Потанин Григорий Николаевич - Путешествие Г. Н. Потанина в Китае

ПУТЕШЕСТВІЕ Г. Н. ПОТАНИНА ВЪ КИТАѢ1).

(Въ лодкѣ по рѣкѣ Бай-хо)

1) Получено отъ одного изъ путниковъ экспедиціи. Ред.

Пріѣхавъ въ Тянь-цзинъ, мы порѣшили здѣсь начать и окончить свои сборы, чтобы въ Пекинѣ быть совершенно свободными отъ всякихъ хлопотъ по снаряженію экспедиціи, за исключеніемъ покупки или наёмки вьючныхъ животныхъ, полученія охраннаго листа и вообще такихъ вопросовъ, которые могли быть рѣшены только въ столицѣ. На сборы у насъ ушло немного болѣе двухъ недѣль. Здѣсь мы заказали себѣ новые ящики, болѣе годные для вьюковъ, накупили разныхъ дорожныхъ вещей, дополнили наши запасы и, наконецъ, наняли двухъ слугъ -- одинъ, по имени Цуй-Жунъ, нанялся на всѣ три года, другой, Джанъ, согласился проводить насъ только до Пекина.

Отъ Тяньцзиня до Пекина ѣдутъ или водой по р. Байхэ, или въ телегѣ; первый путь дальше, по спокойнѣе и дешевле; второй скорѣе, но для насъ былъ бы дороже и хлопотливѣе. Мы рѣшили плыть по рѣкѣ и наняли двѣ лодки; въ одну, предполагалось, сяду я съ женой, въ другую гг. Спасси и Березовскій.

Рѣшено было оставить Тяньцзинь въ четвергъ на оомипой недѣлѣ, по оказалось, что только къ вечеру четверга дай Богъ уложиться. Старое рѣшеніе замѣнили новымъ, назначили выѣхать въ пятницу послѣ обѣда, но и это рѣшеніе должны были отмѣнить. Послѣ обѣда выѣзжать намъ отсовѣтовали; сказали, что, выѣхавъ послѣ обѣда, мы должны будемъ ночевать внутри городской черты среди китайскихъ судовъ, а такія ночевки небезопасны, въ особенности, если провѣдаютъ, что съ нами довольно серебра -- можно ожидать ночныхъ посѣтителей. Выѣхавъ же утромъ, можно въ первый же день сдѣлать порядочное разстояніе и оставить городъ далеко позади, такъ что первый ночлегъ можно устроитъ возлѣ небольшой деревни или даже совсѣмъ у безлюднаго берега. Итакъ неразумное рѣшеніе выѣхать къ вечеру было оставлено; согласились сѣсть на лодки утромъ слѣдующаго дня, т. е. въ субботу. Эта отмѣна была и кстати, потому что хотя къ вечеру пятницы всѣ ящики и были запакованы, но еще не были закончены счеты съ магазинами и ремесленниками, дѣлавшими для насъ дорожныя вещи. Это опять заняло немало времени, и мы окончательно отдѣлались только къ G часамъ вечера. Разумнаго совѣта опытныхъ людей, выходятъ, все-таки намъ не удалось исполнить.

Вещи наши начали носить на лодки еще съ полудня; когда онѣ были уложены, мы отправились на набережную въ сопровожденіи всего семейства А. А. Б. и командира лодки "Соболь" А. Р. Бойля. Небольшая толпа китайцевъ обступила берегъ, пока мы въ послѣдній разъ жали руки своимъ соотечественникамъ.

Наконецъ, лодки двинулись; когда мы проходили мимо "Соболя", матросы поднялись на ванты и прокричали "ура!" Такова манера прощаться у моряковъ.

