ. Это предположеніе получаетъ большой интересъ потому, что пріемникъ Целестина Бонифацій посадилъ его въ тюрьму, гдѣ онъ и умеръ. Оно подтверждается и тѣмъ, что Данте въ 59 строфѣ говоритъ: я увидѣлъ и узналъ, а онъ могъ знать Целестина V, снявшаго съ себя тіару въ 1294 году,-- а Исава едва ли онъ могъ узнать. Осмотрѣвъ преддверіе ада, поэты приближаются къ рѣкѣ страданій (Ахерону), видятъ бѣшеннаго Харона, котораго Виргилій укрощаетъ.
   Стражами въ разныхъ кругахъ ада, Данте поставилъ миѳологическія существа, подчиняясь въ этомъ отношеніи богословскимъ вѣрованіямъ среднихъ вѣковъ, когда на языческіе образы миѳологіи еще смотрѣли какъ на лица дѣйствительно существовавшія, примиряя такимъ образомъ христіанскія вѣрованія съ языческими преданіями (Scartazzini т. I стр. 26). Таковы: Харонъ, Церберъ, Минотавръ, Горгоны, Великаны и многіе другіе.
   Скартацини думаетъ, что источникъ этого вѣрованія мы находимъ у Апостола Павла въ его 1-мъ посланіи къ Коринфянамъ, гдѣ сказано, что язычники, принося жертвы, приносятъ ихъ бѣсамъ, а не Богу (гл. V ст. 20). Данте не знаетъ, какъ переправился чрезъ рѣку Ахеронъ, такъ какъ ударъ грома привелъ его въ безчувственное состояніе еще на противоположномъ ея берегу.
   Надобно думать, что поэты перенесены на другой берегъ Ахерона ураганомъ.
   

ПѢСНЬ III.

Врата ада.-- Преддверіе.-- Малодушные.-- Рѣка Ахеронъ.-- Переправа.-- Харонъ.-- Землетрясеніе.

Надпись на вратахъ ада.

I.

Богъ судья праведный, крѣпкій и
долготерпѣливы, и Богъ всякій
день готовый ко гнѣву.
Давидъ. Пс. 7 ст. 12.

   1--3 Здѣсь входъ въ страдальческую обитель, въ жилище вѣчной скорби, въ среду погибшаго народа.
   4--6 Правда руководила великимъ творцемъ этой обители: ее воздвигла божественная власть, верховный разумъ и первоначальная любовь.
   7--9 Все что создано было прежде меня, все вѣчно; и я не имѣю конца во времени. Да оставитъ входящій сюда всякую надежду!
   

Преддверіе ада.

II.

   10--12 Я увидѣлъ эту ужасающую надпись на вратахъ ада. Почти въ безпамятствѣ обратился я къ учителю и вскрикнулъ: мнѣ страшно Виргилій! мнѣ тяжко, суровъ смыслъ этой надписи.--
   13--15 Но Виргилій, замѣтивъ мой ужасъ, сказалъ спокойно: оставь свое земное малодушіе, свои слабости и общечеловѣческіе недостатки; здѣсь нѣтъ имъ мѣста.
   16--18 Мы пришли въ то урочище, о которомъ я говорилъ уже тебѣ: ты увидишь людей, вполнѣ достойныхъ жалости, людей лишившихся свѣта -- своего разума.
   19--21 Онъ взялъ меня за руку и бросилъ на меня свой свѣтлый взоръ; я успокоился и вошелъ вслѣдъ за нимъ въ эту мрачную обитель.
   22--24 Тамъ вздохи, рыданія, вопли раздавались въ невѣдомомъ пространствѣ, куда не проникало даже и слабое мерцаніе ночныхъ свѣтилъ небесныхъ; лишь только вошелъ туда, я зарыдалъ.
   25--27 Всевозможные разговоры, отвратительныя нарѣчія, жалобы отчаянія идикіе пронзительные возгласы гнѣва, хриплые голоса, рѣзкіе и глухіе крики, сопровождаемые неистовыми всплесками толпы, хлопаніями въ ладоши,
   28--30 все это производило такой гулъ, такую суматоху, въ вѣчно мрачномъ подземельѣ, обитатели коего кружились ежеминутно взадъ и впередъ, какъ песокъ, вздымаемый безпощаднымъ ураганомъ.--
   31--33 Склонивъ голову отъ ужаса, я молвилъ: учитель, что слышу я? что это за люди; изъ коихъ одинъ въ своихъ страданіяхъ злополучнѣе другого.
   34--36 Онъ отвѣчалъ: на эту злосчастную судьбу обречены презрѣнныя души, которыя ни славы, ни хулы не заслужили себѣ въ мірѣ.
   37--39 Они смѣшаны съ этимъ низкимъ сонмомъ падшихъ ангеловъ, которые, во время возстанія Люцифера, но имѣли силы духа остаться вѣрными Богу, ни возстать противъ него: они думали только о личныхъ своихъ выгодахъ.
   40--42 Небо изгнало ихъ: оно но желало утратить своей прелести; но бездны ада ихъ по принимаютъ: ибо даже томящіеся тамъ грѣшники могли-бы возгордиться въ ихъ присутствіи.
   43--45 И я спросилъ: но что это за страданія, что-же, наконецъ, можетъ заставить эти исчадія ада издавать такіе отчаянные вопли? онъ отвѣчалъ: я объясню тебѣ это въ двухъ словахъ.
   46--48 Это малодушныя существа, лишенныя даже надежды когда либо умереть вторично, и такъ ужасно ихъ гнусное существованіе, что всякій другой жребій они предпочли-бы своему.
   49--51 Даже память о нихъ на землѣ исчезла; нѣтъ для нихъ милосердія, нѣтъ для нихъ суда: и небо и адъ ихъ презираютъ. Но будемъ говорить о нихъ. Взгляни, и мимо!
   52--54 Я посмотрѣлъ и увидѣлъ знамя, которое неслось такъ быстро, что мнѣ показалось, что остановить его не было никакой возможности.
   55--57 А за нимъ явилось такое множество людей, что прежде я ни за что на свѣтѣ не повѣрилъ-бы, что смерть можетъ воспользоваться такой громадной добычей.
   58--60 Потомъ, когда я сталъ ближе всматриваться въ ихъ лица, то увидѣлъ и узналъ тѣнь того человѣка, который изъ малодушія отказался отъ высшаго на землѣ почета. (Это Исавъ, отказавшійся за блюдо чечевицы отъ старшинства въ пользу младшаго брата своего Іакова).
   61--63 Я сейчасъ-же убѣдился въ томъ, что эта толпа злодѣевъ, которые и Богу противны, и ненавистны его врагамъ.
   64--66 Эти злополучные, которые никогда не жили ни мыслью, ни дѣйствіемъ, бѣгаютъ голые, заѣдаемые осами и ядовитыми мухами.
   67 -- 69 Лица ихъ заливаются кровью, смѣшанною со слезами, и эта смѣсь пожирается у ногъ ихъ сонмищами отвратительныхъ червей.
   

Переправа черезъ Ахеронъ или рѣку страданій.

III.

   70--72 Потомъ, взглянувъ впередъ, я увидѣлъ толпу народа на берегу широкой рѣки и сказалъ: учитель, позволь мнѣ узнать,
   73--7 5 что это за толпа, едва видимая въ этомъ сумракѣ, и что заставляетъ эти существа такъ жаждать переправы на другой берегъ.
   76--78 И онъ отвѣчалъ: я объясню это тебѣ послѣ, когда мы остановимся на берегу рѣки страданій.
   79--81 Тогда, подумавъ, что его оскорбили слова мои, и боясь обезпокоить его, я застыдился, потупилъ взоръ и старался молчать все время, пока мы не дошли до этой рѣки.
   82--84 И вдругъ подплываетъ къ намъ на лодкѣ сѣдовласый, грубый, суровый старецъ и кричитъ: горе, горе вамъ, преступныя души!
   85--87 Не надѣйтесь когда-либо видѣть небо, я перевезу васъ на тотъ берегъ, въ вѣчную тьму, гдѣ огонь спалитъ васъ, гдѣ морозъ заставитъ окоченѣть даже и кости ваши.
   88--90 А ты зачѣмъ здѣсь, живая душа! вскричалъ онъ, обращаясь ко мнѣ, убирайся прочь отъ w этихъ мертвецовъ! но увидѣвъ, что я все же не удалялся,
   91--93 сказалъ: или другой дорогой, чрезъ другую заставу, ты достигнешь того берега на болѣе легкомъ челнокѣ.
   94--96 Но Виргилій молвилъ строго: Харонъ! не буйствуй! не бѣснуйся! такъ угодно тамъ, гдѣ сила и воля всегда одно и тоже; ступай прочь! со мной больше ни слова.
   97--99 Въ ту-же минуту усмирилось и мохнатое чело этого гребца, и глаза его, сверкавшіе огнемъ и кровью.
   100--102 А между тѣмъ злосчастныя существа, изнеможенныя и нагія, услышавъ злодѣйскія слова Харона, поблѣднѣли, и заскрежетали зубами.
   103--105 Они проклинали Бога, весь родъ человѣческій, и мѣсто и время своего рожденія, и всѣхъ своихъ родителей и прародителей.--
   106--108 Потомъ, съ отчаянными рыданіями, подходили къ злополучному берегу, ожидающему всякаго, кто Бога не боится.
   109--111 И Харонъ, этотъ дьяволъ съ своими пылающими очами, сзывалъ ихъ, сваливалъ на свой челнъ и весломъ своимъ билъ всякаго, кто опаздывалъ.
   112--114 Какъ осенью съ дерева падаютъ листья одинъ за другимъ, и вѣтви его возвращаютъ землѣ одни только бренные останки,--
   115--117 такъ и грѣшные потомки Адама бросаются одинъ за другимъ въ лодку, по знаку Харона, и, какъ птицы, летятъ въ силки охотника.
   118--120 И они проходятъ какъ сумрачная волна, и еще не успѣетъ пройти одна череда, какъ вслѣдъ за нею является другая и ждетъ той же участи.
   121--123 Сынъ мой, сказалъ мнѣ учитель, кто умираетъ разгнѣвавъ Господа, тотъ долженъ здѣсь погибнуть, гдѣ бы ни была его родина.
   124--126 И спѣшатъ они переплыть рѣку потому, что Божья правда такъ возбуждаетъ ихъ совѣсть (gli sprona), что даже страхъ наказанія превращается у нихъ въ желаніе претерпѣть возбуждаемыя имъ страданія.
   127--129 Сюда нѣтъ входа ни для одной праведной души, и если Харонъ ругается надъ тобою, то ты легко можешь понять причину его негодованія.
   130--132 Какъ только Виргилій произнесъ эти слова,-- вся мрачная мѣстность вздрогнула такъ сильно, такъ страшно, что вспоминая объ этомъ, я до сихъ поръ содрогаюсь отъ ужаса.
   133--135 Обрызганная слезами земля разразилась страшнымъ вѣтромъ, грянулъ ураганъ, взвизгнулъ вихрь, сверкнула багровая молнія, и я, лишенный всякаго сознанія,--
   136 упалъ, какъ человѣкъ внезапно объятый сномъ непробуднымъ.
   

Пѣснь IV.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Лимбъ, первый крутъ ада. (Limbo, т. е. рубецъ всякой одежды или бѣлья).
   Ударъ грома разбудилъ Данте; онъ сходитъ съ Виргиліемъ въ Лимбъ. Здѣсь находятся души, большею частью древнихъ праведниковъ, родившихся до Р. Хр., не получившихъ св. крещенія, и потому недостойныхъ быть въ раю.
   Это все извѣстныя библейскія и историческія лица, въ числѣ ихъ получилъ мѣсто и самъ Виргилій.
   Впрочемъ нельзя не замѣтить, что Данте помѣщаетъ здѣсь нѣкоторыя лица жившія послѣ Р. Хр. и даже въ XI и XII столѣтіяхъ. Напр. Сенека, Авицена, Галліенъ, Саладинъ, Аверроесъ и т. п., при чемъ для рифмы размѣщаетъ ихъ несогласно хронологическому порядку, а иногда съ тою же цѣлью измѣняетъ ихъ имена. Такъ напр. Сенеку ставитъ прежде Евклида, Птоломея прежде Ипократа, Авицена -- прежде Галліена, а Тарквинія называетъ Tarquino, чтобы пріискать рифму къ Saladino.
   Вся древняя исторія и миѳологія, доступныя XIV столѣтію, являются здѣсь въ лицахъ, а Данте ихъ историкомъ. Въ Лимбѣ онъ между своими; между богословами, законодателями, философами и другими учеными,-- онъ какъ у себя дома. Видимо, что онъ наслаждается и хочетъ тамъ остаться подолѣе.
   Ему пріятно вспомнить, что и въ древности были такія лица, которыя единственно изъ желанія общаго блага работали на пользу общества.
   Какъ богослова, его прежде всего занимаетъ вопросъ о библейскихъ лицахъ. Поэтому онъ задаетъ Виргилію придуманный имъ преднамѣренно вопросъ и слушаетъ разсказъ своего наставника о библейскихъ лицахъ; потомъ посѣтители Лимба встрѣчаютъ первоклассныхъ древнихъ поэтовъ; лием или обманом.
   25. Но как обман есть именно человеческий порок,
   То он особенно противен Богу; и потому внизу
   Находятся обманщики и их страдания сильней.
   28. Насильниками переполнен первый круг,
   Но как насильничают трояким образом,
   На три кольца разделен он и устроен.
   31. Над Богом, над собою и над ближним можно
   Быть насильником; над ними, говорю, или над их вещами,
   Как ты услышишь в ясном рассуждении.
   34. Насильственная смерть и тягостные раны
   Причиняются ближнему, а его имущество
   Грабится, жжется и разоряется поборами.
   37. И вот убийцы, и тяжело ранящие,
   Разбойники и грабители, все несут кару
   В первом кольце, разными рядами.
   40. Может на себя поднять руку человек,
   И на свое добро, и тогда во втором
   Кольце надлежит безнадежно искупать грехи
   43. Тому, кто лишает себя вашего мира,
   Проигрывает и расточает свои средства
   И плачет там, где надлежит радоваться.
   46. Можно совершить насилие над Божеством,
   Отрицая сердцем и понося Его,
   И презирая природу и ее благостность,
   49. И потому меньшее кольцо клеймит
   Печатаю своею и Содом и Кагор,
   И тех, кто, презирая Бога, говорит от сердца.
   52. Обман, который угрызает всякую совесть,
   Может человек направлять на того, кто доверяет,
   И на того, в ком нет доверия.
   55. Этот последний род обмана, видимо, разбивает
   Также узы любви, созданные природой.
   Так во втором кругу гнездятся
   58. Лицемеры, льстецы и колдуны,
   Подделыватели, воры и симониаки,
   Сводники, взяточники и прочая пакость.
   61. Иным способом устраняется любовь,
   Установленная природой, и иным появляющаяся позже,
   Из которой родится особенная вера.
   64. Поэтому в наименьшем круге, где средоточие
   Вселенной и над которым восседает Дис,
   Преданы вечному истреблению изменники".
   67. И я: "Учитель, довольно ясно протекает
   Рассуждение твое и достаточно определяет
   Эту пропасть, и племя, обитающее в ней.
   70. Но скажи мне: те, из жирного болота,
   Те, кого мчит ветер, кого хлещет дождь,
   И те, что сталкиваются, бранясь столь яростно,
   73. Почему не внутри раскаленного города
   Наказываются они, если Бог на них гневается?
   А если нет, то зачем так с ними поступают?"
   76. И он сказал мне: "Почему столь заблуждается
   Твой Дух более, нежели обычно?
   Или ум твой устремлен на что-нибудь другое?
   79. Разве ты не вспоминаешь о словах,
   В которых твоя этика трактует
   О трех расположениях, противных Небу:
   82. Невоздержании, лукавстве и безумном
   Скотстве? и как невоздержание
   Менее обижает Бога и влечет меньшую кару?
   85. Если ты хорошо рассмотришь эту мысль,
   И представишь в своем уме, кто те,
   Что подвергаются наказанию наверху,
   88. Ты увидишь ясно, почему они отделены
   От этих злобных, и почему менее тяжел
   Для них молот Божественного правосудия".
   91. "О Солнце, исцеляющее всякий ложный взгляд,
   Так ты меня радуешь, разрешая вопросы,
   Что не менее знания приятно мне сомнение.
   94. Возвратись же, -- сказал я, -- еще немного назад,
   К словам, что ростовщичество оскорбляет
   Божественную благость и развяжи узел".
   97. "Философия, -- сказал он, -- не в одном месте
   Указывает занимающемуся ей,
   Как природа берет свое начало
   100. Из божественного разума и его искусства.
   И если ты внимательно будешь читать физику свою,
   То убедишься, чрез немного страниц,
   103. Что искусство ваше, сколько может,
   Следует за природой как ученик за учителем,
   Так что приходится как бы внуком Богу.
   106. От этих двух, если возобновишь в памяти
   Начало книги Бытия, надлежит
   Людям получать жизнь и совершенствовать ее.
   109. И так, как ростовщик идет иным путем,
   То унижает природу и в ней самой, и в ее
   Детище, ибо в другом полагает свою надежду,
   112. А теперь следуй за мной, ибо хочу идти,
   Ибо затрепетали уже на горизонте Рыбы.
   И Большая Медведица лежит над Кавром,
   115. И крутизна там, дальше, понижается.

Песнь двенадцатая
Первое кольцо седьмого круга. Насильники, тираны и человекоубийцы. -- Минотавр. -- Кентавры. -- Несс. -- Хирон. -- Эццелино. -- Обиццо д'Эсте. -- Гвидо да Моифор

   1. Место, куда мы приблизились, чтобы спуститься
   С берега, было гористо, и благодаря находившемуся здесь
   Таково, что отвращало от себя всякий взор.
   4. Как тот обвал, обрушившийся
   За Трентом сбоку, на Адидже,
   Силою ли землетрясения или по недостатку опоры,
   7. Когда сорвался с вершины горы
   К ее подножию, то столь изуродовал всю скалу,
   Что едва возможно стало сойти сверху.
   10. Таков был спуск этого оврага,
   И на краю разрушенной ямы
   Лежал, растянувшися, позор Крита,
   13. Который был зачат в лжекорове.
   И увидав нас, он укусил себя,
   Как тот, кто уязвляется изнутри гневом.
   16. Мудрец мой крикнул ему: "Может быть,
   Ты думаешь, что здесь царь Афинский,
   Предавший тебя на земле смерти?
   19. Прочь, зверь, ибо этот являющийся
   Не твоею сестрой научен,
   Но проходит, чтобы видеть ваши кары".
   22. Как бык, кидающийся в минуту,
   Когда получил смертельный удар,
   Бежать уже не может, а мечется туда и сюда,
   25. Подобное, видел я, делал и Минотавр.
   И осмотрительный Учитель крикнул мне: "Беги к броду;
   Пока он в бешенстве, тебе следует спускаться".
   28. Так мы двинулись в путь по разбросанным
   Каменьям, которые часто откатывались
   Под моею ногой силою новой тяжести.
   31. Я шел, задумавшись; он же сказал: "Ты думаешь,
   Может быть, об этом обвале, охраняемом
   Той звериною злобой, которую я подавил.
   34. Теперь хочу, чтобы ты знал, что когда в тот раз
   Я снисходил сюда, в глубокий ад,
   Эта скала не обрушивалась еще.
   37. Но немного ранее, если не ошибаюсь,
   Чем появился Тот, кто великую добычу
   Захватил у Диса в верхнем круге,
   40. Вся глубокая и смрадная долина
   Так сотряслась, что я подумал, что Вселенную
   Охватила та любовь, которая, по вере некоторых,
   Не однажды обращала мир в хаос.
   И в ту минуту эта древняя скала
   Рухнула и здесь, и в другом месте.
   46. Но устреми взор на долину, ибо близится
   Кровавая река, где кипят те,
   Кто причинял вред ближнему насилием".
   49. О слепая жадность, о безумный гнев,
   Так нас жалящие в краткой жизни,
   А в вечной столь ужасно закаляющие в жертву!
   52. Я увидел большой ров, изогнутый дугою,
   Как тот, что огибает всю равнину,
   Согласно слову моего вожатого:
   55. И меж подножием скалы и рвом вереницею
   Пронеслись кентавры, вооруженные стрелами,
   Как обычно, отправляясь в мире на охоту.
   58. Увидев, что мы спускаемся, они остановились,
   И от их ряда отделилось трое,
   Державших наготове луки и стрелы.
   61. Один из них крикнул: "На какую муку
   Направляетесь вы, сходящие со склона?
   Скажите с места; иначе я выстрелю".
   64. Учитель мой сказал: "Ответ
   Хирону мы дадим отсюда, тотчас;
   Дурны были для тебя твои столь быстрые желанья!"
   67. Затем коснулся меня и сказал: "Это Несс,
   Погибший из-за прекрасной Дейяниры
   И сам отомстивший за себя.
   70. И тот в средине, что смотрит на свою грудь,
   Великий Хирон, выкормивший Ахилла;
   Третий же Фол, всегда полный великой злобы.
   73. Тысячами носятся они вокруг рва
   И мечут стрелы во всякую душу, поднявшуюся
   Из крови более, чем то назначила ей вина".
   76. Мы приблизились к этим проворным тварям.
   Хирон взялся за стрелу и раздвоенным хвостом ее
   Откинул назад бороду от челюстей.
   79. Когда раскрылся огромный рот его,
   Он сказал сотоварищам: "Заметили ли вы,
   Что идущий позади сдвигает все, что тронул?
   82. Так не ступают никогда ноги умерших".
   И добрый Вождь мой, находившийся уже у груди зверя,
   Где соединяются обе его природы,
   85. Ответил: "Он вполне живой, и одному мне
   Надлежит показать ему мрачную долину.
   Необходимость направляет его, а не забава.
   88. Давшая мне это новое поручение
   Оторвалась от пения аллилуийя;
   И он не вор, и я не душа преступника.
   91. Но во имя силы, что влечет
   Шаги мои по столь дикому пути,
   Дай нам одного из твоих.
   94. Пусть он указывает место брода,
   И на его круп сядет мой спутник,
   Ибо он не дух, шествующий по воздуху".
   97. Хирон повернулся в правую сторону
   И сказал Нессу: "Иди, сопровождай их,
   И если встретится другой отряд, отстрани его".
   100. Мы двинулись под надежною охраной
   Вдоль прибрежия кровавого кипенья,
   Где варимые издавали пронзительные крики.
   103. Я видел погруженных по самые ресницы,
   И великий Кентавр сказал: "Это тираны,
   Жившие кровию и жаждою грабежа.
   106. Здесь оплакиваются безжалостные преступленья,
   Здесь находятся Александр и свирепый Дионисий,
   Принесший Сицилии годы скорби.
   109. А этот лоб под столь черными волосами
   Принадлежит Эццелино, а другой, светловолосый,
   Обиццо д'Эсте, который, правда,
   112. Был убит пасынком там, на земле".
   Тогда я обернулся к Поэту, и он сказал:
   "Отныне будет для тебя Несс первым, а я вторым"
   115. Немного далее Кентавр остановился
   Над людьми, по самое горло
   Как бы выдававшимися из этого Буликамэ.
   118. Он показал нам в стороне одинокую тень,
   И сказал: "Этот пред лицом Господа рассек
   Сердце, и ныне почитаемое на Темзе".
   121. Затем увидел я людей, высунувших из потока
   Наружу головы и верх туловища,
   И из них многих я распознал.
   124. Так все более и более мелела
   Эта кровь, покрывая, наконец, лишь ноги,
   И здесь мы перешли вброд через ров.
   127. "Так как в этой части замечаешь ты,
   Что Буликамэ делается все меньше,-
   Сказал Кентавр, -- хочу, чтобы ты верил,
   130. Что со стороны другой он все сильнее давит
   На свое дно, доколе не достигнет места,
   Где положено стенать тиранам.
   133. Божественная справедливость там язвит
   Того Атиллу, что был бичом на земле,
   И Пирра, и Секста; и вечно выдаивает
   136. Слезы, расходящиеся в кипенье,
   У Риньер да Корнето, и у Риньер Пацци,
   Столько воевавших по дорогам".
   139. Затем он повернулся, и вновь пересек лужу.

Песнь тринадцатая
Второе кольцо седьмого круга. Насильники над собою. -- Гарпии. -- Пиер делле Винье. -- Сиенец Лано. -- Рокко де Моцци

   1. Несс не успел еще перейти на тот берег,
   Как мы вступили уже в рощу,
   Не отмеченную ни одной тропой.
   4. Не зеленые листья, но темного цвета,
   Не гладкие ветви, но в узлах, изогнутые,
   Не плоды были там, а ядовитые шипы.
   7. Нет столь колючих и густых чащ
   У диких зверей, которым ненавистны
   Обитаемые места между Чечиной и Корнето.
   10. Здесь вьют свои гнезда злобные Гарпии,
   Изгнавшие троянцев со Строфад
   С горьким предсказанием будущих бед.
   13. У них широкие крылья, шеи и лица человечьи,
   Лапы с когтями, большие животы в перьях;
   Они стонут, сидя на странных деревьях.
   16. И мой добрый Учитель обратился так:
   "Прежде чем входить далее, знай, что ты
   Во втором кольце, и будешь находиться в нем,
   19. Пока не дойдешь до страшного Песка.
   Итак, внимательно присматривайся: и увидишь
   То, чему ты не поверил бы в моем рассказе".
   22. Я слышал отовсюду несущиеся стоны
   И не видел тех, кто издавал их,
   Потому в полном смущении остановился.
   25. Я думаю, что он думал, будто я думаю,
   Что эти звуки исходили из груди
   Людей, которые прятались от нас.
   28. "Если, -- сказал Учитель, -- ты сломаешь
   Какой-либо сучок с одного из этих деревьев,
   То твои мысли о них изменятся".
   31. Тогда я протянул руку немного вперед,
   И сорвал веточку большого терновника,
   А ее ствол вскричал: "Зачем ломаешь меня?"
   34. И при этом весь он потемнел от крови.
   Затем снова воскликнул: "Зачем меня дерешь?
   Разве нет у тебя никакой жалости?
   37. Людьми были мы, а теперь стали сучьями.
   Твоя рука должна бы быть почтительнее с нами,
   Если б даже мы оказались душами змей".
   40. Как сырое полено, что горит
   С одного конца, а с другого стонет
   И трещит от выходящего воздуха,
   43. Так из этого обломка выходили вместе
   Слова и кровь; я же представил верхушке
   Пасть, а сам стоял, как человек боящийся.
   46. "О чувствительная душа, -- ответил мой Мудрец,-
   Если бы он раньше мог поверить,
   Тому, что видел, лишь по моей поэме,
   49. Он не поднял бы на тебя руку.
   Но невероятность этого заставила меня
   Советовать ему то, что и мне самому тягостно.
   52. Но скажи ему, кто был ты, чтобы как
   Некое возмещение оживилась твоя слава
   На земле, куда ему дозволено вернуться".
   55. И ствол: "Так ты прельщаешь меня ласковою речью,
   Что не могу молчать; и пусть не удручает вас,
   Если я вдамся несколько в рассуждения.
   58. Я тот, кто обладал обоими ключами
   От сердца Фридриха, и поворачивал их,
   Закрывая и открывая, так мягко,
   61. Что стал его единственным доверенным,
   И столь предан был я славной должности,
   Что за это заплатил жизнью.
   64. Блудница, никогда не сводившая
   Бесстыдных глаз с приюта Цезаря,
   Общая погибель и язва всех дворов,
   67. Воспламенила против меня все души,
   И воспламененные так воспламенили Повелителя,
   Что светлые почести обратили в скорбный траур.
   70. Дух мой, в пронзительном порыве,
   Полагая, что смертию избежит презрения,
   Неправедно поступил со мной, праведным.
   73. Юными корнями этого дерева
   Клянусь вам, что никогда не изменял
   Своему господину, столь достойному почитания.
   76. И если кто-либо из вас вернется в мир,
   Да укрепит он память обо мне,
   Еще поверженную ударом зависти".
   79. Поэт немного подождал и так как тот умолк,
   Сказал мне: "Не теряй же времени,
   Но говори, а если больше нравится, то спрашивай".
   82. И я: "Предложи сам вопрос,
   О том, что, полагаешь, удовлетворило бы меня.
   Я же не могу; так подавляет меня жалость".
   85. Он снова начал: "Этот человек сделает
   Добровольно то, о чем ты просишь,
   Плененный дух, но благоволи и ты
   88. Сказать нам, как завязывается душа
   В эти узлы, и сообщи, если возможно,
   Освободилась ли хоть одна от подобных членов".
   91. Тогда глубоко вздохнул ствол и
   Обратилось его дуновение в такие слова:
   "Короток будет мой ответ вам.
   94. Когда удаляется свирепая душа
   Из тела, откуда сама себя вырвала,
   Минос посылает ее в седьмое устье.
   97. Она падает в лес и там не назначено ей места;
   Но куда закинет ее судьба,
   Там прозябает она, как зерно проса.
   100. Подымается побегом и одичалым растением:
   Затем Гарпии, питаясь ее листьями,
   Доставляют ей боль и дают боли выход.
   103. Как все, мы возвратимся к нашим телам,
   Но никто из нас не облечется в них,
   Ибо нельзя обладать тем, что сам у себя отнял.
   106. Мы повлечем их сюда, и в горестном
   Лесу будут повешены наши тела,
   Каждое на терновнике томящейся его души".
   109. Мы продолжали еще слушать ствол,
   Полагая, что он что-нибудь добавит;
   Но вдруг нас поразил шум,
   112. Какой слышит охотник при приближении
   Вепря и собак к месту, где он стоит,
   Когда ему доносится бег зверей и треск веток.
   115. И вот с левой стороны появились двое
   Нагих и исцарапанных, мчавшихся столь быстро,
   Что ломали свежие побеги по пути.
   118. Опередивший взывал: "Приди же, Смерть, приди!"
   А другой, кому казалось, что он чересчур отстал,
   Кричал: "Лано, не были так проворны
   121. Твои ноги в бою при Пиеве дель Топпо!"
   И, возможно потому, что у него захватило дух,
   Он прислонился к кустику, сливаясь с ним.
   124. Позади же них весь лес был полон
   Черных псиц, жадных и несшихся
   Как стая борзых, спущенных с привязи.
   127. В того, что спрятался, вонзили они зубы
   И разорвали его на клоки,
   А затем растащили страждущие члены.
   130. Тогда взял меня мой Вожатый за руку,
   И подвел к кустику, плакавшему
   Тщетно своими кровоточащими ранами.
   133. "О Якопо, -- сказал он, -- да Сайт Андреа,
   Помогло ли тебе, что ты меня выбрал защитой?
   Разве виноват я в твоей порочной жизни?"
   136. Когда Учитель остановился над ним,
   То произнес: "Кем был ты, через столько ран
   С кровью испускающий скорбную речь?"
   139. И он нам: "О вы, души, что явились
   Увидать бесславное мучение,
   Так оторвавшее от меня листья,
   142. Соберите их вокруг печального деревца.
   Я был из города, что заменил Крестителем
   Своего первого покровителя; и посему первый
   145. Всегда будет печалить его своим искусством;
   И если бы на мосту чрез Арно
   Не оставался еще некий его образ;
   148. То граждане, что восстановили город
   Из пепла, оставшегося после Атиллы,
   Совершили бы свой труд напрасно.
   151. Я же собственный дом обратил для себя в виселицу".

Песнь четырнадцатая
Третье кольцо седьмого круга. Насилие над Богом. -- Капаней. -- Критский старец. -- Адские реки

   1. Так как любовь к родному краю
   Охватила меня, я собрал разбросанные листья
   И возвратил их тому, кто уже хрипел.
   4. Затем мы подошли к месту, отделяющему
   Второе кольцо от третьего, и где
   Видно ужасное действие правосудия.
   7. Чтобы лучше показать это новое,
   Скажу, что мы пришли к равнине,
   Удаляющей из своего лона всякое растение.
   10. Лес скорби опоясывает ее,
   Как и его окружает печальный ров.
   Тут мы остановились, у самой опушки.
   13. Все было под глубоким и сухим песком,
   Не иного рода, нежели тот,
   Что попирали некогда стопы Катона.
   16. О возмездие Господа, как должен
   Трепетать перед Тобою всякий, кто прочтет,
   Что видел я собственными глазами!
   19. Целые стада нагих душ я видел,
   Плакавших достаточно жалобно;
   И, казалось, каждой предназначено свое.
   22. Некоторые из них лежали на спине,
   Другие же сидели, задумавшись глубоко,
   А иные шествовали непрерывно.
   25. Тех, что двигались по кругу, было больше,
   А тех меньше, кто терзался распростертым,
   Но более был расположен их язык к жалобам.
   28. На весь этот песок, медленно падая,
   Стекали широкие огненные хлопья,
   Как идет тихий снег в Альпах;
   31. Подобно тому как Александр в знойных областях
   Индии видел падающие на войско
   Языки пламени, неугасавшего и на земле,
   34. Так что он повелел своим отрядам
   Топтать почву, чтобы огненный пар
   Лучше угасал, пока его еще немного,
   37. Так сходил этот вечный жар,
   И песок загорался, как под огнивом
   Трут, дабы удваивать страданья.
   40. Без отдыха продолжалась пляска
   Несчастных рук, то здесь, то там
   Отталкивавших от себя новые ожоги.
   43. Я начал так: "Учитель, ты, победивший
   Все кроме мощных демонов,
   Вышедших у ворот нам навстречу:
   46. Кто этот огромный, якобы безучастный
   К пожару, лежащий злобно и скорчившись,
   Так что дождь будто бы не укрощает его?"
   49. И сам лежавший, когда заметил,
   Что я спрашиваю Вождя о нем,
   Вскричал: "Каким я был в живых, таков и мертвый!
   52. Если бы Юпитер утомил своего кузнеца,
   У которого взял, в гневе, острую молнию,
   Поразившую меня в последний день жизни,
   55. Или если бы утомил всех поочередно
   В черной кузнице Монджибелло,
   Крича: "Помоги, помоги, добрый Вулкан!",
   58. Как он сделал в битве при Флегре,
   И пускал бы в меня стрелы изо всей силы:
   Все-таки его месть не была бы радостна".
   61. Тогда Вождь мой сказал с такою силой,
   Какой я не слышал ранее в его речи:
   "О Капаней, так как не уменьшается
   64. Твоя гордыня, ты наказан сильнее;
   Никакое терзание, кроме твоей злобы,
   Не сравнялось бы с мукою твоего бешенства".
   67. Затем он обратился ко мне более мягко,
   Говоря: "Это был один из семи царей,
   Осаждавших Фивы; он презирал, и кажется,
   70. Презирает Бога, и мало, кажется, молит его.
   Но, как я сказал ему, такая злобность
   Должным образом украшает его сердце.
   73. Теперь же иди за мной и наблюдай, чтобы
   Твои ноги не ступали на сожженный песок,
   Но всегда удерживай их вблизи дубравы".
   76. В молчании приблизились мы к тому месту, где
   Из леса выбивается крошечная речка,
   Чья кровавость и сейчас ужасает меня.
   79. Как из Буликамэ вытекает ручей,
   Который делят потом между собою грешницы,
   Так же сбегал вниз по песку и этот.
   82. Его дно и оба прибрежных склона
   Были из камня, как и края берегов;
   Потому я и решил, что путь наш здесь.
   85. "Среди всего, что показывал я тебе
   С тех пор, как мы вошли во врата,
   Чей порог ни для кого не замкнут,
   88. Пред твоим взором не было ничего
   Замечательнее этого ручья,
   Гасящего над собой всякое пламя".-
   91. Таковы были слова моего Вождя;
   И я просил, чтобы он дал мне и пищу,
   Желание которой уже дал.
   94. "Посреди моря лежит опустошенная страна, -
   Сказал он тогда, -- называемая Критом,
   При чьем царе мир был еще невинен.
   97. Там есть гора, некогда украшенная
   Водами и лесами, называвшаяся Ида;
   Ныне она пустынна, как и все древнее.
   100. Рея некогда избрала ее верною колыбелью
   Своему сыну, и чтобы лучше скрыть его,
   Когда он плакал, заставляла издавать шум.
   103. Внутри горы восстает великий старец,
   Обращенный плечами к Дамиетте,
   И смотрит на Рим, как в свое зеркало.
   106. Голова его из лучшего золота,
   Из чистого серебра руки и грудь,
   И туловище до паха из меди:
   109. А книзу весь он из отменного железа,
   Кроме правой ноги из обожженной глины,
   На которую больше опирается, чем на другую.
   112. Весь он, исключая золота, изрезан
   Трещинами, откуда капают слезы,
   И, скопляясь, протачивают ту пещеру.
   115. Путь их направляется в эту долину.
   Они рождают Ахерон, Стикс и Флегетон,
   Затем нисходят по тому узкому желобу
   118. Туда, ниже чего нельзя спуститься.
   Там образуется Коцит, и каков тот пруд,
   Увидишь, потому не говорю сейчас о нем".
   121. И я ему: "Если этот ручей
   Так исходит из нашего мира,
   Почему лишь здесь является он нам?"
   124. И он мне: "Ты знаешь, что это место кругло,
   И хотя бы ты прошел по нем далеко,
   Спускаясь влево, все ниже в глубину,
   127. Полного круга ты еще не сделал;
   Поэтому, если встретишь что-либо новое,
   Оно не должно вызвать удивления на твоем лице".
   130. И я опять: "Учитель, где же здесь
   Флегетон и Лета; о последней ты умалчиваешь,
   А о первом говоришь, что он рождается из этих слез?"
   133. "Все твои вопросы нравятся мне,-
   Ответил он, -- но кипение красных вод
   Должно вполне разрешить один из них.
   136. Лету же ты увидишь, но вне этой ямы,
   А там, куда приходят души омываться,
   Когда искупленная вина отпущена. -
   139. Затем сказал он. -- Уже время отходить
   От леса; постарайся следовать за мной.
   Прибрежья образуют путь, не обжигающий
   142. И над ним гаснет всякий пар".

Песнь пятнадцатая
Третье кольцо седьмого круга. Насильники против природы; содомиты. -- Брунетто Латини. -- Франческо д'Аккорсо. -- Андрея де Моцци

   1. Теперь нас несет твердое побережье,
   И дым ручья так сгущается над ним,
   Что охраняет воду и плотины.
   4. Как фламандцы между Гандом и Брюгге,
   Из страха пред волнами, кидающимися на них,
   Возводят защиты, чтобы море отбегало,
   7. И как строят их падуанцы вдоль Бренты,
   Чтобы охранить свои города и замки,
   Когда Киарентана ощутит тепло;
   10. Подобным образом были сделаны и эти,
   Хотя не столь высокие и толстые,
   Кто бы ни был зодчий, созидавший их.
   13. Мы удалились уже от леса
   Настолько, что я не увидел бы, где он,
   Если бы обернулся назад,
   16. Когда нам повстречался ряд теней,
   Проходивших вдоль плотины; и все они
   Глядели на нас, как смотрят вечером
   19. Друг на друга при новолунии;
   И вперяли в нас свои взоры,
   Как в игольное ушко старик портной.
   22. Так обозревала меня вся эта семья,
   И я был узнан одним, который взял
   Меня за край одежды, воскликнув: "Какое чудо!"
   25. Когда же он протянул мне свою руку, я
   Устремил взор на его сожженный облик,
   Так, что обгорелое лицо не помешало
   28. Взору моему узнать, кто предо мною;
   И склоняя руку к его лицу, Я ответил:
   "И вы здесь, сер Брунетто?"
   31. А он: "О сын мой, не рассердись,
   Если Брунетто Латини повернет с тобою
   Слегка назад, отойдя от прочих".
   34. Я отвечал ему: "Сколько могу, прошу вас,
   И если желаете, чтобы я сел с вами,
   То это сделаю, если спутник позволит".
   37. "О сын, -- сказал он, -- кто из этого стада
   Остановится хоть на минуту, пролежит сто лет,
   Не в силах отмахнуться от ранящего огня.
   40. А потому иди; я же пойду с тобою рядом,
   И затем присоединюсь к остальной шайке,
   Оплакивающей свои вечные мученья".
   43. Я не осмелился спуститься с дороги,
   Чтобы идти с ним вровень; но склонил
   Голову как человек, ступающий почтительно.
   46. Он начал: "Что это за судьба, или рок
   До положенного дня ведущий тебя вниз?
   И кто этот, указывающий тебе путь?"
   49. "Там наверху, в светлой жизни,-
   Ответил я ему, -- я заблудился в некоей долине,
   Не достигнув еще полноты лет.
   52. Но вчера утром я повернул к ней плечи;
   Этот предстал, когда я чуть не возвратился,
   И привел меня к дому этою стезей".
   55. И он мне: "Если будешь следовать за своей звездой,
   Ты не сможешь миновать врат славы,
   Если верно я заметил в милой жизни.
   58. И если бы не столь рано я скончался,
   То видя благосклонность к тебе Неба,
   Я оказал бы тебе в трудах поддержку.
   61. Но неблагодарный, злобный народ,
   Что в древности сошел из Фьезоле,
   И отзывает еще горами и камнем,
   64. Станет тебе, за твое добро, врагом.
   И это так, ибо среди терпких рябин
   Не пристало зреть сладкой фиге.
   67. Давняя слава зовет их в мире слепцами;
   Народ скупой, завистливый и гордый,
   Старайся не грязниться их обычаями.
   70. Тебе судьбою уготована такая честь,
   Что обе партии станут жаждать
   Тебя, но далека будет ягода от их клювов.
   73. Пусть обратят себя самих фьезоланские звери
   В подстилку для скота, но да не трогают растения,
   Если какое-либо вырастает еще на их навозе,
   76. В котором оживет священный посев
   Тех римлян, что остались там, когда
   Было основано гнездо подобного коварства".
   79. "Если б исполнилась вся моя мольба,-
   Ответил я, -- вы не были бы еще
   Изгнаны из человеческого рода,
   82. Ибо в моем уме запечатлелся и сейчас
   Меня печалит дорогой, добрый ваш образ
   Отеческий, когда в земной жизни
   85. Вы научили меня, как входит человек в бессмертие.
   И сколь я благодарен вам, надлежит
   Высказать на моем языке, пока я жив.
   88. Ваш рассказ о моем будущем я записываю
   И храню, чтобы вместе с другим предсказанием
   Их разъяснила Дама знающая, если до нее дойду.
   91. Я хочу лишь, чтобы вам было известно,
   Что к желаниям судьбы я уже готов,
   Лишь бы совесть меня не угрызала.
   94. Не ново для ушей моих такое предвещание,
   И потому пусть вращает Фортуна колесо свое
   Как ей нравится; поселянин же -- свою мотыгу".
   97. Тогда Учитель мой обернулся вправо
   Назад и посмотрел на меня:
   Затем сказал: "Хорошо слушает кто замечает".
   100. Я же шел, и все так же продолжая беседовать
   С серым Брунетто, спросил, кто
   Самые известные и выдающиеся его спутники.
   103. И он мне: "Знать о некоторых хорошо;
   О других похвально было бы умолчать,
   Ибо времени не хватило бы для такой повести.
   106. В общем же знай, что все они были духовные
   И великие писатели, великой славы,
   Все запятнанные в миру одним грехом.
   109. Присциан удаляется с этою скорбною толпою,
   И Франческо д'Аккорсо также и если бы
   Ты захотел подобной пакости -
   112. Мог бы того увидеть, кто слугою слуг
   Был переведен с Арно на Баккильоне,
   Где он и сложил свои исковерканные члены.
   115. Больше сказал бы я, но идти и говорить
   Далее нельзя, ибо я вижу,
   Что там из песка встает новый дым.
   118. Приближаются те, с кем я не должен быть:
   Обращайся к моему "ТЕЗОЮ",
   Где я живу еще; и более не спрашивай".
   121. Затем он повернулся, став подобен тем,
   Кто в Вероне мчится за зеленым сукном
   По полю; казалось, он из тех,
   124. Кто побеждает, а не кто проигрывает.

Песнь шестнадцатая
Третье кольцо седьмого круга. Насильники над природой; содомиты. -- Гвидо Гверра, Теггьяйо Альдобранди и Якопо Рустикуччи. -- Гульельмо Борсьере. -- Водопад. -- Гериои

   1. Я находился уже там, где гул
   Воды, падающей в другой круг,
   Подобен гудению пчел в улье,
   4. Когда три тени одновременно отделились,
   Отбегая от ватаги, проходившей
   Под дождем едкого мучения.
   7. Они приблизились к нам и кричали:
   "Остановись, ты, по одежде кажущийся
   Родом из порочной нашей страны".
   10. О, сколько ран увидел я на их телах,
   Свежих и старых, нанесенных пламенем,
   Еще и посейчас скорблю, лишь о них вспомню.
   13. При их криках Учитель мой остановился,
   Обратил лицо ко мне и сказал: "Теперь
   Подожди, с этими следует быть учтивым.
   16. И если бы ранящий огонь не был
   Свойствен этому месту, я бы сказал,
   Что скорей тебе следовало бы спешить, чем им".
   19. Они вновь начали, когда мы остановились,
   Давнюю жалобу; и подошедши к нам,
   Все трое образовали из себя круг.
   22. Как обычно делают борцы, голые и намасленные,
   Примериваясь к жертве и соображая преимущества,
   Прежде чем начать бой и наносить удары,
   25. Так в кружении каждый обращал
   Ко мне лицо, и обратно шеям
   Совершили ноги непрерывное движение.
   28. "Увы, хотя горестность этого зыбкого места,
   И его окраска и обнаженность, -- начал один из них, -
   Располагают презирать и нас и просьбы наши,
   31. Все же да подвигнет наша слава твою душу
   Сказать, кто ты, чьи живые ноги
   Попирают Ад столь уверенно.
   34. Этот, по чьим следам, видишь, я ступаю,
   Сколь ни наг, ни общипан, шествуя сейчас,
   Принадлежал к роду высшему, чем ты думаешь.
   37. Он был внуком доброй Гвальдрады,
   Гвидо Гверра звали его, и в своей жизни
   Совершил он достаточно разумом и мечом.
   40. Другой, топчущий за мною песок, -- Теггьяйо
   Альдобранди, голос коего
   Надлежало бы получше слушать там на земле.
   43. И я, вознесенный на крест вместе с ними,
   Был Якопо Рустикуччи; и право,
   Надменная жена более всего навредила мне".
   46. Если бы я был в безопасности от огня,
   То бросился бы туда к ним вниз;
   И думаю, Наставник не противился бы этому.
   49. Но так как я обжегся бы и сжарился,
   То боязнь победила мое доброе намерение,
   Побуждавшее меня обнять их.
   52. Затем я начал: "Не презрение, но боль
   За вашу участь так овладела мною,
   Что долго я не мог избавиться от нее,
   55. Как только этот Повелитель мой сказал
   Слова, давшие мне понять, что
   Приближаются такие люди, как вы.
   58. Из вашей страны я и всегда
   С горячностью передавал и выслушивал все
   О ваших подвигах и почтенных именах.
   61. Я покидаю горечь и иду за сладкими плодами,
   Обещанными мне праведным Вождем,
   Но прежде мне надлежит спуститься вглубь".
   64. "Пусть долго еще сопровождает душа
   Тело твое, -- ответил он тогда, -
   И пусть светится твоя слава после тебя.
   67. Изящество и доблесть, скажи, живут ли еще
   В нашем городе, как подобает,
   Или все это изгнано из него?
   70. Ибо Гульельмо Борсьере, страждущий с нами
   Еще недолго, и с другими идущий,
   Не мало мучит нас своим рассказами".
   73. "Новые люди и внезапные обогащенья
   Породили гордость и распущенность в тебе,
   Флоренция, и ты сама себя оплакиваешь",-
   76. Так вскричал я, подняв голову.
   Три же тени, принявшие это за ответ,
   79. Взглянули друг на друга, как смотрят, слыша истину.
   "Если и во всех случаях так легко для тебя, -
   Ответили они, -- удовлетворить ближнего,
   То счастлив ты, говоря подобным образом.
   82. Потому, если выйдешь из этих мрачных мест
   И, возвратясь, увидишь чудные звезды,
   То когда захочется тебе сказать: "Я был там",
   85. Сделай, чтобы говорили и о нас".
   Затем они нарушили круг, и в беге
   Крыльями казались их проворные ноги.
   88. Нельзя было бы произнести аминь
   Столь быстро, как они исчезли,
   Поэтому Учитель рассудил тронуться.
   91. Я следовал за ним, и пройдя немного,
   Мы услышали гул воды так близко,
   Что слова наши почти заглушались ею.
   94. Как та река, что обладает собственным путем,
   Сперва от Монтевезо на восток,
   С левого склона Апеннин,
   97. Называющаяся вверху Аквакета, а затем
   Изливающаяся в низменное ложе
   И в Форли меняющая имя;
   100. Как ревет она, свергаясь одним махом
   С крутизны гор, над Сан Бенедетто,
   Который должен был бы приютить тысячи;
   103. Так свергнувшись со скалы вниз,
   Гудела эта красноватая вода,
   Которая могла бы и вовсе оглушить.
   106. Я был обвязан некоей веревкой,
   И с ее помощью однажды думал
   Уловить пантеру с пятнистой шкурой.
   109. А затем, снявши ее с себя,
   Как приказал мне Вождь,
   Я подал ее ему, свернув клубком.
   112. Тогда он обратился в правую сторону,
   И довольно далеко от берега
   Бросил ее вниз, в глубокую пропасть.
   115. "Что-либо новое должно ответить,-
   Сказал я себе, -- на новый знак,
   За которым следит взор Учителя.
   118. О, сколь осторожным следует быть
   С теми, кто не только видит действия,
   Но проникает разумом и в мысли!"
   121. Он мне сказал: "Скоро подымется наверх
   То, чего жду и что тебе мерещится;
   Скоро надлежит ему явиться тебе".
   124. Всегда человек должен закрывать уста, сколько может,
   Перед истиной, имеющей вид лжи,
   Ибо она безвинно опозоривает его.
   127. Но здесь я не могу молчать и стихами
   Этой Комедии, клянусь тебе, читатель,
   Да не лишатся они долгой благосклонности,
   130. Что я видел, как по мутному и темному воздуху
   Приближался, плывя вверх, некий образ,
   Удивительный даже для мужественного сердца;
   133. Подобно этому выныривает спускавшийся в воду,
   Чтобы освободить якорь, зацепившийся
   За скалу или за нечто иное в море,
   136. И, распростирая руки, поджимает ноги.

Песнь семнадцатая
Третье кольцо седьмого круга. Насильники над природой; ростовщики. -- Герион. -- Скровиньи. -- Буйямонте. -- Поэты сходят в восьмой круг

   1. "Вот зверь с остроконечным хвостом,
   Проходящий через горы, рушащий стены и оружия,
   Вот он, наполняющий весь мир зловонием", -
   4. Так обратился ко мне мой Вождь,
   И сделал ему знак приблизиться к краю
   Мраморной дорожки, по которой проходили мы.
   7. И этот отвратительный образ обмана
   Явился и приблизил голову и грудь,
   Но не вытащил на берег своего хвоста.
   10. Лицо его представлялось лицом настоящего человека,
   Столь гладка была снаружи его кожа,
   Все же остальное туловище змеиное.
   13. Две волосатые до подмышек лапы были у него.
   Спина же и грудь, и оба бока
   Испещрены узлами и кружочками.
   16. Более пестрых тканей не изготовляли
   Никогда ни турки, ни татары,
   И не пряла подобных даже и Арахнэ.
   19. Как иногда стоял у берега лодки,
   Частию в воде, частию на суше,
   И как там, у обжор немцев,
   22. Приседает бобер, готовясь к охоте,
   Так держался и мерзейший зверь
   У рубежа, опоясывающего камнем пески.
   25. В пустоте извивал он свой хвост,
   Поднимая вверх ядовитую развилину,
   Вооружавшую его конец наподобие скорпиона.
   28. Вождь сказал: "Теперь надлежит нашему пути
   Отклониться немного к этому
   Злобному животному, растянувшемуся там".
   31. Поэтому мы спустились вправо
   И прошли десять шагов по краю,
   Чтобы лучше избежать песка и пламени.
   34 И когда приблизились к нему,
   Несколько далее увидел я на песке
   Людей, сидевших недалеко от пропасти.
   37 Здесь мне сказал Учитель: "Чтобы ты имел
   Полное понятие об этом круге,
   Иди теперь и посмотри на участь их.
   40. Да будут там недолги твои слова.
   До твоего возвращения я поговорю с этим,
   Чтобы он уступил нам крепкие свои плечи".
   43. Так к самому последнему пределу
   Того седьмого круга, в полном одиночестве,
   Направился я; там сидели горестные люди.
   46. Глазами выдавали они свою скорбь.
   Туда, сюда устремляли они руки,
   Укрываясь ими и от пара, и от горячего песку.
   49. Не иначе летом отбиваются собаки
   То мордами, то лапами, когда их кусают
   Блохи, или мухи, или овода.
   52. Обратив взор на лица некоторых,
   На кого падал мучительный огонь,
   Я не узнал никого, но заметил,
   55. Что на их шеях висели кошели
   Известного цвета и с известным знаком,
   И, казалось, что их взоры паслись на них.
   58. И когда разглядывая я подошел к ним,
   То на одной желтой сумочке увидел
   Голубое с обликом и видом льва.
   61. Затем, продолжая путь своего взгляда,
   Я усмотрел другую суму, краснее крови,
   С изображением гуся белее масла.
   64. И тот, чей голубой и толстой свиньей
   Был отмечен белый мешочек,
   Сказал мне: "Что делаешь ты в этой яме?
   67. Уйди отсюда, и так как ты еще не умер,
   Знай, что мой сосед Виталиано
   Будет сидеть здесь, слева от меня.
   70. Среди этих флорентинцев я из Падуи,
   Часто оглушают они мой слух
   Криками: "Выходи, самый главный,
   73. Неси суму с тремя клювами".
   Затем он скривил рот и высунул
   Язык, как бык, облизывающий ноздри.
   76. И я, боясь остаться дольше, чтоб не огорчить
   Того, кто наставлял меня побыть немного,
   Повернул назад от душ усталых.
   79. Я застал Вождя моего уже сидящим
   На крупе дикого животного;
   И он сказал мне: "Будь же тверд и мужествен.
   82. Отсюда сходят лишь по таким лестницам;
   Садись вперед, я хочу быть посредине,
   Чтобы хвост не причинил тебе вреда".
   85. Как тот, к кому столь близок озноб четырехдневной
   Лихорадки, что у него побелели уже ногти,
   И он дрожит от одного взгляда на тень,
   88. Таков стал я при этих словах;
   Но его угрозы привели меня в стыд,
   Делающий слугу сильным при достойном господине.
   91. Я сел на эти огромные плечи.
   Так я хотел сказать: "Обними же меня",
   Но голос не повиновался мне, как я надеялся.
   94. А тот, кто не однажды помогал мне
   Раньше, лишь только я взобрался,
   Крепко обвив меня руками, поддержал.
   97. И сказал: "Трогайся же, Герион,
   Пусть круги будут шире, а спуск отложе;
   Помни о новой ноше, которую несешь".
   100. Как, отчаливая, отходит судно
   Все назад, назад, так и он снялся,
   И когда почувствовал себя вполне на воле,
   103. Туда, где была грудь, повернул хвост
   И, выпрямив, двинул им подобно угрю,
   И лапами забирал под себя воздух.
   106. Не думаю, чтобы больший страх охватил
   Фаэтона, когда он выпустил вожжи,
   Благодаря чему небо, как и сейчас видно, сожглось.
   109. Или бедного Икара, когда он почувствовал,
   Что спина его лишается перьев от нагревавшегося воску,
   А отец крикнул ему: "Твой путь неверен!",
   112. Чем было и со мною, когда я увидел, что
   Со всех сторон вокруг воздух, где ничего
   Нельзя рассмотреть кроме животного.
   115. Оно удаляется, плывя тихо-тихо,
   Кружит и спускается, но я замечаю это лишь потому,
   Что в лицо и снизу дует мне ветер.
   118. Я слышал уже, что с правой стороны
   Под нами ужасающе бурлит водоворот,
   Поэтому опустил вниз голову и глаза.
   121. Тогда я еще более побелел при виде бездны,
   Ибо усмотрел огни и услыхал стоны,
   И, весь затрепетав, я съежился.
   124. А затем увидел, чего не видел ранее:
   Кругообразный спуск, в смене великих мук,
   Приближавшихся с различных сторон.
   127. Как сокол, долго державшийся на крыльях,
   Не видя ни приманки и ни птицы,
   Которому охотник говорит: "Ах, возвращайся!",
   130. Усталый спускается оттуда, где летал проворно,
   Сотнею кругов, и садится далеко
   От своего хозяина, злой и недовольный,
   133. Так ссадил нас в глубине Герион,
   У самого подножия рухнувшей скалы,
   И, освободившись от наших тел
   136. Умчался, как стрела из лука.

Песнь восемнадцатая
Восьмой круг; первый лог. Сводники и соблазнители. -- Венедико Каччианимико. -- Язон. -- Второй лог. Льстецы. -- Алессио Интерминеи

   1. Злыми логами именуется в Аду место,
   Все из камней железистого цвета,
   Как и ограда, окружающая его.
   4. В самой середине злостного поля
   Зияет колодец, довольно широкий и глубокий,
   Об устройстве коего скажу, где следует.
   7. Итак, тот пояс, что остается между
   Колодцем и подножием высокого крепкого берега,
   Кругообразен и глубь его разделена на десять долин.
   10. Какой вид имеет та часть замка,
   Где для охранения стен
   Множество рвов опоясывают его,
   13. Так представлялись здесь и они.
   И как в тех крепостях с их порога
   Перекинуты на другой берег мостики,
   16. Так от подножия скалы воздымались
   Каменные гряды, пересекавшие плотины и рвы
   Вплоть до колодца, обрубавшего и поглощавшего их.
   19. В этом месте сброшенные со спины
   Гериона оказались мы, и Поэт
   Пошел налево, а я двинулся за ним.
   22. Справа я увидел новые горести,
   Новые пытки и новых палачей,
   Которыми наполнялся первый лог.
   25. На дне его были нагие грешники:
   От середины одни двигались нам навстречу,
   Другие же шли с нами, но быстрее.
   28. Так римляне, при стечении народа
   В год Юбилея, установили проход
   По мосту в определенном виде.
   31. Одна сторона для всех, кто смотрит
   На Кастелло и идет к Сан-Пьетро,
   А другая для идущих к холму.
   34. Там и сям на мрачном утесе
   Видел я рогатых демонов с огромными бичами,
   Которые жестоко били грешников по задам.
   37. О, как взлетали их ноги
   При первом же ударе, и уж никто
   Не ожидал второго и третьего!
   40. И вот глаза мои встретили
   Одного и я тотчас сказал:
   "Где-то я уже видел этого".
   43. Чтобы рассмотреть его, я приостановился,
   И добрый Вождь также замедлился со мной,
   Дозволив мне отойти немного назад.
   46. И тот бичуемый полагал, что укроется,
   Склонив лицо, но это мало помогло ему;
   Ибо я сказал: "Ты, воззрившийся в землю,
   49. Если внешность, которою обладаешь, не ложна,
   Ты Венедико Каччианимико;
   Но что ведет тебя к столь едким приправам?"
   52. И он мне: "Говорю об этом неохотно,
   Но принуждает к тому ясная твоя речь,
   Заставляющая вспоминать о былом мире.
   55. Я был тем, кто прекрасную Гизолу
   Отдал в полную власть Маркиза,
   Как бы ни гласило о том гнусное повествованье.
   58. И не один плачу я здесь, болонец:
   Напротив, так полно ими это место,
   Что столько языков не говорит ныне
   61. Sipa между Савеною и Рено:
   И если хочешь получить уверенность и подтвержденье,
   То вспомни лишь о нашей жадности".
   64. Когда он говорил это, демон ударил его
   Своим ременным кнутом, воскликнув: "Прочь,
   Сводник, здесь нет женщин для забав".
   67. Я присоединился к своему спутнику.
   Через несколько шагов мы подошли
   К некоему утесу, выдававшемуся из берега.
   70. Без затруднения взошли мы по нем
   И, повернув направо, по его хребту
   Покинули эти вечные круги.
   73. Когда оказались мы там, где внизу
   Зияет в нем отверстие для прохода бичуемых,
   Вождь сказал: "Остановись и пусть метнутся в тебя
   76. Лица этих остальных отверженных,
   Которых ты не видел еще спереди,
   Ибо они шли вместе с нами".
   79. С древнего моста смотрели мы на вереницу,
   Приближавшуюся к нам от другой шайки,
   И которую также хляскал бич.
   82. Добрый Учитель, не ожидая моего вопроса,
   Сказал: "Взгляни на этого высокого, что шествует,
   И в муке, видимо, не проливает ни одной слезы.
   85. Сколь царствен все еще его вид!
   Это Язон, что смелостью и разуменьем
   Отнял руно у жителей Колхиды.
   88. Проездом он посетил остров Лемнос,
   Где отважные, безжалостные женщины
   Предали всех своих мужчин смерти.
   91. Там излияниями и пышными словами
   Он обманул юную Ипсипилу,
   Которая ранее того обманула всех других.
   94. Он покинул ее беременную, в одиночестве.
   За такую вину он терпит такую муку,
   А также за Медею возмещается ему.
   97. С ним идут те, кто обманывает так же:
   И этого довольно знать о первой долине
   И о тех, кто в ней терзается".
   100. Мы были уже там, где узкая тропа
   Скрещивается со второй плотиной
   И образует из нее плечи следующей арки.
   103. Оттуда мы услышали, как стонут тени
   В другом логу и как фыркают ноздрями,
   И бьют сами себя ладонями.
   106. Прибрежья были покрыты корой плесени
   От испарений снизу, которые оседали там,
   Затевая ссору с обонянием и глазом.
   109. Дно это столь темно, что дабы его видеть,
   Надо выбираться на вершину
   Арки, где утес более высок.
   112. Туда пришли мы, и оттуда в глубине рва
   Увидел я людей, погруженных в испражнения,
   Как будто спущенные из человеческих нужников.
   115. И когда я устремил взор вниз,
   То увидел голову, так измазанную дерьмом,
   Что неизвестно было, мирянин это или же духовный.
   118. Он крикнул мне: "Почему столь жадно ты
   Рассматриваешь меня, а не других мерзких?"
   И я: "Ибо если память мне не изменяет,
   121. Я видел тебя некогда с сухими волосами,
   И ты Алессио Интерминеи из Лукки,
   Поэтому гляжу внимательнее на тебя, чем на других".
   124. Тогда он хлопнул себя по башке:
   "Меня свела в эту глубь льстивость,
   Для которой был всегда не сыт мой язык".
   127. После чего Вождь: "Склони, -- сказал мне,-
   Несколько вперед свое лицо,
   Дабы глаза лучше разглядели облик
   130. Этой грязной девки с растрепанными волосами,
   Что чешется своими дерьмовыми ногтями,
   И то садится на корточки, то встает.
   133. Это Таисия, блудница, ответившая
   Своему любовнику, когда он сказал: "Очень ли
   Ты ко мне благосклонна?" -- "Да, необычайно".
   136. И на этом насытились наши взоры.

Песнь девятнадцатая
Круг восьмой; лог третий. Симоииаки. -- Папа Николай III

   1. О, Симон маг и его жалкие последователи,
   Вы, хищники, что Божественные дела,
   Кои с доблестью должны были обручаться,
   4. За золото и серебро предали поруганию,
   Надлежит ныне и над вами возгреметь трубе,
   Ибо и вы в третьем логе.
   7. Мы уже были, взойдя над следующей
   Могилой, в той части гряды,
   Что над серединою подымается отвесно.
   10. О, высшая Премудрость, каково твое искусство,
   Являемое в небе, на земле и в злом мире.
   И как праведно распределяет твоя добродетель!
   13. Я увидел, что на боках своих и на дне весь
   Мертвенно-бледный камень полон дыр,
   Одинаковой ширины, и все они круглы.
   16. Они не показались мне полнее или больше
   Тех, что в моем чудном С. Джованни
   Устроены для мест купелей;
   19. Из них одну, несколько лет назад,
   Разбил я, спасая утопавшего в ней,
   И да будет это свидетельством истины для всех.
   22. Из отверстий выступали наружу
   Ноги грешника и голени,
   До икр; остальное же находилось внутри.
   25. У всех них пылали огнем обе подошвы
   И потому так сильно дергались суставы,
   Что разорвали бы и крученые веревки, и витые.
   28. Как обычно, когда горят намасленные вещи,
   Пламя передвигается по самой поверхности,
   Так было и тут, от пяток до концов пальцев.
   31. "Кто этот, Учитель, -- сказал я,-
   Что, дрыгая, беснуется более других,
   И кого сосет более красное пламя?"
   34. И он мне: "Если хочешь, чтобы я свел тебя
   Вниз по тому берегу, уходящему вглубь,
   То узнаешь от него о нем и его грехах".
   37. И я: "То хорошо для меня, что тебе нравится.
   Ты господин, и ты знаешь, что я не удаляюсь
   От твоего желания; и знаешь то, о чем умалчиваю".
   40. Тогда мы вышли на четвертую плотину,
   Повернули и спустились в левую сторону,
   На дно, тесное и усеянное дырами.
   43. И добрый Учитель, еще не отделив
   Меня от своего бедра, подвел к отверстию,
   Где ногами плакался этот грешник.
   46. "О, кто бы ни был ты, опрокинутый вниз верхом,
   Печальная душа, вбитая как кол,-
   Начал я, -- если можешь, произнеси слово".
   49. Я стоял подобно иноку, что исповедует
   Коварного убийцу, зарываемого в землю,
   Который призывает его, чтобы оттянуть смерть.
   52. И он вскричал: "Ты уже здесь,
   Ты уже здесь, Бонифаций?
   На годы обмануло меня предсказание.
   55. Так ли быстро ты насытился имуществом,
   Для которого не побоялся обманом обручиться
   С Прекрасной Дамою и затем осквернить ее?"
   58. Я сделался как те, которые стоят,
   Не понимая слов, к ним обращенных,
   Почти смущенные, не зная, что им отвечать.
   61. Тогда сказал Вергилий: "Отвечай ему кратко:
   Я ведь не тот, не тот, о ком ты думаешь".
   И я ответил, как он повелел.
   64. На это дух скорчил обе свои ноги,
   Затем вздохнул, голосом жалобным
   Сказал мне: "Что же ты спрашиваешь у меня?
   67. Если желанье знать, кто я, так тебя давит,
   Что для этого ты спустился с берега,
   То знай, что я носил великую мантию
   70. И действительно был сыном медведицы,
   Столь алчным к благоденствию медвежат,
   Что на земле имущество, а здесь себя кинул в кошель.
   73. Ниже моей головы затиснуты другие,
   Мои предшественники в симонии,
   Распластанные по расщелине камня.
   76. Вниз провалюсь так же и я, когда
   Придет тот, за кого я тебя принял,
   Задав тебе этот внезапный вопрос.
   79. Но дольше жарил уже я свои ноги,
   И стоял так, полувверху, полувнизу,
   Чем проторчит он, с красными ногами,
   82. Ибо после него придет за худшие дела
   Пастырь с запада, нарушитель закона,
   Такому-то и надлежит прикрыть обоих нас.
   85. Это будет новый Язон, о котором сказано
   У Маккавеев; и как к тому был мягок
   Его царь, так и к этому будет правящий Францией".
   88. Не знаю, не был ли я слишком дерзок,
   Отвечая ему следующими словами:
   "О, скажи теперь мне, какого же сокровища
   91. Пожелал Господь от Апостола Петра,
   Когда отдал в его власть ключи?
   Воистину лишь позвал: "Следуй за мною".
   94. Ни Петр, и ни другие не потребовали у Матфея
   Золота или серебра, когда ему досталось
   Место, утерянное преступною душою.
   97. Стой же здесь, ибо ты праведно наказан,
   И хорошо храни плохо доставшиеся деньги,
   Побудившие тебя выступить против Карла.
   100. И если бы не сдерживало меня
   Уважение к верховным ключам,
   Коими ты владел в светлой жизни,
   103. Я изыскал бы еще горшие слова:
   Ибо жадность ваша омрачает мир,
   Угнетая добрых и возвышая злых.
   106. Вас, пастыри, заметил Евангелист,
   Когда ту, что восседала на воде,
   Увидел в блудодеянии с царями.
   109. Ту, что родилась с семью головами,
   И в десяти рогах имела оплот,
   Пока добродетель нравилась ее супругу.
   112. Вы создали Бога из золота и серебра
   И не тем ли только отличаетесь от
   Язычника, что у него один Бог, а у вас сто?
   115. О, Константин, какое зло порождено
   Не обращением твоим, а тем даром,
   Что принял от тебя первый богатый Папа".
   118. И пока я напевал ему подобные упреки,
   От злости или угрызения совести
   Он еще сильнее дрыгал обеими ступнями.
   121. Я думаю, что это нравилось Вождю,
   С таким довольным видом слушал он
   Звуки слов, выражавших истину,
   124. Он обнял меня обеими руками
   И, привлекши к себе на грудь,
   Пошел вверх тем же путем, как и спускался.
   127. Он не уставал прижимать меня к себе
   И нес до самого верха арки,
   Перекинутой с четвертой плотины к пятой.
   130. Там мягко опустил свой милый
   Груз на дикий и обрывистый утес,
   Что и для коз явился б тяжкою тропой.
   133. Оттуда следующая долина мне открылась.

Песнь двадцатая
Круг восьмой; лог четвертый. Предсказатели. -- Амфиарей. -- Тирезий. -- Арон. -- Манто. -- Эврипил. -- Скотт. -- Асденте

   1. О новой каре надлежит мне слагать стихи,
   Давая содержание двадцатой песни,
   Первой канцоны о погребенных.
   4. Я был уже вполне готов
   Взглянуть в открывшуюся глубину,
   Которая купалась в горестных стонах.
   7. И я увидел людей в кругообразной долине,
   Приближавшихся молча и в слезах,
   Как выступают литании в нашем мире.
   10. Когда я наклонил лицо к ним ниже,
   То у каждого заметил удивительное
   Скривление меж грудию и подбородком,
   13. Ибо к спине были обращены их лица.
   И задом надлежало им двигаться,
   Так как взгляда вперед они лишились.
   16. Быть может, силою паралича
   Скривился так кто-либо из них;
   Но я не видел этого и не верю.
   19. Если Господь даст тебе, читатель, вкусить плод
   Твоего чтения, то поразмысли про себя,
   Как мог я сохранить лицо сухим,
   22. Когда вблизи увидел наши облики
   Столь искаженными, что слезами глаз
   Ягодицы омывались по разрезу?
   25. Да, я заплакал, прислонясь к выступу
   Суровой скалы, так что мой Вожатый
   Сказал мне: "Ты все еще в числе глупцов?
   28. Здесь тогда живо сострадание, когда оно умерло.
   Кто более преступен, нежели тот,
   Кто вносит чувство в правосудие Божие?
   31. Подыми голову, подыми и погляди, пред кем
   Разверзлась, на глазах фиванцев земля,
   Так что все кричали: "Куда падаешь
   34. Амфиарей? почему бросаешь ты войну?
   И он безостановочно падал в бездну,
   До самого Миноса, всех хватающего.
   37. Глядя, как в грудь обратил он свои плечи,
   Пожелав видеть слишком далеко вперед,
   Назад он смотрит, совершая путь обратный.
   40. Посмотри на Тирезия, изменившего внешность,
   Когда из мужчины обратился он в женщину,
   Переменив все свои члены на иные;
   43. И затем вновь пришлось ему побить
   Прутом двух змей, свившихся между собою,
   Прежде чем возвратилось к нему мужское оперение.
   46. Арон -- тот, что касается спиною его брюха;
   В горах Луни, где возделывает землю
   Каррарец, находящий себе приют ниже,
   49. У него была среди белых мраморов пещера,
   Где он жил; и созерцать звезды
   И море не препятствовало ему ничто.
   52. И та, что закрывает свои груди,
   Которых ты не видишь, распущенными косами,
   И у кого там же все волосатые части,
   55. Была Манто, бродившая по многим землям;
   Позже она основалась там, где я родился;
   Вот почему я бы хотел, чтобы ты выслушал меня.
   58. Когда отец ее удалился из жизни,
   И был порабощен город Вакха,
   Долго скиталась она по свету.
   61. Наверху, в чудной Италии, есть озеро,
   У ног тех Альп, что замыкают Аллеманию,
   Над Тиролем, по имени Бенако.
   64. Тысячью, думаю, источников, и более, питается оно
   Меж Гардой, Валь-Камоникой и Апеннинами
   Теми водами, что затем дремлют в озере.
   67. На нем посреди есть место, где трентинский
   Пастырь, как и брешианский и веронский
   Могут благославлять, если совершат путь,
   70. Лежит Пескиера, чудный и могущественный оплот,
   Защищающий от брешианцев и бергамцев
   Там, где берег больше понижается.
   73. Сюда указано сливаться всему тому,
   Чего не может удержать лоно Бенако,
   И ниже образуется река в зеленых пастбищах.
   76. Лишь только вода тронется отсюда,
   Уже не Бенако, а Минчио она зовется,
   До самого Говерно, где впадает в По.
   79. Отойдя немного, она встречает низину,
   По которой разливается, образуя болото,
   Иногда летом становящееся злостным.
   82. Когда суровая дева проходила тут,
   То увидела землю посреди топей,
   Необработанную и лишенную обитателей.
   85. Там, чтобы избежать людского общества,
   Она остановилась со своими слугами и чарами,
   И поселилась, и оставила безжизненное тело.
   88. А затем люди, рассеянные по окресности,
   Собрались к этому месту, бывшему крепким
   Благодаря топи, облегавшей его отовсюду,
   91. Основали город на костях умершей,
   И по той, кто первая избрала место,
   Мантуей назвали его, не вопрошая судьбы.
   94. Прежде более жителей вмещало оно,
   До тех пор пока безрассудство Казалоди
   Не подпало обману Пинамонте.
   97. Сообщаю это, чтобы, если ты услышишь
   Иное о происхождении моей родины,
   Никакая ложь не исказила бы истины".
   100. И я: "Учитель, твои речи
   Столь для меня истина и я столь верю им,
   Что всякие другие стали бы для меня потухшими углями.
   103. Но скажи о людях, что проходят,
   Не видишь ли кого-либо достойного внимания?
   Ибо только этим занят ум мой".
   106. И он сказал мне: "Тот, у кого со щек
   Падает борода на темные плечи,
   Был авгуром, когда Греция столь обеднела
   109. Мужчинами, что они оставались лишь в колыбелях.
   И сообща с Калхасом дал он знак
   В Авлиде рубить первый якорный канат.
   112. Он носил имя Эврипида, и так воспевает его
   В одном месте моя высокая трагедия;
   Ты хорошо знаешь это, ибо знаешь ее всю.
   115. А тот другой, со столь тощими боками,
   Был Микеле Скоттом, что воистину
   Познал игру магических обманов.
   118. Ты видишь Гвидо Бонатти, видишь Асденте,
   Который рад был бы теперь обратиться
   К своей сапожной коже, и к бритве, но поздно кается.
   121. Видишь несчастных, бросивших иглу,
   Челнок, веретено, чтобы сделаться вещуньями:
   Они творили колдовство над травами и образами.
   124. Но идем, ибо Каин со своими терниями
   Уж сошел к границам обоих полушарий
   И ниже Севильи коснулся моря.
   127. И уже прошлой ночью было полнолуние:
   Ты должен это помнить, ибо не вредил он тебе
   Кое-где там в глубоком лесу".
   130. Так говорил он мне, а мы все шли.

Песнь двадцать первая
Круг восьмой; лог пятый. Взяточники. -- Луккский магистрат. -- Злые Когти. -- Малакода. -- Комедия с дьяволами

   1. Так, с моста на мост, разговаривая о разном,
   О чем не намерена петь моя Комедия,
   Двинулись мы вперед и взойдя на верх арки
   4. Остановились, чтобы взглянуть на другую щель
   Злых логов и на иные тщетные жалобы;
   И я увидел в ней необычайную тьму.
   7. Как в Арсенале у венецианцев
   Зимою кипит клейкий вар
   Для заливания пострадавших кораблей,
   10. Которые не могут плавать; и вот,
   Кто строит новое судно, кто конопатит
   Бока того, что совершило уже много странствий;
   13. Один заклепывает нос, другой корму;
   Тот трудится над веслами, тот вьет веревки;
   А тот латает малый парус, или большой.
   16. Так не огнем, но божественным искусством
   Кипела внизу густая смола,
   Облепившая берег со всех сторон.
   19. Я видел ее, но в ней видел
   Лишь пузыри, подымавшиеся кипением,
   И вся она вздувалась и вновь оседала.
   22. Я пристально вглядывался в глубину, когда
   Вождь, сказав мне: "Берегись же, берегись!" -
   Привлек к себе от места, где я находился.
   25. Тогда я обернулся, как человек жаждущий
   Увидеть то, от чего следует бежать
   И которого подавляет внезапный страх;
   28. Но увидев, он все-таки уйти медлит.
   И позади нас я увидел черного дьявола,
   Взбегавшего наверх по утесу.
   31. О сколь свирепый вид был у него!
   И каким грозным показался он мне,
   С простертыми крыльями, на легких ногах!
   34. Его плечо, острое и высокое,
   Отягчал обоими своими ляжками грешник,
   Которого он держал за лодыжки.
   37. "О, злые когти, -- сказал демон с нашего моста,-
   Вот один из старейшин Святой Циты.
   Бросьте его поглубже, ибо опять я отправляюсь
   40. В ту сторону, где таких достаточно.
   Все там продажны, за исключением Бонтуро;
   Из нет за деньги делают там да".
   43. Он кинул его вниз и по обрывистой скале
   Ринулся за ним, и никогда спущенный пес
   Не гнался за вором с такой рьяностью.
   46. Грешник погрузился и выплыл скорченный.
   Но демоны, находившиеся под мостом,
   Вскричали: "Здесь нет святой иконы;
   49. Здесь плавают не так, как в Серкио.
   И если не желаешь когтей наших,
   То не высовывайся слишком из смолы".
   52. Подцепивши его более чем сотней крючьев,
   Они сказали: "Ну, попляши, покрытый варом,
   И если сможешь, втихомолку поплутуй".
   55. Не иначе повара велят подручным
   Погружать в глубину котла мясо,
   Длинными вилками, чтобы оно не всплывало.
   58. Добрый мой учитель сказал мне: "Дабы не видно было
   Что ты здесь, спрячься и присядь
   За выступом, который даст тебе прикрытие.
   61. И какое бы оскорбленье мне ни нанесли,
   Не бойся, ибо я все это знаю,
   Однажды побывав уже в подобной свалке".
   64. Затем он перешел к концу моста;
   И когда в       Взоръ ничего во мракѣ не нашелъ.
   
             13. Теперь сойду я въ міръ слѣпыхъ съ тобою --
             Сказалъ поэтъ и весь онъ поблѣднѣлъ --
             Я впереди, а ты вторымъ за мною.
   
             16. Куда?-- въ отвѣтъ, путь блѣдность разсмотрѣлъ,
             Когда и ты, мой щитъ противъ сомнѣнья.
             Отъ робости укрыться не успѣлъ?
   
             19. И онъ сказалъ: въ той безднѣ душъ мученья
             Отражены теперь въ лицѣ моемъ;
             Я робкимъ здѣсь кяжуся отъ волненья.
   
             22. Чтожъ медлить намъ? Нашъ путь далекъ, идемъ.
             И въ первую отраду онъ вступаетъ,
             Обвившую отверзтіе кругомъ.
   
             25. Тамъ слуха плачъ еще не поражаетъ,
             Но кажется и воздухъ удрученъ,--
             И воздухъ вздохъ всеобщій продолжаетъ!
   
             28. Тамъ скорбь одна, безъ всякой боли, стонъ
             У множества несчастныхъ исторгала,
             Терзая всѣхъ -- дѣтей, мужей и женъ!
   
             31. Спроси же -- тѣнь наставника сказала --
             Кто души тѣ?-- Ты прежде долженъ знать
             О мукахъ ихъ, чѣмъ бездна мукъ предстала.
   
             34. Всѣ -- безъ грѣха, но имъ наградъ не ждать!
             За то для нихъ закрыта дверь спасенья,
             Что не могли крещенія принять!
   
             37. Ихъ жизнь еще до христіанъ ученья
             Безъ вѣры истинной въ Творца прошла,
             Межъ этихъ душъ и я несу мученья.
   
             40. Незнаніе, а не другія зла
             Повергли насъ здѣсь въ вѣчное желанье.
             Тогда какъ вся надежда отцвѣла!
   
             43. Отъ этихъ словъ грудь вжало состраданье:
             Не вѣдая объ участи другой,
             И доблестный здѣсь отданъ на страданье!..
   
             46. Скажи, патронъ, скажи наставникъ мой,
             Я говорю, чтобъ знать, какъ заблужденья
             Побѣждены религіей святой,--
   
             49. Не взятъ ли кто въ небесныя селенья
             За доблести, за чистоту ихъ слезъ,
             Раскаянье, иль ради заступленья?
   
             52. Онъ отвѣчалъ на скрытый мой вопросъ:
             Я вновѣ былъ, когда сюда Властитель
             Увѣнчанный хоругвь побѣдъ принесъ.
   
             55. И вслѣдъ затѣмъ нашъ первый прародитель
             И Авель -- сынъ, и Ной, и Моисей
             Законовѣдъ, Господней воли чтитель,
   
             58. И Авраамъ, какъ патріархъ людей.
             И царь Давидъ, и Израиль съ сынами,
             Съ отцомъ, съ женой Рахилію своей,
   
             61. И многіе изъяты небесами;
             Но прежде въ рай никто тутъ не попалъ --
             Не знали мы искупленныхъ межъ нами.
   
             64. Такъ говоря, онъ путь нашъ продолжалъ.
             Идемъ, и лѣсъ безмолвнаго народа,
             Лѣсъ призраковъ повсюду насъ встрѣчалъ.
   
             67. Еще прошли не далеко отъ входа,
             Какъ заблестѣлъ предъ нами яркій свѣтъ,
             Прорвавшійся сквозь черный сумракъ свода.
   
             70. Не близко онъ, но ужь сомнѣнья нѣтъ,
             Что тамъ людей достойнѣйшихъ селенье,
             И Я сказалъ; о доблестный поэтъ,
   
             73. Искуства честь, науки удивленье!
             Скажи, кто край тотъ чудный заслужилъ,
             Чье свѣтлое мы видимъ отдѣленье?
   
             76. Онъ отвѣчалъ: ихъ сонмъ въ молвѣ дожилъ
             До дней твоихъ; за честь онъ дорогъ свѣту
             И отъ небесъ тутъ милость получилъ.
   
             79. Привѣтствіе великому поэту!
             Вдругъ издали я голосъ услыхалъ:--
             Тѣнь славнаго сошла въ обитель эту!
   
             82. И голосъ смолкъ,-- и вотъ я увидалъ:
             Изъ четырехъ тѣней отрядъ предъ нами
             Безъ радости и скорби выступалъ.
   
             85. И началъ вождь такими мнѣ словами:
             Взгляни туда, гдѣ яркій брезжетъ свѣтъ;
             Какъ царь, съ мечемъ въ рукахъ передъ тѣнями
   
             88. Идетъ Гомеръ, нашъ царственный поэтъ:
             Горацій съ нимъ -- сатира въ немъ признанье --
             Съ Овидіемъ Луканъ за ними вслѣдъ.
   
             91. Они давно стяжали то названье,
             Какимъ теперь привѣтствуютъ меня;
             Мнѣ честь, а имъ хвала за воздаянье.
   
             94. Царя стиховъ увидѣлъ школу я
             Гдѣ, какъ орелъ, онъ выше всѣхъ поднялся;
             Здѣсь собрана однихъ пѣвцовъ семья.
   
             97. И всякъ ко пнѣ съ привѣтомъ обращался,
             Поговоря сперва одинъ съ другимъ;
             Наставникъ мой безмолвно улыбался.
   
             100. Потомъ признавъ товарищемъ своимъ,
             Большую тѣмъ мнѣ почесть оказали:
             И я въ ряду талантовъ сталъ шестымъ.
   
             103. Межъ тѣмъ на свѣта мы путь свой продолжали
             И разговоръ заманчивый вели,
             Но умолчу, о чемъ мы разсуждали.
   
             106. Къ огромному мы замку подошли;
             Семь грозныхъ стѣнъ онъ возвышалъ предъ нами;
             Вокругъ рѣка,-- моста мы не нашли.
   
             109. И вотъ рѣку, какъ сушу, съ мудрецами
             Я перешелъ, вступи чрезъ семь дверей
             На чудный лугъ, усѣянный цвѣтами.
   
             112. Тамъ новыя опять толпы тѣней;
             Покой и мысль ихъ взоры выражали.
             Вездѣ лилось созвучіе рѣчей.
   
             115. Мы для себя возвышенность избрали,
             Откуда свѣтъ всю мѣстность озарялъ,
             И тутъ вокругъ ходившихъ наблюдали.
   
             118. Мнѣ на лугу мой спутникъ указалъ
             На призраки, прославленные нами;
             Съ восторгомъ я гулявшихъ наблюдалъ.
   
             121. Электру тамъ увидѣлъ я съ друзьями,
             Межъ ними былъ и Гекторъ, и Энеи,
             И Цезарь -- онъ, какъ грифъ, сверкалъ глазами;
   
             124. Камилла шла, Пентезилея съ ней,
             Замѣтилъ я вдали царя Латина
             Былъ съ дочерью Лавиніей своей;
   
             127. Брутъ, выгнавшій Тарккинья властелина,
             Шелъ съ Марціей и Юліей предъ мной,
             Лукрецію я видѣлъ, Саладина;
   
             130. А всторонѣ, повыше за толпой,
             Наставникъ нашъ, отецъ великій знанья,
             Сидѣлъ со всей философовъ семьей,
   
             133. И въ честь ему неслись съ хвалой воззванья!
             Съ нимъ былъ Сократъ, Платонъ и Демокритъ,
             Повѣрившій въ систему мірозданья,
   
             136. Анаксагоръ, философъ Гераклитъ,
             Діоскоридъ, ученый изыскатель,
             И Эмпедоклъ, и геометръ Эвклидъ.
   
             139. Аверроэсъ, великій толкователь,
             Зенонъ, Фалесъ и циникъ Діогенъ,
             И моралистъ Сенека -- воспитатель;
   
             142. Тутъ Иппократъ, Орфей и Авиценъ,
             Тутъ Птоломей предъ нами показался,
             И съ Туліемъ шелъ Ливій и Галенъ.
   
             145. Но не могу, какъ я бы ни старался.
             Исчислить всѣхъ, чьимъ обществомъ почтенъ:
             Для этого и словъ бы не набрался!
   
             148. Кругъ изъ шести двумя былъ уменьшенъ;
             Мой вождь идетъ туда, гдѣ все трепещетъ,
             Гдѣ ужасомъ и воздухъ пораженъ!
   
             151. И ни одинъ ужь лупъ надъ мной не блещетъ.
   

ПѢСНЬ ПЯТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Судья Миносъ допрашиваетъ и назначаетъ грѣшниковъ въ различныя отдѣленія ада, по роду и степени ихъ преступленій.-- Второй кругъ ада: казнь за преступную любовь.-- Франческа изъ Римини.

             1. Изъ перваго въ другой я кругъ спускался;
             Въ немъ меньше мѣстъ, но больше горькихъ слезъ.
             Печальнѣй стонъ повсюду раздавался.
   
             4. Тамъ возсѣдалъ безжалостный Миносъ.
             Онъ, скрежеща, съ входящихъ на мученья
             Передъ судомъ снималъ сперва допросъ.
   
             7. Едва душа, грѣшившая съ рожденья,
             Являлася, какъ каялась по всемъ,
             А онъ, знатокъ, постигшій прегрѣшенья,
   
             10. Во столько разъ обвивъ себя хвостомъ,
             На сколько внизъ душа та осуждалась,
             Опредѣлялъ казнь каждымъ ей звѣноть.
   
             13. Безсчетная толпа предъ нимъ смѣнялась;
             Всѣ каялась, всѣ ждали казня тутъ --
             И каждая тѣнь въ бездну низвергалась.
   
             16. А ты, пришлецъ, зайдя въ обитель смутъ,
             Ты въ грустное убѣжище вступаешь!
             Вскричалъ Миносъ, предъ мной оставя судъ.
   
             19. И на кого надежду полагаешь?
             Обширенъ входъ, но выхода здѣсь нѣтъ!
             Къ чему кричать? Ты насъ не испугаешь;
   
             22. Не заграждай пути!-- мой вождь въ отвѣтъ --
             Такъ тамъ велятъ, гдѣ воля, безъ сомнѣнья,
             Для всѣхъ законъ,-- разспрашивать не слѣдъ.
   
             25. И начались и вопли, и мученья!
             Мы въ области, гдѣ безконечный стонъ
             Мнѣ душу всю потрясъ до раздраженья!
   
             28. Гдѣ свѣтъ дневной безмолвьемъ пораженъ,
             Гдѣ гулъ -- какъ вой надъ бездной океана,
             Когда межъ бурь -- война со всѣхъ сторонъ!
   
             31. Тамъ адскій вихрь, со злобой урагана,
             Какъ хищникъ, всѣхъ неистово кружитъ
             И бьетъ, и рветъ подъ тучами тумана.
   
             34. Безжалостно онъ къ пропасти ихъ мчитъ.
             И съ воплями, на волю Провидѣньи
             Нечистая хула вездѣ гремитъ...
   
             37. И я узналъ, что тутъ несутъ мученья
             Затмившіе при жизни разумъ свой
             Въ пылу страстей, въ угарѣ наслажденья.
   
             40. Какъ въ холода усталыхъ птичекъ роя
             На крылышкахъ въ изнеможеньи вьется.
             Такъ группа душъ кружится предо ивой.
   
             43. По вѣтру вверхъ и внизъ она мятется
             И нѣтъ надеждъ, и нѣтъ конца скорбей --
             И злобный вихрь ни мало не уймется.
   
             46. Какъ въ вышинѣ за стаей журавлей
             Крикъ жалобный весь воздухъ оглашаетъ,
             Такъ плачъ звучитъ за той толпой тѣней,
   
             49. Что ураганъ свирѣпый увлекаетъ.
             И я спросилъ: наставникъ добрый мой.
             Чьи души вихрь въ ужасной мглѣ терзаетъ?
   
             52. Та первая -- въ отвѣтъ -- что предъ тобой,
             Со славою когда-то управляла
             Нарѣчій всѣхъ обширною страной.
   
             55. И плотская такъ страсть въ ней бушевала,
             Что предъ людьми желая скрыть свой стыдъ,
             Она развратъ закономъ дозволяла.
   
             58. Семирамидѣ -- такъ молва гласитъ --
             Нинъ, мужъ ея, далъ тронъ въ странѣ прекрасной;
             Теперь султанъ тамъ злобствуя царитъ.
   
             61. Другая тѣнь -- царицы сладострастной:
             Она была Сихею невѣрна;
             А далѣе -- тѣнь Клеопатры страстной.
   
             64. Елена тутъ -- причина бѣдъ она --
             Ахиллъ предъ мной, въ порывѣ урагана,
             Сразила жизнь его -- любовь одна.
   
             67. Париса вихрь несетъ, потомъ Тристана
             И тысячи другихъ поэтъ назвалъ
             Все жертвъ любви, разврата и обмана.
   
             70. Межъ тѣмъ, какъ вождь мнѣ порознь исчислялъ
             Старинныхъ дамъ и рыцарей собранья,
             Отъ горя я растерянный стоялъ.
   
             73. И говорю: поэтъ, изъ состраданья
             Къ той парочкѣ, что въ воздухѣ скользитъ,
             Хочу я знать -- за что ея страданья?
   
             76. Пусть подлетятъ -- поэтъ этой говоритъ --
             Проси тѣней любовью ихъ несчастной
             И твой призывъ ихъ ближе приманитъ.
   
             79. И только ихъ приноситъ вихрь ужасныя,
             Страдальцы! я вскричалъ,-- возможноль вамъ
             Насъ одолжить бесѣдою прекрасной --
   
             82. Какъ голубки летятъ въ гнѣздо къ птенцамъ
             И придаетъ горячее желанье
             Всю быстроту ихъ трепетнымъ крыламъ.
   
             85. Такъ двѣ души, забывъ на мигъ страданье,
             Разсталися съ дидониной толпой
             И къ намъ, сквозь паръ, слетаютъ на призванье.
   
             88. О, существо съ прекрасною душой,
             Сошедшее въ край храма, въ край страданья
             Для тѣхъ, чья кровь облила край родной!
   
             91. Когда бъ былъ благъ къ намъ Царь всего созданья.
             Мы бъ миръ тебѣ просили у Него
             За грусть объ насъ, за слово состраданья;
   
             94. Чтожъ хочешь ты! Ждемъ слова твоего,
             Чтобъ все сказать, до взрыва урагана.
             До новаго мученья своего.
   
             97. Я въ той странѣ взросла, развившись рано,
             Гдѣ издали межъ спутницъ По течетъ,
             Чтобъ отдохнуть на лонѣ океана.
   
             100. Любовь сердца въ сѣть нѣжную влечетъ --
             И онъ моей увлекся красотою;
             Лишась ее печаль меня гнететъ!
   
             103. Любови ничто не отразитъ порою,
             Моя же страсть и жизнь пережила!--
             Онъ даже здѣсь любимъ, какъ видишь, мною.
   
             106. Любовь въ одну могилу насъ свела...
             Въ Каинѣ казнь убійцу ожидаетъ!..
             Вотъ все, что тѣнь намъ разсказать могла.
   
             109. Простой разсказъ участье возбуждаетъ,
             Разстроганный, поникъ я годовой.
             Поэтъ спросилъ: о чемъ мой другъ мечтаетъ?
   
             112. Я отвѣчалъ: Ахъ! въ жизни молодой
             Какъ много думъ и грезь перебывало,--
             Все привело ихъ къ смерти роковой!
   
             115. И, обратясь къ нимъ, началъ я сначала:
             Несчастная Франческа, ты не разъ
             И грусть мою, и слезы исторгала;
   
             118. Скажи же мнѣ: въ отрадный вздоховъ часъ,
             Какъ довела любовь до увлеченья,
             Къ сознанію желаній тайныхъ васъ?
   
             121. Она въ отвѣтъ: сильнѣе нѣтъ мученья,
             Какъ въ горести о счастьи вспоминать;
             И твои мудрецъ то знаетъ, безъ сомнѣнья.
   
             124. Ты хочешь страсть мою отъ корня знать?
             Въ простыхъ словахъ, сквозь слезы бъ я желала.
             Какъ вѣстникъ скорбь, былое передать.
   
             127. Однажды съ нимъ въ восторгѣ я читала,
             Какъ Ланчилотъ любилъ и былъ любимъ;
             Я чувствъ своихъ тогда еще не знала.
   
             130. Не разъ ужъ я блѣднѣла вмѣстѣ съ нимъ,
             И къ взору взоръ стремился тайной силой,--
             Вдругъ сражена разсказомъ я однимъ!--
   
             133. Читаемъ мы, какъ отъ улыбки милой,
             Давъ поцалуй, другъ нѣжный запылалъ,
             И тотъ, съ кѣмъ нѣтъ разлуки за могилой
   
             136. Свои уста къ моимъ устамъ прижалъ!
             Тутъ Галсотъ былъ авторъ сочиненья.
             Съ тѣхъ поръ со мной онъ больше не читалъ!
   
             139. И не могла сдержать отъ слезъ волненья
             Другая тѣнь; я съ нею самъ рыдалъ,
             И обомлѣлъ при взглядѣ на мученья
   
             142. Потомъ, какъ трупъ безжизненный упалъ.
   

ПѢСНЬ ШЕСТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Очнувшись отъ обморока. Данте вступаетъ въ третій крутъ, гдѣ накаливаются чревоугодники.-- Виргилій усмиряетъ Цербера.-- Предсказаніе Чіако.-- Разсужденіе постовъ о судномъ днѣ.

             1. Съ возвратомъ чувствъ, что грустный видъ страданья
             Двухъ свояковъ во мнѣ было замкнулъ,
             Когда упалъ подъ гнетомъ состраданья,
   
             4. Ужъ къ новымъ я мученіямъ шагнулъ.
             Повсюду стонъ, куда бъ ни обратился,
             Куда бъ ни шелъ, куда бы ни взглянулъ!...
   
             7. Я въ третій кругъ, подъ вѣчный дождь свустился:
             Проклятый онъ, холодный льётъ и льётъ;--
             Споконъ вѣковъ еще не измѣнился.
   
             10. Здѣсь жесткій снѣгъ, потоки грязныхъ водъ..."
             И градъ, и мгла летаютъ надъ землею:
             Вездѣ земля зловонная гніётъ.
   
             13. И Церберъ -- звѣрь, съ ужасною злобою,
             На грѣшниковъ, увязшихъ въ грязь болотъ,
             Какъ несъ рычить всей пастію тройною.
   
             16. Взоръ у него -- кровавъ, отвисъ животъ,
             Жиръ въ бородѣ и лапищи съ когтями;
             Царапаетъ и кожи съ душъ онъ рветъ.
   
             19. Какъ псы, весь людъ вылъ подъ дождя струями,
             То членами онъ члены прикрывалъ,
             То, чтобъ спастись, все бѣгалъ передъ нами.
   
             22. Громадный червь, насъ Церберъ увидалъ,
             Затрясся весь, тройную пасть разинулъ
             И рядъ зубовъ огромныхъ показалъ,
   
             25. Но вождь меня впередъ къ нему подвинулъ,
             Взялъ горсть земли зловонной и сырой
             И въ алчный зѣвъ собаки этой кинулъ,
   
             28. Какъ песъ, уже поднявшій страшный вой,
             Смолкаетъ вдругъ, чуть схватитъ то порою
             За что готовъ онъ былъ бѣжать на бой,
   
             31. Такъ Церберъ-бѣсъ сжимаетъ пасть предъ иною.
             Ревъ изъ нея столь страшенъ для тѣней,
             Что каждая бъ желала быть глухою!
   
             34. По призракамъ, страдавшимъ отъ дождей,
             Мы шли и ихъ безплотность попирали,
             Похожую, лишь съ виду на людей.
   
             37. Всѣ на землѣ, раскинувшись, лежали;
             Одинъ изъ нихъ предъ мной изъ грязи всталъ,
             Когда мы путь свой мимо продолжали.
   
             40. О, ты вошедшій въ адъ -- онъ мнѣ вскричалъ,
             Узнай меня, всмотрись изъ состраданья:--
             Ты прежде взросъ, чѣмъ я разрушась палъ
   
             43. И я ему: Въ лицѣ ты отъ страданья
             Такъ измѣненъ, что не могу узнать,
             Нигдѣ съ тобой не вспомню я свиданья.
   
             46. Скажи жъ, кто ты, осужденный страдать
             Въ мѣстахъ, хотя не столь еще ужасныхъ.
             Но гаже ихъ едва ли отыскать?
   
             49. Твой городъ полнъ завистниковъ злосчастныхъ;
             Тамъ я стяжалъ -- въ отвѣтъ -- суму скорбей
             И тамъ провелъ такъ много дней прекрасныхъ!
   
             52. У согражданъ, на родинѣ твоей,
             Чіакомъ я прослылъ за объядѣнье,
             А здѣсь терплю, какъ видишь, отъ дождей
   
             55. И ту же казнь, за то же преступленье
             Здѣсь всѣ несутъ, не только тѣнь моя.
             И этимъ онъ окончилъ объясненье;
   
             58. Я говорю ему: до слезъ меня
             Растрогалъ ты Чіако искаженный.
             Скажи жъ, когда доступно для тебя,
   
             61. Къ чему дойдетъ нашъ городъ раздробленный..
             Кто истинно правдивъ изъ вожаковъ --
             И кто смиритъ раздоръ ожесточенный?--
   
             64. Онъ отвѣчалъ: сперва прольется кровь,
             Потомъ рядъ смутъ,-- крамольники лѣсные
             Изгонять всѣхъ униженныхъ враговъ.
   
             67. По свѣтъ свершитъ три круга годовые,--
             И съ пришлецомъ, чуть сбродъ лѣсныхъ падетъ,
             Опять начнутъ лавировать другіе...
   
             70. Въ родной странѣ ихъ долго будетъ гнетъ,
             Кто побѣжденъ -- тѣмъ стыдъ и раззоренье...
             Ни гнѣвъ, ни скорбь несчастныхъ не спасетъ.
   
             73. Правдивыхъ два, но ихъ безсильно мнѣнье:
             Завистливъ, гордъ и скупъ нашъ городъ былъ,
             Отъ этихъ искръ въ сердцахъ и нынѣ тлѣнье...
   
             76. Плачевную такъ рѣчь онъ заключилъ;
             Но я сказалъ: прошу, чтобъ ты наставилъ,
             Дальнѣйшею бесѣдой подарилъ.
   
             79. Куда свой духъ Фарината направилъ?
             Рустикучи, Тегтіайо, Ариго,
             И Моска -- всѣ, кто край родной прославилъ?
   
             82. Скажи мнѣ гдѣ,-- не скрой ты ничего --
             Они теперь,-- въ аду ль за преступленья,
             Иль за добро у неба самого?--
   
             85. Межъ болѣе душъ черныхъ ихъ мученья
             Онъ отвѣчалъ -- всѣхъ можешь отыскать,
             Спустившись въ низъ по волѣ Провидѣнья,
   
             88. Но если въ міръ воротишься опять,
             То передай объ участи жестокой!
             Нѣтъ силъ ужъ говорить и отвѣчать...
   
             91. Онъ Покосилъ глаза подъ лобъ высокой.
             Еще взглянулъ -- и внизъ лицомъ упалъ,
             Въ ряду другихъ слѣпцовъ, въ грязи глубокой.
   
             94. Не встанетъ онъ вожатый мой сказалъ --
             Пока труба архангела не грянетъ,
             Не придетъ Тотъ, кто гнусный грѣхъ попралъ,--
   
             97. И каждая изъ гроба тѣнь возстанетъ
             И приметъ плоть и прежній образъ свой --
             И страшный судъ предъ вѣчностью настанетъ!
   
             100. Идемъ, чрезъ смѣсь тѣней съ нечистотой,
             И межъ собой спокойно разсуждаемъ,
             О будущемъ, о жизни неземной.
   
             103. И я спросилъ: наставникъ, мы не знаемъ,
             Усилитъ адъ страданья, иль смягчитъ
             По судномъ днѣ. иль также пострадаемъ?
   
             106. Онъ отвѣчалъ: наука говоритъ,
             Чѣмъ существо прекраснѣе бываетъ,
             Тѣмъ больше зло и благо ощутитъ.
   
             109. Проклятый здѣсь, хотя не достигаетъ
             Въ мученіямъ душевной красоты,
             На лучшее надежды не теряетъ.
   
             112. И обойдя весь кругъ нечистоты,
             (О мудрой я бесѣдѣ умолкаю)
             Мы сходимъ внизъ съ ужасной высоты,
   
             115. Гдѣ злобнаго Плутуса я встрѣчаю.
   

ПѢСНЬ СЕДЬМАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Четвертый и пятый круги: расточители, моты и скряги.-- Наказаніе за эти грѣхи.-- Опредѣленіе и значеніе фортуны.-- Казнь за гнѣвъ.

             1. Papè. satan, papè satan aleppe!
             Во всю гортань, хрипя, Плутусъ вскричалъ
             И мои мудрецъ, всевѣдущій въ вертепѣ,
   
             4. Чтобъ ободрять: не бойся, мнѣ сказалъ;--
             Могущество его вредить не можетъ
             На томъ пути, какой ты предпринялъ.
   
             7. Умолкни, волкъ! Твой гнѣвъ насъ не тревожитъ --
             Рѣчь къ демону наставникъ обратилъ --
             Пусть бѣшенство твое тебя же гложетъ!
   
             10. Не безъ причинъ онъ бездну посѣтилъ:
             Такъ тамъ велятъ, гдѣ ваша гордость пала,
             Откуда васъ низринулъ Михаилъ,
   
             13. Какъ паруса, надувшись взрывомъ шквала,
             Слетаютъ съ мачтъ, изломанныхъ грозой,
             Такъ вздутое чудовище упало.
   
             16. Въ четвертый кругъ поэтъ сошелъ со мной,
             Все дальше внизъ, все глубже въ край мученья,
             Вмѣщавшій зло вселенной подъ землей!
   
             19. О, праведный Господь! гдѣ взятъ умѣнья
             Постигнуть все, что поражало взоръ,
             Къ чему довелъ грѣхъ слабыя творенья!
   
             22. И какъ волна, встрѣчая волнъ напоръ,
             Надъ бездною Харибды исчезаетъ.
             Такъ тѣни тѣ свелъ жадности раздоръ.
   
             25. Ихъ больше здѣсь, чѣмъ гдѣ нибудь блуждаетъ;
             Всѣ раздѣлясь на двѣ толпы, вопятъ.
             Всякъ тяжести ужасныя бросаетъ!
   
             28. Другъ друга бьютъ, неистово бранятъ,
             Съ упреками и воплемъ отступаютъ...
             Ну, чтожъ, бросай!-- Зачѣмъ бросать? кричатъ
   
             31. И, повернувъ, кругъ темный пробѣгаютъ;
             И вотъ сошлись, столкнулись межъ собой,
             То тутъ, то тамъ другъ друга укоряютъ,
   
             34. Опять назадъ,-- и снова вспыхнулъ бой;
             И стонъ, и вопль -- разгаръ ожесточенья!
             И сердце вновь наполнилось тоской.
   
             37. Наставникъ мой, разсѣй теперь сомнѣнья:
             Ужель былъ санъ духовный -- я сказалъ --
             На тѣхъ тѣняхъ, подъ знакомъ постриженья?
   
             40. Да, всѣ они при жизни -- отвѣчалъ --
             По слѣпотѣ разсудка, расточали,
             И мѣры въ томъ никто изъ нихъ не зналъ.
   
             43. Все это брань и крикъ ихъ доказали,
             Чуть съ двухъ сторонъ сошлись предъ тобой,
             Тамъ гдѣ грѣхи къ раздору подстрекали.
   
             46. А тѣ, что тутъ, съ открытой головой,
             Духовные -- сборъ папъ и кардиналовъ;
             Всѣ въ скупости не знали мѣръ порой!
   
             49. И я спросилъ; межъ этихъ клерикаловъ
             Могу ли я знакомыхъ отыскать.
             Извѣстныхъ мнѣ скупцовъ-оригиналовъ?
   
             52. Напрасный трудъ -- спѣшитъ онъ отвѣчать --
             Кто искаженъ былъ прежде жизнью злою,
             Того теперь никакъ нельзя узнать.
   
             55. Здѣсь вѣчно имъ сшибаться межъ собою,
             И въ страшный день придутъ съ могилъ своихъ:
             Тотъ безъ волосъ, тотъ съ сжатою рукою!
   
             58. Чрезъ мотовство, чрезъ злую скупость ихъ,
             Утрачены небесныя селенья;
             Какъ видишь ты -- одна борьба для нихъ!
   
             61. Теперь, мой сынъ, ты понялъ, безъ сомнѣнья.
             Тщету даровъ фортуны въ жизни той.
             Гдѣ міръ, чрезъ нихъ, дошелъ до озлобленья!
   
             64. Все золото, вся роскошь подъ луной
             Не купятъ здѣсь единаго покоя
             Для этихъ душъ, измученныхъ враждой!
   
             67. Наставникъ -- я спросилъ -- но что такое
             Фортуна та, когда въ ея когтяхъ,
             Какъ ты сказалъ, все счастіе земное?
   
             70. О, тварь -- въ отвѣтъ -- ничтожный, глупый прахъ
             Какъ слѣпы вы въ пучинѣ заблужденья!
             Но выслушай урокъ въ моихъ устахъ:
   
             73. Премудростью, создавшей всѣ творенья,
             Поставлена надъ небомъ власть одна --
             Да сторожитъ законъ распредѣленья.
   
             76. И свѣтъ, и тьма вездѣ раздѣлена.
             Другую власть премудрость посылаетъ --
             Да благами земли кружитъ она
   
             79. И бренные дары перекидаетъ
             Изъ рукъ однихъ къ другимъ -- изъ рода въ родъ;
             Сдержать ее -- міръ слабъ и не дерзаетъ!
   
             82. Вотъ почему одинъ родъ верхъ беретъ,
             И падаютъ, теряя власть, иные;
             А приговоръ ея, какъ змій всѣхъ ждетъ!
   
             85. Безсильны съ ней всѣ знанія земныя,
             Проводить все, рѣшаетъ все она
             И царствуетъ, какъ божества другія!
   
             88. Ей нѣтъ преградъ; потребность лишь одна
             Ее впередъ поспѣшно устремляетъ.
             Когда -- нему награда суждена.
   
             91. И эту власть міръ часто растаетъ,
             И даже тотъ, кто долженъ прославлять,
             Ее хулой напрасной осыпаетъ.
   
             94. Не ей хулѣ ничтожества внимать!
             Блаженствуя, какъ первыя созданья,
             Она свой шаръ не устаетъ вращать!
   
             97. Теперь пойдемъ въ кругъ худшаго страданья:
             Нѣтъ блеска звѣздъ, встрѣчавшихъ мой приходъ.
             А медлить намъ нѣтъ свыше приказанья.
   
             100. И черезъ кругъ поэтъ меня ведетъ;
             Въ кипящему потоку мы подходимъ --
             Онъ былъ во рву, пробитомъ силой водъ.
   
             103. Здѣсь черныя и мутныя находимъ
             Мы волны въ немъ,-- и по теченью ихъ
             Далеко вглубь тропой неровной входимъ.
   
             106. Сѣдой потокъ, спускаясь съ горъ крутыхъ,
             Болото Стиксъ въ долинѣ образуетъ,
             Межъ береговъ зловѣщихъ и гнилыхъ,
   
             109. И такъ какъ все меня интересуетъ,
             То въ грязномъ я болотѣ увидалъ,
             Какъ въ бѣшенствѣ толпа тѣней бушуетъ.
   
             112. Всѣ грѣшники дрались, кто чѣмъ попалъ;
             То головой, то грудью, то ногами.
             Иной врага зубами даже рвалъ!
   
             115. Смотри мой сынъ -- замѣтилъ вождь -- предъ нами
             Вотъ души тѣхъ, которыхъ гнѣвъ сгубилъ
             И много ихъ -- ты знай то -- подъ водами!
   
             118. Тяжелый вздохъ болото вспузырилъ.
             Какъ видишь ты въ раскинутой пустынѣ.
             Куда бы взоръ теперь ни обратилъ.
   
             121. И вотъ кричатъ погруженные въ тинѣ:
             Мы были зля, гдѣ въ радость свѣтъ дневной,
             Талъ чадъ не смытъ съ безпечныхъ при кончинѣ.
   
             121. И сѣтуемъ теперь въ грязи густой!
             Такая пѣснь клокочетъ въ ихъ гортани,
             По ихъ слова невнятны подъ водой.
   
             127. Болота часть обходимъ мы по грани
             И съ призраковъ не сводимъ нашихъ глазъ:
             Они въ грязи запутаны, какъ въ ткани;
   
             130. И этотъ путь приводитъ къ башнѣ насъ.
   

ПѢСНЬ ВОСЬМАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Оба поэта, на челнокѣ Флегіяса, переправляются черезъ Стиксъ.-- Филиппъ Ардженти на пути останавливаетъ Данте, но Виргилій сталкиваетъ его въ тину.-- Городъ Дите, окруженный рвами и пылающими желѣзными стѣнами.-- Тысячи демоновъ угрожаютъ спутникамъ.-- Данте въ отчаяніи.

             1. Впередъ разсказъ: предъ тѣмъ, какъ подступила
             Къ подножію высокой бати той.
             Наверхъ ея мы взоры обратили.
   
             4. Два огонька блеснули предо мной;
             На тотъ, сигналъ, съ такого точно зданья,
             Зажженъ отвѣтъ, чуть видный въ мглѣ густой.
   
             7. И, обратясь спросилъ я море званья:
             Что значитъ тотъ таинственный сигналъ?
             И кто даетъ ихъ въ области страданья?
   
             10. Изъ мутныхъ волнъ ты видишь -- онъ сказалъ --
             Когда мгла водъ тебѣ не помѣшала,
             Что насъ тамъ ждутъ,-- не даромъ плещетъ валъ.
   
             13. И никогда такъ быстро не летала,
             Сорвавшися вдругъ съ тетивы, стрѣла.
             Какъ тутъ ладья валъ мрачный разсѣкала
   
             16. И къ намъ, съ однимъ гребцомъ, на встрѣчу шла:
             Завидя насъ, онъ поднялъ крикъ ужасный:
             Преступная душа, ты ужь сошла?
   
             19. Флегьясъ, Флегьясъ! смири свой гнѣвъ напрасный!
             Сказалъ матронъ.-- съ тобою въ этотъ разъ,
             Лишь проплывёмъ черезъ потокъ опасный.
   
             22. И онъ, какъ тотъ, что слышитъ ложь подъ часъ
             Въ правдивости отвѣта усумнился.
             Такъ гнѣвъ излилъ предъ нами Флегіясъ.
   
             25. Вожатый мой со мной въ ладью спустился,
             И до краевъ ладья погружена:
             Я слиткомъ ужь безпечно помѣстился.
   
             28. Чуть мы вошли, вдругъ ринулась она,
             И слѣдъ за ней такъ врѣзался глубоко.
             Какъ никогда не видѣла волна.
   
             31. Когда я плыть по мертвой мглѣ потока,
             Предъ мной одинъ, покрытый тиной, всталъ
             И говоритъ: кто къ намъ пришелъ до срока?
   
             34. Пришелъ, но тутъ не буду -- я сказалъ.
             А кто ты самъ, такой невзрачный нынѣ?
             Изъ плачущихъ.-- ты видишь?-- отвѣчалъ.
   
             37. И плачь -- я говорю -- въ своей кручинѣ
             Проклятый духъ! Но ты меня не обманулъ:
             Я узнаю тебя и въ грязной тинѣ.
   
             40. И къ челноку онъ руки протянулъ;
             Но мудрый мой наставникъ отозвался:
             Прочь, дерзкій, къ псамъ другимъ! И оттолкнулъ;
   
             43. Потомъ, обнявъ, со мной поцѣловался.
             О, чистая душа, гнушайся зломъ!
             Блаженна та-сказалъ -- въ комъ ты зачался.
   
             46. Онъ въ мірѣ былъ надменнымъ гордецомъ
             И добрыхъ дѣлъ не вѣдалъ украшенья.
             Бѣснуясь такъ, какъ здѣсь предъ челнокомъ!
   
             49. О, сколько тамъ достигшихъ возвышенья,
             Погрязнутъ здѣсь, какъ бы стада свиней.
             Оставя слѣдъ ужаснаго презрѣнья.
   
             52. Наставникъ -- я вскричалъ -- съ ладьи своей
             Хотѣлъ бы я увидѣть наказанье:
             Пусть окунутъ его въ грязи зыбей.
   
             55. И онъ въ отвѣтъ: исполнится желанье
             Сперва, чѣмъ мы до суши доплывемъ:
             Для просьбъ такихъ всегда найдешь вниманье.
   
             58. И видѣлъ я, какъ казнь надъ гордецомъ
             Устроилась душъ грязною толпою,--
             За что не разъ склоняюсь предъ Творцомъ.
   
             61. Сюда -- кричатъ -- Филиппъ Ардженти къ бою!
             И самъ себя рвать флорентинецъ сталъ
             И злобно грызть зубами предъ ладьею.--
   
             64. Но бросимъ мы его,-- я все сказалъ.
             Вдругъ чуткій слухъ мой стоны поразили,
             И вдаль смотрѣть заранѣ взоръ усталъ.
   
             67. Теперь, мой сынъ, мы къ городу приплыли --
             Замѣтилъ вождь -- Дите вередъ тобой;
             Въ немъ стѣны злыхъ преступныхъ окружили.
   
             70. И говорю: наставникъ добрый мой.
             Мнѣ кажется багровыя мечети,
             Сквозь дымный смрадъ, я вижу предъ собой'7
   
             73. Разжегъ огонь -- въ отвѣтъ всѣ башни эти
             И красный цвѣтъ, какъ видишь это самъ,
             Имъ сообщилъ при адскомъ полусвѣтѣ.
   
             76. Межъ тѣмъ челнокъ пришелъ къ глубокимъ рвамъ.
             Облегшимъ вкругъ печальныхъ укрѣпленіи
             Съ желѣзными стѣнами по краямъ.
   
             79. Объѣхавъ всю обитель преступленій
             Причалилъ нашъ гребецъ и закричалъ:
             Ступайте въ дверь!-- здѣсь входятъ для мученій.
   
             82. До тысячи и больше увидалъ
             Я сверженныхъ съ небесъ надъ воротами.
             Кто смѣлъ пройти -- весь дикій сбродъ оралъ --
   
             85. Не умерши, въ край мертвыхъ передъ нами!
             Но мудрый мой наставникъ знакъ даетъ,
             Что втайнѣ всё объявить за стѣнами --
   
             88. И бѣшенства мгновенно не стаетъ.
             Войди, кричатъ, а этотъ тароватый
             Пускай одинъ по царству въ глубь пройдетъ,
   
             91. Пусть повторитъ безумно путь начатый.
             Когда проникъ за гробы мертвецовъ,
             Но ты у насъ останешься, вожатый.
   
             91. Ты посуди, читатель, какъ отъ словъ
             Проклятыхъ я пришелъ тогда въ смущенье!
             Не думалъ ужь вернуться отъ враговъ.
   
             97. О, добрый вождь! дай снова наставленье,
             Какъ болѣе, чѣмъ семь ты разъ давалъ;
             Въ тебѣ одномъ отъ страшныхъ бѣдъ спасенье.
   
             100. Не покидай -- я въ ужасѣ вскричалъ --
             Уйдемъ назадъ изъ этой бездны дикой,
             Когда нашъ путь намъ не дозволенъ сталъ!
   
             103. Мой господинъ и спутникъ мой великой --
             Не бойся -- мнѣ сказалъ -- не заградятъ
             Намъ здѣсь пути: мы посланы Владыкой.
   
             106. Ты жди, пока я возвращусь назадъ
             И ободрись надеждою одною:
             Не брошу я тебя, спустившись въ адъ.
   
             109. Разстался я съ отцомъ, и вотъ со мною
             Остались сомнѣнія однѣ:
             И да и нѣтъ враждуютъ межъ собою.
   
             112. Что онъ сказалъ -- неслышно было мнѣ,
             Но только онъ недолго былъ съ бѣсами.
             Готово все къ защитѣ на стѣнѣ;
   
             115. Вновь заперты ворота передъ нами,
             Въ нихъ и вождю ужъ входъ былъ запрещенъ:
             Онъ шелъ назадъ унылыми шагами.
   
             118. Отваги нѣтъ, взоръ въ землю устремленъ.
             И самъ съ собой, со вздохомъ, разсуждаетъ:
             И кѣмъ же входъ къ печали загражденъ!
   
             121. Потомъ ко мнѣ: пусть гнѣвъ мой не смущаетъ!
             Побѣда здѣсь -- за мной, а имъ позоръ!
             Пускай нашъ врагъ къ насилью приступаетъ.
   
             124. Нахальство ихъ извѣстно съ давнихъ поръ!
             Оно и тамъ преграду воздвигало,
             У тѣхъ воротъ, гдѣ сломалъ былъ запоръ.
   
             127. Гдѣ надпись смерть впервые начертала
             И гдѣ съ небесъ, безъ спутника, грядетъ
             Тотъ избранный, кого душа такъ ждала,
   
             130. Кто ворота намъ въ крѣпость отопретъ.
   

ПѢСНЬ ДЕВЯТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Виргилій старается скрыть свое недоумѣніе передъ Данте.-- Три Фуріи.-- Передъ сошедшимъ въ адъ ангеломъ отворяютсея ворота города.-- Угроза демонамъ.-- Шестой крутъ: еретики.

             1. Я поблѣднѣлъ, замѣтивъ возвращенье,
             Но только то вожатый увидалъ,
             Какъ мигомъ скрылъ невольное смущенье.
   
             4. Остановись, онъ вслушиваться сталъ:
             Вождь опытный тутъ что-то наблюдаетъ,--
             Но взоръ сквозь мракъ и тму не проникалъ.
   
             7. Мы побѣдимъ, -- онъ снова начинаетъ.
             А если... нѣтъ... но помощь такъ сильна...
             Какъ медлитъ тотъ, кто всюду помогаетъ!
   
             10. Я вижу самъ, что эта рѣчь должна
             Все прежнее смягчить во мнѣ волненье:
             Такъ мысль была различныхъ словъ темна.
   
             13. Но тѣмъ еще сильнѣй мое смятенье:
             Тутъ недосказанный его отвѣтъ
             Быть можетъ худшее ей далъ значенье!
   
             16. Во власти-ль душъ, въ печальной чашѣ бѣдъ.
             Спускаться въ глубь изъ первой той ограды.
             Гдѣ для тѣней одной надежды нѣтъ?
   
             19. Такъ я спросилъ. Случалось отъ досады.
             Онъ отвѣчалъ, -- по рѣдкіе изъ насъ
             Пройдутъ моимъ путемъ чрезъ всѣ преграды.
   
             22. Для Эристо и я спускался разъ:
             Жестокая заклятіемъ умѣла
             Вселять въ тѣла духъ тѣхъ, кто ужь угасъ.
   
             25. Не долго плоть безъ духа сиротѣла,
             Когда меня принудила она
             Взять тѣнь одну Іудина предѣла.
   
             28. Всѣхъ глубже онъ, мрачнѣй; тамъ ночь одна,
             И до небесъ оттуда такъ высоко!
             Покоенъ будь: извѣстна мнѣ страна,
   
             31. Вотъ эта топь, которою далёко
             Весь городъ слезъ, какъ гранью окруженъ,
             Куда введетъ насъ только бой жестокой.
   
             34. И многое еще прибавилъ онъ,
             Но сгладились о томъ воспоминанья:
             Мой взоръ тогда былъ къ башнѣ обращенъ.
   
             37. Тамъ поднялись, на самой крышѣ зданья,
             Три фуріи кровавыхъ предо мной,
             Три женщины -- всѣ адскія созданья!
   
             40. Ихъ поясъ свить изъ гидры со змѣей;
             А волосы -- коварный родъ змѣиный --
             Керасты вкругъ головъ ползли водной.
   
             43. Поэтъ, узнавъ прислужницъ Прозерпины,
             Царицы слезъ въ озлобленной странѣ,
             Смотри -- сказалъ -- свирѣпыя Эрины!
   
             46. Мегера вотъ на лѣвой сторонѣ,
             Направо, вся въ слезахъ, Алекто стала,
             Тизифона -- межъ ними въ глубинѣ.
   
             49. И каждая ногтями груди рвала,
             Поднявши крикъ съ неистовствомъ такимъ,
             Что въ ужасѣ душа къ пѣвцу припала!
   
             52. Медуза къ намъ! Мы въ камень превратимъ,--
             Онѣ кричатъ, внизъ глядя на патрона, --
             Тезей узналъ, какъ дерзость мы казнимъ.
   
             55. Ты отвернись: когда придетъ Горгона
             И на нее ты взглянешь на стѣнѣ,
             То нѣтъ тебѣ пути изъ бездны стона.
   
             58. Такъ говорилъ наставникъ добрый мнѣ
             И самъ глаза моя закрылъ руками,
             Вмигъ обернувъ спиною къ глубинѣ.
   
             61. О люди, всѣ со здравыми умами,
             Поймите мысль, какъ будто пеленой,
             Прикрытую тутъ страдными стихами!
   
             64. Но по волнамъ какой-то трескъ глухой,
             Страхъ наводя, далеко раздается
             И берега трепещутъ предъ грозой;
   
             67. Не такъ ли вихрь порой въ степи несется,
             И вскормленный онъ зноемъ вдаль летитъ,
             И страшный лѣсъ предъ буйнымъ вихремъ гнется:
   
             70. Несдержанный ничѣмъ онъ все крушить:
             Деревья рветъ, цвѣты и пыль вздымаетъ,
             И отъ него пастухъ и звѣрь бѣжитъ.
   
             73. Но вотъ поэтъ глаза мнѣ открываетъ:
             Взгляни -- сказалъ -- на древнюю рѣку,
             Туда, гдѣ паръ удушливый летаетъ:
   
             76. Какъ отъ ужа лягушки на скаку
             Скрываются въ глубокой грязной тинѣ,
             Дрожа предъ нимъ во всякомъ уголку,
   
             79. Такъ тысячи душъ осужденныхъ нынѣ
             Метися предъ нимъ, а онъ шагалъ,
             Какъ по суху, чрезъ Стиксъ въ глухой долинѣ
   
             82. И только мглу и воздухъ отвѣвалъ
             Отъ свѣтлаго лица одной рукою;
             Тотъ трудъ его, казалось, утомлялъ, --
   
             85. И понялъ я: небесный гость предъ мною.
             Я поспѣшилъ къ вождю, но знакъ онъ далъ
             Въ молчаніи склониться головою.
   
             88. О, какъ тотъ ликъ презрѣніемъ сіялъ!
             Онъ подошелъ къ дверямъ; отъ мановенья
             Его жезла затворъ тяжелый спалъ,
   
             91. Изгнанники небесъ, сыны презрѣнья!
             Воскликнулъ онъ, и на порогъ взошелъ,--
             Откуда въ васъ такъ много озлобленья?
   
             94. Вамъ хочется предъ властью той крамолѣ,
             Чей бичъ найдетъ и въ тартарѣ глубокомъ?
             Иль мало вамъ прошедшихъ вашихъ золъ?
   
             97. Что вынесли въ борьбѣ вы съ грознымъ рокомъ?
             На шеѣ знакъ, съ ощипаннымъ хребтомъ,
             Не вашъ ли песъ схватить въ бою жестокомъ?
   
             100. Опять ушелъ онъ тинистымъ путемъ,
             Не вымолви ни слова даже съ нами.
             Какъ человѣкъ, съ заботой о другомъ:
   
             103. Не видѣлъ онъ стоящихъ предъ глазами:
             И ободрясь угрозою святой,
             Мы въ городъ шли ужь твердыми шагами;
   
             106. У входа нѣтъ препятствіи предо мной.
             Хотѣлъ я знать, на мѣстѣ заключенья,
             Всю участь душъ за крѣпкою стѣной.
   
             109. И обозрѣвъ окрестность укрѣпленья,
             Обширныя поля я увидя ль:
             Повсюду плачъ, вездѣ однѣ мученья.
   
             112. Какъ тамъ, гдѣ стихъ у Арля Роны валъ,
             Иль гдѣ заливъ Кварниро какъ равнина,
             Близь Полы рубежомъ Итальи сталъ,
   
             115. Могилами холмится вся долина,
             Такъ эта степь гробницами полна;
             Но здѣсь еще ужаснѣе картина:
   
             118. Огонь въ гробахъ змѣился здѣсь до дна;
             И никогда такъ сталь не раскалялась,
             Какъ вся земля была раскалена!
   
             121. Гробницы всѣ безъ крышъ, какъ мнѣ казалось;
             Тяжелый стопъ такъ ясно слышенъ былъ,
             Что каждаго въ немъ горе отзывалось!
   
             124. Наставникъ -- я сказалъ -- кто тутъ почилъ?
             Какой народъ, подъ склепами печали,
             Свой общій плачъ и вздохъ соединилъ?
   
             127. Онъ мнѣ въ отвѣтъ; ересіархи пали.
             Здѣсь всякихъ сектъ поборники лежатъ;
             Могилы ихъ полнѣй, чѣмъ вы считали!
   
             130. Подобные съ подобными здѣсь спятъ,
             И адскій жаръ жжетъ склепы передъ нами.
             Онъ вправо взялъ и повернулъ назадъ,
   
             133. И мы пошли межъ полемъ и стѣнами.
   

ПѢСНЬ ДЕСЯТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Встрѣча Данте съ отцемъ его друга -- Гвидо Кавальканти.-- Фарината предсказываетъ поэту ссылку.-- Способность душъ предвидѣть будущее.

             1. Извилистой и узкою тропою
             Наставникъ шелъ, а я былъ за плечомъ,
             Межъ страждущихъ и городской стѣною.
   
             4. О верхъ ума! Мы въ безднѣ мукъ идемъ,
             Къ назначенной тобой -- сказалъ я -- цѣли,
             Поговори жъ со мной, наставь во всемъ:
   
             7. Возможноль мнѣ и въ гробовой постелѣ
             Увидѣть тѣхъ, кого грѣхи гнетутъ?
             Гроба безъ крышъ и стражи нѣтъ доселѣ!
   
             10. Онъ отвѣчалъ: гробницы всѣ запрутъ.
             Когда толпы съ полей Іосафата,
             Облекшись въ плоть, сюда опять придутъ.
   
             13. Здѣсь кладбище прислужниковъ разврата.
             Съ кѣмъ Эпикуръ довѣрчивыхъ училъ,
             Что тѣла смерть есть и души утрата:
   
             16, Здѣсь то найдешь, о чемъ вопросъ твой былъ
             И даже то, тебя я предваряю,
             Что ты желалъ, хотя желанье скрылъ.
   
             19. О, добрый вождь! Я сердце замыкаю,
             Чтобъ свой языкъ сдержать передъ тобой;
             Какъ ты училъ, такъ точно поступаю.
   
             22. Тосканецъ! Ты пришелъ къ огню живой
             И огласилъ нашъ городъ умъ свободной,
             Остановись на время предо мной!
   
             25. По рѣчи ты отчизны благородной,
             Гдѣ, можетъ быть, причиной волъ я былъ
             И гдѣ меня клянутъ въ молвѣ народной!
   
             28. Такой привѣтъ предъ мною, межъ могилъ,
             Такъ невзначай, негаданно раздался.
             Что я вождя въ испугѣ обхватилъ!
   
             31. И вскрикнулъ онъ: чего ты испугался?
             Смотри туда, Фарината привсталъ,
             Изъ гроба къ намъ по поясъ показался?
   
             34. И я лицомъ къ лицу его стоялъ.
             Онъ лобъ И Грудь возвысилъ предо мною,
             Какъ будто адъ, мученья презиралъ!
   
             37. Вожатый мнѣ помогъ своей рукою
             Придвинуться и стать промежъ могилъ,--
             И говоритъ: пократче рѣчь къ герою.
   
             40. Скорѣй, чѣмъ я ко гробу приступилъ,
             Духъ осмотрѣлъ меня, какъ бы съ презрѣньемъ
             И наконецъ: кто предокъ твой? спросилъ.
   
             43. Хотѣлось мнѣ, стоя предъ нимъ съ почтеньемъ,
             Все высказать,-- и я не умолчалъ;
             Онъ поднялъ взоръ и съ новымъ озлобленьемъ:
   
             46. Противъ меня и всѣхъ моихъ -- сказалъ --
             Твои всегда жестоко враждовали
             За что я васъ два раза изгонялъ.
   
             49. Да -- говорю -- въ изгнаньи мы бывали,
             Умѣя вновь вернуться въ край родной;
             Твои жъ того искусства не узнали.
   
             52. Тутъ близь него, изъ щели гробовой,
             Другая тѣнь, привставши на колѣни,
             До бороды пролѣзла предо мной;
   
             55. Кругомъ меня смотрѣлъ взоръ этой тѣни.
             Какъ бы при маѣ кого-то онъ искалъ.
             Но скрылся лучъ надежды средь мученій.
   
             58. Въ нашъ міръ слѣпой духъ, прослезясь, сказалъ --
             Въ темницу ввелъ тебя твой умъ высокой;
             Но гдѣ мой сынъ? Зачѣмъ его не взялъ?
   
             61. Не самъ -- въ отвѣтъ -- проникъ я въ край далекой:
             Иду за тѣмъ вождемъ, что ждетъ ужъ тамъ.
             Кого не такъ цѣнилъ Гвидо жестокой!
   
             64. По казни я и по его словамъ
             Объ имени сейчасъ же догадался,--
             И потому отвѣтъ ему былъ прямъ.
   
             67. Вдругъ онъ вскричалъ и съ гроба приподнялся
             Цѣнилъ! Ужель его въ живыхъ ужь нѣтъ?
             Ужели съ нимъ свѣтъ сладостный разстался?
   
             70. Замѣтивъ же, что медлитъ мой отвѣтъ.
             Въ гробницу онъ мгновенно повалился
             И болѣе не выходилъ на свѣтъ.
   
             73. Но тотъ предъ кѣмъ я тутъ остановился,
             Ни шеи внизъ, къ груди не приклонялъ,
             Не отвернулъ, въ лицѣ не измѣнился.
   
             76. Да,-- прерванный онъ разговоръ продлилъ --
             Сильнѣе мукъ и ложа гробового
             Меня мой родъ изгнаньемъ поразилъ!
   
             79. Но ликъ жены -- царицы ада злого
             Разъ пятьдесятъ еще не заблеститъ,--
             Ты взвѣсишь гнетъ искусства дорогого!
   
             82. И если міръ назадъ тебя манятъ,
             Скажи, за что народное гоненье,
             За что законъ моимъ такъ страшно мститъ?
   
             85. Я отвѣчалъ: ужасное сраженье,
             Гдѣ Арбія румяной шла волной,
             Внушило намъ во храмѣ то моленье.
   
             88. И покачалъ, вздохнувъ, онъ головой.
             Я не одинъ -- въ отвѣтъ -- былъ въ дѣлѣ этомъ;
             Не безъ причинъ съ другими шелъ я въ бой;
   
             91. Но былъ одинъ я тамъ, гдѣ всѣмъ совѣтомъ
             Флоренцію рѣшили разметать!
             Я отстоялъ ее -- и правъ предъ свѣтомъ.
   
             94. Дай Богъ твоимъ покойно поживать!
             А ты -- прошу -- ту сѣть, чѣмъ мысль обвита
             Запутавшись, мнѣ долженъ развязать:
   
             97. Предъ вами здѣсь грядущее открыто.
             Вы видите его изъ-за могилъ,
             А настоящее для васъ сокрыто.
   
             100. Какъ слабые глазами -- перебилъ --
             Предметъ вдали мы лучше различаемъ:
             Владыка насъ настолько просвѣтилъ.
   
             103. О прошломъ же мы знаніе теряемъ;
             Пока намъ вѣсть о васъ не принесутъ.
             Мы ничего о жизни той не знаемъ.
   
             106. Итакъ, пойми: способность наша тутъ --
             Знать обо всемъ -- исчезнетъ, чуть за нами.
             Грядущаго ворота всѣ запрутъ.
   
             109. Тутъ я созналъ вину передъ тѣнями,
             И сталъ просить другому передать,
             Что сынъ его живетъ еще съ друзьями!
   
             112. И если я замедлилъ отвѣчать.
             То мнѣ -- сказалъ -- сомнѣнія мѣшали.
             Тѣ. что теперь успѣлъ ты разогнать.
   
             115. Наставникъ мой меня зоветъ ужь далѣ;
             Но призраку еще вопросъ я далъ:
             Кто вмѣстѣ съ нимъ въ обители печали?
   
             118. Здѣсь тысячи лежатъ -- онъ отвѣчалъ --
             Въ числѣ гробовъ -- гробъ Фридриха второго
             И межъ другихъ томятся Кардиналъ.
   
             121. Затѣмъ исчезъ осужденный, и снова
             Я къ древнему поэту подошелъ,
             Враждебное обдумывая слово.
   
             124. Онъ далѣе дорогой нашей шелъ.
             О чемъ смущенъ? наставникъ начинаетъ;
             И отвѣчать я многое нашелъ.
   
             127. Все что тебѣ, какъ слышать, угрожаетъ --
             Велитъ мудрецъ -- пусть память сохранитъ!
             Послушай же -- и палецъ поднимаетъ.
   
             130. Когда тебя лучъ чудный озаритъ
             Отраднаго, всевидящаго взора,
             То жизни путь не будетъ больше скрыть.
   
             133. Потомъ свернувъ на лѣво очень скоро,
             Оставили мы стѣны за собой;
             Дорога шла въ долину съ косогора:
   
             136. Ужасный смрадъ подулъ съ долины той.
   

ПѢСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Воспоминаніе поэта представляетъ три послѣдніе круга въ перспективѣ.-- Распредѣленіе адскихъ мукъ, сообразно съ преступленіемъ.

             1. Вдоль по горѣ обрывистой, высокой.
             Заваленной обломками отъ скалъ,
             Приблизились мы къ западнѣ жестокой.
   
             4. И страшный смрадъ такъ сильно поражать,
             Взвиваяся надъ бездной съ дна самого,
             Что я за гробъ въ изнеможеньи сталъ.
   
             7. И вижу стихъ у камня гробового;
             Здѣсь Анастазіо, здѣсь папа тотъ,
             Что Фотиномъ былъ сбитъ съ пути прямого.
   
             10. Мы медленно тутъ спустимся въ обходъ.
             Чтобъ чувствами намъ свыкнуться съ предметомъ,
             А тамъ ужь смрадъ вреда не принесетъ.
   
             13. Такъ вождь сказалъ, и я спѣшу съ отвѣтомъ:
             Лишь время бъ мнѣ не потерять въ пути...
             И снова онъ: я думаю объ этомъ.
   
             16. Мой сынъ, межъ скалъ, три круга впереди:
             Въ три яруса на ступеняхъ ступени,
             Какъ тѣ, что ты оставилъ позади.
   
             19. Проклятыя ихъ наполняютъ тѣни;
             Но выслушай -- за что, по всѣмъ кругамъ
             Погибшихъ душъ собрали для мученій.
   
             22. Коварства цѣль -- противна, небесамъ:
             Къ обидѣ два у злобы направленья:
             Насиліе и ложь во вредъ людямъ.
   
             25. Обманъ въ людяхъ впадаетъ въ преступленья
             И потому осужденъ Богомъ онъ
             Далеко въ глубь на страшныя му пенья.
   
             28. Насилій грѣхъ -- въ кругъ первый заключенъ,
             Тройной въ немъ вредъ и такъ его тутъ много,
             Что этотъ кругъ ужъ на три раздѣленъ.
   
             31. Насилія бываютъ: противъ Бога,
             Противъ себя и близкихъ намъ людей.
             И доводовъ къ тому есть очень много.
   
             34. За тысячи насильственныхъ смертей,
             Увѣчіе, другого разоренье,
             Поджогъ, грабежъ при сборѣ податей,
   
             37. За воровство, убійство, разрушенье
             Здѣсь мучатся отдѣльною толпой
             И первое то круга отдѣленье.
   
             40. Это на себя, жестокою рукой,
             Иль даже скарбъ ничтожный посягаетъ,
             Тотъ каяться вмѣщенъ въ отдѣлъ второй.
   
             43. Это самъ себя изъ міра изгоняетъ,
             Успѣвши все продуть и промотать,
             И плачетъ тамъ, гдѣ радость наступаетъ,
   
             46. Это на Творца осмѣлился возстать,
             Отвергши все святое безъ укора,
             Это оскорбилъ хулой природу -- мать!
   
             49. На комъ клеймо Содома и Кагора,
             Кто Господа въ душѣ не сознаетъ,
             Всѣ въ меньшемъ томъ отдѣлѣ безъ разбора!
   
             52. Затѣмъ въ обманъ, какъ совѣсть ни грызетъ,
             Злой человѣкъ и вѣрящихъ ввергаетъ
             И тѣхъ, кто злу довѣрья не даетъ.
   
             55. Послѣдній грѣхъ повсюду разрушаетъ
             Всю связь любви, всѣ ткани естества,--
             И кругъ второй, гнѣздяся, занимаетъ:
   
             58. Ласкательство, продѣлки ханжества,
             Подлогъ мѣнялъ, ложь, мерзостей всѣ роды
             И сводней грязь и подлость колдовства!
   
             61. Но первымъ зломъ любовь, какъ даръ природы,
             Въ зародышѣ еще оскорблена
             И съ ней довѣріе -- залогъ свободы.
   
             64. Въ меньшой отдѣлъ измѣна включена!
             Тамъ центръ земли, тамъ Дите помѣщенье --
             Предательствомъ кончается страна!
   
             67. Наставникъ -- я сказалъ -- ты раздѣленье
             Всей пропасти съ жильцами объяснилъ.
             Но разрѣши еще одно сомнѣнье:
   
             70. Скажи о тѣхъ, что въ типѣ гнѣвъ сгубилъ,
             Что носитъ вѣтръ, что ливень обливаетъ
             И что корятъ другъ друга изъ всѣхъ силъ:
   
             73. За чѣмъ для мукъ ихъ городъ не вмѣщаетъ,
             Когда на нихъ Господень гнѣвъ лежитъ.
             А если нѣтъ, за что народъ страдаетъ?
   
             76. Онъ отвѣчалъ:-- твой умъ безумьемъ сбитъ:
             Иль просто бредъ все это размышленье,
             Иль за другимъ предметомъ мысль слѣдить?
   
             79. Три склонности -- припомни наставленье --
             Мудрецъ постигъ по этикѣ своей;
             Противъ небесъ тройное преступленье:
   
             82. Несдержанность, скотство и злость людей.
             Какъ въ первой нѣтъ для Бога оскорбленій,
             То менѣе и казнь судилъ Онъ ей;
   
             85. И если ты вглубишься въ смыслъ тѣхъ мнѣній,
             То, вспомнивши, за что должны страдать
             Толпы всѣхъ душъ, внѣ этихъ укрѣпленій,
   
             88. Ты самъ поймешь, зачѣмъ ихъ отдѣлять
             Отъ нижнихъ ямъ: должно же Провидѣнье
             За меньшій грѣхъ и менѣе каратъ!
   
             91. О солнце, ты даешь слѣпому зрѣнье!
             Я счастливъ такъ: какъ званье для души,
             Полезно здѣсь и самое сомнѣнье.
   
             94. Но обратись -- прошу -- и разскажи
             Чѣмъ Божество мздоимецъ оскорбляетъ?
             Затянутый мнѣ узелъ развяжи.
   
             97. Кто философію -- въ отвѣтъ онъ -- знаетъ.
             Тотъ, приподнявъ таинственный покровъ.
             Постигъ, что вся природа истекаетъ
   
             100. Изъ разума Создателя міровъ!
             Ты въ физику свою всмотрись немного
             И въ ней найдешь, чрезъ нѣсколько листовъ,
   
             103. Что долженъ ты одной природѣ строго,
             Какъ ученикъ въ искуствѣ, подражать:
             Оно, какъ внукъ, нисходитъ къ намъ отъ Бога!
   
             106. Изъ этихъ двухъ началъ, ты долженъ знать.
             Коль не забылъ ты Библію въ началѣ,
             Обязанъ міръ всѣ средства почерпать.
   
             109. Но ростовщикъ идетъ иначе далѣ:
             Природу онъ, искуство не щадитъ,
             И вся его надежда въ капиталѣ!
   
             112. Теперь или за мной -- желанье вдаль манитъ:
             Уже знакъ Рыбъ блеснулъ въ небесномъ лонѣ.
             Созвѣздье Возъ почти на Каиръ лежитъ.
   
             115. А спускъ еще далекъ на этомъ склонѣ.
   

ПѢСНЬ ДВѢНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Седьмой кругъ; насиліе.-- Раздѣленіе круга на три отдѣленія.-- Первый отдѣлъ: насиліе противъ ближняго.-- Постепенное погруженіе въ потокъ кипящей крови.

             1. То мѣсто, гдѣ пришлося намъ спускаться,
             И что-то такъ пугало между скалъ,
             Что робкій взоръ по могъ не содрогаться,
   
             4. Не вдалекѣ Триденто есть обвалъ
             Онъ сброшенъ былъ въ Адижъ землетрясеньемъ,
             Иль самъ собой осунувшись упалъ --
   
             7. Тамъ всюду слѣдъ оставленъ разрушеньемъ:
             Такъ крутъ обрывъ до самыхъ мутныхъ водъ,
             Что путь на немъ съ ужаснымъ затрудненьемъ:
   
             10. Таковъ и здѣсь -- и въ эту бездну сходъ,
             Но тутъ еще чудовище лежало,
             Позоръ критянъ -- подложной телки плодъ.
   
             13. Увидѣвъ насъ, съ огромнаго обвала,
             Уродъ себя зубами въ злобѣ рвалъ,
             Все бѣшенство -- его же пожирало!
   
             16. Ты думаешь -- мудрецъ мой закричалъ --
             Аѳинскій царь явился предъ тобою,
             Что смерть тебѣ въ томъ мірѣ даровалъ?
   
             19. Прочь, гнусный звѣрь! онъ не съ твоей сестрою,
             Съ наставницей коварной къ вамъ проникъ,--
             Чтобъ видѣть казнь, спускается со мною.
   
             22. Какъ изъ цѣпи сорвавшись дикій быкъ,
             Принявъ ударъ, все мечется кругами.
             И наконецъ, лишившись силъ, поникъ,
   
             25. Такъ Минотавръ метался передъ нами.
             Сходи на спускъ!-- кричитъ мудрецъ -- скорѣй!
             Пока онъ тутъ ошеломленъ словами.
   
             28. И схо увидѣлъ
             Я много несчастнѣйшихъ тутъ.
   
             109. Нагіе тѣ грѣшники страшно
             Не только руками дрались
             Но грудью, зубами, главами
   
             112. Сцѣпились они и сошлись.
             И тутъ мнѣ сказалъ мой наставникъ:
             -- "Смотри же, какъ злобны они!
   
             115."И въ грязной водѣ той купаясь,
             "Пускаютъ они пузыри:
             До ихъ злодѣянья караютъ
   
             118. "И, тяжко терзая, томятъ"
             -- "Страдали мы въ воздухѣ страшно,
             Тѣ духи тогда говорятъ.
   
             121. "Но его отравляя дыханьемъ,
             "Не знали ужасныхъ столь мукъ.
             -- "Бормочатъ они только вздоръ лишь".
   
             124. Сказалъ мнѣ наставникъ мой тутъ.
             И дальше пошли мы съ поэтомъ;
             Окраиной Стикса идя,
   
             127. На призраки все озирались,
             На муки и пытки смотря.
             Страдая, ругаясь и плача
   
             130. Въ грязи утопали они.
             Мы-жъ скоро къ подножію башни
             Высокой тогда подошли.
   

ПѢСНЬ VIII.

Данте и Виргилій переправляются въ лодкѣ Флегія черезъ болото Стиксъ. Они встрѣчаются затѣмъ съ Филиппомъ Ардженти, который останавливаетъ Данте, но Виргилій отталкиваетъ его въ грязь. Наконецъ поэты приходятъ къ городу Дите, куда ихъ не пускаютъ. Данте въ отчаяніи, такъ какъ демоны угрожаютъ путникамъ.

             1. Но прежде, чѣмъ къ башнѣ пришли мы,
             Замѣтилъ я: два огонька
             На самой вершинѣ сверкали
   
             4. Той башни высокой тогда.
             Вдали же болота и третій --
             Сквозь сумракъ огонь заблисталъ
   
             7. И будто сигналомъ двумъ первымъ,
             Мерцая во мглѣ, отвѣчалъ.
             Тогда я спросилъ у поэта:
   
             10.-- "Что значатъ такіе огни?
             "Кто ихъ зажигаетъ во мракѣ,
             "И что говорятъ тамъ они?"
   
             13.-- "Узнаешь ты это все скоро,*
             Виргилій тутъ мнѣ отвѣчалъ,
             "Лишь только бы сумракъ туманный
   
             16. "Увидѣть тебѣ не мѣшалъ.
             Стрѣла не летаетъ такъ быстро,
             Какъ мчалась во мракѣ ладья,
   
             19. Гребецъ же кричалъ: "наконецъ-то
             "Явилась ты, злая душа!"
             -- "Напрасно ты, Флегій, кричишь такъ,*
   
             22. Виргилій замѣтилъ тогда,
             "И лишнюю тяжесть на брегъ тотъ
             "Лишь только свезешь ты пока".
   
             25. Какъ точно обманутый, гнѣвомъ
             Пылая, стихаетъ не разъ --
             Такъ Флегій, Виргилія слыша,
   
             28. Смирился и смолкнулъ тотчасъ.
             Съ наставникомъ сѣли въ ладью мы
             И поплыли въ тинѣ густой,
   
             31. Какъ вдругъ, весь испачканный грязью,
             Духъ смрадный предсталъ предо мной.
             -- "Зачѣмъ раньше срока явилась
   
             34. "Сюда ты, живая душа?"
             Спросилъ онъ, ко мнѣ обращаясь,
             И такъ отвѣчалъ ему я:
   
             37.-- "Я здѣсь не останусь навѣки;
             "Но кто ты, несчастный такой?"
   -- "Ты видишь", отвѣтилъ страдалецъ
   
             40. "Я пыткою мучаюсь злой".
             -- "О, пытки ты этой достоинъ,
             "Серебрянный злобный Филиппъ!"
   
             43. Тогда, на ладью налегая,
             Какъ будто-бы къ ней онъ прилипъ,
             Ее опрокинуть желая,--
   
             46. Поэтъ же его удержалъ.
             -- "Ступай ты къ собакамъ, проклятый!"
             Ему онъ тогда закричалъ;
   
             49. И тотчасъ наставникъ, обнявши,
             Меня горячо цѣловалъ.
             -- "Ты гнѣвомъ своимъ благороденъ,"
   
             52. Съ любовію онъ мнѣ сказалъ.
             И тутъ же добавилъ: "духъ этотъ
             "Лишь злобою памятенъ намъ,
   
             55. "О, сколько вельможъ знаменитыхъ,
             "О, сколько властителей тамъ,--
             "Какъ свиньи, валяются въ грязи!" --
   
             58. Ему я отвѣтилъ тогда:
             -- "О, еслибъ его утопили
             "Отсюда не выйдемъ пока!"
   
             61.-- "Все это увидишь тотчасъ-же,"
             Наставникъ мнѣ мой отвѣчалъ;
             И муки несчастныхъ тѣхъ видя,
   
             64. Я Бога за нихъ восхвалялъ.
             -- " Филиппъ " всѣ кричали страдальцу
             "Серебрянный". Онъ же молчалъ
   
             67. И, злобой терзаясь ужасной,
             Себя самого же кусалъ.
             Но тутъ, все плывя по болоту,
   
             70. Я новые вопли слыхалъ.
             -- "Мы къ городу Дите ужъ близки",
             Тогда мнѣ учитель сказалъ.
   
             73. "Столица то ада и имя
             "Властителя носитъ она.
             "Въ ней граждане -- грѣшники тѣ же
   
             76. "И ими она-то полна".
             -- "Я вижу ужъ башни, учитель",
             Поэту тогда а сказалъ.
   
             79. "Похожи онѣ на мечети,
             "И будто огонь ихъ объялъ;"
             -- "Внутри тамъ огонь вѣчный адскій
   
             82. "Окрасилъ въ багровый ихъ цвѣтъ"
             Какъ плыли каналомъ межъ стѣнокъ
             Желѣзныхъ, отвѣтилъ поэтъ.
   
             85. Гребецъ закричалъ намъ: "здѣсь выходъ!
             "Сюда вы ступайте скорѣй!"
             Тогда чертенятъ больше тыщи
   
             88. Увидѣлъ я тамъ у дверей.
             Какъ дождь, они падали съ неба
             И громко кричали они:
   
             91. "Кто смѣлъ изъ живыхъ, дерзновенный,
             "Въ жилище умершихъ войти?"
             Тогда имъ наставникъ рукою
   
             94. Знакъ сдѣлалъ умолкнуть; они
             Тотчасъ-же ему закричали:
             -- "Одинъ ты, одинъ лишь иди!"
   
             97. Представь же, читатель, мой ужасъ,
             Когда это я услыхалъ,--
             Надежду вернуться на землю
   
             100. Уже я навѣкъ потерялъ
             -- "О ты, мой наставникъ любимый,
             "Меня избавлявшій всегда!
   
             103. "Вернемся назадъ, коль нельзя намъ
             "Въ тотъ городъ пробраться, туда.
             -- "Не падай ты духомъ: не можетъ
   
             106. "Никто намъ пути преградить.
             "Ты здѣсь погоди; не оставлю
             "Тебя я; но надо спѣшить! "
   
             109. И ужаса полнъ, я не слышалъ,
             Что имъ тамъ поэтъ говорилъ.
             Онъ выгнанный тотчасъ оттуда,
   
             112. Смущенный, свой взоръ потупилъ;
             Исчезло въ немъ мужество даже
             И тутъ онъ, вздохнувши, спросилъ:
   
             115.-- "Туда въ обиталище муки,
             "Кто-жъ, дерзкій, мнѣ входъ запретилъ?"
             Потомъ онъ сказалъ: "не смущайся
   
             118. "Ты гнѣвомъ столь сильнымъ моимъ;
             "Хоть больше-бъ чертей этихъ было,
             "Мы все же ихъ всѣхъ побѣдимъ.
   
             121. "Спасителя шествію даже
             "Хотѣли они помѣшать,
             "Но ада врата тѣ упали,
   
             124. "Теперь уже ихъ не поднять.
             "При входѣ въ обитель страданій
             "Врата эти ты вѣдь видалъ
   
             127. "И надпись о смерти и скорби,
             "Смущенный, на нихъ ты читалъ.
             "Оттуда идетъ ужъ къ намъ помощь
   
             130. "И съ нею предъ нами тогда,
             "На гнѣвъ не смотря чертенятъ тѣхъ,
             "Открыты всѣ будутъ врата".
   

ПѢСНЬ IX.

Виргилій также смущенъ, но старается скрыть это отъ Данте. Появленіе трехъ фурій: Мегеры, Аллето и Тизееоны наводитъ на Данте еще большій страхъ. Но вотъ появляется ангелъ, отворяетъ ворота города Дите однимъ прикосновеніемъ къ нимъ своего чудеснаго прута и, сдѣлавъ укоръ грѣшникамъ за ихъ безполезныя препирательства, отправился обратно, не обративъ вниманія на Виргилія и на Данте. Затѣмъ, оба поэта входятъ въ городъ, а послѣ того спускаются въ шестой кругъ, гдѣ терпятъ мученія еретики.

             1. Замѣтивъ, что я все робѣю,
             Виргилій волненье скрывалъ,
             Въ туманѣ глазами не видя,
   
             4. Внимательно слушать онъ сталъ.
             -- "Но все же побѣда за нами".
             Сказалъ онъ отрывисто тутъ;
   
             7. Но тотчасъ добавилъ: "а если
             "Намъ съ неба посла не пришлютъ?
             "О! Лишь бы скорѣй онъ явился!"
   
             10. И смыслъ придавая ивой
             Рѣчамъ его, я ужаснулся
             И страхъ овладѣлъ уже мной.
   
             13.-- "Скажи мнѣ, изъ Лимба въ глубь ада",
             Учителя такъ я спросилъ,
             "Лишенный надежды зрѣть Бога,
   
             16. "Когда-либо кто-же сходилъ?"
             И онъ отвѣчалъ мнѣ: "да, рѣдко
             "Случается, чтобы вошелъ
   
             19. "Кто-либо изъ Лимба на путь тотъ,
             "Которымъ съ тобою я шелъ.
             "Но силою злой Ерихтоны
   
             22. "Я разъ уже здѣсь побывалъ,
             "Чтобъ духа извлечь, тутъ который
             "Съ Іудою вмѣстѣ страдалъ.
   
             25. "То мѣсто далеко отъ неба,--
             "Вмѣстило что всѣ небеса
             "И движитъ ихъ силой своею --
   
             28. "Я знаю дорогу туда.
             "А смрадное это болото
             "Со всѣхъ окружаетъ сторонъ
   
             31. "Тотъ городъ скорбей; неприступенъ
             "Поэтому сдѣлался онъ"...
             Что дальше сказалъ мнѣ наставникъ
   
             34. Смущенной, ужъ я не слыхалъ:
             На башни вершину, въ огнѣ всю
             Со страхомъ тогда я взиралъ.
   
             37. Трехъ фурій кровавыхъ, ужасныхъ
             Женъ ада, видалъ я на ней.
             И змѣи имъ поясомъ служатъ
   
             40. И змѣйки же вмѣсто кудрей.
             Такъ, зная, что то Прозерпины
             Прислужницы три тѣ сестры,
   
             43. Сказалъ мнѣ наставникъ любимый:
             -- "То фуріи; видишь-ли ты?
             "Всѣ дочери ночи; отецъ же
   
             46. "Ихъ мрачный, рѣка-Ахеронъ;
             "Вотъ слѣва стоитъ тамъ Мегера --
             "О, жертвъ ея адъ уже полнъ --
   
             49. "А справа Аллето ты видишь,
             "И тутъ Тизефона стоитъ;
             "Жестоко она убиваетъ;
   
             52. "И всякому смертному мститъ".
             Онѣ свои груди терзали,
             Ладонями хлопая, крикъ
   
             55. Подняли ужасный; я робко
             Къ учителю въ страхѣ приникъ.
             -- "Иди-же скорѣе, Медуза,"
   
             58. Внизъ глядя, кричали онѣ:
             "На немъ отомстимъ мы Тезею".
             Поэтъ-же сказалъ тогда мнѣ:
   
             61.-- "Закрой ты глаза, обернися,
             "Иль камнемъ ты станешь тогда! "
             И тотчасъ меня повернулъ онъ;
   
             64. Руками закрывъ мнѣ глаза,
             Прикрылъ ихъ своими руками.--
             Читатель любезный! Пойми,
   
             67. Что значитъ и что выражаютъ
             Столь странные эти стихи!--
             Вдругъ трескъ непонятный раздался
   
             70. И дрогнули Стикса брега.
             Подобіе вихря то было,
             Что всѣ низвергаетъ лѣса.
   
             73. Глаза мнѣ открывши тотчасъ-же,
             Виргилій сказалъ: "посмотри
             "Туда, гдѣ дымокъ показался
   
             76. "На смрадной болотной грязи.
             "Какъ жабы предъ змѣемъ коварнымъ
             "Тамъ тысячи духовъ бѣгутъ
   
             79. "Предъ тѣмъ, кто по бурному Стиксу
             "Какъ посуху, движется тутъ".
             Понявъ, что то неба посланникъ,
   
             82. Хотѣлъ я поэту сказать
             О томъ, но тотчасъ-же рукою
             Онъ сдѣлалъ мнѣ знакъ помолчать.
   
             85. Посолъ тотъ лишь тростью своею
             Едва прикоснулся къ вратамъ,--
             Какъ бистро они отворились
   
             88. И тотчасъ сказалъ онъ чертямъ:
             -- "О, неба изгнанники! Дерзость
             "Откуда берется у васъ?
   
             91. "Вы вновь возстаете, хотя ужъ
             "Платились за это не разъ.
             "Вѣдь Церберъ вашъ, звѣрь кровожадный
   
             94. "За буйство такое-жъ страдалъ!"
             Назадъ повернувшись тотчасъ-же,
             Ни слова онъ намъ не сказалъ.
   
             97. Какъ видно забота иная,
             Важнѣе, была у него.
             Но насъ успокоили все-же
   
             100. Слова тѣ святыя его.
             И въ городъ тогда уже смѣло,
             Вошли мы безъ всякой борьбы
   
             103. И тамъ, осмотрѣвшись, я видѣлъ
             Жестоко-мучимыхъ толпы.
             Какъ возлѣ Арли, гдѣ ужъ Рона
   
             106. Въ гнилое болото течетъ,
             Какъ въ городѣ Поло у моря,
             Гробницы лишь путникъ найдетъ,--
   
             109. Такъ точно и тутъ кромѣ духовъ
             Гробницы я видѣлъ однѣ.
             Онѣ я тотчасъ -- же замѣтилъ,
   
             112. Какъ -- будто сверкали въ огнѣ
             И грѣшниковъ такъ раскаляли,
             Что въ кузницахъ нѣту огня
   
             115. Такого для ковки желѣза.
             И тутъ я увидѣлъ тогда,
             Что крышки гробницъ пріоткрыты,--
   
             118. И, тамъ заключенные, вой
             Подняли ужасный: какъ видно,
             Огонь былъ имъ мукою злой.
   
             121. Спросилъ я тогда: "о, наставникъ!
             "Скажи мнѣ, кто тутъ погребенъ?"
             -- "Здѣсь только раскольниковъ видишь,"
   
             124. Тотчасъ-же отвѣтилъ мнѣ онъ.
             "Подобраны всѣ по ученьямъ,
             "И разно страдаютъ они
   
             127. "По важности глядя раскола
             "Имъ разныя муки даны."
             Потомъ, повернувши направо,
   
             130. Онъ вмѣстѣ пошелъ тутъ со мной
             Межъ этихъ гробницъ раскаленныхъ
             И толстой высокой стѣной.
   

ПѢСНЬ X.

Данте со своимъ наставникомъ вступаетъ въ шестой кругъ; здѣсь претерпѣвали муки еретики. Оба поэта встрѣтили здѣсь Фарината делли Уберти, предки котораго были врагами предковъ Данте; первые изгоняли ихъ изъ Флоренціи два раза, но они всякій разъ возвращались обратно. Недалеко отъ Фаринаты поднялась и тѣнь гвельфа. Кавальканте, республиканца и извѣстнаго философа, который не любилъ Виргилія, какъ придворнаго поэта. Кавальканте спросилъ у Данте о своемъ сынѣ, Гвидо -- другѣ поэта, послѣдній медлилъ отвѣтомъ, а Кавальканте упалъ и больше не вставалъ, полагая, что его сынъ умеръ. Данте думалъ, что душамъ умершихъ извѣстно все совершающееся на землѣ, но ошибся въ своемъ предположеніи, какъ объяснилъ ему Фарината. Послѣдній предсказываетъ, однако, поэту изгнаніе изъ Флоренціи. Въ числѣ прочихъ здѣсь находился и императоръ Фридрихъ II.

             1. Идетъ мой наставникъ тропою
             Межъ, стѣнъ и страдальцевъ; за нимъ
             Ступая, сказалъ я: "о, мудрость!
   
             4. "Къ жестокимъ страданьямъ такимъ
             "Меня приведя, ты скажи мнѣ,
             "Могу-ли я видѣть вотъ ихъ,
   
             7. "Въ гробахъ заключенныхъ страдальцевъ?
             "Вѣдь стражи тутъ нѣту при нихъ
             "И крышки съ гробовъ этихъ сняты" --
   
             10.-- "Гробницы закроютъ, когдаў,--
             Отвѣтилъ наставникъ ной мудрый --
             "Настанетъ, день страшный Суда.
   
             13. "На кладбищѣ здѣсь, съ Эпикуромъ,
             "Кто вѣрилъ ему, погребенъ.
             "Что съ тѣломъ душа умираетъ,
   
             16. "Они утверждали, какъ онъ.
             "Исполнится тотчасъ желанье,
             "О коемъ ты мнѣ умолчалъ".
   
             19.-- "Учитель, вѣдь я не скрываю;"
             Ему я тогда отвѣчалъ,
             "Но самъ-же совѣтывалъ мнѣ ты
   
             22. "Быть краткимъ, скупымъ на слова".
             Я, голосъ меня призывавшій,
             Изъ бездны услышалъ тогда.
   
             25.-- "О ты, благородный Тосканецъ,
             "Живымъ вдругъ явившійся тутъ,
             "И такъ хорошо говорящій,
   
             28. "Помедли немного минутъ.
             "По рѣчи я вижу; родился
             "Ты въ городѣ, гдѣ я страдалъ".
   
             31. Тотъ голосъ, изъ бездны раздавшись
             Внезапно, меня испугалъ.
             Къ наставнику тутъ я прижался,
   
             34. Но онъ мнѣ тотчасъ же сказалъ.
             -- "Вѣдь то Фарината-Уберти,
             "Изъ гроба вставая, взывалъ".
   
             37. Взглянувъ на него, я увидѣлъ:
             Сверкало презрѣньемъ чело,
             И грудь высоко подымалась.
   
             40. Тутъ къ гробу привлекши его
             Меня, мнѣ сказалъ мой учитель:
             -- "Будь кратокъ, но смѣло иди!"
   
             43. Помедливъ, спросилъ Фарината:
             -- "А кто были предки твои?"
             Ему я назвалъ своихъ предковъ
   
             46. Тогда онъ мнѣ грозно сказалъ:
             -- "Враги мои это; два раза
             "Я ихъ изъ Флоренціи гналъ,"
   
             49.-- "Они возвращались сейчасъ-же".
             Отвѣтилъ ему я тогда.
             "Но предки твои какъ и ты самъ
   
             52. "Уже не придутъ никогда!"
             Другая тутъ тѣнь поднялася,
             Кого-то ища возлѣ насъ;
   
             55. Но тутъ никого не увидя,
             Она зарыдала тотчасъ,
             Сказавъ мнѣ: "о, если за доблесть
   
             58. "Сюда ты явился живой,
             "Зачѣмъ же твой другъ и пріятель,
             "Мой сынъ, не пошелъ за тобой?"
   
             61.-- "Я здѣсь не одинъ, отвѣчалъ я,
             "Тутъ вождь, въ отдаленіи, мой.
             "Его презиралъ другъ мой Гвидо
   
             64. "И съ нимъ не пошелъ бы за мной?"
             -- "Такъ значитъ онъ умеръ, коль скоро
             "Сказалъ ты "его презиралъ;".
   
             67. "Ужель онъ не узритъ блаженства?"
             Такъ мнѣ Кавальканте сказалъ.
             Замѣтивъ, что медлю отвѣтомъ,
   
             70. Онъ скрылся и навзничь упалъ.
             Межъ тѣмъ горделивый Уберти,
             Прервавъ свою рѣчь, продолжалъ:
   
             73.-- "Тошнѣе каленаго гроба
             "Мнѣ то, что они не придутъ.
             "Но знай, что луна, Прозерпины
   
             76. "Прообразъ, не сдѣлаетъ тутъ
             "Полсотни круговъ, какъ узнаешь
             "Ты сладость изгнанія самъ,
   
             79. "Но если ты вновь возвратишься,
             "Спроси ихъ, за что-жъ они тамъ
             "Уберти безжалостно гонятъ?"
   
             82. Ему я отвѣтилъ тогда.
             -- "Они не забыли, что съ кровью
             "Смѣшалася Арвы вода".
   
             85. "Но тамъ не одинъ я", сказалъ онъ
             "А всѣ Гибелины въ бою
             "Побѣду добыли; напротивъ
   
             88. "Флоренцію спасъ я мою
             "Одинъ, когда всѣ ужъ, покинувъ
             "Разрушить хотѣли ее".
   
             91.-- "О ты Фарината" сказалъ я
             "Коль хочешь потомство свое
             "Ты мной успокоить, скажи мнѣ,
   
             94. "Сомнѣнье мое разрѣши:
             "Грядущее вамъ вѣдь извѣстно,
             "Но какъ-же не знаете вы,
   
             97. "Того, что свершается нынѣ?"
             И онъ отвѣчалъ мнѣ: "пойми,
             "Какъ-будто-бы всѣ дальнозорки,
   
             100. Мы видимъ лишь то, что въ дали,
             "Но близкое все ускользаетъ
             "Отъ нашего взора всегда
   
             103. "И если не скажите, всѣ мы
             "Въ невѣдѣньи будемъ тогда.
             "Со смертью-жъ послѣднею все ужъ
   
             106. "Закроется намъ навсегда".
             Раскаявшись тотчасъ в ошибкѣ
             Его попросилъ я тогда:
   
             109.-- "Скажи ты, упавшему духу,
             "Что Гвидо не умеръ еще:
             "Я медлилъ отвѣтомъ, не зная,
   
             112. "Что скрыто отъ васъ это все."
             Но тутъ меня звалъ мой наставникъ.
             Какъ видно, спѣшилъ уже онъ
   
             115. И я попросилъ Фаринату,
             Сказать мнѣ, кто здѣсь погребенъ.
             И онъ отвѣчалъ мнѣ поспѣшно:
   
             118.-- "Здѣсь тыщи страдаютъ со мной.
             "Межъ ними одинъ кардиналъ тутъ,
             "А также и Фридрихъ Второй."
   
             121. Онъ скрылся въ гробницѣ и тотчасъ
             Къ поэту пошелъ я тогда,
             О злобныхъ словахъ размышляя,
   
             124. Въ которыхъ таилась вражда;
             Пошли мы; дорогой наставникъ
             Спросилъ меня, чѣмъ я смущенъ.
   
             127. Ему объяснилъ я причину
             И мнѣ отвѣчалъ тогда онъ;
             -- "Запомни, что слышалъ, но только
   
             130. "Когда Беатриче узришь,
             "Узнаешь судьбу свою вѣрно.
             "И скоро ты къ ней поспѣшишь,"
   
             133. Глухою тропинкой, едва лищь
             Замѣтной, у стѣнъ мы брели
             И, влѣво свернувши немного,
   
             136. Мы къ смрадной долинѣ пришли.
   

П122;СНЬ XI.

Поэты, продолжая путь, вступили въ седьмой кругъ; дошли до гробницы папы Анастасія, котораго соблазнилъ дьяконъ Фотинъ. Виргилій объясняетъ здѣсь своему спутнику, что седьмой кругъ подраздѣляется на три круга меньшаго размѣра, каждый изъ нихъ ниже и тѣснѣе предъидущаго; въ нихъ наказываются грѣшники за насиліе, мошенничество и атеизмъ. Во второмъ отдѣлѣ седьмого круга заключены на вѣчныя мученія самоубійцы, а въ самомъ тѣсномъ отдѣлѣ седьмого пруга наказываются атеисты за свое безбожіе.

             1. На скалу изъ валуновъ высокихъ,
             Крутую, мы быстро взошли
             И къ пропасти мрачной и смрадной
   
             4. Все дальше идя, подошли.
             Но запахъ ужасный той бездны
             Заставилъ насъ скрыться тогда
   
             7. Подъ этой гробницей высокой,
             Гдѣ надпись такая была:
             " Здѣсь гробъ Анастасія-папы
   
             10. "Котораго дьяконъ Фотинъ
             "Съ пути совратилъ, соблазнивши."
             -- "Помедлимъ тутъ мигъ лишь одинъ,"
   
             13. Сказалъ мнѣ наставникъ "чтобъ запахъ
             "Ужасный привыченъ намъ сталъ
             "И воздухъ удушливый, смрадный
   
             16. "Не такъ бы дыханье спиралъ."
             -- "Но время лишь тутъ потерявши
             "Мы чѣмъ-же себя наградимъ?"
   
             19. Спросилъ я; учитель отвѣтилъ:
             -- "Внимай-же словамъ ты моимъ
             "И знай, что вотъ тутъ, за камнями
   
             22. "Три маленькихъ будутъ кружка,
             "Что кругъ лишь седьмой составляютъ;
             "Все ниже, тѣснѣе всегда.
   
             25. "И духи тамъ злые томятся,
             "Какъ это ты скоро узришь.
             "Преслѣдуя зло одно, небо
   
             28. "Обиду преслѣдуетъ лишь.
             "Обида же можетъ обманомъ
             "Иль просто насиліемъ быть.
   
             31. "Обманы рождаются въ людяхъ,
             "Не въ силахъ ихъ звѣри творить.
             "Обманщики тяжко страдаютъ,
   
             34. "Сильнѣй, чѣмъ насилья творцы.
             "И противъ трехъ лицъ лишь возможно
             "Насилье творить и жрецы
   
             37. "Вотъ этого культа томятся
             "Въ трехъ разныхъ страданій кружкахъ,
             "И Богъ, и нашъ ближній и самъ всякъ
   
             40. "Насилія жертвой въ рукахъ
             "Являются часто; убійство
             "Лишь личность терзаетъ; разбой
   
             43. "Грабежъ-же, налоги -- и личность,
             "И вещи терзаютъ собой.
             "Поэтому всѣ лишь убійцы,
   
             46. "Воители злобные, всѣ,
             "Кто вещи не трогалъ насильемъ,
             "Томятся тутъ въ первомъ кружкѣ.
   
             49. "Кто жизни лишилъ себя или
             "Имущество все расточилъ,
             "Того, сей обители скорбной,
   
             52. "Второй ужъ кружечекъ вмѣстилъ.
             "Кто-жъ Бога невѣрьемъ, грѣхами
             "Презрѣлъ, порицалъ, отрицалъ,
   
             55. "Тѣснѣйшаго этотъ кружечка
             "Лишь третьяго жертвою сталъ.
             "Обманъ-же направленъ бываетъ
   
             58. "Иль противъ тѣхъ, вѣрящихъ намъ,
             "Иль противъ того, кто намъ вѣры
             "Не далъ никакой уже самъ.
   
             61. "Послѣдній видъ зла заглушаетъ
             "Природное чувство любви.
             "И вотъ тѣ въ восьмой ужъ кругъ ада
   
             64. "На муки, на пытки пошли:
             "Льстецы, колдуны, лицемѣры
             "И прочіе воры -- плуты.
   
             67. "Но вы, обманувшіе также
             "Того, кто повѣрилъ лишь вамъ,
             "Не въ кругѣ восьмомъ вы томитесь
   
             70. "А въ центрѣ вселенной, ужъ танъ,
             "Гдѣ скорбь Люциферъ только знаетъ,
             "Гдѣ тяжко страдаетъ онъ самъ."
   
             73. Поэту тогда я отвѣтилъ:
             -- "Я понялъ все, что ты сказалъ.
             "Но грѣшники тѣ почему-же,
   
             76. "Которыхъ я прежде видалъ,
             "Не тутъ наказуются также,
             "А скорбь имъ иная дана?"
   
             79.-- "Не дѣло сказалъ ты, о сынъ мой",
             Учитель отвѣтилъ тогда.
             "Забылъ развѣ, что Аристотель
   
             82. "Намъ въ "Этикѣ" самъ говорилъ?
             "Всѣ эти проступки всего лишь
             "Онъ на три отдѣла дѣлилъ:
   
             85. "Невоздержанность, злоба и звѣрство.
             "И первое меньше всего
             "Собою Творца оскорбляетъ
   
             88. "И меньше караютъ его.
             "И вотъ почему тѣ страдальца
             "Не въ кругѣ томятся седьмомъ".
   
             91.-- "О, солнце ты правды!" воскликнулъ
             Тогда я въ восторгѣ своемъ.
             "Но только минуту терпѣнья
   
             94. "Одну лишь ты мнѣ подари:
             "Всякъ злой ростовщикъ кровожадный
             "Чѣмъ Богу противенъ, скажи?"
   
             97.-- "Наука намъ все разъясняетъ,"
             "И тотчасъ вопросъ свой поймешь,"
             Отвѣтилъ наставникъ мой мудрый,
   
             100. "Лишь "Физику" ты развернешь,
             "Гдѣ самъ Аристотель великій
             "Сказалъ, что искусство должно
   
             103. "Во всемъ подражать лишь природѣ;
             "Отъ Бога исходитъ оно.
             "И въ Библіи можешь прочесть ты,
   
             106. "Что Богъ намъ работать велѣлъ.
             "Чтобъ въ потѣ лица мы трудились,
             "Того нашъ Создатель хотѣлъ.
   
             109. "А тѣ, про которыхъ спросилъ ты,
             "Другою дорогой идутъ
             "И, Бога законъ попирая,
   
             112. "Чужою работой живутъ...
             "Однако, ужъ звѣзды-то низко
             "И длиненъ еще этотъ путь.
   
             115. "Идемъ-же, мой сынъ, поскорѣе,
             "Идемъ-же, не медля ничуть."
   

ПѢСНЬ XII.

Данте спускается въ первое отдѣленіе седьмого круга, гдѣ наказываются насилователи и тираны. Минотавръ стережетъ ихъ. Далѣе онъ увидѣлъ озеро крови, вокругъ котораго бѣгаютъ кентавры и поражаютъ своими стрѣлами грѣшниковъ, когда тѣ выходятъ изъ кипящей крови. Три кентавра: Нессо, Хиронъ и Фолъ отдѣлились изъ толпы и приблизились къ поэтамъ. Хиронъ по просьбѣ Виргилія приказалъ Нессо перенести Данте на спинѣ черезъ кровавое озеро. Здѣсь между грѣшниками были: Александръ Македонскій, Діонисій, тиринъ Сиракузскій, Аццолино, жестокій падуанецъ, Обицо да-Ести, маркизъ Феррари и многіе другіе. Когда Нессо перенесъ Данте черезъ озеро, то вернулся обратно къ своимъ товарищамъ.

             1. Мы къ мѣсту пришли, ужъ откуда
             Спускаться намъ было должно,
             И тамъ я чудовище встрѣтилъ;
   
             4. Оно такъ ужасно было,
             Что самъ богатырь, его видя,
             Навѣрно-бъ отъ страха бѣжалъ.
   
             7. На грозный утесъ этотъ глядя,
             Я Трента скалу вспоминалъ;
             И тутъ по валунамъ громаднымъ
   
             10. Тяжелый намъ путь предстоялъ;
             А тамъ полубыкъ Минотавръ,
             Ужасный насъ звѣрь ожидалъ.
   
             13. Едва насъ увидя, себя-же,
             Какъ бѣшенный, сталъ онъ терзать;
             Тогда-то наставникъ мой мудрый
   
             16. Успѣлъ ему громко сказать:
             -- "Неужли ты мнишь, что Тезей-то
             "Явился тутъ вмѣстѣ со мной?
   
             19. "Ужель, какъ другіе страдальцы,
             "Ты жаждешь все смерти второй?
             "Лишь только, чтобъ видѣть мученья
   
             22. "Пришелъ сюда спутникъ-то мой:
             "Ступай-же ты прочь, о скотина...
             "Ступай-же... съ дороги долой!"
   
             25. Какъ буйволъ, ударъ получивши
             Смертельный, ужасно реветъ,
             Такъ тутъ Минотавръ вой свой поднялъ,
   
             28. Бросаясь и взадъ и впередъ.
             Тогда мнѣ сказалъ мой наставникъ:
             -- "Скорѣе ты вонъ поспѣши."
   
             31. И такъ продолжалъ, когда дальше
             По этимъ валунамъ мы шли:
             -- "Быть можетъ, тебя поражаетъ
   
             34. "Та мѣстность, что ты увидалъ,
             "Но здѣсь, когда былъ я впервые,
             "Утесъ невредимымъ стоялъ.
   
             37. "Но тутъ, предъ тѣмъ незадолго,
             "Когда къ намъ явился Творецъ,
             "Долина та вся задрожала
   
             40. "И думалъ я, что наконецъ,
             "Любви преисполнился міръ той,
             "Что можетъ его разрушать
   
             43. "И вновь изъ хаоса любовью
             "Такимъ же, какъ былъ, создавать.
             "Тогда-то упалъ и утесъ тотъ...
   
             46. "Въ долину теперь посмотри;
             "Къ рѣкѣ мы подходимъ, гдѣ много
             "Злодѣевъ ныряютъ въ крови".
   
             49. И тутъ я увидѣлъ, о чемъ мнѣ
             Наставникъ тогда намекнулъ:
             На озеро крови горячей
   
             52. Я ужаса полнъ, взглянулъ.
             Кентавры по берегу быстро
             Со стрѣлами бѣгали тамъ,
   
             55. Завидя лишь насъ, изъ толпы той
             Ужъ трое приблизились къ намъ.
             Одинъ закричалъ тутъ: "скажите,
   
             58. "За мукой какой вы пришли?
             "Не трогайтесь съ мѣста, иль стрѣлы
             "Мои не дадутъ вамъ уйти."
   
             61. Тогда отвѣчалъ мой учитель:
             -- "Отвѣтъ мы Хирону дадимъ."
             И мнѣ онъ добавилъ: "то Нессо,
   
             64. "Что умеръ любовью томимъ
             "Къ прелестной своей Деянирѣ.
             "Въ срединѣ-жъ, главу опустивши
   
             67. "Стоитъ знаменитый Хиронъ.
             "Ахилла, врача-Ескулапа
             "Учитель достойнѣйшій онъ.
   
             70. "А третій-то Фолъ озлобленный.
             "И тысячи бродятъ ихъ тамъ,
             "Стрѣлой поражая, кто выйдетъ
   
             73. "Изъ крови той не по грѣхамъ."
             Хиронъ тутъ стрѣлою расправилъ
             Себѣ и браду и усы,
   
             76. Чтобъ можно сказать бы хоть слово.
             Когда мы къ нему подошли,
             Сказалъ онъ кентаврамъ другимъ:
   
             79. -- "Одинъ изъ нихъ живъ; посмотрите,
             "Какъ камни валятся подъ нимъ."
             Тогда, подойдя къ его груди
   
             82. Наставникъ мой, смѣло сказалъ:
             -- "Конечно, живой и рокъ высшій
             "Ему тутъ пройти приказалъ,
   
             85. "И дѣва святая явилась,
             "Меня чтобы въ помощь послать
             "И въ силу могущества долженъ
   
             88. "Ты вѣрный намъ путь указать
             "И дать одного изъ кентавровъ,
             "Дорогу чтобъ намъ показать;
   
             91. "Его-жъ на спинѣ переправить:
             "Не можетъ, какъ духъ, онъ летать".
             Хиронъ, обратившись направо,
   
             94. Сказалъ: "ты, ихъ Нессъ, проводи
             "И, если кентавровъ ты встрѣтишь,
             "То смѣло ихъ прочь отгони."
   
             97. Мы плыли чрезъ крови пучину
             И крики терзали тѣ насъ,
             О, тамъ я увидѣлъ несчастныхъ,
   
             100. Въ крови погруженныхъ до глазъ.
             И тутъ мнѣ сказалъ тотъ кентавръ
             -- "Злодѣи, убійцы они.
   
             103. "Разбоемъ и кровью всѣ жили.
             "Вотъ тутъ Александръ, смотри,
             "А тамъ Діонисій ужасный,
   
             106. "Тиранъ Сиракузскій, стоитъ
             "И съ нимъ Аццолино и Ести,
             "Который былъ сыномъ убитъ."
   
             109. Тогда я взглянулъ на поэта,
             Но онъ мнѣ сказалъ."не гляди
             "На меня; на кентавра,--
   
             112. "Онъ вождь теперь твой -- посмотри".
             Немного пройдя, мы приплыли
             Къ страдальцамъ, по горло въ крови
   
             115. Мучимымъ; тогда мой кентавръ
             Сказалъ мнѣ: "сюда ты взгляни:
             "Вотъ графъ Мантефорти Гуидо."
   
             118. И тутъ я тогда увидалъ
             По плечи ужъ двухъ погруженныхъ
             И ихъ я тотчасъ-же узналъ.
   
             121. То озеро крови все мельче
             Тогда становилось; въ крови
             Лишь ноги несчастныхъ мочились
   
             124. И тутъ-то мы въ бродъ перешли,
             -- "Ты видишь, здѣсь мелкое мѣсто",
             Кентавръ мнѣ такъ говорилъ,
   
             127. "Но къ той сторонѣ оно глубже,
             "Создатель туда погрузилъ
             "Атиллу и Пира, и Секста
   
             130. "Тарквинія онъ водворилъ,
             "Который въ моряхъ Сицилійскихъ
             "Немало безвинныхъ убилъ.
   
             133. "Риньеръ да Корнето и Паццо
             "Здѣсь также страдаютъ въ крови,
             "Жестокою мучаясь пыткой,
   
             136. "Такъ жалобно плачутъ они."
             На берегъ тогда уже вышли
             И я, и мой спутникъ-поэтъ,--
   
             139. Кентавръ-же вернулся обратно
             Чрезъ озеро крови и бѣдъ.
   

ПѢСНЬ XIII.

Данте спускается во вторую окружность седьмого круга, гдѣ наказаны самоубійцы. Здѣсь свили себѣ гнѣзда ужасныя Гарпіи; но и въ этой окружности есть также свои подраздѣленія: самоубійцы, и взяточники -- сановники, обращены въ древесные стволы; поэтъ увидѣлъ здѣсь Пьетро делле Винье. Затѣмъ самоубійцы -- расточители, между которыми были Джакобо-да-Санто Андреа и Рокко-де-Моцци.

             1. До берега Нессо не доплылъ,
             Какъ въ рощу вошли мы во мглѣ.
             Тамъ вовсе тропинокъ не видно
   
             4. И даже слѣдовъ на землѣ.
             Тамъ листья темны, не зелены
             И вѣтви красой не манятъ;
   
             7. Плодовъ нѣтъ, а только лишь иглы.
             Да сучья узлами торчатъ.
             И звѣри Мареммы Тосканской
   
             10. Охотно сюда не пойдутъ.
             Зловѣщія птицы лишь, гнѣзда
             Здѣсь Гарпіи только и вьютъ.
   
             13. Ихъ крылья широки, а лица
             У нихъ человѣчьи у всѣхъ,
             Собачія лапы съ когтями,
   
             16. На тѣлѣ не перья, а мѣхъ.
             И тутъ мнѣ сказалъ мой вождь мудрый
             -- "Въ окружности, знай, мы второй;
   
             19. "Теперь убѣдиться ты можешь,
             "Что вѣренъ разсказъ этотъ мой
             "О древахъ, кровь льющихъ;" и точно
   
             22. Я вопли повсюду слыхалъ,
             Но, ужаса полнъ, а не видѣлъ,
             Какой-же ихъ духъ издавалъ.
   
             25. Наставникъ, должно быть, подумалъ,
             Что я за кустами хотѣлъ
             Найти одного хоть страдальца,
   
             28. Который такъ страшно ревѣлъ.
             И вотъ потому онъ сказалъ мнѣ:
             -- "Ты вѣтку сломай хоть одну
   
             31. "Отъ дерева, что предъ тобою
             "И узришь ошибку свою."
             Тутъ тотчасъ, рукою доставши,
   
             34. Я вѣтку отъ сливы сломалъ.
             -- "Зачѣмъ мои члена терзаешь?"
             Мнѣ дерева стволъ простоналъ.
   
             37. Затѣмъ, почернѣвши отъ крови,
             Онъ такъ свою рѣчь продолжалъ:
   -- "Ты жалости вовсе не знаешь!
   
             40. "За что ты меня растерзалъ?
             "Мы были людьми; если-бъ даже
             "Мы были-бъ змѣями когда,
   
             43. "И то тебѣ вовсе не слѣдъ бы
             "Жестоко терзать насъ тогда."
             Какъ въ печи всегда извергаетъ
   
             46. Изъ свѣжаго древа бревно
             И воздухъ и воду, такъ точно
             Слова извергало оно.
   
             49.-- "Злосчастный ты духъ", такъ наставникъ
             Стволу тому самъ отвѣчалъ,
             "Его побудилъ я нарочно
   
             52. "Чтобъ онъ на тебѣ испыталъ,
             "Что вѣренъ разсказъ мой, хоть было
             "И мнѣ самому тяжело.
   
             55. "Теперь о себѣ разскажи ты:
             "На землю вернуться должно
             "Ему и онъ добрую память
   
             58. "Доставитъ тебѣ навсегда."
             -- "Охотно я вамъ разскажу все,"
             Намъ древо сказало тогда,
   
             61. "Я Фридриха былъ царедворцемъ,
             "Довѣрье его заслужилъ.
             "Я преданъ ему былъ и этимъ
   
             64. "Навѣки себя погубилъ.
             "Тутъ язва придворная -- зависть
             "Монарха смутила тогда,
   
             67. "Ко мнѣ потерялъ онъ довѣрье
             "И зрѣнья лишили меня.
             "Я, Пьетро дель Винье, тутъ въ смерти
   
             70. "Отъ срама спастися спѣшилъ;
             "О стѣны св. Андрея
             "Я голову смѣло разбилъ.
   
             73. "Ко всѣмъ справедливый, съ собой лишь
             "Неправильно я поступилъ.
             "Монарху-же, древомъ клянуся,
   
             76. "Я честно и вѣрно служилъ.
             "И если изъ васъ возвратится
             "Кто-либо на землю, прошу:
   
             79. "Про честность мою пусть онъ скажетъ,
             "Пусть сниметъ съ меня клевету."
             Поэтъ мнѣ сказалъ: "поскорѣе
   
             82. "Спроси ты, о чемъ пожелалъ."
             Его попросилъ распросить я,
             А самъ въ состраданьи молчалъ.
   
             85. Учитель сказалъ: "если хочешь,
             "Чтобъ просьбу исполниль твою
             "Мой спутникъ, ему разскажи ты,
   
             88. "О чемъ я тебя попрошу.
             "Какъ въ сучья душа эти входитъ
             "И выйдетъ-ли кто хоть когда?"
   
             91. И дерево то завизжало,
             И такъ отвѣчало тогда:
   -- "Убившую тѣло лишь, душу
   
             94. "Миносъ отсылаетъ сюда.
             "И злакомъ душа эта всходитъ
             "Тамъ, случай заброситъ куда.
   
             97. "Кустарника видъ принимаетъ,
             "И деревомъ вскорѣ растетъ --
             "2 Гарпіи тутъ насъ терзаютъ
   
             100. "И боль эта раны намъ жжетъ.
             "Какъ прочіе, въ день воскресенья,
             "И мы за тѣлами пойдемъ."
   
             103. "Но въ нихъ намъ облечься не должно:
             "Мы ихъ за собой повлечемъ
             "Лишь съ тѣмъ, чтобъ въ лѣсу здѣсь повѣсить..."
   
             106. Внимательно рѣчи ствола
             Я слушалъ, какъ вдругъ кривъ ужасный
             Внезапно раздался тогда,
   
             109. Подобный кабана рычанью
             При видѣ охотничьихъ псовъ.
             Два духа, тотчасъ я увидѣлъ,
   
             112. Бѣжали сюда изъ кустовъ.
             Передній кричалъ, что есть мочи:
             -- "О смерть-же, скорѣе ко мнѣ!"
   
             115. Другой отвѣчалъ ему: "Лано,
             "Не такъ ты бѣжалъ на войнѣ
             "Въ кровавой забавѣ при Топпо.
   
             118. "Нѣтъ! Тамъ ты нарочно отсталъ;
             "Сіенцы когда проиграли,
             "Ты самъ быть убитымъ желалъ."
   
             121. Джакобо да Санто Андреа,
             Сказавъ то, въ терновникъ упалъ.
             И вой черныхъ псовъ кровожадныхъ
   
             124 Собою весь лѣсъ наполнялъ.
             Они растерзали ту жертву;
             Тогда мой наставникъ меня
   
             127. Взялъ за руку, къ полному крови
             Терновнику тутъ подведя.
             И кустъ, пострадавшій напрасно,
   
             130. "О, мотъ ты, Джакобо", кричалъ
             "Ты дерзко лишилъ себя жизни
             "И я лишь за то пострадалъ."
   
             133.-- "Кто былъ ты?" тотъ кустъ, полный крови,
             Наставникъ мой мудрый спросилъ
             И онъ отвѣчалъ: "Вы видали,
   
             136. "Что вѣтокъ и листьевъ лишилъ
             "Меня тотъ мошенникъ; на корни
             "Теперь положите ихъ вы.
   
             139. "Я Рокко-де-Моцци; и вмѣсто
             "Всесильнаго бога войны
             "Принявъ христіанство, избрала
   
             142. "Крестителя нѣжная мать
             "Своимъ покровителемъ; будетъ
             "Флоренція тяжко страдать.
   
             145. "Лишь только фигура та Марса,
             "На старомъ мосту что стоитъ,
             "Отъ полнаго тутъ разрушенья
   
             148. "Нашъ городъ собою хранитъ.
             "Богатство свое промоталъ я
             "И, видя, что мнѣ не вернутъ
   
             151. "Злодѣйства имѣнья потерю,
             "На домѣ повѣсился тутъ"
   

ПѢСНЬ XIV.

Поэты достигли третьей окружности седьмого круга, представляющей песчаную пустыню съ огненными рѣками. Здѣсь наказаны всѣ, грѣшившіе противъ Бога, природы и искусства; между прочими Данте увидѣлъ Капанея, одного изъ семи царей, осаждавшихъ Ѳивы. Затѣмъ поэты доходятъ до кроваваго потока и Виргилій объясняетъ своему спутнику значеніе всѣхъ потоковъ этого отдѣла.

             1. Любя свою родину, тотчасъ
             Я вѣтви и листья собралъ
             И корни куста кровяного
   
             4. Я тщательно ими убралъ.
             Къ границѣ окружности третьей
             Съ наставникомъ мы подошли
   
             7. И тутъ-то божественной правды
             Мы новое диво нашли.
             Песчаную степь безъ растеній
   
             10. Я тутъ, пораженный, видалъ;
             Ее-жъ предъ потокомъ тѣмъ мрачнымъ
             Гирляндою лѣсъ обвивалъ.
   
             13. Песокъ былъ горячій, сыпучій;
             Ливійскій напомнилъ мнѣ онъ,
             Которымъ, по смерти Помпея,
   
             16. Шелъ самъ знаменитый Катонъ.
             И духовъ нагихъ я увидѣлъ,
             О, горько рыдали они!
   
             19. Смотря по грѣхамъ, по разрядамъ
             Имъ разныя муки даны.
             Одни лежатъ навзничь, другіе
   
             22. Всѣ скорчившись, спину лишь гнутъ,
             А третьи, безъ отдыха вовсе,
             Все время бѣгутъ и бѣгутъ.
   
             25. Огня языки тамъ сверкали,
             Спадая по скату песка,
             Какъ снѣгъ на вершинахъ альпійскихъ
   
             28. Спадаетъ съ горы иногда.
             Иль-какъ,-- когда въ Индіи знойной
             Походъ Александръ свершалъ --
   
             31. Дождь огненной въ степи песчаной
             На войско его ниспадалъ.
             Тогда еще вождь знаменитый
   
             34. Ногами гасить приказалъ
             Огни, чтобъ пожаръ не случился
             И ихъ бы собой не пожралъ
   
             37. Такъ точно въ степи той песчаной
             Дождь огненный сверху спадалъ
             И, грѣшниковъ муки удвоивъ,
   
             40. Собою песокъ накалялъ.
             -- "Учитель," сказалъ я, "ты мощно
             "Препятствія всѣ побѣдилъ,--
   
             43. "Лишь сонмъ чертей только злобныхъ
             "У Дите намъ путь преградилъ.
             "Скажи мнѣ, кто былъ великанъ. тотъ,
   
             46. "Что тамъ неподвижно лежитъ?"
             Услышавъ слова мои, тотчасъ
             Мнѣ самъ великанъ говоритъ:
   
             49. -- "Живымъ я боговъ презиралъ лишь
             "И мертвый я ихъ не хвалю;
             "Пусть даже Вулкана Юпитеръ
   
             52. "Замучаетъ, душу мою
             "Терзая при крикахъ молящихъ,
             "Вулканъ, о Вулканъ! Помоги!"
   
             55. "Хоть онъ всѣхъ циклоповъ на помощь
             "Изъ Этны ущелій сзови,
             "Пусть онъ громоносной стрѣлою
   
             58. "Своею меня поразитъ --
             "Я твердъ въ убѣжденьяхъ и этимъ
             "Отнюдь онъ меня не сразитъ."
   
             61. Учитель воскликнулъ такъ громко,
             Какъ онъ никогда не кричалъ:
             -- "Капаней! Ты достоинъ мученій
   
             64. "И то, что ты яростнымъ сталъ --
             "За гордость тебѣ наказанье!"
             И мнѣ онъ спокойно сказалъ:
   
             67 -- "Царемъ былъ онъ; вмѣстѣ съ другими
             "Онъ Ѳивы съ шестью осаждалъ.
             "И, какъ ты теперь это видѣлъ,
   
             70. "Онъ Бога всегда презиралъ.
             "За мной ты или осторожнѣй,
             "Горячихъ песковъ берегись,
   
             73. "И ихъ обходя тутъ вдоль лѣса,
             "Ты ближе опушки держись."
             И скоро достигли мы лѣса,
   
             76. Гдѣ узрѣлъ я быстрый потокъ.
             Я долго кровавыя струи
             Безъ ужаса вспомнить не могъ.
   
             79. И какъ Буликамскій источникъ,
             Столь многихъ въ себѣ что влечетъ,
             Потокъ этотъ весь пламенѣя,
   
             82. Въ песчаной пустынѣ течетъ.
             Все дно его камнемъ покрыто
             И тамъ я проходъ увидалъ;
   
             86. Когда чрезъ него перешли мы,
             Наставникъ мой мудрый сказалъ:
   -- " Потокъ этотъ кровью своею
   
             88. "Огонь заливаетъ всегда
             "И онъ замѣчательнѣй даже
             "Всего, что ты видѣлъ когда.
   
             91. Лишь алчущій хлѣба такъ проситъ,
             Какъ тутъ я поэта просилъ,
             Чтобъ онъ мою просьбу исполнилъ:
   
             94. Дальнѣйшее все объяснилъ.
             Виргилій сказалъ: "среди моря
             "Есть островъ, что Критомъ зовутъ,
   
             97. "Всѣ люди здѣсь праведны были,
             "Сатурнъ какъ царствовалъ тутъ.
             "Гора тамъ есть, Ида; когда-то
   
             100. "Дарами природы полна
             "Была, но теперь волей рока,
             "Давно ужъ пустыня она.
   
