Попов Иван Иванович - Раскаяние сибиряков в своих грехах

РАСКАЯНІЕ СИБИРЯКОВЪ ВЪ СВОИХЪ ГРѢХАХЪ.

Ты рѣчеши?
Евангельское изрѣченіе.

Brutus says and Brutus is an
honourable man.
Антоній.

Много мы грѣшны съ тобою, читатель, и, кажется, не будетъ намъ прощенія. Съ легкой руки г. Благовѣщенскаго, мы не разъ читали, что сибирское населеніе обладаетъ всѣми пороками и такими звѣрскими наклонностями, какими не обладаютъ даже бушмены. Сибиряки, какъ извѣстно, грубы и жестокосерды, они "бьютъ горбачей", обижаютъ ссыльныхъ безъ всякой причины и обнаруживаютъ рѣшительное отсутствіе жалости,-- но что говорить о жестокости ихъ, когда они истребляютъ, по увѣренію г. Благовѣщенскаго, даже собственныхъ дѣтей. Что сибиряки, на взглядъ всякаго заѣзжаго человѣка, варвары и медвѣди,-- это также доказано и подписано.

Разсказы объ ихъ невѣжествѣ и дикости продолжаютъ встрѣчаться съ особымъ удовольствіемъ. Надняхъ еще на потѣху публики въ "Одесскихъ Новостяхъ" разсказанъ былъ глупѣйшій анекдотъ о сибирскихъ гражданахъ и думѣ, заказывавшихъ портретъ своего головы заочно, по паспортнымъ примѣтамъ. Гдѣ это событіе было и было ли, неизвѣстно, но всѣхъ позабавило. Мы можемъ гордиться однимъ, что сибиряки занимаютъ въ Россіи роль пошехонцевъ. Мы видимъ съ удовольствіемъ, что критика нашихъ недостатковъ не только не ослабѣваетъ, но день-ото-дня открываются новые. Ведя счетъ нашимъ грѣхамъ, ихъ можно теперь насчитать столько же, сколько числится въ исповѣдальникахъ: "чревоугодіе", "пьянство", "любостяжаніе", "гордыня", "тщеславіе", "скрытность", "эгоизмъ", "жестокосердіе", "человѣконенавистничество", "кляуза" и т. п. Тщательными изысканіями и открытіями по этой части занимается спеціально нынѣ "Сибирскій Вѣстникъ" г. Картамышева вмѣстѣ съ фельетонистомъ г. Щукинымъ, сіи истинные блюстители и представители россійской нравственности въ Сибири, подкрѣпленные безукоризненными элементами штрафной колонизаціи. При всемъ этомъ, винясь въ нашихъ прегрѣшеніяхъ, мы, все-таки, не желали бы остаться нераскаянными грѣшниками. Поэтому намъ самимъ хочется поговорить о своихъ порокахъ, недостаткахъ и раскаяться.

"Литературный Сборникъ " нашъ своими статьями также далъ прекрасный случай нѣкоторымъ непредубѣжденнымъ критикамъ поговорить о нашихъ недостаткахъ {Какъ видитъ читатель, мы по беремъ въ разсчетъ массу похвальны хь отзывовъ и весьма лестныхъ сужденій о статьяхъ "Сборника", но обращаемъ преимущественно вниманіе на тѣхъ критиковъ, которые постарались выискать наши недостатки и ошибки. Мы нарочно сгруппируемъ эти отзывы, ибо нимало не думаемъ скрывать своихъ дурныхъ чертъ.} и пощелкать сибиряковъ, а по пути и нѣкоторыхъ сибирскихъ писателей. Особенно досталось г. Семилужинскому за его очерки ссыльныхъ "На чужой сторонѣ" и вмѣстѣ съ тѣмъ всѣмъ, кто говорилъ противъ ссылки въ Сибирь; затѣмъ досталось г. Капустину на его защиту грамотнаго сибирскаго крестьянства и редакціи за примѣчаніе къ письмамъ Фонъ-Визиной.