Пока мы были въ виду "Соболя", мы видѣли на палубѣ его офицеровъ и семейство В. Намъ поставили на палубѣ плетеные стулья (ихъ везли лодочники по спопутности изъ Тяньцзиня въ Туньчжеу), и мы могли спокойно любоваться картинами, которыя проходили передъ нашими глазами. Выше европейскаго поселенія, возлѣ котораго мы сѣли на лодки, число джонокъ стало увеличиваться, и паши лодочники вмѣсто того, чтобы упираться шестами въ дно рѣки, какъ дѣлали до этого, теперь должны были цѣпляться за большія суда и подтягиваться къ нимъ или отталкиваться отъ нихъ, упираясь шестами въ ихъ бока. Суда стоятъ такъ густо, что пробираться нашимъ лодкамъ въ этой "узкости" -- "узкость", это морской терминъ -- было очень трудно; иногда проходъ былъ совсѣмъ заставленъ впереди идущими лодками, такъ что намъ приходилось ждать, пока путь прочистится. Толканье сосѣдей въ бока всѣми лодочниками и судовщиками совершается безъ всякой церемоніи, хотя на концахъ шестовъ и насажены желѣзныя острія; наши лодочники втыкали свои багры не только въ бока стоящихъ на якорѣ или идущихъ медленно джонокъ, но и въ снасти, въ канаты и даже въ тюки товаровъ, наложенныхъ на палубѣ. У нѣкорыхъ джонокъ бока были истыканы баграми, какъ наперстокъ; слишкомъ избитыя мѣста покрываются какой то мастикой или штукатуркой, которая въ свою очередь начинаетъ покрываться дырами. Набережную изъ-за судовъ было плохо видно, да она въ Тяньцзинѣ и не представляетъ ничего замѣчательнаго; изрѣдка суда разрѣжались, и берегъ было видно, но на немъ ничего не оказывалось, кромѣ ничтожныхъ лавчонокъ. Къ сумеркамъ мы очутились среди такого сплошнаго скопленія судовъ, что дальнѣйшее наше движеніе оказалось невозможнымъ. Мы подошли къ наплавному мосту, передъ которымъ скопились суда и загородили проходъ. Нужно было ночевать, и мы прицѣнились къ какой то большой лодкѣ, нагруженной циновками. Джанъ, пока мы ѣхали но рѣкѣ, успѣлъ приготовить отличный ужинъ, который всему нашему обществу понравился, хотя онъ не лишенъ былъ характернаго для китайской кухни чесночнаго запаха. На другой день мы встали около 5 часовъ утра. Впереди себя мы увидали множество судовъ, стоявшихъ къ намъ кормами, которыя иногда высились надъ водой, какъ огромныя башни. Суда стояли фронтомъ съ одного берега до другаго, не оставляя никакого прохода. Пришлось ждать, пока разведутъ мостъ и двинутся переднія суда. Ждать пришлось часа два. За все это время съ праваго берега на лѣвый можно было сухой ногой пройдти по палубамъ судовъ, и въ самомъ дѣлѣ разносчики горячихъ лепешекъ съ ранняго утра ходили по палубамъ, какъ будто по улицамъ въ Тяньцзинѣ. Разнообразіе въ конструкціи судовъ въ дѣйствительности, можетъ быть, было невелико, но на первый разъ оно поражало и казалось неисчерпаемымъ. Общее впечатлѣніе: ветхость и старость; дерево въ приставкахъ и заплаткахъ, паруса -- грязныя дырявыя тряпицы. Рѣзьбы на деревѣ почти никакой; носы, которые дѣлаются обыкновенно плоскими, росписаны красками; иногда тутъ встрѣчаются изображенія цѣлыхъ сценъ изъ человѣческой жизни или, можетъ быть, изъ жизни боговъ. Около 7 часовъ утра впереди насъ появилась лодка, на которой былъ выкинутъ желтый флагъ; на палубѣ ея былъ видѣнъ чиновникъ въ шляпѣ, украшенной пучкомъ красныхъ волосъ. Это былъ, кажется, начальникъ партіи казенныхъ судовъ съ рисомъ; онъ старался проложить себѣ путь, чтобы дать своей партіи дорогу; за нимъ потянулись и мы. Сначала мы подавались впередъ еле-еле, по выше моста рѣка оказалась сравнительно довольно чистою, и мы даже расправили свои дырявые паруса. Обѣ набережныя открылись, но и теперь ничего не представили особеннаго. Только въ одномъ мѣстѣ видны были крыши кумирни, чуть ли не той, что построена шаньсійскими купцами. Еще далѣе мы миновали развалины католическаго собора, разрушеннаго въ годъ извѣстнаго избіенія европейцевъ въ Тяньцзинѣ. Соборъ стоялъ на самомъ берегу рѣки, выше его по берегу тянется крѣпостная стѣна, которая содержится въ большой исправности; это крѣпость, въ которой живетъ тяньцзинское войско, состоящее подъ начальствомъ Ли-хупджана, генералъ-губернатора Чжилійской провинціи; чуть ли и самъ онъ не живетъ тутъ же. Крѣпость имѣетъ ворота къ рѣкѣ; возлѣ воротъ стояло нѣсколько мандаринскихъ лодокъ. Сзади крѣпостной стѣны виднѣлись крыши кумиренъ; эти вычурныя крыши протянулись длинной линіей, когда мы обошли крѣпость слѣва.

