Потанин Григорий Николаевич - Три народности в Восточной Азии

Три народности въ Восточной Азіи.

Китайцы -- Монголы -- Тангуты.

Въ послѣднее время въ русскомъ обществѣ былъ возбужденъ интересъ къ Китаю выходомъ въ русскомъ переводѣ французской книги, написанной французскимъ консуломъ Симономъ, и появленіемъ двухъ статей о Китаѣ, изъ которыхъ одна принадлежитъ перу нашего путешественника генерала Пржевальскаго, и напечатана въ "Русскомъ Вѣстникѣ", другая -- собственно не статья, а рѣчь, сказанная г. Позднѣевымъ на послѣднемъ университетскомъ актѣ. Гг. Симонъ и Позднѣевъ описываютъ китайскій народъ въ симпатичномъ свѣтѣ; генералъ Пржевальскій свою статью посвятилъ другой тэмѣ; притомъ онъ достаточно уже высказался о своихъ антипатіяхъ къ китайцамъ въ прежнихъ своихъ произведеніяхъ. Въ нынѣшней статьѣ онъ разсматриваетъ вопросъ о степени крѣпости связей, соединяющихъ съ Китаемъ кочевыя и другія некитайскія народности, которыя приходятся намъ сосѣдями, а также о способности Китая удержать ихъ на своей сторонѣ въ случаѣ военнаго столкновенія. Хотя три эти статьи трактуютъ не объ одномъ и томъ же, но тѣмъ не менѣе либо тою, либо другой стороной соприкасаются,-- всѣ три онѣ одинаково живо заинтересовали русское общество и въ разговорѣ обыкновенно всегда вмѣстѣ припоминаются.

И меня стали тогда осаждать вопросами, читалъ ли я эти статьи, и что я могу сказать по поводу ихъ. Въ сожалѣнію, я лишенъ возможности сдѣлать свой отзывъ о китайской жизни, потому что не настолько знакомъ съ нею, чтобы имѣть право говорить о ней съ увѣренностью. Несмотря на неслыханную у насъ, европейцевъ, нивеллировку, которую исторія произвела въ китайскомъ обществѣ, оно все-таки представляетъ такой сложный организмъ, что даже человѣкъ, знакомый съ китайскимъ языкомъ, не рѣшится высказывать свое мнѣніе о цѣлой націи. Мы же знакомились съ китайскимъ населеніемъ урывками и безъ знанія ихъ языка. Но все-таки мы входили въ сношенія съ ними, а потому, я полагаю, не будетъ лишнимъ разсказать о нашихъ чисто внѣшнихъ впечатлѣніяхъ.

Составить правильное понятіе о чуждомъ обществѣ могутъ помѣшать иногда нѣкоторыя обстоятельства, напримѣръ встрѣча на первыхъ же порахъ съ личностями съ неприглядной нравственной физіономіей и т. п. Такъ случилось и съ нами. Первые китайцы, съ которыми намъ довелось подольше жить, были наши слуги, которыхъ мы захватили изъ Пекина и Тяньцзина. Это были китайцы Цуйсанъ, Ли и Тэнъ -- люди, избалованные жизнью большихъ городовъ и испорченные службой у богатыхъ европейцевъ. Нѣсколько мѣсяцевъ сряду они безжалостно эксплуатировали насъ: провизію покупали и за постой въ гостинницахъ платили въ тридорога; при наймѣ верблюдовъ подъ свозъ нашихъ вьюковъ они не столько заботились о нашемъ карманѣ, сколько о своемъ; только впослѣдствіи мы узнали, что возчики обошлись намъ потому такъ дорого, что наши слуги взяли съ нихъ значительную сумму за сдѣлку. Въ то же время нельзя сказать, чтобы они были ретивые слуги. Ли вскорѣ совсѣмъ отбился отъ рукъ. Однажды вечеромъ, по закатѣ солнца, мой спутникъ г. Скасси, которому онъ спеціально служилъ, кричитъ ему:-- "Mr Ли! будьте добры, приготовьте мнѣ телескопическую трубу!" -- А Ли отвѣчаетъ ему изъ своей палатки:-- "Я уже лежу въ постели!" -- онъ и не могъ обращаться съ нами иначе, какъ свысока, потому что онъ зналъ нѣсколько дюжинъ іероглифовъ, а мы -- ни одного, и сверхъ того мы, къ его ужасу, не имѣли никакого представленія -- въ какой послѣдовательности царствовали китайскія династіи Хань, Тань, Сунъ и друг. Только черезъ три мѣсяца послѣ выхода изъ Пекина, когда мы достигли до колоніи бельгійскихъ миссіонеровъ въ южныхъ предѣлахъ Ордоса и при помощи ихъ окружили себя честными слугами изъ монголовъ, мы узнали о существованіи въ Китаѣ дешевыхъ цѣнъ.

Второе обстоятельство, помѣшавшее намъ симпатизировать китайцамъ, заключалось въ томъ высокомѣрномъ отношеніи китайцевъ къ ихъ полуцивилизованнымъ сосѣдямъ, которое намъ приходилось наблюдать. Можетъ бить, и извинительно китайцу такую цѣну давать себѣ, какъ человѣку, принадлежащему къ націи, создавшей собственными усиліями большую культуру; но намъ, тѣмъ не менѣе, было досадно видѣть своихъ любимцевъ монголовъ и тангутовъ приниженными. Вашъ слуга китаецъ норовитъ выбрать себѣ задѣлье полегче, тяжелую работу норовитъ свалить на монгола или тангута, а жалованье ему подай побольше. Такому слугѣ, въ свою очередь, нуженъ слуга; монголъ долженъ осѣдлать ему лошадь, принести воды и пр. Еще болѣе непріятно было видѣть, какъ относились китайскіе солдаты и чиновники къ монголамъ и тангутамъ. Какой-то маленькій чинъ съ бѣлымъ шарикомъ, данный намъ въ провожатые по тангутской землѣ, при въѣзд*ѣ въ тангутскую деревню, отдавъ первому попавшемуся обывателю приказаніе насчетъ очищенія квартиры для русскихъ "лоэ", т.-е. русскихъ баръ, считалъ необходимымъ огрѣть его раза два нагайкой. По его мнѣнію, это было нужно, чтобы поставить обывателя на высоту минуты. И тотъ же шариконосецъ въ другое время бросается снимать съ васъ сапоги. Мой слуга, товарищъ мой по собиранію коллекцій, тангутъ Самбарча, когда проѣзжалъ въ своемъ народномъ костюмѣ по китайскимъ деревнямъ или городскимъ улицамъ, всегда подвергался такимъ насмѣшкамъ, что долженъ былъ подъ конецъ переодѣться въ китайское платье.

Еще было одно обстоятельство, которое болѣе, чѣмъ другія, содѣйствовало нашему охлажденію въ китайцамъ -- это безграничное любопытство китайской толпы. Для многихъ селеній и городовъ мы были большой новинкой; понятно, что обыватели сбѣгались отовсюду посмотрѣть на рѣдкихъ гостей. Если въ городѣ заблаговременно узнавали, что будутъ въѣзжать иностранцы, по улицамъ становилось трудно проѣзжать отъ запрудившей ихъ толпы; на заборахъ, воротахъ, на крышахъ кумиренъ сидѣли зрители; дамы выѣзжали поглазѣть въ телѣгахъ или повозкахъ. Вслѣдъ за нами толпа вливалась во дворъ нанятой для насъ гостинницы, обступала наши комнаты, лѣзла внутрь и обыкновенно не отходила вплоть до заката солнца. Нужно имѣть понятіе объ устройствѣ китайскихъ гостинницъ и домовъ вообще, чтобы представить себѣ, какой пыткѣ подвергается путешественникъ этимъ китайскимъ ротозѣйствомъ. Дома въ сѣверномъ Китаѣ строятся, по большей части, одноэтажные, особенно въ деревняхъ; комнаты располагаются только въ одинъ рядъ; если вы займете нѣсколько комнатъ, всѣ онѣ будутъ рядомъ, всѣ будутъ выходить окнами въ одну сторону, въ тотъ дворъ, который наполненъ толпой; толпа обступаетъ ваше окно, которое довольно низко, и смотритъ на васъ въ прорѣхи въ бумагѣ, которою оклеена рама. Рѣдко вы найдете, чтобы въ окнахъ гостинницы бумага была цѣла; всегда она въ дырахъ, какъ рѣшето; но если и случится, что окна были оклеены новой бумагой, дворовая публика не задумается тотчасъ же содрать ее. Итакъ, сколько бы вы дней ни жили въ гостинницѣ, вы съ утра до вечера играете роль предмета на выставкѣ; на людяхъ вы должны дѣлать все, приводить въ порядокъ ваши коллекціи, приводить въ порядокъ вашъ туалетъ, переодѣваться, закусывать и пить чай; все это вы дѣлаете, чувствуя, что на васъ устремлены сотни глазъ; особенно невыносимымъ это становится для вашей спутницы дамы. Нѣкоторые смѣльчаки не довольствуются разсматриваніемъ васъ въ окно, а приподнимаютъ занавѣску у дверей и всовываютъ голову въ комнату; другіе, еще болѣе смѣлые, входятъ въ комнату, становятся посреди нея и начинаютъ разсматривать васъ, разинувъ ротъ или широко улыбаясь. Когда вы къ такому любознательному человѣку обратитесь съ вопросомъ: зачѣмъ онъ пожаловалъ въ комнату, которую не онъ нанялъ? -- онъ вамъ отвѣтитъ вопросомъ же: "Развѣ это не гостинница?" -- Только тѣ апартаменты, гдѣ живутъ женщины, считаются у китайцевъ недоступными для постороннихъ; гостинницы-же и лавки -- мѣста открытыя для всѣхъ. Намъ приходилось вести ежедневную войну съ толпой, и это отравляло нашу жизнь въ китайскихъ городахъ и большихъ селеніяхъ.