             103. "Въ ней Pea, супруга Сатурна,
             "Чтобъ сына бы онъ не пожралъ,
             "Младенца Юпитера скрыла;
   
             105. "Ребенка-же плачъ заглушалъ
             "Громъ музыки вѣрныхъ рабовъ ей;
             "И тамъ же тотъ старецъ стоитъ;
   
             109. "Спиной обратясь къ Даміетѣ,
             "Какъ въ зеркало, въ Римъ онъ глядитъ.
             "Глава у него золотая,
   
             112. "А плечи и грудь серебро
             "Все прочіе -- мѣдь и желѣзо
             "И ноги лишь только его:
   
             115. "Одна изъ желѣза, другая
             "Изъ глины была создана
             "И больше желѣзной для старца
   
             118. "Опорою служитъ она.
             "Все, кромѣ главы его, въ ранахъ
             "И раны тѣ слезы всѣ льютъ,
   
             121. "Которыя, гору пройдя всю,
             "Потоками дальше текутъ,
             "Каналомъ спускался въ центръ.
   
             124. "И первый изъ нихъ Ахеронъ,
             "Второй же тутъ Стиксомъ зовется,
             "А третій -- ужъ то Флегетонъ.
   
             127. "И въ центрѣ вселенной каналъ тотъ
             "Собой образуетъ Кацитъ".--
             -- "Коль въ мірѣ подлунномъ ручей сей
   
             130. "Течетъ, почему же не зритъ
             "Никто его?" Такъ я поэта
             Спросилъ и онъ мнѣ отвѣчалъ:
   
             133.-- "Узнаешь ты послѣ, теперь же
             "Всего ты еще не видалъ."
             Тогда я спросилъ: "гдѣ-же Лета
   
             136. "И гдѣ-же ручей Флегетонъ?"
             Наставникъ мой тутъ-же отвѣтилъ:
             -- " Да, вотъ предъ тобою-же онъ.
   
             139. "Рѣку-же забвенья увидишь
             "Въ чистилище только войдешь,--.
             "Однако, пора ужъ итти намъ,
             142. "За мной ты по камнямъ пойдешь."
   

ПѢСНЬ XV.

Поэты, проходятъ по песчаной степи, гдѣ казнятся согрѣшившіе противъ человѣческой природы. Здѣсь Данте встрѣчаетъ своего бывшаго учителя Брунетто Латини, съ которымъ вступаетъ въ серьезный разговоръ. Брунетто Латини показываетъ Данте нѣкоторыхъ грѣшниковъ и внезапно убѣгаетъ.

             1. По камнямъ прибрежнымъ потока
             Мы шли и тотъ паръ, что шипитъ
             Изъ нихъ вырывался, гаситъ
   
             4. Огонь и плотину хранитъ.
             Фламандцы межъ Гентомъ и Бригомъ
             Защиту отъ волнъ создаютъ;
   
             7. Падуанцы отъ Бренты преградой
             Спасаются, только дадутъ
             Почувствовать мощь всю и силу
   
             10. Кьяренты высокой снѣга;
             Такъ точно защитою служатъ
             Потока того берега.
   
             13. Отъ лѣса ушли мы далеко:
             Его я совсѣмъ не видалъ,--
             Какъ духовъ толпу, по плотинѣ
   
             16. Идущихъ внизу увидалъ.
             Они на меня поглядѣли
             Съ усильемъ такимъ, какъ глядятъ
   
             19. При слабомъ луны полусвѣтѣ,
             Коль видѣть подробно хотятъ,--
             Съ такимъ напряженьемъ, какъ ищетъ
   
             22. Портной у иголки ушка.
             За полу меня ухвативши,
             Одинъ вдругъ воскликнулъ тогда:
   
             25. -- "Вотъ чудо!" и тотчасъ узналъ я,
             Учителя прежняго въ немъ.
   -- "То вы-ли, Брунетто?" спросилъ я.
   
             28.-- "О сынъ мой, пойдемъ-ка вдвоемъ,"
             Отвѣтилъ Брунетто, "отстанемъ
             "Немного отъ этой толпы."
   
             31.-- "Прошу васъ" сказалъ я "и если
             "Мой вождь мнѣ позволитъ, то мы
             "Присядемъ." Но онъ мнѣ отвѣтилъ:
   
             34. -- " Нельзя намъ, о, сынъ мой, сидѣть,
             "Кто сядетъ, тотъ будетъ сто лѣтъ здѣсь,
             "Недвижимъ, въ огнѣ томъ горѣть.
   
             37. "Такъ лучше ступай-ка впередъ ты,
             "Я слѣдомъ пойду за тобой,
             "А послѣ къ собратьямъ по мукѣ
   
             40. "Вернусь я, сливаясь съ толпой."
             Пошелъ я съ нимъ рядомъ и низко
             Главу наклонилъ передъ нимъ;
   
             43. Онъ началъ: "какою судьбою
             "Явился сюда ты живымъ?
             "И кто-же твой вождь?" Я отвѣтилъ:
   
             46. -- "Блуждалъ я въ долинѣ родной
             "И, путь потерявъ, повстрѣчался
             "Съ наставникомъ; онъ-же домой
   
             49. "Ведетъ меня этой дорогой."
             Тогда мнѣ Брунетто сказалъ:
             -- " Науку, о звѣздахъ недаромъ
   
             52. "Я всю свою жизнь изучалъ.
             "Когда ты родился, то солнце
             "Въ созвѣздьи было близнецовъ,
   
             55. "И если за этой звѣздою
             "Направить свой путь ты готовъ,
             "То славы достигнешь, и я бы
   
             58. "Охотно тебя поощрилъ,
             Когда бы не умеръ такъ рано,
             "И подвигъ ты вѣрно-бъ свершилъ;
   
             61. "Но, злобы полны, флорентійцы,
             "Фьезоли всѣ свойства храня,
             "За доброе дѣло врагами
   
             64. "Возстанутъ тогда на тебя.
             "Ты знаешь, что между рябиной
             "Смоковница тамъ не растетъ,
   
             67. "Слѣпымъ флорентійца и гордымъ
             "Пословица, помнишь, зоветъ.
             "И обѣ ихъ партіи смѣло
   
             70. "Могли бы гордиться тобой,
             "Но волею этихъ животныхъ
             "Суждень тебѣ жребій иной,
   
             73. "И пусть пожираютъ другъ друга,
             "Но плодъ тотъ отнюдь не сгніетъ,
             "На подлой землѣ онъ ихъ выросъ,
   
             76. "Отъ сѣмени римлянъ взойдетъ."
             -- "О, если-бъ мольбы мои были
             "Услышаны," тутъ а сказалъ;
   
             79. "Не умерли вы бы навѣрно.
             "Я часто о томъ вспоминалъ,
             "Какъ вы мнѣ внушали сердечно
   
             82. "О всемъ, что такъ дорого намъ.
             "И вѣчно за ваши внушенья
             "Я буду признателенъ вамъ.
   
             85. "И ваши слова съ Фаринаты
             "Пророчествомъ я передамъ
             "Той дѣвѣ, что мнѣ объяснитъ все,
   
             88. "Лишь только увижусь съ ней тамъ.
             "Но знайте, что я не страшуся,
             "Пусть ждетъ меня злая судьба,
   
             91. "Я буду трудиться, лишь только
             "Спокойна бы совѣсть была."
             Учитель тогда повернулся
   
             94. Налѣво и такъ мнѣ сказалъ:
             -- "Тотъ слышитъ отлично, кто помнитъ
             "Дословно все, что услыхалъ."
   
             97. Тогда, идя рядомъ съ Брунетто,
             Его я просилъ указать
             Извѣстныхъ людей изъ несчастныхъ,
   
             100. Кто долженъ съ нимъ вмѣстѣ страдать.
             -- "О многихъ тебѣ разскажу я,
             "Не время другихъ называть,
   
             103. "Писатели здѣсь всѣ страдаютъ,
             "Коль хочешь объ этомъ ты знать.
             "Тутъ можешь увидѣть Прискьяна,
   
             106. "Франческо д`Аккорсо узрѣть,
             "И, если тебѣ не противно
             "На сволочь такую смотрѣть,
   
             109. "Увидишь Андрея де-Моцци
             "Котораго папа изгналъ
             "Въ Виченицу лишь съ берега Арно.
   
             112. "Я больше еще бы сказалъ,
             "Да вижу: ватага навстрѣчу
             "Идетъ мнѣ; я съ ней не могу
   
             115. "Не только брататься, но даже
             "И встрѣтить ее не хочу.
             "Прошу-же, мое сочиненье
   
             118. "Tesoro" ты чаще читай,
             "Живу имъ а даже понынѣ,
             "Его ты друзьямъ раздавай."
   
             121. Сказавъ это, онъ повернулся
             И такъ тутъ назадъ поспѣшилъ,
             Что всѣхъ скороходовъ веронскихъ
   
             124. Навѣрно бы онъ побѣдилъ.
   

ПѢСНЬ XVI.

Въ концѣ третьей окружности седьмого круга Данте слышитъ клокотаніе воды Флегетона или рѣки пламени, низвергавшейся изъ одного круга въ другой. Онъ встрѣчаетъ здѣсь цѣлую толпу грѣшниковъ, нарушившихъ законы самой природы. Затѣмъ поэты встрѣчаютъ три тѣни. Одна изъ тѣней называетъ всѣхъ трехъ грѣшниковъ. Для перехода изъ седьмого круга въ восьмой Виргилій вызываетъ страшное чудовище Геріонъ.

             1. Я мѣсто достигъ, гдѣ спадаетъ
             Въ другой уже кругъ водопадъ;
             Жужжалъ онъ, какъ будто бы пчелы
   
             4. Внезапно попалися въ адъ.
             Какъ вдругъ изъ толпы той бѣжавшей,
             Три тѣни явилися тамъ.
   
             7. -- "Постой, погоди!" -- такъ кричали
             Навстрѣчу спѣшившіе намъ,
             "Въ тебѣ по одеждѣ мы видимъ
   
             10. " Развратнаго града жильца."
             При видѣ ихъ ранъ обожженныхъ
             Я такъ ужаснулся тогда!
   
             13. Услышавъ ихъ вопли, Виргилій
             Сказалъ мнѣ: "постой! Обожди,
             "Они уваженья достойны,
   
             16. "Мы сами бъ навстрѣчу пошли,
             "Но стрѣлы огня намъ мѣшаютъ:
             "Придется сюда имъ бѣжать."
   
             19. Когда они къ намъ подбѣжали,
             То стали вертѣться; стоять
             Нельзя имъ и въ вѣчномъ движеньи
   
             22. Терзаются пыткой они.
             Ихъ въ сторону шеи вращались
             Въ другую-же ноги: одни
   
             25. Бойцы такъ глядятъ другъ на друга
             Какъ тѣни глядѣли на насъ.
             -- "О, знаю страданья и муки
   
             28. "Презрѣнье возбудятъ лишь въ васъ," --
             Одна изъ тѣней начала такъ:
             "Но, можетъ, побудитъ тебя,--
   
             31. "Сказать намъ, кто ты,-- наша слава,
             "Которой полна вся земля.
             "Вотъ тѣнь, за которой иду я,
   
             34. "Нагая, сожженная вся,
             "Повѣришь-ли ты, какъ высоко
             "Стояла когда то она?
   
             37. "Вѣдь то Гвидогверра, Гвальдрады
             "Внукъ мудрый, что всѣхъ побѣждалъ
             "На полѣ кровавомъ сраженія
   
             40. "И въ мірѣ совѣты давалъ.
             "Другой -- Альдобранди Тегьяіо
             "Его не забудетъ земля,
   
             43. "И Яковъ межъ нихъ Рустикуччи
             "Стоитъ предъ тобою: то -- я."
             О, если бъ не дождь тотъ палящій,
   
             46. Какъ крѣпко ихъ обнялъ-бы я!
             И вѣрно-бъ наставникъ мой мудрый
             Тогда не сдержалъ-бы меня.
   
             49. И имъ я сказалъ: "не презрѣнье,
             "А жалость я чувствую къ вамъ
             "И чувство во мнѣ глубоко то,
   
             52. "Его не забуду я самъ.
             "Едва намекнулъ мнѣ учитель,
             "Оно зародилось во мнѣ,
   
             55. "Я вамъ землякомъ прихожуся,
             "Примѣромъ васъ ставлю себѣ.
             "И, сбросивъ грѣховную немощь
   
             58. "Я въ Рай дерзновенно войду,
             "Но прежде въ ту мрачную бездну
             "Я прямо и смѣло сойду."
   
             61.-- "Чтобъ немощь къ тебѣ не вернулась,
             "Чтобъ слава твоя процвѣла."
             Сказала, отвѣтъ мой услыша,
   
             64. Мнѣ тѣнь Рустикуччи тогда.
             "Скажи мнѣ, какъ въ городѣ нашемъ
             "По прежнему-ль доблесть и честь
   
             67. "Считаютъ достоинствомъ въ людяхъ,
             "Иль можно порокомъ ихъ счесть?
             "Вильгельмъ Борсьери, недавно
   
             70. "Попавшій сюда насъ смутилъ."
             И голову тотчасъ я поднялъ
             И такъ имъ въ отвѣтъ говорилъ:
   
             73.-- "Къ тебѣ, о, Флоренція, люди
             "Съ богатствомъ явились и тамъ
             "Посѣяли гордость и алчность
   
             76. "Что служитъ лишь гибелью намъ!"
             По взглядамъ тогда я увидѣлъ,
             Что тѣни повѣрили мнѣ,
   
             79.-- "О, если ты выйдешь отсюда,"
             Всѣ вмѣстѣ вскричали онѣ,
             "То вспомни о насъ, разскажи-же
   
             82. "Про наши страданія всѣмъ."
             Какъ-будто на крыльяхъ, такъ быстро
             Онѣ разбѣжались затѣмъ.
   
             85. Съ наставникомъ той-же дорогой
             Едва мы немного прошли,
             Какъ громъ водопада глушилъ насъ
    потомъ они видятъ героевъ древнихъ временъ и первоклассныхъ знаменитостей; потомъ всѣхъ Философовъ, представителей разныхъ отраслей науки и, во главѣ ихъ, -- самого Аристотеля. Замѣчательно, что Сократъ и Платонъ стоятъ ниже Аристотеля, между тѣмъ какъ извѣстно, что Сократъ училъ Платона, а Платонъ Аристотеля.
   Данте увлекается, но строгій голосъ Виргилія призываетъ его къ порядку. Съ глубокою грустью въ сердцѣ, онъ, повинуясь Виргилію, съ ужасомъ спускается еще ниже -- во второй кругъ ада.
   Въ строфахъ 145--147 этой пѣсни Данте указываетъ на трудность исчислить всѣ творенія, всѣ дѣйствія и достоинства историческихъ людей, которыхъ онъ называетъ. Этотъ именно смыслъ заключается въ словахъ: "Jo non posso ritrar di tutti appieno". Въ виду этихъ словѣ автора, переводчикъ рѣшился ввести въ настоящей пѣснѣ нѣкоторыя историческія данныя, объясняющія въ самыхъ краткихъ словахъ значеніе упоминаемыхъ здѣсь историческихъ личностей. То, чего не могъ сдѣлать авторъ въ XIV столѣтіи, то могутъ, въ нѣкоторой постепенности, сдѣлать въ XIX ст. его переводчики. Въ этомъ именно и состоитъ мысль настоящаго перевода. Данте, создавая въ XIV ст. итальянскій языкъ, обязанъ былъ по условіямъ, обычаямъ и привычкамъ того времени писать въ стихахъ и подбирать иногда историческія имена для рифмы. Вотъ почему онъ, исчисляя въ стихахъ историческія лица, ни въ чемъ не стѣсняется хронологіей и, напр., въ священной исторіи ставитъ царя Давида прежде Моисея, а Моисея прежде Авраама. По мнѣнію переводчика, въ прозѣ необходимо возстановить хронологическій порядокъ. Отъ этого мысль автора не только не теряетъ своего значенія, но становится яснѣе и согласнѣе съ исторіей. Данте зналъ, что другіе поймутъ то, что онъ хотѣлъ сказать и потому не стѣснялся своими перестановками, а иногда и необходимымъ въ то время, столь вреднымъ для развитія общества, умолчаніемъ, слѣдовательно переводчикъ, желающій только разъяснить мысль автора, ни въ чемъ не долженъ стѣсняться стихомъ, но обязанъ, оставаясь во всемъ вѣрнымъ существенной задачѣ автора и его мысли, даже дополнять ее тамъ, гдѣ это возможно и въ особенности тамъ, гдѣ его вызываетъ на это самъ авторъ.
   Вотъ почему почти во всѣ строфы этой пѣсни,-- начиная съ 121-й до 144-й,-- введены историческія вставки на основаніи указаній разныхъ толкователей Данте, о чемъ переводчикъ считаетъ обязанностію предупредить читателя.
   Въ числѣ древнихъ героевъ имъ указываемыхъ, Данте оставляетъ вавилонскаго султана Саладина въ сторонѣ отъ всѣхъ другихъ. Толкователи объясняютъ причину этого различно. Одно изъ толкованій принято переводчикомъ и введено въ самый текстъ поэмы. Другое толкованіе состоитъ въ томъ, что онъ одинъ только между всѣми Сарацынами заслужилъ славу.
   Бенвенуто основываетъ это толкованіе на слѣдующихъ историческихъ данныхъ. Саладинъ былъ высокаго ума и самой чистой нравственности; почему изъ простаго человѣка онъ сдѣлался султаномъ.
   Онъ нанесъ неисчислимыя побѣды другимъ царямъ сарацинскимъ и христіанамъ. Я напомню здѣсь только одно изъ великихъ его качествъ.
   Фридрихъ Барбаросса и всѣ другіе христіанскіе короли и князья приготовляли свои полчища для завоеванія святой земли, состоявшей тогда во владѣніи Саладина. Этотъ предусмотрительный властелинъ захотѣлъ собственными глазами увидѣть приготовленія христіанъ къ войнѣ, для того чтобы спасти свое государство. Онъ выбралъ двухъ товарищей, въ которыхъ имѣлъ вѣру, и придумалъ отдаленное путешествіе съ торговыми цѣлями. Нарядился купцомъ, измѣнилъ свое имя. и имена своихъ товарищей и рабовъ. Прежде всего онъ поѣхалъ въ Арменію, потомъ въ Константинополь, прошелъ всю Грецію, прибылъ въ Сицилію, потомъ въ Апулію и въ Римъ. Тамъ онъ понялъ намѣреніе папы, прошелъ Тоскану, перешелъ чрезъ Апенины, посѣтилъ Ломбардію, Миланъ и Павію, выучился латинскому языку. Оставивъ Италію, онъ проникъ во Францію, Испанію, Англію и другія западныя государства, которыя всѣ вооружались противъ него. Наконецъ, осмотрѣвъ Германію, онъ пришолъ на кораблѣ въ Александрію, имѣя самыя точныя свѣдѣнія о томъ, что надо принять для защиты государства. Между тѣмъ христіанскія полчища прошли черезъ Сирію въ Оттонъ (Othon), гдѣ ихъ застигла чума. Большая часть ихъ погибла отъ болѣзни, или взята въ плѣнъ, немногіе только спаслись бѣгствомъ. Собравъ великій царскій совѣтъ, Саладинъ задалъ имъ вопросъ, что нужно сдѣлать съ христіанскими плѣнниками. Нѣкоторые предложили всѣхъ ихъ казнить, другіе совѣтовали оставить ихъ въ вѣчномъ рабствѣ, а третіе соглашались дать имъ свободу, съ тѣмъ условіемъ, чтобы они никогда не участвовали въ крестовыхъ походахъ; но справедливый Саладинъ, пренебрегая совѣтами высшихъ сановниковъ своего царства, предоставилъ всѣмъ христіанамъ свободу, съ правомъ поднять на него оружіе, если они признаютъ это для себя выгоднымъ. Вотъ почему Бенвенуто думаетъ, что одинъ только Саладинъ между всѣми Сарацыпами заслуживаетъ славу и уваженіе.
   

ПѢСНЬ IV.

Первый кругъ ада.-- Младенцы и юноши, умершіе не удостоившись св. крещенія.-- Патріархи.-- Поэты.-- Древніе герои и философы.

Пробужденіе Данте.

I.

   1--3 Страшный громъ, раздавшійся надъ моею головою, прервалъ мой глубокій сонъ, и я вскочилъ, какъ человѣкъ, котораго подымаютъ насильно.
   4--6 Успокоившись немного, я сталъ озираться, чтобы узнать, гдѣ я?
   7--9 Я замѣтилъ, что нахожусь на другомъ берегу рѣки страданій (Ахерона), у самаго входа въ мрачную долину, на краю бездны, изъ коей слышны отчаянные стоны безконечныхъ мученій.
   10--12 Эта сырая, мрачная, глубокая бездна была наполнена такимъ густымъ туманомъ, что самый проницательный взоръ ничего не могъ бы въ ней различить.
   

Призывъ Виргилія. Данте опятъ колеблется и не хочетъ идти въ адъ.

II.

   13--15 Начнемъ спускаться въ этотъ мрачный міръ, сказалъ мнѣ поблѣднѣвшій поэтъ, я пойду впередъ, а ты слѣдуй за мною.
   16--18 Но, замѣтивши его мертвенную блѣдность, какъ! вскрикнулъ я,-- какъ рѣшусь я идти туда, если ты самъ робѣешь, ты, который до сихъ поръ одинъ поддерживалъ меня и устранялъ мои опасенія?
   19--21 Онъ отвѣчалъ мнѣ: эти люди терзаются въ безднѣ; ихъ муки изображаютъ на лицѣ моемъ состраданіе, а ты принимаешь это за робость.
   22--24 Пойдемъ-же скорѣе: утомителенъ путь, намъ предстоящій; мы должны спѣшить. Онъ пошелъ и ввелъ меня въ первый кругъ этого подземнаго жилища.
   

Что замѣтилъ Данme при входѣ въ Лимбъ.

III.

   25--27 Здѣсь не было рыданій, но, сколько я могъ разслышать въ этомъ общемъ гулѣ, были только вздохи,-- такіе тяжкіе, что отъ нихъ дрожалъ вѣковѣчный воздухъ.
   28--30 И причиною этихъ вздоховъ была тоска, вовсе не вызываемая физическими страданіями,-- это была тоска по правдѣ безсчисленнаго множества людей, необозримой толпы и мужей, и женщинъ, и дѣтей.
   

Рѣчь Виргилія о значеніи Лимба и его обитателей.

IV.

   31--33 Благосклонный учитель сказалъ мнѣ: ты не спрашиваешь меня, кого, какихъ именно духовъ ты видишь передъ собою, но я самъ хочу, чтобы ты зналъ это прежде, чѣмъ мы пойдемъ дальше.
   34--36 Они никогда не грѣшили; напротивъ,-- это были люди добродѣтельные, но это не спасло ихъ отъ вѣчныхъ мученій, потому, что они не удостоились св. крещенія, того великаго таинства, которое составляетъ существенную принадлежность твоей вѣры, твоего вѣроученія.
   37--39 Не важно для нихъ то, что они на свѣтъ явились прежде Рождества Христова, для нихъ то важно, что на нихъ лежитъ печать проклятія, печать грѣха первоначальнаго, что они не вѣровали въ истиннаго Бога, хотя потому только, что они его не знали, и, въ силу предопредѣленія судьбы, не могли его знать; я самъ принадлежу къ ихъ числу.
   40--42 Только за это, а не за иные грѣхи, мы погибли и должны переносить это суровое наказаніе: жить безъ всякой надежды въ горячемъ желаніи вѣчнаго блаженства.
   

Чувства Данте и его вопросъ, обращенный къ Виргилію.

V.

   43-45 И мною овладѣла тоска, когда я услышалъ слова Виргилія; я самъ зналъ многихъ достойныхъ людей, погрязшихъ на этой первой ступени ада, въ этомъ Лимбѣ, въ этомъ тягостномъ жилищѣ погибшихъ людей, безплодно стремящихся къ блаженству.
   46--48 Скажи мнѣ, учитель; скажи мнѣ, наставникъ мой: подкрѣпи во мнѣ силу этой вѣры, побѣждающей всѣ заблужденія.
   49--51 Избавился-ли когда либо кто нибудь изъ этой пропасти, въ силу ли собственнаго достоинства, или заслугъ другаго лица, и достигъ-ли онъ потомъ вѣчнаго блаженства?
   

Отвѣтъ Виргилія на вопросъ о томъ, кто вышелъ изъ Лимба,-- это все лица, о коихъ упоминается въ Библіи.

VI.

   52--54 Виргилій, понявъ внутренній смыслъ моего вопроса, отвѣчалъ: однажды, вслѣдъ за тѣмъ, какъ я былъ ввергнутъ въ эту бездну, я увидѣлъ здѣсь владыку, увѣнчаннаго знаменіями побѣды.
   55--60 Этотъ владыка взялъ съ собою отсюда тѣнь нашего прародителя Адама, тѣнь его сына Авеля, и Ноя, и послушнаго патріарха Авраама, и Іакова съ его отцемъ и со всѣми дѣтьми его, и съ Рахилью, для которой онъ такъ много трудился,
   61--63 и Моисея, законодателя, и царя Давида и многихъ другихъ, и всѣхъ онъ ввелъ въ царство вѣчнаго блаженства, но до того времени, и я желаю, чтобы ты зналъ это, ни одна бывшая здѣсь душа но получила прощенія.
   

Встрѣча съ древними первоклассными поэтами.

VII.

   64--66 Мы продолжали нашъ путь подъ звукъ его разговора, проходя густой лѣсъ безчисленныхъ призраковъ.
   67--69 Мы немного еще удалились отъ того мѣста, гдѣ начали спускаться въ бездну, какъ вдругъ я увидѣлъ огонь, освѣтившій мглу свода, въ который мы входили.
   70--72 Сдѣлали мы еще нѣсколько шаговъ, и я не могъ не замѣтить, что здѣсь находятся высокочтимыя лица.
   73--75 Я обратился къ Виргилію и сказалъ ему: о слава науки и искусства! кто это? что это за люди? Почему имъ здѣсь воздается такой почетъ? Почему они такъ отличаются здѣсь отъ другихъ?
   76--78 И онъ сказалъ: слава, которую они заслужили на землѣ, ниспосылаетъ на нихъ благостыню неба.
   79--81 Между тѣмъ, какъ говорилъ Виргилій, раздался голосъ: привѣтствую тебя, величайшій поэтъ! Тѣнь твоя, наконецъ, къ намъ возвращается.
   82--84 Лишь только смолкъ этотъ голосъ, къ намъ подошли четыре великія тѣни: ихъ призраки не выражали ни печали, ни радости.
   85--87 Мой благосклонный наставникъ такъ началъ говорить: посмотри на идущаго съ мечомъ въ рукѣ впереди другихъ трехъ, онъ имѣетъ видъ ихъ властителя.
   88--90 Это Гомеръ, владыка поэтовъ; за нимъ слѣдуетъ Горацій -- сатирикъ, потомъ идетъ Овидій (Назонъ) и, наконецъ, Луканъ.
   91--93 Они встрѣчаютъ меня какъ брата, и мнѣ это пріятно; я нахожу, что съ ихъ стороны это хорошо,-- это меня тронуло.
   94--96 И такъ я увидѣлъ эту великую школу пѣснопѣвца, парящаго, какъ орелъ, надъ всѣми другими поэтами.
   97 -- 99 Послѣ краткаго объясненія съ Виргиліемъ, они обратились и ко мнѣ съ привѣтствіемъ. Виргилій былъ видимо этимъ доволенъ: онъ улыбнулся.
   100--102 Еще болѣе польстили они меня, присоединивъ къ своему обществу, такъ что я былъ шестой въ этомъ собраніи всемірныхъ геніевъ.
   103--105 Тогда мы всѣ пошли къ свѣтлому мѣсту и разговаривали. Я не скажу, что говорили мы: теперь также пріятно умолчать объ этомъ, какъ тогда было пріятно слушать ихъ разговоръ.
   

Данте видитъ знаменитыхъ историческихъ людей.

VIII.

   106--108 и вотъ пришли мы къ подножью великолѣпнаго замка, окруженнаго семью высокими стѣнами и защищаемаго вокругъ живою струею игриваго ручья.
   109--111 По волнамъ этого ручья я съ этими мудрецами прошелъ, какъ по твердой землѣ; чрезъ семь воротъ прошли мы и, наконецъ, взошли на лугъ, блистающій свѣжею зеленью.
   112--114 И увидѣлъ я людей и строгихъ и важныхъ, поражавшихъ своимъ величіемъ. Рѣчи ихъ были кратки, но въ высшей степени убѣдительны.
   115--117 Такъ взошли мы на высокое, свѣтлое, открытое мѣсто, откуда могли ясно видѣть всѣхъ его обитателей.
   118--120 Тогда, прямо противъ меня представились великіе призраки: эти видѣнія до сихъ поръ меня приводятъ въ неизъяснимый восторгъ.
   121 -- 123 Я увидѣлъ Электру (дочь Атланта, этотъ источникъ Троянской и Римской крови. Отъ Юпитера она имѣла сына Дардана, основателя великой Трои). Здѣсь окружаютъ ее многочисленные друзья, между ними узналъ ни Гектора (защитника Трои) и Энея (это зерно Римской Имперіи), и вооруженнаго Цезаря, съ его сверкающими соколиными очами.
   124--126 Я увидѣлъ храбрую, поражавшую своею силою, дѣвственницу, дочь царя Вольсковъ, Камиллу, какъ веретеномъ владѣвшую оружіемъ, (см. пѣс. I ст. 106--108); защитницу Трои, царицу Амазонокъ Пентезилею, убитую сыномъ Ахилла Пиромъ, а съ другой стороны мнѣ показался царь оригеновъ Латинъ, сидѣвшій съ Лавиньею, своею дочерью, этимъ яблокомъ раздора между Энеемъ и Турномъ.
   127--129 Я увидѣлъ того самого Брута, который прогналъ Тарквиніяи создалъ римскую республику; Лукрецію, жену Коллатина, непощадившую своею жизнью изъ ненависти къ тирану и давшую тѣмъ поводъ свергнуть его съ престола; Юлію, дочь Цезаря и супругу Помпея, внезапно умершую изъ любви къ мужу; Марці ю, жену Катона Утикскаго, по приказанію его вышедшую при его жизни замужъ за другаго мужа, Гортензія,-- и дочь Сципіона Африканскаго Корнелію, мать двухъ Гракховъ, жившихъ только для пользы своего отечества и за него погибшихъ.
   И одного я замѣтилъ въ сторонѣ врага христіанства Султана Саладина Сирійскаго; (какъ въ жизни этотъ человѣкъ глубокаго ума не находилъ себѣ достойнаго товарища въ обществѣ и оставался одинъ, такъ и здѣсь ему отведено уединенное мѣсто).
   

Данте видитъ философовъ и ученыхъ людей того времени.

IX.

   130--132 Когда я посмотрѣлъ вверхъ, узрѣлъ я Аристотеля, наставника всѣхъ философовъ, и всю семью его; всѣ ему удивлялись, всѣ преклонялись предъ нимъ.
   133--135 Здѣсь замѣтилъ я и Сократа и Платона: они всѣхъ ближе стояли предъ этимъ философомъ.
   136--138 Я увидѣлъ Демокрита (абдерскаго), приписывавшаго созданіе міра одной только случайности.
   Діогена, которому небо служило крышей, бочка-домомъ, палка -- лошадью и ладонь -- стаканомъ,-- и другихъ философовъ,
   Анаксагора (который самаго Перикла училъ догматической философіи),
   Ѳалеса (одного изъ семи греческихъ мудрецовъ; основателя Іонической школы),
   Эмпедокла (автора поэмы о природѣ вещей, который изъ жажды къ знанію, желая узнать истинную причину изверженій горы Этны, упалъ въ пропасть и погибъ преждевременно).
   Гераклита, философа вѣчно неяснаго въ своихъ сочиненіяхъ и
   Зенона, основателя школы стоиковъ;
   139--141 И добродѣтельнаго собирателя травъ и другихъ пособій, съ цѣлью поддержать сколь возможно долѣе жизнь человѣческую; я говорю о Діоскоридѣ;
   я увидѣлъ Орфея, божественнаго поэта и музыканта Фракіи,
   знаменитаго оратора Цицерона.
   Тита Ливія, Падуанскаго историка и наставника Нерона, создателя нравственной философіи или этики Сенеку,
   142--144 творца геометріи Эвклида, (во время царствованія Птоломея, еще за 320 л. до Р.Х. онъ преподавалъ математику въ Александріи, и самъ царь былъ въ числѣ его учениковъ. Затрудняясь изученіемъ математики царь спросилъ его: нѣтъ ли болѣе простого пути произойти эту науку?-- Нѣтъ, отвѣчалъ учитель, для изученія математики нѣтъ особой царской дороги).
   Птоломея, прославившаго себя изобрѣтеніемъ системы мірозданія,
   знаменитаго Иппократа, родоначальника медицины;
   процвѣтавшаго во второмъ столѣтіи врача Галіена, уроженца Пергамо, изъ Азіи,
   Авицена, сына испанскаго короля, но также знаменитаго медика, сказавшаго, что Галіенъ много говорилъ о вѣтвяхъ и мало о корняхъ медицины. Онъ же былъ и соперникъ
   испанскаго мудреца Аверроеса, прославившаго себя недавно истолкованіемъ мыслей всемірнаго философа Аристотеля. (Аверроесъ сказалъ: три великіе обманщики были въ подлунномъ мірѣ: Моисей, Христосъ и Мугамудъ; за одно это выраженіе онъ не можетъ по быть въ аду).
   

Данте оправдываетъ передъ читателемъ краткость и недостаточность этой

   145--147 Я не могу здѣсь описать всѣхъ этихъ великихъ людей, я не могу исчислить всѣ ихъ творенія, всѣ ихъ достоинства. Это было бы выше силъ моихъ, есть явленія, которыя весьма часто словами мы выразить не можемъ.
   

Поэты разстаются. Виріилій и Данте идутъ во второй кругъ ада.

X.

   148--150 Но скоро наше общество раздѣлилось.
   Мудрый мужъ повелъ меня другой дорогой. Далѣе отъ свѣта, далѣе отъ этого спокойствія въ среду бушующей во мракѣ непогоды.
   151 И пошелъ я туда, гдѣ одна только мгла господствуетъ.
   

Пѣснь V.

ТОЛКОВАНІЕ.

Болѣе же всего облекитесь въ любовь,
которая есть совокупность совершенства.
Посланіе къ Колоссянамъ. Гл. III, ст. 14.

Cris de Confer, voix qui hurle et qui pleure!
L'horrible essaim, poussé par Taquilon.
Victor Hugo. Les orientales p. 117.

   Здѣсь Данте юристъ, пророкъ, моралистъ и лирическій поэтъ.
   Путники входятъ во второй кругъ ада и встрѣчаютъ Миноса, адскаго судью, который самъ допрашиваетъ подсудимаго, самъ судитъ, самъ постановляетъ приговоры и самъ же, движеніемъ своего хвоста, приводитъ ихъ въ исполненіе. Ясно, что это судъ современный Данте -- инквизиція.
   Миносъ съ яростью бросается на поэтовъ, но Виргилій усмиряетъ буйнаго судью.
   Здѣсь мы видимъ другую аллегорію: произволъ судьи подчиняется оковамъ науки.
   Это не исторія -- это скорѣе пророчество.
   Затѣмъ Данте видитъ наказаніе, коему подвергаются сластолюбцы, не понимавшіе истиннаго значенія евангельской любви. Наказаніе состоитъ въ томъ, что они постоянно влекутся въ разныя стороны страшными вихрями и ураганами въ недоступныхъ свѣту пространствахъ.
   Барджиджи (Bargigi) въ своихъ объясненіяхъ "Божественной Комедіи" говоритъ: "Данте хочетъ намъ показать, что душа сластолюбца въ нашей жизни вѣчно обуреваема и побѣждаема различными страстями. Любовь и ненависть, надежда и уныніе, радость и скорбь, ревность и увѣренность (fidenza) всегда раздражаютъ души людей, преданныхъ сластолюбію. Все это производитъ злобу, вражду, убійства и другія несчастія, приводящія людей, преданныхъ этому пороку, въ отчаяніе". "Но мнѣ кажется, продолжаетъ Bargigi, что въ настоящее время этого нѣтъ и что наши современники даже и не стыдятся названнаго порока. Напротивъ, этимъ только путемъ люди весьма часто достигаютъ почестей и всевозможныхъ преимуществъ".
   "Развѣ мы не видимъ братьевъ въ высокихъ званіяхъ и должностяхъ, которые вовсе не стѣсняются тѣмъ, что сестра ихъ публично себя обезславила".
   "Отецъ въ такихъ случаяхъ менѣе заботится о своей дочери. Мать ей помогаетъ скрывать свои поступки и мужъ изъявляетъ полное согласіе на подобные подвиги своей жены. Я не говорю обо всѣхъ, безъ изъятія, людяхъ", этимъ кончаетъ свою тираду Bargigi, "но можно сказать, что такое направленіе входитъ мало по малу въ обычай".
   Барджиджи писалъ это въ XV столѣтіи; можетъ быть къ нашимъ временамъ это вовсе не относится: это всякій разсудитъ по своимъ собственнымъ взглядамъ.
   Барджиджи родился въ 1406 году и умеръ 54-хъ лѣтъ въ 1460 году. Составленныя имъ объясненія первой части поэмы Данте не были и не могли быть при жизни его напечатаны, а по смерти его не нашли толкованія на двѣ другія части поэмы.
   За тѣмъ Данте видитъ множество извѣстныхъ въ исторіи и миѳологіи лицъ, выражающихъ своими именами идею любви: Семирамиду, Елену, Дидону, Клеопатру, Париса, Тристана и т. д.
   Наконецъ онъ встрѣчаетъ Франческу-да-Римини и выслушиваетъ трогательную повѣсть ея любви и несправедливой казни, ее постигшей.
   Сущность этой повѣсти, въ изложеніи коей Данте является "пѣвцомъ любви и нѣги страстной", состоитъ въ слѣдующемъ:
   Въ залогъ укрѣпленія мира между партіями Полента и Малатеста рѣшено было выдать замужъ прелестную дочь правителя Равенны Гвидо-да-Полента, извѣстную впослѣдствіи подъ именемъ Франческа-да-Римини, за Джіанчіото Малатеста, человѣка отличавшагося храбростью, но въ высшей степени уродливаго и безобразнаго.
   Такъ какъ Франческа, -- это древняя Сафо, это новая Элоиза,-- ни въ какомъ случаѣ не рѣшилась бы избрать себѣ въ супруги такого урода, то для этого придумана слѣдующая уловка: въ Равенну былъ посланъ братъ Джанчіото, Паоло -- молодой, красивый, развитый и умный человѣкъ. Дѣло было ведено такъ искусно, что Франческа, считая Паоло своимъ женихомъ, не только согласилась выйти за него замужъ, но даже влюбилась въ него, и любовь ихъ была взаимна. Затѣмъ Франческа узнала объ обманѣ только на другое утро, послѣ совершеннаго обряда вѣнчанія,-- увидѣвши возлѣ себя безобразнаго Джіанчіото. Этотъ наглый обманъ оскорбляетъ Франческу даже въ аду; ей не важно то, что мужъ ее убилъ вмѣстѣ съ Паоло, ей важно то, что ее обманули и, указавъ на хорошаго во всѣхъ отношеніяхъ человѣка,-- выдали замужъ за урода.
   Вотъ смыслъ 102 строки: "Che mi fu toi ta e'1 modo aucor m'offendi". Францеска покорилась судьбѣ; при тогдашнихъ условіяхъ и обычаяхъ, она и не могла поступить иначе, но она все же любила Паоло и проводила съ нимъ время иногда въ чтеніи книгъ-и одна изъ нихъ подала поводъ къ внѣшнему выраженію ихъ взаимныхъ отношеній: они поцѣловались. Въ это самое мгновеніе вошелъ ея мужъ и однимъ ударомъ поразилъ обоихъ. Франческа умерла невинною. Любовь Франчески и Паоло никогда ихъ не покидала и не покинетъ даже въ аду,-- и это общеніе въ самомъ мѣстѣ наказанія ослабляетъ сколько нибудь его жестокость.
   Здѣсь проявляется милосердіе Божественной справедливости къ этимъ несчастнымъ душамъ. Даже среди адскихъ мученій они неразлучны и могутъ по прежнему любить другъ друга. Тѣмъ не менѣе Данте помѣщаетъ Франческу въ адъ, не взирая на то, что онъ другъ ея семейства, что онъ убѣжденъ въ ея невинности, что онъ писалъ и поправлялъ свою 5-ю пѣснь въ семействѣ Гвидо-да-Полента. Такъ сильно религіозное и нравственное настроеніе его духа. Онъ не допускаетъ мысли, чтобы можно было оставить безъ наказанія въ жизни человѣческой малѣйшее отступленіе отъ основныхъ началъ нравственности и религіи.
   Но все это такъ сильно на него дѣйствуетъ, что, выслушавъ разсказъ Франчески, Данте лишается чувствъ и, какъ безжизненный трупъ, падаетъ на землю.
   Стр. 136 этой пѣсни понимается разнообразно; въ ней сказано: Galeotto fu il libro e chi lo scrisse. Фанъ-Димъ переводитъ эту строфу такъ:
   "Эта книга и тотъ кто написалъ ее былъ Галеото"; причемъ въ особомъ примѣчаніи объясняется, что Галеото былъ посредникомъ между Ланчіотомъ и Джиневрою -- онъ ихъ сблизилъ. Иные толкователи объясняютъ, что слово Галеото по итальянски означаетъ постыдное прозвище (mezzano). Въ переводѣ Longfellow мы читаемъ: Galeotto was the book and he who wrote it.
   Этотъ буквальный переводъ также какъ и французскій не имѣетъ никакого смысла, если не вставить сюда слова mezzano.
   Переводчикъ думаетъ, что ближе всѣхъ къ мысли поэта Байронъ въ своемъ стихотвореніи Francesca of Rimini (Byron's works 1859, стр. 515--516). Онъ сказалъ: Accursed was the book and he who wrote!
   Уго Фосколо, въ своемъ разсужденіи о поэмѣ Данте, останавливается на послѣднихъ строкахъ пѣсни 139--141, коими поясняется, что Паоло не сказалъ ни слова, а говорила одна только Франческа. Уго Фосколо думаетъ, что это потому, что, сравнивая чувства женщины и мужчины, нельзя не согласиться съ тѣмъ, что любовь, пронизывая глубину сердца женщины, проявляется въ ней естественнѣе и дѣйствуетъ сильнѣе, потому и слезы женщины возбуждаютъ болѣе состраданія.
   Если бы Паоло сталъ говорить о своей любви, продолжаетъ Уго Фосколо, онъ ослабилъ бы впечатлѣніе, произведенное словами Франчески; если бы онъ сознался въ преступленіи -- онъ опорочилъ бы невинную женщину; если бы онъ оправдывался, то имѣлъ бы видъ лицемѣра, а жалобами своими возбудилъ бы одно только презрѣніе. Очевидно, что Паоло долженъ былъ молчать; но и въ молчаніи своемъ онъ страдалъ болѣе, чѣмъ Франческа.
   Въ этомъ молчаніи выражается и угрызеніе совѣсти и состраданіе къ тому существу, которое своимъ присутствіемъ ежеминутно напоминаетъ счастливые дни минувшей его жизни и услаждаетъ тѣмъ бѣдствія настоящей минуты.
   Нельзя здѣсь не сказать нѣсколько словъ о Семирамидѣ, чтобы какъ нибудь объяснить не совсѣмъ ясныя строфы 58--60 о томъ, что будто бы она наслѣдовала Пинію и была его супругой.
   Легенда о Семирамидѣ,-- ибо нынче всѣмъ извѣстно, что это вовсе не историческое лицо, говоритъ такъ: Семирамида была супругою Нина и имѣла отъ него сына Пинія. Она потеряла мужа въ то время, когда сынъ ея былъ малолѣтнымъ. Тогда, не желая оставить власть въ рукахъ ребенка, и не рѣшаясь открыто взять на себя, въ образѣ женщины, бразды правленія, она переодѣлась въ платье ввоего мужа, на котораго была похожа и внѣшностью, и голосомъ и даже качествами своего духа, и въ этомъ ложномъ видѣ управляла царствомъ, стремясь водворить въ немъ миръ и не страшась войны. Такимъ образомъ она совершила великія дѣла, великія завоеванія, соорудила баснословные, висячіе вавилонскіе сады, доставила всевозможные блага подвластнымъ ей народамъ, и когда вполнѣ укрѣпилась въ своей власти, когда сознала свою силу и свое значеніе, когда сынъ ея возмужалъ и самъ могъ управлять царствомъ, тогда только она объявила народу, что она его обманула, что она была не отцомъ своего сына, а его матерью.
   Эти новѣйшія историческія изысканія въ области миѳологіи не вполнѣ подтверждаютъ стихъ Данте (стр. 58--60) говорятъ будто она наслѣдовала и т. д. Но самыя слова: говорятъ будто оправдываютъ Данте
   Вотъ почему и Кастроджіованни говоритъ, что слова поэта подтверждаются наукой.
   Переводчикъ думаетъ, что исторія и миѳологія -- это двѣ вещи разныя, но гдѣ ихъ предѣлы -- на это у насъ, не взирая на всѣ усилія историковъ, еще нѣтъ никакихъ достовѣрныхъ данныхъ,-- такъ не лучше ли вмѣстѣ съ Данте скрываться подъ образами миѳологическихъ его примѣровъ нравственной философіи (этики).
   

ПѢСНЬ V.

Второй кругъ.-- Сластолюбцы.-- Миносъ.-- Франческада-Римини.

   

Входъ Данте во второй кругъ ада.-- Миносъ свирѣпый, но справедливый судья.

I.

   1--3 И вотъ мы низошли изъ перваго круга во второй кругъ ада; хотя онъ былъ и менѣе обширенъ, но страданія здѣсь вызывали стоны, (а тамъ были слышны одни только вздохи.)
   4--6 При входѣ сюда стоитъ свирѣпый Миносъ и страшно рычитъ,-- это судья; онъ разбираетъ грѣхи всѣхъ входящихъ виновныхъ, самъ всѣхъ судитъ, самъ исполняетъ всѣ свои приговоры и отсылаетъ каждаго, движеніемъ своего хвоста, въ мѣсто наказанія, ему предназначенное.
   7--9 Каждая, на погибель себѣ рожденная душа (malnata), какъ только подходитъ къ нему, тотчасъ же кается во всѣхъ своихъ грѣхахъ, и этотъ изслѣдователь прегрѣшеній человѣческихъ
   10--12 знаетъ, какая ступень ада. предназначена грѣшнику; онъ обматываетъ себя своимъ хвостомъ столько разъ, на сколько ступеней страдалецъ долженъ быть низвергнутъ.
   13--15 Передъ нимъ всегда стоитъ многое множество погибшихъ; одинъ за другимъ грѣшники являются къ суду; говорятъ, слушаютъ и затѣмъ исчезаютъ въ пропасти.--
   

Миносъ, съ свойственнымъ ему остервенѣніемъ, хочетъ остановитъ Данте, но Виргилій его тотчасъ-же усмиряетъ.

II.

   16--18 А ты за чѣмъ пришелъ въ это трепещущее страданіемъ мѣсто? сказалъ Миносъ. Увидѣвъ меня, онъ даже свой судъ остановилъ.
   19--21 Осмотрись! крикнулъ онъ, какъ сюда входишь ты, кому ты ввѣряешься? Или думаешь, что дверь широка,-- смотри не обманись!
   Но великій путеводитель мой сказалъ: Миносъ! за чѣмъ ты кричишь?
   22--24 Не возставай противу свыше начертаннаго этому существу пути. Такъ желаютъ тамъ, гдѣ всегда имѣютъ силу исполнить свою волю. Умолкни. (Миносъ безпрекословно повиновался. Мы пошли далѣе.)
   

Поэты приходятъ къ мѣсту, гдѣ грѣшники получаютъ заслуженную ими кару.

III.

   25--27 Тогда я услышалъ впервые жалостные вопли, все существо мое было потрясено этими злосчастными возгласами.
   28--30 Я пришелъ въ сумрачное урочище, гдѣ лучи свѣта нѣмѣютъ, и это урочище грохотало, какъ вздымаемое противоположными вѣтрами бурное море.
   31--33 Адскій вихрь, никогда не успокаивающійся, влечетъ за собою злосчастныхъ духовъ, не давая имъ покоя; онъ ихъ теребитъ, рветъ, терзаетъ.
   34--36 Какъ только они подходятъ къ мѣсту своей гибели, тотчасъ-же раздаются крики, жалобы и вопли: они проклинаютъ божественную благостыню.
   37--39 Я понялъ тотчасъ же, что на эти мученія осуждены сластолюбцы, предпочитающіе тѣлесныя наслажденія высшимъ указаніямъ разума.
   40--42 И какъ ласточки, въ холодное время, мчатся на крыльяхъ своихъ, широкими и густыми стаями, такъ и эти грѣшныя, сладострастныя души, увлекаемыя ураганомъ.
   43--45 бросаются туда, сюда, вверхъ, внизъ: нѣтъ у нихъ никакой надежды на успокоеніе, или какое-нибудь облегченіе судьбы своей.
   

Поэты видятъ знаменитыхъ историческихъ личностей, погибшихъ въ древности изъ за любви.

IV.

   46--48 И какъ въ быстромъ полетѣ своемъ подъ облаками кричитъ стадо журавлей, разстилаясь по небу длинными правильными рядами, такъ и эти злосчастныя тѣни
   49--51 увлекаются вихремъ, не взирая на свои крики; я ужаснулся; учитель, сказалъ я, что это за духи, подвергаемые въ этомъ мракѣ такимъ истязаніямъ? (И кажется, я вижу между ними женщинъ?).
   52--54 Такъ, сказалъ Виргилій, и первая изъ нихъ, это всѣмъ извѣстная по разсказамъ царица:
   55--57 чтобы смыть съ себя дятно сластолюбія, она издала законъ его оправдывающій,
   58--60 Это Семирамида; говорятъ будто она наслѣдовала Нинію и была его супругой. Она владѣла пространствами, подвластными теперь египетскому султану.
   61--63 Другая -- это Дидона; она отравила себя изъ любви къ Энею, измѣнивъ праху своего супруга Сихея. Затѣмъ ты видишь сладострастную Клеопатру.
   64--66 Елену видишь, супругу Менелая, это воплощеніе красоты, изъ за которой при Троѣ протекло такъ много губительнаго времени, и для Троянцевъ и для Грековъ. Ты видишь могучаго Ахилла, изъ за любви сражавшагося, изъ за любви утратившаго свою жизнь. Страсть его къ Поликсенѣ, его соперничество съ Гекторомъ были причиною его смерти.
   67--69 Ты видишь Париса, присудившаго Венерѣ столь извѣстное яблоко; Тристана видишь (онъ влюбился въ Изотту, жену своего дяди корнуальскаго князя Марка, который, заставши ихъ вмѣстѣ -- убилъ Тристана).
   Виргилій пальцемъ показалъ мнѣ и назвалъ еще тысячи тѣней, погибшихъ изъ за любви.
   

Данте проситъ Виргилія сказать слово двумъ духамъ, летающимъ неразлучно. Идея любви.

V.

   70--72 Когда я вслушался въ его слова, когда я узналъ имена этихъ древнихъ великихъ женщинъ и мужей, состраданіе овладѣло мною; я растерялся.
   73--75 И, обращаясь къ наставнику, поэтъ, сказалъ я, мнѣ хотѣлось-бы поговорить съ этими двумя духами, что вмѣстѣ все летаютъ и кажутся легче легкаго вѣтерка.
   76--78 Онъ отвѣчалъ: ты можешь сдѣлать это, когда они приблизятся; тогда призови ихъ силою любви, которая до сихъ поръ ихъ увлекаетъ и теперь влечетъ ихъ къ намъ: будь увѣренъ, что они въ мигъ прилетятъ сюда.
   79--81 Какъ только вихрь принесъ ихъ нѣсколько ближе, я вскрикнулъ: преисполненные скорбью духи, передайте намъ ваши чувства, если ничто тому не препятствуетъ.
   82--84 Какъ голубки, любовью томимыя, съ широкораспростертыми крыльями несутся въ воздушныхъ пространствахъ, опираясь не столько на крылья свои, сколько на силу любви,-- къ любимому гнѣзду своему,--
   85--87 такъ и эти два сердца, вырвавшись изъ той среды, гдѣ была Дидона, примчались къ намъ, не взирая на злое сопротивленіе вихря.-- Такъ сильно было мое воззваніе, вырванное любовью изъ груди моей.
   

Возгласъ Франчески-да-Римини о значеніи любви.

VI.

   88--90 Одна изъ этихъ тѣней сказала намъ: О милыя, о добродѣтельныя живыя души, рѣшившіяся посѣтить въ этой средѣ насъ несчастныхъ, которыя кровью своею даже воздуху того міра дали багровую окраску.
   91--93 Если бы мы были друзьями Самодержца Вселенной, у ногъ его молились бы мы оба о вашемъ покоѣ: такъ велико ваше состраданіе къ нашей судьбѣ.
   94--96 Все, что вамъ угодно знать, мы скажемъ; все, что вы желаете передать намъ,-- мы выслушаемъ, если только вихрь,-- вотъ какъ въ это мгновеніе,-- хоть сколько нибудь успокоится.--
   97--99 Родина моя Равенна, тамъ гдѣ рѣка По стремится къ морю и мирно сливается со своими притоками.
   100--102 Любящія сердца мгновенно понимаютъ любовь. Это чувство зажгло сердце моего друга: онъ увлекся моею красотою, которую у меня отняли злыми дѣйствіями, до сихъ поръ меня оскорбляющими.
   103--105 Любовь, эта любовь, что никакому любимому существу не позволяетъ не отвѣчать взаимною любовью, такъ овладѣла имъ и мною, что какъ видишь ты, даже и теперь, душа его моей покинуть не можетъ. (Love, who to none beloved to love again remits,-- Byron).
   106--108 Любовь привела насъ къ одной смерти; убійцу нашего ожидаетъ то мѣсто ада, называемое Каинъ, которое ты увидишь послѣ. Такъ сказала она.
   

Возваніе Данте къ Франческѣ.

VII.

   109--111 Услышавъ ея слова, я такъ потупилъ взоръ и такъ долго оставался недвижимъ, что, наконецъ, поэтъ спросилъ меня: о чемъ ты думаешь?
   112--114 Я думаю, отвѣчалъ я, о томъ, сколько нѣжныхъ чувствъ, сколько пылкихъ желаній привели эти сердца къ такому злополучному исходу.
   115--117 Потомъ, обращаясь къ прилетѣвшимъ духамъ, я сказалъ: Франческа, скорбь твоя возбуждаетъ во мнѣ и тоску и состраданіе.
   118--120 Но, скажи мнѣ, во время обаянія сладостныхъ вздоховъ, когда любовь проявляется только въ неразгаданныхъ желаніяхъ, какимъ путемъ ты разъяснила себѣ это чувство и пришла къ сознанію вашей взаимной любви?
   

Разсказъ Франчески-да-Римини.

VIII.

   121 -- 123 И она отвѣчала: нѣтъ сильнѣе страданій, какъ вспоминать о счастливыхъ мгновеніяхъ минувшей жизни въ часы самыхъ страшныхъ мученій; это знаетъ твой наставникъ, (....the greatest of all woes is to remind us of our happy days in misery... Byron.).
   124--126 Но такъ и быть, если ты съ такимъ участіемъ желаешь знать источникъ нашихъ бѣдствій,-- я разскажу тебѣ это, но вмѣстѣ съ тѣмъ я буду плакать.
   127--129 Однажды читали мы для развлеченія книгу о Ланчелотто; мы увлеклись его любовью къ прекрасной женщинѣ; мы были одни и недовѣрія другъ къ другу не имѣли.
   130--132 Нѣсколько разъ чтеніе этой книги заставляло насъ потуплять взоры, нѣсколько разъ мы измѣнялись въ лицѣ,-- но одно мгновеніе насъ погубило.
   133--135 Это было то мѣсто, когда вдохновляющая своею прелестью женщина (Ginevra) получила первый поцѣлуй любимаго ею существа (Lancilotto); тогда вотъ эта тѣнь (Паоло), которая никогда со мной разлучена но будетъ,--
   136--138 поцѣловала меня такъ сильно, такъ страстно... это проклятая книга, и проклятъ ея сочинитель (accursed was the book and he who wrote). Въ тотъ день мы больше не читали.
   

Вліяніе этого разсказа на Паоло и на Данте.

IX.

   139--141 Когда одинъ изъ духовъ разсказывалъ это, другой такъ рыдалъ, что изъ состраданія я лишился чувствъ; мнѣ казалось, что я умираю,
   142 И упалъ я, какъ трупъ бездыханный.
   

Пѣснь VI.

ТОЛКОВАНІЕ.

Окружили меня псы; толпа злыхъ ходятъ вокругъ меня.
Давидъ. Пс. 21. ст. 1Ъ

   Въ третьемъ кругѣ ада, куда теперь нисходятъ поэты, наказывается невоздержаніе.
   Въ аду чѣмъ глубже, тѣмъ хуже, и потому авторъ утрачиваетъ намѣренно поэтическій оттѣнокъ пятой пѣсни. Тамъ рѣчь шла о преступленіи, вызываемомъ потребностями природы, а здѣсь идетъ рѣчь о злоупотребленіи этими потребностями, вызываемыми исключительно личностію грѣшника.
   Изъ принадлежащаго къ одному изъ семи смертныхъ грѣховъ порока невоздержанія рождается: чревобѣсіе, объяденіе, блудъ, отрицаніе закона, лжеклятвіе, пьянство, восхищеніе, любосластіе, татьба, ласканіе, гортанобѣсіе, нечистота (см. Ровинскій. Русскія народныя картинки, книга третья, стр. 159).
   Стражемъ этихъ несчастныхъ поставлена миѳологическая личность Церберъ, съ тремя рылами. Личность въ высшей степени некрасивая, но подходящая къ виду преступленій.
   Гезіодъ -- греческій поэтъ, -- говоритъ, что Церберъ -- трехголовая собака Плутона, была сыномъ гиганта Тифона и змѣи Ехидны (chinna). Сестрами его были Лернейская гидра и Химора, а братьями немейскій левъ и Орта, двухголовая собака, Геріона, сфинскъ былъ его племянникомъ. Химера имѣла три головы,-- одна изъ нихъ левъ, другая драконъ, а третья дикая коза. Церберъ только ѣстъ, пьетъ и спитъ, иначе бы онъ и жить не могъ; вотъ почему Данте ставитъ его стражемъ жадныхъ, которые тоже ничего другого не дѣлаютъ. Преданіе говоритъ, что Геркулесъ запугалъ Ерисфея, приведя къ нему изъ ада трехголоваго Цербера (Ровинскій, тамъ же, книга IV, стр. 31).
   Строки 28--32 настоящей пѣсни, т. е. описаніе Цербера, возбуждаютъ Бенвенуто къ слѣдующимъ размышленіямъ. Сравненіе превосходное и оправдываемое всѣми условіями. Песъ стремится одинъ разглодать всѣ кости: эгоизмъ; точно также какъ жадный свою пищу; его рветъ для облегченія желудка и и возобновленія аппетита, и жадный, наѣвшись до сыта, кладетъ свой палецъ въ ротъ, чтобы вырвать и потомъ съѣсть новую пищу, которую онъ признаетъ вкуснѣе прошедшей. Такъ Светоній разсказываетъ о Неронѣ, самомъ жадномъ изъ всѣхъ царственныхъ особъ. Песъ, какъ извѣстно изъ басни Езопа, бросилъ изъ-за тѣни кусокъ мяса и обманулся, -- точно также и жадные покидаютъ свой столъ и бѣжать за другими, болѣе роскошными явствами.
   Главнымъ дѣйствующимъ жаднымъ лицомъ является здѣсь Чіяко (Сіассо); это уменьшительное имя Іасоро (Яковъ), на древнемъ итальянскомъ языкѣ это значитъ свинья.
   Въ исторіи это человѣкъ вовсе неизвѣстный, но землякъ и современникъ Данте,-- кутила, шутъ, блюдолизъ, а главное говорунъ и балагуръ.
   Данте вѣритъ тому, что грѣшники, попавшіе въ адъ, знаютъ отдаленное будущее (пѣснь VI, стр. 60, пѣснь X стр. 160 и слѣд.) и потому-то съ особымъ жаромъ проситъ этого говоруна разсказать ему о будущихъ судьбахъ своего отечества.
   Чіако, или правильнѣе говоря, Данте пророчествуетъ; въ этомъ, какъ кажется, заключается весь интересъ VI пѣсни, но Барджиджи не вполнѣ довѣряется этому пророчеству. На стр. 142 его толкованій сказано:
   "Хотя Данте, бывши въ аду въ 1300 г., заставляетъ говорить Чіако о событіяхъ еще не совершившихся и слѣдовательно является какъ будто пророкомъ, но здѣсь нельзя не принять въ соображеніе, что Данте писалъ свою комедію гораздо позже 1300 г., и въ этомъ промежуткѣ времени и совершились тѣ (обытія, о которыхъ Данте, будто бы, пророчествуетъ, влагая ихъ въ уста Чіако, умершаго гораздо прежде".
   "Читателю кажется, что Чіако говоритъ о будущемъ, а это Данте говоритъ о прошедшемъ".
   "Это общая снаровка поэтовъ, желающихъ заслужить славу пророковъ: они влагаютъ въ уста людей давно умершихъ разсказы о событіяхъ совершившихся послѣ ихъ смерти, но еще при жизни поэта, прежде чѣмъ поэтъ создалъ свою фантазію".
   Сущность этого замѣчанія относится къ строкѣ 68, къ словамъ infra tre soli. Отъ полнолунія въ мартѣ 1300 г., три ночи Данте былъ въ аду, до апрѣля 1302 г., когда бѣлые были изгнаны изъ Флоренціи, прошло 25 мѣсяцевъ, такъ что по разсчету времени предсказаніе Чіако оправдывается событіями, которыя не могли не быть извѣстны Данте въ то время, когда онъ слагалъ свои терцеты.
   Затѣмъ Данте спрашиваетъ Чіако объ извѣстныхъ ему своими достоинствами личностяхъ Фартинато, Tеггіяіо, Рустикучи и Моска; мы увидимъ Фартинато, невѣровавшаго въ безсмертіе души въ X пѣснѣ, между еритиками, Теггіяіо и Рустикучи въ XVI пѣснѣ, между нарушителями законовъ природы, и Моску въ XVII пѣснѣ, среди сѣятелей международныхъ раздоровъ.
   При видѣ грѣшниковъ, жившихъ только для тѣлесныхъ наслажденій, Данте вступаетъ въ глубокомысленный разговоръ съ Виргиліемъ о будущемъ состояніи этихъ душъ въ день страшнаго суда.
   Поэты идутъ еще ниже, еще глубже, и, очевидно, что имъ будетъ еще хуже, а тѣмъ болѣе переводчику и читателю, они тамъ встрѣтятъ Плутуса -- сына Язона и Цереры -- бога богатства. Данте называетъ его страшнымъ врагомъ рода человѣческаго, потому что жажда къ деньгамъ и неравномѣрное распредѣленіе богатства влекутъ за собою самые страшные непорядки и бѣдствія въ жизни народовъ.
   

ПѢСНЬ VI.

Третій кругъ.-- Жадные.-- Церберъ.-- Чаіко.-- Плутусъ.

   

Поэты очутились въ 3 кругу ада, гдѣ наказываются грѣшники за невоздержаніе.

I.

   1--3 Состраданіе къ этимъ двумъ близкимъ между собою и любящимъ существамъ (Паоло и Франческо) поразило меня, но, лишенный чувствъ подъ вліяніемъ мгновенной жестокой скорби, я опомнился.
   4--6 Я встаю, озираюсь во всѣ стороны, и вездѣ взорамъ моимъ представляются новыя мученія и новые мученики.
   7--9 Оказывается, что я въ третьемъ кругу ада, въ области вѣчнаго, проклятаго дождя, мертвящаго своимъ холодомъ и подавляющаго своею тяжестью; капля за каплей льется онъ и медленно и постоянно, и надежды на перемѣну этой злой непогоды нѣтъ ни какой.
   10--12 Градъ громадный, грязная жидкость и вмѣстѣ съ нею снѣгъ низвергаются съ мрачной высоты; земля ихъ принимающая издаетъ смрадный запахъ.
   

Дикій звѣрь Церберъ. Адская собака, или пресмыкающееся.

II.

   13--15 Церберъ жестокій, дикій и страшный звѣрь поражаетъ своею особенностью. Тремя горлами онъ лаетъ по собачьи на всѣхъ духовъ сюда низвергаемыхъ,
   16--18 глаза его кровью налиты, борода жирная, черпая, чрево необычайныхъ размѣровъ и лапы съ когтями. Онъ царапаетъ грѣшниковъ, сдираетъ съ нихъ кожу, и ежеминутно разрываетъ ихъ на четыре части (isquarta).
   19--21 А эти несчастные и сами отъ губительнаго дѣйствія дождя лаютъ по собачьи, бросаются куда попало, страдаютъ, мучаются и все переворачиваются, желая одною стороною своего тѣла защитить другую.
   22--24 Какъ только увидѣлъ насъ Церберъ, эта громадная гадина, (il gran vermo) раскрыла свою пасть, оскалила зубы, всѣ члены, всѣ мускулы ея дрожали.
   25--27 Но учитель мой нагнулся, взялъ рукой горсть земли, и бросилъ ее въ пасть этой кровожадной собаки.
   28--30 И какъ бѣснующійся отъ лая песъ, которому попадаетъ въ пасть кусокъ мяса, успокаивается, пожираетъ его, и нѣтъ ему дѣла до всего, что его окружаетъ,
   31--33 такъ умолкли и эти три рыла (lorde) Цербера, этого исчадія ада, завываніе, коего возбуждало въ окружающихъ его страдальцахъ жажду лишенія слуха.
   

Разговоръ Данте съ Чіако (Ciacco).

III.

   34--36 Мы проходили по этимъ тѣнямъ, низвергнутымъ въ грязь губительнымъ дождемъ, и попирали ногами ихъ призраки, имѣвшіе только видъ человѣческихъ образовъ.
   37--39 Всѣ онѣ были погружены въ смрадную грязь, но одна изъ нихъ, какъ только замѣтила, что мы прошли впередъ, вдругъ выскочила изъ грязи
   40--42 и крикнула: О, ты! привлеченныя въ наше мрачное жилище, скажи мнѣ, узналъ ли ты меня, вѣдь ты сдѣланъ прежде, чѣмъ я передѣланъ (ты родился прежде, чѣмъ я умеръ).
   43--45 Я думаю, что страданія такъ исказили тебя, былъ мой отвѣтъ, что я и вспомнить не могу, встрѣчалъ ли я тебя когда нибудь.
   46--48 Но скажи мнѣ, кто ты? обитатель этого смертнаго жилища, ты заслужилъ такую кару, что если и есть наказаніе суровѣе твоего, то все-же твое омерзительнѣе всѣхъ прочихъ.
   49--51 А онъ мнѣ:-- я спокойно жилъ въ томъ городѣ, гдѣ и ты родился, тамъ, гдѣ столько зависти, что чаша ея уже переполнена.
   52--54 Вы, Флорентинскіе граждане, обзывали меня именемъ одного изъ самыхъ грязныхъ и жадныхъ животныхъ. Вы называли меня Чіако (Ciacco -- освинья). Порокъ этого гнуснаго животнаго низвергъ меня, какъ видишь, подъ гнетъ этого мертвящаго дождя.
   55--57 И я здѣсь не одинъ-всѣ, кого ты только встрѣтишь здѣсь, всѣ терпятъ то же наказаніе за тотъ-же порокъ. Онъ умолкъ.
   58--60 Я началъ: Чіако, страданія твои вызываютъ слезы изъ глазъ моихъ, я готовъ плакать, но скажи мнѣ, если ты знаешь, чѣмъ кончится вражда нашихъ согражданъ.
   61--63 Скажи мнѣ, есть ли между ними какой нибудь праведникъ, (наведетъ ли онъ насъ наконецъ на путь истины)? Скажи мнѣ, отъ чего-же столько вражды выпало на долю нашего милаго отечества.
   64--66 Много, много пререканій, сказалъ онъ, будетъ еще во Флоренціи, потомъ дѣло дойдетъ до кровопролитія, восторжествуетъ партія дикихъ, вышедшихъ изъ лѣсовъ Сіенской долины, (бѣлыхъ) и изгонятъ черныхъ съ большимъ для нихъ урономъ.
   67--69 Но торжество первыхъ продолжится недолго, не болѣе трехъ лѣтъ (infra tre soli) и даже менѣе, и черные восторжествуютъ подъ предводительствомъ брата Филиппа прекраснаго, Карла Валуа, который теперь коварно покровительствуетъ бѣлымъ.
   70--72 Черные, напротивъ, будутъ властвовать долго и подъ ихъ тяжелыми ударами, долго будутъ страдать бѣлые, не взирая на ихъ стоны и раздраженіе.
   73--75 Тамъ находятся и теперь два праведника (это ты самъ и другъ твой Гвидо Кавалканти). Флорентинцы слышатъ васъ, но не хотятъ понять: гордость, зависть и алчность, это три смертные грѣха, которыми заражены ихъ сердца.
   76--78 Онъ умолкъ, онъ остановилъ свои жалостные вопли, но я вскричалъ: еще нѣсколько словъ, не откажи мнѣ въ этомъ драгоцѣнномъ подаркѣ!
   79--81 Скажи мнѣ, гдѣ теперь находятся люди, прославившіе себя на землѣ своими заслугами: гдѣ гордый Фаринато и Тетяіо, защитникъ своего отечества, возстававшій противъ нападенія на Сіену, гдѣ теперь эти достойные люди, гдѣ тотъ человѣкъ низкаго происхожденія, который раздавалъ несчастнымъ свои богатства, Іаковъ Рустикучи, гдѣ Арриго, убившій Буондельмонти изъ за любви къ отечеству, и гдѣ Моска Ламберти, погибшій защищая честь женщины,-- и гдѣ другіе люди, стремившіеся только къ тому, чтобы сдѣлать добро другимъ.
   82--84 Скажи мнѣ, гдѣ они теперь находятся, помоги мнѣ узнать ихъ: мнѣ важно знать въ аду-ли страдаютъ они, или въ небесахъ наслаждаются.
   85--87 Они понесли, отвѣчалъ онъ, большую въ сравненіи со мной кару; гнуснѣйшіе пороки низвергли ихъ ниже меня, и если ты низойдешь такъ глубоко, ты можешь ихъ увидѣть.
   88--90 Но я прошу тебя, когда ты будешь въ лучшемъ мірѣ, замолви про меня хоть одно слово сильнымъ того міра. Больше я ничего не скажу и не стану отвѣчать на другіе вопросы.
   91--93 Онъ закосилъ глаза, взглянулъ на меня одно мгновеніе, потупилъ голову и упалъ въ сроду другихъ слѣпыхъ.
   

Разговоръ Данте съ Виргиліемъ о будущей жизни.

IV.

   94--96 Виргилій сказалъ мнѣ: онъ не встанетъ пока не раздастся здѣсь трубный звукъ ангеловъ -- пока не явится сюда противникъ порока, Спаситель.
   97--99 Тогда всякій узритъ печальную свою гробницу, восприметъ свою плоть и прежній свой образъ, услышитъ вѣковѣчный звонъ.
   100--102 И медленно проходили мы по этому тягостному смѣшенію призраковъ и мертвящаго дождя и разговаривали о будущей жизни.
   103--105 Учитель, спросилъ я, что же, послѣ страшнаго суда этимъ духамъ будетъ лучше или хуже, или они останутся такими-же страдальцами; --
   106--108 вспомни, что говоритъ твоя наука, сказалъ Виргилій, что говорилъ твой учитель Аристотель: всякому существу приближающемуся къ совершенству становится съ каждымъ шагомъ доступнѣе ощущеніе блаженства и страданія.
   109--111 И хотя эти злополучные никогда не достигнутъ вполнѣ совершенства, но все таки они надѣются быть болѣе совершенными послѣ страшнаго суда: по крайней мѣрѣ души ихъ соединятся съ ихъ тѣлами.
   

Поэты входятъ въ 4 кругъ ада и встрѣчаютъ тамъ Плутуса, бога богатства.

V.

   112--114 Мы все спускались тою-же спиральною дорогою и говорили о предметахъ, о которыхъ я здѣсь разсказывать по буду. Наконецъ дошли къ мѣсту, изъ котораго нужно было спуститься еще глубже.
   115 И тамъ встрѣтили мы сына Язона и Цереры, страшнаго врага рода человѣческаго: злодѣя Плутуса -- бога богатства.
   

Пѣснь VII

ТОЛКОВАНІЕ.

Господь испытываетъ праведнаго, а нечестніаго
и любящаго насиліе ненавидитъ душа его.
Давидъ, псаломъ X, ст. 5.

   Поэты входятъ въ 4-й кругъ ада, гдѣ караются скупые и расточители подъ охраною Плутуса -- бога богатства.
   Онъ встрѣчаетъ поэтовъ гнѣвнымъ возгласомъ Pape satan pape satan alepре. Толкователи Данте понимаютъ эти слова разнообразно. Нѣкоторые думаютъ, что Плутусъ сказалъ по еврейски: процвѣтай сатана и т. д. Другіе объясняютъ, что эти слова означаютъ: о сатана, царь дьяволовъ. Иные думаютъ, что Плутусъ говорилъ по гречески и что аіерре это греческая альфа (а*), первая б)ква азбуки всѣхъ языковъ. Наконецъ, многіе думаютъ, что возгласъ его былъ сказанъ на языкѣ Цицерона.
   Castrogiovanni переводитъ эти слова на итальянскій языкъ въ такомъ смыслѣ, что Плутусъ призываетъ мщеніе сатаны -- этого великаго бога ада -- и употребляетъ слово poffare, которое также на русскій языкъ не переводимо. Всѣ эти объясненія, по мысли переводчика, не важны, и потому онъ далъ этимъ словамъ соотвѣтствующій русскій смыслъ, не стѣсняясь нисколько толкователями Данте.
   Затѣмъ поэты видятъ наказаніе скупыхъ и расточителей. По смыслу поэмы, ихъ можно помѣстить куда угодно въ запертое мѣсто, и они сами другъ друга будутъ наказывать.
   Далѣе идетъ наказаніе папъ, кардиналовъ и ихъ сподвижниковъ. Данте, какъ человѣкъ въ высшей степени религіозный, строгій почитатель основныхъ началъ своего вѣроученія, болѣе всего вооружается противъ злоупотребленій власти современныхъ ему высшихъ представителей духовенства. Первыми грѣшниками въ аду онъ выставляетъ Климента V и его наслѣдника Бонифація VIII. Здѣсь находятся всѣ ихъ жертвы, ибо, конечно, отъ высшей власти зависитъ спасти или погубить стадо ею пасомое.
   Послѣ того Виргилій по просьбѣ Данте разъясняетъ ему значеніе счастья и провидѣнія, совершенно согласно съ ученіемъ XIV столѣтія.
   Барджиджи слѣдующимъ образомъ объясняетъ теорію Данте о счастьи и провидѣніи.
   Есть много небесъ и каждое изъ нихъ приводится въ движеніе особымъ двигателемъ -- духомъ -- ангеломъ, провидѣніемъ. Каждое небо, нисходя отъ предшедшаго къ послѣдующему, получаетъ новаго двигателя, и послѣ всѣхъ другихъ и небо луны, землею управляющее, управляется своимъ провидѣніемъ и благодѣтельное его на землѣ дѣйствіе называется счастіемъ.
   Поэты привыкли изображать счастье въ видѣ слѣпой женщины, имѣющей два лица: одно смѣющееся съ волосами, другое плачущее лысое. Эта женщина поворачиваетъ колесо съ четырьмя поворотами. Такъ изображается идея счастья, оно идетъ на всѣ четыре стороны, куда вѣтеръ, туда и оно.
   Одни наслаждаются, другіе страдаютъ; несчастные возвышаются, счастливые падаютъ и что ужаснѣе всего -- все это дѣлается всегда почти несогласно съ достоинствомъ лица возвышаемаго или унижаемаго. И это говорилъ Барджиджи въ XV столѣтіи и съ нимъ трудно не согласиться. Подобныя явленія случаются и въ наше время.
   Какъ Данте своимъ адомъ хотѣлъ изобразить людей XIII-го столѣтія, такъ точно и наше столѣтіе представляется будто адомъ: на нашихъ же глазахъ совершаются злодѣянія и являются какіе-то обманчивые призраки.
   Торжествуетъ разбойникъ, бунтовщикъ, котораго истинные государи братомъ не хотѣли назвать: всѣ его ублажаютъ, всѣ передъ нимъ преклоняются, всѣ его чтутъ и уважаютъ; его возвеличиваютъ: дѣлаютъ депутатомъ, президентомъ республики. Онъ, разсадивши измѣнническимъ образомъ всѣхъ лучшихъ людей своего отечества въ темницахъ, самъ себя возводитъ въ санъ императора, объявляетъ всенародно, что это дѣлается по волѣ народа и, взявши въ свои руки власть, поработивши всю Европу своимъ мнимымъ величіемъ и могуществомъ, послѣ 20 лѣтняго управленія повергаетъ въ смрадную грязь свое отечество, разоряетъ и унижаетъ войско и народъ и государство, а самъ сдается въ плѣнъ; какъ актеръ -- отдаетъ свою шпагу, ѣдетъ въ Англію, гдѣ не только до смерти своей считается Императоромъ, но даже и послѣ смерти, чрезъ потомство свое, продолжаетъ наносить вредъ отечеству, пока наконецъ провидѣніе и африканцы его не сокращаютъ.
   Рядомъ съ нимъ стоитъ государственный мужъ, человѣкъ въ высшей степени достойный, который могъ-бы управлять народомъ къ его пользѣ, употребившій всю свою жизнь на изученіе исторіи и политики своего отечества -- человѣкъ безукоризненной честности, необыкновеннаго ума и твердости характера. Только для пользы своего отечества онъ съ полнымъ сознаніемъ безуспѣшности своего предпріятія объѣзжаетъ всю Европу съ мольбами, всѣми правительствами отвергнутыми, и послѣ самой жестокой неудачи, рѣшается подписать миръ, постыдный для своего отечества, обременить его, какъ казалось неоплатимыми долгами, и взять на себя въ то время, когда никто на это не рѣшался, бразды правленія и затѣмъ въ теченіи какихъ нибудь двухъ-трехъ лѣтъ возстановляетъ и свободу, и честь государства, въ глазахъ всего свѣта, и такой человѣкъ за свой подвигъ низвергается своими современными соотечественниками едва-ли не въ четвертый кругъ ада.
   Жилище его предается пламени и въ прахъ превращаются всѣ собранные имъ образцы науки и искуства.
   Наконецъ, поэты спускаются чрезъ болото Стиксъ въ 5-й кругъ ада. Тамъ будетъ еще хуже.
   

ПѢСНЬ VII

Четвертый кругъ.-- Скупые и расточители.-- Плутусъ.-- Провидѣніе.-- Пятый кругъ.-- Злые и завистливые.

Дикіе возгласы Плутуса, котораго усмиряетъ Виргилій.

I.

Ибо слуги Архіерейскіе обычно бываютъ лакомыя
скотины, и гдѣ видятъ власть своего владыки, тамъ съ
великою гордостью и безстудіемъ, какъ Татаре,
на похищеніе устремляются.
(Уставъ духовной коллегіи 25 янв. 1721 г.
Полн. Соб. Зак. No 3718).

   1--3 Здѣсь чортъ владыка? Гдѣ онъ? сюда! сюда! зарычалъ зычный голосъ Плутуса.
   4--6 Но всезнающій руководитель мой, чтобы меня успокоить, привѣтливо сказалъ: не бойся, какъ бы сильна ни была здѣсь власть злой силы, она не лишитъ тебя возможности снизойти съ этого утеса.
   7--9 Потомъ, обращаясь къ Плутусу, онъ сказалъ: молчи, проклятый волкъ! въ самомъ себѣ скрой свою ярость:
   10--12 не безъ причины спускаемся мы въ эту пропасть; такъ желаютъ тамъ, откуда былъ ниспосланъ Архангелъ Михаилъ, чтобы наказать шайку увлеченныхъ Люциферомъ наглыхъ бунтовщиковъ, возставшихъ противъ божественной власти.
   13--15 И какъ вмѣстѣ съ мачтой, сломанной вѣтромъ, падаютъ ницъ всѣ развѣвающіеся и вздутые паруса ея, такъ и этотъ дикій звѣрь упалъ на землю.
   16--18 Такъ сходили мы въ четвертый кругъ ада, все болѣе и болѣе погружаясь въ эту злосчастную бездну, вмѣщающую въ себѣ зло всего міра.
   

Восклицаніе Данте. Наказаніе скупыхъ и расточителей. Они сами себя наказываютъ.

II.

   19--21 О, сколь поразительна правда Господня! кто же, увы, какъ не мы сами создаемъ столько новыхъ страданій, страшно раздирающихъ существо наше?"
   22--24 Какъ волны Сциллы и Харибды разбиваютъ одна Другую, такъ борятся между собою эти злополучныя души, представители двухъ противуположныхъ смертныхъ грѣховъ: скупости и расточительности.
   25--27 И увидѣлъ я страшное множество этихъ призраковъ; съ отчаянными воплями они грудью своею швыряютъ другъ въ друга обломками утесовъ.
   28--30 И въ этой тяжелой работѣ они сталкиваются и доскакиваютъ другъ отъ друга; съ одной стороны кричатъ расточители: "зачѣмъ ты безплодно копишь богатство?" а скупые, съ другой стороны, отвѣчаютъ: "зачѣмъ ты безплодно его расточаешь?"
   31--33 И обойдя цѣлый кругъ съ громадными ношами въ этой мрачной пустынѣ, они опять сталкиваются, опять отталкиваютъ другъ друга --
   34--36 и все повторяютъ свои постыдные крики, все возобновляютъ свою отчаянную борьбу. Движимый чувствомъ состраданія,
   

Наказанія, коимъ подвергаются папы, кардиналы и ихъ сподвижники.

III.

   37--39 я сказалъ: учитель! объясни мнѣ, что это за люди, и я вижу здѣсь налѣво безволосыхъ людей, неужели всѣ они наше духовенство?
   40--42 Онъ отвѣчалъ: знай, что эти люди въ невѣжествѣ своемъ не имѣли никакого понятія о томъ, какъ нужно пользоваться своимъ земнымъ богатствомъ: одни изъ нихъ были скупые, а другіе расточители.
   43--45 Ты слышишь-ли ихъ завыванія; ты видишь-ли звѣрскую борьбу двухъ супротивныхъ смертныхъ грѣховъ.
   46--48 Ты угадалъ, что люди съ выбритыми головами принадлежатъ къ вашему духовенству; это тѣ папы и кардиналы, которые, пользуясь своею властью, умѣли довести скаредность до крайнихъ ея предѣловъ.
   49 -- 51 Учитель, сказалъ я, между такими грѣшниками могу ли я найти людей мнѣ извѣстныхъ.
   52--54 Тщетная надежда, отвѣчалъ онъ, порочная жизнь такъ исказила ихъ, что нѣтъ никакой возможности въ ихъ призракахъ узнать первоначальные образы.
   55--57 Въ жизнь вѣчную они войдутъ съ двухъ противуположныхъ сторонъ; у скупыхъ кулаки будутъ сжаты, у расточителей не будетъ волосъ на головѣ.
   58--60 Копить безсмысленно и расточать безтолково -- эти два порока лишили ихъ вѣчнаго блаженства и ввергнули въ эту бездну. И говорить о нихъ больше не стоитъ.
   61--63 Но ты замѣть, сынъ мой, какъ ничтожны всѣ эти богатства, изъ за которыхъ такъ хлопочетъ родъ человѣческій.
   64--66 Вѣдь всѣмъ золотомъ, находящимся подъ луною, всѣмъ золотомъ, бывшимъ во владѣніи этихъ замученныхъ духовъ, нельзя выкупить ни минуты покоя.
   

Виріилій объясняетъ значеніе провидѣнія и счастья на землѣ.

IV.

   67--69 Учитель, сказалъ я ему, разъясни подробнѣе слова твои о счастьи, за которымъ такъ гонятся люди.
   70--72 А онъ мнѣ: безсмысленныя твари -- невѣжество ихъ губитъ, и я желалъ-бы, чтобъ ты понялъ слова мои.
   73--75 Вездѣсущій, безконечный въ своемъ всевѣдѣніи, создалъ небеса, и давъ каждому изъ нихъ особаго руководителя, равномѣрно распредѣлилъ свѣтъ такъ, что каждое небо освѣщаетъ другое.
   76--78 Руководитель этотъ предопредѣленіе судьбы: въ его рукахъ заключается и то, что ты называешь счастьемъ.
   79--81 Подобно небесамъ и всѣ земныя блага, ничтожныя въ своемъ содержаніи, находятся подъ управленіемъ того-же предопредѣленія судьбы, которое распредѣляетъ ихъ ничѣмъ, не стѣсняясь отъ одного народа къ другому, изъ одной крови въ другую. Безсиленъ противъ него разумъ человѣческій. (Такъ погибшая Троя создаетъ Римъ, а Римская Имперія порабощаетъ Грецію).
   82--84 И вотъ отчего ты видишь, что однѣ племена господствуютъ. между тѣмъ какъ другія погибаютъ, согласно приговору провидѣнія, скрывающагося какъ змій въ высокомъ бурьянѣ.
   85--87 Ваше знаніе ничего передъ нимъ по значитъ. Провидѣніе распоряжается, оно судитъ, оно прослѣдуетъ свою задачу, свое господство, какъ и всѣ другіе земные боги управляютъ своими владѣніями.
   88--90 Провидѣніе но допускаетъ ни какой отсрочки въ необходимомъ теченіи событій жизни человѣческой. Оно дѣйствуетъ стремительно и этимъ объясняются всѣ быстро слѣдующія одна за другою перемѣны въ исторіи народовъ.
   91--93 И это провидѣніе подвергается на крестѣ распятію; на него сыплятся и нарѣканія и хула изъ устъ тѣхъ самыхъ людей, которые должны былибы предъ нимъ преклоняться, а вмѣсто того обзываютъ его и зломъ и несправедливостью.
   94--96 Но оно счастливо, хулы не достигаютъ его слуха. Оно исполняетъ свою задачу, какъ и другія великія творенія неба, и въ этомъ исполненіи задачи оно находитъ свое наслажденіе.
   

Поэты нисходятъ въ 5 кругъ ада, гдѣ наказываются злые и завистливые люди. Описаніе болота Стиксъ.

V.

   97--99 Пойдемъ-же туда, гдѣ увидишь ты еще болѣе страданій; уже тѣ звѣзды, что восходили, когда мы начали свой путь, теперь заходятъ -- а здѣсь медлить нельзя.
   100--102 И такъ переходили мы изъ четвертаго круга ада въ пятый помимо источника, что бушевалъ и низвергался въ пропасть имъ самимъ прорытую.
   103--105 Вода его была мутная, чернѣвшая чѣмъ-то гад, ливымъ; мы старались отъ нея сторониться.
   106--108 Злосчастный ручей, низвергаясь къ подошвѣ мрачныхъ утесовъ, образуетъ болото, называемое Стиксомъ (болото ужаса и злобы).
   109--111 Я посмотрѣлъ и увидѣлъ погруженныхъ въ смрадной тинѣ людей, бѣдствія которыхъ приводили ихъ въ сверхестественную ярость.
   112--114 Нагіе, они между собою борятся не только руками, но грудью, головами, ногами, зубами разрываютъ одинъ другого на части.
   115--117 И добродѣтельный наставникъ сказалъ мнѣ -- видишь ли куда привела эти души ихъ злоба; я желалъ-бы чтобъ ты вполнѣ созналъ,
   118--120 что подъ этой грязной водой люди вздыхаютъ -- ты видишь эти пузыри, что поднимаются одинъ за другимъ, смотри внимательно: это ихъ злодѣянія, сами себя наказываютъ.
   121--123 Погрязшіе въ тинѣ духи говорятъ: "мы страдали въ сладостномъ воздухѣ, который веселится солнцемъ, и вносили туда свое смрадное дыханіе, а въ этой омерзительной пучинѣ мы, конечно, страдаемъ еще болѣе."
   124--126 Вотъ, сказалъ Виргилій, что они тамъ бормочатъ, не имѣя возможности выразить свое горе словами.
   127--129 И такъ все шли мы по окраинѣ безконечнаго болота и озирались на призраки, въ грязи утопавшіе.
   130 И дошли до подножья какой-то высокой башни.
   

Пѣснь VIII.

ТОЛКОВАНІЕ.

Тогда я демоновъ увидѣлъ черный рой,
Подобный издали ватагѣ муравьиной,
И бѣсы тѣшились проклятою игрой.
Пушкинъ (подражаніе Данте).

   Въ первыхъ кругахъ ада наказывались невоздержные разныхъ видовъ, грѣхи коихъ истекали болѣе отъ природы, чѣмъ отъ злого умысла каждой отдѣльной личности.
   Тамъ мы видѣли сластолюбцевъ, не понимающихъ истиннаго значенія любви, жадныхъ, скупыхъ, расточителей, гнѣвныхъ; всѣ они состояли подъ вліяніемъ плотскихъ побужденій и свойствъ своего характера, но безъ злого умысла. Въ дальнѣйшихъ кругахъ являются грѣшники, дѣйствующіе уже не столько изъ природныхъ наклонностей, сколько по ступил на шестой берег,
   То должно было ему сохранить ясность чела.
   67. С той яростью и с тою бурей,
   Как выскакивают псы на бедняка,
   Взывающего с места, где остановился,
   70. Кинулись демоны из-под мостика
   И направили на него все свои крючья.
   Но он вскричал: "Только посмей какой-нибудь!
   73. Прежде чем подхватят меня ваши багры,
   Пусть приблизится кто-либо из вас и выслушает,
   А затем уже решайте, подымать ли меня".
   76. Все закричали: "Иди ты, Малакода".
   И вот один выступил, остальные же стояли;
   И он приблизился к нему, сказав: "Что тебе надобно?"
   79. "Думаешь ли, Малакода, что видишь меня
   Здесь у вас, -- сказал Учитель мой,-
   Недосягаемым для всех ваших оружий
   82. Помимо воли Господа и благостного Провидения?
   Пропусти же меня, ибо на Небесах желают,
   Чтобы я показал кое-кому этот дикий путь".
   85. Тогда столь сократилась его гордость,
   Что он уронит багор к своим ногам,
   И сказал остальным: "Не трогайте его".
   88. И Вождь мой мне: "О ты, тихо сидящий
   Посреди каменных обломков на мосту,
   Безопасно подходи теперь ко мне".
   91. Поэтому я встал и тотчас же приблизился,
   И все дьяволы выступили вперед,
   Я же ощутил страх, что они нарушат договор.
   94. Так видел я уже однажды боязнь воинов,
   Выходивших по договору из Капроны,
   Когда оказались они среди стольких недругов.
   97. Всем своим телом я прижался
   К моему Вождю, не отводя глаз
   От вида их, не предвещая добра.
   100. Они опустили крючья и один сказал:
   "Хотите, я потрогаю ему багром спину?"
   Ему ответили: "Ну, ну, попотчуй".
   103. Но демон, который говорил прежде
   С моим Вождем, быстро обернулся
   И сказал: "Смирно, угомонись, Скармильоне!"
   106. Затем сказал нам: "Далее нельзя будет идти
   По этому утесу, ибо вся разломанная
   Глубоко внизу лежит шестая арка.
   109. И если все-таки желаете вы идти вперед,
   То направляйтесь по верху этой пещеры.
   Недалеко другой утес, где пролегает путь.
   112. Вчера, на пять часов позже нынешнего часа,
   Исполнилось тысяча двести шестьдесят шесть
   Лет, как рухнула эта дорога.
   115. Я посылаю туда кое-кого из наших
   Взглянуть, не высунулся ли кто из вара.
   Идите с ними, они вас не обидят.
   118. Вперед же, Аликино и Калькабрина,
   Произнес он, -- и ты, Каньяццо,
   А Барбариччиа будет вести десяток.
   121. Пусть явится и Либикокко, Драгиньяццо,
   Клыкастый Чириатто, и Граффиакане,
   И Фарфарелло, и бешеный Рубиканте.
   124. Поищите вблизи кипящего клея;
   Эти же пусть будут невредимы до другой гряды,
   Что нетронутая ведет через берлоги".
   127. "О, мой Учитель, что это я вижу здесь? -
   Сказал я, -- ах, идем одни, без провожатых,
   Ибо ты знаешь путь; мне же они не нужны.
   130. Если ты столь же осторожен, как обычно,
   Разве не замечаешь, как они скалят зубы,
   И взгляды их грозят бедами?"
   133. И он мне: "Не желаю, чтобы ты робел.
   Пусть себе скалят зубы, как угодно,
   Это делают они для варящихся бедняков".
   136. Демоны устремились по плотине влево,
   Но раньше закусили языки зубами,
   Обернувшись к предводителю, как бы давая знак.
   139. Он же обратил свой зад в трубу.

Песнь двадцать вторая
Круг восьмой; лог пятый. Взяточники. -- Чиамполо Наваррец. -- Фра Гомита. -- Микеле Цанке. -- Драка дьяволов

   1. Я видел некогда всадников, выступающих из лагеря,
   И начинающих бой, и гарцующих на параде,
   И иногда возвращающихся разбитыми.
   4. Я видел набеги на ваши земли,
   О аретинцы, и видел наезды,
   Схватки турниров и бой на копьях,
   7. То при трубах, то под колокола,
   Под барабаны и по сигналам с крепостей,
   И по обычаям нашим, и чужеземным.
   10. Но никогда под столь странную свирель
   Не видел я движения ни всадников, ни пешеходов,
   Как и судов, по знакам с суши, или звездам.
   13. Мы шли с десятью демонами.
   О, дикое сообщество! Однако -- в церкви
   Со святыми, в кабаке с пьяницами.
   16. Но на смолу обратил я свое внимание,
   Дабы увидеть всю внутренность лога
   И всех людей, сжигавшихся там.
   19. Как дельфины, подающие знаки
   Морякам изгибами своих спин,
   Чтобы они заботились о спасении корабля.
   22. Подобным образом, облегчая себе казнь,
   Выставлял спину какой-нибудь грешник,
   И прятал ее быстрее молнии.
   25. И как у краев воды в канаве
   Держатся лягушки, высунув наружу морды,
   Так что лапки их и туловища скрыты, -
   28. Так повсюду расположились грешники.
   Но лишь только подходил Барбариччиа,
   Тотчас они скрывались в кипении.
   31. Я видел, и сейчас еще замирает сердце:
   Один из них замедлился, как иногда бывает,
   Что одна лягушка останется, а другая нырнет.
   34. И Граффиакане, ближе всех бывший к нему,
   Подцепил его за просмоленные волосы
   И вытащил наверх, мне показалось, точно выдру.
   37. Я уже знал имена всех этих демонов,
   Ибо обратил внимание, когда их выбирали,
   А как звали они друга, запомнил.
   40. "О Рубиканте, приладь-ка ему к спине
   Свои когтищи, да сдери шкуру",-
   Кричали в один голос все проклятые.
   43. И я: "Учитель, если можешь, то
   Узнай, кто этот несчастный,
   Что попал в руки своих недругов".
   46. Вождь мой приблизился к нему,
   Спросил, откуда он, и тот ответил:
   "Я родом из Наваррского королевства,
   49. Мать отдала меня на службу к одному владетелю,
   Ибо произвела на свет от негодяя,
   Погубившего себя самого и свое имущество.
   52. Затем вошел я в доверие к доброму королю Тебальдо,
   Там и стал мошеннически наживаться,
   За что расплачиваюсь в этом пекле".
   55. И Чириатто, у которого изо рта
   В обе стороны торчали клыки, как у кабана,
   Дал ему ощутить, как один из них остр.
   58. Злым котам попалась эта мышь;
   Но Барбариччиа, схватив грешника в охапку,
   Сказал: "Ни с места, пока я сижу на нем".
   61. И обратив лицо к Учителю моему -
   "Спрашивай, сказал, если желаешь
   Узнать еще, пока его не растерзали".
   64. И Вождь: "Скажи теперь о других злодеях,
   Не знаешь ли какого-нибудь латинца
   Там, под смолою?" -- И грешник: "Только что
   67. Я расстался с одним из соседней страны.
   Был бы я еще погружен с ним вместе,
   Так не боялся бы ни когтей, ни крючьев".
   70. И Либикокко: "Слишком долго, сказал,
   Терпели мы его", -- и зацепил багром за руку,
   Так, что, рванув, оторвал мышцу.
   73. И Драгиньяццо собирался ухватить его
   Снизу за ноги, но тогда предводитель
   Окинул всех их сердитым взором.
   76. Когда они немного успокоились,
   К тому, кто все еще смотрел на свою рану,
   Обратился тотчас же мой Вождь:
   79. "Кто был тот, от кого на беду отошел
   Ты, как говоришь, приблизившись к берегу?"
   И он ответил: "Это был фра Гомита,
   82. Из Галлуры, сосуд всяческих козней,
   Державший врагов своего господина в руках
   И поступивший с ними так, что они же его хвалили.
   85. Он взял с них деньги и без суда выпустил,
   Как сам рассказывает; и в других делах
   Плут был неменьший, но главнейший.
   88. С ним беседует Микеле Цанке
   Из Лодогоро; и говорить о Сардинии
   Не чувствуют усталости их языки.
   91. Увы! взгляните на того, скалящего зубы.
   Я рассказывал бы и еще, но боюсь, как бы он
   Не явился и не начесал мне шкуру".
   94. А чертов настоятель, обернувшись к Фарфарелло,
   Таращившему глаза в стремлении к бою,
   Сказал: "Ну, смирно, злая птица!"
   97. "Если хотите видеть, или слышать,-
   Вновь заговорил испуганный грешник,-
   Тосканцев или ломбардцев, я их приведу.
   100. Но пусть отступят хоть немного Злые Когти,
   Чтобы те не устрашились их отмщения;
   И я, сидя на этом самом месте,
   103. Взамен себя одного приведу семерых,
   Свистнув, как у нас принято,
   Когда кто-нибудь высунется наружу".
   106. Каньяццо при таких словах поднял морду,
   Потряхивая головою, и сказал: "Эку хитрость
   Выдумал он, чтобы прыгнуть вниз!"
   109. И тот, у кого довольно было всяческих лукавств,
   Ответил: "Что это за хитрость,
   Если сотоварищам я доставлю беды еще горшие?"
   112. Аликино не удержался, и наперекор
   Другим сказал ему: "Если соскочишь,
   Я не галопом устремлюсь за тобой,
   115. Но забью над смолой крыльями,
   Оставим тебе пригорок [*], нам щитом будет скала,
   И посмотрим, сильнее ли ты один всех нас".
   118. И ты, читающий, услышишь ныне о новой забаве.
   Все устремили взоры на другой берег,
   И первым тот, кто больше всех упорствовал.
   121. Наваррец хорошо воспользовался временем,
   Уперся ногами в землю, и тотчас же
   Прыгнул, избавляясь тем от их намерений.
   124. Это смутило всех сознанием вины,
   Особенно того, кто был причиной промаха;
   Поэтому он бросился, крича: "Ты не уйдешь!"
   127. Но тщетно: ибо за боязнь крылья
   Не смогли угнаться; тот скрылся вниз,
   Этот, взлетая, поднял кверху грудь.
   130. Не иначе и утка, вдруг, внезапно,
   При появлении сокола, ныряет вглубь,
   Он же возносится наверх, сердитый и подавленный.
   133. Калькабрина же, разозленный этой проделкой,
   Летая, держался позади него, довольный,
   Что грешник спасся, ибо теперь мог драться.
   136. И только лишь исчез мошенник,
   Он обратил когти на товарища
   И над самым рвом вцепился в него.
   139. Но достаточно был тот хищный ястреб,
   Чтоб хорошенько пощипать его, и оба
   Свалились в середину кипящего пруда.
   142. Жар тотчас расцепил их,
   Но подняться было для них невозможно,
   Так смола склеила их крылья.
   145. Барбариччио, в огорчении, как и остальные,
   Велел четверым лететь с другого берега
   Со всеми крючьями их; и довольно быстро
   148. Спустились демоны к этому месту.
   Они протянули свои багры увязшим,
   Которые уже изжарились под коркой.
   149. И мы оставили их в этом затруднении.
   
   [*] -- То есть свободный проход чрез пригорок, а сами спрячемся за скалой.
   

Песнь двадцать третья
Круг восьмой; лог шестой. Лицемеры. -- Веселые братья. -- Каиафа. -- Анна. -- Брат Каталано

   1. Молча, в одиночестве, без спутников,
   Выступали мы, один вожатым, другой сзади,
   Как ходят по дороге братья минориты.
   4. Мысль моя, из-за недавней потасовки,
   Направилась к той басне Эзоповой,
   Где говорит он о лягушке и о мыши,
   7. Ибо не более похоже Мо на Issa [*],
   Чем то на это, если сравнивать,
   Раздумавшись, начала их и окончанья.
   10. И как из одной мысли другая возникает,
   Так родилась другая и из этой,
   Удвоивши первоначальный мой испуг.
   13. Я думал так: "Благодаря нам демоны
   Одурачены -- и с таким уроном и насмешками,
   Которые, наверно, уязвили их.
   16. Если гнев прибавится к их злому нраву,
   Они примчатся сюда с большей яростью,
   Чем пес, прикусывающий зайца.
   19. Я уже чувствовал, как вздыбливались мои волосы
   От ужаса и упорно вглядывался назад,
   Потом сказал: "Учитель, если ты не спрячешь
   22. Тотчас нас обоих, то я боюсь
   Злых Когтей: они уже недалеко,
   Я так воображаю их, что уже слышу".
   25. И он: "Если б я был зеркальным,
   То не быстрее бы привлек внешний твой
   Образ, чем запечатлеваю внутренний.
   28. Теперь явились лишь твои мысли среди моих,
   В похожем виде и с похожей внешностью,
   Так что из них я вывел общее решение.
   31. Если так расположен правый берег,
   Что мы можем сойти в следующий лог,
   То избежим воображаемой охоты".
   34. Не успел он высказать свое решенье,
   Как я увидел, что они летят, распростирая крылья,
   Не очень вдалеке, готовясь кинуться на нас.
   37. Вождь мой тотчас же подхватил меня,
   Как мать, которую разбудил шум,
   И она видит вблизи блистающее пламя;
   40. И берет сына, и бежит не останавливаясь,
   Заботясь более о нем, чем о себе,
   Настолько, что на ней всего только рубашка.
   43. И вниз с вершины крепкой скалы
   Устремился он на спине, по каменистому склону,
   Который замыкает бок другого лога.
   46. Не катится с такою быстротой вода по желобу,
   Вертящая колеса мельницы,
   Когда приближается она к лопастям;
   49. Как спустился по обрыву мой Учитель,
   Неся меня на своей груди,
   Будто своего сына, а не спутника.
   52. Едва достигли ноги его ложа
   Глубокой котловины, демоны появились наверху
   Над нами: уже нечего было тревожиться,
   55. Ибо высший Промысл, возжелавший
   Сделать их властителями пятого рва,
   Отнял у них силу выходить оттуда.
   58. Внизу встретили мы накрашенных людей,
   Двигавшихся вокруг довольно медленно,
   В слезах, с видом усталым и убитым.
   61. Они были в рясах с низкими капюшонами,
   Спущенными на глаза, того покроя,
   Как делаются у монахов Кельна.
   64. Снаружи все они позлащены, так что слепят,
   Но внутри из свинца, и столь тяжелые,
   Что Фридриховы показались бы соломенными.
   67. О, вечно изнуряющие мантии!
   Мы повернули еще влево,
   За ними следуя, внимая горестным стенаниям.
   70. Но благодаря грузу эти измученные люди
   Ступали так медленно, что у нас являлись новые
   Спутники с каждым движением бедра.
   73. И я сказал своему Вождю: "Разыщи
   Кого-нибудь известного делами, или именем,
   И продолжая идти, обведи вокруг глазами".
   76. И один, уразумевший речь тосканцев,
   Воскликнул позади нас: "Задержите ноги,
   Вы, что бежите так сквозь темный воздух.
   79. Может быть, ты получишь от меня желаемое".
   Тогда Вождь обернулся ко мне, сказав: "Подожди,
   И затем двигайся сообразно его шагу".
   82. Я остановился и увидел, что двое лицами выказывают
   Стремление души быть со мной вместе,
   Но их задерживала ноша и теснота пути.
   85. Догнавши нас, они довольно долго искоса
   Смотрели на меня, не говоря ни слова;
   А потом друг к другу обратились и сказали:
   88. "Он кажется живым по движению его горла.
   И если это мертвые, то по какому преимуществу
   Идут они без тяжкой столы?"
   91. Затем сказали мне: "Тосканец, ты,
   Явившийся в училище печальных лицемеров,
   Не погнушайся же сказать, кто ты?"
   94. И я: "Родился я и возрастал
   На чудной реке Арно, в великом городе,
   И у меня то же тело, как и всегда было.
   97. Но вы кто, у кого так струится,
   Как я вижу, вниз по щекам горе?
   И какая казнь на вас сверкает?"
   100. И один ответил мне: "Оранжевые рясы
   Столь тяжелы благодаря свинцу, что груз их
   Надламывает коромысла наших плеч.
   103. Братьями Веселья были мы, из Болоньи,
   Я по имени Каталано, он -- Лодеринго,
   И обоих нас избрал твой город,
   106. Хотя обычно берут только одного,
   Чтобы охранять мир; и оказались мы такими,
   Как и сейчас еще увидишь у Гардинго".
   109. Я начал так: "О, братья, ваши злодеяния..."
   Но больше не сказал, ибо в глаза мне бросился
   Некто распятый на земле тремя кольями.
   112. Увидев меня, весь он искривился,
   Пыхтя в бороду свою со вздохами.
   Брат же Каталано, обратив на то внимание,
   115. Сказал мне: "Этот проткнутый, на кого смотришь,
   Дал совет фарисеям, чтобы они
   Предали одного мучению за весь народ.
   118. Поперек дороги обнаженный он лежит,
   Как видишь; и с необходимостью испытывает,
   Сколько весит каждый проходящий.
   121. Подобным образом казнится его тесть
   В этом же рву, и другие из совета,
   Который был для иудеев дурным севом".
   124. Тогда я увидал, что Вергилия удивил
   Вид того, кто был растянут крестообразно,
   Столь унизительно, в вечном изгнании.
   127. Затем он обратил к брату следующие слова:
   "Скажите нам, если это возможно,
   Нет ли направо некоего отверстия,
   130. Откуда оба мы могли бы выйти,
   Не принуждая черных ангелов
   Выводить нас из этой бездны".
   133. Тот отвечал: "Ближе, чем ты надеешься,
   Лежит гряда, отделяющаяся от
   Большого круга, пересекая все сумрачные долины;
   136. Лишь здесь она разрушена и не покрывает лога.
   Вы можете взобраться по обломкам ее,
   Лежащим у откоса и выступающим со дна".
   139. Вождь постоял немного, склонив голову;
   И вымолвил: "Плохо нам рассказал
   Тот, что дерет крючьями грешников".
   142. И брат: "Я слыхал некогда в Болонье
   Довольно о пороках дьявола, и слышал,
   Что он обманщик и отец лжи".
   145. Тогда большими шагами удалился Вождь
   С несколько измененным в гневе лицом;
   Я также отошел от этих нагруженных,
   148. Направляясь по следам дорогих мне ног.
   
   [*] -- Мо и issa - синонимы: теперь, сейчас.
   

Песнь двадцать четвертая
Круг восьмой; лог седьмой. Воры. -- Ванни Фуччи

   1. В той части рождающегося года,
   Когда Солнце укрепляет свои кудри под Водолеем,
   И уже ночи близятся к половине суток;
   4. Когда иней подражает на земле
   Образу белой своей сестры -- снежинки,
   Но мало длится под его пером холод, -
   7. Поселянин, чьи запасы иссякают,
   Встает и смотрит, и видит, что поля
   Побелели; он хлопает себя по боку;
   10. Возвращается домой и бродит, жалуясь,
   Как бедняк, не знающий, что ему делать.
   Затем вновь выходит и обретает надежду,
   13. Замечая, что мир изменил свой облик
   В немногие часы, и берет пастуший посох,
   И выгоняет скот на пастбище.
   16. Подобно этому напугал меня Учитель,
   Когда я увидал, как омрачился его лоб;
   И столь же быстро появилось исцеление недуга.
   19. Ибо когда мы подошли к разломанному мосту,
   Вождь обернулся ко мне с той приветливостью,
   Какую я впервые видел у подножия холма.
   22. Он простер руки, после некоторого
   Внутреннего размышления, сначала оглядев
   Как следует руину и подхватил меня.
   25. И как тот, кто действует и соображает,
   Причем всегда кажется, что он все предусмотрел,
   Так и он, подымая меня на вершину
   28. Огромного обломка, всматривался в другой утес,
   И сказал: "Цепляйся за него сверху,
   Но прежде испытай, выдержит ли он тебя?"
   31. Не для одетых в рясы был этот путь,
   По коему с трудом, Вергилий легче, я с поддержкой,
   Могли мы взбираться с выступа на выступ.
   34. И если бы с этой стороны
   Косогор не был короче, чем с другой,
   То не знаю, как Учитель, а я был бы побежден.
   37. Но благодаря тому, что злые лога все клонятся
   К отверстию самого нижнего колодца,
   Каждая долина расположена так,
   40. Что один бок ее выше, другой ниже.
   Все-таки мы добрались, наконец, до места,
   Откуда нависает самый верхний камень.
   43. Дыхание так было выжато из моих легких,
   Когда я оказался там, что идти дальше я не мог,
   А тотчас сел, едва только взобрался.
   46. "Теперь следует тебе отогнать лень,-
   Сказал Учитель, -- ибо, восседая на пуху,
   Славы не получишь, как и укрывшись одеялом.
   49. А кто проходит свою жизнь без славы,
   Такой же след оставляет на земле,
   Как дым по воздуху или на воде пена!
   52. И потому вставай, преодолей усталость
   Духом побеждающим во всякой битве,
   Если только он не подавлен тяжким телом.
   55. По более длинной лестнице надлежит нам всходить;
   Недостаточно выйти лишь отсюда.
   Если ты меня понял, пусть это укрепит тебя".
   58. Тогда я поднялся, и сделал вид, что дышу лучше,
   Чем на самом деле это было,
   И сказал: "Иди, ибо я бодр и крепок".
   61. Мы тронулись далее по вершине утеса,
   Который был шероховат, стеснен и тяжек,
   И гораздо более крут, чем прежде.
   64. Я шел и говорил, чтобы не казаться слабым;
   Как вдруг услышал голос из другого рва,
   Произносивший нечто нечленораздельное.
   67. Не знаю, что сказал он, хотя на хребте арки,
   Я уже находился, здесь перекинутой.
   Но говоривший, как казалось, был разгневан.
   70. Я наклонился вниз; но глаза живые
   Не могли проникнуть вглубь благодаря тьме.
   Поэтому я произнес: "Учитель, подойди
   73. К другой ограде и сойдем вниз со стены;
   Ибо, как я слышу отсюда и не понимаю,
   Так же смотрю вниз, ничего не различая".
   76. "Иного ответа, -- сказал он, -- я не дам,
   Кроме согласия; ибо просьба разумная
   Должна сопровождаться молчаливым исполнением".
   79. Мы спустились с головы моста
   Туда, где он соединен с восьмым берегом,
   И тогда открылся мне весь лог.
   82. И я увидел в нем страшный ворох
   Змей, столь разнообразных видов,
   Что вспоминанье и сейчас оледеняет мою кровь.
   85. Пусть Ливия не хвалится более своими песками,
   Ибо если хелидр, якулов и фареев
   Производит она, и ченкров с амфисбенами,
   88. То столько ядовитых гадов и таких гнусных,
   Никогда не являла она со всею Эфиопией,
   И со страною, что лежит над Красным морем.
   91. Посреди этого дикого и горестнейшего скопища
   Бегали нагие, перепуганные люди,
   Тщетно ища отверстия или камня гелиотропа.
   94. Их руки были сплетены сзади змеями;
   Они обхватили чресла их хвостами
   И головами, и спереди свивались узлом.
   97. И вот на одного, недалеко от нас,
   Бросился змей и пронзил его в том месте,
   Где шея связывается с плечами.
   100. Нельзя так быстро написать ни О, ни И,
   Как весь он вспыхнул и сгорел и, падая,
   Должен был весь обратиться в пепел.
   103. И когда пал на землю в таком разрушении,
   То пепел вновь собрался, сам собою,
   И тотчас возвратился в прежнее.
   106. Так, утверждают великие мудрецы,
   Умирает феникс и возрождается,
   Когда приблизится к пятистам лет.
   109. Не травой, не овсом питается он при жизни,
   Но лишь слезами ладана и аммомом;
   Нард и мирра его смертные пелены;
   112. И как тот, кто падает, не зная отчего,
   Силою ли демона, повергающего его,
   Или по иной порче, вяжущей человека;
   115. Как он, поднявшись, озирается вокруг,
   Полный смущения от великой тоски,
   Которую испытал, и смотрит, вздыхая.
   118. Таков был грешник, когда он поднялся.
   О, сколь сурово правосудие Божие,
   Разящее подобными ударами отмщения!
   121. Вождь спросил его затем, кем был он,
   И он ответил: "Я не так давно вылился
   Из Тосканы в эту ужасающую пасть.
   124. Скотская жизнь нравилась мне, а не человечья,
   Как мулу, коим был я, Ванни Фуччи,
   Скот и Пистойя были достойною меня берлогой".
   127. И я Вождю: "Скажи ему, чтобы не трогался,
   И спроси, что за вина столкнула его вниз;
   Я знал его за человека кровожадного и гневного".
   130. И грешник, который понял, не притворился,
   Но обратил ко мне дух свой и лицо,
   И оно окрасилось горестным стыдом.
   133. Затем сказал: "Мне тяжелее, что ты застал
   Меня в беде, где теперь видишь,
   Чем было, когда я лишился жизни.
   136. Не могу отказать в том, о чем спрашиваешь.
   Я потому брошен сюда вниз, что
   Украл из Сакристии веши драгоценные
   139. И затем ложно показал на другого.
   Но чтоб не радовался ты этому зрелищу,
   Если когда-либо выйдешь из темных мест,
   142. Обрати уши к моему пророчеству и слушай.
   Сперва Пистойя худеет, удаливши Черных,
   Затем Флоренция обновляет людей и правление.
   145. Марс воздымает пар над долиною Магры,
   Который свертывается в темные облака.
   И в пылкой, яростной буре
   148. Разразится он над Кампо Пичена;
   Там внезапно он разорвет туман,
   Так что все Белые будут поражены.
   151. И я сказал это, чтобы сделать тебе больно".

Песнь двадцать пятая
Круг восьмой; лог седьмой. Воры. -- Продолжение. -- Какус. -- Аньель Брунелескн. -- Буозо дельи Абати. -- Пуччио Шианкато. -- Чианфа Донати. -- Гверчно Кавальканти

   1. Произнеся эти слова, мошенник
   Поднял руки с кукишами в каждой,
   Вскричав: "На, Бог, я складываю их тебе".
   4. С этой минуты сделались приятны мне змеи,
   Ибо одна обвилась вкруг его шеи,
   Как бы говоря: "Не желаю, чтобы ты продолжал".
   7. Другая, вокруг рук связывая его,
   Так затянулась спереди узлом,
   Что он не мог пошевельнуть ими.
   10. Пистойя, о Пистойя! почему же не решишься ты
   Испепелиться, чтобы не было тебя больше.
   Ибо в злых делах семя твое все преуспевает!
   13. Во всех темных кругах Ада
   Я не видел духа столь дерзностного к Богу,-
   Даже того, кто упал со стены в Фивах.
   16. Вор убежал, не сказав более ни слова.
   Я же увидел Кентавра, в полном бешенстве,
   Явившегося с криком: "Где он, где он, гнусный?"
   19. В Маремме нет, я полагаю, подобного
   Множество ужей, сколько было у него на крупе,
   До того места, откуда начинался человечий облик.
   22. На плечах его, позади затылка,
   Лежал дракон с простертыми крыльями,
   Опаляющий всякого, кто ему повстречается.
   25. Учитель мой сказал: "Это тот Какус,
   Что под скалою Авентинского холма
   Много раз проливал озера крови.
   28. Он идет не вместе со своими братьями,
   Ибо похищение коварно совершил он,
   Угнав большое стадо, находившееся недалеко.
   31. Но его лукавые дела прекратились
   Под палицею Геркулеса, который, может быть,
   Ударил его сто раз, а тот не ощутил и десяти".
   34. Пока он говорил, Кентавр умчался;
   И три духа появились ниже нас,
   Которых мы заметили, я и мой Вождь,
   37. Лишь когда они вскричали: "Кто вы?"
   Благодаря чему остановилась наша повесть,
   И лишь тогда обратили мы на них внимание.
   40. Я их не знал, но произошло так,
   Как происходит в некоторых случаях,
   Что одному пришлось назвать другого,
   43. Говоря: "Где же остался Чианфа?"
   Поэтому, чтобы привлечь внимание Вождя,
   Я положил свой палец на подбородок, к носу.
   46. И если ты, читатель, не сразу придашь веру
   Тому, что я скажу, это не будет удивительно,
   Ибо и сам я, видевший, едва признаю это.
   49. Пока я устремлял на них свой взор,
   Змей о шести лапах бросился
   На одного спереди, и весь впился в него.
   52. Средними лапами он обвил его живот,
   А передними ухватил за руки;
   Затем прокусил одну за другой щеки.
   55. Задние лапы он вытянул по его бедрам,
   И сунул между ними хвост,
   И распустил его сзади по спине.
   58. Никогда плющ не приникает так
   К дереву, как обвило ужасное
   Животное вокруг него свои члены.
   61. Затем они слились, как будто из расплавленного воску
   Были; и смешались их цвета,
   Ни тот, ни этот уж не походил на прежнее.
   64. Так движется вперед от жара
   По бумаге полоса коричневого цвета,
   И это еще не черное, но и белое в нем угасает.
   67. Двое других смотрели на него, и оба
   Кричали: "О, Аньелло, как ты меняешься!
   Взгляни, ты уж не одно и не два".
   70. Уже из двух голов одна составилась,
   Когда предстало нам два лица, слившихся
   В едином облике, где уничтожались оба.
   73. Из четырех образовались две руки;
   Бедра же и ноги, живот и стан
   Обратились в члены, раньше никогда не виданные.
   76. Весь первоначальный вид их был нарушен.
   Двумя и не двумя казался извращенный
   Образ, так вот медленно он удалялся.
   79. Как ящерица под великим зноем
   Летнего дня, ища другой изгороди
   Кажется молнией, когда перебегает дорогу,
   82. Такой была кинувшаяся к животам
   Двух других воспламененная змейка,
   Синевато-черная, как зерно перца.
   85. И ту часть, откуда получаем мы
   Первое питание [*], пронзила одному из них;
   Затем упала, растянувшись перед ним.
   88. Пронзенный на нее взглянул, но ничего не вымолвил.
   Напротив, продолжая стоять, зевал,
   Как будто сон, или озноб им овладели.
   91. Он смотрел на змею, она же на него.
   У одного из раны, у другой из пасти
   Шел сильный дым, сливаясь в одно целое.
   94. Пусть замолчит Лукан, когда он говорит
   О бедствии Сабелла и Нассидия;
   И пусть выслушает, что сейчас сорвется с тетивы.
   97. Да умолчит Овидий и о Кадме и об Аретузе;
   Ибо если одного в змея, другую в источник
   Обращает он в стихах, я не завидую ему;
   100. Ибо двух природ никогда одну при другой
   Не превращал ли так, что обе формы
   Были б готовы обменяться веществом.
   103. Одновременно отвечали они такому правилу,
   Что змея расщепила хвост надвое,
   А раненый сдвинул вместе ступни.
   106. Ноги сами собой так слились
   С бедрами, что скоро стало невозможно
   Различить линию, где они соединились.
   109. Раздвоенный хвост принимал форму
   Того, что пропадало там, и его кожа
   Становилась мягкой, а у другого жесткой.
   112. Я видел, как уходили под мышки руки,
   И обе лапы зверя, которые были не длинны,
   Вытягивались так, как укорачивались члены человека.
   115. Потом задние ноги, свившиеся вместе,
   Обратились в член, скрываемый мужчиной,
   А у несчастного он разделился надвое.
   118. В то время как обоих одевает дым
   В новые цвета и зарождает волосы
   У одного, другого же лишает их,
   121. Один подымается, а другой падает,
   Не отводя, однако, нечестивых взоров,
   При которых они меняли свои морды.
   124. Тот, кто стоял, сузил голову в висках.
   И из избытка вещества, собравшегося там.
   Явились уши, отделившиеся от щек.
   127. Что не сошло назад и удержалось,
   Из того вырос на лице нос,
   И утолстились губы, сколько нужно.
   130. Тот, кто лежал, выпячивает морду вверх,
   И втягивает уши в голову,
   Как делает улитка с рожками.
   133. И язык, цельный и служивший прежде
   Ему для речи, расщепляется, а развилина
   У змеи закрывается и дыма более нет.
   136. Душа, обратившаяся в животное,
   Уползает со свистом по долине,
   А человек, произнося слова, плюет ей вслед.
   139. Затем он повернул к нему новые плечи,
   И сказал: "Пусть ныне ползет Буозо,
   Как я некогда на четвереньках по этой тропе".
   142. Так, видел я, меняются и изменяются
   В седьмой заворре [**]; и да извинит меня
   Новизна предмета, если перо мое заколебалось.
   145. И хотя глаза мои были несколько
   Смущены и душа подавлена,
   Но не могли убегавшие так скрыться,
   148. Чтобы я не увидел ясно Пуччио Шианкато.
   И это был единственный из трех,
   Явившихся вначале, кто не превращался.
   151. Другой был тот, из-за кого плачешь ты, Гавилла.
   
   [*] -- Еще до рождения, т. е. пупок.
   [**] -- Так называет Данте седьмой лог. - "Заворри" собств. - Песок, насыпаемый в виде балласта на дно корабля (здесь: Ада).
   

Песнь двадцать шестая
Круг восьмой; лог восьмой. Коварные советчики. -- Улисс и Диомед

   1. Возвеселись, Флоренция, ибо ты столь могуча,
   Что над землей и морем бьешь крылами,
   А по всему Аду проносится твое имя.
   4. Среди воров я нашел пять таких
   Твоих граждан, что мне стыдно,
   И это не делает тебе большой чести.
   7. Но если предрассветные сны сбываются,
   Ты испытываешь в недалеком уже времени,
   Чего страстно желает тебе Прато, а не только другие.
   10. И если бы беда пришла, то не была бы преждевременна.
   Так пусть приходит, если так назначено!
   Ибо тягостнее это будет мне, когда я стану старше.
   13. Мы удалились, и по лестнице
   Из выступающих камней, где ранее спускались,
   Взошел мой Вождь, и вывел меня.
   16. И когда мы проходили по уединенному пути,
   Среди обломков, и среди утесов скал,
   Ногам нельзя было обойтись без рук.
   19. Я горевал тогда и теперь вновь горюю,
   Обращаясь памятью к тому, что видел.
   И более обуздываю дух, чем, когда-либо,
   22. Дабы он не уклонялся от стези добродетели;
   Так что если благосклонная звезда, или нечто лучшее,
   Дали мне благо, пусть я не завидую себе.
   25. Как поселянин, отдыхающий на взгорье
   Во время года, когда светило, озаряющее мир
   Менее скрывает от нас свое лицо.
   28. И в час, когда муху заменяет занзара,
   Видит светляков внизу в долине,
   Быть может, там, где его виноградники и пашня;
   31. Столькими же огнями блистал весь
   Восьмой лог, как я увидел
   В минуту, когда мне открылось его дно.
   34. И какою тот, кто медведями отомстил за себя,
   Видел удалявшуюся колесницу Илии,
   Когда кони уносили ее прямо в небо,
   37. А он не мог следовать за нею взором,
   Увидев лишь, как одно пламя,
   Подобно облачку вознеслось наверх,
   40. Так же вылетало каждое пламя из глотки
   Рва, и ни одно не обнаруживало похищенного,
   Но всякое заключало по грешнику.
   43. Я стоял на мосту и смотрел, высунувшись,
   Так, что если бы не держался за глыбу камня,
   То упал бы вниз и без подталкивания.
   46. И Вождь, видя, что я столь внимателен,
   Сказал: "Внутри огней заключены души:
   Каждая обвита пламенем, которое ее сжигает".
   49. "Учитель, -- отвечал я, -- выслушанное
   Еще сильнее убеждает меня; но я уже заметил,
   Что это так, и уже хотел сказать тебе.
   52. Кто в этом пламени, столь раздвоенном
   Наверху, точно оно восстало над костром,
   Куда был брошен Этеокл со своим братом?"
   55. Он мне ответил: "Там внутри мучаются
   Улисс и Диомед, и вот вдвоем
   Устремляются они на камень, как шли на злое.
   58. И внутри своего пламени воздыхают
   О кознях с тем конем, что открыл врата,
   Откуда вышло славное семя римлян.
   61. Там оплакивается хитрость, из-за которой
   Мертвая Деидамия и теперь горюет об Ахилле.
   И там несут кару за Палладиум".
   64. "Если они могут говорить среди этого
   Жара, -- сказал я, -- то, Учитель, очень прошу,
   И вновь прошу тысячекратной просьбою -
   67. Не откажи мне подождать здесь,
   Пока приблизится сюда рогатое пламя;
   Взгляни, как от желания я тянусь к нему".
   70. И он ответил мне: "Просьба твоя достойна
   Всяческой похвалы, и потому я принимаю ее:
   Но постарайся сдерживать свой язык.
   73. Предоставь говорить мне, ибо я понимаю,
   Чего ты хочешь; ведь возможно, что они уклонятся,
   Будучи греками, от беседы с тобой".
   76. Когда пламя приблизилось настолько,
   Что мой Вождь счел время и место подходящими,
   Я услышал, как он произнес следующее:
   79. "О вы, находящиеся вдвоем в одном огне,
   Если я заслужил кое-что пред вами в жизни,
   Если я заслужил пред вами много или мало,
   82 Когда писал в мире возвышенные стихи,
   То остановитесь, и один из вас пусть скажет,
   Где, сгубленный самим собою, он погиб".
   85. Больший рог пламени
   Стал колебаться с бормотанием,
   Как если бы его утомлял ветер.
   88. Затем, клонясь вершиною с боку на бок,
   Будто это был говорящий язык,
   Он подал голос и сказал: "Когда
   91. Я удалился от Цирцеи, задержавшей
   Меня более года недалеко от Гаэты,
   Раньше, чем Эней назвал ее подобным образом,
   94. Ни нежность к сыну и ни жалость
   К старцу отцу, ни любовь мужа,
   Которая должна была радовать Пенелопу,
   97. Ничто не могло победить во мне того пыла,
   Который увлекал меня к исследованию мира,
   Пороков человеческих и доблестей.
   100. И я отправился в широкое, открытое море,
   Всего на одном судне, с теми немногими
   Товарищами, которые не покинули меня.
   103. Тот берег и этот видел я до Испании,
   И до Марокко, и остров Сардинию,
   И еще иные, омываемые этим морем.
   106. Я и товарищи мои, мы были стары, дряхлы,
   Когда добрались до того узкого прохода,
   Где Геркулес поставил указующие знаки,
   109. Чтобы человек не устремлялся далее.
   Справа я оставил за собой Севилью,
   Слева осталась позади Сеутта.
   112. "О, братья, -- сказал я, -- в тысячах
   Опасностей достигшие, наконец, Запада,
   В том недолгом бодрствовании
   115. Ваших чувств, что осталось вам,
   Не пожелайте отказаться от исследования,
   Плывя за Солнцем, мира без людей.
   118. Подумайте о своем происхождении.
   Не были вы созданы для грубой жизни,
   Но для того, чтобы идти к доблести и знанию".
   121. Своих товарищей так я воодушевил
   Этой небольшой речью к дальнейшему пути,
   Что едва потом мог их удерживать.
   124. И поставив корму нашу на восток,
   Мы обратили весла в крылья для безумного полета,
   Все время забирая влево.
   127. Уже все звезды Южного полюса
   Видел я ночами, наш же так склонился,
   Что не подымался над поверхностью моря.
   130. Пять раз возгорался и столько же раз угасал свет
   На нижней стороне луны,
   С той поры как мы вошли в открытое море,
   133. Когда предстала нам гора, темневшая
   Из отдаления и показалась она столь высокой,
   Что подобной никогда я и не видел.
   136. Мы обрадовались, но скоро нам пришлось плакать,
   Ибо с новой земли поднялся вихрь,
   Потрясший носовую часть судна.
   139. Трижды он кружил корабль всеми водами,
   В четвертый раз поднял корму вверх,
   А нос ринулся вглубь, как угодно было Другому [*],
   142. Доколе море не замкнулося над нами.
   
   [*] -- Богу.
   

Песнь двадцать седьмая
Круг восьмой; лог восьмой. Коварные советники, продолжение. -- Гвидо да Монтефельтро

   1. Уже вытянулось пламя вверх и успокоилось,
   Окончив свою речь, и удалилось от нас,
   С соизволения сладостного Поэта,
   4. Когда другое, следовавшее за ним,
   Заставило обратить взор на его вершину,
   Благодаря неясным звукам, несшимся оттуда.
   7. Как сицилийский бык, впервые замычавший
   Стонами того (и это было справедливо),
   Кто обделывал его своим напилком,
   10. Мычал голосом заключенного страдальца,
   Так что, хоть и был из меди,
   Но казалось, что пронизан скорбью;
   13. Так, не имея с самого начала ни выхода,
   Ни отверстия в огне, в язык огня
   Превращались те горестные слова.
   16. Но когда они направили свой путь
   Вверх к острию, давая ему то колебанье,
   Которым наделял их язык при выхождении,
   19. Мы услышали слова: "О ты, к кому я обращаю
   Речь и кто говорил только что по-ломбардски,
   Сказав: "Теперь уходи, более тебя не беспокою!"
   22. Если я, может быть, несколько и запоздал,
   Не откажи остаться и поговорить со мной.
   Ты видишь, сам я не отказываюсь, хоть и пылаю.
   25. Если только что в этот слепой мир
   Свалился ты из той сладостной страны
   Латинян, откуда я несу всю свою вину,
   28. Скажи мне, мир в Романье, или же война;
   Ибо я родом с гор, что меж Урбино
   И вершиною, откуда истекает Тибр".
   31. Я устремлял еще внимание и наклонялся вниз,
   Когда мой Вождь тронул меня сбоку,
   Произнеся: "Говори ты, это латинец".
   34. И я, у кого был уже готов ответ,
   Не замедляясь начал свою речь:
   "О дух, что укрываешься внизу,
   37. В твоей Романье всегда есть и всегда были
   Войны в сердцах ее тиранов,
   Но войны явной я не оставлял там.
   40. Такая же Равенна, как и много лет назад;
   Орел Поленты свил в ней свое гнездо,
   И покрывает Червию своими крыльями.
   43. Страна, которая вынесла долгое испытание,
   И воздвигла окровавленную груду французов,
   Вновь находится под зелеными когтями.
   46. И старый Пес, и молодой из Верруккио,
   Столь дурно обошедшиеся с Монтаньей,
   Там, где и обычно, обращают зубы в копья [*].
   49. Городами у Ламоне и Сантерно
   Управляет Львенок Белого гнезда,
   Переменяющий партии с лета на зиму.
   52. А город, сбоку омываемый Савио,
   Как лежит между равниной и горами,
   Так и живет меж тиранией и свободой.
   55. Теперь прошу тебя сказать, кто ты:
   Не будь упрямее, нежели были другие,
   И да предстанет твое имя миру".
   58. Когда огонь пророкотал некоторое время
   На свой лад, острая верхушка его поколебалась
   Из стороны в сторону и дохнула следующим:
   61. "Если бы я полагал, что отвечаю
   Тому, кто некогда вернется в мир,
   Пламя это осталось бы недвижным.
   64. Но так как никогда из этой бездны
   Не возвращался ни один живой, если я слышал правду,
   То, не боясь позора, отвечаю я тебе.
   67. Я был воином, а затем францисканцем.
   Полагая, что, опоясавшись, получу отпущение:
   И вполне осуществилась бы моя надежда,
   70. Если б не первосвященник, будь он проклят,
   Введший меня в прежние грехи;
   А как и почему, хочу, чтобы ты знал.
   73. Когда я был еще обликом из костей и плоти,
   Данных мне матерью, мои дела
   Были не львиные, но лисьи.
   76. Все хитрости и потаенные пути
   Знал я; и так владел этим искусством,
   Что до краев земли шла обо мне слава.
   70. Увидев же, что я достиг той части
   Своих годов, когда каждому надлежит
   Свертывать паруса и убирать снасти,
   82. Тогда, что раньше было мило, я возненавидел;
   Раскаявшись и исповедавшись, я обратился к Богу.
   И, о несчастный! мог бы быть спасенным.
   85. Князь наших новых фарисеев
   Вел тогда войну под Латераном,
   Не с сарацинами, и не с иудеями;
   88. Ибо все его враги были христиане,
   И никто из них не завоевывал Акры,
   И не торговал в землях султана;
   91. Ни высшего своего служения, ни священных установлении
   Не уважил он в себе, ни на мне этого шнура,
   Что обычно иссушал опоясанных им,
   94. Но как Константин просил Сильвестра
   В недрах Соракто исцелить его проказу,
   Так просил меня этот, как врача,
   97. Исцелить его от лихорадки гордости:
   Он спросил моего совета, я же молчал,
   Ибо слова его показались мне нетрезвыми.
   100. Тогда сказал он: "Не смущайся,
   Отныне разрешаю тебя, ты же научи,
   Как мне сравнять с землей Палестрину.
   103. Небо я могу и запирать и отпирать,
   Как тебе ведомо; для этого у меня два ключа,
   Коими мой предшественник не дорожил".
   106. Тогда серьезные доводы подвигнули меня
   Так, что молчать счел я за худшее,
   И я сказал: "Отец, раз ты смываешь с меня
   109. Грех, в который теперь должен впасть я,
   Знай, что большое обещание с малым исполнением
   Принесет тебе победу на высоком троне".
   112. Франциск явился потом за мною,
   Когда я умер, но один из черных херувимов
   Сказал ему: "Не уноси его, не будь несправедлив.
   115. Ему должно сойти вниз с моими слугами,
   Ибо он дал мошеннический совет,
   После чего я уж не выпускал его волос.
   118. Ведь невозможно отпустить тому, кто не покаялся;
   А каяться и желать греха нельзя
   Из-за противоречия, не дозволяющего это".
   121. О я несчастный! Как я вздрогнул,
   Когда он взял меня, сказав: "Пожалуй,
   Ты и не думал, что я так логичен".
   124. Миносу он меня снес, и тот обвил
   Восьмикратно хвост вокруг жесткой спины,
   И от великой злобы укусив его,
   127. Сказал: "Он из казнимых укрывающего огня.
   Поэтому я там, где меня видишь, погибаю,
   И в такой одежде шествуя, горюю".
   130. Когда он так закончил свою речь,
   Пламя с жалобою удалилось,
   Свивая в колебании свой острый рог.
   133. Мы прошли далее, я и мой Вождь,
   По выступу вплоть до другой арки,
   Покрывающей тот ров, где платят дань
   136. Все, кто внося раздор, приобретает бремя.
   
   [*] -- Дословно: буравы.
   

Песнь двадцать восьмая
Круг восьмой; лог девятый. Сеятели гражданских и религиозных раздоров. -- Магомет и Али. -- Фра Дольчино. -- Пиер да Медичина. -- Курион. -- Моска. -- Бертран де Бори

   1. Кто смог бы, пусть и словами нерифмованными,
   Сказать достаточно о той крови и о тех ранах,
   Которые я видел, даже повествуя не однажды?
   4. Всякий язык, поистине, оказался бы беден
   Для нашей речи и для нашего ума,
   Которым не под силу удержать столько.
   7. Если бы вновь соединились все те люди,
   Что когда-то на счастливых землях
   Апулии пострадали своею кровью
   10. Благодаря троянцам и продолжительной войне,
   Принесшей столь обильную добычу кольцами,
   Как пишет Ливий, никогда не ошибающийся,
   13. С теми, что испытали тяжкие удары,
   Оказав сопротивление Роберту Гискару,
   И другими, чьи скелеты и теперь еще находят
   16. Близ Чеперано, где обманщиками оказались
   Все жители Апулии, и у Тальякоццо,
   Где без оружия победил старый Алар;
   19. И сколько бы пронзенных членов и обрубков
   Ни показывали они, это было бы ничто
   Рядом с мерзостью девятого лога.
   22. Никогда бочка с выломанными частями дна,
   Не продырявливается так, как видел я одного,
   Разрубленного от подбородка до заднего прохода.
   25. Между ног висели у него внутренности,
   Виднелись потроха и тот мешок,
   Что обращает в испражнения проглоченное.
   28. В то время как я воззрился на него,
   Он посмотрел на меня и разворотил руками грудь,
   Сказав: "Взгляни, как сам я рву себя.
   31. Взгляни, как изувечен Магомет:
   Передо мною с плачем шествует Али,
   Чье лицо разрублено от подбородка до хохла.
   34. И все другие, кого видишь здесь,
   Сеятели смут и отступничеств
   Некогда жили и однако так рассечены.
   37. Там позади есть дьявол, что кромсает нас
   Весьма жестоко и под удар своего меча
   Подводит каждого из этой кучи,
   40. Когда мы замыкаем круг скорбного пути;
   Ибо раны наши закрываются
   Прежде чем подходим мы к нему.
   43. Но кто ты, разнюхивающий там нечто с высоты утеса,
   Может быть, чтобы оттянуть минуту кары,
   Назначенной тебе за то, в чем обвиняешься".
   46. "Не смертью он настигнут, и не вина ведет его,-
   Ответил мой Учитель, -- на мучения;
   Но, чтобы доставить ему полный опыт,
   49. Мне, умершему, надлежит вести его
   В глубину Ада, из круга в круг,
   И это верно, как я говорю тебе".
   52. Более сотни было тех, кто услыхав это,
   Остановились среди рва, чтоб поглядеть на меня,
   От изумления забывая муку.
   55. "Скажи же теперь брату Дольчино,
   Ты, что скоро, может быть, увидишь солнце.
   Если он не хочет вскоре последовать за мною,
   58. Пусть запасается припасами, дабы подавленный снегами,
   Не доставил он наваррцам той победы,
   Которая иначе нелегко далась бы им".
   61. Поднявши ногу, чтобы дальше двинуться,
   Сказал мне Магомет эти слова;
   И затем, трогаясь, поставил ее на землю.
   64. Другой, чье горло было проткнуто
   И нос до самых бровей отрублен,
   И у кого было всего одно ухо,
   67. Оставшись посмотреть, в изумлении, вместе
   С другими, раньше других раскрыл глотку,
   Которая снаружи была вся в крови.
   70. И сказал: "О ты, кого не осуждает вина
   И кого я видел уже наверху в земле латинской,
   Если чрезмерное подобие не обманывает меня,
   73. Вспомни о Пьере да Медичина,
   Если когда-либо вернешься в милую равнину,
   Что от Верчелло склоняется к Маркабо.
   76. И дай знать двоим достойнейшим из Фано,
   Мессиру Гвидо, также и Анджиолелло,
   Что если ясновидение здесь не обманывает,
   79. То они будут сброшены со своего судна
   Благодаря предательству коварного тирана
   И утоплены вблизи Каттолики.
   82. От самого острова Кипра до Майорки
   Не видывал такого преступления Нептун
   Ни средь пиратов, ни средь арголидцев.
   85. Предатель, что одним лишь глазом видит,
   И владеет той землей, которую находящийся со мной
   Желал бы никогда не видеть,
   88. Пригласит их для переговоров с собой;
   А затем так сделает, что о ветре Фокары
   Не станут они ни молиться, ни давать обетов".
   91. И я ему: "Покажи же мне и объясни,
   Если желаешь, чтобы я доставил в мир весть о тебе,
   Кто этот человек горького взгляда".
   94. Тогда он положил руку на челюсть
   Одного своего спутника и раскрыл ему рот
   Вскричав: "Вот он, и он не говорит.
   97. Изгнанный, он потопил сомненья
   Цезаря, доказывая, что готовый
   Всегда несет ущерб от ожидания".
   100. О сколь мне показался устрашенным
   Со своим рассеченным языком в горле
   Курион, некогда столь смелый в речи!
   103. И один, у кого были отрублены обе руки,
   Подняв свои култышки в темном воздухе,
   Так, что кровь запачкала ему лицо,
   106. Вскричал: "Не забудь также и о Моске,
   Ибо я сказал, несчастный! -- Сделанное да закончится -
   И это было семенем зла для тосканцев".
   109. А я прибавил: "И гибелью для твоего рода".
   Почему он, приобщая горесть к горести,
   Отошел, как человек в печали и безумии.
   112. Я же продолжал рассматривать толпу
   И увидал нечто, о чем побоялся бы
   Без доказательства произнести слово,
   11S. Если бы меня не поддерживала совесть,
   Добрая подруга, что дает свободу человеку
   Под броней сознания его чистоты.
   118. Действительно, я видел, и доселе кажется, что вижу
   Человека, шедшего без головы, как
   Шествовали и другие в скорбном стаде.
   121. И отрубленную голову он держал за волосы,
   Свесивши ее с руки, подобно лампе,
   И она на нас взглянула и сказала: "Горе!"
   124. Самого себя сделал он себе светильником,
   И было их двое в одном и один в двоих.
   Как это может быть, то знает Правящий.
   127. Когда он был как раз у основания моста,
   То высоко поднял руку держа голову,
   Чтобы приблизить к нам ее слова
   130. Такие: "Погляди на тягостную кару,
   Ты, что дыша проходишь, созерцая мертвых;
   Взгляни, увидишь ли другую, столь великую.
   133. И дабы ты доставил обо мне известие,
   Знай, я Бертран де Борн, тот, что
   Молодому королю дал дурные наставленья.
   136. Я обратил отца и сына во врагов.
   Ахитофель не сделал большого с Авессаломом
   И Давидом, злостно подстрекая их.
   139. Так как я разделил столь связанных людей,
   То и свой мозг, увы! несу отдельно
   От его истока, заключенного в этом обрубке.
   142. Так исполняется на мне закон возмездия".

Песнь двадцать девятая
Круг восьмой; лог девятый. Сеятели смут. Продолжение. -- Джери дель Белло. Круг восьмой; лог десятый. Подделыватели всех родов. -- Гриффолино д'Ареццо и Капоккио

   1. Обилие людей и всевозможных ран
   Столь опьянили мои глаза,
   Что они готовы были заплакать.
   4. Но Вергилий мне сказал: "Куда ты смотришь?
   Почему взор твой устремляется
   Вниз к теням печальным, изуродованным?
   7. Ты не делал этого в других логах.
   Подумай, -- если ты намерен сосчитать их, -
   Что двадцать две тысячи вмещает их долина
   10. И уже луна под нашими ногами.
   Немного еще времени нам предоставлено,
   А надлежит увидеть то, чего ты не видал еще".
   13. "Если б ты обратил внимание, -- ответил я тотчас, -
   На причину, заставляющую меня глядеть,
   Быть может, ты дозволил бы мне замедлиться".
   16. Между тем Вождь удалялся, и я уже
   Следовал за ним, продолжая свой ответ
   И прибавляя: "В глубине той ямы,
   19. Куда я вперял так свои взоры,
   Кажется, родственный мне по крови дух оплакивает
   Вину, цена которой столь там высока".
   22. Тогда сказал Учитель: "Да не смягчается
   Твоя мысль при виде его;
   Займись другим, а тот пусть там останется,
   25. Ибо я видел, как у подножья маленького моста
   Он показывал на тебя и грозил пальцем,
   И я слышал -- называли его Джери дель Белло.
   28. Ты был тогда так поглощен
   Тем, кто владел некогда Отфором,
   Что не смотрел туда; он же удалился".
   31. "О Вождь мой, та насильственная смерть,
   Которая еще не отомщена, -- сказал я, -
   Никем из тех, кто разделял бесчестье,
   34. Приводит его в гнев; поэтому, я думаю,
   Он и ушел, не поговорив со мною,
   Чем лишь увеличил мое уважение к нему".
   37. Так мы беседовали до того первого места,
   Откуда со скалы открывалась бы вся до дна
   Другая долина, если бы более было свету.
   40. Когда мы оказались над последнею обителью
   Злых логов, так что братия их
   Могла предстать перед нашим взором,
   43. Разные стенания пронзили меня стрелами,
   Коих железными остриями была жалость;
   Тогда я заткнул уши своими руками.
   46. Какие скорби появились бы, если бы из больниц
   Вальдикианы, между июлем и сентябрем,
   И из Мареммы и Сардинии соединились
   49. Все болезни, вместе, в одном рве,
   Так же и здесь происходило; и такое шло зловоние,
   Как обычно возникает от гниющих членов.
   52. Мы спустились на последний берег
   С длинной гряды, держась все влево.
   Тогда проник мой взгляд более живо
   55. Вниз в глубину, где слуга
   Высшего Повелителя, безошибочное Правосудие,
   Казнит подделывателей, здесь ведя счет им.
   58. Не думаю, чтобы большую печаль
   Являл народ эгинский, весь охваченный болезнью,
   Когда воздух был столь напоен заразой,
   61. Что животные, до ничтожнейшего червя,
   Все погибли, а затем древнее людское племя,
   Как выдают за достоверное поэты,
   64. Восстановлено было из семени муравьев,
   Такова была и эта темная долина,
   Где стенали души, сложенные в копны.
   67. Тот лежал на брюхе, этот на плечах
   У другого, а иной на четвереньках
   Передвигался по горестной тропе.
   70. Шаг за шагом шли мы в молчании,
   Всматриваясь и прислушиваясь к больным,
   Которые не могли поднять тел своих.
   73. Я увидел двух, сидевших, прислонясь друг к другу,
   Как прислоняют для нагрева сковороду к сковороде,
   И оба с головы до ног были испещрены струпьями.
   76. Я никогда не видел, чтобы так чистил скребницею
   Коня конюший, которого ожидает господин,
   Или который бодрствует чрез силу [*];
   79. Как поминутно направляли они уязвления
   Ногтей на самих себя, в великом бешенстве
   Чесотки, от которой нет иной помощи.
   82. И так отделяли ногти их коросту,
   Как нож чешуи леща
   Или другой рыбы, у которой они шире.
   85. "О ты, что пальцами шелушишь себя,-
   Обратился Вождь мой к одному из них,-
   И по временам в клещи обращаешь их,
   88. Скажи, есть ли какой-либо латинец среди тех,
   Что здесь, и да хватит тебе ногтей
   На целую вечность для такой работы".
   91. "Латинцы мы, кого ты видишь столь стерзанными,
   Оба латинцы, -- отвечал один, в слезах,-
   А ты кто, о нас спрашивающий?"
   94. И Вождь сказал: "Я некто, направляющийся
   С этим живым вниз, с обрыва на обрыв,
   И я намерен показать ему весь Ад".
   97. Тогда рушилась их взаимная поддержка,
   И, трепеща, оба обернулись ко мне
   Вместе с другими, услышавшими отраженно.
   100. Добрый Учитель обратился ко мне
   Со словами: "Говори им, что желаешь".
   И я начал, пользуясь его дозволением:
   103. "Да не излетит память о вас
   Из человеческих душ в первом мире,
   Но да живет она под многими солнцами!
   106. Скажите мне, кто вы, и какого рода.
   Мерзкая и утомительная ваша кара
   Да не пугает вас открыться мне".
   109. "Я из Ареццо, -- отвечал один,-
   И Альберто из Сиенны направил меня на костер,
   Но не то, из-за чего я умер, привело меня сюда.
   112. Верно, что я сказал ему однажды в шутку:
   "Я могу подняться в воздух и летать";
   Он же, любопытный и не очень умный,
   115. Захотел, чтобы я показал ему это искусство и лишь
   За то, что я не сделал его Дедалом, он сделал
   Так, что меня сжег считавший его сыном.
   118. Но в последний лог из десяти
   За ту алхимию, которою я занимался в мире,
   Осудил меня Минос, коему не дано ошибаться".
   121. И я сказал Поэту: "Было ли когда-нибудь
   Племя, столь суетное, как сиеннцы?
   Ведь и французы уступают в этом им".
   124. Тогда другой прокаженный, слышавший меня,
   Ответил на мои слова: "Исключи из них Стрикку,
   Что умел тратить скромно,
   127. И Никколо, что изобрел великолепную
   Приправу из гвоздики, сперва
   В том же огороде, где возрастает это семя;
   130. И исключи ту компанию, с которою промотал
   Каччиа д'Ашиано виноградники и леса,
   И Аббальято проявил свое благоразумие.
   133. Но чтобы ты знал, кто так с тобой согласен
   Относительно сиеннцев, заостри взор на меня,
   Дабы лицо мое достаточно тебе ответило;
   136. Увидишь, что я тень Капоккио,
   Подделывавшего металлы с помощью алхимии;
   И ты должен вспомнить, если глаз не изменяет мне,
   139. Что от природы я был хорошей обезьяной".
   
   [*] -- Ему хочется спать и он торопится почистить коня, чтобы уйти.
   

Песнь тридцатая
Круг восьмой; лог десятый. Подделыватели всех родов. Мирра. -- Джианнн Скикки. -- Маэстро Адамо. -- Синон из Трои

   1. Во времена, когда Юнона гневалась
   Из-за Семелы на весь род фиванский,
   Показав это не однажды и не дважды,
   4. Атамас превратился в такого безумца,
   Что увидев свою жену с двумя сыновьями,
   Когда она шла, держа их на руках,
   7. Вскричал: "Раскинем сети, вот я изловлю
   Эту проходящую со львятами львицу!"
   И, распростерши безжалостно свои когти,
   10. Схватил одного, по имени Марка,
   И взмахнув ударил его о камень;
   А мать кинулась в море с другою ношей.
   13. И когда Фортуна обратила в прах
   Высокомерие троянцев, на все дерзавшее,
   Так что вместе с царством их погиб и царь,
   16. Гекуба, скорбная, несчастная, плененная,
   Увидев бездыханную Поликсену,
   И своего Полидора на берегу
   19. Моря, так предалась горю,
   Что в помешательстве залаяла по-собачьи,
   Насколько горе помутило ее разум.
   22. Но ни в Фивах бешенство, ни в Трое
   Не являлось никогда в столь диком виде,
   Чтобы мучить не только людей, но и животных,
   25. Как видел я у двух бледных и нагих теней,
   Которые бегали, кусаясь, наподобие
   Свиней, выпущенных из свинюшника.
   28. Одна из них бросилась на Капоккио и впилась
   Ему в загривок, так что, таща,
   Заставляла брюхо его чесаться о каменья.
   31. И аретинец, продолжавший трепетать,
   Сказал мне: "Этот сумасшедший -- Джианни Скикки,
   И он носится в ярости, отделывая так других".
   34. "О, -- сказал я ему, -- если та, другая тень не вонзит тебе
   Зубов в спину, то сделай одолжение,
   Скажи, пока она не удалилась, как зовут ее".
   37. И он мне: "Этот древняя душа
   Преступной Мирры, которая сделалась
   Подругой, наперекор праведной любви, отцу.
   40. Она явилась к нему, чтобы согрешить
   Подменив образ свой другим,
   Подобно тому, удаляющемуся, что дерзнул,
   43. Дабы приобрести красу конюшни,
   Принять облик Буозо Донати,
   Сделав завещание, и дав ему законный вид".
   46. И когда прошли двое яростных,
   На кого я устремлял взор,
   Я обратил его на других отверженных.
   49. И увидел одного, созданного по образу лютни,
   Если б только у него отрезать пах,
   От части, где у человека раздвоение.
   52. Тяжкая водянка, столь искажающая
   Все тело жидкостью, дурно обращающейся,
   Что лицо не отвечает больше брюху.
   55. Заставила его идти с раскрытыми губами,
   Как у чахоточного, что от жажды
   Одну оттягивает вниз, другую вверх.
   58. "О вы, без всякой кары находящиеся
   (И я не знаю, почему), в мире горестном,-
   Сказал он нам, -- взгляните и всмотритесь
   61. В бедствия маэстро Адамо.
   При жизни у меня было всего довольно,
   А теперь, увы! жажду глотка воды.
   64. Те ручейки, что с зеленеющих холмов
   Казентина сбегают вниз к Арно,
   Образуя мягкие, прохладные каналы,
   67. Всегда стоят передо мной, и не напрасно
   Ибо их образ иссушает меня больше,
   Чем болезнь, от которой тает мое лицо.
   70. Суровое правосудие, расправляющееся со мной,
   Пользуется местом, где я прегрешал,
   Чтобы вздохи мои сделать чаще.
   73. Место это -- Ромена, где я подделывал
   Сплав с отпечатками Крестителя,
   Благодаря чему оставил на земле обугленный труп
   76. Но если б я увидел здесь горестную душу
   Гвидо или Алессандро, или их брата,
   То это зрелище не отдал бы за источник Фонте Бранда.
   79. Один из них уже здесь, если озлобленные
   Тени, что проходят близ меня, говорят правду.
   Но что мне до того, раз тело мое сковано?
   82. Если бы я был еще столь подвижен,
   Что за сто лет мог бы продвинуться на палец,
   Я уже давно бросился бы в путь,
   85. Ища его среди этих безобразных людей,
   Хотя скопище их и растянулось на одиннадцать миль,
   А в ширину не менее полумили.
   88. Из-за них я нахожусь в такой семейке.
   Они навели меня на мысль чеканить флорины,
   В которых было три карата примеси".
   91. И я ему: "Кто эти двое бедняков,
   Что дымятся как зимою мокрая рука,
   И лежат, припав друг к другу, справа от тебя?"
   94. "Я их застал здесь, и они не шевельнулись,-
   Отвечал он, -- с тех пор как я вылился в эту плошку;
   И я не думаю, чтобы во веки они двинулись.
   97. Одна -- обманщица, обвинившая Иосифа;
   Другой -- обманщик Синон, грек из Трои;
   От знойной лихорадки испускают они такой смрад".
   100. Тогда один из них, впавший в раздражение
   Потому, может быть, что о нем дурно отозвались,
   Ударил его кулаком по вздутому пузу.
   103. Оно же зазвучало наподобие барабана;
   И маэстро Адамо ударил его по лицу
   Своей рукой, оказавшейся не менее тяжелой,
   106. Сказав ему: "Хотя я и не могу
   Двинуться, благодаря тяжести моего тела,
   Но у меня есть рука, для такого дела пригодная".
   109. А тот ответил: "Когда ты направлялся
   На костер, она не была у тебя столь быстра,
   Но была проворнее, когда чеканила фальшивое".
   112. И распухший: "Правду ты сказал об этом;
   Но свидетелем столь же правдивым не был ты,
   Когда в Трое тебя спрашивали о правде".
   115. "Пусть я подделывал слова, ты же подделывал монету, -
   Сказал Синон, -- и я здесь за один проступок,
   А ты за большее число, чем иной демон".
   118. "Вспомни, вероломный, о коне,-
   Ответил тот, у кого было вздуто пузо, димъ мы межъ грудами камней,
             И камень вслѣдъ за камнемъ обрывался,
             Не вынося всей тяжести моей.
   
             31. Я молча шелъ,-- вожатый отозвался:
             Ты думаешь, какъ треснула скала,
             Гдѣ стражемъ скотъ смиренный мной остался?
   
             34. Такъ знай, мой другъ, что въ этой безднѣ зла,
             Я въ первый разъ не видѣлъ разрушенья:
             Вся масса скалъ была еще цѣла.
   
             37. Но кажется (и въ этомъ нѣтъ сомнѣнья)
             Предъ тѣмъ, какъ Тотъ добычу Дите взялъ
             Изъ верхняго мученій отдѣленья,
   
             40. Со всѣхъ сторонъ адъ древній задрожалъ;
             Вселенная любовью встрепетала,
             Тѣмъ чувствомъ, что, какъ нѣкто увѣрялъ,
   
             43. Не разъ весь міръ ужь въ хаосъ обращало,
             И ветхая разсѣлася скала.
             И здѣсь, и тамъ,-- вездѣ слѣды обвала.
   
             46. Но посмотри,-- кровь рѣчкой потекла:
             Она кипитъ волною безконечной,
             И казнь свою въ ней злоба обрѣла.
   
             49. О глупый гнѣвъ! при жизни скоротечной
             Ты возбуждалъ ихъ къ алчности слѣпой,
             И вотъ куда ввергаешь въ скорби вѣчной!
   
             52. И вижу я -- широкій ровъ дугой:
             Онъ огибалъ обширныя долины,
             Какъ говорилъ вожатый добрый мой.
   
             55. Въ степи, отъ рва до каменной вершины,
             Со стрѣлами кентавровъ строй скакалъ:
             Охотятся и здѣсь жильцы равнины.
   
             58. Завидя насъ, строй этотъ мигомъ сталъ:
             Лишь трое къ намъ помчались подъ скалою,
             И каждый лукъ со стрѣлами держалъ.
   
             61. За что на казнь вы посланы судьбою?
             Кричитъ одинъ изъ нихъ -- молчать не слѣдъ,
             Не то сейчасъ я угощу стрѣлою!
   
             64. И молвитъ вождь: Хирону дамъ отвѣтъ,
             Когда мы внизъ сойдемъ, а ты, несчастный,
             Всегда былъ скоръ, тебѣ удачи нѣтъ.
   
             67. Потомъ ко мнѣ: то Несъ -- онъ предъ прекрасной
             Деянирой палъ съ злобой роковой
             И съ местію, за смерть свою, ужасной.
   
             70. Другой -- Хиронъ, съ поникшей головой,
             Онъ нѣкогда воспитывалъ Ахилла;
             А третій -- Фолъ извѣстенъ всѣмъ злобой.
   
             73. Сто тысячъ ихъ надъ этою могилой
             Стрѣляетъ въ тѣхъ, кто выйдетъ съ красныхъ водъ
             Открытѣй, чѣмъ вина то заслужила.
   
             76. Мы подошли; Хиронъ стрѣлу беретъ
             И бороду по челюсть раздвигаетъ
             И говоритъ своимъ, раскрывши ротъ:
   
             79. Замѣтили, второй какъ обрываетъ
             Все, до чего дотронется ногой!
             Подъ мертвыми того вѣдь не бываетъ!..
   
             82. Сравнявшись, вожатый добрый мой,
             Съ тѣмъ существомъ, въ которомъ двѣ природы
             Сливаются въ одну въ груди двойной,
   
             85. Да -- возразилъ -- живой,-- подъ эти своды
             Изъ свѣтлыхъ странъ со мною онъ вступилъ.
             Не прихоть, рокъ ведетъ въ краю невзгоды.
   
             88. Насъ вызвала одна изъ горнихъ силъ.
             Изъ славящихъ, поющихъ аллилуя!
             Онъ не злодѣй, а я безгрѣшенъ былъ.
   
             91. Во имя то, ко благу соревнуя,
             Пусть кто нибудь изъ вашихъ проведетъ
             По дикому пути, куда иду я;
   
             94. Пусть на хребтѣ его перенесетъ
             И чрезъ рѣку намъ лучшій бродъ укажетъ;
             По воздуху, какъ духъ, онъ не пройдетъ.
   
             97. Ступай за нимъ туда, куда онъ скажетъ.
             Старикъ Хиронъ такъ Несу приказалъ.
             И пусть толпа другая ихъ уважитъ...
   
             100. Подъ вѣрной я защитой продолжалъ
             Путь берегомъ кроваваго канала.
             Какъ кипятокъ онъ тѣни обжигалъ!
   
             103. До самыхъ глазъ кровь многихъ поглощала.
             Тираны все -- большой кентавръ сказалъ,
             На скарбъ и кровь ихъ алчность посягала.
   
             106. Здѣсь Александръ и Діонисій сталъ
             Жестокости свои смягчать слезами:
             Сицилію царь этотъ угнеталъ.
   
             109. А вотъ, со лбомъ, покрытымъ волосами,
             Аццолино и вмѣстѣ съ нимъ другой,
             Обидзо д'Эстъ -- со свѣтлыми кудрями.
   
             112. Онъ пасынкомъ убитъ въ семьѣ родной!...
             Съ поэту я съ вопросомъ обратился,
             И мнѣ въ отвѣтъ: при этомъ я второй!
   
             115. Подальше взоръ кентавра устремился
             На партію погруженныхъ тѣней:
             По шею имъ кровавый токъ струился.
   
             118. И, указавъ на призракъ, межъ зыбе5,
             Сказалъ: пронзилъ онъ сердце, въ храмѣ Бога,
             Такъ чтимое на Темзѣ у друзей.
   
             121. А далѣе, тамъ, гдѣ вела дорога,
             Ужъ вышедшихъ по поясъ видѣлъ я
             И узнавалъ межъ ними очень много.
   
             124. Все мельче былъ кровавый токъ ручья
             И, наконецъ, лишь ноги закрываетъ:
             Тутъ черезъ ровъ перенесли меня.
   
             127. Какъ съ этого конца каналъ мельчаетъ,
             Такъ на другомъ -- кентавръ нашъ говорятъ --
             Кровь больше все. и больше прибываетъ,
   
             130. И глубже токъ, и жарче онъ кипитъ
             Въ томъ мѣстѣ, гдѣ ужасное, мученье
             Для тѣхъ, кто власть во зло употребитъ.
   
             133. Аттилу тамъ караетъ Провидѣнье,
             За то, что былъ бичемъ онъ на землѣ;
             Тамъ Пирръ, тамъ Секстъ, тамъ съ кровью слезъ смѣшенье!
   
             136. И тамъ кипятъ, со злобой на челѣ,
             Риньеръ Паццо съ Риньеръ Борнето вмѣстѣ:
             Съ большихъ дорогъ сошлись они во мглѣ!
   
             139. Сказалъ, и въ бродъ обратно въ этомъ мѣстѣ.
   

ПѢСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Второе отдѣленіе седьмого круга: насиліе противъ самою себя: люди, превращенные въ деревья и терзаемые гарпіями.-- Замѣчательный разсказъ Петра делле Винье -- канцлера императора Фридриха II.

             1. Еще нашъ Несъ не перешелъ канала.
             Какъ мы уже въ дремучій боръ вошли.
             Гдѣ ни одна тропа не пролегала.
   
             4. Не листья въ немъ зеленые нашли,
             Кривые дни чернѣлись средь долины --
             И не плоды, а тернія росли.
   
             7. Тѣхъ логовищъ, трущобъ самой пучины
             Отраднѣй глушь, гдѣ тысячи звѣрей
             Бѣгутъ изъ дачъ Корнето и Чечины.
   
             10. Тамъ гарпіи вьютъ гнѣзда изъ вѣтвей:
             Ихъ крикъ съ Строфадъ Троянцевъ изгоняя
             Былъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, предвѣстіемъ скорбей.
   
             13. Свой видъ людской крилами дополняя,
             Когтями лапъ и птичьимъ животомъ,
             На странныхъ пняхъ кричала эта стая...
   
             16. Поэтъ сказалъ: сперва, чѣмъ въ глубь войдемъ,.
             Узнай, мои сынъ, что въ этой ты долинѣ
             Вступаешь въ крутъ второй -- и будешь въ немъ
   
             19. Пока придешь къ ужаснѣйшей пустынѣ;
             Разсматривай ты|все со всѣхъ сторонъ:
             Здѣсь мой разсказъ повѣрить можешь нынѣ.
   
             22. Уже вокругъ себя я слышу стонъ;
             Не видя тѣхъ, кто выражалъ страданья,
             Стою я, весь растерянъ, пораженъ.
   
             25. Онъ полагалъ, казалось, что стенанья
             Я призракамъ несчастнымъ приписалъ,
             Укрывшимся въ лѣсу отъ состраданья;
   
             28. Поэтому наставникъ продолжалъ:
             Ты бъ измѣнилъ свои предположенья,
             Когда бъ хоть вѣтвь отъ пня ты отломалъ.
   
             31. И протянулъ я руку безъ смущенья,
             Срываю вѣтвь -- пень голосъ подаетъ:
             За что меня терзать безъ сожалѣнья?
   
             34. И черпая изъ раны кровь течетъ,--
             Зачѣмъ сломалъ -- онъ воетъ вередъ нами --
             Иль жалости духъ въ сердцѣ не живетъ?
   
             37. Деревья мы, по были всѣ людями:
             Ужели насъ рука не пощадитъ,
             Будь даже мы съ змѣиными душами?
   
             40. Какъ срубленный, зеленый прутъ горитъ
             И отъ конца то сотъ весь облился,
             То жалобно, бросая дымъ, трещитъ,
   
             43. Такъ съ дерева кровавый тонъ струился,
             Такъ пень стоналъ -- и вѣтвь я уронилъ,
             И въ ужасѣ предъ ней остановился.
   
             46. О скорбный духъ! мудрецъ заговорилъ,
             Когда бъ моимъ стихамъ онъ вѣрилъ прежде,
             То на тебя бъ руки не наложилъ.
   
             49. Я далъ ему совѣтъ такой въ надеждѣ
             Въ несбыточномъ наглядно убѣдить,
             И грустно мнѣ, что попустилъ невѣждѣ;--
   
             52. Но кто же ты?-- ты долженъ сообщить,
             Чтобъ онъ за зло, въ міръ возвратившись снова
             Опять твою могъ память воскресать.
   
             55. И пень въ отвѣтъ: на ласковое слово
             Я не могу, прилипнувъ, промолчать,
             Прошу разсказъ не принимать сурово.
   
             58. Я тотъ, кто могъ у Фридриха держать
             Отъ сердца два ключа... Ахъ, какъ пріятно
             То отпирать тайникъ, то запирать!
   
             61. Всѣхъ вкравшихся въ него я гналъ обратно
             И такъ служилъ монарху каждый часъ,
             Что даже сонъ утратилъ безвозвратно.
   
             64. По блудница не сводитъ страстныхъ глазъ
             Съ дворцевъ царей -- та язва, ядъ позорный,
             Что при дворахъ проникла съ дѣтства въ насъ,
   
             67. Противъ меня зажгла весь штатъ придворный.
             Ихъ пламенемъ самъ Августъ подожженъ
             И замѣнилъ мнѣ почесть трауръ черный!
   
             70. Я былъ въ душѣ презрѣньемъ возмущенъ;
             За смертью мнилъ я скрыться отъ презрѣнья:
             И правый въ грѣхъ тяжелый вовлеченъ!
   
             73. Корнями вамъ клянусь -- до заточенья
             Я вѣрности обѣтъ не нарушалъ:
             Мой государь достоинъ уваженья!
   
             76. И кто бъ изъ васъ тотъ міръ ни увидалъ.
             Пусть тамъ почтитъ меня воспоминаньемъ.
             Гдѣ завистью низверженный я палъ.
   
             79. И выждавши, съ какимъ-то сердца званьемъ.
             Разспрашивай -- мнѣ говоритъ поэтъ --
             Воспользуйся теперь его молчаньемъ.
   
             82. Спроси ты самъ о томъ -- мой былъ отвѣтъ.
             Что можетъ мнѣ пріятное дать знанье!
             Я тронутъ такъ, что силъ къ разспросамъ нѣтъ.
   
             85. И началъ вновь: ты выразилъ желанье.
             Чтобъ память онъ возобновилъ въ людяхъ.
             То передай, духъ-узникъ, все страданье;
   
             88. Какъ тутъ душа запуталась въ узлахъ
             И какъ она развяжется съ корнями,
             Иль навсегда останется въ корняхъ.
   
             91. И дерево вздохнуло передъ нами.
             И этотъ вздохъ въ такую рѣчь сложенъ;
             Все сообщу немногими словами:
   
             94 Какъ только духъ такъ сильно огорченъ,
             Что въ ярости самъ тѣло оставляетъ,
             То въ ровъ седьмой Минусомъ осужденъ,
   
             97. И въ этотъ лѣсъ несчастный попадаетъ;
             Куда судьба пошлётъ, тамъ какъ зерно
             И свой ростокъ и отпрыскъ онъ пускаетъ,
   
             100. И выростетъ лишь дерево одно,
             И Гарпіи, -- насытившись листами,
             Исторгнутъ грусть и ей дадутъ окно!
   
             103. Мы полетимъ за нашими тѣлами,
             Но никогда не облечемся въ нихъ:
             Не вправѣ взять, что бросили мы сами,
   
             106. А привлечемъ въ трущобы эти ихъ,
             И каждый духъ повѣсить трупъ злосчастный
             На деревѣ всѣхъ горестей своихъ.
   
             109. Мы слушаемъ, что скажетъ пень несчастный.
             Мы ждемъ еще исторія тѣней,
             Какъ поразилъ въ лѣсу васъ шумъ ужасный.
   
             112. Ну словно тѣхъ, предъ кѣмъ, то вой звѣрей.
             То будто вепрь бѣжитъ, гонимый псами,
             И трескъ глухой, и шелестъ межъ вѣтвей!
   
             115. Вотъ насиліемъ два призрака предъ вами
             Бѣгутъ въ крови съ такою быстротой,
             Что весь ихъ путь въ лѣсу покрытъ вѣтвями.
   
             118. Передній вылъ: скорѣе смерть за мной!
             И вслѣдъ за нимъ другая тѣнь взывала:
             Не такъ ты шелъ при Топпо, Лано, въ бой,
   
             121. Не такъ былъ скоръ! я вдругъ она упада
             Въ безсиліи подъ кустъ сухихъ вѣтвей,
             Какъ будто тамъ пріютъ себѣ искала!
   
             124. За тѣнями, преслѣдуя тѣней,
             Псы черные, какъ иногда борзые,
             Сорвавшись съ своръ, нестися межъ полей.
   
             127. Въ тѣнь подъ кустомъ впились собаки злыя,
             И раздѣливъ на части межъ собой.
             Размыкали въ трущобы вѣковыя.
   
             130. Вотъ ваялъ меня за руку спутникъ мой
             И подошелъ я съ нимъ къ кусту, робѣя:
             Оплакивалъ онъ раны предо мной
   
             133. И говорилъ: Якопо Сантъ-Андреа!
             Зачѣмъ ко мнѣ ты скрыться прибѣжалъ?
             Ядъ виноватъ, что впалъ ты въ грѣхъ злодѣя!
   
             136. Ставъ предъ кустомъ, наставникъ мой сказалъ:
             По кто ты самъ, чьи видимъ мы страданья?
             Чья льется кровь изъ ранъ?-- Онъ отвѣчалъ:
   
             139. О души, вы пришли изъ состраданья
             И видите лишеннаго листовъ,
             Ужасный стыдъ, подъ мукой истязанья;
   
             142. Сберите ихъ, вкругъ горестныхъ кустовъ!
             Я съ города, гдѣ, какъ патронъ, Креститель
             Былъ выставленъ жильцами всѣхъ домовъ;
   
             145. За то вредилъ намъ прежній покровитель.
             И если бъ онъ у Арно, на мосту,
             Не охранялъ еще гражданъ обитель,
   
             148. То заселять всю эту пустоту,
             Сожженную Аттилой при разгромѣ,
             Трудиться вновь -- было бъ не въ моготу!
   
             151. Тамъ въ собственномъ повѣсился я домѣ.
   

ПѢСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Третье отдѣленіе седьмого круга: насиліе противъ Бога, противъ природы и искусства.-- Огненный дождь.-- Гордость Капанея.-- Великолѣпный видъ храма и таинственный источникъ адскихъ рѣкъ.

             1. Вотъ мной любовь къ отчизнѣ овладѣла.
             И я листы собралъ и возвратить
             Тому, что смолкъ, въ комъ боль ужь онѣмѣла.
   
             4. За тѣмъ туда наставникъ проводилъ,
             Гдѣ съ третьимъ грань второго отдѣленья.
             Гдѣ много такъ у Правосудья силъ;
   
             7. Чтобы вѣрнѣй изобразить мученья,
             Я передамъ, что въ нѣдрахъ степи той --
             Ни кустика, ни стебелька растенья!
   
             10. Лѣсъ горести облегъ ее дугой,
             Какъ облегалъ трущобу ровъ съ тѣнями.
             Здѣсь на межѣ я твердой сталъ ногой.
   
             13. Покрыта степь горячими песками,
             Когда-то самъ Катонъ, въ такихъ пескахъ,
             Едва прошелъ съ усталыми войсками.
   
             16. О Божій гнѣвъ, ты грозенъ въ тѣхъ мѣстахъ!
             Но пусть прочтутъ про грустныя видѣнья,
             Открытыя теперь въ моихъ глазахъ!
   
             19. И вижу я -- нагія привидѣнья
             Стадами всѣ и плачутъ, и грустятъ.
             Судъ не однѣ, казалось, далъ мученья;
   
             22. Тѣ, на песку раскинувшись, лежатъ,
             Тѣ, скорчившись, присѣли, какъ попало,
             А многія куда-то все спѣшатъ.
   
             25. Бѣгущихъ тамъ -- толпы, лежащихъ -- мало;
             За то языкъ безъ устали болталъ:
             И жалоба, и брань не умолкала.
   
             28. Огненный дождь такъ медленно спадалъ,
             На эту степь, огромными клоками,
             Какъ въ Альпахъ снѣгъ, въ безвѣтріе межъ скалъ.
   
             31. Какъ въ Индіи, подъ знойными лучами,
             Самъ Александръ застигнутъ былъ огнемъ
             Спадавшимъ съ тучъ на землю языками.
   
             34. И царь велѣлъ гасить его песковъ
             Пока еще огонь, въ началѣ тлѣнья.
             Не охватилъ пустыню всю крутомъ,
   
             37. Такъ жупелъ шелъ надъ степью отверженья;
             Она зажглась, какъ губка на кремнѣ,
             И грѣшныхъ душъ удвоились мученья.
   
             40. Безъ отдыха, прихлопнувъ по спинѣ,
             Такъ въ танцѣ трескъ, то тамъ, то тутъ руками
             Старались жаръ отбрасывать онѣ.
   
             43. Наставникъ, я сказалъ -- успѣхъ предъ нами!
             Лишь демоны, владыки здѣшнихъ странъ,
             Противъ тебя возстали за стѣнами;
   
             46. Скажи же мнѣ, кто этотъ великанъ?
             Онъ лежа жаръ такъ гордо презираетъ,
             Какъ бы совсѣмъ не чувствуетъ всѣхъ ранъ!
   
             49. И грѣшникъ мнѣ на это отвѣчаетъ,
             Услышавши, что рѣчь идетъ о немъ:
             Ни жизнь, ни смерть меня не измѣняетъ;
   
             52. Когда бы вновь Юпитеръ, съ кузнецомъ
             Измучась, взялъ и молнію, и стрѣлы
             И нѣкогда меня сразившій громъ.
   
             55. Когда бы всѣхъ, изъ кузня Монджибеллы,
             Онъ истомилъ и снова закричалъ:
             Кто мнѣ, Вулканъ! на помощь, сынъ мой смѣлый,
   
             58. Калъ онъ къ нему въ Флегрійскій бой взывалъ,
             Когда бъ гроза обрушилась надъ мною,
             То и тогда бъ мой врагъ не ликовалъ!
   
             61. И вождь въ отвѣтъ съ угрозою такою.
             Съ какой при мнѣ еще не говорилъ:
             О Капаней! ты даже подъ землею
   
             64. Свой гордый нравъ ни въ чемъ не измѣнилъ!
             По тѣмъ и казнь ужаснѣй межъ тѣнями:
             Ты бѣшенствомъ себя вознаградилъ!
   
             67. Потомъ сказалъ мнѣ мягкими словами:
             У Ѳивъ онъ былъ въ числѣ семи парей
             И прежде онъ, какъ нынѣ передъ нами,
   
             70. Не признавалъ Творца вселенной всей
             И никогда не падалъ предъ судьбою!
             Но гордость здѣсь возмездье для тѣней.
   
             73. Теперь идемъ.-- не становись за мною
             На вспыхнувшій песокъ,-- ступай вдали
             И даже тамъ, опушкою лѣсною.
   
             76. Въ молчаніи къ ручью мы подошла,
             Онъ изъ лѣсу журчалъ багровымъ тономъ
             И волны тѣ насъ въ ужасъ привели.
   
             79. Какъ кипятокъ въ Буликаме глубокомъ
             Въ даръ грѣшницамъ клокочетъ и бѣжитъ.
             Такъ по степи струилась кровь потокомъ.
   
             82. Окраины и дно ручья -- гранитъ;
             То -- слѣдствіе ужасныхъ превращеній.
             И понялъ я, что путь русломъ лежитъ.
   
             85. Изъ всѣхъ тебѣ показанныхъ явленій.
             Съ тѣхъ поръ, какъ ты въ ворота тѣ попалъ,
             Куда входить лѣтъ больше запрещеній,
   
             88. Твой взоръ еще такого не встрѣчалъ:
             Тутъ всякой жаръ и пламя заливаетъ
             Печальнаго потока грустный валъ.
   
             91. Въ такихъ словахъ наставникъ объясняетъ,
             И я прошу, чтобъ пищи той мнѣ далъ.
             Въ какой онъ самъ желанье возбуждаетъ.
   
             91. Среди морей есть край -- онъ продолжалъ,--
             То островъ Критъ -- и былъ свой царь у Брита,
             Когда еще пороковъ міръ не зналъ.
   
             97. На немъ гора -- вся зеленью покрыта;
             Подъ Идою источники журчатъ,
             Она теперь, какъ старина, забыта.
   
             100. И кровомъ былъ и люлькой Иды скатъ,
             Тамъ Рея мать, съ заботою о сынѣ,
             Скрывала плачъ при шумѣ межъ громадъ.
   
             103. И тамъ старикъ поставленъ на вершинѣ:
             Гитантъ спиной къ Дамьетѣ обращенъ
             И видятъ Римъ, какъ въ зеркалѣ, въ долинѣ.
   
             106. Изъ золота онъ головой снабженъ,
             Изъ серебра -- грудь съ мощными руками
             И мѣдь до бедръ видна со всѣхъ сторонъ.
   
             109. Межъ прочими желѣзными частями,
             Лишь правая нога съ одной земли
             И на нее уперся межъ скалами.
   
             112. По всѣмъ звенамъ разсѣлины пошли,
             И каждая наполнилась слезами,
             И слезы тѣ сквозь гору протекли
   
             115. И разлились по пропасти рѣками.
             Здѣсь Ахеронъ, здѣсь Стиксъ, здѣсь Флегетонъ
             И этотъ токъ туда летятъ волнами,
   
             118. Гдѣ путь уже къ полету загражденъ,
             Гдѣ озеро Кодитъ но, умолкаю --
             Разсмотришь самъ его со всѣхъ сторонъ.
   
             121. Когда потокъ -- я снова начинаю --
             Изъ нашихъ странъ въ подземный міръ течетъ.
             То почему лишь здѣсь его встрѣчаю?
   
             124. Онъ отвѣчалъ: Ты знаешь этотъ входъ.
             Съ тобой мы въ глубь спускаемся кругами
             И влѣво путь по склону всё идетъ.
   
             127. Но какъ еще не всѣ круги предъ нами,
             То ты опять, чтобъ не былъ изумленъ,
             Какъ новый видъ откроешь предъ глазами.
   
             130. Гдѣ жъ Лета -- я спросилъ -- и Флегетонъ?
             О первой тутъ -- пока одно молчанье.
             А о другомъ -- намекъ, что слезы онъ.
   
             133. Я радъ, что есть разспрашивать желанье;
             Но -- говоритъ -- тебѣ отвѣтъ дадутъ
             Багровыхъ водъ и цвѣтъ, я клокотанье.
   
             136. И Лету ты, не здѣсь, не въ ямѣ смутъ.
             А встрѣтишь тамъ, гдѣ души омываетъ.
             Гдѣ отпуски въ грѣхахъ онѣ примутъ.
   
             139. Но отойдемъ отъ лѣса -- прибавляетъ,--
             Не отставай ты только отъ меня;
             На берегахъ тутъ пламя потухаетъ
   
             142. И путь открытъ вдоль этого ручья.
   

ПѢСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Продолженіе третьяго отдѣленія седьмого круга; насиліе противъ природы.-- Встрѣча съ Брунетто-Латини, учителемъ Данте, который предсказываетъ ему его несчастіе.

             1. Итакъ, идемъ мы твердой стороною,
             Гдѣ паръ леталъ туманомъ надъ ручьемъ,
             Гася огонь межъ дамбой и волною.
   
             4. Какъ въ Фландріи, на берегу морскомъ,
             Стоитъ оплотъ отъ Бриге до Кодзенты
             И море вновь отхлынуло кругомъ,--
   
             7. Какъ въ Падуѣ, по протяженью Бренты,
             Въ защиту вилъ и замковъ строятъ валъ,
             Покуда снѣгъ не тронулъ зной съ Кьяренты;
   
             10. Такъ точно здѣсь строитель воздвигалъ --
             Кто бъ ни былъ онъ -- плотины вдоль потока;
             Но вверхъ и въ ширь нестолько поднималъ.
   
             13. Уже былъ лѣсъ за нами такъ далеко,
             Что обратясь, его не видѣть и,
             Какъ ни смотрѣлъ сквозь даль степи широкой.
   
             16. Тутъ насъ опять, на берегу ручья,
             Какая-то толпа тѣней встрѣчаетъ,
             И каждая такъ смотритъ на меня,
   
             19. Какъ при лупѣ всѣхъ каждый озираетъ,
             Какъ щуритъ глазъ подъ старость и портной,
             Чуть нитку онъ въ ушко иглы вдѣваетъ.
   
             22. Едва сошлись мы съ этою семьей,
             Одинъ схватилъ меня за полу платья
             И закричалъ: Не чудо-ль предо мной?
   
             25. Межъ тѣмъ какъ онъ простеръ ко мнѣ объятья,
             Въ сожженное его лицо взглянулъ,
             Вперилъ глаза -- и могъ ли не узнать л!...
   
             28. Ни память тутъ, ни взоръ не обманулъ.
             И говорю: Вы-ль это серъ Брунетто!
             Склонясь, къ лицу я руку протянулъ.
   
             31. И онъ сказалъ: О сынъ мой, въ знакъ привѣта
             Когда пройдетъ Брунетто соръ съ тобой,
             То для тебя пріятно-ль будетъ это?
   
             34. Я васъ прошу -- въ отвѣть -- побыть со мной,
             И если вамъ угодно, сяду съ вами,
             Когда на то согласенъ спутникъ мой.
   
             37. О сынъ -- сказалъ -- когдабъ въ толпѣ межъ нами
             На мигъ одинъ кто вздумалъ отдохнуть,
             То на сто лѣтъ тутъ легъ бы подъ дождями
   
             40. И пламя онъ не смѣлъ бы отряхнуть.
             Иди своимъ путемъ,-- пройдусь съ тобою,
             А тамъ опять къ слезамъ, въ обратный путь.
   
             43. Почтительно, съ поникшей головою,
             Не смѣя съ нимъ, рука съ рукой, идти,
             Я слѣдовалъ проложенной тропою.
   
             46. И началъ онъ: Былъ случай къ намъ сойдти,
             Иди судьба до срока проводила?
             Но кто тебя руководитъ въ пути?
   
             49. Тамъ на верху, гдѣ свѣтитъ жизни сила,
             Я путь -- въ отвѣтъ -- въ долинѣ потерялъ
             Сперва, чѣмъ мной наполнилась могила.
   
             52. Вчера назадъ ужь утромъ поспѣшалъ,
             Но этотъ вождь явился предо мною
             И страшный путь мнѣ къ свѣту указалъ.
   
             55. И онъ: Иди ты за своей звѣздою:
             Со славою ты въ гавань можешь стать:
             Я предузналъ твой рокъ, живя съ тобою.
   
             58. И не придись такъ рано смерть узнать,
             Я могъ бы тамъ да все, что ты способенъ,
             По благости небесной поощрять.
   
             61. Но твой народъ неблагодаренъ, злобенъ;
             Спустился онъ съ Фіезолы высотъ,
             И правъ его роднымъ скаламъ подобенъ!
   
             64. За все добро воздаетъ враждой народъ:
             И по дѣломъ: межъ горькими кустами,
             Съ рябиной зрѣть не можетъ фиги плодъ.
   
             67. Ихъ въ свѣтѣ встарь всѣ прозвали слѣпцами;
             Завистливо отродье гордецовъ --
             Не оскверняй себя ты ихъ страстями!
   
             70. По счастію, будь къ почестямъ готовъ:
             Всё бросится къ тебѣ,-- достигнешь цѣди!
             Но не всегда достанетъ колосъ клевъ.
   
             73. Пусть трупами устелетъ скотъ постели,
             Лишь колоскабъ, въ пометѣ Фьезоланъ.
             Того плода коснуться не посмѣли.
   
             76. Отъ сѣмени священнаго римлянъ.
             Что ужь созрѣть, во время основанья
             Гнѣзда твоихъ коварныхъ согражданъ.
   
             79. Когда бъ мои услышались воззванья,
             То -- говорю -- изъ бытія людей
             До этихъ поръ не знали бъ вы изгнанья!
   
             82. Скорбя о васъ, я, въ памяти моей,
             Отеческій вашъ образъ сохраняю,
             И какъ меня учили съ юныхъ дней,
   
             85. Пріобрѣтать безсмертье вспоминаю.
             Признательность за все я приношу:
             Покуда живъ, я къ вамъ ее питаю.
   
             88. Весь вашъ разсказъ теперь я запишу
             И сохраню межъ многихъ предсказаній:
             Все разъяснить на небѣ попрошу.
   
             91. По знайте вы, что лишь-бы истязаній
             Не вѣдать мнѣ отъ совѣсти моей.
             А то готовъ для всѣхъ я испытаній.
   
             94. Задатокъ зла не новость для ушей:
             Пусть колесомъ фортуна такъ вращаетъ.
             Какъ селянинъ лопатою своей.
   
             97. Поэтъ ко мнѣ взоръ вправо обращаетъ
             И говорятъ: Тотъ хорошо слыхалъ,
             Это помнитъ все и къ дѣлу примѣняетъ.
   
             100. Я разговоръ съ Брунетто продолжалъ:
             Здѣсь доблестныхъ -- толпа, но кто такіе,
             Кого въ свое онъ общество избралъ?
   
             103. Есть -- говоритъ -- съ достоинствомъ иные,
             А о другихъ намъ лучше умолчать:
             Нѣтъ времени,-- не стоятъ словъ другіе.
   
             106. Но знай, что здѣсь осуждены страдать
             Духовные, со свѣтлой головою,--
             Лишь грѣхъ одинъ ихъ можетъ осквернять.
   
             109. Здѣсь Прискіанъ, съ рыдающей толпою,
             Францискъ д'Акорсъ, и если-бъ пожелалъ,
             Коросту всю увидѣть предъ собою,
   
             112. То и того-бъ межъ вами отыскалъ.
             Что рабъ рабонъ свелъ съ Арно къ Баккильоне,
             Гдѣ, скорченный параличомъ, онъ палъ.
   
             115. Но кончимъ мы разсказъ о нашемъ стонѣ,
             Я болѣе не вправѣ говорить:
             Ужь новый дымъ взвился на этомъ склонѣ.
   
             118. Опять толпа,-- мнѣ не должно съ ней быть.
             "Сокровище " все то, чѣмъ такъ гордился,
             Въ чемъ я живу -- хочу тебѣ вручить....
   
             121. И вдругъ назадъ такъ быстро обратился,
             Какъ бы удачъ, зеленаго сукна,
             Онъ на бѣгу веронскомъ ужъ добился,
   
             124. Какъ бы его побѣда ждетъ одна.
   

ПѢСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Продолженіе третьяго отдѣленія седьмого круга: другія встрѣчи на томъ же пространствѣ.

             1. Ужь я былъ тамъ, гдѣ звонкое журчанье,
             Въ ближайшій кругъ перебѣгавшихъ водъ,
             Напомнило пчелъ вѣчное жужжанье,
   
             4. Какъ изъ толпы, тащившейся впередъ,
             Три призрака, избитые дождями,
             Вдругъ сдѣлали къ дамъ быстрый поворотъ.
   
             7. Они бѣгутъ какими-то прыжками
             И мнѣ кричать: Стой, гость развратныхъ странъ,
             По платью ты одной отчизны съ нами!
   
             10. Ахъ. сколько я въ обжогѣ видѣлъ ранъ!
             Мнѣ и теперь одно воспоминанье
             Приносить боль за этихъ согражданъ.
   
             13. Ученый мой, услышавши воззванье,
             Остановись -- мнѣ дружески сказалъ*--
             И окажи осужденнымъ вниманье.
   
             16. Когда-бъ огонь дождемъ не бичевалъ,
             Змѣясь кругомъ въ отверженной пустынѣ,
             То лучше-бъ ты на встрѣчу къ намъ бѣжалъ.
   
             19. Чуть стали мы,-- какъ снова на равнинѣ
             Раздался крикъ -- и кругъ, сравнясь со мной,
             Они втроемъ составили въ долинѣ.
   
             22. Какъ встарь бойцы, съ открытой годовой,
             Раздѣтые, натертые мастями,
             Все обозрѣвъ сперва, вступали въ бой,
   
             25. Такъ тѣни тѣ кружились передъ нами
             И взоръ въ меня вперяли всѣ онѣ,
             Но головы шли врозь у нихъ съ ногами.
   
             28. Когда за степь, за бѣдствія однѣ,
             За язвы лицъ мы стоимъ здѣсь презрѣнья,
             То передай -- тѣнь начинаетъ мнѣ --
   
             31. Изъ одного къ заслугамъ снисхожденья,
             Кто ты и какъ приходишь смѣло къ намъ
             Живой ногой поправши край мученья?
   
             34. Вотъ тотъ, за кѣмъ иду я по слѣдамъ,
             Обнаженный, избитый, обгорѣлый --
             Повѣришь ли!-- былъ славенъ, знатенъ тамъ!
   
             37. Гвальдрады внукъ, Гвидогуэрра смѣлый
             Всю жизнь свою трудился, какъ герой:
             Работалъ мечъ его и разумъ зрѣлый.
   
             40. А по песку идетъ теперь за мной
             Тетѣяйо нашъ. Альдбранти благородный;
             Его должны цѣнить въ странѣ родной.
   
             43. И, какъ съ креста измученный, безродный
             Рустакуччи Якопо -- это я!
             Черезъ жену погибъ мой духъ свободный.
   
             46. Когда бъ была защита отъ огня,
             Я бросился-бъ съ плотины къ нимъ на руки
             И самъ бы вождь не удержалъ меня.
   
             49. Но страхъ сгорѣть, но ужасъ страшной муки
             Желаніе обнять ихъ удержалъ,--
             Желаньемъ тѣмъ томлюсь я съ дня разлука!
   
             52. Не презирать -- тѣнямъ я отвѣчалъ --
             Сочувствовать способенъ я печаля?
             Видъ вашихъ мукъ на вѣкъ во мнѣ запалъ.
   
             55. Ужь я грущу съ тѣхъ поръ, какъ вы позвали,
             Какъ мой патронъ мнѣ намекнулъ объ васъ,
             Какіе къ намъ граждане поспѣшала.
   
             58. Я вашъ землякъ; о васъ я каждый разъ
             И говорю съ порывомъ увлеченья,
             И слушаю внимательно разсказъ!
   
             61. Теперь бѣгу отъ желчи, отъ волненья
             Къ обѣщаннымъ наставникомъ плодамъ,
             Но прежде въ центръ сойду -- на дно мученья.
   
             64. И пусть душа сопутствуетъ костямъ
             На много лѣтъ,-- тѣнь та-же отвѣчаетъ --
             Да не умретъ хвала твоимъ дѣламъ!
   
             67. Но разскажи, какъ прежде-ль обитаетъ
             Съ отвагой честь на родинѣ моей,
             Иль навсегда ее ужь оставляетъ?
   
             70. Насъ огорчилъ разсказами о ней
             Пришедшій къ намъ Гвильельмо Борсіере.
             Онъ слѣдуетъ съ другой толпой тѣней.
   
             73. О новый родъ, надменный въ высшей мѣрѣ!
             Въ тебѣ барышъ внезапный зло вскормилъ.
             Флоренція ужь плачетъ въ этой сферѣ!
   
             76. Поднявъ глаза я съ жаромъ возразилъ
             И три души переглянулись вмѣстѣ,
             Дивясь, что я такъ смѣло говорилъ
   
             79. О, если такъ правдивъ ты въ каждомъ мѣстѣ --
             Онѣ въ отвѣтъ -- какъ отвѣчаешь намъ,--
             То счастливъ ты, что могъ прожить безъ лести!
   
             82. Когда пройдешь по сумрачнымъ полямъ
             До чудныхъ мѣстъ съ прекрасными звѣздами
             И съ гордостью всѣмъ скажешь: я былъ тамъ!--
   
             85. Тогда и насъ ты вспомни межъ людями.
             Расторгли кругъ -- и бросались бѣжать,
             Какъ крыльями, взмахнувши вверхъ ногами.
   
             88. Нельзя "аминь" такъ скоро прочитать,
             Какъ призраки исчезли въ знойномъ полѣ.
             И стадъ свой путь наставникъ продолжать.
   
             91. Я слѣдомъ шелъ; чрезъ три шага не болѣ
             Раздался плескъ столь сильный близкихъ водъ,
             Что голосъ нашъ терялся поневолѣ.
   
             94. Какъ та рѣка, что съ везовскихъ высотъ
             Къ востоку вдаль раскинувшись стремится
             И влѣво все отъ Апеннинъ идетъ.
   
             97. Въ верховьяхъ ихъ, то Аквекетой мчится,
             То ложе взрывъ, въ долинѣ вѣчныхъ смутъ,
             Безъ имени у Форли чуть струится,
   
             100. И вдругъ волна слилась въ ревущій прудъ,
             Гдѣ Бенедиктъ блаженный предлагаетъ
             Для тысячи молельщиковъ пріютъ.
   
             103. Такъ точно здѣсь токъ мутный ниспадаетъ
             Съ огромныхъ горъ, къ подножью грозныхъ скалъ
             И ревъ его мгновенно оглушаетъ.
   
             106. Веревкою я станъ свой обвивалъ,
             Которою, тамъ на пути къ вершинѣ,
             Я барса пестраго поймать мечталъ:
   
             109. И развязавъ веревку эту нынѣ,
             Какъ вождь велѣлъ, въ большой клубокъ собралъ
             И отдаю ему ее въ пустынѣ.
   
             112. Онъ отошелъ,-- вдали отъ бездны сталъ
             И, обратясь направо головою,
             Метнулъ клубкомъ и прямо въ глубь попалъ.
   
             115. На этотъ знакъ, мечталъ я самъ съ собою,
             Маѣ новаго чего-то надо ждать:
             Наставникъ вдаль глядитъ, слѣдя за мною,
   
             118. О, какъ мы всѣ должны себя держать,
             При томъ, что такъ слѣдить за нами станетъ.
             Что даже мысль въ умѣ начнетъ читать!
   
             121. Сейчасъ -- сказалъ наставникъ -- тотъ нагрянетъ.
             Тотъ явится, кого я жду сюда,
             Сейчасъ къ тебѣ мечта твоя предстанетъ.
   
             124. Колъ правда лжи видъ носитъ иногда,
             То человѣкъ,-- будь съ сжатыми устами,
             Чтобъ не нести невиннаго стада!
   
             127. Я-жъ не могу молчать,-- клянусь стихами.
             Замѣтками комедіи моей --
             Да встрѣтить ихъ вниманье межъ людями,--
   
             130. Что видѣлъ самъ, какъ съ облачныхъ зыбей,
             Вдругъ выплыло страшилище такое,
             Что вздрогнулъ бы и тотъ, кто всѣхъ смѣлѣй!
   
             133. Такъ лишь пловецъ, спустясь на дно морское,
             Чтобъ отъ скалы свой якорь отцѣпить.
             Иль съ глубины взять что нибудь другое.
   
             136. Всплываетъ вверхъ и начинаетъ плыть.
   

ПѢСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Конецъ седьмого крута: лихоимцы, насиліе противъ искуства. Олицетвореніе коварства.-- Ужасный спускъ въ его область. Восьмой крутъ: долина обманщиковъ, раздѣленная на десять вертеповъ; второй видъ обмана.

             1. Вотъ этотъ звѣрь, что стѣны, стадъ ломаетъ
             И скалы рветъ заостреннымъ хвостомъ:
             Онъ цѣлый міръ зловоньемъ заражаетъ!
   
             4. Такъ началъ вождь, и поданъ знакъ вождемъ,
             Чтобъ къ берегу чудовище пристало,
             Къ той мраморной стезѣ, гдѣ мы идемъ.
   
             7. И гнусное коварство выползало
             На берегъ къ намъ лишь головой своей,--
             Хвоста оно изъ мглы не выставляло.
   
             10. Ликъ у него -- дикъ праведныхъ мужей:
             Такъ привлекать, на первый взглядъ, чертами!
             За то весь пень, какъ бы у прочихъ змѣй,
   
             13. До самыхъ мышцъ -- двѣ лапы съ волосами;
             А грудь, бока и вогнутый хребетъ,
             Въ однихъ узлахъ, испещрены кружками.
   
             16. Ни у татаръ, ни турокъ ткани нѣтъ,
             Чтобъ яркостью такъ красокъ поражала;
             Не такъ игривъ въ дарахъ Арахны цвѣтъ!
   