Судовая жизнь на рѣкѣ оживлялась паромами, которые перевозили публику съ одного берега на другой; публика состояла большею частію изъ разносчиковъ. Встрѣчались также лодки съ богомольцами, преимущественно женщинами, очень нарядно одѣтыми, отправляющимися въ кумирню Янь-му-мяо. Мирно торжественные звуки металлическихъ тарелокъ, которые раздавались съ этихъ лодокъ, и свѣтлый денекъ настроивали душу попраздничному.

Проплывъ еще съ часъ, мы пристали къ берегу, чтобы купить мѣстныхъ рыбъ для своей коллекціи. Я и Цуй-Жунъ отправились въ городъ. Пройдя черезъ два, три закоулка, мы вышли на главную улицу Гу-и-цзэ; здѣсь скоро Цуи Жунь привелъ меня къ мѣсту, гдѣ сидѣли продавцы свѣжей рыбы. Мѣсто это оказалось противъ кумирни Нянь-нянь-мяо, гдѣ я нѣсколько дней тому назадъ былъ съ И. А. Бѣл--вой. Итакъ плыли мы, плыли съ прошлаго вечера, а уплыли недалеко; съ ночлега мы могли бы уѣхать въ Settlement и еще разъ побесѣдовать съ нашими тяньцзинскими друзьями. Чѣмъ далѣё мы плыли вверхъ по рѣкѣ, тѣмъ судовъ на ней становилось менѣе; городская набережная прекратилась, потянулись зеленѣющія поля, перемежаясь съ деревнями. Пашни, засѣянныя исключительно пшеницей, прилегаютъ вплоть къ рѣкѣ, только узкій бичевникъ отдѣляетъ ихъ отъ рѣки; глинистые берега рѣки совсѣмъ безплодны; даже дикой травы на нихъ нѣтъ -- голая глина! Лѣсу видно довольно, но все это одна ива (ли-ту), разсаженная по межамъ. Частенько съ полей несется запахъ удобренія; кому случалось читать или слышать о китайскомъ земледѣліи, тотъ знаетъ, что это не тотъ запахъ, которымъ отличаются паши деревни. Любопытно бы узнать, также ли тянетъ городскаго китайца въ деревню этотъ китайскій "деревенскій запахъ", какъ запахъ "навозца" манитъ насъ въ среду мужиковъ? Погода оба дня, пока мы плыли но Бай-хэ, была отличная; слегка дулъ попутный вѣтеръ; такъ какъ рѣка извивается, то этотъ вѣтеръ иногда изъ попутнаго превращался для насъ въ противный. При попутномъ вѣтрѣ паши лодочники поднимали паруса, при противномъ два человѣка соскакивали на берегъ и тянули бичевой. При встрѣчѣ съ судномъ, идущимъ внизъ, или когда приходилось обгонять грузное судно, идущее медленнѣе, начинались крики, которые напоминали мнѣ крики на Ладожскомъ каналѣ "на вербхъ?" и т. под. Судно съ небольшой мачтой мы пропускали подъ нашей бичевой; если же у чужаго судна мачта была пониже нашей, тогда его матросы ловили нашу бичевую, разъединяли ея двѣ составныя части и, пропустя свое судно, снова сращивали бичевую. Раза три, четыре я выходилъ также на бичевникъ, надѣясь поживиться чѣмъ нибудь для своего гербарія, но всегда обманывался въ разсчетѣ. Ростки пшеницы сидѣли правильными рядами, между которыми почва была совершенно голая; между колосьями по замѣчалось ни одной сорной травки. Проходившіе мимо меня лодочники, съ лямкой черезъ плечо, съ любопытствомъ смотрѣли на мою ботаническую коробку, и хотя я ни разу не наклонился копать, они повидимому сразу угадывали мою профессію по копорулькѣ, знакомой, вѣроятно, и имъ. Что они угадывали, сужу потому, что въ ихъ разговорахъ между собой мнѣ послышалось слово дао, т. е. трава. А можетъ быть я и ослышался.