Эти непріятности мы испытывали только въ большихъ селеніяхъ; въ маленькихъ же деревняхъ мы чувствовали себя совершенно иначе; въ городахъ и большихъ промышленныхъ селеніяхъ много праздныхъ людей, у которыхъ всегда найдется время сбѣгать на интересное зрѣлище. Не въ такихъ условіяхъ земледѣлецъ; ему каждый часъ дорогъ. Часто случалось проѣзжать мимо пашенъ, на которыхъ работаютъ мужчины и женщины; они намѣтили докончить къ сроку извѣстную работу; заслышавъ бубенчики нашихъ муловъ, они взглянутъ на насъ и опять принимаются за свою работу.

Китайское крестьянство производитъ пріятное впечатлѣніе трудящейся и миролюбивой массы. Трудиться сынъ китайскаго крестьянина начинаетъ съ раннихъ лѣтъ; лѣтъ съ семи его уже высылаютъ родители на дороги для сбора удобренія; вы видите этого будущаго землепашца съ корзиной въ одной рукѣ и съ вилкой въ другой, которою онъ поднимаетъ съ земли свой товаръ. Этотъ выходъ на дороги за удобреніемъ -- чуть ли не единственное развлеченіе китайскихъ дѣтей; онъ замѣняетъ имъ тѣ набѣги въ поля и въ лѣса, иногда верстъ за 10 отъ деревни, искать яйца, вырѣзывать свирѣли и пр., что дѣлаютъ наши деревенскія дѣти.

Случаевъ враждебнаго отношенія къ намъ со стороны китайской массы не было ни одного. Напротивъ, часто китайскіе крестьяне были къ намъ предупредительны. Спутникъ мой А. И. Скасси открыто производилъ топографическую съёмку и никогда не встрѣчалъ затрудненій. Часто къ его мензулѣ собирались проходившіе мимо по дорогѣ крестьяне и охотно отвѣчали на его разспросы и передавали названія горъ, деревень и т. п. За всѣ три года съ нами не было ни одного недоразумѣнія съ крестьянами; едва ли бы иностранцу и даже русскому удалось такъ благополучно пропутешествовать по Россіи три года. Впрочемъ нужно сказать, что при нашемъ караванѣ всегда было два, три полицейскихъ солдата, которыхъ въ каждомъ городѣ навязывали намъ, несмотря на нашъ отказъ. Во всякомъ случаѣ, однако, китайскій крестьянинъ далеко культурнѣе нашего; онъ вѣжливѣе; молодой человѣкъ, проѣзжая по деревенской улицѣ, на которой стоятъ люди почтенныхъ лѣтъ, спѣшивается, и хотя тѣ добродушно кричатъ ему: "поѣзжай безъ церемоній!" -- идетъ по деревнѣ пѣшкомъ. Воспитанное въ такой дисциплинѣ, китайское крестьянство умѣетъ держать себя прилично во всѣхъ случаяхъ; даже когда оно образуетъ толпу, вы чувствуете, что она состоитъ изъ выдрессированныхъ людей. Меня постоянно удивляла покладистость китайскихъ простолюдиновъ; при разсчетѣ за службу, у насъ никогда не возникало споровъ; сколько бы шуму было съ русскими возчиками изъ-за того, что баринъ сворачивалъ въ сторону отъ маршрута, обозначеннаго въ договорѣ; съ китайскими же возчиками всегда у насъ споры кончались полюбовно,-- никогда они не возбуждали вопроса о лишней совершенной ими работѣ и приплатѣ за нее. Вообще въ китайской массѣ много той духовной культуры, которая создается не литературной проповѣдью, а простымъ продолжительнымъ совмѣстнымъ сожительствомъ людей, и которая выработываетъ практику скораго полюбовнаго улаживанія разныхъ непредвидѣнныхъ столкновеній жизненныхъ интересовъ.

Сказать, русскій-ли крестьянинъ живетъ лучше, или китайскій, по крайней мѣрѣ въ тѣхъ провинціяхъ, которыя мы видѣли,-- трудно, потому что трудно ихъ сравнивать. Если вещей въ домѣ китайскаго крестьянина больше, то во всякомъ случаѣ достатокъ добывается имъ съ неменьшими усиліями; онъ живетъ въ тепломъ климатѣ, потому не нуждается въ такой теплой одеждѣ и въ отопленіи жилища, какъ нашъ; затѣмъ въ тепломъ климатѣ большій выборъ культурныхъ растеній; въ случаѣ неудачи въ одной культурѣ, крестьянинъ можетъ перейти къ другой. Наконецъ, продолжительная культура выработала давно методъ обработки земли; давно исполнены капитальныя работы, напр. по проведенію оросительныхъ каналовъ и т. п.

Непріятное впечатлѣніе производитъ въ домахъ китайскихъ крестьянъ грязь и пыль, покрывающія внутренность жилья, и вообще отпечатокъ ветхости на всѣхъ вещахъ. Китаецъ строитъ домъ и шьетъ платье -- и затѣмъ не заботится о ремонтѣ: домъ не поправляется, полинялыя части не подкрашиваются, бѣлье не моется, металлическая посуда не чистится. Внутренность жилья китайскаго крестьянина поэтому походитъ на лавку старьевщика, заваленную всякаго рода хламомъ, бракомъ и ломью. Все это покрыто пылью, копотью и паутиной.

Наслажденіями жизнь китайскаго крестьянина не богата. Кромѣ удовольствій, которыя можетъ доставить семейная жизнь, китаецъ только имѣетъ трубку опіума и театральный балаганъ. Общественныхъ собраній, сельскихъ гуляній китайская жизнь не знаетъ. Зато трактирная жизнь развита; въ бѣднѣйшей деревнѣ есть харчевни, за столами которыхъ собираются крестьяне съѣсть чашку лапши, выпить чаю и поболтать о дѣлахъ. Въ общемъ жизнь китайскаго общества отъ нижнихъ слоевъ до верхнихъ есть какія-то демократическія будни,