             19. Какъ та ладья, что къ берегу пристала,
             И часть въ водѣ, а часть въ песку лежитъ,--
             Иль какъ въ странѣ германца-объѣдала,
   
             22. Припавши, бобръ за добычей слѣдитъ,
             Такъ мерзкое чудовище припало
             На поднятый аъ пустой степи гранитъ.
   
             25. И хвостъ его, какъ скорпіона жало,
             Надъ бездною змѣился предо мной;
             Въ немъ страшный ядъ чудовище вмѣщало.
   
             28. Теперь, чтобъ намъ достичь -- вождь молвитъ мой --
             Ехиднаго, коварнаго творенья,--
             Мы обойти должны его съ тобой.
   
             31. И вправо мы, съ прямого направленья,
             До десяти шаговъ на край прошли,
             Чтобъ подъ огнемъ избѣгнуть обожженья.
   
             34. Когда же мы къ коварству подошли,
             То на песку, подъ самымъ склономъ свода,
             Увидѣлъ я толпу тѣней вдали.
   
             37. Поэтъ сказалъ: Чтобы вполнѣ у входа
             Понятіе о кругѣ получить.--
             Ступай -- туда.-- взгляни на казнь народа;
   
             40. Но какъ бы тамъ пократче говорить.
             А я, межъ тѣмъ, условлюсь здѣсь съ порокомъ
             Какъ долженъ онъ плечами намъ служить.
   
             43. И берегомъ иду я надъ потокомъ,
             Что кругъ седьмой широко облегалъ,
             Туда, гдѣ людъ сидѣлъ во рву глубокомъ.
   
             46. Ихъ грустный взоръ страданье выражалъ;
             То тамъ, то тутъ всякъ жалкими руками
             Огонь дождя и жаръ песка снималъ.
   
             49. Такъ иногда псы, лѣтними жарами,
             Отъ разныхъ мухъ, отъ блохъ и оводовъ
             Колотятся и мордой, и ногами.
   
             52. Взглянувъ въ лицо избитыхъ мертвецовъ,
             Я никого не узнаю межъ ними,--
             Замѣтилъ лишь, средь огненныхъ клочковъ,
   
             55. Что каждый тутъ, со злаками своими,
             Цвѣтной мѣшокъ годъ шеею носилъ;
             Казалось, взоръ тѣней прельщался ими.
   
             58. Чтобъ разсмотрѣть, я ближе приступилъ
             И на одномъ льва вижу голубого --
             По жолтому онъ нарисованъ былъ.
   
             61. А далѣе, какъ кровь, мѣшокъ другого
             Съ написаннымъ я гусемъ увидалъ,--
             Онъ былъ бѣлѣй сметаны у иного.
   
             64. И съ бѣлою сумой одинъ предсталъ:
             На ней свинья торчала голубая...
             Что дѣлаешь ты въ ямѣ? онъ вскричалъ,--
   
             67. Долой наглецъ! и знай, душа живая,
             Что ждуъ сюда Витяльяно теперь:
             Сосѣду ужъ готова участь злая.
   
             70. Изъ Падуи, межъ Флорентинцевъ серъ,
             Тутъ а одинъ страдалецъ замогильный.
             Приди -- кричать -- державный кавалеръ
   
             73. И принеси три клюва -- гербъ всесильный.
             И высунувъ языкъ, онъ ротъ скривилъ,
             Какъ быкъ, когда съ губъ лижетъ потъ обильный.
   
             76. Но я, боясь, чтобъ тотъ не пожурилъ.
             Кто краткій срокъ мнѣ дать для наблюденья,
             Въ обратный дуть отъ тѣпей поспѣшалъ.
   
             79. Ужъ на спинѣ свирѣпаго творенья
             Вожатый мой спокойно возсѣдалъ
             И говоритъ: Будь твердъ, оставь сомнѣнья!
   
             82. Лишь лѣстницей такой сойдемъ въ подвалъ.
             Садись впередъ,-- я сяду за тобою,
             Чтобъ хвостъ, вредя, тебя не достигалъ.
   
             85. Какъ человѣкъ, передъ квартаной злою,
             Чуть синева покажется въ ногтяхъ.
             Трясется весь, тѣнь видя за собою,
   
             88. Такъ вздрогнулъ я,-- отъ этихъ словъ мой страхъ!
             И вдругъ сталъ бодръ, отъ силы краснорѣчья.
             Какъ бодръ слуга, при добрыхъ господахъ.
   
             91. Усѣвшися на страшныя оплечья,
             Ты обними меня, сказать желалъ,
             И не облекъ желанье это въ рѣчь я.
   
             94. Но тотъ, кто мнѣ не разъ ужь помогалъ.
             Привлекъ къ себѣ, обвилъ меня руками
             И такъ держа, чудовищу сказалъ:
   
             97. Въ путь, Геріонъ! Лавируй ты кругами.
             Ширяй себѣ, чтобъ тише насъ спустить;
             Не позабудь, что ноша за плечами.
   
             100. И какъ ладья, чтобъ съ мѣста лишь отплыть.
             Назадъ, назадъ коварство отступало
             И вотъ ужъ грудь рѣшилось обратить,
   
             103. И вотъ его пространство окружало:
             Хвостъ вытянутъ, какъ угрь, всплеснуло имъ
             И лапами по воздуху гресть стало!
   
             106. Самъ Фаэтонъ, когда зажглась за нимъ
             По слѣду твердь и возжа онъ оставилъ,
             Не пораженъ былъ ужасомъ такимъ;
   
             109. Такъ не дрожалъ Икаръ, когда расплавилъ
             Жаръ солнечный весь воскъ въ его крылахъ.
             Подъ крикъ отца: ты дурно путь направилъ!
   
             112. Не думаю, чтобъ былъ обоихъ страхъ
             Сильнѣй того, что овладѣлъ тутъ мною,--
             Когда лишь звѣрь остался въ облакахъ!
   
             115. И онъ плыветъ, кружится надъ землею
             Все внизъ и внизъ; замѣтно только мнѣ.
             Что снизу вѣтръ мнѣ дулъ въ лицо порою.
   
             118. Уже вдали, на право -- въ сторонѣ,
             Какъ водопадъ глубь страшно грохотала,
             И я взглянуть нагнулся къ глубинѣ.
   
             121. И робость вдругъ еще сильнѣй объяла:
             Вездѣ огонь, и стонъ, и всплесни рукъ!
             Отъ ужаса все тѣло трепетало.
   
             124. И понялъ я, изъ той картины мукъ.
             Чего никакъ не могъ постичь вначалѣ.
             Что внизъ летя, мы рѣяли вокругъ.
   
             127. Какъ соколъ весь измученный, въ печалѣ,
             Не видя птицъ, смиряетъ свой полетъ
             И. слышитъ крикъ; ахъ, ты не хочешь далѣ!
   
             130. Назадъ, къ землѣ спускается съ высотъ,
             Куда кружась, извиваясь, онъ стремился
             О, гнѣвный, ужь къ хозяину нейдетъ,--
   
             133. Такъ Гсріопъ со мною вглубь спустился,
             Я подъ скалой съ его оплечій слѣзъ,
             И только онъ отъ насъ освободился,
   
             136. Какъ съ быстротой стрѣлы уже исчезъ.
   

ПѢСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Восьмой крутъ: мѣсто, называемое Малебольдже, раздѣлено на десять вертеповъ или рвовъ.-- Первый, и второй вертепы; соблазнители и льстецы.

             1. Есть край въ аду -- Мальбозьдже по названью.
             Онъ состоитъ съ желѣзистыхъ камней
             Н обнесенъ такою жъ точно гранью.
   
             4. Тамъ, посреди всѣхъ проклятыхъ полей,
             Колодезь былъ обширный и глубокой:
             Потомъ скажу про этотъ кранъ скорбей.
   
             7. Край пропасти, съ окружностью широкой,
             На десять былъ вертеповъ раздѣленъ
             Межъ тѣмъ жерломъ и гранію высокой.
   
             10. Какъ замокъ рви, для разнилъ оборонъ.
             За стѣнами снаружи окружаютъ,
             Чтобъ черезъ то быть недоступнѣй онъ.
   
             13. Такой же видъ вертепы представляютъ;
             Какъ въ крѣпостяхъ чрезъ ровъ, прорѣзавъ валъ,
             Подъемные мосты перекидаютъ,
   
             16. Такъ отъ горы былъ поднятъ гребень скалъ.
             У самаго колода онъ кончался
             И, проходя, весь край соединялъ.
   
             19. Тутъ съ нами зверь, стряхнувши насъ, разстался.
             И вотъ поэтъ налѣво повернулъ
             И я за нимъ кой-какъ перебирался.
   
             22. Вдругъ по пути направо я взглянулъ,--
             И вижу скорбь и казни съ палачами!
             То въ первомъ ахъ вертепѣ грѣхъ сомкнулъ.
   
             25. Несчастные плелись двумя толпами:
             Одни изъ нихъ нагіе противъ насъ,
             Другіе шли по направленью съ нами.
   
             28. Такъ въ юбилей римляне, суетясь,
             Въ двухъ оргіяхъ, до сумрака ночного,
             Мостъ Ангела проходятъ каждыя разъ:
   
             31. Одни идутъ въ соборъ Петра святого
             И къ замку тѣ обращены лицомъ,--
             Другіе -- вспять, наверхъ холма родного.
   
             34. И здѣсь, я тамъ все демоны кругомъ
             На сумрачныхъ скалахъ сидятъ съ рогами
             И проклятыхъ преслѣдуютъ бичомъ!
   
             37. Ахъ, какъ они кувыркались предъ нами,
             Когда ихъ бичъ впервые достигалъ!
             Второй ударъ не ждали межъ тѣнями.
   
             40. Я за одной дорогой наблюдалъ:
             Невольно взоръ мой къ тѣни обратился.
             Не въ первый разъ съ ней вижусь -- я сказалъ --
   
             43. И разсмотрѣть ее остановился.
             Вожатый мои любезно разрѣшилъ,
             Чтобъ для того назадъ я возвратился.
   
             46. Но голову бичуемый склонялъ
             И, думая укрыться, отвернулся.
             Ты -- говорю -- что взоры опустилъ,--
   
             49. Ужель въ твоемъ лицѣ я обманулся?
             Венедико Качьянемико, стой!
             Какъ въ ѣдкій здѣсь ты соусъ окунулся?
   
             52. Да!-- мнѣ въ отвѣть -- сознаюсь предъ тобой:
             Родная рѣчь на это побудила
             Напомнивши про жизнь, про міръ другой.
   
             55. Черезъ меня Гизола согрѣшила
             И гнусному маркизу отдалась,
             Хотя молва другое говорила.
   
             58. Не я одинъ, болонецъ, канулъ въ грязь;
             Нѣтъ столько языковъ во всей вселенной,
             Какая здѣсь толпа насъ собралась:
   
             61. Мы всѣ съ тѣхъ мѣстъ, межъ Рено и Савеной
             Гдѣ говорятъ Sipa... Чтобъ доказать,
             Напомню я о жадности презрѣнной.
   
             64. Едва успѣлъ онъ это мнѣ сказать,
             Какъ хлопнулъ бичъ и демонъ разразился:
             Прочь, сводникъ женъ! Здѣсь некого продать.
   
             67. И за вождемъ опять я потащился.
             Чуть нѣсколько шаговъ я съ нимъ прошелъ,
             Какъ близь скалы торчащей очутился.
   
             70. На эту я скалу легко взошелъ
             И, повернувъ направо, вдоль отрога,
             Изъ вѣчнаго вертепа вождь провелъ.
   
             73. Дойдя до мѣстъ, гдѣ тѣней шла дорога,
             Въ раздвоенномъ утесѣ подъ мостомъ,
             Онъ мнѣ сказалъ: Стой, обожди немного,
   
             76. Пока сонмъ душъ не повернетъ лицомъ:
             Ты ихъ еще не видѣлъ,-- вмѣстѣ съ ними
             Мы рядомъ шли, хотя другимъ путемъ.
   
             79. И мнѣ съ моста, межъ древними скалами,
             Ватагу душъ увидѣть вновь пришлось,
             Гонимую ужасными бичами.
   
             82. Взгляни сюда, не выждавши вопросъ,
             Мнѣ говоритъ добрѣйшій мой учитель,--
             Вотъ великанъ безъ вздоха и безъ слезъ.
   
             85. То царственный Колхиды посѣтитель:
             И какъ сберегъ свой грозный видъ Язонъ!
             Онъ былъ рука отважный похититель
   
             88. И по пути Лемносъ имъ посѣщенъ,
             Гдѣ женами, съ жестокими сердцами.
             Весь полъ мужской безстрашно истребленъ.
   
             91. Тамъ клятвами, медовыми рѣчами
             Онъ юную Исиплу обольстилъ.
             Предъ тѣмъ, какъ та всѣхъ провела слезами
   
             94. И, бросивши беременной,-- забылъ!
             За все здѣсь рокъ послалъ ему мученья
             И за жену -- Медею отомстилъ.
   
             97. За нимъ идутъ все тѣ же преступленья;
             Но первый ровъ теперь тебѣ знакомъ,--
             Встрѣчаетъ онъ клыками прегрѣшенья.
   
             100. Мы тамъ уже гдѣ гребень горъ мостомъ
             Крестъ на крестъ палъ черезъ тропу глухую
             И по мосту, чрезъ ровъ второй, идемъ
   
             103. И видимъ тутъ въ гнѣздѣ толпу иную,
             Раздувшихся тѣней вертепъ другой,
             Удары ихъ вездѣ и скорбъ нѣмую.
   
             106. Окрайны рва подъ липкою корой,
             Подъ плѣсенью, отъ вредныхъ испареній,
             Терзаютъ взоръ и носъ несчастный мой.
   
             109. Ровъ такъ глубокъ, что намъ, для наблюденій,
             Трудъ предстоялъ на самый верхъ взойти,
             Чтобъ видѣть дно и весь процессъ мученій.
   
             112. Мы ни утесъ взобрались по пути,
             И видѣлъ я народъ въ пометной тинѣ,--
             Она должна со всѣхъ клоакъ пройдти.
             115. Одну башку замѣтилъ я въ долинѣ
             Столь грязную, что даже не узналъ,
             Духовный былъ предъ мной иль въ свѣтскомъ чинѣ!
   
             118. Зачѣмъ въ меня ты больше всѣхъ -- вскричалъ
             Вперилъ свой взоръ, какъ бы для горшей муки?
             Зачѣмъ -- въ отвѣтъ -- что, помнится, встрѣчалъ
   
             121. Алессіо Интерминей изъ Пукки.
             Ты прежде былъ съ сухою головой,
             По больше всѣхъ твоя извѣстны штуки.
   
             124. И онъ себя до тыквѣ -- хлопъ рукой....
             Лесть -- говоритъ -- меня здѣсь погружаетъ:
             Безъ устали языкъ болтался мой!
   
             127, Всмотрись сквозь мракъ -- вожатый начинаетъ --
             Пусть вѣрный взоръ всю пропасть обойдетъ
             И эту тѣнь среди толпы узнаетъ.
   
             130. Развратница ногтями грудь скребетъ
             И въ бѣшенствѣ, что въ эту грязь попала,
             То сядетъ въ ней она, то привстаетъ!
   
             133. Таиды тѣнь, той грѣшницы предстала.
             Что на вопросъ: довольна ли ты мной?
             Любовнику; ахъ, очень!-- отвѣчала.
   
             136. Но слишкомъ ужь взоръ пресытился мой.
   

ПѢСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ

Третій вертепъ восьмого крута: симонисты или продавцы духовныхъ даровъ, среди которыхъ поэтъ находитъ папу Николая III, ожидающаго Бонифація VIII и Климента V.

             1. О Симонъ волхвъ, о гнусные злодѣи!
             Вы жаждали божественныхъ вещей,--
             Обрученицъ добра прелюбодѣи!...
   
             4. И съ серебромъ и златомъ торгашей
             Низринуты въ ровъ третій вышней силой!
             Здѣсь поражу я васъ трубой моей!
   
             7. Мы поднялись надъ первою могилой
             И шли впередъ въ утесистыхъ мѣстахъ,
             Подъ свисшею надъ рвомъ скалой унылой.
   
             10. О высшій духъ! Ты мудръ на небесахъ
             И на землѣ, и въ этомъ мірѣ злобы!
             Вездѣ твои судъ, повсюду правый страхъ!
   
             13. Я видѣлъ дно, всѣ стороны трущобы,
             Одѣтыя въ слой пепельныхъ камней,
             И ямы въ нихъ, зіявшія, какъ гробы.
   
             16. Онѣ никакъ не шире, не тѣснѣй
             Купелей тѣхъ, что въ храмѣ Іоанна
             Для лучшаго крещенія дѣтей.
   
             19. Одну изъ нихъ, спасая мальчугана,
             Лѣтъ нѣсколько назадъ, я раздробилъ:--
             Да будетъ здѣсь печать противъ обмана.
   
             22. И каждый зѣвъ обманщика открылъ,
             До икръ стопы и голени торчали,
             А корпусъ весь внутри вертепа былъ.
   
             25. Подъ пламенемъ подошвы ногъ пылали,
             И такъ тряслись составы у тѣней
             Что, кажется бъ, веревки не сдержали.
   
             28. Какъ на вещахъ, опущенныхъ въ елей.
             Сбирается какой-то пламень красный.
             Такъ здѣсь отъ пятъ сбѣгалъ онъ до ногтей.
   
             31. Кто -- говорю -- наставникъ, тотъ несчастный,
             Что мечется, бѣснуясь, больше всѣхъ,
             Кого здѣсь жжетъ такъ сильно жаръ ужасный?
   
             34. Когда -- въ отвѣть -- ты хочешь, съ камней тѣхъ.
             Я до него снесу тебя удобно,--
             Онъ скажетъ самъ и званіе, и грѣхъ.
   
             37. На всё готовъ, что для тебя угодно;
             Меня ты такъ -- сказалъ я -- изучилъ.
             Что даже мысль провидишь превосходно!
   
             40. Въ четвертую ограду онъ вступилъ
             И, повернувъ на лѣво, межъ камнями,
             Въ изъявленный вертепъ меня спустилъ.
   
             43. Наставникъ несъ, держа меня руками,
             Пока со мной къ той ямѣ не пришелъ.
             Гдѣ грѣшникъ вылъ и потрясалъ ногами.
   
             46. О скорбный духъ, торчащій внизъ, какъ колъ!
             Ктобъ бы былъ ты, поговори со мною,
             Открой -- прошу -- коль можешь, бездну золъ.
   
             49. И я стою, съ поникшей головою,
             Какъ тотъ монахъ, что вновь злодѣй призвалъ.
             Чтобъ смерть еще отсрочить подъ землею.
   
             52. Ага, ты здѣсь?! несчастный закричалъ,--
             Попался ты къ намъ Бонифацій въ яму?
             Такъ свертокъ мой на много лѣтъ солгалъ?
   
             55. Ты, ть пресыщенъ стяжаньемъ благъ и хламу?
             Вѣдь для того ты, обручась, нанёсъ
             Прекраснѣйшей женѣ такъ много сраму!--
   
             58. Какъ человѣкъ непонявшій вопросъ,
             Не зная что сказать стоитъ робѣя,
             Такъ слова я предъ нимъ не произнёсъ.
   
             61. Скажи ему -- вождь говоритъ -- скорѣе:
             Нѣтъ я не тотъ, кого ты ожидалъ.
             Я повторилъ и сдѣлался смѣлѣе.
   
             64. Отъ этого духъ нервно задрожалъ,
             Потомъ вздохнулъ, опять потрясъ носами,
             Чтожъ хочешь ты?-- сквозь слезы мнѣ сказалъ.
   
             67. Когда затѣмъ прошелъ ты межъ скалами,
             Чтобъ знать, кто ы, то слушай: облеченъ
             Я въ мантію великую межъ вами,--
   
             70. И точно былъ медвѣдицей рожденъ;
             Для медвѣжатъ гребъ золото сумою,
             А здѣсь и самъ въ суму я осужденъ.
   
             73. Безбожники пришедшіе предъ мною,
             Просунулись сквозь дырчатый нашъ сводъ --
             И у меня теперь надъ головою.
   
             76. Я провалюсь туда жъ. когда придетъ
             Тотъ, чрезъ кого, нескромными словами,
             Я встрѣтилъ твой невременный приходъ.
   
             79. Съ тѣхъ поръ, какъ я горю здѣсь вверхъ пятами,
             Прошло уже гораздо больше лѣтъ,
             Чѣмъ будетъ онъ съ горящими ногами.
   
             82. Отъ запада, за грѣшникомъ во слѣдъ,
             Прибудетъ къ намъ тотъ пастырь безъ закона.
             Что обоихъ прикроетъ насъ отъ бѣдъ.
   
             85. Вы встрѣтите въ немъ новаго Язона:
             Тамъ царь, какъ зримъ изъ Макавѣевъ книгъ,
             А здѣсь король французскій дастъ патрона.
   
             88. Не знаю я. быть можетъ мой языкъ
             Покажется заносчивъ для иного:
             Скажи ты внѣ -- спросилъ я, вспыхнувъ вмигъ --
   
             91. Что нашъ Господь взялъ у Петра святого,
             Когда ему ключи свои вручалъ?
             Въ словахъ; или за мной -- вѣдь нѣтъ другого?
   
             94. Ни Петръ, никто другой, повѣрь, не бралъ
             Ни золотя, ни серебра съ Матѳея,
             Когда взамѣнъ предателя онъ сталъ.
   
             97. Останься жъ здѣсь: достойна казнь злодѣя,
             И береги тѣ деньги, что скопилъ,--
             Когда возсталъ на Карла не робѣя.
   
             100. И еслибъ а еще не сохранилъ
             Въ своей душѣ къ ключамъ тѣмъ уваженья,
             Что въ жизни ты такъ счастливо носилъ,
   
             103. То выбралъ бы пожестче выраженья!
             Печаля міръ, вашъ алчный духъ попралъ
             Добро,-- и злу повсюду поощренья!
   
             106. Васъ, пастырей евангелистъ узналъ,
             Когда жену увидѣлъ надъ водами --
             И съ ней земной владыка возсѣдалъ.
   
             109. Съ рожденія она съ семью главами,
             Въ ней мощь была отъ десяти роговъ.
             Пока супругъ чтилъ благо межъ людями.
   
             112. Изъ золота ужь вашъ кумиръ готовъ;
             Съ язычникомъ вы сходны въ поклоненьи,--
             Но тамъ одинъ,-- у васъ есть сто богонъ!
   
             115. О Константинъ! ты, при своемъ крещеньи,
             Владѣніе богатымъ папамъ далъ,
             И сколько зла теперь въ твоемъ владѣньи!
   
             118. Пока я рѣчь такую надѣвалъ,
             Снѣдаемый злобой, ил" покаяньемъ,
             Осужденный ногами потрясалъ.
   
             121. Мнѣ кажется, что я своимъ воззваньемъ
             Вожатому въ то время угодилъ:
             Онъ слушалъ все съ улыбкой и вниманьемъ.
   
             124. Потомъ меня въ объятія схватилъ,
             Прижалъ къ груди и вновь туда поднялся,
             И тѣмъ путемъ, которымъ внизъ сходилъ.
   
             127. До тѣхъ я поръ всё къ сердцу прижимался
             Пока на мостъ не вышелъ онъ со мной,
             Гдѣ съ пятымъ рвомъ четвертый сообщался.
   
             130. Вождь на скалу спускаетъ грузъ ужъ свой;
             Но дикая, ужасная стремнина
             Едваль для козъ могла бы быть тропой.
   
             133. Тамъ новая открылась мнѣ долина.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Третій вертепъ осьмого крута: гадатели и лжепророки, грабящіе, осматриваясь назадъ.-- Озеро Гарда.-- Основаніе Мантуи, родины Виргилія.

             1. Опять мой стихъ тутъ вызвали мученья:
             Двадцатую я ими пѣснь начну
             Изъ перваго о павшихъ пѣснопѣнья.
   
             4. Ужь созерцалъ я эту глубину,
             Отверзстую, омытую слезами,
             Вмѣщавшую въ себѣ лишь скорбь одну.
   
dd>             88. И мы говорить не могли.
             Близъ По, ниспадаетъ съ вершины
             Алпійской, большая рѣка
   
             91. Она "Acquacheta" зовется,
             Въ началѣ тиха глубока,
             Но дальше, уже "Montenone"
   
             94. Зовутъ ее, съ ревомъ когда
             Она низвергается въ пропасть,
   
             Гдѣ "San-Benedetto" гора,
             97. И гдѣ монастырь есть, могущій
             Хоть тысячи нищихъ ютить,
   
             Но алчность правителей злая
             100. Заставила ихъ сократить.
             Такъ точно съ ужаснѣйшимъ трескомъ
             Съ обрыва спѣшитъ Флегетонъ.
   
             103. Я былъ францисканской веревкой
             Тогда опоясанъ, и онъ,
             Наставникъ мой мудрый, велѣлъ мнѣ
   
             106. Чтобъ я, передавши, свернулъ,
             Въ клубочекъ тотъ поясъ и тутъ-же
             Онъ въ грязную бездну швырнулъ.
   
             109. Поступка того я не понялъ
             И, страхомъ объятый, стоялъ,
             Но вождь по лица выраженью
   
             112. Всѣ мысли мои угадалъ.
             -- "Сейчасъ ты увидишь" сказалъ онъ
             "Лишь только посмотришь туда,"
   
             115. О, истину, что непонятна,
             Ужъ лучше скрывать иногда,
             Чтобъ ложью она не казалась.
   
             118. А то не повѣрятъ, и намъ
             Придется краснѣть лишь, внимая
             Насмѣшки коварной словамъ.
   
             121. Но здѣсь умолчать не могу я;
             Стихами клянуся,-- а имъ
             Успѣха я страстно желаю --
   
             124. Увидѣлъ я взоромъ своимъ:
             Чудовище плавало будто
             И больше росло и росло.
   
             127. Такой страшный видъ принимало,
             Что вѣрно-бъ смутило оно
             Собой храбреца хоть какого;
   
             130. Бѣжалъ бы онъ ужаса полнъ.
             Матросъ выплываетъ такъ часто
             Изъ темныхъ, губительныхъ волнъ,
   
             133. Чтобъ якорь поднять драгоцѣнный,
             Спустившися смѣло на дно:
             И руки его распростерты,
   
             136. И стиснуты ноги его.
   

ПѢСНЬ XVII.

Виргилій уговариваетъ страшное чудовище Геріонъ перенести ихъ на спинѣ въ восьмой кругъ ада; Данте приближается къ краю пропасти и видитъ толпу ростовщиковъ съ кошельками на шеѣ и вступаетъ съ ними въ разговоръ. Поэты перелетаютъ на спинѣ Геріона изъ седьмого круга ада въ восьмой.

             1.-- "Вотъ звѣрь, кровожадный и лютый
             "Съ длиннымъ и острымъ хвостомъ,
             "Которымъ и горы и стѣны
             4. "Онъ бьетъ: ему все непочемъ."
   
             Такъ сталъ говорить мнѣ учитель
             И тотчасъ онъ звѣрю велѣлъ
   
             7. Спуститься къ намъ, къ краю утеса
             И тотъ отказаться не смѣлъ:
             Прилегъ головою на камень
   
             10. И внизъ опустилъ онъ свой хвостъ.
             Обмана эмблема лишь звѣрь тотъ;
             Хоть съ виду онъ добръ и простъ,
   
             13. Но тѣло его походило
             На тѣло ужасной змѣи:
             Двѣ лапы покрыты всѣ шерстью,
   
             16. Красивъ былъ узоръ чешуи;
             Татары и даже хоть Турки
             Соткать бы того не могли,
   
             19. И руки искусной Арахны
             Еще до того не дошли;
             Какъ мелкія лодки у брега
   
             22. Стоятъ вполовину въ водѣ,
             Иль бобръ, бросаясь на рыбу,
             Въ той алчной Тевтоновъ странѣ,
   
             25. Свой хвостъ опускаетъ въ рѣку весь,
             Такъ точно чудовище то,
             Вскочивши на камень утеса
   
             28. Хвостомъ все махало оно,
             Похожимъ на хвостъ скорпіона:
             Въ немъ было и жало и ядъ.
   
             31. Тогда мнѣ сказалъ мой учитель:
             -- "Возьмемъ мы направо, и рядъ
             "Камней намъ дорогу покажетъ
   
             34. "Чтобъ огненный дождь насъ не жегъ."
             Притомъ на песокъ раскаленный
             Ступать я ногами не могъ.
   
             37. Когда-же къ чудовищу злому
             Съ наставникомъ мы подошли,
             Увидѣлъ я грѣшниковъ многихъ,
   
             40. Сидѣвшихъ надъ бездной вдали.
             Учитель сказалъ: "Если хочешь
             "Получше узнать этотъ кругъ,
   
             43. "Приблизься ты къ грѣшникамъ этимъ
             "И вникни въ ихъ муки, мой другъ;
             "Но только ты съ ними не долго
   
             46. "О грустной ихъ долѣ суди,
             "А я-же чудовище злое
             "Одинъ разспрошу, погоди:
   
             49. "Согласенъ-ли онъ посадить насъ
             "На плечи большія къ себѣ
             "И съ нами помчаться стрѣлою,
   
             52. "Гдѣ грѣшники стонутъ во мглѣ."
             Я быстро пошелъ седьмымъ кругомъ,
             Тутъ тѣни стояли толпой:
   
             55. Несчастные плакали горько
             И нервно махали рукой;
             И огненный дождь ниспадалъ тутъ
   
             58. И жегъ ихъ нагія тѣла,
             Песокъ раскаленный ихъ мучилъ;
             Ужъ лучше-бъ сгорѣть имъ до тла
   
             61. Такъ лѣтомъ махаетъ собака
             То мордой, то лапой своей,
             Коль нѣтъ ей покоя отъ мошекъ,
   
             64. Отъ осъ, комаровъ и слѣпней.
             Всмотрѣвшись поближе въ несчастныхъ,
             Я былъ уже плакать готовъ;
   
             67. На шеяхъ у нихъ я замѣтилъ
             Съ гербомъ кошельки всѣхъ цвѣтовъ;
             И каждый своимъ любовался.
   
             70. И тутъ я увидѣлъ тогда
             Кошель свѣтложелтаго цвѣта
             Съ гербомъ свѣтлосиняго льва.
   
             73. А дальше всмотрѣвшись, замѣтилъ
             Кошель, что былъ крови краснѣй
             И гусь былъ на немъ бѣлѣй масла.
   
             76. Тутъ грѣшницъ одинъ по-смѣлѣй
             Съ гербомъ свиньи синей и толстой
             И съ бѣлымъ какъ снѣгъ кошелькомъ
   
             79. Спросилъ:" что тамъ ищешь ты въ ямѣ?
             "Ты живъ и уйдешь вѣдь потомъ,
             "И мой лишь сосѣдъ Витальяно
   
             82. "Сидѣть будетъ рядомъ со мной.
             "А я, Падуанецъ несчастный,
             "Томлюся ужасной тоской
   
             86. "Одинъ между всѣхъ Флорентійцевъ,
             "Ихъ вопль оглушаетъ меня,
             "Взываютъ они къ Буйямонте,
   
             88. "Ему неустанно кричатъ:
             "Приди-же нашъ рыцарь верховный!.."
             "И имя Скровиньи мое."
   
             91. Сказавъ это. онъ облизнулся,
             Тутъ скорчивши злое лицо.
             Пришелъ я къ наставнику; тотчасъ,
   
             94. Увидя меня, онъ сказалъ:
             "Намъ не на чемъ больше спуститься
             "Всегда я тебя защищалъ,
   
             97. "Не бойся и сядь здѣсь смѣлѣй
             "Тебя отъ хвоста сберегу я;"
             Затѣмъ закричалъ онъ: "Живѣй! "
   
             100. Какъ тотъ, кто дрожитъ въ лихорадкѣ.
             Такъ точно и я задрожалъ,
             Иль какъ человѣкъ, испугавшись
   
             103. И тѣни своей трепеталъ.
             Такъ точно меня слова эти
             Повергли и въ ужасъ, и въ страхъ;
   
             106. Но скоро я самъ устыдился,
             Какъ рабъ, не повергшійся въ прахъ
             Предъ добрымъ своимъ господиномъ.
   
             109. Когда-жъ на чудовище сѣлъ,
             Хотѣлъ попросить я поддержки,
             Но голосъ совсѣмъ ослабѣлъ.
   
             112. А вождь мой, какъ часто бывало,
             Поддержку мнѣ самъ оказалъ,
             Обнявъ меня крѣпко рукою.
   
             115. Когда-жъ Геріонъ насъ помчалъ,
             Онъ крикнулъ ему: "осторожнѣй,
             "Ты съ тяжестью новой своей! "
   
             118. И, словно ладья, колыхаясь,
             Онъ взялъ отъ утеса лѣвѣй;
             Затѣмъ, когда ниже спустился
   
             121. Къ груди онъ свой хвостъ повернулъ;
             Какъ птица махаетъ крылами,
             Онъ лапой косматой махнулъ.
   
             124. И меньше былъ страхъ Фаэтона,
             Какъ вожди свои уронилъ
             И небо тогда загорѣлось...
   
             127. И въ меньшемъ Икаръ страхѣ былъ,
             Какъ крылья его восковыя
             Ужъ начали таять слегка,
   
             130. И крикнулъ отецъ: "ты погибнешь!"
             Нѣтъ! страхъ мой былъ больше тогда
             Какъ я на чудовищѣ несся.
   
             133. Въ воздухѣ соколъ летая,
             Тамъ добычи когда не найметъ,
             Свой тутъ полетъ замедляя
   
             136. Къ землѣ ниже спускается онъ,
             Откуда самъ вверхъ улеталъ,
             Садится, но только подальше,
   
             139. Не тамъ, гдѣ хозяинъ стоялъ.
             Такъ Геріонъ медленно въ бездну
             Спустился у самой скалы,
   
             142. И, сбросивъ насъ тамъ, онъ умчался
             Опять съ быстротою стрѣлы.
   

ПѢСНЬ XVIII.

Описаніе злой ямы. Казнь грѣшниковъ за торговлю развратомъ. Первый разрядъ грѣшниковъ. Наказаніе обольстителей; второй разрядъ грѣшниковъ, въ средѣ которыхъ поэтъ увидѣлъ древняго Язона. Вторая яма. Грѣшники погруженные въ грязь. Здѣсь Данте увидѣлъ Алексѣя Интерминео изъ Лукки и блудницу Таиду.

             1. Въ аду есть ужасная яма:
             Тамъ "Злою" ее всѣ зовутъ,
             Въ ней камни желѣзнаго цвѣта
   
             4. На всякаго страхъ наведутъ.
             Ту яму утесъ окружаетъ,
             А въ центрѣ колодецъ большой,
   
             7. Но послѣ объ этомъ колодцѣ...
             Займемся мы ямою злой:
             Тотъ кругъ между страшной скалою
   
             10. На десять дѣлился долинъ
             И всѣ направлялись къ колодцу
             Тѣ десять угрюмыхъ равнинъ.
   
             13. Тѣ ямы имѣли видъ замковъ,
             И точно чьи руки съ воротъ
             Мосты на всѣ рвы опускали,
   
             16. Чтобъ могъ бы пройти тамъ народъ.
             И тутъ съ одной ямы въ другую
             Чрезъ мостъ легко можно пройти.
   
             19. Сойдя со спины Геріона,
             Пѣшкомъ намъ пришлося итти.
             Наставникъ пошелъ мой налѣво,
   
             22. Я слѣдомъ за нимъ поспѣшилъ,
             А справа услышалъ я стоны
             И вопли изъ темныхъ могилъ.
   
             25. Нагіе тамъ грѣшники были
             И каждый рядъ порознь бѣжалъ.
             Одинъ къ намъ стремился навстрѣчу
   
             28. Другой же все насъ обгонялъ.
             Такъ въ Римѣ, когда въ юбилеѣ
             Народъ гдѣ сберется толпой,
   
             31. Однихъ отгоняютъ ко храму,
             Другіе бѣгутъ подъ горой.
             А грѣшниковъ демоны злые
   
             34. Прутомъ подгоняли впередъ.
             И тѣ все бѣжали скорѣе,
             Какъ бѣдный пугливый народъ.
   
             37. И вотъ межъ толпою несчастныхъ
             Знакомый я встрѣтилъ вдругъ ликъ
             И тотчасъ подумалъ: въ средѣ той
   
             40. Не въ первый его вижу мигъ.
             И вотъ все смотрю и смотрю я,
             Но только узнать не могу
   
             43. И грѣшникъ хотѣлъ было скрыться,
             А я все стою, не бѣгу.
             Но тутъ я вдругъ вспомнилъ, вскричавши:
   
             46. "Ты Качьонемико, постой!
             "Тебя я теперь ужъ припомнилъ
             "А тотчасъ схвачу и рукой!
   
             49. "За что, объясни мнѣ, попалъ ты
             "Сюда, гдѣ все крики и вой,
             "Гдѣ души не знаютъ покоя,
   
             52. "Не будетъ судьбы имъ другой."
             И грѣшникъ отвѣтилъ: "вотъ слушай:
             "Языкъ твой прекрасный, живой
   
             55. "Напомнилъ мнѣ время златое
             "Напомнилъ мнѣ міръ онъ иной,
             "А то-бы съ тобой въ разговоры
   
             58. "Не сталъ бы я праздно вступать.
             "И знай же за что я наказанъ
             "За что долженъ вѣчно страдать.
   
             61. "Сестру свою продалъ родную,
             -- "Гизеллою звали ее,--
             "Маркизу Обицу за деньги,
   
             64. "Вотъ все, въ чемъ несчастье мое!
             "И здѣсь насъ такъ много Болонцевъ
             "Скупцами слывемъ мы у всѣхъ
   
             67. "И многіе насъ проклинали
             "Не знали мы въ мірѣ утѣхъ!"
             Но тутъ демонъ злой и коварный
   
             70. Прутомъ рѣчь Немико прервалъ
             И крикнулъ, "ступай прочь, разбойникъ!
             "Иль женщинъ опять продавалъ?"
   
             73. А я же вернулся обратно.
             И снова мы дальше пошли,
             Достигнувъ вершины утеса
   
             76. Второй мы тамъ мостъ обрѣли,
             Гдѣ грѣшникамъ путь лежалъ длинный;
             Но вотъ что учитель сказалъ:
   
             79. "Посмотримъ на этихъ несчастныхъ!"
             И онъ мнѣ на строй указалъ.
             А демоны били, терзали
   
             82. Всѣхъ грѣшниковъ шедшихъ въ строю.
             И снова услышалъ я голосъ
             И снова со страхомъ стою.
   
             85. Учитель мнѣ молвилъ: "смотри же
             "Вонъ тотъ великанъ, онъ безъ слезъ
             "Страданья свои переноситъ,
   
             88. "Давно отказавшись отъ грезъ.
             "Язонъ -- то герой всѣмъ извѣстный,
             "Который похитилъ руно.
   
             91. "Онъ мудрый и сильный и храбрый
             "Не даромъ досталось оно.
             "А послѣ онъ островомъ ѣхалъ
   
             94. "Ленносомъ такъ звали его,
             "Тамъ женщины всѣ отдѣлились
             "Отъ пола мужского всего;
   
             97. "И братьевъ, отцевъ всѣхъ убили,
             "Въ живыхъ не оставивъ мужей,
             "Одна лишь изъ нихъ Ипсофола
   
             100. "Красою извѣстна своей,
             "Отца -- старика пощадила,
             "Скрывъ въ храмѣ его одного.
   
             103. "Язонъ-же увлекся такъ ею,
             "Что чувства не могъ своего
             "Разсудкомъ изгнать онъ изъ сердца;
   
             106. "И чудную дѣву сгубилъ,
             "Какъ прежде того и Медею,
             "И этимъ себя осудилъ.
   
             109. "Теперь ты всѣхъ тѣхъ уже знаешь,
             "Кто въ первую яму попалъ;
             "Пойдемъ-же мы дальше и дальше
   
             112. "Ты много еще не видалъ."
             И вотъ ко второму утесу
             Чрезъ мостики мы перешли,
   
             115. И съ самой вершины смотрѣли
             Въ ту яму и въ ней мы нашли
             Тамъ грѣшниковъ много въ болотѣ,
   
             118. Испачканныхъ грязью кругомъ,
             Что трудно узнать межъ нихъ было,
             Кто былъ тутъ до смерти попомъ.
   
             121. И долго смотрѣлъ, и увидѣлъ
             Что зналъ одного изъ нихъ я,
             Но тотъ закричалъ такъ сердито:
   
             124. "Что смотришь ты все на меня?"
             "Знакомъ мнѣ давно!" -- я отвѣтилъ
             Изъ Лукки ты родомъ самъ былъ
   
             127. "Алексѣй Интерминео, такъ?" --
             "За лесть я свою тамъ прослылъ!"
             Добавилъ несчастный и скрылся.
   
             130. Учитель опять мнѣ сказалъ:
             "А вотъ и Таида тамъ ниже,
             "Я съ цѣлью её указалъ,
   
             133. "Ту блудницу, что отвѣчала
             "Любовнику разъ своему:
             "Она за подарокъ рабыни
   
             136. "Весьма благодарна ему!"
   

ПѢСНЬ XIX.

Третья яма восьмого круга, въ которой грѣшники несутъ наказаніе за святокупство. Грѣшники опрокинуты въ ямы внизъ головами, и подошвы ихъ объяты пламенемъ, Данте встрѣчаетъ здѣсь папу. Николая III изъ фамиліи Орсини, которому сказалъ длинную рѣчь противъ святокупцевъ. Затѣмъ Виргилій перенесъ на рукахъ своего спутника въ четвертую яму восьмого круга.

             1. О, жалокъ мнѣ злой ты, волхвъ Симонъ!
             И тѣ, кто подобно тебѣ,
             Торгуютъ безбожно святыней
   
             4. И золото копятъ себѣ.
             Вы въ третій всѣ ямѣ сидите
             Въ трубу прокричу я о томъ.
   
             7. Но вотъ мы къ той страшной могилѣ
             Чрезъ мостъ поспѣшили потомъ
             И стали на самой срединѣ.
   
             10. На небѣ, землѣ и въ аду,
             О, мудрость благая, ты сѣешь
             Святую лишь правду одну.
   
             13. Я видѣлъ въ могилѣ каменья,
             Изъ ямъ состояла она:
             Глубокихъ и темныхъ, и круглыхъ
   
             16. И пепломъ покрыта была.
             А ямы тѣ словно сосуды,
             Въ которыхъ крестили дѣтей
   
             19. Въ храмѣ Святаго Іоанна.
             Скажу о бѣдѣ всѣмъ своей:
             Разбилъ я одинъ для спасенья
   
             22. Младенца, поклясться готовъ!
             А грѣшники внизъ головою
             Опущены, каждый въ свой ровъ,
   
             26. А сверху болтались ихъ ноги
             И въ судоргахъ бились они
             Такъ сильно, что если-бъ связать ихъ
   
             28. Веревки порваться бъ могли.
             Огонь пробѣгалъ по ихъ пятамъ,
             Какъ будто, кто масломъ облилъ.
   
             31 "Скажи, вождь, кто тотъ чьи мученья
             "Такъ страшны? дрожа я спросилъ.
             "По судоргамъ вижу я это!"
   
             34. Учитель отвѣтилъ: "Желаешь
             "По склону тебя я снесу,
             "Тамъ самъ отъ него все узнаешь."
   
             37. "О, ты мой учитель! я волѣ твоей
             "Всегда подчиняюсь охотно
             "И мысль твоя мнѣ пріятнѣй моей."
   
             40. Отвѣтилъ ему я тотчасъ же.
             И тутъ мы плотину прошли
             И въ мрачную яму спустились,.
   
             43. И пропастью огненной шли;
             Учитель меня тамъ пронесъ
             И началъ я рѣчью такой:
   
             46. "Кто былъ -- ты, несчастный скажи-же,
             "Опущенный внизъ головой?
             "Скажи, если только ты можешь?"
   
             49. Глаза опустивши и молча тогда
             Стоялъ я предъ нимъ, какъ монахи
             Стоятъ предъ убійцей всегда.
   
             52. И онъ отвѣчалъ: о, ты папа
             "Восьмой Бонифацій представшій
             "Я, значитъ, ошибся, на нѣсколько лѣтъ
   
             55. "Мученья тебѣ предсказавшій?
             "Какъ скоро богатствомъ пресытился ты
             "Обманомъ тіару укравъ!"
   
             58. И тутъ я стоялъ изумленный,
             Ни слова его не понявъ.
             Учитель сказалъ: "отвѣчай-же,
   
             61. "Что онъ ошибается въ томъ."
             Исполнилъ его я желанье,
             И самъ разсказалъ обо всемъ1.
   
             61. А грѣшникъ, страдая, тогда задрожалъ
             И мнѣ отвѣчалъ со слезами:
             "Чего ты желаешь, пришедши сюда?"
   
             67. И рѣчь продолжалъ онъ словами:
             "О, если сюда ты пришелъ ужъ,
             это знай-же, я папою былъ
   
             70. "И звали меня Николаемъ,
             "И жадно я деньги копилъ,
             "Зато и попалъ въ эту яму.
   
             73. "О тутъ-же въ моихъ головахъ
             "Торговцы святынею папы
             "Зарыты въ подземныхъ камняхъ.
   
             76. Зароюсь и я въ то мгновенье,
             "Когда Бонифацій придетъ,
             "А послѣ изъ запада Климентъ
   
             79. "На казнь такую-жъ пойдетъ!
             "Безнравственный пастырь, грѣхами
             "Обоихъ покроетъ насъ онъ.
   
             82. "То будетъ герой Маккавея,
             "Какъ будто бы новый Язонъ.
             "Ему, какъ и первому также
   
             85. "Кафедру запродалъ король".
             И я отвѣчалъ Николаю --
             Не знаю и самъ хорошо-ль --
   
             88. "Вѣдь даромъ отдалъ нашъ Создатель
             "Ключи, отъ всей церкви, Петру,
             "Сказавши:-- по мнѣ ты гряди!'
   
             91. "И тотъ подражая Ему
             "Не требовалъ злато, Матѳея
             "На мѣсто Іуды когда
   
             94. "Избрали его и при этомъ
             "Апостоломъ сталъ онъ тогда.
             "И ты заслужилъ наказанье,
   
             97. "Попробуй теперь сохранить
             "Богатство, которое въ жизни
             "Успѣлъ ты обманомъ скопить.
   
             100. "И съ помощью этого злата
             "Врагомъ Карла І-го стать.
             "Я сталъ бы своими рѣчами
   
             103. "Не такъ бы еще обличать
             "Когда-бъ не питалъ уваженья
             "Къ святынѣ великой, какую
   
             106. "Держалъ ты, когда-то въ рукахъ.
             "Вы алчность явили такую,
             "Что ей удивили весь свѣтъ,
   
             109. "И блудницей васъ называетъ
             "Святой Іоаннъ, говоря,
             "Что съ вами и царь согрѣшаетъ.
   
             112. "Вы злато кумиромъ избрали,
             "И идолу не одному,
             "А сотнямъ всегда поклонялись;
   
             115. "Язычники вы потому.
             "О, царь Константинъ, обратившій.
             "Язычниковъ къ вѣрѣ Христа!
   
             118. "Подарокъ ты сдѣлалъ Сильвестру
             "И этимъ надѣлалъ ты зла!"
             Пока говорилъ я, страдалецъ
   
             121. Отъ гнѣва и муки дрожалъ;
             Учитель же мой, мнѣ казалось,
             Какъ будто меня одобрялъ.
   
             124. Потомъ меня взявши на руки,
             Онъ той же дорогой пошелъ,
             И быстро, безъ устали вовсе
   
             127. И смѣло на мостъ онъ взошелъ,
             Который четвертой плотины
             И пятой границею былъ.
   
             130. И здѣсь, осторожно спустивши
             Къ утесу меня прислонилъ.
             На этотъ утесъ и коза бы
   
             133. Едва-ли взобраться могла
             Отсюда съ вершины, ужъ близко,
             Другая долина видна.
   

ПѢСНЬ XX.

Въ четвертой ямѣ восьмого круга несутъ наказаніе волшебники, колдуны, чародѣи и прорицатели. Здѣсь поэты встрѣтили Анфіарія, Тирезія, Аронта, Манта, Эврипила, Михаила Скотто, Гвидо Бонатти и Асдента.

             1. Я здѣсь воспою наказанье,
             Которымъ мучимы въ аду
             Кудесникъ, колдунъ иль волшебникъ.
   
             4. Все видѣлъ а то на мосту.
             Та пропасть омыта слезами
             Несчастныхъ страдальцевъ и тутъ
   
             7. Увидѣлъ толпу я; рыдая
             И молча, они всѣ идутъ.
             Приблизясь увидѣлъ я ясно,
   
             10. Что ихъ изуродовалъ ровъ
             Такъ страшно, и я, содрогаясь,
             Безъ ужаса видѣть не могъ;
   
             13. Ихъ шеи повернуты были,
             И лица смотрѣли назадъ;
             Увы! они, задомъ ступая,
   
             16. Рыданьемъ наполнили адъ.
             Наврядъ-хи такія мученья
             Узналъ паралитикъ когда.
   
             19. Читатель! Ужели возможно
             То вида, не плакать тогда,
             Настолько ихъ адъ изувѣчилъ,
   
             22. Что слезы на спину текли!
             Я плакалъ, опершись на выступъ,
             Пока они мимо прошли.
   
             26. Тогда мнѣ сказалъ мой наставникъ:
             "Ужель ты безумецъ такой
             "Сочувствуешь грѣшникамъ этимъ
   
             28. "Своею горячей слезой?
             "Вѣдь только мерзавцу не можетъ
             " Понравиться Божескій судъ.
   
             31. "И къ верху поднявши лишь взоры,
             "Увидишь тотчасъ же ты тутъ
             "Волшебника, съ поля сраженья
   
             34. "У древнихъ Ѳивянъ на виду,
             "Ушедшаго въ землю; къ Миносу
             "Представшаго тотчасъ въ аду.
   
             37. "Гадая и все вороживши,
             "Смотрѣлъ онъ такъ нагло впередъ,
             "Теперь же повернутой шеей
   
             40. "Назадъ пусть онъ также взглянетъ!
             "Смотри вонъ волшебникъ Тирезій
             "Съ повернутымъ тоже лицомъ;
   
             43. "Онъ свившихся змѣекъ разрознилъ
             "Въ жену обратившись,-- жезломъ,
             "И семь лѣтъ спустя, на томъ мѣстѣ
   
             46. "Онъ снова змѣю разлучилъ,
             "И тотчасъ же снова въ мущину
             "Себя этимъ онъ обратилъ!
   
             49. "А вотъ и Ароитъ тотъ Тосканскій,
             "Средь мрамора жившій въ горахъ,
             "И тамъ, на свободѣ, гадавшій
   
             52. "У моря на свѣтлыхъ звѣздахъ.
             "За нимъ-же жена, съ волосами,
             "Покрывшими женскую грудь,
   
             55. "Что вѣрно теперь отъ мущины
             "Ее не отличишь ничуть.
             "То дочь его,-- Манта-дѣвица
   
             56. "Волшебница тоже она;
             "По смерти отца, отъ Креонта
             "Скрываясь, сжигалась одна;
   
             61. "И тамъ, у подошвы Альпійской
             "Въ Италіи чудной съ тѣхъ поръ
             "Бенако есть озеро; много
   
             64. "Пріемлетъ потоковъ отъ горъ.
             "И въ центрѣ его острововъ есть,
             "Владѣніе трехъ городовъ,
   
             67. "А ниже тамъ крѣпость Пескьера,
             "Прожившая много годовъ.
             "И воды, разлившись въ томъ мѣстѣ
   
             70. "Собой орошаютъ всегда
             "Зеленыя пастбища, тутъ же
             "Зовутся ужъ Минчьо; тогда
   
             73. "Рѣкою текутъ до Говерны,
             "Впадая въ широкую По,
             "И тутъ-же лишь низменность только
   
             76. "Гнилое болото одно.
             "И мимо тѣхъ мѣстъ проходивши,
             "Дѣвица узрѣла луга,
   
             79. "И тамъ то она поселилась,
             "И тамъ до конца прожила,
             "Съ рабами своими лишь знаясь,
   
             82. "Скрываясь отъ взоровъ людей.
             "И островъ тотъ силой природы
             "Былъ, тверже иныхъ крѣпостей..
   
             85. "Тутъ много людей поселилось
             "На прахѣ отшельницы той,
             "И городъ назвали Мантуа
   
             88. "И славился онъ красотой.
             "Но глупость тогда Казалоди.
             "Правителя, графа его,
   
             91. "Мѣшала его просвѣщенью
             "И въ немъ позаглохнуло все.
             "Затѣмъ я тебя предпраяю:
   
             94. "Услышишь ты если иной
             "Разсказъ изъ исторьи Мантуа.
             "Не вѣрь имъ, считай чепухой."
   
             97. "Учитель", отвѣтилъ я, "вѣрю
             "Твоимъ я правдивымъ словамъ,
             "Другихъ же рѣчамъ я не внемлю,
   
             100. "И вовсе имъ вѣры не дамъ.
             "Но ты разскажи-ка будь добръ такъ
             "Объ этой мучимыхъ толпѣ.
   
             103. "Задача моя: разузнать все
             "Про жителей ада и мнѣ
             "Кой-что ты про нихъ разскажи-же!"
   
             106. Тогда онъ сказалъ: "вотъ смотри
             "Волшебникъ Троянской эпохи
             "Пустившій тогда корабли,
   
             109. "Въ часъ добрый тогда предсказавши,
             "И имя его Еврипилъ.
             "Его я воспѣлъ въ "Энеидѣ",
   
             112. "Которую ты заучилъ.
             "Другой же, котораго видишь,
             "Зовется Михаило Скоттъ
   
             115. "Отмѣнный волшебникъ -- гадатель...
             "А грѣшникъ сухой-то, вотъ тотъ,
             "Гуидо Бонатти -- астрологъ
   
             118. "И авторъ той книги -- безбожникъ --
             "О звѣздномъ гаданіи онъ
             "За нимъ же Асдентъ, тотъ сапожникъ
   
             121. "Гадавшій по звѣздамъ. Теперь
             "Онъ съ радостью шилъ-бъ сапоги;
             "Но поздно раскаяніе это.
   
             124. "И женщинъ увидишь тутъ ты,
             "Что бросили ради гаданья
             "Иглу, и тогда волшебствомъ
   
             127. "Занявшись, и зельями всѣми
             "Себя погубили тѣмъ зломъ.
             "Однако, ночное свѣтило
   
             130. Совсѣмъ уже скоро зайдетъ,
             Пока-жъ за Севильею бродитъ,
             Но тамъ и покой свой найдетъ."
   

ПѢСНЬ XXI.

Пятая яма восьмого круга, которую поэтъ сравниваетъ съ венеціанскимъ арсеналомъ. Въ этой ямѣ несутъ наказаніе взяточники -- сановники и погружены въ кипящую смолу, а черти терзаютъ грѣшниковъ желѣзными прутами.

             1. О многомъ съ вождемъ разсуждая,
             О чемъ -- умолчу я пока,
             Бродили мы долго и стали
   
             4. На самой вершинѣ моста.
             Да, круга восьмаго та яма
             И мрака и стона полна.
   
             7. И вспомнилось мнѣ: въ арсеналѣ,
             Гдѣ строятъ и чинятъ суда:
             Смола вся бурлитъ, закипая,
   
             10. Поспѣшно работа идетъ;
             И, запитый дѣломъ, въ поту весь,
             Работникъ уныло поетъ.
   
             13. Тамъ молота стукъ раздается,
             Пила, изгибаясь, визжитъ,
             Канаты скрипятъ, натягаясь,--
   
             16. Такъ точно та яма кипитъ!
             Огня нѣтъ, но Божьимъ велѣньемъ
             Горячія смолы текутъ.
   
             19. Я видѣлъ смолу ту очами,
             Шипѣнье ея я слыхалъ,
             И, ужаса полнъ и боязни,
   
             22. Со страхомъ на яму взиралъ.
             Но тутъ я услышалъ: "постой-ка!"
             Наставникъ мнѣ мой закричалъ;
   
             25. И тотчасъ-же быстро и крѣпко
             Въ себѣ онъ меня притянулъ.
             И, какъ человѣкъ, сбитый съ толку,
   
             28. Со страхомъ на верхъ я взглянулъ;
             И видѣлъ я тамъ: дьяволъ черный
             Поспѣшно съ утеса бѣжалъ,
   
             31. Онъ видомъ былъ точно звѣрь дикій,
             И злобно очами сверкалъ.
             Раскрывъ свои черныя крылья,
   
             34. Почти не бѣжалъ, а летѣлъ
             И плечи его, на которыхъ
             Тотъ грѣшникъ все бился, хрипѣлъ,
   
             37. Могучи такъ были и крѣпки,
             У дьявола много вѣдь силъ.
             Съ моста того, гдѣ мы стояли,
   
             40. Онъ крикнулъ чертямъ, что безъ вилъ
             Въ той ямѣ тогда копошилась:
             "Эй вы! Я вамъ жертву несу!
   
             43. "Изъ города Лукки -- Святая
             "Тамъ Дзира царитъ -- потому
             "Покровъ свой туда простираетъ
   
             46. "И молится тщетно за нихъ
             "Онъ былъ старшиною; пусть знаетъ,
             "Какъ въ аду встрѣчаютъ такихъ,
   
             49. "Его вы въ смолу погрузите;
             "Я жъ въ Лукки опять побѣгу,
             "И съ новою жертвою скоро,
   
             52. "Не разъ еще къ вамъ я приду.
             "Тамъ всѣ шуллера и Бонтуро
             "Отчизну пизанцамъ продалъ
   
             55. Сказавъ это, дьяволъ умчался,
             А грѣшникъ въ смолѣ все стоналъ,
             И долго онъ въ ней погружался,
   
             58. Терзаемъ чертями тогда,
             Какъ мясо, которое поваръ
             Усердно готовитъ всегда.
   
             61. "Ты спрячься", сказалъ мнѣ учитель
             "И ставь за утесомъ вотъ тѣмъ,
             "И что бы со мной ни творили
   
             64. "Будь глухъ и какъ будто-бы нѣмъ:
             "Я знаю чертей всѣ продѣлки.
             "А ты подожди здѣсь пока."
   
             67. Когда онъ отважно и смѣло
             Спустился съ вершины моста
             То съ бѣшенствомъ, ревомъ и крикомъ
   
             70. Всѣ бросились черти къ нему,
             Какъ стая собакъ деревенскихъ,
             У нищаго рвущихъ суму.
   
             73. Но онъ закричалъ имъ: "Постойте!
             "Не смѣть прикасаться ко мнѣ,
             "Пусть выйдетъ одинъ въ середину,
   
             76. "Тому я скажу о себѣ;
             "И будетъ когда все извѣстно,
             "Тогда ужъ держите совѣтъ,
   
             79. "Вамъ можно-ль меня растерзать,
             "И мнѣ сообщите отвѣтъ;
             "Теперь же въ покоѣ оставьте!"
   
             82. И черти тогда закричали:
             "Ступай-же, Малокода, впередъ!"
             И всѣ въ ожиданьи стали,
   
             85. О чемъ скажетъ учитель имъ мой;
             Онъ началъ: "Неужли бы я
             Явился бы къ вамъ безъ боязни,
   
             88. Чтобъ вы растерзали меня,
             Когда-бъ самовольно, безъ Бога,
             Я дерзко спустился бы къ вамъ?"
   
             91. И дьяволъ смирился; и вила
             Поэту упала къ ногамъ.
             Съ словами: "не бойся, могучій,
   
             94. "Отъ насъ не потерпишь ты зла,
             "И нѣтъ такой силы, какая
             "Тебѣ повредить бы могла!"
   
             97. Тогда закричалъ мнѣ учитель:
             "Эй, ты, выходи-же скорѣй!"
             Я вышелъ поспѣшно, однако,
   
             100. Страшился обмана чертей,
             Припомнивъ коварность пизанцевъ,
             Сгубившую какъ-то Лукчанъ,
   
             103. Къ учителю робко прижавшись,
             Бояся попасться въ капканъ.
             И слышалъ я говоръ: "недурно-бъ
   
             106. Царапнуть его кочергой! "
             Но тутъ закричалъ Малакода:
             "Не трогать его и рукой".
   
             109. И тутъ-же сказалъ, обращаясь
             Ко мнѣ и къ наставнику, такъ:
             "Моста нѣтъ тутъ въ яму шестую,
   
             112. "Разрушенъ давно ужъ онъ въ прахъ.
             "И ходятъ туда чрезъ пещеры
             "Съ тѣхъ поръ, какъ распяли Христа.
   
             116. "Я дамъ вамъ туда провожатыхъ;
             "Отъ нихъ вы не бойтесь вреда!"
             И сталъ онъ тогда поименно
   
             118. Чертей намъ въ конвой выкликать;
             И, вызвавъ десятокъ отборный,
             Ихъ началъ на путь наставлять:
   
             121. "Въ шестую ступайте-ка яму;
             "Усердно смотрите вы тамъ;
             "Чтобъ грѣшники были въ смолѣ всѣ;
   
             124. "Гостей-же я вамъ передамъ;
             "Къ другому мосту ихъ ведите,
             "А дальше и сами пойдутъ;
   
             127. "Виргилій дорогу ту знаетъ..."
             -- "Куда-жъ насъ они поведутъ?8
             Учителя робко спросилъ я.
   
             130. "Извѣстенъ тебѣ этотъ путь?
             "Пойдемъ-же вдвоемъ поскорѣе,
             "Такъ легче чертей обмануть. "
   
             133. "Не нравится робость такая,
             "Признаться, совсѣмъ мнѣ, мой другъ,"
             Сказалъ мнѣ учитель безстрашный,
   
             136. "Чего испугался ты вдругъ?
             "Охрана сверкаетъ очами
             "Совсѣмъ не отъ злобы на насъ.
   
             139. "Лишь грѣшниковъ ими мучимыхъ
             "Стращаютъ не въ первый ужъ разъ
             "Они и зубами и вилой
   
             142. "И гнѣвомъ и злобой своей.
             "А ты-жъ, ничего не бояся,
             "Иди подъ опекой моей!"
   
             145. Они повернули на лѣво
             Съ гримасою нижней губы.
             Старшой отвѣчалъ имъ тотчасъ-же;
   
             148. Какъ будто-бы звукомъ трубы.
             Digitized by
   

ПѢСНЬ XXII.

Поэты переходятъ изъ пятой ямы въ шестую и Данте изображаетъ общій видъ смоляной ямы. Далѣе онъ описываетъ свой разговоръ съ Чіамполо, любимцемъ Наварскаго короля Теобальда VI.

             1. Видалъ я, когда выступаютъ
             Войска на ученье, въ походъ,--
             Видалъ въ Арентинѣ турниры,
   
             4. Гдѣ шумно толпится народъ.
             Тамъ слышалъ я бой барабана
             И звонъ колокольный всегда;
   
             7. Но я не видалъ, чтобъ пѣхота,
             Иль конница даже когда
             Ходила-бъ подъ звуки такіе,
   
             10. Какіе услышалъ я здѣсь.
             Насъ черти водили. Скажу я,
             Что надо отбросить здѣсь спѣсь:
   
             13. Коль съ пьяницей нужно въ трактирѣ
             Сидѣть, нехотя, иногда,
             Въ аду-же съ чертяки, конечно,
   
             16. Бродить приходилось всегда.
             За ними слѣдить переставши,
             Въ болота смолы я глядѣлъ,
   
             19. Желая увидѣть мученья
             Туда я такъ долго смотрѣлъ.
             И видѣлъ какъ грѣшники, часто
   
             22. Ныряя, тонули въ смолѣ,
             Какъ будто дельфины на морѣ,
             Купаясь, терялись во мглѣ.
   
             25. И, выплывъ, они облегчали
             Казалось, страданья; въ прудѣ
             Такъ жабы всегда выплываютъ,
   
             28. Оставивши ноги въ водѣ.
             И грѣшниковъ головы всюду
             Торчали въ болотѣ смолы,
   
             31. Но, видя чертей приближенье,
             Они погружались и мы
             Замѣтили голову только
   
             34. Одну на поверхности той,
             Увидѣлъ ее я и ужасъ
             Тотчасъ овладѣлъ уже иной
   
             37. Одинъ изъ чертей, Графьякане,
             Его захватилъ кочергой
             И, точно бобра или выдру,
   
             40. На берегъ онъ бросилъ крутой
             И самъ закричалъ: "Рубиканте,
             Сдери съ него кожу скорѣй! "
   
             43. "Учитель", сказалъ я, "будь добръ
             "И просьбы сердечной моей
             "Молю тебя, ты не отвергни
   
             46. "Узнай, кѣмъ несчастный тотъ былъ.
             "Ужель на землѣ средь людей онъ
             "Безпечно и много грѣшилъ?"
   
             49. Учитель спросилъ: "ты откуда?"
             И тотъ отвѣчалъ ему: "жилъ
             "Въ Наварѣ а; тамъ и родился
   
             52. "Тамъ душу свою я сгубилъ.
             "Негодяемъ рожденный и мотомъ,
             "Слугой господина я сталъ
   
             55. "И тамъ, изнуренный трудами,
             "Минуты покоя не зналъ!
             "Но послѣ въ семьѣ Теобальда
   
             58. "Я принятъ былъ точно родной,
             "Король сей любилъ меня сильно
             "И властью облекъ онъ большой.
   
             61. "И, пользуясь саномъ высокимъ,
             "Безсовѣстно взятки я бралъ
             "И милостью и должностями
   
             64. "Я смѣло тогда торговалъ.
             "Теперь-же въ смолѣ тутъ кипящей.
             "Я Богу отчетъ отдаю --
   
             67. "И когти чертей истерзали
             "И тѣло и душу мою!"
             Но тутъ Чиріато, чертенокъ,
   
             70. Клыками его укусилъ.
             Но старшій, смиривъ эту злобу,
             Учителя снова спросилъ:
   
             73. "Узнай отъ него, что желаешь
             "Не то будетъ поздно, когда
             "Его растерзаютъ на клочья
   
             76. "Спѣши-жъ, не свершилось пока,"
             И снова учитель любимый
             Сталъ грѣшника такъ вопрошать:
   
             79. "Не знаешь-ли ты итальянцевъ
             "Изъ тѣхъ, что должны здѣсь страдать?"
             И тотъ отвѣчалъ: "я недавно
   
             82. "Съ сановникомъ вмѣстѣ здѣсь былъ --
             "Сардиніи острова-важнымъ
             "Въ смолѣ съ нимъ я объ руку плылъ..."
   
             85. Но тутъ закричалъ Либикоко:
             "Мы ждемъ слишкомъ долго его!"
             И мясо кусокъ изъ предплечья
   
             88. Онъ вилой рванулъ у него.
             Другой изъ чертей, Драгиньяцо,
             Хотѣлъ отъ ноги оторвать,
   
             91. Но старшій тогда, Барбаричьо,
             Сталъ взорами ихъ усмирять.
             "Скажи мнѣ",-- тутъ началъ учитель
   
             94. "Какъ имя Сардинца того?"
             Ему отвѣчалъ Чіамполо:
             "Гомито -- такъ звали его.
   
             97. "Монахомъ онъ былъ и въ Галлурѣ
             "Помощникомъ сталъ головы,
             "Сосудомъ обмана и взятокъ,
   
             100. "И пошлыхъ пороковъ и лжи.
             "Другой итальянецъ -- цанке,
             "Другъ перваго съ давнишнихъ поръ,
   
             103. "Съ нимъ вмѣстѣ мучимый чертями,
             "Обманщикъ, мошенникъ и воръ.
             "Сказалъ-бъ еще а, но слышу
   
             106. "Я дьявольскій скрежетъ зубовъ
             "И чувствую я, что мучитель
             "Царапнуть меня ужъ готовъ".
   
             109. И тотчасъ тогда Барбаричьо
             Замѣтилъ чертенка того,
             Что думалъ рвануть Чіамполо
   
             112. И началъ кричать на него:
             "О, если-бы черти подальше,"
             Сказалъ, наварріецъ ушли --
   
             115. "Я свистомъ созвалъ-бъ итальянцевъ
             "И выплыть они-бы могли."
             Услышавъ-же то, Каніацо
   
             118. Сказалъ, потряся головой:
             "Удрать наровишь ты, я вижу,
             "И зло пошутить надо мной."
   
             121. Но тутъ возразилъ Чіамполо:
             "Пожалуй я золъ, ибо вамъ
             "Товарищей вызову многихъ
   
             124. "И ихъ на мученье предамъ!"
             Тогда Аликино замѣтилъ,
             Шепнувши два слова другимъ:
   
             127. "Попробуй удрать и тотчасъ-же
             "Мы въ слѣдъ за тобой полетимъ."
             Но черти едва отошли лишь,
   
             130. Какъ бросился грѣшникъ въ смолу.--
             Отъ этой продѣлки до-нынѣ
             Я смѣха сдержать не могу.--
   
             133. За нимъ полетѣлъ Аликино,
             Но грѣшникъ исчезъ ужъ въ смолѣ --
             Отъ сокола дикая утка
   
             136. Спасается часто въ водѣ.--
             Тогда Калькабрино взбѣшенный
             Съ виновникомъ въ драку вступилъ
   
             139. И съ ревомъ уже въ Аликино
             И зубы и когти вонзилъ.
             Но тотъ, тоже малый когтистый,
   
             142. Въ обиду не дался ему;
             И долго они тамъ дралися
             Пока не упали въ смолу.
   
             145. Кипящій потовъ охладилъ ихъ,
             Но выплыть они не могли
             И крылья ихъ слиплись, завязнувъ
   
             148. И жалобно выли они.
             Тогда Барбаричіо грозный
             Послалъ четверыхъ имъ помочь.
   
             151. И тѣ на утесы забравшись,
             Тащили ихъ вилами прочь,
             Бойцевъ изъ смолы извлекая
   
             154. Тамъ долго возились они.
             Мы-жъ пользуясь этимъ смятеньемъ
             Совсѣмъ незамѣтно ушли.
   

ПѢСНЬ XXIII.

Данте осматриваетъ со своимъ спутникомъ шестую яму, въ которой томятся лицемѣры; всѣ они въ свинцовыхъ шапкахъ и мантіяхъ снаружи позолоченныхъ. Здѣсь поэты нашли монаха Каталани, братьевъ Годенти, Каіафу и Анну.

             1. Съ учителемъ шли мы тихонько,
             Ступая одинъ за другимъ,
             Какъ ходятъ всегда францисканцы,--
   
             4. Теперь подражали мы имъ.
             Напомнила басню Эзопа
             Мнѣ свалка смѣшная чертей,
   
             7. Дѣйствительно, злая лягушка
             Топящая крысу, ей-ей,
             Достойно сравниться съ чертями
   
             10. А ястребъ -- съ горячей смолой...
             Но мысли мои постоянно
             Идутъ всѣ одна за другой;
   
             13. Такъ точно и тутъ а вдругъ вспомнилъ,
             Что черти настигнутъ какъ разъ,
             И злобы полны растерзаютъ,
   
             16. Считая виновными насъ.
             Собака такъ зайца хватаетъ
             Сердито и тащитъ въ зубахъ.
   
             19. Я вдругъ ощутилъ во всемъ тѣлѣ
             Какой-то трепещущій страхъ.
             "Учитель", сказалъ я, "будь добръ
   
             22. "Сойдемъ-ка съ утеса скорѣй:
             "Мнѣ страшно и даже какъ будто
             "Я чую погоню чертей."
   
             25. "Какъ въ зеркалѣ образъ, я вижу
             "Всѣ думы и чувства твои"
             Сказалъ мнѣ учитель,-- "и мысли
   
             28. "Такія-же точно мои.
             "Мы думаемъ сходно съ тобою,
             "Я тоже погони страшусь
   
             31. "И, если утесъ тотъ наклоненъ,
             "Туда я съ тобою спущусь,
             "Тогда будемъ мы безопасны.
   
             34. "И смѣло мы дальше пойдемъ.
             "И въ яму шестую дорогу
             "Конечно мы скоро найдемъ."
   
             37. Едва лишь окончилъ учитель,
             Какъ узрѣлъ я стаю чертей;
             Они догоняли насъ скоро,
   
             40. Достигли главы ужъ моей!
             Но тутъ мой наставникъ отважный
             Какъ будто-бы нѣжная мать
   
             43. Схватилъ меня на руки крѣпко
             И бросился шибко бѣжать.
             Да! Быстрыя воды, съ плотины
   
             46. Сорвавшись не такъ побѣгутъ,
             Какъ скоро по склону утеса
             Пустился учитель мой тутъ.
   
             49. Прижавши къ груди меня крѣпко.
             Онъ точно ребенка, держалъ;
             И твердо, и быстро, и смѣло
   
             52. Къ завѣтной границѣ бѣжалъ,
             А черти, едва мы успѣли,
             Въ ту яму шестую войти,
   
             55. На самой границѣ той стали,
             Не смѣя ея перейти
             По волѣ Создателя міра.
   
             58. Въ той ямѣ мы много видали
             Измученныхъ блѣдныхъ людей.
             Они безъутѣшно рыдали,
   
             61. Роптали и въ скорби своей
             Уныло бродили, какъ тѣни,
             И плакали горько тогда.
   
             64. Ихъ лица окрашены были
             И каски закрыли глаза;
             Какъ въ Кельнѣ монахи, одѣты
   
             67. Они были въ мантіяхъ всѣ;
             Тѣ каски, снаружи златыя,
             Внутри-же все было въ свинцѣ.
   
             70. Мы шли съ ними рядомъ и стоны
             И жалобы слышали ихъ.
             Въ тяжелой одеждѣ томяся,
   
             73. И въ каскахъ свинцовыхъ своихъ,
             Они безконечно страдали
             И шли, отставая, намъ вслѣдъ
   
             76. Тогда я сказалъ: "О учитель
             "Любимый, великій поэтъ!
             "Изъ нихъ ты найди одного хоть,
   
             79. "Кто былъ знаменитъ по грѣхамъ
             "И пусть тотъ, сказавши лишь, кто онъ
             "Подробно разскажетъ все намъ".
   
             82. И тотчасъ, узнавъ въ насъ Тосканцевъ,
             Одинъ изъ нихъ вслѣдъ закричалъ:
             "Я муки мои и страданья
   
             85. Охотно бы вамъ описалъ. "
             Тогда мой учитель сказалъ мнѣ:
             "Постой и съ нимъ рядомъ иди."
   
             88. И я увидалъ двухъ несчастныхъ,
             Совсѣмъ немогущихъ идти
             Отъ тяжести вѣской одежды,
   
             91. Мѣшавшей имъ быстро бѣжать.
             Одинъ, поровнявшися съ нами,
             Другому такъ началъ шептать:
   
             94. "Вотъ этотъ, что дышетъ, должно быть,
             "Не умеръ; не знаю, какъ тутъ
             "Безъ мантій и касокъ свинцовыхъ
   
             97. "Они между нами идутъ?
             Потомъ, обращаясь ко мнѣ ужъ,
             Сказали: "Отвѣть намъ, кто ты
   
             100. "И вѣрно-ль, что ты еще дышешь
             "Какъ въ царствѣ земной суеты?"
             И былъ мой отвѣтъ: "я родился
   
             103. "На Арно и выросъ я тамъ,
             "И Божіей волей сюда я
             "Явился живымъ еще къ вамъ
   
             106. "Но кто вы скажите;-- не видѣлъ
             "Я казней столь странныхъ такихъ
             "Въ слезахъ вы и точно мучимы,
   
             109. "Но въ каскахъ же всѣ золотыхъ.*
             Одинъ отвѣчалъ мнѣ тотчасъ-же:
             "Ты видишь наружный лишь слой
   
             112. "И, блескомъ смущенный, не знаешь
             "Всю тяжесть одежды такой!
             "Мы были въ Болоньѣ монахи
   
             115. "Изъ секты "gaudenti" и тамъ.,
             "Душой мы безбожно кривили
             "И счетъ потеряли грѣхамъ.
   
             118. "И имя мое Каталано
             "Его-жъ -- Редериго зовутъ;
             "Флоренція, какъ чужеродцевъ,
   
             121. "Избрала въ главы насъ и тутъ
             "Изгнали мы всѣхъ гибелиновъ
             "И дома Урбети дѣтей.
   
             124. "Странѣ мы не мало вредили
             "И памятны будемъ мы ей!"
             И началъ я было: "О, братья!"...
   
             127. Но дальше не могъ продолжать,
             Увидя, какъ грѣшникъ какой-то
             Такъ жалобно началъ стонать,
   
             130. Къ землѣ пригвожденный колами
             Онъ сильно, казалось, страдалъ
             И, видя мое удивленье,
   
             133. Мнѣ такъ Каталано сказалъ:
             "Онъ былъ фарисеемъ и вотъ,
             "Сказалъ онъ, на судьбищѣ Бога:
   
             136. "Одинъ пусть умретъ за народъ!"
             "Съ нимъ шесть, его также караютъ
             "И прочіе члены суда.-- "
   
             139. Виргилій стоялъ пораженный
             Постыдствомъ той казни, тогда
             Монаха спросилъ онъ: "направо
   
             142. Возможно-ль намъ дальше пройти?"
             И тотъ отвѣчалъ: "можно ближе
             "Хорошій проходъ тутъ найти:
   
             145. "Утесъ тотъ разрушенъ; долиной
             "Въ глубокій вы спуститесь ровъ
             "И снова на гору взойдете,
   
             148. "Минуя обломки мостовъ."
             Тогда мой учитель, поникнувъ
             Главою, тихонько скасалъ:
   
             151. "Плохую-жъ дорогу намъ дьяволъ
             "Въ той ямѣ тогда указалъ!"
             Монахъ же замѣтилъ: "Въ Болоньѣ
   
             154. "Не хвалятъ той ямы чертей
             "Отецъ всякой лжи этотъ дьяволъ
             "Всѣхъ спуталъ по злобѣ своей."
   
             157. Учитель, какъ видно, разгнѣванъ
             Былъ наглымъ обманомъ такимъ
             Онъ къ выходу шелъ; и я тоже
   
             160. Направился тотчасъ за нимъ.
   

ПѢСНЬ XXIV.

Данте выходитъ изъ шестой ямы и переходитъ въ седьмую, гдѣ терпятъ наказаніе святотатцы. Описаніе змѣй въ песчаныхъ Ливійскихъ пустыняхъ. Въ этой ямѣ поэты, встрѣчаютъ Ванни-Фуччи изъ Пистоіи.

             1. Весною цвѣтущей едва лишь
             Свѣтило начнетъ согрѣвать,
             И длинныя зимнія ночи
   
             4. Въ сіяющій день обращать,
             Морозы, еще не унявшись
             Въ послѣдней, безплодной борьбѣ,
   
             7. Какъ будто-бъ подобіе снѣга,
             Поутру оставятъ вездѣ.
             И въ полѣ тогда земледѣлецъ
   
             10. Горюетъ, что сгинетъ посѣвъ,
             Тоскуя, онъ все негодуетъ,
             И страшенъ тогда его гнѣвъ.
   
             13. Но, въ поле опять возвратяся,
             Онъ видитъ, что все ожило.
             И радость его безконечна
   
             16. И счастье его велико!
             Такъ точно и я испугался,
             Что мраченъ учителя взглядъ,
   
             19. Но тотчасъ, замѣтя въ немъ ласку,
             Какъ тотъ, я былъ счастливъ и радъ;
             Тогда подошли мы ужъ къ мосту,
   
             22. Который въ развалинахъ былъ,
             И а, на утесы взбираясь,
             Почти выбивался изъ силъ.
   
             25. Учитель-же мой осторожный
             Сперва груды тѣ осмотрѣлъ;
             Потомъ, поддержавъ меня сзади,
   
             28. На верхъ мнѣ взбираться велѣлъ.
             Утесъ, по которому книзу
             Спускаться пришлося потомъ,
   
             31. На цѣлую треть былъ пониже,
             Но я истомился на немъ.
             Однако, къ послѣдней вершинѣ
   
             34. Окончили скоро мы путь,
             Но тутъ изнемогъ я и, сѣвши,
             Не двигался дальше ничуть.
   
             37. Тогда мнѣ сказалъ мой учитель:
             "Ужели не стыдно тебѣ?
             "И знай, что не въ мягкой перинѣ
   
             40. "Добудешь ты славу себѣ;
             "И дыму подобенъ, безъ славы
             "Окончившій жизнь человѣкъ,
   
             43. "Какъ пѣна морская, онъ сгинетъ
             "И даромъ погубитъ свой вѣкъ.
             "И такъ ты вставай-ка скорѣе
   
             46. "И смѣло свой путь продолжай,
             "А немощи грѣшнаго тѣла
             "Ты силой души побѣждай!
   
             49. "Земная одна оболочка
             "Страдаетъ въ тебѣ, но душа
             "Усталости вовсе не знаетъ
   
             52. "О мощи и силы полна.
             "И прежде, чѣмъ выйдешь отсюда,
             "Тернистый лежитъ предъ тобой
   
             55. "Путь долгій: взбираться наверхъ все
             "По лѣстницѣ длинной, крутой!
             "И такъ, если ты меня понялъ,
   
             58. "Вставай-же и смѣло впередъ!"
             Я всталъ и пошелъ, какъ послушный,
             По зову, ребенокъ идетъ.
   
             61. Мы шли по вершинѣ утеса,
             Что круче той прежней была,--
             И вдаль все тянулась такая* асъ
   
             64. Дика, камениста, узка!
             Я шелъ, неустанно болтая,
             Скрывая усталость свою,--
   
             67. Вдругъ въ ужасъ въ той ямѣ рычанье
             Всю душу повергло мою.
             Не знаю, что тамъ говорили,
   
             70. Хотя на вершинѣ моста
             Уже мы стояли; и тщетно
             И долго смотрѣлъ я туда.
   
             73. " Нельзя-ли, учитель" -- сказалъ я,
             "На сторону ту перейти,
             "И, внизъ опустившись немного,
   
             76. "Удобнѣй мѣстечко найти,
             "Откуда бы можно ихъ видѣть
             "И слышать, о чемъ говорятъ?
   
             79. "Разумную просьбу исполнить
             "Всегда я готовъ, даже радъ".
             Сказалъ мнѣ учитель и быстро
   
             82. Спустились мы ниже, туда,
             Гдѣ слышались говора звуки
             И бездну узрѣлъ я тогда,
   
             85. И скопище змѣй разновидныхъ
             Глазами я тамъ увидалъ.
             Такъ много ихъ было, что ужасъ.
   
             88. Невольно меня содрагалъ.
             Не могутъ сравниться, скажу я.
             Ливійской пустыни пески
   
             91. Количествомъ гадовъ противныхъ
             Съ той ямой, куда мы вошли!
             И люди тутъ были нагіе.
   
             94. Въ ужасномъ сообществѣ змѣй
             При видѣ ихъ жалость невольно
             Въ душѣ шевельнулась моей.
   
             97. И руки ихъ змѣи связали,
             И чресла ихъ грызли они
             Насквозь проходили все тѣло
   
             100. И жаломъ терзали и жгли!
             На грѣшника змѣй одинъ быстро,
             Ужаливши въ шею, вскочилъ
             103. И прежде, чѣмъ тотъ успѣлъ вскрикнуть,
             Онъ въ пепелъ его обратилъ.
             Изъ пепла-же тотъ возродился
   
             106. Для новыхъ мученій опять,
             Чтобъ жить среди змѣй и терзаться.
             Минуты покоя не знать!
   
             109. Такъ въ древности Фениксъ рождался,
             Вновь черезъ полтысячи лѣтъ,
             О томъ утверждаютъ упорно
   
             112. И древній писатель и древній поетъ.
             И грѣшникъ воскресшій, какъ будто
             На землю низвергнуть былъ вдругъ;
   
             115. Такъ, взоромъ блуждающимъ, странно
             И дико смотрѣлъ онъ вокругъ.
             О, сколь-же премудръ Создатель
   
             118. Великій въ твореньяхъ Своихъ,
             Спасающій родъ человѣка
             Отъ казней жестокихъ такихъ!
   
             121. Воскресшаго грѣшника, кто онъ,
             Наставникъ мой тутъ вопросилъ
             И тотъ отвѣчалъ: "изъ Тосканы
   
             124. "Такъ жилъ я и много грѣшилъ.
             "И былъ я осломъ и скотиной,
             "Животную жизнь возлюбя,
   
             127. "Поэтому въ яму такую
             "За кражу низвергли меня"...
             Но тутъ я прервавъ его тихо
   
             130. Наставнику такъ говорилъ:
             "Спроси его прямо, какой-же
             "Великій онъ грѣхъ совершилъ?
   
             133. "Я помню когда-то при жизни
             "Его на землѣ я видалъ,
             "И также, какъ прочіе люди,
   
             136. "Злодѣемъ, не воромъ считалъ,"
             И грѣшникъ смутился и тотчасъ.
             Зардѣлся совсѣмъ отъ стыда,
   
             139. Какъ видно и самъ онъ смутился,
             Услышавъ такія слова.
             И началъ: "я былъ Ванни-Фукчи; въ Пистоіи
   
             142. "Я грѣхъ святотатства свершилъ.
             "Ограбивши Божію церковь,
             "Я душу навѣки сгубилъ.
   
             145. "Я скрылся: но люди ошибкой
             "Другихъ обвинили въ грѣхѣ;
             "Теперь-же скажу я, что скоро
   
             148. "Свершится у васъ на землѣ:
             "Пистоія изгонятъ всѣхъ "черныхъ"
             "Флоренція-жъ будетъ она:
   
             151. "Въ ней явятся новые люди
             "И нравы измѣнитъ она.
             "Придетъ полководецъ Морелло
   
             154. "И "бѣлыхъ" совсѣмъ разобьетъ
             "И партія эта, конечно,
             "Тогда навсегда ужъ умретъ?
   

ПѢСНЬ XXV.

Поэты продолжаютъ путь по седьмой ямѣ и видѣли какъ змѣй терзалъ Ванни Фуччи, этого великаго богохульника; затѣмъ они увидѣли кентавра Бахуса, на которомъ было множество змѣй съ головы до ногъ и трехъ тѣней: Анвело Брунелески, Будоо Абати и Пуччіо Шіанкати.

             1. Сказавъ это, грѣшникъ негодный
             Смѣяться надъ Господомъ сталъ,
             И тутъ я увидѣлъ, что страшный
   
             4. Змѣй шею его обвивалъ;
             Другой-же, связавъ ему руки,
             Въ предплечья такъ крѣпко впился.
   
             7. Пистоія, Пистоія, зачѣмъ ты
             Злодѣйствомъ сгубила себя?
             Ты хуже солдатъ Катилины
   
             10. Измѣнниковъ родины. Тѣ,
             Бѣжавъ съ поля битвы, начало
             Тогда положили тебѣ.
   
             13. Да! круги всѣ мрачнаго ада
             Пройдя, я нигдѣ не встрѣчалъ
             Столь наглаго богохуленія
   
             16. Какимъ Ванни-Фуччи дерзалъ!
             Наглѣе онъ былъ Капанео,
             Который на Ѳивской стѣнѣ
   
             19. Проклялъ громовержца-Зевеса
             И тутъ-же погибнулъ въ огнѣ.
             И Фуччи тутъ скрылся куда-то.
   
             22. Кентавръ тогда прискакалъ.
             "Гдѣ наглый кощунъ этотъ, гдѣ-же?"
             Онъ громко и грозно кричалъ.
   
             25. Не думаю, что бы въ тосканскихъ
             Болотахъ Мареммы могло
             Найтись столько гадовъ ужасныхъ,
   
             28. Сколько ихъ на кентаврѣ было.
             На шеѣ его безоб внутренней своей злобѣ. За эти преступленія Данте низвергаетъ ихъ въ адъ все ниже и ниже.
   Сюда относятся и ростовщики, злоумышленные обманщики, всѣ сѣятели раздоровъ, взяточники-сановники, измѣнники и вообще злодѣи, дѣйствующіе независимо отъ природныхъ наклонностей, подъ вліяніемъ ими самими выработанной животнымъ чувствомъ злобы (malizia о bestiаlitа). Барджиджи, стр. 180).
   Въ настоящей пѣснѣ поэтъ называетъ только одного Филиппа Серебрянннаго, человѣка и богатаго и до такой степени злого, что онъ даже въ аду хотѣлъ потопить, не только Данте, но и самаго Виргилія. Конечно, послѣдній остановилъ его. Но другіе преступники этого рода обозначены имъ въ видѣ чертенятъ, встрѣтившихся имъ при входѣ въ городъ Дите. (см. § 4, стр. 67 и слѣд.). Мысль его состоитъ въ томъ, что злоба не имѣетъ конца ни въ пространствѣ, ни во времени, что предъ добродѣтелью она не останавливается и не страшится ничего святого.
   Начало пѣсни, т. е. первый ея стихъ: "Продолжаю мой разсказъ" имѣетъ повидимому одно только литературное значеніе -- только переходъ отъ одной пѣсни къ другой.
   Но толкователи, замѣтивъ, что этого перехода нѣтъ въ другихъ пѣсняхъ, придали этимъ словамъ, можетъ быть и согласно съ исторіею, своеобразное значеніе.
   Они говорятъ, что Данте сложилъ первые семь пѣсней во Флоренціи до своего изгнанія оттуда, т. е. до 1302 г. Потомъ, среди тяжелыхъ странствованій своихъ, онъ совершенно забылъ о ихъ существованіи, и вовсе не имѣлъ намѣренія продолжать задуманную имъ высокую фантазію (см. п. 2, ст. 37--39); но вдругъ, Богу понравилось, какъ выражается Барджиджи (стр. 182), чтобы какой то гражданинъ Флоренціи, разсматривая разныя письмена, нашелъ эти семь пѣсней и, переговоривши съ разными свѣдущими людьми, послалъ найденныя имъ пѣсни къ знаменитому маркизу Марчелло Маласпина, у котораго въ то время жилъ Данте, съ тою цѣлью, чтобы маркизъ, какъ человѣкъ въ высшей степени уважавшій Данте, уговорилъ его продолжать свое знаменитое сочиненіе. Здѣсь Барджиджи влагаетъ въ уста поэта слова, которыхъ я не рѣшился ввести въ текстъ его поэмы: онъ говоритъ, что Данте сказалъ: "я, забывши уже о томъ, что слѣдовало-бы продолжать свой трудъ, теперь его продолжаю".
   Вотъ объясненіе 1-й строки настоящей пѣсни, данное въ XV-мъ столѣтіи.
   Стражемъ грѣшниковъ пятаго круга Данте назначаетъ Ф я егія, царя Лапитовъ, того самаго, который, за то что Аполлонъ соблазнилъ его дочь, убилъ ее и сжегъ въ Дельфахъ храмъ Аполлона. Это былъ вмѣстѣ съ кентаврами одинъ изъ самыхъ первыхъ и страшныхъ разбойниковъ, окровавлявшихъ Грецію своими злодѣяніями. За всѣ эти преступленія Данте низвергаетъ Флегія въ адъ и опредѣляетъ его въ должность перевозчика чрезъ болото Стиксъ въ городъ Дите.
   Когда Данте садится въ лодку, она погружается въ болото, потому что онъ живой и, слѣдовательно, тяжеловѣсный человѣкъ,-- а Виргилій только тѣнь человѣка: такъ мудрость несоразмѣрна съ живыми людьми.
   Чертенята преграждаютъ Виргилію входъ въ городъ Дите. Смущенное такимъ событіемъ, болѣе или менѣе имъ предвидѣннымъ, это воплощеніе разума (Виргилій) вызываетъ небесную силу для того, чтобы и въ аду доказать, что власть принадлежитъ небу, т. е. не невѣжеству и невѣждамъ, даже не наукѣ и ученымъ сего міра,-- а высшей небесной благодати.
   

ПѢСНЬ VIII.

Пятый кругъ.-- Гнѣвные.-- Флегій.-- Филиппъ Серебряннный.-- Городъ Дите.-- Виргилій и чертенята.

Поэты входятъ въ пятый кругъ ада.

I.

   1--3 Продолжаю мой разсказъ. Гораздо прежде, чѣмъ мы подошли къ высокой башнѣ, мы замѣтили на вершинѣ ея два огонька, два сигнала;
   4--6 а вдали на той сторонѣ болота, чрезъ смрадный туманъ, мерцалъ, какъ-бы въ отвѣтъ имъ, третій огонекъ, едва доступный зрѣнію.
   7--9 Я обратился къ морю разума, къ Виргилію, и спросилъ его: что это такое? что спрашиваетъ первый сигналъ? что отвѣчаетъ другой? и кто зажигаетъ эти огни?
   10--12 Если только туманъ этого болота не помѣшаетъ тебѣ, сказалъ мнѣ Виргилій. то ты сейчасъ-же увидишь что насъ ожидаетъ:
   

Ладья Флегія встрѣчаетъ поэтовъ.

II.

   13--15 Тетива никогда не выпускала съ такою быстротою стрѣлы по чистому воздуху, съ какою мчалась, замѣченная мною въ темнотѣ небольшая ладья по мрачному болоту.
   16--18 Гребецъ, управлявшій этою ладьею, кричалъ изо всѣхъ силъ: "и такъ явилась ты сюда, преступная душа".
   19--21 Напрасно кричишь ты, Флегій, сказалъ ему Виргилій, ты на этотъ разъ ничего не получишь, только перевезешь на тотъ берегъ лишнюю тяжесть.
   22--24 И какъ человѣкъ, начинающій понимать, что его страшно обманули, приходитъ въ первое мгновеніе въ ярость, и потомъ успокоивается, такъ и Флегій, услышавъ слова Виргилія, смирилъ буйные порывы своего гнѣва.
   25--27 Наставникъ мой вошелъ въ ладью и ввелъ меня за собою; въ это только мгновеніе она стала погружаться въ болото.
   

Переправа черезъ болото Стиксъ.

III.

   28--30 Какъ только мы сѣли, ладья наша, уже не съ тою легкостью какъ прежде, стала бороздить глубже воды этой грязной тины.
   

Встрѣча съ Филиппомъ Серебрянннымъ.

IV.

   31--33 Между тѣмъ, какъ мы плыли по мертвой водѣ, какой-то испачканный грязью духъ предсталъ предо мною и вскрикнулъ: а ты зачѣмъ явилась сюда раньше срока, живая душа?
   34--36 Я отвѣчалъ ему: если я и пришелъ сюда, то вовсе не для того, чтобъ здѣсь оставаться, но ты кто такой? что довело тебя до такого безобразія?.
   Онъ отвѣчалъ: ты самъ видишь, что я принадлежу къ сонму рыдающихъ страдальцевъ.
   

Данте начинаетъ ругаться.

V.

   37--39 Тогда я крикнулъ: и оставайся здѣсь, проклятый духъ, съ своею борьбой, съ своими рыданіями.
   Наконецъ, я узнаю тебя, ты Филиппъ Серебрянный, который ковалъ своихъ лошадей серебромъ, и злобою своею заслужилъ извѣстность во Флоренціи.
   40--42 Тогда онъ схватилъ обѣими руками ладью нашу, чтобъ ее опрокинуть, но предусмотрительный руководитель мой оттолкнулъ его, сказавъ: "пошелъ прочь къ другимъ собакамъ."
   43--45 Потомъ онъ обнялъ меня, поцѣловалъ и сказалъ: доблестная душа справедливымъ негодованіемъ преисполнена. Да будетъ благословенна между женами та, въ мукахъ которой ты родился.
   46--48 Потомъ прибавилъ: этотъ зараженный гордостью духъ, кромѣ злобы своей никакой хорошей памяти не оставилъ по себѣ на землѣ. За то и тѣнь его здѣсь также бѣснуется, какъ самъ онъ бѣсновался на землѣ.
   49--51 И сколько этихъ знаменитыхъ на землѣ вельможъ, властителей царствъ, которые здѣсь валяются какъ свиньи въ грязи, оставивъ послѣ себя на землѣ только отвратительное презрѣніе {Напр. Наполеонъ III.}.
   52--54 На это я сказалъ ему: учитель, мнѣ пріятно было-бы увидѣть, что его здѣсь утопили прежде, чѣмъ мы выйдемъ изъ этого грязнаго болота.
   55--57 Раньше чѣмъ мы достигнемъ противоположнаго берега, сказалъ мнѣ Виргилій, желаніе твое исполнится: скоро ты будешь наслаждаться этимъ зрѣлищемъ.
   58--60 Вслѣдъ затѣмъ, я увидѣлъ всѣ мученія, которыя грѣшникъ претерпѣвалъ отъ другихъ, испачканныхъ грязью, духовъ: я до сихъ поръ и прославляю и благодарю за это Бога въ его высшей справедливости.
   61--63 И всѣ ему кричали: вотъ тебѣ Филиппъ Серебряннный! а онъ только скрежеталъ зубами и кусалъ самого себя.
   64--66 Затѣмъ, мы оставили его, и говорить о немъ больше не надо; но слухъ мой поразили новые вопли, и мнѣ предстояло увидѣть новые ужасы.
   

Приближеніе къ городу Дите.

VI.

   67--69 Добрѣйшій учитель сказалъ мнѣ: теперь, сынъ мой, мы приближаемся къ городу называемому Дите: это столица самой бездны ада, она носитъ имя своего властелина; въ ней много гражданъ, и всѣ они самые страшные грѣшники.
   70--72 Учитель, отвѣчалъ я, здѣсь виднѣются ужо башни этого города, похожія на мусульманскія мечети, раскаленныя, и даже будто объятыя пламенемъ.
   73--75 Это вѣчный внутренній огонь придаетъ имъ такой багровый цвѣтъ въ безднахъ ада, отвѣчалъ Виргилій.
   76--78 Мы приплыли къ глубокимъ, окружающимъ эту безутѣшную землю, каналамъ, охраняемымъ высокими стѣнами, которыя казались мнѣ желѣзными.
   79--81 Мы должны были обойти большой кругъ, чтобы приплыть къ мѣсту, гдѣ нашъ сильный гребецъ вскрикнулъ свирѣпо: "выходите! здѣсь входъ!"
   

Возгласы чертенятъ.

VII.

   82--84 Вдругъ я увидѣлъ у дверей тысячи чертенятъ, какъ дождь, ниспадающихъ съ неба; они кричали намъ съ бѣшенствомъ: "кто это изъ живыхъ осмѣлился
   85--87 "войти въ жилище умершихъ?"; но ученый наставникъ мой сдѣлалъ имъ знакъ, что онъ хочетъ поговорить съ ними безъ меня.
   88--90 Тогда они, ослабивъ немного свою дерзость, закричали: "иди одинъ, но чтобъ спутникъ твой, осмѣлившійся войти въ это царство, немедленно удалился. "
   91--93 "Пусть безумецъ, вознамѣрившійся идти по этой дорогѣ, самъ возвращается на землю, пусть испытаетъ можетъ-ли выбраться отсюда; а ты, показавшій ему эту мрачную тропу, оставайся здѣсь."
   94--96 Подумай, читатель, каковъ былъ мой ужасъ, когда я услышалъ эти проклятыя слова,-- я потерялъ всякую надежду возвратиться на землю.
   97--99 О, драгоцѣнный наставникъ, вскрикнулъ я, ты избавившій меня ужо болѣе семи разъ отъ угрожавшихъ мнѣ опасностей,
   100--102 не оставь меня безъ помощи, и если намъ не позволяютъ идти дальше, то возвратимся поскорѣе назадъ.
   103--105 Не падай духомъ, молвилъ Виргилій, никто не преградитъ нашего пути; такова сила воли предустановившаго наше странствованіе. Такъ постановлено свыше.
   106--108 Ожидай меня здѣсь: успокойся и надѣйся, я не оставлю тебя въ этой пропасти.
   109--111 И такъ этотъ драгоцѣнный родитель мой исчезъ, оставивъ меня въ страшномъ сомнѣніи. Въ головѣ моей смѣшались противоположныя понятія, да или нѣтъ!
   112--114 Я не могъ слышать того, что онъ имъ говорилъ, но онъ оставался тамъ не долго, и всѣ чертенята вслѣдъ за нимъ выбѣжали.
   115--116 Они его вытолкнули и заперли передъ нимъ ворота; онъ остался на этой сторонѣ и подошелъ ко мнѣ медленными шагами.
   117--119 Онъ потупилъ глаза; съ лица его исчезло выраженіе мужества и обыкновеннаго спокойствія и вздохнувши онъ произнесъ: и кто-же воспретилъ мнѣ входъ въ это обиталище страданій!
   120--122 Обращаясь ко мнѣ Виргилій сказалъ: не смущайся тѣмъ, что я начинаю гнѣваться, какое бы ни было множество этихъ бѣснующихся внутри города, все-же я останусь ихъ побѣдителемъ.
   123--126 Въ ихъ дерзости нѣтъ для меня ничего новаго: вѣдь они обнаружили ее уже и предъ другими менѣе таинственными вратами: они хотѣли воспрепятствовать вшествію Спасителя въ Лимбъ, и что же? врата ада упали и остаются до сихъ поръ безъ всякаго затвора.
   127--129 На нихъ ты видѣлъ надпись о смерти, и изъ нихъ теперь выходитъ къ намъ такая важная помощь,--
   130 при которой всѣ врата намъ будутъ открыты.
   

Пѣснь IX.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Между сомнѣніемъ и страхомъ, увеличившимися отрывочными словами Виргилія, Данте спрашиваетъ у него, нисходилъ ли въ городъ Дите кто нибудь изъ обитателей Лимба. Между тѣмъ какъ Виргилій разсказываетъ, что онъ самъ былъ въ этой безднѣ и потому знаетъ дорогу очень хорошо,-- вдругъ на высотѣ башни появляются три фуріи:
   Мегера (дурныя дѣйствія).
   Тизифона (дурные разговоры) и
   Аллето (дурныя мысли).
   Онѣ сопротивляются входу поэтовъ въ городъ и зовутъ М едузу съ тѣмъ, чтобы она однимъ взглядомъ своимъ превратила поэта въ камень. Виргилій, зная, что онъ уже не подверженъ вліянію этой Горгоны, направляетъ всѣ свои усилія къ тому, чтобы спасти живого поэта отъ губительнаго дѣйствія Горгоны, и въ это время является небесный посланникъ, и при одномъ прикосновеніи его тросточки къ вратамъ адскаго города,-- онѣ мгновенно открываются. Здѣсь въ объятыхъ пламенемъ гробахъ получаютъ кару эпикурейцы и еретики.
   Небесный посланникъ, это не ангелъ, а Меркурій -- сынъ Юпитера и Венеры.
   Рамбальди доказываетъ (стр. 239--247), что ангелы, по мнѣнію Данте, имѣютъ входъ только въ чистилище, -- а отнюдь не въ адъ. Здѣсь одинъ Меркурій, истолкователь воли боговъ, такъ какъ адъ Данте есть болѣе миѳологическое, чѣмъ евангельское преобразованіе. Здѣсь мы видимъ и Харона, и Флегія, и Минотавра, и Мегеру и т. п., здѣсь нѣтъ мѣста для ангеловъ -- такъ думали и Гомеръ, и Виргилій, и Стацій, и Марціанъ.
   Меркурій напоминаетъ чертямъ и чертенятамъ о томъ, какимъ образомъ Геркулесъ извлекъ Тезея изъ ада, убивши и сковавши его стража Цербера; вотъ отчего и три адскихъ фуріи въ своемъ возгласѣ къ Данте говорятъ о Тезеѣ.
   Виргилій не называетъ по имени ни одного изъ грѣшниковъ.
   Переводчикъ не могъ не остановить своего вниманія на терцетѣ означенномъ цифрами 61--63 и даже сдѣлалъ для этого одного терцета особый IV-й отдѣлъ подъ названіемъ: Данте указываетъ на аллегорическое значеніе своихъ стиховъ.
   Указаніе это заслуживаетъ разъясненія: прочитавши нѣсколько толкователей Данте, переводчикъ пришолъ къ убѣжденію, что поэтъ, подъ видомъ Медузы, вовсе не подразумѣвалъ адскую фурію,-- а напротивъ,-- первоклассную красавицу, которая неизъяснимою своею прелестью превращала людей въ истукановъ. Нельзя не согласиться съ мыслью, что необычайная красота ошеломляетъ людей; такъ, говорятъ, что извѣстная красавица Кассандра (Александра), показавшись во всей своей прелести Аполлону, превратила его въ безчувственную статую, и понявши силу своей красоты, сжалилась надъ нимъ и возвратила ему жизнь, и когда Аполлонъ обѣщалъ ниспослать ей все, что она пожелаетъ, всѣ дары неба, то она потребовала одинъ только даръ пророчества и затѣмъ покинула бога красоты. Онъ, конечно, началъ за это ее преслѣдовать. Въ знаменитую ночь взятія Трои она искала себѣ убѣжища въ храмѣ Паллады, гдѣ Аяксъ нанесъ ей жестокія оскорбленія.
   Плѣнница грековъ Кассандра досталась въ удѣлъ Агамемнону, увезшему ее въ Грецію, гдѣ въ силу своего предсказанія, она убита, по приказанію Клитемнестры, вмѣстѣ съ Агамемнономъ.
   

ПѢСНЬ IX.

   Пятый кругъ ада.-- Городъ Дите.-- Три фуріи.-- Небесный посланникъ.-- Шестой кругъ.-- Еретики.
   

Разговоръ Данте съ Виргиліемъ. Послѣдній какъ-будто сомнѣвается. Данте, чтобъ сколько нибудь успокоить себя задастъ Виргилію историческій и вопросъ.

I.

   1--3 Виргилій, замѣтивъ, что я поблѣднѣлъ отъ страха, употребилъ всѣ усилія, чтобы скрыть свое собственное смятеніе.
   4--6 Онъ остановился и прислушивался внимательно такъ какъ въ этомъ мракѣ и туманѣ глаза не могли далеко видѣть.
   7--9 Все-же за нами будетъ побѣда, сказалъ онъ отрывисто... и остановился... а если не придетъ посланникъ неба? промолвилъ онъ. О! скорѣе бы онъ явился!
   10--12 Я замѣтилъ, что первыя слова его были сказаны съ убѣжденіемъ, послѣднія-же выражали сомнѣніе.
   13--15 Страхъ еще болѣе овладѣлъ мною, когда я услышалъ его отрывистыя рѣчи; можетъ быть оттого, что я придавалъ имъ еще худшее значеніе.
   16--18 Нисходилъ-ли, спросилъ я, въ глубину этой пропасти изъ Лимба, кто нибудь изъ тѣхъ, кто лишенъ только надежды узрѣть когда-либо свѣтъ Божій.
   

Отвѣтъ Виргилія.

II.

   19--21 Такой я задалъ ему вопросъ. Рѣдко случается, отвѣчалъ онъ, чтобъ кто нибудь изъ насъ, обитателей Лимба, дѣлалъ этотъ путь, по которому я иду теперь.
   22--24 Правда, что я былъ уже здѣсь одинъ разъ подъ вліяніемъ зловредной волшебницы Ерихтоны (Егіton): она имѣла силу воскрешать мертвыхъ.
   25--27 Въ самую минуту смерти моей, она своими волшебствами вызвала мою душу для того, чтобы извлечь одного изъ духовъ, заключенныхъ въ девятомъ кругѣ предателей, въ числѣ коихъ мучится Іуда.
   28--30 Это самое глубокое мѣсто, самое отдаленное отъ того неба, которое содержитъ въ себѣ и движитъ всѣ остальные небеса; я очень хорошо знаю дорогу туда, и потому ты можешь быть спокоенъ;
   31 -- 33 а это болото, издающее смрадный запахъ, окружаетъ со всѣхъ сторонъ страдальческій городъ, и вотъ почему безъ борьбы войти туда невозможно.
   

Три Фуріи: Мегера, Аллето и Тизефона сопротивляются входу поэтовъ и зовутъ Медузу. Виргилій защищаетъ Данте отъ губительнаго ея вліянія.

III.

   34--36 И онъ сказалъ еще что-то другое, но я словъ его не разслышалъ, потому что взоры мои вдругъ обратились на вершину башни, пожираемой пламенемъ.
   37--39 На эту вершину вскочили три окровавленныя адскія фуріи: ихъ члены и движенія обнаруживали что это женщины.
   40--42 Зелеными водяными зміями онѣ опоясаны; вмѣсто волосъ у нихъ разныя змѣйки и африканскія виперы (ceraste); изъ нихъ свиваютъ онѣ себѣ косы и головные уборы.
   43--45 И Виргилій зная, что это были покорныя служительницы жены Плутона (дочери Юпитера и Цереры) Прозерпины, этой царицы вѣчнаго вопля; посмотри, сказалъ мнѣ, на этихъ кровожадныхъ фурій (Erinе -- раздоры). Это три сестры, дочери ночи и Ахерона.
   46--48 Слѣва стоитъ самая высокая изъ нихъ Мегера, (mega grandis) она развиваетъ злостныя понятія; на право ты видишь плачущую Аллето, приводящую ихъ въ дѣйствіе, между ними Тизефона (Tisefоne), задача ея мщеніе и смертоубійство. Сказавъ это онъ замолчалъ.
   49--51 Когтями царапали онѣ себѣ груди; хлопали въ ладоши и кричали такъ громко, что въ ужасѣ я прижался къ поэту.
   52--54 Иди сюда скорѣе Медуза! кричали онѣ, смотря внизъ, мы превратимъ его въ камни, мы вознаградимъ себя за то, что не отомстили какъ слѣдовало Тезою.
   55--57 Обернись скорѣй назадъ и закрой глаза, крикнулъ мнѣ Виргилій; если только эта Горгона (Медуза) покажется, и ты ее увидишь, то мы никогда отсюда не выйдемъ: ты окаменѣешь.
   58--60 Такъ сказалъ учитель; самъ повернулъ меня спиной къ фуріямъ, схватилъ мои руки, закрылъ ими глаза мои и прикрылъ ихъ своими руками.--
   

Данте указываетъ на аллегорическое значеніе своихъ стиховъ.

IV.

   61--63 О, здравомыслящіе люди, поймите, что я хочу выразить этими странными (strani) стихами.
   

Является небесный посланникъ и двери города Дите мгновенно отворяются.

V.

   64--66 И надъ этими смрадными волнами вдругъ раздался трескъ, возбудившій мгновенный ужасъ: оба берега Стикса дрогнули.
   67--69 Это было подобіе страшнаго всесильнаго вихря, порожденнаго палящимъ солнцемъ; ничто его не остановитъ, онъ ломаетъ и низвергаетъ лѣса,
   70--72 раздробляетъ на части каждое дерево, разбрасываетъ его вѣтви во всѣ стороны, впереди его несется съ гордостью, страшный ураганъ, вздымающій облака непроницаемой пыли. Онъ обращаетъ въ бѣгство и пастуховъ, и стада ихъ, и всѣхъ дикихъ звѣрей въ окрестности.
   73--75 Виргилій открылъ мнѣ глаза и сказалъ: посмотри туда, гдѣ вздымается на этой исконной грязи непроницаемый дымъ всѣхъ удушающій.
   76--78 И какъ жабы передъ коварнымъ зміемъ причутся въ водѣ, пока не зароются въ глубокую тину,
   79--81 такъ и эти тысячи приниженныхъ духовъ бѣжали предъ стопами того, кто могъ проходить по водамъ Стикса, какъ по сухой землѣ.
   82--84 Лѣвою рукою онъ отгонялъ отъ лица своего смрадные туманы и, казалось, что только это его утомляло.
   85--87 Я догадался тотчасъ-же, что это посланникъ неба, и обратился къ учителю: но онъ сдѣлалъ мнѣ знакъ рукою, чтобъ я молчалъ и преклонился предъ этимъ существомъ.
   88--90 Это было воплощеніе могущества: онъ подошелъ къ вратамъ -- прикоснулся къ нимъ небольшой тросточкой (verghwtta), и они мгновенно открылись безъ всякаго сопротивленія.
   91--93 о презрѣнный народъ, началъ онъ, изгнанники небесъ, откуда берется у васъ столько дерзости.
   94--96 За чѣмъ возстаете вы противъ высшей, ничѣмъ несокрушимой воли, сколько разъ вы страдали за эту дерзость?
   97--99 За чѣмъ возставать противъ вѣчнаго предопредѣленія судьбы? или вы не помните, что и Церберъ вашъ, пораженный Геркулесомъ, пострадалъ за подобное буйство.
   100--102 Сказавъ это, онъ обратился назадъ, не говоря намъ ни слова, какъ человѣкъ, которому предстоитъ много другихъ трудовъ несравненно болѣе важныхъ, чѣмъ забота о нашемъ спасеніи.
   103--105 Тѣмъ не менѣе святыя слова его насъ успокоили. Съ увѣренностью вступили мы на твердую землю.
   106--108 Мы вошли въ ворота безъ всякой борьбы; я горѣлъ желаніемъ узнать судьбу обитателей этой крѣпости.
   

Мѣсто и родъ паказанія Эпикурейцевъ и Еретиковъ.

VI.

   109--111 Вошедши, я посмотрѣлъ вокругъ, и съ обѣихъ сторонъ увидѣлъ толпы духовъ, преисполненныхъ скорби и жесточайшихъ мученій.
   112--114 Какъ возлѣ Арли, гдѣ рѣка Рона превращается въ болото, какъ у города Поло на границѣ Италіи и Далмаціи, вблизи Гуарнарскаго залива, отдѣляющаго его отъ Кроаціи, вся окрестность ужасаетъ путника рядомъ гробницъ,
   115--117 такъ и здѣсь гробницы наводятъ такое-же ужасное впечатлѣніе, скажу болѣе, впечатлѣніе еще ужаснѣе.
   118--120 Здѣсь между гробницами, какъ змѣи, горѣли огни, и такъ раскаляли мертвецовъ, что никакое искусство не могло до сихъ поръ изобрѣсть подобнаго огня для раскаленія желѣза.
   121--123 Крышки гробницъ были полуоткрыты, и вопли оттуда раздававшіяся обнаруживали жестокія мученія лицъ тамъ заключенныхъ.
   124--126 Я спросилъ: учитель! кто погребенъ здѣсь? чьи это вопли достигаютъ нашего слуха.
   127 -- 129 Здѣсь, отвѣчалъ онъ, главные раскольники съ ихъ послѣдователями разныхъ ученій, и ихъ здѣсь гораздо больше, чѣмъ ты думаешь.
   130--132 Они подобраны по ученіямъ: подобные къ подобнымъ; одни страдаютъ меньше, другіе больше. Потомъ онъ повернулъ на право.
   133 И мы прошли между раскаленными гробницами и высокими стѣнами.
   

Пѣснь X.

ТОЛКОВАНІЕ

   "Богъ ни отъ чего такъ не отвращается, какъ гордости. Посему то Онъ еще изначала такъ все устроилъ, чтобы истребить въ насъ страсть сію. Дли сего мы содѣлались смертными, живемъ въ печали и сѣтованіи; для сего жизнь наша проходить въ трудѣ и изнуреніи, обременена непрерывною работою. Ибо первый человѣкъ впалъ въ грѣхъ отъ гордости, возжелавъ быть равнымъ Богу."

Златоуст. Бесѣд. на Ев. Матѳ. LXV п. 6, ч. III, ст. 129. Москва. 1843 г.

   Эту пѣснь, по важнымъ ея достоинствамъ, можно сравнить съ тою только пѣснью, гдѣ мы слышали разсказъ Франчески да-Римини. Тамъ мы имѣли дѣло съ однимъ изъ семи смертныхъ грѣховъ, т. е. съ этой любовью, которая вызывается только внѣшнею красотою человѣка, а не истинными основаніями преподаваемыми намъ святымъ евангеліемъ, а здѣсь мы имѣемъ дѣло съ другимъ болѣе тяжкимъ грѣхомъ: съ гордостью человѣческою. Представительницею перваго грѣха была Франческа, а въ настоящей пѣснѣ на сцену выступаетъ потомокъ Катилины Фаринато, происходившій изъ древней и благородной фамиліи делли Убeрти, человѣкъ мужественный, начальникъ Флорентинскихъ Гибелиновъ. Возлѣ горы Аперти, на берегахъ рѣки Арбіо, сокрушивъ послѣ кровопролитной битвы (сент. 1260 г.) войска Гвельфовъ, онъ явился торжественно во Флоренцію и выгналъ оттуда всѣхъ Гвельфовъ и въ томъ числѣ семейство самаго Данте; но когда Гибелины, упоенные своею побѣдою, вознамѣрились разорить Флоренцію, то этотъ герой, съ твердостью римскаго гражданина, возсталъ противъ своей партіи и одинъ противъ всѣхъ защитилъ свой родной городъ.
   Многіе упрекаютъ Данте за то, что, движимый чувствомъ мести, онъ помѣстилъ Фаринато, выгнавшаго его изъ великаго города, славящагося до сихъ поръ своими цвѣтами, въ адъ, но другіе оправдываютъ Данте и утверждаютъ, что онъ помѣстилъ своего врага въ адъ не изъ мести, а потому только, что Фаринато не вѣрилъ въ безсмертіе души и даже въ существованіе Бога, и Данте, отдавая должную справедливость мужеству Фаринато, караетъ его только какъ еретика.
   Поэтъ изображаетъ здѣсь аристократическую, несокрушимую въ понятіяхъ людей, называющихъ себя аристократами, гордость.
   Отъ гордости же, какъ говорится въ картинкахъ Ровинскаго (ки. т стр. 159), рождаются: тщеславіе, хвастаніе, лицемѣрство, великовыйство, мнѣніе, посупленіе, хваленіе, мненомудріе, преслушаніе и порицаніе.
   Данте обрисовываетъ этотъ смертный грѣхъ въ немногихъ словахъ: никакихъ разсужденій, нѣсколько взмаховъ кисти, самый краткій разговоръ, обнажающій сокровенныя движенія души, и картина нарисована.
   Но она получаетъ болѣе яркую окраску, когда изъ другаго гроба высовывается медленно, осторожно, нерѣшительно, боязливо, робко, трусливо, другая тѣнь, стоящая будто на колѣнахъ, изъ страха показывая одну только голову.
   Это Кавальканте, отецъ друга Данте: онъ ищетъ своего сына, не находитъ его, плачетъ, рыдаетъ и пропадаетъ въ своей раскаленной гробницѣ.
   Между тѣмъ Фаринато стоитъ недвижимъ, смотритъ на него, но ничего не видитъ, слушаетъ его, и ничего не слышитъ, горько оскорбленный въ чувствѣ своей гордости послѣдними словами Данте.
   Для него этого перерыва его обмѣна мыслей съ Данте какъ бы не существовало; онъ продолжаетъ съ нимъ разговоръ, отвѣчая на послѣднія слова поэта,-- Данте увлекается, но Виргилій уже призываетъ его и онъ съ горестью повинуется и удаляется вмѣстѣ съ наставникомъ въ слѣдующій кругъ, глухою, узкою, едва замѣтною тропинкою.
   По мнѣнію Lamennais, если Фаринато гордъ, то и Данте тщеславенъ. Это видно изъ примѣчанія, сдѣланнаго этимъ ученымъ толкователемъ Данте на стр. LXXIV введенія къ его переводу Ада: въ этомъ примѣчаніи говорится, что "Данте вовсе не имѣлъ тѣхъ демократическихъ стремленій, которыя ему приписывали; онъ съ удовольствіемъ вспоминаетъ благородное происхожденіе своихъ предковъ и показываетъ полное презрѣніе и къ людямъ, вышедшимъ изъ народа, и къ самому народу".
   Правда, что Данте на знаменитый вопросъ Фаринато: а кто твои предки? отвѣчалъ ему довольно подробно, т. е. вѣроятно сказалъ: "древняя римская кровь создала мой родъ. Отдаленные предки мои славились благородствомъ своего происхожденія; Качіагвидо, жившій въ началѣ XI столѣтія, былъ мой пра-пращуръ, и я родился во Флоренціи, въ мартѣ 1266 г. Отецъ мой былъ Алигіери делли Алигіери, а мать Донна Белла, и крестили меня въ крестильницѣ Св. Іоанна.
   Переводчикъ не вводитъ этихъ словъ въ самый текстъ поэмы, но изъ строкъ 43--45 настоящей пѣсни ясно, что Данте возражалъ этими словами на гордый вопросъ Фаринато.
   

ПѢСНЬ X.

Шестой кругъ.-- Еретики.-- Фаринато делли Уберти.-- Кавальканте.-- Фридрихъ II императоръ.

Разговоръ Данте съ Виргиліемъ при входѣ въ шестой кругъ ада.

I.

   1--3 Теперь учитель мой идетъ узкою тропою между страдальцами и стѣнами города; я слѣдую за нимъ.
   4--6 О, высшая мудрость! началъ я, ведущая меня въ среду жестокихъ страданій, скажи мнѣ, если можно, удовлетвори желаніямъ моимъ:
   7--9 могу-ли я увидѣть лежащихъ въ этихъ гробахъ; крышки съ нихъ уже сняты, и здѣсь нѣтъ стражи.
   10--12 Всѣ эти гробницы, сказалъ мнѣ учитель, закроются тогда только, когда духи въ нихъ заключенные возвратятся сюда въ день страшнаго суда, изъ долины Іосафата вмѣстѣ со своими тѣлами.
   13--15 На здѣшнемъ кладбищѣ, вмѣстѣ съ Эпикуромъ, лежатъ и всѣ его послѣдователи, которые думали, что душа умираетъ въ одно время съ тѣломъ.
   16--18 Скоро эти гробницы исполнятъ твое желаніе и даже то, о которомъ ты умалчиваешь.
   19--21 Я не скрываю отъ тебя, дорогой учитель, моихъ мыслей и если говорю мало, то потому только, что ты самъ внушилъ мнѣ этотъ образъ дѣйствія.
   

Встрѣча съ Фаринотою.

II.

   22--24 И слышу я голосъ будто изъ бездны: О, Тосканецъ! ты, явившійся живымъ въ этотъ огненный городъ, и такъ хорошо говорящій, остановись здѣсь на нѣсколько минутъ.
   25--27 Твоя рѣчь обнаруживаетъ, что ты несомнѣнно уроженецъ того города, гдѣ я страдалъ слишкомъ много.
   28--30 Слова эти вырвались мгновенно изъ какой-то гробницы. Я испугался и прижался ближе къ учителю.
   31--33 Но онъ сказалъ: что съ тобою? чего ты страшишься (ободрись! посмотри, вѣдь это потомокъ Каталины), это Фарината делли Уберти встаетъ изъ гроба; сію-же минуту увидишь ты его отъ головы до пояса.
   34--36 Я устремилъ на него свои взоры, онъ всталъ, грудь его вздымалась, чело сверкало презрѣніемъ ко всему его окружающему.
   37--39 Быстрымъ и рѣшительнымъ движеніемъ руки учитель мой привлекъ меня къ его гробу и сказалъ: говори смѣло, но кратко.
   40--42 Когда я очутился у гроба Фаринаты, онъ посмотрѣлъ на меня, подумалъ немного и съ презрѣніемъ спросилъ: "а кто были предки твои"?
   43--45 И я, подъ вліяніемъ желанія исполнить волю
   Виргилія, ничего не умолчалъ: я назвалъ и всѣхъ своихъ предковъ и родъ свой и происхожденіе. Онъ грозно взглянулъ на меня и, будто припоминая что-то,--
   

Начало рѣчи Фаринты.

III.

   46--48 произнесъ: "твои предки были мои враги, враги всѣхъ моихъ предковъ и всѣхъ моихъ сподвижниковъ. Два раза я разгонялъ ихъ и выгналъ изъ Флоренціи".
   

Отвѣтъ Данте.

IV.

   49--51 Если они и были изгнаны дважды, отвѣчалъ я поспѣшно, то оба раза возвратились въ свое отечество, а твои сподвижники не постигли этого искуства.
   

Кавальканте перебиваетъ ихъ разговоръ.

V.

   52--54 Вдругъ вблизи гробницы Фаринаты начала подниматься изъ гроба другая тѣнь; мнѣ видно было только лицо ея и потому я думалъ, что она стояла на колѣнахъ.
   55--57 Она посмотрѣла вокругъ, какъ будто томилась желаніемъ увидѣть кого нибудь возлѣ меня, но потомъ, лишившись всякой на то надежды,
   58--60 зарыдавши, сказала: "если ты живымъ пришелъ въ эту мрачную тюрьму въ силу своихъ высокихъ доблестей, зачѣмъ я не вижу твоего друга, моего сына, съ тобою?
   61--63 Я здѣсь не одинъ, сказалъ я ему, тамъ въ отдаленіи стоитъ тотъ, кто привелъ меня сюда, а сынъ твой Гвидо можетъ быть презиралъ его и не захотѣлъ бы имѣть своимъ путеводителемъ.
   64--66 Слова его и родъ претерпѣваемаго имъ между Епикурейцами наказанія мнѣ ясно разъяснили, что это извѣстный философъ Гвельфъ Кавальканте (республиканецъ, неуважавшій Виргилія, какъ придворнаго поэта), и что онъ, узнавъ меня по моему тосканскому разговору, ищетъ своего сына, моего друга Гвидо. Вотъ почему я отвѣчалъ ему столь ясно.
   67--69 Онъ мгновенно вскочилъ, вскрикнувъ: ты говоришь: "онъ презиралъ его", значитъ онъ умеръ? ужели не наслаждаются очи его сладостнымъ свѣтомъ?
   70--72 Но когда онъ замѣтилъ, что я медлю отвѣтомъ, то упалъ навзничь и больше не показывался.
   

Фарината продолжаетъ свою рѣчь.

VI.

   73--75 Но гордый Фарината стоялъ передо мною, не измѣнивъ выраженія лица, не дрогнувъ ни однимъ мускуломъ,
   76--78 и продолжая прерванную рѣчь, сказалъ: но именно то, что они не постигли этого искуства, мучаетъ меня болѣе, чѣмъ моя раскаленная гробница.
   79--81 Знай, что луна, эта представительница на землѣ нашей царицы Прозерпины, не пройдетъ, считая отнынѣ пятидесяти разъ (около 4-хъ лѣтъ), и ты на себѣ узнаешь, легко-ли постигнуть такое искуство.
   82--84 Но если ты когда нибудь возвратишься въ тотъ сладостный міръ, откуда ты пришелъ, то повѣдай мнѣ за что этотъ народъ, мои соотечественники, такъ преслѣдуютъ своими законами весь мой родъ, моихъ предковъ, родныхъ моихъ: зачѣмъ никогда фамиліи Уберти не позволяютъ возвратиться изъ изгнанія во Флоренцію?
   

Отвѣтъ Данте.

VII.

   85--87 Ихъ возбуждаютъ противъ тебя, отвѣчалъ я ему) тѣ злодѣянія и ужасы, которые ты совершилъ въ берегахъ Арвы, обративши въ кровь ея воды.
   

Возраженіе Фаринаты и конецъ разговора.

VIII.

   88--90 Тогда онъ вздохнулъ, встряхнулъ головою и молвилъ: не я одинъ, мы всѣ Гибелины, мы одержали надъ Гвельфами эту славную побѣду при горѣ Аперто; безъ важной причины мы не пошли-бы на такое кровопролитіе.
   91--93 Напротивъ, я былъ одинъ, когда хотѣли разрушить Флоренцію; всѣ ее покинули, и я открыто возсталъ противъ всѣхъ своихъ, я одинъ отстоялъ существованіе моего роднаго города.
   94--96 Пораженный его словами: "ты узнаешь по себѣ легко-ли постигнуть такое искуство", я сказалъ ему Фарината! для того только, чтобы твое потомство когда нибудь успокоилось, разрѣши мое сомнѣніе, возбужденное твоими словами.
   97--99 Теперь я думаю, что вамъ извѣстно только грядущее, а того, что дѣлается въ настоящее время на землѣ, вы вовсе но знаете.
   100--102 Мы, отвѣчалъ Фарината, какъ на землѣ дальнозоркіе. Такова милость великаго властителя: мы видимъ многое, что далеко отъ насъ,--
   103--105 но все что близко ускользаетъ отъ нашего взора и нашего разума, и если вы не захотите передать его намъ, то мы ничего что совершается на землѣ, знать не будемъ,
   106--108 и ты поймешь, что, со смертью послѣдняго человѣка, будущее будетъ для насъ закрыто.
   109--111 Тогда вспомнивъ, что я не отвѣчалъ на вопросъ Кавальканте, и какъ-бы раскаявшись въ своей ошибкѣ, я сказалъ, Фарината! "передай-же упавшему грѣшнику, что сынъ его Гвидо до сихъ поръ наслаждается земною жизнью",
   112--114 и если я медлилъ своимъ отвѣтомъ на его вопросъ, то это только подъ вліяніемъ того недоумѣнія, которое ты сейчасъ разъяснилъ; я прежде думалъ, что вы знаете но только будущее, но и настоящее.
   115--117 Но Виргилій уже звалъ меня, и я поспѣшно просилъ Фаринату сказать мнѣ какіе еще духи заключены въ здѣшнихъ гробницахъ.
   118--120 Онъ сказалъ: я здѣсь страдаю съ тысячами грѣшниковъ; здѣсь и Фридрихъ II, такой-же эпикуреецъ, какъ и всѣ другіе, и кардиналъ, (Оттавіяно делли Уберти, гибелинъ, безбожникъ, врагъ папы и церкви. Онъ говорилъ: если только мнѣ дана была душа, такъ я уже утратилъ ее, защищая Гибелиновъ. За это невѣріе, онъ здѣсь и страдаетъ). О другихъ я умалчиваю.
   

Данте возвращается къ Виргилію.

IX.

   121--123 Онъ скрылся, а я направилъ стопы свои къ древнему поэту, размышляя о враждебныхъ словахъ Фаринаты.
   124--126 Виргилій пошелъ впередъ и дорогой спросилъ меня: отчего ты такъ смущенъ? и, выслушавъ мой отвѣтъ, мудрецъ произнесъ:
   127--129 Сохрани въ своей памяти все, что ты здѣсь слышалъ враждебнаго для тебя, но внимай: и онъ воздвигнулъ руку.
   130--132 Когда ты предстанешь предъ свѣтлыми лучами Беатриче, которая все видитъ своими прелестными очами, изъ устъ ея узнаешь ты свое будущее.
   133--135 Мы пошли влѣво глухою тропинкою, едва замѣтною у стѣнъ ада, и подходили къ долинѣ,
   136 издававшей смрадный запахъ.
   

Пѣснь XI.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Поэты подходятъ къ грудѣ камней, отъ которыхъ начинается спускъ въ седьмой кругъ; но пораженные смраднымъ запахомъ, выходящимъ изъ глубины бездны, они спасаются за гробницею папы Анастасія. Они принуждены промедлить здѣсь немного, чтобы пріучить свое обоняніе къ зловонію.
   Бенвенуто (стр. 276) объ этомъ папѣ, между прочимъ, говоритъ: Дьяконъ Фотинъ грекъ изъ Фесалоники, слѣдуя ученію Му гаму да (Магомета), доказывалъ, что Спаситель былъ законный сынъ Іосифа и Маріи.
   Папа Анастасій II, римлянинъ, былъ въ Константинополѣ во времена Зенона и Фотина и принялъ ученіе послѣдняго. Вотъ за что онъ погребенъ въ аду, и смыслъ надгробной надписи надъ его прахомъ таковъ: Фотинъ -- соблазнитель, Анастасій -- соблазненный.
   Чтобы не терять времени, Виргилій описываетъ значеніе остальныхъ трехъ круговъ, которые поэты должны пройти.
   Такимъ образомъ этотъ мудрецъ составляетъ свою лѣстницу наказаній. Она здѣсь прилагается особо.
   Одинъ изъ русскихъ юристовъ замѣтилъ переводчику, что все же лѣстница наказаній по уложенію 1845 г. снисходительнѣе, а слѣдовательно и лучше лѣстницы Данте.
   Да! это правда! въ лѣстницѣ 1845 г. уже не было ни адской вѣчной тьмы, ни адскаго пламени, ни адскихъ вѣчныхъ морозовъ; въ ней не было даже ни застѣнковъ, ни пытки, ни другихъ истязаній, возмущающихъ чувство человѣка; но настоящій переводъ сдѣланъ не съ цѣлью поставить фантазію одного лица выше какихъ либо государственныхъ законоположеній, вырабатываемыхъ, какъ всѣмъ извѣстно, не годами, а десятилѣтіями, и выражаясь точнѣе, не десятилѣтіями, а вѣками, и вовсе не съ цѣлью заимствовать что либо у Данте. Здѣсь указывается только на всесторонность поэта. Въ XI пѣснѣ -- онъ юристъ. Итальянскіе толкователи говорятъ, что онъ составилъ въ XIV столѣтіи новый уголовный кодексъ и эта сторона поэмы заслуживаетъ особаго вниманія. Тайландье (Saint René Taillandié) говоритъ, "что Вегель (Vegel) возстановилъ уголовное уложеніе Алигіери, основанное на римскомъ, каноническомъ и германскомъ правѣ среднихъ вѣковъ; но Вегель не правъ, доказывая будто въ Божественной Комедіи преобладаетъ германское право; напротивъ, германское уголовное право опредѣляетъ наказаніе за преступленія, римское право преслѣдуетъ болѣе всего государственныя преступленія, а каноническое наказуетъ грѣхи и вообще нарушенія догматовъ церкви. Данте съ неумолимой своей логикой назначаетъ самыя жестокія наказанія врагамъ церкви и государства. Этого мало, въ его разговорахъ постоянно проявляется духъ евангелія и его распредѣленіе наказаній есть торжество христіанскаго суда. Совѣсть грѣшника изслѣдована во всѣхъ подробностяхъ и чѣмъ выше стоитъ онъ въ государствѣ, чѣмъ большею пользуется властью, тѣмъ сильнѣе наказаніе на него упадающее. Нѣтъ никакой поблажки для великихъ сего міра".
   Воззрѣніе Данте на законодательство, судъ и на современныя ему начала государственной мудрости изложены подробно въ его книгѣ о монархіи.
   Ученые указываютъ съ особеннымъ восторгомъ на его опредѣленіе правды и права. Это опредѣленіе приведено мною дословно въ эпиграфѣ къ настоящей пѣснѣ на томъ самомъ языкѣ, которымъ написана эта книга.
   Ученіе Данте состоитъ приблизительно въ слѣдующемъ: право есть соотвѣтственное вещное и личное отношеніе человѣка къ человѣку: охраняемое въ своей чистотѣ, -- оно охраняетъ человѣческое общество,-- нарушаемое оно его развращаетъ. Необходимо, чтобы цѣль всякаго закона была стремленіемъ къ общественному благосостоянію, и невозможно признать закономъ правила, не достигающія этой цѣли, и если законы не стремятся къ пользѣ лицъ, долженствующихъ имъ покоряться, то они носятъ только названіе законовъ, Но въ сущности, это не законы, это только правила, стѣсняющія надлежащее развитіе человѣчества. Законы должны соединять людей для общаго блага. Не народъ созданъ для судей, а судьи для народа.
   Если бы эти мысли были высказаны не въ XIV столѣтіи, а въ настоящую минуту, то мы нисколько бы не усомнились въ ихъ современности. Этимъ кажется и объясняется геній Данте.
   Самъ онъ давно уже умеръ, но мысли и понятія его живутъ до сихъ поръ: мы думаемъ, что сочиняемъ что нибудь новое, а въ сущности переписываемъ только старое.
   Въ седьмомъ кругѣ наказываются виновные въ насиліи (violente), а такъ какъ насиліе устремляется:
   или противъ ближнихъ,
   или противъ самой личности насилующаго,
   или же противъ Бога, природы и искусства,
   то этотъ кругъ подраздѣляется на три окружности, въ каждой изъ коихъ содержится особый родъ этихъ преступниковъ.
   Второй кругъ, т. е. восьмой, заключаетъ въ себѣ мошенниковъ, подраздѣляющихся на десять ямъ;
   третій крутъ, девятый, назначенъ для измѣнниковъ и подраздѣляется на четыре концентрически сосредоточивающіеся круга.
   Данте спрашиваетъ Виргилія, почему здѣсь не наказывается чревоугодіе, и въ чемъ именно мздоимцы оскорбляютъ Божество?
   Виргилій ему отвѣчаетъ, и они между тѣмъ приближаются ко второму отдѣлу седьмаго круга.
   Сущность ученія Данте о насиліи и обманѣ, по мнѣнію того же Бенвенуто (стр. 277 и 288), состоитъ въ слѣдующемъ: всякое злодѣяніе, возбуждающее Божественную ненависть, слѣдовательно, дѣлающее человѣка ненавистнымъ Богу, ненавидящему самую ненависть, всякая вина, оскорбляющая Бога, выражается или насиліемъ, или обманомъ.
   Послѣдній видъ преступленія хуже перваго: въ немъ выражается холодное предумышленіе, или то, что мы называемъ злымъ умысломъ.
   Насиліе можетъ сдѣлать и человѣкъ и дикое животное, но обмануть можетъ только разумное существо.
   Насиліе -- это по большей части что-то внезапное, мгновенно обуревающее волю существа ей поддающагося, а обманъ -- это умышленное предпріятіе, которому поддается не самое существо его совершающее, а невинныя его жертвы.

-----

   Лѣстница наказаній Данте не можетъ быть сравнена ни съ однимъ изъ уголовныхъ кодексовъ, ни прежнихъ, ни новѣйшихъ, потому что Данте наказываетъ не столько преступленія, сколько грѣхи; уголовная кара сообразуется не съ тѣмъ, что сдѣлалъ виновный, а съ тѣмъ, чѣмъ онъ самѣсдѣлался; имѣется въ виду не столько внѣшнія его преступныя дѣйствія, сколько то внутреннее состояніе, до котораго онъ дошолъ въ своемъ нравственномъ паденіи, и первыя, т. е. дѣйствія, принимаются въ разсчотъ лишь какъ признаки второго, а не какъ самостоятельно требующія взысканія преступленія.
   Вотъ почему въ Дантовой лѣстницѣ преступленій нѣтъ, въ видѣ самостоятельныхъ группъ, наиболѣе часто встрѣчающихся нынѣ, и встрѣчавшихся въ то время преступныхъ дѣйствій, нѣтъ особыхъ круговъ для убійствъ, простого воровства, поджога, грабежа и разбоя. Данте не могъ соединить въ одну группу всѣхъ убійцъ, въ другую всѣхъ поджигателей или воровъ, въ третью разбойниковъ и т. д., ибо для него важно было не совершеніе убійства или разбоя, а вопросъ о томъ, на сколько въ душѣ убійцы или разбойника погасъ божественный свѣтъ, создавшій человѣка на подобіе Божіе, и насколько заглохла положенная въ душу каждаго смертнаго искра этого свѣта. Онъ зналъ, что между двумя убійцами можетъ быть такое же разстояніе, какъ отъ дикаго звѣря до героя, и что изъ двухъ воровъ, распятыхъ по обѣ стороны Христа, одинъ въ тотъ-же день былъ въ царствіи небесномъ -- и потому и группировка его преступниковъ сообразуется не со степенью важности преступленій, ими совершенныхъ, а со степенью глубины ихъ нравственнаго паденія.
   Вообще вся лѣстница Данте есть исторія того, какъ гибнетъ человѣческая душа по понятіямъ Дантовскаго вѣка.
   Дѣйствительно, первые шаги на этомъ пути -- чисто отрицательные. Зла еще нѣтъ, но добро засыпаетъ. Это -- зарывающіе свой талантъ въ землю.
   Данте ихъ размѣщаетъ въ первыхъ пяти кругахъ въ преддверіи ада и выше центра земли.
   Здѣсь всѣ люди безъ убѣжденій, затѣмъ сластолюбцы, невоздержные, скупые и расточители, завистники, эпикурейцы. Все это люди, которые оставили втунѣ орудія, данныя имъ Божествомъ для борьбы и работы. Жизнь ихъ поэтому была безплодна и ими не совершенъ тотъ трудъ, для котораго они были посланы на землю и снаряжены способностями, силою, энергіею -- которымъ они дали заглохнуть. Въ эту группу Данте помѣстилъ и великихъ людей, не принявшихъ христіанства, потому что, по понятіямъ его времени, всякая дѣятельность, неосвященная христіанствомъ, безплодна, всякія дарованія, не прошедшія чрезъ горнило Христова ученія, не важны, и священный огонь, которымъ надѣлена душа великаго человѣка, не можетъ не погаснуть, если сама душа не зажжется отъ свѣточа истинной вѣры.
   Для души, зарывшей свой талантъ въ землю, прегражденъ узкій путь на верхъ, къ усовершенствованію, и открывается широкая дорога -- внизъ, къ нравственному паденію. Но на этой дорогѣ она встрѣчаетъ рядъ преградъ, которыя еще могутъ ее остановить и даже заставить ее повернуть вспять; чтобы дойти до окончательнаго паденія, она должна отстранить одну за другою всѣ эти заставы. Преграды эти: человѣколюбіе, чувство чести, религія, дружба, любовь къ семьѣ, къ родинѣ, долгъ благодарности и т. д.
   Паденіе каждой изъ этихъ преградъ знаменуетъ переходъ на дальнѣйшую низшую ступень нравственнаго паденія и обозначается у Данте особымъ крутомъ ада, и чѣмъ важнѣе начало, составляющее преграду паденія, -- тѣмъ глубже крутъ ада, куда ввергнутъ нарушившій это начало.
   Для Данте, который конечно руководствовался понятіями своего времени, послѣдовательность въ важности этихъ началъ представлялась приблизительно въ слѣдующемъ видѣ:
   1. Человѣколюбіе -- какъ присущее всему человѣчеству чувство, не предписанное особымъ закономъ.
   2. Религія, и вытекающія изъ нея обязанности.
   3. Честь, которую онъ считаетъ если не выше, то сильнѣе религіи: ибо за нарушенія предписаній чести крути ада глубже, чѣмъ за чисто религіозныя нарушенія;
   4. Любовь къ семьѣ и вытекающій изъ нея семейный долгъ;
   5. Долгъ къ родинѣ и отечеству;
   6. Дружба, которую онъ ставитъ выше любви къ отечеству, подобно тому, какъ привязанность къ партіи (основанная на семейной дружбѣ и преданіяхъ) были сильнѣе привязанности къ отечеству;
   7. Долгъ благодарности къ благодѣтелю и Божеству.
   Соотвѣтственно этой группировкѣ Данте сосредоточиваетъ:
   въ 1-й группѣ ниже центра земли -- тирановъ и насилователей ближнихъ;
   во 2-й группѣ -- самоубійцъ (какъ религіозное преступленіе), богохульниковъ и всѣхъ совершающихъ преступленіе противъ природы (также запрещенныхъ религіею);
   въ 3-й группѣ -- все что противно правиламъ чести: подлое торгашество, лесть, соблазнительство, взяточничество, лицемѣріе, коварство, во всѣхъ его видахъ, и фальшивыхъ монетчиковъ. Если въ этой-же группѣ перечисляются святокупцы, святотаты и колдуны, которые совершаютъ религіозныя преступленія -- то это потому, что здѣсь съ религіозными нарушеніями соединяются обманъ и воровство, т. е. также нарушеніе правилъ чести;
   къ 4-й группѣ отнесены братоубійцы и измѣнники роднымъ;
   къ 5-й группѣ -- измѣнники отечеству;
   къ 6-й группѣ -- измѣнники друзьямъ;
   къ 7-й группѣ -- Іуда Искаріотскій, измѣнникъ благодѣтелю и Богу; съ нимъ же должны страдать, по понятіямъ Данте, и Брутъ и Кассій.
   

ПѢСНЬ XI.

Шестой кругъ.-- Данте юристъ.-- Гробница папы Анастасія.-- Лѣстница наказаній.-- Отдѣлы адскаго города.

Поэты входятъ въ первый отдѣлъ седьмаго круга.

I.

   Jus est realis et personalis hominis ad и о mine m proportio, quae Rervata hominum Rervat societatem, et corrupta corrumpit,

Dante. De Monarchia.

   1--3 Мы взошли на высокую скалу, скученную изъ валуновъ, и подошли къ какой-то страшной пропасти.
   4--6 Но здѣсь смрадный запахъ, извергаемый глубокою бездною, заставилъ насъ укрыться подъ защиту --
   7--9 высокой и обширной гробницы, на коей мы увидѣли надпись: соблазненный папа Анастасій, соблазнитель Дьяконъ Фотинъ.
   10--12 Намъ нужно немного замедлить, сказалъ Виргилій, чтобъ сколько нибудь пріучить наше обоняніе къ зловонію; затѣмъ этотъ воздухъ будетъ насъ удушать уже не съ такою силою.
   13--15 Но чѣмъ же вознаградимъ мы потерянное время? сказалъ я. Онъ отвѣчалъ: ты тотчасъ увидишь, что я объ этомъ думаю.
   

Виргилій объясняетъ значеніе остальныхъ круговъ ада: седьмого, восьмаго и девятаго, т. е. значеніе лѣстницы наказанія.

II.

   16--18 Сынъ мой, слѣдуй за мною, вникай въ мои мысли и знай, что за этими камнями находятся три меньшаго размѣра круги (cerchietti), на которые подраздѣляется седьмой кругъ; каждый изъ нихъ ниже и тѣснѣе предшедшаго.
   19--21 Всѣ они наполнены злыми духами, но чтобъ ты
   могъ понять, все что увидишь, не требуя отъ меня дальнѣйшихъ объясненій, слушай: я объясню тебѣ, за что и какъ они наказаны.
   22--24 Всякое зло, преслѣдуемое небомъ, всегда имѣетъ конечною своею цѣлью обиду (ingiuria): нанося вредъ другимъ лицамъ, она проявляется или въ видѣ простаго насилія (forza), или-же въ видѣ обмана (frodе).
   25--27 Но такъ какъ мошенничество -- это зло, зараждающееся только въ людяхъ, а не въ животныхъ, то оно болѣе гнѣвитъ Бога, и за этотъ грѣхъ мошенники (frodolentі) подвергаются тягчайшему наказанію --
   28--30 въ сравненіи съ насиліемъ, виновные въ коемъ заключены въ седьмомъ кругѣ; но такъ какъ насиліе направляется противъ трехъ личностей, то и всѣ грѣшники этого рода распредѣлены на три отдѣла (gironi).
   31 -- 33 Насиліе можетъ быть направлено или противъ Бога или противъ самого себя, или противъ ближнихъ; и при томъ оно можетъ быть направлено или непосредственно противъ самой личности или противъ ея имущества; я сейчасъ объясню тебѣ это подробнѣе.
   34--36 Тяжелыя увѣчья и смертоубійство касаются только личности человѣка, разбой или поджогъ, грабежъ и наложеніе излишнихъ налоговъ (toilette) и т. п. вымогательства, касаются вмѣстѣ съ тѣмъ и его имущества.
   37--39 Поэтому смертоубійцы (omicide) и всѣ звѣроподобные злодѣи (рубаки, драчуны), безумные завоеватели (guastatori e predon), однимъ словомъ всѣ оскорбляющіе насиліемъ только личность человѣка, заключены въ первомъ отдѣлѣ седьмаго круга (см. и, XII).
   40--42 Но человѣкъ можетъ поднять руку и на самаго себя и на свое имущество. Онъ можетъ быть самоубійцею или мотомъ. Грѣшники этого рода, подвергающіеся безполезному раскаянію, заключены во второмъ отдѣлѣ седьмаго круга (см. п. XIII).
   43--45 Кто самъ захотѣлъ лишить себя жизни, кто самъ захотѣлъ безъ толку растратить все свое имущество, тотъ долженъ и скорбѣть надъ тѣмъ, что могло составлять его наслажденіе.
   46--48 Другіе, наконецъ, могутъ оскорблять самаго Бога, отрицая или возставая открыто противъ всемірнаго его значенія (атеисты) или порицая его (безбожники, богохульники), или-же презирая, въ противу естественныхъ грѣхахъ своихъ, природу и милосердіе ея Творца (содомиты) (см. п. XIV -- XVIII).
   49--51 Вотъ за что всѣ они заключены въ самый сжатый, въ самый тѣсный, въ самый дальній, въ самый глубокій отдѣлъ седьмаго круга; здѣсь терзаются и впадшіе въ содомскій противуестественный грѣхъ, и всѣ мздоимцы нашего Кагора, и многочисленные ихъ ученики, представители божественной власти, ее оскорбляющіе.
   52--54 Мошенничество (frodе), влекущее всегда за собою угрызеніе совѣсти, направляется или противъ тѣхъ, кто вѣритъ намъ, или противъ тѣхъ, кто не имѣетъ къ намъ вѣры.
   55--57 Послѣдній видъ этого порока заглушаетъ въ насъ чувство любви, истекающее изъ самой природы. Вотъ за что въ восьмой кругъ ада попадаютъ:
   58--60 лицемѣры (ipocrisia),
   льстецы, соблазнители (lusinghe),
   колдуны (chiaffatura),
   виновники въ подлогахъ (fаlsitа),
   воры (ladroneccio),
   святокупцы (simоnіа),
   торгующіе развратомъ (ruffian),
   взяточники-сановники (baralli),
   и всѣ подобные мерзавцы (см. п. XVIII -- XXXI).
   61--63 Еще строже наказывается тотъ, кто, забывая природную любовь, обманываетъ имѣющихъ къ нему довѣріе, и тѣмъ самымъ нарушаетъ возможную на землѣ вѣру другъ въ друга.
   64--66 Это измѣнники; ихъ замыкаютъ не въ седьмой или восьмой кругъ, а въ самый центръ вселенной, туда, гдѣ даже самъ властелинъ ада Люциферъ страдаетъ подъ гнетомъ вѣчныхъ мученій.
   

Данте спрашиваетъ Виргилія, почему здѣсь нѣтъ сластолюбцевъ, невоздержныхъ расточителей, скупыхъ, злыхъ, хитрыхъ и коварныхъ.

III.

   67--69 Я сказалъ Виргилію: ты вполнѣ объяснилъ мнѣ значеніе этого притона грѣшниковъ и роды ихъ преступленій,
   70--72 но скажи: зачѣмъ тѣ грѣшники, которыхъ я видѣлъ въ грязномъ болотѣ, и тѣ, что вѣчно влекутся разъяренными вихрями, или тѣ, что страдаютъ подъ вѣчнымъ огненнымъ дождемъ, и, наконецъ, тѣ, которыхъ страшныя рѣчи я слышалъ (perche tieni, perche hurla),
   73--75 зачѣмъ они не здѣсь наказываются, если Богъ ихъ ненавидитъ, а если они не возбуждаютъ его ненависти, то зачѣмъ-же они и тамъ такъ страшно страдаютъ.
   76--78 Виргилій отвѣчалъ: зачѣмъ ты такъ безумствуешь противъ твоего обыкновенія, или ты думаешь о чемъ либо другомъ?
   79--81 Развѣ не помнишь ты ученія Аристотеля въ его Этикѣ, гдѣ онъ такъ ясно различаетъ три рода преступленій, преслѣдуемыхъ небомъ:
   82--84 невоздержаніе (incontinenza), злоба (la malizia) и безумное звѣрство (la matta bestialitade), развѣ не помнишь ты, почему первое преступленіе менѣе оскорбляетъ Бога? Почему и заслуживаетъ менѣе тяжкаго наказанія.
   85--87 Подумай объ этомъ какъ слѣдуетъ; тогда и ты сознаешь, кто именно наказывается въ первыхъ кругахъ ада, тогда
   88--90 ты, конечно, поймешь, почему тѣ грѣшники отдѣлены отъ этихъ несчастныхъ, почему тѣ присуждены, въ видахъ справедливаго небеснаго возмездія, за совершенное ими преступленіе, къ легчайшему наказанію въ сравненіи съ этими.
   

Данте проситъ Виргилія разрѣшитъ ему другое сомнѣніе.

IV.

   91--93 О солнце правды! вскрикнулъ я, ты такъ разъясняешь мои сомнѣнія, что мнѣ полезнѣе сомнѣваться, слушая тебя, чѣмъ имѣть полное сознаніе о предметахъ, поражающихъ мои взоры.
   94--96 Поэтому имѣй терпѣніе, подари мнѣ одну минуту и объясни еще одно: почему ростовщики оскорбляютъ Божество, разсѣй послѣднія сомнѣнія мои по этому вопросу.
   

Отвѣтъ Виргилія.

V.

   97--99 философія, сказалъ онъ, разъясняетъ тому, кто ее понимаетъ, необходимую послѣдовательность событій въ природѣ.
   100--102 Ты изучалъ физику Аристотеля, этого божественнаго генія; перелистуй нѣсколько страницъ этой книги, и во второй ея части найдешь, что
   103--105 искуство должно слѣдовать, на сколько это возможно, по стопамъ природы, ибо, вслѣдъ за нею, оно исходитъ отъ Бога и можетъ быть признаваемо внукомъ Божества.
   106--108 Помни-же: трудъ и знаніе, природа и искуство должны руководить нами, это указано искони еще въ книгѣ Бытія слѣдующими словами: и Господь Богъ создалъ человѣка для того, чтобы воздѣлывалъ онъ и хранилъ садъ Эдемскій (ки. Б. гл. II, ст. 15), и далѣе: въ потѣ лица твоего будешь добывать хлѣбъ твой (гл. III, ст. 19).
   109--111 А ростовщики идутъ другой дорогой они пренебрегаютъ этими божественными началами, они желаютъ, чтобъ другіе за нихъ работали!
   

Поэты оставляютъ седьмой кругъ.

VI.

   112--114 Но слѣдуй за мною... пора идти впередъ; уже созвѣздіе рыбъ является на востокѣ, и поворотъ большой медвѣдицы вызываетъ за собою свѣжій утренній вѣтеръ.
   115 А намъ предстоитъ длинный путь; пойдемъ-же, зачѣмъ медлить!
   

Пѣснь XII.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Онъ не рубилъ головъ, но заточеніе въ крѣпости, въ смрадномъ удушающемъ подземельѣ, ссылка на житье въ пустыняхъ, вѣчно покрытыхъ снѣгомъ, среди дикихъ звѣроловцовъ -- лучше ли отсѣченія головы.

Записки Александра Мих. Тургенева.

   По приведеннымъ здѣсь примѣрамъ изъ нравственной философіи эта пѣснь болѣе миѳологическая, чѣмъ историческая; хотя здѣсь мы встрѣчаемъ и лица историческія -- напр. Александръ Македонскій, Діонисій, тиранъ Сиракузскій и другія; но они являются на второмъ планѣ. Поэтъ предпочитаетъ здѣсь примѣры, извлеченные имъ изъ лабиринта миѳологіи. Это ему необходимо потому, что подъ видомъ миѳологическихъ боговъ и героевъ онъ поражаетъ земныхъ.
   Виргилій и Данте входятъ въ седьмой кругъ ада, гдѣ наказываются виновные въ насиліи надъ личностью человѣка (см. п. XI, стр. 58--60): тираны, насилователи, убійцы, рубаки, драчуны, лукавые смиренники, ханжи, лицемѣры, льстецы, колдуны, безумные завоеватели, злодѣи, изверги, взяточники-сановники и всѣ другіе разбойники.
   Входъ въ этотъ кругъ находится на какомъ-то страшномъ утесѣ, съ котораго едва-едва можно спуститься внизъ. На самой вершинѣ встрѣчается чудовище Минотавръ, хранитель этого круга. Для такихъ разбойниковъ нужно было избрать подходящую охрану. Данте выбираетъ Минотавра.
   Онъ родился отъ супруги Критскаго царя Миноса и бѣлаго быка, посланнаго отцомъ его Юпитеромъ для принесенія въ жертву богамъ въ искупленіе убійства Афинянами сына Миноса, прекраснаго и достойнаго Андрожея.
   Миносъ, пораженный красотою быка, не рѣшился принести его въ жертву богамъ и пожертвовалъ вмѣсто него другимъ, обыкновеннымъ быкомъ. Юпитеръ, оскорбленный этимъ подлогомъ своего сына, отомстилъ ему самымъ страшнымъ образомъ.
   Миносъ отправляется на войну. Супруга его, дочь солнца, Пазифая влюбляется въ бѣлаго быка.
   Знаменитый инженеръ Дедалъ, чтобы удовлетворить ея страсть, устраиваетъ деревянную, обвитую шерстью, прелестную корову, въ которую входитъ королева. Созданіе Дедала прельщаетъ быка,-- и вотъ происхожденіе Минотавра. Афиняне обязаны были приносить ему въ жертву ежегодно семь юношей и семь дѣвицъ.
   Но Тезей, съ помощью нити, данной ему сестрою Минотавра, Аріадной, убиваетъ его и освобождаетъ Афинянъ отъ этой постыдной дани.
   Укротивши звѣрскій гнѣвъ Минотавра, сторожившаго у входа въ седьмой кругъ, гдѣ казнится насиліе, и преодолѣвъ трудности спуска съ крутаго обрыва, поэты приходятъ въ долину, гдѣ видятъ кипящее кровью озеро; въ немъ подвергаются наказаніямъ совершившіе насиліе противъ жизни и имущества себѣ подобныхъ. Страшный рой кентавровъ ходитъ вокругъ и слѣдитъ за погибшими, на коихъ сыплется цѣлый градъ стрѣлъ, какъ только они хотятъ вынырнуть изъ крови нѣсколько болѣе, чѣмъ имъ разрѣшено.
   Кентавры оказываютъ сопротивленіе приближающимся поэтамъ, но Виргилій побѣждаетъ ихъ, и требуетъ, чтобы одинъ изъ кентавровъ перевезъ ихъ на другую сторону.
   Онъ перевозитъ ихъ и указываетъ нѣсколькихъ первоклассныхъ злодѣевъ, въ числѣ коихъ наказываются Александръ Македонскій и Діонисій, тиранъ Сиракузскій.
   

ПѢСНЬ XII.

Первая окружность седьмого круга.-- Насилователи.-- Тираны.-- Убійцы.-- Минотавръ.-- Кентавры.-- Нессъ.-- Хиронъ.-- Еззелино.-- Опиццо-да-Ести.-- Гвидо-да-Монфорто.

Поэты входятъ въ первую окружность седьмою круга. Зд 23;сь наказываются тираны и другіе насилователи ближнихъ подъ надзоромъ Минотавра и Кентавровъ.

I.

   1--3 И мы пришли къ мѣсту, откуда должны были спускаться; оно было ужаснѣе дикихъ Альпъ; здѣсь мы встрѣтили такое чудовище, что даже богатыри сбѣжали бы отсюда отъ страха.
   4--6 Утесъ этотъ напоминаетъ громадныя развалины страшной скалы, разбитой быстрымъ теченіемъ рѣки Эчи (Adigi) возлѣ Трента. Неизвѣстно, было ли причиною этого погрома землетрясеніе или-же просто скала не могла устоять противъ усиленнаго напора воды; она упала
   7--9 и разбросала отъ самой ея вершины до подошвы массу валуновъ, по коимъ намъ нужно было спускаться.
   10--12 И вотъ путь, который предстоялъ намъ: а на вершинѣ этого недоступнаго утеса насъ ожидалъ дикій звѣрь Минотавръ, полу-человѣкъ, полу-быкъ.
   13--15 Этотъ позоръ Крита зародился въ подложной коровѣ.
   Едва увидѣлъ онъ насъ, онъ съ яростью сталъ грызть самого себя, какъ животное, пожираемое внутреннимъ бѣшенствомъ.
   16--18 Но мудрый путеводитель мой вскрикнулъ: "зачѣмъ ты бѣснуешься Минотавръ? не думаешь-ли ты, что это Тезой,-- (убившій тебя на томъ свѣтѣ съ помощью нити, данной ему твоею же сестрою Аріадною) снизошелъ сюда, чтобы убить тебя въ другой разъ? но жаждешь-ли какъ и всѣ другіе страдальцы второй смерти?
   19--21 Ступай прочь, скотина! не по совѣту сестры твоей мой спутникъ находится здѣсь: онъ пршолъ только для того, чтобы имѣть понятіе о заслуженныхъ вами мученіяхъ."
   22--24 И какъ разъяренный буйволъ, получившій смертельный ударъ, рычитъ, бросается туда и сюда,
   25--27 такъ и Минотавръ пришелъ въ неистовое бѣшенство и сталъ метаться взадъ и впередъ.
   Воспользовавшись удобнымъ мгновеніемъ, мой предусмотрительный вождь вскрикнулъ мнѣ: "спѣши къ выходу, тебѣ нужно выйти отсюда, пока этотъ звѣрь бѣснуется".
   28--30 И стали мы спускаться по этимъ валунамъ, которые, непривыкши къ тяжести живаго человѣка, катились внизъ одинъ за другимъ подъ моими ногами.
   31--33 и я задумался, а онъ сказалъ: тебя можетъ быть поражаетъ мѣстность, охраняемая скотиной, которую я укротилъ.
   34--36 Но я желалъ бы, чтобъ ты зналъ, что первый разъ, когда я былъ въ аду, утесъ, по которому мы идемъ, стоялъ цѣлъ и невредимъ.
   37--39 Но незадолго до того, если хорошо помню, когда пришелъ тотъ, который извлекъ изъ перваго круга царства Дите множество лицъ, извѣстныхъ тебѣ изъ библіи (см. п. III),
   40--42 эта долина задрожала со всѣхъ сторонъ такъ сильно, что я подумалъ -- вся вселенная опять преисполнилась той любви, которая (по ученію Эмпедокла), должна нѣсколько разъ разрушать все существующее, обращать нашъ міръ въ хаосъ, а изъ хаоса (враждебною силою стихій) возстановлять любовью мірозданіе.
   43--45 Въ то именно время этотъ утесъ разрушился и здѣсь, и съ другихъ сторонъ, низвергся въ бездну.
   46--48 Но посмотри въ долину: уже мы приближаемся къ рѣкѣ, вздымаемой клубящеюся кровью, гдѣ подвергаются заслуженнымъ наказаніямъ злодѣи, убивавшіе, пользуясь своею силою (violenza) на землѣ, своихъ ближнихъ,-- это первая окружность седьмого круга, они страдаютъ въ бьющейся горячимъ ключомъ крови невинныхъ жертвъ своихъ.
   

У подножія скалы поэты видятъ кровавую р123;ку и встрѣчаютъ кентавровъ.

II.

   49--51 О, слѣпое скаредничество! О, бездушное злодѣйство, возбуждающее насъ въ теченіи нашей краткой жизни для того, чтобы за гробомъ жить вѣчно въ кипящей крови!
   52--54 И въ глубокой пропасти я увидѣлъ то, что путеводитель мой видѣлъ и прежде и о чемъ говорилъ мнѣ: круглое, обнимающее всю низменную плоскость, озеро крови.
   55--57 И по берегамъ ея бѣгали съ страшнымъ остервененіемъ кентавры, вооруженные стрѣлами по прежнимъ своимъ охотническимъ обычаямъ на землѣ.
   58--60 Увидѣвъ насъ, они остановились и трое изъ нихъ, вооружившись отборными луками и стрѣлами, выдѣлились изъ толпы.
   61--63 Одинъ изъ нихъ закричалъ намъ издалека: за какимъ наказаніемъ вы нисходите сюда, скажите; но только не сходите съ мѣста, иначе сейчасъ-же на васъ полетятъ мои стрѣлы.
   64--66 Учитель мой сказалъ: мы дадимъ отвѣтъ Хирону, когда будемъ возлѣ него: ты всегда торопился исполненіемъ твоихъ злыхъ побужденій.
   67--69 Затѣмъ, тронувъ меня слегка, онъ сказалъ: это Нессо, тотъ самый, что умеръ изъ дикой страсти къ прелестной Деянирѣ, супругѣ Геркулеса, и такъ жестоко отомстилъ ему. (Пораженный его отравленною стрѣлою, онъ отдалъ Деянирѣ свой хитонъ, обагренный его кровью, будто-бы для предупрежденія смерти. Геркулесъ, надѣвши хитонъ, тотчасъ-же умеръ).
   70--72 Въ срединѣ ст -
   И да казнит тебя, что о тебе знает весь свет".
   121. "А тебя пусть казнит жажда, -- сказал Грек, -
   От которой трескается язык, и гнилая вода,
   Обращающая твое брюхо в ограду для глаз".
   124. Тогда монетчик: "Рот твой разверзается
   Как всегда, чтобы говорить дурное;
   Ибо если я жажду, и влага вспучивает меня,
   127. То у тебя жар и головная боль,
   И чтобы лизать зеркало Нарцисса,
   Ты не нуждался бы в долгих приглашениях".
   130. Я выслушивал их с полным вниманием,
   Когда Учитель сказал мне: "Ну-ка, посмотри,
   Еще немного и я с тобой совсем поссорюсь".
   133. Услыхав, что он говорит со мною гневно,
   Я обернулся к нему в таком стыде,
   Что и теперь все еще чувствую его.
   136. И как тот, кто во сне видит бедственное
   И во сне желает продолжения сна,
   Жаждая, чтобы то, что происходит, оказалось не бывшим;
   139. Так было и со мною, и я не мог говорить,
   Ибо желая просить о прощении, я уже просил его,
   Однако, сам не думая об этом.
   142. "Большая вина меньшим омывается стыдом,-
   Сказал Учитель, -- чем была твоя;
   Поэтому облегчи себя от всяческой печали:
   145. И не забывай, что я всегда с тобою рядом,
   Если вновь случится, что судьба толкнет тебя
   Туда, где люди ссорятся подобным образом.
   148. Ибо желанье слушать их есть низкое желанье".

Песнь тридцать первая
Колодезь гигантов. -- Немврод, Эфиальт и Антей

   1. Язык, вначале уязвивший меня
   Так, что покраснели обе мои щеки,
   Предложил потом и врачевание.
   4. Так, слышал я, обычно приносило
   Копте Ахилла, принадлежащее и его отцу,
   Сначала горестный дар, а затем добрый.
   7. Мы повернулись спиной к жалобной долине,
   Пересекая, в полном молчании,
   Скалы, опоясывающие ее кругом.
   10. Здесь не было ни дня, ни ночи,
   Так что мой взор не проникал вдаль,
   Но я услышал звук столь сильного рога,
   13. Что он заставил бы охрипнуть любой гром.
   И, следуя по направлению его пути,
   Я обратил свои глаза к одном месту.
   16. После горестного поражения, когда
   Карл Великий потерял священную дружину,
   Не протрубил Роланд столь яростно.
   19. Недолго устремлял я туда взгляды,
   И вот представилось мне множество высоких башен.
   Тогда я вымолвил: "Учитель, что это за город?"
   22. И он мне: "Так как ты проникаешь взором
   В темноту слишком издали,
   То и выходит, что воображение тебя морочит.
   25. Ты увидишь ясно, когда приблизишься,
   Как обманываются издалека наши чувства.
   Однако, несколько поторопись и сам".
   28. Потом он ласково взял меня за руку,
   И сказал: "Прежде чем мы подойдем ближе,
   Дабы все казалось тебе менее странным,
   31. Знай, что это не башни, а гиганты,
   И они стоят в колодце, по краям,
   Погруженные до самого пупа".
   34. Как мало рассеивается туман,
   Взгляд мало-помалу различает
   То, что скрывал пар, в воздухе скопившийся:
   37. Так я буравил темный и густой воздух,
   Все более и больше приближаясь к краю;
   И уходило от меня заблуждение, но вырастал страх,
   40. Ибо как на кругообразных стенах
   Венчается Монтереджионе кольцом башен,
   Так на бреге, окаймляющем колодезь,
   43. Башнями воздымались, на половину своих тел
   Страшные гиганты, которым все еще грозит
   С неба Юпитер, разражаясь громом.
   46. И я уж различал у одного из них лицо,
   Плечи и грудь, и большую часть живота,
   И вытянутые вниз по бокам руки.
   49. Поистине, природа сделала довольно правильно,
   Что перестала созидать такие чудища,
   Лишив Марса подобных исполнителей.
   52. И если не раскаивается она в слонах,
   Или в китах, то, присмотревшись тщательней,
   Увидишь в этом ее справедливость и благоразумие.
   55. Ибо там, где средства разума
   Соединяются со злой волей и могуществом,
   Всяческой уже защиты лишены люди.
   58. Его лицо показалось мне таким длинным и толстым,
   Как кедровая шишка у Сан-Пиетро в Риме;
   И в этом же соотношении было все остальное тело.
   61. Так что берег, опоясавший передником
   Нижнюю половину их, оставлял столько
   Снаружи, что тщетно трое фрисландцев
   64. Похвалялись бы достать до его волос
   Ибо я видел, что тридцать больших пядей
   Уложатся вниз от места, где застегивается плащ.
   67. "Rafel mai amech zabi almi",-
   Издала крик эта надменная глотка,
   Которой не подобали бы более нежные псалмы.
   70. И Вождь мой обратился к нему: "Глупый дух,
   Возьми свой рог и изливайся в нем,
   Если злоба, или другая страсть тобой владеют.
   73. Поищи у себя на шее и найдешь ремень,
   Поддерживающий его, о темная душа,
   И взгляни, как опоясывает он твою огромную грудь"
   76. Затем сказал мне: "Сам он обвиняет себя,
   Это Немврод, благодаря злому замыслу которого
   В мире нет ни одного общего языка.
   79. Пусть он стоит, не будем понапрасну говорить,
   Ибо таков же для него всякий язык,
   Как для другого его собственный, никому неведомый".
   82. И вот, мы совершили более длинный путь,
   Повернув налево; и на расстоянии выстрела из арбалета
   Нашли другого, еще страшнейшего и большего.
   85. Кто был тот властелин, что обвязал его,
   Я сказать не могу; но у него были связаны -
   Левая рука впереди, а правая позади -
   88. Цепью, которая обвивала его
   От шеи вниз, так что на видной части тела
   Обертывалась она до пятого раза.
   91. "Этот гордец пожелал меряться
   Своею силой со всевышним Юпитером,-
   Сказал мой Вождь, -- и вот его награда.
   94. Эфиальт имя его; и он много потрудился,
   Когда гиганты привели в ужас богов:
   Руки, которыми он действовал, навсегда недвижны".
   97. И я ему: "Если возможно, я желал бы,
   Чтобы глаза мои познали
   Облик безмерного Бриарея".
   100. И он ответил мне: "Ты увидишь Антея,
   Неподалеку отсюда; он говорит, и не в цепях,
   И он перенесет нас в самую глубину греха.
   103. Тот, кого ты хочешь увидать, гораздо дальше;
   Он скован и подобен этому,
   Но еще более свиреп по виду".
   106. Никогда не было столь яростного землетрясения,
   Поколебавшего башню с такою силою,
   Как заколотился в оковах Эфиальт.
   109. Тогда более чем когда-либо испугался я смерти
   И для нее довольно было бы одного этого страха,
   Если бы я не видел его цепей.
   112. Тогда вновь двинулись мы вперед,
   И подошли к Антею, который, не считая
   Головы, выступал наружу на добрых пять алл.
   115. "О ты, что в благословенной долине,
   Сделавшей Сципиона наследником славы
   После поражения Аннибала с его войском
   118. Взял тысячу львов в добычу -
   Если бы ты участвовал в великой битве
   Твоих собратьев, то, как можно думать,
   121. Одолели бы сыны земли.
   Спусти нас вниз, если соблаговолишь так сделать,
   Туда, где Коцит в холоде леденеет.
   124. Не заставляй нас обращаться к Титию или Тифону;,
   Мой спутник может предложить то, что здесь надобно.
   А потому склонись и не выказывай неудовольствия.
   127. Он может еще дать тебе в мире славу,
   Ибо он жив, и ему предстоит жизнь долгая,
   Если до срока Благодать не призовет его". -
   130. Так говорил Учитель; и гигант тотчас
   Распростер руки, чьи мощные объятия знал
   Геркулес, и поднял моего Вождя.
   133. Вергилий же, когда почувствовал, что его подняли,
   Сказал мне: "Подойди, чтобы я взял тебя".
   Затем так сделал, что мы стали связкой.
   136. Какою кажется Каризенда тому, кто стоит
   Под ее склоном, когда облако проходит
   Над нею так, что она валится в другую сторону,
   139. Таким представился и мне, смотревшему, Антей.
   Я увидел, что он склоняется, и была минута,
   Когда я предпочел бы находиться на другом пути.
   142. Но беззвучно в бездну, пожирающую
   Люцифера с Иудой, положил он нас;
   И не остался долго в этом наклонении.
   145. Но как мачта корабля поднялся.

Песнь тридцать вторая
Круг девятый. Предатели. Первое отделение. Каина. -- Граф ди Мангона. -- Камиччнон де Пацци. -- Второе отделение. Антенора. -- Бокка дельи Аббата. -- Буозо ди Дуэра. -- Уголиио

   1. Если бы я обладал стихом суровым и бичующим,
   Как приличествует для печального отверстия,
   Над которым громоздятся все остальные скалы,
   4. То я выжал бы сок своей мысли
   Более полно; но так как у меня нет его,
   То не без страха принимаюсь говорить,
   7. Ибо нешуточное это дело -
   Описать средоточие всего мира
   И не по силам языку, лепечущему папа, мама.
   10. Но да помогут лире моей те Жены,
   Что помогали Амфиону строить Фивы,
   Дабы слово мое не отошло от дела.
   13. О превыше всех проклятое племя,
   Обитающее в месте, о котором тяжко говорить,
   Лучше б тебе быть в мире стадом коз или овец!
   16. Когда мы оказались в глубине темного колодца,
   Под ногами гиганта, гораздо ниже их,
   И я все еще глядел на высокую стену,
   19. Вдруг раздался голос: "Осторожнее иди;
   Становись так, чтобы не наступить подошвой
   На головы бедных истомленных братьев".
   22. Я обернулся, и увидел пред собой
   И под ногами озеро, морозом обращенное
   В стекло и не похожее на воду.
   25. Не создает зимой в течении своем столь
   Толстого покрова ни Дунай в Австрии,
   Ни Танаис под холодным небом,
   28. Как было здесь; ибо если бы Таберник
   Свалился сюда сверху, или Пьетрапана,
   Не раздался бы и на поверхности треск.
   31. И как сидит, квакая, лягушка,
   Высунув из воды морду, в то время года,
   Когда часто видит во сне жатву крестьянка -
   34. Так, посиневшие до мест, где выступает стыд,
   Заключались во льду жалобные тени,
   И подобно аистам щелками зубами.
   37. Все они вниз обращали лица:
   Через рот холод, чрез глаза скорбное сердце
   Свидетельствовали о себе в них.
   40. Когда я несколько огляделся вокруг,
   То взглянул под ноги и увидел двоих столь слитых,
   Что волосы на головах их перепутались.
   43. "Скажите, вы столь тесно сблизившие груди, -
   Сказал я, -- кто вы?" И они отогнули шеи;
   И когда подняли на меня лица,
   46. Глаза их, бывшие доселе влажными,
   Заструили к губам слезы, и холод заморозил
   Капли на ресницах и сковал их.
   49. Доску с доской не вяжет никогда скоба
   Так прочно; и тогда они, как два козла,
   Сшиблися лбами: такова была их ярость.
   52. И вот один, лишившийся обоих ушей
   От холода, продолжая склонять голову
   Сказал: "Почему всматриваешься ты так в нас?
   55. Если желаешь знать, кто эти двое,
   То долина, по которой изливается Бизенцио,
   Принадлежала их отцу Альберто и им.
   58. Из одной утробы они, и по всей Каине
   Мог бы ты искать, и не нашел бы тени,
   Более достойной погрузиться в мерзлоту.
   61. Ни тот, у кого пробита грудь и тень,
   Одним ударом, рукою короля Артура;
   Ни Фокаччиа; ни этот, столь мешающий мне
   64. Головой, что я не вижу ничего
   И кого звали Сассоль Маскерони;
   Если ты из Тосканы, то уже знаешь, кто был он.
   67. И чтобы ты не вводил меня в долгие рассказы,
   Знай, что я был Камиччион де Пацци,
   И жду Карлино, который меня оправдал бы".
   70. Затем увидел я тысячи полиловевших
   От холода лиц; меня охватила дрожь
   И всегда будет охватывать пред замороженными лужами.
   73. И пока двигались мы к тому средоточию,
   Куда устремляется всякая тяжесть,
   Я трепетал в этом вечном мраке.
   76. Было ли то желание, или рок, или случай,
   Не знаю; но проходя посреди голов,
   Сильно ударил я одну ногой в лицо.
   79. В слезах она вскричала: "Что ты меня топчешь?
   Если пришел не с тем, чтобы усилить месть
   За Монтеаперти, то почему же меня мучишь?"
   82. И я: "Учитель, подожди меня немного здесь,
   Дабы я разрешил свое сомнение о нем,
   А затем я буду, сколько пожелаешь, быстр".
   85. Вождь остановился, и я сказал тому,
   Все еще грубо поносившему:
   "Кто ты, что упрекаешь так другого?"
   88. "А ты кто, проходящий в Антеноре,
   Ударяя, -- ответил он, -- другого в щеку
   Так, что и для живого это было бы чрезмерно?"
   91. "Я жив, и для тебя может быть ценным,-
   Был мой ответ, -- если ты ищешь славы,
   Чтобы я помянул имя твое среди других".
   94. И он: "Я жаждаю обратного.
   Уйди отсюда и не мучь более меня,
   Ибо плохо ты умеешь обольщать в этом болоте".
   97. Тогда схвативши его за загривок
   Я произнес: "Ты назовешь себя,
   Иначе не останется у тебя здесь больше волоса!"
   100. Он же в ответ: "Хотя ты и лысишь меня,
   Я не скажу, кто я, и не обнаружу этого,
   Хотя бы ты тысячу раз на меня ринулся".
   103. Я намотал уже его волосы на руку,
   И вырвал их не одну прядь,
   Он же все лаял, опустив глаза долу,
   106. Когда некто другой вскричал: "Что с тобой, Бокка?
   Мало тебе ляскать челюстями,
   Ты еще лаешь?  Что за дьявол трогает тебя?"
   109. "Теперь, -- сказал я, -- не желаю, чтоб ты говорил,
   Злобный изменник, ибо к твоему позору
   Я доставлю верные о тебе вести".
   112. "Уходи, -- отвечал он, -- и повествуй о чем угодно,
   Но не умалчивай, если отсюда выйдешь,
   О том, у кого язык был столь проворен.
   115. Он оплакивал здесь золото французов:
   Я видел, сможешь ты сказать, Буозо да Дуэра
   Там, где грешники не могут портиться.
   118. Если б тебя спросили, кто еще с ними,
   То вот сбоку -- тот Беккериа,
   Которому Флоренция перепилила горло.
   121. Джиани дель Сольданиер, как кажется,
   Там дальше, Ганелон и Тибальделло,
   Что отворил Фаэнцу, когда все спали".
   124. Мы удалились уже от него,
   Когда я увидал двоих, леденеющих в отверстии,
   Так что голова одного была покрышкою для другого.
   127. И как пожирается хлеб при голоде,
   Так же верхний водрузил нижнему зубы
   Туда, где мозг соединяется с затылком.
   130. Не иным образом грыз Тидей,
   В бешенстве, виски Меналиппа,
   Чем этот сделал с черепом и всем остальным.
   133. "О ты, высказывающий столь скотским образом
   Ненависть к тому, кого пожираешь,
   Скажи мне о ее причине, -- вымолвил я, -- и условимся,
   136. Что если ты за дело на него плачешься,
   То узнав, кто вы и каков грех его,
   Я отплачу тебе в том верхнем мире,
   139. Если язык, которым говорю, не иссохнет".

Песнь тридцать третья
Круг девятый. Предатели. Отделение второе. Антенора. -- Уголино. -- Отделение третье. Толомеа. -- Фрате Альбериго. -- Бранка д'Ориа

   1. Над ужасной пищей приподнял рот
   Этот грешник, обтирая его волосами
   Головы, которую разрушал сзади.
   4. И начал: "Ты желаешь, чтоб возобновилась во мне
   Безнадежная скорбь, давящая мое сердце
   При одной мысли, прежде чем заговорю.
   7. Но если словам моим надлежит стать семенем
   Позора для изменника, которого я грызу,
   То говорящего и вместе плачущего ты увидишь.
   10. Не знаю, кто ты и каким ты способом
   Спустился вниз; но флорентинцем
   Кажешься, поистине, когда тебя слышу.
   13. Ты должен знать, что я был графом Уголино,
   А этот архиепископом Руджиери;
   Теперь скажу тебе, почему я так с ним рядом.
   16. Как, благодаря злым его советам,
   Доверившись ему, я был захвачен
   И затем погиб, рассказывать излишне.
   19. Но о том, чего не можешь знать,
   То есть, сколь была ужасна моя смерть -
   Услышишь и узнаешь, что он сделал мне.
   22. Маленькая дыра в той клетке,
   Что благодаря мне получила имя голода
   И где другим надлежит еще быть заключенными,
   25. Показала мне в своем отверстии
   Уже много лун, когда я увидел дурной сон,
   Разодравший предо мной завесу будущего.
   28. Вот этот представился мне вождем и предводителем,
   Гнавшимся за волком и волчатами к горе,
   Что заслоняет от пизанцев Лукку;
   31. С тощими псами, усердными и отборными,
   Гваланди и Сисмонди и Ланфранки
   Выслал он вперед всей своры.
   34. В недолгом беге, показалось мне, измучились -
   Отец и его сыновья; и острые клыки,
   Мерещилось мне, рассекли их бока.
   37. Когда же я поднялся, пред рассветом,
   То услыхал, что во сне плачут мои дети,
   Находившиеся со мной, и просят хлеба.
   40. Сколь ты жесток, если уж не скорбишь
   При размышлении о том, что возвещалось моему сердцу!
   И если ты не плачешь, то о чем же можешь плакать?
   43. Они уже проснулись, и час близился,
   Когда обыкновенно подавали пишу,
   И все были в сомнении благодаря снам.
   46. И я услышал, как внизу заперли вход
   Ужасной башни; тогда я посмотрел
   В лица сынам своим и не сказал ни слова.
   49. Я не заплакал, так окаменел я весь,
   Они же плакали, и Ансельмуччио мой
   Сказал: "Ты смотришь так! Отец, что же с тобой?"
   52. Но я не прослезился и не отвечал им
   Во весь тот день и в следующую ночь,
   Пока другое Солнце не взошло над миром.
   55. Когда же слабый его луч проник
   В горестную темницу и я увидел
   В четырех лицах собственное отраженье,
   58. Обе руки укусил я себе в горести.
   И они, думая, что сделал это я от желания
   Есть, все одновременно поднялись,
   61. И воскликнули: "Отец, гораздо легче будет нам,
   Если ты нас начнешь есть; ты нас облек
   В эту жалкую плоть, ты и лиши ее".
   64. Я тогда стал покоен, чтобы не усиливать их скорби.
   Тот день и следующий мы безмолвствовали.
   О, твердь земная! Почему ты не разверзлась?
   67. Когда мы до четвертого дня дожили,
   Гаддо, распростершись, бросился к моим ногам,
   Воскликнув: "Отец, почему же ты мне не поможешь?"
   70. И тут же умер. И как ты меня видишь,
   Видел я смерть троих, одного за другим,
   На пятый день, и на шестой; тогда я принялся,
   73. Уже слепой, сверху обшаривать их,
   И звал два дня, хотя они были уж мертвы,
   А затем сильнее горя оказался голод".
   76. Произнося это, он скосил глаза
   И снова взялся за жалкий череп зубами,
   Которые на кости крепки, как у пса.
   79. О Пиза, поношение людей
   Той восхитительной страны, где звучит Si;
   Если соседи ленятся наказывать тебя,
   82. Тогда пусть двинутся Капрайа и Горгона,
   И да запрудят устье Арно,
   Чтоб затопить всех твоих жителей.
   85. Ибо если о графе Уголино прошла слава,
   Что он предал твои твердыни,
   Ты не должна была обрекать на такой крест детей.
   88. Невинны были, по своему юному возрасту,
   О новые Фивы! -- Угуччионе и Бригата,
   И другие двое, упомянутые в песне выше.
   91. Мы прошли далее, туда, где лед
   Крепко связывает других людей,
   С лицами не вниз, но откинутыми назад.
   94. Сам плач не позволяет плакать там,
   И горе, находя в глазах препятствие,
   Обращается внутрь и увеличивает тоску,
   97. Ибо первые же слезы образуют скопление,
   И наподобие кристального забрала
   Наполняют всю впадину под ресницами.
   100. И хотя, уподобляясь в том мозоли,
   От холода перестало лицо мое
   Быть сколько-нибудь чувствительным,
   103. Мне показалось, что я ощутил некий ветер.
   Поэтому я спросил: "Учитель, кем же движется он?
   Разве не угашены здесь внизу все пары?"
   106. И он мне: "Скоро уже будешь там,
   Где глаз даст тебе ответ на это,
   Ибо увидишь причину, изливающую дыхание".
   109. И один из скорбных ледяной коры
   Вскричал нам: "О души, столь свирепые,
   Что последняя глубина вам назначена,
   112. Снимите с моего лица жесткие покровы,
   Дабы горе, напитавшее мое сердце, я излил
   Хотя немного, прежде чем застынут слезы".
   115. Я же ему: "Если желаешь, чтобы я помог тебе,
   Скажи мне, кто ты и если я тебя не облегчу,
   Пусть в самую бездну льда направят меня".
   118. Он мне ответил: "Я Фрате Альбериго,
   Я из плодов злого огорода;
   Здесь я получаю финик вместо фиги".
   121. "О, -- сказал я, -- неужели ты уж умер?"
   И он мне: "Как живет тело мое
   В верхнем мире, ничего не знаю.
   124. Такое преимущество у этой Толомеи,
   Что нередко душа низвергается сюда,
   Прежде чем толкнет ее Атропос.
   127. И чтобы ты охотней соскоблил
   Остекленевшие слезы с моего лица,
   Знай, что лишь только предаст душа,
   130. Как сделал это я, телом ее завладевает
   Демон, который им и управляет,
   Пока все время его не исполнится.
   133. А душа обрушивается в такой колодезь,
   И может быть, является еще вверху тело
   Тени, что зимует там за мной.
   136. Ты должен знать ее, если сошел сюда недавно.
   Это сер Бранка д'Ориа, и уже много лет
   Прошло со времени как он заключен тут".
   139. "Думаю, -- сказал я, -- что меня обманываешь,
   Ибо Бранка д'Ориа еще не умер,
   И ест, и пьет, и спит, и одевается".
   142. "В верхний ров, -- сказал он, -- Злых Когтей,
   Туда, где кипит клейкая смола,
   Еще Микеле Цанке не спускался,
   145. Когда этот вместо себя оставил дьявола
   В своем теле, и в одном своем родственнике,
   Который вместе с ним свершил предательство.
   148. Но протяни же, наконец, руку сюда;
   Открой мои глаза". И я их не открыл ему,
   И вежливостью была для него грубость.
   151. О генуэзцы, люди отдаленные
   От всякой доблести, исполненные пороками,
   Почему не изгнаны вы из мира?
   154. Ибо с наихудшим духом из Романьи
   Нашел я одного из вас такого, что за дела свои
   Купается уже душой в Копите,
   157. А телом кажется еще наверху живым.

Песнь тридцать четвертая
Круг девятый. Предатели. Отделение четвертое. Джиудекка. -- Люцифер. -- Иуда, Брут и Кассий. -- Центр Вселенной. -- Путь к Чистилищу

   1. "Vexilla Regis prodeunt Infemi.
   Они к нам приближаются, потому вглядывайся, -
   Сказал мой Учитель, -- не видишь ли уже их?"
   4. Какою при дыхании густого облака
   Или когда ночь близится в нашем полушарии,
   Кажется издали мельница, вращаемая ветром,
   7. Подобное строение явилось тогда передо мной.
   Так как дул ветер, я прижался сзади
   К своему Вождю, ибо не было там иного убежища.
   10. Я находился уж (и вношу это со страхом в стих),
   Там, где тени все были покрыты льдом,
   И просвечивали из него, как из стекла былинки.
   13. Одни лежали, а другие помещались стоя,
   Кто головой вверх, кто подошвами;
   Иные наподобие дуги, обратив лица к ногам.
   16. Когда настолько мы продвинулись вперед,
   Что Учителю пожелалось показать мне
   Создание, некогда обладавшее прекрасным обликом,
   19. Он выдвинул меня вперед и остановил,
   Сказав: "Вот Дис, и вот место,
   Где надлежит тебе вооружиться твердостью".
   22. Как я тогда оледенел и онемел,
   Не спрашивай, читатель, я не пишу об этом,
   Ибо нет слов, чтобы сказать о том.
   25. Я не стал мертвым и не остался жив.
   И вот подумай, если обладаешь каплей воображения
   В кого обратился, лишившись и того, и другого
   28. Властелин горестного царства.
   От половины груди подымался он над льдом,
   И более я сходен с гигантом,
   31. Нежели гиганты с его руками.
   Сообрази же, каков должен быть весь он,
   Чтобы отвечать лишь одной такой части.
   34. Если он был столь прекрасен, как теперь гадок,
   И поднял взор на своего Создателя,
   То от него должно исходить все зло.
   37. О сколь удивительным показалось мне,
   Когда три лица увидал я на его голове!
   Одно спереди, и оно было багряное,
   40. Два других соединялись с этим
   Над серединою каждого плеча,
   И сливались там, где темя;
   43. И правое показалось мне бело-желтым,
   Левое на взгляд было такое, каким
   Являются из мест, откуда Нил нисходит.
   46. Под каждым выступали два больших крыла,
   Как приличествовало подобной птице -
   Парусов на море никогда я таких не видел.
   49. Не было на них перьев, но летучую мышь
   Напоминали они; и он ими размахивал
   Так, что производил три ветра.
   52. Оттуда весь Коцит оледенялся ими.
   Шестью глазами плакал он, и с трех подбородков
   Капали слезы и окровавленная пена.
   55. В каждом рту он жевал зубами
   Грешника, наподобие льняного мяла,
   Так что троим доставлял муку разом.
   58. Переднему из них укусы ничто были
   Рядом с царапаньем, ибо по временам спина
   Его обнажалась от кожи вовсе.
   61. "Эта душа вверху, принимающая величайшую кару, -
   Сказал Учитель, -- Иуда Искариот,
   Чья голова внутри, а снаружи ноги.
   64. Из других двух, чьи головы внизу,
   Тот что свешивается из черной морды -- Брут;
   Смотри, как корчится он, не издавая звука.
   67. Другой же Кассий, кажущийся столь могучим.
   Но наступает ночь, и уже время
   Удаляться, ибо все мы видели".
   70. Согласно его воле, я охватил руками ему шею,
   И он выбрал подходящее тому время и место,
   И когда крылья достаточно раскинулись,
   73. Уцепился за взлохмаченные бока.
   С лохм на лохмы опустился затем вниз,
   Среди густой шерсти и ледяной коры.
   76. Когда мы оказались там, где ляжка
   Образует утолщение бедер,
   Вождь мой с усилием и утомлением
   79. Повернул голову туда, где были его ноги,
   И ухватился за шерсть, как человек восходящий,
   Так что я подумал, что мы возвращаемся в Ад.
   82. "Держись покрепче, ибо по таким лестницам,-
   Сказал Учитель, задыхаясь как усталый,-
   Надлежит нам удаляться от всего этого зла".
   85. Затем он вышел на край, где я присел,
   Потом направил ко мне осторожные шаги.
   88. Я поднял глаза и полагал, что увижу
   Люцифера таким же, как его оставил,
   А увидел вытянутые вверх ноги.
   91. И впал ли я тогда в смущение,
   Пусть сообразят люди невежественные, которые не знают,
   Через какую грань переступил я.
   94. "Подымись, -- сказал Учитель, -- на ноги.
   Путь долог, а дорога неблагоприятна,
   И уже Солнце приближается к восьми утра".
   97. Не было прогулкою по дворцу место,
   Где мы находились, но природное подземелье
   С шероховатою почвою и без света.
   100. "Прежде чем я вырвусь из этой бездны,
   Учитель мой, -- сказал я, ставши на ноги,-
   Дабы извлечь меня из заблуждения,
   поговори со мной немного.
   103. Где же теперь лед? И как Люцифер помещен
   Вверх ногами? И почему в столь краткий срок
   Совершило путь Солнце от вечера до утра?"
   106. И он мне: "Ты воображаешь еще,
   Что находишься по ту сторону центра, где я вцепился
   В шерсть злостного червя, который проточил мир.
   109. Ты был там столько времени, сколько я спускался.
   Когда я опрокинулся, ты перешел через точку,
   К которой тяготеют отовсюду тяжести.
   112. И ныне ты находишься под полушарием
   Противоположным тому, что покрывает собою
   Великую сушь, и у вершины коего распяли
   115. Человека, родившегося и жившего без греха.
   Ноги твои стоят на небольшой сфере,
   Другая сторона которой образует Джиудекку.
   118. Здесь утро, когда там вечер.
   И этот, шерсть которого была нам лестницей,
   Все еще всажен, как и был когда-то.
   121. С этой стороны пал он вниз с неба,
   И земля, что некогда тут вздымалась,
   Из страха перед ним облеклась морем,
   124. И перешла в наше полушарие; и возможно,
   Дабы бежать от него, оставила здесь пустоту
   Гора, что видится там, и возникла вверх".
   127. Есть в глубине место, удаленное от Вельзевула
   Настолько, сколь простирается его могила;
   Оно не взором, но шумом обнаруживается
   130. Ручейка, который ниспадает там
   Через проточенную им в скале щель,
   В беге извилистом, с небольшим уклоном.
   133. Вождь и я этим потайным путем
   Вступили к возвращению в мир ясный;
   И не заботясь ни о каком отдыхе,
   136. Мы восходили, он впереди, а я за ним,
   Пока я не узрел дивных созданий,
   Носимых Небом, через круглое отверстие.
   139. Тогда мы вышли, чтобы вновь увидеть звезды.

Примечания переводчика

Песнь первая

   1. "На половине странствия нашей жизни" -- на 35-м году жизни поэта, соответствует 1300 г. Данте родился в 1265 году.
   2. "Темный лес" -- лес страстей и прегрешений человеческих.
   8-9. "Доброе" -- Вергилий. Но предварительно надо рассказать о "другом", о трех зверях.
   11. Сон -- состояние духовного затмения в земной жизни.
   13. Холм -- "Холм противоположен лесу, или долине; если лес есть символ жизни безверной и порочной, то холм будет символом жизни праведной и добродетельной" (Скартаццини).
   26-27. "Проход" -- под ним разумеется здесь лес. Лес пороков не позволяет пройти через себя никому живому.
   30. При восхождении, хотя бы и легком, как здесь, подымаемая нога ступает выше стоящей.
   32. Пантера -- "символ плотских вожделений, или сладострастия". (Скартаццини). Таков взгляд на символ пантеры и у древнейших комментаторов. Земные страсти препятствуют поэту взойти на холм добродетели. Но сам поэт -- лишь протагонист всего Человечества, следовательно, такова же и участь всех людей.
   45. Лев -- символ гордости.
   49. Волчица -- символ скупости. Взгляд также вполне средневековый. Трудно приписывать это свойство самому Данте -- ничто в его жизни не говорит о личной скупости, но здесь, как и везде в поэме, на него следует смотреть, как на представителя человечества, а в последнем грех этот весьма силен. Очень возможно, что тут он имел в виду и нечто более частное в человечестве -- скупость Римской Курии, грехи современной ему Церкви.
   60. В "темный лес".
   63. Вергилий -- представитель человеческого разума, философии, человеческой мудрости. Вергилий уводит Данте от зверей греха и помогает совершить очистительное странствие по Аду и Чистилищу. Но для Рая его сил уже недостаточно, здесь путеводительницей будет Беатриче, Мудрость Божия.
   69. Собственно, Вергилий родился в Анде, ныне Пистоле, деревне близ Мантуи.
   70. При Юлии Цезаре. "Поздно", -- ему было лишь 25 лет, когда умер Цезарь, и при нем он не успел прославиться. (Бианки).
   74. Сын Анхиза -- Эней, главный герой вергилиевой "Энеиды".
   87. В это время Данте был уже известен, как лирический поэт.
   91. Вергилий намекает на необходимость проделать путь чрез Ад.
   101-106. Пророчество о некоем Спасителе, который должен прийти -- одно из загадочнейших мест Божественной Комедии. В данном переводе мы придерживаемся толкования, принимающего слова tra Feltro е Feltro в смысле географическом. Указание на эту местность весьма подходит к Кану Гранде делла Скала, за которого многие и принимали освободителя. Но тогда на властителя Вероны выпадает слишком грандиозная задача: ведь он должен победить и загнать в Ад самое Волчицу, Скупость! (реформировать Римскую Церковь?). По Краусу это некий Устроитель (религиозно-этический образ), долженствующий побороть Волчицу (cupiditas) Церкви, и тем самым поднять нравственное состояние Италии. Кто именно этот Veltro -- неизвестно. Быть может, Данте представлял его себе как бы новым Франциском Ассизским, или святым папой, или гибеллинским вождем. Нам этот взгляд Крауса кажется заслуживающим внимания. Тем не менее, как сказано выше, мы сохраняем географический признак ("меж Фельтро и Фельтро"); согласно же Краусу и некоторым древним, надо читать tra feltro е feltro, "низкого рода" (feltro, значит войлок, кошма, что указывает на скромное происхождение будущего Избавителя). Другие понимали еще "меж небом и небом", разумея явление в небесах Христа. Для нас -- характеризованный Краусом Избавитель родится в области между Фельтро и Фельтро. Среди многих отгадок загадки есть и очень курьезные. Напр., принимали за Veltro Наполеона III, и даже... императора Вильгельма I (Штедефельд).
   107. Камилла, дочь царя Вольсков, погибла, сражаясь против троянцев. Смерть ее описана в VII книге "Энеиды". -- Эвриал погиб вместе со своим другом Низом, в сражении с воль-сками. -- Турн, царь рутулов, пал от руки Энея; рассказом о смерти этого героя кончается поэма Вергилия.
   116. Души тех, кто жил и умер до Данте.
   117. "Криками взывающие о вторичной смерти", т. е. жаждут умереть, не мучиться более.
   119. Души Чистилища.
   122. Беатриче. В XXX песни Чистилища она является Данте, чтобы ввести его в Рай.