Росписанныхъ судовъ мы уже почти по встрѣчали; тянулись только большіе караваны тяжелыхъ казенныхъ барокъ съ рисомъ. Всѣ онѣ построены по одному образцу, у всѣхъ кормы окрашены красной краской. Нѣкоторыя изъ нихъ стояли у берега, другія шли вверхъ и, подобно нашимъ лодкамъ, то тянулись бичевой, то шли подъ парусами. На каждыя 50 такихъ казенныхъ лодокъ назначенъ чиновникъ, который плыветъ въ особой лодкѣ. Встрѣчались намъ также лодки съ пассажирами, въ родѣ нашей. Этими тремя видами лодокъ и ограничивалось все ихъ разнообразіе.

Пассажирская лодка имѣетъ обыкновенно саженъ пять длины и около сажени ширины. Середина ея занята рубкой, которая раздѣлена на два отдѣленія: переднее, большее, и заднее, значительно меньшее; въ заднемъ помѣщается прислуга лодки, въ переднемъ пассажиры.

Въ пассажирскомъ отдѣленіи имѣется столъ и канъ для спанья, покрытый циновкой. Вечеромъ вывѣшивается въ рубкѣ бумажный фонарь. Вотъ и весь комфортъ пассажировъ. У насъ были плетеныя стулья, но это была случайность -- наши лодки взяли грузъ стульевъ дли доставки въ Туньчжеу и изъ нихъ двѣ пары дали намъ. Въ кормѣ помѣщается кухня; печь или жаровня имѣютъ форму большаго глинянаго молочника, верхнее отверстіе котораго прикрыто вмазаннымъ котломъ, носокъ образуетъ каналъ, черезъ который въ печь кладутъ дрова. Для чая другая жаровня: это небольшой горшокъ, у котораго внизу два отверстія,-- въ одно, побольше, кладутъ угли, другое небольшое служитъ поддуваломъ. Для воды на палубѣ стоитъ глиняная корчага. Пассажиры, если хотятъ имѣть горячій столъ, покупаютъ свою дорожную печь, т. е. глиняную жаровню. На такой лодкѣ три, четыре работника; одинъ изъ нихъ самъ хозяинъ. Рулемъ править чаще всего старикъ-кашлюнъ. Всѣ они изъ окрестностей Тяньцзина и никакимъ другимъ промысломъ не занимаются, кромѣ лодочнаго. Наше состраданіе особенно вызывалъ одинъ изъ нашихъ лодочниковъ, который не имѣлъ не только шляпы, но даже тряпицы обвязать свою совершенно безволосую голову. У китайцевъ и даже у монголовъ, живущихъ въ Пекинѣ, часто бываетъ болѣзнь, отъ которой голова покрывается струпьями и волоса вылѣзаютъ. Эта болѣзнь называется тху-дза. Нашего лодочника за эту лысую голову называли "фонаремъ". На какихъ дальнихъ разстояніяхъ люди дѣлаютъ сходныя сравненія! Вѣдь и у насъ подсмѣиваются надъ лысыми, что они освѣщаютъ комнату!

Въ Туньчежу мы прибыли 23 апрѣля, утромъ и остановились у набережной, противъ дома компрадора г. Бѣлоголоваго, шаньсійскаго купца Хоу. Здѣсь мы должны были переночевать, потому что въ тотъ же день ѣхать дальше значило рисковать не попасть въ Пекинъ. Пока доставили бы намъ возчиковъ и укладывали бы наши вещи на воза, прошло бы довольно времени и мы не доѣхали бы въ Пекинъ къ 7 часамъ вечера, а къ закату солнца ворота Пекина запираются, и никого въ городъ не пускаютъ. Хоу отвелъ намъ три заднія комнаты; изъ нихъ болѣе по-европейски была меблирована только средняя, въ другой стояла кровать, а третья была совсѣмъ китайская. Въ средней было зеркало, возлѣ котораго много вазъ и европейскихъ лампъ. Вокругъ круглаго стола стояли европейскія кресла. Стѣны и перегородки били украшены рѣзьбой и живописью; вообще домъ построенъ красиво, но въ комнатахъ на всѣхъ вещахъ лежала пыль; очевидно, онѣ были не жилыя, хозяинъ жилъ гдѣ то въ другомъ мѣстѣ. Послѣ обѣда мы пошли сдѣлать визитъ хозяину, и опять онъ насъ принялъ, повидимому, не въ своемъ жиломъ помѣщеніи, а также въ мало посѣщаемой комнатѣ; она даже была заперта на ключъ, и ключъ долго искали. Здѣсь столы были завалены книгами и альбомами съ фотографіями, на стѣнахъ висѣли японскія сабли; это былъ какъ будто кабинетъ, но заброшенный и мало-по-малу превратившійся въ кладовую. Вмѣстѣ съ книгами лежали какіе то тючки, какъ будто приготовленные для отсылки съ оказіей; на всемъ лежалъ толстый слой пыли. Видно было отсутствіе женщины.