Теперь я хочу сказать нѣсколько словъ о томъ, какъ къ намъ относилось китайское начальство. Мы не замѣтили въ немъ не только никакой подозрительности, не только не испытали какихъ-нибудь препятствій; напротивъ, оно оказывало намъ всякое содѣйствіе, насколько это было возможно ему. При первомъ же вступленіи на китайскую почву, въ Тяньцзинѣ, извѣстный и теперь всесильный въ Китаѣ государственный человѣкъ Ли-хунъ-чжанъ, генералъ-губернаторъ чжилійской провинціи, обѣщалъ написать письма о насъ генералъ-губернаторанъ провинцій Шаньси и Ганьсу, и черезъ нашего консула г. Вебера позволилъ г. Скасси снять фотографическія копіи съ картъ атласа Крейтнера. Пекинское начальство разослало во всѣ города шаньсійской и ганьсуйской провинцій бумаги о насъ, такъ что во всѣхъ самыхъ маленькихъ городахъ насъ встрѣчали какъ гостей, которыхъ ждали уже два мѣсяца назадъ. Въ большихъ городахъ большіе генералы оказывали намъ всякое покровительство, въ маленькихъ же встрѣчали даже съ помпой и съ пушечными выстрѣлами съ городскихъ стѣнъ, какъ, напр., въ городахъ Боу-нань и Ли-юань. Въ подобныхъ захолустныхъ городахъ мандаринамъ, должно быть, скука смертная, и они были рады-радехоньки заѣзжимъ путешественникамъ, доставившимъ имъ случай развлечься трескомъ китайскихъ потѣшныхъ огней. Особенно были комичны проводы экспедиціи въ городѣ Ли-юань. Самъ мандаринъ выѣхалъ верхомъ проводить насъ; шествіе открывали пѣшіе солдаты въ оффиціальныхъ костюмахъ, съ сѣкирами въ рукахъ; впереди мандарина несли красный балдахинъ. У городскихъ воротъ были выстроены войска, т.-е. человѣкъ двадцать, одѣтыхъ въ униформу; по мѣстнымъ разсказамъ, въ Ли-юанѣ полагается содержать отрядъ въ 300 человѣкъ, но мандарины по изстари заведенному порядку держатъ только 20 или 30 солдатъ, а сборъ на остальныхъ кладутъ себѣ въ карманъ. При нашемъ приближеніи къ этому войску, раздался трескъ: разорвали три ракеты, и войско сдѣлало намъ "кутоу", т.-е. земной поклонъ.

Большіе генералы такихъ овацій намъ не дѣлали, но всѣ наши просьбы исполняли съ предупредительностью. Въ особенности очень былъ любезенъ съ нами сининскій чинъ-цсай или, какъ его зовутъ, также амбань. Чинъ-цсай -- собственно правитель инородцевъ, обитающихъ въ тибетской провинціи Амдо; чинъ-цсай значитъ посолъ; это посолъ отъ императора къ народамъ Амдо. Чинъ-цсай далъ намъ охранный листъ и кромѣ того во всѣ подчиненные города разослалъ предписанія оказывать намъ содѣйствіе. Для насъ спеціально ладили дороги и исправляли мосты; въ долинѣ рѣки Пуцзянь запущенные мосты задержали дальнѣйшее движеніе экспедиціи; былъ высланъ особый отрядъ подъ начальствомъ какого-то чина, и два моста были исправлены, а третій былъ совсѣмъ заново сдѣланъ, такъ какъ онъ былъ совсѣмъ разрушенъ водой, и были цѣлы только устои. Въ опасныхъ мѣстахъ намъ давали конвой; такъ, въ промежуткѣ между городами Гуй-дуй и Боу-нань насъ провожалъ отрядъ изъ 20 китайскихъ и 20 тангутскихъ солдатъ. Письма изъ Россіи мы получали раза три въ годъ; они приходили обыкновенно въ Сининъ, на имя чинъ-цсая, и чинъ-цсай присылалъ ихъ намъ съ чиновникомъ; если мы находились въ глухихъ частяхъ Тибета, а безъ насъ приходила въ Сининъ почта, чинъ-цсай начиналъ разыскивать насъ; онъ слалъ одного курьера за другимъ въ пограничный городъ узнать, нѣтъ ли о насъ какихъ слуховъ. Если мы, получивъ пекинскую почту, медлили своимъ отвѣтомъ на нее, чинъ-цсай присылалъ чиновника справиться, почему мы не доставляемъ свою почту, не обидѣлись ли мы на него. Письма чинъ-цсая намъ были очень полезны въ пути; благодаря имъ, мы имѣли хорошій пріемъ не только въ китайскихъ городахъ, но и въ буддійскихъ монастыряхъ. Когда мы прибыли въ богатый монастырь Лабранъ, монахи отвели подъ экспедицію два большихъ дома, и объявили намъ, что, если мы хотимъ, монастырь возьметъ на свое содержаніе весь нашъ скотъ и нашихъ людей на все время нашего пребыванія въ монастырѣ, а "гэгэнь Джаянь джаппасэнь" -- главное духовное лицо въ монастырѣ -- предложилъ намъ дать письмо въ монгольской княгинѣ, вдовѣ Срювана, кочевья которой находятся въ югу отъ Лабрана, и кромѣ того, на случай, еслибъ мы это предложеніе приняли, обѣщалъ дать намъ военный конвой (гэгэнь въ то же время и свѣтскій правитель, и имѣетъ войско). Къ сожалѣнію, мы должны были отказаться отъ этого предложенія; предложеніе же было заманчиво -- мы могли бы этимъ путемъ легко пройти къ вершинамъ Желтой рѣки и въ провинцію Камъ, получая рекомендательныя письма отъ одного князя къ другому. Такія же благопріятныя послѣдствія для экспедиціи имѣло и другое письмо чинъ-цсая къ монахамъ монастыря Гумбумъ. Только раза два китайское начальство пробовало-было поставить намъ препятствія идти по маршруту, который мы сами себѣ намѣтили. Такъ, сининскій чинъ-цсай отговаривалъ насъ идти въ Минъ-чжу горной дорогой черезъ Гуйдуй и Лабранъ, и потомъ мандаринъ города Сигу отсовѣтовалъ идти проселочной дорогой въ Супъ-панъ, но и на этотъ разъ все объясняется другими причинами, а не какимъ-нибудь желаніемъ что-то скрыть отъ иностранныхъ путешественниковъ. Дѣло въ томъ, что пекинская бумага имѣетъ такое рѣшительное значеніе въ китайской провинціи, какое у насъ -- министерская бумага; написано изъ Пекина мандарину, что онъ отвѣчаетъ за жизнь и имущество путешественника,-- конечно, онъ и будетъ бояться отпустить его въ глухія мѣста, гдѣ его власть слаба или и совсѣмъ не чувствуется. А бывали случаи, что мандаринъ платился мѣстомъ за несчастіе, которое стряслось съ какимъ-нибудь европейцемъ, напр. французскимъ миссіонеромъ. Мандаринъ города Сигу долго настаивалъ на своемъ, но сейчасъ же уступилъ, какъ только мы согласились дать ему письмо, въ которомъ было сказано, что мы не будемъ предъявлять въ нему никакихъ претензій, если на насъ на той дорогѣ, которую мы избрали, нападутъ разбойники и ограбятъ насъ.

Разскажу забавный анекдотъ о томъ, какъ сининское начальство мучилось съ пакетомъ, полученнымъ на имя Н. М. Пржевальскаго. Генералъ Пржевальскій въ это время находился въ центральномъ Тибетѣ, въ 1.000 верстахъ отъ Синина; посылать туда одного человѣка, значило бы судьбу его подвергнуть случайностямъ, а посылать цѣлый отрядъ съ однимъ пакетомъ -- слишкомъ дорого; что было дѣлать съ пакетомъ? Порѣшили послать его ко мнѣ, а я въ то время зимовалъ въ 200 верстахъ отъ Синина. Конечно, я возвратилъ пакетъ въ Сининъ. Когда мы сами пріѣхали въ Сининъ, къ намъ снова принесли пакетъ и спрашиваютъ, что мы посовѣтуемъ съ нимъ сдѣлать. Такъ какъ мы уже знали, что въ это время генералъ Пржевальскій двинулся въ Россію, мы посовѣтовали отправить пакетъ въ Пекинъ въ русское посольство. Послѣ того мы сходили въ Сычуанъ, перезимовали въ Гумбумѣ и весной явились въ Сининъ, проститься съ чинъ-цсаемъ; злополучный пакетъ все еще не уѣхалъ изъ Синина; его принесли къ намъ чуть ли не въ четвертый разъ и просили увезти его въ Россію. Пакетъ пролежалъ въ Сининѣ болѣе года, и, вѣроятно, потому, что канцелярія сининскаго амбая боялась возвратить его въ Пекинъ; оттуда могъ придти запросъ почему конвертъ не былъ переданъ русскому генералу, когда онъ былъ въ предѣлахъ края.

Этой боязнью, какъ бы не отвѣтить за путешественника, по всей вѣроятности и слѣдуетъ объяснить всѣ тѣ прижимки, которыя дѣлаютъ мандарины, чтобы направить путешественника по большой, густонаселенной дорогѣ, и то навязываніе конвоя, отъ котораго намъ не было никакой возможности отдѣлаться. Можетъ быть, и въ самомъ дѣлѣ этотъ конвой спасъ насъ не отъ одного лишняго недоразумѣнія; въ какой мѣрѣ мы обязаны благодарностью мандаринамъ за него, мы судить не можемъ, потому что безъ конвоя почти не путешествовали.