Песнь вторая

   1. Вечер 25 марта 1300 г., первый день прошел среди невзгод леса и бесед с Вергилием.
   13. "Ты рассказываешь" -- в "Энеиде". Эней, по Вергилию, был отцом Сильвия.
   16. "Ненавистник всякой скверны" -- Господь.
   17. Великое следствие -- Рим. "Кто оно и каково" -- Цезарь, империя, папство.
   26-28. Схождение Энея в Ад дало ему силы победить Турна, вследствие чего был основан Рим, где, затем, установилось и победило папство ("папская мантия").
   29. Ап. Павел. "Ап. Павел не говорит столь ясно, что в чувственном облике был в вечной обители, но в средние века этому верили". (Бианки). "Избранный сосуд", выражение из Деян. св. Апостолов. Сказано об Ап. Павле.
   40-43. В конце предыдущей песни он просит Вергилия вести его. Теперь почти отказывается от своего намерения.
   52. "..С теми, кто нерешен", обитатели лимба в 1-м круге Ада, см. песнь 11. -- С одной стороны у них нет надежды на рай, с другой -- они не подвержены мукам -- как бы между небом и адом, не решены, не определены ни в ту, ни в другую сторону. "Некоторые считают, что Данте думал о возможности улучшения судьбы этих обитателей лимба, но тогда лимб не мог бы находиться за роковыми вратами с надписью: "Оставьте всякую надежду вы, входящие", и Вергилий не сказал бы, что там живут без надежды". (Скарт.)
   53. Беатриче. -- Как бы ни относиться к реальности юношеской любви Данте к девушке Беатриче Портинари, жившей вблизи дома Данте, Беатриче "Божественной Комедии" несомненный символ. Если это есть воспоминание об очаровании юношеских дней, том очаровании, которое оставило в душе светлый свой след навсегда, то здесь этот образ возведен в сан высочайший. Беатриче занимает очень почетное место на скамье блаженных, она идет к Деве Марии и говорит с нею, наконец, посылает на помощь своему давнему поклоннику Вергилия, а в Чистилище, как некая царица, в колеснице встречает Данте и ведет по Раю. Нет разногласий, что это уже не скромная флорентийская девочка, а существо ангельское, высшего духовного ранга. Но что она олицетворяет? Здесь разногласия значительны. Для Крауса Беатриче "персонификация Божественной Мудрости, тип этот создан древне-христианской и средневековой литературой и искусством, Данте же лишь усвоил его, дабы создать всем понятную и всех просвещающую Аллегорию".
   76-79. По Бианки, Беатриче представляет здесь одновременно идею Философии и Теологии, благодаря которым человеческий род превосходит все, что есть на земле, что заключено в круге неба Луны (по птолемеевой системе ближайшее к Земле Небо, с наименьшим кругом, есть Небо Луны). Однако, Философия вряд ли здесь при чем.
   80. Т. е. -- так рвусь я исполнить твое приказание, что даже, когда исполняю его, мне кажется, что я опаздываю.
   94. "Прекрасная Жена" -- Дева Мария.
   97. "Лючия" в прямом смысле -- Святая по имени Лючия. Аллегорически Лючия, как указывает уже ее имя, есть символ просвещающей благодати. Католическая церковь чтит св. Лючию, как исцелительницу при болезнях глаз. (Скартац.)
   102. Рахиль, дочь Лавана, и вторая жена патриарха Иакова, образ Созерцания.
   105. Благодаря любви к Беатриче и желанию достойно прославить ее, Данте предался изучениям и "выделился из обыденной толпы".
   108 Следуя за большинством в принятии Аллегории, мы видим в смерти смерть духовную, и в реке жизнь человека, обуреваемую страстями... Итак... смерть, которая грозит поэту, есть то же, что и три зверя, а река -- то же, что лес (Блан).

Песнь третья

   7-8. Указывается первозданность Ада. Современники его -- формы вешей и идей, первая материя, ангелы (Аристотель).
   29. Там нет смены времени, дня и ночи. Поэтому, цвет воздуха всегда одинаков.
   37. "Поэт предполагает, что некоторые ангелы пожелали остаться нейтральными, когда Люцифер взбунтовался против своего Творца, и не были ни за Бога, ни за диавола. Библия не знает такого разряда нейтральных ангелов; быть может это изобретение самого Данте" (Скартаццини).
   56. Считают, что это Папа Целестин I, по малодушию отрекшийся от папства. Бонифаций III, его преемник, посадил его в темницу, где он и умер. Другие принимают эту тень за Исава, отказавшегося от первородства.
   71. "Большая река" -- Ахерон. Это первая адская река. Через нее Харон перевозит грешные тени. Далее начинаются нисходящие круги Ада.
   109. "Демон Харон". Данте делает стражами разных кругов Ада существа мифологические; это соответствует теологическим взглядам средневековья, которое в существах языческой мифологии обычно видело реальные сущности, но не богов, а демонов, примиряя, таким образом, -- хорошо или дурно -- христианскую веру с языческой традицией. Источником такой веры является никто иной, как Ап. Павел, который пишет: "...Язычники, принося жертвы, приносят бесам" (1 Кор., X, 20). (Скарт).

Песнь четвертая

   24. В Лимбе, где находятся те умершие, кто не знал крещения, мудрецы и герои. Слово лимб, значит край одежды. Данное место названо так потому, что представляет собою как бы предел, оторочку Ада (Бианки).
   28. Горести внутренние, или духовные, без внешних мучений
   50. "Другого" -- Христа. Схоластики учили, что Христос в промежутке времени между своею смертью и воскресением сходил в Лимб для освобождения душ ветхозаветных святых.
   54. Крестом.
   86. Меч -- символизирует войну, воспетую Гомером.
   95. Имеется в виду Гомер, "владыка высочайшего песнопения". ПО. "Семь врат", так называемые семь свободных искусств.
   121. Электра -- дочь Атланта, которая от Зевса родила Дардана, основателя Трои.
   124. Камилла -- дочь царя Вольсков. (См. прим. I, 107). -- Пентесилея -- царица Амазонок, убитая Ахиллом.
   125. Латин -- царь туземцев -- тесть Энея.
   128. Лукреция, добродетельная супруга Коллатина, обесчещенная Секстом Тарквинием. Юлия -- дочь Цезаря и супруга Помпея. -- Марция -- жена Катона Утического. -- Корнелия -- дочь Сципиона Африканского и мать Гракхов.
   129. Саладин, из простого солдата, благодаря дарованиям, обратившийся во владетеля Египта и Сирии. Он завоевал Иерусалим, изгнав оттуда Гвидо ди Лузиньяно. Отличался, в противоположность другим своим единомышленникам, большим человеколюбием и известной приветливостью. Поэтому он и сидит одиноко, не разговаривая с окружающими.
   131. Аристотель, бывший в большом уважении во времена Данте. Его почитали, как непогрешимый авторитет.
   137. Анаксагор -- философ из Клазомен, наставник Перикла. Диоген, известный циник из Синопа. Фалес из Милета, автор "Космологии", где вода играла главную роль.
   138. Эмпедокл, Гераклит и Зенон -- все трое философы: первый из Агригента, написал поэму о природе вещей; второй из Эфесса, творец глубокомысленного мировоззрения, в основе коего знаменитое "все течет". Третий -- глава стоиков.
   139-140. Диоскорид из Киликии, жил при Нероне, врач. -- Орфей -- фракиец, священный поэт и музыкант.
   141. Туллий -- Марк Туллий Цицерон. -- Лин -- из Фив, музыкант на лире и поэт.
   143. Гиппократ, Авиценна и Галлиен -- все трое медики. (Авиценна -- араб).
   144. Аверроэс -- арабский философ -- комментатор Аристотеля.

Песнь пятая

   4. Минос, древний мифологический царь Крита, по Гомеру сын Зевса и Европы, брат Радаманта, отец Девкалиона и Ариадны. Так как по мифологии он был одним из первых законодателей человечества и правил с величайшей мудростью, то поэты сделали из него судью Ада (Вергилий, Энеида, II). В "Божественной Комедии" Минос также адский судья, но Данте обращает его в демона, согласно средневековой вере, основанной на словах Ап. Павла.
   6. Направляет в такой круг, сколько раз обовьет себе спину хвостом.
   61-62. Дидона. Она обещала мужу своему, Сихею, что после его смерти останется одинокою. Но отдалась Энею.
   65. Ахилл, собравшийся жениться на Поликсене, был убит стрелою Париса, ее брата, во время свадебного пира.
   67. Парис -- сын Приама и похититель Елены. Другие считали его за странствующего рыцаря средневековья, прославленного в старинных романах. -- Тристан, рыцарь Круглого Стола, племянник короля Марко Корнуэльского; трагически любил жену его Изольду (Изотту).
   74. Эта Франческа Малатеста и ее деверь Паоло -- знаменитая чета несчастных любовников, прославленная Данте. Приводим рассказ о судьбе их по Анонимо Фиорентино: "Надо сказать, что уже долгое время шла война между мессером Гвидо да Полента и мессером Малатеста старшим из Римини. Так как это утомило обе стороны, то с общего согласия заключили мир, и чтобы лучше он соблюдался, вступили в родство; ибо мессер Гвидо выдал дочь за сына мессера Малатеста, а мессер Малатеста так же обвенчал своих детей. Мадонна Франческа, дочь мессера Гвидо вышла замуж за Джианчиотто мессера Малатеста; и хотя он был умный человек, но вида грубого, мадонна же Франческа была прекрасна, так что мессеру Гвидо говорили: "Вы дурно устраиваете эту вашу дочь; она прекрасна и редкой души; она не будет довольна Джианчиотто". Мессер Гвидо, который больше ценил разум, чем красоту, все-таки пожелал, чтобы родство укрепилось: и дабы девушка не отказалась от брака, сделал так, что вместо Джианчиотто явился в виде жениха Паоло, она вышла за Джианчиотто. Правда, что перед свадьбой, когда Паоло находился однажды на дворе, служанка Мадонны Франчески показала ей его и сказала: "Этот будет твоим мужем". Она нашла, что он красив. Полюбила и согласилась. И отправившись к мужу, и найдя вечером рядом с собою Джианчиотто, а не Паоло, как она думала -- осталась недовольна. Она увидела, что ее обманули; но не отказалась от любви. Паоло же, видя, что она его любит, хотя вначале и противился, легко склонился к любви. Случилось, что в то время, как они любили друг друга, Джианчиотто отправился в синьорию, от чего у них возросла надежда; и любовь возросла настолько, что находясь тайно в комнате и читая книгу Ланчелота -- и сначала рукою и поцелуями приглашая друг друга, в конце умиротворили они свои желания. И много раз в разное время делали подобное; это заметил слуга Джианчиотто; он написал своему господину; по этой причине Джианчиотто вернулся и подстерегши их однажды, застал в комнате, имевшей выход вниз, и отлично мог бы Паоло спастись, если бы кольчуга его не зацепилась за гвоздь в опускной двери, и он повис таким образом. Джианчиотто бросился на него с пикою: жена кинулась между ними; направляя удар в него, он попал в жену и убил ее; и затем убил Паоло на том самом месте, где тот зацепился".
   32. Голубь -- птица очень сладострастная, но в то же время символ невинности. Данте почитает историю двух. Быть может, он сравнивает их с голубями также и потому, что голубь есть символ искренности (Матф., X, 16), добродетели, которую Франческа проявляет в последующем рассказе в величайшей степени. (Скартаццини).
   97. Равенна.
   107. Каина -- адский лог, где караются братоубийцы; песнь XXXII.
   117. "Суровый Дант", путник и временами даже сам каратель грешников (у изменника Бокка дельи Аббата в гневе вырывает прядь волос с головы) -- тронут! Давно замечено, что вряд ли отозвался бы так на горе влюбленных человек, лично не испытавший бурь любви.
   128. Ланчелот -- любовник королевы Джиневры, герой Круглого Стола. Романы короля Артура и Круглого Стола были модны во времена Данте.
   137. Галеотто -- как Галеотто был посредником между Ланчс-лотом и Джиневрой, так и для нас сам автор ее (Скартаццини).
   142. Вновь не выдерживает. Здесь Анонимо Фиорентино прямо говорит: "поэт сам был уязвлен этим пороком, и потому так сочувствует тем, о ком говорит в тексте". Замечательно, что и Вергилий, всюду на протяжении странствия спокойный и благоразумный, как и подобает представителю ratio, не упрекает здесь Данте в слабости, как делает в других местах. Ведь сочувствуя осужденным, Данте сам отчасти грешит. -- Вообще же вся эта песнь есть как бы отголосок молодости поэта, времени, когда он не был еще политиком, приором, избранником. Правда, проскальзывает эта нота у человека, уже много пережившего, знающего цену воспоминаний; все же перед нами здесь по преимуществу поэт любви, а не теолог, моралист или политик.

Песнь шестая

   13. Цербер, трехголовый пес, в языческой мифологии страж Ада. Данте обращает его в демона.
   49. Твой город -- Флоренция. Зависть была, действительно, главной причиной раздора и образования партий во Флоренции.
   50. О зависти сказано: trabocca il sacco, "переполняет мешок".
   52. Чиакко, флорентинец, шутник, весельчак и знаменитый обжора. "Был остролов, и всегда любил общество богатых и изящных людей, особенно же тех, кто роскошно и изысканно ел и пил; если приглашали его на обеды, то ходил; и подобным образом, если не был приглашен, то приглашал сам себя; и этим пороком был известен всем флорентинцам, в остальном же был порядочный человек, по своему поведению, красноречивый и приятный, добродушный; из-за этих качеств его охотно принимали в хорошем обществе" (Боккаччио).
   65. "Дойдут до крови", это случилось 1 мая 1300 г. "В этот вечер, который есть начало весны, женщины много занимаются танцами с соседями. Молодые люди Черки встретились с компанией Донати, среди которых был племянник мессера Корсо и Барделлино де Барди, и Пьеро Спини и другие их товарищи и сторонники, которые и напали с оружием в руках на Черки. В этой схватке -- среди многих раненых "Риковерино де Черки отрубили нос"". (Дино Компаньи). Все это, разумеется, обостряло вражду партий. -- Лесная партия, или Белые, во главе которой стояли Черки, выходцы из лесистого Валь ди Сиеве. К ним принадлежал сам Данте. Другая -- Черные, вождь которых был Корсо Донати.
   66. "Белые изгоняют Черных из Флоренции; намек на изгнание главарей обоих партий в 1301 г.; или, может быть, что Черные были лишены своих должностей" (Скартаццини).
   68. На третий год. Чиакко говорит в марте 1300. Белые, и среди них Данте, были изгнаны в апреле 1302. Третий год едва начался. -- Одолеет первая, т. е. Черные.
   69. Бонифаций VIII, папа, современник Данте, человек которого он ненавидел и поместил в третий лог восьмого круга, где грешники стоят вверх ногами в дырах, с пылающими подошвами (XIX песнь).
   73. Трудно сказать, кто эти двое. Полагают, что Данте имел в виду себя и друга своего Гвидо Кавальканти.
   79. Фарината ("Ад", X, 32). Теггьяйо ("Ад", XVI, 41).
   80. Якопо Рустикуччи ("Ад", XVI, 44). Арриго -- по одним Арриго Джиандонати, по другим Одериго Фифанти, один из убийц Буондельмонте (Дж. Виллани). Моска ("Ад", XXVIII, ПО).
   95. Прежде чем труба Архангела не возвестит страшного суда.
   111. Это значит, что души осужденных, возвратившись в свои тела и став совершеннее, сильнее будут чувствовать горечь мучений. Это учение бл. Августина.
   115. Плутус, бог богатства, которого Данте обращает в демона, как и другие мифолог, существа.

Песнь седьмая

   1. Таинственные слова, объяснявшиеся различно ("О, Сатана, Сатана, повелитель" и т. д.) Скартаццини вместе с Бланом считает, что "удовлетворительно истолковать их нельзя. Этот стих ждет еще своего Эдипа".
   12. "Fe 'la vendetta del supdrbo strupo". -- Strupo -- стадо скота. Но здесь, по мнению большинства толкователей, поставлено оно вместо Stupro, из-за рифмы. Stupro же значит -- "изнасилование"; а в переносном смысле -- насилие, бунт, возмущение. Значит, св. Михаил карает Люцифера за попытку насилия над Богом. -- Если же (с немногими) принять слово Stupro за кельтское, означающее отряд, войско, собрание людей, тогда смысл будет тот, что Михаил отомстил не только Люциферу, но и всему "войску" восставших ангелов. ("Дал отмщение надменному войску").
   16. Четвертый круг.
   22-23. Скупцы и расточители сталкиваются в этом кругу подобно волнам в проливе между Сицилией и Калабрией -- идущим из Ионического и Тирренского моря.
   57. Сжатый кулак -- образ скупости. Отсутствие волос на голове -- расточительность.
   97. "Оn discendiamo omai a maggior pietan", -- "А теперь спустимся к большей жалости" -- т. е. туда, где большие муки вызывают большую жалость.
   98. Полночь. Звезды проходят через меридиан и склоняются. Действие поэмы началось утром, прошел день и вечер, 18 час.
   118. Все древние толкователи согласны, что это бездеятельные. Даниелло был первый, оспаривавший это мнение, настаивая, что под водой находились души тех, кто таил злобу в сердце, не давая вырваться наружу ее пламени. Многие современные комментаторы приняли это мнение. Однако, сильные доводы заставляют нас присоединиться к древним. Очевидно, Данте распределяет в этой песни грешников по принципу, т. е. "каждая добродетель имеет двух сбоку находящихся врагов, или два порока, один -- чрезмерность, другой -- недостаток". Как в предыдущем кругу он помещает скупцов и расточителей рядом, одних -- грешных изобилием, других -- недостатком: так в этом кругу ставит гневных рядом с ленивыми, два рода грешников, также противоположных.

Песнь восьмая

   2. Вергилий и Данте подходят к адскому городу Лису, опоясанному рекою Стикс.
   7. "Море всякого знания" -- Вергилий.
   11. Приближается перевозчик Флегиас.
   19. Разгневанный на Аполлона за то, что тот овладел дочерью его Коронидой, Флегиас сжег храм в Дельфах. Данте, по обыкновению, обращает его в демона.
   21. Т. е. -- мы не осужденные души.
   27. Данте, как живое существо, обладает весом.
   30. Ибо тела невесомы.
   32. "Был этот Филиппе Ардженти де Кавиччиули богатейший кавалер, так что иногда приказывал подковывать лошадь, на которой ездил верхом, серебряными подковами, оттуда и шло его прозвище. Он был высок, темноволос, крепкого сложения и удивительно силен, и более всякого другого гневлив, даже по ничтожнейшему поводу: и из его дел известны только эти". Боккаччио, Декам. IX. нов. 8).
   63. Он не мог нанести вреда другим и в бешенстве укусил себя.
   68. "Город Дис, укрепленный рвами, стенами и башнями, образует шестой адский круг. Как кажется, этот круг лежит не ниже пятого, но отделен от него рвами, башнями и стенами. Здесь вход в нижний ад, где заключены более важные грешники, т. е. отягченные более черными грехами". (Скартаццини).
   70. Башни адского города.
   76. Можно разделить Ад на две главные части: верхний, от 1-го до 5-го кругов, и нижний, или глубокий, от 6-9.
   83. Падшие с неба ангелы, обратившиеся в дьяволов.
   91. По дороге, на которую он дерзостно и, следовательно, безумно вступил.
   120. "Выражение негодования на дерзость демонов; хотя они и понимают, что Бог гневается на них, и что они бессильны против Его желания, тем не менее осмелились не пустить в город Дис" (Скартаццини).
   125. Здесь предполагается, согласно античной традиции, что когда Христос сходил в Ад, дьяволы оказали Ему сопротивление у входа в Лимб.
   130. Посланец неба, пред которым откроются ворота Диса.

Песнь девятая

   8. Минутное колебание Вергилия: помощь обещана, но отчего же она не является?
   10-12. Сначала высказал сомнение, а затем утверждение ("Такая помощь нам обещана!").
   23. Эрихто -- фессалийская колдунья, прорицательница. Она призывала в Ад тень умершего уже Вергилия.
   27. Из Джиудекки, где находятся изменники.
   33. "Без гнева" -- на тех, кто не желает отворять врат. Или же разгневаются те, кто там находятся. (Оба объяснения возможны).
   41. Керасты -- рогатые змейки.
   52. Медуза -- самая молодая из трех Горгон, чья голова обращала в камень всякого, кто на нее взглядывал.
   54. Тезей вместе со своим другом Пирифоем спустился в Ад, чтобы похитить Прозерпину Обоих Фурии заковали в цепи, но Тезея впоследствии освободил Геркулес. Теперь они жалеют об этом.
   62. Определенное указание на символический характер произведения. -- Вопрос о символическом смысле Фурий очень темен. Предложено много объяснений. По Скартаццини: эпизод с препятствиями Данте пред вратами адского города символизирует душевное состояние поэта, когда он отходил от своих заблуждений. Так же не сразу был он допущен к истине, как здесь не сразу позволяют ему пройти вниз, в глубокий Ад, и познать эту истину. Вергилий, как и всюду, -- представитель императорской, земной власти; ее установлений оказывается недостаточно, и необходимо вмешательство папской, духовной власти (для Скартаццини -- символ Беатриче). Ее посланец и вводит Данте в город Дис. Фурии по этому комментарию -- дурная совесть; Медуза -- сомнение, обладающее качеством делать человека нечувствительным, как камень. Наш взгляд на Вергилия и Беатриче иной чем у Скартаццини, мы скорее принимаем воззрение Крауса, т. обр. все данное толкование остается под сомнением. -- Для Бианки Фурии -- угрызение совести. Для Фламини -- безумное влечение к несправедливости.
   93. Собств.: "чем приманивается".
   96. "Столько раз" -- каждый раз, как вы пытались противиться воле Божией; "увеличивала вашу муку" -- по Фоме Аквинскому второстепенные кары осужденных, особенно же демонов, могут быть увеличены до Страшного Суда (Скартаццини).
   99. Цербер препятствовал Геркулесу, посланному Судьбою, войти в Ад. Герой сурово расправился с ним (Энеида, VI).
   101. "Он не говорит с поэтами, чтобы не задерживаться, как тот, кто жаждет вернуться в лучшее место" (Томмазео).
   113. Пола, город в Истрии, там есть римские монументы. Кварнаро -- залив, омывающий Истрию.
   115. Речь идет о древних гробницах, находящихся вблизи этих городов.
   131. Гробы раскалены неравномерно: одни сильнее, другие слабее, смотря по характеру ереси.

Песнь десятая

   18. "Как и желание..." Невысказанное желание увидеть и поговорить с кем-нибудь из соотечественников. В песни VI, 79 Данте выразил желание видеть Фаринату, и Чиакко сказал, что он найдет его ниже. Вероятно, Данте предполагал встретить его именно в этом кругу, Вергилий угадывает мысли Данте (XVI, 122, XXIII, 25 и т. д) (Скартаццини).
   21. Уже при начале их странствия Вергилий дал понять Данте, чтобы он не говорил и не спрашивал слишком много. (III, 79).
   26. Флоренции; в Convivio I, 3, он называет ее прекраснейшей и знаменитейшей дочерью Рима.
   32. Фарината дельи Уберти: "Был из военного сословия, происходил из благородного рода дельи Уберти, потомков Каталины. В ранней молодости занимался свободными науками, где подавал надежды стать великим человеком. И достигнув юности, часто пробираясь до самых вражеских городов, благодаря раздорам, царившим в те времена, почти всегда был вождем войска, и часто с такою ловкостью побеждал гордых недругов, что невозможно было даже и подумать, и слава о нем прошла по всей Италии. Но слишком доверяясь улыбке Фортуны и желая почти единолично управлять республикой, был он изгнан враждебной партией, вследствие чего отправился в Сиену, где находилось много изгнанников". (Фил. Виллани "Жизни знаменитых Флоренто"). "И не только был он главою и первым в фамилии Уберти, но был также главою гибеллинской партии во Флоренции, и почти во всей Тоскане, как из-за своих достоинств, так и благодаря положению, какое занимал при Императоре Фридрихе II, (который поддерживал гибеллинскую партию в Тоскане и жил тогда в Королевстве), а также благодаря поддержке, которою по смерти Фридриха пользовался от короля Манфреда, его сына, с помощью и благодаря расположению которого держал в большом угнетении другую партию, т. е. гвельфов; и как многие полагали, разделял мнения Эпикура, т. е., что душа умирает с телом; и поэтому считал, что все счастие людей состоит в телесных удовольствиях". (Боккачио, Коментарии к "Божественной Комедии"). В сентябре 1260 г. на реке Арбии при Монтеаперти (близ Сиены) разбил войско гвельфов и победителем вступил во Флоренцию. Гвельфы, среди них и род Данте, были изгнаны из города. Однако, на известном военном совете в Эмполи, где был поднят вопрос о срытии Флоренции, Фарината отстоял ее. Умер в 1264 г. При жизни отрицал будущую жизнь, по смерти презирал ее. "Пусть будут твои слова ясны, отчетливы, а не двусмысленны или сомнительны, ибо ты говоришь с еретиком, надо быть очень острожным и внимательным" (Дан). "С современниками говорит Данте, с древними -- Вергилий" (Томмазео). "Нам кажется, что поэт желает побудить Данте не тратить лишних слов, но говорить достойным такого человека, как Фарината образом" (Скартаццини)
   41. "Надменно" -- он, быть может, думал, что поэт не благородного происхождения, или предчувствовал, что это потомок злейших врагов его и его партии.
   43. К повиновению словам Вергилия (см. выше. 39).
   48. Первый раз в 1248 г. гвельфы были изгнаны из Флоренции, в этом принимал участие и Фарината. Второй раз (см. выше) -- в 1260 г.
   49-50. Но в январе 1251 г. вновь вернулись, после поражения гибеллинов при Фильине. -- Вторично возвратились в 1266 г., по смерти Манфреда, погибшего при Беневенто, сражаясь с Карлом Анжуйским.
   53. Кавальканте Кавальканти, отец известного поэта Гвидо Кавальканти, друга Данте и соперника по литературе (оба, как лирики, принадлежали к течению dolce stil nuovo), установленному Гвидо Гвиничелли.
   60. Гвидо Кавальканти, "тот, кого я называю первым из моих друзей". Данте Vita Nuova, 13.- "Юноша изящный, благородный кавалер, учтивый и смелый, но надменный, склонный к уединению и преданный науке" (Дино Компаньи). Обвиняя его в эпикуреизме Боккаччио, может быть, смешивает его с отцом.
   63. Из Данте: "Vita Nuova", ї 31 можно вывести заключение, что Гвидо не любил читать по латыни (Скарт).
   68. Данте упомянул о Гвидо в прошедшем времени, из чего Кавальканти заключил, что тот уже умер.
   74. Гвидо Кавальканти был мужем дочери Фаринаты. Фарината не откликнулся на горе Кавальканти, когда тот подумал, что его сын умер. Фарината погружен в мысли о Флоренции, партиях, политике. Более "чем такое ложе" (огненное), мучит его то, что гибеллины дурно изучили искусство возвращения.
   79. "Не пройдет и пятидесяти месяцев, как Данте изгонят из Флоренции", и указывает это по Даме, царящей в Аду, по луне, которая названа Прозерпиной. (Ан. Фиорентино). Смысл таков: не пройдет и пятидесяти месяцев (4 года, 4 месяца), как ты испытаешь, сколь трудно искусство возвращения во Флоренцию, когда оттуда изгнали. По условной хронологии поэмы Фарината говорит Данте в марте 1300 г. В январе 1302 он впервые был изгнан; чрез два года и несколько месяцев после своего изгнания, т. е. чрез 50 месяцев после предсказания Фаринаты, Данте мог действительно уже на опыте познать "всю тяжесть этого искусства". (Скарт).
   83-84. Дословно "безбожен". Уберти исключались из всех списков амнистированных.
   87. Народные собрания происходили в храме, во Флоренции обычно в церкви С. Джованни.
   89. "В дурных действиях он желает иметь товарищей, в хороших же -- нет" (Скарт.).
   90. "Не без причин выступил" -- был преследуемый изгнанник; вполне понятно, что искал всякого повода вернуться на родину.
   91. На гибеллинском совете в Эмполи (см. выше, 32).
   98. Видите будущее.
   99. А настоящего не знаете. Кавальканти не знал, что сын его был еще жив.
   107. В день Страшного Суда.
   108. Не будет ни будущего, ни прошедшего, но лишь вечное, т. е. настоящее. Настоящего же не будут знать, так как не станут приходить к ним другие, т. е. новые души, сообщая новости.
   109. Промедлил с ответом Кавальканти о сыне.
   111. Гвидо еще жив. Он умер в 1300 г. вследствие нездоровья, причиненного ему вредным воздухом Сарцаны, куда он был выслан.
   119. Фридрих II Гогенштауфен, король неаполитанский и сицилийский, германский император. Покровительствовал писателям, ученым, гибеллинам. Считался атеистом. Был врагом Римской Курии.
   120. Оттавиано дельи Убальдини, страстный гибеллин, и тоже атеист.
   123. О словах Фаринаты, 79-81, где предсказывалось изгнание, и тщетные попытки вернуться.
   129. Вергилий приглашает обратить внимание на муки осужденных, благодетельное созерцание которых и есть содержание странствия (Скарт.).
   131. Беатриче. Вергилий все знает (VII, 3), т. е. по-человечески; Беатриче все вндит, в Боге.
   134. До сих пор они шли вдоль стены города Диса, теперь пересекают его по средине.

Песнь одиннадцатая

   3. Crudele stipa. "Stipa -- клетка, куда сажают кур, и в этом смысле употребляется здесь метафизически, ибо также как кур сажают в клетки, души заключены в эту страшную темницу". По другим stipa, значит скопление, груда (грешников). У нас переведено "еще более терзаемая груда".
   8. Анастасий, римский папа, избранный 24 ноября 496 года.
   9. Фотин, епископ Сирмии и ученик Марцелла Анкирского, принадлежавший к ереси Сабеллия. Его учение осуждено собором 351 г. Относительно участия в этой ереси папы Анастасия Данте, по-видимому, был введен в заблуждение одной летописью.
   17. Седьмой, восьмой и девятый. Седьмой -- круг насильников и разделяется на три отдела; восьмой -- обманщиков, там десять логов; девятый -- изменники, с Каиной, Антенорой и Джиудеккой.
   23. Всякое зло разрешается в несправедливость, оскорбление -- или Бога, или ближнего, или самого себя.
   25. Ибо лишь человек обладает разумом, могущим обманывать.
   27. Обманщики ниже насильников.
   28. Первый из трех меньших кругов, спускающихся вглубь от данного, шестого.
   32. Над их вещами -- воровство, грабеж.
   39. В первом отделе седьмого (первого, меньшего) круга.
   43-45. Во втором отделе -- самоубийцы и расточители собственных средств. Эти моты отличаются от расточителей VII песни, которые грешили лишь тем, что дурно давали (VII, 58), между тем, как первые проматывают свои блага, проигрывая их.
   49. Третий отдел. Здесь содомиты (см. Книгу Бытия, XIX).
   50. Каорза, Кагор -- город во Франции, известный в те времена своими ростовщиками.
   66. Последний -- круг изменников (3-й меньший, или 9-й).
   71-72. "Мчит ветер" -- сладострастные, второй круг: "хлещет дождь" -- обжоры, в третьем круге.
   80. "Твоя этика" -- этика Аристотеля, которую ты сделал своею, прилежно изучая ее.
   82-84. До города Диса наказываются грехи невоздержания; ниже -- скотство и лукавство, что занимает всю остальную часть              7. И встрѣтился въ долинѣ вновь съ людями.
             Всѣ шли въ слезахъ, ну, точно крестный ходъ,
             Свершаемый на этомъ свѣтѣ нами.
   
             10. Склонивъ лицо, чтобъ видѣть, кто идетъ,
             Я сталъ въ тупикъ; у всѣхъ свернута шея,
             У каждаго лицо на оборотъ!....
   
             13. Такъ, что они, назадъ глаза имѣя,
             Должна идти свиной я вѣчно вспять,
             Какъ мы, впередъ смотрѣть ужь не умѣя.
   
             16. Не думаю, чтобъ могъ такъ истрепать
             И параличъ ничтожныя творенья:
             Мнѣ этого не привелось видать.
   
             19. Когда Господь даетъ плоды отъ чтенья,
             То посуди, читатель добрый мой,
             Какъ видѣть могъ безъ слезъ я всѣ мученья,
   
             22. Найдя себѣ подобныхъ предъ собой,
             Тамъ свернутыхъ, что токъ слезы несчастной,
             Въ разрѣзъ спины, лилъ мутной струей?
   
             25. Да, прислонясь къ концу скалы ужасной,
             Заплакалъ я, и проводникъ спросилъ;
             Ты изъ числа глупцовъ толпы злосчастной?
   
             28. Здѣсь въ томъ любовь, кто жалость умертвилъ;
             Что можетъ быть преступнѣй сожалѣнья
             Тамъ, гдѣ законъ божественный рѣшилъ?
   
             31. Взгляни ты вверхъ тутъ на того мученья,
             Что взять землей,-въ глазахъ самихъ Ѳивянъ,
             Подъ общій крикъ: куда ты изъ сраженья?
   
             34. Амфіарай, затѣмъ бросаешь станъ
             А онъ ужь вглубь, къ Миносу погрузился,
             И тамъ его, какъ всѣхъ, схватилъ тиранъ
   
             37. Замѣть, какъ въ грудь хребетъ преобразился.
             За то, что вдаль, впередъ провидѣлъ онъ.
             Теперь глядитъ назадъ и вспять пустился.
   
             40. Смотри,-- въ лицѣ Тирезій измѣненъ.
             Онъ нѣкогда такъ въ членахъ измѣнялся,
             Ставъ изъ мущинъ въ колдунью превращенъ.
   
             43. Но вслѣдъ затѣмъ прихлопнуть постарался
             Своимъ жезломъ свернувшихся двухъ змѣй
             И вновь во всемъ мужчиной оказался.
   
             46. За нимъ Аронтъ идетъ тропой своей,
             Въ хребтѣ Луни высокія есть горы,
             Гдѣ роются каррарцы со степей,
   
             49. Тамъ въ мраморномъ онъ тротѣ мыкалъ горе,
             По могъ всегда свободно созерцать
             И небеса со звѣздами, и море.
   
             52. А та, что грудь старается скрывать
             Подъ этими огромными ногами,
             Чтобъ шерсть на ней не могъ ты увидать --
   
             55. Тѣнь Манто.... Знай, раставшися съ людями.
             Она пришла туда, гдѣ я рожденъ --
             Вниманіе предъ этими словами.
   
             58. Когда отецъ былъ смертью похищенъ
             И Вакха край подверженъ стадъ страданью,
             То дочерью міръ цѣлый обойденъ.
   
             61. Въ Италіи -- гдѣ Альпы вѣчной гранью,
             Черезъ Тироль въ Германію идутъ,
             Есть озеро -- Бенако по названью.
   
             64. Тамъ тысячи источниковъ бѣгутъ,
             Межъ Апенинъ, Гарда и Камоники
             И дремлющій мгновенно множатъ прудъ.
   
             67. Три пастыря, смиряя брань и крики
             Тридентинцевъ, веронцевъ, бресчіанъ,
             Съ однимъ крестомъ, проникли въ край тотъ дикій.
   
             70. Прекрасная Пескьера мощный станъ
             У береговъ покатыхъ возвышаетъ
             Предъ Бресчіей и противъ бергамянъ.
   
             73. И все сюда въ Бепако ниспадаетъ;
             Чегожъ сдержать не можетъ лоно водъ, --
             Ручьемъ въ лугахъ зеленыхъ протекаетъ.
   
             76. Но лишь волна пускается впередъ,
             Ужъ Минчіо зовутъ Бенако это,
             Пока близь стѣнъ Говерно въ По впадетъ,
   
             79. И вотъ она въ цвѣтущій дернъ одѣта
             И тинистымъ болотомъ разлилась,
             Столь гибельнымъ порой, во время лѣта.
   
             82. Суровая колдунья пробралась,
             Среди болотъ, въ край брошенный людями
             И дикостью ужасной увлеклась,
   
             85. Вдали отъ всѣхъ, съ одними лишь рабами,
             Тамъ занялась обычнымъ ремесломъ --
             И тамъ она разсталася съ костями.
   
             88. Тогда сошлись всѣ жившіе кругомъ
             На мѣстности, болотомъ окруженной,
             Со всѣхъ сторонъ прикрытой предъ врагомъ.
   
             91. И на костяхъ, въ честь дѣвѣ погребенной,
             Былъ Мантуя -- нашъ городъ возведенъ
             Безъ всѣхъ примѣтъ судьбы ожесточенной.
   
             94. Онъ встарину былъ больше заселенъ,
             Пока въ обманъ безумный Базалоди
             Пинамонте своимъ не вовлеченъ.
   
             97. Я сообщилъ затѣмъ, чтобъ въ этомъ родѣ,
             Другихъ начать не дать странѣ своей,
             Чтобъ истину не стерла ложь въ народѣ.
   
             100. При ясности -- въ отвѣтъ -- твоихъ рѣчей,
             Ужъ для меня другія всѣ оказанья --
             Не болѣе угаснувшихъ углей,
   
             103. Но кто, скажи, достоинъ здѣсь£вниманья
             Изъ этихъ душъ, что идутъ предо иной?
             Лини, этого мой жаждетъ умъ познанья.
   
             106. И говоритъ онъ мнѣ: Тотъ, съ бородой
             До смуглыхъ плечъ, въ ужасную годину,
             Когда исчезъ съ Эллады полъ мужской,
   
             109. Какъ въ люлькѣ лишь могли найти мужчину,
             Всѣ якоря съ Калхасомъ обрубилъ;
             Въ Авлидѣ зналъ авгуръ тому причину.
   
             112. По имени онъ звался Эврипидъ
             И мной воспѣтъ въ трагедіи высокой --
             Ты наизусть ее вѣдь изучилъ.
   
             115. За нимъ другой -- вотъ., этотъ кривобокой --
             Микеле Скоттъ,-- отлично одъ игралъ,.
             Скрывался подъ магіей глубокой.
   
             118. Смотри -- Гвидо Бонатъ, Асдентъ попалъ...
             Ахъ, какъ бы онъ при нынѣшнѣй печали,
             Не покидать кожъ съ дратвою желалъ!
   
             121. Смотри -- вотъ тѣ, что въ жизни побросали
             Веретено, иглу и свой челнокъ
             И съ зельями волшебства изучили.
   
             124. Теперь идемъ; къ Севильѣ, чрезъ потокъ,
             Межъ Эмисферъ прошло уже свѣтило,--
             Въ немъ Каина и ликъ, и тернъ поблёкъ.
   
             127. Ночь прошлую полней луна свѣтила;
             Ты никогда того не позабудь:
             Она тебѣ въ трущобѣ пособила.
   
             130. Такъ говоря, мы продолжали путь.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Пятый вертепъ восьмого круга; мѣнялы, погруженные въ кипящую смолу.-- Сравненіе этого вертепа съ венеціянскимъ арсеналомъ.-- Испугъ Данте, сопровождаемаго десятью демонами. Человѣкъ, запачканный въ смолу.

             1. Съ моста на мостъ идемъ мы, разсуждаемъ --
             Комедія не станетъ пѣть бесѣдъ --
             И, наконецъ, вершины достигаемъ.
   
             4. Остановись предъ щелью новыхъ бѣдъ,
             У слезъ другихъ,-- я видѣлъ предъ собою
             Мальбольдже мракъ, не пропускавшій свѣтъ.
   
             7. Какъ арсеналъ въ Венеціи зимою,
             Для конопаченья плохихъ судовъ,
             Наполненъ весь кипящею смолою;
   
             10. Какъ тамъ одинъ суда возводитъ вновь,
             Другой бока у старыхъ осмоляетъ
             Пробывшіе такъ долго межъ валовъ.
   
             13. Стукъ отъ кормы до носа оглушаетъ:
             Тотъ съ веслами, другой канатъ вертитъ,
             А третій снасть и парусъ починяетъ,--
   
             16. Такъ точно здѣсь смола внизу кипитъ,
             Не отъ огня,-- божественнымъ велѣньемъ,
             О пропасть всю со всѣхъ сторонъ смолитъ.
   
             19. Смотря туда, всѣмъ напряженнымъ зрѣньемъ,
             Я ничего въ смолѣ не замѣчалъ,
             Кромѣ прыщей, вздымаемыхъ кипѣньемъ.
   
             22. Межъ тѣмъ, какъ я вертепъ обозрѣвалъ,
             Отъ пропасти увлекъ меня вожатый.
             Эй, берегись, смотри!-- онъ мнѣ вскричалъ.
   
             25. И я, какъ тотъ, что ужасомъ объятый,
             Не можетъ глазъ съ пространства отвести,
             Бѣгу назадъ, но робостію прижатый
   
             28. Не въ силахъ страхъ ужъ превозмочь въ груди --
             И дьявола увидѣлъ за собою,--
             Чернѣе мглы бѣжалъ онъ по пути.
   
             31. О, какъ свирѣпъ былъ видъ его предъ мною!
             Онъ на своихъ распущенныхъ краляхъ
             И такъ легко промчался подъ скалою.
   
             34. Неся къ смолѣ, на костяныхъ плечахъ.
             Тѣнь грѣшника безъ всякой ужь защиты,
             Онъ сгребъ его за нервы на ногахъ.
   
             37. Мальбранке! Вотъ для васъ сенаторъ Зиты:
             Пониже брось!-- онъ закричалъ съ моста --
             А я опять въ тотъ городъ знаменитый,
   
             40. Гдѣ есть запасъ подобныхъ завсегда;
             Да тамъ одинъ Бонтуро не мѣняло,--
             У всѣхъ тамъ: нѣтъ за деньги станетъ да!
   
             43. Сваливъ его, бѣсъ, побѣжалъ съ обвала,
             И никогда, съ подобной быстротой,
             Собака вслѣдъ за воромъ не бѣжала!
   
             46. А тотъ погрузъ и всплылъ, покрытъ смолой;
             Но демоны изъ-подъ моста вскричали:
             Здѣсь для тебя иконы нѣтъ святой!
   
             49. Не въ Серкіо тебя нырять послали,--
             Чуръ изъ смолы теперь не выплывать,
             Не то, смотри, чтобъ мы не почесали!
   
             52. И стали сто багровъ въ него вонзать.
             Пляши -- кричатъ -- подъ спудомъ передъ нами:
             Ты можешь тутъ всѣхъ втайнѣ надувать!
   
             55. Такъ мальчики, усѣвшись съ поварами,
             Чтобъ мясо вверхъ не выплыло въ котлѣ.
             Гнетутъ его желѣзными крючками.
   
             58. Добрѣйшій вождь сказалъ: Чтобъ въ зтои мглѣ
             Не видѣли тебя, ты въ углубленье
             Стань за скалой и прислонись къ скалѣ.
   
             61. И не робѣй, какое бъ оскорбленье
             Ни встрѣтило меня: я все прошелъ
             И видѣлъ ужь подобное смятенье.
   
             64. Онъ черезъ мостъ къ окрайнѣ подошелъ;
             Когда же сталъ передъ шестымъ обрывомъ,
             Я мужество въ липѣ его прочелъ.
   
             67. Какъ съ яростью, съ неистовымъ порывомъ,
             На нищаго-бѣднягу псы летятъ,
             А онъ стоитъ въ раздумья молчаливомъ,
   
             70. Такъ съ-подъ моста противъ вождя спѣшатъ
             Проклятые съ огромными баграми.
             Но онъ вскричалъ: Прочь отъ меня! Назадъ!
   
             73. Скажите мнѣ: Кто сыщется межъ вами,
             Чтобъ, выслушавъ, всадить мнѣ въ ребра колъ?
             Пусть явится съ безстыжими глазами!
   
             76. Всѣ крикнули: Малькода. эй, пошелъ!
             И вотъ одинъ, межъ тѣмъ, какъ всѣ у свода,
             Приблизившись, спросилъ: зачѣмъ пришелъ?
   
             79. Ужель -- въ отвѣть -- ты думаешь, Малькода.
             Что, несмотря на происки злобы,
             Прошелъ бы я межъ вашего народа,
   
             82. Безъ Господа и праведной судьбы?
             Другого я, покорный высшей волѣ,
             Ввелъ въ дикій край.-- прочь дерзкіе рабы!
   
             85. И гордость бѣсъ смиряетъ по неволѣ.
             Онъ крюкъ къ ногамъ мгновенно опустилъ
             И закричалъ:-- Его не трогать болѣ!
   
             88. Вожатый рѣчь ко мнѣ тутъ обратилъ:
             О ты, что скрытъ въ срединѣ углубленья.
             Ступай сюда. Я всталъ и поспѣшилъ.
   
             91. Но дьяволы, горя отъ нетерпѣнья,
             Подвинулись подъ мрачною скалой.
             Вотъ, думаю, забудутъ повелѣнья.
   
             94. Лишь въ той толпѣ я видѣлъ страхъ такой,
             Что, вышедши, оставивши Капрону,
             Увидѣла враговъ передъ собой.
   
             97. Прижавшися всѣмъ корпусомъ къ патрону.
             Со злобныхъ лицъ я взоровъ не спускалъ
             И только въ немъ я видѣлъ оборону.
   
             100. У всѣхъ крюки у ногъ; одинъ сказалъ:
             Хотите вы. чтобъ я багромъ вцѣпился?
             Да, подцѣпи!-- сонмъ гнусный отвѣчалъ.
   
             108. Но демонъ къ нимъ внезапно обратился,--
             Тотъ, что вступалъ въ переговоръ съ вождемъ.
             Стой, Скармильонъ! Чего ты возмутился?
   
             106. Идите, къ намъ промолвилъ онъ потомъ.
             По этою скалой вы не пройдете:
             Весь сводъ шестой въ развалинахъ кругомъ.
   
             109. Когда жъ впередъ вы все-таки идете,
             То по камнямъ вашъ путь: пробитый слѣдъ
             Черезъ скалу ближайшую найдете.
   
             112. Съ тѣхъ поръ, какъ здѣсь прохода больше нѣтъ,
             Вчера прошло, позднѣй пятью часами,
             Тысяча двѣсти шестьдесятъ шесть лѣтъ.
   
             115. Туда взглянуть своихъ пошло я съ вами:
             Быть можетъ тамъ кто изъ смолы встаетъ;
             Не бойтесь ихъ, ступайте межъ скалами.
   
             118. Калькабрина, Аликипо впередъ,
             Онъ продолжалъ,-- а также и Кавьяццо;
             Барбарчія десятокъ поведетъ.
   
             121 Зубастому, Чирьятто, Драгиньяццо,
             Фарфарелло, Граффиканте идти;
             Либикокко и Рубиканте -- Паццо
   
             124. Вокругъ смолы кипящей обойдти.
             Да спутники чтобъ были невредимы:
             Ихъ до моста другого провести.
   
             127. Наставникъ -- я вскричалъ -- мы кѣмъ хранимы?
             Что вижу вновь? Ты знаешь этотъ край,
             Не нужно ихъ, вездѣ пройдемъ одни мы....
   
             130. Когда ты мудръ, какъ прежде,-- наблюдай,
             Какъ всѣ на насъ скрежещутъ здѣсь зубами;
             Свирѣпые ихъ взгляды замѣчай.
   
             133. Онъ отвѣчалъ: Не трусь ты предъ врагами,
             Пусть какъ хотятъ они скрежещутъ тутъ
             Пугая тѣмъ лишь сверженныхъ грѣхами.
   
             136. Отрядъ свернулъ налѣво, но нейдутъ;
             Прижавъ языкъ, склонившись головою,
             Всѣ отъ начальника команды ждутъ --
   
             139. И данъ сигналъ пронзительной трубою.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

          Продолженіе пятаго вертепа: хитрость одного изъ мѣнялъ, увернувшагося отъ дьяволовъ.-- Что было причиной битвы между двумя демонами, надъ кипящей смолою, въ которой они увязли крылами и страшно обварились.

             1. Видалъ въ поляхъ я всадниковъ движенье:
             То штурмъ, то смотръ имъ предстоялъ норой,
             А иногда изъ битва отступленье.
   
             4. Видалъ наѣздъ на вашъ я край родной
             Аретинцы; въ набѣгахъ безпрестанныхъ
             Видалъ солдатъ и на турнирахъ бой.
   
             7. При громѣ трубъ, при звукахъ барабанныхъ,
             Подъ колоколъ и знаки крѣпостей,
             Какъ въ нашихъ то войскахъ и иностранныхъ.
   
             10. Но не видалъ, чтобъ, съ визгомъ дударей,
             Шла конница съ пѣхотой въ этомъ мірѣ,
             Иль при звѣздахъ эскадра кораблей.
   
             13. Мы съ десятью чертями (въ страшномъ клярѣ!)
             Пустились въ путь.-- по какъ же битъ безъ нлхъ!
             Въ церквяхъ -- съ святымъ, съ обжорою въ трактирѣ.
   
             16. Чтобъ видѣть всѣхъ и все, я глазъ своихъ
             Нe отрывалъ съ вертепа со смолою
             И сверженныхъ въ жаръ грѣшниковъ однихъ.
   
             19. Какъ иногда дельфины предъ грозою
             Знакъ подаютъ къ спасенью кораблей,
             Въ виду пловцовъ, согнувъ хребетъ дугою,--
   
             22. Такъ многія, изъ страждущихъ тѣней.
             Чтобъ боль унять, всплываютъ вверхъ спинами
             И молніей несутся въ глубь зыбей.
   
             25. Какъ изъ воды, въ канавѣ межъ камнями.
             Лягушки вверхъ головками торчатъ.
             Не выставя лапъ съ прочими частями,
   
             28. Такъ грѣшники, просунувшись, глядятъ".
             Но только къ нимъ Барбарчья обернется --
             Всѣ вмигъ въ смолу кипящую спѣшатъ.
   
             31. Я видѣлъ тамъ -- и нынѣ сердце бьется,--
             Какъ спрятаться несчастный опоздалъ;
             Такъ отъ другихъ лягушка остается.
   
             31. Граффиканте крючкомъ его поймалъ
             За клокъ волосъ, напитанныхъ смолою.
             И, вытащивъ, какъ выдру, показалъ.
   
             37. Всѣ имена тутъ посланныхъ со мною
             При вызовѣ еще я изучилъ
             И въ болтовнѣ дорогой межъ собою.
   
             40. Рубиканте! ужасный хоръ вопилъ,--
             Сдери съ него ты кожу осторожно;
             Ты бъ въ спину крюкъ сперва ему всадилъ!
   
             43. Я говорю: наставникъ, если можно,
             Узнай скорѣй, кто въ руки къ нимъ попалъ,
             Кого враги терзаютъ такъ безбожно?
   
             46. И, ставъ предъ нимъ, вопросъ вожатый далъ:
             Откуда ты и гдѣ твое рожденье?
             Я родился въ Наварѣ,-- отвѣчалъ --
   
             49. Но какъ отецъ-развратникъ все имѣнье
             И все свое здоровье профинтилъ,
             То къ барину я отданъ въ услуженье,
   
             52. Потомъ во дворъ къ Тебальдо поступилъ.
             Сталъ торговать монаршими дарами
             И въ кипятокъ за это угодилъ.
   
             55. Чиріато, съ кабаньими клыками,
             Торчащими изъ пасти по бокамъ,
             Нырнулъ однимъ и защелкалъ зубами!
   
             58. Какъ мышь, попалъ онъ въ лапы къ злымъ котамъ;
             Барбарчія сдавилъ его руками,
             Стой -- говоритъ -- вотъ я багромъ задамъ!
   
             61. И обратясь къ наставнику глазами:
             Разспрашивай, что хочешь, ты его,
             Пока еще -- промолвилъ -- цѣлъ предъ вами.
   
             64. И началъ вождь: Не знаешь ли кого
             Ты изъ латинъ въ своей смолѣ ужасной?
             Сейчасъ -- въ отвѣтъ -- я бросилъ одного;
   
             67. Въ сосѣдствѣ онъ съ отчизной ихъ прекрасной.
             Зачѣмъ и я такъ скрыться не умѣлъ
             Отъ всѣхъ когтей, отъ участи несчастной!
   
             70. Либикокко -- Довольно!-- заревѣлъ
             И, зацѣпивъ его крюкомъ за руки,
             Рванулъ -- кусокъ отъ локтя отлетѣлъ!
   
             73. И Драгиньяцъ намѣренъ быль для штуки
             За ноги сгресть; но вдругъ Декуріонъ
             Приподнялъ взоръ -- и кончились всѣ муки!
   
             76. Мой вождь, едва конвой быть усмиренъ,
             Спросилъ того, что весь еще къ открытой,
             Къ дымящейся былъ ранѣ обращенъ:
   
             79. Кого же ты, подъ вѣрною защитой,
             Оставилъ тамъ, пускаясь черезъ прудъ?
             Онъ отвѣчалъ: то фрате нашъ Гомита.
   
             82. Галлурецъ, воръ, всѣхъ гадостей сосудъ!
             Такъ поступилъ съ владѣтеля врагами,
             Что тѣ его и хвалятъ, и клянутъ.
   
             85. Конечно, онъ подкупленъ былъ деньгами,--
             Какъ говорятъ,-- да впрочемъ всюду онъ
             Не мелкій воръ, а царь былъ межъ ворами!
   
             88. Болтаетъ съ нимъ все про Сардинью донъ
             Микель Цанке -- владѣтель Логодоро.
             И какъ языкъ у нихъ не утомленъ?
   
             91. Ахъ, посмотри, какъ тотъ таращитъ взоры!...
             Скрежещетъ... Ахъ!.... еще-бъ я разсказалъ
             Но шелуди опять почешутъ скоро!....
   
             94. Прочь, коршунъ злой! начальникъ закричалъ
             Къ Фарфарелло, когда, водя глазами.
             Онъ грѣшнику ударъ ужь назначалъ.
   
             97. Хотите вы свиданья съ земляками?--
             Несчастный сталъ разсказъ свой продолжать --
             Съ тосканцами ломбардцевъ передъ вами
   
             100. Я, не сходя, одинъ могу созвать;
             Но лишь бы здѣсь имъ не бояться мщенья,
             Чтобъ только ихъ когтями не пугать.
   
             103. Я семерыхъ созву для развлеченья;
             Лишь стоитъ тутъ, чтобъ я имъ засвисталъ,
             Какъ свищемъ мы, плывя изъ заточенья.
   
             106. При этомъ носъ Каньяццо приподнялъ
             И говоритъ мотая головою:
             Вотъ выдумалъ, чтобъ улизнуть въ подвалъ!
   
             109. А тотъ, юля, вертясь передъ бѣдою --
             Я точно золъ -- въ отвѣтъ -- когда хотѣлъ
             Подвергнуть ихъ мученіямъ съ собою.
   
             113. Алекино, какъ видно, не стерпѣлъ:
             Когда-бъ ушелъ -- сказалъ онъ -- предъ глазами,
             То я бы въ слѣдъ, въ погонь не полетѣлъ
   
             115. И по смолѣ не сталъ бы бить крылами.
             Мы отойдемъ и станемъ за скалой:
             Посмотримъ, какъ ты разочтешься съ нами.
   
             118. Читатель, вотъ потѣха предъ тобой!
             Конвой глаза назадъ ужь обращаетъ
             И первый -- тотъ, что съ большею злобой.--
   
             121. Наваррецъ же минуту улучшаетъ
             И, пятками упершись, такъ прыгнулъ,
             Что мигомъ всѣхъ рѣшеній взбѣгаетъ!
   
             124. Его прыжокъ гнѣвъ въ демонахъ раздулъ;
             Тутъ больше всѣхъ обманутый сердился.
             Ты пойманъ! онъ вскричалъ и внизъ шагнулъ.
   
             127. Напрасный крикъ; ужь онъ ко дну спустился: --
             И на крилахъ не перегонишь страхъ!
             Отпрянулъ чортъ и кверху грудью взвился.
   
             130. Такъ утка вмигъ скрывается въ волнахъ,
             Чуть сокола завидитъ нападенье,
             И, лютый, онъ ширяетъ въ небесахъ.
   
             133. Калькабрина. пришедшій въ озлобленье,
             Пустился вслѣдъ,-- онъ видитъ предъ собой
             Одинъ предлогъ затѣять съ нимъ сраженье.
   
             136. И лишь исчезъ мѣняло подъ смолой,
             Съ товарищемъ сцѣпился онъ когтями,--
             Надъ пропастью вступили въ страшный бой!
   
             139. И этотъ грифъ, какъ кажется, съ когтями:
             Такъ ловко онъ соперника схватилъ,
             Что оба въ жаръ упали передъ нами;
   
             142. Но кипятокъ ихъ скоро примирилъ.
             Тутъ изъ смоли подъемъ ужь невозможенъ!
             Такъ глубоко всякъ крылья запустилъ.
   
             145. Барбарчія ужасно былъ встревоженъ:
             Онъ четырехъ съ баграми къ нимъ послалъ
             На тотъ курганъ, что ближе расположенъ,
   
             148. Со всѣхъ сторонъ сподвижникъ поспѣшалъ
             И, протянувъ багоръ свой надъ смолою,
             Почти уже сварившихся спасалъ.
   
             151. Мы бросили ихъ съ этою бѣдою.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Новый ужасъ Данте, преслѣдуемаго демонами.-- Нѣжныя заботы о немъ Виргилія.-- Шестой вертепъ: ханжи.

             1. Въ безмолвія, безъ всякой ужь защиты,
             Одинъ сперва, за нимъ потомъ другой,
             Тащились мы, какъ братья-минориты.
   
             4. И мнѣ тогда напомнилъ этотъ бой
             Эзопа баснь и съ нею наставленье.
             Какъ мышь плыла съ лягушкою одной.
   
             7. Словъ: "тутъ" и "здѣсь" по сходно такъ значенье,
             Какъ ссоры тѣ; насъ сходство поразитъ.
             Когда возьмемъ ихъ цѣликомъ въ сравненье.
   
             10. И какъ одна другую мысль родитъ,
             Такъ эта мысль такую возбудила,
             Что болѣе, чѣмъ прежній страхъ, страшитъ.
   
             13. Я думаю: Предъ нами злая сила
             Обманута, -- ну, просто стыдъ для нихъ!
             Навѣрное продѣлка всѣхъ взбѣсила.
   
             16. И если гнѣвъ привьется къ злобѣ ихъ.
             То такъ и псы за зайцемъ не бросались,
             Какъ бросятся они на насъ однихъ.
   
             19. Я чувствовалъ, что волосы поднялись
             Отъ ужаса на головѣ моей,--
             И говорю: Наставникъ, мы попались!
   
             22. Укрой меня какъ можно поскорѣй:
             Мнѣ кажется Мальбранке ужь за мною!
             Я такъ боюсь ихъ проклятыхъ когтей...
   
             25. Будь я стекло съ свинцомъ передъ тобою,
             Тебя -- въ отвѣтъ -- по такъ бы отразилъ,
             Какъ ты во мнѣ откликнулся дуптою.
   
             28. Въ мигъ этотъ мысль свою съ моей ты слилъ,
             У насъ однѣ и тѣже опасенья
             И потому я вотъ чѣмъ заключилъ:
   
             31. Когда тутъ склонъ не крутъ отъ разрушенья,
             То можемъ мы погони избѣжать,
             Спустись въ вертепъ другого отдѣленья.
   
             34. Онъ не успѣлъ еще всего сказать,
             Какъ увидалъ я демоновъ съ крылами:
             Они уже насъ стали догонять.
   
             37. Вожатый ной схватилъ меня руками,
             Какъ будто мать, когда со сна встаетъ,
             Услыша крикъ: горимъ, огонь надъ нами!--
   
             40. И на бѣгу она дитя беретъ,
             Не о себѣ заботяся -- о сынѣ,
             Хоть наготу и видитъ весь народъ!
   
             43. И съ высоты, усѣвшись на вершинѣ,
             Скользнулъ онъ внизъ, облокотясь спиной
             О бокъ скалы, спускавшейся къ долинѣ.
   
             46. Нѣтъ, и вода, съ такою быстротой,
             Чтобъ въ мельницѣ колесамъ дать движенье,
             Не падаетъ къ лопаткамь, внизъ струей,
   
             49. Какъ было тамъ наставника паденье;
             И онъ не такъ, какъ спутника, спустилъ,
             А снесъ меня, какъ бы свое рожденье.
   
             52. Едва ногой на ложе дна ступилъ,
             Ужь демоны надъ нами показались;
             Но для меня ихъ видъ не страшенъ былъ:
   
             55. Здѣсь промысломъ высокимъ назначались
             Тѣ пастыри лишь въ пятый ровъ скорбей
             И къ выходу пути ямъ заграждались.
   
             58. Вотъ встрѣтилъ я раскрашенныхъ тѣней:
             Онѣ кругомъ шли тихими шагами,
             Усталыя, съ слезами изъ очей.
   
             61. Всѣ въ стихаряхъ, съ какими-то мѣшками
             До самыхъ глазъ: стихарь съ мѣшкомъ такимъ
             Межъ кельнскими встрѣчаемъ чернецами.
   
             64. Снаружи онъ казался золотымъ;
             Внутри жъ свинецъ; нѣтъ тяжче одѣянья!
             Плащъ Фридриха -- солома передъ нимъ.
   
             67. Тяжелъ костюмъ для вѣчнаго страданья!
             Налѣво взявъ, мы шли съ толпой тѣней.
             Внимая ихъ печальныя рыданья.
   
             70. Несчастныя, подъ тяжестью плащей.
             Такъ тихо шли, что спутники предъ нами
             Мѣнялися съ движеніемъ ступней.
   
             73. И говорю: О вождь! окинь глазами
             Тутъ по пути, мученія подвалъ
             И укажи извѣстныхъ межъ тѣнями.
   
             76. И чуть языкъ тосканскій услыхалъ
             Одинъ изъ нихъ, какъ раздалось моленье:
             Сдержите шагъ, бѣгущіе межъ скалъ!
   
             79. Я сообщу о каждомъ наше мнѣнье.
             И, обратясь ко мнѣ, мой вождь сказалъ:
             Постой я съ нимъ идти имѣй терпѣнье.
   
             82. Двухъ горемыкъ тогда я увидалъ;
             Они догнать, какъ видно, насъ желали.
             Но тѣсный путь и грузъ ихъ замедлялъ.
   
             85. Догнавъ меня, они сперва молчали,
             Потомъ скосясь, взглянулись межъ собой,
             И вотъ одинъ другому прошептали:
   
             88. Онъ тешетъ такъ, какъ бы еще живой!
             А если мертвъ, то почему безъ столы
             Явился здѣсь предъ нашею толпой?
   
             91. Потомъ ко мнѣ: Тосканецъ, ты чрезъ долы,
             Чрезъ цѣпи горъ проникъ до слезъ ханжей.
             Скажи-жъ, кто ты свершившій путь тяжелый?
   
             94. Я родился -- въ отвѣтъ -- среди степей,
             Въ томъ городѣ, что надъ Арно прекрасной,
             И съ плотью я не разлученъ своей.
   
             97. Но кто же вы съ печалью не напрасной,
             Струящейся на вдавленныхъ щекахъ?
             И что за блескъ при горести ужасной?
   
             100. Одинъ въ отвѣтъ: Не роскошь на плечахъ,
             Не золото -- свинецъ! всѣ безъ изъятья
             Мы, какъ вѣсы, качаемся въ мѣшкахъ.
   
             103. Болонскіе веселые мы братья:
             Батлано я, Лодринго спутникъ мой.
             Твой городъ къ намъ простеръ свои объятья,
   
             106. Избравъ двоихъ въ правители страной.
             И точно мы отлично управляли:
             Гардинго въ томъ свидѣтель предъ тобой.
   
             109. И началъ я: О, братья! такъ печали...
             Но смолкъ: на три кола мой взоръ упалъ!
             Несчастнаго къ землѣ они прижали.
   
             112. Увидя насъ, онъ, скорчась, задрожалъ,
             Вся борода вздувалась отъ стенанья.
             Замѣтивъ то, Катлано мнѣ сказалъ:
   
             115. Осужденный на эти истязанья
             Въ судѣ совѣтъ далъ фарисеямъ злой,
             Чтобъ за народъ одинъ понесъ страданья.
   
             118. Онъ поперегъ пути лежатъ нагой.
             Какъ видишь ты, да тяжесть всѣхъ, нѣмѣя,
             Извѣдаетъ подъ каждою ногой.
   
             121. И тесть его той казнію злодѣя,
             И всякъ казненъ, кто мысль ихъ поддержалъ --
             Зерно всѣхъ бѣдъ для каждаго еврея.
   
             124. Виргинія тогда я увидалъ:
             Онъ въ вѣчности, надъ тѣмъ чья тѣнь распята.
             Съ презрѣніемъ, въ раздумій стоялъ.
   
             127. Потомъ спросилъ вождь плачущаго брата:
             Скажите намъ, когда есть власть сказать.
             Здѣсь нѣтъ-ли рва направо да возврата,
   
             130. Гдѣ бъ оба путь могли мы продолжать;
             Но чтобы намъ, изъ горестной пучины.
             Въ проводники злыхъ ангеловъ не брать?
   
             133. Ближайшій путь -- въ отвѣтъ -- чрезъ тѣ вершины:
             Отъ главныхъ стѣнъ идетъ хребетъ громадъ.
             Разрѣзавшій всѣ мрачныя долины.
   
             136. Здѣсь онъ прорытъ, обвалы скалъ торчатъ,
             И вы одни пройдете межъ камнями.
             Устлавшими все дно долинъ и скатъ.
   
             139. Съ минуту вождь взоръ опустилъ предъ нами
             И говорятъ: Поддѣлъ же, сорванецъ,
             Тотъ, что съ Крючковъ надъ грѣшными душами.
   
             142. Въ Болоньѣ есть разсказъ -- въ отвѣтъ чернецъ
             Что бѣсъ себя пороками прославилъ;
             Онъ. я слыхалъ, обманщикъ, лжи отецъ!
   
             145. Поспѣшно вождь свои шаги направилъ,--
             Въ немъ гнѣвъ лицо немного омрачилъ.
             И и тѣней подъ тяжестью оставилъ
   
             148. И по стопамъ безцѣннымъ поспѣшилъ.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Затруднительный переходъ, въ седьмой вертепъ. гдѣ наказывается святотатство.-- Превращенія и предсказанія о мятежахъ партій бѣлыхъ и черныхъ.

             1. Въ ту часть еще младенческаго года,
             Какъ солнца хвостъ смягчаетъ Водолей
             И сходитъ ночь скорѣе дня ухода;
   
             4. Какъ на землѣ морозъ сестры своей --
             Бѣляночки чертитъ изображенья,
             Но тупится уже перо у ней,--
   
             7. Поселянинъ, имѣвшій упущенья,
             Встаетъ, глядитъ на бѣлый снѣгъ въ поляхъ
             И бьетъ себя по бедрамъ съ огорченья.
   
             10. Придя домой, онъ мечется въ слезахъ,
             Что дѣлаетъ и самъ, бѣднякъ не впасть,
             Идетъ опять -- надежды лучъ въ глазахъ...
   
             13. Природа вдругъ наружность измѣняетъ!
             И въ радости беретъ свой посохъ онъ
             И стадо вновь на пастбу выгоняетъ.
   
             16. Такъ былъ и я поэтомъ пораженъ,
             Замѣтивъ въ немъ смущенье предъ собою
             И также вмигъ отъ раны исцѣленъ.
   
             19. Едва мой вождь достигъ моста со иною,
             Какъ на меня тотъ нѣжный взоръ вперялъ,
             Что въ первый разъ я встрѣтилъ подъ горою.
   
             22. Взмахнувъ рукой, онъ все сообразилъ
             И, разсмотри развалины сначала,
             Опять меня въ объятія схватилъ,
   
             25. Какъ тотъ, кому работа предстояла
             И кто уже обдумалъ подвигъ свой.
             Вождь перенесъ меня на верхъ обвала
   
             28. И, указавъ мнѣ на утесъ другой,
             Взберись -- сказалъ -- но испытай ты прежде,
             Не рухнетъ ли тотъ камень подъ тобой?
   
             31. Нѣтъ, не для тѣхъ, что въ тягостной одеждѣ
             Былъ этотъ путь,-- и мы едва взошли:
             Онъ -- тѣнь, а я съ поддержкою въ надеждѣ.
   
             31. И если бъ спускъ мы кратче не нашли.
             То не скажу, за что бы онъ принялся,
             А у меня ужь силы-бъ не снесли!
   
             37. Но какъ весь край Мальбольдже внизъ склонялся.
             Къ глубокому колодцу межъ валовъ,
             То бокъ одинъ въ вертепахъ понижался.
   
             40. И, наконецъ, въ награду всѣхъ трудовъ.
             Достигла мы послѣдняго предѣла,
             Гдѣ всю скалу пересѣкаетъ ровъ.
   
             43. Дыханіе такъ легкихъ ослабѣло.
             Когда взошелъ на верхнюю ступень.
             Что я присѣлъ: усталость одолѣла!
   
             46. Теперь стряхни -- сказалъ наставникъ -- лѣнь:
             Не на пуху, не лежа подъ шелками
             До славы ты достигнешь въ этотъ день,
   
             49. Кто жъ безъ нея жизнь тянетъ между вами,
             Тотъ за собой бросаетъ меньше слѣдъ,
             Чѣмъ въ небѣ дымъ, чѣмъ пѣна межъ волнами.
   
             52. Вставь, побѣди усталость въ безднѣ бѣдъ.
             Всегда въ борьбѣ будь духомъ ты бодрѣе:
             При мужествѣ изнеможенья нѣтъ.
   
             55. Здѣсь лѣстница для насъ еще длиннѣе
             И не конецъ труду; я все сказалъ.
             Воспользуйся совѣтомъ ты скорѣе.
   
             58. Тогда опять пріободрясь, я всталъ
             И говорю: иди, я за тобою'
             Я больше силъ, чѣмъ было, показалъ,
   
             61. И мы пошли изрытою скалою;
             Она была гораздо круче той,
             Что я уже оставилъ за собою.
   
             64. Я шелъ, ведя съ нимъ разговоръ порой.
             Чтобъ лучше скрыть свое изнеможенье,
             Вдругъ изо рва, безъ жалобъ, слышу стонъ глухой:
   
             67. Не знаю, какъ онъ высказалъ мученье.
             Хотя вверху, на сводѣ я стоялъ,
             Но въ голосѣ звучало изступленье.
   
             70. Нагнулся я, но мракъ не пропускалъ
             Во рву до дна взоръ путника живого.
             Сведи меня, наставникъ!-- я сказалъ,--
   
             73. Сойдемъ въ тотъ кругъ, со стѣнъ моста большого:
             Тутъ слышу я и не могу понять.
             Увидѣвши, не различу другого.
   
             76. Я дѣйствіемъ здѣмь буду отвѣчать --
             Онъ говоритъ подобныя желанья
             Въ молчаніи должны мы исполнять.
   
             79. Опустясь съ моста, по тѣмъ мѣстамъ стенанья,
             Гдѣ онъ къ восьмой оградѣ примыкалъ.
             Я обозрѣлъ вертепъ и всѣ страданья.
   
             82. Тамъ множество я змѣй встрѣчалъ
             Такихъ сортовъ, съ такими головами,
             Что, вспомня, ледъ всю кровь мою сковалъ.
   
             85. Пусть Ливія не славится песками!
             Въ нихъ тмы хелидръ, якуль, ченкри, фарей
             И амфисбенъ кишатъ всегда клубами:
   
             88. Но никогда, въ пескахъ ея степей,
             У красныхъ водъ и въ царствѣ эѳіопа.
             Не видѣли еще подобныхъ змѣй.
   
             91. Средь этого змѣинаго потопа
             Сонмъ душъ бѣжалъ испуганный, нагой.
             Не находя нигдѣ геліотропа!
   
             91. И связаны ихъ руки за спиной
             Облегшими, вокругъ боковъ, змѣями,--
             У каждой хвостъ сходился съ головой.
   
             97. Одна изъ змѣй бросается предъ нами
             На грѣшника, уставшаго бѣжать,
             И жалитъ тамъ, гдѣ шеи связь съ плечами,
   
             100. О, І нельзя такъ скоро написать.
             Какъ вспыхнулъ онъ и въ пепелъ обратился!
             Но только сталъ жаръ этотъ угасать,
   
             103. Какъ пепелъ самъ собой соединился
             И на землѣ, изъ мелкихъ угольковъ,
             Въ тѣнь прежнюю опять преобразился.
   
             106. Такъ, по словамъ великихъ мудрецовъ.
             Лишь фениксъ умиралъ и возрождался,
             Доживши пять назначенныхъ вѣковъ.
   
             109. Не хлѣбомъ онъ и не травой питался,
             Но аммою и ладона слезой;
             Въ его костеръ нардъ съ мирромъ собирался.
   
             112. Какъ человѣкъ, припадками больной,
             Ботъ знаетъ какъ лишается сознанья
             И падаетъ подбитый силой злой;
   
             115, Но вставъ опятъ, не чувствуетъ страданья,
             Дивится самъ усталости своей,
             Глядитъ на все и издаетъ стенанья;--
   
             118. Такъ грѣшникъ всталъ предъ нами среди змѣи.
             О Господи! какъ строгъ твой безпристрастный.
             Предвѣчный судъ въ обители скорбей!
   
             121. Вождь грѣшника спросилъ: Ты кто несчастный?
             И тотъ въ отвѣтъ: Недавно я упалъ
             Низвергнутый съ Тосканы въ зѣвъ ужасный.
   
             124. Я жизнь скотовъ людской предпочиталъ:
             Ванни Фуччи -- прямой лошакъскотина!--
             Цистою я берлогою считалъ.
   
             127. И я вождю: Какая же причина,
             Что онъ сюда на казнь осужденъ былъ?
             Мнѣ, кажется, его знакома мина.
   
             130. Зашила то, онъ шагу не ступилъ:
             Но вдругъ его лицо стыдомъ покрылось,
             Чуть на меня глаза онъ обратилъ
   
             133. И говоритъ: О, сколько мукъ открылось!
             Такъ не страдалъ стоящій предъ тобой
             Въ тотъ день, какъ жизнь земная прекратилась.
   
             136, Но не могу вопросъ отринуть твой:
             Низверженъ я сюда за похищенье
             Изъ ризницы всей утвари святой.
   
             139. На друга взвелъ я это преступленье!
             Не радуйся, вернувшись съ мрачныхъ странъ,
             Что встрѣтилъ здѣсь мое ты униженье,--
   
             142. А выслушай: я вижу сквозь туманъ...
             Пистоя къ вамъ всѣхъ черныхъ изгоняетъ
             И обновитъ Флоренція гражданъ.
   
             145. Изъ Магры Марсъ пары приподнимаетъ,
             Всѣ облака становятся чернѣй;
             Идутъ, идутъ -- и буря облегаетъ
   
             148. Порывисто поля Пичены всей;
             Тамъ ураганъ внезапно разразится
             И поразитъ всѣхъ Бѣлыхъ средь полей.
   
             151. Отъ этихъ словъ ты долженъ огорчиться.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Продолженіе седьмого вертепа: Какусъ въ видѣ кентавра.-- Удивительное превращеніе человѣка къ змѣю и змѣи въ человѣка.

             1. И, наконецъ воръ, высказавъ такъ много,
             Взялъ руки вверхъ и шишъ мнѣ показалъ,
             Произнося ругательства на Бога.
   
             4. Но змѣй одинъ -- я такъ любить ихъ сталъ --
             Вкругъ шеи легъ, какъ бы сказать желая:
             Не допущу, чтобъ дальше продолжалъ!
   
             7. А на рукахъ виситъ змѣя другая,
             Скрутивши ихъ, сжавъ грѣшника всего --
             И недвижимъ онъ сталъ, изнемогая.
   
             10. О, гнусная Пистоя! отчего
             Не сгинешь ты въ огнѣ съ лица земного
             За весь посѣвъ разврата твоего!
   
             13. Прошедши адъ, край сумрака ночного.
             Я даже въ томъ, что съ ѳивскихъ стѣнъ упалъ,
             Не находилъ безбожія такого.
   
             16. Не вымолвивъ ни слова воръ бѣжалъ
             И я опять съ кентавромъ повстрѣчался.
             Гдѣ дерзкій, гдѣ? онъ въ ярости кричалъ.
   
             19. Не думаю, чтобъ въ Мареммѣ собрался
             Рой столькихъ змѣй, какой на немъ кишѣлъ
             До самыхъ мѣстъ, сдѣ образъ нашъ начался.
   
             22. А на плечахъ его драконъ сидѣлъ
             Съ широкими, раскрытыми крилами
             И пламенемъ на встрѣчныхъ онъ шипѣлъ.
   
             25. Вождь говоритъ: То Какусъ передъ вами!
             Кровь озеромъ не разъ злодѣи разлилъ
             У Авентинъ подъ грозными скалами.
   
             28. Онъ не въ одинъ путь съ братьями вступилъ.
             Лишь оттого, что стадо ли вершинѣ.
             Съ сосѣднихъ пастбъ обманомъ утащилъ --
   
             31. И встрѣтилъ месть въ геракловой дубинѣ:
             Изъ ста его ударовъ не слыхалъ
             И десяти несчастный при кончинѣ!
   
             34. Кентавръ ушелъ, чуть это вождь сказалъ.
             Изъ-подъ моста три духа къ намъ пристали.
             Но ихъ ни я, ни спутникъ не видалъ,
   
             37. Пока они: Кто вы? не закричали.
             Тогда разсказъ наставникъ прекратилъ
             И оба мы внимательнѣе стали.
   
             40. Я въ жизни ихъ нигдѣ не находилъ,
             Но невзначай -- могло же такъ случиться --
             Назвавъ одинъ по имени спросилъ:
   
             43. Чіанфа -- ай! куда успѣлъ ты скрыться?
             И я къ губамъ приставилъ палецъ свой.
             Чтобъ вождь не могъ услыша ошибиться.
   
             46. Не удивишь меня читатель мой,
             Когда не вдругъ повѣришь ты разсказу;
             Сомнительно --но все было предъ мной.
   
             49. Пока тѣней я не спускаю съ глазу,
             Бросается къ нимъ шестиногій змѣй
             И вотъ одну онъ обвиваетъ съ разу.
   
             52. Межъ среднихъ лапъ сдавилъ животъ у ней,
             А руки сгребъ переднихъ лапъ когтями.
             Вцѣпясь въ лицо зубами до костей;
   
             55. Вдоль нотъ припалъ онъ задними ногами,
             Сквозь ляшекъ хвостъ широкій пропустилъ
             И вытянулъ до шеи межъ плечами.
   
             58. Такъ дерева и плющъ бы не обвилъ.
             Какъ страшный гадъ къ несчастному прижался
             И тѣло все въ объятіяхъ скрутилъ.
   
             61. Потомъ въ одно и духъ, и змѣй смѣшался;
             Какъ съ воскомъ воскъ, сливались ихъ цвѣта,
             И тотъ, и тотъ не тѣмъ, чѣмъ былъ, казался!
   
             64. Такъ на огнѣ, какъ будто чернота
             Зажженный листъ бумаги застилаетъ --
             Не черенъ онъ, но бѣлизна не та.
   
             67. И двухъ другихъ все это поражаетъ.
             Аньель!-- кричатъ -- не схожъ онъ самъ съ собой:
             Ни одного, ни двухъ не представляетъ.
   
             70. Двѣ головы сливаются въ одной
             И плоть одна изъ двухъ образовалась,
             Въ одномъ лицѣ два вида предо мной!--
   
             73. Изъ четырехъ -- лишь двѣ руки осталось;
             Ступни, животъ и съ грудью корпусъ весь
             Въ какіе-то все члены превращалось!
   
             76. Весь прежній видъ уже совсѣмъ исчезъ:
             Два существа, казалось, составляетъ,
             Не бывъ однимъ, шагавшая та смѣсь.
   
             79. Какъ ящерца, чуть лѣто наступаетъ,
             Бросая кустъ, съ-подъ солнечникъ лучей
             Вмигъ молніей тропу перебѣгаетъ,--
   
             82. Такъ къ двумъ тѣнямъ другой тащился змѣй:
             Пылающій, весь мертвенно-багровый,
             Съ хвостомъ зерна перцоваго чернѣе.
   
             85. Одну изъ нихъ тамъ жалитъ змѣй суровый.
             Чѣмъ кормимся въ утробѣ до родовъ,
             И распростертъ предъ змѣемъ грѣшникъ новый.
   
             88. Ужаленный съ змѣи не свелъ зрачковъ;
             Недвижимъ, нѣмъ, какъ въ лихорадкѣ бился
             И все зѣвалъ, какъ бы уснуть готовъ.
   
             91. Онъ въ змѣя весь, а змѣй въ него вперился:
             У змѣя ртомъ, у тѣни съ язвъ струей
             Шелъ кверху дымъ и тамъ соединялся.
   
             94. Молчи Луканъ, разсказъ ничтоженъ твой
             О бѣдствіяхъ Назидія съ Сабеллой
             И выслушай отчетъ правдивый мой.
   
             97. Не говори, Овидій устарѣлой,
             Какъ Кадмъ въ змѣю, а Аретуза въ токъ
             Превращены твоею музой смѣлой.
   
             100. Ты никогда перемѣнить не могъ
             Природы двухъ существъ одну другою
             И плоть на плоть отъ головы до догъ.
   
             103. Такъ человѣкъ видъ обмѣнилъ съ змѣею:
             Сперва свой хвостъ гадъ тихо раздвоятъ.
             А раненый ступню сдвигалъ съ ступнею.
   
             106. И до того онъ ноги, ляшки сжалъ,
             Что признака въ разрѣзѣ не осталось
             Того, что ихъ такъ долго раздѣлялъ.
   
             109. А между тѣмъ въ хвостѣ все замѣнялось:
             Фигуру ногъ я могъ ужь различать,--
             Тотъ все твердѣлъ, а въ этомъ все смягчалось.
   
             112. И видѣлъ я, какъ въ столько сокращать
             До самыхъ плечъ сталъ руки осужденный,
             Во сколько гадъ могъ ноги выдвигать.
   
             115. Потомъ межъ ногъ, весь сморщенный, скрученный,
             Составился секретный членъ мужской,
             На зло двумя котомками снабженный.
   
             118. Межъ тѣмъ, какъ дымъ даетъ имъ цвѣтъ другой
             И змѣя въ пухъ прозрачный одѣваетъ,
             Чѣмъ былъ покрытъ ощипанный больной,
   
   
             121. Одинъ встаетъ, другой ползти желаетъ,
             Не отводя другъ съ друга дикой взглядъ:
             Подъ нимъ вся плоть наружность измѣняетъ.
   
             124. Вдругъ вытянулъ съ висковъ привставшій гадъ
             Все рыло вверхъ и отъ излишка кожи
             Два уха съ щекъ ростутъ уже назадъ!
   
             127. А изъ того, что не отвисло въ рожѣ,
             Поднялся носъ и округлялся ротъ --
             Во всѣхъ чертахъ на грѣшника похоже!
   
             130. Лежащаго лицо въ длину ростетъ,
             На головѣ ушей уже не стало,
             Какъ вмигъ рожковъ улитки не стаетъ.
   
             133. Срослось змѣи раздвоенное жало,
             А грѣшника раздвоился языкъ
             И облако изъ дыму вдругъ пропало.
   
             136, Какъ страшный гадъ, духъ грѣшника сталъ динъ,
             Со свистомъ онъ направился въ долину;
             И плюнулъ змѣй, и головой поникъ.
   
             139. Къ бѣжавшему поворотилъ онъ спину.
             Пусть тамъ -- сказалъ -- гдѣ ползалъ а съ тоской,
             Буозо всю размыкаетъ кручину.
   
             142. Такъ видѣлъ я въ разсѣлинѣ седьмой
             Обмѣну тѣлъ -- и новость тѣхъ видѣній
             Да извинитъ разсказъ безцвѣтный мой.
   
             115. Мой взоръ ослабъ, умъ сбился отъ волненій,
             Но не могли такъ тѣни убѣжать.
             Чтобъ не успѣлъ замѣтить я мученій
   
             148. И Пуччіо Шіанкато узнать.
             Онъ тотъ, чья плоть видъ прежній сохранила.
             Тогожъ, кому тутъ суждено ползать,
   
             151. Оплакала несчастная Гавилла.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Восьмой вертепъ: коварные совѣтники.-- Разсказъ Улиса объ окончаніи его путешествія, несходный съ описаніемъ въ Одиссеѣ. Говоря о плаваніи въ моряхъ противоположнаго полушарія, поэтъ намекаетъ на возможность открытія новой земли.

             1. Флоренція! гордись громадной властью:
             Земля, моря подъ сѣнью крылъ твоихъ,
             А именемъ гремитъ весь адъ къ несчастью!
   
             4. Въ числѣ воровъ пять согражданъ такихъ,
             Что стыдно мнѣ было въ вертепѣ этомъ,--
             Да не великъ и твой почетъ чрезъ нихъ.
   
             7. Когда же сны правдивы предъ разсвѣтомъ,
             Узнаетъ ты -- и скоро, можетъ быть,
             Что Прато намъ желаетъ съ цѣлымъ свѣтомъ.
   
             10. И ежели пора въ бѣдахъ намъ быть,
             То пусть онѣ нагрянуть предъ тобою:
             Подъ старость мнѣ грустнѣе ихъ сносить.
   
             13. Мы. вновь идемъ той лѣстницей крутою.
             Гдѣ мы сперва спускались по зубцамъ
             И вождь опять увлекъ меня съ собою.
   
             16. Пустынный путь я продолжалъ по рвамъ,
             По трещинамъ и по камнямъ обвала:
             Везъ рукъ теперь не вывести поганъ!
   
             19. Тогда меня печаль одолѣвала,
             И вновь грущу, чуть вспомню обо всёмъ:
             Я въ памяти все прохожу сначала,
   
             22. Чтобъ, слѣдуя за мудростью вождёмъ,
             Благъ не терять указанныхъ звѣздою
             И не имѣть мнѣ зависти ни въ чемъ.
   
             25. Какъ, отдохнувъ, крестьянинъ подъ горою,
             Въ тѣ дни, когда свѣтила чудный шаръ
             Пьётъ дольше свѣтъ отрадный надъ землёю,
   
             28. Когда летитъ на смѣну мухъ комаръ,
             Глядитъ вокругъ и видитъ, средь долппы,
             Тмы червячковъ блестящихъ, словно жаръ;--
   
             31. Такъ я огня увидѣлъ съ той вершины,
             Откуда былъ открытъ и освѣщенъ
             Восьмой вертепъ до глубины лучины.
   
             34. Какъ тотъ, что былъ медвѣдями отмщенъ.
             Зрѣлъ Илію на колесницѣ въ полѣ,
             Зрѣлъ, какъ пророкъ на небо вознесенъ
   
             37. И взоръ его не могъ слѣдить ужь долѣ:
             Онъ наверху лишь пламень различалъ,
             Промчавшійся, какъ облако -- не болѣ.
   
             40. Такъ въ глоткѣ рва огни неслись межъ скалъ,
             Духъ грѣшниковъ въ купинахъ заключался,
             Какъ добычу, ихъ пламенникъ скрывалъ.
   
             43. Ставъ на краю моста, я любовался,
             И еслибы не уперся въ гранитъ,
             То безъ толчка-бъ тутъ въ бездну оборвался.
   
             46. Вниманіе вождь видя -- говоритъ; --
             Во всѣхъ огняхъ несчастные въ неволѣ,
             Ихъ гложетъ жаръ, которымъ духъ прикрытъ.
   
             49. Наставникъ мой, разсказъ о страшной долѣ
             Меня -- въ отвѣтъ -- вполнѣ тутъ убѣдилъ,
             Но я прошу, чтобъ передалъ ты болѣ:
   
             52. Кого огонь раздвоенный укрылъ.
             Пылая такъ, какъ на кострѣ высокомъ,
             Гдѣ Этеоклъ месть къ брату не забылъ?
   
             55. Онъ отвѣчалъ: На казнь, во рву глубокомъ,
             Улисъ и Діомедъ, изъ чудныхъ странъ,
             Сошлися въ немъ, какъ въ замыслѣ жестокомъ.
   
             58. Ихъ пламя сжетъ за гнусный ихъ обманъ,
             За то, что конь ввезенъ за тѣ ограды
             Откуда выведенъ былъ родъ Римлянъ.
   
             61. За хитрость, ложь -- чрезъ что, лишась отрады,
             Дейдаміей оплаканъ здѣсь Ахиллъ
             И наконецъ за воровство Паллады!
   
             64. Когда-бъ разсказъ сквозь жаръ возможенъ былъ --
             Я говорю,-- то тысячью-бъ мольбами
             Тебя сто разъ наставникъ я просилъ:
   
             67. Дать выждать мнѣ, пока пройдетъ предъ нами,
             Тотъ пламенникъ съ раздвоеннымъ верхомъ;
             Ты видишь самъ желанье быть съ тѣнями.
   
             70. А онъ въ отвѣтъ: въ желаніи твоемъ
             Похвально все; я просьбу исполняю,
             Но удержись съ своимъ ты языкомъ
   
             73. И предоставь мнѣ рѣчь вести, какъ знаю;
             Да грѣшники, бывъ греками, съ тобой
             Не заведутъ бесѣды, полагаю.
   
             76. Лишь пламенникъ сталъ наравнѣ со мной,
             И вождь нашелъ удобную часть круга,
             Какъ услыхалъ я разговоръ такой:
   
             79. О скрытые, въ одномъ огнѣ, два друга!
             Быть можетъ, вамъ я въ жизни услужилъ,--
             Мала ль была, иль велика услуга,
   
             82. Когда въ стихахъ высокихъ говорилъ,
             Не двигайтесь -- пусть скажетъ похожденье
             Одинъ изъ васъ, гдѣ самъ себя сгубилъ.
   
             85. И древній рогъ огня пришелъ въ движенье,
             Зарокоталъ, вершиною поникъ,
             Какъ будто вѣтръ въ немъ возбудилъ волненье.
   
             88. Туда, сюда качнулся, какъ языкъ,
             Собравшійся съ бесѣдою своею,
             И раздались слова и звуки вмигъ;
   
             91. Когда, чрезъ годъ, оставилъ я Цирцею,
             На тѣхъ мѣстахъ, вблизи Гаэты той,
             Что довелось назвать потомъ Энею,--
   
             94. Не удержалъ меня ни сынъ родной,
             Ни долгъ къ отцу, ни съ Пенелопой счастье.
             Сулившее отраду и покой.
   
             97. Гонимый вновь, встрѣчая лишь ненастье,
             Я свѣтъ узнать желаніемъ горѣлъ,
             Всѣ радости и всякое несчастье!
   
             100. Въ открытое я море полетѣлъ
             На кораблѣ съ немногими друзьями:
             Не каждый быть со мною захотѣлъ.
   
             103. Испанія, Марокко предъ глазами,
             Сардинія и много острововъ,
             Среди пучинъ, обрызганныхъ волнами.
   
             106. Ужь были мы всѣ старческихъ годовъ,
             Когда къ тому проливу подплывали,
             Гдѣ грань Гераклъ поставилъ изъ столбовъ,
   
             109. Какъ знакъ людямъ, чтобъ дальше не дерзали'
             Севилія осталася правѣй,
             Налѣво мы Цеуту миновали.
   
             112. Друзья -- вскричалъ дружинѣ я своей --
             Сто тысячъ бѣдъ мы испытали съ вами
             И къ западу пришли на склонѣ дней.
   
             115. Ужели мы теперь лишимся сами
             Отрады міръ тотъ безъ жильцовъ узнать,
             Что тамъ лежитъ за солнцемъ, за морями!
   
             118. О вспомните смой славный родъ опять!
             Вы рождены не жизнью жить скотскою,
             Но для того, чтобъ знанія стяжать.
   
             121. И до того я рѣчью небольшою
             Товарищей въ пути одушевилъ,
             Что послѣ самъ не сладилъ бы съ толпою.
   
             124. И на востокъ нашъ руль поворотилъ...
             На веслахъ мы неслись съ пути прямого,
             Какъ на крылахъ -- корабль всё влѣво плылъ.
   
             127. Ужь видитъ ночь близь полюса другого
             Хоръ новыхъ звѣздъ; нашъ полюсъ западалъ
             Все ниже, чуть не до чела морского.
   
             130. Уже пять разъ свѣтъ мѣсяца мерцалъ
             И снова тухъ на небѣ, надъ волнами.
             Съ тѣхъ поръ какъ я за рубежомъ блуждалъ.
   
             133. И вдругъ гора явилась передъ нами!
             Она вдали казалась мнѣ такой,
             Какихъ еще не видѣлъ межъ горами.
   
             136. Въ восторгѣ мы; но радость -- предъ бѣдой!
             Тамъ на землѣ ужасный вихрь поднялся
             И въ бортъ хватилъ у мачты небольшой.
   
             189. Три раза нашъ корабль въ волнахъ вращался
             Въ четвертый носъ приподнялъ -- и упалъ
             Кормою внизъ, и такъ уже остался,
   
             142. Пока его не скрылъ изъ виду валъ.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Тѣже мѣста.-- Взглядъ на политическое состояніе городовъ. Романьи происшедшее отъ различныхъ измѣненіи.-- Жизнь графа Гвидо де-Монтефельтро, бывшаго сперва воиномъ, а потомъ монахомъ.-- Казнь его за коварный совѣтъ.

             1. Ужь пламенникъ сталъ прямъ, недвижимъ снова,
             И лишь ему дозволилъ мой поэтъ,
             Оставилъ насъ, не вымолви ни слова.
   
             4. Тогда другой, явясь за этимъ въ слѣдъ,
             Мой взоръ привлекъ вновь на концы кривые,--
             Внутри его былъ слышенъ странный бредъ.
   
             7. Какъ быкъ взревѣлъ въ Сициліи "первые,
             (Что истинно) стенаніемъ того.
             Чей далъ рѣзецъ ему черты живыя,--
   
             10. Какъ голосомъ страдальца самого,
             Онъ выразилъ, хотя былъ изъ метала.
             Всѣ ужасы мученья своего,
   
             13. Такъ сердца скорбь душа та выражала
             Не находя сперва пути словамъ,
             И въ трескъ огня свой голосъ превращала.
   
             16. Но только рѣчь вверху прорвалась къ намъ.
             Какъ съ языкомъ огонь зашевелился
             И далъ просторъ взволнованнымъ слезамъ.
   
             19. О ты, къ кому я съ просьбой обратился --
             Ломбардецъ тотъ;-- мы слышимъ -- что сказалъ:
             Теперь ступай, ужь я съ тобой простился.
   
             22. Быть можетъ, я немного опоздалъ.
             Остановись, поговори со мною,
             Ты видишь самъ, какъ я того желалъ.
   
             25. Когда теперь низвергнутъ ты судьбою
             Изъ чудныхъ странъ латинскихъ въ міръ слѣпой --
             Съ тѣхъ мѣстъ и я принесъ грѣхи съ собою --
   
             28. Скажи; тамъ миръ въ Ромаши, иль бой?
             Я родился въ Урбино межъ горами,
             Откуда Тибръ течетъ своей волной.
   
             31. Еще склонясь, я слушалъ со слезами,
             Какъ вдругъ толкнувъ, мнѣ говоритъ поэтъ:
             Ты отвѣчай -- латинецъ передъ нами.
   
             34. И началъ и имѣя ужъ отвѣтъ
             Для грѣшника заранѣе готовой:
             О узникъ -- духъ, одѣтый въ пламя бѣдъ!
   
             37. Романія твоя, какъ край суровой,
             Безъ распрь, въ сердцахъ тирановъ, но была,
             Но тамъ еще войны не слышно новой.
   
             40. Въ Равеннѣ жизнь идетъ, какъ прежде шла.
             Теперь орелъ Поленты въ ней гнѣздится
             И Червія подъ крылья прилегла.
   
             43. Твой городъ тотъ, что мужествомъ гордится,
             Французовъ рать сложивъ въ гробу одномъ,
             Подъ лапами зелеными томится.
   
             46. Верруккіо, песъ старый со щенкомъ,
             Терзавшіе Монтанью безпримѣрно,
             Понижали весь сокъ зубами въ немъ.
   
             49. Но въ городахъ Ламоне и Сантеряо
             Левъ изъ гнѣзда, по бѣлому, что годъ,
             То съ покой партіей, въ связи навѣрно!
   
             52. А городокъ, гдѣ Савіо течетъ,
             Какъ межъ равнинъ и горъ, всѣ годы эти,
             Межъ вольностью и рабствомъ жизнь ведётъ.
   
             55. Но это же ты? Не откажи въ отвѣтѣ,
             Какъ я тебѣ ни въ чемъ не отказалъ --
             И да живётъ твое тамъ имя въ свѣтѣ,
   
             58. И пламенникъ опять пророкоталъ --
             Туда, сюда качнулся онъ въ вершинѣ
             И этими словами отвѣчалъ:
   
             61. Подумай я, что говорю въ кручинѣ
             Предъ тѣмъ, что въ міръ воротится опять,
             То пламень мой не шевельнулся бъ нынѣ;
   
             64. Но какъ никто не могъ еще бѣжать,
             Какъ говорятъ, изъ гибельной пещеры,
             То безъ стыда готовъ я отвѣчать.
   
             67. Бывъ воиномъ, вступилъ я въ кордельеры
             И полагалъ снастаса подъ шнуркомъ;
             Да, не были бъ мечты моя химеры;
   
             70. Верховный жрецъ -- будь зло ему во всемъ!--
             Въ старинный грѣхъ повергъ меня у цѣля:
             Попался я, но выслушай на чемъ.
   
             73. Пока еще я жилъ въ костяхъ и тѣлѣ --
             Ихъ только разный
             Драконище всѣхъ сожигалъ,
   
             31. Кто правый или виноватый
             Ему на пути попадалъ.
             "То Бакусъ",-- сказалъ мнѣ учитель,--
   
             34. "Который Вулканомъ рожденъ.
             "Въ пещерахъ горы Авентинской,
             "Когда-то, такъ долго жилъ онъ.
   
             37. "И здѣсь заключенъ не съ другими
             "Кентаврами лишь потому,
             "Что воръ онъ быковъ Геркулеса
   
             40. "И мѣсто съ ворами ему."
             Пока говорилъ мой наставникъ,
             Кентавръ уже ускакалъ;
   
             43. И слышу я "что вы за люди?"
             И духовъ я трехъ увидалъ.
             Одинъ изъ нихъ крикнулъ: "Чіанфа
   
             46. Куда ты дѣвался? "И я
             Учителю знакъ сдѣлалъ молча
             Послушать ихъ говоръ, прося.
   
             49. Читатель! ты тутъ не повѣришь
             Въ правдивость разсказа. Я самъ
             Хоть видѣлъ и слышалъ все ясно
   
             52. Своимъ не повѣрилъ глазамъ.
             То были Флоренціи чудной
             Сановники и за грабежъ.
   
             55. Безбожный народа и взятки
             Сюда посадили ихъ тожъ.
             Тутъ видѣлъ я: змѣй шестилапый
   
             58. На грѣшника быстро вскочилъ,
             И лапами руки связавши,
             Онъ щеки ему прокусилъ;
   
             61. И задними лапами крѣпко
             За ноги хватилъ онъ, и хвостъ
             Межъ нихъ пропустилъ, и какъ будто
   
             64. То сталъ ужъ не змѣй, а наростъ;
             И тутъ они въ массу едину,
             Какъ точно расплавленный воскъ,
   
             67. Сливаться съ тѣмъ грѣшникомъ стали
             И змѣй потерялъ тутъ свой лоскъ,
             Принявъ человѣка оттѣнокъ,
   
             70. А грѣшникъ оттѣнокъ его.
             Смѣяться тутъ стали другіе
             Увидѣвъ сліяніе то.
   
             73. Ихъ головы также сливались
             И тутъ я, смутясь, увидалъ
             Такую фигуру, которой
   
             76. Нигдѣ никогда не встрѣчалъ!
             Какъ молнія, быстро, внезапно
             Другого ужалила въ пупъ
   
             79. Зеленая змѣйка и молча
             Смотрѣлъ онъ и взоръ его тутъ
             И страненъ былъ, точно, зѣвая
   
             82. Внезапно онъ спать захотѣлъ;
             Въ глаза ему змѣйка смотрѣла
             И онъ ей въ глаза все глядѣлъ.
   
             85. И рана его задымилась,
             Дымилось и жало змѣи
             И долго еще полусонно
   
             88. И молча стояли они.
             Умолкни Луканъ вдохновенный,
             Волшебный Овидій молчи.
   
             91. Разсказати мой выслушай прежде
             Его окончанія жди.--
             Змѣя тогда хвостъ раздвоила,
   
             94. Чтобъ ноги возможно создать.
             А грѣшникъ же сжалъ свои ноги
             И сталъ ихъ во хвостъ превращать.
   
             97. И тотчасъ тогда превратились
             Хвостъ въ ноги, а ноги во хвостъ
             И кожа змѣи размягчилась
   
             100. И грѣшникъ чешуйкой обросъ.
             Я видѣлъ, что руки втянулись
             Тутъ, въ лапы змѣи обратясь,
   
             103. А лапы змѣи удлиннились,
             Въ тѣ руки тотчасъ превратясь,
             И грѣшника чрево, раздвоись,
   
             106. Создало двѣ лапы змѣи,
             И тутъ-же сростила змѣя та
             Двѣ заднія лапы свои.
   
             109. И дымъ превращаетъ цвѣтъ змѣя,
             Какъ будто, въ цвѣтъ кожи людской,
             А грѣшника онъ покрываетъ,
   
             112. Тотчасъ-же змѣи кожурой;
             И волосы падаютъ, тутъ-же
             Ростя на змѣиной главѣ.
   
             115. Встаетъ тогда змѣй тотъ, а грѣшникъ
             Лежитъ, какъ змѣя, на землѣ..
             И подлость души человѣка,
   
             118. И злое коварство змѣи
             Ихъ взоры собой выражаютъ
             И какъ-то безцвѣтны они.
   
             121. И змѣй тутъ тряхнулъ головою
             И уши явились тогда
             Отъ жидкости лишней напора,
   
             124. Которая въ змѣѣ была.
             И, губы создавъ человѣчьи,
             Создала и носъ на яву.
   
             127. А грѣшникъ, въ змѣю обращенный,
             Втянулъ свои уши въ главу.
             Языкъ же его раздвоился,
   
             130. Утративъ даръ слова совсѣмъ,
             А змѣй получилъ ту способность,
             Какъ будто-бы не былъ онъ нѣмъ.
   
             133. И грѣшникъ -- змѣя, пресмыкаясь,
             Шипя, по той ямѣ ползетъ,
             А змѣй-человѣкъ идетъ сзади
   
             136. Слова говоритъ и плюетъ.
             Потомъ, отвернувшись, отъ змѣя
             Онъ третьему такъ говоритъ:
   
             139. "Смотри, какъ Буозо куда-то,
             "Сползая по ямѣ, спѣшитъ,
             "Какъ-будто онъ мнѣ подражаетъ,
   
             142. "Когда пресмыкался я самъ;
             "Я въ ямѣ седьмой пробылъ долго
             "И все это видѣлъ я тамъ!"
   
             145. И можетъ служить оправданьемъ
             За то, что я здѣсь написалъ
             Лишь новость разсказа; мучимыхъ
   
             148 На страхъ не смотря, я узналъ:
             И третій, оставшійся прежнимъ,
             Пуччіо Шанкато то былъ,
   
             151. А змѣйка была Кавальканте,
             Котораго кто-то убилъ
             Въ деревнѣ Гвилліе, лежащей
   
             154. Въ долинѣ глубокой Арно,
             Что много страдала и нынѣ
             Страдаетъ еще за него.
   

ПѢСНЬ XXVI.

Восьмая яма восьмого круга; здѣсь терпятъ наказаніе хитрые и коварные совѣтники, пожираемые пламенемъ. Поэты встрѣтили здѣсь Улиса и Діомеда.

             1. О радуйся городъ великій,
             Флоренція ты,-- потому,
             Что славна не только на сушѣ,
   
             4. На морѣ и даже въ аду.
             Въ числѣ тѣхъ разбойниковъ ямы
             Я пять твоихъ гражданъ узрѣлъ;
   
             7. И, если сбываются сны, передъ утромъ --
             Я бъ этого очень хотѣлъ,--
             Тебя ожидаютъ всѣ бѣды;
   
             10. Ахъ жаль, что не близки онѣ,
             Но впрочемъ, чѣмъ старше я стану,
             Тѣмъ горше отъ нихъ будетъ мнѣ.
   
             13. Тутъ мы удалились. Учитель
             Спускаться въ долину началъ,
             И шли мы, хватаясь руками
   
             16. За камни и выступы скалъ.
             Мнѣ грустно, мнѣ больно вдругъ стало
             И ноетъ по-нынѣ душа,
   
             19. Какъ вспомню иною порою,
             О томъ, что увидѣлъ тогда!
             И разумомъ правитъ, конечно,
   
             22. Сама добродѣтель всегда.
             Она для него благодатна,
             Какъ путнику въ небѣ звѣзда.
   
             25. Лишь только дошелъ я до мѣста,
             Гдѣ пропасть восьмая блеститъ;
             Увидѣлъ я множество яркихъ
   
             28. Столбовъ огневыхъ, какъ узритъ,
             Рои свѣтляковъ земледѣлецъ
             Въ дни знойные лѣтнихъ трудовъ,
   
             31. Въ тѣ дни, когда слышится ясно
             Журжанье и свистъ комаровъ
             Такъ видѣлъ пророкъ іудеевъ.
   
             34. Достойный Ильи, Елисей,
             При взятьи учителя къ небу,
             Лишь только столбы изъ огней.
   
             37. Такъ точно и я тутъ увидѣлъ
             Одни только ямы въ огнѣ
             И, ярко пылая, сверкали,
   
             40. И грѣшниковъ скрыли онѣ.
             Сановниковъ этихъ продажныхъ
             Въ огнѣ я совсѣмъ не видалъ;
   
             43. И съ моста, нагнувшись, чтобъ видѣть,
             Едва я туда не упалъ.
             Учитель, замѣтивъ вниманье,
   
             46. Съ какимъ я въ ту пропасть глядѣлъ,
             Сказалъ, что въ кострахъ этихъ каждый
             Преступникъ отдѣльно сидѣлъ.
   
             49. "Ты прямо теперь объясни мнѣ,
             Что началъ ужъ я понимать,"
             Сказалъ я и тотчасъ при этомъ
   
             52. Учителя сталъ вопрошать:
             "Кто въ этотъ огонь ихъ низвергнулъ,
             Который подобенъ костру
   
             55. Этеокла на коемъ изжарили съ братомъ;
             Объ этомъ узнать я хочу.
             Тогда отвѣчалъ мнѣ учитель,
   
             58. Что тутъ Діомедъ и Улисъ
             За умъ, за коварство и плутни
             Раздвоенымъ пламенемъ жглись.
   
             61. И здѣсь продолжалъ онъ "они
             "Раскаялись горько за Трою
             "За лошадь на коей Эней
   
             64. "Въ Италію въѣхалъ, не скрою,
             "И Риму зародышъ онъ далъ.
             "Страдаютъ они за Ахилла,
   
             67. "За дочь Ликомеда, за то,
             "Что хитрость имъ разумъ затмила,"
             "Учитель," сказалъ я: "молю
   
             70. "Тебя подождать здѣсь, покуда
             "Огонь этотъ къ намъ подойдетъ,
             "Вонъ видишь, идетъ онъ оттуда."
   
             73. Учитель отвѣтилъ: "достойно
             "Та просьба твоя похвалы;
             "Ее я уважу, но только
   
             76. "Съ огнемъ ты не самъ говори."
             Когда тотъ огонь подошелъ къ намъ,
             Учитель его вопрошалъ:
   
             79. "О вы, что въ огнѣ тамъ горите,--
             "О васъ я поэму писалъ,--
             "Пусть кто-нибудь скажетъ какъ жилъ?"
   
             82. И верхній огня рогъ при этомъ*
             Качаясь, какъ вѣтеръ ревѣлъ,
             Какъ будто склонясь предъ поэтомъ.
   
             85. И, точно языкъ человѣка,
             Ему онъ тогда отвѣчалъ:
             "Когда я покинулъ Цирцею
   
             88. "Я знанія свѣта искалъ.
             "Ни нѣжная страсть въ Телемаху,
             "Ни жалость къ супругѣ моей
   
             91. "Меня не сдержали отъ страсти
             "Узнать всѣ пороки людей.
             "И началъ я странствовать снова
   
             94. "По волнамъ Срединнаго моря
             "Съ друзьями, которые тутъ-же
             "Со мною остались средь гора.
   
             97. "Съ однимъ кораблемъ я поѣхалъ
             "Все этимъ-же моремъ плывя
             "И видѣлъ Испаніи берегъ,
   
             100 "Морокко и всѣ острова.
             "И старцами всѣ ужъ мы стали,
             "Достигли пролива когда,
   
             103. "Гдѣ былъ Геркулесъ и поставилъ
             "Два толстыхъ, высокихъ столба,
             "Чтобъ дальше бы люди не плыли
   
             106. "На быстрыхъ своихъ корабляхъ
             "И тамъ въ океанъ не пускались,
             "Скитаясь въ окружныхъ моряхъ.
   
             109. "Друзьямъ я сказалъ тутъ: "о, братья
             "Мы видѣли тысячи бѣдъ,
             "Дойдя до границы желанной,
   
             112. "Ужель повернешь ты? о нѣтъ!
             "Рискуя остаткомъ всей жизни,
             "Готовъ я часть міра видать,
   
             115. "Гдѣ не былъ никто еще смертный
             "И тамъ я хочу побывать.
             "И жизнь намъ дана не съ той цѣлью,
   
             118. "Чтобъ жить, какъ живутъ всѣ скоты!
             "Товарищей рѣчью увлекъ а
             "И дальше пустилися мы.
   
             121. "Туда въ водяную пустыню
             "Мы къ западу смѣло пошли;
             "Летѣли какъ будто на крыльяхъ
   
             124. "И дальше и дальше все шли.
             "Гдѣ звѣзды иной половины
             "Сверкали уже по ночамъ.
   
             127 "Звѣзда-же полярная наша,
             "Склоняясь, мерцала лишь намъ.
             "Луна уже пять разъ родилась,
   
             130. "Какъ въ бездну мы смѣло вошли
             "И дальше широкой дорогой
             "По волнамъ впередъ мы пошли.
   
             133. "Вдругъ видимъ гора въ отдаленьи
             "Высокая грозно стоитъ,
             "И нашъ одинокій корабль,
   
             136. "Какъ будто, на отдыхъ манитъ!
             "Но, вышедъ съ горы той, огромный
             "На насъ ураганъ набѣжалъ
   
             139. "И въ волны холодныя моря
             "Три раза онъ насъ погружалъ.
             "Но скоро -- такъ Богу угодно --
   
             142. "Погибнуть намъ всѣмъ суждено:
             "И море тотчасъ забурлило,
             "И насъ поглотило оно.
   

ПѢСНЬ XXVII.

Поэты продолжаютъ осматривать восьмую яму восьмого круга и встрѣтили между грѣшниками граоа Гвидона -- Монте Фельтро; онъ разсказываетъ имъ о причинахъ, вслѣдствіе которыхъ претерпѣваетъ такія ужасныя мученія.

             1. Огонь по-немногу стихая,
             Умолкъ и вершиной повелъ.--
             Спросивъ разрѣшенья поэта,
   
             4. Онъ медленно дальше побрелъ.
             Тогда, шедшій сзади, другой ужъ
             Огонь и ревѣлъ и стоналъ,
   
             7. Какъ быкъ сицилійскій Перилла,
             Онъ грозно и громко рычалъ.--
             Какъ въ томъ заключенный художникъ,
   
             10. Кричалъ такъ, какъ будто бы самъ,
             Отлитый изъ мѣди огромный
             Быкъ могъ воззывать къ небесамъ,--
   
             13. Такъ точно и въ пламени грѣшникъ
             Такъ сильно, ужасно стоналъ,
             Какъ будто бы пламень свирѣпый
   
             16. Съ нимъ вмѣстѣ тогда, завывалъ!
             Но только разверзлась верхушка
             И выходъ открыла словамъ,
   
             19. "О ты, удались же, ломбардецъ!" --
             Такъ ясно послышалось намъ --
             "Я можетъ быть прибылъ и поздно
   
             22. "Но ты, я молю, обожди
             "И если упалъ въ міръ подземный
             "Изъ чудной Италіи ты
   
             25. "Скажи мнѣ, въ Романьи война-ли?
             "Я въ Фельтро -- горахъ родился
             "И между Урбиной и Тибромъ.
   
             28. "Я "съ родиной крѣпко сжился!"
             И я, наклонившися къ ямѣ,
             Вниманія полный, стоялъ.
   
             31. Тогда мой наставникъ любимый
             Ко мнѣ обратившись, сказалъ:
             "Ты съ нимъ говори, то не греки,
   
             34. "Онъ радъ тебя слушать всегда."
             И быстро отвѣтъ приготовивъ
             Огню я отвѣтилъ тогда:
   
             37. "О, вѣчно терзаютъ тираны
             "Романью родную твою,
             "Но нынѣ, спускался въ бездну,
   
             40. "Не слышалъ а тамъ про войну.
             "Равенна покойна годами;
             "И Форли французовъ изгналъ,
   
             43. "Предъ силою онъ преклонился,
             "И власть Орделафи призналъ;
             "А оба злодѣя Верукьо,
   
             46. "Измѣной Монтаньи убивъ,
             "Народъ пожираютъ свирѣпо
             "Въ обширныхъ владѣньяхъ своихъ.
   
             49. "Майнардо Погани, какъ львенокъ
             "Въ Фаенцѣ, въ Имолѣ царитъ;
             "Чезена съ рѣкою Савіо
   
             52. "Въ горахъ среди степи стоитъ.
             "И терпитъ она притѣсненья
             "И рѣдко свободна была.
   
             55. "Теперь, я прошу, разскажи мнѣ
             "Откуда явился сюда?
             "И имя твое я прославлю,
   
             58. "Въ томъ мірѣ запомнятъ его!"
             Тогда покачавшися, пламя
             Такую намъ рѣчь повело:
   
             61. "О, если-бъ я вздумалъ отвѣтъ свой
             "Такому лицу сообщить,
             "Которое въ міръ возвратится,
   
             64. "Не далъ-бъ мнѣ огонь говорить!
             "Но такъ какъ изъ ада отъ вѣка
             "Никто еще не выходилъ.
   
             67. "Я буду спокоенъ о чемъ бы
             "Съ тобой бы я не говорилъ.
             "Я прежде слонялся солдатомъ,
   
             70. "Потомъ ужъ монахомъ я сталъ
             "И, въ орденъ Францизска вступивши,
             "Я думалъ, что грѣхъ искупалъ.
   
             73. "Но тутъ между мной и судьбою
             "Восьмой Бонифацій предсталъ
             "И грѣшника душу, тотъ папа,
   
             76. "Къ тѣмъ прежнимъ дѣламъ возвращалъ!
             "И былъ я въ дни юности скорбной
             "Не львомъ, а коварной лисой
   
             79. "И бралъ не отвагой и честью,
             "А подлой всегда хитрецой.
             "Я зналъ всѣ лазейки; обманы
   
             82. Меня прославляли вездѣ;
             Но старости скоро достигъ я
             И мнѣ надоѣли онѣ.
   
             85. И сталъ я монахомъ, но папа
             Спасенію тутъ помѣшалъ
             И возлѣ святого Латерна
   
             88. Онъ нагло тогда воевалъ.
             Не противъ онъ шелъ Сарациновъ,
             Не противъ евреевъ онъ шелъ --
   
             91. Нѣтъ! Съ вѣрными церкви святѣйшей
             Жестокія войны онъ велъ.
             И саномъ своимъ пренебрегши,
   
             94. Забылъ онъ про святость свою,
             Забылъ онъ, что я, по уставу,
             Въ постахъ и молитвѣ живу.
   
             97. Какъ нѣкогда папу Сильвестра
             Призвалъ къ себѣ царь Константинъ,
             Чтобъ вылѣчить язву, такъ точно
   
             100. Для папы я былъ палладинъ.
             Лѣчилъ ему язву другую
             Отъ гордости къ людямъ вражду.
   
             103. И онъ мнѣ сказалъ: "я прощаю
             "Грѣхи твои, душу твою,
             "Лишь только совѣтомъ умѣлымъ
   
             106. "Пренесто мнѣ взять пособи.
             "Ты знаешь ключами отъ рая
             "Владѣя, прощу я грѣхи."
   
             109. И мнѣ показалось молчанье
             Совсѣмъ неумѣстнымъ тогда,
             И я отвѣчалъ ему: "Отче!
   
             112. "Прощаешь ты грѣхъ мой когда
             "Тебѣ я совѣтъ данъ: Колонѣ
             "Ты много всѣхъ благъ обѣщай,
   
             115. "Но послѣ, ее покоривши,
             "Обѣтовъ ты не исполняй!"
             "Когда я скончался за мною
   
             118. "Францискъ-покровитель пришелъ,
             "Но кто-то изъ ангеловъ черныхъ
             "Меня за собою увелъ.
   
             121. "За волосы крѣпко схвативши,
             "Къ Милосу меня онъ стащилъ,
             "И тотъ восемь разъ повернувши,
   
             124. "Со злобой свой хвостъ укусилъ.
             "Сказавши: сей грѣшникъ достоинъ,
             "Огнемъ покрываться въ аду.
   
             127. "И страшно въ огнѣ томъ страдая,
             "Иду я... иду я... иду!"...
             Когда онъ окончилъ, то пламя,
   
             130. Какъ будто, страдало само.
             И тихо вершиной кивая,
             Волнуясь, качалось оно.
   
             133. И шли мы тогда къ перевалу
             И пропасть минули ужъ ту,
             Гдѣ грѣшники эти страдаютъ,
   
             136. Сгубившіе душу свою.
   

ПѢСНЬ XXVIII.

Данте достигаетъ девятой ямы восьмого круга, гдѣ терпятъ наказаніе сѣятели расколовъ и раздоровъ. Каждому виду сѣятелей расколовъ предназначается особое наказаніе. Поэты здѣсь встрѣтили: Магомета, Али, Петра Медичина, Куріона, Моска и Бертрама-даль-Борніо.

             1. Не знаю, кто-бъ взялся стихами,
             Хоть бѣлыми все описать,
             Страданья и раны и кровь ту,
   
             4. Что тутъ мнѣ пришлось увидать.
             Не въ силахъ языкъ человѣка
             И словъ я не знаю такихъ.--
   
             7. Бездѣйствуетъ разумъ смущенный
             При видѣ страданій однихъ.
             И если собрать бы всѣ жертвы
   
             10. Пуническихъ войнъ, о, Творецъ!
             Хотя бы въ той битвѣ при Каннахъ,
             Гдѣ было три мѣры колецъ;
   
             13. И къ нимъ приключить Сарациновъ,
             Гвискарда, изгнанниковъ всѣхъ,
             А также погибшихъ въ сраженьи
   
             16. Манфреда съ Анжуйскимъ -- и тѣхъ,
             Чьи кости сбираютъ въ Чепрано
             И если-бъ, страдальцы, они
   
             19. Собравшися тутъ во-едино,
             Всѣ раны открыли-бъ свои,
             То это-бы было ничтожно
   
             22. Въ сравненьи съ мученіемъ тѣмъ,
             Которымъ терзается грѣшникъ,
             Не зная покоя совсѣмъ.
   
             25. Какъ бочка безъ дна извергаетъ;
             Въ мгновенье всю воду; такъ сталъ
             Надрѣзанный грѣшникъ и тутъ же
   
             28. Нутро онъ свое извергалъ;
             И сердце и печень упали
             Несчастному прямо къ ногамъ
   
             31. И только взглянулъ я, тотчасъ же
             Онъ грудь разорвалъ свою самъ
             И мнѣ онъ сказалъ: " посмотри-ка
   
             34. "Какъ пыткой мучимъ Мугамудъ!
             "Съ разбитымъ лицомъ, это плачетъ
             "Племянникъ, Али, его тутъ.
   
             37. "И всѣ, ты которыхъ здѣсь видишь,
             "Раскольники только одни;
             "Имъ тѣло теперь раскололи
   
             40. "За то, что кололи они
             "И* вѣру, и церковь святую.
             "Терзаясь, мы кругъ обойдемъ.
   
             43. "А тамъ ужъ зажившія раны
             "Намъ снова разрубятъ мечемъ.
             "О ты, что съ вершины взираешь,
   
             46. "Какъ видно, ты хочешь узрѣть
             "Тѣ муки, которыя скоро
             "Придется тебѣ претерпѣть?"
   
             49. Учитель же мой тутъ отвѣтилъ:
             "Онъ живъ и, какъ ты, не грѣшилъ
             "И нѣтъ къ тому повода вовсе,
   
             52. "Чтобъ участь твою онъ дѣлилъ.
             "И дано мнѣ право, живому,
             "Ему показать только васъ. "
   
             55. И грѣшники слыша все это,
             Столпяся, смотрѣли на насъ.--
             Тогда Мугамудъ, собираясь
   
             58. Уже уходить, мнѣ сказалъ:
             "Скажи ты монаху Долчину --
             "Что общность всегда защищалъ
   
             61. "Владѣнья женой и вещами,--
             "Что скоро сюда онъ придетъ
             "И пусть онъ припасовъ побольше
             64. "Для жизни своей припасетъ;
             "И скоро Наварцамъ не дастся:
             "Съ женою его тѣ сожгутъ."
   
             67. Сказавши все это сокрылся
             Раскольникъ отъ насъ, Мугамудъ.
             Но тутъ появился другой ужъ
   
             70. Съ разрѣзомъ отъ горла до вѣкъ.
             Какъ прочія дико и странно
             Смотрѣлъ на васъ сей человѣкъ.
   
             73. И онъ мнѣ сказалъ: "я какъ будто
             "Въ Италіи видѣлъ тебя
             "И если туда возвратишься
   
             76. "То вспомни Медчиса Петра;
             "Двумъ гражданамъ города Фано
             "Анджелло и Гвидо скажи,
   
             79. "Что въ морѣ у той Католики
             "Измѣной погибнутъ они.
             "На всемъ протяженіи моря
   
             82. "Нептунъ не видалъ никогда
             "Такого злодѣйства, какое
             "Надъ ними свершится тогда,
   
             85. "Когда одноглазый измѣнникъ,
             "Правитель Римини, сзоветъ
             "Ихъ будто-бы для совѣщанья
   
             83. "И тутъ же измѣной убьетъ."
             Ему возразилъ я тотчасъ же:
             "Скажи мнѣ, кто родинѣ врагъ?"
   
             91. И грѣшнику всею рукою,
             Закрывши лицо, онъ мнѣ такъ
             Отвѣтилъ: "вотъ этотъ
   
             94. "Языкъ потерялъ здѣсь свой онъ
             "За то лишь, что Цезарю подалъ
             " Совѣтъ перейти Рубиконъ. "
   
             97. Я видѣлъ, какъ тутъ пристыженный
             Совсѣмъ покраснѣлъ Куріонъ --
             Онъ славился рѣчи красою,
   
             100. И Цезарь былъ имъ увлеченъ.
   

ПѢСНЬ XXIX.

Данте встрѣчаетъ въ девятой ямѣ своего двоюроднаго дѣда Джери-дель-Белло, во послѣдній ушелъ не сказавъ своему внуку ни слова. Затѣмъ поэты переходятъ въ десятую яму, гдѣ осуждены на страданіе фальшивые монетчики и алхимики, между ними Виргилій и Данте встрѣчаютъ Грифволино д'Ареццо и Капоккіо

             1. Всѣ эти толпы осужденныхъ,
             Страданья, мученія ихъ
             Меня опьяняли; Виргилій
   
             4. Сказалъ мнѣ: "чего ты притихъ?
             "И взоры свои направляешь
             "На этихъ страдальцевъ-тѣней?
   
             7. "Обширна вѣдь эта долина
             "И грѣшниковъ много есть въ ней.
             "Луна ужъ у насъ подъ ногами
   
             10. "То значитъ, что полдень насталъ
             "И времени мало осталось,
             "Которое намъ даровалъ
   
             13. "Создатель; и много увидѣть
             "Тебѣ еще тутъ предстоитъ
             "Ужаснѣй того, что ты видѣлъ
   
             16. "Идемъ же мы: время спѣшитъ!"
             "О, если бы зналъ ты, учитель," --
             Наставнику такъ а сказалъ,--
   
             19. "Зачѣмъ я въ ту пропасть взираю,
             "Ты самъ бы меня побуждалъ.
             Но вождь мой впередъ подвигался
   
             22. И такъ я ему говорилъ:
             "Въ той ямѣ я видѣлъ, какъ-будто
             "Какой-то мой родственникъ былъ."
   
             25. "Но онъ мнѣ отвѣтилъ: "какое
             "До родственныхъ дѣло тебѣ?
             "Вчера еще,-- видѣлъ я,-- пальцемъ
   
             28. "Тебѣ онъ грозилъ въ глубинѣ.
             "Зовутъ его Джери-дель-Белло,
             "Въ семьѣ онъ раздоры вселилъ;
   
             31. "Его ты, пройдя, не замѣтилъ,
             "Съ другимъ ты тогда говорилъ.
             "Учитель" -- сказалъ я -- "убитъ онъ
   
             34. "Никто не отмстилъ за него
             "И, жалость во мнѣ возбуждая,
             "Онъ сердится, видно, за то."
   
             37. И такъ говоря, ужъ дошли мы
             До ямы десятой тогда,
             Которая стономъ, рыданьемъ
   
             40. И мракомъ покрыта всегда.
             И жалобы снова а слышалъ,
             И уши руками закрылъ;
   
             43. И если бы всѣхъ, кто въ Мареммѣ
             Кіаненѣ, въ Сардиніи былъ
             Въ теченіи лѣта лишь боленъ,
   
             46. Собрать бы всѣхъ въ кучу одну,
             То этимъ весь ужасъ той ямы
             Я смѣло напомнить могу.
   
             49. Въ той ямѣ гніющаго тѣла
             Сильнѣйшій я запахъ слыхалъ,
             Алхимики тутъ-то мучимы,--
   
             62. Объ этомъ я скоро узналъ.
             Мнѣ вспомнился островъ Эгина,
             Которымъ Эакъ завладѣлъ.
   
             55. На немъ, отъ зловонія язвы,
             Осталася груда лишь тѣлъ.
             Юпитеръ для сына тогда же
   
             58. Въ людей превратилъ муравьевъ.
             Но все же Эгина не можетъ --
             Я въ этомъ ручаться готовъ,
   
             61. Сравниться съ долиной той ада,
             Наполненной грѣшниковъ тьмой.
             Иные спокойно лежали,
   
             64. Уткнувшися внизъ головой;
             Иные ползли по той ямѣ,
             Иные на людяхъ легли.
   
             67. И, молча, на грѣшниковъ глядя,
             Средь стоновъ и мукъ мы пошли.
             Страдальцевъ двухъ тутъ я увидѣлъ,
   
             70. Покрывшихся сплошь коростой;
             Они какъ двѣ грѣлки, сидѣли,
             Прижавшись, другъ къ другу спиной.
   
             73. И конюхъ, всегда торопливый,
             Не чиститъ такъ быстро коней,
             Какъ грѣшники эти ногтями
   
             76. Скребли свое тѣло, ей-ей!
             Страданья свои облегчая,
             Они свои струпья скребли
   
             79. Такъ быстро, какъ поваръ ножемъ лишь
             Срываетъ у рыбъ чешуи.
             "О, ты, что руками, какъ будто
   
             82. "Клещами все тѣло дерешь,
             "Немногихъ хотя Итальянцевъ,
             "Быть можетъ, ты мнѣ назовешь."
   
             85. Учитель спросилъ такъ и грѣшникъ,
             Рыдая отвѣтилъ ему:
             "Мы оба, вотъ съ нимъ, итальянцы,--
   
             88. "Но кто ты и здѣсь почему?"
             И тутъ, на меня указуя,
             Учитель ему отвѣчалъ:
   
             91. "По ямамъ всѣмъ мрачнаго ада
             "Я долго и много блуждалъ,
             "Чтобъ ваше жилище живому
   
             94. "Ему вотъ, какъ есть, показать".
             Они отскочили и въ страхѣ
             Тотчасъ же начали дрожать.
   
             97. Тогда мнѣ замѣтилъ наставникъ:
             -- "Спроси, что желаешь у нихъ."
             -- "О, если желаете чтобы,"
   
             100. Такъ началъ я спрашивать ихъ,--
             "Въ томъ мірѣ бы васъ не забыли
             "И помнили много бы лѣтъ
   
             103. "Скажите мнѣ, гдѣ вы родились?
             "И дайте скорѣе отвѣтъ,
             "На боли свои не взирая." --
   
             106. Одинъ отвѣчалъ: -- "я. родился
             "Въ Ареццо и тамъ былъ сожженъ,
             "Я жертвой Альберта явился,
   
             109. "И билъ низачто осужденъ.
             "Но здѣсь-то Миносъ справедливый
             "За дѣло меня осудилъ.
   
             112. "А тамъ -- архипастырь Сіенскій --
             "За то лишь, что я пошутилъ,
             "Сказавши Альберту, что быстро,
   
             115. "Какъ птица, летать я могу --
             "Предалъ всенародно сожженью,
             "Меня привязавши къ костру.
   
             118. "Миносъ же не то, что епископъ:
             "Онъ въ яму меня посадилъ
             "Десятую круга восьмого
   
             121. "За то, что алхимикомъ былъ,"
             Тогда я замѣтилъ поэту:
             -- "О эти Сіенцы! Они
   
             124., Своимъ легкомысльемъ давно ужъ
             "Французовъ, кажись превзошли."
             Другой прокаженный, услышавъ
   
             127.-- "Изъ нихъ исключи," закричалъ:
             "Ты Стрикку, который умѣренъ:
             "Онъ въ день, что имѣлъ промоталъ.
   
             130. "Николо, ты выкинь кутилу
             "И шайку ты ту не считай,
             "Съ которою Качьо д'Ашьяно
   
             133. "Имѣніе пропилъ и рай.
             "Но ежели знать ты желаешь.
             "Кто мнѣнье твое подтвердитъ,
   
             136. "Вглядись мнѣ въ лицо и узнаешь,
             "Что то Каспоккіо стоитъ,
             "Который съ тобою учился,
   
             139. "А послѣ алхимикомъ былъ.
             "Вѣдь помнишь же ты, Алигьери.
             "Что я обезьяною слылъ."
   

ПѢСНЬ XXX.

Въ этой пѣснѣ Данте продолжаетъ свой разсказъ о равныхъ видахъ подлоговъ; къ первому виду онъ относитъ алхимиковъ и фальшивыхъ монетчиковъ; ко второму, когда одно лицо выдаетъ себя за другое и къ третьему всякій обманъ и ложь. Здѣсь поэты встрѣтили Мирру, Джіани Скики, маэстро Адамо и Синона изъ Трои.

             1. Изъ ревности къ дочери Кадма,
             Его, основателя Ѳивъ,
             Юнона ѳивянъ не взлюбила
   
             4. И бѣды наслала на нихъ.
             Она Атаманте смутила:
             За львицу онъ принялъ жену,
   
             7. За львенковъ дѣтей своихъ кровныхъ;
             О камень разбилъ онъ главу,
             Отъ матери вызвавъ, Леарху.
   
             10. Съ другимъ-же ребенкомъ жена,
             Спасаясь, съ утеса спустилась
             И въ морѣ погибла она.
   
             13. Троянцевъ судьба наказала
             И ихъ сокрушила съ царемъ,
             Собакою выла Гекуба
   
             16. По сынѣ несчастномъ своемъ.
             Да! Много несчастья и бѣдствій
             На свѣтѣ я вспомнить могу.
   
             19. Никто-же. однако, ни въ Троѣ,
             Ни въ Ѳивахъ, не зналъ на-яву
             Тѣхъ фурій ужасныхъ, какія
   
             22. Терзаютъ не только звѣрей,
             Но въ злобѣ, въ свирѣпости ярой
             На части рвутъ бѣдныхъ людей,
   
             25. Какъ тѣни двѣ, что я увидѣлъ,
             Нагія, зеленыя всѣ!
             Одна за затылокъ схвативши
   
             29. Капоккія, мчалась во мглѣ.
             Товарищъ его, Гриффолино,
             Оставшись одинъ, мнѣ сказалъ:
   
             31.-- "Тотъ лѣшій грѣхи искупаетъ."
             И такъ я ему отвѣчалъ:
             -- "Но, если тебя не зацѣпитъ,
   
             34. "Зубами тутъ лѣшій другой,
             "Пока не ушелъ онъ отсюда
             "Скажи мнѣ, кто это такой?"
   
             37. И онъ мнѣ отвѣтилъ поспѣшно:
             -- "То подлая Мирры душа,
             "И ложе свое дерзновенно
   
             40. "Съ отцемъ раздѣлила она.
             "Его обманувши, какъ этотъ,
             "Что нагло кобылу укралъ,
   
             43. "И, образъ принявши Донати,
             "Себѣ ее самъ завѣщалъ."
             Едва только грѣшники эти
   
             46. Прошли, какъ я тутъ разглядѣлъ
             Того человѣка, который
             Видъ арфы лишь только имѣлъ.
   
             49. Какъ видно, страдалъ одъ водянкой
             И ростъ его рокъ сократилъ.
             Совсѣмъ не похожъ на людей онъ,
   
             52. На арфу-же такъ походилъ.
             Какъ будто въ чахоткѣ, открылись
             Двѣ толстыя губы его:
   
             55. Одна къ подбородку свернулась,
             Другую-же къ носу свело.
             И такъ, онъ сказалъ: "посмотрите,
   
             58. "Какъ страждетъ маэстро Адамъ,
             "О, вы, что въ обители скорби
             "Совсѣмъ не страдаете тамъ.
   
             61. "Когда я былъ живъ, наслаждался
             "Ни горя не зналъ, ни нужды,
             "Теперь-же я жажду такъ страстно,
   
             64. "Хоть даже бы капли воды.
             "Источники съ горъ Казентино
             "Всегда на глазахъ у меня,
   
             67. "И видомъ ихъ больше водянки
             "Я самъ истощаю себя.
             "Тамъ въ этой Роменѣ впервые
   
             70. "Я деньги поддѣлывать сталъ,
             "Съ одной стороны -- Іоанна,
             "Съ другой я цвѣты помѣщалъ.
   
             73. "Но вскорѣ меня обличили
             "И тотчасъ сожгли на кострѣ.
             "И, какъ подстрекатели, графы
   
             76. "Ромены виновники всѣ.
             "Чтобъ ихъ, подлецовъ, только видѣть
             "Отрекся-бы я отъ воды.
   
             79. "Одинъ, говорятъ, уже съ нами,
             "Но что тутъ подѣлаешь ты?
             "Животъ мой итти мнѣ мѣшаетъ.
   
             82. "Хоть шагъ бы одинъ лишь пройти
             "Въ сто лѣтъ я былъ въ силахъ, то смѣло
             "Побрелъ-бы, чтобъ ихъ лишь найти.
   
             85. "Они мнѣ внушили ту мысль
             "Флорины поддѣлывать; я
             "Совѣтами ихъ соблазнился
   
             88. "Навѣки себя загуби."
             Его я спросилъ, что за тѣни
             Направо валяются тамъ?
   
             91. И онъ мнѣ отвѣтилъ: "свалился
             "Когда въ эту бездну я самъ,
             "Они уже здѣсь находились
   
             94. "И слышалъ я злобный ихъ стонъ.
             "Вотъ эта -- Пентефрія-лгунья
             "А этотъ -- обманщикъ Синонъ."
   
             97. Тогда, возмущенный, обманщикъ,
             Вскочивши, ударилъ его
             По брюху и звукъ барабана
   
             100. Я слышалъ въ мгновеніе то.
             И тотчасъ Адамъ, размахнувшись,
             По мордѣ Синопа хватилъ.
   
             103.-- "Хоть двигаться ужъ не могу я"
             Сказалъ онъ "но хватитъ мнѣ силъ
             "Пощечину дать тебѣ звонко."
   
             106. Синонъ-же отвѣтилъ тогда:
             -- "Ты ловкость руки доказалъ ужъ
             "Флорины поддѣлалъ когда."
   
             109.-- "Теперь только правду сказалъ ты,"
             Замѣтилъ маэстро Адамъ.
             "А въ Троѣ Пріаму когда-то
   
             112. "Сказалъ-ли ты правду и тамъ"?
             -- "Я словомъ надулъ только, ты-же
             "На дѣлѣ обманъ совершилъ
   
             115. "Ты дьяволовъ ада гнуснѣе,"
             Въ отвѣтъ ему грекъ говорилъ.
             -- "Нѣтъ, вспомни ты лучше про лошадь
   
             118. "Которую въ Трою ты ввелъ.
             "И подлымъ коварствомъ, конечно,
             "Ты всѣхъ въ изумленье привелъ!"
   
             121. Сказалъ такъ маэстро; Синонъ-же
             Тотчасъ ему такъ отвѣчалъ:
             -- "Животъ твой разросся и тщетно
   
             124. "Хоть капли воды ты искалъ."
             Аданъ возразилъ: "да и самъ ты
             "Томимъ лихорадкою злой
   
             127. "И жаждешь лишь влаги, въ которой
             "Нарцизъ любовался собой,"
             Наставникъ тогда мнѣ замѣтилъ:
   
             130. "Коль слушать желаешь ихъ ты,
             "Тебѣ я скажу откровенно:
             "Навѣрно поссоримся мы".
   
             133. Онъ съ гнѣвомъ ко мнѣ обратился,
             Смутили меня тѣ слова.
             Отъ нихъ а не въ силахъ очнуться,
   
             136. Какъ бы отъ тяжелаго сна.
             И стыдно мнѣ стало, и больно,
             И я оправдаться хотѣлъ.
   
             139. Но тутъ говорить ужъ не могъ я
             И слова сказать не съумѣлъ.
             -- "Твой стыдъ", мнѣ замѣтилъ Виргилій,
   
             142. "Теперь оправдаетъ тебя,
             "На впредь ты не дѣлай того-же,
             "Не то не увидишь меня.
   
             145. "Позорно желанье на свалки,
             "Подобныя этой, взирать,
             "Смотрѣть эти мерзости ада,
   
             148. "Рѣчамъ негодяевъ внимать."
   

ПѢСНЬ XXXI.

Поэты достигли центра восьмого круга и должны были вступить въ девятый кругъ, наполненный великанами; общій видъ этихъ великановъ; Данте принимаетъ ихъ за башни. Изъ этихъ великановъ Виргилій называетъ своему спутнику Немврода, Фіальта и Антея; послѣдній я снесъ поэтовъ въ самый глубокій колодецъ.

             1. Вначалѣ смутился я сильно.
             Но вскорѣ пришелъ я въ себя,
             Какъ мечъ Ахиллеса, сразивши,
   
             4. Та рѣчь исцѣлила меня.
             Утесъ обогнувши, мы вышли
             Изъ мрачной долины, и тамъ
   
             7. Какъ будто-бы сумракъ вечерній
             Все видѣть препятствовалъ намъ.
             Звукъ рога протяжный и громкій
   
             10. Внезапно я вдругъ услыхалъ;
             Онъ грома сильнѣй былъ, и въ страхѣ
             Совсѣмъ я смущенный взиралъ.
   
             13. Орландо, измѣной сраженный,
             Не могъ-бы такъ сильно трубить;
             И, башни въ томъ краѣ увидя,
   
             16. Спѣшилъ я поэта спросить:
             "Какъ городъ тотъ странный зовется?"
             Но онъ мнѣ отвѣтилъ: "Во тьмѣ,
   
             19. "Ты многое видѣть желаешь,
             "Не медли и скоро тебѣ
             "Тогда убѣдиться придется,
   
             22. "Какъ ложны всѣ чувства твои."
             И, взявъ меня за руку нѣжно,
             Сказалъ онъ мнѣ кротко: "Пойми,
   
             25. "Не башни то вовсе, а люди
             "Громаднаго роста, и тамъ
             "По поясъ въ колодцахъ томятся."
   
             28. И тутъ уже началъ я самъ,
             Какъ будто-бъ туманъ разошелся,
             Ошибку свою сознавать;
   
             31. Однако, при видѣ чудовищъ,
             Я страхъ уже сталъ ощущать.
             Какъ башни на стѣнахъ высокихъ
   
             34. Монтерджіоне стоятъ,
             Такъ эти гиганты, въ колодцахъ
             По поясъ увязши, торчатъ.
   
             37. Ихъ руки привязаны къ бедрамъ,
             И думаю я: вѣдь умно,
             Что нынѣ ужасныхъ гигантовъ
   
             40 Природѣ творить не дано.
             Отъ Марса отнявъ исполиновъ,
             Сподвижниковъ этихъ, она
   
             43. Оставила между звѣрями
             Гигантовъ: кита и слона.
             Но если-бы къ силѣ столь грозной
   
             46. И волѣ порочной такой
             Добавить бы разума силу,
             То сгинулъ и родъ бы людской.
   
             49. Ихъ лица громадны такъ были,
             Какъ куполъ на храмѣ Петра;
             И прочіе члены, конечно,
   
             52. Тому сообразны всегда.
             И если-бъ трехъ этихъ Фридландцевъ,
             Что ростомъ прославились, взять
   
             55. Одинъ на другаго поставить,
             До шеи бы имъ не недостать.
             "Raphel mai amech Zabi Almi!1
   
             58. Одинъ великанъ закричалъ;
             (Не могъ говорить онъ, какъ люди),
             И тутъ моя наставникъ сказалъ:
   
             61.-- "Душа безтолковая! ярость,
             "Когда овладѣетъ тобой,
             "Труби ты въ свой рогъ и утѣшься,
   
             64. "Вѣдь онъ у тебя за спиной."
             Ко мнѣ обратился наставникъ,
             Сказавъ мнѣ: "Вотъ это Немвродъ,
   
             67. "Онъ башни высокой строитель.
             "На разныхъ нарѣчіяхъ родъ
             "Людской говоритъ, за ту пошлость,
   
             70. "Ему суждено-же не знать
             "Нарѣчій людскихъ, и не можетъ
             "Никто его рѣчи понять.
   
             73. Свернувши налѣво, прошедши
             Путь длинный полета стрѣлы,
             Страшнѣе Немврода и больше
   
             76. Гиганта увидѣли мы.
             Онъ скованъ былъ цѣпью тяжелой.
             И тутъ мнѣ наставникъ сказалъ:
   
             79.-- "Онъ противъ Юпитера нагло,
             "Гордецъ дерзновенный, возсталъ;
             "Фіальтомъ зовутъ его, первымъ
   
             82. "Онъ въ свалкѣ боговъ напиралъ.
             "И цѣпью сковали тѣ руки,
             "Которыми онъ воевалъ?
   
             85. Тогда я отвѣтилъ: "О, какъ бы
             "Мнѣ тутъ Бріарея узрѣть".
             Наставникъ сказалъ: "надо прежде
   
             88. "Антея намъ здѣсь посмотрѣть;
             "Не скованъ онъ вовсе и можетъ
             "Нарѣчьемъ людскимъ говорить;
   
             91. "Онъ въ глубь понесетъ насъ, и тамъ ужъ
             "Создатель велѣлъ заключить
             "Его, Бріарея; онъ связанъ,
   
             94. "Похожъ на Фіальта лицемъ;
             "Но только пожалуй свирѣпѣй,--
             "Такимъ-же онъ былъ гордецомъ."
   
             97. Земли сотрясенье не можетъ,
             Такъ сильно собой оглушать,
             Какъ начали башни, лишь только
   
             100. Фіальтъ повернулся, трещать.
             Отъ страха едва я не умеръ
             И путь продолжая, пришли
   
             103. Съ учителемъ мы ужъ къ Антею;
             И только къ нему подошли,
             Какъ началъ наставникъ: "О, славный
   
             106. "Герои, что въ долинѣ стяжалъ
             "Безсмертную славу, гдѣ грозный,
             "Гонимый, погибъ Аннибалъ.
   
             109. "Тамъ тысячи львовъ добывалъ ты,--
             "Б если*бъ напалъ на боговъ,
             "То славой покрылъ бы высокой
   
             112. "Земли нашей бѣдной сыновъ.
             "Снеси насъ въ ту пропасть, гдѣ Коцитъ
             "Окованъ морозомъ, и насъ
   
             115. "Ты самъ не заставь обратиться,
             "Къ другимъ великанамъ какъ разъ.
             "Вотъ тотъ человѣкъ, что съумѣетъ
   
             118. "Желанья твои исполнять,
             "И насъ ты отнюдь не гнушайся,
             "Нагнись, чтобы на руки взять.
   
             121. "Онъ славу твою возстановитъ
             "На все позабывшей землѣ,
             "Покуда потребуетъ Богъ Нашъ
   
             124. "Его въ ту обитель къ Себѣ."
             Гигантъ свои руки расправилъ,
             Которыхъ всю мощь испыталъ
   
             127. Вѣдь самъ Геркулесъ, и тотчасъ-же
             Поэта онъ на руки взялъ.
             И тотъ мнѣ сказалъ: "подойди-же
   
             130. "Поближе," и я подошелъ.
             Какъ только я сѣлъ, исполинъ нашъ
             Въ ту пропасть отважно пошелъ.
   
             133. Есть башня въ Болоньи, зовется
             Она Каризенда, и тамъ
             Какъ будто, когда приглядишься,
   
             136. На встрѣчу идетъ облакамъ.
             Такимъ же Антей мнѣ казался,
             Когда наклонился, чтобъ взять
   
             139. Насъ на руки; мнѣ захотѣлось
             Другую дорогу избрать;
             Но онъ осторожно понесъ насъ
   
             142. И тихо поставилъ на дно
             Той пропасти, гдѣ Люциферу,
             Іудѣ страдать суждено.
   
             145. И тотчасъ же башню Болоньи
             Уже не напомнилъ онъ мнѣ,
             Но сталъ онъ такъ прямо, какъ мачта
   
             148. Стоитъ на большемъ кораблѣ.
   

ПѢСНЬ XXXII.

Данте подраздѣляетъ девятый кругъ на четыре концетрическихъ круга или отдѣла: первый изъ нихъ называется отдѣлокъ Каина, гдѣ наказываются братоубійцы и вообще предатели своихъ родныхъ; второй отдѣлъ Антенора, гдѣ осуждены терпѣтъ мученія измѣнники отечества; третій отдѣлъ Птоломея, гдѣ страдаютъ измѣнники друзей и четвертый Джудека, по имени Іуды Предателя, гдѣ терпятъ муки измѣнники своихъ господъ и благодѣтелей. Въ этой пѣснѣ говорится только о первыхъ двухъ отдѣлахъ. Между измѣнниками братьямъ и другимъ родственникамъ поэты встрѣтили Альберти ли Мангона, Камичіонъ де и Папци, Сассль Маскерони. А въ среди измѣнниковъ отечества были: Бонка-делли-Абатти, Абатъ Бекерія, Джіанни дель Сольданіеръ, Гавеловъ, Трибальделло.

             1. О если владѣлъ-бы я смѣло
             Могучимъ и рѣзкимъ стихомъ,
             Я дно описалъ-бы вселенной.
   
             4. Но нынѣ молю обо одномъ
             Помочь мнѣ, о, музы! вы дали
             Однимъ дуновеньемъ своимъ
   
             7. Возможность тому Амфіону
             Ѳивы создать; и моимъ
             Внемлите моленьямъ, и силу
   
             10. Мнѣ дайте вы людямъ сказать,
             Что въ центрѣ вселенной далекомъ
             Пришлось мнѣ слыхать и видать.
   
             13. О, племя проклятое, мѣсто
             Такое дано вамъ въ аду,
             О воемъ, скоты и злодѣи,
   
             16. Безъ страха сказать не могу.
             Когда въ глубину мы вступили
             Я голосъ услышалъ: "смотри,
   
             19.. "Куда ты идешь и несчастнымъ
             "Двумъ братьямъ головъ не дави."
             Глаза опустивъ, я увидѣлъ:
   
             22. На озерѣ самъ я стою;
             Его какъ стекломъ закрывалъ ужъ
             Слой толстый блестящаго льду;
   
             25. Ни быстрый Дунай, ни Танаисъ
             Въ холодныхъ Россіи степяхъ
             Не могутъ сравниться съ Коцитомъ,
   
             28. Не такъ погрязаютъ во льдахъ;
             И если-бъ гора Таберника,
             Или Піетрапана туда
   
             31. Всей тяжестью-бъ вмѣстѣ упали,
             Они не разбили бы льда.
             Какъ ночью осенней, когда ужъ
   
             34. Крестьяне на жатву идутъ,
             Лягушка, лишь высунувъ морду
             И жалобно квакаетъ тутъ.
   
             37. Такъ тѣни тѣ лица лишь только
             Изъ льда выставляли свои,
             И щолкали сильно зубами,
   
             40. Какъ клювомъ стучатъ журавли.
             Отъ стужи ихъ губы синѣли
             И слезы обильно текли;
   
             43. И тамъ я увидѣлъ двѣ тѣни,
             Такъ плотно прижались они,
             Что волосы ихъ ужъ смѣшались.
   
             46. "Скажите мнѣ, кто вы?" -- спросилъ
             Я ихъ, и они поглядѣли,
             Но въ ледъ ихъ морозъ обратилъ,
   
             49. И вотъ новый грѣшникъ, что уши
             Уже отморозилъ себѣ,
             "Зачѣмъ ты такъ пристально смотришь?"
   
             52. Сказалъ, обращаясь ко мнѣ.
             "И если узнать ты желаешь,
             "Кто были несчастные тѣ,
   
             55. "То знай ихъ отецъ Фальтероной
             "Владѣлъ, что Бизенцѣ -- рѣкѣ
             "Начало даетъ,-- и въ наслѣдство
   
             58. "Ее получили они.
             "И мѣсто вотъ это Каину.
             "Хоть все ты кругомъ обойди,
   
             61. "Ужасныхъ столь грѣшниковъ тяжкихъ
             "Отнюдь даже здѣсь не найдешь;
             "И самъ Мордареко, Фокачьо
   
             64. "Ты праведнѣй ихъ назовешь,
             "И даже Сасоль Маскерони
             "Не могъ себя съ ними сравнить.
   
             67. "И что-бы не нужно мнѣ было,
             "Тутъ много съ тобой говорить,
             "Скажу, что Камичьонъ-де-Паици,
   
             70. "Такъ звали меня на землѣ."
             Я дальше пошелъ и замершихъ.
             Ужъ тысячи видѣлъ во мглѣ,
   
             73. О въ центрѣ вселенной куда все
             Стремится природой вещей;
             Я страхъ ощущалъ и не знаю,
   
             76. Случайно-ль, иль нѣтъ, но своей
             Ногой я ударилъ, внезапно
             Въ лицо, одной тѣни; она.
   
             79. Рыдая, спросила: "за что-же
             "Ногой попираешь меня?
             И тутъ я сказалъ: "о, наставникъ,
   
             82. "Немного хоть здѣсь погодимъ,
             "А тамъ, если хочешь, то даже
             "Мы дальше впередъ побѣжимъ."
   
             85. Поэтъ подождалъ и сказалъ я
             Той тѣни: "ты кто-же такой?"
             И онъ мнѣ отвѣтилъ"а ты кто?"
   
             88. "Хоть былъ-бы ты даже живой,
             "То все-же не смѣлъ-бъ въ Антенорѣ
             "Ходить здѣсь по нашимъ главамъ."
   
             91. Ему я отвѣтилъ: "Живой я
             "И хочешь ты если, то тамъ
             "Я всѣмъ разскажу о тебѣ-же."
   
             94. Но онъ мнѣ сказалъ: "ты меня
             "Не можешь польстить этимъ вовсе,
             "Не нужно совсѣмъ мнѣ тебя."
   
             97. Его за вихоръ ухватилъ я,
             Ему говоря: "ты скажи,
             "Кто ты мнѣ, я волосы вырву."
   
             100. И онъ мнѣ отвѣтилъ: "такъ рви
             "А все-же тебѣ не скажу я."
             Тутъ вырвалъ я тотъ часъ-же прядь.
   
             103. Онъ лаять собакою началъ;
             -- "Эй, Бокка, зачѣмъ-же опять
             "Ты лаешь? кой чортъ тебя тронулъ?"
   
             106. Тогда закричалъ я: "теперь
             "Я знаю кто ты, злой измѣнникъ,
             "И всѣмъ разскажу, о, повѣрь."
   
             109. -- "Скажи тамъ, что хочешь,"-- отвѣтилъ
             Мнѣ Бокка, "но также скажи,
             "Что тотъ, кто назвалъ меня, грѣшникъ
   
             112. "Буозо-Дувра; твои
             "Другіе сосѣди вѣдь тоже
             "Враги для отчизны своей;
   
             115. "Ботъ этотъ Джіанни Сольданьеръ
             "А тотъ самъ аббатъ Беккерей."
             Едва отъ него отошли мы,
   
             118. Двухъ грѣшниковъ я увидалъ:
             Въ той ямѣ во льду замерзая,
             Одинъ надъ другимъ тамъ лежалъ,
   
             121. Съ свирѣпостью верхній вцѣпился
             Зубами въ затылокъ того,
             Что ниже его находился
   
             124. И ѣсть началъ жадно его.
             Тидей умирая, не жралъ такъ
             При Ѳивахъ врага своего.
   
             127. Какъ черепъ тотъ грѣшникъ свирѣпый
             Страдальца сосалъ одного.
             И тутъ я сказалъ: "о, подобный
   
             130. "Лишь дикому звѣрю, ты мнѣ;
             "Скажи-ты, за что-же терзаешь?
             "К я передамъ на землѣ.
   
             133. "Лишь только обоихъ узнаю
             "И сущность вины разберу,
             "О томъ, въ чемъ виновенъ тотъ грѣшникъ,
   
             136. "Я людямъ тогда разскажу.
             "И должную тамъ справедливость
             "Охотно тебѣ я воздамъ,
   
             139. "И если языкъ не отсохнетъ,
   
             140. "О томъ я повѣдаю самъ."
   

ПѢСНЬ XXXIII.

Поэтъ разсказываетъ о смерти графа Уголико съ его сыновьями и внуками, который вмѣстѣ со свовмъ бывшимъ другомъ Руджіери находится на границѣ Антеворы и Птоломеи, гдѣ страдаютъ за измѣну друзьямъ и отечеству. Разсказъ нова ха Альбериго.-- Бранно д'Оріо.

             1. Тутъ грѣшникъ отъ пищи ужасной
             Кровавый свой ротъ оторвалъ;
             Онъ губы обтеръ волосами
   
             4. Той жертвы, и такъ мнѣ сказалъ:
             -- "Страданья мои ты желаешь
             "Разсказомъ моимъ обновить;
   
             7. "Но если предателю могутъ"
             "Позоромъ слова тѣ служить;
             "Сквозь слезы тебѣ разскажу я,
   
             10. "Хотя и не знаю кто ты;
             "Но думаю ты, флорентіецъ,
             "Спустившійся къ намъ съ высоты.
   
             13. "И знай-же, что графъ Уголино,
             "Такъ звали меня на землѣ,
             "А тамъ архипастырь Руджьери
   
             16. "Сосѣдомъ ужаснымъ сталъ мнѣ.
             "И въ силу его наущеній,
             "Съ дѣтьми и со внуками я
   
             19. "Былъ схваченъ и знай, что ужасно,
             "Жестоко казнили меня.
             "И тамъ, изъ отверстія клѣтки,
   
             22. "Пришлося мнѣ гдѣ голодать,
             "Что голода башней зовется,
             "Гдѣ многіе будутъ страдать, --
   
             25. "Не разъ я видалъ новолунье....
             "И сонъ мнѣ приснился такой,
             "Что будто бы грѣшникъ, вотъ этотъ,
   
             28. "Начальникомъ шайки былъ той,
             "Межъ Лукки и Пизы, въ горахъ что
             "Охотятся тамъ на волковъ.
   
             31. "Онъ будто-бъ впередъ посылаетъ
             Своихъ кровожаднѣйшихъ псовъ:
             "Гваланди, Сисмонди, Ланфранки,
   
             34. "Загнали ужъ волка съ дѣтьми,
             "И жертвы несчастныя жадно
             "На клочья терзали они.
   
             37. "Съ зарею проснувшись, я слышу,
             "Что дѣти рыдаютъ во снѣ
             "И просятъ о хлѣбѣ сквозь слезы."
   
             40. Тогда обращаясь ко мнѣ;
             "О, если ты, Данте, не плачешь,
             "То значитъ жестокъ ты и самъ.
   
             43. "Проснулися дѣти и встали,
             "И часъ тотъ пришелъ, когда намъ
             "Въ тюрьмѣ той обѣдъ приносили,
   
             46. "И вдругъ я тогда услыхалъ,
             "Что наглухо дверь забиваютъ;
             "Съ тоской на дѣтей я взиралъ.
   
             49. "Тогда мнѣ сказалъ Анзельмучьо: --
             "Отецъ, что случилось съ тобой?
             "Зачѣмъ ты такъ пристально смотришь?
   
             52. "На этотъ вопросъ роковой
             "Не могъ я отвѣтить, и въ мукахъ
             "Молчалъ цѣлый день и всю ночь:
   
             55. "Но только лишь солнце поднялось
             "И стало страдать мнѣ не вмочь,
             "Я съ горя кусалъ свои руки
   
             58. "И думали дѣти, что я
             "Отъ голода дѣлаю это,
             "И такъ утѣшали меня:
   
             61. "Отецъ, ты намъ далъ наше тѣло,
             "Назадъ его нынѣ возьми;
             "Его отдадимъ мы охотно,
   
             64. "Ты голодъ имъ свой утоли," --
             "Что-бъ ихъ не смущать я притихнулъ,
             "И такъ мы молчали три дня.
   
             67. "На день-же четвертый мой Гаддо
             "Упалъ мнѣ къ ногамъ лепеча:
             "Отецъ ты ужель не поможешь?"
   
             70. "И умеръ на мѣстѣ тогда.
             "Одинъ за другимъ всѣ скончались,
             "Слѣпымъ я ихъ щупалъ тѣла,
   
             73. "И мертвыхъ по имени звалъ я;
             "Но голодъ убилъ и меня."
             Сказавъ это, графъ Уголино
   
             76. Скосилъ такъ ужасно глаза,
             И снова за жертву принялся,
             Какъ песъ пожирая ее.
   
             79. О, Пиза, для слуха пріятно,
             Прелестно нарѣчье твое!
             Но такъ, какъ сосѣди все медлятъ,
   
             82. То пусть-же потопятъ тебя
             Горгона, а также Капрайя,
             Теченье Арно прекратя.
   
             85. И если-бы Графъ Уголино
             Дѣйствительно продалъ врагамъ
             Тебя, то ты все-же не вправѣ
   
             88. Жестоко отмстить такъ дѣтямъ!
             Да! Новыя Ѳивы! Вѣдь юность
             Всегда оправдала бы ихъ.
   
             91. Пришли мы, гдѣ грѣшниковъ льдины
             Сжимали въ объятьяхъ своихъ;
             Такъ головы въ верху поднявши
   
             94. И плакать они не могли;
             Ихъ слезы на вѣкахъ примерзли
             И больше изъ глазъ не текли.
   
             97. Лицо мое все обомлѣло
             На этомъ морозѣ, но я
             Замѣтилъ вдругъ вѣтеръ и тотчасъ
   
             100. Спросилъ я Виргилья тогда:
             "Откуда тотъ вѣтеръ? Ужели
             "Есть теплое что нибудь тамъ?"
   
             103. И онъ мнѣ отвѣтилъ: "глазами,
             "Дойдемъ мы лишь только, ты самъ
             "Увидишь, откуда тотъ вѣтеръ."
   
             106. Страдалецъ-же сталъ говорить:
             -- "Вы съ вѣкъ моихъ льдины снимите.
             "Что-бъ муки я могъ облегчить."
   
             109. Ему я отвѣтилъ: "скажи мнѣ,
             "Кто былъ ты, и тотчасъ тебя
             "Отъ мукъ я избавлю, иль пусть-же
   
             112. "Тѣ-жъ муки достигнутъ меня."
             И началъ онъ такъ: "Альбериго,
             "Такъ звали меня на землѣ,
   
             115. "Плодомъ съ моего огорода
             "Отравлены родичи всѣ."
             "Да развѣ ты умеръ?" спросилъ я,
   
             118. Но онъ мнѣ отвѣтилъ; "я самъ
             "Не знаю, что съ тѣломъ творится
             "Моимъ на землѣ этой тамъ.
   
             121. "Вотъ въ этотъ отдѣлъ, Птоломею,
             "Душа ниспадаетъ впередъ,
             "Чѣмъ парка Атропосъ нить жизни
   
             124. "Ея многогрѣшной прерветъ.
             "Что-бъ льдины изъ глазъ ты мнѣ вынулъ,
             "Скажу тебѣ я, что едва
   
             127. "Предательски смертный поступитъ,
             "Въ немъ демонъ царитъ, не душа.
             "И можетъ быть, тѣло страдальца,
   
             130. "Что узришь ты сзади меня,
             "Живетъ еще въ мірѣ подлунномъ.
             "И если пришелъ ты сюда
   
             133. "Недавно, то знай, что зовется
             "Онъ д' Оріо Бранко;, но я
             Сказалъ ему: "видно желать
   
             136. "Обманомъ смутить лишь меня,
             "Вѣдь д' Оріо живъ." Онъ отвѣтилъ:
             "О, Цанке еще не попалъ
   
             139. "Въ болото смолы, какъ ужъ тѣло
             "Онъ демону Бранки продалъ.
             "Ну что-же? протягивай руку
   
             142. "И живо открой мнѣ глаза."
             Но я удалился, считая,
             Что былъ справедливымъ тогда;
   
             145. И право хорошее дѣло
             Предателю зломъ заплатить!
             О, вы, Генуезцы! Довольно,
   
             148. Казалось бы вамъ ужъ грѣшить
             Съ монахомъ вѣдь тѣмъ, Альбериго,
             Подлѣйшимъ изъ всѣхъ; я видалъ
   
             151. Изъ васъ одного, что въ Коцитѣ
             Томяся, во льду замерзалъ.
             Межъ васъ-же живетъ его тѣло,
   
              оитъ, понуривъ голову, сынъ Сатурна Хиронъ, знаменитый изслѣдователь травъ, учитель Ахилла и Ескулапа.
   Послѣдній это Фолъ, извѣстный своею злобою.
   73--75 Эти Кентавры ходятъ тысячами кругомъ кроваваго озера и пускаютъ стрѣлы въ каждаго грѣшника, который выходитъ изъ крови выше, чѣмъ позволяетъ ему совершенное имъ злодѣяніе.
   76--78 Мы приближались къ этимъ дикимъ звѣрямъ. Хиронъ взялъ стрѣлу и, расправивъ усы и бороду тупымъ ея концомъ, чтобъ получить возможность говорить,
   79--81 открывъ свою огромную пасть, онъ сказалъ товарищамъ: вы замѣтили, что подъ однимъ изъ этихъ духовъ камни внизъ катятся: значитъ онъ живой;
   82--84 умершіе не имѣютъ такой силы; но добрый учитель мой, подойдя къ этому звѣрю, прямо къ его груди, гдѣ получеловѣкъ соединяется съ полулошадью,--
   85--87 произнесъ: конечно, онъ живой, и мнѣ свыше предписано показать ему вашу мрачную долину; единственный человѣкъ сюда допущенный, дѣлаетъ это не изъ какой нибудь прихоти, а по необходимости.
   88--90 Тамъ, гдѣ хоры ангеловъ вѣчно прославляютъ Бога, тамъ есть дѣва, остановившая свое алиллуія, для того, чтобы послать меня сюда и защитить человѣка, никогда небывшаго злодѣемъ, да и самъ я не принадлежу къ числу жертвъ вашей обители.
   91--93 Въ силу могущества, двигающаго стопами моими по этой дикой дорогѣ, ты обязанъ указать намъ путь и назначить для этого одного изъ самыхъ надежныхъ твоихъ служителей.
   94--96 Онъ долженъ показать намъ дорогу чрезъ кровавое озеро и перенести этого человѣка на спинѣ своей: ибо это не духъ, онъ не можетъ летать по воздуху.
   97--99 Хиронъ обратился на право и сказалъ: Нессъ! иди и проводи ихъ, да смотри-же, если встрѣтишь другихъ кентавровъ разгони ихъ.
   

Переправа чрезъ кровавое озеро и родъ наказанія грѣшниковъ.

III.

   100--102 И поплыли мы чрезъ кровавую пучину, среди страшныхъ криковъ духовъ, мучимыхъ въ кровавомъ кипяткѣ.
   103--105 Я увидѣлъ тамъ людей, погруженныхъ въ крови до самыхъ глазъ. И громадный Кентавръ сказалъ мнѣ: это убійцы (tirani), они жили только кровью и разбоемъ.
   106--108 Здѣсь они оплакиваютъ свою злобу. Ты видишь здѣсь и великаго завоевателя, Александра Македонскаго и Діонисія, тирана Сиракузскаго, столько лѣтъ терзавшаго Сицилію.
   109--111 А этотъ: лицо его пугаетъ своимъ мрачнымъ
   цвѣтомъ, это одинъ изъ нашихъ современныхъ злодѣевъ Аццолино (жестокій падуанецъ, убитый на берегахъ рѣки Адда въ 1260 г.), а за нимъ видишь-ли этого бѣлаго: это Обицо-да-Ести, маркизъ Феррары, онъ не даромъ
   112--114 убитъ своимъ сыномъ, т. е. скорѣе пасынкомъ своимъ. Я посмотрѣлъ на поэта, но тотъ сказалъ: смотри не на меня, а на кентавра: онъ твой путеводитель, а я только слѣдую за вами.
   115--117 Немного далѣе кентавръ приплылъ къ духамъ, погруженнымъ въ кровь до горла;
   118--120 онъ показалъ намъ одну тѣнь, стоявшую отдѣльно отъ прочихъ, и сказалъ: это графъ Гвидо Монтефорти: онъ заслужилъ гнѣвъ Божій за то, что въ церкви убилъ племянника, короля Великобританіи, Генриха, память коего чтится до сихъ поръ на берегахъ Темзы.
   121--123 За тѣмъ я увидѣлъ духовъ, погруженныхъ до плечъ, а потомъ и до пояса въ кипящую кровь; многихъ изъ нихъ я узналъ сейчасъ-же.
   124--126 Мало по малу глубина кроваваго озера уменьшалась такъ, что только однѣ ноги грѣшниковъ оставались въ крови, и здѣсь мы перешли черезъ бродъ.
   127--129 Ты замѣчаешь, сказалъ мнѣ кентавръ, что рѣка крови здѣсь все мельчаетъ; но я желалъ бы, чтобъ ты зналъ,
   130--132 что на той сторонѣ она все глубже и глубже и наконецъ дойдетъ до той глубины, гдѣ мучаются по заслугамъ смертоубійцы.
   133--135 Наказанію опредѣленному божественною справедливостью, тамъ подвергается и Атилла, бичъ божій, задохнувшійся въ своей собственной крови, и Пиръ, прославившійся своими жестокостями во время неоднократныхъ сраженій съ Римлянами и не щадившій своихъ подданныхъ,
   и Тарквиній Секстъ, предавшійся, по смерти своего отца Помпея, разбоямъ въ моряхъ Сицилійскихъ,
   136--138 и два разбойника, получившіе только теперь извѣстность своими грабежами на морскихъ берегахъ близь Рима: Риніеръ да Корнето и Риніеръ Паццо (сумасшедшій). Жестокія страданія ихъ въ огненной пучинѣ заставляютъ ихъ вѣчно проливать слезы, увеличивающія ихъ мученія.
   139 Затѣмъ онъ оставилъ насъ и переплылъ назадъ черезъ кровавое озеро.
   

Пѣснь XIII.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Уныніе грѣхъ смертный; отъ него рождаются, ленкиство, праздность, небреженіе, забвеніе, нечестіе, невѣріе, скудодушіе, отчаяніе и боязнь. Бодръ же и неусыпаемый душою вся сія превосходятъ.

Ровинскій. Русскія народныя картинки.

   Поэты входятъ во вторую окружность (girone) седьмого круга, гдѣ наказываются самоубійцы, взяточники-сановники и расточители. Первые превращены въ безобразно скорченныя вѣтви деревьевъ, на коихъ Гарпіи вьютъ гнѣзда. Вторые преслѣдуются жадными собаками, которыя терзаютъ ихъ и разрываютъ ихъ на части. Виргилій подводитъ Данте къ одному изъ болѣе высокихъ кустарниковъ, имѣющихъ даже видъ дерева; онъ говоритъ ему: "сломай одинъ сучекъ этого дерева",-- Данте повинуется, и что же оказывается? это одинъ изъ великихъ людей того времени -- Pietro delle Vigne, который разсказываетъ причину своего самоубійства и объясняетъ относящіеся къ нему законы божественной справедливости. Затѣмъ они видятъ уроженца Сіены, Lanо и падуанца Jacopo da St. Andrea и, наконецъ, выслушиваютъ отъ одного флорентинца, повѣсившагося въ собственномъ домѣ, причины бѣдствій, коимъ подвергается его отечество. Писатели объясняютъ, что это или Rocco de'Mozzi, проигравшій свои богатства и повѣсившійся изъ страха нищеты, или же Lotto degli Agli, неправый судья, повѣсившійся отъ угрызенія совѣсти за свои неправые приговоры.
   Души самоубійцъ заключены въ самые безобразные кустарники: это не кусты и не деревья, а что-то хуже самаго дурного дерева, и самаго гадкаго кустарника. На нихъ нѣтъ ни листьевъ, ни цвѣтовъ, ни плодовъ.
   Смыслъ наказанія слѣдующій:
   Душа имѣетъ три способности: разумную, чувственную и растительную. Самоубійцы лишены разумной стороны развитія жизни; ибо разумъ старается отдалить смерть, лишающую всякую возможность раскаянія.
   У нихъ нѣтъ чувственнаго развитія души: ибо чувство, по природѣ своей, ненавидитъ смерть.
   Мы убѣждаемся въ этомъ въ виду борьбы за существованіе, проявляемой не только въ животныхъ, но даже въ растеніяхъ, слѣдовательно самоубійцы могутъ имѣть жизнь развѣ только растительную: ибо низшей степени жизни нѣтъ.
   Самоубійствомъ своимъ они доказываютъ, что разумъ ихъ не выше разума засыхающаго растенія.
   Гарпіи изображаютъ собою ту алчность и расточительность, которая вызываетъ людей на самоубійство.
   Виргилій, въ третьей главѣ Энеиды, утверждаетъ, что Гарпіи -- это кровожадныя птицы: лицо у нихъ дѣвичье, блѣдное отъ голода, животъ огромный, кисти рукъ вооружены Ісогтями, которыми они выцарапали глаза знаменитому своими злодѣяніями Фенею, убившему изъ скупости всѣхъ своихъ дѣтей. Три Гарпіи называются: Aello, Occipito и Сеіепо.
   Имена ихъ по-русски значили-бы: бери все, что принадлежитъ другому, собирай все чужое, прячь все что достала.
   Послѣдняя гораздо вреднѣе другихъ гарпій, ибо прятать богатство значитъ лишать его всякаго значенія.
   Въ строфахъ 19--21 этой пѣсни, Виргилій дѣлаетъ весьма неясный намекъ о своемъ разсказѣ о Полидорѣ (Энеида, кн. III).
   Сущность этого разсказа состоитъ въ слѣдующемъ: Прибывъ во Фракію, Эней устроилъ въ ней городъ, названный по его имени Энеадой. Когда онъ пошелъ осматривать мѣстноетъ, то увидѣлъ маленькій холмъ, покрытый лѣсомъ изъ мирты и оливы. Онъ сорвалъ вѣтвь съ одного дерева, и вдругъ изъ сломаннаго сучка появляется черная густая кровь, онъ сломалъ другой сучокъ, -- изъ него потекло еще больше крови, наконецъ, когда онъ сломалъ третій сучокъ,-- то кустъ заговорилъ: Зачѣмъ ты мучаешь меня и т. д.
   Строфы 31--45 этой пѣсни составляютъ очевидное подражаніе этому мѣсту Энеиды Виргилія.
   

ПѢСНЬ XIII.

Вторая окружность седьмого круга.-- Самоубійцы.-- Гарпіи.-- Піетро делле Виньи.-- Лано.-- Джакобо-да-Сантажндрео.-- Рокко-да-Моцци.

Описаніе второй окружности седьмого круга.

I.

   1--3 Еще Нессъ не доплылъ къ другому берегу, какъ мы вошли уже въ рощу, гдѣ не было ни одной тропинки, ни даже какихъ либо слѣдовъ на землѣ.
   4--5 Зеленыхъ листьевъ здѣсь нѣтъ, а какіе то темные, сумрачные; нѣтъ широкихъ раскидистыхъ вѣтвей, а какіе-то узловатые, корявые, свившіеся между собой сучья; нѣтъ плодовъ, а какіе-то ядовитыя иглы.
   7--9 Этой суровой мрачной трущобы избѣгаютъ даже тѣ дикіе звѣри которые, ненавидя обработанныя и открытыя поля, скрываются въ окрестностяхъ Тосканской Мареммы, между рѣкою Чечина и городомъ Корнето.
   10--12 Здѣсь вьютъ свои гнѣзда отвратительныя Гарпіи; онѣ изгнали троянцевъ съ Строфадскихъ острововъ, съ зловѣщими предсказаніями будущихъ бѣдствій.
   13--15 Эти птицы имѣютъ широкія крылья, шею и лицо человѣческія, туловище птицы, и собачьи лапы съ когтями; тѣло ихъ покрыто шерстью, и ужасныя завыванія издаютъ онѣ на этихъ странныхъ деревьяхъ.
   

Наказаніе взяточниковъ-сановниковъ, самоубійцъ.

II.

   16--18 Прежде чѣмъ ты пойдешь далѣе, сказалъ мнѣ мой добрый учитель, знай, что ты находишься во второй окружности; она простирается
   19--21 вплоть до ужасныхъ песчаныхъ степей; смотри внимательнѣе и ты убѣдишься, что мой разсказъ о Полидорѣ, на могилѣ котораго выросли деревья, проливавшія кровь, когда ломали ихъ вѣтви, заслуживаетъ вѣры (Энеида кн. III).
   22--24 На каждомъ шагу я слышу вопли, но не вижу никого, кто можетъ издавать ихъ; я останавливаюсь въ ужасѣ.
   25--27 Вѣроятно наставнику показалось, что я подумалъ, будто эти вопли издавали грѣшники, спрятавшіеся отъ насъ за кустами {Примѣчаніе переводчика. Въ подлинникѣ сказано: I'credo ch'ei credette ch іо credesae. Минъ, въ своихъ стихахъ, переводитъ эту строфу такъ: Вождь, думаю, могъ думать, что въ сомнѣньи подумалъ я: Ламене переводитъ: Je croie qu'il crut, que je croyais. У Аріоста встрѣчаемъ ту же игру словъ: Jo credea е credo e credos credo il ver"" (Orlando с. IX oct. 23); но переводчику кажется, что эта игра словъ на русскій языкъ не переводима.}.
   28--30 Вотъ почему онъ сказалъ мнѣ; сломай одну изъ вѣтвей какого нибудь дерева, и ты сейчасъ-же поймешь свою ошибку.
   31--33 Тогда, протянувши руку, я сорвалъ вѣтку большой сливы, и вдругъ стволъ ея вскрикнулъ: зачѣмъ терзаешь ты мои члены?
   34--36 Потомъ, почернѣвъ отъ выплывающей изъ раны крови, продолжалъ кричать: "зачѣмъ мучаешь ты меня? Ужели въ тебѣ нѣтъ ни капли жалости
   37--39 "Мы были людьми и сдѣлались древесными стволами. Если бы даже души змѣй гнѣздились въ нашихъ тѣняхъ, то и тогда не слѣдовало бы тебѣ поступать съ нами столь жестоко".
   40--42 И какъ брошенное въ печь бревно свѣжаго дерева, загораясь съ одной стороны, стонетъ съ другой, выбрасывая изъ себя со свистомъ и воздухъ и воду,
   43--45 такъ изъ оставшейся на деревѣ вѣтви вырывались въ одно время и слова и кровь; я тотчасъ-же бросилъ оторванную вѣтвь и остался недвижимъ, какъ человѣкъ пораженный ужасомъ.
   46--48 Злосчастный духъ, сказалъ ему учитель: еслибы мой спутникъ, прочитавъ поэтическій разсказъ о Полидорѣ, могъ себѣ составить правильное понятіе о томъ, что онъ теперь видитъ собственными глазами, то онъ не наложилъ бы на тебя руки своей,
   49--51 но самъ я побудилъ его къ тому, и только для того, чтобъ онъ могъ убѣдиться въ невѣроятномъ; хотя мнѣ самому это очень тяжко;
   52--54 скажи ему, кто ты былъ: это нужно для того, чтобы онъ оправдалъ свой поступокъ, возстановивъ добрую о тебѣ память на землѣ, куда ему дозволено возвратиться.
   55--57 Стволъ отвѣчалъ: Твое ласковое слово такъ увлекаетъ меня, что я. надѣясь на исполненіе твоего обѣщанія, не могу молчать, а ты, конечно, не поставишь мнѣ въ вину мои излишніе разсказы и разсужденія.
   58--60 Я былъ первымъ царедворцемъ Императора Фридриха и пользовался полнымъ его довѣріемъ.
   61--63 Я направлялъ важнѣйшія государственныя дѣла, для всѣхъ остававшіяся тайной; я безусловно былъ преданъ своему государю; и эта преданность меня погубила.
   64--66 Зависть, продажная развратница, никогда не смыкающая безстыдныхъ глазъ своихъ среди придворнаго круга цезарскихъ палатъ, эта общая гибель, эта придворная язва --
   67--69 возбудила всѣхъ противъ меня и даже самого Августа: и мои великія почести обратились въ мрачныя страданія.
   70--72 По приказанію монарха, меня лишили зрѣнія;-- я Піетро делле Винье, первый министръ Императора Фридриха ІІ-го, и я разбилъ себѣ голову о каменныя стѣны церкви Св. Андрея, потому что духъ мой искалъ въ смерти спасенія отъ всеобщаго на землѣ презрѣнія къ моей личности.
   Справедливый для всѣхъ и каждаго, я для самого себя оказался несправедливымъ.
   73--75 Но клянусь еще свѣжими корнями этого дерева, я никогда не измѣнялъ своему монарху, вполнѣ достойному почота;
   76--78 и если кто изъ васъ возвратится на землю, то пусть возстановитъ честь моего имени, посрамленнаго язвами наглой клеветы.
   79--81 Поэтъ, подумавъ немного, сказалъ мнѣ: такъ какъ онъ теперь молчитъ, то не теряй времени, спроси его о томъ, что желаешь знать.
   82--84 Но я уговорилъ его, чтобъ онъ самъ спросилъ грѣшника о томъ, что мнѣ знать важно: удручаемый состраданіемъ къ нему я не могъ говорить.
   85--87 Учитель сказалъ: если ты желаешь, замкнутый въ это дерево духъ, чтобы живой человѣкъ исполнилъ по возвращеніи на землю твою просьбу, то сдѣлай ему одолженіе:
   88--90 повѣдай, какимъ образомъ въ эти сучья входитъ душа человѣка и, если можешь, то скажи, освободится-ли когда нибудь хоть одна изъ нихъ изъ этой страшной древесины?
   91--93 Тогда корявый стволъ издалъ сильный визгъ, выразившійся слѣдующими словами: я отвѣчу вамъ кратко;
   94--96 когда ожесточенная душа самоубійцы выходитъ изъ своего тѣла, Миносъ отсылаетъ ее въ седьмой кругъ ада;
   97--99 и падаетъ она въ лѣсъ куда попало, куда случай заброситъ ее, и тамъ она всходитъ какъ злакъ (gran di spellа -- épéautre).
   100--102 Затѣмъ принимаетъ видъ кустарника, а потомъ обращается въ дикое дерево. Гарпіи пожираютъ ея листья, производя нестерпимую боль, выходящую воплями изъ ранъ намъ наносимыхъ.
   103--105 Какъ всѣ другіе, и мы пойдемъ за нашими тѣлами, но не для того, чтобы облечься въ нихъ,-- несправедливо было-бы возвращать намъ то, чего мы сами себя лишили (что Богъ сочеталъ, того человѣкъ да не разлучаетъ. Матѳ. 19, 6).
   106--108 Нѣтъ! мы будемъ влачить эти тѣла за собою для того, чтобы повѣсить ихъ въ этомъ мрачномъ лѣсу на предназначенномъ каждому деревѣ.
   

Наказаніе расточителей-самоубійцъ.

III.

   109--111 Мы прислушивались къ словамъ ствола, думая, что онъ еще намъ скажетъ что нибудь,-- вдругъ насъ поразилъ внезапный крикъ,
   112--114 подобный тому, что мы слышимъ, когда преслѣдуемый доѣзжачимъ на охотѣ, при визгахъ стаи псовъ, дикій кабанъ ломаетъ древесныя вѣтви и сучья.
   115--117 И видимъ мы, что съ лѣвой стороны два существа, голыя и истерзанныя, мчатся съ такою быстротою, что вѣтви деревъ трещатъ, ломаясь предъ ними.
   118--120 Бѣжавшій впереди кричалъ: смерть, смерть,-- сюда! а другой, отставшій отъ него (Jacopo da Santo Andrea), кричалъ: Дано, ты не такъ скоро бѣжалъ
   121--123 въ кровавой забавѣ при Топпо: нѣтъ, тогда ты нарочно остался на мѣстѣ сраженія, гдѣ Сіенцы были разбиты Аретинами. ты самъ пожелалъ быть убитымъ! Сказавъ это, Джакобо да Санто Андреа лишился силъ и бросился въ сучья одного изъ терновниковъ;
   124--126 вслѣдъ за ними лѣсъ наполнился черными кровожадными псами, стремившимися какъ спущенныя съ цѣпи борзыя собаки.
   127--129 Они бросились на скрывшуюся въ терновникѣ жертву, разорвали ее на клочки и разнесли по лѣсу дымящіеся ея останки.
   130--132 Тогда путеводитель мой, взявъ меня за руку, подвелъ къ окровавленному кусту, въ которомъ хотѣлъ спрятаться этотъ несчастный, а кустъ рыдалъ и изливался кровью изъ ранъ, напрасно имъ понесенныхъ.
   133--135 О, Джакобо да Санто Андреа, мотъ -- самоубійца, кричалъ стволъ куста, за чѣмъ ты хотѣлъ скрыться между вѣтвями моими, развѣ я долженъ страдать за твое безуміе?
   136--138 Остановившись возлѣ пораненнаго куста, учитель сказалъ: кто былъ ты, изливающій своею кровью вопли и жалобы изъ ранъ тебѣ нанесенныхъ?
   139--141 Кустъ отвѣчалъ: о души, свидѣтели мученій моихъ! видѣли-ли вы съ какою жестокостью я былъ лишенъ своихъ листьевъ и даже вѣтвей своихъ,
   142--144 положите ихъ на мои злосчастные корни.
   Я Рокко-де-Моцци, уроженецъ Флоренціи, которая приняла христіанство и, вмѣсто бога войны Марса, избрала своимъ покровителемъ Іоанна Крестителя, вотъ за что
   145--147 воинственный богъ будетъ всегда прослѣдовать этотъ городъ, и если-бы но осталось еще на старомъ мосту (ponte vecehio) рѣки Арно его изображенія,
   148--150 то напрасно бы трудились граждане этого города возстановить его на пеплѣ прежняго -- разрушеннаго Атилою. Богъ войны всегда уничтожалъ бы его, но обломки статуи миѳологическаго бога до нынѣ охраняютъ нашъ городъ.
   151 Изъ дома своего я сдѣлалъ висѣлицу. (Я извѣстенъ тѣмъ, что промоталъ все свое богатство; неправымъ судомъ желалъ вознаградить свои потери и, не достигнувъ своей цѣли, повѣсился въ своемъ собственномъ домѣ).
   

Пѣснь XIV.

ТОЛКОВАНІЕ.

   У этого истукана голова была изъ чистаго золота, грудь его и руки изъ серебра, чрево его и бедра мѣдныя. Голени его желѣзныя, ноги его частью желѣзныя, частью глиняныя.

Книга Прор. Даніила 2, г. 2, § 32--33.

   Третья окружность (girone) седьмого круга, куда теперь приходятъ поэты,-- это необозримая песчаная пустыня, опустошаемая огненными рѣками. Здѣсь казнь всѣхъ грѣшныхъ въ насиліи противъ Бога, природы и искуства. Въ числѣ виновныхъ въ насиліи противъ Бога они видятъ Капанея, одного изъ семи царей, осаждавшихъ Ѳивы. Гордостью своею онъ превосходитъ и самого Люцифера и походитъ ближе всего на сатану Мильтона.
   Легенда говоритъ, что онъ попалъ въ адъ при слѣдующихъ обстоятельствахъ: Ѳивскіе цари, два брата Этеоклъ и Полиниксъ условились царствовать поочередно, сначала одинъ, а потомъ другой, но когда истекъ срокъ царствованія Этеокла, онъ не захотѣлъ уступить царство своему брату, почему Полиниксъ, вступивъ въ союзъ съ шестью другими царями, пошелъ на Ѳивы. Союзниками его были: А я растъ, Тиддей, И и помедонъ, Амфіарій, Капаней и Партенонъ. Они побѣдили; изъ нихъ Капаней, отличавшійся благородствомъ своего происхожденія, величественною осанкою, красотою и храбростью, взобрался одинъ изъ первыхъ на стѣны города и, недовольный своею побѣдою надъ врагами, сталъ порицать и проклинать боговъ и самого Юпитера; за что и былъ низвергнутъ въ адъ всесильнымъ громовержцемъ, стрѣлою, выкованною Вулканомъ въ подземельяхъ горы Этны.
   Краткая, но грозная рѣчь Капанея, обращенная къ Данте, рисуетъ въ нѣсколькихъ строчкахъ характеръ властелина ада, какъ-бы онъ ни назывался: Люциферомъ, Сатаною, Мефистофелемъ или Капанеемъ.
   Даже низвергнутый въ огненное озеро стрѣлою Юпитера и подвергаемый тамъ самымъ страшнымъ мученіямъ, онъ презираетъ всѣ свои страданія и продолжаетъ, какъ и прежде, возставать противъ того, кто имѣлъ силу его сокрушить и уничтожить.
   Наконецъ поэты доходятъ до кроваваго потока. Виргилій объясняетъ Данте значеніе всѣхъ потоковъ этого отдѣла.
   Затѣмъ Виргилій описываетъ статую Сатурна или времени. Это подражаніе книгѣ пророка Даніила, слова котораго взяты за эпиграфъ настоящей главы.
   Поклонникъ Виргилія Данте признаетъ вѣкъ Августа золотымъ вѣкомъ. Виргилій думалъ, что Августъ осуществитъ этотъ вѣкъ, предсказанный волхвами. Если Виргилій это думалъ, то Данте могъ этому вѣрить. Многіе доказывали, что Виргилій своимъ золотымъ вѣкомъ хотѣлъ предсказать Рождество Спасителя; но едва-ли это такъ: зачѣмъ-же онъ самъ говоритъ, что ему нельзя войти въ Рай, такъ какъ онъ не зналъ Спасителя. Если-бы онъ предвидѣлъ и предсказалъ великое пришествіе, то одно уже сродство душъ неминуемо привело-бы его въ жилище вѣчнаго счастья. Нѣтъ! для нѣжнаго пѣвца Дидоны, вовсе не сожалѣншаго объ утратѣ строгой и бурной свободы римской республики,-- Имперія, дающая наконецъ миръ всему свѣту, послѣ злодѣяній республики, послѣ потоковъ пролитой ею крови и обратившей въ груды развалинъ жилища человѣческія и великія памятники искуствъ, -- развѣ Имперія не золотой вѣкъ? И въ наше даже время самый вредный для своего отечества Императоръ сказалъ: "Имперія -- это миръ" (L'Empire c'est la paix).
   Виргилій описываетъ состояніе народовъ во времена римской республики слѣдующими приблизительно словами:
   "Вездѣ справедливость падаетъ ницъ передъ несправедливостью и правда предъ зломъ, вездѣ господствуетъ война, вездѣ безобразные образы порока -- плугъ выброшенъ, земледѣльцы, оторванные отъ своихъ нивъ, влачатъ жизнь сбою въ отчаяніи и изъ кривыхъ косъ, обработывавшихъ поля, дѣлаютъ стройныя смертоносныя копья".
   Избраніе Августа Императоромъ удовлетворитъ желаніе поэта: жестокосердіе смирится, и двери храма войны будутъ неподвижно стоять подъ желѣзными запорами.
   Такъ думалъ Виргилій и разсчитывалъ на золотой вѣкъ Августа.
   Но исторія осудила Имперію, и тамъ, гдѣ поэтъ хотѣлъ видѣть золотой вѣкъ, она усмотрѣла вѣкъ по преимуществу желѣзный: паденіе нравственности, баснословный развратъ и звѣрское господство силы; тѣмъ не менѣе увлеченіе Виргилія не разъ вводило въ заблужденіе руководителей судебъ человѣческихъ, -- испытавъ страшныя судороги безначалія, народы жаждутъ покоя и готовы заплатить за него хоть-бы кровью. свободы. Да! картина паденія владычества римскихъ Императоровъ должна была-бы служить важнымъ урокомъ для народовъ.
   Но всѣ уроки, преподаваемые намъ исторіею, вовсе не важны: сегодня мы ихъ понимаемъ, а завтра забудемъ; не даромъ же существовали и были прославляемы, послѣ Александра Македонскаго, и Наполеонъ I и Наполеонъ III.
   Римскую Имперію можно оправдывать развѣ только съ точки зрѣнія провидѣнія. Когда общество осуждено на смерть рѣшительными приговорами судьбы, тогда Божество, въ неуловимыхъ для человѣка намѣреніяхъ, можетъ сколько нибудь ослабить его предсмертныя мученія, ниспославъ на него миръ и спокойствіе: это все равно что сладкій ядъ, дающій умирающему хоть одну минуту успокоенія; но того общества, которое одарено еще жизненными стихіями, нельзя отдавать подъ покровительство грубой силы какихъ нибудь Наполеоновъ; -- это смертельный ядъ для самыхъ важныхъ благъ человѣческихъ; все же лучше сражаться среди буйныхъ возмущеній свободы, чѣмъ живымъ сойти въ могилу наглаго непорядка. (Laurent Rome p. 379--381).
   Наконецъ поэты доходятъ до кроваваго потока. Виргилій объясняетъ Данте значеніе всѣхъ потоковъ этого отдѣла.
   

ПѢСНЬ XIV.

Третья окружность седьмою круга.-- Насилователи противъ Бога.-- Гора Ида.-- Колыбель Юпитера.-- Статуя Сатурна.-- Рѣки ада.

Описаніе мѣста и наказанія грѣшниковъ.

I.

   1--3 Подъ вліяніемъ любви къ родинѣ, я подобралъ разбросанныя вѣтви и листья и осыпалъ ими корни рыдающаго и ослабѣвшаго отъ изнеможенія кустарника.
   4--6 Потомъ, мы подошли къ мѣсту, разграничивающему вторую окружность круга отъ третьей, гдѣ увидѣли ужасающее искуство божественной правды.
   7--9 Для вящшаго разъясненія представившихся взорамъ моимъ новыхъ предметовъ, скажу, что мы достигли степи, но дающей жизни никакому растенію.
   10--12 Какъ гирляндою окружалъ ее страшный лѣсъ, окаймленный со всѣхъ сторонъ мрачнымъ потокомъ; мы останавливаемся на рубежѣ этой песчаной степи,
   13--15 раскаленные пески которой напоминаютъ тѣ ливійскія пустыни, по коимъ впервые проходилъ Катонъ, по смерти Помпея.
   16--18 О божественная месть! какъ устрашать должна ты каждаго, кто прочтетъ все, что представилось глазамъ моимъ!
   19--21 Я вижу неисчислимыя толпы нагихъ духовъ скорбно рыдающихъ: всѣмъ имъ опредѣлены особыя наказанія по разрядамъ.
   22--24 Одни лежатъ навзничь (богохульники), другіе сидятъ скорчившись (ростовщики), третьи безпрестанно бѣгаютъ по всей окружности безъ всякаго отдыха (содомиты).
   25--27 Послѣднихъ грѣшниковъ всего болѣе; лежавшихъ навзничь менѣе, но они страдаютъ и кричатъ сильнѣе.
   28--30 Медленно падаютъ по всему отлогому скату песчаной пустыни огненные языки, какъ снѣгъ на альпійскихъ горахъ въ безвѣтренную погоду,
   31--33 или какъ во время похода Александра Македонскаго въ знойную Индію, огненный дождь ниспадалъ на обширныя песчаныя степи,
   34--36 и полчища его, по приказанію полководца, гасили ногами, въ минуту ихъ паденія на землю, огни, чтобъ остановить развитіе пожара;
   37--39 такъ точно огненный дождь ниспадаетъ на эту песчаную степь и, воспламеняя песокъ, какъ удары кремня зажигаютъ трутъ, удваиваютъ мученія грѣшниковъ.
   40--42 Безъ устали эти несчастные мечутъ свои руки взадъ и впередъ, чтобъ высвободиться сколько нибудь изъ пожирающаго ихъ пламени.
   

Въ числѣ безбожниковъ поэты встрѣчаютъ Капанея.

II.

   43--45 Учитель, сказалъ я, ты побѣдившій всѣ препятствія, кромѣ упорства тѣхъ чертенятъ, что встрѣтились намъ у вратъ города Дите (гл. IX).
   46--48 Скажи мнѣ, кто этотъ великанъ, что лежитъ на землѣ, не обращая ни малѣйшаго вниманія на губительное дѣйствіе огненнаго дождя.
   

Рѣчь Капанея.

III.

   49--51 Но самъ великанъ, услышавъ слова мои, вскрикнулъ: живой, боговъ я презиралъ,-- и мертвый, я все тотъ-же!
   52--54 Пусть Юпитеръ вновь задаетъ непосильную работу кузнецу своему Вулкану; у него онъ взялъ острую стрѣлу, поразившую меня въ послѣдній день моей земной жизни;
   55--57 пускай, взывая о помощи къ Вулкану, при крикахъ: добрѣйшій Вулканъ! помоги! помоги! (aiuta, aiuta) онъ измучаетъ одного за другимъ (a muta, a muta) всѣхъ циклоповъ, его сподвижниковъ, въ ущельяхъ горы Этны, этой мрачной монжибельской кузницы;
   58--60 пусть поразитъ онъ меня еще разъ своими громоносными стрѣлами, какъ въ Ѳессаліи у Флегры -- все-же мщеніе не порадуетъ его; оно останется безсильнымъ: я непоколебимъ въ своихъ убѣжденіяхъ.
   

Отмѣтъ Виргилія, обращенный къ Капанею.

IV.

   61--63 Тогда учитель мой закричалъ такъ сильно, какъ никогда при мнѣ еще не кричалъ: Капаней! вскрикнулъ онъ, ты получилъ заслуженное наказаніе
   64--66 именно въ твоей гордости, и ярость твоя служитъ единственнымъ, справедливымъ и достойнымъ возмездіемъ за твои преступленія!
   67--69 Затѣмъ онъ обратился ко мнѣ, и спокойнымъ голосомъ сказалъ: это одинъ изъ семи царей, осаждавшихъ городъ Ѳивы;
   70--72 онъ Бога презиралъ, и кажется до сихъ поръ Его презираетъ, но я уже замѣтилъ ему, что самая ярость его, какъ справедливое за грѣхи возмездіе, наказываетъ его сильнѣе всѣхъ другихъ мученій.
   

Поэты подходятъ къ Флегетону, къ рѣкѣ пламени.

V.

   73--75 Слѣдуй за мною, остерегайся теперь только раскаленнаго песку, держись ближе къ лѣсной опушкѣ.
   76--78 Молча достигли мы того мѣста, гдѣ изъ лѣса вытекаетъ небольшой потокъ, кровавыя пламенѣющія струи коего меня до сихъ поръ приводятъ въ содроганіе; при одномъ воспоминаніи о немъ, волосы становятся дыбомъ.
   79--81 И какъ Буликамскія горячія воды, достающіяся близь Витербы въ удѣлъ грѣшницамъ, привлекающимъ на свои источники многочисленныхъ посѣтителей, такъ протекаетъ этотъ кровавый потокъ по песчаной пустынѣ.
   82--84 Дно и отлогіе берега его обратились въ камни: это свойство кроваваго источника; я замѣтилъ, что здѣсь можно пройти на другую сторону.
   85--87 Изъ всего что я показалъ тебѣ, сказалъ мнѣ наставникъ, послѣ того какъ мы прошли чрезъ врата, входъ въ которые никому не возбраняется,
   88--90 самое замѣчательное -- этотъ потокъ, кровью своею погашающій огонь.
   91--93 Эти слова моего учителя возбудили еще больше мое любопытство, и какъ алчущій проситъ пищи, я просилъ дальнѣйшихъ его разъясненій.
   