Дѣло въ томъ, что какъ въ упомянутой статьѣ "Литературнаго Сборника", такъ и во многихъ другихъ статьяхъ о ссылкѣ, сибиряки изъ ложнаго пристрастія осмѣлились говорить въ защиту мѣстнаго населенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ выставлять дурныя стороны уголовныхъ ссыльныхъ. Не смотря на то, что по вопросу о ссылкѣ существуетъ цѣлая литература и что многіе писали и разоблачали темныя стороны того же наказанія не менѣе самихъ сибиряковъ, не смотря на то, что въ этомъ случаѣ можетъ быть прямымъ указаніемъ статистика преступленій,-- на сей разъ штрафной вопросъ игнорировалъ научную и фактическую почву, а выбралъ путь болѣе легкій, хотя и болѣе скользкій -- нравственно обличительный сибирскихъ грѣховъ. Дадимъ мѣсто прежде всего этимъ приговорамъ и подставимъ имъ свою бѣдную голову.

Вотъ что пишутъ безпристрастные критики:

Въ очеркѣ Семилужинскаго, по мнѣнію одного критика {"Сѣверн. Вѣстн.", No 1, 1885 г.}, выставлены "вмѣсто ссыльныхъ -- патентованные злодѣи, какіе-то первобытные дикари, не имѣющіе представленія о совѣсти,-- таковы герои этого разсказа. За то крестьяне сибирскіе выставлены истинно невинными жертвами злодѣйствъ и дикости ссыльно-поселенцевъ". Здѣсь удивительно, что другой критикъ того же лагеря, какъ мы укажемъ ниже, нашолъ совершенно противоположную картину у г. Семилужинскаго и вынесъ другія впечатлѣнія. "Въ дѣйствительности, ни то ни другое невѣрно",-- говоритъ авторитетно критикъ.-- Ссыльные не столь черны, крестьяне не столь бѣлы, а по отношенію къ ссыльнымъ и даже вовсе не бѣлы. Мѣстные чиновники хорошо, наприм., знаютъ, что, въ случаяхъ столкновенія между двумя сторонами, правда бываетъ обыкновенно на сторонѣ поселенцевъ" (даже и тогда, когда они что ни-будь украдутъ у крестьянина? sic!!). Приведемъ еще афоризмъ изъ этой критики: "Ссыльный, выходя изъ тюрьмы, обыкновенно выходитъ съ твердою рѣшимостью жить по совѣсти, по божески, честно трудиться (ахъ, еслибы такъ, г. критикъ, тогда бы и никакихъ ссылокъ не понадобилось), но съ перваго же шага онъ попадаетъ въ кабалу столь же жестокую, сколько и неотвратимую, на которую нѣтъ и не можетъ быть управы ему, безправному отверженцу". Какъ видите, вся вина значитъ не въ ссыльномъ, часто не привыкшемъ ни къ какому труду, а вина въ сибирскомъ крестьянствѣ! "Пагубное вліяніе штрафной колонизаціи Сибири заключается именно въ этой деморализаціи, вносимой въ крестьянскую среду безправнымъ положеніемъ цѣлаго класса населенія, отданнаго какъ бы въ безъисходную кабалу крестьянамъ, а вовсе не въ опасности преступленій" (что преступленія совершаются -- это значитъ ничего, опасности нѣтъ). "Г. Семилужинскій взялся нарисовать картину отношеній между крестьянами и поселенцами и всю эту глубокую драму проглядѣлъ. Онъ или не знаетъ совсѣмъ сибирской деревни и сочинилъ свою повѣсть по Майнъ-Риду, или же одаренъ тѣмъ моральнымъ дальтонизмомъ, который никогда не можетъ увидѣть совѣсть въ поріѣ"...

Вотъ читатель, какой суровый приговоръ разразился и надъ г. Сеыилужинскимъ, и надъ сибирскимъ крестьяниномъ одновременно.

Для насъ важны здѣсь открытія, которыя доселѣ сибирскіе писатели по своему дальтонизму просмотрѣли, а именно: 1) ссыльные вовсе не такъ безнравственны, какъ ихъ выставляютъ, а безнравственнѣе ихъ сибирскій крестьянинъ; 2) въ столкновеніяхъ съ крестьянами даже тогда, когда ссыльные похищаютъ что либо у крестьянъ, правда всегда на сторонѣ ссыльнаго; и 3) всѣ ссыльные обыкновенно выходятъ изъ тюрьмы съ твердою рѣшимостью жить по-божески и честно трудиться, по труду ихъ мѣшаютъ сибирскіе крестьяне. Все это очень ново и характерно, хотя до сихъ поръ, къ сожалѣнію, всѣ данныя и изученіе сибирской жизни давали какъ разъ противоположныя доказательства.

