Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России

Невельской Геннадий Иванович


   

Г. И. Невельской

Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России
(1849-1855 г.)

   М., Государственное издательство географической литературы, 1949
   Редакция и вступительная статья Л. Г. Каманина
   
   

СОДЕРЖАНИЕ

   Предисловие к третьему изданию
   Л. Г. Калинин -- Геннадий Иванович Невельской
   Глава первая. Исторические судьбы Приамурья до заключения Нерчинского трактата. Краткое обозрение событий, совершившихся на реке Амуре с 1643 по 1689 год. -- Первоначальные сведения о Приамурском крае -- Поярков и его экспедиция с 1643 по 1646 год. -- Хабаров и его завоевания в Приамурском крае. -- Степанов. -- Возобновление Албазина. -- Наше положение на Амуре в 1684 году. -- Осада Албазина китайцами. -- Ее последствия
   Глава вторая. Нерчинский трактат. Посольство Головина и заключение Нерчинского трактата в 1689 году. -- Величайшая заслуга Головина заключается в первом пункте трактата. -- Мнение китайского правительства. -- Наше положение после Нерчинского трактата
   Глава третья. Экспедиции в Приамурье в XVIII и начале XIX веков. Возбуждение вопроса о реке Амуре в 1753 году. -- Повеление императрицы Екатерины II о заселении реки Амгуни в 1777 году. -- Цель повеления. -- Заключение Лаперуза и Браутона о лимане и устье реки Амура в 1783--1793 годы. -- Исследования И. Ф. Крузенштерна в 1805 году. -- Его заключение о Сахалине и устье, реки Амура. -- Невыгодные последствия. -- Экспедиция Хвостова и Давыдова в 1806 году.
   Глава четвертая. Русские владения на Тихом океане в первой половине XIX века. Появление на наших картах неверной границы с Китаем. -- Причина невнимания нашего к этому обстоятельству. -- Исследования западного берега Охотского моря и сообщение его с Якутским. -- Фомин, Сарычев и Кузьмин. -- Экспедиция капитана Литке. -- Наше положение на Восточном океане, в Охотске и Петропавловске. -- Различные мнения о Камчатке. -- Появление в наших морях китобоев. -- Их действия. -- Заключение трактатов между англичанами и китайцами в 1840--1844 годах
   Глава пятая. Амурский вопрос возникает снова. Возбуждение Амурского вопроса императором Николаем I в 1844 году. -- Повеление его барону Ф. П. Врангелю о посылке экспедиции в Амурский лиман. -- Основание Аяна. -- Посылка в лиман брига "Константин" под командою Гаврилова в 1846 году. -- Результат посылки. -- Депеша барона Врангеля графу Нессельроде от 12 декабря 1846 года о недоступности устья Амура
   Глава шестая. Заблуждения в вопросе о границе с Китаем. Представление Вонлярлярского о переносе Охотска в 1847 году. -- Причина посылки торговой экспедиции из Аяна на реку Тугур и южный берег Охотского моря. -- Сведения, доставленные академиком Миддендорфом. -- Действия правительства относительно Китая до 1847 года. -- Мнение правительства о Приамурском крае, вследствие донесений барона Врангеля и графа Нессельроде. -- Решение правительства в 1848 году снарядить экспедицию Ахте для проведения границы с Китаем. -- Окончательное решение правительства в том же году, об отдаче всего Приамурского бассейна Китаю
   Глава седьмая. Подготовка транспорта "Байкал" к походу на Камчатку. Приготовления к походу транспорта "Байкал". -- Объяснение мое с генерал-губернатором в декабре 1847 года. -- Амурский вопрос возбуждается снова. -- Мое объяснение с князем Меньшиковым в исходе декабря 1847 года. -- Спешное окончание постройки транспорта. -- Представления и распоряжения мои относительно груза. -- Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 года. -- Моя просьба князю Меньшикову о дозволении итти в Амурский лиман. -- Сущность моего письма к Н. Н. Муравьеву от 10 февраля 1848 года. -- Ответ на это письмо, полученный мной в июле того же года
   Глава восьмая. На пути к низовьям Амура. Объяснение с князем Меньшиковым о необходимости исследования Амурского лимана. -- Проект инструкции, представленный мной князю Меньшикову. -- Мои объяснения с адмиралами Беллингсгаузеном, Анжу и Врангелем. -- Выход транспорта из Кронштадта и плавание его до Петропавловска. -- Депеши, полученные мной в Петропавловске от Н. Н. Муравьева. -- Распоряжения мои в этом порту. -- Выход транспорта
   Глава девятая. Исследования в Амурском лимане и Татарском проливе. Плавание транспорта у берегов Сахалина и в Амурском лимане. -- Решение главных вопросов об устье Амура его лимане и острове Сахалине. -- Прибытие в Аян.
   Глава десятая. Мнение правительства о действиях в низовьях Амура. Донесение мое князю Меньшикову от 3 сентября 1849 года. -- Плавание Корсакова. -- Путешествие генерал-губернатора на Камчатку и обратно. -- Впечатление, произведенное моим донесением в Петербурге. -- Повеление о переносе Охотского порта в Петропавловск и о заселении реки Май
   Глава одиннадцатая. Русский флаг над Приамурьем поднят. Мое прибытие в Петербург. -- Объяснения с князем Меньшиковым и в Комитете. -- Прибытие в Иркутск 27 марта. -- Поездка в Якутск и Аян с М. С Корсаковым. -- Встреча с Д. И. Орловым. -- Основание Петровского зимовья. -- Плавание вверх по Амуру. -- Объяснение от имени правительства о принадлежности Приамурского края России. -- Предписание Д. И. Орлову. -- Донесение генерал-губернатору от 4 сентября 1850 года. -- Мое возвращение в Иркутск и оттуда в Петербург
   Глава двенадцатая. Начало исследований в низовьях Амгуни. Резолюция императора Николая I. -- Распоряжения высшего правительства по поводу последних моих действий. -- Возвращение мое в Иркутск. -- Женитьба. -- Поездка в Аян. -- Переход в Петровское на барке "Шелехов". -- Гибель барка. -- Мои распоряжения в Петровском. -- Прибытие в Николаевский пост. -- Объявление гилякам. -- Донесение генерал-губернатору. -- Отправление Н. М. Чихачёва и Орлова вверх по реке Амгуни. -- Их донесения. -- Развлечения в Петровском. -- Наши дружелюбные отношения с местным населением. -- Зимняя почта. -- Жизнь и обычаи местного населения. -- Сведения, добытые от него об Амуре и крае. -- Командировка Чихачёва и Орлова. -- Возвращение их в Петровское. -- Конец 1851 года. -- Окончательное занятие устья реки Амура
   Глава тринадцатая. Экспедиции к истокам Уды, Амгуни и на Сахалин. Исследование направления Хинганского хребта от истока реки Уды. -- Командировка подпоручика Орлова. -- Экспедиция Бошняка на Сахалин. -- Инструкция Чихачёву. -- Возвращение Орлова. -- Результаты его командировки. -- Первая зимняя почта из Аяна. -- Мое донесение генерал-губернатору от 20 февраля 1852 года. -- Частное письмо к нему
   Глава четырнадцатая. Продолжение исследований. Возвращение Бошняка. -- Его донесение. -- Прибытие Березина. -- Записка Чихачёва. -- Отправление Березина в распоряжение Чихачёва. -- Инструкция Березину. -- Декларация от 11 апреля 1852 года. -- Командировка в селение Ухта. -- Начало судостроения в Приамурском крае. -- Письмо Н. Н. Муравьёва от 28 декабря 1851 года. -- Депеша Кашеварова. -- Предписание Кашеварову от 15 апреля 1852 года. -- Депеша Главному правлению Компании
   Глава пятнадцатая. Результаты работ на левобережье Амура. -- Донесение генерал-губернатору от 15 апреля 1852 года. -- Проявления цивилизации между гиляками. -- Распространение огородничества между ними. -- Донесение Н. М. Чихачева. -- Сведения, собранные им о реках Амгуни и Горин и о народах, обитающих по их берегам. -- Южная часть Приамурского и Приуссурийского края по рассказам маньчжуров
   Глава шестнадцатая. Исследования долины Амура. Южная часть прибрежной полосы Татарского пролива по сведениям, полученным от местного населения. -- Путешествие Чихачева из залива Де-Кастри в Петровское. -- Донесение Бошняка о протоке Уй. -- Реки Бичи и Пильда. -- Обследование протока и озера Кизи. -- Левый берег реки Амура между селением Ухта и устьем реки Амгунь. -- Донесение Березина о пути по Амуру. -- Съёмка топографа Попова. -- Результат исследований Бошняка, Чихачева, Березина, Попова и Воронина. -- Прибытие корвета "Оливуца". -- Донесение начальника Николаевского поста. -- Уведомление Завойко. -- Ответ генерал-губернатора
   Глава семнадцатая. Летние экспедиции 1852 года. Донесение Кашеварова от 14 июля 1852 года. -- Наше грустное положение. -- Меры, предпринятые мною против голодной смерти. -- Донесение генерал-губернатору от 20 мая 1852 года. -- Инструкции Воронину и Бошняку. -- Их, экспедиция и цель ее. -- Донесения Березина, Воронина и Бошняка
   Глава восемнадцатая. Работы в первой половине зимы 1852/53 гг. и разрешение пограничного вопроса. Прибытие в Петровское бота "Кадьяк" и компанейского корабля. -- Экспедиция Бошняка в Приамгунский край 5 ноября 1852 года. -- Донесение генерал-губернатору от 7 ноября 1852 года. -- Письмо к нему. -- Высочайшее повеление от 20 июня 1852 года. -- Донесение генерал-губернатору от 4 декабря 1852 года о намерении занять Кизи и Де-Кастри. -- Донесение Березина, Разградского и Бошняка. -- Окончательное разрешение пограничного вопроса. -- Исследование озер Самагиров и Чукчагиров. -- Конец 1852 года.
   Глава девятнадцатая. Занятие Кизи и Де-Кастри. Первые сведения о заливе Хаджи [Советская Гавань]. Цель дальнейших командировок. -- Инструкция Петрову от 5 Января 1853 года. -- Инструкция Березину и Разградскому от 8 января 1853 года. -- Инструкция Бошняку от 12 февраля. -- Донесения А. И. Петрова. -- Повеление государя Николая Павловича, сообщенное 28 сентября 1852 года генерал-губернатору великим князем Константином Николаевичем. -- Мое донесение генерал-губернатору от 25 февраля 1853 года. -- Депеша Главного правления Компании от 15 октября 1852 года о доставлении в 1853 году парового баркаса для экспедиции. -- Занятие залива Де-Кастри и основание склада в селении Кизи. -- Цель командировки Разградского и Орлова вверх по Амуру. -- Донесение Разградского от 21 апреля и Бошняка от 15 апреля 1853 года. -- Предписание управляющего Морским министерством генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича
   Глава двадцатая. Экспедиция Н. К. Бошняка на побережье Татарского пролива. Мои распоряжения в Николаевском. -- Предписание Разградскому от 23 мая 1853 года. -- Донесение Воронина и Разградского от 31 мая. -- Сущность донесения Н. К. Бошняка от 20 июня. -- Состояние залива Де-Кастри. -- Состояние берега между заливом Де-Кастри и гаванью императора Николая (Хаджи)
   Глава двадцать первая. Предписание правительства о занятии Сахалина. Предписание генерал-губернатора от 2 марта 1853 года. -- Утверждение штата Амурской экспедиции. -- Сущность отношения Завойко. -- Донесение генерал-губернатору от 25 июня 1853 года. -- Предписание генерал-губернатора от 15 апреля и 23 апреля 1853 года. -- Письмо Н. В. Буссе от 6 июля 1853 года. -- Следствие распоряжений высшего правительства. -- План действий моих в июле 1853 года. -- Распоряжения мои доктору Орлову 14 июля. -- Письмо мое генерал-губернатору от 14 июля 1853 года
   Глава двадцать вторая. Учреждение постов в заливе Хаджи и на восточном побережье Сахалина. Плавание на транспорте "Байкал" в июле и августе 1853 года. -- Занятие Императорской Гавани и острова Сахалина. -- Подкрепление постов в заливе Де-Кастри и в селении Кизи. -- Мои приказания Д. И. Орлову. -- Прибытие в Петровское. -- Мои планы в августе 1853 года. -- Прибытие в экспедицию священника Гавриила и Бачманова 9 августа. -- Причины, связывавшие всех членов экспедиции в одну дружную семью. -- Донесение Буссе от 26 августа 1853 года
   Глава двадцать третья. Подготовка к Сахалинской экспедиции 1853 года и занятие Южного Сахалина. Причины, побудившие меня итти в Аян. -- Объяснение мое с Н. В. Буссе. -- Н. В. Буссе назначается зимовать на Сахалин. -- Мои действия в Аяне и переговоры с Кашеваровым. -- Мое отношение В. С. Завойко от 2 сентября 1853 года. -- Распоряжение Бачманову. -- Плавание на корабле "Николай" из Петровского в залив Анива. -- Встреча с японцами. -- Селение Тамари-Анива. -- Следствие нашей рекогносцировки, произведенной 21 сентября. -- Занятие Тамари-Анива 22 сентября 1853 года. -- Объявление японцам и айнам. -- Декларация для доставления японскому правительству. -- Инструкция Буссе
   Глава двадцать четвертая. Исследования Д. И. Орлова на Южном Сахалине. Прибытие в Императорскую Гавань. -- Инструкция лейтенанту Бошняку от 2 октября 1853 года. -- Де-Кастри. -- Шхуна "Восток". -- Поездка на оленях к озеру Кизи. -- Возвращение в Петровское. -- Донесения генерал-губернатору от 27 октября 1853 года. -- Известие из Де-Кастри. -- Командировка Петрова в Императорскую Гавань. -- Донесение Д. И. Орлова о Сахалине и Императорской Гавани. -- Донесение командиров транспорта "Иртыш" и корабля "Николай". -- Известия из Константиновского поста. -- Донесение Н. В. Буссе от 2 октября
   Глава двадцать пятая. Начало войны 1854--1855 гг. Исследования Н. В. Рудановского на Южном Сахалине. Меры, принятые мной для обеспечения Константиновского поста. -- Известие о разрыве с Турцией и о возможном разрыве с западными державами. -- Постройка парохода "Аргунь". -- Мои действия одобрены государем. -- Уведомление Кашеварова. -- Донесение Буссе из Муравьёвского поста от 9 января 1854 года. -- Выписка из журнала Рудановского об исследовании реки Сосуя. -- Северо-восточный и восточный берега залива Анива по описи Рудановского. -- Бухты Иноскомонай и Тебесани. -- Река Кархпуне и озеро Тообучи. -- Юрта Тоитзе. -- Пути в Найбу. -- Восточный и западный берега Сахалина до мысов Тубу и Нотора. -- Заключение Н. В. Рудановского о заливе капитана Невельского (Идунки) и сведения, собранные им о поселении тунгусов на Сахалине
   Глава двадцать шестая. Отчет Самарина о путешествии по Сахалину. Соображения об обороне крайнего востока России. Сообщения Самарина о пути из Муравьёвского поста. -- Путь от селения Гунуп. -- Права России на Сахалин. -- Сообщение восточного берега с западным. -- Путь Самарина из залива Терпения до селения Аркон. -- Письмо мое к Н. В. Буссе от 22 декабря 1853 года. -- Уведомление Петрова от 12 февраля 1854 года.-- Опись реки Хунгари и пути в Императорскую Гавань. -- Донесение Н. К. Бошняка. -- Посылка запасов в Императорскую Гавань. -- Приказание Н. К. Бошняку. -- Мое донесение и письмо генерал-губернатору от 25 февраля 1854 года
   Глава двадцать седьмая. Первый сплав по Амуру. Предписание Н. В. Буссе от 1 марта 1854 года. -- Наше положение в Петровском. -- Посылка Разградского вверх по Амуру. -- Спуск по Амуру людей под начальством генерал-губернатора. -- Мой отъезд из Петровского для следования вверх по Амуру. -- Мои распоряжения А. В. Бачманову. -- Наши силы в Приамурском крае. -- Высочайшее повеление от 22 апреля 1853 года. -- Послание в Пекин от 16 июня 1853 года. -- Путешествие Н. Н. Муравьева и торжественные встречи. -- Мое путешествие вверх по Амуру и затем в залив Де-Кастри. -- Донесение Бошняка, -- Встреча моя с генерал-губернатором 14 июня 1854 года. -- Спуск нашей флотилии по Амуру
   Глава двадцать восьмая. Подготовка к обороне низовьев Амура. Донесение Завойко из Петропавловска о недостатке продовольствия. -- Мнение генерал-губернатора и прибывших с ним лиц о нашей границе с Китаем. -- Представление мое генерал-губернатору о невозможности ввести фрегат "Палладу" в лиман без паровых средств. -- Смерть моей дочери и болезнь жены. -- Соглашение Н. Н. Муравьёва и Е. В. Путятина о вводе судов в Амурский лиман. -- Прибытие Н. Н. Муравьева в Петровское. -- Донесение Н. Н. Муравьёва о моих действиях. -- Путешествие на оленях из Петровского в Николаевское. -- Предположение о неприятеле. -- Неудачный ввод фрегата "Паллада" в лиман. -- Отъезд генерал-губернатора и его распоряжения. -- Предписания его мне от 10 августа. -- Предписание Унковскому. -- Мое путешествие с семейством из Петровского в Николаевское. -- Фрегат "Паллада" в Императорской Гавани. -- Мои распоряжения о размещении команд. -- Генерал-губернатор в Аяне. -- Шхуна "Восток". -- Корабль Российско-Американской компании "Ситха". -- Транспорт "Байкал". -- Плавание шхуны "Восток". -- Донесение Римского-Корсакова о победе в Петропавловске
   Глава двадцать девятая. Второй сплав по Амуру. -- Закрытие Амурской экспедиции. Соображения мои о положении Петропавловска. -- Представление генерал-губернатору от 27 октября 1854 года о необходимости перевести этот порт в Приамурский край. -- Надежды и предположение, что мне вовремя дадут знать о снятии Петропавловска. -- Мое производство в контр-адмиралы. -- Уведомление Синицина из Императорской Гавани. -- Цель англо-французов в Восточном океане. -- Командировка прапорщика Кузнецова в Императорскую Гавань. -- Инструкция. -- Мое письмо Н. Н. Муравьеву от 12 апреля 1855 года. -- Положение Амурской экспедиции в зиму с 1854 на 1855 год. -- Прибытие семейств из Петропавловска. -- Моя поездка в Де-Кастри. -- Сведения о снятии Петропавловского порта. -- Нападение неприятеля на наши суда. -- Мои распоряжения. -- Прибытие в залив Де-Кастри. -- Военный совет. -- Мое предположение. -- Решение совета. -- Отправка эскадры в лиман. -- Возвращение в Николаевск. -- Донесение Бутакова о прибытии наших судов к мысу Лазарева. -- Причины снятия Петропавловского порта. -- Следование из него нашей эскадры. -- Посылка Мартынова. -- Прибытие С. С. Лесовского к мысу Лазарева. -- Взятие в плен Мусина-Пушкина. -- Шхуна "Хеда". -- Прибытие на ней Е. В. Путятина и К. Н. Посьета в Николаевск. -- Спуск генерал-губернатора по Амуру и прибытие его в Мариинский пост. -- Закрытие Амурской экспедиции. -- Мое новое назначение. -- Отчет Амурской экспедиции. -- Необходимость постов по реке Амуру. -- Наша граница с Китаем. -- Почему не принято мое мнение. -- Ввод в реку Амур фрегата "Аврора" и других судов. -- Личный состав Амурской экспедиции
   Глава тридцатая. Последние месяцы в Приамурье. -- Назначение уполномоченных для переговоров о разграничении. Наше положение в исходе 1855 года. -- Предложение Н. Н. Муравьева о границе по Амуру. -- Его распоряжения. -- Подъем вверх по Амуру адмирала Е. В. Путятина на катере "Надежда". -- Основание Кутомандского поста. -- Несбывшиеся предположения. -- Коммерческие корабли Северо-Американских Штатов: "Пальмето" и "Беринг". -- Уничтожение в лимане корабля Российско-Американской компании. -- Прибытие неприятельских судов в залив Де-Кастри. -- Высадка неприятеля в этом заливе. -- Донесение из Императорской Гавани. -- Цель посылки туда Разградского. -- Мое представление о том, что не следует затоплять фрегат "Паллада". -- Переписка генерал-губернатора с маньчжурами. -- М. С. Корсаков в Айгуни. -- Лагерь в Де-Кастри. -- Плавание вверх по Амуру. -- Распоряжения Н. В. Буссе. -- Выход из Николаевска фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и транспорта "Двина". -- Транспорт "Иртыш". -- Мое возвращение в Петербург. -- Слухи в Петербурге о моих действиях. -- Одобрительные слова государя. -- Образование Приморской области. -- Капитан 1-го ранга Козакевич назначается исправляющим должность военного губернатора Приморской области. -- Посольство графа Е. В. Путятина. -- Заселение левого берега Амура. -- Плавание по Амуру графа Путятина и его поездка в Китай. -- Цель высадки Рудановского на Сахалине в 1857 году. -- Действия графа Путятина в Китае. -- Переговоры о границе возлагаются на Н. Н. Муравьева. -- Сосредоточение наших войск на Амуре. -- Предварительные распоряжения Н. Н. Муравьева. -- Назначение уполномоченных от китайского правительства
   Глава тридцать первая. Подписание Айгунского и Тяньцзинского трактатов. -- Краткое обозрение результатов работ экспедиции. Основание города Благовещенска. -- Первое свидание генерал-губернатора с китайскими уполномоченными в Айгуни. -- Предложение генерал-губернатора. -- Проект договора. -- Айгунский трактат 16 мая 1858 года. -- Подписание и размен трактата. -- Письмо от Н. Н. Муравьёва. -- Приказ генерал-губернатора от 18 мая 1858 года. -- Плавание Н. Н. Муравьёва и прибытие в Николаевск. -- Состояние Николаевска в 1858 году. -- Основание Софийска. -- Плавание по реке Сунгари. -- Айгунский амбань посещает генерал-губернатора в Благовещенске. -- Цель этого посещения. -- Ответ Н. Н. Муравьёва на статьи дзянь-дзюня. -- Тяньцзинский трактат. -- Ратификация Айгунского трактата. -- Путешествие Мартынова из Тянь-цзина в Петербург. -- Награды. -- Краткое обозрение деятельности морских офицеров в Приамурском крае
   Примечания
   Литература
   А. Опубликованные работы Г. И. Невельского
   Б. Литература о Г. И. Невельском в связи с его открытиями и работами на Амуре
   
   

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ

   
   Записки адмирала Геннадия Ивановича Невельского -- один из интереснейших документов, излагающих подлинную картину событий, происшедших в 1849--1855 гг. на Дальнем Востоке -- в низовьях Амура, на Сахалине и побережье Татарского пролива, окончательное существование которого как пролива было доказано в 1849 году автором записок. Эти события, как известно, закончились в 1858 году закреплением по Айгунскому договору с Китаем этого обширного, до того никому не принадлежавшего края за Россией.
   Причина составления и опубликования записок заключалась в желании автора и членов его семьи показать истинных героев присоединения Приамурья к России, вопреки официальной версии, в которой эта заслуга приписывалась бывшему в то время генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву.
   Эта цель автором достигнута вполне. Спокойно, шаг за шагом, с документальной правдивостью, находящей себе подтверждение в рассказах его сотрудников и других очевидцев, излагает Г. И. Невельской свою историю "подвигов". Его книга читается от начала до конца с неослабевающим интересом. Препятствия, возникавшие на пути ясно видевшего впереди свою конечную цель Геннадия Ивановича Невельского, и та холодность, с которой к нему отнеслись его современники; несомненно пробудят в каждом читателе симпатию и благодарность к этому героическому труженику и патриоту, обеспечившему за нашей Родиной владение краем, имеющим первостепенное значение в хозяйственной жизни и обороне страны, и не остановившемуся перед препятствиями, лишениями и даже карами, которыми угрожали ему члены тогдашнего русского правительства за нарушение инструкций.
   Предлагаемые вниманию читателя записки Геннадия Ивановича Невельского выходят в свет третьим изданием. Они выходят в дни повышенного интереса советского читателя ко всему, что появляется в нашей литературе о Приамурье и Приморье. Этот интерес объясняется недавно происшедшими на Дальнем Востоке военными событиями, которые закончились полным разгромом империалистической Японии силой советского оружия и оружия союзников.
   Ныне от советских Приамурья и Приморья, научное изучение которых было начато впервые Г. И. Невельским, навсегда отведена угроза их захвата оголтелой японской военщиной. Эта великая победа вернула нашему народу и отторгнутый от России Японией в 1905 г. Южный Сахалин, над которым еще в 1853 г. Г. И. Невельской поднял русский флаг.
   Первое издание этой книги в точности воспроизводило текст подлинных записок автора, закончившего их незадолго перед смертью. Оно было опубликовано супругой покойного -- Екатериной Ивановной Невельской под редакцией В. В. Бахтина в 1878 г., через два года после смерти автора. Второе издание, вышедшее в 1897 году под редакцией того же В. В. Бахтина, является текстуальной перепечаткой первого. Единственным дополнением к нему были несколько писем Е. И. Невельской, ближайшей помощницы Геннадия Ивановича, делившей с ним все трудности жизни в Приамурье. Эти письма, по мысли опубликовавших записки вторым изданием детей Г. И. и Е. И. Невельских, должны были служить необходимым дополнением к основному тексту книги. Второе издание вышло в свет уже после смерти Е. И. Невельской, последовавшей в 1879 году.
   В настоящем издании, по сравнению с первыми двумя, по предложению Издательства в тексте книги произведены некоторые изменения. Они касаются, главным образом, сокращений, произведенных за счёт излишне подробных описаний, касающихся таких географических объектов, местоположение которых не может быть сейчас с достоверностью установлено. Во-вторых, эти изменения коснулись трудного синтаксического построения фраз, отнюдь не изменяя ни в какой мере мысли автора.
   В заключение мы даём необходимые примечания, помещенные в конце книги под соответствующими номерами, список других опубликованных статей и писем Г. И. Невельского и основную литературу о нем, его работах и открытиях, включая список статей его ближайших сотрудников и помощников -- Н. К. Бошняка и Н. В. Рудановского и других лиц, так или иначе оказавшихся связанными с событиями 1849--1855 годов на Дальнем Востоке.
   Подстрочные примечания там, где авторство редактора не оговорено особо, принадлежат Г. И. Невельскому.
   Встречающиеся в книге старые русские меры и общеупотребительные до сих пор в морском деле футы, морские мили и узлы, где это было необходимо, переведены в метрические. Для хронологических дат всюду сохранен старый стиль, и лишь в некоторых, наиболее важных случаях в скобках указываются даты нового стиля. В тех случаях, когда указывается современная транскрипция географических названий, употребляемых в тексте Невельским, они приводятся по материалам Государственной карты масштаба 1 : 1 000 000 или карты соответствующего масштаба, изданной Военно-топографическим управлением. Проставлены эти названия так же, как и вставки редактора в текст, в квадратные скобки (исключением являются лишь переводы старых мер в метрические, оставленные в круглых скобках).
   Основная часть иллюстративного материала, помещаемого в книге, взята из Атласа рисунков к книге Р. Маака "Путешествие на Амур", СПб., 1859. Карты лимана Амура до и после описи Г. И. Невельского, а также карты части юго-западного побережья Охотского моря воспроизводятся по первому изданию книги Г. И. Невельского.
   Кроме основных 16 румбов, Невельским часто употребляются применяемые моряками 16 промежуточных. Таким образом, картушка морского компаса всего делится на 32 румба, основные: N, О, S, W, NO, SO, SW, NW, NNO, ONO, OSO, SSO, SSW, WSW, WNW, NNW, a между ними помещаются 16 промежуточных, каждый с индексом t, указывающим, к какому направлению ближе лежит данный промежуточный румб; например, 1) NtO -- следует понимать как румб, расположенный к востоку от северного (к востоку от N); 2) NOtN -- румб, расположенный к северу от северо-восточного (к северу от NO); 3) SWtS -- румб, расположенный к югу от юго-западного (к югу от SW).
   В случае, когда стоит дробное число, например; 1) W1/2S, его следует понимать как половину румба, лежащего к югу от западного (1/2 к югу от W); OtS1/2O, что то же O1/2S -- как половину румба к югу от восточного (к югу от О).

Л. Г. Каманин

   

ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ НЕВЕЛЬСКОЙ

25.XI(7.XII).1813--17.IV(29.IV).1876

   

"На моей совести лежало навести... Правительство... на важное значение; Приамурского края для России, а чтобы, достигнуть этого, надобно было действовать решительно, то-есть несогласно с инструкциями, которые не соответствовали... ни местным... обстоятельствам, ни положению и состоянию края и его обитателей. Весьма естественно, что на подобные распоряжения я не мог ничего ответить, кроме того, что предписание получил и действую так-то".

(Невельской, Записки, гл. XVIII, стр. 189)

   
   Прошло 70 лет со дня смерти автора этой книги -- адмирала Геннадия Ивановича Невельского -- и почти сто лет с того дня, когда 1(13) августа 1850 года на мысе Куегда в низовьях Амура, на месте, где им был основан Николаевский пост {Впоследствии первый русский город и порт в Приморье -- Николаевск-на-Амуре.}, взвился русский флаг.
   В наше время феодально-капиталистическую царскую Россию с ее отсталыми формами управления и хозяйства сменил передовой социалистический строй великого Союза Советских Социалистических Республик. С Великой Октябрьской социалистической революцией пришли историческая перспектива и объективность, которых лишены были современники Г. И. Невельского, появилась возможность правильно оценить деятельность этого замечательного русского человека и патриота.
   При жизни Г. И. Невельского его заслуги перед Родиной не получили полного признания. Идеи Г. И. Невельского о доступности низовьев Амура для морских судов и важном их стратегическом и экономическом значении, равно как и всего побережья Татарского пролива для Росси, и мероприятия, проведенные им в Приморье и Приамурье в целях практического осуществления этих идей, сначала не пользовались достаточной поддержкой и сочувствием со стороны правительства. Не встречали они сочувствия и со стороны Российско-Американской компании, которой правительство поручило хозяйственные заботы о находившейся в ведении Невельского Амурской экспедиции.
   Поставленную перед собой задачу -- добиться от правительства официального признания за Россией исследованных им Приморья, Нижнего Приамурья и Сахалина -- Невельскому удалось осуществить не сразу, а лишь после невероятных трудностей и препятствий, усугублявшихся чрезвычайно затрудненным сообщением не только с С.-Петербургом и центральными правительственными учреждениями, но даже с генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьёвым, имевшим главную квартиру в Иркутске. Н. Н. Муравьёв, долгое время настаивавший на закреплении за Россией лишь левого берега Амура, в конце концов "пошел но пути, проложенному исследованиями Невельского, и в подписанном им 16(28) мая 1858 года Айгунском Договоре с Китаем получил согласие китайского правительства на закрепление за Россией всего правобережья Амура, между Уссури и побережьем Татарского пролива.
   В этой книге, написанной в качестве ответа критикам и недоброжелателям, Г. И. Невельской, тогда уже находившийся не у дел, с предельной ясностью показывает рождение идеи и последовательные меры, которые ему пришлось осуществлять для её претворения в жизнь. Надо удивляться тому, с какими ничтожнейшими средствами и силами был закреплен за нашей Родиной этот огромный край в несколько сот тысяч квадратных километров.
   Только воля и страсть исследователя-пионера необжитых пространств, глубокое понимание непоправимости потери края в случае весьма возможного в то время занятия его иностранцами, гражданское мужество и сознание своего долга перед Родиной, которой он хотел сохранить ставшее в наши дни жемчужиной Советского Союза Приамурье, помогли Г. И. Невельскому, счастливо одаренному от природы несокрушимой волей, энергией и талантом предвидения многих важных политических последствий, благополучно довести начатое им дело до конца вопреки воле многих ответственных лиц в правительстве.
   Однако его заслуги перед Родиной не получили должной и справедливой оценки в первые годы после его смерти, а вся слава мирного закрепления Приамурья за Россией, начиная от постановки до разрешения всей амурской проблемы в целом, была приписана Н. Н. Муравьёву. Главного же инициатора и исполнителя всего дела Г. И. Невельского, обнаружившего столько энергии и моральной устойчивости, никогда не отступавшего перед лицом огромных трудностей и лишений, старались не вспоминать. Его предали забвению, обошли в награде и по возвращении в С.-Петербург не дали никакого назначения, которое отвечало бы его опыту, знаниям, таланту, наконец, положению (он в то время был молодым контр-адмиралом). Панегиристы Муравьёва, вроде Н. П. Барсукова, И. В. Ефимова, Б. В. Струве и других, умело подобранной документацией создавали впечатление объективности, предоставляя Г. И. Невельскому роль всего лишь умелого исполнителя планов и предначертаний Н. Н. Муравьёва, что, как увидит сам читатель из вполне объективного рассказа Г. И. Невельского, совершенно не отвечает действительности.
   Предоставим, однако, слово фактам.
   После подписанного в 1689 году в Нерчинске договора о границе с Китаем, она, ввиду незнания обеими сторонами подлежавшей разграничению территории, оказалась в точности установленной только на западе. Здесь граница была проведена по реке Горбице, небольшому притоку реки Шилки, который начинается и впадает в неё к югу от сибирской железнодорожной магистрали и расположенной на ней станции Ксениевской (в 108 км к западу от станции и города Могоча). На остальном пространстве "великие и полномочные послы, не имеюще указу царского величества", отложили "оные земли неограничены до иного благополучного времени". Правда, в договоре имелось указание на то, что "граница должна итти от истоков Горбицы по "каменным горам... до моря протяженным". Но как и до какого моря они протянулись, не было ясно ни китайским послам, ни русскому послу боярину Ф. А. Головину.
   К тому времени, когда Невельской в конце 40-х годов прошлого столетия появился в низовьях Амура, вопрос с границами, где и как они должны итти, был столь же неясен, как и при заключении Нерчинского договора.
   Русское правительство после 1689 года не раз пыталось начать переговоры с Китаем об установлении точных границ, но в ответ на это китайцы просто или не отвечали или угрожали прекратить и в ряде случаев даже прекращали прибыльную для России кяхтинскую торговлю с Китаем, дававшую ежегодно от 500 тысяч до 1 миллиона рублей дохода. Перед этой угрозой русское правительство всегда уступало, и потому в правительственных кругах с постоянной враждебностью встречали всякое новое предложение о границе с Китаем и Амуре, хотя, по мысли того же правительства, Амур мог дать единственно удобный путь для выхода из внутренних областей Сибири к побережью Тихого океана. Однако тут возникал второй вопрос -- судоходны ли низовья Амура?
   В этом вопросе с лёгкой руки посетившей в 1805 году Амурский лиман русской кругосветной экспедиции И. Ф. Крузенштерна, создалось мнение о недоступности устьев Амура из-за мелей и банок, наполнявших Амурский лиман и преграждавших, таким образом, вход в реку для морских судов.
   С 20--30-х годов XIX столетия у пустынных русских берегов иэ года в год стали появляться во всё увеличивающемся числе целые эскадры иностранных китобоев, которые нередко нападали на прибрежные поселения, грабили жителей и даже, заходя в Авачинскую губу, разбирали на дрова петропавловские батареи. Перед Россией встала реальная угроза если не полной потери края, то значительного увеличения ущерба, приносимого иностранными моряками населению и государственному имуществу на побережье и в водах Тихого океана.
   Отсюда, естественно, снова оживился интерес к амурской проблеме и ее разрешению в желательном для России смысле. Амурским вопросом заинтересовался Николай I. В 1846 году по его распоряжению Российско-Американской компанией в Амурский лиман был послан бриг "Константин". Командиру его, поручику Гаврилову было вменено в обязанность удостовериться, могут ли морские суда входить в Амур, ибо в этом заключалась вся важность вопроса для России.
   Со своей стороны Компания указывала, что имеются "положительные" известия о недоступности низовьев Амура не только для кораблей, но даже для мелкосидящих шлюпок. Правление Компании предлагало Гаврилову, как только встретятся мели, остановиться, стать на якорь и дальше не итти из опасения погубить судно. Кроме того, от него требовалось во-время вернуться в колонию, то-есть в Русскую Америку, и снабдить продовольствием промышленников на Курильских островах. В общем на все это Гаврилову предоставлялось мало времени, в течение которого дать требовавшийся ответ было очень трудно. Гаврилов, дойдя до первых мелей (приблизительно на широте мыса Петх), стал на якорь, а сам на байдарках отправился к устью Амура. Дойдя до мыса Тебах, Гаврилов установил, что в устье Амура нет никаких китайских военных сил и флота, которые, по сведениям Министерства иностранных дел, содержались там китайским правительством. Однако за краткостью времени Гаврилов не смог выполнить поставленной перед ним задачи и вернулся обратно в Аян. В своём рапорте председателю Главного правления Компании адмиралу Ф. П. Врангелю он сообщил, что из его наблюдений "нельзя делать каких-либо заключений об устье реки Амура и ее лимане, до какой степени они доступны с моря". Вместе с тем на приложенной к рапорту карте он показал преграждавшие вход в реку мели и банки с глубинами от 0,5 до 1 м, а в лиман -- пятифутовую банку. Под 52o46' северной широты им была показана пересекавшая лиман в широтном направлении отмель, соединявшая Сахалин с материком. Таким образом, хотел того или нет Гаврилов, но он дал неправильные сведения, подтверждавшие мнение Крузенштерна о недоступности устьев Амура с севера через лиман и Лаперуза и Браутона о том, что Сахалин -- полуостров, соединённый с материком перешейком.
   Ф. П. Врангель, докладывая Николаю I об исследованиях Гаврилова, писал, что Компания выполнила данное ей поручение, установив недостаточность обнаруженных глубин для плавания морских судов в Амурском лимане, что Сахалин -- полуостров и что, таким образом, река Амур не имеет никакого значения для России. Николай не имел оснований не верить Лаперузу, Крузенштерну, Гаврилову и наложил резолюцию: "весьма сожалею, вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить". После этого министр иностранных дел К. В. Нессельроде сообщил Ф. П. Врангелю о том, что дело об Амуре надо навсегда считать законченным и всю переписку (дабы не вызвать нежелательных осложнений с Китаем) хранить в тайне.
   Вскоре после этого состоялось решение Особого комитета под председательством Нессельроде, по которому южную границу России с Китаем, в соответствии со сведениями, полученными от академика А. Ф. Миддендорфа, следовало провести "по южному склону Станового и Хинганского хребтов (здесь Миддендорф видел пирамиды из камней, принятые им за китайские пограничные знаки) до Охотского моря и Тугурской губы и отдать... навсегда Китаю весь Амурский бассейн".
   Казалось, все было кончено. Однако на исторической сцене появился молодой, мало кому известный в то время морской офицер, Невельской. Он дал новый ход событиям; именно он, а не Муравьёв, обнаружил новые факты, которые в силу своей неопровержимости заставили правительство изменить свою точку зрения в Амурском вопросе, разрешив его в смысле, благоприятном для России.
   Невельской был одним из образованнейших офицеров в русском флоте того времени. Поступив шестнадцатилетнем юношей (он родился 25 ноября 1813 года) в морской корпус, Невельской был выпущен из него 21 декабря 1832 года во флот мичманом и с тех пор ежегодно плавал на разных кораблях, главным образом, в Балтийском и Северном морях, а также в Средиземном и Белом, куда он совершал переходы на кораблях из Кронштадта и в Кронштадт и, по отзывам своих товарищей и начальников, изучил в совершенстве морское дело.
   15 июня 1846 года Г. И. Невельской был произведен в капитан-лейтенанты и начал сразу же добиваться назначения в воды Тихого океана. Нужно сказать, что еще во время пребывания в корпусе ему стали известны соображения Петра I о важном значении Амура и его устья для России. Невельской заинтересовался амурской проблемой, изучил всю относившуюся сюда литературу и пришел к выводу, что такая большая река, как Амур, не может бесследно теряться среди песков, как бы велики те ни были, что из Амура должен существовать выход в море, доступный и для судов с большой осадкой. С другой стороны, и, соображения посетивших Татарский пролив и Амурский лиман Лаперуза, Браутона, Крузенштерна и Гаврилова о существовании перешейка между материком и Сахалином казались ему неубедительными, поскольку никто из них не пересекал ни с севера на юг, ни с востока на запад. В общем всё было противоречиво, двусмысленно, недоговорено. Нужны были новые, вполне достоверные факты, а такими Невельской не располагал. Добывать их надо было самостоятельно. Для осуществления своей мечты он и стал проситься на Дальний Восток.
   Старания его увенчались успехом, и Невельскому было поручено командование транспортом "Байкал", на котором в Петропавловск Камчатский следовало доставить ряд грузов военного назначения.
   С готовыми идеями и планом изучения устьев Амура Невельской, получив назначение, обратился к тогдашнему начальнику Главного морского штаба князю А. С. Меньшикову и просил разрешения по прибытии на Камчатку отправиться на "Байкале" в Амурский лиман для описных работ.
   Меньшиков, сославшись на уже состоявшееся постановление Особого комитета о передаче Амура Китаю и на тот факт, что опись его как китайской реки "повлечет нежелательную для министра иностранных дел Нессельроде неприятную переписку с китайским правительством", отказался дать такое разрешение, отметив, что кредиты Невельскому отпущены только на год и что поэтому, прибыв в Петропавловск осенью 1849 года, он не будет иметь ни времени, ни средств для осуществления своих предложений.
   Одновременно, по совету Меньшикова, он обращается к незадолго перед тем назначенному генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву, в ведении которого находились порты Тихого океана. В разговоре с Муравьёвым Невельской повторил ему свои соображения, уже изложенные Меньшикову. Муравьёв сочувственно отнесся к его планам и идеям, но помочь отказался, мотивируя тем, что все убеждены в недоступности Амура с моря, что в этом убедили и Николая I, который даже сказал: "для чего нам эта река, когда положительно уже доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки".
   Однако Невельской в словах Меньшикова о недостатке времени и средств усмотрел для себя выход: надо было выиграть время для экономии средств и, следовательно, напрячь все усилия, чтобы добиться скорейшего выхода в плавание находившегося тогда еще на стапелях в Гельсингфорсе "Байкала". Невельской добился того, что судно гораздо раньше срока было спущено на воду и 20 июля уже пришло в Кронштадт. Он вновь докладывает изумленному такой быстротой Меньшикову о готовности судна к плаванию и снова умоляет дать ему просимое разрешение для исследований и описи Амурского лимана, или, в крайнем случае, даже только юго-западного берега Охотского моря, откуда, если это потребуется, всегда можно будет Официально объяснить, что он был занесен в Амурский лиман течениями и нередкими здесь свежими ветрами. Поддержанный Муравьёвым и министром внутренних дел Л. А. Перовским, он добивается согласия Меньшикова составить проект инструкции.
   В этом проекте Невельской между прочим ставил вопрос о необходимости описать юго-западный берег Охотского моря до устья Амура и самое устье, а также северо-восточный берег Сахалина до 52o северной широты. Однако Меньшиков все это вычеркнул, написав в своей инструкции весьма неопределенно, что Невельскому разрешается "...осмотреть юго-западный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены или усмотрены прежними мореплавателями". Но ведь Крузенштерн был в лимане, Гаврилов был также в нем и заходил даже далее, поднявшись на 12 км вверх по самому Амуру. Где можно было провести грань между тем, что разрешалось и чего нельзя делать, чтобы не навлечь на себя наказания, которым Меньшиков пригрозил Невельскому в случае ослушания или неблагополучия судном?
   При этих условиях Невельской, желая заручиться поддержкой Н. Н. Муравьёва, пишет тому в Иркутск письмо, сопровождает его проектом инструкции, которую просит просмотреть, и, поддержав ее, переслать обратно в Петербург для утверждения. В одном из пунктов этой инструкции значилось, что Невельской должен был "описать юго-восточный (фактически, конечно, юго-западный. -- Л. К.) берег Охотского моря и берега Татарского залива". Понимая, что без утверждения инструкции, в которой бы прямо говорилось о необходимости описи Амурского лимана и Амура, он в случае неудачи рискует очень многим, Невельской, не в пример Гаврилову, который, несмотря на огромную важность поставленной перед ним задачи, нашел мотивировки для оправдания ее невыполнения, писал Муравьеву, что он "великолепно понимает значение познания этой страны для России и употребит все свои силы и способности, чтобы представить добросовестную картину мест, доселе закрытых мраком".
   21 августа 1848 года "Байкал" вышел из Кронштадта, 15 ноября бросил якорь в Рио-де-Жанейро, 2 января 1849 года пересек меридиан мыса Горн на Огненной Земле, зашел в Вальпарайзо и Гонолулу и 12 мая 1849 года, на 2,5 -- 3 месяца раньше срока, прибыл в Петропавловск. Таким образом, в распоряжении Невельского оказывалось свободным для исследований все лето. Но... вместо утвержденной инструкции, которую он надеялся получить в Петропавловске, ему был вручён лишь пакет с письмами Муравьёва и копией инструкции, посланной им для утверждения в С.-Петербург, но утвержденной инструкции не было. Пока шла разгрузка корабля, положение еще было терпимо, но когда она кончилась, а инструкция все еще не прибыла, Невельской принял решение действовать на собственный страх и риск. Он созвал к себе в каюту помощников и ознакомил их со своими планами. "На нашу долю, -- сказал он, -- выпала... важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас исполнит свой долг перед отечеством... Правда об устьях Амура будет раскрыта". В сознании своего долга он торопит всех и 30 мая, как только были получены с Алеутских островов байдарки, нужные ему для исследований в Амурском лимане, "Байкал" отдал концы и направился на юг.
   12 июня Невельской был у восточных берегов Сахалина и, после пятнадцатидневного плавания, 27 июня подошёл к мысу Головачёва на Сахалине, с северо-востока, ограждающего Амурский лиман, и приступил к его описи с корабля и шлюпок.
   Лабиринт мелей, быстро сменявшиеся направления течений и встречные южные ветры, с которыми маленькому суденышку трудно было бороться, особенно при незнакомстве с фарватером, заставили Невельского отказаться от мысли исследовать всю огромную площадь Амурского лимана и ограничиться рекогносцировкой. Считая, что наиболее глубокие места, лишенные мелей, должны находиться под защитой берегов, Невельской послал к западному берегу шлюпку, за которой последовал сам на "Байкале" параллельно мели, действительно преграждавшей путь дальше на юг в лиман. Под материковым берегом, против, мыса Ромберга, "Байкал" встретил, наконец, глубины, которые позволили ему обогнуть отмель и при глубине 8--9 м войти в лиман, где корабль и был поставлен на якорь. Отсюда Невельским были отправлены две шлюпки для изучения сахалинского берега и одна в устье Амура под командованием П. В. Козакевича, который, дойдя до мыса Тебах, обнаружил к западу от него бухту, из которой шло сильное течение. Это было устье Амура.
   10 июля Невельской на трех шлюпках сам отправился в плавание, создавшее ему славу и признательность поколений. 11 июля он обогнул мыс Тебах и вступил в Амур. Дойдя до мыса Куегда на левом берегу Амура, он повернул к правому берегу и, следуя под ним вниз по течению снова вышел в лиман. Придерживаясь материкового берега, Невельской 22 июля (3 августа) достиг наконец самого узкого места в Татарском проливе.
   Здесь, между мысами Лазарева и Муравьева на материке и низменным мысом Погоби на Сахалине, вместо установленного Лаперузом-Браутоном, Крузенштерном и Гавриловым перешейка, Невельской открыл названный впоследствии его именем пролив шириной в 7 км и с глубинами от 6 до 14 м. Двигаясь этим проливом дальше на юг, Невельской 24 июля достиг тех мест, до которых с юга доходили Лаперуз и Браутон. Сомнений больше не было: Сахалин оказался островом.
   Невельской подтвердил поколебленную было силой авторитетов трёх знаменитых путешественников истину, установленную задолго до них первыми русскими исследователями и картографами, которые в основном правильно описали и нанесли на карту берега этой части Тихого океана. Легенда, созданная Лаперузом, бесславно окончила свои дни. Невельской повернул на север и 1 августа прибыл на "Байкал". Практические результаты достигнутого были огромны. Им были доказаны:
   1. Существование морского пролива между Сахалином и материком и
   2. Существование фарватеров вдоль материкового и Сахалинского берегов, доступных для судов с осадкой в 15 футов (4,5 м), а из Охотского моря -- до 12 футов (3,6 м).
   Главная цель была достигнута -- проходимость лимана была доказана; кроме того, попутно было установлено, что, кроме небольших гиляцких деревушек, в устье Амура нет ни китайских военных сил, ни крепостей, ни флота.
   Считая свою миссию на первом этапе исследований в низовьях Амура законченной, Невельской 8 августа повернул на север и 3 сентября прибыл в Аян. Попутно Невельской подробно исследовал и нанес на карту, имевшие до него неправдоподобные очертания, берега юго-западного побережья Охотского моря, где им были открыты залив Счастья и большой и хорошо закрытый от всех ветров залив Николая. Его прибытие произвело большое впечатление на жителей Аяна, так как все считали "Байкал" уже погибшим. Тут он получил, наконец, утвержденную Николаем I инструкцию, а находившийся в это время в Аяне по пути из Камчатки Н. Н. Муравьёв с любопытством выслушал доклад Г. И. Невельского о сделанных открытиях, которые, как показало будущее, сыграли большое значение при определении границ с Китаем.
   4 августа с рапортом Невельского и письмом Муравьёва к Меньшикову в С.-Петербург был отправлен курьером штабс-капитан М. С. Корсаков. Муравьёв в своем письме подчеркивал, что все сделанное Невельским было произведено в пределах дозволенного ему времени и без всяких специальных ассигнований, исключительно на суммы, отпущенные для доставки груза из Кронштадта в Петропавловск.
   Когда отправленный с М. С. Корсаковым рапорт Невельското дошел С.-Петербурга, он произвел там впечатление грома, раздавшегося среди безоблачного неба. Ни Нессельроде, ни Врангель не хотели верить прочитанному в рапорте и, считая поступок Невельского (исследование в лимане до Получения инструкции) дерзким, требовали его наказания, "чтобы никому не повадно было делать что-либо по собственному попущению". Такова была реакция столичных бюрократов и чиновников в отношении человека, смело и упорно стремившегося к благородной цели -- открыть для Родины новые горизонты, дать ей возможность получить на востоке выход к морю, которого она была лишена. В заседании Особого комитета, несмотря на представленные Невельским подлинные путевые журналы и составленные на их основании карты, Нессельроде заявил, что сообщаемое им не соответствует мнению таких авторитетов, как Лаперуз, Браутон и Крузенштерн, и что поэтому Комитет не может серьезно считаться с его показаниями, что он ошибся и вводит всех в заблуждение. Нессельроде добавил, что сведения Невельского об отсутствии китайских войск и флота ложны, о чём в Министерстве иностранных дел имеются точные сведения от русской миссии в Пекине. За весь этот обман Невельской должен быть примерно наказан и разжалован в матросы.
   На возводимые обвинения Невельской отвечал, что он ручается головой за каждое свое слово, за точность и правильность всех наблюдений, что разжаловать его никогда не будет поздно и в распоряжении правительства имеется достаточно средств для проверки его сведений. И если бы предположения Нессельроде даже в малой степени оправдалась, он готов понести любую кару. Благодаря поддержке присутствовавших на заседании Н. Н. Муравьёва и Л. А. Перовского и смелым, решительным объяснениям самого Геннадия Ивановича, Особый комитет, в конце концов, ограничился лишением следовавшей Невельскому по закону награды и, вынес решение, утвержденное 3 февраля 1850 года Николаем I: "основать где-нибудь на юго-западном побережье Охотского моря зимовье для расторжки с гиляками", но "ни под каким видом не касаться лимана и реки Амура". Одновременно было решено для охраны этого зимовья выделить из имевшихся в Охотске людей 25 казаков и матросов. Наблюдение за указанными мероприятиями Комитет возложил на Н. Н. Муравьёва, а исполнение их на месте поручалось произведенному в капитаны 1-го ранга Г. И. Невельскому, прикомандированному для этой цели в распоряжение Н. Н. Муравьёва. Таковы были официальные решения Особого комитета.
   Однако сразу же по прибытии в залив Счастья и основания там требуемого инструкцией зимовья Невельской приходит к заключению, что здесь никогда нельзя будет создать надежный порт, и принимает решение отправиться в устье Амура. На небольшой морской шлюпке, в сопровождении двух проводников и шести матросов Невельской поднимается на 100 км вверх по Амуру и устанавливает здесь отсутствие признаков китайского влияния, это побуждает его действовать. Спустившись вниз до мыса Куегда, Невельской 1 (13) августа 1850 года, на свой страх и риск, поднимает над Приамурьем русский флаг, основывает Николаевский пост и объявляет собравшимся гилякам и приехавшим к ним для торговли маньчжурам, что отныне Россия считает весь этот край с островом Сахалином "своей принадлежностью".
   Нессельроде, возмущенный самовольными действиями Невельского, решил разжаловать Геннадия Ивановича в матросы. Об этом состоялось постановление Особого комитета, и соответствующий указ был прислан на подпись Николаю I, который, по ходатайству Н. Н. Муравьёва, разорвал в присутствии вызванного им Невельского приказ о разжаловании, вернул ему чин капитана 1-го ранга и вдел в петлицу Владимирский крест, сказав при этом: "где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен". Решение было таким образом принято и как раз такое, которого все время добивался Невельской.
   Нессельроде, которому было поручено снова собрать для пересмотра ранее принятых решений Особый комитет, уступил, однако, только частично. В новых постановлениях Комитета, помимо признания факта объявленной Невельским принадлежности устьев Амура России, одновременно требовалось "никаких дальнейших распространений в этой стране не предпринимать и отнюдь никаких мест не занимать". Этим же постановлением под начальством Г. И. Невельского учреждалась особая Амурская экспедиция в составе 60 нижних чинов при трёх офицерах, главное наблюдение за которой поручалось генерал-губернатору Восточной Сибири.
   Как видим, до сих пор роль Н. Н. Муравьёва сводилась к выступлениям в защиту Невельского в Особом комитете, в поездках к Николаю I с просьбой о снятии разжалования и потому не может считаться активной в том смысле, в каком была приписана в последующем Муравьёву вся полнота инициативы в разрешении Амурского вопроса. Невельского ведь защищали и другие, но никто из них не претендовал затем, на роль инициатора присоединения Приамурья к России. Наконец, Муравьёв защищал Невельского и по долгу службу, как губернатор Восточной Сибири, понимающий необходимость и важность владения Амуром, этим естественным выходом к Тихому океану. Но всего указанного было далеко еще не достаточно для того, что произошло позднее, когда всё, кроме роли чуть ли не слепого исполнителя муравьёвских воли и предначертаний, было отобрано у Невельского панегиристами Муравьёва.
   В течение последующих пяти лет, с 1850-го по 1854 год, Невельской с присущей ему исключительной энергией, имея в виду полное присоединение всего края к России и вопреки запрету не распространять своих исследований и не занимать новых мест, ставит перед собой в качестве ближайшей задачи разрешение двух вопросов -- пограничного и морского.
   По первому надо было установить, где же по Нерчинскому договору должна проходить или проходит граница с Китаем.
   Он посылает своих помощников Н. М. Чихачёва и Д. И. Орлова для исследования направления Хинганского хребта, желая доказать, что не Становой, а Хинганский хребет, делающий, по его предположению, в верховьях реки Уды крутой поворот сначала на восток, юг и юго-восток и так "протягненный" до Японского моря, должен считаться границей России с Китаем. Он полагал, что граница должна итти не там, где, ее показывали на современных ему картах -- выходящей к Охотскому морю параллельно течению реки Уды, а следующей на юг к Японскому морю и Корейской границе по водоразделу между реками Сунгари и Муданьцзянь.
   Однако эти предположения Невельского, как мы теперь знаем, не имеют под собой основания, ибо не существует единого хребта, следующего от верховьев реки Уды к Корее, как не существует и того поворота Станового хребта, о котором он писал.
   Гораздо существеннее было другое. Оно заключалось в том, что китайское правительство ни в какой мере не осуществляло своего суверенитета над территориями к востоку от Амура и Уссури. Оно не имело здесь своей администрации, городов и войск, не имело флота, наконец не собирало дани, которой ему не платили местные тунгусские племена; оно фактически не считало Приморье и Приамурье китайскими, и это было самое важное. Больше того по словам маньчжуров, посещавших нижнее Приамурье для торговли с гиляками, им даже запрещалось ездить на левобережье и в низовья Амура и, если они это делали, то делали тайно, нарушая этим прямое запрещение своего правительства. В этом факте заключалось гораздо больше оснований, чем те, который искал Невельской для решения пограничного вопроса.
   Второй поставленный им вопрос -- морской -- преследовал цель отыскания удобных защищенных гаваней на побережье Татарского пролива, которые были бы связаны удобными внутренними путями с Амуром и Уссури. Такие гавани и пути и были обнаружены, описаны и положены на карту.
   Невельской вменял в обязанность своим сотрудникам обращаться с местными жителями дружелюбно, он требовал не вмешиваться в их жизнь, обычаи и верования и, знакомя их с русской культурой, отнюдь не навязывать силой чуждые им обычаи. Этим было достигнуто установление самых дружеских отношений; население нижнего Амура действительно видело в русских своих защитников, и потому Н. Н. Муравьев, спускаясь в 1854 году с первым сплавом вниз по Амуру, с удивлением отмечал, что ниже устья Сунгари он и его спутники попали в страну, как бы давным-давно принадлежавшую России. Приём, оказанный ему, был весьма дружественным, в то время как выше Сунгари, куда не распространял свою деятельность Невельской, население, завидя шедшие сплавом суда, разбегалось. Дружелюбие народов Приамурья было результатом внимательного и человечного отношения к ним Невельского и его сотрудников, которые привили этим народам первые навыки к земледелию, лечили их и обучали детей грамоте.
   Жизнь на песчаной кошке в заливе Счастья, который был открыт Невельским во время плавания в 1849 году, была нелегка: не было достаточного количества свежих продуктов, не было теплой одежды и обуви. Дома, построенные из сырого леса, при постоянных, насыщенных влагой, туманах летом и зимой и большом количестве летних осадков во время муссонных дождей, были сырыми. Вдобавок, не было стекол, окна были закрыты миткалем, зимой из-за этого в домах было очень холодно. Люди от стужи, недоедания и тяжелых изнурительных поездок по неизвестному бездорожному краю болели зимой цынгой.
   Российско-Американская компания, задетая успехами Невельского на Амуре, охарактеризованном её работниками в самых чёрных красках, как бесполезной для России реке, готова была придраться к любому случаю, чтобы недодать, недослать, одним словом, насолить "противнику". Так, в 1852 году, считая, что суммы, отпущенные правлению компании для снабжения Амурской экспедиции, уже израсходованы, она отдала распоряжение начальнику своей Аянской фактории и порта А. Ф. Кашеварову не снабжать продовольствием Амурскую экспедицию свыше отпущенных сумм. Поэтому, того не ожидая, Невельской получил такое количество продуктов, которое обрекало его людей на медленную голодную смерть. Невельской жалуется, требует внимания к своим нуждам, указывает справедливо, что в результате всех этих недоразумений страдать будут не только люди, но и дело; однако он вместе с тем великолепно сознает, что его письма -- глас вопиющего в пустыне, что помощи ждать неоткуда. В результате от голода и недоедания гибнет несколько человек из числа команды, умирает Новорожденная дочь Г. И. Невельского. Мучилась и страдала его жена, которая делила с ним все тяготы и неудобства походной жизни и прожила в течение всего срока работы Амурской экспедиции на Петровской кошке и Николаевском посту.
   Даже перед лицом надвигающейся катасторфы Невельской не покидает своего поста. Он пишет Муравьёву в сознании безысходности положения полное трагизма письмо: "Когда же мне, и моим благородным сотрудникам, полным самоотверженного сознания своего долга перед Родиной, дадут, наконец, средства для достижения великой государственной цели, которую все мы преследуем, не страшась ни ответственности, ни опасности, ни лишений? Мы верим все, что наступит такая минута, и в надежде на нее с твердостью духа переносим все трудности и опасности, но всему есть предел, переступать который не следует". Даже в таких тяжелых условиях он посылает исследовать Северный Сахалин, учреждает посты в заливе Де-Кастри, в заливе Уанды и других местах; посылает лейтенанта Н. К. Бошняка для изучения побережья Татарского пролива, в результате чего последнему удается изучить и впервые нанести на карту залив -- Гавань императора Николая I (теперь Советская Гавань), одну из крупнейших и удобнейших для стоянки судов гаваней мира.
   Жалобы Невельского в Петербург наконец помогли; там поняли, что губить людей из-за личных счетов, возникающих в значительной степени вследствие недоговоренности в переписке, которая велась почти на расстоянии 10 000 км, нельзя. Российско-Американская компания получила полностью возмещение всех своих убытков и дополнительно еще 100 000 рублей на расходы по снабжению Невельского. Одновременно правление Компании сообщило ему, что в навигацию 1852 года экспедиции будет доставлен морской 16-сильный паровой катер, которого он так долго добивался для изучения Амурского лимана, гребные суда и все требовавшиеся им припасы.
   "Эти бумаги, -- пишет Невельской, -- были лучом света, озарившим нашу пустыню; они показывали, что правительство, наконец, обратило свое внимание на экспедицию".
   В середине 1852 года, согласно полученному распоряжению из С.-Петербурга, Невельской занимает залив Тамари-Ацива на Южном Сахалине, учреждая там Муравьёвский пост, и после поднятия флага объявляет о принадлежности острова России. Одновременно лейтенанту Н. В. Рудановскому поручается производство топографических съемок внутри Сахалина и на побережье, что впоследствии дало возможность составить первую достоверную карту южной части острова.
   В апреле 1854 года в Императорскую Гавань прибыл на фрегате "Паллада" вице-адмирал Путятин, который привез сообщение о возможности войны с Англией и Францией, а также о прибытии весною на Амур Н. Н. Муравьева.
   Надвигающаяся война, которая могла привести к захвату превосходными силами англо-французского флота гавани в Петропавловске и утверждению противника в других пунктах побережья, заставила русское правительство действовать энергичнее. Муравьёву было отдано распоряжение приступить к строительству в Сретенске пароходов и непаровых судов, а также готовиться к сплаву войск по Амуру для подкрепления Петропавловска. Правительство при этом вспомнило слова Муравьёва в одной из его записок о том, что достаточно англичанам устроить "умышленный двухнедельный разрыв с Россией, чтобы завладеть Авачинской губой и потом заключить мир, чтобы Авачинской губы нам уже не отдать". Поэтому, по предложению Муравьёва, там было приступлено к созданию военного порта как главной русской опоры на Тихом океане. Невельской же считал, что Камчатка, оторванная от остальной России бездорожьем восточно-якутской тайги и замерзающим в течение полугода Охотским морем, не сможет вести длительную оборону и что поэтому целесообразнее все силы употребить на создание такого порта в южной, незамерзающей части побережья Татарского пролива или Японского моря, который, будучи связан удобными внутренними путями с Амуром и через него с основными центрами страны, сможет обороняться, опираясь на тылы.
   Свои мысли по этому поводу Г. И. Невельской неоднократно высказывал как в официальных рапортах и письмах в Петербурге, так и самому Муравьёву.
   Это вызвало холодок в отношениях Муравьёва к своему строптивому подчиненному и, в конце концов, привело к полному разрыву. Муравьёв критики не терпел, а так как в конце концов Невельской все-таки оказался прав и сам Муравьёв, после блестяще отраженной камчатски

Подвиги
Русскихъ морcкихъ офицеровъ
на Крайнемъ Воcтокѣ Россіи
1849--55 г.

При-амурскій и при-уссурійскій край.

   

Посмертныя записки
Адмирала Невельскаго.

Изданы супругою покойнаго
Екатериною Ивановною Невельскою
подъ редакціей
В. Вахтина.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Русская Скоропечатня (П. С. Нахимова), Большая Садовая, No 27.
1878.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   I. Краткое обозрѣніе событій, совершившихся на рѣкѣ Амурѣ съ 1643 по 1689 г. -- Первоначальныя свѣдѣнія о при-амурскомъ краѣ.-- Поярковъ и его экспедиція съ 1639 по 1646 г. -- Хабаровъ и его завоеваніе въ при-амурскомъ краѣ. -- Степановъ. -- Черниговскій и его дѣйствія. Возобновленіе Албазина.-- Положеніе наше на Амурѣ въ 1684 году.-- Осада Албазина китайцами.-- Ея послѣдствія
   II. Посольство Головина и заключеніе нерчинскаго трактата въ 1689 году.-- Величайшая заслуга Головина заключается въ первомъ пунктѣ трактата. -- Мнѣніе китайскаго правительства. -- Наше положеніе послѣ нерчинскаго трактата
   III. Возбужденіе вопроса о рѣкѣ Амурѣ въ 1753 году.-- Повелѣніе императрицы Екатерины II о заселеніи р. Амгунь въ 1777 г.-- Цѣль повелѣнія.-- Заключеніе Лаперуза и Браутона о лиманѣ и устьѣ р. Амуръ 1783--1793 г. -- Изслѣдованіе И. Ф. Крузенштерна въ 1805 году.-- Его заключеніе о Сахалинѣ и устьѣ р. Амуръ. Невыгодныя послѣдствія.-- Экспедиція Хвостова и Давыдова въ 1806 году
   IV. Появленіе на нашихъ картахъ невѣрной границы съ Китаемъ.-- Причина невниманія нашего къ этому обстоятельству.-- Изслѣдованіе восточнаго берега Охотскаго моря и сообщенія его съ Якутскомъ. -- Ѳоминъ, Сарычевъ и Кузьминъ.-- Экспедиція капитана Литке. -- Положеніе наше на Восточномъ океанѣ, въ Охотскѣ и Петропавловскѣ.-- Различныя мнѣнія о Камчаткѣ -- Появленіе въ нашихъ моряхъ китобоевъ.-- Ихъ дѣйствія.-- Заключеніе трактата между англичанами и китайцами 1840--1844 г.
   V. Возбужденіе амурскаго вопроса Императоромъ Николаемъ I, въ 1844 г.-- Повелѣніе Его барону Ф. П. Врангелю о посылкѣ въ амурскій лиманъ экспедиціи. -- Основаніе Аяна. -- Посылка въ лиманъ брига "Константинъ", подъ командою Гаврилова, въ 1846 г.-- Результатъ посылки.-- Депеша барона Врангеля графу Несельроде, 12 декабря 1846 г., о недоступности устья Амура.
   VI. Представленія Вонлярлярскаго о переносѣ Охотска, въ 1847 г,-- Причины посылки торговой экспедиціи изъ Аяна на р. Тугуръ и южный берегъ Охотскаго моря. -- Свѣдѣнія, доставленныя академикомъ Мидендорфомъ. -- Дѣйствія правительства относительно Китая, до 1847 года. -- Мнѣніе правительства о при-амурскомъ краѣ, вслѣдствіе донесеній барона Врангеля и графа Несельроде.-- Рѣшеніе правительства въ 1848 г. снарядить экспедицію Ахте для проведенія границы съ Китаемъ.-- Окончательное рѣшеніе правительства, въ томъ же году, объ отдачѣ всего при-амурскаго бассейна Китаю
   VII. Приготовленіе къ походу транспорта "Байкалъ". -- Объясненіе мое съ генералъ-губернаторомъ въ декабрѣ 1847 года.-- Амурскій вопросъ возбуждается снова.-- Мое объясненіе съ княземъ Меньшиковымъ въ исходѣ декабря 1847 г.-- Спѣшное окончаніе постройки транспорта. -- Представленія и распоряженія мои относительно груза. -- Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 г. -- Просьба моя князю Меньшикову о дозволеніи идти въ амурскій лиманъ.-- Сущность письма моего Н. Н. Муравьеву, отъ 10 февраля 1848 г.-- Отвѣтъ на это письмо, полученный мною въ іюлѣ того же года
   VIII. Объясненія съ княземъ Меньшиковымъ о необходимости изслѣдованія амурскаго лимана.-- Проэктъ инструкціи, представленный мною князю Меньшикову.-- Объясненія мои съ адмиралами: Беллингсгаузеномъ, Анжу и Врангелемъ. -- Выходъ транспорта изъ Кронштадта и плаваніе его до Петропавловска.-- Депеши, полученныя мною въ Петропавловскѣ отъ Н. Н. Муравьева.-- Распоряженія мои въ этомъ портѣ.-- Выходъ транспорта
   IX. Плаваніе транспорта у береговъ Сахалина и въ амурскомъ лиманѣ. -- Рѣшеніе главныхъ вопросовъ объ устьѣ р. Амуръ, ея лиманѣ и островѣ Сахалинѣ. -- Прибытіе въ Аянъ
   X. Донесеніе мое князю Меньшикову отъ 3 сентября 1849 г. -- Плаваніе Корсакова. -- Путешествіе генералъ-губернатора въ Камчатку и обратно.-- Впечатлѣніе, произведенное моимъ донесеніемъ въ Петербургѣ -- Высочайшее повелѣно о переносѣ Охотскаго порта въ Петропавловскъ и о заселенія р. Маи
   XI. Прибытіе мое въ Петербургъ.-- Объясненія съ княземъ Меньшиковымъ и въ комитетѣ.-- Прибытіе въ Иркутскъ 27 марта.-- Поѣздка въ Якутскъ и Аянъ съ М. С. Корсаковымъ.-- Встрѣча съ Д. И. Орловымъ.-- Основаніе Петровскаго зимовья. -- Плаваніе мое вверхъ по Амуру. -- Объявленіе отъ имени правительства о принадлежности при-амурскаго края Россіи.-- Предписаніе Д. И. Орлову. -- Донесеніе генералъ-губернатору 4-го сентября 1860 г.-- Отправленіе мое въ Иркутскъ и оттуда въ Петербургъ
   XII. Резолюція Государя Императора Николая I. -- Распоряженія высшаго правительства по поводу послѣднихъ моихъ дѣйствій.-- Возвращеніе мое въ Иркутскъ.-- Женитьба,-- Поѣздка въ Аянъ.-- Переходъ въ Петровское на баркѣ "Шелеховъ". -- Гибель барка.-- Мои распоряженія въ Петровскомъ. -- Прибытіе въ Николаевскій постъ.-- Объявленіе гилякамъ.-- Донесеніе генералъ-губернатору.-- Отправленіе Н. М. Чихачева и Орлова вверхъ по р. Амгунь.-- Ихъ донесеніе. -- Развлеченія въ Петровскомъ. -- Наше дружелюбное отношеніе къ инородцамъ.-- Зимняя почта.-- Жизнь и обычаи инородцевъ.-- Свѣдѣнія, добытыя отъ нихъ о р. Амуръ и о краѣ. -- Командировка Чихачева и Орлова. -- Возвращеніе ихъ въ Петровское. -- Исходъ 1851 года.-- Окончательное занятіе устья р. Амуръ
   XIII. Изслѣдованіе направленія Хинганскаго хребта, отъ истока р. Уди. -- Притонъ бѣглыхъ русскихъ. -- Командировка подпоручика Орлова. -- Экспедиція Бошняка на Сахалинъ. -- Инструкція Чихачеву. -- Возвращеніе Орлова. -- Результаты его командировки. -- Первая зимняя почта изъ Аяна. -- Мое донесеніе генералъ-губернатору отъ 20 февраля 1852 г. -- Частное письмо къ нему
   XIV. Возвращеніе Бошняка.-- Его донесеніе.-- Прибытіе Березина.-- Записка Чихачева.-- Отправленіе Березина въ распоряженіе Чихачева.-- Инструкція Березину.-- Декларація 11 апрѣля 1852 г.-- Командировка Бошняка въ с. Ухтре.-- Начало судостроенія въ при-амурскомъ краѣ. -- Письмо Н. Н. Муравьева отъ 28 декабря 1851 г. -- Депеша Кашеварова.-- Предписаніе Кашеварову отъ 15 апрѣля 1852 г.-- Депеша главному правленію компаніи.
   XV. Донесеніе генералъ-губернатору 15 апрѣля 1852 г.-- Проявленіе цивилизаціи между гиляками.-- Крещеніе ихъ.-- Распространеніе огородничества между ними.-- Донесеніе Н. М. Чихачева.-- Свѣдѣнія, собранныя имъ о рѣкахъ Амгунь и Гиринь и о народахъ, обитающихъ по берегамъ ихъ.-- Южный при-амурскій и при-уссурійскій край, по разсказамъ манджуровъ
   XVI. Южное прибрежье Татарскаго залива по свѣдѣніямъ, полученнымъ отъ туземцевъ. -- Путешествіе Чихачева изъ залива де-Кастри въ Петровское. -- Донесеніе Бошняка о протокѣ Уй.-- Рѣки: Биджи и Пильду.-- Обслѣдованіе протока и озера Кизи.-- Лѣвый берегъ р. Амуръ между с. Ухтрэ и устьемъ р. Амгунь. -- Донесеніе Березина о пути по Амуру. -- Съемка топографа Понова. -- Результатъ изслѣдованій гг. Бошняка, Чихачева, Березина, Попова и Воронина.-- Прибытіе корвета "Оливуца". -- Донесеніе начальника Николаевскаго поста. -- Увѣдомленіе Завойко.-- Отвѣтъ генералъ-губернатора
   XVII. Донесеніе Кашеварова 14 іюля 1852 г.-- Наше грустное положеніе.-- Мѣры, принятыя мною противъ голодной смерти.-- Донесеніе генералъ-губернатору 20 мая 1852 г.-- Инструкція Воронину и Бошняку. -- Ихъ экспедиція и цѣль ея. -- Донесенія Березина, Воронина и Бошняка
   XVIII. Прибытіе въ Петровское бота "Кадьякъ" и компанейскаго корабля.-- Экспедиція Бошняка въ при-амгуньскій край 5-го ноября 1852 г. -- Донесеніе генералъ-губернатору 7 ноября 1852 г. -- Письмо къ нему.-- Высочайшее повелѣніе 20 іюня 1852 г. -- Донесеніе генералъ-губернатору о намѣреніи занять Кизи и де-Кастри, 4 декабря 1852 г.-- Донесенія Березина, Разградскаго и Бошняка.-- Окончательное разрѣшеніе пограничнаго вопроса.-- Изслѣдованіе озеръ: Самагировъ и Чихчагировъ.-- Заключеніе 1852 года
   XIX. Цѣль дальнѣйшихъ командировокъ гг. офицеровъ.-- Инструкція Петрову 5 января 1853 г.-- Инструкціи Березину и Разградскому 8 января 1853 г.-- Инструкція лейтенанту Бошняку 12 февраля.-- Донесенія А. И. Петрова. -- Высочайшее повелѣніе, сообщенное 28 сентября 1852 г. генералъ-губернатору Государемъ Великимъ Княземъ Константиномъ Николаевичемъ.-- Мое донесеніе генералъ-губернатору отъ 25 февраля 1853 г. -- Депеша главнаго правленія компаніи отъ 15 октября 1852 г. о доставленіи въ 1853 году пароваго барказа для экспедиціи. -- Занятіе залива де-Кастри и основаніе склада въ селеніи Кизи.-- Цѣль командировки гг. Разградскаго и Орлова вверхъ по Амуру, 17 марта.-- Донесеніе Разградскаго отъ 21 апрѣля 1853 года и Бошняка отъ 15 апрѣля. -- Предписаніе Управляющаго Морскимъ Министерствомъ Августѣйшаго Генералъ-адмирала. 201 -- 211
   XX. Мои распоряженія въ Николаевскѣ.-- Предписаніе Разградскому отъ 23 мая 1853 г. -- Донесеніе гг. Воронива и Разградскаго отъ 31 мая. -- Сущность донесенія Н. К. Бошняка отъ 20 іюня.-- Состояніе залива де-Кастри. -- Состояніе берега между заливомъ де-Кастри и гаванью Императора Николая (Хаджи). 212224
   XXI. Предписаніе генералъ-губернатора отъ 2 марта 1853 г. -- высочайше утвержденный штатъ амурской экспедиціи. -- Сущность отношенія Завойко. -- Донесеніе генералъ-губернатору отъ 25 іюня 1853 г. -- Предписанія генералъ-губернатора отъ 15 апрѣля 1853 г. и отъ 23 апрѣля. -- Письмо Н. В. Буссе отъ 6 іюля 1853 г. -- Слѣдствіе распоряженій высшаго правительства. -- Планъ дѣйствій моихъ въ іюлѣ 1853 г.-- Распоряженія мои доктору Орлову 14 іюля. -- Письмо мое генералъ-губернатору отъ 14 іюля 1853 г.
   XXII. Плаваніе на транспортѣ "Байкалъ" въ іюлѣ и августѣ 1853 г.-- Занятіе Императорской гавани и острова Сахалина.-- Подкрѣпленіе постовъ въ заливѣ де-Кастри и въ селеніи Кизи. -- Мои приказанія г. Орлову.-- Прибытіе въ Петровское.-- Мои предположенія въ августѣ 1853 года.-- Прибытіе въ экспедицію священника Гавріила и г. Бачманова, 9 августа.-- Причины, связывавшія всѣхъ чиновъ экспедиціи въ одну дружную семью.-- Донесеніе г. Буссе отъ 26 августа 1853 г.
   XXIII. Причины, побудившія меня идти въ Аянъ.-- Объясненіе мое съ г. Буссе.-- Г. Буссе назначается зимовать на Сахалинъ.-- Дѣйствія мои въ Аянѣ и переговоры съ Кашеваровымъ.-- Отношеніе мое В. С. Завойко, отъ 2 сентября 1853 г. -- Распоряженіе Бачманову.-- Плаваніе на кораблѣ "Николай" изъ Петровскаго въ заливъ Анива.-- Встрѣча съ японцами. -- Селеніе Тамарнанива.-- Слѣдствіе вашей рекогносцировки, произведенной 21 сентября.-- Занятіе Тамарнанива 22 сентября 1853 г.-- Объявленіе японцамъ и аинамъ. -- Декларація для доставленія японскому правительству.-- Инструкція г. Буссе
   XXIV. Прибытіе въ Императорскую гавань. -- Инструкція лейтенанту Бошняку, 2-го октября 1853 года.-- де-Кастри. -- Шхуна "Востокъ".-- Поѣздка на оленяхъ къ озеру Кизи.-- Возвращеніе въ Петровское.-- Донесеніе генералъ-губернатору отъ 27-го октября 1853 г.-- Извѣстіе изъ де-Кастри. -- Командировка Петрова въ Императорскую гавань.-- Донесеніе Д. И. Орлова о Сахалинѣ и Императорской гавани. -- Донесенія командировъ транспорта "Иртышъ" и корабля "Николай".-- Извѣстія изъ Константиновскаго поста.-- Донесеніе Н. В. Буссе отъ 2-го октября
   XXV. Мѣры, принятыя мною для обезпеченія Константиновскаго поста.-- Извѣстіе о разрывѣ съ Турціей и о возможномъ разрывѣ съ западными державами.-- Постройка парохода пАргуньи. -- Мои дѣйствія одобрены Государемъ Императоромъ.-- Увѣдомленіе г. Кашеварова.-- Донесеніе г. Буссе изъ Муравьевскаго поста, 9 января 1854 года. -- Выписка изъ журнала г. Рудановскаго объ изслѣдованіи рѣки Сосуя. -- Сѣверо-восточный и восточный беретъ залива Анива, по описи Рудановскаго.-- Бухты: Иноскомонай и Тебесани. -- Рѣка Кархпуне и озеро Тообучи.-- Юрта Тоитзе.-- Пути въ Найбу. -- Восточный и западный берегъ Сахалина до мысовъ Тубу и Нотора.-- Заключеніе Н. В. Рудановскаго о заливѣ капитана Невельскаго (Идунки) и свѣдѣнія, собранныя имъ о поселеніи на Сахалинѣ тунгусовъ
   XXVI. Сообщеніе Самарина о пути изъ Муравьевскаго поста.-- Путь отъ селенія Гунупъ.-- Права Россіи на Сахалинъ.-- Сообщеніе восточнаго берега съ западнымъ. -- Путь Самарина изъ залива Терпѣнія до селенія Аркой. -- Письмо мое къ Н. В. Буссе отъ 22-го декабря 1853 г.-- Увѣдомленіе Петрова 12-го февраля 1854 г. -- Опись р. Хунгари и пути въ Императорскую гавань.-- Донесеніе Н. К. Бошняка.-- Посылка запасовъ въ Императорскую гавань.-- Приказаніе Н. К. Бошняку.-- Мое донесеніе и письмо генералъ-губернатору, 25-го февраля 1854 г.
   XXVII. Предписаніе Н. В. Буссе отъ 1 марта 1854 г.-- Положеніе наше въ Петровскомъ. -- Посылка Разградскаго вверхъ по Амуру.-- Спускъ по Амуру людей подъ начальствомъ генералъ-губернатора.-- Мое отправленіе изъ Петровскаго для слѣдованія вверхъ по Амуру. -- Распоряженія мои г. Бачманову.-- Наши силы въ при-амурскомъ краѣ.-- Высочайшее повелѣніе 22 апрѣля 1853 г. -- Листъ въ Пекинъ 16 іюня 1853 г. -- Путешествіе Н. Н. Муравьева и торжественныя встрѣчи.-- Мое путешествіе вверхъ по Амуру и затѣмъ въ заливъ де-Кастри. -- Донесеніе Бошпяка. -- Встрѣча моя съ генералъ-губернаторомъ 14 іюня 1854 г.-- Спускъ нашей флотиліи по Амуру
   XXVIII. Донесеніе Завойко изъ Петропавловска о недостаткѣ продовольствія. -- Мнѣніе генералъ-губернатора и прибывшихъ съ нимъ лицъ о нашей границѣ съ Китаемъ.-- Представленіе мое генералъ-губернатору о невозможности ввести фрегатъ "Палладу" въ лиманъ безъ паровыхъ средствъ. -- Смерть моей дочери и болѣзнь жены. -- Соглашеніе Н. Н. Муравьева и Е. В. Путятина о вводѣ судовъ въ амурскій лиманъ. -- Прибытіе Муравьева въ Петровское. -- Донесеніе Н. Н. Муравьева о моихъ дѣйствіяхъ. -- Путешествіе на оленяхъ изъ Петровскаго въ Николаевскъ,-- Предположеніе о непріятелѣ. -- Неудачный вводъ фрегата "Паллада" въ лиманъ.-- Отправленіе генералъ-губернатора и его распоряженія. -- Предписаніе его мнѣ отъ 10-го августа. -- Предписаніе Унковскому. -- Мое путешествіе съ семействомъ изъ Петровскаго въ Николаевскъ. -- Фрегатъ "Паллада" въ Императорской гавани.-- Распоряженія мои о размѣщеніи командъ. -- Генералъ-губернаторъ въ Аянѣ.-- Шхуна "Востокъ". -- Корабль р.-а. к. "Ситха". -- Транспортъ "Байкалъ".-- Плаваніе шхуны "Востокъ". -- Донесеніе Римскаго-Корсакова о побѣдѣ въ Петропавловскѣ
   XXIX. Соображенія мои о положеніи Петропавловска.-- Представленіе генералъ-губернатору о необходимости перенести этотъ портъ въ при-амурскій край, 27 октября 1854 года. Надежды и предположеніе, что мнѣ благовременно дадутъ знать о снятіи Петропавловска.-- Мое производство въ контръ-адмиралы.-- Увѣдомленіе отъ Синицына изъ Императорской гавани. -- Цѣль англо-французовъ въ Восточномъ океанѣ.-- Командировка прапорщика Кузнецова въ Императорскую гавань.-- Инструкціи.-- Письмо мое Н. Н. Муравьеву отъ 12 апрѣля 1855 г.-- Положеніе амурской экспедиціи въ зиму съ 1854 на 1855 годъ.-- Прибытіе семействъ изъ Петропавловска. -- Моя поѣздка въ де-Кастри.-- Свѣдѣнія о снятіи Петропавловскаго порта.-- Нападеніе непріятеля на наши суда.-- Мои распоряженія.-- Прибытіе въ заливъ де-Кастри. -- Военный совѣтъ.-- Мое предположеніе.-- Рѣшеніе совѣта. -- Отправленіе эскадры въ лиманъ.-- Возвращеніе въ Николаевскъ -- Донесеніе Бутакова о прибытіи нашихъ судовъ къ мысу Лазареву.-- Причины снятія Петропавловскаго порта.-- Слѣдованіе изъ него нашей эскадры.-- Посылка Мартынова.-- Прибытіе къ мысу Лазарева С С. Лесовскаго.-- Взятіе въ плѣнъ Мусина-Пушкина.-- Шхуна "Хеда".-- Прибытіе на ней Е В. Путятина и К Н. Посьета въ Николаевскъ.-- Спускъ генералъ-губернатора по Амуру и прибытіе его въ Маріинскій постъ. -- Закрытіе амурской экспедиціи. -- Мое новое назначеніе.-- Отчетъ амурской экспедиціи. -- Необходимость постовъ по р. Амуръ. -- Наша граница съ Китаемъ.-- Почему не принято мое мнѣніе. -- Вводъ въ р. Амуръ фрегата "Аврора" и другихъ судовъ.-- Личный составъ амурской экспедиціи
   XXX. Наше положеніе въ исходѣ 1855 года.-- Предложеніе Н. Н. Муравьева о границѣ по Амуру. -- Его распоряженія.-- Подъемъ вверхъ по Амуру адмирала Е. В. Путятина на катерѣ "Надежда".-- Основаніе Кутомандскаго поста.-- Несбывшіяся предположенія.-- Коммерческіе корабли Сѣверо-Американскихъ Штатовъ: "Пальмето" и "Берингъ".-- Уничтоженіе въ лиманѣ корабля россійско-американской компаніи. -- Прибытіе непріятельскихъ судовъ въ заливъ де-Кастри. -- Высадка непріятеля въ этомъ заливѣ.-- Донесеніе изъ Императорской гавани.-- Цѣль посылки туда г. Разградскаго.-- Мое представленіе о томъ, что не слѣдуетъ затоплять фрегатъ "Паллада". -- Переписка генералъ-губернатора съ манджурами. -- М. С. Корсаковъ въ Айгунѣ.-- Лагерь въ де-Кастри.-- Плаваніе вверхъ по Амуру. -- Распоряженія Н. В. Буссе.-- Выходъ изъ Николаевска фрегата "Авроpa", корвета "Оливуца" и транспорта "Двина". -- Транспортъ "Иртышъ".-- Возвращеніе мое въ Петербургъ. -- Слухи въ Петербургѣ о моихъ дѣйствіяхъ. -- Милостивыя слова Государя Императора.-- Образованіе Приморской области.-- Капитанъ 1-го ранга Козакевичъ назначается исправляющимъ должность военнаго губернатора Приморской области.-- Посольство графа Е. В. Путятина.-- Заселеніе лѣваго берега р. Амура. -- Плаваніе по Амуру графа Путятина и его поѣздка въ Китай.-- Цѣль высадки Рудановскаго на Сахалинъ, въ 1857 году.-- Дѣйствія графа Путятина въ Китаѣ.-- Переговоры о границѣ возлагаются на Н. Н. Муравьева.-- Сосредоточеніе нашихъ войскъ на Амурѣ.-- Предварительныя распоряженія Н. Н. Муравьева.-- Назначеніе уполномоченныхъ отъ китайскаго правительства
   XXXI. Основаніе города Благовѣщенска.-- Первое свиданіе генералъ-губернатора въ Айгунѣ съ китайскими уполномоченными. -- Предложеніе генералъ-губернатора.-- Проэктъ договора.-- Ультиматумъ.-- Айгунскій трактатъ 16-го мая 1858 года;. -- Подписаніе и размѣнъ трактата. -- Письмо отъ Н. Н. Муравьева. -- Приказъ генералъ-губернатора 18-го мая 1858 года.-- Плаваніе Н. Н. Муравьева и прибытіе въ Николаевскъ.-- Состояніе Николаевска въ 1858 году. -- Освященіе перваго храма на рѣкѣ Амуръ.-- Основаніе Софійска. -- Плаваніе по рѣкѣ Сунгари. -- Айгунскій амбань посѣщаетъ генералъ-губернатора въ Благовѣщенскѣ.-- Цѣль этого посѣщенія.-- Отвѣтъ Н. Н. Муравьева на статьи Дзянъ-Зюна.-- Тьянцзинскій трактатъ.-- Ратификація айгунскаго трактата.-- Путешествіе Мартынова изъ Тьянцзина въ Петербургъ. -- Награды. -- Краткое обозрѣніе дѣятельности морскихъ офицеровъ въ при-амурскомъ краѣ
   

ОТЪ РЕДАКТОРА.

   
   Геннадій Ивановичъ, древній потомственный дворянинъ Костромской губерніи, Сольгалицкаго уѣзда, родился 25-го ноября 1813 года, въ усадьбѣ Дракинѣ. 8-го апрѣля 1829 г. онъ поступилъ въ морской кадетскій корпусъ, а 21-го декабря 1832 года выпущенъ изъ корпуса мичманомъ, съ назначеніемъ въ 27-й экипажъ. Во время пребыванія въ корпусѣ, онъ каждое лѣто плавалъ, сначала на корпусной эскадрѣ, а потомъ, по переходѣ въ гардемаринскую роту, на корабляхъ: "Великій князь Михаиль" и "Кульмь", крейсеровавшихъ въ Финскомь заливѣ и Балтійскомъ морѣ. Въ чинѣ мичмана, Геннадій Ивановичъ слушалъ высшій курсъ морскихъ наукъ къ офицерскихъ классахъ (нынѣ Николаевская Морская Академія) и въ то же время, лѣтніе мѣсяцы, плавалъ на корабляхъ: "Прохоръ", "Іезекіиль" и ,,Кронштадтъ", и на фрегатахъ: "Помона" и ,,Венусъ". 28-го Марта 1836 года, по окончаніи курса офицерскихъ классовъ, Геннадій Ивановичъ былъ произведенъ въ лейтенанты. Въ этомъ чинѣ онъ ежегодно плавалъ на судахъ вмѣстѣ съ Его Императорскимъ Высочествомъ Великимъ Княземъ Константиномъ Николаевичемъ.
   Покойный адмиралъ любилъ вспоминать дни, проведенные имъ въ 1836 году на фрегатѣ "Беллона", съ 1837 по 1843 годъ, включительно, на фрегатѣ ,,Аврора" и 1844, 1845 и 1846 годы на кораблѣ "Ингерманландъ". Корабль этотъ съ 12-го августа 1845 по 19-е іюля 1846 г. находился въ плаваніи въ Средиземномъ морѣ.
   Первый крестъ, св. Станислава 4-й степени, Геннадій Ивановичъ получилъ въ 1838 году (5-го декабря). Въ 1841 г. (6-го декабря) онъ былъ награжденъ орденомъ св. Анны 3-й степени, а 15-го іюля 1846 года, т. е. по возвращеніи изъ дальняго плаванія на кораблѣ "Ингерманландъ", за отличіе по службѣ, произведенъ въ капитанъ-лейтенанты. Лѣто 1847 Геннадій Ивановичъ плавалъ на томъ же кораблѣ "Ингерманландъ", крейсеровавшемъ въ Нѣмецкомъ морѣ, въ составѣ сводной дивизіи, подъ флагомъ контръ-адмирала Епанчина 2-го. Въ продолженіе 19 лѣтъ (съ 1829--1847) ни одного лѣта Геннадій Ивановичъ не провелъ на берегу, а потому, естественно, изучилъ морское дѣло въ совершенствѣ. Зимніе мѣсяцы, въ первые годы своей службы, какъ сказано выше, онъ слушалъ лекціи въ офицерскихъ классахъ, а въ послѣдующіе подготовлялся къ рѣшенію того великаго вопроса, который описываетъ адмиралъ самъ въ этихъ запискахъ. Рѣка Амуръ и восточное побережье Сибири всегда составляли его завѣтную мечту. Онъ никакъ не могъ допустить, чтобы такая громадная рѣка, какъ Амуръ, могла теряться въ пескахъ и не быть судоходною. Постоянно занимаясь этимъ вопросомъ и хорошо ознакомясь съ скудной еще въ то время литературой амурскаго края, Геннадій Ивановичъ такъ ясно представлялъ себѣ всѣ послѣдующія открытія въ этомъ краѣ и принадлежность его Россіи, что шелъ туда какъ бы съ готовымъ планомъ и дѣйствовалъ рѣшительно, какъ бы въ давно знакомой мѣстности. Изъ записокъ автора читатели увидятъ, что иниціатива амурскаго вопроса всецѣло принадлежитъ ему. Товарищи и сослуживцы Геннадія Ивановича хорошо помнятъ, какъ онъ лелѣялъ амурскій вопросъ и съ какою удивительною энергіею онъ взялся за его рѣшеніе, когда, въ 1848 году, ему представилась только тѣнь возможности осуществить свою мечту. Въ этомъ году онъ былъ назначенъ командиромъ транспорта "Байкалъ", на которомъ долженъ былъ доставить въ Петропавловскъ провіантъ. Не пропуская ни одного дня, Геннадій Ивановичъ лихорадочно готовитъ къ отплытію транспортъ, пишетъ въ то же время письмо генералъ-губернатору Сибири Николаю Николаевичу Муравьеву и подымаетъ въ Петербургѣ давно уже погребенный амурскій вопросъ. Командиръ транспорта проситъ разрѣшенія воспользоваться остаткомъ времени для изслѣдованія лимана и устья Амура, проситъ, какъ милости себѣ, новыхъ трудовъ, борьбы съ природой и массы лишеній въ невѣдомомъ краѣ! Такое самоотверженіе и неуклонное преслѣдованіе разъ задуманной цѣли обнаруживаютъ въ Геннадіѣ Ивановичѣ не только патріота, глубоко преданнаго Престолу и Отечеству, но и человѣка съ большимъ запасомъ ума, рѣшительности и энергіи. Все это и проявилъ Геннадій Ивановичъ въ періодъ службы, описываемый имъ самимъ въ предлагаемыхъ запискахъ. Результатъ его дѣятельности -- присоединеніе къ Россіи при-амурскаго и при-уссурійскаго края -- всѣмъ извѣстенъ и имя Невельскаго, тѣсно связанное съ этимъ знаменательнымъ фактомъ, не умретъ въ потомствѣ. Миръ праху твоему труженикъ науки, герой и гражданинъ!
   По окончаніи подвиговъ, описываемыхъ въ настоящей книгѣ, Геннадій Ивановичъ возвратился въ Петербургъ, былъ назначенъ членомъ Ученаго Отдѣленія Морскаго Техническаго Комитета и состоялъ въ этой должности до 17-го апрѣля 1876 года, когда смерть -- эта коса, немилосердно подкашивающая всѣхъ смертныхъ безъ разбора, скосила и этого знаменитаго мужа и піонера амурскаго края. Геннадій Ивановичъ скончался послѣ двухгодовой тяжкой болѣзни, имѣя 62 года отъ роду.
   Адмиралъ пользовался глубокимъ уваженіемъ и любовью семьи, но интересы отечества всегда ставилъ выше семейныхъ. Молодая супруга его, только что оставившая школьную скамью, съ свойственною одной русской женщинѣ энергіею и привязанностью къ мужу, безропотно всюду слѣдовала за нимъ и раздѣляла съ нимъ всѣ лишенія и опасности среди дикихъ племенъ. Глубоко задумавъ вопросъ о присоединеніи амурскаго края къ Россіи, адмиралъ оставался вѣрнымъ ему до послѣднихъ своихъ дней: ни женитьба, ни печальная обстановка молодой жены, ни голодная смерть первой дочери его -- ничто, ничто не помѣшало ему довести до конца разъ начатое дѣло. Молодая смолянка не только никого не стѣсняла, но, напротивъ, была душею всего маленькаго общества. Ея помѣщеніе -- одна комната въ наскоро поставленной избѣ, а гости-дикари, до того грязные, что не подошелъ бы къ нимъ близко! Для Екатерины Ивановны, между тѣмъ, эти гости были дорогіе,-- они одни могли помочь ея мужу въ его изслѣдованіяхъ; она глубоко понимала это и несла безропотно свой крестъ сама, другой разъ, безъ необходимой пищи, она несетъ послѣдніе куски дикарямъ-гостямъ, чтобы только развязать имъ языки и такимъ образомъ облегчить мужу своему путь къ открытіямъ. Я не имѣю разрѣшенія на преданіе гласности всѣхъ подвиговъ Екатерины Ивановны, но надѣюсь, что рано или поздно они будутъ обнародованы.
   Въ морской литературѣ имя адмирала встрѣчается только подъ статьями, написанными въ защиту его любимаго вопроса. Слогъ автора, какъ въ тѣхъ статьяхъ, такъ и въ предлагаемыхъ запискахъ -- своебразенъ, но своеобразность эта происходила отъ лихорадочности, съ которою онъ всегда отстаивалъ интересы отечества и особенно свой вопросъ. Такъ всегда адмиралъ говорилъ и писалъ, такимъ его всѣ знали, пусть же и въ посмертныхъ запискахъ своихъ онъ останется вѣрнымъ себѣ, тѣмъ болѣе, что не одежда краситъ человѣка, а человѣкъ одежду.
   Настоящія записки адмиралъ писалъ въ послѣдніе годы своей жизни и кончилъ ихъ за нѣсколько мѣсяцевъ до смерти, но издать уже не успѣлъ. Онѣ изданы супругою адмирала, на средства Ученаго Отдѣленія Морскаго Техническаго Комитета.

В. Вахтинъ.

   

ГЛАВА I.

Краткое обозрѣніе событій, совершившихся на рѣкѣ Амурѣ съ 1643 по 1689 г.-- Первоначальныя свѣдѣнія о при-амурскомъ краѣ.-- Поярковъ и его экспедиція съ 1639 по 1646 г. Хабаровъ и его завоевавіе въ при-амурскомъ краѣ -- Степановъ.-- Черниговскій и его дѣйствія.-- Возобновленіе Албазина.-- Положеніе наше на Амурѣ въ 1684 году. Осада Албазина китайцами. Ея послѣдствія.

   Дѣйствія нашихъ моряковъ на отдаленномъ Востокѣ съ 1849 по исходъ 1855 г., т. е. со времени прибытія въ амурскій лиманъ военнаго транспорта "Байкалъ" до времени перенесенія изъ Камчатки на устье рѣки Амура (Николаевскъ) Петропавловскаго порта и сосредоточенія здѣсь нашей эскадры, находившейся тогда въ Восточномъ океанѣ, имѣютъ непосредственную связь съ событіями, совершившимися на рѣкѣ Амуръ съ 1643 по 1689 г. и различными затѣмъ предположеніями и экспедиціями, являвшимися въ Охотское море и Татарскій заливъ, а потому, чтобы уяснить всю важность упомянутыхъ дѣйствій, составляющихъ основаніе къ утвержденію за Россіею при-амурскаго и при-уссурійскаго края съ островомъ Сахалинымъ, необходимо представить краткій обзоръ всѣхъ предшествовавшихъ 1849 году событій, совершившихся на отдаленномъ Востокѣ, и ихъ послѣдствія. Эти событія въ главныхъ чертахъ таковы:
   Въ первой половинѣ XVII вѣка отважная вольница русскихъ искателей добычи распространила владѣнія Россіи до прибрежьевъ Охотскаго моря. На рѣкѣ Ленѣ явились остроги Киринскъ и Якутскъ, а на рѣкѣ Уди -- Удскій. Здѣсь-то въ 1639 году русскіе узнали отъ тунгусовъ о существованіи, по южную сторону горъ, большихъ рѣкъ: Джи (Зеи), впадающей въ Шилькаръ или Маму (Амуръ) {Относительно происхожденія имени Амуръ существуетъ большое разногласіе. Риттеръ производитъ его отъ гилякскаго слова "ямуръ" -- большая вода, другіе же отъ "Эмуръ", какъ называлась прежде маленькая рѣчка Албазинъ, вливающаяся въ Амуръ. Всѣ народы, живущіе по Амуру, даютъ ему различныя названія; китайцы и манджуры, напримѣръ, называютъ его Куэнъ-тонгомъ и считаютъ его за притокъ Сунгари (Шунгала). Ред.}, которая, въ свою очередь, впадала въ Шунгалъ или Сангарнула (Сунгари), и что въ Шунгалъ вливается большая рѣка Амгунь, по которой живутъ тунгусы; что къ нимъ наткисы привозятъ съ Шунгала хлѣбъ и разныя матеріи и разсказываютъ, будто на рѣкахъ Джи и Шилккарѣ живутъ дучеры и дауры, занимающіеся хлѣбопашествомъ; что у нихъ много скота, матерій и серебра и, наконецъ, что вся страна по Шилькару, Джи и Шунгалу изобилуетъ пушными звѣрями. Этихъ извѣстій было достаточно, чтобы двинуть нашу вольницу въ тѣ невѣдомыя и далекія страны. По распоряженію Якугскаго воеводы Петра Петровича Головина, въ іюнѣ 1643 года была снаряжена туда партія изъ 132-хъ человѣкъ вольницы, казаковъ и промышленниковъ подъ командою казака Пояркова. Поярковъ изъ Якутска, слѣдуя по Ленѣ, повернулъ въ Алданъ и, достигнувъ устья рѣки Учура, направился по этой рѣкѣ и по ея притоку Ганагъ. Здѣсь застали его холода: онъ бросилъ свои лодки с съ 90 человѣками охотниковъ изъ команды, перевалилъ на лыжахъ по глубокому снѣгу чрезъ Становой хребетъ и, таща за собою на салазкахъ провіантъ и оружіе, вышелъ на вершину рѣки Брянбы. Слѣдуя по этой рѣкѣ и по рѣкѣ Джи (Зеѣ). Поярковъ съ своею вольницею, къ веснѣ 1644 г. достигъ Шилькара (Амура), имѣя на пути по Зеѣ неоднократные стычки съ туземцами. Затѣмъ Поярковъ направился на лодкахъ внизъ по Амуру и, пройдя Щеки, гдѣ рѣка прорѣзаетъ горы, вступилъ въ рѣку Шунгаль {Часть рѣки Амура отъ устья Сунгари до лимана называлась туземцами и китайцами Шунгаломъ. Они считали эту часть продолженіемъ Сунгари (Шунгала). Ред.} (Сунгари). Эту послѣднюю онъ принялъ за продолженіе Шилькара, а потому Шилькаръ и часть Шунгала названы имъ однимъ именемъ Амуръ. Слѣдуя далѣе, онъ достигъ ея устья, гдѣ у гиляковъ, близь Амгуни основалъ острогъ и остался в немъ зимовать.
   Подчинивъ гиляковъ Россіи и собравъ с нихъ ясакъ: 12 сороковъ соболей и 16 собольихъ шубъ, онъ, с открытіемъ навигаціи 1645 года, пустился к сѣверу, вдоль берега Охотскаго моря. Три мѣсяца Пояркова, носило на льдахъ по морю и наконецъ, выкинуло на берегъ близь устья рѣки Удьи. На устье этой рѣки Поярковъ зазимовалъ, а весною слѣдующаго 1646 года перешелъ отсюда черезъ горы на верховье Маи; построивъ здѣсь лодки, онъ спустился по этой рѣкѣ въ Алданъ и Лену и 12 іюля того же года прибылъ в Якутскъ.
   Это былъ первый походъ русскихъ въ при-амурскій край, продолжавшійся три года и открывшій путь дальнѣйшимъ предпріятіямъ. Поярковъ съ своею горстью отважной вольницы въ продолженіе трехъ лѣтъ прошелъ болѣе 7,000 верстъ, три раза зимуя на пути и о результатахъ своего путешествія, преисполненнаго неимовѣрныхъ трудовъ, донесъ якутскому воеводѣ Головину, что по рѣкамъ Шилькару и Шунгалу живутъ дучеры и дауры и что эта страна называется ими Дауріею. За даурами, доносилъ онъ, по Шунгалу, до рѣки Уссури и ниже ея, на 4 дня пути, обитаютъ тольды или ачаны: далѣе наткисы, а затѣмъ гиляки; что всѣ эти народы никому не подвластны, и, въ заключеніе, Поярковъ представилъ, что этотъ край можно подчинить русскому владычеству, имѣя 300 человѣкъ хорошо вооруженнаго войска. Изъ числа этихъ людей онъ предлагалъ половину оставить въ 3-хъ или 4-хъ острогахъ, а остальныхъ 150 человѣкъ употреблять на разъѣзды для усмиренія тѣхъ изъ иноземцевъ, которые окажутся непокорными и не будутъ платить ясака; ибо, по его мнѣнію, отъ всѣхъ обитающихъ въ этой странѣ жителей нельзя ожидать серьезнаго сопротивленія. Что же касается до продовольствія этихъ войскъ, то его найдется въ изобиліи у туземцевъ. Такое мнѣніе о легкости пріобрѣтенія Амура было весьма естественно, ибо Поярковъ, незнакомый еще съ краемъ, упустилъ изъ виду самое важное обстоятельство: что но рѣкѣ Шунгалу (Сунгари) можно было ожидать на помощь инородцамъ военныя силы изъ сосѣдней съ этимъ краемъ Манджуріи; тѣмъ болѣе, что въ это время вмѣсто монгольской династіи вступила на престолъ Китая династія манджурская.
   Разсказы Пояркова о богатствѣ края и его обитателяхъ понудили Хабарова въ 1649 г. явиться къ якутскому воеводѣ Дмитрію Андрееву Франбекову съ просьбою дозволить ему идти на Амуръ, набравъ съ собою вольныхъ людей, которыхъ онъ будетъ содержать на свой счетъ. Ерофей Хабаровъ былъ сольвычегодскій уроженецъ, промышленникъ. Цѣль этого похода состояла въ приведеніи дауровъ въ ясачное положеніе. 6 марта 1649 г. якутскій воевода далъ ему наказную память и нѣсколько казаковъ. Отрядъ Е. Хабарова, при отправленіи изъ Якутска, состоялъ изъ 70 человѣкъ. Хабаровъ не слѣдовалъ по тому пути, но которому шелъ Поярковъ; тунгусы показали ему другую дорогу на Амуръ, а именно: по рѣкамъ Олекмѣ и Тугиру, затѣмъ волокомъ чрезъ Становой хребетъ на р. Урку, а по ней до р. Амура. Отъ устья Урки, по разсказамъ тунгусовъ, до жилища богатаго и сильнаго даурскаго князя Левкоя былъ всего одинъ день ходьбы.
   Въ первое лѣто 1649 г. Хабаровъ дошелъ только до устья Тугира. Въ 1650 г., 18 января, пустился въ путь вверхъ по рѣкѣ Тугиру, перевалилъ черезъ хребетъ и достигъ р. Амура. Провѣдавъ о приходѣ русскихъ, князь Левкой оставилъ всѣ жилыя мѣста свои, такъ что Хабаровъ никого не встрѣтилъ, Оставивъ безъ вниманія первыя пустыя жилья, онъ остановился въ послѣднемъ. Здѣсь увидѣлся съ княземъ Левкоемъ, котораго увѣрилъ, что цѣль прибытія на Амуръ русскихъ состоитъ только въ собраніи ясака и не заключаетъ въ себѣ никакихъ другихъ враждебныхъ намѣреній противъ туземцевъ. Имѣя съ собою малое число людей, сравнительно съ численностію туземцевъ князя Левкоя, Хабаровъ вернулся тѣмъ же путемъ въ Якутскъ. Якутскій воевода дозволилъ ему набрать гораздо болѣе людей и Хабаровъ въ 1651 г. снова отправился тѣмъ же путемъ на Амуръ, остановился при устьѣ рѣчки Албазинъ и здѣсь основалъ городъ того же имени. Отсюда онъ со всею своею командою пошелъ внизъ по рѣкѣ.
   Первое встрѣченное имъ отъ Албазина жилое мѣсто состояло изъ 3-хъ городковъ, принадлежавшихъ 3-мъ князьямъ: Гогудару, Онгозмѣ и Лотодину. Туземцы сначала хотѣли обороняться и заграждали путь Хабарову, но, при первыхъ выстрѣлахъ его отряда, заперлись въ городкахъ; Хабаровъ требовалъ сдачи, но они не сдавались. Начался приступъ: русскіе сдѣлали проломъ въ стѣнѣ перваго городка и ворвались въ него; затѣмъ были взяты второй и третій. Въ этомъ дѣлѣ убито дауровъ болѣе 60 человѣкъ, взято въ плѣнъ до 200 мужчинъ, 240 женщинъ, 118 дѣтей, 267 лошадей и 115 штукъ рогатаго скота.
   Хабаровъ, пробывъ здѣсь 6 недѣль, поплылъ внизъ по Амуру и чрезъ 2 1/2 дня достигъ устья рѣки Зеи, ниже которой, на правомъ берегу Амура, стоялъ городъ Талгинъ; это было владѣніе князя Кокорея. Жители этого города и окрестностей приняли присягу въ вѣрности русскимъ и обязались платить ясакъ, но послѣ этого всѣ они бѣжали. Хабаровъ сжегъ Талгинъ и пошелъ внизъ по Амуру; шесть дней онъ плылъ до Шунгала. За Шунгаломъ жили ачане; у нихъ, около устья Уссури, Хабаровъ остался зимовать, въ большомъ ачанскомъ уллусѣ. Укрѣпившись въ немъ, онъ отрядилъ сотню людей изъ своей команды, вверхъ по Амуру, искать добычи. Туземцы въ числѣ 1,000 челов. напали на 70 челов. русскихъ, оставшися въ Ачанскѣ; русскіе отразили это нападеніе: ачане и дауры бѣжали.
   Отправленная партія вернулась съ судами, нагруженными добычею и продовольствіемъ. Хабаровъ началъ приводить Ачанскъ въ оборонительное положеніе. Такая предосторожность оказалась не лишнею. Отраженные и ограбленные нашими, дучеры и ачане просили помощи у манджуровъ, и намѣстникъ китайскаго богдыхана въ Манджуріи приказалъ князю Изинею, въ городѣ Нюмъ-гутѣ (Нингути) собрать войско и идти на русскихъ. 2,000 человѣкъ манджуровъ, съ княземъ Изинеемъ, отправились на помощь ачанамъ и дучерамъ; три мѣсяца шло это войско до мѣстопребыванія Хабарова; оно имѣло 8 пушекъ, 30 фузей и 12 папардовъ (орудіе изъ глины, употреблявшееся для подорванія стѣнъ). 24 марта 1652 г. манджуры подошли подъ ачанскій городъ и открыли по немъ пальбу. Цѣлый день съ обѣихъ сторонъ шла перестрѣлка: непріятель успѣлъ сдѣлать проломъ въ стѣнѣ и ворвался въ городъ. Хабаровъ отбилъ это нападеніе и затѣмъ сдѣлалъ вылазку, взялъ у непріятеля двѣ самыя большія пушки и обратилъ ихъ на него.
   Непріятель, потерявъ 670 человѣкъ убитыми и большую часть запасовъ, отступилъ. Съ открытіемъ навигаціи, Хабаровъ отправился вверхъ по рѣкѣ, для избранія болѣе ближняго мѣста къ Якутску, откуда можно было бы имѣть помощь, въ случаѣ вторичнаго нападенія манджуровъ. Между Шунгаломъ и Зеей, Хабаровъ встрѣтилъ 140 чел. казаковъ, посланныхъ къ нему изъ Якутска съ порохомъ и свинцомъ. Соединившись съ ними и продолжая путь далѣе, вверхъ по Амуру, онъ намѣревался поставить на устьѣ Зеи острогъ, но здѣсь начались несогласія и раздоры въ его отрядѣ, изъ котораго 100 челов. бѣжало на грабежъ. Лишенный болѣе трети своего отряда, Хабаровъ долженъ былъ оставить свое намѣреніе и, продолжая подниматься съ остальными людьми вверхъ по рѣкѣ, достигъ устья рѣки Кумары, гдѣ построилъ укрѣпленный острогъ. Съ нарочными людьми, отправленными отсюда въ Якутскъ, Хабаровъ требовалъ оттуда подкрѣпленія въ 600 челов., для завоеванія рѣки Амура; но изъ Якутска не могли послать такого большаго отряда и съ тѣми же посланцами написали объ этомъ просьбу въ Москву.
   Въ Москвѣ, еще до прибытія этихъ посланцевъ, вслѣдствіе полученныхъ отъ якутскаго воеводы донесеній о дѣйствіяхъ Пояркова и Хабарова на Амурѣ, рѣшено было отправить къ Хабарову помощь и возстановить порядокъ. Съ этою цѣлью, въ 1662 году, уже посланъ быль изъ Москвы дворянинъ Дмитрій Ивановъ Зиновьевъ, которому было поручено: поощрить казаковъ на Амурѣ, прибавить къ находящейся тамъ командѣ 150 человѣкъ, усилить ихъ снарядами, навѣдаться о положеніи нашихъ на Амурѣ и, наконецъ, приготовить все нужное къ отправленію на Амуръ 3,000 войска, которое предполагалось двинуть туда подъ командою князя Ивана Ивановича Лобанова-Ростовскаго. Предположеніе это, однако, не осуществилось, а между тѣмъ слава о при-амурскомъ краѣ все болѣе и болѣе распространилась по Сибири. Все населеніе Лены до Верхоленска стремилось туда и многіе бѣжали тайно, такъ что необходимо было принять мѣры для прекращенія побѣговъ.
   Зиновьевъ прибылъ на Амуръ въ августѣ 1658 г. и встрѣтилъ Хабарова въ устьѣ рѣки Зеи. Его прибытіе не порадовало казаковъ, потому что онъ главнымъ образомъ пріѣхалъ для того, чтобы возстановить порядокъ въ этой разбойнической вольницѣ и по возможности обратить ихъ къ земледѣлію. Послѣднее было особенно необходимо, чтобы заготовить продовольствіе для войска, которое предполагалось сюда отправить. Казаки не были привычны къ такому труду, они до тѣхъ поръ ходили по Амуру только съ цѣлью грабежа и поживы на счетъ туземцевъ.
   Къ довершенію неудовольствія казаковъ, Зиновьевъ взялъ съ собою въ Москву Хабарова, а вмѣсто него оставилъ казака Онуфрія Степанова. Въ Москвѣ Хабаровъ былъ принятъ очень милостиво и пожалованъ саномъ боярина, но на Амуръ уже болѣе не поѣхалъ.
   Степановъ съ устья Зеи, изъ зейскаго острога, отправился внизъ по Амуру; входилъ въ рѣку Шунгалъ, добылъ тамъ много хлѣба и зимовалъ у дучеровъ (близъ Хинганскаго хребта, около устья рѣки Буреи). Весной 1654 г. онъ пошелъ вверхъ по Шунгалу и послѣ трехъ-дневнаго плаванія за горами, отъ которыхъ начинается Манджурія, встрѣтился съ манджурскимъ отрядомъ. Послѣдній не хотѣлъ пускать его далѣе, вверхъ по рѣкѣ, но послѣ краткаго боя русскіе обратили отрядъ въ бѣгство. Степановъ, узнавъ отъ плѣнныхъ, что манджуры предоставляютъ русскимъ владѣть всѣмъ этимъ мѣстомъ только до горъ и не хотятъ пускать ихъ далѣе, по Шунгалу, а также что они для этого сосредоточиваютъ тамъ большія силы, вышелъ изъ Шунгала, собралъ ясакъ съ дауровъ, дучеровъ и ачанъ и расположился зимовать въ зейскомъ острогѣ. Вскорѣ послѣ этого изъ Енисейска, чрезъ Байкальское озеро, на подкрѣпленіе Степанову, прибылъ сотникъ Петръ Бекетовъ. На пути, у устья рѣки Нерчинъ, онъ основалъ нерчинскій острогъ. Бекетовъ и Степановъ на зиму расположились въ кумарскомъ, албазинскомъ и зейскомъ острогахъ; они подчинили владычеству Россіи всѣ завоеванія Хабарова, т. е. земли дауровъ, дучеровъ, гольдовъ, наткисовъ, гиляковъ и страну вверхъ по теченію Шунгала, до хребта. Главныя наши силы на Амурѣ были тогда сосредоточены въ кумарскомъ острогѣ.
   Манджуры такъ много терпѣли отъ грабежа нашихъ казаковъ, ходившихъ даже внутрь ихъ страны, что рѣшились удалить русскихъ изъ кумарскаго острога. Для этого въ 1655 г. они собрали до 10,000 войска съ 15 орудіями и повели осаду острога. 20 марта они начали стрѣлять по острогу и въ ночь съ 24 на 25 число сдѣлали приступъ; но русскіе отбили ихъ и обратили въ бѣгство. Непріятель снялъ осаду и отступилъ, потерпѣвъ большой уронъ въ людяхъ: у него было взято 2 пушки, до 800 ядеръ и болѣе 80 пуд. пороха. Собранный, съ покореннаго при-амурскаго края, ясакъ и отбитые у манджуровъ трофеи Степановъ отправилъ въ Москву. Тамъ, по полученіи этихъ извѣстій, предположено было сдѣлать изъ при-амурскаго края особое воеводство, совершенно отдѣльное отъ якутскаго и нерчинскаго, но для этого ожидали окончательнаго нашего утвержденія на Амурѣ. На слѣдующій годъ (1656) Степановъ изъ кумарскаго острога поплылъ внизъ по Амуру, входилъ въ рѣку Сунгари и поднимался по ней до манджурскаго города Нингуты; награбилъ здѣсь огромное количество хлѣба и другихъ продовольственныхъ запасовъ и, отправивъ все это по нашимъ острогамъ, самъ поплылъ внизъ по рѣкѣ. У гиляковъ, противъ устья р. Амгуни, онъ построилъ косогорскій острогь, въ которомъ остался зимовать. На слѣдующій 1657 г., собравъ съ гиляковъ и наткисовъ богатый ясакъ, Стелановъ пошелъ вверхъ по Амуру; на этомъ пути онъ встрѣтилъ берега пустыми и всѣ селенія разрушенными. По призыву китайскаго богдыхана, всѣ жители съ Амура переселились внутрь Манджуріи; вольницѣ казаковъ нельзя было уже разсчитывать кормиться чужимъ добромъ: грабить было некого и, чтобы не умереть съ голоду, имъ пришлось трудиться самимъ. Степановъ былъ въ величайшемъ затрудненіи; казаки, не привыкшіе ни къ дисциплинѣ, ни къ труду, начали производить набѣги на манджуровъ и грабить ихъ. Повелѣній изъ Москвы: жить мирно съ туземцами и манджурами и отнюдь не производить набѣговъ и грабительства, казаки и вольница не слушали; на Амурѣ была полная анархія. Между тѣмъ, въ 1656 году, приказомъ изъ Москвы, воеводой въ нерчинскій край былъ назначенъ енисейскій воевода Аѳанасій Филипповичъ Пашковъ; ему же поручено было имѣть главное начальство и на Амурѣ. Пашковъ, слѣдуя на Амуръ въ 1658 году, укрѣпилъ Нерчинскъ и основалъ здѣсь главное свое мѣстопребываніе. Степанову, на Амуръ, онъ послалъ указъ и строжайшее подтвержденіе, чтобы казаки не ходили въ Манджурію, а занимались хлѣбопашествомъ и вообще чтобы они не производили набѣговъ и грабительствъ, а жили бы мирно. Не смотря на это, Степановъ съ 500 казаковъ отправился на фуражировку, вверхъ по рѣкѣ Сунгари, въ Манджурію и тамъ встрѣтился съ большою силою манджуровъ. Произошла упорная битва: 270 челов. казаковъ и съ ними Степановъ были убиты, остальные бѣжали; часть изъ нихъ вернулась въ Якутскъ, а 17 челов. въ 1661 году явились съ этимъ извѣстіемъ въ Нерчинскъ, къ воеводѣ Пашкову. Съ этихъ поръ до 1665 г. на Амурѣ не произошло ничего замѣчательнаго.
   Въ 1665 г. толпа вольницы, предводительствуемая Никитою Черниговскимъ, убила въ Биринскѣ якутскаго воеводу Лаврентія Авдѣева Обухова. Боясь наказанія, Черниговскій, съ нѣкоторыми изъ своей шайки, бѣжалъ на Амуръ и поселился въ Албазинѣ, который, послѣ разгрома Степанова, былъ пустъ, какъ почти и всѣ остроги наши, основанные по Амуру Хабаровымъ и Степановымъ. Албазинъ былъ тогда главнымъ нашимъ пунктомъ на Амурѣ. Черниговскій собралъ съ окрестныхъ жителей и дауровъ ясакъ и все послалъ въ Нерчинскъ, Пашкову, извѣщая его о возобновленіи Албазина. Въ 1672 г., при урочищѣ Брюсяномъ камнѣ, близь Албазина, по желанію албазинцевъ, іеромонахомъ Гермогеномъ былъ заложенъ монастырь во имя Спаса Всемилостивѣйшаго и въ этомъ же году Пашковъ отправилъ изъ Нерчинска въ Албазинъ нѣсколько семей крестьянъ, для разведенія хлѣбопашества. Черниговскій, по представленію Пашкова, былъ прощенъ.
   Во избѣжаніе столкновеній съ китайцами на Амурѣ, въ 1675 г. изъ Москвы было отправлено въ Китай посольство; посланникомъ былъ переводчикъ посольскаго приказа грекъ Никита Спофарій. Это посольство не добралось до Пекина и не имѣло никакихъ послѣдствій. На Амурѣ все было тихо.
   Въ 1681 г. изъ Албазина была послана на р. Амуръ экспедиція для приведенія амгунскихъ, тугурскихъ и прибрежныхъ инородцевъ въ ясачное положеніе. Въ этихъ видахъ и были основаны на рѣкахъ Амгунѣ и Тугурѣ остроги: на Амгунѣ, при устьяхъ рѣкъ Делина и Нимелана: усть-делинскій и усть-нимеланскій, а на Тугурѣ -- тугурскій. Всѣ инородцы по берегамъ этихъ рѣкъ были подчинены русскому владычеству. Такимъ образомъ, къ 1681 г. не только весь при-амурскій край составлялъ владѣніе Россіи, но, благодаря вліянію на туземцевъ изъ ачанскаго и косогорскаго остроговъ, мы, кромѣ того, владѣли бассейномъ рѣки Уссури и частью Сунгари, до горъ. Положеніе наше на рѣкѣ Амуръ въ то время было таково: главный и укрѣпленный пунктъ страны былъ Албазинъ, затѣмъ остроги по Амуру, внизъ отъ Албазина: кумарскій, зейскій, косогорскій и ачанскій; на рѣкѣ Амгуни -- усть-делинскій и усть-нимеланскій, а на рѣкѣ Тугурѣ, около 100 верстъ отъ ея устья, тугурскій. Кромѣ того, по рѣкѣ Амуру находились земледѣльческія деревни и слободы: Андрюшкина Игнатина, Монастырщина, Покровская, Озерная и друг.
   Въ 1684 г. весь при-амурскій край былъ названъ отдѣльнымъ албазинскимъ воеводствомъ; городу Албазину были даны особый гербъ и печать. Первымъ воеводою былъ Алексѣй Толбузинъ. Между тѣмъ китайцы и манджуры, встревоженные нашимъ сосѣдствомъ и вліяніемъ на сопредѣльныя Манджуріи страны, рѣшились выжить русскихъ съ Амура. Наши посты внизъ по рѣкѣ отъ Албазина сдѣлались первымъ предметомъ ихъ нападенія. Всѣ они были ими раззорены, а въ 1685 г. непріятельская сила, состоявшая изъ 5,000 человѣкъ, приплывшихъ на 100 судахъ, и 10,000 человѣкъ, прибывшихъ изъ Цицикора, сухимъ путемъ, съ 150 полевыми и 50 осадными орудіями, подступила къ Албазину и требовала его сдачи. 12 іюня 1685 г., послѣ того какъ албазинцы отвергли предложеніе манджуровъ о добровольной сдачѣ, началась канонада съ манджурскихъ батарей. Въ Албазинѣ было всего 450 человѣкъ гарнизона подъ начальствомъ воеводы Толбузина; недостатокъ огнестрѣльнаго оружія и снарядовъ не дозволилъ русскимъ отстоять острожекъ, и непріятельская артиллерія разрушила его. Наши вступили въ переговоры и непріятель согласился отпустить Толбузина съ его командою и жителями Албазина въ Нерчинскъ; только 25 челов. приняли предложеніе манджуровъ отдаться имъ и увлекли съ собою священника Максима Леонтьева, основавшаго въ Пекинѣ первую русскую церковь. Албазинъ былъ раззоренъ и непріятельская сила потянулась въ Айгунъ -- манджурскій городъ, основанный предъ симъ ниже устья Зеи,-- на правомъ берегу Амура. Не смотря однако на такой дурной оборотъ нашихъ дѣлъ въ Дауріи, сосѣднее съ нею нерчинское воеводство сдѣлало снова попытку занять Албазинъ и при-амурскій край; почему въ 1686 г., по приказанію нерчинскаго воеводы Власова, албазинскіе выходцы съ полковникомъ Аѳанасіемъ фонъ-Бейтономъ и тѣмъ же Толбузинымъ отправились на Амуръ и возобновили разрушенный Албазинъ. На берегахъ Амура снова явились наши острожки и населеніе; русскіе по прежнему начали обработывать брошенныя ими поля, а инородцы стали вносить имъ ясакъ. Въ 1687 г. хлѣбъ въ Албазинѣ продавался: рожь и овесъ по 9 коп. за пудъ, пшеница 12 коп., горохъ и конопляное сѣмя по 30 коп. Китайцы и манджуры встревожились нашимъ вторичнымъ поселеніемъ на берегахъ Амура и китайскій императоръ (богдыханъ) Каханъ-Си далъ повелѣніе во что бы то ни стало выгнать русскихъ съ Амура.Въ іюнѣ 1687 г. передъ Албазиномъ явилось манджурское войско, состоявшее изъ 8,000 человѣкъ съ 40 орудіями. Русскіе сожгли всѣ дома внѣ крѣпости, перешли въ нее и выкопали себѣ тамъ землянки; всѣхъ нашихъ въ крѣпости было 736 чел. Манджуры прикрыли свой лагерь деревянною стѣною, но русскіе частію уничтожили ее калеными ядрами и частію взорвали; тогда непріятель окружилъ свой станъ землянымъ валомъ и поставилъ на немъ пушки. 1 сентября манджуры пытались взять крѣпость приступомъ, но были отбиты съ большою потерею. Къ несчастію, между осажденными въ Албазинѣ отъ тѣсныхъ помѣщеній открылась цынга и, къ довершенію бѣдствій, храбрый воевода Толбузинъ въ сентябрѣ былъ убитъ пушечнымъ ядромъ; послѣ него начальство принялъ полковникъ Бейтонъ. Не смотря на постоянное дѣйствіе полевой и осадной манджурской артиллеріи, осада Албазина шла безуспѣишо; въ концѣ ноября непріятель перемѣнилъ ее на блокаду, а въ маѣ 1688 г. снялъ и ее и отступилъ на 4 версты. У Бейтона въ Албазинѣ оставалось только 66 человѣкъ, остальные же частію были убиты, а частію умерли отъ цынги. Непріятель по терялъ болѣе половины своего войска. Въ это критическое время внезапно пріѣхалъ изъ Пекина гонецъ съ повелѣніемъ богдыхана о прекращеніи осады Албазина, подъ тѣмъ предлогомъ, что о разграниченіи земель идутъ съ обѣихъ сторонъ переговоры. Манджуры и китайцы отступили отъ Албазина и 30 августа 1688 г. возвратились въ Айгунъ.
   

ГЛАВА II.

Посольство Головина и заключеніе нерчинскаго трактата въ 1689 году.-- Величайшая заслуга Головина заключается въ первомъ пунктѣ трактата.-- Мнѣніе китайскаго правительства.-- Наше положеніе послѣ нерчинскаго трактата.

   
   Въ Москвѣ поняли, что безъ утвержденія границъ между Россіею и Китаемъ нельзя прочно владѣть краемъ, а потому были посланы въ Пекинъ одинъ за другимъ два гонца, канцеляристы Венуковъ и Логиновъ, съ увѣдомленіемъ о начатіи переговоровъ и о назначеніи съ нашей стороны уполномоченнымъ окольничаго Ѳедора Алексѣевича Головина. Вторымъ лицомъ при переговорахъ былъ нерчинскій воевода Иванъ Астафьевичъ Власовъ; дѣлами управлялъ дьякъ Семенъ Корницкій. Съ китайской стороны были высланы 8 сановниковъ, которые прибыли въ окрестность Нерчинска съ огромной свитой и 10,000 пѣшаго и коннаго войска, подъ предлогомъ доставленія посольству съѣстныхъ припасовъ. Въ качествѣ переводчиковъ, съ китайцами были два іезуита: Жербильонъ и Перейра. Съ нашей стороны у Головина и во всемъ нерчинскомъ краѣ было менѣе 500 человѣкъ войска. При такомъ перевѣсѣ китайцевъ въ численной силѣ, Головинъ не могъ дѣлать настоятельныхъ требованій на уступку Россіи прнамурскаго края, и китайцы, вмѣсто мирныхъ переговоровъ, начали прямо грозить нападеніемъ на Нерчинскъ, если Головинъ не согласится на ихъ предложеніе: уничтожить Албазннъ и отдать всю Даурію Китаю. Головинъ протестовалъ противъ этихъ насильственныхъ дѣйствій и не соглашался на ихъ предложеніе. Тогда китайцы начали вооружать противъ насъ недавно покоренныхъ бурятъ нерчинскаго края и, вмѣстѣ съ ними готовились осаждать Нерчинскъ, въ которомъ находилось наше посольство; при этомъ свое требованіе они повторили Головину въ видѣ ультиматума.
   Головинъ, находясь въ такомъ безвыходномъ положеніи, предложилъ имъ прислать проэктъ о разграниченіи. 21-го августа этотъ проэктъ былъ присланъ Головину отъ китайцевъ въ слѣдующемъ видѣ: "Граница между Россіею и Китаемъ должна идти отъ вершины рѣки Горбицы до истоковъ рѣки Уди, а отсюда по вершинамъ горъ, направляющихся къ сѣверу и оканчивающихся Чукотскимъ носомъ." Вмѣстѣ съ присылкою проэкта они просили немедленнаго отвѣта на него. На этотъ разъ они измѣнили смыслъ проэкта, такъ какъ въ предлагавшемся въ первый разъ условіи, въ видѣ ультиматума, на который Головинъ согласился, "граница была означена по Хинганскому хребту, до моря, а о сѣверныхъ горахъ и Чукотскомъ носѣ ничего не упоминалось." На эти послѣднія несообразныя требованія Головинъ не отвѣчалъ. Китайскіе уполномоченные, тщетно прождавъ 3 дня отвѣта отъ Головина и видя, что онъ никакъ не согласится съ ихъ предложеніемъ и что принудить его къ этому могутъ только военныя дѣйствія, боялись дѣлать насиліе, которое не привело бы ни къ какому результату, а только навлекло бы гнѣвъ богдыхана, и объявили Головину, что они отказываются отъ послѣдняго предложенія и желаютъ съ нимъ кончить дѣло на основаніи перваго ихъ предложенія, на которое онъ согласился. Къ этому побуждали еще китайцевъ, во-первыхъ, іезуиты и, во-вторыхъ, желаніе ихъ отстоять, во что бы то ни стало, Даурію, подъ которою они понимали всю страну по теченію Амура, до сліянія этой рѣки съ рѣкою Сунгари.
   Такъ какъ ни китайцамъ, ни Головину не были хорошо извѣстны приморскія страны, и Головинъ усматривалъ, что китайцы хлопочутъ главное о Дауріи, гдѣ всѣ рѣки, вливающіяся въ Амуръ, какъ то: Зея, Бурея и друг., текутъ отъ сѣвера къ югу, то, по возобновленіи переговоровъ, онъ настаивалъ, чтобы въ трактатѣ было упомянуто о направленіи рѣкъ и чтобы страна къ морю осталась безъ разграниченія. Китайцы согласились и 26 августа 1669 г. былъ подписанъ нерчинскій трактатъ -- первый и самый важный дипломатическій актъ въ сношеніяхъ Россіи съ Срединнымъ государствомъ. Первые два пунута этого трактата, относящіеся до при-амурскаго края, выражены такъ:
   "Рѣка Горбица, которая впадаетъ, идучи внизъ, въ рѣку Шилку, близъ рѣки Черной, рубежъ между обоими государствами постановить; такожде отъ вершины тоя рѣки каменными (становыми) Хинганскими горами (хребтомъ), начиная отъ вершины рѣки и по самымъ вершинамъ тѣхъ горъ до вершины рѣки Уди, а далѣе, по тѣмъ же горамъ, до моря протяженнымъ, обоихъ государствъ Державу тако раздѣлитъ, яко всѣмъ рѣкамъ, малымъ и великимъ, которыя съ полуденной стороны сихъ горъ впадаютъ въ рѣку Амуръ, быти во владѣніи Ханскаго государства, тѣмъ же рѣкамъ, которыя текутъ съ другой стороны и по всѣмъ другимъ направленіямъ этихъ горъ, быти подъ Державою Царскаго Величества Россійскаго государства, и всѣ земли сущіи между тою рѣкою Удью и принятыми вышесказанными пограничными горами до моря неограничены нынѣ да пребываютъ, поелику на оныя полномоченные послы Царскаго Величества указу не имѣютъ и отлагаютъ неограниченными до иного благополучнаго времени, съ которое Царское Величество и Богдыханское Величество похощутъ о томъ послати послы посланники любительными пересылками, и тогда, или чрезъ грамоты, или чрезъ пословъ, тыи неограниченныя земли покойными и пристойными случаи успокоити и разграничити могутъ".
   Въ 3-мъ пунктѣ трактата сказано: городъ Албазинъ, который построенъ былъ со стороны Царскаго Величества, раззорить до основанія и также на Амурѣ прибывающихъ всѣхъ русскихъ людей со всѣми при нихъ запасами и пожитками перевести въ предѣлы Царскаго Величества.
   Вслѣдствіе этого договора, осенью 1689 г. и весною 1690 г. всѣ люди изъ Албазина и съ Амура перешли въ Нерчинскъ, а Албазинъ былъ сожженъ манджурами до основанія.
   Сибирская лѣтопись того времени такъ говоритъ объ этомъ происшествіи: "Россіяне несправедливымъ образомъ, перемогающею силою непріятелей, съ Амура вытѣснены, и что еще несправедливѣе насильственнымъ мирнымъ заключеніемъ рѣка Амуръ за китайцами осталась" {Ежемѣсячныя сочиненія, октябрь, 1767 г., стран. 328.}.
   Этотъ краткій обзоръ событій, совершившихся на рѣкѣ Амурѣ съ 1643--1689 г., ясно показываетъ, что не желаніе завладѣть и утвердиться въ бассейнѣ одной изъ величайшихъ рѣкъ, вливающихся въ Восточный океанъ, а заманчивые слухи о богатствѣ обитающихъ тамъ народовъ и жажда корысти вызвали предпріимчивыхъ завоевателей Сибири,-- вольницу казаковъ и промышленниковъ,-- на подвигъ завладѣнія Амуромъ. Но здѣсь наша вольница встрѣтила независимые народы, сосѣдственные сильному и устроенному государству, всегда готовому подать имъ помощь. Въ остальной Сибири эта отважная вольница не встрѣчала такихъ препятствій и потому не могла предвидѣть, что дѣйствія ея въ при-амурскомъ краѣ должны быть совершенно иныя и болѣе сообразованы съ условіями страны. "Предпріятія русскихъ на Амурѣ въ 17-мъ столѣтіи", говоритъ Риттеръ, "могли бы имѣть важныя послѣдствія, если бы они умѣли воспользоваться завоеваніями Хабарова, которыя открыли имъ возможность проложить путь къ крайнимъ предѣламъ Азіи и основать богатую житницу". Дѣйствительно, того и другого мы могли бы достигнуть весьма легко, а именно слѣдовало бы: а) учредить порядокъ и дисциплину между вольницей русскихъ на Амурѣ; б) прекратить разъѣзды казаковъ на грабежи къ инородцамъ и въ Манджурію; в) стараться привлекать инородцевъ къ себѣ ласковымъ съ ними обращеніемъ, строгимъ огражденіемъ неприкосновенности ихъ собственности, уваженіемъ коренныхъ ихъ обычаевъ и уничтоженіемъ сбора съ нихъ ясака; наконецъ, г) основаніемъ по берегамъ Амура и его притокамъ земледѣльческихъ поселеній.
   Между тѣмъ московское правительство, сознавая всю важность открытій Пояркова и завоеваній Хабарова, посылаетъ на Амуръ, какъ мы видѣли, съ упомянутою выше цѣлью, Зиновьева. Какъ лицу, облеченному высшею правительственною властію, Зиновьеву слѣдовало бы, пользуясь любовью казаковъ къ Хабарову и уваженіемъ всѣхъ находившихся тогда на Амурѣ русскихъ, вмѣстѣ съ нимъ и съ помощію изъ Якутска и Нерчинска, установить, въ сказанныхъ видахъ, порядокъ и твердую власть на Амурѣ и направить Хабарова къ поддержанію этого. Но Зиновьевъ, увозя съ собою Хабарова, оставляетъ на Амурѣ вмѣсто него Степанова, человѣка, не понимающаго важности лежащей на немъ обязанности,-- грубаго, дерзкаго и способнаго только производить грабежи и набѣги. Затѣмъ московскіе приказы, не принимая во вниманіе, что завоеваніемъ амурскаго бассейна обязаны были распоряженіямъ изъ Якутска и что поэтому якутскіе воеводы, какъ лица близко заинтересованныя въ этомъ славномъ дѣлѣ, могли бы съ большимъ вниманіемъ наблюдать за порядками на Амурѣ и съ энергіею помогать тамъ нашему водворенію и утвержденію, а также, что сообщеніе Якутска съ при-амурскимъ краемъ не можетъ быть прервано непріязненными покушеніями; вмѣсто того, чтобы оставить этотъ край, требующій установленій въ немъ порядка и непрестанной помощи, въ непосредственномъ вѣдѣніи якутскихъ воеводъ, дѣлаютъ его отдѣльнымъ, подъ управленіемъ Степанова, и черезъ это уничтожаютъ рвеніе къ нему изъ Якутска.
   Послѣ Степанова этотъ край поступаетъ подъ непосредственное начальство и управленіе Пашкова, человѣка болѣе заинтересованнаго завладѣніемъ Забайкалья чѣмъ Амура. Пашковъ останавливается въ Нерчинскѣ, заботясь не о приведеніи въ порядокъ дѣлъ на Амурѣ, а объ обезпеченіи сообщенія Нерчинска съ Иркутскомъ; при-амурскій же край дѣлается пристанищемъ разбойниковъ и людей подобнаго закала. Воздвигается Албазинъ, изъ котораго, по слѣдамъ Степанова, въ сосѣднюю Манджурію отправляются партіи на грабежи. Въ это же время московскіе приказы, какъ бы довольные присылкою съ Амура награбленнаго ясака, вмѣсто того, чтобы озаботиться скорѣйшею высылкою туда надлежащей военной силы, требованной еще якутскими воеводами,-- медлятъ и ограничиваются одними пустыми переговорами и отписками. Китайское правительство, усматривая постоянный хаосъ на Амурѣ и не предвидя конца набѣгамъ и грабежамъ на сосѣдственную провинцію Манджурію, находится въ необходимости принять рѣшительныя мѣры. Когда китайское войско, уничтоживъ всѣ русскіе остроги въ при-амурскомъ краѣ, подступило къ единственному остававшемуся у насъ пункту -- Албазину, въ Москвѣ только тогда какъ бы опомнились и снарядили Головина съ 500 казаковъ. Головинъ, вступивъ въ Забайкалье, находитъ этотъ край не только не устроеннымъ, но и не огражденнымъ отъ безпрестанныхъ на него нападеній монголовъ. Онъ находится вынужденнымъ употребить для этого почти всю приведенную имъ силу, лишается поэтому средствъ заставить китайцевъ уважать общенародныя государственныя права, и, являясь такимъ образомъ какъ бы въ плѣну у китайцевъ,-- подписываетъ нерчинскій трактатъ, по которому Россія лишается всѣхъ завоеваній Хабарова.
   Все вышесказанное ясно показываетъ, что такая печальная развязка произошла единственно отъ тогдашнихъ приказныхъ правителей, а не отъ того, какъ утверждаютъ и настоящіе приказные бюрократы, что будто бы не наступила тогда еще пора для русскихъ завладѣть Амуромъ.
   Но каковы бы ни были московскія приказныя ошибки и дикія своекорыстныя побужденія амурской вольницы, приведшія къ таковымъ печальнымъ для Россіи послѣдствіямъ, безпристрастное потомство должно помнить и съ удивленіемъ взирать на геройскіе подвиги самоотверженія первыхъ піонеровъ и завоевателей при-амурскаго края, часто платившихся жизнію и кровью за свое молодечество и удаль. Потомство съ признательностью сохранитъ имена ихъ, дошедшія до насъ въ сибирскихъ повѣствованіяхъ, потому что они первые проложили путь по неизвѣстной рѣкѣ, открыли существованіе неизвѣстныхъ до того времени народовъ и, хотя не оставили никакихъ свѣдѣній о главномъ обстоятельствѣ, обусловливающемъ значеніе рѣки и страны, ею орошаемой,-- именно о состояніи ея устья и прибрежьевъ, но уже своимъ водвореніемъ на ея берегахъ доставили Россіи неоспоримое право къ возвращенію этой страны.
   Чтобы понять вмѣстѣ съ этимъ огромную заслугу, оказанную Россіи Головинымъ, необходимо обратиться къ смыслу перваго пункта, заключеннаго имъ нерчинскаго трактата. Мы видѣли, что манджуры и туземцы подъ рѣкою Амуромъ разумѣли только ту часть рѣки, которая идетъ до устья Сунгари и знали, что только двѣ большія рѣки, Зея и Бурея (притоки Амура), вытекаютъ изъ каменныхъ, пограничныхъ горъ и текутъ на югъ. Мы видѣли также, что горы, идущія къ сѣверу отъ вершины рѣки Уди, огибающія Охотское море и оканчивающіяся Чукотскимъ носомъ, не приняты за пограничныя, а оставлены во владѣніи Россіи; слѣдовательно, граница наша, долженствовавшая идти по горамъ, изъ которыхъ выходятъ рѣки Зея и Бурея,-- не могла имѣть направленіе сѣверное, а какое либо иное, съ условіемъ, что горы эти, принятыя за пограничныя, должны упираться въ море; но въ какое море: Охотское или Корейское -- не обозначено; а между тѣмъ оба эти моря омываютъ прибрежья при-амурскаго бассейна. Соображая всѣ эти обстоятельства со смысломъ выраженія нерчинскаго трактата, т. е. что граница Россіи отъ верховья рѣки Горбицы должна идти по становому Хинганскому хребту до верховья рѣки Уди, а оттуда по тому же хребту до моря протяженному, и что всѣ рѣки, выходящія изъ этого хребта и идущія отъ него по всѣмъ направленіямъ кромѣ южнаго, принадлежатъ Россіи, выходитъ, что Головинъ, настоявъ на такомъ выраженіи въ трактатѣ, обусловилъ только границу собственно Дауріи; слѣдовательно, только то пространство рѣки Амура, которое принималось манджурами за Шилькаръ или Маму; все же остальное пространство бассейна рѣки Амура, до моря, оставилъ не только неопредѣленнымъ, но главное въ зависимости отъ направленія пограничныхъ горъ, верховья рѣки Уди и рѣкъ, вытекающихъ изъ этихъ горъ; а также отъ того обстоятельства, въ какое море эти горы упираются: въ Охотское или Корейское. Эти-то обстоятельства и оставили за Россіею полное право на возвращеніе отъ Китая амурскаго бассейна. Весьма естественно, что они и возродили, въ особенности въ сибирякахъ, надежду на скорое утвержденіе этой страны за Россіею. Сожалѣніе о потери при-амурскаго края распространялось въ то время еще болѣе разсказами вышедшихъ съ Амура людей: они долго не могли забыть привольнаго житья своего въ этомъ краѣ. Названіе Благословенной земли, оставшееся между потомками албазинскаго воеводства, вполнѣ говорило сибирякамъ въ пользу его. Да и могли ли албазинцы забыть землю, которую отстаивали съ такими усиліями, имѣя дѣло съ сильными тогда манджурами, покорившими Китай и всѣ сосѣдніе съ нимъ народы. Дѣйствительно, происшествія, совершившіяся тогда на Амурѣ, составляютъ рядъ безпримѣрныхъ подвиговъ русскихъ, и эти подвиги занимаютъ лучшія страницы въ исторіи колонизаціи Сибири. Что же касается до неумѣренной молвы о природныхъ богатствахъ тамошняго края, о которомъ албазинцы въ спискахъ и лѣтописяхъ своихъ отзывались съ такимъ преувеличеніемъ, то это было только влеченіе къ новому поселенію, которое безъ сомнѣнія было лучше якутскаго и сосѣдняго съ нимъ нерчинскаго края. Казакамъ въ особенности нравилась вольная безотвѣтственная жизнь: они свободно разъѣзжали по Амуру и Сунгари,-- сбирали ясакъ и брали что хотѣли. Смѣлость ихъ доходила до того, что многіе изъ нихъ ходили и грабили даже во внутрь Манджуріи. Подобная жизнь была по сердцу россійской удалой вольницѣ. Въ теченіе немногихъ лѣтъ по Амуру было построено нѣсколько острожковъ, деревень, крестьянскихъ заимокъ, мельницъ и однодворокъ. При усиленныхъ военныхъ дѣйствіяхъ съ манджурами, жители этихъ селеній, раскинутыхъ на огромное разстояніе, покидали свои жилища и, для отраженія непріятеля, собирались въ главные пункты: въ кумарскій или албазинскій острогъ.
   Вспоминая о дѣйствіяхъ нашихъ на Амурѣ въ описываемый періодъ времени, нельзя не упомянуть, что по географической картѣ, напечатанной при царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ, граница наша показана: на востокѣ -- Охотское море съ устьемъ р. Амуръ, на юго-востокѣ -- рѣка Амуръ до устья Шунгала (Сунгари), на югѣ -- отъ устья Шунгала по Шилькару (Амуру) и далѣе по горнымъ хребтамъ и рѣкамъ до р. Исети. Въ составъ владѣній нашихъ входили всѣ земли, завоеванныя при царяхъ Михаилѣ Ѳедоровичѣ и Алексѣ м губернатором В. С. Завойко атаки союзного флота на Петропавловск, должен был снять гарнизон Петропавловского порта, жителей и военное имущество, и все это перебросить в устье Амура, то и совсем перестал считаться с заслугами Невельского и при первом удобном случае постарался убрать со своего пути такого самостоятельного в действиях и мнениях человека, как Г. И. Невельской.
   В признание заслуг Геннадия Ивановича, с которыми не считаться было нельзя, он был произведен в контр-адмиралы, награжден двумя орденами, но тем не менее дни его пребывания на Амуре уже были сочтены. Прибыв на Амур, летом 1865 года, Муравьёв, в качестве главнокомандующего всеми собравшимися здесь вооружёнными силами, назначил Невельского начальником своего штаба, одновременно сообщив последнему об упразднении Амурской экспедиции и создании новой администрации во главе с камчатским губернатором В. С. Завойко. Несмотря на преподнесенную "позолоченную пилюлю" -- важный пост, -- Невельской великолепно понимал, что это назначение является фактической отставкой. И действительно, когда Муравьёв осенью отбыл через Аян со своей свитой обратно в Иркутск, Невельской остался жить на Амуре в качестве частного лица безо всяких обязанностей, и летом 1856 года с женой и двумя детьми покинул край, в изучение которого вложил свои силы и всю душу.
   В начале ноября 1856 года мы видим его уже в С.-Петербурге, где, представляясь незадолго перед тем вступившему на престол Александру III он услышал от него, что Россия никогда не забудет его заслуг. Однако это было совсем не так. Геннадия Ивановича если и вспоминали, то весьма своеобразно. Его травили в печати и в аристократических кругах за якобы лживое утверждение о доступности Амурского лимана для морских кораблей, утверждали, что введенные в устье реки и прибывшие туда из Петропавловска суда не могут выйти оттуда из-за мелководья, за то, что якобы по его вине погиб фрегат "Паллада", взорванный в Императорской Гавани по распоряжению В. С. Завойко и не введенный в Амур из-за того же мелководья. Он боролся, писал, опровергая измышления своих противников, но не мог преодолеть тайных недоброжелателей, когда явные должны были отступить перед фактами, по мере того как флот был выведен в океан, а подлинные причины, почему "Паллада" не была введена в Амур {В этом был виноват Муравьёв; он забрал для следования в Аян единственное из имевшихся в то время в устье Амура паровых судов -- шхуну "Восток" и затем, несмотря на обещание прислать ее обратно в Амурский лиман для буксировки по нему "Паллады", послал её на Камчатку. Только поэтому "Паллада" и не была введена в устье Амура.}, -- становились общеизвестными. Он был один, а недоброжелателей было много. Его заслуги были слишком очевидны, поэтому, не имея надежды их опровергнуть, о нем старались просто не говорить.
   Возникает вопрос, почему же так не любили и держали в чёрном теле Невельского, почему у него было так много недоброжелателей?
   Дело тут, понятно, не только в самостоятельности действий и мнений Невельского и оскорбленном самолюбии министров и руководителей Российско-Американской компании, которым он немало причинил неприятностей своими жалобами на их непонимание действительности и ущемление интересов Родины и работников Амурской экспедиции, но, главным образом, в том, что им наглядно была доказана совокупность их ошибок в Амурском вопросе. Таких уроков не могли простить, и этим объясняется травля, поднятая против него по возвращении в С.-Петербург.
   Но было и нечто большее, почему правительство неблагосклонно смотрело на Невельского. В этом отношении он разделил судьбу многих замечательных деятелей русского флота, как, например, его современника П. С. Нахимова или жившего позднее адмирала С. О. Макарова. Невельской был слишком мало дипломатом и меньше всего заботился о соблюдении "дипломатических" тонкостей, ставя на первое место интересы дела и науки. Здесь, с точки зрения правительства, он был слишком прямолинеен и потому опасен. Нам кажется, именно в этом и заключается корень последующих неблагоприятных событий, постигших Невельского.
   Прошло два года. В 1858 году в Пекине китайским богдоханом был ратифицирован Айгунский трактат, подписанный Н. Н. Муравьёвым и утверждавший за Россией право на владение левым берегом Амура. Невельского не могли не вспомнить. Но в то время как Муравьёв получил большие награды, контр-адмирал Невельской был награжден всего лишь орденом Анны 1-й степени и пенсией в 2 000 рублей. Почти такую же награду получил и председатель Российско-Американской компании генерал Политковский, заслуги которого в разрешении амурской проблемы более, чем сомнительны, поскольку руководимая им Компания только то и делала, что по любому поводу вставляла палки в колеса Невельскому. Таким образом, успешная деятельность Невельского, закончившаяся присоединением к России без единого выстрела огромного края, была оценена наравне с личностями, доставлявшими ему как начальнику экспедиции больше хлопот и неприятностей, чем помощи. Недоброжелательству влиятельных лиц следует приписать забвение бесспорных заслуг Невельского, который имел полное право на иное отношение к себе своих современников. А между тем, если бы инициатива действия на Амуре исходила от одного Муравьёва, как доказывали его панегиристы, то на каком же тогда основании разжалован был в матросы один капитан 1-го ранга Г. И. Невельской, а не генерал-лейтенант Муравьёв, приказания которого в качестве слепого исполнителя его воли должен был выподнять Невельской.
   Справедливость требует отметить, что без поддержки и сочувствия Н. Н. Муравьёва Г. И. Невельскому было бы трудно осуществить свои планы. Но бесспорно и то, что сам Муравьёв при всём своём сочувствии к необходимости закрепления за Россией Амура, с одним сочувствием немного бы сделал, когда надо было действовать и действовать решительно перед лицом угрозы безвозвратной потери и захвата края иностранцами. Это бесспорно и произошло бы во время войны 1855 года, если бы здесь не было Невельского, подготовившего своими исследованиями почву для концентрации сил армий и флота в низовьях Амура. Он верно оценил положение и понял, что только быстрота может спасти положение и что легко утраченное едва ли, даже с трудом, сможет быть возвращено. Именно в быстроте действий он видел свой долг перед Родиной, что не было понято многими из его современников. Этой заслуги Невельского никогда не забудет наша Родина, которой он беззаветно служил.
   Бросая позднее взгляд в прошлое, Г. И. Невельской писал, что если бы он ограничился одной доставкой груза, вмененной ему в качестве основной задачи при отправке "Байкала" в Петропавловск, если бы, несмотря на ответственность, он не решился бы итти из Петропавловска в Амурский лиман, "то и наши суда в Тихом океане и защитники Петропавловского порта, отбившие с успехом англо-французский флот, и имущество, находившееся в Петропавловске, всё могло стать трофеем неприятеля, а край занят какой-либо иностранной державой". Если этого не произошло, то в том заслуга никого иного, как Г. И. Невельского, своей дальновидностью и настойчивостью в достижении цели предупредившего возможность этих грустных последствий, которых не давал себе труда увидеть близорукий Нессельроде. Если бы низовья Амура уже не были заняты Невельским, у неприятельской эскадры не было бы причины блокировать Амур и тем самым фактически признать в окружающей его территории владения России. Именно на это обстоятельство ссылался потом Н. Н. Муравьёв, ведя в Айгуни переговоры с китайским уполномоченным князем И-Шан об окончательном установлении государственных границ. Из сказанного, вытекает, что, не действуй Невельской столь решительно, край мог бы быть навсегда потерянным для России. Так оценивал результаты саоей деятельности на крайнем Востоке России сам Невельской.
   Не желая, чтобы голоса его критиков и недоброжелателей и нападки их на деятельность руководимой им Амурской экспедиции остались без ответа, Г. И. Невельской предпринял работу по составлению своих записок и в заключительных строках писал, что как начальник её он счел своей священной обязанностью в интересах истины изложить вое события с фактической точностью в последовательном порядке.
   Последние 20 лет жизни деятельность Г. И. Невельского протекала в С.-Петербурге. Он был произведен в вице-адмиралы, a, с 1 января 1874 года в полные адмиралы. Работал он в Ученом отделе Морского технического комитета, куда, по циничному, выражению министра Н. К. Краббе, назначали или уже "полуживых или малодеятельных". Г. И. Невельской не принадлежал ни к числу первых, ни тем, более ко вторым. Назначение его в Комитет было для молодого в то время адмирала (ему было 46 лет) почетной ссылкой, назначенной правительством за самостоятельность действий и мнений. Его никогда больше: не отпускали в плавание; рожденный для моря, его родной стихии, он до конца своих дней не посетил палубы корабля. Умер Г. И. Невельской совсем не старым, в возрасте 63 лет, 17(29) апреля 1876 года.
   Признание пришло позднее. 26 октября 1897 года во Владивостоке, т. е. на правобережье Амура, куда к корейской границе Невельского не пускал Нессельроде, строго-настрого запрещая вести здесь какие бы то ни было исследования, Невельскому и его сотрудникам в торжественной обстановке был открыт сооруженный по всенародной подписке памятник. Но вечным памятником Невельскому будут его исследования, в результате которых было доказано:
   а) наличие морского пролива между материком и Сахалином и доступность Амура и Амурского лимана для морских кораблей;
   б) были открыты:
   заливы Счастья, Николая, Советская Гавань и Невельского;
   в) географически изучены и положены на карту:
   юго-западное побережье Охотского моря, Амурский лиман и северная часть Татарского пролива, долина р. Амура и его притоков: Амгуни, Горина, Хунгари и многих других, вплоть до Уссури, предгорьев Буреинского и Станового хребтов, установлено положение и истоки многих рек и горных перевалов, описана береговая линия Татарского прилива от устья Амура до Советской Гавани, открыты месторождения каменного угля на Сахалине, нанесены на карту его берега и произведено первое подробное географическое изучение не только их, но и внутренних районов острова; при этом всюду определились астрономические пункты, которых в общей сложности насчитывалось несколько сот.
   Невельским был основан ряд и поныне существующих городов и населенных пунктов: Николаевск-на-Амуре, Мариинск и др. и, наконец, доказало отсутствие у Китая прав на владение левобережьем Амура и правобережьем Уссури, что в результате дало возможность приобрести для нашей Родины огромный край площадью свыше 1 миллиона квадратных километров и выход к морю из Восточной Сибири. Таков далеко не полный перечень всего сделанного Г. И. Невельским в области географического изучения Приморья и Приамурья.
   Н. Н. Муравьёв-Амурский вскоре после смерти своего старого сотрудника, отмечая сделанное Невельским, которого он не на много пережил, вспомнил его и с полной объективностью писал, что "ряд предшествовавших Невельскому экспедиций, посетивших берега Приамурья, достигли славы, но ни одна из них не принесла Отечеству той пользы, какую принёс Невельской",
   С небольшими средствами, материальными и человеческими {Из составленного Г. И. Невельским отчета о работах экспедиции видно, что за пятилетие с 1860 по 1855 год на неё было отпущено и израсходовано всего 64 000 рублей, включая стоимость содержания личного состава экспедиции и отпускаемого для неё продовольствия, а личный состав её даже в конце деятельности экспедиции (1854--1855 гг.) не на много превышал сто человек. Между тем содержание одного камчатского губернатора за тот же срок значительно превышало указанную сумму. Одно это говорит о совершенно ненормальных, до полных самоотверженности условиях работы Невельского.}, испытывая во всем большой недостаток, Г. И. Невельской за короткий срок сделал действительно чрезвычайно много для познания до него совершенно неизвестного края, о котором ходило так много небылиц, поддерживаемых авторитетом столь крупных исследователей, как Лаперуз, Крузенштерн и Миддендорф. В том, что ему во-время удалось рассеять эти заблуждения и обнаружить научную истину, и заключается значение открытий Г. И. Невельского, отважного и инициативного исследователя, новатора и патриота. Советская географическая наука чтит и отдаёт Невельскому дань уважения и признательности не только как учёному, но и как замечательному русскому человеку и гуманисту, который, подобно С. П. Крашенинникову или Н. Н. Миклухо-Маклаю, в отличие от западноевропейских культуртрегеров, учил и требовал внимательно и с любовью, по-братски относиться к обычаям и жизни местного населения и лишь примером своим приобщать его к завоеваниям общечеловеческой культуры. В заключение остается пожелать, чтобы в 1950 году, когда исполнится 100 лет со дня поднятия русского флага в низовьях Амура, была исправлена историческая ошибка, и не только наиболее узкая часть, но весь Татарский пролив, на берегах которого не обитали никогда никакие татары, получил имя открывшего его как пролив замечательного русского патриота, географа-исследователя, капитан-лейтенанта Геннадия Ивановича Невельского.

Л. Г. Каманин.

   

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ ПРИАМУРЬЯ ДО ЗАКЛЮЧЕНИЯ НЕРЧИНСКОГО ТРАКТАТА

   Краткое обозрение событий, совершившихся на реке Амуре с 1648 по 1689 год. -- Первоначальные сведения о Приамурском крае. -- Поярков и его экспедиция с 1643 по 1646 год. -- Хабаров и его завоевания в Приамурском крае. -- Степанов. -- Возобновление Албазина. -- Наше положение на Амуре в 1684 году. -- Осада Албазина китайцами. -- Её последствия.
   
   Действия наших моряков на отдалённом Востоке с 1849 по исход 1855 года, то-есть со времени прибытия в Амурский лиман военного транспорта "Байкал" до времени перенесения из Камчатки на устье реки Амура (в Николаевск) Петропавловского порта и сосредоточения здесь нашей эскадры, находившейся тогда в Восточном океане1, имеют непосредственную связь с событиями, совершившимися на реке Амуре с 1643 по 1689 год, и различными затем экспедициями, являвшимися в Охотское море и Татарский залив2, а потому, чтобы уяснить всю важность упомянутых действий, составляющих основание к утверждению за Россией Приамурского и Приуссурийского краёв с островом Сахалином, необходимо представить краткий обзор всех предшествовавших 1849 году событий, совершившихся на отдалённом Востоке и их последствия. Эти события в главных чертах таковы.
   В первой половине XVII века отважная вольница русских искателей добычи распространила владения России до прибрежьев Охотского моря. На реке Лене явились остроги Киренский и Якутский, а на реке Уде -- Удский. Здесь-то в 1639 году русские узнали от тунгусов о существовании по южную сторону гор больших рек: Джи (Зеи), впадающей в Шилькар (Амур)3, которая, в свою очередь, впадала в Шунгал, или Сунгари-Ула (Сунгари), и что в Шунгал вливается большая река Амгунь, по которой живут тунгусы; что к ним наткисы4 привозят с Шунгала хлеб и разные материи и рассказывают, будто бы на реках Джи и Шилькаре живут дучеры5 и дауры6, занимающиеся хлебопашеством, что у них много скота, материй и серебра и, наконец, что вся страна по Шилькару, Джи и Шунгалу изобилует пушными зверями. Этих известий было достаточно, чтобы двинуть нашу вольницу в те неведомые и далекие страны. По распоряжению якутского воеводы Петра Петровича Головина в июне 1643 года была снаряжена туда партия из 130 человек вольницы, казаков и промышленников, под командою казака Пояркова7. Поярков, следуя из Якутска по Лене, повернул в Алдан и, достигнув устья реки Учура, направился по этой реке и по её притоку Гонаму. Здесь застали его холода; он бросил свои лодки, с 90 охотниками из команды перевалил на лыжах по глубокому снегу через Становой хребет и, таща за собою на салазках провиант и оружие, вышел к вершине реки Брянты8. Следуя по этой реке и по Джи (Зее), Поярков со своей вольницей к весне 1644 года достиг Шилькара (Амура), имея на пути по Зее неоднократные стычки с туземцами. Затем Поярков направился на лодках вниз по Амуру и, пройдя щёки, где река, прерывает горы, вступил в реку Шунгал {Часть реки Амура от устья Сунгари до лимана называлась туземцами и китайцами Шунгалом. Они считали эту часть продолжением Сунгари (Шунгала).} (Сунгари). Эту последнюю он принял за продолжение Шилькара, а потому Шилькар и часть Шунгала названы им одним именем Амур. Следуя далее, он достиг её устья, где у гиляков, близ Амгуни основал острог и остался в нём зимовать.
   Подчинив гиляков России и собрав с них ясак: 12 сороков соболей и 16 собольих шуб, он, с открытием навигации 1645 года, пустился к северу, вдоль берега Охотского моря. Три месяца Пояркова, носило на льдах по морю и наконец, выкинуло на берег близ устья реки Удьи9. На устье этой реки Поярков зазимовал, а весною следующего 1646 года перешел отсюда через горы на верховье Маи; построив здесь лодки, он спустился по этой реке в Алдан и Лену и 12 июля того же года прибыл в Якутск.
   Это, был первый поход русских в Приамурский край, продолжавшийся три года и открывший путь дальнейшим предприятиям. Поярков со своею горстью отважной вольницы в продолжение трех лет прошел более 7 000 вёрст, три раза зимуя на пути, и о результатах своего путешествия, преисполненного неимоверных трудов, донес якутскому воеводе Головину, что по рекам Шилькару и Шунгалу живут дучеры и дауры и что эта страна называется ими Даурией. За даурами, доносил он, по Шунгалу, до реки Уссури и ниже ее на 4 дня пути, обитают гольды или ачаны, далее наткисы, а затем гиляки; что эти народы, никому не подвластны. В заключение Поярков представил, что этот край можно подчинить русскому владычеству, имея 300 человек хорошо вооружённого войска. Из числа этих людей он предлагал половину оставить в трёх или четырёх острогах, а остальных 150 человек употреблять на разъезды для усмирения тех из иноземцев, которые окажутся непокорными и не будут платить ясак, ибо, по его мнению, от всех обитающих в этой стране жителей нельзя ожидать серьезного сопротивления. Что же касается до продовольствия этих войск, то его найдётся в изобилии у туземцев. Такое мнение о лёгкости приобретения Амура было весьма естественно, ибо Поярков, незнакомый еще с краем, упустил из виду самое важное обстоятельство: что по реке Шунгалу (Сунгари) местное население могло ожидать на помощь появления военных сил из соседней с этим краем Маньчжурии, тем более, что в это время вместо монгольской династии вступила на престол Китая династия маньчжурская.
   Рассказы Пояркова о богатстве края и его обитателях побудили Хабарова в 1649 году явиться к якутскому воеводе Дмитрию Андреевичу Францбекову с просьбою дозволить ему итти на Амур, набрав с собою вольных людей, которых он будет содержать на свой счет. Ерофей (Павлович) Хабаров10 был сольвычегодский уроженец, промышленник. Цель этого похода состояла в приведении дауров в ясачное положение. 6 марта 1649 года якутский воевода дал ему наказную память и несколько казаков. Отряд Хабарова, при отправлении из Якутска, состоял из 70 человек. Хабаров не следовал по тому пути, по которому шел Поярков; тунгусы показали ему другую дорогу на Амур, а именно: по рекам Элекме и Тунгиру, затем волоком через Становой хребет на реку Урку11, а по ней до реки Амура.
   В первое лето 1649 года Хабаров дошел до устья Тунгира. 18 января 1650 года он пошёл вверх по реке Тунгиру, перевалил через хребет и достиг реки Амура. Имея с собой мало людей, Хабаров вернулся тем же путём в Якутск. Якутский воевода дозволил ему набрать больше людей, и Хабаров в 1651 году снова отправился на Амур, остановился при устье речки Албазин и основал город того же названия. Отсюда он со своей командой пошел вниз по реке.
   Первое встреченное им от Албазина место состояло из трёх городков. Хабаров, пробыв здесь 6 недель, поплыл вниз по Амуру и достиг устья реки Зеи, ниже которой, на правом берегу Амура, стоял город Толчин12. Жители этого города и окрестностей приняли присягу в верности русским и обязались платить ясак, но после этого все они бежали, Хабаров сжёг Толчин и пошел вниз по Амуру; шесть дней он плыл до Шунгала. За Шунгалом жили ачане13; у них, около устья Уссури, Хабаров остался зимовать в большом Ачанском улусе. Укрепившись в нем, он отрядил сотню людей из своей команды, вверх по Амуру, искать добычи. Туземцы в числе 1 000 человек напали на 70 русских, оставшихся в Ачанске; русские отразили это нападение: ачане и дауры бежали.
   Отправленная партия вернулась с судами, нагруженными добычей и продовольствием. Хабаров начал приводить Ачанск в оборонительное положение. Такая предосторожность оказалась не лишней. Отражённые нашими казаками дучеры и ачане просили помощи у маньчжуров, и наместник китайского богдохана в Маньчжурии приказал князю Изинею в городе Нюм-гуте [Нингута]14 собрать войско и итти на русских. 2 000 маньчжуров, с князем Изинеем, отправились на помощь ачанам и дучерам; три месяца шло это войско до местопребывания Хабарова; оно имело 8 пушек, 30 фузей и 12 папардов (орудие из глины, употреблявшееся для подорвания стен). 24 марта 1652 года маньчжуры подошли под Ачанский город и открыли по нему пальбу. Целый день с обеих сторон шла перестрелка; неприятель успел сделать пролом в стене и ворвался в город. Хабаров отбил это нападение и затем сделал вылазку, взяв у неприятеля две самые большие пушки и обратив их на него.
   Неприятель, потеряв 670 человек убитыми и большую часть запасов, отступил. С открытием навигации Хабаров отправился вверх по реке для избрания расположенного ближе к Якутску места, откуда можно было бы иметь помощь в случае вторичного нападения маньчжуров. Между Шунгалом и Зеей Хабаров встретил 140 казаков, посланных к нему из Якутска с порохом и свинцом. Соединившись с ними и продолжая путь далее, вверх по Амуру, он намеревался поставить на устье Зеи острог, но здесь начались несогласия и раздоры в его отряде, из которого 100 человек бежало на грабёж. Лишённый более трети своего отряда, Хабаров должен был оставить свое намерение и, продолжая подниматься с остальными людьми вверх по реке, достиг устья реки Кумары15, где построил укрепленный острог. С нарочными людьми, отправленными отсюда в Якутск, Хабаров требовал оттуда подкрепления в 600 человек для завоевания реки Амура, но из Якутска не могли послать такого большого отряда и с теми же посланцами написали об этом просьбу в Москву.
   В Москве, еще до прибытия этих посланцев, вследствие полученных от якутского воеводы донесений о действиях Пояркова и Хабарова на Амуре, решено было отправить к Хабарову помощь и восстановить порядок. С этой целью в 1652 году послан был из Москвы дворянин Дмитрий Иванович Зиновьев, которому было поручено поощрить казаков на Амуре, прибавить к находящейся там команде 150 человек, усилить их снарядами и наконец приготовить всё нужное к отправлению на Амур 3 000 войска, которое предполагалось двинуть туда под командой князя Ивана Ивановича Лобанова-Ростовского. Предположение это, однако, не осуществилось, а между тем слава о Приамурском крае всё более и более распространялась по Сибири. Всё население Лены до Верхоленска стремилось туда, и многие бежали тайно, так что необходимо было принять меры для прекращения побегов.
   Зиновьев прибыл на Амур в августе 1653 года и встретился с Хабаровым в устье реки Зеи. Его прибытие не порадовало казаков, потому что он, главным образом, приехал для того, чтобы восстановить порядок в этой вольнице и по возможности обратить их к земледелию. Последнее было особенно необходимо, чтобы заготовить продовольствие для войска, которое предполагалось сюда отправить. Казаки не были привычны к такому труду, они до тех пор ходили по Амуру только с целью поживы.
   К неудовольствию казаков Зиновьев взял в Москву Хабарова, а вместо него оставил Онуфрия Степанова. В Москве Хабаров был принят милостиво и пожалован саном боярина, но на Амур уже более не поехал.
   Степанов с устья Зеи, из Зейского острога, отправился вниз по Амуру, входил в реку Шунгал, добыл там много хлеба и зимовал у дучеров (близ Хинганского хребта, около устья реки (Буреи). Весной 1654 года он пошел вверх по Шунгалу и после трёхдневного плавания встретился с маньчжурским отрядом. Последний не хотел пускать его далее, вверх по реке, но после краткого боя русские обратили отряд в бегство. Степанов собрал ясак с дауров, дучеров и ачан и расположился зимовать в Зейском остроге. Вскоре после этого из Енисейска через Байкал на подкрепление Степанову прибыл сотник Петр Бекетов. На пути, у устья реки Нерчи, он основал Нерчинский острог. Бекетов и Степанов на зиму расположились в Кумарском, Албазинском и Зейском острогах; они подчинили владычеству России все завоевания Хабарова, то-есть земли дауров, дучеров, гольдов, наткисов, гиляков и страну вверх по течению Шунгала, до хребта. Главные наши силы на Амуре были тогда сосредоточены в Кумарском остроге.
   Маньчжуры так много терпели от наших казаков, ходивших даже внутрь их страны, что решились удалить русских из Кумарского острога. Для этого в 1655 году они собрали до 10 000 войска с 15 орудиями и повели осаду острога. 20 марта они начали стрелять по острогу и в ночь, с 24-го на 25-е число сделали приступ, но русские отбили их и обратили в бегство. Неприятель снял осаду и отступил, потерпев большой урон в людях: у него было взято 2 пушки, до 800 ядер и более 30 пудов пороха [около 500 кг]. Собранный с покоренного Приамурского края ясак и отбитые у маньчжуров трофеи Степанов отправил в Москву. Там, по получении этих известий, предположено было сделать из Приамурского края особое воеводство, совершенно, отдельное от Якутского и Нерчинского, но для этого ожидали окончательного нашего утверждения на Амуре. На следующий год (1656) Степанов из Кумарского острога поплыл вниз по Амуру, входил в реку Сунгари и поднимался по ней до маньчжурского города Нингуты, взял здесь огромное количество хлеба и других продовольственных запасов и, отправив всё это нашим острогам, сам поплыл вниз по реке. У гиляков, против устья реки Амгуни, он построил Косогорский острог, в котором остался зимовать. На следующий 1657 год, собрав с гиляков и наткисов богатый ясак, Степанов пошел вверх по Амуру; на этом пути он встретил берега пустыми и все селения разрушенными. По призыву китайского богдохана все жители с Амура переселились внутрь Маньчжурии; казакам, чтобы не умереть с голоду, пришлось трудиться самим. Степанов был в величайшем затруднении: казаки, не привыкшие ни к дисциплине, ни к труду, начали производить набеги на маньчжуров и грабить их. Повелений из Москвы -- жить мирно с туземцами и маньчжурами, и отнюдь не производить набегов и грабительства -- казаки и вольница не слушали: на Амуре была полная анархия. Между тем в 1656 году приказом из Москвы воеводой в Нерчинский край был назначен енисейский воевода Афанасий Филиппович Пашков; ему же поручено было иметь главное начальство и на Амуре. Пашков, следуя на Амур в 1658 году, укрепил Нерчинск и основал здесь главное свое местопребыванье. Степанову на Амур он послал указ и строжайшее подтверждение, чтобы казаки не ходили в Маньчжурию, а занимались хлебопашеством и вообще чтобы не производили набегов и грабительств, а жили бы в мире". Несмотря на это, Степанов с 590 казаков отправился на фуражировку, вверх по реке Сунгари, в Манчжурию и там встретился с большой силой манчжуров. Произошла упорная битва: 270 казаков и с ними Степанов были убиты, остальные бежали; чисть из них вернулась к Якутск, а 17 человек в 1661 году явились с этим известием в Нерчинск, к воеводе Пашкову. С этих пор д0 1665 года на Амуре не произошло ничего замечательного.
   Во избежание дальнейших столкновений с китайцами на Амуре, в 1675 году из Москвы было отправлено в Китай посольство; посланником был переводчик посольского приказа грек Николай Спафарий. Это посольство не добралось до Пекина и не имело никаких последствий.
   В 1681 году из Албазина была послана на реку Амур экспедиция для приведения амгуньских, тугурских и других, живущих на побережье племён в ясачное положение. В этих видах и были основаны на реках Амгуни и Тугуре остроги: на Амгуни, при устьях рек Делина и Немилена: Усть-Делинский и Усть-Немиленский, а на Тугуре -- Тугурский. Все население по берегам этих рек было подчинено русскому владычеству. Таким образом, к 1681 году не только весь Приамурский край составлял владение России, но, благодаря влиянию на туземцев из Ачанского и Косогорского острогов, мы, кроме того, владели бассейном реки Уссури и частью Сунгари, до гор16. Положение наше на реке Амуре в то время было таково: главный и укрепленный пункт страны был Албазин, затем остроги по Амуру, вниз от Албазина: Кумарский, Зейский, Косогорский и Ачанский; нa реке Амгуни -- Усть-Делинский и Усть-Немиленский, а на реке Тугуре в 100 км от её устья -- Тугурский. Кроме того по реке Амуру находились земледельческие деревни и слободы: Андрюшкина, Игнатина, Монастырщина, Покровская, Озёрная и другие17.
   В 1684 году весь Приамурский край был назван отдельным Албазинским вовеводством; городу Албазину были даны особый герб и печать. Первым воеводою был Алексей Толбузин.
   Между тем китайцы и маньчжуры, встревоженные нашим соседством и влиянием на сопредельные с Манчжурией страны, решили выжить русских с Амура. Наши посты по реке от Албазина сделались первым предметом их нападения. Все они были ими разорены, а в 1685 году неприятельская сила, состоявшая из 5 000 человек, приплывших на 100 судах, и 10 000 человек, прибывших из Цицикара сухим путем с 150 полевыми и 50 осадными орудиями подступила к Албазину и потребовала его сдачи. 12 июня 1685 года, после того как албазинцы отвергли предложение маньчжуров о добровольной сдаче, началась канонада с маньчжурских батарей. В Албазине было всего 450 человек гарнизона под начальством воеводы Толбузина; недостаток огнестрельного оружия и снарядов не дозволил русским отстоять острожек, и неприятельская артиллерия разрушила его. Наши вступили в переговоры, и неприятель согласился отпустить Толбузина с его командою и жителями Албазина в Нерчинск; только 25 человек приняли предложение маньчжуров отдаться им и увлекли с собою священника Максима Леонтьева, основавшего в Пекине первую русскую церковь. Албазин был разорен, и неприятельская сила потянулась в Айгунь -- маньчжурский город, основанный перед этим ниже устья Зеи, на правом берегу Амура. Несмотря однако на такой дурной оборот наших дел в Даурии, соседнее с нею Нерчинское воеводство сделало снова попытку занять Албазин и Приамурский край; поэтому в 1686 году, по приказанию нерчинского воеводы Власова, албазинские выходцы с полковником Афанасием Бейтоном и тем же Толбузиным отправились на Амур и возобновили разрушенный Албазин. На берегах Амура снова появились наши острожки и население; русские попрежнему начали обрабатывать брошенные ими поля, а инородцы стали вносить им ясак.
   Китайцы и маньчжуры встревожились нашим вторичным поселением на берегах Амура, и китайский император Кахан-Си дал повеление во что бы то ни стало выгнать русских с Амура. В июне 1687 года перед Албазином явилось маньчжурское войско, состоявшее из 8 000 человек с 40 орудиями. Русские сожгли все дома вне крепости, перешли в неё и выкопали себе там землянки; всех наших в крепости было 736 человек. Маньчжуры прикрыли свой лагерь деревянной стеной, но русские уничтожили ее; тогда неприятель окружил свой стан земляным валом и поставил на нем пушки. 1 сентября маньчжуры пытались взять крепость, но были отбиты с большой потерей. К несчастью, между осаждёнными в Албазине открылась цынга, и к довершению бедствий храбрый воевода Толбузин в сентябре был убит пушечным ядром. После него начальство принял полковник Бейтон. Несмотря на постоянное действие полевой и осадной маньчжурской артиллерии, осада Албазина шла безуспешно; в конце ноября неприятель переменил её на блокаду, а в мае 1688 года блокаду снял и отступил на 4 версты. У Бейтона в Албазине оставалось только 66 человек, остальные же частью были убиты, а частью умерли от цынга. Неприятель потерял более половины войска. В это время приехал из Пекина гонец с повелением богдохана о прекращении осады Албазина под тем предлогом, что о разграничении земель идут с обеих сторон переговоры. Маньчжуры и китайцы отступили от Албазина и 30 августа 1688 года возвратились в Айгунь.
   

ГЛАВА ВТОРАЯ

НЕРЧИНСКИЙ ТРАКТАТ

Посольство Головина и заключение Нерчинского трактата в 1689 году. -- Величайшая заслуга Головина заключается в первом пункте трактата. -- Мнение китайского правительства. -- Наше положение после Нерчинского трактата.

   
   В Москве поняли, что без утверждения границ между Россией и Китаем нельзя прочно владеть краем, а потому были посланы в Пекин один за другим два гонца, канцеляристы Венюков и Логинов, с уведомлением о начале переговоров и о назначении с нашей стороны уполномоченным окольничьего Федора Алексеевича Головина. Вторым лицом при переговорах был нерчинский воевода Иван Астафьевич Власов; делами управлял дьяк Семен Корницкий. С китайской стороны были высланы 8 сановников, которые прибыли в окрестности Нерчинска с огромной свитой и 10 000 пешего и конного войска, под предлогом доставления посольству съестных припасов. В качестве переводчиков с китайцами были два иезуита: Жербильон и Перейра. С нашей стороны у Головина и во всем Нерчинском крае было менее 500 человек войска. При таком перевесе китайцев в численной силе Головин не мог делать настоятельных требований об уступке России Приамурского края, а китайцы, вместо мирных переговоров, начали прямо грозить нападением на Нерчинск, если Головин не согласится на их предложение уничтожить Албазин и отдать всю Даурию Китаю. Головин протестовал против этих насильственных действий и не соглашался на подобное предложение. Тогда китайцы начали вооружать против нас недавно покорённых бурятов Нерчинского края и вместе с ними готовились осаждать Нерчинск, в котором находилось наше посольство; при этом свое требование они повторили Головину в виде ультиматума.
   Головин, находясь в таком безвыходном положении, предложил китайцам прислать проект о разграничении. 21 августа этот проект был прислан Головину китайцами в следующем виде: "Граница между Россией и Китаем должна итти от вершины река Горбицы до истоков реки Уды, а отсюда по вершинам гор, направляющихся к северу и оканчивающихся Чукотским носом". Вместе с присылкою проекта они просили немедленного ответа на него. На этот раз они изменили смысл проекта, так как в предлагавшемся в первый раз условии, в виде ультиматума, на который Головин согласился, "граница была означена по Хинганскому хребту, до моря, а о северных горах и Чукотском носе ничего не упоминалось". На этот проект с его несообразными требованиями Головин не отвечал.
   Китайские уполномоченные, прождав 3 дня ответа от Головина и видя, что он никак не согласится с их предложением и что принудить его к этому могут только военные действия, боялись делать насилие, которое не привело бы ни к какому результату, а только навлекло бы гнев богдохана, и объявили Головину, что они отказываются от последнего предложения, и желают с ним кончить дело на основании первого их предложения, на которое он согласился. К этому побуждали еще китайцев, во-первых, иезуиты и, во-вторых, желание их отстоять во что бы то ни стало Даурию, под которою они понимали всю страну по течению Амура, до слияния этой реки с рекою Сунгари.
   Так как ни китайцам, ни Головину не были хорошо известны приморские страны, и Головин усматривал, что китайцы хлопочут главное о Даурии, где все реки, впадающие в Амур, как-то: Зея, Бурея и другие, текут с севера на юг, то, по возобновлении переговоров, он настаивал, чтобы в трактате было упомянуто о направлении рек и чтобы страна к морю оставалась без разграничения. Китайцы согласились, и 27 августа (6 сентября) 1689 года был подписан Нерчинский трактат -- первый и самый важный дипломатический акт в сношениях России с Срединным государством.
   Первые два пункта этого трактата, относящиеся к Приамурскому краю, выражены так. "Река, именем Горбица, которая впадает, идучи вниз, в реку Шилку с левые стороны, близ реки Черной рубеж между обоими государствы постановить; такожде от вершины тоя реки каменными горами, которые начинаются от той вершины реки и по самым тех гор вершинам до моря протяженным, обоих государств Державу тако разделить яко всем рекам, малым или великим, которые с полуденные стороны сих гор впадают в реку Амур, быти под владением Хинского государства: такожде всем рекам, которые с другая стороны тех гор идут, тем быти под державою царского Величества Российского Государства... и всякие земли, посреди сущие меж тою... рекою Удью и меж горами, которые до границы подлежат, не ограничены ныне да пребывают, понеже на оны земли... великие и полномочные послы не имеюще указу Царского величества отлагают неограничены до иного благополучного времени, в котором... царское величество и бугдоханово высочество похощут о том обослатися послы или посланники любительными пересылки, и тогда, или чрез грамоты, или чрез послов, тые... неограниченные земли покойными и пристойными случаи успокоити и разграничити могут". В третьем пункте трактата сказано: город Албазин, который построен был со стороны царского величества, разорить до основания и также на Амуре пребывающих всех русских людей со всеми при них запасами и пожитками перевести в пределы царского величества.
   Вследствие этого договора осенью 1689 года и весною 1690 года все люди из Албазина и с Амура перешли в Нерчинск, а Албазин был сожжен маньчжурами до основания18.
   Сибирская летопись того времени так говорит об этом происшествии: "Россияне несправедливым образом, перемогающею силою неприятелей, с Амура вытеснены, и что еще несправедливее -- насильственным мирным заключением река Амур за китайцами осталась" {Ежемесячные сочинения, октябрь, 1757 г., стр. 328.}. Этот краткий обзор событий, совершившихся на реке Амуре с 1643 по 1689 год, ясно показывает, что не желание завладеть и утвердиться в бассейне одной из величайших рек, вливающихся в Восточный океан, а заманчивые слухи о богатстве обитающих там народов и жажда корысти вызвали предприимчивых завоевателей Сибири -- вольницу казаков и промышленников -- на подвиг завладения Амуром. Но здесь наша вольница встретила независимые народы, соседственные сильному и устроенному государству, всегда готовому подать им помощь. В остальной Сибири эта отважная вольница не встречала таких препятствий и потому не могла предвидеть, что действия её в Приамурском крае должны быть совершенно иные и более сообразованы с условиями страны. "Предприятия русских на Амуре в XVII столетии, -- говорит Риттер, -- могли бы иметь важные последствия, если бы они умели воспользоваться завоеваниями Хабарова, которые открыли им возможность проложить путь к крайним пределам Азии и основать богатую житницу". Действительно, того и другого мы могли бы достигнуть весьма легко, а именно следовало бы: а) учредить порядок и дисциплину между вольницей русских на Амуре; б) прекратить разъезды казаков на грабежи к инородцам и в Маньчжурию; в) стараться, привлекать население Приамурья к себе ласковым с ним обращением, строгим ограждением неприкосновенности их собственности, уважением коренных их обычаев и уничтожением сбора с них ясака; наконец г) основанием по берегам Амура и его притоков земледельческих поселений.
   Между тем московское правительство, сознавая вею важность открытий Пояркова и завоеваний Хабарова, посылает на Амур, как мы видели, с упомянутою выше целью Зиновьева. Как лицу, облечённому высшей правительственной властью, Зиновьеву следовало бы, пользуясь любовью казаков к Хабарову и уважением всех находившихся на Амуре русских, вместе с ними и с помощью из Якутска и Нерчинска, устаноъвить, в сказанных видах, порядок и твердую власть, на Амуре и направить Хабарова к поддержанию этого. Но Зиновьев, увезя с собою Хабарова, оставляет на Амуре вместо него Степанова, человека, не понимающего важности лежащей на нем обязанности, -- грубого, дерзкого и способного только производить грабежи и набеги. Затем московские приказы, не принимая во внимание, что завоеванием Амурского бассейна обязаны были распоряжениям из Якутска и что поэтому якутские воеводы, как лица, близко заинтересованные в этом славном деле, могли бы с большим вниманием наблюдать за порядками на Амуре и с энергией помогать там нашему водворению и утверждению, а также что сообщение Якутска с Приамурским краем не может быть прервано неприязненными покушениями, вместо того чтобы оставить этот край, требующий установления в нем порядка и беспрестанной помощи, в непосредственном ведении якутских воевод, делает его отдельным под управлением Степанова и через это уничтожают рвение к нему из Якутска. После Степанова этот край поступает под непосредственное начальство и управление Пашкова, человека более заинтересованного завладением Забайкалья, чем Амура. Пашков останавливается в Нерчинске, заботясь не о приведении в порядок дел на Амуре, а об обеспечении сообщения Нерчинска с Иркутском. Воздвигается Албазин, из которого по следам Степанова в соседнюю Маньчжурию отправляются партии за поживой. В это же время московские приказы, как бы довольные присылкою с Амура ясака, вместо того, чтобы озаботиться скорейшей высылкой туда надлежащих военных сил, требованных еще якутскими воеводами, -- медлят и ограничиваются одними пустыми переговорами и отписками. Китайское правительство, усматривая постоянный хаос на Амуре и не предвидя конца набегам на соседственную провинцию -- Маньчжурию, находится в необходимости принять решительные меры. Когда китайское войско, уничтожив все русские остроги в Приамурском крае, подступило к единственному оставшемуся у нас пункту -- Албазину, в Москве только тогда как бы опомнились и снарядили Головина с 500 казаков. Головин, вступив в Забайкалье, находит этот край не только не устроенным, но и не огражденным от беспрестанных на него нападений монголов. Он вынужден употребить для этого почти всю приведённую им силу, лишается поэтому средств заставить китайцев уважать общенародные государственные права и, являясь таким образом как бы в плену у китайцев, подписывает Нерчинский трактат, по которому Россия лишается всех завоеваний Хабарова.
   Всё вышесказанное ясно показывает, что такая печальная развязка произошла единственно от тогдашних приказных правителей, а не от того, как утверждают и настоящие приказные бюрократы19, что будто бы не наступила тогда еще пора для русских завладеть Амуром.
   Но, каковы бы ни были московские приказные ошибки и дикие, своекорыстные побуждения амурской вольницы, приведшие к таковым печальным для России последствиям, беспристрастное потомство должно помнить и с удивлением взирать на геройские подвиги самоотвержения первых пионеров Приамурского края, часто платившихся жизнью и кровью за свое молодечество и удаль. Потомство с признательностью сохранит имена их, дошедшие до нас в сибирских повествованиях, потому что они первые проложили путь по неизвестной реке, открыли существование неизвестных до того времени народов и, хотя не оставили никаких сведений о главном обстоятельстве, обусловливающем значение реки и страны, ею орошаемой, -- именно о состоянии её устья и прибрежий, но уже своим водворением на её берегах доставили России неоспоримое право к возвращению этой страны.
   Чтобы понять вместе с этим огромную заслугу, оказанную России Головиным, необходимо обратиться к смыслу первого пункта заключенного им Нерчинского трактата. Мы видели, что маньчжуры и туземцы под рекою Амуром разумели только ту часть реки, которая идет до устья Сунгари20, и знали, что только две большие реки, Зея и Бурея (притоки Амура), вытекают из каменных, пограничных гор и текут на юг. Мы видели также, что горы, идущие к северу от вершины реки. Уды, огибающие Охотское море и оканчивающиеся Чукотским носом, не приняты за пограничные, а оставлены во владении России; следовательно, граница наша, долженствовавшая итти по горам, из которых выходят реки Зея и Бурея, -- не могла иметь направление северное, а какое-либо иное, с условием, что горы эти, принятые за пограничные, должны упираться в море, но в какое море: Охотское или Корейское -- не обозначено, а между тем оба эти моря омывают прибрежья Приамурского бассейна. Сопоставляя все эти обстоятельства со смыслом выражения Нерчинокого трактата, то-есть, что граница России от верховья реки Горбицы должна итти по становому Хинганскому хребту до верховьев реки Уды, а оттуда по тому же хребту, до моря протяженному, и что все реки, выходящие из этого хребта и идущие от него по всем направлениям, кроме южного, принадлежат России, выходит, что Головин, настояв на таком выражении в трактате, обусловил только границу собственно Даурии, следовательно, только то пространство реки Амура, которое принималось маньчжурами за Шилькар или Маму; все же остальное пространство бассейна реки Амура до моря оставил не только неопределённым, но главное -- в зависимости от направления пограничных гор, верховья реки Уды и рек, вытекающих из этих гор, а также от того обстоятельства, в какое море эти горы упираются: в Охотское или Корейское.
   Эти-то обстоятельства и оставили за Россией полное право на возвращение от Китая Амурского бассейна. Весьма естественно, что они и возродили в сибиряках надежду на скорое утверждение этой страны за Россией. Сожаление о потере Приамурского края распространялось в то время еще более рассказами вышедших с Амура людей; они долго не могли забыть привольного житья своего в этом крае. Название благословенной земли, оставшееся между потомками Албазинского воеводства, вполне говорило сибирякам в пользу его. Да и могли ли албазинцы забыть землю, которую отстаивали с такими усилиями, имея дело с сильными тогда маньчжурами, покорившими Китай и все соседние с ним народы. Действительно, происшествия, совершившиеся тогда на Амуре, составляют ряд беспримерных подвигов русских, и эти подвиги занимают лучшие страницы в истории колонизации Сибири. Что же касается до неумеренной молвы о природных богатствах тамошнего края, о котором албазинцы в отписках и летописях своих отзывались с таким преувеличением, то это было только влечение к новому поселению, которое без сомнения было лучше Якутского и соседнего с ним Нерчинского края. Казакам в особенности нравилась вольная безответственная жизнь: они свободно разъезжали по Амуру и Сунгари, собирали ясак и брали, что хотели. Смелость их доходила до того, что многие из них ходили даже внутрь Маньчжурии. Подобная жизнь была по сердцу российской удалой вольнице. В течение немногих лет по Амуру было построено несколько острожков, деревень, крестьянских заимок, мельниц и однодворок. При усиленных военных действиях с маньчжурами жители этих селений, раскинутых на огромном расстоянии, покидали свои жилища и для отражения неприятеля собирались в главные пункты: в Кумарский или Албазинский остроги.
   Вспоминая о действиях наших на Амуре в описываемый период времени, нельзя не упомянуть, что по географической карте, напечатанной при царе Алексее Михайловиче, граница наша показана: на востоке -- Охотское море с устьем реки Амура, на юго-востоке -- река Амур до устья Шунгала (Сунгари), на юге -- от устья Шунгала по Шилькару (Амуру) и далее по горным хребтам и рекам до реки Исети. В состав владений наших входили приобретенные при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче земли и их жители: гиляки, наткисы, гольды, ачане, дучеры, дауры, тунгусы и буряты.
   Китай, настояв таким образом на вышеуказанном содержании статей Нерчияского трактата, прервал сообщение Забайкалья с морем, и Сибирь осталась вполне чуждой всякому развитию. Стоит только внимательно взглянуть на карту Сибири, чтобы оценить всю важность этой потери: полоса земли в несколько тысяч вёрст, удобная для жизни оседлого человека и составляющая собственно Восточную Сибирь, где сосредоточивалось и могло развиться далее её народонаселение, а с ним и жизнь края, ограничивается на юге недоступными для сообщения, покрытыми тайгою цепями гор, на севере -- ледяными бесконечными тундрами, прилегающими к такому же ледяному океану; на западе -- единственными путями, через которые только и можно наблюдать и направлять её действия к дальнейшему развитию, наравне с общим развитием нашего отечества, -- путями, через которые только и возможно увеличение её населения; на востоке -- опять недоступными для сообщения горами, болотами и тундрами. Все огромные реки, её орошающие: Лена, Индигирка, Колыма и другие, которые при другом направлении и положении могли бы составить благо для края, -- текут в тот же Ледовитый, почти недоступный океан и через те же недоступные для жизни человека пространства21.
    Между тем природа не отказала Восточной Сибири в средствах к этому развитию, она наделила её и плодоносными землями, и здоровым климатом, и внутренними водными сообщениями, связывающими её более или менее с остальной Россией, и богатствами благородных и других металлов -- элементами, обеспечивающими благоденствие жителей Восточной Сибири и её постепенное и возможное развитие, если только ей открыть путь, посредством которого она могла бы свободно сообщаться с морем. Единственный такой путь представляет собою когда-то потерянная нами река Амур. Эта река, однако, только тогда имеет для нас вышесказанное значение, если устье её доступно для плавания мореходных судов. Но на этот-то главный и жизненный вопрос не было тогда обращено никакого внимания; относительно его мы находились во мраке. Великий преобразователь России Пётр I, уповая, что этот вопрос может быть разрешён в благоприятном смысле, и сознавая всю важность обладания Приамурским краем, переселил в Забайкалье стрельцов и тем положил первое основание нашей силы в преддверии Амурского бассейна. За ним Екатерина II в следующих выражениях высказала важность обладания Амуром: "если бы Амур мог нам только служить как удобный путь для продовольствия Камчатки и, вообще наших владений на Охотском море, то и тогда обладание оным было бы для нас важным"22. Вот как понимали значение для России Приамурского края наши великие монархи!
   Китайцы, довольные тем, что горы и безлюдные пустыни отделили с севера Приамурскую Даурию от Якутской области, откуда для покорения первой явились русские, ограничились лишь построением на верхнем Амуре Айгунской крепости. Эта крепость служила оплотом Даурии со стороны Забайкалья; остальную же часть края они оставили без всякого внимания, имея в виду, с одной стороны, что горы и море, отделяющие его на северо-востоке от более или менее населённого нашего Приленского края, служат верной защитой от нас для их Маньчжурии. С другой стороны, боясь притязания на этот край русских, по случаю его неопределённости (по смыслу Нерчинского трактата), они оставили средний и нижний Амур с его притоками в том самом положении, в каком нашел его Поярков в 1644 году, то-есть свободным.
   В течение нескольких лет после договора русские, опасаясь внутренних междоусобий монголов, пускались с караванами через Маньчжурию и этим путём достигали Пекина. В лежащих на пути городах и селениях они производили меновую торговлю с маньчжурами. Но, по новости торговых сношений, русские как-то не могли сойтись с ними, отчего происходила постоянная вражда, положившая предел этим сношениям. После убийства, сделанного русскими в центре Маньчжурии, наши караваны не были туда впускаемы и должны были направляться в Пекин через Монголию; с этих пор всё было как бы забыто. Приамурский край для нас как бы не существовал. Сопредельное же с ним Забайкалье сделалось местом ссылки и было для нас только грозою и каким-то ледяным чудовищем, при воспоминании о котором трепетали в Европе. Так проходили годы. Между тем народонаселение Сибири возрастало; пути, ведущие в неё из Европейской России, населялись и улучшались. Владения наши более и более распространялись от Якутска к северо-востоку.
   Восточный океан с его островами и прибрежными землями северной Азии сделался в особенности предметом изысканий предприимчивых казаков и отчаянных промышленников возбуждаемых жаждою обогащения. С 1697 года стала известна Камчатка23, немного времени спустя открыты Курильские острова; в 1710 году получено известие о существовании Японии. В 1712 году русские заняли Шантарские острова. Между 1710 и 1720 годами русские поселяются на полуострове Камчатке и отсюда постепенно занимают Курильские острова. В это же время учреждается постоянное плавание между Камчаткой и Охотском, приводится в известность прибрежье Охотского моря между Охотском и реками Алдамой, Удой и Тугуром; открываются Шантарские острова, и начинается на них пушной промысел.
   В 1719 году, по повелению Петра I, геодезистам Евреинову и Лукину поручается обозреть южную часть Камчатки и Курильские острова и положить на чертеж (карту). В 1725 году по начертанию Петра I Екатерина I снаряжает экспедицию под начальством командора Беринга, с лейтенантами Шпанбергом и Чириковым, для описи известной уже тогда через Дежнева24 открытого им пролива между Азией и Америкой (называемого на карте Беринговым). Эта экспедиция привела в известность Камчатский полуостров с островами Восточного океана, лежащими между Камчаткой и материком Америки, а равно и часть Северо-западного берега этого материка.
   Вторая экспедиция Беринга, назначенная по повелению императрицы Анны Иоавновны в 1733 году, имела целью открыть пути в Японию и занятие ближайших к Камчатке мест Северной Америки.
   Вследствие этого командор Беринг и лейтенант Чириков, описывавшие северо-западный материковый берег Америки, вместе с тем указали путь русским промышленникам в Аляску и на Алеутские острова25. В 1727 году, при императрице Екатерине I, отправленное в Пекин посольство Саввы Владиславовича Рагузинского не касалось вопроса о Приамурском крае, несмотря на то, что китайцы настаивали на этом. Рагузинский отвечал, что он не имеет для этого полномочий, а потому все остаётся попрежнему.
   В 1738--1739 годах лейтенанты Шпанберг, Вальтон26 и мичман Рельтинг, бывшие в экспедиции Беринга, плавали из Камчатки вдоль Курильской гряды и доходили до Японских островов Мацмая и Ниппона. Во время этого путешествия они получили сведения от курильцев, что весьма близко от Мацмая к северу лежит большая земля Кэрафуто (Сахалин), что на южной её оконечности живут айны -- народ, одноплеменный курильцам27, и, наконец, что эта земля находится близ устья большой реки Шунгала (Сунгари-Ула), то-есть Амура. Но так как Шпанбергу не поверили, что он был в Японии, а полагали, что они с Вальтоном попали на какой-либо китайский берег (Корею), то в 1742 году лейтенанту Шпанбергу было предписано совершить вторичное путешествие из Камчатки в Японию. Он, по случаю открывшейся на судне сильной течи, не дошёл и принуждён был возвратиться обратно. Вместе с Шпанбергом отправился с тою же целью и мичман Шельтинг; он был удачливее своего начальника, достиг Сахалина на широте 50o10', осмотрел почти весь восточный берег его (спустившись почти до пролива Лаперуза), но за поздним временем, не достигнув Японии, возвратился в Камчатку. Вслед за этими мореплавателями и наши промышленники начали посещать ближайшие к Камчатке Курильские острова, они встречались с японцами и всегда были принимаемы ими дружелюбно. Между тем около этого же времени выбросило на берега Камчатки японскую джонку; спасшиеся на ней японцы долгое время жили у нас в Верхнекамчатске и потом были доставлены нашими промышленниками на Курильские острова к японцам28.
   Эти экспедиции и сведения, полученные от промышленников и от находившихся у нас японцев, дали нам понятие об Японии и о том, что Сахалин (Карафуто) -- большая земля, лежащая близ устья большой реки Амура; что земля эта населена различными инородцами, ни от кого независимыми, и что русские впервые из европейцев открыли и частичн описали Сахалин. Затруднение продовольствовать Камчатку было причиною того, что в 1745 году из Камчатки был послан проект, в которой доказывалась необходимость для России обладания Амуром и возможность возвратить его, действуя с моря, то-есть с устья реки. Таким образом, вследствие затруднения в перевозке хлеба и других запасов из Якутска в Охотск по дороге едва проходимой, после многих лет река Амур опять возобновляется в памяти русских.
   Между тем с увеличением числа правительственных приморских пунктов по прибрежиям Охотского моря и в Камчатке: Охотска, Удского острога, Гижиги, Большерецка, Тигиля и Нижнекамчатска и с развитием промыслов потребность в продовольствии всё более и более возрастала. Попытки развести в этих местах хлебопашество показали, что оно, по особым климатическим условиям этого края, быть здесь не может: хлеб не родился.
   

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЭКСПЕДИЦИИ В ПРИАМУРЬЕ В XVIII И НАЧАЛЕ XIX ВВ.

Возбуждение вопроса о реке Амуре в 1753 году. -- Повеление императрицы Екатерины II о заселении реки Амгуни в 1777 году. -- Цель повеления. -- Заключения Лаперуза и Браутона о лимане и устье реки Амура в 1783--1793 годах. -- Исследования И. Ф. Крузенштерна в 1805 году. -- Его заключение о Сахалине и устье реки Амура. -- Невыгодные последствия. -- Экспедиция Хвостова и Давыдова в 1806 году.

   
   Важность такого предмета, как снабжение продовольствием обширного края, понуждала правительство вникнуть в это дело и дать ход проекту, представленному сибирским губернатором Мятлевым в 1753 году. Мятлев29, имея предписание о "принятии более надёжных и выгодных для казны мер в продовольствовании Охотского края и Камчатки, донёс правительствующему сенату, что единственно надёжная и выгодная для казны мера к доставлению продовольствия в эти края состоит в том, чтобы сплавлять по реке Амуру. Сенат утвердил это представление и Предоставил иностранной коллегии войти предварительно в сношение с китайским трибуналом и уверять китайское правительство, что при этом святость Нерчинского трактата будет сохранена. На это из Китая не последовало никакого ответа; между тем Мятлев поставил в обязанность Нначальству Забайкальской области усилить в ней хлебопашество ввиду идущего обеспечения приморских мест.
   В случае решительного отказа китайцев на представление сената об открытии для нас плавания по реке Амуру Мятлев запросил от селенгинского коменданта Якоби мнение, какие по местному усмотрению можно изыскать способы к свободному сообщению по реке Амуру: увеличением ли числа войск или другими мерами? По важности вопроса выяснение его велено было вверить одному надёжному чиновнику и о содержании им этого в тайне взять от него подписку под присягою. Тайна о видах на Амур была открыта адъютанту коменданта Якоби поручику Власову. Якоби ответил, что он, управляя Селенгинским округом, не имеет никаких сведений о Нерчинском крае, тем более об Амуре. В донесении же своём, вслед за сим, пишет, что он получил некоторые сведения от Владыкина, директора российских караванов, возвратившегося из Китая; он ему объяснил, что в восточной стороне Амурского края населения много, что земля по течению Амура весьма плодородная, и при этом показывал полученную им в Пекине маньчжурскую карту, из которой видно, что на Амуре находятся будто бы города и при устье -- флотилия, на которой до 4 000 человек экипажа.
   В следующем затем рапорте сенату, от 21 сентября 1756 года, Якоби объясняет, что, по его мнению, основанному на достоверных сведениях, не должно с нашей стороны делать решительных сношений с китайским двором относительно домогательства плавания по реке Амуру, но прежде надобно на границах селенгинской и нерчинской, в приличных местах, поставить провиантские магазины и заготовить хлебные запасы; потом выслать из России достаточное число войска, снабдив его полным вооружением и артиллерией. Когда все эти необходимые меры приведутся в исполнение, тогда только можно будет обратиться к трибуналу с требованием о дозволении свободного плавания по Амуру. Если же со стороны китайского правительства последовал бы отказ, то тогда распорядиться построением на берегах реки Амура крепостей и редутов. Когда всё это будет сделано, тогда только можно ожидать успеха, ибо китайцы, внезапно увидя многочисленную стражу, едва ли будут в состоянии начать какие-либо военные действия. "Всё сие, -- писал Якоби, -- будет стоить больших издержек, но они вознаградятся важной выгодой, какая может произойти от обеспечения Камчатки продовольствием. Можно тогда принять в подданство и мунгал, что наверно последует, когда они увидят столько крепостей около мест их жительства. Наконец, если бы и случилось, что китайское правительство не согласилось бы на наши требования относительно реки Амура, то учреждение крепостей и усиление войск всё же не было бы излишне, несмотря на значительные расходы, и служило бы к славе, а не бесславию России {Этот факт весьма значителен тем, что, заботясь об обеспечении Камчатки продовольствием, никто не обратил внимания, возможно ли выйти, из реки Амура в море, то-есть о положении его устья, о котором не было никаких сведений.}. Несмотря, однако, на живое участие, какое в то время принимали относительно реки Амура, это дело остановилось в самом начале.
   Мнение Якоби о построении на Амуре крепостей, к несчастью, нисколько не отвечало местным тогдашним обстоятельствам, ибо мы, вследствие различных пограничных столкновений, находились с Китаем в неприязненных отношениях. Якоби полагал, что бывшей тогда за Байкалом военной стражи недостаточно и что надо прислать еще 30 000 войска; но такого числа послать тогда не могли, да и продовольствовать было нечем. При таком положении дел нам оставалось только отстаивать собственную свою границу, растянутую на огромное пространство, и потому представление Якоби было оставлено без последствий.
   Китайцы, между тем, видя, что мы бессильны против них, лишают нас права свободной торговли, выговоренной Нерчинским трактатом, и посольство Кролотова, отправленное в Пекин при императрице Екатерине II в 1767 году для улажения несогласий с Китаем, с немаловажными усилиями, едва могло добиться от них согласия на водворение с ними торговли в одном пограничном пункте. Таким пунктом является только что основанная Кяхта; сперва она делается только местом сбыта наших сибирских произведений, но через весьма короткий промежуток времени туда везут и фабричные произведения Европейской России, и она становится новым источником государственного дохода, связывает более тесным союзом нашу Сибирь с Европейской Россией и поэтому делается для нас весьма важным пунктом.
   Войдя на северо-востоке в соприкосновение с океаном и основав в Кяхте сношения с Китаем, мы устремляем всё наше внимание; во-первых, на сохранение и обеспечение кяхтинской торговли и на приведение в порядок дел на прибрежьях Охотского моря, в Камчатке и северо-западной Америке -- новых владениях наших {Эти владения -- Аляска и Алеутские острова -- были проданы в 1867 году правительством Александра II Соединенным Штатам за 7,2 млн. долларов. (Прим. ред.).}, богатых пушными товарами; во-вторых, на устройство с ними сообщения. Но при этом-то последнем обстоятельстве мы и встретили непреоборимые природные препятствия и увидели всю справедливость мнений о необходимости возвращения реки Амура, -- мнений, поданных на Камчатке в 1745 году, Мятлевым -- в 1753 году и Якоби -- в 1755 году.
   Куда без всякой дороги, через пустынные леса, горы и болота могли проникать ватаги отважных промышленников и казаков, туда нельзя было без дорог провозить значительные тяжести и большое число людей, необходимое для обеспечения Камчатки и американских владений. Естественно, что поэтому прежде всего необходимо было обратить внимание на устройство дороги из Якутска в Охотск и из Охотска на Камчатку. Но все труды для устройства этой дороги оказались напрасными; она могла существовать только в виде тропинки, и сообщение ѣ Михайловичѣ, и ихъ жители (кромѣ сѣверныхъ инородцевъ), какъ то: гиляки, наткисы, гольды, ачане, дучеры, дауры, тунгусы и буряты.
   Китай, завладѣвъ такимъ образомъ при-амурскимъ краемъ, прервалъ сообщеніе Забайкалья съ моремъ, и Сибирь осталась вполнѣ чуждою всякому развитію. Стоитъ только внимательно взглянуть на карту Сибири, чтобы оцѣнить всю важность этой потери: полоса земли въ нѣсколько тысячъ верстъ, удобная для жизни осѣдлаго человѣка и составляющая собственно Восточную Сибирь, гдѣ сосредоточивалось и могло развиться далѣе ея народонаселеніе, а съ нимъ и жизнь края, ограничивается: на югѣ -- недоступными для сообщенія цѣпями горъ и песчаными морями; на сѣверѣ: ледяными, безконечными тундрами, прилегающими къ такому же ледяному океану; на западѣ: единственными путями, чрезъ которые только и можно наблюдать и направлять ея дѣйствія къ дальнѣйшему развитію, наравнѣ съ общимъ развитіемъ нашего отечества,-- путями, чрезъ которые только и возможно увеличеніе ея населенія; на востокѣ -- опять недоступными для сообщенія горами, болотами и тундрами. Всѣ огромныя рѣки, ея орошающія: Лена, Индигирка, Колыма и друг., которыя при другомъ направленіи и положеніи могли бы составить благо для края,-- текутъ въ тотъ же Ледовитый, почти недоступный, океанъ и чрезъ тѣ же, недоступныя для жизни человѣка, пространства.
   Ясно, что край, находившійся въ такомъ положеніи, не могъ никогда и ни при какихъ обстоятельствахъ правильно развиться.
   Между тѣмъ природа не отказала Восточной Сибири въ средствахъ къ этому развитію; она надѣлила ее и плодоносными землями, и здоровымъ климатомъ, и внутренними водяными сообщеніями, связывающими ее болѣе или менѣе съ остальною Россіею, и богатствами благородныхъ и друг. металловъ, -- элементами, ручающимися за благоденствіе ея жителей и за ея постепенное и возможное развитіе; если только ей открыть путь, посредствомъ котораго она могла бы свободно сообщаться съ моремъ. Единственный такой путь представляетъ собою, когда-то потерянная нами, рѣка Амуръ. Эта рѣка, однако, только тогда имѣетъ ддя насъ вышесказанное значеніе, если устье ея доступно для плаванія мореходныхъ судовъ. Но на этотъ-то главный и жизненный вопросъ не было тогда обращено никакого вниманія; относительно его мы находились во мракѣ. Великій преобразователь Россіи, Петръ I; уповая, что этотъ вопросъ можетъ быть разрѣшенъ въ благопріятномъ смыслѣ и сознавая всю важность обладанія при-амурскимъ краемъ, переселилъ въ Забайкалье стрѣльцовъ и тѣмъ положилъ первое основаніе нашей силы въ преддверіи амурскаго бассейна. За нимъ, Екатерина II въ слѣдующихъ выраженіяхъ высказала важность обладанія Амуромъ: "еслибы Амуръ могъ намъ только служить, какъ удобный путь для продовольствія Камчатки и вообще нашихъ владѣній на Охотскомъ морѣ, то и тогда обладаніе онымъ было бы для насъ важнымъ". Вотъ какъ понимали значеніе для Россія при-амурскаго края наши великіе монархи!
   Китайцы, довольные тѣмъ, что горы и безлюдныя пустыни отдѣлили съ сѣвера при-амурскую Даурію отъ Якутской области, изъ которой для покоренія первой явились русскіе, ограничились лишь построеніемъ, на верхнемъ Амурѣ, айгунской крѣпости. Эта крѣпость служила оплотомъ Дауріи со стороны Забайкалья; остальную же затѣмъ частъ края они оставили безъ всякаго вниманія, имѣя въ виду, съ одной стороны, что горы и море, отдѣляющія его на сѣверо-востокѣ отъ болѣе или менѣе населеннаго нашего при-ленскаго края, служатъ вѣрною защитою отъ насъ ихъ Манджуріи. Съ другой стороны, боясь притязанія на этотъ край русскихъ, по случаю его неопредѣленности (по смыслу нерчинскаго трактата), оставили такимъ образомъ средній и нижній Амуръ съ его притоками въ томъ самомъ положеніи, въ какомъ нашелъ его Поярковъ въ 1644 году, т. е. свободнымъ.
   Въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ послѣ договора, русскіе, опасаясь внутреннихъ междоусобій монголовъ, пускались съ караванами черезъ Манджурію и этимъ путемъ достигали Пекина. Въ лежащихъ на пути городахъ и селеніяхъ они производили мѣновую торговлю съ манджурами. Но, по новости торговыхъ сношеніи, русскіе какъ-то не могли сойтись съ ними, отчего происходила постоянная вражда, положившая предѣлъ этимъ сношеніямъ. Послѣ убійства, сдѣланнаго русскими въ центрѣ Манджуріи, наши караваны не были туда впускаемы и должны были направляться въ Пекинъ, опять черезъ Монголію; съ этихъ поръ все было какъ бы забыто и при-амурскій край для насъ какъ бы не существовалъ. Сопредѣльное же съ нимъ наше Забайкалье сдѣлалось мѣстомъ ссылки преступниковъ и было для насъ только грозою и какимъ-то ледянымъ чудовищемъ, при воспоминаніи о которомъ трепетали въ Европѣ. Такъ проходили годы. Между тѣмъ народонаселеніе Сибири возрастало; пути, ведущіе въ нее изъ Европейской Россіи, населялись и улучшались. Владѣнія наши болѣе и болѣе распространялись отъ Якутска къ сѣверо-востоку.
   Восточный океанъ съ его островами и прибрежными землями сѣверной Азіи сдѣлался въ особенности предметомъ изысканій предпріимчивыхъ казаковъ и отчаянныхъ промышленниковъ, возбуждаемыхъ жаждою обогащенія. Съ 1690 г. стала извѣстна Камчатка, немного времени спустя, открыты Курильскіе острова; въ 1710 г. получено извѣстіе о существованіи Японіи. Въ 1712 г. русскіе заняли Шантарскіе острова. Въ 1716 г. два торговыхъ дома въ Петербургѣ подали въ сенатъ просьбу о дозволеніи имъ производить торговлю съ Японіею и Остъ-Индіею; они полагали достигнуть Японіи такимъ образомъ: изъ Сѣверной Двины войти въ Ледовитый океанъ, а изъ него въ Обскую губу и затѣмъ по Оби и извѣстнымъ водянымъ системамъ Западной и Восточной Сибири, до Байкала; отсюда по рѣкамъ Селенгѣ и Шилкѣ и, наконецъ, по Амуру и Восточнымъ океаномъ, до Японіи. Просьба эта была передана генералъ-фельдцейхмейстеру Брюссу, поддерживавшему съ большимъ участіемъ это предпріятіе. Брюссъ предварительно отнесся къ тобольскому воеводѣ князю Гагарину объ истребованіи отъ нерчинскаго начальства достовѣрныхъ извѣстій о плаваніи по р. Амуръ и свѣдѣній объ Японіи. Имъ же сдѣлано было тогда особое представленіе о посылкѣ свѣдущихъ людей для ученаго описанія отдаленныхъ мѣстъ Восточной Сибири и водянаго пути въ Японію съ которою предполагалось войдти въ торговыя сношенія. Онъ находилъ, что эти сношенія принесутъ Россіи важную пользу. Обстоятельство это не имѣло, однако, никакихъ послѣдствій; всякія виды на Амуръ въ то время, когда нерчинскій трактатъ понимался иначе, были невозможны.
   Между 1710 и 1720 гг. русскіе поселяются на полуостровѣ Камчаткѣ, а отсюда постепенно занимаютъ Курильскіе острова. Въ это же время учреждается постоянное плаваніе между Камчаткой и Охотскомъ; приводится въ извѣстность прибрежье Охотскаго моря между Охотскомъ и рѣками Алдамой, Удью и Тугуромъ; открываются Шантарскіе острова и начинается производство на нихъ пушнаго промысла.
   Въ 1719 г., по повелѣнію Петра I, геодезисту Евреинову поручается обозрѣть южную часть Камчатки и Курильскіе острова, и наложить на чертежъ (карту). Въ 1725 г., по начертанію Петра І, Екатерина I снаряжаетъ экспедицію подъ начальствомъ командора Беринга съ лейтенантами Шпанбергомъ и Чириковымъ, для описи, извѣстнаго уже тогда чрезъ морехода изъ Камчатки Дежнева, открытаго имъ пролива между Азіею и Америкою (называемаго на картѣ Беринговымъ). Эта экспедиція привела въ извѣстность Камчатскій полуостровъ съ островами Восточнаго океана, лежащими между Камчаткою и материкомъ Америки, а равно и часть сѣверо-западнаго берега этого материка.
   Вторая экспедиція Беринга, назначенная по повелѣнію императрицы Анны Іоанновны въ 1733 г., имѣла цѣлію открыть путь въ Японію и занятіе ближайшихъ къ Камчаткѣ мѣстъ Сѣверной Америки.
   Вслѣдствіе этого, командоръ Берингъ и лейтенантъ Чириковъ, описывавшіе сѣверо-западный матерой берегъ Америки, вмѣстѣ съ тѣмъ указали путь русскимъ промышленникамъ въ Аляску и на Алеутскіе острова. Въ 1727 г., при императрицѣ Екатеринѣ I, отправленное въ Пекинъ посольство Саввы Владиславовича Рагузинскаго, не касалось вопроса о при-амурскомъ краѣ; не смотря на то, что китайцы настаивали на этомъ. Рагузинскій отвѣчалъ, что онъ не имѣетъ для этого полномочій, а потому все оставляетъ по прежнему.
   Въ 1738--39 гг. лейтенанты Шельтишъ и Вальтонъ, бывшіе въ экспедиціи Беринга, плавали изъ Камчатки вдоль Курильской гряды и доходили до Японскихъ острововъ: Мацмая и Нипона. Во время этого путешествія они подучили свѣдѣнія отъ курильцевъ, что весьма близко отъ Мацмая, къ сѣверу, лежитъ большая земля Корафту (Сахалинъ), что на южной ея оконечности живутъ аины -- народъ одноплеменный курильцамъ и, наконецъ, что эта земля находится близъ устья большой рѣки Шунгала (Сунгары -- Ула), (р. Амура). Но такъ какъ Шельтингу не повѣрили, чтобы онъ былъ въ Японіи, а полагали, что они съ Вальтономъ попали на какой либо китайскій берегъ (Корея), то въ 1741 г. изъ Камчатки въ Японію былъ посланъ лейтенантъ Шпанбергъ. Онъ, по случаю открывшейся въ его суднѣ сильной течи, не дошелъ и принужденъ былъ возвратиться обратно. Вслѣдъ затѣмъ, въ 1742 г. отправился съ тою же цѣлью изъ Охотска лейтенантъ Шельтингъ; онъ достигъ сѣверной оконечности Сахалина и посылалъ въ лиманъ рѣки Амура шлюпку; отсюда, обогнувъ Сахалинъ съ сѣверо-востока, осмотрѣлъ почти весь восточный берегъ его, но по позднему времени, не достигнувъ Японіи, возвратился въ Камчатку. Вслѣдъ за этими мореплавателями начали посѣщать ближайшіе къ камчаткѣ Курильскіе острова, наши промышленники; они встрѣчались съ японцами и всегда были принимаемы ими дружелюбно. Между тѣмъ, около этого же времени, выбросило на берега Камчатки японскую джонку; спасенные съ нея японцы долгое время жили у насъ въ Верхнекамчатскѣ и потомъ были доставлены нашими промышленниками на Кѵрильскіе острова, къ японцамъ.
   Эти экспедиціи и свѣдѣнія, полученныя отъ промышленниковъ и отъ находившихся у насъ японцевъ, дали намъ понятіе объ Японіи и о томъ, что Сахалинъ (Корафту) -- большая земля, лежащая близъ устья большой рѣки Амуръ; что земля эта населена различными инородцами, ни отъ кого независимыми и что русскіе первые изъ европейцевъ открыли и частію описали Сахалинъ. Кромѣ того, мы имѣли тогда свѣдѣнія, доставленныя Шельтингомъ о сѣверной части амурскаго лимана, въ который онъ посылалъ шлюпку. Затрудненіе продовольствовать Камчатку было причиною того, что въ 1745 г. изъ Камчатки былъ посланъ проэктъ, въ которомъ доказывалась необходимость для Россіи обладанія Амуромъ и возможностъ возвратить его, дѣйствуя съ моря, т. е. съ устья рѣки. Такимъ образомъ, вслѣдствіе затрудненія въ перевозкѣ хлѣба и другихъ запасовъ изъ Якутска въ Охотскъ, по дорогѣ едва проходимой, послѣ многихъ лѣтъ, рѣка Аѵуръ опять возобновляется въ памяти русскихъ.
   Между тѣмъ, съ увеличеніемъ числа правительственныхъ приморскихъ пунктовъ по прибрежьяѵъ Охотскаго моря и въ Камчаткѣ: Охотска, Удскаго острога, Гижиги, Большерѣцка, Тигиля и Нижнекамчатска, и съ развитіемъ промысловъ, потребность въ продовольствіи болѣе и болѣе возрастала. Попытки развести въ этихъ мѣстахъ хлѣбопашество показали, что оно, по особымъ климатическимъ условіямъ этого края, быть здѣсь не можетъ: хлѣбъ не родился.
   