Старецъ Сатурнъ или время: золотой вѣкъ, серебряный, мѣдный, желѣзный, желѣзный смѣшанный въ глиною. Подражаніе Пророчеству Даніила (см. Библія, гл. II, стр. 31--32).

VI.

   94--96 Виргилій сказалъ: среди моря до сихъ поръ существуетъ разоренный островъ, именуемый Критомъ; тамъ когда-то царствовалъ Сатурнъ, и подъ его правленіемъ всѣ жители были праведниками.
   97--99 Тамъ была гора Ида, богатая живыми источниками и живописною зеленью; теперь это. безплодная пустыня.
   1--102 Реа, жена Сатурна, зная обыкновеніе мужа пожирать своихъ дѣтей, сдѣлала изъ этой горы колыбель для сына своего Юпитера, и заглушала его дѣтскій плачъ страшными криками и возгласами своихъ подвластныхъ, сопровождаемыми игрою на разныхъ ударныхъ музыкальныхъ орудіяхъ.
   103--105 Среди горы возвышается старецъ, который обратясь спиною къ Даміетѣ (этому гнѣзду язычества и заблужденій), смотритъ какъ въ зеркало на Римъ, (на единственный престолъ истинной вѣры). Онъ изображаетъ время, которое пожираетъ все, что производитъ.
   106--108 Голова его чистое золото, золотой вѣкъ: времена Августа; плечи и грудь чистое серебро: вѣкъ серебряный, времена его пріемниковъ; туловище вплоть до ногъ сдѣлано изъ мѣди: мѣдный вѣкъ, времена продажныхъ императоровъ.
   109--111 Остальныя части тѣла -- избранное лучшее желѣзо, вѣкъ желѣзный; но здѣсь они раздвояются, одна нога сдѣлана изъ желѣза, а другая изъ глины, и на эту ногу старецъ начинаетъ опираться болѣе чѣмъ на другую: вѣкъ нашествія варваровъ и бѣдствій рода человѣческаго.
   112--114 Каждый составъ старца, кромѣ золотого, носитъ на себѣ слѣды ранъ, изъ коихъ сочатся слезы, и ихъ накопляется такъ много, что падая на землю онѣ прорываютъ пещеру до самой подошвы скалы.
   (Здѣсь глина примѣшалась къ желѣзу, здѣсь соединились единоличная жестокость (Titannide) и господство недоразвитаго и необразованнаго большинства людей (demoеratіa): вѣкъ безнравственности, молокососности (Sharbatellо); вѣкъ упадка надлежащей сильной власти, вѣкъ гордости, разврата, скандаловъ, наглой алчности, всевозможныхъ обмановъ, мимолетныхъ наслажденій, постыднаго застоя и грубаго захирѣнія {Примѣчаніе переводчика. Эта вставка взята изъ толкованій Барджиджи. Данте ее не писалъ; это разъясненіе мыслей, выраженныхъ въ другихъ его твореніяхъ.}.
   

[Іотоки истекающіе изъ ранъ старца: 1) Ахеронъ -- рѣка страданія. 2) Стиксъ,-- болото ненависти и ужаса. 3) Флегетонъ -- рѣка пламени. 4) Коцитъ -- болото горькихъ слезъ и рыданій.

VII.

   115--117 Слезы старца разливаются, принимаютъ въ мрачной долинѣ различныя направленія и образуютъ три потока: Ахеронъ, Стиксъ и Флегетонъ; потомъ узкимъ каналомъ они стекаютъ въ адъ, въ самый центръ земли,
   118--120 откуда нельзя уже спускаться внизъ, а нужно подниматься вверхъ. Тамъ эти слезы образуютъ Коцитъ; его ты скоро увидишь, и потому теперь я объ немъ умалчиваю.
   121--123 Тогда я сказалъ поэту: если этотъ ручей беретъ начало еще въ нашемъ мірѣ, почему впервые мы только здѣсь его видимъ?
   124--126 Тебѣ извѣстно, отвѣчалъ онъ, что мы спускаемся въ кругловину и все идемъ влѣво, и, хотя ты видѣлъ уже многое,
   127--129 но все-же не видѣлъ всей окружности, поэтому не удивляйся, если увидишь что нибудь новое.
   130--132 Я опять спросилъ: учитель, гдѣ-же Флегетонъ и гдѣ Лета, рѣка забвенія? о послѣдней ты ничего не говоришь, а о первой сказалъ только, что она беретъ свое начало изъ слезъ статуи времени.
   133--135 Мнѣ нравятся всѣ твои вопросы, отвѣчалъ Виргилій, но странно мнѣ, что ты видишь пламенѣющій Флегетонъ и спрашиваешь меня, гдѣ рѣка пламени?
   136 -- 138 Рѣку забвенія ты увидишь, но не въ этой пропасти, гдѣ всѣ должны постоянно помнить грѣхи свои, вызвавшіе небесное правосудіе, а тамъ,-- въ чистилищѣ,-- гдѣ души грѣшниковъ омываются, и всѣ ихъ поступки предаются забвенію.
   

Поэты удаляются изъ 3-й окружности 7-го круга.

VIII.

   139--141 Затѣмъ онъ произнесъ: время наступило, мы должны удалиться изъ лѣса; слѣдуй за мною по этимъ камнямъ,
   142 въ которые превратились и всѣ огни, сжигающіе долину, и всѣ испаренія ими вызываемыя.
   

Пѣснь XV.

ТОЛКОВАНІЕ,

Наставникамъ, хранившимъ юность нашу,
Не помня зла, за благо воздадимъ.
Пушкинъ.

   Проходя дальше по песчаной степи, поэты встрѣчаютъ грѣшниковъ противъ природы человѣческой; одинъ изъ этихъ несчастныхъ Брунетто Латини узнаетъ въ Данте своего прежняго воспитанника; приближается къ нему, хватаетъ его на полу хитона и проситъ пройти съ нимъ нѣсколько шаговъ и поговорить съ нимъ. Брунетто былъ астрологъ и философъ.
   Въ своемъ сочиненіи подъ названіемъ сокровище (il mio tesoro см. стр. 118--120) въ первой части, которую онъ назвалъ карманныя деньги (nioneto d'uso), онъ говоритъ о мірѣ, о царствахъ, о народахъ, о пророкахъ, апостолахъ, о значеніи церкви и паденіи Римской Имперіи, о галлахъ, германцахъ, о положеніи и границахъ провинцій, о стихіяхъ, рыбахъ, птицахъ, змѣяхъ и вообще о всѣхъ животныхъ.
   Во второй части своего сокровища, подъ названіемъ драгоцѣнный камень, -- онъ разсуждаетъ объ Аристотелѣ, его этикѣ, о добродѣтеляхъ и злодѣяніяхъ, -- а въ третьей, названной имъ чистое золото, онъ разбираетъ уже риторику Цицерона, идеалы художественнаго краснорѣчія и высшія начала государственной мудрости.
   Таковъ былъ учитель Данте въ XIII-мъ столѣтіи. И все же ученикъ помѣщаетъ своего учителя въ адъ. Развѣ не правъ Lamennais, когда на стр. LXX своего введенія къ переводу ада, говоритъ: "страсти, ненависть къ партіямъ руководили Данте по большей части въ выборѣ лицъ, помѣщаемыхъ имъ въ свой адъ, и въ распредѣленіи надлежащихъ грѣшникамъ наказаній: необычайное воображеніе его о всѣхъ подробностяхъ наказаній доказываетъ, что это былъ поэтъ того времени, когда святая церковь не переставала громить народы своими угрозами и проклятіями.
   Вотъ почему и Данте въ распредѣленіи своихъ наказаній превосходитъ все, что до сихъ поръ самое мщеніе могло измыслить".
   Какъ философъ, Брунетто обращается къ поэту съ слѣдующими словами: какое счастье, или какая судьба привела тебя сюда? Какъ астрологъ, онъ совѣтуетъ ему слѣдовать за своей звѣздой, а Данте родился въ мартѣ мѣсяцѣ, подъ вліяніемъ созвѣздія близнецовъ, обѣщающихъ, по ученію астрологовъ, и славу и бѣдствія.
   Брунетто знаетъ своего ученика и предсказываетъ ему его будущую славу, но вмѣстѣ съ тѣмъ указываетъ и на тѣ страданія, которымъ онъ уже присужденъ по волѣ провидѣнія. Онъ говоритъ, что родина его Флоренція осудитъ его точно также, какъ Римъ осудилъ Сципіона, или какъ Афины Тезея; впрочемъ это только историческіе намеки, не имѣющіе въ настоящее время важнаго значенія (см. Бенвенуто Рамбальди стр. 376--388).
   Для Данте важно то, что онъ самъ предсказываетъ будущую неблагодарность своихъ соотечественниковъ и бѣдствія его ожидающія на землѣ, и видитъ будто бы разныхъ грѣшниковъ, его враговъ или пріятелей, получающихъ здѣсь заслуженное наказаніе.
   По мнѣнію переводчика, эта пѣснь заслуживаетъ особаго вниманія для объясненія ученій Данте. Иные толкователи говорятъ, что Данте, помѣстивши своего учителя въ адъ, надъ нимъ насмѣхается; но другіе доказываютъ, что поэтъ дѣйствительно любилъ Брунетто, который познакомилъ его съ этикой Аристотеля, съ первоначальными понятіями о стихіяхъ, птицахъ и змѣяхъ и съ важною наукою о государственной мудрости. Спрашивается, за чѣмъ же въ такомъ случаѣ онъ помѣстилъ его въ адъ, а не въ рай, или по крайней мѣрѣ не въ чистилище?
   Утверждаютъ, что это потому, что въ чистилище грѣшникъ можетъ попасть въ такомъ только случаѣ, если онъ покаялся, хотя бы въ послѣднюю минуту своей жизни. Франческа-да-Римини убита внезапно и на землѣ не успѣла покаяться; вотъ за что она попала въ адъ; но Брунетто Латини имѣлъ возможность покаяться и отказаться отъ своихъ ложныхъ ученій. Гдѣ его мѣсто?
   

ПѢСНЬ XV.

Третья окружность седьмого круга.-- Насилователи противъ природы.-- Учитель Данте, Брунетто Латини.-- Франческо д'Акорсо.-Андреа-де-Моцци.

Поэты продолжаютъ путъ въ песчаной пустынѣ.

I.

   1--3 Мы идемъ по окаменѣвшимъ берегамъ потока, и паръ изъ него выходящій гаситъ самый огонь, низвергающійся въ бездну, и охраняетъ и воду и плотину (argine).
   4--6 Какъ фламандцы между Гентомъ и Бригомъ устраиваютъ крѣпкую защиту отъ морскихъ наводненій,--
   7--9 какъ Падуанцы по берегамъ Бренты воздвигаютъ преграды ея наводненіямъ, чтобы предупредить ту минуту, когда солнечные лучи дадутъ себя почувствовать снѣгамъ кіарентинской возвышенности,-- и тѣмъ защитить свои деревни и замки;
   10--12 такъ устроены были берега этого потока, но творецъ ихъ, кто-бы онъ ни былъ, далъ имъ меньшіе размѣры въ сравненіи съ тѣми защитами и преградами.
   

Поэты встрѣчаютъ толпу грѣшниковъ.

II.

   13--15 Мы удалились изъ лѣса такъ далеко, что сколько разъ я не оглядывался, при всемъ своемъ желаніи, не могъ видѣть этого лѣса.
   16--18 И вдругъ встрѣчаемъ толпу духовъ, стремящихся по подошвѣ плотины (argine), по коей мы проходили; всѣ они смотрѣли на насъ съ такимъ усиліемъ,
   19--21 какъ вечеромъ, при молодомъ мѣсяцѣ, всматриваешься другъ въ друга; съ тѣмъ же напряженіемъ съ какимъ портной ищетъ ушко иглы своей.
   

Встреча Данте съ его учителемъ Брунетто Латини.

III.

   22--24 И вотъ, среди такого общества, я чувствую, что кто-то изъ толпы хватаетъ за полу моего хитона и кричитъ: что за чудо?
   25--27 И я, какъ только онъ поднялъ руку, такъ пристально взглянулъ на него, что даже и обгорѣвшее его лицо
   28--30 не помѣшало мнѣ узнать моего бывшаго учителя. Наклонившись къ нему, я вскрикнулъ: вы ли это г. Брунетто?
   31--33 Сынъ мой, сказалъ онъ мнѣ, не захочешь-ли ты возвратиться немного назадъ со мною, а эта толпа пусть идетъ впередъ.
   34--36 Конечно, я даже самъ очень прошу васъ, отвѣчалъ я, и если на это согласится мой путеводитель, то мы можемъ даже сѣсть здѣсь.
   37--39 Нѣтъ, сынъ мой, намъ сидѣть здѣсь нельзя; знай, что всякій изъ насъ, если только остановится хоть на минуту, то въ точеніи ста лѣтъ, будетъ лежать недвижимъ и все будетъ горѣть, но сгорѣть не можетъ.
   40--42 Такъ лучше или впередъ; я буду слѣдовать за тобою, а потомъ ужо возвращусь къ своимъ собратіямъ, оплакивающимъ свои вѣчныя мученія.
   43--45 Я не рѣшился сойти внизъ съ камней и идти съ нимъ рядомъ, боясь сгорѣть, но, наклонивъ голову, шелъ возлѣ него, какъ человѣкъ, преклоняющійся передъ уважаемымъ лицомъ.
   

Рѣчь Брунетто Латини.

IV.

   46--48 Онъ началъ: какой случай или какая судьба привела тебя сюда живымъ, и кто-же твой путеводитель?
   49--51 Я отвѣчалъ: по достигши еще зрѣлыхъ лѣтъ, я сбился съ дороги въ одной изъ долинъ нашей родины.
   52--54 Вчера утромъ я уже повернулся, чтобъ идти назадъ, но встрѣтился съ учителемъ, и теперь онъ этой дорогой ведетъ меня домой.
   55--57 Я онъ мнѣ: ты родился въ то время года, когда солнце было въ созвѣздіи близнецовъ и если будешь слѣдовать за своей звѣздой, если только я дѣйствительно изучилъ науку о звѣздахъ (астрологію), и ихъ вліяніи на нашу природу, то ты непренѣнно достигнешь славы на землѣ.
   58--60 И зная, какъ благоволитъ къ тебѣ небо, я поощрилъ бы тебя къ совершенію твоего подвига, если-бы не умеръ преждевременно;
   61--63 но флорентинцы, этотъ неблагодарный и злой народъ, сошедшій въ древности съ горы Фіезоли и сохранившій въ своемъ сердцѣ до сихъ поръ всѣ свойства родной горы и камней ее составляющихъ,
   64--66 за добрыя дѣла твои сдѣлаются твоими врагами: ты знаешь, что среди горькой рябины не даетъ плода сладкая смоковница.
   67--69 Древняя пословица говоритъ: слѣпые флорентинцы, скупой, завистливый, гордый народъ; старайся сколько можешь очиститься отъ ихъ нравовъ и обычаевъ.
   70--72 Судьба такъ много обѣщаетъ тебѣ, что обѣ враждующія теперь между собою партіи, и черные и бѣлые, почувствуютъ нужду въ тебѣ и будутъ гордиться тобою, но это желаніе никогда не исполнится.
   73--75 Пусть сами себя пожираютъ эти скоты, фіезолинскія животныя, но не сократятъ они того растенія, которое выросло на ихъ подлой землѣ,
   76--78 отъ сѣмени римлянъ, переселившихся туда въ то самое время, когда создано было это гнѣздо злодѣяній (Флоренція).
   

Отвѣтъ Данте.

V.

   79--81 Если-бы мольбы мои были уважены, сказалъ я ему, вы не лишились бы еще человѣческой оболочки.
   82--84 Я и теперь вижу вашъ отеческій образъ въ то время, когда вы на землѣ, мало по малу,
   85--87 внушали мнѣ какъ долженъ жить человѣкъ, чтобъ оставить вѣчную о себѣ память, и пока я буду живъ, не перестану свидѣтельствовать о моей благодарности за ваши наставленія.
   88--90 Все, что вы говорите мнѣ, я сохраню въ своей памяти для того, чтобы передать вмѣстѣ съ предсказаніями Фаринаты той дѣвѣ, которая, конечно, ихъ пойметъ, если только я ее увижу.
   91--93 Но я хочу, чтобы вы знали, что я готовъ перенесть всевозможныя бѣдствія, ниспосылаемыя на меня судьбою, лишь-бы совѣсть моя ни въ чемъ меня не упрекнула.
   94--96 Предвѣщаніе о моемъ будущемъ для меня не ново: пусть судьба идетъ своимъ чередомъ; все-же люди должны работать и въ потѣ лица добывать хлѣбъ свой.
   97 -- 99 При этихъ словахъ учитель мой повернулся налѣво, посмотрѣлъ на меня и сказалъ: тотъ слышитъ хорошо, кто помнитъ все что слышитъ.
   

Брунетто Латини показываетъ Данте нѣкоторыхъ грѣшниковъ и внезапно убѣгаетъ.

IV.

   100--102 Продолжая идти рядомъ съ Брунетто, я просилъ его указать мнѣ самыхъ извѣстныхъ и важныхъ товарищей его страданій.
   103--105 И онъ сказалъ: о нѣкоторыхъ изъ нихъ я сообщу тебѣ полезныя свѣдѣнія; о другихъ осторожнѣе умолчать; еще не настало время говорить о нихъ.
   106--108 Прежде всего, ты долженъ знать, что здѣсь мучаются всѣ великіе и славные духовные и свѣтскіе писатели, и всѣ грѣшны въ одномъ и томъ-же порокѣ.
   109--111 Среди этой несчастной толпы ты увидишь и Прискіана, грамотѣя VI вѣка (Prisciano), и Франческо д'Аккорсо, знаменитаго правовѣда, и даже, если тебѣ не противно смотрѣть на эту сволочь,
   112--114 то ты между ними увидишь того флорентинскаго эпископа, Андрея да Моцци (Andrea dà Mozzi), котораго папа, этотъ рабъ рабовъ Господнихъ, прогналъ за безнравственность изъ Флоренціи въ Виченцу; съ береговъ рѣки Арно на берега Баккиліона, гдѣ и сгнили подлые его останки.
   115--117 сказалъ бы еще болѣе, но не могу, потому что вижу песчаную пыль, вздымаемую новою ватагою грѣшниковъ, идущихъ мнѣ на встрѣчу.
   118--120 Это народъ, съ которымъ брататься я не могу; прошу тебя читай и распространяй мое сочиненіе, называемое сокровище (Tesoro); въ немъ я живу до нынѣ: это моя единственная просьба.
   121--123 Сказавъ это, онъ повернулся и помчался съ такою быстротою назадъ, что напомнилъ мнѣ веронскихъ скороходовъ, бѣгущихъ за зеленымъ флагомъ.
   124 И бѣжалъ онъ такъ, что, конечно, долженъ былъ бы остаться побѣдителемъ бѣга.
   

Пѣснь XVI

ТОЛКОВАНІЕ.

   Боримый симъ духомъ (сладострастія) ощущаетъ
жаръ, подобный огню отъ раскаленной печи.

Іоаннъ Лѣствичникъ.

   Такъ и страстная душа всегда мучается, несчастная, своимъ злымъ навыкомъ, нмйя всегда горькое воспоминаніе и томительное впечатлѣніе отъ страстей, которыя безпрестанно жгутъ и опаляютъ ее.

Авва Дороѳей.

   Не доходя до конца третьей окружности седьмого круга, гдѣ поэтъ услышалъ уже клокотаніе Флегетона, низвергавшагося въ восьмой кругъ, онъ встрѣчаетъ новую толпу грѣшниковъ, нарушающихъ законы самой природы, (содомитовъ).
   Трое изъ нихъ выдѣляются изъ толпы и идутъ къ нему на встрѣчу: это одни изъ знаменитѣйшихъ его соотечественниковъ; съ ними онъ разговариваетъ о флорентійской злобѣ дня.
   Всегда вѣрный самъ себѣ, Данте выставляетъ только самыхъ знаменитыхъ людей: въ предшедшей пѣснѣ онъ преслѣдовалъ духовенство и ученыхъ людей своего времени, а здѣсь -- государственныхъ дѣятелей Флоренціи. Изъ этого не слѣдуетъ заключать, чтобы онъ преслѣдовалъ и религію, и науку, и политику; онъ указываетъ только на личности, оскорблявшія значеніе великой идеи. Изъ новыхъ грѣшниковъ, одинъ былъ мужъ совѣта и силы, въ дѣлахъ мудрецъ, въ сраженіяхъ побѣдитель, другой хотѣлъ спасти Флоренцію отъ погибели, а третій -- былъ знаменитъ своимъ богатствомъ.
   Впрочемъ имена ихъ теперь мало извѣстны. Это Гвидо, Гверра, Тегіяіо Альдобранди и Яковъ Рустикуччи. Послѣдній изъ нихъ разговариваетъ съ поэтами и называетъ по именамъ двухъ другихъ товарищей. За тѣмъ онъ самъ спрашиваетъ Данте о настоящемъ положеніи Флоренціи и указываетъ на нѣкоего Вильгельма Борсіери, который очень дурно отзывается о родномъ ихъ городѣ. Кто этотъ Вильгельмъ, и за что онъ попалъ въ адъ, это очень трудно понять изъ толкованій современныхъ Данте писателей. Всѣ они, или нѣкоторые изъ нихъ находятся между собою въ пререканіяхъ. Спорные вопросы состоятъ въ томъ, былъ ли Борсіери хорошій человѣкъ или дурной, и могъ ли Данте, при своихъ религіозныхъ убѣжденіяхъ, сослать Борсіери въ адъ за то только, что онъ былъ остроумнымъ человѣкомъ; и что же ставятъ въ вину этому грѣшнику толкователи Данте: они говорятъ, что во Флоренціи существовалъ какой то Ерминій Гримальди, извѣстный скупой богачъ, который устроилъ великолѣпный дворецъ, со всевозможными украшеніями, рисунками и картинами и, призвавъ туда Борсіери, спросилъ его: есть ли на свѣтѣ что либо лучше того, что я видѣлъ, зналъ и здѣсь нарисовалъ? Тогда Борсіери отвѣчалъ: я знаю, что вы не можете никого научить тому, чего вы сами не видѣли и не знали, но я могу научить васъ тому, о чемъ вы не имѣете никакого понятія: нарисуйте здѣсь доблесть человѣческую. Если это правда, то спрашивается за что же Данте ссылаетъ Борсіери въ адъ. Современники Данте не разъяснили этого сомнѣнія, да и едва ли могли разъяснить.
   Чтобы вызвать Геріона -- олицетвореніе лжи, Виргилій приказываетъ Данте снять съ себя вервіе, коимъ онъ опоясанъ; сворачиваетъ его въ клубокъ и бросаетъ въ пропасть.
   Что это за вервіе или поясъ? Преданіе говоритъ, что Данте хотѣлъ поступить въ монахи Францисканскаго ордена и обвязался вервіемъ, -- прочитавши общую молитву всѣхъ поступающихъ въ это братство "обвяжи меня, Господи, этимъ очистительнымъ поясомъ, искорени во мнѣ страсть къ алчности и укрѣпи во мнѣ добродѣтели, ограждающія нравственную чистоту".-- Вотъ этотъ именно поясъ и брошенъ въ глубину восьмого круга, чтобъ вызвать олицетвореніе лжи.-- Данте бросилъ этотъ поясъ въ аду и съ тѣхъ поръ не нуждался въ немъ.-- Онъ, какъ объясняетъ большая часть его толкователей, понялъ тотчасъ же, что и этотъ поясъ и всякая монашеская одежда есть только олицетвореніе обмана, -- и не захотѣлъ вступить въ общество монаховъ Францисканскаго ордена.
   Другіе писатели усматриваютъ въ этомъ поясѣ символы противоположныхъ обману добродѣтелей, какъ то: добросовѣстность, вѣрность, точность, прямизна (неуклонность) направленія, правдивость и откровенность.
   Приводя эти разныя мнѣнія, Скартацини говоритъ: невольно. вспоминаешь воззваніе Данте къ читателю объ аллегорическомъ значеніи его стиховъ: о, здравомыслящіе люди! поймите, что хочу выразить этими странными стихами (п. IX стр. 61--63).
   

ПѢСНЬ XVI.

Государственные дѣятели Флоренціи.-- Гвальдрада.-- Вильгельмъ Борсіери.-- Вервіе, коимъ Данте былъ опоясанъ, при входѣ въ адъ,-- Флегетонъ,-- Аквакста.-- Монтоне.-- Геріонъ.

Три тѣни окружаютъ поэтовъ.

I.

   1--3 Я достигъ того мѣста, гдѣ слышно было клокотаніе воды, ниспадающей изъ одного круга ада въ другой и напоминающей жужжаніе роя пчелъ въ ульѣ.
   4--6 Вдругъ, изъ бѣжавшей подъ дѣйствіемъ мучительнаго огненнаго дождя толпы, выдѣляются три тѣни
   7--9 и бѣгутъ намъ на встрѣчу; каждый изъ нихъ кричитъ: остановись! по благородной одеждѣ твоей я узнаю флорентинца, гражданина этого развратнаго города.
   10--12 Ужасъ объялъ меня при видѣ ихъ изуродованныхъ членовъ, покрытыхъ и застарѣлыми и свѣжими пылающими ранами, наносившимися и наносимыми имъ вѣчно палящимъ огнемъ.
   До сихъ поръ мнѣ больно вспомнить объ этомъ.
   13--15 Услышавъ ихъ вопли, Виргилій остановился и, посмотрѣвъ на меня, сказалъ: подожди! этимъ духамъ нужно оказать нѣкоторое уваженіе.
   16--18 И еслибъ не огненныя стрѣлы, ниспадающія на землю, то я сказалъ бы, что лучше тебѣ самому поспѣшить къ нимъ на встрѣчу, чѣмъ имъ бѣжать сюда.
   19--21 Какъ только мы остановились, они возобновили свои вопли, подбѣжали къ намъ и закружились вокругъ насъ колесомъ: имъ запрещено стоять на мѣстѣ и здѣсь необходимость вѣчнаго движенія обращается въ ихъ наказаніе.
   22--24 И какъ бойцы, нагіе и натертые масломъ, прежде чѣмъ напасть на противника пристально всматриваются другъ въ друга, чтобы улучить удобное для нападенія на врага мгновеніе,
   25--27 такъ эти тѣни, устремивъ на насъ неподвижно свои взоры, кружились около насъ только своимъ туловищемъ; движеніе ихъ могъ было противоположно движенію шеи.
   

Одна ни тѣней называетъ всѣхъ трехъ грѣшниковъ.

II.

   28--30 Да! если страданія низвергнутыхъ въ эту несчастную бездну, начала одна изъ тѣней (Рустикуччи), если наши искаженныя, палимыя вѣчнымъ огнемъ лица возбуждаютъ презрѣніе и къ намъ самимъ и къ нашимъ мольбамъ,
   31--33 то все-же наша прежняя слава можетъ побудить твою душу сказать намъ: кто ты? ибо какое живое существо кромѣ тебя можетъ съ такимъ спокойствіемъ проходить среди огненныхъ дебрей ада.
   34--36 Видишь-ли ты эту тѣнь, за которою я слѣдую, нагую и опаленную, ты не повѣришь какое высокое значеніе она имѣла на землѣ.
   37--39 Это Гвидогверра, внукъ добродѣтельной Гвальдрады (дѣвицы, отказавшей въ поцѣлуѣ даже императору Оттону),-- мужъ совѣта и силы. Въ мирное время онъ давалъ полезные совѣты, а на войнѣ побѣждалъ. (Въ битвѣ при Беневенто онъ помогъ Карла І-му разбить Манфреда, который и былъ убитъ на мѣстѣ).
   40--42 Другой, слѣдующій за мною въ этой песчаной пустынѣ, это Тегіяіо Альдобранди; память о немъ на землѣ не исчезнетъ: онъ не желалъ сраженія при Арбіи (Монтаперти), кончившагося пораженіемъ Флорентинцевъ.
   43--45 А я, между ними распинаемый, былъ на землѣ Яковомъ Рустикуччи; мое богатство сдѣлало меня извѣстнымъ, но злая жена меня погубила. Изъ за нее я возненавидѣлъ всѣхъ женщинъ, продался разврату и попался въ это сонмище грѣшниковъ.
   46--48 Еслибъ я могъ укрыться отъ дѣйствія палящаго огня, то конечно бросился-бы къ нимъ въ объятія, и думаю, что самъ Виргилій позволилъ-бы мнѣ это сдѣлать.
   49--51 Но страхъ обгорѣть и даже сгорѣть побѣдилъ это желаніе.
   52--54 И я началъ: не презрѣніе, а чувство состраданія возбуждаютъ во мнѣ ваши муки, и это чувство запало въ мою душу такъ глубоко, что не скоро меня покинетъ.
   55--57 Это чувство охватило ое въ то самое мгновеніе, когда учитель объяснилъ мнѣ: что къ намъ приближаются тѣни, заслуживающія уваженія; я тотчасъ же это понялъ.
   58--60 Я вашъ землякъ, я относился съ любовью къ вашимъ доблестнымъ именамъ и къ вашимъ сочиненіямъ.
   61--63 Я желаю сбросить съ себя горькую жолчь грѣховъ и стремлюсь въ Рай срывать сладкіе плоды, обѣщанные моимъ правдивымъ наставникомъ, но прежде всего я обязанъ спуститься въ преисподнюю бездну.
   

Таже тѣнь спрашиваетъ Данте о настоящемъ состояніи Флоренціи.

III.

   64--66 Для того, чтобы душа твоя поддерживала твое тѣло сколь возможно долѣе, отвѣчала мнѣ тѣнь Рустикучи; для того, чтобъ слава твоя процвѣтала на землѣ и послѣ твоей смерти,--
   67--69 скажи намъ, признаются ли и теперь какъ прежде въ нашемъ городѣ добродѣтелью: честь и доблесть; или-же прежніе обычаи уже измѣнились;
   70--72 скажи это намъ. Знаменитый по своему остроумію Вильгельмъ Борсіери, который недавно сталъ раздѣлять наши муки, очень смущаетъ насъ своими отзывами о Флоренціи.
   

Возгласъ Данте.

   73--75 Притокъ новыхъ людей, неожиданныя богатства ими добытыя, породили въ тебѣ, о Флоренція, гордость и невоздержаніе, и ты сама ихъ оплакиваешь!
   76--78 Такъ вскрикнулъ я, поднявъ голову, и три тѣни, подумавъ, что это отвѣтъ на ихъ вопросъ, взглянули другъ на друга, и по ихъ взгляду видно было, что они повѣрили словамъ моимъ.
   

Отвѣтъ грѣшниковъ.

   79--81 Если ты безвредно для себя можешь такъ легко исполнять желанія другихъ людей, какъ исполнилъ наше, крикнули они всѣ вмѣстѣ, то ты счастливъ уже тѣмъ однимъ, что можешь выражать свободно свои мысли.--
   82--84 Но когда ты выйдешь изъ этой мрачной бездны и будешь наслаждаться звѣзднымъ небомъ, когда ты захочешь сказать: я былъ въ другомъ мірѣ.
   85--87 то вспомни о насъ, разскажи о нашихъ страданіяхъ. Сказавъ это, они разбѣжались и, будто вмѣсто ногъ у нихъ были крылья, исчезли въ одно мгновеніе.
   88--90 Прежде чѣмъ можно было-бы вымолвить хотя одно слово: аминь, ихъ уже не было видно,-- и Виргилій призналъ нужнымъ продолжать путь.
   

Сравненіе Флегетона съ рѣкою Аквакетою, обращающеюся въ Монтоне (Дикій баранъ).

IV.

   91--93 Я слѣдовалъ за нимъ, и едва прошли мы нѣсколько шаговъ, какъ клокотаніе водопада (ниспадающаго изъ седьмого въ восьмой кругъ) такъ усилилось, что мы не могли разслушать другъ друга.
   94--96 И какъ эта рѣка, что вблизи По, выходитъ изъ Альпійскихъ горъ, течетъ въ Адріатическое море съ подножья горы Визо на востокъ съ лѣвой стороны Апенинъ,
   97--99 какъ эта рѣка, называвшаяся прежде -- тихая вода (acquacbeta), что близъ Форли, медленно спускается внизъ и вдругъ разрываетъ землю и, утрачивая по неволѣ, свое прежнее названіе, подъ именемъ Монтоне (дикаго барана),
   100--102 съ страшнымъ ревомъ низвергается въ глубокую пропасть съ благословенной горы (San-Benedetto), на которой устроенъ монастырь, гдѣ можно было бы согрѣвать и кормить тысячи нищихъ, и гдѣ ихъ теперь, по скупости правителей, гораздо меньше,
   103--105 такъ "Флегетонъ низвергаетъ съ обрывистой скалы свои мутныя волны съ оглушающимъ трескомъ.
   

Для перехода изъ седьмого въ восьмой кругъ Виргилій вызываетъ страшное чудовище Геріона.

V.

   106--108 Я былъ обвязанъ тѣмъ самымъ вервіемъ, которое надѣлъ, желая поступить въ францисканскіе монахи; при входѣ въ адъ я думалъ изловить имъ пеструю пантеру (пѣснь I ст. 32--43).
   109--111 По приказанію Виргилія, я снялъ это вервіе съ себя, свернулъ въ клубокъ и подалъ ему.
   112--114 Онъ отошелъ на право и бросилъ его въ бездну грязи восьмого круга (burrato).
   115--117 Замѣтивъ особое выраженіе лица учителя, съ которымъ онъ слѣдилъ за движеніемъ клубка, я подумалъ, тутъ совершится что-то новое, что-то необыкновенное: страхъ меня обуялъ.
   118--120 О! какъ необходима осторожность съ тѣми, кто по выраженію лица узнаетъ сокровенныя движенія души.
   121--123 Сейчасъ же ты увидишь, сказалъ мнѣ наставникъ, чего я жду, и то, что тебѣ представляется какъ бы во снѣ, явится во очію предъ тобою.
   124--126 Невѣроятную истину всегда лучше скрывать отъ другихъ -- она покажется ложью и заставитъ невольно покраснѣть отъ стыда.
   127 -- 129 Ноя здѣсь молчать не могу, и потому клянусь стихами моей комедіи, которой желаю всевозможнаго и продолжительнаго успѣха на землѣ,
   130--132 клянусь, читатель, что я увидѣлъ какое то страшное чудовище: какъ будто плавая въ тѣни, оно все поднималось вверхъ и поразило-бы перваго храбреца своею чудовищностью.
   133--135 Матросъ, спустившійся на дне морское, чтобъ отцѣпить якорь отъ подводнаго камня, выплываетъ такъ наверхъ:
   136 руки его распростерты, а ноги стиснуты.
   

Пѣснь XVII.

ТОЛКОВАНІЕ.

И далѣ мы пошли, и страхъ объялъ меня.
Бѣсенокъ, подъ себя поджавъ свое копыто,
Крутилъ ростовщика у адскаго огня.
Виргилій мнѣ: мой сынъ, сей казни смыслъ великъ.
Одно стяжаніе имѣвъ вездѣ въ предметѣ
Жиръ должниковъ своихъ сосалъ сей злой старикъ
И ихъ безжалостно крутилъ на вашемъ свѣтѣ.
Пушкинъ, (подражанія Данте).

   Между тѣмъ какъ Виргилій уговариваетъ Геріона -- это чудовище -- олицетвореніе лжи, перенести его съ ученикомъ на спинѣ въ восьмой кругъ ада, самъ Данте приближается къ краю пропасти и видитъ толпу ростовщиковъ, насилующихъ искусство: они сидятъ на пескѣ подъ огненнымъ дождемъ; у каждаго изъ нихъ виситъ на груди кошелекъ съ особымъ знакомъ и особаго цвѣта: это ихъ гербы; они всѣ люди важнаго происхожденія.
   Затѣмъ Данте возвращается къ Виргилію и находитъ его уже сидящимъ на спинѣ Геріона. Поэтъ съ ужасомъ садится на чудовище, впереди Виргилія, который держитъ его какъ ребенка, и такимъ образомъ они спускаются въ восьмой кругъ ада.
   Геріонъ сверхъестественное троеобразное (triforme) чудовище; у него лицо честнаго человѣка, тѣло змѣи, хвостъ скорпіона. Образъ его поэтъ беретъ не изъ Миѳологіи, а изъ Библіи и Апокалипсиса (откр. Св. Іоан. гл. IX ст. 10). Это чудовищное сплетеніе трехъ существъ живетъ въ трехъ стихіяхъ -- въ воздухѣ, водѣ и землѣ. Поэтъ сравниваетъ его съ бобромъ, и толкователи его объясняютъ это сравненіе этимологическимъ значеніемъ слова: бобръ (castoro, bivaro).
   Преданіе говоритъ, что Геріонъ былъ испанскимъ царемъ, имѣлъ три тѣла и три души. Геркулесъ убилъ его во всѣхъ шести образахъ и разогналъ его войска.
   Историкъ Юстинъ разсказываетъ о трехъ братьяхъ Геріопахъ, находившихся между собою въ такой дружбѣ, что казалось у нихъ было три тѣла, но одна душа.
   Другой позднѣйшій лѣтописецъ (Lodorigo) говоритъ, что Геріонъ владѣлъ въ Испаніи тремя королевствами: Лузитаніей, Галиціей и Бетикой.
   Бенвенуто да Имола (стр. 414) думаетъ, что Геріону принадлежали въ Испаніи три королевства: острова Маіорка и Минорка и главный городъ Испаніи Валенца (поэтому онъ и называетъ его Tergemino троеобразный, тройной). Геркулесъ лишилъ его этихъ трехъ королевствъ и убилъ его самого.
   Данте признаетъ его символомъ обмана, по существу своему тройственнаго, ибо обманъ достигается словомъ, искусствомъ и дѣйствіемъ. Это все равно что три Горгоны. Первый видъ обмана выражается человѣческимъ лицомъ, второй -- змѣиною чешуею, превосходящею своею пестротою самыя разнообразныя ткани Арахны, и третій -- хвостомъ Скорпіона, раздвоеннымъ, ядовитымъ, пробивающимъ утесы, сокрушающимъ войска и наносящимъ всѣмъ и каждому смертельные удары.
   

ПѢСНЬ XVII.

Восьмой кругъ ада.-- Геріонъ.-- Ростовщики.-- Поэты спускаются на спинѣ Геріона въ пропасть.

Описаніе Геріона.

I.

   1--3 Вотъ кровожадный звѣрь съ заостреннымъ хвостомъ, разсѣкающимъ горы и сокрушающимъ крѣпостныя стѣны и громадныя войска. Это начало мірового разврата.
   4--6 Такъ сталъ говорить учитель и вслѣдъ затѣмъ приказалъ звѣрю приблизиться къ краю каменнаго утеса, по которому мы шли.
   7--9 Чудовище это (Геріонъ), отвратительное олицетвореніе обмана (frode), приблизилось къ намъ и, положивъ на камень голову и туловище, оставило хвостъ свой въ воздухѣ.
   10--12 Морда его походила налицо честнаго человѣка, такъ обманчиво было внѣшнее выраженіе его лица; но вся остальная часть тѣла имѣла видъ змѣи.
   13--15 Его двѣ лапы были покрыты шерстью до мышцъ, а спина, грудь и бока переплетены узлами и разрисованы разноцвѣтными изображеніями.
   16--18 Ни турки, ни татары никогда ни достигали въ отдѣлкѣ шелковыхъ тканей такого разнообразія цвѣтовъ и тѣней, и сама Арахна (Aragne), превращенная Палладою въ паука за свое искусство отдѣлывать узорчатыя ткани, не могла-бы соткать ничего подобнаго {Паукъ по итальянски ragno, по французски araigneé: отсюда Арахна (Aragat).}.
   19--21 Какъ мелкія ладьи, причаливая къ берегу, стоятъ на половину въ водѣ, а на половину на сушѣ, или какъ въ странѣ жадныхъ Германцевъ на Дунаѣ --
   22--24 бобръ, погрузивъ въ воду хвостъ свой, приготовляется броситься на рыбу, такъ и это омерзительное чудовище вскочило на хребетъ каменнаго утеса песчаной пустыни.
   25--27 Хвостъ его кружился въ воздушномъ пространствѣ, какъ хвостъ скорпіона, и дѣйствовалъ своимъ ядовитымъ жаломъ (у ней были хвосты какъ у скорпіоновъ, и въ хвостахъ ея были жала. Откр. св. Іоан. Гл. IX ст. X).
   

Данте по совѣту Виргилія подходитъ къ ростовщикамъ.

II.

   28--30 Учитель сказалъ: намъ нужно сдѣлать небольшой обходъ, чтобъ подойти къ гнусному чудовищу.
   31--33 Мы повернули на право, и для того, чтобы обойти раскаленный песокъ и падающіе клочья огненнаго дождя, должны были сдѣлать по камнямъ не болѣе десяти шаговъ.
   34--36 Когда мы подошли къ чудовищу, то я увидѣлъ нѣсколько личностей (genie), сидѣвшихъ на раскаленномъ пескѣ вблизи каменнаго утеса, висящаго надъ бездной,
   37--39 тогда наставникъ сказалъ: для того чтобы изучить подробно значеніе этой окружности (girone), подойди къ грѣшникамъ и вникни въ ихъ жалкое состояніе;
   40-7-42 только, пожалуйста, не долго разсуждай съ ними, а я между тѣмъ поговорю съ чудовищемъ для того, чтобы оно согласилось посадить насъ на свои широкія, могучія плечи.
   43--45 И я направился по возвышенной окраинѣ седьмого круга (cerchio) къ тому мѣсту, гдѣ сидѣли эти несчастныя личности.
   46--48 Слезы выступали изъ ихъ глазъ, и они махали руками туда и сюда, защищаясь то отъ падающихъ сверху клочьевъ огня, то отъ раскаленнаго песку, на которомъ сидѣли.
   49--51 Такъ лѣтомъ собака, которую кусаютъ мошка, мнѣ и удѣлила мать --
             Не львомъ я былъ,-- лисой во всякомъ дѣлѣ.
   
             76. Я такъ успѣть всѣ хитрости узнать.
             Такъ изучилъ всѣ скрытые обходы.
             Что цѣлый міръ сталъ обо мнѣ кричать!
   
             79. Но только тѣ настали въ жизни годы,
             Когда пора, спустивши паруса
             И спасти снявъ, укрыться отъ невзгоды,
   
             82. Все прежнее кололо мнѣ глаза;
             Я каялся, винясь бъ грѣхахъ злодѣевъ....
             Увы! я могъ увидѣть небеса!
   
             85. Владыка нашъ,-- всѣхъ новыхъ фарисеевъ
             Въ то время шелъ войной на Латеранъ;
             Не сарацинъ онъ билъ и не евреевъ:
   
             88. Врагами онъ считалъ тутъ христіанъ.
             Никто не шелъ подъ Акру на сраженья
             И не спѣшилъ на торжище въ Суданъ.
   
             91. Верховный чинъ, всю святость постриженья
             И то, что я подъ вервіемъ ужь чахъ --
             Онъ все забылъ въ порывѣ озлобленья!
   
             94. Какъ Констанинь въ сорактинскихъ горахъ
             Къ Сильвестру шелъ спасаться отъ проказы,
             Такъ пастырь вашъ пришелъ ко мнѣ въ слезахъ --
   
             97. Да излечу отъ гордости заразы:
             Просилъ совѣтъ, но я предъ нимъ молчалъ,
             За пьяный вздоръ считая эти фразы.
   
             100. Сомнѣнья брось -- онъ снова умолялъ --
             Заранѣе твой грѣхъ я отпускаю,
             Лишь научи, чтобъ Палестрино палъ!
   
             103. Я рай запру я отопру, какъ знаю.
             На это два ключа я получилъ:
             Предмѣстникъ мой пѣны не вѣдалъ раю.
   
             106. И доводомъ такимъ онъ убѣдилъ:
             Притомъ совѣтъ мнѣ выгоднѣй молчанья....
             Отецъ -- сказалъ -- когда ты разрѣшилъ,
   
             109. То выслушай, не въ видѣ назиданья,
             Но чтобъ тріумфъ съ престола видѣть свой:
             Все обѣщай -- забудь про обѣщаньи!
   
             112. Чуть умеръ я. пришелъ Францискъ за мной,
             Но херувимъ изъ черныхъ появился
             И говоритъ: не тронь его -- онъ мой:
   
             115. Онъ внизъ, въ число убогихъ сподобился
             За то, что далъ лукавый тутъ совѣтъ,--
             Съ тѣхъ поръ ужь я за волосы вцѣпился.
   
             118. Спасенія безъ покаяніи нѣтъ,
             А каяться, грѣшивши невозможно
             И соглашать противная не слѣдъ!
   
             121. О горе мнѣ! Онъ сгребъ меня безбожно
             И заревѣлъ: ты, можетъ быть, не зналъ.
             Что мыслимъ мы по логикѣ недожно?
   
             124. Принесъ сюда и здѣсь Миносу сдалъ.
             Тотъ восемь разъ хвостомъ своимъ обвился
             И въ ярости его зубами сжалъ.
   
             127. Въ огонь!-- кричитъ -- и въ жаръ я погрузился.
             Вотъ почему я душу тамъ по спасъ
             И въ этой тутъ одеждѣ очутился.
   
             130. Чуть пламенникъ окончилъ свой разсказъ.
             Опять вертясь, крутя вверху концами,
             Онъ двинулся со стонами отъ насъ.
   
             183. И мы прошли со спутникомъ скалами
             Туда, гдѣ сводъ другой лежалъ межъ горъ,
             Чрезъ новый ровъ, раскинутый предъ нами.
   
             136. Тамъ муки тѣхъ, что сѣяли раздоръ.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Девятый вертепъ восьмого круга: сѣятели раскола и поджигатели раздора.-- Магометъ, Али. Бертранъ де-Бортъ

             1. О, кто бы могъ, хотя бы не стихали.
             Хотя въ простомъ разсказѣ передать
             Увѣчья, кровь, увидѣнныя нами!
   
             4. Ничей языкъ не въ силахъ разсказать,
             Ни наша рѣчь, ни умъ не такъ развиты.
             Чтобъ этотъ родъ явленій созерцать.
   
             7. Когда-бы тѣхъ, чьей кровію облиты,
             Апуліи поля, я вновь собралъ,
             Иль тѣхъ, что въ томъ бою еще убиты,
   
             10. Гдѣ съ рукъ Римлянъ, врагъ столько колецъ снялъ,
             Что съ добычей отправилъ ихъ возами,
             Какъ не грѣша Титъ Ливій описалъ,--
   
             13. И тѣхъ кого, подъ санями горами,
             Наголову разбилъ Роберъ Гискаръ.
             И тѣхъ, что степь усѣяли костями
   
             16. У Челеранъ. гдѣ въ самый битвы жаръ,
             Апулійца мерзавцами явились --
             И тѣхъ, что сбилъ, близь Тальяконцъ, Аларъ,--
   
             19. И если бы всѣ раны ихъ раскрылись,
             То и тогда-бъ онѣ съ девятымъ рвомъ
             Но ужасу картины нё сравнились!
   
             22. Такъ не течетъ съ пробитымъ бочка дномъ,
             Какъ кровь лилась изъ бывшаго предъ нами.
             Съ разсѣченнымъ во челюсть животомъ.
   
             25. Кишки его моталась межъ по гати,
             А легкое и съ пищею мѣшокъ
             Снаружи онъ поддерживалъ руками.
   
             28. И на него, а онъ смотрѣлъ мнѣ въ бокъ
             И грудь раскрывъ, казалось, былъ безпеченъ.
             Взгляни -- сказалъ -- какъ я раскрыться смогъ,
   
             31. Какъ Магометъ изрѣзанъ, изувѣченъ!
             Вотъ мнѣ, въ слезахъ, предшествуетъ Али:
             Отъ черепа до бороды разсѣченъ!
   
             34. И съ нимъ всѣ тѣ, что видишь ты вдали,
             Всю жизнь соблазнъ раскола расточая,
             Она сюда разсѣчена пришли.
   
             37. Тамъ позади всѣхъ рубить сила злая,
             Всѣхъ дьяволъ вновь пересѣкаетъ насъ --
             Сейчасъ же видъ намъ прежній возвращая.
   
             40. Тропою бѣдъ идёмъ и каждый разъ.
             Скрываются всѣ раны у народа,
             Пока опять къ нему онъ не покажетъ глазъ.
   
             43. Но кто ты самъ? Взойдя на скалы свода.
             Быть можетъ казнь ты. хочешь отдалить,
             Иль муки ждутъ тебя другого рода?
   
             46. Смерть не могла это еще сразитъ;
             Не грѣхъ ведетъ -- вождь началъ, соревнуя;
             Но чтобъ вполнѣ могъ опытнымъ онъ быть.
   
             49. Тутъ, мертвый, съ нимъ изъ круга въ кругъ иду я,
             И это все,-- я подтвердить готовъ,--
             Такъ истинно, какъ то, что говорю я.
   
             52. Услышали то больше ста духовъ;
             Чтобъ видѣть насъ они сошлись толпою,
             Забывши казнь и свой ужасный ровъ.
   
             55. Когда ты свѣтъ увидишь надъ собою.
             То потрудись фра Дольчино сказать.
             Чтобъ онъ, когда не слѣдуетъ за мною.
   
             58. Стать въ крѣпости съѣстное запасать)
             Пока не снесъ наварцу снѣгъ побѣду,--
             Иначе съ нимъ ему не совладать.
   
             61. И Магометъ окончилъ тѣмъ бесѣду
             Желая вновь идти,-- шагнулъ ногой,
             Потомъ ступилъ -- и нѣтъ его и слѣду.
   
             64. Вотъ съ глоткою пробитою другой
             Изрѣзанный, безъ носа межъ бровями,
             Съ единственнымъ лишь ухомъ сталъ предъ мной.
   
             67. Онъ удивленъ былъ съ прочими тѣнями
             И мнѣ свое тутъ горло показалъ
             Кровавое, съ ужасными рубцами!
   
             70. О ты, чей грѣхъ не осужденъ -- сказалъ --
             Мы встрѣтились съ тобой въ землѣ Патина
             И, кажется, я здѣсь тебя узналъ.
   
             73. Припомни тамъ Петра ты Медичина
             И, ежели представятся опять
             Верчелли ровъ и Маркобо долина.
   
             76. Не откажись въ Фапо ты передать
             Анджолелло и Гвидо, что ихъ вскорѣ.
             Когда есть даръ во мнѣ предузнавать.
   
             79. Столкнутъ съ судна близь Католики въ море;
             Какъ жертвъ интригъ, ихъ камни погрузятъ:
             Все зло тиранъ, предательство -- все горе!
   
             82. Ни самъ Нептунъ, ни вѣчныхъ волнъ каскадъ
             Не видѣли, межъ Кипромъ и Маіоркой,
             Чтобъ убивалъ такъ грекъ, или пиратъ.
   
             85. Предатель ихъ кривой, но слишкомъ зоркой:
             Въ томъ городѣ онъ правятъ много лѣтъ,
             Что горекъ такъ собрату въ мукѣ горькой!
   
             88. Онъ, пригласивъ къ себѣ ихъ на совѣтъ,
             То сдѣлаетъ, что ужъ напрасенъ будетъ
             Смиряющій съ Фокиры вѣтръ, обѣтъ.
   
             91. Я говорю: Какъ твой разсказъ ни ясенъ,
             Но чтобъ понять, скажи мнѣ, кто такой,
             Кому свой край сталъ горекъ и ужасенъ?
   
             94. За челюсть взялъ собрата онъ рукой
             И ротъ открылъ, какъ будто въ поясненье:
             Вотъ -- говоритъ -- безмолвенъ предъ тобой!
   
             97. Чтобъ разогнать у Кесаря сомнѣнье
             Изгнанникъ тотъ со злобою сказалъ:
             Гдѣ планъ готовъ, тамъ вредно замедленье.
   
             100. Какой кровавый видъ онъ представлялъ!
             Безъ языка, по горло передъ нами,
             Лукавые Куріонъ, болтунъ стоялъ!
   
             103. Но вотъ другой, съ отбитыми руками:
             Отрубки рукъ онъ въ сумракѣ вознесъ,
             Такъ, что въ лицо лилася кровь ручьями,
   
             106. О Москѣ передай -- онъ произнесъ --
             Въ моихъ словахъ: -- всему свое начало!
             Было зерно тосканскихъ, горькихъ слезъ!
   
             109. И смерть твоихъ -- въ отвѣтъ -- зерно вмѣщало.
             И муки онъ на муки возложилъ:
             Безуміе въ немъ горе выражало.
   
             112. Смотрю въ толпу и, то мой взоръ открылъ,
             О чемъ бы я, какъ это ни смущаетъ,
             Безъ повода къ тому не говорилъ.
   
             115. По вѣдь всегда насъ совѣсть ободряетъ:
             Какъ добрая подруга въ шлемъ стальной
             Она вездѣ правдивыхъ одѣваетъ.
   
             118. Да, вдѣлъ я -- и, кажется, предъ мной
             Еще идетъ безъ головы то тѣло,
             За прочею, за жалкою толпой.
   
             121. Онъ голову съ отчаяньемъ, по смѣло,
             Какъ бы фонарь, за волосы держалъ,
             И голова, крича: увы!-- смотрѣла.
   
             124. Онъ самъ себѣ дорогу освѣщалъ.
             То два въ одномъ и въ двухъ одинъ шагали;
             По какъ?-- рѣшитъ лишь Тотъ, кто казнь послалъ.
   
             127. Чуть у моста мы призракъ увидали,
             Онъ руку вверхъ приподнялъ съ головой,
             Чтобъ лучше рѣчь его мы услыхала:
   
             130. Смотря -- вскричалъ -- мученія живой!
             Имѣлъ ли ты, надсмотрщикъ, ихъ въ предметѣ?
             Какъ мучусь я, не мучится другой.
   
             133. И чтобъ сказать могъ обо мнѣ ты въ свѣтѣ,
             То знай, что тутъ Бертранъ де-Борнъ предсталъ,
             Кѣмъ Іоаннъ подбитъ на зло въ совѣтѣ.
   
             136. Черезъ меня сынъ на отца возсталъ:
             Ахитофель Авессалома жало
             Ужаснѣе въ Давида не вонзалъ!
   
             139. Зато, что месть столь близкихъ разлучала.
             Мой мозгъ съ своимъ началомъ разлученъ
             И въ этомъ днѣ живетъ его начало:
   
             142. На мнѣ законъ возмездія свершенъ.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Десятый и послѣдній вертепъ.-- Поддѣлыватели металловъ.-- Встрѣча поэта съ нѣкоторыми современными ему алхимиками.

             1. Видъ разныхъ ранъ, въ безчисленномъ народѣ.
             Такъ полусвѣтъ прудъ мною заслонялъ,
             Что я готовъ заплакать былъ на сводѣ.
   
             4. Что смотришь ты?-- Виргилій мнѣ сказалъ --
             Зачѣмъ свой взоръ, до этихъ поръ, съ вершины
             Въ изрѣзаннымъ тѣнямъ ты приковалъ?
   
             7. Ты не смотрѣлъ такъ въ прежнія пучины;
             Иль думаешь всѣ души сосчитать
             На двадцати двухъ миляхъ той долины?
   
             10. Но времени мы не должны терять:
             Уже луна подъ вашими ногами,
             А многое еще намъ увидать!
   
             18. Когда-бъ ты зналъ -- въ отвѣтъ -- кто предъ глазами,
             То, можетъ быть, и самъ бы разрѣшилъ
             Подолѣе остаться мнѣ съ тѣнями.
   
             16. Вожатый шелъ, я вслѣдъ за нимъ спѣшилъ.
             Въ томъ мрачномъ рву, куда мой взоръ вперился,
             Чтобъ оправдать себя я говорилъ:
   
             19. Духъ одного изъ кровныхъ погрузился
             И, явственно я слышалъ, слезы льетъ:
             Онъ за грѣхи злой казни сподобился'
   
             22. Но думай -- вождь сказалъ -- о немъ впередъ;
             Остановись ты на другой печали,
             Пусть муки онъ заслуженно несетъ.
   
             25. Я видѣлъ самъ, какъ онъ, когда мы стали,
             Изъ-подъ моста да насъ перстомъ грозилъ;
             Кажись, его Джери дель-Велло звали.
   
             28. Ты такъ тогда альтфортцемъ занятъ былъ,
             Что лишь теперь, во время удаленья,
             На родича вниманье обратилъ.
   
             31. О добрый вождь, смерть эта безъ отмщенья!
             Мы ждемъ еще -- ему я отвѣчалъ --
             Хотя мы всѣ не чужды оскорбленья.
   
             31. Вотъ почему -- я такъ бы полагалъ --
             Не говоря со мной онъ удалился,
             Но оттого духъ даже жальче сталъ.
   
             37. Въ такихъ я съ нимъ разсказахъ дотащился
             До тѣхъ высотъ, межъ сумрачныхъ громадъ,
             Откуда ровъ при свѣтѣ намъ открылся.
   
             40. Когда же мы достигли до оградъ?
             Послѣдняго въ Мальбольдже заточенья,
             Гдѣ грѣшники предстали передъ взглядъ.
   
             43. Такъ былъ пронзенъ мой слухъ стрѣлой мученья
             Снабженною желѣзнымъ остріемъ,
             Что уши я зажалъ отъ сожалѣнья!
   
             46. Какъ будто въ августѣ, предъ сентябремъ.
             Собрали здѣсь больныхъ изъ Вальдикьяны
             Сардиніи и Марѳія кругомъ.
   
             49. Такъ много ихъ я видѣлъ средъ поляна!
             И смрадъ на ней сильнѣе обдавалъ.
             Чѣмъ даже вонь изъ нагноенной рана.
   
             52. Вотъ влѣво мы спустились съ длинныхъ сыа.ть
             На крайнюю ступень и взоръ свободнѣй
             До глубины во мракѣ проникалъ.
   
             55. Тутъ видѣлъ я дно страшной преисподней.
             Гдѣ за подлогъ судъ свыше изреченъ.
             Глашатаевъ ставъ благости Господней!
   
             58. Не думаю, чтобъ былъ грустнѣй сразимъ
             Несчастный людъ отверженной Эгины,
             Гдѣ воздухъ сталъ такъ сильно заразишь/
   
             61. Что гибло все, отъ червя до скотины!
             И выросъ вновь старинный родъ людей,
             Какъ говорятъ поэты злой годины.
   
             64: Изъ тѣхъ яицъ, что тащитъ муравей:
             Таковъ былъ видъ на сумрачной долинѣ,
             Заваленной тонной больныхъ тѣней.
   
             67. Кто животомъ, кто на спинѣ, въ ложбинѣ,
             Несчастнаго сосѣда отдыхалъ,
             А кто ползкомъ тянулся по пустынѣ.
   
             70. За шагомъ шагъ мы шли,-- я все молчалъ
             И, слушая, за жалкими больными,
             Немогшими подняться, наблюдалъ.
   
             73. И вяжу двухъ сидящихъ между ними,
             Спина съ спиной, какъ пара сковородъ,
             Съ ногъ до головъ подъ струпьями одними.
   
             76. Я не видалъ, чтобъ конюхъ у господъ
             Скребницею, съ ужасными зубцами,
             Такъ скребъ коня, въ пылу другихъ заботъ,
   
             79. Какъ грѣшники скребли себя когтями,
             Чтобъ бѣшенство унять чесотки злой,
             Но не могли смягчить ее предъ нами.
   
             82. И ногти ихъ сдирали струпъ порой,
             Какъ чешую со щуки пожъ сдираетъ.
             Иль съ прочихъ рябъ съ огромной чешуей.
   
             85. О ты -- съ однимъ вожатый начинаетъ --
             Кто самъ себя, какъ остріемъ клещей,
             Ужасными ногтями раздираетъ
   
             88. Кто изъ Латинъ, скажи мнѣ, межъ тѣней?
             И пусть на то, чтобъ раздирать вамъ спины
             Достанетъ здѣсь, во всѣ вѣка, ногтей!
   
             91. Ma оба, столь несчастные -- латины!
             Одинъ изъ нихъ намъ съ плачемъ отвѣчалъ:
             Но кто ты самъ спустившійся съ вершины?
   
             91. И вождь въ отвѣтъ: Спускаюсь я со скалъ,
             Сопутствуя вотъ этого живого,
             Чтобъ онъ весь адъ на опытѣ узналъ,
   
             97. Тутъ, отдѣлясь одинъ ужъ отъ другого,
             Всякъ съ трепетомъ въ вена свой взоръ вперилъ
             И вѣсть дошла до скопища больного.
   
             100. Наставникъ мой поближе приступилъ
             И мнѣ сказалъ: Поговори ты съ ними.
             И началъ я, чуть право получилъ:
   
             103. Когда и вы не сгладитесь съ другими,
             Изъ памяти признательныхъ друзей,
             То да живетъ вашъ подвигъ межъ своими!
   
             106. Скажите: кто вы? изъ какихъ людей?
             Пусть въ этомъ вамъ открыться не мѣшаетъ
             Казнь гнусная подъ тяжестью скорбей.
   
             109. Я изъ Арецо -- тѣнь намъ отвѣчаетъ --
             Мнѣ жаръ Альберъ сіенецъ присудилъ,
             Но не за то, за что мой духъ страдаетъ.
   
             112. Шутя предъ нимъ, я какъ-то говорилъ.
             Что я летать по воздуху умѣю,
             И захотѣлъ -- глупенекъ видно былъ --
   
             115. Онъ самъ сойтись съ наукою моею:
             Но какъ тогда Дедаломъ онъ не сталъ,
             То сжечь меня велѣлъ отцу злодѣю!
   
             118. Изъ десяти я въ крайній ровъ попалъ:
             За то Миносъ назначилъ казнь сильнѣе,
             Что нею алхимію я изучалъ.
   
             121. О, былъ ли кто -- я говорю -- смѣшнѣе
             И суетнѣй сіенцевъ сданныхъ лѣтъ?
             Ну, право, ихъ французы не пустѣе!
   
             124. И мнѣ другой прокаженный въ отвѣтъ:
             По исключишь навѣрное ты Стрику?
             Онъ уменьшилъ расходы на обѣдъ.
   
             127. И Никколо -- открывшаго гвоздику,--
             Ее въ саду онъ сталъ употреблять,
             Съ обычаемъ богатымъ ради шику.
   
             130. И тотъ кружокъ умѣвшій промотать
             Лѣсъ Уаччіа и замокъ д'Ашіано,
             Прячемъ Альберъ могъ умъ свой расточать.
   
             133. Но чтобъ узнать кто нынѣ изъ тумана
             Сіенцевъ такъ расхваливалъ съ тобой,
             Всмотрись въ меня отъ головы до стана,--
   
             136. Капоккіо увидишь предъ собой.
             Съ алхиміей, фальшивые металлы
             Я дѣлалъ такъ, что, согласись со мной,
   
             139. Межъ обезьянъ подобныхъ не бывало.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Продолженіе десятаго вертепа; различные виды подлога.-- Встрѣча съ Миррой, измѣнившей свою наружность.-- Мучительная жажда.-- Споръ одного изъ жаждущихъ съ грекомъ Синопомъ.

             1. Въ тѣ дни, когда, въ отмщеніе Семенѣ.
             Разгнѣвалась Юнона на Ѳивянъ
             И начала вредить имъ въ каждомъ дѣлѣ.
   
             4. Такъ Аѳамасъ, въ безуміи, сталъ рьянъ,
             Что увидавъ жену свою съ родными
             Младенцами у груди межъ гражданъ,
   
             7. Вскричалъ: скорѣй ставь сѣти передъ ними,
             Чтобъ львицу намъ со львятами поймать --
             И лапами жестокими своими
   
             10. Чуть онъ успѣлъ Леарха подобрать.
             Какъ объ утесъ разбилъ его на мѣстѣ --
             И лишь въ волнахъ съ другимъ спаслася мать.
   
             13. Или когда судьба, лишивши чести,
             Унизила троянъ въ краю родномъ
             И царь погибъ съ огромнымъ царствомъ вмѣстѣ:
   
             16. Несчастная Гекуба предъ врагомъ
             Увидѣла, какъ пала Поликсена
             И Полидоръ на берегу морскомъ;
   
             19. Въ отчаяньи она безумной стала,
             Отъ горести случилось это съ ней --
             И на враговъ собакой зарычала.
   
             22. Но никогда, сначала нашихъ дней,
             Ни у троянъ ни въ Ѳивахъ не терзали
             Съ такой злобой ни ближнихъ, нл звѣрей,
   
             25. Какую здѣсь двѣ тѣни показали.
             Какъ вырвавшись изъ хлѣва вепрь бѣжитъ,
             Такъ, блѣдныя, грызясь, онѣ бѣжали.
   
             28. Одной изъ нихъ Капоккіо ужь сбитъ;
             За гордо тѣнь вцѣпилася зубами
             И животомъ онъ землю бороздитъ!
   
             31. Аретинецъ трепещетъ передъ нами;
             Джанни Скикки, вотъ бѣшеный!-- вскричалъ --
             Онъ всѣхъ грызетъ; шатаясь межъ тѣнями.
   
             34. О если ты боишься,-- я сказалъ --
             Чтобъ и другой но сдѣлалъ оскорбленье,
             Скажи -- кто онъ, пока онъ не бѣжалъ?
   
             37. И духъ въ отвѣтъ: то древнее творенье;
             Да, Мирра такъ безнравственна была,
             Что и къ отцу питала увлеченье.
   
             40. Чтобъ впутать въ грѣхъ, она къ нему пришла
             Не подъ своей, а подъ иной личиной,
             Равно какъ тотъ, чья тѣнь сейчасъ ушла.
   
             43. Кобылу взявъ, онъ въ ролѣ, съ чуждой миной,
             Духовную по формѣ написалъ,
             Какъ бы Бузо Донати предъ кончиной.
   
             46. Какъ только я изъ виду потерялъ
             Двухъ бѣшеныхъ, мелькнувшихъ предъ глазами.
             Внимательно мой взоръ другихъ искалъ
   
             49. И одного увидѣлъ межъ тѣнями;
             Онъ, кажется бъ, на лютню походилъ.
             Когда бъ снять то, что сходится съ бедрами.
   
             52. Отъ водяной -- духъ члены измѣнилъ.
             И такъ какъ кровь его безъ обращенья.
             Животъ съ лицомъ несоотвѣтственъ былъ.
   
             55. Открывши ротъ, сгорая отъ мученья,
             Какъ чахнущій онъ жаждой истомленъ --
             Съ засохшими губами безъ движенья.
   
             58. О вы. кого не казнь -- промолвилъ онъ --
             Въ міръ горести ведетъ (за что не знаю).
             Да будетъ взоръ сюда вашъ обращенъ.
   
             61. Всмотритесь вы въ Адама -- умоляю!
             Я все имѣлъ, когда я былъ живой,
             А здѣсь -- увы!-- одной воды желаю!
   
             64. Ручьи въ Арно, прозрачною струей,
             Въ Казентино съ холмовъ зеленыхъ льются
             И роютъ ровъ холодный и сырой.
   
             67. Теперь они передо мною вьются,
             Но чудный видъ терзать сильнѣе сталъ.
             Чѣмъ муки тѣ. что мнѣ тутъ достаются.*
   
             70. Судъ праведный орудіемъ избралъ,
             Карая зло во мнѣ, всю мѣстность ату",
             Чтобъ я, какъ мѣхъ, безъ устали вздыхалъ.
   
             73. Въ Роменѣ я поддѣлывалъ монету,
             Прикладывалъ Крестителя печать
             И прахъ за то, сожженный, бросилъ свѣту.
   
             76. Но если бъ мотъ я Гвидо отыскать,
             Иль жалкаго тутъ Александра съ братомъ --
             И Бранды водъ не сталъ бы я желать!
   
             79. Одинъ изъ нихъ уже во рву проклятомъ,
             Когда въ бреду Соки мнѣ не солгалъ,
             Чтожъ изъ того?-- я связанъ супостатомъ!
   
             82. И если-бъ я настолько легокъ сталъ,
             Что, во сто лѣтъ, могъ дюймъ пройдти, не болѣ;
             То и тогда бы путь я предпринялъ,
   
             85. Чтобъ видѣть ихъ въ ужасной, жалкой долѣ,
             Хотя здѣсь -- миль одинадцать длиной,
             А въ ширину пол-мили скорби поле.
   
             88. За нихъ томлюсь я съ этою семьёй.
             По просьбѣ ихъ поддѣлывалъ флорины,
             Впуская мѣдь до трехъ каратъ порой.
   
             91. Кто -- я спросилъ -- тѣ двое средь долины,
             Съ которыхъ паръ, какъ съ мокрыхъ рукъ валитъ,
             И что лежатъ, къ тебѣ прижавши спины?
   
             94: Та парочка -- въ отвѣту.-- съ тѣхъ поръ молчитъ.
             Какъ въ этотъ ровъ душа моя упала,
             И вѣчно такъ, не движась, пролежитъ:
   
             97. Іосифа одна оклеветала,
             А лжецъ Синопъ, троянскій грекъ -- другой;
             Горячка ихъ зловопная связала.
   
             100. Коварный грекъ, обидясь клеветой.
             Какъ это мнѣ въ то время показалось,
             Хвать кулакомъ по брюху съ водяной!
   
             103. Какъ барабанъ, вдругъ брюхо отозвалось;
             Адамъ въ лицо рукой его хватилъ,
             И эта пядь нелегкой оказалась.
   
             106. Хоть не могу я двигаться -- вопилъ --
             Съ тяжелыми тутъ членами своими,
             Но при нуждѣ бъ рукахъ довольно силъ!
   
             109. Тотъ отвѣчалъ: не такъ владѣлъ ты ими,
             Какъ на костеръ, осужденный, шагалъ,
             Но для монетъ ты былъ половче съ ними!
   
             112.И гидропатъ; на этотъ разъ не лгалъ;
             Когда-жъ пришли разспрашивать трояне,
             Навѣрное ты правды не сказалъ.
   
             115. Во лжи моей слова: въ твоемъ обманѣ
             Кричитъ Синонъ -- фальшь гнусная монетъ.
             И бѣса ты перехитрилъ заранѣ!
   
             118. Коварный лгунъ!-- брюхачъ въ отвѣть --
             А конь тебѣ не можетъ быть укоромъ?
             Твой грѣхъ узналъ и осудилъ весь свѣтъ!
   
             121. А ты казнись -- грекъ говоритъ -- позоромъ
             И треснувшимъ отъ жажды языкомъ,
             И гнилью той, что брюхо претъ заборомъ!
   
             124. Ты для одной ругни съ открытымъ ртомъ --
             Опять ему монетчикъ возражаетъ --
             И если я со вздутымъ животомъ.
   
             127. Такъ и твоя-жъ головушка пылаетъ!
             И ты-бъ лизнулъ Нарцисовыхъ зеркалъ,
             Хотя къ тому никто не принуждаетъ. "
   
             130. Внимательно я споръ ихъ наблюдалъ.
             Эй, берегись, чтобъ я не разсердился!
             Наставникъ мой внезапно закричалъ.
   
             133. Отъ гнѣвныхъ словъ невольно я смутился,
             Да и теперь припомнилъ со стадомъ,
             Что предъ враждой лгуновъ остановился.
   
             136. Какъ человѣкъ, объятый страшнымъ сномъ,
             Надѣется, что это только грезы
             И молится сомнительно о томъ,
   
             139. Такъ молча я стоялъ, скрывая слезы.
             Хотѣлъ было прощенія просить.
             Не думая, что нѣтъ уже угрозы.
   
             142. И болѣе возможно искупить --
             Сказалъ мой вождь -- съ меньшимъ стыдомъ во взорѣ:
             А потому покоенъ можешь быть.
   
             145. Но если споръ случится снова вскорѣ,
             То вспомни ты, что я съ тобой тогда,
             И что желать присутствовать при ссорѣ
   
             148. Есть низкое желанье завсегда.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ

Видъ ужасныхъ гигантовъ. Антей обоихъ поэтовъ спускаетъ на дно колодца, который отдиллеть восьмой кругъ отъ девятаго.

             1. Ужь тотъ языкъ, что сдѣлалъ уязвленье
             И на щекахъ, подъ красной, вызвалъ стыдъ,
             Мгновенно мнѣ доставилъ исцѣленье.
   
             4. Такъ Ахилесъ -- преданье говорить --
             Сперва копьемъ Пелеевымъ, бывало,
             Пробьетъ насквозь, а подлѣ исцѣлитъ.
   
             7. Уже за мной долина бѣдъ лежала,
             И мы прошли въ безмолвьи гробовомъ,
             Тамъ, гдѣ ее окраина окружала.
   
             10. Было свѣтлѣй, чѣмъ въ ночь, темнѣй, чѣмъ днемъ,
             Далеко въ глубь не проникало зрѣнье,
             Но слышалъ я такой изъ рога громъ.
   
             13. Что передъ нимъ охрипло бъ разрушенье!
             И этотъ звукъ, увлекши за собой,
             Направя взоръ, привелъ меня въ смущенье.
   
             16. Ужаснѣе его и, въ страшный бой,
             Гдѣ славный Карлъ терялъ святое дѣло,
             Не издавалъ Роландъ своей трубой.
   
             19. Чуть голову свою я поднялъ смѣло,
             Какъ нѣсколько вдругъ башенъ увидалъ.
             Наставникъ, чья обитель забѣлѣла?--
   
             22. Я далъ вопросъ -- я онъ мнѣ отвѣчалъ:
             Пустой обманъ, одно воображенье,
             Ты издали провидѣть мракъ желалъ.
   
             25. Дойдя, поймешь, какъ часто отдаленье,
             Для вашихъ чувствъ, видъ ложный придаетъ;
             Но ускоря шаги -- имѣй терпѣнье.
   
             28. И за руку онъ ласково беретъ
             И говоритъ: чтобъ не быть край такъ страшенъ
             Узнай сперва, чѣмъ двинемся впередъ:
   
             31. Передъ тобой не рядъ огромныхъ башенъ,--
             Гигантовъ строй по поясъ погруженъ
             У береговъ колодца грустныхъ пашенъ.
   
             34. Какъ сквозь туманъ, когда онъ разрѣженъ,
             Глазъ смотритъ вдаль, предметы различая,
             Хотя еще паръ въ воздухѣ сгущенъ,--
   
             37. Такъ темное пространство проницая
             И подходя къ колодцу, замѣчалъ
             Я свой обманъ, весь ужасъ ощущая!
   
             40. Какъ на горѣ, бѣлѣя черезъ валъ,
             Съ бойницами стоитъ Монтерджіоне,
             Такъ у краевъ колодезь окружалъ
   
             43. Гигантовъ строй, поставленный на склонѣ.
             Юпитеръ имъ и нынѣ съ облаковъ
             Грозить, гремя перунами на тропѣ.
   
             46. Уже, въ одномъ изъ этихъ гайдуковъ,
             Лицо, плеча, животъ опредѣлился,
             Начало ногъ и руки вдоль боковъ.
   
             49. Какъ хорошо, что міръ патъ измѣнился:
             Такихъ верзилъ природа не даетъ
             И палачей подобныхъ Марсъ лишился!
   
             52. Она слоновъ и китовъ создаетъ.
             Но, кажется, размысливъ самъ съ собою,
             Тутъ каждый въ томъ премудрость сознаетъ:
   
             55. Когда бы умъ сплотился со злобою.
             И съ силою ужасной для людей,
             То не было-бъ защиты предъ бѣдою!
   
             58. Его лицо казалось мнѣ длиннѣй,
             Чѣмъ въ Римѣ маковка Петра святого,
             А прочее все соразмѣрно съ ней.
   
             61. Отъ грозныхъ скалъ, у сумрака ночного,
             Такъ высоко онъ поднялся надъ рвомъ,
             Что не моми-бъ, одинъ ставъ на гругого,
   
             64. Три фридланца достичь кудрей на пелъ
             До дна было, сверхъ тридцати, двѣ пальмы
             Отъ страшныхъ плечъ съ подвязаннымъ плащомъ.
   
             67. Raphel mai aniech izabialmi!
             Огромный зѣвъ предъ нами зарычалъ,
             Не могъ воспѣть онъ сладостнѣе псалмы!
   
             70. И, обратясь къ нему, мой вождь сказалъ:
             Безумный дулъ! Бери свой рогъ скорѣе,
             Уйми имъ гнѣвъ, когда онъ мучить сталъ.
   
             73. Ищи -- и ты найдешь ремень на шеѣ;
             Вотъ на груди виситъ твой рогъ на немъ --
             Да будь же ты, помѣшанный, живѣе!
   
             76. Самъ виноватъ -- прибавилъ онъ потомъ--
             Гигантъ -- Немвродъ: черезъ него -- ужасно!
             Міръ говоритъ различнымъ языкомъ.
   
             79. Оставь его, не тратя словъ напрасно:
             Какъ онъ ничей языкъ ужь не дойметъ,
             Такъ для другихъ болтаетъ самъ не ясно.
   
             82. Тутъ двинулись налѣво мы въ обходъ
             И встрѣтили, на выстрѣлъ самострѣла,
             Другую тѣнь еще страшнѣй, чѣмъ тотъ.
   
             85. Не знаю, чья тамъ власть скрутить умѣла?
             Грудь съ лѣвою обвязана рукой,
             А правая на корпусомъ висѣла.
   
             88. Отъ шеи шли звѣна цѣпи стальной;--
             Она пять разъ спирально обвивала,
             Ужаснаго гиганта предо мной,
   
             91. Надменная его душа желала
             Помѣриться съ Юпитеромъ самимъ --
             Сказалъ мой вождь -- и вотъ., что здѣсь стяжала!
   
             91. То Эфіальтъ; по подвигамъ своимъ
             Онъ былъ великъ, ведя войну съ богами,
             Теперь, безъ рукъ, предъ смертнымъ недвижимъ!
   
             97. И говорю: скажи, гдѣ можетъ съ нами
             Здѣсь встрѣтиться могучій Бріарей?
             Увижу-ль тѣнь своими я глазами?
   
             100. Вождь отвѣчалъ: недалеко Антей,
             Онъ говоритъ -- свободенъ совершенно,
             И насъ съ тобой снесетъ на дно скорбей.
   
             103. Но тотъ, кого желаешь непремѣнно
             Найти, теперь -- вдали, скрученъ надъ рвомъ
             И видъ его свирѣпѣй несравненно.
   
             106. И никогда землетрясеній громъ
             Не потрясалъ съ такою силой башенъ.
             Какъ Эфіальтъ задвигался кругомъ!
   
             109. Такъ смерти часъ еще мнѣ не былъ страшенъ:
             Я далъ бы мертвъ, когда-бъ не увидалъ
             На немъ ту цѣпь, какой онъ былъ украшенъ!
   
             112. Идемъ,-- я я передъ Антеемъ сталъ:
             Изъ пропасти въ пять аддъ онъ показался,--
             Я головы при этомъ не считалъ.
   
             115. О ты, что въ той долинѣ отличался,
             Гдѣ Сципіонъ со славой сбилъ враговъ,
             А Аниибалъ бѣжавшимъ оказался,--
   
             118. Гдѣ въ добычу взялъ тысячу ты львовъ!
             О комъ еще молва есть межъ людями.
             Что если-бъ былъ въ рядахъ земли сыновъ,
   
             121. То этотъ бой остался бы за вами!
             Не откажись снести въ глубь бездны насъ,
             Туда, гдѣ весь Копитъ окованъ льдами.
   
             121. Не отсылай къ Тифею въ этотъ разъ
             И просьбъ твоихъ мой спутникъ не оставитъ.
             Ну, наклонись скорѣй, не щурь такъ глазъ.
   
             127. Онъ имя тамъ твое еще прославитъ --
             Затѣмъ, что живъ и долго проживетъ,
             Пока къ себѣ Всевышній не направитъ.
   
             130. Сказалъ поэтъ, тѣнь руки подаетъ --
             Извѣдалъ ихъ Гераклъ предъ цѣлымъ свѣтомъ --
             И моего вожатого беретъ.
   
             133. Виргилій мнѣ тогда сказалъ при этомъ:
             Приблизься ты, чтобъ могъ тебя я взять --
             И я одинъ составилъ грузъ съ поэтомъ.
   
             136. Когда хотимъ предъ Каризендой, стать,
             Намъ кажется: спѣшить она склониться,
             Чтобъ облако летящее встрѣчать,--
   
             139. Такъ эта тѣнь, склонившись, къ намъ стремится:
             Но въ вѣчный мракъ, съ смущенною душой,
             Хотѣлъ-бы я другимъ путемъ спуститься.
   
             142. Насъ Атеней спустилъ въ глубь бездны той,
             Гдѣ самъ Люцифръ съ Іудой помѣщался
             И сталъ уже не съ согнутой спиной,
   
             145. А, выпрямясь, какъ мачта возвышался.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Десятый и послѣдній кругъ: предатели, погруженные въ ледъ. Раздѣленіе круга на четыре яруса, въ которыхъ заключаются измѣнившіе родителямъ, отечеству, друзьямъ и благодѣтелямъ. Данте встрѣчается со многими изъ своихъ современниковъ.

             1. Будь жестче стихъ, хриплѣе выраженья,
             Приличныя для страшной бездны той,
             Надъ коей всѣ другія отдѣленья,
   
             4. Я выдалъ бы весь сокъ изъ мысли злой;
             Но у меня нѣтъ силы вожделѣнной
             И съ трепетомъ веду разсказъ я свой.
   
             7. Не шутка дно представить всей вселенной
             И не дѣтямъ, начавшимъ лепетать:
             "Папа", "мама", съ улыбкой неизмѣнной.
   
             10. Но съ дѣвами пѣснь вызову опять,
             Какъ Амфіонъ надъ фиѳкими стѣнами,
             Чтобъ истину и правду воспѣвать.
   
             13. О, злая чернь! вы встрѣтилася съ нами,
             Въ такихъ мѣстахъ, что страшно вспомнить мнѣ!
             Ахъ. лучше бъ вамъ быть на землѣ козлами!
   
             16. Въ колодцѣ мы. на этомъ мрачномъ днѣ,
             Что великанъ имѣлъ ужь подъ собою.
             Но все еще я обращенъ къ стѣнѣ.
   
             19. Вдругъ чей-то крикъ раздался предо мною:
             Смотри ты въ низъ; межъ братьями иди,
             Но ихъ головъ не попирай пятою!
   
             22. И, обратясь, я вижу назади
             То озеро, съ поверхностью льдяною,
             Что, какъ стекло, блестѣло на пути.
   
             25. Ни въ Австрія Дунай, струясь зимою.
             Ни Танаисъ въ странѣ, гдѣ вѣчно мгла.
             Не связаны столь плотной пеленою,
   
             28. Какая здѣсь разостлана была.
             Свались на низъ Тимберникь, Пьетропана,
             Она бъ и ихъ не треснувши снесла.
   
             31. Какъ квакая, лягушка изъ бурьяна.
             Вверхъ мордочкой торчитъ, въ тѣ дни, когда
             О колоскахъ мечтать крестьянкѣ рано,
   
             34. Такъ до лица, до вывѣски стада,
             Толпа тѣней во льду зубъ въ зубъ щелкала,
             Какъ аисты порою у гнѣзда.
   
             37. Въ низъ головы ватага душъ склоняла;
             О холодѣ ихъ ротъ напоминалъ,
             А скорбь сердецъ со взоровъ выступала!
   
             40. Взглянувши въ низъ, у ногъ я увидалъ
             Двухъ грѣшниковъ, столь сжатыхъ межъ собою,
             Что волосы ихъ вѣтръ перемѣшалъ.
   
             43. Вы кто?-- спросилъ -- откройте предо мною.
             Къ нему, стѣснясь грудь съ грудью, вы сошлись?
             И на вопросъ приподнятъ взоръ съ тоскою.
   
             46. Изъ глазъ, было, слезъ капли прорвались,
             До самыхъ губъ дошли и тутъ онѣ застыли,
             И губы въ ледъ, сомкнувшись, облеклись;
   
             49. Такъ досокъ двухъ и скобы бъ не скрѣпили!
             И грѣшники, сраженные злобой,
             Какъ два козла, другъ друга лбами били!
   
             52. Съ отмерзшими ушами предо мной
             Еще одинъ отозвался въ томъ строй:
             Зачѣмъ глядишь ты съ дерзостью такой?
   
             55. Иль хочешь ты узнать, это эти двое?
             Въ долинѣ, гдѣ Бизенціо течетъ,
             Альберто, ихъ отецъ, велъ жизнь въ покоѣ.
   
             58. Два призрака -- одной утробы плодъ;
             И не найдешь души, во всей Каинѣ,
             Чтобъ болѣе здѣсь заслужила ледъ.
   
             61. Ни тотъ, чью грудь, забывъ о сынѣ.
             Артуръ насквозь своей рукой пронзилъ.
             Ни Фокаччья, ни тотъ, что взоръ мои нынѣ.
   
             64. Передъ тобой, затылкомъ заслонилъ,--
             Его зовутъ Сассоло Маскерови:
             Тосканецъ ты,-- такъ знаешь, чѣмъ онъ былъ.
   
             67. Узнай, что я Пацни де-Камичіони,
             И буду здѣсь Кардано ожидать:
             Мой грѣхъ предъ нимъ забудутъ въ этой топѣ.
   
             70. И сталъ я тму собачьихъ мордъ встрѣчать:
             Отъ. холода онѣ всѣ посинѣли,
             Но, вспомни ледъ, я началъ самъ дрожать.
   
             73. И двигаясь тутъ къ центру -- нашей пѣли,
             Куда влекутъ всѣ тяжести раба,
             На вѣчномъ льду, мы оба леденѣли.
   
             76. Не знаю, какъ -- то случай иль судьба.
             Что проходя межъ этими башками,
             Я у одной дотронулся до лба?
   
             79. Взревѣла тѣнь: за что топтать ногами?
             Когда не мстишь за Монт-Алерти мнѣ,
             То для чего глумишься ты надъ нами?
   
             82. О вождь! постой -- вскричалъ я -- въ сторонѣ;
             Хочу о немъ я выйти изъ сомнѣнья;
             Потомъ пойду, какъ хочешь, въ тишинѣ.
   
             85. Вожатый сталъ и, съ чувствомъ сожалѣнья,
             Бранившаго еще я перервалъ:
             Кто тутъ меня коритъ безъ снисхожденья?
   
             88. А самъ ты кто?-- ушибленный вскричалъ:
             По лицамъ такъ проходишь Антенору,
             Что и живой ихъ такъ бы не помялъ!
   
             91. Да, я живой,-- и если слава впору.
             То и тебя -- въ отвѣтъ -- я запишу,
             Межъ славныхъ душъ, кончая пашу ссору.
   
             94. На это онъ: противнаго прошу;
             Прочь отойди! Не мучь меня ты долѣ.
             И здѣсь я лесть плохую не сношу!
   
             97. Такъ скажешь же мнѣ имя по неволѣ!
             Я произнесъ и за косу схватилъ,--
             Иль у тебя волосъ не будетъ болѣ!
   
             100. Ты можешь все -- онъ снова возразилъ --
             Но не скажусь, а скроюсь предъ тобою,
             Хотя-бъ мою ты голову пробилъ.
   
             103. И-въ волосы вцѣпился я рукою!
             И не одну изъ нихъ ужь вырвалъ прядь,
             Пока, склонясь, онъ лаялъ предо мною.
   
             106. Что ты, Бокка?-- тутъ сталъ другой кричать,--
             Иль для тебя зубами щелкать мало,
             Что лаешь такъ? Иль началъ чортъ трепать?
   
             109. Теперь, злодѣй -- сказалъ я -- все пропало!
             Не говори, я вѣрно передамъ,
             Все то, него къ стыду не доставало.
   
             112. Прочь!-- онъ въ отвѣтъ -- болтай, что хочешь тамъ;
             Но не забудь, что будетъ мнѣ отрадно,
             Чей тутъ языкъ повысказался самъ.
   
             115.3а золото онъ съ Франціей жилъ ладно
             И только здѣсь осужденъ слезы лить,
             Дувра таитъ скажи -- гдѣ всѣмъ прохладно;
   
             118. Съ нимъ о другихъ могу я сообщить:
             Вотъ Беккерій, что голову такъ смѣло
             Шелъ подъ топоръ въ Флоренціи сложить.
   
             121. Вотъ Ганелонъ, Содьданьеръ, Тебальделло:
             Въ Фаэнцу онъ, когда весь городъ спалъ,
             Впустилъ врага и этимъ кончилъ дѣло.
   
             124. Мы отошли; я въ ямѣ увидалъ
             Замерзшихъ двухъ: какъ шапкой, головою
             Одинъ изъ нихъ другого покрывалъ.
   
             127. И какъ грызетъ голодный хлѣбъ порою,
             Такъ бывшій сверхъ весь рядъ зубовъ вонзалъ
             Туда, гдѣ мозгъ въ затылкѣ подъ плевою.
   
             130. Нѣтъ, не съ такимъ презрѣньемъ объѣдалъ
             Тидей виски Меналипа, у гроба,
             Какъ черепъ онъ до мозга, прогрызалъ!
   
             133. О ты,-- вскричалъ -- чья въ этомъ мірѣ злоба,
             Такъ ненависть успѣла доказать,
             Скажи, за что -- и кто такіе оба?
   
             136. Да злая васъ я могъ бы передать --
             О мщеніи и преступленьи снова
             И за тебя въ томъ мірѣ сталъ карать,
   
             139. Пока языкъ мой не изсохъ отъ слова!
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Графъ Уголино.-- Третій вертепъ девятаго круга.-- Поэтъ изображаетъ души живыхъ, заключенныхъ въ скважины ада.

             1. Отведши ротъ отъ пищи, въ гнѣвѣ пылкомъ,
             Тотъ грѣшникъ кровь о волосы отеръ
             Ни головѣ съ объѣденнымъ затылкомъ.
   
             4. Потомъ сказалъ: та хочешь, мнѣ въ укоръ,
             Поднять ту грусть, что я забыть не смѣю,
             Что сердце жметъ, чуть вспомню съ давнихъ норъ.
   
             7. По ежели изъ словъ м?ихъ злодѣю,
             Какъ изъ зерна позоря плодъ взростетъ,
             То съ ними я и слезъ не пожалѣю'
   
             10. Не знаю, какъ и кто тебя ведетъ;
             Но кажется я слышу флорентина
             И это мнѣ надежду придаетъ.
   
             13. Такъ знай же ты, что графъ я Уголино;
             А онъ Руджьеръ, архіепископъ былъ,
             И нашего сосѣдства -- вотъ причина:
   
             16. Нѣтъ нужды тутъ, чтобъ вамъ я сообщилъ,
             Какъ сдѣлался я жертвой обольщенья
             И какъ меня, схвативъ, онъ умертвилъ;
   
             19. Но разскажу, не скрою преступленья,
             Какъ страшно я погибъ; скажи ты самъ:
             Могло ли быть ужаснѣй оскорбленья?
   
             22. Въ отверстіе, въ щель клѣтки данной намъ,
             Что башней голода молва нашла --
             Ахъ, многіе еще томятся тамъ!--
   
             25. Уже не разъ луна насъ освѣщала.
             Вдругъ вижу сонъ,-- такіе сны норой
             Съ грядущаго срываютъ покрывало.
   
             28, Приснился мнѣ вождемъ Руджьери мой:
             Онъ гналъ волка съ волчатами подъ гору --
             Видъ Дукки скрытъ предъ Пизой той горой.
   
             31. За нимъ скакалъ Гваланди, въ эту пору,
             Сисмондъ, Ланфранъ, имѣя тощихъ псовъ
             Уже давно пріученную свору.
   
             34. Вотъ на бѣгу, чрезъ нѣсколько шаговъ,
             Какъ снялось мнѣ, отецъ съ дѣтьми пристали --
             И псы въ бока вонзаютъ рядъ зубовъ!
   
             37. Я до зари проснулся,-- дѣти спали,--
             И услыхалъ, какъ, бѣдныя, во снѣ
             Дать хлѣба имъ, рыдая, умоляли.
   
             40. Какъ ты жестокъ: все что грозило мнѣ
             Не вызвало въ душѣ твоей волненье!--
             И если слезъ тутъ нѣтъ, такъ гдѣ жъ онѣ?
   
             43. Ужь встали мы -- на горе пробужденье!--
             Обычный часъ обѣда наступалъ,
             Но -- помня сонъ -- насъ мучило сомнѣнье.
   
             46. И вдругъ я стукъ у башни услыхалъ --
             И входъ забитъ! я посмотрѣлъ съ тоскою,
             Въ лицо дѣтямъ -- и неподвиженъ сталъ!
   
             49. Не влачу я,-- окаменѣлъ душою,
             Они-жъ -- въ слезахъ, и Ансельмуччьо мой
             Мнѣ говоритъ: отецъ нашъ, что съ тобою?
   
             52. Не зарыдалъ и тутъ передъ семьей!
             Весь день, всю ночь сижу я безъ отвѣта,
             Пока взошло свѣтило надъ землей.
   
             55. Когда жъ въ тюрьму прокрался лучъ разсвѣта
             И въ четырехъ я лицахъ увидалъ,
             То, что въ моемъ ничѣмъ ужь не согрѣто,
   
             58. Съ отчаянья я руки искусалъ!
             И, думая, что это отъ желанья
             Съѣсть что-нибудь, изъ дѣтокъ каждый всталъ
   
             61. И говорятъ: отецъ, для насъ страданья
             Свои сноснѣй,-- позволь намъ нищей быть,
             Ты далъ намъ плоть, возьми безъ содроганья!
   
             64. Я я затихъ, чтобъ ихъ не огорчить.
             Весь день,-- два дня молчимъ въ тюрьмѣ ужасной;
             Ахъ, и земля насъ не хотѣла скрыть!
   
             67. Когда жъ насталъ четвертый день злосчастной.
             То Гиддо мой, упавъ къ ногамъ моимъ,
             Дай помощь мнѣ -- вскричалъ -- отецъ несчастной!
   
             70. И умеръ онъ; одинъ тутъ за другимъ.
             Въ моихъ глазахъ, такъ трое умираетъ
             Межъ пятымъ днемъ и гибельнымъ шестымъ!
   
             73. Ужь я ослѣпъ; одинъ скелетъ блуждаетъ!
             Три дня зоветъ ушедшихъ въ вебеса...
             Потомъ... по скорбь мой голодъ побѣждаетъ!
   
             76. Окончилъ онъ -- я покосилъ глаза,
             И черепъ вновь схватилъ съ злобой ужасной
             И началъ грызть съ остервенѣньемъ пса!
   
             79. О Пиза! стыдъ племенъ страны прекрасной,
             Гдѣ слово "si" такъ сладостно звучитъ,
             Коль кары нѣтъ въ сосѣдяхъ безпристрастной!..
   
             82. Пусть двинется къ Арно и запрудятъ
             Съ Горгоньею Капрая входъ плотиной,
             И пусть рѣка всѣхъ гражданъ поглотитъ!
   
             85. Положимъ, въ томъ виновенъ Уголино,
             Что крѣпости предательски онъ сдалъ,
             За что же казнены четыре сына?
   
             88. Судъ новыхъ Ѳивъ! Вамъ возрастъ доказалъ
             Невинность всю Угуччіо, Брагаты
             И этихъ двухъ, что въ пѣснѣ я назвалъ!
   
             91. Пройдя впередъ, мы стали тамъ, гдѣ сжаты
             Толпы другихъ тѣней ужаснымъ льдомъ:
             Внизъ головой былъ этотъ людъ проклятый.
   
             94. И слезы ихъ, пролитыя ручьемъ,
             Задержаны замерзшими слезами;
             Отлившись скорбь отъ глазъ, сильнѣй потомъ.
   
             97. Чуть сдѣлались потока слёзъ кусками,
             Покрылися глазницы до бровей
             Наличникомъ хрустальнымъ передъ нами.
   
             100. Хотя тогда отъ стужи, межъ тѣней,
             Вся ножа вдругъ одѣлася корою
             И чувственность съ лица ушла подъ ней,
   
             103. Однако вѣтръ я слышалъ предъ собою,
             Наставникъ -- говорю -- я полагалъ,
             Что паръ густой недвижимъ подъ землею.
   
             106. Сейчасъ придемъ туда -- онъ отвѣчалъ --
             Гдѣ ты найдешь отвѣтъ передъ глазами.
             Увидишь самъ, кто вѣтеръ поднималъ.
   
             109. Одинъ горюнъ со льда кричитъ за нами;
             О души тѣ. что въ крайній изъ круговъ
             Низвержены жестокими грѣхами!
   
             112. Сорвите съ глазъ моихъ льдяной покровъ,
             Чтобъ сердца могъ я облегчить страданье,
             Пока слеза въ нихъ не замерзнетъ вновь.
   
             115. И говорю: исполню я желанье;
             Скажи -- кто ты? Когда жъ не сдерну ледъ
             Пусть въ ледникѣ приму я наказанье.
   
             118. Въ отвѣть: я фра Альбериго, я тотъ.
             Что вмѣсто фигъ ѣсть финикъ повсемѣстно,--
             Чей вертоградъ дурной приноситъ плодъ!
   
             121. Какъ? умеръ ты!-- спросилъ я.-- Неизвѣстно,--
             Онъ отвѣчалъ -- какъ сдѣлалъ я скачекъ,
             Но тѣло тамъ живетъ еще чудесно.
   
             124. Тѣмъ выгоденъ вотъ этотъ уголокъ,
             Что тутъ душа пасть можетъ въ Птоломею
             Сперва, чѣмъ дастъ ей Атропа толчекъ!
   
             127. Чтобъ, сжались ты надъ участью моею,
             Скорѣй отъ слезъ глаза мои отеръ,
             Скажу, что чуть предательства затѣю,
   
             130. Мы совершимъ -- въ чемъ былъ и мой позоръ --
             Немедленно, плоть нашу бѣсъ жестокой
             Беретъ къ себѣ въ опеку, подъ надзоръ,
   
             133. И падаетъ душа въ ледникъ глубокой!
             Еще вверху тамъ плоть того живетъ.
             Чей духъ за мной томится одинокой;
   
             136. Ты зналъ его предъ спускомъ въ нашъ приходъ;
             Серъ Бранка д'Орія грѣшитъ ужасно:
             Ужь много лѣтъ, какъ заключенъ онъ въ ледъ.
   
             139. Мнѣ кажется, ты говоришь пристрастно:
             Серъ Бранка живъ, одѣтъ -- я отвѣчалъ --
             И ѣстъ, и пьетъ, и даже спитъ прекрасно.
   
             142. Еще въ тотъ ровъ, къ Мальбранке не попалъ
             Мигель Цааке, гдѣ многихъ нѣтъ доселѣ
             И гдѣ для нихъ кипитъ енола въ отвалъ,
   
             145. Какъ бѣса онъ -- въ отвѣтъ -- оставилъ въ тѣлѣ
             И поселилъ его въ плоти другой --
             Ближайшаго собрата въ гнусномъ дѣлѣ.
   
             148. Теперь протри глаза мои рукой.
             Но не открылъ я глазъ, и благороденъ
             Поступокъ съ нимъ неблагородный мой!
   
             151. О Генуя! съ тобой порокъ лишь сроденъ!
             Браги добра, исполненные золъ,
             Когда отъ васъ нашъ будетъ міръ свободенъ?
   
             154. Романца духъ тутъ рядомъ я зашелъ
             Съ однимъ изъ васъ; съ развратнѣйшей душою
             Уже въ Коцитъ купаться онъ пришелъ,
   
             157. Тогда какъ плоть тамъ кажется живою!
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

СОДЕРЖАНІЕ.

Послѣлняя глубь ада.-- Центръ вселенной, гдѣ неизмѣримый Люциферъ своими объятіями служить подпорой всей преисподней.-- Казнь за предательство благодѣтелей. Встрѣча съ Іудой, Брутомъ и Кассіемъ.-- Удивленіе Данте при выходѣ изъ нѣдръ земли и его подъемъ къ противоположной эмисферѣ.

             1. Vexilla rugis prodeunt inferni
             Напротивъ насъ!-- наставникъ говоритъ --
             Всмотрись, и ты различишь ихъ межъ черни.
   
             4. Какъ въ пору ту, когда туманъ лежитъ
             И всѣ поля подъ эмисферой скрыты,
             На высотѣ вѣтръ мельницей вертитъ,
   
             7. Такъ, я вдали увидѣлъ зданья плиты,
             И отъ вѣтровъ укрылся за вождемъ;
             Другой уже тутъ не было защиты.
   
             10. И вотъ я тамъ (боюсь сказать стихомъ),
             Гдѣ втерты въ ледъ всѣ тѣни въ заточеньи,
             Прозрачнѣй, чѣмъ зародышъ подъ стекломъ;
   
             13. Тѣ лежа, тѣ въ отвѣсномъ положеньи.
             Кто вверхъ, а кто ногами внизъ торчитъ.
             Иной, какъ лукъ, согнутъ къ ногамъ въ мученьи.
   
             16. Мы двинулись впередъ, я вождь спѣшитъ
             Мнѣ указать то страшное созданье,
             Что нѣкогда имѣло чудный видъ!
   
             19. Стать впереди онъ далъ мнѣ приказанье
             Вотъ Дите -- говоритъ -- вотъ край, мой другъ,
             Гдѣ снова ты будь бодръ -- удвой вниманье.
   
             22. Какъ я продрогъ, какъ голосъ замеръ вдругъ --
             Не спрашивай, читатель, описанья:
             Безсиленъ словъ моихъ ничтожный кругъ.
   
             25. Ни мертвъ, ни живъ!... Коль есть въ тебѣ познанья.
             Суди ты самъ, что сталося со мной,
             Не встрѣтя смерть, лишась всего сознанья!
   
             28. Царь царства слезъ съ печалью и тоской
             До полгруди со льда къ намъ показался.
             Съ гигантомъ ростъ скорѣй я смѣрю свой.
   
             31. Чѣмъ великанъ съ рукой его бъ сравнялся!
             Поэтому, представь каковъ онъ былъ.
             Когда во всѣхъ частяхъ соразмѣрялся.
   
             34. И если такъ онъ былъ прекрасенъ, милъ,
             Какъ непригожъ передъ Творцомъ въ гордынѣ.
             То истинно здѣсь скорбь изобразилъ.
   
             37. О, дивный видъ ужасенъ Дисъ въ пучинѣ!
             Тутъ три лица на немъ я увидалъ!
             Одно было багровое, въ срединѣ,
   
             40. Два остальныхъ онъ по бокамъ держалъ.
             И каждое противъ плечей равнялось,
             И всѣхъ ихъ лобъ вверху соединялъ!
   
             43. У праваго -- цвѣтъ желто-бѣлъ, казалось,
             А лѣвое было, какъ ночи мгла,
             Какъ люди странъ, гдѣ Нилъ-рѣка простлалась.
   
             46. Подъ каждымъ два громаднѣйшихъ крыла;
             Такихъ вѣтрилъ и въ морѣ не встрѣчали,
             Какъ мощная та птица подняла!
   
             49. Безперыя, онѣ тутъ представляли
             Ужаснѣйшей летучей мыши видъ
             И, двигаясь, три вѣтра возбуждали.
   
             52. Отъ вѣтровъ тѣхъ оледенялъ Колитъ.
             И плачетъ онъ въ тиши шестью глазами,
             И съ пѣной токъ кровавыхъ слезъ бѣжитъ.
   
             55. Какъ мялка льна, рта каждаго зубами.
             По одному онъ грѣшнику дробилъ
             И разомъ трехъ тутъ мучилъ передъ нами.
   
             58. Для средняго сноснѣй зубъ острый былъ.
             Чѣмъ когти лапъ, которыми о, чудо!
             Не разъ съ спины Дисъ кожу облупилъ.
   
             61. Казнимый духъ -- Искаріотъ Іуда:
             Внутрь голова,-- сказалъ наставникъ мой --
             А ноги внѣ болтаются покуда.
   
             64. Изъ остальныхъ, висящихъ головой,
             Вотъ Брутъ,-- торчитъ изъ чорнаго онъ рыла,
             Смотри, какъ пѣнъ, вертясь передъ тобой!
   
             67. А Кассій тотъ, въ комъ такъ замѣтна сила.
             Но скоро ночь, пора въ дорогу намъ:
             Все видѣли, что эта пропасть скрыла.
   
             70. Велѣлъ онъ мнѣ припасть къ его плечамъ
             И, улучшивъ подъ крыльями мгновенье,
             Прижался весь къ одѣтымъ въ шерсть бокамъ
   
             73. Я наконецъ, собравши все терпѣнье,
             Межъ вѣчнымъ льдомъ и шерстью предпринялъ.
             Съ клока на клокъ, изъ бездны отступленье.
   
             76. Когда жъ со мной на этомъ мѣстѣ сталъ.
             Гдѣ сходится громадный клубъ съ ногою.
             Вожатый мой, усилясь -- задрожалъ
   
             79. И повернулъ съ ногамъ онъ головою,
             И вверхъ, въ жерло, поползъ по волосамъ.
             Я думалъ: въ адъ онъ тащится со мною!
   
             82. Держись сильнѣй!-- сказалъ, задохшись самъ --
             Лишь лѣстницей такою подо льдами,
             Отъ столькихъ золъ уйти возможно намъ!
   
             85. И выползъ онъ по щели межъ скалами,
             Ссадилъ меня и съ лаской подошелъ,
             Ко мнѣ на край, окрѣпшими шагами.
   
             88. Я поднялъ взоръ, вокругъ его обвелъ,
             Ждалъ видѣть вновь Люцифера мученья.
             Но ноги лишь пятами вверхъ нашелъ!
   
             91. И какъ я былъ встревоженъ отъ сомнѣнья --
             Пусть только людъ простой сообразитъ --
             Непонявшій, гдѣ грань изъ заточенья!
   
             94. Пора вставать -- наставникъ говоритъ --
             Путь длиненъ нашъ, а тяжела дорога;
             Ужь третій часъ, какъ солнце здѣсь горитъ.
   
             97. Вступили мы не въ портики чертога;
             Въ естественномъ мы грогѣ подъ землей.
             Гдѣ рыхлый грунтъ и свѣта такъ немного!
   
             100. Сперва чѣмъ мы, наставникъ добрый мой,--
             Сказалъ я, вставъ -- оставимъ пропасть эту,
             Ты научи, поговори со мной:
   
             103. Гдѣ весь ледникъ и какъ лишенный свѣту
             Въ него ужь вверхъ ногами погруженъ?
             Какъ солнце шло отъ вечера къ разсвѣту!"
   
             106. Ужь ты не тамъ -- мнѣ отвѣчаетъ онъ --
             Гдѣ я за шерсть того черва схватился,
             Которымъ міръ нашъ насквозь проточенъ.
   
             109. Спускаясь внизъ, ты тамъ и находился;
             Когда же я поворотилъ съ тобой,
             Ты перешелъ тотъ пунктъ, куда стремился.
   
             112. И мы теперь подъ эмисферой той,
             Что широко раскинута отъ вѣка,
             Противъ небесъ, лежащихъ надъ землей,
   
             115. Гдѣ зрѣли смерть безгрѣшна Человѣка!
             Ногами ты на малой сферѣ сталъ,
             Другимъ лицомъ ужь подъ тобой Джудекка.
   
             118. Здѣсь утро,-- тамъ вечерній мракъ насталъ,
             А тотъ, чья шерсть ступенями служила,
             Все такъ еще стоитъ, какъ и стоялъ.
   
             121. Сюда съ небесъ упала эта сила
             И въ ужасѣ, какъ будто пеленой,
             Тутъ моремъ сушь съ тѣхъ поръ себя прикрыла
   
             124. И отошла въ нашъ міръ передъ волной!
             И, можетъ быть, предъ изгнаннымъ шагнула
             И та, что здѣсь возвысилась горой!
   
             127. Есть ходъ въ землѣ,-- вдали отъ Вельзевула,
             Такъ глубоко, что глазъ бы не сыскалъ.
             Когда-бъ не звонъ ручья, не эхо гула.
   
             130. Ручей бѣжитъ сквозь щели страшныхъ скаль
             И воды тѣ давно уже прорвали
             Наклоненный надъ пропастью обвалъ.
   
             188. Въ ту скрытую тогда мы щель попали,
             И чтобъ опять намъ выбраться на свѣтъ,
             Ужь мы съ вождемъ про отдыхъ не мечтали.
   
             136. Взбираемся,-- онъ первый, я во слѣдъ...
             Вдругъ увидалъ въ отверзтія и щели
             Небесный сводъ -- прекраснѣйшій предметъ!
   
             139. И вышли мы, и звѣзды вновь узрѣли.
   

ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЯ ПРИМѢЧАНІЯ КЪ ТРИДЦАТИ ЧЕТЫРЕМЪ ПѢСНЯМЪ

ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.

   1. Въ своемъ другомъ, прозаическомъ произведеніи (il Convito) Данте полагаетъ нормальный срокъ человѣческаго существованія въ семьдесятъ Ада, до Люцифера. Итак, в седьмом круге наказывается скотство, в восьмом и девятом лукавство, обида, в широком, аристотелевском смысле.
   91. Вергилий -- солнце (разума).
   93. Сомнения дают возможность и удовольствие мудро разрешить их с помощью Вергилия.
   113-114. Положение созвездия Рыб на горизонте (в конце марта) -- указывает время дня: раннее утро. Кавр (Caurus древних) -- северо-западный ветер. Следов., Большая Медведица (il Cairo) в эту минуту находится на северо-западе.

Песнь двенадцатая

   4. "В этом самом году (1309), в двадцатый день месяца июня, в субботу, обрушилась к великому изумлению всех (ибо не было тогда ни землетрясения, ни какого-либо ветра) большая часть горы над Киузой около Вероны, обломки которой до сих пор видны еще в значительной части" (История Вероны Джир, делла Корте, X, 608). Этим, по мнению Скартаццини, решается спор между веронскими и трентинскими эрудитами о месте обвала. (Трентинцы настаивали на Монте Барко, близ Роверето). -- Считается, что в 1309 г. Данте был именно в Вероне. Значит, как и утверждает Скартаццини в своих "Пролегоменах", это еще свидетельство, подтверждающее, что Данте написал "Ад" довольно поздно (не ранее смерти Генриха III, 1312).
   12. Минотавр, позор острова Крита, плод противоестественных вожделений Пасифаи. Данте обращает его в стража и в то же время делает символом насильничества, тирании, человекоубийства. Мифологический Минотавр действительно пожирал людей, (Скарт).
   13. Пасифая, жена критского царя Миноса, отдалась быку, будучи заключена в сделанную из дерева корову. От этого соединения родился Минотавр. Поэтому и сказано, что он был "зачат в лже-корове").
   17. Тезей, который с помощью возлюбленной своей Ариадны убил Минотавра.
   20. Ариадной, дочерью Миноса и Пасифаи. Она провела Тезея в Лабиринт.
   30. Здесь спускались обычно невесомые тени. Тяжесть Данте, живого, нова для этих камней.
   34-35. Первый раз он спустился завороженный колдуньей Эрихто (песнь IX, 22 и далее).
   37. За несколько минут ранее, так как землетрясение произошло в момент смерти Спасителя, и уже затем Он спустился в Ад.
   41-42. Эмпедокл считал, что основа мира есть вражда атомов между собою. Когда наступает их примирение, жизнь прекращается, настает первобытный хаос. В данном случае Вергилию показалось, что мир охвачен таким унитарным порывом, стирающим различия и, следов., способным вернуть все к небытию.
   45. "В другом месте" -- в шестом логе восьмого круга (XXI, 108) Вергилий знает об этом, ибо знает все (Ад, VII, 3).
   47. Третья река Ада, Флегетон.
   52. Первое подразделение (кольцо) седьмого круга: насильники над ближними.
   56. Кентавры -- гигантские существа, полулюди, полулошади, страшные своей силой и свирепостью. Символ зверской беззаконной жизни. Здесь они наказывают тех, кто жил вне закона.
   59. Несс, Хирон и Фол.
   61. Несс.
   66. Намек на любовь его к Дейянире, стоившую ему жизни.
   68-69. Геркулес убил его стрелами, обмоченными в крови Гидры. Умирающий Кентавр оставил свою окровавленную одежду Дейянире, уверив ее, что в этой одежде сила, препятствующая Геркулесу любить других женщин. Дейянира отдала ее мужу. Тот надел, обезумел и умер.
   71. Хирон, сын Сатурна и Филиры, дочери Океана. Сатурн, его отец, воспламенившись любовью к Филире, и боясь вместе с тем ревности Реи, своей супруги, обратился в жеребца, и в этом виде произвел на свет Хирона, который поэтому и стал Кентавром. Он однако отличается от других Кентавров По мифу, он был медиком, предсказателем, астрологом и знаменитейшим музыкантом. Вскормил и воспитал Ахилла, Эскулапа, Геркулеса и других знаменитых греков.
   81. Это Данте. См. примечание 30.
   88. Беатриче.
   107. Неизвестно, какого Александра имеет в виду поэт: Великого, или Фессалийского, тирана города Фереи. Древние комментаторы (Пьеро ди Данте) склонны ко второму предположению Также и Скартаццини. Он находит, что Данте вряд ли поместил бы в Ад Александра Великого, о котором довольно хорошо отзывается в "De monarchia". -- Дионисий, тиран. Сиракузский.
   110. Эццелино, свирепый падуанский тиран, императорский викарий Марки Тревиджиано. -- Убит в 1259 году.
   111. Обиццо д'Эсте, маркиз Феррарский и Марки Анконской, известный своею жестокостью.
   114. Т. е в этих делах Несс знает более, чем я.
   117. Буликамэ -- серный горячий ключ около Витербо.
   118-120. Граф Гвидо де Монфор убил в Витербо, в храме, племянника Генриха III Алийского. (По имени тоже Генрих). Граф мстил за своего отца, казненного в Лондоне. Сердце убитого было отправлено в ящичке в Лондон, где его выставили на колонне у входа на мост через Темзу, как предмет поклонения. -- Эта подробность "Божеств. Комедии" приводится в подтверждение мнения, что Данте был в Англии, где и слышал об этом сердце.
   131-132. Глубина крови все растет, пока не доходит до места, где терзаются тираны, погруженные до самых ресниц.
   135. Пирр, царь Эпира, известный войнами с Римом. "Ужасный не только с врагами, но и с собственными подданными". Секст, сын знаменитого Помпея. После смерти отца занялся морским разбоем в Сицилии.
   137. Риниер да Корнето, известный грабитель на морском побережье Рима. -- Риньер Пацци -- флорентинец знатного происхождения, грабивший по дорогам в Вальдарно (около Флоренции).
   139. Т. е. -- Кентавр вернулся обратно, исполнив свою миссию.

Песнь тринадцатая

   9. Корнета (древн. Тарквинии, небольшой городок в Лациуме, близ моря, к северо-западу от Рима. Знаменитый этрусский некрополь. Чечина -- река, еще далее к северу, весьма нездоровая, болотистая (маремма).
   10. Гарпии -- злобные чудища, полуженщины, полуптицы.
   19. А там начинается уже третье кольцо седьмого круга.
   48. Намек на III книгу Энеиды, где рассказывается, что когда Эной сломал кустик на могиле Полидора, оттуда потекла кровь.
   58. Пиер делле Винье, из Капуи, известный секретарь Фридриха II. Вначале пользовался неограниченным доверием императора (сказано: "обладал обоими ключами от сердца", -- т. е. мог внушить какое-либо решение, или отговорить от чего-нибудь). Впоследствии был обвинен в измене, или даже в намерении отравить Фридриха. За это был ослеплен. В отчаянии покончил с собой.
   63. Преданностью и энергией возбудил ненависть гвельфов, откуда и явились клевета и смерть.
   64. Зависть. По другим -- Римская Церковь.
   68. Август -- Фридрих II. "Из уважения к Октавиану всех императоров называют еще Августами".
   73. Клянусь моей новой жизнью здесь ("новыми корнями этого дерева", т. е. самого себя).
   84. В третий раз поэт сочувствует осужденным: 1) Когда Вергилий рассказывает о тех, кто в Лимбе (IV, 40); 2) Паоло и Франческо (V, 142). Быть может, здесь сочувствие вызвано тем, что Пиер делле Винье погиб из-за зависти -- мотив очень личный для Данте, как личен был и мотив любви.
   89. В узловатые, искривленные деревья.
   102. В подл. -- "окно", отверстие.
   118. Сиенец Лано, гвельф. В 1280 году аретинцы под начальством Бонконте де Монтефельтро разбили сиенцев при Пиеве дель Топпо. Лано, промотавший все свое имущество, участвовал в этой битве, он мог бы спастись, но не желая жить в бедности, кинулся на врагов, заранее обрекая себя на гибель -- и был убит. Также и теперь он идет на смерть и не может ее найти.
   127. Якопо.
   133. Эти слова произносит дух, заключенный в кустике, куда кинулся Якопо да Сайт Андреа, сын богатейшей женщины, у которой было шесть мужей. Мать оставила ему наследство двух богатейших фамилий. Полагают, что Эццелино приказал убить его в 1239 году. Знаменитый расточитель, как видно из следующих анекдотов. Он поджидал несколько человек на пир у себя на вилле и так как гости запаздывали из-за ночной темноты, приказал поджечь несколько соломенных хижин вдоль дороги, частью, чтобы едущие не заблудились, частью, чтобы выказать им знак веселого настроения и дружеского приема. Однажды подобно Нерону он захотел видеть большое пламя и поджегши виллу, принадлежавшую ему, наблюдал издалека, как она горела. Плывя в Венецию, пускал по воде для забавы золотые и серебряные монеты и развлекался тем, что смотрел, как они делают рикошеты.
   143. Одни считают, что в кустике был заключен дух Рокко ди Моцци, растратившего все свое имущество, и повесившегося. -- Другие -- что это судья, который повесился в собственном доме, подавленный отчаянием за несправедливо вынесенный им приговор.
   147. Флоренция, первоначально языческая, избрала Марса своим покровителем, и его конная статуя, в вооружении, была поставлена в храме, где теперь Баптистерий. Город, обратившийся в христианство во времена Константина, избрал своим патроном Иоанна Крестителя вместо Марса, и статуя была вынесена из храма. Так как некоторые принадлежали еще к языческому заблуждению, то не пожелали разрушить ее, а сохраняя как палладиум, поставили на башню близ Арно. И она оставалась там, пока Атилла (который, как всякому известно, никогда не переходил Апеннин), или лучше Тотила (это тоже противоречит истории) не взял города и не разрушил его, так что статуя упала в Арно. Когда Флоренция была снова отстроена Карлом Великим (и это вновь вымысел), нижняя часть статуи была найдена в реке, на нее взирали всегда с некоторым мистическим ужасом; ее поставили на пилястру в начале моста Понте Веккио. И она оставалась там до 1333 года, когда большое наводнение разрушило мост и унесло все следы статуи. (Блан). Итак, Марс грозит и печалит и теперь Флоренцию своим искусством (своими делами), т. е. войнами внешними и внутренними. "Некий его образ" -- обломок статуи.
   150. "Совершили бы свой труд напрасно" -- существовало мнение, что эта статуя была как бы Палладиумом Флоренции. Если бы "некий образ" не стоял еще на мосту чрез Арно, город погиб бы вновь.

Песнь четырнадцатая

   1. Данте был флорентинец, и душа, заключенная в этом кустике сказала, что она также была из Флоренции (см. XIII, 143).
   3. Т. е. изошедшему кровью кусту.
   6. Второе кольцо седьмого круга -- от третьего.
   11. Перед "лесом скорби" протекает кровавая река, которую мы уже видели -- "печальный ров" (XII, 47).
   14-15. Катон Утический вел свое войско в песках Ливии, подобных этим.
   22. Лежат на спине насильники над Божеством; слетающее пламя поражает их рты, которыми они хулили Бога.
   23. Сидят ростовщики; они ничего не делают, как не работали и в жизни, заставляя трудиться мертвый металл.
   24. Бегают содомиты, подгоняемые непрерывно своими страстями, подобно носящимся сладострастным V песни; но место действия еще мрачнее, и их жжет огонь.
   27. Лежачие больше страдали.
   31. В так назыв. письме Александра Великого в Индию после страшной бури снег шел in modum vellerum, и Македонский вождь приказал солдатам топтать его ne castra cumularentur, и чтобы быть в состоянии вновь зажечь обычные огни. Одно однако спасло войско, что после снега пошел проливной дождь, который снес этот снег.
   49. Капаней, один из семи царей, осаждавших Фивы. Известен своей ненавистью и презрением к Богу.
   56. Монджибелло, на Этне в Сицилии, где предполагалось местонахождение кузницы Вулкана.
   58. Флегра, долина в Фессалии. Место битвы гигантов с Зевсом.
   60. Т. е. -- не была бы полной. Капаней все же не склонился бы пред ним.
   67. Дословно: "...обратился ко мне более мягкими устами".
   72. Сказано иронически.
   77. Флегетон.
   88. Буликамэ -- озерцо близ Витербо, питающееся сернистыми источниками. По-видимому, во времена Данте проститутки брали там ванны. В одном постановлении коммуны Витербо от 1464 года повелевается, чтобы проститутки не смели купаться с гражданками, а отправлялись бы на купание в Буликамэ.
   96. Сатурн
   100. Рея, жена Сатурна и мать Юпитера, называемая также Кибелой.
   101. Сына своего Зевса, от Сатурна.
   103-104. Одна из загадочных аллегорий Данте.
   105. Крит находится на прямой линии между египетской Дамиэттой и Римом. Дамиэтта лежит на границе между Азией и Африкой. Старец, образ всемирной истории, обращает к пей плечи. Ход истории соответствен движению неба с востока на запад.
   116. Слезы, которыми плачет Старец изо всех своих трещин, за исключением головы из золота, представляют из себя всеобщность грехов, содеянных человечеством в три последние века испорченности, и они текут в громадную пропасть, "содержащую в себе зло всего мира" (Ад, VII, 18); и образуют сперва реку, называемую печальной рекой Ахероном; она появляется затем "более темная, чем багровая" в кругу скупцов; наводняет болота Стикса, где погружены гневные; быть может, по замыслу поэта все та же река, обращенная в кипящую кровь, мучит насильников в первом кольце; красная и кипящая появляется несколько ниже, в печальном лесу самоубийств под именем Флегетона и достигнув "бездны, пожирающей Люцифера и Иуду", обращается в огромнейшую груду льда по имени Коцит.
   131. Данте делает вид в своей поэме, что верит мифологии, следовательно, он не мог сомневаться в существовании знаменитой реки забвения.
   136. Лета -- река забвения, находится в Чистилище. (См. Чист. XXVIII, 121).

Песнь пятнадцатая

   1. Мы идем по прибрежью.
   3. "Охраняет" "Естественно, что дым гасит огонь, и мы видим, что если поставить зажженную свечу над дымом, она тотчас погаснет". (Бути). "Плотина" -- здесь имеется в виду прибрежье ручья.
   4. Гуццандт или Виссант, городок недалеко от Калэ. Вероятно его и имел в виду Данте; и выражение "между Гуццандтом и Брюгге" охватывает все фламандское побережье.
   9. Киарентана -- снеговая гора в Треитино, в верховьях Бренты. Разлив Бренты весною обусловлен таянием снегов на ней.
   12. Бог ли, или демоны.
   30. Брунетто Латини, из знаменитой флорентийской фамилии, родился в 1220, умер во Флоренции в 1294 году. "Был великий философ и учитель риторики, замечательный как в искусстве красноречия, так и декламации. Был светским человеком, но мы упоминаем о нем, так как он первый начал обтесывать флорентинцев, и был в этом учителем, и делал их заметными в красноречии и в умении вести республику и управлять ею по правилам политики" (Дж. Вил-лани). Флорентинцы очень почитали его и выбрали оратором Коммуны. В 1260 году он был назначен послом к Альфонсу Кастильскому. Но прежде чем посольство было снаряжено, гвельфов разбили при Монтеаперти и изгнали из Флоренции, среди них и сера Брунетто Латини с его близкими. Брунетто удалился во Францию. В 1269-м возвратился во Флоренцию. В Париже он написал известное "Tesoretto". Был учителем Данте и Гвидо Кавальканти.
   52-53. Т. е. не вернулся назад в долину.
   55. "Если ты будешь следовать наклонностям, которые у тебя есть от природы благодаря влиянию счастливой звезды. Это сказано согласно принципам астрологии" (Бианки). Когда Данте родился, Солнце находилось в созвездии Близнецов (Рай, XXII, ПО). Близнецы, говорит Оттимо, по словам астрологов указывают на писание, науку и способность к познанию.
   61-62. Фиезоле -- по флорентийскому преданию первый город мира, или по крайней мере "первый город, построенный в Европе" (Дж. Виллани). По той же хронике Виллани -- Фиезоле разрушил Юлий Цезарь, римляне построили новый город, Флоренцию, -- "каковой город должен был состоять наполовину из фьезоланцев, наполовину из римлян". Так что "город Флоренция ведет свое происхождение от Фиезоле" (Маккиавелли, Ист. Флоренции). Эта смесь Римлян с Фиезоланцами и была, по мнению Виллани, причиной вечных смут и раздоров во Флоренции. Данте считал себя потомком древних Римлян; действительно, он склонялся к аристократизму. Он отличал Флорентинцев, сошедших из Фиезоле, от чистокровных Римлян. Первых он презирал.
   63. Фиезоле расположено на горе, над Флоренцией.
   67. Два объяснения этой поговорки о флорентинцах. Первое -- что их обманул Тагила, которому они слепо поверили; второе -- что Пизанцы, предложившие им две испорченные порфировые колонны.
   71. И Белые и Черные захотят, чтобы ты принадлежал им.
   76. См. выше, 61-62 в конце.
   81. Если бы все мое желание исполнилось, вы жили бы еще.
   85. Становится бессмертным благодаря творениям своего духа и приобретает славу в мире.
   87. Во всей этой песни Данте говорит о сер Брунетто с великим почтением и любовью, тем не менее помещает его в Аду и предает потомству память о нем как бы загрязнению. Это всегда казалось странным комментаторам. В сущности, здесь сам Данте опять грешит сочувствием грешнику. То же, что он все-таки поместил своего учителя в Ад, по мнению Скартаццини может объясняться лишь неподкупной его суровостью и прямотой, не делавшей исключения и для людей, которых лично он любил.
   99. Вместо того чтобы повторять слова, сказанные уже Данте однажды (X, 127), Вергилий говорит ему то же поговоркою. Напоминая ему эту поговорку, Вергилий приглашает его твердо хранить в памяти слышанное.
   108. Педерастией.
   109. Присциан, знаменитый грамматик VI века, из Кессарии.
   110. Францеско д'Аккорсо, видный болонский юрисконсульт, сын знаменитого Аккорсо, толкователя Гражданского права.
   112. Андреа де Мощи, флорентийский епископ в 1287 г., переведенный в Виченцу в 1295 г. ("с Арно на Баккильоне"). -- Флоренция на реке Арно, Виченца на Баккильоне. "Слугою слуг" -- папой Бонифацием, называвшим себя так.
   119. "Тезоро" -- главное произведение Брунетто Латини, написанное по-французски. Нечто вроде энциклопедии того времени, обнимающей все отделы знания. По преимуществу это компиляции из древних (Плиния, Библии и т. д.). Сер Брунетто написал еще "Тезоретти", "Первый образец аллегорической поэзии на итальянском языке" в стихах.
   122. "Кто бежит в Вероне" -- народное зрелище, бега лошадей, palio, -- так назывался кусок зеленой материи, который давали победителю. Празднество было установлено в честь победы веронского подеста Аццо д'Эсте над графами ди С. Бонифацио и Монтекки, 29 сентября 1207 г. Справлялось оно ежегодно, в первое воскресенье великого поста.

Песнь шестнадцатая

   1-2. Из седьмого круга в восьмой.
   9. Флоренция.
   18. Т. е. это очень важные лица.
   37. Гвальдрада, дочь доброго мессера Беллинчиона Берти де Равиньяни, графа Гвидо старшего, или Гвидо Гверра.
   38. Гвидо Гверра, начальник гвельфского войска Флоренции, изгнавшего в 1255 г. гибеллинов из Ареццо. Не советовал Флорентинцам идти против Сиены, предвидя поражение при Монтеаперти. По словам Виллани "человек великой души, который всегда размышлял и желал великого, человек крепкий и воинственный, и действительно сведущий в войне". Умер бездетным, завещал имущество Флорентийской коммуне.
   41. Теггьяйо Алъдобранди: "мудрый рыцарь и храбрый в битве, очень уважаемый" (Виллани). Также был против сиенской экспедиции, окончившейся разгромом при Монтеаперти.
   44. Якопо Рустикуччи, флорентинец, не знатного рода, но богатый, приятный и умный. Анонимо Фиорентино рассказывает, что однажды, когда он привел себе в комнату мальчика, жена бросилась к окну, крича: "Пожар!" Сбежались соседи, и Якопо должен был выйти из комнаты и показать, кто был с ним. Другие просто описывают, что он разошелся с женой и предался содомии.
   47. Так велико было его уважение к этим флорентинцам.
   70. Гульельмо Борсьере, учтивый и приятный кавалер, о котором упоминается в Декамероне (Д. I, нов. 8.).
   73. "Новые люди" -- недавно осевшие во Флоренции.
   94. Здесь поэт сравнивает шумное падение Флегетона из седьмого в восьмой круг, с водопадом реки Аквакеты у монастыря С. Бенедетто, в Апеннинах. В верхней части она называется Аквакета, а у Форли меняет название на Монтоне. Монте-Везо (ныне Монвизо) -- гора, откуда берет исток эта река.
   102. Монастырь С. Бенедетто, во времена Данте принадлежавший графам Гвиди, по своим доходам мог бы служить приютом для очень многих монахов, или бедняков; но в то время именно монахов было мало, и они мирно пользовались обильными доходами.
   106. "Я был обвязан некоей веревкой" -- веревка, которую носили францисканцы.
   107-108. "И с ее помощью думал однажды уловить пантеру..." -- думал, что надев одеяние францисканцев, одолеет искушения плоти. Скартаццини (расходясь с Бланом) принимает за достоверное свидетельство Бути, что Данте одно время собирался постричься в монахи-францисканцы. Символический смысл этой "веревки", вызвавшей ожесточенные споры среди дан-тологов, он объясняет так: "...Данте, дойдя до края восьмого адского круга, снимает с себя веревку, дает ее Вергилию, и не надевает ее уже более; эта веревка не может изображать какую-либо добродетель, но именно порок, который навсегда он от себя отстраняет..." Для Скартаццини несущественно, что когда Вергилий бросает веревку в бездну, на нее является Герион.
   120. Сказано о Вергилии, читающем в душе Данте.
   131. Чудовище Герион.

Песнь семнадцатая

   1. Герион -- образ обмана. В первых стихах Данте описывает его. По мифологии Герион -- трехголовый гигант, которого убил Геркулес.
   10-12. Лживый облик, вначале праведности, а затем лукавства.
   16. Переведено по толкованию Скартаццини; color sommesso -- это фон, color sopraposto -- цвет или краска выделяющаяся на нем. Другие считают, что речь идет о лицевой стороне ткани и подкладке.
   18. Арахнэ -- знаменитая лидийская пряха, обращенная Минервой в паука.
   21-22. На Дунае. Бобер приседает у воды, готовясь к охоте. Пьетро ди Данте приводит старинное поверье, будто бобер ловит рыбу, погружая в воду хвост, выделяющий маслянистую жидкость; а она привлекает рыб.
   24. У каменной тропы, рубежа, ограды.
   38. Girone -- собственно -- "большой круг".
   55. Ростовщики. Они и здесь не могут расстаться со своими кошелями.
   57. Взор их не отрывается от того, что, наивные, ценили они в жизни.
   60. Герб Джианфильяцци из Флоренции -- голубой лев на золотом поле. Это был гвельфский род: Джианфильяцци были изгнаны из Флоренции после сражения при Монтеаперти. Принадлежали к Черным (врагам Данте).
   63. Герб Убриаки, (белый гусь на красном поле) -- гибеллинского рода во Флоренции.
   64. Благородный род Скровиньо из Падуи (голубая свинья на белом фоне). Быть может, Данте говорит здесь о Реджинальдо Скровиньи, известном ростовщике.
   68. Сосед -- согражданин. Быть может, это Виталиано дель Денте, избранный подестой на первые шесть месяцев 1307 года. Или же -- Виталиани, который жил по соседству со Скровиньи.
   72. "Сер Джиованни Буйамонте превзошел в ростовщичестве всех своих современников, <и поэтому ростовщики называли его своим главой, или князем". (Бенв. Рамб.). Другие считают, что его называют первым кавалером иронически; но одно не исключает другого, лишь ирония становится еще более горькой. (Скартаццини).
   78. Они устали потому, что все время двигают руками, см. 47.
   86. При четырехдневной (перемежающейся) лихорадке белеют ногти.
   87. Достаточно увидеть тень, как начинается озноб.
   177. Возжи солнечной колесницы. Рассказ о Фаэтоне -- в Метаморфозах Овидия.
   178. Млечный путь, по пифагорейцам, след ожога, нанесенного небу заблудившимся солнцем. Данте, однако, в "Convivio" примыкает ко взгляду Аристотеля, который полагал, что млечный путь образован скоплением мельчайших, невидимых звезд.
   109. Икар, сын Дедала, который желая бежать с Крита, изготовил себе и своему сыну крылья, слепленные воском. От солнечной теплоты воск растаял. Икар упал и разбился.
   124-126. "По тому, что муки восьмого круга приближаются, замечается спуск, а по тому, как он видит, что приближаются с разных сторон -- замечается кругообразность спуска" (Скартаццини).
   136. Особенность этой песни -- количество сравнений. Пестрота спины Гериона сравнивается с пестротой восточных тканей; положение чудовища на краю каменной дорожки -- с лодками на берегу, с бобром, опускающим хвост в воду. Ростовщики отмахиваются руками от пара и горячего песку, "как летом собаки". Один из них высовывает язык "как бык, облизывающий ноздри". Страх Данте сравнивается с ознобом четырехдневной лихорадки, отлет Гериона -- с отплытием судна. Страх Данте (вновь) со страхом Фаэтона, Икара. Спуск Гериона -- со спуском злого и недовольного сокола после неудачной охоты. Десять сравнений на протяжении 136 стихов! -- Замечательна их жизненность и яркость (Б. 3.).

Песнь восемнадцатая

   1. Подразделения восьмого круга называются Malebolge. Слово bolgia значит, собственно, мешок, сума. В переносном смысле, как здесь, -- ров, канава. Я пользуюсь в своем переводе словом лог. Быть может, оно и не вполне точно передает понятие об узком и глубоком рве, зато дает возможность несколько расширить словарь, ибо, разумеется, словам ров, канава у Данте находится достаточно применения. В восьмом круге, разделенном на десять "злых логов", караются всякие разновидности обмана или лукавства.
   5. Так называет он девятый и последний круг, из-за его узости сравнительно с другими.
   8. Той скалы, на которой находятся в данную минуту поэты.
   18. Эти гряды шли радиусами вниз к центру, пересекая лога.
   28. "Большая часть христиан, живших тогда, совершала паломничество, как женщины, так и мужчины, из дальних и различных стран, издалека и из ближних мест. И удивительной вещью, невиданною, было то, что в течение всего года было в Риме, кроме римского народа, двести тысяч паломников, не считая шедших и возвращающихся, и все были накормлены и вполне довольны продуктами, как лошади, так и люди, и были терпеливы, не шумели и не дрались; и я могу засвидетельствовать это, ибо был там и видел" (Дж. Виллани).
   29. 1300 год. Некоторые думают, что Данте присутствовал на этом юбилее. Возможно, что он был там послом флорентийской республики при папе Бонифации VIII. (Скартаццини).
   32. Кастелло -- замок св. Ангела.
   33. По одним к Яникульскому холму, по другим к Монте-Джордано.
   42. "Gia di veder costui поп son digiuno" -- буквально перевести нельзя. Digiuno -- постящийся, голодный, лишенный.
   50. Венедико Каччианимико, из могущественной гвельфской фамилии в Болонье. "У него была сестра по имени прекрасная Гизола; он свел ее с маркизом Обиццо д'Эсте из Феррары, обещая, что она будет в чести и богатстве; но когда все произошло, она ничего не получила из обещанного" (Лана Болонский).
   51. Переводится обычно: "к столь жалящим мучениям", -- но здесь я захотел оставить целиком дантовский образ, во всей его суровой иронии (Б. 3.).
   56. Маркиз -- вероятно Обиццо II д'Эсте. Виллани называет его просто маркизом, другие хотя это и менее вероятно, Аццо VIII.
   57. Происшествие это рассказывалось по разному.
   61. Sipa говорят болонцы вместо Sia. Между Савеною и Рено (это реки) лежит Болонья. Смысл: в аду больше болонцев, чем наверно в жизни -- живых.
   63. Лана Болонский называет болонцев скупыми "от природы".
   73. Под мостом есть проход для бичуемых, в виде арки.
   86. Язон -- сын Фессалийского царя Эзона; вождь аргонавтов.
   92. Ипсипила -- дочь Фоанта, Лемносского царя; была царицей Лемноса после избиения мужчин.
   93. Она не могла решиться убить отца, и с помощью благочестивого обмена спасла его, дав возможность бежать; по другому же преданию спрятала его в ящик и бросила в море. Другим же женщинам острова сказала, что убила его.
   96. Медея -- прекрасная дочь Оэта, царя Колхидцев (Метаморфозы Овидия). Язон покинул ее, полюбив Креузу. Здесь он расплачивается за двойной обман.
   122. Алессио Интерминелли. Интерминелли принадлежали к партии Белых и за это были изгнаны из Лукки. "Как всякий знает, Каструччио Кастракани был из рода Интерминелли. Ни современная история, ни документы луккских архивов не упоминают о таком пороке этого Алессио". (Минутоли). Древние комментаторы Божественной Комедии, напротив, называют его великим льстецом и соблазнителем женщин.
   133. Таиса -- блудница, изображенная Теренцием в комедии "Евнух".
   134. Тразон -- молодой солдат, влюбленный в Таису.

Песнь девятнадцатая

   1. Симон Маг. "Находился же в городе некоторый муж, именем Симон, который перед тем волхвовал и изумлял народ Самарийский, выдавая себя за кого-то великого". (Деяния Ап., VIII, 9).
   8. Tomba -- здесь говорится о третьем bolgia, о логе -- формой он походил на могилу.
   17. "Чудный Сан-Джованни" -- Баптистерий Флоренции.
   18. Между комментаторами существует разногласие в понимании слова battezzatori. Одни производят его от battezzatorio (купель), другие от battezzatore (совершающ. крещение). За последнее толкование -- некоторые древние и Скартаццини, за первое -- Дионизи и некоторые новейшие (Джулиани). У нас переведено согласно последним. Таким образом, по нашему переводу Данте спас ребенка утопавшего в этой купели. По другому же толкованию получится, что он спас ребенка, застрявшего в дыре, где не было воды.
   21. Т. е., я разбил купель из-за очень серьезного дела, и следовательно не совершил проступка.
   39. "Ты знаешь мои желания, хотя я и не высказывал их словами". Этим Данте говорит, что сам он хотел пойти и поговорить с осужденными Что Вергилий читал его мысли -- об этом упоминалось уже несколько раз (Песни X, 18; XVI, 12, XXIII, 25).
   49. В средние века применялась казнь, состоявшая в том, что человека зарывали живого в землю головой вниз. Нередко случалось, что несчастный уже будучи опущен, пытался на несколько мгновений отсрочить смерть и призывал исповедника под предлогом, что не упомянул о некоторых своих грехах.
   53. Бонифаций VIII -- римский Папа, враг Данте.
   54. Слова эти произносит Папа Николай III -- предшественник Бонифация.
   55. Виллани очень сурово отзывается о расточительности и непотизме Бонифация VIII; Виллани сам принадлежал к гвельфской партии, поэтому его свидетельство особенно ценно.
   56. Николай III, думая, что это подходит Бонифаций VIII, упрекает его в коварстве и обманах, которыми он пользовался, чтобы достичь Папства. Муратори сообщает, что заставляя предшественника своего Целестина V отказаться от папского сана, он приказывал по ночам трубить в трубу, которая должна была обозначать голос с Неба.
   57. "Прекрасная Дама" -- Церковь.
   70. "Был сыном Медведицы": Папа Николай III происходил из рода Орсини (Orso -- медведь)
   72. На земле в кошель собирал деньги, а здесь сам кинут в яму, как бы в кошель Николай III был избран Папой в декабре 1277 г. и умер в августе 1280 г. "Пока он был молодым клириком и затем кардиналом, он отличался честностью и благочестивой жизнью; но когда сделался великим Папой, то подстрекаемый своими родственниками, предпринимал многое, чтобы выдвинуть их, и был первым Папой, при дворе которого практиковалась симония по отношению к членам семьи, благодаря чему он очень возвысил свою родню, даря земли, крепости и деньги преимущественно пред всеми римлянами, в том недолгое время, пока жил. Этот Папа назначил семь римских кардиналов, большею частью своих родственников" (Ric. Mab.).
   79. Бонифаций простоит здесь "с красными ногами" меньше, чем стоял я, ибо тот, кому надлежит явиться сюда после него, не заставит себя долго ждать. Николай умер в 1280; Данте встречает его в Аду весною 1300 г., значит, уже 20 лет жарил он свои ноги в этой дыре. Спустя три года, 12 октября 1303 явился Бонифасий VIII, чтобы занять завидное место, а Николай провалился вниз. Но спустя Ю'/г лет явится еще один и станет на место Бонифация (Климент V -- умер 20 апреля 1314 г.) Николай предсказывает, следовательно, что Бонифаций не простоит там головой вниз столько времени, сколько стоял он сам, т. е. менее 20-ти лет. Нам кажется слишком очевидным, что эти стихи были написаны после смерти Климента V, хотя другие старательно утверждают противное (Тройя). Итак, эта песнь была написана не ранее 20 апреля 1314 г. (Скартаццини).
   82-83. "Пастырь с Запада" Климент V, Бертран дель Готто, архиепископ Бордосский из Гаскони. Гасконь -- на запад от Рима.
   85. Язон -- сын первосвященника Симона II и брат первосвященника Онии III. По рассказам Маккавейских книг, он купил должность первосвященника у Антиоха, удалив своего брата; ввел греческие обычаи, основал в Иерусалиме лицей и т. д.
   87. Как к нему был мягок Антиох, так Филипп Красивый -- к Клименту V.
   96. "Преступная душа" -- Иуда Искариотский.
   99. Карл Анжуйский. "И еще вступил в споры Николай III с королем Карлом по причине того, что этот Папа требовал от короля, чтобы тот породнился с ним, желая выдать одну свою племянницу за племянника короля, а король Карл не соглашался на этот брак... из-за чего Папа негодовал на него, не был уже его другом, но во всяких делах втайне был ему противником... и был весьма против него во всех своих предприятиях, и за деньги, которые получил, по его словам, от Палеолога, поддерживал и сочувствовал восстанию против короля Карла на острове Сицилии". (Дж. Виллани).
   109. Данте обращается свободно с аллегориями священного писания. Жену, сидящую на водах многих, (Рим или вернее папство), он снабжает головами и рогами, меж тем в Апокалипсисе они приписываются зверю, на котором сидит Жена (Блан). -- Семь голов -- это семь гор, на которых сидит Жена (равно семи холмам Рима).
   110. Десять рогов -- десять Царей, которые не получили царства, но примут власть от зверя на один час.
   115. В этих и следующих стихах он намекает на знаменитую легенду о так назыв. Даре Константина, чему во времена Данте обычно верили. Предполагалось, что Император Константин, исцеленный от проказы Сильвестром, тогдашним Папой, подарил церкви Рим. "Уже Лоренцо Валла и в последнее время знаменитый Доллингер обнаружили подложность документа". (Скартаццини).
   117. Папа Сильвестр -- "первый богатый Пала".

Песнь двадцатая

   9. Литании -- процессии.
   27. Данте заплакал. На этот раз Вергилии упрекает его, чего не делал, когда Данте сочувствовал Франческс-да-Римини и Пьеру делле Винье. Быть может, это потому, что те грешили невоздержанностью, а эти находятся среди обманщиков.
   34. Амфиарей -- один из семи царей, осаждавших Фивы, чтобы восстановить там царем Полиника. Он был предсказателем, и зная, что при осаде Фив ему предстоит умереть, скрывался и не хотел отправляться туда. Но его жена выдала мужа, указав, где он был спрятан, так что он вынужден был идти. Когда он сражался, Зевс с помощью молнии разверз землю, которая и поглотила Амфиарея.
   40. Тирезий -- Фиванец, предсказатель в греческом войске, осаждавшем Трою. -- "Изменившего внешность": он побил двух змей, соединившихся любовно, и за это был превращен из мужчины в женщину; через семь лет, увидев вновь змей и вновь ударив их, вновь стал мужчиной. (Овидий).
   46. Арон -- Этрусский гадатель; по наблюдениям над внутренностями животных предсказал гражданскую войну и победу Цезаря.
   47. Луни -- город у устья Магры, в Луниджиане (между Луккой и Специей).
   55. Манто -- Фиванская предсказательница, дочь Тирезия. По смерти ее отца покинула Фивы, дабы бежать от тирании Креонта. После скитания по многим странам явилась в Ломбардию и основалась там, где впоследствии была заложена Мантуя, названная по ее имени. Согласно Вергилию, основатель Мантуи был Окн, сын Манто и реки Тиберино; он дал городу имя своей матери. Бенако -- в древности так называлось озеро Гарда.
   65. Гарда -- городок в Веронской области, с правой стороны озера. Валь Камоника -- одна из главных долин в Ломбардии. Выражение "между Гардою и Валь Камоникою" -- обнимает, кроме самого озера, всю ту цепь гор, восточный склон которых питает собой озеро.
   67. Это место -- вероятно островок вблизи мыса Манербы.
   68. Епископ.
   69. Вне своей епархии епископ не может совершать епископского
   благословения. В этом пункте сходятся три епархии, следовательно, он подлежит власти трех епископов: Трентского, Брешианского и Веронского.
   70-71. Пескиера принадлежала в то время Скалигерам и была для них оплотом против бергамцев и брешианцев.
   73. Вся вода невмешаюшаяся в озеро выливается сюда. Она образует среди зеленых лугов реку Минчио. -- Говерно или Говерноло городок в 19 километрах от Манту и, на правом берегу Минчио, у места впадения его в По. В средние века был укреплен и принадлежал аббатству С. Бенедетто да Полироне. В древней истории знаменит как место встречи Атнллы с Палой Львом I, которому после долгих увещаний он обещал покинуть Италию.
   82. Манто.
   93. "В древности, когда надо было дать имя возникающему городу, вопрошали судьбу жребиями, и давали то имя, какое выходило" (Лан.).
   95. Казалоди -- гвельфские графы, которые в 1272 году завладели Мантуей. "Когда граф Альберто Казалоди и родственники его были первыми лицами и как бы повелителями Мантуи, мессер Пинамонте де Буонакорси из Мантуи, питая зависть к графу Альберту, Альберт же доверялся отчасти ему, то этот Пинамонти по своему безумию и глупости сказал ему однажды, что многие мантуанские фамилии ненавидят его, и что если он не примет мер, они сговорятся и собственными силами, и с помощью народа прогонят его. Меры же по его мнению, состояли в том, чтобы изгнать некоторых из глав этих родов; и таким способом он безопасно владел бы городом. Граф Альберт поверил, и сделал так, благодаря чему много озлобления возникло в стране. Мессер Пинамонте, видя, что пришло время собрать то, что он посеял, стал ходить по городу, подбивая граждан выступить против Казалоди, указывая, что однажды и с ними поступят так, как с их родственниками. В конце концов, воспламенив и воодушевив народ, он поднял весь город, и граф Альберт был выгнан со своими сторонниками и родственниками: благодаря чему город лишился многих обитателей". (Ан. Фиорентино).
   110. Калхас -- греческий жрец и Авгур.
   111. Авлида -- Беотийский город, где Агамемнон собрал греческое войско.
   113. Трагедией Вергилий называет свою Энеиду. (Понимая трагедию просто, как произведение высокого стиля, хотя бы и эпическое).
   116. Микеле Скотт, знаменитый медик и астролог при дворе Фридриха II. Умер после 1290 г. Боккачио называет его "великим маэстро некромантии".
   118. Гвидо Бонатти -- предсказатель из Форли; жил в 13 веке.
   126. "Каин со своими терниями" -- луна. Простой народ верил и сейчас еще верит в некоторых областях Италии, что пятна на луне, это лицо Каина.
   127. Вчера было полнолуние. Луна сейчас на горизонте, заходит, следовательно, это утро второго дня странствия Данте по Аду, где он провел две ночи и один день.
   129. Луна светила Данте ночью в лесу.

Песнь двадцать первая

   7. Арсенал, о котором говорит поэт -- старый арсенал, построенный в 1104 г. Во времена Данте считался одним из значительнейших в Европе.
   38. Старейшины квартала св. Циты. -- Святая Цита родилась близ Лукки, в 1218 г., дочь бедных родителей. Двадцати лет поступила служанкой в дом Пагано Фатинелли. Умерла в 1272 или 1278 г. Жила как святая; рассказывают о многих ее чудесах. Рассказывают, что даже Ангелы влюблялись в нее и спускались с неба на землю работать вместо нее, чтобы ей больше оставалось времени для молитвы. (Скарт.).
   41. Бонтуро. -- Сказано иронически. Это был величайший взяточник.
   49. Серкио -- река, протекающая по Луккской территории, недалеко от стен Лукки.
   63. Ад, песнь IX, 22.
   76. "Малакода (злой хвост) -- самое имя указывает, что предприятие окажется неудачным". (Томазёо).
   95. Капрона -- пизанская крепость, взятая флорентинцами и лукканцами в августе 1289 года. Считается, что Данте принимал участие в этой экспедиции, и действительно, приведенные стихи не оставляют в том никакого сомнения.
   105. "Скармилионе -- жаждущий растрепывать, раздирать людей или предметы". (Томазео).
   107. Что дьявол лжет -- вполне естественно; он делает обычное свое дело, но довольно странно и удивительно, что Вергилий, "который знал все" (Ад, VII, 3), верит и дает себя обмануть.

Песнь двадцать вторая

   4-5. "Я видел" -- когда? -- Вероятно в 1288 г, когда флорентинцы воевали с Ареццо. 1289 г. сражение при Кампальдино, где Данте юношей принимал участие. Скартаццини, однако, полагает, что это может быть намеком и на более позднее событие, а возможно, что поэт говорит вообще, не указывает ни на какой частный факт.
   8. Сигнал из крепостей -- днем дым, а ночью огни.
   21. Пляска дельфинов предсказывает бурю.
   48. Чиамполо, "сын благородной женщины из Наварры и порочного отца". (Бути). "Пользуясь благородством своего происхождения мать устроила его у одного испанского гранда. Он сумел вести себя с такой хитростью, что в короткое время приобрел любовь своего покровителя, который дал ему имя и ввел ко двору короля Наваррского" (Бенвенуто да Имола).
   52. Король Тебальдо -- вероятно, Тебальдо II, король Наваррский.
   65. Латинца -- итальянца.
   67. Он говорит о Фра Гомита, с острова Сардинии, соседнего с Италией.
   81. Фра Гомита снискал неограниченное доверие Нино Висконти ди Пиза, управлявшего округом Галлура в Сардинии, и пользуясь своим положением брал взятки, продавал места и допускал всевозможные злоупотребления.
   88. Микеле Цанке -- был управителем Логодоро, одного из округов Сардинии. Отличался также взяточничеством. Был убит в 1275 г.
   91. "Взгляните на того" -- того -- демона Фарфарелло.
   94. Барбариччиа.
   120. Каньяццо.
   125. Аликино.
   135. "Ибо теперь мог драться" -- с Аликино.

Песнь двадцать третья

   3. Францисканские монахи. "Среди братьев миноритов более, чем среди других братьев принято, что когда двое идут по дороге, один, старший идет впереди, другой следует за ним".
   5. Басня Эзопа, о которой здесь упоминается. Лягушка подружилась с мышью. Лягушка решила погубить мышь и отправилась с ней путешествовать. Подошли к канаве, полной воды, лягушка привязала мышь к себе на спину и поплыла. Затем нырнула и утопила мышь. Но пролетал коршун, ухватил мертвую мышь и с ней вытащил и съел лягушку. Так же и дьяволы желая нанести друг другу вред, оба попали в кипящую смолу. -- Она и сыграла роль ястреба.
   7. Мо -- теперь. Issa -- теперь.
   29. Т. е. и я так же думаю.
   57. "Оттуда" -- с утеса (берега) пятого лога.
   63. Трудно установить, говорит ли поэт о Кельне или Клюни, известном бенедиктинском аббатстве. Опираясь на древних комментаторов, Скартаццини высказывается за Кельн.
   64. "Позлащены" -- золото означает благочестие, добродетель, свинец обратное.
   66. "Фридриховы показались бы соломенными" -- по поводу этих мантий древние комментаторы рассказывают, что император Фридрих II наказывал изменников государству, надевая на них свинцовую мантию и бросая в котел стоявший на огне. Когда свинец расплавлялся -- они погибали. Однако, кажется, что это клевета врагов на императора.
   90. Стола -- особый род одежды -- тяжелая мантия.
   102. В подлиннике просто весы.
   103. Братья Веселья, Веселые Братья -- кавалеры ордена Сайта Мария, учрежденного Палой Урбаном IV для борьбы с неверными и преступниками. Веселыми Братьями назвал их народ за то, что они вели беспечную жизнь.
   104. Это Каталано деи Малавольти, и Лодеринго или по другим Родериго дельи Андало, болонцы; первый из гвельфской партии, второй гибеллин, избранные подеста Флоренции 1266 г. (Бианки).
   108. Гардинго -- квартал во Флоренции рядом с палаццо Веккио. В Гардинго были дома Уберти; подеста подкупленые гвельфами сожгли и уничтожили эти дома. 119-120. Каждый приходящий в свинцовой мантии.
   121. Его тесть, первосвященник Анна, казнится подобным же образом.
   124. Вергилий удивляется потому, что когда спускался в Ад под чарами Эрихто (Ад, IX, 22), то Каиафы и его родственников не было еще в шестом логу, следовательно, это для него новость.
   127. Спросил у Каталано.
   134. Большой круг -- седьмой круг, опоясывающий все злые лога, где ссадил их Герион. Он называет его большим, так как он больше остальных, все уменьшающихся к центру Ада.
   136. "Не покрывает" -- не образует моста над этой долиной.
   139. Вергилий стоит, раздумывая над обманом демонов.

Песнь двадцать четвертая

   1-2. Водолей -- созвездие, в которое вступает Солнце 21 января и находится там до 21 февраля -- начало весны.
   6. Иней быстро тает под лучами Солнца.
   21. При входе в Ад (Ад, I, 61).
   31. Намек на тяжелые мантии лицемеров.
   32. Вергилий легче потому, что лишен тела.
   41. До вершины седьмой плотины.
   42. "Туда, где во время землетрясения рухнул самый верхний камень" (Томазео).
   55. В Чистилище.
   79. "С головы моста" -- с той части моста, которая соединяется с восьмым берегом, т. е. с тем, который опоясывает восьмой лог.
   86. Хелидры -- змеи, живущие на суше и в воде. Якулы, тоже род змей. -- Фареи -- змеи с двумя ногами.
   87. Ченкры -- разноцветные змеи, которые, как говорят, движутся всегда извиваясь и никогда не идут прямо. -- Амфисбены -- двухголовые змеи.
   90. Страна, лежащая над Красным морем. -- Данте намекает здесь на три пустыни вокруг Египта: на Ливию, слева от Нила, Эфиопию, к югу от Египта и Аварию, справа от Нила. (Скартаццини).
   93. Гелиотроп -- драгоценный камень зеленого цвета, напоминающий изумруд, но он осыпан и испещрен красными пятнышками. По поверию обладает чудесной силой против всяких ядов и, в особенности, исцеляет укусы змей; кроме того, ему приписывалось свойство делать невидимым того, у кого он находится. "Камень большой ценности, ибо кто носит его никем не видим". (Боккачио. Декамерон).
   125. Ванни Фуччи. Ванни был внебрачный сын мессера Фуччи де Ладзари, благородной пистойской семьи. Отличался жестокостью, тиранством и скотством.
   129. Данте знал его за человека кровожадного и яростного, но не вора и ожидал встретить его не в этом месте, (а выше, в 7-м круге, среди насильников). Ванни был одним из наиболее свирепых сторонников партии Черных, злоумышлял против Фоккаччио Канчельери, убил кавалера Бертино и совершил много других насилий.
   143. Черных изгоняют из Пистойи: "в год от Рождества Христова 1301-й, в месяце мае, партия Белых в Пистойе с помощью и при поддержке Белых, владевших городом Флоренцией, изгнала партию Черных и разрушила их дома, дворцы и владения, и среди других могущественное и богатое владение из дворцов и башен, принадлежавшее Черным Канчельери, называвшееся Дамиата". (Дж. Виллани).
   144. Черные были изгнаны из Пистойи в мае 1301 г., Карл же Валуа вошел во Флоренцию в день Святых того же года (Виллани). Корсо Донати, который был изгнан, возвратился во Флоренцию с некоторой свитой из друзей и пеших разбойников; партия Белых, напротив, была изгнана из Флоренции. -- "Правление" -- Флорентийская Синьория, находившаяся сначала в руках Белых, перешла к Черным, вследствие прибытия Карла Валуа.
   145. "Марс" -- маркиз Мороэлло Маласпина, сын Манфреда. 148. Кампо Пичена -- между Серравалле и Монте Катини (ападнее Пистойи). Ни Виллани, ни Дино Компаньи совершенно не упоминают об этом сражении на Кампо Пичена.

Песнь двадцать пятая

   12. В злых делах ты уже превзошел самих твоих основателей. Во времена Данте в Пистойе существовало предание, что она была основана теми, кто спасся после поражения Катилины.
   16. Ванни Фуччи
   25. Какус -- сын Вулкана -- получеловек, полусатир, живший в пещере Авентинского холма. Благодаря хитрости украл четырех быков и четырех коров у Геркулеса. Мычание коров выдало их Геркулесу, он пошел в пещеру и убил чудовищного вора. Какус есть символ силы, соединенной с коварством. У Вергилия (в Энеиде) он получеловек, Данте обращает его в Кентавра (Скартаццини).
   33. Быть может, он умер, не получив и десяти ударов.
   43. Чианфа -- из знатной фамилии Донати во Флоренции. Какое воровство он совершил -- об этом никто не упоминает. По-видимому, занимал важную должность в правительстве республики.
   68. Аньель Брунеллески. "Этот Аньело происходил от Флорентийских Брунеллески. И еще маленьким ребенком опустошал кошелек родителей, затем опустошал кассу в лавочке. Став взрослым приходил к разным людям, одетый по бедному, с приделанной бородой старика, и поэтому Данте заставляет его превращаться под укусами этой змеи, как делал он воруя". (Сельми).
   85. Пуп, через который питается младенец в материнской утробе.
   94. Лукан в поэме "Фарсала".
   95. Сабелл и Насидий были по Лукану два солдата из войска Катона, которых в пустынях Ливии укусили змеи.
   97. Кадм -- бежавший из Фив в Ливию со своей женой, был там обращен в змею. -- Аретуза, одна из Нимф Дианы. Преследуемая богом реки Алфея, обратилась с мольбой к Диане, которая превратила ее в источник.
   122. Не переставая, однако, упорно всматриваться друг в друга.
   140. "Другому -- третьему из трех духов (см. 35), который один только не превратился ни во что". -- Буозо -- так назывался тот, который обратился в змею и со свистом удалился. Это Буозо дельи Абати -- флорентинец.
   144. Скартаццини полагает, что выражение "se fior la penna abborra", значит "если перо мое немного замедлилось". У нас переведено "заколебалось", т. е. как бы несколько блуждает, соответственно Блану, Витте, Фратичелли, Бианки и многим другим.
   148. Пуччио Шианкато -- флорентийский гражданин из фамилии Галигаи. Комментаторы указывают, что когда этот Пуччио занимал одно из первых мест во Флорентийской республике, он обогатился на общественный счет. "Был вор и дурного поведения". (Анонимо и Сельми).
   149. "Из трех товарищей"- Сначала показываются три флорентийских вора: Аньело, Буозо и Пуччио. Затем появляется Чианфа в виде шестилапой змеи (см. 50) и сливается с Аньело. Наконец, перед нами Гверчио Кавальканти под видом змейки (см. 82) и меняется своей природой с Буозо. Это и суть пять флорентинцев (Ад, XXV, 4). Донати и Брунеллески принадлежали к партии Черных, Абати и Кавальканти -- Белые. Данте, как всегда, беспристрастен. (Скартаццини). Взгляд, с которым вряд ли можно согласиться.
   151. "Другой" -- тот, который ранил Буозо и обратился в человека. "Это мессер Франческо Кавальканти, которого убили некоторые люди из Гавиллы, города в верхней Валь д'Арно, в окрестностях Флоренции, из-за каковой смерти родственники мессера Франческо убили и разорили многих из жителей Гавиллы; и поэтому, говорит Автор, из-за него этот город и сейчас еще плачет..." (Анонимо Фиорент.).

Песнь двадцать шестая

   4. Пять -- Чианфа, Аньело, Буозо, Пуччио и Гверчио Кавальканти, о которых говорилось в предыдущей песни.
   9. Не ясно. Говорит ли Данте о бедствиях внутри города которым будут рады враги, среди них и угнетаемые Прато, или же имеется в виду вообще несчастия (гибель с человеческими жертвами моста Каррайа, страшный пожар 10 июня 1304 г.). Возможно, что подразумевается кардинал Николло ди Прато, папский легат, который внезапно покинул Флоренцию 4-го июня 1304 г., сказав флорентинцам: "Раз вы хотите жить в войне и проклятии, и не хотите ни слушаться, ни подчиняться посланнику викария Господня, то не будет среди вас ни покоя, ни мира, оставайтесь с проклятием Господа и Св. Церкви; и отлучил граждан, и оставил отлучение над городом, так что считалось, что благодаря этому проклятию, заслуженному или нет, произошла большая опасность для нашего города из-за бедствий и опасностей, случившихся вскоре" (Дж. Виллани).
   10. Т. е. ты уже заслужила эту беду.
   12. Мне тяжелее будет выносить твои несчастия, когда я стану старым.
   23. "Нечто лучшее" -- Благодать Божия. Солнце в летнюю пору.
   26-27. Вечером. Солнце заходит, мух становится меньше, появляется занзара, москит, большой комар, типичный для итальянского лета, кусается довольно сильно. Вряд ли во времена Данте боролись с ним как-нибудь. Теперь существует особое куренье, которое жгут в комнатах. Дым его выгоняет занзар.
   29. Картина очень знакомая всякому, кому доводилось июньским вечером возвращаться во Флоренцию из Фьезоле или Сеттиньяно. В прозрачной синеве ночи -- золотые, причудливо летающие пули светлячков.
   34. Пророк Елисей, ученик Илии. "И пошел он оттуда в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: "иди, плешивый, иди, плешивый". Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка". Библейский рассказ, полный до-христианской свирепости.
   41. "Похищенного" -- пламя, облекая, скрывая собою грешника, как бы уворовывает его.
   52. Улисс и Диомед заключены в одном пламени, которое потому раздваивается в верхушке. Больший рог -- Улисс, меньший -- Диомед. Они вместе грешили, вместе и наказываются.
   54. Этеокл -- сын Эдипа, царя фиванского и Иокасты, близнец Полиника. Близнецы заставили Эдипа отречься и уйти из Фив в изгнание; он проклял их, сказав, что они будут ненавидеть друг друга. Они решили царствовать по году поочередно, но когда первый год истек, Этеокл отказался уступить второй брату. Полиник отправился тогда в Арголиду искать союзников, женился там на Аргии, дочери царя Ад-раста, и вернулся при поддержке шести Арголидских царей, чтобы осаждать Фивы. Этеокл и Полиник встретить на поле сражения и убили друг друга. Так велика была ненависть между ними, что когда их положили на общий костер, пламя его разделилось надвое. (Диодор Сицилийский. IV, 7, 7).
   57. "На злое" -- на войну против троянцев. Соединенные в злых делах, соединенные в муке Улисс и Диомед всегда упоминаются вместе, когда говорится о действиях коварных, обманных, кровавых.
   60. "Из этих ворот вышел затем Эней, который явился в Италию, и был благородным семенем знаменитых римлян, ибо от него получили они свое происхождение". (Веллутелло).
   62 Деидамия -- дочь Ликомеда, царя Скирского, жена Ахилла; при дворе ее отца Ахилл скрывался в женском платье. Улисс и Диомед хитростью добились того, что он бросил ее и отправился на войну с Троей. Горе покинутости и измены убило ее.
   63. Палладиум -- статуя Афины в Трое, ей приписывали силу охранять город, Улисс и Диомед, благодаря хитрости, похитили ее.
   91. Цирцея -- волшебница, жившая на острове Эа, у которой Улисс прожил более года
   92. На мыс Цирцеи.
   93. Эней назвал Гаэту по имени своей кормилицы, умершей там.
   107. Гибралтарский пролив.
   108. Знаки Геркулеса -- колонны Геркулеса.
   111. Сеутта -- современная Цеутта, город в Африке.
   117. Следуя за Солнцем, плывя с востока на запад. -- "Без людей" -- тогда думали, что другое полушарие необитаемо.
   127. Антарктический полюс.
   130-131. Улисс указывает, что уже пять полнолуний прошло с момента, как он вышел за Гибралтар. -- "На нижней стороне Луны" -- точнее, на ближней к земле, которая нам бывает видима при полнолунии.
   133. Гора Чистилища. Так полагает большинство комментаторов.
   141. "Как угодно было Другому" -- другой это Бог, который не позволяет, чтобы живой вступил в царство мертвых.

Песнь двадцать седьмая

   7. Медный бык, сделанный Периллом афинским для Фаларида, тирана Агригентского. Он был так устроен, что крики несчастных жертв обращались в мычание живого быка Фаларид приказал Периллу войти туда первому, чтобы произвести опыт.
   14. Мы принимаем чтение Витте nel fuoco, а не del fuoco, как предлагает Скартаццини.
   21. В этой строке встречаются два слова ломбардского диалекта, issa, -- теперь и aizzo -- возбуждаю, беспокою. Вся эта строка -- заключительные слова Вергилия, направленные к Улиссу и Диомеду. Дух слышал их и потому думает, что пришельцы из Ломбардии.
   30. "И вершиной" -- Аппенин, откуда берет начало Тибр, -- у подножья Монте Коронаро. Между Урбино и истоками Тибра лежит город и страна Монтефельтро. Дух, который говорит -- это Гвидо, граф да Монтефельтро, гибеллин.
   37. Романья простирается от Пезаро до реки Панаро и По, гранична на востоке с Адриатическим морем, а на западе с Тосканой. Столицей была Равенна
   38. Тиранны Романьи постоянно замышляют войны, но когда я оставил Романью, открытой войны там не было.
   41. "Орел". Мессер Гвидо да Полента был властителем Равенны во времена Автора, в гербе его красный орел на желтом поле, (Анонимо Фиорентино).
   42. Червия, приморский город в 12 милях от Равенны, на который дом Полента простирал свою юрисдикцию.
   43. Форли.
   74. Когда граф да Монтефельтро был властелином Форли, Мартин IV отправил против него войско, составленное большею частью из французов. Город выдержал долгую осаду, названную здесь долгим испытанием, пока благодаря искусству самого графа Гвидо не было устроено кровавой бойни французов. Это произошло в 1282 году. (Бианки).
   45. "Под зелеными когтями" -- герб Орделаффи.
   46. "Старый Пес" -- Малатеста, отец Паоло, любовника, и Джианчиотто, мужа Франчески да Римини. "Молодой Пес" -- его сын. Их называли псами, быть может, за жестокость, а, может быть, потому, что в гербе их был пес. -- Верруккио -- Кастелло, подаренный жителями Римини Малатесте -- отцу Старого Пса, откуда впоследствии Малатесты и получили свое прозвище.
   47. Монтанья -- весьма знатный кавалер из Римини, свирепо убитый Малатестою, как глава гибеллинов в этой области.
   49. Фаэнца -- город в Романье, расположенный в равнине, орошаемой рекою Ламоне. -- Сантерно -- Имола -- город в Романье, на берегу реки Сантерно.
   50. Маинардо Пагани да Сузинана, герб которого голубой лев на белом поле.
   51. "Меняет партии" -- "названный Маинардо был великий и умный тиран... знал военное дело и был удачлив во многих сражениях и в свое время совершил великие дела. Гибеллином был по рождению и по своим поступкам, но с флорентинцами был гвельфом" (Дж. Виллани).
   52. Чезена -- город в Романье, на реке Савио.
   53. "Как она расположена между горами и равниной, так частию живет под тиранией, частью свободно" (Дан). В те времена Чезена постоянно меняла правление. Каждый год новый подеста, нередко двое в одном году. Тем не менее Чезена в общем была свободнее других городов Романьи.
   63. Т. е. я молчал бы. Осужденные этого круга, как и верхних кругов, желают, чтобы память о них поддерживалась в мире живых. Но этот дух думает с одной стороны, что добрая слава о нем сохраняется все же в мире, и с другой стороны он знает, что грехи, которые он откроет, доставят ему бесславие, а не славу, когда о них узнают среди живых. Так что он думает, что говорит душе осужденного, который не вернется никогда в мир и не расскажет о слышанном. Другие грешники замечают, что Данте живой; но эти духи лишены зрения. (Скартаццини).
   70. Первосвященник -- Папа Бонифаций VIII.
   85. Бонифаций VIII Князь в двойном смысле: как глава кардиналов и клириков римской курии, которых поэт называет новыми фарисеями, и как первый фарисей сам по себе.
   86. Он вел войну с домом Колонна, которые жили вблизи Латерана. Это происходило в 1297 г.
   89. "Он хочет сказать: и все его враги были христиане и никого нельзя было упрекнуть, что он из числа тех, которые недавно помогали неверным изгнать христиан из г. Акры..." (Бард-жиджи). Акра, последнее владение христиан в Палестине, попала в руки сарацин в 1291 году.
   90. Четвертый Латеранский собор при папе Иннокентии III в 1215 г. постановил, что те, кто помогают пиратам, и торговцы предающие своих братьев христиан, доставляя провизию и снаряжение сарацинам, будут подлежать, как изменники и нечестивцы, всему гневу Св. Церкви.
   94. Существовало предание, что за преследование христиан Господь покарал Константина проказой. Петр и Павел явились ему во сне и сказали, чтобы он обратился к Папе Сильвестру, который исцелит его. Константин призвал Сильвестра, который, чтобы избежать преследования императора, бежал в Соракто, и он исцелил его от проказы и обратил в христианство. В знак благодарности Константин совершил свое знаменитое дарение (подарил Церкви Рим). См. Ад, XIX, 115.
   95. Соракто, ныне Монте ди Сант-Оресте. По преданию Сильвестр скрывался в одной пещере этой горы.
   97. Горделивое желание одолеть Колонна.
   102. Палестрина -- древнее Пренесте, во времена Данте крепость Колонна. Бонифаций долгое время осаждал ее и не будучи в состоянии взять силой, взял обманом. Он заключил с ними коварный мир, обещав вернуть все отобранное, на самом же деле разрушил и срыл до основании Палестрину.
   105. Предшественник его Целестин V, отказавшийся от папства. (См. Ад, III, 59)
   110. "И весь этот ложный и обманный договор папа сделал по совету графа да Монтефельтро, в то время минорита, сказавшего ему дурные слова: большое обещание и малое исполнение". (Дж. Виллани).
   127. "Он из казнимых сокрывающего огня" -- из тех кого скрывает, обволакивает огонь, в восьмом логе восьмого круга.
   129. В одежде из пламени.

Песнь двадцать восьмая

   3. Неоднократно принимаясь за рассказ.
   10. Намек на Самнитские войны во втором веке по учреждении римской республики.
   14. Робер Гискар, брат Ричарда, герцога Нормандского, победил сарацин и сделался владетелем Апулии.
   16. Чеперано. "Нам представляется несомненным, что Данте намекает здесь на знаменитое сражение при Беневенте. Близ Чеперано не было никакого сражения, но не один Данте смешивал эти события". (Скартаццини). При Беневенте Карл Анжуйский разбил Манифреда, внебрачного, впоследствии, узаконенного, сына Фридриха II. -- "Все апулийцы". "Большая часть апулийских баронов... изменила Манфреду, покинув его и обратившись в бегство". (Дж. Виллани).
   17. Тальякоццо -- замок в Абруццах; 23 августа 1268 г. вблизи него Конрадин был разбит Карлом Анжуйским.
   18. Алар де Валери, французский рыцарь. Благодаря его советам, главным образом, Карл Анжуйский и победил при Тальякоццо.
   31. Магомет, основатель Ислама, родился в Мекке в 560 г., умер в Медине 633 г.
   32. Али, родственник и один из первых последователей Магомета, родился в 597 г., убит в 660 году.
   35. Это говорит Магомет. -- Фра Дольчино -- отшельник, еретик, проповедовавший общность благ между христианами, вплоть до женщин; за ним следовало более трех тысяч человек и они долго грабили вокруг; наконец, он забрел в горы Новары и из-за отсутствия провианта, стесненный в снегах, был взят новарцами вместе со спутницей Маргаритой, и по варварскому обычаю тех времен его сожгли в 1307 г. (Бианки). "Надо, однако, заметить, что сообщения о поступках и учении Фра Дольчино писались его врагами, и что церковь, сжигавшая еретиков, умела также приписывать несчастным своим жертвам учения, которых они никогда не исповедовали". (Скарт.).
   73. Пьер да Медицина, из рода Каттаньи да Медичина; сеял раздоры между Гвидо да Полента, властителем Равенны, и Малатестино, властителем Римини.
   74. "Милая равнина" 154. Но съ демономъ вмѣсто души,
             И будто-бы волей своею
             Творитъ онъ, какъ прежде, грѣхи.
   

ПѢСНЬ XXXIV.

Данте и Виргилій достигли послѣдняго отдѣла девятаго круга, гдѣ несутъ наказаніе предатели своихъ господъ и благодѣтелей: этотъ отдѣлъ называется Джудека. Въ центрѣ этого отдѣла терпитъ муки Люциферъ, падшій ангелъ; въ его пасти находится голова Іуды Искаріотскаго, ноги предателя выдвигаются наружу; здѣсь также поэты видятъ Брута и Кассія, ноги которыхъ находятся въ пасти Люцифера. Затѣмъ Данте и Виргилій переходятъ изъ ада въ Чистилище по шерсти этого ню Люцнеера.

             1.-- "Смотри-ка вѣдь тамъ показались
             "Знамена ужъ ада царя."
             Сказалъ мнѣ наставникъ, и точно
   
             4. Какъ ночью, иль въ сумракѣ дня,
             Виднѣется мельницы образъ,
             Я тутъ Люцефира видалъ.
   
             7. Отъ вѣтра защиты не видя,
             За спину поэта я сталъ.
             Со страхомъ пишу я о мѣстѣ,
   
             10. Гдѣ грѣшники въ ледъ съ головой
             Зарыты и также прозрачны,
             Какъ будто-бы въ банкѣ съ водой.
   
             13. Одни лежатъ прямо, нагнувшись
             То кверху, то внизъ головой;
             Иныхъ-же грѣховное тѣло
   
             16. Изогнуто было дугой.
             Немного пройдя, мой наставникъ
             Исчадье мнѣ то показалъ,
   
             19. Что было прелестнымъ на небѣ;
             И такъ мнѣ тогда онъ сказалъ:
             -- "Вотъ тотъ Люциферъ, или Дите."
   
             22. И тутъ я не въ силахъ сказать,
             Что чувствовалъ въ эту минуту,
             Нѣтъ словъ, что-бы то описать.
   
             25. Ни живъ и ни мертвъ, я увидѣлъ,
             Что ада тотъ царь изо льда
             Едва выходилъ на полъ-груди
   
             28. И былъ грандіозенъ тогда.
             Да легче гиганта бы было
             Сравнить по размѣру со мной,
   
             31. Чѣмъ большаго всѣхъ великана
             Съ одной Люцифера рукой.
             И если онъ также ужасенъ,
   
             34. Какъ на небѣ чуденъ онъ былъ,
             То станетъ понятнымъ, конечно,
             Что зло онъ въ аду поселилъ.
   
             37. И я ужаснулся, увидѣвъ
             На немъ три различныхъ лица:
             Багровое прямо смотрѣло,
   
             40. А желтое справа, съ плеча,
             И третье напомнило цвѣтомъ
             Мнѣ длиннаго Нила жильцовъ;
   
             43. На каждомъ лицѣ находилось
             По парѣ гиганскихъ крыловъ;
             На крыльяхъ тѣхъ перьевъ не видно
   
             46. И больше они парусовъ;
             И служатъ причиной различныхъ
             Въ аду трехъ холодныхъ вѣтровъ.
   
             49. Тотъ царь обливался слезами,
             Что льются съ шести его глазъ;
             И каждаго пастью терзалъ онъ
   
             52. Трехъ грѣшниковъ вмѣстѣ, заразъ.
             И въ среднюю пасть, что низвергнутъ
             Былъ весь съ головою своей;
   
             55. Не столько въ зубахъ сокрушался,
             Сколь тяжко страдалъ отъ когтей.
             И тутъ мнѣ сказалъ мой наставникъ:
   
             58.-- "Вотъ это, что средній изъ нихъ,
             "Іуда предатель, коварный,
             "Страдаетъ сильнѣе другихъ.
   
             61. "Ты сбоку его видишь Брута,
             "Что Цезаря нагло убилъ;
             "Съ другого-жъ Создатель вселенной
   
             64. "Тамъ Кассія Самъ помѣстилъ!
             "Однако, идемъ-же: ужъ поздно,
             "Въ аду мы увидѣли все."
   
             67. Тогда по желанію поэта
             За шею я обнялъ его.
             Едва Люциферъ поднялъ крылья,
   
             70. Учитель вцѣпился въ него,
             И началъ спускаться со мною
             Межъ льдинъ и его самого.
   
             73. Достигнувши бедра съ трудомъ онъ
             Со мной повернулся, и вотъ
             Сталъ вверхъ подыматься, какъ будто
   
             76. Мы въ адъ возвращаемся тотъ.
             -- "Держись-же ты крѣпче, иного
             "Изъ ада тутъ выхода нѣтъ.
   
             79. Сказавъ это, бистро на камень
             Меня посадилъ мой поэтъ.
             И тутъ я увидѣлъ, что ноги
   
             82. Ужъ дьявола къ верху идутъ;
             И можешь, читатель, представить,
             Какъ самъ удивился я тутъ.
   
             85.-- "Вставай-же" -- сказалъ мнѣ учитель
             "Намъ будетъ итти тяжело,
             "Вѣдь солнце на небѣ высокомъ
   
             88. "Часа полтора какъ взошло."
             Дороги я вовсе не видѣлъ,
             Лежалъ лишь проходъ предо мной,
   
             91. И вставши сказалъ я: "учитель!
             "Охотно пойду за тобой;
             "Но прежде скажи, почему-же
   
             94. "Вверху Люцифера нога?
             "И ледъ тотъ куда-же дѣвался?
             "И ночь что такъ скоро прошла?"
   
             97. Тогда отвѣчалъ мой наставникъ:
             -- "Ты думаешь, мы еще тамъ,
             "У той стороны земли центра,
   
             100. "Гдѣ въ шерсть уцѣпился я самъ;
             "Но нѣтъ! Я едва повернулся,
             "Какъ центръ мы земли перешли.
   
             103. "Теперь въ поднебесную сферу
             "Уже мы съ тобою вошли;
             "Съ другой стороны она нашей;
   
             106. "Убитъ былъ подъ ней человѣкъ
             "Одинъ, безъ грѣха что родился,
             "И прожилъ безгрѣшно свой вѣкъ.
   
             109. "Теперь на сферическомъ камнѣ
             "Сидишь ты; съ другой стороны
             "Его помѣстилась Джу дека
   
             112. "Обитель, что видѣли мы.
             "Здѣсь утро, тамъ вечеръ; и дьяволъ.
             "Что лѣстницей намъ послужилъ,
   
             115. "И будто бы здѣсь повернулся,
             "Остался онъ также, какъ былъ.
             "Въ семъ мѣстѣ упалъ онъ на землю,
   
             118. "Покрылась водою она,
             "И тотчасъ-же въ нашу тутъ сферу
             "Отъ страха тогда перешла.
   
             121. "А эта вотъ часть поднялася,
             "И кверху отъ страха ушла;
             "Поэтому здѣсь и явилась
   
             124. "Такая большая гора.
             "Смотри: Вельзевулъ напугалъ тутъ
             "Всю землю; она собралась
   
             127. "И мрачнымъ проходомъ, безъ свѣту,
             "Какъ видишь ты самъ улеглась.
             "Журчанье ручья ты тутъ слышишь
   
             130. "Сквозь гору, что быстро течетъ,
             "И русло пробивъ доровнѣе,
             "Глубокія воды несетъ.*
   
             133. Съ учителемъ тотчасъ пошли мы
             По мрачной дорогѣ горой;
             Прекрасные часто предметы
   
             136. Мелькали сквозь щель предо мной.
             И въ свѣтлый тотъ міръ, направляясь,
             Спѣшили итти мы, и тамъ
   
             139. Едва лишь въ отверстіе вышли,
             Какъ звѣзды явилися намъ.
   

ПРИМѢЧАНІЯ КЪ ПѢСНЯМЪ "АДА"

Данте -- Алигіери

   Путешествіе Данте въ адъ, описанію котораго авторъ посвящаетъ свои тридцать четыре пѣсни, продолжалось три дня и три ночи. Началось оно въ страстную пятницу великаго поста и кончилось въ день Свѣтлого Христова Воскресенія.
   Божественная комедія -- эпопея, изложена стихами въ формѣ разсказа очевидца, которымъ будто-бы былъ самъ Данте-Алигіери. Онъ видѣлъ и слышалъ, что происходитъ въ аду, какъ мучаются грѣшники, какія страданія они претерпѣваютъ за грѣхи, содѣянные ими во время ихъ земной жизни. Этотъ фантастическій разсказъ имѣетъ глубокій смыслъ и значеніе по той строгой правдивости и реальности изображаемыхъ ужасовъ со всѣми мельчайшими подробностями. Короче, это уголовная хроника Италіи конца XIII вѣка. Данте говоритъ не только о своихъ современникахъ, пороки и добродѣтели которыхъ представляются въ живыхъ лицахъ, но также не забываетъ и другихъ лицъ, историческія имена которыхъ встрѣчаются въ пѣсняхъ "Ада".
   Нѣтъ надобности говорить, что стихотворная форма изложенія одна изъ труднѣйшихъ задачъ передать мысль достаточно ясно и понятно, но въ этомъ отношеніи поэтъ едва-ли заслуживаетъ упрека, тѣмъ болѣе, что вѣкъ, когда Данте писалъ свой "Адъ", итальянскій языкъ и поэзія были далеки отъ совершенства. Какъ талантливый художникъ, поэтъ рисуетъ передъ нами картину ужасовъ смѣлыми штрихами и живыми образами.
   Въ примѣчаніяхъ къ отдѣльнымъ пѣснямъ "Ада" читатели найдутъ всѣ необходимыя объясненія событій и именъ историческихъ лицъ, взятыхъ нами изъ итальянскаго подлиника: La Divina Commedia di Dante Alighieri Milano, anno 1804.
   

ПѢСНЬ I.

   1. Данте полагаетъ, что обыкновенный срокъ человѣческой жизни семьдесять лѣтъ, поэтому "пройдя полъ-пути своей жизни", означаетъ 35 лѣтъ отъ роду.
   6. "Заглохшій лѣсъ" изображаетъ жизнь, исполненную страстей и заблужденій.
   11. Сонъ, овладѣвшій Данте въ лѣсу, означаетъ человѣческую слабость и недостатокъ внутренняго свѣта.
   13. Холмъ, освѣщенный солнцемъ, которое направляетъ насъ ко всему доброму и полезному и указываетъ намъ прямой путь. Въ подлинникѣ сказано: "Planeta" такъ какъ Данте, по системѣ Птоломея, причисляетъ солнце къ планетамъ.
   28. "Въ пустынѣ безбрежной бродилъ" означаетъ поприще жизни со всѣми его невзгодами, бѣдствіями, печалью, или радостью, счастьемъ и довольствомъ.
   34-- 55. Когда Данте началъ всходить на холмъ, то ему преградила путь пантера -- это эмблема сладострастія, хитрости и лукавства; весьма понятно, что человѣкъ обладающій этими дурными качествами не любитъ свѣта, т. е. не желаетъ, чтобы его тайные замыслы были открыты.
   Левъ, появившійся вслѣдъ за пантерою, означаетъ гордость и властолюбіе,-- пороки, которые также омрачаютъ разумъ человѣка и заслоняютъ отъ него истинный свѣтъ.
   Наконецъ, волчица -- эмблема алчности и скупости также преслѣдуетъ Данте и заграждаетъ ему путь къ вершинѣ холма.
   Полагаютъ, что Данте подъ этими тремя звѣрями подразумѣвалъ именно тѣ страсти и пороки, которые мѣшали стремленію Италіи къ свѣту, т. е. къ объединенію. Данте, какъ великій мыслитель, сознавалъ, что Итальянцы тогда только могутъ итти по пути прогресса, когда сольются въ одно цѣлое государство. Дѣйствительно, Аппенинскій полуостровъ раздѣлался въ то время на нѣсколько мелкихъ государствъ, которыя постоянно враждовали другъ съ другомъ, а это, конечно, мѣшало ихъ внутреннему благоустройству и процвѣтанію.
   Новѣйшіе толкователи Данте говорятъ, что поэтъ подъ пантерою подразумѣвалъ Флоренцію и Гельфовъ; подъ Львомъ -- Францію; волчица-же изображала папу и римскую Курію.
   Этихъ трехъ животныхъ Данте по всей вѣроятности заимтствовалъ изъ Библіи отъ пророка Іереміи, только вмѣсто волка поставилъ волчицу, чтобы болѣе яркими красками очертить алчность папъ и всей римской Куріи.
   66--100. "Гдѣ солнце не свѣтитъ" въ итальянскомъ подлинникѣ сказано: "И soi tace" что значитъ; солнце молчитъ; у Данте часто встрѣчаются такія выраженія, которыя одинаково странны, какъ въ итальянскомъ языкѣ, такъ и въ русскомъ, но это характеристическія особенности Дантовскаго стиля.
   Когда Данте встрѣтилъ тѣнь Виргилія, то она стала говорить хриплымъ голосомъ, это означаетъ, что произведенія великаго поэта были почти совершенно забыты во времена вторженія варваровъ въ Италію.
   Въ итальянскомъ подлинникѣ сказано, что Виргилій родился "sub Julio" т. е. во время диктаторства Юлія Цезаря; кромѣ того Дайте упоминаетъ, что поэтъ родился "Tardi" т. е. поздно, слѣдовательно въ концѣ диктаторства Юлія Цезаря, который былъ убитъ въ 64 г. до P. X. и тогда Виргилію было всего шестнадцать лѣтъ; въ то время онъ написалъ только еще вторую эклогу. Во времена Данте всѣ въ Италіи относились съ уваженіемъ къ Виргилію и его произведеніямъ; простолюдины видѣли въ немъ, какъ бы пророка, и поклонники Виргилія, заучивши наизусть его извѣстную четвертую эклогу, смотрѣли на поэта -- язычника, какъ на полухристіанина. Въ "Божественной Комедіи" Данте считаетъ Виргилія символомъ человѣческой мудрости и смотритъ на него, какъ на философа и добродѣтельнаго человѣка, для котораго двери Рая были закрыты только потому, что онъ не принялъ Св. Крещенія.
   Увидя Виргилія, Данте обрадовался и назвалъ его "учителемъ" (maestro), потому что, творецъ "Божественной Комедіи" въ I пѣснѣ о Виргиліѣ говоритъ:
   
   Источникъ живой, плодотворный,
   Откуда я слогъ почерпалъ!
   
   Когда Данте начиналъ писать свою Божественную Комедію", то онъ уже былъ извѣстенъ въ Италіи своими произведеніями "Vita Nuova" (Новая жизнь) и стихотвореніями "Rime".
   Во всѣхъ пѣсняхъ "Ада" Данте, въ своемъ обращеніи въ Виргилію, называетъ его не иначе, какъ "Maestro" (учитель) "Duco" (вождь).
   101--112. "Пока не придетъ человѣкъ тотъ". Въ подлинникѣ сказано вмѣсто человѣкъ "veltro" -- что значитъ "борзый песъ. " Подъ этимъ названіемъ Данте подразумѣвалъ Кана Гранделла Скалла Гранде, младшаго брата Альббоина. Этотъ человѣкъ былъ покровителемъ Гибелиновъ въ Веронѣ и Данте возлагалъ на него большія надежды; но Канъ скончался въ 1329 г. на 40 году отъ рожденія. Этого человѣка прозвали Can -- песъ, потому что не задолго до его рожденія, его мать видѣла во снѣ, будто у ней родилась собака. На 27-мъ году отъ рожденія, Канъ былъ генералисимусомъ гибелинскихъ войскъ и за свои подвиги прозванъ Grande (Великинъ). Полагаютъ, что терцины, въ которыхъ Данте восхваляетъ Кана, написаны послѣ, такъ какъ, когда поэтъ началъ писать свою "Божественную Комедію" то герой Гибелиновъ былъ еще ребенкомъ.
   Канъ делла Скалле-Гранде родился между городами: Фельтро въ Тревизской мархіи и Монте-Фельтро въ Урбинской легаціи. Вѣроятно, Данте видѣлъ въ этомъ человѣкѣ объединителя Италіи. Итальянскій писатель Бальбо говоритъ, что подъ "псомъ" Данте подразумѣвалъ Угоччіоне делла Фажіола. Иные же находятъ что подъ словомъ "veltro" (песъ) подразумѣваются Гибелины, а подъ "волками" Гвельфы. Самъ-же Данте былъ сначала Гвельфомъ, а потомъ сдѣлался Гибелиномъ; но только онъ не враждовалъ напротивъ той партіи, ни противъ другой, а былъ противникомъ всякой вражды и находилъ, что люди одного племени, говорящіе на одномъ языкѣ и исповѣдующіе одну и туже религію, должны непремѣнно подчиняться одной верховной власти. Въ этомъ отношеніи онъ не только философъ, но и пророкъ.
   119--136. "Душѣ передамъ я достойной". Подъ этимъ подразумѣвается душа Беатриче. Извѣстно, что Данте послѣ смерти Беатриче, которую онъ любилъ почти съ самаго дѣтства, сталъ вести разгульную жизнь вмѣстѣ со своимъ другомъ Форезе и хотя, послѣдній умеръ въ 1293, но поэтъ продолжалъ такую-же безобразную жизнь до 1300 г.; но тутъ изученіе поэмы Виргилія отреэвило его, онъ бросилъ всѣ прежнія знакомства и возвратился на истинный путь.
   Виргилій, какъ язычникъ, могъ провести Данте только до воротъ Св. Петра и показать ему мученія грѣшниковъ.
   Ворота Св. Петра, это символъ покаянія и отпущенія грѣховъ, Данте описываетъ ихъ подробно въ IX пѣснѣ "Чистилища"
   

ПѢСНЬ II.

   1--13. Нѣкоторые говорятъ, что путешествіе Данте въ Адъ началось 25-го Марта, а Филалетесъ, основываясь на XXI пѣснѣ "Ада", думаетъ, что поэтъ подразумѣвалъ день своего вступленія въ "Адъ" 8-ое апрѣля.
   13--40. Эней подъ надзоромъ Сивиллы Кумской спускался въ тартаръ (адъ), какъ говоритъ въ "Энеидѣ" Виргилій, для того, чтобы узнать отъ своего отца Анхиза, какъ одержать побѣду надъ Турномъ, царемъ Рутановъ. У него былъ сынъ Сильвій. Апостолъ Павелъ, какъ говорится въ Дѣяніяхъ Апостоловъ гл. IX ст. 15 для прославленія имени Бога снизошелъ въ жилище безсмертныхъ съ цѣлію укрѣпить вѣру. Данте не считалъ себя достойнымъ на такой подвигъ и отказывался спуститься въ Адъ, но Виргилій уговаривалъ его.
   49--52. Лимбо, страшное въ аду мѣсто между тьмою и свѣтомъ, между страданіемъ и блаженствомъ. Въ этомъ мѣстѣ томятся добродѣтельные язычники, потому что не познали истиннаго Бога.
   53--130. Виргилій говоритъ Данте, что посланъ къ нему отъ Беатриче. Относительно Беатриче существуетъ много разногласій. Иные говорятъ, что подъ Беатриче подразумѣвается символъ богословія, откровенія, божественной милости, геній христіанской вѣры, символъ познанія Бога и даже олицетвореніе любви. Извѣстно, что Данте писалъ свои первые сонеты подъ впечатлѣніемъ любви къ Беатриче; но существовала ли она въ дѣйствительности, или нѣтъ, это сказать трудно. Быть можетъ, даже самая любовь къ ней Данте была только плодомъ его воображенія. Беатриче, какъ извѣстно, вышла замужъ за другого, но это нисколько не огорчило поэта; онъ продолжалъ писать свои сонеты безъ всякаго намека на своего счастливаго соперника. Въ своей Vita Nuova, Данте разсказываетъ, что встрѣтилъ Беатриче, дочь богатаго флорентинскаго гражданина Фолько Портинари, на праздникѣ перваго мая и влюбился въ неё. Въ то время поэту было всего девять лѣтъ. Затѣмъ девять лѣтъ спустя онъ опять встрѣчаетъ предметъ своей дѣтской любви въ церкви и не сводитъ съ дѣвушки глазъ во время всей службы. Въ третій разъ онъ встрѣтилъ Беатриче на какой то свадьбѣ и такъ поразился красотою дѣвушки, что всѣ тамъ надъ нимъ смѣялись и онъ ушелъ оттуда. Вотъ именно эта Беатриче, умершая вскорѣ послѣ своего замужества, является Виргилію, какъ сказано во II пѣснѣ "Ада" и проситъ спасти ея друга, Данте, которому угрожаетъ большая опасность, о которой ей сообщила Лючія въ то время, когда она, Беатриче, сидѣла съ древнею Рахилью. Подъ словомъ Лючія (lux -- свѣтъ) подразумѣвается благодать дѣйствующая и помогающая. Лючія была или мученица Сиракузская, или-же Лючія Убольдино, сестра Оттовіано Убольдини, о которомъ упоминается въ X пѣснѣ Ада. Въ 1225 году она жила въ одномъ изъ монастырей Флоренціи и признана святою. Рахиль-же, вторая жена Іакова, признается символомъ созерцанія. Данте помѣстилъ Беатриче (Богословіе) возлѣ Рахили, погруженной въ созерцаніе блага.
   Небо у Данте дѣлится на девять сферъ и всѣ эти сферы вращаются вокругъ нашей земли, которая по системѣ Птоломея, составляетъ центръ вселенной. Самыя меньшія сферы это луна и земля. Центръ земли это адъ, который вмѣстѣ и центръ всей вселенной
   130--136. Данте, услышавъ, что Беатриче послала Виргилія, соглашается слѣдовать за творцомъ "Энеиды".
   

ПѢСНЬ III.

   1--10. Третья пѣснь начинается надписью надъ вратами Ада.
   
   "Создали такую обитель:
   "Лишь праведный Божескій судъ,
   "Да разумъ высокіе и властный,
   "Благая Господня любовь".
   