Но мы должны безусловно вѣрить критику, вѣроятно, потому, что онъ въ петербургской редакціи лучше знаетъ сибирскую деревню, чѣмъ г. Семилужинскій -- въ Сибири. Мы не думаемъ, конечно, защищать авторовъ, и особенно г. Семилужинскаго,-- тѣмъ болѣе, что по новѣйшимъ библіографическимъ изысканіямъ нашихъ критиковъ дознано, что г. Семилужинскій, сей сибирскій писатель, оказался не-сибирякомъ, никогда не видавшимъ сибирской деревни. Теперь если бы г. Семилужинскій, достаточно извѣстный сибирякамъ, и оказался бы, паче чаянія, урожденцемъ деревни Семилужинской (деревня около Томска), то вѣрить и сему не слѣдъ, точно также, какъ и тому, что Семилужинскій бывалъ когда нибудь въ Сибири. Критику это достоверно извѣстно,-- также достовѣрно, какъ и то, что утверждаетъ другой критикъ {См. рецензію на"Литерат. Сборникъ", въ No 39 "Сибири".}, а именно, что крестьянинъ Девятовъ въ Минусинскомъ округѣ не знаетъ въ своемъ округѣ крестьянъ, не можетъ имѣть сужденія о крестьянской жизни, ибо "ходитъ въ сюртукахъ и медвѣжьихъ шубахъ" {Ibid.}; жаль, одно, что критикъ здѣсь не разъяснилъ, какія шубы болѣе всего содѣйствуютъ открытію истины: бараньи, скунцовыя, или даже отсутствіе оныхъ. Теперь обратимся къ мнѣнію этого критика-моралиста въ шубѣ надлежащей:

"Прочтите у г. Симилужинскаго, въ какія ужасныя условія поставлены ссыльные,-- говоритъ онъ,-- какая ненависть встрѣчаетъ ихъ "на чужой сторонѣ", какъ они бѣдны, несчастны, темны, невѣжественны, какіе они голодные и холодные, и тогда поймете, почему и поселенецъ питаетъ злобу къ сибиряку, почему онъ крадетъ, мошенничаетъ, убиваетъ, поджигаетъ. Слова нѣтъ, что преступники составляютъ поддонки общества, но нужно принять во вниманіе, что этому способствуетъ масса причинъ, которыя небезъизвѣстны. Не говоря о соціальномъ строѣ вообще, тюрьма, этапы и крайняя бѣдность до того портятъ человѣка, что тушатъ у него всякую искру Божію; но, быть можетъ, искра эта еще загорѣлась бы "на чужой сторонѣ", если бы поселенецъ нашелъ здѣсь пріютъ, хлѣбъ, трудъ и человѣческое отношеніе, а если онъ ставятся въ положеніе собаки, даже хуже собаки?... Нѣтъ, такъ прямо сказать: гоните ихъ, бейте, вѣшайте, что угодно дѣлайте, по избавить насъ отъ нихъ -- нельзя! Развѣ ссыльные не часть насъ, развѣ всѣ мы не много не виновны въ ихъ преступленіяхъ, развѣ не люди они? Наконецъ, вотъ еще важный и интересный вопросъ: почему поселенецъ, лишенный правъ божескихъ и человѣческихъ, человѣкъ, котораго всякій можетъ обидѣть,-- этотъ поселенецъ имѣетъ вліяніе на населеніе Сибири, а не наоборотъ? Трудный, трудный это вопросъ и почеркомъ пера его рѣшить не только нельзя, а не слѣдуетъ"...