ГЛАВА III.

Возбужденіе вопроса о рѣкѣ Амурѣ въ 1753 году.-- Повелѣніе императрицы Екатерины II о заселеніи р. Амгунь въ 1777 г.-- Цѣль повелѣнія.-- Заключеніе Лаперуза и Браутона о лиманѣ и устьѣ р. Амуръ 1788--1793 г. Изслѣдованіе И. Ф. Крузенштерна въ 1805 году. -- Его заключеніе о Сахалинѣ и устьѣ р. Амуръ. -- Невыгодныя послѣдствія. -- Экспедиція Хвостова и Давыдова въ 1806 году.

   
   Важность такого предмета, какъ снабженіе продовольствіемъ обширнаго края, понуждала правительство вникнуть серьезно въ это дѣло и дать ходъ проэкту, представленному сибирскимъ губернаторомъ Мятлевымъ въ 1758 году. Мятлевъ, имѣя предписаніе о принятіи болѣе надежныхъ и выгодныхъ для казны мѣръ въ продовольствіи Охотскаго края и Камчатки, донесъ правительствующему сенату, что единственно надежная и выгодная для казны сѣра въ доставленію продовольствія въ эти края, состоитъ въ томъ, чтобы сплавлять все по р. Амуру. Сенатъ утвердилъ это представленіе и предоставилъ иностранной коллегіи войти предварительно въ сношеніе съ китайскимъ трибуналомъ и увѣрить китайское правительство, что при этомъ святость нерчинскаго трактата будетъ сохранена. На это изъ Китая не послѣдовало никакого отвѣта; между тѣмъ Мятлевъ поставилъ въ обязанность начальству Забайкальской области усилить въ ней хлѣбопашество, въ виду будущаго обезпеченія приморскихъ мѣстъ.
   Въ случаѣ рѣшительнаго отказа китайцевъ на представленіе сената объ открытіи для насъ плаванія по рѣкѣ Амуру, Мятлевъ просилъ отъ селенгинскаго коменданта Якоби мнѣнія, какіе по мѣстному усмотрѣнію можно изыскать способы къ свободному сообщенію по р. Амуру: увеличеніемъ ли числа войскъ, или другими мѣрами? По важности предмета, обстоятельство это велѣно было ввѣрить одному надежному чиновнику и о содержаніи имъ этого въ тайнѣ взять отъ него подписку подъ присягою. Тайна о видахъ на Амуръ была открыта адъютанту коменданта Якоби, поручику Власову. Якоби отвѣчалъ, что онъ, управляя селенгинскимъ округомъ, не имѣетъ никакихъ свѣдѣній о нерчинскомъ краѣ, тѣмъ болѣе объ Амурѣ. Въ донесеніи же своемъ, вслѣдъ за симъ, пишетъ, что онъ получилъ нѣкоторыя свѣдѣнія отъ Владыкина, директора россійскихъ каравановъ, возвратившагося изъ Китая; онъ ему объяснилъ, что въ восточной сторонѣ амурскаго края населенія много, что земля по теченію Амура весьма плодородна, и при этомъ показывалъ полученную имъ въ Пекинѣ манджурскую карту, изъ которой видно, что на Амурѣ находятся, будто бы, города и при устьѣ -- флотилія, на которой до 4,000 экипажа.
   Въ слѣдующемъ затѣмъ рапортѣ сенату, отъ 21 сентября 1756 г., Якоби объясняетъ, что, по его мнѣнію, основанному на достовѣрныхъ свѣдѣніяхъ, не должно съ нашей стороны дѣлать рѣшительныхъ сношеній съ китайскимъ дворомъ относительно домогательства плаванія по р. Амуру, но прежде надобно на границахъ селенгинской и нерчинской, въ приличныхъ мѣстахъ, поставить провіантскіе магазины и заготовить хлѣбные запасы; потомъ выслать изъ Россіи достаточное число войска, снабдивъ его полнымъ вооруженіемъ и артиллеріею. Когда всѣ эти необходимыя мѣры приведутся въ исполненіе, тогда только можно будетъ обратиться къ трибуналу съ требованіемъ о дозволеніи свободнаго плаванія по Амуру. Если же со стороны китайскаго правительства послѣдовалъ бы отказъ, то тогда распорядиться построеніемъ на берегахъ р. Амура крѣпостей и редутовъ. Когда все это будетъ сдѣлано, тогда только можно ожидать успѣха, ибо китайцы, внезапно увидя многочисленную стражу, едва ли будутъ въ состояніи начать какія либо военныя дѣйствія. "Все cie", писалъ Якоби, "будетъ стоить большихъ издержекъ, но онѣ вознаградятся важною выгодою, какая можетъ произойти отъ обезпеченія Камчатки продовольствіемъ. Можно тогда принять въ подданство Россіи и мунгалъ, что навѣрно послѣдуетъ, когда они увидятъ столько крѣпостей около мѣстъ ихъ жительства. Наконецъ если бы и случилось, что китайское правительство не согласилось на наши требованія относительно рѣки Амура, то учрежденіе крѣпостей и усиленіе войскъ все же не было бы излишне, не смотря на значительные расходы, и служило бы къ славѣ, а не къ безславію Россіи" {Этотъ фактъ весьма замѣчателенъ тѣмъ, что, заботясь объ обезпеченіяхъ Камчатки продовольствіемъ, никто не обратилъ вниманія, возможно ли выйти изъ р. Амура и море, т. е. о положеніи его устья, о которомъ не было никакихъ свѣдѣній, и доказываетъ, что Якоби хорошо зналъ китайцевъ, съ которыми дипломатическіе переговоры безъ силы не имѣютъ мѣста и безполезны.}. Не смотря, однако, на живое участіе, какое въ то время принимали относительно р. Амура, это дѣло остановилось въ самомъ началѣ.
   Мнѣніе Якоби о построеніи на Амурѣ крѣпостей къ несчастію настолько не отвѣчало мѣстнымъ тогдашнимъ обстоятельствамъ, ибо мы, вслѣдствіе различныхъ пограничныхъ столкновеній, находились съ Китаемъ въ непріязненныхъ отношеніяхъ. Въ 1757 г. совѣтникъ посольства Братищевъ, бывшій въ Пекинѣ по поводу пограничныхъ сунгарскихъ столкновеній, между прочимъ, сообщилъ о подозрѣніи китайцевъ, обратившихъ вниманіе на постройку судовъ на рѣкѣ Ингодѣ и выразившихся по этому поводу, что русскіе никогда не будутъ плавать на водахъ Амура. Якоби полагалъ, что бывшей тогда за Байкаломъ военной стражи недостаточно и что надо прислать еще 30,000 войска; но такого числа послать тогда не могли, да и продовольствовать было нечѣмъ. При такомъ положеніи дѣлъ, намъ оставалось только отстаивать собственную свою границу, растянутую на огромное пространство, и потому представленіе Якоби было оставлено.
   Китайцы, между тѣмъ, видя, что мы безсильны противъ нихъ, лишаютъ насъ права свободной торговли, выговоренной нерчинскимъ трактатомъ, и посольство Кропотова, отправленное въ Пекиннъ при императрицѣ Екатеринѣ II, въ 1767 г., для улаженія несогласій съ Китаемъ, съ немаловажными усиліями, едва могло добиться отъ нихъ согласія на водвореніе съ ними торговли въ одномъ пограничномъ пунктѣ. Такимъ пунктомъ является только что основанная Кяхта; сперва она дѣлается только мѣстомъ сбыта нашихъ сибирскихъ произведеній, но черезъ весьма короткій промежутокъ времени туда везутъ и фабричныя произведенія европейской Россія, и она становится новымъ источникомъ государственнаго дохода, связываетъ болѣе тѣснымъ союзомъ нашу Сибирь съ европейскою Россіею, и поэтому дѣлается для насъ весьма важнымъ пунктомъ.
   Войдя на сѣверо-востокѣ въ соприкосновеніе съ океаномъ и основавъ въ Кяхтѣ сношенія съ Китаемъ, мы устремляемъ все наше вниманіе, во-первыхъ, на сохраненіе и обезпеченіе кяхтинской торговли и на приведеніе въ порядокъ дѣлъ на прибрежьяхъ Охотскаго моря, въ Камчаткѣ и сѣверо-западной Америкѣ -- новыхъ владѣніяхъ нашихъ, богатыхъ пушными товарами; во-вторыхъ, на устройство съ ними сообщенія. Но при этомъ-то послѣднемъ обстоятельствѣ мы и встрѣтили непреоборимыя природныя препятствія и увидѣли всю справедливость мнѣній о необходимости возвращенія р. Амура,-- мнѣній, поданныхъ въ Камчаткѣ въ 1746 г., Мятлевымъ -- въ 1753 г. и г. Якоби -- въ 1756 году.
   Куда безъ всякой дороги, чрезъ пустынные лѣса, горы и болота могли проникать ватаги отважныхъ промышленниковъ и казаковъ, туда нельзя было безъ дорогъ провозить значительныя тяжести и проводить большое число людей, необходимое для обезпеченія Камчатки и американскихъ владѣній. Естественно, что поэтому прежде всего необходимо было обратить полное вниманіе на устройство дороги изъ Якутска въ Охотскъ и изъ Охотска въ Камчатку. Но всѣ труды для устройства этой дороги оказались напрасными; она могла существовать только въ видѣ тропинки и сообщеніе оставалось почти такимъ же, какъ было и при началѣ занятія прибрежьевъ Охотскаго моря. Перевозить тяжести возможно было только на вьючныхъ лошадяхъ, привычныхъ къ тѣмъ дорогамъ и притомъ въ весьма кратковременный періодъ года. Дуренъ былъ путь до Охотска, но и такого нельзя было устроить изъ Охотска въ Камчатку: громадныя пустыни, горы и тундры составляли такія непреодолимыя преграды, что намъ пришлось совершенно отказаться отъ мысли имѣть туда береговой путь.
   Такимъ образомъ весь Камчатскій полуостровъ, равно какъ и американскія наши владѣнія, оставались отрѣзанными отъ материка и сообщеніе съ ними иначе не могло быть какъ моремъ. Суда для этого строились въ Охотскѣ и оттуда отправлялись въ Камчатку и Америку. Охотскъ поэтому былъ главнымъ нашимъ пунктомъ сообщеній, но, какъ портъ, онъ имѣлъ важныя неудобства, потому что расположенъ при устьяхъ мелководныхъ и опасныхъ рѣкъ: Кунтуи и Охоты. Баръ рѣки Кунтуи въ малую воду доходилъ до 4-хъ футъ. Это обстоятельство, а также трудность пути между Якутскомъ и Охотскомъ, не смотря на труды и капиталы, употребленные на устройство сколько-нибудь сносной дороги, возбудили опять всеобщее воспоминаніе о потерѣ Амура, но при этомъ тогда же обратили вниманіе и на то, что его устье было еще совершенно не изслѣдовано и что еще неизвѣстно, доступно ли оно для мореходныхъ судовъ. Въ этихъ-то видахъ, въ 1775 г., императрица Екатерина II повелѣла отправить изъ удскаго острога партію казаковъ на рѣку Амгунь, чтобы основать на этой рѣкѣ поселеніе сколь возможно ближе къ. р. Амуру, съ тѣмъ чтобы изъ этого пункта производить изслѣдованіе устья рѣки и развѣдать, въ какой степени оно доступно для мореходныхъ судовъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, императрица повелѣла въ случаѣ если окажется, что мореходныя суда могутъ входить въ рѣку, занять ея устье. Вслѣдствіе этого въ 1777 г. изъ удскаго острога было отправлено на Амгунь около 30 человѣкъ. Манджуры, узнавъ объ этомъ отъ инородцевъ, обитавшихъ на рѣкѣ Буреѣ, донесли въ Пекинъ. Китайское правительство съ угрозою объявило, что если русскіе не оставятъ своего предпріятія въ земляхъ еще не разграниченныхъ, то Китай прерветъ съ ними всякія торговыя сношенія въ Кяхтѣ.
   Въ это время мы, во-первыхъ, не только не имѣли почти никакой военной силы за Байкаломъ, но даже лишены были возможности отправить ее туда, чтобы поддержать наше предпріятіе и заставить китайцевъ продолжать весьма выгодную для насъ кяхтинскую торговлю. Во-вторыхъ, правительство наше, имѣя въ виду при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ возвратить при-амурскій край, не смотря на неоднократныя требованія китайцевъ, постоянно уклонялось отъ разграниченія его и теперь вынужденнымъ нашлось отмѣнить свое распоряженіе и обратить все вниманіе на возстановленіе дружескихъ отношеній съ Китаемъ. Послѣдняго въ то время можно было достигнуть только однимъ путемъ: именно надо было снова пожертвовать, до поры до времени, своими видами на рѣку Амуръ.
   Вскорѣ послѣ этого являются въ Татарскій заливъ французы и англичане. Они приходятъ туда съ скромною цѣлью изслѣдованія его береговъ и лимана р. Амура, но съ тѣмъ вмѣстѣ, въ случаѣ благопріятныхъ условій для плаванія въ этихъ мѣстахъ, имѣютъ заднюю мысль водворить тамъ свое владычество. Такъ, въ 1783 г. французское правительство послало въ Тихій океанъ, для открытія и описи, ученую экспедицію подъ начальствомъ знаменитаго мореплавателя Лаперуза. Лаперузъ, слѣдуя вдоль Татарскаго берега къ сѣверу, въ широтѣ 51o,29'N, открылъ на этомъ берегу удобный для якорной стоянки заливъ, который, въ честь бывшаго тогда во Франціи морскимъ министромъ де-Кастри, назвалъ заливомъ де-Кастри. Въ этомъ заливѣ Лаперузъ собралъ отъ туземцевъ свѣдѣнія о сѣверной части Сахалина и устьѣ рѣки Амура. Туземцы, при начертаніи Лаперузомъ на пескѣ очерковъ матераго берега и Сахалина, постоянно проводили между ними черту и этимъ какъ бы показывали, что Сахалинъ соединяется съ материкомъ обсыхающею отмелью, и что предъ устьемъ р. Амура, впадающей въ море противъ Сахалина, лежатъ такія-же мели {Въ 1852 г., когда мы болѣе или менѣе ознакомились съ языкомъ туземцевъ при-амурскаго края и имѣли переводчиковъ, то узнали, что туземцы, чтобы показать о существованіи между двумя берегами пролива, проводятъ между ними черту, которая, по ихъ понятіямъ, означаетъ путъ, т. е. что можно проплыть на лодкѣ. Точно также воду означали черточками, т. е. что по ней можно плыть на лодкахъ во всѣ стороны.}. Но, не смотря на эти показанія туземцевъ, Лаперузъ пошелъ изъ залива де-Кастри къ сѣверу, имѣя намѣреніе чрезъ лиманъ рѣки Амура достигнуть Охотскаго моря. Чрезъ 8 миль, глубина съ 16 саж. уменьшилась до 9-ти, между тѣмъ теченія отъ сѣвера замѣчено не было, почему Лаперузъ, предполагая, что путь по этому направленію можетъ привести его къ мели, всталъ на якорь и послалъ для изслѣдованія къ сѣверу двѣ шлюпки. Эти шлюпки, придерживаясь сахалинскаго берега, прошли около 6 миль, до глубины 3 саж., которая оканчивалась отмелью, шедшею отъ сахалинскаго берега. Послѣдній отсюда казался имъ сливавшимся съ противуположнымъ матерымъ скалистымъ берегомъ и поэтому они возвратились на судно. Это обстоятельство, а равно показанія туземцевъ въ заливѣ де-Кастри, постепенное уменьшеніе глубины и бездѣйствіе теченія побудили Лаперуза оставить свое намѣреніе и заключить, что Сахалинъ соединяется съ материкомъ отмелью, покрывающеюся при приливѣ водою, что входъ въ лиманъ съ юга для мореходныхъ судовъ недоступенъ и что устье рѣки заперто мелями.
   Этотъ же знаменитый мореплаватель описалъ западную, южную и юго-восточную часть Сахалина, проливъ, отдѣляющій Сахалинъ отъ острова Мацмая, названный его именемъ, и берегъ Татаріи. На всѣхъ упомянутыхъ берегахъ Лаперузъ не только не нашелъ ни одной гавани, но кромѣ залива де-Кастри -- ни одного даже мѣста, сколько нибудь удобнаго для якорной стоянки.
   Чрезъ 10 лѣтъ послѣ этого, именно въ 1793 г., въ Татарскій заливъ пришелъ знаменитый англійской мореплаватель капитанъ Браутонъ. Онъ пришелъ туда на бригѣ, сидѣвшемъ въ водѣ всего 10 ф. и, пользуясь тѣмъ, что для брига не требуется значительной глубины, хотѣлъ непремѣнно пройти изъ залива де-Кастри и р. Амуръ и Охотское море. Онъ пошелъ по пути Лаперуза, поднялся къ сѣверу далѣе этого послѣдняго на 6 миль и, встрѣтивъ тамъ глубину около 2 1/2 саж., всталъ на якорь; но, не смотря на такую малую глубину, пролива, отдѣлявшаго Сахалинъ отъ материка, онъ не видѣлъ и ему казалось, что оба берега сливаются и образуютъ огромный заливъ. Каналъ-же, по которому онъ шелъ, оканчивался мелью, образующею у сахалинскаго берега заливъ около 3 миль ширины. Отсюда Браутонъ послалъ на шлюпкѣ помощника своего Чапмана, для окончательнаго изслѣдованія видимаго имъ къ сѣверу пространства. Чапманъ, возвратясь на бригъ, объяснилъ, что хотя между мелями онъ и находилъ значительныя глубины, но эти глубины отрывочныя, ибо онъ, слѣдуя по нимъ, постоянно упирался въ сплошную мель, тянувшуюся отъ Сахалина къ западу и соединявшуюся съ матерымъ берегомъ. Эти обстоятельства заставили Браутона оставить свое намѣреніе и сдѣлать, какъ и Лаперузъ, то же самое заключеніе, т. е., что Сахалинъ полуостровъ и что входъ въ рѣку недоступенъ для мореходныхъ судовъ, ибо устье ея заперто мелями.
   Въ 1803 г. наше правительство поручило И. Ф. Крузенштерну описать сѣверную и сѣверо-восточную части Сахалина, юго-восточный берегъ Охотскаго моря, лиманъ и устье рѣки Амура. Крузенштернъ въ 1805 г., описывая сѣверо-восточный берегъ Сахалина около параллели 52o N широты, встрѣтилъ на пространствѣ болѣе 10 миль къ сѣверо-востоку отъ Сахалина признаки буруновъ и сулоя. Затѣмъ, обогнувъ сѣверную оконечность Сахалина и слѣдуя отсюда къ лиману р. Амура, 13 августа того же года онъ увидѣлъ между Сахалиномъ и матерымъ берегомъ проливъ около 6 миль ширины; принявъ его за каналъ, идущій изъ р. Амура, онъ направился въ него. Дойдя до глубины 6 сажень и не рѣшаясь на суднѣ продолжать путь далѣе, Крузенштернъ легъ въ дрейфъ и для изслѣдованія къ югу послалъ на шлюпкѣ лейтенанта Ромберга, съ приказаніемъ, чтобы онъ, достигнувъ видимаго мыса на Сахалинѣ, шелъ отъ него съ промѣромъ, поперегъ канала, къ матерому берегу. Ромбергъ, возвратясь на транспортъ, донесъ Крузенштерну, что по причинѣ сильнаго теченія отъ юга, онъ не могъ подойти къ мысу ближе 3-хъ миль, что онъ нашелъ тамъ глубину 4 саж. и что затѣмъ глубина уменьшилась до 3 1/2 саж., откуда онъ и возвратился, не достигнувъ противоположнаго Сахалину матераго берега. Вода, взятая съ этого мѣста Ромбергомъ, оказалась прѣсною. Видѣнный на Сахалинѣ мысъ Крузенштернъ назвалъ мысомъ Головачева, а противоположный ему на матеромъ берегу низменный мысъ -- мысомъ Ромберга. Этимъ И. Ф. Крузенштернъ окончилъ свои изслѣдованія амурскаго лимана съ сѣвера. "Сильныя теченія,. встрѣченныя мною въ этихъ мѣстахъ", говоритъ Крузенштернъ, "опасенія, чтобы дальнѣйшими изслѣдованіями не навлечь подозрѣніе китайскаго правительства и тѣмъ не повредить кяхтинской торговлѣ и наконецъ опасеніе, чтобы не столкнуться съ китайскою силою, наблюдавшею за устьемъ р. Амура, о чемъ предупреждали меня въ Камчаткѣ {Подобныя свѣдѣнія въ Камчаткѣ вѣроятно были основаны на свѣдѣніяхъ, полученныхъ Владыкинымъ въ Пекинѣ въ 1756 г., о китайской флотиліи и четырехтысячномъ экипажѣ, оберегающемъ будто бы устье Амура.}, были причинами, что я не въ точности исполнилъ данныя мнѣ инструкціи". Оставивъ такимъ образомъ дальнѣйшія изслѣдованія лимана, Крузенштернъ пошелъ въ Петропавловскъ и оттуда обратно въ Кронштадтъ.
   Изъ этой своей описи амурскаго лимана и изъ описей Лаперуза и Браутона И. Ф. Крузенштернъ рѣшительно заключилъ: --
   а) Что нѣтъ никакого сомнѣнія въ томъ, что Сахалинъ полуостровъ, а потому и плаваніе изъ Татарскаго залива въ амурскій лиманъ невозможно.
   б) Что амурскій лиманъ усѣянъ мелями.
   в) Что устье р. Амура должно весьма близко находиться къ мысамъ Головачева и Ромберга.
   г) Что прибой и сулой, замѣченные у восточнаго берега Сахалина въ 52o сѣверной широты, должны означать баръ какой либо большой рѣки или однаго изъ рукавовъ рѣки Амура, и, наконецъ
   д) что на берегахъ Сахалина и Татарскаго залива нѣтъ гавани {**) Поэтому на всѣхъ морскихъ картахъ до 1857 г. показывался Сахалинъ полуостровомъ, а берега Татарскаго залива -- прямыми скалистыми и неприступными.}.
   За Крузенштерномъ, въ 1806 г., по распоряженію полномочнаго посла Рязанова, были посланы изъ Охотска къ Курильскимъ островамъ и къ южной оконечности Сахалина, лейтенанты Хвостовъ и Давыдовъ. Офицеры эти, придя въ заливъ Анива, на южной оконечности Сахалина, вслѣдствіе секретныхъ приказаній Рязанова, оставили тамъ, для заявленія о занятіи русскими Сахалина, 5 человѣкъ матросовъ. Эти матросы впослѣдствіи перешли на рѣку Тыми, гдѣ жили осѣдло и послѣдній изъ нихъ, Василій, умеръ въ исходѣ 1847 года. На пути изъ Анивы, Хвостовъ и Давыдовъ шли вдоль восточнаго берега Сахалина и осмотрѣли его. Во время пребыванія этихъ офицеровъ на Сахалинѣ, тамъ не было ни однаго японца и туземцы говорили имъ, что японцы къ нимъ не ходятъ, что они никому ясака не платятъ {Свѣдѣніе объ экспедиціи Шельтинга къ Сахалину, а равно и рапортъ Хвостова и Давыдова начальнику Охотска, отъ 10 октября 1806 г. я видѣлъ въ 1849 г. въ архивѣ охотскаго порта; указалъ мнѣ ихъ бывшій тогда начальникомъ порта Н. В. Вонлярлярскій.}.
   Судя по этимъ даннымъ и по свѣдѣніямъ о посѣщеніи Сахалина Шельтингомъ, оказывается, что русскіе были первые изъ европейцевъ, подходившіе къ Сахалину; они описали почти всѣ берега его, и наконецъ были первые поселившіеся на Сахалинѣ.
   Эти факты весьма знаменательны для Россіи въ томъ отношеніи, что они представляютъ законное и безспорное право Россіи на обладаніе Сахалиномъ {Г. Буссе, въ описаніи своемъ сахалинской экспедиціи, а равно и нѣкоторыя другія личности, не признаютъ за Россіею права на обладаніе о-мъ Сахалиномъ, выставляя противъ этого то, что экспедиція, совершенная Хвостовымъ и Давыдовымъ, не признана будто бы правительствомъ со всѣми ея послѣдствіями. Но здѣсь всѣ эти личности жестоко ошибаются, забывая, что правительство наше протестовало только лишь противъ грабежей и насилій, произведенныхъ въ эту экспедицію Хвостовымъ и Давыдовымъ на Курильскихъ островахъ, принадлежавшихъ Японіи, но оно никогда не отвергало фактовъ, дававшихъ намъ право на владѣніе островомъ Сахалиномъ, потому что русскіе первые описали его берега: именно Шельтингъ въ 1742 г. и Хвостовъ и Давыдовъ въ 1806 г; русскіе также первые заняли Сахалинъ въ 1806 г., когда еще японцевъ тамъ и не было. Эти факты наше правительство признавало и не отвергало никогда, слѣдовательно и оставило за собою право на обладаніе островомъ Сахалиномъ. Въ виду этихъ-то совершившихся событій подобныя разсужденія г. Буссе и другихъ, неправильны.}.
   Положительныя заключенія такихъ авторитетныхъ и знаменитыхъ европейскихъ мореплавателей, каковы: Лаперузъ, Браутонъ и Крузенштернъ, о невозможности для мореходныхъ судовъ входа въ лиманъ и устье рѣки Амуръ съ сѣвера и юга, о неимѣніи гаваней на прибрежьяхъ Татарскаго залива и, наконецъ, о вліяніи на р. Амуръ китайскаго правительства, охранявшаго будто бы ея устье значительною флотиліею (съ 4000 людей), весьма естественно возродили вопросъ, для чего намъ добиваться обладанія рѣкогю, которая не имѣетъ сообщенія съ моремъ и поэтому представляетъ для насъ такое же ничтожное значеніе, какое имѣютъ многія рѣки, орошающія восточную нашу Сибирь? Для чего намъ еще пріобрѣтеніемъ при-амурскаго края распространять и безъ того уже растянутую нашу границу съ Китаемъ, когда утвердившееся его вліяніе на этотъ край будетъ вредить только выгодной для государства кяхтинской торговлѣ? Наконецъ, къ чему намъ этотъ край, когда на прибрежьяхъ его нѣтъ ни одной гавани? И дѣйствительно, если бы упомянутыя заключенія знаменитыхъ мореплавателей были безошибочны, то благоразуміе и выгоды наши требовали бы оставитъ этотъ край безъ вниманія. Для насъ было бы все равно, гдѣ бы ни была проведена граница наша съ Китаемъ, лишь бы она была только южнѣе устья рѣки Уди, при которомъ находился нашъ постъ съ значительнымъ поселеніемъ.
   И такъ, весь вопросъ состоялъ въ томъ, справедливы или несправедливы заключенія европейскаго авторитета знаменитыхъ мореплавателей? Но кто могъ тогда заподозрить ошибочность заключенія такого авторитета? Кто могъ поднять тогда завѣсу спущенную имъ на этотъ край? Наконецъ кто могъ сомнѣваться въ ошибочности донесеній Владыкина, Якоби (въ 1756 г.) и затѣмъ миссіи нашей изъ Пекина, что будто бы народы, обитающіе въ при-амурскомъ краѣ находятся въ болѣе или менѣе цивилизованномъ состояніи, что они зависятъ отъ Китая и управляются особыми вассальными Китаю князьями, которые ѣздятъ въ Пекинъ и женятся на китайскихъ царевнахъ {См. Статистическое и политическое описаніе Китайской Имперіи. Архмандрита Іакинфа. 1842 г., часть 2-я, стран. 30-я.}?
   

ГЛАВА IV.

Появленіе на нашихъ картахъ невѣрной границы съ Китаемъ. -- Причина невниманія нашего къ этому обстоятельству.-- Изслѣдованіе восточнаго берега Охотскаго моря и сообщенія его съ Якутскомъ. -- Ѳоминъ, Сарычевъ и Кузьминъ. -- Экспедиція каштана Литке.-- Положеніе наше на Восточномъ океанѣ, въ Охотскѣ и Петропавловскѣ.-- Различныя мнѣнія о Камчаткѣ -- появленіе въ нашихъ моряхъ китобоевъ.-- Ихъ дѣйствія.-- Заключеніе трактата между англичанами и китайцами, 1840--1844 г.

   
   Вполнѣ довѣряя упомянутымъ въ предыдущей главѣ заключеніямъ знаменитыхъ мореплавателей о р. Амуръ, о прибрежьяхъ Татарскаго залива и свѣдѣніямъ, доставленнымъ нашею миссіею изъ Пекина, мы оставались, весьма естественно, совершенно равнодушными къ при-амурскому краю; но все-таки упорно отклоняли предложеніе китайцевъ о разграниченіи этого края. Не смотря на это, на географическихъ картахъ стала появляться граница наша съ Китаемъ, отъ верховьевъ рѣки Уди къ востоку, до Тугурской губы. Граница эта сначала явилась на англійскихъ и нѣмецкихъ картахъ, а впослѣдствіи и мы нанесли ее на свои, перепечатывая послѣднія съ иностранныхъ изданій. Мы дѣлали это, совершенно забывая, что, на основаніи 1-го пункта нерчинскаго трактата 1689 г., здѣсь нельзя было означать какой либо пограничной черты, и смотрѣли на это равнодушно, вѣроятно потому, что давали полную вѣру упомянутому заключенію европейскаго авторитета о недоступности съ моря рѣки Амуръ и ея лимана; при чемъ, конечно, при-амурскій край становился для насъ совершенно безполезнымъ. Между тѣмъ, перепечаткою невѣрныхъ картъ, мы какъ бы признавали, что вся страна къ югу отъ произвольно-проведенной на нихъ пограничной черты принадлежитъ Китаю, и не жалѣли этого, потому что вѣрили такимъ сказкамъ, какъ напримѣръ: будто китайцы имѣютъ въ при-амурскомъ краѣ значительныя силы для его охраненія, или, еще лучше, что на нижнемъ Амурѣ находятся города и крѣпости, каковы Тонденъ-каженъ и друг. {Какъ означено на картѣ, приложенной къ описанію Китая Архимандр. Іакинфа, 1842 г.}.
   Другою причиною нашего равнодушія къ этому краю было то обстоятельство, что моря, которыя его омываютъ съ сѣверо-востока и востока, а также Тихій океанъ, были еще чужды промышленному и коммерческому движенію, а сопредѣльныя съ нимъ страны: Китай и Японія были заперты для европейцевъ.
   Берингово, Камчатское и Охотское моря въ то время еще не посѣщались китобоями, ихъ бороздили только одни наши транспорты, перевозившіе изъ Охотска продовольствіе въ Камчатку и сѣверо-американскія наши колоніи. Возникновеніе настоящаго коммерческаго движенія въ Тихомъ океанѣ намъ казалось тогда весьма отдаленнымъ, или, лучше сказать, невозможнымъ и въ будущемъ. Мы никакъ не могли тогда и думать, что Англія откроетъ для торговли Китай и вмѣстѣ съ Сѣверо-Американскими Штатами создастъ на Тихомъ океанѣ коммерческое движеніе. По настоящему, если бы мы слѣдовали планамъ Петра I и Екатерины II, починъ въ этомъ дѣлѣ долженъ былъ принадлежать Россіи. Утвердись мы нѣсколькими десятками лѣтъ ранѣе въ при-амурскомъ и при-уссурійскомъ краѣ, англичане и американцы не обошли бы насъ, заводя торговлю съ Китаемъ.
   Теперь интересно оглянуться назадъ и прослѣдить, что мы дѣлали въ то время и принимали ли какія нибудь мѣры, чтобы предупредить Англію и Америку, или, по крайней мѣрѣ, чтобы не остаться безучастными въ ихъ предпріятіи? Отвѣтъ коротокъ: мы не только ничего не дѣлали въ этомъ направленіи, но даже и не стремились заселить и пріучить къ осѣдлой жизни наши восточныя владѣнія; что же касается при-амурскаго края, мы его не трогало, боясь этимъ раздражить китайское правительство; а оно, въ свою очередь, не обращало вниманія на этотъ край, опасаясь насъ раздражить. Вотъ какой странной политики держались тогда обѣ стороны; мудрено при этомъ было что нибудь сдѣлать.
   Оставивъ такимъ образомъ при-амурскій край Китаю, мы имѣли въ Камчаткѣ и Охотскѣ такую ничтожную силу, которая могла бы только содержать въ порядкѣ обитавшія въ этихъ мѣстахъ кочевыя племена, а именно: тамъ у насъ было 500 человѣкъ морскихъ чиновъ и 2 сотни казаковъ, при 3-хъ транспортахъ, служившихъ для снабженія продовольствіемъ чрезъ Охотскъ -- Петропавловска, Нижне-Камчатска, Тигиля, Большерѣцка и Гижиги. Для охраненія нашихъ сѣверо-американскихъ колоній положено было посылать изъ Кронштадта военное судно, но это распоряженіе съ 1820 г. было отмѣнено и россійско-американской компаніи предоставлено самой охранять свои колоніи. Для снабженія же охотскаго и петропавловскаго портовъ коммисаріатскими, кораблестроительными и артиллерійскими запасами и матеріалами, туда, не мѣрѣ надобности, посылался изъ Кронштадта года чрезъ 3 или 4 транспортъ. Въ видахъ основанія производительной осѣдлости, а равно и для развитія въ камчатскомъ и охотскомъ краяхъ торговли, въ Камчатку и охотскій край переселены были изъ Восточной Сибири крестьяне-земледѣльцы, и порта: Петропавловскъ и Охотскъ объявлены порто-франко. Для поощренія туземцевъ къ огородничеству и хлѣбопашеству, имъ были дарованы весьма значительныя пособія. Начальникамъ края и служившимъ въ ономъ офицерамъ дарованы были особыя преимущества, заключавшіяся въ награжденіи слѣдующими чинами и пенсіонами за 5-ти и 10-тилѣтнюю службу.
   Всѣ старанія правительства создать изъ Петропавловска и Охотска надлежащіе порта на востокѣ, которые могли бы быть обезпечены на мѣстѣ, оставались тщетными, ибо сама природа поставила къ тому непреоборимыя препятствія. Хлѣбопашество ни въ камчатскомъ, ни въ охотскомъ краѣ, по климатическимъ и почвеннымъ условіямъ и по весьма правильно веденному, цѣнному, пушному промыслу, вознаграждавшему гораздо значительнѣе труды нежели земледѣліе, не привилось и не существовало. Хлѣбъ родился только на бумагахъ и въ канцеляріяхъ, въ дѣйствительности же его не только не было для продовольствія упомянутой ничтожной силы, но и для пропитанія переселенныхъ съ этою цѣлію крестьянъ. Мука и все необходимое доставлялось въ Охотскъ изъ Якутска на вьючныхъ лошадяхъ, по цѣнамъ неимовѣрно высокимъ {Пудъ ржаной муки болѣе 3 р. 50 к. сер., масло отъ 20 до 25 р. и т. д.}, а изъ Охотска отвозилось въ Камчатку на казенныхъ транспортахъ. По этимъ причинамъ для Камчатки необходимо было существованіе Охотска.
   Въ россійско-американскихъ колоніяхъ также невозможно было разведеніе хлѣбопашества, а потому съ этою и промышленною цѣлію компанія заняла заливъ Бодего, лежащій въ сѣверной Калифорніи. Это занятіе могло бы имѣть важное послѣдствіе, но компанія, дѣйствуя въ ограниченномъ объемѣ коммерческаго своего предпріятія, не воспользовалась тогда почти свободнымъ положеніемъ западнаго берега Калифорнія. Занявъ узкую полосу земли около залива Бодего, она не шла далѣе отъ моря, во внутрь страны и къ югу, съ тѣмъ, чтобы сдѣлать эти мѣста житницею для своихъ колоній и Камчатки. Попытка ея развести хлѣбопашество у моря, на полосѣ земли, подверженной вліянію морскихъ тумановъ, оказывалась не совсѣмъ удовлетворительною; между тѣмъ какъ въ нѣсколькихъ верстахъ отъ моря дѣвственная, прекрасная почва и климатъ давали неимовѣрный урожай.
   Владѣнія компаніи ограничивались здѣсь маленькимъ селеніемъ Россъ, въ который компанія ввозила изъ Ситхи отслужившихъ срокъ или неспособныхъ къ работѣ своихъ промышленниковъ. Изъ Росса компанія получала, однако, мясо, огородныя овощи и т. п.; хлѣбъ же, масло, свѣчи и проч. ввозили въ колонію изъ Якутска чрезъ Охотскъ; а потому, не смотря на болѣе и болѣе обнаруживавшіяся неудобства охотскаго порта, онъ все таки былъ необходимъ и для компаніи, такъ же какъ для Камчатки.
   Въ Охотскѣ не было ни однаго начальника, который бы не представлялъ правительству о необходимости перенести портъ въ другое мѣсто, потому что рѣдкое изъ судовъ охотской флотиліи плавало тамъ обыкновеннымъ порядкомъ; всѣ они, почти каждый годъ, валялись на охотскомъ барѣ или на охотскихъ кошкахъ, гдѣ часто и погибали. Это обстоятельство понудило правительство пріискивать мѣсто на берегу Охотскаго моря, для устройства порта, лучшаго нежели Охотскъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ имѣлось въ виду устроить и болѣе удобное сообщеніе съ Якутскомъ, такъ какъ существовавшая дорога отъ Якутска къ Охотску была далеко неудовлетворительна.
   Двѣ системы рѣкъ: а) Алданъ съ Маей и Алдамой, и б) Алданъ съ Учуромъ и Удью представляли, казалось, возможность устройства сообщенія Якутска съ восточнымъ берегомъ Охотскаго моря, гораздо лучше существовавшаго пути отъ Якутска до Охотска, ибо рѣка Мая, впадающая въ рѣку Алданъ, которая, въ свою очередь, впадаетъ въ рѣку Лену,-- подходитъ на разстояніе около 150 верстъ къ рѣкѣ Алдамѣ, впадающей въ Охотское море въ 56o широты. Рѣка же Учуръ, впадающая также въ рѣку Алданъ, подходитъ на такое же разстояніе къ рѣкѣ Уди, вливающейся въ Охотское море въ 54o широты. Изъ этихъ системъ рѣкъ была принята первая система, потому что, по тщательной описи и изслѣдованію капитановъ Ѳомина и Сарычева, Удская губа оказалась совершенно неудобною для устройства порта; Алданскій же заливъ, повидимому, представлялся для этого лучшимъ мѣстомъ. Для этой цѣли отъ урочища Нелькинъ,-- пункта на рѣкѣ Маѣ, ближайшаго къ рѣкѣ Алдамѣ, и начали къ этой рѣкѣ вести дорогу, а по берегамъ рѣки Маи селить крестьянъ. Для устройства этой дороги и населенія по рѣкѣ Мая, много было употреблено труда и капитала (болѣе 600 т. р. сер.), но всѣ усилія оказались тщетными. Горы, болота, горные ручьи и рѣчки, а также климатическія условія представляли непреоборимыя препятствія. Осѣдлость по берегамъ рѣки Маи, по тѣмъ же климатическимъ условіямъ и почвѣ (болота, камни, дресва и проч.), не прививалась: хлѣбъ пропадалъ, люди умирали съ голоду и отъ болѣзней. Плаваніе по рѣкѣ Маѣ, по случаю быстрыхъ теченій и шиверовъ, было не только неудобно, но не безопасно. Единственныя на всемъ восточномъ берегу, между Охотскомъ и Тугуромъ, заливы Алдамскій и лежащій отъ него къ югу Аянскій, по строгимъ наблюденіямъ и изслѣдованіямъ Сарычева, Ѳомина и затѣмъ Кузьмина, оказались совершенно неудобными къ устройству порта. Между тѣмъ, свѣдѣнія, собранныя Кузьминымъ отъ удскихъ тунгусовъ, показывали, что инородцы, занимавшіе низовья рѣки Амура, находятся въ независимомъ отъ Китая положеніи, и что устья рѣки Амура должны быть доступны для входа въ него судовъ съ моря. Наконецъ, разсказы якутскихъ купцовъ, которые вели торговлю съ удскими и тугурскими тунгусами, давали поводъ сомнѣваться въ справедливости заключенія объ устьѣ рѣки Амуръ гг. Лаперуза, Браутона и Крузенштерна и въ справедливости донесенія нашей миссіи изъ Пекина о положеніи при-амурскаго края и обитавшихъ въ немъ народовъ. Эти обстоятельства и всѣ сдѣланныя попытки къ устройству сообщенія Якутска съ берегомъ Охотскаго моря возбудили сожалѣніе о потерѣ рѣки Амуръ и ясно показывали, что только эта рѣка можетъ открыть удобный путь изъ Сибири къ океану.
   Въ 1828 и 1830 гг. начальникъ байкальской флотиліи П. С. Лутковскій {Нынѣ адмиралъ, членъ адмиралтействъ-совѣта.} и капитанъ Кузьминъ просиди дозволенія у генералъ-губернатора Ловинскаго спуститься изъ Нерчинска по Амуру, въ видахъ ознакомленія съ рѣкою, ея устьемъ и обитающими по ея берегамъ народами. Вслѣдствіе этого предложенія, съ 1830 до 1832 года происходила объ этомъ предметѣ переписка генералъ-губернатора Ловинскаго съ Петербургомъ, указывавшая всю важность этихъ изслѣдованій. Не смотря на то, что директоръ азіатскаго департамента министерства иностранныхъ дѣлъ, Родофиникинъ, горячо сочувствовалъ этому дѣлу, дозволенія спуститься по Амуру не только не было, но еще замѣчено было генералъ-губернатору, что "дѣятельность его въ Сибири должна быть единственно направлена для поддержанія и охраненія дружественныхъ отношеній нашихъ съ Китаемъ, необходимыхъ для развитія кяхтинской торговли; подобное же съ нашей стороны предпріятіе можетъ весьма повредить этимъ отношеніямъ, а потому оно и не можетъ быть допущено".
   Между тѣмъ, въ 1826 году отправлялась изъ Кронштадта ученая экспедиція капитана Литке (нынѣ графа). Она могла бы разрѣшить, въ какой степени справедливы сейчасъ сказанныя свѣдѣнія гг. Ѳомина и Кузьмина, а также заключенія авторитета европейскихъ знаменитыхъ мореплавателей объ устьѣ рѣки Амуръ; но, по случаю ученыхъ изслѣдованій, чрезъ которыя капитанъ Литке пріобрѣлъ европейскую извѣстность и по другимъ неблагопріятнымъ обстоятельствамъ, онъ не зашелъ въ Охотское море {Въ инструкціи, данной Ѳ. П. Литке отъ адмиралтейскаго департамента, сказано: "послѣ описи Чукотской земли съ Анадырскою губою и восточнаго берега Камчатки, до мыса Лопатки, вы имѣете отправиться въ Охотское море и отъ сѣверной оконечности полуострова Сахалина до Удской губы подробно описать берега и всѣ бухты" (т. е. и амурскій лиманъ).}. Его экспедиція, между тѣмъ, была послѣдняя, которая имѣла всѣ средства обнаружить всю неосновательность и фальшивость, распространившихся тогда между моряками и всѣми вліятельными лицами правительства, убѣжденій объ устьѣ р. Амуръ и его лиманѣ. Послѣ этой экспедиціи, правительство не обращало болѣе вниманія на эти мѣста. Затративъ много труда и капитала, безъ всякой пользы, на устройство пути изъ Восточной Сибири къ прибрежью Охотскаго моря и не предвидя еще настоящаго движенія въ Тихомъ океанѣ, правительство охладѣло не только къ при-амурскому краю, который требовалъ тщательныхъ изслѣдованій и снаряженія особыхъ экспедицій, но и къ существовавшимъ тогда нашимъ владѣніямъ въ этомъ океанѣ. Петропавловскъ, не смотря на дарованныя ему преимущества и употребленные капиталы, для возрожденія тамъ торговли и полезной осѣдлости, не двигался впередъ ни на шагъ; онъ оставался все той же ничтожной деревней. Воды Авачинской губы, въ которой расположенъ этотъ портъ, бороздили только одни казенные транспорты, приходившіе изъ Охотска съ мукой, съ казенными продовольственными запасами и съ прикащиками якутскихъ купцовъ. Послѣдніе привозили ничтожное количество дрянныхъ товаровъ, служившихъ большею частію для вымѣна отъ туземцевъ соболей. Чрезъ 3 или 4 года являлся въ Петропавловскъ транспортъ изъ Кронштадта съ коммисаріатскими, артиллерійскими и кораблестроительными запасами для команды и портовъ охотскаго и петропавловскаго. Камчадалы и инородцы береговъ Охотскаго моря оставались все тѣми же звѣроловами. Сельскохозяйственная производительность не только къ нимъ, но и къ переселеннымъ сюда съ этою цѣлію изъ Сибири крестьянамъ рѣшительно не прививалась. Крестьяне, вскорѣ же послѣ прибытія въ Камчатку и на берега Охотскаго моря, бросали хлѣбопашество и дѣлались такими же звѣроловами, какими были и туземцы.
   Пустынныя, бездорожныя, гористыя и тундристыя мѣстности, на огромное пространство отдѣлявшія охотскій край и Камчатскій полуостровъ отъ центра управленія Сибирью, климатическія и другія условія этой страны, препятствовавшія къ устройству сколько нибудь сносныхъ внутреннихъ сообщеній, дѣлали то, что даже всѣ благонамѣренныя представленія начальниковъ Камчатки, клонившіяся, напримѣръ, къ отстраненію причинъ весьма быстро уменьшавшагося туземнаго населенія (отъ занесенія русскими въ этотъ край заразительныхъ болѣзней), были ничѣмъ инымъ, какъ гласомъ вопіющаго въ пустынѣ. Переписка изъ Камчатки не только съ Петербургомъ, но и съ Иркутскомъ, котораго она составляла какъ бы уѣздъ, длилась десятки лѣтъ {Такъ напримѣръ: начальникъ Камчатки, Петръ Ивановичъ Рикордъ, въ 1810 г. просилъ разрѣшенія построить госпиталь, по присланному плану. Планъ этотъ разсматривался болѣе 20 лѣтъ, было сдѣлано нѣсколько самихъ пустыхъ вопросовъ, вслѣдствіе сдѣланныхъ на этомъ планѣ особенныхъ приспособленій по мѣстнымъ условіямъ. Между тѣмъ, лѣсъ и другіе матеріалы, заготовленные для госпиталя, сгнили, такъ что, когда чрезъ 22 года начальнику Камчатки, Голенищеву-Кутузову (въ 1832 г.), разрѣшено было, наконецъ, построить этотъ госпиталь, то все уже сгнило и строить его было не изъ чего.}; несоблюденіе какой либо пустой, ничтожной формальности возбуждало въ канцеляріяхъ множество запросовъ. Эти и т. п. причины уничтожили всякую энергію въ самыхъ усердныхъ и благонамѣренныхъ начальникахъ, почему какъ они, такъ и всѣ служившіе въ Камчаткѣ и Охотскѣ, думали главное лишь о томъ, какъ бы поскорѣе выжить установленный до закону срокъ для полученія привиллегій. Вся сила наша въ Петропавловскѣ состояла изъ 100 челов. морскихъ чиновъ и 100 казаковъ; эти люди составляли гарнизонъ, полицію и рабочихъ, не только для Петропавловска, но и для всей Камчатки. Для защиты же порта съ моря былъ деревянный брустверъ, вооруженный десятью орудіями малаго калибра. Охотскъ, какъ складочный пунктъ для Камчатки и нашихъ американскихъ колоній, не смотря на всѣ старанія правительства къ его улучшенію и разведенію около него полезной сельскохозяйственной осѣдлости, представдялъ такую же ничтожную деревню, какъ и Петропавловскъ. Сельскохозяйствемная осѣдлосгь въ охотскомъ краѣ, подобно какъ и въ Камчаткѣ, не привилась.
   По всѣмъ изложеннымъ причинамъ и въ виду того, что охотскій край и въ особенности Камчатскій полуостровъ навсегда должны быть считаться отрѣзанными отъ метрополіи, правительство смотрѣло на этотъ край какъ на необходимое зло, которое надобно было сносить, потому что въ краѣ находилось до 10,000 инородцевъ, подданныхъ Россіи. Вмѣстѣ съ этимъ, между нашими моряками, приходившими на транспортахъ изъ Кронштадта, сложились о Камчаткѣ два совершенно противоположныя мнѣнія: одни полагали, что Петропавловскъ не можетъ быть надлежащимъ для Россіи портомъ на Восточномъ океанѣ; другіе же, напротивъ, утверждали, что Камчатка, какъ страна, возсѣвшая надъ океанами и имѣющая превосходную гавань -- Авачинскую губу, представляетъ для Россіи все, что только можемъ мы желать на отдаленномъ своемъ востокѣ, и что для подкрѣпленія Камчатки стоитъ только намъ занять какой нибудь изъ острововъ, ближайшій къ тропикамъ и Петропавловску (Ѳ. П. Литке указывалъ на о-въ Боникъ-Сима), и снабжать Петропавловскъ и Камчатку продовольствіемъ изъ Маниллы (какъ представлялъ А. А. Зеленой, бывшій министръ государственныхъ имуществъ). Это послѣднее мнѣніе о важности значенія для Россіи Петропавловска до англо-французско-турецкой войны раздѣляли тогда всѣ высокопоставленныя правительственныя лица и нѣкоторые изъ генералъ-губернаторовъ Восточной Сибири; въ особенности же въ этомъ былъ убѣжденъ генералъ-губернаторъ Н. Н. Муравьевъ (графъ Амурскій). Упомянутая война доказала всю фальшивость и полную несостоятельность этого воззрѣнія и убѣжденія.
   Вотъ каково было тогда наше положеніе на отдаленномъ востокѣ; оно, впрочемъ, гармонировало съ тѣмъ мертвымъ состояніемъ, которое царствовало въ то же время и на омывавшемъ ихъ Восточномъ океанѣ. Воспоминаніе о при-амурскомъ краѣ носилось только въ легендахъ, между сибиряками.
   Въ началѣ 1840 годовъ, являются въ Охотское, Берингово и Камчатское моря цѣлые флоты отважныхъ и дерзкихъ китобоевъ и вывозятъ каждый годъ изъ нашихъ морей на десятки миліоновъ піастровъ произведеній китоваго промысла. Въ то же время англичане объявляютъ Китаю войну и заставляютъ эту гордую и недоступную націю заплатить огромную контрибуцію и открыть для европейской торговли 5 портовъ своихъ. Насъ не включили въ число другихъ европейцевъ, потому что мы вели уже торговлю съ Китаемъ черезъ Кяхту. Шангай, весьма близкій къ при-амурскому краю, дѣлается главнымъ пунктомъ европейской торговли съ Китаемъ. Правительство наше, застигнутое этимъ внезапнымъ и быстрымъ переворотомъ на отдаленномъ востокѣ и не имѣя тамъ ни надлежащаго опорнаго пункта, ни надлежащей силы, находится вынужденнымъ оставаться равнодушнымъ какъ къ этому движенію, такъ равно и къ донесеніямъ о дерзкихъ поступкахъ китобоевъ. Послѣдніе грабили не только наши прибрежья, но заходили и въ самый Петропавловскъ, разбивали тамъ караулъ и разбирали на дрова батареи; по прибрежьямъ жгли лѣса, грабили жителей и били въ бухтахъ дѣтенышей китовъ, истребляя такимъ образомъ этихъ животныхъ въ нашихъ моряхъ. Правительство утѣшало себя тѣмъ, что по крайней хѣрѣ Восточная Сибирь наша, по невозможности входа въ рѣку Амуръ, защищена отъ всякихъ враждебныхъ на нее покушеній съ моря.
   Внезапное торговое и промышленное движеніе въ Восточномъ океанѣ,-- движеніе, въ которомъ еще по мысли Петра I и Екатерины II, Россія должна была принять участіе, и продажа въ то же время рос.-амер. компаніей Росса, возбудили въ обществѣ много толковъ. Ничтожное положеніе наше на Восточномъ океанѣ, потеря при-амурскаго края и продажа нашихъ владѣній въ Калифорніи были любимыми предметами разговора. Изъ нихъ на первый указывали, какъ и слѣдственный пунктъ, въ которомъ мы давно бы могли основать оплотъ и силу на Восточномъ океанѣ, а на послѣдній (Калифорнію), какъ на пунктъ, гдѣ бы Россія могла имѣть для своихъ судовъ станцію, обладавшую прекраснымъ климатомъ и обѣщавшую большія богатства. Въ періодическихъ журналахъ того времени и газетахъ появились указанія на важное значеніе для Россіи при-амурскаго края. Это обстоятельство, свѣдѣнія, что гиляки, занимавшіе низовья Амура, независимы отъ Китая {Эти свѣдѣнія доставлены были Мидендорфомъ, осматривавшимся восточный берегъ Охотскаго моря и не дошедшихъ всего 20 верстъ до устья Амура.} и, наконецъ, представлены объ этомъ же предметѣ генералъ-губернатора Восточной Сибири Руперта, достигли наконецъ и престола.
   

ГЛАВА V.

Возбужденіе амурскаго вопроса Императоромъ Николаемъ I, въ 1844 г.-- Повелѣніе его барону Ф. П. Врангелю о посылкѣ въ амурскій лиманъ экспедиціи.-- Основаніе Аяна.-- Посылка въ лиманъ брига "Константинъ", подъ командою Гаврилова, въ 1846 г.-- Результатъ посылки.-- Депеша барона Врангеля графу Несельроде, 12 декабря 1846 г., о недоступности устья Амура.

   
   Въ Бозѣ почившій Императоръ Николай I, не смотря на опасенія, представленныя Его Величеству, о возможности разрыва съ Китаемъ, о неудовольствіи Европы, въ особенности англичанъ,-- если мы рѣшимся дѣйствовать на р. Амуръ съ цѣлію обладанія при-амурскимъ краемъ {Въ это время носился слухъ, что будто бы статья Полеваго, помѣщенная въ "Сѣверной Пчелѣ", о пріобрѣтеніяхъ и потеряхъ въ продолженіе царствованія дома Романовыхъ, въ которой упоминалось о потерѣ Амура и о важности этой потери,-- болѣе всего возбудила вниманіе Императора.} и, наконецъ, не смотря на убѣжденія, что дѣйствія наши не принесутъ пользы, ибо знаменитыми мореплавателями положительно доказано, что устье рѣки Амуръ недоступно съ моря,-- пожелалъ осуществить мысль своего прапрадѣда и бабки. Всѣ вѣскіе доводы графа Несельроде не могли поколебать воли въ Бозѣ почившаго Императора, преданнаго благу Россіи. Въ Черномъ морѣ снаряжалась въ то время экспедиція, состоявшая изъ корвета "Менелай" (Оливуца) и транспорта, подъ начальствомъ Е. В. Путятина (нынѣ графа). Экспедиція эта должна была слѣдовать въ Китай и Японію, съ цѣлію установленія торговыхъ сношеній съ этими государствами и ей, между прочимъ, высочайше повелѣвалось обслѣдовать лиманъ и устье р. Амуръ, съ тѣмъ, чтобы убѣдиться, дѣйствительно ли справедливы заключенія знаменитыхъ мореплавателей о недоступности устья рѣки для мореходныхъ судовъ и дѣйствительно ли справедливы свѣдѣнія, что будто бы это устье охраняется значительною китайскою силою. Министръ финансовъ, отъ котораго требовалось на содержаніе этой экспедиціи 250,000 рубл. сер., въ особой запискѣ Государю Императору изложилъ, что "при неразвитіи, или лучше сказать, несуществованіи нашей торговли въ Восточномъ океанѣ и неимѣніи въ виду, чтобы когда либо могла существовать даже эта торговля, безъ утвержденія нашего въ при-амурскомъ краѣ,-- единственною полезною цѣлію отправленія Е. В. Путятина, я полагаю, будетъ порученіе удостовѣритъся, между прочимъ, въ справедливости сложившагося убѣжденія о недоступности устья р. Амуръ,-- обстоятельства, обусловливающаго степень полезности для Россіи этой рѣки и орошаемаго ею края. Но для разрѣшенія этого вопроса не требуется снаряженія такой большой и дорого стоящей экспедиціи, какова настоящая, а гораздо лучше, въ отношеніи политическомъ и финансовомъ, произвести изслѣдованіе амурскаго лимана и устья р. Амуръ чрезъ россійско-американскую компанію, поручивъ ей отправить къ устью этой рѣки, на счетъ казны, надлежащее судно изъ колоніи.
   Это мнѣніе министра финансовъ было Высочайше утверждено и экспедиція Путятина была отмѣнена. Вслѣдствіе такой Высочайшей воли, министръ иностранныхъ дѣлъ, графъ Несельроде, писалъ предсѣдателю главнаго правленія россійско-американской компаніи, контръ-адмиралу барону Ф. П. Врангелю: 1) чтобы онъ озаботился отправленіемъ изъ колоніи на счетъ казны благонадежнаго судна въ лиманъ рѣки Амуръ, съ цѣлью положительнаго дознанія, въ какой степени и для какого ранга судовъ возможенъ входъ въ амурскій лиманъ и въ рѣку, съ моря, 2) увѣдомилъ бы его, для доклада Его Величеству, къ какому времени это судно, для исполненія такого порученія, можетъ быть готово и отправлено изъ колоніи и сколько, приблизительно, будетъ стоить казнѣ эта экспедиція, могущая положительно разрѣшитъ упомянутый вопросъ. Графъ Неселъроде вмѣстѣ съ тѣмъ объяснилъ барону Врангелю, что это должно быть произведено безъ огласки и что акціонеры компаніи не должны знать объ этомъ. На это баронъ отвѣчалъ, что судно можетъ быть послано изъ колоній не ранѣе весны 1846 г. и что онъ, вполнѣ цѣня довѣріе къ нему правительства, приметь всѣ мѣры для точнаго исполненія Высочайшей воли; что же касается стоимости экспедиціи, то она вѣроятно не превыситъ 5,000 руб. Въ заключеніе баронъ объяснилъ, что онъ вполнѣ увѣренъ, что главный правитель колоніи капитанъ 2 ранга Тебеньковъ, на котораго нынѣ возлагается снаряженіе изъ колоніи судна, приметъ также съ своей стороны всѣ мѣры.
   Вслѣдствіе этого отзыва, графъ Несельроде препроводилъ барону Врангелю Высочайше утвержденную инструкцію командиру того судна, которое будетъ назначено для изслѣдованія лимана и устья р. Амуръ. Въ этой инструкціи было изображено: "Главная цѣль ваша заключается въ тщательномъ изслѣдованіи устья р. Амуръ, о которомъ существуетъ мнѣніе, что входъ въ него отъ наносныхъ песковъ не только затруднителенъ, но и невозможенъ для самыхъ даже мелкосидящихъ шлюпокъ, т. е. что рѣка какъ бы теряется въ пескахъ. Для удостовѣренія этого повелѣвается:
   "1) Судно имѣетъ избрать на сѣверѣ удобный для якорной стоянки пунктъ, ближайшій къ устью рѣки, и изъ него производить на гребныхъ судахъ изслѣдованіе.
   "2) Въ случаѣ спроса китайцевъ: зачѣмъ пришло судно? отвѣчать, что бури, вѣтры и теченія нечаянно его сюда занесли.
   "3) Людямъ, отправленнымъ на гребныхъ судахъ говорить, что пришли около рѣки наловить рыбы.
   "4) Ласкать и одарять туземцевъ, на случай же непріязненныхъ съ ихъ стороны намѣреній, гребнымъ судамъ держаться по возможности соединенно, такъ, чтобы они могли взаимно помогать другъ другу.
   "5) Флагъ имѣть какой либо разноцвѣтный, чтобы китайцы не могли подозрѣвать, что судно русское, и чтобы чрезъ это не подать повода къ какимъ либо съ ихъ стороны на насъ неудовольствіямъ, ибо правительство желаетъ сохранить съ ними тѣсную дружбу.
   "6) Описать лиманъ рѣки Амуръ, заливъ между Сахалиномъ и матерымъ берегомъ и сосѣдственный съ лиманомъ юго-восточный беретъ Охотскаго моря, до Удской губы. Для соображенія же при описи этого послѣдняго берега, прилагается карта онаго, составленная академикомъ Мидендорфомъ, а равно и карта пути съ этого берега въ Забайкалье.
   "и 7) Донесеніе о дѣйствіяхъ своихъ, а равно журналы и карты отправить изъ Аяна на имя предсѣдателя главнаго правленія компаніи, барона Врангеля".
   На докладѣ графа Несельроде о проэктѣ инструкціи, Государь Императоръ изволилъ замѣтить: "принятъ всѣ мѣры, чтобы паче всего удостовѣриться, могутъ ли входить суда въ рѣку Амуръ; ибо въ этомъ и заключается весь вопросъ важный для Россіи".
   Эта инструкція, препровожденная графомъ Несельроде барону Врангелю къ точному исполненію, отправлена была къ г. Завойко въ Аянъ 5-го марта 1846 г. Она вполнѣ обнаруживаетъ ошибочныя понятія, какія имѣли тогда о при-амурскомъ краѣ и объясняетъ политику нашу на отдаленномъ востокѣ. Наконецъ она указываетъ н на то, что отъ графа Несельроде и барона Врангеля, не стѣсняясь никакими расходами, требовалось вѣрно и положительно разрѣшнть, какого именно ранга суда могутъ входить въ р. Амуръ. Въ какой мѣрѣ это важное для Россіи по своимъ послѣдствіямъ порученіе, возбужденное въ Бозѣ почившимъ Императоромъ Николаемъ I, было исполнено, мы увидимъ ниже, а до того считаю не лишнимъ сказать нѣсколько словъ объ основаніи Аяна.
   Въ Охотскѣ россійск.-амер. компанія имѣла свою факторію, къ которой одинъ или два раза въ лѣто приходило изъ колоніи и курильскаго отдѣла ея, судно съ мѣхами. Кругъ дѣйствія этой факторіи заключался въ отправкѣ мѣховъ въ Иркутскъ и посылкѣ въ колонію различныхъ продовольственныхъ запасовъ и другихъ вещей. Положеніе факторіи около правительственнаго порта было выгодно для компаніи, потому что ей не надо было содержать значительнаго числа людей и гребныхъ судовъ, необходимыхъ для выгрузки и нагрузки судовъ компаніи: во всѣхъ подобныхъ обстоятельствахъ и другихъ случаяхъ; факторія могла обращаться къ средствамъ порта. Сверхъ того, компаніи не нужно было затрачивать значительнаго капитала для содержанія и исправленія дороги въ Якутскъ, такъ какъ эту дорогу содержало правительство. По этимъ причинамъ перенесеніе охотскаго порта всегда было связано съ вопросомъ о перенесеніи вмѣстѣ съ нимъ и компанейской факторіи. За представленіемъ начальниковъ охотскаго порта о переносѣ его, всегда слѣдовало представленіе начальниковъ факторіи въ главное правленіе компаніи, о переносѣ и факторіи вмѣстѣ съ портомъ. Но такъ какъ правители этой факторіи были чужды морскаго дѣла, и такъ какъ правительство не находило другаго мѣста для порта, кромѣ Охотска, то и факторія оставалось тутъ же, а компанія, имѣя въ виду выгоды быть у правительственнаго порта; не обращала вниманія на представленіе начальниковъ ея факторіи. Въ 1843 г. правителемъ этой факторіи былъ назначенъ лейтенантъ В. С. Завойко, (женатый на родной племянницѣ предсѣдателя главн. правл. компаніи барона Врангеля) и ему, какъ морскому офицеру, поручено было разсмотрѣть дѣло о перенесеніи факторіи и представить объ этомъ свои соображенія. Начальникомъ охотскаго порта былъ тогда капитанъ 1 ранга Вонлярлярскій: человѣкъ дѣятельный, весьма знакомый съ недостатками Охотска и съ берегами Охотскаго моря и заинтересованный вопросомъ о переносѣ охотскаго порта. Завойко предложилъ Вонлярлярскому, вмѣстѣ съ факторіей, перенести портъ изъ Охотска въ Аянскій заливъ. Вонлярлярскій отклонилъ это предложеніе на томъ основаніи, что помянутый заливъ не представляетъ удобствъ для порта, ибо, во-первыхъ, онъ открытъ; во вторыхъ, суда на водѣ зимовать тамъ не могутъ; въ-третьихъ, время навигаціи къ этому заливу столь же коротко, какъ и къ Охотску, и, въ-четвертыхъ, къ этому заливу надобно будетъ устраивать дорогу изъ Якутска, что сопряжено съ большими расходами и затрудненіями, какъ показалъ уже опытъ Ѳомина. Наконецъ, онъ разсказывалъ, что не только въ окрестностяхъ Аяна, но и на берегахъ Охотскаго моря нѣтъ строеваго лѣса, необходимаго для исправленія и строенія судовъ, въ чемъ въ Охотскѣ не ощущалось недостатка (по рѣкамъ Охотѣ и Кухгуѣ лѣсъ безпрепятственно сплавлялся въ Охотскъ). Въ Аянѣ, кромѣ того, большой недостатокъ въ рыбѣ, столь необходимой въ этомъ краѣ, тогда какъ въ Охотскѣ она водится въ изобиліи. Не смотря, однако, на эти справед оставалось почти таким же, как было и при начале занятия прибрежий Охотского моря. Перевозить тяжести можно было только на вьючных лошадях, привычных к этим дорогам, и притом в весьма кратковременный период года. Дурен был путь до Охотска, но и такого нельзя было устроить из Охотска на Камчатку: громадные пустыни, горы и тундры доставляли такие непреодолимые преграды, что нам пришлось совершенно отказаться от мысли иметь туда береговой путь.
   Таким образом весь Камчатский полуостров, равно как и американские наши владения, оставались отрезанными от материка, и сообщение с ними иначе не могло быть как морем. Суда для этого строились в Охотске и оттуда отправлялись на Камчатку и в Америку. Охотск поэтому был главным нашим пунктом сообщений, но, как порт, он имел важные неудобства потому, что расположен при устьях мелководных и опасных рек Кунтуя и Охоты. Бар реки Кунтуй в малую воду доходил до 4 футов. (1,2 м). Это обстоятельство, а также трудность пути между Якутском и Охотском, несмотря на труды и капиталы, употреблённые на устройство сколько-нибудь сносной дороги, возбудили опять всеобщие воспоминания о потере Амура, но при этом тогда же обратили внимание и, на то, что его устье было еще совершенно не исследовано и что еще неизвестно, доступно ли оно для мореходных судов. В этих-то видах в 1775 году императрица Екатерина II повелела отправить из Удского острога партию казаков на реку Амгунь, чтобы основать на этой реке поселение сколь возможно ближе к реке Амуру, с тем чтобы из этого пункта производить исследование устья реки и разведать, в какой степени оно доступно для мореходных судов. Вместе с тем императрица повелела, в случае если окажется, что мореходные суда могут входить в реку, занять её устье. Вследствие этого в 1777 году из Удского острога было отправлено на Амгунь около 30 человек. Маньчжуры, узнав об этом от орочон, обитавших на реке Бурее, донесли в Пекин. Китайское правительство с угрозою объявило, что если русские не оставят своего предприятия в землях еще не разграниченных, Китай прервет с ними всякие торговые сношения в Кяхте.
   В это время мы, во-первых, не только не имели почти никакой военной силы за Байкалом, но даже лишены были возможности отправить её туда, чтобы поддержать наше предприятие и заставить китайцев продолжать весьма выгодную для нас кяхтинскую торговлю. Во-вторых, правительство наше, имея в виду при более благоприятных обстоятельствах возвратить Приамурский край, несмотря на неоднократные требования китайцев, постоянно уклонялось от разграничения его и теперь оказалось вынужденным отменить свое распоряжение и обратить всё внимание на восстановление дружеских отношений с Китаем. Последнего в то время можно было достигнуть только одним путём: надо было снова пожертвовать, до поры до времени, своими видами на реку Амур. Вскоре после этого являются в Татарский залив французы и англичане. Они приходят туда со скромною целью исследования его берегов и лимана реки Амура, но вместе с тем, в случае благоприятных условий для плавания в этих местах, имеют заднюю мысль водворить там свое владычество. Так, в 1783 году французское правительство послало в Тихий океан, для открытий и описи, учёную экспедицию под начальством знаменитого мореплавателя Лаперуза30. Даперуз, следуя вдоль Татарского берега к северу, в широте 51o29', открыл на этом берегу удобный для якорной стоянки залив, который в честь бывшего тогда во Франции морским министром де-Кастри назвал заливом Де-Кастри. В этом заливе Лаперуз собрал от туземцев сведения о северной части Сахалина и устье реки Амура. Туземцы, при начертании Лаперузом на песке очертаний материкового берега и Сахалина, постоянно проводили между ними черту и этим как бы показывали, что Сахалин соединяется с материком обсыхающею отмелью и что перед устьем реки Амура, впадающей в море против Сахалина, лежат такие же мели {В 1852 году, когда мы более или менее ознакомились с языком населения Приамурского края и имели переводчиков, то узнали, что они, чтобы показать о существовании между двумя берегами пролива, проводят между ними черту, которая, по их понятиям, означает путь, то-есть что можно проплыть на лодке. Точно так же воду означали черточками, то есть что по ней можно плыть на лодках во все стороны.}. Но, несмотря на эти показания туземцев, Лаперуз пошел из залива Де-Кастри к северу, имея намерение через лиман реки Амура достигнуть Охотского моря. Через 8 миль (14,8 км) глубина с 15 сажен (27,5 м) уменьшилась до 9 (16,5 м), между тем течение от севера замечено не было, почему Лаперуз, предполагая, что путь по этому направлению может привести его к мели, встал на якорь и послал для исследования к северу две шлюпки. Эти шлюпки, придерживаясь сахалинского берега, прошли около 6 миль, до глубины 3 сажен (5,5 м), которая оканчивалась отмелью, шедшей от сахалинского берега. Последний отсюда казался им сливавшимся с противоположным материковым скалистым берегом, и поэтому они возвратились на судно. Это обстоятельство, а равно показания туземцев в заливе Де-Кастри, постепенное уменьшение глубины и отсутствие течения побудили Лаперуза оставить свое намерение и заключить, что Сахалин соединяется с материком отмелью, покрывающейся при приливе водой, что вход в лиман с юга для мореходных судов недоступен и что устье реки заперто мелями.
   Этот же знаменитый мореплаватель описал западную, южную и юго-восточную часть Сахалина, пролив, отделяющий Сахалин от острова Мацмая, названный его именем, и берега Татарии31. На всех упомянутых берегах Лаперуз не только не нашел ни одной гавани, но кроме залива Де-Кастри -- ни одного даже места, удобного для якорной стоянки.
   Через 10 лет после этого, именно в 1793 году, в Татарский залив пришел английский мореплаватель капитан Браутон. Он пришел туда на бриге, сидевшем в воде всего 10 футов (3 м) и, пользуясь тем, что для брига не требуется значительной глубины, хотел непременно пройти из залива Де-Кастри в реку Амур и Охотское море. Он пошёл по пути Лаперуза, поднялся к северу далее этого последнего на 6 миль (11 км) и, встретив там глубину около 2 1/2 сажен (4,5 м), встал на якорь; но, несмотря на такую малую глубину, пролива, отделявшего Сахалин от материка, он не видел, и ему казалось, что оба берега сливаются и образуют огромный залив. Канал же, по которому он шел, оканчивался ущелью, образующей у сахалинского берега залив около 3 миль ширины. Отсюда Браутон послал на шлюпке помощника своего Чапмана для окончательного исследования видимого им к северу пространства. Чапман, возвратясь на бриг, объяснил, что хотя между мелями он и находил значительные глубины, но эти глубины отрывочные, ибо он, следуя по ним, постоянно упирался в сплошную мель, тянувшуюся от Сахалина к западу и соединявшуюся с материковым берегом. Эти обстоятельства заставили Браутона оставить свое намерение и сделать, как и Лаперуза, то же самое заключение, то-есть что Сахалин -- полуостров и что вход в реку недоступен для мореходных судов, ибо устье её заперто мелями.
   В 1803 году наше правительство поручило И. Ф. Крузенштерну32 описать северо-восточную часть Сахалина, юго-западный берег Охотского моря, лиман и устье реки Амура. Крузенштерн в 1805 году, описывая северо-восточный берег Сахалина около параллели 52o северной широты, встретил на пространстве более 10 миль (18,5 км) к северо-востоку от Сахалина признаки бурунов и сулоя33. Затем, обогнув северную оконечность Сахалина и следуя отсюда к лиману реки Амура, 13 августа того же года он увидел между Сахалином и материковым берегом пролив около 6 миль ширины; приняв его за канал, идущий из реки Амура, он направился в него. Дойдя до глубины 6 сажен (11 м) и не решаясь на судне продолжать путь далее, Крузенштерн лёг в дрейф и для исследования к югу послал на шлюпке лейтенанта Ромберга с приказаньем, чтобы он, достигнув видимого мыса на Сахалине, шёл от него с промером, поперёк канала, к материковому берегу. Ромберг возвратясь на транспорт, донёс Крузенштерну, что по причине сильного течения от юга он не мог подойти к мысу ближе трёх миль, что он нашел там глубину 4 сажени (7,3 м) и что глубина, уменьшилась до 3 1/2 сажен (6,5 м), откуда он и возвратился, не достигнув противоположного Сахалину материкового берега. Вода, взятая с этого места Ромбергом оказалась пресною. Видимый на Сахалине мыс Крузенштерн назвал мысом Головачёва, а противоположный ему на материковом берегу -- мысом Ромберга. Этим И. Ф. Крузенштерн окончил свои исследования Амурского лимана с севера. "Сильные течения, встреченные мною в этих местах, -- говорит Крузенштерн, -- опасения, чтобы дальнейшими исследованиями не навлечь подозрение китайского правительства и тем повредить кяхтинской торговле, и, наконец, опасение, чтобы не столкнуться с китайской силой, наблюдавшей за устьем реки Амура, о чем предупреждали меня на Камчатке {Подобные сведения в Камчатке вероятно были основаны на сведениях, полученных Владыкиным в Пекине в 1756 году о китайской флотилии и четырёхтысячном экипаже, оберегающем будто бы устье Амура.}, были причиной того, что я не в точности исполнил данные мне инструкции". Оставив дальнейшие исследования лимана, Крузенштерн пошёл в Петропавловск и оттуда в Кронштадт.
   Из этой своей описи Амурского лимана и из описей Лаперуза и Браутона И. Ф. Крузенштерн решительно заключил:
   а) Что нет никакого сомнения в том, что Сахалин -- полуостров, а потому и плавание из Татарского залива в Амурский лиман невозможно;
   б) Что Амурский лиман усеян мелями;
   в) Что устье реки Амура должно весьма близко находиться к мысам Головачёва и Ромберга;
   г) Что прибой и сулой, замеченные у восточного берега Сахалина под 52o северной широты, должны означать бар какой-либо большой реки или одного из рукавов реки Амура, и, наконец,
   д) Что на берегах Сахалина и Татарского залива нет гавани {Поэтому на всех морских картах до 1857 года показывали Сахалин полуостровом, а берега Татарского залива -- прямыми скалистыми и неприступными.}34.

   За Крузенштерном в 1806 году по распоряжению полномочного посла Резанова были посланы к Курильским островам и к южной оконечности Сахалина лейтенанты Хвостов и Давыдов. Офицеры эти, придя в залив Анива, вследствие секретных приказаний Резанова оставили там для заявления о занятии русскими Сахалина 5 матросов. Эти матросы впоследствии перешли на реку Тымь, где жили оседло, и последний из них, Василий, умер в 1847 году. На пути из Анивы Хвостов и Давыдов шли вдоль восточного берега Сахалина и осмотрели его. Во время пребывания их на Сахалине там не было ни одного японца, и туземцы говорили им, что японцы к ним не ходят, что они никому ясака не платят {Сведения об экспедиции Шельтинга к Сахалину и рапорт Хвостова и Давыва начальнику Охотска от 10 октября 1806 года я видел в архиве Охотского порта.}. Судя по этим данным и по сведениям о посещении Сахалина Шельтингом35, оказывается, что русские были первыми из европейцев, подходившими к Сахалину; они описали почти все берега его и, наконец, были первыми поселившимися на Сахалине.
   Эти факты знаменательны для России в том отношении, что они представляют бесспорное право России на обладание Сахалином {Буссе36 в описании Сахалинской экспедиции, а равно и некоторые другие личности37 не признают за Россией права на обладание Сахалином, выставляя против этого то, что экспедиция, совершенная Хвостовым и Давыдовым, не признана будто бы правительством. Но здесь все они жестоко ошибаются, забывая, что правительство протестовало только лишь против грабежей и наоилий, произведенных в эту экспедицию Хвостовым и Давыдовым на Курильских островах, принадлежавших Японии, но оно никогда не отвергало фактов, дававших нам право на владение Сахалином, потому что русские первые описали его берега: именно Шельтинг в 1742 году и Хвостов и Давыдов в 1806 году; русские также заняли Сахалин в 1806 году, когда еще японцев там не было. Эти факты наше правительство признало и не отвергало никогда, следовательно и оставило за собою право на обладание островом. Сахалином.}.
   Заключения таких авторитетных и знаменитых европейских мореплавателей, каковы: Лаперуз, Браутон и Крузенштерн, о невозможности для мореходных судов входа в лиман, и устье реки Амура с севера и юга, об отсутствии гаваней на побережье Татарского залива и, наконец, о влиянии на реке Амуре китайского правительства, охранявшей будто бы её устье значительной флотилией (с 4000 людей), весьма естественно возродили вопрос: для чего нам добиваться обладания рекой, которая не имеет сообщения с морем и поэтому представляет для нас ничтожное значение? Для чего нам ещё приобретением Приамурского края распространять и без того уже растянутую нашу границу с Китаем, когда утвердившееся его влияние на этот край будет вредить только выгодной для государства кяхтинской торговле? Наконец, к чему нам этот край, когда на прибрежьях его нет ни одной гавани? И действительно, если бы упомянутые заключения знаменитых мореплавателей были безошибочными, то благоразумие и выгода наши требовали бы оставить этот край без внимания. Для нас было бы всё равно, где бы ни была проведена граница с Китаем, лишь бы она была только южнее устья реки Уды, при котором находился наш пост со значительным поселением.
   Итак, весь вопрос состоял в том, справедливы или несправедливы заключения знаменитых мореплавателей. Но кто мог тогда заподозрить ошибочность заключения такого авторитета? Кто мог поднять тогда завесу, спущенную им на этот край? Наконец, кто мог сомневаться в ошибочности донесений Владыкина, Якоби (в 1756 году), и затем миссии нашей из Пекина, что, будто бы народы, обитающие в Приамурском крае, зависят от Китая и управляются особыми вассальными Китайскими князьями {Архимандрит Иакинф. Статистическое и политическое описание Китайской империи. 1842 г., ч. II, стр. 30.}?
   

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

РУССКИЕ ВЛАДЕНИЯ В ТИХОМ ОКЕАНЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.

Появление на наших картах неверной границы с Китаем. -- Причина невнимания нашего к этому обстоятельству. -- Исследования западного берега Охотского моря и сообщение его с Якутском. -- Фомин, Сарычев и Кузьмин. -- Экспедиция капитана Литке. -- Наше положение на Восточном океане, в Охотске и Петропавловске. -- Различные мнения о Камчатке. -- Появление в наших морях китобоев. -- Их действия. -- Заключение трактатов между англичанами и китайцами в 1840--1844 годах.

   
   Вполне доверяя упомянутым в предыдущей главе заключениям знаменитых мореплавателей о реке Амуре, о прибрежьях Татарского залива и сведениям, доставленных нашей миссией из Пекина, мы оставались весьма естественно, совершенно равнодушными к Приамурскому краю, но всё-таки упорно отклоняли предложение китайцев о разграничении этого края. Несмотря на это, на географических картах стала появляться граница наша с Китаем от верховьев реки Уды к востоку до Тугурской губы. Граница сначала появилась на английских и немецких картах, а впоследствии и мы нанесли её на свои, перепечатывая последние с иностранных изданий38. Мы делали это, совершенно забывая, что на основании первого пункта Нерчинского трактата 1689 года здесь нельзя было означать какой-либо пограничной черты, и смотрели на это равнодушно, вероятно потому, что давали полную веру упомянутому заключению европейских авторитетов о недоступности с моря реки Амура и её лимана; причём, конечно, Приамурский край становился для нас, совершенно бесполезным. Между тем перепечаткой неверных карт мы, как бы признали, что вся страна к югу от произвольно проведённой на них пограничной черты принадлежит Китаю, и не жалели об этом, потому что верили таким сказкам, как например, будто китайцы имеют в Приамурском крае значительные силы для охранения, или ещё лучше, что на нижнем Амуре находятся города и крепости, каковы Тонден, Кажен и другие {Как означено на карте, приложенной к описанию Китая, архимандрита Иакинфа, 1842 г.}.
   Другой причиной нашего равнодушия к этому краю было то обстоятельство, что Берингово, Камчатское и Охотское моря в то время еще не посещались китобоями, их бороздили только одни наши транспорты, перевозившие из Охотска продовольствие на Камчатку и в северо-американские наши колонии. Возникновение настоящего коммерческого движения в Тихом океане нам казалось тогда весьма отдалённым или, лучше оказать, невозможным и в будущем. Мы никак не могли тогда и думать, что Англия откроет для торговли Китай и вместе с Северо-Американскими штатами создаст на Тихом океане коммерческое движение. По-настоящему, если бы мы следовали планам Петра I и Екатерины II, почин в этом деле должен был бы принадлежать России. Утвердись мы несколькими десятками лет ранее в Приуссурийском и Приамурском крае, англичане и американцы не обошли бы нас, заводя торговлю с Китаем.
   Теперь интересно оглянуться назад и проследить, что мы делали в то время и принимали ли какие-нибудь меры, чтобы предупредить Англию и Америку, или, по крайней мере, чтобы не остаться безучастными в их предприятии. Ответ короток: мы не только ничего не делали в этом направлении, но даже и не стремились заселить и приучить к оседлой жизни население восточных владений; что же касается Приамурского края, мы его не трогали, боясь этим раздражить китайское правительство, а оно, в свою очередь, не обращало внимания на этот край, опасаясь нас раздражить. Вот какой странной политики держались тогда обе стороны, -- мудрено при этом что-нибудь сделать39.
   Оставив, таким образом, Приамурский край Китаю, мы имели на Камчатке и в Охотске такую ничтожную силу, которая в этих местах насчитывала всего 500 человек морских чинов и две сотни казаков, при трёх транспортах, служивших для снабжения продовольствием через Охотск -- Петропавловска, Нижне-Камчатска, Тигиля, Большерецка и Гижиги40. Для охранения наших северо-американских колоний положено было посылать из Кронштадта военное судно, но это распоряжение с 1820 года было отменено и Российско-Американской компании предоставлено самой охранять свои колонии. Для снабжения же Охотского и Петропавловского портов Комиссариатскими41 кораблестроительными и артиллерийскими запасами и материалами, туда, по мере надобности, посылался из Кронштадта, года через три или четыре, транспорт. В видах основания производительной оседлости, а равно и для развития в Камчатском и Охотском краях торговли, на Камчатку и в Охотский край переселены были из Восточной Сибири крестьяне-земледельцы, а порты Петропавловск и Охотск объявлены порто-франко42. Для поощрения туземцев к огородничеству и хлебопашеству им были дарованы весьма значительные пособия. Начальникам края и служившим в нём офицерам дарованы были преимущества, заключавшиеся в награждении следующими чинами и пенсионами за пяти- и десятилетнюю службу.
   Все старания правительства создать из Петропавловска и Охотска на востоке такие порты, которые могли бы быть обеспечены на месте; оставались тщетными, ибо сама природа поставила к тому непреоборимые препятствия. Хлебопашество ни в Камчатском, ни в Охотском крае, по климатическим и почвенным условиям и по весьма правильно веденному ценному пушному промыслу, вознаграждавшему гораздо значительнее труды нежели земледелие, не привилось и не существовало. Хлеб родился только на бумагах и в канцеляриях, в действительности же его не только не было для продовольствия упомянутой ничтожной силы, но и для пропитания переселённых с этой целью крестьян. Мука и всё необходимое доставлялось в Охотск из Якутска на вьючных лошадях по ценам неимоверно высоким43, а из Охотска отвозилось в Камчатку на казенных транспортах. По этим причинам для Камчатки необходимо было существование Охотска.
   В российско-американских колониях также невозможно было разведение хлебопашества, а потому с этой и промышленной целью Компания заняла залив Бодего44, лежащий в северной Калифорнии. Это занятие могло бы иметь важное последствие, но Компания, действуя в ограниченном объеме коммерческого своего предприятия, не воспользовалась тогда почти свободным положением западного берега Калифорнии. Заняв узкую полосу земли около залива Бодего, она не шла далее от моря, во внутрь страны и к югу, с тем, чтобы сделать эти места житницей для своих колоний и Камчатки. Попытка её развести хлебопашество у моря, на полосе земли, подверженной влиянию морских туманов; оказывалась не совсем удовлетворительной; между тем как в нескольких верстах от моря девственная прекрасная почва и климат давали неимоверный урожай.
   Владения Компании ограничивались здесь маленьким селением, Фортом Росс45, в который Компания ввозила из Ситхи отслуживших срок или неспособных к работе своих промышленников. Из Форта Росс Компания получала, однако, мясо, овощи и тому подобное, хлеб же, масло, свечи и прочее ввозили в колонию из Якутска через Охотск; а потому, не смотря на более и более обнаружившиеся неудобства Охотского порта, он всё-таки был необходим для Компании, так же как для Камчатки.
   В Охотске не было ни одного начальника, который не делал бы Представлений правительству о необходимости перенести порт в другое место, потому что редкое из судов Охотской флотилии плавало там обыкновенным порядком; все они почти каждый год валялись на Охотском баре или на охотских кошках, где часто и погибали. Это обстоятельство принудило правительство заняться на Охотском море поисками нового места для устройства более удобного порта нежели Охотск; но вместе с тем имелось в виду устроить и более удобное сообщение с Якутском, так как существовавшая дорога от Якутска к Охотску была далеко не удовлетворительна.
   Две системы рек: а) Алдан с Маей и Алдамой, и б) Алдан с Учуром и Удой -- предоставляли, казалось, возможность устройства сообщения Якутска с восточным берегом Охотского моря гораздо лучше существовавшего пути от Якутска до Охотска, ибо река Мая, впадающая в реку Алдан, которая, в свою очередь, впадает в реку Лену, подходит на расстояние около 140 вёрст к реке Алдаме, впадающей в Охотское море под 56o северной широты. Река же Учур, впадающая в реку Алдан, подходит на такое же расстояние к реке Уде, впадающей в Охотское море под 54o северной широты. Из этих систем рек была принята первая система, потому что, по тщательной описи и исследованию капитанов Фомина и Сарычева, Удская губа оказалась совершенно неудобной для устройства порта; Алдамский же залив46, повидимому, представлялся для этого лучшим местом. Для этой цели от урочища Нелькан -- пункта на реке Мае, ближайшего к реке Алдаме -- и начали к этой реке вести дорогу, а по берегам реки Маи селить крестьян. Для устройства этой дороги и населения по реке Мае много было употреблено труда и капитала (более 600 тысяч рублей серебром), но все усилия оказались тщетными. Горы, болота, горные ручьи и речки, а также климатические условия представляли непреоборимые препятствия. Оседлость по берегам Маи, по тем же климатическим условиям и почве (болота, камни, дресва и прочее), не прививалась: хлеб пропадал, люди умирали с голоду и от болезней. Плавание по реке Мае, по случаю быстрых течений и шиверов, было не только неудобно, но и не безопасно. Единственные на всем восточном берегу между Охотском и Тугуром заливы Алдамский и лежащий от него к югу Аянский, по строгим наблюдениям и исследованиям Сарычева, Фомина и затем Кузьмина, оказались совершенно неудобными для устройства порта. Между тем, сведения, собранные Кузьминым от удских тунгусов, показывали, что гиляки, занимавшие низовья Амура, находятся в независимом от Китая положении, и что устье Амура должно быть доступно для входа в него судов с моря. Наконец, рассказы якутских купцов, которые вели торговлю с удскими и тугурскими тунгусами, давали повод сомневаться в справедливости заключения об устье реки Амура, выведенного Лаперузом, Браутоном и Крузенштерном, и в справедливости донесения нашей миссии из Пекина о положении Приамурского края и обитавших в нём народов. Эти обстоятельства и все сделанные попытки к устройству сообщения Якутска с берегом Охотского моря возбудили сожаление о потере Амура и ясно показали, что только эта река может открыть удобный путь из Сибири к океану.
   В 1828 и 1830 годах начальник байкальской флотилии П. С. Лутковский {Впоследствии адмирал, член Адмиралтейств-совета.} и капитан Кузьмин просили дозволения у генерал-губернатора Ловинского спуститься из Нерчинска по Амуру, в видах ознакомления с рекою, её устьем и обитающими по её берегам народами. Вследствие этого предложения с 1830 до 1832 года происходила об этом предмете переписка генерал-губернатора Ловинского с Петербургом, указывавшая всю важность этих исследований. Несмотря на то, что директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел Родофиникин горячо сочувствовал этому делу, дозволения спуститься по Амуру не только не последовало, но ещё замечено было генерал-губернатору, что "деятельность его в Сибири должна быть единственно направлена для поддержания и сохранения дружественных отношений наших с Китаем, необходимых для развития кяхтинской торговли; подобное же с нашей стороны предприятие может весьма повредить этим отношениям, а поэтому оно и не может быть допущено".
   Между тем в 1826 году отправлялась из Кронштадта учёная экспедиция капитана Литке47. Она могла бы разрешить, в какой степени справедливы сейчас сказанные сведения Фомина и Кузьмина, а также заключение авторитетных европейских знаменитых мореплавателей об устье реки Амура, но, вследствие научных исследований (доставивших капитану Литке европейскую известность) и других неблагоприятных обстоятельств, он не зашел в Охотское море {В инструкции, данной Ф. П. Литке от адмиралтейского департамента, сказано: "После описи Чукотской земли с Анадырской губой и восточного берега Камчатки, до мыса Лопатки, вы имеете отправиться в Охотское море и от северной оконечности полуострова Сахалина до Удской губы подробно описать берега и все бухты" (то-есть и Амурский лиман).}. Его экспедиция, между тем, была последней, которая имела все средства обнаружить всю неосновательность и фальшивость распространившихся тогда между моряками и всеми влиятельными правительственными лицами убеждений об устье реки Амура и его лимане. После этой экспедиции правительство не обращало более внимания на эти места. Затратив много труда и капитала без всякой пользы на устройство пути из Восточной Сибири к побрежью Охотского моря и не предвидя еще настоящего движения в Тихом океане, правительство охладело не только к Приамурскому краю, который требовал тщательных исследований и снаряжения особых экспедиций, но и к существовавшим тогда нашим владениям в этом океане. Петропавловск, несмотря на дарованные ему преимущества и употреблённые капиталы для возрождения там торговли и полезной оседлости, не двигался вперед ни на шаг: он оставался всё той же ничтожной деревней. Воды Авачинской губы, в которой расположен этот порт, бороздили только одни казённые транспорты, приходившие из Охотска с мукой, с казёнными продовольственными запасами и с приказчиками якутских купцов. Последние привозили ничтожное количество дрянных товаров, служивших большей частью для вымена от туземцев соболей. Через три или четыре года являлся в Петропавловск транспорт из Кронштадта с комиссариатскими, артиллерийскими и кораблестроительными запасами для команды портов Охотского и Петропавловского. Камчадалы и другие народы, жившие по берегам Охотского моря, оставались всё теми же звероловами. Сельскохозяйственная производительность не только к ним, но и к переселённым сюда с этой целью из Сибири крестьянам решительно не прививалась. Крестьяне, вскоре же после прибытия на Камчатку и на берега Охотского моря, бросали хлебопашество и делались такими же звероловами, какими было и местное население.
   Пустынные, бездорожные, гористые и тундристые местности, на огромном пространстве отделявшие Охотский край и Камчатский полуостров от центра управления Сибирью, климатические и другие условия этой страны, препятствовавшие устройству сколько-нибудь сносных внутренних сообщений, делали то, что даже все благонамеренные представления начальников Камчатки, клонившиеся, например, к устранению причин весьма быстро уменьшавшегося туземного населения (от занесения русскими в этот край заразных болезней)48, были не чем иным, как голосом вопиющего в пустыне. Переписка из Камчатки не только с Петербургом, но и с Иркутском, которого она составляла как бы уезд, длилась десятки лет {Так например, начальник Камчатки Петр Иванович Рикорд в 1810 году просил разрешения достроить госпиталь по присланному плану. План этот рассматривался более 20 лет; было задано несколько самых пустых вопросов, вследствие сделанных на этом плане особых приспособлений к местным условиям. Между тем лес, и другие материалы, заготовленные для госпиталя, сгнили, так что, когда через 22 года начальнику Камчатки Голенищеву-Кутузову (в 1832 году) разрешено было, наконец, построить этот госпиталь, то строить его было уже не из чего.}; несоблюдение какой-либо пустой, ничтожной формальности возбуждало в канцеляриях множество запросов. Эти и тому подобные причины уничтожали всякую энергию в самых усердных и благонамеренных начальниках; поэтому как они, так и все служащие на Камчатке и Охотске думали главное лишь о том, как бы поскорее выжить установленный по закону срок для получения привилегий. Все силы наши в Петропавловске состояли из 100 человек морских чинов и 100 казаков; эти люди составляли гарнизон, полицию и рабочих не только для Петропавловска, но и для всей Камчатки. Для защиты же порта с моря имелся деревянный бруствер, вооружённый десятью орудиями малого калибра. Охотск, как складочный пункт для Камчатки и наших американских колоний, несмотря на все старания правительства о его улучшении, представлял такую же ничтожную деревню, как в Петропавловск. Сельскохозяйственная оседлость в Охотском крае, так же как и на Камчатке, не прививалась.
   По всем изложенным причинам и ввиду того, что Охотский край и в особенности Камчатский полуостров навсегда должны были считаться отрезанными от метрополии, правительство смотрело на этот край как на необходимое зло, которое надобно было сносить, потому что в крае находилось до 10 000 ительменов и других подданных России. Вместе с этим между нашими моряками, приходившими на транспортах из Кронштадта, сложилось о Камчатке два совершенно противоположных мнения: одни полагали, что Петропавловск не может быть надлежащим для России портом на Восточном океане; другие же, напротив, утверждали, что Камчатка, как страна, господствующая над океанами и имеющая превосходную гавань -- Авачинскую губу, представляет для России всё, что только можем мы желать на отдалённом своём востоке, и что для подкрепления Камчатки стоит только занять какой-нибудь из островов, ближайший к тропикам и Петропавловску (Ф. П. Литке указывал на остров Бонин-Сима), и снабжать Петропавловск и Камчатку продовольствием из Манилы (как представлял А. А. Зеленой, бывший министр государственных имуществ). Это последнее мнение о важности значения для России Петропавловска до англо-французско-турецкой войны разделяли тогда все высокопоставленные правительственные лица и некоторые из генерал-губернаторов Восточной Сибири; в особенности же в этом был убеждён генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв (граф Амурский). Упомянутая война доказала всю фальшивость и полную несостоятельность этого убеждения.

   Вот каково было тогда положение на отдалённом Востоке; оно, впрочем, гармонировало с тем мёртвым состоянием, которое царствовало в то же время и на омывавшем его Восточном океане. Воспоминания о Приамурском крае носились только в легендах между сибиряками.
   В начале 1840-х годов в Охотском, Беринговом и Камчатском морях появляются целые флоты отважных и дерзких китобоев и вывозят каждый год из наших морей на десятки миллионов пиастров произведений китового промысла. В то же время англичане объявляют Китаю войну и заставляют эту гордую и недоступную нацию заплатить огромную контрибуцию и открыть для европейской торговли пять своих портов. Нас не включили в число других европейцев, потому что мы вели уже торговлю с Китаем через Кяхту. Шанхай, весьма близкий к Приамурскому краю, делается главным пунктом европейской торговли с Китаем. Правительство наше, застигнутое этим внезапным и быстрым переворотом на отдалённом Востоке и не имея там ни надлежащего опорного пункта, ни надлежащих сил, находится вынужденным оставаться равнодушным как к этому движению, так равно и к донесениям о дерзких поступках китобоев. Последние грабили не только наши прибрежья, но заходили и в самый Петропавловск, разбивали там караул и разбирали на дрова батареи; по прибрежьям жгли леса, грабили жителей и били в бухтах детёнышей китов, истребляя таким образом этих животных в наших морях. Правительство утешало себя тем, что, по крайней мере, Восточная Сибирь наша, по невозможности входа в реку Амур, защищена от всяких враждебных на неё покушений с моря.
   Внезапное торговое и промышленное движение в Восточном океане, -- движение, в котором еще по мысли Петра I и Екатерины II Россия должна была принять участие, и продажа в то же время Российско-Американской компанией Форта Росс возбудили в обществе много толков. Ничтожное положение наше на Восточном океане, потеря Приамурского края и продажа наших владений в Калифорнии были любимыми предметами разговора. Из них на первый указывали, как на единственный пункт, в котором мы давно бы могли основать оплот и силу на Восточном океане, а на последний (Калифорнию), как на пункт, где бы Россия могла иметь для своих судов станцию, обладавшую прекрасным климатом и обещавшую большие богатства. В периодических журналах того времени и газетах появились указания на важное значение для России Приамурского края. Это обстоятельство, сведения, что гиляки, занимавшие низовье Амура, независимы от Китая {Эти сведения доставлены были академиком Миддендорфом, осматривавшим западный берег Охотского моря и не дошедшим всего 200 км до устья Амура49.} и, наконец, представления по этому вопросу генерал-губернатора Восточной Сибири Руперта достигли наконец и престола.
   

ГЛАВА ПЯТАЯ

АМУРСКИЙ ВОПРОС ВОЗНИКАЕТ СНОВА

Возбуждение Амурского вопроса императором Николаем I в 1844 году. -- Повеление его барону Ф. П. Врангелю о посылке в Амурский лиман экспедиции. -- Основание Аяна. -- Посылка в лиман брига "Константин" под командою Гаврилова в 1846 году. -- Результаты посылки. -- Депеша барона Врангеля графу Нессельроде от 12 декабря 1846 года о недоступности устья Амура.

   
   Император Николай I, несмотря на представленные ему опасения о возможности разрыва с Китаем, о неудовольствии Европы, в особенности англичан, -- если мы решимся действовать на Амуре с целью обладания Приамурским краем {В это время носился слух, что будто бы статья Полевого, помещенная в "Северной Пчеле", о приобретении и потерях в продолжение царствования дома Романовых, в которой упоминалось о потере Амура и о важности этой потери, -- более всего возбудила внимание Николая I.}, и, наконец, несмотря на убеждения, что действия наши не принесут пользы, ибо знаменитыми мореплавателями доказано, что устье реки Амур недоступно с моря, -- пожелал все-же осуществить мысль своего прапрадеда и бабки. Все доводы графа Нессельрода не могли поколебать воли императора, преданного благу России. В Черном море снаряжалась в то время экспедиция, состоявшая из корвета "Менелай" ("Оливуца") и транспорта под начальством Е. В. Путятина. Экспедиция эта должна была следовать в Китай и Японию с целью установления торговых сношений с этими государствами, и ей, между прочим, было приказано обследовать лиман и устье реки Амура с тем, чтобы убедиться, действительно ли справедливы заключения знаменитых мореплавателей о недоступности устья реки для мореходных судов и действительно ли справедливы сведения, будто это устье охраняется значительными китайскими силами. Министр финансов, от которого требовалось на содержание этой экспедиции 250 000 рублей серебром, в особой записке Николаю I писал: "При неразвитии или, лучше сказать, несуществовавии нашей торговли в Восточном океане и неимении в виду, чтобы когда-либо могла существовать даже эта торговля без утверждения нашего в Приамурском крае, -- единственной полезной целью отправления Е. В. Путятина, я полагаю, будет поручение удостовериться, между прочим, в справедливости сложившегося убеждения о недоступности устья реки Амур, -- обстоятельства, обусловливающего степень полезности для России этой реки и орошаемого ею края. Но для разрешения этого вопроса не требуется снаряжения такой большой и дорогостоящей экспедиции, а гораздо лучше, в отношении политическом и финансовом, произвести исследования Амурского лимана и устья реки Амур через Российско-Американскую компанию, поручив ей отправить к устью этой реки на счет казны надлежащее судно из колонии".
   Это мнение министра финансов было утверждено Николаем I, и экспедиция Путятина была отменена. Вследствие такого решения Николая I министр иностранных дел граф Нессельроде50 писал председателю Главного правления Российско-Американской компании контр-адмиралу барону Ф. П. Врангелю:51 1) чтобы он озаботился отправлением из колонии за счет казны благонадёжного судна в лиман реки Амура с целью положительного дознания, в какой степени и для какого ранга судов возможен вход в Амурский лиман и в реку с моря; 2) уведомил бы его, для доклада императору, к какому времени это судно для исполнения такого поручения может быть готово и отправлено из колонии и сколько, приблизительно, будет стоить казне эта экспедиция, могущая положительно разрешить упомянутый вопрос. Граф Нессельроде вместе с тем объяснил барону Врангелю, что это должно быть произведено без огласки и что акционеры Компании не должны знать об этом. На это барон ответил, что судно может быть послано из колонии не ранее весны 1846 года и что он, вполне ценя доверие к нему правительства, примет все меры для точного исполнения воли императора; что же касается стоимости экспедиции, то она вероятно не превысит 5 000 рублей. В заключение барон объяснил, что он вполне уверен, что главный правитель колонии капитан 2 ранга Тебеньков, на которого ныне возлагается снаряжение из колонии судна, примет также и со своей стороны все необходимые меры.
   Вследствие этого отзыва граф Нессельроде препроводил барону Врангелю утверждённую Николаем I инструкцию командиру того судна, которое будет назначено для исследования лимана и устья реки Амура. В этой инструкции говорилось: "Главная цель ваша заключается в тщательном исследовании устья реки Амура, о котором существует мнение, что вход в него из-за наносных песков не только затруднителен, но и невозможен даже для самых мелкосидящих шлюпок, то-есть что река как бы теряется в песках. Для удостоверения этого повелевается:
   "1) Судну набрать на севере удобный для якорной стоянки пункт, ближайший к устью реки, и из него производить на гребных судах исследование.
   "2) В случае запроса китайцев: зачем пришло судно? -- отвечать, что бури, ветры и течения нечаянно его сюда занесли.
   "3) Людям, отправленным на гребных судах, говорить, что пришли около реки наловить рыбы.
   "4) Ласкать и одарять туземцев, на случай же неприязненных с их стороны намерений -- гребным судам держаться, по возможности, соединенно, так чтобы они могли взаимно помогать друг другу.
   "5) Флаг иметь какой-либо разноцветный, чтобы китайцы не могли подозревать, что судно русское, и чтобы через это не подать повода к каким-либо с их стороны на нас неудовольствиям, ибо правительство желает сохранить с ними тесную дружбу.
   "6) Описать лиман реки Амура, залив между Сахалином и матерым берегом и соседственный с лиманом юго-восточный [юго-западный] берег Охотского моря, до Удской губы. Для соображения же при описи этого последнего берега, прилагается карта оного, составленная академиком Миддендорфом, а равно и карта пути с этого берега в Забайкалье.
   "7) Донесение о действиях своих, а равно журналы и карты отправить из Аяна на имя председателя Главного правления Компании барона Врангеля".
   На докладе графа Нессельроде о проекте инструкции император отметил: "Принять все меры, чтобы паче всего удостовериться, могут ли входить суда в реку Амур; ибо в этом и заключается весь вопрос, важный для России".
   Эта инструкция, препровождённая графом Нессельроде барону Врангелю к точному исполнению, была отправлена к Завойко в Аян 5 марта 1846 года. Она вполне обнаруживает ошибочные понятия, какие имелись тогда о Приамурском крае, и объясняет политику нашу на отдалённом Востоке. Наконец, она указывает и на то, что от графа Нессельроде и барона Врангеля, не стесняясь никакими расходами, требовалось верно и положительно разрешить, какого именно ранга суда могут входить в реку Амур. В какой мере это важное для России по своим последствиям поручение, возбуждённое императором Николаем I, было исполнено, мы увидим ниже, а до того считаю не лишним сказать несколько слов об основании Аяна.
   В Охотске Российско-Американская компания имела свою факторию, к которой один или два раза в лето приходило из колонии и её Курильского отдела судно с мехами. Круг действия этой фактории заключался в отправке мехов в Иркутск и посылке в колонию различных продовольственных запасов и других вещей. Положение фактории около правительственного порта было выгодно для Компании, потому что ей не надо было содержать значительного числа людей и гребных судов, необходимых для выгрузки и нагрузки судов компании: во всех подобных обстоятельствах и других случаях фактория могла обращаться к средстам порта. Сверх того, компании не нужно было затрачивать значительного капитала для содержания и исправления дороги в Якутск, так как эту дорогу содержало правительство. По этим причинам перенесение Охотского порта всегда было связано с вопросом о перенесенная вместе с ним и компанейской фактории. За представлением начальников Охотского порта о переносе его всегда следовало представление начальников фактории в Главное правление Компании о переносе и фактории вместе с портом. Но так как правители этой фактории были чужды морского дела, и так как правительство не находило другого места для порта, кроме Охотска, то и фактория оставалась тут же, а Компания, имея в виду выгоды быть вблизи правительственного порта, не обращала внимания на представления начальников своей факторий.

   В 1843 году правителем этой фактории был назначен лейтенант В. С. Завойко (женатый на родной племяннице председателя Главного правления Компании барона Врангеля) и ему, как морскому офицеру, поручено было рассмотреть дело о перенесении фактории и представить об этом свои соображения. Начальником Охотского порта был тогда капитан I ранга Вонлярлярский -- человек деятельный, весьма знакомый с недостатками Охотска и с берегами Охотского моря и заинтересованный вопросом о переносе Охотского порта. Завойко предложил Вонлярлярскому вместе с факторией перенести порт из Охотска в Аянский залив. Вонлярлярский отклонил это предложение на том основании, что помянутый залив не представляет удобств для порта, ибо, во-первых, он открыт; во-вторых, суда на воде зимовать там не могут; в-третьих, время навигации к этому заливу столь же коротко, как и к Охотску, и, в-четвертых, к этому заливу надобно будет устраивать дорогу из Якутска, что сопряжено с большими расходами и затруднениями, как показал уже опыт Фомина. Наконец, он высказал, что не только в окрестностях Аяна, но и на берегах Охотского моря нет строевого леса, необходимого для исправления и постройки судов, в чём в Охотске не ощущалось недостатка (по рекам Охоте и Кухтую лес беспрепятственно сплавлялся в Охотск). В Аяне, кроме того, большой недостаток в рыбе, столь необходимой в этом крае, тогда как в Охотске она водится в изобилии. Несмотря, однако, на эти справедливые доводы о неудобстве для порта Аянского залива, лейтенанту Завойко тем не менее всё же было разрешено Главным правлением Компании перенести сюда факторию. В том же 1843 году, с помощью служивших в Компании Д. И. Орлова и якутского мещанина Березина, Завойко перенес факторию в залив Аян, и бароном Врангелем исходатайствовано было у правительства даровать ему те же права, какие даровались тогда главным правителям колонии. Таким образом; из начальника Охотской фактории, которые до Завойко были из мещан, Завойко в Аяне сделался почётным административным лицом и из лейтенантов в Охотске, с перенесением фактории в Аян, был произведён в капитаны 2-го ранга. Этот перенос фактории в залив Аян был весьма чувствителен для акционеров, ибо устройство дороги между Аяном и Нельканом и вообще сношения с Якутском и содержание её, а равно увеличение числа команд и судов при фактории потребовало не малых расходов. Дабы избавиться от дальнейших затрат, Главное правление Компании и люди, заинтересованные в ней, начали представлять правительству и распространять в обществе слух о великом значении Аяна в будущем: говорили, что только он будто бы может быть главным нашим портом на востоке. Правительство согласилось с этим и приняло на счет казны и содержание и окончательное устройство аянского тракта. Аян усилили казённой командой и переименовали в правительственный порт; на горький опыт Фомина не обратили внимания. По представлению Завойко была заселена река Мая и путь между Нельканом и Аяном и затрачено снова много денег. Население по Мае вымирало, и Аян оставался, той же ничтожной деревней, какой и был; сообщение его с Якутском было то же самое, как и Якутска с Охотском. Вред, происшедший от внимания правительства к Аяну и от сопряжённых с этим расходов, был весьма велик, ибо это отвлекало правительство от Приамурского края, и служило поводом людям, не сочувствовавшим амурскому делу, представлять императору, будто бы Аян составляет всё, что только нам можно желать на берегах отдалённого вашего востока, и что ввиду этого нам решительно не стоит обращать внимания на Приамурский край, который должно предоставить Китаю и тем ещё более утвердить наши дружеские отношения с Китайской империей. Вот история Аяна52.
   Согласно распоряжению барона Врангеля правитель колонии Тебеньков отправил к устью реки Амура маленький бриг "Константин" под командой поручика корпуса штурманов Гаврилова, офицера опытного, но больного. Экипаж брига состоял из трёх вольных штурманов и 22 человек команды, большею частью финнов, при двух байдарках и двух шлюпках. Тебеньков, предписывая Гаврилову зайти в Аян, где он должен был получить утверждённую императором инструкцию, в дополнение к ней, собственноручно написал к исполнению Гаврилову следующее: "По сведениям при устье Амура находится поселение русских беглецов из-за Байкала и большая китайская военная сила, а потому вы должны принять все меры предосторожности, дабы не иметь с китайцами неприязненных столкновений и дабы китайцы не могли узнать, что ваше судно русское. С русскими беглецами войдите тайно в сношения и обещайте им амнистию. В случае, если вы, при входе в лиман, встретите мели, то не должны подвергать судно опасности, ибо положительно известно, что устье реки недоступно.
   "При всём том вам вменяется в непременную обязанность, чтобы бриг возвратился в колонию благовременно, снабдив продовольствием промышленников на Курильских островах {Это обстоятельство о походе к Курильским островам весьма замечательно, ибо там нет укрытого места для судов и постоянно господствуют туманы, а потому снабжение продовольствием и принятие промысла весьма часто бывает сопряжено, с огромной потерей времени: судно должно выжидать благоприятных обстоятельств и, следовательно, терять иногда более двух недель.} и чтобы всё оставалось в тайне.
   "Чтобы все инструменты для наблюдения вы хранили у себя и чтобы все наблюдения для определения, места судна и берега вы делали сами, а равно и журнал писали собственноручно, без участия в этом ваших помощников, которые, а равно как и команда, ничего об этом не должны знать и никому не говорить, что вы были около реки Амура" {Вышеприведённая инструкция совершенно не согласна с помещённой в книге: "Историческое обозрение образования Российско-Американской компании" П. Тихменева. Разногласие происходит, вероятно, оттого, что Г. И. Невельской имел в своих руках всю секретную переписку, тогда как Тихменев не знал о её существовании. (Прим. редактора первого издания -- В. Бахтина.)}.
   Вследствие этих распоряжений 20 июля 1846 года бриг "Константин" вышел из Аяна и подошел к мысу Елизаветы, лежащему на северной оконечности Сахалина. Определившись по этому мысу и поверив хронометр, он направился вдоль сахалинского берега к юго-западу и, не доходя мыса Головачёва, попал в залив, который принял сначала за Амурский лиман, почему и назвал его заливом Обмана (впоследствии он был назван заливом Байкал; это название он носит и теперь на картах). 28 июля, пользуясь наступившим приливом, бриг перешёл через банку около мыса Головачёва и вступил в глубокий канал, направляющийся вдоль Сахалина к югу. По причине сильных течений и постоянных свежих противных ветров бриг подвигался по этому каналу весьма медленно и, дойдя до 53o северной широты, встал на якорь. Отсюда Гаврилов отправился к реке Амуру поперёк лимана, на байдарках. Достигнув входа в реку у южного мыса, он поднялся по реке на 12 миль (22 км) и тем же путем возвратился на бриг. Затем он отправился на шлюпке по каналу к югу и, встретив в широте 52o46' отмель, возвратился обратно на судно. 12 августа тем же каналом и через ту же банку бриг, выйдя из лимана в Охотское море, пошёл в Аян, куда и прибыл 20 августа 1846 года. Отсюда Гаврилов отправил через Завойко журнал и карту своей описи к барону Врангелю в С.-Петербург и 22 августа вышел из Аяна в Ново-Архангельск.
   Рассматривая внимательно упомянутые журналы и карту, мы находим:
   1) Что парусное судно, следующее к лиману с севера, должно встречать большие препятствия от мелей, банок, течения и почти постоянных свежих ветров.
   2) Гаврилов попал в лиман, перейдя через банку, около мыса Головачёва, на которой глубина в малую воду 5 футов (1,5 м); следовательно, надлежащего входа в лиман с севера он не нашел.
   3) Бриг, подвигаясь в лиман вдоль Сахалина к югу, частью под парусами, но большей частью на завозах, встречал глубины, уменьшавшиеся к югу; так что на широте 52o46' глубина была уже 3 сажени (5,5 м). Тянувшиеся в этом месте от Сахалина к материковому берегу отмели замыкали, казалось, лиман с юга, образуя перешеек, препятствовавший входу в лиман из Татарского залива.
   4) Гаврилов от Сахалина, поперёк лимана, на двух байдарках подходил к южному входному в реку мысу и попал на банку с глубиною от 1/4 до 1/2 сажени (от 0,5 до 1 м), которая, казалось, должна была запирать устье реки. Поднявшись же от этого мыса вверх по реке на байдарках до 12 миль, Гаврилов находил на этом пространстве глубины от 3 1/2 до 5 сажен (от 6 до 9 м). Перевалив к противоположному, северному берегу реки и следуя под ним по тем же глубинам до северного входного в реку мыса, Гаврилов за мысом, в лимане, потерял эту глубину между мелями, лайдами и банками, и ему показалось, что мели или совершенно запирают вход в реку, или что между ними существует узкий, извилистый, мелководный канал (как сказано Гавриловым в журнале).
   5) Гаврилов не встречал ни русских (о которых Тебеньков говорил в инструкции) ни китайцев и не заметил никаких признаков правительственного китайского влияния на эти места и на обитателей гиляков, которые везде принимали его ласково и объясняли, что они никому ясака не платят.
   6) Что по пеленгам и широтам, определённым Гавриловым, составляется удовлетворительный очерк берегов северной части лимана.
   7) В этом же журнале объясняется Гавриловым, что за краткостью времени, по ничтожеству имевшихся у него средств, вследствие свежих ветров и течений, которые он встретил, ему не представлялось никакой возможности произвести тщательные и подробные исследования, которые могли бы разрешить вопрос о состоянии устья реки Амура и её лимана.
   Затем в письме своём барону Врангелю Гаврилов писал, что возложенное на него поручение он исполнить не мог и что поэтому из его описи нельзя делать каких-либо заключений об устье реки Амура и её лимане, до какой степени они доступны с моря.
   На карте же, приложенной к этому журналу и составленной по упомянутой описи, показано: а) устье реки, заграждённое банкой, на которой глубина от 1/4 до 1/2 сажени (от 0,5 до 1 м), б) вход в лиман с севера загражден банкой в 5 футов (1,5 м), и в) от широты 52o46' показана поперек всего лимана отмель, представляющая как бы перешеек, соединяющий Сахалин с материком {Подлинные журналы и карта Гаврилова 1846 года хранятся в архиве Азиатского департамента Министерства иностранных дел, копии же с них, а равно и подлинное письмо Гаврилова Врангелю находилось в архиве бывшего Главного правления Американской компании. Карта Гаврилова напечатана в атласе Тебенькова, стр. 30; по ней показано, что устье реки запирает банка, на которой глубина только 0,25 и 0,5 саж., а к югу, от широты 52o46', мель.}. Итак, карта, приложенная к журналу Гаврилова, подтверждает мнение Лаперуза, Браутона и Крузенштерна, что устье Амура и его лиман недоступны и что Сахалин полуостров.
   После этого, ввиду столь важного вопроса, следовало бы или послать вторично в лиман Амура судно со всеми средствами, какие по опыту оказались бы нужными, дабы разрешить положительно упомянутый вопрос, или же, представляя императору Николаю I о посылке в лиман Гаврилова, объяснить в докладе, что этой посылкой вопрос о реке Амуре еще не разрешен. Однако документы по этому вопросу показывают следующее: 12 декабря 1845 года барон Врангель доносит графу Нессельроде: "Из приложенных при сем в подлиннике журнала и составленной по нему карты северной части Амурского лимана и устья реки Амура, ваше сиятельство изволите усмотреть, что возложенное на меня высочайшее повеление исполнено. Судно Российско-Американской компании было послано, и Гаврилов осмотрел северную часть лимана и устье реки Амура, которое оказалось доступным только для мелкосидящих шлюпок. При этом осмеливаюсь ходатайствовать о награждении главного правителя колонии, капитана 1-го ранга Тебенькова, снаряжавшего экспедицию Гаврилова, самого Гаврилова и экипажа, бывшего в оной. Что же касается до стоимости этой экспедиции, то она простирается в 5435 рублей серебром". За сим граф Нессельроде в докладе своём от 15 декабря 1846 года, пишет:
   "Повеление Вашего величества председателем Главного правления Российско-Американской компании бароном Врангелем в точности исполнено; устье реки Амура оказалось недоступным для мореходных судов, ибо глубина на оном от 1 1/2 до 3 1/2 футов (0,4 до 1 м), и Сахалин -- полуостров; почему река Амур не имеет для России никакого значения". На этом докладе Николай I написал: "Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить; лиц, посылавшихся к Амуру, наградить".
   22 января 1847 года граф Нессельроде сообщил барону Врангелю, что император повелеть соизволил: "За труды, оказанные при посылке в Амурский лиман судна, выдать из сумм Азиатского департамента Министерства иностранных дел: главному правителю колонии Тебенькову 2 000 рублей, командиру брига "Константин" Гаврилову 1 500 рублей, экипажу брига 1 000 рублей и уплатить Российско-Американской компании 5 453 рубля. Затем дело о реке Амуре навсегда считать конченным и всю переписку поэтому хранить в тайне" {Все упомянутые документы находятся в архиве Азиатского департамента Министерства иностранных дел, в секретном деле по Амуру (1844--1849 годы).}.
   

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЗАБЛУЖДЕНИЯ В ВОПРОСЕ О ГРАНИЦЕ С КИТАЕМ

Представление Вонлярлярского о переносе Охотска в 1847 году. -- Причины посылки торговой экспедиции из Аяна на реку Тугур и южный берег Охотского моря. -- Сведения, доставленные академиком Миддендорфом. -- Действия правительства относительно Китая до 1847 года. -- Мнение правительства о Приамурском крае, вследствие донесений барона Врангеля и графа Нессельроде. -- Решение правительства в 1848 году снарядить экспедицию Ахте для проведения границы с Китаем. -- Окончательное решение правительства, в том же году, об отдаче всего Приамурского бассейна Китаю.

   
   Начальник Охотского порта капитан Н. Вонлярлярский представил о необходимости перенести Охотский порт в усмотренный в 1844 году Миддендорфом на Сенекинском полуострове залив, названный при описи его капитаном Поклонским заливом "Великий князь Константин"53. Этот залив, по мнению его, представлял все удобства для основания в нем порта гораздо лучшего чем Охотский и Аянский. Дело об этом предмете по ходатайству директора инспекторского департамента М. Н. Лермонтова в исходе 1847 года со стороны Морского министерства было решено в том смысле, чтобы перенести в этот залив Охотский порт, и испрашивалось уже для этого 250 000 рублей; но ожидалось только заключение генерал-губернатора Восточной Сибири о том, что будет стоить перевести дорогу из этого залива по южному склону Яблонового хребта в Забайкальскую область, по пути Миддендорфа.
   В то же самое время, с другой стороны, председатель Главного правления Компании Ф. П. Врангель и начальник Аянского порта и фактории В. С. Завойко докладывали генерал-губернатору Восточной Сибири об удобствах соединить в Аяне и правительственный порт, как в пункте, который вместе с тем, посредством вьючной дороги от Нелькана до Аяна и далее по рекам: Мае, Алдану и Лене представляет удобное сообщение с Якутском. Для совершенного обеспечения этого пути Завойко предлагал между Аяном и Нельканом и по берегам реки Маи образовать селения из крестьян, для чего, говорил он, имеются на этом пространстве хорошие и удобные места.
   В 1845 году академик Миддендорф писал, между прочим, генерал-квартирмейстеру Бергу, что, следуя вместе с топографом Вагановым от Тугурской губы с юго-западного берега Охотского моря в Забайкальскую область по южному склону Станового хребта, тянувшегося к западу, он находил несколько каменных столбов в виде пирамидальных груд, которые поставлены маньчжурами и китайцами как пограничные знаки. Так как по Нерчинскому трактату 1689 года граница наша с Китаем в этих местах должна была итти не по южному склону этих гор, а по вершинам оных, то на этом основании китайцы отдалили границу к югу и уступили добровольно России огромное пространство земли, в которой он нашел несомненные богатства золотых россыпей. России этим бы и следовало воспользоваться, то-есть провести границу с Китаем по направлению столбов. Эти известия генералом Бергом были доведены до сведения военного министра графа Чернышёва и министра иностранных дел графа Нессельроде. Затем тот же академик Миддендорф писал, что полезно было бы с гиляками, обитающими на юго-западном берегу Охотского моря, вступить в торговые сношения как с народом, по собранным им сведениям, независимым, и для удобства торговли приобрести от них клочок земли для устройства зимовья {Это обстоятельство обнаруживает, что Миддендорф, делая подобные заключения, совершенно не знал гиляков, ибо каким образом от народа, не имеющего никакого понятия о территориальной собственности, а тем более и гражданственности, приобретать землю куплей.}. Вследствие этого обстоятельства, а равно и для уничтожения кулачества якутских торгашей, с разрешения Главного правления в 1847 году В. С. Завойко послал из Аяна для торговли по стойбищам тунгусов, живших между Нельканом и Тугуром, и служившего в Компании Д. И. Орлова. В 1848 году Орлов встретился в урочище Бурукан с нейдальцами54, прибывшими туда с реки Амгуни. Нейдальцы просили Орлова ехать с ними на реку Амгунь, но Орлов, зная, что места эти считаются китайскими, не решился на это {Все упомянутые сведения показывают одни только заблуждения о крае и народе, в чём обитающем, а также и о границе нашей с Китаем.}. Здесь Орлов встретился также и с гиляками, обитавшими на юго-западном берегу Охотского моря, к северу от Амурского лимана, и вступил с ними в торговые сношения. Главное правление Компании, получив от Завойко донесение о вступлении Орлова на Бурукане в торговые сношения с гиляками юго-западного берега Охотского моря и имея в виду сведения и мнение академика Миддендорфа, в 1849 году ходатайствовало через графа Нессельроде о дозволении продолжать эту расторжку с гиляками и построить у них зимовье. Для этого оно просило командировать из Охотска 10 человек мастеровых и 10 казаков в распоряжение опытного в этом деле прапорщика Орлова, подчинив его начальнику Аянской фактории Завойко, а экспедицию эту назвать торговой экспедицией Аянской фактории.
   Отвечая на ходатайство, граф Нессельроде от 25 февраля 1849 года уведомил Главное правление Компании, что государь одобрил это представление. В заключение он объяснил, что цель этой торговой экспедиции должна единственно состоять в том, чтобы вступить в расторжку с гиляками, обитающими на юго-западном берегу Охотского моря, к северу от Амурского лимана, но отнюдь не касаться устья реки Амура, тем более Амурского бассейна.
   Таково происхождение этой ничтожной по цели торговой экспедиции, возникшей по инициативе Российско-Американской компании! Это обстоятельство ещё более уясняет то заблуждение, какое царствовало тогда по вопросу о границе нашей с Китаем. До 1847 года, то-есть до представления Врангелем и графом Нессельроде доклада о результатах посылки в Амурский лиман Гаврилова, правительство наше постоянно отклоняло предложение китайцев о разграничении земель, лежащих к востоку от верховьев реки Уды до моря и оставленных по Нерчинскому трактату неразграниченными. Правительство не теряло надежды утвердиться в Приамурском бассейне, если по исследованиям устье реки Амура и его лиман окажутся доступными для входа судов с моря. Оно ждало только благоприятных обстоятельств, чтобы привести в исполнение мысли Петра Великого и Екатерины II; но, убедившись, по донесениям барона Врангеля и графа Нессельроде, в недоступности устья реки Амура и его лимана и имея в виду: а) представление о важном значении Аяна; б) мнение о Петропавловском порте, долженствовавшем быть главным нашим портом на Восточном океане, и наконец в) сведения о пути академика Миддендорфа от Тугурской губы по южному склону Станового хребта, а также о найденных им по этому пути каких-то китайских пограничных знаках, -- правительство в 1847 году окончательно решилось установить границу с Китаем на отдалённом Востоке и тем прекратить весьма часто повторявшуюся неприятную переписку об этом предмете с Китаем. Вместе с тем рушились и все надежды сибиряков на реку Амур; мы предоставили как эту реку, так и весь её бассейн навсегда Китаю, в сознании, что по недоступности её устья и лимана для судов с моря она бесполезна для России.
   Для определения границы с Китаем в 1848 году положено было воспользоваться упомянутыми сведениями о столбах или пограничных знаках и о пути от Тугурской губы, сообщённых Миддендорфом генералу Бергу, военному министру графу Чернышёву и министру иностранных дел графу Нессельроде, -- лицам, весьма сочувствовавшим тогда предложению этого академика установить границу по его пути, от Тугурской губы к Забайкалью. В том же 1848 году на ходатайство упомянутых лиц последовало высочайшее повеление о снаряжении экспедиции под начальством подполковника генерального штаба Ахте в составе горных инженеров Меглицкого и Кованько, астронома Шварца, нескольких топографов, штейгеров и с особою при экспедиции командою для развед ливые доводы о неудобствѣ для порта Аянскаго залива, г-ну Завойко было разрѣшено главн. правл. компаніи перенести сюда факторію. Въ томъ-же 1848 г., съ помощію служившихъ въ компаніи Д. И. Орлова и якутскаго мѣщанина Березина, Завойко перенесъ факторію въ заливъ Аянъ и барономъ Врангелемъ исходатайствовано было у правительства даровать ему тѣ же права, какія даровались тогда главнымъ правителямъ колоніи. Такимъ образомъ, изъ начальника охотской факторіи, которые предъ Завойкою были изъ мѣщанъ, Завойко въ Аянѣ сдѣлался почетнымъ административнымъ лицомъ и изъ лейтенантовъ въ Охотскѣ, съ перенесеніемъ факторіи въ Аянъ, былъ произведенъ въ капитаны 2-го ранга. Этотъ переносъ факторіи въ заливъ Аянъ былъ весьма чувствителенъ для акціонеровъ, ибо устройство дороги между Аяномъ и Нелькинымъ и вообще сношенія съ Якутскомъ и содержаніе онаго, а равно увеличеніе числа командъ и судовъ при факторіи, потребовало не малыхъ расходовъ. Дабы избавиться отъ дальнѣйшихъ затратъ, главное правленіе компаніи и люди, заинтересованные въ ней, начали представлять правительству и распространять въ обществѣ слухъ о великомъ значеніи Аяна въ будущемъ: говорили, что только онъ будто-бы можетъ быть главнымъ нашимъ портомъ на востокѣ. Правительство согласилось съ этимъ и приняло на счетъ казны и содержаніе, и окончательное устройство аянскаго тракта. Аянъ усилили казенной командой и переименовали въ правительственный портъ; на горькій опытъ Ѳомина не обратили вниманія. По представленію г. Завойко заселили рѣку Мая и путь между Нелькинымъ и Аяномъ и убили снова много денегъ и людей. Населеніе по Маѣ вымирало и Аянъ оставался той же ничтожной деревней, какою и былъ; сообщеніе его съ Якутскомъ было тоже самое, какъ и Якутска съ Охотскомъ. Вредъ, происшедшій отъ вниманія правительства къ Аяну и отъ сопряженныхъ съ этимъ расходовъ, былъ весьма важенъ, ибо это отвлекало правительство отъ при-амурскаго края и служило поводомъ людямъ, не сочувствовавшимъ амурскому дѣлу, представлять Государю Императору, что будто бы Аянъ составляетъ все, что только намъ можно желать на берегахъ отдаленнаго нашего востока, и что въ виду этого намъ рѣшительно не стоитъ обращать вниманія на при-амурскій край, который должно предоставить Китаю и тѣмъ еще болѣе утвердить наши дружескія отношенія съ Китайской имперіей. Вотъ исторія Аяна.
   Согласно распоряженію барона Врангеля, правитель колоніи г-нъ Тебеньковъ отправилъ къ устью р. Амуръ маленькій бригъ "Константинъ", подъ командою поручика корпуса штурмановъ Гаврилова, офицера опытнаго, но больнаго. Экипажъ брига состоялъ изъ 3-хъ вольныхъ штурмановъ и 22-хъ человѣкъ команды, большею частію финляндцевъ, при 2-хъ байдаркахъ и 2-хъ шлюпкахъ. Г. Тебеньковъ, предписывая Гаврилову зайти въ Аянъ, гдѣ онъ долженъ былъ получить Высочайше утвержденную инструкцію, въ дополненіе къ ней, собственноручно написалъ къ исполненію Гаврилову слѣдующее: "По свѣдѣніямъ при устьѣ Амура находится поселеніе русскихъ бѣглецовъ изъ-за Байкала и большая китайская военная сила, а потому вы должны принять всѣ мѣры предосторожности, дабы не имѣть съ китайцами непріязненныхъ столкновеній и дабы китайцы не могли узнать, что ваше судно русское. Съ русскими бѣглецами войдите тайно въ сношеніе и обѣщайте имъ амнистію. Въ случаѣ, если вы, при входѣ въ лиманъ, встрѣтите мели то не должны подвергать судно опасности, ибо положительно извѣстно, что устье рѣки недоступно".
   "Пря всемъ томъ вамъ вмѣняется въ непремѣнную обязанность, чтобы бригъ возвратился въ колонію благовременно, снабдивъ продовольствіемъ промышленниковъ на Курильскихъ островахъ {Это обстоятельство о походѣ къ Курильскимъ островамъ весьма замѣчательно, ибо тамъ нѣтъ укрытаго мѣста для судовъ и постоянно господствуютъ туманы, а потому снабженіе продовольствіемъ промышленниковъ и принятіе промысла весьма часто бываетъ сопряжено съ огромною потерею времени: судно должно выжидать благопріятныхъ обстоятельствъ и, слѣдовательно, терять иногда болѣе 2-хъ недѣль.} и чтобы все оставалось въ тайнѣ.
   "Чтобы всѣ инструменты для наблюденія вы хранили у себя и чтобы всѣ наблюденія для опредѣленія мѣста судна и берега вы дѣлали сами, а равно и журналъ писали бы собственноручно, безъ участія въ этомъ вашихъ помощниковъ, которые, а равно какъ и команда, ничего объ этомъ не должны знать и никому не говорить, что вы были около р. Амуръ" {Примѣчаніе Ред. Вышеприведенная инструкція совершенно не согласна съ помѣщенною въ книгѣ: "Историческое обозрѣніе образованія россійско-американской компаній" П. Тихменева; разногласіе происходитъ, вѣроятно, отъ того, что адмиралъ имѣлъ и своихъ рукахъ всю секретную переписку, тогда какъ г. Тихменевъ не зналъ о ея существованіи.}.
   Вслѣдствіе этихъ распоряженій, 20 іюля 1846 г. бригъ "Константинъ" вышелъ изъ Аяна и подошелъ къ мысу Елизавета, лежащему на сѣверной оконечности Сахалина. Опредѣлившись по этому мысу и повѣривъ хронометръ, онъ направился вдоль Сахалинскаго берега къ юго-западу и, не доходя мыса Головачева, попалъ въ заливъ, который принялъ сначала за амурскій лиманъ, почему и назвалъ его заливомъ Обмана (впослѣдствіи онъ названъ заливомъ Байкалъ; это названіе онъ носитъ и теперь на картахъ). 28 іюля, пользуясь полной водой, около мыса Головачева, бригъ перешелъ чрезъ банку и вступилъ въ глубокій каналъ, направляющійся вдоль Сахалина, къ югу. По причинѣ сильныхъ теченій и постоянныхъ свѣжихъ противныхъ вѣтровъ, бригъ подвигался по этому каналу весьма медленно и, дойдя до широты 53o N, всталъ на якорь. Отсюда г. Гавриловъ отправился къ р. Амуръ поперегъ лимана, на байдарахъ. Достигнувъ входа въ рѣку у южнаго мыса, онъ поднялся по рѣкѣ на 12 миль и тѣмъ же путемъ возвратился на бригъ. За тѣмъ онъ отправился на шлюпкѣ, по каналу, къ югу и, встрѣтивъ въ широтѣ 52o 46' отмель, возвратился обратно на судно. 12 августа, тѣмъ же каналомъ и чрезъ ту же банку, бригъ, выйдя изъ лимана въ Охотское море. пошелъ въ Аянъ, куда и прибылъ 20 августа 1846 г. Отсюда Гавриловъ отправилъ, чрезъ г. Завойко, журналъ и карту своей описи къ барону Врангелю, въ С.-Петербургъ и 22 августа вышелъ изъ Аяна въ Ново-Архангельскъ.
   Разсматривая внимательно упомянутые журналъ и карту, мы находимъ:
   1) Что парусное судно, слѣдующее къ лиману съ сѣвера, должно встрѣчать большія препятствія отъ мелей, банокъ, теченія и почти постоянныхъ свѣжихъ вѣтровъ.
   2) Что г. Гавриловъ попалъ въ лиманъ перейдя чрезъ банку, около мыса Головачева, на которой глубина въ малую воду 5 фут., слѣдовательно надлежащаго входа въ лиманъ, съ сѣвера, онъ не нашелъ.
   3) Что бригъ, подвигаясь въ лиманъ, вдоль Сахалина, къ югу, частію подъ парусами, но большею частію на завозахъ, встрѣчалъ глубины, уменьшавшіяся къ югу; такъ, что, дойдя до широты 52o, 46', глубина была уже 3 сажени. Тянувшіяся въ этомъ мѣстѣ отъ Сахалина къ матерому берегу отмели замыкали, казалось, лиманъ съ юга, образуя перешеекъ, препятствовавшій входу въ лиманъ изъ Татарскаго залива.
   4) Что г. Гавриловъ, отъ Сахалина, поперегъ лимана, на 2-хъ байдаркахъ, подходилъ къ южному входному въ рѣку мысу и попалъ на банку съ глубиною отъ 1/4 до 1/2 саж., которая, казалось, должна была запирать устье рѣки. Поднявшись же отъ этого мыса вверхъ по рѣкѣ, на байдаркахъ, до 12 миль, Гавриловъ находилъ на этомъ пространствѣ глубину отъ 3 1/2, до 5 саж. Переваливъ къ противоположному сѣверному берегу рѣки и слѣдуя подъ нимъ по тѣмъ же глубинамъ, до входнаго сѣвернаго въ рѣку мыса, г. Гавриловъ за мысомъ, въ лиманѣ, потерялъ эту глубину между мелями, лайдами и банками и ему показалось, что мели или совершенно запираютъ входъ въ рѣку, или что между ними существуетъ узкій, извилистый, мелководный каналъ (какъ выражено Гавриловымъ въ журналѣ).
   5) Что онъ не встрѣчалъ ни русскихъ (о которыхъ Тебеньковъ говоритъ въ инструкціи), ни китайцевъ и не замѣтилъ никакихъ признаковъ правительственнаго китайскаго вліянія на эти мѣста и на обитателей оныхъ, гиляковъ, которые вездѣ принимали его ласково и объясняли, что они никому ясака не платятъ.
   6) Что по пеленгамъ и широтамъ, опредѣленнымъ, г. Гавриловымъ, составляется удовлетворительный очеркъ береговъ сѣверной части лимана.
   и 7) Въ этомъ же журналѣ объясняется г. Гавриловымъ, что по краткости времени, ничтожеству имѣвшихся у него средствъ и по свѣжимъ вѣтрамъ и теченіямъ, которые онъ встрѣтилъ, ему не представлялось никакой возможности произвести тщательныя и подробныя изслѣдованія, которыя могли бы разрѣшить вопросъ о состояніи устья рѣки Амуръ и ея лимана.
   Затѣмъ, въ письмѣ своемъ барону Врангелю, г. Гавриловъ писалъ, что возложенное на него порученіе, по краткости времени, по неимѣнію средствъ и по встрѣченнымъ имъ препятствіямъ, онъ исполнить не могъ и что поэтому изъ его описи нельзя дѣлать какихъ либо заключеній объ устьѣ рѣки Амуръ и ея лиманѣ, до какой степени они доступны съ моря.
   На картѣ же, приложенной къ этому журналу и составленной по упомянутой описи, показано: а) устье рѣки загражденнымъ банкою, на которой глубина отъ 1/4 до 1/2 саж., б) входъ въ лиманъ съ сѣвера загражденъ банкою въ 5 фут., и в) отъ широты 52o 46' показана поперегъ всего лимана отмель, представляющая какъ бы перешеекъ, соединяющій Сахалинъ съ материкомъ {Подлинные журналъ и карта Гаврилова 1846 г. хранятся въ архивѣ азіатск. департ. министр. иностр. дѣлъ, копіи же съ нихъ, а равно и подлинное письмо Гаврилова Врангелю, находились въ архивѣ бывшаго главнаго правл. рос. америк. компаніи. Карта Гаврилова напечатана въ атласѣ Тебенькова стр. 30; на ней показано, что устье рѣки запираетъ банка, на которой глубина только 1/4 и 1/2 саж., а къ югу, отъ широты 52o 46', мель.}. И такъ карта, приложенная къ журналу Гаврилова, подтверждаетъ мнѣнія Лаперуза, Браутона и Крузенштерна, что устье р. Амуръ и ея лиманъ недоступны и что Сахалинъ полуостровъ.
   Послѣ этого, въ виду столь важнаго вопроса, слѣдовало бы или безъ испрошенія Высочайшаго соизволенія послать вторично въ лиманъ рѣки Амуръ судно со всѣми средствами, какія по опыту оказались бы нужными, дабы разрѣшить положительно упомянутый вопросъ, или же, представляя Государю Императору о посылкѣ въ лиманъ г. Гаврилова, объяснить въ докладѣ, что этою посылкою вопросъ о р. Амуръ еще не разрѣшенъ; но документы объ этомъ предметѣ показываютъ слѣдующее:-- 12 декабря 1846 г., баронъ Врангель доноситъ графу Несельроде: "Изъ приложенныхъ при семъ въ подлинникѣ, журнала и составленной по немъ карты сѣверной части амурскаго лимана и устья р. Амуръ, ваше сіятельство изволите усмотрѣть, что возложенное на меня Высочайшее повѣленіе исполнено. Судно рос. америк. компаніи было послано и г. Гавриловъ осмотрѣлъ сѣверную часть лимана и устье р. Амуръ, которое оказалось доступнымъ только для мелкосидящихъ шлюпокъ. При этомъ осмѣливаюсь ходатайствовать о награжденіи главнаго правителя колоніи, капитана 1 ранга Тебенькова, снаряжавшаго экспедицію Гаврилова, самаго Гаврилова и экипажа, бывшаго въ оной. Что же касается до стоимости этой экспедиціи, то она простирается въ 5,435 руб. сер." За симъ графъ Несельроде, въ докладѣ своемъ отъ 15 декабря 1846 г., излагаетъ Государю Имнератору: --
   "Повелѣніе Вашего Величества предсѣдателемъ главнаго правленія рос. америк. компаніи барономъ Врангелемъ въ точности исполнено; устье р. Амуръ оказалось недоступнымъ для мореходныхъ судовъ, ибо глубина на ономъ отъ 1 1/2 до 3 1/2 фут. и Сахалинъ полуостровъ; почему р. Амуръ не имѣетъ для Россіи никакаго значенія". На этомъ докладѣ Государь Императоръ изволилъ написать: "Весьма сожалѣю. Вопросъ объ Амурѣ, какъ о рѣкѣ безполезной, оставить; лицъ, посылавшихся къ Амуру, наградить."
   За симъ, 22 января 1847 г., графъ Несельроде сообщилъ барону Врангелю, что Его Величество повелѣть соизволилъ: "за труды, оказанные при точномъ исполненіи Высочайшей воли, относительно посылки въ амурскій лиманъ судна, выдать изъ суммъ азіатскаго департамента министерства иностр. дѣлъ: главному правителю колоніи Тебенькову 2,000 рубл., командиру брига "Константинъ" Гаврилову, 1,500 рубл., экипажу брига 1,000 р. и уплатить россійско-америк. компаніи 5,435 рубл. Затѣмъ дѣло о р. Амуръ навсегда считать конченнымъ и всю переписку по этому хранить въ тайнѣ" {Всѣ упомлнутые документы находятся въ архивѣ азіатскаго департамента мин. иностр. дѣлъ, въ секретномъ дѣлѣ по Амуру (1844--1849 г.).}.
   

ГЛАВА VI.

Представленіе Вонлярдскаго о переносѣ Охотска, въ 1847 г. Причины посылки торговой экспедиціи изъ Аяна на р. Тугуръ и южный берегъ Охотскаго моря.-- Свѣдѣнія, доставленныя академикомъ Мидендорфомъ.-- Дѣйствія правительства относительно Китая, до 1847 года.-- Мнѣніе правительства о при-амурскомъ краѣ, вслѣдствіе донесеній барона Врангеля и графа Несельроде.-- Рѣшеніе правительства въ 1848 г., снарядить экспеднцію Ахте, для проведенія границы съ Китаемъ.-- Окончательное рѣшеніе правительства, въ томъ же году, объ отдачѣ всего при-амурскаго бассейна Китаю.

   
   Начальникъ охотскаго порта капитанъ Н. Вонлярлярскій представилъ о необходимости перенести охотскій портъ въ усмотрѣнный въ 1844 г. Мидендорфомъ на Секпекинскомъ полуостровѣ, заливъ, названный при описи его капитаномъ Поклонскимъ, заливомъ "Великій князь Константинъ". Этотъ заливъ, по мнѣнію его, представлялъ всѣ удобства для основанія въ немъ порта гораздо лучшаго чѣмъ охотскій и аянскій. Дѣло объ этомъ предметѣ, по ходатайству директора инспекторскаго департамента М. Н. Лермонтова, въ исходѣ 1847 г., со стороны морскаго министерства было рѣшено въ томъ смыслѣ, чтобы перенести въ этотъ заливъ охотскій портъ, и испрашивалось уже для этого 250,000 рубл.; но ожидалось только заключенія генералъ-губернатора Восточной Сибири о томъ, что будетъ стоить провести дорогу изъ этого залива по южному склону Яблоноваго хребта въ Забайкальскую область, по пути Мидендорфа.
   Въ то же самое время, съ другой стороны, предсѣдатель главнаго правленія компаніи Ф. П. Врангель и начальникъ аянскаго порта и факторіи В. С. Завойко докладывали генералъ-губернатору Восточной Сибири объ удобствахъ соединить въ Аянѣ и правительственный портъ, какъ въ пунктѣ, который, вмѣстѣ съ тѣмъ, посредствомъ вьючной дороги отъ Нелькина до Аяна и далѣе, по рѣкамъ: Маѣ, Алдану и Ленѣ, представляетъ удобное сообщеніе съ Якутскомъ. Для совершеннаго обезпеченія этого пути, г. Завойко предлагалъ, между Аяномъ и Нелькиномъ и по берегамъ рѣки Маи образовать селенія изъ крестьянъ, для чего, говорилъ онъ, имѣются на этомъ пространствѣ хорошія и удобныя мѣста.
   Точно также въ 1845 г., камчатскій епископъ Инокентій {Нынѣ митрополитъ московскій.}, въ письмѣ московскому митрополиту Филарету, между прочимъ, писалъ {Это письмо обнародовано въ "Трудахъ Православнаго Благовѣстія", 1846 г., стр. 263.}: "Свѣтъ св. Евангелія начинаетъ распространяться съ нашей стороны и на предѣлы китайской имперіи, впрочемъ, безъ всякаго съ моей стороны участія. Священникъ во время своихъ поѣздокъ по приходу имѣетъ случай видѣться на Буруканѣ {Урочище или мысъ Буруканъ лежитъ на лѣвомъ берегу рѣки Тугура, около 150 вер. отъ ея устья. Изъ этого видно, что это урочище принималось тогда за границу съ Китаемъ, ибо чрезъ него проходила упомянутая произвольная пограничная черта, назначенная на картахъ и въ географіяхъ того времени.} съ нейдальцами и гиляками, живущими въ предѣлахъ китайской имперіи, которые приходятъ сюда за промыслами и для торговли; при всякомъ свиданіи священникъ бесѣдуетъ съ ними о спасеніи души и бесѣды его, при содѣйствіи Божіемъ, не остаются безплодными: 9 человѣкъ нейдальцевъ окрестились и одинъ изъ нихъ показалъ рѣдкое усердіе при принятіи крещенія". Въ томъ же 1845 г. академикъ Мидендорфъ писалъ, между прочимъ, генералъ-квартирмейстеру Бергу, что слѣдуя вмѣстѣ съ топографомъ Вагановымъ отъ тугурской губы съ юго-восточнаго берега Охотскаго моря въ Забайкальскую область, по южному склону Становаго хребта, тянувшагося къ западу, онъ находилъ нѣсколько каменныхъ столбовъ, въ видѣ пирамидальныхъ грудъ, которыя поставлены манджурами и китайцами, какъ пограничные знаки. Такъ какъ по нерчинскому трактату 1689 года граница наша съ Китаемъ въ этихъ мѣстахъ должна идти не по южному склону этихъ горъ, а по вершинамъ оныхъ, то на этомъ основаніи китайцы отдалили границу къ югу и уступили добровольно Россіи огромное пространство земли, въ которой онъ нашелъ несомнѣнныя богатства золотыхъ розсыпей. Россіи этимъ бы и слѣдовало воспользоваться, т. е. провести границу съ Китаемъ по направленію столбовъ. Эти свѣдѣнія генераломъ Бергомъ {Бывшимъ впослѣдствіи графомъ и фельдмаршаломъ.} были доведены до военнаго министра графа Чернышева и министра иностранныхъ дѣлъ графа Несельроде. Затѣмъ, тотъ же академикъ Мидендорфъ писалъ, что полезно было бы съ гиляками, обитающими на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, вступить въ торговыя сношенія, какъ-съ народомъ, по собраннымъ имъ свѣдѣніямъ, независимымъ и, для удобства торговли, пріобрѣсти отъ нихъ клочекъ земли, для устройства зимовья {Это обстоятельство обнаруживаетъ, что Мидендорфъ, дѣлая подобныя заключенія, совершенно не зналъ гиляковъ, ибо какимъ образомъ отъ народа, не имѣющаго никакого понятія о территоріальной собственности, а тѣмъ болѣе о гражданственности, пріобрѣтать землю куплею?}. Вслѣдствіе этого обстоятельства, а равно и для уничтоженія кулачества якутскихъ торгашей, съ разрѣшенія главнаго правленія, въ 1847 г., В. С. Завоіко послалъ для торговли изъ Аяна, по стойбищамъ, тунгусовъ, находившихся между Нелькинымъ и Тугуромъ и, служившаго въ компаніи., Д. И. Орлова. Въ 1848 году, г. Орловъ встрѣтился въ урочищѣ Буруканъ съ нейдальцами, прибывшими туда съ рѣки Амгуни. Нейдальцы просили Орлова ѣхать съ ними на рѣку Амгунъ, но г. Орловъ, зная, что мѣста эти считаются китайскими, не рѣшился съ ними ѣхать {Всѣ упомянутыя свѣдѣнія показываютъ одни только заблужденія о краѣ и народѣ въ немъ обитающемъ, а также и о границѣ нашей съ Китаемъ.}. Здѣсь Орловъ встрѣтился также и съ гиляками, обитавшими на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, къ сѣверу отъ амурскаго лимана и вступилъ съ ними въ торговыя сношенія. Главное правленіе компаніи, получивъ отъ Завойко донесеніе о вступленіи Орловымъ на Буруканѣ въ торговыя сношенія съ гиляками юго-восточнаго берега Охотскаго моря и, имѣя въ виду свѣдѣнія и мнѣніе академика Мидендорфа, въ 1849 г. ходатайствовало чрезъ графа Несельроде, о дозволеніи продолжать эту расторжку съ гиляками и построить у нихъ зимовье. Для этого оно просило командировать изъ Охотска 10 человѣкъ мастеровыхъ и 10 казаковъ, въ распоряженіе, опытнаго въ этомъ дѣлѣ, прапорщика Орлова, подчинивъ его начальнику аянской факторіи, Завойко, а экспедицію эту назвать торговою экспедиціею аянской факторіи. Вслѣдствіе этого представленія, графъ Несельроде, отъ 25-го февраля 1849 г., увѣдомилъ главное правленіе компаніи, что Государь Императоръ одобрилъ это представленіе. Въ заключеніе онъ объяснялъ, что цѣль этой торговой экспедиціи должна единственно состоять въ томъ, чтобы вступить въ расторжку съ гиляками, обитающими на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, къ сѣверу отъ амурскаго лимана, но отнюдь не касаться устья рѣки Амура, а тѣмъ болѣе амурскаго бассейна.
   Таково происхожденіе этой ничтожной по цѣли, торговой экспедиціи, возбужденной россійско-американскою компаніею. Это обстоятельство еще болѣе уясняетъ то заблужденіе, какое царствовало тогда о границѣ нашей съ Китаемь. До 1847 г., т. е. до представленія Врангелемъ и графомъ Несельроде о результатахъ посылки въ амурскій лиманъ Гаврилова, правительство наше постоянно отклоняло предложеніе китайцевъ о разграниченіи земель, лежащихъ отъ верховьевъ рѣки Уди къ востоку, до моря и оставленныхъ по нерчинскому трактату неразграниченными. Правительство не теряло надежды утвердиться въ при-амурскомъ бассейнѣ, если, по изслѣдованіямъ, устье р. Амуръ и ея лиманъ окажутся доступными для входа судовъ съ моря. Оно ждало только благопріятныхъ обстоятельствъ, чтобы привести въ исполненіе мысли Петра Великаго и Екатеряны II; но, убѣдившись, по донесеніямъ барона Врангеля и графа Несельроде, въ недоступности устья рѣки Амуръ и ея лимана и имѣя въ виду: а) представленіе о важномъ значеніи Аяна; б) мнѣніе о петропавловскомъ портѣ, долженствовавшемъ быть главнымъ нашимъ портомъ на Восточномъ океанѣ, и наконецъ в) свѣдѣнія о пути академика Мидендорфа отъ тугурской губы, по южному склону Становаго хребта, а также о найденныхъ имъ по этому пути какихъ-то китайскихъ пограничныхъ знакахъ,-- правительство, въ 1847 году, рѣшилось положить окончательно границу съ Китаемъ на отдаленномъ Востокѣ и тѣмъ прекратятъ весьма часто повторявшуюся непріятную переписку объ этомъ предметѣ съ Китаемъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ рушились и всѣ надежды сибиряковъ о рѣкѣ Амуръ; мы предоставляли какъ эту рѣку, такъ и весь ея бассейнъ навсегда Китаю,-- и сознали, что по недоступности ея устья и лимана для судовъ съ моря, она безполезна для Россіи.
   Для опредѣленія направленія границы съ Китаемъ, въ 1848 году, положено было воспользоваться упомянутыми свѣдѣніями о столбахъ, или пограничныхъ знакахъ и о пути отъ тугурской губы, объясненныхъ Мидендорфомъ генералу Бергу, военному министру графу Чернышеву и министру иностранныхъ дѣлъ графу Несельроде,-- лицамъ, весьма сочувствовавшимъ тогда предложенію этого академика,-- и положить границу по его пути, отъ тугурской губы къ Забайкалью. Въ томъ же 1848 г. на ходатайство упомянутыхъ лицъ послѣдовало Высочайшее повелѣніе о снаряженіи экспедиціи подъ начальствомъ подполковника генеральнаго штаба Ахте, изъ горныхъ инженеровъ Меглицкаго и Кованько, астронома Шварца, нѣсколькихъ топографовъ, штегеровъ и съ особою при экспеднціи командою, для развѣдокъ. Губернатору Восточной Сибири Высочайше повелѣно было содѣйствовать этой экспедиціи всѣми средствами, въ видахъ скорѣйшаго окончанія возложеннаго на нее порученія, состоявшаго въ томъ, чтобы окончательно опредѣлить нашу границу съ Китаемъ по направленію столбовъ, найденныхъ Мидендерфомъ. Эта экспедиція въ іюнѣ 1849 г. прибыла изъ Петербурга въ Иркутскъ, гдѣ, но распоряженію генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева, оставшимся вмѣсто него иркутскимъ губернаторомъ Владиміромъ Николаевичемъ Зоринымъ, была оставлена впредь до возвращенія Н. Н. Муравьева изъ Камчатки.
   Таковы были событія, совершившіяся на отдаленномъ нашемъ Востокѣ до 1849 г., приведшія правительство къ окончательному и, казалось, безповоротному рѣшенію: "положить границу нашу съ Китаемъ по южному склону Хинганскаго Становаго хребта до Охотскаго моря, къ тугурской губѣ и отдать такимъ образомъ навсегда Китаю весь амурскій бассейнъ, какъ безполезный для Россіи по недоступности для мореходныхъ судовъ устья р. Амура и по неимѣнію на его прибрежьѣ гавани. Всt же вниманіе обратить да Аянъ, какъ на самый удобный портъ въ Охотскомъ морѣ и на Петропавловскъ, который долженъ быть главнымъ и укрѣпленнымъ портомъ нашимъ въ Восточномъ океанѣ {Таковъ смыслъ рѣшеній особаго комитета 1848 г., подъ предсѣдательствомъ министра иностр. дѣлъ графа Несельроде, съ участіемъ военнаго министра графа Чернышева, генералъ-квартирмейстера Берга и проч., какъ видно изъ дѣла по Амуру, находящагося въ архивѣ азіатскаго департамента мин. иностр. дѣлъ.}".
   Ясно, чтобы отклонить правительство отъ такого ошибочнаго рѣшенія и дать возможность принять на отдаленномъ Востокѣ надлежащее положеніе, которое готовили ей Петръ I и Екатерина II, необходимо было разрѣшить два важныхъ вопроса: вопросъ пограничный и морской. Изъ нихъ первый вопросъ заключался въ томъ, что дѣйствительно ли груды камней, найденныя академикомъ Мидендорфомъ и принятыя имъ за пограничные знаки съ Китаемъ имѣютъ это значеніе? Дѣйствительно ли Хинганскій Становой хребетъ, тянущійся къ востоку отъ вершинъ рѣкъ Горбицы и Уди и имѣющій тоже восточное направленіе около тугурской губы, упирается въ Охотское море? И, наконецъ, какое имѣютъ направленіе рѣки, выходящія изъ Хинганскаго хребта и вливающіяся въ южное и сѣверо-восточное колѣна рѣки Амуръ? Второй вопросъ -- морской, заключался въ томъ, что дѣйствительно ли недоступны для мореходныхъ судовъ съ сѣвера и юга амурскій лиманъ и устье р. Амуръ? И дѣйствительно ли на прибрежьяхъ Татарскаго залива нѣтъ гавани? Для разрѣшенія этихъ вопросовъ необходима была посылка особой экспедиціи; по послѣ сейчасъ сказаннаго ясно, что представлять правительству о снаряженіи экспедиціи съ этою цѣлію было уже невозможно; ибо послѣ его рѣшенія, въ которомъ, были заинтересованы первые сановники государства, не только нельзя было ожидать на это согласія, но, напротивъ, тѣхъ, которыя осмѣлились бы сдѣлать подобное представленіе, ожидало явное или тайное преслѣдованіе. Озарить этотъ край свѣтомъ истины и чрезъ это отклонить высшее правительство отъ потери его навсегда для Россіи, возможно было лишь случайно и при содѣйствіи лицъ, твердо убѣжденныхъ въ ошибочности взгляда на этотъ край,-- взгляда, унаслѣдованнаго отъ авторитетовъ знаменитыхъ мореплавателей и послѣдующихъ за ними экспедицій. Тутъ нужны были люди которые бы рѣшились дѣйствовать при этой случайности внѣ повелѣній,-- люди, вмѣстѣ съ тѣмъ, одушевленные и гражданскимъ мужествомъ и отвагою, и готовые на всѣ жертвы для блага своего отечества!
   Въ такое именно положеніе поставлены были здѣсь наши морскіе офицеры съ 1849 по 1855 г. Они-то, какъ мы ниже увидимъ, возбудивъ погребенный, казалось на вѣки, амурскій вопросъ преслѣдовали его, разрѣшили и, разъяснивъ правительству все важное значеніе для Россіи при-амурскаго и при-уссурійскаго бассейновъ, сдѣлались виновниками въ присоединеніи этого края и о-ва Сахалина къ Россіи.
   Мнѣ необходимо было обозрѣть всѣ предшествовавшія 1849 г. событія, совершившіяся на отдаленномъ нашемъ Востокѣ, для того чтобы дать возможность справедливо оцѣнить всю важность дѣятельности въ этомъ краѣ нашихъ морскихъ офицеровъ съ 1849 и 1855 гг.,-- дѣятельности, далеко выходящей изъ ряда обыкновенныхъ.
   

ГЛАВА VII.

Приготовленіе къ походу транспорта "Байкалъ".-- Объясненіе мое съ генералъ-губернаторомъ въ декабрѣ 1847 года.-- Амурскій вопросъ возбуждается снова.-- Мое объясненіе съ княземъ Меньшиковымъ въ исходѣ декабря 1847 г.-- Спѣшное окончаніе постройки транспорта.-- Представленія и распоряженія мои относительно груза.-- Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 г.-- Просьба моя князю Меньшикову о дозволеніи идти въ амурскій лиманъ.-- Сущность письма моего Н. Н. Муравьеву, отъ 10 февраля 1848 г.-- Отвѣтъ на это письмо, полученный мною въ іюлѣ того же года.

   
   По ходатайству Августѣйшаго Генералъ-адмирала, Государя Великаго Князя Константина Николаевича и рекомендаціи Ѳ. П. Литке и Ѳ. С. Лутковскаго {Я имѣлъ счастіе служить съ Его Императорскимъ Высочествомъ съ 1836 по 1846 г. на фрегатахъ "Беллона" и "Аврора" и кораблѣ "Ингерманландъ"; въ продолженіе этого времени, 7 лѣтъ былъ постоянно вахтеннымъ лейтенантомъ Его Высочества. При вооруженіи корабля "Ингерманландъ", въ Архангельскѣ, былъ помощникомъ Его Высочества, какъ старшаго офицера. Во все время мы плавали подъ флагомъ Ѳ. П. Литке, а Ѳ. С. Лутковскій былъ при Великомъ Князѣ.}, въ исходѣ декабря 1847 г., я былъ назначенъ командиромъ военнаго транспорта "Байкалъ", который строился, по заказу морскаго министерства, на верфи гг. Бергстрема и Сулемана въ Гельсингфорсѣ {Транспортъ "Байкалъ" имѣлъ вмѣстительность 250 тоннъ, вооруженъ шкуною -- бригъ; но контракту съ строителями онъ долженъ былъ быть спущенъ на воду въ сентябрѣ 1848 г., слѣдовательно, не могъ выдти изъ Кронштадта ранѣе исхода октября мѣсяца. Главныя его размѣренія: длина между перпендикулярами 94 ф., ширина 24 ф. 7 д. въ полномъ грузу долженъ сидѣть ахтерштевнемъ 12 ф. 9 д., а форштевнемъ 11 ф. 8 д. Диферентъ 1 ф. 1 д.}. Этотъ транспортъ назначался на службу въ Охотскъ и на немъ приказано было отправить изъ С.-Петербурга и Кронштадта различные коммисаріатскіе, кораблестроительные и артиллерійскіе запасы и матеріалы для нашихъ сибирскихъ портовъ: охотскаго и петропавловскаго. Такова была цѣль отправленія транспорта "Байкалъ", выходъ котораго изъ Кронштадта въ море предполагался не ранѣе осени 1848 г.
   Въ это время былъ въ Петербургѣ вновь назначенный генералъ-губернаторомъ Восточной Сибири генералъ-маіоръ Николай Николаевичъ Муравьевъ, бывшій до того тульскимъ губернаторомъ. Такъ какъ я долженъ былъ идти въ сибирскіе порта, состоявшіе отчасти и въ его вѣдѣніи, то начальникъ главнаго морскаго штаба, свѣтлѣйшій князь Александръ Сергѣевичъ Меньшиковъ приказалъ мнѣ представиться его превосходительству Н. Н. Муравьеву. Николай Николаевичъ принялъ меня весьма благосклонно; въ разговорѣ съ нимъ о снабженіи нашихъ сибирскихъ портовъ я имѣлъ случай обратить его вниманіе на важное значеніе для ввѣреннаго ему края рѣки Амуръ; на это онъ отозвался, что не только возвращеніе этой рѣки въ наше владѣніе, но и открытіе для насъ свободнаго по ней плаванія, представляетъ огромное значеніе для Сибири, но, къ несчастію, всѣ убѣждены, что будто бы устье этой рѣки забросано мелями и недоступно для входа въ рѣку судовъ съ моря, и что въ этомъ убѣжденъ вполнѣ и Государь Императоръ, ибо при обращеніи мною вниманія, объяснилъ мнѣ Н. Н. Муравьевъ, Его Величества на важное значеніе для Россіи р. Амуръ, Государь Императоръ изволилъ выразиться: "Для чего намъ эта рѣка, когда нынѣ уже положительно доказано, что входить въ ея устье могутъ только однѣ лодки?" {Объ экспедиціи Гаврилова 1846 г. и о ея результатахъ, оставленныхъ по Высочайшему повелѣнію безъ огласки, Н. Н. Муравьевъ не зналъ; объ этомъ было извѣстно только графамъ Нессельроде, Чернышеву, князю Меньшикову, барону Врангелю, Тебенькову и Завойко. Г. Тихменевъ въ сочиненіи своемъ "Историческое обозрѣніе колоній р. а. компаніи", на стр. 61, говоритъ, что будто бы Государь Императоръ въ 1847 г. выразился Н. Н. Муравьеву, что "р. Амуръ должна принадлежать Россіи и что производившіеся тамъ изслѣдованія не разъ должны повториться". Это выдумка Тихменева -- государь никогда въ 1847 г. Муравьеву этого не говорилъ, что ясно доказывается резолюціею Его Величества, сдѣланной на докладѣ гр. Несельроде 15 декабря 1846 г.: "Оставить вопросъ объ Амурѣ, какъ о рѣкѣ безполезной для Россіи".}. На это я отвѣчалъ Н. Н. Муравьеву, что распространившееся дѣйствительно подобное заключеніе о рѣкѣ Амуръ и ея лиманѣ мнѣ кажется весьма сомнительнымъ, ибо изъ всѣхъ обнародованныхъ свѣдѣній и описей, произведенныхъ Лаперузомъ, Браутономъ и Крузенштерномъ, на которыхъ подобное заключеніе и могло быть только основано и которыя я тщательно изучилъ, еще нельзя дѣлать объ устьѣ рѣки такого заключенія. Кромѣ того, невольно рождается вопросъ: неужели такая огромная рѣка, какова Амуръ, не могла проложить для себя выхода въ море и теряется въ пескахъ, какъ нѣкоторымъ образомъ выходитъ изъ упомянутыхъ описей. Поэтому я полагаю, что тщательное изслѣдованіе ея устья и лимана представляется настоятельною необходимостью. Сверхъ того, если Сахалинъ соединяется съ матерымъ берегомъ отмелью, покрывающеюся водою только при приливахъ, какъ показывается на всѣхъ морскихъ картахъ, составленныхъ по упомянутымъ описямъ, т. е. если входъ въ амурскій лиманъ изъ Татарскаго залива недоступенъ, то это обстоятельство еще болѣе должно убѣждать насъ, что изъ р. Амуръ долженъ существовать выходъ съ достаточною глубиною. Выслушавъ со вниманіемъ мои доводы, Н. Н. Муравьевъ, изъявляя полное сочувствіе къ моему предложенію, выразилъ, что онъ съ своей стороны постарается употребить всѣ средства къ его осуществленію. При передачѣ этого моего разговора съ генералъ-губернаторомъ его свѣтлости князю А. С. Меньшикову, я просилъ: не признается ли возможнымъ употребить ввѣренный мнѣ транспортъ для изслѣдованія устья р. Амуръ и ея лимана и на опись юго-восточнаго берега Охотскаго моря, показываемаго на морскихъ картахъ точками. На это его свѣтлость замѣтилъ, что по позднему выходу транспорта, "дай Богъ, чтобы вы пришли въ Петропавловскъ къ осени 1849 г.", что сумма денегъ ассигнована на плаваніе транспорта только на одинъ годъ, "слѣдовательно у васъ не будетъ ни времени, ни средствъ къ исполненію этого порученія". Кромѣ того, подобное предпріятіе, какъ изслѣдованіе устья р. Амуръ, не принесетъ никакой пользы, ибо положительно доказано, что устье этой рѣки заперто мелями, въ чемъ убѣжденъ и Государь Императоръ; наконецъ, возбужденіе вопроса объ описи устья р. Амуръ, какъ рѣки китайской, повлечетъ къ непріятной перепискѣ съ китайскимъ правительствомъ, а графъ Несельроде на это нынѣ не согласится и не рѣшится представить Государю. "Поэтому", сказалъ князь, "нечего думать о томъ, что невозможно, а надобно вамъ стараться снабдить наши сибирскіе порта по возможности благовременно, ибо, по послѣднимъ донесеніямъ ихъ начальниковъ, тамъ ощущается большой недостатокъ въ коммисаріатскихъ и кораблестроительныхъ матеріалахъ и запасахъ".
   Изъ этого замѣчанія князя Меньшикова я видѣлъ, что главная причина къ отстраненію моего предложенія заключалась въ томъ, что не будетъ времени къ исполненію его; испрашивать же особыхъ средствъ для этого нельзя, но нежеланію вступать объ этомъ въ сношеніе съ Китаемъ. Слѣдовательно, чтобы имѣть надежду достигнуть предположенной мною цѣли, необходимо было удалить эти препятствія, т. е. а) постараться, чтобы транспортъ могъ придти въ Камчатку въ маѣ мѣсяцѣ и къ іюню можно было бы сдать весь грузъ въ Петропавловскѣ, т. е., чтобы все лѣто 1849 г. было свободно, а слѣдовательно, чтобы и времени и суммы, назначенной для плаванія транспорта, было достаточно для изслѣдованія устья р. Амуръ и ея лимана, и б) чтобы это изслѣдованіе было произведено какъ бы случайно, при описи юго-восточнаго берега Охотскаго моря, сосѣдственнаго съ амурскимъ лиманомъ. Къ достиженію вышеупомянутыхъ цѣлей приступилъ я немедленно.
   Въ началѣ января 1848 г. транспортъ былъ только что заложенъ, такъ что къ обшивкѣ его располагали приступить только весною. Я объяснилъ строителямъ: гг. Бергстрему и Сулеману, что князю Меньшикову было бы пріятно, еслибы транспортъ былъ готовъ къ іюлю мѣсяцу и просилъ ихъ ускорить работы. Это было необходимо еще и потому, что только при раннемъ выходѣ изъ Кронштадта на такомъ маломъ суднѣ, каковъ былъ "Байкалъ", можно было надѣяться достигнуть Петропавловска благополучно и благовременно. Гг. строители, въ виду желанія князя Меньшикова, бывшаго тогда генералъ-губернаторомъ Финляндіи, дали мнѣ обязательство спустить на воду транспортъ къ іюлю мѣсяцу, ранѣе времени, означеннаго въ контрактѣ болѣе чѣмъ на полтора мѣсяца. Уладивъ, такимъ образомъ, это первое и важное дѣло и оставивъ въ Гельсингфорсѣ наблюдать за постройкою транспорта старшаго офицера, лейтенанта П. В. Козакевича, я началъ хлопотать объ устраненіи и другихъ препятствій, служившихъ постоянною задержкою судовъ въ Кронштадтѣ и Петропавловскѣ, а также и обстоятельствъ, ставившихъ командировъ судовъ въ иностранныхъ портахъ, въ непріятное положеніе, а именно: --
   По заведенному порядку чиновниками коммисаріатскаго и кораблестроительнаго департаментовъ, грузъ, назначенный въ Петропавловскъ и Охотскъ, сдавался командиру судна не по мѣстамъ, какъ то дѣлается на коммерческихъ судахъ, а по мѣрѣ, вѣсу и счету; на этомъ основаніи командира обязывали сдавать его также въ Петропавловскѣ и Охотскѣ. Грузъ, назначаемый въ сибирскіе наши порта, составлялся обыкновенно изъ забракованныхъ большею частію вещей и хранился въ магазинахъ, въ такъ называемыхъ охотскихъ кучкахъ, такъ что большая его часть достигала мѣста назначенія въ негодномъ видѣ. Чиновники по этому случаю обыкновенно писали и отписывались и въ концѣ концовъ относили это къ случайностямъ въ морѣ, при качкѣ, бурѣ и т. п., или къ худой укладкѣ въ суднѣ и тѣснотѣ, перемѣнѣ климата, и наконецъ къ невниманію командировъ и, какъ лица неотвѣтственныя, оставались всегда правыми. Кромѣ того, матеріалы и запасы къ мѣсту погрузки въ Кронштадтъ доставлялись неблаговременно и въ безпорядкѣ, такъ что тяжелыя вещи (желѣзо и т. п.), которыя должны бы быть погружены въ нижней части трюма, привозились послѣдними. Чрезъ это, кромѣ утомительныхъ хлопотъ и непріятностей, напрасно терялось много времени и мѣста въ суднѣ. Всѣ, отправлявшіяся до меня, съ того же цѣлію, транспорты, имѣли вмѣстительность почти втрое большую "Байкала" и въ нихъ поэтому было мѣста гораздо болѣе, чѣмъ надобно для помѣщенія отправляемаго груза, а потому предшественникамъ моимъ и не было повода обращать вниманія на лучшую упаковку груза, тогда какъ мнѣ предстояло взять такой же и даже большій грузъ и уложить его въ пространство гораздо меньшее. Кромѣ того, предшественники мои, не имѣя въ виду ничего, кромѣ доставки груза, не имѣли и повода заботиться о раннемъ выходѣ изъ Кронштадта.
   Тщательно и подробно осмотрѣвъ въ магазинахъ назначенныя къ отправленію вещи и взявъ нѣкоторые образцы оныхъ, я убѣдился, что при такомъ способѣ упаковки, какой употреблялся до меня, не могу погрузить на транспортъ и половины вещей, а равно убѣдился и въ томъ, что коммисаріатскіе матеріалы (холстъ, сукно, сапожный товаръ и проч.) были почти гнилые.
   По существовавшему тогда положенію, офицерскіе порціоны расчитывалясь по двойной стоимости матросской порціи, а потому въ заграничныхъ портахъ надобно было брать отъ консуловъ и агентовъ справочныя цѣны на запасы, входившіе въ составъ матросской порціи и стараться, чтобы эти цѣны были выданы возможно большія и вообще несуществующія, ибо безъ того офицерскіе порціоны становились весьма недостаточными. Это обстоятельство ставило командировъ судовъ въ весьма щекотливое и несвойственное званію, положеніе и часто замедляло выходъ судна въ море.
   Объяснивъ всѣ эти обстоятельства бывшему тогда генералъ-интенданту, вице-адмиралу Васильеву и указавъ на всю несоотвѣтственность положеній о пріемѣ и сдачѣ груза и заведенномъ порядкѣ отправлять все худшее въ сибирскіе порта, я представилъ ему свои соображенія къ отстраненію этого. Соображенія эти были переданы для немедленнаго разсмотрѣнія чиновникамъ коммисаріата. Они на эти мои соображенія представили цѣлую диссертацію о не возможности исполненія оныхъ и заключили, что они никогда не должны бытъ отвѣтственны за грузъ, отправляемый со мною. Послѣ этого, генералъ-интендантъ объявилъ мнѣ, что онъ съ своей стороны ничего не можетъ сдѣлать по моему желанію, хотя и сочувствуетъ оному и что надобно обратиться мнѣ къ князю Меньшикову.
   Представивъ князю Меньшикову образцы негодныхъ матеріаловъ, предположенныхъ къ отравленію со мною, невозможность взять и половины груза, если онъ не будетъ упакованъ, медленность пріемки и сдачи и о прочихъ сказанныхъ обстоятельствахъ, я просилъ его свѣтлость приказать: а) чтобы весь назначенный къ отправленію со мною грузъ принимать и сдавать не по мѣрѣ, вѣсу и счету, а по числу мѣстъ, которыя должны быть тщательно упакованы и упрессованы, съ приложеніемъ на каждомъ мѣстѣ пломбы и нумера.
   b) Чтобы весь грузъ былъ доставленъ въ Кронштадтъ не позже 1-го іюля. Ревизоръ транспорта наблюдаетъ за этимъ и въ случаѣ медленности дѣлаетъ напоминанія; а въ случаѣ если и за симъ произошла бы медленность, могущая остановить нагрузку транспорта, то тѣ мѣста, которыя не доставлены ко времени погрузки оныхъ на транспортъ, отправляются на коммерческомъ суднѣ въ Камчатку на счетъ чиновниковъ того учрежденія, отъ котораго это произошло.
   c) Всѣми учрежденіями должна быть представлена мнѣ къ 1 іюля подробная опись, что именно въ каждомъ мѣстѣ заключается, и я имѣю право по своему усмотрѣнію, при чиновникѣ того вѣдомства, отъ котораго доставляется грузъ, снять съ любаго мѣста пломбу и распаковать оное. Если окажется, что матеріалы, въ немъ заключающіеся, несогласны съ образцами и дурнаго качества, или мѣра, или вѣсъ оныхъ менѣе показанныхъ въ вѣдомости, то всѣ чиновники того вѣдомства штрафуются суммою, представляющею двойную стоимость этого мѣста.
   d) Предписать начальникамъ Камчатки и Охотска, что я отвѣчаю только за число мѣстъ и за цѣлость пломбъ на оныхъ, но никакъ не за количество и качество заключающихся въ нихъ матеріаловъ, за что отвѣчаютъ чиновники того вѣдомства, отъ котораго отправленъ грузъ и предписать имъ, чтобы, по прибытіи въ портъ транспорта, грузъ съ него былъ немедленно принятъ по числу мѣстъ.
   e) Порціонныя деньги офицерамъ, за границею, опредѣлить по 10 фунтовъ стерлинговъ въ мѣсяцъ и никакого сношенія по этому предмету съ консулами не имѣть.
   f) Въ случаѣ медленной доставки морской провизіи консулами за границею, или дурнаго качества оной, разрѣшить покупать ее безъ всякаго участія ихъ.
   g) Разрѣшить купить въ Англіи, кромѣ 2-хъ положенныхъ по штату хронометровъ, еще 2 хронометра и карты, какія признаются нужными.
   и h) Разрѣшить купить въ Англіи, если возможно, маленькую паровую шлюпку отъ 4 до 6 силъ, которая могла бы помѣститься въ ростры.
   При этой запискѣ я представилъ его свѣтлости и удостовѣреніе отъ строителей гг. Бергстрема и Сулемана, что они постараются спустить транспортъ къ 1 іюля, т. е. 1 1/2 мѣсяцами ранѣе времени, назначеннаго въ контрактѣ, и объяснилъ князю, что если его свѣтлости угодно будетъ приказать исполнить въ точности это мое представленіе, то я надѣюсь взять весь грузъ, назначенный въ Петропавловскъ, выйти изъ Кронштадта въ августѣ и, съ Божіею помощію, быть въ Петропавловскѣ въ маѣ; а потому у меня все лѣто 1849 г. будетъ свободно. Это время и можно было бы употребить на подробную опись юго-восточнаго берега Охотскаго моря, который на нашихъ картахъ, какъ неизвѣстный, означается точками. При переходахъ нашихъ судовъ изъ Охотска и Аяна въ Петропавловскъ и Ситху, доложилъ я князю, свѣжіе вѣтры и другія случайности могутъ увлечь ихъ къ этому неизслѣдованному берегу и поставить въ самое опасное и критическое положеніе.
   Князь А. С. Меньшиковъ, весьма довольный тѣмъ, что я уладилъ дѣло съ строителями и предполагаю возможнымъ взять весь назначенный къ отправленію грузъ, для отвоза котораго обыкновенно назначались транспорты гораздо большихъ ранговъ, мало того, что утвердилъ мое представленіе, но еще на запискѣ моей написалъ: "въ точности исполнять немедленно и всѣ дальнѣйшія требованія командира, клонящіяся къ скорѣйшему выходу изъ Кронштадта транспорта и къ обезпеченію благонадежнаго плаванія и сохраненія здоровья команды". Затѣмъ онъ замѣтилъ мнѣ, что хотя и вполнѣ соглашается въ необходимости привести въ извѣстность юго-восточный берегъ Охотскаго моря, но берегъ этотъ считаютъ принадлежащимъ Китаю. На это я отвѣчалъ его свѣтлости, что по трактатамъ, заключеннымъ съ Китаемъ, вся страна отъ верховьевъ рѣки Уди къ востоку, до моря, оставлена безъ разграниченія, а потому и нельзя утверждать, чтобы этотъ берегъ принадлежалъ единственно Китаю. Князь сказалъ: "это правда, и генералъ губернаторъ объ этомъ хлопоталъ, но министръ иностранныхъ дѣлъ признаетъ нынѣ этотъ берегъ китайскимъ; это обстоятельство и ляетъ немаловажное препятствіе къ тому, чтобы дать какъ разрѣшеніе произвести его опись. Графъ Нессельроде и не думаетъ о томъ, что безъ подробной описи этого берега плавать по Охотскому морю для нашихъ судовъ безопасно, онъ избѣгаетъ только непріятныхъ сношеній съ китайцами". "Впрочемъ", замѣтилъ князь, "это впереди, а теперь вамъ надобно заботиться, чтобы скорѣе выйти изъ Кронштадта и, не смотря на настоящія политическія обстоятельства {Извѣстно, что въ началѣ 1848 г. Европа была взволнована и Россія ожидала, что можетъ разгорѣться всеобщая европейская война.}, стараться благополучно прибыть въ Камчатку, ибо тамъ во всемъ крайній недостатокъ".
   Изъ моего объясненія съ княземъ я заключилъ, что разрѣшеніе на опись юго-восточнаго берега Охотскаго моря можно надѣяться получить только при раннемъ выходѣ моемъ изъ Кронштадта и при ходатайствѣ генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева, а потому сейчасъ же послѣ этого разговора я написалъ въ Иркутскъ письмо къ Н. Н. Муравьеву. Высказавъ его превосходительству мою полную увѣренность въ его готовности сдѣлать все полезное для ввѣреннаго ему края, я, въ то же время, увѣдомлялъ его, что надѣюсь выдти изъ Кронштадта въ началѣ августа и быть въ Камчаткѣ въ началѣ мая 1849 года. Чтобы сдать грузъ, писалъ я, мнѣ достаточно 2 1/2 недѣли, а затѣмъ остальная часть лѣта у меня остается свободною; ее-то и могъ бы я употребить, во-первыхъ, на осмотръ и опись юго-восточнаго берега Охотскаго моря, начиная отъ Тугурской губы до лимана рѣки Амуръ; во-вторыхъ, на изслѣдованіе этой рѣки и ея лимана и наконецъ на опись сѣверо-восточнаго берега Сахалина, до широты 52o N, т. е. мѣста, около котораго Крузенштернъ полагалъ баръ какой-то большой рѣки, или одного изъ рукавовъ р. Амуръ. "Судя по разговору моему съ княземъ Меньшиковымъ", писалъ я Муравьеву, "безъ Вашего содѣйствія я не надѣюсь получить на то разрѣшенія; за самовольное же производство подобной описи я подвергаюсь строжайшей отвѣтственности, такъ какъ всѣми здѣсь и особенно графомъ Нессельроде эти мѣста признаются принадлежащими Китаю. Между тѣмъ, случай и время будутъ упущены и мнѣ будетъ очень жаль не воспользоваться удобными обстоятельствами, тѣмъ болѣе, что ко мнѣ на транспортъ назначены дѣятельные и прекрасные офицеры и транспортъ снабжается для этого довольно полно. Постигая всю важность для Россіи познанія этой страны, я употребилъ бы всю мою дѣятельность и способности, чтобы представить добросовѣстную картину мѣстъ, доселѣ закрытыхъ отъ насъ мракомъ; я бы изслѣдовалъ во-1-хъ, до какой степени доступно плаваніе для мореходныхъ судовъ въ рѣку Амуръ и ея лиманъ и во-2-хъ, имѣются ли на берегахъ этого края гавани, въ которыхъ съ удобствомъ можно бы было основать портъ; т. е. постарался бы разрѣшить главные вопросы, остающіеся доселѣ сомнительными. Но для этого необходимо, чтобы мнѣ было повелѣно:--
   "1) По приходѣ въ Петропавловскъ сдать весь грузъ въ этомъ портѣ.
   "2) Изъ Петропавловска отправиться къ восточному берегу Сахалина въ 62o N широты и отсюда, слѣдуя съ описью вдоль сахалинскаго берега къ сѣверу, войти въ лиманъ рѣки Амуръ для изслѣдованія устья рѣки и ея лимана, въ видахъ разрѣшенія главнаго вопроса: въ какой степени доступень входъ въ лиманъ и рѣку съ сѣвера и юга.
   "3) Описать юго-восточный берегъ Охотскаго моря и берега Татарскаго залива, въ видахъ отысканія на этихъ берегахъ удобной гавани, наконецъ:
   "4) Въ случаѣ еслибы въ продолженіе навигаціи 1849 года я не успѣлъ окончить эту опись, то на зимніе мѣсяцы идти къ югу и, съ раннею весною 1850 г., возвратиться въ Татарскій заливъ для окончанія описи; послѣ чего слѣдовать въ Охотскъ и, сдавъ транспортъ, со всѣми офицерами возвратиться берегомъ въ Петербургъ".
   Это письмо я заключилъ такъ: "Конечно, мнѣ было бы гораздо легче отвезти грузъ въ Петропавловскъ и Охотскъ, какъ это доселѣ предполагается, чѣмъ брать на себя подобную трудную работу, да еще на маленькомъ суднѣ и съ ничтожными средствами, но постигая всю важность подобныхъ изслѣдованій для отечества и сомнѣваясь въ безошибочности заключенія знаменитыхъ мореплавателей объ этой странѣ, осмѣливаюсь просить Вашего участія въ этомъ дѣлѣ и ожидать на это письмо Вашего увѣдомленія. 10 февраля, 1848 г., С.-Петербургъ".
   Рѣшеніе князя Меньшикова относительно груза взволновало коммисаріатскихъ чиновниковъ и содержателей магазиновъ; они старались дѣлать мнѣ на каждомъ шагу всевозможныя затрудненія, но въ этомъ дѣлѣ приняли участіе почтенные адмиралы: генералъ-интендантъ Васильевъ, главный командиръ кронштадтскаго порта Беллингсгаузенъ и начальникъ штаба Васильевъ; они остановили эту бюрократическую бурю и, въ концѣ концовъ, довели моихъ бюрократовъ до того, что они начали усердно хлопотать, чтобы какъ можно скорѣе спровадить меня изъ Кронштадта. Весь грузъ былъ упакованъ и упрессованъ согласно моему требованію и въ началѣ іюля доставленъ въ Кронштадтъ. Грузъ былъ самаго лучшаго качества, такъ что начальники Камчатки и Охотска. гг. Машинъ и Вонлярлярскій донесли князю Меньшикову, что такого хорошаго качества матеріаловъ и запасовъ, какіе доставлены на транспортѣ "Байкалъ", небывало доселѣ въ этихъ портахъ. Назначенные ко мнѣ расторопные и дѣятельные офицеры употребляли всевозможное стараніе къ скорѣйшему приготовленію транспорта. Гг. строители Бергстремъ и Сулеманъ сдержали свое слово: 10 іюля 1848 г. транспортъ былъ спущенъ на воду со всѣмъ внутреннимъ устройствомъ. Въ этому же времени команда, паруса и такелажъ были присланы изъ Кронштадта въ Гельсингфорсъ на пароходѣ "Ижора", который для содѣйствія къ скорѣйшему прибытію транспорта въ Кронштадтъ оставался въ моемъ распоряженіи. Такимъ образомъ, сверхъ ожиданія князя Меньшикова, 20 іюля и пришелъ на кронштадтскій рейдъ совершенно почти готовымъ, такъ что нагрузить транспортъ и приготовиться окончательно къ походу потребовалось не болѣе 4-хъ недѣль.
   Между тѣмъ, въ началѣ іюля въ Гельсингфорсѣ я получилъ отвѣтъ генералъ-губернатора на письмо мое отъ 10 февраля. Николай Николаевичъ, благодаря за истинно патріотическое рвеніе мое къ столь важному для Россія дѣлу, увѣдомлялъ что онъ ходатайствуетъ вмѣстѣ съ симъ чрезъ князя Меньшикова о Высочайшемъ утвержденіи инструкціи, которую я имѣю получить; что эта инструкція составлена на основаніяхъ, изложенныхъ въ моемъ письмѣ къ нему отъ 10 февраля и, наконецъ, что при сочувствіи къ этому дѣлу князя Меньшикова и министра внутреннихъ дѣлъ Л. А. Перовскаго, онъ надѣется, что она будетъ Высочайше утверждена.
   

ГЛАВА VIII.

Объясненіе съ княземъ Меньшиковихъ о необходимости изслѣдованія амурскаго лимана.-- Проэктъ инструкціи, представленный мною князю Меньшикову.-- Объясненія мои съ адмиралами: Белингсгаузеномъ, Анжу и Врангелемъ.-- Выходъ транспорта изъ Кронштадта и плаваніе его до Петропавловска.-- Депеши, полученныя мною въ Петропавловскѣ отъ Н. Н. Муравьева.-- Распоряженія мои въ этомъ портѣ.-- Выходъ транспорта.

   
   По приходѣ въ Кронштадтъ съ транспортомъ, я немедленно явился въ Петергофъ, къ его свѣтлости. Князь удивился моему скорому приходу и когда я объявилъ ему, что транспортъ около 20 августа выйдетъ изъ Кронштадта и что я помѣщу весь доставленный грузъ, былъ весьма доволенъ и благодариль меня. Въ это время я засталъ у князя -- Льва и Василья Алексѣевичей Перовскихъ. Пользуясь расположеніемъ ко мнѣ князя и имѣя въ виду ходатайство Н. Н. Муравьева, я рѣшился сказать князю: "И такъ, ваша свѣтлость, я съ своей стороны сдѣлалъ все возможное, чтобы быть въ Камчаткѣ въ маѣ мѣсяцѣ и имѣть лѣто 1849 г. свободнымъ; а потому осмѣливаюсь просить вашу свѣтлость разрѣшить употребить мнѣ это время на опись юго-восточнаго берега Охотскаго моря и при этомъ случаѣ побывать въ лиманѣ рѣки Амуръ, въ который оффиціально меня занесутъ и свѣжіе вѣтры, и теченія, постоянно господствующія въ этихъ мѣстахъ, какъ пишетъ Крузенштернъ". На это князь отвѣчалъ: "Безполезно рисковать идти туда, гдѣ положительно извѣстно, что входъ весьма опасенъ и для твоего транспорта невозможенъ. Кромѣ того, я уже говорилъ, что графъ Нессельроде не рѣшится представлять объ этомъ Государю, особливо нынѣ, когда рѣшено уже, что эти мѣста должны принадлежать Китаю". Перовскіе {Съ этого времени я пользовался особымъ расположеніемъ Л. А. Перовскаго и онъ вездѣ и всегда меня обезпечивалъ.} при этомъ замѣтили, что кажется нѣтъ причины отклонять моей просьбы, если я указываю, что это можно сдѣлать случайно. Тогда князь Меньшиковъ, сказавъ, что объ этомъ хлопочетъ и генералъ-губернаторъ Муравьевъ, приказалъ мнѣ сейчасъ же ѣхать въ Петербургъ, къ вице-директору инспекторскаго департамента М. Н. Лермонтову, взять отъ него представленіе Муравьева, разсмотрѣть его и составить проэктъ инструкціи, который и доложить ему. Чрезъ 2 дня я представилъ князю проэктъ инструкціи такого содержанія: По сдачѣ груза въ Петропавловскѣ, слѣдовать въ Охотское море; тщательно осмотрѣть и описать заливъ Великій Князь Константинъ и сосѣдственный съ нимъ юго-восточный берегъ Охотскаго моря, до лимана рѣки Амуръ; изслѣдовать лиманъ этой рѣки и ея устье и описать сѣверо-восточную часть Сахалина, до параллели 53o N широты. Затѣмъ отправится съ Охотскъ, сдать транспортъ и съ офицерами, берегомъ, возвратиться въ Петербургъ. По прибытіи въ Камчатку находиться въ распоряженіи генералъ-губернатора Восточной Сибири, въ виду содѣйствія съ его стороны въ возлагаемомъ на васъ порученіи.
   Прочитавъ этотъ проэктъ, князь вычеркнулъ лиманъ и устье р. Амуръ, а вмѣсто этого написалъ: "и осмотрѣть юго-восточный берегъ Охотскаго моря между тѣми мѣстами, которыя были опредѣлены или усмотрѣны прежними мореплавателями", и при этомъ сказалъ мнѣ, что исполненіе мною распоряженій генералъ-губернатора должно ограничиваться лишь предѣлами этой инструкціи, т противномъ случаѣ я подвергаюсь строжайшей отвѣтственности. На это я сказалъ князю, что мысы Ромберга и Головачева опредѣлены Крузенштерномъ и около этихъ мѣстъ существуютъ сильныя теченія, которыя могутъ увлечь транспортъ въ лиманъ р. Амура и по этому я буду имѣть случай осмотрѣть оный и устье рѣки. "Это", отвѣчалъ князь, "будетъ безполезно, ибо, повторяю, лиманъ недоступенъ; хотя я этому не довѣряю и вполнѣ сочувствую необходимости его изслѣдованія, но нынѣ, когда рѣшено, что этотъ край принадлежитъ Китаю, безъ Высочайшаго повелѣнія сдѣлать этого невозможно и вы подверглись бы за это строжайшей отвѣтственности, Впрочемъ, если подобный осмотръ будетъ произведенъ случайно, безъ какихъ либо несчастій, т. е. потери людей или судна и безъ упущенія возложеннаго на васъ порученія: описи и изслѣдованія Константиновскаго залива и окрестныхъ съ нимъ береговъ, куда предполагается перенести охотскій портъ,-- то можетъ быть обойдется и благополучно. Данная вамъ инструкція сообщена генералъ-губернатору Муравьеву. Съ Богомъ, хлопочите скорѣе выйти изъ Кронштадта, я вами доволенъ, но чиновники весьма сердиты на васъ и безпрестанно жаловались генералъ-интенданту."
   Получивъ упомянутую инструкцію отъ князя Меньшикова, за нѣсколько дней до моего. выхода изъ Кронштадта, я имѣлъ случай говорить о Сахалинѣ и о берегахъ Охотскаго моря съ главнымъ командиромъ кронштадтскаго порта Ф. Ф. Беллингсгаузеномъ и адмираломъ П. Ф. Анжу. Первый сопровождалъ Крузенштерна въ чинѣ мичмана, а послѣдній былъ большой пріятель и товарищъ барона Врангеля, бывшаго тогда предсѣдателемъ главнаго правленія россійск.-америк. компаніи. Ф. Ф. Беллингсгаузенъ сообщилъ мнѣ, что опись, произведенная И. Ф. Крузенштерномъ сѣверной части амурскаго лимана, а равно и предположеніе его, что у восточнаго берега Сахалина существуетъ баръ однаго изъ рукавовъ рѣки Амура,-- весьма сомнительны, и какъ онъ, такъ и П. Ф. Анжу сказали мнѣ, что недавно къ этимъ берегамъ было посылаемо судно р.-а. компаніи. Они сообщили мнѣ, что при описяхъ тамъ весьма полезно имѣть байдарку, почему и дали мнѣ письма къ Ф. П. Врангелю, прося его сообщить мнѣ, если возможно, свѣдѣнія объ этихъ мѣстахъ и распорядиться, чтобы у меня была байдарка. Съ этими письмами я явился къ Ф. П. Врангелю. Почтенный адмиралъ принялъ меня весьма ласково и благосклонно; относительно байдарки и при ней 2-хъ алеутовъ, бывшихъ въ Аянѣ и знакомыхъ съ языкомъ инородцевъ, обитающихъ около Тугурской губы, обѣщалъ сейчасъ же сдѣлать распоряженіе, чтобы байдарку съ этими алеутами доставили въ маѣ 1841) г. съ Алеутскихъ острововъ въ Петропавловскъ; кромѣ этого, на случай если бы къ моему приходу въ Петропавловскъ туда байдарку не доставили, далъ мнѣ бумагу, по которой я могъ добыть ее, пославъ изъ Петропавловска на ближайшій къ нему островъ изъ Алеутскаго архипелага. Что же касается свѣдѣній о юго-восточномъ берегѣ Охотскаго моря, то Фердинандъ Петровичъ сказалъ мнѣ, что сообщать ему объ этомъ неудобно; "впрочемъ, все, что здѣсь замѣчательнаго", сказалъ онъ, "это то, что устье р. Амуръ и ея лиманъ оказались недоступными". Это обстоятельство подстрекнуло мое любопытство и я убѣдительно просилъ Ф. П. Врангеля позволить мнѣ, у него, взглянуть на тѣ данныя, на которыхъ основано подобное заключеніе объ устьѣ р. Амуръ и ея лиманѣ. Врангель, снисходя къ убѣдительной моей просьбѣ и къ обѣщанію хранить въ тайнѣ, вынулъ изъ своего стола пакетъ, въ которомъ были копіи съ журнала описи Гаврилова и, усадивъ меня въ свой кабинетъ, дозволилъ прочесть этотъ журналъ. Съ большимъ вниманіемъ я разсмотрѣлъ его и вынесъ такое убѣжденіе, что эта опись вовсе не разрѣшаетъ вопроса о рѣкѣ Амуръ, а еще болѣе убѣждаетъ меня въ необходимости изслѣдованія этихъ мѣстъ. Выслушавъ мнѣніе барона о недоступности устья р. Амуръ, высказанное мнѣ раньше и княземъ Меньшиковымъ, я понялъ положеніе правительства и рѣшеніе его предоставить амурскій бассейнъ Китаю. Это поселило во мнѣ твердую рѣшимость во что бы то ни стало произвести изслѣдованія устья Амура и ея лимана и попытать -- не удастся ли мнѣ открыть истины и отклонить правительство отъ подобнаго вреднаго для Россіи рѣшенія; поэтому я рѣшился употребить всѣ мѣры къ прибытію въ Петропавловскъ какъ возможно скорѣе, дабы имѣть время для вышесказанныхъ работъ. Считая безполезнымъ высказывать барону Врангелю мое мнѣніе объ описи Гаврилова, я поблагодарилъ только его за вниманіе и оказанную имъ готовность мнѣ содѣйствовать.
   21 августа 1848 г. транспортъ "Байкалъ" вышелъ изъ Кронштадта {Экипажъ транспорта состоялъ: командиръ капитанъ-лейтенантъ Г. И. Невельской 1-й, лейтенанты: П. В. Козакевичъ 2-й (старшій офицеръ) и А. П. Гревенсъ; мичмана Гейсморъ и Гротъ; корпуса штурмановъ: поручикъ Халезовъ и подпоручикъ Поповъ; юнкеръ князь Ухтомскій и лекарь Бергъ. Нижнихъ чиновъ, составлявшихъ команду транспорта: унт.-оф. 3, матросовъ 22, баталеръ 1, арт. унт.-оф. 1 и фельдшеръ 1, всего 26 чел. Для отвоза въ Петропавловскъ -- мастеровыхъ 14 человѣкъ.}, въ морѣ встрѣтилъ онъ свѣжій противный вѣтеръ и безъ всякой пользы пролавировалъ нѣсколько часовъ. 22 августа я бросилъ якорь по восточную сторону она Сескара, гдѣ и ожидалъ благопріятныхъ обстоятельствъ, двое сутокъ. Снявшись съ якоря 24 августа, до самаго Копенгагена, 8-го сентября, мы боролись съ тѣми же противными вѣтрами и только на нѣсколько часовъ имѣли попутный вѣтеръ, при которомъ транспортъ шелъ отъ 5 до 7 1/2 узловъ. 9 сентября вышли изъ Копенгагена и, имѣя попутные тихіе вѣтры и штили, 11-го числа вступили въ Нѣмецкое море; 15-го -- въ англійскій каналъ, а 16-го, въ 6 часовъ утра, бросили якорь на портсмутскомъ рейдѣ, близъ острова Уайта. Здѣсь мы простояли 14 дней, для необходимыхъ работъ и приготовленій къ дальнѣйшему плаванію какъ то: повѣрки хронометровъ, заготовленія различныхъ запасовъ, провизіи и теплой одежды для команды. Подходящей намъ винтовой шлюпки достать не могли, ее нужно было заказать и ждать 1 1/2 мѣсяца.
   30 сентября, снявшись съ якоря съ портсмутскаго рейда и направившись въ Ріо-Жанейро, до 10 октября мы имѣли восточные умѣренные вѣтры; съ широты 31o 30' и долготы 22o 25' наступили западные и сѣверо-западные вѣтры, безпрестанно мѣнявшіеся въ силѣ и направленіи. Наконецъ, 13 октября, въ широтѣ 27o 51' N и долготѣ 21o 42' W встрѣтили NO пассатъ, который дулъ весьма неправильно, переходя нерѣдко къ О и даже къ OSO, со шквалами и пасмурною погодою, а близъ экватора, 30 октября, незамѣтно перешелъ къ SO.
   4 ноября вѣтеръ постоянно сталъ отходить къ О, а 6-го числа задулъ уже отъ NO. Не доходя 100 миль до Ріо-Жанейро, онъ началъ стихать и наступилъ штиль; проштилевавъ здѣсь болѣе сутокъ, 15 ноября мы бросили якорь на ріо-жанейрскомъ рейдѣ, совершивъ такимъ образомъ плаваніе отъ Портсмута до Ріо-Жанейро въ 44 сутки. Конопатка всего баргоута, тяга такелажа, окраска, пополненіе провизіи и другія необходимыя работы для приготовленія транспорта къ предстоявшему переходу до Вальпорайзо, вокругъ мыса Горна, задержали насъ здѣсь до 1 декабря. 1 декабря, утромъ, при тихомъ вѣтрѣ отъ W, мы вышли въ море, а на другой день пересѣкли тропикъ козерога, въ широтѣ 43oи направились къ мысу Горну. До 9 декабря при тихихъ SO и NO вѣтрахъ, дѣлали незначительные суточные переходы, но съ этого времени задули крѣпкіе западные вѣтры, доходившіе весьма часто до степени шторма. 13 декабря, въ широтѣ 44o 3' S и долготѣ 46o 31' W, а также 24 декабря, въ широтѣ 50o 5' и долготѣ 51o 30', вѣтеръ дулъ съ особою силою, такъ что транспортъ держался подъ зарифленнымъ гротъ-триселемъ,
   31 декабря западный вѣтеръ перешелъ въ береговой SSO муссонъ. 2-го января 1849 г. мы перешли меридіанъ мыса Горна, въ широтѣ 57o 21'. Съ самаго выхода изъ Ріо-Жанейро погода стояла постоянно пасмурная и ненастная, но, не смотря на это неблагопріятное условіе, при принятыхъ мѣрахъ заботливости врача и гг. офицеровъ, больныхъ на транспортѣ почти не было; говорю почти, потому что заболѣвало только 3 человѣка и хворали они не болѣе 3 дней {Для сохраненія здоровья команды, мы строго придерживались правила, чтобы люди отнюдь не ложились въ койки въ сырой одеждѣ или обуви, и чтобы бѣлья, которымъ запаслись въ Англіи, было на каждаго матроса не менѣе 1 1/2 дюж. Само собою разумѣется, что мы не пропустили ни однаго случая тщательно просушивать одежду и обувь людей и провѣтривать палубу и трюмъ. Всѣми средствами старались, чтобы не держать людей на верху въ сырую погоду; по два и по три раза въ недѣлю люди имѣли свѣжу пищу изъ заготовленныхъ презервовъ и постоянно, 2 раза въ сутки, получали глинтвейнъ. Все это имѣло благодѣтельное вліяніе на духъ и здоровье команды: она была весела и бодра.}. 2 февраля мы бросили якорь на вальпорайзскомъ рейдѣ, послѣ 64 суточнаго, весьма труднаго плаванія отъ Ріо-Жанейро.
   Стараясь сколь возможно скорѣе достигнуть петропавловскаго порта и имѣя здоровую и бодрую команду, я простоялъ въ Вальпорайзо всего только 4 сутокъ; время, которое необходимо было для наливки водою и пополненія провизіи. 6 февраля мы снялись съ вальпорайзскаго рейда и направились къ Сандвичевымъ островамъ. Въ теченіе первыхъ 3 дней имѣли тихіе перемѣнные вѣтры пока 9 февраля, въ широтѣ 30o 2' S и долготѣ 74o 30' W, не вступили въ полосу SO пассата, который все время дулъ умѣренно
   Съ 25 числа вѣтеръ сталъ переходить къ О; потомъ дули перемѣнные тихіе вѣтры, съ продолжительными шквалами. 9 марта мы получили NO пассатъ. Въ этотъ промежутокъ времени мы два раза пересѣкли экваторъ, въ послѣдній разъ 4 марта, въ долготѣ 110o 51' W. До 22 марта, широты 16o 13' N долготы 142o 28' W, мы имѣли ровный NO пассатъ, но съ этого пункта онъ замѣнился перемѣнными тихими вѣтрами, дувшими преимущественно изъ О половины компаса. 2 апрѣля 1849 и транспортъ "Байкалъ" бросилъ якорь въ гавани Гонолулу на о-вѣ Оагу, послѣ 55-ти суточнаго плаванія отъ Вальпорайзо.
   На Сандвичевыхъ островахъ мы встрѣтились съ бывшимъ тогда здѣсь кораблемъ р.-а. компаніи, подъ командою капитанъ-лейтенанта А. О. Рудакова и провели въ кругу русскихъ, вдали отъ отечества, Свѣтлое Христово Воскресенье. Команда наша веселилась и отдыхала вмѣстѣ съ своими соотечественниками, которыхъ она не видала съ выхода изъ Кронштадта. Здѣсь я съ гг. офицерами и командиромъ корабля р.-а. компаніи, Рудаковымъ, представлялся королю Сандвичевыхъ острововъ Камеомеа. Его величествомъ мы были приняты весьма парадно и благосклонно, въ знакъ особаго уваженія, какое онъ питалъ к нашему Императору и Россіи. Простоявъ въ Гонолулу до 10 апрѣля пополнивъ провизію и налившись водою, мы пошли въ Петропавловскъ.
   До широты 31o 32' N, транспортъ шелъ при умѣренныхъ и тихихъ NO вѣтрахъ, но съ этой шпроты, 21 апрѣля, вѣтеръ перешелъ сначала къ SO, а потомъ мѣнялся безпрестанно въ направленіи и силѣ, нагоняя при этомъ шквалы и пасмурность; съ такими обстоятельствами мы шли до самаго Петропавловска. 11 мая, въ виду авачинской губы, выпалъ большой снѣгъ и нашелъ жестокій шквалъ съ горъ, но вскорѣ сдѣлался ровный попутный вѣтеръ, съ которымъ 12 мая 1849 г. мы вошли въ авачинскую губу и въ 2 часа пополудни, послѣ 32 суточнаго плаванія отъ Гонолулу и чрезъ 8 мѣсяцевъ 23 дня по выходѣ изъ Кронштадта *), бросили якорь въ петропавловской гавани, противъ порта. За весь переходъ изъ Кронштадта, мы простояли на якорѣ всего 33 дня; больныхъ на транспортѣ, изъ 42 чел. экипажа, не было ни однаго.
   {Предшественники мои, отправлявшіеся изъ Кронштадта съ тою-же цѣлью (отвезти грузъ), съ которою былъ посланъ и трансп. "Байкалъ", совершили плаваніе изъ Кронншадта въ Петропавловскъ: а) транспортъ "Америка" въ 600 тоннъ, имѣвшій болѣе 10 узловъ хода, пришедъ въ Петропавловскъ чрезъ 10 мѣсяц. 25 дней (капитанъ Шанцъ); б) трансп. "Або" такой-же вмѣстимости и скорости хода, въ 12 м. 15 дней (капитанъ Юнкеръ), и в) транспортъ "Иртышъ" въ 450 тоннъ, совершилъ плаваніе изъ Крон ок. Губернатору Восточной Сибири высочайше повелено было содействовать этой экспедиции всеми средствами в видах скорейшего окончания возложенного на неё поручения, состоявшего в том, чтобы окончательно определить нашу границу с Китаем по направлению столбов, найденных Миддендорфом. Эта экспедиция в июне 1849 года прибыла из Петербурга в Иркутск, где, по распоряжению генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, оставшимся вместо него Иркутским губернатором Владимиром Николаевичем Зориным была оставлена впредь до возвращения Н. Н. Муравьёва из Камчатки.
   Таковы были события, совершившиеся на отдалённом нашем Востоке до 1849 года, приведшие правительство к окончательному и, казалось, бесповоротному решению: "положить границу нашу с Китаем по южному склону Хинганского Станового хребта до Охотского моря, к Тугурской губе и отдать, таким образом, навсегда Китаю весь Амурский бассейн, как бесполезный для России по недоступности для мореходных судов устья реки Амура и по неимению на его прибрежье гавани; всё же внимание обратить на Аян, как на самый удобный порт в Охотском море, и на Петропавловск, который должен был стать главным и укрепленным портом нашим в Восточном океане" {Таков смысл решения Особого комитета 1848 года, под председательством министра иностранных дел графа Нессельроде, с участием военного министра графа Чернышёва, генерал-квартирмейстера Берга и прочих, как видно из дела по Амуру, находящегося в архиве Азиатского департамента Министерства иностранных дел.}.
   Ясно, чтобы отклонить правительство от такого ошибочного решения и дать возможность принять на отдалённом Востоке надлежащее положение, которое готовили ему Петр I и Екатерина II, необходимо было разрешить два важных вопроса: пограничный и морской. Из них первый вопрос заключался в том: действительно ли груды камней, найденные академиком Миддендорфом и принятые им за пограничные знаки с Китаем, имеют это значение? Действительно ли Хинганский Становой хребет, тянущийся к востоку от вершин рек Горбицы и Уды и имеющий тоже восточное направление около Тугурской губы, упирается в Охотское море? И, наконец, какое имеют направление реки, выходящие из Хинганского хребта и впадающие в южное и северо-восточное колена реки Амура? Второй вопрос -- морской -- заключался в том: действительно ли недоступны для мореходных судов с севера и юга Амурский лиман и устье реки Амура? И действительно ли на прибрежьях Татарского залива нет гавани? Для разрешения этих вопросов была необходима посылка особой экспедиции; но после сейчас сказанного ясно, что представлять правительству о снаряжении экспедиции с этой целью было уже невозможно; ибо после его решения, в котором были заинтересованы первые сановники государства, не только нельзя было ожидать на это согласия, но, напротив, тех, которые осмелились бы сделать подобное представление, ожидало бы явное или тайное преследование. Озарить этот край светом истины и этим отклонить высшее правительство от потери его навсегда для России возможно было лишь случайно и при содействии лиц, твердо убеждённых в ошибочности взгляда на этот край, -- взгляда, унаследованного от авторитетных, знаменитых мореплавателей и последующих за ними экспедиций. Тут нужны были люди, которые решились бы действовать в сложившихся обстоятельствах вне повелений, -- люди, вместе с тем одушевлённые и гражданским мужеством и отвагой, готовые на все жертвы для блага своего отечества!
   В такое именно положение поставлены были здесь наши морские офицеры с 1849 по 1855 год. Они-то, как мы ниже увидим, возбудив погребённый, казалось, навеки Амурский вопрос, разрешили его и, разъяснив правительству всё важное значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов, делались виновниками присоединения этого края и острова Сахалина к России.
   Мне необходимо было обозреть все предшествовавшие 1849 году события, совершившиеся на отдалённом нашем Востоке, для того, чтобы дать, возможность справедливо оценить всю важность деятельности в этом крае наших морских офицеров с 1849 по 1855 год, -- деятельности, далеко выходящей из ряда обыкновенных.
   