Одно только обстоятельство возбуждало въ насъ досаду на мандариновъ -- это то, что они не могли защитить наши квартиры отъ нашествія толпы. Но и въ этомъ дѣлѣ можно для нихъ найти оправданіе. Китайскіе мандарины боятся до смерти толпы и ея толковъ; по крайней мѣрѣ, я такое вынесъ впечатлѣніе изъ жизни въ китайской средѣ. Сининскій чинъ-цсай принялъ насъ очень торжественно, въ присутствіи всѣхъ другихъ генераловъ и важныхъ чиновниковъ въ городѣ, но этотъ созывъ генераловъ вовсе не означалъ особаго почета, который онъ хотѣлъ сдѣлать иностранцамъ; онъ просто не смѣлъ сдѣлать аудіенціи въ своей частной квартирѣ, чтобъ, не возбудить глупыхъ толковъ въ сининскомъ обществѣ; онъ принималъ насъ не только въ присутствіи другихъ чиновниковъ, но даже въ присутствіи простонародной толпы, такъ какъ дѣло происходило въ верандѣ одной кумирни, и простолюдины, разносчики, извозчики толпились у перилъ, на которыми сидѣли мандарины. Къ увеличенію курьеза, г. Скасси предложилъ чинъ-цсаю снять съ него фотографію; была привезена изъ гостинницы камера, и посолъ китайскаго императора къ народамъ Амдо долженъ былъ позировать публично передъ этой толпой и добродушно бездѣйствовать, когда какой-нибудь оборванецъ, протискавшись впередъ, вставлялъ свою голову между мандариномъ и камерой, чтобы заглянуть въ объективъ.

Яснѣе мнѣ довелось убѣдиться въ этой политикѣ мандариновъ, когда я зимовалъ въ селеніи Ничжѣ. Однажды мѣстный чиновникъ обратился къ моему слугѣ съ вопросомъ: "Не дастъ ли твой баринъ что-нибудь на нашу деревенскую школу?" Узнавъ объ этомъ желаніи мандарина, я послалъ съ своимъ слугою два съ половиною лана серебра. Слуга принесъ серебро назадъ и передалъ такія слова мандарина: "Такъ не дѣлается въ благоустроенномъ государствѣ. Народъ можетъ подумать, что русскій путешественникъ далъ больше, мандаринъ же скрылъ часть. А нужно сдѣлать это публично!" Онъ обѣщалъ на завтра придти ко мнѣ самъ и дѣйствительно пришелъ въ сопровожденіи другихъ чиновъ тоже съ шариками на шапкахъ. Главный чиновникъ предварительно сказалъ рѣчь о томъ, что грамотность полезна, съ распространеніемъ грамотности уменьшится число воровъ въ государствѣ, потомъ публично принялъ мое серебро и вписалъ въ красную книгу.

Страхъ ли это передъ толпой, или достойная подражанія снисходительность къ толпѣ, выработанная вѣковой практикой управленія,-- не знаю, только китайскіе мандарины не любятъ стѣснять и ограничивать толпу; тѣмъ меньше можно было ожидать, чтобъ они рѣшились терять свою популярность ради временнаго посѣтителя-иностранца. Наши просьбы оградить насъ отъ любопытныхъ, передаваемыя, впрочемъ, черезъ нашихъ слугъ, по большей части оставались безъ отвѣта; а мандаринъ, къ которому мы обратились лично, улыбаясь, отвѣтилъ намъ: "Вѣдь они ничего дурного не имѣютъ въ мысляхъ. Они хотятъ только посмотрѣть на васъ, какъ на невиданныхъ иностранцевъ".

II.

Перейду теперь къ монголамъ.

Монголы представляютъ меньше интереса для Европы, чѣмъ китайцы. Племя это значительно меньше китайскаго, занимаетъ бѣдную территорію и притомъ со всѣхъ сторонъ отгорожено отъ прямыхъ сношеній съ западно-европеицами. Отъ Индіи они отдѣлены Тибетомъ, отъ Восточнаго океана -- застѣннымъ Китаемъ и Манджуріей, и только однимъ бокомъ Монголія примыкаетъ къ области европейскаго вліянія -- къ Россіи. Но если для Европы Монголія не имѣетъ значенія, то для насъ, русскихъ, она интересна во многихъ отношеніяхъ. Во-первыхъ, потому что прилегаетъ къ нашему отечеству на протяженіи нѣсколькихъ тысячъ верстъ; во-вторыхъ, въ нашемъ государствѣ есть подданные, которые сородичи монголовъ, это -- астраханскіе калмыки и прибайкальсліе буряты; въ-третьихъ, чрезъ Монголію идутъ наши караванные пути въ богатѣйшія естественными произведеніями провинціи застѣннаго Китая; наконецъ, Монголія интересуетъ насъ по связямъ нашеq древней исторіи съ исторіей монголовъ; есть такой періодъ русской исторіи, который не можетъ быть изучаемъ безъ помощи монгольскихъ источниковъ и безъ изученія бытовыхъ чертъ монгольскаго народа. Да и помимо эпохи нашествія монголовъ, тюркскіq міръ -- а чрезъ его посредство и славянскій -- испытывали на себѣ духовное вліяніе отдаленной Монголіи. Поэтому изученіе Монголіи составило одну изъ задачъ русской науки; и не удивительно, что капитальнѣйшіе научные труды о Монголіи и монголахъ совершены русскими учеными или иностранцами на русскія деньги.

Въ послѣднее время съ учащеніемъ нашихъ сношеній съ дальнимъ Востокомъ и съ развитіемъ интереса къ нему со стороны Европы, и наше внимаше сильнѣе стало приковываться къ нашимъ восточнымъ сосѣдямъ. Стали выходить чаще книги о монгольскомъ народѣ, пробудился интересъ къ буддизму и проскользнуло желаніе заглянуть въ будущее монгольскаго народа. Хотя несмѣло, но брошена мысль о возрожденіи его; начинаетъ интересовать вопросъ: возможно ли это возрожденіе; мыслимо ли для монгольскаго народа хоть какое-нибудь пріобщеніе къ европейскому духовному движенію; сдѣлаетъ ли онъ это, предварительно окитаившись, или сохранивъ свою народность, или онъ навѣки осужденъ остаться кочевой ордой? Ожидать ли, что условія монгольской жизни измѣнятся и нѣсколько подойдутъ къ нашимъ, осѣдлые оазисы умножатся, земледѣліе расширится и пр., или монгольскій народъ исчерпалъ все, что можно было сдѣлать по культурѣ при физико-географическихъ данныхъ страны? Можно ли соединить кочевой бытъ съ потребностями духовной жизни на европейскій ладъ, нельзя ли создать смѣшанный бытъ? Наконецъ, если монгольскій народъ не можетъ избѣжать, чтобъ его не затронуло общеміровое движеніе человѣческой жизни, то откуда прежде всего придетъ въ нему это воздѣйствіе -- отъ насъ ли, или отъ китайцевъ, обновившихся сношеніями съ западнымъ міромъ, изъ Иркутска или изъ Тяньцзина? Сейчасъ же затѣмъ напрашивается вопросъ: популярны ли мы въ Монголіи и что мы сдѣлали для нашей популярности?

Русское имя извѣстно во всей Монголіи и въ Тибетѣ: по крайней мѣрѣ въ сѣверномъ Тибетѣ его хорошо знаютъ. Мы видѣли въ монастырѣ Гумбумѣ тангутскихъ ламъ, которые по нѣскольку лѣтъ живали въ нашемъ Забайкальѣ среди бурятъ. Въ Гумбумѣ есть даже домъ, построенный на русскій манеръ съ окнами и стеклянными рамами; онъ выстроенъ ламой, который прожилъ болѣе 10 лѣтъ въ Забайкальѣ. Въ китайскихъ областяхъ члены нашей экспедиціи сходили за си-яновъ, т.-е. западныхъ заморцевъ; иначе говоря, китайцы смѣшивали насъ съ французами, англичанами и пр.; въ Тибетѣ-же и Монголіи, наоборотъ, французовъ и англичанъ называли русскими. Въ Ордосѣ бельгійскіе миссіонеры говорили намъ, что мѣстные монголы зовутъ ихъ: орусъ.

За какихъ людей они насъ считаютъ, за худыхъ или хорошихъ,-- трудно сказать. Тѣ лица, которыя живали въ Забайкальѣ, и которыхъ разсказы собственно и знакомятъ монгольскую степь съ русскою жизнью, знаютъ, конечно, и лицевую, и оборотную сторону русской монеты, и вѣроятно, ушедши на родину, чаще уносятъ память о послѣдней, чѣмъ о первой. Я слышалъ въ Монголіи, что буряты, приходящіе въ тибетскіе и южно-монгольскіе монастыри, скрываютъ, что они буряты, и выдаютъ себя за халхасцевъ.