Понятное дѣло, что и здѣсь критикъ стоитъ также не на сторонѣ сибирскаго крестьянства и населенія. Для него, видите, совершенно ясно, почему "ссыльный крадетъ, мошенничаетъ, убиваетъ и поджигаетъ", но не понятно, почему сибирякъ жалуется на ссыльнаго, почему онъ съ винтовкой ограждаетъ свою семью и свою заимку; не понятно также, почему онъ мститъ ссыльному и бродягѣ. "Развѣ ссыльные не часть насъ, развѣ всѣ мы не много виновны въ ихъ преступленіяхъ, развѣ не люди они?" Въ этихъ словахъ само собой звучитъ улика и жесткій упрекъ сибирскому населенію. Правда, на это сибирскій читатель можетъ сказать кое-что. Простой народъ въ Сибири не обладалъ философскимъ взглядомъ, но онъ никогда не клеймилъ и не гналъ ссыльнаго за прошлое. Пока ссыльный не дѣлалъ преступленій, крестьянинъ былъ терпимъ и къ ссыльнымъ, и къ несчастнымъ {Это отмѣчали всѣ; нѣкоторые декабристы хранили, какъ драгоцѣнность, поданную мужикомъ копѣечку, какъ символъ этого состраданія.}. Извѣстно, что сибирское населеніе и сибирскій крестьянинъ прокармливалъ и прокармливаетъ проходящихъ бѣглыхъ, когда они идутъ спокойно; извѣстны описанія, какъ выставляли въ Сибири крынки съ молокомъ и краюхи хлѣба у избъ, какъ крестьяне допускали этихъ людей обогрѣваться и ютиться въ своихъ баняхъ, жить на своихъ заимкахъ; крестьянинъ часто одѣвалъ ихъ изъ своей бѣдной одежонки. Благодаря только терпимости народа и его воззрѣнію на несчастныхъ, бродяжество получило право господства въ Сибири. Извѣстно, что бѣглые спокойно идутъ до Урала но сибирскимъ дорогамъ, и только за Ураломъ ихъ начинаютъ ловить. Но другое дѣло, когда тотъ же ссыльный выходитъ на большую дорогу съ ножемъ,-- иное дѣло, когда онъ воруетъ у крестьянина соху или имущество, поджигаетъ заимку, насилуетъ женщинъ, встрѣчаемыхъ въ лѣсу. Тогда отношеніе сибирскаго крестьянина дѣйствительно измѣняется, и онъ видитъ въ ссыльномъ врага. По, какъ видитъ читатель, всѣ эти факты въ глазахъ нашихъ моралистовъ нимало не ослабляютъ обвиненій сибирскаго населенія. Точно также предметомъ особенныхъ обвиненій сибирскаго крестьянства является эксплоатація ссыльнаго труда и кабала. Правда, сибирскіе кулаки, эксплоатировали ссыльныхъ, хотя гораздо болѣе, чѣмъ крестьяне, эксплоатировали ссыльныхъ золотопромышленники. Мы далеко не защитники кабалы, по насъ удивляетъ только, почему это отношеніе къ ссыльному пролетаріату ставится въ вину съ такого строгостью одному сибирскому крестьянину? Развѣ у другихъ народовъ не существуетъ эксплоатація и закабаленіе подобнаго же пролетарія и парія? Почему же въ области неулаженныхъ и неразрѣшенныхъ экономическихъ вопросовъ только одинъ сибирскій крестьянинъ долженъ былъ явиться ангеломъ? Недавно одинъ изъ писателей въ "Сибирской Газетѣ" указалъ въ этомъ экономическомъ явленіи самыя вредныя послѣдствія для страны; критики признаютъ, что эти отношенія и армія готовыхъ рабовъ-конвиктовъ деморализируютъ крестьянство. Выходитъ значитъ, что васъ деморализируютъ, а вы, все-таки, виноваты.

Положеніе ссыльнаго бросается въ глаза и возбуждаетъ жалость, но не заслуживало ли вниманія и положеніе обличаемаго нынѣ крестьянства, которое "не такъ бѣло" и "даже совсѣмъ не бѣло", по мнѣнію критики. Посмотримъ, однако, кто содержалъ этапы по Сибири, кто содержитъ подводы и гоньбу, кто принималъ эти партіи, которыя въ прежнее время располагались постоемъ въ деревняхъ, въ семьяхъ, кто прокармливаетъ своей милостыней тысячи народа, кто кормитъ до 30,000 бродягъ, постоянно идущихъ по тракту. Сибирскія крестьянскія общества несутъ за ссыльныхъ недоимки, они принимаютъ разные расходы за нихъ. Мы готовы читать нотаціи простолюдину о гуманности, но намъ это дѣлать легко. Представьте же крестьянство, на которомъ отражается ссылка всѣми тяжестями и матеріально, и нравственно. Въ сибирское крестьянское общество приписываютъ безъ согласія всякій сбродъ, часто развратный и опасный элементъ, который завтра вамъ пуститъ пѣтуха. Вѣдь въ иныхъ мѣстахъ принимать или не принимать членовъ есть право и гарантія общины. Будьте гуманны, но что бы вы сказали, если бы въ вашу семью, въ вашу квартиру, помѣстили перваго уличнаго буяна, или развратника, который развращалъ бы вашихъ дѣтей, отравлялъ бы всякій часъ вашего существованіи?