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПОДГОТОВКА ТРАНСПОРТА "БАЙКАЛ" К ПОХОДУ НА КАМЧАТКУ

Приготовления к походу транспорта "Байкал". -- Объяснение мое с генерал-губернатором в декабре 1847 года. -- Амурский вопрос возбуждается снова. -- Мое объяснение с князем Меньшиковым в исходе декабря 1847 года. -- Спешное окончание постройки транспорта. -- Представления и распоряжения мои относительно груза. -- Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 года. -- Моя просьба князю Меньшикову о дозволении итти в Амурский лиман. -- Сущность моего письма к Н. Н. Муравьёву от 10 февраля 1848 года. -- Ответ на это письмо, полученный мной в июле того же года.

   
   По ходатайству генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, и рекомендации Ф. П. Литке и Ф. С. Лутковского {Я служил с великим князем с 1836 по 1846 год на фрегатах "Беллона" и "Аврора" и корабле "Ингерманланд". При вооружении корабля "Ингерманланд" в Архангельске был помощником великого князя как старшего офицера. Во все время мы плавали под флагом Ф. П. Литке, а Ф. С. Лутковский был при великом князе.} в исходе декабря 1847 года я был назначен командиром военного транспорта "Байкал", который строился по заказу Морского министерства на верфи Бергстрема и Сулемана в Гельсингфорсе {Траспорт "Байкал" имел вместительность 250 тонн; по контракту со строителями он должен был быть спущен yа воду в сентябре 1848 года, следовательно не мог выйти из Кронштадта ранее исхода октября. Главные его измерения: длина между перпендикулярами 94 фута (28,5 м), ширина 24 фута 7 дюймов (7,5 м); при полном грузе должен сидеть ахтерштевнем 12 футов 9 дюймов (3,8 м), а форштевнем 11 футов 8 дюймов (3,5 м). Диферент 1 фут 1 дюйм (32 см).}. Этот транспорт назначался на службу в Охотск, и на нем приказано было отправить из С. Петербурга и Кронштадта различные комиссариатские, кораблестроительные и артиллерийские запасы и материалы для наших сибирских портов: Охотского и Петропавловского. Такова была цель отправления транспорта "Байкал", выход из Кронштадта предполагался не ранее осени 1848 г. В это время в Петербург прибыл незадолго перед тем назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-майор Николай Николаевич Муравьёв55, бывший до того Тульским губернатором. Так как я должен был итти в сибирские порты, состоявшие отчасти и в его ведении, то начальник Главного морского штаба князь Александр Сергеевич Меньшиков56 приказал мне представиться Н. Н. Муравьёву. Николай Николаевич принял меня весьма благосклонно; в разговоре с ним о снабжении наших сибирских портов я имел случай обратить его внимание на важное значение, какое может иметь для вверенного ему края река Амур; на это он отозвался, что не только возвращение этой реки в наше владение, но и открытие для нас свободного по ней плавания представляет огромное значение для Сибири, но, к несчастию, все убеждены, что будто бы устье этой реки забросано мелями и недоступно для входа в реку судов с моря и что в этом убежден вполне и император, ибо, когда я пытался обратить его внимание, объяснил мне Н. Н. Муравьёв, на важное значение для России реки Амура, государь изволил выразиться: "Для чего нам эта река, когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки" {Об экспедиции Гаврилова 1846 года и о её результатах, оставленных вследствие повеления Николая I без огласки, Н. Н. Муравьёв ничего не знал: об этом было известно только графам Нессельроде и Чернышёву, князю Меньшикову, барону Врангелю, Тебенькову и Завойко. Тихменев в сочинении своем "Историческое обозрение колоний Российско-Американской компании" на стр. 61 говорит, что будто бы император в 1847 году сказал Н. Н. Муравьёву, что река Амур должна принадлежать России и что производившиеся там исследования не раз должны повториться". Это выдумка Тихменева -- государь никогда в 1847 году Муравьёву этого не говорил, что ясно доказывается его резолюцией, сделанной на докладе графа Нессельроде 15 декабря 1846 года: "Оставить вопрос об Амуре как о реке бесполезной для России".}. На это я отвечал Н. Н. Муравьёву, что распространившееся действительно подобное заключение о реке Амуре и его лимане мне кажется весьма сомнительным, ибо из всех обнародованных сведений и описей, произведённых Лаперузом, Браутоном и Крузенштерном, на которых подобное заключение и могло быть только основано и которое я тщательно изучил, еще нельзя делать об устье реки такого заключения. Кроме того невольно рождается вопрос: неужели такая огромная река, как Амур, не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках, как некоторым образом выходит из упомянутых описей. Поэтому я полагаю, что тщательное исследование её устья и лимана представляется настоятельной необходимостью. Сверх того, если Сахалин соединяется с материковым берегом отмелью, покрывающейся водой только при приливах, как показывается на всех морских картах, составленных по упомянутым описаниям, то-есть, если вход в Амурский лиман из Татарского залива недоступен, то это обстоятельство ещё более должно убеждать нас, что из Амура должен существовать выход с достаточною глубиною. Выслушав со вниманием мои доводы, Н. Н. Муравьёв, изъявив полное сочувствие моему предложению, выразил, что он с своей стороны постарается употребить все средства к его осуществлению.

   При передаче этого разговора с генерал-губернатором князю А. С. Меньшикову, я просил: не признается ли возможным употребить вверенный мне транспорт для исследования устья Амура и его лимана и на опись юго-западного берега Охотского моря, показываемого на морских картах точками. На это его светлость заметил, что "по позднему выходу транспорта, дай бог, чтобы Вы пришли в Петропавловск к осени 1849 года, что сумма денег ассигнована на плавание транспорта только на один год, следовательно у вас не будет ни времени, ни средств к исполнению этого поручения. Кроме того подобное предприятие, как исследование устья Амура, не принесет никакой пользы, ибо положительно доказано, что устье этой реки заперто мелями, в чем убежден и государь; наконец, возбуждение вопроса об описи устья Амура, как реки китайской, повлечёт к неприятной переписке с китайским правительством, а граф Нессельроде на это ныне не согласится и не решится представить государю. Поэтому, -- сказал князь, -- нечего думать о том, что невозможно, а надобно вам стараться снабдить наши сибирские порты по возможности благовременно, ибо, по последним донесениям их начальников, там ощущается большой недостаток в комиссариатских и кораблестроительных материалах и запасах".
   Из этого замечания князя Меньшикова я видел, что главная причина к отстранению моего предложения заключается в том, что не будет времени к исполнению его; испрашивать же особых средств для этого нельзя, по нежеланию вступать об этом в сношение с Китаем. Следовательно, чтобы иметь надежду достигнуть предложенной мной цели, необходимо было удалить эти препятствия, то-есть: а) постараться, чтобы транспорт мог притти на Камчатку в мае месяце и к июню можно было бы сдать весь груз в Петропавловске, то-есть чтобы всё лето 1849 года было свободно, а следовательно, чтобы и времени и суммы, назначенной для плавания транспорта, было достаточно для исследования устья Амура и его лимана, и б) чтобы это исследование было произведено как бы случайно, при описи юго-западного берега Охотского моря, соседственного с Амурским лиманом. К достижению вышеупомянутых целей приступил я немедленно.
   В начале января 1848 года транспорт был только что заложен, так что к обшивке его располагали приступить только весной. Я объяснил строителям Бергстрему и Сулеману, что князю Меньшикову было бы приятно, если бы транспорт был готов к июлю месяцу, и просил их ускорить работы. Это было необходимо ещё и потому, что только при раннем выходе из Кронштадта на таком малом судне, как "Байкал", можно было надеяться достигнуть Петропавловска благополучно и заблаговременно. Строители, ввиду желания князя Меньшикова, бывшего тогда генерал-губернатором Финляндии, дали мне обязательство опустить на воду транспорт к июлю месяцу, ранее времени, означенного в контракте более чем на полтора месяца. Уладив, таким образом, это первое и важное дело и оставив в Гельсингфорсе наблюдать за постройкою транспорта старшего офицера, лейтенанта П. В. Козакевича57, я начал хлопотать об устранении и других препятствий, служивших постоянной причиной задержки судов в Кронштадте и Петропавловске, а также и обстоятельств, ставивших командиров судов в иностранных портах в неприятное положение.
   По заведенному порядку чиновниками комиссариатского и кораблестроительного департаментов груз, назначенный в Петропавловск и Охотск, сдавался командиру судна не по местам, как то делается на коммерческих судах, а по мере, весу и счету: на этом основании командира обязывали сдавать его также в Петропавловске и Охотске. Груз, назначаемый в сибирские наши порты, составлялся обыкновенно из забракованных большей частью вещей и хранился в магазинах в так называемых охотских кучках, так что большая его часть достигала места назначения в негодном виде. Чиновники по этому случаю обыкновенно писали и отписывались и в конце концов относили это к случайностям в море, при качке, буре и тому подобном, или к худой укладке в судне и тесноте, перемене климата, и наконец, к невниманию командиров и, как лица неответственные, оставались всегда правыми. Кроме того материалы и запасы к месту погрузки в Кронштадте доставлялись неблаговременно и в беспорядке, так что тяжелые вещи (железо и тому подобное), которые должны бы быть погружены в нижней части трюма, привозились последними. Через это, кроме утомительных хлопот и неприятностей, напрасно терялось много времени и места в судне. Все отправлявшиеся до меня с тою же целью транспорты имели вместительность почти втрое большую "Байкала" и в них поэтому было места гораздо более чем надобно для помещения отправляемого груза, а потому предшественникам моим и не было повода обращать внимание на лучшую упаковку груза, тогда как мне предстояло взять такой же и даже больший груз и уложить его в пространстве гораздо меньшем. Кроме того предшественники мои, не имея в виду ничего, кроме доставки груза, не имели и повода заботиться о раннем выходе из Кронштадта.
   Тщательно и подробно осмотрев в магазинах назначенные к отправлению вещи и взяв некоторые образцы их, я убедился, что при таком способе упаковки, какой употреблялся до меня, не могу погрузить на транспорт и половины вещей, а равно убедился и в том, что комиссариатские материалы (холст, сукно, сапожный товар и прочее) были почти гнилые.
   По существовавшему тогда положению офицерские порционы рассчитывались по двойной стоимости матросской порции, а потому в заграничных портах надобно было брать от консулов и агентов справочные цены на запасы, входившие в состав матросской порции, и стараться, чтобы эти цены были выданы возможно большие и вообще несуществующие, ибо без того офицерские порционы становились весьма недостаточными. Это обстоятельство ставило командиров судов в весьма щекотливое и несвойственное званию положение и часто замедляло выход судна в море.
   Объяснив все эти обстоятельства бывшему тогда генерал-интенданту вице-адмиралу Васильеву и указав на всю несоответственность положений о приеме и сдаче груза и заведённом порядке отправлять всё худшее в сибирские порты, я представил ему свои соображения к устранению всего этого. Соображения эти были переданы для немедленного рассмотрения чиновникам комиссариата. Они на эти мои соображения представили целую диссертацию о невозможности их исполнения и заключили, что они никогда не должны быть ответственны за груз, отправляемый со мною. После этого генерал-интендант объявил мне, что он со своей стороны ничего не может сделать по моему желанию, хотя ему и сочувствует, и что надобно обратиться мне к князю Меньшикову.
   Представив князю Меньшикову образцы негодных материалов, предположенных к отправлению со мною, невозможность взять и половины груза, если он не будет упакован, медленность приёмки и сдачи и о прочих сказанных обстоятельствах, я просил его приказать:
   а) Чтобы весь назначенный к отправлению со мной груз принимать и сдавать не по мере, весу и счету, а по числу мест, которые должны быть тщательно упакованы и упрессованы, с приложением на каждом месте пломбы и номера.
   б) Чтобы весь груз был доставлен в Кронштадт не позже 1 июля. Ревизор транспорта наблюдает за этим и в случае. медленности делает напоминание; а в случае, если и за сим произошла бы замедленность, могущая остановить погрузку транспорта, то те места, которые не будут доставлены ко времени погрузки на транспорт, отправляются на коммерческом судне на Камчатку за счет чиновников того учреждения, по вине которого это произошло.
   в) Всеми учреждениями должна быть представлена мне к 1 июля подробная опись, что именно в каждом месте заключается, и я имею право по своему усмотрению, при чиновнике того ведомства, от которого доставляется груз, снять с любого места пломбу и распаковать его. Если окажется, что материалы, в нем заключающиеся, несогласны с образцами и дурного качества, или мера, или вес их менее показанных в ведомости, то все чиновники того ведомства штрафуются суммою, представляющею двойную стоимость этого места.
   г) Предписать начальникам Камчатки и Охотска, что я отвечаю только за число мест и за целость пломб на них, но никак не за количество и качество заключающихся в них материалов, за что отвечают чиновники того ведомства, от которого отправлен груз, и предписать им, чтобы по прибытии в порт транспорта груз с него был немедленно принят по числу мест.
   д) Порционные деньги офицерам за границей определить по 10 фунтов стерлингов в месяц и никакого сношения по этому предмету с консулами не иметь.
   е) В случае медленной доставки морской провизии консулами за границей или дурного качества разрешить покупать её без всякого участия их.
   ж) Разрешить купить в Англии, кроме двух положенных по штату хронометров, еще два хронометра и карты, какие признаются нужными.
   з) Разрешить купить в Англии, если возможно, маленькую паровую шлюпку от 4 до 6 сил, которая могла бы поместиться в ростры.
   При этой записке я представил его светлости удостоверение от строителей Бергстрема и Сулемана, что они постараются спустить транспорт к 1 июля, то-есть полутора месяцами ранее времени, назначенного в контракте, и объяснил князю, что если ему угодно будет приказать исполнить в точности это мое представление, то я надеюсь взять весь груз, назначенный в Петропавловск, выйти из Кронштадта в августе и быть в Петропавловске в мае; а потому у меня всё лето 1849 года будет свободно. Это время и можно было бы употребить на подробную опись юго-западного берега Охотского моря, который на наших картах, как неизвестный, означается точками. При переходах наших судов из Охотска и Аяна в Петропавловск и Ситху, доложил я князю, свежие ветры и другие случайности могут увлечь их к этому неисследованному берегу и поставить в самое опасное и критическое положение.
   Князь А. С. Меньшиков, весьма довольный тем, что я уладил дело со строителями и предполагаю возможным взять весь назначенный к отправке груз, для перевозки которого обыкновенно назначались транспорты гораздо больших рангов, мало того, что утвердил моё представление, но ещё на записке моей написал: "В точности исполнять немедленно и все дальнейшие требования командира, клонящиеся к скорейшему выходу из Кронштадта транспорта и к обеспечению благонадежного плавания и сохранения здоровья команды". Затем он заметил мне, что хотя и вполне соглашается с необходимостью привести в известность юго-западный берег Охотского моря, но берег этот считают принадлежащим Китаю. На это я отвечал его светлости, что по трактатам, заключённым с Китаем, вся страна от верховьев реки Уды к востоку, до моря, оставлена без разграничения, а потому и нельзя утверждать, чтобы этот берег принадлежал единственно Китаю. Князь сказал: "Это правда, и генерал-губернатор об этом хлопотал, но министр иностранных дел признаёт ныне этот берег китайским; это обстоятельство и составляет немаловажное препятствие к тому, чтобы дать вам разрешение произвести его опись. Граф Нессельроде и не думает о том, что без подробной описи этого берега плавать по Охотскому морю для наших судов опасно, он избегает только неприятных сношений с китайцами". "Впрочем, -- заметил князь, -- это впереди, а теперь вам надобно заботиться, чтобы скорее выйти из Кронштадта и, несмотря на настоящие политические обстоятельства {Известно, что в начале 1848 года Европа была взволнована, и Россия ожидала, что может разгореться всеобщая европейская война}, стараться благополучно прибыть в Камчатку, ибо там во всем крайний недостаток".
   Из разговора с князем я заключил, что разрешение на опись юго-западного берега Охотского моря можно надеяться получить только при раннем выходе моём из Кронштадта и при ходатайстве генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, а потому сейчас же после этого разговора я написал в Иркутск письмо к Н. Н. Муравьёву. Высказав его превосходительству мою полную уверенность в его готовности сделать всё полезное для вверенного ему края, я в то же время уведомил его, что надеюсь выйти из Кронштадта, в начале августа и быть в Камчатке в начале мая 1849 года. Чтобы сдать груз, -- писал я, -- мне достаточно 2 1/2 недель, а затем остальная часть лета у меня остаётся свободною; её-то и мог бы я употребить, во-первых, на осмотр и опись юго-восточного берега Охотского моря, начиная от Тугурской губы до лимана Амура; во-вторых, на исследование этой реки и её лимана и наконец на опись северо-восточного берега Сахалина, до широты 52o, то-есть места, около которого Крузенштерн предполагал существование бара какой-то большой реки или одного из рукавов Амура". Судя по разговору моему с князем Меньшиковым, -- писал я Муравьёву, -- без Вашего содействия я не надеюсь получить на то разрешения; за самовольное же производство подобной описи я подвергаюсь строжайшей ответственности, так как всеми здесь и особенно графом Нессельроде эти места признаются принадлежащими Китаю. Между тем случай и время будут упущены, и мне будет очень жаль не воспользоваться удобными обстоятельствами, тем более, что ко мне на транспорт назначены деятельные и прекрасные офицеры и транспорт снабжается для этого довольно полно. Постигая всю важность для России познания этой страны, я употребил бы всю мою деятельность и способности, чтобы представить добросовестную картину мест, доселе закрытых от нас мраком; я бы исследовал, во-первых, до какой степени доступно плавание для мореходных судов в реку Амур и её лиман и, во-вторых, имеются ли на берегах этого края гавани, в которых с удобством можно было бы основать порт, то-есть постарался бы разрешить главные вопросы, остающиеся доселе сомнительными. Но для этого необходимо, чтобы мне было повелено:
   "1) По приходе в Петропавловск сдать весь груз в этом порту.
   "2) Из Петропавловска отправиться к восточному берегу Сахалина до 52o северной широты и отсюда, следуя с описью вдоль сахалинского берега к северу, войти в лиман Амура для исследования устья Амура и лимана, в видах разрешения главного вопроса: в какой степени доступен вход в лиман и реку с севера и юга.
   "3) Описать юго-западный берег Охотского моря и берега Татарского залива, в видах отыскания на этих берегах удобной гавани, и наконец:
   "4) В случае если бы в продолжение навигации 1849 года я не успел окончить эту опись, то на зимние месяцы итти к югу и, с раннею весною 1850 года, возвратиться обратно в Татарский залив для окончания описи; после чего следовать в Охотск и, сдав транспорт, со всеми офицерами возвратиться сушею в Петербург".
   Это письмо я закончил так: "Конечно, мне было бы гораздо легче отвезти груз в Петропавловск и Охотск, как это доселе предполагалось, чем брать на себя подобную трудную работу, да ещё на маленьком судне и с ничтожными средствами, но, постигая всю важность подобных исследований для отечества и сомневаясь в безошибочности заключения знаменитых мореплавателей об этой стране, осмеливаюсь просить Вашего участия в этом деле и ожидать на это письмо Вашего уведомления". 10 февраля 1848 года, С.-Петербург.
   Решение князя Меньшикова относительно груза взволновало комиссариатских чиновников и содержателей магазинов; они старались делать мне на каждом шагу всевозможные затруднения, но в этом деле приняли участие почтенные адмиралы, генерал-интендант Васильев, главный командир кронштадтского порта Беллингсгаузен и начальник штаба Васильев; они остановили эту бюрократическую бурю и, в конце концов, довели моих бюрократов до того, что они начали усердно хлопотать, чтобы как можно скорее спровадить меня из Кронштадта. Весь груз был упакован и упрессован согласно моему требованию и в начале июля доставлен в Кронштадт. Груз был самого лучшего качества, так что начальники Камчатки и Охотска Машин и Вонлярлярский донесли князю Меньшикову, что такого хорошего качества материалов и запасов, какие доставлены на транспорте "Байкал", не было доселе в этих портах. Назначенные ко мне расторопные и деятельные офицеры употребляли всевозможное старание к скорейшему приготовлению транспорта. Строители Бергстрем и Сулеман сдержали свое слово: 10 июля 1848 года транспорт был спущен на воду со всем внутренним устройством. К этому же времени команда, паруса и такелаж были присланы из Кронштадта в Гельсингфорс на пароходе "Ижора", который для содействия к скорейшему прибытию транспорта в Кронштадт оставался в моем распоряжении. Таким образом, сверх ожидания князя Меньшикова, 20 июля я пришёл на Кронштадтский рейд совершенно почти готовым, так что нагрузить транспорт и приготовиться окончательно к походу потребовалось не более четырех недель.
   Между тем в начале июля в Гельсингфорсе я получил ответ генерал-губернатора на письмо моё от 10 февраля. Николай Николаевич благодарил за истинно патриотическое рвение моё к столь важному для России делу, уведомлял, что он ходатайствует вместе с сим через князя Меньшикова об утверждении инструкции императором, которую я имею получить; что эта инструкция составлена на основаниях, изложенных в моем письме к нему от 10 февраля, и, наконец, что, при сочувствии к этому делу князя Меньшикова и министра внутренних дел Л. А. Перовского, он надеется, что она будет утверждена.
   

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

НА ПУТИ К НИЗОВЬЯМ АМУРА

Объяснение с князем Меньшиковым о необходимости исследования Амурского лимана. -- Проект инструкции, представленный мной князю Меньшикову. -- Мои объяснения с адмиралами Беллингсгаузеном, Анжу и Врангелем. -- Выход транспорта, из Кронштадта и плавание его до Петропавловска. -- Депеши, полученные мной в Петропавловске от Н. Н. Муравьёва. -- Распоряжения мои в этом порту. -- Выход транспорта.

   
   По приходе в Кронштадт с транспортом я немедленно явился в Петергоф к князю. Князь удивился моему скорому приходу и, когда я объявил ему, что транспорт около 20 августа выйдет из Кронштадта и что я помещу весь доставленный груз, был весьма доволен и благодарил меня. В это время я застал у князя Льва и Василия Алексеевичей Перовских58. Пользуясь расположением ко мне князя и имея в виду ходатайство Н. Н. Муравьёва, я решился сказать князю: "Итак, ваша светлость, я со своей стороны сделал всё возможное, чтобы прибыть на Камчатку в мае месяце и иметь лето 1849 года свободным, а потому осмеливаюсь просить вашу светлость разрешить употребить мне это время на опись юго-западного берега Охотского моря и при этом случае побывать в лимане Амура, в который официально меня занесут свежие ветры и течения, постоянно господствующие в этих местах, как пишет Крузенштерн". На это князь отвечал: "Бесполезно рисковать итти туда, где положительно известно, что вход весьма опасен и для твоего транспорта невозможен. Кроме того я уже говорил, что граф Нессельроде не решится представлять об этом государю, особенно теперь, когда решено уже, что эти места должны принадлежать Китаю". Перовские {С этого времени я пользовался особым расположением Л. А. Перовского, и он везде и всегда меня обеспечивал.} при этом заметили, что, кажется, нет причины отклонять моей просьбы, если я указываю, что это можно сделать случайно. Тогда князь Меньшиков, сказав, что об этом хлопочет и генерал-губернатор Муравьёв, приказал мне сейчас же ехать в Петербург к вице-директору инспекторского департамента М. Н. Лермонтову, взять от него представление Муравьёва, рассмотреть его и составить проект инструкции, который и доложить ему. Через два дня я представил князю проект инструкции такого содержания: "По сдаче груза в Петропавловске следовать в Охотское море, тщательно осмотреть и описать залив Константина (залив Академии) и соседственный с ним юго-западный берег Охотского моря, до лимана Амура; исследовать лиман этой реки и её устье и описать северо-восточную часть Сахалина до 52o северной широты. Затем отправиться в Охотск, сдать транспорт и с офицерами через Сибирь возвратиться в Петербург. По прибытии в Камчатку находиться в распоряжении генерал-губернатора Восточной Сибири ввиду содействия с его стороны в возлагаемом на вас поручении".
   Прочитав этот проект, князь вычеркнул лиман и устье Амура, а вместо этого написал: "и осмотреть юго-западный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены или усмотрены прежними мореплавателями", и при этом сказал мне, что исполнение мной распоряжений генерал-губернатора должно ограничиваться лишь пределами этой инструкции, в противном случае подвергаюсь строжайшей ответственности. На это я сказал князю, что мысы Ромберга и Головачёва определены Крузенштерном и около этих мест существуют сильные течения, которые могут увлечь транспорт в лиман Амура, и поэтому я буду иметь случай осмотреть как его, так и устье реки. "Это, -- отвечал князь, -- будет бесполезно, ибо, повторяю, лиман недоступен; хотя я этому не доверяю и вполне сочувствую необходимости его исследования, но ныне, когда решено, что этот край принадлежит Китаю, без высочайшего повеления сделать это невозможно, и вы подверглись бы за это строжайшей ответственности. Впрочем если подобный осмотр будет произведен случайно, без каких-либо несчастий, то-есть потери людей или судна, и без упущения возложенного на вас поручения, -- описи и исследования Константиновокого залива и окрестных с ним берегов, куда и предполагается перенести Охотский порт, -- то, может быть, обойдется и благополучно. Данная вам инструкция сообщена Муравьёву. Хлопочите скорей выйти из Кронштадта, я вами доволен, но чиновники весьма сердиты на вас и беспрестанно жаловались генерал-интенданту".
   Получив упомянутую инструкцию от князя Меньшикова за несколько дней до моего выхода из Кронштадта, я имел случай говорить о Сахалине и о берегах Охотского моря с главным командиром Кронштадтского порта Ф. Ф. Беллингсгаузеном59 и адмиралом П. Ф. Анжу60. Первый сопровождал Крузенштерна в чине мичмана, а последний был большой приятель и товарищ барона Врангеля, бывшего тогда председателем Главного правления Российско-Американской компании. Ф. Ф. Беллингсгаузен сообщил мне, что опись, произведенная И. Ф. Крузенштерном в северной части Амурского лимана, а равно и предположение его, что у восточного берега Сахалина существует бар одного из рукавов реки Амура, -- весьма сомнительны, и как он, так и П. Ф. Анжу сказали мне, что недавно к этим берегам было посылаемо судно Российско-Американской компании. Они сообщили мне, что при описи там весьма полезно иметь байдарку, почему и дали мне письма к Ф. П. Врангелю, прося его сообщить мне, если возможно, сведения об этих местах и распорядиться, чтобы у меня была байдарка. С этими письмами я явился к Ф. П. Врангелю. Почтенный адмирал принял меня весьма ласково и благосклонно; относительно байдарки и при ней двух алеутов, бывших в Аяне и знакомых с языком гиляков, обитающих около Тугурской губы, обещал сейчас же сделать распоряжение, чтобы байдарку с этими алеутами доставили в мае 1849 года с Алеутских островов в Петропавловск; кроме этого, на случай, если бы к моему приходу в Петропавловск туда байдарку не доставили, дал мне бумагу, по которой я мог добыть ее, послав из Петропавловска на ближайший к нему остров из Алеутского архипелага. Что же касается сведений о юго-западном береге Охотского моря, то Фердинанд Петрович сказал мне, что сообщать ему об этом неудобно. "Впрочем, всё, что здесь замечательного, -- сказал он, -- это то, что устье реки Амура и её лиман оказались недоступными". Это обстоятельство подстрекнуло мое любопытство, и я убедительно просил Ф. П. Врангеля позволить мне взглянуть у него на те данные, на которых основано подобное заключение. Врангель, снисходя к убедительной моей просьбе и к обещанию хранить все в тайне, вынул из своего стола пакет, в котором были копии с журнала описи Гаврилова, и, усадив меня в своем кабинете, дозволил прочесть этот журнал. С большим вниманием я рассмотрел его и вынес такое убеждение, что эта опись вовсе не разрешает вопроса о реке Амуре, а ещё более убеждает меня в необходимости исследования этих мест. Выслушав мнение барона о недоступности устья Амура, высказанное мне раньше и князем Меньшиковым, я понял положение правительства и решение его предоставить Амурский бассейн Китаю. Это доселило во мне твердую решимость во что бы то ни стало произвести исследования устья Амура и его лимана и попытать -- не удастся ли мне открыть истину и отклонить правительство от подобного вредного для России решения; поэтому я решился употребить все меры для того, чтобы попасть в Петропавловск как можно скорее и иметь время затем для вышесказанных работ. Считая бесполезным высказывать барону Врангелю моё мнение об описи Гаврилова, я поблагодарил только его за внимание и оказанную им готовность мне содействовать.

   21 августа 1848 года транспорт "Байкал" вышел из Кронштадта {Экипаж транспорта состоял на следующих лиц: командир капитан-лейтенант Г. И. Невельской, лейтенанты: П. В. Козакевич (старший офицер) и А. П. Гревенс. Мичманы Гейсмар и Гротс, корпуса штурманов: поручик Халезов и подпоручик Попов; юнкер князь Ухтомский и лекарь Берг. Нижних чинов, составлявших команду транспорта: унтер-офицеров 3, матросов 22, баталер 1, артиллерийский унтер-офицер 1 и фельдшер 1, всего 28 чел. Для отвоза в Петропавловск мастеровых 14 человек.}. В море встретил он свежий противный ветер и без всякой пользы пролавировал несколько часов. 22 августа я бросил якорь на восточной стороне острова Сескара, где и ожидал благоприятных обстоятельств двое суток. Снявшись с якоря 24 августа, до самого Копенгагена (до 8 сентября) мы боролись с теми же противными ветрами и только на несколько часов имели попутный ветер, при котором транспорт шел от 5 до 7 1/2 узлов.
   9 сентября вышли из Копенгагена и, имея попутные тихие ветры и штили, 11-го числа вступили в Северное море; 15-го -- в Английский канал, а 16-го в 6 часов утра бросили якорь на Портсмутском рейде, близ острова Уайта. Здесь мы простояли 14 дней для необходимых работ и приготовлений к дальнейшему плаванию, как-то: поверки хронометров, заготовления различных запасов, провизии и теплой одежды для команды. Подходящей нам винтовой шлюпки достать не могли, её нужно было заказать и ждать полтора месяца.
   30 сентября снялись с якоря на Портсмутском рейде и направивлись в Рио-де-Жанейро; до 10 октября мы имели восточные умеренные ветры; с северной широты 81o30' и 22o26' западной долготы наступили западные и северо-западные ветры, беспрестанно менявшиеся в силе и направлении. Наконец, 13 октября в северной широте 27o51' и западной долготе 21o42' встретили северо-восточный пассат, который дул весьма неправильно, переходя нередко к востоку и даже к востоку-юго-востоку со шквалами и пасмурной погодой, а близ экватора, 30 октября, незаметно перешел к юго-востоку.
   4 ноября ветер постепенно стал отходить к востоку, а 6-го числа задул от северо-востока. Мы не дошли 100 миль до Рио-де-Жанейро, как он начал стихать, и наступил штиль; проштилевав здесь более суток, 15 ноября мы бросили якорь на рио-де-жанейрском рейде, совершив таким образом плавание от Портсмута до Рио-де-Жанейро в 44 суток. Конопатка всего баргоута, тяга такелажа, окраска, пополнение провизии и другие необходимые работы для приготовления транспорта к предстоящему переходу до Вальпарайзо вокруг мыса Горна задержали нас здесь до 1 декабря. 1 декабря, утром, при тихом ветре от запада мы вышли в море, а на другой день пересекли тупик Козерога в широте 23o и направились к мысу Горн. До 9 декабря, при тихих юго- и северо-восточных ветрах делали незначительные суточные переходы, но с этого времени задули крепкие западные ветры, доходящие весьма часто до степени шторма. 13 декабря, в южной широте 44o3' и западной долготе 46o31', а также 24 декабря, в широте 50o5' и долготе 51o30' ветер дул с особой силой, так что транспорт держался под зарифленным грот-триселем.
   31 декабря западный ветер перешел в береговой юго-юго-восточный муссон. 2 января 1849 года мы перешли меридиан мыса Горна, в южной широте 57o21'. С самого выхода из Рио-де-Жанейро погода стояла постоянно пасмурная и ненастная, но, несмотря на это неблагоприятное условие, при принятых мерах и заботливости врача и офицеров, больных на транспорте почти не было: говорю почти, потому что заболело только 3 человека и хворали они не более 3 дней {Для сохранения здоровья команды мы строго придерживались правила, чтобы люди отнюдь не ложились на койки в сырой одежде или обуви и чтобы белья, которым запаслись в Англии, было на каждого матроса не менее 1 1/2 дюжины. Само собою разумеется, что мы не пропустили ни одного случая тщательно просушивать одежду и обувь людей и проветривать палубу и трюм. Всеми средствами старались не держать людей наверху в сырую погоду; по два и по три раза в неделю люди имели свежую пищу из заготовленных консервов и постоянно, два раза в сутки, получали глинтвейн. Всё это имело благотворное влияние на дух и здоровье команды: она была весела и бодра.}. 2 февраля мы бросили якорь на рейде Вальпарайзо после 64-суточного, весьма трудного плавания от Рио-де-Жанейро.
   Стараясь сколь возможно скорее достигнуть Петропавловского порта и имея здоровую и бодрую команду, я простоял в Вальпарайзо всего только четверо суток -- время, которое необходимо было для пополнения водой и провизией. 6 февраля мы снялись с вальпарайзского рейда и направились к Сандвичевым [Гавайским] островам. В течение первых трех дней имели тихие переменные ветры, пока 9 февраля, в южной широте 80o2' и западной долготе 74o30', не вступили в полосу юго-восточного пассата, который все время дул умеренно.
   С 25-го числа ветер стал переходить к востоку; потом дули переменные тихие ветры с продолжительными шквалами; 9 марта мы получили северо-восточный пассат. В этот промежуток времени мы два раза пересекли экватор, в последний раз 4 марта, в западной долготе 110o51'. До 22 марта, широты 16o13'N и долготы 142o 28', мы имели ровный северо-восточный пассат, но с этого пункта он заменился переменными тихими ветрами, дувшими преимущественно из восточной половины компаса. 2 апреля 1849 года транспорт "Байкал" бросил якорь в гавани Гонолулу61 на острове Оагу, после 55-суточного плавания от Вальпарайзо.
   На Сандвичевых островах мы встретились с бывшим тогда здесь кораблем Российско-Американской компании под командою капитан-лейтенанта А. О. Рудакова.
   Команда наша веселилась и отдыхала вместе со своими соотечественниками, которых она не видала со времени выхода из Кронштадта. Здесь я с офицерами и командиром корабля Российско-Американской компании Рудаковым представлялся королю Сандвичевых островов Камеамеа62. Его величеством мы были приняты весьма парадно и благосклонно, в знак особого уважения, какое он питал к России. Простояв в Гонолулу до 10 апреля, пополнив провизию и набрав воды, мы пошли в Петропавловск.
   До широты 31o32'N транспорт шел при умеренных и тихих северовосточных ветрах, но с этой широты, с 21 апреля, ветер перешёл сначала к юго-востоку, а потом менялся беспрестанно в направлении и силе, нагоняя при этом шквалы и пасмурность; с такими обстоятельствами мы шли до самого Петропавловска. 11 мая, в виду Авачинской губы, выпал большой снег и нашёл жестокий шквал с гор, но вскоре сделался ровный попутный. ветер, с которым 12 мая 1849 года мы вошли в Авачинскую губу и в 2 часа пополудни, после 32-суточного плавания от Гонолулу и через 8 месяцев 23 дня по выходе из Кронштадта {*}, бросили якорь в Петропавловской гавани, против порта. За весь переход из Кронштадта мы простояли на якоре всего 33 дня; больных на транспорте из 42 человек экипажа не было ни одного.
   {* Предшественники мои, отправлявшиеся из Кронштадта с той же целью (отвезти груз), с которою был послан и транспорт "Байкал", совершили плавание из Кронштадта в Петропавловск: а) транспорт "Америка" в 600 тонн, имевший более 10 узлов хода, пришел в Петропавловск через 10 месяцев 25 дней (капитан Шани); б) транспорт "Або", такой же вместимости и скорости хода, в 12 месяцев 15 дней (капитан Юнкер) и в) транспорт "Иртыш", в 450 тонн, совершил плавание из Кронштадта до Петропавловска в 14 месяцев (капитан Вонлярлярский). По приходе в Камчатку состояло больных:
   На транспорте "Америка" из 53 человек 10 человек
   " " "Або" " 73 " 22 человека
   " " "Иртыш" " 50 " 8 человек
   Из всех военных судов, отправлявшихся из Кронштадта в Петропавловск, всех скорее совершил это плавание шлюп "Камчатка" (капитан В. М. Головкин), именно в 8 месяцев 8 дней -- 15 днями скорее "Байкала", но шлюп этот в 900 тонн имел ход более 11 узлов, а "Байкал" не ходил более 8,5 и был всего в 250 тонн.}
   Донося из Петропавловска князю Меньшикову о своем прибытии, я писал: "При содействии неутомимых моих помощников мне удалось совершить это плавание благополучно и прибыть в Петропавловск с бодрой и здоровой командой, не имея никаких повреждений в корпусе судна, а равно и никакой порчи в грузе. Этим оправдалась надежда моя -- быть в Петропавловске в начале мая 1849 года. Таким образом, я надеюсь, без особых расходов для казны, исполнить возложенное на меня Вами поручение. Надеюсь приступить к нему с июня месяца, начав опись с северо-восточного берега Сахалина и продолжая её далее до Тугурской губы". Вместе с этим донесением начальник Камчатки, капитан 1-го ранга Ростислав Григорьевич Машин, донося в свою очередь князю А. С. Меньшикову о приходе в Петропавловск транспорта "Байкал" в совершенной исправности, с бодрой и здоровой командой, в заключение писал, что никогда еще не доставлялось в Камчатку такого хорошего качества и прочности материалов и запасов, а равно и в такой полноте, без всякой порчи их, какие доставлены ныне на транспорте "Байкал", и что вследствие этого наши сибирские порты обеспечены по крайней мере на четыре года.

   Между тем, пользуясь отходом почты в Европу во время пребывания моего в Рио-де-Жанейро, я писал оттуда, 26 ноября 1848 года, Н. Н. Муравьёву, что, судя по раннему приходу моему в Рио-де-Жанейро, я надеюсь в мае быть в Петропавловске и, по сдаче груза в этом порту, я решился, во всяком случае, получу или не получу высочайшее повеление, отправиться прямо к описи восточного берега Сахалина и Амурского лимана; "о чем, -- писал я, -- долгом моим считаю предварить Вас, в надежде, что Вы не оставите меня своим содействием: ибо, если я не получу на произведение этой описи высочайшего соизволения, то подвергаюсь по закону тяжкой ответственности".
   В Петропавловске я получил от Н. Н. Муравьёва секретное письмо, доставленное туда с курьером, и копию с распоряжением Р. Г. Машину: принять все меры к скорейшему выходу транспорта из Петропавловска. Вместе с тем я получил и копию с инструкции, представленной Муравьевым, через князя Меньшикова, на утверждение Николаю I.
   В письме своём Н. Н. Муравьёв благодарил меня за все принятые мной меры, особую решительность и самоотвержение к достижению важной и полезной для России цели, объясняя, что он ходатайствует, чтобы представленная им инструкция, копия с которой мне посылается, была утверждена Николаем I, на что он и надеется. Н. Н. Муравьёв в этом письме уведомлял меня, что он нынешним летом посетит Петропавловский порт и на обратном пути, в исходе июля, думает встретиться со мною в Амурском лимане.
   В инструкции, представленной Н. Н. Муравьёвым через князя Меньшикова на утверждение императору, мне предписывалось:
   1) Из Петропавловска следовать к северной части Сахалина, тщательно осмотреть, не имеется ли в этой части полуострова63 закрытой для мореходных судов гавани или, по крайней мере, рейда.
   2) Определить с севера подход и вход в лиман Амура, состояние Амурского лимана и нет ли в окрестностях мыса Головачёва или Ромберга места, где можно было бы защитить лиман с севера.
   3) Обследовать устье Амура и далее самую реку, где она течет в определённых своих берегах, и тем определить состояние входа в реку из лимана и самой реки; кроме того узнать, нет ли при её устье в лиман или близ него, в самой реке, места, где бы можно было защитить вход в неё.
   4) Описать берега реки Амура и её лимана близ устья в географическом и статистическом отношении.
   5) Определить состояние южной части лимана: справедливо ли убеждение, что Сахалин полуостров; если это убеждение ошибочно, то исследовать пролив, отделяющий Сахалин от материка, а также исследовать, нет ли тут места, удобного для защиты входа в лиман с юга.
   6) Обследовать юго-западный берег Охотского моря и Константиновского залива и привести эти места в ясность и определенность (то-есть просто положить их на карту), необходимую для безопасного плавания судов в Охотском море.
   7) Упомянутые исследования в Амурском лимане производить на гребных судах, транспорт же должен оставаться на якоре близ мыса Головачёва; как на транспорте, так и на гребных судах не должно быть поднимаемо ни военного, ни коммерческого русского флага.
   8) О результатах этих исследований при первом случае сколько возможно поспешить донести секретно начальнику Главного морского штаба князю Меньшикову (для передачи императору) и генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву, ибо это данное вам поручение и следствия оного должны оставаться без огласки,
   9) Стараться быть в Охотске около 15 сентября и оттуда, по сдаче транспорта, через Сибирь возвратиться со всеми офицерами в Петербург.

   Не получив таким образом в Петропавловске прямого повеления итти для описи берегов, считавшихся китайскими, а получив только лишь копию с инструкции на эту опись, которая могла быть и не утверждена64, я, дабы не терять времени и сознавая вcю важность исследований, решился итти из Петропавловска прямо к Сахалину и в Амурский лиман; поэтому, имея в виду необходимость в скорейшем приготовлении для предстоящего трудного плавания транспорта, я счел своим долгом предварить офицеров, доказавших уже на деле свою благородную ревность и усердие к службе. Призвав их к себе в каюту, я объяснил им сущность амурского вопроса, важность для России справедливого его разрешения и объявил, что из Петропавловска мы должны как можно скорее следовать к Сахалину и в Амурский лиман, чтобы достигнуть упомянутой цели, и что я вполне уверен, что каждый из них готов переносить все опасности и трудности, которые неминуемо должны встретиться при достижении этой цели. "Господа, -- сказал я им, -- на нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед отечеством. Ныне же я прошу вас энергично содействовать мне к скорейшему выходу отсюда транспорта. Все, что я вам объявляю, должно оставаться между нами и не должно быть оглашаемо". При участии почтенного начальника Камчатки и командира Петропавловского порта Ростислава Григорьевича Машина и при неутомимой деятельности офицеров приготовление транспорта к походу шло быстро. Через две недели мы были уже готовы и ожидали только лишь байдарку с Алеутских островов, за которой Р. Г. Машиным был послан бот "Камчадал". Между тем транспорт "Иртыш", зимовавший в Петропавловске, взял груз с "Байкала", назначенный в Охотск, и 28 мая отправился по назначению. С ним я в тот же день послал письмо Н. Н. Муравьёву, в котором извещал его о своём решении итти из Петропавловска к Сахалину и в Амурский лиман, а также о том, что около исхода июня я надеюсь быть в северной части лимана. 29 мая на боте "Камчадал" нам была доставлена байдарка, и утром, 30 мая, при тихом ветре с берега, транспорт вышел из Авачинской губы и направился к восточному берегу Сахалина.

   

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ИССЛЕДОВАНИЯ В АМУРСКОМ ЛИМАНЕ И ТАТАРСКОМ ПРОЛИВЕ

Плавание транспорта у берегов Сахалина и в Амурском лимане. -- Решение главных вопросов об устье Амура, его лимане и острове Сахалине. -- Прибытие в Аян.

   
   С тихими противными ветрами, перемежавшимися штилями и непроницаемыми холодными туманами медленно мы подвигались вперед, так что только 7 июня могли выйти в Охотское море, через 4-й Курильский пролив65. Погода была ясная; мы определили по пеленгам наше место, взяли отсюда курс к восточному (берегу Сахалина, в широту 51o40', где Крузенштерн встретил сулой, принятый им за бар рукава Амура. Иван Федорович, опасаясь сулоя, с этого места стал удаляться от берега. 11 июня при совершенно ясном небе и чистом горизонте мы определили широту и долготу по хронометрам. Пункт этот показал нам удовлетворительность нашего счисления. До сахалинского берега в 6 часов вечера этого числа оставалось 35 миль. Скорость нашего хода была такова, что с рассветом 12 июня мы предполагали уже подойти к берегу. Ночь наступила мрачная и пасмурная. Через каждые четверть часа бросали лот и при ветре имели ходу от двух до трёх узлов (3,7--5,5 км). В 11 часов вечера ветер зашел к WtN, и мы услышали бурун; глубина была 19 сажен (34,7 м), грунт -- твердый белый песок; я спустился на восток и, пройдя 4 мили (7,4 км), лег бейдевинд на правый галс66 и приказал бросать лот и иметь оба якоря готовыми. Глубины были от 20 до 22 сажен (36,6--40,2 м). С восходом солнца 12-го числа увидели покрытые туманом возвышенности Сахалина, от которого по карте Крузенштерна мы должны были находиться в 25 милях (46 км). Вскоре горизонт очистился, и в расстоянии около 5 миль (9 км) перед нами открылся низменный берег, за которым, на значительном расстоянии, тянулись то меридиану горы с большими разлогами. Глубина была 16 сажен (29,2 м), ветер прямо с берега западный умеренный. Я начал лавировать к этому видимому низменному берегу, определяя по лоту глубины. Не доходя до него 2 1/2 миль (4,6 км), мы заштилили и бросили верп67 на глубине 7 1/2 сажен (14 м), грунт белый песок. За низменным берегом, образующим здесь песчаные кошки68, тянущиеся к северу, увидели огромное пространство воды, которая подходила непосредственно к подножию возвышенностей, направлявшихся по меридиану. Эти возвышенности лежали от транспорта в примерном расстоянии около 15 миль. Я послал на берег шлюпку с инструментами, чтобы на берегу определить широту и осмотреть видимую за кошками воду. Широта оказалась 51o37', то-есть около 9' южнее той, которой мы хотели достигнуть. По карте Крузенштерна берег на этой параллели показан сплошным скалистым, и мы по этой карте должны были находиться от него в расстоянии 19 миль (35 км). Глубина под самым берегом оказалась 5 сажен (9,2 м), входа же в озеро за этими кошками не было видно. Около часа пополудни задул тихий ветер от запада, течение шло от юга к северу со скоростью около мили в час. Снявшись с верпа, я пошел вдоль берега к северу, приказав шлюпке следовать у самого берега, с той целью чтобы посмотреть, не откроется ли пролива между кошками. Таким образом мы начали производить опись.
   В три с половиной часа мы увидели перед носом транспорта огромную полосу прибоя, тянувшегося от берега на северо-восток, на расстоянии около 10 миль. Шлюпка, следовавшая под самым берегом, немного впереди транспорта, вступила уже в этот прибой и показала глубину 6 сажен (11 м); в то же время она уведомила, что между кошками есть пролив. Глубина по пути следования транспорта, в расстоянии от берега около полутора миль (2,4 км), была от 7 до 8 сажен (13--15 м). Сблизившись со шлюпкой, которой я приказал итти с промером к транспорту, мы увидели пролив и тянувшиеся к северу от него низменности; между тем в 4 часа мы заштилили и, на глубине 8 сажен (15 м), в расстоянии полутора миль от берега, бросили верп. Я послал шлюпку с байдаркой для обследования видимого пролива и озера. К 8 часам эти гребные суда возвратились на транспорт; бывшие на них офицеры мичман Гротс и подпоручик Попов донесли, что против пролива есть бар с глубиной до 9 футов (2,7 м), в озере же глубина от 20 до 25 футов (6--7,5 м), озеро наполнено грязными лайдами69 и банками, а восточный возвышенный его берег до такой степени отмел, что байдарки едва могли подойти к нему. В озере грунт вообще черный, вязкий и грязный ил; в море же, под берегом, чистый белый песок. Хотя по одной из топких долин, лежащих между разлогами гор, и течет речка, но она ничтожна и должна быть горная. Наконец, они донесли, что вода из озера стремится с большой силой через пролив в море70. До возвращения этих офицеров на транспорт около 6 час. 30 мин. вечера мы заметили, что течение следовавшее до сего времени от юга к северу, приняло обратное направление от севера к югу, а вместе с этим и сулой, тянувшийся прежде на северо-восток, принял направление на юго-восток.
   Это обстоятельство навело меня на причину ошибочного заключения И. Ф. Крузенштерна, будто бы в этом месте должен быть бар большой реки или может быть рукав Амура. Ясно, что прибой, представившийся Крузенштерну баром, происходил от встречи двух, перпендикулярных между собой, течений: приливов, направляющихся попеременно вдоль Сахалина на юг и север, и течения из озера от запада к востоку. Это же обстоятельство показало нам, что при исследовании в здешних местах надобно быть осторожным в заключениях71, а потому я и поставил себе за правило при описи этих мест иметь по возможности всегда под берегом шлюпку, особенно под более или менее извилистым берегом.
   Путь наш по карте Крузенштерна почти до мыса Елизаветы72 лежал в расстоянии от берега от 16 до 7 миль (29--13 км), между тем как мы шли от него не более как в трех милях. Сначала я приписывал это неверности наших хронометров, но скоро разубедился в этом, так как они были тщательно проверены в Петропавловске и дали в 4-м Курильском проливе место, совершенно сошедшееся с пунктом, определённым по пеленгам73. Неверны были наблюдения Крузенштерна и других, а не мои.
   Всю ночь с 12 на 13 июня по случаю штиля простояли мы на верпе против низменных кошек, которые я назвал шхерами Благополучия, во-первых, потому, что, следуя по имевшейся в то время единственной карте этой части Сахалина, составленной по описи И. Ф. Крузенштерна, мы при неблагоприятных обстоятельствах могли бы на них наткнуться, а во-вторых, потому, что эти места указали нам, что при описи здешних берегов надо иметь особую осторожность и осмотрительность.
   С восходом солнца, 13 июня, задул с берега тихий ветер от запада. Я послал на берег шлюпку и байдарку, приказав последней следовать по озеру к северу, а шлюпке -- морем, под самым берегом, по тому же направлению, с целью определения расстояния этих озер и отыскания какой-либо значительной реки, впадающей в них, и пролива между островами (кошками), имеющего достаточную глубину. Вслед за этими гребными судами, не теряя их из вида, пошел с описью и промером вдоль берега к северу и транспорт, в расстоянии от берега от одной до двух миль (1,8--3,7 км).
   На этом пути, в 7 часов вечера, мы заштилили и бросили верп на глубине 9 сажен (16 м) в двух милях от берега. Офицеры, посланные на байдарке и шлюпке; мичман Гейсмар и Гротс и юнкер Ухтомский, донесли мне, что вообще эти озёра или заливы мелководны, хотя между лайдами и банками, которыми они наполнены, и попадаются глубины от 10 до 20 футов (3--6 м), а вплоть к кошкам -- от 20 до 25 футов (6--7,5 м); что проливы, соединяющие их с морем, имеют глубину на барах от 7 до 11 футов (2--3,3 м), что ни одной значительной реки в эти озёра не впадает; что на материковом берегу и на одной из возвышенных кошек они видели три деревни; почти все жители этих деревень, увидевши их, удалились, оставшиеся же смотрели на них с большим любопытством и принимали их ласково. Восточный берег этих озёр или заливов частью лесистый и вообще болотистый, кошки же, или острова, почти все голые, песчаные, а на некоторых есть тальник и можжевельник; наконец, заливы эти, по докладу офицеров, должны кончаться у возвышенного, выдавшегося в море мыса, который был виден и с транспорта.
   На другой день, 14 июня, около 6 часов утра, при тихом ветре с берега, мы тем же порядком продолжали опись его к северу. Около полудня со шлюпок дали знать, что шхеры и залив у мыса кончились. Я немедленно приказал шлюпкам вернуться на транспорт, ибо ветер начал свежеть и заходить к северу, а вдали за мысом показались огромные массы пловучих льдов.
   Следуя вдоль берега, в 2 часа дня мы находились на параллели упомянутого мыса и вступили в массу льдов, которые весьма препятствовали нашему плаванию. Возвышенности, тянущиеся с севера, почти у самого берега этого мыса образуют крутой и скалистый берег.
   Обогнув мыс (названный Ледяным)74 и следуя в расстоянии около трёх миль от берега, мы продолжали его описывать, следя за малейшими извилинами. На всём пространстве до мыса Елизаветы на этом берегу были найдены только две бухточки, которые с транспорта казались удобными для якорной стоянки, но обследование их на шлюпках показало, что эти бухты ни по грунту, ни по очертанию своему неудобны даже для самых мелких мореходных судов.
   Утром 17 июня, обогнув мыс Елизаветы, вошли в залив, расположенный западнее его, между этим мысом и мысом Марии75, и заштилили в нем, в расстоянии двух миль от берега. Последний был местами холмист, местами же ровный, возвышенный. Здесь мы бросили якорь на глубине 9 сажен (16,6 м). Небо было ясное; наблюдения, сделанные на берегу, показали долготу и широту мыса Елизаветы, тождественные с показаниями Крузенштерна. Это обстоятельство окончательно убедило меня, что часть северо-восточного берега Сахалина на карте Крузенштерна положена от 15 до 8 миль (27--15 км) западнее.
   Подробно обследовав берега этого залива, составляющего северную оконечность Сахалина, мы не нашли и здесь ни одной бухты76, закрытой и удобной для стоянки судов, и 19 июня вышли из него, при ровном юго-юго-восточном ветре. Обогнув мыс Марии, около которого встретили довольно сильное и неправильное течение от востока и юга, мы легли вдоль западного берега Сахалина на юго-запад. Следуя этим курсом с описью и промером, около 4 часов пополудни увидели пролив, к которому по лоту я и начал лавировать по глубинам от 8 до 4 1/2 сажен (14,6--8,3 м). Не прошло и часа, как мы с глубины 6 сажен (11 м) вдруг сели на крутую банку. После тщетных усилий стянуться с неё посредством верпов мы принуждены были завести становой якорь. Вода между тем начала прибывать, транспорт било о твердое дно, угрожая большой опасностью. Только утром, 20-го числа, после 16 часов утомительных трудов, мы сошли с этой мели. Ветер был тихий, с берега. Отойдя от банки на глубину 7 сажен (12,8 м), я бросил верп и послал на берег шлюпку и байдарку с лейтенантом Гревенсом и подпоручиком Поповым, приказав им исследовать пролив и бухту. К вечеру ветер задул от севера с пасмурностью, и мы немедленно отступили под паруса, но вскоре ветер засвежел так, что шлюпки не могли уже возвратиться на транспорт. Всю ночь мы продержались под парусами, лавируя в море. После полудня 21-го числа ветер начал стихать и отходить к югу; сделалось ясно. Пользуясь этим, пошли к берегу, а около 8 часов вечера Гревенс и Попов возвратились на транспорт и донесли, что в бухту ведет весьма извилистый между банками, довольно узкий канал, глубина которого до 10 футов; что бухта представляет огромный залив, закрытый от всех ветров; что этот залив вообще мелководен и наполнен банками; что берега его песчаные и почти безлесные; что самое глубокое место в заливе, имеющее до 3 1/2 сажен (6,4 м), находится у песчаного возвышенного холма, составляющего западный входной мыс в залив, положение которого, по наблюдению Попова, оказалось в широте 53o35' и долготе 142o30'; наконец, что, судя по разлогам виденных на западе песчаных холмов, можно предполагать, что этот залив соединяется мелководными проливами с лиманом Амура, но удостовериться в этом они не успели.
   Залив этот, оказавшийся тем самым, который Гаврилов назвал заливом Обмана, потому что он принял его за Амурский лиман, я назвал заливом Байкал.
   23 июня, при тихом юго-юго-западном ветре и ясной погоде, мы пошли отсюда с промером и описью вдоль берега, к мысу Головачёва77. Только что миновали меридиан этого мыса, как транспорт привалило к мели. Стянувшись с нее и отойдя на глубину 8 сажен (15 м), мы заштилили и бросили якорь в полутора милях от мыса. Густой туман и мрак продолжались до утра 25-го числа. Утром в этот день я послал к мысу Головачёва две шлюпки с лейтенантом Гревенсом и мичманом Гейсмаром с поручением осмотреть, не найдется ли входа в лиман около этого мыса. Офицеры, возвратясь на транспорт, донесли, что от мыса на запад тянется отмель, на которой глубина от 8 до 9 футов (2,4--2,7 м) {Через эту банку в 1846 году вошел в лиман и вышел из него Гаврилов.}, и хотя, следуя по этой отмели, они и попали на глубины от 4 до 5 сажен (7,3--9,1 м), но глубины эти отрывисты, а потому и входа в лиман около этого мыса не существует. Между тем с транспорта было замечено, что от мыса Головачёва должна лежать поперек лимана банка, часть которой при малой воде обсохла.
   Убедившись, что около мыса Головачёва не предстоит надежды открыть надлежащий вход в лиман, я обратился с этой целью к противоположному материковому берегу, почему на другой день, то-есть 25 июня, при южном ветре транспорт лёг на северо-запад вдоль видимой отмели. Для ограничения же её с моря я послал шлюпку с мичманом Гроте, приказав ему, дойдя до оконечности этой отмели, встать на кошку. К 6 часам вечера транспорт, следуя вдоль отмели по глубинам от 6 до 7 сажен (11--12,8 м), пришел на меридиан её оконечности, лежащей от низменного материкового берега в полутора милях (2,7 км). На фарватере, идущем между отмелью и берегом, на глубине 6 сажен (11 м) мы встали на якорь. С утра 26 июня, при юго-юго-западном ветре начали лавировать к конусообразной горе, лежащей за мысом Ромберга и казавшейся островом. Гора эта представляет самый отличительный пункт для входа в лиман с севера; я назвал её горой князя Меньшикова78. Делая небольшие галсы и поворачивая у берега и около отмели штадта до Петропавловска въ 14 мѣс. (капитанъ Вонлярлярскій). По приходѣ въ Камчатку состояло больныхъ: на транспортѣ "Америка" изъ 53 чел. 10 челов.
   "          "          "Або"           "          78          "          22          "
   "          "          "Иртышъ"          "          50          "          8          "
   Изъ всѣхъ военныхъ судовъ, отправлявшихся изъ Кронштадта и Петропавловскъ, всѣхъ скорѣе совершилъ это плаваніе шлюпъ "Камчатка" (капитанъ В. М. Головнмнъ), именно въ 8 мѣс. 8 дней, 15 днями скорѣе "Байкала", но шлюпъ этотъ въ 900 тоннъ имѣлъ ходъ болѣе 11 узловъ, а "Байкалъ" не ходилъ болѣе 8 1/2 и былъ всего въ 250 тоннъ.}
   Донося изъ Петропавловска его свѣтлости князю Меньшикову о своемъ прибытіи, я писалъ: "Господь Богъ помогъ, при содѣйствіи неутомимыхъ и благородныхъ моихъ помощниковъ, совершить мнѣ это плаваніе благополучно и прибыть въ Петропавловскъ съ бодрою и здоровою командою, не имѣя никакихъ поврежденій въ корпусѣ судна, а равно и никакой порчи въ грузѣ. Этимъ оправдалась надежда моя, заявленная вашей свѣтлости: быть въ Петропавловскѣ въ началѣ мая 1849 г. Такимъ образомъ я надѣюсь, безъ особыхъ расходовъ для казны, исполнить возложенное на меня вашею свѣтлостью порученіе. Надѣюсь приступить къ нему съ іюня мѣсяца, начавъ опись съ сѣверо-восточнаго берега Сахалина и продолжая ее далѣе до Тугурской губы". Вмѣстѣ съ этимъ донесеніемъ, начальникъ Камчатки, капитанъ 1 ранга Ростиславъ Григорьевичъ Машинъ, донося въ свою очередь князю A. C. Меньшикову о приходѣ въ Петропавловскъ трансп. "Байкалъ" въ совершенной исправности, съ бодрою и здоровою командою, въ заключеніе писалъ, что никогда еще не доставлялось въ Камчатку такого хорошаго качества и прочности матеріаловъ и запасовъ, а равно и въ такой полнотѣ, безъ всякой порчи оныхъ, какіе доставлены нынѣ, на транспортѣ "Байкалъ", и что вслѣдствіе этого наши сибирскіе порта обезпечены по крайней мѣрѣ на 4 года.
   Между тѣмъ, пользуясь отходомъ почты въ Европу, во время пребыванія моего въ Ріо-Жанейро, я писалъ оттуда, 26 ноября 1848 г. Н. Н. Муравьеву, что, судя по раннему приходу моему въ Ріо-Жанейро, я надѣюсь въ маѣ быть въ Петропавловскѣ и, по сдачѣ груза въ этомъ портѣ, я рѣшился, во всякомъ случаѣ, получу или не получу Высочайшее повелѣніе, отправиться прямо къ описи восточнаго берега Сахалина и амурскаго лимана; "о чемъ", писалъ я, "долгомъ моимъ считаю предварить Васъ, въ надеждѣ, что Вы не оставите меня своимъ содѣйствіемъ: ибо, если я не получу на произведеніе этой описи Высочайшаго соизволенія, то подвергаюсь по закону тяжкой отвѣтственности".
   Въ Петропавловскѣ я получилъ отъ Н. Н. Муравьева секретное письмо, доставленное туда съ курьеромъ, и копію съ распоряженія Р. Г. Машину: принять всѣ мѣры къ скорѣйшему выходу транспорта изъ Петропавловска. Вмѣстѣ съ тѣмъ я получилъ и копію съ инструкціи, представленной Муравьевымъ, чрезъ князя Меньшикова, на Высочайшее утвержденіе.
   Въ письмѣ своемъ Н. Н. Муравьевъ благодаритъ меня за всѣ принятыя мною мѣры, особую рѣшительность и самоотверженіе къ достиженію важной и полезной для Россіи цѣли, объясняя, что онъ ходатайствуетъ, чтобы представленная имъ инструкція, копія съ которой мнѣ посылается, была Высочайше утверждена; на что онъ и надѣется. Н. Н. Муравьевъ въ этомъ письмѣ увѣдомляетъ меня, что онъ нынѣшнимъ лѣтомъ посѣтитъ петропавловскій портъ и на обратномъ пути, въ исходѣ іюля, думаетъ встрѣтиться со мною въ амурскомъ лиманѣ.
   Въ инструкціи, представленной Н. Н. Муравьевымъ чрезъ князя Меньшикова на Высочайшее утвержденіе, предписывалось мнѣ:
   1) Изъ Петропавловска слѣдовать къ сѣверной части Сахалина, тщательно осмотрѣть, не имѣется-ли въ этой части полуострова закрытой для мореходныхъ судовъ гавани или, но крайней мѣрѣ, рейда.
   2) Опредѣлить съ сѣвера подходъ и входъ въ лиманъ р. Амуръ, состояніе амурскаго лимана и нѣтъ-ли въ окрестностяхъ мыса Головачева, или Ромберга, мѣста, гдѣ можно-бы было защитить лиманъ съ сѣвера.
   3) Обслѣдовать устье р. Амуръ и далѣе самую рѣку, гдѣ она течетъ въ опредѣленныхъ своихъ берегахъ и тѣмъ опредѣлить состояніе входа въ рѣку изъ лимана и самой рѣки; кромѣ того узнать нѣть-ли при ея устьѣ въ лиманѣ или близъ его, въ самой рѣкѣ, мѣста, гдѣ-бы можно было защитить входъ въ нее.
   4) Описать берега рѣки Амуръ и ея лимана, близъ устья, въ географическомъ и статистическомъ отношеніи.
   5) Опредѣлить состояніе южной части лимана: справедливо-ли убѣжденіе, что Сахалинъ полуостровъ; если это убѣжденіе ошибочно, то изслѣдовать проливъ, отдѣляющій Сахалинъ отъ материка, а также изслѣдовать, нѣтъ-ли тутъ мѣста, удобнаго для защиты входа въ лиманъ съ юга.
   6) Обслѣдовать юго-восточный берегъ Охотскаго моря и Константнновскаго залива и привести эти мѣста въ ясность и опредѣленность, необходимую для безопаснаго плаванія судовъ въ Охотскомъ морѣ.
   7) Упомянутыя изслѣдованія въ амурскомъ лиманѣ производить на гребныхъ судахъ, транспортъ-же долженъ оставаться на якорѣ близъ мыса Головачева; какъ на транспортѣ, такъ и на гребныхъ судахъ не должно быть поднимаемо ни военнаго, ни коммерческаго русскаго флага.
   8) О результатахъ этихъ изслѣдованій, при первомъ случаѣ, сколько возможно поспѣшить донести секретно начальнику главнаго морскаго штаба князю Меньшикову на Высочайшее воззрѣніе, и генералъ-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву, ибо это данное вамъ порученіе и слѣдствія онаго должны оставаться безъ огласки, и
   9) Стараться быть въ Охотскѣ благовременно (т. е. около 15 сентября) и оттуда, по сдачѣ транспорта, возвратиться со всѣми офицерами въ Петербургъ, берегомъ.
   Не получивъ такимъ образомъ въ Петропавловскѣ прямаго повелѣнія идти къ описи береговъ, признававшихся китайскими, а получивъ только лишь копію съ инструкціи на эту опись, которая могла быть и не утверждена, я, дабы не терять времени и сознавая всю важность этихъ изслѣдованій, рѣшился идти изъ Петропавловска прямо къ Сахалинѵ и въ амурскій лиманъ; почему, имѣя въ виду необходимость въ скорѣйшемъ приготовленіи для предстоящаго труднаго плаванія транспорта, я счелъ своимъ долгомъ предварить объ этомъ гг. офицеровъ, доказавшихъ уже на дѣлѣ свою благородную ревность и усердіе къ службѣ. Призвавъ ихъ къ себѣ въ каюту, я объяснилъ имъ сущность амурскаго вопроса, важность для Россіи справедливаго его разрѣшенія, обусловливавшаго значеніе для насъ при-амурскаго края и объявилъ имъ, что изъ Петропавловска мы должны какъ возможно скорѣе слѣдовать съ Сахалину и въ амурскій лиманъ, чтобы достигнуть упомянутой цѣли и что я вполнѣ увѣренъ, что каждый изъ насъ готовъ переносить всѣ опасности и трудности, которыя неминуемо мы должны встрѣтить при достиженіи этой цѣли. "Господа", сказалъ я имъ, "на нашу долю выпала столь важная миссія и я надѣюсь, что каждый изъ насъ честно и благородно исполнитъ при этомъ долгъ свой предъ отечествомъ. Нынѣ же я прошу васъ энергически содѣйствовать мнѣ къ скорѣйшему выходу отсюда транспорта. Все, что я вамъ объявляю, должно оставаться между нами и не должно быть оглашаемо". При участіи почтеннаго начальника Камчатки и командира петропавловскаго порта, Ростислава Григорьевича Машина и при неутомимой дѣятельности гг. офицеровъ, приготовленіе транспорта къ походу шло быстро. Чрезъ 2 недѣли мы были уже готовы и ожидали только лишь байдарки съ Алеутскихъ острововъ, за которой Р. Г. Машинымъ былъ нарочно посланъ ботъ "Камчадалъ". Между тѣмъ, транспортъ "Иртышъ", зимовавшій въ Петропавловскѣ, взялъ грузъ съ "Байкала", назначенный въ Охотскъ и 28 мая отправился по назначенію. Съ нимъ я, отъ того же числа увѣдомилъ письмомъ Н. Н. Муравьева о рѣшеніи своемъ идти изъ Петропавловска къ Сахалину и въ амурскій лиманъ, а также о томъ, что около исхода іюня я надѣюсь быть въ сѣверной части лимана. 29 мая на ботѣ "Камчадалъи была доставлена намъ байдарка и утромъ, 30 мая, при тихомъ вѣтрѣ съ берега, транспортъ вышелъ изъ авачинской губы и направился къ восточному берегу Сахалина.
   

ГЛАВА IX.

Плаваніе транспорта у береговъ Сахалина и въ амурскомъ лиманѣ.-- Рѣшеніе главныхъ вопросовъ объ устьѣ р. Амуръ, ея лимавѣ и островѣ Сахалинѣ. -- Прибытіе въ Аянъ.

   
   Съ тихими противными вѣтрами, перемежавшимися штилями и непроницаемыми холодными туманами, медленно мы подвигались впередъ, такъ что только 7 іюня могли войти въ Охотское море, чрезъ 4-й Курильскій проливъ. Погода была ясная; мы, опредѣлили по пеленгамъ наше мѣсто, взяли отсюда курсъ къ восточному берегу Сахалина, въ широту 51o 40', гдѣ Крузенштернъ встрѣтилъ сулой, принятый имъ за баръ рукава рѣки Амуръ. Иванъ Ѳеодоровичъ, опасаясь сулоя, съ этого мѣста сталъ удаляться отъ берега.
   11 іюня, при совершенно ясномъ небѣ и чистомъ горизонтѣ, мы опредѣлили широту и долготу по хронометрамъ. Пунктъ этотъ показалъ намъ удовлетворительность нашего счисленія. До сахалинскаго берега, въ 6 часовъ вечера этого числа, оставалось 35 миль. Мы располагали ходомъ такъ, чтобы съ разсвѣтомъ 12 числа подойти къ берегу. Ночь наступила мрачная и пасмурная. Чрезъ каждые 1/4 часа бросали лотъ и при вѣтрѣ SSW имѣли ходу отъ 2-хъ до 8-хъ узловъ. Въ 11 часовъ вечера вѣтеръ зашелъ къ WtN и мы услышали бурунъ; глубина была 19 саж., грунтъ твердый бѣлый песокъ; я спустился на О и, пройдя 4 мили, легъ бейдевиндъ на правый галсъ и приказалъ бросать лотъ и имѣть оба якоря готовыми. Глубины были отъ 20 до 22 саж. Съ восходомъ солнца 12 числа увидѣли покрытыя туманомъ возвышенности Сахалина, отъ котораго, по картѣ Крузенштерна, мы находились въ 25 миляхъ. Вскорѣ горизонтъ очистился и въ разстояніи около 5 миль предъ нами открылся низменный берегъ, за которымъ, на значительное разстояніе, тянулись по меридіану горы съ большими разлогами. Глубина была 16 саж., вѣтеръ прямо съ берега W, умѣренный. Я началъ лавировать къ этому видимому низменному берегу, опредѣляя по лоту глубины. Не доходя до него 2 1/2 миль, мы заштилѣли и бросили верпъ, на глубину 7 1/2 саж.,-- грунтъ бѣлый песокъ. За низменнымъ берегомъ, образующимъ здѣсь песчаныя кошки, тянущіяся къ сѣверу, увидѣли огромное пространство воды, которая подходила къ самымъ подошвамъ возвышенностей, направлявшихся по меридіану. Эти возвышенности лежали отъ транспорта въ примѣрномъ разстоянія около 15 миль. Я послалъ на берегъ шлюпку съ инструментами дабы на берегу опредѣлить широту и осмотрѣть видимую за кошками воду. Широта оказалась 51o 37' N, т. е. около 9' южнѣе той которой мы хотѣли достигнуть. По картѣ Крузенштерна, берегъ и этой параллели показанъ сплошнымъ, скалистымъ и мы, по этой картѣ, должны бы были находиться отъ него въ разстояніи 19 миль. Глубина подъ самымъ берегомъ оказалась 5 саж.; входа же въ озеро за этими кошками не было видно. Около часа пополудни задулъ тихій вѣтеръ отъ W, теченіе шло отъ S къ N со скоростью около мили въ часъ. Снявшись съ верпа, я пошелъ вдоль берега къ сѣверу, приказавъ шлюпкѣ слѣдовать у самаго берега, съ той цѣлью, чтобы посмотрѣть, не откроется ли пролива между кошками. Такимъ образомъ мы начали производить опись.
   Въ 3 1/2 часа мы увидѣли передъ носомъ транспорта огромную полосу перебоя, тянувшагося отъ берега на NO, на разстояніе около 10 миль. Шлюпка, слѣдовавшая подъ самымъ берегомъ, немного впереди транспорта, вступила уже въ этотъ перебой и показала глубину 6 сажень; въ то же время она увѣдомила что между кошками есть проливъ. Глубина по пути слѣдованія транспорта, въ разстояніи отъ берега около 1 1/2 миль, была отъ 7 до 8 саж. Сблизившись со шлюпкою, которой я приказалъ идти съ промѣромъ къ транспорту, мы увидѣли проливъ и тянувшіяся къ N отъ него низменности; между тѣмъ, въ 4 часа мы заштилѣли и на глубинѣ 8 саж. въ разстояніи 1 1/2 миль отъ берега, бросили верпъ. Я послалъ шлюпку съ байдаркою для обслѣдованія видимаго пролива и озера. Къ 8 часамъ эти гребныя суда возвратились на транспортъ; бывшіе на нихъ офицеры: мичманъ Гроте и подпоручикъ Поповъ, донесли; что противъ пролива есть баръ съ глубиною до 9 фут., въ озерѣ же глубина отъ 20 до 25 фут.; озеро наполнено грязными лайдами и банками, а восточный возвышенный его берегъ до такой степени отмелъ, что байдарка едва могла подойти къ нему. Въ озерѣ грунтъ вообще черный, вязкій и грязный илъ; въ морѣ же, подъ берегомъ, чистый бѣлый песокъ. Хотя по одной изъ топкихъ долинъ, лежащихъ между разлогами горъ, и течетъ рѣчка, но она ничтожна и должна быть горная. Наконецъ, они донесли, что вода изъ озера стремится съ большою силою чрезъ проливъ въ море. До возвращенія этихъ офицеровъ на транспортъ, около 6 1/2 час. вечера, мы замѣтили, что теченіе, слѣдовавшее до сего времени отъ S къ N, приняло обратное направленіе отъ N къ S, а вмѣстѣ съ этимъ и сулой, тянувшійся прежде на NO, принялъ направленіе на SO.
   Это обстоятельство навело меня на причину ошибочнаго заключенія И. Ѳ. Крузенштерна: будто бы въ этомъ мѣстѣ долженъ быть баръ большой рѣки. или можетъ быть рукава Амура. Ясно, что перебой, представившійся Крузенштерну баромъ, происходить отъ встрѣчи двухъ, перпендикулярныхъ между собою, теченій: приливовъ направляющихся поперемѣнно вдоль Сахалина на S и N и теченія изъ озера отъ W къ О. Это же обстоятельство показало намъ, что при изслѣдованіи въ здѣшнихъ мѣстахъ надобно быть весьма осторожнымъ въ заключеніяхъ и не упускать изъ вида ни вліянія различныхъ теченій, ни особыхъ случайностей, которыя могутъ являться отъ различныхъ условій и очертанія береговъ; а потому я и поставилъ себѣ за правило, при описи этихъ мѣстъ, имѣть по возможности всегда подъ берегомъ шлюпку, особливо подъ болѣе или менѣе извилистымъ берегомъ.
   Путь нашъ по картѣ Крузенштерна, почти до мыса Елизаветы, лежалъ въ разстояніи отъ берега отъ 10 до 7 миль, между тѣмъ какъ мы шли отъ него не болѣе, какъ въ 3-хъ миляхъ. Сначала я приписывалъ это невѣрности нашихъ хронометровъ, но скоро разубѣдился въ этомъ, такъ какъ они были тщательно провѣрены въ Петропавловскѣ и дали въ 4-мъ Курильскомъ проливѣ мѣсто совершенно сошедшееся съ пунктомъ, опредѣленнымъ по пеленгамъ. Не вѣрны были наблюденія Крузенштерна и другихъ, а не мои.
   Всю ночь съ 12 на 13 іюня, по случаю штиля, простояли на верпѣ противъ низменныхъ кошекъ, которыя я назвалъ шхерами Благополучія, во-первыхъ потому, что, слѣдуя по имѣющейся въ то время единственной картѣ этой части Сахалина, составленной по описи И. Ѳ. Крузенштерна, мы, при неблагопріятныхъ обстоятельствахъ, могли-бы на нихъ наткнуться, а во-вторыхъ потому, что эти мѣста указали намъ, что при описи здѣшнихъ береговъ надо имѣть особую осторожность и осмотрительность.
   Съ восходомъ солнца, 13 іюня, задулъ съ берега тихій вѣтеръ отъ W. Я послалъ на берегъ шлюпку и байдарку, приказавъ послѣдней слѣдовать по озеру къ N, а шлюпкѣ -- моремъ, подъ самымъ берегомъ, по тому-же направленію, съ цѣлью опредѣленія разстоянія этихъ озеръ и отысканія какой-либо значительной рѣки, впадающей въ оныя и пролива между островами (кошками), имѣющаго достаточную глубину. Вслѣдъ за этими гребными судами, не теряя ихъ изъ вида, пошелъ съ описью и промѣромъ вдоль берега къ N и транспортъ, въ разстояніи отъ берега отъ 1 до 2 миль.
   На этомъ пути, въ 7 часовъ вечера мы заштилѣли и бросили верпъ на глубинѣ 9 саж., въ 2 миляхъ отъ берега. Офицеры, посланные на байдаркѣ и шлюпкѣ: мичмана Гейсмаръ и Гроте и юнкеръ Ухтомскій, донесли мнѣ, что вообще эти озера или заливы мелководны, хотя между лайдами и банками, которыми они наполнены, и попадаются глубины отъ 10 до 20 фут., а вплоть къ кошкамъ отъ 20 до 25 фут.; что проливы, соединяющіе ихъ съ моремъ, имѣютъ глубину на барахъ отъ 7 до 11 фут.; что ни одной значительной рѣки въ эти озера не впадаетъ; что на матеромъ берегу и на одной изъ возвышенныхъ кошекъ они видѣли 3 деревни; почти всѣ жители этихъ деревень, увидѣвши ихъ, удалились, оставшіеся-же смотрѣли на нихъ съ большимъ любопытствомъ и принимали ихъ ласково. Судя по ихъ одеждѣ изъ рыбьихъ и собачьихъ шкуръ и образу жизни, туземцы эти находятся въ дикомъ состояніи. Восточный берегъ этихъ озеръ или заливовъ частію лѣсистый и вообще болотистый, кошки-же, или острова, почти всѣ голые, песчаные, а на нѣкоторыхъ есть тальникъ и можевельникъ; наконецъ заливы эти, по докладу офицеровъ, должны кончаться у возвышеннаго, выдавшагося въ море мыса, который былъ видѣнъ и съ транспорта.
   На другой день, 14 іюня, около 6 час. утра, при тихомъ вѣтрѣ съ берега, мы тѣмъ же порядкомъ продолжали опись онаго къ сѣверу. Около полдня со шлюпокъ дали знать, что шхеры и заливъ у мыса кончились. Я немедленно приказалъ шлюпкамъ вернуться на транспортъ, ибо вѣтеръ началъ свѣжѣть и заходить къ N, а вдали, за мысомъ, показались огромныя массы плавающаго льда.
   Слѣдуя вдоль берега, крутой бейдевиндъ, въ 2 часа дня мы находились на параллели упомянутаго мыса и вступили въ массу льдовъ, которые весьма препятствовали нашему плаванію. Возвышенносги, тянувшіяся отъ сѣвера, почти у самаго берега этого мыса, къ югу образовали, казалось, берегъ, довольно далеко вогнутый къ западу; между тѣмъ берегъ къ сѣверу, крутой и скалистый, шелъ прямо по меридіану.
   Обогнувъ мысъ (названный Ледянымъ) и слѣдуя отъ берега въ разстояніи около 3 миль, мы продолжали его описывать, слѣдя за малѣйшими извилинами. На всемъ пространствѣ до мыса Елизаветы нашли на этомъ берегу только двѣ бухточки, которыя съ транспорта казались какъ-бы удобными для якорной стоянки, но обслѣдованіе ихъ на шлюпкахъ показало, что эти бухты ни по грунту, ни по очертанію своему неудобны даже для самыхъ мелкихъ мореходныхъ судовъ.
   Утромъ, 17 іюля, обогнувъ мысъ Елизавета, вошли въ заливъ, образующійся между этимъ мысомъ и мысомъ Марія, и заштилѣли въ немъ, въ разстояніи 2 миль отъ берега. Послѣдній былъ мѣстами холмистъ, мѣстами-же ровный, возвышенный. Здѣсь мы бросили якорь, на глубинѣ 9 сажень. Небо было ясное; наблюденія, сдѣланныя на берегу, показали долготу и широту мыса Елизаветы тождественныя съ показанными у Крузенштерна. Это обстоятельство окончательно убѣдило меня, что часть сѣверо-восточнаго берега Сахалина на картѣ Крузенштерна положена отъ 15 до 8 миль западнѣе.
   Подробно обслѣдовавъ берега этого залива, составляющаго сѣверную оконечность Сахалина, мы не нашли и здѣсь ли одной закрытой и удобной для стоянки судовъ бухты и 19 іюня вышли изъ него, при ровномъ SSO вѣтрѣ. Обогнувъ мысъ Марія, около котораго встрѣтили довольно сильное и неправильное теченіе отъ О и S, мы легли вдоль западнаго берега Сахалина на SW. Слѣдуя этимъ курсомъ съ описью и промѣромъ, около 4 часовъ пополудни увидѣли проливъ, къ которому по лоту я и началъ лавировать по глубинамъ отъ 8 до 4 1/2 сажень. Не прошло и часа, какъ мы съ глубины 6 саженъ вдругъ сѣли на крутую банку. Послѣ тщетныхъ усилій стянуться съ нея посредствомъ верповъ, мы принуждены были завезти становой якорь. Вода между тѣмъ начала прибывать; транспортъ било о твердое кочковатое дно, угрожая большою опасностью. Только утромъ, 20 числа, послѣ 16-ти часовъ утомительныхъ трудовъ, мы сошли съ этой мели. Вѣтеръ былъ тихій, съ берега. Отойдя отъ банки на глубину 7 саж., я бросилъ верпъ и послалъ на берегъ шлюпку и байдарку съ лейтенантомъ Гревенсомъ и подпоручикомъ Поповымъ, приказавъ имъ изслѣдовать проливъ и бухту. Къ вечеру вѣтеръ задулъ отъ N съ пасмурностію и мы немедленно вступили подъ паруса, но вскорѣ вѣтеръ засвѣжѣлъ такъ, что шлюпки не могли уже возвратиться на транспортъ. Всю ночь мы продѳржалясь подъ парусами, лавируя въ морѣ. Послѣ полудня, 21 числа, вѣтеръ началъ стихать и отходить къ S; сдѣлалось ясно. Пользуясь этимъ, пошли къ берегу, а около 8 часовъ вечера гг. Гревенсъ и Поповъ возвратились на транспортъ и донесли, что въ бухту ведетъ весьма извилистый между банками, довольно узкій каналъ, глубина котораго до 10 футъ; что бухта представляетъ огромный заливъ, закрытый отъ всѣхъ вѣтровъ; что этотъ заливъ вообще мелководенъ и наполненъ банками; что берега его песчаные и почти безлѣсные; что самое глубокое мѣсто въ заливѣ (до 3 1/2 саж.) находится у песчанаго возвышеннаго холма, составляющаго западный входный мысъ въ заливъ, положеніе котораго, по наблюденію г. Попова, оказалось въ широтѣ 58o 85' N и долготѣ 142o 30', и наконецъ, что, судя по разлогамъ видѣнныхъ на западѣ песчаныхъ холмовъ, можно предполагать, что этотъ заливъ соединяется мелководными проливами съ лиманомъ р. Амуръ, но удостовѣриться въ этомъ они не успѣли.
   Заливъ этотъ, оказавшійся тѣмъ самымъ, который Гавриловъ назвалъ заливомъ Обмана, потому что онъ принялъ его за амурскій лиманъ, я назвалъ заливомъ Байкалъ.
   23 іюня, при тихомъ SSW вѣтрѣ и ясной погодѣ, мы пошли отсюда съ промѣромъ и описью, вдоль берега, къ мысу Головачева. Только что миновали меридіанъ этого мыса, какъ транспортъ привалило къ мели. Стянувшись съ нея и отойдя на глубину 8 саж., заштилѣли и бросили якорь въ 1 1/2 мил. отъ мыса. Густой туманъ и мрачность продолжались до утра 25 числа. Утромъ въ этотъ день я послалъ къ мысу Головачева двѣ шлюпки съ лейтенантомъ Греневсомъ и мичманомъ Гейсмаромъ съ порученіемъ осмотрѣть не найдется ли входа въ лиманъ около этого мыса. Офицеры, возвратясь на транспортъ, донесли, что отъ мыса на W тянется отмель, на которой глубина отъ 8 до 9 фут. {Чрезъ эту банку въ 1846 году вошелъ въ лиманъ и вышелъ изъ онаго г. Гавриловъ.} и хотя, слѣдуя по этой отмели, они и попадали на глубины отъ 5 до 4 саж., но глубины эти отрывистыя, а потому и входа въ лиманъ около этого мыса не существуетъ. Между тѣмъ, съ транспорта было замѣчено, что отъ мыса Головачева должна лежать поперегъ лимана банка, часть которой, при малой водѣ, обсохла.
   Убѣдясь, что около мыса Головачева не предстоитъ надежды открыть надлежащій входъ въ лиманъ, я обратился съ этою цѣлью къ противоположному матерому берегу, почему на другой день, т. е. 26 іюня, при вѣтрѣ S, транспортъ легъ на WtN, вдоль видимой отмели. Для ограниченія же ея съ моря, я послалъ шлюпку съ мичманомъ Гротомъ, приказавъ ему, дойдя до оконечности этой отмели, встать на кошку. Къ 6 часамъ вечера транспортъ, слѣдуя вдоль отмели, но глубинамъ отъ 6 до 7 саж., пришелъ на меридіанъ ея оконечности, лежащей отъ низменнаго матераго берега въ 1 1/2 миляхъ. На фарватерѣ, идущемъ между отмелью и берегомъ, на глубинѣ 6 саж., мы встали на якорь. Съ утра 26 іюня, при вѣтрѣ SSW, начали лавироватъ къ конусообразной горѣ, лежащей за мысомъ Ромберга и казавшейся въ видѣ острева. Гора эта представляетъ самый отличительный пунктъ для входа въ лиманъ съ сѣвера; я назвалъ ее горою князя Меньшикова. Дѣлая небольшіе галсы и поворачивая у берега и около отмели, на глубинѣ 3 саж., мы ограничивали такимъ образомъ путь, ведущій въ лиманъ, на которомъ въ срединѣ глубина была отъ 5 до 4 сажень. Къ берегу и банкѣ эта глубина постепенно уменьшалась, а не доходя мыса Ромберга, мы близко придержались къ берегу и сѣли на мель, но скоро стянулись и, по случаю наступавшаго большаго тумана, на глубинѣ 4 1/2 сажень, встали на якорь. Къ 12 час. утра 27 числа вѣтеръ задулъ отъ SW и туманъ очистился; мы снялись съ якоря, имѣя впереди шлюпки, легли на OSO и, на глубинѣ отъ 4 1/2 до 4 саж., въ 4 ч. по полудня вошли въ лиманъ р. Амуръ. Тутъ, на глубинѣ 4 1/2 саж. и грунтѣ вязкій илъ, встали на якорь на сѣверномъ лиманскомъ рейдѣ, названномъ мною такъ потому, что эта мѣстность дѣйствительно представляетъ удобный рейдъ. Онъ защищенъ съ сѣвера тянущеюся отъ мыса Головачева лайдою, обсыхающею при малой водѣ въ срединѣ; съ запада и съ востока берегомъ Сахалина и матерымъ берегомъ, съ юга же отмелями, между которыми идутъ лиманскіе заводи и каналы.
   Съ этой части лимана мы начали изслѣдованія его на транспортѣ и шлюпкахъ, съ цѣлію ознакомиться съ его состояніемъ и отыскатъ фарватеръ къ югу. Встрѣченныя при этомъ неправильныя и быстрыя теченія, лабиринты мелей, банокъ и обсыхающихъ лайдъ, и наконецъ постоянно противные SW свѣжіе вѣтры, разводившіе сулои и толчеи на болѣе или менѣе глубокихъ между банками заводяхъ, въ которыя неоднократно попадалъ транспортъ и часто становился на мель, дѣлали эту работу на парусномъ суднѣ, не имѣвшемъ даже паровой шлюпки, тягостною, утомительною и опасною, такъ что транспортъ и шлюпки весьма часто находились въ самомъ критическомъ положеніи {Такъ наприм. для промѣра были отправлены на 6-ти весельномъ барказѣ лейтенантъ Гревенсъ, на 4-хъ вем. мисманъ Гроте, а на вельботѣ мичманъ Гейсмаръ. На транспортѣ оставалось всего 10 челов. команды. Вѣтеръ мгновенно засвѣжѣлъ, барказъ выбросило на лайду, а вельботъ -- на отмель сахалинскаго берега, противъ огромнаго селенія Тамлево. Люди изъ вельбота едва спаслись на берегъ и, разложивъ огонь, сушили свое платье, когда толпа гиляковъ, пользуясь тѣмъ, что послѣ утопленія наши уснули, утащила платье, такъ что Геісмаръ съ людьми на другой день явились въ однѣхъ рубашкахъ. Гиляки, между тѣмъ, вздумали было напасть и на транспортъ: собралось множество лодокъ и стали гресть къ транспорту. Въ виду этого, мы захватили двухъ гиляковъ и знаками объявили, что если они не остановятся и не возвратятъ все украденное, то ихъ товарищи будутъ повѣшены. Это обстоятельство понудило ихъ исполнить наши требованія и сдѣлало то, что мы впослѣдствіи уже были безопасны отъ всякихъ покушеній; они же еще намъ помогали.}. Много надобно было энергіи, чтобы при такихъ обстоятельствахъ твердо идти къ предположенной цѣли.
   Всѣ эти первоначальныя изслѣдованія сѣверной части амурскаго лимана ясно показали, что для составленія плана дальнѣйшихъ изслѣдованій, которыя могли бы привести къ разрѣшенію главнаго вопроса: доступны ли устье р. Амурь и ея лиманъ для мореходныхъ судовъ, необходимо было сдѣлать предварительную рекогносцировку амурскаго лимана къ югу. Въ этихъ-то видахъ я и послалъ на шлюпкахъ мичмана Гроте и лейтенанта Козакевича. Г-ну Гроте приказано было, слѣдуя вдоль западнаго сахалинскаго берега, узнать не имѣется ли сообщенія лимана съ заливомъ Байкалъ и опредѣлить состояніе и глубины канала, идущаго вдоль этого берега къ югу. Г. Козакевичу поручено, слѣдуя вдоль матераго берега, стараться достигнуть до устья р. Амуръ и собрать свѣдѣнія какъ о состояніи этого устья, такъ равно и о части лимана, лежащей противъ него.
   По возвращеніи на транспортъ, мичманъ Гроте сообщилъ, что заливъ Байкалъ съ лиманомъ не имѣетъ сообщенія, что слѣдуя вдоль берега Сахалина къ югу, онъ попадалъ на глубины, между обрывистыми банками, отъ 5 до 8 саж. и достигъ отмели, тянувшейся отъ Сахалина поперегъ лимана къ западу, къ возвышенному матерому берегу. Эта отмель казалось заграждала входъ въ лиманъ изъ Татарскаго залива, представляя такимъ образомъ Сахалинъ полуостровомъ.
   Лейтенантъ Козакевичъ объяснилъ, что слѣдуя вдоль матераго берега, огибая всѣ мысы и осматривая лежащія между ними обширныя бухты, онъ достигъ, наконецъ, до возвышеннаго мыса, который туземцы называли Тебахъ. За нимъ открылась бухта, тянущаяся къ западу и изъ нея шло сильное теченіе. Эта-то бухта, говорилъ мнѣ г. Козакевичъ, и представляетъ устье р. Амуръ, ширину котораго онъ примѣрно полагалъ до 7 l/2 миль (около 13 верстъ). Туземцы деревень Чабдахъ и Чнаррахъ, лежавшихъ за этимъ мысомъ, были повидимому весьма удивлены нашему появленію: ихъ поразилъ нашъ костюмъ, особая конструкція шлюпки, отличительная отъ ихъ лодокъ, и въ особенности секстанъ, которымъ Козакевичъ дѣлалъ наблюденія у мыса Тебахъ. Для обозрѣнія лмана, при малой водѣ, Петръ Васильевичъ поднимался на гору Тебахъ и донесъ мнѣ что съ нея лиманъ на всемъ видѣнномъ пространствѣ представлялъ огромный бассейнъ, наполненный лайдами, изрѣзанными протоками и большими озерами. На обратномъ пути къ транспорту, онъ попалъ на извилистый каналъ, обставленный въ нѣкоторыхъ мѣстахъ шестами, у которыхъ туземцы ловятъ рыбу; глубину въ этомъ каналѣ онъ находилъ отъ 3 1/2 до 5 сажень. Таковы были результаты этой рекогносцировки; они и встрѣченныя уже нами затрудненія указывали, что въ короткое время и съ ничтожными, имѣвшимися у насъ, средствами, не представлялось возможности сдѣлать точную опись лимана, занимающаго около 2,000 квадр. верстъ. Поэтому я и рѣшился ограничиться преслѣдованіемъ вышеупомянутаго главнаго вопроса: продолжать промѣръ и изслѣдованія сѣверной части лимана, на гребныхъ судахъ. Въ виду же того, чтобы при изслѣдованіяхъ устья р. Амуръ и южной части ея лимана не впасть въ какія-либо ошибочныя заключенія, подобно И. Ѳ. Крузенштерну, при описи восточнаго берега Сахалина, я положилъ неуклонно слѣдовать при этомъ плану, который отстранялъ бы причины, могшія привести меня къ ошибочнымъ заключеніямъ. Избранный мною планъ былъ слѣдующій: 1) отъ транспорта, т. е. съ сѣвернаго лиманскаго рейда, выйти съ промѣромъ на глубины, встрѣченныя лейтенантомъ Козакевичемъ, вдоль сѣверо-западнаго берега лимана и, не теряя нити оныхъ, войти въ рѣку. 2) Слѣдуя вверхъ по ней, подъ лѣвымъ берегомъ, дойти до пункта, который представляетъ возможность ея устья. 3) Отъ упомянутаго сейчасъ пункта спуститься, не теряя нити глубинъ, подъ правымъ берегомъ рѣки до ея устья и далѣе по лиману, въ Татарскій заливъ, до той широты, до которой доходилъ капитанъ Браутонъ и, наконецъ 4) Отъ этого пункта, не теряя нити глубинъ, возвратиться на транспортъ, слѣдуя вдоль западнаго берега Сахалина.
   Для приведенія въ исполненіе этого плана, которымъ бы я могъ разрѣшить вышеупомянутый главный вопросъ о степени доступности устья рѣки и ея лимана для входа въ нихъ съ моря, я, 10 іюля, на трехъ шлюпкахъ, съ 3 офицерами {Офицеры: Поповъ, Гейсмаръ и Гроте; шлюпки: шестерка, вельботъ и четверка; нижнихъ чиновъ 14 челов., провизіи на 8 недѣли.} и докторомъ отправился съ транспорта и пошелъ по лиману къ глубинамъ, найденнымъ лейтенантомъ Козакевичемъ; на пути все время бросалъ лотъ. Слѣдуя по этимъ глубинамъ, мы 11 числа обогнули мысъ Тебахъ и вошли въ р. Амуръ: къ вечеру того же числа, не теряя нити глубинъ и слѣдуя подъ лѣвымъ берегомъ рѣки, достигли низменнаго полуострова, названнаго мною Константиновскимъ. Онъ тянулся поперегъ рѣки къ противоположному правому ея берегу, гдѣ находилась деревня Аломъ. Мѣстность эта, по изслѣдованію моему, оказалась удобною для береговой защиты. По всему пройденному нами пути, начиная съ сѣвернаго лиманскаго рейда, съ 4 1/2 саж. глубины, на которой стоялъ на якорѣ транспортъ, самая меньшая глубина (на SW 30o, въ разстояніи около 2 миль отъ транспорта) оказалась на пути къ мысу Тебахъ (2 1/2 саж.), а самая большая (6 саж.), отъ мыса Тебахъ до Константиновскаго полуострова (по туземному Туегда). Въ этомъ мѣстѣ самая меньшая глубина 6 саж., а самая большая 15. Утромъ, 13 іюля, мы перевалили отъ Константиновскаго полуострова подъ правый берегъ рѣки, къ мысу Мео и пошли вдоль него, къ мысу Пронге, южному входному въ рѣку мысу; тутъ мы слѣдовали по глубинамъ отъ 10 до 5 саж. 15 іюля отправились отъ мыса Пронге по лиману Амура къ югу, слѣдуя по направленію юго-восточнаго его берега и не теряя нити глубинъ. 22-го іюля 1849 года достигли того мѣста, гдѣ этотъ матерой берегъ сближается съ противоположнымъ ему Сахалинскимъ. Здѣсь-то, между скалистыми мысами на материкѣ, названными мною Лазарева и Муравьева и низменнымъ мысомъ Погоби на Сахалинѣ, вмѣсто найденнаго Крузенштерномъ, Лаперузомъ, Браутономъ и въ 1846 г. Гавриловымъ низменнаго перешейка, мы открыли проливъ шириною въ 4 мили (7 верстъ) и съ наименьшею глубиною 5 саж. Продолжая путь свой далѣе къ югу и достигнувъ 24 іюля широты 51o 40', т. е. той, до которой доходили Лаперузъ и Браутонъ, мы возвратилисъ обратно и, прослѣдовавъ открытымъ нами южнымъ проливомъ, не теряя нити глубинъ, выведшихъ насъ изъ Татарскаго залива въ лиманъ, направились вдоль западнаго берега Сахалина. Къ вечеру 1 августа 1849 г. мы возвратились на транспортъ послѣ 22 дневнаго плаванія, сопряженнаго съ постоянными трудностями и опасностями, ибо южные вѣтры, мгновенно свѣжѣя, разводили въ лиманскихъ каналахъ толчею и сулой, которыми заливало наши шлюпки такъ, что часто приходилось выбрасываться на ближайшій берегъ; а чтобы не прерывать нити глубинъ, по которымъ мы вышли изъ рѣки, мы принуждены были выжидать благопріятныхъ обстоятельствъ, возвращаться иногда назадъ, чтобы напасть на нихъ и тогда снова продолжать промѣры. Неуклонно и строго слѣдовать своему плану я считалъ необходимымъ, главнымъ образомъ потому, что сложившееся во всемъ образованномъ тогда мірѣ мнѣніе о недоступности устья р. Амуръ и ея лимана изъ Татарскаго залива, вслѣдствіе общаго убѣжденія, что Сахалинъ полуостровъ, налагало на меня обязанность принять всѣ мѣры къ раскрытію истины, тѣмъ болѣе, что упомянутое мнѣніе принималось уже всюду за непреложную истину, закрѣпленную авторитетомъ знаменитыхъ европейскихъ мореплавателей, моихъ предшественниковъ. Самая меньшая глубина отъ мыса Пронге, по лиману, до южнаго пролива, оказалась 2 3/4 саж., а самая большая 9 саж. Отъ южнаго-же пролива до параллели 51o 40' наименьшая глубина 5 саж., а наибольшая 12 и, наконецъ, по лиману вдоль сахалинскаго берега до сѣвернаго лиманскаго рейда, на которомъ находился транспортъ, наименьшая глубина 4 саж., а наибольшая 12 {Туземцы на мысахъ Пронге, Уси и на Сахалинѣ объяснили намъ, разумѣется знаками, что посреди лимана существуетъ глубокій каналъ, болѣе 5 саж.; я означилъ эти указанія на картѣ, насколько могъ понять туземцевъ о его положеніи, не имѣя никакой возможности повѣрить ихъ, ибо шлюпки наши, при первой попыткѣ, заливало.}.
   Изъ этихъ изслѣдованій, въ противоположность существовавшему до сего мнѣнію относительно устья р. Амуръ, ея лимана и Сахалина, оказалось: а) что Сахалинъ не полуостровъ, а островъ, б) что входъ въ лиманъ изъ Татарскаго залива, чрезъ открытый нами 22 іюля 1849 г. проливъ, доступенъ для мореходныхъ судовъ всѣхъ ранговъ, а съ сѣвера, изъ Охотскаго моря, а равно и сообщеніе чрезъ лиманъ Татарскаго залива съ этимъ моремъ, для судовъ, сидящихъ въ водѣ до 23 футовъ и, наконецъ, в) что въ устье р. Амуръ изъ Татарскаго залива могутъ проходить суда съ осадкою до 15 фут., а изъ Охотскаго моря суда, сидящія въ водѣ до 12 футовъ.
   Разрѣшивъ такимъ образомъ главные вопросы объ устьѣ рѣки Амуръ, ея лиманѣ и Сахалинѣ и убѣдившись на опытѣ, что точное опредѣленіе направленія лоцманскихъ каналовъ, извивающихся между отрывистыми лайдами и банками, съ тѣми ничтожными средствами, какія мы имѣли, невозможно и имѣя въ виду, кромѣ-того, непремѣнное исполненіе данныхъ мнѣ повелѣній: описать юго-восточный берегъ Охотскаго моря до Тугурской губы и не позже 15 сентября быть въ Охотскѣ, я 3-го августа вышелъ изъ лимана и отъ горы князя Меньшикова началъ опись матераго берега. Состояніе его оказалось таково: отъ упомянутой горы, на пространствѣ 20 миль къ ONO-ту, тянется огромный заливъ, огражденный съ моря низменными дресвяными кошками; по точномъ изслѣдованіи этого залива на шлюпкахъ, оказалось, что входъ съ моря, между кошками, въ сѣверную часть этого залива имѣетъ баръ, болѣе другихъ глубокій, а именно: 9 фут. въ малую и 14 фут. въ большую. Эту часть залива я назвалъ заливомъ Счастія, потому что онъ представляетъ единственную, болѣе или менѣе удобную близъ лимана гавань. Продолжая далѣе описывать съ транспорта берегъ, тянувшійся къ NO, мы дали ему правильное положеніе. На морскихъ картахъ того времени берегъ этотъ былъ наложенъ до такой степени ошибочно, что весь путь транспорта, проложенный на этихъ картахъ, лежалъ по сухому пути. Подойдя къ возвышенному мысу Мухтель, для осмотра видѣнной за этимъ мысомъ Ульбанской губы, я послалъ на вельботѣ мичмана Гроте, а съ транспортомъ направился въ Константиновскій заливъ. По подробной описи и изслѣдованію береговъ этого залива оказалось, что онъ не представляетъ ни въ какомъ отношеніи удобства для основанія въ немъ порта. Окончивъ его изслѣдованіе, мы пошли въ Ульбанскую губу, на соединеніе съ мичманомъ Гротомъ. Подробная опись и изслѣдованіе этой обширной губы обнаружили, что она представляетъ единственный на всемъ Охотскомъ морѣ и закрытый отъ всѣхъ вѣтровъ обширный рейдъ. Эту губу я назвалъ заливомъ св. Ніколая. По выходѣ изъ него, у мыса Мухтель, мы заштилѣли и замѣтили двѣ черныя точки, приближавшіяся отъ берега къ транслорту. Это была байдарка съ прапорщикомъ корпуса штурмановъ, Дмитріемъ Ивановичемъ Орловымъ, состоявшимъ на службѣ россійско-американской компаніи. Офицеръ этотъ былъ посланъ изъ Аяна съ двоякою цѣлію: во-1-хъ, розыскать транспортъ "Байкалъ", во-2-хъ, для торговыхъ сношеній съ обитавшими на этихъ берегахъ тунгусами и гиляками. Орловъ, слѣдуя отъ Аяна вдоль берега, доходилъ до гилякскаго селенія Коль, лежавшаго въ 25-ти миляхъ къ NO отъ залива Счастія (по туземному Искай). Ему приказано было, въ случаѣ встрѣчи со мною, передать, что въ Аянѣ ожидаютъ меня важныя распоряженія высшаго правительства. Принявъ на транспортъ Орлова съ его двумя байдарками, я, чтобы скорѣе отправить донесеніе князю Меньшикову о моей описи, а вмѣстѣ съ тѣмъ и высадить Орлова, 30 августа пошелъ въ Аянъ, куда и прибылъ 3 сентября.
   

ГЛАВА X.

Донесеніе мое князю Меньшикову отъ 3 сентября 1849 г.-- Плаваніе Корсакова.-- Путешествіе генералъ-губернатора въ Камчатку и обратно.-- Впечатлѣніе, пронзведенное моимъ донесеніемъ въ Петербургѣ.-- Высочайшее повелѣніе о переносѣ охотскаго порта въ Петропавловскъ и о заселеніи р. Маи.

   
   По приходѣ въ Аянъ, я въ тотъ же день послалъ съ курьеромъ, капитаномъ М. С. Корсаковымъ, слѣдующіе донесеніе его свѣтлости князю А. С. Меньшикову:
   "По сдачѣ груза въ петропавловскомъ портѣ, дабы не упустить остававшагося у меня свободнымъ времени, я 30 мая 1849 г. изъ Петропавловска направился къ восточному берегу Сахалина и въ амурскій лиманъ. Въ продолженіе 42-хъ дневнаго пребыванія нашего въ лиманѣ намъ удалось съ Божіею помощію разсѣять ошибочныя заключенія объ этихъ мѣстахъ знаменитыхъ моихъ предшественниковъ и привести затѣмъ въ извѣстность весь юго-восточный берегъ Охотскаго моря. Нами открыто: 1) что Сахалинъ островъ, отдѣляющійся отъ материка проливомъ въ 4 мили шириною и имѣющимъ наименьшую глубину 5 сажень; 2) что входъ въ рѣку Амуръ съ сѣвера -- изъ Охотскаго моря и съ юга -- изъ Татарскаго залива, а также, что сообщеніе чрезъ амурскій лиманъ морей Японскаго и Охотскаго, доступно для мореходныхъ судовъ; и 3) что на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря находится обширный, закрытый отъ всѣхъ вѣтровъ, рейдъ, названный мною заливомъ св. Николая. Что же касается до Константиновскаго залива, то, по тщательномъ изслѣдованіи, онъ оказался неудобнымъ для основанія въ немъ порта. Почтительнѣйше донося объ этомъ Вашей Свѣтлости, священнымъ долгомъ считаю свидѣтельствовать о благородномъ рвеніи и неутомимой дѣятельности офицеровъ и команды ввѣреннаго мнѣ транспорта. Всѣ до единаго честно и благородно исполняли долгъ свой. Высочайше утвержденную инструкцію о разрѣшеніи идти мнѣ въ амурскій лиманъ я только-что сейчасъ получилъ, въ Аянѣ. Чистые и черновые журналы и карты описанныхъ нами мѣстъ я буду имѣть честь лично представить Вашей Свѣтлости, по возвращеніи моемъ въ Петербургъ; нынѣ же спѣшу донести Вамъ о результатахъ нашихъ изслѣдованій".
   Между тѣмъ, посланный въ Охотскъ отъ генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева курьеромъ штабсъ-капитанъ М. С. Корсаковъ {Впослѣдствіи генералъ-губернаторъ Восточной Сибири.}, съ Высочайше утвержденною мнѣ инструкціею объ изслѣдованіи устья рѣки Амуръ, былъ задержанъ въ Охотскѣ льдами до половины іюня, такъ что только около этого времени онъ могъ отправиться изъ Охотска на ботѣ "Кадьякъ", съ цѣлію отыскать транспорть "Байкалъ" и передать мнѣ упомянутую инструкцію. Г. Корсаковъ, расчитывая, что при такомъ позднемъ выходѣ изъ Охотска онъ не можетъ уже застать транспортъ въ Петропавловскѣ, отправился къ сѣверной оконечности Сахалина, на видъ которой я долженъ бы былъ придти, слѣдуя изъ Курильской гряды къ Константиновскому заливу, еслибы шелъ согласно инструкціи, данной мнѣ при отправленіи изъ Кронштадта. Не встрѣтивъ транспорта ни здѣсь, ни затѣмъ въ Константиновскомъ заливѣ, Г. Корсаковъ возвратился въ Аянъ.
   Вмѣстѣ съ симъ, предъ отправленіемъ изъ Петербурга генералъ-губернатора Муравьева, въ 1848 г., въ Иркутскъ, Государю Императору угодно было сказать ему, что "онъ вѣроятно не будетъ въ Камчаткѣ, потому что туда весьма затруднительно ѣхать". На это Муравьевъ отвѣчалъ Его Величеству, что онъ постарается добраться до Камчатки: почему, по прибытіи своемъ въ Иркутскъ весною слѣдующаго 1849 г., Н. Н. Муравьевъ со своею супругою Екатериною Николаевною отправился въ Якутскъ и далѣе, чрезъ Охотскъ, въ Петропавловскъ.
   Преодолѣвъ всѣ трудности верховой ѣзды между Якутскомь и Охотскомъ, на пространствѣ болѣе 1,100 верстъ, по тропинкамъ, тундрамъ и болотамъ, Николай Николаевичъ съ супругою достигли Охотска и оттуда, на транспортѣ "Иртышъ", подъ командою капитанъ-лейтенанта Преклонскаго, пошли въ Петропавловскъ. Посѣтивъ петропавловскій портъ, вслѣдствіе письма моего, посланнаго изъ этого порта, на томъ же транспортѣ, 28 мая, Николай Николаевичъ Муравьевъ, чтобы встрѣтиться со мною, заходилъ на обратномъ пути изъ Петропавловска въ Аянъ, къ сѣверной оконечности Сахалина, но, не найдя здѣсь транспорта, полагалъ, что я, не получивъ разрѣшенія въ Петропавловскѣ идти въ лиманъ, направился, вслѣдствіе данныхъ мнѣ инструкцій въ августѣ 1848 г., въ Константиновскій заливъ. Поэтому Н. Н. Муравьевъ отъ сѣверной оконечности Сахалина пошелъ въ Аянъ, куда я прибылъ 30 августа. Онъ былъ первый изъ всѣхъ генералъ-губернаторовъ Восточной Сибири, который посѣтилъ Охотскъ и Петропавловскъ. Ему хотѣлось лично видѣть эти мѣста, прежде чѣмъ рѣшиться на переносъ охотскаго порта, что тогда считалось необходимымъ. Всѣ предмѣстники Н. Н. Муравьева полагали, что это путешествіе если не невозможно, то безполезно. Обратный путь Н. Н. Муравьевъ совершилъ чрезъ Аянъ, съ тѣмъ, чтобы видѣть этотъ портъ и аянскій трактъ и сравнить ихъ съ охотскимъ портомъ и трактомъ. По прибытіи Н. Н. Муравьева въ Аянъ, туда пришелъ и ботъ "Кадьякъ", съ М. С. Корсаковымъ, который донесъ генералъ-губернатору о своихъ неудачныхъ розыскахъ транспорта "Байкалъ", не смотря на то, что онъ перерѣзывалъ нѣсколько разъ всѣ пути, до которымъ транспортъ, вслѣдствіе данныхъ ему въ Кронштадтѣ инструкцій, долженъ бы слѣдовать. Это обстоятельство, а равно предположеніе, что я, не получивъ въ Петропавловскѣ разрѣшенія приступить къ описи лимана и устья р. Амуръ (мѣстъ, считавшихся тогда китайскими), не могъ рѣшиться самъ на это изслѣдованіе, и, наконецъ, свѣдѣнія, доставленныя г. Завойко въ Аянѣ, что лиманъ окруженъ опасными банками и входъ въ него для транспорта "Байкалъ" невозможенъ, послужили поводомъ къ заключенію въ Аянѣ, что "Байкалъ" на пути изъ Петропавловска погибъ. Послѣ этого понятно, до какой степени все было изумлено въ Аянѣ, когда "Байкалъ", считавшійся погибшимъ, показался утромъ 3 сентября передъ входомъ въ аянскій заливъ!
   Мы не успѣли еще бросить якорь, какъ на вельботѣ присталъ къ транспорту М. С. Корсаковъ и объявилъ о присутствіи въ Аянѣ генералъ-губернатора и о мнѣніи, ходившемъ тамъ на счетъ насъ. Онъ сказалъ намъ, что поводомъ къ такому общему мнѣнію послужило заключеніе В. С. Завойко, который, въ свою очередь, основывался на описи Гаврилова. Вмѣсто отвѣта Корсакову, я далъ прочесть приготовленный мною для отправленія изъ Аяна рапортъ князю Меньшикову. Тогда же М. С. Корсаковъ передалъ мнѣ и Высочайше утвержденную инструкцію, которою повелѣвалось изъ Петропавловска идти въ амурскій лиманъ, съ цѣлію повѣрки описи Гаврилова. Сейчасъ же вслѣдъ за Корсаковымъ вышелъ на встрѣчу намъ, на катерѣ, генералъ-губернаторъ со всѣмъ своимъ штабомъ; не приставая еще къ транспорту, онъ спросилъ меня, откуда я явился. На это я отвѣчалъ: "Сахалинъ островъ, входъ въ лиманъ и р. Амуръ возможны для мореходныхъ судовъ съ сѣвера и юга! Вѣковое заблужденіе положительно разсѣяно. Истина обнаружилась; доношу объ этомъ Его Свѣтлости для представленія Государю, а нынѣ Вашему Превосходительству". Въ маленькой моей каютѣ собрались около генералъ-губернатора всѣ его спутники и съ любопытствомъ слушали меня о нашемъ плаваніи и сдѣланныхъ нами открытіяхъ, которыя были совершенно противоположны показаніямъ карты, имѣвшейся тогда въ Аянѣ.
   Изъ Аяна, на другой день, 4 сентября, съ курьеромъ штабсъ-капитаномъ М. С. Корсаковымъ были отправлены вышеупомянутый рапортъ мой князю Меньшикову и отношеніе генералъ-губернатора, къ которомъ, между прочимъ, онъ объяснялъ князю, что ни одна изъ предшествовавшихъ мнѣ экспедицій не представляетъ такихъ важныхъ для Россія послѣдствій, какія истекаютъ изъ моихъ открытій, не смотря на то, что все это произведено безъ всякихъ особыхъ затратъ казны и съ ничтожными средствами, на суммы, ассигнованныя для доставленія груза къ наши сибирскіе порта. Грузъ этотъ, писалъ Николай Николаевичъ, по удостовѣренію начальника Камчатки, капитана 1 ранга Машина, доставленъ на "Байкалѣ" въ такомъ отличномъ и сохранномъ видѣ, въ какомъ еще никогда не бывало*.
   Результаты нашихъ изслѣдованій обусловливаютъ важное значеніе для Россіи при-амурскаго края, ибо они доказываютъ, что р. Амуръ чрезъ лиманъ имѣетъ прямое сообщеніе съ Татарскимъ заливомъ, а чрезъ это берега этого залива, съ находящимися при нихъ гаванями, составляютъ необходимое дополненіе амурскаго бассейна. Кромѣ того, сдѣланныя нами открытія доказали важное значеніе рѣки Амуръ, какъ артеріи, связывающей съ океаномъ Восточную Сибирь, считавшуюся до этого отрѣзанною отъ него тундрами, горами и огромными пустынными пространствами.
   Если бы я ограничился выполненіемъ только той программы, для которой спеціально былъ отправленъ "Байкалъ", т. е. доставилъ бы грузъ въ сибирскіе наши порта, подобно многимъ моимъ предшественникамъ и не принялъ бы вышеупомянутыхъ мѣръ къ раннему приходу въ Петропавловскъ, чтобы имѣть свободными лѣтніе мѣсяцы 1849 г., наконецъ, если бы я, не смотря на отвѣтственность, не рѣшился бы по собственному моему усмотрѣнію, безъ прямаго на то повелѣнія. идти изъ Петропавловска прямо въ амурскій лиманъ, чтобы раскрыть истину, то мы, русскіе, подъ давленіемъ распространившагося тогда въ Аянѣ мнѣнія о положительной недоступности амурскаго лимана и устья р. Амуръ, могли бы не обратить на этотъ край должнаго и энергическаго вниманія и, вслѣдствіе этого, оставались бы увѣренными въ упомянутомъ заблужденіи. Тогда бы, въ минувшую войну, доблестные защитники Петропавловска, имущество этого порта со всѣми судами, а равно и экипажъ японской экспедиціи, были бы въ самомъ критическомъ положеніи, такъ что это могло бы, можетъ быть, составить трофеи въ нѣсколько разъ сильнѣйшаго насъ непріятеля. Кромѣ того, плававшія около этихъ мѣстъ иностранныя суда могли бы занять берегъ Татарскаго залива и даже устье самой рѣки и тогда бы суда союзной непріятельской эскадры не имѣли бы повода блокировать эти мѣста, а чрезъ это не имѣли бы случая фактически признать ихъ принадлежащими Россіи, а не Китаю. На это обстоятельство, при заключеніи трактата съ Китаемъ, ссылались, какъ на одинъ изъ главныхъ аргументовъ. Изъ этого ясно, что безъ своевременныхъ изслѣдованій и занятій устья рѣки и неразрывно связанныхъ съ нею береговъ Татарскаго залива, эти мѣста могли бы быть навсегда потерянными для 'Россіи. Вотъ тѣ важныя послѣдствія нашихъ открытій, которыя не замедлили обнаружиться.
   Изъ Аяна, 5 сентября, транспортъ "Байкалъ" отправился въ Охотскъ, а генералъ-губернаторъ съ своимъ штабомъ поѣхалъ аянскимъ трактомъ въ Якутскъ; тамъ я долженъ былъ съ нимъ соединиться, чтобы ожидать зимняго пути по рѣкѣ Ленѣ. Придя въ Охотскъ 10 сентября, я, вслѣдствіе данныхъ мнѣ инструкцій, сдалъ транспортъ и 20 числа этого мѣсяца съ офицерами транспорта отправился въ Якутскъ, куда и прибылъ 3 октября. Здѣсь мы застали генералъ-губернатора: я просилъ его сдѣлать распоряженіе г. Завойко о посылкѣ зимнимъ путемъ изъ Аяна въ удскій край, а оттуда на устье р. Амуръ, прапорщика Орлова для наблюденія надъ вскрытіемъ льда въ заливѣ Счастія и въ устьѣ рѣки. Генералъ-губернаторъ тогда же съ нарочнымъ послалъ предписаніе объ этомъ г. Завойко {Вотъ причина, почему Орловъ былъ въ заливѣ Счастія и на устьѣ р. Амуръ весною 1860 г., а вовсе не та, о которой говоритъ Тихменевъ въ историческомъ обозрѣніи дѣійтвій р. а. к., на страницѣ 62 и примѣчаніи къ оной. Ссылка его на бумагу министерства иностр. дѣлъ отъ 16 февраля 1849 г. здѣсь не имѣетъ мѣста, ибо въ этой бумагѣ разрѣшалось р. а. компаніи изъ Аяна производить расторжку съ туземцами по юго-восточному берегу Охотскаго моря, отнюдь не касаясь устья Амура.}. Въ Якутскѣ и затѣмъ въ Иркутскѣ, куда мы прибыли 22 ноября, мы приводили въ порядокъ наши журналы и карты.
   По полученіи моего донесенія изъ Аяна, въ Петербургѣ, подъ давленіемъ авторитета знаменитыхъ моихъ предшественниковъ, подтвержденнаго затѣмъ барономъ Врангелемъ и графомъ Несельроде въ 1846 г., не повѣрили нашимъ открытіямъ и считали поступокъ мой (что я безъ разрѣшенія пошелъ изъ Камчатки въ амурскій лиманъ) дерзкимъ и подлежащимъ наказанію. Потому тамъ полагали, что Петропавловскъ долженъ быть главнымъ нашимъ портомъ въ Восточномъ океанѣ, а Аянъ въ Охотскомъ морѣ, весь же при-амурскій край предоставить Китаю.
   Между тѣмъ, генералъ-губернаторъ, по возвращеніи своемъ въ Иркутскъ, 10 ноября 1849 г., сдѣлалъ слѣдующее представленіе въ С.-Петербургъ:
   1) Охотскій портъ перенести въ Петропавловскъ, который усилить и укрѣпить, а изъ Камчатки сдѣлать область, подъ начальствомъ командира петропавловскаго порта и камчатскаго губернатора, которымъ назначить Завойко.
   2) Аянскую факторію россійско-американской компаніи возвести на степень правительственнаго порта въ Охотскомъ морѣ.
   3) Для удобнаго и правильнаго сообщенія Аяна съ Якутскомъ заселить крестьянами р. Маю и трактъ между Аяномъ и Нелькиномъ, и
   4) Аянскую факторію, какъ правительственный портъ, усилить военными чинами и принятъ на счетъ казны устройство и поддержаніе тракта между Аяномъ и Якутскомъ.
   Я узналъ объ этомъ представленіи по прибытіи моемъ въ Иркутскъ отъ самаго генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева и при этомъ не могъ не выразить ему мое сожалѣніе, предлагая, если возможно, отклонить его ходатайство. Мотивы, которые я ему высказалъ при этомъ, были слѣдующіе:
   а) Камчатскій полуостровъ огромными тундристыми и гористыми пространствами и пустынями совершенно изолированъ отъ Сибири, а потому, въ случаѣ войны съ морскими державами, особливо продолжительной, петропавловскій портъ не можетъ быть ни снабженъ, ни подкрѣпленъ безъ содѣйствія сильной эскадры, которая была бы въ состояніи оградить путь къ нему отъ нападенія эскадръ враждебныхъ морскихъ націй. Такое нападеніе весьма вѣроятно, такъ какъ европейцы для огражденія своей обширной торговли и колоній въ Восточномъ океанѣ держатъ довольно сильные отряды, всегда готовые на подобную услугу. Серьезное развитіе нашей торговли тамъ представляется еще въ весьма и весьма отдаленномъ будущемъ, а слѣдовательно и эскадры довольно сильной для огражденія пути въ Петропавловскъ мы еще долго не будемъ имѣть. На пустынномъ Камчатскомъ полуостровѣ, изрѣзанномъ тундрами, болотами и хребтами горъ, между которыми разбросано бродячее населеніе до 5,000 душъ, а также по неблагопріятнымъ климатическимъ условіямъ, ни одна изъ иностранныхъ державъ утверждаться не будетъ, тѣмъ болѣе, что вѣковой опытъ и намъ уже убѣдительно доказалъ, что содержаніе петропавловскаго порта и обладаніе Камчаткой слишкомъ дорого стоитъ. Не смотря на всѣ серьезныя мѣры, принимаемыя правительствомъ, мѣры, сопряженныя съ большими затратами и пожертвованіями людьми, мы не могли достигнуть даже и того, чтобы ничтожное населеніе петропавловскаго порта и Камчатки могло бы хотя сколько-нибудь быть обезпеченнымъ мѣстнымъ хлѣбомъ и прочими продуктами; мы должны доставлять все это изъ Сибири, по баснословно высокимъ цѣнамъ и то только въ весьма ограниченномъ размѣрѣ. Наконецъ, россійско-американская компанія не соглашалась принять Камчатку на свое содержаніе даже за весьма значительную субсидію. По всѣмъ этимъ причинамъ и положено было Петропавловскъ держатъ въ видѣ станціи для плавающихъ судовъ и мѣста для управленія бродячимъ населеніемъ Камчатскаго полуострова. При убѣжденіи о недоступности амурскаго лимана и устья р. Амуръ и при увѣренности, что на прибрежьѣ амурскаго бассейна не имѣется гавани, мы не имѣли и возможности основать на Восточномъ океанѣ надлежащаго правительственнаго порта, который бы могъ быть снабженъ и подкрѣпленъ независимо отъ морскаго пути.
   б) Точно также всѣ усилія правительства, сопряженныя съ большими расходами и пожертвованіями людьми и капиталами на заселеніе земледѣльцами береговъ рѣки Маи, въ видахъ установленія по оной сообщенія Якутска съ прибрежьемъ Охотскаго моря, оставались тщетными и показали, что земледѣльческой осѣдлости по берегамъ этой рѣки, а равно и устройства сколько нибудь сноснаго пути между этою рѣкою и прибрежьемъ Охотскаго моря быть не можетъ. Наконецъ, подробныя и тщательныя изслѣдованія береговъ Охотскаго моря обнаружили, что на его берегахъ нѣтъ ни единаго пункта, включая въ то число и Аянскій заливъ, къ устройству сколько нибудь удобнаго порта.
   в) Настоящія-же наши изслѣдованія и открытія указали, что р. Амуръ и ея лиманъ связываютъ Восточную Сибирь съ Японскимъ моремъ и что прибрежье при-амурскаго края составляетъ непосредственное дополненіе амурскаго бассейна, а потому всего естественнѣе отыскать гавань на этомъ прибрежьѣ, такъ какъ она, въ случаѣ войны съ морскими державами. могла бы быть снабжена и подкрѣплена, независимо отъ морскаго пути, путемъ внутреннымъ, безопаснымъ отъ нападенія непріятеля, т. е. по р. Амуръ и ея притокамъ. Только при такихъ условіяхъ и можетъ быть полезенъ для Россіи портъ на отдаленномъ ея востокѣ, ибо, имѣя такой порть, мы съ одной стороны пріобрѣтаемъ должное политическое значеніе на Восточномъ океанѣ, съ незначительною морскою силою по сравненію съ иностранными морскими державами; а съ другой стороны, мы пріобрѣтаемъ надежную и серьезную школу для образованія нашихъ морскихъ офицеровъ и командъ.
   г) Въ видахъ развитія нашей торговли и политическаго вліянія на сопредѣльный намъ Китай, р. Сунгари, орошающая населенную южную Манджурію, представляетъ удобный путь изъ южнаго при-амурскаго края.
   д) Чтобы воспользоваться правомъ, оставленнымъ за нами по трактату 1689 года съ Китаемъ, на обладаніе нижне-при-амурскимъ бассейномъ съ его прибрежьемъ, необходимо произвести подробное изслѣдованіе онаго во всѣхъ отношеніяхъ и установить постоянное бдительное наблюденіе надъ онымъ. Все это возможно сдѣлать только при нашемъ немедленномъ утвержденіи въ этомъ краѣ, ибо китайскаго правительственнаго вліянія въ немъ не существуеть и Китай какъ-бы не признаетъ его своею принадлежностію и оставляетъ его свободнымъ. При такомъ положеніи и при доказанной нынѣ возможности проникнуть въ при-амурскій край чрезъ р. Амуръ изъ Японскаго моря, онъ легко можетъ сдѣлаться добычею перваго смѣлаго пришельца {Во время пребыванія моего въ Охотскѣ, я узналъ изъ разсказовъ лейтенанта, оставленнаго Лаперузомъ, который проѣзжалъ чрезъ Охотскъ изъ Камчатки, что будто-бы французское правительство дало-бы Лаперузу повелѣніе, въ случаѣ возможности входа въ Амуръ изъ Татарскаго залива, занять устье рѣки. Можетъ быть такое-же повелѣніе дано было и Браутону.}; чего, по связи этого края съ Сибирью, Россія ни подъ какимъ предлогомъ допускать не должна.
   Въ виду этихъ-то соображеній, единственно на что, по моему мнѣнію, правительство должно сосредоточить свое вниманіе и средства, это -- чтобы не теряя ни минуты времени, утвердиться въ нижне-при-амурскомъ краѣ. Отсюда слѣдуетъ начать производить его изслѣдованія и постепенно заселять пути, ведущіе къ устью р. Амуръ, для того, чтобы, съ одной стороны, обезпечить сообщеніе амурскаго бассейна съ Забайкальемъ, а съ другой -- имѣть возможность довольствовать мѣстнымъ продовольствіемъ нашу тамъ военную силу. Послѣдняя должна быть такъ расположена и средства ея передвиженія должны быть такъ устроены, чтобы она благовременно могла явиться къ избранной гавани, на устьѣ р. Амуръ и на р. Сунгари. При устройствѣ-же въ этомъ краѣ управленія, а равно и средствъ къ передвиженію войскъ, должно имѣть въ виду, что море и рѣки надолго еще будутъ служить здѣсь единственными путями сообщенія; что этотъ край представляется краемъ чисто морскимъ и, начиная отъ Забайкалья, составляетъ одно цѣлое; что здѣсь не должно растрачивать большихъ суммъ на дорого стоющія различныя бюрократическія и судебныя учрежденія, дѣйствующія въ Сибири и Европейской Россіи, а равно не слѣдуетъ дѣлать здѣсь затратъ на дорого стоющія долговременныя укрѣпленія и различныя капитальныя сооруженія, ибо при обезпеченіи этого края съ тыла банками лимана, лѣсистымъ, гористымъ и бездорожнымъ, пустыннымъ его прибрежьемъ, и, наконецъ, при отдаленности его отъ цивилизованныхъ портовъ, онъ и съ малыми средствами представляетъ надежную защиту отъ враждебныхъ покушеній съ моря.
   "И такъ" высказалъ я Николаю Николаевичу "правительственное вниманіе, по моему мнѣнію, на отдаленномъ нашемъ востокѣ должно быть направлено единственно къ достиженію упомянутой важной политической и экономической цѣди, почему, при настоящихъ открытіяхъ, Петропавловскъ и Аянъ не могутъ быть нашими портами, каковыми, по представленію Вашего Превосходительства, они должны создаться. Затраты эти не только будутъ непроизводительны и напрасны, но могутъ вредно дѣйствовать на упомянутую главную здѣсь правительственную задачу, куда-бы эти затраты и должны быть всецѣло употреблены. Петропавловскъ и Аянъ могутъ быть только, какъ я сказалъ, станціями для нашихъ судовъ и слѣдовательно должны оставаться въ томъ именно видѣ, въ какомъ они существуютъ нынѣ". По этому слѣдуетъ остановить: 1) передвиженіе охотскаго порта въ Петропавловскъ и усиленіе этого послѣдняго, 2) заселеніе рѣки Маи и 3) устройство на счетъ казны аянскаго порта, и приступить нынѣ къ слѣдующему:
   1) Настоящими средствами охотскаго и петропавловскаго портовъ, предстоящимъ же лѣтомъ 1850 года, серьезно занять устье р. Амуръ и отсюда, какъ изъ первоначальнаго пункта, приступить къ изслѣдованіямъ: а) направленія Хинганскаго хребта отъ верховьевъ рѣки Уди и направленія рѣкъ, орошающихъ нижне-амурскій край и берущихъ начало изъ этого хребта, а равно и рѣкъ, орошающихъ прибрежья этого края, и б) начать изслѣдованія прибрежій Татарскаго залива, до корейской границы, въ видахъ отысканія на этомъ прибрежьѣ гавани, удобной для основанія порта, сколь можно долѣе открытаго для навигаціи.
   2) Нынѣ же распорядиться, чтобы для усиленіи сибирской флотиліи были высланы изъ Кронштадта, въ навигацію 1851 г., два винтовыя легкія судна, съ осадкою около 10 фут., съ паровыми шлюпками при нихъ.
   3) Предварительно распорядиться, чтобы съ прибытіемъ сюда упомянутыхъ винтовыхъ судовъ, было бы ежегодно высылаемо по нѣскольку семей крестьянъ для постепеннаго заселенія главныхъ пунковъ края.
   4) Съ прибытіемъ этихъ паровыхъ средствъ, приступить къ тщательному изслѣдованію амурскаго лимана, а равно и къ изслѣдованію сѣверо-восточной части рѣки Амуръ, въ видахъ безопаснаго плаванія, и
   5) Въ видахъ основательнаго выбора гавани, соотвѣтствующей основанію въ ней порта, почти всегда открытаго для навигаціи, а равно и для фактическаго заявленія предъ иностранцами о бдительномъ нашемъ наблюденіи за этимъ краемъ, въ болѣе или менѣе закрытыхъ бухтахъ, лежащихъ по берегамъ Татарскаго залива, разставлять военные посты, а равно разставлять посты и водворять крестьянъ и на тѣхъ мѣстностяхъ по Амуру и Уссури, въ которыхъ по изслѣдованію окажутся болѣе или менѣе удобные перевалы на прибрежья Татарскаго залива, въ закрытыя бухты {Опытъ не замедлилъ показать, что если бы въ 1850 г. было принято это мнѣніе, которому Н. Н. Муравьевъ вполнѣ сочувствовалъ, тогда война 1854 г. не застала бы насъ здѣсь врасплохъ и не не встрѣтили бы тѣхъ затрудненій при вводѣ судовъ и подъемѣ нашихъ командъ въ Забайкальѣ, но тогда всѣ были увлечены важностью значенія Петропавловска и, не вѣря моимъ открытіямъ, боялись раздражить китайцевъ и иностранцевъ.}.
   За симъ, въ исходѣ декабря 1849 г., пришло въ Иркутскъ Высочайшее повелѣніе, послѣдовавшее 2 декабря 1849 г., которымъ повелѣвалось: Охотскій портъ перенести въ Петропавловскъ, который долженъ быть главнымъ и укрѣпленнымъ нашимъ портомъ на Восточномъ океанѣ, почему онъ долженъ быть усиленъ командами, матеріалами и орудіями, доставленными на транспортахъ изъ Кронштадта. Начальника аянской факторій Завойко назначить губернаторомъ Камчатки, изъ которой образовать отдѣльную Камчатскую область. Для развитія въ Камчаткѣ земледѣлія переселять туда ежегодно по 25-ти семей крестьянъ. Принять на счетъ казны окончательное устройство и содержаніе аянскаго тракта, а аянскую факторію возвести на степень правительственнаго порта, усиливъ ее воинскими командами. Наконецъ, по р. Маѣ и между Нелькиномъ и Аяномъ сдѣлать земледѣльческія поселенія для поддержанія аянскаго тракта. Это Высочайшее повелѣніе привести на мѣстахъ въ исполненіе генералъ-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву, въ распоряженіи котораго должны находиться и всѣ суда въ Охотскѣ и Камчаткѣ, подъ названіемъ сибирской флотиліи; точно также въ распоряженіе генералъ-губернатора посылать изъ Кронштадта въ Охотское и Камчатское моря военныхъ крейсеровъ для уничтоженія насилій, производимыхъ китобоями. Вмѣстѣ съ тѣмъ, остановленную въ Иркутскѣ экспедицію Ахтэ не посылать для опредѣленія границы, а направить по усмотрѣнію генералъ-губернатора для изслѣдованія удскаго края. Что же касается до дальнѣйшихъ дѣйствій на прибрежьяхъ Охотскаго моря, то ожидалось подробнаго моего объясненія. Вмѣстѣ же съ этимъ, 6 декабря за благополучный приходъ транспорта въ Петропавловскъ, скорое и въ хорошемъ состояніи доставленіе грузовъ и за сохраненіе здоровья команды, по прежнимъ примѣрамъ, я былъ произведенъ въ капитаны 2 ранга {За опись мнѣ слѣдовалъ орденъ Св. Владиміра 4 ст. и пенсіонъ, какъ то дали и Бутакову, описавшему устье Аму-Дарьи, но я въ лиманъ пошелъ, не получивъ еще Высочайшаго разрѣшенія, а потому меня слѣдовало бы наказать, однако, лишили только того, что по закону слѣдовало за опись, т. е. креста и пенсіона.}, а офицеры награждены были какъ за это, такъ и за опись -- чинами и крестами.
   

ГЛАВА XI.

Прибытіе мое въ Петербургъ.-- Объясненія съ княземъ Меньшиковымъ и въ комитетѣ.-- Прибытіе въ Иркутскъ 27 марта.-- Поѣздка въ Якутскъ и Аянъ съ М. С. Корсаковымъ.-- Встрѣча съ Д. И. Орловымъ.-- Основаніе Петровскаго зимовья.-- Плаваніе мое вверхъ по Амуру.-- Объявленіе отъ имени правительства о принадлежности при-амурскаго края Россіи.-- Предписаніе Д. И. Орлову.-- Донесеніе генералъ-губернатору 4-го сентября 1860 г.-- Отправленіе мое въ Иркутскъ и оттуда въ Петербургъ.

   
   По прибытіи въ Петербургъ, 28 января 1850 г., я явился къ князю Меньшикову и представилъ ему всѣ чистые и черновые журналы и карты нашихъ изслѣдованій и открытій, а вмѣстѣ съ этимъ и рапортъ Н. Н. Муравьева о томъ, что въ виду сдѣланнаго мною открытія, въ навигацію же 1850 г. необходимо занять устье р. Амуръ 70 человѣками воинскихъ чиновъ. Для исполненія этого Н. Н. Муравьевъ просилъ князя Меньшикова о назначеніи меня въ его распоряженіе. Его Свѣтлость принялъ меня весьма благосклонно и объявилъ, что хотя Государь Императоръ, довольный весьма смѣлымъ моимъ поступкомъ, простилъ меня за то, что я, не получивъ еще Его повелѣнія, рѣшился идти къ устью р. Амуръ и въ ея лиманъ, но графъ Несельроде и большинство членовъ особаго комитета, котораго графъ предсѣдателемъ, обвиняли меня за таковую дерзость {Именно желали разжалованія.} и изъявляютъ Его Величеству сомнѣніе въ справедливости моихъ открытій на томъ основаніи, что "они совершенно противорѣчатъ докладу графа Несельроде и донесенію барона Врангеля, въ исходѣ 1846 г., о томъ же предметѣ, а равно и донесеніямъ нашей миссіи въ Пекинѣ". На это я отвѣчалъ князю, что таковое заключеніе графа Несельроде и большинства комитета, какъ онъ изволитъ увидѣть изъ представляемыхъ ему документовъ, совершенно ошибочное и для меня и всѣхъ моихъ въ этомъ дѣлѣ сотрудниковъ оскорбительное. "Кромѣ того", сказалъ я, "правительство всегда можетъ повѣрить, въ какой степени справедливы мои донесенія Вашей Свѣтлости, доведенныя до Высочайшаго воззрѣнія, и если они окажутся согласными съ мнѣніемъ графа Несельроде и большинства комитета, то я подвергаюсь строжайшей отвѣтственности, гораздо больше той, каковую они уже опредѣлили, а потому почтительнѣйше прошу Вашу Свѣтлость защитить меня и моихъ сотрудниковъ отъ подобныхъ нар на глубине 3 сажен (5,5 м), мы ограничивали таким образом путь, ведущий в лиман, в середине которого глубина была от 5 до 4 сажен (9,1--7,3 м). К берегу и банке эта глубина постепенно уменьшалась, а не доходя до мыса Ромберга, мы, близко держась к берегу, сели на мель, но скоро стянулись и, по случаю наступавшего большого тумана, на глубине 4 1/2 сажен (8,2 м) встали на якорь. К 12 часам дня 27 июня ветер задул от юго-запада, и туман очистился; мы снялись с якоря, имея впереди шлюпки, легли на восток-юго-восток и на глубине от 4 1/2 до 4 сажен (8,2--7,3 м), в 4 часа пополудни вошли в лиман Амура. Здесь, на глубине 4 1/2 сажен (8,2 м) и вязком илистом грунте, встали на якорь на Северном лиманском рейде, названном мной так потому, что эта местность действительно представляет удобный рейд. Он защищен с севера тянущейся от мыса Головачёва лайдой, обсыхающей при малой воде в середине, с запада и с востока -- берегом Сахалина и материковым берегом, с юга же -- отмелями, между которыми идут лиманские заводи и каналы. С этой части лимана мы начали исследовать его на транспорте и шлюпках, с целью ознакомиться с его состоянием и отыскать фарватер к югу. Встреченные при этом неправильные и быстрые течения, лабиринты мелей, банок и обсыхающих лайд и, наконец, постоянно противные свежие ветры, разводившие сулои и толчеи на более или менее глубоких между банками заводях, в которые неоднократно попадал транспорт и часто становился на мель, делали эту работу на парусном судне, не имевшем даже паровой шлюпки, тягостной, утомительной и опасной, так что транспорт и шлюпки весьма часто находились в самом критическом положении {Так, например, для промера были отправлены на шестивесельном баркасе лейтенант Гревенс, на четырехвесельном мичман Гроте, а на вельботе мичман Гейсмар. На транспорте оставалось всего 10 человек команды. Ветер мгновенно засвежел, баркас выбросило на лайду, а вельбот -- на отмель сахалинского берега, против огромного селения Тамлево. Люди из вельбота едва, спаслись на берег, и, разложив огонь, сушили свое платье, когда толпа гиляков, пользуясь тем, что после утомления наши уснули, утащила платье, так что Гейсмар с людьми на другой день явились в одних рубашках.}. Много надобно было энергии, чтобы при таких обстоятельствах твердо итти к предположенной цели.
   Все эти первоначальные исследования северной части Амурского лимана ясно показали, что для составления плана дальнейших исследований, которые могли бы привести к разрешению главного вопроса -- доступны ли устье Амура и его лиман для мореходных судов, -- необходимо было сделать предварительную рекогносцировку Амурского лимана к югу. В этих-то видах я и послал на шлюпках мичмана Гроте и лейтенанта Козакевича. Гроте приказано было, следуя вдоль западного берега Сахалина, узнать, не имеется ли сообщения лимана с заливом Байкал, и определить состояние и глубины канала, идущего вдоль этого берега к югу. Козакевичу поручено, следуя вдоль материкового берега, постараться достигнуть устья Амура и собрать сведения как о состоянии этого устья, так равно и о части лимана, лежащей против него.
   По возвращении на транспорт мичман Гроте сообщил, что залив Байкал с лиманом не имеет сообщения, что, следуя вдоль берега Сахалина к югу, он попадал на глубины между обрывистыми банками, от 5 до 8 сажен (9,1--14,6 м), и достиг отмели, тянувшейся от Сахалина поперёк лимана к западу, к возвышенному материковому берегу. Эта отмель, казалось, заграждала вход в лиман из Татарского залива, создавая, таким образом, впечатление, что Сахалин -- полуостров.
   Лейтенант Козакевич объяснил, что, следуя вдоль материкового берега, огибая все мысы и осматривая лежащие между ними обширные бухты, он достиг, наконец, возвышенного мыса, который туземцы называли Тебах. За ним открылась бухта, тянувшаяся к западу, и из неё шло сильное течение. Эта-то бухта, говорил мне Козакевич, и представляет устье Амура, ширину которого он примерно полагал до 7 1/2 миль (14 км). Туземцы деревень Чабдах и Чнаррах, лежавших за этим мысом, были, повидимому, весьма удивлены нашему появлению: их поразил наш костюм, особая конструкция шлюпки, отличная от их лодок, и в особенности секстан, которым Козакевич делал наблюдения у мыса Тебах. Для обозрения лимана при малой воде Пётр Васильевич поднимался на гору Тебах79 и донёс мне, что с неё лиман на всём виденном пространстве представляет огромный бассейн, наполненный лайдами, изрезанными протоками и большими озёрами. На обратном пути к транспорту он попал на извилистый канал, обставленный в некоторых местах шестами, у которых туземцы ловят рыбу; глубину в этом канале он находил от 3 1/2 до 5 сажен (6,4--9,1 м).
   Таковы были результаты этой рекогносцировки; они и встреченные уже нами затруднения указывали, что в короткое время и с ничтожными имевшимися у нас средствами не представлялось возможным сделать точную опись лимана, занимающего около 2 000 квадратных верст. Поэтому я и решился ограничиться выяснением вышеупомянутого главного вопроса: продолжать промер и исследование северной части лимана на гребных судах. Ввиду же того, чтобы при исследовании устья Амура и южной части его лимана не впасть в какие-либо ошибочные заключения, подобно И. Ф. Крузенштерну, при описи восточного берега Сахалина, я положил неуклонно следовать при этом плану, который отстранил бы причины, могущие привести меня к ошибочным заключениям. Избранный мною план следующий: 1) от транспорта, то-есть с Северного лиманского рейда, выйти с промером на глубины, встреченные лейтенантом Козакевичем, вдоль северо-западного берега лимана и, не теряя их нити, войти в реку; 2) следуя вверх по ней, под левым берегом, дойти до пункта, который представляет возможным её устье; 3) от упомянутого сейчас пункта спуститься, не теряя нити глубин, под правым берегом реки до её устья и далее по лиману в Татарский залив, до той широты, до которой доходил капитан Браутон, и, наконец, 4) от этого пункта, не теряя нити глубин, возвратиться на транспорт, следуя вдоль западного берега Сахалина.

   Для приведения в исполнение этого плана, которым бы я мог разрешить вышеупомянутый главный вопрос о степени доступности устья реки и её лимана для входа в них с моря, я 10 июля на трёх шлюпках с тремя офицерами {Офицеры -- Попов, Гейсмар и Гроте; шестерка, вельбот и четверка, нижних чинов 14 человек, провизии на три недели.} и доктором отправился с транспорта и пошел по лиману к глубинам, найденным лейтенантом Козакевичем; на пути всё время бросал лот. Следуя по этим глубинам, мы 11-го числа обогнули мыс Тебах и вошли в Амур; к вечеру того же числа, не теряя нити глубин и следуя под левым берегом реки, достигли низменного полуострова, названного мною Константиновским. Он тянулся поперёк реки к противоположному правому её берегу, где находилась деревня Алом. Местность эта по исследованию моему оказалась удобной для береговой защиты. По всему пройденному нами пути, начиная с Северного лиманского рейда с 4 1/2 сажен (8,2 м) глубины, на которой стоял на якоре транспорт, самая меньшая глубина (в расстоянии около двух миль от транспорта) оказалась на пути к мысу Тебах -- 2 1/2 сажени (4,0 м), а самая большая -- 6 сажен -- между мысом Тебах и Константиновским полуостровом (по-туземному Куегда). В этом месте самая меньшая глубина 6 сажен (11 м), а самая большая 15 (27 м). Утром 13 июля мы перевалили от Константиновского полуострова под правый берег реки, к мысу Мео, и пошли вдоль него к мысу Пронге (на правом, южном берегу Амура, при выходе из него в лиман); тут мы следовали по глубинам от 10 до 5 сажен (18,3--9,1 м). 15 июля отправились от мыса Пронге по лиману Амура к югу, следуя по направлению юго-восточного его берега и не теряя нити глубин. 22 июля 1849 года достигли того места, где материковый берег сближается с противоположным ему сахалинским. Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мной в честь Лазарева и Муравьёва, и низменным мысом Погоби на Сахалине, вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Браутоном и в 1846 году Гавриловым низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили (7,5 км) и с наименьшею глубиною 5 сажен (9,1 м). Продолжая путь свой далее к югу и достигнув 24 июля широты 51o40', то-есть той, до которой доходили Лаперуз и Браутон, мы возвратились обратно и, проследовав открытым нами южным проливом, не теряя нити глубин, выведших нас из Татарского залива в лиман, направились вдоль западного берега Сахалина. К вечеру 1 августа 1849 года мы возвратились на транспорт после 22-дневного плавания, сопряжённого с постоянными трудностями и опасностями, ибо южные ветры, мгновенно свежея, разводили в водах лимана толчею и сулой, которыми заливало наши шлюпки настолько сильно, что часто приходилось выбрасываться, на ближайший берег, а чтобы не прерывать нити глубин, по которым мы вышли из реки, мы принуждены были выжидать благоприятных обстоятельств, возвращаться иногда назад, чтобы напасть на них, и тогда снова продолжать промеры. Я считал необходимым неуклонно и строго следовать своему плану, главным образом потому, что сложившееся тогда в мире мнение о недоступности устья Амура и лимана из Татарского залива (вследствие общего убеждения, что Сахалин -- полуостров) принималось всюду за непреложную истину, покоившуюся на авторитете знаменитых европейских мореплавателей, моих предшественников. Самая меньшая глубина от мыса Пронге, по лиману, до южного пролива, оказалась 2 3/4 сажени (5 м), а самая большая 9 сажен (16,4 м). От южного же пролива до параллели 51o40' наименьшая глубина 5 сажен (9,1 м), а наибольшая 12 (22 м) и, наконец, по лиману вдоль сахалинского берега до северного лиманского рейда, на котором находился транспорт, наименьшая глубина 4 сажени (7,3 м), а наибольшая 12 (22 м) {Гиляки на мысах Пронге, Уси и на Сахалине объяснили нам, разумеется, знаками, что посреди лимана существует глубокий канал, более 5 сажен (9 м); я обозначил эти указания на карте, насколько мог понять гиляков о его положении, но не имел однако никакой возможности проверить их, ибо шлюпки наши, при первой же попытке выйти на середину пролива, заливало.}.
   Из этих исследований, в противоположность существовавшему до сего мнению относительно устья Амура, его лимана и Сахалина, оказалось: а) что Сахалин не полуостров, а остров; б) что вход в лиман из Татарского залива {Обращает на себя внимание то, что Г. И. Невельской, даже после описания открытого и нанесённого им впервые на карту пролива, тем не менее до конца книги попрежнему продолжает называть его заливом. Мы исправляем эту традицию автора и отсюда в дальнейшем Татарский "залив" Невельского будем называть общепринятым сейчас названием -- Татарский пролив. (Прим. ред.)} через открытый нами 22 июля 1849 года пролив доступен для морских судов всех рангов, а с севера, из Охотского моря (а также и сообщение через лиман Татарского пролива с этим морем), для судов, сидящих в воде до 23 футов (6,9 м), и, наконец, в) что в устье Амура из Татарского пролива могут проходить суда с осадкою до 15 футов (4,5 м), а из Охотского моря суда, сидящие в воде до 12 футов (3,6 м)80.
   Разрешив, таким образом, главные вопросы о характере устья Амура, Амурского лимана и Сахалина и убедившись на опыте, что точное определение направления лоцманских каналов, извивающихся между отрывистыми лайдами и банками, с теми ничтожными средствами, какие мы имели, невозможно, и имея в виду, кроме того, непременное исполнение данных мне повелений: описать юго-восточный берег Охотского моря до Тугурской губы и не позже 15 сентября быть в Охотске, я 8 августа вышел из лимана и от горы князя Меньшикова начал опись материкового берега. Состояние его оказалось таково: от упомянутой горы, на протяжении 20 миль (37 км) к востоку-северо-востоку, тянется огромный залив, огражденный с моря низменными дресвяными кошками; в результате исследования этого залива, произведенного на шлюпках, оказалось, что вход с моря между кошками в северную часть этого залива имеет бар с большими чем у других баров глубинами, а именно: 9 футов (2,7 м) в малую и 14 футов (4,2 м) в большую воду. Эту часть залива я назвал заливом Счастья, потому что он представляет единственную более или менее удобную близ лимана гавань. Продолжая далее описывать с транспорта берег, тянувшийся в направлении на северо-восток, мы дали ему правильное положение. На морских картах того времени берег этот был положен до такой степени ошибочно, что весь путь транспорта, проложенный на этих картах, лежал по сухому пути. Подойдя к возвышенному мысу Мухтель для осмотра виденной за этим мысом Ульбанской губы, я послал на вельботе мичмана Гроте, а сам на транспорте направился в Константиновский залив. После подробной описи и исследования берегов этого залива оказалось, что он не представляет ни в каком отношении удобств для основания в нём порта. Окончив его исследование, мы пошли в Ульбанскую губу, на соединение с мичманом Гроте. Подробная опись и исследование этой обширной губы обнаружили, что она представляет единственный на всем Охотском море закрытый от всех ветров обширный рейд. Эту губу я назвал заливом Св. Николая. По выходе из него у мыса Мухтель мы заштилили и заметили две чёрные точки, приближавшиеся от берега к транспорту. Это была байдарка с прапорщиком корпуса штурманов Дмитрием Ивановичем Орловым, состоявшим на службе Российско-Американской компании. Офицер этот был послан из Аяна с двоякой целью: во-первых, разыскать транспорт "Байкал", во-вторых, -- для установления торговых сношений с обитавшими на этих берегах тунгусами и гиляками. Орлов, следуя от Аяна вдоль берега, доходил до гилякского селения Коль, лежавшего в 25 милях к северо-востоку от залива Счастья (по-гилякски Искай). Ему приказано было, в случае встречи со мною, передать, что в Аяне ожидают меня важные распоряжения высшего правительства. Приняв на транспорт Орлова с его двумя байдарками, я 30 августа пошел в Аян, с тем чтобы поскорее отправить оттуда донесение князю Меньшикову о моей описи; 8 сентября я прибыл в Аян.
   

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

МНЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА О ДЕЙСТВИЯХ В НИЗОВЬЯХ АМУРА

Мое донесение князю Меньшикову от 3 сентября 1849 года. -- Плавание Корсакова. -- Путешествие генерал-губернатора на Камчатку и обратно. -- Впечатление, произведённое моим донесением в Петербурге. -- Повеление о переносе Охотского порта в Петропавловск и о заселении реки Маи.

   
   По приходе в Аян я в тот же день послал с курьером, капитаном М. С. Корсаковым, следующее донесение князю А. С. Меньшикову.
   "По сдаче груза в Петропавловском порту, дабы не упустить оставшегося у меня свободным времени, я 30 мая 1849 года из Петропавловска направился к восточному берегу Сахалина и в Амурский лиман. В продолжение 42-дневного пребывания нашего в лимане нам удалось рассеять ошибочные заключения об этих местах знаменитых моих предшественников и привести затем в известность весь юго-восточный берег Охотского моря. Нами открыто: 1) что Сахалин -- остров, отделяющийся от материка проливом в 4 мили шириной и имеющий наименьшую глубину 5 сажен; 2) что вход в реку Амур с севера -- из Охотского моря и с юга -- из Татарского пролива, а также сообщение через Амурский лиман морей Японского и Охотского доступно для мореходных судов; 3) что на юго-западном берегу Охотского моря находится обширный закрытый от всех ветров рейд, названный мною заливом Св. Николая {На современных картах "залив Николая". (Прим. ред.)}. Что же касается до Константиновского залива, то по тщательном исследовании он оказался неудобным для основания в нем порта. Почтительнейше донося об этом Вашей светлости, священным долгом считаю свидетельствовать о благородном рвении и неутомимой деятельности офицеров и команды вверенного мне транспорта. Все до единого честно и благородно исполнили долг свой. Утверждённую императором инструкцию о разрешении итти мне в Амурский лиман я только что сейчас получил в Аяне. Чистые и черновые журналы и карты описанных нами мест я буду иметь лично представить Вам по возвращении моем в Петербург; ныне же спешу донести о результатах наших исследований".
   Между тем генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв послал в Охотск курьером штабс-капитана М. С. Корсакова81 с утвержденной мне инструкцией об исследовании устья Амура. В Охотске М. С. Корсаков был задержан льдами до половины июня и только около этого времени смог отправиться из Охотска на боте "Кадьяк" с целью отыскать транспорт "Байкал" и передать мне упомянутую инструкцию. Корсаков, рассчитывая, что при таком позднем выходе из Охотска он не сможет уже застать транспорт в Петропавловске, отправился к северной оконечности Сахалина, куда я, если строго придерживаться инструкции, данной мне при отправлении из Кронштадта, должен бы был притти, следуя из Курильской гряды к Константиновскому заливу. Не встретив транспорта ни здесь, ни затем в Константиновском заливе, Корсаков возвратился в Аян. Весною 1849 года генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв со своей супругой Екатериной Николаевной отправился в Якутск и далее, через Охотск, в Петропавловск.
   Преодолев все трудности верховой езды между Якутском и Охотском, на пространстве более 1 100 верст, по тропинкам, тундрам и болотам, Николай Николаевич с супругой достигли Охотска и оттуда, на транспорте "Иртыш", под командой капитан-лейтенанта Преклонского, пошли в Петропавловск. Посетив Петропавловский порт, вследствие письма моего, посланного из этого порта, на том же транспорте 28 мая Николай Николаевич Муравьёв, чтобы встретиться со мною, заходил на обратном пути из Петропавловска в Аян, к северной оконечности Сахалина, но, не найдя здесь транспорта, полагал, что я, не получив разрешения в Петропавловске итти в лиман, направился, вследствие данных мне инструкций в августе 1848 года, в Константиновский залив. Поэтому Н. Н. Муравьёв от северной оконечности Сахалина пошел в Аян, куда и прибыл 30 августа. Он был первый из всех генерал-губернаторов Восточной Сибири, который посетил Охотск и Петропавловск. Ему хотелось лично видеть эти места, прежде чем решиться на перенесение Охотского порта, что тогда считалось необходимым. Обратный путь Н. Н. Муравьёв совершил через Аян, с тем чтобы видеть этот порт и Айнский тракт и сравнить их с Охотским портом и трактом. По прибытии Н. Н. Муравьёва в Аян туда пришёл и бот "Кадьяк" с М. С. Корсаковым, который сообщил генерал-губернатору о своих неудачных розысках транспорта "Байкал". Это обстоятельство, а равно предположение, что я, не получив в Петропавловске разрешения приступить к описи лимана и устья Амура (мест, считавшихся тогда китайскими), не мог решиться сам на это исследование, и, наконец, сведения, доставленные Завойко в Аяне, что лиман окружен опасными банками и вход в него для транспорта "Байкал" невозможен, послужили поводом к заключению в Аяне, что "Байкал" на пути из Петропавловска погиб. После этого понятно, до какой степени все были изумлены в Аяне, когда "Байкал", считавшийся погибшим, показался утром 3 сентября перед входом в Айнский залив!
   Мы не успели еще бросить якоря, как на вельботе пристал к транспорту М. С. Корсаков и объявил о присутствии в Аяне генерал-губернатора и о мнении, ходившем там насчёт нас. Он сказал нам, что поводом к такому общему мнению послужило заключение В. С. Завойко, который в свою очередь основывался на описи Гаврилова. Вместо ответа я дал Корсакову прочесть приготовленный мною для отправки из Аяна рапорт князю Меньшикову. Тогда же М. С. Корсаков передал мне и утвержденную императором инструкцию, в силу которой я должен был из Петропавловска итти в Амурский лиман с целью проверки описи Гаврилова. Сейчас же вслед за Корсаковым вышел навстречу нам на катере генерал-губернатор со всем своим штабом; не приставая еще к транспорту, он спросил меня, откуда я явился. На это я отвечал: "Сахалин -- остров, вход в лиман и реку Амур возможны для мореходных судов с севера и юга! Вековое заблуждение положительно рассеяно. Истина обнаружилась; доношу об этом князю Меньшикову для представления государю, а ныне Вашему превосходительству". В моей маленькой каюте около генерал-губернатора собрались все его спутники и с любопытством выслушали рассказ о нашем плавании и сделанных открытиях, которые были совершенно противоположны показаниям карты, имевшейся тогда в Аяне.
   Из Аяна на другой день, 4 сентября, с курьером штабс-капитаном М, С. Корсаковым были отправлены вышеупомянутый рапорт мой князю Меньшикову и отношение генерал-губернатора; в последнем, между прочим, он указывал князю, что ни одна из предшествовавших мне экспедиций не представляет таких важных для России последствий, какие вытекают из моих открытий, и одновременно отмечал, что всё это произведено без каких бы то ни было специальных затрат казны и с ничтожными средствами, на суммы, ассигнованные для доставки груза в наши сибирские порты. "Груз этот, -- писал Николай Николаевич, -- по удостоверению начальника Камчатки, капитана 1-го ранга Машина, доставлен на "Байкале" в таком отличном и сохранном виде, в каком еще никогда не бывало".
   Результаты наших исследований обусловливают важное значение для России Приамурского края, ибо доказывают, что река Амур при помощи Татарского пролива имеет прямое сообщение с Японским морем. Кроме того, сделанные нами открытия доказали важное значение Амура как артерии, связывающей с океаном Восточную Сибирь, считавшуюся до этого отрезанной от него тундрами, горами и огромными пустынными пространствами.
   Если бы я ограничился выполнением только той программы, для которой специально был отправлен "Байкал", то-есть доставил бы груз в сибирские наши порты, подобно многим моим предшественникам, и не принял бы вышеупомянутых мер к раннему приходу в Петропавловск, чтобы иметь свободными летние месяцы 1849 года; наконец, если бы я, несмотря на ответственность, не решился бы по собственному усмотрению, без прямого на то повеления, итти из Петропавловска прямо в Амурский лиман, чтобы раскрыть истину, то мы, русские, под давлением распространившегося тогда в Аяне мнения о положительной недоступности Амурского лимана и устья Амура могли бы не обратить на этот край должного и энергичного внимания и, вследствие этого, оставались бы уверенными в упомянутом заблуждении. Тогда бы в минувшую войну доблестные защитники Петропавловска, имущество этого порта со всеми судами, а равно и экипаж японской экспедиции82 были бы в самом критическом положении и могли бы, возможно, составить трофей в несколько раз более сильного чем мы неприятеля. Кроме того, плававшие около этих мест иностранные суда могли бы занять берег Татарского пролива и даже устье самой реки, и тогда суда союзной неприятельской эскадры не имели бы повода блокировать эти места, а вследствие этого не имели бы повода фактически признать их принадлежащими России, а не Китаю. На это обстоятельство, при заключении трактата с Китаем, ссылались как на один из главных аргументов. Из этого ясно, что, без своевременных исследований и занятия устья реки и неразрывно связанных с ней берегов Татарского пролива, эти места могли бы быть навсегда потерянными для России. Вот те важные последствия наших открытий, которые не замедлили обнаружиться.
   5 сентября транспорт "Байкал" отправился из Аяна в Охоток, а генерал-губернатор со своим штабом поехал Аянским трактом в Якутск: там я должен был с ним соединиться, чтобы ожидать зимнего пути по реке Лене. Придя в Охотск 10 сентября, я, согласно инструкции, сдал транспорт и 20-го числа этого месяца с офицерами транспорта отправился в Якутск, куда и прибыл 3 октября. Здесь мы застали генерал-губернатора; я просил его сделать распоряжение Завойко о посылке зимой в Удский край, а оттуда к устью Амура прапорщика Орлова для наблюдения над вскрытием льда в заливе Счастья и в устье реки. Генерал-губернатор тогда же с нарочным послал предписание об этом Завойко {Вот причина того, что Орлов был в заливе Счастья и в устье Амура весной 1850 года, а вовсе не та, о которой говорит Тихменев в историческом обозрении действий Российско-Американской компании на стр. 62 и в примечании к ней. Ссылка его на бумагу Министерства иностранных дел от 15 февраля 1849 года здесь не имеет места, ибо в этой бумаге разрешалось Российско-Американской компании из Аяна производить расторжку с туземцами по юго-западному берегу Охотского моря, отнюдь не касаясь однако устья Амура.}. В Якутске и затем в Иркутске, куда мы прибыли 22 ноября, мы приводили в порядок наши журналы и карты.
   По получении моего донесения из Аяна в Петербурге, под давлением авторитета моих знаменитых предшественников, нашим открытиям не доверили и считали мой поступок (что я без разрешения пошел из Камчатки в Амурский лиман) дерзким и подлежащим наказанию. Поэтому там полагали, что Петропавловск должен быть нашим главным портом на восточном океане, Аян -- на Охотском море, весь же Приамурский край предоставить Китаю.
   Между тем, генерал-губернатор, по возвращении своем в Иркутск 10 ноября 1849 года, сделал следующее представление в С.-Петербург:
   1) Охотский порт перенести в Петропавловск, который усилить и укрепить, а из Камчатки сделать область, под начальством командира Петропавловского порта и камчатского губернатора, которым назначить Завойко.
   2) Аянскую факторию Российско-Американской компании возвести на степень правительственного порта в Охотском море.
   3) Для удобного и правильного сообщения Аяна с Якутском заселить крестьянами реку Маю и тракт между Аяном и Нельканом и,
   4) Аянскую факторию, как правительственный порт, усилить военными чинами и принять на счёт казны устройство и поддержание тракта между Аяном и Якутском.
   Я узнал об этом представлении по прибытии моем в Иркутск от самого генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва и при этом не мог не выразить ему сожаления, предлагая, если возможно, отклонить его ходатайство. Мотивы, которые я ему высказал при этом, были следующие:
   а) Камчатский полуостров огромными пространствами незаселённых тундр и гор совершенно изолирован от Сибири, а потому, в случае продолжительной войны с морскими державами, Петропавловский порт не может быть ни снабжен, ни подкреплен без содействия сильной эскадры, которая была бы в состоянии охранять путь к нему от нападения эскадр враждебных морских наций. Такое нападение весьма вероятно, так как европейцы для охраны своей обширной торговли и колоний в Восточном океане держат довольно сильные отряды, всегда готовые к выполнению подобной задачи. Серьёзное развитие нашей торговли там представляется еще в весьма и весьма отдаленном будущем, а следовательно, и эскадры, довольно сильной для охраны пути в Петропавловск, мы еще долго не будем иметь.
   На пустынном Камчатском полуострове, покрытом хребтами, между которыми разбросано редкое население; ни одна из иностранных держав не будет утверждаться из-за неблагоприятных климатических условий, тем более, что вековой опыт и нам уже убедительно доказал, что содержание Петропавловского порта и обладание Камчаткой стоит слишком дорого. Несмотря на все серьезные меры, принимаемые правительством, меры, сопряжённые с большими затратами и пожертвованиями людьми, мы не могли достигнуть даже и того, чтобы ничтожное население Петропавловского порта и Камчатки могло хотя бы сколько-нибудь обеспечить себя местным хлебом и прочими продуктами; мы должны доставлять всё это из Сибири, по баснословно высоким ценам и то только в весьма ограниченном размере. Наконец, Российско-Американская компания не соглашалась принять Камчатку на своё содержание даже за весьма значительную субсидию. По всем этим причинам и решено было Петропавловск держать в виде станции для плавающих судов и места для управления Камчатским полуостровом. При убеждении о недоступности Амурского лимана и устья Амура и при уверенности, что на прибрежье Амурского бассейна не имеется гавани, мы не имели и возможности основать на Восточном океане надлежащего правительственного порта, который мог бы быть снабжён и подкреплён независимо от морского пути.
   б) Точно так же все усилия правительства, сопряжённые с большими расходами и пожертвованиями людьми и капиталами на заселение земледельцами берегов реки Маи, предпринятыми с целью установления этим путём сообщения между Якутском и побережьем Охотского моря, оставались тщетными и показали, что земледельческой оседлости на берегах Маи, а равно и устройства сколько-нибудь сносного пути между этой рекой и побережьем Охотского моря быть не может. Наконец, подробные и тщательные исследования берегов Охотского моря обнаружили, что на его берегах нет ни единого пункта, включая в это число и Аянский залив, для устройства сколько-нибудь удобного порта.
   в) Настоящие же наши исследования и открытия указали, что река Амур и её лиман связывают Восточную Сибирь с Японским морем и что побережье Приамурского края составляет непосредственное дополнение Амурского бассейна, а потому всего естественнее отыскать гавань на этом побережье, так как она, в случае войны с морскими державами, могла бы быть снабжена и подкреплена, независимо от морского пути, путём внутренним, безопасным от нападения неприятеля, то-есть по Амуру и его притокам. Только при таких условиях и может быть полезен для России порт на отдалённом Востоке, ибо, располагая таким портом, мы, с одной стороны, со своими незначительными морскими силами приобрели бы должное политическое значение на Восточном океане по сравнению с иностранными морскими державами, а с другой стороны, -- мы приобретаем надежду и серьёзную школу для образования наших морских офицеров и команд.
   г) В видах развития нашей торговли и политического влияния на сопредельный нам Китай река Сунгари, орошающая населённую южную Маньчжурию, представляет удобный путь из южной части Приамурского края.
   д) Чтобы воспользоваться правом, оставленным за нами по трактату 1689 года с Китаем, на обладание бассейном нижнего Амура с ближайшими районами побережья, необходимо подробно исследовать его во всех отношениях и установить над ним постоянное бдительное наблюдение. Всё это возможно сделать только при нашем немедленном утверждении в этом крае, ибо китайского правительственного влияния в нём не существует и Китай как бы не признаёт его своей принадлежностью и оставляет свободным. При таком положении и при доказанной ныне возможности проникнуть в Приамурский край по долине Амура из Японского моря он легко может сделаться добычей первого смелого пришельца {Во время пребывания моего в Охотске я узнал из рассказов лейтенанта, оставленного Лаперузом, который проезжал через Охотск из Камчатки, что будто бы французское правительство дало бы Лаперузу повеление в случае возможности входа в Амур из Татарского пролива занять устье реки. Может быть, такое же повеление дано было и Браутону.}, чего, по связи этого края с Сибирью, Россия ни под каким предлогом допускать не должна.
   Ввиду этих-то соображений, единственно на чем, по моему мнению, правительство должно сосредоточить свое внимание и средства, это -- чтобы, не теряя ни минуты времени, утвердиться на нижнем Амуре. Отсюда следует начать производить его исследование и постепенно заселять пути, ведущие к устью Амура, для того, чтобы, с одной стороны, обеспечить сообщение Амурского бассейна с Забайкальем, а с другой, -- иметь возможность довольствовать местным продовольствием размещённые там наши военные силы. Последние должны быть так расположены и средства их передвижения должны быть так устроены, чтобы они вовремя могли являться к избранной гавани, на устье Амура и на реку Сунгари. При устройстве же в этом крае управления, а равно и средств к передвижению войск, должно иметь в виду, что море и реки надолго еще будут служить здесь единственными путями сообщения; что этот край представляется краем чисто морским и, начиная от Забайкалья, составляет одно целое; что здесь не следует растрачивать больших сумм на дорогостоящие различные бюрократические и судебные учреждения, действующие в Сибири и Европейской России, а равно не следует делать здесь затрат на дорогостоящие долговременные укрепления и различные капитальные сооружения, ибо, при обеспечении этого края с тыла банками лимана, лесистым, гористым и бездорожным, пустынным его прибрежьем, и, наконец, при отдалённости его от цивилизованных портов, он и с малыми средствами представляет надёжную защиту от враждебных покушений с моря.
   "Итак, -- высказал я Николаю Николаевичу, -- правительственное внимание, по моему мнению, на отдалённом нашем Востоке должно быть направлено единственно к достижению упомянутой важной политической и экономической цели, почему при настоящих открытиях Петропавловск и Аян не могут быть нашими портами, каковыми по представлению Вашего превосходительства они должны стать. Затраты эти не только будут непроизводительны и напрасны, но могут вредно действовать на упомянутую главную здесь правительственную задачу, куда бы эти затраты и должны были быть всецело употреблены. Петропавловск и Аян могут быть только, как я сказал, станциями для наших судов и, следовательно, должны оставаться в том именно виде, в каком они существуют ныне". Поэтому следует приостановить: 1) перенесение Охотского порта в Петропавловск и усиление этого последнего, 2) заселение реки Май и 3) устройство на счет казны Аянского порта и приступить ныне к следующему:
   1) Имеющимися в наличии средствами Охотского и Петропавловского портов, предстоящим же летом 1850 года, серьёзно занять устье Амура и отсюда, как из первоначального пункта, приступить к исследованиям: а) направления Хинганского хребта от верховьев реки Уды и направления рек, орошающих Нижнеамурский край и берущих начало из этого хребта, а равно и рек, орошающих прибрежье этого края, и б) начать исследования побережья Татарского пролива до корейской границы, с целью отыскания здесь гавани, удобной для основания порта, сколь можно долее открытого для навигации.
   2) Ныне же распорядиться, чтобы для усиления сибирской флотилии были высланы из Кронштадта в навигацию 1851 года два винтовых лёгких судна, с осадкою около 10 футов (3 м) и с паровыми шлюпками при них.
   3) Предварительно распорядиться, чтобы, с прибытием сюда упомянутых винтовых судов, было ежегодно высылаемо по нескольку крестьянских семейств для постепенного заселения главных пунктов края.
   4) С прибытием этих паровых средств приступить к тщательному исследованию Амурского лимана и северо-восточной части реки Амура, в видах безопасного плавания, и
   5) Для выбора гавани, почти всегда открытой для навигации, а также и для фактического заявления иностранцам о бдительном нашем наблюдении за этим краем, в более или менее закрытых бухтах, лежащих по берегам Татарского пролива, разместить военные посты и водворять крестьян в тех местностях по Амуру и Уссури, где окажутся более или менее удобные перевалы к закрытым бухтам Амура, расположенным на побережье Татарского пролива" {Опыт не замедлил показать, что если бы в 1850 году было принято это мнение, которому Н. Н. Муравьёв вполне сочувствовал, тогда война 1854 года не застала бы нас врасплох и мы не встретили бы тех затруднений при вводе судов и подъёме наших команд в Забайкалье, но тогда все были увлечены важностью значения Петропавловска и, не веря моим открытиям, боялись раздражать китайцев и иностранцев.}.
   После этого в конце декабря 1849 года в Иркутск пришло последовавшее 2 декабря 1849 года высочайшее повеление, в силу которого предписывалось: Охотский порт перенести в Петропавловск, который и должен был стать главным укреплённым нашим портом на Восточном океане, почему его следовало усилить командами, материалами и орудиями, доставленными на транспортах из Кронштадта; начальника Аянской фактории Завойко назначить губернатором Камчатки, из которой образовать отдельную Камчатскую область; для развития на Камчатке земледелия переселять туда ежегодно по 25 крестьянских семей; принять на счёт казны окончательное устройство и содержание Аянского порта, а Аянскую факторию возвести на степень правительственного порта, усилив её воинскими командами. Наконец, по реке Мае и между Нельканом и Аяном создать земледельческие поселения для поддержания Аянского порта. Это повеление предписывалось провести в исполнение генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву, в распоряжении которого должны находиться и все суда в Охотске и на Камчатке, под названием сибирской флотилии; точно так же в распоряжение генерал-губернатора посылать из Кронштадта в Охотское и Камчатское моря военные крейсеры для прекращения насилий, производимых иностранными китобоями. Вместе с тем остановленную в Иркутске экспедицию Ахте не посылать для определения границы, а направить, по усмотрению генерал-губернатора, для исследования Удского края. Что же касается дальнейших действий в районе Охотского моря, то ожидались мои подробные объяснения. Вместе с этим 6 декабря за благополучный приход транспорта в Петропавловск, скорую в хорошем состоянии доставку грузов и за сохранение здоровья команды, по прежним примерам, я был произведен в капитаны 2-го ранга {За опись мне следовал орден св. Владимира 4 ст. и пенсия, как то дали и Бутакову, описавшему устье Амударьи, но, так как в лиман я отправился не получив высочайшего разрешения и потому подвергся бы наказанию, меня лишили только того, что по закону следовало за опись, то-есть креста и пенсии.}, а офицеры награждены были как за это, так и за опись -- чинами и крестами.
   

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

РУССКИЙ ФЛАГ НАД ПРИАМУРЬЕМ ПОДНЯТ

Мое прибытие в Петербург. -- Объяснение с князем Меньшиковым и в Комитете. -- Прибытие в Иркутск 27 марта. -- Поездка в Якутск и Аян с М. С. Корсаковым. -- Встреча с Д. И. Орловым. -- Основание Петровского зимовья. -- Плавание вверх по Амуру. -- Объявление от имени правительства о принадлежности Приамурского края России. -- Предписание Д. И. Орлову. -- Донесение генерал-губернатору от 4 сентября 1850 года. -- Мое возвращение в Иркутск и оттуда в Петербург.

   
   По прибытии в Петербург 28 января 1850 года я явился к князю Меньшикову и представил ему все чистые и черновые журналы и карты наших исследований и открытий, а вместе с этим и рапорт Н. Н. Муравьёва о том, что, ввиду сделанного мною открытия, в навигацию же 1850 года необходимо занять устье Амура 70 человеками воинских чинов. Для исполнения этого Н. Н. Муравьёв просил князя Меньшикова о моём назначении в его распоряжение. Князь принял меня весьма благосклонно и объявил, что хотя государь, весьма довольный моим смелым поступком, простил меня за то, что я, не получив еще его повеления, решился итти к устью Амура и в его лиман, но граф Нессельроде и большинство членов Особого комитета, председателем которого являлся граф, обвиняли меня за таковую дерзость {Именно желали разжалования.83} и сообщили императору о своем сомнении в справедливости моих открытий на том основании, что "они совершенно противоречат представленному в конце 1846 года докладу графа Нессельроде и донесению барона Врангеля по тому же вопросу, а равно и донесениям нашей миссии в Пекине". На это я отвечал князю, что заключение графа Нессельроде и большинства Комитета, как он изволит увидеть из представленных ему документов, совершенно ошибочное и для меня и всех моих сотрудников оскорбительное. "Кроме того, -- сказал я, -- правительство всегда может проверить, в какой степени справедливы мои донесения Вашей светлости, доведённые до государя и, если они окажутся согласными с мнением графа Нессельроде и большинства Комитета, то я подвергаюсь строжайшей ответственности, гораздо более строгой, чем та, какую уже определили, а потому почтительнейше прошу вашу светлость защитить меня и моих сотрудников от подобных нареканий".
   С особым вниманием князь А. С. Меньшиков рассматривал карты и журналы и выслушивал мои объяснения о причинах, по которым мои знаменитые предшественники могли весьма легко впадать в ошибки и приходить к ошибочным заключениям об этих местах. Затем князь объявил мне, что он вполне уверен в справедливости моих открытий и их важности и вполне разделяет мнение Н. Н. Муравьёва о необходимости немедленного занятия устья реки Амура и, наконец; что министр внутренних дел Л. А. Перовский вполне этому сочувствует, но в Особом комитете, под председательством графа Нессельроде, в котором представление Н. Н. Муравьёва будет рассматриваться и куда меня, вероятно, потребуют для объяснений, встретится огромное противодействие этому делу; князь предлагал мне быть готовым к этому и быть смелым в Комитете в объяснениях, а равно приказал мне немедленно явиться к Л. А. Перовскому и объяснить ему все то, что я ему говорил, "ибо в Комитете, -- прибавил князь, -- одни только мы с Перовским будем отстаивать вас и представление Муравьёва о необходимости немедленного занятия устья реки Амура".
   На другой день я явился к Льву Александровичу Перовскому; он принял меня с полным радушием и сочувствием к этому делу. Выслушав со вниманием мои объяснения, он сказал: "К несчастью, графы Нессельроде и Чернышёв, а за ними Сенявин (директор азиатского департамента) и Берг -- члены Комитета, в котором будет рассматриваться представление Н. Н. Муравьёва, совершенно иного мнения нежели он. Опираясь на сообщения нашей миссии в Пекине и донесения Врангеля, они уверяют государя, что ваше донесение ошибочно, и опасаются столкновения с китайцами, которые будто бы имеют на Амуре огромные силы и крепости, вполне достаточные для отражения вторжения в реку с моря. Вас призовут в этот Комитет, и вы должны быть готовы выдержать сильную атаку со стороны графов Чернышёва и Нессельроде, которые сердятся на Вас и на Муравьёва за то, что он, вопреки высочайшему повелению, остановил экспедицию Ахте, и за то, что без их участия государь утвердил инструкцию, разрешавшую вам произвести опись Амура и Амурского лимана".
   Такой приём и объяснения со стороны князя Меньшикова и Л. А. Перовского весьма естественно возбудил во мне энергию и силу, чтобы бороться со всеми случайностями при достижении поставленной цели. С такими чувствами 2 февраля 1850 года я и явился в Особый комитет под председательством графа Нессельроде, в котором император Николай Павлович повелел рассмотреть упомянутое представление Н. Н. Муравьёва.
   Граф Чернышёв объяснил мне, какому бы строгому наказанию я должен был подвергнуться за опись лимана и устья реки, не получив на то высочайшего соизволения и предписания князя Меньшикова. Затем он, граф Нессельроде и Сенявин сказали, что они, полагаясь на знаменитый европейский авторитет моих предшественников и на донесение столь же знаменитого, адмирала Врангеля, уверены, что я ошибся при своих исследованиях лимана и устья реки. Наконец, они изъявляли удивление, каким образом возможно занять устье реки с такой ничтожной силой (70 человек), какую указывает Муравьёв, когда им точно известно, что река охраняется большими китайскими силами.
   На это, поддерживаемый князем Меньшиковым и Л. А. Перовским, я с почтением отвечал: "Отправляясь из Петропавловска для описи лимана, я исполнил долг мой. Миловать и наказывать за это меня может только один государь". Затем, объяснив им все неблагоприятные обстоятельства и случайности, по которым могли мои знаменитые предшественники притти к фальшивым заключениям, я сказал: "мне и моим сотрудникам бог помог рассеять эти заблуждения и раскрыть истину. Всё, что я сообщаю, так же верно, как верно то, что я стою здесь. Что же касается до китайской силы, то сведения об этом, доставленные миссией из Пекина, неправильны. Не только китайских сил, но и малейшего китайского правительственного влияния там не существует. Гиляки, там обитающие, находятся в самом диком состоянии и вовсе не воинственны, и я полагаю, что не только с 70, но и с 25 человеками их можно держать в порядке. Гиляки считают себя от Китая независимыми, и весь этот край, при настоящих открытиях, то-есть возможности проникнуть в него с юга из Татарского пролива, может сделаться добычей всякого смелого пришельца, если мы, согласно представлению генерал-губернатора, не примем ныне же решительных мер.
   Я сказал всё, и правительство в справедливости мной сказанного может легко удостовериться".
   После этого князь Меньшиков сообщил, что он тщательно рассматривал все мои, даже черновые, журналы и находит, что открытия мои справедливы, а потому он, а за ним и Л. А. Перовский считают крайне необходимым не только утвердить представление Н. Н. Муравьёва, но и усилить наши действия тщательным наблюдением за лиманом, Амуром и берегами Татарского пролива с крейсирующего там военного судна.
   Между тем большинство членов Комитета, и в особенности графы Нессельроде и Чернышёв, ввиду упомянутых причин, а главное из опасения неприязненных столкновений с китайцами, считали необходимым придерживаться состоявшегося 15 февраля 1849 года высочайшего повеления об основании зимовья на юго-западном берегу Охотского моря, для того, чтобы Российско-Американская компания могла производить там расторжку с гиляками. Вследствие этого 8 февраля 1850 г. и последовал указ на имя генерал-губернатора:
   1) В заливе Счастья, или в какой-либо местности на юго-западном берегу Охотского моря, но отнюдь не в лимане, а тем более на реке Амуре основать зимовье.
   2) В зимовье том Российско-Американской компании производить расторжку с гиляками, но ни под каким видом и предлогом не касаться лимана и Амура.
   3) Для основания этого зимовья, а равно и для охранения его взять 25 человек матросов и казаков из Охотска.
   4) Исполнение этого произвести под наблюдением и по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири, в непосредственном ведении которого и должны состоять все действия этой экспедиции.
   5) Для приведения в исполнение на месте этого указа, а равно и для выбора места для зимовья в распоряжение генерал-губернатора командировать капитана 2-го ранга Невельского.
   В тот же день, на основании положения о Сибири, я был произведен в следующий чин -- капитана 1-го ранга, и назначен для особых поручений к генерал-губернатору.
   С такой инструкцией я 27 марта явился к Н. Н. Муравьёву в Иркутск, а 3 апреля вместе с М. С. Корсаковым, командированным в Охотск для наблюдения за переносом этого порта, отправился в Якутск и оттуда в Аян. Из Аяна на транспорте "Охотск" с 25 человеками команды прибыл 27 июня в залив Счастья, где и нашел Орлова, посланного сюда, как сказано было выше, по распоряжению генерал-губернатора. При Орлове переводчиками были гиляк Позвейн, знавший по-тунгусски, и тунгус Афанасий, говоривший по-русски.
   Здесь Д. И. Орлов сообщил мне: 1) что река Амур близ устья вскрылась 8 мая. Северная часть лимана и залив Счастья, а также все пространство моря к северу от лимана, были затёрты льдами до 20 июня, так что достигнуть устья реки Амура через лиман из залива Счастья не представляется возможным ранее 20 июня; 2) что он, еще зимним путём, прибыв в деревню Чнаррах (на левом берегу Амура, близ его устья), едва только к 10 июня смог добраться через горы на оленях в залив Счастья. Южная часть лимана очистилась от льда к 15 мая, море же к югу от лимана, по сведениям от гиляков, было чистым гораздо раньше, так что судно с юга могло свободно войти в реку около половины мая; и 3) что по сведениям, полученным им от гиляков, Амур, близ устья рек Уссури и Сунгари, очищается от льда в исходе марта, то-есть пятью неделями ранее, чем устье самого Амура.
   Тщательно осмотрев вместе с Орловым берега залива Счастья, мы нашли, что кошка, образующая восточный берег этого залива, представляет единственную местность, к которой могут подходить суда с моря для передачи грузов, почему 29 июня 1850 года мы и заложили здесь зимовье, названное мною Петровским.
   На основании сведений, полученных мною от Орлова, нам нельзя было оставаться в Петровском: во-первых, оттуда невозможно было следить за устьем Амура, за южной частью Амурского лимана и за побережьем Приамурского края, а во-вторых, прежде чем представится возможность, достигнуть из Петровского этих мест, иностранцы, пришедшие на судах с юга, могут утвердиться в них. Кроме того, постоянное занятие залива Счастья было бесполезно для нас ещё и в том отношении, что залив этот, подобно Охотску, Аяну и вообще всем заливам Охотского моря, до исхода июня бывает затёрт льдами и суда в заливе Счастья, так же как и в упомянутых заливах, без вытягивания на берег зимовать не могут. В этом заливе, следовательно, не могло быть и порта. По этим причинам я решился итти в реку Амур и там: 1) исследовать, не имеется ли близ устья реки местности, удобной для зимовки судов; 2) разведать, в какой степени достоверны сведения, доставленные Орловым, о состоянии южной части лимана и реки; 3) узнать, в какое время появляются иностранные суда в Татарском проливе и не подходят ли они к лиману, и 4) на основании полученных таким образом данных действовать ныне же решительно, для достижения главной цели, объяснённой в представлении моём генерал-губернатору в ноябре 1849 года.
   С таким намерением, взяв с собою переводчиков: гиляка Позвейна и тунгуса Афанасия, с шестью человеками вооружённых матросов я отправился из Петровского по северному каналу лимана на шлюпке, вооружённой однофунтовым фаньконетом, в реку Амур, оставив Д. И. Орлову следующее распоряжение:
   "К 1 августа прислать на оленях через горы на мыс Куегда двух матросов с топографом, которые и должны там ожидать до 10 августа; если же к этому времени я туда не приду, то принять энергичные меры к нашему разысканию. Если все поиски останутся тщетными, донести в Аян генерал-губернатору и, оставив при себе на зимовку транспорт в Петровском, продолжать действовать согласно указу императора и ожидать, дальнейших распоряжений от генерал-губернатора".
   12 июля, следуя северным фарватером, я вошел из лимана в Амур и поднялся вверх по нему до мыса и селения Тыр, лежащего на правом берегу реки, против устья реки Амгуни, в расстоянии около 100 вёрст (106 км) от устья Амура. На этом пути, подробно исследовав протоку Пальво и соседние с ней протоки, я нашел, что в Пальво, между селениями Мая и Пальво, могут совершенно безопасно зимовать суда. Эта местность находится в 70 верстах (74,6 км) от устья реки Амура, а от мыса Куегда, на Константиновском полуострове, в 35 верстах (37,3 км).

   Подойдя к мысу Тыр, я увидел на берегу нескольких маньчжуров и толпу гиляков и мангунов до 200 человек; они, повидимому, были озадачены появлением нашей шлюпки. Выйдя здесь на берег в сопровождении переводчиков Позвейна и Афанасия, я подошел к старшему из маньчжуров, которого гиляки называли джангин, что значит богатый старик; купец; этот маньчжур сидел с важностью на обрубке дерева и тем оказывал свое начальническое влияние на окружавшую его толпу маньчжуров и гиляков. Он важно и дерзко спросил меня, зачем и по какому праву я пришел сюда. В свою очередь и я спросил маньчжура, зачем и по какому праву он здесь находился. На это маньчжур с ещё большей дерзостью отвечал, что никто из посторонних, кроме них, маньчжуров, не имеет права являться в эти места. Я возразил ему, что так как русские имеют полное и единственное право быть здесь, то я требую, чтобы он, со своими товарищами маньчжурами, немедленно оставил эти места. На это маньчжур, указывая на окружавшую его толпу, потребовал от меня, чтобы я удалился и что, в противном случае, он принудит меня сделать это силой, ибо никто, без дозволения маньчжуров, не может сюда являться. Вместе с этим он дал знак окружавшим его маньчжурам, чтобы они приступили к исполнению его требования. В ответ на эту угрозу я выхватил из кармана двухствольный пистолет и, направив его, на маньчжур, объявил, что если кто-либо осмелится пошевелиться, чтобы исполнить его дерзкое требование, то в одно мгновение его не будет на свете. Вооружённые матросы, по моему знаку, немедленно явились ко мне. Такой совершенно неожиданный для всех поступок так ошеломил всю эту толпу, что маньчжуры сейчас же отступили, а гиляки, отделившись от них, начали смеяться над их трусостью и, видимо, были довольны этим действием, давая тем понять, что будут на моей стороне. Джангин побледнел, немедленно соскочил с своего места и, кланяясь мне, объяснил, что желает со мной быть в дружбе и просит меня к себе, в палатку, в гости. Я согласился и узнал от него: 1) что им запрещено спускаться сюда по Амуру, что они бывают здесь самовольно, с ведома только лишь мелких чиновников города Сен-зина84 (около 300 вёрст от устья Сунгари), за что этим чиновникам они дают взятку соболями, которых выменивают у гиляков, гольдов и мангунов на товары и большей частью на водку (араки); 2) что на всём пространстве по берегам Амура до Каменных гор (Хинган) нет ни одного китайского или маньчжурского поста. Что все народы, обитающие на этом пространстве, по рекам Амуру и Уссури, до моря, не подвластны китайскому правительству и ясака не платят, и 3.) что река Амур при устьях впадающих в неё рек Сунгари и Уссури, а равно и эти последние вскрываются ото льда гораздо ранее, чем река Амур, в этих местах85.
   Гиляки и мангуны, прибывшие сюда с юго-западного берега Сахалина и берегов Татарского пролива, сообщили, что ранней весной ежегодно в Татарский пролив приходят большие суда, останавливаются часто у берегов, берут насильно у них рыбу и делают различные бесчинства, за которые их никто не наказывает.
   Вследствие этих сведений я объявил маньчжурам, гилякам и гольдам, что хотя русские давно здесь не бывали, но всегда считали реку Амур от Каменных гор (Хингана), а равно и всю страну вдоль моря, с островом Карафуто (Сахалином), своей принадлежностью. Что же касается прихода в эту страну иностранных судов и причиняемых ими жителям насилий, то они решились принять против этого меры и поставить вооружённые посты в заливе Искан (Счастья) и в устье Амура для защиты всех обитающих в упомянутом крае жителей, которых русский великий царь (Пила-пали джавгин) принимает отныне под свое высокое покровительство и защиту, о чем я, как посланный сюда от царя для этой цели, им и объявляю. Для того же, чтобы было известно это и иностранным судам, приходящим к берегам этого края, я приказываю предъявлять им мое объявление.
   Это объявление, переданное мною гилякам и маньчжурам, было такого содержания.
   "От имени Российского правительства сим объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском заливе, что так как прибрежье этого залива и весь Приамурский край, до корейской границы, с островом Сахалином составляют Российские владения, то никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим народам, не могут быть допускаемы. Для этого ныне поставлены российские военные посты в заливе Искай и в устье реки Амура. В случае каких-либо нужд или столкновений с местным населением нижеподписавшийся, посланный от правительства уполномоченным, предлагает обращаться к начальникам этих постов".
   За сим, уладив к обоюдному удовольствию жалобы гиляков на маньчжуров, с которыми они ко мне тут же обратились, я отправился обратно. 1 (13 августа) 1850 года я достиг мыса Куегда и здесь, в присутствии собравшихся из окрестных деревень гиляков и при салюте из фальконета и ружей, поднял русский военный флаг. Оставив при флаге военный пост, названный мною Николаевским и состоявший из шести человек матросов при фальконете и шлюпке, я сам отправился на оленях через горы в Петровское. Оставленному здесь топографу я приказал сделать береговую съёмку реки Амура от этого поста до лимана, северо-восточного материкового берега лимана и берегов залива Счастья, до Петровского зимовья.
   По прибытии в Петровское я предъявил стоявшим на рейде гамбургскому и американскому китобоям такого же содержания объявление о принадлежности России Приамурского края, до корейской границы и Сахалина. Между тем окрестные гиляки, узнав о распоряжениях и действиях наших на Амуре, собрались ко мне в Петровское с просьбой, чтобы русские оставались с ними и их защищали. Ввиду этого обстоятельства и ввиду большего оправдания моих действий я предложил гилякам, чтобы из их среды отправилось со мной в Аян два человека с тем, чтобы они засвидетельствовали в Аяне это желание своих собратьев и других народов, обитающих в устье Амура. Вследствие этого вызвались следовать со мною в Аян гиляки Позвейн и Питкен. 2 сентября на транспорте "Охотск" я прибыл с ними в Аян. Они объявили желание своих собратьев начальнику порта Кашеварову и бывшему о то время в Аяне проездом камчатскому архиепископу Иннокентию.
   После этого я приказал командиру транспорта "Охотск" лейтенанту Гаврилову, взяв семейство Орлова, продовольственные запасы и товары, следовать на зимовку в Петровское для содействия Д. И. Орлову, которому предписал: с закрытием Амура и Амурского лимана перевести людей из Николаевского поста в Петровское; перед открытием же реки снова поставить этот пост в усиленном виде и начать производить в нем постройки. Тщательно делать на шлюпке наблюдения над устьем Амура и лиманом к югу от устья. Собирать сведения от туземцев о состоянии края и о судах, подходящих к лиману с юга и плавающих в Татарском проливе. При встрече с этими судами или на берегу, с их командами, объявлять, что все эти места до корейской границы составляют русские владения. Наконец, с открытием навигации 1851 года прислать в Аян транспорт "Охотск" с донесениями.
   Сообщение о своих действиях и распоряжениях я послал 4 сентября 1850 года генерал-губернатору Н. Н. Муравьёву. Вот отрывок донесения:
   "Из этого Ваше превосходительство усмотрите, что, оставаясь в Петровском и действуя только лишь в пределах данного мне повеления, опасения мои, выраженные Вам еще в 1849 году, о возможной потере для России навсегда Приамурского края, если при настоящих открытиях мы не будем действовать решительно, могут легко осуществиться. Представленные мной факты подтверждают эти опасения. Поэтому вся моральная ответственность перед отечеством пала бы справедливо на меня, если бы ввиду этих фактов я не принимал всевозможных мер к отстранению этого".
   10 сентября я отправился из Аяна в Иркутск, чтобы лично объяснить генерал-губернатору крайнюю необходимость принять решительные меры к прочному утверждению нашему на нижнем Амуре.
   Между тем, генерал-губернатор уехал из Иркутска в Петербург, оставив распоряжение, чтобы я и М. С. Корсаков по прибытии в Иркутск следовали немедленно за ним в Петербург. Поэтому в половине декабря 1850 года я вместе с Корсаковым прибыл в Петербург, в то самое время, когда мое сообщение, посланное из Аяна, по повелению государя было передано на рассмотрение Особого комитета, составленного под председательством графа Нессельроде. В числе лиц, назначенных в этот Комитет, были князь А. С. Меньшиков, Л. А. Перовский и Н. Н. Муравьёв.
   Николай Николаевич объявил Комитету, что действия мои были согласны с его представлением и мнением. Князь А. С. Меньшиков и Л. А. Перовский, поддерживая генерал-губернатора, указали, что, кроме того, действия мои были вызваны важными обстоятельствами, встреченными мною на месте, и что после этого следует не только усилить Николаевский пост, но в устье реки, её лимане и в Татарском проливе необходимо иметь постоянно военное судно. Однако большинство членов Комитета, в особенности граф Чернышёв (военный министр) и Нессельроде (министр иностранных дел), считали, что эти действия в высшей степени дерзки и должны повлечь для меня строжайшее наказание {Постановив меня разжаловать86.}, поскольку они были противны воле государя и, кроме того, могут иметь вредные последствия для наших дружеских отношений с Китаем и для выгодной для нас кяхтинской торговли. Поэтому, ввиду последних соображений и донесений нашей миссии из Пекина о том, что китайское правительство имеет уже наблюдение за Нижнеамурским краем, чтобы отстранить всякое покушение на него иностранцев с моря, Комитет постановил: Николаевский пост снять и, согласно указаний государя от 1849 года, предложить Российско-Американской компании продолжать из Петровского зимовья расторжку с гиляками и другими народами, обитающими на юго-западном берегу Охотского моря, отнюдь не касаясь реки Амура, ее бассейна, Сахалина и берегов Татарского пролива.
   

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

НАЧАЛО ИССЛЕДОВАНИЙ В НИЗОВЬЯХ АМГУНИ

Резолюция императора Николая I. -- Распоряжения высшего правительства по поводу последних моих действий. -- Возвращение моё в Иркутск. -- Женитьба. -- Поездка в Аян. -- Переход в Петровское на барке "Шелехов". -- Гибель барка. -- Мои распоряжения в Петровском. -- Прибытие в Николаевский пост. -- Объявление гилякам. -- Донесение генерал-губернатору. -- Отправление Н. М. Чихачёва и Орлова вверх по реке Амгуни. -- Их донесения. -- Развлечения в Петровском. -- Наши дружелюбные отношения с местным населением. -- Зимняя почта. -- Жизнь и обычаи местного населения. -- Сведения, добытые от него об Амуре и крае. -- Командировка Чихачёва и Орлова. -- Возвращение их в Петровское. -- Конец 1851 года. -- Окончательное занятие устья реки Амура.