   Это означаетъ, что Адъ не существовалъ при сотвореніи міра, но былъ созданъ для того, чтобы наказать возмутившихся противъ Творца ангеловъ. Адъ Данте изображаетъ въ видѣ обширной, погружающейся внизъ долины, имѣющей коническую форму; эта долина оканчивается у головы Люцифера, низвергнутаго съ неба въ пропасть и раздѣляется на девять главныхъ круговъ; эти круги спускаются спиралью, все ниже и ниже въ глубину и каждый скатъ послѣдующаго круга круче предъидущаго, Эта долина находится подъ открытымъ небомъ. Въ третьей пѣснѣ говорится только о преддверіи ада.
   31--60. Въ преддверіи ада томятся грѣшники, заботившіеся во время своей земной жизни только о себѣ и о своихъ личныхъ выгодахъ; они забываютъ даже свои обязанности, чтобы только не повредить себѣ и не обезпокоить себя; они ищутъ середины между добромъ и зломъ; для нихъ не существуетъ ни истины, ни лжи, ни справедливости; имъ нѣтъ ни до кого дѣла, кромѣ какъ до самихъ себя; но такъ какъ на землѣ они не хотѣли ничего знать, то и въ аду имъ предназначено мѣсто въ преддверіи, гдѣ "они напрасно ждутъ смерти второй". По словамъ Данте, этихъ людей отвергли и небо и не принялъ ихъ и адъ.
   61--69. Между грѣшниками въ преддверіи ада Данте помѣстилъ Исава, который продалъ своему брату Іакову первенство за чечевичную похлебку. Другіе толкователи "Божественной Комедіи" находятъ, что Данте подразумѣвалъ подъ этимъ человѣкомъ Діоклитіана, отказавшагося въ старости отъ престола; наконецъ, иные увѣряютъ, что поэтъ подразумѣвалъ папу Целестина V, который уступилъ свою тіару Бонифацію VIII, а послѣдній посадилъ своего предшественника въ тюрьму, гдѣ тотъ и умеръ; наконецъ, есть еще и такіе толкователи Данте, которые видятъ въ этомъ человѣкѣ Торреджіано деи-Черки, который не поддерживалъ своей партіи бѣлыхъ.
   70--73. Рѣка Ахеронъ помѣщена поэтомъ на самой верхней окраинѣ Ада; она имѣетъ видъ стоячаго болота.
   79--103. Сѣдовласый Харонъ, перевозившій грѣшниковъ черезъ рѣку, это миѳологическое лицо древности, которое Данте превратилъ въ бѣса; вообще стражами по всему аду у поэта являются разныя миѳологическія существа; въ этомъ отношеніи поэтъ подчинялся богословскимъ вѣрованіямъ среднихъ вѣковъ, когда на языческіе образы миѳологіи еще смотрѣли, какъ на дѣйствительно существовавшія личности, какъ, напр., Харонъ, Церберъ, Минотавръ, Горгоны, Великаны и др.
   86--88. Харонъ кричитъ на грѣшниковъ, говоря между прочимъ:
   
   "Свезу васъ на берегъ туманный,
   "Гдѣ вѣчная тьма лишь царитъ,
   "И холодъ васъ тамъ заморозитъ,
   "И адскій огонь васъ спалитъ.
   
   Это означаетъ три главные отдѣла Ада: мракъ, жаръ и холодъ на самомъ днѣ.
   136. Сонъ Данте опять означаетъ человѣческую слабость, какъ и въ первой пѣснѣ Ада. Съ одного берега Ахерона на другой Данте былъ перенесенъ ураганомъ во время сна.
   

ПѢСНЬ V.

   1--9. Громъ, раздавшійся надъ головою Данте, означаетъ, что поэтъ крѣпко спалъ, или скорѣе сказать, былъ въ безсознательномъ состояніи, такъ что его могъ привести въ чувство только сильный громъ надъ самою головою.
   13--25. Въ итальянскомъ подлинникѣ сказано "Edіо ehe del color mi fui accorto, т. e. и я его цвѣтъ замѣтилъ". Подобныя выраженія часто встрѣчаются у многихъ древнихъ латинскихъ и итальянскихъ писателей; но мы въ вашемъ переводѣ держались смысла стиха, а не его буквы, потому мы перевели: "Но блѣдность въ поэтѣ замѣтивъ", и т. д.
   Поэты вошли въ первый кругъ Ада или Лимбо; это самый обширный изъ всѣхъ круговъ; въ немъ души мучаются однимъ безнадежнымъ ожиданіемъ; тамъ помѣщаются не только добродѣтельные язычники, но и дѣти христіанскихъ родителей, умершія безъ крещенія; но некрещеные люди, жившіе до пришествія Іисуса Христа удостоились спасенія, если вѣровали въ Искупителя. Въ Лимбо Данте помѣщаетъ извѣстныхъ библейскихъ и историческихъ лицъ, въ числѣ которыхъ находится и самъ Виргилій, умершій 22-го сентября 19-ть лѣтъ спустя послѣ P. X.
   40--62. Виргилій называетъ своему спутнику всѣхъ тѣхъ людей, которые были взяты изъ Ада послѣ крестной смерти Спасителя. Данте при перечисленіи лицъ не держался хронологическаго порядка, а называлъ имена, сообразуясь съ риѳмами.
   Вся древняя исторія и миѳологія являются здѣсь въ лицахъ. Данте точно пріятно вспомнить, что и въ древнемъ мірѣ существовали такія личности, которыя единственно изъ желанія общаго блага работали на пользу общества.
   82--91. Гомера изображаетъ Данте съ обнаженнымъ мечемъ какъ символомъ описанныхъ имъ битвъ. Хотя творецъ "Божественной Комедіи" и зналъ Гомера только по отзывамъ другихъ писателей, преимущественно Аристотеля, но все-же онъ отдаетъ ему пальму первенства передъ прочими поэтами древняго міра.
   106--108. Замокъ окруженъ семью стѣнами, которыя по толкованію Лаидино и Веллутело означаютъ семь добродѣтелей: благоразуміе, воздержаніе, справедливость, сила, разумъ, наука и мудрость; поэты, прошли по небольшой рѣчкѣ (fiumicello) какъ по суху. Эта прекрасная рѣчка означаетъ краснорѣчіе, кромѣ того эта рѣка, по толкованію Ландино и Веллутелло не допускаетъ въ замокъ людей неимѣющихъ доблестей и славы.
   113--117. Электра -- дочь Атланта; отъ Юпитера у ней родился Дарданъ, основатель Трои; она окружена Гекторомъ, защитникомъ Трои, сыномъ Пріама; Энеемъ и Юліемъ Цезаремъ, извѣстнымъ римскимъ тріумвираторомъ.
   118--124. Камилла дочь царя Вольсковъ, храбрая дѣвственница, владѣвшая оружіемъ, какъ веретеномъ. Латинъ -- царь Ѳригеновъ, сидѣвшій со своею дочерью Лавиньей, которая была яблокомъ раздора между Энеемъ и Ту рвомъ. Все это заимствовано изъ "Энеиды".-- Брутъ, прогнавшій Тарквинія седьмого и послѣдняго царя Рима и основавшій римскую республику. Лукреція -- жена Коллатина, непощадившая свою жизнь изъ ненависти къ тирану и давшая тѣмъ поводъ свергнуть его съ престола. Юлія -- дочь Юлія Цезаря и жена Помпея, она извѣстна, какъ образецъ супружеской вѣрности. Марція -- жена Катона Утикскаго, по приказанію его, вышедшая при его жизни замужъ за другого мужа, Гортензія. Корнелія -- дочь Сципіона Африканскаго, мать двухъ Гракховъ, жившихъ для пользы своего отечества и погибшихъ за него.
   125--128. Саладинъ -- султанъ Вавилонскій, благородный противникъ христіанскаго Рима. Данте посадилъ его отдѣльно отъ всѣхъ, потому что онъ одинъ между всѣми Сарацинами заслужилъ славу; это былъ человѣкъ высокаго ума и самой чистой нравственности, почему онъ изъ простого человѣка сдѣлался султаномъ. Саладинъ, узнавъ, что христіане готовятся къ крестовому походу и чтобы спасти свое государство, онъ придумалъ совершить дальнее путешествіе, переодѣвшись купцомъ и, взявъ съ собою двухъ товарищей, въ преданности которыхъ былъ увѣренъ; онъ отправился съ ними въ Арменію, потомъ въ Грецію, Сицилію, Италію, Францію, Англію, Испанію и Германію; затѣмъ онъ прибылъ на кораблѣ въ Александрію, имѣя точныя свѣдѣнія, что ему нужно предпринять для защиты своего государства. Въ это время христіанскія войска прошли черезъ Сирію въ Отонъ, гдѣ свирѣпствовала чума. Только немногіе изъ христіанъ спаслись бѣгствомъ, другіе же или умерли отъ чумы, или же были взяты въ плѣнъ. Саладинъ отпустилъ на свободу всѣхъ христіанскихъ плѣнниковъ, предоставивъ имъ право опять поднять на него, Саладина, оружіе, если они найдутъ это для себя выгоднымъ.
   129--144. Въ средніе вѣка Аристотель пользовался большимъ уваженіемъ на западѣ; онъ былъ первымъ греческимъ писателемъ сочиненія котораго были переведены.-- Сократъ и Платонъ, извѣстные греческіе мудрецы.-- Діоскоридъ, греческій врачъ, писавшій о свойствахъ травъ и камней, а также о ядахъ и о противоядіяхъ. Демокритъ -- приписывалъ созданіе міра одной только случайности.-- Эвклидъ -- творецъ геометріи; онъ жилъ во время царствованія Птоломея за 320 л. до P. X. преподавалъ математику въ Александріи и самъ царь былъ въ числѣ его учениковъ -- Птоломей извѣстенъ, какъ изобрѣтатель системы мірозданія. Данте въ своей поэмѣ слѣдуетъ этой системѣ. Авицена -- знаменитый медикъ; онъ сказалъ, что Галленъ много говорилъ о вѣтвяхъ, но мало о корняхъ медицины.-- Иппократъ -- родоначальникъ медицины.-- Галлею -- извѣстный врачъ во второмъ столѣтіи; онъ былъ уроженецъ Пергамо, изъ Азіи.-- Аверроесъ -- испанскій мудрецъ, прославившій себя истолкованіемъ мыслей философа Аристотеля.
   

ПѢСНЬ V.

   4--20. Миносъ сынъ Юпитера и Европы; онъ служилъ олицетвореніемъ пробужденія злой совѣсти. Данте преобразилъ этого строгаго судью въ бѣса съ длиннымъ хвостомъ.
   49--52. Древняя Семирамида, такъ говоритъ преданіе, послѣ смерти своего мужа носила мужское платье и выдавала себя за своего сына Нинія, котораго вслѣдствіе его женоподобнаго нрава, держала между придворными наперсницами. Семирамида жила въ преступной связи со своимъ сыномъ и потому издала законъ, по которому никакая родственная связь не могла служить препятствіемъ къ браку. Во времена Данте въ тѣхъ странахъ, гдѣ царствовала Семирамида въ древности, управляли султаны турецкіе и курдистанскіе.
   53-- 56. Дидона -- невѣрная жена Сихея, отравившая себя изъ любви къ Энею.
   57--58. Клеопатра -- царица Египта извѣстная своей роскошью и своимъ сладострастіемъ. Изъ за нея Антоній возсталъ противъ Октавія Августа. Клеопатра попала въ плѣнъ къ Октавію и отравилась, чтобы не идти вмѣстѣ съ другими плѣнниками во время торжественнаго въѣзда (тріумфа) побѣдителя въ Римъ.
   Жена Менелая -- извѣстная Елена прекрасная, изъ-за которой вспыхнула Троянская война.
   59. Ахиллъ или Ахиллесъ, сражавшійся изъ-за любви; причиною его смерти была его страсть къ Поликсенѣ и затѣмъ еще соперничество съ Гекторомъ.
   63. Парисъ -- которымъ увлеклась Елена и измѣнила мужу своему Менелаю.
   Тристанъ -- рыцарь изъ баснословнаго цикла короля Артура Круглый Столъ. Этотъ Тристанъ приходился племянникомъ князю Марко Корнуальскому и влюбился въ жену своего дяди Изоту; когда князь засталъ ихъ вмѣстѣ, то убилъ Тристана.
   69--140. Данте встрѣчаетъ также и Франческу-да-Римини, которая разсказываетъ поэту трогательную повѣсть своей любви и жалуется, что еб несправедливо казнили. Сущность этой повѣсти слѣдующая: Гвидо-де-Поленти, правитель Равенны, для упроченія мира между партіями Полента и Малатеста рѣшено было выдать прелестную дочь Полента, извѣстную впослѣдствіи подъ именемъ Франчески-да-Римини, за Джанчотто Малатеста, который отличался храбростью, но былъ въ высшей степени безобразенъ и уродливъ. Чтобы выдать такую красивую дѣвушку за урода, придумали хитрость: въ Равенну послали брата Джанчотто, красиваго Паоло. Дѣло устроили такъ, что Франческа, считая своимъ женихомъ Паоло, не только согласилась выйти за него замужъ, но и влюбилась въ него. Франческа узнала объ этомъ обманѣ только на другой день послѣ свадьбы. Это оскорбило Франческу и такъ какъ она любила Паоло, то и проводила иногда съ нимъ время за чтеніемъ книгъ. Однажды они вмѣстѣ читали книгу Ланчилотто. Это рыцарскій романъ изъ цикла Круглаго Стола. Ланчилотто, сынъ лишеннаго престола короля Банъ-де-Бенуа, влюбляется въ супругу короля, Джиневру, которая даетъ ему поцѣлуй, какъ доказательство своей взаимной любви. Когда Франческа и Паоло дошли до того мѣста въ книгѣ, гдѣ Ланчилотто цѣлуетъ Джиневру, то и влюбленные также поцѣловались; въ это время сталъ къ нимъ стучаться мужъ Франчески; Паоло хотѣлъ было бѣжать, но зацѣпился платьемъ за гвоздь; тогда взбѣшенный Джанчотто ворвался въ комнату и убилъ и брата и жену. Говорить, что Данте писалъ 5-ю пѣснь "Ада" въ семьѣ Гвидоновелло-ди-Полента, племянника Франчески, у котораго жилъ сынъ творца "Божественной Комедіи". Данте и скончался въ этой семьѣ 14-го сентября 1321 года.
   Данте помѣстилъ Паоло и Франческу въ адъ, потому что считалъ невозможнымъ оставить безъ наказанія самое малѣйшее отступленіе человѣка отъ основныхъ правилъ нравственности и религіи. Исторія Паоло и Франчески послужила сюжетомъ для одной изъ трагедій Сильвіо Пеллико. "Francesca da Rimini." Байронъ, извѣстный англійскій поэтъ написалъ стихотвореніе также подъ заглавіемъ: "Francesca of Rimini". Когда Данте встрѣтилъ въ аду душу несчастной Франчески, которая неразлучно летала съ душею Паоло, то она разсказала поэту о своихъ страданіяхъ, между тѣмъ, какъ тѣнь Паоло не произнесла ни слова, а только рыдала.
   Мѣсто Каина это особое отдѣленіе девятаго круга ада, гдѣ терпятъ наказаніе братоубійцы; оно получило свое названіе отъ имени старшаго сына Адама, Каина.
   

ПѢСНЬ VI.

   13--32. Церберъ поставленъ у Данте стражемъ третьяго круга; это миѳологическая личность вполнѣ подходитъ къ роду тѣхъ преступленій, за которыя грѣшники посажены въ третій кругъ ада. Согласно греческой миѳологіи, Церберъ съ тремя головами былъ собакою Плутона и сыномъ гиганта Тифона и змѣи Ехидны. Сестрами его были: Лернійская гидра и Химера. Церберъ только пьетъ, ѣстъ и спитъ; иначе онъ не могъ бы существовать; вотъ почему Данте и поставилъ его стражемъ жадныхъ, которые также только пьютъ, ѣдятъ и спятъ.
   37--58. Чіако, котораго Данте встрѣтилъ въ аду, былъ извѣстный лизоблюдъ и лакомка того времени. Его имя Чіако или уменьшенное отъ имени Сіасоро (Яковъ), или хе происходитъ отъ употреблявшагося въ флорентійской простонародной рѣчи слова сіассо (свинья), всѣмъ извѣстно, что это животное очень прожорливо.
   59--77. Затѣмъ Данте спрашиваетъ Чіако о томъ, что должно случиться; тутъ грѣшникъ является какъ-бы пророкомъ, но въ сущности Данте, писавшій свою "Божественную Комедію, много позднѣе 1300 влагаетъ въ уста Чіако разсказъ о всѣхъ совершившихся событіяхъ послѣ 1300 г. 'Теперь мы постараемся объяснить насколько возможно положеніе дѣла въ Италіи въ то время. Около 1300 г. въ Пистоѣ произошелъ семейный раздоръ между двумя вѣтвями фамиліи Канчелліери; изъ этой фамиліи одна вѣтвь заимствовала свое коллективное названіе отъ имени Біанка (бѣлая), первой жены мессера Канчелліери, а ихъ противники приняли противоположное названіе бѣлыхъ -- черныхъ. Этотъ раздоръ скоро охватилъ всю Пистою. Бо Флоренціи-же знаменитый родъ Донати принялъ сторону черныхъ, тогда какъ новый дворянскій родъ Черки примкнулъ къ бѣлымъ. Вслѣдствіе этого градоправители Флоренціи порѣшили изгнать изъ города вождей какъ той, такъ и другой партіи. Къ этимъ градоправителямъ или пріорамъ, которыхъ избирали въ числѣ двѣнадцати, принадлежалъ и Данте. Но не прошло и года какъ вожди бѣлыхъ подъ предлогомъ нездороваго климата въ ихъ мѣстѣ изгнанія были призваны обратно во Флоренцію и въ томъ числѣ другъ Данте, Гвидо Кавальканти. Между тѣмъ вождь черныхъ, Корсо Донати, имущество котораго было конфисковано, отправился въ Римъ и выставилъ передъ папою Бонифаціемъ VIII враждебную партію, какъ опасныхъ гибелиновъ и выхлопоталъ содѣйствіе папы въ борьбѣ съ противниками. Вскорѣ ко двору папы пріѣхалъ Карлъ Валуа, братъ французскаго короля. Бонифацій VIII вздумалъ употребить Карла Валуа орудіемъ для ниспроверженія господствующей партіи во Флоренціи, къ этому-же склоняли папу и черные. Кромѣ того флорентійское посольство, въ числѣ котораго находился и Данте, хлопотало въ противоположномъ смыслѣ. Карлъ Валуа отправился во Флоренцію овладѣлъ верховною властью въ республикѣ и изгналъ оттуда много гражданъ; которые не были въ числѣ его приверженцевъ, между ними былъ и Данте.
   79--82. Теніяіо и Рустикуччи нарушители законовъ природы о нихъ упоминается въ XVI пѣснѣ "Ада".
   83--84. Фарината невѣровавшій въ безсмертіе души, о немъ упоминается въ X пѣснѣ "Ада".
   

ПѢСНЬ VII.

   1--12. Въ итальянскомъ текстѣ первая строка начинается такъ: Pape satan, pape Satan aleppe. Это восклицаніе объясняется различнымъ способомъ: по мнѣнію однихъ, это происходитъ отъ латинскаго слова рарае, означающее восклюцаніе удивленіжа1ерре -- aleph -- первая еврейская буква, замѣняющая также восклицаніе. Многіе полагаютъ, что Данте изъ ненависти къ папамъ, считая ихъ жажду къ накопленію богатства причиною всѣхъ бѣдствій, написалъ: pape вмѣсто рарае и въ такомъ случаѣ этотъ стихъ можно перевести: папа сатана верховнѣйшій или всевластный! Во всякомъ случаѣ восклицаніе Плутуса означало, что въ этомъ мѣстѣ владычествуетъ дьяволъ.
   Плутусъ имѣетъ волчій видъ и олицетворяетъ собою жадность.
   46--47. Папы начиная съ Иннокентія IV не останавливались даже передъ предосудительными мѣрами, лишь бы накопить себѣ богатства.
   55--56. У итальянцевъ есть пословица: "все про моталъ до волосъ."
   69--80. По схоластическимъ понятіямъ всякое небо находится въ вѣдѣніи какого нибудь ангела. Одинъ изъ этихъ ангеловъ, управляющихъ, механизмомъ мірозданія есть Фортуна, которой ввѣрена раздача земныхъ благъ между людьми. Всѣ превратности человѣческой судьбы подчинены Фортунѣ. Виргилій защищаетъ Фортуну противъ мнѣнія Данте, который приписываетъ ей "когти" а слѣдовательно низводитъ ее на степень враждебныхъ человѣчеству духовъ. Шаръ Фортуны, это эмблема земныхъ благъ, которыми она распоряжается.
   97--98. Отсутствіе звѣздъ означаетъ, что уже миновала полночь.
   98--112. Данте помѣщаетъ расточителей и скрягъ въ одно мѣсто, такъ какъ, вѣроятно, поэтъ придерживался того мнѣнія, что крайности сходятся; точно также и въ пятомъ кругѣ Данте помѣстилъ свирѣпыхъ людей вмѣстѣ съ безхарактерными.
   115--118. Мутная, черная вода означаетъ, что грѣхъ является не столько слѣдствіемъ злыхъ наклонностей, сколько слѣдствіемъ потери самосознанія. Въ гнѣвѣ иной человѣкъ бываетъ способенъ убитъ ближняго, чего никогда не сдѣлалъ-бы въ спокойномъ состояніи духа.
   121--132. Виргилій съ отвращеніемъ смотритъ на этихъ тѣней и приглашаетъ Данте не обращать вниманія на ихъ слова.
   

ПѢСНЬ VIII.

   Полагаютъ, что Данте до своего изгнанія изъ Флоренціи написалъ только семь пѣсень; рукопись осталась въ этомъ городѣ; уже нѣсколько лѣтъ спустя, жена поэта нашла ее между спасенными вещами послѣ разграбленія дома Данте и отправила эту рукопись къ маркизу Марчелло Маласпини, у котораго въ то время находился поэтъ. Жена Данте обратилась съ просьбою къ маркизу, чтобы тотъ убѣдилъ ея мужа продолжать начатую поэму.
   21--24. Флегій завоевалъ Дельфы и сжегъ храмъ Аполлона за то, что этотъ богъ обезчестилъ его дочь Кориниду; подобный грѣхъ показался до такой степени ужаснымъ древнимъ, что они помѣстили Флегія въ Тартаръ, а Данте сдѣлалъ его перевозчикомъ черезъ болото.
   42--54. Филиппъ Ардженти (серебрянный). Это былъ Филиппъ Ковуччіули; его прозвали Арджбити, потому что онъ подковалъ свою лошадь серебрянными подковами; онъ принадлежалъ къ старинной дворянской фамиліи Адимари, которые были сторонниками черныхъ и личными врагами фамиліи Данте.
   86--90. Городъ Дите происходитъ отъ латинскаго слова "Dis" которымъ греки и Римляне называли Плутона. Данте называетъ башни, окружающія городъ, мечетями, чтобы показать, что тѣни живущія въ Дите не были на землѣ истинными христіанами. Огонь, озарявшій Дите, а слѣдовательно происходящій отъ огня жаръ, означаетъ божественный свѣтъ любви и истины, который въ аду палитъ грѣшниковъ, въ Чистилищѣ возбуждаетъ надежду, а въ Раю составляетъ высшее блаженство.
   121--124. Есть преданіе, что бѣсы хотѣли заградить путь Спасителю при Его сошествіи въ адъ; но ворота ада упали и такъ остались на-вѣки.
   

ПѢСНЬ IX.

   21--32. Ерихтона, ѳессалійская волшебница, которая, уступая просьбамъ Секста Помпея, оживила тѣнь одного изъ павшихъ въ битвѣ для того, чтобы тѣнь его предсказала исходъ гражданской войны. Что же касается того, что Виртилій по порученіи Ерихтоны также спускался въ адъ, чтобы взять оттуда одну изъ тѣней, то это поэтическій вымыселъ Данте, основанный на томъ, что Виргилій скончался тридцать лѣтъ спустя послѣ вызова волшебницею тѣни для Помпея, а слѣдовательно волшебница и не могла пережить Виргилія.
   37--67. Три прислужницы жены Плутона, Прозерпины дочери Юпитера и Цереры. А три сестры -- фуріи, дочери Ахерона и ночи. Самая злая изъ нихъ Мегера она способствуетъ развитію злостныхъ понятій. Алетто внушаетъ дурные разговоры. Тизефона способствуетъ мщенію и смертоубійству. Эти фуріи не пускаютъ Виргилія и его спутника въ городъ и зовутъ на помощь Медузу, одну изъ Горгонъ, которая превращаетъ людей въ камни. Нѣкоторые толкователи Данте предполагаютъ, что поэтъ подразумѣвалъ подъ Медузою не фурію, а первоклассную красавицу, которая своею очаровательною прелестью превращала людей въ камни.
   58--100. Геркулесъ извлекъ Тезея изъ ада, убивъ и сковавъ его стража Цербера, потому-то и фуріи, обращаясь къ Данте упоминаютъ о Тезеѣ. Виргилій не называетъ по имени ни одного изъ грѣшниковъ, а чтобы Данте не превратился въ камень закрылъ ему глаза его-же рукама, а своими еще прикрылъ своего спутника. Подъ посланникомъ поэтъ подразумѣваетъ не ангела, а Меркурія, сына Юпитера и Венеры. По мнѣнію Данте, ангелы имѣютъ входъ только въ Чистилище, а не въ адъ: Творецъ "Божественной Комедіи" придаетъ своему "Аду" миѳологическое значеніе; онъ помѣщаетъ все миѳологическія лица какъ напр.: Харона, Минотавра, Цербера и т. д.
   103--109. Арли на рѣкѣ Родино или Ронѣ. Пола, городъ въ Истріи у залива Кварнаро. Согласно средневѣковому преданію, герои, павшіе, въ Ронсевальской битвѣ, похоронены близъ этихъ городовъ, на обширномъ сватѣ Иліи.
   123--130. Множество гробницъ съ раскольниками, которыя Данте увидѣлъ въ аду, это намекъ на то, что въ то время въ Италіи было множество сектъ, распространители которыхъ несравненно болѣе заслуживаютъ наказанія, чѣмъ объ этомъ думаютъ люди и потому Данте заключилъ этихъ раскольниковъ въ могилахъ подъ пламенемъ.
   

ПѢСНЬ X.

   35-- 52. Фарината, потомокъ Каталины, одинъ изъ наиболѣе отважныхъ вождей Гибелиновъ: онъ былъ потомокъ Каталины, происходилъ изъ древней итальянской фамиліи делли-Уберти и отличался храбростью. На берегахъ рѣки Арбіо у горы Аперти Фарината разбилъ войско Гвельфовъ въ 1260 г., торжественно вступилъ въ Флоренцію, изгналъ оттуда всѣхъ Гвельфовъ и въ томъ числѣ и отца Данте -- самого поэта не было еще на свѣтѣ,-- такъ что многіе полагаютъ, что творецъ "Божественной Комедіи" посадилъ Фарината въ адъ изъ мести, но это совершенно несправедливо, такъ какъ поэтъ помѣстилъ его въ адъ, потому, что храбрый вождь Гибелиновъ не вѣрилъ въ безсмертіе души и наслаждался всѣми благами жизни, отрицая, что за гробомъ насъ ожидаетъ кора или награда.
   Кавальканте, отецъ друга Данте, Гвидо. Онъ ищетъ своего сына и не найдя его рыдаетъ и.опять скрывается въ своей раскаленой гробницѣ, не понявъ уклончиваго отвѣта Данте о Гвидо. Послѣдній былъ также поэтъ, но въ тоже время и философъ; онъ не любилъ Виргилія и не увлекался его произведеніями, тогда какъ Данте находилъ, что изученіе классиковъ служитъ для подготовки поэта къ великимъ и художественнымъ произведеніямъ.
   118--120. Императоръ Фридрихъ II слылъ въ свое время еретикомъ, склонявшимся, по своимъ религіознымъ убѣжденіямъ, къ исламу. Въ исторіи онъ извѣстенъ, какъ постоянный врагъ папъ.
   "Межъ ними одинъ кардиналъ тутъ" здѣсь подразумѣвается кардиналъ Оттавіано делли-Убальдини, отличавшійся свободомысліемъ; но не смотря на это, онъ пользовался особенною благосклонностью папъ Григорія IX и Иннокентія IV.
   123--124. Злобныя слова, сказанныя Фаринатою Данте, заключали въ себѣ намекъ на скорое изгнаніе поэта изъ Флоренціи.
   

ПѢСНЬ XI.

   9--11. Папа Анастасій И почти миѳическая личность; можетъ быть Данте воспользовался преданіемъ только для того, чтобы доказать какъ и папы могутъ сдѣлаться еритиками. Папа Анастасій II былъ римлянинъ и въ свою бытность въ Константинополѣ, во времена Зенона и Фотина, принялъ ученіе послѣдняго; Фотинъ былъ грекъ изъ Ѳессалоники и, слѣдуя ученію Магомета, отвергалъ божественную природу Іисуса Христа. Этотъ папа умеръ 17-го ноября 498 года.
   112--78. Подраздѣленіе седьмого круга еще на три небольшіе круга, показываетъ, что въ каждомъ изъ нихъ томится особый разрядъ грѣшниковъ. Въ седьмомъ кругѣ наказываются виновные въ насиліи, которое можетъ быть совершенно или противъ ближнихъ, или противъ самой личности насилующаго, или-же противъ Бога, природы и искусства. Виргилій объясняетъ также своему спутнику значеніе остальныхъ трехъ круговъ, которые имъ предстоитъ пройти. Въ этой пѣснѣ Данте высказываетъ свои воззрѣнія на судъ и законодательство. Виргилій здѣсь же объясняетъ своему спутнику подраздѣленія восьмого и девятаго круговъ. Восьмой кругъ заключаетъ въ себѣ грѣшниковъ размѣщенныхъ по десяти ямамъ. Девятый-же кругъ, гдѣ караются измѣнники, подраздѣляется на четыре концентрическіе круга. Въ центрѣ же вселенной страдаетъ Люциферъ, который терзаетъ зубами и когтями Іуду Предателя, Кассія и Брута.
   79--90. Данте спрашиваетъ Виргилія, почему въ седьмомъ кругѣ не наказываются чревоугодники. Тогда наставникъ ссылается на "Этику" Аристотеля, который въ общей идеѣ порока видитъ три главныя проявленія: невоздержаніе, скотство и злость. По мнѣнію Аристотеля; отъ этихъ трехъ главныхъ источниковъ происходятъ всѣ дурныя качества человѣка.
   93--115. Виргилій на вопросъ Данте по чему кровожадные ростовщики такъ противны Богу, опять ссылается на "физику" Аристателя, въ которой древній философъ говоритъ, что "искусство есть подраженіе природѣ" и затѣмъ упоминаетъ о книгѣ "Бытія" въ которой сказано, что человѣкъ долженъ трудиться въ потѣ лица. Здѣсь замѣтимъ кстати, что во многихъ судебныхъ средневѣковыхъ кодексахъ ростовщики и барышники называются Ломбардцами и Кагорцами^ послѣдніе получили свое названіе отъ города Каюра въ Южной Франціи, гдѣ возникли первые дома банкировъ и барышниковъ. Точно также нѣкоторыхъ германскихъ мелкихъ торгашей называютъ вестфальцами, хотя и не всѣ они родомъ изъ Вестфаліи. Ростовщики истязуютъ трудъ человѣка и насилуютъ природу; въ средніе вѣка всякое пользованіе процентами считалось постыднымъ лихоимствомъ, потому что такіе люди, безъ всякаго труда, наживали на свое золото громадныя деньги, пользуясь затруднительными обстоятельствами ближняго.
   

ПѢСНЬ XII.

   1--6. На самой вершинѣ утеса поэты встрѣчаютъ чудовище -- это Минотавръ. Это чудовище родилось отъ супруги Критскаго царя Миноса и бѣлаго быка, посланнаго Юпитеромъ для принесенья въ жертву богамъ, какъ искупленіе за убійство Аѳинянами сына Миноса, прекраснаго и достойнаго Андрожея. Юпитеръ былъ, отецъ Миноса. Царь Критскій поразился красотою быка и не принесъ его въ жертву богамъ, а вмѣсто него положилъ на жертвенникъ другого обыкновеннаго быка. Юпитеръ, оскорбленный непослушаніемъ своего сына, отмстилъ ему за это самымъ ужаснымъ образомъ. Когда Миносъ уѣхалъ на войну,, то его супруга Пазифая, дочь солнца, влюбляется въ этого бѣлаго быка. Знаменитый зодчій Дедалъ, для удовлетворенія страсти Критской царицы, устраиваетъ деревянную, обвитую шерстью, красивую корову, въ которую и входитъ Пазифая. Деревянная корова прельщаетъ быка -- вотъ происхожденіе Минотавра. Аѳиняне должны были ежегодно приносить этому чудовищу въ жертву семь юношей и семь молодыхъ дѣвушекъ; но Теэей съ помощью нити, которую ему дала сестра Минотавра, Аріадна, убиваетъ чудовище и освобождаетъ Аѳинянъ отъ такой постыдной дани. Таковъ миѳъ о чудовищѣ Минотаврѣ.
   37--40. Въ этой терцинѣ подразумѣвается землетрясеніе, сопровождавшее крестную смерть Спасителя.
   41--46. По системѣ Эмпедокла, четыре стихіи и два движущія начала: любовь и раздоръ поперемѣнно господствуютъ в`о вселенной; когда владычествуетъ любовь, то элементы сливаются и міръ превращается въ хаосъ, изъ котораго онъ образовался и, наоборотъ, при раздорѣ элементовъ міръ возникаетъ снова.
   53--73. Кентавры -- это внуки Флегіаса и дѣти Титана Иксіона; отличительная черта ихъ нрава -- гнѣвъ и высокомѣрная гордость. Хиронъ, старшій изъ кентавровъ, сынъ Сатурна и Нимфы Филлары, а не Титана Иксіона, какъ прочіе кентавры; онъ воспитывалъ Ахиллеса и передалъ ему гнѣвъ, который имѣлъ такія пагубныя послѣдствія. Нессо или Нессъ, котораго Геркулесъ убилъ ядовитою стрѣлою въ то время, какъ онъ переносилъ на спинѣ прекрасную Деянору черезъ рѣку Алофей. Передъ смертью онъ приготовилъ любовный напитокъ изъ своей крови, а Деянора, желая снова привлечь къ себѣ, измѣнившаго ей Геркулеса, смочила этимъ напиткомъ одежду героя, отчего тотъ подвергся такимъ страшнымъ мученіямъ, что сжегъ себя на кострѣ.
   Фоль похитилъ съ пиршества Пиритоя, царя Лавитовъ, его невѣсту Гипподомію.
   104--108. Нѣкоторые полагаютъ, что рѣчь здѣсь идетъ объ Александрѣ, тиранѣ, Ѳессалійскаго города Фереи, хотя сынъ поэта, Піетро Данте относитъ это къ Александру Македонскому, сыну Филиппа.
   Діонисій, тиранъ Сиракузскій въ Сициліи.
   Аццолино ли Романо зять Фридриха II, управлялъ послѣ его смерти большею частью Италіи и отличался самою кровожадною жестокостью; онъ оправдывалъ свою лютость слѣдующими словами: "грѣхи народовъ заслуживаютъ кару. Мы -- же, правители, собственно для того и даны свѣту, чтобы мстить за преступленія". У Аццолино ди Романо по срединѣ лба, надъ носомъ росли длинные черные волосы и когда этотъ человѣкъ приходилъ въ ярость, то волосы на лбу звѣрски ощетинивались.
   Обиццо д'Ести послѣ смерти своего дѣда Аццо VII, сдѣлался правителемъ Феррары и вскорѣ затѣмъ синьоромъ Модены и Реджіо. Данте помѣстилъ его въ числѣ тирановъ за то, что граждане Феррары вручили ему господство съ неограниченною властью. Обиццо былъ самый ревностный Гвельфъ, помогалъ Карлу Анжуйскому въ его Итальянскомъ походѣ. Обиццо, какъ увѣряетъ преданіе, находясь въ тяжкой болѣзни, былъ придушенъ сыномъ своимъ, Аццо.
   117--124. Графъ Гвидо-да-Монфорто, намѣстникъ короля Карла Анжуйскаго въ Тосканѣ, умертвилъ въ церкви, во время Богослуженія, Генриха, сына Ричарда Корнвалійскаго, который былъ однимъ изъ претендентовъ на Германскую императорскую корону. Убійство было совершенно въ тосканскомъ городѣ Витербо.
   , Гвидо былъ побужденъ къ этому преступленію желаніемъ отмстить дядѣ принца Генриха, англійскому королю Генриху III, за смерть своего отца, Симона Монфортскаго, погибшаго въ битвѣ съ королевскими войсками близъ Эвесгама. Это было начало борьбы между англійской короной и націей изъ-за политической и общественной свободы.
   129--136. Атилла -- бичъ Божій, который задохнулся въ своей собственной крови. Пирръ прославился жестокостями во время сраженій съ Римлянами и не щадилъ своихъ подданныхъ.
   Тарквиній Секстъ, который послѣ смерти своего отца, предался разбоямъ въ Сицилійскихъ моряхъ.
   Риньеръ да Корнето былъ во времена Данте знаменитымъ разбойникомъ, производящимъ грабежи въ морѣ близъ Рима.
   Риньеръ Паццо (сумасшедшій) также разбойникъ, но только знатнаго происхожденія: онъ грабилъ преимущественно прелатовъ и, какъ говорятъ, былъ въ соумышленничествѣ съ вольнодумнымъ императоромъ Фридрихомъ II.
   

ПѢСНЬ XIII.

   11--16. Гарпіи это птицы съ женскими лицами; онѣ оскверняли припасы Троянъ на Строфордскиѳъ островахъ, причемъ одна изъ нихъ, Челано, предсказала Троянцамъ такой голодъ, что они даже съѣдятъ столъ, на которомъ принимали пищу. Гарпіи служатъ здѣсь олицетвореніемъ алчности, расточительности, а также и мрачнаго представленія будущаго вслѣдствіе чего человѣкъ и бываетъ способенъ на самоубійство.
   17--28. Въ строкахъ 19 и 20-ой Виргилій дѣлаетъ Данте намекъ на свой разсказъ о Нолидорѣ (Энеида); сущность этого разсказа слѣдующая: прибывъ во Ѳракію, Эней устроилъ въ ней городъ, названный Энеадой; когда онъ хотѣлъ принести жертву богамъ и чтобы украсить жертвенникъ отломилъ нѣсколько вѣтокъ отъ миртоваго куста, то вдругъ изъ куста полилась кровь и послышались горькія жалобы.
   30--105. Петръ делле-Винѣе былъ тайнымъ секретаремъ и ближайшимъ совѣтникомъ императора Фридриха II. Сынъ бѣдныхъ родителей, этотъ талантливый человѣкъ съумѣлъ, однако, добиться высшихъ государственныхъ должностей и завладѣть милостью своего государя. Петръ делле-Винье обладалъ рѣдкимъ даромъ краснорѣчія, зналъ хорошо латинскій языкъ, писалъ сонеты, исправлялъ содержаніе писемъ по дѣламъ императора и за это монархъ, наградилъ его своими милостями; но у Петра делле-Винье было много враговъ и его оклеветали передъ императоромъ. Въ концѣ царствованія Филиппа И бывшій любимецъ впалъ въ немилость, его заподозрили въ измѣнѣ и заключили въ тюрьму и даже, какъ говорятъ, ослѣпили. Молва обвиняла Петра делле-Винье въ томъ, что онъ на Ліонскомъ соборѣ въ 1245 дѣйствовалъ противъ интересовъ императора; другое же обвиненіе заключалось въ томъ, что будто бы Петръ делле-Винье, сговорившись съ врачемъ хотѣлъ было отравить своего государя. Несчастный кончилъ жизнь самоубійствомъ; иные говорятъ, что онъ выбросился изъ окна тюрьмы, когда мимо проходилъ императоръ, а другіе, что онъ разбилъ себѣ голову о каменную стѣну церкви Св. Андрея въ Пизѣ.
   114--120. Лано -- гражданинъ Сіены промоталъ все свое имущество въ знаменитомъ клубѣ виверовъ родного города и, полный отчаянія, искалъ смерти въ сраженіи при Топпо, гдѣ и былъ убитъ. Самая же битва происходила между сіенцами, сторонниками гвельфскихъ городовъ Тосканы и гибеллинами города Ареццо.
   121--132. Джакобо да Сента Андреа былъ падуанскій аристократъ и славился безумною расточительностью. Однажды, онъ даже поджегъ свой собственный домъ, чтобы его гость могъ полюбоваться живописнымъ зрѣлищемъ пожара.
   133--162. Рокко-де-Моцци былъ уроженецъ Флоренціи и, промотавъ все свое имущество, повѣсился въ собственномъ домѣ. Въ этихъ же строфахъ поэтъ говоритъ и о Флоренціи, которая, согласно преданію, была основана послѣ войны съ Каталиною и, подобно другимъ римскимъ городамъ, состояла подъ покровительствомъ своего особаго божества. Во Флоренціи патрономъ считался Марсъ, богъ войны; ему былъ посвященъ особый храмъ съ копною статуею. Съ введеніемъ христіанства языческій храмъ былъ превращенъ въ христіанскую церковь Іоанна Крестителя; но конную статую Марса не разрушили, а перенесли на высокую башню, такъ называемаго стараго моста. Разсказываютъ, что статуя была снесена наводненіемъ и многія столѣтія пролежала на днѣ Арно. Тогда-то Аттилла напалъ на городъ и сравнялъ его съ землею; Карлъ Великій заново отстроилъ Флоренцію и по совѣту одного врача, приказалъ прежде всего поставить на пьедесталъ статую языческаго бога. Возобновленный городъ сталъ процвѣтать и заселился. Вскорѣ послѣ смерти Данте въ 1333 г. наводненіе опять унесло эту статую въ рѣку Арно и съ тѣхъ поръ отъ нея не осталось и слѣда.
   

ПѢСНЬ XIV.

   14--16. Катонъ провелъ къ Мавританскому царю Юбѣ, черезъ Ливійскую пустыню, остатки разбитаго войска Помпея.
   29--40. Согласно легендѣ объ Александрѣ Македонскомъ его войско было застигнуто въ Индіи сначала снѣгомъ, потомъ дождемъ и огнемъ. Александръ Великій приказалъ своимъ воинамъ утаптывать снѣгъ ногами, чтобы онъ не занесъ весь лагерь. У Данте-же сказано, что царь Македонскій приказалъ топтать огонь ногами.
   63--70. Капаней одинъ изъ семи царей, осаждавшихъ Ѳивы. Это случилось при слѣдующихъ обстоятельствахъ: Ѳивскіе цари, два брата Этеоклъ и Полиниксъ согласились царствовать поочередно; но когда истекъ срокъ царствованія Этеокла, то онъ не захотѣлъ уступить престолъ брату; тогда Полиниксъ вошелъ въ союзъ съ другими шестью царями, пошелъ на Ѳивы и одержалъ побѣду. Изъ этихъ союзниковъ Капаней отличался благородствомъ происхожденія, красотою и храбростью; онъ взобрался однимъ изъ первыхъ на стѣны Ѳивъ и недовольный своею побѣдою надъ врагами, сталъ порицать и проклинать боговъ и даже самого Юпитера; за это онъ низвергнутъ въ адъ стрѣлою, выкованною Вулканомъ въ подземельяхъ Этны.
   79--82. Буликамскіе теплые сѣрные источники близъ Витербо пользовались прежде большимъ стеченіемъ посѣтителей.
   97--98. Сатурнъ во все царствованіе котораго, какъ воспѣваютъ поэты, продолжался золотой вѣкъ.
   99--106. Рея -- супруга Сатурна, спрятала на горѣ Идѣ своего сына Юпитера отъ его отца, который пожиралъ своихъ собственныхъ дѣтей.
   Чтобы плачъ ребенка не былъ слышенъ, мать приказала своимъ подвластнымъ поднять на Идѣ оглушительный шумъ,
   107--118. Старецъ изображенный поэтомъ напоминаетъ сонъ Навуходоносора и аллегорически изображаетъ ходъ всемірной исторіи; онъ повернулся спиною къ Дамьеттѣ, слѣдовательно къ востоку, а лицемъ къ западу, т. е. къ Риму, какъ къ городу, дли котораго открываются въ будущемъ слава и величіе.
   126--136. Флегетонъ по-гречески значитъ кипящая вода.
   

ПѢСНЬ XV.

   5--12, Къ сѣверовостоку отъ фламандскаго города Брипе находится небольшой островъ Кадзанда, который часто заливается морскими волнами и поэтому жители острова ограждаютъ себя плотинами, начиная отъ Кадзанда до самаго Бригге. Кіарента такъ назывались въ старину Керинтійскія Альпы, гдѣ весною таившіе снѣга стекали въ рѣку Бренту и та, конечно, разливаясь, могла бы потопить прибрежные дома и замки, если бы они не ограждались дамбами.
   25--104. Брунетто Латини -- учитель Данте и его друга Гвидо Ковальконте; по тогдашнему времени онъ считался однимъ изъ ученѣйшихъ флорентійцевъ. Брунетто Латини совѣтуетъ своему воспитаннику слѣдовать за своей звѣздой. Данте-же родился въ мартѣ, подъ вліяніемъ созвѣздія близнецовъ, которые, по объясненію астрологовъ, обѣщаютъ и славу и бѣдствія.
   Фіезоли -- горная крѣпость, которая, по древнему народному преданію, была разрушена Цезаремъ, но городское населеніе присоединилось къ основанной тамъ римской колоніи, которая въ память одного храбраго вождя, павшаго подъ стѣнами Фьезоли, была названа Флоренціей). Гербъ Фіезоли былъ присоединенъ къ гербу Флоренціи. Говорятъ, что вслѣдствіе этого, между флорентійцами и происходили постоянные раздоры. Флорентійцевъ зовутъ слѣпыми, потому, что они позволили одурачить себя пизанцамъ, выбравъ изъ общей добычи, захваченной у непріятеля, наименѣе цѣнные предметы. Пизанцы выбрали себѣ бронзовыя ворота, которыя до сихъ поръ украшаютъ соборъ города, тогда какъ флорентійцы взяли себѣ двѣ крашенныя колонны, которыя пизанцы выдали за издѣлія изъ порфира.
   105--109. Прискьянъ -- извѣстный грамматикъ, прославившійся въ VI вѣкѣ. Франческо д'Акорсо былъ одинъ изъ первыхъ юристовъ своего времени.
   109--111. Андреа де Моцци -- флорентійскій епископъ, сосланный папою Бонифаціемъ VIII за свои непозволительныя выходки въ проповѣдяхъ.
   123--124. Въ Веронѣ ежегодно происходило состязаніе въ бѣгѣ въ воскресенье на масля вицѣ; наградой побѣдителю служилъ обыкновенно кусокъ зеленаго сукна.
   

ПѢСНЬ XVI.

   87--40. Гвидогверра. Смѣлый -- одинъ изъ самыхъ ревностныхъ Гвельфовъ; онъ отличался мужествомъ и храбростью, овладѣлъ городомъ Ареццо; особенно онъ отличился въ бенвентскомъ сраженіи противъ Гибелиновъ, которыми предводительствовалъ король Манфредъ, Неизвѣстно за какую вину Данте помѣстилъ этого человѣка въ адъ. Гвидогверра былъ внукъ Гвальдрады, о которой Виллаи и разсказываетъ слѣдующее: Когда императоръ Оттонъ IV прибылъ во Флоренцію, то изъ всѣхъ дѣвицъ, которыя собрались привѣтствовать августѣйшаго гостя въ Санта-Репаратѣ, императору понравилась Гвальдради, дочь и наслѣдница Бел линчіона-Берти, происходившаго изъ благороднаго дома Равиньяпи. Отецъ красавицы, замѣтивъ, что его дочь такъ понравилась императору, сказалъ, что если монарху будетъ угодно, то онъ, Берти, прикажетъ Гвальдрадѣ поцѣловать Оттона IV. На это дѣвушка отвѣчала, что позволитъ поцѣловать себя только мужу и этотъ отвѣтъ такъ понравился графу Гвидону (Гнадогверра VI), что онъ, по совѣту Оттона, на ней женился.
   41--44. Тегіяіо Алѣдобранди происходилъ изъ знатнаго гвельфскаго рода Адимари; онъ совѣтовалъ флорентійцамъ не предпринимать того похода, который окончился кровопролитнымъ сраженіемъ при Арбіо. Яковъ Рустикуччи происходилъ изъ вліятельнаго плебейскаго рода и былъ флорентійскимъ всадникомъ; онъ долженъ былъ развестись со своею злою женою и затѣмъ впалъ въ порокъ, за который и попалъ въ адъ.
   69--70. Вильгельмъ Борсіери былъ хорошо образованный свѣтскій человѣкъ, любилъ пожить и упрекалъ флорентійцевъ за скупость.
   93--103. Аквакета (спокойная вода), такъ называлась Монтоне въ своемъ верхнемъ теченіи. Всѣ рѣки, бравшія свое начало въ приморскихъ альпахъ или сѣверныхъ склонахъ аппенинскихъ горъ, изливались въ По, или болота, окружающія его источники до рѣки Монтопе.
   Къ концу XV столѣтія эти болота высохли и даже рѣка Ламоне изливается прямо въ море.
   103--109. Виргилій приказываетъ Данте снять съ себя францисканскую веревку, которой онъ былъ опоясанъ, затѣмъ свернулъ её въ клубокъ и бросилъ въ бездну. Это было сдѣлано для того, чтобы вызвать чудовище Гергбнъ; въ молодости Данте хотѣлъ поступимъ въ монахи францисканскаго ордена и опоясался веревкою; вотъ именно это-та веревка и была брошена въ бездну Виргиліемъ.
   

ПѢСНЬ XVII.

   1--16. Геріонъ -- эмблема лжи и обмана. Онъ рожденъ Хизаромъ, возникшемъ изъ крова Медузы; когда Геріонъ былъ царемъ болеарскимъ, то похитилъ воловъ, у Геркулеса, за что послѣдній и убилъ его. У Геріона лицо честнаго человѣка, тѣло змѣи и хвостъ скорпіона; онъ можетъ жить въ воздухѣ, на землѣ и въ водѣ.
   17--20. Арахна хотѣла состязаться въ тканьѣ съ богиней Палладой и за такую дерзость превращена въ паука. По-гречески Арахна значитъ паукъ. Всѣмъ извѣстно, что паукъ искусно умѣетъ ткань паутину. Вѣроятно, во времена Данте татарскіе, и турецкіе ковры славились своими пестрыми узорами, такъ какъ поэтъ, расхваливая узоръ чешуи Геріона, говоритъ:
   
   "Татары и даже хоть турки
   "Соткать-бы того не могли".
   
   21--30. Во времени Данте германцы (Тевтоны) считались крайне алчными и жадными. Еще до _ сихъ поръ у французовъ сохранилась поговорка "пьетъ какъ нѣмецъ."
   70--72. Свѣтлосиній левъ на свѣтложелтомъ полѣ былъ фамильнымъ гербомъ знатнаго флорентійскаго рода Джіанфиліакки, принадлежавшаго къ партій Гвельфовъ.
   73--75. Бѣлый гусь на красномъ полѣ былъ фамильнымъ гербомъ рода Убріакки, принадлежавшаго къ партіи Гибелиновъ.
   76--78. Гербъ синей свиньи на бѣломъ полѣ былъ фамильнымъ гербомъ рода Скровиньи изъ Падуа. Въ этой пѣснѣ Данте намекаетъ на извѣстнаго ростовщика Ринальдо Скровиньи.
   81--82. Витальяно дель-Данте былъ извѣстный ростовщикъ въ Падуѣ.
   97--89. Джіовани Буйямонте, знатный флорентіецъ также извѣстный ростовщикъ.
   124--126. Фаетонъ, какъ разсказывается въ древнемъ миѳѣ, сбился съ настоящаго пути со своей солнечной колесницей, небо загорѣлось и образовался млечный путь.
   127--130. Икаръ вмѣстѣ со своимъ отцемъ Дедалемъ улетѣлъ изъ Крита на восковыхъ крыльяхъ.
   

ПѢСНЬ XVIII.

   1--18. Въ итальянскомъ подлинникѣ напечтано Маlebolge, что значитъ злой мѣшокъ, но такъ какъ это не имѣетъ смысла на русскомъ языкѣ, то мы поставили "яма" мѣсто того, чтобы подобно другимъ переводчикамъ назвать Малебольджъ, потому что это не было бы понятно для русскаго человѣка. Вѣроятно, Данте и представлялъ себѣ это глубокое мѣсто въ видѣ сумы или мѣшка.
   29--32. Папа Бонифацій VIII въ первый разъ установилъ празднованіе юбилея въ Римѣ и стеченіе богомольцевъ, по этому случаю, было такъ велико, что для удобства пѣшеходовъ, шедшихъ въ Церкви Св. Петра и обратно, мостъ Св. Ангела былъ раздѣленъ въ длину барьеромъ и потому богомольцамъ приходилось проходить по мосту два раза.
   86--108. Язонъ участвовалъ въ походѣ аргонавтовъ и ѣздилъ въ Колхиду за золотымъ руномъ. Проѣзжая мимо острова Ленноса, онъ встрѣтилъ тамъ красавицу Ипсофилу, прельстился ея крньотой и затѣмъ бросилъ ее. Ипсофила была дочь Тоанта, царя Ленноскаго. На островѣ Ленносѣ женщины сговорились убить всѣхъ мужчинъ, одна только Ипсофила пожалѣла своего отца, скрывъ его въ храмѣ Бахуса и устроила его бѣгство.
   118--120. Данте находитъ грѣшниковъ до такой степени испачканныхъ грязью, что даже не видно ихъ волосъ и нельзя различить, кто изъ нихъ былъ на землѣ духовнымъ лицемъ, кто міряниномъ.
   127--129. Алексѣй Интерминео принадлежалъ къ одной изъ первыхъ фамилій города Лукки, онъ отличался тѣмъ, комары или осы, защищается то мордой, то лапами своими.
   52--54 Всмотрѣвшись ближе въ лица этихъ несчастныхъ, пожираемыхъ огненнымъ дождемъ, я по узналъ никого изъ нихъ, но замѣтилъ,
   55--57 что у каждаго на шеѣ виситъ кошелекъ съ особымъ гербомъ особаго цвѣта, и каждый изъ нихъ наслаждается видомъ своего кошелька.
   58--60 Продолжая разсматривать ихъ внимательно, я замѣтилъ на жолтомъ кошелькѣ одного изъ нихъ голубую фигуру, имѣющую очертаніе льва.
   61--63 Далѣе на красномъ, краснѣе самой крови, кошелькѣ увидѣлъ я гуся бѣлѣе масла. Это гербы двухъ повѣшанныхъ во Флоренціи ростовщиковъ: Убріяки и Джанфильжи.
   64--66 Одинъ изъ нихъ, у котораго въ гербѣ была голубая, толстая свинья, сказалъ мнѣ: что ты дѣлаешь въ этой ямѣ?
   67--69 Прочь отсюда! но я вижу, что ты живое существо; знай же, что и мой сосѣдъ Виталіяно дель Дентеватъ, знаменитый ростовщикъ, еще живъ и будетъ здѣсь сидѣть рядомъ со мною налѣво.
   70--72 Среди этихъ Флорентинцевъ я одинъ только На
   дуанецъ; и имя мое Скровинье; товарищи мои часто своими оглушительными криками вызываютъ сюда своего главнаго начальника, завывая: прійди, прійди сюда, верховный рыцарь,
   73--75 Джованіи Буйямонте, ростовщикъ изъ ростовщиковъ, онъ принесетъ намъ кошелекъ съ своимъ гербомъ, съ тремя отверстіями, съ тремя птичьими клювами. Сказавъ это, онъ сдѣлалъ отъ боли странную гримасу и высунулъ свой языкъ какъ быкъ, облизывающій свою гнусную морду.
   

Поэты перелетаютъ на Геріонѣ изъ 7-го въ 8-й кругъ ада.

III.

   76--78 А я, замѣтивъ, что уже слишкомъ долго оставался съ ними, и опасаясь навлечь на себя гнѣвъ учителя, приказавшаго мнѣ возвратиться скорѣе, оставилъ эти злополучныя души и, вернувшись къ нему,
   79--81 нашелъ его, сидѣвшаго уже на спинѣ Геріона. Онъ сказалъ мнѣ: смотри вооружись и силой и мужествомъ;
   82--84 ты видишь, что здѣсь нѣтъ другой лѣстницы, кромѣ хребта этой скотины, садись впереди; я буду защищать тебя отъ его злодѣйскаго хвоста и предупреждать зло, которое онъ могъ-бы тебѣ сдѣлать.
   85--87 Я задрожалъ, какъ человѣкъ, мучимый жестокою возвратною лихорадкою; какъ человѣкъ съ посинѣлыми ногтями дрожитъ при видѣ своей собственной тѣни.
   88--90 Въ такое именно состояніе привели меня услышанныя мною слова Виргилія, но ихъ угрозительный смыслъ меня устыдилъ, стыдомъ раба, становящагося мужественнымъ, при видѣ своего строгаго, но милосерднаго властелина.
   91--93 Я взобрался на плечища чудовища и хотѣлъ сказать путеводителю: обними меня, но голосъ мой оборвался отъ страха, и я не высказалъ своей мысли.
   94--96 А учитель, какъ это уже было не одинъ разъ въ подобныхъ опасностяхъ, лишь только что я взобрался на чудовище, поддержалъ меня и схвативъ въ свои объятія,
   97--99 крикнулъ: ну, Геріонъ, валяй, смотри-же, осторожнѣе! малымъ скатомъ, большимъ перекатомъ, широкимъ кругомъ! все ниже и ниже! Помни, что ты везешь новую невѣдомую тебѣ тяжесть!
   100 -- 102 И какъ ладья трогается съ мѣста, отодвигаясь мало по малу отъ берега, -- такъ и Геріонъ удалился отъ утеса и когда увидѣлъ возможность летѣть свободно,
   103--105 онъ, повернувъ хвостъ туда, гдѣ была его грудь, какъ рыба легко плавающая въ водѣ, своими мохнатыми лапами, какъ крыльями, началъ взмахивать по воздуху.
   106--108 Не думаю, чтобы, когда возничій солнца Фаэтонъ нечаянно уронилъ возжи, и по его винѣ даже небо въ этомъ мѣстѣ загорѣлось,-- что и до сихъ поръ намъ доказываетъ млечный путь,--
   109--111 не думаю, говорю я, что-бы летѣвшій по воздуху несчастный Икаръ, замѣтивъ, что палящіе лучи солнца расплавили воскъ, склеивавшій его крылья, и услышавъ крякъ своего отца Дедала: ты погибаешь,--
   112 114 не думаю, чтобы они испугались такъ сильно, такъ страшно какъ я, когда оставшись среди необъятной, воздушной пустыни, я не видѣлъ ничего кромѣ чудовища, у котораго былъ во власти.
   115--117 Медленно плылъ онъ по воздуху все ниже и ниже, и я чувствовалъ его движенія только по вѣянію въ лицо мое легкаго вѣтерка.
   118--120 Услышавъ съ правой стороны страшный грохотъ, низвергающейся въ бездну рѣки, я оглянулся и посмотрѣлъ внизъ.
   121--123 Сверхъестественный ужасъ объялъ меня; я увидѣлъ огни и услышалъ такіе вопли, что, задрожавъ всѣмъ тѣломъ, прижался всѣми своими силами даже къ страшному чудовищу;
   124--126 потомъ уже я замѣтилъ, что леталъ кругами по воздуху, такъ какъ по мѣрѣ того, что мы спускались ниже и ниже, раздававшіеся изъ бездны вопли были все слышнѣе и слышнѣе, и притомъ со всѣхъ сторонъ, то справа, то слѣва.
   127--129 Какъ соколъ, летающій въ воздушныхъ пространствахъ, не находя себѣ добычи, обманываетъ охотника,
   130--132 спускаясь медленно внизъ на то самое мѣсто, откуда онъ быстро поднимался разнообразными кругами вверхъ, садится уже не тамъ, а дальше отъ своего хозяина,
   133--135 такъ и Геріонъ спустился медленно въ бездну, къ самой подошвѣ скалы, и, сбросивши насъ съ себя, умчался въ невѣдомыя пространства,
   136 съ молніеносною быстротою.--
   

Пѣснь XVIII.

ТОЛКОВАНІЕ,

Omnia verba sais locis optima; etiam sordida dicuntnr proprie.

   Блудъ-грѣхъ смертный; изъ него-жъ рождаются... мужеложство, му же неистовство, кровосмѣшеніе... невоздержаніе... безстрашіе Божіе. Имѣий цѣломудріе все сіо побѣждаетъ.

Ровинскій. Русскія народныя картинки.

   Первымъ эпиграфомъ настоящей пѣсни принята мысль Квинтиліяна: "Всякое умѣстное слово хорошо. Безобразіе нельзя выразить красивыми образами. Все гнусное требуетъ гнусныхъ выраженій". Мысль эта не должна быть упускаема изъ виду при чтеніи этой пѣсни. Вотъ почему переводчикъ, рѣшившись перевести ее почти дословно, не могъ не указать на болѣе или менѣе извѣстную мысль Квинтиліяна. Мы въ аду, что-жъ намъ дѣлать? все мерзко! все отвратительно!
   Здѣсь описывается восьмой кругъ ада, называемый злая яма (Malebolge), гдѣ наказуются подлые торгаши, блудники (см. стр. 5557 и 133--135), льстецы и соблазнители (см. стр. 91--99 и 124--126); обо всѣхъ нихъ упоминается въ п. XI ст. 58--60.
   Данте собралъ здѣсь всякую грязь и все до такой степени гадкое, что лучшій въ Россіи переводчикъ Ада Фанъ-Димъ противъ строкъ 112--114 и 127--135, не переводя ихъ на русскій языкъ, замѣтилъ, что знающіе итальянскій языкъ поймутъ, что эти строки не переводимы.
   Да! это такъ! это почти такъ!-- и настоящій переводъ этихъ строкъ конечно не сдѣланъ слово въ слово: но все же свойство классическихъ писателей и состоитъ именно въ томъ, что даже изъ самыхъ скверныхъ образовъ ими указываемыхъ, мы можемъ выискать что-то хорошее, нѣжное, увлекательное, серьезное, примѣрное, поучительное, назидательное и для насъ въ высшей степени важное. Такъ, напримѣръ, Бенвенуто Рамбальди (стр. 449--460), писатель XIV столѣтія, почти современникъ Данте, останавливаясь на блудницѣ Таидѣ, и ссылаясь на притчи Соломона, объясняетъ, почему столь прелестная, нѣжная и увлекательная красавица очутилась въ такой отвратительной грязи, которую даже и въ адъ можно было достать только съ земли. Могъ ли Данте, продолжаетъ Бенвенуто, писать иначе, если самъ Соломонъ говоритъ: вотъ предъ вами блудница въ полномъ своемъ одѣяніи, шумливая и необузданная, жаждущая безпокойства; ноги ея не живутъ въ домѣ ея; она бѣгаетъ то по улицѣ, то по площади; и вдругъ встрѣчаетъ невиннаго юношу; она схватываетъ, цѣлуетъ его и говоритъ: я вышла на встрѣчу, чтобъ отыскать тебя и нашла свою жертву. Прійди ко мнѣ; коврами убрала я спальню свою и надушила ее миррою, алоемъ и кардамономъ; зайди: будемъ наслаждаться до утра въ нашихъ объятіяхъ:-- вѣдь мужа нѣтъ дома (притчи Соломона гл. VII ст. 10--19).
   Вотъ эту-то красавицу, желавшую наслаждаться жизнью, суровый поэтъ низвергаетъ въ адъ, погружаетъ ее въ самую смрадную грязь и думаетъ, что даже и въ этой грязи она не умретъ и не успокоится. Очевидно, что Данте писалъ это подъ вліяніемъ послѣдняго стиха главы VII книги притчей Соломоновыхъ (ст. 27), гдѣ сказано: "домъ ея, -- пути въ преисподнюю, нисходящіе во внутреннія жилища смерти".
   Данте былъ правъ, желая доказать, что всякое злоупотребленіе земными наслажденіями влечетъ за собою для насъ не только что въ аду, но даже и на землѣ самыя гибельныя послѣдствія. Онъ выразилъ это своимъ языкомъ, духомъ и согласно обычаямъ своего времени. Весьма естественно, что съ измѣненіемъ понятія объ изящномъ, съ развитіемъ современнаго приличія, нѣкоторыя выходки его не могутъ не заслуживать въ нашихъ глазахъ порицанія, но переводчикъ, не рѣшаясь ихъ порицать, излагаетъ мысли Данте своими словами.
   Люди увлекающіеся исключительно приличіемъ, но должны читать этой пѣсни. Переводчику она не нравится, и онъ много сдѣлалъ усилій, чтобъ перевесть ее почти дословно.
   

ПѢСНЬ XVIII.

Восьмой кругъ ада.-- Десять ямъ, въ которыхъ наказываются разные виды мошенничества.-- Первая яма.-- Торговля развратомъ.-- Качія Немико.-- Обольстители.-- Язонъ.-- Вторая яма.-- Алексѣй Интерминео.-- Таида.

Описаніе злой ямы.

I.

   1--3 Въ аду есть мѣсто, называемое злая яма (Malebolge); вся она состоитъ изъ камней желѣзистаго цвѣта, точно также какъ и утесъ, со всѣхъ сторонъ ее окружающій.
   4--6 Въ самой срединѣ этого злосчастнаго мѣста выкопанъ большой колодезь, форма и расположеніе котораго будутъ описаны ниже.
   7--9 Часть земли между колодцемъ и подножіемъ страшной, высокой скалы имѣетъ круглую форму, и основаніе ея раздѣлено на десять окружающихъ колодезь долинъ.
   10--12 Вся эта мѣстность представляетъ видъ замковъ, окруженныхъ высокими стѣнами и глубокими рвами.
   13--15 Таковы десять подраздѣленій злой ямы; и какъ изъ воротъ крѣпостей выходятъ мосты на другую сторону рвовъ,--
   16--18 такъ же точно и здѣсь маленькіе мостики проведены изъ одной ямы въ другую, пересѣкая плотины (argine) до самаго центральнаго колодца, соединяющаго между собою всѣ прочіе.
   

Наказаніе торговли развратомъ. Первая шеренга грѣшниковъ.

II.

   19--21 Сошедши со спины Геріона, мы очутились въ злой ямѣ; наставникъ пошолъ на лѣво, я за нимъ.
   22--24 На право представились мнѣ новыя, заслуживающія состраданія зрѣлища, новыя мученія мошенниковъ, наполнявшихъ первую яму.
   25--27 Грѣшники, находившіеся въ глубинѣ пропасти, были нагіе и разставлены въ двѣ шеренги, изъ которыхъ одна бѣжала намъ на встрѣчу,-- а другая по тому-же направленію какъ и мы, но конечно скорѣе насъ.
   28--30 Точно также, какъ въ Римѣ, въ годъ юбилея, при переходѣ черезъ мостъ Св. Ангела, для избѣжанія скопленія народа принято за правило,
   31--33 чтобъ съ одной стороны моста всѣ шли нонаправленію къ храму св. Петра, а съ другой къ горѣ, въ противную сторону.
   34--36 Рядомъ съ ними по всей шеренгѣ стояли рогатые черти, вооруженные длинными прутьями, и немилосердно били ихъ сзади.
   37--39 По первому-же удару грѣшники подскакивали и стремглавъ мчались впередъ, не ожидая втораго или третьяго удара.
   40--42 Между тѣмъ, какъ я шолъ среди нихъ, взоры мои упали на одного изъ грѣшниковъ, и какъ только я замѣтилъ его, тотчасъ подумалъ, что вижу его не въ первый разъ.
   43--45 Я остановился, чтобы внимательно разсмотрѣть эту тѣнь, и снисходительный учитель тоже остановился и дозволилъ мнѣ отойти немного назадъ.
   46 -- 48 Истязуемый грѣшникъ, думая скрыться отъ меня, понурилъ голову; но онъ обманулся, я вскрикнулъ: ты столь мгновенно опустившій глаза свои Долу,
   49--51 если я не обманываюсь; ты не кто иной какъ Бенедиктъ Качіа Немико; но какой-же грѣхъ привелъ тебя сюда, чтобъ претерпѣвать столь мучительное наказаніе.
   52--54 говорю съ тобою не охотно, отвѣчалъ онъ, но меня вынуждаетъ къ тому твоя ясная тосканская рѣчь, напоминающая о минувшемъ для меня мирѣ.
   55--57 Я продалъ свою родную сестру, красавицу Гизоллу, маркизу Обицу II-му. Эта грязная и наглая исторія всѣмъ извѣстна, хотя разсказывается вездѣ разнообразно.
   58--60 Здѣсь не я одинъ изъ Болоньи; насъ здѣсь очень много; нельзя найти столько живыхъ людей, которые,
   61--63 между рѣчками Савеной и Рено, орошающими окрестности Болоньи, могли бы сказать да (sipа); чтобъ убѣдиться въ этомъ тебѣ только стоитъ вспомнить прирожденную намъ скаредность.
   64--66 Вдругъ, одинъ изъ чертей подошелъ къ нему и, треснувъ его по спинѣ своимъ прутомъ, крикнулъ: прочь, разбойникъ! здѣсь нѣтъ продажныхъ женщинъ.
   

Наказаніе обольстителей. Вторая шеренга грѣшниковъ. Язонъ.

III.

   67--69 Я возвратился къ моему путеводителю, и, пройдя нѣсколько шаговъ, мы дошли до вершины утеса.
   70--72 Мы взошли на него безъ особыхъ затрудненій, спустились по другой его сторонѣ и вышли изъ этого круга вѣчныхъ мученій.
   73--75 Когда мы были на томъ мѣстѣ вершины утеса, гдѣ дорога раздваивается и устроенъ мостъ, по коему должны проходить грѣшники сквозь строй чертей, учитель сказалъ мнѣ:
   76--78 подожди и повернись такъ, чтобъ видѣть въ лицо тѣхъ грѣшниковъ, которые бѣжали рядомъ съ нами.
   79--81 Съ этого ветхаго моста мы посмотрѣли на новую шеренгу грѣшниковъ, которыхъ черти также били своими прутьями.
   82--84 Добрый учитель мой, не ожидая моего вопроса, сказалъ мнѣ: посмотри на этого великана, который, не взирая на страшныя мученія имъ претерпѣваемыя, не проливаетъ, какъ кажется, ни одной слезы.
   85--87 Сколько царственнаго величія сохранилось до сихъ поръ въ его наружности; это Язонъ, который силою своего разума и храбрости, похитилъ золотое руно въ Колхидѣ.
   88--90 Онъ пріѣхалъ на островъ Лемносъ, вслѣдъ за тѣмъ, когда дерзкія и жестокія жены этого острова, по наущенію Венеры, умертвили всѣхъ своихъ мужей и все мужеское народонаселеніе острова.
   91--93 Тамъ Язонъ, своимъ обращеніемъ и льстивыми рѣчами, обманулъ молодую Ипсофилу, дочь Тоанта, царя Лемноскаго, которая передъ тѣмъ обманула всѣхъ своихъ сверстницъ: она спасла отъ смерти своего отца, спрятавъ его въ храмъ Бахуса и устроила его бѣгство.
   94--96 Язонъ обольстилъ ее, обѣщая сдѣлать своимъ постояннымъ другомъ, а потомъ бросилъ ее, одинокую и беременную.
   97--99 За это преступленіе и за такую-же самую продѣлку съ Медеею, помогшею ему похитить золотое руно, онъ подвергнутъ этому наказанію.
   Всѣ виновные въ подобныхъ грѣхахъ подвергаются тому-же наказанію. Теперь ты достаточно ознакомился и съ первою ямою и со всѣми въ ной заключенными преступниками.
   

Вторая яма.

IV.

   100--102 Наконецъ мы дошли до того мѣста, гдѣ проложенные черезъ рвы узкіе мостики пересѣкаютъ плотину (argine) и даютъ возможность пройти къ слѣдующему утесу.
   103--105 Отсюда услышали мы вопли страдающихъ во второй ямѣ грѣшниковъ; они издаютъ жалкіе стоны, задыхаются, стараются избавиться отъ удушающаго ихъ воздуха и сами себя раздираютъ руками.
   106--108 Утесы ямы были покрыты гнилою слизью, накопившеюся отъ подымающихся снизу испареній, которыя препятствовали зрѣнію проникать въ глубину пропасти, и распространяли невыносимо смрадный запахъ.
   109--111 Яма эта такъ глубока, что для того, чтобы осмотрѣть ее необходимо взлѣзть на самую вершину утеса.
   112--114 Взойдя на эту вершину, мы увидѣли внизу грѣшниковъ, погруженныхъ въ грязь, которая очевидно можетъ быть извлечена въ нашемъ только мірѣ, и только изъ тѣхъ ямъ, куда сбрасываютъ всевозможныя мерзости.
   115 -- 117 желая увидѣть что нибудь въ этой ями, я замѣтилъ голову до того покрытую гадкою грязью, что невозможно было различить принадлежалъ-ли грѣшникъ къ духовному или свѣтскому званію.
   118--120 Онъ вскрикнулъ: зачѣмъ смотришь ты съ такимъ вниманіемъ на меня, а не на другихъ, также испачканныхъ совершенно такою-же грязью. Я отвѣчалъ ему; потому, что я очень хорошо помню,
   121--123 что видѣлъ тебя съ чистыми волосами: вѣдь ты Алексѣй Интерминео (Alessio Intermineo) изъ Лукки, и вотъ почему ты обращаешь на себя мое вниманіе болѣе, чѣмъ другіе.
   124 -- 126 Тогда онъ, ударивши себя по головѣ, сказалъ: правда, гнусная лесть, никогда но сходившая съ моего языка, повергла меня въ эту бездну.
   127 -- 129 Послѣ того учитель сказалъ мнѣ: посмотри въ эту сторону нѣсколько далѣе, могутъ-ли глаза твои увидѣть лицо этой скверной женщины,
   130--132 что чешетъ себя грязными ногтями и то присѣдаетъ, то опять встаетъ:
   133--135 это блудница Таи да: одному изъ своихъ любовниковъ ее покинувшихъ, Tразону, -- который прислалъ ей, вмѣсто себя, прелестную невольницу, на вопросъ его: велика-ли твоя благодарность за мой подарокъ, она отвѣчала: не только велика, но даже сверхъестественна.
   136 Но довольно: мы устали смотрѣть на всѣ эти гнусности.
   

Пѣснь XIX.

ТОЛКОВАНІЕ.

   И се немалая должность, какъ бы священство отъ симоніи и безстуднаго нахальства отвратить. Къ сему полезно есть сдѣлать совѣтъ съ Сенаторами, какъ много дворовъ къ одному приходу опредѣлить, съ которыхъ всякій бы давалъ такую-то именно подать священству и прочимъ причетникамъ церкве своея, дабы они совершенное по мѣрѣ своей имѣли довольство, и впредь бы не домогалися платежа на крещеніе, погребаніе, вѣнчаніе и прочая.

Уставъ духовной коллегіи. Полн. Собр. Законовъ, 25 Января 1721 No 3718 § 13.

   Здѣсь описываются наказанія святокупцевъ (Simonia); они помѣщены въ третьей ямѣ восьмого круга; на нихъ указывается въ 58--69 стр. XI пѣсни.
   Пѣснь начинается воззваніемъ къ Симону волхву,-- основаннымъ на дѣяніи апостоловъ.
   Симонъ волхвъ, іудей, изучалъ съ юныхъ лѣтъ философію, астрологію и некромантію -- науку о колдовствѣ. Въ дѣяніяхъ Апостоловъ (гл. 8 ст. 9) сказано: находился же въ городѣ нѣкоторый мужъ, именемъ Симонъ, который предъ тѣмъ волхвовалъ и изумлялъ народъ Самарійскій, выдавая себя за кого-то великаго.
   Увидя Св. Петра и другихъ Апостоловъ, даровавшихъ однимъ возложеніемъ рукъ своихъ на простыхъ смертныхъ такую необычайную силу, что они стали воскрешать мертвыхъ и дѣлать другія чудеса для него недоступныя, онъ принесъ деньги и просилъ Апостола Петра продать ему этотъ даръ Духа Святаго, но тотъ, -- ужаснувшись при одной мысли о подобной продажѣ, ниспровергъ его тою громоносною рѣчью, которую мы читаемъ въ дѣяніяхъ Апостоловъ.
   Далѣе Данте разсказываетъ о происшествіи въ церкви, называемой Батистера (крестилище), въ то время, когда онъ былъ флорентинскимъ пріоромъ. Въ церкви той находились мраморные сосуды, устроенные для того, чтобы въ нихъ стояли священники, крестившіе младенцевъ изъ источника, протекавшаго какъ ручей въ срединѣ церкви.
   Однажды мальчики подняли на улицѣ шумъ и драку, вбѣжали въ церковь, и одинъ изъ нихъ, въ пылу разгара ссоры, вскочилъ въ такой сосудъ, который былъ устроенъ на подобіе египетскихъ вазъ, и притомъ довольно глубокій; такъ что даже священникъ, входя въ этотъ сосудъ, не могъ достигнуть дна его и, въ такомъ положеніи, поддерживаемый верхними краями сосуда, какъ бы вися на воздухѣ, крестилъ младенцевъ.
   Ясно, что мальчикъ могъ вскочить туда, но выскочить никоимъ образомъ: мальчишка поднялъ крикъ; всѣ другіе стали ему вторить; въ это время Данте пришощъ въ церковь и. въ качествѣ пріора, потребовалъ молотокъ и самъ разбилъ священный сосудъ, чтобы спасти несчастнаго. Данте укоряли за это въ святотатствѣ. Ст. 19--21 пѣсни заключаютъ въ себѣ его оправданіе.
   Древняя Батистера, о которой говоритъ Данте, разрушена въ 1576 г. На ея мѣсто воздвигнута новая. Скартацини, изслѣдовавъ подробно древнихъ толкователей Данте: Ландино, Антоніо, Фіорентини, Бути, Барджиджи и Бенвенуто Рамбальди, пришолъ къ убѣжденію, что древняя Флорентинская крестильня устроена была совершенно также, какъ и существующая нынѣ Батистера въ Пизѣ, и въ объясненіе вышеупомянутаго происшествія приводитъ въ своихъ толкованіяхъ слѣдующій планъ послѣдней Батистеры:


   Родъ наказанія святокупцевъ объясняется свойствомъ преступленія. Представители высшей духовной іерархіи должны всегда думать о небѣ и смотрѣть вверхъ; -- они согрѣшили, и Данте ставитъ ихъ въ огненные костры внизъ головою.
   Поэты встрѣчаютъ здѣсь умершаго въ 1280 г. папу Николая III, изъ дома Орсини, т. е. изъ логовища медвѣдей (orso -- медвѣдь). Тотъ принимаетъ Данте за Бонифація, который умеръ только въ 1303 г. и, слѣдовательно, во время пребыванія Данте въ аду, былъ еще живымъ. По устраненіи недоразумѣнія, Данте разражается страшнымъ возгласомъ въ религіозно-католическомъ духѣ противъ злоупотребленій папъ и всѣхъ ихъ сподвижниковъ.
   Но почему же онъ избралъ жертвою своею папу Николая III? Не потому ли, что этотъ пастырь церкви первый возложилъ тіару на главу наслѣдниковъ Апостола Петра?-- не потому ли что послѣ блаженнаго Григорія Великаго, умершаго въ1085 г.,-- не было подобнаго папы?-- Онъ повелѣвалъ царями и тиранами и утвердилъ свѣтскую власть папы, предъ которой цѣлый свѣтъ долженъ былъ преклоняться: вотъ въ глазахъ Данте,-- врага свѣтской власти папы, -- защитника монархической власти, главная вина этого грѣховодника.
   Затѣмъ уже поэты спускаются въ четвертую яму восьмого круга.
   

ПѢСНЬ XIX.

Восьмой кругъ.-- Третья яма.-- Святокупцы.-- Папы: Николай III, Бонифацій VIII, Климентъ V.-- Возгласъ Данте противъ святокупства.-- Переходъ въ четвертую яму.

Опредѣленіе святокупства.

I.

   Но Петръ сказалъ ему (Симону): серебро твое Да будетъ въ погибель съ тобою; потому что ты помыслилъ даръ Божій получить за деньги.

Дѣянія Апостоловъ Гл. VIII ст. 20.

   1--3 О, Симонъ волхвъ, и жалкіе его послѣдователи! Вы, алчные торгаши святыни, торгующіе божественными истинами, источниками народной добродѣтели.
   4--6 Вы продаете высокія божественныя начала цѣною золота и серебра. Теперь настаетъ минута, когда труба моя огласитъ передъ цѣлымъ свѣтомъ ваши злодѣянія, потому что вы заключены въ третьей ямѣ восьмого круга.
   7--9 Проходя мостъ, проложенный чрезъ третью яму, мы остановились въ самой его серединѣ, откуда взорамъ нашимъ представился центръ этой страшной могилы.
   10--12 О, верховная мудрость! какъ могущественна правда твоя и на небѣ, и на землѣ, и въ аду! съ какою справедливостью твое провидѣніе распредѣляетъ награды и наказанія!
   

Родъ наказанія.

II.

   13--15 Я увидѣлъ не только стѣны, но и каменистую, покрытую пепломъ глубину этой могилы; она вся состояла изъ небольшихъ круглыхъ ямъ одинаковой величины.
   16--18 Эти ямы напомнили мнѣ находящіеся въ великолѣпномъ моемъ храмѣ св. Іоанна во Флоренціи сосуды, устроенные для священниковъ, совершающихъ крещеніе.
   19--21 Недавно еще я разбилъ одинъ изъ такихъ сосудовъ, не изъ святотатства, а для того, чтобъ спасти погибавшаго въ немъ младенца; я готовъ это засвидѣтельствовать публично и скрѣпить свидѣтельство моею печатью.
   22--24 Въ адскія ямы грѣшники были опрокинуты внизъ головою; въ воздухѣ виднѣлись только ноги ихъ, а вся остальная часть туловища скрывалась внутри.
   25--27 Подошвы ихъ были объяты сильнымъ пламенемъ, что возбуждало во всемъ тѣлѣ такія ужасныя содроганія и конвульсіи, что всякаго рода связи и веревки разорвались-бы подъ напоромъ этихъ движеній.
   28--30 По пяткамъ ихъ огни перебѣгали точно также, какъ на поверхности облитыхъ масломъ предметовъ.
   

Встрѣча съ папой Николаемъ III-мъ изъ фамиліи Орсини (orso -- медвѣдь).

III.

   31--33 И я спросилъ у наставника: кто это подвергается сильнѣйшему въ сравненіи съ другими пламени, что показываютъ его усиленныя судорожныя движенія.
   34--36 Учитель отвѣчалъ: если желаешь, то я тебя снесу внизъ по склону горы, и онъ самъ разскажетъ тебѣ, кто онъ и за что такъ страдаетъ.
   37 -- 39 Все что ты сдѣлаешь, отвѣчалъ я, будетъ для меня пріятно; ты мой наставникъ и знаешь, что я никогда но уклонюсь отъ исполненія твоей воли; ты знаешь даже мысли мои, о которыхъ я ничего тебѣ не говорилъ.
   40--42 Тогда мы перешли черезъ четвертую плотину (argine) и, повернувъ налѣво, спустились въ мрачную и наполненную пылающими ямами пропасть.
   43--45 Учитель доносъ меня на рукахъ до того мѣста, гдѣ находился злополучный страдалецъ.
   46--48 Я началъ: кто-бы ты ни былъ, несчастное существо, опрокинутое внизъ головою, какъ колъ, вбитый въ землю, скажи мнѣ нѣсколько словъ, если можешь.
   49--51 Опустивши глаза долу, я стоялъ, какъ монахъ, исповѣдующій осужденнаго на зарытіе въ землю убійцу, который будучи уже поставленъ внизъ головою въ яму, все-же, желая отдалить сколько нибудь минуту смерти, требуетъ духовника, для выраженія предъ нимъ вновь своего покаянія.
   52--54 Онъ вскрикнулъ: это ты, владычествующій нынѣ папа Бонифацій VIII, ты стоишь еще на ногахъ? и только приготовляешься къ наказанію; значитъ, предсказывая твою казнь, я ошибся на нѣсколько лѣтъ?
   55--57 Вотъ какъ ты скоро пресытился тѣми богатства мы, изъ за которыхъ рѣшился, посредствомъ обмана, похитить престолъ св. Петра и такъ дурно имъ управлять.
   58--60 Услышавъ эти слова, я остановился, какъ вкопанный, подобно тѣмъ, кто, не понимая, что имъ говорятъ, не знаютъ, что нужно отвѣчать.
   61--63 Тогда учитель сказалъ мнѣ: отвѣчай скорѣе, что ты вовсе но то лицо, за которое онъ тебя принимаетъ; я исполнилъ приказаніе поэта.
   64--66 Страдалецъ судорожно задрожалъ; потомъ, вздохнувши, сказалъ мнѣ со слезами; что-жъ ты отъ меня требуешь?
   67--69 Если ты только для того, чтобы знать кто я, рѣшился пробраться въ нашу пропасть черезъ эту ограду, то знай, что я былъ облаченъ, въ папскую мантію.
   70--72 Я былъ папа Николай III-й, происходящій изъ фамиліи Орсини,-- я дѣйствительно сынъ медвѣдя, жаждавшій обогатить моихъ медвѣжатъ; для этой цѣли на землѣ я сгребалъ деньги въ свою суму, а здѣсь самъ въ нее попалъ.
   73--75 Подъ моей головой зарыты уже, прошедшіе чрезъ длинный рядъ подземныхъ камней, мои предшественники, святокупствовавшіе прежде меня.
   76--78 Туда и я попаду, когда придетъ тотъ, за котораго я тебя принялъ, когда сдѣлалъ тебѣ мой первый вопросъ.
   79--81 Но съ той минуты, когда я былъ подвергнутъ этому наказанію, прошло болѣе времени, чѣмъ будетъ здѣсь мучиться Бонифацій;
   82--84 потому что послѣ него придетъ съ запада изъ Гасконіи Клементъ V, пастырь еще болѣе безнравственный: для него нѣтъ другого закона, кромѣ неудержимой его воли; онъ покроетъ меня и Бонифація.
   85--87 Это будетъ новый Язонъ, о которомъ мы читаемъ въ Маккавеѣ: мы знаемъ, что тому Язону покровительствовалъ его король Антіохъ Сирійскій, сдѣлавшій его архіереемъ за 360 и 80 талантовъ, -- точно также и новому Язону будетъ покровительствовать король Франціи Филиппъ Прекрасный.
   

Рѣчь Данте противъ святокупцевъ.

IV.

   88--90 Не знаю, но слишкомъ-ли опрометчиво я отвѣчалъ грѣшнику слѣдующими словами:
   91--93 Скажи, -- отдавая святому Петру ключи отъ церкви, потребовалъ-ли Господь отъ него какое-либо воздаяніе? никакого: Христосъ произнесъ только слова: гряди по мнѣ. (Матѳ. IV. 19. Маркъ I. 17. Іоаннъ XXI. 19).
   94--96 Ни Петръ, ни другіе апостолы не требовали отъ Матѳея ни золота, ни серебра, когда онъ, по божественной волѣ, былъ избранъ на мѣсто, утраченное предателемъ Іудою (Дѣян. Апост. I. 15-- 26).
   97--99 Ты вполнѣ заслужилъ свое наказаніе; сохраняй же теперь неправильно нажитое богатство, доставившее тебѣ въ свое время средства быть сильнымъ врагомъ Карла І-го.
   100--102 И если бы меня не удерживало благоговѣніе къ святымъ ключамъ, бывшимъ нѣкогда въ твоихъ рукахъ, то я употребилъ-бы еще болѣе жосткія слова:
   103--105 ибо алчность ваша наводитъ уныніе на весь свѣтъ, гдѣ вы покровительствуете злодѣямъ на счотъ добродѣтельныхъ людей!
   106--108 Про васъ, пастырей церкви, говоритъ св. Евангелистъ Іоаннъ, въ откровеніи своемъ: когда онъ увидѣлъ великую блудницу, сидящую на водахъ многихъ (Гл. XVIII ст. I.), съ нею же блудодѣйствовали цари земные (тамъ же ст. 2).
   109--111 Ту таинственную жену, сидящую на звѣрѣ багрянномъ,-- съ семью головами и десятью рогами: это воздвигнутая на семи холмахъ Рима святая церковь, правившая по закону до тѣхъ поръ, пока правители ея понимали значеніе добродѣтели.
   112--114 Изъ злата и серебра вы создали себѣ кумиръ; вся разница между идолопоклонниками и вами состоитъ въ томъ, что у нихъ одинъ только идолъ, а у васъ ихъ сотни, въ видѣ денежныхъ знаковъ.
   115--117 Константинъ Великій! сколько зла сотворилъ ты не тѣмъ, что обратилъ язычниковъ въ христіанъ, а тѣмъ что сдѣлалъ подарокъ, принятый отъ тебя первымъ богатымъ папою Сильвестромъ.
   118--120 Пока я пѣлъ ему эту музыку, грѣшникъ, подъ вліяніемъ гнѣва или раскаянія, дѣлалъ страшныя судорожныя движенія ногами.
   121--123 Мнѣ кажется, что рѣчь моя очень понравилась моему путеводителю; по крайней мѣрѣ, когда онъ слушалъ провозглашаемыя мною истины, лицо его выражало одобреніе и удовольствіе.
   

Переходъ въ IV-ю яму восьмою круга.

V.

   124--126 Потомъ, взявши меня на руки и прижавъ къ груди своей, онъ сталъ подыматься тою-же дорогою, по которой мы спустились.
   127--129 И не уставая отъ своей тяжелой ноши, взошелъ на вершину моста, составляющую переходъ отъ четвертой къ пятой плотинѣ.
   130 -- 132 Здѣсь онъ тихо опустилъ меня на крутой и каменистый утесъ, куда съ трудомъ могла-бы взобраться и дикая коза.
   133 Отсюда открылась другая долина.
   

Пѣснь XX.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Будемъ искать благъ постоянныхъ и неизмѣнныхъ; не станемъ слушать волшебниковъ, прорицателей и гадателей, но Бога, который ясно знаетъ все: имѣетъ вѣдѣніе обо всемъ.

Собраніе поученій Іоанна Златоустаго.

   Здѣсь описывается наказаніе волшебниковъ, лжепророковъ, прорицателей, кудесниковъ и колдуновъ. Они заключены въ четвертой ямѣ восьмого круга. Виргилій называетъ имена нѣкоторыхъ знаменитыхъ волшебниковъ и въ томъ числѣ и добродѣтельную Манту, основательницу г. Мантуи, родины Виргилія.
   Въ этой пѣснѣ преобладаютъ миѳологическіе примѣры болѣе, чѣмъ историческіе.
   Данте самъ преслѣдуетъ астрологовъ, выдавливавшихъ науку изъ недоразвитаго яйца. Если вникнуть въ смыслъ настоящей пѣсни и сообразить ее съ духомъ того времени, когда платъ создалъ свою легенду, то въ глубинѣ души становится какъ то сумрачно, тяжко, вяло; ею овладѣваетъ тоска по правдѣ; невольно догадываешься, что наука это врагъ грубой силы; что такая сила ее боится, и поэтому то она врагъ науки, но сила солому ломитъ, а наука мягче соломы.
   Ну что же читатель, хоть и грустно, но пойдемъ вмѣстѣ съ Данте карать астрологовъ.
   Положимъ, что они люди ученые, что они знаютъ больше насъ съ тобою, -- но все же они астрологи; придраться къ чему нибудь можно, а если можно, то и должно.
   Медленно идутъ они въ глубокой, почти подземной долинѣ, и лица ихъ крутымъ поворотомъ шеи повернуты назадъ, -- даже двигаться они могутъ только въ прямую противоположность своей природѣ. Да! они идутъ медленно, потому что имъ много нужно размыслить и о полетѣ журавлей, и о движеніи планетъ, и о другихъ необычайныхъ небесныхъ явленіяхъ. Эта наука достается не даромъ; не годами, не десятилѣтіями вырабатывается она, а десятками вѣковъ, и съ каждымъ вѣкомъ она встрѣчаетъ своеобразныя препятствія. Сначала ее называли астрологіею, а потомъ уже астрономіею, и наконецъ изъ преступленія она сдѣлалась добродѣтелью, и чтожъ? Галилей не былъ астрологомъ, онъ уже сталъ великимъ астрономомъ, а много ли онъ отъ того выигралъ при губительномъ дѣйствіи власти духовенства?
   Данте думалъ, что астрологи видятъ только то, что сзади,-- и воображаютъ, что они знаютъ будущее, не имѣя никакого понятія о настоящемъ.
   Говорятъ, что одинъ изъ семи греческихъ мудрецовъ, Ѳалесъ, подходя къ утесу, съ котораго онъ желалъ наблюдать звѣзды, встрѣтилъ какую то старушку и просилъ ее провести его на утесъ, по неизвѣстнымъ ему тропинкамъ. Она взялась быть его путеводительницею, но Ѳалесъ вдругъ упалъ въ яму; тогда старушка сказала ему: дуракъ ты, дуракъ! ты воображаешь, что можешь видѣть движеніе небесъ и всѣхъ свѣтилъ небесныхъ, а не видишь даже и того, что у тебя подъ ногами! Какой ты учоный? ты просто дуракъ!
   Современники Данте разсказывали также, что Петръ Д'Албано изъ Падуи, очень умный человѣкъ, -- умирая, говорилъ своимъ друзьямъ, учителямъ, ученикамъ и медикамъ, отправлявшимъ его въ тотъ ларчикъ, гдѣ ни стать ни сѣсть; -- "въ теченіе многотрудной жизни моей, я занимался тремя науками: одна изъ нихъ меня сдѣлала человѣкомъ умнымъ, тонкимъ, хитрымъ -- философія, другая меня обогатила -- медицина, а третья меня сдѣлала лжецомъ -- это была астрологія".
   Данте указываетъ нѣкоторыхъ грѣшниковъ -- астрологовъ -- и чтоже кого мы видимъ: Анфіарія, одного изъ семи царей, осаждавшихъ Ѳивы, -- Гомеръ о немъ говоритъ въ XI главѣ своей Одиссеи: въ пылу сраженія онъ умѣлъ отгадать минуту, когда нужно наступать, отступать, остановиться, дѣйствовать, сражаться и въ силу своихъ соображеній установить начало дѣла и предугадать благополучный его исходъ: за эти то преступленія Данте посылаетъ его въ свой адъ.
   Другой, -- Тирезій, -- третейскій судья въ спорѣ между Юпитеромъ и Юноною. Это очень важное примѣрное дѣло; нужно ли имъ руководствоваться или только принимать въ соображеніе?-- это вопросъ.
   Суть дѣла вотъ въ чемъ: Юпитеръ, шутя съ своей супругою Юноною, сталъ доказывать, что женщины болѣе сладострастны, чѣмъ мущины. Юнона конечно разсердилась:-- возникъ споръ,-- разрѣшеніе коего было предоставлено въ качествѣ третейскаго судьи Тирезію. О немъ молва шла, что онъ не мущина и не женщина, а что то среднее между ними, что то обоюдное,-- вотъ и подумали, что онъ одинъ только можетъ разрѣшить справедливо споръ между Юпитеромъ и Юноною.
   О немъ говорили, что онъ однажды увидѣлъ двухъ свившихся змѣй и, ударивъ ихъ тросточкою, превратился въ женщину, а чрезъ семь лѣтъ встрѣтилъ тѣхъ же двухъ змѣй и, ударивъ ихъ тою же тросточкою, превратился въ мущину. Конечно, такой судья долженъ быть и въ отношеніи къ женщинамъ и къ мущинамъ совершенно безпристрастнымъ судьею. Но онъ рѣшилъ дѣло въ пользу Юпитера, за что Юнона ослѣпила Тирезія, а Юпитеръ, не рѣшаясь возставать открыто противъ своей супруги, далъ ему даръ предвидѣнія, предсказанія будущаго, и за этотъ подарокъ миѳологическаго бога, Данте ссылаетъ Тирезія въ адъ.
   Можно было бы продолжать эти миѳологическіе разсказы очень долго; тутъ явятся и Аронтъ, и Манта; тутъ пришлось бы вспомнить и Цезаря, и Помпея и описать озеро Гвардо съ его итальянскими прелестями, но переводчикъ не долженъ увлекаться; иначе онъ не кончитъ своего труда.
   Виргилій напоминаетъ Данте, что луна уже заходитъ, -- отсюда нужно заключить, что поэты въ аду видятъ небо, и слѣдовательно адъ находится не подъ землею, а подъ открытымъ небомъ; онъ даже объясняетъ ему пятна луны и утверждаетъ, что это изображеніе Каина съ его терніями.
   Поэты оставляютъ четвертую яму.
   

ПѢСНЬ XX.

Восьмой кругъ.-- Яма четвертая.-- Волшебники.-- Колдуны.-- Прорицатели.-- Анфіарій.-- Тирезій.-- Аронта.-- Манта.-- Еврипилъ.-- Скоттъ.-- Асдентъ.

Родъ наказанія волшебниковъ и другихъ тому подобныхъ грѣшниковъ.

I.

   1--3 Предметомъ настоящей двадцатой пѣсни перваго отдѣла божественной комедіи о лицахъ низвергнутыхъ въ адъ будетъ новое наказаніе, которому подвергаются астрологи, кудесники, волшебники или колдуны.
   4--6 Я уже стоялъ на вершинѣ моста, откуда могъ внимательно разсмотрѣть открывшуюся мнѣ пропасть, которая омывалась горькими слезами несчастныхъ страдальцевъ.
   7--9 И увидѣлъ я въ круглой долинѣ толпу, которая ходила то молча, то рыдая такъ тихо, какъ ходятъ процессіи священниковъ или монаховъ, совершающихъ литію.
   10--12 Когда эта толпа приблизилась ко мнѣ, я замѣтилъ, что всѣ личности ее составляющія отъ головы до могъ были изуродованы до такой степени, что это явленіе возбудило во мнѣ ужасъ и состраданіе.
   13--15 Лица ихъ были повернутй крутымъ поворотовъ шеи въ сторону спины, и каждый изъ нихъ, не имѣя возможности смотрѣть впередъ, долженъ былъ ходить назадъ.
   16--18 Можетъ быть параличъ имѣетъ такія послѣдствія, но я никогда не видѣлъ ничего подобнаго и не думаю, чтобъ это было возможно.
   19--21 Подумай читатель, если ты можешь воспользоваться тѣмъ, что читаешь, подумай, могъ ли я удержаться отъ слезъ?
   22--24 Увидѣвши въ этихъ тѣняхъ образъ человѣческій столь изувѣченный, что и слезы ихъ текли не на грудь, а на спину.
   25--27 Я плакалъ, рыдалъ даже, упираясь на одинъ изъ выступовъ утеса, пока наконецъ наставникъ не сказалъ мнѣ: развѣ и ты принадлежишь къ числу прочихъ безумцевъ, такъ какъ своими слезами ты выражаешь состраданіе къ грѣшникамъ.
   28--30 Здѣсь истинное состраданіе состоитъ именно въ томъ, чтобъ вовсе не имѣть состраданія къ осужденнымъ: однимъ только мерзавцамъ можетъ не нравится торжество божественнаго правосудія надъ виновными.
   

Виргилій указываетъ извѣстныхъ волшебниковъ, Анфіарія Тирезія, Аронта, и дѣвственницу Манту.

II.

   31--33 Подними голову, обрати свои взоры на это зрѣлице; прежде всего ты увидишь того человѣка, подъ которымъ, въ глазахъ всѣхъ Ѳивянъ, земля разверзлась и поглотила его, при всеобщихъ крикахъ: куда ты стремишься Апфіарій?
   34--36 Зачѣмъ оставляешь войну? но крики эти не остановили его; онъ погибъ въ пропасти и очутился въ аду передъ Миносомъ: непоколебимымъ и безотчетнымъ адскимъ судьею.
   37--39 (Это одинъ изъ семи царей, осаждавшихъ Ѳивы; онъ былъ волшебникъ и, предугадавъ, что долженъ погибнуть на войнѣ, скрылся, но былъ отысканъ другими царями и присоединился къ нимъ). Посмотри на него: опуская глаза, онъ видитъ не грудь свою, а спину и плечевыя кости; у него плечи на мѣстѣ груди:-- такъ какъ онъ предсказывалъ будущее, все желалъ смотрѣть впередъ, то теперь пусть смотритъ назадъ и ходитъ задомъ на передъ.
   40--42 Смотри вотъ другой волшебникъ Тирезій; его лицо перевернуто отъ груди къ спинѣ; онъ разрознилъ своимъ жезломъ свившіяся между собою двѣ змѣи, тогда всѣ члены его измѣнились и изъ мущины онъ превратился въ женщину.
   43--45 Но послѣ, черезъ семь лѣтъ, опять увидѣлъ, на томъ-же самомъ мѣстѣ, тѣ же двѣ переплетшіяся между собою змѣи, опять разогналъ ихъ, и изъ женщины снова обратился въ мущину.
   46--48 Вслѣдъ за нимъ идетъ Аронтъ Тосканскій, волшебникъ, астрологъ: въ горахъ Луны, въ странѣ мраморной карары,
   49--51 онъ избралъ себѣ пещеру, и тогда, среди бѣлаго мрамора, ничто но препятствовало ему наблюдать и звѣзды и море, и на свободѣ заниматься колдовствомъ.
   52--54 А вотъ эта женщина съ распущенными волосами, покрывающими ея грудь; ты не можешь даже понять: женщина-ли это или мущина, потому что лицо ея впереди, а волосы сзади, но не на спинѣ, а на груди.
   55--57 Это дочь Тирезія, знаменитая въ Италіи волшебница Манта, она много странствовала, скрываясь отъ преслѣдованій Ѳивскаго тирана Креонта, и потомъ поселилась тамъ, гдѣ я родился: вотъ отчего мнѣ пріятно было-бы, еслибъ ты выслушалъ, что я разскажу тебѣ о своей родинѣ.
   

Виргилій объясняетъ Данте происхожденіе гор. Мантуи.

III.

   58--60 По смерти отца ея Тирезія, городъ Бахуса Ѳивы подпалъ подъ власть тирана Креонта; тогда Манта оставила свое отечество и долго странствовала по свѣту.
   61--63 Тамъ, въ прекрасной Италіи, у подошвы Альпійскихъ горъ, красуется озеро, отдѣляющее Италію отъ Германіи, возлѣ Тироля: оно называется Бенако (озеро Гарда).
   64--66 Все пространство отъ-Альповъ орошается много численными потоками, спускающимися съ высокихъ горъ и впадающими въ озеро.
   67--69 Около середины озера было мѣсто въ родѣ островка, заключавшееся между владѣніями Трента, Брешіи и Вероны, и всякій путникъ имѣлъ-бы возможность просить благословленія одного изъ трехъ пастырей этихъ городовъ.
   70--72 На нижнемъ берегу озера стоитъ Пескіера, важная крѣпость, сильный отпоръ противъ Брешіи и Бергамо.
   73--75 Въ этомъ мѣстѣ воды озера не могутъ уже удерживаться въ его окружности, разливаются и обращаются въ рѣку, орошающую зеленыя пастбища.
   76--78 И такъ какъ воды, выходящія изъ озера, получаютъ свое собственное теченіе, то ихъ не называютъ уже Бенако, они получаютъ названіе рѣки Минчіо, до самой Говерны, гдѣ она вливается въ По.
   81 Недалеко оттуда находится низменность, среди которой стояло гнилое болото, заражавшее лѣтомъ воздухъ вредными міазмами.
   82--84 Проходя мимо этого мѣста, жестокосердная дѣвственница замѣтила среди болота необработанную и необитаемую землю.
   85--87 Чтобы избѣжать всякаго общенія съ людьми, она остановилась тамъ съ своими рабами, для осуществленія своей волшебной силы, и тамъ-же прожила остальную часть жизни и оставила свое тѣло.
   88--90 Тогда мѣстные жители заняли страну, образовавшую самобытную крѣпость, окруженную со всѣхъ сторонъ болотомъ.
   91--93 На прахѣ этой дѣвственницы они устроили городъ и, въ воспоминаніе о ней, первой, избравшей мѣсто, назвали и самый городъ Мантуа, не прибѣгая къ гаданіямъ, какъ дѣлали другіе.
   94--96 Городъ развился очень быстро, но глупость правителя ея графа Альберта Казалоди сильно повредила дальнѣйшему его развитію (Казалоди, находившійся подъ вліяніемъ своего наушника Пинамонте, выслалъ изъ Мантуи, подъ разными предлогами, всѣхъ доблестныхъ людей того времени, а умный и хитрый Пинамонте, воспользовавшись благопріятнымъ случаемъ, возстановилъ противъ него народъ; самъ Казалоди и все его семейство погибло; съ того времени народонаселеніе города значительно уменьшилось).
   97--99 Затѣмъ предваряю тебя, что если-бы ты услышалъ иной разсказъ объ основаніи моей родины, то знай, что ложь никогда не сокрушитъ истины,
   100--102 Учитель, все что ты говоришь, отвѣчалъ я, вселяетъ во мнѣ такую вѣру, что всѣ другія слова для меня все равно, что погасшіе уголья.
   

Виргилій, по просьбѣ Данте, указываетъ ему новыхъ грѣшниковъ.

IV.

   103--105 Но ты разскажи мнѣ объ этой толпѣ, что все ходитъ; знаешь ли ты кого либо достойнаго вниманія, потому что вся моя задача состоитъ только въ томъ, чтобъ изслѣдовать ихъ существованіе.
   106--108 Тогда онъ сказалъ: обрати вниманіе на эту личность; борода ея развивается по спинѣ; это волшебникъ временъ Троянской войны; тогда все мужское населеніе Греціи ополчилось противъ Трои; въ Греціи оставались только ребятишки въ колыбели.
   109--111 Онъ вмѣстѣ съ Калхасомъ предсказалъ по полету птицъ благопріятную минуту, когда должны были тронуться съ мѣста корабли.
   112--114 Это Еврипилъ; я говорю о немъ въ своей Энеидѣ, и такъ какъ ты знаешь ее наизусть, то его имя тебѣ извѣстно.
   115--117 Другой за нимъ сухой и худой, это Михаилъ Скоттъ; дѣйствительно большой знатокъ въ волшебныхъ обманахъ.
   118--120 Далѣе ты видишь Гвидо-Бонати, это астрологъ изъ Ферло, онъ издалъ обширное сочиненіе объ астрологіи; потомъ идетъ Асдентъ, сапожникъ, тоже астрологъ временъ Фридриха II; онъ очень желалъ-бы теперь заняться кожей и шиломъ, чтобъ по прежнему шить сапоги, но видно поздно раскаялся.
   121--123 Теперь ты видишь рядъ злополучныхъ женщинъ, бросившихъ ради волшебства свои иглы, челноки и веретена и производившихъ зло своими зельями и разными изображеніями изъ воску и т. п.
   

Поэты оставляютъ четвертую яму.

V.

   124--126 Но довольно: луна уже заходитъ, съ изображеніемъ Каина и его терній. Ночное свѣтило это утопаетъ теперь въ волнахъ океана, за Севильею въ Испаніи.
   127--129 Вчера было полнолуніе; ты долженъ хорошо помнить, какъ лупа не одинъ разъ освѣщала путь твой въ дикомъ лѣсу.
   130 Такъ говорилъ онъ, и мы шли все далѣ и далѣ.
   

Пѣснь XXI.

ТОЛКОВАНІЕ,

   Блаженъ мужъ, который не ходитъ на совѣтъ нечестивыхъ, и не стоитъ на пути грѣшныхъ, и не сидитъ въ собраніи развратныхъ.

Давидъ. Пс. I. ст. I.

   Здѣсь говорится о наказаніи взяточниковъ -- сановниковъ (barattieri). Это слово въ сущности относится къ морскому уголовному законодательству. Это подлогъ, обманъ или мошенничество капитана корабля, который съ корыстными цѣлями подвергаетъ свой корабль крушенію или аваріи. Данте употребляетъ это слово въ смыслѣ взяточничества, въ которомъ оказываются виновными не мелкіе чиновники, а высшіе сановники государства (venditore della giustizia, delle grazie di pоtenti). Таковы напр. Чіамполо, Гомито, Цанке, которыхъ мы встрѣтимъ въ слѣдующей пѣснѣ. Минъ и Фанъ-Димъ приводятъ слова: татьба, подлогъ, мошенничество,-- но кажется, что эти слова не выражаютъ мысли самодержавнаго поэта.
   Взяточники содержатся въ пятой ямѣ и находятся подъ вѣдѣніемъ Демона, называемаго Злой-хвостъ (Malacoda) (см. стр. 58--60 п. XI). Пѣснь эта не лишена нѣкотораго комизма и юмора.
   Здѣсь Данте со страху прячется за утесъ; черти бросаютъ грѣшника съ моста въ кипящую смолу; потомъ пугаютъ Данте своими вилами, кочергами, скрежещащими зубами и страшными глазами; здѣсь же сдѣланъ намекъ на землетрясеніе, бывшее въ аду, въ минуту смерти Іисуса Христа.
   Переводчикъ счелъ нужнымъ сдѣлать слѣдующее распредѣленіе чертей по ихъ разрядамъ:
   Самый главный -- это Демонъ, Царь Ада, Люциферъ, Сатана, Мефистофель, Капаней и т. п.; второй разрядъ -- это діаволы, князья бѣсовскіе: Харонъ, Миносъ, Плутусъ и другіе, а третій черти, чертенята и всѣ подвластные старшимъ. Пушкинъ называетъ ихъ бѣсенками.
   Начальникъ чертей въ этой ямѣ вызываетъ ихъ по именамъ и нельзя не согласиться съ тѣмъ, что, не взирая на свое гнусное значеніе, эти имена чрезвычайно звучны и поэтичны на итальянскомъ только языкѣ; -- всякая попытка перевесть ихъ на другой языкъ, дѣлаютъ эти имена отвратительными. Вотъ отчего большая часть толкователей Данте отказывается отъ перевода прозвищъ его чертей, -- но все же это не лишено интереса, ибо показываетъ общество, среди котораго находятся люди, рѣшившіеся снизойти въ адъ.
   Malacoda, -- злой хвостъ.
   Alichino, -- опускай крылья, чортъ соблазняющій другихъ исподтишка, криволетъ.
   Calcabrina, -- давило, топчи изморозь, чортъ презирающій все прелестное.
   Cagnazzo, -- гнусное и жадное собачище, борзой.
   Barbaricca, -- чортъ курчавый, кудрявая борода.
   Libicoco, -- ливійскій, шипящій чортъ, вихрь-свирѣпый.
   Draghiniazzo, -- ядовитая змѣя, ввидѣ чудовищнаго дракона. Драконъ -- образина, драконье жало.
   Ciriato sanutо, -- рукастая и клыкастая свинья, вепрь-клыканъ.
   Graffiacane, -- когтистая собака, -- душеловъ.
   Farfarello, -- лѣшій, домовой, сычъ.
   Rubicante-pazzo, -- бѣшеный чортъ, красное рыло, красный чортъ.
   Scarmiglione,-- растрепышъ, неряха, нечоса, оборванецъ.
   Переводчикъ въ самомъ текстѣ поэмы оставилъ итальянскія имена, думая, что и самъ читатель останется этимъ доволенъ.
   

ПѢСНЬ XXI.

Восьмой кругъ.-- Пятая яма.-- Взяточники-сановники. Старшина города Лукки.-- Злые когти.-- Злой хвостъ. Имена чертей.-- Комедія въ аду.

Сравненіе пятой ямы съ венеціанскимъ морскимъ арсеналомъ.

I.

   Бяху же дуси тіи подобни четвероногимъ гадамъ и скорпіямъ, зміямъ же и ехиднамъ и жабамъ, страшно же и мерзостно тѣхъ бѣ видѣніе.

Четьи Мы пей. Марта 26. Видѣніе Ѳеодоры.

   1--3 Разсуждая такимъ образомъ о разныхъ предметахъ, о которыхъ я не упоминаю въ своей комедіи, мы переходили съ одного моста на другой,--
   4--6 Взойдя на самую вершину моста, мы остановились осмотрѣть пятую яму восьмого круга и услышали новые, безнадежные вопли: эта яма своею темнотою возбуждала удивленіе.
   7--9 Какъ въ венеціанскомъ арсеналѣ, гдѣ строятъ и починяютъ корабли, кипитъ липкая смола, предназначенная для смазки и законапачиванья судовъ, гдѣ зимою идетъ ожесточенная работа;
   10--12 всякій чѣмъ нибудь занятъ; кто строитъ новый корабль, кто осмаливаетъ бока у судна, устарѣвшаго послѣ долгихъ странствованій по морямъ.
   13--15 Стукъ молота раздается отъ носа до кормы корабля; одинъ впереди работаетъ; другой корму сколачиваетъ; кто дѣлаетъ весла, кто другія принадлежности кораблей; тотъ плететъ канаты, этотъ починяетъ малую или большую мачту.
   16--18 Такъ точно внизу пятой ямы кипѣла не отъ огня, а по божественному распоряженію, густая смола и прилипала къ бокамъ утеса со всѣхъ сторонъ.
   19--21 Я видѣлъ смолу, но могъ разглядѣть только то, что на поверхности ея являлись пузыри, вздымаемые внутреннимъ кипѣніемъ; по мѣрѣ того, какъ они появлялись и лопались, вся масса смолы подымалась или опускалась.
   

Одинъ изъ чертей кидаетъ грѣшника въ кипящую смолу.

II.

   22--24 Пока я внимательно осматривалъ эту массу, наставникъ вскрикнулъ: "берегись, берегись," и съ того мѣста, гдѣ я стоялъ, онъ притянулъ меня къ себѣ,
   25--27 Тогда я оглянулся, какъ и всякій человѣкъ, которому кричатъ: берегись, хочетъ прежде узнать, откуда ему грозитъ опасность,
   28--30 и испуганный, сбитый съ толку внезапнымъ предостереженіемъ и происшедшимъ отъ него страхомъ, оглядывается, а все-же бросается, не зная куда, такъ точно и я вдругъ увидѣлъ сзади страшнаго чорнаго діавола, который стремглавъ бѣжалъ по утесу;
   31--33 Онъ имѣлъ видъ дикаго звѣря и, какъ мнѣ по казалось, былъ чѣмъ-то озлобленъ; крылья его были раскрыты, и онъ не столько бѣжалъ, сколько летѣлъ;
   34--36 плечи его были высокія и дебелыя, онъ тащилъ на нихъ какого-то грѣшника, держа его сильно за ноги обѣими руками.
   37--39 Съ моста, гдѣ мы находились, онъ крикнулъ чертямъ, стоявшимъ внизу: "эй, злые когти, (Malebranche) -- сторожа, вотъ одинъ изъ старшинъ города Лукки, покровительствуемаго Святою Дзитою; (Santa Zita), погрузите его въ смолу, --
   40--42 пока я опять туда сбѣгаю за другими грѣшниками: ихъ ужь очень тамъ много. Въ Луккѣ все шулера, кромѣ развѣ Бонтуро -- (самыйярый изъ всѣхъ шулеровъ), который даже и родину свою продалъ Пизанцамъ: тамъ вѣдь за деньги поддѣлываютъ документы и изъ да, безъ всякаго затрудненія, вамъ сдѣлаютъ нѣтъ."
   43--45 Сказавши это, онъ бросилъ грѣшника внизъ и помчался назадъ по утесамъ съ такою быстротою, при какой никакая гончая собака не могла-бы догнать его.
   46--48 Грѣшникъ погрязъ въ кипящей смолѣ и вскорѣ выплылъ наверхъ, съ испачканной смолою спиною, между тѣмъ какъ голова и ноги его оставались въ смолѣ; но черти, стоявшіе подъ мостомъ, крикнули ему: "здѣсь нѣтъ того святого образа предъ которымъ вы такъ низко преклоняетесь;
   49--51 здѣсь не такъ плаваютъ, какъ въ вашей рѣчкѣ Серкіо, орошающей стѣны Лукки. Если не хочешь узнать, какъ мы царапаемъ желѣзными раскаленными вилами, такъ лучше изъ смолы не выплывай."
   52--54 За тѣмъ черти принялись царапать его во сто вилъ и болѣе, крича: тебя нужно закрыть смолою, такъ, что если можешь продолжать свою земную работу, то и здѣсь мошенничать будешь втайнѣ.
   55--57 Такъ точно главный поваръ приказываетъ своимъ поварятамъ погружать мясо вилами въ глубину когда, чтобъ оно лучше сварилось.
   

Данте, по совѣту Виръилгя, прячется за утесъ, а учитель входитъ въ дипломатическія сношенія съ чертями.

III.

   58--60 Добродѣтельный учитель сказалъ мнѣ: чтобъ никто тебя не замѣтилъ, спрячься за этимъ утесомъ; тамъ ты будешь подъ надежною защитою,
   61--63 и какое-бы оскорбленіе не нанесли они мнѣ, ты за меня не бойся; я это дѣло знаю и но разъ бывалъ въ такихъ продѣлкахъ.
   64--66 За тѣмъ онъ перешелъ вершину моста и когда приблизился къ шестому утесу, то ему нужно было имѣть много мужества:
   67--69 Съ такимъ бѣшенствомъ, съ такимъ гамомъ и гвалтомъ, какъ собаки бросаются на мальчишку нищаго, который, остолбенѣвъ отъ ужаса, проситъ милостыню,
   70--72 такъ всѣ черти бросились изъ подъ моста на моего путеводителя, направляя противъ него свои вилы; но онъ крикнулъ имъ: чтобъ никто не смѣлъ ко мнѣ прикоснуться.
   73--75 Прежде всего вышлите ко мнѣ кого нибудь изъ васъ; онъ узнаетъ, что я скажу, и тогда держите между собой совѣтъ, можно-ли меня растерзать вашими вилами.
   76--78 Всѣ крикнули: (Malacoda), злой хвостъ, ступай впередъ; тогда всѣ черти остановились, а одинъ изъ нихъ подошелъ къ наставнику и спросилъ его: чего ты хочешь?
   79--81 Злой хвостъ, сказалъ поэтъ, думаешь-ли ты, что я пришелъ бы сюда, не боясь вашихъ нападеній,
   82--84 если-бы на то не было воли Божіей? Пропусти насъ, я долженъ по желанію небесъ показать другому лицу эту ужасную дорогу.
   85--87 Діаволъ смирился: вила его упала къ ногамъ поэта, и онъ пробормоталъ: теперь тебѣ никто не сдѣлаетъ зла.
   

Виргилій вызываетъ Данте изъ засады.

IV.

   88--90 Вслѣдъ затѣмъ учитель сказалъ мнѣ: о ты, спрятавшійся за утесъ! не бойся теперь ничего, или ко мнѣ.
   91--93 Я вышелъ изъ засады и поспѣшно побѣжалъ къ нему, но признаюсь испугался, увидѣвъ, что всѣ черти вышли впередъ, и подумалъ, что они пожалуй не сдержатъ своего слова.
   94--96 Я уже былъ свидѣтелемъ такой сцены, когда жители г. Лукки должны были возвратить Пизанцамъ взятую ими на берегу Арно крѣпость съ тѣмъ условіемъ, чтобъ имъ позволено было выйти невредимыми; но когда они проходили мимо войска, то въ толпѣ Пизанцевъ раздались угрозы, что навело на побѣжденныхъ паническій страхъ.
   

Черти пугаютъ Данте.

V.

   97--99 Я прижался всѣмъ тѣломъ къ наставнику, но отъ страха не могъ свести глазъ съ чертей, видъ которыхъ не предвѣщалъ ничего хорошаго.
   100--102 Хотя они и опустили свои орудія, но когда мы проходили мимо, то одинъ изъ нихъ сказалъ другому: не царапнуть-ли его этой кочергой? и тотъ отвѣчалъ, ну что-же, отчего не царапнуть?
   

Старшій демонъ Малакода усмиряетъ подвластныхъ ему чертей и разсказываетъ поэтамъ о землетрясеніи, бывшемъ въ аду въ минуту смерти Іисуса Христа.

VI.

   103--105 Но демонъ, разговаривавшій съ моимъ путеводителемъ, внезапно обернулся и крикнулъ: смирно, смирно, Скармиліоне!
   106--108 Потомъ замѣтилъ, что намъ нельзя пройти чрезъ этотъ утесъ, потому, что мостъ, ведущій въ шестую яму, разрушенъ въ дребезги и лежитъ въ глубинѣ долины.
   109--111 Если-же вы желаете выйти отсюда, продолжалъ онъ, то идите чрезъ эти пещеры. Тамъ впереди есть утесъ, чрезъ который можно пройти на слѣдующую скалу.
   112--114 Вчера въ 6 часовъ вечера минуло ровно 1266 лѣтъ, какъ этотъ сводъ разрушенъ. (По разсчоту это часъ смерти Іисуса Христа и повсемѣстнаго землетрясенія).
   

Злой хвостъ предлагаетъ поэтамъ охрану изъ подвластныхъ ему чертей, вызывая ихъ по именамъ.

VII.

   115--117 Я пошлю съ вами нѣсколько своихъ подручныхъ, посмотрѣть не выскочилъ-ли кто изъ смолы; не бойтесь: идите съ ними; они ничего вамъ не сдѣлаютъ.
   118--120 И онъ сталъ вызывать ихъ по именамъ: выходите Аликино, Калькабрино и ты Каньяцо, а Барбаричіо будетъ вашимъ десятникомъ,
   121--123 Либикоко пойдетъ за вами, Драгиніацо, Чиріято Сануто и Графіякане, Фарфарелло и юродивый Рубиканте.
   124--126 Поищите вокругъ кипящей смолы, не вышелѣли кто изъ грѣшниковъ; но чтобы наши гости оставались цѣлы и невредимы до свода слѣдующаго моста надъ смолою: чрезъ него можно пройти.
   

Просьба Данте обращонная къ Виргилію.

VIII.

   127--129 Мнѣ страшно, учитель, сказалъ я, что это я вижу? ай, ай, ай! если ты знаешь дорогу, пойдемъ безъ этой охраны, она мнѣ не нужна!
   130--132 Если ты и теперь также остороженъ, какъ былъ всегда, развѣ не видишь ты, какъ они скрежещетъ зубами и какъ угрожаютъ сверкающими взорами!
   

Отвѣтъ Виргилія. Гримасы чертей.

IX.

   133--135 Мнѣ не нравится, что ты боишься, отвѣчалъ учитель; пусть себѣ скрежещетъ зубами и сверкаютъ очами: они хотятъ испугать не тебя, а тѣхъ несчастныхъ, которые кипятъ въ раскаленной смолѣ.
   136--138 Они повернули налѣво, чрезъ плотину (argine), но, убѣжденные въ томъ, что мой наставникъ, по простотѣ своей, не выйдетъ изъ ихъ когтей,-- они обратились къ своему начальнику и сдѣлали ему всѣмъ извѣстную гримасу, высунувъ языки и закусивъ ихъ зубами.
   139 Барбаричіо отвѣчалъ на эту гримасу страннымъ, какъ будто трубнымъ звукомъ.
   

Пѣснь XXII.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Боярамъ и Воеводамъ не брать посуловъ и поминковъ съ ратныхъ людей, а сыщется про то допряма: и Боярамъ и Боеводамъ за то чинити жестокое наказаніе, что Государь укажетъ.

Полн. собр. зак. Реестръ Алфавитный ч. II, стр. 21, уложеніе 7157/1649 Генваря 29. гл. VII, § 11.

   Первыя двѣнадцать строкъ этой пѣсни относятся къ послѣдней строкѣ предшедшей пѣсни и лишены интереса -- ихъ можно было-бы даже, по примѣру Фанъ-Дима, пропустить.
   Здѣсь Данте продолжаетъ свой разсказъ о казни обманщиковъ, взяточниковъ -- сановниковъ (barattieгі), онъ указываетъ на Чіамполо изъ Наварры, на монаха Гомито и на губернатора одной провинціи Сардиніи Михаила Цанке,-- какъ на людей, занимавшихъ высшія почетныя должности и злоупотреблявшихъ своею властью и довѣріемъ верховнаго начальства.
   Продолжая юмористическій разсказъ предшедшей пѣсни, Данте угощаетъ читателя новою забавою, въ родѣ басни Эзопа: "лягушка и крыса", и описываетъ драку двухъ чертей изъ за одного взяточника и свое бѣгство изъ шестой ямы.
   Во времена Данте Испанія раздѣлялась на пять королевствъ: Каталонія, Арагона, Наварра, Португалія и Гранада; Чіамполо былъ верховнымъ сановникомъ Наваррскаго короля Теобальдо и первокласснымъ взяточникомъ -- сановникомъ въ обширномъ смыслѣ этого понятія; онъ возбудилъ къ себѣ общую ненависть всего мѣстнаго народонаселенія. Очевидно, что въ тѣ времена такого рода занятія приносили большую выгоду.
   Бенвенуто Рамбальди въ своихъ толкованіяхъ (стр. 526) говоритъ, что нельзя не воздать хвалы персидскому Царю Камбизу, который велѣлъ содрать кожу съ живого судьи, постановившаго за деньги неправильный приговоръ, и этой кожей обить то самое кресло, на которомъ онъ объявилъ свое рѣшеніе, и на это кресло посадилъ его сына, для того чтобы тотъ, вспоминая постоянно о наказаніи отца, выучился быть справедливымъ судьею.
   Другой взяточникъ -- сановникъ былъ монахъ Гомито, управлявшій одною изъ провинцій Сардиніи Галлурою, онъ за одно слово получалъ сто скудій,-- т. о. бралъ деньги не столько за то что говорилъ, а за то что молчалъ.
   Пизанцы, отвоевавши Сардинію у Сарациновъ, раздѣлили ее на четыре провинціи: 1) Лагодоро 2) Кальяра 3) Галлура и 4) Альбореа.
   Тираномъ Галлуры былъ Нино изъ Пизы, и при немъ состоялъ верховнымъ сановникомъ и первокласснымъ взяточникомъ монахъ Гомито, пользовавшійся безусловнымъ его довѣріемъ, но, наконецъ, когда Гомито отпустилъ за деньги на свободу самыхъ заклятыхъ враговъ Нино, умѣвшаго захватить ихъ въ плѣнъ (см. стр. 82--87), то Нино не выдержалъ и, потерявъ всякое довѣріе къ этому сановнику, велѣлъ его повѣсить (Скартацини и Виллутелло стр. 243).
   Третій -- Михаилъ Цанке:
   Тамошній король Енцо назначилъ правителемъ провинціи Лагодоры этого взяточника, -- а онъ воспользовался тѣмъ, что во время междоусобной войны Болонцы самого Енцо взяли въ плѣнъ и заключили въ тюрьму, гдѣ онъ и умеръ. Тогда (въ 1249 г.) Цанке, при посредствѣ разныхъ подлоговъ и обмановъ, женился на матери своего короля -- Bianca Lanza, завладѣлъ Сардиніей, а затѣмъ правилъ ею несправедливо до тѣхъ поръ, пока его не убилъ (въ 1275 г.) зять его, Бранко д'Оріо. (Объ этомъ послѣднемъ говорится въ пѣснѣ XXXIII).
   Строфы 88--90 требуютъ разъясненія,-- которое и помѣщено тамъ въ скобкахъ. Въ тѣ времена Сардинія была притономъ важнѣйшихъ разбойниковъ, и почти всѣ тираны, почти всѣ властители этого острова были не что иное, какъ взяточники -- сановники -- разбойники.
   

ПѢСНЬ XXII.

Переходъ изъ пятой въ шестую яму по глинистому утесу.-- Взяточники-Сановники.-- Арака чертей.-- Поэты незамѣтно ускользаютъ изъ ямы.

Размышленія Данте.

I.

Падутъ нечестивые въ мрежи свои, между тѣмъ какъ я одинъ, пройду невредимъ
Давидъ, пс. 141, ст. 10.

   1--3 Видалъ я, когда войска отправляются въ походъ, вступаютъ въ битву, идутъ на смотры или на военныя упражненія, а иногда, когда они отступаютъ.
   4--6 Видѣлъ я, о Арентинцы! набѣги всадниковъ на вашу страну, и ваши военныя игры, и турниры, и поединки на пикахъ.
   7--9 Все это дѣлалось по звуку трубъ, по звону колоколовъ, подъ дробь барабана, по крѣпостнымъ сигналамъ или при звукахъ другихъ инструментовъ, какъ мѣстныхъ, такъ и иностранныхъ.
   10--12 Но никогда не видѣлъ, чтобы войска, кавалерія или пѣхота, руководящіяся земными сигналами, или корабли, руководимые прибрежными маяками или небесными звѣздами,-- начинали наступленіе или отступленіе при такомъ странномъ звукѣ.
   13--15 Мы шли подъ охраною десяти чертей: охрана ненадежная и даже страшная (крутая компанія); но вѣдь въ церкви нужно быть со святыми, а въ трактирѣ съ пьяницами: (съ волками по волчьи выть) значитъ и въ аду нужно быть съ чертями.
   

Общій видъ смоляной ямы.

II.

   16--18 Несмотря на это, все вниманіе мое было сосредоточено, на смолистомъ болотѣ; мнѣ хотѣлось изслѣдовать всѣ качества смолы и грѣшниковъ въ ней горѣвшихъ.
   19--21 Какъ дельфины, показывая мореплавателямъ дугою своей спины знаки приближающейся бури, и необходимость принять немедленно мѣры къ спасенію корабля,
   22--24 такъ и нѣкоторые грѣшники, чтобъ сколько нибудь облегчить страданія свои, высовывали на поверхность смолы свою спину и прятали ее скорѣе сверкающей мгновенно молніи.
   25--27 Или какъ жабы изъ пруда высовываютъ только свое рыло, а ноги и всю остальную часть туловища прячутъ подъ водою,
   28--30 такъ со всѣхъ сторонъ показывались на болотѣ головы грѣшниковъ,-- но, какъ только появлялся Барбаричіо, лѣтъ, слѣдовательно половина пути означаетъ у него 33-й годъ жизни. Начало своего поэтическаго путешествія онъ относитъ къ весеннему равноденствію 1300 года, слѣдовательно, поэтъ, дѣйствительно, долженъ былъ родиться въ 1265 году, какъ это обыкновенно принято его біографами.
   7. Въ подлинникѣ: tanto ê amaro... я старался удержать колоритъ Данте,
   17. Солнце, по системѣ Птоломея, которой слѣдовалъ Данте, принадлежитъ къ планетамъ. Оно, въ противоположность мѣсяцу (философіи, представляетъ здѣсь божественное вдохновеніе.
   38. Согласно древнему преданію, солнце, при сотвореніи міра, начало свой путь изъ знака Барана, что приходилось бы ко времени весенняго равноденствія; тотъ же самый день -- всего точнѣе 25-е число марта -- принимается днемъ смерти I. Христа и началомъ путешествія Данте въ царство тѣней.
   60. Данте часто смѣшиваетъ выраженія, означающія дѣйствія свѣта и звука и употребляетъ одно вмѣсто другого. Здѣсь у него "солнце молчитъ" (il sol tace) далѣе ("Адъ", пѣснь V-я, 23), онъ заходитъ въ пространство, "безмолвное отъ всякаго свѣта" (di ogni luce muto) и т. д. Пусть не подумаетъ читатель, что это -- италіанизмы, которыхъ нельзя переводить подстрочно на на какой другой языкъ и для которыхъ переводчикъ долженъ придумывать обороты и выраженія, болѣе согласные съ духомъ своего языка. "Солнце молчитъ" -- такъ же странно и для итальянскаго уха, какъ и для русскаго. Это -- характеристическія особенности, идіотизмы дантовскаго языка -- la stile dantesco -- и переводчикъ, относясь къ Данте, какъ къ классическому поэту, не счелъ себя вправѣ подновлять его нынѣшними литературными оборотами. Не менѣе странны и другія дантовскія выраженія, напр. "озеро сердца", "хриплый отъ молчанія", "высокій сонъ", вмѣсто "глубокій", "рѣдкіе шаги" (вм. "медленные", брови, съ которыхъ "сбрита смѣлость" (le ciglia rase di ogni baldanza) и т. д. He надо забывать, однако, что насъ отдѣляютъ отъ Данте шесть вѣковъ и что всѣ эти выраженія кажутся ему такими же поэтическими и умѣстными, какъ Гомеру -- его пресловутая "волоокая" Гера.
   13. Въ подлинникѣ; fioco охриплыя,-- у Дайте всѣ мертвецы говорятъ хриплымъ голосомъ; но комментаторы видятъ еще въ томъ хрипѣніи намекъ на равнодушіе современниковъ Данте къ изученію твореній Виргилія.
   71. Слова "Sub Julio" означаютъ, что Виргилій родился еще при жизни Юлія Цезаря, тогда какъ объяснительное выраженіе "tardi" (поздно) очевидно намекаетъ на то, что диктаторъ не успѣлъ покровительствовать его юную музу, такъ какъ до умерщвленія Цезаря въ 44 г. до P. X. шестнадцатилѣтній поэтъ развѣ могъ только окончить свою вторую эклогу. Это одно изъ тѣхъ латинскихъ выраженій, которыхъ такъ много у Данте, по общему обыкновенію поэтовъ и прозаиковъ юго времени.
   87. Въ это время Данте уже былъ извѣстенъ своею Vila Nuova и стихотвореніями (Rime). По увѣренію монаха Гиларія, онъ началъ свою "Божественную Комедію" полатыни. Первые три стиха были слѣдующіе:
   
   Ultima regua canam fluido contermina mundo,
   Spiritibus quae lata paient, quae praemia solvunt
   Pro merilis cuicuoque suis (data lede tonantis.)
   "In dimidio dierum meonim ad portas inferi."
   Vulgat. Biblia.
   
   103. Данте опредѣляетъ точнѣе: veltro, т. е. борзой песъ. Этимъ аллегорическимъ названіемъ онъ означаетъ, по всей вѣроятности, Кана-Гранде (великаго) делла-Скала, синьора веронскаго; другіе полагаютъ, что тутъ рѣчь идетъ объ извѣстномъ храбрецѣ того времени Угуччіо Фаджіола,
   104. Въ подлинникѣ не мѣдь, но peltro -- смѣшанный металлъ или, еще точнѣе, тонкое олово сравн. англ. pewter), изъ котораго чеканилась мелкая монета, равносильная нашимъ мѣднымъ деньгамъ. Переводчикъ предпочелъ "мѣдь", такъ какъ это понятнѣе и согласнѣе съ духомъ нашего языка. Смыслъ тотъ, чти Какъ не прельстится пріобрѣтеніемъ владѣній, или богатствъ.
   103. Нѣкоторые полагаютъ, что здѣсь поэтъ описываетъ родину Кана, находившуюся между двумя, довольно сходными но названію городами -- Фельтре, въ тревизской мархія и Монтефельтро, въ урбинской легаціи.
   107. Камилла -- дочь Метаба, цари Вольсковъ. Турнъ -- сынъ царя рутуловъ. Эвріялъ и Низе -- витязи.
   125. Въ подлинникѣ: "Imperador che lassù regna". "Императоръ, какъ высшій земной судья, по средневѣковымъ понятіямъ, казался поэту наилучшимъ терминомъ для означенія божества. Но при всемъ стараніи переводчика сохранить первоначальную, типическую физіономію подлинника, пришлось по неволѣ замѣнить "императора" выраженіемъ, болѣе согласнымъ съ нашими религіозными представленіями,
   134. "Ворота св. Петра" встрѣчаются въ "Чистилищѣ" -- второй части поэмы -- какъ символъ покаянія и отпущенія грѣховъ
   

ПѢСНЬ ВТОРАЯ.

   1. Вечеръ 95 марта, какъ опредѣляютъ многіе коментаторы или, по Филалетесу, 8 апрѣля.
   13. То есть Эней, о которомъ Виргилій разсказываетъ въ шестой пѣсни Энеиды, что онъ проникъ въ подземное царство, провожаемый кумской Сивиллой, чтобы выспросить пророческій приговоръ отца о предстоящемъ поселенія въ Лаціумѣ и о грядущей судьбѣ, предназначенной происшедшему отъ нею новому городу -- Риму.
   22. Такимъ образомъ Данте, при своемъ свободомысліи и ненависти къ папамъ, считаетъ папство все-таки божественнымъ институтомъ, конечнымъ послѣдствіемъ и цѣлью всемірнаго владычества Рима.
   28. Рѣчь идетъ объ апостолѣ Павлѣ: сравн. Дѣян. апост. 9, 15: "иди, яко сосудъ избранъ ми есть сей пронести лице мое предъ языки и царьми и сыньми израилевыми".
   32. Въ числѣ тѣхъ тѣней, которыя находится въ Лимбѣ и не подверглись осужденію, но и не удостоились спасенія. Сюда относятся главнѣйшимъ образомъ добродѣтельные язычники.
   55. Одни подразумѣваютъ здѣсь планету Венеру, другіе -- солнце, представляющее небесную мудрость.
   76. Небо у Данте дѣлится на девять сферъ, которыя обращаются вокругъ нашей земли, составляющей, по системѣ Птоломея, центръ вселенной. Самыя меньшія изъ нихъ сферы луны и Земли, а та, гдѣ возсѣдаетъ Господь, проставляетъ широкія небеса.
   87. Центрѣ земли -- адъ, который вмѣстѣ съ тѣмъ и центръ вселенной.
   91. Въ образѣ трехъ небесныхъ женщинъ, пекущихся о Данте, поэтъ, по общепринятому объясненію комментаторовъ, аллегорически представляетъ три стороны божественной благодати, сопутствующія человѣку въ его нравственномъ совершенствованіи. Такъ и "donna gentile" или по переводу "Пречистая", означаетъ у него предваряющую благодать (gratia praeviens), пробуждающую въ человѣкѣ первый, какъ бы безсознательный порывъ къ нравственному свѣтлому идеалу, тогда какъ Лючія есть благодать дѣйствующая, помогающая (gratia сooperans), а Беатриче -- благодать совершенствующая (gratia perficiens), удерживающая человѣка на пути къ прекрасному и открывающая для нею ворота неба. Виргилій, по отношенію къ Беатриче, представляетъ человѣческій разумъ, всѣ усилія котораго прекращаются у порога вѣчнаго свѣта. Всѣ эти мистическія тонкости, само собою разумѣется, нисколько не уменьшаютъ достоинства поэмы, такъ какъ самый этотъ дантовскій мистицизмъ былъ протестомъ противъ грустной дѣйствительности, не одухотворенной ни одной честной, нравственно-высокой идеей.
   96. Строгій судъ -- duro qiudicio, кажется намекаетъ на "judrcium durissimumiis, qui paesunt, fiet" Sapient IV, 6.
   101. Въ подлинникѣ l'antica -- древняя, но переводчикъ полагалъ, что въ русскомъ текстѣ болѣе умѣстенъ эпитетъ библейской, который, впрочемъ, нисколько не нарушаетъ смысла подлинника. Рахиль, по объясненію коментаторовъ -- символъ созерцательной жизни.
   107. Рѣка -- fiumana изображаетъ треволненія жизни.
   

ПѢСНЬ ТРЕТЬЯ.

   1. Всемогущество, мудрость и любовь соотвѣтствуютъ тремъ лицамь св. Троицы, и сообразно съ этимъ надпись на воротахъ ада имѣетъ три стиха съ повтореніемъ однихъ и тѣхъ же начальныхъ словъ.
   7. Я съ вѣчными, т. е. съ ангелами, безсмертными духами, въ числѣ которыхъ находится смерть, начертавшая эту знаменитую надпись -- см. пѣснь восьмая ст. 127.
   18. Дивный свѣтъ разума употребленъ здѣсь синонимически вмѣсто божества, такъ какъ богопознаніе считается у поэта единственнымъ источникомъ высшаго интеллектуальнаго просвѣтлѣнія. См. вступительную статью.
   31. По тексту, принятому Вагнеромъ, слѣдуетъ читать d'orror la lesta cinta, съ головой, повитий ужасомъ; въ прочихъ изданіямъ, которымъ слѣдовать переводчикъ, стоитъ всегда d'error la testa cinta.
   59. Одни коментаторы угадываютъ въ этомъ призракѣ папу Целестина V-го (Піетро Морроне), который, уступая убѣжденіямъ Бонифація VIII, отказался отъ папской тіары спустя пять мѣсяцевъ послѣ своего избранія, тогда какъ на его мѣсто былъ провозглашенъ этотъ хитрый совѣтодатель, кардиналъ Бенедетто Каэтани, въ папствѣ Бонифацій VIII, котораго Данте считаетъ источникомъ всѣхъ бѣдствій, постигшихъ Аталію и его родной городъ, не смотря на го, что Климетъ V, ни всемъ старавшійся обезславить память Бонифація, причислилъ Целестина въ 1313 году къ лику святыхъ. Другіе усматриваютъ здѣсь Исава, уступившаго право первородства брату своему Іакову; также и -- императора Діоклетіана, который въ старости сложилъ съ себя свое императорское достоинство и, наконецъ четвертые -- Торреджіано деи Черни, не поддержавшаго о своей партіи Бѣлыхъ.
   

ПѢСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

   1. Во время сна Данте былъ перенесенъ чрезъ Ахеронъ какимъ нибудь чудеснымъ образомъ.
   13. Подземный міръ -- адъ названъ слѣпымъ потому, что обитатели его лишены свѣта истиннаго познанія.
   23. Все пространство ада представляется раздѣленнымъ на круги (cerchi), расположенные одинъ глубже другого, въ видѣ воронки ("Hôllentrichter", говоритъ Филалетесъ) тогда какъ первый кругъ, облегающій мрачную бездну, составляетъ какъ бы преддверіе всего ада. Состояніе душъ, помѣщенныхъ въ этомъ первомъ кругѣ или дамбѣ. характеризуется только безнадежнымъ ожиданіемъ и во многомъ соотвѣтствуетъ древнему преданію о елисейскихъ поляхъ.
   30. Въ преддверіи помѣщаются не только добродѣтельные язычники, но также дѣти христіанскихъ родителей, умершія безъ крещенія.
   37. Некрещенные люди, жившіе до Іисуса Христа, удостоились спасенія, когда увѣровали въ Его божественную миссію. Такимъ образомъ, поэтъ не раздѣляетъ мнѣнія о вѣчной неизмѣнности адскихъ наказаній и вѣритъ въ возможность спасенія и послѣ -- путемъ вѣры.
   52. Виргилій умеръ 22 сентября 19 года до Р. X.; слѣдовательно, передъ сошествіемъ Христа въ адъ, онъ находился въ его преддверіи недолго.
   87. Гомеръ, который былъ извѣстенъ Данте только по отзывамъ другихъ писателей, преимущественно Аристотеля, представленъ съ мечемъ въ рукахъ, какъ творецъ героическаго эпоса.
   107. Семь стѣнъ, по объясненію Ландино и Веллутелло, семь добродѣтелей: благоразуміе, воздержаніе, справедливость, сила, разумъ, наука и мудрость, а по толкованію Даніелло, семь свободныхъ искуствъ, составлявшихъ въ средніе вѣка такъ называемые triviumu quadrivium: грамматику, риторику, діалектику; ариѳметику, музыку, геометрію и астрономію. Рѣка -- эмблема краснорѣчія.
   121. Здѣсь говорится не объ извѣстной дочери Агамемнона, но о другой Элесктрѣ, дочери Атланта и женѣ Агалана, который, по средневѣковому преданію, основалъ послѣ потопа городъ Фіезолу -- митрополію Флоренціи, тогда какъ сынъ этой Электры, Дарданъ, былъ основателемъ Трои.
   123. Светоній также говоритъ о черныхъ, огненныхъ глазахъ Цезаря: "nigris vegelisque oculis".
   124. Камилла сражалась въ Италіи противъ троянцевъ, а Пентезилея была амазонская царица въ Азіи.
   123--126. Всѣ эта лица заимствованы изъ Энеиды.
   128. Брутъ, умертвившій Цезаря, помѣщенъ въ болѣе мрачномъ отдѣленіи ада. См. XXXIV, 65.
   129. Юлія, дочь Цезаря и жена Помпея, у многихъ писателей выставляется образцомъ супружеской любви и вѣрности; Марція была жена Катона, котораго поэтъ помѣстилъ въ Чистилищѣ, Корнелія -- мать Гракховъ.
   129. Саладинъ султанъ Вавилонскій, знаменитый противникъ христіанъ.
   131. Въ средніе вѣка Аристотель, обыкновенно называемый у Данте просто "философомъ", былъ предметомъ почти благоговѣйнаго обожанія, какъ конечный предѣлъ всякой земной мудрости и знанія. Притомъ это былъ единственный между всѣми греческими философами, котораго сочиненія сдѣлались извѣстными въ то время на западѣ, покрайней мѣрѣ, въ переводахъ.
   142. Аверроэсъ, объяснившій сочиненія Аристотеля, былъ названъ за это великимъ комментаторомъ. Авицепъ -- импорченное имя Абу-Али-Гозаинъ-бенъ-Абдаллахъ-Эбнъ-Сина, арабскаго врача и философа одиннадцатаго вѣка.
   144. Маркъ Туллій Цицеронъ. Спутникомъ его, вмѣсто Тита Ливія, другіе считаютъ Лина, сына Аполлона и миѳическаго пѣвца.
   148. Т. е. Данте и Виргиліемъ.
   

ПѢСНЬ ПЯТАЯ.

   10. Фантазія христіанскаго поэта обращаетъ всѣ древнія божества въ бѣсовъ, и вотъ какимъ образомъ суровый Миносъ является съ длиннымъ хвостомъ сатаны.
   21. Указаніе на извѣстное изреченіе Вирталія: "facilis discensus Аverni".
   26. Такимъ образомъ, только отсюда начинаются адскія кары и истязанія грѣшныхъ душъ.
   54. Намекъ на вавилонское смѣшеніе языковъ.
   58. Чтобы завладѣть престоломъ постѣ смерти своего мужа Нина, Семирамида -- какъ увѣряетъ сказочное преданіе -- носила мужское платье и выдавала себя за своего сына Нинія, котораго, вслѣдствіе его женоподобнаго права, держала между придворными наперсницами. Такимъ образомъ, вопреки установленному порядку, престолъ наслѣдовалъ не сынъ, а вдова покойнаго царя. Что касается разврата, который Семирамида дозволяла закономъ, то Павелъ Ороній сообщаетъ, что вслѣдствіе преступной связи съ своимъ сыномъ, царица эта объявила: никакихъ родственныхъ отношеній не считать препятствіемъ къ заключенію браковъ.
   67. Тристанъ былъ рыцарь изъ баснословнаго цикла короля Артура. Любовная исторія Тристана и Изольды была извѣстна Данте, по всей вѣроятности, въ стихотворномъ эпическомъ разсказѣ французскаго трувера Кретіена де-Труа. Миѳическое преданіе говоритъ, что Тристанъ влюбился въ Изотту (Isotta, Isolda), жену своего дяди, короля Марція Корнвалійскаго, который за это убилъ его отравленной стрѣлою.
   74. Разсказъ о любовной связи между Франческой Римини и ея своякомъ, Паоло Малатеста, изложенъ у Боккаччіо въ слѣдующихъ чертахъ: послѣ долгой, ожесточенной вражды, синьоры Полента и Малатеста заключили миръ и хотѣли, упрочить его брачнымъ союзомъ между сыномъ и дочерью враждовавшихъ владѣтелей, но Джанчотто Maлатеста (Giovanni il zoppo -- Джованни хромой) былъ некрасивъ собой, но храбръ и дикаго права; напротивъ братъ его -- красавецъ Паоло обладалъ мягкимъ, симпатическимъ характеромъ. Тѣмъ не менѣе Гвиди да Полента, отецъ невѣсты, хотѣлъ имѣть своимъ зятемъ хромого Джанчотто, въ которомъ разсчитывалъ найти болѣе прочную опору своему владычеству, но боялся встрѣтить упорное нежеланіе со стороны дочери. Поэтому Паоло долженъ былъ лично поспѣшить въ Равенну, чтобы хлопотать о рукѣ Франчески для своего брата, мѣсто котораго онъ и занималъ при обрученіи. Франческа, введенная въ обманъ служанкой, думала, что ея нареченнымъ бытъ собственно Паоло, полюбила его страстно и только на слѣдующій день послѣ свадьбы узнала свою роковую ошибку. Между молодыми родственниками завязалась самая страстная, романтическая любовь, о которой прогадалъ Джанчотто. Съ бѣшенствомъ бросился онъ къ запертой двери въ комнатѣ жены и приказалъ отворить. Паоло хотѣлъ бѣжать другимъ выходомъ, но зацѣпился платьемъ за гвоздь. Джаянотто бросился на него съ обнаженнымъ мечемъ и когда Франческа въ отчаяніи кинулась между двумя братьями, мужъ прокололъ ей грудь, потомъ, выхвативъ оружіе изъ кровавой раны, убилъ имъ своего родного брата. Этотъ разсказъ, сильно проникнутый сказочнымъ романтизмомъ, послужилъ сюжетомъ для одной изъ трагедій Сильвіо Пеллико (Francesca da Rimini").
   107. Каина -- одно изъ отдѣленій девятаго крута, гдѣ наказываются братоубійцы. Оно такъ названо по имени Каина.
   128. Ланцелотъ (Ланчилотто) -- рыцарскій романъ изъ цикла Круглаго Стола. Ланцелотъ, сынъ лишеннаго престола короля Ban de Benoit, влюбляется въ супругу короля Артура, Джиневру, которая дастъ ему поцѣлуй, какъ задатокъ своего взаимнаго чувства, при посредничествѣ Галеотто, короля d'outre les marches. Съ тѣхъ поръ такихъ посредниковъ въ любовныхъ дѣлахъ долгое время называли Галеоттами (Galeotto -- Kuppler, maquereau).
   139. Сынъ Данте нашелъ пріютъ у племянника Франчески, Гвидонопелло ди Полента, у котораго поэтъ скончался 14 сентября 1321 года.
   

ПѢСНЬ ШЕСТАЯ

   32. Сторожъ древняго языческаго ада -- Церберъ у Данте также обращенъ въ демона.
   53. Чіакко, по отзыву другихъ, бытъ знаменитый gourmand и лизоблюдъ того времени. Самое названіе Сіассо можно считать или сокращенной формой имени Сіасоро (Яковъ) или же употреблявшимся въ флорентійскомъ просторѣчіи означеніемъ свиньи, какъ прожорливаго животнаго.
   67. Чтобы ясно понимать это мѣсто поэмы, необходимо нѣсколько ознакомиться съ относительнымъ положеніемъ и борьбою политическихъ партій во Флоренціи. Около 1300 года въ Пистоѣ произошолъ семейный раздоръ между двумя вѣтвями фамиліи Канчелліери, изъ которыхъ одна заимствовала свое, коллективное названіе отъ имени Біанки, первой жены мессера Канчелліери, тогда какъ противники бѣлыхъ приняли противоположное названіе -- черныхъ. Раздоръ этотъ скоро охватилъ весь городъ Пистою, и во Флоренціи древній знатный родъ Донати съ мессеромъ Корсо во главѣ) принялъ сторону черныхъ, тогда какъ новый дворянскій родъ Черни примкнулъ къ бѣлымъ. Вслѣдствіе этого ожесточеннаго разлада пріоры или градоправители Флоренція рѣшили изгнать коноводовъ той и другой партіи изъ города. Къ этимъ пріорамъ, избиравшимся въ числѣ двѣнадцаго, принадлежалъ около того времени и нашъ поэтъ. Но еще въ томъ же году коноводы бѣлыхъ, подъ предлогомъ нездороваго климата въ мѣстѣ изгнанія (Сарцанѣ), были прозваны назадъ въ городъ и -- въ числѣ ихъ -- Гвидо Канальканти, другъ Данте. Между тѣмъ противникъ ихъ, Корсо Донати. имущество котораго было конфисковано, отправился въ Римъ, чтобы выставить передъ напою Бонифаціемъ VIII враждебную партію. какъ опасныхъ гибеллиновъ и выхлопотать его содѣйствіе къ борьбѣ съ ними. Осенью 1301 года къ папскому двору прибылъ Карлъ Валуа, братъ короля французскаго, и Бонифацій VIII рѣшился употребить его орудіемъ для возстановленія мира или скорѣе для ниспроверженія господствующей партіи во Флоренціи, къ чему ревностно склоняли папу черные. Съ другой стороны, Флорентійское посольство, къ которому принадлежалъ и Данте, хлопотало въ противоположномъ смыслѣ. Карлъ отправился во Флоренцію, овладѣть верховной властью въ республикѣ и изгнанъ многихъ недоброжелательныхъ ему гражданъ, въ томъ числѣ нашего поэта, и многихъ вожаковъ партіи бѣлыхъ, которая называлась лѣсною по главному предводителю Віеро Герни, урожденцу лѣсной провинціи Вальди Піеволе.
   69. Въ подлинникѣ: che testé piaggia;-- piaggiare значитъ лавировать, т. е. играть двусмысленную роль. Именемъ пришлеца Данте клеймитъ Карла Валуа.
   76. Обыкновенно полагаютъ, что этими двумя "правдивыми" Данте означаетъ самого себя и своего друга Гвидо Кавальканти, но Филалетесъ подозрѣваетъ вѣрность такого мнѣнія на томъ основаніи, что Гвидо принадлежалъ къ коноводамъ бѣлыхъ, изгнаннымъ въ Сарцану по предложенію Данте. Быть можетъ слова поэта надо понимать въ болѣе общемъ смыслѣ: если во Флоренціи и наберется два правдивыхъ честныхъ человѣка, то голосъ ихъ все такъ безсиленъ.
   82. Моску мы находимъ далѣе между возмутителями, Фаринату делли-Уберти -- между еретиками. Terriano Альдибрандини и Яковъ Рустикуччи попадаютъ въ кругъ содомитовъ. Только объ Арриго, принадлежавшемъ, какъ обыкновенно полагаютъ, къ роду Фифанти, болѣе нигдѣ не упоминается въ поэмѣ.
   110. Извѣстный аристотелевскій афоризмъ: чѣмъ совершеннѣе существо, тѣмъ воспріимчивѣе оно для скорбей и радостей.
   

ПѢСНЬ СЕДЬМАЯ.

   1. Обыкновенно полагаютъ, что слова эти означаютъ обращеніе къ сатанѣ, находящемуся въ нижнемъ кругу бездны, и заимствованы изъ какого то непонятнаго бѣсовскаго языка. Но аббатъ Ланчи открываетъ въ нихъ древне еврейскій текстъ съ произвольной орфографіей, прилаженной къ произношенію. По этому объясненію загадочныя слова заключаютъ, будто бы, такой буквальный смыслъ: "блистай, чело сатаны! блистай, чело перваго сатаны"!-- какъ будто сатана призывался изгнать непрошенныхъ пришельцевъ. По послѣднему толкованію Шира, слова эти должно переводить иначе: "изрыгайте огонь, изрыгайте огонь, уста сатаны!"
   3. Въ этомъ стражѣ корыстолюбивыхъ грѣшниковъ соединились двѣ отдѣльныя фигуры античной миѳологіи -- Плутонъ, богъ подземнаго царства, и Плутусъ, богъ корысти и богатства.
   57. Безъ волосъ придутъ расточители, потому что они промотали все, до послѣдняго волоса съ головы своей, съ сжатой рукой -- лихоимцы, захватывающіе свои сокровища и въ область другого міра.
   71. По схоластическимъ понятіямъ, всякое небо находится въ верховномъ вѣденіи какого нибудь ангела. Одинъ изъ этихъ ангеловъ интеллигенціи, управляющихъ механизмомъ мірозданія, есть фартука, которой ввѣрена раздача земныхъ благъ между смертными. Подобно тому, какъ отъ другихъ горнихъ ангельскихъ силъ зависитъ движеніе небесныхъ тѣлъ, также точно всѣ превратности человѣческихъ судебъ подчинены произволу Фортуны, которую Виргилій старается защитить противъ всѣхъ возможныхъ человѣческихъ укоризнъ, также и противъ мнѣнія Данте, приписывающаго ей "когти" и, слѣдовательно, низводящаго Фортуну на степень злыхъ, враждебныхъ человѣку духовъ.
   87. То есть также точно, какъ и другіе ангелы или интеллигенціи, всякій въ подчиненной ему области дѣйствія, на равныхъ ангельскихъ правахъ вмѣстѣ съ ними.
   121. Противоположные грѣхи несутъ наказаніе въ одномъ и томъ же адскомъ кругѣ, такъ какъ Данте былъ, вѣроятно, того мнѣнія, что les extrémités se touchent. Въ предъидущемъ кругѣ мы видѣли скупыхъ о расточителей, здѣсь встрѣчаемся съ свирѣпой злостью и нравственной безхарактерностью (асcidiosi).
   123. "Portando dentro accidioso fummo" -- стихъ въ высшей степени темный и неудобообъяснимый. Итальянскіе комментаторы полагаютъ, что рѣчь идетъ объ ira lenta, медіанной, какъ бы хронической, потайной злости, и сообразно съ этимъ, Филалетесъ переводитъ выраженіе это словами "schleichend Feuer", очевидно подразумѣвая скрытую затаенную злобу, которая вовсе не составляетъ контраста съ открытой свирѣпостью. Напротивъ, другіе переводчики думаютъ, что авторъ говоритъ именно о малодушномъ уныніи, недостаткѣ нравственнаго мужества, а порокъ этотъ становится дѣйствительно въ рѣзвую противоположность съ свирѣпымъ злобнымъ нравомъ. Мы старались держаться средины между тѣмъ и другимъ смысломъ, приписываемымъ дантовскому стиху комментаторами.
   

ПѢСНЬ ВОСЬМАЯ.

   1. Іо dico seguitando. Этими словами Данте связываетъ, вѣроятно, свой, прерванный изгнаніемъ, разсказъ. Нѣкоторые полагаютъ, что до изгнанія онъ написалъ только семь пѣсень.
   6. По другую сторону Стикса лежитъ городъ "Дите", повторяющій сигналъ сторожевой башни, которымъ дается знать, что Флегіасъ, перевозчикъ на Стиксѣ, долженъ переправить душу на другой берегъ.
   7. Ed io rivolte al mar di tutto' I senno. Такъ кудряво Данте называетъ Виргилія. Всѣ подобныя выраженія переводчикъ старался удержать, желая, по возможности, сохранить колоритъ подлинника.
   19. Изъ мщенія Аполлону, обезчестившему его дочь, Фленасъ, царь лапитовь, сжегъ дельфійскій храмъ и за это помѣщенъ кормчимъ на Стиксъ, для грѣшниковъ, ослѣпленныхъ злобной яростью.
   61. Филиппъ Каничулли, прозванный Арджента за то, что велѣлъ подковать серебромъ своего кони, былъ извѣстенъ своимъ необыкновенно задорливымъ, злобнымъ нравомъ. О немъ разсказываетъ Боккаччіо въ восьмой новеллѣ своего Декамерона.
   68. Городъ Диге, окруженный крѣпостными стѣнами и рвами, образуетъ входъ въ "глубокую преисподнюю", гдѣ несутъ наказаніе болѣе тяжкіе грѣшники. Что касается значенія этого названія города, то его производятъ отъ лат. Dis, которымъ древніе греки и римляне означали Плутона. Мы удерживаемъ итальянскую форму этого названія, хотя другіе переводчики и предпочитаютъ латинскую.
   125. По древнему легендарному сказанію, бѣсы хотѣли заградить путь Іисусу Христу, при его сошествіи въ адъ; но съ тѣхъ поръ, какъ у нихъ въ ту эпоху была отнята значительная добыча осужденія, Дьяволы не ждали ни откуда новыхъ вторженій, я оттого наружные адскіе ворота остаются отворенными настежь.
   127. Адъ, Пѣснь III. 1--9.
   

ПѢСНЬ ДЕВЯТАЯ

   7--8. Виргилій ссылается на обѣщанную помощь Беятрттче, но въ то же время не можетъ освободиться отъ невольнаго безпокойства, которое и выражается прерванными словами.
   22. Эрихто -- ѳессалійская волшебница, ни разсказу Лукіана въ его Фарсаліи (VI, 308), уступая просьбамъ Секста Помпея, оживила тѣнь одного изъ павшихъ въ битвѣ, для того, чтобы тѣнь эта предсказала исходъ гражданской войны. Если же въ Помпей поэмѣ говорятся далѣе, что Виргилій, по порученію Эрихто, также спускался къ глубь ада, чтобы взять оттуда одну изъ тѣней,-- то это поэтическій вымыселъ самого Данте, основанный на томъ, что волшебница могла пережить Виргилія, скончавшагося спустя тридцать лѣтъ послѣ вызова его тѣни для Помпея, и который могъ быть, въ свою очередь, оживленъ ее волшебствомъ. Впрочемъ, это можетъ быть также намекомъ на знаменитаго средневѣкового чародѣя Виргилія.
   26. Іудинъ предѣлъ -- послѣднее отдѣленіе того крута вѣроломства, въ началѣ котораго помѣщается -- Каина.
   42. Ceraste -- рогатыя змѣи. Еще и теперь керастами называется особенный видъ ядовитыхъ африканскихъ змѣй, съ маленькими рожками на головѣ.
   44. Филалетесъ въ "царицѣ слезъ" (Regina dell' eterno pianto) видятъ Гекату, но намъ казалось, что поэтъ намекаетъ на другое миѳическое божество древняго ада -- Прозерпину (Персефону, Кору), такъ какъ далѣе упоминается о путешествіи Тезея въ подземное царство, для ея похищенія.
   82. Медуза -- одна изъ Горгонъ. Филалетесъ въ желаніи ближе подойти къ подлиннику, ошибочно переводить стахъ, "sil farem di smalto" словами: "dass zu Schmelz er werde" принимая одно только частное значеніе слова smalto (эмаль), вмѣсто болѣе общаго, которое, очевидно, имѣлъ въ виду поэтъ, намекающій на извѣстную миѳическую способность Медузы превращать людей въ камни. Еще и теперь сохранилась итальянская поговорка: -- cuor di smalto coeur de pierre, de rocher -- каменное, безчувственное сердце.
   54. Когда Tезей хотѣлъ освободить Прозерпину изъ ада, товарищъ его Пиритой лишился жизни, а самъ Тезей долженъ былъ оставаться въ подземномъ царствѣ, пока не былъ выведенъ Геркулесомъ.
   61--62. Слова эти какъ бы обращаются къ проницательности читателя и приглашаютъ его проникнутъ въ тайный смыслъ аллегоріи. Это побуждаетъ нѣкоторыхъ переводчиковъ пускаться въ самыя произвольныя толкованія дантовскаго текста, и еще остроумный Соккалини замѣтилъ, что многіе комментаторы такъ безжалостно пытаютъ бѣднаго автора "Божественной комедіи", такъ безцеремонно навязываютъ ему ни за что, ни про что свои хитроумныя толкованія поэмы, что Данте благимъ матомъ, наконецъ, вынужденъ кричать, что его рѣжутъ. И такъ, пусть не удивляется читатель, если мы вообще удерживаемся отъ этой замашки фантазирующихъ комментаторовъ и оставляемъ безъ объясненія многія изъ темныхъ мѣстъ и "странныхъ стиховъ" (versi strani") поэмы, особенно если они, какъ здѣсь, повидимому, заключаютъ въ себѣ только какой нибудь туманный, религіозно-мистическій смыслъ. Все это, пожалуй, было интересно для его современниковъ, но въ насъ можетъ вызвать только снисходительную улыбку. Шесть вѣковъ не проходятъ безнаказанно даже для такого великаго мыслителя и поэта, какимъ былъ Данте, и, съ другой стороны, такіе великіе мыслители тѣмъ именно и характеризуются, что всякое время, всякое поколѣніе на долгій рядъ вѣковъ можетъ заимствовать изъ нихъ то, что для него наиболѣе реально и пригодно.
   99. Сойдя въ адъ, Геркулесъ набросилъ цѣпь на Цербера и потащилъ его за собою. Но при сопротивленіи адскаго пса, у него былъ вырванъ клокъ шерсти съ шеи и съ нижней челюсти. Такимъ образомъ, утверждаетъ посланникъ неба, упорная злоба караетъ себя самую.
   115. По средневѣковому преданію, герои, павшіе въ ронсевальской битвѣ, похоронены на обширномъ кладбищѣ или такъ называемомъ полѣ Ильи (Eliae campus), близь города Арля. Точно также и близь "Полы" въ Истріи, неподалеку отъ морского залива Кварнаро, вся мѣстность была усѣяна множествомъ могильныхъ кургановъ.
   129. То есть людей, совратившихся съ истиннаго пути и достойныхъ ада несравненно болѣе, чѣмъ думаетъ обманутый свѣтъ.
   133. Между могилами и крѣпостнымъ валомъ города.
   

ПѢСНЬ ДЕСЯТАЯ.

   11. Послѣ суда надъ ними въ іосаѳатовой долинѣ, гдѣ, по древнему мистическому предсказанію, будутъ въ послѣдній разъ судиться живые и мертвые при кончинѣ свѣта. Оттого странники на востокѣ прощаются другъ съ другомъ словами: "до свиданія въ Іосафатовой долинѣ"!
   23. По тосканскому произношенію Данте не разъ узнаютъ въ аду, какъ уроженца Флоренція напр, еще, Адъ XXXIII. 11). Это и нисколько неудивительно, если обратить вниманіе на рѣзкія различія между итальянскими нарѣчіями, среди которыхъ, Однако, Флорентійское нарѣчіе признавалось и пр.тзнается общенаціональнымъ. чистымъ итальянскомъ языкомъ fil prello Italiano, il dialetto nationale). Тосканцы давно уже гордились этимъ превосходствомъ своего родного нарѣчія, хотя оно сдѣлалось господствующимъ не вслѣдствіе какихъ нибудь особенныхъ лингвистическихъ преимуществъ надъ другими говорами Италіи, но -- какъ это бываетъ вездѣ -- только благодаря тому обстоятельству, что Флорентійское просторѣчіе, fil volgare, въ противоположность латыни -- языку ученыхъ ранѣе другихъ было принято даровитыми писателями въ ихъ литературныхъ произведеніяхъ. Впрочемъ, въ своей книгѣ "De vulgare eloquentia" самъ Данте называетъ своихъ соотечественниковъ глупцами за то, что они считаютъ свое нарѣчіе настоящимъ цвѣтомъ итальянской рѣчи. Несмотря на то, что мнѣніе это принадлежатъ не одной невѣжественной Флоренііііской черни, по раздѣлялось многими просвѣщенными людьми, Данте приходитъ къ заключенію, что настоящій языкъ итальянской націи -- тотъ, который употребителенъ во всѣхъ городахъ полуострова и не принадлежитъ ни одному изъ нихъ исключительно.
   32. Фарината -- одинъ изъ наиболѣе отважныхъ вождей гибеллиновъ, которому приписываютъ мнѣніе, что все на свѣтѣ оканчивается вмѣстѣ съ этою жизнію и что слѣдовательно не нужно отказывать себѣ ни въ канонъ земномъ наслажденіи. Поэтому Дантъ помѣстилъ его между эпикурейцами и еще прежде (Пѣснь VI, 82) отъискивалъ его между чревоугониками.
   46. Иному можетъ показаться страннымъ, что Данте, этотъ "суровый гибедлинъ", какъ его называютъ обыкновенію, вкладываетъ эти укоризны въ уста Фаринаты, самаго яростнаго приверженца и вождя гибеллинской партіи. На это замѣтимъ, во-первыхъ, что Флорентійскія хроники называютъ древнихъ Алигіери, отдаленныхъ предковъ поэта, гвельфами, тогда какъ къ гибеллинамъ принадлежали только, около того-же времени, его предки по другому колѣну -- Элизеи. Но во-вторыхъ -- и это еще важнѣе для нашего объясненія -- Данте во многихъ мѣстахъ своей поэмы свидѣтельствуетъ, какъ чуждъ ему бытъ духъ политическаго своелюдства и кумовства, мелкое партіонное особничество. Недостатки гибеллиновъ, какъ и недобросовѣстные происки гвельфовъ караются въ "Божественной комедіи" съ одинаковой суровостью. Сначала Данте былъ гвальфомь, потомъ, серьезнѣе научивъ политическія нужды и стремленія отечества, примкнулъ къ гибллинамъ, но въ сущности это не быль человѣкъ партіи, узкой, замкнутой котеріи, но "самъ себѣ партія", если можно такъ выразиться, человѣкъ горячаго, самостоятельнаго труда, для котораго онъ искалъ только болѣе подходящихъ пособниковъ
   51. Послѣ своего вторичнаго изгнанія гибеллины болѣе не возвращались во Флоренцію, по крайней мѣрѣ, для фамиліи Уберти, къ которой принадлежалъ Фаранатэ, ворота города оставались запертыми.
   54. Кавальканте-де-Кавальканти, отецъ Гвидо Кавальканти, также поэта и друга Данте. Отецъ придерживался также эпикурейства и слылъ атеистомъ, чѣмъ и объясняется его близость къ Фаринатѣ въ аду.
   63. На вопросъ: гдѣ мой сынъ (т. е. Гвидо Кавальканти), отчего онъ, тоже очень талантливый человѣкъ, не могъ придти сюда съ тобою?-- Данте отвѣчаетъ, что къ этому подвигу его сдѣлало способнымъ только изученіе классическихъ образцовъ литературы, особенно Киргилія, которымъ пренебрегалъ его другъ. Такимъ образокъ Дайте полагалъ, что всякая подготовка таланта къ великимъ созданіямъ искусства возможна только путемъ изученія классиковъ. Не забудемъ, что Данте стоитъ въ преддверіи той эпохи, которая съ такимъ горячечнымъ увлеченіемъ перешла къ изученію греческой и римской литературы послѣ долгихъ вѣковъ тяжелаго и о пастырскаго застоя. Гвидо Кавальканти былъ скорѣе философъ, чѣмъ поэтъ, не слишкомъ высоко ставилъ Виргилія и вообще на поэзію глядѣлъ глазами беззаботнаго провансальскаго трубадура. Такъ отзывается о немъ и Бокаччіо, комментируя девятую пѣснь "Ада" замѣчая, что это предпочтеніе, отдаваемое философіи передъ поэзіей, совершенно основательно.
   86. Арбія -- рѣчка близъ Монтеаперти, гдѣ происходило это кровопролитное сраженіе, котораго ближайшія обстоятельства мы считаемъ нелишнимъ привести здѣсь въ немногихъ словахъ. Вмѣстѣ съ другими изгнанными изъ Флоренціи гибеллинами Фарината проживалъ въ Сіенѣ, находившейся тогда въ войнѣ съ гвельфскимъ правительствомъ Флоренціи. Сіенцы просили помощи у короля Манфреда, но получили только сотню нѣмецкихъ всадниковъ. Стыдно имъ было принимать такую ничтожную помощь, и они хотѣли отъ нея отказаться, но Фарината протестовалъ противъ этого намѣренія и побудитъ щедрыми обѣщаніями маленькую горсть полупьяныхъ людей сдѣлать нападеніе на непріятеля; всѣ они были перебиты, и знамя короля Манфреда было отнято побѣдителями. Этого-то и хотѣлъ Фарината. Манфредъ, для спасенія своей оскорбленной чести, послалъ 800 всадниковъ, подъ начальствомъ графа Джордано, который зашелъ такъ далеки, какъ едва ли могли надѣяться сіенцы. Затѣмъ Фарината отправилъ въ Флоренцію двухъ гонцовъ съ подложными документами, которые заставили гвельфскихъ коноводовъ повѣритъ, будто Сіена прискучила господствомъ гибеллиновъ и будто Флорентійцамъ стоило только пожаловать въ Сіену ночью, чтобы безпрепятственно войти въ открытые ворота города. Флорентійцы послушались коварнаго приглашенія и результатомъ была арбійская стычка.
   87. Замѣтимъ двойной смыслъ въ выраженіи "orazione". Оно могло означать и молитву, какъ обычный аттрибутъ храма, и въ то же время намекать на обыкновеніе Флорентійцевъ, въ средніе вѣка, собираться для народныхъ совѣщаній и рѣшеній въ Храмахъ. Во Флоренціи для этой цѣли служила церковь Іоанна Крестителя (баптистерій). Тотъ-же обычай до послѣдняго времени удержался въ республикѣ Санъ-Марино.
   91. Этого разрѣшенія Флоренціи съ особенной настойчивостью требовалъ уполномоченный Манфреда -- графъ Джордано, на совѣщаніи гибеллинской партіи въ Эмполи.
   119. Въ дѣлѣ религіи императоръ Фридрихъ II слылъ по своему времени не только либеральнымъ и вѣротерпимымъ человѣкомъ, но даже еретикомъ, склонявшимся, по своимъ религіознымъ убѣжденіямъ, къ исламу. Ему приписываютъ между прочимъ книгу De tribus impostoribus (о трехъ обманщикахъ), гдѣ онъ, будто бы, съ изумительнымъ для nой эпохи индифферентизмомъ, излагалъ свои мнѣнія объ основателяхъ главныхъ религіозныхъ доктринъ. Исторія изображаетъ его постояннымъ врагомъ папъ.
   120. Рѣчь идетъ о кардиналѣ Оттавіано делли-Убальдини, ревностномъ гибеллинѣ и также довольно либеральномъ прелатѣ, котораго безвѣріе подвергается, будто бы, его предсмертными словами: "если бы у меня, дѣйствительно, была душа, то я пожертвовалъ бы ею для гибеллиновъ". Впрочемъ, это свободомысліе Убальдини подлежитъ еще сильному сомнѣнію, такъ какъ онъ значительную часть жизни былъ гвельфомъ и пользовался особенно благосклонностью папъ -- Григорія IX и Иннокентія IV.
   123. Это "враждебное слово" (въ подл. "quel parlar nemico" заключало въ себѣ предсказаніе, что Данте будетъ изгнанъ изъ отечества.
   

ПѢСНЬ ОДИНАДЦАТАЯ.

   8. Этотъ папа Анастазій, поддавшійся соблазну Фотона, постъ на себѣ всѣ признаки почти миѳической личности, и если Данте воспользовался преданіемъ о немъ для своей поэмы, то только съ тою цѣлію, чтобы показать, что и папа можетъ сдѣлаться еретикомъ и что непогрѣшимымъ дѣлается онъ только чрезъ связь съ вселенскимъ соборомъ. Согласно церковному преданію, еретическое ученіе объ одной природѣ въ Іисусѣ Христѣ, именно божественной -- ученіе, несогласное съ постановленіями халкедонскаго собора -- побудило константинопольскаго патріарха Акація вновь формулировать этотъ догматъ и этимъ примирить обѣ церкви -- восточную и западную, которымъ стало угрожать уже раздѣленіе. Но Акацій не удовлетворилъ ни одной изъ сторонъ и въ свою очередь былъ обвиненъ папами въ отступничествѣ отъ негодной вѣры. Дѣло дошло уже было до окончательнаго разрыва, но къ счастію на папскій престолъ былъ возведенъ болѣе миролюбивый и сговорчивый пастырь -- Анастасій II. Главное затрудненіе къ улаженію распри заключалось въ томъ, что римская церковь требовала исключить и некогда не упоминать при богослуженія имя патріарха Акація. Но діакону Фотину, уполномоченному ѳессалоникскаго епископа, удалось склонить пяпу не настаивать на этомъ щекотливомъ пунктѣ. Впрочемъ Анастасій II умеръ еще до окончанія компромисса; а послѣ его смерти, въ 519 году, западная церковь одержала рѣшительную побѣду.
   Вотъ отсюда-то и возникло сказаніе о еретическомъ папѣ Анастасіѣ, быть можетъ, заимствованное Данте изъ сборника монаха Граціана. Впослѣдствіи бѣднаго Анастасія обвиняли даже въ томъ, что онъ отвергалъ божественную природу въ Іисусѣ Христѣ.
   49. Ростовщики и барышники въ многихъ средневѣковыхъ судебныхъ кодексахъ называются Lombardi et Caorcini. Послѣднее названіе производятъ отъ города Кагора (Cahors) въ южной Франціи, гдѣ, можетъ быть, сначала процвѣтали наиболѣе извѣстные дома ростовщиковъ и банкировъ. Точно также еще и теперь въ Германіи нѣкоторыхъ мелкихъ торгашей называютъ вестфальцами, хотя далеко не всѣ они, разумѣется, родомъ изъ Вестфаліи.
   80. Ссылка на этику Аристотеля, который, дѣйствительно, въ общей идеѣ порока усматриваетъ три специфическія проявленія невоздержанность, скотство и злость (у Данте; malizia). Этимъ тремъ главнымъ источникамъ Аристотель приписываетъ всѣ дурныя качества человѣка.
   103--104. Также намекъ на извѣстную мысль Аристотеля: "искусство есть подражаніе природѣ",
   110. То есть, опираясь на мертвое, хотя и богатое обиліе металла, онъ насилуетъ и природу, и истязуетъ трудъ другихъ. Въ средніе вѣка всякое пользованіе процентами съ капитала, какъ извѣстно, считалось постыднымъ лихоимствомъ. Рантье и золотые мѣшки еще не пользовались такою достопочтенностью, какую преподнесло имъ наше деньголюбивое время.
   113. Созвѣздіе Рыбъ стало подниматься на небѣ 9-го апрѣля 1300 года около 3-хъ часовъ и къ 5-ти часамъ уже совершенно находилось надъ горизонтомъ.
   114. Созвѣздіе Большой Медвѣдицы, въ итальянскомъ просторѣчія, называется колесницей (il Carro), и этому вполнѣ соотвѣтствуетъ русское народное названіе того же созвѣздія -- Возъ.
   113. Вѣтеръ Кавръ или Каръ (Cauros, Carus) дуетъ съ сѣверо сѣверо-запада и теперь называется на востокѣ ponente maestro. т. е. великимъ западнымъ вѣтромъ.
   

ПѢСНЬ ДВѢНАДЦАТАЯ.

   4. Чрезъ этотъ горный обвалъ, образовавшійся между Ровередо и Алою, въ 883 году, нынѣ проходитъ желѣзная дорога, и именно въ Мори расположена одни изъ ея станцій. Самая рѣка Адижъ или Эчъ, вслѣдствіе этого обвала, была запружена громадными каменными глыбами и оттѣснена далѣе къ западу. Мѣстное преданіе увѣряетъ, будто Данте жилъ здѣсь нѣкоторое время и даже будто, на лицевой сторонѣ неподалеку расположенной оттуда церкви, онъ нарисовалъ собственною рукою изображеніе ада. Едва ли, впрочемъ, можно вѣрить этому черезъ чуръ смѣлому сказанію о нашемъ поэтѣ.
   12. Рѣчь идетъ о Минотаврѣ, рожденномъ, по миѳологіи, отъ чудовищной любовной связи между быкомъ и Пазифеею, которую поэтъ вслѣдствіе этого и называетъ "подложной телкою" (la falsa vacca).
   17. Аѳинскій царь Тезей у Данте названъ "герцогомъ", но намъ казалось несовсѣмъ удобнымъ удержать это означеніе въ переводѣ, во избѣжаніе слишкомъ рѣзкаго анахронизма.
   21. Поэтъ говоритъ объ Аріаднѣ, дочери Миноса и Пазифаи.
   40. Намекъ на землетрясеніе, которымъ сопровождалась крестная смерть Іисуса Христа.
   42. Этотъ нѣкто былъ Эмпедоклъ, по ученію котораго любовь или симпатія стремятся къ возсоединенію разнородныхъ элементовъ, тогда какъ ненависть или раздоръ разъединяетъ несходственное и сближаетъ только оборотныя явленія.
   68. Онъ погибъ отъ одежды, смоченной его собственной ядовитой кровью.
   72. Этотъ Фолъ, на свадьбѣ Пиритоя, подалъ поводъ къ раздору между центаврами и Лапитами, изъ за обладанія женщинами.
   88. Беатриче перестаетъ у поэта пѣть аллилуйя и возлагаетъ на Виргилія полученіе сопровождать Данте въ подземномъ царствѣ.
   106. Обыкновенно полагаютъ, что здѣсь рѣчь идетъ объ Александрѣ. тиранѣ ѳессалійскаго города Феръ (Pherae), хотя прежніе комментаторы, и между ними сынъ поэта -- Піетро Данте, относятъ это мѣсто къ Александру Македонскому, сыну Филиппа.
   110. Аццолино-ди-Романо, зять Фридрика II, управлялъ послѣ его смерти большею частью верхней Италіи и ознаменовалъ себя кровожадной жестокостью. Ему приписываютъ слѣдующія слова, сказанныя въ оправданіе своей лютости: "грѣхи народовъ заслуживаютъ кару. Мы же, правители, собственно для того и даны свѣту, чтобы мстить за преступленія". По срединѣ лба, надъ носомъ, у него росли длинные черные волосы, звѣрски ощетинивавшіеся, когда онъ приходилъ въ ярость. Данте, можетъ быть, намекаетъ именно на эту его физіогномическую особенность.
   111. Обидзо д'Эсте, послѣ смерти своего дѣда Аццо VII, сдѣлался правителемъ Феррары и вскорѣ вслѣдъ затѣмъ -- синьоромъ городовъ Модены и Реджіо. Въ числѣ тирановъ Данте, какъ надо думать, помѣшаетъ его за то въ особенности, что граждане Феррары вручили ему господство съ неограниченной властью. По этому поводу одинъ враждебный ему писатель того времени говоритъ слѣдующее; "согласно договору, поставленленный народомъ синдикъ передалъ синьору Обидзо полнѣйшее господство, предоставивъ ему дѣлать правое и неправое по своему личному произволу. Однимъ словомъ, новому правителю Феррары вручили такую власть, какой не имѣли боги безсмертные, потому что они не могутъ поступать несправедливо." Не забудемъ при этомъ, что Обидзо были ревностный гвельфъ; помогалъ Карлу Анжуйскому въ его итальянскомъ походѣ, -- а это тоже не могло расположить къ нему нашего поэта, хотя о деспотизмѣ и жестокостяхъ Обидзо мы ровно ничего не знаемъ. Преданіе увѣряетъ, что Обидзо, находясь въ тяжкой болѣзни, былъ придушенъ своимъ сыномъ Аццо котораго Дантъ поэтому и называетъ "пасынкомъ" (figliastro).
   119. Въ 1271 году Гвидонъ Монфортскій, намѣстникъ короля Карла Анжуйскаго въ Тосканѣ, умертвилъ въ церкви, во время богослуженія, Генриха, сына Ричарда Корнваллійскаго, который былъ однимъ изъ соискателей германской императорской короны. Это случилось въ тосканскомъ городѣ Витербо. Къ этому преступленію Твидовъ былъ побужденъ желаніемъ отмстить дядѣ-принца Генриха -- англійскому королю Генриху III, за смерть своего отца Симона Монфортскаго -- извѣстнаго агитатора, погибшаго въ битвѣ съ королевскими войсками близь Эвесгама, въ 1265 году. То было начало великой борьбы между англійской короной и націей изъ-за политической и общественной свободы.
   135. Здѣсь говорится о Пиррѣ, царѣ эпирскомъ, извѣстномъ авантюристѣ древней эпохи, и о Секстѣ Помпеѣ, сынѣ великаго Помпея. Послѣ смерти Цезаря, этотъ Помпей младшій, какъ предводитель пиратовъ, воевалъ съ послѣдующими тріумвирами.
   137. Риньеръ Корнето былъ во время Данта знаменитый разбойникъ, производившій свои подвиги по взморью Церковной-Области, тогда какъ Риньеръ Паццо, происходившій изъ древняго рода, грабилъ преимущественно знатныхъ прелатовъ и -- какъ говорятъ -- въ соумышленничествѣ съ вольнодумнымъ императоромъ Фридрихомъ II.
   

ПѢСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ.

   8, Между Корнето и рѣкою Чечиной, къ югу отъ Ливорно, простирается густо-лѣсистая, тосканская Maremma (приморская страна, взморье), еще и теперь извѣстная своимъ нездоровымъ воздухомъ.
   11. Приставъ къ строфадскимъ островамъ, Эней и его спутники прогнали оружіемъ гарпій, осквернившихъ ихъ обѣдъ, и за это насиліе одна изъ гарпій, Челано, предсказала имъ, что хотя они и увидятъ Италію, но построятъ новый городъ не прежде, какъ съѣвъ отъ сильнаго голода самый столъ, на которомъ они будутъ принимать пищу. Предсказаніе исполнилось, впрочемъ, довольно безобиднымъ для троянцевъ образомъ, такъ какъ они съѣли только хлѣбъ, на который была положена ихъ пища.
   47. Въ Виргиліевой Энеидѣ есть также подобный разсказъ о Полидорѣ, превращенномъ въ миртовый кустъ: принося жертву на одномъ холмѣ, во Ѳракіи, Эней хотѣлъ сломить нѣсколько вѣтвей, чтобы покрыть ими жертвенный алтарь -- и вдругъ изъ куста полилась кровь и были слышны горькія жалобы.
   58. Въ этой пѣсни Дантъ изображаетъ Петра делле-Бинье, тайнаго секретаря и ближайшаго совѣтника императора Фридриха II. Сынъ бѣдныхъ родителей, темнаго происхожденія, этотъ талантливый и энергическій человѣкъ умѣлъ, однако, пробиться къ высшимъ государственнымъ должностямъ и завладѣть дружбою своего государя. Петръ Винейскій обладалъ рѣдкимъ даромъ краснорѣчія, зналъ латинскій языкъ въ такомъ же совершенствѣ, какъ и свой родной, писалъ сонеты, редактировалъ различнаго содержанія письма, большею частію по..дѣламъ императора, и былъ щедро осыпаемъ почестями и сокровищами. Неудивительно поэтому, что у него было много враговъ и завистниковъ, которые всячески старались вредить фавориту. Въ концѣ царствованія Фридриха И канцлеръ впалъ въ немилость у императора, который объявилъ его измѣнникомъ, лишилъ многихъ имѣній и заключилъ въ тюрьму, по другимъ извѣстіямъ велѣлъ даже ослѣпить. Что послужило поводомъ къ такому жестокому гоненію прежняго канцлера -- достовѣрно неизвѣстно. Молва обвиняла его въ томъ, что на ліонскомъ соборѣ (1245 г.) онъ дѣйствовалъ вопреки интересамъ императора; другое, еще болѣе тяжкое обвиненіе заключалось въ томъ, что канцлера, сговорившись съ врачемъ, хотѣлъ, будто-бы, отравить своего благодѣтеля. Заключенный въ тюрьму, делле-Винье прибѣгнулъ къ самоубійству, выпрыгнувъ изъ окна, когда мимо проходилъ императоръ, или, какъ говоритъ другое преданіе, разбивъ себѣ голову о каменную стѣну въ церкви Сантъ-Андреа, -- въ Пизѣ. Какъ надо полагать, нашъ поэтъ вѣрилъ въ полнѣйшую невинность несчастнаго канцлера..
   64. Зависть.
   114. Мы не знаемъ, на какомъ основаніи Филалетесъ дантовское выраженіе "rosta" переводитъ словами "Gitter", "Rost" (рѣшетка, рашперъ), если только онъ не руководствовался однимъ, совершенно случайнымъ, созвучіемъ. У него выходитъ, слѣдовательно, что тѣни бѣжали, ломая всѣ рѣшетки лѣса, т. е. выходитъ что-то и весьма непоэтическое и не совсѣмъ толковое. Такая натяжка тѣмъ болѣе странна, что и до сихъ поръ въ итальянскомъ языкѣ удержалось слово "rosta", означающее опахало отъ мухъ, или пукъ вѣтвей, употребляемыхъ для той же цѣли. "Rompieno ogni rosta" значитъ просто, что тѣни, пробираясь чрезъ густоту лѣса, ломали на своемъ пути вѣтви и сучья. Если подлинникъ теменъ, едва-ли резонно затемнять его еще болѣе всякими хитроумными натяжками, рѣшетками и рашперами, отъ которыхъ переводы классическихъ писателей едва-ли что нибудь выигрываютъ.
   120. Лано, гражданинъ Сіены, промоталъ все свое имущество въ знаменитомъ клубѣ вивёровъ родного города и, съ отчаянья, искалъ смерти въ сраженіи при Топпо, гдѣ и былъ убитъ. Самая стычка происходила между сіенцами, сторонниками гвельфскихъ городовъ Тосканы, и гибеллинами города Ареццо.
   133. Якопо Сантъ-Андреа, падуанскій аристократъ, славился безумной расточительностью, побуждавшею его къ разнымъ эксцентричнымъ выходкамъ богатаго барича. Онъ бросалъ золотыя монеты, одну за одной, въ рѣчку во все время, когда музыка исполняла нѣсколько пьесъ, а при одномъ случаѣ поджегъ даже свой собственный загородный домъ, чтобы его знатный гость могъ полюбоваться живописнымъ зрѣлищемъ пожара.
   143. Поэтъ говоритъ о Флоренціи, основанной, по преданію, послѣ войны съ Катилиною и, подобно другимъ римскимъ городамъ, состоявшей подъ покровительствомъ своего особеннаго божества, патрона -- Марса., Богу войны здѣсь былъ посвященъ храмъ (нынѣшній баптистерій) съ конной статуею Марса, съ которою, по народному вѣрованію, была соединена судьба города.
   Со введеніемъ христіанства храмъ Марса былъ посвященъ Іоанну Крестителю, а статуя языческаго бога, изъ суевѣрнаго страха, все таки разрушена не была: ее поставили на высокой башнѣ такъ называемаго стараго моста. Но, какъ говоритъ преданіе,статуя была снесена наводненіемъ и многія столѣтія пролежала на днѣ рѣки Арно. Тогда-то Аттила, этотъ "бить божій", напалъ на городъ, болѣе непокровительствуемый своимъ патрономъ, и сравнялъ его съ землею. Карлъ Великій заново выстроилъ Флоренцію, но, по совѣту одного врача, прежде всего велѣлъ поставить опять на высокій пьедесталъ статую языческаго бога. Съ тѣхъ поръ возобновленный городъ сталъ процвѣтать и заселяться. Вскорѣ послѣ смерти Данта, въ 1333 г., наводненіе опять унесло статую эту въ Арно, и съ того времени отъ нея уже не осталось и слѣдовъ. Другіе комментаторы, удаляясь отъ буквальнаго объясненія текста, видятъ въ Марсѣ аллегорическое изображеніе воинской доблести флорентійцевъ, въ противоположность роскоши и богатству, представленнымъ въ лицѣ Іоанна.
   151. Этотъ повѣсившійся, по однимъ комментаторамъ былъ Рокко де-Моцци, по другимъ Лотто далли-Алли.
   240 Но кто бы онъ ни былъ, причину самоубійства приписываютъ отчаянью, вслѣдствіе растраты всего имуществѣ.
   

ПѢСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

   15. Катонъ, какъ извѣстно, провелъ къ мавританскому царю Юбѣ, чрезъ ливійскую пустыню, остатки разбитаго войска Помпея.
   31. Но средневѣковой легендѣ объ Александрѣ Великомъ, македонское войско было застигнуто въ Индіи сначала снѣгомъ, потомъ дождемъ, наконецъ огнемъ, падавшимъ съ неба огромными хлопьями. Противъ послѣдняго изъ этихъ несчастій царь не нашелъ никакого дѣйствительнаго средства, а снѣгъ велѣлъ своимъ воинамъ утаптывать ногами, чтобы весь лагерь небыль имъ засыпанъ. Данте, какъ видно, смѣшалъ оба эти разсказа, и вотъ почему у него македоняне затаптываютъ въ пескѣ тлѣющія искры.
   41. Tresca былъ въ то время родъ неаполитанскаго танца, при которомъ съ особенной живостью производились движенія руками.
   55. Mongibello -- итальянское народное названіе горы Этны въ Сициліи (составленное изъ лат. mous гора и арабскаго сл. гибель, имѣющаго тоже значеніе).
   57. Хромоногій Гефестъ (у римлянъ Вулканъ), сынъ Зевса и Геры былъ изобрѣтатель кузнечнаго мастерства, которымъ онъ занимался въ Этнѣ и другихъ огнедышащихъ горахъ, при помощи циклоповъ, приготовлявшихъ молніи для олимпійскаго громовержца.
   38. На Флегрійскихъ равнинахъ, въ Ѳессаліи, гиганты (титаны) вступили въ бой съ олимпійскими богами и были поражены ихъ стрѣлами.
   63. Капаней, одинъ изъ семи вождей, осаждавшихъ Ѳивы, гордо вызвалъ на бой самаго Юпитера и былъ убитъ его громами. Срави. о богохульствѣ Капанея, Адъ, пѣснь XXV, 15.
   79. Теплые сѣрные источники близь Витербо (bulicame) пользовались прежде большимъ стеченіемъ посѣтителей и. особенно привлекали многихъ публичныхъ женщинъ, какъ это водится еще и теперь въ подобныхъ мѣстахъ; такъ кашъ онѣ жили отдѣльно отъ другихъ посѣтителей водъ, то къ этимъ женщинамъ былъ проведенъ, изъ теплаго родника особенный каналъ. На это. бцть можетъ, намекаетъ еще и теперь сохранившееся названіе одного мѣстнаго теплаго источника: "Bagno delle Donne".
   94. Сатурнъ, во все царствованіе котораго, по сказанію поэтовъ, продолжался золотой вѣкъ.
   101. Рея спрятала на этой горѣ своего сына Юпитера отъ его отца Сатурна, пожиравшаго своихъ собственныхъ дѣтей. Чтобы плачъ ребенка не былъ слышенъ, заботливая мать велѣла корибантамъ поднять оглушительный шумъ на Идѣ.
   103. Старикъ этотъ, очевидно, заимствованъ изъ знаменитаго сна Навуходоносора, царя вавилонскаго, и аллегорически изображаетъ ходъ всемірной исторіи. Старикъ повернулъ спину къ востоку, къ Дамьеттѣ, въ знакъ того, что человѣчеству отнынѣ открывается другая будущность, величіе и цивилизація Рима.
   116. Такимъ образомъ, по мнѣнію Данта, какъ христіанскаго поэта, адскія рѣки образовались изъ слезъ грѣшниковъ. Мы "видѣли уже, какъ онъ вообще любитъ сочетать миѳологическія представленія съ христіанскими, въ чемъ его современники не видѣли, однако, ничего страннаго.
   135. Названіе Флегетонъ по-гречески означаетъ кипящую воду, и нѣкоторые комментаторы видятъ въ этомъ стихѣ доказательство того, что Дантъ зналъ греческій языкъ.
   137. Дантъ находитъ Лету въ земномъ раю, на вершинѣ горы очищенія, и обмывается въ ней прежде, чемъ вознестись къ звѣздамъ. Слѣдовательно, и древняя Лета -- рѣка забвенія -- получаетъ у него другое, такъ сказать, антимиѳическое значеніе. Вообще намъ кажется, что здѣсь Дантъ умышленно отступаетъ отъ миѳологіи, желая показать, что древніе поэты во многомъ ошибочно описывали подземное царство. Замѣтимъ, что для Данта Лета, какъ рѣка забвенія, была совершенно ненужна: у него тѣни ничего не забываютъ, сразу узнаютъ пришельца другого міра и интересуются всѣмъ, что происходитъ между живыми.
   

ПѢСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ.

   5. Къ сѣверовостоку отъ города Бригге лежитъ небольшой островъ Хадзандъ, часто заливаемый морскими волнами, что заставило жителей острова ограждать берегъ большими плотинами. Дантъ, очевидно, италіанизировалъ это названіе.
   9. Рѣка Брента, въ весеннее половодіе сильно разливается, вслѣдствіе таянья снѣговъ въ Каринтійскихъ альпахъ. Прирѣчныя виллы я замки предохраняются въ этомъ случаѣ отъ наводненія високими дамбами. Венеціанскіе богачи, какъ извѣстно, имѣютъ свои загородные дома но берегамъ Бренты.
   29. Брунетто Латини -- учитель Данта и его друга Гвидо Кавальканти. По тогдашнему времени онъ считался однимъ изъ ученѣйшихъ флорентійцевъ, и если Дантъ помѣстилъ его въ аду, то нестолько за то, что онъ былъ гвельфъ, такъ какъ фанатическая партіонная исключительность была совершенно чужда нашему поэту, сколько за несовсѣмъ безукоризненную чистоту его нравовъ, побудившую Виллами отозваться о немъ, какъ объ "uomo mondano" (веселый, почти "безпутный* человѣкъ). Довольно яркой уликой въ этомъ безпуствѣ многіе считаютъ игривое произведеніе Латини "Іl Раtaffio", сборникъ всякихъ площадныхъ остротъ и неприличныхъ шуточекъ. Графъ Пертикари думаетъ даже что за этотъ-то литературный соблазнъ· Дантъ и помѣстилъ своего бывшаго наставника между отверженными душами. Впрочемъ въ другихъ своихъ произведеніяхъ "іl Tesoro", "il Tesoretto" Брунетто Латини высказываетъ довольно моральныя мысли. Первое изъ нихъ, валисанное по-французски (такъ какъ Латини считалъ этотъ языкъ "самымъ пріятнымъ и наиболѣе общимъ", имѣетъ значеніе энциклопедіи или сборника, куда вошли самыя разнородныя свѣденія, считавшіяся въ то время полезными и пригодными для образованнаго человѣка. Ему-же, Латини, приписываютъ переводъ нѣсколькихъ цицероновыхъ рѣчей, изданныхъ въ 1567 г. въ Ліонѣ) тогда какъ его "Сокровище" было напечатано на французскомъ языкѣ -- какъ оно вышло изъ-подъ пера автора --уже по распоряженію перваго Наполеона.
   62. По древнему народному преданію Фіезола -- горная крѣпость въ долинѣ Арно -- была разрушена Цезаремъ, но городское населеніе присоединилось къ основанной тамъ римской колоніи, которая, въ память одного храбраго вождя, павшаго подъ стѣнами Фіезолы, была названа Флоренціей. Такимъ Образомъ, древнѣйшее населеніе Флоренціи состояло изъ римлянъ и фіезоланъ; гербъ Фіезолы былъ присоединенъ къ флорентійскому девизу. Этому двойному происхожденію жителей города Виллани приписываетъ вѣчные раздоры между флорентійцами. Дантъ, какъ человѣкъ съ строго аристократическими тенденціями, очевидно ведетъ свое происхожденіе отъ "священнаго сѣмени римлянъ" и гнушается "скотами Фіезолы" (le bestie fiesolane); какъ грубымъ, плебейскимъ отродьемъ.
   67. Эта ироническое прозваніе объясняется различно По разсказу Виллани оно было дано флорентійцамъ за то, что они позволили обмануть себя Аттилѣ, тогда какъ по мнѣнію комментаторовъ слѣпцами были прозваны флорентійцы послѣ того, какъ позволили одурачить себя пизанцамъ, выбравъ изъ сообща захваченной у непріятеля добычи менѣе цѣнные предметы -- вмѣсто бронзовыхъ воротъ, до сихъ поръ украшающихъ пизанскій соборъ, двѣ простыя, крашеныя колонны, которыя были выдаваемы пизанцами за издѣлія изъ порфира. Вслѣдствіе этого за пизанцами осталась другая, можетъ быть, еще болѣе нелестная кличка -- "измѣнниковъ".
   94. Мы употребили подстрочный переводъ слова:,arга", что значитъ задатокъ или та предварительная плата, которая выдается при торговыхъ сдѣлкахъ въ обеспеченіе продавца. "Задатокъ зла" -- быть можетъ нѣсколько темное выраженіе, но оно, покрайней мѣрѣ, не искажаетъ дантовскаго текста, и русскій переводчикъ, подстрочно слѣдуя подлиннику, сообразовался въ этомъ случаѣ съ лучшими нѣмецкими переводами (у Витте стихъ: "Задатокъ зла не новость для ушей" переданъ "Nicht neu ist meinem Ohr solch' übles Angeld.")
   109. Прискіанъ -- извѣстный грамматикъ, процвѣтавшій въ VI-мъ вѣкѣ. Мы рѣшительно не знаемъ, въ какой мѣрѣ этотъ ученый мужъ заслуживалъ быть помѣщеннымъ въ число содомитовъ.
   110. Францискъ д'Акорсъ былъ сынъ знаменитаго глоссатора и, подобно ему, также одинъ изъ первыхъ лорнетовъ своего времени. Онъ долго жилъ въ Англіи и умеръ въ Болоньѣ въ 1294 году, высоко цѣнимый своими согражданами и болонскимъ университетомъ, такъ много способствовавшимъ развитію правовѣденія.
   113. Servus servorum Dei (рабъ рабовъ божіихъ) -- титулъ папы.
   114. Папа Бонифацій VIII перевелъ флорентійскаго епископа Андрея де-Моцци въ Виченцу (слѣдовательно на берега Баккильоне) -- какъ говорятъ, преимущественно за его курьезныя и смѣлыя выходки въ проповѣдяхъ. Такъ при одной проповѣди пастырь вынулъ маленькое зерно рѣпы и, показывая его народу, сказалъ: "вотъ вы сами видите, какое это крохотное зернышко". Потомъ онъ вытащилъ изъ-подъ столы претолстую рѣпу и радостно объявилъ: "какъ велико-же должно быть всемогущество неба, умѣющаго произрастить изъ такого маленькаго зерна такой огромный плодъ!"
   123. Въ Веронѣ ежегодно, въ масляничное воскресенье, происходили состязанія въ бѣгѣ, въ которыхъ принимали участіе раздѣтые до-нага мужчины. Призовой наградой побѣдителю обыкновенно служилъ кусокъ зеленаго сукна, и потому еще и до сихъ воръ сохранилась поговорка· "corre il pallio"·
   

ПѢСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ.