Съ другой стороны, недовольство монголовъ китайской властью едва ли велико; китайское начальство вовсе не вмѣшивается въ народную жизнь: оно предоставляетъ управленіе монголами ихъ собственнымъ князьямъ, не трогаетъ народныхъ обычаевъ и къ религіи народа относится съ самой широкой терпимостью. Ламамъ, т.-е. буддійскимъ монахамъ, оказывается почетъ; высшіе духовные сановники получаютъ печати такихъ степеней, что по общественному положенію иногда такой лама оказывается выше китайскаго правителя той области, въ которой лама живетъ, и китайскій вельможа при встрѣчѣ съ монахомъ долженъ спѣшиваться и творить поклонъ. Ни въ числѣ монаховъ, ни въ числѣ храмовъ и монастырей, не дѣлается никакого ограниченія; напротивъ, нѣкоторые храмы и монастыри получаютъ даже субсидіи отъ императора, другіе же и выстроены на его счетъ и по иниціативѣ китайскаго правительства. Такое же покровительство китайскіе императоры оказываютъ и національному достоянію монголовъ въ видѣ лѣтописей или былиннаго творчества. Лѣтописи монгольскія и большая народная эпическая поэма "Гэсэръ-ханъ" изданы на монгольскомъ языкѣ на счетъ китайской государственной казны.

Конечно, есть и дурная сторона у этой системы. Правительство, отказавшись отъ налоговъ съ народа, предоставило ихъ всецѣло въ пользу князей; князья всѣ сборы тратятъ на себя, не устроивая для народа ни школъ, ни больницъ; правда, они не жалѣютъ денегъ на монастыри, при которыхъ есть и школы; но въ этихъ школахъ преподается только тибетскій языкъ и то, что нужно знать монаху; для свѣтскаго же образованія нѣтъ ни одного заведенія въ Монголіи. Кромѣ того, въ южной Монголіи князья, въ погонѣ за богатствомъ, отдаютъ народныя земли въ аренду китайскимъ земледѣльцамъ, такъ что хошунъ, или княжество, постепенно превращается въ округъ, населенный китайцами, вытѣснившими монголовъ съ лучшихъ земель. Въ южной Монголіи дѣйствительно слышатся жалобы, что князья продали свой народъ. Въ сѣверной Монголіи эта измѣна князей своему народу имѣетъ другой видъ; тамъ хлѣбопахатныхъ земель мало, и потому жалобъ на стѣсненіе въ землѣ китайцами нѣтъ; но зато сѣверные монгольскіе князья вошли въ стачку съ китайцами-торговцами, монополизировали торговлю за извѣстными компаніями, которыя дѣлятся съ ними своими барышами. Нужно, впрочемъ, замѣтить, что монгольскіе князья живутъ всѣ по своимъ хуторамъ, т.-е. въ своихъ княжествахъ, а не живутъ въ столицахъ; они не оставляютъ привычекъ простой степной жизни и живутъ скромно.

Недовольство въ народѣ есть, и, можетъ быть, имъ поддерживаются мессіанскія легенды и мессіанскія надежды, но гдѣ и въ какомъ народѣ не найдешь его? Подданническія чувства монголовъ въ китайскому императору нисколько не колеблются этимъ недовольствомъ; Эдженъ-ханъ, т.-е. китайскій императоръ, остается выше всѣхъ этихъ нареканій. Монгольскій народъ говоритъ, что самъ Эдженъ-ханъ желалъ бы дѣлать только добро и благодѣянія для народа, но онъ самъ народа не видитъ, а мандарины его обманываютъ. Уваженіе къ народнымъ вѣрованіямъ, которое выказываетъ китайское правительство, денежная помощь монастырямъ и постройка ламайскихъ храмовъ, вѣроятно, не мало содѣйствуютъ воспитанію въ монгольскомъ народѣ того преданнаго чувства, которое онъ питаетъ въ Эдженъ-хану.

Мессіанскія легенды, о которыхъ я сказалъ выше, можно слышать по всей Монголіи. Въ западной Монголіи у калмыковъ ожидается пришествіе Амурсани; въ сѣверной части Халхи ждутъ Шидирвана, а въ южной Монголіи -- Чингисъ-хана.

Ордосскіе монголы вѣрятъ, что Чингисъ-ханъ вновь явится и уведетъ ихъ изъ Ордоса опять на старую ихъ родину. Эту свою старую родину, откуда былъ родомъ также и самъ Чингисъ-ханъ, они указываютъ на сѣверо-западъ и называютъ ее Алтай-Хангай Алтынъ-тебши. Разсказываютъ, что въ Чингисъ-хановой усыпальницѣ, которая теперь находится въ Ордосѣ и состоитъ подъ охраненіемъ особаго сословія дархатовъ, хранится сѣдло Чингисъ-хана, убранное серебромъ; оно всегда лежитъ обращенное передней лукой на сѣверо-западъ; предполагается, что когда Чингисъ-ханъ явится, онъ сядетъ на это сѣдло и поѣдетъ на сѣверо-западъ. Говорятъ, что въ Ордосѣ вообще соблюдается обычай власть всякое сѣдло, гдѣ бы то ни было, передней лукой на сѣверо-западъ, въ той мысли, что рано или поздно ордосскій народъ отправится въ этомъ направленіи. Обычай выставлять флаги надъ домами или передъ домами также объясняется ожиданіемъ пришествія Чингисъ-хана. Оставляя землю, Чингисъ-ханъ сказалъ монголамъ: "Выставляйте у домовъ пятицвѣтные флаги, чтобы по нимъ я могъ отличить монгольскіе дома и во время избіенія своихъ враговъ пощадить ихъ".

Въ усыпальницѣ Чингисъ-хана, кромѣ сѣдла, хранятся серебряное корыто, чашка и трубка знаменитаго. завоевателя, съ тою цѣлью, чтобы посредствомъ ихъ могъ бить узнанъ ребенокъ, въ видѣ котораго возродится Чингисъ-ханъ. Когда ребенокъ достигнетъ трехлѣтняго возраста, онъ будетъ говорить: "Въ странѣ, гдѣ я прежде жилъ, есть такая-то лошадь, на которой я ѣздилъ, есть такое-то сѣдло, такая-то узда, которыя надѣвали на мою лошадь; такое-то серебряное корыто, изъ котораго я ѣлъ, такая-то чашка, изъ которой я пилъ, такой-то платовъ, которымъ я повязывался". По этимъ словамъ узнаютъ его хранители усыпальницы, дархаты, и приведутъ въ Ордосъ. Иные говорятъ, что Чингисъ-ханъ уже возродился, что ему теперь три года, и что дархаты ѣздятъ повсюду и ищутъ его. Они возятъ съ собой 10 одинаковыхъ чашекъ и 10 одинаковыхъ ложекъ, въ числѣ которыхъ одна чашка и одна ложка -- тѣ самыя, которыя Чингисъ-ханъ употреблялъ при жизни, остальныя -- поддѣльныя. Дархаты показываютъ эти чашки и ложки всѣмъ трехлѣтнихъ мальчикамъ; тотъ мальчикъ, въ которомъ возродился Чингисъ-ханъ, схватится не за поддѣльныя, а за настоящія чашку и ложку. Этимъ способомъ дархаты надѣются найти Чингисъ-хана, но пока всѣ ихъ поиски остаются безъ успѣха: любящая мать возродившагося Чингисъ-хана не желаетъ разстаться съ ребенкомъ, и, заслышавъ о приближающихся дархатахъ, тщательно прячетъ его отъ нихъ.