   
   В особой аудиенции государь Николай Павлович, выслушав со вниманием объяснение генерал-губернатора о важных причинах, побудивших меня к таким решительным действиям, изволил отозваться, что поступок мой он находит молодецким, благородным и патриотическим {Передано мне Н. Н. Муравьёвым и Л. А. Перовским.}, и изволил пожаловать мне орден св. Владимира 4 ст., а на журнале Комитета написал: "Комитету собраться вновь под председательством наследника великого князя Александра Николаевича {Впоследствии императора Александра II.}, -- и сказал: где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен".
   Вследствие этого генерал-губернатор докладывал наследнику о начатом уже мной водворении в Приамурском крае, о полученных мной сведениях по его географии и о народах, обитающих в нём, и представил свои соображения о дальнейших действиях.
   Комитет в присутствии наследника великого князя Александра Николаевича рассмотрел вновь это дело и постановил:
   1) Николаевский пост оставить в виде лавки Российско-Американской компании.
   2) Никакого дальнейшего продвижения в этой стране не предпринимать и никаких мест отнюдь не занимать.
   3) Иностранным судам, которые обнаружили бы намерение занять какой-либо пункт около устья реки Амура, объявлять, что без согласия российского и китайского правительств никакие произвольные распоряжения в этих местах не могут быть допускаемы и что каждый из таких самовольных поступков влечёт за собою большую ответственность.
   4) Российско-Американской компании снабжать экспедицию запасами, товарами, гребными судами и строительными материалами. Для сооружения же жилых построек и служб в Петровском и Николаевском, их охраны, а также для других надобностей, назначить из сибирской флотилии 60 человек матросов и казаков, при двух офицерах и докторе, которым, кроме казённого довольствия по сибирскому положению, выдавать особое вознаграждение за счет Компании, по соглашению генерал-губернатора Восточной Сибири с Главным правлением Компании.
   5) Если при упомянутом сейчас расходе и от торговли в продолжение трех лет Российско-Американская компания будет терпеть убыток, то по представленному ею расчету правительство обязывается её вознаградить, но, однако, никак не свыше 50 000 рублей.
   6) Продовольствие от казны из Петропавловска, а равно запасы и товары Компании из Аяна должны доставляться в Петровское на казённых судах.
   7) Экспедицию эту назвать Амурской и начальником её во всех отношениях назначить. капитана 1-го ранга Невельского.
   8) Экспедиция эта, а равно все её действия и руководство ею, в пределах настоящего высочайшего повеления, осуществляются под главным начальством генерал-губернатора Восточной Сибири.
   9) Начальнику экспедиции, а также всем служащим в ней офицерам даровать все права и преимущества, какие устан еканій".
   Съ особымъ вниманіемъ князь А. С. Меньшиковъ разсматривалъ карты и журналы и выслушивалъ объясненія мои о причинахъ, по которымъ весьма легко могли впадать въ ошибки мои знаменитые предшественники и выводить таковыя же ошибочныя заключенія объ этихъ мѣстахъ. Затѣмъ князь объявилъ мнѣ, что онъ вполнѣ увѣренъ въ справедливости моихъ открытій и важности оныхъ, и вполнѣ раздѣляетъ мнѣніе Н. Н. Муравьева о необходимости немедленнаго занятія устья р. Амуръ, и, наконецъ, что министръ внутреннихъ дѣлъ Л. А. Перовскій вполнѣ этому сочувствуетъ, но въ особомъ комитетѣ, подъ предсѣдательствомъ графа Несельроде, въ которомъ представленіе Н. Н. Муравьева будетъ разсматриваться и куда меня, вѣроятно, потребуютъ для объясненій, встрѣтится огромное противодѣйствіе этому дѣлу; почему князь и предлагалъ мнѣ быть готовымъ къ этому и быть смѣлымъ въ комитетѣ въ объясненіяхъ, а равно приказалъ мнѣ немедленно явиться къ Л. А. Перовскому и объяснить ему все то, что я ему говорилъ, "ибо въ комитетѣ", прибавилъ князь, "одни только мы съ Перовскимъ будемъ отстаивать васъ и представленіе Муравьева о необходимости немедленнаго занятія устья рѣки Амуръ".
   На другой день я явился къ Льву Александровичу Перовскому; онъ принялъ меня съ полнымъ радушіемъ и сочувствіемъ къ этому дѣлу. Выслушавъ со вниманіемъ мои объясненія, онъ сказалъ: "Къ несчастію, графы Несельроде и Чернышевъ, а за ними Сенявинъ (директоръ азіатскаго департамента) и Бергъ -- члены комитета, въ которомъ будетъ разсматриваться представленіе Н. Н. Муравьева,-- совершенно инаго съ нимъ мнѣнія. Они, опираясь на донесеніяхъ нашей миссіи изъ Пекина и донесеніи Врангеля, увѣряютъ Государя, что ваше донесеніе ошибочно и опасаются столкновенія съ китацами, которые будто бы имѣютъ на р. Амуръ огромную силу и крѣпости, весьма достаточныя для огражденія отъ вторженія въ рѣку съ моря. Васъ призовуть въ этотъ комитетъ и вы должны быть готовы выдержать сильную атаку со стороны графа Чернышева и Несельроде, которые сердятся на васъ и на Муравьева за то, что онъ, вопреки Высочайшему повелѣнію, остановилъ экспедицію Ахте и за то, что совершенно безъ ихъ участіи Высочайше утверждено было разрѣшеніе вамъ на опись р. Амуръ и ея лимана".
   Такой пріемъ и объясненія со стороны князя Меньшикова и Л. А. Перовскаго весьма естественно возбудили во мнѣ энергію и силу, чтобы бороться со всѣми случайностями при достиженіи предположенной цѣли. Съ такими чувствами, 2 февраля 1850 г., я и явился въ особый комитетъ, подъ предсѣдательствомъ графа Несельроде, въ которомъ Высочайше повелѣно было разсмотрѣть упомянутое представленіе Н. Н. Муравьева.
   Графъ Чернышевъ объяснялъ мнѣ, какому бы строгому наказанію я долженъ былъ подвергнуться за опись лимана и устья рѣки, не получивъ еще на то Высочайшаго соизволенія и предписанія князя Меньшикова. Затѣмъ, какъ онъ, такъ равно графъ Несельроде и Сенявинъ, сказали, что они, полагаясь на знаменитый европейскій авторитетъ моихъ предшественниковъ и на донесеніе столь-же знаменитаго адмирала Врангеля, увѣрены, что я ошибся при своихъ изслѣдованіяхъ лимана и устья рѣки. Наконецъ, они изъвляли удивленіе, какимъ образомъ возможно занять устье рѣки съ такою ничтожною силою (70 человѣкъ), какъ представляетъ Муравьевъ, когда имъ положительно извѣстно, что рѣка охраняется большою китайскою силою.
   На это, поддерживаемый княземъ Меньшиковымъ и Л. А. Перовскимъ, я съ почтеніемъ отвѣчалъ: "Отправясь изъ Петропавловскъ къ описи лимана, я исполнилъ вѣрноподданнѣйшій долгъ мой. Миловать и наказывать за это меня можетъ только одинъ Государь". Затѣмъ, объяснивъ имъ всѣ неблагопріятныя обстоятельства и случайности, по которымъ могли мои знаменитые предшественники придти къ фальшивымъ заключеніямъ, я сказалъ: "мнѣ и моимъ сотрудникамъ Богъ помогъ разсѣять эти заблужденія и раскрыть истину. Все, что я доношу, также вѣрно, какъ вѣрно то, что я стою здѣсь. Что же касается до китайской силы, то свѣдѣнія объ этомъ, доставляемыя миссіею изъ Пекина, неправильны. Не только китайской силы, но и малѣйшаго китайскаго правительственнаго вліянія тамъ не существуетъ. Инородцы (гиляки), тамъ обитающіе, находятся въ самомъ дикомъ состояніи и вовсе не воинственны, и я полагаю, что не только съ 70-ю, но и съ 25-ю челов. ихъ можно держать въ порядкѣ. Инородцы эти считаютъ себя отъ Китая независимыми и весь этотъ край, при настоящихъ открытіяхъ, т. е. возможности проникнуть въ оный съ юга, изъ Татарскаго залива, можетъ сдѣлаться добычею всякаго смѣлаго пришельца, если мы, согласно представленію генералъ-губернатора, не примемъ нынѣ же рѣшительныхъ мѣръ. Я сказалъ все и правительство въ справедливости мною сказаннаго можетъ легко удостовѣриться". За симъ князь А. С. Меньшиковъ объяснилъ, что онъ тщательно разсматривалъ всѣ мои, даже черновые, журналы и находить, что открытія мои справедливы, а потому онъ, а за нимъ и Л. А. Перовскій полагали крайне необходимымъ не только утвердить представленіе Н. Н. Муравьева, но усилить наши дѣйствія тщательнымъ наблюденіемъ за лиманомъ, р. Амуръ и берегами Татарскаго залива, посредствомъ крейсерства тамъ военнаго судна.
   Между тѣмъ, большинство членовъ комитета и въ особенности графы Несельроде и Чернышевъ, въ виду упомянутыхъ причинъ, а главное -- опасенія, чтобы не имѣть непріязненныхъ столкновеній съ китайцами, полагали держаться состоявшагося Высочайшаго повелѣнія 15 февраля 1849 г., т. е. основать зимовье на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, для того, чтобы россійско-американская компанія могла производить тамъ расторжку съ гиляками. Вслѣдствіе этого, 3 февраля 1850 г. и послѣдовало Высочайшее повелѣніе на имя генералъ-губернатора: --
   1) Въ заливѣ Счастія, или въ какой либо мѣстности на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, но отнюдь не въ лиманѣ, а тѣмъ болѣе на рѣкѣ Амуръ, основать зимовье.
   2) Въ зимовьѣ томъ россійск.-америк. компаніи производить расторжку съ гиляками, но ни подъ какимъ видомъ и предлогомъ не касаться лимана и р. Амуръ.
   3) Для основанія этого зимовья, а равно и для охраненія онаго, взять 25 челов. матросовъ и казаковъ изъ Охотска.
   4) Исполненіе этого произвести подъ наблюденіемъ и по распоряженію генералъ-губернатора Восточной Сибири, подъ непосредственнымъ вѣдѣніемъ котораго и должны состоять всѣ дѣйствія этой экспедиціи.
   5) Для приведенія въ исполненіе на мѣстѣ этого повелѣнія, а равно и для избранія мѣста для зимовья, командировать въ распоряженіе генералъ-губернатора капитана 2-го ранга Невельскаго.
   Въ тотъ же день, на основаніи положенія о Сибири, я былъ произведенъ въ слѣдующій чинъ капитана 2 ранга и назначенъ для особыхъ порученій къ генералъ-губернатору.
   Съ такою инструкціею я, 27 марта, явился къ Н. Н. Муравьеву, въ Иркутскъ, а 3 апрѣля, вмѣстѣ съ М. С. Корсаковымъ, командированнымъ въ Охотскъ для наблюденія за переносомъ этого порта, отправился въ Якутскъ и оттуда въ Аянъ. Изъ Аяна, на транспортѣ "Охотскъ", съ 25 человѣками команды, 27 іюня прибылъ въ заливъ Счастія, гдѣ и нашелъ г. Орлова, посланнаго сюда, какъ выше сказано, изъ Аяна, зимнимъ путемъ, по распоряженію генералъ-губернатора. При Орловѣ переводчиками были гилякъ Позвейнъ, знавшій по-тунгусски и тунгусъ Аѳанасій, говорившій по-русски.
   Здѣсь Д. И. Орловъ донесъ мнѣ: 1) что рѣка Амуръ, близъ устья, вскрылась 8 мая. Сѣверная часть лимана и заливъ Счастія, а также все пространство моря къ сѣверу отъ лимана, были затерты льдами до 20 іюня, такъ что достигнуть до устья рѣки Амуръ, чрезъ лиманъ ея, изъ залива Счастія, не представляется никакой возможности ранѣе 20 іюня. 2) Что онъ, прибывъ въ деревню Чнаръ-рахъ (на лѣвомъ берегу Амура, близъ ея устья), еще зимнимъ путемъ, едва только къ 10 іюня могъ добраться чрезъ горы на оленяхъ въ заливъ Счастія. Южная часть лимана очистилась отъ льда къ 15 мая, море же къ югу отъ лимана, по свѣдѣніямъ отъ гиляковъ, было чисто гораздо ранѣе, такъ что судно съ юга можетъ свободно войти въ рѣку около половины мая: и 4) что, по свѣдѣніямъ отъ туземцевъ, р. Амуръ, около устьевъ рѣкъ: Уссури и Сунгари, очищается отъ льда въ исходѣ марта, т. е. 5 недѣлямъ ранѣе чѣмъ устье.
   Тщательно осмотрѣвъ вмѣстѣ съ Орловымъ берега залива Счастія, мы нашли, что кошка, составляющая восточный берегъ этого залива, представляетъ единственную мѣстность, къ которой могутъ подходить суда съ моря, для передачи грузовъ; почему 29 іюня 1850 г. мы и заложили здѣсь зимовье, названное мною Петровскимъ.
   На основаніи свѣдѣній, полученныхъ мною отъ Орлова, намъ нельзя было оставаться въ Петровскомъ: во-первыхъ, оттуда невозможно было слѣдить за устьемъ р. Амуръ, за южною частью ея лимана и за прибрежьемъ при-амурскаго края, а во-вторыхъ, прежде чѣмъ представится возможность достигнуть изъ Петровскаго этихъ мѣстъ, иностранцы, пришедшіе на судахъ съ юга, могутъ утвердиться въ нихъ. Кромѣ того, постоянное занятіе залива Счастія намъ было безполезно еще и въ томъ отношеніи, что заливъ этотъ, подобно Охотску, Аяну и вообще всѣмъ заливамъ Охотскаго моря, до исхода іюня бываетъ затертъ льдами, и суда въ заливѣ Счастія, подобно какъ и въ упомянутыхъ заливахъ, безъ вытаски на берегъ -- зимовать не могутъ. Въ этомъ заливѣ, слѣдовательно, не могло быть и порта. По этимъ причинамъ я рѣшился идти по р. Амуръ и тамъ: 1) изслѣдовать, не имѣется ли близъ устья рѣки мѣстности удобной для зимовья судовъ. 2) Развѣдать, въ какой степени достовѣрны свѣдѣнія, доставленныя г. Орловымъ, о состояніи южной части лимана и рѣки. 3) Узнать, въ какое время являются иностранныя суда въ Татарскомъ заливѣ и не подходятъ ли они къ лиману и 4) Чтобы, на основаніи полученныхъ такимъ образомъ данныхъ, дѣйствовать нынѣ же рѣшительно, въ видахъ достиженія главной цѣли, объясненной въ представленіи моемъ генералъ-губернатору, въ ноябрѣ 1849 года.
   Съ такимъ намѣреніемъ, взявъ съ собою переводчиками гиляка Позвейна и тунгуса Аѳанасія, съ 6-ю человѣками вооруженныхъ матросовъ, на шлюпкѣ, вооруженной однофунтовымъ фалконетомъ, я отправился изъ Петровскаго по сѣверному каналу лимана въ р. Амуръ, оставивъ Д. И. Орлову слѣдующее распоряженіе:--
   "Къ 1му августа на оленяхъ, горою, прислать на мысъ Куегда 2-хъ матросовъ съ топографомъ, которые и должны тамъ ожидать до 10 августа; если же къ этому времени я туда не приду, то принять энергическія мѣры къ нашему розысканію. Если всѣ поиски останутся тщетными,-- донести въ Аянъ, генералъ-губернатору и, оставивъ при себѣ на зимовку транспортъ въ Петропавловскѣ, продолжать дѣйствовать согласно Высочайшей волѣ и ожидать дальнѣйшихъ распоряженій отъ генералъ-губернатора".
   "12 іюля, сѣвернымъ лиманскимъ фарватеромъ, я вошелъ въ р. Амуръ и поднялся вверхъ по оной до мыса и селенія Тыръ, лежащаго на нравомъ берегу рѣки, противъ устья рѣки Амгунь, въ разстояніи отъ устья р. Амуръ около 100 верстъ. На этомъ пути подробно изслѣдовалъ протоку Пальво и сосѣднія съ нею протоки и нашелъ, что въ Пальво, между селеніями Мая и Пальво, могутъ совершенно безопасно зимовать суда. Эта мѣстность находится въ 70 верстахъ отъ устья рѣки Амуръ, а отъ мыса Куегда -- Констатиновскаго полуострова, въ 35 верстахъ.
   Подойдя къ мысу Тыръ, я увидѣлъ на берегу нѣсколько манджуровъ и толпу инородцевъ: гиляковъ и мангуновъ, до 200 челов.; по повидимому были озадачены появленіемъ нашей шлюпки. Выйдя здѣсь на берегъ въ сопровожденіи переводчиковъ Позвейна и Аѳанасія, я подошелъ къ старшему изъ манджуровъ, котораго гиляки называли джангинъ, что значитъ богатый старикъ, купецъ; этотъ манджуръ сидѣлъ съ важностію на обрубкѣ дерева и тѣмъ показывалъ свое начальническое вліяніе на окружавшую его толпу манджуровъ и инородцевъ. Онъ важно и дерзко спросилъ меня, зачѣмъ и по какому праву я пришелъ сюда. Въ свою очередь и я спросилъ манджура, зачѣмъ и по какому праву онъ здѣсь находится. На это манджуръ еще съ большею дерзостію отвѣчалъ, что никто изъ постороннихъ, кромѣ ихъ, манджуровъ, не имѣетъ права являться въ эти мѣста. Я возразилъ ему, что такъ какъ русскіе имѣютъ полное и единственное право быть здѣсь, то я требую, чтобы онъ, манджуръ, съ своими товарищами, манджурами, немедленно оставилъ эти мѣста. На это манджуръ, указывая на окружавшую его толпу, потребовалъ отъ меня, чтобы я удалися и что, въ противномъ случаѣ, онъ принудитъ меня сдѣлать это силою, ибо никто, безъ дозволенія ихъ, манджуровъ, не можетъ сюда являться. Вмѣстѣ съ этимъ онъ далъ знакъ окружавшимъ его манджурамъ, чтобы они приступили къ исполненію его требованія. Въ отвѣть на эту угрозу, я выхватилъ изъ кармана двухствольный пистолетъ и, направивъ его на манджура, объявилъ, что если кто-либо осмѣлится пошевелиться, чтобы исполнить это дерзкое требованіе, то въ одно мгновеніе его не будетъ на свѣтѣ. Вооруженные матросы, по моему знаку, немедленно явились ко мнѣ. Такой, совершенно неожиданный для всѣхъ, поступокъ такъ ошеломилъ всю эту толпу, что манджуры сейчасъ же отступили, а инородцы, отдѣлившись отъ нихъ, начали смѣяться надъ ихъ трусостію и видимо были довольны этимъ дѣйствіемъ, давая тѣмъ знать, что они будутъ на моей сторонѣ. Джангинъ поблѣднѣлъ, немедленно соскочилъ съ своего мѣста и, кланяясь мнѣ, объяснилъ, что желаетъ со мною быть въ дружбѣ и проситъ меня къ себѣ, въ палатку, въ гости. Я согласился и узналъ отъ него: 1) что имъ запрещено спускаться сюда по рѣкѣ Амуръ, что они бываютъ здѣсь самовольно, съ вѣдома только лишь мелкихъ чиновниковъ города Сенъ-Зина (около 300 верстъ отъ устья Сунгари), за что этимъ чиновникамъ они даютъ взятку соболями, которыхъ вымѣнивають у гнляковъ, гольди и мангуновъ на товары и, большею частію, на водку (араки); 2) что на всемъ пространствѣ по берегамъ рѣки Амуръ, до Каменныхъ горъ (Хинганъ), нѣтъ ни одного китайскаго или манджурскаго поста. Что всѣ народы, обитающіе на этомъ пространствѣ, по рѣкамъ Амуръ и Уссури, до моря, не подевластны китайскому правительству и ясака не платятъ, и 3) что рѣка Амуръ при устьяхъ впадающихъ въ нее рѣкъ: Сунгари и Уссури, а равно и эти послѣднія вскрываются отъ льда гораздо ранѣе чѣмъ р. Амуръ въ этихъ мѣстахъ.
   Гиляки и мангуны, прибывшіе сюда съ юго-западнаго берега Сахалина и береговъ Татарскаго залива, сообщили, что съ раннею весною приходятъ ежегодно въ Татарскій заливъ большія суда, останавливаются часто у береговъ, берутъ насильно у нихъ рыбу и дѣлаютъ различныя безчинства, за которыя ихъ никто не наказываетъ.
   Вслѣдствіе этихъ свѣдѣній, я объявилъ манджурамъ и инородцамъ, что хотя русскіе давно здѣсь не бывали, но всегда считали рѣку Амуръ отъ Каменныхъ горъ (Хингана), а равно и всю страну съ моря, съ островомъ Карафту (Сахалинымъ), своею принадлежностью. Что же касается прихода въ эту страну иностранныхъ судовъ и причиняемыхъ ими насилій жителямъ, то они рѣшились принять противъ этого мѣры и поставить вооруженные посты въ заливѣ Искай (Счастія) и при устьѣ р. Амуръ, для защиты всѣхъ обитающихъ въ упомянутомъ краѣ жителей, которыхъ русскій Великій Царь (Пила-пали Джангинъ) принимаетъ отнынѣ подъ Свое высокое покровительство и защиту, о чемъ я, какъ посланный сюда отъ Царя для этой цѣли, имъ и объявляю. Для того же, чтобы было извѣстно это и иностраннымъ судамъ, приходящимъ къ берегамъ этого края, я приказываю предъявлять имъ мое объявленіе.
   Это объявленіе, переданное мною гилякамъ и мунджурамъ, было такого содержанія:
   "Отъ имени Россійскаго правительства симъ объявляется всѣмъ иностраннымъ судамъ, плавающимъ въ Татарскомъ заливѣ, что такъ какъ прибрежье этого залива и весь при-амурскій край, до корейской границы, съ островомъ Сатлинъ, составляютъ россійскія владѣнія, то никакія здѣсь самовольныя распоряженія, а равно и обиды обитающимъ инородцамъ, не могутъ быть допускаемы. Для этого нынѣ поставлены россійскіе военные посты съ заливѣ Искай и на устьѣ р. Амуръ. Въ случаѣ какихъ-либо нуждъ или столкновеній съ инородцами, нижеподписавшійся, посланный отъ правительства уполномоченнымъ, предлагаетъ обращаться къ начальникамъ этихъ постовъ."
   За симъ, уладивъ къ обоюдному удовольствію жалобы инородцевъ на манджуровъ, съ которыми они ко мнѣ тутъ же обращались, я пошелъ обратно. 1 августа 1850 г. я достигъ мыса Куегда, и здѣсь, помолясь Господу Богу, въ присутствіи собравшихся изъ окрестныхъ деревень гиляковъ и при салютѣ изъ фалконета и ружей, поднялъ русскій военный флагъ. Оставивъ при флагѣ военный постъ, названный мною Николаевскимъ и состоявшій изъ 6 челов. матросовъ при фалконетѣ и шлюпкѣ, я самъ отправился, на оленяхъ, горою, въ Петровское. Оставленному здѣсь топографу я приказалъ сдѣлать береговую съемку рѣки Амуръ отъ этого поста до лимана, сѣверо-восточнаго матераго берега лимана и береговъ залива Счастія, до Петровскаго зимовья.
   По прибытіи въ Петровское, я предъявилъ стоявшимъ на рейдѣ гамбургскому и американскому китобоямъ такого же содержанія объявленіе о принадлежности Россіи при-амурскаго края до корейской границы и Сахалина. Между тѣмъ, окрестные гиляки, узнавъ о распоряженіяхъ и дѣйствіяхъ нашихъ на р. Амуръ, собрались ко мнѣ въ Петровское съ просьбою, чтобы русскіе оставались съ ними и ихъ защищали. Въ виду этого обстоятельства и въ виду большаго оправданія моихъ дѣйствій, я предложилъ гилякамъ, чтобы изъ ихъ среды отправилось со мною въ Аянъ два человѣка, съ тѣмъ, чтобы они засвидѣтельствовали въ Аянѣ это желаніе своихъ собратовъ и другихъ инородцевъ. Вслѣдствіе этого, вызвались слѣдовать со мною въ Аянъ гиляки Позвейнъ и Питкенъ. 2 сентября на транспортѣ "Охотскъ", я прибылъ съ ними въ Аянъ. Тамъ они и объявили желаніе своихъ собратовъ начальнику порта, Кашеварову и бывшему въ то время въ Аянѣ проѣздомъ, камчатскому преосвященному Инокентію. Гиляки эти просили, чтобы мы не уходили съ рѣки Амуръ и защищали ихъ, какъ отъ насилія манджуровъ, такъ и отъ безчинствъ командъ съ китобойныхъ судовъ, все чаще и чаще появляющихся въ этихъ мѣстахъ, и наконецъ, заявили, что какъ они, такъ равно и всѣ инородцы вверхъ по рѣкѣ Амуръ до Каменныхъ горъ (Хингана), р. Уссури и до моря, никогда не были подвластны Китаю и ясака не платили.
   Послѣ этого я приказалъ командиру транспорта "Охотскъ" лейтенанту Гаврилову, взявъ семейство Орлова продовольственные запасы и товары, слѣдовать на зимовку въ Петровское, для содѣйствія Д. И. Орлову, которому предписалъ: съ закрытіемъ р. Амуръ и ея лимана, перевести людей изъ Николаевскаго порта въ Петровское; передъ открытіемъ же рѣки снова поставить этотъ постъ въ усиленномъ видѣ и начать производить въ немъ постройки. Тщательно дѣлать на шлюпкѣ наблюденія надъ устьемъ р. Амуръ и ея лиманомъ къ югу. Собирать свѣдѣнія отъ туземцевъ о состояніи края и о судахъ, подходящихъ къ лиману съ юга и плавающихъ въ Татарскомъ заливѣ. Въ случаѣ встрѣчи съ этими судами или на берегу, съ ихъ командами, объявлять, что всѣ эти мѣста до нерчинской границы составляютъ русскія владѣнія. Наконецъ, съ открытіемъ навигаціи 1851 года, прислать въ Аянъ транспортъ "Охотскъ" съ донесеніями.
   О всѣхъ упомянутыхъ дѣйствіяхъ и распоряженіяхъ своихъ, по прибытіи въ Аянъ, я сейчасъ же послалъ съ нарочнымъ донесеніе генералъ-губернатору Н. Н. Муравьеву отъ 4-го сентября 1850 г. Вотъ отрывокъ этого донесенія:
   "Изъ этого Ваше Превосходительство усмотрите, что оставаясь въ Петровскомъ и дѣйствуя только лишь въ предѣлахъ даннаго мнѣ Высочайшаго повелѣнія, опасенія мои, выраженныя Вамъ еще въ 1849 г. о возможной потерѣ для Россіи навсегда при-амурскаго края, если при настоящихъ открытіяхъ мы не будемъ дѣйствовать рѣшительно, могутъ легко осуществиться. Представленные мною факты подтверждаютъ эти опасенія. По этому вся моральная отвѣтственность предъ отечествомъ пала бы справедливо на меня, если бы въ виду этихъ фактовъ я не принималъ всевозможныхъ мѣръ къ отстраненію этого".
   "Осмѣливаюсь уповать, что при ходатайствѣ Вашего Превосходительства, Государь Императоръ милостиво воззритъ на его вѣрноподданнаго, осмѣлившагося преступитъ его Высочайшее повелѣніе, при упомянутыхъ обстоятельствахъ".
   10 сентября я отправился изъ Аяна въ Иркутскъ, чтобы лично объяснить генералъ-губернатору о крайней необходимости принять рѣшительныя мѣры къ прочному утвержденію нашему въ нижне-при-амурскомъ краѣ, для чего усилить экспедицію судамъ и командами, согласно упомянутому моему мнѣнію, выраженному ему въ ноябрѣ 1849 года.
   Между тѣмъ, генералъ-губернаторъ уѣхалъ изъ Иркутска въ Петербургъ, оставивъ распоряженіе, чтобы я и М. С. Корсаковъ, по прибытіи въ Иркутскъ, слѣдовали немедленно къ нему въ Петербургъ. Поэтому въ половинѣ декабря 1850 года я вмѣстѣ съ Корсаковымъ прибылъ въ Петербургъ, въ то самое время, когда донесеніе мое, посланное изъ Аяна, по Высочайшему повелѣнію, передано было на разсмотрѣніе особаго комитета, составленнаго подъ предсѣдательствомъ графа Несельроде. Въ числѣ лицъ, назначенныхъ въ этотъ комитетъ, были: князь А. С. Меньшиковъ, Л. А. Перовскій и генералъ-губернаторъ Н. Н. Муравьевъ.
   Николай Николаевичъ объявилъ комитету, что дѣйствія мои были согласны съ его представленіемъ и мнѣніемъ. Князь А. С. Меньшиковъ и Л. А. Перовскій, поддерживая генералъ-губернатора, высказали, что кромѣ того, дѣйствія мои были вызваны важными обстоятельствами, встрѣченными мною на мѣстѣ и что послѣ этого слѣдуетъ не только усилить Николаевскій постъ, но въ устьѣ рѣки, ея лиманѣ и въ Татарскомъ заливѣ необходимо имѣть постоянно военное судно. Большинство членовъ комитета, въ особенности графъ Чернышевъ (военный министръ) и Несельроде (министръ иностр. дѣлъ), признали, что эти дѣйствія въ высшей степени дерзки и навлекаютъ на меня строжайшее наказаніе {Заключили меня разжаловать.}, такъ какъ они противны Высочайшей волѣ и, кромѣ того, могутъ имѣть вредное вліяніе на дружескія отношенія наши съ Китаемъ и на выгодную для насъ, кяхтинскую торговлю. Потому, въ виду этого соображенія и въ виду того, что по донесеніи нашей миссіи изъ Пекина, киайское правительство имѣетъ уже на столько достаточное наблюденіе за нижне-при-амурскимъ краемъ, чтобы отстранить всякое покушеніе на него иностранцевъ съ моря, комитетъ положилъ: Николаевскій постъ снять и, согласно Высочайшей волѣ 1849 г., производить россійск.-америк. ком. изъ Петровскаго расторжку съ гиляками и другими инородцами, обитающими на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, отнюдь не касаясь рѣки Амуръ, ея бассейна, Сахалина и береговъ Татарскаго залива.
   

ГЛАВА XII.

Резолюція Государя Императора Николая I. -- Распоряженія высшаго правительства по поводу послѣднихъ моихъ дѣйствій.-- Возвращеніе мое въ Иркутскъ. -- Женитьба.-- Поѣздка въ Аянъ.-- Переходъ въ Петровское на баркѣ "Шелеховъ".-- Гибель барка. -- Мои распоряженія въ Петровскомъ. -- Прибытіе въ Николаевскій постъ. -- Объявленіе гилякамъ. -- Донесеніе генералъ-губернатору.-- Отправленіе Н. М. Чихачева и Орлова вверхъ по р. Амгунь. -- Ихъ донесенія.-- Развлеченія въ Петровскомъ. -- Наше дружелюбное отношеніе къ инородцамъ. -- Зимняя почта.-- Жизнь и обычаи инородцевъ. -- Свѣдѣнія, добытыя отъ нихъ о р. Амуръ и о краѣ. -- Командировка Чихачева и Орлова. -- Возвращеніе ихъ въ Петровское.-- Исходъ 1851 года.-- Окончательное занятіе устья р. Амура.

   
   Въ особой аудіенціи, испрошенной у Его Величества, Государь Императоръ, выслушавъ со вниманіемъ объясненіе генералъ-губернатора о важныхъ причинахъ, побудившихъ меня къ такимъ рѣшительнымъ дѣйствіямъ, изволилъ отозваться, что поступокъ мой Онъ находитъ молодецкимъ, благороднымъ, патріотическимъ {Передано мнѣ Н. Н. Муравьевым и Л. А. Перовскимъ.} и изволилъ пожаловать мнѣ св. Владиміра 4 ст., на журналѣ же комитета написалъ: "комитету собраться вновь подъ предсѣдательствомъ Государя Наслѣдника Престола" (нынѣ благополучно царствующаго Императора Александра Николаевича), и сказалъ: гдѣ разъ поднятъ русскій флагъ, онъ уже спускаться не долженъ.
   Вслѣдствіе этого, генералъ-губернаторъ имѣлъ счастіе докладывать Его Императорскому Высочеству Государю Наслѣднику о начатомъ уже мною водвореніи въ при-амурскомъ краѣ, о полученныхъ мною свѣдѣніяхъ о положеніи этого края и о народахъ обитающихъ въ ономъ, и представилъ свои соображенія о дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ.
   Комитетъ, въ присутствіи Государя Наслѣдника, разсмотрѣлъ вновь это дѣло и положилъ:
   1) Николаевскій постъ оставить въ видѣ лавки россійско-американской компаніи.
   2) Никакихъ дальнѣйшихъ распространеній въ этой странѣ не предпринимать и отнюдь никакихъ мѣстъ не занимать.
   3) Иностраннымъ судамъ, которыя обнаружили бы намѣреніе занять какой либо пунктъ около устья рѣки Амуръ, объявлять, что безъ согласія россійскаго и китайскаго правительствъ никакія произвольныя распоряженія въ этихъ мѣстахъ не могутъ быть допускаемы и что каждый изъ такихъ самовольныхъ поступковъ влечетъ на собою большую отвѣтственность.
   4) Россійско-американской компаніи снабжать экспедицію запасами, товарами, гребными судами и строительными матеріалами. Для сооруженія же помѣщенія въ Петровскомъ и Николаевскомъ, охраненія оныхъ и для другихъ надобностей, назначить изъ сибирской флотиліи 60 чел. матросовъ и казаковъ, при 2-хъ офицерахъ и докторѣ, которымъ кромѣ казеннаго довольствія, по сибирскому положенію, производить особое вознагражденіе отъ компаніи, по соглашенію генералъ-губернатора Восточной Сибири съ главнымъ ея правленіемъ.
   5) Если при упомянутомъ сейчасъ расходѣ и отъ торговли въ продолженіе 3-хъ лѣтъ р.-а. к. будетъ терпѣть убытокъ, то по представленному ею расчету, правительство обязывается ее вознаградить, но однако никакъ не свыше 50,000 рубл.
   6) Продовольствіе отъ казны изъ Петропавловска, а равно запасы и товары компаніи изъ Аяна, должны доставляться въ Петровское на казенныхъ судахъ.
   7) Экспедицію эту назвать амурскою и начальникомъ ея во всѣхъ отношеніяхъ назначить капитана 1 ранга Невельскаго.
   8) Экспедиціи этой, а равно всѣ дѣйствія и направленія ея, въ предѣлахъ настоящаго Высочайшаго повелѣнія, находиться подъ главнымъ начальствомъ и распоряженіемъ генералъ-губернатора Восточной Сибири.
   и 9) Начальнику экспедиціи, равно и всѣмъ служащимъ въ оной офицерамъ даровать всѣ права и преимущества, какія опредѣлены закономъ начальнику охотскаго порта и служащимъ въ немъ офицерамъ.
   Это постановленіе комитета 12 февраля 1851 г. было Высочайше утверждено и на основаніи онаго, отъ 16 февраля, дана мнѣ отъ генералъ-губернатора инструкція. Вмѣстѣ съ этимъ главное правленіе компаніи увѣдомило меня отъ того же числа депешею, что добавочное довольствіе должно производить отъ компаніи въ слѣдующемъ размѣрѣ: начальнику экспедиціи по 1500 руб. въ годъ, офицеру по 200 руб. и нижнимъ чинамъ по 40 рублей; требованія товаровъ и запасовъ отъ компаніи, въ предѣлахъ упомянутой суммы, а равно и отчеты агентовъ компаніи должны утверждаться мною.
   На основаніи Высочайшаго повелѣнія, правительствующій сенатъ, отъ 15 февраля 1851 г., чрезъ трибуналъ внѣшнихъ сношеній, увѣдомилъ китайское правительство о предположеніи нашемъ имѣть наблюденіе за устьемъ р. Амуръ.
   Таковы были распоряженія высшаго правительства по поводу послѣднихъ моихъ дѣйствій и таковы были ничтожныя средства, опредѣленныя на содержаніе и дѣйствіе нашей экспедиціи. Намъ назначалось на все не болѣе 17,000 р. въ годъ, тогда какъ въ то же время на содержаніе губернатора Камчатки и его канцеляріи опредѣлялось болѣе этой суммы. Изъ этого ясно, что мнѣ, какъ и въ первомъ случаѣ, не давалось ни правъ, ни средствъ принимать какія либо мѣры къ надлежащему нашему водворенію въ этомъ краѣ. Съ этими распоряженіями, въ половинѣ іюня, я прибылъ въ Охотскъ и, взявъ оттуда людей и казенное довольствіе, направился въ Аянъ, чтобы принять тамъ товары и запасы компаніи и оттуда вмѣстѣ съ транспортомъ "Охотскъ", который долженъ былъ тамъ находиться въ исходѣ іюня, идти въ Петровское.
   Неприбытіе въ Аянъ изъ Петровскаго транспорта "Охотскъ" придавало нѣкоторое правдоподобіе разнесшимся въ то время въ Аянѣ слухамъ, будто бы команда въ Петровскомъ подвергается величайшимъ опасностямъ и даже будто она уничтожена. Имѣя въ виду это обстоятельство, я немедленно пошелъ изъ Аяна въ Петровское на транспортѣ "Байкалъ", взявъ съ собою, для усиленія своихъ средствъ, прибывшій предъ симъ въ Аянъ компанейскій корабль "Шелеховъ".
   Между тѣмъ, проѣздомъ изъ Петербурга, я женился въ Иркутскѣ на дѣвицѣ Екатеринѣ Ивановнѣ Ельчаниновой, только что вышедшей изъ Смольнаго монастыря, племянницѣ бывшаго въ то время иркутскаго гражданскаго губернатора В. Н. Зорина. Эта молодая моя супруга рѣшилась переносить со мною всѣ трудности и лишенія пустынной жизни въ дикомъ негостепріимномъ краѣ, отброшенномъ за десятокъ тысячъ верстъ отъ образованнаго міра.
   Съ геройскимъ самоотверженіемъ и безъ малѣйшаго ропота она вынесла всю трудность и лишенія верховой ѣзды по топкимъ болотамъ и дикимъ гористымъ тайгамъ и ледникамъ охотскаго тракта, сдѣлавъ этотъ верховой переѣздъ въ 1,100 верстъ въ 23 дня. Жена моя, съ первой же минуты прибытія своего въ Петровское, показала необыкновенное присутствіе духа и стойкое хладнокровіе. Компанейскій баркъ "Шелеховъ", на которомъ я съ нею находился, подходя къ заливу Счастія, по случаю внезапно открывшейся течи {По освидѣтельствованіи барка Коммиссіею подъ предсѣдательствомъ командира корвета "Оливуца", капитанъ-лейтенанта И. Н. Сущева, оказалось, что у форштевня отошли двѣ обшивочные доски.}, не смотря на всѣ мѣры, началъ погружаться въ воду, такъ что только благопріятный вѣтеръ на берегъ и близость мели дозволили немедленно спуститься на послѣднюю и тѣмъ избавить всѣхъ отъ угрожавшей опасности потопленія. Въ то время, когда "Шелеховъ" всталъ на мель, всѣ палубы были уже наполнены водою и баркъ погрузился почти до русленей. Въ то же время, предъ входомъ въ заливъ Счастія, сѣлъ на мель сопровождавшій васъ транспортъ "Байкалъ". Выстрѣловъ нашихъ не было слышно въ Петровскомъ и потому отвѣта на нихъ не было и, кромѣ того, мрачность не дозволяла видѣть изъ Петровскаго наши суда. Это обстоятельство и толпа дикихъ, собравшихся на лежавшей передъ нами кошкѣ, подтверждали, казалось, упомянутые неблагопріятные слухи, распространенные въ Аянѣ. Положеніе наше у пустыннаго негостепріимнаго берега, при судахъ, изъ коихъ одно лежало на банкѣ затонувшимъ, а другое сидѣло на мели, было весьма опасное и критическое.
   Семейства 5-ти матросовъ, взятыхъ изъ Охотска и вся команда барка "Шелеховъ" соединились на верхней падубѣ, единственномъ мѣстѣ, гдѣ не было воды, и съ напряженнымъ вниманіемъ ожидали избавленія отъ этого опаснаго убѣжища, которое могло мгновенно измѣнить, при нервомъ свѣжемъ вѣтрѣ съ моря. Въ это время капитанъ барка, лейтенантъ В. И. Мацкевичъ, поступившій въ экспедицію юный лейтенантъ Н. К. Бошнякъ и помощники лейтенанта Мацкевича просили жену мою съѣхать первой на транспортъ "Байкалъ". "Мужъ мой говорилъ мнѣ, что при подобномъ несчастіи командиръ и офицеры съѣзжаютъ съ корабля послѣдними", отвѣчала имъ Екатерина Ивановна,-- "я съѣду съ корабля тогда, когда ни одной женщины и ребенка не останется на немъ; прошу васъ заботиться о нихъ". Такъ жена моя и по ступила.
   Между тѣмъ вѣтеръ стихъ и мрачность разсѣялась. Гиляки собрались на кошкѣ, чтобы помочь намъ выйти на беретъ и дали знать въ Петровское, откуда немедленно были высланы 2 шлюпки. "Байкалъ" съ прибылою водою снялся съ мели и всѣ семейства и команда были перевезены благополучно съ барка. Всѣ слухи, распространенные въ Аянѣ, оказались ложными.
   Остававшіеся въ Петровскомъ гг. Орловъ и Гавриловъ успѣли выстроить 3 домика для помѣщенія офицеровъ, 30 челов. команды и товаровъ. Мнѣ съ женою пришлось на первое время раздѣлить флигель въ 2 комнаты съ семействомъ Орлова.
   Гг. Орловъ и Гавриловъ сообщили мнѣ: 1) что, согласно моему распоряженію, транспортъ "Охотскъ", съ открытіемъ навигаціи въ Петровскомъ, началъ готовиться къ походу, но сдѣлавшаяся внезапно буря съ сильнымъ ледоходомъ по заливу, выбросила транспортъ на берегъ. Кромѣ того, по гнилости транспорта, въ немъ открылась такая сильная течь, что не было никакой возможности выйти въ море. 2) Что послѣднимъ зимнимъ путемъ Орловъ съ 8 чел. отправился на мысъ Куегда, чтобы срубитъ домикъ для Николаевскаго поста, но только что онъ началъ рубить лѣсъ для этого, гиляки сосѣднихъ деревень встревожились и объявили ему, что манджуры имъ строго приказали не дозволять русскимъ здѣсь селиться и что изъ Сенъ-Зина, съ открытіемъ рѣки, придетъ сюда большая сила для истребленія здѣсь всѣхъ русскихъ и для наказанія смертію тѣхъ гиляковъ, которые будутъ помогать имъ. Поэтому г. Орловъ, во избѣжаніе непріятныхъ столкновеній, которыя могли бы повредить нашимъ дѣйствіямъ, впредь до прибытія подкрѣпленій, оставилъ рубку лѣса и ограничился только лишь тѣмъ, что съ открытіемъ навигаціи послалъ въ лиманъ шлюпку наблюдать за устьемъ рѣки Амуръ {Это обстоятельство вѣроятно и было поводомъ къ распространенію упомянутыхъ слуховъ въ Аянѣ.}. 3) Что всѣ сношенія его съ окрестными гиляками были дружественны и чрезъ нихъ онъ узналъ, что нынѣ, раннею весною, плавали въ Татарскомъ заливѣ большія суда, доходившія до лимана. Наконецъ, 4) что за два дня до нашего прихода, стояло на петровскомъ рейдѣ американское китобойное судно. Шкиперъ его съѣзжалъ на берегъ и г. Орловъ объяснилъ ему, что все прибрежье Татарскаго залива до Кореи и вся эта страна составляетъ русское владѣніе.
   Въ Петровское прибыли со мною: 22-хъ-лѣтній лейтенантъ Н. К. Бошнякъ, прапорщикъ корпуса штурмановъ А. И. Воронинъ, докторъ Ордонъ, топографъ Штегеръ, 30 челов. матросовъ и казаковъ, изъ которыхъ 5 челов. семейныхъ и прикащикъ р.-а. компаніи, якутскій мѣщанинъ Березинъ; такимъ образомъ вся команда амурской экспедиціи, съ командой транспорта "Охотскъ", составилась въ 70 человѣкъ.
   По прибытіи въ Петровское, все наше вниманіе было обращено на разгрузку барка "Шелеховъ", лежавшаго на банкѣ, въ 10 миляхъ отъ Петровскаго, что было сопряжено съ большими трудами и препятствіями. Къ счастію, стояла постоянно тихая погода, а пришедшій на петровскій рейдъ военный корветъ "Оливуца", подъ командою капитана Сущева, помогъ этому дѣду. При благородномъ и ревностномъ содѣйствіи капитана корвета "Оливуца" {Корветъ "Оливуца", подъ командою капитанъ-лейтенанта Ивана Николаевича Сущева, по Высочайшему повелѣнію, послѣдовавшему въ январѣ 1850 г., осенью того-же года былъ посланъ изъ Кронштадта для крейсерства въ Камчатскомъ и Охотскомъ моряхъ и на службу въ Камчатку, для подкрѣпленія Петропавловскаго порта.} и при энергической дѣятельности лейтенанта Мацкевича и всѣхъ командъ, разгрузка барка скоро была кончена и весь грузъ его, кромѣ соли и сахара, былъ спасенъ. Спасли также рангоутъ и весь такелажъ, всѣ же усилія къ снятію барка съ мели остались тщетны. Баркъ "Шелеховъ" былъ купленъ компаніею въ Санъ-Франциско и, какъ оказалось, компанія, въ этомъ случаѣ, была обманута; ибо, по осмотрѣ барка коммисіею, подъ предсѣдательствомъ командира корвета И. Н. Сущева, было найдено, что подводная часть его скрѣплена до такой степени слабо, что держалась только на одной обшивкѣ; такъ что при первомъ свѣжемъ вѣтрѣ съ моря баркъ сейчасъ же развалился и отъ него не осталось ни малѣйшаго слѣда.
   Сдѣлавъ распоряженіе о выгрузкѣ барка и о снятіи его корпуса, я послалъ мичмана Н. М. Чихачева съ топографомъ Поповыъ, для наблюденія за южною частію лимана и для подробной съемки берега южнаго пролива. (Н. М. Чихачевъ поступилъ въ экспедицію съ корвета "Оливуца"). Самъ же я съ лейтенантомъ Бошнякомъ, прикащикомъ Березинымъ и съ 25 чел. вооруженныхъ людей, на байдаркѣ и вельботѣ отправился чрезъ лиманъ въ р. Амура для подкрѣпленія Николаевскаго поста, содержавшагося въ и время посланною Орловымъ изъ Петровскаго 4-хъ весельною, сооруженною однофунтовымъ фалконетомъ, шлюпкою. По прибытіи и мысъ Куегда, я собралъ окрестныхъ гиляковъ и объявилъ имъ "чтобы они не вѣрили манджурскимъ торгашамъ и не слушались ихъ. Если кто-либо изъ нихъ будетъ распускать враждебные для насъ слухи, то чтобы таковыхъ представляли въ Николаевскъ, гдѣ они будутъ строго наказаны, а равно будутъ строго наказываемы и тѣ изъ гиляковъ и изъ другихъ инородцевъ, которые осмѣлятся намъ угрожать, а тѣмъ болѣе изъявлять противъ насъ какіе-либо враждебные поступки. Вся эта страна русская и мы не дозволимъ никому здѣсь распоряжаться. Манджуровъ же мы не боимся и заставимъ ихъ насъ уважать и бояться".
   Назначивъ лейтенанта Н. К. Бошняка начальникомъ Николаевскаго поста, я приказалъ ему: 1) постоянно имѣть при постѣ военный флагъ и при флагѣ и орудіи держать караулъ, имѣть всегда часоваго; 2) построить на зиму помѣщеніе для команды, и 3) прикащику Березину начать производить расторжку съ инородцами. Сдѣлавъ эти распоряженія, 29 іюля, я на вельботѣ возвратился въ Петровское. Съ корветомъ "Оливуца", отправлявшимся 1-го августа въ Аянъ, съ командою затонувшаго барка "Шелеховъ", послалъ донесеніе, какъ объ этомъ происшествія, такъ и о распоряженіяхъ моихъ, генералъ-губернатору и депешею увѣдомилъ главное правленіе рос.-амер. компаніи о гибели барка. Въ заключеніи донесенія моего генералъ-губернатору, я писалъ: "Изъ приложеннаго при семъ акта коммиссіи, свидѣтельствовавшей во всей подробности баркъ "Шелеховъ", Ваше Превосходительство усмотритъ что надобно благодарить Господа, что это происшествіе, обнаружившее всю ненадежность барка, случилось у берега, на который была возможность спасти людей и весь почти грузъ барка съ его вооруженіемъ, ибо въ такомъ его состояніи, какое оказалось при его осмотрѣ, онъ неминуемо погибъ бы въ океанѣ, при первомъ свѣжемъ вѣтрѣ съ значительною качкою, на переходѣ, который ему предстоялъ изъ Аяна въ Ситху".
   По прибытіи мичмана Н. М. Чихачева изъ южнаго пролива лимана, я отправилъ его вмѣстѣ съ Орловымъ на 6-ти весельной шлюпкѣ вверхъ по рѣкѣ Амгунь, съ цѣлью ознакомленія съ этимъ большимъ притокомъ рѣки Амуръ, впадающимъ въ Амуръ близъ Николаевскаго поста, а равно и съ цѣлію собранія предварительныхъ свѣдѣній отъ туземцевъ о путяхъ, ведущихъ съ этой рѣки къ Хинганскому хребту, изъ котораго она беретъ свое начало. Мнѣ нужны были эти свѣдѣнія, потому что первое, что я предположилъ сдѣлать,-- это разрѣшить пограничный вопросъ, т. е. обслѣдовать направленіе этого хребта отъ верховьевъ р. Уди.
   Посланные офицеры, войдя въ р. Амгунь по протокѣ, соединяющей ее съ протокою Пальво (обслѣдованною мною въ 1850 году) и поднявшись по Амгуни до селенія Керветъ, 3 октября возвратились въ Петровское и донесли мнѣ: а) что рѣка Амгунь значительна и судоходна и направленіе теченія имѣетъ вообще сѣверо-восточное; б) по словамъ туземцевъ, она выходитъ изъ тѣхъ же горъ, изъ которыхъ берутъ начало рѣки: Удя, Тугуръ, Бурея и Зея. Туземцы селенія Керветь (Самагиры) называютъ эти горы Хинга,-- что значитъ каменныя, большія. Истокъ рѣки Амгунь, по ихъ словамъ, гораздо южнѣе истоковъ рѣкъ Уди, Тугура и Буреи. Къ рѣкѣ Амгунь близко подходитъ рѣка такой же величины -- Гиринь, которая также беретъ начало изъ этихъ горъ, но истокъ этой послѣдней южнѣе истока Амгуни. Отъ селенія Керветъ до упомянутаго хребта, по Амгуни, они ѣздятъ на собакахъ около 15 дней; в) Что самагиры ни отъ кого независимы и ясака не платятъ. Они приняли гг. Чихачева и Орлова весьма радушно и жаловались, что манджуры, пріѣзжающіе къ нимъ для торговли, обманываютъ ихъ и дѣлаютъ различныя безчинства и, въ заключеніе, просили, чтобы мы перебрались къ нимъ.
   Къ половинѣ октября въ Николаевскомъ были готовы двѣ юрты, обнесенныя засѣками, а въ Петровскомъ -- флигель въ 3 саж. ширины и 5 саж. длины, для нашего помѣщенія. Само собою разумѣется, что все кто дѣлалось изъ лѣса прямо съ корня; печи же, или, лучше сказать, чувалы (въ родѣ каминовъ), были или сбиты изъ глины, или сложены изъ сыраго кирпича, безъ всякихъ оборотовъ, съ пролетомъ на прямую. Ясно, что жить въ подобныхъ хоромахъ было далеко не комфортабельно; во время мятелей (пургъ), случавшихся нерѣдко на открытой кошкѣ, всѣ строенія были заметаемы снѣгомъ, такъ что попадать въ нихъ не иначе было возможно, какъ чрезъ чердаки. Много стоило труда, чтобы разгрести окна для свѣта и двери для входа; прибавьте еще къ этому, что мы были окружены въ нѣсколько разъ превышавшимъ насъ по численности, дикимъ народомъ, у котораго ножъ и физическая сила составляютъ единственное право. Ближайшій къ намъ сколько нибудь цивилизованный пунктъ -- Аянъ лежалъ въ 1000 верстахъ пустыннаго и бездорожнаго пространства, по которому тунгусы, верхомъ на оленяхъ, едва могли добираться въ 5 или 6 недѣль.
   Не смотря на все это и на различныя лишенія и недостатки въ самыхъ необходимыхъ потребностяхъ для цивилизованнаго человѣка, офицеры и команды, по примѣру образованной и молодой женщины, моей жены, заброшенной судьбой въ эту ужасную пустыню и раздѣлявшей наравнѣ съ нами, безъ всякаго ропота, все эти лишенія и опасности, переносили ихъ твердо и бодро, сознавая долгъ свой и пользу отъ ихъ трудовъ для отечества.
   Главнымъ и единственнымъ, общимъ для всѣхъ развлеченіемъ лѣтомъ, было катанье по заливу на гилякскихъ лодкахъ, а зимою на собакахъ. При этомъ всѣ мы и Екатерина Ивановна надѣвали оленьи парки (въ родѣ стихаря), ибо всякая другая одежда была неудобна для такой дикой ѣзды, какая принята въ-томъ краѣ.
   Разъ предупрежденное энергическими мѣрами, готовившееся возстаніе нѣсколькихъ селеній инородцевъ, подстрекаемыхъ къ тому манджурскими купцами-кулаками, которымъ мы дѣлались соперниками въ торговлѣ и, главное, не дозволяли спаивать дикарей и нахально обирать ихъ, наказывая за это по русски, въ присутствіи гиляковъ; строгое соблюденіе нами какъ бы освященныхъ для дикихъ ихъ обычаевъ {Самымъ священнымъ обычаемъ у нихъ было не выносить изъ юрты огня и ложиться на нары, которыя окружали стѣны ихъ юртъ, непремѣнно головой не къ стѣнѣ, какъ обыкновенно у насъ принято, а отъ стѣны, и прочія мелочи, которымъ не трудно было уступить.} и, наконецъ, строгое взысканіе при нихъ и и съ нашихъ людей за всякую причиненную имъ обиду,-- постепенно располагали инородцевъ въ нашу пользу. Вмѣстѣ съ тѣмъ наши пушки, вооруженный видъ команды, обычная церемонія при подъемѣ и спускѣ военнаго флага и, наконецъ, совершавшаяся каждое воскресенье и праздникъ молитва, при которой дозволялось имъ присутствовать, поселяли къ намъ страхъ, уваженіе и убѣжденіе, что мы пришли къ нимъ не съ тѣмъ, чтобы ихъ порабощать, какъ старались внушать имъ кулаки манджуры; но, напротивъ, защищать ихъ отъ всякихъ насилій и не касаться ихъ обычаевъ, сдѣлавшихся у нихъ какъ бы священными -- жизненными. Они скоро поняли, что мы не хотимъ благодѣтельствовать ихъ нашими реформами, несродными имъ и несоотвѣтствующими и, наконецъ, что мы глубоко вникаемъ въ ихъ нравы и обычаи и манджуровъ не боимся.
   Ласковое обращеніе со всѣми пріѣзжавшими въ наши посты инородцами еще болѣе усиливало въ нихъ упомянутое убѣжденіе. Они охотно, безъ всякаго опасенія, все чаще и чаще начали являться въ Николаевское и въ особенности въ Петровское, гдѣ Екатерина Ивановна усаживала ихъ въ кружекъ на подъ, около большой чашки съ кашей или чаемъ, въ единственной, бывшей во флигелѣ у насъ, комнатѣ, служившей и заломъ, и гостиной, и столовой. Они, наслаждаясь подобнымъ угощеніемъ, весьма часто трепали хозяйку по плечу, посылая ее то за тамчи (табакъ), то за чаемъ. Не смотря на то, что это общество никогда немывшихся дикарей, одѣтыхъ въ собачьи шкуры, пропитанныя нерпичьимъ жиромъ, было невыносимо тягостно не только для молодой образованной женщины того круга, къ которому принадлежала моя жена, но и для всякой крестьянки, Екатерина Ивановна переносила съ полнымъ самоотверженіемъ какъ эти посѣщенія, такъ и ихъ послѣдствія, т. е. грязь и зловоніе, которыя оставляли послѣ себя гости въ единственной нашей комнатѣ. Она понимала, что только этимъ путемъ мы могли пріобрѣтать понятія о странѣ пустынной и неизвѣстной, въ которой намъ предстояло дѣйствовать для блага отечества. Такой радушный пріемъ развязывалъ языки нашимъ гостямъ: гиляки и другіе инородцы съ охотою и откровенностію разсказывали намъ о положеніи края, о рѣкахъ, его орошающихъ, о путяхъ, по которымъ они ѣздятъ на нартахъ и лодкахъ, о затрудненіяхъ и опасностяхъ, какія могутъ встрѣтиться при этехъ поѣздкахъ и о средствахъ къ отстраненію оныхъ. Наконецъ, они знакомили насъ съ нравами, обычаями, образомъ жизни и вообще съ положеніемъ и состояніемъ инородцевъ, обитавшихъ въ этомъ краѣ.
   Весьма естественно, что подобныя свѣдѣнія были далеко не удовлетворительны; такъ напримѣръ: при вопросѣ о разстояніи между пунктами, гилякь чертилъ на полу мѣломъ или углемъ палки, означавшія число ночей, которыя надобно спать, чтобы, слѣдуя на собакахъ, или въ ихъ лодкѣ, достигнуть извѣстнаго мѣста. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, эти и подобныя свѣдѣнія давали намъ понятіе о времени и препятствіяхъ, какія нужно ожидать при изслѣдованіи страны и на что обращать больше вниманія, тѣмъ болѣе, что средства наши для этой цѣли состояли тогда изъ тѣхъ-же нартъ съ собаками и утлыхъ гилякскихъ лодокъ. Кромѣ того, безъ предварительныхъ свѣдѣній о такой огромной и пустынной странѣ, которая рисовалась намъ на картахъ, по однѣмъ легаддамъ, большею частію ложнымъ, нельзя было и составить по возможности практическаго плана для дѣйствій, который направлялъ бы къ главной цѣли. Между тѣмъ, таковой планъ былъ необходимъ, ибо всякая командировка въ край, особенно въ видахъ прочнаго водворенія въ ономъ, какъ выше видѣли, мнѣ строго была запрещена, а потому лежала единственно на моей отвѣтственности. Ясно, что при такомъ положеніи, прежде чѣмъ рѣшшъся предпринять командировку, необходимо было уяснить не только практическую возможность ея исполненія съ нашими ничтожными средствами, но и вполнѣ взвѣсить степень безопасности посылаемыхъ и дать имъ такія подробныя наставленія, которыя отстранили бы эти опасности и затрудненія. Главная цѣль моя заключалась въ томъ, чтобы фактически объяснить правительству значеніе для Россіи этого края на отдаленномъ нашемъ востокѣ; для этого предстояло разрѣшить намъ, какъ я выше упомянулъ, два вопроса: вопросъ пограничный и вопросъ морской, обусловливавшій значеніе для Россіи при-амурскаго края въ политическомъ отношеніи.
   Къ ноябрю мѣсяцу всѣ команды въ Петровскомъ и Николаевскомъ были, по возможности, размѣщены на зиму, и николаевскій постъ былъ обезпеченъ продовольствіемъ и товарами. Къ этому же времени съ тунгусами, прикочевавшими на Петровскую кошку изъ удскаго края, было заключено условіе о доставленіи зимнимъ путемъ, верхомъ на оленяхъ, писемъ и депешъ въ Аянъ; они взялись отвозить въ Аянъ изъ Петровскаго почту не болѣе 2 разъ въ зиму. Лѣтомъ почта отъ насъ должна была доставляться въ Аянъ на казенныхъ судахъ, совершавшихъ рейсы между Аяномъ и Петровскимъ. Это обыкновенно случалось 2 иди 3 раза въ лѣто. Такимъ образомъ мы имѣли свѣдѣнія изъ Россін въ продолженіе года не болѣе 4 или 5 разъ. Особаго судна для экспедиціи назначено не было, потому что вся камчатская флотилія состояла изъ 2 транспортовъ ("Байкалъ" и "Иртышъ" и 2 ботовъ ("Кадьякъ" н "Камчадалъ"). Эти суда постоянно были заняты снабженіемъ Петропавловска, который силились возвести тогда на степень главнаго нашего порта на Восточномъ океанѣ. Эти же суда должны были развозить продовольствіе въ Гижигу, Тигиль, Большерѣцкъ и Нижнекамчатскъ, а потому отдѣлять какое-либо изъ нихъ для экспедиціи не представлялось никакой возможности.
   Имѣя въ виду эти обстоятельства, генералъ-губернаторъ Н. Н. Муравьевъ приказалъ зимою 1850 на 1851 годъ выстроить въ Охотскѣ ботъ для экспедиціи, но, по случаю переноса этого порта въ Петропавловскъ, распоряженія Николая Николаевича исполнить не могли и, вмѣсто бота, въ сентябрѣ 1852 г., доставлена была въ Петровское, на ботѣ "Кадьякъ", только часть такелажа и парусины, которые предназначались на вновь строившійся ботъ. "Кадьякъ", по случаю открывшейся въ немъ сильной течи, не могъ возвратиться въ Петропавловскъ и остался на зимовку въ Петровскомъ. Къ навигаціи мы, по возможности, исправили его и я надѣялся, что по крайней мѣрѣ онъ останется при экспедиціи, но эта надежда осталась тщетною. Послѣ перваго же рейса, сдѣланнаго имъ изъ Петровскаго въ Аянъ, по распоряженію камчатскаго губернатора, онъ былъ взять изъ экспедиціи и отправленъ съ продовольствіемъ въ Гижигу.
   Суда россійско-американской компаніи, плававшія между Ситхою и Аяномъ, по условію правительства съ компаніею, не обязаны были заходить въ Петровское. Если въ продолженіе 3 лѣтъ и являлось иногда одно изъ этихъ судовъ на петровскомъ рейдѣ, то это дѣлалось единственно по милости и сердоболію начальника аянскаго порта Кашеварова, и то только въ такихъ случаяхъ, когда безъ прихода этого судна всѣмъ намъ угрожала чуть не голодная смерть.
   Въ какой степени была правильна и надежна зимняя почта наша, отбывавшаяся, какъ мы сейчасъ видѣли, тунгусами, на оленяхъ, показываетъ слѣдующее обстоятельство: весьма нерѣдко тунгусъ, отправленный съ почтою изъ Петровскаго, чрезъ двѣ или три недѣли возвращался съ дороги обратно, съ объясненіемъ, что онъ мало взялъ съ собою пороху и чаю; онъ вѣшалъ въ подобныхъ случаяхъ сумку съ почтою на березу и просилъ, чтобы пополнили эти запасы.
   Послѣ вышеизложеннаго, естественно, что тунгусъ съ почтою изъ Аяна и наше судно съ моря встрѣчались въ Петровскомъ всѣми съ особеннымъ чувствомъ, которое могутъ понять только люди, заброшенные между дикарями въ пустыню, отрѣзанную отъ всего цивилизованнаго міра. Въ особенности это было ощутительно для моей жены, попавшей въ такую ужасную обстановку.
   Не мало труда стоило намъ пріучить гиляковъ и другихъ инородцевъ къ благовременному доставленію писемъ изъ нашихъ постовъ и отъ лицъ, командированныхъ въ новый край. Инородцы не понимали что позднее исполненіе подобныхъ порученій утрачиваетъ ихъ значеніе. Они считали, что когда бы ни доставить писку (какъ они называли письмо и всякую бумагу), все равно, лишь бы только она была доставлена. Такъ, часто случалось, что изъ Николаевскаго привозилъ мнѣ гилякъ письмо чрезъ 2 или 3 мѣсяца, а отъ офицеровъ, командированныхъ дальше, случалось получать корреспонденцію еще позже этого времени, а иногда письмо придетъ только тогда, когда пославшій его офицеръ уже возвратился. Точно также не малаго стоило труда, чтобы, безъ всякихъ потрясеній жизни и обычаевъ инородцевъ, внушить имъ понятіе о старшемъ и вообще о начальствѣ, какъ то разумѣется у образованныхъ народовъ.
   Инородцы не имѣли ниакого понятія ни о правѣ, ни о старшинствѣ. Единственное право, какъ я выше замѣтилъ, они считали ножъ и физическую силу и полагали, что безъ этого возможно исполнить только тогда, когда имъ угодно -- и то за такіе товары, какіе имъ понравятся. Въ этомъ-то смыслѣ они и называли джангиномъ и пида-джангиномъ (богатый купецъ) только того, кто, при упомянутыхъ обстоятельствахъ, даетъ имъ болѣе или менѣе посъ (китайки и вообще матеріи) и тамча (табаку). Такъ, напримѣръ, глядя на имѣвшійся у меня портретъ Государя Императора, они говорили, что это долженъ быть пиди-пиди-джангинъ, т. е. физически сильный человѣкъ, который вмѣстѣ съ тѣмъ много даетъ пось и тамча.
   Надобно было глубоко изучить ихъ жизнь и обычаи, замѣнявшіе у нихъ законы, чтобы навести ихъ на необходимость имѣть въ селеніяхъ такого человѣка, къ которому мы могли бы обращаться съ приказаніями и который, въ свою очередь, могъ бы требовать отъ нихъ безпрекословнаго исполненія. Привести къ этому убѣжденію инородцевъ нижнеамурскаго края много помогло намъ знаніе существовавшихъ у нихъ обычаевъ, принимавшихся ими за коренные и непреложные законы, въ родѣ помѣстнаго права, разумѣется въ самомъ грубомъ видѣ.
   Инородцы воебще живутъ значительными селеніями (отъ 15 до 200 душъ и болѣе); эти селенія состоятъ изъ юртъ, въ родѣ большихъ сараевъ, по стѣмамъ которыхъ устроены широкія теплыя нары, нагрѣваемыя идущими отъ очаговъ трубами. Посреди юрты, между четырьмя столбами, находится возвышеніе, на которомъ спятъ собаки; въ большей части юртъ находится тутъ-же привязанный къ столбамъ медвѣженокъ или медвѣдь, съ которымъ они забавляются. Подъ потолкомъ юрты растянуто нѣсколько жердей, на которыхъ они вѣшаютъ свою одежду и всякую рухлядь. Въ очагахъ, расположенныхъ по обѣимъ сторонамъ входной двери, вмазаны котлы, въ которыхъ они готовятъ пищу и для себя, и для собакъ, и для медвѣдя. При каждой изъ таковыхъ юртъ, по берегу рѣки, устроены на возвышеніи, на столбахъ,небольшіе чуланы, служащіе для храненія запасовъ рыбы, ягодъ, кореньевъ, юколы и нерпичьяго жира -- продуктовъ ихъ пищи и, наконецъ, противъ каждаго сарая находится нѣсколько положенныхъ на козла жердей; на эти жерди гилячки вѣшаютъ чищеную рыбу, изъ которой мясо идетъ на пищу людей, а средина -- кости -- для собакъ. Рыба эта, провяленая на солнцѣ, называется у нихъ юколою и составляетъ самую главную необходимость для инородца, все равно какъ у насъ хлѣбъ и соль. Такая юрта или сарай со всѣми въ ней принадлежностями составляетъ хозяйство инородца. Сооружаетъ это хозяйство обыкновенно одно семейство, но поселиться въ юртѣ и пользоваться этимъ хозяйствомъ можетъ всякій изъ инородцевъ, который не имѣетъ онаго, хотя бы то былъ пришелецъ, совершенно посторонній и незнакомый хозяину юрты. Здѣсь-то и проявляется право хозяина, именно: онъ назначаетъ число мѣстъ на нарахъ, которыя могутъ быть отведены для постороннихъ и назначаетъ по своему усмотрѣнію работы, которыя должны исполнять въ его пользу пришельцы; онъ же наблюдаетъ за точнымъ исполненіемъ пришельцами самыхъ священныхъ для нихъ обычаевъ (въ родѣ религіи), состоящихъ въ томъ, чтобы никто не ложился на нары головой къ стѣнѣ и чтобы никто не выносилъ изъ юрты огня. Они были убѣждены, что, въ случаѣ неисполненія этого въ какой-либо деревнѣ, всѣ жители ея должны умереть и все уничтожиться. Неисполненіе этого обычая кѣмъ либо изъ пришельцевъ, а равно буйство и неисполненіе обязанностей, возложенныхъ хозяиномъ, влечетъ за собой немедленное изгнаніе гостя, и въ этомъ случаѣ хозяева остальныхъ юртъ, подъ страхомъ немедленной казни (ножемъ или утопленіемъ), не могутъ укрыть или пріютить изгнанника.
   Послѣ всего сказаннаго, не странно ли мнѣ было получать почти съ каждой почтой наставленія и приказанія изъ петербургскихъ канцелярій, чтобы я главнымъ образомъ старался входить въ отношеніе съ старшинами инородцевъ, принимавшихся въ Петербургѣ за какихъ-то вассальныхъ китайскихъ князей. Мнѣ писали, чтобы я заключилъ съ ними условія, въ родѣ торговыхъ трактатовъ, какія заключаются только между образованными націями и, наконецъ, чтобы подъ строгою отвѣтствеиностъю я отнюдь не распространялъ своихъ дѣйствій далѣе Николаевска.
   Все что можно было вывести изъ свѣдѣній, доставленныхъ упомянутымъ путемъ, инородцами, въ общихъ чертахъ заключается въ слѣдующемъ: 1) Что рѣка Амуръ около селенія Кизи довольно близко подходитъ къ морскому берегу. 2) Что въ недальнемъ разстояніи отъ селенія Коль лежатъ озера и что рѣки, впадающія въ эти озера, близко подходятъ къ рѣкамъ Тугуръ и Амгунь; что всѣ рѣки эти берутъ свое начало изъ того же хребта горъ, изъ котораго выходятъ рѣки: Уди, Гиринь и Бурея. 3) Что одно изъ озеръ, Ухдыль, посредствомъ протоки Уй, при селеніи Ухтре, соединяется съ рѣкою Амуръ, и что берега этой протоки, сколько можно было понять изъ объясненій гиляковъ, должны быть удобны къ заселенію и основанію на нихъ элинга. 4) Что въ селеніе Ухтре, на озерѣ Ухдыль и ближайшія къ нему селенія Пуль и Бальмъ, лежащія на лѣвомъ беру рѣки Амуръ, пріѣзжаютъ, по первому зимнему пути, манджуры, для торговли съ инородцами. 5) Что путь вверхъ по Амуру, до селенія Кизи, а равно и путь чрезъ селеніе Коль и озеро Чли, ближайшее къ этому селенію, до селеяія Ухтре, представляются путями безопасными и болѣе другихъ проѣзжими. Чтобы достигнуть изъ Петровскаго до селенія Кизи, по словамъ гиляковъ, надобно спать отъ 12 до 15 ночей, а до селенія Ухтре отъ 15-ти до 18 ночей.
   Въ виду этихъ свѣдѣній, прежде чѣмъ приступить къ положительнымъ изслѣдованіямъ, клонившимся къ разрѣшенію упомянутыхъ 2-хъ вопросовъ: пограничнаго и морского, я счелъ необходимымъ сдѣлатъ предварительную рекогносцировку къ юго-востоку и юго-западу. Поэтому, 10-го ноября, я командировалъ по первому направленію мичмана Чихачева, до селенія Кизи, а по второму -- прапорщика Орлова, чрезъ селеніе Коль, до селенія Ухтре.
   Мичманъ Чихачевъ съ прикащикомъ Березинымъ, однимъ гилякомъ и однимъ казакомъ отправился въ путь, на двухъ нартахъ. Офицеру этому приказано было, главное, собирать свѣдѣнія о путяхъ, ведущихъ съ рѣки Амуръ въ болѣе или менѣе закрытые заливы, лежащіе на прибрежьѣ Татарскаго залива, а равно о состояніи этого прибрежья и о плавающихъ въ заливѣ судахъ. Знакомясь съ туземцами, ихъ обычаями и образомъ жизни, стараться узнавать отъ нихъ о положеніи края, въ видахъ успѣшности и безопасности предстоящихъ командировокъ. Прикащику же Березину поручить вступать въ торговыя сношенія съ туземцами и могущими встрѣтиться манджурами и узнавать о ихъ потребностяхъ и о способѣ веденія съ ними торговли.
   Г. Орловъ, знавшій очень хорошо тунгусскій языкъ, былъ отправленъ тоже на двухъ нартахъ съ гилякомъ. Офицеру этому приказано было обращать главнѣйшее вниманіе при собраніи свѣдѣній на то, дѣйствительно-ли находятся въ этомъ краѣ пограничные столбы, какъ сообщалъ о томъ въ 1845 году академикъ Мидендорфъ, и не имѣется-ли надъ оными со стороны китайскаго правительства наблюденія, какъ за пограничными знаками. Какое понятіе объ этихъ столбахъ имѣютъ туземцы, какое направленіе отъ верховьевъ рѣки Уди принимаетъ хребетъ горъ, изъ котораго выходятъ рѣки, впадающія въ упомянутыя озера, а также въ рѣки: Тугуръ, Бурею, Амгунь и Гиринь. Какое туземное названіе носитъ этотъ хребеть и какое имѣютъ понятіе о немъ туземцы, по сравненію съ хребтомъ, принимаемымъ за пограничный, который тянется отъ верховьевъ рѣки Уди къ западу, въ Забайкальскую область; т. е. тотъ-ли это самый хребетъ, или какой-либо отрогъ онаго. Осматривая систему озеръ, лежащихъ между селеніями Коль и Ухтре, обращать вниманіе на лѣса, произрастающіе по берегамъ этихъ озеръ и не имѣютъ-ли они между собою сообщенія посредствомъ протоковъ или рѣкъ. Достигнувъ протока Уй, обратить на него особенное вниманіе относительно глубины и удобствъ къ заселенію его береговъ и къ учрежденію на оныхъ элинга. Вступая въ торговыя сношенія съ инородцами и могущими встрѣтиться въ селеніяхъ Ухтре, Кальмъ и Пуль манджурами, узнавать объ ихъ потребностяхъ, способѣ торговли и о положеніи края, въ виду предстоящихъ командировокъ въ оный. Наконецъ, достигнувъ этимъ путемъ рѣки Амуръ, слѣдовать обратно подъ лѣвымъ ея берегомъ.
   20 декабря прибылъ изъ командировки въ Петровское мичманъ Чихачевъ съ прикащикомъ Березинымъ, а вслѣдъ за нимъ, 23 декабря, возвратился и г. Орловъ.
   Г. Чихачевъ сообщилъ, что, слѣдуя вверхъ по р. Амуръ и вступая въ торговыя сношенія съ инородцами, обитающими на правомъ берегу рѣки, за послѣднимъ селеніемъ гиляковъ, Ауръ; они достигли мангунскаго и частью нейдальскаго селенія Кизи, предѣла ихъ путешествія, лежащаго на рукавѣ рѣки Амуръ, и отъ инородцевъ узнали: 1) Что съ праваго берега рѣки Амуръ есть нѣсколько путей къ морю; большая ихъ часть ведетъ въ бухты и закрытые заливы, которыхъ на прибрежьяхъ Татарскаго залива находится не мало; что этими путями жители рѣки Амуръ ѣздятъ къ морю для промысла нерповъ. 2) Что самый короткій и болѣе другихъ удобный изъ этихъ путей тотъ, который идетъ изъ селенія Кизи по озеру того же имени. Послѣднее весьма близко подходитъ къ морю, такъ что по прорубленной, на этомъ перевалѣ, просѣкѣ, устланной бревнами, туземцы перетаскиваютъ свои лодки изъ озера къ морю. 3) Что отъ этого перевала въ близкомъ разстояніи къ югу находится закрытый заливъ Нангмаръ. 4) Что въ этотъ заливъ туземцы съ озера Кизи ѣздятъ зимою, на нартахъ, чрезъ небольшія горы. 5) Что раннею весною приходятъ въ Татарскій заливъ большія суда. 6) Что нѣкоторые манджуры, подстрекая гиляковъ дѣлать намъ зло, разсказываютъ, что будто-бы съ открытіемъ рѣки спустится изъ р. Сунгари большая манджурская сила, чтобы, насъ и всѣхъ гиляковъ, которые намъ помогаютъ, перерѣзать. Всѣ туземцы и въ особенности въ селеніяхъ Ауръ и Кизи принимали ихъ весьма дружественно.
   Г. Орловъ объяснилъ, что изъ селенія Коль онъ направился къ западу и, проѣхавъ по этому направленію около 70 верстъ, достигъ озера Чли, тянущагося отъ юго-востока съ сѣверо-западу и, по словамъ туземцевъ, имѣющаго въ окружности около 120 верстъ. Отъ селенія нейдальцевъ Чли, куда онъ прибылъ изъ селенія Коль, слѣдуя по южному берегу этого озера и проѣхавъ около 30 верстъ, онъ прибылъ въ селеніе тѣхъ же инородцевъ, Чальмъ, лежащее на юго-западномъ берегу озера. Отъ этого селенія, проѣхавъ по западному направленію 60 верстъ и переваливъ небольшія возвышенности, достигъ селенія и озера Нейдаль. Это озеро немного менѣе Чли, но направленіе его болѣе западное, именно, оно тянется отъ WSW къ ONO; съ запада въ него впадаетъ значительная рѣка того же имени (Нейдаль), по которой г. Орловъ, съ взятымъ изъ селенія туземцемъ, поднимался на разстояніе отъ устья около 25 верстъ. Они доходили до мѣста, при которомъ эта рѣка сближается съ рѣкою Тугуръ и оттуда нейдальцы и другіе инородцы ѣздятъ на эту послѣднюю. Для означенія перевала, а равно и мѣста, гдѣ они съѣзжаются для торговли, сложены большія груды камней, въ видѣ пирамидъ. По наблюденію Орлова, широта этого урочища оказалась 52o 57' N. Рѣка Нейдаль имѣетъ вообще восточное направленіе и, по словамъ туземцевъ, беретъ начало изъ того же хребта большихъ горъ, изъ котораго вытекаютъ рѣки: Уди, Тугуръ, Амгунь и Бурея. Этотъ хребетъ горъ нейдальцы называютъ Хинга, что значитъ каменный, сплошной (становой). На вопросъ Орлова, не знаютъ-ли они, какія горы идутъ къ западу и сѣверу отъ вершины р. Уди, они отвѣчали ему, что съ запада къ верховьямъ этой рѣки идутъ тѣ же горы Хинга, изъ которыхъ выходятъ упомянутыя рѣки, но что онѣ отличаются отъ послѣднихъ только тѣмъ, что во многихъ мѣстахъ на нихъ есть большія круглыя вершины {Для большаго уразумѣнія, нейдальцы чертили на снѣгу горы отъ запада и къ верховью рѣки Уди поворачивали ихъ на югъ. На горахъ же, до верховья р. Уди, рисовали круги въ видѣ яблока. Вѣроятно отъ этого и произошло прилагательное Яблоновой. Хинганскій становой хребетъ, какъ и означалось на картахъ.}. Къ сѣверу же отъ верховьевъ рѣки Уди, говорили они, идутъ совершенно другія горы. Между рѣками Уди и Тугуромъ есть нѣсколько урочищъ, у которыхъ собираются инородцы и при этихъ урочищахъ сложены такія же груды камней. Подобныя же груды и для той же цѣли, по словамъ ихъ, есть и за горами Хинга, къ западу. На вопросъ Орлова, не знаютъ-ли они въ этихъ мѣстахъ какихъ-либо иныхъ каменныхъ столбовъ, которые осматриваютъ манджуры или китайцы, они отвѣчали, что никакихъ подобныхъ столбовъ здѣсь нѣтъ и никогда не бывало; манджуровъ же и китайцевъ они никогда и не видали въ этихъ мѣстахъ, и не слыхали даже, чтобы они когда-либо сюда пріѣзжали.
   Отсюда, по указанію нейдальцевъ, Орловъ перевалилъ на небольшое озеро и селеніе Ахту (около 30 верстъ въ окружности), въ которое съ западной стороны впадаетъ рѣка того же имени; рѣка эта беретъ свое начало изъ хребта Хинга. Озеро Ахту лежитъ къ юго-западу отъ озера Нейдаль, въ разстояніи около 50 верстъ. Это пространство большею частію низменное и болотистое. Озеро посредствомъ небольшой протоки, направляющейся къ югу, на разстояніе около 20 верстъ, соединяется съ рѣкою Амгунь. Съ вершины рѣки Ахту, нейдальцы и другіе инородцы переваливаютъ черезъ хребетъ Хинга на притоки рѣки Буреи, рѣчки Нимеленъ и Кучуанъ.
   Изъ селенія Ахту, по упомянутой протокѣ, тянувшейся по низменности, г. Орловъ достигъ р. Амгунь и, проѣхавъ внизъ по оной около 30 верстъ, прибылъ въ нейдальское селеніе Кевби, къ которому подходитъ (на разстояніи около 40 верстъ къ югу) рѣка Биджи. Отъ селенія Кевби Орловъ ѣхалъ до рѣки Биджи до холмистой поверхности и, прослѣдовавъ внизъ по этой рѣкѣ около 25 верстъ, достигъ селенія Ухтре, расположеннаго при впаденіи этой рѣки въ озеро Ухдыль. Общее направленіе пути отъ селенія Ахту до р. Амгунь было SSO, по рѣкѣ Амгунь ONO, до рѣки Бдиджи на S, а по этой рѣкѣ до селенія Ухтре на ONO.
   Всѣ инородцы селеній Ахту, Кевби и Ухтре, относительно Хинганскаго хребта, подтвердили тѣ же самыя свѣдѣнія, какія г. Орловъ получилъ отъ нейдальдевъ на озерѣ Нейдаль и, сверхъ того, разсказывали: 1) что съ притока рѣки Амгунь, рѣчки малой Амгуни, они переваливали чрезъ Хинганскій хребетъ на лѣвый притокъ рѣки Буреи, рѣчку Бурейку, выходящую изъ этого хребта южнѣе истоковъ рѣчекъ Нимеленъ и Кучуанъ и рѣкъ Тугура и Нейдаль. 2) Что съ вершины рѣки Амгунь, подходящей близко къ вершинѣ р. Гиринь, они переваливаютъ чрезъ тотъ же хребетъ прямо на рѣку Бурею. 3) Что между рѣками Амгунь и Гиринь лежитъ большое озеро Самагиръ, берега котораго довольно густо населены инородцами, называющимися самагирами. 4) Что многіе нейдальцы перекочевали съ озера Ахту и рѣки Биджи на рѣку Амуръ, въ селеніе Кизи и въ окрестныя селенія, а къ морю, въ заливъ Нангмаръ. 5) Что манджуры не ѣздятъ въ этотъ край далѣе селенія Ухтре, лежащаго на берегу рѣки Амуръ, при устьѣ протоки, соединяющей съ этою рѣкою озеро Ухды овлены законом для начальника Охотского порта и служащих в нем офицеров.
   Это постановление Комитета 12 февраля 1851 года было утверждено императором, и на основании его я получил 16 февраля инструкции от генерал-губернатора. Вместе с этим Главное правление Компании в тот же день депешей уведомило меня, что добавочное довольствие будет производиться Компанией в следующих размерах: начальнику экспедиции по 1 500 рублей в год, офицерам по 200 рублей и нижним чинам по 40 рублей; требование на получение товаров и запасов от Компании, в пределах упомянутой суммы, а равно и отчёты агентов Компании должны утверждаться мной. На основании указания императора правительствующий Сенат 15 февраля 1851 года уведомил через трибунал внешних сношений китайское правительство о нашем намерении иметь наблюдение за устьем реки Амура.
   Таковы были распоряжения правительства по поводу последних моих действий и таковы были ничтожные средства, определённые на содержание и действие нашей экспедиции. Нам назначалось на всё не более 17 000 рублей в год, тогда как на содержание губернатора Камчатки и его канцелярии определялась значительно более крупная сумма. Из вышеописанного ясно, что мне, как и в первом случае, не давалось ни прав, ни средств предпринимать какие-либо меры для надлежащего водворения в этом крае. С этими распоряжениями я прибыл в половине июня в Охотск и, взяв оттуда людей и казённое довольствие, направился в Аян, чтобы принять там товары и запасы Компании и оттуда вместе с транспортом "Охотск", который должен был там находиться в конце июня, итти в Петровское.
   Неприбытие в Аян из Петровского транспорта "Охотск" придавало некоторое правдоподобие разнесшимся в то время в Аяне слухам, будто бы команда в Петровском подвергается величайшим опасностям и даже будто она уничтожена. Имея в виду это обстоятельство, я немедленно пошел из Аяна в Петровское на транспорте "Байкал", взяв с собой для усиления своих средств прибывший незадолго перед этим в Аян корабль Российско-Американской компании "Шелехов".
   Проездом из Петербурга 16 (28) апреля 1861 года я женился в Иркутске на девице Екатерине Ивановне Ельчаниновой, только что вышедшей из Смольного монастыря, племяннице бывшего в то время иркутского гражданского губернатора В. Н. Зорина. Моя молодая супруга решилась переносить со мной все трудности и лишения пустынной жизни в диком негостеприимном крае, удалённом на десяток тысяч верст от образованного мира.
   С геройским самоотвержением и беэ малейшего ропота она вынесла все трудности и лишения верховой езды по топким болотам и дикой гористой тайге Охотского тракта, сделав этот верховой переезд в 1 100 вёрст за 23 дня. Моя жена с первой же минуты прибытия своего в Петровское показала необыкновенное присутствие духа и стойкое хладнокровие. Барк "Шелехов", на котором я с ней находился, подходя к заливу Счастья, по случаю внезапно открывшейся течи {По освидетельствовании барка, как установила комиссия под председательством командира корвета "Оливуца" капитан-лейтенанта И. Н. Сущёва, изучавшая причины гибели "Шелехова", оказалось, что у форштевня отошли две обшивные доски.}, несмотря на все меры, начал погружаться в воду, так что только благоприятный ветер, дувший в направлении берега, и близость мели дозволили немедленно спуститься на последнюю и тем избавить всех от гибели. Когда "Шелехов" встал на мель, все палубы его уже были наполнены водой, и барк погружался почти до русленей87. В то же время перед входом в залив Счастья сел на мель и сопровождавший нас транспорт "Байкал". Выстрелов наших не было слышно в Петровском и потому ответа на них не было, кроме того, мрак не позволял видеть из Петровского наши суда. Это обстоятельство и толпа гиляков, собравшихся на лежавшей перед нами кошке, подтверждали, казалось, упомянутые неблагоприятные слухи, распространённые в Аяне. Положение наше у пустынного негостеприимного берега, вблизи судов, из которых одно лежало на банке затонувшим, а другое сидело на мели, было весьма опасное и критическое.
   Семейства пяти матросов, взятых из Охотска, и вся команда барка "Шелехов" соединились на верхней палубе, единственном месте, где не было воды, и с напряжённым вниманием ожидали избавления от этого опасного убежища, которое могло мгновенно измениться при первом свежем ветре с моря, В это время капитан барка лейтенант В. И. Мацкевич, поступивший в экспедицию юный лейтенант Н. К. Бошняк и помощники лейтенанта Мацкевича просили мою жену первой съехать на транспорт "Байкал", "Муж мой говорил мне, что при подобном несчастии командир и офицеры съезжают с корабля последними, -- отвечала им Екатерина Ивановна. -- Я съеду с корабля тогда, когда ни одной женщины и ребенка не останется на нем; прошу вас заботиться о них". Так моя жена и поступила.
   Между тем, ветер стих и мрак рассеялся. Гиляки собрались на кошке, чтобы помочь нам выйти на берег, и дали знать в Петровское, откуда немедленно были высланы две шлюпки. "Байкал", как только начался прилив, снялся с мели, и все семейства и команда были перевезены благополучно с барка. Таким образом, все слухи, распространённые в Аяне, оказались ложными.
   Оставшиеся в Петровском Орлов и Гаврилов успели выстроить три домика для помещения офицеров, 30 человек команды и товаров. Мне с женой пришлось на первое время разделить флигель в две комнаты с семейством Орлова.
   Орлов и Гаврилов сообщили мне: 1) что, согласно моему распоряжению, транспорт "Охотск" с открытием навигации в Петровском начал готовиться к походу, но начавшаяся внезапно буря с сильным ледоходом по заливу выбросила транспорт на берег. Кроме того, по гнилости транспорта в нем открылась такая сильная течь, что не было никакой возможности выйти в море; 2) что последним зимним путем Орлов с 8 человеками отправился на мыс Куегда, чтобы срубить домик для Николаевского поста, но только что он начал рубить лес для этого, как гиляки соседних деревень встревожились и объявили ему, что маньчжуры им строго приказали не позволять русским здесь селиться и что из Сен-зина с открытием реки придет сюда большая сила для истребления всех русских и для наказания смертью тех гиляков, которые будут помогать им. Поэтому Орлов во избежание неприятных столкновений, которые могли бы повредить нашим действиям, впредь до прибытия подкреплений оставил рубку леса и ограничился лишь только тем, что с открытием навигации послал в лиман шлюпку наблюдать за устьем Амура {Это обстоятельство, вероятно, и было поводом к распространению упомянутых слухов в Аяне.}; 3) что все сношения его с окрестными гиляками были дружественными и что от них он узнал о плававших ранней весной в Татарском проливе больших судах, доходивших до лимана. Наконец, 4) что за два дня до нашего прихода стояло на Петровском рейде американское китобойное судно. Шкипер его съезжал на берег, и Орлов объявил ему, что всё побережье пролива вплоть до Кореи и вся эта сторона составляет русское владение.
   В Петровское прибыли со мной 22-летний лейтенант Н. К. Бошняк, прапорщик корпуса штурманов А. И. Воронин, доктор Орлов, топограф Штегер, 30 человек матросов и казаков, из которых пять человек семейных, и приказчик Российско-Американской компании якутский мещанин Березин; таким образом, вся команда Амурской экспедиции, соединённая с командой транспорта "Охотск", составляла 70 человек.
   По прибытии в Петровское всё наше внимание было обращено на разгрузку барка "Шелехов", лежавшего на банке в 10 милях от Петровского, что было сопряжено с большими трудностями и препятствиями. К счастью, стояла постоянно тихая погода, а пришедший на Петровский рейд военный корвет "Оливуца" под командой капитана Сущёва помог этому делу. При благородном и ревностном содействии капитана "Оливуца" {Корвет "Оливуца", под командой капитан-лейтенанта Ивана Николаевича Сущёва, на основании распоряжения, последовавшего в январе 1850 года, осенью того же года был послан из Кронштадта на службу в камчатские воды для подкрепления Петропавловского порта и крейсерства в Камчатском и Охотском морях.} и при энергичной деятельности лейтенанта Мацкевича и всех команд разгрузка барка была кончена и весь груз его, кроме соли и сахара, был спасен. Спасли также рангоут и весь такелаж, все же усилия к снятию барка с мели остались тщетны. Барк "Шелехов" был куплен Компанией в Сан-Франциско, и, как оказалось, Компания в этом случае была обманута, так как по осмотре барка комиссией под председательством командира корвета И. Н. Сущёва было найдено, что подводная часть его была скреплена до такой степени слабо, что держалась только на одной обшивке, так что при первом свежем ветре с моря барк сейчас же развалился и от него не осталось ни малейшего следа.
   Сделав распоряжение о выгрузке барка и о снятии корпуса, я послал мичмана Н. М. Чихачёва с топографом Поповым для наблюдения за южной частью лимана и для подробной съёмки берега южного пролива (Н. М. Чихачёв поступил в экспедицию с корвета "Оливуца"). Сам же я с лейтенантом Бошняком, приказчиком Березиным и с 25 человеками вооруженных людей на байдарке и вельботе отправился через лиман в реку Амур для подкрепления Николаевского порта, обеспеченного в то время посланной Орловым из Петровского четырехвесельной, вооружённой однофунтовым фальконетом, шлюпкой. По прибытии на мыс Куегда я собрал окрестных гиляков и объявил им, "чтобы они не верили маньчжурским торгашам и не слушались их. Если кто-либо из них будет распускать враждебные для нас слухи, то чтобы таковых представляли в Николаевск, где они будут строго наказаны, а равно будут строго наказываемы и те из гиляков и из других народов, которые осмелятся нам угрожать, а тем более изъявлять против нас какие-либо враждебные поступки. Вся эта страна русская, и мы не дозволим никому распоряжаться. Маньчжуров же мы не боимся и заставим их себя уважать и бояться".
   Назначив лейтенанта Н. К. Бошняка начальником Николаевского поста, я приказал ему: 1) постоянно иметь при посте военный флаг и при флаге и орудии караул и держать всегда часового, 2) построить на зиму помещение для команды и 3) приказчику Березину начать расторжку с инородцами. Сделав эти распоряжения, 29 июля на вельботе я возвратился в Петровское. С корветом "Оливуца", отправлявшимся 1 августа в Аян с командой затонувшего барка "Шелехов", я послал донесение как об этом происшествии, так и о распоряжениях моих генерал-губернатору и депешей уведомил Главное правление Российско-Американской компании о гибели барка. В заключении моего донесения генерал-губернатору я писал: "Из приложенного при сем акта комиссии, свидетельствовавшей во всей подробности барк "Шелехов", вы усмотрите, что надобно благодарить бога, что это происшествие, обнаружившее всю ненадежность барка, случилось у берега, на который была возможность спасти людей и весь почти груз барка с его вооружением, так как в таком состоянии, какое оказалось при его осмотре, он неминуемо погиб бы в океане при свежем ветре со значительной качкой на переходе, который ему предстоял из Аяна в Ситху".
   По прибытии мичмана Н. М. Чихачёва из южной части лимана я отправил его вместе с Орловым на шестивесельной шлюпке вверх по реке Амгуни с целью ознакомления с этим большим притоком реки Амура, впадающим в него близ Николаевского поста, а равно с целью собирания предварительных сведений от населения о путях, ведущих с этой реки к Хинганскому хребту, откуда она берет свое начало. Мне нужны были эти сведения, потому что первое, что я предполагал сделать, -- это разрешить пограничный вопрос, то-есть обследовать направление этого хребта от верховьев реки Уды.
   Посланные офицеры, войдя в реку Амгунь по протоке, соединяющей её с протокой Пальво (обследованной мной в 1850 году), и поднявшись по Амгуни до селения Кервет, 8 октября возвратились в Петровское и донесли мне: а) что река Амгунь значительна и судоходна и направление течения имеет вообще северо-восточное; б) по словам туземцев, она выходит из тех гор, из которых берут начало реки Уда, Тугур, Бурея и Зея. Жители селения Кервет (самагиры) называют эти горы Хинга, что значит каменные, большие. Исток реки Амгунь, по их словам, гораздо южнее истоков рек Уды, Тугура и Буреи. К реке Амгуни близко подходит река такой же величины -- Горин, которая также берет начало из этих гор, но исток этой последней расположен южнее истока Амгуни88. От селения Кервет до упомянутого хребта, по Амгуни, они ездят на собаках около 15 дней; в) что самагиры ни от кого не зависимы и ясака не платят. Они приняли Чихачёва и Орлова весьма радушно и жаловались, что маньчжуры, приезжающие к ним для торговли, обманывают их и делают различные бесчинства, и в заключение просили, чтобы мы перебрались к ним.
   К половине октября в Николаевском были готовы две юрты, обнесённые засеками, а в Петровском -- флигель в 3 сажени (5,5 м) ширины и 5 сажен (9 м) длины для нашего помещения. Само собой разумеется, что всё это делалось из леса прямо с корня; печи же, или, лучше сказать, чувалы (вроде каминов), были или сбиты из глины, или сложены из сырого кирпича, без всяких оборотов, с пролётом на прямую. Ясно, что жить в подобных хоромах было далеко не комфортабельно: во время метелей (нург), случавшихся нередко на открытой кошке, все строения были заметаемы снегом, так что попадать в них было возможно не иначе, как через чердаки, много стоило труда, чтобы разгрести окна для света и двери для входа. Ближайший к нам сколько-нибудь цивилизованный пункт -- Аян -- лежал в 1000 верстах пустынного и бездорожного пространства, по которому тунгусы верхом на оленях едва могли добираться в 5 или 6 недель.
   Несмотря на всё это и на различные лишения и недостатки в самых необходимых потребностях для цивилизованного человека, офицеры и команды по примеру образованной и молодой женщины, моей жены, заброшенной судьбой в эту ужасную пустыню и разделявшей наравне с нами без всякого ропота все эти лишения и опасности, переносили их твердо и бодро, сознавая долг свой и пользу от их трудов для Отечества.
   Главным и единственным, общим для всех развлечением летом было катанье, по заливу на гилякских лодках, а зимой на собаках. При этом все мы, и Екатерина Ивановна надевали оленьи парки (вроде стихаря), ибо всякая другая одежда была неудобна для такой дикой езды, какая принята в том крае.
   Раз предупреждённое энергическими мерами готовившееся восстание нескольких гилякских селений, подстрекаемых к этому маньчжурскими купцами-кулаками, которым мы делались соперниками в торговле и, главное, не дозволяли опаивать гиляков и нахально обирать их, наказывая за это по-русски, в присутствии гиляков; строгое соблюдение нами как бы священных для гиляков их обычаев {Самым священным обычаем у них было не выносить из юрты огня и ложиться на нары, которые окружали стены их юрт, непременно головой не к стене, как обыкновение у нас принято, а от стены, и прочие мелочи, которым не трудно было уступить.} и, наконец, строгое взыскание при них же и с наших людей за всякую причинённую им обиду -- постепенно располагали гиляков в нашу пользу. Вместе с тем наши пушки, вооружённый вид команды, обычная церемония при подъеме и спуске военного флага, при которой дозволялось им присутствовать, поселяли к нам уважение и убеждение, что мы пришли к ним не с тем, чтобы их поработить, как старались внушать им кулаки-маньчжуры, но, напротив, защищать их от всяких насилий и не касаться их обычаев. Они скоро поняли, что мы не хотим благодетельствовать их нашими реформами, несродными им, и, наконец, что мы глубоко вникаем в их нравы и обычаи и маньчжуров не боимся.

   Ласковое обращение со всеми приезжавшими в наши посты гиляками ещё более усиливало в них упомянутое убеждение. Они охотно, без всякого опасения, всё чаще и чаще начали являться в Николаевское и в особенности в Петровское, где Екатерина Ивановна усаживала их в кружок на пол, около большой чашки с кашей или чаем, в единственной, бывшей во флигеле у нас, комнате, служившей и залом, и гостиной, и столовой. Они, наслаждаясь подобным угощением, весьма часто трепали хозяйку по плечу, посылая её то за тамчи (табак), то за чаем. Несмотря на то, что это общество никогда не мывшихся гиляков, одетых в собачьи шкуры, пропитанные нерпичьим жиром, было невыносимо тягостно не только для молодой образованной женщины того круга, к которому принадлежала моя жена, но и для всякой крестьянки, Екатерина Ивановна переносила с полным самоотвержением как эти посещения, так и их последствия, то-есть грязь и зловоние, которое оставляли после себя гости в единственной нашей комнате.
   Она понимала, что только этим путём мы могли приобретать понятия о стране пустынной и неизвестной, в которой нам предстояло действовать для блага Отечества. Такой радушный приём развязывал языки нашим гостям: гиляки и другие представители населявших низовья Амура народов с охотой и откровенностью рассказывали нам о положении края, о реках, его орошающих, о путях, по которым они ездят на нартах и лодках, о затруднениях и опасностях, какие могут встретиться при этих поездках, и о средствах к устранению их. Наконец, они знакомили нас с нравами, обычаями, образом жизни и вообще с положением и состоянием народов, обитавших в этом крае.
   Весьма естественно, что подобные сведения были далеко не удовлетворительными; так например, при вопросе о расстоянии между пунктами, гиляк чертил на полу мелом или углём палки, означавшие число ночей, которые надобно спать, чтобы, следуя на собаках или в их лодке, достигнуть известного места. Но, вместе с тем, эти и подобные сведения давали нам понятие о времени и препятствиях, какие нужно ожидать при исследовании страны, и на что обращать больше внимания, тем более, что средства наши для этой цели состояли тогда из тех же нарт с собаками и утлых гилякских лодок. Кроме того, без предварительных сведений о такой огромной и пустынной стране, которая рисовалась нам на картах, по одним легендам, большей частью ложным, нельзя было и составить по возможности практический план для действий, который направлял бы к главной цели. Между тем таковой план был необходим, так как всякая командировка в край, особенно в видах прочного водворения в нем, как выше видели, мне строго была запрещена, а потому лежала единственно на моей ответственности. Ясно, что при таком положении, прежде чем решиться предпринять командировку, необходимо было уяснить не только практическую возможность её исполнения с нашими ничтожными средствами, но и вполне взвесить степень безопасности посылаемых и дать им такие подробные наставления, которые отстранили бы эти опасности и затруднения.
   Главная цель моя заключалась в том, чтобы фактически объяснить правительству значение для России этого края на отдалённом нашем Востоке; для этого предстояло разрешить нам, как я выше упомянул, два вопроса: вопрос пограничный и вопрос морской, обусловливавший значение для России Приамурского края в политическом отношении.
   К ноябрю месяцу все команды в Петровском и Николаевском были, по возможности, размещены на зиму, и Николаевский пост был обеспечен продовольствием и товарами. К этому же времени с тунгусами, прикочевавшими на Петровскую кошку из Удского края, было заключено условие о доставке зимним путём верхом на оленях писем и депеш в Аян; они взялись отвозить в Аян из Петровского почту не более двух раз в зиму. Летом почта от нас должна была доставляться в Аян на казённых судах, совершавших рейсы между Аяном и Петровским. Это обыкновенно случалось два или три раза в лето. Таким образом, мы имели сведения из России в продолжение года не более четырёх или пяти раз. Особого судна для экспедиции назначено не было, потому что вся камчатская флотилия состояла из двух транспортов ("Байкал" и "Иртыш") и двух ботов ("Кадьяк" и "Камчадал"). Эти суда постоянно были заняты снабжением Петропавловска, который силились возвести тогда на степень главного нашего порта на Восточном океане. Эти суда должны были развозить продовольствие в Гижигу, Тигиль, Большерецк и Нижнекамчатск, а потому отделять какое-либо из них для экспедиции не представлялось никакой возможности.
   Имея в виду эти обстоятельства, генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв приказал зимой 1850 на 1851 год выстроить в Охотске бот для экспедиции, но по случаю переноса этого порта в Петропавловск распоряжения Николая Николаевича исполнить не могли, а вместо бота в сентябре 1852 года доставлена была в Петровское, на боте "Кадьяк", только часть такелажа и парусины, которые предназначались на вновь строившийся бот. "Кадьяк" по случаю открывшейся в нем сильной течи не мог возвратиться в Петропавловск и остался на зимовку в Петровском. К навигации мы, по возможности, исправили его, и я надеялся, что по крайней мере он останется при экспедиции, но эта надежда осталась тщетной. После первого же рейса, сделанного им из Петровского в Аян, по распоряжению камчатского губернатора, он был взят из экспедиции и отправлен с продовольствием в Гижигу.
   Суда Российско-Американской компании, плававшие между Ситхой и Аяном, по условию правительства с Компанией не обязаны были заходить в Петровское. Если в продолжение трёх лет и являлось иногда одно из этих судов на Петровском рейде, то это делалось единственно по милости и сердоболию начальника Аянского порта Кашеварова и то только в таких случаях, когда без прихода этого судна всем нам угрожала чуть не голодная смерть.
   В какой степени была правильна и надежна наша зимняя почта, отбывавшая, как мы сейчас видели, с тунгусами на оленях, показывает следующее обстоятельство: нередко тунгус, отправленный с почтой из Петровского, через две или три недели возвращался с дороги обратно с объяснением, что он мало взял с собою пороху и чаю; он вешал в подобных случаях сумку с почтой на берёзу и просил, чтобы пополнили эти запасы. После вышеизложенного естественно, что тунгус с почтой из Аяна и наше судно с моря встречались в Петровском всеми с особым чувством, которое могут понять только люди, заброшенные в пустыню, отрезанную от всего цивилизованного мира. В особенности это было ощутительно для моей жены, попавшей в такую ужасную обстановку.
   Не мало труда стоило нам приучить гиляков и других местных жителей к своевременной доставке писем из наших постов и от лиц, командированных в новый край. Они не понимали, что позднее исполнение подобных поручений утрачивает их значение. Они считали, что, когда бы ни доставить писку (как они называли письмо и всякую бумагу), всё равно, лишь бы только она была доставлена. Так часто случалось, что из Николаевского привозил мне гиляк письмо через два или три месяца, а от офицеров, командированных дальше, случалось получать корреспонденцию ещё позже этого времени, а иногда письмо придет только тогда, когда пославший его офицер уже возвратился. Не мало стоило труда, чтобы без всяких потрясений жизни и обычаев инородцев внушить им понятие о праве и старшинстве. Единственным правом, как я выше заметил, они считали нож и физическую силу и полагали, что без этого возможно исполнить только тогда, когда им угодно, -- и то за такие товары, какие им понравятся.
   Надобно было глубоко изучить их жизнь и обычаи, заменявшие у них законы, чтобы навести их на необходимость иметь в селениях такого человека, к которому мы могли бы обращаться с приказаниями и который, в свою очередь, мог бы требовать от них беспрекословного исполнения. Привести к этому убеждению аборигенов Нижнеамурского края много помогло нам знание существовавших у них обычаев, принимавшихся ими за коренные и непреложные законы, вроде поместного права.
   Гиляки вообще живут значительными селениями (от 15 до 200 душ и более); эти селения состоят из юрт, наподобие больших сараев, по стенам которых устроены широкие теплые нары, нагреваемые идущими от очагов трубами. Посреди юрты между четырьмя столбами находится возвышение, на котором спят собаки; в большей части юрт находится тут же привязанный к столбам и медвежонок или медведь, с которым они забавляются. Под потолком юрты растянуто несколько жердей, на которых они вешают свою одежду и всякую рухлядь. В очагах, расположенных по обеим сторонам входной двери, вмазаны котлы, в которых гиляки готовят пищу для себя, для собак и для медведя. При каждой из таких юрт вблизи реки устроены на столбах высоко над землей небольшие чуланы, служащие для хранения запасов рыбы, ягод, кореньев, юколы и нерпичьего жира -- главных продуктов их питания. Наконец, против каждого сарая находится несколько положенных на козла жердей; на эти жерди гилячки вешают чищеную рыбу, из которой мясо идет в пищу людям, а требуха и кости -- собакам. Рыба эта, провяленная на солнце, называется у них юколой; она является самым главным продуктом питания всех обитающих здесь народов, все равно как у нас хлеб или соль. Такая юрта или сарай со всеми смежными с ней службами составляет хозяйство местных аборигенов. Сооружает это хозяйство обыкновенно одно семейство, но поселиться в юрте и пользоваться им может всякий, кто его не имеет, хотя бы то был пришелец, совершенно посторонний и незнакомый хозяину юрты. Здесь-то и проявляется право хозяина, выражающееся в том, что он назначает число мест на нарах, которые могут быть отведены для посторонних, и назначает по своему усмотрению работы, которые должны исполняться в его пользу пришельцами; он же наблюдает за точным исполнением пришельцами самых священных для них обычаев, состоящих в том, чтобы никто не ложился на нары головой к стене и чтобы никто не выносил из юрты огня. Они были убеждены, что, в случае неисполнения этого в какой-либо деревне, все жители её должны умереть или быть уничтожены. Неисполнение этого обычая кем-либо из пришельцев, а равно буйство и неисполнение обязанностей, возложенных хозяином, влечет за собой немедленное изгнание гостя, и в этом случае хозяева остальных юрт под страхом немедленной казни не могут укрыть или приютить изгнанника.
   После всего сказанного не странно ли мне было получать почти с каждой почтой наставления и приказания из петербургских канцелярий, чтобы я главным образом старался входить в сношения со старшинами гиляков, тунгусов и других народов, посещавших нижнее течение Амура, которых в Петербурге считали какими-то вассальными китайскими князьями. Мне писали, чтобы я заключил с ними условие, вроде торговых трактатов, какие заключаются только между образованными нациями, и, наконец, чтобы под строгой ответственностью я отнюдь не распространял своих действий далее Николаевска.
   Всё, что можно было вывести из сведений, доставленных упомянутым путём гиляками, в общих чертах заключается в следующем: 1) что река Амур около селения Кизи довольно близко подходит к морскому берегу89; 2) что в недалёком расстоянии от селения Коль лежат озёра и что реки, впадающие в эти озёра, близко подходят к рекам Тугуру и Амгуни; что все реки эти берут свое начало с того же хребта гор, с которого стекают реки Уда, Горин и Бурея; 3) что одно из озёр -- Удыль, посредством протоки Уй, соединяется у селения Ухта с рекой Амуром и что берега этой протоки, сколько можно было понять из объяснений гиляков, должны быть удобны для заселения; 4) что в селение Ухта на озеро Удыль и ближайшие к нему селения Пуль и Кальм, лежащие на левом берегу Амура, для торговли с местным населением приезжают по первому зимнему пути маньчжуры; 5) что путь вверх по Амуру, до селения Кизи, а равно и путь через селение Коль и озеро Чли, ближайшее к этому селению, до селения Ухта, представляются путями безопасными и более других проезжими. По словам гиляков, чтобы доехать из Петровского селения в Кизи надобно спать от 12 до 15 ночей, а до селения Ухта -- от 15 до 18 ночей.
   Ввиду этих сведений, прежде чем приступить к исследованиям, клонившимся к разрешению упомянутых двух вопросов: пограничного и морского, я счёл необходимым сделать предварительную рекогносцировку к юго-востоку и юго-западу. Поэтому 10 ноября я командировал по первому направлению мичмана Чихачёва до селения Жизи, а по второму -- прапорщика Орлова через селение Коль до селения Ухта.
   Мичман Чихачёв с приказчиком Березиным, одним гиляком и одним казаком отправились в путь на двух нартах. Офицеру этому приказано было, главное, собирать сведения о путях, ведущих с реки Амура в более или менее закрытые заливы, лежащие на побережье Татарского пролива, а также о плавающих здесь судах. Знакомясь с туземцами, их обычаями и образом жизни, стараться узнавать от них о положении края, принимая во внимание успешность и безопасность предстоящих командировок. Приказчику Березину поручалось вступить в торговые сношения с гиляками и могущими встретиться маньчжурами и узнавать о их потребностях и о способе ведения с ними торговли.
   Орлов, знавший очень хорошо тунгусский язык, был отправлен тоже на двух нартах с гиляками. Ему приказано было обращать главнейшее внимание на то, действительно ли находятся в этом крае пограничные столбы, как сообщал о том в 1845 году академик Миддендорф, и не имеется ли над ними со стороны китайского правительства наблюдения как за пограничными знаками; какое представление об этих столбах имеет население, какое направление от верховьев реки Уды принимает горный хребет, с которого берут начало реки, впадающие с одной стороны в упомянутые озёра, а с другой -- в реки Тугур, Бурея, Амгунь и Горин; какое местное название носит этот хребет и какое имеется представление о нем у аборигенов по сравнению с хребтом, принимаемым за пограничный, который тянется от верховьев реки Уды к западу, в Забайкальскую область, то-есть есть ли это тот же самый хребет или какой-либо его отрог. Осматривая систему озёр, лежащих между селениями Коль и Ухта, обращать внимание на леса, произрастающие по берегам их, и не сообщаются ли эти озёра между собой при посредстве проток или рек. Достигнув протоки Уй, обратить на неё особенное внимание относительно глубины и удобств к заселению её берегов и к учреждению на них эллинга. Вступая в торговые сношения с гиляками и могущими встретиться в селениях Ухта, Кальм и Пуль маньчжурами, собирать сведения об их потребностях, способе торговли и географии края, что необходимо в связи с предстоящими поездками по новому неизвестному краю. Наконец, достигнув этим путём Амура, следовать обратно под его левым берегом.
   20 декабря прибыл из командировки в Петровское мичман Чихачёв с приказчиком Березиным, а вслед за ним 23 декабря возвратился и Орлов.
   Чихачёв сообщил, что, следуя вверх по реке Амуру и вступая в торговые сношения с местным населением, обитающим на правом берегу реки за селением гиляков Аур, они достигли мангунского и частью нейдальского селения Кизи, предела их путешествия, лежащего на рукаве реки Амура, и от жителей узнали: 1) что с правого берега реки Амура есть несколько путей к морю; большая их часть ведёт в бухты и закрытые заливы, которых на побережье Татарского пролива находится немало; что этими путями жители реки Амура ездят к морю для промысла нерпы; 2) что самый короткий и более других удобный из этих путей -- тот, который идет из селения Кизи по озеру того же имени; последнее весьма близко подходит к морю, так что по прорубленной на этом перевале просеке, устланной брёвнами, гиляки перетаскивают свои лодки из озера к морю; 3) что от этого перевала в близком расстоянии к югу находится закрытый залив Нангмар90; 4) что в этот залив гиляки с озера Кизи ездят зимой на нартах через большие горы; 5) что ранней весной приходят в Татарский пролив большие суда; 6) что некоторые маньчжуры, подстрекая гиляков делать нам зло, рассказывают, что будто бы с открытием реки спустятся из реки Сунгари большие маньчжурские силы, чтобы нас и всех гиляков, которые нам помогают, перерезать; все местные жители, в особенности в селениях Аур и Кизи, принимали их, Чихачёва со спутниками, весьма дружественно.
   Орлов объяснил, что из селения Коль он направился к западу и, проехав в этом направлении около 70 вёрст, достиг озера Чли, имеющего, по словам гиляков, около 120 вёрст в окружности. От селения нейдальцев Чли, следуя по южному берегу одноименного озера, он, проехав около 30 вёрст, прибыл в заселённое теми же нейдальцами селение Чальм, лежащее на юго-западном берегу озера. От этого селения, проехав по западному направлению 60 вёрст и перевалив небольшие возвышенности, достиг селения и озера Нейдаль. Это озеро немного менее Чли, но направление его более западное, именно: оно тянется от запада-юго-запада к востоку-северо-востоку; с запада в него впадает значительная река того же имени (Нейдаль), по которой Орлов с жителями этого селения поднимался на расстояние около 25 вёрст от устья. Они доходили до места, где эта река сближается с рекой Тугуром и откуда нейдальцы ездят на эту последнюю91. На перевалах, а также и в местах, где они съезжаются для торговли, сложены большие груды камней в виде пирамид.
   По наблюдению Орлова, северная широта этого урочища оказалась 52o57'. Река Нейдаль имеет вообще восточное направление и, по словам жителей, берёт начало из того же большого хребта, из которого вытекают реки Уда, Тугур, Амгунь и Бурея. Этот хребет называют Хинга, что значит каменный, сплошной (становой). На вопрос Орлова, не знают ли они, какие горы идут к западу и северу от вершины реки Уды, они отвечали ему, что с запада к верховьям этой реки подходят те же горы Хинга, из которых выходят упомянутые реки, но что они отличаются от последних только тем, что там во многих местах встречаются большие округлые вершины {Нейдальцы чертили на снегу горы, изображая их протягивающимися с запада к верховьям реки Уды, и затем поворачивали их на юг. На месте же расположенных западнее верховьев реки Уды они рисовали круги в виде яблока. Вероятно, от этого и произошло прилагательное "Яблоновый" Хинганский становой хребет, как и означалось на картах92.}. К северу же от верховьев реки Уды, говорили они, идут совершенно другие горы. Между реками Удой и Тугуром есть несколько урочищ, близ которых собираются живущие здесь поселяне и где сложены такие же груды камней. Подобные же груды и для той же цели, по словам их, есть и за горами Хинга к западу. На вопрос Орлова, не знают ли они в этих местах каких-либо иных каменных столбов, которые осматривают маньчжуры или китайцы, они отвечали, что никаких подобных столбов здесь нет и никогда не бывало; маньчжуров же и китайцев они никогда и не видали в этих местах и не слыхали даже, чтобы они когда-либо сюда приезжали.
   Отсюда по указанию нейдальцев Орлов перевалил на небольшое (около 30 вёрст в окружности) озеро и селение Ахту, в которое с западной стороны впадает река того же имени; река эта берет свое начало из хребта Хинга. Озеро Ахту лежит на расстоянии около 50 вёрст к юго-западу от озера Нейдаль. Это пространство большей частью низменное и болотистое. Озеро посредством небольшой протоки, вытекающей из него в южном направлении, после 20 вёрст течения соединяется с рекой Амгунью. С вершины реки Ахту нейдальцы переваливают через хребет Хингг на притоки Буреи.
   Из селения Ахту по указанной выше протоке, следующей по низменности, Орлов достиг реки Амгуни и, проехав вниз по ней около 30 вёрст, прибыл в нейдальское селение Керби {Теперь поселок имени Полины Осипенко. (Прим. ред.)}, к которому подходит (на расстоянии около 40 вёрст к югу) река Биджи. От селения Керби Орлов ехал рекой Биджи по холмистой поверхности и, проследовав вниз по этой реке около 25 вёрст, достиг селения Ухтре, расположенного при впадении этой реки в озеро Удыль. Общее направление пути от селения Ахту до реки Амгуни было юго-юго-восточное, по реке Амгуни восточно-северо-восточное, до реки Биджи на юг, а по этой реке до селения Ухтре на восток-северо-восток93.
   Жители Ахту, Керби и Ухтре относительно Хинганского хребта подтвердили те же самые сведения, какие Орлов уже получил от нейдальцев на озере Нейдаль, и, сверх того, рассказывали: 1) что с притока реки Амгуни -- речки Малой Амгуни, они перевалили через Хинганский хребет на левый приток реки Буреи -- речку Бурейку, выходящую из этого хребта южнее истоков речек Немилен и Кучуан и рек Тугура и Нейдаль; 2) что с вершины реки Амгуни, подходящей близко к вершине реки Горин, они переваливают через; тот же хребет прямо на реку Бурею; 3) что между реками Амгунью и Горин лежит большое озеро Самагир {Теперь озеро Эворон. (Прим. ред.).}, берега которого довольно густо населены народом, называющимся самагирами94; 4) что многие нейдальцы перекочевали с озера Ахту и реки Биджи на реку Амур, в селение Кизи и в окрестные селения, а также в залив Нангмар; 5) что маньчжуры не ездят в этот край далее селения Ухты, лежащего на берегу Амура, при устье протоки, соединяющей с этой рекой озеро Удыль и протоку или речку Уй; 6) что с южной стороны в озеро Удыль впадает речка Пильда, которая посредством протоки имеет сообщение с Амуром и при устье которой лежит большое селение Пуль, и, наконец, 7) что селение Пуль и Ухта большие и что в них, а равно и в находящемся между ними на реке Амуре таком же селении Калью, обыкновенно останавливаются для торга маньчжуры95.
   Вследствие этого последнего сведения Орлов поехал из селения Ухтре в селения Пуль, Калью и Ухта. В этих селениях он встретил 17 человек маньчжурских купцов; из них некоторые говорили погилякски. Маньчжуры принимали Орлова радушно и выражали готовность вступить с нами в торговые сношения, называя при этом товары, которые они желали бы от нас получить, и обещали приехать в Петровское и Николаевское. В дружеской беседе маньчжуры изъявили Орлову сожаление, что некоторые из них подстрекают гиляков делать нам зло и распускают ложные слухи, для нас злонамеренные. Русским, говорили они, следовало бы за это хорошенько наказать таких. Наконец, они объяснили, что действительно горный хребет, из которого берут начало реки Амгунь и Горин, а равно и лежащая от реки Горин к югу река Нейда, называется Хинганским (то-есть каменным, становым или сплошным) большим хребтом; что этот хребет, идя с севера и переходя через реку Амур (по-маньчжурски Мангу-Ула) и реку Сунгари (Сунгари-Ула), направляется к югу между реками Хургой и Уссури и достигает моря96. По их словам, все народы, обитающие в стране, лежащей между этим хребтом и морем, независимы и ясака не платят, почему на всем этом пространстве не только нет никаких маньчжурских городов или селений, но даже и никакого караула. Что маньчжурское управление и китайская зависимость распространяются только на страны, лежащие к западу от этого хребта, в северной же части живет народ, называемый даурами.
   В заключение Орлов сообщил: 1) что по берегам упомянутых озёр растут строевые леса из лиственницы, сосны, ели и частью кедра; что население, живущее на берегах этих озёр и впадающих в них рек, а также на Амгуни -- соплеменно тунгусам и говорит на языке, весьма слабо отличающемся от тунгусского, так что он их свободно понимал; 2) что хотя они носят общее название нейдальцев, но большей частью называют себя по урочищам или озёрам, например -- ахтубами, гулями и пульзами. Они вообще смирны и гораздо приветливее и ласковее гиляков, не только о хлебопашестве, но и об огородничестве и скотоводстве не имеют никакого понятия. Занятие их состоит в зверином и рыбном промыслах; зимой они ездят на собаках, а летом на лодках и коротнях, сделанных из бересты. Подобно гилякам они питаются рыбой, кореньями, ягодами и дичью, однако собак, как то делают гиляки, в пищу не употребляют. Просо, получаемое ими через гиляков от маньчжуров, и пшеничные и ржаные сухари: -- от удских тунгусов и обитателей верховьев реки Буреи, составляют для них лакомство. Образ их жизни такой же, как и у гиляков. Озеро Удыль и протока Уй, по словам жителей, глубоки. Берега протоки Уй имеют около 15 вёрст длины, вообще возвышенные и ровные, и здесь, повидимому, есть много удобных мест для заселения и основания эллинга, почему как эту протоку, так и озеро Удыль, на берегах которого много строевого леса, в особенности кедра, необходимо подробно осмотреть и сделать промер по вскрытии Амура.
   Из селения Ухты Орлов ехал обратно по левому берегу Амура; от этого селения до Николаевского поста около 160 вёрст.
   Таковы были результаты этой рекогносцировки; они весьма важны, так как, выясняя некоторым образом пограничный и морской вопросы и тем обнаруживая ложные представления, которые существовали тогда о Приамурском крае, они указывали и на важное значение этого края для России, и на пути, которыми нам надобно следовать, чтобы окончательно разрешить эти вопросы.
   1851 год закончился для нас весьма важным обстоятельством, имевшим непосредственное влияние на безопасность и направление наших исследований, а именно: 26 декабря в Петровское явились два гиляка и тунгус с жалобой на гиляков селения Войд {Теперь Войда, в 25 км выше Николаевска по течению Амура. (Прим. ред.)} (на левом берегу Амура), отличавшихся от других буйством и дерзостью, и на маньчжуров, приехавших в это селение. Они говорили, что их ограбили, прибили, подстрекали бить русских и распускали слух, что будто бы летом всех русских вырежут.
   Вследствие этого я командировал в Войд Березина с пятью казаками и матросами, вооружёнными пистолетами и саблями, поручив им захватить виновных и украденные ими вещи и доставить в Петровское. Березин исполнил это поручение со свойственной ему отвагой. Гиляки и маньчжуры выдали ему виновных, но не сразу, а тогда только, когда Березин и его команда направили пистолеты и сабли на окружавшую их буйную и пьяную толпу (до 80 человек) гиляков, руководимую одним маньчжуром. Березин объявил им, что если сейчас же не будет исполнено его требование, то немедленно все они будут перебиты, а селение уничтожено. Угроза подействовала как нельзя лучше: украденные вещи были тотчас же возвращены, а виновные выданы. Березин с этими виновными и вещами в сопровождении нескольких гиляков селения Войд, отправившихся ходатайствовать за провинившихся земляков, явился ко мне, в Петровское. Я собрал по этому случаю гиляков трёх окрестных деревень и в их присутствии наказал виновных розгами, а после того оставил их на три дня таскать бревна. Это наказание подействовало на виновного маньчжура, и он признался, что распускаемые некоторыми из его товарищей злонамеренные слухи есть не что иное, как их выдумка; гиляки, видя, что мы маньчжура наказываем за худое дело точно так же, как и их, получили ещё большее к нам доверие и уважение; маньчжуры же фактически увидели нашу власть в Приамурском крае, так что после этого при всяких столкновениях с гиляками и тунгусами они обращались к нам для разбирательства.
   Около описываемого времени приехали в Петровское четыре гиляка с острова Сахалина; на одном из них, Заковане, Орлов заметил пуговицу, сделанную из каменного угля. На вопрос, откуда он достал эту пуговицу, Закован и его товарищи объяснили, что они сами делают их из черного мягкого камня, которым на Сахалине, вблизи речки Дуэ и далее, сложены целые горы; при этом они рассказали, что на Сахалине жило пять русских, из которых последний недавно умер, и что эти русские прибыли на Сахалин гораздо раньше японцев.
   11 ноября с первою зимней почтой, посланной из Петровского в Аян, я сообщил генерал-губернатору: а) что данные мне повеления несоответственны с обстоятельствами, встречаемыми на месте, и что поэтому я нахожусь иногда вынужденным отступать от них; б) что средства, определённые правительством на экспедицию, ничтожны и, наконец, в) что вверенные мне команды переносят большие трудности и лишения. Объяснив это, я просил его:
   "1) Прислать в экспедицию ещё двух офицеров и 50 человек рядовых.
   "2) Назначить и, сколь возможно поспешнее, прислать сюда по крайней мере одно мелкосидящее -- до 10 футов (3 м) --мореходное суддно с паровым двигателем, паровым баркасом и надлежащими запасами.
   "3) Так как служба в экспедиции в несколько раз труднее службы на Камчатке и в Охотске, то прошу, чтобы лицам, служащим в экспедиции, были дарованы следующие преимущества:
   а) во всё время служения в этом крае всем командам производить морское довольствие и засчитать это время в число морских компаний;
   б) службу здесь считать вдвойне, то-есть год за два, и офицерам за пятилетнюю службу определить тот же самый пенсион, какой предоставлен офицерам, прослужившим на Камчатке и в Охотске 10 лет".
   В то же время в депеше {Депеша эта помечена 3 ноября 1851 года.} Главному правлению Российско-Американской компании (копию с которой я сообщил и генерал-губернатору) я представил требования на 1852 год и объяснил, что по характеру края для развития торговли с местным населением и маньчжурами в той степени, чтобы она могла возмещать расходы казны на экспедицию, а также и для распространения в крае нашего влияния необходимо, чтобы товары, особенно летом, развозились по селениям и по местам сборов населения; для этого, кроме складов товаров в Петровском и Николаевском, я предлагал устроить таковые ещё в нескольких пунктах. Вместе с тем я сообщал, что количество назначенных в 1851 году товаров и запасов оказалось до такой степени ничтожным, что если бы не случайно попавшие в экспедицию товары и запасы с барка "Шелехов", то экспедиция была бы в самом критическом положении; наконец, что необходимо познакомить гиляков с лучшими приёмами рыболовства, так как всё население берега уже занимается этим промыслом, и для нас будет выгоднее, если мы укажем им на современные приёмы.
   На основании всех этих соображений я просил правление Российско-Американской компании удовлетворить требование мое о пополнении товаров и запасов и, кроме того, предписать начальнику Аянского порта и фактории Кашеварову содействовать экспедиции так, чтобы она по моему требованию была всегда обеспечена; прислать маленький восьмисильный речной пароход с надлежащими материалами, опытными кочегарами и слесарем, и пять опытных приказчиков, и двух рыболовов, с надлежащими снастями для ловли осетров и другой крупной рыбы.
   Депешу эту я закончил надеждой на то, что Главное правление ввиду важной государственной цели, возложенной на вверенную мне экспедицию, примет все меры, без всяких коммерческих интересов, к обеспечению экспедиции и моих требований и даст право надеяться на скорее их исполнение.
   Вот при каких обстоятельствах совершилось занятие устья реки Амура и при каких средствах началось водворение русских в Приамурском крае. Спустя два века в пустынях Приамурского бассейна россияне снова начали возносить мольбы к всевышнему творцу о ниспослании им мужества, крепости духа и силы для перенесения неимоверных трудностей, лишений и опасностей, для достижения цели, клонившейся ко благу Отечества! После двух веков начали раздаваться наши выстрелы на берегах Амура, но эти выстрелы раздавались не для пролития крови и не для порабощения и грабежей местного населения -- нет, выстрелы 1850 года раздавались для приветствия русского знамени! Эти выстрелы приветствовали победу истины над вековым заблуждением! Они приветствовали в пустынях Приамурского края победу цивилизации над невежеством и зарю близкого осуществления мыслей Петра I и Екатерины II на отдалённом нашем Востоке!
   Цель, которую решился преследовать я с моими сотрудниками, собравшимися к 1852 году в Петровское, состояла в том, чтобы указать правительству на важное значение для России Амурского бассейна с его прибрежьями и тем положить твердое основание к признанию навсегда за Россией этого края.
   Мнение Николая I о моём поступке по занятию устья реки Амура, как о поступке благородном и патриотическом, несмотря на то, что это действие мое было несоответственно его повелению, сочувствие, оказанное этому делу наследником Александром Николаевичем {Во время составления Г. И. Невельским своих записок -- император Александр II. (Прим. ред.)} и великим князем генерал-адмиралом Константином Николаевичем, патриотическая преданность и рвение к этому делу генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва и, наконец, полное наше убеждение в важном значении этого края для блага отечества -- одушевляли меня и моих сотрудников. Мы все до единого, как бы одна родная семья, несмотря ни на какие опасности и ничтожество имевшихся в нашем распоряжении средств, твердо решились итти к предположенной цели и достичь её.
   Такова была миссия, выпавшая на нашу долю, и мы встретили 1852 год с твердой решимостью, не отступая ни перед какими преградами, исполнить долг свой перед Отечеством!
   

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЭКСПЕДИЦИЯ К ИСТОКАМ УДЫ, АМГУНИ И НА САХАЛИН

Исследование направления Хинганского хребта от истока реки Уды. -- Командировка подпоручика Орлова. -- Экспедиция Бошняка на Сахалин. -- Инструкция Чихачёву. -- Возвращение Орлова. -- Результаты его командировки. -- Первая зимняя почта из Аяна. -- Моё донесение генерал-губернатору от 20 февраля 1852 года. -- Частное письмо к нему.

   
   Восьмого января 1852 года в Петровское прибыли двое нейдальцев с реки Амгуни и рассказывали, что будто на одном из притоков реки Амура недалеко от устья Сунгари поселились дурные русские (лоча) и что эти люди никому ничего не платят и распускают о нас дурные слухи.
   Имея в виду результат упомянутой в предыдущей главе рекогносцировки и сведения с острова Сахалина, я приступил к разрешению вышеуказанных вопросов -- пограничного и морского, к обследованию острова Сахалина и, наконец, к установлению, насколько справедливы слухи о русских, о которых рассказали нейдальцы. Это последнее обстоятельство для нас было важно в том отношении, что подобное поселение беглых могло иметь весьма дурное влияние на нашу команду, набранную из охотского экипажа, который пополнялся людьми порочными и привыкшими к шатанию. Для исполнения вышесказанной цели я снарядил четыре экспедиции: одну вверил Орлову, другую Бошняку, третью Чихачёву и четвёртую приказчику Березину и топографу Попову.
   10 января подпоручик Д. И. Орлов отправился в Тугурский край на собаках с тунгусом, знакомым с наречиями нейдальцев, живущих по берегам реки Буреи. Офицеру этому приказано было, следуя через селения Коль и Орель, достигнуть реки Немилена (притока реки Амгуни) и, перевалив к вершине реки Тугура, стараться доехать до истоков правых притоков, реки Уды -- мест, около которых начиналась показанная на картах граница наша с Китаем, Граница эта отсюда шла на северо-восток до Охотского моря. Затеи, следуя к югу, вдоль хребта по вершинам притоков рек Тугура и Немилена, и дотигнув северного притока реки Амгуни -- речки Керби, возвратиться в Петровское тем путём, который он найдет более близким и удобным. Следуя таким образом, Орлов мог обследовать направление хребта между вершинами рек Уды и Амгуни. Кроме того, он должен был: а) точно удостовериться, действительно ли это тот самый хребет, который идёт от вершины реки Уды к западу, в Забайкальскую область, и который принимается за пограничный Становой, Хинганский, или Каменный хребет; б) собрать точные сведения, нет ли в Тугурском и Удском краях, а равно и по южному склону Хинганского хребта, к западу, пограничных столбов, поставленных будто бы китайцами, как говорит о том академик Миддендорф, и, наконец, в) разведать, действительно ли существует поселение беглых русских. Если оно существует, то собрать сведения, нельзя ли доехать к нему через горы.

   11 февраля отправился на остров Сахалин до селения Дуэ лейтенант Н. К. Бошняк на собаках с гиляком Позвейном, говорившим по-тунгусски и знавшим наречие жителей этой части Сахалина (айнов), а также с казаком Парфентьевым, тоже говорившим по-тунгусски. Офицеру этому приказано было: установить местоположение каменноугольных месторождений; возможно ли более или менее удобно производить погрузку судов каменным углём; собрать сведения о состоянии страны и отношениях местного населения к Китаю и Японии, о главном и наиболее населённом пункте острова, о подходящих к берегам Сахалина иностранных судах и, наконец, о том, действительно ли жили на реке Тыми русские. Если это справедливо, то осмотреть то место и самую реку Тымь. 12 февраля я отправил мичмана Н. М. Чихачёва на реку Горин и далее по этой реке и Амуру через селение Кизи в залив Нангмар. Он поехал на собаках с тунгусом Афанасием, говорившим по-русски и знакомым с наречием нейдальцев и мангун, обитавших по реке Горин и заливу Нангмар.
   Чихачёву приказано было: а) поднявшись по реке Амгуни поселения Хазмоль, перевалить на реку Горин и, опустившись по ней до Амура, следовать вниз по правому берегу этой реки до селения Кизи; на этом пути собрать сведения о стране и народах, там обитающих; главное же узнать -- действительно ли река Горин берет начало из того же хребта, откуда вытекают реки Уда, Тугур, Амгунь и Бурея? Если окажется, что она вытекает из того же хребта, из которого берут начало и упомянутые реки, то собрать сведения о его направлении к югу и о пути, ведущем к истокам реки Горин; потом достигнуть этого истока и определить направление хребта; б) собрать сведения о перевалах с истоков рек Амгуни и Горин на Бурею и о самагирах, обитающих между этими реками; в) узнать, где селение беглых русских и возможно ли добраться до этого селения с верховьев Амгуни или Горина; г) по прибытии в Жизи принять в свое ведение Березина с топографом Поповым, которые должны прибыть туда к тому времени. С Березиным послать ко мне донесение, а Попова ваять с собой и следовать по озеру Кизи в залив Нангмар; д) обследовать путь до этого залива, а равно и самый залив, и определить, не тот ли это самый залив, который Лаперузом назван Де-Кастри; е) оставаясь с топографом, весновать в этом заливе, наблюдать над вскрытием льда и собирать сведения от местных жителей о характере берегов южной части Татарского пролива; узнать, не имеется ли здесь закрытых бухт и путей из них на Амур; ж) разведать об иностранных судах, плавающих в Татарском заливе, и в случае встречи с ними объявлять, что всё побережье Татарского залива до корейской границы составляет русское владение; следуя в залив Нангмар, при встречах с торгующими маньчжурами, вступать с ними в дружеские сношения, стараться указывать им на опасность для России и Китая оставлять Нижнеамурский и Уссурийский края без наблюдения с моря и объяснять, что, ввиду этой-то опасности, мы и принимаем меры; з) с открытием навигации в заливе Нангмар приобрести у гиляков лодку и на ней возвратиться вдоль материкового берега через лиман в Петровское; во время этого пути сделать по возможности подробную съёмку берега Между этим заливом и лиманом. 17 февраля вслед за Чихачёвым отправился вверх по Амуру приказчик Березин с топографом Поповым и тремя казаками на двух нартах, запряжённых собаками.
   Березину и Попову было приказано, следуя по правому берегу Амура, делать глазомерную съёмку, производить на этом пути расторжку с гиляками и маньчжурами и собирать от них всевозможные сведения о стране и народах, в ней обитающих, и по прибытии в селение Кизи в ожидании здесь Чихачёва собрать точные данные о характере пути из этого селения в залив Нангмар. Кроме того, им поручалось приготовить средства для безопасного следования Чихачёва. С прибытием в Кизи Чихачёва Березину и Попову приказано было поступить в его распоряжение.
   После 89-дневного утомительного странствования 18 февраля 1852 года возвратился в Петровское Д. И. Орлов и сообщил, что, достигнув озера и селения Орель, он направился на запад-юго-запад по реке Негди, впадающей в это озеро с западной стороны, и, проехав по этому пути около 30 вёрст, прибыл в селение нейдальцев Негди97. Отсюда, взяв проводником нейдальца и проехав по тому же западно-юго-западному направлению около 45 вёрст (47 км), достиг небольшого озера (около 20 вёрст в окружности) Каури98; на этом пути он перевалил через небольшую возвышенность, идущую от севера. В селении Каури, при реке того же имени, по случаю утомления собак он остался на сутки. Из этого селения жители переезжают в Усальгинскую губу99, расстояние до которой, по их словам, около 35 вёрст (37 км). Широта места селения Каури, по наблюдению Орлова, оказалась 53o16' северной широты и приблизительно (то-есть по соображению направления его пути) около 138o15' восточной долготы (от Петербурга). Из Каури Д. И. Орлов взял проводника и, следуя по тому же западно-юго-западному направлению, проехал ещё около 35 вёрст (37 км) до речки Самма100. На этом пути он тоже переваливал через незначительную возвышенность. Из селения Самма жители ездят в Ульбанскую губу, расстояние до которой, по их словам, должно быть около 55 вёрст (58 км). Из селения или зимника Самма (две юрты) Орлов взял проводника и поехал по более западному направлению, к стойбищу Чилля, расстояние которого от Самма около 50 вёрст. Здесь местное население собирается для торга.
   Это стойбище, как и все вообще стойбища здешних аборигенов, обозначалось кучей сложенных камней вроде пирамиды. Из Чилля Орлов ехал в западно-юго-западном направлении и, проехав около 60 вёрст, 18 января достиг реки и нейдальского селения Немилен101. Здесь Д. И. Орлов остановился на сутки для отдыха и подготовки к дальнейшему, более трудному путешествию, которое можно было совершить только верхом на оленях. Отсюда поселяне, проживающие на берегах Амгуни, и самагиры переваливают через небольшую возвышенность на Бурукан (что на реке Тугуре), до которого, по их словам, около 35 вёрст (37 км). Эти возвышенности отделяют долину Немилена от долины Тугура. Положение этого пункта оказалось 52o50' северной широты и около 130o восточной долготы102.
   В селении Немилен Орлов встретил 10 тунгусов из Тугурского края с оленями; из них два взялись провожать его на своих оленях в Удокий край, к истокам Уды; поэтому он оставил здесь своих собак на попечение крещеного нейдальца Тихона, а сам 20 января отправился верхом на оленях к верховьям Тугура. Проехав на запад-северо-запад около 86 вёрст, Орлов достиг вершины Тугура и стойбища, обозначенного кучей камней. Пункт оказался расположенным под 53o11' северной широты и 134o48' восточной долготы103. Это стойбище было у подошвы огромного каменного сплошного хребта {В дальнейшем Г. И. Невельской называет этот хребет Хинганским. На современных географических картах он известен под именем хребта Ям-алинь, или Селемджинского. Мы в дальнейшем сохраняем название автора. (Прим. ред.)}, тянувшегося к северо-северо-западу, и от него шли на восток-северо-восток небольшие возвышенности104. С этого пункта Д. И. Орлов и начал свои исследования направления хребта и поехал вдоль него на северо-северо-запад. Здесь тунгусы переваливают через хребет на речку Никон -- приток реки Селемджи, в свою очередь впадающей в Зею. На речке Никон находится часовня. Встреченные здесь Орловым два нейдальца, возвращавшиеся на лыжах с речки Никон, куда они ходили на звериный промысел, а равно и сопровождавшие его тунгусы, сказали ему, что каменные становые горы -- тот самый хребет, из которого берут начало реки: Уда, Тугур, Амгунь, Горин, Бурея и Зея. На вопрос же его, нет ли здесь или по южному склону этого хребта к истокам реки Зеи столбов, поставленных маньчжурами или китайцами, его спутники отвечали, что они не только никогда не видели никаких столбов в этих местах, но и не слыхали, чтобы когда-либо маньчжуры или китайцы ставили такие столбы; что же касается китайцев, то они никогда и не являлись сюда.
   Проехав вдоль Хинганского хребта на северо-северо-запад около 40 вёрст, он достиг возвышенностей, тянувшихся от Станового хребта к NOtO. Это был водораздел между бассейном Тугура и Уды. Проводники сказали ему, что на южном склоне этих возвышенностей в 80 верстах (85 км) от моря в истоках реки Сойкины находится куча камней, отмечающая перевал через эту возвышенность в долину притока реки Уды -- речки Улую, по которой их товарищи ходят к Удекому острогу.
   Отсюда Орлов у подошвы Хинганского хребта перешел возвышенности, составляющие отроги от Хингана, и вступил в бассейн Уды в истоках речки Тайфона; северная широта этого пункта оказалась 53o42', а приблизительная восточная долгота около 134o20'. От этого именно пункта показывалась на картах границы наша с Китаем, по направлению упомянутого сейчас отрога от Хинганского хребта, тянувшегося к NOtO до Охотского моря. От истоков Тайфона Хинганский хребет принимает направление105 WtN и WtS1/2W. Проехав отсюда на WtN около 35 вёрст (37 км), Орлов прибыл в истоки второго притока Уды -- речки Галян. Положение этою пункта -- 53o47' северной широты и приблизительно 133o45' восточной долготы. Проехав отсюда на WtS1/2W около 45 вёрст (47 км), Орлов достиг третьего притока Уды -- речки Анана, предела его странствования в этом направлении. Северная широта этого пункта 53o43', а восточная долгота приблизительно 132o52'106.
   При вершине речки Анана находится куча камней и пустая юрта; отсюда тунгусские охотники переваливают через Хинганский хребет в вершину реки Селемджи. У этой кучи камней, или стойбища, они собираются иногда для торга. Здесь Д. И. Орлов остановился на сутки, чтобы дать отдохнуть оленям, и встретился с двумя селемджинцами, пробиравшимися на лыжах в селение Немилен для торга. Как эти селемджинцы, так равно и сопровождавшие Орлова тунгусы и нейдальцы говорили ему, что от вершины речки Анана Хинганский хребет на пространстве почти 70 вёрст (74 км) тянется в том же направлении (то-есть WtS), потом круто поворачивает к северу (NtW), тянется на этом направлении 80 вёрст (85 км), а затем склоняется на запад и идёт около 100 вёрст (106 км) на NWtN, после чего достигает места, где от Хингана отделяется хребет меньших гор, идущих по берегу моря далеко на север. Этот хребет селемджинцы называли Мачихинга (что значит меньшие горы), тунгусы же и нейдальцы -- Джукжура. Хинганский становой хребет, пройдя от этого пункта около 60 вёрст в северо-западном направлении, поворачивает прямо, затем несколько на юго-запад и в этом направлении тянется к даурам и реке Шилькару (то-есть в Забайкалье)107. В этой части хребта они показывали в нескольких местах круглые вершины вроде яблока. Встреченные ими тунгусские охотники говорили ещё, что при повороте Хинганского хребта с NW на WtS по южную его сторону находится исток реки Зеи, который селемджинцы называли Дони, и что в истоках некоторых притоков Зеи и других речек на южном склоне этого хребта находятся также кучи камней, которыми отмечаются удобные перевалы с южной стороны хребта на северную.
   На вопрос Орлова, нет ли на южной стороне этого хребта каменных или других столбов, поставленных китайцами или маньчжурами, которые они приезжают осматривать, селемджинцы отвечали то же самое, что и другие местные жители, то-есть что подобных столбов здесь нет и никогда не было и что маньчжуры и китайцы здесь никогда не бывали. На вопрос же Орлова, не слыхали ли они о селении лоча (русских) где-либо в тамошных местах и нельзя ли к ним пробраться горами, тунгусы отвечали, что они слышали, будто бы какие-то дурные лоча живут на речке, впадающей в реку Маму (Амур), что эти люди очень худые, беспрестанно ссорятся и дерутся и что они ничего и никому не платят. Живут они в таком месте, куда берегом проехать ни на оленях, ни на собаках нельзя по неимению корма, а можно только добраться до них по Амуру, на лодке. Эти лоча, по словам их, распускали дурные слухи о русских {То-есть в данном случае об экспедиции Г. И. Невельского. (Прим. ред.).}.
   С вершины речки Анан 27 января 1852 года Орлов отправился обратно тем же путём вдоль Хинганского хребта. Достигнув истоков Тугура, он направился вдоль того же Хинганского хребта на StW и, проехав в этом направлении около 35 вёрст, прибыл в верховья реки Немилен. Северная широта этого пункта, по его наблюдениям, 52o42' и приблизительная восточная долгота 134o40' от С.-Петербурга. От этого пункта Хинганский хребет принимает SWtS направление. Следуя по этому румбу, через 40 вёрст (42 км), Д. И. Орлов достиг предела своих исследований, то-есть вершины речки Керби, северного притока реки Амгуни (северная широта этого пункта 52o26', восточная долгота 134o28'108). Отсюда Орлов направился в селение Немилен, откуда, взяв своих собак, возвратился тем же путём, через селение Коль в Петровское.
   Таким образом, Д. И. Орлов был первым исследователем, определившим напр ль и протоку или рѣчку Уй. 6) Что съ южной стороны въ озеро Ухдыль впадаетъ рѣчка Пильду, которая посредствомъ протока имѣетъ сообщеніе съ рѣкою Амуръ и при устьѣ которой лежитъ большое селеніе Пуль. И наконецъ 7) что селенія Пуль и Ухтре большія, и что въ нихъ, а равно и въ находящемся между ними, на р. Амуръ, такомъ же селеніи Калью, обыкновенно останавливаются для торга, манджуры. Вслѣдствіе этого послѣдняго свѣдѣнія, г. Орловъ поѣхалъ изъ селенія Ухтре въ селенія Пуль, Калью и Ухте. Въ этихъ селеніяхъ онъ встрѣтилъ 17 челов. манджурскихъ купцовъ; изъ нихъ нѣкоторый говорили по-гилякски. Манджуры принимали г. Орлова радушно и выражали готовность вступать съ нами въ торговыя сношенія, объясняя при этомъ товары, которые они желали бы отъ насъ пріобрѣтать и обѣщали пріѣхать въ Петровское или Николаевское. Въ дружеской бесѣдѣ манджуры изъявляли Орлову сожалѣніе, что нѣкоторые изъ нихъ подстрекаютъ гиляковъ дѣлать намъ зло и распускаютъ ложные слухи, для насъ злонамѣренные. Русскимъ, говорили они, слѣдовало бы за это хорошенько наказать такихъ. Наконецъ, они объяснили что дѣйствительно горный хребетъ, изъ котораго берутъ начало рѣки Амгунь и Гиринь, а равно и лежащая отъ рѣки Гиринь къ югу р. Непда, называется Хинганскимъ (т. е. каменнымъ, становымъ или сплошнымъ) большимъ хребтомъ; что этотъ хребетъ, идя отъ сѣвера и переходя чрезъ р. Амуръ (по-манджурски Мангу-Улла) и р. Сунгари (Сунгари Улла) направляется къ югу, между рѣками Хургой и Уссури и достигаетъ моря. Что всѣ народы, обитающіе въ странѣ, лежащей между этимъ хребтомъ и моремъ, независимы и ясака не платятъ; почему на всемъ этомъ пространствѣ не только нѣтъ никакихъ манджурскихъ городовъ или селеній, но даже нѣтъ и никакого караула. Что манджурское управленіе и китайская зависимость распространяются только на страны, лежащія къ западу отъ этого хребта, въ сѣверной же части живутъ народы, называемые даурами.
   Въ заключеніе Орловъ сообщилъ: 1) что по берегамъ упомянутыхъ озеръ растутъ строевые лѣса: лиственницы, сосны, ели и частію кедра, что жители этихъ озеръ, а равно и обитатели впадающихъ въ оныя рѣкъ и жители р. Амгунь -- соплеменны тунгусамъ и говорятъ языкомъ, весьма мало разнствующимъ отъ тунгусскаго, такъ что онъ ихъ свободно понималъ. 2) Что хотя они и носятъ общее названіе нейдальцевъ, но большею частію называютъ себя по урочищамъ или озерамъ, такъ напримѣръ: ахтубами, гулями и пульзами. Они вообще смирны и гораздо привѣтливѣе и ласковѣе гиляковъ. Не только о хлѣбопашествѣ, но и объ огородничествѣ и скотоводствѣ не имѣютъ никакого понятія. Занятія ихъ состоять въ звѣриномъ и рыбномъ промыслахъ; зимою ѣздять на собакахъ, а лѣтомъ на лодкахъ и коротняхъ, сдѣланныхъ изъ бересты. Они, подобно гилякамъ, вообще питаются рыбою, кореньями, ягодами и дичью: однако, собакъ, какъ то дѣлаютъ гиляки, въ пищу не употребляютъ. Получаемое чрезъ гиляковъ отъ манджуровъ просо и пшеничные и ржаные сухари отъ удскихъ тунгусовъ и инородцевъ, съ верховья рѣки Буреи, составляютъ для нихъ лакомство. Образъ ихъ жизни такой же, какъ и у гиляковъ. Озеро Ухдыль и протока Уй, по словамъ туземцевъ, глубоки. Берега протоки Уй, простирающейся на 15 верстъ, вообще возвышенные и ровные и здѣсь повидимому есть много удобныхъ мѣстъ къ заселенію и основанію элинга, почему, какъ эту протоку, такъ и озеро Ухдыль, на берегахъ котораго много строеваго лѣса, въ особенности кедра, необходимо подробно осмотрѣть и сдѣлать промѣръ по вскрытіи рѣки Амура.
   Изъ селенія Ухте Орловъ ѣхалъ обратно по лѣвому берегу рѣки Амура; отъ этого селенія до Николаевскаго поста около 160 верстъ.
   Таковы были результаты этой рекогносцировки; они весьма важны, ибо, выясняя нѣкоторымъ образомъ пограничный и морской вопросы и тѣмъ обнаруживая ложное понятіе, которое существовало тогда о при-амурскомъ краѣ, они указывали и на важное значеніе этого края для Россіи и на пути, которыми намъ надобно слѣдовать, чтобы окончательно разрѣшить эти вопросы.
   1851 годъ заключился для насъ весьма важнымъ обстоятельствомъ, имѣвшимъ непосредственное вліяніе на безопасность нашихъ дѣйствій и на направленіе обслѣдованія, а именно: 26 декабря явились въ Петровское два гиляка и тунгусъ съ жалобою на гиляковъ селенія Войдъ (на лѣвомъ берегу Амура), отличавшихся отъ другихъ буйствомъ и дерзостію и на манджуровъ, пріѣхавшихъ въ это селеніе. Они говорили, что ихъ ограбили, прибили, подстрекали бить русскихъ и распускали слухъ, что будто бы лѣтомъ всѣхъ русскихъ вырѣжуть.
   Вслѣдствіе этого, я командировалъ въ это селеніе Березина съ 5 челов., вооруженныхъ пистолетами и саблями, матросовъ и казаковъ, съ тѣмъ, чтобы захватить виновныхъ и украденныя ими вещи доставить въ Петровское. Березинъ исполнилъ это порученіе съ свойственною ему отвагою. Гиляки и манджуры выдали ему виновныхъ, но не сразу, а тогда только, когда Березинъ и его команда направили пистолеты и сабли на окружавшую ихъ буйную и пьяную толпу (до 80 челов.) гиляковъ, руководимую однимъ манджуромъ. Березинъ объявилъ имъ, что если сейчасъ же не будетъ исполнено его требованіе, то немедленно всѣ они будутъ перебиты, а селеніе уничтожено. Угроза подѣйствовала, какъ нельзя лучше: украденныя вещи были тотчасъ возвращены и виновные выданы. Березинъ съ этими виновными и вещами, въ сопровождѳніи нѣсколькихъ гиляковъ селенія Войдъ, отправившихся ходатайствввать за провинившихся земляковъ своихъ, явился ко мнѣ, въ Петровское.
   Я собралъ по этому случаю гиляковъ трехъ окрестныхъ деревень и въ ихъ присутствіи наказалъ виновныхъ розгами, а послѣ того оставилъ ихъ на 3 дня таскать бревна. Это наказаніе подѣйствовало на виновнаго манджура и онъ признался, что распускаемые нѣкоторыми изъ его товарищей злонамѣренные слухи есть ничто иное, какъ ихъ выдумка; гиляки, видя, что мы манджура наказываемъ за худое дѣло точко также какъ и ихъ, получили еще большее къ намъ довѣріе и уваженіе; манджуры же фактически увидѣли власть нашу въ при-амурскомъ краѣ, такъ что послѣ этого, при всякихъ столкновеніяхъ съ гиляками и другими инородцами, обращались къ намъ для разбирательства.
   Около описываемаго времени пріѣхали въ Петровское четыре гиляка съ о-ва Сахалина; на одномъ изъ нихъ, Закованѣ, Орловъ замѣтилъ пуговицу, сдѣланную изъ каменнаго угля. На вопросъ, откуда онъ досталъ эту пуговицу, Закованъ и его товарищи объяснили, что они сами дѣлаютъ ихъ изъ чернаго мягкаго камня, котораго на Сахалинѣ, около рѣчки Дуи и далѣе, цѣлыя горы; при этомъ они разсказали, что на Сахалинѣ жило 5 чел. русскихъ, изъ которыхъ послѣдній недавно умеръ, и что эти русскіе прибыли на Сахалинъ гораздо прежде японцевъ.
   Съ первою зимнею почтою, посланною изъ Петровскаго въ Аянъ, 11 ноября, я донесъ генералъ-губернатору: а) что данныя мнѣ повелѣнія несоотвѣтственны съ обстоятельствами, встрѣчаемыми на мѣстѣ и что поэтому я нахожусь иногда вынужденнымъ отступать отъ нихъ. б) Что средства, опредѣленныя правительствомъ на экспедицію, ничтожны, и наконецъ, в) что ввѣренныя мнѣ команды переносятъ большія трудности и лишенія. Объяснивъ это, я просилъ его:
   1) "Прислать въ экспедицію еще двухъ офицеровъ и 50 челов. людей.
   2) "Назначить и, сколь возможно поспѣшнѣе, прислать сюда, по крайней мѣрѣ, одно мелкосидящее (до 10 футъ) мореходное судно съ паровымъ двигателемъ, паровымъ барказомъ и съ надлежащими запасами.
   3) "Такъ какъ служба въ экспедиціи въ нѣсколько разъ труднѣе службы въ Камчаткѣ и Охотскѣ, то прошу, чтобы лицамъ, служившимъ въ экспедиціи, были дарованы слѣдующія преимущества: а) во все время служенія въ этомъ краѣ всѣмъ командамъ производить морское довольствіе и засчитать это время въ число морскихъ кампаній; б) службу здѣсь считать вдвойнѣ, т. е. годъ за два и, в) офицерамъ за 5-ти лѣтнюю службу опредѣлить тотъ же самый пенсіонъ, какой предоставленъ офицерамъ, прослужившимъ въ Камчаткѣ и Охотскѣ 10 лѣтъ".
   Въ то же время, въ депешѣ {Депеша эта помѣчена 3 ноября 1851 года.} главному правленію рос.-ам. компаніи (копію съ которой я сообщилъ и генералъ-губернатору), я представилъ требованія на 1852 годъ и объяснилъ, что по харакстеру края, развитіе торговли съ инородцами и манджурами въ той степени, чтобы она могла возмѣщать расходы казны на экспедицію, а равно и для распространенія въ краѣ нашего вліянія, необходимо, чтобы товары, особенно лѣтомъ, развозились по селеніямъ и по мѣстамъ сборовъ инородцевъ; для чего, кромѣ складовъ товаровъ въ Петровскомъ и Николаевскомъ, предлагалъ устроить таковые еще въ нѣсколькихъ пунктахъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, я сообщалъ: 1) что количество назначенныхъ въ 1851 году товаровъ и запасовъ оказалось до такой степени ничтожнымъ, что если бы не случайно попавшіе въ экспедицію товары и запасы съ барка "Шелеховъ", то экспедиція была бы въ самомъ критическомъ положеніи; 2) что обмѣнъ товаровъ и характеръ торговли нельзя предвидѣть заранѣе и поэтому невозможно вѣрно опредѣлить требованіе запасовъ и товаровъ, а между тѣмъ необходимо, чтобы это требованіе скорѣе пополнилось; наконецъ, 3) я представлялъ необходимость указанія инородцамъ лучшихъ пріемовъ рыболовства, такъ какъ всѣ береговые жители занимаются уже этимъ промысломъ и для насъ будетъ выгоднѣе, если мы укажемъ имъ на современные пріемы.
   На основаніи всѣхъ этихъ соображеній, я просилъ правленіе р.-ам. компаніи: а) удовлетворить требованіе мое товаровъ и запасовъ и, кромѣ того, предписать начальнику аянскаго порта и факторіи, г. Кашеварову, содѣйствовать экспедиціи, такъ, чтобы она по моему требованію была всегда обезпечена; б) прислать маленькій 8-ми сильный рѣчной пароходъ съ надлежащими матеріалами, опытными кочегарами и слесаремъ; и в) прислать 5 опытныхъ прикащиковъ и 2-хъ рыболововъ съ надлежащими снастями для ловли осетровъ и другой крупной рыбы.
   Депешу эту я заключилъ увѣреніемъ главнаго правленія, что оно въ виду важной государственной цѣли, возложенной на ввѣренную мнѣ экспедицію, приметъ всѣ мѣры, безъ всякихъ коммерческихъ интересовъ, къ обезпеченію экспедиціи по моимъ требованіямъ и дастъ мнѣ право надѣяться на скорое исполненіе настоящихъ моихъ представленій.
   Вотъ при какихъ обстоятельствахъ совершилось занятіе устья рѣки Амуръ и при какихъ средствахъ началось водвореніе русскихъ въ при-амурскомъ краѣ!
   Послѣ двухъ вѣковъ, въ пустыняхъ при-амурскаго бассейна снова начали россіяне возносить мольбы ко Всевышнему Творцу о ниспосланіи имъ мужества, крѣпости духа и силы къ перенесенію неимовѣрныхъ трудностей, лишеній и опасностей, для достиженія цѣли, клонившейся ко благу отечества! Послѣ двухъ вѣковъ снова начали раздаваться наши выстрѣлы на берегахъ р. Амуръ, но эти выстрѣлы раздавались не для пролитія крови и не для порабощенія и грабежей инородцевъ, какъ дѣлали то наши грубые предшественники; нѣтъ, выстрѣлы 1850 года раздавались для привѣтствія русскаго знамени! Эти выстрѣлы привѣтствовали побѣду истины надъ вѣковымъ заблужденіемъ! Они привѣтствовали побѣду въ пустыняхъ при-амурскаго края цивилизаціи надъ невѣжествомъ и зарю близкаго осуществленія мыслей Петра I-го и Екатернны ІІ-й на отдаленномъ нашемъ востокѣ!
   Цѣль, которую рѣшился преслѣдовать я съ моими сотрудниками, собравшимися къ 1852 году въ Петровское, состояла въ томъ, чтобы обнаружить предъ правительствомъ важное значеніе для Россіи амурскаго бассейна съ его прибрежьями, и тѣмъ положить твердое основаніе къ признанію навсегда за Россіею этого края.
   Милостивое изреченіе Государя Императора о моемъ поступкѣ по занятію устья рѣки Амуръ, какъ о поступкѣ благородномъ и патріотическомъ, не смотря на то, что это дѣйствіе мое было несоотвѣтственно повелѣнію Его Величества; сочувствіе, оказанное этому дѣлу Государемъ Наслѣдникомъ (нынѣ царствующимъ Императоромъ) и Августѣйшимъ Государемъ Великимъ Княземъ генералъ-адмираломъ; патріотическая преданность и рвеніе къ оному генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева и, наконецъ, полное наше убѣжденіе о важномъ значеніи этого края для блага отечества -- одушевляли меня и моихъ сотрудниковъ. Мы всѣ до единаго, какъ бы одна родная семья, не смотря ни на какія опасности и ничтожество средствъ, твердо рѣшились идти къ предположенной цѣли и надѣялись, что съ Божіею помощью достигнемъ ея.
   Такова была миссія, выпавшая на нашу долю, и мы встрѣтили 1852 годъ съ твердою рѣшимостію, не отступая ни предъ какими преградами, исполнить долгъ свой предъ отечествомъ!
   

ГЛАВА ХШ.

Изслѣдованіе направленія Хинганскаго хребта, отъ истока р. Уди.-- Притонъ бѣглыхъ русскихъ. -- Командировка подпоручика Орлова. -- Экспедиція Бошняка на Сахалинъ. -- Инструкція Чихачеву. -- Возвратеніе Орлова. -- Результаты его командировки. -- Первая зимняя почта изъ Аяна. -- Мое донесеніе генералъ-губернатору отъ 20 февраля 1852 г. -- Частное письмо къ нему.

   
   Святки и наступившій 1852 годъ мы встрѣтили съ возможными въ пустынѣ развлеченіями: команда наряжалась, а мы катались на собакахъ, по заливу. Екатерина Ивановна, какъ хозяйка, во всемъ этомъ принимала живое участіе и оживляла маленькое общество моихъ неутомимыхъ сотрудниковъ.
   8-го января прибыли въ Петровское двое нейдальцевъ съ рѣки Амгунь и разсказывали, что будто на одномъ изъ притоковъ рѣки Амуръ, недалеко отъ устья Сунгари, поселились дурные русскіе (лоча) и что эти люди никому ничего не платятъ и распускаютъ о насъ дурные слухи.
   Имѣя въ виду результатъ упомянутой въ предыдущей главѣ рекогносцировки и свѣдѣнія съ острова Сахалина, я приступилъ къ разрѣшенію сказанныхъ вопросовъ -- пограничнаго и морскаго, къ обслѣдованію острова Сахалина и, наконецъ, къ удостовѣренію на мѣстѣ отъ нейдальцевъ, въ какой степени справедливы слухи о бѣглыхъ русскихъ. Это послѣднее обстоятельство для насъ было важно въ томъ отношеніи, что подобное поселеніе бѣглыхъ могло имѣть весьма дурное вліяніе на нашу команду, набранную изъ охотскаго экипажа, который пополнялся людьми порочными и привыкшими къ шатанью. Для исполненія вышесказанной цѣли и снарядилъ четыре экспедиціи: одну ввѣрилъ Орлову, другую Бошняку, третью Чихачеву и четвертую прикащику Березину и топографу Попову.
   Подпоручикъ Д. И. Орловъ, 10-го января, отправился въ тугурскій край, на собакахъ, съ тунгусомъ, знакомымъ съ нарѣчіями нейдальцевъ, живущихъ по берегамъ рѣки Буреи. Офицеру этому приказано было, слѣдуя чрезъ селенія Коль и Орелъ, достигнуть рѣки Нимеленъ (притока р. Амгунь) и, переваливъ на вершину рѣки Тугуръ, стараться доѣхать до верховьевъ рѣчекъ Таифонъ, Галянъ и Ананъ (притоковъ р. Уди), мѣстъ, около которыхъ начиналась показанная на картахъ граница наша съ Китаемъ. Граница эта отсюда шла къ сѣверо-востоку, до Охотскаго моря. Затѣмъ, слѣдуя къ югу, вдоль хребта, по вершинамъ притоковъ рѣкъ Тугура и Нимеленъ и достигнувъ сѣвернаго притока рѣки Амгунь, рѣчки Корби, возвратиться въ Петровское тѣмъ путемъ, который онъ найдетъ болѣе близкимъ и удобнымъ. Слѣдуя такимъ образомъ, Орловъ могъ обслѣдовать направленіе хребта между вершинами рѣкъ Уди и Амгуни. Кромѣ того, онъ долженъ былъ: а) Положительно удостовѣриться, дѣйствительно-ли это тотъ самый хребетъ, который идетъ отъ вершины рѣки Уди къ западу, въ Забайкальскую область и который принимается за пограничный становой, Хинганскій, или каменный хребетъ. б) Собрать положительныя свѣдѣнія, нѣтъ-ли въ тугурскомъ и удскомъ краѣ, а равно и по южному склону Хинганскаго хребта, къ западу, пограничныхъ столбовъ, поставленныхъ будто бы китайцами, какъ говоритъ о томъ академикъ Мидендорфъ. Наконецъ, в) развѣдать, дѣйствительно-ли существуетъ поселеніе бѣглыхъ русскихъ. Если оно существуетъ, то собрать свѣдѣнія: нельзя-ли доѣхать до него чрезъ горы.
   11-го февраля отправился на островъ Сахалинъ, до селенія Дуе, лейтенантъ Н. К. Бошнякь, на собакахъ, съ гилякомъ Позвейномъ, говорившимъ по-тунгусски и знавшимъ нарѣчіе жителей этой части Сахалина (Аиновъ), и казакомъ Парфентьевымъ, тоже говорившимъ по-тунгусски. Офицеру этому приказано было: 1) удостовѣриться на мѣстѣ о положеніи каменноугольныхъ пріисковъ; 2) о болѣе или менѣе удобной нагрузкѣ каменнымъ углемъ судовъ, приходящихъ съ моря; 3) о состояніи страны и объ отношеніяхъ инородцевъ къ Китаю и Японіи; 4) о главномъ и болѣе населенномъ пунктѣ острова; 5) о подходящихъ къ берегамъ Сахалина иностранныхъ судахъ, и, наконецъ, 6) дѣйствительно-ли жили на рѣкѣ Тыми русскіе. Если это справедливо, то осмотрѣть то мѣсто, гдѣ была ихъ осѣдлость, и самую рѣку Тыми.
   12-го февраля отправилъ я мичмана Н. М. Чихачева на рѣку Гиринь и далѣе по этой рѣкѣ и Амуру, чрезъ селеніе Кизи, въ заливъ Нангмаръ. Онъ поѣхалъ на собакахъ съ тунгусомъ Аѳанасіемъ, говорившимъ по-русски и знакомымъ съ нарѣчіемъ нейдальцевъ и мангунъ, обитавшихъ по р. Гиринь и заливу Нангмаръ. Чихачеву приказано было: а) Поднявшись по рѣкѣ Амгунь до селенія Хазмоль, перевалить на рѣку Гиринь и, спустившись по оной до рѣки Амуръ, слѣдовать вверхъ по правому берегу этой рѣки до селенія Кизи. На этомъ пути собирать свѣдѣнія о странѣ и народахъ тамъ обитающихъ; главное же: узнать дѣйствительно-ли рѣка Гиринь беретъ начало изъ того же хребта горъ, изъ котораго истекаютъ рѣки Уди, Тугуръ, Амгунь и Бурея. Если окажется что она вытекаетъ изъ того же хребта, изъ котораго берутъ начало и упомянутыя рѣки, то собрать свѣдѣнія о направленіи этого хребта къ къ югу по пути, ведущемъ къ истоку рѣки Гиринь. Потомъ достигнуть этого истока и опредѣлить направленіе хребта. б) Собрать свѣдѣнія о перевалахъ съ истоковъ рѣкъ Амгунь и Гиринь на рѣку Бурею и объ инородцахъ самагирахъ, обитающихъ между этими рѣками. в) Узнать, гдѣ селеніе бѣглыхъ русскихъ, и невозможно ли добраться до этого селенія съ верховьевъ рѣки Амгунь или Гиринь. г) По прибытіи въ селеніе Кизи, принять въ свое вѣдѣніе Березина съ топографомъ Поповымъ, которые должны прибыть туда къ тому времени. Съ Березинымъ послать ко мнѣ донесеніе, а Попова взять съ собою и слѣдовать по озеру Кизи въ заливъ Нангмаръ. д) Обслѣдовать путь до этого залива, а равно и самый заливъ, и опредѣлить не тотъ-ли это самый заливъ, который Лаперузомъ названъ де Кастри. е) Оставаясь съ топографомъ весновать въ этомъ заливѣ, наблюдать надъ вскрытіемъ льда въ ономъ и собирать свѣдѣнія отъ туземцевъ о состояніи береговъ Татарскаго залива къ югу, т. е. узнать не имѣется-ли на оныхъ закрытыхъ бухтъ и путей изъ нихъ къ рѣкѣ Амуръ. ж) Развѣдать объ иностранныхъ судахъ, плавающихъ въ Татарскомъ заливѣ и, въ случаѣ встрѣчи съ ними, объявлять, что все прибрежье Татарскаго залива до корейской границы составляетъ русское владѣніе. Слѣдуя въ заливъ Нангмаръ, при встрѣчахъ съ торгующими манджурами, вступать съ ними въ дружескія сношенія, стараться указывать имъ на опасность для Россіи и Китая оставлять нижне-при-амурскій и уссурійскій край безъ наблюденія съ моря и объяснять, что, въ виду этой-то опасности, мы и принимаемъ мѣры з) Съ открытіемъ навигаціи въ заливѣ Нангмаръ, пріобрѣсти отъ туземцевъ лодку и возвратиться на оной вдоль матераго берега, чрезъ лиманъ, въ Петровское. Во время этого пути сдѣлать по возможности подробную съемку берега между этимъ заливомъ и лиманомъ.
   Вслѣдъ за г. Чихачевымъ, а именно 17 февраля, отправился вверхъ по рѣкѣ Амуръ прикащикъ Березинъ съ топографомъ Поповымъ и 3 казаками, на двухъ нартахъ собакъ.
   Березину и Попову приказано было: а) слѣдовать по правому берегу рѣки Амуръ и дѣлать глазомѣрную съемку онаго; б) производить на этомъ пути расторжку съ иностранцами и торгующими манджурами и собирать отъ нихъ всевозможныя свѣдѣнія о странѣ и народахъ, въ ней обитающихъ; в) по прибытіи въ селеніе Кизи, въ ожиданіи здѣсь г. Чихачева, собрать положительныя данныя о пути, ведущемъ изъ этого селенія въ заливъ Нангмаръ, и приготовить средства для безопаснаго слѣдованія Чихачева. Съ прибытіемъ въ Кизи Чихачева, какъ прикащику Березину, такъ равно и топографу Попову, приказано было поступить въ его распоряженіе.
   Послѣ 39-дневнаго утомительнаго странствованія, 18 февраля 1852 г. возвратился въ Петровское Д. И. Орловъ и сообщилъ, что, достигнувъ озера и селенія Орелъ, онъ направился на WSW по р. Негди, впадающей въ это озеро съ западной стороны и, проѣхавъ по этому пути около 30 верстъ, прибылъ въ селеніе нейдальцевъ Негди. Отсюда, взявъ проводникомъ нейдальца и проѣхавъ по тому же WSW направленію около 45 верстъ, достигъ небольшаго озера (около 20 верстъ въ окружности) Каури; на этомъ пути онъ перевалилъ чрезъ небольшую возвышенность, идущую отъ сѣвера. Въ селеніи Каури, при рѣкѣ того же имени, по случаю утомленія собакъ, онъ остался на сутки. Изъ этого селенія инородцы переѣзжаютъ въ Усальгинскую губу, разстояніе до которой, по ихъ словамъ, около 35 верстъ. Широта мѣста селенія Каури, по наблюденію Орлова, оказалась 53o 16' N, а приблизительная долгота (т. е. по соображенію направленія его пути) около 138o 15' отъ Петербурга. Изъ Каури г. Орловъ взялъ проводника и, слѣдуя по тому же WSW направленію, проѣхалъ около 35 верстъ, до рѣчки Самма. На этомъ пути онъ тоже переваливалъ чрезъ незначительную возвышенность. Изъ селенія Самма инородцы ѣздятъ въ Ульбанскую губу, разстояніе до которой, по ихъ словамъ, должно быть около 55 верстъ. Изъ селенія, или зимника Самма (2 юрты) Орловъ взялъ проводника и поѣхалъ по болѣе западному направленіи именно къ стойбищу Чилля, разстояніе котораго отъ Самма около 50 верстъ. Здѣсь инородцы собираются для торга. Это стойбище, какъ и всѣ вообще инородческія стойбища, означалось кучею сложенныхъ камней, въ родѣ пирамиды. Изъ Чилля г. Орловъ ѣхалъ по WSW направленію и, проѣхавъ около 50 верстъ, 18 января достигъ рѣки и нейдальскаго селенія Нимеленъ. Здѣсь г. Орловъ остановился на сутки для отдыха и приготовленія къ дальнѣйшему, болѣе трудному путешествію, которое не иначе можно было совершить, какъ верхомъ на оленяхъ. Изъ этого селенія инородцы рѣки Амгунь и самагиры переваливаютъ чрезъ небольшую возвышенность, на Бурканъ (что на рѣкѣ Тугуръ), до котораго, по ихъ словамъ, около 35 верстъ. Возвышенности эти отдѣляютъ долину рѣки Нимеленъ отъ долины рѣки Тугуръ. Широта этого пункта оказалась 52o 50' N, а приблизительная долгота около 130o O.
   Въ селеніи Нимеленъ Орловъ встрѣтилъ 10 тунгусовъ изъ тугурскаго края, съ оленями; изъ нихъ 2 взялись провожать его на своихъ оленяхъ въ удскій край, къ истокамъ р. Уди; почему онъ оставилъ здѣсь своихъ собакъ, на попеченіе крещенаго нейдальца, Тихона, а самъ 20 января отправился верхомъ на оленяхъ на вершину рѣки Тугуръ. Проѣхавъ на WNW около 86 верстъ, Орловъ достигъ вершины р. Тугуръ и стойбища, означеннаго кучею камней. Широта этого пункта оказалась 53o 11' N, приблизительная долгота 134o 48' O. Это стойбище было у подошвы огромнаго каменнаго сплошнаго хребта, тянувшагося къ NNW и отъ него шли на ONO небольшія возвышенности. Съ этого пункта г. Орловъ и началъ свои изслѣдованія направленія хребта, почему и поѣхалъ вдоль онаго на NNW. Здѣсь инородцы переваливаютъ чрезъ хребетъ на рѣчку Никонъ, притокъ рѣки Селимжа, впадающей въ р. Зею. На рѣчкѣ Никонъ находится часовня Никонская. Встрѣченные здѣсь Орловымъ два нейдальца, возвращавшіеся на лыжахъ съ рѣчки Никонъ, куда они ходили на звѣриный промыселъ, а равно и сопровождавшіе его тунгусы, сказали ему, что каменныя становыя горы -- тотъ самый хребетъ, изъ котораго берутъ начало рѣки: Уди, Тугуръ, Амгунь, Гиринь, Бурея и Зея. На вопросъ же его, нѣтъ ли здѣсь, или по южному склону этого хребта къ истокамъ рѣки Зеи, столбовъ, поставленныхъ манджурами или китайцами, инородцы отвѣчали, что они не только никогда не видали никакихъ столбовъ въ этихъ мѣстахъ, но и не слыхали, чтобы когда либо манджуры или китайцы ставили такіе столбы; что же касается китайцевъ, то они никогда и не являлись сюда.
   Проѣхавъ вдоль Хинганскаго хребта на NNW около 40 верстъ, онъ достигъ возвышенностей, тянувшихся отъ становаго хребта къ NOtO. Возвышенности эти отдѣляютъ долину рѣки Тугуръ отъ долины Уди. Туземцы сказали ему, что на южномъ склонѣ этихъ возвышенностей, около 80 верстъ отъ моря, на вершинѣ рѣки Сойкины, находится куча камней, означающая перевалъ чрезъ эту возвышенность на притокъ рѣки Уди, рѣчку Улую, по которой инородцы ходятъ къ Удскому острогу.
   Отсюда Орловъ, у подошвы Хинганскаго хребта, перешелъ возвышенности (около 5 верстъ), составляющія отроги отъ Хингана, и вступилъ въ долину р. Уди, на вершину рѣчки Тайфона, притока рѣки Уди; широта этого пункта оказалась 53o 42'N, а приблизительная долгота около 134o 20' О. Отъ этого именно пункта показывалась на картахъ граница наша съ Китаемъ, по направленію упомянутаго сейчасъ отрога отъ Хинганскаго хребта, тянувшагося къ NOtO, до Охотскаго моря.
   Съ вершины рѣчки Таифона, Хинганскій хребетъ принимаетъ наравленіе WtN и WtS1/2W. Проѣхавъ съ этого пункта на WtN около 35 верстъ, г. Орловъ прибылъ на вершину втораго притока рѣки Уди, рѣчку Галянъ. Широта этого пункта 53o, 47' N, а приблизительная долгота около 133o 45' О. Проѣхавъ отсюда на WtS1/2W около 45 верстъ, Орловъ достигъ третьяго притока р. Уди, рѣчки Ананъ, предѣла его странствованія въ этомъ направленія. Широта этого пункта 53o 43' N, а приблизительная долгота 132o 52' О.
   При вершинѣ рѣчки Ананъ находится куча камней и пустая юрта; отсюда инородцы переваливаютъ чрезъ Хинганскій хребетъ на вершину рѣки Селимжи. У этой кучи камней или стойбища они собираются иногда для торга. Здѣсь г. Орловъ остановился на сутки для отдыха оленей и встрѣтился съ двумя селимжинцами, пробиравшимися на лыжахъ въ селеніе Нимеленъ, для торга. Какъ эти инородцы, такъ равно и сопровождавшіе г. Орлова тунгусы и нейдальцы говорили ему, что отъ вершины рѣчки Аланъ Хиганскій хребетъ, на пространствѣ около 70 верстъ, тянется по тому же направленію (т. е. WtS), потомъ круто поворачиваетъ къ сѣверу (NtW), тянется по этому направленію 80 верстъ, а затѣмъ склоняется на западъ и идетъ около 100 версть на NWtN, послѣ чего достигаетъ того мѣста, гдѣ отдѣляется отъ Хингана хребетъ меньшихъ горъ, идущихъ по берегу моря далеко на сѣверъ. Этотъ хребетъ горъ селимжинцы называли Мачи-хинга (что значитъ меньшія горы), тунгусы же и нейдальцы -- Джукжура. Хинганскій, становой хребетъ, пройдя отъ этого пункта около 60 верстъ въ болѣе западномъ направленіи (около NW), поворачиваетъ прямо на западъ, немного къ полудню (т. е. около WtS) и по этому направленію тянется къ Даурамъ и рѣкѣ Шилкару (т. е. въ Забайкалье). На этой части хребта показываются въ нѣсколькихъ мѣстахъ круглыя вершины, въ родѣ яблока. Инородцы говорили ему еще, что при поворотѣ Хинганскаго хребта отъ NW къ WtS, по южную его сторону, находится истокъ рѣки Зеи, который селимжинцы называли Дони, и что по вершинамъ нѣкоторыхъ притоковъ рѣки Зеи и другимъ рѣчкамъ по южному склону этого хребта находятся также кучи камнеі, столбища, означающія удобные перевалы съ южной стороны хребта на сѣверную, по которымъ инородцы ходятъ на промыслы пушныхъ звѣрей.
   На вопросъ Орлова: нѣтъ-ли на южной сторонѣ этого хребта каменныхъ, или другихъ столбовъ, поставленныхъ китайцами или манджурами, которые они пріѣзжаютъ осматривать, селимжинцы отвѣчали то же самое, что и другіе инородцы, т. е. что подобныхъ столбовъ здѣсь нѣтъ и никогда не было и что манджуры и китайцы здѣсь никогда не бывали. На вопросъ же затѣмъ Орлова, не слыхали-ли они о селеніи лоча (русскихъ) гдѣ либо въ тамошнихъ мѣстахъ и нельзя-ли къ нимъ пробраться горами, инородцы отвѣчали, что они слышали будто-бы какіе то дурные лочи живутъ на рѣчкѣ, впадающей въ рѣку Маму (Амуръ), что эти люди очень худые, безпрестанно ссорятся и дерутся, и что они ничего и никому не платятъ. Живутъ они въ такомъ мѣстѣ, куда берегомъ проѣхать ни на оленяхъ, ни на собакахъ нельзя, по неимѣнію корма, а можно только добраться до нихъ рѣкою Амуръ, на лодкѣ. Эти лоча, по словамъ ихъ, распускали дурные слухи о русскихъ.
   Съ вершины рѣчки Ананъ, 27-го января 1852 г., г. Орловъ отправился обратно тѣмъ же путемъ, вдоль Хинганскаго хребта. Достигнувъ источника р. Тугуры, онъ направился вдоль того-же Хинганскаго хребта на StW, и, проѣхавъ по этому направленію около 35 верстъ, прибылъ на вершину рѣки Нимеленъ. Широта этого пункта, по его наблюденіямъ, 52o 42' N и приблизительная долгота 134o 40' O отъ С.-Петербурга. Отъ этого пункта Хинганскій хребетъ принимаетъ направленіе SWtS. Слѣдуя по этому румбу, черезъ 40 верстъ, Дмитрій Ивановичъ достигъ предѣла своихъ изслѣдованій, т. е. вершины рѣчки Корби, сѣвернаго притока рѣки Амгунь (широта этого пункта 52o 26' N, а приблизительная долгота 134o 28' О). Отсюда г. Орловъ направился въ селеніе Нимеленъ, гдѣ, взявъ своихъ собакъ, возвратился тѣмъ же путемъ, черезъ селеніе Коль, въ Петровское.
   Такимъ образомъ Дмитрій Ивановичъ былъ первый, который опредѣлилъ направленіе пограничнаго Хинганскаго хребта между южными истоками рѣки Уди (широта 53o 42' N и долгота приблизительно 132o 52' О) и сѣвернымъ истокомъ рѣки Амгунь (широта 529, 26' N и долгота 134o, 28' О). Этимъ изслѣдованіемъ онъ фактически доказалъ: 1) что Хинганскій хребетъ, принятый, по нерчинскому трактату 1689 года, подтвержденному трактатомъ 1721 года, за границу между Россіею и Китаемъ, отъ вершины рѣки Уди направляется не къ сѣверо-востоку, какъ ошибочно до этого времени полагали и какъ означалось на всѣхъ картахъ, а къ юго-западу. 2) Что въ тугурскомъ и удскомъ краѣ, а равно по южному склону Хинганскаго хребта, никакихъ пограничныхъ столбовъ или знаковъ, какъ представлялъ академикъ Мидендорфь, нѣтъ и никогда не существовало, а что, вѣроятно, кучи камней въ видѣ столбовъ, сложенныя инородцами для означенія стойбищъ и удобныхъ переваловъ, г. Мидендорфъ принялъ за пограничные знаки. И, наконецъ, 3) что слухи о населеніи русскихъ около южнаго колѣна рѣки Амуръ, по словамъ инородцевъ, справедливы.
   14 февраля пріѣхали въ Петровское съ Амура и Уссури 4 гольда и 2 кекгальца; они разсказали намъ слѣдующее: 1) что съ рѣки Пилно, впадающей въ рѣку Амуръ съ правой стороны, они переваливаютъ на большую рѣку Поръ, вливающуюся съ правой же стороны въ рѣку Уссури, недалеко отъ ея устья. 2) Что въ рѣку Поръ около этого перевала впадаетъ рѣка Чернай, которая подходитъ близко къ рѣкѣ Самальгѣ, впадающей въ Татарскій заливъ. 8) Что этимъ путемъ съ берега рѣки Амуръ до моря (Татарскаго залива) не болѣе 350 верстъ. 4) Что они этимъ путемъ обыкновенно ѣздятъ за промыслами къ морю въ закрытый заливъ, лежащій около устья Самальги. 5) Что по берегамъ рѣкъ: Самальги, Чернай и Поръ произрастаютъ огромные лѣса. 6) Что по этимъ рѣкамъ, въ особенности по Самальгѣ, могутъ ходить большія лодки. 7) Что въ рѣкѣ Уссури существуетъ нѣсколько переваловъ къ морю и нѣсколько закрытыхъ бухтъ, лежащихъ не далеко другъ отъ друга, съ обѣихъ сторонъ большой рѣки Сайфуна, впадающей въ море, въ разстояніи отъ устья рѣки Самальги на 20 дней пути, если ѣхать на лодкѣ. 8) Что такъ какъ они слышали, что мы не позволяемъ манджурамъ обижать гиляковъ и мангуновъ, то они желали бы, чтобы мы у нихъ поселились и обѣщали проводить насъ къ морю съ рѣки Амура и съ Уссури, по самымъ близкимъ путямъ, въ закрытыя бухты. Наконецъ, 9) что слышали о селеніи русскихъ около устья Сунгари, и что эти русскіе весьма дурные люди: часто вмѣстѣ съ манджурами обижаютъ инородцевъ и подстрекаютъ манджуровъ перерѣзать или прогнать насъ.
   Вслѣдъ за этимъ, 15 февраля, пришла изъ Аяна первая зимняя почта, отправленная оттуда 20 ноября. Съ этою почтою я получилъ какъ изъ Иркутска (отъ 15 сентября), такъ и изъ Петербурга (отъ 4 іюля) приказаніе: "не распространять изслѣдованій далѣе земли гиляковъ, обитающихъ по амурскому лиману и въ окрестностяхъ Николаевска, и стараться чрезъ гиляковъ вступать въ торговыя сношенія съ старшинами сопредѣльныхъ съ ними инородцевъ.
   Въ отвѣть на это я писалъ его превосходительству Н. Н. Муравьеву:
   "1) Пограничный вопросъ нынѣ разъясняется и вѣковыя заблужденія, будто бы при-амурскій край составляетъ китайскія владѣнія, начинаютъ разсѣяваться. Теперь мнѣ совершенно понятно, почему Китай не признаетъ этотъ край своею принадлежностью и оставляетъ его безъ всякаго надзора: онъ строго держится трактатовъ 1689 и 1721 гг. и потому не считаетъ этотъ край своимъ.
   "2) По свѣдѣніямъ отъ туземцевъ разъясняется также и самый главный здѣсь вопросъ -- морской: существованіе на татарскомъ берегу закрытыхъ бухтъ, связанныхъ съ рѣками Амуръ и Уссури внутреннимъ путемъ, почтя неоспоримо. Такія бухты важны для насъ въ политическомъ и экономическомъ отношеніи, потому что льды и туманы, царствующіе въ Охотскомъ морѣ, а также климатическія и географическія условія его береговъ, равно какъ и береговъ Камчатскаго полуострова, не представляютъ возможности основать въ этихъ мѣстахъ надлежащаго и полезнаго для насъ порта.
   "3) Озеро Кизи, заливъ Нангмаръ и рѣка Уссури представляютъ для насъ важные пункты въ морскомъ отношеніи.
   "4) При настоящемъ состояніи при-амурскаго и при-уссурійскаго края нельзя оставлять ихъ безъ бдительнаго надзора и правительственнаго вліянія, а потому, при дѣйствіяхъ нашихъ здѣсь, нельзя ограничиваться тѣми только лишь пальятивными мѣрами, которыя мнѣ предлагаются къ руководству, ибо при такихъ мѣрахъ мы легко можемъ потерять на вѣки для Россіи этотъ важный край!!
   "Вотъ тѣ убѣжденія, которыя понуждаютъ меня дѣйствовать здѣсь, какъ Ваше Превосходительство изволили усмотрѣть, сообразно встрѣчаемымъ мною обстоятельствамъ. Уповаю, что въ виду этого Вы дадите мнѣ надлежащія средства для достиженія упомянутой важной цѣли и разрѣшите мнѣ:
   "А) Занять селеніе Кизи и заливъ Нангмаръ, какъ ближайшіе къ Николаевску пункты, изъ которыхъ легко наблюдать за иностранными судами, плавающими въ сѣверной части Татарскаго залива, и для изслѣдованія береговъ онаго къ югу до корейской границы.
   "Б) Разрѣшите послать особую экспедицію для изслѣдованія рѣки Уссури и, близъ устья ея, въ селеніи Гольди, оставить на зимовку офицера, съ цѣлью ознакомленія съ путями, ведущими съ той рѣки къ морю, и наблюденія за временемъ и обстоятельствами, сопровождающими закрытіе и вскрытіе, какъ рѣки Уссури, такъ равно и южнаго колѣна рѣки Амуръ.
   "В) Для повѣрки настоятельныхъ слуховъ о поселеніи бѣглыхъ русскихъ, распространившихся нынѣ уже между командами и дурно дѣйствующихъ на оныя, послать на вооруженной шлюпкѣ вверхъ по рѣкѣ Амуръ офицера, съ тѣмъ, что если эти слухи окажутся справедливыми, то офицеру тому стараться достигнуть селенія этихъ русскихъ и объявить имъ, что они поступаютъ подъ мое начальство и обязаны намъ содѣйствовать, за что всѣ ихъ прежніе поступки будутъ Высочайше прощены.
   "Г). Въ настоящую навигацію, для подкрѣпленія моей команды, состоящей нынѣ только изъ 56 человѣкъ, прислать, по крайней мѣрѣ, 50 человѣкъ хорошаго поведенія, при 2 офицерахъ и распорядиться, чтобы къ навигаціи 1853 г. была прислана изъ Кронштадта въ мое распоряженіе одна паровая шкуна".
   Донося о всемъ этомъ генералъ-губернатору, я вмѣстѣ съ тѣмъ, въ частномъ письмѣ къ нему, между прочимъ, писалъ:
   "Долгомъ моимъ считаю предварить Васъ, что сознавая тяжкую лежащую на мнѣ нравственную отвѣтственность за всякое съ моей стороны упущеніе къ отстраненію могущей потери для Россіи этого края, я во всякомъ случаѣ рѣшился дѣйствовать сообразно обстоятельствамъ и тѣмъ свѣдѣніямъ, которыя ожидаю подучить отъ гг. Чихачева и Бошняка. Надѣюсь, что при патріотической преданности Вашего Превосходительства этому дѣлу, Государь Императоръ милостиво воззритъ на таковые мои поступки, происходящіе единственно отъ преданности моей и моихъ сотрудниковъ къ благу отечества".
   

ГЛАВА XIV.

Возвращеніе Бошняка.-- Его донесеніе.-- Прибытіе Березина.-- Записка Чихачева.-- Отправленіе Березина въ распоряженіе Чихачева.-- Инструкція Березину.-- Декларація 11 апрѣля 1862 г.-- Командировка Бошняка въ с. Ухтре.-- Начало судостроенія въ пріамурскомъ краѣ.-- Письмо Н. Н. Муравьева отъ 28 декабря 1861 г.-- Депеша Кашеварова.-- Предписаніе Кашеварову отъ 15 апрѣля 1862 г.-- Депеша главному правленію компаніи.

   
   22 марта лейтенантъ Бошнякъ, совершенно больной, возвратился съ острова Сахалина въ Николаевскъ и донесъ мнѣ, что проѣхавъ по лиману къ мысу Лазарева и переваливъ здѣсь на Сахалинъ, въ селеніе Погоби, онъ направился вдоль берега на S. Проѣхавъ этимъ путемъ около 30 верстъ, онъ достигъ рѣчки и гилякскаго селенія Уанды. Отсюда, проѣхавъ по тому же направленію около 20 верстъ, онъ прибылъ на выдающійся въ море низменный и тундристый мысъ Лакъ, отъ котораго къ О лежитъ 4 небольшихъ озера; широта этого мыса по его наблюденіямъ 61o 46' N.
   Обогнувъ мысъ Лакъ, онъ пошелъ берегомъ, который имѣлъ отъ этого мыса направленіе на StO1/2O; проѣхавъ по берегу около 20 верстъ, Бошнякъ достигъ селенія и рѣчки Тыми, а потомъ чрезъ 20 верстъ пріѣхалъ въ селеніе и рѣку Віяхту. Широта Віяхту оказалась 51o 36' N. Съ мыса Тыкъ, г. Бошнякъ началъ встрѣчать каменный уголь въ разбросанныхъ по берегу кускахъ; но между устьемъ рѣки или протока Віяхту и заливомъ Уанды, онъ видѣлъ его въ обнаженныхъ пластахъ. Протока Віяхту, а равно и озеро того-же имени, по словамъ туземцевъ, имѣютъ достаточную глубину; эта мѣстность представляетъ, повидимому, удобный пунктъ для нагрузки судовъ каменнымъ углемъ, а потому и заслуживаетъ тщательнаго обслѣдованія, которое можно сдѣлать во время навигаціи.
   Изъ Віяхту, слѣдуя по тому же StO направленію, чрезъ 20 верстъ, онъ достигъ рѣчки и селенія Танги, откуда перебрался на мысъ Уанды, лежащій въ 8 верстахъ на S отъ перваго. Затѣмъ, проѣхавъ 20 верстъ на SSO, достигъ мыса, селенія и рѣчки Хой, а отсюда прибылъ въ селеніе Мгачъ, расположенное при устьѣ рѣчки того же имени и отстоящее въ 20 верстахъ на StO отъ Хой. Здѣсь туземцы объяснили ему, что самое большое количество каменнаго угля находится въ заливѣ Дуэ и что его также много имѣется на большой рѣкѣ Тыми, на которой жили русскіе; что на эту рѣку надобно ѣхать по рѣчкѣ Мгачъ до ея вершины, а потомъ перевалить чрезъ горы на рѣчку Пуджимъ, впадающую въ рѣку Тыми, и что этимъ путемъ отъ селенія Мгачъ до рѣки Тыми не болѣе 1 1/2 дней пути на собакахъ (т. е. около 50 верстъ); широта селенія Мгачъ оказалась 51o 01' N.
   Изъ этого селенія Бошнякъ отправился вдоль берега по тому же направленію и чрезъ 15 верстъ достигъ рѣчки и селенія Аркой. Отсюда берегъ тянется къ возвышенному мысу Дуэ на SSW, образуя обширный Дуэскій заливъ. Слѣдуя на SSW, около 10 верстъ, онъ достигъ рѣчки и селенія Дуэ, расположеннаго по сѣверную сторону мыса того же имени. Широта этого пункта, по наблюденіямъ Бошняка, 50o 53' N. Берега залива Дуэ ровные, возвышенные и приглубые; они на пространствѣ около 20 верстъ составляютъ почти сплошную каменноугольную формацію; пласты каменнаго угля толщиною отъ 1/2 до 3/4 аршина здѣсь совершенно оголены. Заливъ Дуэ, повидимому, представляетъ довольно изрядный рейдъ, по крайней мѣрѣ, единственный на всемъ пространствѣ обслѣдованнаго мною берега, а потому, подобно протокѣ Віяхту, требуетъ тщательнаго изслѣдованія. Туземцы селенія Дуе говорили г. Бошняку, что далѣе къ югу близъ моря есть также каменный уголь, но что самое большее количество его находится въ заливѣ Дуэ.
   Достигнувъ такимъ образомъ главнаго мѣсторожденія каменнаго угля, г. Бошнякъ изъ селенія Дуэ возвратился тѣмъ же путемъ въ селеніе Мгачъ, съ тѣмъ, чтобы отправиться изъ этого селенія на рѣку Тыми. Оставивъ въ Мгачѣ заболѣвшаго ногою гиляка Позвейна и своихъ утомленныхъ собакъ, г. Бошнякъ, въ нанятой у туземцевъ нартѣ съ проводникомъ и казакомъ отправился на ONO, вверхъ по рѣкѣ Мгачъ. Проѣхавъ по этому направленію около 15 верстъ, онъ перевалилъ на вершину рѣчки Пуджимъ, впадающей съ лѣвой стороны въ рѣку Тыми. Упомянутый перевалъ идетъ на OSO около 12 верстъ чрезъ хребетъ, тянущійся вдоль Сахалина. Съ вершины Пуджима Бошнякъ поѣхалъ по этой рѣчкѣ къ SO и чрезъ 20 верстъ достигъ рѣки Тыми и селенія ороченъ {Орочены или ороки говорятъ тунгусскимъ языкомъ съ примѣсью гилякскихъ словъ. Между ними существуетъ преданіе, что они тунгусы, перекочевавшіе на Сахалинъ изъ удскдго края; поэтому они считаютъ себя подданными Россіи.}, съ котораго и началъ изслѣдованіе рѣки Тыми. Широта селенія Уддекъ-во, расположеннаго на рѣкѣ Тыми близъ устья рѣчки того же имени, оказалась 51o 3' N. Рѣка Тыми отъ этого пункта течетъ на N и NNO; берега ея гористы съ каменно-угольною формаціею. Проѣхавъ по рѣкѣ на N и NW около 16 верстъ, Н. К. Бошнякъ достигъ селенія Тифацъ-во, отъ котораго рѣка пошла къ NNO; по этому послѣднему направленію онъ проѣхалъ около 7 верстъ и достигъ рѣчки и селенія Иткверъ-во. На пути до него онъ проѣзжалъ озеро и рѣчку Кадъ, впадающую въ рѣку Тыми съ правой стороны и лежащую въ 2 верстахъ отъ селенія Тифацъ-во и также рѣчку Чидъ, впадающую въ р. Тыми съ той же стороны и лежащую отъ Када около 9 верстъ. Туземцы (ороки) селенія Иткверъ объяснили ему, что русскіе жили около селенія Чеворъ-во и что двое изъ нихъ имѣли дѣтей отъ кекгальскихъ своихъ женъ.
   Изъ селенія Иткверъ, на пространствѣ около 8 верстъ, рѣка Тыми течетъ на N, а далѣе, на пространствѣ около 10 версть, на О. Правый берегъ ея гористъ и мѣстами на немъ попадается каменный уголь. Отсюда до рѣчки Куичи, впадающей въ р. Тыми съ лѣвой стороны, на пространствѣ около 10 верстъ, рѣка довольно извилиста и имѣетъ общее направленіе къ N. Отъ Куичи до селенія Чхаръ-во, противъ котораго лежитъ довольно возвышенный островъ, имѣющій около 4 верстъ длины, на пространствѣ около 15 верстъ рѣка направляется къ NtO. На этомъ пути, въ разстояніи отъ Куичи въ 7 верстахъ, впадаетъ въ р. Тыми съ лѣвой стороны рѣчка Иткаръ, при которой лежитъ селеніе того же имени. Въ 4 верстахъ отъ этой рѣчки, съ той же стороны, впадаетъ въ р. Тыми рѣчка Пачай.
   Въ селеніи Чхарѣ живутъ кекгальцы. Это селеніе довольно значительное и широта его, по наблюденіямъ Бошняка, оказалась 51o 28' N, а приблизительная долгота отъ С.-Петербурга около 142o 48' O.
   Въ этомъ селеніи г. Бошнякъ остановился на сутки, чтобы хорошенько ознакомиться съ жителями и распросить ихъ о русскихъ. Казахъ Парфентьевъ, сопровождавшій Бошняка, зналъ тунгусскій языкъ и очень хорошо ихъ понималъ.
   Туземцы продали здѣсь г. Бошняку, за 3 аршина китайки, 4 листа, вырванныхъ ивъ часовника, и объяснили, что жившіе здѣсь русскіе имѣли книгу. Изъ числа этихъ листовъ одинъ былъ заглавный, на которомъ едва разборчивымъ почеркомъ было написано: "Мы, Иванъ, Данила, Петръ, Сергѣй и Василій высажены въ аинскомь селеніи Тамари-Анива Хвостовымъ 17-го августа 1805 г.; перешли на рѣку Тыми въ 1810 г., въ то время, когда пришли въ Тамари японцы". Туземцы при этомъ объяснили, что японцы начали приходвть на Сахалинъ сначала для ловли рыбы и для торговли, нынѣ же у нихъ въ главномъ селеніи острова Тамарн-Анива и по другимъ селеніямъ находятся склады риса и арака, которыми они платятъ за работу аинамъ и что для охраненія этихъ складовъ нѣсколько японцевъ остаются на зимовку въ этихъ селеніяхъ. Впрочемъ, какъ эти туземцы, такъ и всѣ народы, обитающіе на Сахалинѣ, никакой власти ни китайской, ни японской надъ собою не признаютъ и ясака не платятъ. Точно также туземцы разсказывали Бошняку, что очень давно пришли на островъ и поселились на немъ тунгусы съ р. Уди; ихъ называютъ здѣсь ороченами. Затѣмъ туземцы показали Бошняку мѣста, гдѣ жили русскіе. Видно было, что они помѣщались въ 3 избахъ и что у нихъ были огороды. При этомъ туземцы говорили, что послѣдній изъ русскихъ, Василій, умеръ недавно; что русскіе были хорошіе люди, и вмѣстѣ съ ними ходили на рыбный и звѣриный промыслы; одѣвались также, какъ и они, но волосы стригли.
   Осмотрѣвъ такимъ образомъ мѣстожительство русскихъ и убѣдившись, что наши соотечественники явились на Сахалинъ гораздо ранѣе японцевъ, г. Бошнякъ, изъ селенія Чхаръ, 3 марта 1852 г., отправился далѣе, внизъ по рѣкѣ Тыми. Проѣхавъ на NtO около 10 верстъ и на NW около 12 верстъ, онъ достигъ с. Мавахъ-во, миновалъ его и, слѣдуя на NtO, чрезъ 12 верстъ достигъ озера и селенія Урвангъ. На этомъ пути въ двухъ мѣстахъ онъ видѣлъ иа лѣвомъ берегу рѣки каменный уголь, но уже въ ничтожномъ количествѣ.
   Отъ селенія Урвангъ до рѣчки Вололо, впадающей въ р. Тыми съ правой стороны, на пространствѣ около 10 верстъ, рѣка течетъ на NOtN, a затѣмъ, до моря, на пространствѣ около 45-ти верстъ, на NNO.
   Рѣка Тыми впадаетъ въ заливъ Ный, загражденный съ моря низменною песчаною кошкою, въ видѣ продолговатаго острова, тянущаяся отъ NNW къ SSO, на пространствѣ около 11-ти миль. Островъ этотъ туземцы называютъ Кетово; онъ составляетъ одинъ изъ острововъ, которые въ 1849 г. я назвалъ шхерами Благополучія. Между этимъ островомъ и мысами залива -- сѣвернымъ Люнгь и южнымъ Кетти -- находится проходъ въ море около 1/4 мили ширины.
   Восточный берегъ этого залива составляетъ низменную подошву возвышенностей, до которой около устья Тыми текутъ въ заливъ три рѣчки: Чемдынга, Идъ и Венга. Между послѣдними двумя, на возвышенномъ берегу, расположено селеніе кекгальцевъ Ный, состоящее изъ 6-ти юртъ. У сѣвернаго же мыса, Люнгъ, на островѣ Кетово -- селеніе Такръ-во, изъ 3-хъ юртъ. Устье, рѣки Тыми имѣетъ ширину около одной мили; въ немъ находятся два низменныхъ острова. По словамъ туземцевъ, на барѣ рѣки Тыми глубина около 3 футъ, заливъ же Тыми мѣстами имѣетъ глубину подъ островомъ до 15-ти футъ. Вообще этотъ заливъ мелководенъ и наполненъ банками; ширина его около 4 миль, длина же около 10. Выходъ изъ него въ море у мысовъ Люнгъ и Кетово имѣетъ глубину отъ 10 до 8 футъ. На всемъ пространствѣ около 85 миль, обслѣдованномъ г. Бошнякомъ, рѣка Тыми судоходна; по словамъ туземцевъ, здѣсь нѣтъ ни пороговъ, ни шиверовъ; глубина ея отъ 25 до 5 футовъ; долина рѣки вообще увалястая и только мѣстами луговые низменные берега рѣки изобилуютъ хорошимъ строевымъ лѣсомъ лиственицы, ели и частію сосны; мѣстами попадается кедръ и тонкій дубнякъ. Долина эта съ сѣвера защищена возвышенностями.
   Въ рѣкѣ много различной рыбы. Все теченіе ея должно быть около 120 миль отъ SSW на NNO. Туземцы говорили Бошняку, что рѣка Тымь самая большая изъ рѣкъ, орошающихъ островъ Сахалинъ.
   Жители этой рѣки, потомки удскихъ тунгусовъ, ороки и кекгадьцы, находятся въ самомъ дикомъ состояніи. Религія ихъ, какъ можно было замѣтить,-- шаманство въ самомъ грубомъ видѣ. Они вообще добродушны и въ этомъ отношеніи гораздо лучше гиляковъ. Жилища ихъ грязны и почти такія же, какъ и у гиляковъ; питаются они рыбою, кореньями, ягодами и дичью. Общій промыселъ ихъ звѣриный и рыбный; но самый прибыльный -- ловля орловъ, хвосты которыхъ они сбываютъ японцамъ за рисъ и водку. Здѣсь довольно соболей, выдръ и лисицъ, но звѣри эти дурнаго качества. Въ заливѣ Ный, у туземцевъ, Бошнякъ видѣлъ много довольно изряднаго янтаря, который, по словамъ ихъ, находится въ изобиліи около восточнаго берега Сахалина. Изъ каменнаго угля они дѣлаютъ различныхъ идоловъ въ родѣ тѣхъ птицъ или звѣрей, которые у нихъ почитаются злыми; они часто ихъ наказываютъ или топятъ и даже разбиваютъ. Точно также изъ каменнаго угля они дѣлаютъ пуговицы, но не употребляютъ его какъ топливо, хотя и знаютъ, что онъ горитъ. Широта устья рѣки Тыми оказалась 51o 56' N, а приблизительная долгота 143o 20' О.
   Отсюда г. Бошнякъ тѣмъ же путемъ, имѣя раны на ногахъ, совершенно изнуренный отъ усталости и голода, послѣ 3-хъ-недѣльнаго странствованія, возвратился въ селеніе Мгачъ. Во время этого пути, 10 дней Бошнякъ питался только юколою (вяленою рыбою), брусникою и полугнилымъ тюленьимъ мясомъ, ибо провизія и чай у него вышли.
   Изъ селенія Мгачъ Бошнякъ, взявъ свою нарту и Позвейна, поѣхалъ обратно, но могъ добраться только до селенія Тыкъ ибо почти всѣ собаки у него околѣли. Провизіи ни какой уже не было и они, питаясь юколою или нерпичьимъ жиромъ, отсюда, на наемныхъ нартахъ, едва живые дотащились наконецъ до Николаевска.
   Всѣ прибрежные туземцы острова Сахаляна говорили г. Бошняку, что съ раннею весною туда приходятъ иностранныя суда, команды которыхъ выходятъ часто на берегъ, берутъ насильно у нихъ рыбу и дѣлаютъ различныя безчинства, а потому и просили Бошняка, чтобы мы ихъ защищали отъ этихъ насилій.
   Вслѣдъ за г. Бошнякомъ, 9 апрѣля, прибылъ въ Петровское прикащикъ Березинъ и сообщилъ, что онъ вмѣстѣ съ топографомъ Поповымъ, слѣдуя вверхъ по рѣкѣ Амуръ и производя глазомѣрную съемку праваго берега рѣки и расторжку съ гиляками и манджурами, достигъ селенія Ауръ (лежащаго верстахъ въ сорока отъ Кизи). Одинъ изъ туземцевъ этого селенія, Зайворъ, взялся проводить ихъ въ заливъ Нангмаръ, куда они и прибыли 20-го марта. Заливъ въ это время былъ покрытъ льдомъ, на горизонтѣ же, въ морѣ, въ югу, льда не было видно. Туземцы, возвратившіеся въ заливъ съ тюленьяго промысла, сказали Березину, что къ югу отъ залива въ морѣ ходитъ судно. Дабы удостовѣриться въ этомъ, Поповъ съ трубою взобрался на гору и увидѣлъ къ югу отъ залива, подъ парусами, большое судно.
   Возвратившись изъ залива Нангмаръ въ Кизи, чтобы ожидать тамъ Чихачева, Березинъ послалъ навстрѣчу Чихачеву топографа Попова. 26 марта, въ селеніи Ода, Половъ встрѣтился съ Чихачевымъ и, передавъ ему свѣдѣніе объ упомянутомъ суднѣ, объяснилъ, что изъ селенія Ода можно прямо достигнуть залива Нангмаръ. Чихачевъ, взявъ проводника, поѣхалъ прямымъ путемъ въ заливъ, а Попову велѣлъ скорѣе слѣдовать въ Кизи, взять отъ Березина сухарей, которые у него вышли, и прибыть къ нему въ заливъ Нангмаръ. Березину же, какъ возможно скорѣе, съ этимъ извѣстіемъ и съ его запиской спѣшить ко мнѣ, въ Петровское.
   Въ заключеніе Березинъ сообщилъ мнѣ, что въ селеніи Сабахъ гиляки показывали ему обломокъ мѣднаго креста и при этомъ говорили, что недавно они ограбили и убили какого-то человѣка, который носилъ при себѣ этотъ крестъ.
   Въ запискѣ, написанной карандашемъ, Чихачевъ увѣдомлялъ меня, что по даннымъ, полученнымъ имъ отъ туземцевъ рѣки Гиринь и отъ встрѣченныхъ имъ здѣсь манджуровъ, положительно можно заключить, что Хинганскій или становой хребетъ, изъ котораго берутъ начало рѣки Уди, Тугуръ, Амгунь и Гиринь, есть тотъ самый хребетъ, изъ котораго истекаютъ рѣки: Бурея и Зея, т. е. тотъ самый, который принятъ, по трактату съ Китаемъ, хребтомъ пограничнымъ между Россіею и Китайскою имперіею. Хребетъ этотъ, по словамъ манджуровъ, перебрасываясь чрезъ рѣки Амуръ и Сунгари, около 160 верстъ отъ устья послѣдней, тянется къ югу до Японскаго моря и составляетъ водораздѣлъ рѣкъ Уссури и Сунгари съ Хургою. Всѣ народы, живущіе къ востоку отъ него, ясака не платятъ. "На р. Амуръ и въ Манджурію", писалъ мнѣ далѣе Чихачевъ, "являются какіе-то люди, весьма къ намъ не расположенные. Убѣдительно прошу васъ немедленно возвратить Березина съ распоряженіями и провизіей, которая у него почти вся вышла".
   Получивъ это свѣдѣніе, я 11-го апрѣля отправилъ къ Чихачеву Березина съ провизіею и приказаніемъ тщательно наблюдать надъ дѣйствіями иностранныхъ судовъ и, въ случаѣ встрѣчи съ ними, объявлять и передавать имъ письменно, на французскомъ языкѣ, отъ имени россійскаго правительства, что весь при-амурскій и при-уссурійскій край съ Сахалиномъ до корейской границы составляетъ русское владѣніе, а потому всякія произвольныя распоряженія въ этихъ мѣстахъ, безъ согласія русскаго правительства, не могутъ быть допускаемы и влекутъ за собою большую отвѣтственность.
   Березину я приказалъ спѣшить къ Чихачеву и всѣми возможными мѣрами ему содѣйствовать. Кромѣ того, наблюдать надъ обстоятельствами, сопровождающими вскрытіе рѣки Амуръ и озера Кизи, и собирать всевозможныя свѣдѣнія о краѣ. Вступая съ инородцами селенія Кизи въ дружескія сношенія, имѣть въ виду, что въ этомъ селеніи долженъ быть основанъ складъ нашихъ запасовъ и пристанище для дальнѣйшихъ нашихъ дѣйствій.
   По уходѣ Чихачева изъ залива Нангмаръ, Березину приказано было возвратиться въ Петровское, слѣдуя подъ правымъ берегомъ рѣки Амуръ и замѣчать мѣстности, удобныя къ земледѣльческому заселенію.
   Въ то же время, именно 12-го апрѣля, былъ посланъ весновать въ селеніе Ухтре лейтенантъ Бошнякъ. Ему приказано было: 1) наблюдать обстоятельства вскрытія рѣки и протоки, описать и промѣрить оную, а равно и озеро Ухдыль, изъ котораго она выходятъ, и опредѣлять -- не представляется ли здѣсь удобства для зимовки судовъ, устройства элинга и для осѣдлаго земледѣльческаго населенія. 2) Исполнивъ это, на обратномъ пути слѣдовать подъ лѣвымъ берегомъ рѣки Амуръ и замѣчать на ономъ мѣста, удобныя для заселенія.
   Не надѣясь получить въ навигацію 1852 г. какія-либо средства для сообщенія по рѣкѣ и наблюденія надъ иностранными судами, я 14-го апрѣля заложилъ въ Петровскомъ палубный ботикъ, 29 фут. длины и 7 фут. ширины и 6-ти весельный барказъ, по составленнымъ мною чертежамъ. При этомъ все вниманіе я обратилъ на то, чтобы суда эти къ предстоящей навигаціи въ Петровскомъ, т. е. къ 1-му іюля, были готовы.
   Между тѣмъ, 10-го апрѣля тунгусы привезли изъ Аяна вторую и послѣднюю зимнюю почту, посланную изъ Аяна 28-го февраля. Съ этою почтою (отъ 26-го декабря 1851 г.) я получилъ письмо отъ генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева, въ которомъ онъ изъявлялъ полное сочувствіе ко всѣмъ моимъ дѣйствіямъ и писалъ мнѣ: 1) что изъ С.-Петербурга повелѣно входить мнѣ въ торговые договоры только съ властями инородцевъ, обитающихъ близъ устья рѣки Амуръ, но дальнѣйшихъ какихъ либо распоряженій, далѣе земли гяляковъ или окрестностей устья рѣки Амуръ, ни подъ какимъ видомъ не дѣлать. 2) Что каменные пограничные столбы, найденные будто-бы Мидендорфомъ на протяженіи отъ Охотскаго моря до истоковъ рѣки Уди и далѣе къ западу, по южному склону становаго хребта, а также свѣдѣнія, получаемыя изъ Пекина, до сихъ поръ служатъ убѣжденіемъ, что граница наша съ Китаемъ должна идти по этимъ знакамъ.
   Въ заключеніе Н. Н. Муравьевъ увѣдомлялъ меня, что онъ вмѣстѣ съ симъ же предписываетъ начальнику аянскаго порта и камчатскому губернатору усердно содѣйствовать экспедиціи и приказать всѣмъ казеннымъ и компанейскимъ судамъ, слѣдующимъ изъ Аяна въ Петропавловскъ и Ситху, заходить въ Петровское.
   Начальникъ аянскаго порта и факторіи росс.-ам. компаніи Кашеваровъ въ то же время депешею отъ 26-го февраля увѣдомилъ меня, что главнымъ правленіемъ компаніи поручено ему смотрѣть на ввѣренную мнѣ экспедицію, какъ на торговую экспедицію аянской факторіи, почему и предписываетъ ему дать въ этихъ видахъ Орлову, Березину и другимъ лицамъ, числящимся на службѣ въ аянской факторіи, надлежащія инструкціи, какъ лицамъ, ему подчиненнымъ. По снабженію же экспедиціи товарами и запасами отнюдь не выходить изъ предѣловъ той суммы, какая опредѣлена для этого правительствомъ. Наконецъ, ни подъ какимъ видомъ и предлогомъ не посылать съ этими запасами и товарами въ Петровское компанейскихъ судовъ, имѣя въ виду, что все это должно быть перевозимо туда на казенныхъ.
   Высказавъ мнѣ эти распоряженія главнаго правленія, г. Кашеваровъ увѣдомляетъ меня, что онъ вмѣстѣ съ симъ препровождаетъ надлежащія инструкціи и предписанія Орлову и Березину и въ заключеніе говоритъ, что онъ, хотя и вполнѣ сознаетъ полную недостаточность снабженія экспедиціи, согласно упомянутымъ распоряженіямъ компаніи, но какъ лице, вполнѣ подчиненное и зависимое отъ главнаго правленія, не можетъ иначе дѣйствовать.
   Подучивъ такое увѣдомленіе и имѣя въ виду важность результатовъ сдѣланныхъ уже изслѣдованій, несоотвѣтственность съ обстоятельствами и полную ошибочность мнѣній въ С.-Петербургѣ объ этомъ краѣ, наконецъ, оскорбительныя и несоотвѣтствующія важности дѣла распоряженія главнаго правленія компаніи, препятствующія успѣху нашихъ дѣйствій и могущія поставить экспедицію въ самое критическое положеніе, угрожающее почти голодною смертію всѣмъ намъ, я, съ нарочнымъ тунгусомъ, посланнымъ изъ Петровскаго въ Аянъ 15-го апрѣля, предписалъ, именемъ генералъ-губернатора, начальнику аянскаго порта Кашеварову, не стѣсняться распоряженіями главнаго правленія компаніи и, смотря по возможности, на казенныхъ или компанейскихъ судахъ снабдить экспедицію благовременно товарами и запасами, согласно моему требованію, посланному 3-го ноября изъ Петровскаго. Вмѣстѣ съ тѣмъ, я просилъ его имѣть въ виду, что компанія здѣсь ничто иное, какъ поставщикъ товаровъ и запасовъ по моему требованію, какъ лица, дѣйствующаго по Высочайшему повелѣнію, самостоятельно, для достиженія важной государственной цѣли и что настоящая, ввѣренная мнѣ экспедиція не есть та ничтожная торговая посылка изъ Аяна въ тугурскій край для расторжки съ обитающею тамъ сотнею инородцевъ, какая совершалась компаніею изъ Аяна, ради ея выгоды, въ 1848 и 1849 годахъ. "Г. Орлову и Березину" сообщалъ я Кашеварову, "я не только приказалъ не исполнятъ вашихъ распоряженій, но и не отвѣчать даже вамъ на оныя. О чемъ вмѣстѣ съ симъ же доношу генералъ-губернатору и депешею увѣдомляю главное правленіе компаніи. Депешу эту посылаю вамъ открытою, для прочтенія. По полученіи конверта на имя генералъ-губернатора, поручаю вамъ немедленно послать его съ нарочнымъ въ Иркутскъ, а депешу отправить въ главное правленіе. Сверхъ этого, прошу васъ, въ случаѣ слѣдованія чрезъ Аянъ на службу въ Камчатку офицеровъ, прислать двухъ изъ нихъ немедленно въ Петровское".
   Въ депешѣ главному правленію компаніи я писалъ слѣдующее: "Получивъ нынѣ отъ г. Кашеварова увѣдомленіе о распоряженіяхъ, сдѣланныхъ ему главнымъ правленіемъ компаніи, я нахожу ихъ не только оскорбительными для лицъ, служащихъ въ экспедиціи, но и несоотвѣтствующими тѣмъ важнымъ государственнымъ цѣлямъ, къ достиженію которыхъ стремится экспедиція. Распоряженія эти могутъ поставить насъ въ самое критическое положеніе, почему я вынужденъ былъ, какъ лице отвѣтственное здѣсь за все, дать вмѣстѣ съ симъ же предложеніе г. Кашеварову, которое просилъ его сообщить главному правленію компаніи. Полагая, что подобное распоряженіе правленія, явно препятствующее къ достиженію упомянутой государственной цѣли, произошло отъ какихъ либо недоумѣній, или отъ неизвѣстности встрѣчаемыхъ здѣсь обстоятельствъ, я остаюсь увѣреннымъ, что послѣ этого главное правленіе дастъ немедленно приказаніе г. Кашеварову въ точности исполнять мои требованія по снабженію экспедиціи товарами и запасами".
   

ГЛАВА XV.

Донесеніе генералъ-губернатору 15 апрѣля 1852 г.-- Проявленіе цивилизаціи между гиляками.-- Крещеніе ихъ.-- Распространеніе огородничества между ними.-- Донесеніе Н. М. Чихачева.-- Свѣдѣнія, собранныя имъ о рѣкахъ Амгунь и Гиринь и о народахъ, обитающихъ по берегамъ ихъ.-- Южный при-амурскій и при-уссурійскій край, по разсказамъ манджуровъ.

   
   Генералъ-губернатору я представилъ въ подлинникахъ журналы изслѣдованія, произведеннаго Бошнякомъ, записку г. Чихачева и донесеніе Березина, и объяснилъ важность результатовъ этихъ изслѣдованій и опасность, какая предстоитъ намъ при появленіи иностранныхъ судовъ съ юга и отъ миссіонеровъ въ Манджуріи и при-амурскомъ краѣ. Высказавъ ему, какое вредное вліяніе на команды производятъ слухи о населеніи русскихъ бѣглыхъ и сообщивъ распоряженія главнаго правленія Кашеварову, въ заключеніе я писалъ ему такъ:
   "Изъ этого Ваше Превосходительство изволите видѣть всю неосновательность и фальшивость убѣжденій въ С.-Петербургѣ о при-амурскомъ и уссурійскомъ краѣ и островѣ Сахалинѣ, которые, по изложеннымъ даннымъ, должны составлять не китайскую принадлежность, какъ-то думаютъ и настаиваютъ въ С.-Петербургѣ, а русскую. Полная несостоятельность съ упомянутымъ обстоятельствомъ даннаго мнѣ повелѣнія, повторяемаго почти каждую почту, при ничтожныхъ средствахъ, которыми располагаетъ экспедиція, очевидна, а распоряженія главнаго правленія могутъ поставить насъ въ самое критическое положеніе, которое повлечетъ за собою уничтоженіе экспедиціи.
   "Поставленный здѣсь въ такое положеніе, при которомъ вся нравственная отвѣтственность за недостатокъ самостоятельности пала-бы на меня и соображаясь единственно съ упомянутыми обстоятельствами, не смотря на то, что они несогласны съ данною мнѣ инструкціею и влекутъ за собою строжайшую отвѣтственность, я рѣшился дѣйствовать внѣ повелѣній. Мнѣ предстояло и нынѣ предстоитъ одно изъ двухъ: или, дѣйствуя согласно инструкціямъ, потерять навсегда для Россіи столь важные края, какъ при-амурскій и при-уссурійскій, или же дѣйствовать самостоятельно, приноравливаясь къ мѣстнымъ обстоятельствамъ и несогласно съ данными мнѣ инструкціями. Я избралъ послѣднее.
   "Послѣ этого я надѣюсь, что, въ виду представляемыхъ мною фактовъ, наконецъ обратятъ серьезное вниманіе на этотъ край и, согласно предъидущему представленію моему Вашему Превосходительству, отъ 20-го февраля, получу надлежащія средства для экспедиціи. Всѣ мои просвѣщенные и неутомимые сотрудники одушевлены важною государственною цѣлью экспедиціи и съ необыкновенною отвагою, бодростію и твердостію духа переносятъ всѣ лишенія, трудности и опасности при изслѣдованіяхъ и дѣйствіяхъ, направляемыхъ мною къ уясненію положенія края и къ отстраненію всякихъ внѣшнихъ на него покушеній, не смотря на то, что ничтожныя средства экспедиціи далеко этому не соотвѣтствуютъ".
   Сдѣлавъ такимъ образомъ всѣ возможныя распоряженія ы представленія объ отстраненіи внѣшнихъ покушеній на этотъ край и о необходимости усилить экспедицію, мы принялись за изготовленіе къ предстоящей навигаціи строившихся ботика и барказа и на необходимую постройку зданій въ Петровскомъ и Николаевскѣ.
   Между тѣмъ, одинъ изъ гиляковъ съ рѣки Амуръ, Накованъ, привезъ въ Петровское свою молодую жену и просилъ, чтобы мы ее подержали у себя, потому что гиляки селенія Лянгръ хотятъ ее украсть у него. Такъ какъ гиляки этого селенія всегда отличались буйствомъ и дерзостію, то я, пользуясь случаемъ, чтобы окончательно укротить ихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ положить предѣлъ подобнымъ поступкамъ среди инородцевъ, послалъ розыскать виновныхъ. Они вскорѣ были найдены и примѣрно наказаны. Жену гиляка Накована -- Сакони, Екатерина Ивановна взяла подъ свое покровительство: ее вымыли, вычесали и нарядили въ сарафанъ и бѣлую рубашку. Послѣ этого гилячка Сакони не мало была удивлена своею пригожестію и начала мыться и чесаться каждый день. Это послужило поводомъ къ тому, что нѣкоторыя гилякскія женщины начали являться въ Петровское съ просьбою, чтобы и ихъ вымыли и одѣли. Надобно было видѣть съ какимъ усердіемъ матросы и ихъ жены ставили этихъ гилячекъ у залива и отмывали дресвою наросшую грязь на ихъ лицахъ. За то съ какимъ удовольствіемъ эти нимфы смотрѣли потомъ на себя въ подаренныя имъ зеркальца.
   Въ то же время нѣкоторые гиляки и другіе инородцы, пріѣзжавшіе въ Петровское и Николаевское, которымъ удавалось присутствовать на нашей молитвѣ, обращались съ просьбою, чтобы ихъ сдѣлали лоча (т. е. окрестили). Пользуясь предоставленнымъ нашею православною церковью правомъ каждому христіанину, это желаніе ихъ удовлетворялось: ихъ купали въ чанѣ или заливѣ, надѣвали крестъ и рубашку и дарили имъ платокъ. Состоявшій въ экспедиціи докторъ нашъ, г. Орловъ, обыкновенно совершалъ этотъ обрядъ крещенія. Я или кто либо изъ офицеровъ -- были ихъ крестными отцами. При этомъ не обошлось однако безъ спекуляціи, свойственной дикому. Одинъ изъ гиляковъ вторично явился, чтобы его окрестили, дабы получить другую рубашку и платокъ, расчитывая, какъ онъ сознался, что его не узнаютъ. Его дѣйствительно мы окрестили, но безъ рубашки и платка и не водою. Послѣ этого онъ называлъ себя крѣпко крещенымъ. Какъ бы то ни было, это желаніе инородцевъ креститься имѣло благодѣтельное вліяніе на наши команды, ибо послѣ этого они не смотрѣли уже на нихъ, какъ на собакъ, которыхъ можно бить; что при сношеніяхъ, не смотря на всѣ принятыя мною мѣры, могло бы имѣть грустныя послѣдствія.
   Одинъ изъ болѣе наблюдательныхъ гиляковъ, по имени Паткенъ, жившій въ сосѣдней съ Петровскимъ деревнѣ, видя, что мы копаемъ землю, чтобы посадить картофель, и не умираемъ отъ этого, какъ инородцы до сего времени думали {По ихъ понятіямъ, всякій копавшій землю и сажавшій въ нее что нибудь долженъ былъ сейчасъ же умереть.}, обратился съ просьбою, чтобы моя жена научила его жену сажать картофель и ходить за нимъ. Екатерина Ивановна скопала съ женою Паткена маленькую грядку, посадила картофель и наблюдала, чтобы гилячка полола его и поливала. Надобно было видѣть, съ какимъ удовольствіемъ семейство Паткена благодарило Екатерину Ивановну, когда и у нихъ выросъ картофель и когда всѣ они остались здоровы и никто въ деревнѣ не умеръ отъ его употребленія.
   Заливъ Счастія въ 1852 году, какъ и въ предъидущіе 1850 и 1851 годы, вскрылся отъ льда только къ 14 іюня, т. е. болѣе чѣмъ мѣсяцемъ послѣ вскрытія устья рѣки Амуръ (которое вскрылось въ этотъ годъ 8-го мая) и какъ и въ предъидущіе годы, до 20-го іюня наполнялся льдами съ моря, такъ что только 22-го іюня можно было спустить на воду ботикъ, командиром авление пограничного Хинганского хребта между южными истоками реки Уды109 (северная широта 53o42' и восточная долгота приблизительно 132o52') и истоками реки Керби (северная широта 52o26' и восточная долгота 134o28'). Он этим исследованием фактически доказал: 1) что Хинганский хребет, принятый по Нерчинскому трактату 1689 года, подтвержденному трактатом 1721 года, за границу между Россией и Китаем, от верховьев реки Уды направляется не к северо-востоку, как ошибочно до этого времени полагали и как изображалось на всех картах, а к юго-западу; 2) что в Тугурском и Удском краях, а равно вдоль южного склона Хинганского хребта никаких пограничных столбов или знаков, как сообщил академик Миддендорф, нет и никогда не существовало, а что кучи камней, сложенные в виде столбов местным населением для обозначения стойбищ и удобных перевалов, Миддендорф принял за пограничные знаки; и, наконец, 3) что слухи о поселении русских около южного колена реки Амура, по словам сопровождавших Д. И. Орлова проводников, справедливы.
   14 февраля приехали в Петровское с Амура и Уссури четыре гольда и два кекгальца; они рассказали нам следующее: 1) что с реки Пихца, впадающей в Амур с правой стороны, они переваливают на большую реку Хор, правый приток Уссури, впадающий недалеко от её устья; 2) что в реку Хор около этого перевала впадает река Чернай, которая подходит близко к реке Самарге, текущей в Татарский пролив; 3) что этим путём от Амура до моря (Татарского пролива) не более 350 вёрст (371 км); 4) что этим путём они обыкновенно ездят за промыслами к морю в закрытый залив, лежащий близ устья Самарги110; 5) что по берегам рек, Самарги, Чернай и Хор произрастают огромные леса; 6) что по этим рекам, в особенности по Самарге, могут ходить большие лодки; 7) что с Уссури существует несколько перевалов к морю и несколько закрытых бухт, лежащих недалеко друг от друга к северу и югу от большой реки Суйфуна, впадающей в море, на расстоянии 20 дней пути от устья Самарги, если ехать на лодке111; 8) что так как они слышали, что мы не позволяем маньчжурам обижать гиляков и мангунов, то они желали бы, чтобы мы и у них поселились, и обещали проводить нас с Амура и Уссури в закрытые бухты самым близким путём; наконец, 9) что слышали о селении русских около устья Сунгари и что эти русские весьма дурные люди, часто вместе с маньчжурами обижают гиляков, нанайцев и других и подстрекают маньчжуров перерезать или прогнать вас.
   Вслед за этим 15 февраля пришла из Аяна первая зимняя почта, отправленная оттуда 20 ноября. С этой почтой я получил как из Иркутска (от 15 сентября), так и из Петербурга (от 4 июля) приказание: "Не распространять исследований далее земли гиляков, обитающих по Амурскому лиману и в окрестностях Николаевска, и стараться через гиляков вступать в торговые сношения со старшинами сопредельного с ними населения".
   В ответ на это я писал Н. Н. Муравьёву:
   "1) Пограничный вопрос ныне разъясняется, и вековые заблуждения, будто бы Приамурский край составляет китайские владения, начинают рассеиваться. Теперь мне совершенно понятно, почему Китай не признаёт этот край своей территорией и оставляет его без всякого надзора: он строго держится трактатов 1689 и 1721 годов и потому не считает этот край своим.
   "2) По сведениям, полученным от местного населения, выясняется также и самый главный здесь вопрос -- морской: существование на берегу Татарского пролива закрытых бухт, связанных с реками Амуром и Уссури внутренними путями, почти неоспоримо. Такие бухты важны для нас в политическом и экономическом отношении, потому что льды и туманы, царствующие в Охотском море, а также климатические и географические условия его берегов, равно как и берегов Камчатского полуострова, не представляют возможности основать в этих местах надлежащего и полезного для нас порта.
   "3) Озеро Кизи, залив Нангмар {Де-Кастри. (Прим. ред.).} и река Уссури представляют для нас важные пункты в морском отношении.
   "4) При настоящем состоянии Приамурского и Приуссурийского краев нельзя оставлять их без бдительного надзора и правительственного влияния, а потому при действиях наших здесь нельзя ограничиваться теми только лишь паллиативными мерами, которые мне предлагаются к руководству, так как при таких мерах мы легко можем потерять навеки для России этот важный край!
   "Вот те убеждения, которые понуждают меня действовать здесь, как Вы изволите усмотреть из вышеизложенного содержания моего письма, сообразно встречаемым мною обстоятельствам. Уповаю, что ввиду этого Вы дадите мне надлежащие средства для достижения упомянутой важной цели и разрешите мне:
   "а) Занять селение Кизи и залив Нангмар как ближайшие к Николаевску пункты, из которых легко наблюдать за иностранными судами, плавающими в северной части Татарского пролива, и для исследования его берегов к югу до границы с Кореей.
   "б) Разрешите послать особую экспедицию для исследования реки Уссури и близ её устья, в селении Гольды, оставить на зимовку офицера с целью ознакомления с путями, ведущими с этой реки к морю, и наблюдения за временем и обстоятельствами, сопровождающими закрытие и вскрытие как реки Уссури, так и южного колена Амура.
   "в) Для проверки настоятельных слухов о поселении беглых русских, ныне уже распространившихся между командами и дурно действующими на них, послать на вооруженной шлюпке вверх по Амуру офицера, с тем, что если эти слухи окажутся справедливыми, то офицеру тому постараться достигнуть селения этих русских и объявить им, что они поступают под моё начальство и обязаны нам содействовать, за что все их прежние поступки будут прощены государем.
   "г) В настоящую навигацию для подкрепления моей команды, состоящей ныне из 56 человек, прислать, по крайней мере, 50 человек хорошего поведения при двух офицерах и распорядиться, чтобы к навигации 1853 года была прислана из Кронштадта в мое распоряжение одна паровая шхуна".
   Донося о всём этом генерал-губернатору, я вместе с тем, в частном письме к нему, между прочим, писал:
   "Долгом моим считаю предварить Вас, что, сознавая тяжкую лежащую на мне нравственную ответственность за всякое с моей стороны упущение к отстранению могущей произойти потери для России этого края, я во всяком случае решился действовать сообразно обстоятельствам и тем сведениям, которые ожидаю получить от Чихачёва и Бощняка. Надеюсь, что, при патриотической преданности Вашего превосходительства этому делу, государь император милостиво воззрит на таковые мои поступки, происходящие единственно от преданности моей и моих сотрудников к благу Отечества".
   