   37. По разсказу Виллани, когда императоръ Оттонъ IV прибылъ во Флоренцію, изъ всѣхъ собравшихся въ Санта-Реваратѣ дѣвицъ ему особенно понравилась прелестная Гвальдрада, дочъ и наслѣдница Беллинчона Берта, происходившаго изъ благороднаго дома Равиньяни. Замѣтивъ впечатлѣніе, произведенное юной красавицей на императора, отецъ ея сказалъ, что если будетъ угодно монарху, то онъ, Берти, прикажетъ своей дочери поцѣловать Оттона IV. На это Гвальдрада отвѣчала, что позволитъ поцѣловать себя только мужу, в этотъ цѣломудренный отвѣтъ такъ понравился графу Гвидону (Гвидогуэрра VI), что онъ, по совѣту Оттона, женился на смѣлой дѣвушкѣ. Разсказъ этотъ, однако, довольно сомнителенъ, такъ какъ Гвальдрада названа супругой Гвидона уже въ одномъ документѣ 1207 года, тогда какъ итальянскій походъ Оттона относится къ 1209 году. Внукъ Гвальдрады, "смѣлый" Гвидогуэрра былъ ревностнымъ гвельфомъ, овладѣлъ городомъ Ареццо и особенно ознаменовалъ себя мужествомъ въ беневентскомъ сраженіи противъ гибеллиновъ, предводимыхъ королемъ Манфредомъ. О винѣ этого Гвидогуэрры, за которую онъ былъ помѣшенъ Данте въ адъ, мы ничего не знаемъ.
   41. Терай Альдобранди, изъ знатнаго гвельфскаго рода Адимари, съ особенной настойчивостью совѣтовалъ флорентійцамъ не предпринимать того несчастнаго похода, который кончался Кровопролитнымъ пораженіемъ на рѣкѣ Арбіи. О немъ Дайте упоминаетъ еще прежде, въ VI пѣсни поэмы, но намъ рѣшительно ничего неизвѣстно, за что поэтъ не только помѣстилъ его въ адъ, но даже отвелъ мѣсто "между болѣе черными душами" (tra l'anime più nere).
   44. О Якопо Рустикуччи также упоминается выше (пѣснь VI, 81). Этотъ Флорентійскій всадникъ, происходившій изъ довольно вліятельнаго плебейскаго рода, долженъ былъ развестись съ своею злой женою и вслѣдствіе этого впалъ въ тотъ порокъ, за который несетъ наказаніе въ преисподней.
   71. Гвильельмо Борсіере былъ хорошо образованный, свѣтскій человѣкъ своего времени, укорившій своихъ согражданъ -- Флорентійцевъ -- въ скупости. Съ этимъ характеромъ онъ изображенъ и у Боккаччіо въ его Декамеронѣ.
   73. Вслѣдствіе развитія ремеслъ и промышленности во Флоренціи общественнымъ вліяніемъ завладѣли различные цехи, представляемые плебейскими родами, особенно послѣ того, какъ были постановлены знаменитые Oridinamenti della giostizia, которыми дворянскія фамилія не только совершенно устранялись отъ пріората, но и подвергались различнымъ насильственнымъ и репресивнымъ ограниченіямъ, Понятно, что аристократу Данте не могло быть по душѣ это преобладаніе торгашескаго сословія, и новыхъ людей", понятно также, почему онъ говоритъ съ такимъ презрѣніемъ о "внезапныхъ барышахъ" (subiti guadagni), доставившихъ это преобладаніе.
   94. При этомъ описаній надобно представлять себѣ, что гидрографическая физіономія той мѣстности со временъ Данте нѣсколько измѣнилась. Всѣ рѣки, бравшія начало въ приморскихъ альпахъ и въ сѣверныхъ склонахъ аппениновъ, изливались въ По или болота, окружающія его источники -- до Монтоне, рѣчки, которой верхнее теченіе называлось Аквакетой (спокойной водою). Къ концу пятнадцатаго вѣка болота эти высохли и даже рѣка Ламоне получила истокъ прямо въ море. Рѣка По и по нынѣшней географіи вытекаетъ изъ горы Вазо (у итальянцевъ Veso).
   101. По нѣкоторымъ, ничѣмъ, однако, негарантированнымъ извѣстіямъ, основатель монастыря "св. Бенедикта альпійскаго" (San Benedetto dogli Alpi) хотѣлъ расширить эту обитель до размѣровъ укрѣпленнаго города; другіе полагаютъ, что Данте говоритъ только о богатствѣ и обширности самаго монастыря, который могъ вмѣстить гораздо болѣе иноковъ, чѣмъ сколько ихъ было въ дѣйствительности.
   106. Это отвязыванье веревки и бросанье свернутаго изъ нея клубка имѣетъ также довольно темный аллегорическія смыслъ, въ который мы проникнуть не беремся. Нѣкоторые комментаторы видятъ въ этой аллегоріи намекѣ на веревку францисканцевъ, такъ какъ въ своей ранней молодости Данте носилъ, будто-бы, одежду этого ордена. У Боккаччіо, въ его жизнеописаніи Данте, объ этомъ ничего не упоминается, но мы знаемъ достовѣрно, что Данте съ особеннымъ уваженіемъ относился къ учрежденію св. Франциска и глубоко соболѣзновалъ объ упадкѣ Францисканскаго братства.
   

ПѢСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ.

   1. Геріонъ -- аллегорическое изображеніе обмана и лживости. По миѳологіи, Геріонъ былъ царь балеарскій, у котораго Геркулесъ хитростью угналъ стало быковъ.
   3. Che lutto il mondo "appuzza". Мы и здѣсь держались подстрочнаго перевода.
   18. Arachne по-гречески значитъ наукъ (срав. фр. araignée). Извѣстно, что это насѣкомое считалось всегда мастеромъ по части ткацкой работы. Турецкіе узорчатые ковры, какъ видно, славились уже и во времена Данте.
   21. Въ подлинникѣ; "і tedeschi lurchi". По мнѣнію южныхъ народовъ, германцы отличались особенной прожорливостью и неумѣренностью въ напиткахъ. О послѣднемъ порокѣ говоритъ еще Тацитъ, и еще теперь сохранялась французская поговорка: boire comme un -- Ломбардия. Он называет Ломбардию милой, как родину, и сравнивая ее с печальной глубиной лога, где находится сейчас. (Скарт.).
   76. Фано -- город на Адриатическом море.
   85. "Мессер Малатеста был женат трижды: от первого брака родился Малатестино Кривой... от второго Джанчиотто (муж Франчески) и Паоло (возлюбленный)"... (Хрон. Римини у Мур.).
   86. "Находящийся со мной" -- Курион.
   87. "Ибо там он совершил свой проступок".
   89. "Фокара -- высокая гора вблизи Каттолики, где обычно бывают страшные ветры". (Дан.).
   90. Им не придется молить Бога, чтобы они избавили их от ветра Фокары, ибо они будут утоплены прежде, чем достигнут ее. Обычно моряки проходя у Фокары, давали обеты и молились.
   93. "...Человек горького взгляда". -- "Т. е. тот, кому так не хочется увидеть Римини". (Вентури). Это Курион.
   96. Пьер да Медичина отвечает на первую просьбу Данте (91 -- покажи мне... и т. д.). У Куриона отрезан язык и он не может говорить.
   102. Курион -- римский трибун, вначале приверженец партии Помпея, был подкуплен Цезарем.
   106. Моска деи Ламберти. "В год от P. X. 1215 некий мессер Буондельмонте Буондельмонти, знатный гражданин Флоренции, обручился с девушкой из дома Амидеи, уважаемых и знатных граждан; и затем, когда ехал однажды названный мессер Буондельмонте верхом по городу, был же он очень веселый и красивый кавалер, то его позвала женщина из дома Донати, понося девушку, за которою он посватался, что она не красива и не подходит ему, и говоря: я приберегла для вас свою дочь; она показала ее, а та была весьма красива; тотчас, при содействии дьявола, влюбившись в нее, он обручился с нею и взял ее в жены, вследствие чего родные первой обрученной девушки, собравшись вместе, и жалуясь между собой на то, что мессер Буондельмонте нанес им бесчестие, были охвачены пагубным гневом, из-за чего город Флоренция подвергся опустошениям и разделился на партии, ибо много знатных фамилий сговорились вместе, чтобы обесчестить указанного мессера Буондельмонте в отмщение за те обиды. И находясь на совете их, где рассуждали, как надлежит оскорбить его, побить ли, или ранить, Моска деи Ламберти сказал дурные слова: "сделанное да закончится", т. е., чтобы его убили: и так и сделали". (Дж. Виллани). По рассказам хроник, Буондельмонте был убит утром на Пасху, когда переезжал через Арно по Понте Веккио, вблизи статуи Марса. Убили его Уберти и Моска деи Ламберти. Это и послужило началом разделения на партии: кто был за Буондельмонте -- стали гвельфами, а за Уберти -- гибеллинами.
   134. Бертран де Борн: "хороший рыцарь, хороший воин, хороший любовник, хороший трубадур; сведующий в искусстве красноречия, умел переносить счастливую и дурную долю". (Ренуар). Также в поэзии своей был довольно воинствен. Обокрал брата и воевал с Ричардом Львиное Сердце. В конце дней своих постригся в монахи -- Cisterciense.
   135. "Королю Джованни дал дурные наставления" -- собств. Генриху, кот. называли giovane, молодым. Витте, Скарт., Фила-летес удерживают чтение giovanni, кот. не отвечает истории, но, по-видимому, отвечает представлению Данте об истории. Мы переводим по их чтению.
   137. Ахитофель, советник царя Давида; приверженец Авессалома, восставшего на отца.
   138. "Уколы" -- советы. Ахитофель посоветовал Авессалому изнасиловать наложниц отца и убить отца.

Песнь двадцать девятая

   9. Собств. "вращает" их долина, т. е. они движутся по кругообразной долине.
   10. Полдень следующего дня.
   27. Джери дель Белло -- сын Белло. Белло же -- брат Беллинчионе, деда Данте. О Джери "...Говорят, что он всегда развлекался тем, что сеял раздоры между людьми..." (Ан. Фиорент.).
   31. "Насильственная смерть". "Джери дель Белло... был предательски убит одним из Сакетти, и никто из Алигиери, задетых этим убийством, не отомстил; но Ландино рассказывает, что спустя тридцать лет отмстил один из внуков, сын мессера Чиона, убивший одного из Саккетти на пороге его дома". (Бианки). Скартаццини сомневается в справедливости рассказа Ландино.
   43-44. Скартаццини находит эту метафору "выразительной, несколько грубоватой". Мнение, с которым нельзя согласиться. Напротив, очень ярко и сильно сказано:
   Lamenti saettaron me diversi,
   Che di pieta ferrati avean gli strali
   Один из многих примеров непередаваемой прелести итальянских стихов. (Б. З).
   47. Вальдикиана -- местность в Тоскане, между Ареццо, Кортоной, Киузи и Монтепульчиано, где воды Кианы, реки впадающей в Тибр, образуют болота, делающие долину нездоровой.
   48. Маремма, часть страны между Пизой и Сиеной по морскому прибрежью. (Ад, XXV, 19). Во времена Данте область эта была почти безлюдна из-за миазмов, которыми было здесь все полно. Сардиния. "Сардиния очень нездоровый остров, как знает всякий, кто был там". (Бути).
   59. Эгииа -- островок Греции, вблизи Афин. Гера, разгневанная тем, что нимфа Эгина возлегла с Зевсом, наслала на остров чуму, от которой погибли сначала животные, а потом люди. Эак, царь Эгинский, оставшийся в живых, молил Зевса под одним дубом вновь дать острову столько жителей, скольких муравьев видит он у себя под ногами. Ночью он увидел во сне дуб и муравьев, обратившихся в людей. А когда проснулся, то вся страна оказалась полна новыми жителями, которых Эак назвал мирмидонянами, по роду их происхождения.
   78. Конюх, которого ожидает господин, или которому хочется спать, и он торопится вычистить скребницей коня, не чистит его скребницей столь быстро, и т. д.
   99. "Отраженно" -- не непосредственно. Слова Вергилия были обращены не к ним.
   105. "Под многими Солнцами" -- много лет.
   109. Говорят, что это был некий алхимик Гриффолино, который хвастался, что умеет летать и обещал научить этому одного сиенца, по имени Альберо, или по другим Альберто. Сначала тот поверил, а затем заметив, что он обманут, обвинил его пред епископом Сиенским в некромантии, и по приказанию этого епископа, он был сожжен живым. (Бианки).
   117. Епископ Сиенский считал Альберто как бы своим сыном.
   125. "Исключив из них Стрикку" -- ирония. "Стрикка был богатый сиенский юноша и производил блистательные траты в так называемом содружестве расточителей". (Оттимо).
   127. По некоторым Никколо де Салимбени, называемый Мушиа по другим Бонсиньори да Сиена "Был щедр и расточителен, и был из названного содружества, и был первый изобревший приправу из гвоздики к жареным фазанам и куропаткам. И потому он говорит, (Автор), что он сеял в огороде, где растет это семя, гвоздика, т. е. ввел этот обычай в среду обжор и любителей поесть". (Ландино).
   129. "В этом огороде" -- на востоке, где гвоздика растет в естественном виде.
   131. Каччиа д'Ашиано, из дома Шиаленги. "Был очень богат и промотал все в этом содружестве". (Бути).
   132. Прозвище Аббалиато перешло в имя собственное и встречалось в их роду до последних отпрысков их, т. е. до конца 18-го века.
   136. Капоккио Как говорят многие древние комментаторы, это ровесник Данте и с юности близкий ему. Что Данте знал его, доказывают данные стихи. Был сожжен живым в Сиене, в 1293 г. "Он занялся подделкой металлов и в этом проявил себя удивительно". (Бианки).
   139. "Хорошей обезьяной" -- ловко подделывал металлы.

Песнь тридцатая

   1-2. Семела была фиванская девушка, которую полюбил Зевс и она родила от него Вакха, за что ее возненавидела ревнивая Гера. Ненасытимая, она принялась преследовать различными способами весь род фиванский. (Бианки).
   4. Атамас -- царь Фиванский, муж Ино.
   13. "Дерзавшие на все" -- например, ложная клятва Лаомедонта и похищение Елены.
   15. "Погиб и царь Приам".
   16. Гекуба, жена Приама.
   17. Поликсена ее дочь, принесенная греками в жертву на могиле Ахилла.
   18. Полидор -- младший сын Гекубы, которого она доверила Полинестору, царю Фракии; греки подкупили его своими дарами и он погубил Полидора. Гекуба нашла труп Полидора на берегах Фракии.
   22. Но такого жестокого бешенства не было ни в Атамасе, ни в Гекубе, ни в зверях, ни в каком-либо человеке: как видел я в двух тенях. (Скартаццини).
   31. Аретинец Гриффолино (Ад, XXIX, 109).
   32. Джианни Скикки, из рода Кавальканти, во Флоренции, отличался умением принимать чужое обличие и благодаря этому совершал разные мошенничества.
   38. Мирра, дочь Кинира, царя Кипрского. Воспылала любовью к собственному отцу. Удовлетворяя своим нечестивым желаниям, она прикинулась другою женщиной, в чем ей помогла кормилица и посодействовала темнота. Плодом этого нечестия явился Адонис.
   42. "...Подобно тому удаляющемуся" -- Джианни Скикки.
   44. Одно из мошенничеств Скикки состояло в том, что он принял облик Буозо Донати и по подложному завещанию получил знаменитую кобылу, "красу конюшни".
   51. "Раздвоение", где начинаются ноги.
   61. Я перевожу маэстро, а не мастер, хотя последнее с формальной стороны правильнее. В слове маэстро, мне нравится по-русски оттенок иронии: маэстро фальшивомонетчиков! -- Родом Адамо был из Брешни. Призванный в Ромену, он подделывал там флорентийский золотой флорин, выбивая его "по чекану Коммуны Флоренции, правильно по весу, но не того состава. Его флорин содержал 21 карат, а должен был содержать двадцать: так что три карата было там меди, или другого металла" (Анон. Фиорентино). "Когда обнаружили виновника, то сожгли его живым на дороге, ведущей из Флоренции в Ромену. И еще теперь сохранилось место, где, как полагают, маэстро Адамо претерпел казнь: оно называется грудой камней мертвого человека". (Тройя).
   65. Казентин -- область близ границ территории Ареццо.
   69. Водянка.
   77. Гвидо II, сын Гвидо I, графа Ромены. Александр I, брат названного Гвидо II, муж Катерины дель Фантолини из Фа-энцы; был еще жив в 1316 г. "Брат" -- Агинольфо, брат обоих этих графов, третий подделыватель, умерший в самом начале 1300 года.
   78. Фонте Бранда -- источник в Сиене, очень известный. Но в Ромене был тоже источник с тем же названием. Какой из них имел в виду маэстро Адамо? Скартаццини считает, что роменский. Вопрос, разумеется, открытый. Смысл же слов тот, что несмотря на жажду, мучающую его, ему приятнее было бы видеть муки соблазнивших его, чем источник.
   80. Тени Джианни Скикки и Мирры, может быть, какие-либо другие.
   97. Жена Пентефрия. Иосиф, сын патриарха Иакова. Общеизвестна история соблазнения Иосифа женою Пентефрия.
   98. Синон -- грек, обманами побудивший троянцев ввести в город рокового деревянного коня.
   109. Синон.
   128. "Зеркало Нарцисса" -- вода. Засмотревшись на свое отражение в ней, Нарцисс влюбился в себя и умер.
   129. Т. е. и ты жаждешь воды.
   140. Все его смущение, и стыд уже как бы просили прощения, помимо слов.

Песнь тридцать первая

   1. Слова Вергилия, его упреки.
   4-7. Телеф, сын Геркулеса и царь Минийский, был ранен копьем Ахилла, которое тот получил по наследству от своего отца Пелея; Телеф исцелился только тем, что ему прикладывали пластырь с ржавчиной этого же самого копья.
   16. "Горестное поражение" -- при Ронсевале, где по преданию, было избито много тысяч христиан, оставленных Карлом Великим под начальством Роланда.
   17. Священную дружину паладинов; он называет ее священной, ибо она погибла сражаясь с сарацинами. Почти все комментаторы понимают под словом la santa gesta изгнание неверных из Испании. Но объясняя так, они заставляют Данте говорить совершенно неверное. Согласно всем романам и хронике Псевдо-Турпин, Карл не проиграл сражения при Ронсевале, ибо хотя паладины и пали, он тотчас же жестоко отмстил за них, водворился в Сарагоссе и во всей Испании, которая силой была обращена в христианство. (Скартаццини).
   39. "Неопределенный ужас уходил" -- Данте знает теперь уже, что это не башни, а Гиганты; страх же перед ними возрастал.
   41. Монтереджионе, старинный замок близ Сиены, воздвигнутый в марте 1213 г. Замок подымается над уединенным холмиком, в форме сладкого пирога: диаметр его окружности 165 метров; с одной стороны до другой замок венчался двенадцатью высочайшими башнями. (Скартаццини).
   51. Марс -- бог войны.
   52-54. Слоны и киты хотя и очень велики по размерам, но не так страшны.
   59. Бронзовая шишка святого Петра некоторое время украшала мавзолей Адриана (Замок св. Ангела).
   64. Фрисландцы считались очень высокими людьми.
   65. Пальма -- мера протяжения, равная величине ладони, считая большой палец Согласно вычислениям рост Немврода почти 27 метров.
   67. "Rafel mat amech zabi almi" -- строка, вызвавшая целую литературу о себе. Предложены всевозможные толкования. Однако Немврод говорит на языке "собственном, никому неведомом". Поэтому усилия понять его язык, язык вавилонского смешения, безнадежны.
   77. Немврод возымел "злой замысел" построить Вавилонскую башню.
   94. Эфиальт -- сын Нептуна и Ифимедии, жены Алоя, брат Ста, оба назывались Алоидами, знаменитые гиганты, громаднейшей величины, которые в битве с Зевсом показали себя сильнее и смелее других. 100. Антей -- гигант вышиною в 60 браччий, сын Нептуна и Земли; питался львиным мясом и спал на голой земле, от которой, как от матери, получал каждый раз новую силу. Был убит Геркулесом.
   103. Бриарей
   104. Закован как Эфиальт.
   113. Алла -- фландрская мера, приблизительно две браччий с половиной. (Анонимо Фиорентино).
   115. Долина близ Замы, где Сципион одержал победу над Аннибалом. В этой долине у Антея была, согласно Лукану, пещера.
   116. После победы над Аннибалом Сципион получил название Африканского.
   118. Сведения о том, что Антей "взял тысячу львов в добычу", приводятся у Лукана в "Фарсале".
   119. Антей не участвовал в битве гигантов с Зевсом. Вергилий говорит ему, что если бы он присутствовал там, гиганты может быть выиграли бы сражение. Эта лесть имеет целью смягчить дикого гиганта и побудить его снизойти к просьбе; "спусти нас вниз".
   124. "Сделай это ты, не заставляй нас обращаться к какому-нибудь другому гиганту"
   125. "Спутник" -- Данте. Дать он может славу.
   132. Геркулес сразился с ним.
   136. Каризенда. Одна из двух знаменитых башен в Болонье. "Надо сказать, что в Болонье, на площади называемой Порта Равиньяна, есть две башни: одна более высокая по имени Азинелла, принадлежащая роду Азинелли; другая не так высока, но толще, и наклонена в сторону Азинеллы; поэтому, когда облака идут к части башни противоположной наклону, глядящему кажется, что она наклоняется; и эта башня называется Каризенда, по имени рода Каризенди". (Лана Болонский). 138. Человек стоит под наклоном Каризенды; облако движется против ее наклона. Тогда глядящему кажется, что она склоняется, падает на него. Таким представился Данте и Антей.

Песнь тридцать вторая

   3. Все остальные круги. Здесь -- как бы фундамент Ада.
   10. Жены -- Музы.
   11. Амфион, сын Антиопа, строитель Фив. Под звуки его лиры камни горы Киферона сами скатывались и слагались в стены.
   17. Антей, опуская их, ссадил Поэтов ниже, чем стояли его собственные ноги.
   21. "Братьев" -- на нас двоих, братьев.
   25. Танаис -- наш русский Дон, для Данте, как и для античных людей находящийся уже "под хладным небом".
   28. Большинство древних комментаторов считает, что эта гора в Славонии.
   29. Пьетрапана, Petra Ариапа, довольно высокая гора в Тоскане, между Моденой и Луккой.
   32. Летом.
   34. "До лиц, ибо щеки краснеют от стыда".
   41. "Двоих, столь слитых" -- это "бедные, истомленные братья", см. стр. 21.
   56. Бизенцио -- небольшая речка в Тоскане, вблизи Прато; впадает в Арно.
   57. Альберто дельи Альберти, граф ди Мангона. "Эти двое братьев были граф Наполеоне и граф Алессандро, из графов Альберти, которые были столь извращены душами, что дабы отнять друг у друга крепости, которые принадлежали им в Валь ди Бизенцио, дошли до такого гнева и злобности, что убили друг друга, и так вместе погибли". (Ан. Фиорентино).
   58. Каина -- так называется все отделение 9-го круга, где караются убийцы родственников, по имени Каина, первого братоубийцы.
   61. Мордарет, сын короля Артура, покушался из засады убить отца. Но Артур пробил его грудь своим копьем, насквозь, так что в его тени получилось отверстие для лучей солнца. Поэтому сказано: "пробита грудь и тень".
   63. Фокаччиа де Канчелльери из Пистойи. "В то время был в роде Канчелльери из Партии Белых юноша по имени Фокаччиа, сын мессера Бертакко ди Риньери, который был смел и очень крепок, его очень боялись люди из партии Черных, благодаря его извращенности, ибо он занимался только убийствами и ранениями". (Истор. Пистойи, у Муратори, XI, 370) Мстя за одного кавалера Бертино, убитого Черными, Фокаччиа убил своего двоюродного брата.
   65. Сассбль Маскерони, из семьи Тоски во Флоренции, предательски убил единственного сына своего дяди, чтобы получить наследство. "...Был брошен в бочку с гвоздями, и так его волочили, катя бочку по земле, и затем ему отрубили голову..." (Ан. Фиорент.). По словам комментатора, об этом деле все знали в Тоскане, поэтому и сказано: "Если ты из Тосканы, то теперь уже его знаешь".
   68. Камиччион де Пацци, из Валь д'Арно. Предательски убил своего двоюродного брата Уберти (по Ан. Фиорент.), а по Бути дядю; Ландино и Оттимо говорят -- просто родственника.
   69. Карлино -- тоже де Пацци, из Валь д'Арно. Когда флорентийские изгнанники, среди них и Данте, возвратились после неудачного нападения на Ластри, в 1302 г., Карлино де Пацци продал Черным замок Пьянтревинье в Валь д'Арно, "за деньги; затем, вновь продал его Белым". (Дж. Виллани). "Оправдал бы меня -- он еще гораздо грешнее меня, в сравнении с ним я оказался бы не таким уж виновным".
   81. При Монтеаперти Бокка отрубил руку Якопо ди Пацци, знаменосцу флорентийского войска, что и было началом поражения флорентинцев. Бокка был предателем.
   88. Антенора, второе отделение девятого круга, названное так по имени Антенора троянского. По Гомеру это был мудрый и красноречивый человек. Другие, напротив, изображают его предателем, передавшим грекам Палладиум, подавшим им знак светильником, и отворившим деревянного коня. Данте, не зная греческого языка, не читал Гомера, и придерживался традиции, обращавшей Антенора в предателя своей родины.
   90. Бокка думает, что перед ним тень осужденного, а не живого.
   103-105. С изменником Боккой Данте более, чем суров. За все странствие по Аду это первый случай, что он бьет грешника. Кажется, что не смотря на всю горечь причиненную ему Флоренцией, воспоминание о том, как была предана его родина, вызывает в нем взрыв гнева, граничащего с бешенством. Здесь Данте больше, так сказать, вышел из себя, чем даже когда видит Иуду, предавшего самого Христа.
   106. "Некто другой" -- Буозо да Дуэра.
   114. О том, кто так быстро сообщил тебе о моем имени. Своим возгласом Буозо да Дуэра как бы выдал Бокку: последний не желал, чтобы Данте знал его имя, и повествовал о нем в миру.
   116. Буозо да Дуэра -- из рода Дуэра, или Довара, из Кремоны. Ломбардские гибеллины поставили его во главе сильного войска в направлении Пармы, чтобы помешать проходу французского войска, спускавшегося под предводительством Гвидо ди Монфора: это Карл Анжуйский шел в Италию против Манфреда на завоевание Неаполитанского королевства. Но подкупленный деньгами, Буозо не оказал ему действительного сопротивления.
   119. Тезауро Беккериа, из Павии, аббат Валломброзы, генерал Ордена, легат Папы Александра IV во Флоренции. После того, как гибеллины были изгнаны из Флоренции в 1258 г., в ближайший сентябрь этого года народ флорентийский схватил аббата Валломброзы (который был знатный человек из синьоров Беккериа в Павии Ломбардской), так как за ним подсмотрели, что он по увещаниям вышедших из Флоренции гибеллинов замышлял измену, и пыткой заставили его сознаться в этом, преступно при криках народа, на площади Санто Аполлинаро отрубили ему голову, не обращая внимания ни на его сан, ни на святость Ордена; благодаря чему Коммуна Флоренции и флорентийцы были отлучены Папой от Церкви. (Дж. Виллани).
   121. Джианни дель Солданиер -- флорентийский гибеллин. "После поражения Манфреда при Беневенте, когда граф Гвидо Новелло с гибеллиискими вождями покинул Флоренцию, Джианни дель Солданиер покинул своих".
   122. Ганелон -- предатель, виновник поражения при Ронсевале и смерти Роланда. -- Тибальделло. В 1281 г. Папа Мартин IV осаждал Фаэнцу, которую и взял, благодаря предательству Тибальделло.
   130. Тидей, один из семи царей, осаждавших Фивы. Он был смертельно ранен фиванцем Меналиппом. Так как ему удалось убить врага, он попросил товарища принести ему его голову. Когда ее принесли, он почти уже умирая, принялся грызть ее с таким бешенством, что товарищи не могли оторвать его от страшного кушанья.

Песнь тридцать третья

   11. (Ср. Ад, X, 25). В словах, направленных к графу Уголино в предшествующей песни, ст. 133-139, Данте употребил некоторые флорентийские выражения, благодаря чему Уголино и узнает в нем жителя Флоренции.
   13. "Уголино деи Герардески, граф Доноратико, знатный пизанец и гвельф, в согласии с архиепископом Руджиери дельи Убальдини изгнал из Пизы Нино да Галлура, рожденного от одной из его дочерей, сделавшегося властителем города, и сам стал на его место. Но позже архиепископ из зависти, и частью из ненависти, главным же образом мстя за племянника, убитого графом, с помощью Сисмонди и Ланфранки, взяв крест, при стечении разъяренного народа, которому внушил, а по некоторым -- и основательно, что Уголино продал некоторые крепости флорентинцам и лукканцам, -- явился к домам графа, захватил в плен его, двух его сыновей Гаддо и Угуччионе, и трех племянников Уголино, называвшихся Бригата, Арриго и Ансельмуччио. Лишенные чрез некоторое время пищи, были они предоставлены жестокой смерти от голода". (Бианки).
   22-23. "Маленькая щель" -- небольшое оконце. "Клеткой" Уголино называет башню, где он сидел, и которая благодаря ему получила название Башни голода.
   26. По лунам Уголино считает время. Прошло уже много месяцев. По сохранившимся документам, можно заключить, что он сидел там восемь месяцев.
   28. "Этот" -- предатель, которого я грызу, архиепископ Руджиери.
   29-30. Гора, мешающая пизанцам видеть Лукку, называется Сан-Джулиано, и находится она между Пизой и Луккой.
   32. Гваланди, Ланфранки и Сисмонди, знатные пизанские фамилии, гибеллины.
   57. "В четырех лицах собственное изображение" -- т. е. юноши чувствовали приблизительно то же, что и он, и выражения их лиц были сходны.
   75. Знаменитый стих, вызвавший целую литературу. Скартаццини объясняет его в том смысле, что "голод оказался сильнее горя, и убил меня". Он очень резко, по обыкновению, отзывается о тех, кто с ним не согласен. Однако надо сказать, что стих весьма загадочен. Если принять во внимание то, что в ст. 61-62 говорят Уголино-отцу -- дети, и что с другой стороны во льду он с бешенством грызет череп врага своего Руджиери, то невольно приходит в голову, что голод преодолел в нем другие, отцовские и человеческие чувства и он стал есть их. Говорят, что если допустить это, то все сочувствие рушится. Мне кажется, это не так. Быть может, именно здесь показал Данте великий трагизм двойственности человеческого существа. Уголино и жалок, и ему сочувствуешь, но, конечно, он и страшный, свирепый и необузданный человек тех суровых времен. (Б. З.).
   79. Проклятие, похожее на то, которое он направляет на Пистойю. (Песнь XXV, 10).
   80. "Восхитительная страна, где звучит Si" -- Италия.
   81. "Соседи" -- флорентинцы и лукканцы, враги пизанцев.
   82. Капраия и Горгона, два островка в Тирренском море, недалеко от устья Арно.
   84. "Чтобы затопить всех твоих людей". "Не знаю, кто свирепее -- Уголино, вонзающий зубы в череп предателя, или Данте, который, мстя за четверых невинных обрекает на смерть всех невинных целого города, отцов и детей, и детей. Библейская ярость". (Де Санктис).
   89. Новые Фивы. Свирепость, проявленная в Пизе, относительно Уголино и его семьи, напоминают Поэту то, что было сделано в Фивах с родом Кадма.
   90. "Еще двое" -- Гаддо и Ансельмуччио.
   91. Мы прошли далее, в отделение по имени Толомеа. В Каине осужденные погружены в лед до головы, обратив лицо вниз, так же и в Антеноре, но там головы держат прямо; в Толомее лицо обращено вверх и лишь оно одно свободно от льда; наконец, в Джиудекке тени погружены совсем.
   99. "Сорро" -- у меня переведено "впадина", а собственно это "кувшин". Так называлась в Тоскане чаша для воды.
   108. Причина ветерка, о котором спрашивает Данте, движение гигантских крыльев Люцифера.
   110. Говорящий эти слова дух думает, что Поэты это души предателей, проходящих по Толомее вниз к Джиудекке, где назначена им казнь.
   118. Фрате Альбериго деи Манфреди из Фаэнцы, где был одним из вождей гвельфской партии, второго мая 1285 года приказал предательски убить родственников своих Манфреда и Аль-бергетто дни Манфреди. Был кавалером "Веселых братьев", с 1267 г., и назван был Фрате Альбериго. (Ад, XXIII, 103).
   119. Намек на слова "подавайте фрукты" -- это был сигнал, по которому во время пира вбежали убийцы и убили его родственников.
   120. "Получаю кару за свои грехи". Смысл -- как бы из "огня да в полымя".
   121. Данте удивляется, что Фрате Альбериго здесь. В 1300 г., когда совершалось странствие, Фрате Альбериго был еще жив.
   126. Атропос -- та из трех Парок, которая обрезает нити жизни.
   130. Не всем предателям назначена такая участь, но только находящимся в третьем отделении. Вероятно, это взято из слов Евангелия: "И после сего куска вошел в него сатана". (Иоанн, XIII, 27). Надо думать, что и в четвертом отделении, Джиудекке, грешники подвержены той же участи.
   137. Бранка д'Ориа -- генуэзец; пригласил к обеду Микеле Цанке, своего тестя. (Ад, XXIII, 88) и предательски убил его. Убийство произошло в 1275 году; следовательно, прошло уже 25 лет, как душа его заключена в Толомее.
   142. В верхний ров -- в лог взяточников. (Ад, XXII). Дьявол вошел в тело Бранка д'Ориа и отправил душу его в Ад, прежде, чем Микеле Цанке попал в пятый лог. Так же и здесь Данте, кажется, имеет ввиду выше приведенное место священного писания. Как сатана вошел в Иуду прежде, чем тот совершил свое предательство, так же он воплотился в сэра Бранка, прежде чем тот предательски убил Микеле Цанке.
   150. Для такого грешника даже подобная грубость была как бы слишком мягка, является "вежливостью".
   154. фрате Альбериго.
   155. Бранка д'Ориа.

Песнь тридцать четвертая

   1. "Vexilla Regis prodeunt lnferni" -- знамена царя ада приближаются, выступают. Первые три слова -- начало гимна, который поют на Страстной неделе (произведение Фортунато ди Ченеда, епископ Паутье, в шестом веке). Данте, который считает, что находится в аду также на Страстной, применяет эти слова, добавляя "lnferni" к крыльям Люцифера не иронически, но скорее, чтобы указать на противоположность между знаменем князя тьмы и князя света. Знамена -- это распростертые крылья Люцифера.
   18. Люцифер -- до своего восстания на Бога был из числа прекраснейших ангелов Господних.
   20. Дис -- Люцифер, как в "Аду", XI, 65.
   38. Три лица -- согласно древним комментаторам символизирует три порока -- какие именно, об этом мнения чрезвычайно расходятся. Большинство современных толкователей считают, что три лица и их цвета, обозначают страны света, известные во времена Данте, Европа, Азия, Африка; и указывают, что Люцифер обладает подданными во всех частях света.
   45. Из Эфиопии. Здесь разумеются вообще чернокожие.
   52. Коцит, последняя ледяная адская река.
   65. Марк Юний Брут и Лонгин Кассий -- два главных заговор-шика в убийстве Цезаря. Некоторые удивляются, что Данте поместил этих двух благородных римлян в пасть, пожирающую Иуду Искариотского. Но это только необходимое последствие Дантовской системы. Христос, преданный Иудой, есть представитель духовной власти; Цезарь, преданный Касснем и Брутом, представитель власти гражданской. Обе эти власти установлены с соизволения Божия. Иуда Искариот есть прототип предателей высшей духовной власти, Брут и Кассий прототипы изменников высшей гражданской власти, и поэтому Поэт помещает их вместе с Иудой, в пасти Люцифера. Все трое по Дантовскому мировоззрению суть предатели человечества: первый предал человечество в том, что касается его духовного счастия, двое других в том, что касается счастья земного. (Скартаццини).
   68. Ночь с субботы на воскресенье.
   79. "Повернул голову туда, где были ноги" -- Поэты находятся в центре земного шара, и для того, чтобы восходить на противоположную сторону земли, к горе Чистилища, им необходимо произвести изменение в положении своих тел.
   81. Головы их повернулись к Аду, и Данте показалось, что они возвращаются.
   85. "Через расселину -- от пупа вверх, Люцифер находится в северном полушарии, от пупа вниз -- в южном. Верхняя часть тела наполовину наружи, наполовину во льду; нижняя -- наполовину окружена утесом, образующим другую сторону Джиудекки (ст. 117). Наполовину (ноги и ступни) находится в воздухе, в бесформенной пещере". (Скар.). Здесь Вергилий и ссаживает Данте.
   93. "Через какую грань" -- через центр земли.
   96. В стихе 68 сказано -- "наступает ночь", а теперь "Солнце близится к 8 утра". Поэты перешли в другое полушарие, и там уже утро, когда в северном был вечер. Данте поэтому и спрашивает в стихе 104-105 "почему в столь малое время совершило Солнце путь от утра до вечера".
   103. Ледник Коцита. Данте как будто еще не понимает, что он миновал уже центр земли.
   108. Злостный червь -- Люцифер.
   114. Великая мель -- Данте полагает, что Иерусалим, который он имеет здесь в виду, находится в центре нашего полушария.
   117. См. примечание к ст. 85.
   120. Всажен -- в лед, снова Люцифер.
   121. Со стороны южного полушария.
   123. Из страха перед Люцифером, падавшим с неба.
   125. Гора Чистилища образовалась по Данте из той земли, которая устрашилась падающего Люцифера, оставила за собой пустоту, или пещеру, и возникла вверх.
   127. Доселе говорил Вергилий, теперь Данте сам начинает описывать возвращение свое на поверхность земли.
   128. Могила -- Ад.
   129. Не взором, ибо там полная темнота. Слышен только шум ручейка.
   132. Ручеек. Некоторые предполагают, что этот ручеек вытекает из Леты и несет вниз, в Ад, слезы искупления. Адские же реки: Ахерон, Стикс и Флегетон сводят в Ад из мира слезы греха. (Ад, XIV). Следует думать, что и воды ручейка обращаются в лед, вблизи Люцифера, так как они текут в направлении к нему.
   137. "Дивные создания" -- звезды (см. Ад, I, 37-40). Собств. "вещи", но по-русски это очень неприятное слово.
   139. Когда они начали восхождение от Люцифера, было 7 1/2 утра; когда прибыли к подножию Чистилища, вставало Солнце. (Чист. I, 19). Следовательно, Поэты употребили около 24 часов на странствие от Люцифера до поверхности земли; почти столько же, сколько длилось их схождение в Ад. -- Каждая из 3-х частей поэмы кончается словом "звезды". (См. Рай, XXX, 145).

Комментарии

   Печ. по изд.: Данте Алигиери. Божественная Комедия. Ад. Перевод Бориса Зайцева. Париж: YMCA-Press, 1961. Работа над переводом "Ада" началась в 1913 г. и тогда же был заключен договор с издательством К. Ф. Некрасова, но война помешала осуществлению этого замысла. Зайцев увлекшую его работу продолжал до 1918 г., затем, то и дело прерываясь, порой надолго, жизненными обстоятельствами, не оставлял ее многие годы и завершил зимой 1942/43 г., в суровую пору фашистской оккупации Парижа. Интересные свидетельства о том, в каких условиях работал писатель, содержатся в его письмах к И. А. Бунину в Грасс. "Мы уже более 2-х недель не дома, -- пишет он весной 1943 г. (письмо без даты). -- 4-го апреля Булонь наша сильно пострадала. К счастию, в то воскресенье Наташа пригласила нас к себе завтракать -- после обедни и панихиды на Daru по Рахманинову (композитор умер 28 марта в США. -- Т. П.). В 1 1/2 мы вышли (пешком) из церкви к Наташе, в 2 началась бомбардировка. Если бы поехали прямо домой, то как раз выходили бы из метро Самба прямо под бомбы. Там было плохо! Весь наш путь от метро домой обстрелян... Ближайшие попадания к дому -- 75 и 50 метров. Когда в четвертом часу мы попали домой, квартира была полна битого стекла и мусора -- все стекла вылетели, все это предназначалось нам в физиономию. Да, опять чья-то рука отвела беду. <...> Жаль, Иван, ты далеко. Я бы тебе прочел 1-2 песни "Ада" во "взрослой" моей отделке... В этого Данте я зимой сильно влез. И как удивительно: перевел его 25 лет назад, трижды получил под него авансы, трижды издательства разорялись войнами и революциями, а теперь я рад, что он не вышел в прежнем виде. Это было бы неприятно мне теперешнему. А я "теперешний" -- уже последний, больше со мной ничего не будет, кроме смерти. Это последнее мое слово. Что знаю, что умею, то даю -- изо всех моих сил. Рукопись завещаю Наташе, может быть, ей когда-нибудь и удастся ее напечатать (на свой и Верин век не рассчитываю). А тут я нередко его читаю вслух -- находятся такие, кому нравится это занятие. Вот и на Пасху званы мы с Верой в один дом: читать и "вкушать"" (Письма Б. К. Зайцева к И. А. и В. Н. Буниным. -- Новый журнал. Нью-Йорк, 1978. No 150. С. 220-221).
   Первые публикации переводов "Ада" появились в изданиях: Возрождение. Париж, 1928, 22 апреля и 27 мая (Песни третья и пятая с предисловием переводчика); сб. "Числа". Париж, 1931. No 5 (Песнь восьмая). Дождался Зайцев и выхода книги в 1961 г. Появление нового перевода шедевра мировой литературы пресса русской эмиграции отметила как одно из самых примечательных событий в преддверии 700-летия со дня рождения Данте. Аналитические рецензии в 1962 г. опубликовали парижский журнал "Возрождение" (Я. Н. Горбов, в No 125), альманах русских политэмигрантов в Мюнхене "Мосты" (О. Н. Можайская, в No 9), канадский (в Торонто) журнал русской культуры и национальной мысли "Современник" (X. Е. Боуман, в No 6). Текст "Ада" печатается с примечаниями Зайцева. Рекомендуем также познакомиться с подробным историко-литературным комментарием И. Н. Голенищева-Кутузова к "Аду" в издании: Данте. Божественная Комедия. Перевод М. Л. Лозинского. М.: Наука, 1967 (серия "Литературные памятники").
   

--------------------------------------------------------------

   Источник текста: Б. К. Зайцев. Собрание сочинений. Том 8 (дополнительный). Усадьба Ланиных. Рассказы. Пьесы. Переводы. -- М: Издательство "Русская книга", 1996.
   
   
   
   
что любилъ всѣмъ льстить, даже и простымъ поденщикамъ. Этимъ онъ хотѣлъ пріобрѣсти популярность.
   131--136. Таида блудница и бывшая красавица, которая не можетъ успокоиться и въ аду. Тиренцій въ своей комедіи "Евнухъ" выводитъ на сцену Тразона, которому его любовница, Таида, даетъ пріятный отвѣтъ черезъ своего повѣреннаго Гнатона; но у Данте сказано, что будто-бы эта женщина лично передала свой отвѣтъ Тразону.
   

ПѢСНЬ XIX.

   1-- 16. Симоніей называлось торговля духовными должностями и достоинствами. Это названіе произошло отъ имени Симона, волхва, который первый совершилъ такое преступленіе. "Въ трубу прокричу я о васъ". Значитъ въ трубу поэзіи; этимъ Данте какъ-бы намекаетъ, что его стихи должны распространиться по всему свѣту.
   16--22. Въ прежнее время обрядъ крещенія совершали только наканунѣ Пасхи и Троицы и притомъ исключительно въ баптистеріи Іоанна Крестителя. Въ Пизѣ до сихъ поръ показываютъ большой восьмиугольный резервуаръ изъ краснаго мрамора, который служилъ для крещенія. Въ его массивномъ обводѣ продѣланы глубокія цилиндрическія отверстія, изъ которыхъ въ каждомъ помѣщался одинъ изъ совершавшихъ обрядъ священниковъ, такъ что они были защищены отъ напора толпы прихожанъ. Въ одно изъ такихъ отверстій флорентійскаго баптистерія нечаянно упалъ мальчикъ и, такъ неудачно, что его даже нельзя было оттуда вытащить; Данте, бывшій въ то время пріоромъ города, разбилъ топоромъ наружную стѣну резервуара и спасъ мальчика. Это ему было поставлено въ укоръ, какъ оскверненіе святыни и вотъ поэтъ пользуется здѣсь случаемъ, чтобы оправдаться.
   23--28. Данте, изображая грѣшниковъ, опущенныхъ внизъ головою, дѣлаетъ намекъ на ужасную казнь убійцъ, которыхъ зарывали въ землю живыми, внизъ головою. Обыкновенно, преступники въ такомъ случаѣ, желая, хотя на нѣсколько минутъ замедлитъ мучительную смерть, требовали духовника, увѣряя, что еще хотятъ покаяться передъ смертью.
   46--77. Папа Николай III попалъ въ адъ за симо* нію, ему было предсказано, что его преемникъ Бонифацій VIII также будетъ низвергнутъ въ адъ за такую же вину. Николай III, услыша голосъ Данте, "Думалъ, что это Бонифацій VIII представшій"; между тѣмъ, какъ послѣдній умеръ въ 1303 г. Николай III принадлежалъ къ роду Орсини. (Orsa -- медвѣдь); въ ихъ гербѣ былъ изображенъ медвѣдь.
   77--79. Язонъ получилъ отъ царя Антіоха Епифана архіерейство вмѣсто своего брата Оніи, за то, что онъ далъ царю много золота и обѣщалъ ввести въ Іудею языческіе обычаи.
   100--101. Іоаннъ Прочида, итальянскій патріотъ и заклятый врагъ Карла Анжуйскаго, получилъ приказаніе отъ Николая Ш поднять возстаніе въ Сициліи противъ Карла и передать сицилійскую корону Петру Аррагонскому. Папа ненавидѣлъ Карла Анжуйскаго потому, что король съ презрѣніемъ отнесся къ предложенію папы, желавшему выдать одну изъ своихъ племянницъ за королевскаго принца.
   115--119. Папа Сильвестръ крестилъ Константина Великаго; во время Данте всѣ были увѣрены, что императоръ принесъ даръ папѣ; объ этомъ упоминаетъ и учитель поэта, Брунетто Латини въ своемъ сочиненіи "Tresoro".
   

ПѢСНЬ XX.

   31--40. Анфирай былъ одинъ изъ семи вождей подъ стѣнами Ѳивъ; этотъ знаменитый чародѣй самъ предсказалъ свою смерть въ этомъ походѣ; дѣйствительно Анфирай былъ поглощенъ разступившеюся землею.
   41--48. Тирезій также опасный волшебникъ и прорицатель; онъ превращался въ женщину и затѣмъ опять въ мущину; объ этихъ превращеніяхъ разсказываетъ Овидій.
   49--52. Аронтъ знаменитый этрусскій волшебникъ; онъ жилъ близъ прежняго города Луни у горъ, гдѣ ломаютъ прекрасный каррарскій мраморъ.
   53--88. Манта -- дѣвица Дочь Тирезія, бѣжавшая отъ тираніи Креонта. У Манты родился отъ ея связи съ рѣчнымъ богомъ Тибериномъ, сынъ Окнусъ, который основалъ городъ Мантую, назвавъ его по имени своей матери.
   Говерно -- крѣпость, которая теперь называется Говерноло.
   89--92 Казалоди, по наущенію Пинамонте Бунакосси, овладѣвшаго хитростью званіемъ претора въ Мантуѣ, изгналъ изъ этого города многихъ вождей гвальфской партіи; но Пинамонте не остановился на этомъ: благодаря своей популярности онъ изгналъ и самого графа Казолоди, такъ какъ онъ также былъ гвельфъ; все имущество аристократіи было расхищено, кромѣ того, дѣло не обошлось безъ кровавыхъ казней.
   106--112. Эорипилэ, предсказавшій грекамъ, какъ говоритъ Виргилій въ "Энеидѣ", что походъ ихъ въ Малую Азію, къ стѣнамъ Трои будетъ стоить большаго кровопрдлитія.
   113--115. Махаило Скотъ, родомъ изъ Шотландіи, былъ извѣстный астрологъ и врачъ, служилъ при дворѣ Фридриха II.
   116--119. Гуидо Бополити былъ астрологомъ при графѣ Гвидонѣ Монтефельтро.
   120--129. Асдентъ, сапожникъ изъ Пармы, гадавшій по звѣздамъ.
   

ПѢСНЬ XXI.

   43--46. Святая Дэйра, покровительница города Лукки, тамъ находятся ея мощи.
   47--52. Старшина или сенаторъ, попавшій въ адъ, былъ, какъ полагаютъ, Мартино Ботайо, скончавшійся скоропостижно во время отправленія своей должности.
   53--54. Бонтуро былъ самымъ безсовѣстнымъ взяточникомъ; онъ отворилъ пизанцамъ за деньги городскія ворота. Вообще граждане Лукки и тамошняя знать, въ особенности, отличались непомѣрною жадностью къ деньгамъ, и всегда соглашались на подкупъ. Такъ напримѣръ въ 1225 году нѣкоторые дворяне сдали гражданамъ Пистойи за деньги замки и крѣпости, находившіеся въ ихъ завѣдываніи. Магистратъ объявилъ ихъ за это лишенными всѣхъ достоинствъ.
   82--83. Малакода значитъ Злой Хвостъ. Мы оставили это типичное названіе безъ перевода.
   111--114. Мосты черезъ пятую яму были разрушены землетрясеніемъ, которымъ сопровождалась крестная смерть Іисуса Христа.
   117--120. Демоны, которыхъ Малакода вызвалъ въ провожатые Данте и Виргилію, носили слѣдующія имена: Аликино, Калькабрина, Каньяццо, Либикоко, Драгиньяццо, Чиріатто, Граффіаконэ, Фарфарелло и Рубиканте.
   

ПѢСНЬ XXII.

   4--6. На военныхъ колесницахъ итальянскихъ городовъ привѣшивался сигнальный колокольчикъ (martmella). Во Флоренціи же "martmella" означало колоколъ, при звонѣ котораго собирались вооруженные цехи.
   23--24. Существуетъ повѣрье, что если дельфины забавляются въ водѣ при тихой погодѣ, то это предвѣщаетъ грозу.
   37--38. Граффьяконэ, вымышленное имя одного изъ демоновъ, что значитъ "Собакоскребъ".
   39--40. Выдра ловится крючками какъ рыба.
   50--68. Грѣшникъ, о которомъ идетъ рѣчь былъ Чіамполо; его мать была знатнаго рода, а отецъ извѣстный мотъ. Теобальдъ или Тибо II, король Новаррскій или графъ Шампанскій, онъ сопровождалъ своего зятя Людовика Святого, короля французскаго, въ походѣ въ Тунисъ въ 1270 году.
   82--100. Пизанцы и Генуэзцы отняли островъ Сардинію отъ Сарациновъ; этотъ островъ былъ раздѣленъ въ административномъ отношеніи на четыре судебныхъ округа или юдиката изъ которыхъ каждый находился въ вѣдѣніи особаго судьи. Однимъ изъ этихъ судей въ концѣ тринадцатаго вѣка былъ Нино Висконти; его-же повѣренный въ галлурскомъ юдикатѣ былъ монахъ Гомита; послѣдній отличался недобросовѣстностью и запятналъ себя разными неблаговидными поступками.
   Барбариччіо: имя одного изъ демоновъ, что значитъ "Курчавая борода".
   101--104. Цанке овладѣлъ верховною властью въ Сардиніи послѣ того какъ Энціо умеръ въ плѣну болонцевъ въ 1272 г. Энціо-же былъ незаконный сынъ императора Фридриха II и женился на Аделазіи, наслѣдницѣ втораго сардинскаго юдиката, которая вмѣстѣ съ рукою принесла ему и титулъ короля Capдинскаго.
   125--133. Аликино имя одного изъ демоновъ.
   

ПѢСНЬ XXIII.

   5--10. Данте вспоминаетъ объ извѣстной баснѣ Эзопа: "Лягушка и Мышь". Въ этой баснѣ разсказывается, что лягушка предложила мыши перенести ее на спинѣ черезъ воду и посовѣтовала ей, чтобы крѣпче держаться, привязать лапки; но лягушка, лишь только мышь исполнила ея совѣтъ, нырнула въ воду и мышь потонула, но когда утопленница выплыла на поверхность воды, то потащила "за собой и лягушку. Коршунъ замѣтилъ и расклевалъ и мышь и лягушку.
   65--67. Кельнскіе монахи носили непомѣрно большіе капюшоны.
   68--75. Свинцовыя каски, позолоченныя снаружи, напоминаютъ существовавшую во времена императора Филиппа II казнь, предназначавшуюся измѣнникамъ. Этихъ преступниковъ, по приказанію государя, одѣвали въ свинцовые плащи, разводили вокругъ нихъ огонь, поддерживая его до тѣхъ поръ, пока металлъ не расплавлялся.
   94--96. Данте былъ живымъ въ аду и потому дышалъ, тогда какъ тѣни не дышатъ и поэтому живого человѣка тотчасъ тамъ узнавали.
   111--125. Карлъ Анжуйскій своею побѣдою при Беневентѣ устрашилъ гибелиновъ, которые въ то время забрали въ свои руки первенство во Флоренціи и ободрилъ гвельфовъ. Для примиренія партій община рѣшила вмѣсто одного подеста (правителя) избрать двухъ т. е. по одному изъ партіи гвельфовъ и гибелиновъ. Оба правителя прибыли изъ Болоньи. Одинъ изъ нихъ былъ гвельфъ Каталано де-Малавольти, другой гибелинъ Родериго дельи Андало. Но едва только графъ Гвидо Новелло удалился изъ города со своими нѣмецкими ландскнехтами, какъ флорентійскій народъ отослалъ обратно въ Болонью своихъ обоихъ подестовъ. Эти монахи назывались "веселыми братьями" потому что принадлежали къ свѣтскому рыцарскому ордену, для поступленія въ который не требовалось монашескихъ обѣтовъ; они должны были только защищать вдовъ, сиротъ, водворять миръ и вести борьбу съ невѣрными. Эти два подеста, о которомъ упоминалось выше, были подкуплены гвельфами и сожгли великолѣпные дворцы Уберти, предводителей гебелинской партіи.
   127--138. Грѣшникъ, пригвожденный къ землѣ волами, былъ Каіафа, который, когда судили Христа, сказалъ: "Лучше умереть одному за всѣхъ!"
   

ПѢСНЬ XXIV.

   1--9. Здѣсь подразумѣвается время отъ половины января до половины февраля, когда солнце находится въ знакѣ Водолея и начинаетъ согрѣвать землю.
   85--92. Въ Ливійской пустынѣ, лежащей влѣво отъ Нила, водились, какъ говоритъ Геродотъ, летучія змѣи.
   123--146. Банни Фуччи былъ незаконнымъ сыномъ Фуччіо Лаццери изъ Пистои и отличался, какъ одинъ изъ самыхъ яростныхъ вождей "черныхъ". Въ 1295 г. онъ обокралъ ризницу въ соборѣ своего родного города и всѣ краденныя вещи спряталъ у своего пріятеля, нотаріуса Ванни делла Нона. Подозрѣніе, конечно, пало на Фуччи, но онъ успѣлъ отклонить его на Рампино де Ранукчіо, котораго тогдашній подеста думалъ было приговорить къ смертной казни, но нотаріусъ Ванни делла Нона открылъ истину.
   147--151. Въ то время, когда партія бѣлыхъ въ 1301 одержала верхъ во Флоренціи, то и черные были изгнаны изъ Пистои. Полгода спустя, во Флоренцію вошелъ Карлъ Валуа въ сопровожденіи Корсо Донати, вождя побѣдившей партіи черныхъ. Флоренція стала, такимъ образомъ, во враждебныя отношенія къ Пистои, гдѣ одержали верхъ бѣлые. Весною въ 1302 году противъ Пистои выступило соединенное войско городовъ Флоренціи и Лукки. Всѣ окрестности города были опустошены; однако, Пистоя держалась еще нѣсколько лѣтъ, но затѣмъ вслѣдствіе ужаснаго голода сдалась начальнику, предводительствовавшему союзными войсками; это было въ 1306 году; начальникомъ же союзныхъ войскъ былъ Морелло Маласпина, о которомъ Банни Фукчи и упоминаетъ въ своемъ предсказаніи. Когда Пистоя сдалась непріятелю, то всѣ бѣлые были изгнаны изъ города, дома ихъ разрушены; черные опять вернулись въ Пистою, а ея окрестности были раздѣлены между побѣдителями.
   

ПѢСНЬ XXV.

   33--40. Какусъ, сынъ Вулкана, былъ извѣстнымъ разбойникомъ, какъ о немъ говоритъ преданіе. Онъ похитилъ у Геркулеса четыре быка и четыре коровы и загналъ ихъ въ пещеру Авентинскаго холма, гдѣ жилъ и самъ; однако, животныя подняли страшный ревъ и, такимъ образомъ, выдали своего похитителя. Геркулесъ умертвилъ Какуса своей знаменитой дубиной.
   45--46. Чіанфа Донати былъ превращенъ въ змѣю, вслѣдствіе чего другія тѣни нигдѣ не могли его найти.
   89--92. Луканъ разсказываетъ въ своей "Фаргаліи" о двухъ воинахъ въ войскѣ Катона -- Сабеллѣ и Назидіи; изъ нихъ первый былъ укушенъ ящерицей и такъ изсохъ отъ внутренняго жара, что отъ него не осталось ни кожи ни костей; Назидій-же былъ укушенъ особымъ видомъ змѣи, -- причемъ страшно распухъ и умеръ. Овидій въ своихъ "Метаморфозахъ" разсказываетъ: Кадмъ бѣжалъ изъ Ѳивъ и пожелалъ быть превращеннымъ въ змѣю, зубы которой онъ посѣялъ; его желаніе было немедленно исполнено. Подобныя превращенія мы часто встрѣчаемъ въ книгахъ древнихъ писателей; такъ, напримѣръ, нимфу Аретузу преслѣдовалъ рѣчной богъ Алфей; она взмолилась о помощи къ Діанѣ и та превратила нимфу въ источникъ, протекавшій сначала въ пещерѣ и затѣмъ уже появившійся въ Сициліи, такъ чтобы даже вода ея не смѣшивалась со струями Алфея.
   135--136. Смѣхъ и плеванье считаются характеристическими примѣтами человѣка.
   151--156. Гуэрчіо Кавальканте, обращенный въ аду въ змѣю, былъ убитъ жителями боковой равнины верховьевъ Арно; родственники убитаго жестоко отомстили за его смерть.
   

ПѢСНЬ XXVI.

   1--6. Данте начинаетъ эту пѣснь горькою ироніею, что Флоренція прославилась не только на морѣ, на сушѣ, но даже и въ аду, гдѣ поэтъ встрѣтилъ пятерыхъ изъ гражданъ этого города: Чіанфу, Брунеллески, Буозо делли Абати, Пуччіо Шіанкато, Франческо Гверчіо Кавальканте.
   7--12. Древніе предполагали, что человѣкъ всегда видитъ сны передъ зарею и они должны непремѣнно сбываться; объ этомъ упоминаетъ и Овидій. Поэтъ предсказываетъ о тѣхъ раздорахъ "бѣлыхъ" и "черныхъ" которые произойдутъ во Флоренціи.
   33--36. Здѣсь Данте упоминаетъ о пророкѣ Елисеѣ, который видѣлъ, какъ пророкъ Илія былъ взятъ живымъ на небо на огненной колесницѣ.
   53--56. Этеоклъ и Полиникъ два брата, сыновья Эдипа долго спорили кому изъ нихъ должны принадлежать Ѳивы и умертвили въ поединкѣ другъ друга. Тѣла братьевъ положили на одинъ костеръ, но поднявшееся съ костра пламя раздувалось, какъ-бы въ доказательство того, что и смерть ихъ не примирила.
   58--60. Діомедъ и Улисъ, знаменитые греки, участвовавшіе въ Троянской войнѣ; они заключены въ одну огненную купу, такъ какъ вмѣстѣ строили коварные замыслы противъ Трои.
   61--68. Когда греки послѣ долгой осады Трои не могли взять ее, то сдѣлали большую деревянную лошадь, въ которую ночью спряталось нѣсколько самыхъ храбрыхъ грековъ, въ томъ числѣ и Улиса; остальные же отъѣхали отъ берега на своихъ корабляхъ, сдѣлавъ видъ, что отказались отъ осады Трои. Когда Троянцы, на слѣдующій день, увидѣли у своихъ стѣнъ эту исполинскую лошадь, то подумали, что это то божество, которое избавило ихъ отъ враговъ и хотѣли ввести эту лошадь въ городъ; но нѣкоторые изъ троянцевъ воспротивились этому, увѣряя, что эта какая нибудь хитрость грековъ; тогда троянцы были въ недоумѣніи, не зная что дѣлать.
   Жрецъ Лаоконъ особенно возставалъ противъ того, чтобы ввести лошадь въ городъ; но во время рѣчи жреца его ужалила змѣя; тогда троянцы сочли это за наказаніе боговъ и торжественно ввезли лошадь въ городъ; но ночью, спрятанные въ деревянномъ конѣ, греки вышли изъ него, отворили городскія ворота и впустили своихъ соотечественниковъ; такимъ образомъ, Троя была взята и сожжена. Эней со своимъ сыномъ Асканіемъ отправился въ Италію и поселился тамъ на берегахъ Тибра, гдѣ былъ впослѣдствіи построенъ Римъ.
   89--93. Телемакъ сынъ Одисея, отправившійся въ поиски за отцемъ. Путешествіе Одиссея описано въ Одиссеѣ Гомеромъ. Пенелоппа вѣрная супруга Одиссея, которая, несмотря на долгое отсутствіе своего мужа, никакъ не соглашалась выйти замужъ за другого; чтобы отвадить жениховъ, она придумала хитрость: сказала, что выйдетъ замужъ тогда, когда окончитъ свой коверъ, а сама, между тѣмъ, распарывала ночью сдѣланную днемъ работу.
   103--108. Нынѣшній Гибралтарскій проливъ назывался въ древности проливомъ Геркулесовыхъ Столбовъ. Существуетъ преданіе, что на этомъ мѣстѣ былъ перешеекъ, соединявшій Африку съ Европой; Геркулесъ разорвалъ его и поставилъ два столба: одинъ на европейскомъ берегу, другой на африканскомъ; въ знакъ того, чтобы люди не дерзали-бы переѣзжать этотъ проливъ. Улиссъ или Одиссей горя желаніемъ увидѣть невѣдомыя для него страны, переплылъ проливъ и очутился въ Атлантическомъ океанѣ.
   129--132. "Луна уже пять разъ родилась" -- означаетъ, что мореплаватели пять мѣсяцевъ блуждали по океану. Въ древнемъ мірѣ время всегда считали по лунѣ, солнцу и звѣздамъ.
   133--136. Гора, которая представилась Улиссу или Одиссею, была воображаемая поэтомъ гора между двумя земными полушаріями; у ея подошвы было "Чистилище", а на ея вершинѣ "Рай".
   

ПѢСНЬ XXVII.

   1--4. Одиссею такъ было тяжело вспоминать о своей прошлой жизни, что онъ кончивъ свой разсказъ, поникъ головою и попросилъ позволенія у Виргилія удалиться.
   7--16. Бронзовый быкъ былъ подаренъ Фалариду, тирану агригентскому, аѳиняниномъ Перилломъ; эта металлическая статуя быка была устроена такъ, что когда сажали въ нее человѣка и разогрѣвали ее медленнымъ огнемъ, то стоны несчастнаго совершенно походили на ревъ живого быка. Тиранъ принялъ подарокъ, но подвергъ самого изобрѣтателя этой жестокой казни.
   41--43. Равенна находилась въ то время подъ управленіемъ Гвидо Полента, который покровительствовалъ Данте.
   45--48. Оба злодѣя Верукьо это Малатеста и сынъ его Малатестина; они были владѣтели замка Верукіо недалеко отъ города Римини и были одними изъ самыхъ жестокихъ мелкихъ тирановъ въ Романьѣ, такъ что ихъ прозвали за это псами. Малатеста былъ избранъ въ предводители гвельфской партіи въ городѣ Римини, тогда какъ гибелинская часть населенія находилась подъ управленіемъ фамиліи Парчитати, во главѣ которой былъ Монтанья. Обѣ партіи были въ постоянной враждѣ между собою, такъ что Парчитати вынужденъ былъ призвать на помощь графа Гвидо де Монте фельтро. Малатеста, опасаясь графа Гвидо употребилъ хитрость; онъ наружно примирился съ Монтанья подъ тѣмъ условіемъ, чтобы обѣ партіи вывели свои войска изъ города; Монтанья согласился и отказался отъ помощи графа Монтефельтро. Малатеста первый нарушилъ условіе договора: онъ тайно размѣстилъ часть своихъ солдатъ по домамъ города, а другую, выведенную изъ города въ ту-же ночь ввелъ въ Римини и съ крикомъ: "Да здравствуетъ Малатеста и Гвельфы! Смерть Парчитати и Гибелинамъ! напалъ на враждебную партію. Парчитати всѣ были изгнаны, а Монтанья посаженъ въ тюрьму, гдѣ Малатестино, по приказанію отца послѣ жестокихъ истязаній умертвилъ несчастнаго.
   49--54. Имола -- городъ на рѣкѣ Сантерно, а Фаэнца на р. Ламане находились въ 1300 году подъ управленіемъ Майнардо Пагани, прозваннаго дьяволомъ. Подъ его властью находились города: Имола, Фаэнца и Форли. Его гербъ былъ голубой левъ на бѣломъ полѣ. Пагани былъ въ Романьѣ гибелиномъ, а по ту сторону Аппенинъ, во Флоренціи, служилъ съ такою же вѣрностью Гвельфамъ въ благодарность за то, что его отецъ Піетро Пагани вручилъ ему управленіе общиною Флоренціи. Чезена на рѣкѣ Савіо принадлежала то въ той, то къ другой партіи.
   61--120. Въ 1288 г. Пизанцы, угнетаемые Гвельфами, послѣ смерти Уголино въ темницѣ, призвали Монтефельтро въ Пизу и избрали его въ градоначальники (подесты). Гвидо, хотя и былъ отлученъ отъ церкви, но принялъ предложеніе пизанцевъ, храбро защищалъ городъ и заключилъ миръ въ 1293 г. Потомъ онъ возвратился въ Урбино и при папѣ Целестинѣ V окончательно примирился съ церковію. Затѣмъ въ 1296 г. Гвидо постригся въ францисканскіе монахи. Въ это самое время папа Бонифацій VIII призвалъ въ себѣ Гвидо по слѣдующему случаю: Папа возненавидѣлъ старинную римсскую фамилію Колонну, потому что двое изъ ея членовъ, бывшіе въ то время, кардиналами, противились избранію Бонифація VIII на папскій престолъ. Папа лишилъ этихъ кардиналовъ ихъ сана, но они не повиновались и заперлись въ неприступной крѣпости Пренесто. Тогда Бонифицій обратился къ Гвидо за совѣтомъ: послѣдній посовѣтовалъ много обѣщать и ничего не исполнить. Бонифацій, слѣдуя совѣтамъ Гвидо обѣщалъ кардиналамъ полное прощеніе. Кардиналы повѣрили и сдались: крѣпость же была разрушена до основанія, а на ея мѣстѣ построили новую. Фамилія Колонна, опасаясь мести папы, разсѣялась по всѣмъ странамъ Европы, а Гвидо вскорѣ послѣ этого умеръ отъ тяжкой болѣзни. Латеранъ или Латернъ, дворецъ и храмъ въ Римѣ, вблизи которыхъ находились дворцы фамиліи Колонна, разрушенные Бонифаціемъ VIII.
   121--126. Миносъ, обвиваясь восемь разъ хвостомъ, опредѣляетъ и мѣсто для грѣшника -- восьмой кругъ ада.
   

ПѢСНЬ XXVIII.

   9--24. Историкъ Ливій, описывая битву при Каннахъ, во время Пунническихъ, войнъ, говоритъ, что Карѳагеняне въ этомъ сраженіи сняли съ убитыхъ римлянъ три мѣры колецъ. ïenpaно горный проходъ, который защищали приверженцы Мандфреда противъ французовъ, приведенныхъ въ Италію Карломъ Анжуйскимъ.
   34--36. Въ мусульманствѣ произошелъ расколъ, начиная отъ Али, зятя Магомета. Тогда всѣ послѣдователи Пророка раздѣлились на сунитовъ и шіитовъ, послѣдніе стояли за Али.
   7--66. Долчино Торніели былъ во главѣ особаго ордена умиліатовъ или "апостольскихъ братьевъ". Они нападали на злоупотребленія церкви и потому ихъ считали еретиками. Долчино жилъ со своею братіею въ укрѣпленномъ убѣжищѣ Гаттинарѣ и оттуда производилъ набѣги на епископскія владѣнія. Въ 1307 году онъ былъ сожженъ на кострѣ.
   73--88. Малатестино, братъ Паоло и хромого Джанчотто, мужа Франчески Римини, призвалъ двухъ гражданъ города Фано: Анджелло и Гвидо, какъ бы для совѣщанія въ Каттолику, но начальникамъ посланнаго за этими гражданами судна было приказано бросить ихъ въ море.
   93--100. Кай Куріонъ, народный трибунъ побуждалъ Юлія Цезаря перейти Рубиконъ слѣдующими словами: "Кто выжидаетъ и медлитъ, тотъ все теряетъ"!
   

ПѢСНЬ XXIX.

   29--31. Отецъ Джери и дѣдъ Данте были родные братья.
   106--121. Альбертъ былъ незаконный сынъ епископа Сіенскаго. Гриффолино хвастался Альберту, что умѣетъ летать какъ птица и можетъ выучить этому же искусству епископскаго сына. Альбертъ сталъ давать много денегъ Гриффолино, но тотъ, конечно, не сдержалъ своего слова и Альбертъ въ отмщеніе за это обвинилъ Гриффолино въ ереси, а епископъ сіенскій приказалъ сжечь его на кострѣ.
   123--125. Сіенцы своимъ легкомысліемъ похожи на французовъ. Городъ Сіена былъ основанъ французами.
   127--131. Стрикка принадлежалъ къ образовавшемуся въ Сіенѣ "расточительному обществу". Николо де Буонсеньори также родомъ сіенецъ; онъ ввелъ въ обычай жарить фазановъ на на угольяхъ гвоздики.
   132--135. Ашьяно -- теперь это станція желѣзной дороги по пути изъ Сіены въ долину Кіаны. Ранѣе этого былъ замокъ Каччіа д'Ашьяно, владѣлецъ котораго промоталъ все свое состояніе въ "расточительномъ обществѣ".
   136--141. Капоккіо былъ школьнымъ товарищемъ Данте и подобно Гриффолино промоталъ все свое состояніе.
   

ПѢСНЬ XXX.

   1--3. Ѳивяне впали въ немилость Юноны, которая разгнѣвалась на нихъ за то, что Юпитеръ влюбился въ Семелу, дочь Ѳивскаго царя, Кадма и различными путями устроила такъ, что погибъ весь царскій родъ. Сестра Семелы, Ино, и ея мужъ Аѳамасъ лишились разсудка.
   13--26. Греки, вернувшись обратно послѣ разрушенія Трои, встрѣтили во Ѳракіи призракъ Ахиллеса, который требовалъ, чтобы ему была принесена въ жертву невѣста павшаго героя -- Поликсена. Она была убита Неоптолемомъ. Въ это время Гекуба, стоя на взморьѣ, увидѣла трупъ своего послѣдняго сына, Полидора, убитаго изъ корысти ѳракійскимъ царемъ Полимнестромъ и лишилась разсудка.
   38--40. Мирра дочь ассирійскаго царя Кинираса, почувствовала преступную любовь къ своему отцу, подошла къ нему, какъ чужая женщина и добилась отъ него взаимности.
   41-- 44. Симонъ Донати, узнавъ, что его дядя, Буозо Донати, хочетъ передъ смертью покаяться и отдать все свое состояніе, пріобрѣтенное неправдой, на благотворительная дѣла, удалилъ умирающаго, а на его мѣсто положилъ въ постель Джанни Скикки, который такъ удачно разъигралъ роль умирающаго Буозо Донати, что душеприказчики не догадались объ обманѣ. Джанни Скикки составилъ завѣщаніе въ пользу Симона Донати, но не забылъ и самого себя, и отказалъ себѣ, принадлежавшую Буозо, дорогую кобылу.
   57-- 88. Адамъ, извѣстный фальшивый монетчикъ, былъ сожженъ на кострѣ. До сихъ поръ по дорогѣ изъ Пратовеккіо въ долину нижняго Арно показываютъ любопытнымъ путешественникамъ слѣды костра.
   107--108. Флорентійскіе флорины чеканились изъ чистаго золота, а Адамъ примѣшивалъ къ своимъ восьмую часть лигатуры.
   111--112. Синонъ убѣдилъ троянцевъ ввести въ городъ коня, въ который засѣли вооруженные воины. Троянцы послушались его совѣта и приняли въ городъ коня, изъ котораго ночью вышли вооруженные воины, отворили городскія ворота и впустили грековъ.
   127--128. Зеркало Нарциса это аллегорическое означеніе воды. Нарцисъ, какъ говорится въ миѳахъ, увидѣлъ въ водѣ свое собственное изображеніе и влюбился въ него.
   129--148. Не разъ Данте во время своего путешествія по аду возбуждалъ неудовольствіе Виргилія; такъ и въ XXX пѣснѣ послѣднему не понравилось, что Данте прислушивается къ брани двухъ грѣшниковъ, которые, не смотра, на испытываемыя ими мученія, затѣваютъ еще и ссоры, упрекая другъ друга въ тѣхъ грѣхахъ, которымъ они предавались на землѣ.
   

ПѢСНЬ XXXI.

   1--4. Рана, которую наносило копье Пелея исцѣлялось ржавчиной, покрывавшей остріе этого оружія. Пелей былъ отецъ Ахиллеса.
   9--14. Труба Орландо или Роланда, знаменитаго, героя Ронсельвальской битвы, издала такой ужасный и пронзительный звукъ, что сама разлеталась на части, у Роланда же отъ сильнаго напряженія порвались на шеѣ нервы и жилы. Карлъ Великій услышалъ этотъ, звукъ на разстояніи восьми миль, но не могъ подоспѣть на помощь, такъ какъ его задержалъ своими коварными совѣтами измѣнникъ Ганнелонъ.
   33--34. Замокъ Монтерджіоне былъ выстроенъ на горѣ, недалеко отъ Сіены и былъ укрѣпленъ высокими башнями.
   35--36. Гиганты хотѣли было Взобраться на Олимпъ, но Юпитеръ низвергъ ихъ оттуда громовыми стрѣлами.
   66--72. Немвродъ, представитель гигантовъ сказочнаго рода помѣщенъ въ преисподней. Еще до сихъ поръ его такъ изображаютъ восточные поэты. Разсказываютъ, что онъ бросилъ въ небо стрѣлу и она упала на землю окрававленная и тогда Немвродъ подумалъ, что ранилъ ангела, еще болѣе возгородился и сталъ строить свою башню еще выше; но въ это время какая-то муха смертельно укусила его въ носъ и Немвродъ былъ низвергнутъ въ адъ.
   81--83. Фіальтъ также былъ одинъ изъ гигантовъ, который воевалъ противъ Юпитера и другихъ олимпійскихъ боговъ.
   84--86. Бріарей былъ сынъ Урана и Земли; древніе поэты описывали, что у него было сто рукъ и пятьдесятъ животовъ.
   88-- 90. Антей не принималъ участія въ борьбѣ гигантовъ съ богами и потому считался менѣе свирѣпымъ, чѣмъ прочіе гиганты; онъ даже не скованъ въ аду.
   106--109. Великанъ Антей былъ царемъ въ Мавританіи и Нумидіи, гдѣ Аннибалъ былъ разбитъ Сципіономъ при Замѣ въ 202 до P. X.
   111--112. Гиганты называются сынами земли.
   125--128. Геркулесъ вступилъ въ отчаянный бой съ Антеемъ и такъ какъ великанъ отъ прикосновенія къ землѣ запасался новой силой, то герой приподнялъ его обѣими руками и задушилъ въ воздухѣ.
   133--135. Каризенда одна изъ башень въ Болоньи, которая при высотѣ 130 футовъ, уклоняется отъ перпендикуляра болѣе, чѣмъ на сажень.
   

ПѢСНЬ XXXII.

   7--8. Амфіонъ это былъ миѳическій артистъ, который, когда игралъ на арфѣ, то камни складывались сами собою подъ дивные звуки его музыки, такимъ образомъ, построились сами собою стѣны города Ѳивъ.
   28--32. Таберникъ, гора въ Славоніи. Пъетропана, высокая гора близъ города Лукки.
   55--62. Рѣка Бизенца вытекаетъ изъ Аппенинскихъ горъ и впадаетъ въ рѣку Арно. Братья Александръ и Наполеонъ поссорились изъ-за отцовскаго наслѣдства и даже умертвили одинъ другого. Они принадлежали къ роду градовъ Альберти-ди-Мангона.
   63--70. Фоккачіо убилъ одного изъ своихъ родственниковъ во время семейнаго раздора въ родѣ Канчелліери, откуда ведутъ свое начало партіи бѣлыхъ и черныхъ. Сассаль Маскеромъ убилъ своего племянника, чтобы завладѣть его имуществомъ. Каммичіонъ-де-Пацци убилъ своего двоюроднаго брата Уберти.
   88-- 90. Литеноръ былъ троянецъ, который, за обѣщанную награду, помогъ Улиссу и Діомеду овладѣть Палладіумомъ. По имени этого измѣнника и названъ въ аду второй отдѣлъ девятаго круга.
   103--108. Бокка делли Аббаты въ битвѣ при Монте-Аперти сражался подлѣ Якопо-де-Пацци, который держалъ знамя флорентійскихъ гвельфовъ; но Бокка, подкупленный непріятелемъ, обрубилъ Якопо-де-Паци руки, такъ что знамя упало на землю, а войско Гвельфовъ испугалось и стало падать духомъ.
   112--114. Буозо Дуера, владѣтель Кремоны, былъ подкупленъ Гвидономъ Монтфортскимъ, предводителемъ французскаго войска, при вторженіи Карла Анжуйскаго въ Италію и указалъ врагамъ гибелиновъ проходъ черезъ рѣку Ольо. Кремонцы были этимъ до такой степени раздражены, что даже всѣхъ приверженцевъ Буозе или умертвили, или изгнали изъ своего города.
   115--116. Джіаны Солѣданѣеръ принадлежалъ къ партію гибелиновъ и былъ самымъ яростнымъ демагогомъ во Флоренціи; послѣ изгнанія гибелиновъ онъ вмѣстѣ съ графомъ Гвидо Новелло подстрекалъ народъ строить баррикады. Данте выставилъ его, какъ измѣнника своей партіи. Тезоро ди-Беккерей, аббатъ монастыря Валломброза; господствующая въ то время во Флоренціи партія гвельфовъ обвиняли его въ соумышленничествѣ съ изгнанными гибелинами; въ виду такого обвиненія онъ былъ обезглавленъ передъ церковью св. Аполлинарія во Флоренціи.
   

ПѢСНЬ XXXIII.

   5-- 47. Графъ Уголино былъ изъ рода синьоровъ Герардеска, владѣвшихъ Графствомъ Доноратико въ Мареммѣ; они не были собственно гвельфами, но ихъ глава, графъ Уголино, придерживался гвельфской партіи и даже выдалъ свою сестру за Джованни Висконти. Этотъ Висконти завладѣлъ общественнымъ, вліяніемъ въ Пизѣ, гибелинскомъ городѣ.
   Въ 1282 году Уголино былъ избранъ народоправителемъ. Въ это же время, снова загорѣлся старый раздоръ между городами Пизой и Генуей. Въ августѣ 1284 года передъ гаванью города Пизы появился генуезскій флотъ, подъ предводительствомъ адмирала Уберто д'Орія. Пизанцы, конечно, вышли на встрѣчу непріятелю. Графъ Уголино начальствовалъ надъ частью пизанскаго флота. Циккаріе, находившійся съ тринадцатью галерами въ засадѣ, за островомъ Меларіей, внезапно бросился въ битву, именно въ то время, когда побѣда была на сторонѣ пизанцевъ; но тутъ счастье перешло на сторону генуезцевъ, которые разбили на голову своихъ противниковъ. Болѣе четырехъ тысячъ пизенцевъ пали въ битвѣ и одиннадцать тысячъ были взяты въ плѣнъ, гдѣ они пробыли восемнадцать лѣтъ. Какъ только графъ Уголино увидѣлъ, что генуезцы одержали побѣду, то повернулъ съ тремя галерами назадъ и поспѣшилъ въ Пизу; позднѣйшіе историки обвиняли графа Уголино въ измѣнѣ, но его современники были совершенно другого мнѣнія; пизанцы избрали его сначала на годъ, а потомъ на десять лѣтъ во главѣ всего политическаго управленія. Въ октябрѣ мѣсяцѣ гвельфскіе города Тосканы воспользовались несчастіемъ Пизы, чтобы окончательно уничтожить эту республику. Графъ Уголино употребилъ всѣ усилія, чтобы уговорить флорентійцевъ отказаться отъ этого союза; онъ взялъ денегъ у Нино Висконти, отправился во Флоренцію, подѣлилъ тайно эти деньги между пріорами и обѣщалъ флорентійцамъ нѣкоторыя укрѣпленныя мѣста; но иначе нельзя было спасти г. Пизу. Однако, граждане Пизы много терпѣли отъ дороговизны, возраставшей все болѣе и болѣе, отъ налоговъ, которые по необходимости бралъ графъ Уголино, такъ какъ война съ генуезцами стоили большихъ издержекъ; вслѣдствіе этого Нино Висконти требовалъ заключить миръ съ Генуя; но графъ Уголино никакъ на это не соглашался, тогда пизанцы стали обвинять его въ томъ, что онъ умышленно не хотѣлъ заключать мира, чтобы удержитъ власть въ своихъ рукахъ. Ô графѣ Уголино Данте еще упоминаетъ въ концѣ XXXII пѣсни изображая его грызущимъ голову архіепископа Руджіери. Графъ Уголино видитъ въ Данте флорентійца и на вопросъ поэта отвѣчаетъ: "я назывался на землѣ графомъ Уголино, а тотъ, чью голову я держу въ рукахъ, былъ архіепископомъ Руджіери и тогда тебѣ станетъ все понятно!"
   Архіепископъ Руджіери происходилъ изъ древняго гибелинскаго рода Убальдини. Хотя архіепископъ былъ самъ гибелинъ, но онъ часто вступалъ въ связь съ гвельфами и былъ расположенъ къ графу. Послѣ несчастной битвы близъ острова Мелоріея, графъ Уголино согласился съ мнѣніемъ Руджіери, что дальнѣйшая борьба невозможна. Графъ Уголино всегда сердечно относился къ архіепискому. Племянникъ Руджіери, Убальдино, попался въ плѣнъ къ генуезцамъ и графъ Уголино употребилъ всѣ усилія, чтобы выкупить его изъ плѣна, между тѣмъ какъ его собственный сынъ, Лотто, былъ въ плѣну. Архіепископъ также, повидимому, относился пріязненно къ графу, но это было только одно лицемѣріе; онъ выжидалъ случая, когда можно будетъ дѣйствовать открыто. Между тѣмъ, раздоры между двумя главами продолжались безпрерывно и Руджіери говорилъ, что лучше всего сосредоточитъ власть въ однѣхъ рукахъ и посовѣтывалъ графу Уголино удалиться для вида на нѣкоторое время изъ города, но что потомъ его опять призовутъ. Дѣйствительно, графъ Уголино и Нино Висконти удалились изъ города; но тотчасъ же, какъ они удалились изъ Пизы, то архіепископъ изгналъ изъ города всѣхъ гвельфовъ, вооружилъ гибелиновъ города Пизы и призвалъ еще гибелиновъ изъ другихъ мѣстъ Италіи. Графъ Уголино въ это время жилъ въ своей виллѣ Сеттимо и окружилъ себя вооруженными приверженцами, ожидая, когда его призовутъ обратно въ городъ; но не дождавшись призовъ, онъ самъ выступилъ со своимъ вооруженнымъ отрядомъ въ походъ противъ пизанцевъ; но хитрый архіепископъ впустилъ въ городъ только графа Уголино и его спутника Бригата. Графъ засталъ архіепископа вмѣстѣ съ вождями гибелиновъ въ церкви Санъ-Бастіано; но народъ былъ сильно раздраженъ противъ графа; однако, приверженцы графа подъ начальствомъ его сыновей и внуковъ проломили городскія ворота, но гибелинская партія была сильнѣе; произошла сильная рѣзня на улицахъ и графъ съ остатками своихъ приверженцевъ заперся въ ратушѣ, но гибелины окружили зданіе зажженными кострами, такъчто графъ Уголино принужденъ былъ сдаться вмѣстѣ со своими сыновьями и внуками.
   49--51. Анзельмучъо внукъ графа Уголино отъ его сына Гвельфо, который, во время заключенія отца въ башнѣ, жилъ въ Сардиніи.
   67--68. Гаддо, младшій сынъ графа Уголино.
   88--99. Данте сравниваетъ Пизу съ древними Ѳивами, гдѣ также происходили распри между соправителями.
   114--120. Алѣберню принадлежалъ къ самому знатнему гвельфскому роду де Манфреди въ городѣ Фаенцѣ. Въ 1286 г. Альбериго, который принадлежалъ къ ордену "веселыхъ братьевъ" поссорился со своимъ двоюроднымъ братомъ, послѣдній далъ ему пощечину; Альбериго сдѣлалъ видъ, что нисколько не обидѣлся. Нѣсколько дней спустя, Альбериго пригласилъ множество гостей, какъ-бы на праздникъ, по случаю примиренія со своимъ противникомъ. Всѣ веселились и бесѣдовали очень дружно, какъ вдругъ Альбериго закричалъ: "Принесите дессертъ!" Вошли вооруженные слуги и умертвили двоюроднаго брата хозяина и его малолѣтняго сына Альбергетто.
   121--122. Птоломеей называется тотъ отдѣлъ ада, въ которомъ помѣщаются измѣнники друзьямъ; этотъ отдѣлъ такъ названъ по имени Птоломея, который коварно избилъ, съ помощью своихъ вооруженныхъ приверженцевъ, первосвященника Симона съ его сыновьями Матаеіемъ и Іудою.
   123--124. Парка Атропосъ, которая острыми ножницами отрѣзывала нить и, такимъ образомъ, прерывала жизнь человѣка.
   133--138. Бранко д'Оріо родомъ изъ Генуя; онъ во время завтрака, вмѣстѣ со своимъ племянникомъ, умертвилъ своего тестя Микеля Цанке, желая завладѣть его помѣстьями въ Сардиніи.
   

ПѢСНЬ XXXIV.

   1--6. "Смотри-ка вѣдь тамъ показались
   Знамена ужъ ада царя".
   Въ подлинникѣ эта пѣснь начинается латинскимъ стихомъ, составленнымъ по образцу католическаго гимна, написаннаго Венантіемъ Фортунитомъ. Этимъ гимномъ поэтъ хотѣлъ показать, что Люциферъ властвуетъ въ аду какъ царь. Люциферъ или Дите, падшій ангелъ, былъ низвергнутъ въ адъ за гордость
   37--48. Три лица Люцифера своимъ цвѣтомъ намекаютъ на жителей трехъ частей Стараго Свѣта: Европы, гдѣ живутъ потомки Іафета, Азіи, гдѣ живутъ потомки Сима и Африки, гдѣ поселились потомки Хама.
   58--60. Іуда Искаріотъ, какъ самый великій грѣшникъ, предавшій своего Божественнаго У читала, заслужилъ и жестокаго наказанія. По обѣимъ сторонамъ его находятся: Брутъ и Кассій, измѣнившіе Юлію Цезарю и умертвившіе его. Этотъ отдѣлъ девятаго круга называется Джу дека, по имени Іуды Искаріота.
   67--78. Поэтамъ пришлось подняться съ помощью Люцифера. Средина Люцифера считалась центромъ земли, а также и всей вселенной; отсюда уже нельзя болѣе спуститься вникъ и потому Данте и Виргилію, которые осмотрѣли все, что было замѣчательнаго въ аду, нужно было подняться вверхъ.
   106--109. Этотъ безгрѣшный человѣкъ былъ Іисусъ Христосъ, Который пострадалъ за грѣхи людей.
   123--124. Гора Чистилища.

Конецъ.

   
   
   
они мгновенно прятались въ кипящую смолу.
   

Черти вытаскиваютъ одного изъ грѣшниковъ изъ смолы.

III.

   31--33 Я увидѣлъ, и до сихъ поръ сердце у меня сжимается при воспоминаніи обѣ этомъ: одинъ изъ грѣшниковъ остался на поверхности смолы, не взирая на присутствіе чертей; такъ случается иногда, что изъ двухъ жабъ одна прячется въ воду, а другая остается на поверхности.
   34--36 И Графіакане, стоявшій возлѣ него, поймалъ его вилой за осмоленные волосы и вытащилъ на берегъ, какъ бобра или выдру.
   37--39 Я зналъ уже имена всѣхъ чертей, запомнивши ихъ въ ту минуту, когда они были избираемы ихъ начальникомъ, и потомъ, когда они называли другъ друга.
   40--42 Рубиканте! крякнули ней они разомъ: поймай его когтями за спину и сдери съ нея кожу.
   43--45 Учитель, проговорилъ я, узнай, если можешь, кто этотъ несчастный, попавшійся въ когти злодѣевъ.
   

Объясненіе взяточника. Это нѣкто Чіамполо (Ciampolo), любимецъ Наварскаго короля Теобальда VI-го, умершаго въ 1270 г. при возвращеніи изъ Туниса съ тѣломъ зятя его св. Людовика IX.

IV.

   46--48 Путеводитель мой подошолъ къ нему и спросилъ: откуда онъ; тотъ отвѣчалъ:
   Я родился въ наварскомъ королевствѣ.
   49--51 Мать моя отдала меня въ услуженіе одному важному господину; потому что она родила меня отъ негодяя, погубившаго и всю жизнь свою и все свое имущество на удовлетвореніе своихъ пороковъ.
   52--54 Затѣмъ я былъ принятъ въ семейство добродѣтельнаго короля Теобальда; тамъ я занялся взяточничествомъ и въ силу своей власти сталъ торговать милостями и должностями, и за этотъ грѣхъ отдаю теперь отчетъ въ кипящей смолѣ.
   55--57 Тутъ Чиріато, у котораго изо рта со всѣхъ сторонъ торчали клыки, словно какъ у свиньи или дикаго кабана, заставилъ его почувствовать, какъ онъ кусается.
   58--60 Мышь попалась къ злымъ котамъ; но Барбаричіо, захвативъ грѣшника, крикнулъ:-- оставьте, пока онъ въ моихъ когтяхъ.
   61--63 Затѣмъ онъ обратился къ учителю исказилъ: прежде чѣмъ они разорвутъ этого несчастнаго на клочки, спроси его еще о всемъ, что ты желаешь отъ него узнать.
   

Чіамполо называетъ монаха Гомито и правителя одной изъ провинцій острова Сардиніи Михаила Цанке.

V.

   64--66 Наставникъ мой обратился къ грѣшнику съ вопросомъ: знаешь-ли ты между другими страдающими подъ смолою преступниками кого либо изъ жителей Италіи? а тотъ: я только что былъ вмѣстѣ --
   67--69 съ однимъ изъ важныхъ сановниковъ острова Сардиніи: это недалеко отъ Италіи, и еслибы я оставался съ нимъ подъ смолою, то не боялся бы теперь ни вилъ, ни когтей этихъ чертей.
   70--72 Мы слишкомъ долго ждемъ ого. крикнулъ Либикоко и вилой своей вырвалъ у него изъ предплечья кусокъ мяса.
   73--75 Драгиньяцо, съ своей стороны, захотѣлъ вырвать часть тѣла изъ одной ноги несчастнаго, чтобъ предупредить его бѣгство, но ихъ десятникъ (decurio) Барбаричіо остановилъ его своимъ грознымъ взглядомъ.
   76--78 Между тѣмъ, какъ черти, по знаку Барбаричіо, немного усмирились, а пойманный осматривалъ свою рану, мой путеводитель, не теряя времени, обратился къ нему съ вопросомъ:
   79--81 Скажи мнѣ кого оставилъ ты въ глубинѣ смолы, вынырнувъ такъ неудачно на ея поверхность? Тотъ отвѣчалъ: это монахъ Гомито, товарищъ главнаго начальника Галлуры, одной изъ провинцій острова Сардиніи.--
   82--84 Этотъ монахъ, сосудъ всевозможныхъ мошенничествъ и обмановъ, превзошелъ всѣхъ другихъ; въ рукахъ своихъ онъ имѣлъ враговъ своего начальника: они были заключены въ темницу и всѣ остались имъ довольны.
   85--87 Онъ взялъ съ нихъ деньги и выпустилъ на волю, какъ самъ это разсказываетъ; въ другихъ отрасляхъ управленія онъ былъ первоклассный взяточникъ-сановникъ не малаго, а великаго пошиба.
   88-90 Другой достойный его соперникъ Михаилъ Цанке, они часто бесѣдуютъ другъ съ другомъ о дѣлахъ Сардиніи, т. е. о тѣхъ злодѣяніяхъ, которыя они тамъ совершили.
   

Чіамполо искусно ускользаетъ изъ когтей діавола.

VI.

   91--93 Я сказалъ бы еще болѣе, продолжалъ Чіамполо, но вы сами видите, что діаволъ скрежещетъ зубами; боюсь, чтобъ онъ меня не царапнулъ.
   94--96 Но десятникъ ихъ, замѣтивъ по выраженію глазъ Фарфарелло, что онъ желаетъ броситься на Чіамполо, крикнулъ: "прочь отсюда, проклятая птица"!
   97--99 Если бы вы пожелали увидѣть кого нибудь изъ Тосканы или Ломбардіи, сказалъ, нѣсколько оправившись отъ испуга, Чіамполо, то я могъ бы ихъ вызвать.
   100--102 но пусть бы черти отошли подальше; иначе грѣшники, боясь ихъ мщенія, не вынырнутъ сюда.
   Я, оставаясь здѣсь,
   103--105 вмѣсто себя одного, могу вамъ показать семерыхъ: мнѣ стоитъ только свистнуть: это дѣлаютъ всѣ, кто выплываетъ на верхъ смоляного озера.
   106--108 Услышавъ эти слова, Каньяцо затрясъ головою и крикнулъ: злостная шутка; онъ собирается отъ насъ улизнуть.
   109--111 Тогда Чіамполо, большой проныра, замѣтилъ ему: да, конечно, меня можно упрекнуть въ злости за то, что я хочу подвергнуть своихъ товарищей большимъ мученіямъ.
   112--114 Но Аликино не выдержалъ и, не переговоривши съ другими, сказалъ: пожалуй прячься въ смолу, я не побѣгу за тобой,
   115--117 а полечу надъ смолой; всѣ черти пусть отойдутъ отсюда и спрячутся за утесъ. Посмотримъ, кто искуснѣй -- ты одинъ или мы всѣ?
   118--120 Читатель, ты увидишь здѣсь новую забаву: какъ только всѣ черти повернулись, и даже первый изъ нихъ, самъ возстававшій противъ этого, Каньяцо,
   121--123 Наваррецъ (Чіамполо) не потeрялъ ни секунды: мгновенно спрыгнулъ съ земли въ смолу и ускользнулъ отъ ихъ преслѣдованій.
   124--126 Всѣ черти были этимъ очень раздосадованы и въ особенности главный виновникъ Аликино и, потому, вскрикнувъ: Чіамполо, ты пойманъ!
   127--129 бросился за нимъ, но неудачно;-- страхъ быстрѣе крыльевъ: онъ удвоилъ силы Чіамполо, мгновенно исчезнувшаго въ смолѣ, а самъ Аликино, поднявшись грудью вверхъ, вылетѣлъ на землю.
   130--132 Такъ дикая утка, нырнувъ въ воду, ускользаетъ отъ сокола, а тотъ съ досады улетаетъ вверхъ.
   

Драка чертей. Поэты ускользаютъ отъ нихъ незамѣтно.

VII.

   133--135 Взбѣшенный Калькабрино бросился на Аликино и даже обрадовался находчивости Чіамполо, такъ какъ она подала поводъ къ дракѣ съ Аликино.
   136--138 И какъ только взяточникъ исчезъ, онъ вцѣпился въ своего товарища и вступилъ съ нимъ въ драку надъ смолянымъ болотомъ.
   139--141 Но и Аликино былъ малый когтистый: они вцѣпились другъ въ друга и въ разгарѣ драки бухнули оба въ кипящую смолу.
   142--144 Горячая смола розняла бойцовъ, драка прекратилась, но выйти они оттуда не могли, крылья ихъ завязли въ смолѣ.
   145--147 Барбаричіо, оскорбленный, также какъ и всѣ товарищи, послалъ четверыхъ изъ нихъ съ вилами на другую сторону утеса,
   148--150 и всѣ вмѣстѣ съ двухъ сторонъ стали вытаскивать двухъ борцовъ, изжаренныхъ въ кипящей смолѣ.
   151 А мы, между тѣмъ, пользуясь ихъ смятеніемъ, незамѣтно удалились.
   

Пѣснь XXIII,

ТОЛКОВАНІЕ.

   Горе вамъ книжники и фарисеи, лицемѣры, кто уподобляетесь обѣленнымъ (повапленнымъ) гробамъ, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвыхъ и всякой нечистоты.

(Ев. отъ Матѳея гл. XXIII ст. 27--28).

И отвращенія, и злобы
Исполненъ къ нимъ я съ давнихъ лѣтъ.
Они -- "повапленные" гробы....
Лишь настоящее прошло бы,
А тамъ... имъ будущаго нѣтъ.
Алексѣй Жемчужниковъ.

   Поэты, ускользнувъ отъ чертей, занятыхъ спасеніемъ своихъ товарищей, погрязшихъ въ смолѣ, продолжаютъ свой путь до утеса (ripo) шестой ямы (bolgia), но Виргилій, замѣтивъ, что черти ихъ преслѣдуютъ, хватаетъ Данте на руки, какъ мать своего ребенка, ложится спиною на утесъ и стремительно спускается съ нимъ въ слѣдующую яму.
   Здѣсь они находятъ лицемѣровъ въ свинцовыхъ шапкахъ и мантіяхъ, снаружи позолоченныхъ.
   Медленно движутся они въ своихъ тяжелыхъ одѣяніяхъ; лица ихъ раскрашены; они рыдаютъ; въ жизни своей они прибѣгали къ слезамъ для того, чтобы обманывать другихъ; теперь они плачутъ по неволѣ; они унылы (tristi); Евангелистъ сказалъ: когда поститесь, не будьте унылы, какъ лицемѣры; ибо они принимаютъ на себя мрачныя лица, чтобы показаться людямъ постящимися (отъ Матѳ. гл. VI ст. 16).
   Поэты встрѣчаютъ двухъ монаховъ изъ секты наслаждающихся (g'audenti) -- это Каталано и Родериго; они и лицемѣры и взяточники -- сановники.
   По просьбѣ ихъ, папа Урбанъ IV учредилъ ихъ монашескій орденъ со всевозможными льготами.
   Одежда ихъ была великолѣпна; имъ предоставлены всѣ удовольствія жизни; они имѣли право вступать въ бракъ; освобождены были отъ всѣхъ налоговъ и могли даже занимать свѣтскія должности. Избранные на должности высшихъ правителей Флоренціи Гибелинами, они измѣнили имъ, были причиною жестокаго кровопролитія, и все же изгнаны изъ Флоренціи.
   Услышавъ чистый итальянскій языкъ, они желаютъ говорить съ Данте. Виргилій позволяетъ ему остановиться и выслушать ихъ исповѣдь.
   Каски ихъ и мантіи такъ тяжелы, что въ сравненіи съ ними на каски Фридриха ІІ-го можно было бы смотрѣть какъ на соломенныя.
   О Фридрихѣ ІІ-мъ говорится много и разнообразно. Онъ родился въ 1194 г., умеръ въ 1250 г. Участвовалъ въ крестовыхъ походахъ; короновалъ себя королемъ Іерусалимскимъ и выдавался своею звѣрскою жестокостью. Папы Григорій IX и Инокентій IV дважды прокляли его за жестокость въ 1228 и въ 1245 годахъ. Онъ раззорилъ Миланъ; грабилъ церкви, гдѣ это было возможно, и вообще воевалъ противъ тогдашняго духовенства. Можетъ быть оно и преувеличило его злодѣянія. Говорятъ, что онъ наряжалъ измѣнниковъ отечества въ свинцовыя каски съ длинными свинцовыми мантіями; ставилъ ихъ въ костры, поджигалъ ихъ, и они сгорали по мѣрѣ того, какъ расплавлялся свинецъ ихъ покрывавшій.
   Барджиджи замѣчаетъ, что и въ его время существуютъ подобные Фридрихи II-е, которые мучаютъ до смерти въ страшныхъ темницахъ не только осужденныхъ, но едва заподозрѣнныхъ въ политическихъ преступленіяхъ (стр. 531). Переводчикъ думаетъ, что замѣчаніе толкователя не относится къ настоящему времени.
   Скартацини защищаетъ Фридриха II-го и доказываетъ, что все вышеизложенное не исторія, а басня, что Фридрихъ II-ой всегда наказывалъ измѣнниковъ по строгому смыслу закона, и что серьезные историки умалчиваютъ о свинцовыхъ каскахъ.
   Интересъ настоящей пѣсни увеличивается тѣмъ, что здѣсь мы встрѣчаемъ одного изъ судей Спасителя, Каіафу; онъ встрѣчается внезапно -- онъ распятъ голый на землѣ. Со Спасителя онъ снялъ его одежды; пускай же лежитъ здѣсь голый. (И раздѣвъ его, надѣли на него багряницу. (Отъ Матѳ. гл. XXVII ст. 28). Они возложили на него крестъ, пускай же теперь всякій лицемѣръ проходитъ черезъ Каіафу, и онъ почувствуетъ, что значитъ тяжесть на своемъ собственномъ тѣлѣ. Виргилій содрогнулся; какъ язычникъ, онъ сразу не могъ понять, чтобы христіане прибѣгали къ такимъ постыднымъ наказаніямъ.
   Монахъ продолжаетъ объяснять: здѣсь и Анна. (И отвели его сперва къ Аннѣ; ибо онъ былъ тесть Каіафѣ, отъ Іоанна гл. XVIII ст. 13).
   Виргилій пораженъ ужаснымъ видомъ Каіафы; когда онъ въ первый разъ входилъ въ адъ силою волшебницы Эриктоны,-- Каіафы еще тамъ не было. Онъ не зналъ и не предвидѣлъ тѣхъ задачъ и условій, въ силу коихъ Спаситель долженъ былъ выстрадать земную жизнь; онъ не зналъ и не могъ знать, что такое Каіафа: злодѣянія вѣрующихъ въ Бога поражаютъ своими ужасами дѣвственную душу язычника"
   Но въ немъ зародилось другое недоумѣніе. Злой хвостъ сказалъ ему въ предшедшей ямѣ, что здѣсь плотина уцѣлѣла для перехода въ слѣдующую, а онъ ее не видитъ; и ему нужно прибѣгнуть къ помощи лицемѣра. Конечно, это его возмущаетъ, но онъ все-же спрашиваетъ его -- гдѣ нужно пройти въ другую яму, -- и лицемѣръ оказывается не лицемѣромъ, онъ показываетъ ему надлежащую дорогу. Они удаляются и исчезаютъ въ грудѣ развалинъ (горныхъ обваловъ).
   

ПѢСНЬ XXIII.

Восьмой кругъ.-- Шестая яма.-- Лицемѣры.-- Братья Годенти.-- Каіафа.-- Анна.-- Монахъ Каталано.

Сравненіе драки чертей съ басней Эзопа.

I.

   1--3 Молча мы шли одни, безъ прежней охраны, одинъ за другимъ какъ монахи францисканцы ходятъ по улицамъ.
   4--6 Свалка чертей напомнила мнѣ басню Эзопа: Лягушкаи крыса.
   7--9 Слова сегодня и нынѣ (moedissa) не столь сходны между собою, какъ драка двухъ чертой и басня о лягушкѣ, хотѣвшей потопить крысу и попавшейся вмѣстѣ съ нею въ когти ястреба.
   10--12 Стоитъ только сообразить задуманную цѣль и исходъ дѣла.
   

Истекающія изъ того сравненія опасенія Данте.

II.

   13--15 И какъ всегда одна мысль рождаетъ другую, это сравненіе привело меня къ другой мысли, удвоившей мой первоначальный страхъ.
   16--18 Я подумалъ: вѣдь черти пострадали по нашей милости и претерпѣли столько напастей и насмѣшекъ, что имъ трудно забыть эту продѣлку.
   19--21 Если-же къ естественной ихъ злобѣ присоединится и ярость, то они бросятся на насъ съ большею жестокостью, чѣмъ собака, схватившая зайца въ зубы.
   

Разговоръ Данте съ Виргиліемъ.

III.

   22--24 Волосы на всемъ тѣлѣ моемъ взъерошились и, оглядываясь назадъ, я сказалъ: учитель!
   25--27 если мы не спрячемся сейчасъ-же, то пожалуй мы попадемся во власть злыхъ когтей (male branche); они должны быть сзади насъ; я такъ сильно это воображаю, что даже чувствую ихъ за собою.
   28--30 Учитель отвѣчалъ: еслибъ я былъ зеркаломъ, то образъ твой не столь скоро отразился бы во мнѣ, какъ мысли твои въ моихъ понятіяхъ.
   31--33 Теперь я сознаю, что мы думаемъ одно и тоже, поэтому, какъ будто выслушавъ твой совѣтъ, я рѣшаюсь сдѣлать то, что ты думаешь.
   34--36 Если только правая сторона этого утеса столь наклонна, что мы можемъ спуститься по ней въ слѣдующую яму, то мы избѣгнемъ задуманной чертями охоты.
   

Виргилій спасаетъ Данте.

IV.

   37--39 Онъ не успѣлъ еще кончить, какъ я увидѣлъ уже не очень далеко этихъ злодѣевъ, гнавшихся за нами съ распущенными крыльями; они стремились схватить насъ.
   40--42 Какъ мать, слышащая воили своего дитяти и видящая вблизи пожаръ, хватаетъ ребенка и бѣжитъ, заботясь о немъ болѣе, чѣмъ о самой себѣ, и не останавливается хотя бы для того, чтобы прикрыть себя сорочкою.--
   43--45 такъ точно наставникъ схвативъ меня на руки, бросился стремглавъ спиною на утесъ, отдѣлявшій одну яму отъ другой.
   46 -- 48 Никогда вода, приближающаяся по каналу къ спуску на колеса мельницы, не врывается туда съ такою быстротою,--
   49--51 какъ учитель мой стремился по наклону утеса, держа меня на груди не какъ товарища, а какъ ребенка.
   52--54 Лишь только ноги его коснулись подошвы ямы, черти взбѣжали на вершину утеса, прямо надъ нашими головами, но мы уже ихъ не боялись,
   55--57 потому что великое провидѣніе, поставившее ихъ стражами (ministri) пятой ямы, воспретило имъ всякій изъ нея выходъ.
   

Наказаніе лицемѣровъ.

V.

   58--60 Тамъ мы нашли людей съ окрашенными лицами, это были лицемѣры; рыдая, они ходили медленно, и казалось были измучены тѣломъ и унылы духомъ.
   61 -- 63 На нихъ надѣты были каски, закрывающія глаза, съ длинными мантіями, сдѣланными по образцу одежды кельнскихъ монаховъ.
   64--66 Снаружи онѣ были позолочены и сверкали, поражая глаза, но внутри всѣ изъ свинца и такъ тяжелы, что, въ сравненіи съ ними, каски Фридриха II-го показались бы соломенными.
   67--69 Тяжелая одежда, и нужно вѣчно носить ее на себѣ!
   Мы шли съ лѣвой стороны по одному направленію съ этими мучениками, прислушиваясь къ ихъ томительнымъ жалобамъ.
   70--72 Но постоянно, вѣчно томимые тяжестью своей ноши, они шли такъ медленно, что съ каждымъ шагомъ мы видѣли другихъ страдальцевъ.
   73--75 Вотъ почему я сказалъ своему вождю: найди кого либо изъ нихъ извѣстнаго по имени по какому нибудь знаменитому подвигу и, продолжая путь, останови на немъ свое вниманіе.
   

Встрѣча съ двумя монахами Годенти, изъ секты наслаждающихся.

VI.

   76--78 И одинъ, услышавъ тосканское произношеніе, крикнулъ сзади насъ: остановитесь, бѣгущіе въ этомъ сумракѣ.
   79--81 желающій узнать что нибудь можетъ быть услышитъ это отъ меня. Вождь мой, обращаясь ко мнѣ, сказалъ: подожди и потомъ или рядомъ съ нимъ.
   82--84 Я остановился и увидѣлъ двухъ несчастныхъ: всѣ ихъ движенія обнаруживали внутреннее стремленіе бѣжать, чтобъ поровняться съ нами, но узкая дорога и тяжесть подавляющей ихъ одежды, замедляя ихъ ходъ, не позволяла имъ исполнить своего желанія.
   85--87 Приблизясь къ намъ, они посмотрѣли на насъ съ удивленіемъ, не безъ лукавства, не говоря ни слова; потомъ стали разговаривать между собою.
   88--90 Они говорили: вотъ этотъ, что дышетъ,-- долженъ быть живой человѣкъ, но если онъ также умеръ, какъ и его спутникъ, то по какому преимуществу ходятъ они здѣсь безъ свинцовыхъ касокъ?
   91--93 Потомъ мнѣ сказали: Тосканецъ, пришедшій въ злосчастное скопище лицемѣровъ, не погнушайся сказать намъ, кто ты?
   94--96 А я имъ: я родился и выросъ на берегахъ прекрасной рѣки Арно, въ великомъ городѣ, и нахожусь теперь въ томъ же самомъ тѣлѣ, въ которомъ родился.
   97--99 Но кто же вы, по ланитамъ коихъ проливается столько слезъ, видимыхъ мною, и что это за родъ наказанія, обнаруживающійся такимъ блескомъ?
   100--102 Одинъ изъ нихъ отвѣчалъ: наши позолоченныя каски сдѣланы изъ свинца и такъ тяжелы, что заставляютъ свистѣть вѣсы, на которыхъ измѣряютъ ихъ тяжесть.
   103--105 Мы были въ Болоньѣ монахами изъ секты наслаждающихся (gaudentі), мое имя Каталано, а его Родериго, но городъ Флоренція избралъ насъ по своему обычаю, какъ чужеродцевъ, въ свои правители и хранители мира.
   106--108 Мы дѣйствительно были хранителями мира; ты мо жошь въ этомъ убѣдиться, когда посмотришь на улицу Гардинго, которую мы разрушили, выгнавъ изъ Флоренціи Гибелиновъ и всѣхъ представителей дома Уборти.
   

Каіафа, преданный распятію на дорогѣ.

VII.

   109--111 Я началъ: о братья! но не могъ продолжать!... мои глаза остановились на грѣшникѣ, распятомъ на землѣ тремя кольями.
   112 -- 114 Когда онъ меня увидѣлъ, онъ сталъ дѣлать отчаянныя движенія всѣми членами своего тѣла, и монахъ Каталано, замѣтивши мое удивленіе,--
   115 -- 117 сказалъ: человѣкъ, котораго ты видишь пригвожденнымъ къ землѣ, далъ фарисеямъ совѣтъ: "и но подумаете-ли, что лучше намъ, чтобъ одинъ человѣкъ умеръ за людей, нежели чтобъ весь народъ погибъ." (Іоаннъ гл. XI ст. 49 и 50).
   118--120 За это онъ осужденъ лежать въ такомъ положеніи на дорогѣ и испытать на своемъ тѣлѣ вѣсъ каждаго человѣка, по немъ проходящаго.
   121--123 Такимъ же образомъ наказуется въ этой-же ямѣ тесть его (первосвященникъ Анна) (Ев. отъ Іоанна гл. 18 ст. 13) и другіе изъ совѣта первосвященниковъ и фарисеевъ, бывшіе причиною многочисленныхъ бѣдствій Іудеевъ.
   124--126 Тогда я увидѣлъ Виргилія, поражоннаго постыднымъ значеніемъ этой казни въ вѣчномъ изгнаніи.
   

Виргилій узнаетъ, что Малахода (злой хвостъ) его обманулъ. Монахъ указываетъ ему проходъ въ седьмую яму восьмого круга.

VIII.

   127--129 Потомъ онъ обратился къ монаху и спросилъ его: не можете ли вы сказать, если вамъ не запрещено, есть-ли здѣсь на право какой нибудь проходъ,
   130--132 чрезъ который мы могли-бы выйти въ другую яму, не принуждая никого изъ мрачныхъ ангеловъ удаляться отсюда.
   133--135 Монахъ отвѣчалъ: здѣсь находится гораздо ближе, чѣмъ ты думаешь, утесъ, начинающійся отъ большой стѣны, окружающей восьмой кругъ и проходящей чрезъ всѣ эти ужасные рвы.
   136--138 Но онъ разрушенъ, и вы должны пройти по развалинамъ этой долины, вы спуститесь внизъ, а изъ глубины рва пойдете на гору.
   139--141 Тогда мой вождь поникъ на минуту головою и потомъ сказалъ: значитъ плохую дорогу указалъ намъ тотъ діаволъ, который въ предшедшей ямѣ хваталъ грѣшниковъ вилами.
   142--144 И монахъ сказалъ: въ Болоньѣ мнѣ говорили много дурного про чертей той ямы, и между ними, какъ я слышалъ, первый лжецъ и отецъ лжи (см. ев. Іоанна VIII, 44) тотъ самый діаволъ, что указывалъ вамъ дорогу.
   145--146 Затѣмъ мой вождь пошолъ быстрыми шагами съ нѣсколько разгнѣваннымъ выраженіемъ лица, и я вышелъ изъ ямы грѣшниковъ, удрученныхъ тяжестью головного убора,
   148 по дорогимъ стопамъ моего учителя.
   

Пѣснь XXIV.

ТОЛКОВАНІЕ.

Какъ грустно мнѣ твое явленіе
Весна, Весна! пора любви!
Пушкинъ. Евг. Он. гл. VII § 11.

Змѣй былъ хитрѣйшій изъ всѣхъ звѣрей
полевыхъ, которыхъ Господь Богъ создалъ.
Библ., кн. Бытія, III, п. 1.

   Эта пѣснь не лишена нѣкотораго поэтическаго оттѣнка: чувства земледѣльца, испуганнаго морозомъ, смерть и возрожденіе Феникса среди нарда и мирры возбуждаютъ въ читателѣ извѣстные поэтическіе образы.
   Одинъ изъ древнихъ толкователей Данте говоритъ: начало этой пѣсни прелестно, новое сравненіе, взятое изъ самой природы, поражаетъ своимъ изяществомъ, и кажется, будто поэтъ захотѣлъ здѣсь явиться самимъ собой, т. е. выше всѣхъ другихъ поэтовъ.
   Этотъ отзывъ не можетъ не заставить задуматься всякаго переводчика. Войти въ седьмую яму восьмого круга ада -- въ подземное царство змѣй,-- въ пыль и грязь, и все же передать вѣрно слова поэта -- и какого поэта!
   Изъ грѣшниковъ здѣсь поименованъ одинъ только святотатецъ Ванни Фуччи, сознаніе котораго въ кражѣ церковной утвари и злобное его предсказаніе о гибели партіи бѣлыхъ и самого Данте носитъ также поэтическій характеръ.
   Змѣи караютъ святотатцевъ. Данте называетъ разные виды змѣй, наполняющихъ песчаныя Ливійскія пустыни: вотъ почему нѣкоторые писатели придаютъ ему значеніе великаго естествоиспытателя.
   Въ строкахъ 85--87 онъ говоритъ буквально:
   85.-- Да не хвалится болѣе Ливія своими песками:
   86.-- ибо если -- келидри, якули и фареи,
   87 -- она производитъ, -- а также Ченкри и Анфезибены....
   Переводчикъ, думая, что одно исчисленіе названій этихъ видовъ змѣй вовсе не разъясняетъ мысли поэта, счолъ необходимымъ, въ замѣнъ этихъ трехъ строкъ, вставить цѣлую тираду изъ Бенвенуто да Имола -- о свойствахъ этихъ змѣй; переводчикъ, какъ ему кажется, даетъ возможность понять и страданія Ванни Фуччи, и смерть и возрожденіе Феникса.
   Фениксъ -- знаменитая баснословная Аравійская птица.
   Преданіе говоритъ, что она имѣетъ размѣры орла, голову и хвостъ павлина, но несравненно красивѣе,-- это не просто птица,-- это чудо-птица, поражающая своею прелестью. Достигши глубокой старости, она устроиваетъ себѣ гнѣздо -- могилу -- на высочайшемъ изъ всѣхъ деревьевъ, произрастающемъ въ какомъ нибудь отдаленномъ и уединенномъ мѣстѣ, вблизи фонтана или журчащаго ручья. Она устилаетъ гнѣздо-могилу миррою, нардомъ, кардамономъ и др. ароматическими растеніями; потомъ опускается въ это гнѣздо, прямо противъ солнечныхъ лучей, и движеніемъ и отраженіемъ своихъ крыльевъ, головы и хвоста зажигаетъ гнѣздо, превращается вмѣстѣ съ нимъ въ пепелъ и сейчасъ же возраждается для новой жизни, для новыхъ наслажденій, для новыхъ страданій.
   Толкователи Данте, повидимому, недовольны тѣмъ, что онъ привелъ мало ядовитыхъ змѣй въ своей поэмѣ. Кастроджіовани прибавляетъ къ Дантовскимъ змѣямъ еще одинъ видъ подъ названіемъ chersi, составляющій будто-бы сокращеніе слова chersidrі,-- но, послѣ многихъ изысканій, оказалось, что Данте сказалъ не chersі, никому неизвѣстное слово, а слова всѣмъ извѣстныя -- che sè, которыя и переведены здѣсь однимъ словомъ: хотя.
   Бенвенуто видимо недоволенъ тѣмъ, что Данте пропустилъ одну изъ самыхъ зловредныхъ змѣй, Dipsа по латыни и Sуtula по гречески. Человѣкъ, ужаленный этой змѣей, умираетъ отъ жажды; она величиною съ ладонь, маленькая головка, толстая шея; жало ея зажигаетъ человѣка; вода въ этомъ случаѣ помочь не можетъ,-- животъ наполняется огнемъ, и человѣкъ сгараетъ. Луканъ разсказываетъ, что такая змѣя ужалила тосканскаго солдата, несшаго знамя; онъ бросилъ его, побѣжалъ какъ сумасшедшій къ морю, но и морская вода не могла утолить его жажды; онъ разрѣзалъ свои жилы и пилъ свою кровь до тѣхъ поръ, пока не умеръ.
   Кромѣ того, Данте пропустилъ змѣю Emorois: emoк -- кровь, arois -- ручей. Лишь только она ужалитъ, вся кровь вытекаетъ изъ жилъ и мускуловъ; она пепельнаго цвѣта, величиною съ локоть.
   Луканъ описываетъ смерть римскаго солдата Тулла, ужаленнаго этою змѣею: кровь полилась мгновенно чрезъ всѣ поры, ноздри, глаза, уши и губы,-- и вмѣсто человѣка явилось кровавое море.
   Аспидъ лучше другихъ змѣй: ужаленный ею солдатъ Катона заснулъ и, ничего не чувствуя, мало по малу умеръ.
   Вотъ почему и Клеопатра избрала ее орудіемъ своей смерти.
   Бенвенуто вспоминаетъ и о другихъ змѣяхъ, напр.: Basilicо и т. п., но если ихъ перечислять, то толкованіе этой пѣсни выйдетъ изъ надлежащихъ предѣловъ.
   Строфы 37--38 этой пѣсни показываютъ, или, по крайней мѣрѣ, заставляютъ думать толкователей Данте, что онъ не только былъ важнымъ естествоиспытателемъ, но даже и математикомъ, такъ какъ здѣсь объясняются размѣры наклонной плоскости десяти ямъ восьмого круга, требующіе математическихъ исчисленій. Въ разъясненіе этихъ строфъ Скартацини приводитъ слѣдующій чертежъ и математическую формулу.


Математическая формула:

   Если наклонъ злой ямы считать въ 40о

fg = hfi

bc 1/2 hfi

   Отсюда слѣдующая пропорція:

ab : cd = 3 : 2

   Значитъ нижняя сторона ямы на одну треть менѣе верхней. (Скартацини, стр. 267).
   

ПѢСНЬ XXIV.

Восьмой кругъ.-- Седьмая яма.-- Святотатцы.-- Змѣи песчаныхъ Ливійскихъ пустынь.-- Ванни Фуччи изъ Пистоіи.

Данте сравниваетъ гнѣвъ Виргилія съ весенними утренниками, а себя съ земледѣльцемъ.

I.

   1--3 Во время юности года, когда солнечные лучи начинаютъ уже, вліяніемъ созвѣздія Водолея, согрѣвать землю, когда уменьшаются длинныя зимнія ночи и мало по малу обращаются въ день;
   4--6 въ то время года, когда утренніе морозы оставляютъ еще на поляхъ, хотя бы и на нѣсколько минутъ, блѣдный образъ снѣга;
   7--9 когда земледѣлецъ, нуждающійся въ хлѣбѣ, встаетъ, спѣшитъ, смотритъ и видитъ, что все поле бѣлѣетъ отъ мороза, и съ горя бьетъ себя кулакомъ въ грудь,
   10--12 и возвратившись домой, сѣтуетъ, бросается туда и сюда, какъ нищій жалуется, не зная самъ на что; потомъ опять идетъ въ поле, и вдругъ надежды его воскресаютъ:
   13--15 онъ видитъ: все измѣнилось, все оживилось въ нѣсколько мгновеній; сейчасъ же хватаетъ онъ свой посохъ и гонитъ овецъ на пастбище.
   16--18 Такъ точно испугался и я, увидѣвъ мрачный взоръ наставника, и, какъ земледѣлецъ, также быстро успокоился,--
   19--21 когда мы подошли къ разрушенному мосту, и когда я увидѣлъ, что послѣ мгновеннаго негодованія, поэтъ посмотрѣлъ на меня тѣмъ самымъ нѣжнымъ взоромъ, какимъ онъ встрѣтилъ меня въ первый разъ у подножья рокового холма.
   

Восхожденіе на глинистый утесъ.

II.

   22--24 Осмотрѣвши внимательно груды этихъ развалинъ, подумавъ немного о томъ, какъ тутъ можно взобраться на вершину, онъ взялъ меня на руки,--
   25--27 и, какъ человѣкъ, который уже дѣлаетъ и въ то же время еще размышляетъ о томъ, что нужно дѣлать, значитъ предвидитъ слѣдующій за первымъ шагъ,
   28--30 такъ и учитель, поставивъ меня на землю и подталкивая въ спину на вершину крутого утеса, замѣчалъ другіе, висѣвшіе вверху обвалы утесовъ и, указывая на нихъ, говорилъ мнѣ: "иди на этотъ камень, но прежде попробуй, удержишься ли ты на немъ, не свалится ли онъ на тебя".
   31--33 По такой дорогѣ не могли бы взобраться грѣшники съ своими свинцовыми одеждами, такъ какъ и мы съ наставникомъ, хотя онъ былъ и легкій, и онъ же меня подталкивалъ, все же насилу могли добраться до вершины, съ великимъ трудомъ карабкаясь съ камня на камень.
   34--36 И хотя утесъ, по которому мы спускались, и не былъ такъ высокъ какъ предшедшій, но все же но знаю какъ учитель, а что касается до меня, едва-ли бы я превозмогъ всѣ препятствія, намъ предстоявшія;
   37--39 но злая яма (malebolge) на всемъ протяженіи своихъ десяти ямъ имѣетъ такое устройство, что вплоть до нижайшаго колодца нижняя сторона на одну треть ниже стороны противоположной.
   40--42 Не взирая на всѣ эти препятствія, мы, наконецъ, достигли той вершины, съ которой уже начинаютъ спускаться.
   

Виріилій совѣтуетъ Данте побѣдить свою лѣнь.

III.

   43--45 Взобравшись на эту вершину, я такъ усталъ и даже изнемогъ, что будучи лишенъ возможности сдѣлать хоть одинъ шагъ впередъ, сѣлъ на первомъ перевалѣ.
   46--48 Тогда учитель сказалъ: "Ты ослабѣваешь, Данте; собери всѣ свои силы: не на пуховикахъ, не подъ одѣялами пріобрѣтается на землѣ слава,
   49--51 а человѣкъ, сгубившій свою жизнь безъ славы, оставляетъ послѣ себя такіе же слѣды, какъ дымъ въ воздухѣ, или морская пѣна въ морѣ.
   52--54 И такъ встань -- побѣди немощи тѣла силою духа; онъ превозможетъ всѣ препятствія, если ты не падешь подъ тяжестью своей собственной оболочки.
   55--57 Ты долженъ не только выйти изъ обиталища осужденныхъ, но затѣмъ взобраться по болѣе длинной и крутой лѣстницѣ. Понялъ ли ты меня? Если да, то встань и или впередъ.
   58--60 Тогда я всталъ и, желая показаться бодрѣе, чѣмъ былъ на самомъ дѣлѣ, сказалъ: "идемъ, ты видишь, что у меня достаточно силы и мужества."
   

Переходъ поэтовъ къ мѣсту, гдѣ они видятъ грѣшниковъ седьмой ямы.

IV.

   61--63 И мы пошли по вершинѣ утеса, по дорогѣ еще болѣе крутой, узкой, дикой и каменистой.
   64--66 Я шолъ и продолжалъ говорить, чтобъ не показаться усталымъ, и вдругъ услыхалъ изъ другой ямы рычаніе, не поддающееся выраженію словами.
   67--69 Но знаю, что тамъ говорили, хотя я уже былъ на самой вершинѣ моста, проложеннаго надъ ямой, но было ясно, что говорящій выходилъ изъ себя отъ негодованія.
   70--72 Посмотрѣвъ внизъ, я ничего не увидѣлъ въ этой мрачной пропасти и сказалъ: "учитель, нельзя ли перейти на другую сторону стѣны и спуститься нѣсколько ниже,
   73--75 потому что я здѣсь слышу звукъ словъ, но не уразумѣваю ни одного слова, и хотя смотрю и что-то вижу, но ничего рѣшительно не усматриваю".
   76--78 " Мой отвѣтъ будетъ исполненіемъ твоей просьбы, сказалъ учитель, потому что всякая разумная просьба должна быть исполнена быстро, безъ всякаго разговора".
   79--81 Мы спустились къ окраинѣ моста, гдѣ онъ соединяется съ переходомъ за восьмой валъ (ripa), и тогда только взорамъ моимъ открылась эта бездна.
   82--84 Я увидѣлъ тамъ такую массу змѣй, столь разнообразныхъ свойствъ и размѣровъ, что отъ одного воспоминанія объ этомъ, вся кровь стынетъ въ жилахъ.
   

Описаніе змѣй въ песчаныхъ Ливійскихъ пустыняхъ.

V.

   85--87 Песчаныя Ливійскія пустыни не могутъ, въ сравненіи съ этой ямой, гордиться такимъ огромнымъ количествомъ ядовитыхъ гадовъ, въ нихъ зарождающихся:
   хотя тамъ встрѣчаются и ядовитыя дымящіяся черепахи, которыя живутъ и въ морѣ и въ землѣ; не взирая на окружающія ихъ стихіи, онѣ летятъ стремглавъ, оставляя за собой дымящійся ядовитый слѣдъ (celidri, chelion -- земля; udor -- вода);
   хотя тамъ есть и прыткушки; крылатыя, прыткія змѣи, которыя, какъ стрѣлы, прыгаютъ съ дерева и мгновенно обвиваютъ человѣка, ломаютъ всѣ его кости (jaculi, acontios, dart snake, а serpent of Egypt and Libya, javelot);
   хотя врываются туда и тѣ змѣи, что, ползая на хвостѣ съ поднятою вверхъ головою и половиною туловища, оставляютъ на землѣ слѣдъ, будто плугъ прошолъ (faree);
   хотя мы видимъ тамъ и тѣхъ шипящихъ, ядовитыхъ, жолто-зеленыхъ съ чорными пятнами змѣй, сверкающихъ своей бронзовой чешуей, одно прикосновеніе коихъ какъ внезапно вспыхнувшее пламя, въ тотъ же мигъ сжигаетъ человѣка (cencri, cenchrius, ammodytes, а serpent of Brasil, wildefire, shiglbs, feu sauvage);
   хотя тамъ есть змѣи двусвязочницы, которыя съ молніеносною быстротою бѣгаютъ взадъ и впередъ, будто онѣ были бы съ двумя съ двухъ своихъ концовъ головами; отъ нихъ, конечно, никто спрятаться не можетъ (anfisibene, double marcheur, а name given to six spicies of snakes of the Indies {Примѣчаніе переводчика: Эта вставка взята изъ сочиненія Benveil и to Rambal di da Imola (стр.572--574).};
   88--90 но все же Дикія даже съ Эфіопіей и со всѣми египетскими пространствами, прилегающими къ Чермному морю, никогда не производили столько заразительныхъ гадовъ и животныхъ.
   91--93 Среди этого ужаснаго, приводящаго въ содроганіе змѣинаго шипѣнія, бѣгали люди нагіе и отчаянные, не имѣющіе никакой надежды избавиться отъ мученій, хотя бы доставъ себѣ камень элитропіи (elitropia): эту шапку невидимку.
   94--96 Руки ихъ были связаны на спину змѣями,-- эти гады прорѣзывали ихъ чресла (гепі), впивались въ ихъ внутренность и хвостомъ и головою и, проходя черезъ все тѣло, высовывались наружу и сплетались между собою впереди.
   

Змѣи внезапно поражаетъ грѣшника Ванни-Фуччи

V.

   97--99 И вдругъ одинъ змѣй бросился на стоявшаго возлѣ меня человѣка и ужалилъ его въ шею.
   100--102 Тотъ въ тоже мгновеніе загорѣлся и, прежде чѣмъ кто нибудь могъ сказать о, или і, превратился въ пепелъ.
   103--105 И только что разложился онъ такимъ образомъ въ прахъ на землѣ, сейчасъ же пепелъ самъ собою соединился и въ тотъ же мигъ изъ пепла выдвинулась та же самая личность.
   

Фениксъ, его смерть и возрожденіе.

VI.

   106--108 Древніе и учоные писатели утверждаютъ, что такъ точно умираетъ и возрождается Фениксъ, достигая пятисотъ лѣтъ.
   109--111 Ни зерномъ, ни травою не питается онъ всю жизнь, а только слезами ладона и кардомономъ; послѣдній его притонъ то мѣсто, гдѣ процвѣтаетъ нардъ и мирра (см. Библія, пѣснь пѣсней IV. 13, 14. Ев. Марка XIV. 3).
   

Ванни Фуччи и его разговоръ съ поэтами.

VII.

   112--114 И какъ человѣкъ, внезапно упавшій, не понимая низвергнутъ ли онъ на землю какимъ либо чортомь, или другою властною силою,--
   115--117 встаетъ, осматривается удивленный и пораженный внезапнымъ ударомъ, имъ претерпѣннымъ, вздыхаетъ;
   118--120 таковъ былъ и этотъ святотатецъ, воздвигнутый вновь на землѣ изъ пепла. О! какъ строгъ судъ Божій, поражающій грѣшниковъ такими ужасными карами.
   121--123 На вопросъ наставника: кто онъ? тотъ отвѣтилъ: "я изъ Тосканы, упалъ недавно въ эту яму хищныхъ звѣрей, какъ дождь падаетъ съ неба.
   124--126 Я былъ осломъ, я любилъ животную, а не человѣческую жизнь -- я Ванни-Фуччи, -- бестія; и Пистоія, это вмѣстилище грабителей, было заслуженною мною берлогою."
   127--129 "Скажи ему, замѣтилъ я наставнику, чтобы онъ не болталъ безъ толку, и спроси за какой именно грѣхъ онъ сюда низвергнутъ: помню, я его видѣлъ на землѣ и признавалъ не воромъ, а жестокимъ злодѣемъ."
   130--132 И грѣшникъ, услыхавъ слова мои, не захотѣлъ притворяться, но взглянувъ на меня, и духомъ и лицомъ покраснѣлъ отъ позорнаго стыда (triste vergonia),--
   

Рѣчь Ванни-Фуччи обращенная къ Данте. Его злобное предсказаніе.

VIII.

   133--135 и сказалъ: "мнѣ тяжко и то, что я выброшенъ сюда изъ другой обители, но гораздо больнѣе то. что ты увидѣлъ меня въ этой звѣриной берлогѣ.
   136--138 Не могу не отвѣтить тебѣ на твой вопросъ: я Ванни-Фуччи изъ Пистоіи, низвергнутъ въ эту глубокую пропасть за то, что укралъ драгоцѣнныя вещи въ церкви Св. Іакова въ Пистоіѣ.
   139--141 Самъ я успѣлъ скрыться, и за мой грѣхъ пострадали другіе; но чтобъ ты не радовался встрѣчѣ со мною, то, на случай, если когда либо выйдешь ты изъ этой мрачной обители, слушай меня внимательно:
   142--144 Пистоія изгонитъ враждебную вамъ партію чорныхъ, но затѣмъ Флоренція измѣнится въ своемъ составѣ: въ ней явятся и другіе люди и другіе обычаи.
   145--147 По волѣ бога войны, изъ долины Магро придетъ съ войсками полководецъ Морелло-Малеспино (Morello Malespino),
   148--150 и на равнинахъ Пиченскихъ разобьетъ вашу партію бѣлыхъ,
   151 я это сказалъ, зная, что ты, конечно, этому радоваться не будешь: тебя самого тогда выгонятъ изъ Флоренціи.
   

Пѣснь XXV.

ТОЛКОВАНІЕ.

Тутъ звучно лопнулъ онъ, я взоры потупилъ,
Тогда услышалъ и (о диво) запахъ скверный,
Какъ будто тухлое разбилося яйцо,
Иль карантинный стражъ курилъ жаровней сѣрной.
Я носъ себѣ зажавъ, отворотилъ лицо,
Но мудрый вождь тащилъ меня все далѣ, далѣ.
Пушкинъ (Подражаніе Данте).

   Данте въ своемъ религіозномъ, католическомъ настроеніи говоритъ, что онъ не видѣлъ подобнаго богохульника какъ Ванни Фуччи. Своею наглостью онъ превосходитъ, по мнѣнію поэта, даже Капанея, осмѣлившагося проклинать Юпитера. Увлекаясь предметомъ, авторъ утверждаетъ, что полюбилъ даже змѣй за то, что онѣ безъ всякаго милосердія терзаютъ подобныхъ людей. За тѣмъ отъ святотатства онъ опять возвращается къ наказанію коварныхъ совѣтниковъ и взяточниковъ сановниковъ, занимавшихъ высшія должности и обогатившихся на счетъ народа.
   Авторъ называетъ здѣсь четырехъ грѣшниковъ: Аньело Брунелеско, Буозо делли Абати, Пуччіо Шіанкати и Гверчіо Кавальканте. Въ пылу своего негодованія, онъ придумываетъ имъ самыя безобразныя, нелѣпыя и гнусныя наказанія. Въ своемъ воззваніи къ Овидію и Лукану, Данте ставитъ себя выше ихъ какъ автора превращеній, и занимаетъ читателя подробнымъ описаніемъ превращенія змія въ человѣка, а человѣка въ змія.
   Маколей, вспоминая объ этихъ превращеніяхъ, находитъ въ нихъ большое сходство съ борьбою Торіевъ и Виговъ въ Англіи въ царствованіе Георга І-го. Вотъ его сравненіе:
   Данте говоритъ, что онъ видѣлъ въ злой ямѣ (Malebolge) странную борьбу между человѣческой формой и змѣей. Недруги, послѣ опасныхъ ранъ нанесенныхъ другъ другу, превратились: человѣческая форма въ змѣю и наоборотъ. (См. Данте III ст. 25-ая строки 79--141).
   Нѣчто подобное этому было въ царствованіе Георга І-го съ двумя англійскими партіями. Каждая партія постепенно принимала форму и цвѣтъ враждебной своей партіи, пока наконецъ Тори возвысились усиліями ревностныхъ защитниковъ свободы, а Виги стали ползать и лизать прахъ власти у ногъ враговъ своихъ.
   По мнѣнію переводчика, эта пѣснь оскорбляетъ вкусъ автора, написавшаго ее болѣе 500 лѣтъ тому назадъ и, признававшаго, въ то еще время, необходимымъ оправдываться предъ современнымъ ему обществомъ за то, что онъ ее написалъ (ст. 142--144).
   Фанъ-Димъ, въ своемъ переводѣ ада, изъ чувства прирожденнаго женщинѣ приличія, не рѣшился перевесть 115 -- 117 строфъ этой пѣсни. Здѣсь эти строфы переведены, но, конечно, не слово въ слово, не буква въ букву.
   

ПѢСНЬ XXV.

   Восьмой кругъ.-- Седьмая Яма.-- Змѣи терзаютъ Ванни Фуччи.-- Возгласъ Данте противъ Пистоіи.-- Кентавръ Каку съ.-- Фениксъ.

Змѣи наказываютъ Ваниц-Фуччи за его безбожіе.

I.

И камень приподнявъ за мѣдное кольцо,
сошли мы внизъ, и себя узрѣлъ въ подвалѣ.
Пушкинъ. (Подражаніе Данте).

   1--3 Сказавъ это, негодяй поднялъ свои руки къ небу, изображая ими двѣ фиги (le fiche), и закричалъ: "Всемогущій, бери ихъ, я къ тебѣ ихъ посылаю.
   4--6 Съ этой минуты я полюбилъ змѣй, потому что одна изъ нихъ обвила шею грѣшника и, сжавъ ее, будто говорила: я не позволю тебѣ кощунствовать.
   7--9 А другая впилась ему въ предплечья, локти и руки и такъ перевязала и перепутала ихъ, что онъ не могъ сдѣлать никакого движенія.
   

Возгласъ Данте противъ Пистоіи.

   10--12 Пистоія, Пистоія, зачѣмъ не обратила ты сама себя въ пепелъ, такъ какъ злодѣяніями своими ты превосходишь даже солдатъ Катилины: этихъ измѣнниковъ отечества, которые сбѣжавши послѣ его пораженія, скрылись и положили начало твоему существованію.
   13--15 Проходя всѣ круги мрачнаго ада, я ни разу не встрѣтилъ столь наглаго богохульника: онъ превосходилъ даже Капанео, проклинавшаго Юпитера на стѣнахъ Ѳивъ и погибшаго на томъ же мѣстѣ.
   

Кентавръ Канусъ осужденный не за разбой, а за мошенничество.

III.

   16--18 Онъ скрылся куда-то, не сказавъ ни слова болѣе, и вслѣдъ затѣмъ я увидѣлъ разъяреннаго Кентавра, прискакавшаго съ крикомъ: гдѣ, гдѣ, этотъ дерзкій кощунъ?
   19--21 Не думаю, чтобъ въ тосканскихъ болотахъ Мареммы было столько змѣй, сколько находилось ихъ на этомъ Кентаврѣ, начиная съ ногъ до головы.
   22--24 На шеѣ его сидѣлъ драконъ съ разверстыми крыльями, сжигая всѣхъ встрѣчавшихся на пути Кентавра.
   25--27 Это Какусъ, сынъ Вулкана, сказалъ мой учитель: тотъ самый Какусъ, что жилъ въ пещерахъ горы Авентинской и не разъ проливалъ рѣки крови на семи холмахъ, на которыхъ выстроенъ вашъ священный городъ.
   28--30 Онъ помѣщенъ здѣсь съ ворами, а не съ другими Кентаврами, преслѣдуемыми за разбой,-- потому что онъ хитро укралъ у Геркулеса самыхъ лучшихъ быковъ и коровъ на Палатинской горѣ.
   31--33 За то же онъ и погибъ подъ ударами дубины Геркулеса, который въ пылу своего гнѣва нанесъ ему сто ударовъ, а Какусъ умеръ гораздо прежде -- онъ не почувствовалъ даже и десятаго удара, такъ и окончились его подлые поступки.
   

Кентавръ исчезаетъ и являются новые грѣшники.

IV.

   34--36 Пока наставникъ говорилъ, Кентавръ уже ускакалъ, и внизу подъ мостомъ явились три духа, которыхъ мы не замѣчали
   37--39 до тѣхъ поръ, пока они не крикнули; "что вы "за люди"?" Тогда мой вождь прекратилъ свой разсказъ, и эти духи поглотили все наше вниманіе.
   40--42 Я ихъ не зналъ, но случилось, какъ случается не рѣдко, что одному изъ нихъ необходимо было назвать другого.
   43--45 Одинъ изъ нихъ крикнулъ: гдѣ ты остался Чіанфа (Cianfa), и я сейчасъ же, сдѣлавъ извѣстное движеніе указательнымъ пальцемъ, далъ знакъ учителю, чтобъ онъ замолчалъ и слушалъ ихъ разговоры.
   

Обращеніе Данте къ читателю.

V.

   46--48 Если ты, читатель, не повѣришь моему разсказу, то это нисколько не удивитъ меня, ибо я самъ себѣ не вѣрю, хотя и видѣлъ это своими глазами.
   

Флорентинскіе взяточники-сановники.

VI.

   49--51 Это были три флорентинскіе граждане, взяточники-сановники, наказанные не собственно за воровство, а за то, что, занимая самыя высшія должности въ республикѣ, они обогатились на счетъ народа. Лишь только я взглянулъ внизъ, вдругъ какой-то змій съ шестью лапами бросился на одного изъ нихъ и схватилъ его.
   52--54 Средними своими лапами онъ вцѣпился въ середину туловища, передними -- въ руки, и зубами прокусилъ обѣ щоки грѣшника.
   55 -- 57 Задними лапами онъ схватилъ его за ноги, и, просунувъ между ними свой хвостъ, поднялъ его на спину несчастнаго.
   58--60 Плющь никогда не цѣпляется съ такою силою около дерева, какъ этотъ змій вцѣпился въ грѣшника.
   61--63 Потомъ, будто расплавленный воскъ, они стали сливаться въ одну массу и измѣнять свой цвѣтъ -- такъ что человѣкъ получалъ цвѣтъ змія, а змій цвѣтъ человѣка.
   64--66 Или какъ будто бумага эгипетскаго папируса, когда приставлена къ огню, сначала темнѣетъ, не дѣлаясь еще чорною, а бѣлый ея цвѣтъ уже совершенно исчезаетъ.
   67--69 Два другіе грѣшника (Буозо Абати и Пуччіо Шіанкати), смотря на это превращеніе, кричали: "Ахъ, Аньело Брунелески, какъ ты измѣняешься, посмотри! ты теперь уже не одно существо, но еще и не два. "
   70--72 Но вотъ двѣ головы превратились въ одну голову, и явились двѣ соединенныя фигуры съ однимъ лицомъ, имѣющимъ что-то общее съ двумя прежними.
   73--75 Двѣ лапы змѣи и двѣ руки человѣка превратились изъ четырехъ въ два члена, а ноги, колѣни и туловища образовали изъ себя такіе члены тѣла, какихъ никто никогда не видѣлъ.
   76--78 Прежніе ихъ образы исчезли, а новые хотя не походили ни на одного изъ нихъ, но какъ будто напоминали или ихъ обоихъ вмѣстѣ, или же напротивъ, никого изъ нихъ не напоминали, и въ такомъ видѣ эта новая фигура стала медленно подвигаться впередъ.
   

Превращеніе человѣка (Буазо делла Абати) въ змѣю и змѣи въ человѣка.

VII.

   79--81 Вдругъ, словно ящерица, перебѣгающая во время знойныхъ лѣтнихъ Дней съ одного забора на другой и проскользывающая чрезъ дорогу съ молніеносной быстротою,
   82--84 внезапно появилась маленькая змѣйка, блѣднозеленая и вмѣстѣ съ тѣмъ чорная, какъ перечное зерно, и злобно кинулась къ нимъ навстрѣчу.
   85--37 Одному изъ нихъ она ужалила то мѣсто, черезъ которое ребенокъ получаетъ первую свою пищу, и упала передъ нимъ на землю.
   88--90 Ужаленный посмотрѣлъ на змѣйку, но не сказалъ ни слова; напротивъ, потягиваясь на ногахъ, онъ зѣвалъ, какъ будто ему или спать хотѣлось, или напалъ на него припадокъ злой лихорадки.
   91--93 Онъ смотрѣлъ на змѣю, а змѣя на него; его рана дымилась, такъ какъ и жало змѣи, и выходящій изъ нихъ дымъ соединялся между собою въ воздухѣ.
   

Обращеніе Данте къ Овидію и Лукану.

VIII.

   94--96 Замолчи Луканъ, разсказывавшій въ своей поэмѣ о несчастныхъ Сабелло и Насидіи, ужаленныхъ ядовитыми змѣями, и выслушай мой разсказъ.
   97--99 Умолкни волшебная лира Овидія, пѣвца Кадма и Аретузы, превратившая перваго въ змѣю, а послѣднюю въ фонтанъ: я вамъ не завидую.
   100--102 Ибо Овидій никогда не превращалъ два различныя существа одно въ другое такъ, чтобы вся суть первой вошла въ составъ существа другой.
   

Продолженіе прерваннаго разсказа.

IX.

   103--105 Змій и человѣкъ превратились одинъ въ другого слѣдующимъ образомъ: змѣя раздвоила свой хвостъ, чтобъ сдѣлать изъ него человѣческія ноги, а тотъ сжалъ свои ноги, чтобы превратить ихъ въ змѣиный хвостъ.
   106--108 Бедра его на столько вошли въ голени ноги, что нельзя было замѣтить сустава, связывающаго одну часть ноги съ другою и дающаго ей возможность свободнаго движенія.
   109--111 Раздвоившійся хвостъ змѣи принялъ форму человѣческихъ ногъ; въ то самое время, ноги человѣка исчезали, и змѣиная кожа размягчалась, принимая внѣшнюю оболочку человѣческой, въ тоже время кожа человѣка отвердѣвала и принимала видъ змѣиной чешуи.
   112--114 Я видѣлъ, что руки человѣка сжались и втянулись подъ свои мышки, чтобы превратиться въ змѣиныя ноги, и двѣ короткія ноги гада удлинялись, чтобы превратиться въ руки человѣка.
   115--117 Потомъ заднія лапы змія соединились, пронизали внутренности человѣка, которыя, раздвоившись, превратились въ эти самыя двѣ заднія лапы змѣи.
   118--120 Между тѣмъ дымъ даетъ змію цвѣтъ человѣка, а ему цвѣтъ змѣи, у которой на головѣ выростаютъ волосы, спадающіе съ головы человѣка.
   121--123 Змій, превратившійся въ человѣка, встаетъ на ноги, а тотъ падаетъ на землю, какъ гадина, и оба не отворачиваютъ однако другъ отъ друга своихъ глазъ, выражающихъ подлость души человѣка и коварство змѣи.
   124--126 Змѣя тряхнула головою назадъ, какъ человѣкъ, и изъ избытка заключавшейся въ ней жидкости у висковъ ея изъ распухнувшихъ щокъ выросли уши.
   127--129 Та часть головной змѣиной жидкости, которая не попала назадъ, осталась впереди и образовала носъ и губы человѣческія.
   130--132 А человѣкъ -- змій, обратившись лицомъ къ землѣ, втягиваетъ свои уши въ голову, какъ улитка.
   133--135 Языкъ человѣка раздвоился, утративъ способность говорить, между тѣмъ какъ двѣ части жала змія соединились между собою и, переставши шипѣть, получили эту способность.
   136--138 Человѣкъ -- змѣя уползаетъ, шипя, по ямѣ, а змій -- человѣкъ идетъ сзади, говоритъ и плюется.
   139--141 Потомъ, отвернувши отъ змія свои свѣжія плечи, говоритъ третьему своему товарищу, не потерпѣвшему превращенія: "мнѣ нравится, что Буозо ползаетъ теперь по землѣ, какъ это я прежде дѣлалъ".
   142--144 Такимъ образомъ я видѣлъ движенія и превращенія грѣшниковъ седьмой ямы.
   

Оправданіе Данте.

   "Новость разсказа моего можетъ сколько нибудь оправдать меня за то, что я здѣсь написалъ.
   145--147 И хотя я и былъ поражонъ видѣнными мною явленіями, но все же грѣшники не имѣли времени скрыться отъ меня на столько, чтобы я ихъ не узналъ: послѣдній изъ нихъ, не потерпѣвшій
   148--150 превращенія, былъ Пуччіо Шанкато. а змѣйка, ужалившая Буозо, это Флорентинецъ Гверчіо Кавальканте, онъ былъ убитъ
   151 въ деревнѣ долины Арно, называемой Гвилліе, которая за него пострадала и до сихъ поръ еще страдаетъ.
   

Пѣснь XXVI.

ТОЛКОВАНІЕ.

Бѣги! воспрянь! и въ свѣтъ иной!
Не Богъ ли я? Все ясно наконецъ
Въ чертахъ я сихъ читать умѣю;
Природы творчество передъ душой моею,
Теперь я понялъ...
Фаустъ, въ переводѣ Фета.

The tree of Knowledge is not that of life.
Byron. Manfred.

   Данте приходитъ въ ярость, проклинаетъ Флоренцію и, вспоминая о проклятіи Кардинала Прато, предрекаетъ этому городу бѣдствія, впослѣдствіи будто-бы совершившіяся.
   Затѣмъ поэты, по выдающимся массамъ камней, служившихъ имъ лѣстницей для схода съ утеса, взбираются на тотъ-же утесъ и, -- проходя по вершинѣ его, достигаютъ перевала восьмой ямы (bolgia).
   Она горитъ безчисленнымъ множествомъ отдѣльныхъ огней, въ каждомъ изъ которыхъ содержится отдѣльный грѣшникъ, особнякомъ.
   Въ нихъ наказываются великіе люди за данные ими на землѣ хитрые и коварные совѣты.
   Въ одномъ только огненномъ кострѣ заключены два грѣшника: Улисъ и Діомедъ.
   Виргилій, какъ мертвый человѣкъ, порицаетъ ихъ,-- онъ ставитъ имъ въ вину изобрѣтеніе лошади, на которой греки вошли въ Трою,-- чтобъ ее разрушить, и похищеніе у троянцевъ статуи Минервы и даже искуссную уловку, посредствомъ которой они вырвали Ахилла изъ семейства Царя Ликомеда,-- но Данте, какъ живой человѣкъ,.хочетъ говорить съ У ли сомъ; видимо, что поэтъ любитъ великаго человѣка и не вѣритъ тому, чтобъ онъ былъ грѣшникъ, чтобъ мѣсто его было въ аду.
   Въ пылу своего восторга, поэтъ порывается заговорить съ знаменитымъ, баснословнымъ путешественникомъ, -- но Виргилій съ своимъ холоднымъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ разумнымъ отношеніемъ къ живымъ людямъ, его останавливаетъ; -- напоминаетъ ему вражду между греками и римлянами, презрѣніе первыхъ къ послѣднимъ, судьбу Трои, значеніе Рима, и беретъ на себя воззваніе къ Улису.
   Мудрый вождь уже разсказалъ молодому поэту, за что провидѣніе караетъ этихъ двухъ грѣшниковъ, а къ самому важному изъ нихъ, очевидно изъ уваженія къ великой личности, онъ обращается только съ историческимъ вопросомъ, относящимся къ его послѣднему путешествію.
   У лисъ, понимая сдержанность заданнаго ему вопроса, сначала самъ сознается въ нѣкоторыхъ грѣхахъ своихъ,-- и именно въ своей страсти къ волшебницѣ Цирцеѣ, первоклассной красавицѣ, получившей за этотъ даръ природы, названіе дочери солнца, у которой онъ, забывъ свою Пенелопу, скрывался болѣе года.
   За тѣмъ уже онъ разсказываетъ исторію или, выражаясь правильнѣе, басню своего послѣдняго несчастнаго странствованія по атлантическому океану; въ разсказѣ его заключается предсказаніе объ открытіи Америки, т. е. о событіи, совершившимся болѣе чѣмъ черезъ 150 лѣтъ послѣ того, когда Данте слагалъ свои терцеты.
   Въ этой пѣснѣ, по мнѣнію толкователей Данте, онъ является не только поэтомъ, но даже пророкомъ. Переводчикъ идетъ еще далѣе: онъ думаетъ, что въ этомъ вымыслѣ о небывалой гибели Улиса въ атлантическомъ океанѣ, несогласномъ съ исторіею, поэтъ является достовѣрнымъ историкомъ своего времени: онъ излагаетъ безуспѣшныя попытки открыть новый свѣтъ еще въ XIII столѣтіи, т. е. пальцемъ указываетъ на ту жажду знанія, которая мучила и не могла не мучить людей того времени.
   Эта жажда знанія никогда не покидала людей всѣхъ временъ, всѣхъ столѣтій: она мучаетъ насъ до сихъ поръ, и потому-то мы и теперь на своихъ, еще не вполнѣ усовершенствованныхъ корабляхъ стремимся и къ сѣверному и къ южному полюсамъ.
   Мы желаемъ знать, кто мы и гдѣ мы? Мы всегда этого желали и желаемъ, но до сихъ поръ не узнали и никогда не узнаемъ.
   Мысль эту подтверждаетъ Шевыревъ въ своей статьѣ "Данте и его вѣкъ" (учен. зап. Имп. Моск. унив. ч. 3, стр. 118 и слѣд. стр. 151 и 152). Онъ между прочимъ говорить, что въ среднихъ вѣкахъ были преданія объ островѣ св. Брандана, будто-бы лежащемъ на атлантическомъ океанѣ. Иные называли его островомъ епископовъ, убѣжавшихъ туда отъ нашествія Мавровъ и построившихъ тамъ семь городовъ. Съ XV-го вѣка было много поисковъ къ отысканію сего мнимаго острова, но онъ былъ разумѣется недоступенъ. Многіе путешественники разсказывали, какъ настигали ихъ ужасныя бури, лишь только приближались они къ острову. Разсказы ихъ Данте влагаетъ въ уста Улиса. Впрочемъ гаданія о другой половинѣ земного шара встрѣчаются и у другихъ поэтовъ. Шевыревъ указываетъ на стихъ Петрарки che di là forsel'aspetta, т. e. Петрарка выражается о части земли, противоположной нашему полушарію, такъ: которая можетъ быть по ту сторону его (человѣка) ожидаетъ.
   Benvenuto Rambaldi da Imola (родился въ 1306 г. а умеръ въ 1390 г.) Онъ былъ современникомъ Данте и другомъ Петрарки и Боккачіо; это одинъ изъ первыхъ толкователей Данте; онъ умеръ примѣрно 70 лѣтъ послѣ великаго поэта. Въ своемъ толкованіи, написанномъ около 1376 г., онъ говоритъ: разсказъ Данте о смерти Улиса не вѣренъ ни съ исторической, ни съ этико-филологической точки зрѣнія; нѣкоторые даже утверждаютъ, что Данте вовсе не читалъ Гомера, иначе онъ не могъ-бы такъ ошибиться.
   Историки говорятъ, что Улисъ былъ убитъ Телегономъ своимъ сыномъ, котораго онъ имѣлъ отъ Цирцеи.
   Улису было предсказано, что онъ будетъ убитъ своимъ сыномъ; онъ скрылся въ какую-то отдаленную пещеру, чтобъ избѣжать предсказаннаго событія; Телегонъ отъискалъ убѣжище Улиса и при входѣ въ пещеру, просилъ сторожа провести его къ нему; сторожъ не согласился; Телегонъ ударилъ его, и тотъ закричалъ и просилъ о помощи. Улисъ, услышавъ это и позабывъ о предсказаніи, бросился на дерзкаго пришельца, но тотъ предупредилъ Улиса; онъ ранилъ его смертельно: отъ этой раны Улисъ скончался.
   Но чтобы ни говорили, продолжаетъ Рамбальди, я не могу убѣдиться въ томъ, чтобы Данте, хотя-бы онъ и не читалъ Гомера, не зналъ-бы этой простой истины, называйте ее поэтической или исторической, это все равно. Я думаю скорѣе, что онъ въ этомъ разсказѣ далъ волю своему воображенію какъ и другіе поэты, для того только, чтобъ лучше достигнуть своей цѣли; онъ хотѣлъ показать, что великій и мужественный человѣкъ не жалѣетъ трудовъ, не страшится опасности, и жаждетъ своимъ опытомъ достигнуть знанія, и для него лучше жить меньше и достигнуть славы, чѣмъ жить больше и оставаться въ невѣжествѣ и неизвѣстности, и это видно изъ воззванія Улиса къ своимъ товарищамъ, гдѣ изъ жажды знанія онъ жертвуетъ любовью къ сыну, къ отцу, къ женѣ и къ отечеству.
   

ПѢСНЬ XXVI.

Восьмой кругъ.-- Восьмая яма.-- Хитрые и коварные совѣтники.-- Улисъ и Діомедъ.

Данте проклинаетъ Флоренцію.

I.

   1--3 Радуйся, Флоренція, великій городъ, прогремѣвшій и на сушѣ и на моряхъ своею славою.
   Радуйся, Флоренція, тому, что имя твое распространяется во всѣхъ кругахъ и ямахъ ада!
   4--6 Радуйся тому, что въ числѣ разбойниковъ предшедшей ямы, я уже нашелъ пять твоихъ гражданъ: одинъ видъ ихъ пристыдилъ меня, да и тебѣ отъ нихъ честь не великая.
   7--9 Но если сбываются тѣ сны, что мы видимъ подъ утро, то знай-же, что скоро, скоро тебя постигнутъ великія бѣдствія, вызываемыя проклятіемъ Кардинала Прато, не говоря уже о желаніяхъ другихъ враговъ твоихъ.
   (Пускай проваливается Карайскій мостъ, пускай горятъ со всѣми своими богатствами 2000 твоихъ домовъ, пускай чорные и бѣлые бѣснуются и пожираютъ другъ друга).
   10--12 жаль, что эти бѣдствія не совершаются теперь же въ эту самую минуту; это не было-бы преждевременно: ибо чѣмъ старѣе буду я, тѣмъ тяжелѣе на мнѣ онѣ отзовутся.
   

Родъ наказанія грѣшниковъ. Размышленія Данте объ отношеніяхъ разума къ добродѣтели.

II.

   13--15 Мы удалились; мой вождь повлекъ меня за собою на утесъ по той-же самой массѣ выдающихся камней, по которой мы спускались какъ по лѣстницѣ.
   16--18 Проходя пустынную дорогу между извилинами и ущельями пропасти, мы не могли идти впередъ, не хватаясь руками за камни.
   17--21 Вдругъ мнѣ грустно стало,-- я до сихъ поръ еще ноетъ душа моя, когда я вспомню о томъ, что увидѣлъ въ это мгновеніе, и болѣе чѣмъ когда либо я думаю, что нужно сдерживать свой разумъ
   22--24 силою добродѣтели; она одна должна руководить имъ, и, если счастливая звѣзда, или божественная благодать одарила меня хоть одной каплей разума, то я но имѣю права дѣлать изъ нея орудіе злодѣяній.
   

Данте сравниваетъ себя съ земледѣльцемъ и вслѣдъ затѣмъ съ пророкомъ Елисеемъ.

III.

   25--27 Какъ только я достигъ того мѣста, откуда открывается глубина восьмой пропасти, я увидѣлъ столько огненныхъ столбовъ, сколько земледѣлецъ, отдыхающій на вершинѣ холма въ той долинѣ гдѣ онъ пашетъ и собираетъ жатву, и гдѣ растутъ его виноградники,
   28--30 въ то время года, когда свѣтило, освѣщающее міръ, остается долѣе надъ нашимъ горизонтомъ,
   31--33 въ то гремя дня, когда мухи уже начинаютъ смѣняться комарами,-- сколько этотъ земледѣлецъ видитъ свѣтляковъ, пересѣкающихъ воздухъ своими блестками.
   34--36 И какъ пророкъ Елисей, проклятіемъ своимъ отмстившій двумя медвѣдями мальчишкамъ надъ нимъ насмѣхавшимся, какъ этотъ пророкъ, бывшій при вознесеніи колесницы Ильи на небо,
   37--39 не могъ видѣть ни колесницы его, ни коней выносившихъ его вверхъ, но замѣтилъ только одинъ огненный столбъ, поднимавшійся къ небу, какъ облако,
   40--42 такъ точной я увидѣлъ одни только огненные костры этой ямы, скрывавшіе отъ меня страдавшихъ въ нихъ преступниковъ, хитрыхъ и коварныхъ совѣтниковъ, великихъ людей своего міра и своего времени, взяточниковъ-сановниковъ. (см. п. XI, стр. 32--60).
   43--45 Стоя на краю моста, чтобъ ближе разсмотрѣть, что совершается въ глубинѣ пропасти, я такъ нагнулся, что чуть-чуть самъ не погибъ въ ней.
   46--48 Учитель, замѣтивъ, что я смотрю въ эту мрачную пучину съ такимъ вниманіемъ, объяснилъ мнѣ, что въ каждомъ отдѣльномъ кострѣ мучается одинъ только грѣшникъ, особнякомъ.
   49--51 Ты ближе разъяснилъ мнѣ то, сказалъ я ему, что я уже началъ понимать, а я только что хотѣлъ спросить тебя:
   

Два грѣшники въ однемъ кострѣ. Улисъ и Діомедъ.

III.

   52--54 кто низвергнутъ въ этотъ огонь, что, раздвояясь, получаетъ двѣ вершины и напоминаетъ костеръ, на коемъ сожжены Этеоклъ съ своимъ братомъ,-- такіе два врага, что даже и огонь, сжигавшій ихъ, раздвоился, какъ будто вражда братьевъ продолжалась и послѣ ихъ смерти.
   55--57 Онъ произнесъ: на кострѣ страдаютъ Улисъ и Діомедъ: на землѣ они злоупотребляли своимъ умомъ и коварствомъ вмѣстѣ, вотъ почему и здѣсь они вмѣстѣ претерпѣваютъ и кару ими заслуженную.
   58--60 Здѣсь оплакиваютъ они и устройство той пустой деревянной лошади, въ которой греки, какъ воры, вошли въ Трою, разграбили и разрушили ее; той самой лошади, на которой потомъ Эней въѣхалъ въ Италію и положилъ зародышъ созданія и развитія Рима.
   61--63 Здѣсь страдаютъ они и за то, что умѣли хитро похитить Ахилла изъ семейства царяЛикомеда и пожертвовать дочерью этого царя, Деидамeею, которая, даже мертвая, до сихъ поръ еще тоскуетъ о своемъ возлюбленномъ; они получаютъ здѣсь кару и за то, что искуссно украли у Троянцевъ статую Паллады, которую тѣ признавали всесильною защитницею города, разрушеннаго впослѣдствіи греками.
   64--66 Учитель, сказалъ я, если среди этого множества сверкающихъ огней, эти грѣшники могутъ говорить, то я прошу тебя и прошу такъ сильно, что одна моя просьба стоитъ тысячи просьбъ, -- и я надѣюсь,
   67--69 что ты позволишь мнѣ подождать здѣсь, пока этотъ рогатый огонь подойдетъ къ намъ: видишь, въ силу моего желанія, я даже преклоняюсь предъ нимъ.
   70--72 Твоя просьба, сказалъ учитель, заслуживаетъ похвалы, и я ее уважу, но самъ ты не говори съ огнемъ ни слова.
   73--75 Понимая твое желаніе, я спрошу у него именно то, что ты знать желаешь; это греки: вѣдь они не станутъ говорить съ тобою.
   76 -- 78 Когда огонь приблизился на столько, что наставникъ призналъ возможность говорить съ нимъ, я услышалъ, что онъ обратился къ нему съ слѣдующими словами:
   

Возгласъ Виргилія къ грѣшнику.

IV.

   79--81 О вы, пожираемые однимъ пламенемъ, если живой я заслужилъ ваше вниманіе, если я могу разсчитывать болѣе или менѣе на вашу благодарность
   82--84 зато, что написалъ о подвигахъ вашихъ великую героическую поэму -- Энеиду, -- остановитесь, и чтобъ одинъ изъ васъ сказалъ, гдѣ, блуждая, онъ покончилъ съ своимъ вѣкомъ.
   

Рѣчь Улиса.

V. Allemand.

   22. Уже древніе разсказывали, что бобръ, охотясь за рыбою, погружаетъ свой жирный хвостъ въ воду и вытекающею изъ этого хвоста маслянистою жидкостью приманиваетъ добычу. Неправдоподобность этого разсказа очевидна уже изъ того, что бобръ вообще не питается рыбою.
   59. Таковъ былъ фамильный гербъ Флорентійскаго знатнаго ряда Джанфильяцци, принадлежавшаго къ партій гвельфовъ.
   61. Бѣлый гусь на красномъ полѣ -- быль гербъ гибеллинскаго рода Убріакки,
   65. Падуанскій родъ Скровиньи имѣлъ въ гербѣ голубую свинью. Выставляя всѣхъ этихъ лихоимцевъ подъ видомъ ихъ гербовъ, Данте, очевидно, хотѣлъ осмѣять геральдическіе предразсудки своихъ соотечественниковъ. Въ особенности онъ могъ намекать при этомъ на знаменитаго ростовщика того времени -- Ринальдо Скровньи.
   68. Рѣчь идетъ о Витальяно Дель-Денте, богатомъ падуанскомъ дворянинѣ.
   72. Въ подлинникѣ "il cavalier sovranо". Съ этой ѣдкой ироніей Дантъ отзывается о знатномъ флорентинцѣ и безсовѣстномъ ростовщикѣ --Джованни Бонаменти де-Биччи, въ гербѣ котораго, по словамъ Піетро ди Данте, были изображены "три козла" (très hirci). Мы предпочли "три клюва", такъ какъ это все таки ближайшее значеніе слова becchi (у Филалетеса стоитъ drei Böcke, но у Витте и др. -- Schnäbel). Замѣтимъ, что Дантъ, при всѣхъ своихъ аристократическихъ убѣжденіяхъ, былъ не прочь съ негодованіемъ отнестись къ флорентійскому барству, особенно если оно рѣшалось избрать такую неблагородную профессію, какъ взиманіе лихвы. Гримаса грѣшника имѣетъ также значеніе презрительной насмѣшки.
   82. Изъ восьмого круга въ девятый поэтъ и его спутникъ также спускаются на гигантѣ Антеѣ.
   108. Въ млечномъ пути древній миѳъ видѣлъ слѣдъ проложенный Фаэтономъ, когда онѣ, управляя своей солнечной колесницей, сбился съ настоящаго пути.
   128. Въ подлинникѣ "logoro". Собственно это были не птицы, но птичьи чучела, сдѣланныя изъ красной кожи и перьевъ и употреблявшіяся охотниками для призванья соколовъ.
   

ПѢСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

   1. Malebolge въ буквальною переводѣ значитъ "злыя сумы" или еще точнѣе.злые чемоданы" (сравн. bolgia, франц. valise). Мы предпочли скорѣе оставить это дантовское выраженіе безъ перевода, чѣмъ фабриковать свои собственныя неудачныя и во всякомъ случаѣ неудобопонятныя толкованія. Такую неумѣлую фабрикацію представляетъ, напр., Филалетесъ въ своихъ "Uebelbttlgen".
   28. Извѣстно, что папа Бонифацій VIII въ первый разъ установилъ празднованіе юбилея, и стеченіе богомольцевъ въ Римъ по этому случаю было такъ многочисленно, что для удобству пѣшеходовъ, шедшихъ къ церкви св. Петра, и возвращавшихся оттуда, мостъ св. Ангела, былъ по длинѣ раздѣленъ баррьерами. Нынѣшняя улица -- strada Longera, соединяющая теперь, на правомъ берегу Тибра, соборъ св. Петра съ церковью San Pietro in Montorio, тогда еще не существовала, а между тѣмъ богомольцы посѣщали оба эти храма, такъ какъ въ соборѣ почиваютъ мощи обоихъ верховныхъ апостоловъ, а на холмѣ Janiculus, гдѣ построена названная церковь, былъ распятъ апостолъ Петръ. Поэтому богомольцамъ нужно было проходить чрезъ мостъ св. Ангела два раза. Но здѣсь замѣчательно для насъ еще, что Дантъ такъ безцеремонно сравниваетъ богомольное торжество юбилея, установленнаго ненавистнымъ для него папою, съ сообраніемъ чертей на сумрачныхъ скалахъ ада.
   50. Онъ посводничалъ свою родную сестру маркграфу Обидзо д'Эсте.
   51. Въ подлинникѣ "a sipungenti safee". Если Дантъ имѣлъ въ виду здѣсь общее значеніе слова "salsa " (соусъ, похлебка), то все это выраженіе близко соотвѣтствуетъ русской поговоркѣ "какъ куръ во щи попался". Даже теперь въ итальянскомъ народѣ удержалась, какъ пословица, эта дантовская фраза: ma chi ti mena a si pungenti salse, что значитъ: какъ это ты попалъ въ такую бѣду? Говорятъ также, что близь Болоньи -- родины Каччьянемико, было дикое ущелье Самса, куда бросались труппы тѣхъ, которые не удостоивались честнаго погребенія.. По другимъ извѣстіямъ это названіе носила одна изъ болонскихъ улицъ, гдѣ преступники подвергались бичеванію.
   61. Къ востоку отъ Болоньи протекаетъ Савена, къ западу -- Рено. Обѣ рѣки не касаются стѣнъ города.
   62. На болонскомъ нарѣчіи утвердительная частица nsi" обращается въ "sipa". Другіе полагаютъ, что это значитъ "sia". (да будетъ) и "si pui" (можетъ статься). Замѣтимъ, что прежде было въ особенномъ обыкновеніи называть страны, по утвердительной частицѣ въ мѣстномъ языкѣ. Такъ Тоскана была -- "il bel paese dove il "si" snona" ("Адъ", пѣснь X); Франція дѣлилась на langue d'oil и langue d'oc, и послѣднее названіе (Лангедокъ) надолго осталось за южной Франціей.
   92. Ипсипила (Isifile) обманула прочихъ женщинъ, съ которыми уговорилась умертвить всѣхъ мужчинъ. Она укрыла своего отца и такимъ образомъ спасла ему жизнь. Когда аргонавты пристали къ берегамъ острова Лемноса, Язонъ вступилъ въ любовную связь съ Ипсппилою, но потомъ бросилъ ее и продолжалъ путь въ Колхиду.
   116. Замѣтимъ и здѣсь ѣдкую насмѣшку, направленную противъ римскаго духовенства: голова была такъ грязна, что поэтъ не узналъ, принадлежала ли она духовному или свѣтскому лицу (въ подлинникѣ еще энергичнѣе: si "di merda" lordo, ehe non parea, s его laïco о cherco). Вообще характеристично то, что итальянскіе писатели, что ни есть классическіе и'наиболѣе читаемые, не считаютъ нужнымъ удерживаться отъ циническихъ выраженій и тривіальностей. Дантъ безъ обиняковъ уснащаетъ свои терцины такими пріятностями, какъ "appuzza", "merda", "putta", "bordello" словомъ такими ужасами, отъ которыхъ содрогнулась-бы благовоспитанная русская печать.
   121. Интерминеи или Интерминелли были одна изъ первыхъ фамилій въ городѣ Луккѣ, къ которой принадлежалъ также знаменитый Каструччіо Кастракани, прибравшій власть исключительно къ своимъ рукамъ въ 1316 году. Упоминаемаго здѣсь Алессіо Интерминеи Бенвенуто Имола называетъ записнымъ охотникомъ льстить всѣмъ и каждому -- даже черному народу и поденьщикамъ. Какъ видно, онъ хотѣлъ быть демагогомъ и пріобрѣсть популярность въ средѣ черни.
   133. Въ одной изъ своихъ комедій (въ "Эвнухѣ"), Теренцій выводитъ на сцену Трезона, которому его любовница Таида посылаетъ пріятный отвѣтъ чрезъ повѣреннаго Гнатона. У Данта Таида даетъ этотъ отвѣтъ своему любовнику лично.
   

ПѢСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

   1. Симонъ волхвъ, упоминаемые въ Дѣяніяхъ апостольскихъ (8, 18 и слѣд.) сообщилъ свое имя особому церковному преступленію. Симоніей называлась торговля (купля и продажа) дарами св. Духа и духовными достоинствами и должностями.
   17. Въ прежнее время обрядъ крещенія совершался только на канунѣ Пасхи и Тройцына дня, и притомъ исключительно въ баптистеріи Іоанна Крестителя. Въ Пизѣ до сихъ поръ показываютъ большой восьмиугольный резервуаръ изъ краснаго мрамора, служившій для этой цѣли. Въ массивномъ его обводѣ продѣланы глубокія цилиндрическія отверзтія, въ каждомъ изъ которыхъ помѣщался одинъ изъ совершавшихъ обрядъ священниковъ, и такимъ образомъ они были защищены отъ на, пиравшей толпы прихожанъ. По разсказу Бенвенуто Имола, въ одно изъ такихъ отверзтій флорентійскаго баптистерія нечаянно упалъ забавлявшійся возлѣ мальчикъ, и такъ неудачно, что вытащить его оттуда не было никакой возможности Когда всѣ недоумѣвали, какъ помочь бѣдѣ, Дантъ, бывшій въ то время пріоромъ города, разметалъ топоромъ наружную, тонкую стѣну резервуара и такимъ образомъ спасъ бѣднаго мальчика. Это, какъ видно, ставилось ему въ укоръ, ракъ оскорбленіе святыни, и потому онъ пользуется здѣсь случаемъ, чтобы очистить себя отъ взводимыхъ на него обвиненій.
   46. Подстрочные переводъ словъ подлинника: come pal commessa (anima).
   50--51. Намекъ на жестокую казнь убійцъ, которыхъ живьемъ зарывали въ землю -- внизъ головою. Прежде чѣмъ могила засыпалась землею, преступникъ, конечно, могъ призывать къ себѣ духовника подъ тѣмъ предлогомъ, что у него еще то-другое осталось на совѣсти, чтобы хоть на нѣсколько минуть замедлить мучительную смерть.
   52. Этотъ торчавшій головою внизъ грѣшникъ былъ папа Николай III (изъ дома Орсини), помѣщенный поэтомъ въ адъ за симонію. Ему было высказано пророчество, что и нынѣ возсѣдающій на престолѣ папа Бонифацій VIII будетъ точно также низвергнутъ въ преисподнюю за то-же преступленіе. Поэтому Николай Ш подумалъ, что съ нимъ говоритъ уже самъ Бонифацій VIII, который однако, умеръ уже въ 1303 году.
   56. "Прекрасной женой" названа здѣсь римская церковь. Ср%вы. примѣчаніе 59 къ III-й пѣсни.
   70. Папа Николай Ш принадлежалъ къ роду Орсини, въ гербѣ которыхъ былъ изображенъ медвѣдь. Вотъ, почему онъ называетъ своихъ племянниковъ медвѣжатами.
   73. Названіе "симонистовъ" можетъ относиться здѣсь не къ тремъ непосредственнымъ предшественникамъ Николая III, но въ особенности къ двумъ заклятымъ врагамъ швабскаго дома -- Иннокентію IV. и Александру IV. О первомъ изъ нихъ разсказываютъ, что одъ даже за нѣсколько часовъ передъ смертью сказалъ съ упрекомъ окружавшимъ его родственникамъ: "чего вы хнычите, тупоумные? Будто я не обогатилъ всѣхъ васъ?!"
   83. Бертранъ де-Готъ, архіепископъ бордосскій, былъ избранъ папою по настоянію французскаго короля Филиппа-Красиваго и принялъ имя Климента V. Вслѣдъ затѣмъ онъ, согласно заключенному прежде съ королемъ условію, перенесъ свое мѣстопребываніе изъ Рима въ Авиньонъ.
   95. См. Дѣян. Апост., 1, 26.
   99. Іоаннъ Прочнда, итальянскій патріотъ и заклятый врагъ Карла Анжуйскаго, получилъ отъ папы Николая III разрѣшеніе поднять въ Сициліи возстаніе противъ Карла, съ передачею сицилійской короны Петру Аррагонскому. Ненависть папы къ Карлу Анжуйскому началась, какъ говорятъ, вслѣдствіе презрительнаго отказа, съ какимъ король отвергнулъ предложеніе папы, желавшаго выдать одну изъ своихъ племянницъ за одного изъ королевскихъ принцевъ.
   106. Апокалипсисъ, 17; 1, 2. Здѣсь говорится о женщинѣ, возсѣдавшей на звѣрѣ съ 7-ю головами и 10-го рогами. См. далѣе, Апокал., 12, 18; 17, 13 и сл.
   115. Даръ императора Константина папѣ Силвестру, крестившему его, считался во время Данта несомнѣннымъ фактомъ, который былъ принятъ и ученымъ Брунетто Латини въ его "Сокровище".
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТАЯ.

   34. Амфіарай -- одинъ изъ семи вождей подъ стѣнами Ѳивъ и знаменитый чародѣй -- самъ предсказалъ свою смерть въ этомъ походѣ и, дѣйствительно, былъ поглощенъ разступившею землею во время сраженія.
   40. О превращеніяхъ Тирезія, ѳивскаго волшебника, прорицателя, въ женщину и опять въ мужчину разсказываетъ Овидій.
   46. Луканъ говоритъ, что убѣжищемъ знаменитаго этрусскаго волшебника Арунса были "deserta moenia Lunae" (пустынныя стѣны Луны). Подъ этимъ названіемъ Lunae, Дантъ, очевидно, подразумеваетъ прежній городъ Луни, близь, горъ, въ которыхъ ломаютъ превосходный каррарскій мраморъ.
   55. Манто была дочь уже упомянутаго нами Тирезія. По разсказу Виргинія, она родила, отъ связи съ рѣчнымъ богомъ Тибераномъ, сына Окнуса, который былъ основателемъ города Мантуи, назвавъ его по имени своей матери.
   63. Озеро Гарда.
   64. Долиною Камоника протекаетъ рѣчка Ольо, выходящая изъ озера Изео и впадающая въ По, описавъ широкую дугу чрезъ ломбардскую низменность. Между этой долиной и озеромъ Гарда тянутся еще Мѣстность Вальтромпья и ложбина рѣки Кьезы, протекающей чрезъ озеро Идро. Но городокъ Гарда, какъ извѣстно, расположенъ близь озера того-же названія, на восточномъ берегу и при небольшомъ заливѣ. Такимъ образомъ, слова: между долиною Камоника и Гарда означаютъ горную мѣстность внѣ самаго озера. Въ этихъ горахъ спеціальныя карты указываютъ на Monte Appenino, очевидно, не имѣющій ничего общаго съ южнымъ кряжемъ, тянущимся по всему полуострову.
   69. Пастырское благословеніе епископъ можетъ дать только въ своей епархіи. Близь сѣверной окраины озера сходятся границы трехъ названныхъ въ текстѣ епархій, и потому здѣсь каждый изъ епископовъ можетъ давать благословеніе, оставаясь за своей межею.
   82. Намекъ на кровавая жертвоприношенія при заклинаніяхъ усопшихъ. Тѣ-же обычаи, но Стацію, въ его Ѳиваидѣ, соблюдаетъ и Манто.
   96. Коварный гибеллинъ Пинамонте Бонакози, хитростью овладѣвъ званіемъ претора въ городѣ Мантуѣ, изгналъ изъ него многихъ вождей гвельфской партіи при помощи графа Альберто Казалоди, хотя этотъ союзникъ былъ самъ гвельфъ. Впослѣдствіи Пинамонте, опираясь на свою популярность, убѣдилъ народъ изгнать также самаго Казалади вмѣстѣ со многими другими знатными фамиліями, причемъ дѣло не обошлось безъ кровавыхъ казней и расхищенія имущества аристократіи.
   99. Здѣсь Виргилій Данта противорѣчитъ настоящему Виргилію. Срав. Энеида, II, 1:4.
   112. По разсказу Виргилія, Эврипидъ предиказывалъ грекамъ, что и возвращеніе ихъ отъ стѣнъ Трои, какъ и походъ въ Малую Азію, будетъ стоить пролитія крови.
   113. По мнѣнію Данта трагедія и комедія различаются между собою въ томъ смыслѣ, что первая избираетъ высокій, торжественный тонъ (modus loqueudi), тогда какъ комедія говоритъ смиренно и покорно (remisse et himiliter). Въ этомъ смыслѣ и Платонъ называетъ Гомера "величайшимъ· трагедомъ". Но спрашивается,, на какихъ соображеніяхъ Дантъ назвалъ свою поэму -- комедіей? Въ трактатѣ о "народномъ краснорѣчіи" Дантъ различаетъ три слога: высокій, средній и низшій (или также трагическій, комическій и элегическій). Здѣсь комедіи соотвѣтствуетъ у него средній слогъ, который онъ и предпочелъ для своего произведенія. Замѣтимъ, что эти эстетическія понятія считались во всѣхъ европейскихъ литературахъ и притомъ до очень недавняго времени (даже до послѣдняго, если припомнить такого эстетика и критика, какъ Тэнъ) совершенно безошибочными. Съ другой стороны, надо допустить, что мысль назвать свою опоэтизированную христіанскую аллегорію комедіей была подсказана Данту религіозными зрѣлищами или мистеріями, бывшими въ обыкновеніи не только въ его время, но и очень долго впослѣдствіи. Быть можетъ, также здѣсь игралъ нѣкоторую роль личный произволъ автора, побудившій и нашего Гоголя назвать свою повѣсть или романъ -- "поэмою".
   116. Микеле Скотто (можетъ быть, названный такъ по своей родинѣ -- Шотландіи) былъ извѣстный врачъ и астрологъ въ службѣ Фридриха II. Прежніе врачи, какъ видно, умѣли соединять свой научный эмпиризмъ съ гадательнымъ звѣздочетствомъ.
   118. Гвидо Бонатти былъ астрологомъ при воинственномъ графѣ Гвидонѣ Монтефельтро. Впрочемъ не одни врачи, но даже скромные сапожники посвящали себя этому соблазнительному искусству, чему доказательствомъ служитъ сапожникъ Асденте, изъ Пармы. Въ своемъ "Convito" Дантъ замѣчаетъ по этому поводу, что знатность породы и знаменитость не всегда соединяются въ одномъ и томъ-же лицѣ.
   126. Каинъ съ его терновымъ пукомъ изображаетъ луну, такъ какъ по средневѣковому суевѣрію пятна этого спутника земли были ничто иное, какъ Каинъ осужденный нести вязанку терновыхъ прутьевъ за свое братоубійство. Находясь на границѣ между двумя полушаріями, луна заходятъ въ виду Іерусалима, и тогда въ той мѣстности начинается разсвѣтъ.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

   37. Въ подлинникѣ Malebranche, то есть злые когти. Такъ называются у Данта стражи въ Мальбольдже -- злыхъ кругахъ или вертепахъ. Мы предпочли оставить и это названіе безъ перевода, вопреки Филалетесу, который и здѣсь сочинилъ какихъ-то странныхъ "Grausetatzen". Сообразно съ этимъ мы оставляемъ безъ перевода также и другія демонскія имена -- Malacoda (злой хвостъ)^ Barbaricca (курчавая борода), Cagnazzo (собачья морда), Graffiacane (собакоскребъ) и т. д.
   38. Цитта -- имя святой, которой до сихъ поръ нетлѣнное тѣло погребено въ Луккѣ. Такимъ образомъ городъ св. Цитты есть Лукка. Сенаторъ Или старшина, попавшій въ кипящую смолу, по мнѣнію комментаторовъ, былъ Мартино Боттайо, скончавшійся скоропостижно во время отправленія должности.
   41. Ѣдкая иронія, потому что между всѣми этотъ Бонтуро (Дати) былъ именно самымъ записнымъ и безсовѣстнымъ взяточникомъ.
   43. Граждане Лукки, особенно тамошняя знать, по отзывамъ лѣтописцевъ, отличались непомѣрной алчностью къ деньгамъ и всегда были склонны къ подкупамъ. Такъ въ 1225 году нѣкоторые дворяне сдали гражданамъ Пястойи за деньги замки и крѣпости, находившіеся въ ихъ завѣдываніи. Магистратъ объявилъ ихъ за это лишенными всѣхъ достоинствъ.
   48. Въ подлинникѣ: il Santo volte. Такъ называлось древнее, весьма уважаемое и до сигъ поръ въ Луккѣ распятіе, сдѣланное изъ дерева, -- быть можетъ, византійской работы, замѣчаетъ Филалетесъ. Слова демоновъ въ дантевскомъ текстѣ имѣютъ такой смыслъ: тутъ не помогутъ никакіе святые.
   40. Рѣка Серкіо протекаетъ къ сѣверу отъ Лукки.
   95. Капрона -- крѣпостца, принадлежавшая пизанцамъ -- была сдана на капитуляцію пизанскимъ гибеллинамъ, подъ начальствомъ графа Гвидона Монтефельтро, послѣ того какъ имъ овладѣли пизанскіе и луккскіе гвельфы (при этомъ случаѣ въ исторіи упоминается объ измѣнѣ графа Уголино). Но когда осажденные начали проходить между рядами побѣдителей, поднялся крикъ: повѣсить ихъ! повѣсить ихъ! Однако графъ Гвидонъ до этого не допустилъ. Стихъ 96-й показываетъ, что Дантъ самъ находился при этомъ замѣшательствѣ.
   112. Мосты чрезъ пятую bolgia были разрушены землетрясеніемъ, которымъ сопровождалась крестная смерть Іисуса Христа (смотри выше примѣчаніе 38 къ первой пѣсни).
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.

   5. Сравн. примѣчаніе въ XIII в., 121.
   8. На военныхъ колесницахъ итальянскихъ городовъ (carrocio), какъ извѣстно, привѣшивался сигнальный колокольчикъ (martinella). Во Флоренціи этимъ названіемъ означали колоколъ, при звонѣ котораго собирались вооруженные цехи.
   20. Повѣрье о томъ, что дельфины, забавляющіеся въ водѣ при тихой погодѣ, предсказываютъ грозу -- раздѣлялъ еще Плиній.
   48. По объясненію прежнихъ комментаторовъ этотъ грѣшникъ былъ Джамполо, котораго мать происходила изъ знатнаго рода, тогда какъ отецъ стяжалъ нелестную славу расточителя.
   52. Рѣчь идетъ о Тибо II, королѣ наваррскомъ и графѣ шампанскомъ (Thibaut, Tebaldo). Онъ сопровождалъ своего зятя Людовика святого, короля французскаго, въ его тунисскомъ походѣ 1270 года.
   55. Ciriatto -- названіе одного изъ демоновъ, неизвѣстно откуда произведенное (у Филалетеса -- Schweinsborst). Точно также непонятны для насъ имена двухъ другихъ демоновъ Farfarello и Libicocco.
   65. Латинами въ средніе вѣка вообще назывались западные народы романской расы, въ противоположность грекамъ, подобно тому, какъ еще и теперь тюркскія племена производятъ отъ названія французовъ коллективное означеніе всей западной Европы (Френкистанъ).
   81. Островъ Сардинія, отнятый у сарациновъ пизанцами и генуэзцами, въ правительственномъ отношеніи раздѣленъ былъ на четыре судебныхъ округа или юдиката, изъ. которыхъ каждый находился въ вѣденіи особаго судьи -- giudice. Однимъ изъ этихъ судей, въ концѣ тринадцатаго вѣна, былъ Нино Висконти (о немъ упоминается въ Чистилищѣ, VIII, 53). Его повѣренный въ галлурскомъ юдикатѣ -- монахъ Гомита -- запятналъ себя многими безсовѣстными и противузаконными поступками. Упоминаемая здѣсь измѣна, какъ говорятъ" привела его къ висѣлицѣ.
   88. Въ подлинникѣ "donno". Сардинское нарѣчіе очень близко подходитъ къ испанскому языку и потому титулъ дона (исп. don, сравн. лат. dominus) былъ на островѣ очень употребителенъ. Замѣтимъ, что и въ позднѣйшее время, вслѣдствіе господства испанцевъ въ Италія, этотъ титулъ былъ въ большомъ обыкновеніи между итальянской знатью, о чемъ свидѣтельствуетъ, напр., Гольдони и другіе комическіе писатели.
   89. Энціо, незаконный сынъ императора Фридриха II, женился на Аделазіи, наслѣдницѣ второго сардинскаго юдиката -- Логодоро (или delle Torri), которая, вмѣстѣ съ рукою, принесла ему титулъ короля сардинскаго. Послѣ того, какъ Энціо умеръ въ плѣну у болонцевъ (1272 г.), его сенешаль Микель Цанке овладѣлъ верховной властью въ Логодоро; его умертвилъ впослѣдствіи его родственникъ -- Бранка д'Орія (о немъ см. Адъ, пѣснь XXXIII, 137).
   93. Въ подлинникѣ "la ligna". Подстрочный переводъ.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

   6. Лягушка предложила мыши перенести ее на спинѣ чрезъ воду и для этого, съ злымъ умысломъ, посовѣтовала привязать къ ней мышиныя лапки. Но вслѣдъ затѣмъ коварная лягушка нырнула подъ воду, и бѣдная мышь потонула. Когда-же утопленница всплыла поверхъ воды, то потащила за собой и лягушку. Это замѣтилъ зоркій коршунъ и, налетѣвъ на добычу, сожралъ и мертвую мышь, и злую ея убійцу -- лягушку.
   7. Въ подлинникѣ "mo" и "issa", два слова съ совершенно тождественнымъ значеніемъ (теперь). Первое изъ нихъ принадлежитъ ломбардскому, второе римскому просторѣчію.
   63. Въ текстѣ стоитъ "Cologna" (Келѣвъ), хотя другіе переводчики предпочитаютъ Варіантъ "Clugny". Это· былъ знаменитый бенедиктинскій монастырь въ французской Бургундіи, неподалеку отъ Макона. Другіе комментаторы говорятъ о непомѣрно большихъ капюшонахъ кельнскихъ монаховъ.
   66. Говорятъ, будто Фридрихъ И наказывалъ государственныхъ измѣнниковъ съ непомѣрной жестокостью: одѣвалъ ихъ въ свинцовый плащъ и приказывалъ разводитъ вокругъ нихъ огонь, пока не растопится металлъ.
   103. Побѣда Карла анжуйскаго при Беневентѣ устрашила гибеллиновъ, которые тогда завѣдывали властью во Флоренціи, и придала большую увѣренность гвельфамъ. Для примиренія партій община рѣшила, вмѣсто одного правителя (подеста), избрать двухъ -- до одному со стороны гвельфовъ и гибеллиновъ. Оба они прибыли изъ Болоньи. Одинъ былъ гвельфъ Каталано де-Малавольтя другой -- гибеллинъ Лодеринго (также Родеригоили Лудовико) дельнандало. Но чуть только графъ Гвидо Новелло удалился изъ города съ своими нѣмецкими ландскнехтами, флорентійскій народъ отослалъ, обратно въ Болонью своих,ъ обоихъ правителей. "Веселыми" братьями названы они потому, что принадлежала къ свѣтскому рыцарскому ордену для поступленія въ который не требовалось монашескихъ обѣтовъ (поэтому они назывались также "веселыми монахами"). Орденъ этотъ обязывалъ только защищать сиротъ и вдовъ, водворять миръ и вести борьбу съ невѣрными.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

   2. Здѣсь означается время года отъ половины января до половины февраля, когда-солнце находится въ знакѣ Водолея и начинаетъ грѣть привѣтливѣе. Спустя мѣсяцъ уже начинается равноденствіе.
   5. Въ подлинникѣ: Sorella bianca, т. е. снѣгъ. Нѣмецкіе переводчики, принужденные духомъ языка, вездѣ переводятъ: бѣлый братъ, но мы полагали, что подъ словами дантовскаго текста также легко можно подразумѣватъ и зимнюю стужу, а въ этомъ случаѣ все-таки удерживается поэтическій колоритъ подлинника.
   Дантъ, очевидно, сопоставилъ бѣлый цвѣтъ снѣга (la neve) съ бѣлизной привлекательнаго женскаго лица и, вѣроятно, не думалъ нисколько о какомъ-то "бѣломъ братѣ", какъ, можетъ быть, слѣдовало бы перевести и по-русски, на томъ основаніи, что слово снѣгъ -- мужескаго рода. Но подстрочность перевода -- какъ она ни важна при передачѣ классическихъ писателей на другой языкъ -- все-таки, по нашему мнѣнію, не должна исключать поэтической прелести подлинника, особенно если представляется возможность прибѣгнуть къ однородному аллегорическому представленію. Во всякомъ случаѣ мы не считаемъ нашу "бѣляночку" отступленіемъ отъ смысла подлинника.
   86. Названіе различныхъ видовъ змѣй.
   89. Здѣсь Дантъ, очевидно, намекаетъ на три окружающія Египетъ пустыни -- ливійскую, влѣво отъ Нила, аравійскую, по берегамъ Чермнаго (Краснаго) моря и эѳіопскую -- къ югу. Въ послѣдней пустынѣ, по словамъ Геродота, водились летучія змѣи.
   93. У Данта: elitropia. По народному суевѣрію темнозеленый, пятнистый камень геліотропъ обладалъ чудеснымъ свойствомъ дѣлать невидимымъ того, кто имѣлъ его при себѣ. Смыслъ, слѣдовательно, тотъ, что несчастныя тѣни, всюду бѣгая, нигдѣ не могли найти никакого чудеснаго средства, которое сдѣлало бы ихъ невидимыми.
   125. Ванни Фуччи, незаконный сынъ Фуччіо Лаццери, изъ Пистои (почему Дантъ и называетъ его лошакомъ) былъ одинъ изъ самыхъ яростныхъ вождей партіи черныхъ. Въ 1295 году онъ обокралъ ризницу въ соборномъ храмѣ своего отечественнаго города я спряталъ украденное у своего пріятеля, нотаріуса Ванни делла Нона. По другимъ извѣстіямъ, это было между ними условлено сообща, но кражу предупредили въ сайую минуту преступленія. Подозрѣніе пало на Фуччи, однако онъ успѣлъ отклонить его на Рампино ди-Рануччіо, котораго тогдашній подеста (градоначальникъ) хотѣлъ ужь было приговорить къ смергной казни. Нотаріусъ Ванни делла-Нона открылъ всю истину, сказавъ, что награбленное находится у него въ домѣ.
   143. Почти въ то самое время, когда партія бѣлыхъ одержала верхъ во Флоренціи (1301 г.), черные были изгнаны изъ города Пистои. Спустя полгода во Флоренцію вошелъ Карлъ Валуа, послѣдуемый уже извѣстнымъ намъ Корсо Донати, вожакомъ побѣдившей партіи черныхъ. Такимъ образомъ, Флоренція стала во враждебныя отношенія къ Пистои, гдѣ осилили бѣлые. Весною 1302-го года противъ нея выступило соединенное войско городовъ Флоренціи и Лукки. Вся окрестная мѣстность была опустошена. Пистоя держалась еще нѣсколько лѣтъ, но вслѣдствіе страшнаго голода должна была сдаться осаждавшему ее начальнику союзнаго войска -- Морелло Маласпина (1306 г.). Всѣ бѣлые были изгнаны изъ города, дома ихъ были разрушены; черные опять вернулись въ Пистою, тогда какъ окрестная мѣстность была подѣлена между побѣдителями. Многіе полагаютъ, что предсказаніе Фуччи относится именно къ этому несчастному для Пистои исходу экспедиціи.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

   2. Извѣстный насмѣшливый жестъ, считавшійся на югѣ также средствомъ противъ "злого глаза" (malocchio). Замѣтимъ, что итальянцы вообще пристрастны къ этой мимикѣ пальцами, и въ Неаполѣ до сихъ поръ въ народѣ довольно употребительна особенная игра, производимая движеніемъ пальцевъ и извѣстная тамъ подъ названіемъ "mora". Сильно раздосадованный итальянецъ всегда готовъ показать кукишъ, носъ или вообще прибѣгнуть къ выраженію своего неудЛольствія извѣстнымъ сложеніемъ пальцевъ. Данту пришлось испытать это не только въ своемъ поэтическомъ странствованіи по аду, но и на яву, въ дѣйствительности. Такъ о немъ сохранился слѣдующій интересный анекдотъ. Повстрѣчалъ какъ-то великій поэтъ погоньщика ословъ, который гналъ своихъ длинноухихъ товарищей, распѣвая терцины "Божественной Комедіи". Пропоетъ немножко, да и вставитъ между стихами: "гей, ослы, гей, чтобъ васъ!" Дантъ не вытерпѣлъ и, хлопнувъ его по спинѣ, замѣтилъ: "этого "гей-гей" у меня, кажется, нѣтъ въ поэмѣ!" Погоньщикъ, не зная, съ кѣмъ имѣлъ дѣло и изъ-за чего прицѣпился къ нему этотъ прохожій, немножко отошелъ, высунулъ языкъ и сдѣлалъ пальцами что-то неприличное, говоря: "на, съѣжь!" Дантъ счелъ за лучшее отвѣтить: "я не дамъ тебѣ и одной моей фиги за сотню твоихъ!"--очевидно намекая, что иное дѣло кукишъ великаго поэта и иное дѣло -- кукишъ погоньщика ословъ.
   14. Сравн. пѣснь XIV, 46.
   19. Сравн. пѣснь XIII, 9.
   25. Какусъ, сынъ Вулкана, по миѳическому сказанію, былъ знаменитый разбойникъ, скрывавшійся въ пещерѣ Авентинскаго холма. Онъ похитилъ у Геркулеса четыре быка и четыре коровы, но животныя, загнанныя въ пещеру похитителя, открыли свое убѣжище страшнымъ ревомъ, и Какусъ былъ умерщвленъ дубиной Геркулеса.
   43. Нѣсколько далѣе поэтъ разсказываетъ, какъ этотъ Чіанфа Донати былъ превращенъ въ змѣю, и вотъ почему другія тѣни нигдѣ не могли его найти.
   50. Этотъ шестиногій змѣй и былъ именно тотъ Чіанфа, о которомъ за насколько стиховъ спрашивалъ Пуччіо Шіанкато.
   65. Въ подлинникѣ papiro. Нѣкоторые комментаторы разсказываютъ, что во время Данта изъ растенія папируса (papyrus antiquorum) приготовляли фитили для лампъ и что, слѣдовательно, употребленное Дантомъ сравненіе намекаетъ именно на это обстоятельство. Мы употребили болѣе общее значеніе слова papiro.
   68. Рѣчь идетъ объ Аньелло Брунеллески.
   79. Дантъ, очевидно, говоритъ о довольно обыкновенномъ въ Италіи видѣ этихъ пресмыкающихся -- яшерицѣ прыткой (Lacerta agilis L.), извѣстной необыкновеннымъ проворствомъ своихъ движеній. Путешественники -- очевидцы увѣряютъ, что своимъ проворствомъ это животное, дѣйствительно, напоминаетъ быструю, почти неуловимую молнійку.
   82. Подъ видомъ этого змѣя изображенъ Гуэрчія Кавальканти.
   86. Пуповина, посредствомъ которой принимаетъ пищу зародышъ въ материнской утробѣ.
   95. Въ девятой книгѣ своей "Фарсаліи" (ст. 762 и сл.) Луканъ разсказываетъ о двухъ воинахъ въ войскѣ Катона -- Сабеллѣ и Назидіѣ, изъ которыхъ первый, укушенный маленькой ящерицей, называемой Seps, изсохъ отъ охватившаго его внутренняго жара, такъ что отъ него не осталось ни кожи, ни костей; Назидій былъ укушенъ особеннымъ видомъ змѣи -- Престеромъ, страшно распухъ и быстро умеръ.
   97. Кадмъ, по разсказу Овидія (Metamorph. III, 1) бѣжалъ изъ Ѳивъ въ Иллирію и, прискучивъ жизнію, пожелалъ быть превращеннымъ въ змѣю, зубы которой онъ посѣялъ, и желаніе это было немедленно-исполнено. Нимфа Аретуза, преслѣдуемая рѣчнымъ богомъ Алфеемъ, взмолилась о помощи къ Діанѣ и была превращена богиней въ источникъ, протекавшій сначала въ пещерѣ и потомъ уже появившійся въ Сициліи, чтобы даже вода ея не смѣшивалась съ враждебными струями Алфея (Metamorph. V, 10).
   115. Мы уже знаемъ, что привычка иногда вдаваться въ циническія подробности не чужда даже самымъ уважаемымъ между итальянскими классическими писателями.
   139. Плеванье, также какъ и смѣхъ, считается характеристической примѣтой человѣка.
   151. Гавиллою называлась мѣстность по верховьямъ Арно, въ боковой равнинѣ. Гуэрчія Кавальканти былъ умерщвленъ ея жителями, которымъ жестоко отомстили родственники убитаго.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ.