Въ такомъ же положеніи стоитъ крестьянское общество. Сибирскихъ крестьянъ винятъ въ несправедливостяхъ къ поселенцу. Но всматривался ли кто, напримѣръ, хоть въ поземельныя отношенія въ Сибири? Крестьянство должно выдѣлять земли, покосы, которые во многихъ мѣстахъ ему самому нужны, за ссыльнаго крестьянское общество несетъ повинности и платитъ недоимку, когда онъ уходитъ въ бѣга.

Ссыльный дѣйствительно несчастенъ и озлобленъ, онъ мститъ за свое униженіе, за свою ссылку, говорятъ намъ, въ немъ негодуетъ униженное человѣческое право, но кому онъ мститъ?-- окружающему, не разбирая, виновно ли мѣстное общество въ его несчастіяхъ. Критики говорить -- виновно "все общество", но не одна сибирская деревня,-- скажемъ мы. Почему же преступленія ссыльныхъ и озлобленіе ихъ подъ вліяніемъ разныхъ обстоятельствъ понятно, но непонятнымъ только остается положеніе крестьянъ и ихъ тяжести, ихъ страданія и раздраженіе? Почему же они одни должны быть лишены гуманизма со стороны даже тѣхъ, кто посвятилъ себя изученію мѣстной среды?

Теперь обратимъ вниманіе на тѣ упреки, которые посланы сибирской печати и писателямъ, говорившимъ противъ ссыльной системы и желающимъ отмѣны ссылки въ Сибирь. До сихъ поръ здѣсь не было находимо ничего преступнаго. Но теперь нѣкоторые критики стараются увѣрить, что этимъ самымъ требуется смертная казнь для преступниковъ или вѣчное заключеніе {См. тотъ же No 39 газ. "Сибирь", разборъ "Литературнаго Сборника".}. " Нельзя, -- говоритъ критикъ,-- сказать: гоните ихъ, бейте, вѣшайте!.." По позвольте!-- воскликнетъ сибирская печать:-- гдѣ же, кто и когда это говорилъ? Кто этого требовалъ? Во-первыхъ, если вы будете разбирать вопросъ даже въ области уголовныхъ наказаній, то вы увидите, что взамѣнъ ссылки существуетъ не одна смертная казнь и вѣчное тюремное заключеніе. Въ наукѣ существуетъ теперь цѣлая исправительная теорія наказаній, не лишенная гуманизма. Современная наука идетъ къ тому, чтобы ограничить все жесткое и ужасное въ наказаніи, она проповѣдуетъ исправительныя заведенія, обставленныя удовлетвореніемъ необходимыхъ жизненныхъ потребностей, она проповѣдуетъ исправленіе трудомъ, нравственнымъ вліяніемъ. Здѣсь существуетъ масса исправительныхъ формъ. Сибири и сибирякамъ предлагаютъ придумать цѣлую систему наказаній взамѣнъ ссылки, изобрѣсти цѣлую исправительную систему, но позвольте, развѣ это ихъ обязанность? Развѣ это не дѣло цивилизованной и обладающей для этого всѣми средствами метрополіи?

Любопытно знать, кто увѣрилъ господъ критиковъ, желающихъ проповѣдовать гуманность, что ссылка въ настоящихъ формахъ -- гуманное наказаніе. Вѣдь эта старая уголовная карательная форма съ лишеніемъ всѣхъ правъ. Вѣдь ссылка является идеальнымъ наказаніемъ только въ отвлеченіи, какъ ее рисовали криминалисты, считая ее и исправительной, и карательной въ одно время, а главное "дешево и сердито".