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ

Возвращение Бошняка. -- Его донесение. -- Прибытие Березина. -- Записка Чихачёва. -- Отправление Березина в распоряжение Чихачёва. -- Инструкция Березину. -- Декларация 11 апреля 1852 года. -- Командировка в селение Ухтре. -- Начало судостроения в Приамурском крае. -- Письмо Н. Н. Муравьёва от 28 декабря 1851 года. -- Депеша Кашеварова. -- Предписание Кашвварову от 15 апреля 1852 года. -- Депеша Главному правлению Компании.

   
   Двадцать второго марта лейтенант Бошняк совершенно больной возвратился с острова Сахалина в Николаевск и донёс мне, что, проехав по лиману до мыса Лазарева и переправившись здесь через пролив на Сахалин в селение Погоби, он направился вдоль берега на юг. Проехав этим путём около 30 вёрст, он достиг речки и гилякского селения Уанды {На современных картах река называется Венга или Уанги. (Прим. ред.)}. Отсюда, проехав по тому же направлению около 20 вёрст, он прибыл на выдающийся в море низменный и тундристый мыс Лах, к востоку от которого лежат четыре небольших озера; широта этого мыса, по его наблюдениям, 51o45'112.
   Обогнув мыс Лах, он пошёл берегом, который имел от этого мыса направление на StO1/2O; проехав по берегу около 20 вёрст, Бошняк достиг селения и речки Тыке, а потом через 20 вёрст приехал к селению и реке Виахту. Северная широта Виахту оказалась 61o35'. Начиная с мыса Тык, Бошняк начал встречать каменный уголь в виде разбросанных по берегу кусков; но между устьем реки Виахту и заливом Уанды он видел его в обнажённых пластах. Протока Виахту, а равно и озеро того же названия, по словам местных жителей, имеют достаточную глубину; эта местность представляется, повидимому, удобной для нагрузки судов каменным углём, а потому и заслуживает тщательного обследования, которое можно сделать во время навигации.
   Из Виахту, следуя по тому же направлению, через 20 вёрст он достиг речки и селения Танги. Проехав затем еще 20 вёрст на юго-юго-восток, он достиг мыса, селения и речки Хоэ, а отсюда прибыл в селение Мгачи, расположенное при устье речки того же имени и отстоящее в 20 верстах на StO от Хоэ. Здесь ему объяснили, что самое большое количество каменного угля находится в заливе Дуэ и что его также много имеется на большой реке Тыми, на которой жили русские, что на эту реку надобно ехать по речке Мгач до её вершины, а потом перевалить через горы на речку Пуджим, впадающую в реку Тымь, и что этим путём от селения Мгач до реки Тыми не более полутора дней пути на собаках (то-есть около 50 вёрст); широта селения Мгач оказалась 51o01'.
   Из этого селения Бошняк отправился вдоль берега по тому же направлению и, пройдя 15 вёрст (16 км), достиг речки и селения Аркой {Современное название Арково. (Прим. ред.)}. Отсюда берег тянется по возвышенному мысу Дуэ на юго-юго-запад, образуя обширный, широко открытый к западу Дуэский залив. Следуя на юго-юго-запад около 10 вёрст, он достиг речки и селения Дуэ, расположенного к северу от мыса того же имени. Северная широта этого пункта, по наблюдениям Бошняка, 50o53'. Берега залива Дуэ ровные, возвышенные и приглубые; здесь на протяжении почти 20 вёрст (21 км) вдоль берега тянутся совершенно оголённые пласты каменного угля толщиной от 1/2 до 3/4 аршина (от 0,35 до 0,53 м). Залив Дуэ, повидимому, представляет довольно изрядный рейд, по крайней мере, единственный на всем пространстве обследованного мною берега, а потому наравне с протокой Виахту требует тщательного исследования. Жители селения Дуэ говорили Бошняку, что далее к югу, близ моря, есть также каменный уголь, но что самое большое количество его находится в заливе Дуэ.
   Достигнув таким образом главного месторождения каменного угля, Бошняк из селения Дуэ возвратился тем же путём в селение Мгач с тем, чтобы отправиться из этого селения на реку Тымь. Оставив в Мгаче гиляка Позвейна, у которого заболела нога, и своих утомлённых собак Бошняк на нанятой у жителей нарте с проводником и казаком отправился на восток-северо-восток вверх по реке Мгач. Проехав в этом направлении около 15 вёрст, он перевалил на вершину речки Пуджима впадающей с левой стороны в реку Тымь. Упомянутый перевал идёт на восток-северо-восток около 12 вёрст поперёк хребта, тянущегося с севера на юг вдоль Сахалина. Из истоков Пуджима Бошняк проехал по этой речке к юго-востоку и через 20 вёрст (21 км) достиг реки Тымь и селения орочон {Орочоны, или ороки, говорят тунгусским языком с примесью гилякских слов. Между ними существует предание; что они тунгусы, перекочевавшие на Сахалин из Удского края; поэтому они считают себя подданными России.}, откуда и начал исследование реки Тыми. Северная широта селения Удлек-во, расположенного на реке Тыми близ устья речки того же имени, оказалась 51o3'. Река Тымь от этого пункта течёт на север и северо-северо-восток, в гористых её берегах имеются выходы пластов каменного угля. Проехав вниз по течению Тыми около 15 вёрст, Н. К. Бошняк достиг селения Тифац-во, от которого река поворачивает на северо-северо-восток; в этом направлении он проехал около 7 вёрст (7,4 км) и достиг речки и селения Итквар. На пути до него он проехал мимо озера и речки Кад, впадающей справа в реку Тымь и лежащей в двух верстах от селения Тифац-во, а также мимо речки Чид, впадающей в Тымь с той же стороны и лежащей от Када в 9 верстах (9,5 км). Орочоны в селении Итквар разъяснили ему, что русские жили около селения Чевор-во и что двое из них имели детей от своих кекгальских жён.
   Из селения Итквар на протяжении около 8 вёрст река Тымь течёт на север, а далее, на протяжении около 10 вёрст -- на восток. Правый берег Тыми горист, и местами на нём попадаются выходы каменного угля. Отсюда до речки Куичи, впадающей слева в Тымь на протяжении около 10 вёрст, река довольно извилиста и имеет общее направление к северу. От Куичи до селения Чхар-во, против которого лежит довольно возвышенный остров, имеющий около 4 вёрст длины, на протяжении около 15 вёрст река течёт в северо-восточном направлении. На этом участке в 7 верстах (7,4 км) от Куичи слева впадает в Тымь речка Иткар, при которой лежит селение того же имени. В 4 верстах (4,2 км) от этой речки с той же стороны в Тымь впадает речка Пачай.
   В селении Чхар живут кекгальцы. Это селение довольно значительное, и северная широта его, по наблюдениям Бошняка, оказалась 51o28', а восточная долгота от С.-Петербурга около 142o48'. В этом селении Н. К. Бошняк остановился на сутки, чтобы хорошенько ознакомиться с жителями и расспросить их о русских. Казак Парфентьев, сопровождавший Бошняка, знал тунгусский язык и очень хорошо понимал их.
   Кекгальцы продали здесь Бошняку за 3 аршина китайки 4 листа, вырванных из часовника, и объяснили, что жившие здесь русские имели книгу. Из числа этих листов один был заглавный, на котором едва разборчивым почерком было написано: "Мы, Иван, Данила, Пётр, Сергей и Василий, высажены в аянском селении Тамари-Анива Хвостовым 17 августа 1805 года; перешли на реку Тымь в 1810 году, в то время, когда пришли в Тамари японцы". Кекгальцы при этом рассказали, что японцы начали приходить на Сахалин сначала для ловли рыбы и торговли, ныне же у них в главном селении острова Тамари-Анива и по другим селениям находятся склады риса и араки, которыми они платят за работу айнам, и что для охранения этих складов несколько японцев остаются на зимовку в этих селениях. Впрочем, как эти жители, так и все народы, обитающие на Сахалине, никакой власти -- ни китайской, ни японской над собой не признают и ясака никому не платят. Точно так же кекгальцы рассказывали Бошняку, что очень давно пришли на остров и поселились на нем тунгусы с реки Уды; их называют здесь орочонами. Затем они показали Бошняку места, где жили русские. Видно было, что они помещались в трех избах и что у них были огороды. При этом жители говорили, что последний из русских, Василий, умер недавно, что русские были хорошие люди и вместе с ними ходили на рыбный и звериный промыслы; одевались русские так же, как и кекгальцы.
   Осмотрев, таким образом, местожительство русских и убедившись, что наши соотечественники явились на Сахалин гораздо ранее японцев, Бошняк из селения Чхар 3 марта 1852 года отправился далее, вниз по реке Тымь. Проехав на NtO около 10 вёрст (10,6 км) и на северо-запад около 12 вёрст (12,7 км), он достиг селения Мавах-во, миновал его и, следуя на NtO, через 12 вёрст достиг озера и селения Урванг. На этом пути в двух местах он видел на левом берегу реки каменный уголь, но уже в ничтожном количестве.
   От селения Урванг до моря на протяжении около 45 вёрст (48 км) река течет на северо-северо-восток.
   Река Тымь впадает в Ныйский залив, отделённый от моря низменной песчаной кошкой, имеющей вид продолговатого острова, вытянутого с северо-северо-запада на юго-юго-восток; длина острова около 11 миль (20 км). Остров этот жители называют Кето-во; он составляет один из островов, которые в 1849 году я назвал шхерами Благополучия. Между этим островом и мысами залива: северным -- Люнг и южным -- Жети находится проход в море, имеющий около четверти мили ширины.
   Восточный берег этого залива составляет низменную подошву возвышенностей, по которой около устья Тыми текут в залив три речки: Чемдынга, Ид и Вента. Между последними двумя на возвышенном берегу расположено селение кекгальцев Ный, состоящее из шести юрт. У северного, же мыса Люнг на острове Кето-во -- селение Такр-во из трех юрт. Устье реки Тымь имеет в ширину около одной мили; в нём находятся два низменных острова. По словам кекгальцев, на баре реки Тыми глубина около 3 футов (до 1 м), Ныйский же залив местами имеет глубину вблизи острова до 15 футов (до 4,5 м). Вообще этот залив мелководен и наполнен банками; ширина его около 4 миль (7,4 км), длина же около 10 (18,5 км). Выход из него в море у мысов Люнг и Кети имеет глубину от 8 до 10 футов (2,4--3 м). На веем пространстве около 85 миль, обследованном Бошняком, река Тымь судоходна; по словам жителей, здесь нет ни порогов, ни шиверов; глубина её -- от 5 до 25 футов (от 1,5 до 7,6 м); долина реки вообще увалистая, и только местами луговые низменные берега изобилуют хорошим строевым лесом, среди которого попадаются лиственицы, ели и частью сосны; местами встречаются кедр и тонкий дубняк. Долина эта с севера защищена возвышенностями.
   В реке много различной рыбы. Всё течение её должно быть около 120 миль (222 км) от юго-юго-запада на северо-северо-восток. Жители говорили Бошняку, что река Тымь самая большая из рек, орошающих остров Сахалин113.
   Жители этой реки, потомки удских тунгусов, орочоны и кекгальцы, находятся в самом диком состоянии. Религия их, как можно было заметить, -- шаманство в самом, грубом виде. Они вообще добродушны и в этом отношении гораздо лучше гиляков. Жилища их грязны и почти такие же, как и у гиляков; питаются они рыбой, кореньями, ягодами и дичью. Общий промысел их -- охота и рыболовство; но самый прибыльный -- ловля орлов, хвосты которых они сбывают японцам за рис и водку. Здесь довольно много соболей, выдр и лисиц, но мех этих зверей дурного качества. В Ныйском заливе Бошняк видел у жителей довольно много янтаря, который, по словам их находится в изобилии на восточном берегу Сахалина. Из каменного угля они делают различных идолов, вроде тех птиц или зверей, которые у них почитаются злыми; они часто их наказывают или топят и даже разбивают. Точно так же из каменного угля они делают пуговицы, но не употребляют его как топливо, хотя и знают, что он горит. Координаты устья реки Тымь 51o56' северной широты и приблизительно 143o20' восточной долготы.
   Отсюда Н. К. Бошняк тем же путём, имея раны на ногах, совершенно изнурённый от усталости и голода, после трехнедельного странствования возвратился в селение Мгач. Во время этого пути Бошняк 10 дней питался только юколой (вяленой рыбой), брусникой и полугнилым тюленьим мясом, ибо своя провизия и чай у него вышли.
   Из селения Мгач Бошняк, взяв свою нарту и Позвенна, поехал обратно, но смог добраться только до селения Тык, так как почти все собаки у него околели. Провизии никакой уже не было, и они, питаясь юколой или нерпичьим жиром, отсюда на наёмных нартах едва живые дотащились наконец до Николаевска.
   Все прибрежные жители на Сахалине говорили Бошняку, что с ранней весной туда приходят иностранные суда, команды которых выходят часто на берег, берут насильно у них рыбу и делают различные бесчинства, потому и просили Бошняка, чтобы мы их защищали от этих насилий.
   Вслед за Бошняком 9 апреля прибыл в Петровское приказчик Березин и сообщил, что он вместе с топографом Поповым, следуя вверх по Амуру и производя глазомерную съёмку правого берега реки и расторжку с гиляками и маньчжурами, достиг селения Аур (лежащего верстах в сорока от Кизи). Один из жителей этого селения, Зайвор, взялся проводить их в залив Нангмар, куда они прибыли 20 марта: Залив в это время был покрыт льдом, на горизонте же в море, к югу, льда не было видно. Гиляки, возвратившиеся, в залив с тюленьего промысла, сказали Березину, что к югу от залива в море ходит судно. Дабы удостовериться в этом, Попов с трубой взобрался на гору и действительно увидел к югу от залива под парусами большое судно.
   Возвратившись из залива Нангмар в Кизи, чтобы ожидать там Чихачёва, Березин послал навстречу Чихачёву топографа Попова. 26 марта в селении Ода Попов встретился с Чихачёвым и, передав ему сведения об упомянутом судне, рассказал, что из селения Ода можно прямо достигнуть залива Нангмар. Чихачёв, взяв проводника, поехал прямым путём в залив, а Попову велел скорее следовать в Кизи, взять от Березина сухарей, которые у него вышли, и прибыть к нему в залив Нангмар. Березину же как можно скорее с этим известием и с его запиской спешить ко мне, в Петровское.
   В заключение Березин сообщил мне, что в селении Сабах гиляки показывали ему обломок медного креста и при этом говорили, что недавно они ограбили и убили какого-то человека, который носил при себе этот крест.
   В записке, написанной карандашом, Чихачёв уведомлял меня, что по данным, полученным им от жителей, обитающих на реке Горин, и от встреченных им здесь маньчжуров, можно с уверенностью считать, что Хинганский, или Становой хребет, из которого берут начало реки Уда, Тугур, Амгунь и Горин, есть тот самый хребет, из которого берут начало Бурея и Зея, то-есть тот, который принят по трактату с Китаем за границу между Россией и Китайской империей. Все народы, живущие к востоку от него, ясака не платят. "На Амур и в Маньчжурию, -- писал мне далее Чихачёв, -- являются какие-то люди, весьма к нам не расположенные. Убедительно прошу вас немедленно возвратить Березина с распоряжениями и провизией, которая у меня почти вся вышла".
   Получив эти сведения, я отправил 11 апреля к Чихачёву Березина с провизией и приказанием тщательно наблюдать за действиями иностранных судов и в случае встречи с ними объявлять и передавать им письменно, на французском языке, от имени российского правительства, что весь Приамурский и Приуссурийский края до корейской границы и Сахалин составляют русские владения, а потому всякие произвольные распоряжения в этих местах без согласия русского правительства не могут быть допускаемы и влекут за собой большую ответственность.
   Березину я приказал спешить для содействия Чихачёву, наблюдать вскрытие Амура и озера Кизи и собрать всевозможные сведения о крае. Вступая с жителями селения Кизи в дружеские сношения, иметь в виду, что в этом селении должен быть основан склад наших запасов и пристанище для дальнейших наших действий.
   По уходе Чихачёва из залива Нангмар Березину приказано были возвратиться в Петровское, следуя вдоль правого берега Амура, и отмечать местности, удобные для земледельческого использования.
   12 апреля был послан весновать в селение Ухта лейтенант Бошняк. Ему приказано было: 1) наблюдать обстоятельства вскрытия реки и протоки, описать и промерить их, а равно и озеро Удыль, и выяснить, не представляют ли они удобных условий для зимовки судов, устройства эллинга и для оседлого земледельческого населения; 2) исполнив это, на обратном пути следовать по левому берегу реки Амура и замечать на нем места, удобные для заселения.
   Не надеясь в навигацию 1852 года получить какие-либо суда для плавания по реке и наблюдения за иностранными судами, я 14 апреля заложил в Петровском палубный ботик 29 футов (8,8 м) длины и 7 футов (2,1 м) ширины и шестивесельный баркас по составленным мной чертежам. При этом всё внимание я обратил на то, чтобы эти суда были готовы к предстоящей навигации в Петровском, то-есть к 1 июля.
   Между тем 10 апреля тунгусы привезли из Аяна вторую и последнюю зимнюю почту, посланную из Аяна 28 февраля. С этой почтой (от 26 декабря 1851 года) я получил письмо от генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, в котором он заявлял о полном сочувствии ко всем моим действиям и писал мне: 1) что из С.-Петербурга мне приказано вступить в торговые договоры только с властями местных жителей, обитающих вблизи устья реки Амура, но каких-либо дальнейших распоряжений, выходящих за пределы земли гиляков или окрестностей устья Амура, ни под каким видом не делать; 2) что каменные пограничные столбы, найденные будто бы Миддендорфом на протяжении от Охотского моря до истоков реки Уды и далее к западу по южному склону Станового хребта, а также сведения, получаемые из Пекина, до сих пор служат убеждением, что граница наша с Китаем должна итти по этим знакам.
   В заключение Н. Н. Муравьёв уведомлял меня, что он вместе с этим же предписывает начальнику Аянского порта и камчатскому губернатору усердно содействовать экспедиции и приказать всем казённым и компанейским судам, следующим из Аяна в Петропавловск и Ситху, заходить в Петровское.
   Начальник Аянского порта и фактории Российско-Американской компании Кашеваров депешей от 26 февраля уведомил меня, что Главным правлением Компании ему поручено смотреть на вверенную мне экспедицию как на торговую экспедицию Аянской фактории. Поэтому же ему предписывается сообщить Орлову, Березину и другим лицам, числящимся на службе в Аянской фактории, необходимые инструкции, как лицам, ему непосредственно подчинённым. По снабжению же экспедиции товарами и запасами отнюдь не выходить из пределов той суммы, какая определена для этого правительством. Наконец, ни под каким видом и предлогом не посылать с этими запасами и товарами в Петровское компанейских судов, имея в виду, что всё это должно быть перевозимо туда на казённых.
   Высказав мне эти распоряжения Главного правления, Кашеваров уведомил меня, что он с сим препровождает надлежащие инструкции и предписания Орлову и Березину, и в заключение говорит, что хотя он и вполне сознает полную недостаточность снабжения экспедиции, но как лицо, вполне подчинённое и зависимое от Главного правления, не может действовать иначе.
   Получив такое уведомление и имея в виду важность результатов уже произведённых исследований, не соответствующую обстоятельствам полную ошибочность представлений об этом крае, имевшую место в С.-Петербурге, и, наконец, оскорбительные и не отвечающие важности дела распоряжения Главного правления Компании, препятствующие успеху наших действий и могущие поставить в самое критическое положение, угрожающее почти голодной смертью всем нам, я с нарочным тунгусом, посланным из Петровского в Аян 15 апреля, предписал именем генерал-губернатора начальнику Айнского порта Кашеварову не стесняться распоряжениями Главного правления Компании и, в зависимости от представляющейся возможности, на казённых или компанейских судах заблаговременно снабдить экспедицию товарами и запасами, согласно моему требованию, посланному 3 ноября из Петровского. Вместе с тем я просил его иметь в виду, что Компания здесь всего лишь поставщик товаров и запасов, выписываемых мной как лицом, действующим независимо от Компании по повелению государя для достижения важной государственной цели, а отнюдь не та ничтожная торговая экспедиция в Тугурский край, какая была предпринята в 1848 и 1849 годах Компанией ради её коммерческих выгод. "Орлову и Березину, -- писал я далее Кашеварову, -- я не только приказал не исполнять ваших распоряжений, но и не отвечать даже на них, о чём вместе с этим же доношу генерал-губернатору и депешей уведомляю Главное правление Компании. Депешу эту посылаю вам открыто для прочтения. По получении конверта на имя генерал-губернатора поручаю вам, немедленно послать его с нарочным в Иркутск, а депешу отправить в Главное правление. Сверх этого прошу вас в случае следования офицеров через Аян на Камчатку, прислать двух из них немедленно в Петровское".
   В депеше Главному правлению Компании я писал следующее: "Получив ныне от начальника Аянского порта и фактории Кашеварова уведомление о распоряжениях, сделанных ему Главным правлением Компании, я нахожу их не только оскорбительными, для лиц, служащих в экспедиции, но и не соответствующими тем важным государственным целям, к достижению которых стремится экспедиция. Распоряжения эти могут поставить нас в самое критическое положение, почему я вынужден был как лицо, ответственное здесь за всё, дать предложение Кашеварову, которое просил его сообщить Главному правлению Компании. Полагая, что подобное распоряжение Правления, явно препятствующее достижению упомянутой государственной цели, произошло по недоразумению или от неизвестности встречаемых здесь обстоятельств, я остаюсь уверенным, что после этого Главное правление даст немедленное приказание Кашеварову в точности исполнять мои требования по снабжению экспедиции товарами и запасами".
   

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

РЕЗУЛЬТАТЫ РАБОТ НА ЛЕВОБЕРЕЖЬЕ АМУРА

Донесение генерал-губернатору от 15 апреля 1852 года. -- Проявления цивилизации между гиляками. -- Распространение огородничества между ними. -- Донесение Н. М. Чихачёва. -- Сведения, собранные им о реках Амгуни и Горине и о народах, обитающих по их берегам. -- Южная часть Приамурского и Приуссурийского краёв по рассказам маньчжуров.

   
   Генерал-губернатору я представил в подлинниках журналы исследований, произведенных Бошняком, записку Чихачёва и донесение Березина и объяснил важность результатов этих исследований и опасность, какую представляет для нас появление иностранных судов и миссионеров в Маньчжурии и Приамурском крае. Сообщив ему о распоряжении Главного правления Российско-Американской компании Кашеварову, в заключение я писал ему так:
   "Из этого Вы изволите видеть всю неосновательность имеющихся в С.-Петербурге представлений о Приамурском и Уссурийском крае и острове Сахалине, которые, по изложенным данным, должны принадлежать не Китаю, как то думают и настаивают в С.-Петербурге, а России. Полная несостоятельность с упомянутым обстоятельством данного мне повеления, повторяемого почти каждую почту, при ничтожных средствах, которыми располагают экспедиция, очевидна, а распоряжения Главного правления могут поставить нас в самое критическое положение, которое повлечёт за собою уничтожение экспедиции.
   "Поставленный здесь в такое положение, при котором вся нравственная ответственность за недостаток самостоятельности пала бы на меня, и соображаясь с упомянутыми обстоятельствами, несмотря на то, что они несогласны с данной мне инструкцией и влекут за собою строжайшую ответственность, я решился действовать вне повелений. Мне предстояло и ныне предстоит одно из двух: или, действуя согласно инструкциям, потерять навсегда для России столь важные края, как Приамурский и Приуссурийский, или же действовать самостоятельно, приноравливаясь к местным обстоятельствам и несогласно с данными мне инструкциями. Я избрал последнее.
   "После этого я надеюсь, что, ввиду сообщаемых мной фактов, наконец, обратят серьезное внимание на этот край и, согласно предыдущему представлению моему Вашему превосходительству от 20 февраля, я получу, наконец, надлежащие средства для экспедиции. Все мои просвещённые и неутомимые сотрудники одушевлены важной государственной целью экспедиции и с необыкновенной отвагой, бодростью и твердостью духа переносят все лишения, трудности и опасности при исследовании края и устранении всяких внешних покушений на него, несмотря на то, что ничтожные средства экспедиции далеко этому не соответствуют".
   Сделав, таким образом, всё возможное для предупреждения внешних покушений на этот край и усиления экспедиции, мы принялись за постройку к предстоящей навигации ботика и баркаса и за постройку необходимых зданий в Петровском и Николаевске.
   Один из гиляков с реки Амура, Накован, привез в Петровское свою молодую жену Сакони и просил, чтобы мы приютили её у себя, потому что гиляки селения Лянгр хотят её украсть у него. Екатерина Ивановна взяла Сакони под свое покровительство: её вымыли, вычесали и нарядили в сарафан и белую рубашку. После этого Сакони не мало была удивлена своей пригожестью и начала мыться и чесаться каждый день. Это послужило поводом к тому, что некоторые гилякские женщины начали являться в Петровское с просьбой, чтобы и их вымыли и одели. Надобно было видеть, с каким усердием матросы и их жены ставили этих гилячек у залива и отмывали наросшую грязь на их лицах. Зато с каким удовольствием эти нимфы смотрели потом на себя в подаренные им зеркальца.
   Один из более наблюдательных гиляков, по имени Паткен, живший в соседней с Петровским деревне, видя, что мы копаем землю, чтобы посадить картофель, и не умираем от этого, как гиляки до сего времени думали {По их понятиям, всякий копавший землю и сажавший в нее что-нибудь должен был сейчас же умереть.}, обратился с просьбой, чтобы моя жена научила его жену сажать картофель и ходить за ним. Екатерина Ивановна вскопала с женой Паткена маленькую грядку, посадила картофель и наблюдала, чтобы гилячка полола его и поливала. Надобно было видеть, с каким удовольствием семейство Паткена благодарило Екатерину Ивановну, когда у них вырос картофель и когда все они остались здоровы и никто в деревне не умер от его употребления.
   Залив Счастья в 1852 году, как и в предыдущие 1850 и 1851 годы, вскрылся от льда только к 14 июня, то-есть более чем месяцем позднее вскрытия устья Амура (которое вскрылось в этот год 9 мая), и, как в предыдущие годы, до 20 июня был наполнен морскими льдами, так что только 22 июня можно было спустить на воду ботик, командиром которого я назначил тогда мичмана Чихачёва.

   Так началось в неведомом доселе пустынном крае распространение цивилизации и судостроения.
   20 и 21 июня прибыли в Петровское мичман Чихачёв, лейтенант Бошняк и приказчик Березин. Они с большим трудом могли на лодках пробраться к этому времени между льдами, наполнявшими северную часть лимана и южную часть Охотского моря. Мичман Чихачёв сообщил, что, достигнув реки Амгуни и лежащего в 15 верстах (16 км) от её устья селения Каур, поехал затем вверх по реке на запад и спустя несколько дней пути достиг устья реки Амги, впадающей слева в Амгунь, и селения Самар, расположенного в её устье. Селение Самар расположено под 51o42' северной широты и 135o12' восточной долготы.
   В этом месте река Амгунь подходит на самое близкое расстояние к реке Горин, а потому из селения Самар Чихачёв и перевалил с реки Амгунь на реку Горин, проехав всего по Амгуни около 320 вёрст (339 км).
   Из селения Самар Чихачёв направился на юго-юго-восток и, проехав в этом направлении около 30 вёрст, достиг селения самагиров Суми, лежащего на юго-западном берегу озера самагиров (Эворон). Из селения Суми до селения Сали, около 17 вёрст, он ехал по западному берегу озера, на StO1/2O, а отсюда, следуя по тому же направлению, через 32 км достиг реки Горин и селения самагиров Гори. Северная широта этого пункта оказалась 51o2' и восточная долгота 135o38'. Между рекою Амгунь, озером самагиров и рекою Горин он переваливал через невысокие отроги гор, отделяющих долину реки Амгунь от долины реки Горин.
   Отсюда Чихачёв начал спускаться вниз по реке Горин до её устья, расположенного под 50o44' северной широты и около 137o50' восточной долготы.
   С устья реки Горин Чихачёв перевалил на правый берег Амура в селение Сусу. Ширина Амура в этом месте около 12 вёрст, и тут он имеет много островов. От селения Сусу Чихачёв начал спускаться вдоль правого берега Амура и, на протяжении около 100 вёрст (106 км), ехал по Амуру на северо-северо-восток. На этом пути он проезжал селения гольдов: Чуля -- в 15 верстах (16 км) от Сусу, Ади -- в 20 верстах (21 км) от Чуля, Писуа -- в 25 верстах (26,6 км) от Чуля, Добги -- в 15 верстах от Писуа и, наконец, Кавунда -- в 25 верстах от Писуа.
   С Кавунда начинаются поселения мангунов и нейдальцев, и река принимает направление на NOtO. Широта селения Кавунда оказалась 51o32', долгота 139o10'. Следуя на NOtN по правому берегу реки и проехав около 30 вёрст, Чихачёв достиг селения Гирда и затем, через 35 вёрст (37 км), селения Оди, в котором 26 марта встретился с топографом Поповым. Взяв в этом селении проводника, он поехал к востоку вдоль подошвы гор, окружающих с юга озеро Кизи, и перевалил через небольшую возвышенность. 28 марта он достиг залива Нангмар. Расстояние между селением Оди и заливом Нангмар по направлению WtS1/2W -- около 35 вёрст.

   Таким образом, Чихачёв проехал на собаках:
   
   а) от устья реки Амгунь до перевала с этой реки на реку Горин -- около 315 вёрст (336 км)
   б) от Амгуни до Горина -- 75 вёрст (80 км)
   в) по Горину до его устья -- около 105 верст (112 км)
   г) по Амуру до с. Оди " 165 " (176 км) и
   д) из Оди до залива Нангмар " 55 " (58 км)
   А всего этим путем 715 вёрст (762 км)
   
   Чихачёв, таким образом, был первым из русских исследователей, проехавшим так далеко по рекам Амгуни и Горину и обследовавшим эти неизвестные места. Он первый дал нам понятие об этих довольно значительных реках.
   Путь его был сопряжён с большими затруднениями и лишениями, ибо народы, обитавшие в этих местах, были совершенно неизвестны, а собаки утомлялись, и Чихачёву весьма часто приходилось делать переходы пешком, влача за собою нарту, и буквально по-колена итти в воде. Провизия вся вышла еще на реке Горин, так что более 8 дней, до селения Оди (где он взял сухарей и чаю от Попова) Чихачёв питался юколой, ягодами и нерпичьим жиром.
   Начиная от селения Каур, расположенного в 15 верстах от устья Амгуни, вышележащая часть течения этой реки заселена нейдальцами. Этот народ говорит на том же языке, что и тунгусы; он вообще ласков и гостеприимен и в особенности предан русским, потому что постоянно имеет сношение с нашими тунгусами. В селениях Чальбано и Дульбико он нашел 7 крестившихся на Бурукане нейдальцев, которые немного понимали по-русски. До селения Хало правый берег реки возвышен и частью горист, в этом же селении более возвышен левый берег. По берегу реки много прекрасного строевого леса -- хвойного и лиственного; тут растут: ель, кедр, сосна, лиственница, берёза, тополь и осина. От селений Хало и Дульбино нейдальцы ездят на большое озеро, лежащее на расстоянии 25 вёрст к югу от Амгуни. Оно называется по вмени обитающих на его берегах жителей озером Чукчагиров.
   Путь из селения Самар, с реки Амгуни до озера Самагиров, проходит114 по холмистой равнине, покрытой превосходным строевым лесом, преимущественно кедром; встречаются кедры в полтора и два обхвата. Озеро Самагиров довольно большое и глубокое, берега его большею частью возвышены и покрыты строевым лесом. Жители селения Самар, а равно и те, которые обитают на этом озере и по реке Горин до селения Бирзе, называются самагирами. Вообще озера Чукчагиров и Самагиров заслуживают особого исследования. Берега реки Горин большею частью возвышены и покрыты прекрасным строевым лесом, в особенности кедром и елью; местами попадается тонкий дубовый лес.
   В селении Гори Чихачёв встретил купцов-маньчжуров, прибывших сюда с реки Сунгари, как для торга с самагирами, так равно и для получения долгов. С целью сближения с этими маньчжурами он, под предлогом утомления собак, остановился здесь на три дня и завел с ними знакомство. Маньчжуры во все время были с ним ласковы и обходительны. Имея в сопровождавшем его тунгусе Афанасии хорошего толмача, он свободно вел разговор с маньчжурами и объяснил им, что послан из залива Искай (Счастья), где находятся русские, для наблюдения над устьем реки Амура, ознакомления с краем и, наконец, для торговли с ними.
   Сначала Н. М. Чихачёв завел с маньчжурами разговор о торговле. Они изъявили желание вступить с нами в торговые сношения, но при этом просили, чтобы склады наших товаров были как можно ближе к устью реки Сунгари и никак не далее селения Кизи; они назвали ему те товары, которые им нужны, и сказали, что спускаться им по Амуру в эти места вообще запрещено. Так как торговля наша с ними могла быть только меновая, то они указали Чихачёву все, что могут доставлять нам из городов Саньсина и Гирина (на реке Сунгари) и города Нингуты, на реке Хурге, впадающей в реку Сунгари, у Саньсина115.
   В ответ на вопросы Н. М. Чихачёва о положении и состоянии края маньчжуры сообщили:
   а) Что Маньчжурия и Даурия, составляющие крайние китайские провинции на северо-востоке, простираются только до Хинганского (то-есть Буреинского) хребта, из которого берут начало значительные реки: Зея, Бурея, Уссури, Горин, Бича и Амгунь;
   б) Что этот Хинганский хребет служит на юге водоразделом между реками Сунгари с Хургою и рекою Уссури. Что он, перебрасываясь выше устья реки Сунгари через реку Амур и затем, не доходя Саньсина, через реку Сунгари, направляется на юг к корейским горам и таким образом доходит до Японского моря116;
   в) Что всё население этого края, лежащего между Буреинским хребтом и морем, не платит ясак китайцам, так как Китай считает этот край находящимся в неопределенном положении (то-есть, как выражались маньчжуры, как бы не китайским и не вашим), потому что, говорили они, давно были заключены русскими с Китаем какие-то условия117;
   г) Что в последнее время на Сунгари и в Приамурье появляется довольно много иностранцев (миссионеров), которые, как слышно, доставляют об этом крае сведения своим судам, весьма часто появляющимся у берегов. Эти люди являются сюда в различных видах: какими-то толкователями (проповедниками), колдунами и шаманами и иногда называют себя русскими. Носят они постоянно туземную одежду и, где только возможно, стараются внушить как местному населению, так и некоторым из нас, маньчжуров, злонамеренность к русским. Так, например, говорит Чихачёв, после его приезда в устье Горина там был распущен слух, что все русские товары отравлены и что первый маньчжур, который наденет кофту из нашего сукна, купленного на Амуре, иссохнет, и что будто бы при проезде русских через деревню непременно умрет кто-либо из туземцев этой деревни. Наконец, маньчжуры рассказывали Н. М. Чихачёву, что один из подобных людей поселился было в горах на Сунгари. На вопрос маньчжуров, кто он и зачем живет тут, -- иностранец отвечал, что он будто бы какое-то высшее существо, которому все должны поклоняться. Этот ответ стоил, однако, ему жизни.
   Самагиры, проживающие по Горину, а равно и на озере Самагиров, объяснили Н. М. Чихачёву, что реки Амгунь, Горин, Бурея, Тугур и Уда вытекают из Хинганского хребта и что из селения Самагир по реке Амгунь и по притоку её -- речке Ама, можно доехать на собаках до подошвы этого хребта за 2 дня, а с реки Горин, от селения Гори -- за 4 или 5 дней, и, наконец, что они слышали, что около реки Амру есть дурные русские, которые подстрекают инородцев убить нас (членов Амурской экспедиции). Донесение своё Н. М. Чихачёв кончал следующими строками: "Окончив таким образом первую часть данных мне приказаний и получив из селения Оди от топографа Попова важное сообщение о подходящем к заливу Нангмар иностранном судне, я сейчас же возвратил Попова в Кизи с приказанием Березину немедленно следовать с этим известием в Петровское и оттуда с вашими распоряжениями поспешить ко мне обратно в залив Нангмар; сам же, взяв из селения Оди проводника, отправился в залив Нангмар. Прибыв туда, я нашел его покрытым сплошным льдом. Море к югу от залива было чисто, и на горизонте было видно под парусами двухмачтовое судно, лавировавшее к северу. Я начал тщательно наблюдать за этим судном, а прибывшему из Кизи в залив Нангмар топографу Попову приказал производить береговую съёмку залива.
   "По очертанию берега и по определённой мною широте я увидел, что это тот самый залив, который Лаперуз назвал заливом Де-Кастри.
   "Между тем судно приближалось ко входу в залив и стало походить на военную шхуну-бриг. По его движениям, можно было предполагать, что оно производило опись берега.
   "Гиляки, проживающие по берегам залива Де-Кастри и к югу от него, а также прибывшие с озера Кизи и Амура для ловли тюленей, рассказывали мне, что шлюпки с подобных судов бывают на берегу и знаками, а иногда и через переводчиков, объясняют им, чтобы они не позволяли селиться здесь русским, ибо, говорят они, как только русские у вас поселятся и укрепятся, то всех вас истребят".
   Окончив опись залива и приказав Попову тщательно наблюдать за иностранными судами, Чихачёв отправился с тунгусом по прямому пути на озеро Кизи, навстречу Березину. Он стремился поскорее получить сведения из Петровского и провизию и вместе с тем обследовать перевал из залива на озеро и вообще путь до селения Кизи.
   Не доезжая 80 вёрст до селения Кизи, Н. М. Чихачёв встретил распутицу и почти непроходимую грязь. Половина собак, тащивших его нарту, околела, а потому он вынужден был оставить нарту с тунгусом, а сам с котомкою на плечах, по грязи почти до колена, пробираться в Кизи. Не доходя этого селения около 25 вёрст, он встретил на нарте Березина, шедшего к нему в Де-Кастри с провизией и приказаниями. Н. М. Чихачёв возвратил Березина в Кизи, а сам с тунгусом пошёл пешком обратно в Де-Кастри. Собаки Березина едва могли тащить нарту с сухарями и чаем. 3 мая с большим трудом Чихачёв достиг залива, который 28 апреля уже вскрылся от льда и к 1 мая был совершенно чист от него.
   

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ИССЛЕДОВАНИЯ ДОЛИНЫ АМУРА

Южная часть прибрежной полосы Татарского пролива по сведениям, полученным от местного населения. -- Путешествие Чихачёва из залива Де-Кастри- в Петровское. -- Донесение Бошняка о протоке Уй. -- Реки Бичи и Пильда. -- Обследование протоки и озера Кизи. -- Левый берег Амура между селением Ухта и устьем реки Амгунь. -- Донесение Березина о пути по Амуру. -- Съемка топографа Попова. -- Результат исследований Бошняка, Чихачёва, Березина, Попова и Воронина. -- Прибытие корвета "Оливуца". -- Донесение начальника Николаевского поста. -- Уведомление Завойко. -- Ответ генерал-губернатора.

   
   Вскоре после прибытия Чихачёва пришла в залив шлюпка с несколькими аборигенами с южного побережья. Они сообщили, что за 8 дней пути при тихой погоде на лодке можно достигнуть огромного закрытого залива (вроде озера) Хаджи, причем далее к югу имеется много заливов, которые почти всегда открыты. Недостаток продовольствия не позволил Н. М. Чихачёву проследовать в залив Хаджи, однако он добился от туземцев подробных сведений о нем, по которым можно заключить, что залив Хаджи представляет обширную и превосходную гавань.
   Туземцы брались провожать его в этот залив, когда он захочет, и говорили, что оттуда по рекам Тыми и Хунгари они ездят на Амур, в селения Кизи и Хунгари.
   Окончив осмотр залива Де-Кастри, Н. М. Чихачёв передал одному из смышленых туземцев объявление на французском языке о принадлежности этих мест России и приказал ему показывать эту бумагу могущим прибыть сюда иностранным судам. Затем на приобретённой лодке отправился вдоль берега к лиману реки Амура.
   Следуя с тунгусом и топографом вдоль Татарского берега, он вскоре достиг небольшого низменного разлога между горами. По прорубленной в этом месте гиляками и устланной жердями просеке, имеющее в ширину до 1 сажени (1,8 м) и в длину до 2 1/2 вёрст, туземцы перетаскивают свои лодки с реки Таба, впадающей в озеро Кизи. Миновав эту просеку, он на реке Таба встретил на лодке двух нейдальцев из Кизи, которые сообщили ему, что по этому озеру и по Таба до перевала могут ходить большие лодки.
   Отсюда Н. М. Чихачёв отправился далее на север, вдоль скалистого берега. Вскоре северным ветром начало нагонять льды, которыми лодку прижимало к берегу, так что после пятидневного между льдами плавания она окончательно была загнана льдами в бухточку, находящуюся около мыса Сущёва; едва-едва они не погибли. Вытащив здесь лодку на берег, Чихачёв и его спутники ожидали благоприятных обстоятельств, но засвежевший северо-восточный ветер нанёс ещё больше льда в бухту. Запас сухарей весь истощился, несмотря на то, что они употребляли их в малых порциях. Н. М. Чихачёв решился бросить здесь лодку и, взяв с собою оставшиеся несколько фунтов сухарей, инструменты, и карты, отправился до первого ближайшего селения пешком, через леса и горы. Перейдя два огромных хребта, они вышли в бухту совершенно изнурённые и разбитые и, к общей радости, увидели, что лёд сильным штормом разбило, так что можно было снова продолжать плавание. С большой опасностью, по льду, под скалами, около моря, они достигли своей шлюпки и, спустив её на воду, снова пошли на ней к северу вдоль берега. 16 мая им посчастливилось войти в Амурский лиман. Говорю -- посчастливилось, потому что провизия у них полностью вышла. В лимане они пристали к первой деревне Чеме, ничего не евши сутки; пробыв здесь двое суток, они отдыхали, утоляя голод юколой и нерпой. Затем, питаясь две недели подобною же пищей, они достигли мыса Тебах, откуда увидели всю северную часть лимана, затёртую льдами. Между этими льдами они начали пробираться в Петровское.
   Лейтенант Бошняк о своей командировке донес, что 24 апреля, прибыв в селение Ухта и остановившись у мангуна Чильгуна, он там остался весновать. Туземцы оказывали ему внимание и расположение и на расспросы его о Хинганском хребте и о положении края сообщили то же самое, что говорили Чихачёву и Березину, и просили, чтобы мы у них поселились.
   Широта селения Ухта оказалась 52o29'N. Река Амур у этого селения начала вскрываться от льда 7 мая. Лёд шёл по реке трое суток, напирал большими массами на мыс, на котором расположено это селение, и часто заходил в устье протоки Уй, соединяющей озеро Удыль с рекою Амуром. Вода возвышалась при этом до 10 футов (3 м), так что покрывала всю низменную часть мыса и берега протоки у её устья. По этой причине здесь и не представлялось удобства для основания эллинга и селения.
   Когда вода спала, Н. К. Бошняк 18 мая приступил к описанию и промеру протоки Уй и озера Удыль. Первая течёт по направлению от юго-запада на северо-восток и имеет в длину около 27 вёрст; ширина её от 20 до 40 сажен (36--73 м), а глубина от селения Ухта в устье протоки до селения Пяхту, лежащего на правом берегу её, -- от 22 до 36 футов (6,5--11 м). От селения Пяхту до истока её из озера Удыль глубина от 10 до 22 футов (3--6,5 м). Из протоки Уй в реку Амур ведут три естественных канала. Первый, самый глубокий, немного выше селения Ухта, имеет ширину от 8 до 10 сажен (14,6--18,3 м), а самую малую глубину -- 10 футов (3 м). Второй канал против селения Пуль, лежащего на правом берегу реки Амура, имеет глубину до 12 футов, а третий, у селения Коим -- до 10 футов. Глубина фарватера реки Амура около этих мест 15 сажен (27 м). Левый берег протоки Уй более приглубый и возвышенный, нежели правый, южный, и оба берега луговые; только около селения Пяхту на левом северном берегу растёт лес. В расстоянии около 10 вёрст от этого берега идут горы, покрытые прекрасным строевым лесом.
   Берег около селения Пяхту на пространстве около 10 вёрст возвышенный и при прибылой воде никогда не затопляется; остальная же часть, а также весь южный -- затопляется водою. Местность около селения Пяхту весьма удобна как для поселения, так равно и для основания эллинга.
   Озеро Удыль ориентировано с запада-юго-запада на восток-северо-восток и тянется на расстоянии около 50 вёрст. Северный берег озера приглубый, возвышенный и частью скалистый, южный же низменный, отмелый, тундристый и болотистый. На северном возвышенном берегу мяого строевого леса, как-то: ели, кедра и частью сосны, а на юго-западной его стороне находится большой залив, в который впадают две замечательные реки Бичи и Пильда118, берущие начало из хребтов. Ширина этого залива по параллели 8 вёрст (8,5 км), а длина по меридиану около 18 вёрст; глубина его от 5 до 15 футов (1,5--4,5 м). На баре река Пильда имеет глубину 3 фута, а река Бичи до 4-х. В этом заливе лежат два острова: один -- низменный против устья Пильды (в двух верстах), около пяти вёрст в окружности, а другой -- скалистый, поросший лесом и возвышенный, против устья Бичи; последний имеет в окружности около 4 вёрст и находится в полутора верстах от устья этой реки.
   Река Бичи, по словам туземцев, гораздо больше реки Пильды. Обе они при устьях имеют возвышенные гористые берега и впадают в озеро с западной стороны. Расстояние между их устьями около 5 вёрст119. При устье Пильды, впадающей в озеро южнее Бичи, находится селение Курчи. Широта его, а вместе с тем и самая южная часть озера 52o6'N, а счислимая долгота около 138o55'O120. По словам гиляков, на возвышенных и вообще гористых берегах обеих этих рек находится большое количество прекрасного строевого и корабельного леса. Некоторые деревья, по словам туземцев, от полутора до двух обхватов толщиною. Река Пильда течет с запада-юго-запада, а река Бичи с запада.
   В 35 верстах (37 км) от селения Курчи на северном берегу озера, при речке Удыль находится селение того же имени -- самый северный пункт озера. На южном берегу озера на расстоянии около 30 вёрст от него лежит селение Ныни, от которого до селения Тази, лежащего в истоке протоки, или канала Уй, около 35 вёрст.
   На южном берегу озера, в 4 верстах от селения Тази, находится небольшой мелководный залив до 2 футов (0,6 м) глубины шириною до 5 и длиною до 7 вёрст. В этот залив с южной стороны впадают две незначительные речки -- Сальги и Гильба, берущие начало из гор121. Глубина озера под северным гористым его берегом -- от 20 до 30 футов (6--9 м), но она постоянно уменьшается к южному низменному берегу его, так что около этого берега глубина всего от 1 до 4 футов (0,3--1,2 м). При выходе из озера протоки Уй оно имеет от 7 до 8 футов (2,1--2,4 м) глубины, а южная часть его усеяна банками и отмелями; в северной части, напротив, нет ни одной банки и мели.
   Окончив, таким образом, описание и промеры озера Удыль и протоки Уй, Н. К. Бошняк 30 мая отправился в селение Кизи для содействия Березину, который там заболел. Прибыв туда 5 июня, он до 12-го числа сделал промеры протоки Кизи и части озера при впадении этой протоки. Глубина там оказалась от 18 до 26 футов (5,4--7,8 м). Из протоки в озеро идет извилистый канал глубиною от 8 до 12 футов (2,4--3,6 м), глубина же озера -- от 15 до 30 футов (4,5--9 м).
   Из Кизи Н. К. Бошняк спустился по Амуру до селения Ухта, а отсюда, следуя на NtW, -- по главному фарватеру реки Амура и, придерживаясь левого берега ее, -- до устья Амгуни. Он, таким образом, миновал селение Тлям и спустя 55 вёрст достиг селения Отьку, лежащего при устье мелководной протоки и при таком же озере (около 10 вёрст в окружности). От этого селения до устья Амгуни около 15 вёрст. Весь этот берег луговой, низменный и в большую воду затопляющийся. На нем Н. К. Бошняк не заметил ни одного места, удобного для заселения. К западу от него на расстоянии около 20 вёрст видны были горы. Глубина фарватера реки Амура на пространстве от Кизи до устья Амгуни колеблется от 8 до 12 сажен (14--22 м), а местами 15 сажен (27 м). Река усеяна низменными, луговыми островами и имеет ширину от 8 до 20 вёрст (8,5--21 км). От устья Амгуни Н. К. Бошняк отправился прямо в Николаевск, куда и прибыл 18 июня.
   В заключение своего донесения от 14 июня 1852 года Н. К. Бошняк пишет, что, судя по всему слышанному им от местного населения и маньчжуров из Сеньсина, оказывается: а) чтобы иметь влияние на этот край, необходимо нам поселиться на Амуре, как можно ближе к устью реки Уссури; б) надобно принять энергические меры для пресечения распространяемых о нас вредных слухов как беглыми русскими, так и появляющимися здесь миссионерами и некоторыми маньчжурами; в) нет никакого сомнения в том, что на берегу Татарского пролива к югу от залива Де-Кастри находится несколько закрытых бухт и что гиляки, тунгусы и другие местные жители с рек Амура и Уссури посещают эти бухты, достигая их внутренним путём; г) точно так же нет никакого сомнения и в том, что иностранные суда всё чаще и чаще посещают ныне Татарский пролив и, наконец, д) что реки Вачи и Пильда заслуживают особенного внимания, ибо берега их изобилуют огромным количеством леса, который удобно оплавлять в реку Амур.

   Приказчик Березин от 26 июня донёс мне, что до селения Тыр он доехал скоро и благополучно, отсюда же с помощью туземцев едва мог дотащиться по льду или, лучше оказать, по воде до селения Аур. От этого селения до Кизи он ехал берегом, по грязи и на пути в Де-Кастри встретил Н. М. Чихачёва, шедшего пешком с котомкой на плечах и совершенно изнурённого. Отсюда он довез Чихачёва до оставленной им нарты, отдал ему свою и снабдил его провизией, а сам на нарте Чихачёва возвратился в Кизи, где занялся расторжкою с гиляками и мангунами и наблюдением за вскрытием Амура, протоки и озера Кизи.
   Главный фарватер реки Амура, идущий под левым берегом, начал вскрываться 2 мая, протока Кизи очистилась 4 мая, а озеро Кизи 12-го. Вскрытие это совершилось при подъёме воды на 8 футов (2,4 м), весьма тихо, в особенности в протоке Кизи. В озере лёд исчез на месте. Весна или, лучше сказать, лето настало здесь как бы мгновенно, а 6 мая всё было покрыто зеленью.
   Местности у селений Кизи и Котово представляются во всех отношениях удобными для заселения. Против селения Кизи Амур наполнен целым архипелагом островов, из которых один, лежащий на расстоянии около 1 1/2 верст от Кизи, горист, возвышен и покрыт дубовыми берёзовыми рощами, прочие же луговые и большею частью низменны. Против Кизи река Амур так широка, что горы противоположного левого берега едва видны. Березин, несмотря на закалённую натуру, захворал в Кизи от изнурительного путешествия по воде и грязи. У него сделалась лихорадка и заболела нога, так что он несколько дней не мог двигаться и производить промеры. Последние были сделаны Н. К. Бошняком. В селении Кизи Березин стоял в юрте мангуна Ганкина; этот мангун, а равно и все жители как этого селения, так и соседнего с ним -- Котова, лежащего в 2 верстах от Кизи, во время болезни Березина показали свою доброту и радушие. Они ухаживали за ним, прикладывали к его больной ноге какие-то травы, заговаривали воду и давали Березину пить её. Кроме того, они потчевали его просом, выучились заваривать чай и варить для него уху из свежей рыбы: окуней, карасей и осетров, которых там встречается множество. Жители этих селений просили Березина, чтобы русские поселились у них. При их помощи он поддерживал сообщение с Н. М. Чихачёвым, находившимся в заливе Де-Кастри, которому посылал с ними сухари и просо; они же дали знать о болезни Березина Бошняку, в селение Ухта. Всего замечательнее в этих людях то, что они не хотели принимать от Березина никакого вознаграждения, объясняя, что когда человек болен, то всякий обязан ему помогать и кто возьмет за это плату, тот, по их понятиям, должен сейчас же умереть. Поправившись от болезни, Березин на приобретённой им лодке поплыл обратно в Петровское. На пути все гиляки принимали его радушно.
   Топограф Попов сообщал мне, что, следуя с Березиным вверх по Амуру для соединения с Н. М. Чихачёвым, он от селения Тыр {Против устья реки Амгуни.} производил глазомерную съёмку правого берега Амура до селения Кизи, положение которого таково: от мыса и селения Тыр до селения Тыми, на пространстве 20 вёрст (21 км), правый берег имеет широтное направление, а от селения Тыми до возвышенного скалистого мыса Аур, на пространстве около 90 вёрст -- меридиональное. От этого селения до мыса Аур по берегу реки расположены следующие селения: Чальмок в 10 верстах (10,6 км) от Тыми, Пат в 20 верстах (21,3 км) от Чальмока, Хоре в 15 верстах (16 км) от Пата, Тенча в 10 верстах от Хоре, Пуль в 8 верстах (8,5 км) от Тенча, Коим в 5 верстах (5,3 км) от Пуля, Манзи в 5 верстах от Коима, Дире в 6 верстах (6,4 км) от Манзи и Аур в 10 верстах. Местность между селениями Пат и Хоре и между Манзи и Дире удобна для земледельческого заселения. Из селения Тенча через небольшой хребет гиляки ходят в лиман, в селение Чеме, лежащее в 20 верстах (21 км) от мыса Лазарева. Этим путём от Тенча до Чеме около 170 вёрст. На протяжении 40 вёрст (42 км), отделяющих селение и мыс Аур от Кизи, правый низменный берег имеет северо-западное направление. Здесь находятся селения -- Каби посредине пути и Уди -- в 5 верстах от Кизи.
   Результаты всех упомянутых исследований весьма важны; они обнаружили: 1) что на обладание островом Сахалином сохраняется право за Россией; 2) что залив Де-Кастри представляет ближайший к лиману рейд в Татарском проливе; 3) что определение местоположения истоков Амгуни и Горина может указать окончательно, что по смыслу первого пункта Нерчинского трактата 1689 года Приамурский и Приуссурийский края до моря должны составлять принадлежность России и, наконец, 4) что на прибрежье Татарского пролива находятся закрытые бухты, более или менее связанные с Амуром и Уссури. Из вышесказанного очевидно, что для дальнейшего исследования края в видах окончательного разрешения весьма важного морского вопроса необходимо было бы основать следующие посты: в вершинах рек Горина и Амгуни, в селениях Кизи и Хунгари, на устье Уссури, в протоке Вияхту, на Сахалине и в заливе Де-Кастри; кроме того, такие же посты следовало бы поставить, по крайней мере, в двух бухтах к югу от этого залива, ибо, ввиду чаще и чаще появлявшихся иностранных судов в Татарском проливе, наблюдедение за ними невозможно из Николаевска, а без этого описываемый край может быть навсегда потерян для России. В связи с этим я решился действовать и потому отправил мичмана Чихачёва на ботике и баркасе в Николаевск с продовольствием и запасами как для обеспечения этого поста, так равно и для снабжения экспедиции, которую предполагалось отправить из Николаевска вверх по Амуру.
   Между тем, 18 июля пришёл на петровский рейд корвет "Оливуца"; это было первое наше военное судно, посетившее Петровск. На нём находились мичманы Петров и Разградский, назначенные на службу в Петропавловск. Командир корвета, лейтенант Лихачёв {Лейтенант Лихачёв заменил достойного командира корвета И. Н. Сущёва, утонувшего в Петропавловске.}, представляя мне бумаги от Завойко, Кашеварова, от Главного правления Российско-Американский компании и от генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, заявил, что ему строго приказано быть в Петропавловске никак не позже 1 августа и что он для экспедиции ничего не привёз.
   В то же самое время начальник Николаевского поста Н. К. Бошняк сообщил мне: 1) что в ночь с 15 на 16 июля пятеро матросов на вельботе неизвестно куда скрылись из поста; 2) что в команде всё более и более стали поговаривать о том, что будто бы маньчжуры скоро всех нас вырежут и 3) что принимаемые им меры к отысканию скрывшихся людей остаются тщетными. Некоторые из туземцев говорят, что они проплыли в лиман, а другие, напротив, утверждают, что беглецы ушли вверх по реке. Шлюпки у Чихачёва не было, да и посылать из команды было некого, ибо там оставалось всего 15 человек, из которых четверо было больных. Команда показала при опросе, что скрывшиеся люди неоднократно бегали и из Охотска.
   Камчатский губернатор Завойко писал мне от 2 июня: "По неимению судов в Петропавловске корвет должен быть возвращён немедленно, а казённое довольствие в экспедицию будет доставлено осенью на боте "Кадьяк", который прежде этого должен развезти это довольствие в Гижигу и Тигиль. Казённых судов в Петровское более не будет".
   Главное правление Российско-Американской компании в ответ на депешу мою, посланную 2 ноября 1851 года, писало мне от 1 марта 1852 года: "Распространение круга действия экспедиции за пределы высочайшего повеления не соответствует намерениям Главного правления, тем более, что, включая убытки, понесённые уже Компанией вследствие гибели затонувшего барка "Шелехов", достигающие 36 000 рублей, вместе с отправленными в 1851 году товарами, достигли уже ъ котораго я назначилъ тогда мичмана Чихачева.
   Такъ началось въ невѣдомомъ доселѣ пустынномъ краѣ распространеніе святаго крещенія, цивилизаціи и судостроенія.
   20-го и 21-го іюня прибыли въ Петровское: мичманъ Чихачевъ, лейтенантъ Бошнякъ и прикащикъ Березинъ. Они съ большимъ трудомъ могли, на лодкахъ, пробраться къ этому времени между льдами, наполнявшими сѣверную часть лимана и южную Охотскаго моря. Мичманъ Чихачевъ донесъ, что, достигнувъ р. Амгунь и лежащаго въ 15 верстахъ отъ устья ея селенія Кауръ, онъ поѣхалъ вверхъ по рѣкѣ на W; чрезъ 35 верстъ достигъ селенія Уду, а проѣхавъ отъ него около 20 верстъ, на устьѣ рѣки Самма, впадающей въ Амгунь съ лѣвой стороны, прибылъ въ селеніе нейдальцевъ Самма. Отсюда до селенія Гуля, на пространствѣ около 30 верстъ, рѣка идетъ на WtS1/2W. Отъ Гуля рѣка Амгунь около 20-ти верстъ идетъ на SW и потомъ около 18-ти верстъ, до селенія Хасанъ, направляется на WtS. Отъ селенія Хасанъ до селенія Оха (около 30 верстъ) и затѣмъ на пространствѣ около 40 верстъ, до селенія Хяла, она течетъ на SWtW. Отъ селенія Хяла до устья р. Нимелена, селенія Чальбоко, рѣка идетъ на WNW, съ устья же Нимелена до селенія Прей, на пространствѣ около 20 верстъ, на SW, и потомъ, на такомъ же разстояніи, до селенія Дульбико, рѣка идетъ на S. Послѣ того, до селенія Хинсля, на пространствѣ около 40 верстъ, до устья рѣки Амга, впадающей въ Амгунь съ лѣвой стороны, и селенія Самаръ, расположеннаго при этомъ устьѣ около 45 вер., рѣка идетъ на SSW. Широта устья Нимелена оказалась 52o 30' N, а счислимая долгота около 136o 30' O; широта же селенія Самаръ 51o 42' N и долгота 135o 12' О.
   Въ этомъ мѣстѣ рѣка Амгунь подходитъ на самое близкое разстояніе къ р. Гиринь, а потому изъ селенія Самаръ г. Чихачевъ и началъ переваливать съ рѣки Амгунь на рѣку Гиринь, проѣхавъ всего по рѣкѣ Амгунь около 320 верстъ.
   Изъ селенія Самаръ г. Чихачевъ направился на SSO и, проѣхавъ по этому направленію около 30 верстъ, достигъ селенія самагировь Суми, лежащаго на юго-западномъ берегу озера самагировъ. изъ селенія Суми до селенія Сали, около 17 верстъ, онъ ѣхалъ по западному берегу озера, на StO1/2О, а отсюда, слѣдуя до тому же направленію, чрезъ 30 верстъ достигъ рѣки Гиринь и селенія самагировъ Гири. Широта этого пункта оказалась 51o 2' N, долгота 135o 38' О. Между рѣкою Амгунь, озеромъ самагировъ и рѣкою Гиринь, онъ переваливалъ чрезъ невысокіе отроги горъ, отдѣляющихъ долину рѣки Амгунь отъ долины рѣки Гиринь.
   Отсюда г. Чихачевъ началъ спускаться внизъ по рѣкѣ Гиринь. Между селеніями Гири и Ныка, на пространствѣ около 30 верстъ, рѣка течетъ на WtS, отъ селенія же Ныка до селенія Бика, на пространствѣ около 26 верстъ и затѣмъ до селенія Бирзе, на пространствѣ около 50 верстъ, рѣка имѣетъ направленіе OtS1/2O. Отъ селенія Бирзе до устья, при которомъ на р. Амуръ расположено селеніе Бичу, рѣка имѣетъ направленіе SOtO. Широта устья Гиринь оказалась 50o 44' N, долгота около 137o 50' O.
   Съ устья рѣки Гиринь Чихачевъ перевалилъ на правый берегъ рѣки Амуръ, въ селеніе Сусу. Ширина р. Амуръ въ этомъ мѣстѣ около 12-ти верстъ и тутъ она имѣетъ много острововъ. Отъ селенія Сусу Чихачевъ началъ спускаться по рѣкѣ Амуръ, подъ правымъ ея берегомъ и, на пространствѣ около 100 верстъ, ѣхалъ по р. Амуръ на NNO. На этомъ пути онъ проѣзжалъ селенія гольдовъ: Чуля -- въ 16 вер. отъ Сусу, Ади -- въ 20 верстахъ отъ Чуля, Писуа -- въ 25 верстахъ отъ Чуля, Добги -- въ 15 верстахъ отъ Писуа и, наконецъ, Кавунда -- около 25 верстъ отъ Писуа.
   Съ Кавунда начинаются поселенія мангуновъ и нейдадьцевъ и рѣка принимаетъ направленіе на NOtO. Широта селенія Кавунда оказалась 51o 32', долгота 139o 10'. Слѣдуя на NOtN по правому берегу рѣки и проѣхавъ около 30 верстъ, Чихачевъ достигъ селенія Гирна и затѣмъ, чрезъ 35 верстъ, селенія Оди, въ которомъ 26-го марта встрѣтился съ топографомъ Поповымъ. Взявъ въ этомъ селенія проводника, онъ поѣхалъ къ западу, вдоль подошвы горъ, окружающихъ съ юга озеро Кизи, и перевалилъ чрезъ небольшую возвышенность. 28-го марта онъ достигъ залива Нангмаръ. Разстояніе отъ селенія Оди до залива Нангмаръ, по направленію WtS1/2W, около 55 верстъ.
   Такимъ образомъ г. Чихачевъ проѣхалъ на собакахъ:
   а) Отъ устья р. Амгунь до перевала съ этой рѣки на рѣку Гиринь -- около 315 верстъ.
   б) Перевалилъ съ рѣки Амгунь до рѣки Гиринь -- " 75 "
   в) По рѣкѣ Гиринь до ея устья -- " 105 верстъ.
   г) По рѣкѣ Амуръ до с. Оди -- " 165 "
   и е) Изъ Оди до зал. Нангмаръ -- " 55 "
   А всего этимъ путемъ до -- 715 верстъ.
   Г. Чихаевъ былъ первый изъ русскихъ, проѣхавшій такъ далеко по рѣкамъ Амгунь и Гиринь и обслѣдовавшій эти неизвѣстныя мѣста. Онъ первый далъ намъ понятіе объ этихъ довольно значительныхъ рѣкахъ.
   Путь его былъ сопряженъ съ большими затрудненіями и лишеніями, ибо народы, обитавшіе въ этихъ мѣстахъ, были совершенно неизвѣстны, а собаки утомлялись и весьма часто приходилось Чихачеву дѣлать переходы пѣшкомъ, влача за собою нарту и буквально до колѣна идти по водѣ. Провизія вся вышла еще на р. Гиринь, такъ что болѣе 8-ми дней, до с. Оди, гдѣ онъ взялъ сухарей и чаю отъ Попова, г. Чихачевъ питался юколой, ягодами и нерпичьимъ жиромъ.
   Съ селеніи Кауръ (15 верстъ отъ устья), по рѣкѣ Амгунь обитаютъ нейдальцы. Этотъ народъ говоритъ тѣмъ же языкомъ, какъ и тунгусы; онъ вообще смиренъ, ласковъ и гостепріименъ и въ особенности преданъ русскимъ, потому что постоянно имѣеть сношеніе съ нашими тунгусами. Въ селеніяхъ Чальбано и Дульбико онъ нашелъ 7 человѣкъ окрестившихся на Буруканѣ нейдальцевъ, которые немного понимали по-русски. До селенія Хало правый берегъ рѣки вообще возвышенный и частію гористый, въ этомъ же селеніи болѣе возвышенный берегъ лѣвый. По берегу рѣки много прекраснаго строеваго лѣса -- хвойнаго и лиственнаго: тутъ растетъ ель, кедръ, сосна, лиственница, береза, тополь и осина. Отъ селеній Хало и Дульбико инородцы ѣздятъ на большое озеро, лежащее около 25 верстъ отъ рѣки Амгунь къ S. Это озеро называется по названію инородцевъ, обитающихъ на его берегахъ, озеромъ Чихчагировъ.
   Перевалъ изъ селенія Самаръ, съ рѣки Амгунь до озера Самагировъ почти ровный, покрытый превосходнымъ строевымъ лѣсомъ, преимущественно кедромъ; тамъ есть кедровыя деревья въ 1 1/2 и 2 обхвата. Озеро Самагировъ довольно большое и глубокое, берега его большею частію возвышенны и покрыты строевымъ лѣсомъ. Жители селенія Самагировъ и далѣе вверхъ по рѣкѣ Амгунь, а равно и инородцы, обитающіе на этомъ озерѣ и по рѣкѣ Гиринь, до селенія Бирзе, называются самагирами. Вообще озера Чихчагировъ и Самагировъ заслуживаютъ особаго изслѣдованія.
   Берега рѣки Гиринь большею частію возвышенны и покрыты прекраснымъ строевымъ лѣсомъ, въ особенности кедромъ и елью; мѣстами попадается тонкій дубовый лѣсъ.
   Въ селеніи Гири Н. М. Чихачевъ встрѣтилъ купцовъ-манджуровъ, прибывшихъ сюда съ рѣки Сунгари, какъ для торга съ самагирами, такъ равно и для собранія долговъ. Въ видахъ сближенія съ этими манджурами, подъ предлогомъ утомленія собакъ, онъ остановился здѣсь на 3 дня и завелъ съ ними знакомство. Манджуры во все время были съ нимъ ласковы и обходительны.
   Имѣя въ сопровождавшемъ его тунгусѣ Афанасьѣ хорошаго толмача, онъ свободно велъ разговоръ съ манджурами и объяснилъ имъ, что посланъ въ Искай (заливъ Счастія), гдѣ находятся русскіе, дли наблюденія надъ устьемъ рѣки Амуръ, для ознакомленія съ краемъ и, наконецъ, для торговли съ ними.
   Сначала Н. М. Чнхачевъ завелъ съ манджурами разговоръ о торговлѣ. Они изъявили желаніе вступить съ нами въ торговыя сношенія, но при этомъ просили, чтобы склады нашихъ товаровъ были какъ можно ближе къ устью рѣки Сунгари и никакъ не далѣе селенія Кизи; объясняли ему тѣ товары, которые имъ нужны и сказали, что спускаться имъ по рѣкѣ Амуръ въ эти мѣста вообще запрещено.-- Такъ какъ торговля наша съ ними могла быть только мѣновая, то они поименовали Чихачеву все, что могутъ доставлять намъ изъ городовъ Сензина и Гирина (на р. Сунгари) и города Нангуты, на р. Хургѣ, впадающей въ рѣку Сунгари, у Сензина.
   На вопросы манджурамъ, дѣлаемые Н. М. Чихачевымъ о положеніи и состояніи края, они сообщили:
   а) Что Манджурія и Даурія, составляющія крайнія китайскія провинціи на сѣверо-востокѣ, простираются только до Хинганскаго хребта, изъ котораго берутъ начало значительныя рѣки: Зея, Бурея, Уссури, Гиринь, Бича и Амгунь.
   б) Что этотъ Хинганскій хребетъ служитъ на югѣ водораздѣломъ между рѣками Сунгари съ Хургою и рѣкою Уссури. Что онъ, перебрасываясь выше устья рѣки Сунгари, чрезъ рѣку Амуръ, и затѣмъ, не доходя Сензина, чрезъ рѣку Сунгари, направляется къ корейскимъ горамъ къ югу до Японскаго моря.
   в) Что всѣ инородцы, обитающіе отъ этого хребта до моря, ясака не платятъ, такъ какъ страна эта признается Китаемъ въ неопредѣленномъ положеніи (т. е., какъ выражали манджуры, какъ бы не китайскою и не вашею), потому что, говорили они, давно были заключены русскими съ Китаемъ какія-то условія.
   г) Что всѣ инородцы здѣшнихъ мѣстъ находятся въ самомъ дикомъ состояніи и что ничего другаго ожидать нельзя отъ народа безъ всякаго управленія, не признающаго надъ собою ни никакой власти,-- народа, для котораго рыба и собаки составляютъ всѣ насущныя потребности.
   и д) Что въ послѣднее время на Сунгари и въ этомъ краѣ является довольно иностранныхъ людей (миссіонеровъ), которые, какъ слышно, доставляютъ о краѣ свѣдѣнія своимъ судамъ, весьма часто появляющимся у береговъ этого края. Эти люди являются сюда въ различныхъ видахъ: какими-то толкователями (проповѣдниками), колдунами и шаманами и иногда называютъ себя русскими. Носятъ они постоянно туземную одежду и гдѣ только возможно, стараются внушить, какъ туземцамъ, такъ и нѣкоторымъ изъ насъ, маиджуровъ, злонамѣренность къ русскимъ. Такъ, напримѣръ, говоритъ Чихачевъ, по пріѣздѣ моемъ на устье рѣки Гиринь, былъ распущенъ слухъ, что всѣ русскіе товары отравлены и что первый манджуръ, который надѣнетъ кофту изъ нашего сукна, купленнаго на рѣкѣ Амуръ, изсохнетъ и что будто бы при проѣздѣ русскихъ чрезъ деревню непремѣнно умретъ кто-либо изъ туземцевъ этой деревни. Наконецъ, манджуры разсказывали Н. М. Чихачеву, что одинъ изъ подобныхъ людей поселился было въ горахъ, на рѣкѣ Сунгари. На вопросъ манджуровъ, кто онъ и зачѣмъ живетъ тутъ,-- иностранецъ отвѣчалъ, что онъ будто бы какое-то высшее существо, которому всѣ должны поклоняться. Этотъ отвѣтъ стоилъ, однако, ему жизни.
   При всѣхъ подобныхъ разсказахъ манджуры изъявляли удивленіе, почему русскіе не обращаютъ на этотъ край должнаго вниманія и съ ужасомъ говорили ему о дѣйствіяхъ иностранныхъ судовъ, плавающихъ къ берегамъ Китая и у береговъ этого края и достигающихъ нынѣ даже залива Нангмаръ. Манджуры при этомъ вообще со страхомъ объявляли Чихачеву, что иностранцы легко могутъ занять этотъ край и спрашивали: "неужели обо всемъ этомъ не знаетъ вашъ начальникъ на Искай, который, какъ мы слышали, недавно туда прибылъ."
   Всѣ инородцы рѣкъ Амгунь и Гиринь, а равно и озера Самагировъ объяснили Н. М. Чихачеву, что рѣки Амгунь, Гиринь, Бурея, Тугуръ и Уди выходятъ изъ однаго Хинганскаго хребта и что изъ селенія Самагиръ по рѣкѣ Амгунь и по притоку ея, рѣчки Ама, до подошвы этого хребта, можно доѣхать на собакахъ въ 2 дня, а съ рѣки Гиринь, отъ селенія Гири,-- въ 4 или 5 дней и, наконецъ, что они слышали, что около рѣки Амуръ есть дурные русскіе, которые подстрекаютъ инородцевъ, чтобы насъ убить.
   Донесеніе свое Н. М. Чихачевъ кончаетъ слѣдующими строками:
   "Окончивъ такимъ образомъ первую часть данныхъ мнѣ приказаній и получивъ изъ селенія Оди, отъ топографа Попова, важное свѣдѣніе о подходящемъ къ заливу Нангмаръ иностранномъ суднѣ, я сейчасъ же возвратилъ Попова въ Кизи съ приказаніемъ Березину немедленно слѣдовать съ этимъ извѣстіемъ въ Петровское и оттуда, съ вашими распоряженіями, поспѣшить прибыть ко мнѣ обратно, въ заливъ Нангмаръ; самъ же, взявъ изъ с. Оди проводника, отправился въ заливъ Нангмаръ. Прибывъ туда, я нашелъ его покрытымъ сплошнымъ льдомъ. Море къ югу отъ залива было чисто и на горизонтѣ было видно подъ парусами двухъ-мачтовое судно, лавировавшее къ сѣверу. Я началъ тщательно наблюдать за этимъ судномъ, а прибывшему изъ Кизи въ заливъ Нангмаръ топографу Попову приказалъ производить береговую съемку залива.
   "По очертанію берега и по опредѣленной мною широтѣ, я увидѣлъ, что это тотъ самый заливъ, который Лаперузъ назвалъ заливомъ де-Кастри. При осмотрѣ береговъ его, мы нашли на скалѣ высѣченную фамилію Лаперуза, а у одного изъ туземцевъ этого залива, мангуна селенія Нангмаръ, расположеннаго при рѣчкѣ того же имени, впадающей въ западную мелководную бухту залива, нашли зеркальце, на рамкѣ котораго было вырѣзано: 1787 г., Лаперузъ.
   "Между тѣмъ, судно приближалось ко входу въ заливъ и все болѣе и болѣе стало походить на военную шкуну-бригъ. Казалось, что оно выжидало очищенія залива отъ льда, чтобы войти въ оный; но не дождалось этого и направилось къ югу, вдоль берега. Судя по его движеніямъ, можно было предполагать, что оно производило опись берега.
   "Туземцы залива де-Кастри и инородцы, обитавшіе по берегу этого залива и къ югу, наконецъ, туземцы, прибывшіе съ озера Кизи и рѣки Амуръ, для ловли тюленей, разсказывали мнѣ, что шлюпки съ подобныхъ судовъ бываютъ на берегу и знаками, а иногда и чрезъ переводчиковъ, объясняютъ имъ, чтобы они селиться русскимъ здѣсь не дозволяли, ибо, говорятъ они, только что русскіе у васъ поселятся и укрѣпятся, то всѣхъ васъ истребятъ."
   Окончивъ опись залива и приказавъ Попову тщательно наблюдать за иностранными судами, г. Чихачевъ пошелъ съ тунгусомъ по прямому пути на озеро Кизи, навстрѣчу Березину, съ цѣлію получить скорѣе свѣдѣнія изъ Петровскаго и провизію, которая у нихъ вся вышла, а вмѣстѣ съ тѣмъ обслѣдовать перевалъ изъ залива на озеро и вообще дуть до с. Кизи. Въ это время въ лѣсу, а равно и по берегу озера, было еще много снѣга, а потому они едва могли пробираться на нартѣ, на собакахъ. Перевалъ изъ залива на озеро оказался около 18 верстъ; онъ шелъ чрезъ небольшую возвышенность.
   Не доѣзжая 30 верстъ до селенія Кизи, Н. М. Чихачевъ встрѣтилъ въ полномъ смыслѣ распутицу и почти непроходимую грязь. Половина собакъ изъ его нарты околѣла, а потому онъ вынужденъ былъ оставить нарту съ тунгусомъ, а самъ съ котомкою на плечахъ, по грязи почти до колѣна, пробираться въ Кизи. Не доходя этого селенія около 25 верстъ, онъ встрѣтилъ на нартѣ Березина, шедшаго къ нему изъ де-Кастри съ провизіею и приказаніями. Н. М. Чихачевъ возвратилъ Березина въ Кизи, а самъ съ тунгусомъ поѣхалъ, или, лучше сказать, пошелъ пѣшкомъ обратно въ Кастри. Собаки Березина едва могли тащить нарту съ нѣсколькими сухарями и чаемъ. 3-го мая, съ большими трудами, Чихачевь достигъ залива, который 28 апрѣля уже вскрылся отъ льда и къ 1 мая былъ совершенно чистъ отъ него.
   

ГЛАВА XVI.

Южное прибрежіе Татарскаго залива по свѣдѣніямъ, полученнымъ отъ туземцевъ.-- Путешествіе Чихачева изъ залива де-Кастри въ Петровское. -- Донесеніе Бошняка о протокѣ Уй. -- Рѣки: Биджи и Пидьду. -- Обслѣдованіе протока и озера Кизи.-- Лѣвый беретъ р. Амуръ между с. Ухтрэ и устьемъ р. Амтунь. -- Донесеніе Березина о пути до Амуру.-- Съемка топографа Попова.-- Результатъ изслѣдованій гт. Бошняка, Чихачева, Березина, Попова и Воронина.-- Прибытіе корвета "Оливуца". -- Донесеніе начальника Николаевскаго поста. -- Увѣдомленіе Завойко.-- Отвѣтъ генералъ-губернатора.

   
   Вскорѣ послѣ прибытія Чихачева, пришла въ заливъ шлюпка съ нѣсколькими туземцами, съ южнаго прибрежья. Они сообщили, что въ 8 дней пути, при тихой погодѣ, на лодкѣ можно достигнуть огромнаго закрытаго залива, въ родѣ озера Хаджи, а далѣе къ югу есть много заливовъ, которые почти всегда бываютъ открыты. Недостатокъ въ продовольствіи не позволилъ Н. М. Чихачеву прослѣдовать въ заливъ Хаджи, однако онъ добился отъ туземцевъ подробныхъ свѣдѣній о немъ, по которымъ можно заключить, что заливъ Хаджи представляетъ обширную и превосходную гавань.
   Туземцы брались провожать его въ этотъ заливъ, когда онъ захочетъ и говорили, что оттуда по рѣкамъ Тыми и Хунгари они ѣздятъ на рѣку Амуръ, въ селенія Кизи и Хунгаръ.
   Окончивъ осмотръ залива де-Кастри, Н. М. Чихачевъ передалъ одному изъ смышленыхъ туземцевъ объявленіе на французскомъ языкѣ о принадлежности этихъ мѣстъ Россіи и приказалъ ему показывать эту бумагу могущимъ прибыть сюда иностраннымъ судамъ. Затѣмъ, на пріобрѣтенной лодкѣ, отправился вдоль берега къ лиману р. Амуръ.
   Слѣдуя съ тунгусомъ и топографомъ вдоль Татарскаго берега, онъ вскорѣ достигъ небольшаго низменнаго разлога между горами. По прорубленной въ этомъ мѣстѣ туземцами, устланной жердями просѣкѣ, имѣющей ширину до одной сажени и длину до 2 1/2 верстъ, туземцы перетаскивають свои лодки съ рѣки Тоби, впадающей въ озеро Кизи. Миновавъ эту просѣку, онъ на рѣкѣ Тоби встрѣтилъ на лодкѣ двухъ нейдальцевъ изъ Кизи, которые сообщили ему, что по этому озеру и по Тоби, до перевала, могутъ ходить большія лодки. Широта этого перевала оказалась 51o39' N.
   Отсюда Н. М. Чихачевъ отправился далѣе, вдоль скалистаго берега къ N. Вскорѣ сѣвернымъ вѣтромъ начало нагонять льды, которыми прижимало ихъ лодку къ берегу, такъ что послѣ 5 дневнаго между льдами плаванія, лодку окончательно загнало льдами въ бухточку, находящуюся около мыса Сущева; едва, едва они не погибли. Вытащивъ здѣсь лодку на берегъ, они ожидали благопріятныхъ обстоятельствъ, но засвѣжѣвшій NO вѣтеръ нанесъ еще болѣе льду въ бухту. Запасъ сухарей весь истощился, не смотря на то, что они употребляли ихъ въ малыхъ порціяхъ. Н. М. Чихачевъ рѣшился бросить здѣсь лодку и, взявъ съ собою оставшіеся нѣсколько фунтовъ сухарей, инструменты и карты, отправился до перваго ближайшаго селенія пѣшкомъ, чрезъ лѣса и горы. Перейдя два огромныхъ хребта, они вышли въ бухту, совершенно изнуренные и разбитые и, къ общей радости, увидѣли, что ледъ сильнымъ штормомъ разбило, такъ что можно было снова продолжать плаваніе. Съ большою опасностью, по льду, подъ скалами, около моря, они достигли своей шлюпки и, спустивъ ее на воду, пошли на ней къ сѣверу вдоль берега. 16-го мая имъ посчастливилось войти въ амурскій лиманъ. Говорю посчастливилось, потому что провизіи у нихъ окончательно ничего не было. Въ лиманѣ они пристали къ первой деревнѣ Чеме, ничего не ѣвши сутки, гдѣ, пробывъ двое сутокъ, отдыхали и утоляли голодъ юколой и нерпою. Затѣмъ, питаясь двѣ недѣли подобною же пищею, они достигли мыса Тебахъ, откуда увидѣли всю сѣверную часть лимана, затертую льдами. Между этими льдами они начали пробираться въ Петровское.
   Лейтенантъ Бошнякъ о своей командировкѣ донесъ, что 24-го апрѣля, прибывъ въ селеніе Ухтрэ и остановившись у мангуна Чильгуна, онъ такъ остался весновать. Туземцы оказывали ему вниманіе и расположеніе и на распросы его о Хингангскомъ хребтѣ и о положеніи края, они сообщили то же самое, что говорили Чихачеву и Березину и просили, чтобы мы у нихъ поселились.
   Широта селенія Ухтре, по наблюденіямъ подуденной высоты соінца, оказалась 52o 29' N. Рѣка Амуръ у этого селенія начала вскрываться отъ льда 7-го мая. Ледъ шелъ по рѣкѣ трое сутокъ, напиралъ большими массами на мысъ, на которомъ расположено это селеніе, и часто заходилъ въ устье протоки Уй, соединяющей озеро Ухдыль съ рѣкою Амуръ. Вода возвышалась при этомъ до 10 футовъ, такъ что покрывала всю низменную часть мыса и берега протоки у ея устья. По этой причинѣ здѣсь и не представлялось удобства для основанія элинга и селенія.
   Когда вода спала, 18-го мая, Н. К. Бошнякъ приступилъ къ описанію и промѣру протоки Уй и озера Ухдыль. Первая течетъ по направленію отъ SW на NO и имѣетъ длину 27 верстъ; ширина ея отъ 20 до 40 сажень, а глубина отъ селенія Ухтре, у устья протоки, до селенія Пяхта, лежащаго на правомъ берегу ея, отъ 22 до 36 футовъ. Отъ селенія Пяхту до истока ея изъ озера Ухдыль глубина отъ 22 до 10 футовъ. Изъ протоки Уй въ рѣку Амуръ ведутъ три естественныхъ канала. Первый, самый глубокій, немного ниже селенія Ухтрэ, имѣетъ ширину отъ 8 до 10 сажень, а самую малую глубину -- 10 футовъ. Второй каналъ противъ селенія Пуль, лежащаго на правомъ берегу рѣки Амуръ, имѣетъ глубину до 12 футовъ, а третій, у селенія Коимъ, имѣетъ глубину до 10 футовъ. Глубина фарватера рѣки Амуръ, около этихъ мѣстъ, 15 сажень. Правый беретъ протоки Уй болѣе приглубый и возвышенный, нежели лѣвый, южный и оба берега луговые; только около селенія Пяхту на лѣвомъ, сѣверномъ берегу растетъ лѣсъ. Въ разстояніи около 10 верстъ отъ этого берега идутъ горы, покрытыя прекраснымъ строевымъ лѣсомъ.
   Беретъ около селенія Пяхту, на пространствѣ около 10 верстъ, возвышенный и при прибылой водѣ никогда не затопляется, остальная же часть, а также весь южный -- затопляется водою. Мѣстность около селенія Пяхту весьма удобна какъ для поселенія, такъ равно и для основанія элинга.
   Озеро Ухдыль имѣетъ общее направленіе отъ WSW на ONO и тянется на разстояніе около 50 верстъ. Сѣверный берегъ озера приглубый, возвышенный и частію скалистый, южный же низменный, отмелый, тундристый и болотистый. На сѣверномъ возвышенномъ берегу много строеваго лѣса, какъ то: ели, кедра и частію сосны, а на юго-западной его сторонѣ находится большой заливъ, въ который впадаютъ двѣ значительныя рѣки, берущія начало изъ хребтовъ Биджи и Пильду. Ширина этого залива по параллели 8 верстъ, а длина по меридіану около 18 верстъ; глубина его отъ 5 до 15 футовъ. На барѣ рѣка Пильду имѣетъ глубину 3 фута, а рѣка Биджи до 4-хъ. Въ этомъ заливѣ лежатъ два острова: одинъ низменный противъ устья Пильду (въ 2-хъ верстахъ), около пяти верстъ въ окружности, а другой скалистый, поросшій лѣсомъ и возвышенный, противъ устья Биджи; послѣдній имѣетъ въ окружности около 4-хъ верстъ и находится въ 1 1/2 верстахъ отъ устья этой рѣки.
   Рѣка Биджи, но словамъ туземцевъ, гораздо болѣе рѣки Пильду. Обѣ онѣ при устьяхъ имѣютъ возвышенные гористые берега и впадаютъ въ озеро съ западной стороны. Разстояніе между ихъ устьями около 5 верстъ. При устьѣ Пильду, впадающей въ озеро южнѣе Биджи, находится селеніе Курчи. Широта его, а вмѣстѣ съ тѣмъ и самая южная часть озера, 52o 6' N, а счислимая долгота около 138o 55' О. По словамъ туземцевъ, на возвышенныхъ и вообще гористыхъ берегахъ обѣихъ этихъ. рѣкъ находится большое количество прекраснаго строеваго и корабельнаго лѣса. Нѣкоторыя деревья, по словамъ туземцевъ, отъ 1 1/2 до 2-хъ обхватовъ толщиною. Рѣка Пильду течетъ отъ WSW, а рѣка Биджи отъ W.
   Отъ селенія Курчи, на StW, въ 35 верстахъ, на сѣверномъ берегу озера, при рѣчкѣ Ухдыль, находится селеніе того же имени. Оно составляетъ самый сѣверный пунктъ озера; широта его 52o 26', а счислимая долгота около 139o 5'. На NOtO отъ него, въ разстояніи около 30-ти верстъ, на южномъ берегу озера, лежитъ селеніе Ныни, отъ котораго до селенія Тази, лежащаго у истока протоки, или канала Уй, около 35-ти верстъ, по направленію NOtN.
   На южномъ берегу озера, въ разстояніи отъ селенія Тази около 4-хъ верстъ, находится небольшой мелководный заливъ (до 2-хъ футовъ глубины), шириною до 5 верстъ и длиною до 7 верстъ. Въ этотъ заливъ, съ южной стороны, впадаютъ двѣ незначительныя рѣчки, Сальги и Гильба, берущія начало изъ горъ. Глубина озера, подъ сѣвернымъ гористымъ его берегомъ, отъ 30 до 20 футовъ, но она постоянно уменьшается къ южному низменному берегу его, такъ что около этого берега всего отъ 4-хъ до однаго фута. При истокѣ изъ озера протоки Уй, оно имѣетъ отъ 8 до 7 футовъ глубины, а южная часть его усѣяна банками и отмелями; въ сѣверной части, напротивъ, нѣтъ ни одной банки и мели.
   Окончивъ такимъ образомъ описаніе и промѣръ озера Ухдыль и протоки Уй, 30-го мая Н. К. Бошнякъ отправился въ селеніе Ени, для содѣйствія Березину, который тамъ заболѣлъ. Прибывъ туда 5-го іюня, онъ до 12-го числа сдѣлалъ промѣръ протоки Кизи и части озера, при впаденіи этой протоки. Глубина тамъ оказалась отъ 18 до 26 футовъ. Изъ протоки въ озеро идетъ извилистый каналъ, глубина котораго отъ 8 до 12 футовъ, глубина же озера отъ 30 до 15 футовъ.
   Изъ Кизи г. Бошнякъ спустился по р. Амуръ къ Ухтрэ, а отсюда, слѣдуя на NtW, по главному фарватеру рѣки Амуръ и придерживаясь лѣваго берега ея, къ устью рѣки Амгунь. Онъ, такимъ образомъ, миновалъ селеніе Тлямъ и чрезъ 55 верстъ достигъ селенія Отысу, лежащаго при устьѣ мелководной протоки и при такомъ же озерѣ (около 10 верстъ въ окружности). Отъ этого селенія до устья рѣки Амгунь около 15 верстъ. Весь этотъ берегъ луговой, низменный и въ большую воду затопляющійся. На немъ Н. К. Бошнякъ не замѣтилъ ни одного мѣста, удобнаго къ заселенію. Къ западу отъ него, около 20 верстъ, видны были горы. Глубина фарватера рѣки Амуръ, на пространствѣ отъ Кизи до устья Амгуни, отъ 8 до 12 сажень, а мѣстами 15 саж. Рѣка усѣяна низменными, луговыми островами и имѣетъ ширину отъ 8 до 20 верстъ. Съ устья рѣки Амгунь, Н. К. Бошнякъ отправился прямо въ Николаевскъ, куда и прибылъ 18-го іюня.
   Въ заключеніе своего донесенія отъ 14-го іюня 1852 г. Николай Константиновичъ пишетъ, что, судя по всему слышанному имъ отъ туазмцевъ и манджуровъ изъ Сенаина, оказывается: а) чтобы имѣть вліяніе на этотъ край, необходимо намъ поселиться на Амурѣ, какъ можно ближе къ устью рѣки Уссури. б) Надобно принять энергическія мѣры для уничтоженія распространяемыхъ о насъ вредныхъ слуховъ какъ бѣглыми русскими, такъ и появляющимися здѣсь миссіонерами и нѣкоторыми манджурами. в) Нѣтъ никакого сомнѣнія въ томъ, что на берегу Татарскаго залива, къ югу отъ з. де-Кастри, находится нѣсколько закрытыхъ бухтъ и что туземцы съ рѣкъ Амура и Уссури посѣщаютъ эти бухты, достигая ихъ внутреннымъ путемъ. г) Точно также нѣтъ никакого сомнѣнія и въ томъ, что иностранныя суда все чаще и чаще посѣщаютъ нынѣ Татарскій заливъ и наконецъ, д) что рѣки Биджи и Пильду заслуживаютъ особеннаго вниманія, ибо берега оныхъ изобилують огромнымъ количествомъ лѣса, который удобно сплавлять въ рѣку Амуръ.
   Прикащикъ Березинъ отъ 26-го іюня донесъ мнѣ, что до селенія Тыръ онъ доѣхалъ скоро и благополучно, отсюда же едва, съ помощію туземцевъ, могъ дотащиться по льду, или лучше сказать по водѣ, до селенія Ауръ. Отъ этого селенія до Кизи онъ ѣхалъ берегомъ, по грязи и на пути въ де-Кастри встрѣтилъ Н. М. Чихачева, шедшаго пѣшкомъ съ котомкою на плечахъ и совершенно изнуреннаго. Отсюда онъ довезъ Чихачева до оставленной имъ нарты, отдалъ ему свою и снабдилъ его провизіею, а самъ на нартѣ Чихачева возвратился въ Кизи, гдѣ занялся расторжкою съ гиляками и мангунами и наблюденіемъ на вскрытіемъ Амура, протоки и озера Кизи.
   Главный фарватеръ рѣки Амура, идущій подъ лѣвымъ берегомъ, началъ вскрываться 2-го мая, протока Кизи очистилась 4-го мая, а озеро Кизи 12-го. Вскрытіе кто совершилось при подъемѣ воды на 8 футовъ, весьма тихо, въ особенности въ протокѣ Кизи. Въ озерѣ ледъ исчезъ на мѣстѣ. Весна, или лучше сказать лѣто, настало здѣсь какъ бы мгновенно. 6-го мая все было покрыто зеленью.
   Мѣстности у селеній Кизи и Котово представляются во всѣхъ отношеніяхъ удобными для заселенія. Противъ селенія Кизи рѣка Амуръ наполнена цѣлымъ архипелагомъ острововъ, изъ которыхъ одинъ, лежащій около 1 1/2 версты отъ Кизи, гористъ, возвышенъ и покрытъ дубовыми и березовыми рощами, прочіе же луговые и большею частію низменные. Противъ Кизи рѣка Амуръ такъ широка, что горы противоположнаго лѣваго берега едва видны. Березинъ, не смотря на закаленную натуру, захворалъ въ Кизи отъ изнурительнаго путешествія по водѣ и грязи. У него сдѣлалась лихорадка и заболѣла нога, такъ что онъ нѣсколько дней не могъ двигаться и производить промѣра. Послѣдній сдѣланъ былъ Николаемъ Константиновичемъ Бошнякомъ. Въ селеніи Кизи Березинъ стоялъ въ юртѣ мангуна Ганкина; этотъ мангунъ, а равно и всѣ жители какъ этого селенія, такъ и сосѣдственнаго съ нимъ -- Кетово, лежащаго въ 2-хъ верстахъ отъ Кизи, во время болѣзни Березина показали свою доброту и радушіе. Они ухаживали за нимъ, прикладывали къ его больной ногѣ какія-то травы, заваривали воду и давали Березину пить ее. Кромѣ того, они подчивали его просомъ, выучились заваривать чай и варить для него уху изъ свѣжей рыбы: окуней, карасей и осетровъ, которыхъ тамъ было въ изобиліе. Жители этихъ селеній просили Березина, чтобы русскіе поселились у нихъ. Чрезъ нихъ онъ имѣлъ сообщеніе съ Н. М. Чихачевымъ въ з. де-Кастри и посылалъ съ ними къ Чихачеву сухари и просо; они же дали знать о болѣзни Березина Бошняку, въ селеніе Ухтре. Всего замѣчательнѣе въ этихъ людяхъ то, что они не хотѣли принимать отъ Березина никакого вознагражденія, объясняя, что когда человѣкъ боленъ, то всякій обязанъ ему помогать и кто возьметъ за это плату, тотъ, по ихъ понятіямъ, долженъ сейчасъ же умереть. Поправившись отъ болѣзни, Березинъ, на пріобрѣтенной имъ лодкѣ, поплылъ обратно въ Петровское. На пути всѣ инородцы принимали его радушно.
   Топографъ Поповъ донесъ мнѣ, что, слѣдуя вверхъ по рѣкѣ Амуръ съ Березинымъ, для соединенія съ Н. М. Чихачевымъ, онъ отъ селенія Тыръ {Противъ устья рѣки Амгунь.} производилъ глазомѣрную съемку праваго берега рѣки Амуръ до селенія Кизи, положеніе котораго таково: отъ мыса и селенія Тыръ до селенія Тыми, на пространствѣ 20 верстъ, правый берегъ идетъ по параллели, отъ селенія же Тыми до возвышеннаго скалистаго мыса Ауръ, на пространствѣ около 90 верстъ, этотъ берегъ идетъ по меридіану. Отъ этого селенія до мыса Ауръ, по берегу рѣки, расположены слѣдующія селенія: Чальмокъ, въ 10 верстахъ отъ Тыми, Патъ въ 20 верстахъ отъ Чальмока, Хоре въ 15 верстахъ отъ Пата, Тенча въ 10 верстахъ отъ Хоре, Пуль въ 8 верстахъ отъ Тенча, Коимъ въ 5 верстахъ отъ Пудя, Манаи въ 5 верстахъ отъ Коима, Дире въ 6 верстахъ отъ Манзи и Ауръ въ 10-ти. Мѣстность между селеніями Пать и Хоре и между Манаи и Дире удобна для земледѣльческаго населенія. Изъ селенія Тенча, чрезъ небольшой хребетъ, гиляки ходятъ въ лиманъ, въ селеніе Чеме, лежащее въ 20 верстахъ отъ мыса Лазарева. Этимъ путемъ отъ Тенча до Чеме около 70 верстъ. Отъ селенія и мыса Ауръ правый берегъ до Кизи, около 40 верстъ, низменный и направляется отъ SSO къ NNW. Здѣсь два селенія: Каби по срединѣ пути и Уди -- въ 5 верстахъ отъ Кизи.
   Результаты всѣхъ упомянутыхъ изслѣдованій весьма важны; они обнаружили: 1) что на обладаніе островомъ Сахалинонъ сохраняется право за Россіею. 2) Что заливъ де-Кастри представляетъ ближайшій къ лиману рейдъ въ Татарскомъ заливѣ. 3) Что опредѣленіе вершинъ рѣкъ Амгуни и Гиринь можетъ указать окончательно, что, по смыслу 1-го пункта нерчинскаго трактата 1689 г., при-амурскій и при-уссурійскій край, до моря, долженъ составлять принадлежность Россіи и, наконецъ, 4) что на прибрежьѣ Татарскаго залива находятся закрытыя бухты, болѣе или менѣе связанныя съ рѣками Амуръ и Уссури. Изъ вышесказаннаго очевидно, что для дальнѣйшаго наслѣдованія края, въ видахъ окончательнаго разрѣшенія весьма важнаго морскаго вопроса, а равно и для уничтоженія вредныхъ для насъ слуховъ, необходимо было бы основать слѣдующіе посты: на вершинахъ рѣкъ Гиринь, Амгунь и Амуръ, въ селеніяхъ Кизи и Хунгари, на устьѣ Уссури, въ протокѣ Віяхту, на Сахалинѣ, и на матеромъ берегу, въ заливѣ де-Кастри: кромѣ того, по крайней мѣрѣ, въ двухъ бухтахъ къ югу отъ этого залива, ибо, оставаясь исключительно въ Николаевскѣ, въ виду чаще и чаще появлявшихся иностранныхъ судовъ въ Татарскомъ заливѣ, наблюденіе за ними невозможно, а безъ этого описываемый край можетъ быть навсегда потерянъ для Россіи. Въ этихъ видахъ я и рѣшился дѣйствовать къ достиженію сейчасъ упомянутыхъ цѣлей и потому отправилъ мичмана Чихачева на ботикѣ и барказѣ въ Николаевскъ съ продовольствіемъ и запасами, какъ для обезпеченія этого поста, такъ равно и для снабженія предположенной отправить изъ Николаевска, вверхъ по Амуру, экспедиціи.
   Между тѣмъ, 18-го іюля, пришелъ на петровскій рейдъ корветъ "Оливуца"; это было первое наше военное судно, посѣтившее Петровскъ. На немъ находились мичмана Петровъ и Разградскій, назначенные на службу въ Петропавловскъ. Командиръ корвета, лейтенантъ Лихачевъ {Лейтенантъ Лихачевъ замѣнилъ достойнаго командира корвета И. Н. Сущева, утонувшаго въ Петропавловскѣ.}, представляя мнѣ бумаги отъ Завойко, Кашеварова, отъ главнаго правленія р.-а. компаніи и отъ генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева, донесъ, что ему строго приказано быть въ Петропавловскѣ никакъ не позже 1-го августа и что онъ для экспедиціи ничего не привезъ.
   Въ то же самое время начальникъ Николаевскаго поста Н. К. Бошнякъ донесъ мнѣ: 1) что въ ночь съ 15 на 16 іюля 6 матросовъ на вельботѣ неизвѣстно куда скрылись изъ поста; 2) что въ командѣ все болѣе и болѣе стали поговаривать о томъ, что будто бы манджуры скоро всѣхъ насъ вырѣжутъ и 3) что принимаемыя имъ мѣры въ отысканію скрывшихся людей остаются тщетными. Нѣкоторые изъ туземцевъ говорятъ, что они проплыли въ лиманъ, а другіе, напротивъ, утверждаютъ, что бѣглецы ушли вверхъ по рѣкѣ. Шлюпки у Чихачева никакой не было, да и посылать изъ команды было некого, ибо тамъ оставалось всего 15 человѣкъ, изъ которыхъ четверо больныхъ. Команда показала на допросѣ, что скрывшіеся люди неоднократно бѣгали и изъ Охотска.
   Камчатскій губернаторъ Завойко писалъ мнѣ отъ 2-го іюня: "По не имѣнію судовъ въ Петропавловскѣ, корветъ долженъ быть возвращенъ немедленно, а казенное довольствіе въ экспедицію будетъ доставлено осенью на ботѣ "Кадьякъ", который прежде этого долженъ развести это довольствіе въ Гижигу и Тигиль. Казенныхъ судовъ въ Петровское болѣе не будетъ".
   Главное правленіе р.а. компаніи, въ отвѣтъ на депешу мою, посланную 2 ноября 1851 г., пишетъ мнѣ отъ 1 марта 1852 г.: "Распространеніе круга дѣйствія экспедиціи за предѣлы Высочайшаго повелѣнія не сходствуетъ намѣреніямъ главнаго правленія, тѣмъ болѣе, что, включая убытки, понесенные уже компаніею по случаю затонувшаго барка "Шелеховъ", простирающіеся до 36,000 рублей, вмѣстѣ съ отправленными въ 1851 г. товарами, достигли уже до 59,000 рублей, т. е. суммы, опредѣленной на экспедицію до 1854 г. Поэтому представленіе ваше объ увеличеніи средствъ экспедиціи товарами и жизненными запасами правленіе не признаетъ нынѣ своевременнымъ, впредь до полученія отъ торговли прибылей, могущихъ покрыть издержки компаніи. Но, однако, останавливаясь нынѣ исполненіемъ вашихъ требованій, главное правленіе представляетъ оное на благоусмотрѣніе генералъ-губернатора".
   Генералъ-губернаторъ Н. Н. Муравьевъ, отъ 4 марта 1851 г., въ отвѣть на рапортъ мой отъ 3 ноября 1851 года пишетъ:
   "Относительно увеличенія средствъ экспедиціи отъ р.-а компаніи, согласно вашимъ требованіямъ отъ 2 ноября 1851 г., паровымъ баркасомъ, катеромъ и различнаго рода запасами и товарами, я вмѣстѣ съ симъ же предлагаю главному правленію компаніи, не стѣсняясь опредѣленною на экспедицію суммою, исполнить оное. Что же касается до присылки собственно для экспедиціи пароваго судна изъ Кронштадта, то я отнесся уже съ просьбою къ начальнику главнаго морскаго штаба и съ этою же почтою предлагаю къ точному исполненію начальнику аянскаго порта Кашеварову исполнять ваши требованія и отправлять въ Петровское зимовье товары, запасы и проч. и на компанейскихъ судахъ, слѣдующихъ изъ Аяна въ Ситху".
   На рапортъ мой отъ 20 февраля 1852 года генералъ-губернаторъ отъ 19 апрѣля 1852 г. пишетъ:
   "О присылкѣ въ экспедицію людей изъ Охотска, 50 человѣкъ хорошаго поведенія, я сдѣлалъ распоряженіе камчатскому губернатору; прислать же при нихъ 2 офицеровъ не имѣю возможности, ибо въ нихъ ощущается недостатокъ въ Камчаткѣ. Что же касается до испрашиваемаго вами отъ меня разрѣшенія о командированіи офицера для повѣрки слуховъ о поселившихся около устья Сунгари бѣглыхъ русскихъ и объ изслѣдованіи рѣки Уссури и перехода съ этой рѣки къ заливу на татарскомъ берегу, изслѣдованія этого берега и, наконецъ, занятія с. Кизи, то такъ какъ всѣ эти мѣста лежатъ за предѣлами земли гиляковъ, то я, въ виду Высочайшаго повелѣнія, не имѣю права дать вамъ отъ себя подобнаго разрѣшенія; но, находя доводы, изложенные вами въ рапортѣ отъ 20 февраля, вполнѣ уважительными, я вхожу нынѣ же съ представленіемъ объ этомъ начальнику главнаго морскаго штаба князю Меньшикову, для доклада Его Величеству. О послѣдующемъ немедленно будете увѣдомлены."
   Начальникъ аянскаго порта Кашеваровъ, на предписаніе мое отъ 14 апрѣля, донесъ мнѣ 14 іюля 1852 г. слѣдующее: "Предписаніе Ваше отъ 14 апрѣля я препроводилъ генералъ-губернатору и въ главное правленіе компаніи. Впредь до распоряженія правленія, я, какъ начальникъ аянской факторіи, не имѣю права сдѣлать какихъ-либо распоряженій по этому предписанію и не могу выходить изъ той нормы по снабженію экспедиціи запасами и товарами, какая опредѣлена правленіемъ. Нынѣ же, по неприбытіи еще изъ колоній въ Аянъ судна, ничего не могу Вамъ отпустить съ корветомъ "Оливуца" и долгомъ своимъ считаю предупредить, что въ нынѣшнемъ году едва-ли буду имѣть возможность снабдить экспедицію и тѣмъ даже количествомъ запасовъ и товаровъ, которое прежде было опредѣлено правительствомъ. Запасы и товары эти, вслѣдствіе строгаго мнѣ предписанія главнаго правленія, никакъ не могутъ быть отправлены на компанейскомъ суднѣ, а должны быть доставлены Вамъ на казенномъ. Что же касается до офицеровъ, то они слѣдуютъ въ Камчатку на корветѣ "Оливуца", и вы, слѣдовательно, сами распорядитесь".
   

ГЛАВА XVII.

Донесеніе Кашеварова 14 іюля 1852 г.-- Наше грустное положеніе.-- Мѣры, принятыя мною противъ голодной смерти.-- Донесеніе генералъ-губернатору 20 мая 1862 г.-- Инструкція Воронину и Бошняку.-- Ихъ экспедиція и цѣль ея.-- Донесенія Березина, Воронина и Бошняка.

   
   Получивъ упомянутыя въ предъидущей главѣ предписанія, увѣдомленія и донесенія, я убѣдился, что если не начать тотчасъ же энергично дѣйствовать, то мы всѣ умремъ голодною смертію, ибо казеннаго продовольствія въ экспедиціи было только до 1 октября, сахара и чая оставалось только до 1 августа, а бѣлой муки и тому подобнаго совсѣмъ не было. Надежда на полученіе муки и крупы на ботѣ "Кадьякъ", который долженъ былъ сначала снабдить Гижигу, была весьма сомнительна, ибо входъ въ рѣку Гижигу возможенъ только съ попутнымъ вѣтромъ, при сизигійныхъ водахъ {Очень часто, если не всегда, суда принуждены были оставаться тамъ на зимовку за невозможностью выйти.}. Поэтому я предписалъ командиру корвета "Оливуца", оставивъ въ экспедиціи мичмановъ Разградскаго и Петрова и 10 человѣкъ изъ команды, немедленно слѣдовать въ Аянъ и требовать отъ г. Кашеварова исполненія слѣдующаго предписанія: "На корветѣ "Олвуца" немедленно отправить въ Петровское муки, крупы, соли и различныхъ запасовъ и товаровъ, какіе только найдутся въ Аянѣ, имѣя въ виду, что въ случаѣ нужды, аянскій портъ можетъ быть снабженъ изъ Якутска. 2) По приходѣ въ Аянъ компанейскаго судна все остальное по моему требованію отправить на ономъ въ Петровское. 3) Прилагаемое при этомъ донесеніе мое генералъ-губернатору немедленно отправить съ нарочнымъ".
   Въ донесеніи этомъ (отъ 20 іюля 1852 г.) я во-первыхъ изложилъ важность результатовъ моихъ изслѣдованій и, вслѣдствіе оныхъ, предполагаемыя измѣненныя распоряженія мои для дальнѣйшихъ дѣйствій; во-вторыхъ, критическое положеніе, въ которое ставится экспедиція распоряженіемъ главнаго правленія компаніи,-- распоряженіемъ, совершенно противнымъ ея торжественному увѣренію ("что она готова помогать экспедиціи въ достиженіи важной государственной цѣли"), и наконецъ, въ-третьихъ, что для разъясненія всѣхъ обстоятельствъ, какія встрѣчаются на мѣстѣ, я вышлю къ нему одного изъ главныхъ моихъ и неутомимыхъ сотрудниковъ, Н. М. Чихачева. Въ заключеніе я писалъ генералъ-губернатору слѣдующее:
   "Послѣ всего этого остаюсь увѣреннымъ, что при ходатайствѣ Вашего Превосходительства предъ Государемъ Императоромъ, экспедиція моя поставится въ самостоятельное и надлежащее положеніе и ей дадутся средства, о которыхъ я уже имѣлъ честь представлять Вашему Превосходительству. Тогда только, согласно упомянутому плану моему, я буду въ состояніи прочно водвориться въ этомъ краѣ и фактически заявить Китаю и иностранцамъ о принадлежности его Россіи".
   Между тѣмъ, для подкрѣпленія Николаевскаго поста и перемѣны нѣкоторыхъ людей изъ команды онаго, а равно и для объявленія туземцамъ о розыскахъ нашихъ матросовъ, былъ отправленъ горою, съ 15-ю человѣками, Н. М. Чихачевъ и мичманъ Разградскій. Г. Чихачеву приказано было, по соглашенію съ г. Бошнякомъ, удалить изъ Николаевска тѣхъ людей, которые оказываются сомнительными, и прибыть съ ними въ Петровское. Объявить гилякамъ окрестныхъ деревень, чтобы они брали и представляли въ Николаевскъ тѣхъ изъ людей, которые будутъ распускать неблагопріятные для насъ слухи. Г-ну же Разградскому остаться въ Николаевскѣ для содѣйствія Н. К. Бошняку.
   28-го іюля корветъ "Оливуца" возвратился изъ Аяна въ Петровское съ незначительнымъ количествомъ запасовъ и товаровъ, причемъ г-нъ Кашеваровъ увѣдомилъ меня, что, по неприбытіи еще въ Аянъ компанейскаго судна, онъ болѣе послать не могъ.
   Корветъ съ мичманомъ Чихачевымъ отправился сейчасъ-же въ Аянъ. Г. Чихачеву поручено было, объяснивъ Кашеварову о необходимости снабдить экспедицію на компанейскомъ суднѣ, слѣдовать въ Иркутскъ къ генералъ-губернатору, чтобы представить ему подробный отчетъ о всѣхъ обстоятельствахъ, встрѣчаемыхъ на мѣстѣ и о необходимости рѣшительныхъ дѣйствій.
   Послѣ этого, согласно упомянутому плану, для приготовленія къ занятію селенія Кизи и залива де-Кастри и къ удаленію изъ края миссіонеровъ, а равно и для обслѣдованія протоки Біяхту и залива Дуэ и наблюденія за иностранными судами, я командировалъ къ острову Сахалину, на военной шлюпкѣ, подпоручика Воронина, которому приказано было, слѣдуя лиманомъ вдоль сахалинскаго берега, достигнуть селенія Дуэ, подробно описать заливъ и рѣку Дуэ и протоку Біяхту, а равно озеро, изъ котораго она выходитъ, съ цѣлію опредѣленія, въ какой степени эти мѣста представляютъ удобства къ заселенію, и къ подходу судовъ для нагрузки каменнымъ углемъ. Туземцамъ объявлять, что такъ какъ островъ Сахалинъ составляетъ русское владѣніе, то всѣ обитатели онаго принимаются подъ наше покровительство. Въ случаѣ появленія около этихъ мѣстъ иностранныхъ судовъ, тщательно слѣдить за ихъ дѣйствіями, а при встрѣчѣ съ ними, съ поднятіемъ на шлюпкѣ военнаго флага, объявлять отъ имени правительства, что какъ островъ Сахалинъ, такъ равно и весь матерой берегъ Татарскаго залива до корейской границы составляютъ русскія владѣнія, а потому всякія произвольныя распоряженія въ этихъ мѣстахъ допускаемы быть не могутъ. Наконецъ ему приказано было развѣдывать не проплыли-ли по лиману и куда именно наши бѣглые изъ Николаевска.
   Лейтенанту Бошняку, котораго въ Николаевскѣ, на время его отсутствія, замѣнилъ мичманъ Разградскій, приказано было, слѣдуя вверхъ по рѣкѣ Амуръ, подъ лѣвымъ берегомъ ея и достигнувъ селенія Ухтрэ, осмотрѣть, при стоявшей тогда высокой водѣ въ рѣкѣ Амуръ, мѣстность около селенія Пяхта, въ протокѣ Уй. Онъ долженъ былъ удостовѣриться, во 1-хъ, не затопляется-ли она водою, а во 2-хъ, каково вообще состояніе этой мѣстности и удобна-ли она для предполагавшагося занятія оной земледѣльческимъ поселеніемъ. Изъ протоки Уй Бошняку приказано было подняться по протокѣ, идущей къ S и соединяющейся съ р. Амуръ, по словамъ туземцевъ, противъ мыса Ауръ, отстоящаго въ 40 верстахъ отъ Кизи. Затѣмъ прослѣдовать въ Кизи и оттуда, по озеру того же имени и рѣкѣ Тоби, достигнуть до перевала съ этой рѣки къ морю. На этомъ пути сдѣлать промѣръ озера и рѣки Тоби и, если возможно, съ помощію туземцевъ перетащить лодку къ морю и слѣдовать къ заливу де-Кастри. Буде это сдѣлать представится затруднительнымъ, то, оставивъ лодку на озерѣ, достигнуть залива де-Кастри горою, пѣшкомъ. По прибытіи туда, осмотрѣть хорошенько мѣстность, въ видахъ основанія тамъ поста и объявить жителямъ, что, во-первыхъ, мы зимою у нихъ поселимся, во-вторыхъ, такъ какъ весь берегъ нашъ, то ихъ, а равно и всѣхъ туземцевъ, обитающихъ по этому берегу къ югу и по рѣкамъ Самальгѣ, Сайфуну и далѣе, мы принимаемъ подъ свою защиту и покровительство. Одному изъ болѣе толковыхъ домохозяевъ изъ туземцевъ оставить объявленіе на французскомъ и англійскомъ языкахъ о принадлежности при-амурскаго и при-уссурійскаго края Россіи, и приказать предъявлять оное каждому иностранному судну, могущему явиться въ этомъ заливѣ. Этому туземцу объявить, при собраніи остальныхъ жителей, что онъ назначается отъ насъ старшимъ и что всѣ должны его слушаться.
   По исполненіи этого, Бошняку было предписано направиться къ Кизи, осмотрѣть около этого селенія мѣстность, въ видахъ основанія тамъ нашего поста, объявить объ этомъ жителямъ и избрать изъ нихъ, подобно какъ и въ де-Кастри, старшаго, къ которому мы могли бы обращаться съ приказаніями; послѣднія, подъ страхомъ наказанія, должны исполняться туземцами. При этомъ Бошнякъ долженъ былъ объяснять туземцамъ, что всякая съ ихъ стороны услуга намъ будетъ вознаграждаема и что мы не только не будемъ дѣлать какихъ-либо имъ насилій, но строго накажемъ всѣхъ тѣхъ, которые осмѣлятся что-либо предпринять противъ нихъ. Таковыя же объявленія и распоряженія предписано было Бошняку дѣлать на его обратномъ пути въ значительныхъ селеніяхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ развѣдывать о нашихъ бѣглыхъ, объясняя туземцамъ, что эти люди дурные и чтобы они старались какъ ихъ, такъ и всѣхъ, которые распускаютъ о насъ худые слухи, ловить и представлять въ Николаевскъ, за что будутъ получать щедрое вознагражденіе.
   Въ то же время, на гилякской лодкѣ, вверхъ по рѣкѣ Амуръ былъ отправленъ въ селеніе Кизи прикащикъ Березинъ, съ цѣлью развѣдки нашихъ бѣглыхъ и для содѣйствія г. Бошняку. Березину приказано было слѣдовать подъ правымъ берегомъ рѣки Амуръ, замѣчать мѣста удобныя для заселенія земледѣльцами, производить расторжку съ инородцами и встрѣчными манджурами, а по прибытіи въ Кизи находиться въ распоряженіи Бошняка.
   12-го августа былъ посланъ на ботикѣ въ лиманъ подпоручикъ Орловъ. Ему предписано было испытать нельзя-ли на этомъ суднѣ произвести промѣръ главныхъ фарватеровъ лимана.
   Мичманъ Петровъ былъ занятъ тогда перевозкою на барказѣ изъ Петровскаго въ Николаевское продовольствія и товаровъ.
   Такимъ образомъ, всѣ члены моей экспедиціи имѣли особыя порученія. Послѣднія были вызваны тѣмъ обстоятельствомъ, что я не подучилъ подкрѣпленія ни командами, ни судами, и поэтому не имѣлъ рѣшительно никакой возможности распространять наши дѣйствія далѣе селенія Кизи. Въ эту навигацію мнѣ поневолѣ пришлось ограничиться весьма малымъ райономъ. Назначеніемъ экспедиціи я имѣлъ въ виду: а) приготовиться къ занятію Кизи и залива де-Кастри, какъ важныхъ и ближайшихъ къ Николаевску пунктовъ, могущихъ служить опорными пунктами къ дальнѣйшимъ дѣйствіямъ, согласно упомянутому плану; б) распространить на этомъ пространствѣ наше вліяніе и гражданственность, что также необходимо было для обезпеченія нашихъ дѣйствій; наконецъ, в) возможнымъ отстраненіемъ, въ навигацію этого года, всякихъ покушеній на этотъ край иностранцевъ.
   И такъ, въ навигацію 1852 года я имѣлъ возможность сдѣлать только приготовительныя распоряженія для прочнаго утвержденія нашего въ сѣверной части при-амурскаго края.
   Отправивъ экспедицію, 16-го августа, я и самъ отправился въ Николаевскъ, гдѣ заложилъ флигель и казарму, въ которые должны были перейти на зиму команды этого поста. Въ Петровскомъ же въ это время строился пакгаузъ.
   Положеніе экспедиціи къ осени 1852 года было таково:
   

Всей команды состояло:

   Въ Николаевскомъ -- 25 челов.
   " Петровскомъ -- 23 "
   " командировкѣ съ Орловымъ, Воронинымъ, Бошнякомъ и Петровымъ -- 16 "
   Вся наша сила состояла изъ -- 64 челов.
   
   При ней было: 3 пушки трехъ-фунтоваго калибра, 2 пуда пороха, 2 1/2 пуда свинца и 60 кремневыхъ ружей, изъ которыхъ 20 были негодны. Затѣмъ палубный, въ 29 футовъ длины, ботикъ и 6-ти весельный барказъ -- оба выстроенные въ Петровскомъ; 5-ти весельный вельботъ, четверка, 2 гилякскихъ лодки и одна трехлючная байдарка.
   Таковы были наши средства къ защитѣ, передвиженію и дѣйствію въ краѣ, гдѣ съ одной стороны мы были окружены дикарями, въ нѣсколько сотъ кратъ превышавшими насъ численностію и не имѣвшими ни малѣйшаго понятія о гражданственности,-- дикарями, способными возстать противъ насъ при первомъ сколько нибудь смѣломъ и разумномъ къ тому ихъ подстрекательствѣ или при первомъ сколько нибудь ошибочномъ или трусливомъ съ нашей стороны шагѣ. Съ другой стороны, болѣе 2-хъ миліоновъ манджуровъ могли легко, по рѣкамъ Сунгари и Амуру, выслать на насъ такую силу, которая могла бы забросать насъ шапками. Всякая надежда на помощь или на отступленіе была для насъ невозможна. Ближайшій къ намъ пунктъ -- Аянъ былъ отрѣзанъ отъ насъ непроходимымъ, тысячеверстнымъ, пустыннымъ пространствомъ.
   При такомъ-то положеніи намъ пришлось дѣйствовать и брать на себя всю тяжкую за то отвѣтственность, каковую, какъ мы видѣли, не рѣшился взять на себя и генералъ-губернаторъ. Если бы еще при этомъ случилось намъ потерять часть команды или возбудить непріятныя столкновенія, чего можно было ожидать каждую минуту, то не трудно себѣ представить, какъ бы мы жестоко поплатились за смѣлые подвиги. Между тѣмъ, мы не только не были обезпечены матеріально, но даже лишены единственной отрады для души -- храма Божія; намъ отказали даже въ священникѣ.
   Въ 1852 г. мы были какъ бы всѣми забыты и отданы въ жертву случайностямъ и голодной смерти. Поэтому всякій можетъ судить, каково было тогда наше положеніе. Особенно тяжело было бѣдной женѣ моей, раздѣлявшей наравнѣ со всѣми всѣ трудности, опасности и лишенія и имѣвшей больнаго ребенка, которому угрожала голодная смерть {Это была первая дочь моя Екатерина, которая умерла въ скоромъ времени отъ голода.}, ибо жена сама кормить не могла, а кормилицъ не было. Мнѣ, какъ отцу и начальнику, на которомъ за всѣхъ и за все лежала полная отвѣтственность предъ Богомъ и отечествомъ, конечно было тяжелѣе всѣхъ. Надежда на милость Всевышняго Творца и убѣжденіе, что дѣйствія наши клонятся къ благу отечества, единственно поддерживали въ насъ крѣпость духа, энергію и отвагу, столь необходимыя при такихъ обстоятельствахъ.
   24-го августа, на туземной лодкѣ, былъ привезенъ въ Петровское совершенно больной прикащикъ Березинъ. Онъ сообщилъ, что заболѣлъ въ селеніи Пуль, гдѣ туземцы и манджуры во все время его болѣзни весьма внимательно ухаживали за нимъ. О проплытіи вверхъ по рѣкѣ Амуръ людей изъ Николаевска туземцы ничего не слыхали.
   Вслѣдъ за Березинымъ прибылъ съ Сахалина Воронинъ; онъ донесъ, что бухты Дуэ и Віяхту открыты для южныхъ, сѣверныхъ, сѣверо- и юго-западныхъ вѣтровъ, но что стоянку судовъ въ бухтѣ Дуе можно сдѣлать удобною; стоитъ лишь воспользоваться рифами, идущими отъ берега, именно провести по этимъ рифамъ насыпи, которыя защищали бы бухту отъ упомянутыхъ вѣтровъ. Широта мыса Дуэ, по наблюденію Воронина, оказалась та-же самая, какъ и у Бошняка. Грунтъ въ бухтѣ вообще надежный, берега приглубы и изобилуютъ каменнымъ углемъ. Мѣстность по рѣчкѣ Дуэ, которая имѣетъ глубину на барѣ до 2 футовъ, а далѣе отъ 8 до 10 футовъ, удобна къ заселенію. "Чтобы воспользоваться минеральнымъ топливомъ", говоритъ Воронинъ, "необходимо прежде всего обратить вниманіе на то, чтобы сдѣлать удобную гавань для нагрузки судовъ". Кромѣ Дуэ, особое вниманіе надобно обратить на мѣстность около селенія Мгачъ, какъ въ отношеніи добыванія каменнаго угля, такъ равно и въ отношеніи удобства поселенія. Она расположена между рѣчками Мгачъ, Чернай и Мычнай, протекающими въ небольшомъ другъ отъ друга разстояніи. Недалеко отъ этихъ мѣстъ отсюда течетъ рѣка Тыми. Затѣмъ заслуживаетъ вниманія бухта Уанды, въ которую впадаютъ 2 рѣчки: Большая и Малая Уанды. Эта бухта защищена гораздо лучше Дуэ: съ сѣверо-запада ее ограждаетъ увалистый мысъ Уанды, а съ юга -- островъ и идущій отъ него къ берегу рифъ. Пользуясь этимъ, здѣсь небольшаго труда будетъ стоить сдѣлать для судовъ прикрытіе и хорошую, спокойную стоянку. Рѣчка Большая Уанды имѣетъ глубину на барѣ 3 фута, а далѣе до 12 футовъ. Долина этой бухты представляетъ всѣ удобства къ заселенію; берегъ бухты приглубый и чистый и каменнаго угля огромное количество. Широта устья рѣчки Большой Уанды 51o 36' 42" N. Эта мѣстность, по мнѣнію г. Воронина, одна изъ лучшихъ на всемъ видѣнномъ имъ пространствѣ.
   Устье протоки Віяхту лежитъ въ широтѣ 51o 36' 42" N; входъ въ нее съ моря, между лайдами, идетъ на SO 79o и потомъ, по самой протокѣ, на SO 12o. Глубина при устьѣ въ малую воду до 5 футовъ, а въ прибылую до 9 и 10; въ самой же протокѣ глубина отъ 12 до 14 футовъ. Эта протока выходитъ изъ небольшаго озера того же имени, имѣющаго 1 1/2 мили длины по направленію NtW -- StO и 3/4 мили ширины на О и W; оно вообще наполнено лайдами и имѣетъ глубину не болѣе 10 футовъ. Съ востока въ него впадаетъ рѣчка Віяхту, имѣющая 1/4 мили длины. Берега озера вообще низменные, луговые, но есть мѣстности возвышенныя и удобныя къ заселенію, въ особенности долина и берега рѣчки и протоки. Здѣсь также много каменнаго угля. Сильное теченіе въ протокѣ (отъ 3 1/2 до 5 узловъ) и банки, между которыми идетъ въ нее узкій и довольно извилистый фарватеръ, дѣлаютъ входъ въ нее затруднительнымъ и опаснымъ.
   По словамъ туземцевъ, на всемъ западномъ берегу острова нѣтъ ни одной сколько-нибудь закрытой бухты. Они говорили также Воронину, что суда плаваютъ около этихъ мѣстъ вообще раннею весною, т. е. въ то время, когда въ лиманѣ еще стоятъ льды и что люди, съѣзжающіе къ нимъ съ этихъ судовъ, дѣлаютъ насилія и буйства.
   Въ то же время возвратился на ботикѣ подпоручикъ Орловъ и донесъ, что изъ нѣсколькихъ попытокъ, сдѣланныхъ имъ для опредѣленія лиманскихъ фарватеровъ, онъ убѣдился, что безъ надлежащихъ паровыхъ средствъ достиженіе этой цѣли невозможно.
   Между тѣмъ, 20 августа явились въ Петровское съ гиляками трое матросовъ, высаженныхъ съ китобойныхъ судовъ въ Тугурской губѣ. Они пришли едва живые и благословляли судьбу, что нашли, наконецъ, жилье, гдѣ можно ѣсть по человѣчески, ибо болѣе полутора мѣсяца они питались кореньями, ягодами и юколой. Въ это время стояли на петровскомъ рейдѣ два китобоя: одинъ американецъ, другой изъ Бремена; я попросилъ къ себѣ шкиперовъ этихъ судовъ, передалъ имъ людей и объявилъ, что они не имѣютъ права бить китовъ и учинять безчинства въ нашихъ водахъ, которыя простираются до корейской границы. Засимъ, 8 октября прибылъ лейтенантъ Бошнякъ и сообщилъ, что, достигнувъ селенія Ухтрэ, онъ нашелъ всю мѣстность около этого селенія затопленною; вода въ Амурѣ была выше весенней и только небольшое мѣсто около селенія Пяхта оставалось открытымъ. Изъ селенія Ухтрэ онъ пошелъ по протокѣ къ S; протока эта на всемъ своемъ пространствѣ, т. е. на 25 миль на StO и потомъ около 20 миль на S идетъ между обрывистыми, возвышенными и частію низменными, затопляющимися водою, луговыми берегами; она имѣетъ ширину отъ 15 до 30 саженъ, а глубину отъ 20 до 35 футовъ, и на параллели 51o 41' N, противъ Кизи, соединяется съ главнымъ фарватеромъ Амура. Между этимъ фарватеромъ и протокою лежитъ огромная равнина, покрытая въ нѣкоторыхъ мѣстахъ березнякомъ и тальникомъ и изрѣзанная различной ширины каналами, соединяющимися съ главнымъ фарватеромъ Амура. По одному изъ этихъ каналовъ, имѣющему глубину отъ 10 до 20 футовъ, онъ вышелъ противъ Кизи на главный фарватеръ, на которомъ нашелъ глубину отъ 10 до 16 саж. Упомянутая протока идетъ подъ лѣвымъ берегомъ Амура и недалеко отъ нея тянутся горы, покрытыя строевыми лѣсами кедра, ели и частію клена и дуба. Изъ этихъ горъ по низменнымъ долинамъ текутъ нѣсколько рѣчекъ. Рѣка Амуръ между матерыми берегами въ этомъ мѣстѣ имѣетъ огромную ширину, болѣе 25 верстъ. Главный фарватеръ, имѣющій ширину болѣе 2 верстъ, идетъ посрединѣ рѣки. По прибытіи въ Кизи, Н. К. Бошнякъ нанялъ у туземцевъ лодку съ 2 проводниками и приступилъ жъ промѣру озера и рѣки Тоби до перевала съ нея къ морю. Глубина фарватера озера, по которому вели его туземцы, оказалась отъ 15 до 25 футовъ; вода была выше ординарной до 9 футовъ. Глубина въ рѣкѣ Тоби отъ 6 до 10 футовъ; по словамъ туземцевъ, эта глубина не бываетъ менѣе 3 футовъ. Оставивъ лодку въ озерѣ, г. Бошнякъ съ казакомъ Парфентьевымъ и мангуномъ отправился пѣшкомъ въ заливъ де-Кастри, по тому пути, который, по словамъ туземцевъ, считается самымъ кратчайшимъ. Путь этотъ, на пространствѣ около 1 1/2 версты, идетъ по низменности; остальная же мѣстность, на пространствѣ около 18 верстъ, сухая и возвышенная. Не доходя 5 верстъ до залива де-Кастри, Бошнякъ перевалилъ чрезъ небольшой хребетъ, подъемъ на который со стороны озера почти незамѣтенъ, со стороны же залива нѣсколько круче. По прибытіи въ заливъ, Бошнякъ выбралъ мѣсто для основанія поста и нанялъ туземцевъ для приготовленія лѣса. На вопросъ его: не проплывали-ли мимо залива русскіе на шлюпкѣ, туземцы объявили, что болѣе 2 недѣль тому назадъ были здѣсь дурные русскіе, которые дрались между собою и отнимали у нихъ рыбу; отсюда, говорили туземцы, эти русскіе поплыли къ югу. Бошнякъ сказалъ имъ, что это дѣйствительно негодные люди и просилъ, чтобы они изловили ихъ; за отнятую же рыбу заплатилъ имъ. По прибытіи въ Кизи, Н. К. Бошнякъ, подобно какъ и въ заливѣ де-Кастри, объявилъ, что мы и у нихъ нынѣ зимою поселимся. На вопросъ его: не появляются ли люди, которые разглашаютъ о насъ дурныя вѣсти, туземцы отвѣчали, что если подобные люди явятся, то они ихъ будутъ хватать и представлять въ Николаевскъ. Въ заливѣ де-Кастри Бошнякъ назначилъ одного изъ туземцевъ, Ничкуна, старшиною и вручилъ ему объявленіе на французскомъ и англійскомъ языкахъ для предъявленія иностраннымъ судамъ, буде таковыя явятся въ заливъ. Въ этомъ объявленіи, согласно данной ему отъ меня инструкціи, отъ имени русскаго правительства заявлялось, что весь этотъ край до Кореи принадлежитъ Россіи. Въ это же время Бошнякъ объявилъ туземцамъ, чтобы они слушали Ннчкуна и сказалъ имъ, чтобы они дали знать жителямъ окрестныхъ деревень, расположенныхъ по татарскому берегу, что такъ какъ весь этотъ берегъ и рѣка Саіфунъ принадлежатъ Россіи, то всѣхъ его обитателей мы принимаемъ подъ свое покровительство. Въ селенія Кизи Н. К. Бошнякъ назначилъ старостою мангуна Ледена и объявилъ жителямъ, чтобы они его слушали и что всѣхъ инородцевъ по берегамъ рѣкъ Уссури и Амура до Хинганскихъ горъ включительно мы принимаемъ подъ свою защиту и покровительство, такъ какъ вся эта страна русская. Затѣмъ г. Бошнякъ, спускаясь по Амуру, сдѣлалъ подобныя же распоряженія и объявленія въ селеніяхъ Ауръ, Пудь, Тыми и Бода.
   

ГЛАВА ХѴШ.

Прибытіе въ Петровское бота "Кадьякъ" и компанейскаго корабля.-- Экспедиція Бошняка въ при-амгуньскій край 5-го ноября 1852 г.-- Донесеніе генералъ-губернатору 7 ноября 1852 г -- письмо къ нему.-- Высочайшее повелѣніе 20 іюня 1852 г.-- Донесеніе генералъ-губернатору о намѣреніи занять Кизи и де-Кастри, 4 декабря 1852 г.-- Донесенія Березина, Разградскаго и Бошняка.-- Окончательное разрѣшеніе пограничнаго вопроса.-- Изслѣдованіе озеръ: Самагировъ и Чинхчагировъ.-- Заключеніе 1852 года.

   
   Въ половинѣ сентября прибылъ въ Петровское съ казеннымъ провіантомъ ботъ "Кадьякъ". Командиръ его, г. Шарыповъ, объявилъ мнѣ, что по ненадежному состоянію бота, онъ идти въ Петропавловскъ не можетъ, почему и остается на зимовку въ Петровскомъ.
   Вслѣдъ за ботомъ, 23 сентября, пришелъ изъ Аяна на петровскій рейдъ съ товарами и запасами компанейскій корабль. А. Ф. Кашеваровъ увѣдомилъ меня, что присылаетъ всего въ весьма недостаточномъ количествѣ по той причинѣ, что самъ нынѣ получилъ весьма мало и объясняетъ, что посылаетъ компанейскій корабль на свой страхъ только въ виду того, что послѣ корвета "Оливуца" въ Аянъ не приходило ни одно военное судно. Вмѣстѣ съ тѣмъ, Кашеваровъ предупреждаетъ меня, что командиру корабля не приказано оставаться на петровскомъ рейдѣ болѣе 2 сутокъ.
   И такъ, единственно по милости и добросердечію Александра Филипповича Кашеварова, мы получили, хотя въ ничтожномъ количествѣ, провизіи.
   По приведеніи всего, что у насъ было, въ извѣстность, оказалось, что чая, сахара и тому подобныхъ, столь необходимыхъ въ пустынѣ заласовъ, было до такой степени мало, что я вынужденнымъ нашелся раздѣлить все это по числу лицъ, находившихся въ экспедиціи. Водки и крупъ вовсе привезено не было, а товаровъ, потребныхъ для туземцевъ, было такъ мало, что о выгодной торговлѣ, которая могла бы возмѣстить расходы казны, употребленные на экспедицію (какъ указывало мнѣ главное правленіе компаніи) и думать было нечего; ихъ едва хватало только для командировокъ т. е. для вымѣна отъ туземцевъ корма для собакъ и рыбы для людей и на пріобрѣтеніе отъ манджуровъ проса и водки. Медикаментовъ почти никакихъ не было прислано.
   Такая экономія имѣла самое неблагопріятное вліяніе на здоровье командъ. Между людьми появились болѣзни и въ особенности скорбутныя. Онѣ задержали насъ въ Петровскомъ на столько, что только къ исходу ноября мы могли перебраться въ Николаевскъ. Тамъ наши помѣщенія были хотя и сырыя, но болѣе удобныя и просторныя нежели въ Петровскомъ. Наступившая холодная и ненастная зима болѣе и болѣе усиливала эти болѣзни и къ 1 декабря трое людей не выдержали и сдѣлались ея жертвою.
   Сношенія наши съ туземцами становились болѣе и болѣе дружественными, благодаря тому, что мы не дозволяли себѣ благодѣтельствовать ихъ нововведеніями, противными складу ихъ жизни и вкоренившимся обычаямъ, а соблюдали во всемъ должную справедливость и не только не производили какихъ-либо насилій, но и не оставляли ни малѣйшей ихъ услуги безъ вознагражденія. Туземцы по видимому понимали все это и цѣнили, что рельефно выказалось въ участіи, которое они показали при открывшихся между командами скорбутныхъ болѣзняхъ. Они съ охотою доставляли черемшу и другіе коренья, которые, по ихъ понятіямъ, помогаютъ отъ этой болѣзни.
   Не смотря на всѣ невзгоды, духъ въ командахъ и въ особенности въ офицерахъ не ослабѣвалъ. Мы надѣялись, что послѣ важныхъ результатовъ нашихъ изслѣдованій правительство дастъ, на конецъ, экспедиціи надлежащія средства для достиженіи предположенной цѣли.
   Намъ, во-первыхъ, предстояло окончательно разрѣшить пограничный вопросъ, т. е. опредѣлить истоки рѣкъ: Амгунь и Гиринь, обслѣдовать озера: Самагировъ и Чихчагировъ и рѣку Биджи, какъ мѣстности, имѣющія большое значеніе въ сѣверо-западной части при-амурскаго края. Вмѣстѣ съ тѣмъ, мы должны были прекратить злонамѣренные слухи, распускавшіеся о насъ на рѣкѣ Амуръ и, наконецъ, пріобрѣсти отъ манджуровъ необходимые запасы для того, чтобы по возможности обезпечить дальнѣйшія командировки и изслѣдовать рѣку Амуръ до рѣки Хунгари.
   Въ этихъ видахъ были сдѣланы мною новыя командировки въ при-амгуньскій край. Лейтенанту Бошняку я далъ казака и 5 ноября отправилъ его съ приказаніемъ слѣдовать на собакахъ по берегу рѣки Амгунь и стараться достигнуть ея истоковъ изъ Хинганскаго хребта, а оттуда проѣхать по направленію хребта къ югу, до истока рѣки Гиринь. Затѣмъ, поднимаясь по этой рѣкѣ, перевалить на озера Самагировъ и Чихчагировъ, осмотрѣть ихъ и возвратиться по рѣкѣ Амгунь въ Петровское. Если слухи о появлявшихся въ этихъ мѣстахъ миссіонерахъ, распускающихъ о насъ злонамѣренныя басни, справедливы,-- то стараться внушить туземцамъ, чтобы они подобныхъ людей представляли въ Николаевскъ, за что будутъ вознаграждены. При сношеніи съ туземцами стараться узнавать, нельзя ли чрезъ хребетъ добраться до бѣглыхъ русскихъ, живущихъ будто бы на притокѣ Амура, впадающемъ въ эту рѣку близъ устья Сунгари. Объявлять туземцамъ, что такъ какъ весь этотъ край принадлежитъ Россіи, то всѣхъ ихъ мы принимаемъ подъ свою защиту и покровительство; а потому, въ случаѣ какихъ-либо имъ обидъ и притѣсненій отъ пріѣзжающихъ къ нимъ манджуровъ, или иныхъ инородцевъ, они могутъ обращаться къ намъ и мы таковыхъ обидчиковъ строго будемъ наказывать. Наконецъ, стараться выбрать изъ туземцевъ старостъ, къ которымъ бы мы могли обращаться.
   Мичману Разградскому и прикащику Березину поручалось, слѣдуя вверхъ по рѣкѣ Амуръ и производя расторжку съ инородцами и манджурами, стараться пріобрѣтать у нихъ спиртъ, чай и просо. Достигнувъ селенія Кизи, г. Разградскому отправиться далѣе до устья рѣки Хунгари, а Березину остаться въ Кизи до прибытія Разградскаго. Березинъ долженъ былъ въ это время основать складъ нашихъ товаро 59 000 рублей, то-есть суммы, определённой на экспедицию до 1854 года. Поэтому представление ваше об увеличении средств экспедиции товарами и жизненными запасами Правление не признаёт ныне своевременным впредь до получения от торговли прибылей, могущих покрыть издержки Компании. Но, однако, останавливаясь ныне исполнением ваших требований, Главное правление представляет оные на благоусмотрение генерал-губернатора".
   4 марта 1852 года122 генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв в ответ на рапорт мой от 3 ноября 1851 года писал:
   "Относительно увеличения средств экспедиции от Российско-Американской компании, согласно Вашим требованиям от 2 ноября 1851 года, паровым баркасом, катером и различного рода запасами и товарами; я вместе с сим же предлагаю Главному правлению компании, не стесняясь определённою на экспедицию суммою, исполнить оное. Что же касается до присылки собственно для экспедиции парового судна из Кронштадта, то я отнёсся уже с просьбою к начальнику Главного морского штаба и с этою же почтою предлагаю к точному исполнению начальнику Аянского порта Кашеварову исполнять ваши требования и отправлять в Петровское зимовье товары, запасы и прочее и на компанейских судах, следующих из Аяна в Ситху".
   В ответ на мой рапорт от 20 февраля 1852 года генерал-губернатор 19 апреля 1852 года писал:
   "О посылке в экспедицию 50 человек хорошего поведения из Охотска я сделал распоряжение камчатскому губернатору; прислать же при них двух офицеров не имею возможности, ибо в них ощущается недостаток на Камчатке.
   Что же касается до испрашиваемого Вами от меня разрешения о командировании офицера для поверки слухов о поселившихся около устья Сунгари русских и об исследовании реки Уссури и перехода с этой реки к заливу на берегу Татарского пролива, исследования этого берега и, наконец, занятия селения Кизи, то так как все эти места лежат за пределами земли гиляков, то я, ввиду высочайшего повеления, не имею права дать Вам от себя подобного разрешения; но, находя доводы, изложенные Вами в рапорте от 20 февраля, вполне уважительными, я вхожу ныне же с представлением об этом начальнику Главного морского штаба князю Меньшикову для доклада государю. О последующем немедленно будете уведомлены".
   Начальник Аянского порта А. Ф. Кашеваров в ответ на моё предписание от 14 апреля сообщил 14 июля 1852 года следующее: "Предписание Ваше от 14 апреля я препроводил генерал-губернатору и в Главное правление Компании. Впредь до распоряжения Правления я как начальник Аянской фактории не имею права сделать, каких-либо распоряжений по этому предписанию и не могу выходить из той нормы по снабжению экспедиции запасами и товарами, какая определена Правлением. Ныне же по неприбытии еще из колоний в Аян судна ничего не могу Вам отпустить с корветом "Оливуца" и долгом своим считаю предупредить, что в нынешнем году едва ли буду иметь возможность снабдить экспедицию и тем даже количеством запасов и товаров, которое прежде было определено правительством. Запасы и товары эти вследствие строгого мне предписания Главного правления никак не могут быть отправлены на компанейском судне, а должны быть доставлены Вам на казённом. Что же касается до офицеров, то они следуют в Камчатку на корвете "Оливуца", и Вы, следовательно, сами распорядитесь"123.
   

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ЛЕТНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ 1852 ГОДА

Донесение Кашеварова от 14 июля 1852 года. -- Наше грустное положение. -- Меры, предпринятые мною против голодной смерти. -- Донесение генерал-губернатору от 20 мая 1852 года. -- Инструкции Воронину и Бошняку. -- Их экспедиция и цель её. -- Донесения Березина, Воронина и Бошняка.

   
   Получив упомянутые в предыдущей главе предписания, уведомления и донесения, я убедился, что если не начать тотчас же энергично действовать, то мы все умрем голодною смертью, ибо казённого продовольствия в экспедиции было только до 1 октября, сахара и чая оставалось только до 1 августа, а белой муки и тому подобного совсем не было. Надежда на получение муки и крупы на боте "Кадьяк", который должен был сначала снабдить Гижигу, была весьма сомнительна, ибо вход в реку Гижигу возможен только с попутным ветром при сизигийных водах {Очень часто, если не всегда, суда принуждены были оставаться там на зимовку за невозможностью выйти обратно.}124. Поэтому я предписал: 1) Командиру корвета "Оливуца", оставив в экспедиции мичманов Разградского и Петрова и 10 человек из команды, немедленно следовать в Аян и требовать от Кошеварова исполнения следующего предписания: "На корвете "Оливуца" немедленно отправить в Петровское муки, крупы, соли и различных запасов и товаров, какие только найдутся в Аяне, имея в виду, что в случае нужды Аянский порт может быть снабжён из Якутска; 2) по приходе в Аян компанейского судна всё остальное по моему требованию отправить на нём в Петровское; 3) прилагаемое при этом донесение мое генерал-губернатору немедленно отправить с нарочным".
   В донесении этом (от 20 июля 1852 года) я, во-первых, изложил важность результатов моих исследований и предполагаемые вследствие их изменения моих распоряжений для дальнейших действий; во-вторых критическое положение, в которое ставится экспедиция распоряжением Главного правления Компании, -- распоряжением, совершенно противным её торжественному уверению "что она готова помогать экспедиции в достижении важной государственной цели" {Курсив Г. И. Невельского. (Прим. ред.).}, и, наконец, в-третьих, что для разъяснения всех обстоятельств, какие встречаются на месте, я вышлю к нему одного из главных моих и неутомимых сотрудников, Н. М. Чихачёва. В заключение я писал генерал-губернатору следующее:
   "После всего этого остаюсь уверенным, что при ходатайстве вашего превосходительства перед государем моя экспедиция будет поставлена в самостоятельное и надлежащее положение и ей будут даны средства, о которых я уже имел честь представлять вашему превосходительству. Тогда только согласно упомянутому плану моему я буду в состоянии прочно водвориться в этом крае и фактически заявить Китаю и иностранцам о принадлежности его России".
   28 июля корвет "Оливуца" возвратился из Аяна в Петровское с незначительным количеством запасов и товаров, причем Кашеваров уведомил меня, что вследствие неприбытия в Аян компанейского судна он более послать не мог. Корвет с мичманом Чихачёвым отправился сейчас же в Аян. Н. М. Чихачёву поручено было, объяснив Кашеварову о необходимости снабдить экспедицию на компанейском судне, следовать в Иркутск к генерал-губернатору, чтобы представить ему подробный отчёт о всех обстоятельствах, встречаемых на месте, и о необходимости решительных действий.
   После этого согласно упомянутому плану для подготовки к занятию селения Кизи и залива Де-Кастри и удалению из края миссионеров, а равно и для обследования протоки Вияхту и залива Дуэ и наблюдения за иностранными судами, я командировал к острову Сахалину на военной шлюпке подпоручика Воронина, которому приказано было, следуя лиманом вдоль сахалинского берега, достигнуть селения Дуэ, подробно описать залив и реку Дуэ и протоку Вияхту, а равно озеро, из которого она выходит, с целью определения, в какой степени эти места представляют удобства для заселения и для подхода судов и нагрузки их каменным углём. Населению объявлять, что так как Сахалин составляет русское владение, то все его обитатели принимаются под наше покровительство. В случае появления около этих мест иностранных судов тщательно следить за их действиями, а при встрече с ними с поднятием на шлюпке военного флага объявлять от имени правительства, что как остров Сахалин, так и весь материковый берег Татарского пролива до корейской границы являются русскими владениями, а потому всякие произвольные распоряжения в этих местах допускаемы быть не могут.
   Лейтенанту Бошняку, которого в Николаевске на время его отсутствия заменил мичман Разградский, приказано было, следуя вверх под левым берегом Амура и достигнув селения Ухта, осмотреть при стоявшей тогда в Амуре высокой воде местность близ селения Пяхта, в протоке Уй. Он должен был удостовериться, во-первых, не затопляется ли она водой, а во-вторых, каково вообще состояние этой местности и удобна ли она для предполагавшегося её занятия земледельческим поселением. Из протоки Уй Бошняку приказано было подняться по протоке, идущей на юг и, по словам туземцев, соединяющейся с Амуром против мыса Аур, расположенного в 40 верстах (42 км) от Кизи. Затем проследовать в Кизи и оттуда до озеру того же имени и реке Таба достигнуть водораздела между этой рекой и морем. На этом пути сделать промер озера и реки Таба и, если возможно, с помощью туземцев перетащить лодку к морю и следовать к заливу Де-Кастри. Буде это сделать представится затруднительным, то, оставив лодку на озере, достигнуть залива Де-Кастри пешком. По прибытии туда осмотреть хорошенько местность в видах основания там поста и объявить жителям, что, во-первых, мы зимой у них поселимся, а во-вторых, так как весь берег наш, то их, а равно и всё население, обитающее по этому берегу к югу и по рекам Самарге, Сейфуну и далее, мы принимаем под свою защиту и покровительство. Одному из более толковых гиляков оставить объявление на французском и английском языках о принадлежности Приамурского и Приуссурийского краев России и приказать предъявлять его каждому иностранному судну, могущему явиться в этом заливе. Этому гиляку объявить при собрании остальных жителей, что он назначается нами старшим и что все должны его слушаться.
   По исполнении этого Бошняку было предписано направиться к Кизи, осмотреть местность вокруг этого селения с целью основания там нашего поста, объявить об этом жителям и избрать из них, подобно как и в Де-Кастри, старшего, к которому мы могли бы обращаться с приказаниями. При этом Бошняк должен был объяснять населению, что всякая с его стороны услуга нам будет вознаграждена и что мы не только не будем делать ему каких-либо насилий, но строго накажем всех тех, которые осмелятся что-либо предпринять против него. Такие же заявления и распоряжения предписано было Бошняку делать на обратном пути в крупных селениях.
   В то же время на гилякской лодке вверх по реке Амуру был отправлен в селение Кизи приказчик Березин для содействия Бошняку. Березину приказано было следовать под правым берегом реки Амура, отмечать места, удобные для заселения земледельцами, производить расторжку с местным населением и встречными маньчжурами, а по прибытии в Кизи находиться в распоряжении Бошняка.
   12 августа был послан на ботике в лиман подпоручик Орлов. Ему предписано было испытать, нельзя ли на этом судне произвести промер главных фарватеров лимана.
   Мичман Петров был занят тогда перевозкой на баркасе из Петровского в Николаевское продовольствия и товаров.
   Таким образом, все члены моей экспедиции имели особые поручения. Последние были вызваны тем обстоятельством, что я не получил подкрепления ни командами, ни судами и поэтому не имел решительно никакой возможности распространять наши действия далее селения Кизи. В эту навигацию мне поневоле пришлось ограничиться весьма малым районом. Назначением экспедиций я имел в виду а) подготовиться к занятию Кизи и залива Де-Кастри как важных и ближайших к Николаевску пунктов, могущих служить опорными точками для дальнейших действий согласно упомянутому плану; б) распространить на этом пространстве наше влияние и гражданственность, что также необходима было для обеспечения наших действий; наконец, в) предупредить возможное покушение в навигацию этого года на этот край со стороны иностранцев.
   Итак, в навигацию 1852 года я имел возможность сделать только подготовительные распоряжения для прочного нашего утверждения в северной части Приамурского края.
   Отправив экспедицию 16 августа, я и сам отправился в Николаевск, где заложил флигель и казарму, в которые должны были перейти на зиму команды этого поста. В Петровском же в это время строился пакгауз.
   К осени 1852 года в личном составе экспедиции числилось:
   
   В Николаевском 25 человек
   В Петровском 23 человека
   В командировке с Орловым, Ворониным, Бошняком и Петровым 16 человек
   ИТОГО 64 человека
   
   При ней было: 3 пушки трехфунтового калибра, 2 пуда пороха, 2,5 пуда свинца и 60 кремнёвых ружей, из которых 20 были негодны. Затем палубный ботик в 29 футов (8,7 м) длины и 6-весельный баркас -- оба выстроенные в Петровском; 5-весельный вельбот, четверка, две гилякские лодки и одна трёхместная байдарка.
   Таковы были наши средства к защите и передвижениям в крае, где, с одной стороны, мы были окружены местным населением, в несколько сот крат превышавшим нас численностью и способным восстать против нас при первом сколько-нибудь смелом и разумном к тому их подстрекательстве или при первом сколько-нибудь ошибочном или трусливом с нашей стороны шаге. С другой стороны, более двух миллионов маньчжуров могли легко по рекам Сунгари и Амуру выслать против нас такие силы, которые могли бы забросать нас шапками. Всякая надежда на помощь или на отступление была для нас невозможна. Ближайший к нам пункт Аян был отрезан от нас непроходимым тысячеверстным пустынным пространством.
   При таком-то положении нам пришлось действовать и брать на себя всю тяжкую за то ответственность, какую, как мы видели, не решился взять на себя и генерал-губернатор. Если бы ещё при этом случилось нам потерять часть команды или возбудить неприятные столкновения, чего можно было ожидать каждую минуту, то нетрудно себе представить, как бы мы жестоко поплатились за смелые подвиги. Между тем, мы не только не были обеспечены материально, но нам отказали даже в священнике.
   В 1852 году мы были как бы всеми забыты и отданы в жертву случайностям и голодной смерти. Поэтому всякий может судить, каково было тогда наше положение. Особенно тяжело было бедной жене моей, разделявшей наравне со всеми все трудности, опасности и лишения и имевшей больного ребенка, которому угрожала голодная смерть {Это была первая моя дочь Екатерина, которая умерла в скором времени от голода}, ибо жена сама кормить не могла, а кормилиц не было. Мне как отцу и начальнику, на котором за всех и за всё лежала полная ответственность перед Отечеством, конечно, было тяжелее всех. Убеждение, что действия наши клонятся к благу Отечества, единственно поддерживало в нас крепость духа, энергию и отвагу, столь необходимые при таких обстоятельствах. 24 августа на туземной лодке был привезён в Петровское совершенно больной приказчик Березин. Он сообщил, что заболел в селении Пуль, где туземцы и маньчжуры во все время его болезни весьма внимательно ухаживали за ним.
   Вслед за Березиным прибыл с Сахалина Воронин; он сообщил, что бухты Дуэ и Вияхту открыты для южных, северных, северо- и юго-западных ветров, но что стоянку судов в бухте Дуэ можно сделать удобной, стоит лишь воспользоваться рифами, идущими от берега, именно провести по этим рифам насыпи, которые защищали бы бухту от упомянутых ветров. Широта мыса Дуэ, по наблюдению Воронина, оказалась та же самая, как и у Бошняка. Грунт в бухте вообще надёжный, берега приглубы и изобилуют каменным углём. Местность по речке Дуэ, которая имеет глубину на баре до 2 футов (0,6 м), а далее от 8 до 10 футов (от 2,4 до 3 м) удобна для заселения. "Чтобы воспользоваться минеральным топливом, -- рассказал Воронин, -- необходимо прежде всего обратить внимание на то, чтобы сделать удобную гавань для нагрузки судов". Кроме Дуэ, особое внимание надобно обратить на местность около селения Мгач как в отношении добычи каменного угля, так и в отношении удобства поселения. Она расположена между речками Мгач, Чернай и Мычнай, протекающими в небольшом расстоянии друг от друга. Недалеко от этих мест отсюда течет река Тымь. Затем заслуживает внимания бухта Уанды, в которую впадают две речки: Большая и Малая Уанды. Эта бухта защищена гораздо лучше Дуэ: с северо-запада её ограждает увалистый мыс Уанды, а с юга -- остров и идущий от него к берегу риф. Пользуясь этим, здесь при небольшой затрате труда легко будет сделать для судов прикрытие и хорошую, спокойную стоянку. Речка Большая Уанды имеет глубину на баре 3 фута (0,9 м), а далее до 12 футов (3,6 м). Долина этой бухты представляет все удобства для заселения; берег бухты приглубый и чистый и каменного угля огромное количество. Эта местность, по мнению Воронина, одна из лучших на всем виденном им пространстве.
   Устье протоки Вияхту расположено на 51o36'42" северной широты; вход в нее с моря, между лайдами, идет на юго-восток 79o и потом, по самой протоке, на юго-восток 12o. Глубина при устье в малую воду до 5 футов (1,5 м), а в прибылую до 9 и 10 (2,7--3 м); в самой же протоке глубина от 12 до 14 футов (от 3,6 до 4,2 м). Эта протока выходит из небольшого того же названия озера, имеющего 1 1/2 мили длины и 3/4 мили ширины; оно вообще заполнено лайдами и имеет глубину не более 10 футов (3 м). С востока в него впадает речка Вияхту. Берега озера вообще низменные, луговые, но есть и местности возвышенные, удобные для заселения, в особенности долина и берега речки и протоки. Здесь также много каменного угля. Сильное течение в протоке -- от 3,5 до 5 узлов (от 6,5 до 9,3 км) -- и банки, между которыми идет в неё узкий и довольно извилистый фарватер, делают вход в неё затруднительным и опасным.
   По словам туземцев, на всем западном берегу острова нет ни одной сколько-нибудь закрытой бухты. Они говорили также Воронину, что суда плавают около этих мест вообще раннею весною, т. е. в то время, когда в лимане еще стоят льды, и что люди, съезжающие к ним с этих судов, делают насилия и буйства.
   В то же время возвратился на ботике подпоручик Орлов и сообщил, что после некоторых попыток, сделанных им для определения лиманских фарватеров, он убедился, что без надлежащих паровых средств достижение этой цели невозможно.
   Между тем, 20 августа гиляки привели в Петровское трех матросов, высаженных с китобойных судов в Тугурской губе. Они пришли едва живые и благословляли судьбу, что нашли, наконец, жильё, где можно есть по-человечески, ибо более полутора месяцев они питались кореньями, ягодами и юколой. В это время на петровском рейде стояли два китобойных судна: одно американское, другое из Бремена; я попросил к себе шкиперов этих судов, передал им людей и объявил, что они не имеют права бить китов и учинять бесчинства в наших водах, которые простираются до корейской границы.
   Прибывший 8 октября лейтенант Бошняк сообщил, что, достигнув селения Ухта, он нашёл вою местность около него затопленною: вода в Амуре была выше весенней и только небольшое место около селения Пяхта оставалось открытым. Из селения Ухта он пошёл по протоке к югу; протока эта на всём своём пространстве, то-есть на протяжении 25 миль (46 км) на StO и потом около 20 миль (37 км) на юг, идёт между обрывистыми, возвышенными и частью низменными, затопляющимися водою луговыми берегами; она имеет ширину от 15 до 30 сажен (27--54 м), а глубину от 20 до 35 футов (от 6 до 10,5 м), и на параллели 51o41'N, против Кизи, соединяется с главным фарватером Амура. Между этим фарватером и протокою лежит огромная равнина, покрытая в некоторых местах березняком и тальником и изрезанная различной ширины каналами, соединяющимися с главным фарватером Амура. По одному из этих каналов, имеющему глубину от 10 до 20 футов (от 3 до 6 м), он вышел против Кизи на главный фарватер, где обнаружил глубины от 30 до 110 футов (от 10 до 34 м). Упомянутая протока идёт под левым берегом Амура, и недалеко от неё тянутся горы, покрытые строевыми лесами из кедров, ели и частью клёна и дуба. С этих гор по низменным долинам текут несколько речек. Река Амур между берегами в этом месте имеет огромную ширину, более 26 вёрст. Главный фарватер, имеющий ширину более 2 вёрст, идёт посредине реки. По прибытии в Кизи Н. К. Бошняк нанял у туземцев лодку с двумя проводниками и приступил к промеру озера и реки Таба до водораздела между нею и морем. Глубина фарватера на озере, по которому вели его гиляки, оказалась от 15 до 25 футов (от 4,5 до 7,5 м); вода была выше ординара на 9 футов (2,7 м). Глубина в реке Таба от 6 до 10 футов (1,8--3 м); по словам туземцев, эта глубина не бывает менее 3 футов (0,9 м). Оставив лодку в озере, Н. К. Бошняк с казаком Парфентьевым и мангуном отправился пешком в залив Де-Кастри. По прибытии в залив он выбрал место для основания поста и нанял туземцев для заготовки леса. В Де-Кастри Бошняк назначил гиляка Ничкуна старшиной и вручил ему объявление на французском и английском языках для предъявления иностранным судам, буде таковые явятся в залив. В этом объявлении согласно данной ему мною инструкции от имени русского правительства заявлялось, что весь этот край до Кореи принадлежит России. В это же время Бошняк объявил туземцам, чтобы они слушали Ничкуна, и сказал им, чтобы они дали знать жителям окрестных деревень, расположенных по берегам Татарского пролива, что так как весь этот берег и река Суйфун принадлежат России, то всех его обитателей мы принимаем под свое покровительство. В селении Кизи Бошняк назначил старостой мангуна Ледена и объявил жителям, чтобы они его слушали и что все народы по берегам рек Уссури и Амура до Хинганских гор включительно мы принимаем под свою защиту и покровительство, так как вся эта страна русская. Затем Бошняк, спускаясь по Амуру, сделал подобные же распоряжения и объявления в селениях Лур, Пуль, Тымь и Кола.
   

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

РАБОТА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ЗИМЫ 1852/53 г. И РАЗРЕШЕНИЕ ПОГРАНИЧНОГО ВОПРОСА

Прибытие в Петровское бота "Кадьяк" и компанейского корабля. -- Экспедиция Бошняка в Приамгуньский край 5 ноября 1852 года. -- Донесение генерал-губернатору от 7 ноября 1852 года. -- Письмо к нему. -- Высочайшее повеление от 20 июня 1852 года. -- Донесение генерал-губернатору от 4 декабря 1852 года о намерении занять Кизи и Де-Кастри. -- Донесение Березина, Разградского и Бошняка. -- Окончательное разрешение пограничного вопроса. -- Исследование озер Самагиров и Чукчагиров. -- Конец 1852 года.

   
   В половине сентября прибыл в Петровское с казённым провиантом бот "Кадьяк". Командир его Шарыпов заявил мне, что вследствие ненадёжного состояния бота он итти в Петропавловск не может, почему и остается на зимовку в Петровском. Вслед за ботом 23 сентября пришел из Аяна на петровский рейд с товарами и запасами компанейский корабль. А. Ф. Кашеваров уведомлял меня, что присылает всего в весьма недостаточном количестве по той причине, что сам ныне получил весьма мало, и объяснял, что посылает компанейский корабль на свой страх только ввиду того, что после корвета "Оливуца" в Аян не приходило ни одно военное судно. Вместе с тем Кашеваров предупреждал меня, что командиру корабля не приказано оставаться на петровском рейде более двух суток. Итак, единственно по милости и добросердечию А. Ф. Кашеварова мы получили, хотя в ничтожном количестве, провизии.
   По приведении всего, что у нас было, в известность оказалось, что чая, сахара и тому подобных, столь необходимых в пустыне запасов было до такой степени мало, что я оказался вынужденным разделить все это по числу лиц, находившихся в экспедиции. Водки и круп вовсе привезено не было, а товаров, потребных для туземцев, было так мало, что о выгодной торговле, которая могла бы возместить расходы казны на экспедицию (как указывало мне Главное правление Компании), и думать было нечего: их едва хватало только для командировок, то-есть для вымена от туземцев корма для собак и рыбы для людей и на приобретение от маньчжуров проса и водки. Медикаментов почти никаких не было прислано.
   Такая экономия имела самое неблагоприятное влияние на здоровье команд: между людьми появились болезни и в особенности скорбут. Они задержали нас в Петровском настолько, что только к исходу ноября мы могли перебраться в Николаевск. Там наши помещения были хотя и сырые, но более удобные и просторные, нежели в Петровском. Наступившая холодная и ненастная зима более и более усиливала эти болезни и к 1 декабря трое людей не выдержали и сделались её жертвой.
   Сношения наши с местным населением становились всё более и более дружественными благодаря тому, что мы не позволяли себе благодетельствовать их нововведениями, противными складу их жизни и укоренившимся обычаям, а соблюдали во всём должную справедливость и не только не производили каких-либо насилий, но и не оставляли ни малейшей их услуги без вознаграждения. Местное население повидимому понимало всё это и ценило, что отчётливо выразилось в участии, которое оно выказало при открывшихся между командами скорбутных болезнях. Местные жители охотно доставляли черемшу и другие коренья, которые, по их понятиям, помогают от этой болезни.
   Несмотря на все невзгоды, дух в командах и в особенности в офицерах не ослабевал. Мы надеялись, что после важных результатов наших исследований правительство даст, наконец, экспедиции надлежащие средства для достижения поставленной цели.
   Нам, во-первых, предстояло окончательно разрешить пограничной вопрос, то-есть определить истоки рек Амгуни и Горина, обследовать озёра Самагиров и Чукчагиров и реку Бичи. Вместе с тем мы должны были прекратить злонамеренные слухи, распускавшиеся о нас на Амуре, и, наконец, приобрести от маньчжуров необходимые запасы для того, чтобы обеспечить дальнейшие командировки и исследовать Амур до реки Хунгари.
   В этих видах были сделаны мною новые командировки в Приамгуньский край. Лейтенанту Бошняку я дал казака и 5 ноября отправил его с приказанием следовать на собаках по берегу реки Амгунь и стараться достигнуть её истоков из Хинганского хребта, а оттуда проехать по направлению хребта к югу, до истока реки Горин. Затем, поднимаясь по этой реке, перевалить на озера Самагиров и Чукчагиров, осмотреть их и возвратиться по Амгуни в Петровское. Если слухи о появлявшихся в этих местах миссионерах, распускающих о нас злонамеренные басни, справедливы, то стараться внушить населению, чтобы оно подобных людей доставляло в Николаевск, за что все будут вознаграждены.
   Мичману Разградскому и приказчику Березину поручалось, следуя вверх по Амуру и производя расторжку с местным населением и маньчжурами, стараться приобретать у них спирт, чай и просо; достигнув селения Кизи, Разградскому отправиться далее до устья реки Хунгари, а Березину в Кизи ожидать прибытия Разградского. Березин должен был в это время основать склад наших товаров ввиду занятия нами этого пункта, а Разградский, достигнув устья Хунгари, -- осмотреть местность в его окрестностях и войти в сношения с туземцами селения Хунгари в связи с предполагаемым основанием там нашего поста; собрать сведения о пути от этого пункта к заливу Хаджи и вообще о путях, ведущих из долины Амура к побережью Татарского пролива; наконец, осмотреть правый берег Амура между устьями рек Горин и Хунгари, возвратиться в Кизи и оттуда вместе с Березиным следовать в Петровское.
   На время отсутствия из Николаевского поста Бошняка и Разградского начальником поста оставался мичман А. И. Петров.
   7 ноября с почтой, отправленной с тунгусом в Аян, я сообщил генерал-губернатору Н. Н. Муравьёву: а) о результатах исследований Бошняка, Воронина и Орлова; б) о положительной невозможности при наших ничтожных средствах без присылки в экспедицию надлежащего судна с паровым двигателем определить лиманские фарватеры; в) об инструкциях, данных мной Бошняку, Воронину, Орлову и Разградскому; г) о несомненном присутствии золотых россыпей в верховье реки Б. Иска и в особенности в узле гор на истоках рек Амгуни, Немилена, Зеи и Буреи; д) о сделанных уже мной приготовлениях, чтобы к весне 1853 года окончательно занять постами залив Де-Кастри и ближайшее к нему на Амуре селение Кизи как первоначальные и опорные пункты, из которых согласно представленному уже мной плану начать исследование прибрежий Татарского пролива до корейской границы и рек Амура и Уссури; е) о намерении в ту же навигацию занять военным постом на Сахалине залив Уанды и, наконец, ж) в заключение объяснил настоящее положение экспедиции.
   В частном письме от того же числа я писал, между прочим, Н. Н. Муравьёву: "Посланный к Вам Н. М. Чихачёв с объяснениями о необходимости представляемых мной решительных здесь действий и обстоятельства, изложенные в предшествовавшем и настоящем донесении моём, дают всем нам надежду, что при ходатайстве Вашего превосходительства обратят, наконец, на этот край серьёзное внимание, а равно н на нас, горсть людей, как бы забытую всеми и брошенную на жертву в пустыне. Не теряю надежды, что мне дадут надлежащие разрешения не к паллиативным, вредным и гибельным для края действиям, а к действиям решительным, вызываемым важными обстоятельствами, встречаемыми на месте, и сообразно с этим дадут, наконец, средства для достижения важной государственной цели, которую неуклонно преследует вверенная мне экспедиция, не страшась ни тяжкой ответственности, ни опасностей, ни лишений. Только эта надежда одушевляет меня и моих неутомимых благородных сотрудников, которые с твёрдостью духа переносили все трудности и опасности; но всему на свете есть предел, переступать который не следует".
   1 декабря 1852 года я получил из Аяна с нарочным тунгусом предписание и письмо от генерал-губернатора от 28 июля 1852 года с приложенным при нём повелением государя от 20 июня, объявленным Н. Н. Муравьёву в письме начальника Главного морского штаба князя А. С. Меньшикова. Вот сущность этого письма: "Содержание отношения Вашего ко мне от 28 апреля 1852 года, -- пишет князь Меньшиков, -- последовавшего, вследствие донесения Вам начальника Амурской экспедиции капитана 1-го ранга Невельского, я докладывал государю. Государь, вследствие объяснения канцлера графа Нессельроде, остается при желании соблюдать крайнюю осторожность и неспешность при установлении мирных и прочных сношений наших с гиляками и другими племенами, обитающими только лишь около устья Амура, о чем было уже сообщено Вам графом Нессельроде. Ныне и мне поручено повторить Вам, чтобы неспешность и осторожность были на первом плане. Государь поэтому не изволил утвердить занятие селения Кизи, лежащего на правом берегу реки Амура и залива Де-Кастри, а также отправления экспедиции для исследования побережья Татарского пролива и рек Амура и Уссури; что же касается до вступления в сношения с русскими, о поселении которых выше устья Сунгари имеются сведения, то государь в отклонение вреда, который они могут принести нашим предприятиям, приказал не возбранять вступать с ними в сношения, но не иначе, как через гиляков или тунгусов, как признается удобным, но отнюдь не через команды офицеров, или кого-либо из приказчиков, посланных по реке Амуру или берегом. При этом предоставляется объявлять им прощение за услуги, которые будут ими оказываемы". Препровождая при предписании это повеление государя, генерал-губернатор требовал его точного и непременного с моей стороны исполнения и писал, что в отношении русских беглых следует стараться сколь возможно скорее исполнить желание государя чрез верных нашим интересам гиляков и поспешить сообщить ему верные об этих беглых сведения.
   В письме ко мне от того же числа (28 июля 1852 года) Николай Николаевич, между прочим, писал, что ожидает от меня дальнейших сведений о состоянии края, на основании которых он поспешит лично ходатайствовать в С.-Петербурге об осуществлении лишь некоторых из моих представлений, учитывая, что граница наша с Китаем должна итти по левому берегу Амура и что главный наш порт на востоке должен быть Петропавловск (на Камчатке), для которого, собственно, и полезно обладание Амуром.
   Таковы были повеления, полученные мной в то время. Ясно, что в С.-Петербурге чего-то опасались, а в Иркутске придавали главное значение на отдалённом нашем востоке Петропавловску; важнейшие же вопросы, как пограничный и в особенности вопрос морской, обусловливавший важное значение для России этого края в политическом отношении, -- вопросы, к разрешению которых напрягала все усилия Амурская экспедиция, были как в С.-Петербурге, так равно и в Иркутске совершенно упущены из вида. На моей совести лежало навести на них высшее правительство; а чтобы достигнуть этого, надобно было действовать решительно, то-есть несогласно с инструкциями, которые не соответствовали ни этой главной цели, ни местным, встречаемым нами обстоятельствам, ни положению и состоянию края и его обитателей. Весьма естественно, что на подобные распоряжения я не мог ничего отвечать, кроме того, что предписание получил и действую так-то.
   Подобный ответ я послал с нарочным из Петровского и на эти распоряжения. Препровождая при нем генерал-губернатору инструкции, данные мной Бошняку и Разградскому, я вместе с тем представлял Н. Н. Муравьёву: а) о непременном моем намерении в феврале наступающего 1853 года занять залив Де-Кастри и обосноваться в соседнем с ним селении Кизи; б) послать из залива Де-Кастри с открытием в нем навигации экспедицию для изучения побережья к югу от Де-Кастри с целью отыскания на нём гавани и наблюдения за появлявшимися с ранней весной в Татарский пролив иностранными судами и в) сообщил генерал-губернатору о сделанных мною капитанам иностранных судов заверениях о принадлежности этого края до корейской границы включительно России. В заключение я писал Николаю-Николаевичу: "Только этими решительными мерами при ничтожных у нас здесь средствах представляется возможность предупредить могущие быть на этот край покушения. Здесь нет и быть не может каких-либо земель или владений гиляков, мангунов, нейдальцев и других народов в том смысле, как то понимается между образованными нациями. Эти народы не имеют ни малейшего понятия о территориальном разграничении. Что же касается до того, возможно ли исполнить высочайшую волю о вступлении в сношение с беглыми русскими без посылки на Амур офицера, то я, собрав более подробные сведения, не премину довести их до Вашего превосходительства".
   Препровождая это в Аян, я просил начальника Аянского порта и иркутского губернатора К. К. Вейцеля доставить это донесение и письмо Н. Н. Муравьёву сколь возможно поспешнее.
   18 декабря возвратились из командировки Разградский и Березин. Разградский донёс мне, что 20 ноября он достиг селения Сусу (до которого раньше доезжал Чихачёв). Оттуда он поехал вверх по реке, к правому её берегу, и через 40 вёрст (42,6 км) достиг селения Хальво. Отсюда он проехал до устья реки Хунгари и селения того же имени. Прибыв в Хунгари 25 ноября, он остановился для отдыха, сделав всего 270 вёрст (288 км). Широта устья реки Хунгари 50o2'N, а долгота примерная около 137oO от Гринвича.
   Жители селения Хунгари, гольды125, приняли Разградского радушно. Он объявил им, что вся страна по реке Амуру до гор по реке Уссури принадлежит России, что мы принимаем их под свою защиту и покровительство и намерены около них поселиться. Всё это гольдами принято было с удовлетворением. Местность около селения возвышенная и, повидимому, удобная для заселения. Туземцы объяснили Разградскому, что река Хунгари на небольшом пространстве от устья имеет значительную глубину и медленное течение, далее же она довольно мелка и быстра. Поднимаясь вверх по реке около 60 вёрст, они из селения Удли переваливают на реку Адли, впадающую в Хунгари с правой стороны; проехав по перевалу и по этой речке около 20 вёрст, или полдня езды на собаках, гольды переваливают через хребет в истоки речки Мули, правого притока реки Тумнин; по ней до устья её едут 4 дня на собаках (около 120 вёрст). От устья реки Мули по реке Тумнин до моря, а дальше по берегу моря до залива Хаджи едут два дня (то-есть 70 вёрст); следовательно, этим путём до залива Хаджи из селения Хунгари туземцы ездят от 7 до 8 дней (то-есть расстояние около 300 вёрст). Путь этот, по их словам, весьма удобен, ибо здесь не встречается крутых и высоких гор. Кроме того, гольды сообщили, что с реки Уссури есть много путей в закрытые бухты, что гольды каждый год ездят на морские промыслы, видели на море большие суда, а на них приезжают какие-то люди, которые бранят лоча (русских).
   Приказчик Березин сообщил, что он основал в Кизи временный склад у мангуна Ледена; что жители ожидают нашего здесь, окончательного водворения и, наконец, что у маньчжуров, встреченных им на пути в Кизи, а равно и приезжавших в это селение, он выменял саки (маньчжурской водки)126, чаю и проса.
   Вслед за Разградским возвратился в Петровское и Н. К. Бошняк. 24 декабря он сообщил мне, что, прибыв 20 ноября в селение Самари на реке Амгуни, до которого доезжал Н. М. Чихачёв, он с проводниками отправился к Хинганскому хребту вверх по реке Ами, впадающей у этого селения с левой стороны в реку Амгунь. Поднявшись по этой речке на SW1/2W около 70 вёрст, он достиг подошвы Хингана и стойбища (груды камней), от которого местные жители ходят в горы на промысел. Широта этого пункта по полуденной высоте оказалась 52o18'N, а приблизительная долгота 134o32'O. От этого пункта он поехал в юго-западном направлении к Хингану на StW1/2W и, проехав около 40 вёрст, прибыл ко второму стойбищу Пильнан-Ами. Отсюда он поехал вдоль Хингана в том же направлении и через 35 вёрст (36 км) прибыл в стойбище, находящееся близ главного истока реки Амгуни и состоящее из большой юрты. Отсюда гиляки и мангуны на лыжах переваливают через хребет и выходят к истокам притока Буреи, речки Ляшани, при устье которой, по словам их, находится русская юрта с крестом (то-есть часовня). В этом месте гиляки, мангуны и другие с Буреи, Горина, Амгуни и с озёр Чукчагирского и Самагирского сходятся для меновой торговли. На вопрос, заданный Бошняком проводникам и встреченным им здесь трём туземцам с Буреи, нельзя ли на собаках или оленях перевалить здесь через Хинганский хребет, они отвечали: а) на собаках ехать нельзя, оленей же здесь совсем нет, за неимением для них пастбищ; б) о селении русских около Амура они слышали, но добраться до этого селения иначе нельзя, как на лодке. Н. К. Бошняк продолжал свое путешествие вдоль Хингана, по румбу SSW1/2W и, проехав по этому пути 35 вёрст, достиг другого стойбища у главного истока реки Горин; широта его по меридиональной высоте солнца оказалась 51o10'N, долгота 133o50'О. Отсюда, по показанию гиляков и мангунов, Хинганский хребет до реки Амура и амурских щёк тянется в том же юго-юго-западном направлении и затем, переходя реку Сунгари, направляется к югу до Полуденного Большого моря127.
   Итак, Орлов и Бошняк были первыми и единственными лицами, которые астрономически определили истоки рек Уды, Тугура, Немилена, Амгуни и Горина, а также направление Хинганского хребта между 51 и 64o параллелями -- хребта, который по трактату 1689 года принят за направление границы нашей с Китаем. Они первые, таким образом, фактически доказали, что граница России с Китаем от верховья реки Уды идет не на восток-северо-восток к Охотскому морю, как до этого предполагали и как показывалось на всех картах и в географиях, но на юго-юго-запад. Хребет, пересекая Амур выше устья Сунгари, направляется между этой рекой и Уссури до Японского моря и Кореи128; следовательно, согласно точному смыслу первого пункта Нерчинского трактата 1689 года весь Нижнеамурский и Уссурийский бассейны до моря принадлежат России, а не Китаю, как, к несчастью, было тогда убеждено и старалось убедить других наше Министерство иностранных дел. Итак, в 1852 году Амурской экспедицией был положительно разрешён пограничный вопрос.
   "Путь от истоков реки Амгуни до истоков реки Горин на пространстве более 180 вёрст был, -- так доносит Бошняк, -- ужасно затруднителен и утомителен; мы по всему этому пустынному и дикому пути, где до нас не проходил ни один европеец, шли пешком на лыжах, по колена в рыхлом снегу и прокладывали дорогу для нарт, тянувшихся за нами с провизией и кормом для собак. Мы прошли его в 10 суток и в продолжение всего этого времени имели ночлеги на снегу под открытым небом при морозе, достигавшем более 30o по Реомюру".
   Определив главный исток Горина, Н. К. Бошняк поехал вниз по этой реке на SO1/2O; проехав 40 вёрст, достиг селения Нин; из этого селения, следуя по течению реки на OSO1/2O, через 35 вёрст (37 км) прибыл в селение Леки, расположенное при устье речки того же имени, впадающей справа в реку Горин. Отсюда Горин течет к востоку-северо-востоку. Следуя в этом направлении, Н. К. Бошняк через 45 вёрст (48 км) 3 декабря 1852 года достиг селения Гори, того именно пункта, от которого Н. М. Чихачёв отправился по Горину до его впадения в Амур.
   Отсюда Бошняк поехал к северу на озеро Самагиров и прибыл в селение Сали, расположенное на южном берегу озера. Из Сали, следуя по берегу Самагирского озера на восток-северо-восток, он через 30 вёрст достиг селения Вево. Отсюда поехал вдоль берега на северо-северо-восток и прибыл в селение Бери, расположенное в северной оконечности озера Самагиров. Бошняк определил, что озеро Самагиров тянется с юго-запада на северо-восток на пространстве около 50 вёрст129. С этого озера из селения Дери по речке того же имени Бошняк, проехав 20 вёрст в северо-северо-восточном направлении, достиг протоки Чуля, соединяющей эту речку с озером Чукчагиров. Следуя по этой протоке на N1/2W, спустя 20 вёрст он достиг селения Чуля, на южном берегу Чукчагирского озера. Из Чуля Н. К. Бошняк поехал вдоль берега озера на восток-северо-восток и спустя 20 вёрст достиг селения Кика. Из этого селения, следуя вдоль берега к северо-востоку, через 25 вёрст он прибыл в селение Песа, самый северный пункт на озере. Из Песа, следуя на юго-запад, он проехал 20 вёрст и достиг селения Ча, расположенного в долине речки Ольджикан, вытекающей из этого озера и впадающей в реку Амгунь, и через 20 вёрст достиг её устья, при котором на реке Амгуни расположено селение Дульбика, то самое, до которого доходил по Амгуни Н. М. Чихачёв. Из вышесказанного видно, что Чукчагирское озеро тянется от запада-юго-запада к востоку-северо-востоку на пространстве около 40 вёрст и что оно соединяется водным путём с озером Самагиров и с рекой Амгунь. Бошняк вернулся в Петровское, следуя по рекам Амгуни и Амуру и по Амурскому лиману.

   "Берега озёр Чукчагирского и Самагирского, а равно и верховьев рек Горин и Амгунь, -- по словам Н. К. Бошняка, -- изобилуют превосходными строевыми лесами, преимущественно лиственницей, кедром и елью. По словам местных жителей, озёра эти глубоки и изобилуют рыбой. Берега эти вообще возвышены и на них,- повидимому, есть местности, удобные для заселения земледельцами, образ жизни и язык населения, самагиров и чукчагиров, одинаковы с обитателями реки Амгунь, то-есть тунгусов. Самагиры и чукчагиры вообще кротки, добродушны и привязаны к русским; доказательством этого служит то, что из являвшихся к ним трёх человек, которые разглашали о нас дурные слухи и подстрекали их уничтожить нас, они двоих прибили и прогнали, а одного убили.
   Во всех селениях, в которых Н. К. Бошняк останавливался, он объявлял туземцам, что так как весь этот край до моря принадлежит России, то всех жителей мы принимаем под свою защиту и покровительство.
   К наступавшему новому 1853 году, подобно как и к предшествовавшему, все мои благородные сотрудники были в сборе, чтобы встретить и этот год как бы в одной родной семье.
   После разрешения пограничного вопроса нам оставалось в 1853 году приступить к окончательному разрешению второго вопроса -- морского -- и вместе с этим в следующую навигацию принять меры к предупреждению и устранению всяких покушений на этот край с моря. Для этого следовало занять залив Де-Кастри и ближайшее к нему на реке Амуре селение Кизи, так как Де-Кастри представляет ближайшую к Николаевскому на берегу Татарского пролива местность, из которой нам было бы удобно наблюдать за действиями иностранных судов в проливе в то время, когда Амурский лиман бывает еще покрыт льдом. Занятие этого пункта было выгодно нам ещё в том отношении, что при наших небольших средствах мы могли начать исследование берега к югу. Занявши же залив Де-Кастри, необходимо было основаться и в селении Кизи, так как оно по удобству сообщения с заливом могло служить прекрасным депо для Де-Кастри. Я хорошо понимал, что подобное распоряжение с моей стороны в высшей степени дерзко и отчаянно и что оно может повлечь за собой величайшую ответственность. Но ввиду того, что только такими решительными мерами представлялась возможность разъяснить правительству важное значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов, я решился действовать энергично; личные расчеты и опасения я считал не только неуместными, но даже преступными. Все мои сотрудники, одушевлённые моей решительностью, готовы были на все лишения, трудности и опасности, которые нам готовил новый 1853-й год.
   

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ЗАНЯТИЕ КИЗИ И ДЕ-КАСТРИ. ПЕРВЫЕ СВЕДЕНИЯ О ЗАЛИВЕ ХАДЖИ [СОВЕТСКАЯ ГАВАНЬ].

Цель дальнейших командировок. -- Инструкция Петрову от 5 января 1853 года. -- Инструкция Березину и Разградскому от 8 января 1853 года. -- Инструкция Бошняку от 12 февраля. -- Донесения А. И. Петрова. -- Повеление государя Николая Павловича; сообщённое 28 сентября 1852 года генерал-губернатору великим князем Константином Николаевичем. -- Мое донесение генерал-губернатору от 25 февраля 1853 года. -- Депеша Главного правления Компании от 15 октября 1852 года о доставлении в 1853 году парового баркаса для экспедиции. -- Занятие залива Де-Кастри и основание склада в селении Кизи. -- Цель командировки Разградского и Орлова вверх по Амуру. -- Донесения Разградского от 21 апреля и Бошняка от 15 апреля 1853 года. -- Предписание управляющего морским министерством генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича.

   
   Несмотря на все старания доктора Орлова, скорбут между командами держался упорно, так что около 1/3 команды была больна им, но благодаря бога значительной смертности не было. Добывая от маньчжуров водку, просо и чай, от туземцев свежую рыбу и от тунгусов в малом количестве оленину, мы имели возможность довольствовать больных свежей пищей. Это обстоятельство имело благотворное влияние: больные вскоре начали поправляться.
   Между тем, в видах пополнения пробела в исследованиях Приамгунского края (который представлял немаловажное экономическое значение) с целью обеспечить занятие залива Де-Кастри и селения Кизи для добывания необходимых больным запасов были отправлены мной в командировку Петров, Раэградский и приказчик Березин. Мичман Петров был послан на двух нартах с тунгусом и казаком 7 января. Ему приказано было проехать по берегу Амгуни до селения Кевритин, из которого туземцы ездят на реку Бичи, и следовать по той дороге, по которой они ездят на эту реку; осмотреть по возможности эту реку и, собрав о ней сведения, обратить главное внимание на леса, произрастающие в её долине, и на удобства сообщения Бичи с Амуром и Амгунью; затем перевалить на правый берег Амура в селение Тенже, собрать сведения о пути из него в селение Чеме, лежащее в южной части лимана недалеко от мыса Лазарева, и исследовать -- не может ли этот путь служить удобным внутренним сообщением реки Амура с южной частью лимана.
   9 января на трёх нартах, запряжённых собаками, с тремя казаками были отправлены вверх по Амуру мичман Разградский и приказчик Березин. Им было приказано: 1) следовать вверх по реке и производить расторжку с населением и могущими встретиться торгующими маньчжурами, стараться добывать от них просо, чай, водку и необходимые для больных запасы; 2) в селении Пуль, лежащем на середине пути от Николаевского до Кизи, оставить для Н. К. Бошняка, который должен был проследовать здесь в залив Де-Кастри, сухари и корм для собак; 3) достигнув селения Кизи, Березину со всеми остальными товарами и запасами остаться в нём до прибытия Бошняка и содействовать этому офицеру; 4) в продолжение пребывания своего в Кизи Березин приготовляет, если возможно при помощи местного населения, лес около селения Котово (в двух верстах от Кизи), имея в виду, что с открытием навигации из этого леса здесь должен быть основан наш пост; б) Разградскому с добытыми запасами как можно поспешнее возвратиться в Петровское. 2 февраля 1853 года Разградский прибыл в Петровское и сообщил, что все запасы для экспедиции в Де-Кастри заготовлены и что эта экспедиция совершенно обеспечена. Вследствие этого я 12 февраля отправил лейтенанта Бошняка занять залив Де-Кастри и исследовать из этого залива берег к югу. Бошняк отправился на трёх нартах с двумя казаками: Парфентьевым и Васильевым и тунгусом Ивановым. Ему приказано было: 1) по прибытии в Де-Кастри собрать местное население и в его присутствии поднять русский военный флаг в знак занятия залива; 2) с помощью населения приступить к постройке помещения для людей и приобрести хорошую лодку, на которой можно было бы с открытием навигации начать исследование берега к югу; 3) при этом исследовании стараться непременно достигнуть залива Хаджи, в чем Березин всеми средствами должен помогать Бощняку из Кизи; 4) во время пребывания в заливе Де-Кастри и при исследовании берега к югу наблюдать за действиями иностранных судов в Татарском проливе, а в случае встречи с ними объявлять от имени русского правительства, что вся эта страна до Кореи и остров Сахалин составляют русские владения и что поэтому всякие произвольные распоряжения с их стороны в этих местах не могут быть допускаемы и влекут за собой ответственность; 5) собирать всевозможные сведения о путях, ведущих из залива Хаджи на Амур, и о характере берегов к югу, обращая главное внимание на то, не имеется ли на этом берегу закрытых бухт и сообщения с Амуром и Уссури; 6) стараться по возможности подробно осмотреть залив Хаджи, в особенности если он окажется таким, как говорит о нём местное население; 7) иметь в виду, что в марте месяце будут высланы в Кизи два или три человека для подкрепления поста в заливе Де-Кастри; эти люди должны оставаться в посте во время отсутствия Бошняка; и, наконец, 8) о всяком особом случае, а особенно появлении иностранных судов стараться через Кизи давать мне знать как можно поспешнее.
   6 февраля возвратился в Петровское Петров, а 10 февраля пришла из Аяна почта с тунгусом. Петров сообщил о своей командировке следующее:
   К селению Кевритин, на реке Амгуии в 70 верстах от её устья с W на WtS, на протяжении около 38 вёрст идет извилистая протока Джагдаха, соединяющая озеро того же имени с Амгунью; ширина этой протоки от 20 до 30 сажен (36--54 м), а глубина, по словам местного населения и частью по его измерению, около 6 футов (1,8 м). На этой протоке, не доезжая около 15 вёрст до озера, находится селение нейдальцев Хаидус. До этого селения берега протоки низменны, покрыты тальником, тонким березняком и осинником, а от него (равно как и берега озера Джагдаха) увалисты, местами скалисты и покрыты тонкой лиственницей, елью и берёзой. Озеро Джагдаха имеет в длину до 3 вёрст с юго-запада на северо-восток, а в ширину до 2 вёрст. В это озеро впадают две речки: Учан и Поцель; перевал отсюда в долину Бичи идёт по реке Учан, устье которой, по наблюдению Петрова, оказалось в широте 52o52'N и в долготе 130o3'O. Проехав до вершины речки Учан около 50 вёрст на юг, Петров достиг небольшого хребта, из которого берёт эта речка свое начало. Пройдя отсюда в юго-западном направлении через хребет, около 15 вёрст, он прибыл на реку Бичи. Широта этого пункта 52o22'N, а счислимая долгота 137o50'О. От этого пункта река Бичи на протяжении 175 вёрст течёт до озера Удыль, в которое впадает; направление её восточно-юго-восточное, а около озера -- восточное. Далее вверх, по словам туземцев, она имеет направление северо-западное, западное и юго-западное, причём истоки её находятся вблизи озера Самагиров, до которого около 150 вёрст; следовательно, всё течение этой реки около 225 вёрст. По словам местного населения, на протяжении около 150 вёрст от озера Удыль река Бичи имеет глубины не менее 4 футов (1,2 м). В этой части течения нет ни порогов, ни шиверов, далее же она мелководна н порожиста.
   Проехав от этого пункта вниз по реке Бичи на восток-юго-восток до 10 вёрст, Петров встретил две большие лодки; ехавшие в них люди объяснили ему, что это лодки жителей озера Удыль. Берега реки Бичи до озера Удыль то увалисты и возвышенны, то низменны и тундристы; они покрыты мохом, лиственницей и елью, но последняя не толще 10 вершков (45 см). Ближе к устью встречаются осина и березняк. Вдоль левого берега реки на расстоянии от одной до двух вёрст тянутся возвышенности, которые местами подходят утёсами к самой реке. По словам туземцев, как в верховьях этой реки, так и по склону возвышенности растут в большом количестве толстые (до полутора обхватов) лиственницы, сосны, кедры и ели. В реке Бичи много различного рода рыбы, в лесах, среди которых она протекает, -- соболей и лисиц. Долина этой реки представляет одно из лучших мест для звериного промысла.
   Окончив обследование Бичи, Петров отправился в селение Тенже. Здесь он старался нанять проводника, чтобы проехать в селение Чеме, но никто не брался провожать его через горы. По сведениям туземцев, этим путём до лимана около 75 вёрст.
   С почтой из Аяна я получил от генерал-губернатора от 6 ноября 1852 года уведомление, в котором тот сообщил: 1) что государь по его настоянию приказал уплатить Российско-Американской компании из земских сборов Восточной Сибири за убытки, понесённые ею при потоплении барка "Шелехов", 36 121 руб.; 2) из этих боров отчислить 100 000 руб. в вознаграждение Компании за убытки, которые она может понести в связи с попытками правительства установить сношения с гиляками и дальнейшими действиями правительства в земле гиляков.
   Вследствие этого управляющий Морским министерством генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич 28 сентября сообщил генерал-губернатору, что все расходы в случае каких-либо особых надобностей для экспедиции производить из этих же 100 000 руб., входя по этому с особыми представлениями.
   Предписанием от 28 сентября генерал-губернатор уведомил меня, что вследствие представлений моих он одновременно сообщает камчатскому губернатору и начальнику Аянского порта: а) чтобы впредь в экспедицию назначили людей здоровых и хорошего поведения; б) чтобы все суда, назначенные к плаванию между Петропавловском и Аяном, совершали не один, а два рейса и заходили бы каждый раз в Петровское, и чтобы при этом экспедиции оказывалось возможное содействие; б) чтобы командиры судов все мои требования исполняли в точности и без отговорок; д) чтобы все предметы, потребные для экспедиции, были доставляемы по моим требованиям своевременно; е) чтобы доставка запасов, товаров и прочего была производима на судах Российско-Американской компании.
   Эти бумаги показывали уже, что правительство начало наконец обращать на экспедицию больше внимания.
   25 февраля была отправлена из Петровского почта в Аян; с ней я послал донесение генерал-губернатору, препровождая при этом копии данных мной Бошняку, Петрову и Раэградскому инструкций.
   Сообщив цель и последствия командировок, положение экспедиции и причины, побудившие меня занять ныне же залив Де-Кастри и селение Кизи, я в заключение писал:
   "Из этого Ваше превосходительство изволите видеть, что залив Де-Кастри и селение Кизи ныне занимаются и что из залива с открытием навигации начнутся обследования берега к югу, в видах разрешения морского вопроса, обусловливающего важное значение для России этого края. Вместе с тем примутся меры к возможному предупреждению всяких иностранных покушений на край с моря. За сим ввиду полученного ныне высочайшего повеления от 28 сентября мне остаётся надеяться, что при ходатайстве Вашего превосходительства высшее правительство утвердит упомянутые распоряжения мои и даст экспедиции надлежащие средства, согласно моим представлениям, для фактического заявления, что Приамурский и Приуссурийский края с островом Сахалин составляют принадлежность России".
   С этой же почтой депешею от 15 октября 1852 года Главное правление Российско-Американской компании уведомило меня, что оно вследствие полученного им сообщения от генерал-губернатора сделало распоряжение о доставлении через Аян в экспедицию парового 16-сильного катера, двух гребных судов, запасов и товаров, согласно моему требованию от ноября 1851 года, и о присылке двух рыболовов с надлежащими снастями.
   Вслед за отправкой почты 15 марта 1853 года я получил с нарочным из залива Де-Кастри донесение от лейтенанта Бошняка, в котором тот уведомлял меня, что по прибытии в Де-Кастри он 4 марта созвал местное население и с поднятием военного флага занял залив Де-Кастри. "В настоящее время, -- писал Бошняк, -- мы с помощью гиляков приступаем уже к постройке флигеля длиной в 3 сажени (5,5 м), шириной в 2 сажени (3,6 м). Приказчик Березин сообщал мне в то же время из Кизи, что он обосновался в селении Котово. Таким образом в марте 1853 года нами были заняты Де-Кастри и Кизи.
   Как Березин, так и Бошняк в своих донесениях просили меня пополнить их запасы и товары, а потому я сейчас же отправил на двух нартах вверх по Амуру сухари и различные запасы с мичманом Разградским и двумя казаками. Офицеру этому приказано было доставить всё в Кизи Березину с тем, чтобы последний отправил к Бошняку в залив Де-Кастри одного из казаков с частью продовольствия и запасов, остальные же оставил у себя; сведения, доставленные от Бошняка, отправил бы немедленно, а по уходе Бошняка из залива к югу возвратился с донесением ко мне, оставив в селе Котове при запасах казака. Сообщая это распоряжение Бошняку, я писал, чтобы по отплытии из Де-Кастри он оставил при посте казака, снабдив его упомянутым объявлением на случай прибытия в залив иностранного судна. Вместе с тем я извещал его, что взамен него в залив Де-Кастри при первой возможности будет выслан другой офицер. Так как запасов для больных было мало, то вслед за Разградским был командирован до селения Пуль подпоручик Орлов. Ему приказано было, во-первых, добыть провизии, а во-вторых, рассеять распространявшиеся тогда слухи о появлении на Амуре около селения Пуль миссионеров, разглашавших о нас злонамеренные слухи и угрожавших, что будто бы с открытием навигации для уничтожения наших постов спустятся в большом числе маньчжуры.
   22 марта я с доктором Орловым отправился на нарте в Николаевское {Им заведывал тогда Петров.} для осмотра работ и больных. По прибытии туда я нашел, что больные поправляются, а лес для предстоящих построек по возможности заготавливается. Вместе с тем гиляки мне рассказали, что в то время, как северная часть лимана бывает заперта льдами, южная открытая часть не только свободна от них, но и совершенно спокойна; поэтому я приказал Петрову с прибытием в Николаевское из Кизи Разградского оставить его у себя и приготовить к открытию навигации на Амуре стоящие баркас и 4-весельную шлюпку, так чтобы можно было оба эти судна послать в южную часть лимана, как только она очистится ото льда.
   Сделав это распоряжение, я к 5 апреля возвратился в Петровское и 10-го числа отправил в Николаевское подпоручика корпуса штурманов А. И. Воронина, приказав ему со вскрытием реки Амура отправиться вместе с Разградским на 4-весельной шлюпке и 6-весельном баркасе к мысу Пронге. А. И. Воронин должен был на четвёрке проследить канал {По сведениям от туземцев, этот канал глубже других, прибрежных, которые были тогда нам известны.}, идущий из реки близ мыса Пронге к середине лимана, стараясь при этом, если возможно, соединиться в Сахалинском канале с Разградским. Последнему я предписал следовать от того же мыса Пронге под берегом до мыса Лазарева и оттуда выйти на Сахалинский для соединения с А. И. Ворониным.
   Таким образом я хотел сделать последнюю попытку: не удастся ли с нашими ничтожными средствами определить направление и состояние главных фарватеров Амурского лимана.
   В Петровском, между тем, исправлялся к навигации бот "Кадьяк" и заготовлялся лес. Команды оправлялись. 16 апреля прибыл туда Орлов с вымененными им у маньчжуров на товары просом и чаем и сообщил, что, достигнув селения Пуль, он узнал, что на Амуре действительно были два миссионера, но туземцы их прибили и прогнали; что же касается до распущенного слуха, что будто бы маньчжуры спустятся, чтобы уничтожить наши посты, то по всем собранным им сведениям среди гиляков и маньчжуров этот слух оказался ложным. Маньчжуры в селении Пуль не только не думали об этом, но, напротив, выражали удовольствие, что мы поставили посты в Кизи и Де-Кастри, ибо опасались, чтобы кто-либо другой не занял этот край, так как их правительство оставляет его без всякого наблюдения. Наконец, они выразили желание, чтобы мы поселились выше по Амуру, ближе к Сунгари, дабы им удобнее было вступать с нами в торговые сношения.
   26 апреля из Кизи в Николаевское прибыл Разградский. Бошняк прислал мне с ним донесение из Де-Кастри. Разградский через нарочного сообщил мне: "1) что, следуя по Амуру, он убедился, что все гиляки к нам расположены и довольны, что мы поселяемся в Кизи; 2) что являвшихся сюда с различными злонамеренными о нас слухами двух человек они прибили (одного до полусмерти) и прогнали; 3) что надобно теперь надеяться, что с их помощью сообщение между Николаевском и Кизи более или менее обеспечено, ибо они охотно, за щедрое вознаграждение {Это вознаграждение обыкновенно состояло в "юсь", по их выражению, -- то-есть миткале и китайке, и "тамчи", то-есть махорке.}, готовы помогать мне. Вообще, -- писали мне Разградский и Орлов, -- гиляки, видя наше постоянно доброе к ним отношение, соблюдение полной справедливости, уважения к их обычаям и, наконец, полное отсутствие желания навязывать им наши обычаи, не соответствующие ни образу жизни, ни положению народа, видимо встали на нашу сторону. Маньчжуры же, видя, что мы вовсе не вредим их торговле и всеми средствами охраняем край от внешних на него покушений, точно так же почувствовали к нам расположение". По прибытии в Кизи Разградский нашел Березина водворившимся в селении Котово и производившим уже расторжку с гиляками, мангунами, гольдами и другими. Но, к несчастью, у него было слишком мало товаров.
   Сухари и продовольствие он немедленно отправил с туземцем и казаком в Де-Кастри, к Бошняку.
   Н. К. Бошняк 15 апреля из залива Де-Кастри доносил мне: "К 25 марта лёд во внешней части залива около мыса Клостер-Камп130 разломало, и с этого времени эта часть залива сделалась доступной для судов с моря. Лёд же в самом заливе стоял до 7 апреля и только после этого при сильном северо-восточном ветре его начало ломать. До сих пор залив еще наполнен ломаным льдом. Вчерашний день, 14 апреля, с горы у Клостер-Кампа мы увидели в трубку к югу на горизонте большое трёхмачтовое судно, за которым начали следить.
   "12 апреля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостом избушку. Это помещение после бивуачной жизни то в грязных юртах туземцев, то на голом снегу, показалось для нас раем. В сделанном нами в этой избушке из глины камине мы поддерживаем огонь, дабы не заводилось сырости. Продовольствия при посте с получением от Березина и затем от Разградского муки, сухарей, сахару и чаю хватит, я полагаю, на два месяца. Сухари мы бережём для похода, а вместо хлеба и пирожного печём у камина (единственной у нас печи) лепешки на рыбьем жире с рыбой; к обеду варим уху, а иногда и щи; обедаем и пьём чай все вместе. Для подкрепления команды я каждый день даю ей по 2 чарки маньчжурской водки (очень скверной), доставляемой нам Березиным из Кизи. Мы приобрели от купцов (за 2 конца китайки, якутский топорик и 5 аршин (3,5 м) миткаля) лодку в 20 футов (6 м) длины и 5 футов (1,5 м) ширины; теперь готовим её к походу: смолим, конопатим и возвышаем борта.
   "Такова наша жизни и занятия. Всей команды при посте в настоящее время три казака и тунгус. Мы все здоровы и бодры.
   "Имея постоянные сношения с на въ, въ виду занятія нами этого пункта, а г. Разградскій, достигнувъ устья Хунгари,-- осмотрѣть мѣстность около этого устья и войти въ сношеніе съ туземцами селенія Хунгари, въ видахъ основанія тамъ нашего поста; собрать свѣдѣнія о пути отъ этого пункта къ заливу Хаджи и вообще о путяхъ, ведущихъ съ рѣки Амуръ къ Татарскому заливу; наконецъ, осмотрѣть правый берегъ Амура между устьями рѣкъ Гиринь и Хунгари, возвратиться въ Кизи и оттуда вмѣстѣ съ Березинымъ слѣдовать въ Петровское.
   На время отсутствія изъ Николаевскаго поста гг. Бошняка и Разградскаго, начальникомъ поста оставался мичманъ А. И. Петровъ.
   7-го ноября, съ почтою, отправленною съ тунгусомъ въ Аянъ, я донесъ генералъ-губернатору Н. Н. Муравьеву: а) о бѣжавшихъ изъ Николаевска, замѣченныхъ еще въ Охотскѣ въ дурномъ поведеніи 5 человѣкъ команды, о вѣроятности, что эти люди желали пробраться къ подобнымъ имъ товарищамъ, о которыхъ говоръ распространялся между командами и о вредѣ для экспедиціи отъ людей подобнаго поведенія. б) О результатахъ изслѣдованія гг. Бошняка, Воронина и Орлова. в) О положительной невозможности при нашихъ ничтожныхъ средствахъ, безъ присылки въ экспедицію надлежащаго судна съ паровымъ двигателемъ, опредѣлитъ лиманскіе фарватеры. г) Объ инструкціяхъ, данныхъ мною гг. Бошняку, Воронину, Орлову и Разградскому. д) О несомнѣнномъ присутствіи золотыхъ розсыпей въ верховьи рѣки Искай и въ особенности въ узлѣ горъ на истокахъ рѣкъ: Амгуни, Нимелена, Зеи и Буреи. е) О сдѣланныхъ уже мною приготовленіяхъ, чтобы къ веснѣ 1853 г окончательно занять постами заливъ де-Кастри и сосѣдственное съ ними на Амурѣ селеніе Кизи, какъ первоначальные и опорные пункты, изъ которыхъ, согласно представленному уже мною плану по мѣрѣ имѣющихся и ожидаемыхъ средствъ, начать изслѣдованій прибрежій Татарскаго залива до корейской границы и рѣкъ Амура и Уссури. ж) О намѣреніи въ ту же навигацію занять военнымъ постомъ на Сахалинѣ заливъ Уанды и, наконецъ, з) въ заключеніе объяснилъ настоящее положеніе экспедиціи.
   Въ частномъ письмѣ отъ того же числа я писалъ, между прочимъ, Николаю Николаевичу Муравьеву: "Посланный къ вамъ Н. М. Чихачевъ съ подробными объясненіями о необходимости представляемыхъ мною рѣшительныхъ здѣсь дѣйствій и обстоятельства изложенныя въ предшествовавшемъ и настоящемъ донесеніи моемъ даетъ всѣмъ намъ надежду, что при ходатайствѣ Вашего Превосходительства, обратятъ наконецъ на этотъ край серьезное вниманіе, а равно и на насъ, горсть людей, какъ бы забытую всѣми и брошенную на жертву въ пустынѣ. Не теряю надежды, что мнѣ дадутъ надлежащія разрѣшенія не къ пальятивнымъ, вреднымъ и гибельнымъ для края дѣйствіямъ, а къ дѣйствіямъ рѣшительнымъ, вызываемымъ важными обстоятельствами, встрѣчаемыми на мѣстѣ и сообразно съ этимъ, дадутъ наконецъ средства для достиженія важной государственной цѣли, которую неуклонно преслѣдуетъ ввѣренная мнѣ экспедиція, не страшась ни тяжкой отвѣтственности, ни опасностей, ни лишеній. Только эта надежда одушевляетъ меня и моихъ неутомимыхъ благородныхъ сотрудниковъ, которые съ твердостью духа и уповая на Всевышняго Творца, переносили всѣ трудности и опасности; но всему на свѣтѣ есть предѣлъ, переступать который не слѣдуетъ".
   1-го декабря 1852 г. я получилъ съ нарочнымъ тунгусомъ, посланнымъ изъ Аяна, предписаніе и письмо отъ генералъ-губернатора отъ 28-го іюля 1852 года съ приложеніемъ при ономъ Высочайшаго повелѣнія отъ 20 іюня этого года, объявленнаго Н. Н. Муравьеву въ письмѣ начальника главнаго морскаго штаба князя Меньшикова. Вотъ сущность этого письма: "Содержаніе отношенія Вашего ко мнѣ отъ 28 апрѣля 1852 г.", пишетъ князь Меньшиковъ, "послѣдовавшаго вслѣдствіе донесенія вамъ начальника амурской экспедиціи капитана 1-го ранга Невельскаго, я имѣлъ счастіе докладывать Государю Императору. Его Величество, вслѣдствіе объясненія канцлера графа Несельроде, остается при желаніи соблюдать крайнюю осторожность и неспѣшность при установленіи мірныхъ и прочныхъ сношеній нашихъ съ гиляками и другими племенами, обитающими только лишь около устья Амура, о чемъ было уже сообщено вамъ графомъ Несельроде. Нынѣ и мнѣ поручено повторить вамъ, чтобы неспѣшность и осторожность были на нервомъ планѣ. Государь Императоръ поэтому не изволилъ утвердить занятіе селенія Кизи, лежащаго на правомъ берегу р. Амуръ и залива де-Кастри, а также отправленія экспедиціи для изслѣдованія татарскаго прибрежья и рѣкъ Амура и Уссури; что же касается до вступленія въ сношеніе съ бѣглыми русскими, о поселеніи которыхъ выше устья Сунгари имѣются свѣдѣнія, то Его Величество въ отклоненіе вреда, который они могутъ принести нашимъ предпріятіямъ, приказалъ не возбранять вступать съ ними въ сношеніе, но не иначе, какъ чрезъ гиляковъ или тунгусовъ, какъ признается удобнымъ, но отнюдь не чрезъ команды офицеровъ, или кого-либо изъ прикащиковъ, посланныхъ по рѣкѣ Амуръ или берегомъ. При этомъ предоставляется объявлять имъ Всемилостивѣйшее прощеніе за услуги, которыя будутъ ими оказываемы". Препровождая при предписаніи это Высочайшее повелѣніе, генералъ-губернаторъ поручаетъ его къ точному и непремѣнному съ моей стороны руководству и пишетъ, что въ отношеніи русскихъ бѣглыхъ слѣдуетъ стараться сколь возможно скорѣе исполнить Высочайшую волю чрезъ вѣрныхъ нашимъ интересамъ гиляковъ, и поспѣшить сообщить ему вѣрныя объ этихъ бѣглыхъ свѣдѣнія.
   Въ письмѣ ко мнѣ отъ того же числа (28-го іюля 1852 г.) Николай Николаевичъ, между прочимъ, пишетъ, что онъ ожидаетъ отъ меня дальнѣйшихъ свѣдѣній о состояніи края, на основаніи которыхъ онъ поспѣшитъ лично ходатайствовать въ С.-Петербургѣ, объ осуществленіи нѣкоторыхъ только лишь изъ моихъ представленій, имѣя въ виду, что граница наша съ Китаемъ должна идти по лѣвому берегу Амура и что главный нашъ портъ на востокѣ долженъ быть Петропавловскъ (въ Камчаткѣ), для котораго собственно и полезно обладаніе Амуромъ.
   Таковы были повелѣнія, данныя мнѣ въ то время. Ясно, что въ С.-Петербургѣ чего-то опасались, а въ Иркутскѣ придавали главное значеніе на отдаленномъ нашемъ востокѣ Петропавловску; важнѣйшіе же вопросы, какъ пограничный и въ особенности вопросъ морской, обусловливавшій важное значеніе для Россіи этого края; въ политическомъ отношеніи,-- вопросы, къ разрѣшенію которыхъ напрягала всѣ усилія амурская экспедиція, были какъ въ С.-Петербургѣ, такъ равно и въ Иркутскѣ совершенно упущены изъ вида. На моей совѣсти лежало навести на нихъ Высшее правительство; а чтобы достигнуть этого, надобно было дѣйствовать рѣшительно, т. е. несогласно съ инструкціями, которыя не соотвѣтсвовали ни этой главной цѣли, ни мѣстнымъ, встрѣчаемымъ нами обстоятельствамъ, ни положенію и состоянію края и его обитателей. Весьма естественно, что на подобныя распоряженія я не могъ ничего отвѣчать, кромѣ того, что предписаніе получилъ и дѣйствую такъ-то.
   Подобный отвѣтъ я послалъ съ нарочнымъ изъ Петровскаго и на эти распоряженія. Препровождая при немъ генералъ-губернатору данныя мною инструкціи гг. Бошняку и Разградскому, я вмѣстѣ съ тѣмъ представлялъ Его Превосходительству Н. Н. Муравьеву а) о непремѣнномъ моемъ намѣреніи въ февралѣ наступающаго 1853 г. занять заливъ де-Кастри и основаться въ сосѣднемъ съ нимъ селеніи Кизи; б) послать изъ залива де-Кастри, съ открытіемъ въ ономъ навигаціи, изслѣдовать берегъ къ югу отъ де-Кастри, въ видахъ отысканія на ономъ гавани и наблюденія за появлявшимися съ раннею весною въ Татарскій заливъ иностранными судами, и и сообщилъ генералъ-губернатору объ объявленіи моемъ иностраннымъ судамъ о принадлежности этого края, до корейской границы включительно, Россіи. Въ заключеніе я писалъ Николаю Николаевичу "Только этими рѣшительными мѣрами, при ничтожныхъ у насъ здѣсь средствахъ, представляется возможность отстранить могущія быть и этотъ край покушенія. Здѣсь нѣтъ и быть не можетъ какихъ-либо земель или владѣній гиляковъ, мангуновъ, нейдальцевъ и т. п. дикихъ народовъ, въ томъ территоріальномъ и отечественномъ смыслѣ, какъ то понимается между образованными націями. Эти народы не имѣютъ ни малѣйшаго понятія о территоріальномъ разграниченіи. Что же касается до того, возможно ли исполнить Высочайшую волю о вступленіи въ сношеніе съ бѣглыми русскими безъ посылки по рѣкѣ Амуръ офицера, то я, по собраніи болѣе подробныхъ свѣдѣній, не премину донести Вашему Превосходительству".
   Препровождая это въ Аянъ, я просилъ начальника аянскаго порта и иркутскаго губернатора К. К. Вейцеля доставить кто донесеніе и письмо Н. Н. Муравьеву сколь возможно поспѣшнѣе.
   18-го декабря возвратились изъ командировки Разградскій и Березинъ. Разградскій донесъ мнѣ, что 20-го ноября онъ достигъ селенія Сусу (до котораго раньше доѣзжалъ Чихачевъ). Оттуда онъ поѣхалъ вверхъ по рѣкѣ, къ правому ея берегу, и чрезъ 40 верстъ достигъ селенія Хальво. Отсюда онъ поѣхалъ на SW и чрезъ 15 верстъ прибылъ въ селеніе Нагли. Проѣхавъ отъ послѣдняго на StO, около 10 верстъ, достигъ селенія Ыкки и отсюда, слѣдуя по тому же направленію, чрезъ 10 верстъ пріѣхалъ въ селеніе Хоме. Изъ Хоме до селенія Омой такое-же разстояніе, т. е. 10 верстъ, онъ ѣхалъ на StW. Отъ Омой до селенія Хозе около 15 верстъ вверхъ по рѣкѣ, на S1/2W. Отъ Хозе до селенія Май, около 20 верстъ и отъ селенія Цынцы слѣдовалъ на StO; за симъ, до устья рѣки Хунгари и селенія того же имени, 5 верстъ, ѣхалъ на SSO. Прибывъ въ Хунгари 25-го ноября, онъ остановился для отдыха, сдѣлавъ всего 270 верстъ. Широта устья рѣки Хунгари 49o 58' N, а долгота примѣрная около 137o О отъ С.-Петербурга.
   Жители селенія Хунгари, гольды, приняли Разградскаго радушно. Онъ объявилъ имъ, что вся страна по рѣкѣ Амуръ до горъ и по рѣкѣ Уссури принадлежитъ Россіи, что мы принимаемъ ихъ подъ свою защиту и покровительство и намѣрены около ихъ поселиться. Все это гольдами принято было съ удовольствіемъ. Мѣстность около селенія, возвышенная и, повидимому, удобная къ заселенію. Туземцы объяснили Разградскому: а) что рѣка Хунгари на небольшомъ пространствѣ отъ устья имѣетъ значительную глубину и небольшое теченіе, далѣе же она довольно мелка и быстра. Подымаясь вверхъ по рѣкѣ, около 60 верстъ, они изъ селенія Удли переваливаютъ на рѣку Адли, впадающую въ Хунгари съ правой стороны; проѣхавъ по перевалу и по этой рѣчкѣ около 20 верстъ или 1/2 дня ѣзды на собакахъ, туземцы переваливаютъ чрезъ хребетъ на вершину рѣчки Муль, правый притокъ рѣки Тумчинъ; до этой послѣдней до устья ея ѣдутъ 4 дня на собакахъ (около 120 верстъ). Отъ устья рѣки Муль, по рѣкѣ Тумчинъ до моря, ѣдутъ 1 1/2 сутокъ на собакахъ (т. е. около 50 верстъ), отъ устья же Тумчина, по морскому берегу, до залива Хаджи, ѣдутъ 1/2 дня (т. е. 20 верстъ); слѣдовательно, этимъ путемъ до залива Хаджи изъ селенія Хунгари туземцы ѣздятъ отъ 7 до 8 дней (т. е. разстояніе около 300 верстъ). Путь этотъ, по ихъ словамъ, весьма удобенъ, ибо здѣсь не встрѣчается крутыхъ и высокихъ горъ. б) Что съ рѣки Уссури есть много путей въ закрытыя бухты. в) Что въ море туземцы ѣздятъ каждый годъ на промыслы и видѣли тамъ плавающія большія суда, и г) что къ нимъ пріѣзжаютъ какіе-то люди, которые бранятъ лоча (русскихъ).
   Прикащикъ Березинъ сообщилъ, что онъ основалъ въ Кизи временный складъ у мангуна Лебдена; что жители ожидаютъ нашего здѣсь окончательнаго водворенія и, наконецъ, что у манджуровъ, встрѣченныхъ имъ на пути въ Кизи, а равно и пріѣзжавшихъ въ это селеніе, онъ вымѣнялъ саки (манджурской водки), чаю и просо.
   Вслѣдъ за Разградскимъ возвратился въ Петровское г. Бошнякъ и отъ 24 декабря донесъ мнѣ, что, прибывъ 20-го ноября въ селеніе на р. Амгунь, Самари, до котораго доѣзжалъ Н. М. Чихачевъ, онъ съ проводниками отправился къ хинганскому хребту вверхъ по рѣкѣ Ами, впадающей у этого селенія, съ лѣвой стороны, въ рѣку Амгунь. Поднявшись по этой рѣчкѣ на SW1/2W, около 70 верстъ, онъ достигъ подошвы Хингана и стойбища (груды камней), отъ котораго инородцы ходятъ въ горы на промыселъ. Широта этого пункта, по полуденной высотѣ, оказалась 52o 18' N, а приблизительная долгота 134o 32' О. Отъ этого пункта онъ поѣхалъ по направленію Хингана на StW1/2W и, проѣхавъ около 40 верстъ, прибылъ ко второму стойбищу -- вершинѣ протока Амгуни -- рѣчки Пидьнанъ-Ами. Широта этого пункта 50o 54' N, а приблизительная долгота 134o 20; О. Съ этого мѣста онъ поѣхалъ вдоль Хингана, по тому же направленію, и чрезъ 35 верстъ прибылъ въ стойбище, находящееся на главномъ истокѣ рѣки Амгунь и состоящее изъ большой юрты. Отсюда инородцы, на лыжахъ, переваливаютъ хребетъ и выходятъ на вершину притока рѣки Буреи, рѣчку Ляшани, при устьѣ которой, по словамъ ихъ, находится русская юрта съ крестомъ (т. е. часовня). Въ этомъ мѣстѣ инородцы съ рѣкъ: Буреи, Гиринь, Амгунь и съ озеръ Чикчагирскаго и Самагирскаго сходятся для мѣновой торговли. На вопросъ г. Бошняка проводникамъ и встрѣченнымъ имъ здѣсь тремъ инородцамъ съ рѣки Буреи, нельзя-ли на собакахъ или оленяхъ перевалить здѣсь Хинганскій хребетъ, они отвѣчали: а) на собакахъ ѣхать нельзя, оленей же здѣсь совсѣмъ нѣтъ, по неимѣнію' для нихъ кормовищъ; б) о селеніи русскихъ около Амура они слышали, но что добраться до этого селенія иначе нельзя, какъ на лодкѣ изъ рѣки Амуръ. Г. Бошнякъ продолжалъ свое путешествіе вдоль Хингана, по румбу SSW1/2W и, проѣхавъ по этому пути около 35 верстъ, достигъ другого стойбища у главнаго истока рѣки Гиринь; широта его по меридіальной высотѣ солнца оказалась 51o 10' N, долгота 133o 50' О. Отсюда, по показанію туземцевъ, Хинганскій хребетъ до рѣки Амуръ или Амурскихъ Щекъ, тянется по тому же SSW направленію и затѣмъ, переходя рѣку Сунгари, направляется къ югу до полуденнаго большаго моря. И такъ, г. Орловъ и Бошнякъ были первыми и единственными лицами, которые опредѣлили астрономически истоки рѣкъ: Уди, Тугура, Нимелена, Амгуни и Гирини, а также направленіе Хинганскаго хребта между параллелями 54o до 51o, хребта, который по трактату 1689 года принятъ за направленіе границы нашей съ Китаемъ. Они первые, такимъ образомъ, фактически доказали, что граница Россіи съ Китаемъ, отъ верховья рѣки Уди, идетъ не на ONO къ Охотскому морю, какъ до этого предполагали и какъ показывалось на всѣхъ картахъ и въ географіяхъ, но на SSW. Хребетъ, пересѣкая рѣку Амуръ выше устья Сунгари, направляется между 'тою рѣкою и Уссури до Японскаго моря и Кореи; слѣдовательно, согласно точному смыслу 1-го пункта нерчинскаго трактата 1689 года, весь нижне-амурскій и уссурійскій бассейны до моря принадлежатъ Россіи, а не Китаю, какъ, къ несчастію, было тогда убѣждено и старалось убѣдить другихъ наше министерство иностранныхъ дѣлъ. И такъ, въ 1852 году амурскою экспедиціею былъ положительно разрѣшенъ пограничный вопросъ. "Путь отъ истоковъ рѣки Амгунь, до истоковъ рѣки Гиринь, на пространствѣ болѣе 180 вер., былъ", какъ доноситъ Бошнякъ, "ужасно затруднителенъ и утомителенъ: мы но всему этому пустынному и дикому пути, гдѣ до насъ не проходилъ ни одинъ , европеецъ, шли пѣшкомъ на лыжахъ, по колѣна въ рыхломъ снѣгу и прокладывали дорогу тянувшимся за нами съ провизіею и кормомъ для собакъ, нартамъ. Мы прошли его въ 10 сутокъ и впродолженіе всего этого времени имѣли ночлеги на снѣгу, подъ открытымъ небомъ, при морозѣ, достигавшемъ болѣе 30o по Реомюру."
   Опредѣливъ главный истокъ рѣки Гирннь, Н. К. Бошнякъ поѣхалъ внизъ по этой рѣкѣ на SO1/2O и чрезъ 40 верстъ достигъ селенія Нимъ. Изъ этого селенія, слѣдуя по теченію рѣки на OSO1/2О, чрезъ 35 верстъ прибылъ въ селеніе Леки, расположенное при устьѣ рѣчки того-же имени, впадающей въ рѣку Гиринь съ правой стороны. Съ этого пункта рѣка Гиринь течетъ къ ONO. Слѣдуя по этому направленію, Н. К. Бошнякъ чрезъ 45 верстъ, 3-го декабря 1852 г., достигъ селенія Гери, того именно пункта, отъ котораго Н. М. Чихачевъ отправился по рѣкѣ Гиринь къ ея устью, на рѣку Амуръ.
   Отсюда г. Бошнякъ поѣхалъ къ сѣверу на озеро Самагировъ и прибылъ въ селеніе Сали, расположенное на южномъ берегу озера. Широта селенія, по полуденной высотѣ солнца, оказалась 51o18' N, приблизительная долгота около 135o 30' О. Изъ Сали, слѣдуя по берегу Самагирскаго озера, на ONO, чрезъ 30 верстъ, онъ достигъ селенія Вево. Отсюда поѣхалъ вдоль берега на NNO и прибылъ на сѣверную оконечность озера Самагировъ въ селеніе Бери; широта этого селенія оказалась 51o 36' N, а примѣрная долгота 136o 12' О. Такимъ образомъ Бошнякъ опредѣлилъ, что озеро Самагировъ тянется отъ SW къ NO на пространствѣ около 50 верстъ. Съ этого озера, изъ селенія Дери, по рѣчкѣ того-же имени, г. Бошнякъ поѣхалъ по румбу NNO и, проѣхавъ 20 верстъ, достигъ протоки Чуля, соединяющей эту рѣчку съ озеромъ Чихчагировъ. слѣдуя по этой протокѣ N1/2W, чрезъ 20 верстъ онъ достигъ южнаго берега Чихчагирскаго озера, селенія Чуля, широта котораго (по полуденной высотѣ солнца) оказалась 51o 53' N, а приблизительная долгота около 136o 10' О. Изъ Чуля Н. К. Бошнякъ поѣхалъ вдоль берега озера на ONO и чрезъ 20 верстъ достигъ селенія Кика. Изъ этого селенія, слѣдуя вдоль берега къ NO, чрезъ 25 верстъ онъ прибылъ въ селеніе Песа, самый сѣверный пунктъ озера. Широта этого пункта 52o 13 N, а приблизительная долгота 136o 28' О. Изъ Песа, слѣдуя на SW, онъ проѣхалъ 20 верстъ и достигъ селенія Ча, лежащаго на протокѣ, вытекающей изъ этого озера и впадающей въ рѣку Амгунь. Изъ Ча Бошнякъ направился по этой протокѣ на NW и чрезъ 20 верстъ достигъ ея устья, при которомъ на рѣкѣ Амгунь располо жено селеніе Дульбика,-- то самое, до котораго достигалъ по Амгуни Н. М. Чихачевъ. Широта этого селенія 52o 16' N, а долгота около 136o 2' О.
   Изъ вышесказаннаго видно, что Чихчагирское озеро тянется отъ WSW къ ONO на пространствѣ около 40 верстъ и что оно соединяется водянымъ путемъ съ озеромъ Самагировъ и съ рѣкою Амгунь. Бошнякъ вернулся въ Петровское, слѣдуя по рѣкамъ: Амгунь и Амуръ и по амурскому лиману.
   "Берега озеръ Чихчагирскаго и Самагирскаго, а равно и верховьевъ рѣкъ Гиринь и Амгунь", доноситъ Н. К. Бошнякь, "изобилуютъ превосходными строевыми лѣсами, преимущественно лиственницею, кедромъ и елью. По словамъ туземцевъ, оба упомянутыя озера глубоки и изобилуютъ рыбою. Берега эти вообще возвышенные и на нихъ, повидимому, есть мѣстности, удобныя для заселенія земледѣльцами. Образъ жизни и языкъ туземцевъ, называющихъ себя самагирами и чихчагирами, одинаковы съ обитателями рѣки Амгунь, т. е. тунгусскій. Самагиры и чихчагиры вообще кротки, добродушны и привязаны къ русскимъ; доказательствомъ этого служитъ то, что изъ являвшихся къ нимъ 3 человѣкъ, которые разглашали о насъ дурные слухи и подстрекали ихъ уничтожить насъ, они двоихъ прибили и прогнали, а одного убили за то, что онъ пророчилъ, что если они не будутъ кланяться какой-то статуйкѣ, которую онъ носилъ на груди, то всѣ покроются ранами, отъ которыхъ умрутъ въ страшныхъ мукахъ". Во всѣхъ селеніяхъ, въ которыхъ Н. К. Бошнякъ останавливался, онъ объявлялъ туземцамъ, что такъ какъ весь этотъ край до моря принадлежитъ Россіи, то всѣхъ жителей мы принимаемъ подъ свою защиту и покровительство, а всѣхъ тѣхъ, которые будутъ ихъ обижать или разглашать о насъ злонамѣренные слухи, Бошнякъ приказалъ представлять въ Николаевскъ или Кизи, гдѣ нынѣ же мы поселимся, и обѣщалъ, что за это будутъ они щедро награждаемы, а виновные жестоко наказаны.
   Къ наступавшему новому 1853 г., подобно какъ и къ предшествовавшему, всѣ мои благородные сотрудники были въ сборѣ, чтобы встрѣтить и этотъ годъ какъ бы въ одной родной семьѣ. Мы всѣ надѣялись, что послѣ добытыхъ уже экспедиціею важныхъ данныхъ, обратятъ наконецъ вниманіе на этотъ край.
   Послѣ разрѣшенія пограничнаго вопроса, намъ оставалось въ 1853 г. приступить къ окончательному разрѣшенію втораго вопроса -- морскаго и вмѣстѣ съ этимъ въ слѣдующую навигацію отстранить всякія стороннія покушенія на этотъ край съ моря. Для этого слѣдовало занять заливъ де-Кастри и ближайшее къ нему на рѣкѣ Амуръ селеніе Кизи, такъ какъ де-Кастри представляетъ ближаішую къ Николаевску на берегу Татарскаго залива мѣстность, изъ которой намъ было бы удобно наблюдать за дѣйствіями иностранныхъ судовъ въ Татарскомъ заливѣ, въ то время, когда амурскій лиманъ бываетъ еще покрытъ льдомъ. Занятіе этого пункта было выгодно намъ еще въ томъ отношеніи, что при нашихъ небольшихъ средствахъ мы могли начать изслѣдованіе берега къ югу. Занявши же заливъ де-Кастри, необходимо было основаться и въ селеніи Кизи, такъ какъ оно по удобству сообщенія съ заливомъ могло служить прекраснымъ депо для де-Кастри.
   Я очень хорошо понималъ, что подобное распоряженіе съ моей стороны въ высшей степени дерзко и отчаянно и что оно можетъ повлечь за собою величайшую отвѣтственность, но, въ виду того, что только такими рѣшительными мѣрами представляется возможность разъяснить правительству важное значеніе для Россіи при-амурскаго и при-уссурійскаго бассейновъ, рѣшился дѣйствовать энергично; личные разсчеты и опасенія я считалъ не только неумѣстными, но даже преступными. Всѣ мои сотрудники, одушевленные моею рѣшительностію, готовы были на всѣ лишенія, трудности и опасности, которыя намъ готовилъ новый 1853 годъ.
   