Шидырванъ былъ князь въ сѣверной Халхѣ; онъ жилъ въ началѣ прошлаго столѣтія. Онъ участвовалъ въ смутахъ тогдашняго времени и былъ казненъ; въ этой дѣйствительной исторіи примкнула потомъ народная легенда. Послѣдняя разсказываетъ, что Шидырванъ составилъ заговоръ между монгольскими князьями съ цѣлью отложиться отъ Китая. Заговорщики убили чернаго козла, ѣли его мясо и пили его кровь. Въ то уже время одинъ товарищъ Шидырвана, нѣкто кривой Дондукъ, предупреждалъ Шидырвана, что одинъ изъ князей, именно Уйджанджинъ, не заслуживаетъ довѣрія, что онъ хочетъ измѣнить. Однако Шидырванъ сказалъ: "Дондукъ смотритъ только однимъ глазомъ и хорошо не видитъ",-- и не повѣрилъ ему. Но Уйджанджинъ дѣйствительно донесъ на князей въ Пекинъ, Шидырванъ билъ схваченъ и казненъ. Халхасцы вѣрятъ, что Шидырванъ возродится и освободитъ свой народъ отъ чужеземцевъ. Преданіе говоритъ, что, удаляясь отъ своего народа, онъ отрубилъ своему коню хвостъ и сказалъ: "когда хвостъ отростетъ, тогда я вновь приду въ своему народу". По другому варіанту онъ отстрѣлилъ вершину дерева; когда отростетъ вершина, явится Шидырванъ. Чтобы отличить тогда своихъ друзей отъ враговъ, онъ завѣщалъ монголамъ имѣть синія двери у домовъ; вотъ почему халхасцы обшиваютъ двери своихъ домовъ синею бязью. Халхасцы думаютъ, что уже приблизилось время пришествія Шидырвана, что гдѣ-то уже народился уродливый ребенокъ съ 9 отверстіями на головѣ; изъ него, какъ предполагаютъ, должно вырости то чудовище, съ убіенія котораго начнутся освободительные подвиги Шидырвана.

Третье мессіанское лицо монгольскаго народа -- Амурсана. Это былъ калмыцкій князь, возведенный потомъ въ ханы джунгарскаго народа при помощи китайскихъ войскъ. Когда китайскій главнокомандующій началъ править народомъ отъ своего имени, Амурсана увидѣлъ, что онъ остался только номинальнымъ ханомъ, и возмутился противъ китайцевъ, но былъ разбитъ и бѣжалъ въ Россію. Онъ выбѣжалъ всего съ двумя спутниками въ нынѣшнюю Бѣлокаменную станицу на Иртышѣ; его перевезли въ лодкѣ на русскую сторону, сейчасъ же окружили конвоемъ, самое прибытіе его въ русскіе предѣлы окружили тайной и отправили хана въ Тобольскъ. Вслѣдъ за бѣглецомъ на Иртышъ вышелъ китайскій отрядъ; мандаринъ потребовалъ выдачи бывшаго китайскаго подданнаго, но русское начальство отперлось въ пріемѣ джунгарскаго хана: знать не знаю и вѣдать не вѣдаю. Однако скрыть истину русскимъ не удалось; хотя хана, котораго въ бумагахъ называли "самосекретнѣйшимъ азіаниномъ", везли подъ строжайшимъ конвоемъ, и высшее сибирское начальство не разрѣшило видѣться съ нимъ даже его женѣ и дѣтямъ во время дороги, но мелкіе русскіе чины, повидимому, за деньги устроивали хану свиданія съ калмыками, которыми была полна тогда вся пограничная линія. Ханъ, потрясенный событіями, заболѣлъ оспой и, по прибытіи въ Тобольскъ, умеръ. Сколько русское начальство ни отпиралось, подъ конецъ созналось въ утаеніи хана и выдало китайцамъ кости его, которыя и были гдѣ-то, на границѣ, кажется, сожжены и развѣяны. Тѣмъ не менѣе народное повѣрье говоритъ, что Амурсана живъ, скрывается въ русскихъ предѣлахъ и рано или поздно явится въ Монголію. Когда русскій полковникъ Пѣвцовъ путешествовалъ по Халхѣ въ сопровожденіи казаковъ изъ забайкальскихъ бурятъ, халхасцы, пораженные видомъ своихъ сородичей, говорящихъ на понятномъ для нихъ языкѣ и одѣтыхъ въ русскіе военные мундиры, приняли русскаго путешественника за посланника Амурсаны.

Эти мессіанскія легенды не должны, однако, вводить въ заблужденіе; они ведутъ начало изъ отдаленной древности, происхожденія, вѣроятно, миѳическаго, но вовсе не возникли на почвѣ неудовлетворенности современной жизни, да и не особенно поддерживаются ею,-- а не умираютъ въ народѣ, какъ не умираютъ и разныя другія преданія.

Обратимся теперь къ вопросу объ измѣненіи условій, въ которыхъ живетъ теперь монгольскій народъ. Вопросъ этотъ пока не подвергался тщательному изслѣдованію, и рѣшительный приговоръ о немъ преждевременъ. Мы, напримѣръ, знаемъ, что въ сѣверной части Халхи, именно вдоль долины Орхона, доселѣ идетъ возрастаніе земледѣлія; по всей вѣроятности и въ другихъ частяхъ степи окажется, что далеко еще не всѣ способныя земли заняты подъ обработку. Да и при данномъ состояніи монгольская степь представляетъ очень смѣшанный характеръ въ отношеніи образа жизни. Большинство народа, занятое скотоводствомъ, ведетъ кочевой образъ жизни, но высшіе классы, князья и ламство, живутъ осѣдло въ постоянныхъ монастыряхъ. Въ Халхѣ обыкновенно ламы лѣтомъ живутъ въ деревянныхъ кельяхъ, а зимой въ тѣхъ же дворахъ выставляютъ юрты, отопляемыя желѣзными печами. Въ южной Монголіи, наоборотъ, князья и ламы зимуютъ въ глиняныхъ фанзахъ, а лѣтомъ выселяются въ юрты. Во всякомъ случаѣ, повсюду среди кочевого населенія разсѣяны во множествѣ постоянные населенные пункты, въ которыхъ живутъ ламы и занимаются чтеніемъ и изученіемъ священныхъ книгъ, обученіемъ дѣтей, изученіемъ тибетской медицины, переписываніемъ книгъ на продажу, лѣпкой изображеній боговъ и т. п. Въ каждомъ маленькомъ хошунѣ, или княжествѣ, насчитываютъ такихъ монастырей по два, а въ большихъ и до десятка.

Элементами возрожденія могутъ быть наука о языкѣ монгольскомъ, монгольская исторія, пѣсенное творчество и искусство. По языку существеннѣйшія работы сдѣланы у насъ въ Россіи; у насъ же преимущественно занимаются и монгольской исторіей. Единственный сборникъ монгольскихъ пѣсенъ изданъ русскимъ ученымъ, г. Позднѣевымъ; конечно, этотъ небольшой сборникъ далеко не исчерпываетъ всего богатства монгольскаго народнаго пѣсеннаго творчества. Былины же, которыя распѣваются народными пѣвцами подъ звуки струннаго инструмента, вовсе еще не записывались; равно не положено еще начало и записыванію сказокъ. Архитектуры и живописи въ смыслѣ національной школы въ Монголіи не существуетъ; храмы строятся по образцамъ или китайской архитектуры, или тибетской. Даже у насъ въ Забайкальѣ чуть ли не большинство дацановъ -- китайской архитектуры. Живопись и лѣпка въ храмахъ производятся по тибетскимъ образцамъ; свѣтская же живопись, которою обыкновенно расписывается деревянная обшивка внутри келій, по образцамъ китайскимъ. Въ городѣ Кухухото мнѣ удалось видѣть покой гэгэна, которые только-что отдѣлывались заново. Всѣ стѣны и створки дверей были покрыты свѣжею живописью, но были исполнены китайскимъ живописцемъ по китайскимъ стереотипамъ; всѣ сцены и виды, изображенные тутъ, были заимствованы изъ китайской жизни, и ни одной картины, которая напомнила бы будущему жильцу, монгольскому монаху, его родныя степи и родной кочевой бытъ.

Не преувеличивая наше значеніе, мы все-таки скажемъ, что хотя немного, но намъ суждено что-нибудь сдѣлать для умственнаго возрожденія монголовъ. Въ Ургѣ, монгольскомъ городѣ, въ которомъ насчитывается до 30.000 жителей, русскимъ правительствомъ основана школа для образованія переводчиковъ. Къ сожалѣнію, мнѣ не удалось побывать въ Ургѣ и видѣть эту школу; по слухамъ, въ нее принимаютъ не только русскихъ, но и дѣтей мѣстныхъ монголовъ. Въ русскихъ школахъ Забайкалья также учатся нерѣдко бурятскіе мальчики, которые иногда встрѣчаются и въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ Иркутска и Читы. Не замедлитъ время, если не будетъ положено ограниченіе этому дѣлу, когда изъ этихъ учениковъ образуется классъ людей, который будетъ служить посредникомъ между русской духовной культурой и монгольскою національностью. Наконецъ, по всей вѣроятности, у насъ же будутъ когда-нибудь изданы памятники монгольскаго творчества.