Всѣ шаньсійцы внѣ своей родины живутъ безъ женъ, они оставляютъ ихъ въ родномъ городѣ. И у Хоу есть жена, которая живетъ въ городѣ Фынь-чжеу'фу, гдѣ у него есть другой домъ, какъ онъ самъ говоритъ, гораздо лучше туньчжеускаго.

Назавтра наши вещи были уложены въ двѣ телеги, а мы сами сѣли въ одноколки съ кузовомъ, обтянутымъ синей бумажной матеріей. Въ такой повозкѣ удобно сидѣть можетъ только одинъ пассажиръ; на козлахъ рядомъ съ кучеромъ можетъ еще пріютиться третій сѣдокъ. Всѣ тележки были запряжены длинноухими мулами; при каждой тележкѣ шелъ погонщикъ, изрѣдка присѣдавшій на облучекъ. Наложивши внутрь подушекъ, еще можно устроить въ такомъ экипажѣ сносное положеніе для тѣла, по при такой пыльной дорогѣ, какъ дорога изъ Туньчжеу въ Пекинъ, сидѣть въ глубинѣ" такого экипажа и душно, и скучно; и такъ то мало видно въ узкое переднее отверстіе кузова, а тутъ его еще на половину уменьшаетъ спина кучера. Половину дороги до Пекина я прошелъ пѣшкомъ. Сначала, выѣхавъ изъ двора Хоу на набережную, мы повернули въ улицу, обставленную мелкими лавочками, скоро она окончилась, и нашъ караванъ потянулся по оврагу въ лёсовой почвѣ, между крутыми холмами, на вершинахъ которыхъ лѣпились фанзы. На крутыхъ скатахъ этихъ холмовъ были видны цвѣтущія растенія; я вышелъ изъ повозки и пошелъ пѣшкомъ. Нашъ слуга Цуй-Жунъ быстро вошелъ во вкусъ собиранія растеній и началъ мнѣ дѣятельно помогать. Пѣшеходы-китайцы, проходившіе мимо или глазѣвшіе на насъ, стоя у дверей своихъ фанзъ, никакого недружелюбія намъ не выказывали; одинъ молодой человѣкъ сдѣлалъ даже любезность, вырылъ нѣсколько растеній съ корнемъ и поднесъ мнѣ. Когда я догналъ повозки, далеко ушедшія впередъ, я нашелъ своего кучера щеголяющимъ въ моей соломенной шляпѣ, которая была брошена на подушки. Другіе погонщики также не могли отказаться отъ удовольствія походить въ чужой шляпѣ, и она побывала на двухъ, трехъ человѣкахъ. Дѣтскій эгоизмъ китайскаго крестьянина еще лучше выразился въ другомъ случаѣ. Моя ботаническая жестяная коробка, прислоненная къ лакированной рѣшоткѣ внутри повозки, своимъ сотрясеніемъ очень безпокоила заботливаго кучера; онъ то и дѣло оглядывался на нее назадъ; нѣсколько времени спустя я увидѣлъ, что незамѣтно для меня были приняты разумныя мѣры къ тому, чтобы жесть не попортила лака. Пространство между жестянкой и рѣшоткой было проложено моимъ драповымъ пальто. Чтобы испытать, какъ далеко китайскій крестьянинъ простираетъ свое право отчуждать у барина или иностранца его вещи, я рѣшился не напоминать о своей шляпѣ по пріѣздѣ въ Пекинъ -- мнѣ хотѣлось узнать, забудетъ ли онъ ее на своей головѣ, или нѣтъ? Опытъ оказался въ пользу ума китайскаго крестьянина: я не увидѣлъ болѣе своей шляпы. Демократу путешествіе по Китаю должно доставить истинное удовольствіе!