ГЛАВА XIX.

Цѣль дальнѣйшихъ командировокъ гг. офицеровъ.-- Инструкція Петрову 5 января 1853 г.-- Инструкціи Березину и Разградскому 8 января 1853 г.-- Инструкція лейтенанту Бошняку 12 февраля.-- Донесенія А. И. Петрова.-- Высочайшее повелѣніе, сообщенное 28 сентября 1852 г. генералъ-губернатору Государемъ Великимъ княземъ Константиномъ Николаевичемъ.-- Мое донесеніе генералъ-губернатору отъ 26 февраля 1853 г.-- Депеша главнаго правленія компаніи отъ 15 октября 1852 г. о доставленіи въ 1853 году царскаго барказа для экспедиціи.-- Занятіе залива де-Кастри и основаніе склада въ селеніи Кизи.-- Цѣль командировки гг. Разградскаго и Орлова вверхъ по Амуру, 17 марта.-- Донесеніе Разградскаго отъ 21 апрѣля 1863 года и Бошняка отъ 15 апрѣля. -- Предписаніе Управляющаго Морскимъ Министерствомъ Августѣйшаго Генералъ-Адмирала.

   
   Не смотря на всѣ старанія доктора Орлова, скорбутная болѣзнь между командами держалась упорно, такъ что около 1/3 команды была больна ею; но, благодаря Бога, значительной смертности не было. Добывая отъ манджуровъ водку, просо и чай, отъ туземцевъ свѣжую рыбу и отъ тунгусовъ, въ маломъ количествѣ, оленину, мы имѣли возможность довольствовать больныхъ свѣжею пищею. Это обстоятельство имѣло благотворное вліяніе: больные вскорѣ начали поправляться.
   Между тѣмъ, въ видахъ заполненія пробѣла въ изслѣдованіяхъ при-амгунскаго края (который представлялъ немаловажное экономическое значеніе), съ цѣлію обезпечить занятіе залива де-Кастри и селенія Кизи и для добыванія уномянутыхъ, необходимыхъ для больныхъ, запасовъ, были отправлены мною въ командировку: гг. Петровъ и Разградскій и прикащикъ Березинъ. Мичманъ Петровъ былъ посланъ на двухъ нартахъ съ тунгусомъ и казакомъ, 7 января, въ при-амгунскій край. Ему приказано было ѣхать по берегу рѣки Амгунь до селенія Кевритинъ, изъ котораго туземцы ѣздятъ на рѣку Биджи, и слѣдовать ихъ путемъ на оную. Осмотрѣть по возможности эту рѣку и, собравъ о ней свѣдѣнія, обратить главное вниманіе на лѣса, произрастающіе въ ея долинѣ и на удобства сообщенія Биджи съ рѣками Амуръ и Амгунь. Затѣмъ перевалить на правый берегъ р. Амуръ, въ селеніе Тенже, собрать свѣдѣнія о пути изъ него въ селеніе Чеме, лежащее въ южной части лимана, недалеко отъ мыса Лазарева, и изслѣдовать не можетъ ли этотъ путь служить удобнымъ внутреннимъ сообщеніемъ рѣки Амуръ съ южной частію лимана.
   9 января, на 3 нартахъ собакъ, съ 3мя казаками, были отправлены вверхъ по рѣкѣ Амуръ мичманъ Разградскій и прикащикъ Березинъ. Имъ приказано было: 1) Слѣдовать вверхъ по рѣкѣ и производить расторжку съ инородцами и могущими встрѣтиться торгующими манджурами, стараться добывать отъ нихъ просо, чай, водку и необходимые для больныхъ запасы. 2) Въ селеніи Пуль, лежащемъ на серединѣ пути изъ Николаевска до Кизи, оставить для долженствовавшаго слѣдовать въ заливъ де-Кастри г. Бошняка сухарей и корма для собакъ. 3) Достигнувъ селенія Кизи, Березину со всѣми остальными товарами и запасами остаться въ этомъ селеніи до прибытія Бошняка и содѣйствовать этому офицеру. 4) Впродолженіе пребыванія своего въ Кизи Березинъ приготовляетъ, если возможно чрезъ туземцевъ, лѣсъ около селенія Котово (въ 2 верстахъ отъ Кизи, при озерѣ того же имени), имѣя въ виду, что съ открытіемъ навигаціи изъ этого лѣса долженъ быть основанъ, подобно какъ и въ де-Кастри, нашъ постъ. 5) Разградскому съ добытыми запасами какъ возможно поспѣшнѣе возвратиться въ Петровское.
   2 февраля 1853 г. г. Разградскій прибылъ въ Петровское и сообщилъ, что всѣ запасы для экспедиціи въ де-Кастри заготовлены и что эта экспедиція совершенно обезпечена. Вслѣдствіе этого, я, 12 февраля, отправилъ лейтенанта Бошняка занять заливъ де-Кастри и изслѣдовать изъ этого залива берегъ къ югу. Бошнякъ отправился на 3-хъ нартахъ, съ 2 казаками: Парфентьевымъ и Васильевымъ и тунгусомъ Иваномъ. Ему приказано было 1) съ прибытіемъ въ де-Кастри, при собраніи туземцевъ, поднятъ въ ономъ русскій военный флагъ, въ знакъ занятія залива. 2) Съ помощію туземцевъ приступить къ постройкѣ помѣщенія для людей и пріобрѣсти хорошую лодку, на которой можно было бы съ открытіемъ навигаціи начать изслѣдованіе берега къ югу. 3) При этомъ изслѣдованіи стараться непремѣнно достигнуть залива Хаджи, въ чемъ Березинъ всѣми средствами долженъ помогать Бошняку изъ Кизи. 4) Во время пребыванія въ заливѣ де-Кастри и при изслѣдованіи берега къ югу, наблюдать надъ дѣйствіями иностранныхъ судовъ въ Татарскомъ заливѣ, а въ случаѣ встрѣчи съ ними объявлять отъ имени русскаго правительства, что вся эта страна до Кореи и островъ Сахалинъ составляютъ русскія владѣнія и что поэтому всякія произвольныя распоряженія съ ихъ стороны въ этихъ мѣстахъ не могутъ быть допускаемы и влекутъ за собою отвѣтственность. 5) Собирать всевозможныя свѣдѣнія о путяхъ, ведущихъ изъ залива Хаджи на рѣку Амуръ, и о состояніи берега къ югу, обращая главное вниманіе на то, не имѣется-ли на этомъ берегу закрытыхъ бухтъ и сообщенія съ рѣками Амуръ и Уссури. 6) Стараться по возможности подробно осмотрѣть заливъ Хаджи, въ особенности если онъ окажется таковымъ, какъ говорятъ о немъ туземцы. 7) Имѣть въ виду, что въ мартѣ мѣсяцѣ вышлются въ Кизи 2 или 3 человѣка, для подкрѣпленія поста въ заливѣ де-Кастри; эти люди должны оставаться въ постѣ во время отсутствія изъ онаго г. Бошняка. И, наконецъ, 8) о всякомъ особомъ случаѣ, особливо при появленіи иностранныхъ судовъ стараться чрезъ Кизи давать мнѣ знать, какъ возможно поспѣшнѣе.
   6 февраля возвратился въ Петровское г. Петровъ, а 10 февраля пришла изъ Аяна почта съ тунгусомъ. Петровъ сообщилъ о своей командировкѣ слѣдующее:
   Къ селенію Кевратинъ, на р. Амгунь, въ 70 верстахъ отъ ея устья, отъ W и WtS, на пространствѣ около 38 верстъ, идетъ въ рѣку Амгунь извилистая протока Джагдаха, изъ озера того же имени; ширина этой протоки отъ 20 до 30 саж., а глубина, по словамъ туземцевъ и частію по его измѣренію, около 6 футовъ. На этой протокѣ, не доѣзжая около 15 верстъ озера, находится селеніе нейдальцевъ Хаидусъ. Берега протоки до этого селенія низменны, покрыты тальникомъ, тонкимъ березнякомъ и осинникомъ, а отъ этого селенія (равно какъ и берега озера Джагдаха) увалисты, мѣстами скалисты и покрыты тонкою лиственницею, елью и березою. Озеро Джагдаха имѣетъ длину на SW и NO до 3 верстъ, а ширину до 2 верстъ. Въ это озеро впадаютъ двѣ рѣчки: Учанъ и Пощадь; перевалъ отсюда на рѣку Биджи идетъ по рѣкѣ Учанъ, устье которой, по наблюденію Петрова, оказалось въ широтѣ 52o 52' N и въ долготѣ 130o 3' О. Проѣхавъ до вершины рѣчки Учанъ около 50 верстъ на югъ, Петровъ достигъ небольшаго хребта, изъ котораго беретъ эта рѣчка свое начало. Слѣдуя отсюда чрезъ хребетъ, на SW, около 15-ти верстъ, онъ прибылъ на рѣку Биджи. Широта этого пункта 52o 22' N, а счислимая долгота 137o 50' О. Отъ этого пункта рѣка Биджи течетъ на разстояніи 75 верстъ до озера Ухдыль, въ которое впадаетъ; направленіе ея OSO, а около озера -- О. Далѣе вверхъ, по словамъ туземцевъ, она имѣетъ направленіе NW, W и SW, и вершина ея находится близъ озера Самагировъ, де котораго около 150 верстъ; слѣдовательно, все теченіе этой рѣки около 225 верстъ. По словамъ туземцевъ, на пространствѣ отъ озера Ухдыль, около 150 верстъ, рѣка Биджи имѣетъ глубину на менѣе 4 фут. На этомъ пути нѣтъ ни пороговъ, ни шиверовъ, далѣе же она мелководна и порожиста.
   Проѣхавъ отъ этого пункта внизъ по рѣкѣ Биджи на OSO, до 10 верстъ, г. Петровъ встрѣтилъ 2 большія лодки; туземцъ объяснили ему, что это лодки жителей озера Ухдыль. Берега рѣки Биджи до озера Ухдыль то увалисты и возвышенны, то низменны и тундристы; они покрыты мохомъ, лиственницею и елью, но послѣдняя не толще 10 вершковъ. Ближе къ устью встрѣчается осина и березнякъ. Вдоль лѣваго берега рѣки, въ разстояніи отъ одной до двухъ верстъ, тянется хребетъ горъ, который мѣстами подходитъ утесами къ самой рѣкѣ. По словамъ туземцевъ, какъ на верховьяхъ этой рѣки, такъ и по склону хребта, произростаютъ въ большомъ количествѣ толстые (до 1 1/2 обхвата) лѣса лиственницы сосны, кедра и ели. Въ рѣкѣ Биджи много различнаго рода рыбы, а въ лѣсахъ, которыми она протекаетъ, соболей и лисицъ; долина этой рѣки представляетъ одно изъ лучшихъ мѣстъ для звѣринаго промысла.
   Окончивъ обслѣдованіе Биджи, г. Петровъ отправился въ селеніе Тенже. Здѣсь онъ всѣми средствами старался нанять проводника, чтобы проѣхать въ селеніе Чеме, но никто не брался провожать его, потому что изъ ключей, при перевалѣ чрезъ горы, выступила вода и затопила тропинку, по которой туземцы ѣздятъ. По свѣдѣніямъ туземцевъ, этимъ путемъ до лимана около 75 верстъ.
   Съ почтою изъ Аяна я получилъ отъ генералъ-губернатора отъ 6 ноября 1852 г. увѣдомленіе, въ которомъ объясняется: 1) что Государь Императоръ, вслѣдствіе ходатайства генералъ-губернатора, повелѣть соизволилъ: уплатить р.-а. компаніи изъ земскихъ сборовъ Восточной Сибири за убытки, понесенные ею при потопленіи барка "Шелеховъ" -- 36,121 р. 2) Изъ этихъ же сборовъ отчислить 100 т. рублей на вознагражденіе р.-а. компаніи за убытки которые она можетъ понести по установленію правительствомъ сношеній съ гиляками и на дальнѣйшія дѣйствія правительства въ землѣ гиляковъ.
   Вслѣдствіе этого, управлявшій морскимъ министерствомъ Августѣйшій Генералъ-Адмиралъ Великій Князь Константинъ Николаевичъ, отъ 28 сентября, изволилъ дать знать генералъ-губернатору, что всѣ расходы по крещенію инородцевъ относить на этотъ капиталъ и, въ случаѣ какихъ-либо особыхъ надобностей для экспедиціи, дѣлать расходы изъ того же капитала 100 т., входя по этому съ особыми представленіями.
   Предписаніемъ отъ 28 ноября генералъ-губернаторъ увѣдомилъ меня, что, вслѣдствіе представленій моихъ, онъ повторяетъ вмѣстѣ съ симъ же камчатскому губернатору и начальнику аянскаго порта: а) чтобы впредь въ экспедицію назначать людей здоровыхъ и хорошаго поведенія; б) чтобы всѣ суда, назначенныя къ плаванію между Петропавловскомъ и Аяномъ, совершали не одинъ, а два рейса и заходили бы каждый разъ въ Петровское, и чтобы при этомъ оказываемо было экспедиціи возможное содѣйствіе; г) чтобы командиры судовъ всѣ требованія мои исполняли въ точности и безъ отговорокъ; д) чтобы всѣ предметы, потребные для экспедиціи, были доставляемы по моимъ требованіямъ своевременно, и е) чтобы доставка запасовъ, товаровъ и проч. была производима на компанейскихъ судахъ.
   Эти бумаги показывали уже, что правительство начало наконецъ обращать на экспедицію больше вниманія.
   25 февраля отправлена была изъ Петровскаго почта въ Аянъ; съ нею я послалъ донесеніе генералъ-губернатору, препровождая при этомъ данныя мною Бошняку, Петрову и Разградскому инструкціи. Высказавъ цѣль и послѣдствія командировокъ, положеніе экспедиціи и причины, побудившія меня занять нынѣ же заливъ де-Кастри и селеніе Кизи, я въ заключеніе писалъ:
   "Изъ этого Ваше Превосходительство изволите видѣть, что заливъ де-Кастри и селеніе Кизи нынѣ занимаются и что изъ залива, съ открытіемъ навигаціи, начнутся обслѣдованія берега къ югу, въ видахъ разрѣшенія морскаго вопроса, обусловливающаго важное значеніе для Россіи этого края. Вмѣстѣ съ тѣмъ примутся мѣры къ возможному отстраненію всякихъ иностранныхъ покушеній на край съ моря. За симъ, въ виду полученнаго нынѣ Высочайшаго повелѣнія отъ 28 сентября, мнѣ остается надѣяться, что, при ходатайствѣ Вашего Превосходительства, высшее правительство утвердитъ упомянутыя распоряженія мои и дастъ экспедиціи надлежищія средства, согласно моимъ представленіямъ, для фактическаго заявленія, что при-амурскій и при-уссурійскіи край съ островомъ Сахалинъ составляютъ принадлежность Россіи."
   Съ этою же почтою, депешею отъ 15 октября 1852 г. главное правленіе р.-а. компаніи увѣдомило меня, что оно, вслѣдствіе полученнаго имъ сообщенія отъ генералъ-губернатора, сдѣлало распоряженіе о доставленіи чрезъ Аянъ въ экспедицію пароваго 16 сильнаго катера, 2 гребн. судовъ, запасовъ и товаровъ, согласно моему требованію отъ 2-го ноября 1851 г. и о присылкѣ 2-хъ рыболововъ съ надлежащими снастями.
   Вслѣдъ за отправленіемъ почты 15 марта 1853 г., я получилъ, чрезъ нарочнаго, изъ залива де-Кастри донесеніе отъ лейтенанта Бошняка, въ которомъ онъ увѣдомлялъ меня, что, по прибытіи въ де-Кастри, 4 марта, онъ созвалъ туземцевъ и, съ поднятіемъ военнаго флага, занялъ заливъ де-Кастри. "Въ настоящее время", писалъ Бошнякъ, "мы съ помощію туземцевъ приступаемъ уже къ постройкѣ флигеля длиною 3 саж., шириною 2". Прикащикъ Березинъ сообщалъ мнѣ въ то же время изъ Кизи, что онъ основался въ селеніи Котово.
   Такимъ образомъ, въ мартѣ 1853 г. были нами заняты де-Кастри и Кизи.
   Какъ Березинъ, такъ и Бошнякъ, просили меня, въ своихъ донесеніяхъ, пополнить ихъ запасы и товары, а потому я сейчасъ-же на двухъ нартахъ отправилъ вверхъ по рѣкѣ Амуръ сухари и различные запасы съ мичманомъ Разградскимъ и 2 казаками. Офицеру этому приказано было доставить все въ Кизи, Березину, съ тѣмъ, чтобы послѣдніиотправилъ къ Бошняку, въ заливъ де-Кастри, однаго изъ казаковъ съ частью продовольствія и запасовъ; остальныхъ же оставилъ у себя и чтобы свѣдѢнія, доставленныя отъ Бошняка, онъ отправилъ немедленно, а по уходѣ Бошняка изъ залива къ югу, возвратился съ донесеніемъ ко мнѣ, оставивъ въ селѣ Котовѣ, при запасахъ, казака. Сообщая это распоряженіе Бошняку, я писалъ, чтобы, по отплытіи изъ де Кастри, онъ оставилъ при постѣ казака, снабдивъ его упомянутымъ объявленіемъ, на случай прибытія въ заливъ иностраннаго судна. Вмѣстѣ съ тѣмъ я извѣщалъ его, что, взамѣнъ его, въ заливъ де-Кастри, при первой возможности, будетъ высланъ офицеръ. Такъ какъ запасовъ для больныхъ было мало, то вслѣдъ за Разградскимъ былъ командированъ до селенія Пуль подпоручикъ Орловъ. Ему приказано было, во 1-хъ, добыть провизіи, а во-вторыхъ, разсѣять распространявшіеся тогда слухи о появленіи на рѣкѣ Амуръ, около селенія Пуль, миссіонеровъ, разглашавшихъ о насъ злонамѣренные слухи и угрожавшихъ, что будто, бы съ открытіемъ навигаціи, для уничтоженія нашихъ постовъ спустятся въ большомъ числѣ манджуры.
   22 марта я съ докторомъ Орловымъ отправился на нартѣ въ Николаевскъ {Имъ завѣдывалъ тогда г. Петровъ.}, для осмотра работъ и больныхъ. По прибытіи туда, я нашелъ, что больные, благодаря Бога, поправляются и что для предстоящихъ построекъ лѣсъ по возможности заготовляется. Вмѣстѣ съ тѣмъ я получилъ чрезъ гиляковъ свѣдѣніе, что въ то время, когда сѣверная часть залива бываетъ заперта льдами, южная открытая часть бываетъ не только свободна отъ нихъ, но и совершенно спокойна, а потому я приказалъ Петрову, съ прибытіемъ въ Николаевскъ изъ Кизи г. Разградскаго, оставить его у себя я приготовить къ открытію навигаціи на р. Амуръ имѣющіеся въ Николаевскомъ построенные въ Петровскомъ: барказъ и 4-хъ весельную шлюпку, такъ чтобы можно было оба эти судна послать въ южную часть лимана, какъ только она очистится отъ льда.
   Сдѣлавъ это распоряженіе, къ 5 апрѣля я возвратился въ Петровское и 10 числа отправилъ въ Николаевскъ подпоручика корпуса штурмановъ А. И. Воронина, приказавъ ему со вскрытіемъ р. Амуръ отправиться вмѣстѣ съ Разградскимъ на 4-хъ весельной шлюпкѣ и 6-ти весельномъ баркасѣ къ мысу Пронге. Г. Воронинъ долженъ былъ на четверкѣ прослѣдить каналъ {По свѣдѣніямъ отъ туземцевъ этотъ каналъ глубже другихъ, прибрежныхъ, которые были тогда намъ извѣстны.}, идущій изъ рѣки близъ мыса Пронге, къ срединѣ лимана, стараясь при этомъ, если возможно, соединиться въ Сахалинскомъ каналѣ съ г. Разградскимъ. Послѣднему я предписалъ слѣдовать отъ того же мыса Пронге по южному прибрежному каналу до мыса Лазарева и оттуда выйти на Сахалинскій для соединенія съ г. Воронинымъ.
   Такимъ образомъ я хотѣлъ сдѣлать послѣднюю попытку: невозможно ли съ нашими ничтожными средствами опредѣлить направленіе и состояніе главныхъ фарватеровъ амурскаго лимана.
   Въ Петровскомъ, между тѣмъ, исправлялся къ навигаціи ботъ Кадьякъ и заготовлялся лѣсъ. Команды, благодаря Бога, оправлялись. 16 апрѣля прибылъ туда г. Орловъ съ вымѣненными имъ отъ манджуровъ на товары, просо и чаемъ, и сообщилъ, что, достигнувъ селенія Пуль, онъ узналъ, что на рѣкѣ Амуръ дѣйствительно были два миссіонера, но туземцы ихъ прибили и прогнали; что же касается до распущеннаго слуха, что будто бы спустятся манджуры, чтобы уничтожить наши посты, то по всѣмъ собраннымъ имъ свѣдѣніямъ, какъ отъ туземцевъ, такъ равно и отъ манджуровъ, этотъ слухъ оказался ложнымъ. Манджуры въ селеніи Пуль не только не думали объ этомъ, но напротивъ, изъявляли удовольствіе, что мы поставили посты въ Кизи и де-Кастри, ибо они опасались, чтобы кто либо другой не занялъ этотъ край, такъ какъ ихъ правительство оставляетъ его безъ всякаго наблюденія. Наконецъ, выразили желаніе, чтобы мы поселились вверхъ по Амуру, ближе къ Сунгари, дабы удобнѣе было вступать съ ними въ торговыя сношенія.
   26 апрѣля прибылъ изъ Кизи въ Николаевскъ г. Разградскій. Бошнякъ прислалъ мнѣ съ нимъ донесеніе изъ де-Кастри. Г. Разградскій чрезъ нарочнаго, посланнаго Петровымъ изъ Николаевска съ донесеніемъ Бошняка, сообщилъ мнѣ: "1) что, слѣдуя но рѣкѣ Амуръ, онъ убѣдился, что всѣ туземцы къ намъ расположены и довольны, что мы поселяемся въ Кизи. 2) Что являвшихся сюда съ различными злонамѣренными о насъ слухами 2-хъ человѣкъ они прибили (однаго до полусмерти) и прогнали. 3) Что надобно теперь надѣяться, что съ ихъ помощью сообщеніе между Николаевскомъ и Кизи болѣе или менѣе обезпечено, ибо они охотно, за щедрое вознагражденіе, которое обыкновенно мы имъ дѣлаемъ {Это вознагражденіе обыкновенно состояло въ пось, по ихъ выраженію, т. е. миткалѣ и катайкѣ и тамчи, т, е. махорки.}, готовы помогать намъ. Вообще, писали мнѣ гг. Разградскій и Орловъ, туземцы, видя наше постоянно доброе съ ними обращеніе, соблюденіе полной относительно ихъ, справедливости, уваженіе къ ихъ обычаямъ и, наконецъ, полное отсутствіе желанія навязывать имъ наши обычаи, несоотвѣтствующіе ни образу жизни, ни положенію народа, видимо встали на нашу сторону. Манджуры же, видя, что мы вовсе не вредимъ ихъ торговлѣ въ этомъ краѣ и всѣми средствами охраняемъ оный отъ внѣшнихъ на него покушеній, точно также почувствовали къ намъ расположеніе". По прибытіи въ Кизи, г. Разградскій нашелъ Березина водворившимся въ селеніи Котово и производившимъ уже расторжку съ инородцами, но, къ несчастію, у него было слишкомъ мало товаровъ. Сухари и продовольствіе онъ немедленно отправилъ съ туземцемъ и казакомъ въ де-Кастри, къ Бошняку.
   Н. К. Бошнякъ, отъ 15 апрѣля, изъ залива де-Кастри доносилъ мнѣ слѣдующее:
   "Къ 25 марта ледъ во внѣшней части залива около М. Клостеръ Кампъ разломало и съ этого времени эта часть залива сдѣлалась доступною для судовъ съ моря. Ледъ же въ самомъ заливѣ стоялъ до 7 апрѣля и только съ этого времени, при крѣпкомъ NO вѣтрѣ, начало его ломать. До сихъ поръ заливъ еще наполненъ ломанымъ льдомъ. Вчерашній день, 14 апрѣля, съ горы у Клостеръ-Кампа мы увидѣли въ трубу къ югу, на горизонтѣ, большое 3-хъ мачтовое судно, за которымъ начали слѣдить.
   "12 апрѣля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостомъ, избушку. Это помѣщеніе, послѣ бивуачной жизни то въ грязныхъ юртахъ туземцевъ, то на голомъ снѣгу, показалось для насъ раемъ. Въ сдѣланномъ нами въ этой избушкѣ изъ глины каминѣ мы поддерживаемъ огонь, дабы не заводилось сырости. Продовольствія при постѣ съ полученіемъ отъ Березина и затѣмъ отъ Разградскаго муки, сухарей, сахару и чаю достаточно, я полагаю, на два мѣсяца. Сухари мы бережемъ для похода, а вмѣсто хлѣба и пирожнаго печемъ у камина (единственной у насъ печи) лепешки на рыбьемъ жирѣ съ рыбою; къ обѣду варимъ уху, а иногда и щи; обѣдаемъ и пьемъ чай всѣ вмѣстѣ. Для подкрѣпленія команды я каждый день даю ей по 2 чарки манджурской водки (очень скверной), доставляемой намъ Березинымъ изъ Кизи. Мы пріобрѣли отъ купцевъ (за 2 конца катанки, якутскій топорикъ и 5 аршинъ миткаля) лодку въ 20 фут. длины и 5 фут. ширины; теперь готовимъ ее къ походу: смолимъ, конопатимъ и возвышаемъ борта.
   "Такова наша жизнь и занятія. Всей команды при постѣ въ настоящее время 3 казака и тунгусъ. Мы всѣ здоровы и, благодаря Бога, бодры.
   "Имѣя постоянныя сношенія съ туземцами залива де-Кастри и съ возвращающимися чрезъ этотъ заливъ съ тюленьяго промысла инородцами р. Амуръ, промышляющими вдоль берега, къ югу отъ де-Кастри, я, кромѣ вышеупомянутыхъ свѣдѣній, получилъ еще слѣдующія:
   "По картѣ Крузенштерна, составленной изъ описи Лаперуза и и Браутона, въ широтѣ 49o N показаны у берега два большіе острова; согласно съ этимъ и съ вашими указаніями, первая забота моя была разузнать отъ туземцевъ сколь возможно подробнѣе объ этихъ островахъ. Изъ всѣхъ ихъ объясненій оказалось, что никакихъ по берегу острововъ не существуетъ, но что около этой широты долженъ быть выдающійся въ море полуостровъ съ двумя возвышенностями. Лаперузъ и Браутонъ, слѣдовавшіе вѣроятно въ значительномъ разстояніи отъ берега, приняли полуостровъ за острова. Туземцы сообщили мнѣ, что именно у этого полуострова долженъ быть закрытый заливъ, который они называли Хаджиту."
   15 мая я получилъ съ нарочнымъ изъ Аяна предписаніе управлявшаго морскимъ министерствомъ Августѣйшаго Генералъ-адмирала Константина Николаевича, отъ 12 февраля 1853 г. Вотъ его содержаніе:
   "По распоряженію президента Сѣверо-Американскихъ Штатовъ, снаряжены двѣ экспедиціи: одна съ цѣлію установленія политическихъ и торговыхъ связей съ Японіей, а другая ученая для обозрѣнія береговъ Тихаго океана, до Берингова пролива; почему правительство штатовъ просило дружелюбнаго вниманія и содѣйствія этимъ экспедиціямъ въ случаѣ ежели-бы суда ихъ зашли въ предѣлы нашихъ владѣній на азіатскомъ и американскомъ берегу. Государь Императоръ Высочайше повелѣть соизволилъ, предписать начальствующимъ лицамъ въ тамошнихъ нашихъ владѣніяхъ оказывать экспедиціямъ дружественное вниманіе и привѣтливость, въ должныхъ границахъ благоразумія и осторожности."
   Объявляя мнѣ это Высочайшее повелѣніе, Государь Великій Князь генералъ-адмиралъ изволилъ объяснить, что "по офиціальнымъ свѣдѣніямъ, обѣ эти экспедиціи въ ноябрѣ 1852 г. вышли въ море и вѣроятно въ маѣ или іюнѣ всѣ суда соединятся у береговъ восточной Индіи, а лѣтомъ того же года могутъ быть въ нашихъ предѣлахъ. Экспедиція въ Японію ввѣрена командору Перри и состоитъ изъ линейнаго корабля Vermont, 3-хъ пароходо-фрегатовъ: Missisipie, Susquechanna и Pouhotan, однаго корвета Macedonian, 3-хъ военныхъ шлюповъ: Vandalia, Plymouth и Saratoga и одного парохода l'Alleghani. Всего же изъ 10 военныхъ судовъ. "Ученая экспедиція, имѣющая цѣлію изслѣдовать Китайское море, сѣверную часть Тихаго океана и Беринговъ проливъ, по всей вѣроятности около половинѣ лѣта 1853 г. будетъ находиться въ нашихъ предѣлахъ. Она находится подъ начальствомъ капитана Рингольда (Ringgold) и состоитъ изъ слѣдующихъ судовъ: а) военный шлюпъ Vincennes, пароходъ John Натоск, бригъ Porpoise и маленькій лоцманскій пароходъ, имя котораго намъ неизвѣстно.
   "Поставляю Васъ такимъ образомъ въ извѣстность, какъ о Высочайшей волѣ, такъ и о цѣляхъ и составѣ экспедиціи и о времени предположеннаго ихъ плаванія вблизи и около нашихъ владѣній, насколько эти подробности намъ теперь извѣстны, но окончательно вѣрными ихъ считать нельзя; могутъ послѣдовать и измѣненія. Мнѣ остается Вамъ повторить: чтобы во всѣхъ вашихъ сношеніяхъ, буде случится, съ судами, начальниками и экипажами этихъ экспедиціи, вы оказывали имъ все вниманіе и привѣтливость дружественной націи, содѣйствуя при нуждѣ пособіями и наставленіями; словомъ, вы должны исполнять все, что обыкновенно соблюдается союзными державами, но при этомъ для предписываемыхъ Вамъ благоразумія и осторожность имѣть постоянно въ виду честь русскаго флага, постоянство нашей Имперіи, мирно водворяемую нами въ краяхъ, гдѣ вы находитесь, власть, и въ виду этого необходимую проницательность".
   Таковъ былъ смыслъ Высочайшаго повелѣнія и предписанія Августѣйшаго генералъ-адмирала Великаго Князя Константина Николаевича.
   22 мая я получилъ изъ Николаевска съ нарочнымъ тунгусомъ записку отъ Н. К. Бошняка, отправленную имъ 6 мая въ Николаевскъ съ тунгусомъ изъ селенія Хой. Записка эта такого содержанія: "Въ заливѣ Хой я нашелъ стоявшее на верпѣ китобойное судно, шкиперъ котораго (родомъ изъ Бремена) сообщилъ мнѣ, что на Сандвичевыхъ островахъ онъ слышалъ, что американцы нынѣшнимъ лѣтомъ будутъ въ Татарскомъ заливѣ и хотятъ занять бухту для пристанища своимъ китоловнымъ судамъ; насколько это справедливо -- не знаю, но я во всякомъ случаѣ буду руководствоваться давнымъ мнѣ заявленіемъ о принадлежности этихъ мѣстъ до корейской границы, а равно и острова Сахалина, Россіи, что объявилъ и этому шкиперу".
   

ГЛАВА XX.

Мои распоряженія въ Николаевскѣ. -- Предписаніе Разградскому отъ 23 мая 1853 г. -- Донесеніе гг. Воронина и Разградскаго отъ 31 мая. -- Сущность донесенія Н. К. Бошняка отъ 20 іюня.-- Состояніе залива де-Кастри. -- Состояніе берега между заливомъ де-Кастри и гаванью Императора Николая (Хадзи).

   
   Вслѣдствіе упомянутаго въ предъидущей главѣ Высочайшаго повелѣнія, предписанія Августѣйшаго Генералъ-Адмирала и наконецъ свѣдѣній отъ Н. К. Бошняка, я приказалъ, по прибытіи въ Николаевскъ мичмана Разградскаго, слѣдовать ему немедленно въ заливъ де-Кастри съ тремя матросами и дѣйствовать согласно препровождаемой при семъ инструкціи. Эта инструкція была такова:
   1) По прибытіи въ де-Кастри, имѣть при постѣ постоянно военный флагъ.
   2) Въ случаѣ прихода въ де-Кастри американскихъ военныхъ судовъ, принять ихъ сколь возможно дружественно, вѣжливо и радушно; при сношеніи же съ начальниками и офицерами объяснять, что плаваніе по лиману, наполненному лабиринтомъ мелей и банокъ, при сильныхъ неправильныхъ теченіяхъ, не только затруднительно, но въ высшей степени опасно для мелкосидящихъ судовъ, для судовъ же средняго ранга невозможно. Что вся эта страна пустынная, гористая, безъ всякихъ путей сообщенія. Что по нерчинскому трактату, заключенному съ Китаемъ въ 1689 г., и по праву занятія острова Сахалина нашими тунгусами въ 17 столѣтіи, первоначальнаго его описанія въ 1742 году и занятія южной части его въ 1806 г. русскими, вся страна эта до корейской границы, какъ равно и островъ Сахалинъ, всегда составляли и составляютъ россійскія владѣнія.
   3) Что теперь правительство сознало необходимымъ основать въ этомъ краѣ нѣсколько постовъ, изъ нихъ главный Николаевскій на устьѣ р. Амуръ, въ виду того, чтобы обезпечить сообщеніе восточной Сибири съ владѣніями нашими, лежащими по берегамъ Охотскаго моря, Камчатки и Америки и, наконецъ, для того, чтобы плавающія въ значительномъ количествѣ около этихъ негостепріимныхъ и опасныхъ береговъ иностранныя суда, въ случаѣ несчастій или нужды, имѣли бы пристанище и помощь. Посты эти вскорѣ должны быть устроены въ болѣе или менѣе надлежащемъ видѣ, нынѣ же мы изслѣдуемъ только берегъ для выбора лучшихъ для этого мѣстностей.
   4) Вамъ поручается всѣми мѣрами содѣйствовать американцамъ для достиженія ими ученой цѣли, съ которою, по сообщеннымъ мнѣ Его Высочествомъ Генералъ-Адмираломъ свѣдѣніямъ, эти суда здѣсь могутъ явиться, стараясь при этомъ показать имъ, что всякое распоряженіе съ ихъ стороны (носятся слухи, что будто-бы цѣль прибытія этихъ судовъ въ Татарскій заливъ состоитъ въ занятіи на берегахъ этого залива пункта) не можетъ быть допускаемо безъ разрѣшенія высшаго правительства.
   5) Имѣть въ виду, что въ іюнѣ или въ началѣ іюля вамъ пришлется провизія и подкрѣпленіе и потому продовольствія изъ Николаевска вы должны взять по крайней мѣрѣ на 1 1/2 мѣсяца.
   6) По прибытіи въ Кизи прикащика Березина вышлите его на наемной лодкѣ въ Петровское, съ вымѣненными имъ отъ туземцевъ на товары, просо и чаемъ, въ чемъ мы очень нуждаемся; при постѣ въ Кизи оставьте однаго или двухъ человѣкъ.
   7) По возвращеніи изъ экспедиціи лейтенанта Бошняка, передайте ему, чтобы онъ для личныхъ со мною объясненій немедленно слѣдовалъ въ Петровское, и
   8) Въ случаѣ прихода въ де-Кастри китобойныхъ или иныхъ иностранныхъ частныхъ судовъ, заявляйте имъ, что такъ какъ всѣ берега эти до корейской границы составляютъ россійскія владѣнія, то никакія съ ихъ стороны произвольныя распоряженія, а равно насилія и обиды инородцамъ, какъ состоящимъ подъ нашею защитою и покровительствомъ, не могутъ быть допускаемы. Затѣмъ, по возможности тщательно наблюдайте за ихъ дѣйствіями.
   Послѣ этого, 6-го іюня, я получилъ изъ Николаевска увѣдомленіе отъ гг. Воронина и Разградскаго объ исполненіи данныхъ имъ порученій и о томъ, что г. Разградскій, согласно сейчасъ сказанному моему предписанію, 2-го іюня отправился въ де-Кастри.
   Г. Воронинъ донесъ мнѣ, что, выйдя 10-го мая изъ Николаевска, отъ мыса Пронге, онъ направился по указанному туземцами каналу, идущему до серединѣ лимана, но могъ прослѣдовать лишь малую часть онаго, потому что при засвѣжѣвшемъ отъ S вѣтрѣ, сулоемъ и волненіемъ шлюпку заливало, такъ что съ большою опасностію онъ едва могъ добраться до мыса Пронге. Глубина лимана въ этой части отъ 4 до 6 саженъ.
   Г. Разградскій, слѣдуя отъ того же мыса, по южному прибрежному каналу и достигнувъ мыса Лазарева, старался перейти на сахалинскій каналъ, но здѣсь его постигла та же участь: при внезапно засвѣжѣвшемъ вѣтрѣ отъ S развело сулой и волненіе, которыми заливало его шлюпку, и онъ едва могъ достигнуть берега, чтобы укрыться.
   Въ заключеніе оба офицера высказали, что безъ парового мореходнаго судна съ надлежащими средствами, обслѣдованіе средины лимана, гдѣ имѣется надежда найти болѣе глубокій фарватеръ, нежели извѣстный намъ прибрежный, рѣшительно невозможно.
   23-го іюня, съ прикащикомъ Березинымъ, возвратившимся изъ Кизи, я получилъ донесеніе г. Бошняка; въ то же время пришло съ нарочнымъ изъ Аяна увѣдомленіе генералъ-губернатора о Высочайше утвержденномъ, составленномъ имъ, штатѣ амурской экспедиціи. При этомъ приложенъ былъ и самый штатъ.
   Болѣзнь г. Бошняка не позволила ему явиться лично ко мнѣ, въ Петровское; онъ остался въ Николаевскѣ и оттуда, 20-го іюня, прислалъ мнѣ слѣдующій отчетъ о своей командировкѣ: "Заливъ де-Кастри совершенно очистился отъ льда 28-го апрѣля, а до этого времени съ 7-го апрѣля весьма часто при О вѣтрѣ наполнился льдами съ моря. 1-го мая, на приготовленной лодкѣ, съ 2 казаками и тунгусомъ, я вышелъ изъ залива, оставивъ при постѣ 2 человѣкъ и давъ имъ, согласно Вашему приказанію, на русскомъ и французскомъ языкѣ объявленіе для предъявленія иностраннымъ судамъ, въ случаѣ ихъ прихода въ заливъ. Въ лодкѣ мы могли взять съ собою сухарей и прочей провизіи не болѣе какъ на 5 недѣль.
   "По наблюденіямъ моимъ, произведеннымъ въ заливѣ де-Кастри, оказалось:
   "1) Что подойти къ заливу съ моря возможно было съ 19-го марта, войти же во внутреннюю часть залива можно было только 27-го апрѣля.
   "2) Возвышеніе воды, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ, бываетъ отъ 4 до 6 фут.
   "3) Грунтъ дна плитнякъ и жидкій илъ на немъ, толщиною не болѣе 2 фут., а потому стоянка здѣсь судовъ не совсѣмъ обезпечена.
   я4) Самая закрытая часть залива -- за островами Базальтовымъ и Обсерваторія, но глубина въ этомъ мѣстѣ отъ 4 1/2 до 3 1/2 саж., у берега же мель.
   "5) По рѣчкѣ Сомянъ (или Нангмаръ), впадающей въ заливѣ въ западную мелководную бухту, возможно подыматься только 4 версты и то на шлюпкѣ, сидящей въ водѣ не болѣе 2 1/2 фут., далѣе же эта рѣчка мелководна и порожиста, и
   "6) Вся сѣверная бухта усѣяна каменьями, мелководна и недоступна.
   "1-го мая я вышелъ изъ залива де-Кастри и на пути пользовался всякими благопріятными обстоятельствами, чтобы собрать всевозможныя свѣдѣнія о свойствѣ береговъ, рѣкъ, впадающихъ въ море, зимнихъ путяхъ туземцевъ и о характерѣ и образѣ жизни прибрежныхъ жителей. 22-го мая 1853 года я прибылъ въ неивѣстный еще до сего времени заливъ, носящій у туземцевъ названіе залива Хаджи.
   "Путь слѣдованія моего до этого залива былъ слѣдующій:
   "2-го мая мы прибыли въ первое на нашемъ пути селеніе Дугу, которое расположено при устьѣ рѣки того же имени, весьма мелкой и удобной только для входа небольшихъ лодокъ; она вытекаетъ изъ одного хребта съ рѣкою Соминъ (въ зал. де-Кастри), течетъ весьма извилисто, между низменными при устьѣ берегами, поросшими травою. У самаго устья на 2 гористыхъ мысахъ и на близъ лежащемъ хребтѣ растетъ среднемѣрная ель. Беретъ до с. Дугу утесистый, отвѣсный и только 2 маленькихъ ручейка имѣютъ небольшую отлогость и служатъ проѣзжающимъ туземцамъ мѣстомъ убѣжища во время сильныхъ вѣтровъ. До устья перваго ручейка, лежащаго отъ Клостеръ-Кампа около 10 миль, берегъ преимущественно сплошной каменистый; далѣе же глинистый, но вездѣ покрыть густымъ мелкимъ лѣсомъ. Передъ самымъ селеніемъ Дугу находятся два каменистые острова. Между крайнимъ и мысомъ Дугу,-- каменистый рифъ. На этихъ островахъ туземцы въ іюнѣ собираютъ яйца чаекъ и дикихъ утокъ, которыхъ по всему прибрежью изобиліе. Устье рѣки Дугу, по наблюденію полуденной высоты, лежитъ въ 51o 16' 24" N широты. Вышедши оттуда 5-го мая, я достигъ селенія Хой, около котораго встрѣтилъ 3-хъ мачтовое китобойное судно, стоявшее на верпѣ; шкиперъ его, пользуясь штилемъ, съѣзжалъ на берегъ, чтобы купить рыбы у туземцевъ; онъ говорилъ и по-французски и по-нѣмецки, а потому я заговорилъ съ нимъ и пригласилъ его напиться вмѣстѣ чаю. Въ разговорѣ онъ мнѣ сообщилъ, что американцы нынѣшнимъ лѣтомъ хотятъ быть въ Татарскомъ заливѣ, чтобы занять здѣсь бухту для основанія пристанища китобойнымъ и другимъ судамъ, посѣщающимъ эти мѣста. На это я отвѣчалъ ему, что безъ согласія нашего правительства этого сдѣлать нельзя, потому что все прибрежье до корейской границы, а равно и Сахалинъ, на основаніи трактата 1689 г. и первоначальнаго описанія и заселенія русскими Сахалина, составляютъ владѣнія Россіи. При этомъ я объяснилъ ему тѣ основанія, которыя ему не были извѣстны, и въ заключеніе просилъ его, чтобы онъ объявилъ о томъ своимъ соотечественникамъ. Послѣ того я сказалъ, что мы нынѣ сами намѣрены во всѣхъ закрытыхъ бухтахъ, которыя окажутся удобными и безопасными для стоянки судовъ, поставить надлежащіе посты, какъ уже и начали съ залива де-Кастри. Шкиперъ оказался человѣкомъ весьма образованнымъ: онъ съ любопытствомъ выслушивалъ мои объясненія и далъ мнѣ слово передать это и другимъ, а для большей основательности просилъ меня написать подобнаго рода заявленіе на бумагѣ, что, согласно даннымъ мнѣ Вами приказаніямъ, я и исполнилъ. Имѣя въ виду, что подобная встрѣча весьма важна и пользуясь проѣзжавшими въ это время изъ селенія Ауръ на рѣку Амуръ манджурами, я отправилъ съ ними къ Вамъ записку, приказавъ имъ сколь возможно скорѣе доставить оную въ Николаевскъ и обѣщалъ имъ, что чѣмъ скорѣе они ее доставятъ, тѣмъ большее получатъ вознагражденіе. Они объявили мнѣ, что ранѣе 10-ти ночей доставить эту писку нельзя, и они будутъ довольны, если имъ да-утъ 3 конца китайки, 5 саж. миткаля (пось), 2 платка, охапку (т. е. около 10 фунт.) тамча (махорки) и 3 топора; я сказалъ имъ, что все это имъ выдадутъ, если они устоятъ въ своемъ словѣ и сверхъ этого прибавятъ еще 3 саж. пось. Они съ радостію взялись и просили меня написать объ этомъ писку, т. е. дать имъ въ родѣ реверса. Такъ мы обоюдно и устроили: эти туземцы, пользуясь штилемъ, сейчасъ же отправились {Они въ точности исполнили свои обязанности: 16-го мая записка Бошняка была въ Николаевскѣ и они получили все сполна съ значительною еще прибавкою.}. Со шкиперомъ Бергстремомъ разстались друзьями: я способствовалъ ему запастись здѣсь рыбой и дикими утками отъ туземцевъ, что было мнѣ весьма легко, такъ какъ я имѣлъ въ тунгусѣ хорошаго переводчика.
   "Селеніе Хой лежитъ при устьѣ рѣчки того же имени, за мысомъ, называемымъ туземцами Большой Хой; оно находится въ 36 миляхъ отъ мыса, рѣчки и селенія Дугу. Устье рѣчки Хой запружено пескомъ и дресвою, почему оно и представляетъ видъ озера. Мѣстность, преимущественно у прибрежья, песчаная, далѣе же тундристая и покрыта мелкою лиственницею. На всемъ протяженія отъ селенія Дугу до Хой берегъ представляется утесистыми мысами; эти мысы носятъ слѣдующія названія: Натомъ, То, Агасъ, Чанемны, Мангутово, Чудой, Земново и Хой. Они всѣ каменистые и съ сѣверной стороны представляютъ отвѣсныя скалы, а съ южной спускаются въ море глинистыми обрывами, покрытыми мелкимъ уродливымъ лѣсомъ и кустарникомъ. По словамъ туземцевъ, здѣсь множество медвѣдѳй. Берегъ между этими мѣстами утесистый; здѣсь встрѣчаются ручейки съ низменностями и три небольшія рѣчки; за мысомъ Атасъ течетъ р. Гвелы, а за мысами Чансины и Чудой -- рѣчки тѣхъ же именъ. Эти рѣчки при устьяхъ служатъ убѣжищемъ туземцамъ при свѣжихъ вѣтрахъ. Изъ нихъ, впрочемъ, одна только Гвелы заслуживаетъ нѣкотораго вниманія. По свойству большей части рѣкъ этого прибрежья, ея устье также загромождено дресвою; она течетъ между гористыми берегами, покрытыми елью, при устьѣ же берега ея низменны и травянисты. Прежде тутъ была одна юрта туземцевъ; по ихъ разсказамъ, въ лѣтнее время вода прорываетъ кошки, и въ нее заходятъ въ большомъ количествѣ кети. Изъ селенія Хой г. Бошнякъ прибылъ въ с. Сюркумъ (или Теряти), лежащее въ 19 миляхъ отъ Хой. Оно расположено между двумя рѣчками -- Сюркумъ и Теряти, отъ которыхъ и получило свое названіе. Изъ нихъ первая, ближайшая къ мысу и селенію, при устьѣ довольно глубока (6 фут.) и при приливахъ и отливахъ имѣетъ весьма быстрое теченіе; вторая же, Теряти, заграждена при устье кошками и имѣетъ видъ озера; берега ея низменны и песчаны. Отъ устья рѣки Сюркумъ до мыса того же имени тянется тундристая низменность, отчего и самый этотъ мысъ издали кажется островомъ. Берегъ между селеніями Сюркумъ и Хой вообще отвѣсный и утесистый съ небольшими ручейками, представляющими весьма малыя удобства для приставанія шлюпокъ. По наблюденіямъ полуденной высоты солнца, широта селенія Сюркумъ 50o 31' 34" N.
   Изъ этого можно заключить, что мысъ этотъ тотъ самый, который на картѣ Крузенштерна названъ мысомъ Маунта. Изъ селенія Сюркумъ Бошнякъ прибылъ въ селеніе Лукаль, лежащее около 19 миль отъ Стракумъ. Лукаль находится при устьѣ р. того же имени, которое также загромождено съ моря дресвяною кошкою, отчего тоже имѣетъ видъ озера. Мѣстностъ у этого устья до мыса возвышенна, покрыта травою и различными цвѣтами и потому весьма красива, а рѣчка изобилуетъ рыбою. Берегъ моря между селеніями Сюркумъ и Лукаль отвѣсно-утесистый; на немъ нѣтъ ни однаго ручейка съ низменностію, отчего онъ весьма опасенъ. Отъ селенія Лукаль, въ 6 миляхъ, лежитъ селеніе Хойлль, а въ 2 миляхъ отъ него -- селеніе Быки. Первое расположено при ручьѣ того же имени, а второе при устьѣ рѣчки Быки; оба имѣютъ хорошую почву, покрытую мелкимъ лѣсомъ. Быки зимою не изобилуетъ рыбою, поэтому жители на зиму переходятъ въ другія селенія или на рѣку Тумджинъ. Устье р. Быки мелко и каменисто, берега же на всемъ протяженіи низменны и только мѣстами возвышаются и имѣютъ мелкій лѣсъ. Въ 2 миляхъ отъ селенія Быки находится огромный камень, а въ 32 миляхъ лежитъ селеніе Дата. По полуденной высотѣ солнца, широта послѣдняго оказалась 49o 16' N. Мысъ Дата, при устьѣ большой рѣки того же имени, на картѣ Крузенштерна названъ мысомъ Лесепсъ; онъ травянистъ, покрытъ рѣдкимъ березнякомъ и по хорошему качеству травы представляетъ удобство для скотоводства. Около двухъ верстъ отъ береговъ рѣки тянется небольшой хребетъ и отъ него около 1/2 верстъ идетъ тундристая низменность, покрытая горѣлымъ лѣсомъ. Рѣка Дата изобилуетъ какъ рѣчною, такъ и морскою рыбою, поэтому инородцы живутъ на ея берегахъ постоянно, т. е. амму и дѣто. Такого рода мѣстность есть единственная на всемъ осмотрѣнномъ мною пространствѣ. Это селеніе есть непремѣнная станція для всѣхъ туземцевъ, кочующихъ но рѣкѣ Тумджинъ, и для инородцевъ съ р. Амуръ, проѣзжающихъ мимо на тюленій промыселъ и для торговли въ заливъ Хаджи". Свѣдѣнія,отобранныя Н. К. Бошнякомъ о рѣкѣ Дата, слѣдующія: она состоитъ изъ 2 рѣкъ Тумчинъ и Чламаль, собственно-же Дага, по разсказамъ туземцевъ, течетъ да разстояніи 160 верстъ отъ сліянія этихъ рѣкъ; теченіе ея на этомъ пространствѣ извилисто и направляется частію между низменнымъ, частію и между гористыми берегами, покрытыми толстымъ осиновымъ, кедровымъ, лиственничнымъ и еловымъ лѣсомъ. Лѣса эти изобилуютъ соболями, лисицами и выдрами, что составляетъ главный зимній промыселъ туземцевъ.
   Берегъ моря между селеніями Быки и Дата преимущественно утесистый и покрыть мелкимъ лѣсомъ; на немъ замѣчательны слѣдующіе мысы: Бьена, Чумы, Юмы и, наконецъ, Дата или Лесепсъ. Всѣ они гранитные, и мысъ Чумы имѣетъ красный цвѣтъ. Вообще эта часть берега обращаетъ на себя вниманіе своими живописными видами: то онъ идетъ высокоотвѣсными скалами, доходящими до 160 фут. высоты, то образуетъ маленькія бухточки между скалами, въ срединѣ которыхъ стоятъ отдѣльно красноватыя скалы; то опять представляетъ дуговыя низменности, поросшія рощами, цвѣтами и кустарникомъ. Изъ многихъ рѣчекъ, впадающихъ въ море на этомъ пространствѣ, ни одна не заслуживаетъ вниманія.
   Отъ селенія Дата въ 9 миляхъ лежитъ селеніе Джунихо, на небольшой рѣчкѣ того же имени. селеніе это расположено на луговой низменности, въ маленькой бухточкѣ, въ которую впадаетъ рѣка того же имени. Эта рѣка весьма медка и узка, такъ что въ устьѣ ея проходятъ съ большимъ трудомъ туземныя лодки. Берегъ на протяженіи отъ Дата до Джунихи гористъ и каменистъ.
   Въ 10 1/2 миляхъ отъ Джунихи находится селеніе Уй при устьѣ небольшой рѣчки того же имени, впадающей въ небольшую бухточку, берега которой тундристы и покрыты мелкимъ лѣсомъ; устье этой рѣчки весьма узко и мелко. Подходъ съ моря къ ея устью затруднителенъ даже и для туземныхъ лодокъ, но причинѣ множества каменьевъ, которыми она усѣяна. Морской беретъ до этого селенія имѣетъ тотъ же характеръ, что и предъидущій. Изъ мысовъ, лежащихъ на этомъ берегу, замѣчательны (названные мною) мысъ Казакевича и Китобойный. Весь берегъ отъ селенія Уй до залива Хаджи низменный и покрытъ густымъ лѣсомъ. На немъ нѣтъ ни одной рѣчки.
   "23 мая 1853 г., пишетъ Бошнякъ, при свѣжемъ О вѣтрѣ, я подошелъ къ низменному перешейку, перетащилъ чрезъ него лодку, и вошелъ въ бухту, которую назвалъ въ честь Цесаревича -- Александровскою. Изъ этой бухты мы того же числа прибыли въ самый заливъ и расположились за островомъ на ночлегъ. Это мѣсто, какъ лежащее у входа въ заливъ съ моря, я и выбралъ на начальный пунктъ моихъ изслѣдованій. Широта его по полуденной высотѣ солнца оказалась 49o 4' N.
   "Неизвѣстный до этого времени никому изъ европейцевъ заливъ Хаджи, названный мною заливомъ Императора Николая I, лежитъ между увалистыми берегами, покрытыми на южной сторонѣ превосходными лиственичными и еловыми лѣсами. Онъ опоясывается отрогомъ горъ отъ хребта, идущаго параллельно берегу моря. По склону горъ, обращенному къ заливу, произрастаютъ кедровые лѣса большихъ размѣровъ. Заливъ этотъ принимаетъ въ себя, кромѣ большаго числа маленькихъ рѣкъ, двѣ значительныя рѣки Хаджи и Ми. Первая изъ нихъ впадаетъ въ главную бухту залива, названную мною бухтою Императрицы Александры, а вторая въ большую бухту, названную бухтою Великаго Князя Константина.
   "Заливъ Хаджи можно подраздѣлить на 4 части или бухты: Императрицы Александры (по туземному Ходокъ), Великаго Князя Константина (по туземному Ми), Великаго князя селением залива Де-Кастри и с возвращающимися через этот залив с тюленьего промысла гиляками, промышляющими вдоль берега к югу от Де-Кастри, я, кроме вышеупомянутых сведений, получил ещё следующие:
   "По карте Крузенштерна, составленной по материалам описи Лаперуза и Браутона, в северной широте 49o у берега показаны два больших острова; согласно с этим и с вашими указаниями, первая забота моя была разузнать от гиляков сколь возможно подробнее об этих островах. Из всех объяснений оказалось, что никаких у берега островов не существует, но что около этой широты должен быть выдающийся в море полуостров с двумя возвышенностями. Лаперуз и Браутон, следовавшие, вероятно, в значительном расстоянии от берега, приняли полуостров за острова. Туземцы сообщили мне, что именно вблизи этого полуострова должен быть закрытый залив, который они называли Хаджи-ту".
   15 мая я получил с нарочным из Аяна предписание управлявшего Морским министерством, генерал-адмирала Константина Николаевича от 12 февраля 1853 года. Вот его содержание:
   "По распоряжению президента Северо-Американских Штатов снаряжены две экспедиции: одна с целью установления политических и торговых связей с Японией, а другая -- учёная -- для обозрения берегов Тихого океана до Берингова пролива; почему правительство Штатов просило дружелюбного внимания и содействия этим экспедициям в случае, ежели бы суда зашли в пределы наших владений на азиатском и американском берегу. Государь император высочайше повелеть соизволил предписать начальствующим лицам в тамошних наших владениях оказывать экспедициям дружественное внимание и приветливость в должных границах благоразумия и осторожности".
   Объявляя мне это повеление государя Николая Павловича, генерал-адмирал писал, что "по официальным сведениям обе эти экспедиции в ноябре 1852 года вышли в море и, вероятно, в мае или июне все суда соединятся у берегов Ост-Индии, а летом того же года могут быть в наших пределах. Экспедиция в Японию вверена командору Перри и состоит из линейного корабля "Vermont", трёх пароходов-фрегатов: "Mississipie", "Susquechanna" и "Pouhotan", одного корвета "Macedonian", трёх военных шлюпов: "Vandalia", "Plymouth" и "Saratoga" и одного парохода "l'Alleghani", всего же из 10 военных судов" Учёная экспедиция, имеющая целью исследовать Китайское море, северную часть Тихого океана и Берингов пролив, по всей вероятности около половины лета 1853 года будет находиться в наших пределах. Она находится под начальством капитана Рингольда (Ringgold) и состоит из следующих судов: а) военный шлюп "Vincennes", пароход "John Hawock", бриг "Porpoise" и маленький лоцманский пароход, имя которого нам неизвестно.
   "Поставлю Вас, таким образом, в известность как о воле государя, так и о целях и составе экспедиций и о времени предположенного их плавания вблизи и около наших владений, насколько эти подробности нам теперь известны, но окончательно верными их считать нельзя; могут последовать и изменения. Мне остается Вам повторить: чтобы во всех наших сношениях, буде случится; с судами, начальниками и экипажами этих экспедиций Вы оказывали им всё внимание и приветливость дружественной нации, содействуя при нужде пособиями и наставлениями; словом, Вы должны исполнять всё, что обыкновенно соблюдается союзными державами, но при этом для предписываемых Вам благоразумия и осторожности иметь постоянно в виду честь русского флага, достоинство нашей империи, мирно водворяемую нами в краях, где Вы находитесь, власть и ввиду этого необходимую проницательность".
   Таков был смысл повеления государя и предписания генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича.
   22 мая я получил из Николаевского с нарочным тунгусом записку от Н. К. Бошняка, отправленную им 6 мая в Николаевское с тунгусом из селения Хой. Записка эта была такого содержания: "В заливе Хой я нашёл стоявшее на верпе китобойное судно, шкипер которого (родом из Бремена) сообщил мне, что на Сандвичевых островах он слышал, что американцы нынешним летом будут в Татарском проливе и хотят занять бухту для пристанища своих китоловных судов; насколько это справедливо -- не знаю, но я во всяком случае буду руководствоваться данным мне заявлением о принадлежности этих мест до корейской границы, а равно и острова Сахалина, России, что объявил и этому шкиперу".
   

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ЭКСПЕДИЦИЯ И. К. БОШНЯКА НА ПОБЕРЕЖЬЕ ТАТАРСКОГО ПРОЛИВА

Мои распоряжения о Николаевском. -- Предписание Разградскому от 23 мая 1853 года. -- Донесения Воронина и Разградского от 31 мая. -- Сущность донесения Н. К. Бошняка от 20 июня. -- Состояние залива Де-Кастри. -- Состояние берега между заливом Де-Кастри и Гаванью императора Николая (Хаджи).

   
   Вследствие упомянутого в предыдущей главе повеления государя, предписания генерал-адмирала и, наконец, сведений от Н. К. Бошняка, я приказал, по прибытии в Николаевское мичмана Разградского, следовать ему немедленно в залив Де-Кастри с тремя матросами и действовать согласно инструкции, в которой говорилось:
   1) По прибытии в Де-Кастри иметь при посте постоянно военный флаг;
   2) В случае прихода в Де-Кастри американских военных судов принять их сколь возможно дружественно, вежливо и радушно; при сношении же с начальниками и офицерами объяснять, что плавание по лиману, наполненному лабиринтом мелей и банок, при сильных неправильных течениях не только затруднительно, но в высшей степени опасно для мелкосидящих судов, для судов же среднего ранга невозможно; что вся эта страна пустынна, гориста, без всяких путей сообщения; что по Нерчинскому трактату, заключенному с Китаем в 1689 году, и по праву занятия острова Сахалина нашими тунгусами в XVII столетии, первоначального его описания в 1742 году и занятия южной части его в 1806 году русскими вся страна эта до корейской границы, равно как и остров Сахалин, всегда составляли и составляют российские владения;
   3) Что теперь правительство сочло необходимым основать в этом крае несколько постов (из них главный -- Николаевский в устье Амура) с тем, чтобы обеспечить сообщение Восточной Сибири с владениями нашими, лежащими по берегам Охотского моря, Камчатки и Америки, и, наконец, для того, чтобы плавающие в значительном количестве около этих негостеприимных и опасных берегов иностранные суда в случае несчастий или нужды имели бы пристанище и помощь. Посты эти вскоре должны быть устроены в более или менее надлежащем виде, ныне же мы исследуем только берег для выбора лучших для этого местностей;
   4) Вам поручается всеми мерами содействовать американцам для достижения ими учёной цели, с которой по сведениям, сообщённым мне генерал-адмиралом, эти суда здесь могут явиться, стараясь при этом показать им, что всякое распоряжение с их стороны (носятся слухи, что будто бы цель прибытия этих судов в Татарский пролив заключается в занятии на берегах этого пролива пункта) не может быть допускаемо без разрешения высшего правительства;
   5) Иметь в виду, что в июне или в начале июля вам будут присланы провизия и подкрепление и потому продовольствия из Николаевского вы должны взять по крайней мере на 1 1/2 месяца;
   6) По прибытии в Кизи приказчика Бдрезина вышлите его на наемной лодке в Петровское с вымененными им просом и чаем, в чем мы очень нуждаемся; на посту в Кизи оставьте однвго или двух человек;
   7) По возвращении из экспедиции лейтенанта Бошняка передайте ему, чтобы он для личных со мной объяснений немедленно следовал в Петровское, и
   8) В случае прихода в Де-Каетри китобойных или иных иностранных частных судов заявляйте им, что так как все берега эти до корейской границы составляют российские владения, то никакие с их стороны произвольные распоряжения, а равно насилия и обиды гилякам и другим населяющим берега народам, как состоящим под нашей: защитой и покровительством, не могут быть допускаемы. Затем, по возможности, тщательно наблюдайте за их действиями.
   После этого, 6 июня я получил из Николаевского уведомление от Воронина и Разградского об исполнении данных им поручений и о том, что Разградский, согласно сейчас сказанному моему предписанию, 2 июня отправился в Де-Кастри.
   Воронин донёс мне, что, выйдя 10 мая из Николаевского, от мыса Пронге, он направился по указанному гиляками каналу, идущему по середине лимана, но мог проследовать только малую часть его, потому что при засвежевшем южном ветре шлюпку заливало сулоем и волнением, так что с большой опасностью он едва смог добраться до мыса Пронге. Глубина лимана в этой части от 4 до 6 сажен (7--11 м).
   Разградский, следуя от того же мыса по южному прибрежному каналу и достигнув мыса Лазарева, старался перейти на сахалинский канал, но здесь его постигла та же участь: при внезапно засвежевшем южном ветре развело сулой и волнение, которыми заливало его шлюпку и он едва мог достигнуть берега, чтобы укрыться.
   В заключение оба офицера заявили, что без парового мореходного судна с надлежащими средствами обследование средины лимана, где имеется надежда найти более глубокий фарватер, нежели известный нам прибрежный, решительно невозможно.
   23 июня с приказчиком Березиным, возвратившимся из Кизи, я получил донесение от Бошняка; в то же время пришло с нарочным из Аяна уведомление генерал-губернатора об утверждённом императором штате Амурской экспедиции. При этом приложен был и самый штат.
   Болезнь Н. К. Бошняка не позволила ему явиться лично ко мне в Петровское; он остался в Николаевском и оттуда 20 июня прислал мне следующий отчет о своей командировке: "Залив Де-Кастри совершенно очистился от льда 28 апреля, а между 7 и 28 апреля весьма часто при восточном ветре наполнялся льдами с моря. 1 мая на лодке с двумя казаками и тунгусом я вышел из залива, оставив при посте двух человек и дав им, согласно Вашему приказанию, на русском и французском языках объявления для предъявления иностранным судам в случае их прихода в залив. В лодке мы могли взять с собой сухарей и прочей провизии не более как на пять недель.
   "По наблюдениям моим, произведённым в заливе Де-Кастри, оказалось:
   1) Что подойти с залива к морю возможно было с 19 марта, войти же во внутреннюю часть залива можно было только с 27 апреля;
   2) Возвышение воды при обыкновенных обстоятельствах бывает от 4 до 5 футов (1,2--1,5 м);
   3) Грунт дна -- плитняк и жидкий ил на нём, толщиной не более 2 футов (0,6 м), а потому стоянка здесь судов не совсем обеспечена131;
   4) Самая закрытая часть залива -- за островами Базальтовым и Обсерватории, но глубина в этом месте от 3 1/2 до 4 1/2 сажен (6,4--8,2 м), у берега же мель;
   5) По речке Сомнин (или Нангмар), впадающей в заливе в западную мелководную бухту, можно подняться вверх по течению только на протяжении 4 вёрст и то на шлюпке, сидящей в воде не более 2 1/2 футов (0,75 м), далее же эта речка мелководна и порожиста, и
   6) Вся северная бухта усеяна каменьями, мелководна и недоступна.
   "1 мая я вышел из залива Де-Кастри и на пути пользовался всякими благоприятными обстоятельствами, чтобы собрать всевозможные сведения о свойстве берегов, рек, впадающих в море, зимниках, которыми пользуется местное население, о характере и образе его жизни. 22 мая 1853 года я прибыл в неизвестный еще до сего времени залив, носящий у прибрежных жителей название залива Хаджи.
   "Путь следования моего до этого залива был следующий:
   "2 мая мы прибыли в первое на нашем пути селение -- Дугу, которое расположено при устье реки того же имени, весьма мелкой и удобной только для входа небольших лодок; она вытекает из одном хребта с рекой Сомнин, течёт весьма извилисто, между низменными при устье берегами, поросшими травой. У самого устья на двух гористых мысах и на близлежащем хребте растет среднемерная ель. Берег до селения Дугу утёсистый, отвесный, и только два маленьких ручейка имеют небольшую отлогость и служат проезжающим туземцам местом убежища во время сильных ветров. До устья первого ручейка, лежащего от Клостер-Кампа на расстоянии около 10 миль (18 км), берег преимущественно сплошной каменистый; далее же глинистый, но везде покрыт густым мелким лесом. Перед самым селением Дугу находятся два каменистых острова132. На этих островах туземцы в июне собирают яйца чаек и диких уток, которых по всему прибрежью изобилие. Устье реки Дугу, по наблюдению полуденной высоты, лежит в 51o16'24" северной широты. Выйдя оттуда 5 мая, я достиг селения Хой, около которого встретил трёхмачтовое китобойное судно, стоявшее на верпе: шкипер его, пользуясь штилем, съезжал на берег, чтобы купить рыбы у гиляков; пользуясь тем, что он говорил и по-французски и по-немецки, я разговорился с ним и пригласил напиться вместе чаю. В разговоре он сообщил мне, что американцы нынешним летом собираются быть в Татарском проливе, чтобы занять здесь бухту для основания пристанища для китобойных и других судов, посещающих эти места. На это я отвечал ему, что без согласия нашего правительства этого сделать нельзя, потому что побережье до корейской границы, а равно и Сахалин, на основании трактата 1689 года и первоначального описания и заселения русскими Сахалина, составляют владения России. При этом я объяснил ему те основания, которые ему не были известны, и в заключение просил его сообщить о всём этом своим соотечественникам. После того я сказал, что мы ныне сами намерены во всех закрытых бухтах, которые окажутся удобными и безопасными для стоянки судов, поставить надлежащие посты, как уже и начали с залива Де-Кастри. Шкипер оказался человеком весьма образованным: он с любопытством выслушал мои объяснения и дал мне слово передать это и другим, а для большей основательности просил меня записать подобного рода заявление на бумаге, что я и исполнил. Имея в виду, что подобная встреча весьма важна, я воспользовался проезжавшими в это время из селения Аур на Амур маньчжурами и отправил с ними к Вам записку, приказав им как можно скорее доставить ее в Николаевское, и обещал им, что чем скорее она будет доставлена, тем большее они получат вознаграждение. Они сказали, мне, что ранее 10 ночей доставить эту п_и_с_к_у нельзя и они будут довольны, если им дадут 3 конца китайки, 5 сажен (9 м) миткаля (лось), 2 платка, охапку -- то-есть около 10 фунтов (4 кг) тамчи (махорки) и 3 топора; я сказал им, что всё это им выдадут, если они устоят в своем слове, и сверх этого прибавят ещё 3 сажени (5,5 м) пось. Они с радостью взялись и просили меня написать об этом писку. Так мы обоюдно и устроили: туземцы, пользуясь штилем, сейчас же отправились. Со шкипером Бергстремом мы расстались друзьями: я помог ему запастись вдесь у гиляков рыбой и дикими утками.
   "Селение Хой лежит при устье речки того же имени за мысом, называемым туземцами Большой Хой; оно находится в 35 милях (64 км) от мыса, речки и селения Дугу. Устье реки Хой запружено песком и дресвою, почему имеет вид озера. Местность, преимущественно у прибрежья, песчана, далее же тундриста и покрыта мелкой лиственницей133. На всем протяжении от селения Дугу до мыса Хой берег представляется утесистыми мысами; эти мысы носят следующие названия: Натом, То, Агас, Чансины, Мангутово, Чудой, Земново и Хой. Они все каменистые и с северной стороны представляют отвесные скалы, а с южной спускаются в море глинистыми обрывами, покрытыми мелким уродливым лесом и кустарником. По словам гиляков, здесь множество медведей. Здесь встречаются ручейки с низменностями и три небольшие речки; за мысом Агас течет река Гвелы, а за мысами Чансины и Чудой -- речки того же имени. Устья этих рек служат убежищем при свежих ветрах. Из них, впрочем, одна только Гвелы заслуживает некоторого внимания. Также, как и у большинства здешних рек, устье Гвелы загромождено наносами; она течет в гористых берегах, покрытых елью, при устье же берега её низменны и травянисты. Прежде тут была одна гилякская юрта; по рассказам гиляков, во время дождей вода прорывает кошки, отделяющие в обычное время устье реки от моря, и в неё заходит много кеты.
   Из селения Хой Бошняк прибыл в селение Сюркум (или Теряти), лежащее в 19 милях (36 км) от Хой. Оно расположено между двумя речками -- Сюркум и Теряти, от которых и получило свое название. Из них, первая, ближайшая к мысу и селению, при устье довольно глубока -- 6 футов (1,8 м) и при отливах имеется весьма быстрое течение; вторая же, Теряти, отделена при устье кошками и имеет вид озера; берега её низменны и песчаны. От устья реки Сюркум до мыса того же имени тянется заболоченная низменность, отчего и самый этот мыс издали кажется островом. Берег между селениями Сюркум и Хой вообще отвесный и утесистый с небольшими ручейками, представляющими весьма малые удобства для приставания шлюпок. По наблюдениям полуденной высоты солнца широта селения Сюркум 50o31'34"N134. Из этого можно заключить, что мыс этот -- тот самый, который на карте Крузенштерна назван мысом Маунта. Из селения Сюркум Бошняк прибыл в селение Лукаль, лежащее в 12 милях (22 км) от Сюркума. Лукаль находится при устье реки того же названия, которое загромождено с моря дресвяною кошкой, отчего тоже имеет вид озера135. Местность у этого устья до мыса возвышенна, покрыта травой и различными цветами и потому весьма красива, а речка изобилует рыборй. Берег моря между селениями Сюркум и Лукаль отвесно-утесистый; на нем нет ни одного ручейка с низменностью, отчего он весьма опасен! От селения Лукаль, в 6 милях (11 км), лежит селение Хойль, а в 2 милях (3,7 км) от него -- селение Быки, расположенные при устье одноименных рек. Быки зимой не изобилуют рыбой, поэтому жители на зиму переходят в другие селения или на реку Тумнин. Устье реки Быки мелко и каменисто, берега же на всем протяжении низменны и только местами возвышаются и имеют мелкий лес. В 32 милях (59 км) от селения Быки расположено селение; Датта. По полуденной высоте солнца широта последнего оказалась 49o16'N. Мыс Датта, неподалеку от устья большой одноименной реки, на карте Крузенштерна назван мысом Лессепс136; он травянист, покрыт редким березняком и по хорошему качеству травы представляет удобство для скотоводства. В двух верстах от берегов реки тянется большой хребет и от него в полуверсте идет тундристая низменность, покрытая горелым лесом. Река Датта изобилует как речной, так и морской рыбой, поэтому там имеется постоянное население, живущее на её берегах зимой и летом. Такого рода местность -- единственная на всём осмотренном мной пространстве. Это селение служит непременной станцией для всех жителей, кочующих по реке Тушин и проезжающих мимо с реки Амура на тюлений промысел и для торговли в заливе Хаджи".
   Сведения, собранные Н. К. Бошняком о реке Датта, следующие: она состоит из двух рек -- Тумнин и Чламаль, собственно же Датта, по рассказам туземцев, течёт на расстоянии 150 вёрст от слияния этих рек; течение её на этом, пространстве извилисто и направляется частью между низменными, частью же между гористыми берегами, покрытыми толстым осиновым, кедровым, лиственным и еловым лесом. Леса эти изобилуют соболями, лисицами и выдрами, что составляет главный зимний промысел туземцев.
   Берег моря между селениями Быки и Датта преимущественно утёсист и покрыт мелким лесом; на нём замечательны следующие мысы: Вьена, Чумы, Юмы и, наконец, Датта, или Лессепс. Все они гранитные, сложены изверженными породами, причём мыс Чумы имеет красный цвет. Вообще эта часть берега обращает на себя внимание своими живописными видами; то он образован высокими отвесными скалами, доходящими до 150 футов (45 м) высоты; то образует маленькие бухточки, посередине которых стоят отдельно красноватые скалы; то опять представляет луговые низменности, поросшие рощами, цветами и кустарником. Однако из многих речек, впадающих в море на этом пространстве, ни одна не заслуживает внимания.
   От селения Датта в 9 милях (около 17 км) лежит селение Джунихо, на небольшой речке того же названия. Селение это расположено на луговой низменности в маленькой бухточке, в которую впадает одноимённая река. Эта река весьма мелка и узка, так что в устье её лишь с большим трудом входят туземные лодки. Берег на протяжении от Датта до Джунихо горист и каменист137.
   В 10 1/2 милях (19,5 км) от Джунихо находится селение Уй при устье небольшой одноимённой речки, падающей в небольшую бухточку, берега которой тундристы и покрыты мелким лесом; устье этой речкй весьма узко и мелко. Подход с моря к её устью затруднителен даже и для туземных лодок по причине множества каменьев, которыми она усеяна. Морской берег до этого селения имеет тот-же характер, что и предыдущий. Из мысов, лежащих на этом берегу, замечательны (названные мной) мыс Козакевича и Китобойный. Весь берег от селения Уй до залива Хаджи низменный и покрыт густым лесом, на нем нет ни одной речки.
   "23 мая 1853 года, -- пишет Бошняк, -- при свежем восточном ветре я подошел к низменному перешейку, перетащил через него лодку и вошел в бухту, которую назвал в честь цесаревича -- Александровской. Из этой бухты мы того же числа прибыли в самый залив и расположились за островом на ночлег. Это место, как лежащее у входа в залив с моря, я и выбрал за начальный пункт моих исследований. Широта его по полуденной высоте солнца оказалась 49o4'N.
   "Неизвестный до этого времени никому из европейцев залив Хаджи, названный мной заливом Императора Николая I138, опоясан горными отрогами, отделяющимися от хребта, идущего параллельно берегу моря. По склонам обращенных к заливу гор произрастают кедровые леса. Залив этот принимает в себя, кроме большого числа маленьких рек, две значительные реки --Хаджи и Ми139. Первая из них впадает в главную бухту залива, названную мной бухтой императрицы Александры140, а вторая -- в большую бухту, названную бухтой великого князя Константина141.
   "Залив Хаджи можно подразделить на четыре части или бухты -- императрицы Александры (по-туземному Ходж), великого князя Константина (по-туземному Ми), великого князя цесаревича Александра (по-туземному Верги). Каждая из этих бухт составляет обширную и совершенно забытую гавань, из которых бухта великого князя Константина особенно замечательна по приглубым берегам своим, к которым могут приставать суда всех рангов. Константиновская бухта с северной стороны окаймлена горами, а с южной возвышенным ровным берегом. Глубина её от 5 до 10 сажен (9--18 м), а под самым берегом -- от 4 до 5 сажен (7--9 м). В эту бухту впадает река, имеющая в устье канал с глубинами около 11 футов (3,3 м). По рассказам туземцев, берега этой реки покрыты толстомерным лесом из кедра, лиственицы и ели. В жаркое время сюда выходит много сохатых (лосей), охота на которых составляет главное занятие жителей; кроме того, население занимается ещё рыбным промыслом, так как река изобилует рыбой.
   "Бухта цесаревича Александра уступает Константиновской тем, что низменный перешеек открывает её северным ветрам; глубина в ней на расстоянии около 200 сажен (366 м) от перешейка -- от 2 до 5 футов (0,6--1,5 м), а далее на пространстве около 2 1/2 верст, до её устья, -- от 3 до 10 сажен (5--18 м); у берега 4 сажени (7 м).
   "Южный берег бухты императрицы Александры возвышенный и изобилует чрезвычайно толстомерным лесом -- от 10 до 15 вершков (0,45--0,68 м) из кедра, лиственицы и ели; северный же берег увалистый, ровный и хотя покрыт лесом, но менее толстым. Глубина в бухте от 9 до 17 сажен (16--30 м), у самого берега 3 сажени (5,5 м).
   "Бухта великого князя Алексея имеет в устье глубину 9 сажен, а далее от 4 до 7 сажен (7--12 м); берега её увалисты и заняты частым лесом, частью же лугами.
   "Река Хаджи впадает в бухту императрицы Александры; она, по словам туземцев, течёт на 150 вёрст. Из них на протяжении 40 вёрст она удобна для плавания на лодках; на этом расстоянии -- четыре селения. Глубина реки на баре в малую воду от 1 1/2 до 2 1/2 футов (0,5--0,8 м), а далее до 12 футов (3,5 м). Правый берег при устье (гористый, левый -- луговой. Оба берега реки покрыты строевым лесом из лиственицы и ели. По словам туземцев, в 40 верстах от устья по берегам этой реки находятся дубовые леса.
   Население залива императора Николая живёт в пяти селениях; главное из них при устье реки Ми имеет 10 юрт. Всех жителей не более 50 душ. Образ жизни туземцев, а равно и жителей всего пройденного мной берега, следующий: большая часть их полукочевая и полуоседлая, так как перемена места ограничивается у них постоянно двумя пунктами. В летнее время они выходят на побережье, где и выжидают прохода морской рыбы, из которой готовят для себя зимний запас. Затем на зиму, уходят на реки Дагта и Тумнин, на которых занимаются промыслом сохатых и различного рода пушных зверей. Со вскрытием этих рек, сделав себе лодки из толстой осины, которой, по их словам, на этих реках изобилие, они спускаются по течению в свои летники. Там они опять занимаются охотой на сохатых и рыбным промыслом; для последнего им приходится переходить в соответствующие для промысла места в окрестностях залива. Средства, употребляемые ими для ловли рыбы, гораздо хуже, чем у амурских туземцев, и потому, несмотря на огромное количество речной и периодической морской рыбы, запасы их никогда не превышают количества, необходимого для домашнего употребления. Весной, когда время прохода рыбы еще не наступило, туземцы на легких ветках (шлюпка из бересты) выезжают к внешней части залива, где ловят камбалу, бычков и раков {То-есть крабов. (Прим. ред.).} для пропитания в это время. Часто случается, что рыбный промысел осенью изобилен, и тогда большая часть остается зимовать в своих летниках.
   "Местное население живёт в юртах, сделанных из коры; для приготовления пищи и отопления среди юрты, на земле, раскладывается огонь. Юрты эти ежегодно ремонтируются. Поблизости рыбного промысла, подобно всем народам, населяющим Амурский край, эти туземцы, имеют летники.
   Все здешние жители нрава кроткого и боязливы; по большей части тех предрассудков, каких много у гиляков, у них нет. Несмотря на то, что страна изобилует пушными ценными зверями и рыбой, они живут очень бедно, вероятно оттого, что не имеют никакой возможности сбывать свои промыслы за сходную цену. По их словам, одна или две лодки ежегодно ходят в Де-Кастри и оттуда в Кизи, для закупки крупы, табаку и ткани (преимущественно китайки) от торгующих там маньчжуров, гиляков и других. Обитатели реки Амура хотя и приезжают для торговли на побережье Татарского пролива, но все-таки не могут удовлетворить потребностям разбросанного по этому берегу населения, доходящего до 5 000 душ.
   "Различные люди, встречавшиеся на пути, рассказывали мне, что до селения Кульмути, лежащего в 300 верстах от устья реки Самарги, ведётся торговля с приезжающими туда инородцами и маньчжурами с рек Уссури и Сунгари; до этого селения ни хлебопашеством, ни огородничеством не занимаются; далее же к югу внутри страны есть манзы, которые имеют скот и огороды и занимаются хлебопашеством. Обитатели татарского берега разделяются на два рода: те, которые населяют берег от Де-Кастри до реки Самарги, называют себя мангунами; живущие же к югу от Самарги до корейской границы -- кекгальцами, а внутри страны -- манзами. Мангуны и кекгальцы отличаются между собой языком, но образ жизни их одинаков. Манзы оседлы, и язык их -- смесь манчьжурского с кекгальскнм. В расстоянии около 800 вёрст от реки Самарги (20 дней хода на лодке по словам жителей) в большой залив впадает река Суйфун. С этой реки ездят в корейский город и на большое озеро Ханка, которое соединяется с рекой Уссури142. На побережье Татарского пролива между реками Самаргою и Суйфуном, по словам населения, есть много закрытых бухт, из коих некоторые иногда вовсе не замерзают, и бухты эти находятся недалеко от реки Уссури, с которой и на которую туземцы часто ездят на собаках через горы. Подобных путей, по их словам, очень много. Река Самарга впадает в море в широте около 46o30'. По словам жителей, эта река имеет берега, покрытые строевым дубом и клёном; она глубока на пространстве около 200 вёрст, и по ней могут подыматься большие лодки. С этой реки ездят на Уссури через реку Хор и притоки рек Самарги и Хора. Этот путь -- около 400 вёрст.
   "Ещё я узнал, что из залива императора Николая на реку Амур имеются три пути: первый с Кизи по рекам Датта и Тумнин, через довольно высокий хребет на исток речки Ай, впадающей в озеро Кизи (этим путём до селения Кизи около 500 вёрст); второй по рекам Датта и Тумнин до истока последней, откуда переваливают на речку Уливчи, впадающую в реку Ады, приток Амура143, и, наконец, третий путь по реке Датта до устья реки Члямаль, вверх по сей последней, до гор и далее через хребет в приток реки Хунгари; по этой последней спускаются до места её впадения в Амур. Последний путь считается самым удобным и имеет около 400 вёрст. Все жители побережья Татарского пролива ни от кого не зависят, никому ясака не платят и никакой власти не признают".
   Окончив описание залива императора Николая I, Н. К. Бошняк собрал на берег в бухту, лежащую при выходе из залива, всё население и объявил, что так как вся страна до корейской границы русская, то мы их и всех жителей, в ней обитающих, принимаем под свою защиту и покровительство. После того он поставил крест и вырезал на нем: "Открыта и названа заливом императора Николая 1-го 23 мая. Н. К. Бошняк". Передав жителям объявление упомянутого содержания на русском, немецком и французском языках, Бошняк приказал им предъявлять эту бумагу каждому судну, которое они встретят, а тем более которое придёт в гавань. 30 мая Бощнак вышел из гавани и направился в обратный путь вдоль берега к северу. Провизии у него оставалось только на три дня, а потому шесть дней он питался рыбой и ягодами. 8 июня он прибыл в залив Де-Кастри и, вследствие моих распоряжений, отправился в Николаевск, куда и прибыл больным 17-го числа.
   Результаты открытий и исследований Н. К. Бошняка были очень важны. Он был первым из европейцев, который дал свету точное понятие о северной части побережья Татарского пролива и обнаружил неточное изображение этой части берега на карте Крузенштерна; он открыл на этом берегу одну из превосходнейших и обширнейших гаваней в свете и узнал, что там находится ещё несколько гаваней, чем разрушил сложившееся до этого времени мнение, отразившееся и на карте Крузенштерна, что будто бы на всём пространстве этого берега, от залива Де-Кастри до корейской границы, нет не только ни одной гавани, но даже какой-либо бухты, сколько-нибудь удобной для якорной стоянки, почему берег этот считался опасным и недоступным. Наконец, он разрешил окончательно весьма важный вопрос: именно, что жители, обитающие на этом берегу, никогда зависимы не были и китайской власти не признавали.
   Вслед за нарочным из Аяна, 26 мая, я получил с почтой высочайшую награду -- орден св. Анны 2-й степени с короной и утверждённый императором, по представлению генерал-губернатора, штат Амурской экспедиции.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ПРЕДПИСАНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА О ЗАНЯТИИ САХАЛИНА

Предписание генерал-губернатора от 2 марта 1853 года. -- Утверждение штата Амурской экспедиции. -- Сущность отношения Завойко. -- Донесение генерал-губернатору от 25 июня 1853 года. -- Предписание генерал-губернатора от 15 и от 23 апреля 1853 года. -- Письмо Н. В. Буссе от 6 июля 1853 года. -- Следствие распоряжений высшего правительства. -- План действий моих в июле 1853 года. -- Распоряжения мои доктору Орлову 14 июля. -- Письмо моё генерал-губернатору от 14 июля 1853 года.

   
   В предписании своем от 2 марта 1853 года генерал-губернатор пишет мне: "Ввиду важности результатов Ваших действий государь император, по представлению моему, высочайше удостоил Вас наградить за оные и вместе с тем утвердить штат вверенной Вам экспедиции, составленный на основании донесений Ваших, и приказать изволил все расчеты с Российско-Американской компанией окончить к 1 января 1864 года, о чем и сообщено Главному правлению Компании".
   Согласно штату экспедиции, Н. Н. Муравьёв предписывал мне;
   а) Всех чинов экспедиции зачислить в её штат.
   б) Время к пенсиону офицерам считать с 29 июня 1850 года, то-есть со дня основания Петровского зимовья.
   в) Главным пунктом экспедиции назначить Николаевское.
   г) Морское довольствие требовать от камчатского губернатора.
   д) Командиром морской роты и моим помощником назначается капитан-лейтенант Бачманов, который и должен прибыть на место в навигацию 1853 года; что же касается дополнения экспедиции командой, согласно утверждённому штату оной, то оно не может последовать ранее 1854 года и, вероятно, будет произведено из Забайкалья;
   Согласно утверждённому штату Амурская экспедиция состояла: 1) начальника экспедиции капитана 1-го. ранга Невельского на правах губернатора или областного начальника; 2) из роты флотских нижних чинов в составе 240 человек, откомандированной из камчатского экипажа. Командир этой роты, штаб-офицер флота, вместе с тем назначался помощником начальника экспедиции. В этой роте должны состоять: 2 лейтенанта, 2 мичмана, 2 штурманских офицера и 1 артиллерийский офицер (вместо штурманских и артиллерийского офицеров, по усмотрению начальника экспедиции, могут быть флотские офицеры); 3) при экспедиции, сверх морских чинов, состоят сотня конных казаков с двумя офицерами и взвод горной артиллерии при двух офицерах, доктор, правитель канцелярии с одним или двумя помощниками, три писаря, содержатель имущества, два фельдшера и священник с походной церковью; 4) все чины, состоящие в экспедиции, пользуются морским довольствием, по камчатскому положению, в продолжение всего года; 5) офицеры, состоящие в экспедиции, получают пенсионы за пять лет служения в ней в том размере, какой определен по закону за десять лет службы в Охотске и на Камчатке; 6) служба, проведённая в экспедиции, считается год за два года для нижних чинов и, наконец, 7) экспедиция во всех отношениях состоит под непосредственным начальством генерал-губернатора Восточной Сибири.
   С этой же почтой я получил отношение от камчатского губернатора В. С. Завойко, который просил меня скорее выслать в Петропавловск зимующий в Петровском бот "Кадьяк", так как с открытием навигации все суда камчатской флотилии должны итти в Аян, а между тем необходимо снабдить продовольствием Гижигу и Тигиль.
   Судя по распоряжениям высшего правительства, я убеждался, что оно решается, наконец, обратить серьёзное внимание на этот край и что заявление моё о принадлежности его России ему уже известно, а потому слова: иметь постоянно в виду благоразумие, осторожность и миролюбиво водворяемую нами в том крае власть, при сношении с ожидаемыми американскими военными судами {Курсив Г. И. Невельского. (Прим. ред.).}, могли быть понимаемы в духе упомянутого в предыдущей главе моего заявления иностранцам.
   Ввиду этого убеждения и сведений, доставленных Бошняком, Разградским и Петровым, я решил:
   а) Немедленно отправить бот "Кадьяк" в Аян с предложением Кашеварову, чтобы первое военное судно, пришедшее из Петропавловска, было прислано в Петровское с запасами, какие только возможно уделить из Аяна, и затем, чтобы он скорее высылал в Петровское запасы и товары, а равно и паровой баркас, который должен был прибыть в Аян согласно уведомлению Главного правления Компании.
   б) С прибытием из Аяна военного судна немедленно отправиться на нем в Татарский пролив с целью поставить военные посты на западном берегу острова Сахалина и в Императорской Гавани.
   в) В то же время отправить А. И. Петрова с продовольствием и частью людей в Кизи, для подкрепления нашего поста в заливе Де-Кастри и окончательного занятия селения Котова (около Кизи).
   Бот "Кадьяк" вышел из Петровского 26 июня; с ним я послал донесение генерал-губернатору (прося это донесение отправить из Аяна с нарочным) и отчеты по исследованиям Бошняка, Разградского, Петрова и Воронина. Объясняя важность результатов их работ, а также обстоятельства, с которыми приходится сталкиваться на месте, и, наконец, те из моих планов, которые я непременно приведу в исполнение с прибытием первого военного судна в Петровское, я писал: "Немедленное занятие Императорской Гавани, как гавани на побережье Татарского пролива, находящейся посредине между лиманом и корейской границей, весьма важно. Кроме того следует занять ещё одну бухту на западном берегу острова Сахалина и выслать в крейсерство в Татарском проливе военное судно. Всё это крайне необходимо, во-первых, ввиду ожидаемого прибытия в этот залив американской экспедиции, а во-вторых, для подкрепления постов в Де-Кастри и Кизи. Только этими действиями мы фактически можем заявить американцам и всем иностранцам о принадлежности этого края России и тем предупредить всякие на него с их стороны покушения.
   "Из моего донесения Ваше превосходительство изволите усмотреть, что разрешение главного морского вопроса подвигается успешно. Несмотря на ничтожество средств, мы принимаем меры к ограждению этого края от всяких на него покушений с моря. Так как государь по ходатайству Вашему уже обратил свое высокое внимание на наши работы, то мы надеемся, что экспедиция наша получит, наконец, надлежащие средства. Несмотря на все усилия и попытки, мы не только не имели возможности с имеющимися средствами произвести исследование находящихся в центральной части лимана фарватеров, которые, по словам гиляков, более глубоки, чем уже известные нам открытые в 1849 году фарватеры, но не могли с точностью определить направление и этих последних и оградить их надлежащими знаками, необходимыми для плавания судов по лиману. Лиман, как Вам известно, имеет сильные неправильные течения и лабиринты банок и мелей, так что вход в реку судов, сидящих в воде до 14 футов (4,2 м), остается доселе, по неимению при экспедиции средств, необеспеченным.
   На исследование лимана и на устройство на нём мореходных знаков, даже при том числе судов, о котором я несколько раз просил Ваше превосходительство, потребовалось бы более двух лет, а между тем в штате Амурской экспедиции, ныне мне присланном, а равно и в предписании Вашем, не говорится, какое число и какие именно суда должны быть присланы в экспедицию. Теперь с увеличением команды в экспедиции более чем в пять раз, при необходимости иметь несколько постов на побережье края и по рекам Амуру и Уссури, и, наконец, ввиду необходимости исследовать лиман, надобно, чтобы при экспедиции было по крайней мере два мореходных винтовых судна с осадкой от 9 до 13 футов (2,7--4 м) и с паровыми баркасами и хотя бы один большой речной пароход; в противном случае не только производить исследование лимана, но и обеспечить продовольствием назначенное по штату число команд, которые должны быть размещены в нескольких постах по прибрежью до корейской границы, на острове Сахалине и по берегам, будет не только затруднительно, но и почти невозможно. Следовательно, с присылкой сюда только одних команд без упомянутых судов экспедиция не только не сможет достигнуть упомянутой главной государственной цели, но ещё поставлена будет в безвыходное положение, не соответствующее достоинству России.
   "Вследствие этих соображений, убедительно прошу Ваше превосходительство обратить на это Ваше внимание и исходатайствовать, чтобы были высланы с командами и упомянутые средства, необходимые для прочного водворения нашего в этом крае, бесспорно принадлежащем России".
   Отправив донесение, я с нетерпением стал ожидать первого судна из Аяна. Команды наши, благодаря местным средствам, поправились от тяжкой скорбутной болезни {Пять человек нижних чинов все же умерли от нее}, и мы начали заготовлять лес в Петровском и в Николаевском для сооружения помещений. Наконец, 11 июля пришел из Аяна на петровский рейд транспорт "Байкал" с 12 казаками и 5 матросами для экспедиции. С ним я получил весьма важные высочайшие повеления, в предписании генерал-губернатора, от 15 и 23 апреля и уведомление от майора Н. В. Буссе, командированного Н. Н. Муравьёвым.
   Генерал-губернатор писал мне: "Великий князь генерал-адмирал сообщил, мне, что государь, по всеподданнейшему докладу государственного канцлера, в присутствии его императорского высочества, относительно острова Сахалина, в 11-й день апреля 1853 года, высочайше изволил утвердить по сему предмету следующие основания:
   "1) Российско-Американской компании занять остров Сахалин и владеть им на тех же основаниях, как владеет она другими землями, упомянутыми в её привилегиях;
   "2) Обещать Компании, что для занятия Сахалина и для защиты на нём компанейских учреждений ей дадут в полное распоряжение воинских нижних чинов и офицеров. Чины эти будут считаться на службе Компании и находиться на полном её иждивении.
   "3) Занять на Сахалине те пункты, которые по местным соображениям окажутся важнейшими, к чему и приступить непременно в навигацию сего 1853 года, а с 1854 года Компания должна иметь там своего особого правителя, которому в политическом отношении состоять под начальством генерал-губернатора Восточной Сибири или другого правительственного главного начальника, какой будет высочайше указан,
   "4) Компания не должна допускать на Сахалине никаких иностранных заселений, ни произвольных, ни по взаимному соглашению, и может передать сей остров только правительству;
   "5) Правительство пользуется на острове Сахалине для казённых потребностей каменным углём безвозмездно, но добывает его своим иждивением;
   "6) Для ограждения берегов острова и гаваней от вторжения иностранцев Компания обязывается содержать достаточное число судов, но в случае военного нападения войско для защиты требует от правительства;
   "7) При первоначальном занятии острова Сахалина, в нынешнем году, могут быть употреблены, с разрешения генерал-губернатора под начальством начальника Амурской экспедиции, военные чины и средства этой экспедиции; однако она должна быть совершенно-отдельной от Сахалинской и оставаться попрежнему в непосредственном распоряжении правительства.
   "8) Компанейское начальство должно обращаться с требованиями своими о назначении к нему офицеров и нижних чинов к генерал-губернатору Восточной Сибири, а сей последний обязан исполнять это требование безотлагательно; впрочем, Главное правление Компании, в случае надобности, может обращаться с просьбами по сему предмету и к высшему правительству на случай необходимости и удобства отправки из балтийских портов на Сахалин офицеров и нижних чинов из совершающих кругосветное плавание судах.
   "9) Офицеры и нижние чины, направляющиеся на Сахалин, должны отправляться туда на судах и иждивении Компании от самого места прежнего их служения.
   "10) В нынешнем же году назначить не менее 100 человек из Камчатки и обязать Компанию содержать их.
   "11) На издержки по сему предприятию отпустить Компании ныне же безвозвратно и без всякого впоследствии расчета 50 000 рублей серебром из сумм, ассигнованных в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири на составление особого капитала по предприятиям относительно гиляков".
   Препровождая мне это высочайшее повеление и предписывая привести его на месте в исполнение, по точному его смыслу, генерал-губернатор писал;
   "Согласно высочайшей воле, по соглашению моему с Главным правлением Компании, все основанные Вами в нынешнем году учреждения и чины Сахалинской экспедиции во всех отношениях, до прибытия в 1854 году правителя на Сахалин, будут находиться в Вашем ведении. При исполнении же сего важного возлагаемого на Вас повеления нахожу нужным указать Вам следующие главные основания к успешному исполнению видов правительства:
   "а) Занять на острове Сахалине в нынешнем году два или три пункта на восточном или западном берегу, но как можно южнее,
   "б) Находящихся на южной оконечности Сахалина японских рыбаков не тревожить и оказывать им дружеское расположение, уверяя их, что мы занимаем остров Сахалин в ограждение от покушений иностранцев и что под нашей защитой они могут безопасно продолжать там свой промысел и торговлю.
   "в) Для занятия острова Сахалина назначено ныне из Камчатки 100 человек и два офицера при них. Для выбора этих людей и доставки их к Вам я командировал состоящего при мне майора Буссе. Кашеварову я предписал отправить в гавань Счастья -- Петровское -- приготовленные в Аяне срубы для зимовки людей на Сахалине и одно судно в Ваше распоряжение; оно должно остаться там на зимовку; относительно команды я послал предписание Завойко и считаю нужным Вас предупредить, что означенную команду, с двумя офицерами и со всеми продовольственными запасами, вооружением и всем необходимым для построек, а равно и с товарами, майор Буссе должен доставить Вам в Петровское в исходе июля, но никак не позже 1-го или 4 августа.
   "г) В случае, если Вы признаете нужным сейчас же по получении сего занять на Сахалине какой-либо пункт, до прибытия означенных людей, то это предоставляется сделать по Вашему усмотрению теми средствами, какие имеются во вверенной Вам экспедиции.
   "д) В начале июля к Вам в Петровское должен прибыть 16-сильный пароход, купленный Компанией в Англии; вероятно Вы получите его одновременно с настоящим предписанием; прошу употребить его в дело при занятии Сахалина; весьма было бы полезно, если бы Вы с помощью этого парохода провели Амурским лиманом в Татарский пролив то судно, на котором прибудет к Вам майор Буссе. Это судно можете оставить зимовать на Сахалине.
   "е) В местах, которые будут заняты Вами на Сахалине, необходимо поставить орудия и устроить ограды или укрепления.
   "ж) Когда Н. В. Буссе доставит Вам всё, о чём говорилось выше, Вы его немедленно отправите ко мне с донесениями".
   Вместе с этим, во втором предписании, от 23 апреля, генерал-губернатор писал:
    "Вследствие доклада моего и на основания высочайшего указания о границе нашей с Китаем, предлагаю Вам занять нынешним же летом залив Де-Кастри и соседственное с ним селение Кизи и о последующем донести мне. В заливе Де-Кастри иметь караул по крайней мере из 10 человек при офицере. В Кизи поставить военный пост для подкрепления и снабжения Де-Кастри. При этом предупреждаю, что, согласно с высочайшими указаниями о границе нашей с Китаем, далее Де-Кастри и Кизи итти не разрешено {Курсив Г. И. Невельского. (Прим. ред.).}, а главное внимание должно быть Вами обращено на Сахалин".
   Н. В. Буссе, прибыв в Аян, прислал мне следующее письмо от 6 июля:
   "Расчеты, сделанные в С.-Петербурге, оказались ошибочными: я с 25 июня в Аяне, а суда Компании еще не приходили и когда будут -- неизвестно. Пять дней тому назад пришли с Камчатки "Иртыш" и "Байкал", но, вследствие данных мне инструкций я наставлений -- перевозить к Вам десант непременно на компанейских судах, итти за десантом на Камчатку на "Иртыше" или "Байкале" я не могу; между тем время до такой степени упущено, что если бы, как объясняет А. Ф. Кашеваров, сейчас и пришло компанейское судно, то и тогда десант, назначенный на Сахалин из Камчатки, вряд ли можно доставить в Петровское ранее 1 сентября. Никаких срубов, о которых мне говорили в Петербурге, здесь нет и не делается; между тем мне велено и срубы эти взять и доставить к Вам в Петровское вместе с десантом из Камчатки со всем продовольствием, снабжением и вооружением никак не позже 1 августа. Поставленный теперь в невозможность исполнить это приказание и не имея права перевозить десант на казённых судах, ибо за это подвергся бы ответственности, спешу донести Вам об этом на Ваше усмотрение, и вместе с тем необходимым считаю сообщить, что, по словам Кашеварова, назначенный Компанией для перевозки десанта из Петровского на Сахалин бриг "Константин", во-первых, не может поместить этого десанта с тяжестями, во-вторых, он весьма ненадёжен и, в-третьих, если он и придет в Аян, что невероятно, то разве самой поздней осенью. На основании Ваших предписаний А. Ф. Кашеварову посылаю Вам транспорт "Байкал" и 17 человек людей с различными запасами, какие могли набрать в Аяне, сам же с часу на час ожидаю компанейского судна, чтобы отправиться за десантом в Петропавловск. Пакет от Вас немедленно отправлен с нарочным к генерал-губернатору. 5 июля бот "Кадьяк" ушёл в Петропавловск".
   Таковы были распоряжения высшего правительства, последовавшие, как сообщал мне в частном письме Н. Н. Муравьёв, в результате моих донесений и других соображений. Эти распоряжения ясно показывают, что правительство, признав остров Сахалин принадлежащим России, всё свое внимание обратило на него; что же касается побережья Татарского пролива с его гаванями, обусловливавшими всю важность для России этого края, то оно было оставлено без всякого внимания, несмотря на то, что этот край заслуживал несравненно большего внимания, чем остров Сахалин, не имевший ни одной гавани. Правительство ограничивалось на побережье Амурского края только заливом Де-Кастри и предполагало "провести границу с Китаем по левому берегу Амура. Это придавало большое значение Петропавловску и не оставляло мысли, что этот порт должен быть главным нашим портом на Восточном океане.
   Так как распоряжение правительства о занятии залива Де-Кастри и Кизи, как мы видели выше, последовало гораздо позже, чем мы их заняли, то мне оставалось занять Императорскую Гавань и делать затем другие исследования и занятия берега к югу от этой гавани, тоже вне повелений.
   Средства мои были весьма ограниченные, а потому мешкать было нельзя, тем более, что единственным моим побуждением было благо Отечества. Но в описываемое время я должен был торопиться занять Сахалин. Чтобы совместить то и другое, я составил себе следующий план действий:
   Немедленно отправиться на "Байкале" к Сахалину и в Татарский пролив с целью: а) осмотреть южную часть острова; б) занять Императорскую Гавань военным постом с тем, чтобы из неё продолжать наше исследования к югу до корейской границы и, ставить постепенно во вновь открываемых местах такие же посты; в) основать военный пост на западном берегу острова Сахалина, а с прибытием десанта из Камчатки -- занять главный пункт острова в заливе Анива; г) подкрепить наши посты в Де-Кастри и Кизи и д) по возможности принять решительные меры к фактическому заявлению ожидавшимся американским судам о принадлежности этого края России.
   Я торопился занять Императорскую Гавань, потому что она представляла как бы центральный пункт всей прибрежной полосы на пространстве от лимана до корейской границы. Заняв её, мы становились хозяевами всего побережья, а крейсирующее около этих берегов наше военное судно ещё более могло удостоверить ожидавшихся гостей в том, что эти берега не нуждаются в других хозяевах.
   Вот главная цель, ввиду которой я поспешил отправиться в Татарский пролив и оставить в нём для крейсерства транспорт "Байкал".
   Перед отправлением из Петровского я дал следующую инструкцию единственному оставшемуся в нем офицеру -- доктору Орлову:
   1) Воронина послать в Николаевское на смену Петрова, которому, взяв, с собой на два месяца продовольствия и пять человек матросов, следовать для подкрепления поста в Кизи, избрать там место около селения Котова и начать постройку помещения на зиму, потом ожидать моего прибытия из Де-Кастри.
   2) Бошняку, по выздоровлении от болезни, прибыть в Петровское и принять начальство над ним.
   3) С прибытием судна из Аяна с паровым баркасом для экспедиций и товарами стараться всё это скорее выгрузить и баркас изготовить к плаванию.
   4) В случае прибытия Н. В. Буссе с десантом предписываю ему ничего не выгружать и не свозить десанта в Петровское, а ожидать моего возвращения.
   5) С нарочным тунгусом немедленно отправить в Аян письмо мое к генерал-губернатору, прося А. Ф. Кашеварова, чтобы он тотчас по получении отправил его с нарочным по назначению.
   В этом письме я объяснил Н. Н, Муравьёву, все, изложенные выше обстоятельства и уведомил его, что Кизи и залив Де-Кастри заняты мной гораздо раньше получения высочайшего повеления: "Что же касается десанта, -- писал я, -- который должен прибыть из Камчатки с майором Буссе, то, по случаю ошибочных расчетов, сделанных в Петербурге, в Аян до 6 июля не пришло еще ни одно компанейское судно, на казённых же транспортах "Байкал" или "Иртыш", пришедших в Аян, по уведомлению Буссе, еще в исходе июня, Николай Васильевич не решился итти. Эту нерешимость он объясняет какими-то инструкциями и политическими соображениями, которые, но моему мнению, неуместны. Я приписываю его нерешительность только неопытности и неведению тех важных последствий, каковые от его нерешительности и каких-то политических соображений могут произойти, -- ибо в данном случае каждая минута дорога. Впрочем, от офицера, взятого прямо из фронта, и ожидать более ничего нельзя144. Однако, как бы то ни было, десант, как Вы изволите видеть, ранее 1 сентября в Петровском вряд ли будет, и то при счастливых обстоятельствах, а потому высадки десанта на Сахалин не может последовать ранее исхода сентября. Бросить людей в такое позднее время года на пустынный восточный или западный берег острова -- значит обречь их на неминуемые болезни и почти на верную гибель. Кроме того производить высадку такого значительного числа людей с тяжестями (около 5 тысяч пудов), при средствах какого-либо компанейского или нашего казённого транспорта, имеющих не более двух небольших шлюпок, да ещё на открытый берег, без гаваней, и в такое позднее время, не только опасно, но просто почти невозможно. Так как, на основании 1 и 4 пунктов высочайшего повеления, Сахалин признан бесспорной принадлежностью России на всём его пространстве, то я считаю необходимым занять главный пункт его -- Тамари-Анива, лежащий в заливе Анива и имеющий средства как для своза десанта с тяжестями, так и для первоначального его размещения. Занятие всякого другого пункта на восточном или западном берегу острова, без закрепления нашего в главном его пункте -- Тамари-Анива -- было бы несоответственным достоинству России, потому что обнаружило бы только робкое и какое-то нерешительное с нашей стороны действие и неминуемо повлекло бы к неприятным столкновениям с японским правительством. Наконец, я решаюсь занять Тамари-Анива ввиду ожидаемой сюда американской военной эскадры, которой мы должны фактически указать, что Сахалин составляет русское владение.
   "По этим соображениям, с прибытием из Петропавловска Н. В. Буссе с десантом, я считаю необходимым немедленно следовать прямо в залив Анива и там утвердиться".
   В заключение я высказал генерал-губернатору следующее: "Не на Сахалин, а на матерой [материковый] берег Татарского пролива должно обратить главное наше внимание, потому что он, по неоспоримым фактам, представленным ныне экспедицией, составляет неотъемлемую принадлежность. России. Только закрытая гавань на этом побережье, непосредственно связанная внутренним путём с рекой Уссури, обуславливает важность значения для России этого края в политическом отношении; река же Амур представляет не что иное, как базис для наших здесь действий ввиду обеспечения и подкрепления этой гавани как важнейшего пункта всего края. Граница наша с Китаем поэтому никак на может быть положена по левому берегу реки Амура, как то видно и предписания Вашего, от 23 апреля. Петропавловск никогда не может быть главным и опорным нашим пунктом на Восточном океане, ибо, при первых неприязненных столкновениях с морскими державами, мы вынужденными окажемся снять этот порт, как совершенно изолированный. Неприятель одной блокадой может уморить там всех с голоду".
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

УЧРЕЖДЕНИЕ ПОСТОВ В ЗАЛИВЕ ХАДЖИ И НА ВОСТОЧНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ САХАЛИНА

Плавание на транспорте "Байкал" в июле и августе 1853 года. -- Занятие Императорской Гавани и острова Сахалина. -- Подкрепление постов в заливе Де-Кастри и в селении Кизи. -- Мои приказания Д. И. Орлову. -- Прибытие в Петровское. -- Мои планы в августе 1853 года. -- Прибытие в экспедицию священника Гавриила и Бачманова 9 августа. -- Причины, связывавшие всех членов экспедиции в одну дружную семью. -- Донесение Буссе от 26 августа 1853 года.

   
   Четырнадцатого июля я перебрался на транспорт "Байкал", взяв с собой 15 человек команды и Д. И. Орлова. В этот же день транспорт снялся с якоря и пошёл к острову Сахалину. Штили и противные южные ветры настолько замедляли наше плавание, что, следуя вдоль восточного берега Сахалина, мы только 30 июля подошли к мысу Анива. Сделав рекогносцировку около мысов Анива и Крильон и не найдя и здесь сколько-нибудь безопасной стоянки для судов, я вошел в Татарский пролив. Встреченные там свежие ветры не позволили держаться вблизи западного берега острова и тщательно осмотреть его; между тем было уже 4-е августа, а потому я и отправился отсюда прямо в Императорскую Гавань. 6 августа я вошел в нее и поставил там пост из 8 человек с урядником во главе. Пост этот я назвал Константиновским, по имени бухты, в которой он был основан. 7 августа я вышел из Императорской Гавани, оставив там, на всякий случай, 850 пудов муки и крупы. Унтер-офицеру, оставленному начальником Константиновского поста, приказано было приготовлять лес для зимнего помещения и начать его постройку. В то же время наблюдать за действиями могущих появиться судов и в случае встречи с ними передавать им заявление на французском, русском и английском языках о принадлежности края России.
   Из Императорской Гавани я пошел в залив Де-Кастри и, прибыв туда 9 августа, съехал с пятью человеками на пост Александровский, а транспорту приказал следовать к западному берегу Сахалина, на котором, в бухте около 50o северной широты, высадить Орлова с пятью человеками.
   Д. И. Орлову приказано было занять там пост, назвав его Ильинским, собрать жителей и объявить им, что остров Сахалин принадлежит России и что мы всех его обитателей принимаем под свою защиту и покровительство. В случае встречи с иностранными судами, как командиру транспорта, подпоручику Семёнову, так равно и Д. И. Орлову приказано было заявлять от имени российского правительства, что весь Приамурский и Приуссурийский края с островом Сахалином составляют русские владения. Орлову я, кроме того, приказал пройти от поста вдоль западного берега Сахалина к югу, на пути собирать от туземцев всевозможные сведения и осмотреть этот берег -- не найдётся ли здесь бухты, в которой могло бы зимовать судно. Затем, к 15 сентября, стараться достигнуть мыса Крильон и на восточной стороне его ожидать нас, но при этом иметь в виду, что если бы по каким-либо обстоятельствам к 20 сентября нашего судна не было около этих мест, то и не ожидать, а следовать в селение Тамари-Анива, которое непременно нами будет занято. Командиру транспорта "Байкал", поручику корпуса штурманов Семёнову, приказано было высадить на Сахалин Орлова, содействовать ему при основании Ильинского поста и затем крейсировать в Татарском проливе до конца августа, с целью наблюдения за ожидавшейся американской эскадрой, и около 5 сентября постараться возвратиться в Петровское.
   Подтвердив начальнику Александровского поста Разградскому данную ему прежде инструкцию и усилив этот пост четырьмя человеками матросов, я с казаком и тунгусом пошел пешком на озеро Кизи, там сел на байдарку и на ней прибыл в селение Котово, где Петров с шестью человеками приступил уже к постройке зимнего помещения, этот пост я назвал Мариинским. Из него, на байдарке же, я спустился вниз по реке Амуру в Николаевское, а оттуда отправился в Петровское, куда и прибыл 17 августа.
   Таким образом, занятием Императорской гавани, западного берега Сахалина и крейсированием транспорта "Байкал" {Нельзя не отметить, что на транспорте "Байкал" был открыт вход в Амур и лиман в 1849 году, на нем пришли основать Петровское зимовье и занять устье Амура в 1850 и 1851 годах, и этот же транспорт был первым русским судном, появившимся в Татарском проливе в 1853 году.} в Татарском проливе была достигнута главная цель моих действий в навигацию 1853 года. После этого уже всякое покушение иностранцев на побережье Татарского пролива было устранено. Мне оставалось ещё в навигацию этого года окончательно утвердиться на острове Сахалине, то-есть занять главный пункт острова Тамари-Анива и затем в навигацию 1854 года исследовать материковый берег Татарского пролива от Императорской Гавани до корейской границы и занять на нём военными постами заливы, которые окажутся удобными и более закрытыми и имеют внутреннее береговое сообщение с Амуром и Уссури. Кроме того я должен был занять такими же постами несколько пунктов по рекам Амуру и Уссури, устье реки Сунгари и пункт на этой реке у подошвы Хинганского хребта, где он перебрасывается через эту реку145. Всё это мне предстояло исполнить для того, чтобы фактически провести нашу границу с Китаем, мысленно проведённую Нерчинским трактатом.
   9 августа приходил в Петровское корабль Российско-Американской компании с различными запасами и товарами; на нём были доставлены: 10-сильный винтовой пароход и 10-весельный катер. На этом же корабле прибыли в экспедицию капитан-лейтенант А. В. Бачманов с супругой своей Елизаветой Осиповной и священник Гавриил с супругой Екатериной Ивановной. Корабль привез мне депеши: от Главного правления Компании -- от 15 апреля 1853 года, и от А. Ф. Кашеварова -- от 5 августа. Главное правление на основании указа императора от 11 апреля 1853 года и соглашения с генерал-губернатором Восточной Сибири просило меня, впредь до прибытия на Сахалин назначенного правителем острова капитан-лейтенанта Фуругельма, принять Сахалинскую экспедицию в полное моё начальство и ведение и уведомляло, что в 1854 году имеет в виду прислать на Сахалин с Фуругельмом доктора, фельдшера и лиц для всестороннего исследования острова. Оно выразило в депеше желание, чтобы на Сахалине, кроме главного пункта, в котором должно сосредоточиваться управление островом, было ещё не более двух или трех пунктов и чтобы все эти пункты были обнесены редутами. В заключение Главное правление просило меня, чтобы никаких судов Компании для перевозки сахалинского десанта, кроме брига "Константин", не занимать.
   Кашеваров уведомлял меня, что 2 августа Н. В. Буссе отправился на корабле Компании "Николай I" за десантом в Петропавловск; что Главное правление вменило ему в непременную обязанность не посылать на Сахалин для перевозки десанта, запасов и материалов никакого другого из компанейских кораблей, кроме уже назначенного туда на зимовку брига "Константин", ибо все прочие суда необходимы в колониях. "Между тем, -- писал Кашеваров, -- бриг "Константин" вряд ли будет ныне в Аяне, а если и будет, то я объяснял Н. В. Бруссе, что это последует самой поздней осенью и что бриг этот никак не может поместить десанта с тяжестями, ибо он весьма ненадёжен". Далее Кашеваров извещал меня, что "большую часть запасов и товаров он не успел погрузить на корабль "Николай" с майором Буссе, так как они были доставлены в Аян только 1 августа, а потому не могли быть не только приготовлены как следует для отправки на Сахалин, но их не успели даже и разобрать. Никаких судов в Аян ожидать более нельзя; корабль же "Николай", по данной инструкции его командиру Клинковстрему, после доставки с майором Буссе десанта из Петропавловска в Петровское, немедленно должен итти в колонии, почему прошу Вас не задерживать этого корабля в Петровском".
   С прибытием в Петровское Е. О. Бачмановой, любезной и образованной женщины, и супруги священника, Екатерины Ивановны, для моей жены составилось маленькое женское общество, которое ободрило ее.
   Но зато всех этих лиц надобно было разместить, и потому мы сейчас же приступили к постройке двух флигелей для помещения на зиму священника с походной церковью и А. В. Бачманова с супругой.
   Между тем, в ожидании десанта с Камчатки, дабы не терять времени, я хотел начать доставки запасов и товаров в Николаевское для обеспечения как этого поста, так и постов Мариинского и Александровского, а вместе с тем и испытать, до какой степени возможно плавание по лиману и по Петровскому заливу {Повидимому, Г. И. Невельской подразумевает под этим названием залив Счастья или часть его, ближайшую к Петровскому. (Прим. ред.).} на таком маленьком пароходи Цесаревича Александра (по туземному Уй) и, наконецъ, Великаго Князя Алексѣя (по туземному Верги). Каждая изъ этихъ бухтъ составляетъ обширную и совершенно закрытую гавань, но изъ нихъ бухта Великаго Князя Константина особенно замѣчательна по приглубымъ берегамъ своимъ, къ которымъ могутъ приставать суда всѣхъ ранговъ. Бухта Константиновская ограничивается съ сѣверной стороны горами, а съ южной возвышеннымъ ровнымъ берегомъ. глубина ея отъ 5 до 10 саж., а подъ самымъ берегомъ отъ 4 до 5 саж. Въ эту бухту впадаетъ рѣка, имѣющая въ устьѣ каналъ въ 11 ф. глубины. По разсказамъ туземцевъ, берега этой рѣки покрыты толстомѣрнымъ лѣсомъ кедра, лиственицы и ели. Въ жаркое время сюда выходитъ много сохатыхъ (оленей), охота на которыхъ составляетъ главное занятіе жителей; кромѣ того, туземцы занимаются еще рыбнымъ промысломъ, такъ какъ рѣка изобилуетъ рыбой.
   "Бухта Цесаревича Александра уступаетъ Константиновской тѣмъ, что низменный перешеекъ открываетъ ее сѣвернымъ вѣтрамъ; глубина въ ней на разстояніи около 200 саж. отъ перешейка отъ 2 до 5 футовъ, а далѣе, на пространствѣ около 2 1/2 верстъ, до ея устья, отъ 8 до 10 саж.; у берега 4 сажени.
   "Южный берегъ бухты Императрицы Александры возвышенный и изобилуетъ чрезвычайно толстомѣрнымъ лѣсомъ (отъ 10 до 15 вершк.) кедра, лиственицы и ели; сѣверный-же берегъ увалистый, ровный и хотя покрытъ лѣсомъ, но менѣе толстымъ. Глубина въ бухтѣ отъ 9 до 17 саж., у самаго берега 3 сажени.
   "Бухта Великаго Князя Алексѣя имѣетъ въ устьѣ глубину 9 саж., а далѣе оть 4 до 7 саж.; берега ея увалисты и заняты частію лѣсомъ, частію же лугами.
   "Рѣка Хаджи впадаетъ въ бухту Императрицы Александры; она, по словамъ туземцевъ, течетъ на 150 верстъ. Изъ нихъ на протяженіи 40 верстъ она удобна для плаванія на лодкахъ; на этомъ разстояніи 4 селенія. Глубина рѣки на барѣ въ малую воду отъ 1 1/2 до 2 1/2 фут., а далѣе до 12 фут. Правый берегъ при устьѣ гористый, лѣвый -- луговой. Оба берега рѣки покрыты строевымъ лѣсомъ лиственицы и ели. По словамъ туземцевъ, около 40 верстъ отъ устья, не берегамъ этой рѣки находятся дубовые лѣса.
   "Туземцы залива Императора Николая живутъ въ 5 селеніяхъ; главное въ нихъ при устьѣ рѣки Ми имѣетъ 10 юртъ. Всѣхъ жителей не болѣе 50 душъ. Образъ жизни туземцевъ, а равно и жителей всего пройденнаго мною берега, слѣдующій: Большая часть ихъ полукочевая и полуосѣдлая, такъ какъ перемѣна мѣста ограничивается у нихъ постоянно двумя пунктами. Въ лѣтнее время они выходятъ на прибрежье, гдѣ и выжидаютъ прохода морской рыбы, изъ которой готовятъ для себя зимній запасъ. Затѣмъ, на зиму, уходятъ на рѣки Дата и Тумчинъ, на которыхъ занимаются промысломъ сохатыхъ и различнаго рода пушныхъ звѣрей. Со вскрытіемъ этихъ рѣкъ, сдѣлавши себѣ лодки изъ толстой осины, которая, по ихъ словамъ, на этихъ рѣкахъ въ изобиліи, они спускаются по теченію въ свои лѣтники. Тамъ они они занимаются охотой на сохатыхъ и рыбнымъ промысломъ; для послѣдняго имъ приходится переходить въ соотвѣтствующія для промысла мѣста въ окрестностяхъ залива. Средства, употребляемыя ими для ловли рыбы, гораздо хуже чѣмъ у амурскихъ туземцевъ, почему, несмотря на огромное количество рѣчной и періодической морской рыбы, запасы ихъ никогда не превышаютъ количества, необходимаго для домашняго употребленія. Весной, когда время прохода рыбы еще не наступило, туземцы на легкихъ вѣткахъ (шлюпка изъ бересты) выѣзжають къ мысамъ залива, гдѣ ловятъ камболу, быковъ и раковъ, для пропитанія въ это время. Часто случается, что рыбный промыслъ осенью изобиленъ, и тогда большая часть туземцевъ остается зимовать въ своихъ лѣтникахъ.
   "Туземцы живутъ въ юртахъ, сдѣланныхъ изъ коры; для приготовленія пищи и отопленія, среди юрты, на землѣ раскладывается огонь. Юрты эти ежегодно ремонтируются. По близости рыбнаго промысла, подобно всѣмъ инородцамъ амурскаго края, эти туземцы имѣютъ лѣтники, т. е. такія же юрты, какъ и лѣтнія. Всѣ здѣшніе туземцы нрава кроткаго и боязливы; но большей части тѣхъ предразсудковъ, какихъ много у гиляковъ, у нихъ нѣтъ. Несмотря на то, что страна изобилуетъ пушными цѣнными звѣрями и рыбою, они живутъ очень бѣдно; вѣроятно, отъ того, что не имѣютъ никакой возможности сбывать свои промыслы за сколько нибудь сходную цѣну. По ихъ словамъ, одна или двѣ лодки ежегодно ходятъ въ Кастри и оттуда въ Кизи, для закупки крупы, табаку и ткани (преимущественно китайки) отъ торгующихъ тамъ манджуровъ или инородцевъ. Обитатели р. Амуръ хотя и пріѣзжаютъ для торговли на татарскій берегъ, но все-таки не могутъ удовлетворить потребностямъ разбросаннаго но этому берегу населенія, доходящаго до 5,000 душъ.
   "Различные туземцы, встрѣчавшіеся на пути, разсказывали мнѣ, что до селенія Кульмуги, лежащаго около 300 верстъ отъ устья р. Самальга, ведется торговля съ пріѣзжающими туда инородцами и манджурами съ рѣкъ: Уссури и Сунгари; до этого селенія ни хлѣбопашествомъ, ни огородничествомъ не занимаются, далѣе же къ югу, внутри страны есть манзы, которые имѣютъ скотъ и огороды и занимаются хлѣбопашествомъ. Обитатели татарскаго берега раздѣляются на два рода: тѣ, которые населяютъ берегъ отъ де-Кастри до р. Самальга -- называютъ себя мангунами, живущіе же къ югу отъ Самальги, до корейской границы -- кекгальцами, а внутри страны -- манзами. Мангуны и кекгальцы отличаются между собою языкомъ, но образъ жизни ихъ одинаковъ. Манзы осѣдлы и языкъ ихъ смѣсь манджурскаго съ кекгальскимъ. Въ разстояніи около 800 вер. отъ рѣки Самальги (20 дней хода на лодкѣ, какъ выражали туземцы) впадаетъ въ большой заливъ р. Сайфунъ. Съ этой рѣки ѣздятъ въ корейскій городъ и большое озеро Канга, которое соединяется съ р. Уссури. На татарскомъ берегу между рѣками Самальгою и Сайфуномъ, говорили туземцы, есть много закрытыхъ бухтъ. Изъ коихъ нѣкоторыя иногда вовсе не замерзаютъ и что бухты эти находятся недалеко отъ р. Уссури, съ которой и на которую туземцы часто ѣздятъ на собакахъ чрезъ горы. Подобныхъ путей, по ихъ словамъ, очень много. Рѣка Самальга впадаетъ въ море, въ широтѣ около 46o 30' N. По словамъ жителей, эта рѣка имѣетъ берега, покрытые строевымъ дубомъ и кленомъ; она глубока на пространствѣ около 200 верстъ, и по ней могутъ подыматься большія лодки. Съ этой рѣки ѣздятъ на Уссури чрезъ рѣку Поръ и другіе притоки рѣкъ Самальи и Поръ. Этотъ путь около 400 верстъ.
   "Еще я увидалъ, что изъ залива Императора Николая на рѣку Амуръ три пути: 1-й съ Кизи по рѣкѣ Дата и Тумчинъ, чрезъ довольно высокій хребетъ на истокъ рѣчки Ай, впадающей въ озеро Кизи (этимъ путемъ до селенія Кизи около 500 верстъ), 2-й по рѣкамъ Дата и Тумчинъ до истока послѣдней, откуда переваливаютъ на рѣчку Уливчи, впадающую въ рѣку Ады, притокъ Амура, и наконецъ 3-й путь по р. Дата до устья р. Члямаль, вверхъ по сей послѣдней, до горъ и далѣе чрезъ хребетъ въ протокъ рѣки Хунгари; по этой послѣдней спускаются до устья ея, т. е. до рѣки Амуръ. Послѣдній путь считается самымъ удобнымъ и имѣетъ около 400 верстъ. Всѣ жители прибрежья Татарскаго залива ни отъ кого не зависятъ, никому ясака не платятъ и никакой власти не признаютъ.
   "По словамъ туземцевъ, въ Татарскомъ заливѣ раннею весною являются большія суда, часто становящіяся у берега на якорь; команды ихъ иногда дѣлаютъ насилія жителямъ".
   Окончивъ описаніе залива Императора Николая І-го, г. Бошнякъ собралъ на берегъ въ бухту, лежащую при выходѣ изъ залива, всѣхъ туземцевъ и объявилъ имъ, что такъ какъ вся страна до корейской границы русская, то мы ихъ и всѣхъ жителей въ оной обитающихъ принимаемъ подъ свою защиту и покровительство. За симъ поставилъ крестъ и вырѣзалъ на немъ: "Открыта и названа заливомъ Императора Николая І-го, 23 мая. Н. К. Бошнякъ". Передавъ жителямъ объявленіе упомянутаго содержанія на русскомъ, нѣмецкомъ и французскомъ языкахъ, Бошнякъ приказалъ имъ предъявлять эту бумагу каждому судну, которое они встрѣтятъ, а тѣмъ болѣе которое придетъ въ гавань. 30-го мая, пользуясь благопріятными обстоятельствами, г. Бошнякъ вышелъ изъ гавани и направился въ обратный путь вдоль берега къ сѣверу. Провизіи у него оставалось только на 3 дня, а потому 6 дней онъ питался рыбою и ягодами. 8-го іюня прибылъ въ заливъ де-Кастри и, вслѣдствіе моихъ распоряженій, отправился въ Николаевскъ, куда и прибылъ 17-го числа, больной.
   Результаты открытій и изслѣдованій Н. К. Бошняка были очень важны. Онъ былъ первый изъ европейцевъ, который далъ свѣту точное понятіе о сѣверномъ берегѣ Татарскаго залива и обнаружилъ невѣрность этой части берега на картѣ Крузенштерна; онъ открылъ на этомъ берегу одну изъ превосходнѣйшихъ и обширнѣйшихъ гаваней въ свѣтѣ и узналъ, что тамъ находится еще нѣсколько гаваней, чѣмъ разрушилъ сложившееся до этого времени мнѣніе, выразившееся и на картѣ Крузенштерна, что будто бы на всемъ пространствѣ этого берега, отъ залива де-Кастри до корейской границы, нѣтъ не только ни одной гавани, но даже какой либо бухты, сколько нибудь удобной для якорной стоянки, почему берегъ этотъ считался опаснымъ и недоступнымъ. Наконецъ, онъ разрѣшилъ окончательно весьма важный вопросъ, именно: что жители, обитающіе на этомъ берегу, никогда зависимы не были и китайской власти не признавали.
   Вслѣдъ за нарочнымъ изъ Аяна, 26 мая, я получилъ съ почтою Высочайшую награду св. Анны 2 ст. съ короною и, по представленію генералъ-губернатора, Высочайше утвержденный штатъ амурской экспедиціи.
   

ГЛАВА XXI.

Предписаніе генералъ-губернатора отъ 2 марта 1853 г. -- Высочайше утвержденный штатъ амурской экспедиціи. -- Сущность отношенія Завойко. -- Донесеніе генералъ-губернатору отъ 25 іюня 1868 г. -- Предписанія генералъ-губернатора отъ 15 апрѣля 1863 г. и отъ 23 апрѣля. -- Письмо Н. В. Буссе отъ 6 іюля 1853 г.-- Слѣдствіе распоряженій высшаго правительства. -- Планъ дѣйствій моихъ въ іюлѣ 1853 г. -- Распоряженія мои доктору Орлову 14 іюля. -- Письмо мое генералъ-губернатору отъ 14 іюля 1858 г.

   
   Въ предписаніи своемъ отъ 2 марта 1853 года генералъ-губернаторъ пишетъ мнѣ: "Въ виду важности результатовъ Вашихъ дѣйствій, Государь Императоръ, по представленію моему, Высочайше удостоилъ Васъ наградить за оныя и вмѣстѣ съ тѣмъ утвердить штатъ ввѣренной Вамъ экспедиціи, составленный на основаніи донесеній Вашихъ, и приказать изволилъ, всѣ разсчеты съ россійско-американской компаніей окончить къ 1 января 1854 г., о чемъ и сообщено главному правленію компаніи".
   Согласно штату экспедиціи, Николай Николаевичъ предписывалъ мнѣ:
   а) Всѣхъ чиновъ экспедиціи зачислить въ штатъ оной.
   б) Время къ пенсіону офицерамъ считать съ 29 іюня 1850 года, т. е. со дня основанія Петровскаго зимовья.
   в) Главнымъ пунктомъ экспедиціи назначить Николаевскъ.
   г) Морское довольствіе требовать отъ камчатскаго губернатора, и
   д) Командиромъ морской роты и моимъ помощникомъ назначается капитанъ-лейтенантъ Бачмановъ, который и долженъ прибыть на мѣсто въ навигацію 1853 г.; что же касается дополненія экспедиціи командою, согласно утвержденному штату оной, то оно не можетъ послѣдовать ранѣе 1854 г. и вѣроятно будетъ изъ Забайкалья.
   По Высочайше утвержденному штату амурская экспедиція состояла: 1) изъ начальника оной капитана 1-го ранга Невельскаго на правахъ губернатора или областнаго начальника; 2) изъ роты флотскихъ нижнихъ чиновъ 240 челов., откомандированной изъ камчатскаго экипажа. Командиръ этой роты, штабъ-офицеръ флота, вмѣстѣ съ тѣмъ назначался помощникомъ начальника экспедиціи. Въ этой ротѣ должны состоять: 2 лейтенанта, 2 мичмана, 2 штурманскихъ офицера и 1 артиллерійскій офицеръ (вмѣсто штурманскихъ и артиллерійскаго офицеровъ, по усмотрѣнію начальника экспедиціи, могутъ быть флотскіе офицеры); 3) при экспедиціи, сверхъ морскихъ чиновъ, состоятъ сотня конныхъ казаковъ съ 2-мя офицерами и взводъ горной артиллеріи при 2 офицерахъ; докторъ, правитель канцеляріи съ 1 или 2 помощниками, 3 писаря, содержатель имущества, 2 фельдшера и священникъ съ походною церковью. 4) Всѣ чины, состоящіе въ экспедиціи, пользуются морскимъ довольствіемъ, по камчатскому положенію, въ продолженіе всего года. 5) Офицеры, состоящіе въ экспедиціи, получаютъ пенсіоны за 5 лѣтъ служенія въ оной, въ томъ размѣрѣ, какой опредѣленъ по закону за 10 лѣтъ службы въ Охотскѣ и Камчаткѣ; 6) служба, проведенная въ экспедиціи, считается годъ за два года для нижнихъ чиновъ и, наконецъ, 7) экспедиція во всѣхъ отношеніяхъ состоитъ подъ непосредственнымъ начальствомъ генералъ-губернатора Восточной Сибири.
   Съ этою же почтою я получилъ отношеніе отъ камчатскаго губернатора В. С. Завойко, который просилъ меня скорѣе выслать въ Петропавловскъ зимующій въ Петровскомъ ботъ "Кадьякь", такъ какъ съ открытіемъ навигаціи всѣ суда камчатской флотиліи должны идти въ Аянъ, а между тѣмъ необходимо снабдить продовольствіемъ Гижигу и Тигиль.
   Судя по распоряженіямъ высшаго правительства, я убѣждался, что оно рѣшается, наконецъ, обратить серьезное вниманіе на этотъ край и что заявленіе мое о принадлежности его Россіи ему уже извѣстно, а потому слова: имѣть постоянно съ виду благоразуміе, осторожность и миролюбиво водворяемую нами въ томъ краѣ власть, при сношеніи съ ожидаемыми американскими военными судами, могли быть понимаемы въ духѣ упомянутаго въ предьидущей главѣ моего заявленія иностранцамъ.
   Въ виду этого убѣжденія и свѣдѣній, доставленныхъ гг. Бошнякомъ, Разградскимъ и Петровымъ, я предположилъ:
   А. Немедленно отправить ботъ "Кадьякъ" въ Аянъ съ предложеніемъ Кашеварову, чтобы первое военное судно, пришедшее изъ Петропавловска, было прислано въ Петровское съ запасами, какіе только возможно удѣлить изъ Аяна, и затѣмъ, чтобы онъ скорѣе высылалъ въ Петровское запасы и товары, а равно и паровой барказъ, долженствовавшій прибыть въ Аянъ въ навигацію этого года, согласно увѣдомленію главнаго правленія компаніи.
   Б. Съ прибытіемъ изъ Аяна военнаго судна, немедленно слѣдовать на немъ въ Татарскій заливъ съ цѣлью поставить военные посты на западномъ берегу острова Сахалина и въ Императорской гавани.
   и В. Въ то же время отправить А. И. Петрова съ продовольствіемъ и частію людей въ Кизи, для подкрѣпленія нашего поста въ з. де-Кастри и окончательнаго занятія селенія Котова (около Кизи).
   Ботъ "Кадьякъ" вышелъ изъ Петровскаго 26-го іюня; съ нимъ я послалъ донесеніе генералъ-губернатору (прося это донесеніе отправить изъ Аяна съ нарочнымъ) и отчеты по изслѣдованіямъ гг. Бошняка, Разградскаго, Петрова и Воронина. Объясняя важность результатовъ ихъ работъ, обстоятельства, какія встрѣчаются на мѣстѣ, положеніе экспедиціи и, наконецъ, упомянутыя мои распоряженія и тѣ, которыя я непремѣнно приведу въ исполненіе съ прибытіемъ перваго военнаго судна въ Петровское, я писалъ: "Немедленное занятіе Императорской гавани, какъ гавани на прибрежьѣ Татарскаго залива, находящейся посрединѣ между лиманомъ и корейской границей, весьма важно. Кромѣ того, слѣдуетъ занять еще одну бухту на западномъ берегу острова Сахалина и выслать въ крейсерство въ Татарскомъ заливѣ военное судно. Все это крайне необходимо, во-первыхъ, въ виду ожидаемаго прибытія въ этотъ заливъ американской экспедиціи, а во-вторыхъ, для подкрѣпленія постовъ въ де-Кастри и Кизи. Только этими дѣйствіями мы фактически можемъ заявить американцамъ и всѣмъ иностранцамъ о принадлежности этого края Россіи и тѣмъ отстранить всякія на него съ ихъ стороны покушенія.
   "Изъ моего донесенія Ваше Превосходительство изволите усмотрѣть, что разрѣшеніе главнаго морскаго вопроса подвигается успѣшно: не смотря на ничтожество средствъ, мы принимаемъ мѣры къ огражденію этого края отъ всякихъ на него покушеній съ моря. Такъ какъ Государь Императоръ по ходатайству Вашему уже обратилъ свое высокое вниманіе на наши работы, то мы надѣемся, что экспедиція наша получитъ, наконецъ, надлежащія средства. Не смотря на всѣ усилія и попытки наши, съ настоящими средствами мы не только не имѣли возможности произвести изслѣдованіе среднихъ лимавскихъ фарватеровъ, которые, по словамъ туземцемъ, болѣе глубоки извѣстныхъ намъ, открытыхъ въ 1849 году фарватеровъ,-- мы не имѣли даже возможности съ точностью опредѣлить направленіе и этихъ послѣднихъ и оградить ихъ надлежащими знаками, необходимыми для плаванія судовъ до лиману, который, какъ Вамъ извѣстно, имѣетъ сильныя неправильныя теченія и лабиринты банокъ и мелей, такъ что входъ въ рѣку судовъ, сидящихъ въ водѣ до 14 футовъ, остается доселѣ, по неимѣнію при экспедиціи средствъ, необезпеченнымъ. На изслѣдованіе лимана и на устройство на немъ мореходныхъ знаковъ, даже при томъ числѣ судовъ, о которомъ я нѣсколько разъ представлялъ Вашему Превосходительству, потребовалось бы болѣе двухъ лѣтъ, а между тѣмъ, въ штатѣ амурской экспедиціи, нынѣ мнѣ присланномъ, а равно и въ предписаніи Вашемъ, не говорится, какое число и какія именно суда должны быть присланы въ экспедицію. Теперь, съ увеличеніемъ команды въ экспедиція болѣе чѣмъ въ пять разъ, при необходимости имѣть нѣсколько постовъ по прибрежьямъ края и по рѣкамъ Амуру и Уссури и, наконецъ, въ виду необходимости изслѣдовать лиманъ, надобно, чтобы при экспедиціи было по крайней мѣрѣ два мореходныя винтовыя судна съ осадкою отъ .9 до 13 фут. и съ паровыми барказами, и хотя одинъ большой рѣчной пароходъ; въ противномъ случаѣ, не только производить наслѣдованіе лимана, но и обезпечить продовольствіемъ назначенное по штату число командъ, долженствующихъ быть помѣщенными въ нѣсколькихъ постахъ по прибрежью до корейской границы, на островѣ Сахалинѣ и по берегамъ, будетъ не только затруднительно, но почти невозможно. Слѣдовательно, съ присылкою сюда только однѣхъ командъ безъ упомянутыхъ судовъ, экспедиція не только не можетъ достигнуть упомянутой главной государственной цѣди, но еще поставлена будетъ въ безвыходное положеніе, несоотвѣтствующее достоинству Россіи.
   "Вслѣдствіе этихъ соображеній, убѣдительно прошу Ваше Превосходительство обратить на это Ваше вниманіе и исходатайствовать, чтобы были высланы съ командами и упомянутыя средства, необходимыя для прочнаго водворенія нашего въ этомъ краѣ, безспорно, принадлежащемъ Россіи".
   Отправивъ донесеніе, я съ нетерпѣніемъ стадъ ожидать перваго судна изъ Аяна. Команды наши, благодаря мѣстнымъ средствамъ, поправились отъ тяжкой скорбутной болѣзни {Пять человѣкъ нижнихъ чиновъ умерли отъ нея.} и мы начали заготовлять лѣсъ въ Петровскомъ и въ Николаевскомъ, для сооруженія помѣщеній. Наконецъ, 11-го іюля пришелъ изъ Аяна на петровсюй рейдъ транспортъ "Байкалъ" съ 12-ю казаками и 5-ю матросами для экспедиціи. Съ нимъ я получилъ весьма важныя Высочайшія повелѣнія, въ предписаніи генералъ-губернатора, отъ 15-го и 20-го апрѣля и увѣдомленіе отъ маіора Н. В. Буссе, командированнаго Н. Н. Муравьевымъ.
   Генералъ-губернаторъ писалъ мнѣ: "Государь Великій Князь Генералъ-адмиралъ сообщилъ мнѣ, что Государь Императоръ по всеподданнѣйшему докладу государственнаго канцлера, въ присутствіи Его Императорскаго Высочества, относительно острова Сахалина, въ 11 день апрѣля 1858 г., Высочайше изволилъ утвердить по сему предмету слѣдующія основанія:.
   "1) Россійско-американской компаніи занять островъ Сахалинъ и владѣть имъ на тѣхъ же основаніяхъ, какъ владѣетъ она другими землями, упомянутыми въ ея привиллегіяхъ.
   "2) Обѣщать компаніи, что для занятія Сахалина и для занятій на немъ компанейскихъ учрежденій, ей дадутъ въ полное распоряженіе воинскихъ нижнихъ чиновъ и офицеровъ. Чины эти будутъ считаться на службѣ компаніи и находиться на полномъ ея иждивеніи.
   "3) Занять на Сахалинѣ тѣ пункты, которые по мѣстнымъ соображеніямъ окажутся важнѣйшими, къ чему и приступить непремѣнно въ навигацію сего 1853 г., а съ 1854 года компанія должна имѣть тамъ особаго своего правителя, которому въ политическомъ отношеніи состоять подъ начальствомъ генералъ-губернатора Восточной Сибири, или другаго правительственнаго главнаго начальника, какой будетъ указанъ Высочайшею волею.
   "4) Компанія не должна допускать на Сахалинѣ никакихъ иностранныхъ заселеній, ни произвольныхъ, ни по взаимному соглашенію и можетъ передать сей островъ только правительству.
   "5) Правительство пользуется на островѣ Сахалинѣ для казенныхъ потребностей каменнымъ углемъ безвозмездно, но добываетъ его своимъ иждивеніемъ.
   "6) Для огражденія береговъ острова и гаваней отъ вторженія иностранцевъ, компанія обязывается содержать достаточное число судовъ; но, въ случаѣ военнаго нападенія, войско для защита требуетъ отъ правительства.
   "7) При первоначальномъ занятіи острова Сахалина, въ нынѣшнемъ году, могутъ быть употреблены, съ разрѣшенія генералъ-губернатора, подъ начальствомъ начальника амурской экспедиціи, военные чины и средства оной; но сія экспедиція должна быть совершенно отдѣльно отъ сахалинской и оставаться по прежнему въ непосредственномъ распоряженіи правительства.
   "8) Компанейское начальство должно обращаться съ требованіями своими о назначеніи къ нему офицеровъ и нижнихъ чиновъ къ генералъ-губернатору Восточной Сибири, а сей послѣдній обязанъ исполнять это требованіе безотлагательно; впрочемъ, главное правленіе компаніи, въ случаѣ надобности, можетъ обращаться съ просьбами по сему предмету и къ высшему правительству на случай необходимости и удобства отправленія на Сахалинъ офицеровъ и нижнихъ чиновъ на кругосвѣтныхъ судахъ изъ балтійскихъ портовъ.
   "9) Офицеры и нижніе чины, имѣющіе назначиться на службу компаніи на Сахалинъ, должны отправляться туда на компанейскихъ судахъ и на иждивеніи компаніи отъ самаго мѣста прежняго ихъ служенія.
   "10) Въ нынѣшнемъ же году назначить не менѣе 100 человѣкъ изъ Камчатки и обязать компанію содержать ихъ.
   "11) На издержки по сему прѳдпріятію отпустить компаніи нынѣ-же безвозвратно и безъ всякаго впослѣдствіи разсчета 50,000 рубл. сер. изъ суммъ, ассигнованныхъ въ распоряженіе генералъ-губернатора Восточной Сибири, на составленіе особаго капитала по предпріятіямъ относительно гиляковъ".
   Препровождая мнѣ это Высочайшее повелѣніе и предписывая привести его на мѣстѣ въ исполненіе, по точному смыслу онаго, генералъ-губернаторъ пишетъ:
   "Согласно Высочайшей волѣ, по соглашенію моему съ главнымъ правленіемъ компаніи, всѣ основанныя Вами въ нынѣшнемъ году учрежденія и чины сахалинской экспедиціи во всѣхъ отношеніяхъ, до прибытія въ 1854 г. правителя на Сахалинъ, будутъ находиться въ вашемъ вѣдѣніи. При исполненія же сего важнаго возлагаемаго на васъ Высочайшаго повелѣнія, нахожу нужнымъ указать вамъ слѣдующія главныя основанія къ успѣшному исполненію видовъ правительства:
   "а) Занять на островѣ Сахалинѣ въ нынѣшнемъ году два или три пункта на восточномъ или западномъ берегу онаго, но сколъ возможно южнѣе.
   "б) Находящихся на южной оконечности Сахалина японскихъ рыбаковъ не тревожить и оказывать имъ дружеское расположеніе, увѣряя ихъ, что мы занимаемъ островъ Сахалинъ въ огражденіе онаго отъ внѣшнихъ покушеній иностранцевъ и что подъ нашею защитою они могутъ безопасно продолжать тамъ свой промыселъ и торговлю.
   "в) Для занятія острова Сахалина назначено нынѣ изъ Камчатки 100 человѣкъ и два офицера при нихъ. Для выбора этихъ людей и доставленія оныхъ къ Вамъ, я командировалъ состоящаго при мнѣ маіора Буссе. Г. Кашеварову я предписалъ отправить въ гавань Счастія-Петровское приготовленные въ Аянѣ срубы для зимовки людей на Сахалинѣ и одно судно въ ваше распоряженіе; оно должно остаться тамъ на зимовку. Относительно команды я послалъ предписаніе г. Завойкѣ и считаю нужнымъ Васъ предупредить, что означенную команду съ 2 офицерами и со всѣми продовольственными запасами, вооруженіемъ и всѣмъ необходимымъ для построекъ, а равно и съ товарами, г. маіоръ Буссе долженъ доставить Вамъ въ исходѣ іюля, но никакъ не позже 1 или 4 августа, въ Петровское.
   "г) Въ случаѣ, если вы признаете нужнымъ сейчасъ же по полученіи сего занять на Сахалинѣ какой-либо пунктъ, до прибытія означенныхъ людей, то это предоставляется сдѣлать по Вашему усмотрѣнію, тѣми средствами, какія имѣются во ввѣренной вамъ экспедиціи.
   "д) Въ началѣ іюля къ вамъ въ Петровское долженъ прибыть 16-ти сильный пароходъ, купленный компаніею въ Англіи; вѣроятно, вы получите его въ одно время съ настоящимъ предписаніемъ. Прошу употребитъ его въ дѣло при занятіи Сахалина; весьма было бы полезно, если бы вы съ помощію этого парохода провели амурскимъ лиманомъ въ Татарскій заливъ то судно, которое приведетъ къ вамъ маіоръ Буссе. Это судно можете оставить зимовать на Сахалинѣ.
   "е) Въ мѣстахъ, которыя займутся вами на Сахалинѣ, необходимо поставить орудія и устроить ограды или укрѣпленія, и
   "ж) По доставленіи вамъ г. Буссе всего изложеннаго, вы имѣете отправить его немедленно ко мнѣ съ донесеніями".
   Вмѣстѣ съ этимъ, во второмъ предписаніи, отъ 23 апрѣля, генералъ-губернаторъ пишетъ:
   "Вслѣдствіе всеподданнѣйшаго доклада моего и на основаніи Высочайшаго о границѣ нашей съ Китаемъ указанія, предлагаю вамъ по Высочайшему повелѣнію занять нынѣшнимъ же лѣтомъ заливъ де-Кастри и сосѣдственное съ нимъ селеніе Кизи и о послѣдующемъ мнѣ донести. Въ заливѣ де-Кастри имѣть караулъ цо крайней мѣрѣ изъ 10 человѣкъ, при офицерѣ. Въ Кизи поставить военный постъ для подкрѣпленія и снабженія де-Кастри. При этомъ поставляю Вамъ на видъ, что согласно съ Высочайшими указаніями, по моему представленію о границѣ нашей съ Китавмъ, далѣе де-Кастри и Кизи идти Высочайше не разрѣшено, а главное вниманіе должно быть вами обращено на Сахалинъ".
   Николай Васильевичъ Буссе, прибывъ въ Аянь, прислалъ ммѣ слѣдующее письмо, отъ 6 іюля:
   "Расчеты, сдѣланные въ С.-Петербургѣ, оказались ошибочными: я съ 25 іюня въ Аянѣ, но суда компаніи еще не приходили и когда будутъ -- неизвѣстно. 5 дней тому назадъ пришли изъ Камчатки "Иртышъ" и "Байкалъ", но, вслѣдствіе данныхъ мнѣ инструкцій и наставленій, перевозить къ Вамъ дессантъ непремѣнно на компанейскихъ судахъ, идти за дессантомъ въ Камчатку на "Иртышѣ" или "Байкалѣ" я не могу; между тѣмъ, время до такой степени упущено, что если бы, какъ объясняетъ А. Ф. Кашеваровъ, и сейчасъ пришло компанейское судно, то и тогда дессантъ, назначенный на Сахалинъ изъ Камчатки, врядъ ли можно доставнить въ Петровское ранѣе 1 сентября. Никакихъ срубовъ, о которыхъ мнѣ говорили въ Петербургѣ, здѣсь нѣть и не дѣлается; между тѣмъ, мнѣ велѣно и срубы эти взять и доставить къ Вамъ въ Петровское вмѣстѣ съ дессантомъ изъ Камчатки со всѣмъ продовольствіемъ, снабженіемъ и вооруженіемъ, никакъ не позже 1 августа. Поставленный теперь въ невозможность исполнить это приказаніе и не имѣя права перевозить дессантъ на казенныхъ судахъ, ибо за это подвергся бы отвѣтственности, спѣшу донести Вамъ объ этомъ на Ваше усмотрѣніе, и вмѣстѣ съ тѣмъ необходимымъ считаю сообщить; что, по словамъ Кашеварова, назначенный компаніею бригъ "Константинъ", для перевозки дессанта изъ Петровского на Сахалинъ, во-первыхъ, не можетъ помѣстить этого дессанта съ тяжестями, во-вторыхъ, онъ весьма ненадеженъ и, въ-третьихъ, если онъ и придетъ въ Аянъ, что невѣроятно, то развѣ самою позднею осенью основаніи Вашихъ предписаній г. Кашеварову, посылаю Вамъ транспортъ "Байкалъ" и 17 человѣкъ людей съ различными запасами, какіе могли набрать въ Аянѣ, санъ же съ часу на часъ ожидаю компанейскаго судна, чтобы отправиться за дессантомъ въ Петропавловскъ. Пакетъ отъ Васъ немедленно отправленъ съ нарочнымъ къ генералъ-губернатору. Ботъ "Кадьякъ" 5 іюля ушелъ въ Петропавловскъ."
   Таковы были распоряженія Высшаго правительства, послѣдовавшія, какъ сообщаетъ мнѣ въ частномъ письмѣ Н. Н. Муравьевъ, вслѣдствіе моихъ донесеній и другихъ соображеній. Эти распоряженія ясно показываютъ, что правительство, признавъ принадлежностью Россіи островъ Сахалинъ, все свое вниманіе обратило на него; что же касается прибрежья Татарскаго залива съ его гаванями, обусловливавшими всю важность для Россіи этого края, оставило совершенно безъ вниманія, не смотря на то, что этотъ край заслуживалъ несравненно большаго вниманія чѣмъ островъ Сахалинъ, не имѣвшій ни одной гавани. Правительство ограничивалось на прибрежьяхъ амурскаго края только заливомъ де-Кастри и предполагало провести границу съ Китаемъ по лѣвому берегу р. Амуръ. Оно придавало большое значеніе Петропавловску и не оставляло мысли, что этотъ портъ долженъ быть главнымъ нашимъ портомъ на Восточномъ океанѣ.
   Такъ какъ распоряженіе правительства о занятіи залива де-Кастри и Кизи, какъ мы видѣли выше, послѣдовало гораздо позже, чѣмъ мы ихъ заняли, то мнѣ оставалось занять Императорскую гавань и дѣлать другія затѣмъ изслѣдованія и занятія берега къ югу отъ этой гавани, тоже внѣ повелѣній.
   Средства мои были весьма ограниченныя, а потому мѣшкать было нельзя, тѣмъ болѣе, что единственнымъ моимъ побужденіемъ было благо отечества. Но въ описываемое время я долженъ былъ торопиться занятъ Сахалинъ. Чтобы совмѣстить то и другое, я составилъ себѣ слѣдующій планъ дѣйствій:
   Немедленно отправиться на "Байкалѣ" къ Сахалину и въ Татарскій заливъ, съ цѣлью: а) осмотрѣть южную часть острова; б) занять Императорскую гавань военнымъ постомъ, въ тѣхъ видахъ, чтобы изъ нея продолжать наши изслѣдованія къ югу до корейской границы и ставить постепенно во вновь открываемыхъ мѣстахъ таковые же посты; в) поставить военный постъ на западномъ берегу острова Сахалина, а съ прибытіемъ дессанта изъ Камчатки, занять главный пунктъ острова въ заливѣ Анива; г) подкрѣпить наши посты въ де-Кастри и Кизи и д) по возможности принять рѣпштельжыя мѣры къ фактическому заявленію ожидавшимся американскимъ судамъ о принадлежности этого края Россіи.
   Я торопился занятъ Императорскую гавань, потому что она представляла какъ бы центральный пунктъ всего прибрежья отъ лимана до корейской границы. Занявъ ее, мы становились хозяевами всего прибрежья, а крейсерующее около этихъ береговъ наше военное судно еще болѣе могло удостовѣрить ожидавшихся гостей въ томъ, что эти берега не нуждаются въ другихъ хозяевахъ.
   Вотъ главная цѣль, въ виду которой я поспѣшилъ отправиться въ Татарскій заливъ и оставить въ ономъ для крейсерства транспорть "Баікалъ".
   Передъ отправленіемъ изъ Петровскаго я далъ слѣдующую инструкцію единственному оставшемуся въ ономъ офицеру, доктору Орлову:
   1) Г. Воронина послать въ Николаевскъ на смѣну Петрова, которому, взявъ съ собою на 2 мѣсяца продовольствія и 5 челов. матросовъ, слѣдовать для подкрѣпленія поста въ Кизи. Избрать тамъ мѣсто около селенія Котова и начать постройку помѣщенія на зиму; аотомъ ожидать моего прибытія изъ Кастри.
   2) Г. Бошняку, по выздоровленіи отъ болѣзни, прибыть въ Петровское и принять начальство надъ онымъ.
   3) Съ прибытіемъ судна изъ Аяна съ паровымъ барказомъ для экспедиціи и товарами стараться все это скорѣе выгрузить и барказъ изготовить къ плаванію.
   4) Въ случаѣ прибытія г. Буссе съ дессантомъ, предписываю ему ничего не выгружать и не свозить дессанта въ Петровское, а ожидать моего возвращенія, и
   5) Съ нарочнымъ тунгусомъ немедленно отправить въ Аянъ письмо мое къ генералъ-губернатору, прося г. Кашеварова, чтобы онъ тотчасъ по полученіи отправилъ его съ нарочнымъ по назначенію.
   Въ этомъ письмѣ я объяснилъ Н. Н. Муравьеву всѣ сказанныя обстоятельства и увѣдомилъ его, что Кизи и зал. де-Кастри заняты мною гораздо раньше полученія Высочайшаго повелѣнія: "Что же касается дессанта", писалъ я, "который долженъ прибыть изъ Камчатки съ маіоромъ Буссе, то, по случаю ошибочныхъ расчетовъ, сдѣланныхъ въ Петербургѣ, въ Аянъ до 6-го іюля не пришло еще ни одно компанейское судно, на казенныхъ же транспортахъ: "Байкалъ" или "Иртышъ", пришедшихъ въ Аянъ, по увѣдомленію г. Буссе, еще въ исходѣ іюня, Николай Васильевичъ не рѣшился идти. Эту нерѣшимость онъ объясняетъ какими-то инструкціями и политическими соображеніями, которыя, по моему мнѣнію, не умѣстны. Я приписываю его нерѣшительность только неопытности и невѣдѣнію тѣхъ важныхъ послѣдствій, каковыя отъ его нерѣшительности и какихъ-то политическихъ соображеній могутъ произойти, -- ибо въ данномъ случаѣ каждая минута дорога. Впрочемъ, отъ офицера, взятаго прямо изъ фронта, и ожидать болѣе ничего нельзя! Однако, какъ бы то ни было, дессантъ, какъ Вы изволите видѣть, ранѣе 1-го сентября въ Петровское врядъ ли будетъ, и то при счастливыхъ обстоятельствахъ, а потому высадки дессанта на Сахалинъ не можетъ послѣдовать ранѣе исхода сентября. Бросить людей въ такое позднее время года на пустынный восточный или западный берегъ острова -- значитъ обречь ихъ на неминуемыя болѣзни и почти на вѣрную гибель. Кромѣ того, производить высадку такого значительнаго числа людей съ тяжестями (около 5 тысячъ пуд.), при средствахъ какого либо компанейскаго или нашего казеннаго транспорта, имѣющихъ не болѣе двухъ небольшихъ шлюпокъ, да еще на открытый берегъ, безъ гаваней, и въ такое позднее время, не только опасно, но просто почти невозможно. Такъ какъ, на основаніи 1 и 4 пунктовъ Высочайшаго повелѣнія, Сахалинъ признанъ безспорною принадлежностію Россіи на всемъ его пространствѣ, то я считаю необходимымъ занять главный пунктъ его -- Тамари-Анива, лежащій въ зал. Анива и имѣющій средства какъ для своза дессанта съ тяжестями, такъ и для первональчальнаго помѣщенія онаго. Занятіе всякаго другаго пункта на восточномъ или западномъ берегу острова, безъ утвержденія нашего въ главномъ его пунктѣ -- Тамари-Анива -- было бы несоотвѣтственнымъ ни Высочайшей волѣ, ни достоинству Россіи, потому что обнаружило бы только робкое и какое-то нерѣшительное съ нашей стороны дѣйствіе, и неминуемо повлекло бы къ непріятнымъ столкновеніямъ съ японскимъ правительствомъ. Наконецъ, я рѣшаюсь занять Тамари-Анива въ виду ожидаемой сюда американской военной эскадры, которой мы должны фактически указать, что Сахалинъ составляетъ русское владѣніе.
   "По этимъ соображеніямъ, съ прибытіемъ изъ Петропавловска Н. В. Буссе съ дессантомъ, я считаю необходимымъ немедленно слѣдовать прямо въ заливъ Анива и тамъ утвердиться".
   Въ заключеніе я высказалъ генералъ-губернатору слѣдующее: "Не на Сахалинъ, а на матерой берегъ Татарскаго залива должно обратить главное наше вниманіе, потому что онъ, по неоспоримымъ фактамъ, представленнымъ нынѣ экспедиціею, составляетъ неотъемлемую принадлежность Россіи. Только закрытая гавань на этомъ прибрежьѣ, непосредственно связанная внутреннымъ путемъ съ рѣкою Уссури, обусловливаетъ важность значенія для Россіи этого края въ политическомъ отношеніи; рѣка же Амуръ представляетъ ни что иное, какъ базисъ для нашихъ здѣсь дѣйствій, въ виду обезпеченія и подкрѣпленія этой гавани, какъ важнѣйшаго пункта всего края. Граница наша съ Китаемъ, поэтому, никакъ не можетъ быть положена по лѣвому берегу р. Амуръ, какъ то видно изъ предписанія Вашего отъ 23-го апрѣля. Петропавловскъ никогда не можетъ быть главнымъ и опорнымъ нашимъ пунктомъ на Восточномъ океанѣ, ибо, при первыхъ непріязненныхъ столкновеніяхъ съ морскими державами, мы вынужденными найдемся снять этотъ портъ, какъ совершенно изолированный. Непріятель одною блокадою можетъ уморить тамъ всѣхъ съ голоду".
   

ГЛАВА XXII.

Плаваніе на транспортѣ "Байкалъ" въ іюлѣ и августѣ 1858 года. Занятіе Императорской гавани и острова Сахалина.-- Подкрѣпленіе постовъ въ заливѣ де-Кастри и въ селеніи Кизи.-- Мои приказанія г. Орлову.-- Прибытіе въ Петровское.-- Мои предположенія въ августѣ 1853 года.-- Прибытіе въ экспедицію священника Гавріила и г. Бачманова, 9 августа.-- Причины, связывавшія всѣхъ чиновъ экспедиціи въ одну дружную семью.-- Донесеніе г. Буссе отъ 26 августа 1858 г.

   
   14-го іюля я перебрался на транспортъ "Байкалъ", взявъ съ собою 15 челов. команды и Д. И. Орлова. Въ этотъ же день транспортъ снялся съ якоря и пошелъ къ острову Сахалину.
   Штили и противные S-e вѣтры замедляли первые дни наше плаваніе, такъ что, слѣдуя вдоль восточнаго берега Сахалина, мы только 30-го іюля подошли къ мысу Анива. На всемъ пространствѣ этого берега ни однаго сколько нибудь закрытаго залива мы не примѣтили. Сдѣлавъ затѣмъ рекогносцировку около мысовъ Анива и Крильонъ и не найдя и здѣсь сколько нибудь безопасной стоянки для судовъ, я вошелъ въ Татарскій заливъ. Встрѣченные тамъ свѣжіе вѣтры не дозволили близко держаться западнаго берега острова и тщательно осмотрѣть его; между тѣмъ, было уже 4-е августа, а потому я и отправился отсюда прямо въ Императорскую гавань. 6-го августа вошелъ въ нее и поставилъ тамъ постъ изъ 8 человѣкъ при урядникѣ. Постъ этотъ я назвалъ Константиновскимъ, по имени бухты, въ которой онъ поставленъ. 7-го августа я вышелъ изъ Императорской гавани, оставивъ тамъ, на всякій случай, 350 пудовъ муки и крупы. Унтеръ-офицеру, оставленному начальникомъ Константиновскаго поста, приказано было приготовлять лѣсъ для зимняго помѣщенія и начать строить оное. Въ то же время наблюдать за дѣйствіями судовъ, могущихъ являться около этой гавани въ морѣ; на случай же встрѣчи съ ними передавать имъ заявленіе на французскомъ, русскомъ и англійскомъ языкахъ о принадлежности края Россіи.
   Изъ Императорской гавани я пошелъ въ заливъ де-Кастри и, прибывъ туда 9-го августа, съѣхалъ съ 5 человѣками на постъ (Александровскій), а транспорту приказалъ слѣдовать къ западному берегу Сахалина, на которомъ, въ бухтѣ около 50o N широты, высадить Орлова съ 5-ю человѣками.
   Д. И. Орлову приказано было занять тамъ постъ, назвавъ его Ильинскимъ. Собрать жителей и объявить имъ, что островъ Сахалинъ принадлежитъ Россіи и что мы всѣхъ обитателей онаго принимаемъ подъ свою защиту и покровительство. Въ случаѣ встрѣчи съ иностранными судами, какъ командиру транспорта, подпоручику Семенову, такъ равно и Д. И. Орлову приказано было заявлять отъ имени россійскаго правительства, что весь при-амурскій и при-уссурійскій край съ островомъ Сахалинымъ составляютъ русскія владѣнія. Г. Орлову я, кромѣ того, приказалъ пройти отъ поста вдоль западнаго берега Сахалина къ югу, на пути собирать отъ туземцевъ всевозможныя свѣдѣнія и осмотрѣть этотъ берегъ, въ видахъ отысканія на ономъ бухты, въ которой могло бы зимовать судно. Затѣмъ, къ 15-му сентября, стараться достигнуть мыса Крильонъ и на восточной сторонѣ его ожидать насъ, но при этомъ имѣть въ виду, что еслибы, по какимъ либо обстоятельствамъ, къ 20-му сентября нашего судна не было около этихъ мѣстъ, то и не ожидать, а слѣдовать въ селеніе Тамари-Анива, которое непремѣнно нами будетъ занято. Командиру транспорта "Байкалъ", поручику корпуса штурмановъ Семенову, приказано было, высадивъ на Сахалинъ Орлова, содѣйствовать ему при основаніи Ильинскаго поста и затѣмъ крейсеровать въ Татарскомъ заливѣ до исхода августа, съ цѣлію наблюденія за ожидавшеюся въ этомъ заливѣ американскою эскадрою и около 5-го сентября стараться возвратитьсь въ Петровское.
   Подтвердивъ начальнику Александровскаго поста, г. Разградскому, данную ему прежде инструкцію и усиливъ этотъ постъ 4 человѣками матросовъ, я съ казакомъ и тунгусомъ пошелъ пѣшкомъ на озеро Кизи; тамъ сѣлъ на байдарку и на ней прибылъ въ селеніе Котова, гдѣ г. Петровъ съ 6 челов. приступилъ уже къ построенію зимняго помѣщенія. Этотъ постъ я назвалъ Маріинскимъ. Изъ него, на байдаркѣ же, я спустился внизъ по р. Амуръ въ Николаевскъ, а оттуда отправился въ Петровское, куда и прибылъ 17 августа.
   Такимъ образомъ занятіемъ Императорской гавани, западнаго берега Сахалина и крейсерствомъ транспорта Байкалъ {Нельзя не замѣтить здѣсь особой случайности: на транспортѣ "Байкалъ" былъ открытъ входъ въ р. Амуръ и ея лиманъ въ 1849 г., на немъ пришли основать Петровское Зимовье и занять устье Амура въ 1850 и 1851 г. и этотъ же транспортъ былъ первое русское судно, явившееся въ Татарской заливъ въ 1853 году.} въ Татарскомъ заливѣ достигнута была главная цѣль моихъ дѣйствій въ навигацію 1853 г. Послѣ этого уже всякое покушеніе иностранцевъ на прибрежье Татарскаго залива было отстранено. Мнѣ оставалось еще въ навигацію этого года окончательно утвердиться на островѣ Сахалинѣ, т. е. занять главный пунктъ острова Тамари-Анива и затѣмъ въ навигацію 1854 г. изслѣдовать матерой берегъ Татарскаго залива отъ Императорской гавани до корейской границы и занять на ономъ военными постами тѣ изъ заливовъ, которые окажутся удобными и болѣе закрытыми и имѣютъ внутреннее береговое сообщеніе съ рѣкою Амуръ и Уссури. Кромѣ того, я долженъ былъ занять таковыми же постами нѣсколько пунктовъ по рѣкамъ Амуру и Уссури, устье рѣки Сунгари и пунктъ на р. Сунгари у подошвы Хинганскаго хребта, гдѣ онъ перебрасывается черезъ эту рѣку. Все это мнѣ предстояло исполнить для того, чтобы фактически провести нашу границу съ Китаемъ, мысленно проведенную нерчинскимъ трактатомъ.
   9 августа приходилъ въ Петровское корабль р.-а. компаніи съ различными запасами и товарами, на немъ были доставлены: 10 сильный винтовой пароходъ и 10 весельный катеръ. На этомъ же кораблѣ прибыли въ экспедицію капитанъ-лейтенантъ А. В. Бачмановъ съ супругою своею Елизаветою Осиповною и священникъ Гавріилъ {Отецъ Гавріилъ Веніаминовъ -- сынъ епископа камчатскаго Инокентія, нынѣ митрополита московскаго.} съ супругою Екатериною Ивановною. Корабль привезъ мнѣ депети: отъ главнаго правленія р.-а. компаніи, отъ 15 апрѣля 1853 г., и отъ г. Кашеварова, отъ 5 августа. Главное правленіе, на основаніи Высочайшаго повелѣнія 11 апрѣля 1853 г. и соглашенія съ генералъ-губернаторомъ Восточной Сибири, просило меня, впредь до прибытія на Сахалинъ назначеннаго правителемъ онаго капитанъ-лейтенанта Фуругельма, принять сахалинскую экспедицію въ полное мое начальство и вѣдѣніе и увѣдомляло, что въ 1854 г. имѣетъ въ виду прислать на Сахалинъ съ г. Фуругельмомъ доктора, фельдшера и лицъ для изслѣдованія острова во всѣхъ отношеніяхъ. Оно выразило въ депешѣ желаніе, чтобы на Сахалинѣ, кромѣ главнаго пункта, въ которомъ должно сосредоточиваться управленіе островомъ, было еще не болѣе 2-хъ или 3 пунктовъ. Чтобы всѣ эти пункты были обнесены редутами и, наконецъ, такъ какъ по Высочайшему повелѣнію, всѣ расчеты съ компаніей по амурской экспедиціи должны быть окончены къ 1 января 1854 г., то правленіе просило меня по этому предмету сдѣлать надлежащее распоряженіе и всѣ товары и запасы, оставшіеся къ этому времени въ амурской экспедиціи, перечислить въ сахалинскую и вести имъ особый счетъ. Въ заключеніе главное правленіе просило меня, чтобы никакихъ судовъ компаніи для перевоза на Сахалинъ дессанта, кромѣ брига "Константинъ", не занимать, о чемъ оно строго подтверждаетъ и г. Кашеварову.
   Кашеваровъ увѣдомлялъ меня, что Николай Васильевичъ Буссе, 2 августа, на кораблѣ компаніи "Николай I", отправился за дессантомъ въ Петропавловскъ. Что главное правленіе вмѣнило ему въ непремѣнную обязанность отнюдь не посылать на Сахалинъ для перевоза дессанта, запасовъ и матеріаловъ, никакого изъ компанейскихъ кораблей, кромѣ назначеннаго туда на зимовку брига "Константинъ", ибо всѣ прочія суда необходимы въ колоніяхъ. "Между тѣмъ," пишетъ г. Кашеваровъ, "бригъ Константинъ врядъ ли будетъ нынѣ въ Аянѣ, а если и будетъ, то я объяснялъ г. Буссе, что это послѣдуетъ самою позднею осенью и что бригъ этотъ никакъ не можетъ помѣстить дессанта съ тяжестями, ибо онъ весьма ненадеженъ." Далѣе Кашеваровъ извѣщаетъ меня, что "самую большую часть запасовъ я товаровъ онъ не успѣлъ отпустить на кораблѣ "Николай" съ маіоромь Буссе, такъ какъ запасы и товары эти для Сахалина доставлены къ Аянъ только 1 августа, а потому не могли быть не только приготовлены какъ слѣдуетъ для отправленія на Сахалинъ, но ихъ не успѣли даже и разобрать. Никакихъ судовъ въ Аянъ ожидать болѣе нельзя; корабль же "Николай", по данной инструкціи его командиру Клинковстрему, но доставленіи съ маіоромъ Буссе дессанта изъ Петропавловска въ Петровское, немедленно долженъ идти въ колоніи; почему прошу Васъ не задерживать этого корабля въ Петровскомъ".
   Съ прибытіемъ въ Петровское Е. О. Бачмановой, любезной и образованной женщины, и супруги священника, Екатерины Ивановны, для моей жены составилось маленькое женское общество, которое ободрило ее. Но за то всѣхъ этихъ лицъ надобно было размѣстить и потому мы сейчасъ-же приступили къ постройкѣ двухъ флигелей для помѣщенія на зиму священника съ походною церковью и А. В. Бачманова съ супругою. Между тѣмъ, въ ожиданіи дессанта изъ Камчатки, дабы не терять времени, я хотѣлъ заранѣе начать доставленіе запасовъ и товаровъ въ Николаевскъ для обезпеченія какъ этого поста, такъ и постовъ: Маріинскаго и Александровскаго, а вмѣстѣ съ тѣмъ и испытать, до какой степени возможно плаваніе по лиману и по Петровскому заливу на такомъ маленькомъ пароходикѣ, какой былъ присланъ въ экспедицію. Поэтому, нагрузивъ запасами нашъ маленькій ботикъ и взявъ его на буксиръ къ этому пароходику, названному мною "Надеждой", я, при самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, 19 августа, отправился съ Бачмановымъ въ Николаевское. Только что мы вышли изъ залива, пароходъ начало заливать и болѣе половины дымогарныхъ трубъ въ котлѣ, оказавшихся перержавленными, лопнуло. Мы принуждены были взять пароходикъ на буксиръ къ ботику и возвратиться обратно, чтобы его исправить. Къ несчастію, запасныхъ трубокъ не оказалось, да и желѣза, изъ котораго на время можно бы было сдѣлать эти трубочки, въ экспедиціи не было; кочегаръ же, присланный съ этимъ пароходикомъ, не имѣлъ понятія о слесарномъ мастерствѣ. Такимъ образомъ, въ навигацію 1853 г. "Надежда" была для насъ безполезна и мы остались при тѣхъ же ничтожныхъ перевозочныхъ средствахъ, какія до сего времени имѣли, т. е. при двухъ шлюпкахъ и гилякскихъ лодкахъ. Пароходикъ, кромѣ того, не имѣлъ никакихъ мореходныхъ качествъ и оказался совершенно неспособнымъ къ плаванію по лиману, а потому намъ предстояло развести изъ Петровскаго продовольствіе и различные запасы въ Николаевскъ, Маріинскій и Александровскій посты на своихъ несчастныхъ мелкихъ судахъ, и притомъ въ позднее время года, когда въ лиманѣ и рѣкѣ Амуръ разводитъ такое волненіе, что прекращается всякое сообщеніе между ея берегами. Благодаря Бога, все обошлось благополучно: мой дѣятельный и искусный помощникъ, А. В. Бачмановъ, въ отсутствіи моемъ на Сахалинъ, снабдилъ всѣ эти посты безъ малѣйшихъ приключеній.
   Послѣ всего сказаннаго, не странны ли были упомянутыя выше распоряженія, чтобы я съ помощію такого пароходика провелъ компанейскій бригъ "Константинъ" въ осеннее время чрезъ лиманъ изъ Охотскаго моря въ Татарскій заливъ? Еще въ то время, когда въ лиманѣ вообще господствуютъ свѣжіе вѣтры, разводящіе сулой и неправильное, крутое волненіе, бороться съ которымъ возможно только настоящему морскому пароходу, а не какой-нибудь безпалубной паровой шлюпкѣ, какою была "Надежда". Г. Буссе, какъ офицеру, перенесшемуся сюда изъ фронта гвардейскаго полка, это казалось весьма просто и возможно, и онъ удивлялся, почему я, ничтожный смертный, не исполняю въ точности и буквально всехъ инструкцій, которыя онъ привезъ; но ему это простительно, потому что онъ до того времени кромѣ Петербурга ничего не видалъ и не зналъ мѣстныхъ условій.
   Онъ многому удивлялся тамъ и никакъ тоже не могъ понять дружескаго и какъ бы родственнаго моего обращенія съ моими сотрудниками офицерами, какое онъ вдругъ увидѣлъ. Онъ никакъ не могъ допустить, чтобы начальникъ, облеченный огромною самостоятельною властію, каковымъ я былъ тогда въ краѣ, могъ дозволять подчиненнымъ ему офицерамъ разсуждать съ нимъ, какъ съ товарищемъ, совершенно свободно разбирать всѣ его предположенія и высказывать о нихъ съ полною откровенностію свое мнѣніе. Н. В. Буссе было чуждо и непонятно, что всякая въ то время командировка офицера для изслѣдованія края была совершаема внѣ повелѣнія, почему и лежала единственно на моей отвѣтственности и что при каждой такой командировкѣ, посланный офицеръ долженъ былъ быть проникнутъ чувствомъ необходимости и полезности своен для блага отечества. Я долженъ былъ одушевлять моихъ сотрудниковъ и постоянно повторять имъ, что только при отчаянныхъ и преисполненныхъ опасностей и трудностей дѣйствіяхъ нашихъ, мы можемъ не только отстранить потерю края, но и привести правительство къ тому, чтобы онъ навсегда былъ утвержденъ за Россіею. Вотъ что насъ связывало всѣхъ тогда, какъ бы въ одну родную семью. Весьма естественно, что это было непонятно не только г. Буссе, но и всѣмъ высшимъ распорядителямъ въ С.-Петербургѣ.
   Вечеромъ, 26 августа, компанейскій корабль "Николай" бросилъ якорь на петровскомъ рейдѣ. Г. Буссе сообщилъ мнѣ, что привезъ дессантъ, вполнѣ обезпеченный для зимовки на Сахалин; но что онъ взялъ только однаго офицера, лейтенанта Рудановскаго, на томъ основаніи, что, согласно данной ему инструкціи, офицеры при дессантѣ на Сахалинъ должны быть командированы изъ амурской экспедиціи. По исполненіи, такимъ образомъ, возложеннаго на него генералъ-губернаторомъ порученія, г. Буссе ожидалъ моего скораго распоряженія о свозѣ на берегъ дессанта (изъ 90 человѣкъ) со всѣми тяжестями. Онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что все это должно отправиться на Сахалинъ на бригѣ "Константинъ" чрезъ амурскій лиманъ съ помощію доставленнаго мнѣ компаніею пароходика и средствъ, имѣвшихся въ амурской экспедиціи, а что корабль "Николай" немедленно отправится въ Аянъ, чтобы тамъ его высадить для слѣдованія въ Иркутскъ къ генералъ-губернатору съ личнымъ донесеніемъ объ исполненіи порученія. Кромѣ того, онъ передалъ мнѣ, что, вслѣдствіе различныхъ политическихъ соображеній въ Петербургѣ, ему сказали, что при высадкѣ на Сахалинъ дессанта отнюдь не должно касаться залива Анива, а что дессантъ долженъ быть высаженъ на восточномъ или западномъ берегу острова.
   
   

ГЛАВА ХХШ.

Причины, побудившія меня идти въ Аянъ.-- Объясненіе мое съ г. Буссе.-- Г. Буссе назначается зимовать на Сахалинъ.-- Дѣйствія мои въ Аянѣ и переговоры съ Кашеваровымъ.-- Отношеніе мое Б. С. Завойко, отъ 2 сентября 1853 г.-- Распоряженіе Бачманову.-- Плаваніе на кораблѣ "Николай" изъ Петровскаго въ заливъ Анива.-- Встрѣча съ японцами.-- Селеніе Тамари-Анива.-- Слѣдствіе нашей рекогносцировки, произведенной 21 сентября.-- Занятіе Тамари-Анива 22 сентября 1863 г.-- Объявленіе японцамъ и аинамъ.-- Декларація для доставленія японскому правительству.-- Инструкція г. Буссе.

   
   Разсмотрѣвъ вѣдомость запасовъ, привезенныхъ съ доссантомъ, я нашелъ, что со стороны камчатскаго губернатора люди были вполнѣ обезпечены казеннымъ довольствіемъ съ большою заботливостію, но что этого было еще далеко недостаточно для безопасной зимовки на Сахалинѣ, ибо не было ни товаровъ, необходимыхъ для вымѣна свѣжей пищи для людей, ни достаточнаго числа инструментовъ для построекъ, ни надлежащаго запаса водки, чая, сахара и табаку, необходимыхъ для людей при первоначальномъ водвореніи. Кромѣ того, тамъ не было надлежащихъ медицинскихъ средствъ отъ болѣзней, которыя неминуемо сопровождаютъ зимовку въ новомъ мѣстѣ. На все это я указалъ тогда же г. Буссе и объяснилъ, что поэтому безопасная зимовка дессанта на Сахалинѣ, какъ онъ полагаетъ, далеко не обезпечена, а слѣдовательно и возложенное на него порученіе не исполнено. При этомъ я высказалъ ему слѣдующее:
   "а) При ничтожныхъ перевозочныхъ средствахъ, имѣющихся при экспедиціи и кораблѣ "Николай", свозъ дессанта съ тяжестями на открытомъ петровскомъ рейдѣ затруднителенъ и почти невозможенъ; кромѣ того, нагрузка всего этого обратно займетъ много времени и можетъ быть даже неудачною; время же наступаетъ позднее, осеннее.
   "б) Присланный сюда ничтожный паровой рѣчной катеръ не только не можетъ буксировать какое-либо судно по лиману, но один-то не въ состояніи тамъ плавать, если бы даже былъ исправень, а потому данное вамъ распоряженіе составляетъ утопію.
   "в) Вамъ вѣроятно извѣстно, что бригъ "Константинъ" или придетъ самою позднею осенью, или совсѣмъ можетъ не быть въ Аянѣ и что этотъ бригъ не можетъ помѣстить дессанта и тяжестей, а потому на чемъ же изъ Петровскаго перевезется дессантъ на Сахалинъ?
   "г) Офицеровъ у меня въ настоящее время никого нѣтъ свободныхъ: всѣ заняты крайне необходимыми обязанностями; о недостаткѣ ихъ и командъ въ экспедиціи я нѣсколько разь уже доносилъ и просилъ прлсдать нхъ, послать же дессадтъ на Сахалинъ съ однимъ офицеромъ, невозможяо.
   яд) На всѣхъ берегахъ Сахалнда не только нѣтъ удобной гаваяи, въ которую можно быдо бы спокойно свезти дессантъ и тяжести, но нѣтъ даже мѣста для безопасной стоянки судна, въ особенности въ такое позднее время, какь теперь. Кромѣ этого, средствами компанейскаго судна, на 2 шлюпкахъ, высадка такого числа людей и тяжестей на открытый берегъ и въ позднее время года до такой степени затруднительна и опасна, что ее можно считать почти невозможною. Выбросить людей на пустынный восточный или западный берегъ, какъ вамъ объяснялось и мнѣ предписывалось, равносильно обреченію ихъ на вѣрную смерть отъ болѣзней.
   "Изь всего этого вы видите, что если буквально слѣдовать предписаніямъ, то надобно или оставить всѣхъ людей въ Петровскомъ, гдѣ также нѣтъ помѣщенія, или выбросить ихъ въ пустынѣ, какъ я сказалъ уже выше, на явную смерть и предоставить японцамъ и инородцамъ уничтожить больныхъ. Какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случаѣ я бы окончательно не исполнилъ Высочайшей воли, т. е. не утвердился бы на Сахалинѣ въ настоящую навигацію. Между тѣмъ, съ утвержденіемъ нашимъ на островѣ и съ занятіемъ Императорской гаваяи, мы отстранямъ весьма важное обстоятельство -- всякое покушеніе иностранцевъ на прибрежья Татарскаго залива, а такихъ покушеній, особенно при настоящихъ обстоятельствахъ, мы должны ожидать ежеминутно. Поэтому теперь надобно дѣйствовать рѣшительно, не стѣсняясь никакими петербургскими соображеніями и притязаніями, тѣмъ болѣе, что по Высочайшей волѣ Сахалинъ признанъ неотъемлемою принадлежностію Россіи. Всякія комбинаціи занятія пункта на восточной или западной сторонѣ острова, безъ утвержденія нашего въ главномъ его пунктѣ, не только неумѣстны, но вредны и не соотвѣтствуютъ достоинству Россіи, ибо могутъ обнаружить только нашу робость и нерѣшительность, а я ни того, ни другаго не могу допустить. Вся отвѣтственность предъ отечествомъ за могущую, при такихъ обстоятельствяхъ, навсегда потерю для Россіи этого важнаго края падетъ единственно на меня, на томъ основаніи, что начальнякъ, поставленный въ такой неизвѣстный и отдаленный край, долженъ располагать свои дѣйствія не по предписаніямъ и приказаніямъ, а по тѣмъ обстоятельствамъ, какія встрѣчаются на мѣстѣ, имѣя въ виду только лишь достиженіе одной главной цѣли, клонящейся къ интересамъ и благу отечества. Главный пунктъ на островѣ -- Тамари-Анива, тамъ имѣются и средства для первоначальнаго помѣщенія нашихъ людей и средства по перевозкѣ дессанта и выгрузкѣ тяжестей. Тамъ-то мы наипервѣе и должны утвердиться, не смотря на то, что это противно даннымъ мнѣ предписаніямъ.
   "И такъ, по всѣмъ этимъ причинамъ, становится необходимымъ, чтобы, во-первыхъ, по неимѣнію въ экспедиціи офицеровъ, отправились съ дессантомъ на Сахалинъ вы. Во-вторыхъ, чтобы для пополненія необходимыхъ запасовъ, я пошелъ съ вами на кораблѣ "Николай" въ Аянъ и оттуда, на немъ же, въ заливъ Анива. Мы утвердимся на Тамари-Анива и вы останетесь зимовать тамъ. Въ-третьихъ, если по изслѣдованію г. Орлова или по нашей рекогносцировкѣ окажется возможнымъ зимовать на Сахалинѣ судну около залива Анива, или въ самомъ заливѣ, то въ случаѣ прихода компанейскаго брига "Константинъ", онъ останется на зимовку, а въ противномъ случаѣ -- одинъ изъ нашихъ казенныхъ транспортовъ, "Иртышъ" или "Байкалъ".
   "Оставаясь при неизмѣнномъ рѣшеніи, прошу васъ: 1) осмотрѣть хорошенько команду съ моимъ докторомъ и оказавшихся ненадежными оставить въ Петровскомъ; 2) сообразить хорошенько, сколько надобно указанныхъ мною запасовъ, чтобы команды на Сахалинѣ были вполнѣ обезпечены, и 3) быть готовымъ 26 августа къ отправленію со мною въ Аянъ и оттуда на Сахалинъ".
   Въ заключеніе я объявилъ г. Буссе, что я очень хорошо понимаю то критическое положеніе, въ которое будеть поставленъ г. Кашеваровъ, вполнѣ зависимый отъ главнаго правленія компаніи, взятіемъ ими корабля "Николай"; но дѣлать нечего, намъ надобно будеть уладить и вывести его изъ отвѣтственности.
   Само собою разумѣется, что эти мои распоряженія не понравились Н. В. Буссе, совершенно увѣренному провести зиму въ Иркутскѣ, послѣ трудовъ имъ понесенныхъ; поэтому, весьма естественно, мы не могли произвести на него хорошаго впечатлѣнія.
   Такимъ образомъ, по неимѣнію въ экспедиціи офицеровъ, Н. В. Буссе предстояло зимовать въ Тамари-Анива, которое, на основаніи какихъ-то особыхъ политическихъ взглядовъ и расчетовъ, несоотвѣтствовавшихъ ни положенію, ни обстоятельствамъ, казалось тогда ему опаснымъ и ненавистнымъ.
   По прибытіи на кораблѣ "Николай" въ Аянъ, я немедленно послалъ къ Кашеварову для предварительныхъ переговоровъ Н. В. Буссе, какъ будущаго правителя острова Сахалина. Г. Буссе вскорѣ возвратился ко мнѣ съ такимъ отвѣтомъ: "Въ виду строжайшаго предписанія Кашеварову отъ главнаго правленія компаніи, онъ не можетъ исполнить вашего требованія. Корабль "Николай" немедленно долженъ идти въ колонію, о чемъ онъ и дѣлаетъ распоряженіе командиру".
   Послѣ этого я приказалъ командиру корабля "Николай" оставить распоряженія Кашеварова безъ вниманія и отправился къ нему самъ вмѣстѣ съ г. Буссе, чтобы убѣдтть его въ крайней необходимости упомянутыхъ дѣйствій. Послѣ различныхъ переговоровъ и объясненій въ присутствіи гг. Буссе и капитана 2 ранга Фрейганга, возвращавшагося въ то время изъ Камчатки, я объявилъ ему, что всю отвѣтственность принимаю на себя, съ тѣмъ, что если бы компанія потерпѣла отъ этого убытки, то правительство вознаградитъ оные; о чемъ я доношу генералъ-губернатору и увѣдомляю главное правленіе. А. Ф. Кашеваровъ, заручившись этимъ моимъ заявленіемъ, рѣшился исполнить мои требованія немедленно. Само собой разумѣется, онъ, какъ лицо отвѣтственное за сохраненіе интересовъ компаніи, не могъ бы исполнить моихъ тробованій безъ упомянутаго съ моей стороны обязательства отъ имени правительства, и потому несправедливо было бы и обвинять его и требовать отъ него гражданской доблести.
   Съ полною готовностію и энергіею принялся Кашеваровъ за скорѣйшее изготовленіе и нагрузку всѣхъ запасовъ и товаровъ, такъ что 3 сентября корабль "Николай" могъ выдти изъ Аяна. Зимовка людей на Сахалинѣ, въ отношеніи одежды, продовольственныхъ запасовъ и вооруженія была обезпечена. Никогда не снабжалась такъ полно и такими средствами амурская экспедиція, какъ были снабжены люди, отправлявшіеся на Сахалинъ.
   Между тѣмъ, наканунѣ нашего прихода въ Аянъ, оттуда ушелъ въ Петровское транспортъ "Иртышъ" съ остальнымъ грузомъ для амурской экспедиціи, и, какъ мы видѣли, около 3 или 4 сентября долженъ былъ придти на петровскій рейдъ и транспортъ "Байкалъ". Дабы распорядиться окончательно казенными судами и получить свѣдѣнія отъ Орлова, я счелъ необходимымъ зайти въ Петровское {Кашеваровъ передалъ мнѣ, между прочимъ, что бригъ "Константинъ" вовсе не придетъ въ Аянъ.}.
   По прибытіи въ Петровское, я нашелъ тамъ оба транспорта: "Иртышъ" и "Байкалъ". Командиръ "Байкала" г. Семеновъ сообщилъ мнѣ, что въ широтѣ 50o 10' N, въ бухтѣ, онъ высадилъ г. Орлова и, при собраніи жителей, съ поднятіемъ военнаго флага, поставилъ тамъ Ильинскій постъ. Военныхъ американскихъ судовъ въ Татарскомъ заливѣ онъ не встрѣчалъ, а шкиперу, встрѣтившагося американскаго китобоя, заявилъ о существовавшихъ на Татарскомъ берегу и на Сахалинѣ нашихъ военныхъ постахъ.
   При отправленіи на Сахалинъ, я сдѣлалъ слѣдующія разпоряженія:
   1) Транспорту "Байкалъ" приказалъ немедленно слѣдовать въ Аянъ и взять оттуда все, что Кашеваровъ признаетъ нужнымъ съ нимъ отправить какъ для Петропавловска, такъ и для колоній американской компаніи, и затѣмъ идти въ Петропавловскъ. Увѣдомляя съ этимъ транспортомъ В. С. Завойко о предположенномъ мною занятіи Тамари-Анива и о занятыхъ уже заливахъ: де-Кастри и Императорской гавани, я просилъ съ раннею весною выслать изъ Петропавловска "Байкалъ" или какое либо другое судно, съ тѣмъ, чтобы оно шло прямо въ заливъ Анива, къ нашему посту, а оттуда, на пути въ де-Кастри, зашло бы и въ Императорскую гавань. Въ заливѣ де-Кастри оно получитъ мои распоряженія. На этомъ суднѣ я просилъ выслать для амурской экспедиціи все казенное по штату довольствіе. Вмѣстѣ съ тѣмъ, я увѣдомлялъ В. С. Завойко, что если транспортъ "Иртышъ" не придетъ нынѣ въ глубокую осень въ Петропавловскъ, то это будетъ значить, что онъ остался здѣсь зимовать.
   2) Г. Бачманову, единственному офицеру, оставшемуся въ Петровскомъ, я приказалъ стараться снабдить на зиму наши посты: Николаевскій и Маріинскій и оканчивать постройки, дабы къ зимѣ можно было перебраться въ нихъ. Меня ожидать не ранѣе сентября, по Амуру изъ де-Кастри.
   и 3) Транспорту "Иртышъ", по выгрузкѣ въ Петровскомъ различныхъ запасовъ и проч., слѣдовать въ заливъ Анива (Тамари-Анива), имѣя въ виду, что ему можетъ случиться зимовать на Сахалинѣ, а потому необходимо, чтобы команды были снабжены для этого всѣмъ необходимымъ.
   Сдѣлавъ эти распоряженія и взявъ съ собою только что прибывшаго изъ Николаевска лейтенанта Бошняка, мы пошли въ заливъ Анива. Бошнякъ долженъ былъ зимовать въ Императорской гавани, для наблюденія за ледоходомъ въ ней, закрытіемъ и вскрытіемъ; потомъ отправиться къ югу и наблюдать за иностранными судами.
   Противные свѣжіе вѣтры и различныя неблагопріятныя обстоятельства замедлили наше плаваніе. Согласно выше упомянутому условію, сдѣланному съ г. Орловымъ, войдя въ заливъ Анива, я направился къ мысу Крильонъ, чтобы взять Орлова и получить отъ него свѣдѣнія объ осмотрѣнномъ имъ юго-западномъ берегѣ Сахалина; но поиски наши у мыса Крильонъ остались тщетными, несмотря на то, что было уже 19 сентября. Убѣдившись, что Орлова нѣтъ около этихъ мѣстъ и пользуясь благопріятнымъ вѣтромъ, корабль "Николай" легъ вдоль NO берега залива Анива съ цѣлію высмотрѣть, не найдется ли на этомъ берегу мѣста, удобнаго для зимовки судна; но изслѣдованія наши были тщетны: на этомъ пространствѣ мы не нашли ни одной бухточки не только для зимовки судна, но и для стоянки онаго. Между тѣмъ, наступилъ густой туманъ -- мы вернулись и въ 8 часовъ вечера, 20 сентября, при совершенной тишинѣ, бросили якорь противъ селенія Тамари-Анива. Не успѣли еще мы оправиться, какъ увидѣли, что возвышенности, окружающія селеніе Тамари-Анива, освѣщены и какъ будто на нихъ находятся батареи. Судя по огнямъ, показывавшимся въ нѣсколькихъ мѣстахъ на берегу, нельзя было не замѣтить, что приходъ нашъ произвелъ не малую тревогу.
   Вслѣдствіе этого я приказалъ зарядить картечью орудія, имѣть для наблюденія ночью шлюпку и вообще тщательно слѣдить за дѣйствіями съ берега. Къ 11 часамъ ночи на берегу успокоились, ибо на возвышенностяхъ огней уже не стало видно. Въ 7 часовъ утра на 2 шлюпкахъ, подъ прикрытіемъ корабля "Николай", я съ гг. Буссе и Бошнякомъ отправился къ берегу, чтобы произвести рекогносцировку онаго и отыскать мѣсто для высадки дессанта. Положеніе мѣстности залива Анива, на которомъ было расположено селеніе Тамари, было таково: селеніе лежало при рѣчкѣ, протекашаей между возвышенностями; увалистый берегъ около устья этой рѣчки былъ обставленъ магазинами и равличными сараями, около которыхъ были вытащены на берегъ большія лодки и находилясъ склады лѣса. Восточная возвышенность, оканчивающаяся у самаго берега высокимъ мысомъ, на которомъ находился японскій храмъ и нѣсколько строеній, командовала какъ всѣмъ селеніемъ, такъ и всѣми магазинами, тянувшимися вдоль берега. Эта мѣстность представляла лучшій и вполнѣ надежный стратегическій пунктъ. Къ западу за этою возвышенностію лежала долина съ рѣчкою, берега которой отмелы и неудобны для высадки; эта долина мѣстамя болотиста и, находясь за возвышенностью, представляла мѣстность, изолированную отъ селенія, такъ что на нее легко было сдѣлать внезапное нападеніе какъ съ этой возвышенности, такъ и съ сѣвера; а потому поставить здѣсь постъ -- значило подвергать его различнымъ случайностямъ. Не смотря, однако, на это, г-ну Буссе понравилась эта мѣстность и онъ настаивалъ, чтобы ее осмотрѣть подробнѣе. Я предоставилъ {Въ продолженіи хожденія г. Буссе по болоту и рѣчкѣ въ этой долинѣ, я оставался на берегу около шюпокъ и курилъ трубку. Это обстоятельство въ напечатанномъ дневникѣ г. Буссе представлено какъ примѣръ моего невниманія и равнодушія.} это сдѣлать ему, а самъ остался у шлюпокъ. Послѣ хожденія по долинѣ и болоту, г. Буссе, хотя нѣсколько и разочаровался, но еще не убѣдился, какъ я ожидалъ, въ томъ, что здѣсь не слѣдуетъ намъ оставаться. Онъ всѣми силами старался отклонить меня отъ занятія селенія Тамари, постоянно ссылаясь на инструкцію генералъ-губернатора и на приказанія, переданныя ему, отнюдь не тревожить японцевъ и быть далѣе отъ тѣхъ селеній, гдѣ они находятся. Онъ все время доказывалъ неполитичность занятія главнаго пристанища японцевъ на островѣ и опасность, которую встрѣтитъ нашъ гарнизонъ отъ ихъ нападенія. Выслушавъ со вниманіемъ всѣ доводы, я замѣтилъ Н. В. Буссе, что въ то время, когда Россія имѣетъ безспорное право на обладаніе островомъ Сахалиномъ и когда ны ке, какой был прислан в экспедицию. Поэтому, нагрузив запасами наш маленький ботик и взяв его на буксир к этому пароходику, названному мной "Надеждой", я, при самых благоприятных обстоятельствах, 19 августа, отправился с Бачмановым в Николаевское. Только что мы вышли из залива, пароход начало заливать, и более половины дымогарных труб в котле, оказавшихся перержавленными, лопнуло. Таким образом, в навигацию 1853 года "Надежда" была для нас бесполезна, и мы остались при тех же ничтожных перевозочных средствах, какие до сего времени имели, то-есть при двух шлюпках и гилякских лодках. Пароходик, кроме того, не имел никаких мореходных качеств и оказался совершенно неспособным к плаванию по лиману, а потому нам предстояло развести из Петровского продовольствие и различные запасы в Николаевский, Мариинский и Александровский посты на мелких судах. Однако всё обошлось благополучно: мой деятельный и искусный помощник А. В. Бачманов, в моё отсутствие на Сахалине снабдил все эти посты.
   После всего сказанного не странны ли были упомянутые выше распоряжения, чтобы я с помощью такого пароходика провел компанейский бриг "Константин" в осеннее время через лиман из Охотского моря в Татарский пролив, и ещё в то время, когда в лимане вообще господствуют свежие ветры, разводящие сулой и неправильное волнение, бороться с которым возможно только настоящему морскому пароходу. Н. В. Буссе, как офицеру, попавшему сюда из гвардейского полка, это казалось весьма просто и возможно, и он удивлялся, почему я, ничтожный смертный, не исполняю в точности и буквально всех инструкций, которые он привез; но ему это простительно, потому что он до того времени кроме Петербурга ничего не видел и не знал местных условий.
   Он многому удивлялся и никак тоже не мог понять дружеского и как бы родственного моего обращения с моими сотрудниками-офицерами. Он никак не мог допустить, чтобы начальник, облечённый огромной самостоятельной властью, каковым я был тогда в крае, мог дозволять подчинённым ему офицерам рассуждать с ним, как с товарищем, совершенно свободно разбирать все его предположения и высказывать о них с полной откровенностью своё мнение. Н. В. Буссе было чуждо и непонятно, что всякая в то время командировка офицера для исследования края была совершаема вне повеления, почему и лежала единственно на моей ответственности, и что при каждой такой командировке посланный офицер должен был быть проникнут чувством необходимости и полезности её для блага Отечества. Я должен был одушевлять моих сотрудников и постоянно повторять им, что только при отчаянных и преисполненных опасностей и трудностей действиях наших, мы можем не только предупредить потерю края, но и привести правительство к тому, чтобы он навсегда был утвержден за Россией. Вот что нас связывало всех как бы в одну родную семью. Весьма естественно, что это была непонятно не только Буссе, но и высшим распорядителям в С.-Петербурге. Вечером 26 августа компанейский корабль "Николай" бросил якорь на петровском рейде. Н. В. Буссе сообщил мне, что привез десант, вполне обеспеченный для зимовки на Сахалине; но что он взял только одного офицера, лейтенанта Рудановского, на том основании, что, согласно данной ему инструкции, офицеры для сахалинского десанта должны быть откомандированы из состава Амурской экспедиции. Исполнив, таким образом, возложенное на него генерал-губернатором поручение, Буссе ожидал моего немедленного распоряжения о свозе на берег десанта (из 90 человек) со всеми тяжестями. Он был вполне уверен, что всё это должно быть отправлено на Сахалин на бриге "Константин" через Амурский лиман с помощью доставленного мне Компанией пароходика и средств, имевшихся в Амурской экспедиции, а что корабль "Николай" немедленно отправится в Аян, чтобы там его высадить для следования в Иркутск к генерал-губернатору с личным донесением об исполнении поручения. Кроме того он передал мне, что, вследствие различных политических соображений, в Петербурге ему сказали, что при высадке на Сахалин десанта отнюдь не должно касаться залива Анива, а что десант должен быть высажен на восточном или западном берегу острова.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ПОДГОТОВКА К САХАЛИНСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ 1853 ГОДА И ЗАНЯТИЕ ЮЖНОГО САХАЛИНА

Причины, побудившие меня итти в Аян. -- Объяснение мое с Н. В. Буссе. -- Н. В. Буссе назначается зимовать на Сахалин. -- Мои действия в Аяне и переговоры с Кашеваровым. -- Отношение моё В. С. Завойко от 2 сентября 1853 года. -- Распоряжение Бачманову. -- Плавание на корабле "Николай" из Петровского в залив Анива. -- Встреча с японцами. -- Селение Тамари-Анива. -- Следствие нашей рекогносцировки, произведённой 21 сентября. -- Занятие Тамари-Анива 22 сентября 1853 года. -- Объявление японцам и айнам. -- Декларация для доставления японскому правительству. -- Инструкция Буссе.