Ссылка, оставляющая преступника на произволъ въ чужой странѣ, ссылка, не дающая ему никакихъ средствъ и помощи. оставляющая слабаго и больнаго волею человѣка безъ опеки, ссылка съ ея вѣчною тоскою по родинѣ и мученіями, никогда не была гуманною. Эти отрицательныя стороны ссылки разоблачили тѣ, кто изучилъ ее въ Сибири, и въ томъ числѣ сибирскіе писатели; и такое разоблаченіе ссылки, мы полагаемъ, оказало болѣе услуги гуманизму, чѣмъ защита ссылки. По сибирскій писатель теперь долженъ убѣдиться, что онъ не гуманный человѣкъ, и что онъ проповѣдовалъ смертную казнь! Напрасно бы вы стали представлять труды нѣкоторыхъ сибирскихъ писателей, которые разработывали уголовный вопросъ совсѣмъ съ другой стороны {Достаточно было бы критикамъ заглянуть въ очерки "Прогрессъ въ сферѣ наказаній", печатавшіеся когда-то въ "Дѣлѣ" однимъ изъ сибиряковъ, достаточно было взять книгу "Русская община въ тюрьмѣ и ссылкѣ", чтобы увидѣть съ первыхъ страницъ, какъ сибирскіе писатели относились къ вопросу о наказаніяхъ и къ человѣческому несчастію. Зачѣмъ же понадобилось подставлять другіе взгляды и даже клеветать?}; напрасно бы вы стали увѣрять, что въ статьяхъ Загоскина, Потанина и друг. сибирскихъ писателей не найдется ничего жестокаго, и что современный гуманизмъ проникаетъ ихъ болѣе, чѣмъ самихъ критиковъ, столь терпимыхъ къ однимъ и столь предубѣжденныхъ къ другимъ. Напрасно бы вы раскрыли здѣсь тотъ психическій процессъ, ту драму, которая совершалась и совершается въ душѣ образованнаго сибиряка. Съ дѣтства онъ видѣлъ ужасныя зрѣлища на площадяхъ, съ дѣтства онъ видѣлъ нищету, бѣдствія и деморализацію ссыльныхъ. Эти зрѣлища и сцены до сихъ поръ дѣйствуютъ потрясающимъ образомъ на сибирское населеніе, на его дѣтей.

Прежде чѣмъ судить сибирскихъ писателей, надобно припомнить, что они первые и прежде нынѣшнихъ своихъ критиковъ указывали, какъ ссылка деморализуетъ человѣка. Это было развито гораздо основательнѣе на примѣрахъ изъ жизни сибирскаго общества. Это приведено и въ очеркѣ Семилужинскаго. Развѣ сибирскіе писатели, ратуя противъ ссылки, не желали прежде всего, чтобы съ нею исчезъ и позорный обычай охоты на горбачей? Во имя человѣчности и человѣческаго достоинства сибирскіе писатели просили избавить сибирское общество, какъ общество, которое должно получить нравственное воспитаніе,-- отъ ссылки, ея зрѣлищъ и ея растлѣнія. И вотъ это имъ поставлено въ вину. По, читатель, мы напрасно будемъ оправдываться.

Точно также справедливы упреки намъ въ томъ, что мы неуважительно относимся къ декабристамъ. Мы писали, что безупречная жизнь декабристовъ хорошо извѣстна въ Сибири, какъ ихъ умъ и высокое воспитаніе. Они оставили здѣсь самую добрую память. Въ запискахъ ихъ сохранилось самое лучшее воспоминаніе о сибирякахъ, которые не были къ нимъ предубѣждены.

Но какъ ни безукоризненна была жизнь декабристовъ, какъ ни образованны они были, прибавили мы, какъ люди, а не боги, они могли иногда заблуждаться и смотрѣть слишкомъ мрачно на край ссылки и его населеніе. Что тутъ оскорбительнаго! Въ письмѣ Фонъ-Визиной. Женщины больной и находившейся въ піетическомъ настроеніи, попадается разсказъ объ одномъ купцѣ, ограбившемъ казначейство, что дало ей поводъ распространиться въ самыхъ нелестныхъ отзывахъ о "скрытности" сибиряковъ.

Одинъ уже выводъ и обобщеніе одного факта показывалъ предубѣжденіе и пристрастіе. Грабитель, воръ съ его нравственными качествами приравненъ ко всему населенію.

