Протопопов Михаил Алексеевич - Проказники. Юмористические очерки, сценки, картинки и фотографические снимки с натуры. Добродушного Юмориста. Москва. 1880

Проказники. Юмористическіе очерки, сценки, картинки и фотографическіе снимки съ натуры. Добродушнаго Юмориста. Москва. 1880.

И Москва не лыкомъ шита. Если у насъ, въ Петербургѣ, имѣется г. Лейкинъ, "знаменитый писатель", какъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ совершенно серьёзно назвала его одна изъ газетъ, у Москвы проявился "добродушный юмористъ", который если еще и не знаменитъ, подобно г. Лейкину, то, навѣрное достигнетъ знаменитости. Pourquoi pas? Онъ имѣетъ для этого всѣ данныя и его талантъ ни на волосъ не слабѣе таланта г. Лейкина. Болѣе того: комизмъ "очерковъ" Добродушнаго Юмориста гораздо менѣе поверхностенъ, нежели комизмъ г. Лейкина. Московскій юмористъ далеко не въ такой степени, какъ г. Лейкинъ, злоупотребляетъ смѣшными словечками, на которыхъ послѣдній, какъ извѣстно, главнымъ образомъ, и выѣзжаетъ. Еслибы на основаніи изображеній этихъ писателей можно было строить какіе-нибудь практическіе выводы, мы должны были бы заключить, что московскіе купцы, мѣщане, мелкіе чиновники, мастеровые и т. д. болѣе человѣчны и отесаны, нежели соотвѣтственный петербургскій людъ. Но, въ концѣ-концовъ, г. Лейкинъ и Добродушный Юмористъ -- родные братья и даже близнецы: тотъ же жанръ, та же манера, тѣ же типы и, въ общемъ, тотъ же языкъ. Конечная цѣль ихъ произведеній тоже одинакова: во что бы то ни стало надорвать читателю животики.

Мы ничего не имѣемъ противъ смѣха въ литературѣ и вообще въ искуствѣ. "Смѣяться, право, не грѣшно надъ тѣмъ, что кажется смѣшно", противъ этого никто и не споритъ. Но есть смѣхъ и смѣхъ. Мичманъ Дырка смѣялся даже тогда, когда ему показывали палецъ, и это обстоятельство весьма дурно рекомендовало его умственныя способности. Откровенно говоря, наши юмористы, прохаживающіеся на счетъ "фонталовъ" и "купоросныхъ ассенизацій", смѣющіеся и на похоронахъ, и на свадьбѣ, у постели больного и въ трактирѣ съ арфистками, очень живо напоминаютъ собою гоголевскаго мичмана. Ужь слишкомъ что-то имъ весело живется на свѣтѣ; ужь слишкомъ беззаботенъ и весело-раскатистъ ихъ смѣхъ, чтобы имѣть какую нибудь серьёзную подкладку. Они, повидимому, смѣются для смѣха, а такой смѣхъ именно и есть смѣхъ Дырки. Оно, конечно-на здоровье: кому мѣшаетъ безпричинная веселость бѣднаго мичмана? Пока она безпритязательна и неназойлива -- рѣшительно никому. Тѣмъ не менѣе, даже въ этомъ наилучшемъ случаѣ критика все-таки обязана обозначить, sine ira, совершенно спокойно, что -- вотъ, молъ, это литераторы, а это только мичманы. Если же мичманъ внезапно возмнитъ, что онъ не мичманъ Дырка, а какой-нибудь капитанъ Кукъ, и потребуетъ къ себѣ соотвѣтственнаго вниманія и уваженія, тогда критика и подавно должна вмѣшаться для разъясненія недоразумѣнія. Одно дѣло -- кукишъ читателю на страницахъ какой-нибудь развеселой газетки, у которой и свой кругъ читатей, и свои цѣли, и съ которой взять критикѣ нечего, и другое дѣло полное собраніе такихъ кукишей, претендующее на вниманіе не однихъ только кучеровъ и буфетчиковъ. Мы искренно пожалѣемъ Добродушнаго Юмориста, если онъ не разъяснитъ себѣ на будущее время этого пункта и, увлекаясь лаврами г. Лейкина, извлечетъ, по его примѣру, изъ забытыхъ газетныхъ листовъ всѣ свои писанія. Ни авторъ, ни литература, ни сама публика не выиграютъ отъ этого ровно ничего. За авторомъ упрочится репутація мичмана, литература засорится новымъ вкладомъ мусора, а публика... относительно публики мы въ особенности недоумѣваемъ и печалимся. Въ самомъ дѣлѣ, для какой собственно публики пишутся эти soi disant юмористическіе очерки, сценки и т. д.? Если для интеллигентной, для той, которая знаетъ и понимаетъ настоящій смѣхъ, единственно приличный литературѣ, тотъ смѣхъ, въ которомъ слышатся горькія ноты, "невидимыя слезы" и видна опредѣленная идея, такъ ей безцѣльное хихиканье можетъ только претить. Если наши авторы предназначаютъ свои произведенія именно для тѣхъ общественныхъ классовъ, которые и изображаются ими, тогда возникаетъ недоумѣніе другого рода. Намъ, знающимъ, что нельзя говоритъ вмѣсто "фонтанъ" -- "фонталъ", вмѣсто "драка" -- "оккупація" и вмѣсто "выпивка" -- "мобилизація" -- намъ можетъ казаться забавнымъ этотъ вольный переводъ разныхъ хитрыхъ терминовъ. Но что останется "юмористическаго" въ разсказахъ г. Лейкина и Ко для меня въ томъ случаѣ, если я и дѣйствительно, "въ серьёзъ" говорю на томъ самомъ жаргонѣ, которымъ говорятъ персонажи этихъ разсказовъ? А вѣдь, повторяемъ, въ смѣхотворномъ жаргонѣ и заключается вся соль нашихъ "проказниковъ", "забавниковъ", "гороховыхъ, шутовъ" и какъ тамъ ихъ еще зовутъ.

"Отечественныя Записки", No 11, 1879