   
   Рассмотрев ведомость запасов, привезенных с десантом, я нашел, что камчатским губернатором люди были вполне обеспечены казённым довольствием, но что этого было еще далеко не достаточно для безопасной зимовки на Сахалине, ибо не было ни товаров, необходимых для вымена свежей пищи для людей, ни достаточного числа инструментов для построек, ни надлежащего запаса водки, чая, сахара и табаку, необходимых для людей при первоначальном водворении. Кроме того там не было надлежащих медицинских средств от болезней, которые неминуемо сопровождают зимовку в новом месте. На всё это я указал Буссе и объяснил, что поэтому безопасная зимовка десанта на Сахалине, как он полагает, далеко не обеспечена, а следовательно, и возложенное на него поручение не исполнено. При этом я сказал ему следующее:
   "а) При ничтожных перевозочных средствах, имеющихся в экспедиции и на "Николае", своз десанта с тяжестями на открытом петровском рейде почти невозможен; кроме того, погрузка всего этого обратно займет много времени и может быть даже неудачной, время же наступает позднее, осеннее;
   "б) Присланный сюда ничтожный паровой речной катер не только не может буксировать какое-либо судно по лиману, но один-то не в состоянии там плавать, если бы даже был исправлен, а потому данное Вам распоряжение является утопией;
   "в) Вам, вероятно, известно, что бриг "Константин" или придёт самой поздней осенью, или совсем может не быть в Аяне и что этот бриг не может поместить десанта и тяжестей, а потому на чем же из Петровского перевозить десант на Сахалин?
   "г) Офицеров у меня в настоящее время свободных нет; все заняты, крайне необходимыми обязанностями; о недостатке их и команд в экспедиции я несколько раз уже доносил и просил прислать их, послать же десант на Сахалин с одним офицером невозможно;
   "д) На всех берегах Сахалина не только нет удобной гавани, где. можно было бы произвести высадку десанта и грузов, но нет даже места для безопасной стоянки судна, в особенности в такое позднее время, как теперь. Кроме того средствами компанейского судна на двух шлюпках высадка такого числа людей и тяжестей на открытый берег и в позднее время года до такой степени затруднительна и опасна, что её можно считать почти невозможной. Выбросить людей на пустынный восточный или западный берег, как Вам объяснялось и мне предписывалось, равносильно обречению их на верную смерть от болезней.
   "Из всего этого Вы видите, что если буквально следовать предписаниям, то надобно или оставить всех людей в Петровском, где также нет помещения, или выбросить их в пустыню, как я сказал уже выше, на явную смерть и предоставить японцам и туземцам уничтожить больных. Как в том, так и в другом случае я бы окончательно не исполнил приказа, то-есть не утвердился бы на Сахалине в настоящую навигацию. Между тем, с утверждением нашим на острове и с занятием Императорской Гавани, мы предупредим всякое покушение иностранцев на побережья Татарского пролива, а таких покушений, особенно при настоящих обстоятельствах, мы должны ожидать ежеминутно. Поэтому, теперь надобно действовать решительно, не стесняясь никакими петербургскими соображениями и приказаниями, тем более, что Сахалин уже признан нашим правительством неотъемлемой принадлежностью России. Всякие комбинации занятия пункта на восточной или западной стороне острова, без утверждения нашего в главном его пункте, не только не уместны, но и вредны и не соответствуют достоинству России, ибо могут обнаружить только нашу робость и нерешительность, а я ни того, ни другого не могу допустить. Вся ответственность перед Отечеством за могущую возникнуть при таких обстоятельствах потерю этого важного края навсегда для России падёт только на меня, на том основании, что начальник, поставленный в такой отдалённый край, должен действовать не по предписаниям и приказаниям, а в зависимости от обстоятельств, какие возникают на месте; он должен иметь в виду только лишь достижение главной цели, служащей интересам и благу Отечества. Главный пункт на острове -- Тамари-Анива; там имеются и средства для первоначального размещения наших людей и средства по перевозке десанта и выгрузке тяжестей. Там-то прежде всего мы и должны утвердиться, несмотря на то, что это противно данным мне предписаниям.
   "Из всего этого вытекает необходимость, чтобы, во-первых, за неимением в экспедиции офицеров, на Сахалин с десантом отправились Вы. Во-вторых, чтобы для пополнения необходимых запасов я пошел с Вами на корабле "Николай" в Аян и оттуда, на нем же, в залив Анива. Мы утвердимся в Тамари-Анива, и Вы останетесь там зимовать. В-третьих, если исследования Орлова или наша рекогносцировка докажут возможность зимовки судна вблизи залива Анива, или в самом заливе, то, в случае прихода компанейского брига "Константин", на зимовку останется он, а в противном случае -- один из наших казённых транспортов -- "Иртыш" или "Байкал".
   "Оставаясь при неизменном решении, прошу Вас: 1) осмотреть хорошенько команду с моим доктором и оказавшихся ненадёжными оставить в Петровском; 2) подсчитать возможно точнее, сколько надобно указанных мной запасов, чтобы команды на Сахалине были вполне всем обеспечены, и 3) быть готовым 28 августа к отправлению со мной в Аян и оттуда на Сахалин".
   В заключение я объявил Буссе, что я очень хорошо понимаю то критическое положение, в какое будет поставлен А. Ф. Кашеваров, вполне зависимый от Главного правления Компании, когда мы заберём корабль "Николай", но другого выхода у нас нет.
   Само собой разумеется, что всё это не понравилось Н. В. Буссе, предполагавшему после понесённых им трудов провести зиму в Иркутске; поэтому весьма естественно, что мы не могли произвести на него хорошего впечатления.
   Таким образом, за отсутствием в экспедиции офицеров, Н. В. Буссе предстояло зимовать в Тамари-Анива, которое, на основании каких-то особых политических взглядов и расчетов, не соответствовавших ни положению, ни обстоятельствам, казалось тогда ему опасным и ненавистным.
   По прибытии на корабле "Николай" в Аян я немедленно послал к А. Ф. Кашеварову для предварительных переговоров Н. В. Буссе, как будущего правителя острова Сахалина. Буссе вскоре возвратился ко мне с таким ответом: "Ввиду строжайшего предписания Кашеварову от Главного правления Компании он не может исполнить Вашего требования. Корабль "Николай" немедленно должен итти в колонии, о чём он и делает распоряжение командиру".
   После этого я отправился к Кашеварову сам вместе с Н. В. Буссе, чтобы убедить его в крайней необходимости упомянутых действий. После различных переговоров и объяснений в присутствии Буссе и капитана 2 ранга Фрейганга, возвращавшегося в то время с Камчатки, я заявил Кашеварову, что всю ответственность принимаю на себя, с тем что если бы Компания потерпела от этого убытки, то правительство оплатит их, о чём я доношу генерал-губернатору и уведомляю Главное правление. А. Ф. Кашеваров, заручившись этим моим заявлением, решился немедленно исполнить мои требования. Само собой разумеется, что он, как лицо, несущее ответственность за соблюдение интересов Компании, не мог бы исполнить моих требований без данного мною от имени правительства обязательства, а потому несправедливо было бы обвинять его и требовать от него гражданской доблести.
   С полной готовностью и энергией принялся Кашеваров за скорейшую погрузку всех запасов и товаров; к 3 сентября всё было кончено, и "Николай" мог выйти из Аяна. Зимовка людей на Сахалине в отношении одежды, продовольственных запасов и вооружения была обеспечена. Никогда не снабжалась так полно и такими средствами Амурская экспедиция, как были снабжены люди, отправлявшиеся на Сахалин.
   Между тем, накануне нашего прихода в Аян, оттуда ушел в Петровское транспорт "Иртыш" с остальным грузом для Амурской экспедиции, и, как мы видели, около 3 или 4 сентября должен был притти на петровский рейд и транспорт "Байкал". Дабы распорядиться окончательно казёнными судами и получить сведения от Орлова, я счёл необходимым зайти в Петровское {А. Ф. Кашеваров передал мне, между прочим, что бриг "Константин" вовсе не придет в Аян.}.
   По прибытии в Петровское я нашел там оба транспорта: "Иртыш" и "Байкал". Командир "Байкала" Семёнов сообщил мне, что в широте 50o10'N он высадил на Сахалине Орлова и, при собрании местных жителей, с поднятием военного флага, основал там Ильинский пост. Военных американских судов в Татарском проливе он не встречал, а шкиперу встретившегося американского китобоя заявил об основанных на берегах Татарского пролива и на Сахалине наших военных постах.
   Отправляясь на Сахалин, я сделал следующие распоряжения:
   1) Транспорту "Байкал" было приказано немедленно следовать в Аян и взять оттуда всё, что А. Ф. Кашеваров признает нужным отправить с ним как для Петропавловска, так и для колоний американской компании, и затем итти в Петропавловск. Уведомляя с этим транспортом В. С. Завойко о моем намерении занять Тамари-Анива и о занятых уже заливах Де-Кастри и Императорской Гавани, я просил с ранней весной выслать из Петропавловска "Байкал" или какое-либо другое судно, с тем, чтобы оно шло прямо к нашему посту в залив Анива, а оттуда, по пути в Де-Кастри, зашло бы и в Императорскую Гавань. В заливе Де-Кастри оно получит мои распоряжения. На этом судне я просил выслать для Амурской экспедиции полагающееся по штату казенное довольствие. Вместе с тем я уведомлял В. С. Завойко, что если транспорт "Иртыш" не придёт ныне в глубокую осень в Петропавловск, то это будет значить, что он остался здесь зимовать.
   2) А. В. Бачманову, единственному офицеру, остававшемуся в Петровском, я приказал постараться снабдить к зиме наши посты Николаевский и Мариинский и оканчивать постройки, дабы к зиме можно было в них перебраться. Меня же ожидать не ранее октября по Амуру из Де-Кастри
   и 3) Транспорту "Иртыш", по выгрузке в Петровском различных запасов и прочего, следовать в залив Анива (Тамари-Анива), имея в виду, что ему придется зимовать на Сахалине; поэтому необходимо, чтобы команды были снабжены на этот случай всем необходимым.
   Сделав эти распоряжения и взяв с собой только что прибывшего из Николаевска лейтенанта Бошняка, мы пошли в залив Анива. Бошняк должен был зимовать в Императорской Гавани, для наблюдения за ледоходом в ней, замерзанием и вскрытием, а потом отправиться к югу для наблюдения за иностранными судами.
   Противные свежие ветры и различные неблагоприятные обстоятельства замедлили наше плавание. Согласно вышеупомянутой договорённости с Орловым, войдя в воды залива Анива, мы направились к мысу Крильон, чтобы взять Орлова и получить от него сведения о результатах произведённых им обследований на юго-западном берегу Сахалина. Однако, несмотря на то, что уже было 19 сентября, поиски наши у мыса Крильон остались тщетными. Убедившись, что Орлова здесь нет, "Николай", пользуясь попутным ветром, лёг вдоль северо-восточного берега залива Анива с целью обнаружить, не найдется ли на этом берегу места, удобного для зимовки судна; но исследования наши были тщетны: мы не нашли на этом пространстве ни одной бухточки не только для зимовки, но и для стоянки судна. Между тем наступил густой туман -- мы вернулись и 20 сентября в 8 часов вечера, при совершенной тишине, бросили якорь против селения Тамари-Анива. Не успели еще мы оправиться, как увидели, что возвышенности, окружающие селение Тамари-Анива, освещены и как будто на них находятся батареи. Судя по огням, показавшимся в нескольких местах на берегу, нельзя было не заметить, что приход наш произвел не малую тревогу.
   Вследствие этого я приказал зарядить картечью орудия, иметь для наблюдения ночью шлюпку и вообще тщательно следить за действиями с берега. К 11 часам ночи на берегу успокоились, ибо на возвышенностях огней уже не стало видно. В 7 часов утра на двух шлюпках, под прикрытием корабля "Николай", я с Н. В. Буссе и Н. К. Бошняком отправился к берегу, чтобы произвести рекогносцировку и отыскать место для высадки десанта. Топография местности, где расположено селение Тамари, была такова: селение лежало при речке, протекавшей между возвышенностями; увалистый берег около устья этой речки был обставлен магазинами и различными сараями, около которых были вытащены на берег большие лодки и находились склады леса. Восточная возвышенность, оканчивающаяся у самого берега высоким мысом, на котором находился японский храм и несколько строений, командовала как над селением, так и всеми магазинами, тянувшимися вдоль берега. Эта местность представляла лучший и вполне надёжный стратегический пункт к западу за этой возвышенностью лежала долина с речкой, отмелые берега которой были неудобны для высадки; эта местами болотистая долина, находясь за возвышенностью, представляла местность, изолированную от селения, так что на неё легко было сделать внезапное нападение как с этой возвышенности, так и с севера; а потому поставить здесь пост -- значило подвергать его различным случайностям. Несмотря, однако, на это, Н. В. Буссе эта местность понравилась, и он настаивал, чтобы осмотреть её подробнее. Я предоставил {В продолжение хождения Буссе по болоту и речке в этой долине я оставался на берегу около шлюпок и курил трубку. Это обстоятельство в напечатанном дневнике Буссе представлено как пример моего невнимания и равнодушия.} это сделать ему, а сам остался у шлюпок. После осмотра долины и болота Н. В. Буссе, хотя несколько и разочаровался, но еще не убедился, как я ожидал, в том, что здесь не следует нам оставаться. Он всеми силами старался отклонить меня от занятия селения Тамари, постоянно ссылаясь на инструкцию генерал-губернатора и на переданные ему приказания не тревожить японцев и быть подальше от тех селений, где они находятся. Он все время доказывал неполитичность занятия главного пристанища японцев на острове и опасность, которую встретит наш гарнизон в случае их нападения. Выслушав со вниманием все доводы, я заметил Н. В. Буссе, что в то время, как Россия имеет бесспорное право на обладание Сахалином и когда ныне это право утверждено императором, всякие подобные рассуждения здесь неуместны, особенно ввиду ожидаемых и в большом числе уже появляющихся около этих берегов иностранных судов. "Всякие паллиативные меры, -- говорил я ему, -- на которых Вы настаивали, в настоящем случае принесут только вред, потому что они выкажут с нашей стороны какую-то робкую нерешительность перед японцами и местным населением, а это даёт им надежду на возможность вытеснить нас с Сахалина, и потому гарнизон наш будет находиться здесь в постоянной тревоге. Заняв же главный пункт острова, в котором находится главное пристанище японцев, мы тем самым ясно покажем им, что Россия всегда признавала территорию острова Сахалина своею. Покровительствуя свободному промыслу японцев на Сахалине и защищая их наравне с айнами от всяких насилий и произвольных распоряжений иностранцев, мы предупредим с их стороны всякие неприязненные к нам отношения и свяжем их с нами более тесною дружбой. Они увидят тогда, что водворение наше на острове не только не приносит ущерб их интересам, но, напротив, гораздо более обеспечивает их. Вот политика, которой единственно мы должны руководствоваться; вот в чём должна заключаться главная Ваша обязанность, как назначаемого ныне мною правителя острова. Всё это и будет, как Вы увидите, объявлено мною местному населению и японцам, которые, вероятно, не замедлят сообщить об этом на Мацмай {Так в то время называли остров Хоккайдо. (Прим. ред.).}, своему правительству".
   Сделав рекогносцировку местности в районе залива Тамари-Анива и найдя, что высадка десанта с тяжестями возможна только у селения Тамари, я с вечера 21 сентября сделал следующие распоряжения Буссе и командиру корабля "Николай" Клинковстрему:
   "Завтра мы занимаем Тамари-Анива, для чего к восьми часам утра вооружить баркас фальконетом146 и погрузить на него одно орудие со всеми принадлежностями. Приготовить к этому времени 25 человек вооружённого десанта под командованием лейтенанта Рудановского, который должен отправиться на берег на упомянутом баркасе. К этому же времени приготовить шлюпку с вооружёнными гребцами, на которой я в сопровождении Буссе и Бошняка последую вместе с десантом; наконец, кораблю "Николай" подойти как можно ближе к берегу и на всякий случай зарядить орудие, дабы под его прикрытием производилось занятие поста".

   Я счел необходимым сделать все эти распоряжения для того, чтобы отнять у японцев возможность подстрекнуть местное население к сопротивлению, а не потому, чтобы боялся их фальшивых батарей, которыми они хотели нас напугать 20-го числа. При осмотре местности в трубу оказалось, что эти батареи были ни более, ни менее как кучи земли, насыпанные на возвышенностях.
   К 8 часам утра 22 сентября (4 октября) "Николай" подошёл к берегу на пушечный выстрел. Вооружённый баркас с десантом в 25 человек под командой лейтенанта Рудановского находился у борта корабля, обращенного " морю. Я с Буссе, Бошняком и тунгусом-переводчиком, знавшим орочёнский и айнский языки, отправился на вооруженной шестивесельной шлюпке на берег. Погода была ясная, тихая и теплая. На берегу видны были 8 человека часовых у расположенных вдоль берега сараев.
   Едва наши шлюпки приблизились к берегу, как вдруг из сараев выскочили айны, предводительствуемые 4 японцами, размахивавшими саблями, и направились по отмели навстречу шлюпкам. Я сейчас же прекратил греблю и приказал держаться на вёслах, сделав условленный знак, чтобы десант с Рудановским следовал за нами. Переводчик сообщил мне, что японцы приказывают айнам не допускать нашу шлюпку к берегу. Тогда через переводчика я объяснил японцам и толпе айнов, что мы лоча (русские), пришли с Амура поселиться у них в Тамари для того, чтобы защищать их от насилий, производимых командами иностранных судов; что мы поэтому вовсе не желаем делать им чего-либо дурного.
   Все айны тотчас начали кланяться и махать ивовыми палочками, концы которых были расщеплены в виде метелок, что вообще у здешних народов означает знак дружелюбия и гостеприимства. Затем они, идя по берегу, указывали нам место, где лучше пристать шлюпкам. Японцы же в это время, вложив свои шпаги в ножны, начали тоже кланяться нам и старались объяснить, что препятствовать нашей высадке на берег им приказали их начальники. После того как мы пристали к берегу, туда подошёл и наш баркас с десантом. Я сейчас же приказал десанту выгружать орудия на берег, причем айны усердно помогали матросам. Вместе с этим сделан был с баркаса сигнал кораблю "Николай" приготовиться к салюту. После того как на берегу были установлены два орудия и сооружён флагшток для подъёма флага, команда выстроилась во фронт, и я скомандовал. на молитву. Помолясь с коленопреклонением богу, причем японцы и айны инстинктивно сняли шляпы, я вместе с Н. В. Буссе при криках ура и залпе из ружей и орудий поднял русский военный флаг; в то же время команда корабля, при криках ура, разбежалась по вантам и реям, и корабль начал салютовать флагу. Этим было возвещено в Тамари-Анива окончательное водворение наше на острове Сахалине. Ясная и тихая погода совершенно гармонировала с мирным занятием главного пункта острова.
   Когда мы осмотрелись, то увидели на западной возвышенности, между кучками земли, деревянные чурбаны, выкрашенные чёрной краской; издали они казались батареями. Японцы держали их как пугала для всякого пришедшего судна и вполне были уверены, что им удастся этим оградить неприкосновенность Тамари. По окончании церемонии я с Н. В. Буссе и Н. К. Бошняком отправился в селение, к ожидавшим нашего приговора японским старшинам, дабы растолковать им миролюбивую цель нашего водворения и избрать местность, где должен был быть основан наш пост. Кроме того я хотел миролюбиво порешить с ними относительно размещения команды и распорядиться о средствах к перевозу тяжестей с корабля на берег.
   Здание, в котором собрались старшины и, как можно было заметить, более влиятельные из айнов, имело вид сарая с бумажными окнами. Половина этого сарая была занята возвышением, устланным различными циновками; на нем поставлено было несколько ширм, разделявших всё возвышение на отдельные комнаты. По стенам было развешено несколько сабель, а перед маленьким низеньким столиком, за которым с важностью сидели трое японцев, стояла небольшая пирамида с фитильными ружьями; у старшего из японцев, который сидел в середине за столиком с трубкой, было две сабли за поясом, а третью держал в руках стоявший за ним японец. По обеим сторонам старшего сидели два других японца, имевшие тоже на боках по сабле, а у возвышения толпой стояло до 50 айнов.
   Войдя в сарай, мы приветствовали японцев; они все встали, а айны поклонились нам. Я сел рядом со старшим японцем, а Буссе и Бошняка усадил рядом и тотчас приказал переводчику сказать, что цель нашего прибытия и водворения на искони принадлежащем России острове Сахалине вполне миролюбивая. Государь наш император, осведомившись, что в последнее время плавает около этих берегов много иностранных судов и что команды их делают различные бесчинства и притеснения жителям, а также, как мы слышали, намереваются захватить некоторые из беззащитных мест, приказал основать в главных пунктах острова Сахалина и противоположного ему материкового берега вооружённые посты, чтобы защищать обитателей и всех приезжающих сюда японцев от иностранного насилия и произвольных распоряжений. Вместе с этим государь приказал мне не только не препятствовать промышленности и торговле японцев на острове, но, напротив, строжайше ограждать их справедливые интересы от всяких насилий; а потому прошу вас быть совершенно покойными: мы искренно желаем всегда быть с японцами в дружбе, как с нашими ближайшими соседями. Обо всём этом отдано приказание назначенному сюда начальнику, Н. В. Буссе, к которому во всём и прошу обращаться. Он исполнит все ваши справедливые желания, и ему приказано, чтобы все промышленные, торговые и хозяйственные отношения, какие установились уже между вами и айнами, не только не нарушались, но строго соблюдались. Он будет смотреть, чтобы айны исполняли их, как было доселе, тем более, что пребывание ваше здесь и сношения с этим народом будет полезно, потому что замеченная уже мною аккуратность в постройке и отделке судов и порядок в селении могут служить им назидательным примером. Итак, повторяю, прошу вас быть совершенно спокойными. Ваших обычаев, а тем более религии, мы отнюдь не позволим себе касаться. Живите, как жили, и веруйте, как веровали. Всё это объявляю вам от имени государя моего, императора, слово которого есть неизменный закон. За сим пойдемте с нами и распорядитесь как для размещения наших людей, так и для своза с корабля тяжестей, а равно и для способствования в установке на избранном мною месте орудий для вашей и всех здесь защиты, против тех, кто осмелился бы нарушить ваше спокойствие".
   Японцы, повидимому, не ожидали с нашей стороны такого миролюбивого заявления, и из грустных доселе сделались весёлыми и довольными, тогда как айны, видимо, были недовольны. Они надеялись, что я, подобно моим предшественникам Хвостову и Давыдову, предоставлю им убивать и грабить японцев, как то они сделали с бывшими тогда здесь их старшинами, у которых было развито и хлебопашество и скотоводство. Айны стали шуметь и выражать свое неудовольствие; я приказал им немедленно замолчать и объявил, что первый, кто окажет какое-либо сопротивление и насилие японцам и вообще произведёт какой-либо беспорядок, будет немедленно строго наказан. "Мы желаем, -- сказал я им, -- чтобы всё здесь было мирно и чтобы собственность и личность каждого были ограждены и неприкосновены".
   После этого все смолкли и успокоились. Японцы просили меня чтобы, в оправдание их перед начальством, я изложил упомянутое моё заявление письменно, а они пошлют его на Мацмай. Я обещал, что с удовольствием исполню их просьбу.
   После тщательного осмотра восточной возвышенности я убедился, что она представляла местность во всех отношениях удобную и безопасную для основания нашего поста, а поэтому сейчас же и сделал распоряжение о передвижении сюда наших орудий и перенесении флага. Айны, по приказанию японцев, помогали нашим матросам. Для размещения команды, а также наших запасов, японцами были очищены два находившихся на этом месте сарая. Оставив затем при посте с командой и орудиями лейтенанта Рудановского, я вместе с тремя японцами и двумя айнами отправился на корабль обедать. Пост я назвал Муравьёвским, в честь главного ревнителя и предстателя перед высочайшею властью за дело на отдалённом востоке, генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьёва. Японцы и айны осталась довольны нашим дружеским приемом на корабле. После обеда команда пела песни и плясала, все были довольны и веселы. Эта церемония и обстановка, видимо, расположила к нам айнов и японцев и, как можно было заметить, внушила в них уважение к нам.
   Согласно их просьбе, я передал им на русском и французском языках следующую декларацию:
   "На основании трактата, заключённого между Россией и Китаем в городе Нерчинске в 1689 году, остров Сахалин, как продолжение Нижнеамурского бассейна, составляет принадлежность России. Кроме того ещё в начале XVI столетия удские наши тунгусы (ороки) заняли этот остров. За сим, в 1740 годах русские первые сделали описание онаго, и, наконец, в 1806 году Хвостов и Давыдов заняли залив Анива. Таким образом, территория острова Сахалина составляла всегда неотъемлемую принадлежность России:
   "Всемилостивейший государь мой император Николай I, осведомившись, что в последнее время около этих берегов плавает много иностранных судов и что командами их производятся разные беспорядки на этих берегах и причиняются насилия обитателям оных, находящимся под державою его величества всемилостивейшего государя моего императора, высочайше мне повелеть соизволил: поставить в главных пунктах острова надлежащие посты, в тех видах, чтобы личность и собственность каждого из его здесь подданных, а равно и японцев, производящих промыслы и торговлю на территории его величества, была надёжно ограждена от всяких подобных насилий и произвольных распоряжений, иностранцев, и чтобы подданным Японской империи не только не препятствовать свободной здесь торговле и промыслам, но всеми средствами ограждать и способствовать оным, насколько то соответственно с верховными правами его императорского величества государя моего на эту территорию и той дружбе, которую Россия желает сохранить с Японской империей.
   "Во исполнение этой высочайшей воли, я, нижеподписавшийся, начальник этого края, 22 сентября 1853 года в главном пункте острова Сахалина Тамари-Анива и поставил Российский Муравьёвский пост, с упомянутою целью. Заведывать этим постом и островом назначен мною его императорского величества майор Н. В. Буссе, а потому к нему, как к ближайшей здесь власти Российской, при всяких недоразумениях и тому подобных случаях, следует обращаться. Объявлено 1853 года, сентября 22-го дня: Муравьёвский Российский пост в заливе Тамари-Анива, на острове Сахалине".
   По соглашению с японцами предположено было свезти на берег тяжести на их судах, для чего они и назначили в наше распоряжение две лодки. Часть заготовленного леса они уступили нам за известную плату, но с тем, чтобы, если понадобится, мы поставили к их запасам и магазинам наших часовых, дабы айны не могли произвести грабежа, особенно водки и риса.
   К вечеру японцы съехали на берег. В помощь лейтенанту Рудановскому на ночь был послан Бошняк, которому было приказано в продолжение ночи иметь караул и бдительное наблюдение за селением, ибо японцы боялись, чтобы некоторые айны не произвели бесчинств; японцы сказали мне, что айны уверены, что мы позволим им разграбить запасы водки и рису, и что многие будто бы уже грозили, что русские не только прогонят японцев, но прикажут айнам перебить всех их. Однако ночь прошла благополучно.
   На другой день, около 9 часов утра, пришли две лодки с айнами за грузом и начали свозить его на берег, в Муравьёвский пост. Там сараи уже были очищены; в одном из них поместилась довольно просторно команда, а в другом -- Буссе и Рудановский. В последнем разместили также наши запасы и товары. В этот же день были поставлены на место все восемь орудий, присланные с десантом.
   Для поисков местности вблизи Муравьёвского поста, где можно было бы оставить на зимовку судно, я послал на вельботе лейтенанта Бошняка, но, по тщательном осмотре берега, на пространстве около 20 вёрст, к западу, такого места нигде не оказалось. Оставаться же мне с кораблём для этого исследования, по случаю наступившей уже осенней, свежей погоды, было нельзя, да и не следовало, тем более, что с этой целью был высажен Орлов; который не сегодня так завтра должен был явиться на пост.
   К вечеру ветер засвежел, и Н. В. Буссе на опыте убедился, до какой степени разгрузка судна на открытый берег не только затруднительна, но и опасна.
   Теперь можно положительно сказать, что одними средствами корабля "Николай", без помощи айнов, нам не удалось бы окончательно окончить разгрузку и в две или три недели, а было уже 23-е сентября. Оказывается, что это не так просто и легко, как рассказывали Николаю Васильевичу в Петербурге.
   Д. И. Орлова и транспорта "Иртыш" всё еще не было. Я беспокоился более всего об Орлове, но 24 сентября один из айнов сказал нам, что Д. И. Орлов оставил свою лодку у селения Кусунай, в самом узком месте Сахалина, от которого туземцы ходят пешком и ездят на восточный берег, и отправился туда со своими людьми. Это давало повод думать, что Д. И. Орлов будет уже не с запада, а с востока, и, следовательно, может осмотреть ту часть залива Анива, которая еще не была осмотрена. Я должен был торопиться скорее оставить Муравьёвский пост: во-первых, потому, что становилось свежо, а во-вторых, потому, что меня вызывали оттуда нижеследующие, довольно серьезные обстоятельства.
   Читателям известна уже встреча Семёнова с китобоем; последний говорил, между прочим, Семёнову, что американская эскадра может притти в Татарский пролив и поздней осенью. Мы не знали действительной цели этого посещения, и поэтому присутствие в Татарском проливе нашего крейсера было необходимо; между тем, кроме корабля "Николай", послать было некого. Чтобы этот корабль не зимовал в Татарском проливе и поспел во-время в Ситху, исполнив предварительно свою крейсерскую службу, терять времени было нельзя. И то, имея в экспедиции одно только судно, приходилось убивать на нём двух зайцев сразу.
   Из Тамари-Анива "Николай" должен был уйти в крейсерство и вместе с тем посетить Императорскую Гавань, оставить в ней Бошняка и распорядиться зимовкой; потом доставить меня в Де-Кастри, ибо только оттуда я мог приехать до закрытия реки в Петровское, где мое присутствие было крайне необходимо.
   К вечеру 26 сентября всё было свезено с корабля "Николай" и размещено на посту. Батарея из пяти 12-фунтовых каронад147 и трех пушек была поставлена таким образом, что вся полоса берега против поста находились под её выстрелами. Команда сразу была размещена просторно и в сухом здании. Для предстоящих построек мной куплено было более 600 деревьев сухого леса, а в японских магазинах находилось большое количество риса, муки, сухой зелени, различных кореньев, водки, соли и рыбы, так что в случав надобности мы могли за условленную плату пользоваться всем запасом. Впрочем, привезённого нами довольствия и товаров было так много, что нечего было и думать об истощении их. Ни один пост в Приамурском крае не был поставлен в такое безопасное и вполне обеспеченное положение, в каком я оставил Муравьёвский пост под начальством Н. В. Буссе.
   Я был совершенно спокоен относительно него: вся команда была весела и здорова.
   Перед уходом я дал Н. В. Буссе приблизительно следующую инструкцию:
   1) По прибытии транспорта "Иртыш" принять его в своё распоряжение, а если в результате исследований Д. И. Орлова окажется возможным организовать зимовку этого транспорта в заливе Анива вблизи поста, то оставить там "Иртыш" на зимовку. Если же такого места не окажется, то отправить транспорт в Петропавловск. Буде же по каким-либо причинам, то-есть ненадежности транспорта к позднему плаванию до Петропавловска, каким-либо могущим оказаться у него повреждениям, при которых он не может итти так далеко, то только в таком крайнем случае он должен отправиться на зимовку в ближайшую от поста Императорскую Гавань, но как в первом, так в особенности последнем случае я предлагаю Вам к непременному исполнению: а) тщательно, вместе с командиром транспорта, осмотреть команду и всех, кто окажется слабым, заменить здоровыми людьми с поста и б) снабдить команду чаем, сахаром, ромом, водкой от японцев, рисом, зеленью, теплой одеждой, каковую имеете для команды Муравьёвского поста, и железной печкой (их было привезено три); провизии отпустить по крайней мере на семь месяцев. Одним словом, команда транспорта должна быть гораздо лучше обеспечена, нежели команда поста, так как зимовка людей на посту вблизи большого селения и в сухих зданиях, при обилии местных запасов и без того уже обеспечена, между тем как в Императорской Гавани люди должны находиться в пустыне без всяких местных средств и помещения {}Помещение имелось только для 8 человек, и то сырое;
   2) По прибытии в пост Д. И. Орлова, если признаете нужным и для себя полезным, можете его оставить в своем распоряжении. В противном случае, с первой зимней почтой ко мне, отправьте Орлова в Петровское;
   3) Лейтенанту Рудановскому, согласно личному моему приказанию с наступлением зимнего пути производить обследование берегов залива Анива которые не успел осмотреть Орлов, а равно сделать опись западного берега Сахалина от мыса Крильон до селения Кусунай. Обследовать значительные реки, орошающие южную часть Сахалина, и пути, ведущие к северу;
   4) Собрав от айнов и японцев достоверные сведения о пути к Погоби, при первой возможности прислать мне уведомление о положении поста и команды на нём, а равно об Орлове и транспорте "Иртыш";
   5) Иметь в виду, что с ранней весной непременно придёт к посту судно из Камчатки, а также суда из колонии. Следовательно, с открытием навигации пост будет вполне обеспечен во всех отношениях;
   6) С возвращением на старое место японцев уверить их, в особенности старшего из них, чтобы они были совершенно спокойны, и строго соблюдать, чтобы их личность, имущество, промышленность и торговля были вполне ограждены. Изучать тщательно нравы, обычаи, верования и отношения японцев к айнам и стараться узнавать те из них, которые являются наиболее священными. Строго смотреть, чтобы команды наши отнюдь не нарушали их обычаев, и вообще избегать и не позволять себе навязывать туземцам наши обычаи, хотя бы они и представлялись по Вашим взглядам для них благодетельными. Иметь в виду, что только добрым примером своим мы можем влиять на улучшение их образа жизни и нравов и что всякие с нашей стороны навязывания наших порядков могут привести не к пользе, а к вреду, и могут поселить в айнах ненависть к нам;
   7) Стараться развлекать команды и не обременять их излишними работами. Заботиться, главное, об их здоровье, бодрости духа и довольстве. На первое время достаточно прикрыть батарею срубом или частоколом, исправить казарму и выстроить флигель и баню. Что же касается башен и редутов, то это решительно бесполезно, ибо миролюбивые и робкие туземцы не будут нападать на пост. Что же касается до японцев с Мацмая, то, при нашей миролюбивой политике и полной свободе, которую мы предоставляем им в производстве промысла и торговли, нет никакой причины делать им на нас нападение;
   8) В том месте, которое по исследованиям Рудановского окажется более удобным как для жизни, так и для подхода судов, а тем более для их зимовки, к весне поставить пост из 8 или 10 человек.
   Сделав эти распоряжения, к вечеру 26 сентября корабль "Николай" снялся с якоря и, обменявшись с нашим постом салютами, направился в Татарский пролив. Пользуясь свежим юго-юго-восточным ветром, мы, выйдя из Лаперузова пролива, легли на запад.
   Так совершилось водворение наше в Тамари-Анива -- главном пункте острова Сахалина.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ИССЛЕДОВАНИЯ Д. И. ОРЛОВА НА ЮЖНОМ САХАЛИНЕ

Прибытие в Императорскую Гавань. -- Инструкция лейтенанту Бошняку от 2 октября 1853 года. -- Де-Кастри. -- Шхуна "Восток". -- Поездка на оленях к озеру Кизи. -- Возвращение в Петровское. -- Донесение генерал-губернатору от 27 октября 1853 года. -- Известие из Де-Кастри. -- Командировка Петрова в Императорскую Гавань. -- Донесение Д. И. Орлова о Сахалине и Императорской Гавани. -- Донесение командиров транспорта "Иртыш" и корабля "Николай". -- Известия из Константиновской поста. -- Донесение Н. В. Буссе от 2 октября

   
   Не доходя около 5 миль до матерого берега, я лёг вдоль него и 29-го числа вошёл в Императорскую Гавань, чтобы осмотреть там наш пост. 30 сентября вышел из гавани, встретил противный ветер с пасмурностью и начал лавировать к северу. 2 октября, к вечеру, бросил якорь в заливе Де-Кастри, против Александровского поста. Оставленному в Императорской Гавани с 10 человеками лейтенанту Бошняку было приказано:
   1) наблюдать за состоянием гавани во время закрытия и вскрытия и произвести съёмку тех бухт, которые не были еще описаны;
   2) с установлением зимнего пути отправить ко мне донесение тем из путей, который окажется более надёжным и кратким;
   3) в случае, если бы по каким-либо причинам пришёл на зимовку в гавань транспорт "Иртыш", всё внимание обратить на сохранение здоровья команды, для чего всеми средствами стараться доставать от майгунов в окрестностях гавани свежую пищу, как-то: рыбу, дичь и оленину, и следить, чтобы в казарме у команды топился постоянно чувал. Майору Буссе приказано, в случае если бы транспорт "Иртыш" направлялся в Императорскую Гавань, снабдить его продовольственными запасами и одеждой в изобилии;
   4) кораблю "Николай" будет предписано зайти из Де-Кастри в Императорскую Гавань с целью узнать, хорошо ли снабжена команда "Иртыша", и если окажется противное, то командир "Николая" Клинковстрем пополнит снабжение. Из императорской Гавани "Николай" должен следовать по назначению, согласно инструкции, данной ему начальником Аянского порта А. Ф. Кашеваровым;
   5) если транспорт "Иртыш" будет зимовать в Императорской Гавани, то сейчас же по вскрытии гавани отправиться на нём вдоль берега к югу и достигнуть той широты (около 46o), где, по словам местного населения, следует предполагать устье реки Самарги, оставить транспорт, приказав ему следовать к Муравьёвскому посту, взять байдарку, шлюпку и с ними восемь человек команды и на этих судах произвести исследование берега к югу, рассчитывая время так, чтобы около 25 мая возвратиться в Императорскую Гавань. Если при устье реки Самарги окажется действительно закрытая бухта, как говорили мангуны, и если по реке действительно можно наладить удобное сообщение этой бухты с Уссури или Амуром, то поставить в ней пост из трёх человек с поднятием военного флага. На этом посту оставить байдарку. Иметь в виду, что я на транспорте "Байкал", который должен прибыть с Камчатки в Де-Кастри около 20 мая, зайду в Императорскую Гавань и, в зависимости от сведений, какие соберёт этот пост, буду ставить по берегу посты до корейской границы;
   6) тщательно наблюдать за действиями иностранных судов и при встрече с ними давать им объявления о принадлежности края России.
   Сойдя в Де-Кастри с корабля "Николай", я предписал Клинковстрему итти по назначению, согласно данной ему Кашеваровым инструкции, но на пути непременно зайти в Императорскую Гавань, с тем, что если там окажется пришедший на зимовку "Иртыш", в случае заявления начальника поста Н. К. Бошняка о недостаточности продовольственных запасов, пополнить их.
   3 октября при противном юго-западном ветре корабль "Николай" оставил залив Де-Кастри.
   Начальник Александровского поста Разградский сообщил мне, что 80 сентября туда приходила винтовая шхуна "Восток" под командой капитан-лейтенанта Римского-Корсакова. Она была послана генерал-адъютантом вице-адмиралом Е. В. Путятиным из Нагасаки к устью Амура с тем, чтобы узнать о положении нашем в этих краях и о средствах, какие мы имеем. Шхуна эта, пройдя южным проливом, вошла в реку мыса Пронге, встала на якорь, а Римский-Корсаков на шлюпке ходил в Петровское, чтобы повидаться со мной; узнав же, что я в исходе сентября буду в Де-Кастри, он зашёл туда. Не найдя меня и там, он, в соответствии с полученными от Разградского сведениями, отправился в Вияхту, чтобы нагрузиться там каменным углём, предупредив, что оттуда возвратится в залив Де-Кастри, чтобы встретиться со мной. При этом Разградский передал мне, что, по словам Корсакова, полномочному министру нашему генерал-адъютанту Е. В. Путятину, отправленному на фрегате "Паллада" в Нагасаки для заключения торгового трактата с японцами, неизвестно данное мне императором повеление о занятии Сахалина. Это обстоятельство понудило меня остаться в Де-Кастри, чтобы встретиться с командиром шхуны "Восток". Между тем наступило уже 5 октября, а шхуна еще не приходила. Оставаться долее в Де-Кастри я не мог, потому что рисковал не попасть до заморозков в Петровское, где мое присутствие было необходимо. Поэтому, изложив письменно все данные мне высшим правительством распоряжения и сведения и объяснив все мои действия и данные мной Буссе и Бошняку инструкции, я просил Римского-Корсакова передать всё это Ефиму Васильевичу Путятину и вместе с тем просил его на пути в Нагасаки зайти в Императорскую Гавань и не оставить Бошняка в случае его просьбы касательно пополнения запасами Константиновского поста; в особенности я просил Воина Андреевича снабдить Бошняка консервами, буде таковые на шхуне имеются. После того я приказал Разградскому, когда залив и море около него полностью замерзнут, оставить на посту двух человек с унтер-офицером, а с остальными людьми перейти на зимовку в Мариинский пост, где их удобнее будет продовольствовать. Петров же оттуда должен вернуться в Петровское. Утром 6 октября на оленях я отправился к озеру Кизи, где меня ожидала гилякская лодка, присланная Петровым из Мариинского поста. На ней я едва к 15 октября мог добраться до Петровского, ибо внезапно наступившими морозами начало уже затягивать реку и на ней показался лед.
   Таким образом, винтовая шхуна "Восток", под командой Воина Андреевича Римского-Корсакова, была первым морским судном, вошедшим в Амур из Татарского пролива, то-есть по тому пути, который считался недоступным. Что этим путём можно войти в устье Амура, к несчастью, никто, а особенно Министерство иностранных дел, не смотря на всю документацию, представленную мной, не верил, и все полагали, что я ошибаюсь и доношу неправильно. Поэтому считалось, что с этой стороны устье Амура обеспечено от всяких неприятельских покушений с моря. Таково было впечатление, произведённое на весь образованный мир авторитетом моих знаменитых предшественников: Лаперуза, Браутона и Крузенштерна! Оно было до такой степени тогда сильно, что до 1856 года англо-французы никак не могли представить себе, чтобы суда наши могли пройти этим путем в лиман и устье Амура, и полагали, что всякое исследование с этой стороны будет положительно напрасно.
   Проезжая Мариинский и Николаевский посты, я нашел их совершенно обеспеченными продовольствием, благодаря заботам Бачманова, Петрова и Воронина. Люди были размещены по возможности удобно и покойно и больных нигде не было. В Петровском я нашёл новый флигель почти готовым, так что к 1 ноября семейства священника и А. В. Бачманова перебрались в него. В Петровском, 25 октября, я получил от А. Ф. Кашеварова (от 9 сентября) с нарочным уведомление, что бриг "Константин" в Аяне не будет, что из Кронштадта на Камчатку пришёл под командованием капитан-лейтенанта Бессарабского с орудиями и различными запасами и материалами транспорт "Двина", назначенный на службу в Петропавловское; командир "Двины", несколько офицеров и в том числе брат моей жены, мичман Николай Иванович Ельчанинов, прибыли в Аян на компанейском корабле, чтобы отправиться далее в Петербург, но что Ельчанинов желает поступить в экспедицию и остается в Аяне до моего распоряжения. Это последнее обстоятельство весьма обрадовало меня и в особенности жену мою, которая не видала своего любимого и единственного брата более 5 лет.
   28 октября я отправил почту в Аян. Сообщая генерал-губернатору о всех моих действиях, я убедительно просил его, чтобы были высланы в экспедицию винтовая шхуна и пароход, ибо при расширении круга действий экспедиции, предстоящего увеличения команды в ней и крайней необходимости занять постами берег до корейской границы, а также поставить посты по Амуру и Уссури, в этих судах, как я уже писал раньше, встречается крайняя необходимость. Наконец, они совершенно необходимы для точного определения направления и состояния фарватеров в Амурском лимане.
   Вместе с этим я сообщил о распоряжениях своих Главному правлению Компании и А. Ф. Кашеварову, которого просил, если возможно, дать все средства к переезду в Петровское Н. И. Ельчанинова зимним путём, а если это окажется невозможным, то прислать его ко мне с первым судном, при открытии навигации.
   Уведомляя В. С. Завойко о приказаниях, данных мною Буссе относительно "Иртыша", я убедительно просил его самой ранней весной прислать в Де-Кастри транспорт "Байкал" или какое-либо другое судно и просил, чтобы этому судну приказано было непременно зайти в залив Анива, в Муравьёвский пост и в Императорскую Гавань. Я имел в виду отправиться на этом транспорте из Де-Кастри вдоль татарского берега, к югу.
   Зима наступила морозная и ненастная, -- нас буквально заносило снегом; однако все команды, обеспеченные продовольствием и теплой одеждой, были здоровы. В Николаевском и Петровском заготовлялся лес для будущих построек в ожидании увеличения наших команд с навигацией.
   1 декабря из Мариинского поста приехал Петров, с которым Разградский прислал донесение, что бухты Де-Кастри начали покрываться льдом 18 октября; в заливе же с 25 октября до 10 ноября носило лёд, так что залив встал крепко только 12-го числа этого месяца. Море перед заливом встало 20 ноября; 9 октября шхуна "Восток" заходила на один день в залив Де-Кастри. Командир её в письме ко мне сообщал, что так как протока Вияхту, по причине сильного течения (до 4 и 5 узлов) (7,4--9,2 км) и извилистого между лайдами и банками узкого канала, оказалась неудобной и опасной для входа, то он брал каменный уголь на открытом берегу около Вияхту к югу от неё.
   15 декабря я послал Петрова через Мариинский пост в Императорскую Гавань, приказав ему, в случае встречи около Мариинского поста с идущей оттуда почтой, возвратиться в Мариинск на смену Разградскому, который должен приехать в Петровское.
   К Рождеству почти все мои сотрудники были в отсутствии; в Петровском находился только А. В. Бачманов и доктор Орлов, а в Николаевском Воронин.
   Наступил и новый 1854 год, но ни с острова Сахалина, ни из Императорской Гавани известий не было. Наконец, 10 января 1854 года прибыл Д. И. Орлов и сообщил, что 18 августа он высадился с транспорта "Байкал" на западный берег острова Сахалина в селение Венду-эси, в широте 48o50'47"N148. Так как эта местность оказалась неудобной для основания поста, то он направился вдоль западного берега к югу. Свежие противные ветры и сильный бурун у берега много препятствовали ему в плавании, так что только к вечеру 25 августа он мог достигнуть селения и речки Котан-Кутури, лежащих в 27 верстах от Венду-эси149. Северная широта этого пункта, определённая им по меридиональной высоте солнца -- 48o37'45"N, а приблизительная долгота 142o12'O. В 6 верстах от селения Венду-эси при речке Инчара лежит селение того же имени; на правом берегу этой речки, по которой Д. И. Орлов поднимался на восток-северо-восток в широте 48o48'30"N и долготе 142o21'O лежит весьма замечательная гора с двумя пиками. Гору эту Орлов назвал горой Невельского150. На всем этом пространстве в 1 версту от берега тянется хребет, который во многих местах подходит к морю, обрываясь к нему крутыми утёсистыми обрывами. Эти горы покрыты лесом из лиственицы и ели. В селении (Котан-Кутуру, по случаю крепкого северо-западного ветра и сильного бившего у берегов буруна, он провел 4 дня. Речка Котан Кутуру течёт с востока-северо-востока по низменной долине; глубина её на баре до 1/2 фута (0,45 м), а далее до 6 футов (1,8 м); ширина от 8 до 10 сажен (14--18 м).
   От селения Котан-Кутуру до селения и реки Тукунай, на пространстве 36 вёрст (38 км), берег тянется по тому же направлению. На этом пути до селения Отагу151, на пространстве 27 вёрст (29 км) берег песчаный и возвышенный и покрыт тучной травой. Цепь гор от Котан-Кутуру постепенно удаляется от берега к востоку и затем поворачивает на юго-юго-запад; у селения Отагу, близ моря, она образует огромную возвышенную долину, покрытую тучной травой. На этой долине между параллелями 48o36' и 48o24', в расстоянии от берега от 1 до 3 миль (1,8--5,6 км), лежит огромное озеро Тарайска152. Восточный берег его гористый. Озеро это соединяется с морем протокой того же имени. Протока Тарайска имеет глубину на баре 5 футов (1,5 м), а далее в озере от 7 до 10 футов (2--3 м); ширина её от 10 до 12 сажен (18--21 м), а длина 3 1/2 версты. Озеро Тарайска имеет по меридиану длину до 18 вёрст, а ширину от 2 до 8. Глубина его от 2 до 3 1/2 сажен (3,6--6,4 м), берега приглубы. Селение и речка Стасу лежат в 10 верстах от протоки Тарайска и в 8 верстах от Тукунай153. Широта последнего селения по меридиональной высоте солнца 48o15'28"N, а долгота по счислению 142o23'O.
   От селения Тукунай до селения и реки Кусунай берег имеет общее направление на StW. Горы тянутся вдоль берега, в расстоянии от 1/2 до 1 версты от моря. При устье реки Кусунай они оканчиваются возвышенным мысом; отсюда они следуют вдоль правого берега реки Кусунай к востоку, образуя большую долину, простирающуюся до устья реки и селения Най-Оро, лежащего в 12 верстах к югу от Кусуная. Местные жители ездят переваливая через хребет с западного берега на восточный и в залив Анива по рекам Ку и Мануе. Берега реки Кусунай при устье и вообще вся долина её до селения Най-Оро представляют места, удобные для поселения и разведения скотоводства. Грунт -- чернозём, покрытый тучной травой. Широта устья Кусуная по полуденной высоте солнца -- 47o59'52"N, глубина на баре при устье от 2 1/2 до 3 1/2 футов (0,75 до 1 м). Здесь Д. И. Орлов 30 августа (11 сентября) 1854 года, при собрании жителей селения Кумунай (орочон и айнов), поставил пост и поднял военный флаг. Пост этот, согласно моему приказанию, он назвал Ильинским154.
   Свежий противный ветер продержал здесь Орлова до 4 сентября, после чего он пошел вдоль возвышенного берега к югу. Проплыв 15 вёрст, он достиг устья реки и селения Най-Оро, а отсюда, пройдя вдоль берега 12 вёрст, прибыл в селение, речку и бухту Сиророко и еще через 12 вёрст приплыл к устью речки Туной-Уной, широта которого по полуденной высоте солнца -- 47o42'39"N. Отсюда он пошел в селение Отто-Хори при речке того же имени и, по причине сильного буруна при свежем юго-западном ветре, должен был пробыть там сутки. По полуденной высоте широта этого места оказалась 47o39'45"N.
   От селения Отто-Хори берег принимает направление на SW 5o. Проплыв вдоль него 7 вёрст, Орлов пришел в мелководную бухту, речку и селение Сенакуеро, а через 6 вёрст достиг речки и селения Такой. Пройдя ещё 8 вёрст, он к вечеру 7 сентября прибыл в бухту и селение Нотоксам. Погода сделалась пасмурная, и в продолжение 5 дней стояли свежие западно-юго-западные и западно-северо-западные ветры, производившие сильные буруны. Только утром 13-го числа Д. И. Орлов смог отправиться далее. Следуя вдоль берега на S1/2W, спустя 10 вёрст он достиг возвышенного скалистого мыса Тубу, широта которого по меридиальной высоте солнца 47o27'28"N, а долгота по счислению 142o5'O. Обогнув мыс, он вышел к устью речки с находящимся в его устье селением Сыроро. От этого мыса вдоль всего берега к югу идёт каменный риф, весьма опасный для плавания, а в двух верстах от него лежит высокий мыс Ноторо.
   В селении Сыроро Д. И. Орлов встретил амурских гиляков Позвейна и Юдина, возвращавшихся из селения Сиракуса, в которое они ходили для расторжки с айнами и японцами. Отправляя этих гиляков туда весной, я поручил им собрать сведения о заливах Идунки и вообще о юго-западном береге острова. На предложение, сделанное им Орловым, следовать с ним в залив Анива, они не согласились по той причине, что в такое позднее время итти вдоль этого берега, усеянного каменными рифами, опасно и ранее месяца достигнуть Анивы невозможно. Они сказали, что бухты Идунки находятся между каменными рифами и поэтому попадать туда в осеннее время опасно.
   Дмитрий Иванович, основываясь на их словах, убедился, что достигнуть до 20 сентября назначенного для свидания со мной пункта представляется невозможным и что оставлять людей в Ильинском посту на зиму, за отсутствием продовольствия, тоже нельзя, и потому решил возвратиться обратно в Ильинский пост (Кусунай), куда и прибыл 22 сентября.
   Оставив там, в деревне Сотокуреро, свою лодку и ящик с товарами, Орлов нанял проводника и две легкие туземные лодки и со всеми людьми Ильинского поста 25 сентября направился на восточный берег Сахалина, с которого, по словам туземцев, только и можно было попасть в Аниву.
   Поднимаясь по реке Кусунай на OtS, через 15 вёрст они пришли к устью реки Спеяни, впадающей справа в реку Кусунай. Отсюда начинался перевал через хребет. Из-за усталости и дурной погоды они остались там ночевать в юрте.
   Глубина бара реки Кусунай -- до 2 1/2 футов (0,75 м). Река эта на проплытом пространстве имеет ширину от 10 до 12 сажен (18--22 м), берега её ровные, возвышенные и покрыты частью травою, а частью лесом из ели, кедра, берёзы и осины. Кусунай на этом пространстве не имеет ни шиверов, ни порогов, и течение его 1/2--1 1/2 узла (1--2,7 км). Долина реки удобна для заселения; грунт -- на 1/2 аршина (0,35 м) чернозём на глиняной и частью песчаной подпочве.
   26 сентября в 8 часов утра партия, оставив лодки, с тремя проводниками пошла пешком вверх по реке Кусунай и через версту перевалила небольшую возвышенность Чепнани-Хута; потом спустилась в речку Перору-Песги, левый приток Кусуная, и, поднявшись по нему на 1 версту, перевалила хребет Саруг-Хунта, имеющий 500 футов (около 150 м) высоты и составляющий водораздел западных и восточных рек. Спустившись с него, она вышла на речку Хикну-Хунга, приток реки Мануе. Общее протяжение этого пути -- 5 вёрст.
   Отсюда они отправились по хребту к вершине реки Найбу и, перевалив через небольшую возвышенность, через 5 вёрст вышли в долину речки Най; пройдя по тому же направлению около 5 вёрст, они достигли, наконец, реки Мануе. Здесь они нашли маленькую лодку, в которой Д. И. Орлов с одним матросом и проводником спустились до устья, а остальная команда с двумя проводниками отправилась туда же по левому берегу этой реки пешком.
   Река Мануе на этом пространстве течёт на восток-юго-восток. Расстояние её до устья речки Най -- около 10 вёрст. Таким образом, весь путь от селения Кусунай, на западном берегу Сахалина, до селения и устья реки Мануе, на восточном берегу Сахалина, составляет около 45 вёрст, а по прямой даже менее 40 вёрст155. Это самое короткое расстояние между западным и восточным берегами острова. Сообщение по этому пути удобно и не представляет никаких затруднений для устройства проезжей дороги156.
   По меридиональной высоте солнца устье реки Мануе лежит в широте 47o54'28"N, а долгота его 143o20'О157.
   Река Мануе, на пространстве, проплытом Д. И. Орловым, имеет ширину от 10 до 25 сажен (18--45 м), а глубину от 3 до 6 футов (1--1,8 м); при устье её, на баре, глубина до 1 1/2 фута (0,5 м), течение до 2 узлов (3,7 км) в час. Оба берега реки низменны и покрыты травой и смешанным лесом. Вообще растительность на восточной стороне хребта Саруг-Хунги, на побережье Охотского моря, беднее растительности на западном склоне, на побережье Татарского пролива. На это имеют несомненное влияние льды и туманы, господствующие в Охотском море.

   27 сентября после полудня Д. И. Орлов отправился из селения Мануе вдоль берега с командой пешком, а багаж послал на лодке. Обогнув увалистый мыс Никирайбу, он через 4 версты прибыл в селение Сиророко, лежащее в устье речки Тарио-Найбу. В этом селении он нанял две лодки и поплыл на них вдоль берега в StO направлении. Спустя 9 вёрст он достиг селения Паро-Найбу (Поронай), а ещё через 12 вёрст селения Отто, где и остановился ночевать.
   На другой день, то-есть 28 сентября, он снова поплыл вдоль берега и через 10 вёрст прибыл в селение Отоксам {На современных картах Паро-Найбу носат название Пороной, а Отоксам -- Отасан. (Прим. ред.).}; около селения по берегу разбросано много каменного угля (по-туземному анса) и янтаря (куюреко). По наблюдению меридиональной высоты широта определилась 47o36'2"N, а стелимая долгота 142o45'O158. Выйдя из селения и речки Отоксам и следуя по тому же направлению, он через 12 вёрст прошел селение Ай, а ещё через 8 прибыл на ночлег к устью реки Найбу. По обоим берегам этой реки расположено селение того же имени {Селение теперь называется Найбуци. (Прим. ред.).}.
   Река Найбу имеет в ширину от 25 до 35 сажен (45--64 м), глубина реки около 15 футов (4,5 м), а на баре 6 футов (1,8 м) в малую воду; течение -- около узла (1,8 км в час). Местность около этой реки лучшая из всех местностей, какие удавалось видеть Орлову на этом берегу. Огромные строевые леса, растущие по её берегам, луга, чернозёмная почва и изобилие в реке различной рыбы представляют все удобства для заселения. Широта её устья по меридиональной высоте солнца определились (в 47o28'26"N, а счислимая долгота 142o25'O159. Из селения Найбу, по рекам Найбу и Сусоя, с их протоками, лежит, по словам туземцев, самый удобный и кратчайший путь в залив Аниву, до которого около 100 вёрст. Первоначально Д. И. Орлов и хотел следовать этим путём, но, услышав от айнов, что из Анива морем идут 6 человек японцев, Орлов, желая встретиться с ними, чтобы узнать о нашем посте, оставил своё первое намерение и из Найбу поплыл вдоль берега. Пройдя 11 вёрст, он встретился с японцами в селении Сумму и остановился там ночевать. Японцы приняли его дружелюбно и ласково, объяснили, что русские поселились у селения Тамари, в заливе Анива, и что они уехали оттуда, чтобы повидаться со своими товарищами. Между прочим они оказали Орлову, что совершенно спокойно оставили свои дома, так как уверены, что при русских всё их имущество в Тамари будет цело.
   На другой день, 30 сентября, Д. И. Орлов поплыл вдоль берега дальше; спустя 8 вёрст он прошёл селение Сус-Уэнай, а через 7 вёрст мыс Турей. Пройдя ещё 36 вёрст, он пришел ночевать в селение Обуэ-Сена, широта которого 4 нѣ это право утверждено Высочайшею властію, всякія подобныя разсужденія здѣсь неумѣстны, особенно въ виду ожидаемыхъ и въ большомъ числѣ уже появляющвхея около этихъ береговъ иностранныхъ судовъ. "Всякія пальятивныя мѣры", говорилъ я ему, "о которыхъ вы говорили, въ настоящемъ случаѣ принесутъ только вредъ, потому что онѣ выкажутъ съ нашей стороны какую-то робкую нерѣшительность предъ японцами и инородцами, а это дастъ имъ надежду на возможность вытѣсннть насъ съ Сахалина, и потому гарнизонъ нашъ будетъ находиться здѣсь въ постоянной тревогѣ, тогда какъ, занявъ главный пунктъ острова, въ которомъ находится главное пристанище японцевъ для рыбнаго промысла и торговли, мы тѣмъ ясно покажемъ имъ, что Россія всегда признавала территорію острова Сахалнна своею. Покровительствуя свободному промыслу японцевъ на Сахалинѣ и зашищая ихъ наравнѣ съ инородцами отъ всякихъ насилій и произвольныхъ распоряженій иностранцевъ, мы отклонимъ всякіи съ ихъ стороны непріязнненыя къ намъ отношенія и свяжемъ ихъ съ нами болѣе тѣсною дружбою. Они увидятъ тогда, что водвореніе наше на островѣ не только не приноситъ ущерба ихъ интересамъ, но, напротивъ, гораздо болѣе обезпечиваетъ ихъ. Вотъ политика, которой единственно мы должны руководствоваться; вотъ въ чемъ должна заключаться главная ваша обязанность, какъ назначаемаго нынѣ мною правителя острова. Все это и будетъ, какъ вы увидите, объявлено отъ меня инородцамъ и японцамъ, которые, вѣроятно, не замедлятъ сообщить объ этомъ на Мацмай, своему правительству".
   Сдѣлавъ рекогносцировку мѣстности залива Тамари-Анива и найдя, что высадка дессанта съ тяжестями возможна только у селенія Тамари, я съ вечера 21-го сентября сдѣлалъ слѣдующія распоряженія командиру корабля "Николай", Клинковстрему, и г. Буссе:
   "Завтра мы занимаемъ Тамари-Анива, для чего къ 8-ми час. утра вооружить барказъ фалконетомъ и погрузить на него одно орудіе со всѣми принадлежностями. Приготовить къ этому времени 26 человѣкъ вооруженнаго дессанта, при лейтенантѣ Рудановскомъ, который долженъ отправиться на берегъ на упомянутомъ барказѣ. Къ этому же времени приготовить для меня шлюпку съ вооруженными гребцами, на которой я въ сопровожденіи гг. Буссе и Бошняка изслѣдую вмѣстѣ съ дессантомъ и, наконецъ, кораблю "Николай" подойти сколь можно ближе къ берегу и зарядить на всякій случай орудіе, дабы подъ его прикрытіемъ производилось занятіе поста".
   Я счелъ неебходимымъ сдѣлать всѣ эти распоряженя для того, чтобы отнять у японцевъ возможность подстрекнуть инородцевъ {Ихъ собралось на берегу около 600 челов.} къ сопротивденію, a не потому, чтобы боялся ихъ фальшивыхъ батарей, которыми они хотѣли насъ напугать 20-го числа. По осмотрѣ въ трубу мѣстности, оказалось, что эта батареи были ни болѣе, ни менѣе какъ кучи земли, насыпанныя на возвышенностяхъ.
   Къ 8-ми час. утра, 22-го сентября, корабль "Николай" подошелъ на пушечный выстрѣлъ къ берегу. Вооруженный барказъ съ дессантомъ въ 25 челов. подъ командою лейтенанта Рудановскаго находился у борта корабля, обращеннаго къ морю. Я съ гг. Буссе и Бошнякомъ и съ тунгусомъ, знавшимъ ороченскій и аинскій языки, отправился на вооруженной 6-ти весельной шлюпкѣ на берегъ. Погода была ясная, тихая и теплая. На берегу видны были 3 чел. часовыхъ у расположенныхъ вдоль берега сараевъ.
   Едва наша шлюпка приблизилась къ берегу, какъ вдругъ изъ сараевъ выскочили аины, предводительствуемые 4 японцами, размахивавшими саблями, и направились по отмели на встрѣчу шлюпкамъ. Я сейчасъ же прекратилъ греблю и пиказалъ держаться на веслахъ, сдѣлавъ условленяый знакъ, чтобы дессантъ съ Рудановскимъ слѣдовалъ къ намъ. Переводчикъ сообщилъ мнѣ, что японцы приказываютъ аинамъ не допускать пристать нашей шлюпкѣ къ берегу. Тогда я чрезъ переводчика объявилъ японцамъ и толпѣ аиновъ, что мы лоча (русскіе), пришди съ р. Амуръ, поселиться у нихъ въ Тамари, для того, чтобы ихъ защищать отъ насилія командъ иностранныхъ судовъ; что мы, по этому, вовсе не желаемъ дѣлать имъ чего либо дурнаго. Если же за симъ они немедленно не разойдутся, тогда имъ будетъ худо, и у насъ для этого, какъ они видятъ, много средствъ.
   Всѣ аины тотчасъ начали кланяться и махать ивовыми палочками, концы которыхъ были расщепдены въ видѣ метелокъ, что вообще у здѣшнихъ инородцевъ означаетъ знакъ дружелюбія я гостепріимства. Затѣмъ они, идя по берегу, указывали намъ мѣсто, гдѣ лучше пристать шлюпкамъ. Японцы же въ ето время, вложивъ своя шпаги въ ножны, начали тоже намъ кланяться и старались объяснить, что имъ приказали ихъ начальники препятствовать приставать къ берегу нашимъ шлюпкамъ. Вслѣдъ затѣмъ, какъ мы пристали къ берегу, туда подошелъ и нашъ барказъ съ дессантомъ.
   Я сейчасъ же приказалъ дессанту выгружать орудія на берегъ, причемъ аины усердно помогали матросамъ. Вмѣстѣ съ этимъ, сдѣланъ былъ съ барказа сигналъ кораблю "Николай" приготовиться къ салюту. По установленіи на берегу 2-хъ орудій и флагштока для поднятія флага, команда выстроядась во фронтъ и я скомандовалъ на молитву. Помолясь съ колѣнопреклоненіемъ Господу Богу, при чемъ японцы и аины инстинктивно сняли шляпы, я вмѣстѣ съ Н. В. Буссе при крикахъ ура и залпѣ изъ ружей и орудій поднялъ русскій военный флагъ; въ то же время команда корабля, при крикахъ ура, разбѣжалась по вантамъ и реямъ и корабль началъ салютоватъ флагу. Этимъ было возвѣщено въ Тамари-Анива окончательное водвореніе наше на островѣ Сахалинѣ. Ясная и тихая погода совершенно гармонировала мирному занятію главнаго пункта острова.
   Когда мы осмотрѣлясь, то увидѣли на западной возвышенности, между кучками земли, деревянные чурбаны, выкрашенные черною краскою; издали они казались батареями. Японцы держали ихъ какъ пугала для всякаго пришедшаго судна и вполнѣ были увѣрены, что имъ удастся этимъ оградитъ неприкосновенность Тамари. По окончаяіи церемоніи, я съ гг. Буссе и Боснякомъ отправился въ селеніе, къ ожидавшимъ нашего приговора японскимъ старшинамъ, дабы растолковать имъ миролюбивую цѣль нашего водворенія и избрать мѣстность, гдѣ долженъ быть поставленъ нашъ постъ. Кромѣ того, я хотѣлъ миролюбиво порѣшить съ ними относительно размѣщенія команды и распорядиться о средствахъ къ перевозу тяжестей съ корабля на берегъ.
   Зданіе, въ которомъ собрались старшины и, какъ можно было замѣтить, болѣе вліятельные изъ аиновъ, представляло видъ сарая съ бумажными окнами. Половина этого сарая была занята возвышеніемъ, устланнымъ различными циновками; на немъ поставлено было нѣсколько ширмъ, раздѣлявшихъ все возвышеніе на отдѣльныя комнаты. По стѣнамъ было развѣшено нѣсколько сабель, а передъ маленькимъ низенькимъ столикомъ, за которымъ съ важностію сидѣли трое японцевъ, стояла небольшая пирамида съ фитильными ружьями; у старшаго изъ японцевъ, который сидѣлъ въ срединѣ за столикомъ съ трубкою, было двѣ сабли за поясомъ, а третью держалъ въ рукахъ стоявшій за нимъ японецъ. По обѣимъ сторонамъ его сидѣло два японца, имѣвшіе тоже на бокахъ по саблѣ, а у возвышенія толпою стояло до 60-ти челов. аиновъ.
   Войдя въ сарай, мы дружески привѣтствовали японцевъ; они всѣ встали, а аины поклонились намъ. Я сѣлъ рядомъ съ старшимъ японцемъ, а гг. Буссе и Бошняка усадилъ рядомъ съ упомянутыми ассистентами его, я тотчасъ приказалъ переводчику сказать, что "цѣль нашего прибытія и водворенія на искони принадлежащемъ Россіи островѣ Сахалинѣ вполнѣ миролюбивая. Государь нашъ Императоръ, освѣдомившись, что въ послѣднее время плаваетъ около этихъ береговъ много иностранныхъ судовъ и что команды ихъ дѣлаютъ различныя безчинства и притѣсненія жителямъ, а также, какъ мы слышали, намѣреваются захватить нѣкоторыя изъ беззащитныхъ мѣстъ, Высочайше повелѣть мнѣ соизволилъ, поставить въ главныхъ пунктахъ острова Сахалина и противуположнаго ему матераго берега вооруженные посты, чтобы защитить обитателей и всѣхъ пріѣзжающихъ сюда японцевъ отъ иностраннаго насилія и произвольныхъ распоряженій. Вмѣстѣ съ этимъ, Государь повелѣть мнѣ изволилъ не только не препятствовать промышленности и торговлѣ японцевъ на островѣ, но напротивъ, строжайше ограждать ихъ справедливые интересы отъ всякихъ насилій; а потому прошу васъ быть совершенно покойными: мы искренно желаемъ всегда быть съ японцами въ тѣсной дружбѣ, какъ съ нашими ближайшими сосѣдями. Обо всемъ этомъ отдано отъ мня приказаніе назначенному сюда начальнику г. Буссе, къ которому во всемъ и прошу обращаться. Онъ исполнитъ всѣ ваши справедливыя желанія и ему приказано, чтобы всѣ промышленныя, торговыя и хозяйственныя отношенія, какія установились уже между вами и аинами, не только не нарушались, но строго соблюдались. Онъ будетъ смотрѣть, чтобы аины исполняли оныя, какъ было доселѣ, тѣмъ болѣе, что пребываніе ваше здѣсь и сношенія съ этимъ дикимъ еще народомъ всегда будетъ полезно, потому что замѣченная уже мною аккуратность въ постройкѣ и отдѣлкѣ судовъ и порядокъ въ селеніи могутъ служить имъ назидательнымъ примѣромъ. И такъ, повторяю и прошу васъ быть совершенно спокойными и продолжать ваши занятія подъ нашею бдительною защитою. Вашихъ обычаевъ, а тѣмъ болѣе религіи, мы отнюдь не позволимъ себѣ касаться. Живите, какъ жили, и вѣруйте, какъ вѣровали. Все это объявляю вамъ отъ имени Всемилостивѣйшаго Государя моего Императора, слово котораго есть неизмѣнный законъ. За симъ пойдемте съ нами и распорядитесь, какъ для размѣщенія нашихъ людей, такъ и для своза съ корабля тяжестей, а равно и для споообствованія въ поставленіи на избранномъ мною мѣстѣ орудій для вашей и всѣхъ здѣсь защиты, противъ тѣхъ, кто осмѣлился бы нарушить ваше спокойствіе".
   Японцы повидимому не ожидали такого съ нашей стороны миролюбиваго объявленія, и изъ грустныхъ доселѣ сдѣлались веселыми и довольными; тогда какъ аины видимо были недовольны такимъ моимъ заявленіемъ. Они надѣялись, что я, подобно моимъ предшественникамъ Хвостову и Давыдову, предоставлю имъ убивать и грабить японцевъ, какъ то они сдѣлали съ бывшими тогда здѣсь ихъ старшинами, у которыхъ было развито и хлѣбопашество и скотоводство. Аины стали шумѣть и выражать свое неудовольствіе; я приказалъ имъ немедленно замолчать и объявилъ, что первый, кто окажетъ какое либо сопротивленіе и насиліе японцамъ и вообще произведетъ какой либо безпорядокъ, будетъ немедленно повѣшенъ, а другіе строго наказаны. "Мы желаемъ", сказалъ нимъ, "чтобы все здѣсь было мирно и отнюдь ничего не измѣнялось, и чтобы собственность и личность каждаго были ограждены и неприкосновенны".
   Послѣ этого, все смолкло и успокоилось. Японцы просили меня, чтобы, въ огражденіе ихъ предъ ихъ начальствомъ, я изложилъ упомянутое мое заявленіе письменно; а они пошлютъ его на Мацмай. Я обѣщалъ, что съ удовольствіемъ исполню ихъ просьбу. По тщательномъ осмотрѣ восточной возвышенности, я убѣдился, что она представляла мѣстность во всѣхъ отношеніяхъ удобную и безопасную для основанія нашего поста, а потому сейчасъ же и сдѣлалъ распоряженіе о передвиженіи сюда нашихъ орудій и перенесеніи флага. Аины, по приказанію японцевъ, помогали нашимъ матросамъ. Для помѣщенія команды, а равно и для нашихъ запасовъ, были очищены японцами два сарая, находившіеся на этомъ мѣстѣ. Оставивъ затѣмъ при постѣ съ командою и орудіями лейтенанта Рудановскаго, я вмѣстѣ съ тремя японцами и двумя аинами отправился на корабль обѣдать. Постъ я назвалъ Муравьевскимъ, въ честь главнаго ревнителя и предстателя предъ Высочайшею властію на дѣло на отдаленномъ востокѣ, генералъ-губернатора Николая Николаевича Муравьева (графа Амурскаго). Японцы и аины остались довольны дружескимъ нашимъ пріемомъ на кораблѣ. За обѣдомъ мы пили за здоровье нашего Императора и японскаго и за тѣсную дружбу Японіи и Россіи. Во время тоста былъ произведенъ салютъ съ корабля и съ Муравьевскаго поста. Послѣ обѣда команда пѣла пѣсни и плясала, всѣ были довольны и веселы. Эта церемонія и обстановка видимо расположила къ намъ японцевъ и аиновъ, и, какъ можно было замѣтить, внушила въ нихъ уваженіе къ намъ.
   Согласно ихъ просьбѣ, я передалъ имъ на русскомъ и французскомъ языкахъ слѣдующую декларацію:
   "На основаніи трактата, заключеннаго между Россіею и Китаемъ въ г. Нерчинскѣ, въ 1689 году, островъ Сахалинъ, какъ продолженіе нижне-амурскаго бассейна, составляетъ принадлежность Россіи. Кромѣ тою, еще въ началѣ 16 столѣтія удскіе наши тунгусы (ороки) заняли этотъ островъ. За симъ, въ 1740 годахъ русскіе первые сдѣлали описаніе онаго и, наконецъ, въ 1806 году Хвостовъ и Давыдовъ заняли заливъ Анива. Такимъ образомъ, территорія острова Сахалина составляла всегда неотъемлемую принадлежность Россіи.
   "Всемилостивѣйшій Государь мой Императоръ Николай I, освѣдомившись, что въ послѣднее время около этихъ береговъ бываетъ много иностранныхъ судовъ и что командами ихъ производятся разные безпорядки на этихъ берегахъ и причиняются насилія обитателямъ оныхъ, находящимся подъ Державою Ею Величества Всемилостивѣйшаго Государя моего Императора, Высочайше мнѣ повелѣть соизволилъ: поставить въ главныхъ пунктахъ острова надлежащіе посты, въ тѣхъ видахъ, чтобы личность и собственность каждаго изъ его здѣсь подданныхъ, а равно и японцевъ, производящихъ промыслы и торговлю на территоріи Его Величества, была надежно ограждена отъ всякихъ подобныхъ насилій и произвольныхъ распоряженій иностранцевъ, и чтобы подданнымъ Японской имперіи не только не препятствовать свободную здѣсь торговлю и промыслы, но всѣми средствами ограждать и способствовать онымъ, насколько то соотвѣтственно съ верховными правами Его Императорскаго Величества Государя моего на эту территорію и той тѣсной дружбѣ, которую Россія искренне желаетъ на всегда сохранить съ Японскою имперіей.
   "Во исполненіе этой Высочайшей если, я, нижеподписавшійся начальникъ этого края, 22 сентября 1853 г. въ главномъ пунктѣ острова Сахалина, Тамари-Анива и поставилъ Россійскій Муравьевскій постъ, съ упомянутою цѣлью. Завѣдывать этимъ постомъ и островомъ назначенъ мною Его Императорскаго Величества маіорь Н. В. Буссе, а потому къ нему, какъ къ ближайшей здѣсь власти Россійской, при всякихъ недоумѣніяхъ и тому подобныхъ случаяхъ, слѣдуетъ обращаться. Объявлено 1853 г., сентября 22 дня. Муравьевскій Россійскій постъ въ заливѣ Тамари-Анива, на островѣ Сахалинѣ".
   По соглашенію съ японцами, предположено было свезти на берегъ тяжести на ихъ судахъ, для чего они и назначили въ наше распоряженіе двѣ лодки. Часть заготовленнаго у нихъ лѣса, по случаю ненадобности его, они уступили намъ за извѣстную плату, но съ тѣмъ, что если понадобится, то чтобы мы поставили къ ихъ запасамъ и магазинамъ нашихъ часовыхъ, дабы аины не могли произвести грабежа, особенно водки и риса.
   Къ вечеру японцы съѣхали на берегъ. Въ помощь лейтенанту Рудановскому на ночь былъ посланъ г. Бошнякъ, которому было приказано въ продолженіе ночи имѣть караулъ и бдительное наблюденіе за селеніемъ, ибо японцы боялись, чтобы нѣкоторые, весьма дурные аины не произвели бы безчинствъ; японцы сказали мнѣ, что аины увѣрены, что мы позволимъ имъ разграбить запасы водки и рису, и что многіе будто бы уже грозили, что русскіе не только прогонятъ японцевъ, но прикажутъ аинамъ перебить всѣхъ ихъ. Не смотря, однако, на это, ночь прошла благополучно.
   На другой день, около 9 часовъ утра, пришли 2 лодки съ аинами за грузомъ и начали свозить оный на берегъ, въ Муравьевскій постъ. Тамъ сараи уже были очищены; въ одномъ изъ нихъ помѣстилась довольно просторно команда, а въ другомъ -- гг. Буссе и Рудановскій. Въ послѣднемъ размѣстили также наши запасы и товары. Въ этотъ же день были поставлены на мѣсто всѣ 8 орудій, присланныя съ дессантомъ.
   Для отысканія мѣстности около Муравьевскаго поста, гдѣ можно было бы оставить на зимовку судно, я посылалъ на вельботѣ лейтенанта Бошняка, но, по тщательномъ осмотрѣ берега, на пространствѣ около 20 верстъ къ западу, такого мѣста нигдѣ не оказалось. Оставаться же мнѣ съ кораблемъ для этого изслѣдованія, по случаю наступившей уже осенней, свѣжей погоды, было нельзя, да и не слѣдовало, тѣмъ болѣе, что съ этою цѣлью былъ высаженъ Орловъ, который не сегодня такъ завтра долженъ былъ явиться въ постъ. Къ вечеру вѣтеръ засвѣжѣлъ и Н. В. Буссе на опытѣ убѣдился, до какой степени разгрузка судна на открытый берегъ не только затруднительна, но и опасна. Теперь можно положительно сказать, что одними средствами корабля "Николай", безъ помощи туземцевъ, намъ бы не кончить разгрузку и въ 2 или 3 недѣли, а было уже 23-е сентября. Оказывается, что это не такъ просто и легко, какъ разсказывали Николаю Васильевичу въ Петербургѣ.
   Д. И. Орлова и транспорта "Иртышъ" все еще не было. Я безпокоился болѣе всего объ Орловѣ, но 24-го сентября одинъ изъ туземцевъ сказалъ намъ, что Д. И. Орловъ оставилъ свою лодку у селенія Кусунай, въ самомъ узкомъ мѣстѣ Сахалина, отъ котораго туземцы ходятъ пѣшкомъ и ѣздятъ на восточный берегъ, и отправился туда съ своими людьми. Это давало поводъ думать, что Д. И. Орловъ будетъ уже не съ запада, а съ востока, и, слѣдовательно, можетъ осмотрѣть ту часть залива Анива, которая еще не была осмотрѣна. Я долженъ былъ торопиться скорѣе оставить Муравьевскій постъ: во-первыхъ, потому, что становилось свѣжо, а во-вторыхь потому, что меня вызывали оттуда нижеслѣдующія, довольно серьезныя обстоятельства.
   Читателямъ извѣстна уже встрѣча г. Семенова съ китобоемъ; послѣдній говорилъ между прочимъ Семенову, что американская эскадра можетъ придти въ Татарскій заливъ и позднею осенью. Мы не знали дѣйствительной цѣли этого посѣщенія, поэтому присутствіе въ Татарскомъ заливѣ нашего крейсера было необходимо, а между тѣмъ, кромѣ корабля "Николай", послать было не кого. Чтобы этотъ корабль не зазимовалъ въ Татарскомъ заливѣ и поспѣлъ вовремя въ Ситху, исполнивъ предварительно свою крейсерскую службу, терять времени было нельзя. И то, имѣя въ экспедиціи одно только судно, приходилось убивать на немъ двухъ зайцевъ за разъ.
   Изъ Тамари-Анива "Николай" долженъ былъ идти въ крейсерство и вмѣстѣ съ тѣмъ посѣтить Императорскую гавань, оставить въ оной Бошняка и распорядиться зимовкой; потомъ доставить меня въ де-Кастри, ибо я только оттуда, до закрытія рѣки, могъ пріѣхать въ Петровское, гдѣ мое присутствіе было арайне необходимо.
   Опасенія японцевъ относительно аиновъ оправдались: въ ночь на 23-е число, аины, подстрекаемые однимъ своимъ пьянымъ собратомъ, собрались толпою и, пользуясь темнотою, хотѣли разграбить всѣ магазины и имущество японцевъ, предполагая, по увѣренію этого пьянаго, что это намъ будетъ пріятно. Японцы, боясь съ одной стороны угрозъ аиновъ, а съ другой гнѣва своего правительства за сношенія съ русскими, удалились изъ селенія. Въ посту тотчасъ сдѣлано было распоряженіе -- оцѣпить часовыми сарай, въ которомъ собрались мы, и приставить таковыхъ же къ японскимъ магазинамъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, сейчасъ же дали знать объ этомъ мнѣ. По прибытіи въ постъ, я при собраніи толпы наказалъ 5 человѣкъ выданныхъ мнѣ аиновъ-зачинщиковъ и сейчасъ же послалъ двухъ казаковъ за японцами; но на мой зовъ только 2-е немедленно явились. Тогда я собралъ всѣхъ аиновъ и приказалъ показать имъ дѣйствіе орудій, сказавъ при этомъ, что если они еще вздумаютъ подобное безчинство, то я приведу въ исполненіе угрозу. Послѣ того, я еще разъ подтвердилъ имъ, что они обязаны исполнять всѣ требованія японцевъ, какъ исполняли ихъ до нашего прибытія, и что за всякое насиліе японцамъ и ихъ имуществу они будутъ казнены.
   Окончивъ расправу, я сдѣлалъ слѣдующія распоряженія въ посту:-- Для охраненія имущества японцевъ имѣть на ночь постоянно часовыхъ у ихъ складовъ, которые запѳчатывать и запирать. Согласно представленному расчету японцевъ {Японцы въ зимніе мѣсяцы довольствовали своихъ работниковъ-аиновъ рисомъ и вяленою рыбою изъ своихъ складовъ.}, выдавать рисъ и рыбу изъ этихъ складовъ тѣмъ только изъ аиновъ, которые довольствовалсь отъ японцевъ до сего времени. Немедленно послать прибывшихъ сюда японцевъ за ихъ товарищами, предложивъ имъ возвратиться и жить спокойно. Сказать имъ, что при нашей охранѣ, личность и имущество ихъ всегда будутъ безопасны, и что мы заставимъ аиновъ исподнять всѣ ихъ требованія согласно установленнымъ до нашего прибытія условіямъ.
   Японцы, осязательно видя наше доброе намѣреніе и что мы желаемъ сохранить съ ними дружбу и наблюдать, чтобы ихъ промыслы производились и были вполнѣ ограждены, вскорѣ возвратились на свое мѣсто; аины же стали мирными и вполнѣ покорными ихъ работниками.
   Къ вечеру 25-го сентября все было свезено съ корабля "Николай" и размѣщено въ посту. Батарея изъ пяти 12-ти фунт. коронадъ и трехъ пушекъ была поставлена такимъ образомъ, что все селеніе, магазины и полоса берега противъ поста находились подъ ея выстрѣлами. Команда сразу была размѣщена просторно и въ сухомъ зданіи. Для предстоявшихъ построекъ мною куплено было болѣе 600 деревъ сухаго лѣса, а въ японскихъ магазинахъ находилось большое количество риса, муки, сухой зелени, различныхъ кореньевъ, водки, соли и рыбы, такъ что въ случаѣ надобности мы могли за условленную плату пользоваться всѣмъ запасомъ. Впрочемъ, привезеннаго нами довольствія и товаровъ было такъ много, что нечего было и думать объ истощеніи ихъ. Ни одинъ постъ въ при-амурскомъ краѣ не былъ поставленъ въ такое безопасное и вполнѣ обезпеченное положеніе, въ какомъ я оставилъ постъ Муравьевскій, подъ начальствомъ Н. В. Буссе.
   Я былъ совершенно спокоенъ относительно его: вся команда была весела и здорова.
   Передъ уходомъ я далъ г. Буссе приблизительно слѣдующую инструкцію:
   1) По прибытіи транспорта "Иртышъ", принять его к свое распоряженіе, имѣя въ виду, что если по изслѣдованію г. Орлова окажется возможнымъ зимовать этому транспорту въ заливѣ Анива или на восточномъ или западномъ берегу онаго, въ окрестностяхъ залива, то оставить тамъ "Иртышъ" на зимовку. Если же такого мѣста не окажется, то отправить транспортъ въ Петропавловскъ. Буде же по какимъ либо причинамъ, т. е. ненадежность транспорта къ позднему плаванію до Петропавловска, какимъ либо могущимъ оказаться у него поврежденіямъ, при которыхъ онъ не можетъ идти такъ далеко, то въ такомъ только крайнемъ случаѣ онъ долженъ отправиться на зимовку въ ближайшую отъ поста Императорскую гавань, но какъ въ первомъ, такъ въ особенности послѣднемъ случаѣ я предлагаю вамъ къ непремѣнному исполненію: а) тщательно, вмѣстѣ съ командиромъ транспорта, осмотрѣть команду онаго, и всѣхъ, кто окажется слабымъ, замѣнить здоровыми людьми изъ поста, и б) снабдить команду чаемъ, сахаромъ, ромомъ, водкою отъ японцевъ, рисомъ, зеленью, теплою одеждою, каковую имѣете для команды Муравьевскаго поста, и желѣзною печкою (ихъ было привезено 3). Провизіи отпустить по крайней мѣрѣ и непремѣнно на семь мѣсяцевъ. Однимъ словомъ, команда транспорта должна быть гораздо лучше обезпечена, нежели команда поста, такъ какъ зимовка людей при постѣ у большаго селенія и въ сухихъ зданіяхъ, при обиліи мѣстныхъ запасовъ, и безъ того уже обезпечена, между тѣмъ какъ въ Императорской гавани люди доля мы находиться въ пустынѣ, безъ всякихъ мѣстныхъ средствъ и помѣщенія {Помѣщеніе было только на 8 человѣкъ, и то сырое.}.
   2) По прибытіи въ постъ г. Орлова, если признаете нужнымъ и для себя полезнымъ, можете его оставить въ своемъ распоряженіи. Въ противномъ случаѣ, съ первою зимнею посылкою ко мнѣ, отправьте Орлова въ Петровское.
   3) Лейтенанту Рудановскому, согласно личному моему приказанію, съ наступленіемъ зимняго пути, производить обслѣдованіе береговъ залива Анива, которые не успѣлъ осмотрѣть Орловъ, а равно сдѣлать опись западнаго берега Сахалина отъ мыса Крильонъ до сел. Кусунай. Обслѣдовать значительныя рѣки, орошающія южную часть Сахалина и пути, ведущіе къ сѣверу.
   4) Собравъ отъ туземцевъ и японцевъ положительныя свѣдѣнія о пути къ Погоби, съ первою возможностью прислать ко мнѣ увѣдомленіе о положеніи поста и команды въ ономъ, а равно объ Орловѣ и транспортѣ "Иртышъ".
   5) Имѣть въ виду, что съ раннею весною, по распоряженію генералъ-губернатора и по моей просьбѣ, непремѣнно придетъ къ посту судно изъ Камчатки, а равно, по увѣдомленію главнаго правленія, придутъ тоже суда и изъ колоніи. Слѣдовательно, съ открытіемъ навигаціи постъ будетъ вполнѣ обезпеченъ во всѣхъ отношеніяхъ.
   6) Съ возвращеніемъ на старое мѣсто японцевъ, увѣрить ихъ, въ особенности старшаго изъ нихъ, чтобы они были совершенно спокойны, и строго наблюдать, чтобы ихъ личность, имущество, промышленность и торговля были вполнѣ ограждены. Строго наблюдать также, чтобы аины исполняли всѣ тѣ обязательства относительно японцевъ, какія они исполняли до насъ. Изучать тщательно нравы, обычаи, вѣрованія и отношенія японцевъ къ туземцамъ и стараться узнавать тѣ изъ ихъ обычаевъ, которые составляютъ для нихъ какъ бы святыню. Строго смотрѣть, чтобы команды наши отнюдь не нарушали ихъ обычаевъ и вообще избѣгать и не дозволять себѣ навязывать туземцамъ нашихъ обычаевъ, хотя бы они и представлялись по вашимъ взглядамъ благодѣтельными для нихъ. Имѣть въ виду, что мы только добрымъ примѣромъ своимъ можемъ вліять на улучшеніе ихъ образа жизни и нравовъ и что всякія съ нашей стороны навязыванія нашихъ порядковъ могутъ привести не къ пользѣ, а ко вреду, и могутъ поселить въ туземцахъ ненависть къ намъ.
   7) Стараться развлекать команды и не обременять ихъ излишними работами. Заботиться главное объ ихъ здоровьи, бодрости духа и довольствѣ. На первое время достаточно прикрыть батарею срубомъ или частоколомъ, исправить казарму и выстроитъ флигель и баню. Что же касается башень и редутовъ, то это рѣшительно безполезно, ибо миролюбивые и робкіе туземцы не будутъ нападать на постъ, когда въ нѣсколько часовъ мы можемъ уничтожить все ихъ селеніе. Что же касается до японцевъ съ Мацмая, то, во-первыхъ, при нашей миролюбивой политикѣ и полной свободѣ, которую мы предоставляемъ имъ въ производствѣ промысла и торговлѣ нѣтъ никакой причины дѣлать имъ на насъ нападеніе; во-вторыхъ батарея наша, прежде чѣмъ ихъ джонки дойдутъ до берега, можетъ уничтожить ихъ. Кромѣ того, съ раннею весною, придутъ къ постъ наши суда, и
   8) Въ томъ мѣстѣ, которое по изслѣдованіи Рудановскаго окажется болѣе удобнымъ какъ для жизни, такъ равно и для подхода судовъ, а тѣмъ болѣе для зимовки оныхъ, къ веснѣ поставить постъ изъ 8 или 10 человѣкъ.
   Сдѣлавъ эти распоряженія, къ вечеру 26-го сентября корабль "Николай" снялся съ якоря и, обмѣнявшись съ нашимъ постомъ салютами, направился въ Татарскій заливъ. Пользуясь свѣжимъ SSO вѣтромъ, мы, выйдя изъ Лаперузова пролива, легли на W.
   Такъ совершилось водвореніе наше въ главномъ пунктѣ острова Тамари-Анива.
   

XXIV.

Прибытіе въ Императорскую гавань.-- Инструкція лейтенанту Бошняку, 2-го октября 1863 года.-- Де-Кастри.-- Шхуна "Востокъ".-- Поѣзда на оленяхъ къ озеру Кизи. -- Возвращеніе въ Петровское. -- Донесеніе генералъ-губернатору отъ 27-го октября 1853 г.-- Извѣстіе изъ де-Кастри.-- Командировка Петрова въ Императорскую гавань.-- Донесеніе Д. И. Орлова о Сахалинѣ и Императорской гавани.-- Донесенія командировъ транспорта "Иртышъ" и корабля "Николай".-- Извѣстія изъ Константиновскаго поста.-- Донесеніе Н. В. Буссе отъ 2-го октября.

   
   Не доходя около 5-ти миль до матераго берега, я легъ вдоль онаго и 29-го числа вошелъ въ Императорскую гавань, чтобы осмотрѣть тамъ нашъ постъ. 30-го сентября вышелъ изъ гавани, встрѣтятъ противный вѣтеръ съ пасмурностію и началъ лавировать къ N. 2-го октября, къ вечеру, бросилъ якорь въ заливѣ де-Кастри, противъ Александровскаго поста.
   Оставленному въ Императорской гавани съ 10 человѣками лейтенанту Бошняку приказано было:
   1) Наблюдать за состояніемъ гавани во время закрытія и вскрытія оной и произвести съемку тѣхъ бухтъ, которыя не были еще описаны.
   2) Съ установленіемъ зимняго пути, отправить ко мнѣ донесеніе тѣмъ изъ путей, который по свѣдѣніямъ отъ туземцевъ окажется болѣе надежнымъ и краткимъ.
   3) Въ случаѣ, если бы по какимъ либо причинамъ пришелъ на зимовку въ гавань транспортъ "Иртышъ", все вниманіе обратить на сохраненіе здоровья команды, для чего всѣми средствами стараться доставать отъ туземцевъ въ окрестностяхъ гавани свѣжую пищу, какъ то: рыбу, дичь и оленину, и слѣдить, чтобы въ казармѣ у команды топился постоянно чувалъ. Маіору Буссе приказано, въ случаѣ слѣдованія транспорта "Иртышъ" въ Императорскую гавань, снабдить его продовольственными запасами и одеждою въ изобиліи.
   4) Кораблю "Николай" предписано будетъ зайти изъ де-Кастри въ Императорскую гавань съ цѣлью узнать, хорошо ли снабжена команда "Иртыша" и, если окажется противное, то Клинковстремъ командиръ "Николая", вслѣдствіе моей просьбы, пополнитъ снабженіе. Корабль "Николай" изъ Императорской гавани долженъ идти по назначенію, согласно инструкціи, данной ему начальникомъ Аянскаго порта, Кашеваровымъ.
   5) Въ случаѣ, если транспортъ "Иртышъ" будетъ зимовать въ Императорской гавани, то съ раннею весною, тотчасъ по вскрытіи гавани, отправиться на немъ вдоль берега къ югу и, достигнувъ той широты (около 46o), гдѣ, по словамъ туземцевъ, должно предполагать устье р. Самальги, взять 8 человѣкъ при байдаркѣ и шлюпкѣ, оставить транспортъ, приказавъ ему слѣдовать къ Муравьевскомз посту, и на сказанныхъ шлюпкахъ произвести изслѣдованіе берега къ югу, разсчитывая временемъ такъ, чтобы около 25-го мая возвратиться въ Императорскую гавань. Если при устьѣ р. Самальги окажется дѣйствительно закрытая бухта, какъ говорили туземцы, и рѣка представляетъ удобное сообщеніе этой бухты съ р. Уссури или Амуръ, то поставить въ ней постъ изъ 3-хъ челов. съ поднятіемъ военнаго флага. При этомъ постѣ оставить байдарку. Имѣть въ виду, что я на транспортѣ "Баікалъ", долженствующемъ при быть въ де-Кастри изъ Камчатки, около 20-го мая буду въ Императорской гавани и сообразно съ тѣми свѣдѣніями, какія черезъ него получу, буду ставить по берегу посты до корейской границы.
   6) Тщательно наблюдать за дѣйствіями иностранныхъ судовъ и при всякой встрѣчѣ съ ними давать имъ объявленія о принадлежности края Россіи.
   Сойдя въ де-Кастри съ корабля "Николай", я предписалъ Клинковстрему идти по назначенію, согласно данной ему инструкціи отъ Кашеварова, но на пути непремѣнно зайти въ Императорскую гавань, съ тѣмъ, что если тамъ найдетъ "Иртышъ", пришедшій въ оную на зимовку и въ случаѣ заявленія начальника поста, г. Бошняка, о недостаточности продовольствія, пополнить оное.
   8-го октября, при противномъ SW вѣтрѣ, корабль "Николай" оставилъ заливъ де-Кастри и началъ лавировать къ югу.
   Начальникъ Александровскаго поста г. Разградскій сообщилъ мнѣ, что 30 сентября приходила туда винтовая шкуна "Востокъ" подъ командою капитанъ-лейтенанта Римскаго-Корсакова. Она была послана генералъ-адъютантомъ вице-адмираломъ Е. В. Путятинымъ въ Нагасаки къ устью Амура, съ тѣмъ, чтобы узнать о положеніи нашемъ въ этихъ краяхъ и о средствахъ, какія мы имѣемъ. Шкуна эта, пройдя южнымъ проливомъ и войдя въ рѣку у мыса Пронге, встала на якорь, а г. Римскій-Корсаковъ на шлюпкѣ ходилъ въ Петровское, чтобы видѣться со мною; узнавъ же, что я въ исходѣ сентября буду въ де-Кастри, онъ зашелъ туда. Не найдя меня и тамъ, онъ, по полученнымъ отъ Разградскаго свѣдѣніямъ, отправился въ Віяхту, чтобы нагрузиться каменнымъ углемъ, объявивъ Разградскому, что оттуда возвратится въ заливъ де-Кастри, чтобы видѣться со иною. При этомъ Разградскій передалъ мнѣ, что, по словамъ Корсакова, полномочному министру нашему генералъ-адъютанту Е. В. Путятину (графу), отправленному на фрегатѣ "Паллада" въ Нагасаки для заключенія торговаго трактата съ японцами, неизвѣстно данное мнѣ Высочайшее повелѣніе о занятіи острова Сахалина. Это обстоятельство понудило меня остаться въ де-Кастри, чтобы видѣться съ командиромъ шкуны "Востокъ". Между тѣмъ, наступило уже 5 октября, а шкуна еще не приходила. Оставаться долѣе въ де-Кастри я не могъ, потому что рисковалъ не попасть до заморозковъ въ Петровское, гдѣ мое присутствіе было необходимо. Поэтому, изложивъ письменно всѣ данныя мнѣ Высшимъ правительствомъ распоряженія и свѣдѣнія и объяснивъ всѣ мои дѣйствія и данныя иною гг. Буссе и Бошняку инструкціи, я просилъ Римскаго-Корсакова передать все это Ефиму Васильевичу Путятину и вмѣстѣ съ тѣмъ просилъ его на пути въ Нагасаки зайти въ Императорскую гавань и не оставить Бошняка въ случаѣ какой-либо съ его стороны просьбы касательно пополненія запасами Константиновскаго поста; въ особенности я просилъ Воина Андреевича снабдить Бошняка презервами, буде таковые на шкунѣ имѣются. За симъ, я приказалъ Разградскому, съ совершеннымъ закрытіемъ залива и моря около онаго, оставить въ постѣ 2 человѣкъ съ унтеръ-офицеромъ, съ остальными же людьми, въ виду большаго удобства продовольствовать оныхъ, перейти на зимовку въ Маріинскій постъ, изъ котораго г. Петровъ долженъ слѣдовать въ Петровское. Утромъ, 6 октября, на оленяхъ я отправился на озеро Кизи, гдѣ ожидала меня гилякская лодка, присланная Петровымъ изъ Маріинскаго поста. На ней я едва къ 15 октября ногъ добраться до Петровскаго, ибо внезапно наступившими морозами начало уже затягивать рѣку и на ней показался ледъ.
   Такимъ образомъ, винтовая шкуна "Востокъ", подъ командою Воина Андреевича Римскаго-Корсакова, было первое мореходное судно, вошедшее въ рѣку Амуръ изъ Татарскаго залива, по тому пути, который считался недоступнымъ. Послѣднему, къ несчастію, никто, а особенно министерство иностранныхъ дѣлъ, не смотря на моя донесенія, не вѣрилъ и всѣ полагали, что я ошибаюсь и доношу неправильно, а потому и считали, что съ этой стороны устье рѣки Амуръ обезпечено отъ всякихъ непріятельскихъ покушеній съ моря. Таково было впечатлѣніе, произведенное на весь образованный міръ авторитетомъ моихъ знаменитыхъ предшественниковъ: Лаперуза, Браутона и Крузенштерна! Оно было до такой степени тогда сильно, что до 1856 года англо-французы никакъ не могли представить себѣ, чтобы суда наши могли пройти этимъ путемъ въ лиманъ и рѣку Амуръ, и полагали, что всякое изслѣдованіе съ этой стороны будетъ положительно напрасно.
   Проѣзжая Маріинскій и Николаевскій посты, я нашелъ ихъ совершенно обезпеченными продовольствіемъ, благодаря гг. Бачманову, Петрову и Воронину. Люди были размѣщены по возможности удобно и покойно и больныхъ нигдѣ не было. Въ Петровскомъ я нашелъ новый флигель почти готовымъ, такъ что къ 1 ноября семейства священника и г. Бачманова перебрались въ оный. Въ Петровскомъ, 25 октября, я подучилъ отъ Кашеварова (отъ 9 сентября) съ нарочнымъ туземцемъ увѣдомленіе, что бригъ "Константинъ" въ Аянъ не будетъ, что въ Камчатку пришелъ изъ Кронштадта подъ командою капитанъ-лейтенанта Бессарабскаго, транспортъ "Двина" съ орудіями и различными запасами и матеріалами, что транспортъ этотъ остается на службѣ въ Петропавловскѣ, командиръ же онаго, нѣсколько офицеровъ, въ томъ числѣ и братъ моей жены, мичманъ Николай Ивановичь Ельчаниновъ, прибыли въ Аянъ на компанейскомъ кораблѣ, чтобы отправиться берегомъ въ Петербургъ, но что Ельчаниновъ желаетъ поступить въ экспедицію и остается въ Аянѣ до моего распоряженія. Это послѣднее обстоятельство весьма обрадовало меня и въ особенности жену мою, которая не видала своего любимаго и единственнаго брата болѣе 5 лѣтъ.
   28 октября я отправилъ почту въ Аянъ. Донося генералъ-губернатору о всѣхъ моихъ дѣйствіяхъ, я убѣдительно просилъ его, чтобы были высланы въ экспедицію винтовая шхуна и пароходъ, ибо при увеличенномъ кругѣ дѣйствій экспедиціи, предстоящаго увеличенія команды въ оной и крайней необходимости занять постами берегъ до корейской границы, а равно и поставить посты по рѣкамъ Амуру и Уссури, какъ я уже писалъ раньше, въ этихъ судахъ встрѣчается крайняя необходимость. Наконецъ, они также необходимы для точнаго опредѣленія направленія и состоянія лиманскихъ фарватеровъ.
   Вмѣстѣ съ этимъ я сообщилъ о распоряженіяхъ своихъ главному правленію компаніи и г. Кашеварову, котораго просилъ, если возможно, дать всѣ средства къ переѣзду въ Петровское г. Ельчанинова зимнимъ путемъ, а буде это окажется невозможнымъ, то прислать его ко мнѣ съ первымъ судномъ, при открытіи навигаціи.
   Увѣдомляя В. С. Завойко о приказаніяхъ, данныхъ мною Буссе относительно "Иртыша", я убѣдительно просилъ его самою раннею весною прислать въ Кастри транспортъ "Байкалъ", или другое какое-либо судно, которое онъ сочтетъ возможнымъ прислать, и просилъ, чтобы этому судну пршсазано было непремѣнно зайти въ заливъ Анива, въ Муравьевскій постъ и въ Императорскую гавань. Я имѣлъ въ виду отправиться на этомъ транспортѣ изъ де-Кастри вдоль татарскаго берега, къ югу.
   Зима наступила морозная и ненастная,-- насъ буквально заносило снѣгомъ; однако, благодаря Бога, всѣ команды, обезпеченныя продовольствіемъ и теплой одеждой, были здоровы. Въ Николаевскомъ и Петровскомъ заготовлялся лѣсъ для будущихъ построекъ въ ожиданіи увеличенія нашихъ командъ съ навигаціею. Въ Петровскомъ обдѣлывали часовню, иконостасъ которой мастерили изъ миткаля, стараясь, чтобы къ Рождеству Христову возможно было служить въ первомъ храмѣ Божіемъ въ при-амурскомъ краѣ.
   1 декабря изъ Маріинскаго поста пріѣхалъ г. Петровъ, съ которымъ г. Разградскій прислалъ донесеніе, что бухты де-Кастри начали покрываться льдомъ 18 октября; въ заливѣ же, съ 25 октября до 10 ноября, носило ледъ, такъ что заливъ всталъ крѣпко только 12 числа этого мѣсяца. Море передъ заливомъ встало 20 ноября. 9 октября шкуна "Востокъ" заходила на одинъ день въ заливъ де-Кастри. Командиръ ея въ письмѣ ко мнѣ сообщалъ, что такъ какъ протока Віяхту, по причинѣ сильнаго теченія до 4 и 5 узловъ и извилистаго между лайдами и банками узкаго канала, оказалась неудобною и опасною для входа, то онъ бралъ каменный уголь на открытомъ берегу около Віяхту къ S отъ нея.
   За симъ, 15 декабря я послалъ г. Петрова чрезъ Маріинскій постъ въ Императорскую гавань, приказавъ ему, что если на пути около Маріинскаго поста онъ встрѣтитъ оттуда почту, то чтобы возвратился въ Маріинскъ на смѣну Разградскому, который долженъ пріѣхать въ Петровское.
   Къ Рождеству Христову маленькая церковь въ Петровской была готова и въ этотъ великій праздникъ мы, въ отдаленныхъ негостепріимныхъ пустыняхъ нашего сѣверо-востока, впервые молились въ храмѣ Божіемъ. Всѣ почти мои сотрудники были и отсутствіи; въ Петровскомъ находились только г. Бачмановъ и докторъ Орловъ, а въ Николаевскомъ г. Воронинъ.
   Наступилъ и новый 1854 годъ, но ни съ острова Сахалинъ, ни изъ Императорской гавани извѣстій не было. Наконецъ, 10 января 1854 года прибылъ Д. И. Орловъ и сообщилъ, что 18 августа онъ высадился съ транспорта "Байкалъ" на западный берегъ острова Сахалина въ селеніе Венду-эси, въ широтѣ 48 o50' 47" N и долготѣ 142o 07' 40" О. Такъ какъ эта мѣстность оказалась неудобною для основанія поста, то онъ направился вдоль западнаго берега къ S. Свѣжіе противные вѣтры и сильный бурунъ у берега много препятствовали ему въ плаваніи, такъ что только къ вечеру, 25 августа, слѣдуя по направленію StO, онъ могъ достигнуть селенія и рѣчки Котанъ-Кутури, лежащихъ около 27 верстъ отъ Венду-эси. Широта этого пункта, опредѣленная имъ по меридіональной высотѣ солнца 4 37' 45" N, а приблизительная долгота 142o 12' О. Въ 6 верстахъ отъ селенія Венду-эси при рѣчкѣ Инчара лежитъ селеніе того же имени, на правомъ берегу этой рѣчки, по которой Д. И. Орловъ поднимался на ONO, въ широтѣ 48o 48' 30* N и долготѣ 142o 21' O, лежитъ весьма замѣчательная гора съ двумя пиками. Гору эту г. Орловъ назвалъ горою Невельскаго. На всемъ этомъ пространствѣ въ 1/2 мили отъ берега тянется хребетъ горъ, который, и многихъ мѣстахъ, подходитъ къ морю утесами. Эти горы покрыты лѣсомъ лиственницы и ели. Въ селеніи Котанъ-Кутуру, по случаю крѣпкаго вѣтра отъ NW и сильнаго у берега буруна, онъ провелъ 4 дня. Рѣчка Котанъ-Куруту течетъ отъ ONO по низменной долинѣ; глубина ея на барѣ до 1 1/2 фута, а далѣе до 6 фут.; ширина отъ 8 до 10 саженъ.
   Отъ селенія Котанъ-Кутуру до селенія и рѣки Тукунай, и пространствѣ 36 верстъ, берегъ тянется по тому же StO направленію. На этомъ пути до селенія Отагу, на пространствѣ 28 верстъ берегъ песчаный и возвышенный и покрытъ тучною травою. Цѣпь горъ отъ Котанъ-Кутуру постепенно удаляется отъ берега къ востоку и затѣмъ поворачиваетъ къ SSW; у селенія Отагу, близъ моря, она образуетъ огромную возвышенную долину, покрытую тучною травою. На этой долинѣ, между параллелями 48o 36' и 48o 24', въ разстояніи отъ берега отъ 1 до 3 миль, лежитъ огромное озеро Тарайска. Восточный берегъ его гористый. Озеро это въ широтѣ 48o 25' 15'' N и долготѣ по обсерваціи 142o 20' О соединяется съ моремъ протокою того же имени. Протока Тарайска имѣетъ глубину на барѣ 5 футовъ, а далѣе въ озерѣ отъ 7 до 10 фут., ширина ея отъ 10 до 12 саженъ, а длина на NO -- 3 1/2 версты. Озеро Тарайска имѣетъ по меридіану длину до 18 верстъ, а ширину отъ 2 до 8. Глубина его отъ 2 до 3 1/2 саженъ; берега приглубы. Селеніе и рѣчка Отаксу лежатъ въ 10 верстахъ отъ протоки Тарайска и въ 8 верстахъ отъ Тукунай. Широта селенія послѣдняго по меридіональной высотѣ солнца 48o 15' 28" N, а долгота по счисленію 142o 23' О.
   Отъ селенія Тукуная до селенія и рѣки Кусунай берегъ имѣетъ общее направленіе на StW. Цѣпь горъ тянется вдоль всего берега, въ разстояніи отъ 1 до 1/2 версты отъ моря. При устьѣ рѣки Кусуная она оканчивается возвышеннымъ мысомъ, отъ котораго вдоль праваго берега рѣки Кусунай направляется къ востоку и образуетъ большую долину, простирающуюся до устья рѣки и селенія Най-Оро, лежащаго въ 12 верстахъ къ S-ду отъ Кусуная. Туземцы ѣздятъ съ западнаго берега на восточный и въ заливъ Анива по рѣкѣ Ку, черезъ хребетъ и по рѣкѣ Менуэ. Берега рѣки Кусунай при устьѣ и вообще вся долина ея до селенія Най-Оро, представляетъ мѣста, удобныя къ поселенію и разведенію скотоводства. Грунтъ -- черноземъ, покрытый тучною травою. Широта устья Кусуная по полуденной высотѣ солнца -- 47o 59' 52" N, а счислимая долгота 142o 15' О; глубина на барѣ при устьѣ отъ 2 1/2 до 3 1/2 ф. Здѣсь г. Орловъ 30-го августа 1854 г., при собраніи жителей селенія Кусунай (орочанъ и аиновъ) поставилъ постъ и поднялъ военный флагъ. Постъ этотъ, согласно моему приказанію, онъ назвалъ Ильинскимъ.
   Свѣжій противный вѣтеръ продержалъ здѣсь Орлова до 4-го сентября, послѣ чего онъ пошелъ вдоль возвышеннаго берега, къ S-ду. Проплывъ 15 верстъ, онъ достигъ устья рѣки и селенія Най-Оро, а отсюда пошелъ вдоль берега на StW и черезъ 12 верстъ прибылъ въ селеніе, рѣчку и бухту Сиророко, потомъ чрезъ 12 верстъ приплылъ къ устью рѣчки Туной-Уной, широта котораго, по полуденной высотѣ солнца,-- 47o 42' 39" N. Отсюда онъ пошелъ въ селеніе Отто-Хори, при рѣчкѣ того же имени и, по причинѣ сильнаго буруна при SW свѣжемъ вѣтрѣ, долженъ былъ пробыть тамъ сутки. По полуденной высотѣ, широта этого мѣста оказалась 47o 39' 45" N, а долгота по часамъ и обсерваціи -- 140o 9' О.
   Отъ селенія Отто-Хори берегъ принимаетъ направленіе на SW 5o. Проплывъ вдоль него 7 верстъ, Орловъ пришелъ въ мелководную бухту, рѣчку и селеніе Сенакуеро, а черезъ 6 верстъ достигъ рѣчки и селенія Такой. Пройдя еще 8 верстъ, онъ къ вечеру 7-го сентября прибылъ въ бухту и селеніе Нотоксамъ. Погода сдѣлалась пасмурная и въ продолженіе 5 дней стояли свѣжіе вѣтры отъ WSW и WNW, производившіе сильные буруны. Только утромъ 13-го числа Д. И. Орловъ могъ отправиться далѣе. Слѣдуя вдоль берега на S1/2W, черезъ 10 верстъ онъ достигъ возвышеннаго скалистаго мыса Тубу, широта котораго по меридіональной высотѣ солнца 47o 27' 28" N, а долгота по счисленію 142o 5' О. Обогнувъ мысъ, онъ вышелъ на устье рѣчки, при которой стояло селеніе Сыро-ро. Отъ этого мыса, вдоль всего берега, къ югу идетъ каменный рифъ, весьма опасный для плаванія, а въ 2 верстахъ отъ него лежитъ высокій мысъ Неторо.
   Въ селеніи Сыро-ро Д. И. Орловъ встрѣтилъ амурскихъ гиляковъ Позвейна и Юдина, возвращавшихся изъ селенія Сиракуса, въ которое они ходили для расторжки съ аинами и японцами. Этимъ гилякамъ, при отправленіи ихъ туда весною, я поручилъ собрать свѣдѣнія о заливахъ Идунки и вообще о юго-западномъ берегѣ острова. На предложеніе, сдѣланное имъ Орловымъ, слѣдовать съ нимъ въ заливъ Анива, они не согласились по той причинѣ, что въ такое позднее время идти вдоль этого берега, усѣяннаго каменными рифами, опасно и ранѣе мѣсяца достигнуть Анивы невозможно. Они сказали, что бухты Идунки находятся между каменными рифами и по этому попадать туда въ осеннее время опасно.
   Дмитрій Ивановичъ, основываясь на ихъ словахъ, убѣдился, что достигнуть до 20-го числа сентября назначеннаго для свиданія со мною пункта представляется невозможнымъ, и что оставлять людей въ Ильинскомъ постѣ на зиму, по неимѣнію продовольствія, тоже нельзя, и рѣшился возвратиться обратно въ Ильинскій постъ (Кусунай), куда и прибылъ 22-го сентября.
   Оставивъ тамъ, въ деревнѣ Соторкурера, свою лодку и ящикъ съ товарами, Орловъ нанялъ проводниковъ и двѣ легкія туземныя лодки и со всѣми людьми Ильинскаго поста, 25-го сентября, направился на восточный берегъ острова Сахалина, съ котораго, по словамъ туземцевъ, только и можно было придти въ Аниву.
   Поднимаясь по рѣкѣ Кусунай на OtS, чрезъ 15 верстъ они пришли къ устью рѣки Спеяни, впадающей къ рѣку Кусунай съ правой стороны. Отъ этого пункта начинается перевалъ чрезъ хребетъ. По причинѣ усталости людей и дурной погоды они остались тамъ ночевать въ юртѣ.
   Глубина бара рѣки Кусунай до 2 1/2 фут. Рѣка эта на проплытомъ пространствѣ имѣетъ ширину отъ 10 до 12 саж., берега ея ровные, возвышенные и покрыты частію травою, а частію лѣсомъ -- ели, березы, осины и кедра. Притоки Кусуная слѣдующіе: Троконутъ, въ 5-ти верстахъ отъ устья; Большая и Малая Оропе -- въ 10-ти и Спеяни -- въ 15-ти верстахъ. Кусунай на этомъ пространствѣ не имѣетъ ни шиверовъ, ни пороговъ и теченіе его отъ 1/2 до 1 1/2 узла. Долина рѣки удобна для заселенія; грунтъ -- на 1/2 аршина черноземъ на глиняной и частію песчаной подпочвѣ.
   Въ 8 часовъ утра 26-го сентября, оставивъ лодки съ 3-мя проводниками, партія пошла пѣшкомъ вверхъ по рѣкѣ Кусунай и чрезъ версту перевалила небольшую возвышенность Чепнани-Хута; потомъ спустилась въ рѣчку Перору-Пести, впадающую въ Кусунай съ лѣвой стороны и. поднявшись по ней на версту, перевалила хребетъ Саругъ-Хунги, имѣющій 500 фут. высоты и составляющій водораздѣлъ западныхъ рѣкъ отъ восточныхъ. Спустившись съ него, она вышла на лѣвый берегъ рѣчки Хикну-Хунга, впадающей въ рѣку Мануе. Общее направленіе этого пути StO 5 верстъ.
   Отсюда они отправились по хребту на вершину рѣки Найбу, на OtN и, пройдя по этому направленію около 10-ти верстъ, достигли вершины его; широта этого мѣста по полуденной высотѣ оказалась 48o 58' 20" N, а счислимая долгота 142o 58' О. Съ вершины рѣки Найбу они пошли чрезъ небольшую возвышенность на OSO и чрезъ 5 верстъ вышли на лѣвый берегъ рѣчки Най; пройдя по тому же направленію этимъ берегомъ около 5 верстъ, они достигли, наконецъ, рѣки Мануе. Здѣсь они нашли маленькую лодку, въ которой Д. И. Орловъ съ однимъ матросомъ и проводникомъ спустились до устья Мануе, а остальная команда съ 2 проводниками отправилась туда же, по лѣвому берегу этой рѣки, пѣшкомъ.
   Рѣка Мануе на этомъ пространствѣ течетъ по тому же OSO направленію. Разстояніе ея до устья рѣчки Най около 10-ти верстъ. Такимъ образомъ, весь путь отъ селенія Куоунай -- западнаго берега острова Сахалина до селенія и устья рѣки Мануе -- восточнаго берега Сахалина -- около 45 верстъ, а на прямую менѣе 40 верстъ. Это пространство составляетъ самое короткое разстояніе между западнымъ и восточнымъ берегомъ острова. Сообщеніе по этому пути удобно и не представляетъ никакихъ затрудненій къ проложенію проѣзжей дороги.
   По меридіональной высотѣ солнца, устье рѣки Мануе лежитъ въ широтѣ 47o 54' 38" N, а долгота его 143o 42' O.
   Рѣка Мануе, на пространствѣ, проплытомъ Д. И. Орловымъ, имѣетъ ширину отъ 10 до 25 саж., а глубину отъ 3 до 6 фут.; при устьѣ ея, на барѣ, глубина до 1 1/2 фута; теченіе до 2-хъ узловъ. Оба берега рѣки низменны и покрыты травою и смѣшаннымъ лѣсомъ. Вообще растительность по восточную сторону хребта Саругъ-Хунги, къ Охотскому морю, бѣднѣе растительности по западную сторону этого хребта, къ Татарскому заливу. На это имѣютъ несомнѣнное вліяніе льды и туманы, господствующіе въ Охотскомъ морѣ.
   Послѣ полдня 27-го сентября Д. И. Орловъ отправился изъ селенія Мануе вдоль берега съ командою пѣшкомъ, а багажъ послалъ на лодкѣ. Обогнувъ увалистый мысъ Никирайбу, онъ чрезъ 4 версты прибылъ въ селеніе Сира-роко, лежащее на устьѣ рѣчки Таріо-Найбу. Въ этомъ селеніи онъ нанялъ двѣ лодки и поплылъ на нихъ вдоль берега по румбу StO; чрезъ 9 верстъ достигъ селенія Паро-Найбу, а чрезъ 12 верстъ селенія Отто, гдѣ и остановился ночевать.
   На другой день, т. е. 28-го сентября, онъ поплылъ вдоль берега на SOtS1/2O и чрезъ 10 верстъ прибылъ въ селеніе Отто-ксамъ; около этого селенія, по берегу, разбросано много каменнаго угля (по туземному: анса) и янтаря (кую-реко). По наблюденію меридіональной высоты,-- широта опредѣлилась 47o 36' 2" N, a счислимая долгота 142o 45' O. Выйдя изъ селенія и рѣчки Отоксамъ и слѣдуя по тому же направленію, онъ чрезъ 12 верстъ прошелъ селеніе Ай, а чрезъ 8 прибылъ на ночлегъ къ устью рѣки Найбу. По обоимъ берегамъ этой рѣки расположено селеніе того же имени.
   Рѣка Найбу имѣетъ ширину отъ 25 до 35 саж., глубина рѣки около 15 фут., а на барѣ 6 фут. въ малую воду; теченіе около узла. Мѣстность около этой рѣки лучшая изъ всѣхъ мѣстностей, какія удавалось видѣть г. Орлову на этомъ берегу. Огромные строевые лѣса, ростущіе по берегамъ ея, луговыя пространства, черноземная почва и изобиліе въ рѣкѣ различной рыбы представляютъ всѣ удобства для заселенія. Широта ея устья по меридіональной высотѣ солнца опредѣлилась 47o 28' 26" N, а счислимая долгота 142o 25' О. Изъ селенія Найбу, по рѣкамъ Найбу и Сусоя, съ ихъ протоками, лежитъ самый удобный и кратчайшій путь въ заливъ Анива, до котораго, по словамъ туземцевъ, около 100 вер. Первоначально Д. И. Орловъ и хотѣлъ слѣдовать этимъ путемъ, но, услышавъ отъ туземцевъ, что изъ Анива идутъ моремъ 6 человѣкъ японцевъ, г. Орловъ, желая встрѣтиться съ ними, чтобы узнать о нашемъ постѣ, оставилъ свое первое намѣреніе и изъ Найбу поплылъ вдоль берега на SOtS. Пройдя 11 верстъ, онъ встрѣтился съ японцами въ селеніи Сумму и остановился тамъ ночевать. Японцы приняли его дружелюбно, и ласково объяснили, что русскіе поселились у селенія Тамари, въ заливѣ Анива, и что они уѣхали оттуда, чтобы повидаться съ своими товарищами. Между прочимъ они сказали Орлову, что совершенно спокойно оставили свои дома, такъ какъ увѣрены, что при русскихъ все ихъ имущество въ Тамари будетъ цѣло.
   На другой день, 30-го сентября, Д. И. Орловъ поплылъ вдоль берега по тому же румбу: SOtS; чрезъ 8 верстъ онъ прошелъ селеніе Сусу-уэнай, а чрезъ 7 верстъ мысъ Турей, отъ котораго берегъ принялъ направленіе StO. Пройдя этимъ курсомъ еще 7 верстъ, къ полудню, онъ достигъ селенія и рѣчки Иноно-Спай. Широта селенія, по наблюденію Орлова, 47o 13' N, а счислимая долгота 143o 12' О. Оттуда онъ пошелъ далѣе по тому же R StO, и чрезъ 12 верстъ проплылъ селеніе Сума-Окотой, отъ котораго берегъ принялъ направленіе StW. Пройдя по этому румбу около 15 вер., онъ пришелъ ночевать въ селеніе Обуэ-Сена, широта котораго 47o N, а долгота 143o 10' О.
   1-го октября изъ этого селенія онъ поплылъ вдоль берега на SSO1/2O и чрезъ 17 верстъ достигъ селенія и мыса Чанъ-Поко у залива Мордвинова. Широта этого пункта по меридіальной высотѣ солнца опредѣлилась 46o 52' N, а счислимая долгота 143o 20' О.
   Заливъ Мордвинова, лежащій между высокими мысами Ай-Ру и Тунайча, открытъ отъ всѣхъ румбовъ NO четверти. Грунтъ въ заливѣ -- дресва и каменья -- ненадежный для якорной стоянки. Хотя этотъ заливъ и закрытъ отъ О чрезъ S до W, но, судя по разлогамъ горъ, его окружающихъ SW и SO вѣтры должны быть тамъ жестоки. Южный берегъ залива въ разлогахъ низменный. На этой долинѣ, по словамъ туземцевъ, находятся довольно глубокія озера, отдѣляющіяся другъ отъ друга низменными возвышенностями, чрезъ которыя туземцы перетаскивають лодки. Изъ этихъ озеръ выходятъ рѣчки, впадающія въ заливъ Анива. Одно изъ нихъ посредствомъ узкаго канала соединяется съ заливомъ Мордвинова; глубина канала на барѣ -- 3 фута.
   Изъ селенія Очахъ-Пока на рѣку Кусунъ-Котонъ, при устьѣ которой расположенъ нашъ постъ и селеніе Тамари, ведутъ два пути: 1-й, ближайшій, чрезъ хребетъ, а 2-й, дальнѣйшій, чрезъ упомянутыя озера. Дмитрій Ивановичъ, имѣя въ виду слишкомъ позднее время года и крайній недостатокъ провизіи, избралъ первый ближайшій путь и 1-го октября отправился по оному. Сначала онъ пошелъ чрезъ возвышенности на O и, пройдя около 14 верстъ, достигъ р. Кому-Най, впадающей въ одно изъ упомянутыхъ озеръ (Широта этого пункта по меридіальной высотѣ солнца опредѣлилась 46o 51' 42" N), а потомъ, слѣдуя по R SSW1/2W, чрезъ 10 верстъ, вышелъ на рѣчку Армури, впадающую, такъ же какъ и первая, въ одно изъ сказанныхъ озеръ. Пройдя по румбу WNW1/2W до 6 верстъ, онъ пришелъ къ хребту Арекаре-Этута, высота котораго около 800 футовъ, а перевалъ чрезъ оный около 10-ти верстъ. Выйдя на вершину рѣчки Кусунъ-Котанъ и слѣдуя по лѣвому берегу ея, чрезъ 15 верстъ, онъ наконецъ въ 3 часа дня 2-го октября пришелъ въ Муравьевскій постъ.
   Такимъ образомъ этимъ путемъ отъ восточнаго берега до залива Анива около 50-ти верстъ.
   Въ то время стоялъ на якорѣ у Муравьевскаго поста транспортъ "Иртышъ". Маіоръ Буссе отправилъ Д. И. Орлова на этомъ транспортѣ въ Императорскую гавань, куда онъ и прибылъ 10-го октября.
   Наступившіе вскорѣ морозы, доходившіе до 10o, и безснѣжіе не дозволяли Орлову до 28-го ноября слѣдовать отсюда ни на лодкѣ, чрезъ заливъ де-Кастри, ни на нартѣ. Въ ожиданіи зимняго пути, онъ опредѣлилъ широту Константиновскаго поста (49o 01' 20" N). 28-го ноября, слѣдуя по морскому берегу, г. Орловъ отправился изъ гавани и къ вечеру того же числа достигъ устья рѣки Тумджицъ. Поднимаясь вверхъ по этой рѣкѣ, на 2-й день онъ догналъ 10 человѣкъ торговавшихъ мангуновъ съ р. Амура, ѣздившихъ на татарскій берегъ для торговли. Эти мангуны тащили за собою 5 нартъ, нагруженныхъ пушнымъ товаромъ. Не зная пути, Д. И. Орловъ не отлучался отъ попутчиковъ и соразмѣрялъ съ ними свою скорость, дѣлая въ день не болѣе 15 и 20 верстъ.
   Устье рѣки Тумджинъ было покрыто толстымъ льдомъ, но чѣмъ выше подымались по рѣкѣ, тѣмъ ледъ становился тоньше и во многихъ мѣстахъ были огромныя полыньи; это обстоятельство замедлило путешествіе. Глубина рѣки въ полыньяхъ была отъ 6 до 7 футовъ.
   Проѣхавъ по Тумджину 180 верстъ, они прибыли на устье рѣчки Сололи, впадающей въ Тумджинь съ сѣвера; проѣхавъ по ней около 25 верстъ, они начали подниматься на хребетъ. Чѣмъ далѣе поднимались, тѣмъ снѣгъ становился глубже и глубже и наконецъ достигъ глубины 2 1/2 саженъ. Подъемъ съ рѣки Сололи отлогій, но спускъ съ него на рѣчку Хоюль почти вертикальный. Высота этого хребта около 1,500 футовъ.
   Спускаясь по Хоюль, они достигли рѣки Яй, или Яви, въ которую она впадаетъ. Яви впадаетъ въ озеро Кизи. Тамъ Д. И. Орломъ встрѣтился съ г. Петровымъ и, согласно упомянутому моему распоряженію, возвратился съ нимъ въ Маріинскій постъ; они прибыли туда 28 декабря, въ 10 ч. утра. Весь путь изъ Императорской гавани до Маріинскаго поста Д. И. Орловъ совершилъ въ 30 сутокъ.
   Г. Петровъ остался въ Маріинскомъ посту, а г. Разградскій отправился вмѣстѣ съ Орловымъ въ Петровское.
   Въ заключеніи своего донесенія Дмитрій Ивановичъ пишетъ:
   "Свыкаясь съ языкомъ туземцевъ осмотрѣннаго мною пространства острова Сахалина, я замѣтилъ: 1-е) что народъ, обитающій въ средней и южной частяхъ Сахалина, состоитъ изъ 2-хъ племенъ: Куги и Ороксей. Куги -- га самая отрасль курильцевъ, которые обитаютъ на сѣверныхъ Курильскихъ островахъ; языкъ ихъ совершенно такой же, какъ и нашихъ курильцевъ; ороксы или орочены -- тѣ же, что и наши удскіе тунгусы, пришедшіе сюда, какъ можно было замѣтить изъ разсказовъ туземцевъ, болѣе 200 лѣтъ тому назадъ. Они размѣстились по всѣмъ селеніямъ острова Сахалина, начиная отъ Дуэ, и смѣшались съ кугами.
   "Оба эти племени называютъ Сахалинъ -- Карафту и считаютъ себя на одинъ родъ съ лоча (русскими), которые къ нимъ пришли съ Хвостовымъ и Давыдовымъ прежде японцевъ. Послѣдніе стали появляться сюда, по словамъ туземцевъ, гораздо позже русскихъ и то пріѣзжали сначала съ Мацмая для рыбнаго промысла только и для торговли, а поселились очень недавно .
   "Всѣ упомянутые народы гостепріимны, ласковы, кротки, трусливы и такъ трудолюбивы, что рѣдко можно застать ихъ утромъ безъ дѣла. Дома ихъ состоятъ изъ юртъ, обставленныхъ столбами и досками и покрытыхъ корьемъ; посрединѣ юрты очагъ, а по стѣнамъ лавки, на которыхъ спятъ; полъ устланъ досками. Лѣтомъ они перекочевываютъ на рыбные промыслы. Японцы нанимаютъ ихъ за водку, табакъ, рисъ и домашнюю утварь для ловли рыбы, но это вознагражденіе сравнительно съ работою слишкомъ ничтожно, и, кромѣ того, японцы обращаются съ ними какъ съ своими рабами, такъ что туземцы не любятъ ихъ и изъявляли мнѣ удовольствіе за то, что мы поселяемся у нихъ. Религія ихъ, а равно и одежда, такая же, какъ и у инородцевъ при-амурскаго края.
   "На всемъ обслѣдованномъ мною пространствѣ острова Сахалина нѣтъ ни однаго мѣста, удобнаго для якорной стоянки судовъ; въ отношеніи же основанія земледѣльческаго поселенія самыя лучшія мѣста слѣдующія: долина озера Тарайска, лежащая между селеніями Кутанъ-Туру и Тарайска (48o 38' и 48o 25' N широты), долины рѣкъ: Кусунай (48o 59' широты) и Отто-Хори (47o 42' 39" широты), а на восточномъ берегу долины рѣкъ: Мануэ (47o 51' широты), Найбу (47o 28' широты) и Иноно-Снай (47o 13' широты). Въ особенности замѣчательна долина озера Тарайска и Кусунай на западномъ берегу и Найбу на восточномъ, потому что въ протоку Тарайска и рѣки: Кусунай и Найбу, въ большую воду, могутъ свободно входить суда, сидящія въ водѣ до 11-ти футовъ. Отъ селенія Ванду-Эса до рѣки Катанъ-Куру (отъ 48o 48' до 48o 40' широты на западн. берегу) находится въ большомъ количествѣ и хорошаго качества точильный и оселочный камень и желтая охра"..
   Командиръ транспорта "Иртышъ", лейтенантъ Гавриловъ, отъ 26-го ноября, донесъ, что на пути изъ Петровскаго къ заливу Анива транспортъ былъ задержанъ противными свѣжими вѣтрами, такъ что только 1-го октября онъ достигъ мыса Анива. Въ транспортѣ открылась значительная течь и поврежденіе въ рулѣ. Кромѣ того, начала болѣть команда. Принимая во вниманіе всѣ эти обстоятельства, онъ никакъ не могъ рѣшиться идти въ такомъ положеніи и въ такое позднее время въ Петропавловскъ. Обо всемъ этомъ онъ представилъ начальнику Муравьевскаго поста, Н. В. Буссе, объясняя, что такъ какъ около поста и вообще въ заливѣ Анива нѣтъ ли одного мѣста, удобнаго для зимовки транспорта, то необходимо идти на зимовку въ ближайшую къ нему Императорскую гавань. Онъ просилъ Н. В. Буссе, согласно даннымъ мною приказаніямъ, перемѣнить больныхъ людей здоровыми и снабдить его одеждою и всѣмъ необходимымъ для зимовки команды, пришедшей въ такое позднее время въ пустыню; но Николай Васильевичъ не принялъ его просьбы и отправилъ его безъ всякаго снабженія, не смотря на то, что въ посту было всего въ изобиліи. "Мнѣ предстояло", пишетъ г. Гавриловъ, "или погибать въ морѣ, на пути въ Петропавловскъ, или выдержать въ Императорской гавани всѣ трудности зимовки безъ надлежащаго снабженія. Уповая на Бога, я вынужденнымъ нашелся избрать послѣднее, и 10-го октября едва добрался до Императорской гавани. Течь въ транспортѣ съ каждымъ днемъ усиливалась, а руль почти бездѣйствовалъ, такъ что предъ входомъ въ гавань мы должны были править румпель-талями. Больныхъ людей Буссе также не замѣнилъ здоровыми, отзываясь, что и у него должны быть не больные, а здоровые люди. Не смотря на всѣ заботы начальника Константиновскаго поста, Н. К. Бошняка, достать свѣжей провизіи у туземцевъ и облегчить участь больныхъ, ни того, ни другаго сдѣлать было невозможно. Между командою съ 1-го же ноября уже начала обнаруживаться скорбутная болѣзнь, такъ что въ настоящее время почти треть команды больны ею и одного уже мы потеряли".
   Командиръ корабля "Николай" Клинковстремъ донесъ, что наступившіе жестокіе противные вѣтры, поздній приходъ транспорта (11-го октября) въ Императорскую гавань, недостатокъ команды и, наконецъ, неизвѣстность Татарскаго залива и наступившіе внезапно морозы, понудили его остаться на зимовку въ этой гавани. "Впрочемъ", заключаетъ г. Клинковстремъ, "команда имѣетъ въ изобиліи, какъ продовольственныхъ предметовъ, такъ и одежды, а потому я надѣюсь, что зимовка эта, Богъ милостивъ, минуетъ благополучно. Въ настоящее время больныхъ въ командѣ нѣтъ и корабль стоитъ почти вплоть у берега, на которомъ расположенъ Константиновскій постъ".
   Начальникъ Константиновскаго поста, лейтенантъ Бошнякъ, въ то же время сообщилъ мнѣ, что внезапное стеченіе болѣе 70-ти человѣкъ въ мѣстѣ пустынномъ, гдѣ предполагалось зимовать только 8 человѣкамъ (для которыхъ выстроена еще лѣтомъ изба), недостатокъ въ необходимыхъ запасахъ для команды "Иртыша", который явился сюда буквально почти безо всего, съ появившеюся уже между его командою болѣзнію, и, наконецъ, наступившіе морозы до 25o съ мятелями и снѣгами, препятствующіе доставать что либо у туземцевъ съ рѣки Тумджинъ (которые, равно какъ и окрестные жители гавани, по не приходу осенней рыбы и сами голодаютъ),-- ставятъ его въ самое критическое положеніе. "При такомъ положеніи вещей", писалъ Бошнякъ, "надобно ожидать весьма печальнаго исхода этой зимовки, особливо относительно команды "Иртыша*, которую г. Буссе не позаботился снабдить всѣмъ нужнымъ и не перемѣнилъ даже больныхъ людей". Шкуна "Востокъ" заходила на одни сутки въ Императорскую гавань. Командиръ ея Римскій-Корсаковъ, сочувствуя такому недостаточному снабженію команды транспорта, удѣлилъ отъ себя все, что у него было, какъ то: сахара, чая и 12 банокъ презервовъ, но всего этого далеко недостаточно было даже для больныхъ, которыхъ въ то время, изъ команды "Иртыша", было уже 12 человѣкъ. "Внутреннія бухты гавани", сообщалъ Бошнякъ, "17-го числа октября покрылись прочнымъ льдомъ, а съ 20-го числа этого мѣсяца мы уже ходили по льду. Черезъ двѣ недѣли, свѣжимъ сѣвернымъ вѣтромъ разломало ледъ въ Александровской бухтѣ, море же въ двухъ миляхъ отъ гавани совсѣмъ не покрывалось льдомъ. Такой жестокой зимы, какая нынѣ, туземцы не запомнятъ.
   "Всѣ эти обстоятельства заставляютъ меня просить", пишетъ Бошнякъ, "объ оказаніи намъ возможной помощи, главное въ медикаментахъ, чаѣ, свѣжей провизіи и теплой одеждѣ, хотя надежда на возможность доставленія весьма сомнительна. При всемъ стараніи моемъ нанять туземныя нарты, никто изъ туземцевъ не взялся ѣхать не только съ грузомъ, но и на легкихъ нартахъ. Путь какъ чрезъ Тумджинъ, такъ и чрезъ Хунгари затруднителенъ, во-первыхъ, по глубокимъ въ хребтахъ снѣгамъ, а во-вторыхъ, по неимѣнію на этихъ путяхъ корма для собакъ (вяленой рыбы).
   "Команда транспорта "Иртышъ" въ настоящее время живетъ еще на суднѣ, но чрезъ два или три дня для нея будетъ готово помѣщеніе, разумѣется, сырое и тѣсное. Команда "Николая", имѣя каминъ и хорошую теплую одежду, устроилась на зиму на кораблѣ".
   При этомъ Д. И. Орловъ объяснилъ мнѣ, что внутренній лѣтній путь въ Императорскую гавань удобнѣе зимняго. Лѣтомъ ѣздятъ на лодкѣ изъ озера Кизи по рѣкамъ Хоюсъ и Яй, поднимаются до хребта, переваливаютъ чрезъ него и спускаются по рѣкѣ Тумджинъ до моря, а оттуда въ Императорскую гавань. Для сообщенія же зимою необходимо запасти на рѣкѣ Тумджинъ, по крайней мѣрѣ въ 3-хъ мѣстахъ, кормъ для собакъ. Возможность, по словамъ туземцевъ, объѣзжать крутой подъемъ на хребетъ съ рѣки Яй представляетъ это сообщеніе не такъ затруднительнымъ, такъ что его, при этихъ предварительныхъ распоряженіяхъ, возможно совершать въ 8 или 9 дней отъ Кизи. "Въ настоящую зиму", пишетъ Бошнякъ, "впредь до того времени, пока на хребтѣ не уляжется снѣгъ, т. е. до исхода февраля, переѣхать этотъ хребетъ отъ Кизи не представляется возможности". Для доставленія благовременно въ Императорскую гавань главныхъ и необходимыхъ запасовъ: бѣлой муки, чая, сахару, водки, уксусу и медикаментовъ, оставалось одно, хотя и не совсѣмъ вѣрное средство, это отправить ихъ на оленяхъ 7oN, а долгота 143o10'О.
   1 октября из этого селения он поплыл вдоль берега на SSO1/4O и через 17 вёрст (18 км) достиг селения и мыса Чан-Поко у залива Мордвинова. Широта этого пункта по меридиональной высоте солнца определилась 46o52'N, а счислимая долгота 143o20'О.
   Залив Мордвинова, лежащий между высокими мысами Ай-Ру и Тунайча, открыт от всех румбов северо-восточной четверти. Грунт в заливе -- дресва и каменья -- ненадежный для якорной стоянки. Южный берег залива -- низменный. Здесь, по словам айнов, находятся довольно глубокие озёра, отделяющиеся друг от друга низменными возвышенностями, через которые туземцы перетаскивают лодки. Из этих озёр выходят речки, впадающие в залив Анива. Одно из них посредством узкого канала соединяется с заливом Мордвинова; глубина канала на баре -- 3 фута (0,9 м).
   Из селения Очах-Пока {}Повидимому, Орлов называл так селение Оцно-бека (Прим. ред.). на реку Кусун-Котон, в устье которой расположен наш пост и селение Тамари, ведут два пути: первый, ближайший, через хребет, а второй, более дальний, через упомянутые озера. Дмитрий Иванович, имея в виду слишком позднее время года и крайний недостаток провизии, избрал первый, ближайший путь и 1 октября отправился по нему. Пройдя сначала около 14 вёрст, он достиг реки Кому-Най {Сейчас река Кимонай. (Прим. ред.).}, впадающей в одно из упомянутых озёр, а потом, следуя на SSW1/2W, спустя 10 вёрст, вышел на речку Армури, впадающую, так же как и первая, в одно из сказанных озёр. Пройдя на WNW1/2W, он перевалил через хребет Арекаре-Этута около 800 футов (240 м) высоты и, выйдя к истокам речки Кусун-Котан, по левому берегу её после 15 вёрст пути в 3 часа дня 2 октября пришёл, наконец, в Муравьёвский пост.
   Таким образом, этим путём от восточного берега до залива Анива около 50 вёрст.
   В то время у Муравьёвского поста стоял на якоре транспорт "Иртыш". Майор Буссе отправил Д. И. Орлова на этом транспорте в Императорскую Гавань, куда он и прибыл 10 октября.
   Наступившие вскоре морозы, доходившие до 10o, и бесснежие не позволили Орлову двинуться отсюда ни на лодке, через залив Де-Кастри, ни на нартах. В ожидании зимнего пути он определил широту Константиновского поста -- 49o01'20"N. Только 28 ноября Орлов отправился из гавани и к вечеру того же числа достиг устья реки Тумнин. На второй день, поднимаясь вверх по этой реке, он догнал 10 человек мангунов с Амура, ездивших на татарский берег для торговли. Эти мангуны тащили за собой 5 нарт, нагруженных пушным товаром. Не зная пути, Д. И. Орлов не отлучался от попутчиков и соразмерял с ними свою скорость, делая в день не более 15--20 вёрст.
   Устье реки Тумнин было покрыто толстым льдом, но чем выше подымались по реке, тем лед становился тоньше, и во многих местах были огромные полыньи; это обстоятельство замедлило путешествие. Глубина реки в полыньях была от 6 до 7 футов (1,8--2,1 м).
   Проехав по Тумнину 180 вёрст (190 км), они прибыли на устье речки Сололи, впадающей в Тумнин с севера; проехав по ней около 25 вёрст, они начали подниматься на хребет. Чем далее поднимались, тем снег становился глубже и глубже и наконец достиг глубины 2 1/2 сажен (4,6 м). Подъём с реки Сололи отлогий, но спуск с него на речку Хоюль почти вертикальный. Высота этого хребта около 1500 футов (460 м).
   Спускаясь по Хоюль, они достигли реки Яй, или Яви, в которую она впадает. Яви впадает в озеро Кизи160. Там Д. И. Орлов встретился с Петровым и, согласно моему вышеупомянутому распоряжению, возвратился с ним в Мариинский пост; они прибыли туда 28 декабря в 10 часов утра. Весь путь из Императорской Гавани до Марианского поста Д. И. Орлов совершил за 30 суток.
   Петров остался в Мариинском посту, а Разградский отправился вместе с Орловым в Петровское.
   В заключение своего донесения Дмитрий Иванович писал: "Свыкаясь с языком населения осмотренной мной части острова Сахалина, я заметил, что народ, обитающий в средней и южной частях Сахалина, состоит из двух племён: куги и ороксей. Куги -- та самая отрасль курильцев, которые обитают на северных Курильских островах; язык их совершенно такой же, как и наших курильцев; ороксы или орочоны -- те же, что и наши удские тунгусы, пришедшие сюда, как можно было понять из их рассказов, более 200 лет тому назад. Они разместились по всем селениям острова Сахалина, начиная от Дуэ, и смешались с кугами.
   "Оба эти племени называют Сахалин Карафту {Японское название острова -- Карафуто. (Прим. ред.).} и считают себя за один род с лоча (русскими), которые к ним пришли с Хвостовым и Давыдовым до появления японцев. Последние стали появляться, по словам орочонов, гораздо позже русских и то приезжали сначала с Мацмая только для рыбного промысла и торговли, а поселились очень недавно.
   "Все упомянутые народы гостеприимны, ласковы, кротки, трусливы и так трудолюбивы, что редко можно застать их утром без дела. Дома их состоят из юрт, обставленных столбами и досками и покрытых корьём; посредине юрты очаг, а по стенам лавки, на которых спят; пол устлан досками. Летом они перекочёвывают на рыбные промыслы. Японцы нанимают их за водку, табак, рис и домашнюю утварь для ловли рыбы, но это вознаграждение слишком ничтожно сравнительно с работой; кроме того японцы обращаются с ними как со своими рабами, так что туземцы не любят их и изъявляли мне удовольствие за то, что мы поселяемся у них. Религия их, а равно и одежда, такая же, как и у населения Приамурского края.
   "На всем обследованном мной пространстве острова Сахалина нет ни одного места, удобного для якорной стоянки судов; в отношении же возможного основания земледельческих поселений самыми лучшими местами являются: долина озера Тарайска, между селениями Котан-Туру и Тарайска, долины рек Кусунай, а на восточном берегу Мануе, Найбу и Иноно-Снай. В особенности замечательны долины озера Тарайска и Кусунай -- на западном берегу, и Найбу -- на восточном. В протоку Тарайска и реки Кусунай и Найбу, в большую воду, могут свободно входить суда, сидящие в воде до 11 футов (3,35 м). От селения Венду-Эси до реки Котан-Туру встречался в большом количестве и хорошего качества точильный и осадочный камень и жёлтая охра".
   Командир транспорта "Иртыш", лейтенант Гаврилов, в сообщении от 26 ноября, писал, что на пути из Петровского к заливу Анива транспорт был задержан противными свежими ветрами, так что только 1 октября он достиг мыса Анива. В транспорте открылась значительная течь и повреждение в руле. Кроме того начала болеть команда. Принимая во внимание все эти обстоятельства, он никак не мог решиться итти в таком положении и в такое позднее время в Петропавловск. Обо всем этом он доложил начальнику Муравьёвского поста Н. В. Буссе, объясняя, что так как около поста и вообще в заливе Анива нет ни одного места, удобного для зимовки транспорта, то необходимо итти на зимовку в ближайшую к нему Императорскую Гавань. Он просил Н. В. Буссе, согласно данным мной приказаниям, заменить больных людей здоровыми, снабдив их одеждой и всем необходимым для зимовки; но Николай Васильевич не принял во внимание его просьбу и отправил его без всякого снабжения, несмотря на то, что в посту было всего в изобилии. "Мне предстояло, -- пишет Гаврилов, -- или погибать в море, на пути в Петропавловск, или выдержать в Императорской Гавани все трудности зимовки без надлежащего снабжения. Я был вынужден избрать последнее и 10 октября едва добрался до Императорской Гавани. Течь в транспорте с каждым днем усиливалась, а руль почти бездействовал, так что перед входом в гавань мы должны были править румпельталями161. Больных людей Буссе также не заменил здоровыми, отзываясь, что у него должны быть не больные, а здоровые люди. Несмотря на все заботы начальника Константиновского поста Н. К. Бошняка достать свежей провизии у туземцев и облегчить участь больных, ни того, ни другого сделать было невозможно. С 1-го же ноября появились первые больные скорбутом. Количество их в настоящее время достигло почти трети команды, одного мы уже потеряли".
   Командир корабля "Николай" Клинковстрем сообщал, что наступившие жестокие противные ветры, поздний приход транспорта (11 октября) в Императорскую Гавань, недостаток команды и, наконец, неизвестность Татарского пролива и наступившие внезапно морозы понудили его остаться на зимовку в этой гавани. "Впрочем, -- заключает Клинковстрем, -- команда имеет в изобилии как продовольственных предметов, так и одежды, а потому я надеюсь, что зимовка эта минует благополучно. В настоящее время больных в команде нет, и корабль стоит почти вплотную около берега, на котором расположен Константиновский пост".
   Начальник Константиновского поста лейтенант Бошняк в то же время сообщил мне, что внезапное скопление более 70 человек в месте пустынном, где предполагалось зимовать только 8 человекам (для которых была выстроена еще летом изба), недостаток в необходимых запасах для команды "Иртыша", который явился сюда буквально почти безо всего, с появившеюся уже среди членов его команды цынгою, и наконец, наступившие морозы до 25o с метелями и снегами, препятствующие доставить что-либо от населения с реки Тумнин (которые, наравне с окрестными жителями гавани, из-за неприхода осенней рыбы и сами голодают), -- ставят его в самое критическое положение. "При таком положении вещей, -- писал Бошняк, -- надобно ожидать весьма печального исхода этой зимовки, особенно относительно команды "Иртыша", которую Буссе не позаботился снабдить всем нужным и не сменил даже больных людей". Шхуна "Восток" заходила на одни сутки в Императорскую Гавань. Командир её Римский-Корсаков, сочувствуя такому недостаточному снабжению команды транспорта, уделил всё, что у него было: как-то: сахара, чая и 12 банок консервов, но всего этого было далеко не достаточно даже для больных, которых в то время, из команды "Иртыша", было уже 12 человек. "Внутренние бухты гавани, -- сообщал Бошняк, -- 17 октября покрылись прочным льдом, а с 20-го числа этого месяца мы уже ходили по льду. Через две недели свежим северным ветром разломало лед в Александровской бухте, море уже в двух милях от гавани совсем не покрывалось льдом. Такой жестокой зимы, какая ныне, местные жители не припомнят.
   "Все эти обстоятельства заставляют меня просить, -- пишет Бошняк, -- об оказании нам возможной помощи, главное в медикаментах, чае, свежей провизии и теплой одежде, хотя надежда на возможность доставки весьма сомнительна. При всем старании моём нанять туземные нарты никто из туземцев не взялся ехать не только с грузом, но и на легких нартах. Путь как через Тумнин, так и через Хунгари затруднителен, во-первых, по глубоким в хребтах снегам, а во-вторых, из-за отсутствия на этих путях корма для собак (вяленой рыбы).
   "Команда транспорта "Иртыш" в настоящее время живёт еще на судне, но через два или три дня для неё будет готово помещение, разумеется, сырое и тесное. Команда "Николая", имея камин и хорошую теплую одежду, устроилась на зиму на корабле".
   При этом Д. И. Орлов объяснил мне, что внутренний летний путь в Императорскую Гавань удобнее зимнего. Летом ездят на лодке из озера Кизи по рекам Хоюль и Яй, поднимаются до хребта, переваливают через него и спускаются по реке Тумнин до моря, а оттуда в Императорскую Гавань. Для сообщения же зимой необходимо запасти на реке Тумнин, по крайней мере в трёх местах, корм для собак. По словам мангунов, объезжать стороною крутой подъём на хребет с севера из долины реки Яй является вполне возможным, так что при условии Предварительной заготовки корма для собак можно совершить весь путь в течение 8 или 9 дней от Кизи. "В настоящую зиму, -- пишет Бошняк, -- впредь до того времени, пока на хребте не уляжется снег, то-есть до исхода февраля, переехать через него из Кизи не представляется возможным". Для доставки в Императорскую Гавань главных и необходимых запасов: белой муки, чая, сахару, водки, уксусу и медикаментов, оставалось одно, хотя и не совсем верное средство, -- отправить их на оленях с тунгусами через Хунгари, ибо путь этот, по словам туземцев, менее затруднителен, чем тот путь, которым следовал Д. И. Орлов.
   Н. В. Буссе, препровождая конверты на имя генерал-губернатора Восточной Сибири и Главного правления Компании, сообщал мне, что в командах вверенного ему поста обстоит всё благополучно, больных один человек. По случаю невозможности транспорту "Иртыш" зимовать на Сахалине или следовать в Петропавловск он должен был послать его на зимовку в Императорскую Гавань, но при этом не нашел возможным исполнить моего предписания о снабжении надлежащими запасами транспорта; наконец, согласно данных ему и Рудановскому предписаний, он при первой же возможности пошлёт ко мне почту и отправит Рудановского для осмотра заливов Анива и Идунки.
   Таково было положение Амурской и Сахалинской экспедиций к наступившему новому 1854 году. Главная цель, к которой стремился я с моими сотрудниками, была достигнута: главные пункты страны были заняты, и тем страна эта фактически объявлена принадлежностью России! Оставалось только осмотреть окончательно южную часть острова Сахалина и побережья Татарского пролива; но, ввиду этого, прежде всего необходимо было принять все меры к обеспечению людей, неожиданно собравшихся на зиму в пустыне Императорской Гавани, на что я и обратил, как мы увидим ниже, всё моё внимание.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

НАЧАЛО ВОЙНЫ 1854--1855 ГГ. -- ИССЛЕДОВАНИЯ Н. В. РУДАНОВСКОГО НА ЮЖНОМ САХАЛИНЕ

Меры, принятые мной для обеспечения Константиновского поста. -- Известие о разрыве с Турцией и возможном разрыве с западными державами. -- Постройка парохода "Аргунь". -- Мои действия одобрены государем. -- Уведомление Кашеварова. -- Донесение Буссе из Муравьёвского поста от 9 января 1854 года. -- Выписка из журнала Рудановского об исследовании реки Сосуя. -- Северо-восточный и восточный берега залива Анива по описи Рудановского. -- Бухты Иноскомонай и Тебесани. -- Река Корхпуне и озеро Тообучи. -- Юрта Тоитзе. -- Пути в Найбу. -- Восточный и западный берега Сахалина до мысов Тубу и Нотора. -- Заключение Н. В. Рудановского о заливе капитана Невельского (Идунки) и сведения, собранные им о поселении тунгусов на Сахалине.

   
   Положение Бошняка было ужасное; надо было выручить его от голодной смерти. Я знал, что ближайшие к Петровскому кочевья оленных тунгусов были на озёрах Чля и Орель и что между рекой Амуром и лиманом и рекой Тумнин и морем находятся пастбища, а потому вызвал с озера Чля тунгуса Афанасия с оленями. Этот тунгус со своим товарищем и с восемью оленями согласился отправиться в Мариинский пост и, взяв оттуда запасы, следовать с ними как можно скорее в Императорскую Гавань. Независимо от этого, 15 января 1854 года я послал на двух нартах в Мариинский пост Разградского и приказал ему, по прибытии туда, уговорить тунгусов, кочевавших на озере Кизи, отправиться с оленями, в Императорскую Гавань. После этого Разградский должен был следовать вверх по реке Амуру, в селение Хунгари, и там постараться нанять туземцев, чтобы доставить в Константиновский пост запасы. Вместе с тем начальнику Мариинского и Александровского постов А. И. Петрову мной было приказано наблюдать за скорым отправлением тунгусов с запасами и, если возможно, настоять, чтобы они на собаках отвезли эти запасы по тому пути, по которому ехал Д. И. Орлов, то-есть по реке Тумнин.
   Сделав эти распоряжения, я надеялся, что тем или другим путём, около половины февраля, команды в Императорской Гавани, а в особенности больные, будут снабжены необходимыми запасами и будут иметь оленье мясо, которое, по мнению нашего доктора, особенно полезно при скорбуте. Тунгусы, согласно условию, по прибытии в Императорскую Гавань, должны были состоять в непосредственном распоряжении начальника Константиновского поста Н. К. Бошняка, а приведённые ими олени употреблены в пищу командам. Кроме того, тунгусы обязаны были охотиться за сохатыми и доставлять их мясо в Константиновский пост для продовольствия команд.
   Вот всё, что можно было тогда предпринять, чтобы облегчить положение и здоровье людей, столь неожиданно собравшихся в пустыне в самое позднее время года и при самых неблагоприятных обстоятельствах, что произошло от несвоевременных распоряжений из С.-Петербурга и оттого, что там не обращали внимания на мои представления.
   17 февраля 1854 года мы получили в Петровском почту из Аяна; с ней генерал-губернатор уведомлял меня, что экспедиция подполковника Ахте162, направленная им в Удский край, после тщательного исследования северного склона Яблонового хребта близ верховьев реки Уды, подтверждает точными данными мои донесения о том, что, согласно Нерчинскому трактату, только верхнюю часть Амура от Усть-Стрелки до устья Буреи можно считать принадлежащей Китаю; что же касается до страны, лежащей к востоку от этой реки, то она должна по всем правам принадлежать России. Затем Николай Николаевич уведомлял меня, что объявлена война с Турцией163 и ожидается разрыв с западноевропейскими державами; что в Забайкальской области строится для реки Амура пароход "Аргунь" и, наконец, что предварительными распоряжениями моими, то-есть занятием залива Де-Кастри, острова Сахалина и открытием Императорской Гавани, государь остался весьма доволен. Он писал, что ожидает моих дальнейших действий по исполнению возложенного на меня весьма важного поручения по окончательному утверждению нашему на острове Сахалине, в заливе Де-Кастри, в селении Кизи и в Императорской Гавани.
   Начальник Аянского порта Кашеваров сообщал, что бриг "Константин" не приходил в Аян и что Главное правление Компании уже сделало распоряжение о снабжении на 1854 год Сахалинской экспедиции.
   В то же время 18 февраля в Петровское прибыл с почтой из Муравьёвского поста приказчик Компании Самарин с донесениями Н. В. Буссе и Рудановского. Последний писал с западного берега Сахалина, из селения Найборо, от 8 января 1854 года.
   Буссе, донося мне о благополучии поста и команды и препровождая журнал описи реки Сосуя и северо-восточного и западного берегов залива Анива, произведенной Рудановским, писал, что японцы, ушедшие вначале из селения Тамари, вскоре возвратились и в настоящее время спокойно живут на своих местах. Сношения его с ними, а равно и с айнами, вообще дружественны и миролюбивы. Отправленному на западный берег острова Сахалина лейтенанту Рудановскому он приказал сообщить мне о результатах своих исследований и, наконец, писал, что признал нужным оградить пост забором с башней и редутом.
   Рудановский писал мне о своих работах следующее:
   "6 октября, на лодке с четырьмя человеками гребцов и проводником, я отправился из Муравьёвского поста вдоль берега на северо-северо-запад; пройдя по этому направлению 6 вёрст, я достиг возвышенного мыса Эндо-Тамари, с которого начинается бухта того же имени, составляющая лиман реки Сосуя. Обогнув мыс, я пошел по бару реки, глубина на котором в малую воду всего 1 фут (0,3 м); пройдя на север 4 1/2 версты, я вошел в устье реки Сосуя. Это река самая большая из всех, впадающих в залив Анива. Устье её по двум наблюдениям определилось как 46o43' северной широты. Отсюда я поднялся по реке на лодке, сначала на гребле и бичевой, а потом на шестах и пешком.
   "Пройдя по извилинам реки около 45, а по генеральному направлению NW 13o около 26 вёрст, я достиг селения Кой, расположенного при устье одноимённой левой протоки. Отсюда я проплыл около 24 вёрст, а по генеральному направлению на NO 11o около 9 вёрст. Потом я прошел по извилинам реки ещё около 16 вёрст, а по генеральному направлению на NO 9o -- 13 вёрст. При впадении слева речки Тоной расположено селение Экураки, из которого идет путь на восточный берег острова, в селение Найбу. Отсюда, с огромными усилиями, большей частью пешком, в продолжение двух суток, я поднялся на север вверх по Сосуе ещё 15 вёрст; здесь в долину реки сходится несколько ручьёв, почему это место и надобно принять за её исток. Один из них направлялся к западу, а другие три к северо-западу, северо-северо-западу и северу; вдали видны были горы, покрытые дремучим лесом. Широта этого пункта 47o13'36"N. Затем, тем же путём, 21 октября, я отправился обратно и 25-го числа прибыл в Муравьёвский пост".
   "По качеству почвы (большей частью чернозёму), по изобилию леса, превосходных лугов и обилию в реке всякого рода рыбы долина реки Сосуя весьма удобна для основания земледельческих поселений, в особенности между Кой и Экураки, где берега реки ровные, возвышенные и, по словам жителей, никогда не заливаемые весной; толщина чернозёмного слоя на глинистой и песчаной подпочве доходит от 2 1/2 до 3 1/2 аршин (1,7--2,5 м).
   "Таким образом, всё течение реки Сосуя можно грубо определить между параллелями 46o43' и 47o15' северной широты в 100 вёрст (106 км). Долина её защищена с севера, запада и востока горами.
   Для описи северо-восточного и восточного берегов залива Анива Н. В. Рудановский отправился из Муравьёвского поста 29 октября в 11 часов утра на лодке с тремя матросами, двумя казаками и одним проводником айном, взяв с собой провизии на 15 дней. Перед выходом из поста он определил по нескольким меридиональным высотам солнца широту Муравьёвского поста (46o38'55"N). Расстояние от этого пункта до крайней оконечности мыса Тамари 3/4 версты на SW 50o, а от оконечности мыса Тамари до следующего за ним мыса -- 2 3/4 версты. Между этими мысами лежит бухта Перуен-Тамари, имеющая в ширину до одной, а в длину до 1/2 версты. Оба вышепоименованные мыса высокие и утёсистые и покрыты травой и мелким лесом; около них идет пляж в 5 сажен (9 м) ширины, по которому вьется тропинка. По берегам бухты Перуен-Тамари расположены сараи и сельдеварные печи японцев, а около них юрты айнов с населением до 20 душ мужчин и женщин. Мыс Эндум-Тамари составляет крайний южный мыс бухты Тамари-Анива.
   От оконечности мыса Эндум-Тамари Рудановский пошёл вдоль берега на северо-восток и спустя 5 1/2 вёрст достиг мыса Понге-Эйдум, за которым расположена бухта Хакуй-Котан. В бухту впадает ручей, берущий свое начало из маленького озера. Здесь тоже находится сельдеварная печь и сарай и около них три айнских юрты.
   В Хакуй-Котане Рудановский ночевал у айна Амеске, у которого был тогда праздник по случаю убитого им медведя. Шкура этого медведя была выставлена перед юртой и обставлена деревянными палками, концы у которых были заструганы и висели в виде кистей. Подобную палку туземцы называют иннау; она означает у них праздник, весёлость, приветствие.
   Медведь здесь, как и у населения Приамурья, считается божеством. Перед ним стоял ящик, в который было вставлено ещё два ящика; в последнем из них лежала чашка, вилочка, лопатка, кусок юколы и немного риса; всё это -- угощение для убитого медведя.
   Из-за проливного дождя и свежего юго-западного ветра Рудановский оставался здесь до 10 часов утра; к этому времени погода прояснилась, ветер стих и дал ему возможность следовать на бичеве вдоль возвышенного берега, в ущельях которого текут ручьи.
   Пройдя около 3 1/2 вёрст, он увидел вдали мыс Одёдинга. Отсюда берег из возвышенного и утесистого становится низменным и идёт вёрст на шесть, образуя бухту. На этом берегу в полуверсте от моря находится озеро, ширина которого по меридиану 1 1/2 версты, а длина по параллели около 2 1/2 вёрст. Из озера идёт протока, которая также мелка -- до 4 футов (1,2 м), как и озеро. Глубина бухты в одной версте от берега не более 3 сажен (5,4 м). Озеро, протока и бухта называются Отосим.
   Здесь, по случаю засвежевшего ветра со снегом, Н. В. Рудановский остановился ночевать.
   На другой день утром, 31 октября, он пошёл вдоль обрывистого берега на OtS и через 3 версты достиг мыса Одёдинга, от которого берег круто поворачивает к северо-востоку. Мыс этот окружён отмелью и составляет западную оконечность бухты Иноскомонай. В 4 1/2 верстах к востоку от него лежат мыс и гора Иноскомонай. Между мысами Одёдинга и Иноскомонай находится бухта Иноскомонай. Она вдаётся в берег на 1 1/2 версты. Берега её частью утесисты, а частью увалисты, высоки и приглубы, так что в 10 саженях (18 м) от берега глубина 5 сажен (9 м). От мыса Иноскомонай берег становится обрывистым, а в двух верстах от него находятся гора и мыс Сая, за которым берег, сохраняя тот же характер, оканчивается утёсистым мысом Тебесани. Вообще вдоль всего этого берега рассеяны подводные камни, лежащие в море на расстоянии до 1/2 версты от берега. Мыс Тебесани является западной оконечностью одноимённой бухты.

   Ширина бухты Тебесани до 7 вёрст, а длина до 2 1/2. В ней при речке на низменном берегу расположено айнское селение Корах-Пуна, широта которого оказалась 46o33'54"N. Ветер здесь засвежел, и Н. В. Рудановский остановился ночевать в Корах-Пуна, у старшины.
   Этот старшина, старик около 80 лет, сидел у очага при входе в дверь; слева от него сидели жена и дети. Рудановского, как гостя, усадили справа от хозяина иа циновках и угощали атури (икра с нерпичьим жиром и различными кореньями). Один из находившихся с Рудановским матросов заболел, причём айны оказали больному большое участие: принесли лекарство -- какую-то траву, положили её в горячую воду и потом этим растирали ему живот. Матрос выздоровел, но айны приписывали его болезнь тому, что они не встретили гостей, как следовало с иннау, и потому, для очищения себя, сейчас же начали следующую церемонию: поставили перед огнем три иннау; знахарь айн начал говорить перед ними какие-то заклинания, а все прочие с выражением благоговения вторили ему в тон; потом знахарь бросил все иннау в огонь, и когда они совершенно сгорели, все присутствовавшие айны начали кланяться Рудановскому и объявили ему, что теперь всё будет благополучно.
   1 ноября ветер подул с запада-северо-запада и вдоль берега заходили огромные буруны и прибой, почему Н. В. Рудановский, чтобы не терять времени, перетащил с помощью айнов свою лодку с берега в речку Корах-Пуна и начал спускаться по ней. Проплыв около 3 вёрст, он в 11 часов прибыл в селение Найтук, а затем через 1 1/2 версты пришёл в селение Нучкай; оттуда, через 4 1/2 версты, в селение Екуса, расположенное при устье речки Корах-Пуна, впадающей в большое озеро Тообучи {На современных картах Тобуцу. (Прим. ред.).}. Речка эта извилиста и течёт в низменных берегах.
   Из Екуса, продолжая плыть по озеру в том же направлении (SO 54o), Рудановский, проплыв около 4 вёрст, пристал к селению Тообучи. В 72 часа он поплыл далее по озеру, вдоль берега, и на пути производил опись и промеры; озеро это Н. В. Рудановский назвал озером Буссе164.
   От селения Тообучи Рудановский поплыл на восток вдоль увалисто-возвышенного берега и, пройдя в этом направлении две версты, взял к мысу, речке и селению Найнуру. Прибыв туда после 5 вёрст пути, он остановился там ночевать.
   2 ноября из селения Найнуру он обошёл вокруг овсе озеро и в 11 1/2 часов утра пришёл обратно к мысу и селению Тообучи. Озеро сообщается с морем посредством пролива, лежащего между двумя мысами, из коих западный называется Тообучи. Рудановский промерил и описал также и проливы. По его исследованию озеро Тообучи, или Буссе, имеет следующее положение:
   "Залив Буссе (Тообучи) находится под 46o30'10"N при счислимой долготе 143o17'O; широта его по меридиану 13 вёрст; середина залива мелководна -- от 5 до 10 футов (1,5--3 м) вдоль же южного, восточного и северного берегов залива идет канал, шириной от 3/4 до 1 1/2 версты и глубиной от 12 до 18 футов (3,6--5,4 м) при малой воде. Высота во время прилива около 5 футов (1,5 м). Самое лучшее место для зимовки судна -- у селения Тообучи, где глубина в 10 саженях (18 м) от берега при малой воде равна 18 футам (5,4 м). Озеро, а равно и река Корах-Пуна изобилуют рыбой. Берега реки по характеру почвы и своему местоположению удобны для земледельческого населения. Южный берег залива низменный и безлесный, остальные же берега возвышенны и покрыты строевым лесом, как-то: елью, лиственицей и берёзой. "В заливе находятся следующие айнские селения: 1) Тообучи, лежит при входе в залив, в устье маленькой одноимённой речки, и состоит из трёх юрт, в которых живет до 30 душ обоего пола; 2) Нойкуру, при речке того же имени, имеющей до 5 сажен (9 м) ширины и весьма удобной для сплава леса, которого мало на её берегах; здесь три юрты, в которых живет до 25 душ; 3) Найтуру-Катан, при речке того же имени, имеющей в ширину до 7 сажен; по ней туземцы ходят к Охотскому морю, до которого, по их словам, должно быть не далее 20 вёрст, и 4) селение Екуса, при устье реки Корах-Пуна, состоит из четырёх юрт, в которых живет по 10 семейств. Таким образом вое население айнов в заливе Буссе состоит из 100 душ обоего пола.
   "По словам жителей, ранней весной сюда приходят до 20 джонок (пензай) с острова Мацмай (Хоккайдо) ловить сельдь, которая заходит в залив в огромном количестве. Японцы солят и вялят эту рыбу, топят из неё жир и всё это отправляют на Мацмай. Для складов этих продуктов в селении Тообучи есть несколько японских сараев и сельдеварных печей".
   3 ноября Н. В. Рудановский с двумя проводниками, после полудня, отправился из залива Буссе вдоль берега на SOtS. Берег этот средней высоты. Через 6 вёрст Рудановский прибыл в селение Качесоне, расположенное на весьма красивом месте в устье ручья. Оно состоит из трёх юрт, в которых жителей обоего пола 18 душ. Следуя отсюда на юг, Рудановский спустя 4 версты приплыл к селению и речке Кусунай. Селение состояло из пяти юрт с населением 22 души. В 1 1/2 верстах к юго-западу находится гористый мыс Искотайкай, защищающий от южных ветров суда, стоящие у селения Кусунай. Там протекает речка шириной до 5 сажен, а в устье её находится японский сарай для рыбы.
   Множество камней, окружающих мысы Иноскотонай и Яаанби, составляют лежбища сивучей и нерп и привлекают сюда туземцев из селений Иноскотонай, Яаанби и Насокуторо; айны преимущественно занимаются зверобойным промыслом. Около этих мест, не более как в 100 саженях (180 м) от берега, плавают морские коты. Айны употребляют мясо сивучей в пищу, а из шкуры их делают обувь и халаты.
   От селения Насокутуро, лежащего за мысом Иноскотонай, берег идет 9 вёрст на StO и оканчивается мысом Тасеи. Горы на этом пространстве отходят от берега.
   В 5 верстах от мыса Тасеи И. В. Рудановский остановился ночевать в прибрежном селении Ямине, в юрте бывшего с ним проводником айна Серабинус. Эта личность замечательна тем, что ведёт торговлю на западном берегу острова с приезжающими на лето гиляками, которых он называл санта.
   В ночь с 3-го на 4-е ноября задул свежий северо-восточный ветер и выпал большой снег. Около полудня ветер стих, Н. В. Рудановский поплыл вдоль берега на юго-восток и через 5 вёрст достиг незначительного мыса Сиратоку, с расположенным в ложбине к югу от него одноимённым селением; эта ложбина идёт на 4 версты по тому же направлению. Сиратоку -- последнее селение на восточном берегу залива Анива; оно состоит из двух юрт и 18 душ жителей. В юрте у старшины этого селения развешаны по стенам жалованные ему японцами сабли и деревянные щиты. Этого старшину называют Цацо, а его жену -- Пакхо; кроме Пакхо у него ещё три молодые жены, у которых губы вымазаны черной краской. Губы мажут себе женщины в знак того, что они более не девицы. Рудановский остался здесь ночевать, потому что засвежел ветер.
   5 ноября, выехав из Сиратоку в 7 часов при умеренном северо-западном ветре и пройдя 6 вёрст на StO, а на юг до 5, он достиг утёсистого мыса Пеннопусери; между тем ветер снова засвежел и развел огромное волнение, принудившее Рудановского возвратиться. Не доходя 4 вёрст до Сиратоку, он вытащил на берег шлюпку и остался там ночевать.
   К утру 6 ноября ветер немного стих; Н. В. Рудановский, спустив шлюпку, отправился в селение Сиратоку; узнав, что оттуда идет тропа на восточный берег к Охотскому морю, в селение Аруторо, он решился итти по ней пешком. В 10 часов утра Рудановский, пройдя от селения около 7 вёрст, достиг вершины хребта. Отсюда открывался вид на Охотское море и залив Анива. Он пошел на юго-восток и встретил на горах большой снег. Пройдя 5 вёрст, он в 11 1/2 часов вышел на берег Охотского моря, на низменный мыс Сирир-ахчива, на котором было расположено селение Аруторо, состоящее из трёх юрт с 20 жителями. Ширина его по полуденной высоте солнца определилась 46o10'12"N.
   Вокруг мыса Сирир-ахчива и далее от него к северу и югу находятся камни, служащие лежбищем для сивучей и нерп. Для этого промысла собираются туда в большом числе айны из залива Анива. Выражение Аруторо-на значит по-айнски: за горой, по ту сторону.
   Из селения Аруторо Рудановский в час дня отправился обратно и около 5 часов пришёл ночевать в селение Сиратоку.
   На другой день, 7 ноября, Рудановский ходил к мысу Поннонусари, берег которого утесистый из черного камня. Мыс Эйнаутиспо, составляющий северную оконечность мыса Анива, лежит в расстоянии 3 миль к юго-западу от Поннонусари. Широта селения Сиротоку -- 46o13'28"N. Наступившие по ночам морозы с температурой от 4 до 5o и свежие северные и западные ветры задерживали обратное возвращение Н. В. Рудановского, так что он только к вечеру 10 ноября мог достигнуть селения Тообучи, лежащего при входе в залив Буссе.
   12 ноября, при штиле, в 7 часов утра, он снова отправился и дошел до селения Порутошеро. Мороз, между тем, к вечеру сделался -- 8oR (10oС), так что продолжать плавание Рудановский не мог; он вытащил на берег шлюпку и пешком прошёл в Муравьёвский пост.
   1 декабря Рудановский приступил к описи залива Тамари-Анива, до устья реки Сосуя. В 3 часа пополудни с двумя проводниками он отправился пешком из Муравьёвского поста на север и по дороге описал на этом участке побережье Сахалина, четыре бухты, в том числе бухту Тамари, расположенную между мысами Тамари, на котором мы основали Муравьёвский пост, и мысом Хоко-Тамари; в центре бухты в неё впадает речка Котун-Котан, в долине которой расположено селение, состоящее из 25, юрт со 100 жителями. Здесь до 10 японских сараев, два дома, храм и сельдеварные печи. Это главный пункт острова Сахалина. На южной возвышенности мыса, на равнине в 200 саженях (около 370 м) от селения, лежит Муравьёвский пост, командующий как над этим селением, так равно и всеми японскими строениями. В нашем посту протекает ручей с прекрасной водой165.
   В двух северных бухтах Тамарионай и Сосуя, где расположены одноимённые с ними селения, среди жителей, кроме айнов, встречаются ешё ороко, то-есть наши удские тунгусы, пришедшие на Сахалин в XVII столетии.
   В Сосуе Н, В. Рудановский заночевал, застав там праздник: туземцы собирались убивать медведя, для чего их съехалось до 100 человек; они потчевали Рудановского особой скверной водкой, которая приготовляется японцами из риса; водка эта называется еске. Медведь принадлежал одному из хозяев юрты, орочону, но он должен был разделить его со всеми. За неделю до праздника все желающие участвовать в нём приносят владельцу медведя кто рыбу, кто нерпу, кто сапе (дурного качества рис), а кто и еске. Этот праздник состоит в том, что женщины (магнеку) собираются перед клеткой, где сидит медведь, и пляшут и поют вокруг неё. Пляска, как и пение грубы, грубы и безжизненны. Магнеку и минока, то-есть женщины и девицы, одетые в собачьи шкуры, составляют круг и ходят таким образом, плавно приплясывая, вокруг клетки медведя до тех пор, пока не устанут; мужчины в этом не участвуют.
   В продолжение праздника никому не дозволяется работать, так что Рудановский сам должен был принести дров в очаг, чтобы согреться, ибо было до 10o мороза. Когда женщины утомятся, тогда вдруг выскакивают мужчины и, раздразнив медведя, убивают его рогатинами. Медведь ревет, а вся публика поет в один голос, так что получается несносный гам, рев и крик. Когда медведь убит, с него снимают шкуру и делят мясо; все усаживаются в кружок, но женщины особо от мужчин, а девицы особо от тех и других, и начинается общее угощение сырым мясом, водкой, рисом и нерпой; праздник кончается обыкновенно тем, что все напиваются.
   После полудня 2 декабря Н. В. Рудановский по берегу отправился из Сосуя обратно в Муравьёвский пост, куда и прибыл в 3 1/2 часа. Расстояние от селения Сосуя до поста -- около 7 1/2 верст.
   Таким образом, весь северный и западный берега залива Анива были подробно осмотрены и описаны Н. В. Рудановским: он был первым, из европейцев, который дал о нём основательное и подробное представление. Залив Тообучи на этом берегу, названный им заливом Буссе, представляет замечательный пункт, как место, удобное для зимовки судов, сидящих в воде до 16 футов (4,9 м). Этот пункт составляет единственное место на всём восточном берегу острова Сахалина от 54 до 46o широты, где, повидимому, могут безопасно зимовать суда, и то небольшие. Для окончательного решения, в какой степени безопасна эта зимовка, а равно и вход в залив, летом 1854 года предстояло сделать точные промеры и наблюдения над ветрами и состоянием этого залива во время закрытия и вскрытия его ото льда. Эти наблюдения можно было бы произвести и в зиму с 1853 на 1854 год; но, к несчастью, Буссе не обратил на то внимания, хотя это обстоятельство, как я ему объяснил, составляло одну из его важнейших обязанностей, более важную, чем его политические утопии.
   Всех жителей айнов и орочон на северном и восточном берегах залива Анива, от устья реки Сосуя до мыса Анива, по подсчету Рудановского, до 470 душ. Здесь важно было то, что между ними жили орочоны (тунгусы), перешедшие сюда еще в исходе XVI столетия из Удского края, то-есть подданные России. Это обстоятельство представляло один из факторов, составлявших неоспоримые права России на обладание островом, весьма для нас важным, по близости его к Приамурскому и Приуссурийскому краям.
   Согласно приказаниям и наставлениям, данным мной Рудановскому, и распоряжениям майору Буссе, 20 декабря 1853 года Н. В. Рудановский с казаком Берёзкиным и с проводником айном на двух нартах выехал в 10 часов утра из Муравьёвского поста и направился к устью реки Сосуя, в селение Найбу, на восточном берегу Сахалина.
   По случаю дурной погоды, пурги и воды, выступившей в верховьях реки Сосуя, Н. В. Рудановский едва только к вечеру 24-го числа смог добраться до селения Экуроко -- устья реки Такой, от которого дорога в Найбу идёт между хребтами. По наблюдению полуденной высоты солнца широта Экуроко определилась 47o10'N.
   После полудня 25-го числа Рудановский из Экуроко поехал на север и через 25 вёрст по речке Такой прибыл в селение того же имени. Речка эта, впадающая при Экуроко в реку Сосуя, извилиста и мелководна, но изобилует рыбой; она течёт в гористой долине, склоны которой покрыты строевыми лесами из ели, кедра, частью лиственицы и берёзы. Селение Такой находится по обеим берегам речки: оно состоит из шести юрт с 30 человеками жителей ороков, то-есть орочон. Здесь догнал Рудановского айн Омау, который от Сосуя ехал всего одни сутки. Это случилось потому, что он ехал по проторённой уже Рудановским дороге. Дорога, в особенности от селения Кой, очень затруднительна по причине глубокого снега в лесу, и айны, проводники Рудановского, выпрягали собак из нарты и, привязав к ней оглобли, тащили её сами на лыжах. Так обыкновенно прокладывались там дороги по первому пути. Дорога устанавливается и проторяется только около половины января, и тогда на хороших собаках из Сосуя до Нину (около 120 вёрст) ездят в полтора дня.
   В селении Такой Рудановский остановился ночевать в юрте-землянке, по туземному названию -- тойтзе. Такая юрта делается следующим образом: в земле роют в сажень глубиной и от 2 1/2 до 3 сажен шириной квадратную яму, сверх её ставят стропила, на которые кладут берестовые и еловые сучья, а потом заваливают землёй. В юрте проделывается два отверстия: одно для входа, другое для света и воздуха. Перед входом проделывают небольшие сени из еловых сучьев. Внутри юрты, по стенам, ставят брусья, которые обтягивают рогожами. У той стены, где дверь, ставят глиняную печь; труба от печи выходит в сени и торчит на 1/2 аршина (35 см) над ними. Печь эта топится хорошо и дым тянет сильно. Кроме печи, у каждой из остальных стен стоит по очагу, на которые кладут из печи горячие угли для раскуривания трубок. Туземцы любят сидеть вокруг огня и смотреть на него, и обыкновенно садятся вокруг этих очагов. В такой юрте, когда топится печь, тепло, сухо и хорошо; но ночью, когда печь потухает, воздух становится спертым. В юрте могут поместиться до 20 человек. В селении Такой на 30 душ две юрты.
   Отсюда путь Н. В. Рудановского лежал в том же направлении, по которому шел Д. И. Орлов, то-есть из Найбу до Мануе, а оттуда, перевалив на западный берег и проехав через селение Кусунай, к вечеру того же числа он приехал в селение Нейфо, в 15 верстах (16 км) к югу от Кусуная. Отсюда он отправился по пути следования Д. И. Орлова, через селения: Сирироко, Тунай-унай, Синакуера и Нотосам, лежащие на западном берегу, и в 3 часа пополудни 3 января 1854 года прибыл в селение, бухту и мыс Тубу, до которого доходил Орлов. Там, по причине дурной погоды, он остановился ночевать.
   Выехав из Тубу 4 января в 7 часов утра и перевалив через одноимённый мыс и мыс Ноторо в общей сложности около 10 вёрст на StW, Рудановский достиг селения и речки Ноторо. Там он обнаружил одну юрту, в которой жили три гиляка и два орочона; речка Ноторо при устье имеет до 8 сажен в ширину, в ней много рыбы, в особенности зимой.
   4 января из Ноторо Рудановский отправился в 1 час популудни на юго-юго-восток и, проехав около 10 вёрст, прибыл в бухту Тукотань {Современное название -- Тотовая. (Прим. ред.).}, от которой начинается залив Идунка, названный им моим именем -- заливом капитана Невельского; по случаю дурной погоды, снега и пурги он остановился там на ночлег.
   5 января из бухты Тукотань Рудановский отправился далее на юго-юго-восток и через версту проехал вторую бухту Идунок -- Тамари-бо. За нею берег идёт на юг. Следуя по этому направлению и проехав ещё две бухты, он прибыл в бухту Такмака. Отсюда мыс Ноторо виден по направлению NW 14o, а мыс Ассаной SW 14o.
   Бухта Такмака лежит между мысами и имеет ширину 3/4 версты. Она была свободна ото льда, а потому Рудановский смог сделать её промер на шлюпке; оказалось, что ширина входа в бухту между каменными подводными грядами, которые тянутся вдоль всего берега залива Идунок, -- 20 сажен (36 м), а глубина 4 1/2 сажени (8 м). Айны говорили ему, что бухта эта весьма редко замерзает, и то на весьма короткое время. Вход в бухту с северо-северо-запада на юго-юго-восток, а самая бухта по параллели имеет протяжение в одну версту. В неё впадают две речки: на одной из них -- северной -- селение Такмаки, состоящее из пяти юрт с 20 жителями айнов и орочон, а около него два японских сарая. Мысы, ограничивающие бухту, увалисты и невысоки, не выше 5 сажен (9 м). Берега, окружающие бухту, возвышенны. В километре от берега вдоль него тянется хребет, на склонах которого прекрасный строевой лес. Широта бухты Такмака 47o15' N.
   Выехав из Такмака, он в 3 1/4 часа прибыл в бухту Маока, которая от бухты Такмака лежит на юг в 5 1/2 верстах.
   Маока или Идунка в ширину имеет до 2 1/2 вёрст. Бухта вдается в берег на 1 1/4 версты и так же, как бухта Такмака, с запада ограждена каменной грядой. В северной, наиболее глубокой части бухты глубины колеблются от 3 до 4 сажен (5--7 м). В средине бухты, против входа, глубины 5 сажен (9 м), а в южной части её до 4 сажен; отсюда к южному мысу и юго-западному берегу, на расстоянии от 1/2 до 1 версты, идёт отмель глубинами от 2 до 3 футов (0,6--0,9 м). Эта бухта гораздо обширнее, но и более открыта чем Такмака. В южной части бухты стоит знак, который служит маяком для входа в неё. По всему видно, что эта бухта составляла главное пристанище японских джонок на западном берегу острова и вообще на всём острове. Селение Маока -- самое большое селение на острове: оно состоит из 40 юрт с 700 жителями. Здесь находилось много японских сараев и храм. Селение это расположено в устье двух речек, впадающих в бухту166. По рассказам местного населения, здесь господствуют очень свежие северо-восточные ветры, которые туземцы называют "поскамбо"; противоположный им юго-западный ветер они зовут "горобину". Этим ветром нагоняет в бухту воду. Северный, северо-западный и северо-северо-западный ветры у них называются "скера". Залив Маока изобилует рыбой, в особенности туда в большом количестве заходят сельди. Здесь туземцы приняли Н. В. Рудановского весьма ласково и добродушно, угощали его и убрали собак. Они говорили ему, что японцы распускают слух, что будто бы весной они нас прогонят с острова; они очень этому удивлялись и, повидимому, не желали, ибо вообще не любили японцев, потому что последние недобросовестно с ними расплачивались за работу и часто вовсе не платили и обманывали. Н. В. Рудановский объяснил им, что японцы на острове -- пришельцы, что остров всегда был русским, ибо задолго еще до японцев здесь поселились русские -- ороки. Все туземцы подтвердили это и сказали, что у них есть предание, что орочоны, или ороки, которых много и в Маоке, пришли от лоча (русских), когда еще и не слыхали о японцах, и живут здесь очень долго. После того Рудановский объяснил им, что где единожды встали русские, то оттуда они никому себя прогнать не позволят. Он сказал им, чтобы они не верили ни японцам, ни кому другому, кто бы ни вздумал распускать подобные слухи. Туземцы, повидимому, были очень рады словам Рудановского.
   Из Маоки Рудановский отправился далее вдоль берега на StW и через 5 вёрст достиг залива Пероци, а затем бухты и селения Хауснайбу, миновав на этом пути шесть бухт.
   7 января, следуя в том же направлении, Рудановский, проехав 40 вёрст (42 км), достиг мыса и селения Найборо -- южного предела залива Идунок (Невельского).
   Из селения Найборо Рудановский по приказанию Буссе 9 января 1854 года отправил мне донесение, из которого я и выписываю все вышеупомянутые сведения. О заливе Идунок (Невельского) он писал мне следующее:
   "Залив капитана Невельского (Идунки) лежит на западном берегу острова Сахалина, между широтами 47o20'N (мысом Ноторо) и 46o34'N (мысом Найборо). Общая длина его по берегу от мыса Ноторо составляет до 80 вёрст. Главная и самая примечательная особенность этого берега состоит в том, что вдоль него на расстоянии от 1/4 до 1/2 версты идет каменная гряда, возвышающаяся над поверхностью моря от 1/2 до 2 1/2 сажен (0,9--4,5 м). Прерванная в нескольких местах, она образует, таким образом, входы с моря в естественный канал между этой грядой и берегом. Канал имеет 25 бухт, и против каждой из них гряда прорезывается и составляет более или менее широкие проходы с моря, как бы ворота...". По замечанию Н. В. Рудановского, канал этот между некоторыми бухтами имеет глубину до 1 сажени, при входе же в бухты, в воротах, она доходит от 2 до б сажен (3,6--11,м), а между некоторыми бухтами глубина канала замечена до 2 футов (0,6 м). Это обстоятельство требует, впрочем, подробного исследования, так как этот канал представляет удобное внутреннее сообщение вдоль всего берега на этом пространстве; произвести же промеры канала Рудановский зимой не имел возможности.
   Залив Невельского разделяется на две части: первая, северная, на пространстве около 28 вёрст, после залива Ноторо, имеет 16 бухт; бухты расположены так, что взаимное между ними расстояние -- от одного до двух километров. Вторая часть залива, на пространстве по берегу около 42 вёрст, имеет девять бухт. Ограничивающие залив высокие берега расположены таким образом, что, описывая большую дугу, позволяют из бухты Такмака видеть берег залива Ассанай на 14o. Расстояние между бухтами этой части залива от 4 1/2 до 6 1/2 вёрст; в каждую из бухт впадают речки.
   В первой части залива находятся гавани Такмака (графа Гейдена) и Маока (Беллингсгаузена) и бухты Порта-Тамари и Перохи.
   Во второй части все бухты обширнее и входы в них шире, отчего они и доступны волнению при NW и N ветрах. Судя по расположению гор, свежие О и NO ветры в бухте Такмака не должны быть так сильны, как в бухте Маока.
   По берегу залива Невельского тянется крутой обрыв, который в северной части залива идет в полуверсте от берега, но у каждой бухты обрывается уступом высотой до 5 сажен. Берега бухт этой части залива вообще отлогие, ровные. В южной части залива упомянутый обрыв подходит к берегу на 1/4 версты. Берега бухт этой части более высокие и крутые сравнительно с берегами бухт северной части залива. Кроме того в бухтах южной части залива между горами есть ущелья и долины, через которые в залив проникают восточные ветры.
   "Во время пребывания моего, -- пишет Рудановский, -- на этом берегу снега почти не было, и все бухты залива Невельского были открыты, что, по словам местного населения, здесь бывает так почти каждую зиму. Если иногда (что весьма редко) бухты замерзают, то не более как на два -- пять дней; море же перед ними всегда бывает чисто".
   Так как во всех этих бухтах зимой и летом очень хорошо ловится рыба, то берега их населены довольно густо, сравнительно с прочими частями острова, в связи с чем количество населения здесь может быть больше 1 000 душ айнов и ороков.
   Из бухты Маока и Такмака летом ходят пешком, а зимой ездят на собаках на реку Сосуя. Из бухты Такмака до реки Сосуя, сколько можно судить по словам айнов, не более 35 вёрст. Эта дорога выходит на реку Сосуя в 25 верстах, не доезжая селения Кой; следовательно, этим путём от Такмака до Муравьёвского поста около 110 вёрст. Из бухты же Маока дорога выходит в селение Кой (от Маока до Кой около 50 вёрст), а потому этим путём между Маока и Муравьёвским постом не более 95 вёрст.
   Казак Берёзкин, сопровождавший Рудановского, очень хорошо понимал орочон, ибо знал тунгусский язык. Из их рассказов оказалось, что в то время, когда русские подчинили своей власти весь край между рекой Леной и морем (то-есть Якутский и Удский), что было в исходе XVI и в начале XVII столетия, многие тунгусы (ороки) из Удского края перешли на остров Сахалин и заняли среднюю и южную части его, перемешавшись с айнами -- народом, пришедшим сюда с северных Курильских островов. То же самое, как мы видели, рассказывали и Бошняку орочоны (ороки), обитавшие на реке Тыми и в заливе Ный. В то время ни одного японца сюда не приезжало. Японцы начали ездить на Сахалин, по словам айнов, недавно: "около 50 зим тому назад", то-есть с 1810 года, уже после высадки на Сахалин пяти матросов Хвостовым и Давыдовым.
   Эти обстоятельства весьма важны, ибо они показывают неоспоримые права России на обладание Сахалином. Наконец, айны и орочоны сообщили Рудановскому, что на западном берегу, к югу от залива Идунок, нет ни одной бухты и почти весь берег скалистый и прямой.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ОТЧЕТ САМАРИНА О ПУТЕШЕСТВИИ ПО САХАЛИНУ. СООБРАЖЕНИЯ ОБ ОБОРОНЕ КРАЙНЕГО ВОСТОКА РОССИИ.

Сообщения Самарина о пути из Муравьёвского поста. -- Путь от селения Гунуп. -- Права России на Сахалин. -- Сообщение восточного берега с западным. -- Путь Самарина из залива Терпения до селения Аркой. -- Письмо моё к Н. В. Буссе от 22 декабря 1853 года. -- Уведомление Петрова от 12 февраля 1854 года. -- Опись реки Хунгари и пути в Императорскую Гавань. -- Донесение Н. К. Бошняка. -- Посылка запасов в Императорскую Гавань. -- Приказание Н. К. Бошняку. -- Моё донесение и письмо генерал-губернатору от 25 февраля 1854 года.

   
   Десятого января 1854 года Н. В. Буссе отправил в Петровское, на двух нартах с двумя матросами, приказчика Российско-Американской компании Самарина. Последний из-за большой тяжести наложенных на нарты грузов не мог следовать далее селения Сосуя и принужден был нанять там ещё одну туземную нарту со знакомым ему айном Сетокуреро. 12 января он отправился вверх по реке Сосуя в селение Найбу (Найбуци) тем же путём, по которому следовал Рудановский. Из Найбу до селения Мануе он ехал по восточному берегу Сахалина, по тому же пути, по которому следовали Орлов и Рудановский. В селении Мануе как население, так равно и проводник Самарина объяснили, что ехать через Кусунай к северу по западному берегу опасно, потому что от селения Вендуезе до селения Дуэ берег пустынный и скалистый, а море до самого берега не замерзает, и что надобно следовать ему по восточному берегу до реки Сисека и селения Тарайка, откуда он выедет на западный берег Сахалина, около селения Дуэ, от которого далее на север начинают часто попадаться селения и где море у берега замерзает. Вследствие этих сведений Самарин из селения Мануе поехал к северу по восточному берегу. О своём путешествии этим еще никем не посещённым путём Самарин рассказывал так:
   "Выехав 22 января после полудня из селения Мануе и следуя вдоль берега на север, после 20 вёрст довольно трудного пути у скалистого прямого берега я прибыл в летники селения Чко-Берухнай, где и остановился ночевать; затем, следуя вдоль такого же скалистого берега, тянувшегося немного северо-восточнее, через 25 вёрст приехал в селение Гунуп, расположенное в полуверсте от устья значительной реки Най.
   "Берег от селения Мануе до селения Гунуп -- прямой, отвесный, а потому путь этот по торосам, где встречаются большие полыньи, весьма трудный. Приходилось объезжать полыньи далеко в море. В горах много жёлтого мрамора и горы вообще, особенно между Чко-Берухнаем и Гунуп, меловые".
   Из селения Гунуп Самарин поехал дальше на север вдоль берега. Берег, по которому он следовал, состоял из меловых возвышенностей, и дорога шла по гладкому льду, потому что берег отмелый. Проехав этим путём около 50 вёрст, он прибыл в большое селение Ван-Готан.
   Это селение расположено было в бухте при устье значительной реки того же имени. Оно состояло из 10 юрт, в которых господствовали чистота, опрятность и даже комфорт. Как мужчины, так и женщины этого селения резко отличались от прочих туземцев видом и цветом: волосы у них темнорусые и русые, тогда как у других большей частью черные и лица смуглые.
   Ясно было видно, что это какой-то другой народ. Самарин обратил на это внимание и начал их подробно расспрашивать. Старики этого селения сообщили ему, что они происходят от русских и тунгусов -- орочон, вышедших из Удского края еще при их прапрадедах, когда о японцах здесь и слуху не было; именно около XVII века, то-есть тогда, когда весь Якутский и Удский края до Охотского моря были покорены Россией. Они поэтому и называют себя лоча-орок-айну, то-есть происходящие от русских и удских тунгусов, женившихся на айнских женщинах.
   Это обстоятельство было весьма важно, потому что подтверждало имевшиеся уже у нас сведения о том же предмете, собранные среди населения Бошняком и Орловым, и окончательно подтверждало неоспоримое право России на обладание территорией острова Сахалина.
   Река Ван-Готан имеет ширину при устье до 35 сажен (64 м), но устье её, а равно и довольно значительная бухта, в которую она впадает, мелководны. Бухта эта простирается на восток до мыса Ванго около 8 вёрст.
   Берега реки, по словам туземцев, возвышенны и покрыты строевыми лесами: елью, кедром и лиственицей. В долине этой реки водится много соболей, лисиц и выдр, и река изобилует различной рыбой, почему главный промысел жителей (в селении имеется до 80 душ) составляют охота и рыболовство. По этой реке и через горы жители зимой ездят на собаках, а летом -- частью на лодке и частью пешком -- на западный берег острова, в селение Вандезе. Жители из селения Ван-Готан летом совершают этот путь в два дня, а зимой проезжают иногда и в один день.
   От мыса Ванде горы удаляются от берега моря к западу и северу и образуют огромнейший залив, который туземцы называют Туркай (этот залив Крузейштерн назвал заливом Терпения) {На картах часто можйо видеть японское название залива -- Тарайка-ван. (Прим. ред.).}.
   Из селения Ван-Готан Самарин поехал на север по берегу и после 10 вёрст пути достиг упомянутого залива, вдоль берега которого до 30 вёрст ехал на северо-запад, а затем около 15 вёрст вдоль берега же на северо-восток ближе к востоку. Он, таким образом, достиг устья большой реки, которая по-айнски называется Сиоека, а лоча-орок-айну назы-вают ее Тый167. Отсюда берег идёт прямо на восток. Следуя по этому направлению, Самарин через две версты проехал устье реки Тиранюка, а через 8 вёрст прибыл к устью реки Тарайку, при котором расположено селение того же имени. Оно и составляло предел, до которого Самарин доезжал по восточному берегу. Отсюда до мыса Тернай, у которого оканчивается бухта того же имени, туземцы считают около 75 вёрст; следовательно, все эти три реки впадают в северо-западную часть залива Терпения. Дорога вдоль берега по льду и частью по берегу шла хорошая, торная и гладкая. Проводники Самарина и туземцы селения Тарайку рассказывали ему, что в залив Тернай часто заходят суда, бьют китов и выменивают от туземцев соболей и лисиц на ром (арака) и табак. В селении Тарайку Самарин по случаю неблагоприятной погоды остановился ночевать. Ему нужен был отдых, и, кроме того, хотелось исследовать окрестности, а потому он провел там двое суток.
   Тарайку состояло из 30 юрт; жителей в нём, называвшихся лоча-орочонами (то-есть смесью русских с тунгусами), до 300 душ. Оно расположено частью по морскому, возвышенному берегу, а частью по течению реки Тарайку. Туземцы приняли его весьма радушно: убрали его собак, накормили их, угощали его свежей рыбой вроде лососины, олениной и тетёрками. Занимаются они рыболовством и охотой. Реки Сисека (Тый), Тиранюка и Тарайку, а равно озеро Тарай-гата168, лежащее неподалеку от селения, изобилуют всякого рода рыбой, а долины упомянутых рек и окрестности озера -- различного рода дичью и пушными зверями; там преимущественно водятся соболь, лисица и выдра.
   На другой день Самарин ездил с местными жителями к озеру Тарайнгота, которое находится в 10 верстах от селения на восток169; оно вытянуто на протяжении почти 25 вёрст с запада на восток и имеет в окружности около 65 вёрст; от моря оно отделяется косой от 2 до 5 вёрст шириной. В восточном углу из озера идет небольшая протока в море; эта протока, по словам туземцев, имеет глубину при входе не более 5 футов (1,5 м), далее же в ней до 2 сажен (3,7 м), а в озере до 6 (11 м). В отличие от низменного южного берега, остальные берега озера гористы и покрыты строевым лесом, достигающим значительных размеров. Кедр доходит до 10 сажен (18 м) высоты и 1 3/4 фута (0,5 м) в диаметре; лиственица и ель тоже подобных размеров. К северу от озера и по верховьям рек Тый (Сисека), Тиранюка, Тарайка и Таран-Готан кочуют и живут оседло орочоны (тунгусы). У кочующих есть олени. Эти туземцы вообще здесь дики и живут грязно.
   Река Сисека (Тый), по словам населения, самая большая из рек, орошающих Сахалин; она течёт с севера на юг, на пространстве, сколько можно судить по объяснению туземцев, около 250 вёрст. Ширина её при устье около 100 сажен (180 м). В эту реку могут входить с моря суда, сидящие в воде до 14 футов (4,2 м). В 100 верстах от устья она имеет глубину от 8 до 22 футов (2,4--6,6 м). На этом пространстве река имеет ширину до 60--70 сажен (90--128 м) и ровное течение. Отсюда она уже менее широка, глубока и извилиста, однако ороки поднимаются по ней на лодках более чем на 230 вёрст (245 км), почти до вершины, которая находится близ истоков реки Тыми, так что, поднявшись на лодках, туземцы переходят пешком на упомянутую реку в один день. По берегам реки Тыми встречается много каменного угля.
   Из селения Тарайку Самарин выехал 1 февраля и направился с проводником лоча-орочоном к устью реки Таран-Готан, в селение того же имени. В Тарайку Самарин простился со своим проводником Сетокуреро, который с письмом к Н. В. Буссе отправился в Тамари (Муравьёвский пост).
   Из селения Тарайку Самарин ехал берегом на север немного к востоку (NtO) до 15 вёрст и по тому же направлению около западного берега озера Таран-Готан. Через 10 вёрст он достиг селения Таран-Готан, расположенного при устье реки того же имени, где и остановился ночевать. Это селение состоит из четырех юрт с 30 жителями, называющими себя лоча-орочонами. Здесь Самарин встретился с гиляками селения Пуль с реки Амура, ехавшими в залив Анива для торга с туземцами. Один из этих гиляков показал Самарину моё письмо к Н. В. Буссе и расспрашивал его, где он живет в Аниве. Письмо это попало к гиляку следующим образом: не имея долго известий от Буссе, я беспокоился и в декабре месяце подрядил одного из гиляков селения Пуль, отправлявшегося в южную часть Сахалина, доставить к Н. В. Буссе письмо; гиляк взялся непременно исполнить мое поручение и на пути встретился с Самариным. В этом письме я писал Н. В. Буссе следующее:
   "С большим нетерпением ожидаю от Вас уведомления, -- главное об "Иртыше", так как, по соглашению моему с вами, Вы хотели при первой же возможности отправить ко мне почту и этим открыть сообщение с Петровским. Пользуясь ныне случаем, я отправляю Вам это письмо с гиляком из селения Пуль. Остаюсь уверен, что в случае какой-либо крайней необходимости, по которой транспорт "Иртыш" не мог отправиться в Петропавловск, а должен зимовать в Императорской Гавани, Вы не преминули заменить больных людей из команды транспорта здоровыми и снабдить в изобилии команду транспорта всеми запасами и одеждой, необходимыми при таком позднем времени для зимовки в пустыне, дабы сколь возможно сохранить здоровье людей при этой крайности. Точно так же я остаюсь уверенным, что, в случае открытия Рудановским на юго-западном берегу гавани, Вы, согласно данной Вам инструкции, непременно пошлете его туда в феврале или начале марта весновать, то-есть поставите в ней Ильинский пост. Имея в виду, как я лично Вам объяснял, насколько это необходимо, во-первых, потому, чтобы определить, в какой мере безопасно может там зимовать судно, а главное потому, что с самой ранней весной, в то время когда с Камчатки или из колоний нельзя ожидать появления наших судов в Татарском проливе, может появиться американская эскадра. Иметь пост на юго-западном берегу острова нам поэтому крайне необходимо" {Ни того, ни другого Н. В. Буссе не исполнил.}.
   Упомянутый гиляк объявил Самарину, что он торопится в Тамари и надеется через две недели видеть джангина Буссе.
   2 февраля Самарин выехал из селения Таран-Готан и направился к северу по реке того же имени. Следуя большей частью между гористыми берегами этой реки, покрытыми огромным лесом, он после 50 вёрст пути достиг того пункта, от которого переезжают с этой реки на реку Сисека (Тый), и остановился там в пустой юрте ночевать.
   8 февраля он начал перевал на реку Тый. Путь этот шёл на северо-запад по равнине до реки Тарайка, которая от их ночлега по этому направлению находилась в расстоянии около 5 вёрст. Переехав через реку Тарайку, они по тому же направлению через 15 вёрст достигли левого берега реки Сисека (Тый). Проехав около 32 вёрст, он остановился ночевать в юрте, в которой жило три семейства орочон (10 душ). Место это называется Огу (по речке, которая слева впадает в Тый). Повидимому, эта местность удобна для заселения.
   4 февраля Самарин выехал из селения Огу и, следуя на NtW по реке Тый, через 10 вёрст достиг большого селения Томо, лежавшего на правом берегу реки Тый, при впадении в неё речки того же имени. Там он остановился ночевать. На этом пути проводник показал Самарину в горах каменный уголь. Самарин осматривал как м съ тунгусами чрезъ Хунгари, ибо путь этотъ, по словамъ туземцевъ, менѣе затруднителенъ, чѣмъ тотъ путь, которымъ слѣдовалъ Д. И. Орловъ.
   Н. В. Буссе, препровождая конверты на имя генералъ-губернатора Восточной Сибири и главнаго правленія компаніи, доносилъ мнѣ, что команды ввѣреннаго ему поста обстоятъ благополучно, больныхъ 1 человѣкъ. По случаю невозможности транспорту "Иртышъ" зимовать на Сахалинѣ, или слѣдовать въ Петропавловскъ, онъ долженъ былъ послать его на зимовку въ Императорскую гавань, но при этомъ не нашелъ возможнымъ исполнить моего предписанія о снабженіи надлежащими запасами транспорта, и наконецъ, что, согласно данныхъ ему и г. Рудановскому предписаній и наставленій, онъ съ первою возможностію пошлетъ ко мнѣ почту и отправитъ Рудановскаго для осмотра залива Анива и заливовъ Идунокъ.
   Таково было положеніе амурской и сахалинской экспедиціи къ наступившему новому 1854 году. Главная цѣль, къ которой стремился я съ моими сотрудниками, была достигнута: главные пункты страны были заняты и тѣмъ страна эта фактически объявлена принадлежностію Россіи! Оставалось только изслѣдовать берегъ къ югу и осмотрѣть окончательно южную часть острова Сахалина; но, въ виду этого, прежде всего необходимо было принять всѣ мѣры къ обезпеченію людей, неожиданно собравшихся на зиму въ пустынѣ Императорской гавани, на что я и обратилъ, какъ мы увидимъ ниже, все мое вниманіе.
   

ГЛАВА XXV.

Мѣры, принятыя мною для обезпеченія Константиновскаго поста.-- Извѣстіе о разрывѣ съ Турціей и о возможномъ разрывѣ съ западными державами.-- Постройка парохода "Аргунь".-- Мои дѣйствія одобрены Государемъ Императоромъ.-- Увѣдомленіе г. Кашеварова.-- Донесеніе г. Буссе изъ Муравьевскаго поста, 9 января 1854 года.-- Выписка изъ журнала г. Рудановскаго объ изслѣдованія рѣки Сосуя.-- Сѣверо-восточный и восточный берегъ залива Анива, по описи Рудановскаго. -- Бухты: Иноскомонай и Тебесани.-- Рѣка Кархпуне и озеро Тообучи.-- Юрта Тоитзе.-- Пути въ Найбу.-- Восточный и западный берегъ Сахалина до мысовъ Тубу и Нотора.-- Заключеніе Н. В. Рудановскаго о заливѣ капитана Невельскаго (Идунки) и свѣдѣнія, собранныя имъ о поселеніи на Сахалинѣ тунгусовъ.