Къ Пекину мы подъѣхали совершенно для меня неожиданно. Я все ждалъ, что увижу горы, которыя тянутся къ западу отъ Пекина, прежде чѣмъ замѣчу другіе признаки близости столицы. Однако никакихъ горъ я не увидѣлъ. Сначала впереди была видна равнина, усѣянная деревеньками, рощами и посѣвными полями; передъ городомъ дорога стала менѣе ровною, и неровности почвы скрывали даль; еще болѣе загораживали ее купы деревъ. При одномъ поворотѣ открылся видъ на небольшой кусокъ городской стѣны съ высокой башней. Я спросилъ своего кучера: "Пекинъ?", совсѣмъ не ожидая отвѣта въ положительномъ смыслѣ. Все деревни, заваленныя мусоромъ, да поля, кто бы подумалъ, что вотъ тутъ сейчасъ будетъ столица громаднаго государства. Движеніе но дорогѣ нисколько не увеличивалось, и не хотѣлось вѣрить, чтобы приближеніе къ Пекину было такъ просто, такъ непарадно.

Однако это дѣйствительно былъ Пекинъ. Башня оказалась угловой, и мы должны были оставить ее въ лѣвой рукѣ и ѣхать вдоль стѣны но ужасной мостовой, пока не доѣхали до городскихъ воротъ. Тутъ начали попадаться странствующіе ремесленники, разносчики, балаганы съ торговлей, но все-таки не особенно много.

Но вотъ мы въѣзжаемъ въ городскія ворота. Съ перваго раза мы очутились въ узкой улицѣ, гдѣ городскія повозки, огромныя телеги, запряженныя четверкой лошадей, и ручныя тачки медленно двигались въ ту и другую сторону. Это движеніе поднимало невообразимую пыль, которая клубьями вилась въ воздухѣ и иногда совершенно скрывала изъ глазъ и толпу людей, и необычную картину китайской улицы, съ ея вертикальными вывѣсками, висящими въ воздухѣ.

Такими узкими, невзрачными улицами начинаются и другіе города; ждешь, что вотъ три, четыре поворота, и въѣдешь въ широкую и красивую главную улицу. Эта надежда у меня отчасти основывалась на словахъ Цуй-Жуна, который еще на лодкѣ говорилъ мнѣ о широкихъ пекинскихъ улицахъ.

Поколесивъ по узкой улицѣ, мы свернули на каменный мостъ направо и выѣхали на свободное отъ построекъ пространство; справа крѣпостная стѣна, слѣва рѣчка, за которой лѣнились какія то глиняныя лачуги. Не подумайте, чтобы рѣчка эта скрашивала видъ города; со своими изрытыми берегами пепельнаго цвѣта, она была похожа болѣе всего на стокъ помоевъ изъ мыловареннаго завода, текущій между буграми золы и отбросовъ. Пекинъ, думаете вы, все еще обращенъ къ вамъ своей неказовой, неказистой стороной. Вы еще надѣетесь увидѣть его въ настоящемъ блескѣ. Повозки проѣзжаютъ пустырь и въѣзжаютъ вновь въ улицу. На этотъ разъ улица довольна широка, но и въ ней нѣтъ ничего выдающагося. Много тутъ золотыхъ вывѣсокъ и горизонтальныхъ, и отвѣсныхъ, утвержденныхъ на землѣ на прочномъ основаніи и колеблющихся въ воздухѣ, на подобіе хоругвей; много разныхъ товаровъ, выброшенныхъ наружу для рекламы, или эмблематическихъ знаковъ, которые издали говорятъ, чѣмъ торгуетъ лавка, но въ архитектурѣ домовъ какое то демократическое равенство. Все подъ одну стать. Тутъ господствуетъ банальный сѣренькій заборъ и скромныя ворота безъ всякихъ вычуръ. Все шаблонно и ничего не остается въ памяти, кромѣ львовъ передъ подъѣздами нѣкоторыхъ европейскихъ посольствъ; это улица, на которой всѣ они сгруппированы, здѣсь же и русское посольство. Ваши ожиданія настоящаго заправскаго Пекина все еще впереди. Вы чувствуете себя неудовлетвореннымъ, а повозки уже въѣзжаютъ во дворъ посольства.

"Восточное Обозрѣніе", No 32, 1884