Почему здѣсь скрытность и хитрость является свойствомъ только одного сибирскаго населенія, и почему здѣсь выразилось такое злорадное чувство, недостойное развитаго и образованнаго человѣка? Все это было странно, и съ нашей стороны естественно было замѣтить, что несчастіе и раздраженіе (несомнѣнное у больной женщины) не позволяло иногда даже декабристамъ быть спокойными въ своихъ сужденіяхъ. По, но мнѣнію критика, мы "не должны были смѣть такого сужденія имѣть", а принять все, что ни взваливаютъ на сибиряковъ,-- съ благодарностью.

-- Помилуйте:-- восклицаетъ онъ бойко:-- да она но выставила и десятой части тѣхъ дурныхъ чертъ, которыми обладаютъ сибиряки. Благодаримъ и за это! Но вотъ что важно: не указаніе критика на пороки и недостатки, которыми сибирское общество обладаетъ, можетъ быть, и болѣе другихъ, а тотъ злорадный тонъ, то отношеніе къ нимъ, которое характеризуетъ отсутствіе безпристрастія и носитъ слѣда, внутренняго раздраженія, и лишаетъ его настоящаго достоинства. Факта, этотъ есть психологическій факта, ссылки. Люди, закинутые въ чуждую имъ страну, даже интеллигентные, не могутъ любить ее и привязаться къ ней, какъ къ родной странѣ. Уголъ зрѣнія будетъ другой, въ средѣ чужой мы легче находимъ недостатки и безпощаднѣе къ нимъ. Личное настроеніе весьма часто искажаетъ сужденіе. Сильныя душевныя страданія и раздражительность, свойственная изгнанникамъ, исключая людей очень крѣпкихъ духомъ, не можетъ не отразиться на оцѣнкѣ фактовъ и явленій жизни. Пессимистическое настроеніе здѣсь неизбѣжно. Вотъ откуда иногда является предубѣжденіе къ Сибири. Мрачные взгляды на Сибирь и ея общество проскальзываютъ и у Сперанскаго, и у декабристовъ, и у многихъ другихъ.

Но въ нашей замѣткѣ мы не думали отнимать нравственныя достоинства и высоту воззрѣній у многихъ образованныхъ ссыльныхъ. Мы могли бы указать, что сибиряки умѣли оцѣнивать высшія интеллектуальныя и нравственныя качества {Недавно вышла въ Краковѣ книжка Зигмунта Либровича "Роіасу w Syberji", гдѣ видно, какъ образованные сибиряки относились къ полякамъ.}. Конечно, не время приводить этому примѣры. Въ концѣ концовъ мы не думаемъ оправдываться въ нашихъ грѣхахъ и защищать пороки и недостатки сибирскаго общества и населенія. Что мудренаго, что въ обществѣ несчастномъ и отчужденномъ, лишенномъ долго свѣта просвѣщенія, обреченномъ какъ мѣсто ссылки на деморализацію, выразились рѣзче пороки и слабости. Но мы просили бы только не забывать, что и сибирское общество не лишено общечеловѣческихъ чертъ и добрыхъ душевныхъ качествъ, что оно не исключеніе, что обособлять его въ его порокахъ напрасно, ибо сибирское общество выдѣлилось изъ того же русскаго общества, изъ своей метрополіи, и если оно обладаетъ слабостями, то "mea culpa" здѣсь весьма умѣстно. Яблоко отъ яблони недалеко падаетъ.

Мы охотно сознаемся во всѣхъ своихъ недостаткахъ и порокахъ, мы охотно готовы раскаяться въ нихъ. Мы глубоко скорбимъ и стыдимся за прошлое, за то, что проявлялось дурнаго, жестокаго, безнравственнаго въ сибирскомъ обществѣ. Мы горячо желаемъ также, чтобы лучшія чувства, духъ гуманизма, милосердія, жалости, духъ братской любви осѣнилъ его, чтобы исчезли вражда и ненависть къ человѣку. Но мы имѣемъ право требовать такого же безпристрастнаго и гуманнаго отношенія къ самому сибирскому населенію; мы желаемъ, чтобы у него не отнимались его человѣческія нрава, чтобы тотъ же духъ незлобія и гуманнаго чувства осѣнилъ также нашихъ судей и критиковъ.

Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 45, 1885