III.

Теперь остается разсказать еще о тангутахъ. Подъ этимъ именемъ извѣстны въ русской литературѣ жители сѣвернаго Тибета, говорящіе нарѣчіемъ тибетскаго языка. Они обитаютъ на тибетскомъ нагорьѣ и въ долинахъ, по окраинамъ его, но нигдѣ не спускаются на монгольскую плоскость. Они дѣлятся на кочевыхъ и осѣдлыхъ; кочевые живутъ въ палаткахъ, перекочевывая со своимъ скотомъ по степямъ нагорья; осѣдлые живутъ въ глубокихъ долинахъ окраины нагорья и занимаются земледѣліемъ.

Культурное состояніе этого народа -- нѣчто удивительное въ своемъ родѣ. Вы видите, съ одной стороны, многолюдные и богатые монастыри, большіе каменные храмы, мощеные дворы, золоченыя крыши, широкія лѣстницы, внутри храмовъ -- мѣдныя позолоченыя статуи въ ростъ человѣка, расписанныя стѣны, духовые оркестры и танцоровъ въ шолковыхъ дорогихъ костюмахъ и разнообразныхъ маскахъ; тутъ же по крошечнымъ кельямъ, въ длинные зимніе вечера, при свѣтѣ жировиковъ, или сальныхъ свѣчъ, идетъ переписка духовныхъ книгъ, изученіе медицины, лѣпка боговъ,-- и рядомъ съ такими монастырями живетъ цѣлая нація дикарей въ нагольныхъ тулупахъ, надѣтыхъ на голое тѣло, довольствующихся самымъ бѣднымъ инвентаремъ домашней посуды, живущихъ въ однихъ помѣщеніяхъ со своимъ скотомъ. Контрастъ поразительный! Болѣе поразительный, чѣмъ какой мы видимъ въ Монголіи. Тангутскіе монастыри -- это очаги умственной дѣятельности не только для своего ближайшаго населенія, но и для всего ламайскаго міра на сѣверъ до границъ Сибири и Манджуріи, а рядомъ съ ними -- кочевники, болѣе бѣдные культурными чертами, чѣмъ монголы. Не вѣрится, чтобы этотъ бѣдный тангутскій народъ, живущій вразбродъ подъ управленіемъ такихъ же бѣдныхъ и грубыхъ старшинъ, не сложившій болѣе крупныхъ общественныхъ институтовъ, могъ стать во главѣ духовнаго культурнаго движенія, какимъ, однако, его знаетъ исторія? Тутъ кроется какая-то историческая неясность.

Намъ довелось познакомиться только съ осѣдлыми тангутами. Въ палатку кочевыхъ тангутовъ намъ не пришлось ни разу войти, но мы имѣли знакомыхъ изъ кочевыхъ тангутовъ, и одинъ кочевой тангутъ былъ у насъ даже цѣлое лѣто въ числѣ нашихъ слугъ. И тѣ, и другіе тангуты отличаются диковатостью и на первый взглядъ кажутся нелюдимыми. Но это только внѣшность. Они не любятъ сближаться съ чужеземцами, не вступаютъ въ родственныя связи съ китайцами и держатся отъ китайцевъ дальше, чѣмъ китайскіе мусульмане. Живутъ особыми деревнями; попасть въ тангутскій дворъ не легко; онъ оберегается злыми цѣпными собаками, и тангутъ никогда не войдетъ въ чужой дворъ, не выкликавшій за ворота хозяина или хозяйку. Трудно также путнику разсчитывать на гостепріимство тангутовъ; когда пилигримы-монголы проходятъ черезъ тангутскія деревни, жители подаютъ имъ милостыню, даютъ поѣсть, но не впускаютъ въ свои дома. Но трудно только завести сначала дружбу съ тангутомъ, а разъ начало сдѣлано, и ваше мнѣніе о нелюдимости тангутовъ постепенно исчезаетъ. Насъ увѣряли, что найти слугъ изъ тангутовъ намъ будетъ невозможно ни за какія деньги; тангутъ не любитъ закабалять себя чужеземцу и не любитъ оставлять свой домъ, это вѣрно. Но тѣмъ не менѣе мы добились-таки, что у насъ, во время странствованій по сѣверо-восточному Тибету, всегда были рабочіе и слуги изъ тангутовъ. Одинъ изъ нихъ, Самбарча, оказался неоцѣненнымъ товарищемъ въ моихъ работахъ; это былъ человѣкъ въ родѣ Тургеневскаго Калиныча; онъ любилъ природу, зналъ окрестности своей деревни Гамаки и всѣ ихъ естественныя произведенія; зналъ, гдѣ какая трава растетъ, гдѣ какое насѣкомое водится, гдѣ искать скорпіоновъ, какъ отыскать корень бонва, хотя ростокъ его еще не показался изъ земли. Собиралъ онъ для меня насѣкомыхъ и растенія съ увлеченіемъ; принести новый видъ, котораго еще не было въ нашемъ гербаріѣ, для него было торжествомъ. Онъ всюду лѣзъ за сборомъ, и въ воду, и на деревья, и на крутыя скалы; иногда было страшно смотрѣть на него, когда онъ висѣлъ въ воздухѣ надъ дномъ оврага, наверху отвѣсной скалы, уцѣпившись ногами за кустъ. Онъ вернулся въ свою деревню раньше насъ, въ концѣ іюля мѣсяца; когда осенью я пріѣхалъ туда же, онъ поднесъ мнѣ сюрпризъ -- гербарій осеннихъ растеній своей родины. Онъ купилъ бумаги и началъ сушить растенія. Все наиболѣе рѣдкое въ моемъ гербаріѣ и въ энтомологической коллекціи собрано Самбарчей. Это былъ усердный, трудолюбивый слуга и, кромѣ того, ловкій и веселый человѣкъ. Онъ находилъ намъ потерявшихся ночью барановъ, онъ отыскивалъ удобную дорогу, которую cкрывали крестьяне, чтобы за указаніе ея сорвать барышъ, а въ свободные часы онъ распѣвалъ пѣсни, шутилъ и продѣлывалъ какую-то эквилибристику съ шестомъ въ рукѣ.

Тангутовъ рисуютъ иногда угрюмымъ народомъ, но это несправедливо. Покойный оріенталистъ Григорьевъ, пріурочивая одно мѣсто у мусульманскаго географа Эдризи, именно мѣсто города Тюбетъ, отказывался видѣть подъ этимъ именемъ нынѣшній Тибетъ, а думалъ, что тутъ надо разумѣть Хотанъ или какой-нибудь другой мусульманскій городъ восточнаго Туркестана. Краски, которыми рисовалъ Эдризи жизнь тюбетцевъ, пляски, наряды, веселье,-- все это, казалось нашему оріенталисту, такъ не идетъ къ дикимъ и угрюмымъ обитателямъ суроваго тибетскаго нагорья. Вѣрнѣе та оцѣнка народнаго характера тангутовъ, которая дана у Реклю въ его извѣстной книгѣ.

Тангуты -- народъ веселый, и улыбка на лицѣ тангута является ничуть не рѣже, чѣмъ у другихъ смертныхъ. Они имѣютъ пѣсни и пляски; женщины, возвращаясь съ полевыхъ работъ вечеромъ, часто поютъ хоровыя пѣсни. Пѣснями же прерываются работы иногда и въ срединѣ дня. Во время свадебныхъ пиршествъ дѣвицы и юноши поочередно выходятъ парами передъ публикой и пляшутъ подъ пѣсню, которую сами же и поютъ. На тѣхъ же свадьбахъ люди съ большою памятью поютъ большую сложенную былину о нѣкоемъ царѣ Гэсэрѣ.

Если киргизовъ зовутъ французами средней Азіи, а монголовъ нѣмцами, то тангутовъ можно назвать итальянцами.