   7. Еще древніе римляне вѣрили, что утренніе сны всегда справедливы и сбываются.
   2. Прато -- ближайшій къ Флоренціи городокъ, по дорогѣ въ Пистою. Вслѣдствіе постоянной, мелкой борьбы партій въ тосканскихъ городахъ и пригородахъ,
   Флоренція, весьма естественно, не могла ладить съ своими ближайшими сосѣдями. Другіе считаютъ это мѣсто намекомъ на кардинала Николая Прато, который объявилъ противъ флорентійцевъ крестовый походъ за то, что они заперли передъ нимъ ворота своего города, когда этотъ прелатъ являлся въ качествѣ возстановителя мира (1304 г.).
   22. Въ этомъ вертепѣ поэтому нужно проходить между злыми совѣтниками, и вотъ почему онъ старается насколько возможно, обуздывать свой умъ, чтобъ вѣрнѣе идти за добродѣтелью. Скорбное чувство поэта возбуждается воспоминаніемъ о пяти грѣхахъ его родного города, о которыхъ говорится въ предъидущей пѣсни.
   23. Въ другихъ мѣстахъ поэмы Дантъ также сопоставляетъ вліяніе свѣтилъ съ непосредственной благодатью неба, придавая, однако, послѣдней болѣе высокое значеніе (stelle о miglior cosa) Сравн. пѣснь XXI, ст. 82 (въ подл. "senza voler divino е fato destro"). Taкимъ образомъ, и Дантъ, при всей возвышнености своихъ религіозныхъ воззрѣній, заплатилъ дань своему времени -- вѣрою въ слѣпую судьбу и вліяніе небесныхъ свѣтилъ на человѣческій жребій.
   28. Время лѣтняго солнечнаго поворота и именно тотъ поздній часъ, когда комары, довольно несносные въ Италіи, заводятъ свое назойливое жужжаніе. Огромное множество свѣтляковъ, усыпающихъ землю,-- также характеризуетъ великолѣпныя лѣтнія ночи въ Италіи. Это особенно поражаетъ и до сихъ поръ заѣзжаго сѣвернаго жителя, о чемъ свидѣтельствуетъ между прочимъ и Чарльзъ Диккенсъ въ своихъ "Pictures from Italy " (картины Италіи).
   34. По библейскому разсказу мальчики издѣвались надъ пророкомъ Елисеемъ, крича ему вслѣдъ: "вотъ идётъ плѣшивый!" Пророкъ выслалъ на нихъ двухъ медвѣдей, которые растерзали сорокъ двухъ мальчиковъ.
   35 Объ огненной колесницѣ пророка Иліи см. Книг. Царствъ, 12.
   54. По разсказу Статія въ его Ѳиваидѣ (XIII, 430) ненависть между двумя братьями Этеокломъ и Полиникомъ продолжались и послѣ смерти, такъ что когда трупъ послѣдняго положили на костеръ, на которомъ уже находился мертвый Этеоклъ, то пламя раздѣлилось на двѣ полосы.
   60. Ворота Трои. Какъ извѣстно, троянскій царевичъ Эней считается родоначальникомъ Рима. Улиссъ, давшій возможность грекамъ овладѣть Троей, при помощи своего деревяннаго коня, признается у древнихъ поэтовъ олицетвореніемъ хитрости и коварства.
   62. Ахиллесъ, переодѣтый дѣвушкой, жилъ между дочерьми Ликомеда, но полъ его былъ разоблаченъ хитрымъ Улиссомъ, который, желая взять юнаго героя подъ стѣны Трои, явился купцомъ къ Ликомеду и между различными женскими украшеніями спряталъ оружіе. За него-то съ жадностью и ухватился юный Ахиллъ. Его невѣста-Дейдамія оплакивала его и послѣ своей смерти.
   93. Здѣсь разсказываетъ Улиссъ. Гаэта была названа впослѣдствіи Энеемъ по имени его умершей въ той мѣстности мамки (Cajeta). Здѣсь же Виргилій помѣщаетъ островъ Цирцеи, задержавшей Улисса въ его странствованіяхъ. Пенелопа -- жена Улисса, который, по разсказу Гомера, такъ страшно отомстилъ развратникамъ, добивавшимся ея руки въ отсутствіи мужа.
   108. Гибралтарскій проливъ назывался въ древности столпами геркулесовыми. Согласно легендарному сказанію, Улиссъ пробирался даже за эти столпы и далъ свое имя нынѣшней португальской столицѣ (Улиссино, Лиссабонъ).
   116. "Миръ безъ жильцовъ". Во времена Данта еще думали, что все западное полушаріе представляло огромную, водяную, необитаемую пустыню.
   133. Гора Чистилища. По высотѣ она превосходить, у поэта, всѣ другія горы. Сравн. Чист. III, 15.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.

   8. Аѳинянинъ Периллъ сдѣлалъ для агригентскаго тирана Фалариса, извѣстною своею жестокостью, желѣзнаго быка, устроеннаго такимъ образомъ, что когда въ его раскаленную внутреннюю пустоту бросали какого нибудь несчастнаго, то орудіе казни издавало звукъ, похожій на бычачій ревъ. Первою жертвою этого изобрѣтенія былъ самъ Периллъ, брошенный въ быка тиранномъ для опыта.
   29. На границѣ Романьи и Тосканы находится горная страна Монтефельтро -- родина говорящаго здѣсь грѣшника. Тибръ беретъ начало у подошвы Монте-Коронаро и только горнымъ ущеліемъ отдѣляется отъ источниковъ Марѳккіи и Савіо.
   37. Партіонные раздоры свирѣпствовали въ Романьѣ -- сѣверовосточной части равнины между По и Аппенинами -- еще сильнѣе, чѣмъ въ Тосканѣ. Почти въ каждомъ городѣ враждовали двѣ фамиліи династовъ, изъ гибеллинской и гвельфской партіи, и даже члены одного и того-же рода не могли ужиться между собою. Нѣкоторые, какъ старый Малетеста (котораго поэтъ называетъ "старымъ псомъ", ст. 46), смотря по обстоятельствамъ, перебѣгали то къ той, то къ другой партіи. Вообще къ сѣверу отъ Аппенниновъ гибеллины, предводимые Гвидономъ, графомъ Монтефельтро, удержали, господство въ своихъ рукахъ гораздо долѣе, чѣмъ ихъ тосканскіе единомышленники. Властолюбивые замыслы папъ (особенно Николая III) еще болѣе способствовали этимъ безконечнымъ усобицамъ и несогласіямъ.
   41. Въ гербѣ синьоровъ Полента былъ изображенъ орелъ, бѣлая половина котораго помѣщалась на голубомъ, а красная -- на золотомъ полѣ. Вліяніе этого рода простиралось и на городъ Червію, гдѣ въ 1292 году мы застаемъ подестою (градоправителемъ) Бернардино Полента, брата несчастной Франчески Римини.
   44. Папа Мартинъ IV назначилъ графомъ Романьи французскаго рыцаря Жана де-Па (de Pas, d'Eppas), родомъ изъ Шампаньи. Онъ привелъ съ собой французское войско, которое, однако, было на голову разбито Гвидономъ Монтефельтро, предводителемъ гибеллиновъ, защищавшимъ городъ Форли. Синьорами Форіли были Орделаффи, которыхъ гербъ былъ зеленый левъ на золотисто-зеленомъ полѣ.
   46. Близь Римини синьорамъ Малатеста принадлежалъ фамильный замокъ Верруккіо. "Старый песъ" былъ отецъ красавца Паоло и хромого Джанчотто, мужа Франчески Римини. (См. пѣснь V, прим. 102). "Щенкомъ" называется въ поэмѣ третій братъ -- одноглазый Малатестино.
   47. Монтанья де-Парчитати былъ вождь гибеллинской партіи въ Римини, котораго до смерти замучилъ Малатеста, когда ему удалось коварно захватить власть въ свои руки.
   49. Рѣка Ламоне протекаетъ близь города Фаэнцы. На р. Сантерно расположенъ городъ Имола. Голубой левъ на бѣломъ полѣ былъ гербъ синьора Майнардо Пагани да-Сузинана, извѣстнаго непостоянствомъ своихъ мнѣній и симпатій. Принадлежа къ гибеллинскому роду, онъ тѣмъ не менѣе находился въ тѣсной дружбѣ съ синьорами Полента и Малатеста.
   52. Городокъ надъ Савіо -- Чезена. Здѣсь не было никакого постояннаго династическаго рода. Въ то время, когда Дантъ писалъ свою поэму, подестами здѣсь чередовались и Монтефельтро, и Малатеста -- т. е. представители враждебныхъ партій.
   67. Ревностный гибеллинъ, Гвидонъ Монтефельтро, котораго заставляетъ здѣсь говорить поэтъ -- примирился въ 1274 году съ церковью и чрезъ два года вступилъ въ францисканскій орденъ. Онъ умеръ и похороненъ въ монастырѣ близь Ассизи. Его обвиняли въ томъ что онъ и изъ монастырскихъ стѣнъ не переставалъ вмѣшиваться въ свѣтскія дѣла, давая недобросовѣстныя внушенія папѣ.
   70. Рѣчь идетъ о папѣ Бонифаціѣ VIII.
   $9. Акра (Акконъ, Птолемаида, St. Jean d Acre), послѣднее христіанское владѣніе въ Палестинѣ, была отнята мамелюками, причемъ этому несчастію много способствовала продажность христіанъ и ихъ постоянная вражда между собою.
   94. Древняя христіанская легенда увѣряетъ, что папа Сильвестръ бѣжалъ въ пустыню Соракто (впослѣд. гора св. Сильвестра), спасаясь отъ преслѣдованій Константина, который вначалѣ былъ жестокимъ гонителемъ христіанъ. Но вскорѣ императоръ заболѣлъ проказою, и небесное видѣніе открыло ему, что излечить его можетъ только одинъ Сильвестръ. Такъ, дѣйствительно, и случилось, вслѣдъ зачѣмъ Константинъ принялъ крещеніе вмѣстѣ со всѣмъ своимъ народомъ.
   102. Въ 1297 году папа Бонифацій объявилъ крестовый походъ противъ враждебнаго ему рода Колонна, которому принадлежалъ въ римской области городъ Палестрина.
   111. Бонифацій такъ и сдѣлалъ. Онъ обѣщалъ членамъ фамиліи Колонна полное прощеніе и возвращеніе всѣхъ правъ, если они выставятъ въ Палестринѣ папское знамя а придутъ съ повинною въ Ріети. Тѣ послушались, но въ 1299 году папа приказалъ до тла разрушить Палестрину.
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.

   12. Ливій самъ навѣрное не знаетъ, какъ велико било количество перстней, снятыхъ карѳагенянами въ битвѣ при Каннахъ съ пальцевъ падшихъ римскихъ всадниковъ -- 3 1/2 мѣры (modii) или только одна, что онъ считаетъ вѣроятнѣе (Fama tenait, quae propior veto est, hand plus faisse modio. Liv., Histor. X, 15).
   16. Приверженцы Манфреда защищала горный проходъ близь Чеперано противъ французовъ, приведенныхъ въ Италію Карломъ анжуйскимъ, я при этомъ было условлено пропустить часть непріятельскаго войска чрезъ мостъ и уничтожить ее, чтобы потомъ легче справиться съ остальными. Этотъ измѣнническій совѣтъ былъ поданъ Ричардомъ Ачерра, графомъ Казертнискимъ, который передался на сторону французовъ. Солдаты Манфреда были обращены въ бѣгство, но до битвы собственно здѣсь не доходило, я потому непонятно, какимъ образомъ степь, по словамъ Данта, могла быть усѣяна костями.
   18. При Тальякоцци юный гогенштауфенъ -- Конрадинъ былъ встрѣченъ войсками своего врага Карла анжуйскаго. Старый Эрардъ (Алардъ) Валери совѣтовалъ Карлу скрыть въ засадѣ небольшую горсть избранныхъ рыцарей. Побѣда была уже одержана нѣмцами, но когда они кинулись собирать добычу, изъ засады выскочили французскіе рыцари и нанесли войску Конрадина рѣшительное пораженіе.
   31. Въ мусульманствѣ, начиная отъ Али, зятя Магомета, произошелъ расколъ. Правовѣрные (суниты) признали калифомъ Омейяда Моавію, тогда какъ противная партія, изъ которой образовалась секта шіитовъ, стояла за Али.
   56. Дольчяно Торніелли былъ главою особеннаго ордена умиліатовъ или "апостольскихъ братьевъ", которые яростно нападали въ злоупотребленія церкви и потому считались опасными еретиками. Дольчяно жидъ съ своею братіей въ хорошо укрѣпленномъ убѣжищѣ Гаттинарѣ и оттуда производилъ смѣлые набѣги на епископскія владѣнія. Въ 1307 году онъ попалъ, вмѣстѣ съ вѣрной женою, въ руки епископа города Верчелли и взошелъ на костеръ передъ воротами этого города, 2-го іюня того-же года.
   81. Одноглазый щенокъ Малатестино пригласилъ этихъ двухъ гражданъ на совѣщаніе въ Каттоляку, лежащую между Римини и Фано. Но начальникамъ посланнаго за ними судна было поручено бросить ихъ въ море.
   83. Здѣсь означено протяженіе Средиземнаго моря.
   90. Подалѣе Каттолики находится гора Фокаро, откуда внезапные и опасные порывы вѣтра встрѣчаютъ мимоидущія суда.
   99. Этими словами, по разсказу Лукана, народный трибунъ Кай Куріонъ побуждалъ Цезаря перейти чрезъ Рубиконъ и начать гражданскую войну.
   106. Буондельмонте де-Буондельмонти женился на нѣкоей Джантруффетти, но бросилъ жену ради красавицы Донати. Родственники обиженной стали совѣщаться, что дѣлать въ этомъ непріятномъ случаѣ, и Моска побуждалъ ихъ къ кровавой мести словами: "что случилось, съ тѣмъ нужно мириться!" т. е. Буондельмонти не имѣлъ права бросать жену. Невѣрный мужъ былъ убитъ однимъ изъ Фифанти на старомъ мосту, и съ этого времени, по увѣренію хроникъ, во Флоренціи началось раздѣленіе гражданъ на гвельфовъ (партія Буондельмонти) и гибеллиновъ (приверженца Уберти).
   134. Бертранъ Де-Борнъ былъ извѣстный провансальскій трубадуръ, котораго воинственныя пѣсни, какъ полагаетъ Дантъ, возбудили англійскаго принца Іоанна (впослѣдствіи короля Іоанна Безземельнаго) къ возмущенію противъ отца -- Генриха II Плантагенета. Нѣкоторые полагаютъ, однако, что Дантъ, несвѣдущій въ провансалѣскомъ языкѣ, смѣшалъ выраженія reis joves (молодой король) и reis Joan (король Іоаннъ) и потому приписываетъ Іоанну то, въ чемъ былъ собственно виноватъ старшій братъ его -- принцъ Генрихъ, поднявшій мятежъ противъ отца. Впрочемъ и Іоаннъ, съ своей стороны, бунтовалъ не только противъ отца, но и противъ своего брата Ричарда (Львиное-Сердце).
   

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.

   27. Отецъ Джери и дѣдъ Данта были братья. Altaforte -- италіанизированный титулъ Бертрана де-Борна, который былъ виконтомъ de Hautefort.
   110. Альберо, какъ говорятъ, былъ незаконный сынъ епископа сіенскаго. Гриффолино хвалился передъ нимъ, что умѣетъ летать и можетъ выучить тому же искусству епископскаго сына. Тотъ засылалъ его деньгами, но когда учитель не сдержалъ своего слова, Альберо, изъ мщенія, обвинилъ его передъ отцомъ въ ереси, за что Гриффолино и былъ сожженъ.
   125. Здѣсь Дантъ говоритъ въ смыслѣ ироніи. Стрикка принадлежалъ къ образовавшемуся въ Сіенѣ "расточительному обществу" (brigata spendereccia), точно также какъ и другіе упоминаемые здѣсь вивёры.
   131. Ашьяно -- станція желѣзной дороги, по пути изъ Сіены въ долину Кіаны.
   139. Подобно Гриффолино, этотъ Капоккіо также считался необыкновенно ловкимъ фокусникомъ своего времени.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТАЯ.

   1. Разсердившись на ѳивянъ за то, что Юпитеръ влюбился въ Семелу, дочь ѳивскаго царя, Юнона, различными путями, привела весь царскій родъ къ гибели Сестра Семелы Ино и ея мужъ, царь Аеамасъ, сошли съ ума.
   16. Когда треки возвращались изъ-подъ стѣнъ разрушенной Трои, во Ѳракіи встрѣтилъ ихъ призракъ Ахиллеса, требовавшій, чтобы ему была принесена въ жертву невѣста павшаго героя -- Поликсена. Она была умерщвлена Неоптолемомъ. Въ эту минуту стоявшая на взморьѣ Гекуба увидѣла трупъ своего послѣдняго сына Полидора, убитаго изъ корысти ѳракійскимъ царемъ Полимнесторомъ.
   38. Почувствовавъ преступную любовь къ своему отцу, ассирійскому царю Кинирасу, Мирра приблизилась къ нему, какъ чужая женщина, и была обнята неузнавшимъ ее царемъ.
   45. Буозо Донати передъ смертью покаялся и хотѣлъ пожертвовать на благотворительная дѣла неправдой пріобрѣтенное имущество. Это сильно не понравилось его дядѣ, Симону Донати. Поэтому онъ приказалъ удалить умирающаго и, вмѣсто Буозо, положилъ въ его постель Джанни Скикки, который такъ удачно умѣлъ скопировать Буозо, что душеприкащики нисколько не догадались объ обманѣ. Такимъ образомъ онъ составилъ Завѣщаніе въ пользу Симона, но и себѣ самому тоже отказалъ дорогого коня, принадлежавшаго настоящему Буозо.
   61. Извѣстный фальшивый монетчикъ Адамъ былъ, какъ говорятъ, родомъ изъ Брешіи; за это преступленіе онъ былъ, сожженъ, а еще-теперь, по дорогѣ изъ Пратовевкіо въ долину нижняго Арно, указываютъ слѣды костра.
   77. Братъ Гвидона, Алессандро, также сильно подозрѣвался въ поддѣлываніи монеты.
   78. Въ Сіенѣ находился знаменитый городской колодезь -- Fonte Braada -- упоминаемый уже съ одиннадцатаго столѣтія.
   90. Флорентинскія золотыя монеты чеканились изъ чистаго золота, тогда какъ мессеръ Адамъ примѣшивалъ восьмую часть плохой лигатуры.
   97. Извѣстная въ библейскомъ разсказѣ жена Пентефрія-царедворца. Моис. I, 84, 14.
   98. Грекъ Синонъ убѣдилъ троянцевъ своими лживыми увѣреніями принять въ городъ коня, наполненнаго вооруженными воинами.
   128. Нарциссово зеркало -- аллегорическое означеніе воды вообще. По миѳологіи, Нарциссъ влюбился въ собственное изображеніе, отразившееся въ водѣ.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

   6. Рана, наносимая копьемъ Пелея, исцѣлялась ржавчиной, покрывавшей остріе этого оружія.
   18. Труба Роланда, извѣстнаго эпическаго героя Ронсевальской битвы, издавала такой пронзительный звукъ, что сама при этомъ разлетѣлась на части, тогда какъ у Роланда, отъ усилій, порвались на шеѣ жилы и нервы. На разстояніи восьми миль. Карлъ Великій услышалъ этотъ звукъ, но, задержанный коварными совѣтами измѣнника Ганнедона, не подоспѣлъ на помощь.
   45. Когда гиганты хотѣли взобраться на Олимпъ, Юпитеръ поразилъ ихъ громовыми стрѣлами.
   67. Всѣ усилія комментаторовъ проникнуть въ настоящій смыслъ этой Непонятной тарабарщины оказываются напрасными. Впрочемъ Филалетесъ находитъ въ нихъ арабскій текстъ и притомъ въ томъ нарѣчіи, которое арабы до сихъ поръ употребляютъ въ обыденной жизни. Мы сообщаемъ здѣсь догадку этого свѣдущаго, хотя зачастую довольно смѣлаго толкователя дантовой поэмы. Немвродъ, какъ представитель сказочнаго рода гигантовъ, помѣщается въ преисподней. Такъ изображаютъ его еще и до сихъ поръ восточные поэты. Когда онъ пустилъ въ небо стрѣлу, и она упала обратно окровавленною, Немвродъ въ гордости подумалъ, что онъ ранилъ ангела и вслѣдъ затѣмъ. выстроилъ свою башню еще выше, чѣмъ она была прежде. Но какая-то муха смертельно уязвила ею въ носъ, и дерзкій охотникъ былъ низринутъ въ адъ. Здѣсь, у водъ Стикса, увидѣлъ онъ поэта, шедшаго съ смѣло поднятой головой. Сравнивъ свое былое величіе съ этимъ крохотнымъ ничтожествомъ, гигантъ обращается къ адскимъ водамъ и говоритъ презрительно: "какъ онъ важничаетъ, воды преисподней, этотъ сынъ земли!" -- что по-арабски звучитъ почти такъ: "Rafel niai amek zabi abmi." Вѣроятность такого объясненія увеличивается еще тѣмъ обстоятельствомъ, что и въ Дантѣ адскій гигантъ также встрѣчаетъ поэта.
   98. Бріарей по миѳологіи былъ чудовище, имѣвшее сто тѣлъ.
   100. Антей не принималъ участія въ борьбѣ гигантовъ съ богами и потому считался самымъ смирнымъ, наименѣе свирѣпымъ между титанами.
   117. При Замѣ, въ Нумидіи, Аннибалъ былъ разбитъ на голову Сципіономъ въ 202 до P. X. Здѣсь мѣстность битвы принимается въ болѣе общемъ смыслѣ, вмѣсто Нумидіи и Мавританіи, гдѣ великанъ Антей былъ Царемъ.
   120. Гиганты вообще назывались сынами земли.
   191. Геркулесъ вступилъ въ отчаянный бой съ Антеемъ, и такъ какъ гигантъ, отъ прикосновенія къ землѣ запасался новой силой, то герой долженъ былъ приподнять его обѣими руіами и задушить на воздухѣ.
   136. Каризенда -- названіе одной изъ болонскихъ падающихъ башень, которая, при высотѣ въ 130 фут., уклоняется отъ перпендикуляра болѣе, чѣмъ на сажень.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.

   11. Амфіонъ -- миѳическій артистъ, при игрѣ котораго на арфѣ, камни сами собою складывались вмѣстѣ и образовали стѣны города Ѳивъ.
   28. Первое названіе напоминаетъ нынѣшній городъ Товарнихо, въ Славоніи; большой мраморный утесъ близь Пизы, вершина котораго зимою покрывается снѣгомъ, называется Pietr' Apuana. Быть можетъ, Дантѣ о немъ-то и говоритъ въ этомъ мѣстѣ поэмы, нѣсколько исказивъ это названіе.
   56. Рѣка Бизенціо вытекаетъ изъ Аппенниновъ и впадаетъ въ Арно.
   57. Братья Алессандро и Наполеоне, принадлежавшіе къ гибеллинскому роду графовъ Альберти-ди-Мангона, поссорились изъ-За отцовскаго наслѣдства и, какъ говорятъ, умертвили одинъ другого.
   62. Сказочный король Артуръ (изъ цикла Круглаго-Стола) пронзилъ копьемъ своего незаконнаго сына Мордрека за то, что тотъ хотѣлъ измѣннически похитить у него жену, королеву Джиневру.
   63. Фокаччія убилъ одного изъ своихъ родственниковъ во время семейнаго раздора въ родѣ Канчелліери, откуда ведутъ свое начало партіи бѣлыхъ и черныхъ.
   67--68. О Камиччьони разсказываютъ, что онъ коварно убилъ своего двоюроднаго брата Уберто. Карлино де-Пацци измѣннически сдалъ за деньги флорентійскую крѣпость Серравалле осаждавшей ее партіи бѣлыхъ изъ города Пистои.
   80. Въ битвѣ при Монтеаперти, Якопо де-Пацци держалъ знамя флорентійскихъ гвельфовъ. Но Бокка Делли-Аббати, сражавшійся рядомъ съ нимъ и тайно подкупленной непріятелемъ, обрубилъ ему руки, почему знамя и упало на землю. Гвельфское войско вслѣдствіе этого стало падать духовъ.
   89. Троянецъ Антеноръ помогъ Улиссу и Діомеду, за богатые посулы, овладѣть Палладіумомъ. Именемъ этоло измѣнника отечеству и названо все отдѣленіе ада.
   117. Буозо Дувра, владѣтель Кремоны, былъ подкупленъ Твидовомъ монфортскимъ, предводителемъ французскаго войска, при вторженіи Карла анжуйскаго въ Италію, и указалъ врагамъ гибеллиновъ проходъ чрезъ рѣку Ольо. Кремонцы до такой степени были раздражены этой измѣною Буозо, что частію умертвили его приверженцевъ, отчасти изгнали ихъ изъ своего города.
   119. Аббатъ монастыря Валломброза -- Тезоро ди-Беккерія -- обвинялся господствующею во Флоренціи гвельфской партіей въ соумышленничествѣ съ изгнанными гибеллинами. Вслѣдствіе этого обвиненія, аббатъ былъ обезглавленъ передъ церковью св. Аполлинарія во Флоренціи, за что городъ подвергся церковному отлученію. Впослѣдствіи лѣтописцы старались очистить его отъ обвиненія въ измѣнѣ, но Дантъ, какъ оказывается, думалъ иначе.
   121. Джанни Срльданьери, хотя и принадлежавшій къ древнему гибеллинскому роду, былъ, однако, однимъ изъ самыхъ яростныхъ демагоговъ во Флоренціи и, послѣ изгнанія гибеллиновъ, вмѣстѣ съ, графомъ Гвидо Новелло, подстрекалъ народъ строить баррикады (serragli). Слѣдовательно, въ поэмѣ онъ выставленъ, какъ измѣнникъ дѣлу своей партіи.
   121. Измѣнническія внушенія графа Ганнелона Карлу Великому привели къ гибели храброй дружины Роланда, истребленной испанскими сарацинами (маврами) въ горныхъ проходахъ Пиринеевъ.
   Тебальделло де Цамбрази (по другимъ де-Манфреди) гибеллинъ города Фаэнцы, поссорившись съ нѣкоторыми членами своей партіи, измѣннически впустилъ въ городъ болонскихъ гвельфовъ, пославъ имъ восковой оттискъ ключа отъ городскихъ воротъ. Въ воспоминаніе этого событія въ Болоньѣ долго праздновали, въ день св. Варѳоломея, особенное торжество -- festa della porchetta.
   130. Во время братскаго раздора въ Ѳивахъ смертельно раненый Тидей умертвилъ Меналипа и, въ припадкѣ ярости, требовалъ, чтобы ему подали голову убитаго. Капаней приноситъ трупъ, и Тидей, самъ умирая, грызетъ голову мертваго врага, отрубленную по его желанію.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

   13. Для Пизы, преимущественно гибеллинскаго города, плачевный конецъ господства гогенштауфеновъ отозвался также довольно чувствительно. Гвельфы, и между ними въ особенности Висконти, завладѣли общественнымъ вліяніемъ. Синьоры Герардеска -- владѣтели графства Доноратико въ Мареммѣ -- были собственно гвельфы, но глава рода -- графъ Уголино склонялся къ гвельфской партіи и выдалъ свою сестру за Джованни Висконти. Отъ этого брака произошелъ Нино, галлурскій судья (О немъ см. X выше примѣчаніе 81 къ XXII п.). Въ 1282 году Уголино былъ избранъ народоправителемъ (capitano del popolo). Около этогѣ времени съ новой яростью закипѣлъ древній раздоръ между двумя приморскими городами Генуей и Пизой. Въ началѣ августа 1284 года передъ пизанской гаванью появился генуэзскій флотъ, предводимый адмираломъ Уберто д'Орія. Пизанцы поспѣшили на встрѣчу непріятелю. Частью ихъ флота начальствовалъ графъ Уголино. Генуэзцы повторили извѣстную уже намъ военную хитрость Алара Валери (п. XXVIII, 18). Цаккарія, находившійся Съ тридцатью галерами въ засадѣ, за островомъ Мелоріей, внезапно бросился въ битву, когда пизанцы уже приписывали себѣ побѣду. Вслѣдствіе этого имъ было нанесено полное пораженіе. Четыре тысячи пизанцевъ пали въ битвѣ, одиннадцать тысячъ попались къ генуэзцамъ въ плѣнъ, въ которомъ пробыли восемнадцать лѣтъ. Отъ этого удара Пиза никогда уже не могла оправиться, хотя до 1406 года и удержала нѣкоторую часть самостоятельности. Какъ только побѣда склонилась на сторону генуэзцевъ, графъ Уголино повернулъ съ тремя галерами назадъ и поспѣшилъ въ Пизу. Позднѣйшіе писатели уже за это одно обвиняли его въ измѣнѣ. Но пизанцы были другого мнѣнія. Они немедленно поставили его -- сначала на годъ, потомъ на десять лѣтъ -- во главѣ всего политическаго управленія. Дантъ также не мотивировалъ своего обвиненія противъ графа указаннымъ выше обстоятельствамъ. Уже въ октябрѣ гвельфскіе города Тосканы воспользовались несчастьемъ Пизы, чтобы уничтожить эту республику Они составили союзъ, во главѣ городовъ Флоренціи и Лукки, поклявшись не прекращать войны до тѣхъ поръ, пока Пиза не будетъ разрушена. Уголино употреблялъ всевозможныя усилія, чтобы побудить флорентійцевъ отступить отъ союза. Запасшись деньгами, которыми снабдилъ его Нино Висконти, онъ отправился во Флоренцію и тайно подѣлилъ ихъ между пріорами города. Такимъ образомъ, онъ долженъ былъ войти въ нѣкоторыя соглашенія и, между прочимъ, принялъ условіе, которымъ обязывался уступить флорентійцамъ нѣкоторыя укрѣпленныя мѣста. Гражданъ Лукки онъ также успѣлъ настроить миролюбиво этимъ способомъ. Но тогда это было единственное средство спасти Пизу отъ гибели. Затѣмъ графъ сдѣлалъ Нино Висконти соучастникомъ своей власти. Однако, непомѣрная дороговизна, болѣе и болѣе возраставшіе налоги, по необходимости назначенные графомъ Уголино, въ особенности же тягости все еще продолжавшейся войны съ генуэзцами -- все это сильно вооружило пизанцевъ противъ ихъ правительства. И притомъ Уголино не могъ поладить даже съ своимъ товарищемъ Нино Висконти, который во чтобы то ни стало хотѣлъ заключить миръ съ Генуей. Графа стали громко обвинять въ томъ, что онъ, изъ желанія удержать власть въ своихъ рукахъ, умышленно ставилъ препятствія миру.
   14. Кромѣ Уголино наиболѣе вліятельной личностью въ городѣ Пизѣ былъ архіепископъ Руджіери, происходившій изъ древняго гибеллинскаго рода Убальдини. Будучи самъ гибеллиномъ, онъ, тѣмъ не менѣе, часто вступалъ въ связи съ гвельфами и, повидимому, былъ совершенно дружески расположенъ къ графу. Послѣ несчастной битвы близь острова Мелоріи графъ Уголино прежде всего согласился съ нимъ въ томъ мнѣніи, что дальнѣйшая борьба невозможна, и когда племянникъ архіепископа -- Убальдино былъ взятъ въ плѣнъ генуэзцами, графъ не пожалѣлъ никакихъ усилій, чтобы его выкупить, тогда какъ его собственный сынъ, Лотто, оставался въ плѣну. Съ своей стороны, архіепископъ относился къ Уголино необыкновенно пріязненно. Случилось, напримѣръ, что внукъ графа, Ансельмо, началъ выставлять ему на видъ, какъ недоволенъ народъ тяготѣвшими на немъ налогами. Уголино, внѣ себя отъ раздраженія выхватилъ кинжалъ и ранилъ юношу. За него сталъ заступаться Убальдино -- извѣстный уже намъ племянникъ архіепископа. Графъ выхватилъ у одного изъ сторожей топоръ и убилъ смѣлаго противника, съ словами: "пусть умретъ такъ каждый, кто осмѣлится оскорблять меня". Трупъ принесли къ архіепископу, но тотъ настолько умѣлъ владѣть собою, что ограничился только замѣчаніемъ: "я не знаю, по какимъ побужденіямъ графъ могъ-бы убить моего племянника, и потому я не вѣрю, чтобы это былъ, дѣйствительно, мой племянникъ. Уберите это тѣло и больше не говорите мнѣ объ этомъ ни слова". Нино Висконти также сталъ открыто порицать суровыя мѣры своего дяди и искалъ поддержки въ архіепископѣ, но тотъ отвѣтилъ рѣзкимъ отказомъ. Наконецъ-то, по мнѣнію коварнаго прелата, настала пора дѣйствовать. Раздоры между двумя главами республики -- говорилъ онъ -- волнуютъ народъ. Гораздо лучше было-бы, если-бы вся власть была сосредоточена въ рукахъ одного -- и именно въ рукахъ графа Уголино. И такъ, пусть оба сложатъ съ себя власть -- графъ только для виду, чтобы потомъ опять получить ее неограниченно. Уголино попался въ ловушку. Оба верховные правители удалились изъ города -- сначала Висконти, потомъ графъ Уголино. Послѣдній окружилъ себя въ своей ближней виллѣ (Сеттимо) множествомъ вооруженныхъ приверженцевъ. Но сейчасъ же вслѣдъ за ихъ удаленіемъ архіепископъ изгналъ гвельфовъ, вооружилъ пизанскихъ гибеллиновъ и призвалъ на помощь партіонныхъ соумышленниковъ изъ другихъ мѣстъ. Напрасно Уголино ждалъ изъ Сеттимо, что-то призовутъ обратно. Наконецъ, онъ самъ, съ своею дружиной, выступилъ въ походъ. Пропускъ, былъ анъ только ему и одному изъ его спутниковъ (Бригата, ст. 89). Архіепископа, вмѣстѣ съ вождями гибеллиновъ, онъ засталъ въ церкви Санъ-Бастіано. Народъ былъ крайне раздраженъ противъ графа. На слѣдующее утро (1-го іюля 1288 г.) его наемные защитники, предводимые сыновьями и внуками графа, слѣдуя его приказанію, проломили городскія ворота. Но гибеллины оказались сильнѣе. Послѣ многихъ уличныхъ схватокъ, графъ съ остатками своихъ сподвижниковъ, заперся въ ратушѣ. Враги окружили зданіе зажженными кострами, и графъ Уголино былъ принужденъ, наконецъ, сдаться вмѣстѣ съ своими сыновьями и внуками.
   15. Уголино, какъ измѣнникъ отечеству, принадлежитъ этому отдѣленію ада -- Антенорѣ, тогда какъ Руджіери, коварно измѣнившій своему другую долженъ быть собственно помѣщенъ въ третьемъ, отдѣленіи -- въ Птолемеѣ.
   23. Башня эта находилась по дорогѣ отъ берега Арно къ собору. Въ прежнія времена башня служила убѣжищемъ орловъ -- птицъ, изображенныхъ также на пизанскомъ гербѣ; республика держала постоянно двухъ живыхъ орловъ, какъ это обыкновеніе сохранилось еще и до сихъ поръ въ Женевѣ.
   50. Ансельмуччіо былъ внукъ графа, отъ его сына Гвельфо, прожившаго тогда въ Сардиніи.
   68. Гаддо и Угуччіоне -- два младшіе, сына Уголино.
   82. Капрара и Горгона -- два небольшіе, острова, противъ пизанскаго взморья.
   88; Юнона, въ своемъ гнѣвѣ, уничтожила весь царскій родъ Кадка въ Ѳивахъ.
   119. Фамилія Манфреди принадлежала, къ самымъ знатнымъ гвельфскимъ родамъ въ городѣ. Фаэнцѣ. Въ 1286 году Альбериго де-Манфреди, принадлежавшій къ ордену "веселыхъ братьевъ" (frati gaudenti) поспорилъ съ своимъ двоюроднымъ братомъ, который жъ этомъ спорѣ до того забылся, что далъ Альбериго пощечину. Тотъ показалъ видъ, что нисколько не сердится за обиду, и пригласилъ множество гостей, какъ бы на праздникъ, по случаю примиренія съ своимъ противникомъ. Нѣсколько часовъ прошли въ веселой бесѣдѣ, какъ вдругъ Альбериго закричалъ: "подавайте дессертъ!" Вошли сооруженные, слуги, которые умертвили сначала двоюроднаго брата хозяина -- Манфреди -- и вслѣдъ затѣмъ его малолѣтняго сына Альбергетто, искавшаго защиты подъ орденской одеждой своего дяди.
   124. Птоломей коварно избилъ съ своими вооруженными приверженцами первосвященника Симона, съ его сыновьями Матаѳіей и Іудей (Макав. I, 11--17) и потому у Данта то отдѣленіе ада, гдѣ помѣщаются измѣнники своимъ друзьямъ, называется Птоломеей.
   

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

   1. Этотъ латинскій стихъ составленъ по образцу довольной извѣстнаго католическаго гимна, сочиненнаго Венантіемъ Фортунатомъ.
   37. Три лица, очевидно, изображены здѣсь, какъ контрастъ съ понятіемъ о тріединомъ божествѣ и находятся въ связи съ злыми страстями, представленными въ первой пѣсни, въ образѣ трехъ звѣрей. Въ тоже время, они намекаютъ своимъ цвѣтомъ на жителей трехъ частей Стараго Свѣта -- на сыновей Сима, Хама и Іафета
   64. Измѣнники духовному и свѣтскому режиму наказываются съ одинаковой суровостью, и это совершенно соотвѣтствуетъ религіознымъ представленіямъ поэта, который и свѣтской монархіи приписываетъ божественное происхожденіе.
   77. Средина Люцифера есть въ тоже время центръ земли, слѣдовательно, также и вселенной. Отсюда нѣтъ дальнѣйшаго спуска внизъ, но только обратный подъемъ, куда и поворачивается Виргилій, чтобы держать голову вверхъ.
   115. Іерусалимъ считался центромъ обитаемой земли.
   126. Гора Чистилища.
   139. Слѣдовательно, во время подъема спутниковъ вверхъ прошелъ цѣлый день и значительная часть ночи.

Конецъ.

   
   
   
dd>
/p>
   85--87 И высшій рогъ этого древняго огня задрожалъ, покачнулся и заревѣлъ, будто вѣтромъ вздымаемый.
   88--90 Завывая я качаясь своею вершиною то въ ту, то въ другую сторону, словно языкъ говорящаго, онъ вдругъ издалъ звуки, выразившіеся словами и началъ говорить такъ:
   91--93 Когда я покинулъ дочь солнца Цирцею, эту волшебницу, скрывавшую меня болѣе года, вдали отъ Пенелопы, возлѣ Гаеты, еще прежде чѣмъ Эней назвалъ такъ это мѣсто, въ воспоминаніе о своей кормилицѣ тамъ погребенной,
   94--96 ни нѣжная страсть къ сыну (Телемаку), ни уваженіе къ моему дряхлому отцу (Лаерту), ни супружеская любовь, составлявшая счастье моей Пенелопы,
   97--99 но могли сдержать во мнѣ страшной жажды къ знанію, къ знанію свѣта, къ знанію пороковъ и добродѣтелей человѣческихъ.
   100--102 И началъ я свои странствованія съ средиземнаго моря съ однимъ кораблемъ и немногими товарищами, никогда меня не покидавшими.
   103--105 Проходя этимъ моремъ я видѣлъ оба берега, на право вплоть до Испаніи, а на лѣво и Марокко, и островъ Сардинію и другіе острова, этимъ моремъ омываемые.
   106 -- 108 Я и товарищи мои ужо состарились, когда достигли того узкаго пролива, гдѣ Геркулесъ поставилъ столбы свои,
   109--111 для того, чтобъ люди исходили дальше въ ту сторону на корабляхъ; съ правой стороны я оставилъ Севилью, а съ лѣвой Цеуту.
   112 -- 114 Братья, сказалъ я: на пути къ послѣдней точкѣ запада, мы претерпѣли сто тысячъ бѣдствій, --
   115--117 и вы, конечно, не захотите изъ за ничтожнаго остатка нашей жизни лишить себя наслажденія узнать, направляясь противъ солнца, еще неизвѣданную нами другую часть міра, гдѣ нѣтъ еще жителей.
   118--120 Проникнитесь значеніемъ вашей природы: но для того созданы вы, чтобъ жить какъ скоты, а для того, чтобы пріобрѣсть и познаніе и достоинства общечеловѣческія.
   121--123 Моя краткая рѣчь такъ увлекла товарищей, придала имъ столько силы, что потомъ я самъ едвали могъ-бы удержать ихъ порывы.
   124--126 И повернувши корму корабля къ востоку, мы пошли на западъ, весла свои обратили въ крылья, и пустились въ неразумный полетъ въ неизвѣданной пустынѣ.--
   127 -- 129 Уже ночью всѣ звѣзды другого полюса были видны, а наша полярная звѣзда (а малой медвѣдицы) опустилась такъ низко, что едва виднѣлась надъ морскимъ горизонтомъ.
   130--132 Уже пять разъ луна переходила отъ новолунія къ полнолунію съ тѣхъ поръ, какъ мы вошли въ открытое море -- въ океанъ.
   133--135 Вдругъ взорамъ нашимъ представилась въ отдаленіи мрачная гора, по высотѣ своей превосходившая всѣ горы намъ извѣстныя.
   136--138 Мы обрадовались, но скоро, скоро наша радость превратилась въ отчаяніе: изъ этой горы выросъ и набѣжалъ на насъ ураганъ.
   139 -- 141 Три раза онъ погружалъ насъ въ волны моря; по четвертому валу носъ корабля пошолъ вверхъ, корма упала внизъ: такъ Богу было угодно.
   142 Море насъ поглотило.
   

Пѣснь XXVII.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Въ мірскія дѣла и обряды не входить ни для чего, развѣ какая явная неправда показала будетъ.

О разсылкѣ копій съ обѣщанія, чинимаго Архіереями при поставленіи ихъ въ сей чинъ. Полн. Собр. Зак. 22 Генв. 1716 г. No 2985J.

   Lamennais, въ своемъ введеніи къ переводу Ада, сопоставляетъ окончаніе предшедшей главы съ содержаніемъ настоящей.
   Онъ говоритъ, что когда Улисъ окончилъ рѣчь свою словами: "море насъ поглотило", онъ не сказалъ ни слова болѣе. Пѣснь на этомъ обрывается: ничего не видно и не слышно, одно только воображеніе рисуетъ намъ морскія волны, покрывающія корабль, погружонный въ вѣчно бушующую сверху, въ вѣчно безмолвную внизу пучину.
   Обращаясь къ настоящей пѣснѣ, Ламене указываетъ, какъ на самую важную часть ея, на рѣчь Guido da Montefeltro, и говоритъ: "здѣсь развивается сцена самая страшная, самая странная, самая чудная. Рѣчь Гибелина (Данте) поражаетъ разомъ и грѣшника, котораго онъ заставляетъ разсказывать свои постыдныя злодѣянія, и Папу Бонифація VIII-го, который низвергъ его въ эту адскую пропасть, и слышится по временамъ свистъ и шипѣніе раскаленнаго желѣза, прилагаемаго ко лбу первосвященника злодѣя". Данте всегда въ пѣсняхъ своихъ преслѣдуетъ, съ особенною строгостію, людей важныхъ и сильныхъ, если только они дѣйствительно совершали злодѣянія.
   Ст. 37--54 этой пѣсни требуютъ нѣкоторыхъ поясненій. Гвидо-да-Монте-Фельтро спрашиваетъ Данте о тогдашнемъ положеніи Романіи: это была прелестная и богатая страна на западномъ берегу Адріатическаго моря, между провинціями Феррарой и Урбиной. Равенна, гдѣ до сихъ поръ покоится прахъ Данте, была главнымъ ея городомъ. Изъ другихъ городовъ тамъ были важны: Червія, Чезена, Фаенца, Форли, Форлимпополли. Имола, Римини. Монте-Фельтро -- это рядъ деревень и полей, расположенныхъ вблизи Апенинскихъ возвышенностей, изъ коихъ берутъ свое начало и текутъ въ разныя стороны Тибръ и Рубиконъ.
   Данте указываетъ на ихъ политическое состояніе того времени. Равенна и Червія остаются во власти Полентскаго орла. Это Гвидо-Новелло-да-Поленто, тиранъ Равенны, либералъ, учоный мужъ, и читавшій Данте и при его жизни и по смерти. Въ гербѣ его была изображена половина бѣлаго орла въ лазуревомъ полѣ и половина краснаго въ золотомъ. Вотъ почему онъ и называется Полентскимъ орломъ. Полента -- это небольшой замокъ возлѣ Бертинаро, родина Гвида. Червія была главная солеварница въ Романіи и управлявшій въ то время ею кардиналъ д`Остіо говорилъ: мы изъ маленькой Червіи получаемъ болѣе доходовъ, чѣмъ изъ всей Романіи.
   Городъ Форли находился въ серединѣ Романіи. Здѣсь Гвидо своимъ искусствомъ и хитростью умѣлъ уничтожить побѣдоносное войско французовъ; потомъ этотъ городъ перешолъ въ владѣніе могущественнаго Орделафи, и Данте не можетъ не замѣтить, что у него въ гербѣ зеленый левъ на золотомъ полѣ съ разными украшеніями.
   Въ Римини тогда господствовали Мастини или Малатестини (жадныя собаки, жестокіе тираны). Они коварнымъ образомъ убили благороднаго рыцаря Монтано.
   Имоло и Фаенца находились тогда во власти Майнардо Пагани. Данте не забываетъ сказать, что у него въ гербѣ маленькій левъ. Наконецъ поэтъ вспоминаетъ Чезену, омываемую рѣкою Савіею; но здѣсь у него не столько историческое, сколько аллегорическое значеніе. Онъ говоритъ, что городъ находится въ долинѣ между холмами. Это, по мнѣнію толкователей поэта, значитъ въ странѣ рабства между свободой. (Долина -- рабство, холмъ -- свобода).
   

ПѢСНЬ XXVII.

Восьмой кругъ.-- Восьмая яма.-- Романья въ XIV-мъ столѣтіи.-- Хитрые и коварные совѣтники,-- Гвидо-да-Монте-Фельтро.

I.

   1--3 Наконецъ огонь умолкъ, успокоился, встряхнулъ свою вершину и началъ медленно удаляться отъ насъ съ разрѣшенія ласковаго поэта, --
   4--6 какъ вдругъ другой огонь, шедшій сзади него, обратилъ на себя наше вниманіе страшными стонами, изъ него выходящими: онъ напоминалъ ревъ того сицилійскаго быка,
   7--9 котораго художникъ Перилло вылилъ изъ мѣди и подарилъ Тирану Сицилійскому Фаларид у, а тотъ велѣлъ раскалить быка и посадилъ туда самого художника, и быкъ зарычалъ въ первый разъ стонами и криками того человѣка, который создалъ его своимъ рѣзцомъ.
   10--12 Онъ рычалъ человѣчьимъ голосомъ, и тотъ человѣкъ находился внутри его, такъ что и самый быкъ, не взирая на то, что былъ сдѣланъ изъ мѣди, казалось страдалъ изъ за мученика, внутри его находившагося.
   13--15 Такъ точно слова страдальца, заключеннаго въ подходившемъ къ намъ огнѣ и не находившаго себѣ выхода, превращались въ завыванія пламени, въ коемъ онъ былъ погружонъ.
   

Просьба новаго грѣшника Гвидо-да-Монте-Фельтро.

II.

   16--18 Но когда наконецъ слова его нашли себѣ выходъ изъ вершины дрожащаго пламени, такъ точно какъ губы получаютъ извѣстное движеніе, когда человѣкъ начинаетъ говорить,
   19--21 мы услышали: о ты, къ кому я обращаюсь, и кто только что сказалъ на ломбардскомъ языкѣ: удались, не ожидай отъ меня никакой помощи.
   22--24 Можетъ быть я опоздалъ немного, но потрудись остановиться и поговорить со мной; видишь-ля, что я даже остановился, между тѣмъ какъ я сгораю въ этомъ огнѣ.
   25--27 Если ты упалъ въ этотъ мрачный міръ, изъ той прекрасной земли,-- изъ Италіи, гдѣ я грѣхами своими заслужилъ настоящія терзанія,
   28--30 скажи мнѣ, что-жъ въ Романьи теперь миръ или война; я вѣдь родился въ горахъ Монте-Фельтро, между Урбиной и возвышенностями рѣки Тибра.
   

Отвѣтъ Данте.

III.

   31--33 Я еще стоялъ съ напряженнымъ вниманіемъ, поникнувъ головою къ ямѣ, какъ мой учитель, тронувъ меня слегка въ бокъ, сказалъ: говори, потому что это итальянецъ: онъ будетъ тебя слушать не такъ, какъ тѣ два грека.
   34--36 Отвѣтъ у меня уже былъ готовъ и въ ту-же минуту я вскрикнулъ: душа, заключенная въ этомъ пламени:
   37--39 родина твоя никогда не была въ покоѣ въ сердцахъ тирановъ; но нынѣ, спускаясь въ эту бездну, я не видѣлъ тамъ никакой открытой войны.
   40--42 Равенна остается въ томъ положеніи, въ какомъ она находилась въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ. Полентскій орелъ держитъ въ своихъ рукахъ не только Равенну, но даже и Червію.
   43--45 Городъ Форли, доказавши, что онъ можетъ выдержать продолжительную осаду, обратившій французовъ въ прахъ, до сихъ поръ находится во власти Орделафи, имѣющихъ въ гербѣ своемъ зеленаго льва, и значитъ все же преклоняется предъ силой.
   46--48 И обѣ злодѣйскія головы (malatesta), отецъ и сынъ, владѣльцы замка Верукіо, доказавшіе свою жестокость измѣнническимъ убійствомъ рыцаря Монтаньи (Montagna), пожираютъ народъ въ своихъ владѣніяхъ.
   49--51 Маленькій левъ бѣлаго гнѣзда Майнардо Пагани, измѣняющій свои воззрѣнія съ каждымъ временемъ года, управляетъ Фаенцой на берегахъ Дамоны и Имолой близь Сантерно.
   52--54 И Чезена, этотъ городъ, омываемый рѣкою Савіо, среди степей и горъ, живетъ между свободою и жестокими притѣсненіями.
   55--57 Теперь я прошу тебя, чтобъ и ты разсказалъ мнѣ, кто ты? не будь въ этомъ отношеніи строже другихъ, и твое имя долго еще не забудутъ въ томъ мірѣ.
   

Разсказъ Гвидо-да-Монте-Фельтро. Святой Францискъ уступаетъ свои права одному изъ чорныхъ херувимовъ.

IV.

   58--60 Затѣмъ пламя завыло, какъ всякій огонь подъ вліяніемъ вѣтра, повернуло свою вершину сначала въ одну, потомъ въ другую сторону, и, свистя, прислало намъ слѣдующіе звуки:
   61--63 Если-бы я думалъ, что отвѣтъ мой будетъ данъ такому лицу, которое возвратится въ другой міръ, то пожирающее меня пламя не сдѣлало-бы никакого движенія.
   64--66 Но такъ какъ не было человѣка, вышедшаго живымъ изъ этой пропасти, то я отвѣчаю тебѣ, не боясь никакого позора.
   67--69 Прежде я былъ солдатомъ, а потомъ францисканскимъ монахомъ, думая, что поступленіемъ въ этотъ орденъ, я загладилъ свои дурныя дѣянія, и, конечно, желаніе мое было-бы исполнено,
   70--72 если-бы не явился между мною и судьбою этотъ великій первосвященникъ, Папа Бонифацій VIII, который возвратилъ меня къ прежнимъ грѣхамъ, и я желалъ-бы, чтобъ ты выслушалъ, какъ и по какой причинѣ онъ это сдѣлалъ.
   73--75 Въ молодости дѣйствовалъ я не какъ левъ, а какъ лисица: не храбростью, не благородствомъ отличался я, а коварствомъ и мошенничествомъ.
   76--78 Я зналъ всѣ пролазы, проходы и продѣлки для того, чтобъ обмануть всякаго, и исполнялъ это съ такимъ искусствомъ, что слава моего коварства прошла всѣ части свѣта.
   79--81 Но когда я достигъ тѣхъ лѣтъ, когда человѣкъ, какъ корабль, долженъ спускать свои паруса и свертывать свои вервія,
   82--84 мнѣ надоѣло все то, что прежде мнѣ нравилось, и, раскаявшись и исповѣдавшись, я сдѣлался францисканскимъ монахомъ. Охъ, несчастный! эта перемѣна могла-бы составить мое блаженство.
   85--87 Но Папа Бонифацій VIII, глава новыхъ фарисеевъ, велъ въ Римѣ войну возлѣ храма св. Іоанна Латерана и не противъ Сарациновъ, не противъ евреевъ,
   88--90 нѣтъ, всѣ враги его были христіане, и никто изъ нихъ не требовалъ ни уничтоженія Акры съ помощью невѣрныхъ, ни святотатственной торговли во владѣніяхъ султана.
   91--93 Онъ пренебрегъ и собственнымъ своимъ значеніемъ, и святостью подвластныхъ ему учрежденій, и моимъ званіемъ францисканскаго монаха, обязывавшимъ меня поститься.
   94--96 по какъ великій Константинъ просилъ спрятавшагося въ пещерахъ горы Сирати, Св. Папу Сильвестра вылечить его отъ моровой язвы,
   97--99 такъ точно и Бонифацій VIII потребовалъ меня, чтобъ я его вылечилъ отъ новой язвы, его смертной злобы противъ жителей города Колоны, злобы основанной на его гордости; онъ требовалъ моего совѣта, но я молчалъ, думая, что онъ просто пьянъ,
   100--102 тогда онъ сказалъ мнѣ: не бойся, я теперь-же разрѣшаю всѣ грѣхи твои, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы ты объяснилъ мнѣ способъ, коимъ я могъ-бы завладѣть и землями и крѣпостью Пренесто.
   103--105 Ты знаешь, что я могу по своему произволу запероть и отпереть врата неба, и что я владѣю тѣми двумя ключами, коими пренебрегъ мой предшественникъ Папа Целестинъ V, отказавшись отъ священнаго престола.
   106--108 Тогда знаменательныя его разсужденія внушили мнѣ дурную мысль; мнѣ показалось, что молчаніе мое было-бы для меня пагубнымъ, и я сказалъ:
   109--111 Святой отецъ, такъ какъ ты прощаешь мнѣ тотъ грѣхъ, въ который я долженъ впасть теперь-же, по твоей просьбѣ, то я рѣшаюсь дать тебѣ слѣдующій совѣтъ: обѣщай много и не исполняй ничего, или же исполняй очень мало, тогда ты восторжествуешь надъ жителями города Колоны.
   112--114 Потомъ, когда я умеръ, самъ покровитель мой, святой Францискъ, пришолъ за мною по принятому издревле обычаю, но рядомъ съ нимъ явился одинъ изъ чорныхъ херувимовъ и сказалъ ему: ты не бери его на небо, не наноси мнѣ этого неправаго ущерба.
   115--117 Этотъ грѣшникъ долженъ идти внизъ, въ среду моихъ подвластныхъ, потому что онъ далъ человѣку подлый совѣтъ, и съ тѣхъ поръ я уже держу его за волосы.
   118--120 Нельзя прощать того, кто не раскаивается, а никто не можетъ въ одно и тоже время совершать грѣхи и каяться въ нихъ: быть и не быть въ одно и тоже время вещь невозможная.
   121 -- 123 Подумай въ какой ужасъ пришолъ я несчастный, когда чортъ, схвативши меня за волосы, сказалъ: пожалуй ты не зналъ, что я такой-же философъ, какъ и ты, и умѣю выводить логическія заключенія изъ вашихъ силлогизмовъ.
   124--126 Онъ низвергъ меня къ Миносу; тотъ восемь разъ повернулъ своимъ хвостомъ вокругъ своей костлявой спины и, со злобой его укусивши,
   127 -- 129 сказалъ: этотъ грѣшникъ долженъ жариться въ огнѣ его скрывающемъ; вотъ почему я низвергнутъ сюда; и, видишь-ли ты, въ этомъ огненномъ одѣяніи нѣтъ конца моимъ мученіямъ.... страдая, я иду... я иду... я иду...
   

Поэты удаляются изъ восьмой ямы.

V.

   130--132 Когда онъ кончилъ свою рѣчь, огонь, обнаруживая знаки страданій, пошолъ, шатаясь и волнуясь своей острой вершиной.
   133--135 Мы съ учителемъ шли впередъ по утесу до слѣдующаго перевала, составляющаго мостъ надъ пропастью, гдѣ получаютъ заслуженное наказаніе тѣ сѣятели раздоровъ, которые, разъединяя узы природы и дружбы,--
   136 отягчаютъ тѣмъ свою совѣсть.
   

Пѣснь XXVIII.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Иное дѣло о раскольщикахъ явныхъ, ибо отъ тѣхъ напасти блюстися не надобно; но раскольщиковъ подъ видомъ православія живущихъ, покрывать сіе дѣло безбожіемъ смердящее. И за сіе должны суть епископы ревновать и доносить о семъ къ Духовному Коллегіумъ; а Коллегіумъ, по духовномъ розыскѣ, таковыхъ господъ, аще не похотятъ въ томъ исправиться, можетъ предать анаѳемѣ.

Полн. Собр. Зах. 721. 25 янв. 3718 т. VI стр. 342. п. 5.

   Здѣсь Данте является опять юристомъ и излагаетъ свою лѣстницу наказаній для сѣятелей раздоровъ: онъ рисуетъ злополучную картину отчаянныхъ бѣдствій девятой ямы, гдѣ наказываются разные виды вредныхъ совѣтниковъ, виновниковъ расколовъ и междоусобныхъ войнъ въ единой человѣческой семьѣ.
   По его понятіямъ сѣятели раздоровъ сѣятъ ихъ или въ святой католической церкви, или между государями, или между друзьями, между народами и наконецъ между самыми близкими родственниками.
   Каждому виду сѣятелей раздоровъ предназначено своеобразное наказаніе.
   Интересъ пѣсни увеличивается тѣмъ, что въ ней является самъ Мугамудъ, авторъ Корана, представитель восточныхъ вѣрованій, и что онъ указываетъ на своего учителя и ученика Али, виновника перваго раскола въ таинственномъ ученіи Мугамуда.
   Голландскій писатель (Küenen) Куененъ, въ своей лекціи о національной и всемірной религіи (стр. 41), говоритъ, что Данте, помѣстивъ Мугамуда въ одинъ изъ нижнихъ круговъ католическаго ада, опредѣлилъ этимъ очень мѣтко и самый характеръ вѣроученія Мугамуда (Исламъ). Этимъ, по мнѣнію Куенена, ясно выражается то, что Исламъ не что иное, какъ черенокъ христіанства, или правильнѣе іудейства, посаженный на землѣ Аравитянъ, и для нихъ подрѣзанный въ своихъ развѣтвленіяхъ, согласно ихъ понятіямъ и способностямъ, и даже испорченный мѣстными особенностями народа только для того, чтобъ онъ сдѣлался для нихъ сколь возможно доступнѣе.
   На послѣднемъ планѣ является Бертрамъ даль Борніо, который своими дурными совѣтами поссорилъ сына англійскаго короля Генриха съ его отцомъ и тѣмъ самымъ погубилъ его семейное счастье.
   Переводчикъ не считаетъ нужнымъ излагать въ подробности теорію Данте о сѣятеляхъ раздоровъ (seminatore di scisme, di discordia, di scandal о): ему кажется, что самъ авторъ, своею постепенностью наказаній, такъ ясно выражаетъ то, что можно было думать въ его время, что теперь всѣ толкованія излишни.
   Разбирая его ученіе по нашимъ понятіямъ, мы непремѣнно впадемъ въ какую нибудь ошибку или противъ времени, или противъ мѣста: переводчикъ думаетъ, что одни заголовки отдѣловъ этой пѣсни достаточно разъясняютъ лѣстницу наказаній, придуманную Данте.
   

ПѢСНЬ XXVIII.

Восьмой кругъ.-- Девятая яма.-- Сѣятели расколовъ и раздоровъ.-- Мугамудъ.-- Али.-- Дольчина.-- Петръ Медичисъ.-- Куріонъ.-- Моска.-- Бертрамъ-даль-Борніо.

Общій характеръ наказанія въ сравненіи съ жертвами продолжительныхъ войнъ, мѣстомъ которыхъ была Италія

I.

   1--3 Кто могъ бы выразить, хотя бѣлыми стихами, даже повторяя ихъ нѣсколько разъ, тѣ страданія, тѣ раны, ту кровь, которыя представились теперь моимъ взорамъ.
   4--6 Никакой языкъ не можетъ изобразить этого, потому что слово не можетъ вѣрно выразить дѣйствія, а разумъ нашъ не въ состояніи постигнуть великія явленія природы.
   7--9 Если-бы собрать всѣ жертвы междоусобныхъ войнъ въ Аппуліи, въ этой счастливой по природѣ странѣ,-- начиная отъ сраженій Энея Троянскаго съ Турномъ, королемъ Рутуліи и всѣхъ погибшихъ въ многочисленныхъ битвахъ Римлянъ съ Аннибаломъ, если собрать всю массу людей, сдѣлавшихся жертвою второй, самой продолжительной Пунической войны, и всю кровь,
   10--12 пролитую Римлянами, хотя-бы во время сраженія близь Канны, послѣ котораго однихъ колецъ, снятыхъ съ рукъ убитыхъ римскихъ доблестныхъ гражданъ, отослано Аннибаломъ въ Карфагенъ 3 1/2 мѣры (nioggia), какъ говоритъ самъ Титъ Ливій, а онъ никогда не ошибался;
   13--15 и если присоединить къ нимъ всѣхъ Сарациновъ, выгнанныхъ изъ Сициліи и Аппуліи Робертомъ Гвискардомъ (Roberto Guiscardo 1071 г.) и всѣхъ другихъ, погибшихъ въ первомъ сраженіи Карла Анжуйскаго съ Манфредомъ, королемъ Сициліи и Аппуліи,
   16--13 и всѣхъ тѣхъ, кости которыхъ до сихъ поръ собираются въ Чеперано, гдѣ жители Аппуліи (Аppugliа, Pugliesse) измѣнили Манфреду, или тамъ, возлѣ Тальякоцо (Tagliacozzo), гдѣ старый Алардъ, не бравши даже меча въ руки, однимъ совѣтомъ своимъ, даннымъ Карлу Анжуйскому, разбилъ Коррадина (Corradino).
   19--21 Если-бы всѣхъ этихъ страдальцевъ собрать вмѣстѣ, и если-бы всѣ они обнажили свои разнообразныя раны, то все это ничто въ сравненіи съ мученіями и страданіями грѣшниковъ девятой ямы.
   

Муuамудъ. Сѣятель религіознаго раздора.

II.

   22 -- 24 Какъ полная воды бочка, разрубленная сверху до низу, извергаетъ всю свою воду, такъ одинъ грѣшникъ, разрѣзанный по всему тѣлу, начиная отъ горла, извергалъ наружу всѣ свой внутренности.
   25--27 Сердце, печень, печонки и всѣ остальныя части внутренности человѣческаго тѣла выступали наружу и окружали со всѣхъ сторонъ его ноги.
   28--30 Когда я обратилъ на него свои взоры, онъ взглянулъ на меня, разорвалъ еще больше свою грудь и сказалъ: смотри, какъ я терзаюсь.
   31--33 Видишь-ли ты, какъ искажонъ Мугамудъ, а передъ нимъ его племянникъ Али идетъ, плачетъ, ему разбили лицо, начиная отъ лба до подбородка.
   34--36 И всѣ другіе, которыхъ ты видишь, это все раскольники; живые они раскалывали свою вѣру, а теперь имъ за это раскалываютъ все тѣло.
   37--39 Вонъ тамъ, сзади, стоитъ діаволъ, что мучаетъ насъ: своимъ мечомъ онъ переворачиваетъ всѣ наши внутренности;
   40--42 въ такомъ видѣ мы должны обойти весь кругъ этой тяжкой долины, и когда мы подходимъ къ нему, всѣ наши раны заживаютъ, и онъ мечомъ своимъ возобновляетъ наши терзанія.
   43--45 Но кто-же ты, стоящій на вершинѣ утеса, вѣроятно ты желаешь сначала увидѣть то наказаніе, которому долженъ быть подвергнутъ за свои злодѣянія.
   46--48 Учитель мой отвѣчалъ: смерть еще не постигла его, и ни одинъ грѣхъ не привелъ его къ тому, чтобы раздѣлять твою участь;
   49--51 но для того, чтобы онъ по опыту созналъ сущность природы человѣческой, мнѣ, какъ мертвому, предоставлено провести его живого черезъ адъ, изъ ямы въ яму: и это такъ вѣрно, какъ вѣрно и то, что я теперь обращаю къ тебѣ свое слово.
   52--54 Услышавши это,-- болѣе сотни грѣшниковъ остановились въ ямѣ и смотрѣли на меня съ удивленіемъ, какъ будто-бы позабывъ о страданіяхъ своихъ.
   55--57 Тогда Мугамудъ, собираясь уже уходить, сказалъ мнѣ: ты, который вѣроятно скоро увидишь солнце, скажи монаху Долчину (Fra Dolcin), защитнику общаго владѣнія имуществомъ и женщинами, скажи ему, что если онъ не хочетъ вскорѣ за мною послѣдовать,--
   58--50 такъ чтобы онъ сдѣлалъ порядочный запасъ жизненныхъ припасовъ, защитилъ-бы сколько-нибудь себя отъ снѣжныхъ заваловъ и не попался-бы такъ скоро въ руки жителей Наварры, которые поймаютъ его и, вмѣстѣ съ его женою Маргаритою, сожгутъ на огненномъ кострѣ (что и совершилось въ 1307 году).
   61--63 Начавши говорить эти слова, Мугамудъ ступилъ уже одною ногою впередъ, а окончивши, ступилъ другою и удалился.
   

Петръ Медичисъ, сѣятель раздоровъ между государями. Онъ поссорилъ Гвидо-даПоленто съ Малатестино-да Римини.

III.

   64--66 Но затѣмъ явился другой, у него горло было разсѣчено, носъ перерѣзанъ до вѣкъ, и видно было одно только ухо.
   67--69 Остановившись, чтобъ посмотрѣть на меня съ такимъ-же удивленіемъ, какъ и всѣ другіе, онъ прежде всѣхъ открылъ отверстіе горла, изъ коего сочилась кровь,
   70--72 и сказалъ: о, ты! не сдѣлавшій ни одного злодѣянія, преслѣдуемаго казнью; о, ты! котораго я видѣлъ въ Италіи, если не обманываетъ меня необыкновенное сходство;--
   73--75 если ты когда-нибудь возвратишься въ эту прелестную Ломбардскую долину, что спускается отъ Верчели до самаго Маркабо, вспомни тогда про Петра Медичиса (Pietra da Medicino).
   76 -- 78 И сообщи двумъ лучшимъ гражданамъ города Фано (Guido и Angiolello) Гвидо и Анджіолелло, что если мы не заблуждаемся въ нашихъ предсказаніяхъ,--
   79--81 то они въ Адріатическомъ морѣ, возлѣ Католики, будутъ сброшены съ своихъ кораблей съ камнями на шеяхъ, вслѣдствіе измѣны коварнаго злодѣя, господствующаго въ Римини и называемаго дурная голова (Malatesta).
   82--84 Даже Нептунъ не видѣлъ, чтобы между самымъ восточнымъ островомъ Кипромъ и самымъ западнымъ изъ Балеарскихъ острововъ Маіоркой, на всемъ почти пространствѣ Средиземнаго моря совершено было такое злодѣяніе ни пиратами, ни даже греками дикихъ мѣстностей Арголиды, этими первоклассными морскими разбойниками (корсарами).
   85--87 Этотъ одноглазый измѣнникъ, властелинъ земли, котораго я никогда не желалъ-бы видѣть, созвалъ ихъ для совѣщанія, между Римини и Позарой.
   88--90 И кончилъ это совѣщаніе тѣмъ, что имъ уже не было надобности молить Бога о спасеніи отъ вѣтровъ, стремящихся съ горы Фокары; онъ сразу всѣхъ ихъ потопилъ.
   

Куріонъ--сѣятель раздоровъ между друзьями. Онъ Цезаря поссорилъ съ Помпеемъ.

IV.

   91--93 А я ему: скажи мнѣ и покажи, если желаешь, чтобы я говорилъ о тебѣ на землѣ, кто именно смотритъ съ угрозой на свою родину.
   94--96 Тогда онъ положилъ руку на лицо одного изъ своихъ товарищей и, открывши ему ротъ, вскрикнулъ: вотъ онъ, и говорить не можетъ -- ему языкъ вырѣзали.
   97--99 Это Куріонъ, тотъ самый, котораго изгнали изъ Рима за то, что онъ Цезарю доказалъ, что если все приготовлено для задуманнаго предпріятія, то всякая отсрочка въ исполненіи задачи ведетъ только къ погибели, и что нужно перейти Рубиконъ.
   100--102 И я замѣтилъ, какъ эти слова пристыдили Куріона съ его порѣзаннымъ языкомъ -- этого самого Куріона, который имѣлъ дерзость увлечь Цезаря своимъ краснорѣчіемъ.
   

Моска. Сѣятель раздора между народами, виновникъ вражды между Гвельфами и Гибелинами.

V.

   103--105 И вотъ одинъ изъ грѣшниковъ, съ разрубленными только что пополамъ руками, поднялъ ихъ вверхъ, наложилъ на лицо Куріона и, обливая его своею кровью,
   106--108 вскрикнулъ: вспомни про Моску -- онъ, несчастный, поселилъ раздоръ въ семействахъ Амидеи и Буондельмонто, далъ совѣтъ убить Буондельмонто, и первый сказалъ: конецъ вѣнчаетъ дѣло; этотъ совѣтъ его бросилъ сѣмя раздора во всей Тосканѣ, возбудивъ вражду Гвельфовъ и Гибелиновъ, нанесъ много зла этой прекрасной странѣ.
   109--111 Я прибавилъ: "и этотъ совѣтъ былъ причиною гибели твоего города". Слова мои усугубили страданія мученика и, обливаясь горькими слезами, онъ удалился, какъ безумный.
   

Бертрамъ-даль-Борніо. Сѣятель раздора между оптомъ и сыномъ.

VI.

   112--114 Я остался и смотрѣлъ на толпу другихъ грѣшниковъ и вдругъ увидѣлъ такое ужасное явленіе, что разсказать даже страшно безъ свидѣтелей, его подтверждающихъ;
   115--117 носовѣсть, этотъ добрый товарищъ, съ которымъ можно всему свѣту говорить прямо все, что думаешь, меня успокаиваетъ.
   118--120 И такъ я утверждаю, я увидѣлъ и, кажется мнѣ, что до сихъ поръ вижу туловище человѣка безъ головы, которое ходитъ также, какъ и всѣ другіе грѣшники;
   121--123 одною рукою оно держитъ за волосы свою голову, будто фонарь, и эта голова смотритъ на насъ и говоритъ: охъ!
   124--126 И туловище изъ глазъ своей головы сдѣлало фонарь; двое они слились въ одно существо, и оно раздвоилось; какъ это можетъ быть: это только Богу извѣстно.
   127--129 Когда онъ взошолъ на мостъ, то поднялъ вверхъ руку съ своею головою, и какъ будто желая свѣтомъ ея приблизить къ намъ свой голосъ,
   130--132 сказалъ: о ты, который дышешь, значитъ живешь и смотришь на мертвыхъ, видѣлъ-ли когда либо что-нибудь страшнѣе моей казни.
   133--135 И если ты будешь говорить обо мнѣ, то знай, что я Бертрамъ-даль-Борніо (Bertram dal Bornio), дававшій коварные совѣты англійскому королю Генриху.
   136 Я поссорилъ отца съ сыномъ. Даже Ахитофель (Achitofel) своими подлыми внушеніями не могъ возбудить такой вражды между Давидомъ и Авесаломомъ. (Библія, книга II Царствъ). Я самый вредный сѣятель раздора (scandalo). Посѣять раздоръ между человѣкомъ и человѣкомъ гадко; между другомъ и другомъ,-- еще хуже, между родными -- это уже грѣхъ, а я посѣялъ раздоръ между отцомъ и сыномъ: ужаснѣе этого злодѣйства (scandalo) между преступниками нашего вида и быть не можетъ {Примѣчаніе переводчика. Вставка взята изъ толкованія Бенвенуто да Имола.}.
   139--141 И такъ какъ я разрознилъ между собою людей столь близкихъ какъ отецъ и сынъ,.то теперь, несчастный, свой мозгъ я ношу разрозненнымъ отъ жизненнаго его начала: моего сердца.
   142 Такъ на мнѣ оправдывается правило Ветхаго Завѣта: око за око, зубъ за зубъ.
   

Пѣснь XXIX.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Наказаніе сожженія есть обыкновенная казнь чернокнижцамъ, ежели оный своимъ чародѣйствомъ вредъ кому учинилъ, или дѣйствительно съ діаволомъ обязательство имѣетъ.

Полн. Собр. Зак. 1717 г. Уст. воинск., 3006, Артик. I, Толков., стр. 321.

   Данте, проходя десятую яму восьмого круга, продолжаетъ говорить о наказаніяхъ алхимиковъ, волшебниковъ и колдуновъ. Хотя въ этой же ямѣ онъ помѣщаетъ прежде всего неизвѣстно почему своего родственника Geri del Bello, приходящагося ему двоюроднымъ дѣдомъ.
   Изъ пѣсни вовсе не видно, чтобъ онъ принадлежалъ къ числу алхимиковъ, которыхъ Данте преслѣдуетъ съ большимъ ожесточеніемъ.
   Изъ нихъ указаны два: Griffоlinо d'Arezzo и Capocchio. Первый изъ нихъ неправедно осужденъ сіенскимъ архіепископомъ на сожженіе за простой обманъ -- по просьбѣ нѣкоего Альберта, котораго архіепископъ признавалъ за своего сына.
   Въ этомъ событіи заключается, какъ кажется, тотъ урокъ, который Данте желалъ преподать своимъ современникамъ XIV столѣтія. Онъ хотѣлъ показать, что верховные земные судьи того времени судили неправедно, что даже самъ Миносъ, судья низвергнутый въ адъ за свои преступленія,-- и тотъ постановляетъ болѣе справедливые приговоры по уголовнымъ дѣламъ, чѣмъ сіенскій архіепископъ.
   Кастроджіованни, останавливаясь на поступкѣ сіенскаго архіепископа, говоритъ: эта наглая жестокость, столь противная ученію св. Евангелія, составляетъ одну изъ печальныхъ страницъ исторіи христіанства, но никогда не нужно смѣшивать высокихъ истинъ христіанской религіи съ свирѣпостью отчаяннаго фанатизма папъ того времени и ихъ сподвижниковъ, -- противъ коихъ и возстаетъ Данте въ другихъ своихъ пѣсняхъ; что касается до настоящей пѣсни, то въ ней, какъ думаетъ переводчикъ, не видно ни особаго изящества, ни вообще ничего увлекательно-поэтическаго. Въ концѣ пѣсни, другой алхимикъ, товарищъ Данте по школѣ, изучавшій вмѣстѣ съ нимъ философію, Капоккіо, напоминаетъ ему о разныхъ кутилахъ города Сіены, промотавшихъ безъ толку все свое состояніе. Вотъ почему профессоръ Барджиджи, объясняя эту пѣснь, находитъ въ ней тотъ нравственный смыслъ, что нужно избѣгать дурного общества и излишней траты денегъ, ведущей неминуемо къ раззоренію. Эта мысль, высказанная въ XV-мъ столѣтіи, до сихъ поръ не получила у насъ права гражданства.
   Данте ужь очень не любитъ алхимиковъ, а они почти всѣ были весьма добропорядочные люди: довольно вспомнить Манту, основательницу города Мантуи.
   Здѣсь нужно замѣтить, что Данте обвиняетъ французовъ въ легкомысліи (vanità). Это любопытно собственно какъ историческое событіе. Данте сказалъ это въ XIV-мъ ст., значитъ и тогда уже французы своими дѣйствіями заставляли думать о себѣ, какъ о людяхъ легкомысленныхъ; правда ли это: переводчикъ думаетъ, что это еще открытый вопросъ.
   

ПѢСНЬ XXIX.

Кругъ восьмой.-- Девятая яма.-- Сѣятели раздоровъ.-- Джери-дель-Белло.-- Десятая яма.-- Всѣ подлыжники.-- Гриффолино изъ Ареццо и Капокіо.

Разговоръ Виргилія съ Данте при переходѣ изъ девятой въ десятую яму.

I.

   1--3 Бесчисленныя толпы осужденныхъ, и разнообразныя ихъ страданія такъ опьянили глаза мои, что мнѣ хотѣлось разразиться горькими слезами.
   4--6 Но Виргилій сказалъ: чего смотришь? За чѣмъ направляешь свои взоры на искаженныя тѣни страдальцевъ?
   7--9 Въ другихъ ямахъ ты не такъ держалъ себя; если хочешь сосчитать всѣ тѣни, вспомни, что въ этой долинѣ считается болѣе 22 милей (154 версты).
   10--12 А луна уже у насъ подъ ногами, значитъ теперь ровно часъ пополудни; намъ осталось очень мало дарованнаго намъ свыше времени, а ты долженъ еще увидѣть гораздо болѣе чуднаго и ужаснаго, чѣмъ видѣлъ до сихъ поръ.
   13--15 Еслибъ ты обратилъ вниманіе, отвѣчалъ я ему поспѣшно, на причины, заставлявшія меня смотрѣть внизъ, можетъ быть ты извинилъ-бы меня и позволилъ остаться здѣсь нѣсколько долѣе.
   16--18 Учитель между тѣмъ молча шолъ впередъ; я слѣдовалъ за нимъ и, разговаривая, прибавилъ: въ глубинѣ той ямы, куда я смотрѣлъ,
   19--21 мнѣ показалось будто духъ, родной мнѣ духъ,-- одинъ изъ родственниковъ моихъ на землѣ -- оплакивалъ свою вину, такъ страшно въ этой ямѣ наказуемую.
   22--24 Учитель произнесъ: отнынѣ, чтобъ мысль твоя на немъ не останавливалась, обращай вниманіе на все другое, а онъ пусть тамъ мучается.
   25--27 Я еще вчера замѣтилъ его у подошвы мостика и понялъ, что онъ сильно негодуетъ на тебя; онъ даже пригрожалъ пальцемъ: я услышалъ, что его зовутъ Geri del Bello; (это отецъ твоего дяди, интриганъ, сѣятель семейныхъ раздоровъ: за это и убилъ его одинъ изъ Саккети).
   28--30 Ты тогда занятъ былъ коварнымъ совѣтникомъ англійскаго короля, котораго тотъ сдѣлалъ комендантомъ высокой крѣпости (Altaforte) и потому не замѣтилъ своего дѣда, а тотъ вскорѣ удалился.
   31--33 Учитель, сказалъ я, вѣдь онъ былъ убитъ, и никто изъ его родныхъ не отмстилъ за него;
   34--36 вотъ что, вѣроятно, возмущаетъ его чувства; поэтому, думаю я, онъ и ушолъ, не сказавъ мнѣ ни слова -- это именно и возбудило еще болѣе мое состраданіе.
   37--39 Такъ разговаривая, дошли мы до того мѣста, гдѣ должна была открыться послѣдняя яма восьмого круга и откуда можно было-бы ее видѣть, если-бы она была болѣе освѣщена.
   

Наказаніе фальшивыхъ монетчиковъ. Подлогъ въ работѣ.

II.

   40--42 Когда мы дошли до послѣдней ограды злой ямы, такъ что могли видѣть всѣхъ мучениковъ, въ нее низвергнутыхъ,
   43--45 я поражонъ былъ разнообразными жалобами, такъ пронизавшими мое сердце, какъ можетъ поразить только стрѣла, подкованная состраданіемъ (di pieta ferrati avean le strali), я закрылъ свои уши обѣими руками.
   46--48 Если-бы возможно было собрать всѣхъ больныхъ госпиталя Кіанской долины (Valdichianna), Мареммы и острова Сардиніи, собрать всѣхъ заболѣвшихъ тамъ въ теченіи лѣта съ іюля до сентября мѣсяца" и всѣхъ ихъ свалить въ одну яму, то это зрѣлище непремѣнно возбудило-бы неизъяснимый ужасъ въ сердцѣ человѣка.
   49--51 Таковъ былъ мой ужасъ, когда я увидѣлъ и услышалъ въ этой ямѣ смѣсь страданій и воплей и почувствовалъ такой запахъ, какой издаетъ только гніющее человѣческое тѣло.
   52--54 по длинному утесу сходили мы съ послѣдней скалы всего круга злой ямы, идя постоянно на лѣво,-- и все яснѣе и яснѣе представлялась нашимъ взорамъ
   55--57 эта глубокая пропасть, гдѣ непогрѣшимая справедливость, руководимая высшимъ властителемъ, караетъ работниковъ подлога (алхимиковъ), предназначенныхъ страдать въ этой ямѣ.
   58--60 Недалеко отъ Пелопонеза есть небольшой островъ Эгина. Въ то время, когда онъ принадлежалъ сыну Юпитера, Эаку, моровая язва такъ заразила воздухъ его окружавшій,
   61--63 что не только люди, не только всѣ животныя, но даже и самые маленькіе черви всѣ погибли; остались только зародыши муравьевъ; изъ нихъ Юпитеръ, какъ это утверждаютъ поэты, создалъ людей и назвалъ ихъ мирмидонами.
   64--66 Я не думаю, чтобы этотъ островъ представлялъ въ то время такой страшный видъ, какъ мрачная долина, каждый уголъ коей былъ наполненъ страдальцами.
   67--69 Иные изъ нихъ лежали ницъ на землѣ: кто прислонялся къ спинѣ другого грѣшника, а кто ползкомъ пробирался съ одного мѣста ямы на другое.
   

Поэты встрѣчаютъ алхимиковъ: Гриффолино д'Ареццо и Капоккіо.

III.

   70--72 Мы медленно шли, не говоря ни слова; только смотрѣли на мучениковъ, которые отъ слабости не могли держаться на ногахъ; мы вслушивались внимательно въ ихъ жалобы.
   73--75 Я увидѣлъ двухъ грѣшниковъ, покрытыхъ съ головы до ногъ коростою; они сидѣли на землѣ спиною другъ къ другу, какъ двѣ грѣлки, разогрѣваемыя одна другою,
   76--78 и никогда я не видѣлъ, чтобъ конюхъ, котораго зоветъ хозяинъ или которому спать хочется, чистилъ скребницею лошадей съ такою быстротою,
   79--81 съ какою эти два несчастные скребли ногтями свое тѣло, покрытое струпьями: они желали сколько нибудь облегчить неистовыя мученія, порождаемыя ихъ болѣзнью,
   82--84 и когтями срывали свои струпья, какъ поваръ ножемъ чиститъ чешую рыбы скардовы или другую рыбу, у которой чешуя еще крупнѣе.
   

Воззваніе Виргилія.

IV.

   85--87 О ты, сказалъ учитель одному изъ нихъ, который раздираешь свое тѣло пальцами какъ клещами,
   88--90 скажи мнѣ, нѣтъ-ли между вами итальянцевъ,-- и пусть ногти твои служатъ тебѣ вѣчно для этой работы.
   91--93 Одинъ изъ нихъ отвѣчалъ, рыдая: мы оба, такъ изуродованные,-- итальянцы, а ты, насъ спрашивающій, самъ кто ты?
   94--96 "Я", сказалъ указывая на меня учитель, "перехожу изъ одного круга ада въ другой, чтобы показать ваше обиталище этому живому человѣку."
   97--99 Тогда они отскочили другъ отъ друга и, дрожа всѣмъ тѣломъ, обратили на меня свои взоры, также какъ и всѣ другіе, услышавшіе слова наставника.
   

Обращеніе Данте къ грѣшнику.

V.

   100--102 Добрый учитель обратился ко мнѣ съ слѣдующими словами: спроси у нихъ что хочешь, и я, видя, что онъ самъ этого желаетъ, началъ такъ:
   103--105 если хотите, чтобы память о васъ не исчезла въ томъ мірѣ, если желаете, чтобы люди вспоминали о васъ въ теченіи многихъ лѣтъ,
   106--108 скажите, кто вы и изъ какой страны! ваша отвратительная болѣзнь не должна вамъ препятствовать быть со мной откровенными.
   

Рѣчь Гриффолино д'Ареццо.

VI.

   109--111 Одинъ изъ нихъ отвѣчалъ: я родился въ Ареццо и, по просьбѣ уроженца г. Сіены, Альберта, былъ сожжонъ живымъ на землѣ. Имя мое Гриффолино; но ты не думай, чтобъ на землѣ я былъ наказанъ праведно; нѣтъ,-- здѣсь, въ аду,-- я осужденъ Миносомъ за преступленія, мною дѣйствительно совершенныя, а тамъ, на землѣ,-- меня судилъ архіепископъ Сіенскій, и вотъ за что:
   112--114 я сказалъ Альберту въ шутку, что умѣю летать по воздуху, какъ птица; онъ же, какъ человѣкъ любопытный, и притомъ неразсудительный,
   115--117 захотѣлъ выучиться колдовству; но я хотя и волшебникъ, не могъ однако выучить Альберта летать, какъ Дедалъ. Вотъ только за такой проступокъ сіенскій архіепископъ, былъ-ли онъ отцомъ Альберта или нѣтъ,-- я не знаю,-- осудилъ меня живого на сожженіе.
   118--120 А Миносъ, адскій судья, даже въ аду никогда не ошибающійся (не то, что ваши земные епископы), отослалъ меня въ послѣднюю десятую яму восьмого круга за то, что на землѣ я занимался алхиміей.
   

Замѣчаніе Данте о легкомысліи Сіенцевъ и Французовъ.

VII.

   121--123 Я сказалъ поэту:-- какой легкомысленный на
   родъ эти Сіенцы, я думаю, что они въ этомъ отношеніи превосходятъ французовъ.
   

Капоккіо, товарищъ Данте по школѣ, подтверждаетъ его замѣчаніе.

VIII.

   124--126 Тогда другой прокажонный, услышавъ мои слова, сталъ кричать: ты правъ, но изъ числа легкомысленныхъ сіенскихъ кутилъ, исключи Стрикку (Stricca); онъ человѣкъ на столько умѣренный, что въ нѣсколько дней промоталъ все свое имѣніе.
   127--129 И Николо исключи, который первый завелъ въ Сіенѣ роскошныя явства изъ растительнаго царства и началъ съ этою цѣлью разводить гвоздику (Garofanо) въ томъ огородѣ, гдѣ она хорошо произростаетъ.
   130--132 Исключи также всю шайку знаменитыхъ кутилъ, предводитель которой Качіо д'Ашіано (Сассіо d'Asciano) пропилъ съ ними всѣ свои необозримыя рощи и виноградники; исключи и достойнаго его сподвижника Абальято (Abagliato), хорошо доказавшаго свое умѣніе проживать состояніе.
   133--135 Но если ты желаешь знать, кто съ такимъ наслажденіемъ подтверждаетъ слова твои о легкомысліи Сіенцевъ, то вглядись хорошенько въ мое лицо --
   136--138 и ты узнаешь, что я тѣнь Капоккіо (Capocchio), того самаго, что вмѣстѣ съ тобою учился философіи; я узналъ тебя, и ты вѣрно помнишь, что я занимался алхиміей и выучился поддѣлывать металлы.
   139 Если ты дѣйствительно Алигіери, то долженъ также знать, что я, по природѣ своей, всегда былъ обезьяной.
   

Пѣснь XXX.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Которые учнутъ дѣлати мѣдныя, или оловянныя, или укладныя деньги, или въ серебро учнутъ лрибявляти мѣдь, или олово, или свинецъ, тѣхъ денежныхъ мастеровъ за такое дѣло казнить смертію, залити горло.

Уложеніе 1649 г. Гл. V, п. 1.

   За поддѣлку кредитныхъ билетовъ виновные подвергаются лишенію всѣхъ правъ состоянія и ссылкѣ въ каторжную работу.

Извлеченіе изъ Высочайшаго манифеста о кредитныхъ билетахъ.

   Ежели кто съ умысла лживое имя или прозвище себѣ приметъ и нѣкоторый учинитъ вредъ, оный за безчестнаго объявленъ и по обстоятельству преступленія, наказанъ быть имѣетъ.

Полное собраніе законовъ 3006 Воинск. Уст. Арт. 200--202.

   А будетъ которая обчая ссылка солгала; и той обчей ссылкѣ за то учинити жестокое наказаніе, бити кнутомъ нещадно, и убытки того, кого оговорятъ безъ вины, велѣть доправмть; и отдать челобитчику.

Уложеніе 1649 г. ст. 170.

   Данте продолжаетъ свой разсказъ о наказаніяхъ за подлоги.-- Онъ старается различать три вида подлоговъ: первый -- подлогъ въ работѣ; сюда относятся алхимики, фальшивые монетчики и т. п. люди, придающіе своей работѣ изъ самаго простого матеріала видъ какой нибудь драгоцѣнности, золота, серебра, брильянта и т. п. Этихъ грѣшниковъ мы видѣли уже въ предшедшей главѣ. Здѣсь-же Данте выставляетъ нѣкоего маестро Адамо, который въ 1280 г. былъ сожжонъ живымъ на землѣ за поддѣлку флориновъ. Другой видъ подлога -- это подлогъ личный, совершающійся въ самомъ дѣйствіи человѣка, когда одно лицо выдаетъ себя за другое. Въ настоящей главѣ Данте указываетъ на два образца этого подлога -- Gianni Schiechi, представившій умершаго Доната живымъ и сдѣлавшій отъ имени его завѣщаніе, -- и Мирру -- дочь кипрскаго царя Цинира, которая перерядившись умѣла обмануть своего отца и сдѣлать его противъ воли преступникомъ.-- Подъ третьимъ видомъ подлога Данте подразумѣваетъ подлогъ въ словахъ, т. е. просто ложь, обманъ и въ видѣ образцовъ этого подлога приводитъ Пентефрію, желавшую своею ложью погубить Іосифа Прекраснаго и вмѣсто того, возвеличившую его въ высшей степени и въ отношеніи къ семейству, и въ отношеніи къ своимъ единоплеменникамъ. Другой образъ обманщика это Синонъ (Sinon), бѣглый грекъ, убѣдившій Троянцовъ впустить въ городъ знаменитую деревянную лошадь, ихъ погубившую. Подлоги перваго рода наказываются страшною жаждою; для грѣшниковъ одна капля воды важнѣе цѣлаго царства; виновные въ подложныхъ дѣйствіяхъ второго рода бросаются во всѣ стороны и кусаются какъ бѣшенныя собаки, а обманщики третьяго рода страдаютъ тифомъ или возвратной лихорадкой и дерутся.
   Подобная драка двухъ грѣшниковъ очень увлекла Данте, но когда Виргилій замѣтилъ ему, что едва-ли прилично увлекаться подобными неприличными свалками, тотъ очень смутился, но древній поэтъ отнесся къ нему снисходительно, и они начали сходить въ самый центръ восьмого круга ада.
   Ст. 1--3 настоящей пѣсни требуютъ нѣкоторыхъ объясненій изъ области мифологіи. Царь Тира Агеноръ имѣлъ дочь Европу, которую укралъ Юпитеръ; отецъ послалъ въ погоню за ней своего сына Кадма, приказавъ ее розыскивать повсемѣстно и безъ нея не возвращаться въ отечество. Кадмъ, признавая неприличнымъ преслѣдовать женщину, пришолъ на кораблѣ въ Грецію, гдѣ оракулъ Аполлона Дельфійскаго сказалъ, чтобъ онъ преслѣдовалъ быка. Побѣдивъ въ нѣкоторыхъ сраженіяхъ спартанцевъ, онъ создалъ г. Ѳивы и былъ провозглашенъ его королемъ. Здѣсь онъ женился на Герміонѣ (дочери Менелая и Елены), извѣстной своею доблестью и красотою (иные авторы называютъ ее Гармоніею, дочерью Марса и Венеры). Кадмъ имѣлъ отъ нея четырехъ дочерей, столь же прелестныхъ какъ и ихъ мать, которыя всѣ окончили жизнь свою самымъ несчастнымъ образомъ. Старшая изъ нихъ Семела за любовь свою къ Юпитеру была сожжена живою, а младшая Ина бросилась съ утеса въ море вмѣстѣ съ своимъ сыномъ, для того только, чтобъ избѣжать преслѣдованій своего сумасшедшаго супруга, принявшаго ее за львицу со своими львенками. Многіе утверждаютъ, что это сдѣлано было по приказанію Юноны, также какъ и всѣ бѣдствія, постигшія впослѣдствіи г. Ѳивы. Басня эта изложена въ Превращеніяхъ Овидія (1 т. Ш 253--315, IV 416--562).
   Четыре эпиграфа, поставленные въ началѣ толкованія, сдѣланы съ цѣлью показать отношеніе взглядовъ русскаго законодательства XVIII-го ст. къ воззрѣніямъ мыслителей XIV-го вѣка на грѣхи и на наказанія заслуженныя грѣшниками того времени Уложеніе 1649 г. почти совпадаетъ съ наказаніями Данте, но воинскіе процессы Петра Великаго несравненно мягче: заимствованные изъ Швеціи они вообще отличаются соотвѣтственной тому вѣку справедливостью; въ нихъ-же сказано извѣстное изрѣченіе, приписываемое Екатеринѣ ІІ-й: лучше оправдать десять виновныхъ, чѣмъ обвинить одного невиннаго.
   Пѣснь эта конечно переводчику не нравится: это одна изъ самыхъ слабыхъ и даже самыхъ грязныхъ по своему содержанію пѣсней Данте: самъ Виргилій кончаетъ ее словами: позорно желаніе видѣть мерзости и слушать разговоры негодяевъ.
   

ПѢСНЬ XXX.

Восьмой кругъ.-- Яма десятая.-- Разные виды подлоговъ.-- Мирра.-- Джанни Скикки.-- Maeстро Адамо.-- Синонъ изъ Трои.

Наказаніе за подлогъ личный, т. е. когда одно лицо выдаетъ себя за другое. Джанни Скикки и Мирра, дочь кипрскаго короля Цинира.

I.

   1--3 Когда Юнона изъ ревности къ Семелѣ, дочери Кадка, основателя Ѳивъ, матери Бахуса, возненавидѣла весь родъ Ѳивянъ и ниспослала на нихъ всевозможныя бѣдствія,--
   4--6 когда царь Ѳивянъ Атаманте былъ приведенъ Юноною, при содѣйствіи Фуріи Тизифоны, въ такое бѣшенство, что увидѣвъ жену свою Ину -- сестру Семелы, первую кормилицу Бахуса -- съ своими двумя младенцами на рукахъ,--
   7--9 принялъ ее за львицу съ львенками и, зарычавъ "разставляйте сѣти, я поймаю и львицу и дѣтенышей ея," выхватилъ изъ руки Ины одного ребенка, по имени Леарха, и тутъ же разбилъ
   10--12 его голову о камень, а та, съ послѣднимъ сыномъ на рукахъ, избѣгая преслѣдованій бѣшеннаго супруга, бросилась съ утеса и утонула вмѣстѣ съ сыномъ,--
   13--15 когда судьба сокрушила наглую гордость Троянцевъ, слишкомъ возмечтавшихъ о себѣ и вмѣстѣ съ царемъ ихъ уничтожила и самое ихъ царство,
   16--18 когда печальная и несчастная плѣнница Гекуба увидѣла во Ѳракіи на берегахъ Архипелага трупъ своего сына Полидора, убитаго Полимнестромъ, и,
   19--21 задыхаясь отъ бѣшеннаго горя стала лаять, какъ собака, почему и Ювеналъ сказалъ: она въ собаку превратилась,-- тогда много, много бѣдствій было на свѣтѣ.
   22--24 Но никогда ни въ Ѳивахъ, ни въ Троѣ, не видѣли фурій, терзающихъ съ такою ярою свирѣпостью не только дикихъ звѣрей, но и живыя части человѣческаго тѣла,
   25--27 какъ двѣ тѣни, что я вижу въ эту минуту, жестокія и бѣшенныя, зеленоблѣдныя и голыя; онѣ съ неистовствомъ стремятся во всѣ стороны, кусая съ яростью все, что попадется имъ на пути, будто свиньи только что выпущенныя изъ свинарни.
   28--30 Одна изъ нихъ стремглавъ набросилась на Капоккія и, схвативъ его зубами за затылокъ, помчала его вдоль долины съ такою силою, что онъ тѣломъ своимъ, какъ плугъ оралъ землю.
   31--33 Товарищъ его Гриффолино изъ Ареца, оставшись одинъ, дрожащимъ отъ страха голосомъ сказалъ мнѣ: вѣдь это лѣшій (Gianni Schicchi), вѣдь онъ на всѣхъ насъ бросается, свои грѣхи искупая.
   34--36 Я сказалъ ему: но если этотъ другой лѣшій не зацѣпитъ тебя своими зубами, то не полѣнись сказать мнѣ, кто это такой, прежде чѣмъ онъ удалится отсюда.
   37--39 Онъ отвѣчалъ: это ветхая душа подлой Мирры, которая, въ противность законамъ взаимной любви, сдѣлалась любовницею отца своего.
   40--42 Она обманула его, показалась ему другою женщиной и оба они сдѣлались преступниками -- такъ точно какъ этотъ (Gianni Schicchi), который для того, чтобы получить себѣ лучшую кобылицу изъ табуна Буозо Донати,
   43--45 представилъ изъ себя умершаго Донати живымъ и отъ имени его продиктовалъ завѣщаніе, исполнивъ въ немъ съ точностью всѣ формы, закономъ предписанныя, во вредъ законныхъ наслѣдниковъ, а себѣ этимъ-же завѣщаніемъ оставилъ въ даръ самую лучшую кобылицу -- не даромъ называвшуюся царица табуна (la donna della torma).
   

Подлогъ въ работѣ. Фальшивые монетчики. Маестро Адамо изъ Брешіи.

II.

   46--48 Когда эти два бѣшенные грѣшника, приковавшіе мое вниманіе, прошли мимо, я обратилъ свои взоры на другихъ несчастныхъ.
   49--51 и что-же увидѣлъ я; если-бы у человѣка отрѣзали маленькія ноги, то осталась бы одна только арфа.
   52--54 Этотъ человѣкъ страдалъ тяжкою водяною болѣзнью; голова и ноги его съежились; ростъ уменьшился, осталось одно туловище -- дурные соки всего существа такъ измѣняютъ человѣка, что лицо его вовсе не соотвѣтствуетъ туловищу -- это не человѣкъ; это арфа.
   55--57 Губы у него были открыты, какъ у чахоточнаго -- верхняя подымалась къ носу, нижняя опускалась къ подбородку.
   58--60 О, вы! сказалъ онъ намъ, которые, но знаю по какой причинѣ, находитесь въ мірѣ скорби и сами не страдаете,-- посмотрите, обратите вниманіе на страданія маестро Адама изъ Брешіи.
   61--63 Пока я былъ живъ, у меня всего было вдоволь, а теперь, несчастный, -- я жажду одной только капли воды.
   64--66 Тѣ источники, что съ зеленыхъ холмовъ Казентино разливаются вплоть до рѣки Арно, орошая и освѣжая все, что встрѣчается имъ на пути,
   67--69 всегда у меня передъ глазами, и не даромъ образъ ихъ изсушаетъ меня еще болѣе, чѣмъ моя водянка, изъ за которой нѣтъ лица на мнѣ; никто не узнаетъ меня.
   70--72 Суровая жестокость, преслѣдующая меня, беретъ начало свое съ тѣхъ самыхъ мѣстъ, гдѣ я въ первый разъ совершилъ свой грѣхъ для того, чтобы каждый вздохъ ной среди этихъ страданій вызывалъ новыя мученія, -- однимъ воспоминаніемъ о прежнемъ блаженствѣ.
   73--75 Тамъ, въ этой Роменѣ (бѣдной деревушкѣ на Казетинскомъ холмѣ), первый разъ я сталъ поддѣлывать флорины, съ одной стороны ликъ Іоанна Крестителя, а съ другой цвѣты; за это преступленіе меня сожгли живымъ на землѣ.
   76--78 А виновники -- это самые графы Ромены; по просьбѣ ихъ я рѣшился на это: и видъ этихъ несчастныхъ Гвидо и Александра и подлаго брата ихъ Агинольфа,-- я всегда предпочту одной каплѣ воды освѣжительнаго источника Бранды.
   79--81 Уже одинъ изъ этихъ трехъ страдаетъ здѣсь -- если только эти проклятыя тѣни говорятъ правду -- но что мнѣ съ этого, какая польза? когда я самъ съ своимъ животомъ не могу тронуться съ мѣста.
   82--84 Если бы у меня было столько легкости и силы, чтобы во сто лѣтъ я могъ бы сдѣлать одинъ только шагъ впередъ, я давно бы отправился въ путь,
   85--87 чтобы найти въ средѣ этихъ подлыхъ, зараженныхъ разными гнилыми болѣзнями, людей, -- эту душу, хотя долина наша идетъ въ длину на 77 верстъ и больше, а въ ширину будетъ по меньше какъ на 3 1/2 версты.
   88--90 Вотъ эти-то проклятые и сдѣлали меня проклятымъ; они внушили мнѣ мысль поддѣлывать флорины и придавать имъ вѣсу (на три карата) въ 20 разъ болѣе.
   

Подлогъ въ словахъ, ложь, обманъ. Пентефрія, жена Путифара.-- Бѣглый грекъ Синонъ.

III.

   91--93 Я обратился къ нему съ вопросомъ, что это за несчастныя тѣни, что валяются направо отъ тебя, отъ нихъ идетъ такой паръ, какой зимою издаетъ только мокрая рука.
   94--96 Онъ отвѣчалъ: когда я упалъ въ эту бездну, я нашолъ ихъ здѣсь, и съ тѣхъ поръ онѣ не двигались,-- думаю, что онѣ никогда не тронутся съ мѣста.
   97--99 Одна изъ нихъ -- это всѣмъ извѣстная лгунья, жена Путифара Пентефрія, оклеветавшая Іосифа, а другая тѣнь -- это обманщикъ, грекъ Синонъ, пріобрѣвшій свою знаменитость преданіемъ Трои -- оба они страдаютъ тифомъ и потому-то издаютъ такое нестерпимое зловоніе.
   100--102 Тогда одна изъ двухъ тѣней, это былъ Синонъ, оскорбившаяся такимъ о немъ дурнымъ отзывомъ, встала и треснула его прямо въ то мѣсто, гдѣ онъ страдалъ водяною болѣзнью.
   103--105 Раздался звукъ барабана, но Адамъ сейчасъ же треснулъ въ морду Синона и, мнѣ показалось, такъ какъ я смотрѣлъ на это внимательно, что онъ ударилъ его съ такою же силою --
   106--108 и сказалъ: хотя я не могу двигаться свободно тяжелыми членами моего тѣла, но рука моя достаточно свободна, чтобъ дать тебѣ пощочину.
   109--111 Тотъ отвѣчалъ: да, когда скованнымъ тебя вели въ огонь, ты не могъ такъ владѣть своими руками, но ты очень хорошо владѣлъ ими, дѣлая фальшивыя деньги.
   112--114 А тотъ:-- да, пожалуй, что ты правду говоришь, а въ Троѣ, когда Пріамъ тебя спрашивалъ о деревянной лошади и просилъ тебя сказать правду, сказалъ ли ты?
   115--117 Синонъ отвѣчалъ: я обманулъ на словахъ, а ты на дѣлѣ -- ты поддѣлывалъ фальшивыя деньги; я здѣсь мучаюсь за одно преступленіе, а ты своими злодѣяніями превзошолъ всѣхъ дьяволовъ ада.
   118--120 Вспомни о лошади, введенной вами въ Трою, прервалъ его страдающій водяною болѣзнью, и тебѣ не ладно будетъ при одной только мысли о твоемъ подломъ коварствѣ, извѣстномъ всему свѣту.
   121--123 Грекъ сказалъ: а тебя мучаетъ твоя жажда -- языкъ твой сохнетъ, а твой животъ закрываетъ отъ твоихъ взоровъ самого тебя.
   124--126 Тогда фальшивый монетчикъ отвѣчалъ: "твой языкъ продолжаетъ злобствовать, какъ и прежде, но если я томлюсь жаждою и толстѣю,
   127--129 такъ и ты страдаешь лихорадкою и головною болью и тебѣ хотѣлось-бы вкусить той влаги, въ которой Нарцизъ любовался собой.
   

Виргилій дѣлаетъ замѣчаніе Данте, который слишкомъ увлекся ссорами грѣшниковъ.

IV.

   130--132 Я слушалъ ихъ съ увлеченіемъ. Вдругъ учитель сказалъ: "Да, если ты будешь такъ смотрѣть на нихъ и будешь слушать ихъ разговоры, такъ, пожалуй, и я съ тобой поссорюсь/
   133--135 Эти слова, съ негодованіемъ ко мнѣ обращенныя наставникомъ, такъ меня пристыдили, что до сихъ поръ безъ ужаса я не могу о томъ вспомнить.
   136--138 И какъ человѣкъ, которому грезится дурной сонъ и во снѣ ему мнится, что это такъ дѣлается на самомъ дѣлѣ, а онъ хочетъ, чтобъ это ему только снилось, чтобъ въ дѣйствительной жизни этого не было,
   139--141 такимъ и я сдѣлался -- я не могъ говорить, хотѣлъ оправдать себя и не вѣрилъ, что смогу оправдаться -- мнѣ было очень стыдно.
   142--144 Твой стыдъ, сказалъ учитель, могъ бы искупить и болѣе важныя ошибки, поэтому ты не сѣтуй, успокойся.
   145--147 Но если въ другой разъ ты увидишь подобныя постыдныя свалки, то помни, что я тебя не оставлю здѣсь ни на минуту:
   148 позорно самое желаніе видѣть мерзости и слушать рѣчи негодяевъ.
   

ПѢСНЬ XXXI.

ТОЛКОВАНІЕ.

Иже бо вознесется -- смирится: и смиряйся вознесется.
(Ев. отъ Матѳ., гл. XXIII, ст. 12).

   Данте входитъ въ девятый кругъ ада -- глубокая пропасть его наполнена великанами.
   Судя по лѣстницѣ наказаній, изложенной въ ХІ-й пѣснѣ, здѣсь должны получать заслуженное возмездіе измѣнники, т. е. люди обманывающіе имѣющихъ къ нимъ довѣріе и тѣмъ самымъ нарушающіе возможную на землѣ вѣру другъ въ друга. (См. п. XI, ст. 61--63).
   Преисполненный ученіемъ священнаго писанія, и свято преклоняющійся передъ высокими его истинами, Данте беретъ свою легенду о великанахъ какъ изъ Библіи и Евангелія, такъ и изъ разныхъ историческихъ изслѣдованій, предшествовавшихъ ему историковъ.
   Онъ старался и въ первыхъ пѣсняхъ распредѣлять этихъ великановъ и разныхъ чудовищъ въ подлежащихъ мѣстахъ ада, придавая имъ особенное, имъ свойственное значеніе.
   Такъ, мы видѣли Харона на берегахъ Ахерона, неумолимаго и непогрѣшимаго судью Миноса, при входѣ во второй кругъ, -- Цербера при входѣ въ третій, -- Плутуса въ 4-й, Флегія въ 5-й, -- три фуріи и Медузу въ 6-мъ кругѣ, минотавра, Кентавра и Гарпій въ разныхъ мѣстахъ 7-го круга, Геріона, при входѣ въ восьмой, -- и рыжую бороду Барбаричіо съ подвластными ему чертями -- въ одной изъ ямъ восьмого круга.
   Дѣти земли и пролитой на ней крови Титановъ, возставшихъ противъ Юпитера за изгнаніе имъ отца своего Сатурна съ острова Крита, -- эти великаны, подобные слонамъ между четвероногими и китамъ между рыбами,-- въ непомѣрной своей гордости, дерзнули возстать противъ божественной силы и даже Геркулесъ едва, едва могъ справиться съ однимъ изъ нихъ Антеемъ, получавшимъ всякій разъ, когда тотъ бросалъ его на землю, новую отъ своей матери силу, такъ что Геркулесу ничего не оставалось сдѣлать, какъ подбросить его на воздухъ, поймать его какъ мячикъ и задушить въ своихъ объятіяхъ.
   Изъ этихъ великановъ Виргилій называетъ Немврода съ его охотничьимъ рогомъ (см. Библ. исх.), Фіальта и Антея, который и снесъ поэтовъ въ самый глубокій колодезь.
   Тамъ, по мнѣнію Данте, страдаютъ великаны за свою гордость. Такъ сказано въ Св. Писаніи (см. эпиграфъ).
   Немвродъ встрѣтилъ поэтовъ слѣдующими словами: "Рафельмай-амекъ-заби-альми".
   Слова эти возбудили между писателями, объяснявшими Данте, разногласіе:
   Ланчи, въ своемъ сочиненіи, напечатанномъ въ Римѣ 1819 г., говоритъ, что Немвродъ говорилъ по арабский сказалъ: "усиль торжество мое въ безднѣ, ибо я прогремлю на свѣтѣ".
   Іосифъ Вентуро, напротивъ, доказываетъ, что Немвродъ говорилъ на сирійскомъ языкѣ и произнесъ слѣдующія слова: О! божественная власть, зачѣмъ скрыла ты меня въ этой безднѣ?
   Другіе толкователи Данте объясняютъ довольно остроумно, что эти слова ровно ничего не значатъ,-- ибо за устройство Вавилонской башни, Немвродъ первый потерпѣлъ на себѣ наказаніе Всемогущаго Бога: смѣшеніе языковъ.
   Переводчикъ съ своей стороны совершенно согласенъ съ этими послѣдними, потому въ особенности, что въ строкахъ 79--81 Виргилій внушаетъ эту мысль самому Данте, а зачѣмъ-же мы будемъ влагать въ уста умершему чужія мысли и чужія намѣренія.
   

ПѢСНЬ XXXI.

Центръ восьмого круга.-- Входъ въ девятый кругъ.-- Гиганты, Немвродъ, Фіальтъ и Антей.

   

Встрѣча съ гигантами. Общій видъ ихъ. Данте принимаетъ ихъ за башни.

I.

   1--3 На сколько слова моего наставника, сказанныя въ концѣ предшедшей пѣсни, меня смутили и пристыдили, на столько послѣдовавшія за тѣмъ слова меня успокоили.
   4--6 Такъ мечъ Ахилла я отца его Пелея сначала поражаетъ, а потомъ исцѣляетъ раны имъ наносимыя.
   7--9 Молча вышли мы изъ несчастной долины и обогнули весь утесъ, ее окружавшій.
   10--12 Здѣсь царствовалъ сумракъ въ воздухѣ: какъ будто день погасалъ, а ночь еще не наступала, такъ что трудно было что нибудь разглядѣть.
   13--15 Но вдругъ я услышалъ звукъ рога, столь громкій, что могъ бы заглушить ударъ грома,-- и я направилъ взоры свои въ ту сторону, откуда раздался этотъ страшный звукъ.
   16--18 Послѣ гибели 30,000 сподвижниковъ Карла Великаго подъ Ронсевалемъ, вслѣдствіе измѣны Гапелона, самъ Орландо не могъ затрубить съ такою силою, а звуки его трубы слышны были, какъ извѣстно, на 60 верстъ въ окружности.
   19--21 Вглядываясь ближе въ ту сторону, откуда слышенъ былъ звукъ, я подумалъ, что я вижу множество высокихъ башенъ, почему спросилъ учителя что это за городъ,
   22--24 Онъ отвѣчалъ: ты желаешь видѣть во мракѣ больше чѣмъ можешь, отъ чего ты и запутываешься въ своемъ воображеніи.
   25--27 Ты скоро поймешь до какой степени чувства насъ обманываютъ; не медли, ускоряй свои шаги.
   28--30 Потомъ нѣжно взявъ меня за руку, сказалъ онъ: прежде чѣмъ мы пойдемъ дальше, я хочу, для того чтобъ тебѣ не представлялось все это слишкомъ страннымъ,
   31--33 объяснить тебѣ, что это вовсе не башни, -- это все великаны, которые кругомъ пропасти погружены до пояса въ колодцы.
   34--36 Какъ развевающійся туманъ даетъ возможность увидѣть, что прежде въ немъ скрывалось,
   37--39 такъ и я, пройдя нѣсколько шаговъ, въ этомъ мрачномъ воздухѣ, началъ, мало по малу, понимать свою ошибку, вслѣдствіе коей принялъ великановъ -- за башни, но вмѣстѣ съ тѣмъ невообразимый страхъ овладѣвалъ мною при видѣ этихъ странныхъ чудовищъ.
   40--42 Какъ круглыя стѣны замка Монтере джіоне возлѣ Сіены разукрашены высокими башнями, представляющими изъ себя видъ короны,
   43--45 такъ ужасные гиганты, поражаемые до сихъ поръ еще громами Юпитера, высовывались изъ своихъ колодцевъ до половины своего роста.
   

1-й великанъ Немвродъ.

II.

   46--48 И представились моимъ взорамъ и лица ихъ, и плечи, и грудь и большая часть туловища съ двумя привязанными къ бедрамъ руками.
   49--51 Конечно, природа хорошо распорядилась, прекративъ производство такихъ чудовищъ,-- чтобъ отнять у Марса подобныхъ воиновъ -- исполнителей.
   52--54 И если до сихъ поръ между животными остались слоны и киты, своеобразныя чудовища, то всякій разсудительный человѣкъ пойметъ, что это разумно.
   55--57 Ибо если къ развращенной волѣ и необычайной силѣ прибавить еще силу разума, то злодѣяніямъ предѣла не будетъ; и противостоять имъ люди не имѣютъ никакой возможности.
   58--60 Лицо каждаго великана мнѣ казалось такимъ длиннымъ и громаднымъ, какъ бронзовое изображеніе сосновой шишки на церкви Св. Петра въ Римѣ,-- а всѣ другіе члены тѣла были соразмѣрны этому лицу.
   61--63 Такъ, что вершина колодца, закрывавшая нижнюю часть великановъ, показывала на верху такую громадную ихъ часть, что даже
   64--66 если бы трехъ извѣстныхъ своею высотою Фригійцевъ (Frison) поставить одинъ на другого, то и они не могли-бы достать отъ видимой половины его туловища до шеи; по моему разсчоту, тридцать большихъ футовъ (palmo, da sei ad otto pollici) не могли-бы достигнуть этой высоты.
   67--69 "Рафель-май-амокъ-заби-альми" (Raphel mai amech Zabi Almi), заревѣла страшная пасть великана: она не могла говорить человѣческимъ языкомъ.
   70--72 Мой вождь крикнулъ: безтолковая душа, когда овладѣваетъ тобою бѣшенство или ярость, бери свой рогъ и его звукъ тебя успокоитъ.
   73--75 Поищи ремень этого рога; ты его увидишь на своей шеѣ, безстыдн dd>
ая душа, а самый рогъ на своей объемистой груди.
   76--78 Потомъ, обратился ко мнѣ со словами: -- онъ самъ себя выдаетъ,-- это строитель вавилонской башни Немвродъ -- вѣдь изъ за его пошлаго чуда, теперь всѣ люди стали говорить на разныхъ языкахъ.
   79--81 Бросимъ его, и не будемъ говорить по напрасну: ему столь-же чуждо всякое нарѣчіе, какъ и намъ слова его, которыхъ никто понять не можетъ.
   

2-й великанъ Фіальтъ.

III.

   82--84 Повернувъ на лѣво, мы продолжали свой путь и на разстояніи полета пущенной изъ лука стрѣлы увидѣли другого великана, еще больше и еще страшнѣе Немврода.
   85--87 Не знаю я какой мастеръ ухитрился связать его цѣпью -- правая рука назади, лѣвая впереди и
   88--90 отъ шеи до конца выходящей изъ колодца части туловища цѣпь перевязана пять разъ.
   91--93 Учитель сказалъ: этотъ гордецъ хотѣлъ испробовать свои силы противъ державнаго Юпитера и претерпѣваетъ теперь вполнѣ заслуженную кару.
   94--96 Его зовутъ Фіальтъ, онъ былъ одинъ изъ первыхъ въ той свалкѣ, гдѣ великаны напугали боговъ; теперь руки, которыми онъ работалъ, не тронутся съ мѣста.
   97--99 А я ему: если возможно, мнѣ очень хотѣлось бы увидѣть собственными глазами неизмѣримаго Бріарея.
   100--102 Тотъ отвѣчалъ: ты скоро увидишь Антея, онъ говоритъ и руки его развязаны, онъ же и перенесетъ насъ въ глубину ада.
   103--105 А Бріарей находится гораздо дальше отъ насъ, онъ также связанъ какъ и Фіальтъ и похожъ на него, только лицо его пожалуй свирѣпѣе.
   106--108 Никогда землетрясеніе не оглушало такъ своимъ трескомъ ближнія башни, какъ одинъ поворотъ Фіальта съ боку на бокъ.
   109--111 Въ эту минуту я больше всего боялся смерти, и я могъ бы умереть только отъ страха, еслибъ не видѣлъ, что руки Фіальта были связаны.
   

Третій великанъ Anтлей переноситъ поэтовъ въ девятый кругъ.

IV.

   112--114 Мы продолжали путь и подошли къ Антею, который выдвинулся изъ колодца на 5 аллъ голландской мѣры, не считая головы.
   115--117 О ты, сказалъ ему учитель, который въ счастливой долинѣ, гдѣ Сципіонъ пріобрѣлъ вѣчную славу, обративши въ бѣгство Аннбала и его сподвижниковъ,
   118--120 добывалъ тысячи львовъ, и если бы сражался противъ боговъ вмѣстѣ съ твоими товарищами, то вѣрно бы оставилъ побѣду за сынами земли,
   121--123 снеси насъ, если ты нами не гнушаешься, туда, въ ту пропасть, гдѣ морозъ сковываетъ болото Коцитъ.
   124--126 Но заставляй насъ идти къ другимъ велика намъ, къ какому нибудь Тиціусу или Тифусу. Этотъ человѣкъ, прибавилъ онъ, указывая на меня, можетъ исполнить твое желаніе, нагнись-же, чтобъ взять насъ на руки и не отворачивайся.
   127--129 Онъ можетъ возстановить славу твою на землѣ, онъ еще живъ и надѣется жить еще долѣе, если только Богъ, по благости своей, не призоветъ его преждевременно въ свою обитель.
   130 -- 132 Такъ сказалъ учитель, а гигантъ поспѣшно расправилъ свои руки, силу коихъ испыталъ самъ Геркулесъ, и взялъ моего путеводителя,--
   133--135 Виргилій, почувствовавши себя на рукахъ гиганта, сказалъ мнѣ: подойди ко мнѣ ближе такъ, чтобъ я тебя взялъ; я подошолъ къ нему и мы очутились въ рукахъ Антея, какъ оберемокъ дровъ въ рукахъ могучаго носильщика.
   136--138 Наклонная башня въ Болоньи -- Каризенда, если смотрѣть на ея вершину, кажется будто идетъ сама на встрѣчу къ облакамъ.
   139--141 Такимъ мнѣ показался и Антей, когда наклонился, чтобъ взять насъ на руки, и мнѣ очень хотѣлось тогда идти другою дорогой,--
   142--144 но онъ тихо поставилъ насъ на дно пропасти, пожирающей Іуду и Люцифера, и не остался долго похожимъ на Болонскую башню,--
   145 но мгновенно выпрямился, какъ большая мачта на кораблѣ.
   

Пѣснь XXXII.

ТОЛКОВАНІЕ.

   Гласъ крови брата твоего вопіетъ ко Мнѣ отъ земли. И такъ проклятъ ты отъ земля, которая отвергла уста свои принята кровь брата твоего отъ руки твоей.

Бытіе IV, 10--11.

   Поэты входятъ въ девятый кругъ (cerchio) ада.
   Онъ подраздѣляется на четыре концентрическіе круга или отдѣла (girone) -- первый изъ нихъ называется Кайна: здѣсь наказываются братоубійцы и вообще измѣнники и предатели родныхъ своихъ; второй отдѣлъ -- Анте нор а, названный по имени того троянца, которому нѣкоторые историки приписываютъ продажу Трои грекамъ; здѣсь мучаются измѣнники своему отечеству.
   Третій -- Птоломея, гдѣ страдаютъ измѣнники друзей своихъ; онъ такъ называется по имени Птоломея, зятя Симона Макавея, о коемъ говорится въ Библіи, что онъ предательски убилъ тестя своего и двухъ свойственниковъ, которыхъ пригласилъ обѣдать въ Іерихонъ.
   Четвертый отдѣлъ девятаго круга, названный по имени Іуды, Джіудека, предназначенъ для измѣнниковъ своихъ господъ и благодѣтелей.
   Всѣ грѣшники погружены въ льдины рѣки Коцита за то, что, въ теченіи жизни, они, заглушивъ въ себѣ всякое понятіе о добродѣтели, съумѣли погасить въ себѣ всю теплоту общечеловѣческаго чувства.
   Имъ не важно было убить брата, погубить отечество, измѣнить другу и предать въ руки убійцъ благодѣтеля и наставника своего,-- нашего Спасителя Господа Іисуса Христа.
   Пускай-же теперь въ гнилыхъ ямахъ ада, въ льдинахъ Коцита, они ищутъ тѣ теплыя чувства, которыя старались искоренить въ себѣ, не взирая ни на палящій жаръ солнца, ни на милосердіе нашего Создателя.
   Въ настоящей пѣснѣ говорится только о первыхъ двухъ кругахъ: Кайна и Антенора.
   

ПѢСНЬ XXXII.

Девятый кругъ.-- Измѣнники.-- Отдѣлъ I, Каина.-- Отдѣлъ II, Антенора.-- Граница II и III отдѣловъ.-- Уголино.

Воззваніе Данте къ музамъ.

I.

   1--3 Если-бы я владѣлъ стихомъ суровымъ и рѣзкимъ, и страшнымъ, стихомъ могущимъ изобразить проклятое дно вселенной, все погружающееся внизъ подъ давленіемъ другихъ ямъ, скалъ и утесовъ,
   4--6 я бы яснѣе выжалъ сокъ своей задачи -- но такъ какъ я такимъ стихомъ не владѣю и не безъ страха рѣшаюсь выражать свои мысли,
   7--9 такъ какъ изобразить центръ всего міра на только что зарождающемся языкѣ, которымъ дѣти лепечутъ: мамма, бабба, это не шутка!-- не на такомъ языкѣ можно достигнуть моей цѣли.
   10--12 Вотъ почему взываю я къ вамъ, къ великимъ женщинамъ (quelle Donne), которыя однимъ дуновеніемъ своимъ дали возможность Амфіону воздвигнуть Ѳивскія стѣны,-- и изъ слова сдѣлать дѣло. О музы! дайте мнѣ силу выразить все, что я хочу сказать людямъ.
   

Воззваніе его къ грѣшникамъ.

II.

   13--15 О ты, проклятое человѣческое племя! превосшедшее своими злодѣяніями все, что я видѣлъ въ аду -- племя, заслужившее то мѣсто въ этомъ учрежденіи, которомъ и говорить мнѣ тяжко; гораздо лучше если бы ты осталось на землѣ ввидѣ дикихъ козъ или, пожалуй, ввидѣ овецъ,-- можетъ быть ты и невиновно въ своихъ злодѣяніяхъ.
   

Измѣнники противъ братьевъ и другихъ родственниковъ. Альберти ди Мангона; Камичіонъ деи Папии; Сасолъ Маскерони.

III.

   16--18 Когда мы очутились въ самой глубинѣ мрачнаго колодца, гораздо ниже той площади, на которой стоялъ Антей и я обозрѣвалъ еще высокія стѣны этой пропасти.
   19--21 Смотри куда идешь? крикнулъ мнѣ какой-то голосъ изъ подъ ногъ моихъ, -- ходи осторожнѣе, старайся не давить головъ двухъ страдальцевъ, двухъ несчастныхъ братьевъ (Альберти ли Мангона).
   22--24 Я опустилъ глаза и увидѣлъ, что стою на озерѣ, которое такъ замерзло, что представлялось стекломъ, а не водою.
   25--27 Ни Дунай въ Австріи, ни Танаисъ (Донъ) въ хладныхъ степяхъ Россіи, не могли заключать въ себѣ столько льду, какъ это озеро.
   28--30 И еслибы славонская гора Таберникъ или Тосканская Піетрапана упали на озеро всею своею тяжестью, то не затрещали бы и самыя тонкія льдины этого озера.
   31--33 И какъ ночью, въ то время года, когда поселянка собирается идти на жатву, а лягушка, высунувъ одну только морду свою изъ воды, начинаетъ квакать,
   34--36 такъ эти несчастныя блѣдно-зеленыя отъ стужи тѣни были погружены всѣмъ тѣломъ въ ледъ -- на поверхности видна была только та часть тѣла, гдѣ краска выступаетъ, когда человѣку становится стыдно, и зубы ихъ щолкали какъ журавлиные клювы.
   37--39 Всѣ тѣни смотрѣли внизъ и синія губы ихъ доказывали наружный морозъ, а полные слезъ глаза -- душевныя терзанія.
   40--42 Обозрѣвши все, что окружало меня, я взглянулъ внизъ и увидѣлъ двѣ тѣни, такъ прижавшіяся другъ къ другу, что даже волосы на головахъ ихъ перепутались между собой.
   43--45 Скажите мнѣ, спросилъ я -- кто вы, такъ сильно прижавшіе другъ друга, и тѣ, поднявъ головы, взглянули на меня;
   46--48 слезы готовы были брызнуть изъ глазъ ихъ, но въ то же мгновеніе холодъ превратилъ ихъ въ ледъ, и глаза ихъ окоченѣли.
   49--51 желѣзныя скобки никогда не связываютъ съ такою силою два бревна, съ какою эти два грѣшника, какъ козлы бодаясь, вцѣпились другъ въ друга. Такова сила злобы.
   52--54 И вотъ новый грѣшникъ, потерявшій отъ мороза оба уха,-- также, смотря внизъ, говоритъ: зачѣмъ смотришь ты на насъ такъ пристально?
   55--57 Если желаешь знать, кто эти два вцѣпившіеся другъ въ друга, -- то знай, что Фальтерона, та долина, изъ которой спускается рѣка Бизенца, чтобы потопить свои воды въ Арно, принадлежала отцу ихъ Альберту ди Мангона, а потомъ и имъ самимъ.
   58--60 Эти два брата, Флорентинскіе дворяне, родились отъ одной матери, а если ты обойдешь все злосчастное урочище, называемое по имени братоубійцы Кайна, то не увидишь никого, кто по истинѣ заслуживаетъ такъ страшно коченѣть въ льдинахъ Коцита.
   61--63 Ни даже Мордаретъ, сынъ Великобританскаго короля Артуса, устроившій для того, чтобы убить своего отца, особую засаду,-- (отецъ увидѣлъ его, понялъ его злое намѣреніе и пронзилъ его своею стрѣлою такъ сильно, что даже блеснувшій тогда лучъ солнца пробѣжалъ сквозь рану, и какъ это говорится въ легендахъ, отецъ убилъ и сына своего и даже тѣнь его въ одно мгновеніе).
   Ни даже Фокачіо, (отрубившій одному изъ своихъ двоюродныхъ братьевъ руки, и убившій своего дядю, и сдѣлавшійся силою этихъ подвиговъ главною причиною развитія вражды между чорными и бѣлыми въ Пистоіи),
   64--66 ни даже и эта тѣнь, что приставила ко мнѣ свою голову такъ, что я видѣть ничего не могу,-- его называли СасольМаскерои и,-- (этотъ опекунъ своего племянника, котораго убилъ только для того, чтобы получить послѣ него наслѣдство; вѣдь ему даже во Флоренціи отрѣзали голову). Если самъ ты Тосканецъ, такъ знаешь о комъ я говорю.
   67--69 И чтобъ мнѣ больше не нужно было говорить, я скажу тебѣ, что я Камичіонъ де Пацци -- и ожидаю здѣсь своего родственника Карлино, передъ которымъ самъ я карликъ. (Я убилъ предательски своего родственника Убертино -- а тотъ продалъ Гвельфамъ замокъ въ Тревиньянской равнинѣ и погубилъ своею измѣною самыхъ лучшихъ людей Флоренціи).
   

Измѣнники противъ отечества: Бокка-делли-Абатти; Буозода-Дувра; Абатъ Бекери; Джана-дель-Салѣданіеръ: Гавеломъ; Трибалделло. Данте начинаетъ драться.

IV.

   70--72 Потомъ я увидѣлъ болѣе тысячи людей, замерзающихъ отъ холода, такъ что, если вспомню только о нихъ, и теперь ознобъ меня охватываетъ.
   73--75 И между тѣмъ, какъ мы все спускались къ средоточію земли, къ которому все тяжолое стремится по своей природѣ, и я дрожалъ всѣмъ тѣломъ въ этомъ хранилищѣ вѣчнаго мрака,
   76--78 была-ли это высшая воля, или провидѣніе, или счастье, я не знаю,-- но прогуливаясь по головамъ грѣшниковъ, я ударилъ нечаянно въ лицо какой-то тѣни.
   79--81 И та рыдая вскрикнула -- зачѣмъ попираешь ты меня ногами?-- если ты пришолъ сюда не для того, чтобъ усилить мщеніе за мою измѣну возлѣ горы Аперти -- такъ зачѣмъ-же ты мучаешь меня?
   82--84 А я: учитель мой, подожди меня немного, я долженъ разрѣшить свое сомнѣніе объ этой тѣни,-- а затѣмъ я буду слѣдовать не останавливаясь за тобою -- бѣжать заставишь, я побѣгу.
   85--87 Мой вождь остановился, и я сказалъ этой тѣни, которая все гремѣла своими проклятіями: ты кто такой, такъ другихъ порицающій?
   88--90 Тотъ отвѣчалъ,-- а ты кто такой -- кто это въ Антенорѣ ходитъ по нашимъ головамъ; если-бы ты не былъ тѣнью, а живымъ человѣкомъ, то и тогда не могъ бы сильнѣе мучать насъ.
   91--93 Вотъ отвѣтъ мой: я живой человѣкъ, и если ты только пожелаешь, то и о тебѣ я могу упомянуть на землѣ, когда буду разсказывать о томъ, что я здѣсь вижу.
   94--96 А онъ мнѣ: я жажду противнаго; прочь отсюда, не тревожь меня, ты не умѣешь понять даже и того, чѣмъ можно польстить здѣшнимъ страдальцамъ.
   97--99 Тогда я схватилъ его за волосы и сказалъ -- скажи сейчасъ-же кто ты такой, или у тебя не останется ни одного волоса на головѣ.
   100--102 Онъ же мнѣ: хоть плѣшивымъ сдѣлаешь меня, но я не скажу тебѣ ни слова и не откроюсь тебѣ, хоть-бы ты свинцовой гирей билъ тысячу разъ по моей головѣ.
   103--105 Я закрутилъ его волосы и вырвалъ нѣсколько ихъ прядей; тотъ понурилъ голову и сталъ лаять какъ собака.
   106--108 Бокка, крикнулъ другой грѣшникъ, что съ тобой? мало тебѣ щолкать зубами отъ холоду, еще вздумалъ лаять -- какой чортъ тебя тронулъ?
   109--111 Тогда я воскликнулъ: злой измѣнникъ, теперь я не стану слушать тебя, но самъ разскажу о тебѣ всю правду.
   (Ты Бокка делли Абати: -- самъ Гвельфъ и предалъ на убіеніе 4000 Гвельфовъ близь горы Аперти).
   112--114 Убирайся прочь и разсказывай что хочешь, воскликнулъ Бокка, но если ты когда-либо выйдешь изъ этой ямы, то не забудь разсказать и о томъ, кто меня назвалъ.
   115--117 Это кремонецъ БуозодоДуер а -- онъ оплакиваетъ здѣсь французскія деньги, которыя получилъ отъ Карла Аннунскаго за то, что бѣжалъ съ поста своего и пропустилъ непріятеля въ родной городъ.
   118--120 Если тебя спросятъ о другихъ твоихъ сосѣдяхъ, то замѣть, что рядомъ съ тобою Аббатъ Беккepія, Папскій Легатъ, что покушался продать Флоренцію Гибелинамъ; его тамъ-же схватили и казнили.
   121--123 А тамъ, ближе къ срединѣ ямы стоитъ Джіанни дель Сольданьеръ (Gianni del Soldanier) вмѣстѣ съ Ганелономъ (Ganellone) и Tрибалделломъ (Tribaldello).
   (Джіанни самъ Гвельфъ, правитель Фаэнцы, продалъ ее Імбелинамъ; Трибалделло, его соучастникъ, самъ ночью открылъ врагамъ ворота этого города, а Ганелонъ обманулъ Карла Великаго подъ Ронсельвалемъ и, вслѣдствіе его измѣны, Мавры изрѣзали на куски 30000 христіанъ).
   

Данте видитъ графа Уголино и Архіепископа Руджіери.

V.

   124--126 Мы только что удалились отъ него, -- какъ вдругъ я увидѣлъ въ какой-то ямѣ двухъ грѣшниковъ, замерзшихъ въ такомъ положеніи, что голова одного изъ нихъ казалась шапкою другого.
   127--129 И съ жадностью голоднаго пожирающаго хлѣбъ, верхняя голова вцѣпилась зубами въ то мѣсто головы другого грѣшника, гдѣ мозгъ соединяется съ затылкомъ.
   130--132 Даже Тидей (Tideo), умирая въ своей ярости, не пожиралъ съ такою злобою головы убитаго имъ при Ѳивахъ врага Меналипо (Мепапро),-- какъ одинъ пожиралъ черепъ другого и все что въ немъ находилось.
   133--135 Я сказалъ: выказывающій злобу дикаго звѣря, пожирая ненавистнаго тебѣ человѣка -- скажи мнѣ, за что это?
   136--138 И если скажешь, то зная васъ обоихъ и сущность его вины, я буду имѣть возможность въ томъ мірѣ воздать тебѣ должную справедливость,
   139 если только мой языкъ не отсохнетъ.
   

Пѣснь XXXIII.

ТОЛКОВАНІЕ.

А что ты демонъ -- въ этомъ я увѣренъ!
Въ аду мы оба будемъ, и мѣстечко
Я теплое тебѣ тамъ приготовлю...
Драматич. сочни. П. А. Полеваго,
ч. III, Уголино, стр. 516.

   Послѣднія строфы предшедшей пѣсни составляютъ введеніе въ настоящую. Изъ нихъ можно было понять, что на границѣ двухъ отдѣловъ девятаго круга Антеноры -- гдѣ страдаютъ измѣнники отечества,-- и Птоломеи, гдѣ караютъ предателей -- друзей,-- поэты увидѣли въ особой ямѣ одну льдину, гдѣ претерпѣвали кару два грѣшника. Въ настоящей пѣснѣ объясняется, что это были графъ Уголино, обвиняемый въ измѣнѣ отечеству, и архіепископъ Руджіери, предавшій своего друга, на котораго взвелъ обвиненіе въ измѣнѣ. Уголино разсказываетъ поразительную кончину свою голодною смертью вмѣстѣ съ двумя сыновьями и тремя внуками. Легенда говоритъ, что Уголино, по совѣту друга своего Руджіери, выгналъ изъ Пизы своего родственника Нино ли Галура, -- и самъ сдѣлался правителемъ этого города во вредъ всѣхъ его обитателей. Продавая общественное достояніе города Пизы врагамъ Флоренціи и Лукки, онъ управлялъ подвластными ему людьми и жестоко, и несправедливо; и вотъ его другъ и пособникъ Руджіери предаетъ его противной партіи -- Гваланди, Сисмонди и Ланфранки -- возстановляетъ противъ него народъ и, предводительствуя съ крестомъ въ рукахъ, врывается въ его жилище, хватаетъ его самаго, двухъ его сыновей Гаддо и Угучіоне, и трехъ внуковъ Бригато, Арриго и Анзельмучіо, сажаетъ ихъ въ птичье гнѣздо, названное потомъ голодною башнею, держитъ тамъ нѣсколько мѣсяцевъ и потомъ забиваетъ двери башни -- и ключи отъ нея бросаетъ въ рѣку Арно для того, чтобы никто не могъ подать имъ пищи. Всѣ они умираютъ съ голоду.
   Самъ Уголино разсказываетъ Данте эту легенду.
   Затѣмъ поэты идутъ въ Птоломею, гдѣ встрѣчаютъ, монаха Альбериго, приказавшаго умертвить всѣхъ своихъ родныхъ въ концѣ обѣда, на который онъ созвалъ ихъ. Когда послѣ обѣда подавали фрукты, то, по знаку Альбериго, вбѣжали на пиръ его сбиры и всѣхъ или большую часть гостей перерѣзали.
   Наконецъ поэты спускаются въ послѣдній отдѣлъ седьмого круга, гдѣ должны увидѣть самаго Люцифера.
   

ПѢСНЬ XXXIII.

Девятый кругъ.-- Измѣнники.-- Разсказъ Уголино.-- Отдѣлъ III Птоломея.-- Альбериго.-- Бранко д'Оріо.

Разсказъ Уголино.

I.

   1--3 Грѣшникъ оторвалъ отъ своей ужасной пищи губы, вытеръ ихъ волосами той самой головы, у которой прокусилъ затылокъ, и началъ:
   4--6 ты хочешь возобновить мои отчаянныя страданія, а по только слово, даже одна мысль о нихъ уже сжимаетъ мое сердце:
   7--9 но если слова могутъ сдѣлаться сѣменами, если эти сѣмена могутъ принесть плодъ, и если этотъ плодъ будетъ позоромъ предателя, котораго я теперь грызу во льду,-- то я стану говорить, но говоря рыдать въ то же время.
   10--12 Я не знаю кто ты, и какъ ты сюда спустился, но, слушая тебя, думаю, что ты флорентинецъ.
   13--15 Знай-же, что я былъ графомъ Уголино, а этотъ человѣкъ былъ архіепископомъ Руджіери. Теперь скажу тебѣ, почему и такой страшный его сосѣдъ. (Руджіери былъ другомъ моимъ и оклеветалъ меня въ измѣнѣ отечеству. Вотъ насъ и помѣстили на границѣ Антеноры и Птоломеи: здѣсь наказываются измѣнники друзей своихъ и своего отечества).
   16--18 Не зачѣмъ говорить тебѣ, что слѣпое довѣріе мое къ другу было причиною того, что въ силу коварныхъ его наущеній, меня съ моими дѣтьми и внуками схватили и умертвили, -- ты самъ это знаешь.
   19--21 Но теперь ты услышишь то, чего не могъ знать до сихъ поръ: жестокости казни нашей: выслушавъ меня, ты самъ поймешь, нанесъ ли или нѣтъ мнѣ Руджіери кровавую обиду.
   22--24 Изъ маленькаго отверстія птичьей клѣтки, куда насъ заключили, и гдѣ вѣроятно будутъ страдать еще многіе, изъ клѣтки, получившей вслѣдствіе моей смерти названіе башни голода,
   25--27 я могъ замѣтить, что страдалъ тамъ уже нѣсколько мѣсяцевъ: столько разъ луна виднѣлась мнѣ изъ этого отверстія; вдругъ видится мнѣ страшный сонъ, открывшій мнѣ завѣсу будущаго.
   28--30 Мнѣ привидѣлось, что грѣшникъ, котораго я теперь грызу, былъ начальникомъ шайки, занимавшейся охотой на волковъ и ихъ волченятъ въ окрестностяхъ горы, скрывающей Лукку отъ Пизы.
   31--33 И мнилось мнѣ, будто онъ посылаетъ впередъ и Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки съ худыми, кровожадными собаками, пріучонными къ подобной охотѣ.
   34--36 И снится мнѣ, будто преслѣдуемые собаками волкъ съ своими волченятами устали, и даже мнѣ показалось, будто бы и собачьи острые зубы разрываютъ ихъ тѣла на части.
   37--39 Проснувшись до зари, услышалъ я, что всѣ дѣти мои, спавшія рядомъ со мной, плакали во снѣ и просили хлѣба.
   40--42 Ты слишкомъ жестокъ Данте, если уже теперь не страдаешь, думая о томъ, что сердце мое предсказало самому себѣ въ эту страшную минуту,-- и если ты теперь не плачешь, то что-же можетъ заставить тебя когда-либо плакать?
   43--45 Дѣти встали, и уже прошолъ тотъ часъ, въ который намъ приносили пищу, и каждому изъ дѣтей моихъ грезилось что-то подобное тому, что снилось и мнѣ, и нами начинало овладѣвать какое-то страшное сомнѣніе.
   46--48 Вдругъ я услышалъ, что нижнюю дверь ужасной башни забиваютъ на глухо, тогда, не сказавъ ни слова, я пристально взглянулъ на дѣтей моихъ,--
   49--51 плакать я не могъ; сердце мое отъ горя окаменѣло,-- они плакали и мой Анзельмучіо сказалъ:-- отецъ, что съ тобой? Зачѣмъ смотришь ты на насъ такъ неподвижно, такъ безсловесно?
   52--54 Даже и на эти слова я не отвѣчалъ ни въ теченіи всего дня, ни въ теченіи цѣлой ночи, до новаго восхода солнца.
   55--57 Когда слабый лучъ этого свѣтила проникъ въ нашу темницу, и я получилъ возможность прочитать на ихъ четырехъ лицахъ свои собственныя мысли,
   58--60 я съ горя укусилъ себѣ обѣ руки, а дѣти, думая, что я дѣлаю это отъ голода, вскочили и вскрикнули:
   61--63 намъ не такъ тяжко будетъ, отецъ, если ты съѣшь насъ,-- ты далъ намъ это несчастное тѣло -- возьми же его и утоли имъ свой голодъ.
   64--66 Тогда, чтобъ не смущать ихъ, я принялъ видъ успокоившагося человѣка -- и этотъ день, и слѣдующій, и третій, мы всѣ молчали.-- Ахъ! проклятая земля, зачѣмъ не разверзлась ты подъ нами?
   67--69 На четвертый день Гаддо бросился къ ногамъ моимъ -- лепеча -- отецъ, неужели ты мнѣ не поможешь?
   70--72 Онъ умеръ на мѣстѣ -- и точно такъ, какъ ты видишь меня въ эту минуту,-- я видѣлъ какъ всѣ дѣти мои, одинъ за другимъ, падали мертвыми. Это было между пятымъ и шестымъ днемъ нашего заключенія.
   73--75 Слѣпымъ уже, я ощупывалъ ихъ тѣла, и мертвыхъ звалъ къ себѣ, каждаго по имени; потомъ уже голодъ пересилилъ мое горе.
   76--78 Сказавши это, скосивши глаза, онъ опять сталъ грызть несчастную челюсть своего врага, и губы его раскалывали кости черепа, какъ клыки собаки.
   

Восклицаніе Данте. Онъ проклинаетъ Пизу.

II.

   79--81 О, Пиза, -- позоръ людей, населяющихъ прелестную страну, гдѣ звучитъ прелестный языкъ, гдѣ слышится сладкозвучное si. Такъ какъ сосѣди твои (Флоренція и Лукка) медлятъ ниспослать на тебя заслуженную кару,
   82--84 то пусть Капраія и Горгона, островки, ограждающіе устья Арно, остановятъ ея теченіе, и чтобъ воды этой рѣки, но имѣя входа въ море, обратились вверхъ и потопили всѣхъ твоихъ жителей.
   85--87 Если дѣйствительно графъ Уголино обвинялся въ измѣнѣ отечеству, если онъ дѣйствительно продавалъ твои замки или крѣпости врагамъ твоимъ (молва его осуждаетъ въ этомъ),-- такъ все-же ты, Пиза, не должна была карать такимъ страшнымъ образомъ и дѣтей его, и его внуковъ.
   88--90 Да! Новыя Ѳивы! (гдѣ посѣянное Кадмомъ племя было звѣрскимъ образомъ уничтожено). Юность Угучіоне и Бригате и двухъ другихъ дѣтой, о которыхъ я прежде сказалъ (Анзельмучіо и Гаддо) была уже полнымъ ихъ оправданіемъ.
   

Наказаніе грѣшниковъ.

III.

   91--93 Мы пошли далѣе, гдѣ ледъ еще болѣе сжималъ своихъ мучениковъ, опрокинувшихъ свои головы такъ,
   94--96 что и плакать не могли они: первыя слезы оставались въ верхнихъ рѣсницахъ --
   97--99 и замерзая въ одно мгновеніе не давали выхода другимъ слезамъ, потому что ледъ сковывалъ все пространство между глазами и ихъ рѣсницами.
   

Дуновеніе Люцифера.

IV.

   100--102 И хотя морозъ такъ наморозилъ мое лицо, что оно потеряло всякую чувствительность,
   103--105 все же мнѣ показалось, что я чувствую дуновеніе вѣтра -- почему я спросилъ наставника: откуда идетъ этотъ вѣтеръ -- развѣ здѣсь можетъ быть что нибудь теплое?
   106--108 А онъ мнѣ: скоро ты дойдешь до мѣста, гдѣ глаза твои дадутъ отвѣтъ на твой вопросъ и тогда узнаешь причину вѣтра.
   

Разсказъ монаха Алѣбериго. Душа мучается въ аду, а тѣло остается на землѣ подъ вліяніемъ чорта. Данте обманываетъ страдальца и этимъ похваляется.

V.

   109--111. И одинъ изъ несчастныхъ, находившихся въ замерзшемъ прудѣ, крикнулъ намъ: о, жестокія души, которымъ предназначено самое глубокое послѣднее помѣщеніе въ аду!
   112--114 Выймите изъ глазъ моихъ твердыя льдины такъ, чтобъ я, прежде чѣмъ слезы мои вновь замерзнутъ, могъ хоть сколько-нибудь ослабить страданія, раздирающія мое сердце.
   115--117 Я сказалъ ему: ты требуешь помощи: такъ скажи, кто ты? и если я не избавлю тебя отъ адскихъ мученій, то пускай самъ пойду въ глубину этого льда.
   118--120 Онъ отвѣчалъ: я -- монахъ Альбериго, пріобрѣвшій знаменитость плодами своего злого огорода: всѣхъ родныхъ своихъ умертвилъ, угощая этими плодами; за что теперь расплачиваюсь процентами:-- сто на сто я терплю, процентъ неимовѣрный {Примѣчаніе переводчика. Стихъ Пушкина.} (получаю финики вмѣсто фигъ).
   121--123 Какъ! вскрикнулъ я, развѣ ты уже умеръ? А онъ: я рѣшительно не имѣю никакого понятія о томъ, что дѣлается съ моимъ тѣломъ на землѣ.
   124--126 Этотъ отдѣлъ ада, Птоломея, имѣетъ предъ всѣми другими кругами то преимущество, что иногда душа грѣшника падаетъ сюда прежде, чѣмъ Парка Атропосъ разрѣжетъ нить его жизни.
   127--129 И чтобъ ты сочувствовалъ моей просьбѣ вынуть изъ глазъ моихъ замерзшія слезы, я скажу тебѣ, что душа, какъ только поступитъ предательски на землѣ,
   130--132 тотчасъ злой демонъ овладѣваетъ ея тѣломъ и управляетъ имъ до смерти человѣка, какъ будто сама душа
   133--135 упала уже въ эту страшную пропасть; и, можетъ быть, тѣло этого грѣшника, погруженнаго въ ледъ сзади меня, еще влачитъ на землѣ свое существованіе.
   136--138 Если ты только что пришолъ сюда, то знай-же, что это -- Бранко д'Оріо, измѣннически умертвившій своего тестя Михаила Цанке, чтобъ самому получить мѣсто губернатора Логодоры въ Capдиніи (пѣснь XXII)], и душа его мучается здѣсь уже нѣсколько лѣтъ.
   139--141 Думаю, что ты обманываешь меня, сказалъ я: Бранко д'Оріо еще живъ, онъ и ѣстъ, и пьетъ, и спитъ, и носитъ одежду.
   142--144 Онъ сказалъ: Цаике не былъ еще низвергнутъ въ смолистое болото, управляемое злыми когтями (Malbranche) (см. п. XXII, стр. 88--90),
   145--147 когда душа Бранки д'Оріо оставила уже тѣло свое на землѣ во власти демона, вмѣстѣ съ тѣломъ его племянника, его пособника въ убійствѣ.
   148--150 Ну, протягивай-же руку и открой мнѣ глаза,-- сказалъ онъ,-- но я не захотѣлъ исполнить его просьбы, потому что въ понятіяхъ моихъ сдѣлать что-либо непріятное такому скверному человѣку, значитъ совершить хорошее дѣло: справедливо предавать предателя.
   

Восклицаніе Данте противъ Генуезцевъ.

VI.

   151--153 Генуозцы!-- народъ съ особенными обычаями --
   и преисполненные всевозможныхъ грѣховъ -- зачѣмъ васъ до сихъ поръ не искоренили со свѣта?!
   154--156 Ибо вмѣстѣ съ монахомъ Альбериго, самымъ подлымъ изъ Романцовъ, я нашолъ вашего соотечественника, душа котораго за подлые его поступки погружена въ льдины Коцита,
   157 между тѣмъ какъ тѣло его, находясь уже во власти демона,-- представляется дѣйствующимъ на землѣ будто-бы по своей волѣ.
   

Пѣснь XXXIV.

ТОЛКОВАНІЕ.

Vexilla Regis prodeunt Inferni.
Данте, Адъ. XXXIV, I.

   Il alluma dans le ciel une guerre impie et livra de sacrilèges combuts. Crime inutile! Le Tout-Puissant le lanèa flamboyant de la voûte athirée; ruine hideuse, il tomba brûlant dans des profondeurs sans fin de perdition.

Milton. Le Paradis perdu.

   Переходъ поэтовъ изъ ада въ чистилищѣ: изъ одного земного полушарія въ другое.
   Поэты достигли самаго послѣдняго отдѣла девятаго круга; это мѣсто называется по имени Іуды, предателя Спасителя, Джудека. Здѣсь мучаются предатели своихъ благодѣтелей. Самый страшный грѣшникъ -- это Люциферъ (Дите), падшій ангелъ, одинъ изъ самыхъ красивыхъ въ небесной обители. Легенда говоритъ, что за возстаніе противъ небесной власти онъ съ неба упалъ на землю, пробилъ ее головой до самаго центра и очутился вооруженный когтями въ аду, въ самомъ безобразномъ, и даже уродливомъ видѣ, съ шестью крыльями и тремя разноцвѣтными лицами, изъ коихъ одно цвѣтомъ своимъ напоминаетъ Европу, другое Азію и третье Африку.
   Голова его, когти и крылья нашли себѣ мѣсто въ аду, а вся остальная часть его существа помѣстилась между адомъ и чистилищемъ и служитъ единственною дорогою для выхода изъ мрачнаго жилища грѣшниковъ.
   Размѣры этого чудовища Данте изображаетъ такъ: насколько я менѣе тѣхъ гигантовъ, которыхъ видѣлъ въ аду, настолько же самый большой изъ нихъ менѣе одной руки Люцифера.
   Этотъ царь ада имѣетъ только возможность раздирать когтями своихъ подвластныхъ, и движеніемъ своихъ крыльевъ производитъ такой вѣтеръ, что рѣка Коцитъ, со всѣми грѣшниками въ ней заключающимися, замерзаетъ, -- но самъ съ мѣста тронуться не можетъ.
   Своими тремя лицами, снабжонными клыками, своими шестью руками, снабжонными когтями, онъ терзаетъ и пожираетъ самыхъ страшныхъ послѣ него грѣшниковъ -- предателей: Іуду, Брута и Кассія.
   Всѣ другіе предатели замерзли въ Коцитѣ всѣмъ тѣломъ съ головою, они подраздѣляются на четыре разряда:
   Первый, предатели равныхъ себѣ людей, лежатъ во льду горизонтально.
   Второй, предатели младшихъ или подчиненныхъ, погружены въ ледъ вертикально, вверхъ головой.
   Третій, предатели старшихъ или начальниковъ, погружены внизъ головой, и наконецъ --
   Четвертый, предатели многихъ, всѣхъ безъ различія людей и старшихъ и младшихъ, и начальниковъ и подчиненныхъ, и притомъ, предавшіе ихъ различными путями и способами, замерзли перегнутыми въ дугу, такъ что голова ихъ прикасается къ ихъ пятамъ, поэтому они испытываютъ страданія всѣхъ грѣшниковъ первыхъ трехъ разрядовъ, замерзшихъ во льду и горизонтально и вертикально, и вверхъ и внизъ головой.
   Данте, ни живой, ни мертвый, не находя себѣ для защиты какого -- нибудь утеса, прячется за учителя, но тотъ говоритъ, что пора идти въ чистилище, и предваряетъ ученика, что это дѣло трудное, и что нѣтъ другой дороги, кромѣ самаго маленькаго отверстія между косматымъ тѣломъ Люцифера и льдинами Коцита, и что половину дороги нужно спускаться внизъ, а другую половину, ни въ чомъ не измѣняя пути, подниматься вверхъ.
   Данте, не понимая предваренія учителя, ужасается.
   Виргилій приказываетъ ему схватиться за его шею, улучаетъ минуту, когда Люциферъ поднимаетъ свои крылья, хватается за его шерсть, и сначала медленно спускается внизъ, до самаго центра земли, гдѣ съ усиліемъ поворачиваетъ свою голову въ ту сторону, гдѣ были его ноги и, держась за шерсть царя ада, начинаетъ подниматься вверхъ.
   Этимъ способомъ поэты достигаютъ другого полушарія земли и, по истеченіи трехдневнаго путешествія въ аду, видятъ въ первый разъ на небѣ звѣзды.
   

ПѢСНЬ XXXIV.

Девятый кругъ.-- Измѣнники.-- Отдѣлъ IV.-- Джудека.-- Люциферъ.-- Іуда, Брутъ и Кассій,-- Центръ вселенной.-- Выхожденіе въ чистилище по шерсти Люцифера.

Описаніе Люцифера.

I.

   1--3 Знамена царя ада приближаются къ намъ, сказалъ учитель, -- смотри впередъ, можешь ли ты ихъ увидѣть?
   4--6 И какъ ночью или въ сумракѣ дня, исчезающаго въ тучахъ, застилающихъ небо, показывается вдали образъ, движимой вѣтромъ мельницы,
   7--9 такъ и Люциферъ мнѣ представился какимъ-то громаднымъ зданіемъ; чтобъ защититься отъ вѣтра имъ вздымаемаго, не находя какого-либо грота или иной защиты, я спрятался за своего путеводителя.
   10--12 Со страхомъ пишу эти строки,-- я уже вступилъ въ то мѣсто, гдѣ всѣ грѣшники погружены въ ледъ съ головой и они такъ прозрачны, какъ соломенка сохраняемая въ банкѣ.
   13--15 Одни изъ этихъ грѣшниковъ лежатъ, другіе стоятъ -- кто вверхъ, кто внизъ головой, а иные свернуты въ дугу, ноги вмѣстѣ съ головой.
   16--18 Когда мы прошли на столько, что учитель мой призналъ возможнымъ показать мнѣ это исчадіе, бывшее столь прелестнымъ на небѣ,
   19--21 онъ сталъ впереди меня, остановилъ меня: это Дите, сказалъ онъ: это Люциферъ, и вотъ гдѣ ты долженъ доказать присутствіе духа.
   22--24 Что со мной тогда сдѣлалось, читатель, какъ t холодъ объялъ меня, какъ голосъ мой замеръ -- этого ты меня не спрашивай -- я не могу изобразить этого въ стихахъ: всякое слово мое было бы и блѣдно и ничтожно, чтобъ выразить самое со-/ бытіе.
   25--27 Я былъ ни живой, ни мертвый; если ты, читатель, владѣешь какою либо частицею разума, то вникни, что было со мной, если во мнѣ не было ни жизни, ни смерти?
   28--30 Императоръ печальнаго царства выходилъ изо льда на половину своей груди; сравнить меня по величинѣ съ великаномъ легче, чѣмъ сравнить самого большого великана съ одною рукою Люцифера.
   31--33 Размысли по этому разсчоту, какъ велико было все его существо, которому даны соотвѣтственные его рукѣ размѣры.
   34--36 Если дѣйствительно онъ теперь на столько ужасенъ, на сколько былъ прекрасенъ въ ту минуту, когда возсталъ противъ Создателя, то трудно не заключить, что все зло отъ него исходитъ.
   37--39 по какъ ужаснулся я, увидѣвъ на его головѣ не одно, а три лица;-- на насъ смотрѣло багровое.
   40--42 Другія два, выходившія изъ двухъ плечъ его, прикасались съ боку къ лицу, на насъ смотрѣвшему, и вверху его головы соединялись въ одну.
   43--45 Правое было блѣдно-жолтое, а лѣвое походило на обитателей тѣхъ горъ, въ коихъ рѣка Нилъ беретъ свое начало.
   46--48 Подъ каждымъ лицомъ находилось два крыла, соразмѣрныя величинѣ этой птицы-гиганта, я никогда не видалъ на кораблѣ такихъ большихъ парусовъ, какъ эти странныя крылья.
   49--51 Перьевъ на нихъ не было, казалось, что это были крылья летучей мыши; своимъ движеніемъ онѣ производили три вѣтра. И какъ душа человѣка лишается своего божественнаго значенія подъ вліяніемъ трехъ пороковъ: гордости, зависти и скупости, такъ и рѣка Коцитъ замерзаетъ подъ вліяніемъ трехъ вѣтровъ, производимыхъ крыльями Люцифера.
   52--54 Самъ онъ обливался горькими слезами изъ шести своихъ глазъ, и эти слезы капали на его три подбородка вмѣстѣ съ кровавою слюною.
   55--57 Каждою пастью онъ, какъ мельничный жерновъ, теребилъ трехъ грѣшниковъ, мучая въ одно время всѣхъ троихъ.
   58--60 Грѣшникъ, бывшій головою въ пасти средняго лица Люцифера, не столько страдалъ отъ зубовъ его, сколько отъ когтей, которыми онъ сдиралъ съ него кожу.
   61--63 Учитель сказалъ: душа человѣка, голова котораго находится въ пасти Люцифера, а ноги выдвигаются наружу, претерпѣвающаго сильнѣйшія, въ сравненіи съ другими, мученія,-- это душа Іуды Искаріотскаго.
   64--66 Изъ двухъ другихъ, которыхъ ноги находятся въ пасти Люцифера, черноволосый -- это Брутъ, другъ и убійца Юлія Цезаря, -- видишь ли какъ онъ корчится, не говоря ни слова.
   67--69 Третій, что такъ хорошо и крѣпко сложенъ (крѣпышъ), это тоже одинъ изъ убійцъ Цезаря -- Кассій; однако ночь уже наступаетъ, намъ пора идти; мы все уже здѣсь видѣли.
   

Переходъ поэтовъ изъ ада въ чистилище по шерсти Люцифера.

II.

   70--72 По желанію учителя, я схватился за его шею, а онъ, улучивъ мгновеніе, когда Люциферъ поднялъ крылья вверхъ,
   73--75 схватился за мохнатые его члены и началъ спускаться между нимъ и льдинами, въ которыхъ тотъ былъ погружонъ.
   76--78 Достигнувши его бедра, у самаго сустава, съ коего начинаются ноги, учитель съ большимъ усиліемъ и даже съ трепетомъ (affanno)
   79--81 повернулъ голову въ ту сторону, гдѣ были его ноги, и сталъ цѣпляться за шерсть діавола, какъ человѣкъ поднимающійся вверхъ, такъ что я думалъ, что мы возвращаемся въ адъ.
   82--84 Держись крѣпче, задыхаясь сказалъ учитель, изъ царства зла нѣтъ другого выхода, кромѣ этой лѣстницы.
   85--87 Потомъ онъ вышелъ черезъ отверстіе утеса, къ коему были прикрѣплены ноги Люцифера; онъ прежде всего посадилъ меня на край каменнаго утеса, потомъ осторожно пошолъ по камнямъ твердымъ шагомъ.
   88--90 Я поднялъ глаза и думалъ, что увижу Люцифера въ томъ же видѣ, въ какомъ оставилъ его въ аду, -- но вмѣсто того увидѣлъ, что ноги его обращены кверху.
   91--93 И насколько я былъ поражонъ и удивленъ -- это недоступно только для людей, неимѣющихъ понятія о значеніи того пункта земли, черезъ который мы перешли.
   94--96 Вставай, сказалъ учитель, дорога длинна, путь. пустынный и тяжолый, а солнце ужо взошло полтора часа тому назадъ.
   97--99 Тамъ, гдѣ мы находились, не было проложено дороги, а былъ естественный, подземный, мрачный и неудобный проходъ.
   100--102 Вставши на ноги, я сказалъ: учитель, прежде чѣмъ выведешь ты меня изъ адской бездны, скажи мнѣ нѣсколько словъ, выведи меня изъ заблужденія.
   103--105 Гдѣ ледъ, среди котораго мы были? Почему Люциферъ стоитъ внизъ головой? И какъ въ такое короткое время пролетѣла вся ночь, и солнце уже высоко поднялось надъ нами?
   106--108 А онъ мнѣ: ты думаешь, что находишься еще съ той стороны центра земли, гдѣ я вцѣпился въ шерсть царственнаго пресмыкающагося червя, замыкающаго міръ въ самой его срединѣ.
   109--111 Ты былъ тамъ въ то время, пока я спускался внизъ по Люциферу -- но когда я повернулъ голову въ другую сторону, то ты перешолъ центръ земли, къ которому стремятся всѣ тяжести.
   112--114 А теперь ты достигъ поднебесной атмосферы, противоположной нашей, которая подобно своду закрываетъ землю, и подъ высшимъ куполомъ этой атмосферы --
   115--117 былъ убитъ человѣкъ, родившійся и жившій безъ грѣха; ты стоишь на небольшомъ сферическомъ камнѣ, противоположная сторона коего составляетъ покинутое тобой урочище Джудека.
   118--120 Здѣсь утро, а съ той стороны вечеръ, и Люциферъ, шерсть коего служила намъ лѣстницею, остается въ томъ самомъ положеніи, въ коемъ былъ прежде.
   121--123 Съ этой стороны упалъ онъ на землю и испуганная земля здѣсь, возвысившаяся со страха, покрылась морскими волнами --
   124--126 и перешла въ нашу атмосферу, а часть земли, составляющая возвышенность этой атмосферы, также изъ страха, бросилась вверхъ и выдвинулась здѣсь въ видѣ горы: смотри внимательно:
   

Поэты выходятъ подъ открытое небо и видятъ звѣзды.

III.

   127--129 тамъ, внизу Вельзевулъ настолько запугалъ землю, что здѣсь собралась она со всѣхъ сторонъ и составила этотъ мрачный проходъ; свѣта здѣсь нѣтъ, глаза ничего не видятъ,
   130--132 но уши слышатъ журчаніе какого-то ручья -- онъ пробирается медленно сквозь отверстіе невѣдомаго утеса съ той горы, которую я тебѣ назвалъ,-- этотъ ручей своимъ вѣчнымъ теченіемъ пробилъ себѣ русло, менѣе наклонное и менѣе перебитое волнами.
   133--135 Мы съ учителемъ отправились по этой мрачной дорогѣ, чтобы возвратиться въ свѣтлый міръ, и, не отдыхая ни минуты,
   136--138 поднимались въ гору, онъ впереди, я за нимъ, и уже вверху изъ отверстія нашей пещеры виднѣлись прекрасные предметы, уносимые движеніемъ неба.
   139 Наконецъ мы вышли изъ этого отверстія и увидѣли звѣзды.
   

Приложеніе къ пѣснѣ IV-й.

Буквальный переводъ измѣненныхъ или дополненныхъ въ текстѣ терцетовъ Данте, находящихся въ пѣснѣ IV-й.

I.

   55--57 Взялъ съ собою тѣнь нашего прародителя, тѣнь его сына Авеля, и Ноя, и Моисея законодателя, и послушнаго
   58--60 Патріарха Авраама и царя Давида, Израиля съ отцомъ и съ дѣтьми и съ Рахилью, для которой онъ такъ много сдѣлалъ.
   

II.

   121--123 Я увидѣлъ Електру со многими собесѣдниками, между ними узналъ я и Гектора и Энея, Цезаря, вооруженнаго соколиными очами.
   124--126 У видѣлъ Камиллу и Пентезилею, а съ другой стороны Латина, сидѣвшаго со своею дочерью Лавиньею.
   127--129 Увидѣлъ Брута, изгнавшаго Тарквинія; Лукрецію, Юлію, Марцію и Корнелію и одного въ сторонѣ увидѣлъ Саладина.
   130--132 Когда я посмотрѣлъ вверхъ, я увидѣлъ учителя учоныхъ, сидящаго среди семейства философовъ.
   134--135 Всѣ ему удивляются и воздаютъ почести; тамъ увидѣлъ я и Сократа и Платона; они всѣхъ ближе. къ нему стояли.
   136--138 Демокрита, приписывающаго созданіе міра одной только случайности, Діогена, Анаксагора и Фалеса, Эмпедокла, Гераклита и Зенона.
   139--141 Увидѣлъ добродѣтельнаго собирателя травъ: Діоскорида, говорю я; увидѣлъ Орфея, Тулія и Ливія и нравственнаго Сенеку, геометра Евклида и Птоломея, Ипократа, Авиценну и Галіена, Авероеса, создавшаго важныя объясненія.
   

Приложеніе къ XI-й пѣснѣ.

ЛѢСТНИЦА НАКАЗАНІЙ.


   

Алфавитъ именъ, словъ, названій и сочиненій, встрѣчающихся въ "Божественной Комедіи" и въ толкованіяхъ въ ней переводчика.

А.

   "α" созвѣзд. Малой Медвѣд., пѣсня XXVI, строфа 127
   Анна Дороѳей, стран. 176.
   Авель, IV -- 55.
   Аверозсъ, IV -- 142.
   Авессаломъ, XXVIII -- 136.
   А вице на, IV -- 142.
   Агамемнонъ, IX -- 101.
   Агинольфъ Ромено, XXX -- 76.
   Адамъ, IV -- 55.
   Адамъ маэстро, XXXIII -- 58.
   Адрастъ XIV, стр. 154.
   Аелло, Гарпія, XIII, стр. 144.
   Акра, XXVII -- 88.
   Алардъ, XXVIII -- 16.
   Аллето, IX --100.
   Александръ Македонскій, XII -- 106.
   Александръ Ромено, XXX -- 76.
   Али, XXVIII -- 31.
   Аликино, XXI -- 118.
   Алексѣй Интерминео, XVIII -- 121.
   Альбериго, XXXIII -- 118.
   Альберти ли Мангона, XXXII -- 19.
   Альтафорте, XXIX -- 28.
   Амидея, XXXIII -- 106.
   Аминь, XVI -- 88.
   Амфіонъ, XXXII -- 10.
   Анаксагоръ, IV -- 136.
   Анастасій (папа), XI -- 7.
   АндЯсолелло, XXVIIШ -- 76.
   Андрео да Моцци, XV --112.
   Анзельмучіо, XXXIII -- 49.
   Аннибалъ, XXVIII -- 7.
   Антей, XXXI -- 100.
   Антенора, стран. 342.
   Антіохъ Сирійскій, XIX -- 85.
   Анфіарій, ХХ -- 31.
   Анхизъ, I -- 73.
   Аньело Брунелески, XXV -- 67.
   Аперти (гора), XXXII -- 109.
   Аполлонъ, IX -- 101.
   Аппулія, XXVII!-- 7.
   Арахна, XVII -- 16.
   Арбія, XVI -- 40.
   Арголида, XXVIII -- 82.
   Аретинцы, XXII -- 4.
   Аретуза, XXV -- 97.
   Арли, IX -- 112.
   Арно, XXX -- 64.
   Аристотель, IV -- 130
   Арриго, VI -- 79.
   Аронтъ тосканскій, XX -- 46.
   Артусъ, XXXII -- 61.
   Асдентъ, XX -- 118.
   Атаманте, XXX -- 4.
   Атилла, XII -- 133.
   Атлантъ, IV -- 121.
   Атропосъ (парка), XXXIII -- 124.
   Ахеронъ, III -- 70; IV -- 8; IX -- 115.
   Ахиллъ, V -- 65; XII -- 70; XXVI -- 61; XXXI -- 4.
   Ахитофель. XXVIII -- 136.

Б.

   Барбаричіо, XXI -- 118.
   Батистера (въ Пизѣ), стран. 207.
   Бахусъ, XXX -- 4.
   Анна (первосвящ.), XXIII -- 121.
   Беатриче, II -- 70.
   Бенако (озеро), XX -- 76.
   Беневенто, XVI -- 37.
   Беккерія аббатъ, XXXII -- 118.
   Бертрамъ дель Борніо, XXVIII -- 133.
   Бергамо, XX -- 70; XXX -- 58.
   Бизенца XXXII -- 55.
   Бокка, XXXI1--106.
   Бонифацій VIII-й, XIX -- 52; XXVII -- 70.
   Борсіери Вильгельмъ, XVI -- 70.
   Бранда, XXX -- 76.
   Брайко д'Оріо, XXXIII -- 136.
   Брешія, XX -- 70; XXX -- 58.
   Бригате, XXXIII -- 88.
   Бріарей, XXXI -- 97.
   Брунетто Латини, XV -- 28.
   Брутъ, IV -- 127; XXXI -- 64.
   Буликимскія воды, XIV -- 79.
   Буозо Абати, XXV -- 67.
   Буозо Донати, XXX -- 40, 43.
   Буозо де Дувра, XXXII -- 115.
   Буондельмонте, XXVIII -- 106.
   

B.

   Ванни Фуччи, XXIV -- 124.
   Вельтро, I -- 101.
   Венера, V -- 67.
   Венедиктъ Качіа Немико, XVIII -- 49.
   Вервія франциск. монаховъ; XVI -- 106.
   Верукіо, XXVII -- 46.
   Визо (гора), XVI -- 94.
   Викторъ Гюго, стр. 55.
   Виргилій I -- 79.
   Витальяно дель Дентеватъ, XVII -- 67.
   Витерба, XIV -- 79.
   Вулканъ, XIV -- 52, 55г.
   

Г.

   Гавилье (деревня), XXV -- 151.
   Гаддо, XXXIII -- 67.
   Галилей, стр. 217.
   Галіенъ, IV -- 142.
   Галлура (провинц. Сардин.), XXII -- 79.
   Ганелонъ, XXXI -- 16; XXXII -- 121.
   Гардинго (улица), XXIII -- 106.
   Гваланди, XXXIV -- 31.
   Гвальдрада, XVI -- 37.
   Гвардо (озеро), стран. 218.
   Гверчо Кавальканте, XXV -- 148.
   Гвидо, XXVIII -- 76.
   Гвидо Бонате, XX -- 118.
   Гвидо Гверра, XVI -- 37.
   Гвидо Кавальканте, VI -- 73.
   Гвидо Монтефорто, XII -- 118.
   Гвидо да Монте-Фельтро, XXVII -- 16.
   Гвидо Ромено, XXX -- 76.
   Гекторъ, IV -- 121; V -- 66.
   Гекуба, XXX -- 16.
   Генрихъ (король Англіи), XII -- 118, XXVIII -- 133.
   Генуэзцы (проклятіе), XXXIII -- 151.
   Гераклитъ, IV -- 136.
   Геріонъ, стр. 177; XVII -- 7.
   Геркулесъ, VI -- 70; XII -- 67; XXVI -- 106.
   Гидра лернейская, VI -- 69.
   Гизолло, XVIII -- 55.
   Говерно (городъ), XX -- 76.
   Гомеръ, IV -- 88; XX -- 218.
   Гомито (монахъ), XXII -- 79.
   Горацій, IV -- 88.
   Гордость Данте, IV -- 100.
   Горгона, IX -- 100; XXXIII -- 89.
   Гортензія, IV -- 127.
   Гракхъ, IV -- 127.
   Графіакане, XXI -- 121.
   Гримальди Ерминій, стр. 177.
   Гриффолино д'Ареццо, XXIX -- 70.
   Гуарнарскій заливъ, IX -- 112.
   Гюго Викторъ, стр. 55.
   

Д.

   Давидъ, III. § 1, стр. 34; IV -- 21; стр. 69, 79; XXVIII -- 136.
   Далмація, IX -- 112.
   Даль. Толковый словарь, пѣснь III, стр. 31.
   Даміета (городъ), XIV -- 103.
   Дарданъ, IV -- 121.
   Дедалъ, XVII -- 109.
   Демокритъ, IV -- 136.
   Дендамея, XXVI -- 61.
   Деянира, XII -- 67.
   Джакоббо ли Сант'Андреа, XIII -- 118.
   Джанни Скикки, XXX -- 31.
   Джанни дель-Сальданіеръ, ХXXII -- 121.
   Джан'Фильджи, XVII -- 61.
   Джери дель-Белло, XXIX -- 25.
   Джованни Буйямонте, XVII -- 73.
   Джудека, стр. 342.
   Дидона, V -- 61.
   Дите (городъ), VIII -- 67.
   Діогенъ, IV -- 136.
   Діомедъ, XXVI -- 55.
   Діонисій Сиракузскій, XII -- 106.
   Діоскоридъ, IV -- 139.
   Дольчинъ, XXVIII -- 55.
   Донъ, XXXII -- 55.
   Драгиньяцо, XXI -- 121.
   Дунай, ХХХ11--55.
   

Е.

   Еврипидъ, XX -- 112.
   Евріелъ, 1--108.
   Езопъ, VI -- 70.
   Елена, V -- 64.
   Елисей пророкъ, XXVI -- 34.
   Ерисфей, VI -- 70.
   Ерины,-- раздоры, IX -- 43.
   Ерихонъ, стр. 342.
   Ескулапъ, XII -- 70.
   Ехидна, VI -- 69.
   

Ж.

   Жемчужниковъ, Алексѣй, стр. 248.
   Жиневра, V -- 133.
   

З.

   Звѣзды, XXXIV -- 139.
   Зенонъ, XXXIV -- 139.
   Журавли, V -- 46.
   Злая яма, XVIII -- 1.
   Змѣи ливійск. степей, XXIV -- 85.
   

И.

   Іаковъ, III -- 60.
   Ида (гора), XIV -- 97.
   Изота, V -- 68.
   Икаръ, XVII -- 109.
   Илья пророкъ, XXVI -- 34.
   Имола, XXVII -- 49.
   Ина, XXX -- 7.
   Интерминео Алексѣй, XVIII -- 121.
   Іоаннъ Златоустый, стр. 216.
   Іоаннъ Латеранъ, XXVII -- 85.
   Іоаннъ Лѣствичникъ, стр. 176.
   Іосафата, X -- 12.
   Иппократъ, IV -- 142.
   Иппомедонъ, XIV -- 154.
   Ипсофила, XVIII -- 91.
   Исавъ, III -- 60.
   Іуда, XXXI -- 142.
   

К.

   Кавальканте, X -- 109.
   Кадмъ, XXV -- 97; XXX -- 88.
   Казалоди, XX -- 94.
   Казентино, XXX -- 64.
   Каинъ, V -- 107; стр. 219.
   Каина, стр. 342.
   Каіафа, XXIII -- 109.
   Какусъ, XXV -- 25.
   Калькабрино, XXI -- 118.
   Кальяццо, XXI -- 118.
   Калласъ, XX -- 109.
   Камилла, I -- 107: IV -- 124.
   Камичіонъ деи-Нацци, XXXII -- 67.
   Капаней, XIV -- 49.
   Капоккіо, XXIX -- 70; XXX -- 28,
   Капраіа, XXXIII -- 82.
   Карайскій мостъ, XXVI -- 7.
   Каризенда, XXXI -- 136.
   Карлъ Анжуйскій, XXVIII -- 13.
   Карлъ Валма, VI -- 67.
   Карлъ I-й, XIX -- 97; XVI -- 37.
   Картинки Ровинскаго, стр. 169.
   Карфагенъ (городъ), XXVII -- 10.
   Кассандра, IX -- 101.
   Кассій, XXXIII -- 67.
   Каталано, XXIII -- 103.
   Катилина, X -- 31; XXV -- 10.
   Католика, XXVIII -- 79.
   Катонъ Утикскій, IV -- 127; XIV -- 13.
   Качіа Немико, XVIII -- 49.
   Квинтиліанъ, XVIII, стр. 95.
   Кентавры, XII -- 73.
   Кіанская долина, XXIX -- 46.
   Кипръ, XXVIII -- 82.
   Клеопатра, V -- 63.
   Клементъ V-й, XIX -- 82.
   Клитемнестра, IX -- 101.
   Коллатинъ, IV -- 127.
   Колонна, XXVII -- 97, 109
   Колхида, XVIII -- 85.
   Константинъ Великій, XIX -- 115.
   Корнето, XIII -- 7.
   Коррадинъ, XXVIII -- 16.
   Кодитъ, XIV -- 118.
   Креонтъ, XX -- 55.
   Критъ, (островъ), XIV -- 94.
   Кроадія, IX -- 112.
   Куріонъ, XXVIII -- 97.
   

Л.

   Лавинья, IV -- 124.
   Лагодора, XXXIII -- 136.
   Ламона, XXVII -- 49.
   Лано, XIII -- 118.
   Ланфранки, XXXIII -- 31.
   Ланчелотто, V -- 127.
   Ласточки, V -- 40.
   Латинъ, IV -- 124.
   Лаэртъ, XXVI -- 94.
   Леархъ, XXX -- 7.
   Лемносъ (островъ), XVIII -- 85.
   Лета, XIV -- 130.
   Либикоко, XXI -- 121
   Ликомедъ, XXVI -- 61.
   Лимбъ, IV -- 25.
   Луканъ, IV -- 88; XXV -- 94.
   Лукреція, IV -- 127.
   Луна (гора), XX -- 46.
   Лучіа, II -- 97.
   Люциферъ, XXXI -- 144; XXXIV -- 7.
   Лягушка и крыса, XXXIII -- 4
   

М.

   Магро (долина), XXIV -- 145.
   Малатеста, XXVII -- 46.
   Малакода, XXI -- 76.
   Male böige (злая яма), XVIII -- 1.
   Мамма, бабба, XXXII -- 7.
   Манта, XX -- 55.
   Манфредъ, XVI -- 37; XXVIII -- 13.
   Маргарита, XXVIII -- 58.
   Маркабо, XXVIII -- 73.
   Маркъ, V -- 68.
   Марокко, XXVI -- 103.
   Марціанъ, IX -- 101.
   Марція, IV -- 127.
   Майнардо Пагани, XXVII -- 46.
   Майорка, XXVIII -- 82.
   Маэстро Адамо, XXX -- 58.
   Мегера, IX -- 100.
   Медея, XVIII -- 97.
   Медичисъ Петръ, XXVIII -- 73.
   Медуза, IX -- 100.
   Меркурій, IX -- 100.
   Меналипо, XXXII -- 130.
   Менелай, V -- 64.
   Миносъ, V -- 4.
   Минотавръ, XII -- 10.
   Минчіо, XX -- 76.
   Мирра, XXX -- 37.
   Mo ed isea -- сегодня и нынѣ XXIII -- 7.
   Моисей, IV -- 61.
   Монтанья, XXVII -- 46.
   Монтаперти, XVI -- 40.
   Монте-Реджіоне, XXXI -- 40.
   Монте-Фельтро, XXVII -- 28.
   Монтоне, XVI -- 97.
   Мордаретъ, XXXII -- 61.
   Морелло Малеспино, XXIV -- 145.
   Моска Ламберти, VI -- 79.
   Мугамудъ, XXVIII -- 31.
   Музы, II -- 7; XXXII -- 10.
   

Н.

   Наварра, XXVIII -- 58.
   Наполеонъ І-й, стр. 156.
   Наполеонъ III-й, стр. 95; 156.
   Нарцизъ, XXX -- 127.
   Насидій, XXV -- 94.
   Немвродъ, XXXI -- 76.
   Немейскій левъ, VI -- 70.
   Нептунъ, XXVIII -- 82.
   Неронъ, IV -- 139; VI -- 70.
   Нессо, XII -- 67.
   Низъ, I --108.
   Николай III-й, XIX -- 70.
   Пиній, V -- 58.
   Ной, 1--108.
   

О.

   Обиццо да Эсти, XII -- 109.
   Обицъ II-й, XVIII -- 55.
   Овидій, IV -- 88; XXV -- 97.
   Орландо, XXXI -- 16.
   Орсини, XIX,-- 70.
   Орта, VI -- 70.
   Орфей, IV -- 139.
   Оттовіано делли Уберти, X -- 119.
   Очипито-Гарпія, XIII -- 144.
   

П.

   Паоло, V -- 135.
   Парисъ, V -- 67.
   Партенонъ, XIV -- 154.
   Пезара, XXVIII -- 85.
   Пелей, XXXI -- 4.
   Пенелопа, XXVI -- 94.
   Пентезилея, IV -- 124.
   Пентефрій, XXX -- 97.
   Перилло, XXVII -- 7.
   Пескіера, XX -- 70.
   Петръ апостолъ, II -- 24.
   Петръ д'Альбано, стр. 217.
   Пиза, (проклятіе), XXXIII -- 79.
   Піетро делле Виньи, XIII -- 70.
   Піетрапана, XXXII -- 28.
   Пинамонте, XX -- 94.
   Пирръ, IV -- 124; XII -- 133.
   Платонъ, IV -- 133.
   Плутонъ, VI -- 69.
   Плутусъ, VI -- 71, 115.
   По, V -- 97; XX -- 76.
   Пола, IX -- 112.
   Поленто, XXVII -- 40.
   Полидоръ, XIII -- 19, 46.
   Поликсена, V -- 65.
   Полиникъ, XIV -- 154.
   Помпей, IV -- 127; XIV -- 13.
   Прато, (кард.), XXVI -- 7.
   Прискіанъ, XV -- 109.
   Провидѣніе, VII -- 67.
   Проклятія:
             Пиза, XXXIII -- 79;
             Пистоія, XXV -- 10.
             Генуя, XXXIII -- 151;
             Флоренція, XXVI -- 1.
   Птоломей, IV -- 142
   Птоломея, стр. 342.
   Пуническая война, XXVIII -- 7.
   Путифаръ, XXX -- 97.
   Пуччіо Шіанкате, XXV -- 67.
   Пушкинъ, стр. 7, 15, 90, 186, 272.
   

Р.

   Равенна, V -- 97; XXVII -- 40.
   Рахиль, II -- 102.
   Реа (жена Сатурна), XIV -- 100.
   Рено (рѣка), XVIII -- 61.
   Римини, XXVIII -- 79.
   Риньеръ да Корнетто, XII -- 136.
   Риньеръ Паццо, XII -- 136.
   Робертъ Гвискардъ, XXVIII -- 13.
   Ровинскій, картинки, стр. 69, 143, 195. и погрѣшности.
   Родериго, XXIII -- 103.
   Рокко де Моцци, XIII -- 142.
   Романія, XXVII -- 28.
   Ромена, XXX -- 73.
   Ромены (графы), XXX -- 76.
   Рона, IX -- 112.
   Ронсеваль, XXXI -- 16.
   Рубиканте, XXI -- 121.
   Рубиконъ, XXVIII -- 97.
   Руджіери, XXXIII -- 13.
   Рустикуччи, VI -- 79.
   Рустикуччи Яковъ, стр. 177.
   Рутулія, XXVIII -- 7.
   

C.

   Сабелло, XXV -- 94.
   Савена, XVIII -- 61.
   Савіо, XXVII -- 52.
   Саладинъ, стр. 43; IV -- 127.
   Сантерно, XXVII -- 49.
   Сасоль Маскерони, XXXII -- 64.
   Сатурнъ, XIV -- 94.
   Светоній, VI -- 70.
   Севилья, XXVI -- 109.
   Семела, XXX -- 1.
   Семирамида, V -- 58.
   Сенека, IV -- 139.
   Сильвестръ, (папа), XIX -- 115; XXVII -- 94.
   Сильвій, II -- 13.
   Симонъ волхвъ, XIX -- 1.
   Силонъ Грекъ, XXX -- 97.
   Сирати (гора), XXVII -- 94.
   Сисмонди, XXXIII -- 31.
   Сихей, V -- 63.
   Скармильоне, XXI -- 103.
   Скоттъ Мих., XX -- 115.
   Скровинье, XVII -- 70.
   Сократъ, IV -- 133.
   Статуя Паллады, XXVI -- 61.
   Стацій, IX-101.
   Стиксъ, VII -- 106; XIV -- 115.
   Строфадскіе острова, XIII -- 10.
   Сцилла, VII -- 22
   Сципіонъ Афр., IV -- 127.
   Сфинксъ, VI -- 70.
   

Т.

   Таберникъ, XXXII -- 28.
   Таида, XVIII -- 133.
   Тальякоццо, XXVII!-- 16.
   Тарквиній, IV -- 127.
   Тарквиній Секстъ, XII -- 133.
   Тегіаіо, VI -- 71.
   Тегіаіо Альдобранди, XVI -- 40.
   Телемакъ, XXVI -- 94.
   Теобальдъ, (король), XXII -- 52.
   Терезій, XX -- 40.
   Тіанская долина, XXIX -- 46.
   Тиддей, XIV -- 154; XXXII -- 130.
   Тизифона, IX -- 100.
   Титъ Ливій, IV -- 139; XXVIII -- 10.
   Тифонъ, VI -- 69.
   Тоантъ, XVIII -- 91.
   Тонко (городъ), XIII -- 121.
   Тразонъ, XVIII -- 133.
   Тревиніанская долина, XXXI -- 67.
   Трибальделло, XXXII -- 121.
   Тристанъ, V -- 67.
   Троя, XXX -- 22.
   Турнъ, 1--108; IV -- 124; XXVIII -- 7.
   Тургеневъ А. М., стр. 133.
   

У.

   Убертино, XXXII -- 67.
   Убріаки, XVII -- 61.
   Уголино, XXXIII -- 13.
   Угучіоне, XXXIII-88.
   Улиссъ, XXVI -- 55.
   Урбина, XXVII -- 28.
   Уставъ Дух. Коллег., стр. 83, 205.
   

Ф.

   Фаларидъ, XXVII -- 7.
   Фалесъ, IV -- 136; стр. 217.
   Фальтерона, XXXII -- 55.
   Фано (городъ), XXVIII -- 76.
   Фарината, VI -- 71; X -- 31.
   Фарфарелло, XXI -- 121.
   Фаэнца, XXVII--49.
   Фаэтонъ, XVII -- 106.
   Фениксъ, XXIII -- 106.
   Фивы, XXX -- 1.
   Филиппъ Серебрянный, VIII -- 37.
   Филиппъ Прекрасный, XIX -- 85.
   Фіальтъ, XXXI -- 94.
   Флегетонъ, XIV -- 115.
   Флегій, VIII -- 13.
   Флегра, XIV -- 58.
   Фокара, XXVIII -- 88.
   Фолъ, XII -- 70.
   Форли, XVI -- 97; XXVII -- 43.
   Фракія, XXX -- 16.
   Францискъ Св., XXVII -- 112.
   Францисканскіе монахи, XVI -- 106.
   Франческа да Римини, V -- 88.
   Франческо д'Акорсо, XVI -- 109.
   Фридрихъ IІ-й, X -- 118; XIII -- 58.
   

Х.

   Харибда, VII -- 22.
   Харонъ, III -- 94, 109.
   Химера, VI -- 69.
   Хиронъ, XII -- 64; 70.
   

Ц.

   Цанке Мих., XXII -- 88; XXXIIII -- 36.
   Цезарь, I -- 70; IV -- 121; XXVIII -- 97.
   Целестинъ М-й, XXVII -- 103.
   Церберъ, VI -- 69.
   Церера, VI -- 72.
   Цеута, XXVI -- 109.
   Цицеронъ, IV -- 139.
   

Ч.

   Чамполо, XXII -- 91.
   Челено, Гарпія, XIII -- 144.
   Чеперано, XXVIII -- 16.
   Червія, XXVII -- 40.
   Чертенята, VIII -- 82.
   Чертежи, стр. 207, 262.
   Чіако, VI -- 70.
   Чіапфа, XXV -- 43.
   Чирьято Сануто, XXI -- 121.
   Чичина, XIII -- 7.

Э.

   Эакъ, XXIX -- 58.
   Эвклидъ, IV -- 142.
   Эгина, XXIX -- 58.
   Эзопъ, XXIII -- 4.
   Электра, IV -- 121.
   Эмпедоклъ, IV -- 136; XII -- 40.
   Энеида, стр. 144; XXVI -- 82.
   Эней, I -- 74; V -- 62.
   Эпикуръ, X -- 13.
   Эриктона, стр. 250.
   Этеоклъ, XIV -- 154; XXVI -- 52.
   

Ю.

   Ювеналъ, XXX -- 16.
   Юлія, IV -- 127.
   Юнона, стр. 218; XXX -- 1.
   Юпитеръ, XIV -- 100; стр. 218.
   

Я.

   Язонъ, VI -- 72; XVIII -- 85.
   Якобъ Рустикуччи, XVI -- 43.
   

ПОГРѢШНОСТИ.

3

15 снизу

   чернымъ
   чорнымъ (Къ сожалѣнію переводчикъ не имѣлъ возможности строго слѣдить за корректурою первой половины поэмы, почему въ ней часто встрѣчаются, противъ принятаго имъ правила, слова, гдѣ гласная буква, на которой стоитъ удареніе, написана не такъ, какъ выговаривается, какъ въ словахъ "шелъ", "ученый" и др.)

13

2, 10 сн.

   Виргилій
   Данте почти вовсе не употребляетъ и менъ собственныхъ -- своего и Виргилія. Какъ здѣсь, такъ и далѣе, по недосмотру поставленное, имя Виргилія должно быть замѣнено словами: "учитель", "наставникъ", "солнцеправды", "мой вождь", "путеводитель" и т. п.
   
   41 Къ толкованію IV-й пѣсни пропущенъ эпиграфъ:
   "Явился Іоаннъ, крестя въ пустынѣ, и проповѣдуя крещеніе покаянія для прощенія грѣховъ."

Еванг. отъ Марка. 1--4.

   
   Буквальный переводъ терцетовъ пѣсни IV-й (55--60 и 121--141) не вошолъ по недоразумѣнію въ текстъ и потому помѣщонъ въ особомъ приложеніи къ пѣсни IV-й.
   
   100 Пропущенъ эпиграфъ къ толкованію ІХ-й пѣсни:
   "Дѣвица Горгонѣя: имуще же лице и перси и руки человѣчески, а ноги и хвостъ имѣетъ аки у коня; на главѣ-же ей за власъ мѣсто змѣй имѣетъ и вырасташа всякими лица". Люди дикіе, найденные Александромъ Македонскимъ.

Русскія народныя картинки. Д. Ровинскій, т. IV, стр. 373. СПБ. 1881.

   
   
   
   
dd>
Ко всем произведениям автора К списку авторов