Здѣсь и ханжество сильнѣе, чѣмъ въ Монголіи, и страсти ярче горятъ. Богомольцы здѣсь шляются повсюду; повсюду разсѣяны разныя святыни: здѣсь потѣющая періодически башня; тамъ нерукотворная, сама собою явившаяся статуя; еще далѣе статуя съ ростущими волосами, еще далѣе башня, не касающаяся основаніемъ земли и висящая въ воздухѣ, и т. д. Молельныя мельницы встрѣчаются на каждомъ шагу: и надъ домами вмѣсто флюгеровъ, и въ отдушинахъ домовъ, на горныхъ рѣчкахъ, движимыя водой, надъ воротами, движимыя вѣтромъ, но чаще всего въ рукахъ человѣка. Ихъ вертятъ не только монахи, но и свѣтскіе люди, особенно женщины. Какъ у насъ обыкновенная деревенская картина крестьянская -- съ веретеномъ и прялкой, такъ въ Тибетѣ -- женщина съ молельной мельницей въ рукахъ. Сойдутся на улицѣ двѣ женщины посплетничать; пока онѣ языкомъ перемываютъ косточки сосѣдей, руки неистово вертятъ мельницы, стержни которыхъ воткнуты въ пазуху шубы. И какъ реакцію противъ этого ханжества, здѣсь же вы услышите комическіе разсказы въ родѣ средневѣковыхъ фабліо, въ которыхъ изображается закулисная жизнь монастырей. Въ этихъ сказкахъ описываются похожденія нѣкоего Аку Ртомбу; въ нихъ разсказывается о его забавныхъ продѣлкахъ въ женскихъ монастыряхъ, которыя онъ совершалъ, будучи переодѣтъ въ женское платье, о его паломничествѣ въ Хлассу и издѣвательствѣ надъ самимъ Далай-Ламой.

Нельзя сказать, чтобы въ этой странѣ буддійскихъ святителей жизнь въ монастыряхъ проходила тихо и безмятежно. Въ тѣхъ самыхъ монастыряхъ, откуда расходится по всей средней Азіи слово о мирѣ и любви, часто происходятъ бурныя и кровавыя исторіи. Тангуты вообще народъ горячій и рѣшительный. Въ Лабранъ мы прибыли, когда только-что закончилась кровавая исторія. Мѣстная партія начала интриговать противъ иноземца, попавшаго въ нюрбы, т.-е. въ казначеи монастыря; его обвинили въ сожительствѣ съ матерью лабранскаго гэгэна; народъ возмутился и напалъ на домъ, въ которомъ жилъ нюрба; въ счастью его, онъ былъ въ это время у гэгэна. Народъ началъ брать домъ приступомъ, приверженцы нюрбы защищались, и нѣкоторые были убиты; домъ былъ взятъ и сожженъ: онъ былъ деревянный. Нюрбѣ при помощи гэгэна удалось бѣжать, но потомъ онъ былъ все-таки найденъ и убитъ. Другая кровавая исторія подготовлялась въ восточномъ Тибетѣ, когда мы были въ городѣ Сунъ-панѣ; окрестные тангуты, вѣры бонбо, получили извѣстіе, что въ княжествѣ Сомо регентъ, управляющій за малолѣтствомъ князя, воздвигъ гоненіе на секту бонбо, принуждая ея сторонниковъ обратиться въ секту хонь. Сунъ-панскіе бонбо при насъ устроили съѣздъ, нѣсколько дней совѣщались и порѣшили отправить войско въ княжество Сомо; многіе ламы должны были, по рѣшенію съѣзда, сѣсть на коней, взять оружіе и отправиться вмѣстѣ съ войскомъ на поле брани.

Мы видѣли нѣсколько мелкихъ монастырей и три большихъ: Гумбумъ, Лабранъ и Джони, но съ жизнью монаховъ познакомились преимущественно въ Гумбумѣ. Въ этомъ послѣднемъ считается до 2.500 монаховъ, которые управляются тремя чиновниками, избираемыми на три года. Въ Гумбумѣ до 5 большихъ храмовъ, изъ которыхъ одинъ съ золотой крышей; но болѣе знаменитъ другой, небольшой храмъ, въ оградѣ котораго растетъ чудесное дерево; по разсказамъ ламъ, листья его бываютъ покрыты буквами или молитвами. Дерево это выросло на мѣстѣ, гдѣ былъ зарытъ послѣдъ Зонкавы, реформатора буддизма. Другая святыня въ Гумбумѣ -- черепъ матери Зонкавы.

О ламахъ часто высказываются мнѣнія, что это праздный народъ и дармоѣды. Мнѣніе это слѣдуетъ принимать съ ограниченіемъ. Въ Монголіи надо различать два рода ламъ; одни живущіе по хошунамъ, въ семьяхъ, другіе -- въ монастыряхъ. Первые -- это большею частію постриженные въ дѣтствѣ; не задастся ламѣ грамота, онъ и остается дома, въ семьѣ. Такіе ламы, придя въ возрастъ, иногда обзаводятся женой и дѣтьми и занимаются хозяйствомъ; къ такимъ вовсе не идетъ названіе дармоѣдъ; остающіеся холостяками тоже пропитываются трудомъ собственныхъ рукъ, нанимаются въ рабочіе при торговыхъ караванахъ и т. п. На чужой счетъ будто бы живутъ тѣ ламы, которые живутъ въ монастыряхъ; но и къ этимъ не ко всѣмъ приложима эта кличка. Нѣкоторая часть ламъ занимается торговлей; ни въ Монголіи, ни въ Тибетѣ, отдѣльнаго торговаго сословія нѣтъ, вся торговля сосредоточена въ монастыряхъ въ рукахъ ламъ (за исключеніемъ тѣхъ монастырей, гдѣ поселились торговцы-китайцы). Затѣмъ нужно выдѣлить тѣхъ ламъ, которые занимаются изученіемъ священныхъ книгъ, далѣе -- тѣхъ, которые занимаются монастырскими ремеслами, переписываніемъ и печатаніемъ книгъ, живописью, лѣпкой статуй и масокъ и т. п. Изъ остающагося процента еще нужно выдѣлить тѣхъ бѣдняковъ, которые, будучи привлечены въ монастырь набожнымъ настроеніемъ, кое-какъ перебиваются среди братьи, заработывая тѣмъ, что шьютъ и чинятъ на богатенькую братью, служатъ поварами, водоносами и пр. Остается небольшой процентъ дѣйствительныхъ дармоѣдовъ, которые проводятъ время въ странствованіяхъ изъ монастыря въ монастырь; но такихъ шалопаевъ не много, и ихъ вездѣ можно найти.

Не нужно упускать изъ виду, что въ ламайскихъ монастыряхъ въ настоящее время собрано все лучшее изъ народа; всѣ тѣ лица, которыя имѣютъ, кромѣ обыкновенныхъ матеріальныхъ, еще и духовные интересы, тѣ, которые ищутъ знаній, люди идеи, всѣ подобные люди идутъ въ монастыри, и другихъ учрежденій, къ которымъ бы они могли примкнуть, въ Монголіи и Тибетѣ нѣтъ.

Въ Гумбумѣ на одномъ дворикѣ съ нами жило нѣсколько ламъ, и все это были люди не дурные и не лѣнивые. Тутъ жилъ художникъ Гэндунъ, который съ утра до вечера пропадалъ въ мастерской (онъ трудился надъ барельефомъ изъ окрашеннаго масла) и приходилъ только ночевать; далѣе, монахъ, который принадлежалъ къ ордену Джотпа, и потому мы его звали Джотпа, не зная его настоящаго имени; онъ вѣчно сидѣлъ на солнышкѣ и корпѣлъ надъ переписываніемъ книгъ, прижимая одной рукой къ колѣнку листъ бумаги, оригиналъ и баночку съ разведенной тушью, а другой -- водя по бумагѣ заостренной спичкой; онъ сколачивалъ деньжонки на дорогу, потому что собирался идти въ Хлассу на поклоненіе тамошнимъ святынямъ. Третій монахъ былъ портной; онъ тоже вѣчно сидѣлъ съ иглой въ рукѣ, и только отрывался, когда во дворъ входилъ какой-нибудь нищій или богомолецъ попросить милостыни; тогда онъ, кряхтя отъ боли, поднимался на свои больныя ноги и ковылялъ въ кухню за горстью муки; и какъ бы часто ни являлись просители, онъ съ равною невозмутимостью, молча и медленно, направлялся на кухню. Четвертый нашъ сосѣдъ по кельѣ былъ Ратна-Вала, веселый юноша лѣтъ 16-ти, горячій поклонникъ боговъ, бѣжавшій въ Гумбумъ изъ Ордоса тайно отъ родителей. Одни изъ этихъ людей пришли сюда, потому что монастырь есть въ то же время и пріють для убогихъ; другіе -- потому, что разсчитываютъ въ монастырской жизни найти удовлетвореніе своимъ духовнымъ потребностямъ.

Не знаю,-- добрую ли память мы оставили по себѣ у гумбумскихъ монаховъ, но сами мы о нихъ унесли съ собою не дурную память.

Г. Потанинъ.

"Вѣстникъ Европы", No 2, 1888.