   
   Положеніе Бошняка было ужасное; надо было во что бы то ни стало выручить его отъ голодной смерти. Я узналъ, что ближайшія къ Петровскому кочевья тунгусовъ съ оленями были на озерахъ Чая и Орелъ, и что между рѣкою Амуръ и лиманомъ и рѣкою Тумджинъ и моренъ находятся кормовища для оленей, а потому вызвалъ съ озера Чая тунгуса Афанасія съ оленями. Этотъь тунгусъ съ своимъ товарищемъ и съ 8-ю оленями согласился отправиться въ Маріинскій постъ и оттуда, взявъ часть запасовъ, слѣдовать съ оными возможно поспѣшнѣе въ Императорскую гавань. Независимо отъ этого, 15-го января 1854 года я послалъ на 2-хъ нартахъ въ Маріинскій постъ мичмана Разградскаго и приказалъ ему, по прибытіи въ этотъ постъ, уговорить тунгусовъ, кочевавашихъ на озерѣ Кизи, отправиться съ оленями въ Императорскую гавань. Послѣ того Разградскій долженъ былъ слѣдовать вверхъ по рѣкѣ Амуръ, въ селеніе Хунгари, гдѣ стараться нанять туземцевъ, чтобы доставить въ Константиновскій постъ запасы. Вмѣстѣ съ тѣмъ, начальнику Маріинскаго и Александровскаго постовъ, А. И. Петрову, мною приказано было наблюдать за скорымъ отправленіемъ тунгусовъ съ запасами, и, если возможно, настоять, чтобы они на собакахъ отвезли эти запасы по тому пути, по которому ѣхалъ Д. И. Орловъ, т. е. по рѣкѣ Тумджинъ.
   Сдѣлавъ эти распоряженія, я надѣялся, что тѣмъ или другимъ путемъ, около половины февраля, команды въ Императорской гавани, а въ особенности больные, будутъ снабжены необходимыми запасами и будутъ имѣть оленье мясо, которое, по мнѣнію нашего доктора, особенно полезно при скорбутныхъ болѣзняхъ. Тунгусы, согласно условію, по прибытіи въ Императорскую гавань, должны были состоять въ непосредственномъ распоряженіи начальника Константиновскаго поста, Н. Б. Бошняка, а приведенные ими олени употреблены въ пищу командамъ. Тунгусы, кромѣ этого, обязаны были охотиться за сохатыми и доставлять ихъ мясо въ Константиновскій постъ для продовольствія командъ.
   Вотъ все, что возможно было тогда предпринять, чтобы облегчить положеніе и здоровье людей, столь неожиданно собравшихся въ пустынѣ въ самое позднее время года и при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ. Все это произошло отъ несвоевременныхъ распоряженій изъ С.-Петербурга и оттого, что тамъ не обращали должнаго вниманія на мои представленія.
   17-го февраля мы получили въ Петровскомъ почту изъ Аяна; съ нею генералъ-губернаторъ увѣдомлялъ меня, что экспедиція полковника Ахте, направленная имъ въ Удскій край, по тщательномъ изслѣдованіи сѣвернаго склона Яблоноваго хребта, около верховьевъ рѣки Уди, подтверждаетъ точными данными мои донесенія, т. е. что согласно нерчинскому трактату только верхнюю часть рѣки Амура отъ Усть-стрѣлки до рѣки Буреи можно считать принадлежащею Битаю, что же касается до страны, лежащей къ востоку отъ этой рѣки, то она должна по всѣмъ правамъ принадлежать Россіи. Затѣмъ, Николай Николаевичъ увѣдомлялъ меня, что объявлена война съ Турціею и ожидается разрывъ съ западными европейскими державами; что въ Забайкальской области строится для рѣки Амуръ пароходъ "Аргунь", и наконецъ, что предварительными распоряженіями моими, т. е. занятіемъ залива де-Кастри, острова Сахалина и изслѣдованіями и открытіемъ Императорской гавани, Государь Императоръ остался весьма доволенъ. Онъ писалъ, что ожидаетъ моихъ дальнѣйшихъ дѣйствій по исполненію весьма важнаго, возложеннаго на меня Высочайшаго повелѣнія, т. е. по окончательному утвержденію нашему на островѣ Сахалинѣ, въ заливѣ де-Кастри, въ селеніи Кизи, и въ Императорской гавани.
   Начальникъ Аянскаго порта г. Кашеваровъ сообщилъ, что бригъ "Константинъ" не приходилъ въ Аянъ, и что главное правленіе компаніи уже сдѣлало распоряженіе о снабженіи на 1854 г. сахалинской экспедиціи.
   Въ то же время, 18-го февраля прибылъ въ Петровское, съ почтою изъ Муравьевскаго поста, прикащикъ р.-а. компаніи Самаринъ съ донесеніями Н. В. Буссе и Рудановскаго. Послѣдиій писалъ съ западнаго берега Сахалина, изъ селенія Найборо, отъ 8-го января 1854 года,
   Буссе, донося мнѣ о благополучіи поста и команды и препровождая журналъ описи рѣки Сусуя и сѣверо-восточнаго и западнаго береговъ залива Анива, произведенной г. Рудановскимъ, пишетъ, что японцы, ушедшіе вначалѣ изъ селенія Тамари, вскорѣ возвратились и въ настоящее время спокойно живутъ на своихъ мѣстахъ. Сношенія его съ ними, а равно и съ аинами, вообще дружественны и миролюбивы. Отправленному на западный берегъ острова Сахалина лейтенанту Рудановскому онъ приказалъ сообщить мнѣ о результатахъ своихъ изслѣдованій, и наконецъ, пишетъ, что онъ призналъ нужнымъ оградить постъ заборомъ съ башнею и редутомъ.
   Г. Рудановскій писалъ мнѣ о своихъ работахъ слѣдующее:
   "6-го октября, на туземной лодкѣ съ 4 человѣками гребцовъ и проводникомъ, я отправился изъ Муравьевскаго поста вдоль берега по R NNW; пройдя что этому направленію 6 верстъ, я достигъ возвышеннаго мыса Эндо-Тамари, отъ котораго начинается бухта того же имени, составляющая лиманъ рѣки Сусуя. Обогнувъ мысъ, я пошелъ по бару рѣки, глубина на которомъ въ малую воду 1 футъ; пройдя на N 4 1/2 версты, я вошелъ въ устье рѣки Сусуя. Эта рѣка самая большая изъ всѣхъ, впадающихъ въ заливъ Анива. Устье ея по двумъ наблюденіямъ меридіональной высоты солнца опредѣлилось въ широтѣ 46o 43' N. Отсюда я поднялся по рѣкѣ на лодкѣ, сначала на греблѣ и бечевою, а потомъ на шестахъ и пѣшкомъ.
   "Пройдя по извилинамъ рѣки около 45 верстъ, а по генеральному направленію около 26 не R NW 13o, я достигъ селенія Кой, расположеннаго при устьѣ рѣчки того же имени, впадающей въ рѣку Сусуя съ лѣвой стороны. Отсюда до пѣшей дороги и ручья, впадающаго въ рѣку съ правой стороны, по извилинамъ рѣки, я проплылъ около 24 верстъ, а по генеральному направленію на NO 11 около 9 верстъ. Потомъ, до другой пѣшей дороги, идущей съ лѣваго берега къ N, гдѣ рѣка Сусуя принимаетъ въ себя притокъ Такой, я прошелъ по извилинамъ рѣки до 16 верстъ, а по генеральному направленію на NO 9o 13 верстъ. При впаденіи этого притока расположено селеніе Экураки, изъ котораго идетъ путь на восточный берегъ острова, въ селеніе Найбу. Широта этого пункта по меридіональной высотѣ солнца опредѣлилась 47o 9' N, а счислимая долгота около 142o 86' О. Отсюда, съ огромными усиліями, большею частію пѣшкомъ въ продолженіи 2 сутокъ, я поднимался по Сусуѣ на N до 15 верстъ; здѣсь рѣка раздѣляется на нѣсколько ручьевъ, а потому это мѣсто и надобно принять за ея истокъ. Одинъ изъ этихъ ручьевъ направлялся къ W, а другіе три къ NW, NNW и N; вдали видны были горы, покрытыя дремучимъ лѣсомъ. Широта этого пункта по меридіональной высотѣ солнца 47o 13' 35" N. Затѣмъ, тѣмъ же путемъ, 21 октября, я пошелъ обратно и 25 числа прибыть въ Муравьевскій постъ".
   О состояніи рѣки Сусуя Н. В. Рудановскій пишетъ:
   "1) Ширина рѣки отъ устья до впаденія въ нее рѣчки Кой около 20 саж., глубина около 4 фут. и теченіе до 3 узловъ. На этомъ пространствѣ плаваніе по рѣкѣ на легкихъ лодкахъ, сидящихъ въ водѣ около 3 футовъ, удобно.
   "2) Выше рѣки Кой, Сусуя засорена кокорами и карчами. Таѵъ, до селенія Экураки, она имѣетъ ширину около 15 саженъ, глубину до 2 1/2 футовъ я теченіе до 5 узловъ. Поднимаясь вверхъ на этомъ пространствѣ, во многихъ мѣстахъ приходилось лодку перетаскивать волокомъ, но если очистить рѣку отъ карчей, то и здѣсь плаваніе на легкихъ лодкахъ, сидящихъ въ водѣ до 2 футовъ, было бы удобно.
   "Отъ селенія Экураки ширина рѣки не болѣе 5 саж., а глубина до 1 ф.; рѣка буквально завалена лѣсомъ, такъ что плавать на лодкѣ невозможно. Если ее очистить въ этомъ мѣстѣ, то по ней было бы весьма удобно въ большую воду сплавлять прекрасные лѣса (кедръ, лиственица и ель), которые здѣсь особенно замѣчательны по своимъ громаднымъ размѣрамъ (до 15 саж. высоты и до 2 футовъ въ діаметрѣ).
   "3) Берега рѣки удобны для устройства бечевника.
   "4) Плаваніе по рѣкѣ отъ Кой весьма удобно: японцы отъ этого пункта спускаются по ней, слѣдуя съ западнаго берега острова изъ бухтъ Такмака и Моуна. Сухопутные пути выходятъ на рѣку Сусуя въ трехъ мѣстахъ: изъ Найбу, у Экураки, въ 90 верстахъ, изъ Мауна и Такмака въ 70 верстахъ и у Кой въ 45 верстахъ отъ устья. Туземцы и японцы, слѣдуя изъ Кой внизъ по теченію, плывутъ до устья на лодкахъ въ одинъ день; далѣе же отъ Экураки до Кой они идутъ пѣшкомъ по торной и ровной тропинкѣ. Этотъ путь, всего около 40 верстъ, они дѣлаютъ пѣшкомъ въ одни сутки, почему селеніе Кой и называется у нихъ циь станью. Здѣсь они имѣютъ постоянно готовыя лодки, на которыхъ и производится сообщеніе между устьемъ и пристанью Кой.
   яб) Берега рѣки Сусуя на SO верстъ отъ устья покрыты строевыми лѣсами лиственницы, кедра и ели, между которыми находятся поляны съ превосходною травою; далѣе же растетъ по рѣкѣ преимущественно рощами: вязъ, береза, тополь, осина и ольха. Отъ устья рѣки Такой растутъ огромные корабельные лѣса кедра, ели и лиственицы.
   "и 6) По качеству почвы, большею частію чернозему, по изобилію лѣса, превосходныхъ луговъ и обилію въ рѣкѣ всякаго рода рыбы, долина рѣки Сусуя весьма удобна для основанія земледѣльческихъ поселеній, въ особенности между Кой и Экураки, гдѣ берега рѣки ровные, возвышенные и, по словамъ жителей, никогда незатопляющіеся, и гдѣ толщина черноземнаго слоя на глиинстой и песчаной подпочвѣ доходитъ отъ 2 1/2 до 3 1/2 аршинъ.
   "Такимъ образомъ, все теченіе рѣки Сусуя можно опредѣлить между параллелями 46o 43' N и 47o 15' N на разстояніи 100 верстъ. Долина ея защищена съ сѣвера, запада и востока горами; общее направленіе ея будетъ отъ NtW къ StO".
   Для описи сѣверо-восточнаго и восточнаго береговъ залива Анива, Н. В. Рудановскій отправился изъ Муравьевскаго поста 29-го октября, въ 11 часовъ утра, на туземной лодкѣ съ тремя матросами, двумя казаками и однимъ проводникомъ аиномъ, взявъ съ собою провизіи на 15 дней. Предъ выходомъ изъ поста онъ опредѣлилъ по нѣсколькимъ меридіональнымъ высотамъ солнца широту Муравьевскаго поста (46o 38' 55" N). Разстояніе отъ этого пункта до крайней оконечности мыса Тамари 3/4 версты на SW 50o, а отъ оконечности мыса Тамари до слѣдующаго за нимъ мыса 2 3/4 версты по меридіану. Между этими мысами лежитъ бухта Перуентамари, имѣющая ширину до одной версты, а длину до 1/2 версты. Оба вышепоименованные мыса высокіе и утесистые и покрыты травою и мелкимъ лѣсомъ; около нихъ идетъ побережье въ 5 саж. ширины, по которому вьется тропинка. По берегамъ бухты Перуентамари расположены сараи и сельдеварныя печи японцевъ, а около нихъ юрты аиновъ, вмѣщающія въ себѣ до 20 душъ мужскаго и женскаго пола. Въ сѣверную часть бухты впадаетъ рѣчка, глубина которой къ самомъ устьѣ доходитъ до 1/2 фута, а на 3 версты выше до 2-хъ футовъ; ширина же до 5 саженъ. Въ южную часть бухты течетъ ручей, у котораго удобно приставать шлюпкамъ. Отъ обоихъ мысовъ и противъ бухты, на разстояніи около 3/4 версты, идетъ отмель, на которой при южныхъ вѣтрахъ ходитъ большой бурунъ. Мысъ Эндумъ-Тамари представляетъ полукругъ и составляетъ крайній южный мысъ бухты Тамари-Анива.
   Отъ оконечности мыса Эндумъ-Тамари Рудановскій пошелъ вдоль берега на NO 86o 1/2, и чрезъ 5 1/2 верстъ достигъ мыса Понге-Эндумъ. Около этого утесистаго берега идетъ на 1/2 версты отмель. За мысомъ Понге-Эйдумъ лежитъ бухта Хакуй-Ботанъ, ширина которой отъ мыса Понге-Эйдумъ до слѣдующаго за нимъ мыса Понге-Индига, лежащаго отъ перваго на О -- 3/4 версты. Бухта эта углубляется въ беретъ до 1/4 версты, глубина въ ней до одного фута. Въ нее впадаетъ ручей, берущій свое начало изъ маленькаго озера. Здѣсь тоже находится сельдеварная печь и сарай, и около нихъ три аинскихъ юрты, къ которыхъ живутъ до 12 душъ обоего пола.
   Въ Хакуй-Котанъ г. Рудановскій ночевалъ у аина Амеске, у котораго былъ тогда праздникъ по случаю убитаго имъ медвѣдя. Шкура этого медвѣдя была выставлена передъ юртою и обставлена деревянными палками, у которыхъ концы были заструганы и висѣли въ родѣ кистей. Подобную палку туземцы называютъ иннау; она означаетъ у нихъ праздникъ, веселость, привѣтствіе.
   Медвѣдь здѣсь, какъ и у амурскихъ инородцевъ, считается какимъ-то божествомъ. Передъ нимъ стоялъ ящикъ, въ который было вставлено еще два ящика; въ послѣднемъ изъ нихъ лежала чашка, вилочка, лопатка, кусокъ юколы и немного риса; все это -- угощеніе для убитаго медвѣдя.
   По причинѣ проливнаго дождя и свѣжаго SW вѣтра, г. Рудановскій оставался здѣсь до 10 часовъ утра; къ этому времени погода прояснилась, вѣтеръ стихъ и далъ ему возможность слѣдовать бечевою вдоль возвышеннаго берега, въ ущельяхъ котораго текутъ ручьи. Пройдя 3 1/2 версты на NO 75o, Рудановскій взялъ меридіональную высоту солнца и по ней опредѣлилъ широту своего пришедшаго пункта (46o 36' 32" N). Съ этого пункта видимый мысъ Одединга былъ на SO 80o, въ антретномъ разстояніи около 12 верстъ. Отсюда берегъ изъ возвышеннаго и утесистаго смѣняется на низменный и идетъ верстъ на шесть, образуя бухту. На этомъ берегу, въ 1/2 верстѣ отъ моря, находится озеро, ширина котораго по меридіану 1 1/2 версты, а длина по параллели около 2 1/2 верстъ. Изъ озера идетъ протока, которая также мелка (до 4-хъ футовъ), какъ и само озеро. Глубина бухты въ одной верстѣ отъ берега не болѣе 3-хъ саженъ.
   Озеро, протока и бухта называются Отосимъ. Отъ возвышеннаго берега до протоки Отосимъ 5 верстъ по R NO 75o, а отъ протоки до другаго восточнаго возвышеннаго берега 4 версты по К SO 74o.
   Здѣсь, по случаю засвѣжѣвшаго вѣтра со снѣгомъ, г. Рудановскій остановился ночевать.
   На другой день утромъ, 31-го октября, онъ пошелъ на SO вдоль утесистаго берега, и чрезъ 3 версты достигъ мыса Одедннга, отъ котораго берегъ круто поворачиваетъ къ NO. Мысъ этотъ окруженъ отмелью и составляетъ западный предѣлъ бухты Иноскомонай. На O отъ него, въ разстояніи 4 1/2 верстъ, лежитъ мысъ и гора Иноскомонай. Между мысами Одединга и Иноскомонай находится бухта Иноскомонай. Она вдается въ берегъ на 1/2 версты. Берега ея частію утесистые, а частію увалистые, высоки и приглубы, такъ что въ 10 саженяхъ отъ берега глубина 5 саженъ. Отъ мыса Иноскомонай идетъ къ SW на 1 1/2 версты рифъ. Бухта эта открыта отъ W чрезъ S до O. Отъ мыса Иноскомонай идетъ на ON утесистый берегъ, а въ двухъ верстахъ отъ него находится гора и мысъ Сая. Отъ послѣдняго на O идетъ берегъ такого же характера на пространствѣ 5 верстъ и оканчивается утесистымъ мысомъ Тебесани. Вообще вдоль всего этого берега находятся подводные каменья, на пространствѣ отъ берега около 1/2 версты.
   Отъ мыса Тебесани на версту берегъ имѣетъ направленіе на NO, а потомъ на такое же разстояніе на NNO, и составляетъ такимъ образомъ западный предѣлъ бухты Тебесани, восточный берегъ которой низменъ и имѣетъ направленіе SO 60o.
   Ширина бухты Тебесани до 7 верстъ, а длина до 2 1/2. Въ ней при рѣчкѣ на низменномъ берегу расположено аинское селеніе Корахъ-Пуна, и около него вдоль берега сараи и сельдеварныя печи. Селеніе состоитъ изъ 3-хъ юртъ, въ которыхъ живетъ 25 душъ. Берега бухты на пространствѣ одной версты отъ берега отмелы, а затѣмъ глубина въ ней отъ 3 до 4 саж.; бухта открыта отъ SWW и WNW вѣтровъ, которые въ заливѣ Анива можно считать господствующими. Широта селенія Корахъ-Пуна по меридіональной высотѣ солнца оказалась 46o 38' 54" N. Склоненіе компаса 3o W. Селеніе это расположено при рѣчкѣ того же имени, которая течетъ къ О вдоль низменнаго берега. Вѣтеръ засвѣжѣлъ и Н. В. Рудановскій остановился ночевать въ Курохъ-Пуна, у старшины.
   Этотъ старшина (Джангинъ), старикъ около 80 лѣтъ, сидѣлъ у очага при входѣ въ дверь; по лѣвую его руку сидѣли жена и дѣти. Рудановскаго, какъ гостя, усадили по правую руку хозяина на цыновкахъ и угощали атури -- (икра съ нерпичьимъ жиромъ и различными кореньями). Одинъ изъ матросовъ партіи заболѣлъ и аины показали больному большое участіе: принесли лекарство -- какую-то траву, положили ее въ горячую воду и потомъ этимъ растирали ему животъ. Матросъ, благодаря Бога, выздоровѣлъ; аины приписывали его болѣзнь тому, что они не встрѣтили гостей, какъ слѣдовало съ иннау, и потому, для очищенія себя, сейчасъ-же начали слѣдующую церемонію: поставили передъ огнемъ три иннау; знахарь аинъ началъ говорить предъ ними какія-то заклинанія, а всѣ прочіе съ выраженіемъ благоговѣнія вторили ему въ тонъ; потомъ знахарь бросилъ всѣ иннау въ огонь, и когда они совершенно сгорѣли, всѣ присутствовавшіе аины начали кланяться Рудановскому и объявили ему, что теперь все будетъ благополучно.
   1-го ноября вѣтеръ засвѣжѣль отъ WNW и вдоль берега ходили огромные буруны и прибой, почему Н. В. Рудановскій, чтобы не терять времени, перетащилъ съ помощію аиновъ свою лодку съ берега въ рѣчку Корахпуна и началъ спускаться по оной. Проплывъ около 3-хъ верстъ, въ 11 часовъ онъ прибылъ въ селеніе Найтукъ, а чрезъ 1 1/2 версты пришелъ въ селеніе Нучкай; оттуда, чрезъ 4 1/2 версты, онъ прибылъ въ селеніе Екуса, расположенное при устьѣ рѣчки Корахпуна, впадающей въ большое озеро Тообучи. Рѣчка эта извилиста и течетъ вдоль низменнаго берега, имѣющаго общее направленіе SO 54o; но этому румбу длина ея и берега отъ селенія Корахпуна около 5 1/2 верстъ; ширина въ этомъ мѣстѣ отъ 5 до 10 саж., а глубина до 4-хъ фут.; глубина на барѣ, въ устьѣ, всего 1/2 фута.
   Изъ Экуса, продолжая плыть но озеру по тому же румбу, (SO 54o), чрезъ 4 версты въ 2 3/4 часа Рудановскій присталъ къ селенію Тообучи. Въ 3 1/2 часа онъ поплылъ далѣе по озеру, вдоль берега, и на пути производилъ опись и промѣръ; озеро это Н. В. Рудановскій назвалъ озеромъ Буссе.
   Отъ селенія Тообучи г. Рудановскій поплылъ на О вдоль увалисто-возвышеннаго берега и, пройдя по этому румбу 2 версты, взялъ курсъ NOtO1/2O къ мысу, рѣчкѣ и селенію Найнуру. Прибывъ туда чрезъ 5 верстъ пути, онъ остановился тамъ ночевать.
   2-го ноября, слѣдуя изъ селенія Найнуру по озеру къ N, чрезъ двѣ версты онъ приплылъ къ рѣчкѣ, селенію и мысу Найнуру. Отсюда поплылъ вдоль берега озера на NW1/2W и, пройдя этимъ путемъ 6 верстъ, достигъ сѣверо-западнаго угла озера. Съ этого мѣста онъ пошелъ вдоль восточнаго берега, на S, и чрезъ 9 верстъ, въ 11 1/2 часовъ утра, пришелъ обратно къ мысу и селенію Тообучи. По меридіональной высотѣ солнца широта этого пункта опредѣлилась 46o 30' 10" N, а счислимая долгота 143o 17' O. Озеро это имѣетъ сообщеніе съ моремъ посредствомъ пролива, лежащаго между двумя мысами, изъ коихъ западный называется Тообучи. Г. Рудановскій промѣрилъ и описалъ также и проливы. По его наслѣдованію, озеро Тообучи, или Буссе, имѣетъ слѣдующее положеніе:
   "Заливъ Буссе (Тообучи) находится въ широтѣ 46o 30' 10" N и счислимой долготѣ 143o 170; ширина его по меридіану 13 верстъ; входъ въ заливъ идетъ отъ SW на NO, сначала между отмелями, простирающимися на двѣ версты отъ берега, а потомъ на 1 версту между берегами. Ширина входа до 30 саж., а глубина отъ 3 до 5. Примѣтными мѣстами при входѣ въ заливъ служатъ двѣ горы хребта Поронутури; первая -- Оскаги остроконечная и лежитъ противъ самаго входа на NO; вторая -- Иноусне, плоская и съ моря видна на ONO. При входѣ въ заливъ править слѣдуетъ на первую. Средина залива мелководна (отъ 5 до 10 футовъ), вдоль же южнаго, восточнаго и сѣвернаго берега залива идетъ каналъ, шириною отъ 3/4 до 1 1/2 верстъ и глубиною отъ 12 до 18 футовъ, при малой водѣ прибыль воды въ заливѣ около 5 футовъ. Самое лучшее мѣсто для зимовки судна -- у селенія Тообучи, гдѣ глубина въ 10 саженяхъ отъ берега, при малой водѣ, 18 футовъ. Озеро, а равно и рѣка Корахпуна изобилуютъ рыбой. Берега рѣки по грунту земли и по положенію удобны для земледѣльческаго населенія. Южный берегъ залива къ морю низменный и безлѣсный, остальные же берега возвышенны и покрыты строевыми лѣсами, какъ то: елью, лиственницею и березой.
   "Въ заливѣ находятся слѣдующія аинскія селенія: 1) Тообучи,-- лежитъ при входѣ въ заливъ, при маленькой рѣчкѣ того же имени и состоитъ изъ трехъ юртъ, въ которыхъ живетъ до 30 душъ обоего пола. 2) Нойкуру, при рѣчкѣ того же имени, имѣющей до 5 саж. ширины и весьма удобной для сплава лѣса, которымъ изобилуютъ ея берега. Здѣсь 3 юрты, въ которыхъ живетъ до 26 душъ. 3) Найтуру-Катанъ, при рѣчкѣ того же имени, имѣющей ширины до 7 саженъ. По ней туземцы ходятъ къ Охотскому морю, до котораго, по ихъ словамъ, должно быть, не далѣе 20 верстъ, и 4) селеніе Екуса, при устьѣ рѣки Кархпуна, состоитъ изъ 4 юртъ, въ которыть живетъ до 10 семействъ. Такимъ образомъ все населеніе аиновъ въ заливѣ Буссе состоитъ изъ 100 душъ обоего цола.
   "По словамъ туземцевъ, раннею весною сюда приходятъ до 20 джонокъ (пензай) съ острова Мацмай, ловить сельдей, которыя заходятъ въ заливъ въ огромномъ количествѣ. Японцы солятъ и вялять эту рыбу, топятъ изъ нея жиръ и все это отправляютъ на Мацмай. Для складовъ этихъ продуктовъ, въ селеніи Тообучи, есть нѣсколько японскихъ сараевъ и сельдеварныхъ печей".
   Послѣ полдня, 3-го ноября, Н. В. Рудановскій, съ двумя проводниками, на туземной лодкѣ, отправился изъ залива Буссе вдоль берега на SOtS. Берегъ этотъ средней высоты. Чрезъ 6 верстъ Рудановскій прибылъ въ селеніе Качесоне, расположенное при ручьѣ, на весьма красивомъ мѣстѣ. Оно состоитъ изъ 3-хъ юртъ, въ которыхъ жителей обоего пола 18 душъ. Въ 15 саж. отъ берега селеиія, глубина моря двѣ сажени. Отъ него начинаются горы, и берегъ идетъ на S. Слѣдуя по этому направленію, Рудановскій чрезъ 4 версты приплылъ къ селенію и рѣчкѣ Кусунай. Селеніе состояло изъ 5 юртъ съ населеніемъ 22 душъ. На SW отъ этого селенія, въ 1 1/2 верстахъ отъ него, находится возвышенный и гористый мысъ Искотайкай, который защищаетъ отъ южныхъ вѣтровъ суда, стоящія у селенія Кусунай. Тамъ протекаетъ рѣчка, шириною до 5 саж., а при устьѣ ея находится японскій сарай для рыбы. Отъ Кусуная крутой берегъ идетъ на SW, на двѣ версты, до мыса Иноскотонай, а въ 50 саженяхъ отъ этого мыса тянется каменный подводный рифъ. Эта мѣстность составляетъ лежбище сивучей и уриловъ. По разсказамъ жителей, сюда приходитъ большое количество туземцевъ на промыслы. аины ѣдять сивучье мясо, а изъ шкуры его дѣлаютъ обувь и халаты.
   Беретъ отъ мыса Иноскотонай поворачиваетъ на S1/2W и, пройдя по этому направленію 2 1/2 версты, образуетъ бухту съ отвѣсными высокими берегами. Въ этой бухтѣ, при рѣчкѣ, находятся селеніе того же имени. Оно состоитъ изъ одной юрты съ 9-ю человѣками жителей.
   Отсюда берегъ идетъ 3 1/2 версты на StO3/4O и такъ же возвышенъ и утесистъ. Въ 3-хъ верстахъ отъ селенія Иноскотонай, въ ложбинѣ, при рѣчкѣ, находится селеніе Яаанби, состоящее изъ 2-хъ юртъ, съ 15 жителями. Въ 2-хъ верстахъ отъ него, на SO 35o, при рѣчкѣ Насокутуро, находится селеніе того же имени.
   Множество камней, окружающихъ мысы Иноскотонай и Яаанби, составляютъ лежбища сивучей и нерповъ и привлекаютъ сюда туземцевъ изъ селеній Иноскотонай, Яаанби и Насокутуро; туземцы преимущественно занимаются этимъ промысломъ. Около этихъ мѣстъ, не болѣе какъ въ ста саженяхъ отъ берега, плаваютъ морскіе коты.
   Отъ селенія Насокутуро, лежащаго за мысомъ Яаанби, составляющимъ южную оконечность мыса Инносопотамъ, берегъ ядетъ 9 верстъ на StO и оканчивается мысомъ Тасеи. На пространствѣ 8хъ верстъ, въ 50 саж. отъ берега, тамъ находятся подводные камни, а въ 50 саж. отъ мыса Тасеи,-- кекуръ. Горы на этомъ пространствѣ отходятъ отъ берега.
   Отъ мыса Тасеи берегъ тянется StOVaO, на 5 верстъ. Здѣсь незначительный мысъ Ямине, по южную сторону котораго, при рѣчкѣ, лежитъ селеніе того же имени, состоящее изъ 2-хъ юртъ съ 15 жителями и изъ двухъ японскихъ сараевъ. Здѣсь Н. В. Рудановскій остановился ночевать въ юртѣ бывшаго съ нимъ проводникомъ аина Серабинусъ. Эта личность замѣчательна тѣмъ, что ведетъ торговлю на западномъ берегу острова съ пріѣзжающими гиляками, которыхъ они называютъ санта.
   Въ ночь съ 3-го на 4е число ноября задулъ свѣжій вѣтеръ отъ NO и выпалъ большой снѣгъ. Около полудня вѣтеръ стихъ и Н. В. Рудановскій поплылъ вдоль берега на SO 12o, а чрезъ 4 3/4 версты достигъ незначительнаго мыса Сиратоку, по южную сторону котораго, въ ложбинѣ, расположено селеніе того же имени; эта ложбина идетъ на 4 версты по тому же направленію. Сиратоку послѣднее селеніе на западномъ берегу залива Анива; оно состоитъ изъ двухъ юртъ и 18 душъ жителей. Въ юртѣ у джангина этого селенія развѣшаны по стѣнамъ жалованныя ему японцами сабли и деревянные щиты. Этого джангина называютъ Цацо, а его жену -- Пакхо; кромѣ Пакхи, у него еще три молодыя жены, у которыхъ губы вымазаны черною краскою. Губы мажутъ себѣ женщины въ знакъ того, что онѣ болѣе не дѣвицы. Рудановскій остался здѣсь ночевать, потому-что засвѣжелъ вѣтеръ.
   5-го ноября, выѣхавъ изъ Сиратоку въ 7 часовъ, при умѣренномъ вѣтрѣ NW, и пройдя на StO 6 верстъ, а на S до 5, онъ достигъ утесистаго мыса Пеннопусери; между тѣмъ вѣтеръ снова засвѣжѣлъ и развелъ огромное волненіе, принудившее Рудановскаго возвратиться. Не доходя 4-хъ верстъ до Сиротоку, онъ вытащилъ на берегъ шлюпку и остался тамъ ночевать.
   Къ утру 6-го ноября вѣтеръ немного стихъ; Н. В. Рудановскій, спустивъ шлюпку, отправился въ селеніе Сиротоку; узнавъ тамъ, что оттуда идетъ тропа на восточный берегъ, къ Охотскому морю, въ селеніе Аруторо, онъ рѣшился идти по ней пѣшкомъ.
   Путь отъ Сиротоку лежалъ сначала по берегу къ югу, потомъ на О, и въ этомъ направленіи велъ на хребетъ. Въ 10 часовъ утра Рудановскій, пройдя отъ селенія около семи верстъ, достигъ вершины хребта. Съ вершины открывались и Охотское море, и заливъ Анива. Онъ пошелъ на SO и встрѣтилъ на горахъ большой снѣгъ. Пройдя 5 верстъ, въ 11 1/2 часовъ, онъ вышелъ на берегъ Охотскаго моря, на низменный мысъ Сирирахчива, на которомъ было расположено селеніе Аруторо, состоящее изъ 3-хъ юртъ съ 20 жителями. Широта его по полуденной высотѣ солнца опредѣлилась: 46o 10' 12" N. Съ этого пункта г. Рудановскій взялъ слѣдующіе пеленги: мысъ Тосней на NOtN, въ разстояніи отъ 5 до 8 миль и утесистый мысъ Сиратоку-Нахсуфъ на StW, въ антретномъ разстояніи отъ 5 до 6 миль. Берегъ, какъ до мыса Тосней, такъ и до Сиратоку-Нахсуфъ, утесистый.
   Вокругъ мыса Сирирахчива и далѣе отъ него къ N и S, находятся камни, составляющіе лежбище сивучей и нерповъ. Для этого промысла собираются туда въ большомъ числѣ аины изъ залива Анива. Выраженіе Аротуруна -- значить по аински: за горой, по ту сторону.
   Изъ селенія Аротуру, Рудановскій, въ 1 часъ, пошелъ обратно и, около 5 часовъ, пришелъ ночевать въ селеніе Сиротоку.
   На другой день, 7-го ноября, Рудановскій ходилъ къ мысу Поннонусари, берегъ котораго утесистый, изъ чернаго камня. Мысъ Эйнаутиспо, составляющій сѣверную оконечность мыса Анива, лежитъ на SW 7o въ разстояніи 3-хъ миль отъ Поннонусари.
   Широта селенія Сиротоку, по меридіональной высотѣ солнца, опредѣлилась 46o 13' 28" N, а счислимая долгота 143o 25' О.
   Наступившіе по ночамъ морозы отъ 4o до 5o и свѣжій вѣтеръ отъ W и N, задерживали и затрудняли обратное плаваніе Н. В. Рудановскаго, такъ что онъ только къ вечеру 10-го ноября могъ достигнуть селенія Тобосани, лежащаго при входѣ въ заливъ Буссе.
   11-го числа, при вѣтрѣ О со снѣгомъ, онъ, по случаю поднявшейся пурги и засвѣжѣвшаго вѣтра, вынужденъ былъ возвратиться обратно.
   12-го ноября, при штилѣ, въ 7 часовъ утра, онъ снова отправился и дошелъ до селенія Порутошеро. Морозъ, между тѣмъ, къ вечеру сдѣлался --8o R, такъ что продолжать плаваніе Рудановскій не могъ; онъ вытащилъ на берегъ шлюпку и пришелъ пѣшкомъ въ Муравьевскій постъ.
   1-го декабря Рудановскій приступилъ къ описи залива Тамари-Анива, до устья рѣки Сосуя. Въ 3 часа по полудни этого дня онъ съ двумя проводниками отправился пѣшкомъ изъ Муравьевскаго поста къ N и описалъ 4 бухты, лежащія между Муравьевскимъ постомъ и устьемъ рѣки Сосуя. Результаты его описи слѣдующіе:
   1) Бухта Тамари лежитъ между мысами Тамари, на которомъ Муравьевскій постъ, и мысомъ Хоко-Тамари; она имѣетъ положеніе на NW и SO 20o. Въ срединѣ бухты, ближе къ лѣсу, въ нее впадаетъ рѣчка Котунъ-Котанъ, въ долинѣ которой расположено селеніе, состоящее изъ 25 юртъ съ 100 жителями. Здѣсь до 10 японскихъ сараевъ, два дома, храмъ и сельдеварныя печи. Это главный пунктъ острова Сахалина. На южной возвышенности мыса, на равнинѣ, въ 200 саженяхъ отъ селенія, лежитъ Муравьевскій постъ и командуетъ какъ этимъ селеніемъ, такъ равно и всѣми японскими строеніями. Въ нашемъ посту протекаетъ ручей съ прекрасною водою. Мысъ Хоко-Тамари тянется отъ бухты до устья рѣчки Унда на 2 версты на NNW, берега его возвышенны и утесисты.
   2) Бухта Унда лежитъ между мысами Унда и Эндомари; она состоитъ изъ двухъ отдѣленій или бухтъ: собственно Унды и Уска. Первая составляетъ южную часть всей бухты, а вторая -- сѣверную. Послѣдняя отдѣляется отъ первой мысомъ Ускунай. Направленіе сѣверныхъ оконечностей мысовъ Хоко-Тамари и Ускунай NW и SO 7o, а разстояніе между ними 400 саж. Бухта вдается въ берегъ на 150 саж.; въ вершину ея впадаетъ рѣчка Ускунай, при устьѣ которой находится аинское селеніе, состоящее изъ 4-хъ юртъ, съ 25 жителями и изъ двухъ японскихъ сараевъ для рыбы; оно расположено на возвышенномъ скатѣ. Бухта Унда лежитъ между мысами Ускунай и Эндомари; взаимное положеніе этихъ мысовъ SO и NW 20o, разстояніе же между ними, или ширина бухты -- 350 саж.; бухта эта вдается въ берегъ на 175 саж. Въ нее впадаетъ рѣчка Уска, при устьѣ которой находится селеніе аиновъ того же имени, состоящее изъ трехъ юртъ съ 20 жителями. При немъ два японскихъ сарая и домъ. Отъ устья рѣчки Унда до устья Уска около 200 саженъ.
   Отъ устья рѣчки Уска до средины мыса Эндомари, на которомъ находится селеніе того же имени, Рудановскій шелъ одну версту на NW. Это селеніе состоитъ изъ 3-хъ юртъ съ 15 жителями.
   3) Бухта Тамаріонай находится между мысами Эндомари и Чинайну, взаимное направленіе которыхъ NW и SO 12o, а разстояніе между ними или ширина бухты 450 саженъ. Эта бухта вдается въ берегъ на 200 саж. къ О. Въ южной ея части течетъ рѣчка, по лѣвому берегу которой расположено селеніе Тамаріонай, состоящее изъ 4-хъ юртъ съ 23 жителями аиновъ и изъ 3-хъ японскихъ сараевъ. Между аинами есть ороко -- наши удскіе тунгусы, вышедшіе на Сахалинъ въ XVI столѣтіи.
   Отъ рѣчки и селенія Тамаріонай до селенія Сосуя, расположеннаго въ бухтѣ, при устьѣ рѣчки того же имени, 1 3/4 версты на N.
   4) Бухта Сосуя лежитъ между мысомъ Чинайну и устьемъ рѣки и мысомъ Сосуя; взаимное направленіе мысовъ NW и SO, а ширина бухты 1 1/2 версты; она вдается въ берегъ на О 1 1/2 версты. Селеніе это состоитъ изъ 9-ти юртъ съ 70 жителями, между которыми половина орочей.
   Тамъ Н. В. Рудановскій ночевалъ и засталъ въ селеніи праздникъ: туземцы собирались убивать медвѣдя, для чего ихъ съѣхалось до 100 человѣкъ; они подчивали Рудановскаго особой скверной водкой, которая приготовляется японцами изъ риса; водка эта называется ѣске. Медвѣдь принадлежалъ одному изъ хозяевъ юрты, орочену, но онъ долженъ былъ раздѣлить его со всѣми. За недѣлю до Праздника, всѣ желающіе участвовать въ немъ, приносятъ владѣльцу медвѣдя, кто рыбу, кто нерпу, кто сапе (дурнаго качества рисъ), а кто и ѣске. Этотъ праздникъ состоитъ въ томъ, что женщины (магнеку) собираются передъ клѣткой, гдѣ сидитъ медвѣдь, и пляшутъ, и поютъ вокругъ нея. Какъ пляска, такъ и пѣніе грубы и безжизненны. Магнеку и минока, т. е. женщины и дѣвицы, одѣтыя въ собачьи шкуры, составляютъ кругъ и ходятъ такимъ образомъ, плавно подплясывая, вокругъ клѣтки медвѣдя до тѣхъ поръ, пока не устанутъ; мужчины въ этомъ не участвуютъ. Въ продолженіе праздника никому не дозволяется работать, такъ что Рудановскій самъ долженъ былъ принести дровъ въ очагъ, чтобы согрѣться, ибо было до 10o мороза. Когда женщины утомятся, тогда вдругъ выскакиваютъ мужчины и, раздразнивъ медвѣдя, убиваютъ его рогатинами. Медвѣдь реветъ, а публика вся поетъ въ одинъ голосъ, такъ что составляется несносный гамъ, ревъ и крикъ. Когда медвѣдь убитъ, съ него снимаютъ шкуру и дѣлятъ мясо; всѣ усаживаются въ кружекъ, но женщины особо отъ мужчинъ, а дѣвицы особо отъ тѣхъ и другихъ, и начинается общее угощеніе сырымъ мясомъ, водкой, рисомъ и нерпою; праздникъ кончается обыкновенно тѣмъ, что всѣ напиваются пьяными.
   На другой день Н. В. Рудановскій, по меридіональной высотѣ солнца, опредѣлилъ широту мыса Чанайну (46o 42' 29" N). Отъ этого пункта берегъ залива Анива, у рѣчки Мотога, былъ на NW 87o.
   Послѣ полдня 2-го декабря, г. Рудановскій тѣмъ же путемъ отправился въ Муравьевскій постъ, куда и прибылъ въ 3 1/2 часа. Разстояніе отъ селенія Сосуя до поста около 7 1/2 верстъ.
   Такимъ образомъ весь сѣверный и западный берегъ залива Анива былъ подробно осмотрѣнъ и описанъ Н. В. Рудановскимъ: онъ былъ первый изъ европейцевъ, давшій намъ основательное и подробное понятіе объ этомъ берегѣ. Заливъ Тообучи на этомъ берегу, названный имъ заливомъ Буссе, представляетъ замѣчательный пунктъ, какъ мѣсто удобное для зимовки судовъ, сидящихъ въ водѣ до 16 футовъ. Этотъ пунктъ составляетъ единственное мѣсто на всемъ восточномъ берегу острова Сахалина отъ 54o до 46o широты, гдѣ только, повидимому, могутъ безопасно зимовать суда, и то небольшія. Для окончательнаго рѣшенія въ какой степени безопасна эта зимовка, а равно и входъ въ заливъ, предстояло лѣтомъ въ 1854 году сдѣлать точный промѣръ и наблюденія надъ вѣтрами и состояніемъ этого залива во время закрытія и вскрытія его отъ льда. Это послѣднее,наблюденіе можно бы было произвести и въ зиму съ 1853 на 1854 годъ; но, къ несчастію, г. Буссе не обратилъ на это вниманія, хотя это обстоятельство, какъ я ему объяснилъ, составляло одну изъ важнѣйшихъ его обязанностей, болѣе важную его политическихъ утопій.
   Всѣхъ жителей аиновъ и ороченъ на сѣверномъ и западномъ берегахъ залива Анива, отъ устья рѣки Сосуя до мыса Анива, по счисленію Рудановскаго, до 470 душъ. Здѣсь важно было то, что между ними жили орочены (тунгусы), перешедшіе еще въ исходѣ XVI столѣтія изъ нашего удскаго края, т. е. подданные Россіи. Это обстоятельство представляло одинъ изъ фактовъ, составлявшихъ неоспоримыя права Россіи на обладаніе территоріею острова, весьма для насъ важнаго по близости его къ при-амурскому и при-уссурійскому краямъ.
   Согласно даннымъ мною приказаніямъ и наставленіямъ г. Рудановскому и распоряженіямъ маіору Буссе, 20-го декабря 1853 г. Н. В. Рудановскій, съ казакомъ Березкинымъ и съ проводникомъ-аиномъ, на двухъ нартахъ выѣхалъ въ 10 часовъ утра изъ Муравьевскаго поста и направился къ устью рѣки Сосуя, въ селеніе Нойбу на восточномъ берегу Сахалина.
   По случаю дурной погоды, пурги и выступившей воды въ верховьяхъ рѣки Сосуя, Николай Васильевичъ едва только къ вечеру 24-го числа могъ добраться до селенія Экуроко,-- устья рѣки Такой, отъ котораго дорога въ Нойбу идетъ между хребтами. По наблюденію полуденной высоты солнца, широта Экуроко опредѣлилась 47o 10' N.
   Послѣ полудня 25-го числа Рудановскій изъ Экуроко поѣхалъ на N, и чрезъ 25 верстъ, по рѣчкѣ Такой прибылъ въ селеніе того же имени. Рѣчка эта, впадающая при Экуроко въ рѣку Сосуя, извилиста и мелководна, но изобилуетъ рыбою; она течетъ между гористыми берегами, покрытыми строевымъ лѣсомъ ели, кедра, частью лиственницы и березы. Селеніе Такой находится по обоимъ берегамъ рѣчки; оно состоитъ изъ 6-ти юртъ съ 30 человѣками жителей, ороковъ. Здѣсь догналъ Рудановскаго аинъ Омау, который отъ Сосуя ѣхалъ всего одни сутки. Это случилось потому, что онъ ѣхалъ уже по проторенной Рудановскимъ дорогѣ. Дорога, въ особенности отъ селенія Кой, очень затруднительна, по причинѣ глубокаго снѣга въ лѣсу, и аины, проводники Рудановскаго, выпрягали собакъ изъ нарты и, привязавъ къ ней оглобли, тащили ее сами, на лыжахъ. Такъ обыкновенно прокладывались тамъ дороги по первому пути. Дорога устанавливается и проторяется только около половины января, и тогда, на хорошихъ собакахъ, изъ Сосуя до Нину (около 120 верстъ) ѣздятъ въ полтора дня.
   Въ селеніи Такой, Рудановскій остановился ночевать въ юртѣ-землянкѣ, по туземному названію -- тойтзе. Такая юрта дѣлается слѣдующимъ образомъ: роютъ въ землѣ, на сажень глубины, отъ 2 1/2 до 3-хъ саженъ ширины квадратную яму, сверхъ ея ставятъ стропила, на которыя кладутъ берестовые и еловые сучья, а потомъ заваливаютъ землею. Въ юртѣ продѣлывается два отверстія: одно для входа, другое для свѣта и воздуха. Предъ входомъ продѣлываютъ небольшія сѣни изъ еловыхъ сучьевъ. Внутри юрты, по стѣнамъ, ставятъ брусья, которые обтягиваютъ рогожами. У той стѣны, гдѣ дверь, ставятъ глиняную печь; труба отъ печи выходитъ въ сѣни и торчитъ на 1/2 аршина надъ ними. Печь эта топится хорошо и дымъ тянетъ сильно. Кромѣ печи, у каждой изъ остальныхъ стѣнъ стоитъ по очагу, на которые кладутъ изъ печи, горячіе угли, для раскуриванія трубокъ. Туземцы любятъ сидѣть вокругъ огня и смотрѣть на него, и обыкновенно садятся вокругъ этихъ очаговъ. Въ такой юртѣ, когда топится печь, тепло, сухо и хорошо; но ночью, когда печь потухаетъ, воздухъ спирается. Въ юртѣ могутъ помѣститься до 20-ти человѣкъ. Въ селеніи Такой, на 30 душъ, двѣ юрты.
   По разсказамъ туземцевъ, изъ залива Анива въ селеніе Найну или Найбу ѣздятъ еще другимъ путемъ, именно: изъ Тамари ѣдутъ въ селеніе Карахъ-Пуна, а оттуда, по рѣчкѣ того же имени, до озера Туйначи, изъ котораго выходитъ эта рѣчка, потомъ по озеру и рѣчкѣ Маникеръ, которая впадаетъ въ озеро, и, поднявшись по ней, переваливаютъ на рѣку Иноноскай, по которой и достигаютъ восточнаго берега острова,-- селенія Иноноскай, лежащаго при устьѣ того же имени и находящагося въ широтѣ 47o 10' N. Оттуда до сел. Найну, вдоль моря, около 35 верстъ. Этимъ путемъ въ хорошую дорогу доѣзжаютъ изъ Карахъ-Пуна и изъ залива Буссе до Найну, въ полтора дня, а въ худую -- до трехъ дней.
   Послѣ полдня 26-го декабря г. Рудановскій изъ Такой отправился чрезъ долину на NOtN и, проѣхавъ этимъ путемъ 12 верстъ, выѣхалъ на рѣчку Сіанси, текущую на О и впадающую въ рѣку Найну или Найбу. Проѣхавъ по этой рѣкѣ на О до 15-ти верстъ, онъ прибылъ на ея устье, при которомъ стоитъ селеніе Сіанди, состоящее изъ 2-хъ юртъ съ 15 жителями. Изъ Сіанди отправился по тому же направленію, по рѣкѣ Найну, и, проѣхавъ селеніе Тіокая, состоящее изъ 3-хъ юртъ, въ 6 часовъ вечера прибылъ въ селеніе Найну или Найбу, гдѣ и остановился ночевать.
   Отсюда путь Н. В. Рудановскаго лежалъ по тому же направленію, по которому шелъ Д. И. Орловъ, т. е. изъ Найбу онъ поѣхалъ по восточному берегу до Монуе, куда и прибылъ вечеромъ, 29-го ноября. Изъ Монуе онъ съ проводникомъ выѣхалъ въ 7 часовъ утра, 30-го декабря, и, переваливъ на западный берегъ, въ селеніе Кусунай, къ вечеру того же числа пріѣхалъ въ селеніе Нейфо, лежащее къ югу отъ Кусуная въ 15-ти верстахъ. Отсюда онъ отправился по пути слѣдованія Д. И. Орлова, чрезъ селенія: Сирироко, Тунайунай, Синакуера и Нотосамъ, лежащія на западномъ берегу, и въ 3 часа по полудни, 3-го января 1854 года прибылъ въ селеніе, бухту и мысъ Тубу, до котораго доходилъ Орловъ. Тамъ, по причинѣ дурной погоды, онъ остановился ночевать.
   Выѣхавъ изъ Тубу 4-го января въ 7 часовъ утра, переваливъ мысъ этого имени и мысъ Нотора и проѣхавъ 10 верстъ на StW, Рудановскій достигъ селенія и рѣчки Нотора. Это селеніе расположено при рѣкѣ того же имени; тамъ одна юрта, въ которой живутъ три гиляка и два орочена; рѣчка Нотора при устьѣ имѣетъ ширину до 8-ми сажень, въ ней много рыбы, въ особенности зимою.
   4-го января, изъ Нотора г. Рудановскій отправился въ 1 часъ пополудни, на SSO и, проѣхавъ 10 верстъ, прибылъ въ бухту Тукотанъ, отъ которой начинается заливъ Идунка, названный имъ моимъ именемъ: заливомъ Капитана Невельскаго; по случаю дурной погоды, снѣга и пурги онъ остановился тамъ на ночлегъ.
   5-го января, изъ бухты Тукотанъ, Рудановскій отправился далѣе на SSO и чрезъ версту проѣхалъ вторую бухту Идунокъ, Тамарибо. За нею берегъ идетъ на S. Слѣдуя по этому направленію и проѣхавъ еще двѣ бухты, онъ прибылъ въ бухту Токмака. Отсюда мысъ Нотора видѣнъ по направленію NW 14o, а мысъ Ассаной SW 14o.
   Бухта Токмака лежитъ между мысами и имѣетъ ширину 3/4 версты. Она была свободна отъ льда, а потому Рудановскій могъ сдѣлать ея промѣръ на шлюпкѣ; оказалось, что ширина входа въ бухту между каменными подводными грядами, которыя тянутся вдоль всего берега залива Идунокъ -- 20 саженъ, а глубина 4 1/2 сажени; такая глубина въ бухтѣ на 1/2 версты отъ входа и затѣмъ, около 1/2 версты, отъ 4-хъ до 3-хъ саженъ, а далѣе въ 100 саженяхъ отъ берега -- отмель. Туземцы говорили ему, что бухта эта весьма рѣдко замерзаетъ, и то на весьма короткое время. Входъ въ бухту отъ NNW на SSO, а самая бухта по параллели имѣетъ протяженіе одну версту. Въ нее впадаютъ двѣ рѣчки: на одной изъ нихъ, сѣверной, селеніе Такмаки, состоящее изъ 5-ти юртъ съ 20 жителями аиновъ и ороченъ; около селенія два японскихъ сарая. Бухта закрыта отъ N чрезъ W до S каменною возвышенною грядою, въ родѣ дамбы, а отъ N чрезъ О до S -- матерымъ берегомъ. Мысы, ограничивающіе ее, увалисты и невысоки, не выше 5-ти сажень. Берега, окружающіе бухту, возвышенны. Въ полъ верстѣ отъ берега, вдоль него, идутъ горы вышиною отъ 3-хъ до 5-ти саженъ, а отступя отъ нихъ на 1/2 версты, тянется хребетъ, на склонѣ котораго прекрасный строевой лѣсъ. Широта бухты Такмака 47o 15' N.
   Черезъ четверть часа въ (1 ч. 10 м.) онъ выѣхалъ изъ Такмака и прибылъ въ бухту Хигно-Песуни, а въ 1 ч. 40 м.-- въ бухту Паро-Тамари. Въ эту бухту впадаетъ рѣчка, при которой находится селеніе изъ 2-хъ юртъ и японскій сарай; жителей въ немъ 15 душъ. Въ 2 1/2 часа онъ выѣхалъ изъ этой бухты и въ 3 1/2 часа прибылъ въ бухту Мауки, которая отъ бухты Такмака лежитъ на S въ 5 1/2 верстахъ.
   Маука или Идунка имѣетъ между возвышенными мысами ширину до 2 1/2 верстъ; взаимное положеніе мысовъ NO и SW 8o. Въ срединѣ бухта вдается въ беретъ на 1 1/2 версты и отъ N черезъ W до S ограждена каменною грядою, а отъ N чрезъ О до S -- матерымъ берегомъ. Входъ въ нее съ моря отъ NW на SO имѣетъ ширину до 120-ти саженъ, а глубину до 6-ти. Глубокая часть бухты находится подъ сѣверо-восточнымъ берегомъ и представляетъ видъ элипсиса, въ которомъ, въ сѣверной части, глубина отъ 3 до 4 саженъ, а далѣе подъ сѣверо-восточнымъ берегомъ, на разстояніи отъ 50 до 100 саженъ отъ берега -- отъ 10 до 2 футовъ. Въ срединѣ бухты, противъ входа, глубина 5 саж., а въ южной части ея до 4 сажень; отсюда къ западному берегу, на разстояніи отъ 50 до 70 саженъ, глубина отъ 2 до 8 футовъ, а къ южному мысу и юго-западному берегу, на разстояніи отъ 1/2 до 1 версты, идетъ отмель, на которой отъ 2 до 3 футовъ. Эта бухта гораздо обширнѣе Такмака, но и открытѣе оной. Въ южной части ея, по направленію входа въ бухту, стоитъ знакъ, который служитъ маякомъ для входа въ нее. По всему видно, что эта бухта составляла главное пристанище японскихъ джонокъ на западномъ берегу острова и вообще на всемъ островѣ. Кромѣ этого, селеніе Мауки есть самое большое селеніе на островѣ: оно состоитъ изъ 40 юртъ съ 700 жителями. Здѣсь находилось много японскихъ сараевъ и храмъ. Селеніе это расположено на двухъ смежныхъ между собою рѣчкахъ, впадающихъ въ бухту и текущихъ отъ О, между горами, по равнинѣ. Но разсказамъ туземцевъ, здѣсь господствуютъ очень свѣжіе сѣверо-восточные вѣтры, которые туземцы называютъ "поскамбо"; противоположный имъ SW вѣтеръ они зовутъ "горобину". Этимъ вѣтромъ нагоняетъ въ бухту воду. N, NW и NNW вѣтра у нихъ называются "скера". Здѣсь туземцы приняли Н. В. Рудановскаго весьма ласково и добродушно, угощали его и убрали собакъ. Они говорили ему, что японцы распускаютъ слухъ, что будто бы весною они насъ прогонятъ съ острова; они очень этому удивлялись и, повидимому, не желали, ибо вообще не любили японцевъ, потому что послѣдніе не добросовѣстно съ ними расплачивались за работу и часто вовсе не платили и обманывали. Н. В. Рудановскій объяснилъ имъ, что японцы на островѣ -- пришельцы, что островъ всегда былъ русскій, ибо задолго еще до японцевъ здѣсь поселились русскіе -- орока. Всѣ туземцы подтвердили это и сказали, что у нихъ есть преданіе, что орочены или ороки, которыхъ много и въ Маукѣ,-- пришли отъ лоча (русскихъ), когда еще и не слыхали о японцахъ, и живутъ здѣсь очень долго. Послѣ того Рудановскій объяснилъ имъ, что гдѣ единожды встали русскіе, то оттуда они никому себя прогнать не позволятъ. Онъ сказалъ имъ, чтобы они не вѣрили ни японцамъ, ни кому другому, кто бы ни вздумалъ распускать подобные слухи. Туземцы, повидимому, были очень рады словамъ Рудановскаго. Заливъ Маука изобилуетъ рыбой, въ особенности туда въ большомъ количествѣ заходятъ сельди.
   Изъ Маука Николай Васильевичъ отправился далѣе вдоль берега по R. StW, и чрезъ 5 верстъ достигъ залива Пероци, а затѣмъ бухты и селенія Хауснайбу, миновавъ на этомъ пути 6 бухтъ.
   7-го января, слѣдуя по тому же направленію (StW), на пространствѣ 40 верстъ, Рудановскій проѣхалъ заливы Готонора, въ 8 1/2 верстахъ отъ Хоуснайбу, чрезъ 4 1/2 версты -- Тарактамора, чрезъ 4 1/2 версты -- Ассакай, чрезъ 6 1/2 верстъ -- Око, чрезъ 6 верстъ -- Тообучи, чрезъ двѣ версты -- Турусунай, чрезъ 3 версты -- Тохомбо и чрезъ 10 верстъ мысъ и селеніе Найбуру -- южный предѣлъ залива Идунокъ (Невельскаго). Широта этого пункта по полуденной высотѣ солнца, взятой 8-го января, оказалась 46o 45' 20" N, а счислимая долгота 142o О.
   Изъ селенія Найбуру Николай Васильевичъ, вслѣдствіе приказанія Буссе, 9-го января 1854 года отправилъ мнѣ донесеніе, изъ котораго я и выписываю всѣ вышеупомянутыя свѣдѣнія. О заливѣ Идунокъ (Невельскаго) онъ писалъ мнѣ слѣдующее:
   "Заливъ капитана Невельскаго (Идунки) лежитъ на западномъ берегу острова Сахалина, между широтами 47o 20' N (мысомъ Нртору) и 46o 45' N (мысомъ Найбуру). Общее направленіе его отъ мыса Нотору на SO 14o, а длина по берегу до 80 верстъ. Главная и самая примѣчательная особенность этого берега состоитъ въ томъ, что вдоль всего его, на разстояніи отъ 1/4 до 1/2 версты, идетъ каменная гряда, возвышающаяся надъ поверхностью моря отъ 1/2 до 2 1/2 саженъ и прорывающаяся въ нѣсколькихъ мѣстахъ, образуя такимъ образомъ входы съ моря въ естественный каналъ между этою грядою и берегомъ. Каналъ имѣетъ 25 бухтъ и противъ каждой изъ нихъ гряда прорѣзывается и составляетъ болѣе или менѣе широкіе проходы съ моря, какъ бы ворота..." По замѣчанію Николая Васильевича, каналъ этотъ между нѣкоторыми бухтами имѣетъ глубину до 1 сажени, при входѣ же въ бухты, въ воротахъ, онъ доходитъ отъ 2 до 6 саженъ, а между нѣкоторыми бухтами глубина канала замѣчена до 2 футовъ. Это обстоятельство требуетъ впрочемъ подробнаго изслѣдованія, такъ какъ этотъ каналъ представляетъ удобное внутреннее сообщеніе вдоль всего берега на этомъ пространствѣ; произвести же этого изслѣдованія, т. е. сдѣлать промѣръ канала, Рудановскій зимою не имѣлъ возможности.
   Заливъ Невельскаго раздѣляется на двѣ части: первая, сѣверная, на пространствѣ около 28 верстъ, за заливомъ Ноторо, имѣетъ 16 бухтъ; бухты расположены такъ, что взаимное между ними разстояніе отъ одной до двухъ верстъ. Вторая часть залива, на пространствѣ по берегу около 42 верстъ, имѣетъ 9 бухтъ. Ограничивающіе заливъ высокіе берега имѣютъ общее направленіе въ SW четверти, такъ что изъ бухты Такмака видѣнъ берегъ залива Ассанай на SW 14o. Разстояніе между бухтами этой части залива отъ 4 1/2 до 6 1/2 верстъ, и въ каждую изъ бухтъ впадаютъ рѣчки.
   Въ первой части залива находятся гавани Такъ-мака (графа Гейдена) и Маука (Беллингсгаузена) и замѣчательныя бухты: Пора-Тамари и Пероци.
   Во второй части всѣ бухты обширнѣе и входы въ нихъ шире, отчего онѣ и доступны волненію при NW и N вѣтрахъ. Всѣ эти бухты и каналъ требуютъ тщательнаго изслѣдованія и промѣровъ для выбора гавани для зимовки судовъ; нынѣ же, судя по очертанію берега и глубинамъ подробно обслѣдованныхъ г. Рудановскимъ бухтъ, замѣчательны: Маука и Такмака, такъ какъ обѣ онѣ представляютъ очень хорошія гавани, особливо послѣдняя. Судя по расположенію горъ, свѣжіе O и NO вѣтры въ бухтѣ Такмака не должны быть такъ сильны, какъ въ бухтѣ Маука; но во всякомъ случаѣ прежде чѣмъ рѣшиться на выборъ которой либо изъ этихъ бухтъ для зимовки судовъ, необходимо сдѣлать точное изслѣдованіе залива Невельскаго (Идунка) и наблюденіе за состояніемъ онаго во время его вскрытія и закрытія, т. е. провести зиму въ Маука или Такмака, а раннею весною сдѣлать на шлюпкѣ точную опись онаго.
   По берегу залива Невельскаго тянется хребетъ горъ, который въ первой части (сѣверной) залива идетъ отъ берега на SO 10o въ 1/2 верстѣ; но у каждой бухты онъ дѣлаетъ уступы высотою до 6 сажень. Берега бухтъ этой части залива вообще отлогіе, ровные. Во второй части залива (южной) упомянутый хребетъ подходитъ къ берегу на 1/4 версты и тянется на SW 11o. Берега бухтъ этой части болѣе высокіе и крутые, сравнительно съ берегами бухтъ первой, сѣверной части залива. Кромѣ того, въ бухтахъ южной части залива между горами есть ущелья и долины, способствующія порывамъ О вѣтровъ.
   "Во время пребыванія моего", пишетъ г. Рудановскій, "на этомъ берегу снѣгу почти не было и всѣ бухты залива Невельскаго были открыты, что, по словамъ туземцевъ, здѣсь бываетъ такъ почти каждую зиму. Если иногда (что весьма рѣдко) бухты замерзаютъ, то не болѣе какъ на 2 или 5 дней; море же предъ ними всегда бываетъ чисто."
   Такъ какъ во всѣхъ этихъ бухтахъ во время зимы и лѣта очень хорошо ловится рыба, то поэтому онѣ населены довольно густо, сравнительно съ прочими частями острова, именно населеніе здѣсь можно положить болѣе 1,000 душъ аиновъ и ороковъ.
   Изъ бухты Маука и Такмаки лѣтомъ ходятъ пѣшкомъ, а зимою ѣздятъ на собакахъ на рѣку Сосуя. Изъ бухты Такмака до рѣки Сосуя, сколько можно судить по словамъ туземцевъ, не болѣе 35 верстъ. Эта дорога выходитъ на рѣку Сосуя, не доѣзжая селенія Кой около 25 верстъ; слѣдовательно этимъ путемъ, отъ Такмаки до Муравьевскаго поста около 110 верстъ. Изъ бухты же Маука дорога выходить въ селеніе Кой (отъ Маука до Кой около 50 верстъ), а потому, этимъ путемъ, между Маука и Муравьевскимъ постомъ не болѣе 95 верстъ.
   Казакъ Березкинъ, сопровождавшій Рудановскаго, очень хорошо понималъ ороченъ, ибо онъ зналъ тунгусскій языкъ. Изъ ихъ разсказовъ оказалось, что въ то время, когда русскіе подчинили своей власти весь край между рѣкою Леною и моремъ (т. е. Якутскій и Удскій), что было въ исходѣ XVI и въ началѣ XVII столѣтія, многіе тунгусы (ороки) изъ Удскаго края перешли на островъ Сахалинъ и заняли среднюю и южную часть онаго, перемѣшавшись съ аинами -- народомъ, пришедшимъ сюда съ сѣверныхъ Курильскихъ острововъ. То же самое, какъ мы видѣли, подтвердили г-ну Бошняку и орочены (ороки), обитавшіе на рѣкѣ Тыми и въ заливѣ Ный. Въ то время ни одного японца сюда не пріѣзжало. Японцы начали ѣздить на Сахалинъ, по словамъ туземцевъ, недавно: "около 50 зимъ тому назадъ", т. е. съ 1810 года, уже послѣ высадки на Сахалинъ 5 человѣкъ матросовъ Хвостовымъ и Давыдовымъ.
   Эти обстоятельства весьма важны, ибо они показываютъ неоспоримыя права Россіи на обладаніе территоріею острова Сахалина. Наконецъ туземцы сообщили г. Рудановскому, что по западному берегу, къ югу отъ залива Идунокъ, нѣтъ ни одной бухты и почти весь берегъ скалистый и прямой.
   

ГЛАВА XXVI.

Сообщеніе Самарина о пути изъ Муравьевскаго поста.-- Путь отъ селенія Гунупъ.-- Права Россіи на Сахалинъ.-- Сообщеніе восточнаго берега съ западнымъ.-- Путь Самарина изъ залива Терпѣпія до селенія Аркой.-- Письмо мое къ Н. В. Буссе отъ 22-го декабря 1853 г.-- Увѣдомленіе Петрова 12-го февраля 1864 г.-- Опись р. Хунгари и пути въ Императорскую гавань.-- Донесеніе Н. К. Бошняка. -- Посылка запасовъ въ Императорскую гавань.-- Приказаніе Н. К. Бошняку.-- Мое донесеніе и письмо генералъ-губернатору, 25-го февраля 1854 г.

   
   10-го января 1854 года Н. В. Буссе отправилъ въ Петровское, на двухъ нартахъ съ двумя матросами, прикащика р.-а. комп. Самарина. Послѣдній, по случаю большой тяжести на нартахъ, не могъ слѣдовать далѣе селенія Сосуя и принужденъ былъ нанять тамъ еще одну туземную нарту съ знакомымъ ему аиномъ Сетокуреро. 12-го января онъ отправился вверхъ по рѣкѣ Сосуя, въ селеніе Найбу, тѣмъ же путемъ, по которому слѣдовалъ г. Рудановскій. Изъ с. Найбу до селенія Мануе онъ ѣхалъ по восточному берегу Сахалина и но тому же пути, но которому слѣдовали гг. Орловъ и Рудановскій. Въ селеніи Мануе, какъ туземцы, такъ равно и проводникъ Самарина, объяснили, что ѣхать чрезъ Кусунай къ сѣверу, по западному берегу, опасно, потому что отъ с. Вендуезе до селенія Дуе берегъ пустынный и скалистый, а море до самаго берега не замерзаетъ, и что надобно слѣдовать ему по восточному берегу до рѣки Сисека и селенія Тарайка, откуда онъ выѣдетъ на западный берегъ Сахалина, около селенія Дуэ, съ котораго къ сѣверу начинаются частыя селенія и море у берега замерзаетъ. Вслѣдствіе этихъ свѣдѣній, Самаринъ изъ селенія Мануе поѣхалъ къ сѣверу, по восточному берегу. Путешествіе свое этимъ еще никѣмъ не посѣщаемымъ путемъ Самаринъ объясняетъ такъ:
   "Выѣхавъ послѣ полдня 22-го января изъ селенія Мануе и слѣдуя вдоль берега на сѣверъ, чрезъ 20 верстъ довольно труднаго пути, у скалистаго прямаго берега, я прибылъ въ лѣтники селенія Чко-Берухнай, гдѣ и остановился ночевать; затѣмъ, слѣдуя вдоль такого же скалистаго берега, тянувшагося немного сѣверо-восточнѣе, чрезъ 25 верстъ пріѣхалъ ночевать въ селеніе Гунупъ, расположенное въ полуверстѣ отъ устья значительной рѣки Най.
   "Берегъ отъ селенія Мануе до селенія Гунупъ -- прямой, отвѣсный, а потому путь этотъ по притайкамъ и торосамъ, гдѣ встрѣчаются большія полыньи, весьма трудный. Приходилось объѣзжать полыньи далеко въ море. Въ горахъ много желтаго мрамора и горы вообще, особенно между Чко-Берухнаемъ и Гунупъ, мѣловыя.
   "Рѣка Най при устьѣ имѣетъ ширину отъ 40 до 50 сажень; по словамъ жителей, она течетъ на пространствѣ около 45 верстъ и имѣетъ глубину не менѣе 4-хъ футовъ. Мѣстность эта весьма замѣчательна тѣмъ, что отсюда идетъ единственное внутреннее водяное сообщеніе между восточнымъ и западнымъ берегомъ острова, а именно: туземцы по рѣкѣ Най изъ селенія Гунупъ подымаются на лодкахъ около 35 верстъ, затѣмъ входятъ въ протоку, соединяющую рѣку Най съ озеромъ Тарайко. Этою протокою идутъ на лодкахъ до 15 верстъ, затѣмъ озеромъ Тарайко на югъ до 20 верстъ и наконецъ протокою, соединяющею озеро съ Татарскимъ заливомъ у селенія Тарайко, до 10 верстъ. Такимъ образомъ это водное внутреннее сообщеніе, сколько можно судить по словамъ туземцевъ, имѣетъ около 80 верстъ и находится примѣрно между широтами 48o 17' N (широта Гунупъ или устья рѣки Най) на восточномъ берегу и широтою 48o 25' N (устье протока Тарайко) на западномъ берегу острова,-- и долготами 142o 40' О и 142o 15' О. На всемъ этомъ пути, по словамъ туземцевъ, глубина не менѣе 4 футъ, т. е. достаточная для большихъ рѣчныхъ лодокъ".
   Изъ селенія Гунупъ Самаринъ поѣхалъ вдоль берега по тому же направленію на сѣверъ (N1/2О). Берегъ, по которому онъ слѣдовалъ, состоялъ изъ мѣловыхъ возвышенностей и дорога шла по гладкому льду, потому что берегъ отмелый. Проѣхавъ этимъ путемъ около 50 верстъ, онъ прибылъ въ большое селеніе Ванъ-Готанъ.
   Это селеніе расположено было въ бухтѣ при устьѣ значительной рѣки того же имени. Оно состояло изъ 10 юртъ, въ которыхъ господствовала чистота, опрятность и даже комфортъ. Какъ мужчины, такъ и женщины этого селенія рѣзко отличались отъ прочихъ туземцевъ видомъ и цвѣтомъ: волосы у нихъ темно-русые и русые, тогда какъ у другихъ большей частью черные, и лица смуглыя. Ясно было видно, что это какая либо иная порода туземцевъ. Самаринъ обратилъ на это вниманіе и началъ ихъ подробно разспрашивать. Старики этого селенія сообщили ему, что они происходятъ отъ русскихъ и тунгусовъ, ороченъ, вышедшихъ изъ Удскаго края еще при ихъ прапрадѣдахъ, когда о японцахъ здѣсь и слуху не было; именно около половины XVII вѣка, т. е. тогда, когда весь Якутскій и Удскій край до Охотскаго моря были покорены Россіею. Они поэтому и называютъ себя лоча-орокъ-айну, т. е. креолы, происходящіе отъ русскихъ и удскихъ тунгусовъ, женившихся на туземныхъ аинкахъ.
   Это обстоятельство было весьма важно, потому что подтверждало имѣвшіяся уже у насъ свѣдѣнія о томъ же предметѣ, собранныя отъ туземцевъ гг. Бошнякомъ и Орловымъ, и окончательно подтверждало неоспоримое право Россіи на обладаніе территоріею острова Сахалина.
   Рѣка Ванъ-Гатанъ имѣетъ ширину при устьѣ до 35 саженъ, но устье ея, а равно и довольно значительная бухта, въ которую она впадаетъ, мелководны. Бухта эта простирается на востокъ до мыса Ванъ-го, около 8 верстъ.
   Берега рѣки, по словамъ туземцевъ, возвышенны и покрыты строевыми лѣсами: елью, кедромъ и лиственницею. Въ долинѣ этой рѣки водится много соболей, лисицъ и выдръ, и рѣка изобилуетъ различною рыбою, почему главный промыселъ туземцевъ (которыхъ въ селеніи до 80 душъ) составляютъ звѣриная охота и рыболовство. По этой рѣкѣ и чрезъ горы жители зимою ѣздятъ на собакахъ, а лѣтомъ -- частію на лодкѣ и пѣшкомъ, на западный берегъ острова, въ селеніе Вандезе. По рѣкѣ Ванъ-Гатанъ они поднимаются на лодкѣ до 35 верстъ, затѣмъ, чрезъ протоки и озеро Дузе, выходятъ на рѣку Най, откуда, оставивъ лодки, идутъ пѣшкомъ чрезъ прибрежный хребетъ въ селеніе Вандезе. Озеро Дузе небольшое, около 5 верстъ, оно лежитъ между рѣками Най и Ванъ-Гатанъ и соединяется съ обѣими этими рѣками протоками. Путь по озеру и по протокамъ не болѣе 20 верстъ, а горою съ рѣки Най около 20 верстъ. Слѣдовательно изъ Ванъ-Гатанъ (восточнаго берега) до селенія Вандезе (западнаго берега) воднымъ путемъ до 55 верстъ, а сухопутно до 20; всего около 75 верстъ. Туземцы лѣтомъ изъ селенія Ванъ-Гатанъ совершаютъ этотъ путь въ 2 дня, а зимою проѣзжаютъ иногда въ одинъ день.
   Отъ мыса Ванде горы удаляются отъ берега моря къ западу и сѣверу, и образуютъ огромнѣйшій заливъ, который туземцы называютъ Туркай (этотъ заливъ Крузенштернъ назвалъ заливомъ Терпѣнія); берегъ у моря идетъ увалистый, ровный; сначала онъ направляется на сѣверъ, а потомъ постепенно склоняется къ востоку и затѣмъ до мыса Туркай -- на югъ. Отъ селенія Ванъ-Гатанъ до этого мыса туземцы на прямую, по льду, считаютъ болѣе 100 верстъ.
   Изъ селенія Ванъ-Гатанъ Самаринъ поѣхалъ на N немного къ востоку (около NtO), берегомъ и чрезъ 10 верстъ достигъ упомянутаго залива, вдоль берега котораго, до 30 верстъ, ѣхалъ на сѣверъ немного къ западу (около N1/2W), а затѣмъ вдоль берега же на сѣверо-востокъ ближе къ востоку (NOtO), около 16 верстъ. Онъ такимъ образомъ достигъ устья большой рѣки, которая по аински называется Сисека, а лоча-орокъ-айну называютъ ее -- Тый. Отсюда берегъ идетъ прямо на востокъ; слѣдуя по этому направленію, Самаринъ, чрезъ 2 версты, проѣхалъ устье рѣки Тиранюка, а чрезъ 8 верстъ прибылъ на устье рѣки Тарайку, при которомъ расположено селеніе того же имени. Оно и составляло предѣлъ, до котораго Самаринъ доѣзжалъ по восточному берегу. Отсюда до мыса Тернай, у котораго оканчивается бухта того же имени, туземцы считаютъ около 75 верстъ; слѣдовательно, всѣ эти три рѣки находятся въ сѣверо-западной сторонѣ бухты (залива Терпѣнія). Дорога вдоль берега по льду и частію по берегу шла хорошая, торная и гладкая. Проводники Самарина и туземцы селенія Тарайку разсказывали ему, что въ заливъ Тернай часто заходятъ суда, бьютъ китовъ и вымѣниваютъ отъ туземцевъ соболей и лисицъ на ромъ (арака) и табакъ. Въ селеніи Тарайку Самаринъ, по случаю неблагопріятной погоды, остановился ночевать. Ему нуженъ былъ отдыхъ и, кромѣ того, хотѣлось изслѣдовать окрестности, а потому онъ провелъ тамъ двое сутокъ.
   Тарайку состояло изъ 30 юртъ; жителей въ немъ, называвшихся лоча-ороченами (т. е. смѣсь русскихъ съ тунгусами) до 300 душъ. Оно расположено частію по морскому, возвышенному берегу, а частію по рѣкѣ Тарайку. Туземцы приняли его весьма радушно: убрали его собакъ, накормили ихъ, угощали его свѣжей рыбой, въ родѣ лососины, олениной и тетерьками. Занятія ихъ состоятъ изъ рыбнаго и звѣринаго промысла. Рѣка Сисека (Тый), Тиранаока и Тарайку, а равно озеро Тарайгота, лежащее недалеко отъ селенія, изобилуютъ всякаго рода рыбою, а долины упомянутыхъ рѣкъ и окрестности озера, различнаго рода дичью и пушными звѣрями; тамъ преимущественно водится соболь, лисица и выдра.
   На другой день Самаринъ ѣздилъ съ туземцами къ озеру Тарайгота, которое находится въ 10 верстахъ отъ селенія на востокъ; оно лежитъ вдоль морскаго берега отъ запада къ востоку до 25 верстъ и имѣетъ въ окружности около 60 верстъ; разстояніе его отъ берега моря отъ 2 до 5 верстъ. Въ восточномъ углу изъ озера идетъ небольшая протока въ море; эта протока, по словамъ туземцевъ, имѣетъ глубину при входѣ не болѣе есторождение каменного угля, так равно и замечательные леса, тянувшиеся по берегам реки; оказалось, что каменного угля здесь огромное количество, а лиственица, ель и кедр достигают до 15 сажен (27 м) высоты и до 2 1/3 футов (0,7 м) в диаметре. Есть также и дуб до 10 вершков (0,45 м) толщины. Проводник, а равно и жители селения Томо говорили Самарину, что каменного угля здесь везде много, особенно в горах, находящихся по направлению к селению Дуэ, откуда берут начало реки Тымь и Тый.
   Селение Томо расположено в прекрасной долине при речке того же имени на правом берегу реки Тый (Сисека). Оно состоит из 50 юрт с 300 жителей, гиляков и орочон. Они оказались весьма дикими и корыстолюбивыми; за каждую ничтожную услугу они просили табаку или дабы; за корм для собак они взяли с Самарина большую цену табаком и китайкой.
   5 февраля Самарин выехал из селения Томо и, следуя по тому же направлению вверх по реке Тый (Сисека), спустя 20 вёрст достиг того пункта, откуда переезжают с этой реки на западный берег Сахалина. Отсюда они начали между густым корабельным лесом подниматься на хребет, идущий по направлению к северо-западу, достигли вершины хребта и ночевали на ней в пустой юрте.
   6 февраля, выехав с ночлега, начали спускаться с хребта по тому же направлению к вершине речки Аркой, и через 20 вёрст, следуя в том же северо-западном направлении, достигли западного берега Сахалина и расположенного на берегу моря селения Аркой (Арково) при устье упомянутой речки. Селение это лежит в бухте в 20 верстах к северо-востоку от мыса Дуэ.
   Путь из залива Тернай (Терпения) до Арково составляет, в общем около 200 вёрст. Это главный путь сообщения между западным берегом острова Сахалина и восточным его берегом, а потому торный и не представляет никаких затруднений. Летом по этому пути туземцы, перевалив через хребет из селения Аркой на реку Сисека (Тый), спускаются затем по этой реке на лодках в залив Терпения170.
   Из селения Аркой Самарин следовал по тому же пути, по которому проезжал в 1852 году Н. К. Бошняк, и 8 февраля прибыл в селение Хой, в котором, по причине болезни, утомления и, наконец, дурной погоды, провел 9, 10 и 11-е числа. 12 февраля он поехал далее к северу вдоль того же западного берега Сахалина, 16-го прибыл в Николаевское, а к полдню 18-го числа -- в Петровское. Он представил мне образчики каменного угля, взятого им с реки Сисека (Тый). Уголь оказался действительно хорошего качества. Вместе с тем Самарин передал приказчику Российско-Американской компании в Петровском Боурову 100 штук соболей и 10 лисиц, из которых 5 чернобурых; он выменял всё это у жителей Сахалина на своем пути. Самарин сказал, что Н. В. Буссе велел ему передать мне, что японцы распускают среди местных жителей слух о том, будто бы ранней весной с Мацмая придут джонки и войско с целью уничтожить наш пост в Тамари; почему Буссе строит башню и ограждает пост редутами; команду же будет держать соединенно, и на западный берег в исходе февраля или в начале марта никого не пошлёт чтобы поставить Ильинский пост в бухте, исследованной Рудановским.
   20 февраля возвратился Разградский и сообщил, что Петров нашёл тунгуса с четырьмя оленями для следования из Мариинского поста в Императорскую Гавань с продовольствием, но отправить его туда на нартах этим путём в настоящее время не мог ввиду рыхлого и глубокого снега на хребтах; надобно было выжидать начала марта.
   Разградский объяснил, что из Мариинского поста он поехал в Хунгари, где нашёл двух гиляков, которые взялись на трёх нартах отвезти запасы в Императорскую Гавань. Для верности и скорости он за сутки до выезда нарт послал своих собак с кормом для нанятых нарт в истоки реки Хунгари в летник Холдона, лежащий на половине пути от Хунгари до Императорской Гавани, а затем вслед за своей нартой отправился сам с нанятыми им гольдами. Выехав из селения Хунгари 27 января, они поехали вверх по реке Хунгари, которая здесь течёт на северо-восток и, проехав около 70 вёрст, ночевали в селении гольдов, состоявшем из двух юрт; 28 января, продолжая путь по реке Хунгари по румбам OS, О и NO и проехав до 70 вёрст, они остановились в юрте ночевать; 29 января они продолжали путь и после 70 вёрст дороги достигли устья Малой Иодамы, где в селении гольдов и остановились ночевать171.
   У этого пункта собственно река Хунгари кончается. Следовательно, течение её около 220 вёрст. Отсюда идут две реки, составляющие Хунгари: Иодама и Уодама, или Большая Иодама; река Иодама течёт с севера-северо-востока, а Большая Иодама, или Уодама -- с запада-северо-запада. 30 января они сделали по этой реке около 70 вёрст и по возвышенности, отделяющей её от истока реки Мули, около 5 вёрст и остановились ночевать в селении орочон, где и догнали нарту с кормом. Отсюда до Императорской Гавани оставалось не более 200 вёрст (213 км). Нанятые в Хунгари гольды рассказали Разградскому, что они надеются через пять дней, то-есть 4--5 февраля, явиться с продовольствием к Н. К. Бошняку в Императорскую Гавань.
   Пробыв здесь 31-е января, чтобы дать отдых собакам, Разградский отправил отсюда нагруженные запасами три нарты с двумя туземцами и казаком в Константиновский пост, а сам 1 февраля поехал обратно тем же путём. "Дорога от Хунгари в Императорскую Гавань, -- объяснял Разградский, -- ровная, не представляет препятствий и может быть совершена скоро, если только на пути, хотя бы в трех местах, заготовить предварительно корм для собак".
   Хунгари течет по довольно широкой низменной долине, извилиста и имеет много островов. Её долина окружена горами, на которых значительные леса из ели, лиственицы, березы и ольхи. Она, по словам туземцев, изобилует различного рода рыбой, а её окрестности -- соболем и лисицами, почему зимой туда и приходит много промышленников. Последние имеют по реке весьма частые юрты для ночлегов.
   Проезжая через Мариинский пост, Разградский узнал, что тунгусы с оленями, нанятые в Петровском, еще не приходили; между тем по сведениям, распространившимся среди местного населения, в Императорской Гавани терпели большую нужду.
   23 февраля через туземцев я получил весьма грустное донесение от Н. К. Бошняка. Он писал мне от 30 января, что положение их весьма печальное: запасов нет, а цынга между командой "Иртыша" свирепствует; пять человек уже умерло. Командир болен, а офицер почти при смерти. "Я ожидал этого, -- писал мне Бошняк, -- иначе и быть не могло, потому что сюда, где всё было приготовлено только для зимовки 8 человек, вдруг собралось 75 человек и половина из них, то-есть команда "Иртыша", буквально без ничего. Уповаю только на бога и надеюсь, что скоро получим от Вас что-либо для облегчения нашей участи. Я, впрочем, удивляюсь, как еще смертность мала, ибо не только в такое позднее время, но и во всякое другое, люди, высаженные в пустыню и принуждённые в морозы жить в сырых избах, срубленных с корня, и при полном довольствии неминуемо заболевают. Я очень сожалею, что Н. В. Буссе, отправивший без продовольствия "Иртыш" в пустыню, не видит всех последствий своей эгоистической ошибки. Он убедился бы тогда в полной несостоятельности своих воззрений: проживать в Тамари-Анива, где люди были сразу же размещены в сухих зданиях и где можно достать продовольствие, не то, что в пустыне. Он задался какими-то неуместными политическими воззрениями, здесь гибельными и к делу не идущими. Не в таком же ли положении была бы и команда на Сахалине, как здесь, если бы следовать его неуместным воззрениям? Можно наверно сказать, что около половины её погибло бы от цынги".
   "Надежда на бога и на скорую помощь от Вас, -- так закончил свое письмо Н. К. Бошняк, -- нас всех еще одушевляет и поддерживает, хотя я сознаю, что это сопряжено с большими препятствиями".
   Получив эти сведения, я, для более основательного подкрепления запасами несчастных тружеников, случайно и неожиданно собравшихся в Императорской Гавани, и для одушевления их, 24 февраля отправил через Мариинский пост на двух нартах Д. И. Орлова, как офицера опытного и знакомого уже с этим путём, снабдив его всеми возможными запасами и медикаментами. Ему было приказано сколь возможно поспешнее следовать в Императорскую Гавань, нанимая для облегчения своих нарт нарты у туземцев, и иметь в виду, что в двух местах по пути в эту гавань А. И. Петров распорядился уже о заготовке корма для собак, что весьма ускоряет и облегчает путешествие. По пути следования закупать у маньчжуров и туземцев водки, сухой черемши, чесноку и крупы для пополнения отправляемых запасов.
   По прибытии в Императорскую Гавань передать следующие мои приказания Н. К. Бошняку и командирам судов -- транспорта "Иртыш" и корабля Российско-Американской компании "Николай":
   1) С открытием в гавани навигации корабль "Николай" должен немедленно выйти из гавани с Н. К. Бошняком и, следуя вдоль берега к югу, высадить Н. К. Бошняка со шлюпкой и байдаркой под 46o30' северной широты. Оттуда Н. К. Бошняк, согласно данным ему от меня приказаниям, должен начать исследование берега к югу, имея притом в виду, чтобы к 5 июня возвратиться к месту высадки, потому что около этого времени я на "Байкале" приду к нему в этот пункт с целью поставить военный пост в одной из южных бухт, которая по его исследованиям окажется более закрытой и имеющей внутреннее более или менее удобное сообщение с Амуром или Уссури;
   2) Корабль Российско-Американской компании "Николай", высадив лейтенанта Бошняка, следует в Муравьёвский пост, где и состоит в распоряжении его начальника -- майора Буссе. Если по какому-либо случаю в феврале или марте месяцах Буссе не поставил Ильинского поста в одной из бухт залива Невельского (Идунки), то корабль, перед тем как отправиться в колонии, обязан перевезти в залив Такмака (47o15' северной широты) лейтенанта Рудановского с восемью людьми и продовольствием на три месяца для содержания там Ильинского поста;
   3) Если транспорт "Иртыш" до моего прихода на "Байкале" в Императорскую Гавань около 1 июня сможет выйти в море, то из гавани следовать ему в Муравьёвский пост, где потребовать у Буссе на месяц продовольствия и пополнения выбывших из его команды и отправить немедленно в Петропавловск. В противном же случае транспорт этот оставить в Императорской Гавани до моего прибытия в неё на "Байкале"; исправлять по возможности повреждения и готовиться к плаванию, имея в виду, что экипаж транспорта будет пополнен или с "Байкала" или из Муравьёвского поста;
   4) Орлову, который должен оставаться в Императорской Гавани, а равно Бошняку и командирам транспорта "Иртыш" и корабля "Николай" предписывается строго наблюдать за действиями иностранных судов, плавающих в Татарском проливе, и могущей появиться в нём военной американской эскадры и, в случае встречи с нею, объявлять от имени нашего правительства, что весь этот край до корейской границы и остров Сахалин составляют российские владения, а потому всякие произвольные распоряжения на его берегах не могут быть терпимы, и
   5) Иметь в виду, что об этих распоряжениях я сообщу генерал-губернатору, Главному правлению Компании и А. Ф. Кашеварову, и наконец предписываю Н. В. Буссе действовать согласно им.
   Отправив Орлова, я одновременно послал нарочного в Аян с донесением и письмом к генерал-губернатору, где, сообщая о положении в Амурской и Сахалинской экспедициях, я в заключение писал:
   "Из этого Ваше превосходительство изволите усмотреть, до какой степени было необходимо занятие Тамари-Анива. Только этим, как ныне доказывают факты, мы спасли нашу команду, высаженную на Сахалин, от того грустного положения, в котором находятся люди, собравшиеся в пустынной Императорской Гавани. Точно так же Ваше превосходительство изволите видеть, что главная цель распоряжений моих, отправленных ныне в Императорскую Гавань с Орловым, состоит в том, чтобы, во-первых, сделать невозможным водворение иностранцев на прибрежьях Приуссурийского края, а во-вторых, чтобы отыскать на этих прибрежьях такое пристанище для наших судов, в которое они могли бы входить как можно позднее, а выходить как можно ранее, то-есть отыскать гавань почти всегда открытую для навигации и, отыскавши такую, водвориться в ней. Только подобная гавань, как непосредственно связанная внутренним сообщением с Амуром, может обусловить важное политическое значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов. Императорская Гавань, несмотря на превосходное очертание своих берегов и глубины, как показал уже ныне опыт, не соответствует упомянутой цели. Подобно заливу Де-Кастри, она значительное время закрыта для навигации, и поэтому может служить только лишь станцией для наших судов, плавающих в Татарском проливе. Ввиду этих соображений, если люди, назначенные по штату в экспедицию, будут следовать сюда по реке Амуру, я прошу Ваше превосходительство приказать поставить в устье реки Уссури пост из 30 человек. Пункт этот, как ближайший к побережью Южного Уссурийского края и как пункт центральный относительно Нижнеамурского и Уссурийского бассейнов, представляет такую местность, в которой должна сосредоточиваться вся главная наша деятельность в этом крае и управление им172. В настоящее же время этот пункт должен служить исходной нашей точкой как для сообщения с избранной на юге гаванью, так равно и для исследования Уссурийского и Среднеамурского бассейнов. Необходимо также поставить пост в устье реки Хунгари, по крайней мере из 10 человек, для удобства сообщения между Мариинским постом, устьем Уссури и Императорской Гаванью.
   "До прибытия из Кронштадта винтового судна транспорт "Байкал" должен оставаться в моём распоряжении, так как, во-первых, на нём надобно снабдить экспедицию запасами или из Аяна, или с Сахалина, а во-вторых, ввиду прибытия в Татарский пролив американской военной эскадры, необходимо, чтобы в нём находилось наше военное судно".
   "Что касается Сахалина, то исследования Бошняка, Орлова, и, в особенности, Рудановского, а также и сведения, доставленные ныне Самариным, показали, что, помимо занятого нами селения Тамари в заливе Анива, замечательны залив или озеро Буссе (Тообучи) и устья рек: Найбу, или Наину, Гунуп, Ван-Готан и Сисека, или Тый, на восточном берегу; на западном же: бухты Маока и Такмака, устье протоки Тарайка и озеро того же имени, селение Аркой и залив Дуэ. В видах политических и коммерческих Компании следует обратить на эти места внимание. Чтобы определить, в какой степени безопасно могут зимовать суда в заливе Тообучи (Буссе) и бухтах Маука и Такмака, названных мной бухтами Беллингсгаузена и графа Гейдена, я сделал надлежащие наставления Н. В. Буссе, а именно: приказал ему в заливе его имени, смежном с Муравьёвским постом, наблюдать за обстоятельствами, сопровождающими его замерзание и вскрытие; а в бухту Такмака послать в феврале месяце Рудановского поставить Ильинский пост, в исходе сентября снятый Орловым. Исполнить всё это тем более необходимо, что все эти бухты весьма важны и в том отношении, что в январе месяце Рудановский их нашел чистыми, а туземцы говорят, что они вообще редко замерзают и что навигация по ним всегда возможна. Рудановскому остаётся узнать, не заходят ли в эти бухты весною льды и не сопровождаются ли северо-восточные и восточные ветры жестокими порывами с гор; чего, как Вы изволите видеть из выписки журнала Рудановского, надобно ожидать, особливо в бухте Маока. Произвести ныне же эти наблюдения тем более необходимо, что с 1854 на 1855 год на Сахалине неминуемо должно зимовать судно Компании; следовательно, необходимо предварительно определить место, где это судно может зимовать с большей безопасностью.
   "Пионерный характер наших действий в Приамурском и Приуссурийском краях, вследствие обширного и пустынного их положения и разнообразия природных условий, должен продолжаться ещё долго. Топор, заступ и плуг должны иметь здесь первенствующее место. Команды, сюда присылаемые, должны составлять здесь главных работников. Военная и гражданская организация, в том виде, в каком они находятся в России или на Кавказе, здесь решительно неуместны. Реки Амур и Уссури составляют надёжные базисы наших действий. Банки лимана и пустынные, бездорожные, лесистые и гористые прибрежья Приуссурийского и Нижнеамурского краёв будут надолго составлять самую надёжную защиту против всяких неприязненных покушений на этот край с моря и вследствие этого обеспечат наши действия в нём. Поэтому ныне все средства здесь должны быть употреблены отнюдь не на создание совершенно бесполезной в этом крае организации с армией военных и гражданских чиновников, или на сооружение каких-либо долговременных укреплений и зданий, а на то, чтобы были в этом крае надлежащие суда для внутренних сообщений, чтобы были военно-рабочие и земледельческие силы и лица, могущие разъяснить богатства природы этого края. Устье реки Уссури здесь представляет центр, из которого должны исходить пути, обеспеченные земледельческими поселениями, к главным местностям, как-то: к Забайкальской области, устью реки Амура и к гаваням, лежащим на прибрежьях края.
   "Вот в чём единственно здесь и состоит правительственная задача, непосредственно вытекающая из всех фактов, добытых Амурской экспедицией, как пионером, указавшим уже на важное значение его для России в политическом и экономическом отношении".
   Вместе с этим, в письме моём к Н. Н. Муравьёву, я просил, чтобы люди, назначаемые в экспедицию, были снабжены инструментами и материалами для плотничьих и кузнечных работ, а также и теплой одеждой, и повторил мою убедительную просьбу, чтобы в случае спуска этих людей по Амуру, в устьях Уссури и Хунгари, непременно было оставлено около 40 человек. Я писал, что "в начале наступившей навигации мною на побережье Уссурийского края будут заняты две закрытые бухты, дабы к навигации 1855 года определить, которая из них более продолжительное время открыта для навигации. Из людей, оставленных в устье Уссури, я отделю до 15 человек вверх по реке для зимовки в тех двух пунктах, откуда местные жители ездят в упомянутые бухты на побережье Уссурийского края; этим людям будет поручено ознакомиться с путями, исследовать их и установить сообщение между постами нашими в этих бухтах и постами на Уссури и Амуре, так чтобы к навигации 1855 года нам были точно известны те пункты в крае, на которые прежде всего следует обратить внимание.
   "Становится крайне необходимым распорядиться таким образом именно теперь, когда ожидается, как Вы изволите мне писать, разрыв с западно-европейскими державами, ибо тогда посты, поставленные на побережье Уссурийского края, заставят неприятеля блокировать его и тем фактически признать этот край принадлежащим России. Между тем при таком распоряжении неприятель не сможет нам причинить вреда, потому что в случае крайности люди с постов могут отступить по пути неизвестному неприятелю в глубь этого дикого, гористого и бездорожного пространства. Учитывая такую возможность, нам необходимо только принять заблаговременно меры, чтобы из постов наших, поставленных на реке Уссури, было заготовлено продовольствие для отступающих людей, что весьма просто и легко сделать, когда пути эти нам будут известны".
   "Вот те соображения, которые побуждают меня распорядиться так, как изложено выше. И вот причины, по которым, в случае разрыва с западными державами, нам следует здесь не сосредотачиваться, а напротив, рассредоточиваться малыми отрядами из 8 или 10 человек, и заранее обеспечивать наши сообщения в крае с его побережьем, имея при этом в виду привлечь неприятеля к блокаде побережья.
   "Что касается до вторжения неприятеля с моря внутрь страны, то этого нам нечего опасаться, ибо, повторяю, банки лимана, опасное, трудное и неизвестное для неприятеля плавание по нему, пустынные, лесистые, гористые и бездорожные прибрежья, удалённость края от цивилизованных портов и, наконец, неизвестное для неприятеля количество наших сил и средств в нём, составляют непреоборимую преграду для подобного вторжения с моря.
   "В настоящее время меня беспокоит то, что мы до сих пор не только не имели средства исследовать лиман и отыскать в нём более глубокие фарватеры, но даже не успели обеспечить безопасность плавания по ранее известным фарватерам; наконец, мы не имеем здесь ни одного парохода, который мог бы вводить суда в Амур, между тем как он, в случае войны с морскими державами, представляет единственное и надёжное во всех отношениях убежище для судов наших на отдалённом востоке.
   "Такой же характер, в случае войны с морскими державами, должны иметь и наши действия на Сахалине. Наши посты, расположенные в заливах Анива, Такмака, Кусунай, Дуэ и Терпения (Тернай), привлекут неприятеля к блокаде берегов Сахалина. Отступление наших команд в случае крайности внутрь острова может быть произведено по известным нам путям, по которым мы легко можем снабжать продовольствием эти команды из Николаевского, независимо от морского пути. Само собой разумеется, что и здесь, так же как и на побережье Приуссурийского края, посты эти должны состоять не более как из четырех или шести человек, ибо главная цель их заключается единственно в том, чтобы привлечь неприятеля для блокады берегов острова".
   Вместе с этим донесением генерал-губернатору я тогда, же уведомил Главное правление Компании и А. Ф. Кашеварова о своих распоряжениях относительно корабля "Николай" и о результатах исследований, произведённых на Сахалине Н. В. Рудановским.
   1 марта я послал почту на Сахалин к Н. В. Буссе, уведомляя его о сделанных распоряжениях по Императорской Гавани и о принятом решении относительно действий на Сахалине в случае разрыва с морскими державами. Вот копия с отрывка моего письма Буссе:
   "Не получив от Вас донесения о распространяемых японцами слухах, содержание которых было передано мне Самариным, я вижу, что Вы, как и следует, не обращаете внимания на подобные нелепости, и остаюсь уверенным, что, в соответствии с моими приказаниями и личными разъяснениями, Вы послали, в связи с ожидаемой ранней весной в Татарском проливе американской экскадрой, в залив Такмака или Маока Н. В. Рудановского весновать в нём и наблюдать за обстоятельствами, сопровождающими вскрытие залива, и за направлением и силой господствующих там ветров. Уверен также, что Вы не преминули сделать подобные же наблюдения в соседнем с Муравьёвским постом заливе вашего имени (Тообучи). Подобные наблюдения, как я Вам лично объяснил, необходимы для определения степени безопасности зимовки судна, которая, как Вам известно, неминуемо должна последовать с 1854 на 1855 год. Извещая Вас о характере принятых мной решений (о чем я уже сообщил генерал-губернатору), о характере и цели действий наших на Сахалине, в случае разрыва с морскими державами, я предлагаю вам точно этим руководствоваться и иметь в виду, что и в случае войны мы не должны оставлять острова, а только лишь уменьшить численность людей на нём, а остальных разместить по постам, в заливах: Анива, Такмака, Кусунай, Дуэ и Тернай (Терпения), от шести до восьми человек в каждом, то-есть в таких местах, где, пользуясь ныне известными нам путями, мы можем во время войны снабжать их продовольствием по внутренним путям через селения Погоби, Аркой и Кусунай, а не по морю".
   Из вышесказанного видно, что главная цель принятого мной решения для действий в навигацию 1854 года состояла в том, чтобы ещё более утвердить за Россией обладание весьма важным для неё Нижнеамурским и Уссурийским краями.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ПЕРВЫЙ СПЛАВ ПО АМУРУ

Предписание Н. В. Буссе от 1 марта 1854 года. -- Наше положение в Петровском. -- Посылка Разградского вверх по Амуру. -- Спуск по Амуру людей под начальством генерал-губернатора. -- Мой отъезд из Петровского для следования вверх по Амуру. -- Мои распоряжения А. В. Бачманову. -- Наши силы в Приамурском крае. -- Высочайшее повеление от 22 апреля 1853 года. -- Послание в Пекин от 16 июня 1853 года. -- Путешествие Н. Н. Муравьёва и торжественные встречи. -- Моё путешествие вверх по Амуру и затем в залив Де-Кастри. -- Донесение Бошняка. -- Моя встреча с генерал-губернатором 14 июня 1854 года. -- Спуск нашей флотилии по Амуру.

   
   Положение моей жены в эту зиму было гораздо лучше, чем в предыдущие, ибо в прекрасной и образованной женщине Елизавете Осиповне Бачмановой она нашла и приятную собеседницу и помощницу; её общество оживляла кроме того, и супруга нашего священника, Екатерина Ивановна Вельяминова.
   Хотя в эту зиму мы и не ощущали, как в предыдущую, никакого недостатка в продовольствии, но последствия первой ужасной зимы в пустыне имели влияние на здоровье моей жены и в особенности на нашу малютку -- Екатерину. Между тем 2 апреля у нас родилась вторая дочь -- Ольга; жена не в состоянии была кормить ее, а кормилицы не было. Это ещё более усиливало болезнь матери.
   12 апреля я получил с нарочным высочайше дарованную мне награду -- орден Владимира 3 степени. Генерал-губернатор, препровождая мне её, писал, что государь остался весьма доволен моими решительными действиями и занятием главного пункта острова Сахалина -- Тамари. Одновременно Н. Н. Муравьёв указывал, что команды, назначенные для укомплектования по штату экспедиции, вероятно спустятся по Амуру из Сретенска. Ввиду этого обстоятельства, полагая, что просьба моя об организации постов в устьях Уссури н Хунгари придёт уже после отправки людей вниз по Амуру из Сретенска, я сейчас же командировал вверх по Амуру Разградского. Ему было поручено, достигнув устья реки Хунгари, принять меры для обеспечения безопасности сплава в связи с тем, что широкий Амур ниже устья Уссури течёт среди множества островов, почему следование здесь на непаровых судах не только затруднительно, но и опасно. С Разградским я предписал начальнику отряда, который должен был следовать с этими судами, оставить в устье Уссури 30 человек, а в устье Хунгари 10 человек со всем тем довольствием, запасами и материалами, с каковыми эти люди сплавляются. Затем с остальными людьми остановиться в Мариинском посту и ожидать моего прибытия в него. По исполнении этого поручения Разградский должен был возвратиться в Мариинский пост не позже 20 мая. Начальнику Мариинского поста А. И. Петрову предписано было в то же время поставить пост в Де-Кастри и, по возвращении Разградского, сдать ему оба поста -- Мариинский и в Де-Кастри -- и следовать в Николаевское для наблюдения за работами.
   В Петровском 15 апреля было получено посланное с гиляками донесение Д. И. Орлова с реки Тумнин о том, что часть оленей и запасов достигла Императорской Гавани и что смертность между командами ослабевает.
   4 мая прибыла почта из Аяна; с ней генерал-губернатор уведомлял меня, что он сам спускается по Амуру с людьми как для комплектования экспедиции, так равно и для подкрепления Петропавловского порта; что люди, назначенные для подкрепления Петропавловска, должны отправиться туда из залива Де-Кастри; что для перевозки этих людей в Петропавловск В. С. Завойко предписано к 15 мая прислать суда в Де-Кастри и, наконец, что он со всеми командами к 20 мая будет в Мариинском посту, почему предписывает и мне быть там к этому же времени.
   Залив Счастья 4 мая был еще покрыт льдом, когда на берегу в горах начиналась распутица. Дабы достигнуть к назначенному времени Мариинского поста, необходимо было к 10 мая быть в Николаевском; добраться же до него в то время, и то с большой опасностью, можно было только верхом на оленях; а оленей, кроме четырёх, прибывших с почтой, около Петровского не было; этим же последним необходим был отдых по крайней мере в продолжение четырех дней; поэтому я не мог выехать из Петровского ранее 8 мая. Отправляясь в путь, я сделал единственному офицеру, остававшемуся в Петровском, А. В. Бачманову, следующее распоряжение: при первой возможности прислать в Мариинский пост 10-весельный катер. Прибывающим на петровский рейд иностранным китобойным судам, а равно и всему местному населению объявлять, что по Амуру следует к нам вооружённая флотилия с войском. Последнее распоряжение я счёл необходимым сделать потому, что хотя Н. Н. Муравьёв и не уведомлял меня о разрыве с западными державами, но личное его прибытие и необходимость в подкреплении Петропавловска давали мне, повод думать, что этот разрыв вероятно уже последовал.
   Положение наше в это время на нижнем Амуре было таково: в Петровском находилось 25 человек при 25 кремневых дрянных ружьях, выбранных из остававшихся в Охотске; в Николаевском 30 человек при 30 таковых же ружьях и двух- и трехфунтовых пушках, из которых могла стрелять только одна; в Мариинском посту 8 человек с такими же ружьями, а на Александровском, посту (Де-Кастри) 10 человек при таких же ружьях и одной трехфунтовой пушке. Пороху во всей экспедиции состояло 1 1/2 пуда (24 кг) и снарядов для упомянутых трёх орудий на 25 выстрелов на каждое. Вот в каком положении застала нас война на нижнем Амуре. На все делавшиеся мне предложения сосредоточить в случае войны в Николаевском все силы для борьбы с неприятелем я постоянно отвечал, что следует не сосредоточивать эту ничтожную горсть, но, напротив, рассредоточить, потому что банки лимана и пустынные прибрежья края составляют самую надёжную его защиту. В описываемое время я вовсе не беспокоился в этом отношении, а заботился только лишь о том, чтобы исполнить упомянутый план мой, то-есть при помощи постов, раскинутых вдоль побережья Приамурского и Приуссурийского краёв, привлечь неприятеля к его блокаде. Кроме того я считал необходимым уменьшить численность людей на Сахалине, предварительно раскинув их по постам из шести и пяти человек, и, наконец, после доставки людей и продовольствия на зимовавших в Императорской Гавани судах и на транспорте "Байкал" (он должен был притти в залив Де-Кастри) на все посты в Приуссурийском крае и на острове Сахалине, ввести затем эти суда в реку Амур. Ввиду вероятной возможности прибытия неприятельской эскадры в Татарский пролив, я был вполне уверен, что вся эта операция может быть окончена гораздо ранее прихода сюда неприятеля, так что с его появлением оба берега Татарского пролива будут уже обставлены нашими военными постами, с единственной целью привлечь неприятеля к их блокаде. Для обеспечения этих постов необходимо было занять устья рек Хунгари и Уссури и предупредить об этом Н. Н. Муравьёва ранее прибытия его в Мариинский пост, для того, чтобы там были оставлены люди. Ввиду этого я спешил поскорее выбраться из Петровского, дабы заблаговременно встретить Н. Н. Муравьёва, надеясь при этом, что в исполнении моих распоряжений препятствия не представится. Вот те надежды и цель, с которыми я отправился из Петровского 8 мая. Но все они были противоположны мнению, сложившемуся тогда у людей, которые шли туда располагать нашими действиями.
   Внезапная решимость высшего правительства дозволить генерал-губернатору сплавить людей по Амуру, считавшемуся в то время китайским, последовала таким образом:
   Важные результаты деятельности Амурской экспедиции и благосклонное внимание, оказанное ей императором Николаем I, давали надежду Н. Н. Муравьёву на успех его постоянных стараний, что будет, наконец, разрешено плавание по Амуру. Ввиду этого генерал-губернатор приказал Петру Васильевичу Козакевичу сделать промеры реки Шилки, чем была доказана возможность организации на этой реке пароходства. Проект об организации пароходства в 1853 году был высочайше утвержден и в том же году на Шилкинском заводе был заложен 60-сильный пароход "Аргунь", который строился под руководством Петра Васильевича корабельным инженером Шарубиным173. Вместе с этим в том же году начали делаться постепенные приготовления к сплаву по реке Амуру. Ожидаемый разрыв с западными державами понудил генерал-губернатора прибыть в Петербург для обсуждения различных мероприятий по защите вверенного ему края в случае открытия военных действий. 22 апреля 1853 года Н. Н. Муравьёв докладывал Николаю Павловичу о важности исследований, произведенных Амурской экспедицией, доказавших по точному смыслу Нерчинского трактата несомненные права наши на реку Амур. Исследования в Удском крае, произведённые экспедицией подполковника Ахтэ, ещё более подтверждали факты, добытые Амурской экспедицией, относительно направления границы нашей с Китаем (вопроса, возбуждённого и решённого {Все тексты, выделенные отсюда и ниже особыми шрифтами (курсивом или в разрядку) принадлежат Г. И. Невельскому. (Прим. ред.).} на месте Амурской экспедицией). Река Амур должна принадлежать не Китаю, а России, докладывал генерал-губернатор и представлял императору, что для подкрепления Петропавловска необходимо разрешить сплав по реке Амуру, ибо через Иркутск, Якутск и порты Охотского моря нет никакой возможности доставить в Петропавловск ни продовольствия, ни оружия, ни войск. Государь император, выслушав доклад Муравьёва, признал всё это основательным, и того же 22 апреля 1853 года повелел: н_а_п_и_с_а_т_ь о_б э_т_о_м П_е_к_и_н_с_к_о_м_у т_р_и_б_у_н_а_л_у; п_р_е_д_л_о_ж_е_н_и_е ж_е М_у_р_а_в_ь_ё_в_а о с_п_л_а_в_е п_о р_е_к_е А_м_у_р_у з_а_п_а_с_о_в, о_р_у_ж_и_я, п_р_о_д_о_в_о_л_ь_с_т_в_и_я и в_о_й_с_к р_а_с_с_м_о_т_р_е_т_ь в О_с_о_б_о_м к_о_м_и_т_е_т_е. Во исполнение этого повеления 16 июня 1853 года правительствующий Сенат направил письмо Пекинскому трибуналу внешних сношений следующего содержания:
   "По существующим трактатам граница от реки Горбицы к востоку, положенная до верховья реки Уды, должна итти Хинганским или Становым хребтом гор, а от верховья реки Уды -- тем же хребтом, до моря протяженным, таким образом, что все реки, текущие по южную сторону этого хребта, должны состоять во владении Китайского государства, а реки по всем прочим направлениям, текущие из этого хребта, -- во владении Российского государства. Но, так как на всём этом пространстве пограничные знаки не поставлены {Из письма видно, что правительство вследствие моих разъяснений, убедилось в ошибочности донесения Миддендорфа, что будто бы найденные им при следовании от Охотского моря в Забайкалье столбы, или груды камней, составляют пограничные знаки, поставленные китайцами. На основании этого сообщения и была образована экспедиция Ахтэ для определения по этим столбам границы с Китаем.}, то поэтому и приглашается китайское правительство прислать своих уполномоченных для постановления этих знаков ввиду разграничения пространства до моря, оставшегося до усмотрения неразграниченным".
   Этот акт весьма знаменателен в истории Приамурского края; он составляет первый краеугольный камень, положенный Амурской экспедицией в основание к признанию края за Россией. До этого времени на всех правительственных и частных картах, во всех учебных заведениях и во всех, как мы видели, актах объяснялось, что граница наша с Китаем идет к Охотскому морю, к Тугурской губе, то-есть весь Приамурский край считался как бы бесспорно во владении Китая. Благодаря этому акту, вытекающему единственно из исследований, произведённых Амурской экспедицией по изучению направления Хинганского хребта и рек, берущих из него начало, правительство впервые признало неправильность принимавшейся им до того границы с Китаем и тем сознало, что река Амур должна принадлежать не Китаю, как до этого оно было твёрдо убеждено, а России. И так, возбуждённый и разрешённый Амурской экспедицией пограничный вопрос не остался бесследным; разрешение его и составляло одну из главных миссий Амурской экспедиции.
   По прибытии Н. Н. Муравьёва из-за границы в С.-Петербург Особый комитет приступил к рассмотрению его предложения относительно сплава по Амуру; после прений в Комитете было решено: плыть по реке Амуру. Император Николай I, утвердив это решение, лично прибавил Муравьёву: ч_т_о_б_ы п_р_и э_т_о_м н_е п_а_х_л_о п_о_р_о_х_о_в_ы_м д_ы_м_о_м.
   После этого Н. Н. Муравьёв тотчас же отправил М. С. Корсакова курьером в Иркутск, с поручением ускорить распоряжения по амурскому сплаву. Вскоре после отъезда Корсакова, в феврале 1854 года, Николай Николаевич выехал из Петербурга, и еще по льду переехал озеро Байкал. Вся Сибирь встрепенулась при вести об открытии плавания по Амуру, которого она ожидала более 160 лет. "Генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьёва, -- пишет Свербеев, сопутствовавший ему в качестве дипломатического чиновника, -- везде встречали с восторгом, давали в честь его обеды, сочиняли стихи и песни".
   По прибытии генерал-губернатора в Шилкинский завод на водах реки Шилки уже красовался невиданный до сего времени в Забайкалье пароход "Аргунь" и 76 грузовых баркасов для экспедиции. Горное ведомство сделало в честь торжества блестящую иллюминацию.
   14 мая 1854 года после напутственного молебна перед древней иконой божьей матери, вынесенной из Албазина, и при салюте из албазинской пушки, флотилия начала спускаться по реке Шилке174. Впереди всех на своей лодке плыл генерал-губернатор. "Запестрели перед нами берега Шилки, -- говорит Свербеев, -- оглашаемые громкими криками ура! Мы быстро неслись по ней, чтобы достигнуть реки Амура. Заводская пушка приветствовала флотилию, и население Шилки бросало шапки вверх и кричало ура! Это были радостные, восторженные и единодушные пожелания открытия пути по реке Амуру.

   "18 мая, в 2 1/2 часа пополудни, флотилия вступила в воды реки Амура. Все встали на лодках, сняли шапки и осенились крестным знамением. Генерал-губернатор, зачерпнув в стакан амурской воды, поздравил всех с открытием плавания по реке; раздалось восторженное ура, и суда понеслись по гладкой поверхности Амура. Таким образом, после двухвекового промежутка времени, патриотическими усилиями и настойчивостью Н. Н. Муравьёва снова появилась флотилия на водах амурских". "Вместе с разрешением сплава по реке Амуру из С.-Петербурга, 4 февраля 1854 года, был послан лист Пекинскому трибуналу внешних сношений, в котором излагалось, что отныне по всем делам о разграничении земель генерал-губернатору разрешено установить непосредственные сношения с китайским правительством. Вследствие этого, для предупреждения китайского правительства о нашем сплаве по Амуру, генерал-губернатор 14 апреля послал первый лист свой в Пекин с полковником Заборинским; но последнего не пропустили, и этот лист тогда был отправлен через Кяхту обыкновенным путем. В нём излагалось следующее:
   "Вследствие полученных генерал-губернатором повелений, он с надлежащим числом войск плывёт на судах по реке Амуру для подкрепления наших постов в низовьях реки и в наших приморских владениях и спрашивает, к какому времени и куда именно будут высланы уполномоченные от китайского правительства для определения границ".
   Эти факты также весьма знаменательны в истории Приамурского и Приуссурийского краёв. Они составляют второй краеугольный камень, положенный Амурской экспедицией в основание к признанию края за Россией, -- ибо:
   а) Разрешение плавания и самое плавание по реке Амуру генерал-губернатора никак не могло бы последовать, если бы исследованиями, произведёнными на транспорте "Байкал" в 1849 году, а вслед затем Амурской экспедицией, не был открыт путь из Татарского пролива через пролив Невельского в реку Амур и Охотское море; то-есть если бы этими исследованиями не были рассеяны вековые заблуждения, принимавшиеся за непреложную истину, и не было фактически указано, что река Амур составляет действительно артерию, связывающую Восточную Сибирь с океанами;
   б) Разрешение на плавание и самое плавание по реке Амуру, осуществлённое генерал-губернатором, никак не могло бы состояться, если бы Амурской экспедиции, в противность ничтожной цели, с которой она была снаряжена в 1850 году, не было дано государственного направления и если бы, несмотря на ничтожность имевшихся в её распоряжении средств, неимоверные трудности, опасности и лишения, экспедиция эта не решилась, с поднятием российского военного флага в устье реки Амур, занять его и торжественно объявить всем иностранным судам, подходившим к берегам этого края, что Амурский бассейн и прибрежья Татарского пролива составляют российские владения. И, наконец,
   в) Разрешение на плавания и самое плавание по Амуру, осуществлённое генерал-губернатором, никак не могло бы состояться, если бы Амурская экспедиция, при несоответствии данных ей повелений, не открыла бы и не заняла бы военными постами главные пункты Приамурского бассейна, к которым затем и смог генерал-губернатор направиться со своей флотилией вниз по Амуру; пункты, из которых только и оказалось возможным заблаговременно послать подкрепления в Петропавловск; наконец, пункты, в которых только и оказалось возможным приютить и спасти Японскую экспедицию, команды, имущество и суда Петропавловского порта от преследования в несколько крат сильнейшего неприятеля, -- притом в минуту, самую для нас критическую.
   В то время, когда генерал-губернатора с его спутниками с восторгом провожали из Забайкалья и они с полным комфортом и всевозможными средствами для безопасного плавания спускались по Амуру, я, с неимоверными усилиями, через горы, по снегам и воде, верхом на оленях, а большей частью пешком, пробирался из Петровского в Николаевск. Оттуда на байдарке с двумя казаками я проследовал в Мариинский пост, из которого 16 мая, на той же байдарке и туземной лодке, вместе с Разградским отправился далее вверх по Амуру с целью личного ознакомления с рекой, по которой должна была следовать с генерал-губернатором наша флотилия. Кроме того я хотел ознакомиться с устьем реки Хунгари, близ которого следовало поставить наш пост, и встретить генерал-губернатора, чтобы лично объяснить ему главную цель занятия нашими постами устьев рек Хунгари и Уссури.
   24 мая я с Разградским прибыл к устью Хунгари. Там о спуске нашей флотилии ничего слышно не было. Осмотрев устье этой реки и самую реку на пространстве около 20 вёрст и назначив место, где должен быть поставлен наш пост, 27 мая я отправился далее вверх по Амуру, заготовляя на пути по селениям лоцманов из местного населения для обеспечения безопасных условий плавания спускавшихся с генерал-губернатором судов. 4 июля мы достигли селения Оуля Куру, приблизительно в 500 верстах от Марийского поста. От этого пункта плавание вниз по реке без проводников делается весьма затруднительным, а поэтому, а также для того, чтобы не слишком удаляться от Мариинского поста, куда ожидалось прибытие из Петропавловска наших судов, и наконец, чтобы дать отдых людям, я здесь остановился, чтобы ожидать генерал-губернатора; по означенному им времени прибытия в Мариинский пост он давно уже должен был быть здесь. Вечером 5 июня приплыл ко мне на туземной лодке нарочный из Мариинского поста с уведомлением, что в залив Де-Кастри пришли два транспорта из Петропавловска и винтовая шхуна "Восток" из Императорской Гавани, от адмирала Ефрема Васильевича Путятина, по поручению которого командир шхуны "Восток", капитан-лейтенант Воин Андреевич Римский-Корсаков уведомлял меня о разрыве с западными державами и о том, что у него имеются важные бумаги от адмирала, которые он должен передать лично мне. Вследствие этого я приказал Разградскому ожидать здесь генерал-губернатора. Я оставил Разградскому письмо, в котором убедительно просил Н. Н. Муравьёва оставить посты в устьях рек Уссури и Хунгари. Я писал Николаю Николаевичу, что при наступивших военных обстоятельства: такие посты делаются уже крайне необходимыми, как для обеспечения сообщения с Забайкальем, так и с Маньчжурией -- местностями, откуда мы при военных обстоятельствах только и можем продовольствовав наших людей, могущих собраться в низовьях Амура.
   Сделав эти распоряжения, утром 6 июня я на байдарке отправился обратно в Мариинский пост и оттуда 11 июня прибыл в залив Де-Кастри Здесь находились транспорты "Иртыш", "Двина" и шхуна "Восток" посланные адмиралом Путятиным из Императорской Гавани, и транспорт "Байкал", прибывший сюда, согласно сделанному мной в 1853 году распоряжению, с казенным провиантом для Амурской экспедиции из Петропавловска. Командир шхуны Римский-Корсаков передал мне требования Е. В. Путятина о снабжении его экспедиции продовольствием и теплой одеждой и денесения Е. В. Путятина генерал-губернатору. В заключение он сообщил мне, что Е. В. Путятин в Японии получил высочайшее повеление отправиться с судами своей эскадры к берегам Амура. Получив его, адмирал весной 1854 года послал из своего отряда корвет "Оливуца" для подкрепления Петропавловского порта, приказал корвету зайти сначала в Императорскую Гавань и дать знать о разрыве с западными державами. Корвет "Оливуца" около 20 апреля пришел в Императорскую Гавань и нашел экипажи зимовавших там судов "Иртыш" и "Николай" е самом слабом состоянии после болезни. "Оливуца" и зашедший туда же в исходе апреля корабль Российско-Американской компании "Князь Меньшиков" снабдили Крнстантиновский пост недостающими запасами и улучшили, таким образом, положение команды поста; после этого "Оливуца" направился по назначению. Транспорт же "Иртыш" и корабль "Князь Меньшиков", с состоящим при адмирале Е. В. Путятине капитаном 2-го ранга Константином Николаевичем Посьетом175, я послал в залив Анива на остров Сахалин, в Муравьевский пост, где они и соединились с зашедшим туда же по моему распоряжению транспортом "Байкал" (на пути следования из Петропавловска в залив Де-Кастри). Начальник Муравьёвского поста Н. В. Буссе, по предложению адмирала Е. В. Путятина, в котором между прочим было сказано: если оно не противоречит особым распоряжениям вашего начальства (то-есть моим), -- снял Муравьевский пост, и К. Н. Посьет, разместив команду и имущество поста на упомянутых судах, отправился из залива Анива в Императорскую Гавань. Адмирал Путятин на пути из Японии в Императорскую Гавань на фрегате "Паллада" заходил в Корею и на южном побережье Приуссурийского края, близ корейской границы, открыл обширную, закрытую от всех ветров, бухту, названную им бухтой капитана Посьета, а далее к северу -- бухту св. Ольги. Таким образом, сведения, полученные нами от населения реки Уссури, оправдались. 20 мая фрегат пришел в Императорскую Гавань в которой и сосредоточились: фрегат "Паллада", транспорт "Иртыш", шхуна "Восток" и корабли Российско-Американской компании: "Николай", и "Князь Меньшиков". Кроме того, там собрались все команды, снятые с Сахалина из Муравьёвского поста. Адмирал Путятин, находя Константиновскую бухту Императорской Гавани весьма удобной для защиты против ожидавшихся превосходных сил неприятеля, немедленно приступил к укреплению этой позиции.
   Начальник Константиновского поста Н. К. Бошняк сообщил мне, что в продолжение зимы из 12 человек команды поста умерло 2 человека, из 48 человек экипажа транспорта "Иртыш" умерло: 1 офицер и 12 человек нижних чинов; из 26 человек экипажа корабля "Николай" умерло 4 человека; а всего из собравшихся внезапно и случайно в самую глухую осень на Крнстантиновском посту 84 человек от разных скорбутных болезней умерло 20 человек. Командир транспорта "Иртыш" лейтенант Пётр Фёдорович Гаврилов, и экипажи как этого транспорта, так и поста после перенесения страшных лишений и тяжелых болезней находятся еще в изнурённом состоянии, но поправляются. И далее: "Чем бы ещё могла кончиться эта печальная драма, если бы Вы не доставили в Императорскую Гавань значительного количества муки и крупы и если бы по получении сведения о таком совершенно неожиданном обстоятельстве, сосредоточении здесь 64 человека вместо 12, Вы не прислали бы нам, хотя и скудного, но единственно возможного количества необходимых запасов и оленины и если бы корвет "Оливуца", прибытие которого оживило всех, не снабдил нас запасами. По случаю болезни командира "Иртыша" П. Ф. Гаврилова командиром этого транспорта адмирал Е. В. Путятин назначил лейтенанта Н. М. Чихачёва".
   Через несколько часов по прибытии моём в Де-Кастри я получил с нарочным уведомление из Мариинского поста о прибытии парохода "Аргунь" и о том, что вслед за ним идёт со своей флотилией и генерал-губернатор. Вследствие этого я немедленно из Де-Кастри отправился в Мариинский пост, а оттуда на байдарке навстречу генерал-губернатору, которого и встретил утром 14 июня в 7 верстах от Мариинского поста. Я немедленно сообщил ему о состоянии Амурской и Сахалинской экспедиций, о судах, собравшихся в заливах Де-Кастри и Императорской Гавани, и требованиях и распоряжениях адмирала Е. В. Путятина.
   К полудню 14 июня 1854 года почти вся флотилия собралась у Мариинского поста. Этот пост состоял тогда из 8 человек матросов, проживавших в двух избах по 3 сажени (5,4 м) длины и ширины каждая. Я и все спутники генерал-губернатора, собравшись около него, поздравляли его с благополучным совершением плавания по Амуру, после почти 170-летнего перерыва в плаваниях по этой реке. Н. Н. Муравьёв передал мне благодарность государя и с тёплым сочувствием выразил и свою глубокую признательность за все действия и распоряжения мои, постоянно направлявшиеся к важной государственной цели, и сообщил мне такую же признательность от князя Меньшикова и министра внутренних дел Льва Алексеевича Перовского, бывшего постоянно первым защитником их как перед государем, так и во всех комитетах, назначавшихся по амурскому делу. Николай Николаевич при этом передал мне от Льва Алексеевича браслет для моей жены, разделявшей с нами все лишения и опасности, прося её принять подарок в знак его глубочайшего к моей жене уважения.
   Спуск нашей флотилии от Усть-Стрелки до Мариинского поста, по рассказам спутников Н. Н. Муравьёва, совершался так:

   Вступив в воды реки Амура 18 мая, флотилия 20 мая подошла к месту, где 165 лет тому назад существовал Албазинский острог, следы которого еще были видны. У этого пустынного холма, священного по преданиям, играла музыка на флотилии, на всех судах скомандовали на молитву, все встали и сняли шапки. В этом молитвенном приближении к месту древнего обиталища наших соотечественников, уже давно почивших, слышалось благоговейное почтение потомков к историческому пепелищу, драгоценному каждому русскому сердцу. После молитвы все вступили на албазинскую почву. "Что-то родное сказалось сердцу, когда мы вышли в долину, где жили русские люди, где они так долго и храбро отстаивали свои права. Первым движением каждого было подняться на остатки албазинского вала и подробно осмотреть его; первым взошёл на него Н. Н. Муравьёв. За ним мы все преклонили колена перед прахом почивших храбрых и доблестных защитников Албазина".
   28 мая флотилия подошла к маньчжурскому городу Саха-Хальян-Ула-Хотон (Айгунь). Генерал-губернатор, остановившись на ночлег при устье реки Зеи, послал вперед на лодке чиновников Свербеева и Сычевского, которые передали исправлявшему тогда должность губернатора города Айгуни Мейреин-джангин Хуцумбу копию с листа, отправленного в Пекин. Губернатор города Айгуни не получил тогда еще от своего правительства известия о намерении русских плыть по Амуру и потому заявил о невозможности пропустить русскую флотилию мимо города. В то время, когда Свербеев и Сычевский откланивались Мейреин-джангину, к нему вбежал старик хафан (чиновник), встал на колени и с испугом сказал, что по Амуру, словно туча, идут русские суда, запрудившие всю реку, что у пристани остановилось большое судно и несколько лодок. После этого двое из высших маньчжурских чиновников, принятых генерал-губернатором на пароходе "Аргунь", желали только, чтобы русская флотилия поскорее миновала город. Затем генерал имел торжественное свидание с губернатором Айгуни на берегу, в особо устроенной палатке. Продолжая путь далее, флотилия 30 мая достигла устья реки Буреи, 2 июня миновала устье реки Сунгари, а 5 июня -- реки Уссури, где и было получено от меня письмо, отправленное с гольдом еще до вскрытия реки, на имя начальника отряда, который должен спускаться по Амуру {Письмо это заключалось в моей просьбе, чтобы начальник отряда оставил. там пост.}. После ожидания окончания плавания по неизвестной реке, которая была в то время в таком высоком разливе, что баржа часто проплывала по верхушкам растущего на островах тальника, за который иногда задевал колесами пароход "Аргунь", 9 июня флотилия находилась в окрестностях деревни Маи, около 150 вёрст ниже устья реки Уссури. За неимением карты Амура длину реки измеряли по географической карте Азии и поэтому полагали, что флотилия подходила к озеру Кизи. В этот день внезапно налетел шквал, которым в несколько минут разбросало по берегу и потопило наши суда, так что в этот критический момент флотилия едва не потеряла весь свой груз. Два дня было затем употреблено для просушки провианта у низменного острова. К вечеру 10 июня на реке была замечена лодка, шедшая вверх под парусом, и в ней морской офицер. Все столпились на берегу около Н. Н. Муравьёва и с нетерпением ожидали известия. Еще лодка не успела подойти к берегу, как генерал-губернатор спросил офицера: далеко ли до Мариинского поста? Офицер отвечал: около 500 вёрст, что неприятно разочаровало всех ожидавших близкого конца плавания. Офицер этот был мичман Разградский; он донёс генерал-губернатору, что я вместе с ним ожидал здесь флотилию и надеялся, согласно уведомлению, встретить её здесь около исхода мая. Разградский передал от меня письмо, в котором, как выше объяснено, я убедительно просил Н. Н. Муравьёва оставить в устьях рек Уссури и Хунгари посты.
   "До этого пункта, -- говорили мне Н. Н. Муравьёв и все его спутники, -- мы находили большую часть прибрежных деревень пустыми, жители бежали от страха; но отсюда вступили в страну, как бы давно принадлежавшую России. Навстречу к нам выходили гольды в сопровождении стариков, вроде старост, которые с любопытством на нас смотрели, приносили в изобилии рыбу и выставляли везде проводников (лоцманов), которых до этого времени мы нигде не могли достать. На этом пути явился маньчжурский купец со своими приказчиками и, бросившись на колени перед генералом, извинялся, что он производит здесь торговлю без разрешения русских, почему и просил выдать ему на это разрешение. Поэтому, -- говорили мне спутники Н. Н. Муравьёва, -- нельзя было не удивляться тому огромному влиянию, которое при ничтожных средствах и в столь короткое время приобрела Амурская экспедиция не только на коренных жителей этого края, но и на маньчжуров. Здесь-то ясно перед нами обнаружилась неосновательность санкт-петербургских воззрений и данных оттуда повелений ограничивать действия экспедиции какой-то землёй гиляков. Здесь мы оценили всю важность и справедливость Вашего донесения, что Нижнеприамурский край по праву должен принадлежать России, а не Китаю".
   С прибытием в Мариинский пост Н. Н. Муравьёв объявил мне, что 350 человек, под начальством назначенного помощником губернатора Камчатки и командиром 47-го флотского экипажа капитана 2-го ранга Арбузова и инженерного поручика Мровинского, должны следовать в залив Де-Кастри, а оттуда на транспортах "Иртыш" и "Двина" в Петропавловск. Сотня конных казаков и горная батарея (четыре орудия) остаются в Мариинском посту, остальные же 150 человек должны следовать в Николаевский пост. "По высочайшему повелению, -- сказал мне Николай Николаевич, -- суда отряда адмирала Путятина: фрегат "Паллада" и шхуна "Восток", должны войти в реку Амур, почему все команды этих судов, а равно и команда Константиновского поста, должны зимовать в Николаевском посту; люди же Муравьёвского поста должны на компанейских судах отправиться в Ситху". Таким образом, в наших постах Мариинском и Николаевском, где помещалось только 35 человек, должно было зимовать около 900 человек.
   После двухдневного отдыха, предоставленного командам, совершившим такое дальнее и утомительное плавание по совершенно неизвестной реке, было приступлено к переброске отряда Арбузова на пароходе "Аргунь" и гребных судах по озеру Кизи и далее через водораздел в Де-Кастри, а оттуда на транспортах на подкрепление Петропавловска; к отправке людей в Николаевский пост и к подготовке в нём помещений как для размещения их и команды фрегата "Паллада", так и к подготовке помещений на зиму для людей, остававшихся в Мариинском посту.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ПОДГОТОВКА К ОБОРОНЕ НИЗОВЬЕВ АМУРА

Донесение Завойко из Петропавловска о недостатке продовольствия. -- Мнение генерал-губернатора и прибывших с ним лиц о нашей границе с Китаем. -- Представление моё генерал-губернатору о невозможности ввести фрегат "Палладу" в лиман без паровых средств. -- Смерть моей дочери и болезнь жены. -- Соглашение Н. Н. Муравьёва и Е. В. Путятина о вводе судов в Амурский лиман. -- Прибытие Н. Н. Муравьёва в Петровское. -- Донесение Н. Н. Муравьёва о моих действиях. -- Путешествие на оленях из Петровского в Николаевское. -- Предположение о неприятеле. -- Неудачный ввод фрегата "Паллада" в лиман. -- Отъезд генерал-губернатора и его распоряжения. -- Его предписание мне от 10 августа. -- Предписание Янковскому. -- Моё путешествие с семейством из Петровского в Николаевское. -- Фрегат "Паллада" в Императорской Гавани. -- Мои распоряжения о размещении команд. -- Генерал-губернатор в Аяне. -- Шхуна "Восток". -- Корабль Российско-Американской компании "Ситха". -- Транспорт "Байкал". -- Плавание шхуны "Восток". -- Донесение Римского-Корсакова о победе в Петропавловске.

   
   Вслед за уходом в Де-Кастри отряда Арбузова я вместе с генерал-губернатором проследовал туда же. Н. Н. Муравьёв из Де-Кастри отправился на шхуне "Восток" и Императорскую Гавань, чтобы передать Е. В. Путятину высочайшее повеление и, по соглашению с ним, сделать надлежащие распоряжения. 24 июня отряд Арбузова на транспортах "Иртыш" и "Двина", с продовольствием на весь путь до Петропавловска, а равно и с провиантом, привезённым на "Байкале", вышел по назначению. Через несколько часов после ухода из Де-Кастри этих судов в заливе появился пришедший из Петропавловска корвет "Оливуца" с донесением от В. С. Завойко, что он не в состоянии продовольствовать вновь прибывшую команду, потому что провианта для находившихся в Петропавловске команд и жителей хватит только до 1 ноября, и что, ввиду военных обстоятельств, снабжение порта морем на компанейских судах вокруг мыса Горн, как это делалось до тех пор, весьма сомнительно; если же суда эти и успеют войти в порт, то и тогда они привезут только годовое количество продовольствия, рассчитанное только на то число людей, которое ныне находится в Петропавловске.
   Все вышеизложенные факты весьма знаменательны в истории Приамурского и Приуссурийского краёв. Они составляют третий краеугольный камень, положенный Амурской экспедицией в основание к признанию этого края за Россией. Эти факты ясно обнаруживают, что оплотом для России на отдалённом её востоке никогда не мог быть Петропавловск и что вся сила её с этой стороны заключалась единственно в этом крае, Но, к несчастью, тогда еще не вполне сознавали это последнее, весьма важное обстоятельство, так что и разрешение сплава по Амуру было мотивировано необходимостью посылки подкреплений в Петропавловск, который предполагалось сделать нашим главным портом на Восточном океане. Я очень сожалел тогда, что в устьях Уссури и Хунгари не были поставлены посты, а также что мое предложение о мелких постах на Сахалине было отклонено; но в то время все были того мнения, что нам вовсе не надобно итти далее левого берега Амура, что обладание этим берегом и должно составлять конечную цель наших здесь действий, и таким образом желали положить границу с Китаем по левому берегу Амура. Таковы были мнения и убеждения лиц, от которых зависело направление наших действий в этом крае. Эти убеждения разделяли тогда и почти все лица, прибывшие с генерал-губернатором, но, как мы увидим ниже, факты весьма скоро обнаружили всю неосновательность такого мнения и всю справедливость моих постоянных представлений о том, что река Амур составляет только лишь базис наших здесь действий, главной же и конечной целью их должен быть Уссурийский бассейн и его побережье.
   В связи с предполагавшимся вводом фрегата "Паллада" в устье Амура я объяснил генерал-губернатору, что отсутствие в распоряжении экспедиции долгое время испрашивавшихся мною судов для исследования лимана и обеспечения по нему плавания с наступлением войны застало нас совершенно врасплох; после первого плавания по лиману в 1849 году мы, с имевшимися в распоряжении экспедиции ничтожнейшими средствами, едва смогли только определить более или менее точное направление лиманских прибрежных фарватеров, по которым фрегат, при осадке в 22 фута (6,6 м) пройти не может. Существует, правда, надежда, говорил я генерал-губернатору, отыскать более глубокий фарватер, который, по словам местного населения, находится в лимане, но из-за обширного лабиринта банок и мелей, неправильных и быстрых течений, отыскание его в короткое время сомнительно.
   В случае неудачной попытки к отысканию подобного фарватера остаётся одно средство -- провести разгруженный фрегат по сахалинскому каналу и через бар северного фарватера, ибо при сизигиях на этом баре можно встретить глубины до 19 футов (5,8 м), но в таком случае необходимо, чтобы в исходе августа не были упущены сизигийные воды и чтобы при проводке фрегата были сосредоточены все наши паровые средства. При всём том, чтобы быть уверенным в возможности провести фрегат этим путём, необходимо прежде всего произвести на шхуне "Восток" исследование бара на северном фарватере и самого фарватера. Наконец, во всяком случае, прежде чем вести по лиману фрегат, необходимо, чтобы он был совсем разгружен и чтобы при нём во время проводки постоянно находилась шхуна "Восток", а в помощь ей пароход "Аргунь"; особенно необходима шхуна, так как "Аргунь" при сильной толчее и волнении в северной части лимана плавать не может.
   Вследствие этих объяснений генерал-губернатор, отправляясь в Императорскую Гавань, поручил мне ожидать его в Николаевском, дабы оттуда на шхуне "Восток" итти с ним по северному лиманскому прибрежному каналу и лично хорошенько ознакомиться с каналом и его баром и тем определить положительно, может ли разгруженный фрегат "Паллада" пройти этот бар в сизигийную августовскую воду. Фрегат приказано было разгрузить в лимане у мыса Лазарева и после разгрузки вести по лиману, имея при нём непременно шхуну "Восток" и пароход "Аргунь".
   После ухода Н. Н. Муравьёва из Де-Кастри я отправился в Мариинский пост, где ожидало меня тяжко-грустное известие из Петровского: моя несчастная старшая дочь умерла, и жена была очень больна. Получив это, я сию же минуту на байдарке отправился в Петровское. Жену застал я едва оправившейся от этой потери и тяжкой болезни. Тяжело было нам, родителям, видеть могилу нашей малютки на пустынной Петровской кошке! Тяжко было испытание это нам, и без того отрезанным пустыней от всего света, но, что делать, -- эта жертва, тяжкая для нас, была данью исполнения долга, направленного к благу Отечества!
   С прибытием в Петровское корабля Российско-Американской компании на нём прибыл из Аяна брат моей жены, мичман Николай Иванович Ельчанинов, которого она не видела более шести лет. Это свидание благотворно подействовало на мою жену в её тяжкой горести.
   Пробыв трое суток в Петровском, я отправился в Николаевское, чтобы встретить там Н. Н. Муравьёва и с ним на шхуне "Восток" осмотреть бар северного фарватера. Ввод фрегата "Паллада" в реку более всех озабочивал меня; тем более, что при извилистых лиманских каналах и быстрых течениях было ясно видно, что наши паровые средства весьма недостаточны для этой цели.
   Между тем Николай Николаевич, условившись с адмиралом Ефимом Васильевичем Путятиным о снятии поста, о вводе фрегата в лиман и о разгрузке его у мыса Лазарева, отправился обратно в залив Де-Кастри, в котором начальником Александровского поста был назначен мной молодой лейтенант Яков Иванович Купреянов, поступивший на службу в экспедицию.
   Из Де-Кастри шхуна "Восток" с генерал-губернатором отправилась в лиман. Корвет "Оливуца" был отправлен в Петропавловск с распоряжением камчатскому губернатору В. С. Завойко -- укреплять этот порт и защищаться в нём. Транспорт "Байкал" должен был ожидать у мыса Лазарева фрегат "Палладу". Генерал-губернатор, осмотрев на шхуне "Восток" рейд и местность у мыса Лазарева, пошел п 5-ти футовъ, далѣе же въ ней до 2 саженъ, а въ озерѣ до 6-ти. Южный берегъ озера отмелый, луговой и большею частію низменный, остальные же берега гористы и покрыты строевымъ лѣсомъ, достигающимъ значительныхъ размѣровъ. Кедръ доходить до 10-ти саженъ высоты и 40 1 3/4 фута въ діаметрѣ; лиственница и ель тоже подобныхъ размѣровъ. Въ сѣверо-западный уголъ озера впадаетъ рѣка Тирійнгота, при устьѣ которой расположено селеніе того же имени. Чрезъ него зимою изъ Тарайка ѣздятъ на западный берегъ озера. Съ сѣверу отъ этого озера и по верховьямъ рѣкъ: Тый (Сисека), Тиранюка, Тарайка и Тирійнгота кочуютъ и живутъ осѣдло орочены (тунгусы). У кочующихъ есть олени. Эти туземцы вообще здѣсь дики и живутъ грязно.
   Рѣка Сисека (Тый), по словамъ туземцевъ, самая большая изъ рѣкъ, орошающихъ Сахалинъ; она течетъ съ сѣвера на югъ, на пространствѣ, сколько можно судить по объясненію туземцевъ, около 250 верстъ. Ширина ея при устьѣ около 100 сажень. По словамъ туземцевъ, въ эту рѣку могутъ входить съ моря суда, сидящія въ водѣ около 2 1/2 маховыхъ саженъ, т. е. до 14-ти футовъ. На разстояніи отъ устья около 100 верстъ она имѣетъ глубину отъ 4 до 1 1/2 маховыхъ сажень {Принимая маховую сажень, которою мѣрятъ туземцы, до 5 1/2 футовъ.}, т. е. отъ 8 до 22 футовъ. На этомъ пространствѣ она имѣетъ ширину до 50 и 70 саженъ и теченье ровное. Отсюда она уже менѣе широка, глубока и извилиста, однако туземцы поднимаются по ней на лодкахъ болѣе чѣмъ 230 верстъ, почти до вершины, которая недалеко отъ истоковъ рѣки Тыми, такъ что, поднявшись на лодкахъ, туземцы переходятъ пѣшкомъ на упомянутую рѣку въ одинъ день.
   Тиранока имѣетъ ширину въ устьѣ около 50 саженъ; рѣка эта извилиста и имѣетъ на разстояніи около 50 верстъ отъ устья глубину до 3 футовъ. До этого мѣста туземцы поднимаются по рѣкѣ на лодкахъ. Длина ея не болѣе 80 верстъ. Она, какъ и параллельно текущія ей рѣки: Тарайку и Тирайнготанъ, выходитъ изъ хребтовъ, тянущихся вдоль восточнаго берега острова и рѣки Тыи (Сисека). Тарайку имѣетъ ширину въ устьѣ около 80 саженъ и течетъ съ сѣвера къ югу до 150 верстъ. Тирайнготанъ такая же какъ и Тиранюка. Глубина рѣки Тарайку въ устьѣ до 6 футовъ; туземцы поднимаются по ней на лодкахъ до 70 верстъ до перевала, идущаго съ рѣки Тирайнготанъ на рѣку Тый. Берега всѣхъ этихъ рѣкъ возвышенны и покрыты строевыми лѣсами; въ горахъ, а равно и по берегамъ рѣки Тый много каменнаго угля.
   Изъ селенія Тарайку Самаринъ выѣхалъ 1-го февраля и направился съ проводникомъ лоча-ороченомъ на устье рѣки Тирайнготанъ, въ селеніе того же имени. Въ Тарайку Самаринъ простился съ своимъ проводникомъ Сетукуреро, который съ письмомъ въ Н. В. Буссе отправился въ Тамари (Муравьевскій постъ). Сетукуреро бодрый, пожилой человѣкъ, около 60 лѣтъ, онъ считаетъ себя креоломъ (лоча-ороченъ-айну). На прощанье онъ объявилъ Самарину, что всѣ лоча-ороченъ-айну (креолы) считаютъ себя русскими, а японцевъ пришельцами, пришедшими въ нимъ очень недавно (менѣе 40 лѣтъ, какъ можно было судить по объясненію Сетукуреро, т. е. послѣ Хвостова и Давыдова). "Они пришли", говорилъ Сетукуреро, "чтобы насъ угнетать", и при этомъ жаловался, что японцы нанимаютъ часто у туземцевъ и уводятъ на Мацмай женъ и дѣвицъ, за работу даютъ имъ ничтожную плату и почти всегда обманываютъ. Всѣ лоча-орочены и лоча-ороченъ-айну, которые имѣютъ между туземцами вліяніе, по его словамъ, одноплеменны русскимъ и считаютъ себя русскими, а отнюдь не принадлежащими японцамъ, и рады, что русскіе здѣсь водворяются и не дозволятъ японцамъ и различнымъ иностранцамъ, пріѣзжающимъ съ китобойныхъ судовъ, дѣлать безчинства.
   Изъ селенія Тарайку Самаринъ ѣхалъ берегомъ на сѣверъ немного къ востоку (NtO) до 15 верстъ и потому же направленія около западнаго берега озера Таранъ-Гота. Чрезъ 10 верстъ онъ достигъ селенія Таранъ-Готанъ, расположеннаго при устьѣ рѣки того же имени, гдѣ и остановился ночевать. Это селеніе состоитъ изъ 4 юртъ съ 80 жителями, называющими себя лоча-ороченами (креолами). Здѣсь Самаринъ встрѣтился съ гиляками селенія Пуль съ рѣки Амуръ, ѣхавшими къ заливу Анива для торга съ туземцами. Одинъ изъ этихъ гиляковъ показалъ Самарину письмо мое къ Н. В. Буссе и разспрашивалъ его, гдѣ онъ живетъ въ Анивѣ. Письмо это попало къ гиляку слѣдующимъ образомъ: не имѣя долго извѣсгія отъ Буссе, я безпокоился и въ декабрѣ мѣсяцѣ подрядилъ одного изъ гиляковъ селенія Пуль, отправлявшагося въ южную часть Сахалина, доставить къ Н. В. Буссе письмо; гилякъ взялся непремѣнно исполнить мое порученіе и на пути встрѣтился съ Самаринымъ. Въ этомъ письмѣ я писалъ Н. В. Буссе слѣдующее:
   "Съ большимъ нетерпѣніемъ ожидаю отъ васъ увѣдомленія,-- главное объ "Иртышѣ", такъ какъ, по соглашенію моему съ вами, вы хотѣли съ первою же возможностію отправить ко мнѣ почту и этимъ открыть сообщеніе съ Петровскимъ. Пользуясь нынѣ случаемъ, я отправляю вамъ это письмо съ гилякомъ селенія Пуль. Остаюсь увѣренъ, что въ случаѣ какой-либо крайней необходимости, по которой транспортъ "Иртышъ" не могъ отправиться въ Петропавловскъ, а долженъ зимовать въ Императорской гавани,-- вы, согласно даннымъ мною вамъ наставленіямъ и приказаніямъ, не преминули замѣнить больныхъ людей изъ команды транспорта здоровыми и снабдить въ изобиліи команду транспорта всѣми запасами и одеждою (о которыхъ въ подробности я вамъ объяснялъ), необходимыми при такомъ позднемъ времени для зимовки въ пустынѣ, каковою представляется, какъ вамъ извѣстно, Императорская гавань, дабы сколь возможно сохранить здоровье людей при этой крайности. Точно также я остаюсь увѣреннымъ, что въ случаѣ открытія г. Рудановскимъ на юго-западномъ берегу гавани, вы, согласно данной вамъ инструкціи, непремѣнно пошлете его туда въ февралѣ или началѣ марта весновать, т. е. поставите Ильинскій постъ въ оной. Имѣя въ виду, какъ я вамъ лично объяснялъ, что это необходимо, во-первыхъ, потому, чтобы опредѣлить, въ какой мѣрѣ безопасно можетъ тамъ зимовать судно, а главное, во-вторыхъ, потому, что съ самою раннею весною, въ то время, когда ни изъ Камчатки, ни из колоніи, судовъ нашихъ въ Татарскомъ заливѣ быть не можетъ, надобно ожидать здѣсь американскую эскадру. Имѣть постъ на юго-западномъ берегу острова намъ поэтому крайне необходимо {Ни того, ни другаго Н. В. Буссе не исполнилъ.}.
   Упомянутый гилякъ объявилъ Самарину, что онъ торопятся въ Тамари и надѣется чрезъ двѣ недѣли видѣть джангина Буссе.
   2-го февраля Самаринъ выѣхалъ изъ селенія Тирайнготанъ и направился къ сѣверу по рѣкѣ того же имени. Слѣдуя большею частью между гористыми берегами этой рѣки, покрытыми огромнымъ лѣсомъ, чрезъ 50 верстъ онъ достигъ того пункта, отъ котораго переѣзжаютъ съ этой рѣки. на рѣку Сисека (Тый), и остановился тамъ въ пустой юртѣ ночевать.
   8-го февраля онъ началъ перевалъ на рѣку Тый. Путь этотъ шелъ на сѣверо-западъ по равнинѣ до рѣки Тарайка, которая отъ ихъ ночлега по этому направленію находилась въ разстояніи около 5 верстъ. Переѣхавъ чрезъ рѣку Тарайку, они но тому же направленію чрезъ 15 верстъ достигли лѣваго берега рѣки Сисека (Тый). Отъ рѣки Тарайка сначала онъ ѣхалъ до 10 верстъ между горами по долинѣ, по которой изливается маленькая рѣчка, впадающая въ рѣку Тарайку, а потомъ около 5 верстъ по горамъ, идущимъ по берегу рѣки Тый, на NtW 20 верстъ. Проѣхавъ это пространство, онъ остановился ночевать въ юртѣ, въ которой жили три семейства ороченъ (10 душъ). Мѣсто это называется Огу, по рѣчкѣ, которая впадаетъ въ Тый съ лѣвой стороны. Повидимому эта мѣстность удобна для заселенія.
   4-го февраля Самаринъ выѣхалъ изъ селенія Огу и, слѣдуя по рѣкѣ Тый, по тому же направленію (NtW), чрезъ 40 верстъ достигъ большаго селенія Томо, лежавшаго на правомъ берегу рѣки Тый, при впаденіи въ нее рѣчки того же имени. Тамъ онъ остановился ночевать. На этомъ пути проводникъ показалъ Самарину въ горахъ каменный уголь. Самаринъ осматривалъ какъ мѣсторожденіе каменнаго угля, такъ равно и замѣчательные лѣса, тянувшіеся по берегамъ рѣки, и оказалось, что каменнаго угля здѣсь огромное количество, а лиственница, ель и кедръ достигаютъ до 15 сажень высоты и до 2 1/3 футовъ въ діаметрѣ (до 16 вершковъ). Есть также и дубъ до 10 вершковъ толщины. Проводникъ, а равно и туземцы селенія Томо говорили Самаряну, что каменнаго угля здѣсь вездѣ много, особливо въ горахъ въ селенію Дуэ, откуда берутъ начало рѣки Тыми и Тый.
   Селеніе Томо расположено въ прекрасной долинѣ при рѣчкѣ того же имени и по правому берегу рѣки Тый (Сисека). Оно состоитъ изъ 50 юртъ съ 300 жителей, гиляковъ и ороченъ. Туземцы эти весьма дики и корыстолюбивы: за каждую ничтожную услугу они просили табаку или дабы; за кормъ для собакъ они взяли съ Самарина большую цѣну табакомъ и китайкой.
   6-го февраля Самаринъ выѣхалъ изъ селенія Томо и, слѣдуя по тому же направленію вверхъ по рѣкѣ Тый (Сисека), чрезъ 20 верстъ достигъ того пункта, отъ котораго переѣзжаютъ съ этой рѣки на западный берегъ Сахалина. Отсюда они начали между густымъ корабельнымъ лѣсомъ подниматься на хребетъ, идущій отъ рѣки (чрезъ 10 верстъ) по направленію на сѣверо-западъ (NW), достигли вершины хребта и ночевали на ней, въ пустой юртѣ.
   6-го февраля, выѣхавъ съ ночлега, начали спускаться съ хребта по тому же направленію на вершину рѣчки Аркой, и чрезъ 20 верстъ, слѣдуя по тому же NW направленію, по упомянутымъ хребту и рѣчкѣ достигли западнаго берега Сахалина, селенія Аркой, расположеннаго на берегу моря, при устьѣ упомянутой рѣчки. Селеніе это лежитъ въ бухтѣ, въ 20 верстахъ къ сѣверо-востоку отъ мыса Дуэ.
   Путь съ сѣвернаго берега залива Тернай (Терпѣнія), отъ селенія Тарайка составляетъ около 200 верстъ. Онъ есть главный путь сообщенія туземцевъ западнаго берега острова Сахалина съ восточнымъ его берегомъ, а потому торный и не представляетъ никакихъ затрудненій. Лѣтомъ по этому пути туземцы, переваливъ чрезъ хребетъ изъ селенія Аркой на рѣку Сисека (Тый), спускаются затѣмъ на лодкахъ въ заливъ Терпѣнія по рѣкѣ Тый; по ихъ словамъ, изъ Аркой можно легко приплыть отъ хребта въ одинъ день.
   Изъ селенія Аркой Самаринъ слѣдовалъ по тому же пути, по которому проѣзжалъ въ 1852 году Н. К. Бошнякъ, и 8-го февраля прибылъ въ с. Хой, въ которомъ по причинѣ болѣзни, утомленія и наконецъ дурной погоды, провелъ 9, 10 и 11 числа. 12-го февраля онъ поѣхалъ далѣе къ сѣверу вдоль того же западнаго берега Сахалина, 16-го прибылъ въ Николаевское, а къ полдню 18-го числа -- въ Петровское. Онъ представилъ мнѣ образчики каменнаго угля, взятаго имъ съ рѣки Тый (Сисека). Уголь оказался дѣйствительно хорошаго качества. Вмѣстѣ съ тѣмъ Самаринъ передалъ прикащику р.-а. компаніи въ Петровскомъ Боурову 100 штукъ соболей и 10 лисицъ, изъ которыхъ 5 чернобурыхъ; онъ помѣнялъ все это отъ туземцевъ на своемъ пути. Самаринъ сказалъ, что Н. В. Буссе велѣлъ ему передать мнѣ, что японцы распускаютъ между туземцами положительные слухи, что будто-бы раннею весною приведутъ съ Мацмая джонки и войско съ цѣлію уничтожить нашъ постъ въ Тамари; почему Буссе и строить башню, и ограждаетъ постъ редутами; команду же будетъ держать соединенно, и на западный берегъ въ исходѣ февраля или въ началѣ марта никого не пошлетъ, чтобы поставить Ильинскій постъ въ бухтѣ, изслѣдованной Рудановскимъ.
   20-го февраля возвратился г. Разградскій и сообщилъ, что Петровъ нашелъ тунгуса съ 4-мя оленями для слѣдованія изъ Маріинскаго поста въ Императорскую гавань съ продовольствіемъ, но отправить его туда на нартахъ этимъ путемъ въ настоящее время не могъ, по случаю рыхлаго и глубокаго снѣга на хребтахъ; а потому надобно было выждать начала марта.
   Г. Разградскій объяснилъ, что изъ Маріинскаго поста онъ поѣхалъ въ Хунгари, гдѣ нашелъ двухъ туземцевъ съ 3-мя нартами, взявшихся отвезти запасы въ Императорскую гавань. Для вѣрности и скорости, онъ за сутки до выѣзда нартъ послалъ своихъ собакъ съ кормомъ для нанятыхъ нартъ на верховье рѣки Хунгари въ лѣтникъ Холдона, лежащій на половинѣ пути отъ Хунгари до Императорской гавани, и засимъ вслѣдъ за своей нартой отправился самъ съ туземцами. Выѣхавъ изъ селенія Хунгари 27-го января, они поѣхали вверхъ по рѣкѣ Хунгари, которая здѣсь течетъ по направленію SW--NO, и, проѣхавъ около 70 верстъ, ночевали въ селеніи гольдовъ, состоявшемъ изъ 2-хъ юрть, 28-го января, продолжая путь по рѣкѣ Хунгари по румбамъ OSO, O и NO, и проѣхавъ до 80 верстъ, они остановились въ юртѣ ночевать; 29-го января они поѣхали по той же рѣкѣ и по тому же направленію, и чрезъ 70 верстъ достигли устья Малой-Іодами, гдѣ, въ селеніи гольдовъ, остановились ночевать.
   У этого пункта собственно рѣка Хунгари кончается. Слѣдовательно, теченіе ея около 220 верстъ. Отсюда идутъ двѣ рѣки, составляющія рѣку Хунгари: Іодама и Уодама или большая Іодама; рѣка Іодама течетъ отъ NNO, а большая Іодама, или Уодама отъ WNW, 30-го января они сдѣлали по этой рѣкѣ около 70 верстъ, и по возвышенности, отдѣляющей ее отъ истока рѣки Мули, до 5 верстъ, и остановились ночевать въ селеніи ороченъ, гдѣ и догнали нарту съ кормомъ. Отсюда до Императорской гавани оставалось не болѣе 200 верстъ. Нанятые въ Хунгари гольды объявили Разградскому, что они надѣются чрезъ 5 днѳй, т. е. 4 и 5-го числа февраля, явиться съ продовольствіемъ къ Н. К. Бошняку въ Императорскую гавань.
   Пробывъ здѣсь 31-е января, чтобы дать отдыхъ собакамъ, г. Разградскій отправилъ отсюда нагруженныя запасами 3 нарты съ 2-мя туземцами и казакомъ въ Константиновскій постъ, а самъ 1-го февраля поѣхалъ обратно, тѣмъ же путемъ. "Дорога по Хунгари въ Императорскую гавань" объясняетъ г. Разградскій, "ровная, не представляетъ препятствій и можетъ быть совершена скоро, если только на пути, хотя въ трехъ мѣстахъ, заготовить предварительно кормъ для собакъ.
   Хунгари течетъ по довольно широкой низменной долинѣ; довольно извилиста и имѣетъ много острововъ. Ея долина окружена горами, на которыхъ значительные лѣса ели, лиственницы, березы и ольхи. Она, по словамъ туземцевъ, изобилуетъ различнаго рода рыбою, а ея окрестности -- соболями и лисицами; почему зимою туда и приходить много промышленниковъ. Послѣдніе имѣютъ по рѣкѣ весьма частыя юрты для ночлеговъ.
   Проѣзжая Маріинскій постъ, г. Разградскій узналъ, что тунгусы съ оленями, нанятые въ Петровскомъ, еще не приходили; между тѣмъ, по свѣдѣніямъ отъ туземцевъ, въ Императорской гавани терпѣли большую нужду.
   23-го февраля, чрезъ туземцевъ я получилъ весьма грустное донесеніе отъ Н. К. Бошняка. Онъ писалъ мнѣ отъ 30-го января, что положеніе ихъ весьма печальное: запасовъ нѣтъ, а цынга между командою "Иртыша" свирѣпствуетъ; 5 человѣкъ уже умерло. Командиръ боленъ, а офицеръ почти при смерти. "Я и ожидалъ этого," пишетъ мнѣ Бошнякъ, "иначе и быть не могло, потому что сюда, гдѣ приготовлено для зимовки только на 6 человѣкъ, вдругъ собралось 75 человѣкъ и половина изъ нихъ, т. е. команда "Иртыша", буквально безъ ничего. Уповаю только на Бога и надѣюсь, что скоро получимъ отъ васъ что либо для облегченія нашей участи. Я впрочемъ удивляюсь, какъ еще смертность мала, ибо не только въ такое позднее время, но и во всякое другое, люди, высаженные въ пустыню и принужденные въ морозы жить въ сырыхъ избахъ, рубленныхъ съ корня, и при полномъ довольствіи неминуемо заболѣютъ. Я очень сожалѣю, что Н. В. Буссе, отправившій безъ продовольствія "Иртышъ" въ пустыню, не видитъ всѣхъ послѣдствій своей эгоистической ошибки. Онъ разувѣрился бы тогда въ полной несостоятельности своихъ воззрѣній: проживать въ Тамари-Анивѣ, гдѣ люди прямо помѣщены въ сухія зданія и гдѣ можно достать продовольствія, не то, что въ пустынѣ. Онъ задался какими-то неумѣстными политическими воззрѣніями, здѣсь гибельными и къ дѣлу не идущими. Не въ такомъ же ли положеніи была и команда на Сахалинѣ, какъ здѣсь, если бы слѣдовать его неумѣстнымъ воззрѣніямъ? Можно навѣрно сказать, что около половины ея погибло бы отъ цынги."
   "Надежда на Бога и на скорую отъ васъ помощь," заключаетъ Н. К. Бошнякъ, "насъ всѣхъ еще одушевляетъ и поддерживаетъ, хотя я сознаю, что это сопряжено съ большими препятствіями."
   Получивъ эти свѣдѣнія, я, для болѣе положительнаго подкрѣпленія запасами несчастныхъ тружениковъ, случайно и неожиданно собравшихся въ Императорской гавани, и для одушевленія ихъ, отправилъ 24-го февраля чрезъ Маріинскій постъ на 2-хъ нартахъ Д. И. Орлова, какъ офицера опытнаго и знакомаго уже съ этимъ путемъ, снабдивъ его всѣми возможными запасами и медикаментами. Офицеру этому приказано было сколь возможно поспѣшнѣе слѣдовать въ Императорскую гавань, нанимая для облегченія своихъ нартъ -- нарты у туземцевъ и имѣть въ виду, что въ двухъ мѣстахъ по пути въ эту гавань А. И. Петровъ распорядился уже о заготовленіи корма для собакъ, что весьма ускоряетъ и облегчаетъ путешествіе. По пути слѣдованія понуждать тунгусовъ, чтобы они скорѣе туда шли съ оленями, ибо необходимо доставить туда поспѣшнѣе оленьяго мяса. На пути слѣдованія закупать у манджуровъ и туземцевъ водки, сухой черемши, чесноку и крупы для пополненія отправляемыхъ запасовъ.
   По прибытіи въ Императорскую гавань, передать слѣдующія мои приказанія Н. К. Бошняку и командирамъ судовъ: транспорта "Иртышъ" и корабля р.-а. комп. "Николай":
   1) Съ открытіемъ въ гавани навигаціи, корабль "Николай" долженъ немедленно выдти изъ гавани съ Н. Б. Бошнякомъ и, слѣдуя вдоль татарскаго берега къ югу, высадить на оный Н. К. Бошняка со шлюпкою и байдаркою, въ широтѣ 46o 30' N. Оттуда Н. К. Бошнякъ, согласно даннымъ ему отъ меня приказаніямъ, долженъ начать изслѣдованіе берега къ югу, имѣя притомъ въ виду, чтобы къ 5-му іюня возвратиться въ туже широту, потому что около этого времени я на "Байкалѣ" приду къ нему въ этотъ пунктъ съ цѣлію поставить военный постъ въ одной изъ южныхъ бухтъ, которая по его изслѣдованіямъ окажется болѣе закрытою и имѣющею внутреннее, болѣе или менѣе удобное сообщеніе съ рѣкою Амуръ или Уссури.
   2) Корабль р.-а. компаніи "Николай", высадивъ лейтенанта Бошняка, слѣдуетъ въ Муравьевскій пость, гдѣ и состоитъ въ распоряженіи начальника онаго, маіора Буссе. Если по какому либо случаю въ февралѣ или мартѣ мѣсяцахъ г. Буссе не поставилъ Ильинскаго поста въ одной изъ бухтъ залива Невельскаго (Идунки), то корабль, прежде отправленія своего въ колоніи, обязанъ перевезти въ заливъ Такмака (47o 15' широты) лейтенанта Рудановскаго съ 8 человѣками людей и продовольствіемъ на 3 мѣсяца, для содержанія въ ономъ Ильинскаго поста.
   3) Если транспортъ "Иртышъ" до моего прихода на "Байкалѣ" въ Императорскую гавань, около 1-го іюня, можетъ выдти въ море, то изъ гавани слѣдовать ему въ Муравьевскій постъ, гдѣ у г. Буссе потребовать на мѣсяцъ продовольствія и пополненія убылыхъ изъ его команды и отправиться немедленно въ Петропавловскъ. Въ противномъ же случаѣ, транспортъ этотъ оставить въ Императорской гавани до моего прибытія въ оную на "Байкалѣ"; исправлять по возможности поврежденія и готовиться къ плаванію, имѣя въ виду, что экипажъ его будетъ пополненъ или съ "Байкала" или изъ Муравьевскаго поста.
   4) Г. Орлову, долженствующему оставаться въ Императорской гавани, а равно г. Бошняку и командирамъ: транспорта "Иртышъ" и корабля "Николай" предписывается строго наблюдать за дѣйствіями иностранныхъ судовъ, плавающихъ въ Татарскомъ заливѣ и дѣйствіями, могущей явиться въ оный, военной американской эскадры и, въ случаѣ встрѣчи съ этими судами, дѣйствовать согласно данной мною г. Бошняку инструкціи, т. е. объявлять отъ имени нашего правительства, что весь этотъ край до корейской границы и островъ Сахалинъ составляютъ россійскія владѣнія, а потому всякія произвольныя распоряженія на его берегахъ не могутъ быть терпимы, и
   5) Имѣть въ виду, что вмѣстѣ съ симъ же, объ этихъ распоряженіяхъ я доношу генералъ-губернатору, сообщаю главному правленію компаніи и г. Кашеварову, и наконецъ предписываю Н. В. Буссе дѣйствовать согласно онымъ.
   Отправивъ г. Орлова, я вмѣстѣ съ симъ же послалъ нарочнаго въ Аянъ съ донесеніемъ и письмомъ къ генералъ-губернатору.
   Объяснивъ ему объ упомянутыхъ распоряженіяхъ и дѣйствіяхъ моихъ, о положеніи амурской и сахалинской экспедицій, въ заключеніе я писалъ:
   "Изъ этого Ваше Превосходительство изволите усмотрѣть, до какой степени было необходимо занятіе Тамари-Анива. Только этимъ, какъ нынѣ доказываютъ факты, мы спасли нашу команду, высаженную на Сахалинъ, отъ того грустнаго положенія, въ каковомъ находятся люди, собравшіеся въ пустынной Императорской гавани. Точно также Ваше Превосходительство изволите видѣть, что главная цѣль распоряженій моихъ, отправленныхъ нынѣ въ Императорскую гавань съ г. Орловымъ, состоитъ въ томъ, чтобы, во-первыхъ, отстранить водвореніе иностранцевъ на прибрежьяхъ при-Уссурійскаго края, а во-вторыхъ, чтобы отыскать на этихъ прибрежьяхъ такое пристанище для нашихъ судовъ, въ которое они могли бы входить какъ возможно позднѣе, а выходить какъ возможно ранѣе, т. е. отыскать гавань почти всегда открытую для навигаціи и, отыскавши оную, водвориться въ ней. Подобная гавань, какъ непосредственно связанная внутреннимъ сообщеніемъ съ рѣкою Амуръ и можетъ только обусловливать важное политическое значеніе для Россіи при-амурскаго и при-уссурійскаго бассейна. Императорская гавань, несмотря на превосходное очертаніе своихъ береговъ и глубины, какъ показалъ уже нынѣ опытъ, не соотвѣтствуетъ упомянутой цѣли. Она, подобно какъ и заливъ де-Кастри, значительное время закрыта для навигаціи, и поэтому можетъ служить только лишь станціею для нашихъ судовъ, плавающихъ въ Татарскомъ заливѣ. Въ виду этихъ соображеній, если люди, назначенные по штату въ экспедицію, будутъ слѣдовать сюда по рѣкѣ Амуръ, я прошу Ваше Превосходительство приказать поставить на устьѣ рѣки Уссури постъ изъ 30 человѣкъ. Пунктъ этотъ, какъ ближайшій къ прибрежью южнаго при-уссурійскаго края и какъ пунктъ центральный относительно нижне-амурскаго и уссурійскаго бассейновъ, представляетъ такую мѣстность, въ которой должна сосредоточиваться вся главная наша дѣятельность въ этомъ краѣ и управленіе онымъ. Въ настоящее же время этотъ пунктъ долженъ служить исходнымъ нашимъ пунктомъ какъ для сообщенія съ избранною на югѣ гаванью, такъ равно и для изслѣдованія уссурійскаго и средне-амурскаго бассейновъ. За этимъ необходимо также поставить постъ на устьѣ рѣки Хунгари, по крайней мѣрѣ изъ 10 человѣкъ, для удобства сообщенія между Маріинскимъ постомъ, устьемъ рѣки Уссури и Императорскою гаванью.
   "До прибытія изъ Кронштадта винтоваго судна, транспортъ "Байкалъ" долженъ оставаться въ моемъ распоряженіи, такъ какъ, во-первыхъ, на немъ надобно снабдить экспедицію запасами или изъ Аяна, или съ Сахалина, а во-вторыхъ, въ виду прибытія въ Татарскій заливъ американской военной эскадры, необходимо, чтобы въ ономъ находилось наше военное судно".
   "Что касается до Сахалина, то изслѣдованія гг. Бошняха, Орлова и въ особенности Рудановскаго, и свѣдѣнія, доставленныя нынѣ Самаринымъ, показали, что послѣ занятаго нами селенія Тамари въ заливѣ Анива, замѣчателенъ заливъ или озеро Буссе (Тообучи) и устья рѣкъ: Найбу или Найну, Гунупъ, Ванготанъ и Сисека или Тый, на восточномъ берегу. На западномъ же: бухты Маука и Такмака, устье протока Тарайку и озеро того же имени, селеніе Аркой и заливъ Дуе. Въ видахъ политическихъ и коммерческихъ компаніи слѣдуетъ обратить на эти мѣста вниманіе. Чтобы опредѣлить же, въ коей степени безопасно могутъ зимовать суда въ заливѣ Тообучи (Буссе) и бухтахъ: Маука и Такмака, названныхъ мною бухтами: Беллингсгаузена и графа Гейдена, я сдѣлалъ надлежащее наставленіе г. Буссе, а именно: приказалъ ему въ заливѣ его имени, какъ сосѣдственномъ съ Муравьевскимъ постомъ, наблюдать за обстоятельствами, сопровождающими закрытіе и вскрытіе онаго; а въ бухтѣ Такмака послать въ февралѣ мѣсяцѣ г. Рудановскаго поставить Ильинскій постъ, снятый въ исходѣ сентября г. Орловымъ. Исполнить все кто тѣмъ болѣе необходимо, что эти послѣднія бухты весьма важны и въ томъ отношеніи, что въ январѣ мѣсяцѣ Рудановскій ихъ нашелъ чистыми, а туземцы говорятъ, что онѣ вообще рѣдко замерзаютъ и что навигація по нимъ всегда открыта. Рудановскому остается узнать, не заходятъ ли въ эти бухты весною льды и не сопровождаются ли сѣверо-восточные и восточные вѣтры жестокими порывами съ горъ; чего, какъ вы изволите видѣть изъ выписки журнала Рудановскаго, надобно ожидать, особливо въ бухтѣ Маука. Произвести нынѣ же эти наблюденія тѣмъ болѣе необходимо, что съ 1854 на 1855 годъ на Сахалинѣ неминуемо должно зимовать судно компаніи; слѣдовательно, надобно предварительно опредѣлить мѣсто, гдѣ это судно можетъ зимовать съ большею безопасностью.
   "Піонерный характеръ нашихъ дѣйствій въ при-амурскомъ и при-уссурійскомъ краѣ, по обширному и пустынному его положенію и по разнообразнымъ условіямъ онаго, долженъ продолжаться еще долго. Топоръ, заступъ и плугъ должны имѣть здѣсь первенствующее мѣсто. Команды, сюда присылаемыя, должны составлять здѣсь главныхъ работниковъ. Военная и гражданская организаціи, въ томъ видѣ, въ какомъ онѣ находятся въ Россіи и на Кавказѣ, здѣсь рѣшительно неумѣстны. Рѣки Амуръ и Уссури составляютъ надежные базисы нашихъ дѣйствій. Банки лимана и пустынныя, бездорожныя, лѣсистыя и гористыя прибрежья при-усурійскаго и нижне-амурскаго края будутъ надолго составлять самую надежную защиту противъ всякихъ непріязненныхъ покушеній на этотъ край съ моря, и чрезъ это обезпечивать наши дѣйствія въ ономъ. По этому нынѣ всѣ средства здѣсь должны быть употреблены отнюдь не на созданіе совершенно безполезной въ этомъ краѣ организаціи съ арміею военныхъ и гражданскихъ чиновниковъ, или на сооруженіе какихъ либо долговременныхъ укрѣпленій и зданій, но они должны быть всецѣло употреблены на то, чтобы были въ этомъ краѣ надлежащія суда для внутреннихъ сообщеній, чтобы были военно-рабочія и земледѣльческія силы и лица, могущія разъяснять богатства природы этого края. Устье рѣки Уссури здѣсь представляетъ центръ, изъ котораго должны исходить пути, обезпеченные земледѣльческими поселеніями, къ главнымъ мѣстностямъ, какъ то: къ Забайкальской области, устью рѣки Амуръ и къ гаванямъ, лежащимъ на прибрежьяхъ края.
   "Вотъ въ чемъ единственно здѣсь и состоитъ правительственная задача, непосредственно истекающая изъ всѣхъ фактовъ, добытыхъ амурскою экспедиціею, какъ первымъ піонеромъ, дѣйствующимъ этого края,-- піонеромъ, указавшимъ уже на важное значеніе онаго для Россіи въ политическомъ и экономическомъ отношеніи".
   Вмѣстѣ съ этимъ, въ письмѣ моемъ Н. Н. Муравьеву, я просилъ, чтобы люди, назначенные въ экспедицію, были снабжены инструментами и матеріалами для плотничныхъ и кузнечныхъ работъ, а равно и теплою одеждою, и повторилъ мою убѣдительную просьбу, чтобы въ случаѣ спуска этихъ людей по рѣкѣ Амуръ, непремѣнно было оставлено около 40 человѣкъ на устьяхъ рѣкъ Уссури и Хунгари. Я писалъ, что "въ началѣ наступившей навигаціи, на прибрежьѣ уссурійскаго края мною заняты будутъ двѣ болѣе закрытыя бухты, дабы къ навигаціи 1855 года опредѣлить, которая изъ нихъ болѣе соотвѣтствуетъ главной упомянутой цѣли, т. е. болѣе продолжительное время открыта для навигаціи. Изъ людей, оставленныхъ на устьѣ рѣки Уссури, я отдѣлю до 15 человѣкъ вверхъ по рѣкѣ для зимовки въ двухъ пунктахъ, изъ которыхъ туземцы ѣздятъ въ упомянутыя бухты, и вообще на прибрежье уссурійскаго края, въ видахъ ознакомленія съ этими путями, изслѣдованія оныхъ и установленія сообщенія между постами нашими въ этихъ бухтахъ и постами на рѣкахъ Уссури и Амуръ; такъ чтобы къ навигаціи 1855 года намъ были положительно извѣстны тѣ пункты въ краѣ, на которые наипервѣе надобно обратить вниманіе.
   "Распорядиться такимъ образомъ, когда ожидается, какъ Вы изволите мнѣ писать, разрывъ съ европейскими западными державами, становится крайнею необходимостью, ибо наши посты, поставленные на прибрежьѣ Уссурійскаго края, привлекутъ непріятеля къ блокадѣ онаго, т. е. заставятъ его фактически признать этотъ край принадлежащимъ Россіи. Между тѣмъ, при такомъ распоряженіи непріятель не можетъ намъ причинить вреда, потому что люди съ постовъ, въ случаѣ крайности, могутъ отступить по пути неизвѣстному непріятелю, и съ его стороны было бы въ высшей степени неблагоразумно посылать на поиски по этому дикому, гористому и бездорожному пространству. Для этого послѣдняго намъ необходимо только принять мѣры, чтобы изъ постовъ нашихъ, поставленныхъ на рѣкѣ Уссури, было заранѣе заготовлено продовольствіе для отступающихъ людей, что весьма просто и легко сдѣлать, когда пути эти намъ будутъ извѣстны".
   "Вотъ тѣ соображенія, на основаніи которыхъ я намѣренъ распорядиться такъ, какъ выше изложено. И вотъ причины, по которымъ, въ случаѣ разрыва съ западными державами, намъ слѣдуетъ здѣсь не сосредоточиваться, а напротивъ, разсредоточиваться малыми отрядами изъ 8 или 10 человѣкъ, и заранѣе обезпечивать наши сообщенія въ краѣ съ его прибрежьемъ, имѣя при этомъ въ виду привлечь непріятеля къ блокадѣ прибрежья.
   "Что касается до вторженія съ моря непріятеля во внутрь страны, то этого намъ нечего опасаться, ибо, повторяю, банки лимана, опасное, трудное и неизвѣстное для непріятеля плаваніе по оному, пустынныя, лѣсистыя, гористыя и бездорожныя прибрежья, удаленіе края отъ цивилизованныхъ портовъ, и наконецъ неизвѣстность для непріятеля нашей силы и средствъ въ ономъ, составляютъ непреоборимыя, можно сказать, преграды для подобныхъ вторженій съ моря.
   "Въ настоящее время меня болѣе всего безпокоитъ то, что мы до сихъ поръ не только не имѣли средствъ изслѣдовать лиманъ, въ видахъ отысканія въ немъ болѣе глубокихъ фарватеровъ, на даже не успѣли обезпечить безопасность плаванія по ранѣе извѣстнымъ фарватерамъ, и наконецъ, что мы не имѣемъ здѣсь ни одного парохода, который бы могъ вводить суда въ рѣку Амуръ, между тѣмъ какъ она, въ случаѣ войны съ морскими державами, представляетъ единственное и надежное во всѣхъ отношеніяхъ убѣжище для судовъ нашихъ на отдаленномъ востокѣ.
   "Таковой же характеръ нынѣ долженъ быть и нашихъ дѣйствій на Сахалинѣ, въ случаѣ войны съ морскими державами. Посты наши, расположенные въ заливахъ Анива, Такмака, Кусунай, Дуэ и Терпѣнія (по туземному Тернай), привлекутъ непріятеля къ блокадѣ береговъ Сахалина. Отступленіе нашихъ командъ въ случаѣ крайности во внутрь острова можетъ быть произведено по извѣстнымъ нынѣ намъ путямъ, по которымъ мы легко можемъ продовольствовать эти команды изъ Николаевска, независимо отъ морскаго пути. Само собою разумѣется, что и здѣсь, подобно какъ и на прибрежьѣ при-уссурійскаго края, посты эти, должны состоять не болѣе какъ изъ 6 или 4 человѣкъ, ибо главная цѣль ихъ должна состоять единственно въ томъ, чтобы привлечь непріятеля блокировать берега острова".
   Вмѣстѣ съ этимъ донесеніемъ генералъ-губернатору, я тогда же увѣдомилъ главное правленіе компаніи и г. Кашеварова о распоряженіи моемъ относительно корабля "Николай" и о результатахъ изслѣдованія, произведенныхъ на Сахалинѣ Н. В. Рудановскимъ, и просилъ Кашеварова немедленно отправить, сколь возможно поспѣшнѣе, донесеніе мое къ генералъ-губернатору.
   1 марта я послалъ почту на Сахалинъ къ г. Буссе, увѣдомляя его о сдѣланныхъ мною распоряженіяхъ по Императорской гавани и о рѣшеніи, принятомъ мною относительно дѣйствія на Сахалинѣ въ случаѣ разрыва съ морскими державами. Вотъ копія съ отрывка моего письма г. Буссе:
   "Не получивъ отъ васъ донесенія о распространяемыхъ японцами слухахъ, переданныхъ мнѣ Самаринымъ, я вижу что вы, какъ и слѣдуетъ, не обращаете вниманія на подобныя нелѣпости, и остаюсь увѣреннымъ, что вы, согласно моимъ приказаніямъ и личнымъ вамъ объясненіямъ, въ виду ожидаемой раннею весною въ Татарскій заливъ американской эскадры, послали въ заливъ Такмака, или Маука г. Рудановскаго весновать въ ономъ и вмѣстѣ съ этимъ наблюдать надъ обстоятельствами, сопровождающими вскрытіе залива и надъ силою господствующихъ тамъ вѣтровъ съ горъ. Увѣренъ также, что вы не преминули сдѣлать подобныя же наблюденія въ сосѣдственномъ съ Муравьевскимъ постомъ заливѣ вашего имени (Тообуча). Подобныя наблюденія, какъ я вамъ лично объяснилъ, необходимы для опредѣленія степени безопасности зимовки судна, которая, какъ вамъ извѣстно, неминуемо должна послѣдовать съ 1854 на 1855 годъ... Поставляя вамъ въ извѣстность принятое мною рѣшеніе (о чемъ я доносилъ уже генералъ-губернатору) о характерѣ и цѣли дѣйствій нашихъ на Сахалинѣ, въ случаѣ разрыва нынѣ съ морскими державами, я предлагаю вамъ въ точности этимъ руководствоваться при упомянутомъ обстоятельствѣ, т. е. имѣть въ виду, что мы и въ случаѣ войны не должны оставлять острова, а только лишь уменьшить численность людей на ономъ и размѣстить остальныхъ по постамъ, отъ 8 до 6 человѣкъ въ каждомъ, а именно: въ заливы Анива, Такмака, Кусунай, Дуе и Тернай (Терпѣнія), т. е. въ такія мѣста, въ которыхъ, пользуясь нынѣ извѣстными намъ путями, мы можемъ во время войны снабжать ихъ продовольствіемъ, независимо отъ моря, внутреннимъ путемъ, на селенія Погоби, Аркой и Бусунай"..
   Изъ вышесказаннаго видно, что главная цѣль принятаго мною рѣшенія для дѣйствія въ навигацію 1854 года, состояла въ томъ, чтобы еще болѣе утвердить за Россіею обладаніе весьма важнымъ для нея нижне-амурскимъ и уссурійскимъ краемъ.
   

ГЛАВА XXVII.

Предписаніе Н. В. Буссе отъ 1 марта 1854 г.-- Положеніе наше въ Петровскомъ.-- Посылка Разградскаго вверхъ по Амуру.-- Спускъ по Амуру людей подъ начальствомъ генералъ-губернатора. -- Мое отправленіе изъ Петровскаго для слѣдованія вверхъ по Амуру.-- Распоряженія мои г. Бачманову.-- Наши силы въ при-амурскомъ краѣ.-- Высочайшее повелѣніе 22 апрѣля 1863 г.-- Листъ въ Пекинъ 16 іюня 1868 г.-- Путешествіе Н. Н. Муравьева и торжественныя встрѣчи.-- Мое путешествіе вверхъ по Амуру и затѣмъ въ заливъ де-Кастри.-- Донесеніе Бошняка. Встрѣча моя съ генералъ-губернаторомъ 14 іюня 1854. -- Спускъ нашей флотиліи по Амуру.

   
   Положеніе жены моей въ эту зиму было гораздо лучше чѣмъ въ предъидущія, ибо въ прекрасной и образованной женщинѣ Елизаветѣ Осиповнѣ Бачмановой моя жена нашла и пріятную собесѣдницу, и помощницу; ея общество оживляла, кромѣ того, и супруга нашего священника, Екатерина Ивановна Вельяминова.
   Хотя въ эту зиму мы и не ощущали, какъ въ предъидущую, никакого недостатка въ продовольствіи, но послѣдствія первой ужасной зимы въ пустынѣ имѣли вліяніе на здоровье жены моей и въ особенности на нашу малютку -- Екатерину. Между тѣмъ, 2 апрѣля у насъ родилась вторая дочь, Ольга; жена не въ состояніи была кормить ее, а кормилицы не было. Это еще болѣе усиливало болѣзнь матери; но Господь Богъ укрѣплялъ насъ и помогъ перенести съ твердостію это ужасное положеніе и всѣ лишенія.
   12 апрѣля я получилъ съ нарочнымъ Высочайше дарованную мнѣ награду: Владиміра 3 степени. Генералъ-губернаторъ, препровождая мнѣ ее, писалъ, что Государь Императоръ рѣшительными дѣйствіями моими и занятіемъ главнаго пункта острова Сахалина, Тамари, остался весьма доволенъ и что команды, назначенныя для укомплектованія по штату экспедиціи, вѣроятно спустятся по р. Амуру изъ Стрѣтенска. Въ виду этого обстоятельства и полагая, что просьба моя, дабы оставить 30 человѣкъ на устьѣ рѣки Уссури и 10 человѣкъ на устьѣ рѣки Хунгари, придетъ послѣ уже отправленія людей по p. Амуръ изъ Стрѣтенска, и что рѣка Амуръ почти отъ устья Уссури широка и наполнена лабиринтомъ острововъ и протокъ, почему слѣдованіе здѣсь баржъ безъ проводниковъ не только затруднительно, но и опасно, и сейчасъ же командировалъ вверхъ по Амуру г. Разградскаго и приказалъ ему, достигнувъ устья рѣки Хунгари, принимать мѣры, чтобы туземцы провожали по рѣкѣ Амуръ наши суда. Съ нимъ я предписалъ начальнику отряда, слѣдовавшему съ этими судами, оставить на устьѣ Уссури 30 человѣкъ, а на устьѣ Хунгари 10 человѣкъ со всѣмъ тѣмъ довольствіемъ, запасами и матеріалами, съ каковыми эти люди сплавляются. Затѣмъ, съ остальными людьми остановиться въ Маріинскомъ постѣ и ожидать моего прибытія въ оный. По исполненіи этого порученія, г. Разградскій долженъ былъ возвратиться въ Маріинскій постъ не позже 20 мая. Начальнику Маріинскаго поста, А. И. Петрову, предписано было въ то же время поставить постъ въ де-Кастри и, по возвращеніи г. Разградскаго, сдать ему оба поста: Маріинскій и въ де-Кастри и слѣдовать въ Николаевское, для наблюденія за работами.
   15 апрѣля было получено въ Петровскомъ чрезъ туземцевъ донесеніе Д. И. Орлова съ рѣки Тумджинъ, что часть оленей и запасовъ достигла въ Императорскую гавань и что смертность между командами ослабѣваеть.
   4 мая прибыла изъ Аяна почта; съ нею генералъ-губернаторъ увѣдомлялъ меня, что онъ самъ спускается по рѣкѣ Амуру съ людьми, какъ для укомплектованія экспедиціи, такъ равно и для подкрѣпленія Петропавловскаго порта; что люди, назначенные для подкрѣпленія Петропавловска, должны отправиться туда изъ залива де-Кастри; что для перевоза этихъ людей въ Петропавловскъ В. С. Завойко предписано къ 15 мая прислать суда въ де-Кастри, и наконецъ, что онъ со всѣми командами къ 20 мая будетъ въ Маріинскомъ постѣ, почему и предписываетъ мнѣ быть къ этому времени тамъ.
   Заливъ Счастья былъ 4 мая еще покрытъ льдомъ, на берегахъ же въ горахъ начиналась распутица. Дабы достигнуть къ назначенному времени Маріинскаго поста, необходимо было къ 10 мая быть въ Николаевскѣ, добраться до котораго въ то время, и то съ большою опасностію, возможно было только верхомъ на оленяхъ; а оленей, кромѣ 4 прибывшихъ съ почтою, около Петровска не было, этимъ же послѣдннмъ необходимъ былъ отдыхъ по крайней мѣрѣ въ продолженіе 4 дней, поѳтому я не могъ выѣхать изъ Петровска ранѣе 8 мая. Отправляясь въ путь, я сдѣлалъ единственному офицеру, остававшемуся въ Петровскомъ, А. В. Бачманову, слѣдующее распоряженіе: съ первою возможностью при-слать въ Маріинскій постъ 10 весельный катеръ. Приходящимъ на петровскій рейдъ иностраннымъ китобойнымъ судамъ, а равно и всѣмъ туземцамъ объявлять, что по рѣкѣ Амуръ слѣдуетъ къ намъ вооруженная флотилія съ войскомъ. Это послѣднее распоряженіе я необходимымъ счелъ сдѣлать потому, что хотя Н. Н. Муравьевъ и не увѣдомлялъ меня о разрывѣ съ западными державами, но личное его прибытіе и необходимость въ подкрѣпленіи Петропавловска давали мнѣ поводъ думать, что этотъ разрывъ вѣроятно уже послѣдовалъ.
   Положеніе наше въ это время въ нижне при-амурскомъ краѣ было таково: въ Петровскомъ находилось 25 человѣкъ при 25 кремневыхъ дрянныхъ ружьяхъ, выбранныхъ изъ остававшихся въ Охотскѣ. Въ Николаевскомъ 30 человѣкъ при 30 таковыхъ же ружьяхъ и 2-хъ и 3-хъ фунтовыхъ пушкахъ, изъ которыхъ изъ одной только можно было стрѣлять. Въ Маріинскомъ постѣ 8 человѣкъ съ таковыми же ружьями и въ Александровскомъ постѣ (де-Кастри) 10 человѣкъ при такихъ же ружьяхъ и одной 3-хъ фунтовой пушкѣ. Пороху во всей экспедиціи состояло 1 1/2 пуда, и снарядовъ для упомянутыхъ 3 орудій по 25 выстрѣловъ на каждое. Воть въ какомъ положеніи насъ застала война въ нижне при-амурскомъ краѣ. На всѣ предложенія мнѣ, въ случаѣ войны сосредоточить въ Николаевскѣ всѣ силы для борьбы съ непріятелемъ, -- я постоянно отвѣчалъ, что не сосредоточивать эту ничтожную горсть, но напротивъ, ее слѣдуетъ разсредоточивать, потому что банки лимана и пустынныя прибрежья края составляютъ самую надежную защиту. Въ описываемое время я вовсе не безпокоился въ этомъ отношеніи, а заботился только лишь о томъ, чтобы исполнить упомянутый планъ мой, т. е. чрезъ посты, раскинутые по прибрежьямъ при-амурскаго и при-уссурійскаго края, привлечь непріятеля къ блокадѣ онаго, уменьшить численность людей на Сахалинѣ, раскинувъ ихъ, какъ объяснено выше, по постамъ изъ 6 или 5 человѣкъ, и наконецъ послѣ доставленія людей и продовольствія на судахъ нашихъ, зимовавшихъ въ Императорской гавани и на транспортѣ "Байкалѣ" (долженствовавшемъ придти въ заливъ де-Кастри), по всѣмъ постамъ при-уссурійскаго края и острова Сахалина, ввести эти суда въ рѣку Амуръ. Въ виду вѣроятной возможности прибытія непріятельской эскадры въ Татарскій заливъ, я вполнѣ былъ увѣренъ, что вся эта операція можетъ быть окончена гораздо ранѣе прихода сюда непріятеля, такъ что съ его появленіемъ всѣ прибрежья Татарскаго залива будутъ уже обставлены нашими военными постами, съ единственною цѣлію привлечь непріятеля къ блокадѣ этого прибрежья. Для обезпеченія этихъ постовъ необходимо было, какъ я выше объяснилъ, занять устья рѣкъ Хунгари и Уссури и предупредить объ этомъ Н. Н. Муравьева, ранѣе прибытія его въ Маріинскій постъ, для того, чтобы были оставлены на рѣкахъ Хунгари и Уссури люди. Въ виду этого, не смотря на ужасную распутицу, я спѣшилъ скорѣе выбраться изъ Петровскаго, дабы благовременно встрѣтитъ Н. Н. Муравьева, надѣясь при этомъ, что въ исполненіи моихъ распоряженій препятствія не представится. Вотъ тѣ надежды и цѣль, съ которыми я отправился изъ Петровскаго 8 мая. Но всѣ онѣ были противуположны мнѣнію, сложившемуся тогда у людей, которые шли туда располагать нашими дѣйствіями.
   Внезапная рѣшимость Высшаго правительства дозволить генералъ-губернатору сплавить людей по рѣкѣ Амуръ, считавшейся въ то время китайскою, послѣдовала такимъ образомъ:
   Важные результаты дѣятельности амурской экспедиціи и благосклонное вниманіе къ этой дѣятельности въ Бозѣ почившаго Императора Николая I, давали надежду Н. Н. Муравьеву на успѣхъ его постоянныхъ стараній, что будетъ, наконецъ, разрѣшено плаваніе по Амуру. Въ этихъ видахъ генералъ-губернаторъ состоящему при немъ для особыхъ порученій капитану 2-го ранга Петру Васильевичу Козакевичу приказалъ сдѣлать промѣръ рѣки Шилки и этимъ промѣромъ доказать возможность заведенія на этой рѣкѣ пароходства. Проэктъ о пароходствѣ въ 1853 году былъ Высочайше утвержденъ и въ томъ же году на Шилкинскомъ заводѣ былъ заложенъ 60-ти сильный пароходъ "Аргунь", который строился подъ руководствомъ Петра Васильевича корабельнымъ инженеромъ Шарубинымъ. Вмѣстѣ съ этимъ, въ томъ же году, начали дѣлаться постепенныя приготовленія къ сплаву по рѣкѣ Амуръ. Ожидаемый разрывъ съ западными державами, понудилъ генералъ-губернатора прибыть въ Петербургъ для обсужденія различныхъ предположеній о защитѣ ввѣреннаго ему края, въ случаѣ открытія военныхъ дѣйствій. 22-го апрѣля 1853 года Н. Н. Муравьевъ имѣлъ счастіе докладывать Государю Императору Николаю I о важности изслѣдованій, произведенныхъ амурскою экспедиціею, о направленіи Хинганскаго хребта отъ верховьевъ рѣки Уди къ югу, а равно и направленіи главныхъ притоковъ рѣки Амуръ, берущихъ начало изъ восточнаго склона этого хребта,-- фактовъ, доказавшихъ по точному смыслу нерчинскаго тракта, несомнѣнныя права наши на рѣку Амуръ. Изслѣдованія въ Удскомъ краѣ, произведенныя экспедиціею подполковника Ахтэ, еще болѣе подтверждали факты, добытые амурскою экспедиціею, относительно направленія границы нашей съ Китаемъ (вопроса возбужденнаго и рѣшеннаго на мѣстѣ амурскою экспедиціею). Рѣка Амуръ должна принадлежать не Китаю, а Россіи, докладывалъ генералъ-губернаторъ и представлялъ Его Величеству, что для подкрѣпленія Петропавловска необходимо разрѣшить сплавъ по рѣкѣ Амуру, ибо берегомъ нѣтъ никакой возможности доставить въ Петропавловскъ ни продовольствія, ни оружія, ни войскъ. Государь Императоръ, выслушавъ докладъ Муравьева, изволилъ признать все это основательнымъ, и того же 22 апрѣля 1853 года Высочайше повелѣть соизволилъ: написать объ этомъ пекинскому трибуналу; предложеніе же Муравьева о сплавѣ по рѣкѣ Амуръ запасовъ, оружія, продовольствія и войскъ разсмотрѣть въ особомъ комитетѣ. Въ исполненіе этого Высочайшаго повелѣнія, 16-го іюня 1853 года правительствующій сенатъ послалъ листъ пекинскому трибуналу внѣшнихъ сношеній слѣдующаго содержанія:
   "По существующимъ трактатамъ граница отъ рѣки Горбицы къ востоку положенная до верховья рѣки Уди, должна идти Хинганскимъ или Становымъ хребтомъ горъ, а отъ верховья рѣки Уди -- тѣмъ же хребтомъ до моря протяженнымъ, такимъ образомъ, что всѣ рѣки, текущія по южную сторону этого хребта, должны состоять во владѣніи Китайскаго государства, а рѣки по всѣмъ прочимъ направленіямъ, текущія изъ этого хребта,-- во владѣніи Россійскаго государства. Но, такъ какъ на всемъ этомъ пространствѣ пограничные знаки не поставлены {Изъ этого видно, что правительство, вслѣдствіе разъясненія моего, убѣдилось въ ошибочности донесенія академика Мидендорфа, что будто бы найденные имъ при слѣдованіи отъ Охотскаго моря въ Забайкалье столбы, или груды камней, составляютъ пограничные знаки. поставленные китайцами. На основаніи каковаго донесенія и была, какъ видѣли, составлена экспедиція Ахтэ для опредѣленія по этимъ столбамъ границы съ Китаемъ.}, то поэтому и приглашается китайское правительство прислать своихъ уполномоченныхъ для постановленія этихъ знаковъ, въ виду разграниченія пространства до моря, оставшагося до усмотрѣнія неразграниченнымъ".
   Этотъ актъ весьма знаменателенъ въ исторіи при-амурскаго края; онъ составляетъ первый краеугольный камень, положенный амурскою экспедиціею въ основаніе къ признанію края за Россіею. До этого времени на всѣхъ правительственныхъ и частныхъ картахъ, во всѣхъ учебныхъ заведеніяхъ и во всѣхъ, какъ мы видѣли, актахъ, объяснялось, что граница наша съ Китаемъ идетъ къ Охотскому морю, къ Тугурской губѣ, т. е. весь при-амурскій край считался какъ бы безспорно во владѣніи Китая. Благодаря этому акту, вытекающему единственно изъ изслѣдованій, произведенныхъ амурскою экспедиціею, надъ направленіемъ Хинганскаго хребта и рѣкъ, берущихъ начало изъ онаго, Правительство впервые признало неправильность принимаемой имъ доселѣ границы нашей съ Китаемъ и тѣмъ сознало, что рѣка Амуръ должна принадлежать не Китаю, какъ до этого оно было твердо убѣждено, а Россіи. И такъ, возбужденный и разрѣшенный амурскою экспедиціею пограничный вопросъ не остался безслѣднымъ; разрѣшеніе его и составляло одну изъ главныхъ миссій амурской экспедиціи.
   По прибытіи Н. Н. Муравьева изъ заграницы въ С.-Петербургъ, особый комитетъ приступилъ къ разсмотрѣнію его предположенія относительно сплава по Амуру, и послѣ различныхъ соображеній и преній, рѣшено было въ комитетѣ: плыть по рѣкѣ Амуръ. Государь Императоръ, утвердивъ это рѣшеніе, изволилъ лично прибавить Муравьеву: чтобы при этомъ не пахло пороховымъ дымомъ.
   Послѣ этого Н. Н. Муравьевъ тотчасъ же отправилъ М. С. Корсакова въ Иркутскъ курьеромъ, съ порученіемъ ускорить распоряженія по амурскому сплаву. Вслѣдъ за отъѣздомъ Корсакова, въ февралѣ 1854 года, Николай Николаевичъ выѣхалъ изъ Петербурга, и еще по льду переѣхалъ озеро Байкалъ. Вся Сибирь встрепенулась при вѣсти объ открытіи плаванія по Амуру, котораго она ожидала болѣе 160 лѣтъ. "генералъ-губернатора Николая Николаевича Муравьева", пишетъ г. Свербѣевъ, сопутствовавшій ему въ качествѣ дипломатическаго чиновника, "вездѣ встрѣчали съ восторгомъ, давали въ честь его обѣды, сочиняли стихи и пѣсни {Вотъ стихи, сказанные Николаю Николаевичу на обѣдѣ въ Кяхтѣ 27-го апрѣля 1854 года, однимъ изъ кяхтинскихъ купцовъ Ксенофонтомъ Коиданскимъ:
   
   Пируя праздникъ возвращенья,
   Сподвижникъ царскій, твоего,
   Не можемъ чувства восхищенья
   Вполнѣ мы выразить свое.
   Отъѣздъ твой скорый предвѣщаетъ
   Сибири новую зарю.
   Она свѣжи лавры обѣщаетъ
   Руси и Бѣлому Царю.
   Сибирь, съ надеждой несомнѣнной,
   Глядитъ на рдѣющій востокъ
   И ждетъ, что трудъ твой вдохновенный
   Богатствамъ нашилъ дастъ истокъ.
   Амуромъ путь ты имъ проложишь,
   Движенье силамъ нашимъ дашь,
   И край счастливый будетъ вашъ.
   Быть можетъ, нашъ орелъ двуглавый
   Пробудитъ дремлющій народъ
   И, озарившись новой славой,
   Его онъ къ жизни призоветъ.
   Счастливъ, кого судьба избрала
   Орудьемъ помысловъ благихъ.
   Счастливъ, кому она сказала:
   Ступай впередъ! исполни ихъ!
   Свершить вѣковъ опредѣленье
   Тебѣ назначено судьбой
   И Богъ свое благословенье
   Пошлетъ на подвигъ трудный твой.
   И вся Сибирь изъ рода въ родъ
   Прославитъ смѣлый твой походъ!
   И мы воскликнемъ всѣ тогда
   Ура, нашъ Муравьевъ!-- Ура!}.
   
   По прибытіи генералъ-губернатора въ Шилкинскій заводъ, на водахъ рѣки Шилки красовался, невиданный до сего времени въ Забайкальѣ, пароходъ "Аргунь" и 75 грузовыхъ барказовъ для экспедиціи. Горное вѣдомство сдѣлало въ честь торжества блестящую иллюминацію.
   14-го мая 1854 года, послѣ напутственнаго молебна предъ древней иконой Божіей матери, вынесенной изъ Албазина, и при салютѣ изъ албазинской пушки, флотилія начала спускаться по рѣкѣ Шилкѣ. Впереди всѣхъ, на своей лодкѣ, плылъ генералъ-губернаторъ. "Запестрѣли предъ нами берега Шилки", говоритъ г. Свербѣевъ, "оглушаемые громкими криками ура! Мы быстро неслись по ней, чтобы достигнуть рѣки Амуръ. Заводская пушка привѣтствовала флотилію, и населеніе Шилки бросало шапки вверхъ и кричало ура! Это были радостныя, восторженныя и единодушныя пожеланія открытія пути по рѣкѣ Амуръ.
   18-го мая, въ 2 1/2 часа пополудни, флотилія вступила въ воды рѣки Амуръ. Трубачи играли "Боже Царя храни", всѣ встали на лодкахъ, сняли шапки и осѣнились крестнымъ знаменіемъ. генералъ-губернаторъ, зачерпнувъ въ стаканъ амурской воды, поздравилъ всѣхъ съ открытіемъ плаванія по рѣкѣ; раздалось восторженное ура, и суда понеслись по гладкой поверхности Амура. Такимъ образомъ, послѣ двухсотъ вѣковаго промежутка времени, патріотическими усиліями и настойчивостію Н. Н. Муравьева снова появилась флотилія на водахъ амурскихъ".
   Вмѣстѣ съ разрѣшеніемъ сплава по рѣкѣ Амуръ изъ С.-Петербурга, 4-го февраля 1854 года, былъ посланъ листъ пекинскому трибуналу внѣшнихъ сношеній, въ которомъ излагалось, что отнынѣ по всѣмъ дѣламъ о разграниченіи земель разрѣшены генералъ-губернатору сношенія прямо отъ себя. Вслѣдствіе этого, для предупрежденія китайскаго правительства о нашемъ сплавѣ по рѣкѣ Амуръ, 14-го апрѣля генералъ-губернаторъ послалъ первый листъ свой въ Пекинъ, съ полковникомъ Заборинскимъ; но послѣдняго не пропустили и этотъ листъ тогда былъ отправленъ чрезъ Кяхту, обыкновеннымъ путемъ. Въ немъ излагалось слѣдующее:
   "Вслѣдствіе полученныхъ генералъ-губернаторомъ повелѣній, онъ съ надлежащимъ числомъ войскъ плыветъ на судахъ по рѣкѣ Амуръ, для подкрѣпленія нашихъ постовъ въ низовьяхъ рѣки и въ нашихъ приморскихъ владѣніяхъ, и спрашиваетъ, къ какому времени и куда именно будутъ высланы уполномоченные отъ китайскаго правительства для опредѣленія границъ".
   Эти факты также весьма знаменательны въ исторіи при-амурскаго и при-уссурійскаго края. Они составляютъ второй краеугольный камень, положенный амурскою экспедиціею въ основаніе къ признанію края за Россіею,-- ибо:
   а) Разрѣшеніе плаванія и самое плаваніе по рѣкѣ Амуръ, генералъ-губернатору никакъ не могло бы послѣдовавъ, если бы изслѣдованіями, произведенными на транспортѣ "Байкалъ" въ 1849 году, а вслѣдъ затѣмъ амурскою экспедиціею, не былъ открытъ путь мореходнымъ судамъ изъ Татарскаго залива, чрезъ южный проливъ въ рѣку Амуръ и Охотское море; то-есть если бы чрезъ эти изслѣдованія не были разсѣяны вѣковыя заблужденія, принимавшіяся за непреложную истину, и не было фактически указано, что рѣка Амуръ составляетъ дѣйствительно артерію, связывающую Восточную Сибирь съ океанами.
   б) Разрѣшеніе плаванія и самое плаваніе по рѣкѣ Амуръ генералъ-губернатору никакъ не могло бы состояться, если бы амурской экспедиціи, въ противность ничтожной цѣли, съ которою она была снаряжена въ 1850 году, не было дано государственнаго направленія, и если бы, не смотря на ничтожество своихъ средствъ, неимовѣрныя трудности, опасности и лишенія, экспедиція эта не рѣшилась, съ поднятіемъ россійскаго военнаго флага на устьѣ рѣки Амуръ, занять это устье и торжественно объявить всѣмъ иностраннымъ судамъ, подходившимъ къ берегамъ этого края, что амурскій бассейнъ и прибрежья Татарскаго залива составляютъ Россійскія владѣнія. И наконецъ
   в) Разрѣшеніе плаванія и самое плаваніе по рѣкѣ Амуръ генералъ-губернатору никакъ не могло бы состояться, если бы амурская экспедиція, при несоотвѣтствіи данныхъ ей повелѣній, не открыла бы и не заняла бы военными постами главные пункты при-амурскаго бассейна; пункты, къ которымъ только и могъ генералъ-губернаторъ направляться съ своею флотиліею по рѣкѣ Амуръ; пункты, изъ которыхъ и возможно было только подкрѣпить Петропавловскъ благовременно; наконецъ, пункты, въ которыхъ и возможно было только пріютить и спасти японскую экспедицію, команды, имущество и суда Петропавловскаго порта отъ преслѣдованія въ нѣсколько кратъ сильнѣйшаго непріятеля,-- притомъ въ минуту, самую для насъ критическую.
   Въ то время, когда генералъ-губернатора съ его спутниками съ восторгомъ провожали изъ Забайкалья и они съ полнымъ комфортомъ и всѣми возможными средствами для безопаснаго плаванія спускались по рѣкѣ Амуръ, я, съ неимовѣрными усиліями, чрезъ горы, по снѣгамъ и водѣ, верхомъ на оленяхъ, а большею частью пѣшкомъ, пробирался изъ Петровскаго въ Николаевскъ. Оттуда на байдаркѣ съ двумя казаками я прослѣдовалъ въ Маріинскій постъ изъ котораго 16-го мая, на той же байдаркѣ и туземной лодкѣ, вмѣстѣ съ г. Разградскимъ отправился вверхъ по рѣкѣ Амуръ далѣе, съ цѣлію лично ознакомиться съ путемъ, но которому должна была слѣдовать съ генералъ-губернаторомъ наша флотилія. Кромѣ того, я хотѣлъ ознакомиться съ устьемъ рѣки Хунгари, близъ котораго слѣдовало поставить нашъ постъ и встрѣтить генералъ-губернатора раньше, чтобы лично объяснить ему главную цѣль занятія нашими постами устьевъ рѣкъ Хунгари и Уссури.
   24-го мая я съ Разградскимъ прибылъ на устье Хунгари. Тамъ о спускѣ нашей флотиліи ничего слышно не было. Осмотрѣвъ устье этой рѣки и самую рѣку на пространствѣ около 20 верстъ и назначивъ мѣсто, гдѣ долженъ быть поставленъ нашъ постъ, 27-го мая я отправился далѣе вверхъ по рѣкѣ Амуръ, заготовляя на пути по селеніямъ проводниковъ (лоцмановъ) изъ туземцевъ, для безопаснаго плаванія спускавшимся съ генералъ-губернаторомъ судамъ, такъ какъ это пространство рѣки усѣяно островами и протоками, дѣлающими плаваніе, особливо въ большую воду, затруднительнымъ и опаснымъ. 4 іюня мы достигли селенія и архипелага острововъ Оуля Куру, отстоящаго отъ Маріинскаго поста около 500 верстъ. Плаваніе внизъ по рѣкѣ отъ этого пункта, безъ проводниковъ, дѣлается весьма затруднительнымъ, а потому, а также чтобы слишкомъ не удаляться отъ Маріинскаго поста, куда ожидалось прибытіе изъ Петропавловска нашихъ судовъ, и наконецъ, чтобы дать отдыхъ людямъ, я здѣсь остановился, чтобы ожидать генералъ-губернатора, который, по назначенному имъ времени прибытія въ Маріинскій постъ, давно уже долженъ былъ быть здѣсь. Вечеромъ, 5-го іюня, приплылъ ко мнѣ на туземной лодкѣ нарочный изъ Маріинскаго поста, съ увѣдомленіемъ, что въ заливъ де-Кастри пришли два транспорта изъ Петропавловска и винтовая шкуна "Востокъ" изъ Императорской гавани, отъ адмирала (нынѣ графа) Ефима Васильевича Путятина, по порученію котораго командиръ шкуны "Востокъ", капитанъ-лейтенантъ Воинъ Андреевичъ Римскій-Корсаковъ (бывшій въ послѣдствіи начальникомъ морскаго училища) увѣдомляетъ меня о разрывѣ съ западными державами и о томъ, что у него имѣются важныя бумаги отъ адмирала, которыя онъ долженъ передать мнѣ лично. Вслѣдствіе этого, я приказалъ г. Разградскому: ожидать здѣсь генералъ-губернатора, объяснить ему всѣ распоряженія, какія сдѣланы для безопаснаго его слѣдованія, и причины моего возвращенія. На имя генералъ-губернатора я оставилъ Разградскому письмо, въ которомъ убѣдительно просилъ Н. Н. Муравьева оставить посты на устьяхъ рѣкъ Уссури и Хунгари. Я писалъ Николаю Николаевичу, что при наступившихъ военныхъ обстоятельствахъ, такіе посты дѣлаются уже крайне необходимыми, какъ для обезпеченія сообщенія съ Забайкальемъ, такъ равно и съ Манджуріею -- мѣстностями, откуда мы, при военныхъ обстоятельствахъ, только и можемъ продовольствовать нашихъ людей, могущихъ собраться въ нижне-при-амурскомъ краѣ. Сдѣлавъ эти распоряженія, утромъ 6-го іюня я на байдаркѣ отправился обратно въ Маріинскій постъ и оттуда 11-го іюня прибылъ въ заливъ де-Кастри. Здѣсь были транспорты "Иртышъ" и "Двина" и шкуна "Востокъ", посланные адмираломъ Путятинымъ изъ Императорской гавани, и транспортъ "Байкалъ", прибывшій сюда, согласно сдѣланному мною въ 1853 году распоряженію, съ казеннымъ провіантомъ для амурской экспедиціи изъ Петропавловска. Командиръ шкуны Римскій-Корсаковъ передалъ мнѣ требованіе Е. В. Путятина, о снабженіи его экспедиціи продовольствіемъ и теплою одеждою и донесенія Е. В. Путятина генералъ-губернатору. Въ заключеніе онъ сообщилъ мнѣ, что Е. В. Путятинъ въ Японіи получилъ Высочайшее повелѣніе отправиться съ судами своей эскадры къ берегамъ р. Амуръ. По полученіи этого, адмиралъ весною 1854 года послалъ изъ своего отряда корветъ "Оливуца" на подкрѣпленіе Петропавловскаго порта, приказавъ корвету зайти сначала въ Императорскую гавань и датъ знать о разрывѣ съ западными державами. Корветъ "Оливуца" около 20-го апрѣля пришелъ въ Императорскую гавань и нашелъ экипажи зимовавшихъ тамъ судовъ "Иртышъ" и "Николай", послѣ болѣзни, въ самомъ слабомъ состояніи, почему отъ себя, и зашедшаго туда же въ исходѣ апрѣля корабля р.-а. компаніи "Князь Меншиковъ" снабдилъ Константиновскій постъ недостающими запасами, и улучшивъ такимъ образомъ положеніе команды поста, направился по назначенію. Транспортъ-же "Иртышъ" и корабль "Князь Меньшиковъ", съ состоящимъ при адмиралѣ Е. В. Путятинѣ капитаномъ 2-го ранга Константиномъ Николаевичемъ Посьетомъ {Нынѣ вице-адмиралъ, генералъ-адъютантъ и министръ путей сообщенія.}, послалъ въ заливъ Анива, на островъ Сахалинъ, въ Муравьевскій постъ, гдѣ они и соединились съ зашедшимъ туда же по моему распоряженію транспортомъ "Байкалъ" (на пути слѣдованія изъ Петропавловска въ заливъ де-Кастри). Начальникъ Муравьевскаго поста Н. В. Буссе, вслѣдствіе предложенія адмирала Е. В. Путятина, въ которомъ между прочимъ было сказано: если оно не противорѣчитъ особымъ распоряженіямъ вашего начальства (т. е. моимъ),-- снялъ Муравьевскій постъ, и К. Н. Посьетъ, размѣстивъ команду и имущество поста на упомянутыя суда, отправился изъ залива Анива въ Императорскую гавань.
   Адмиралъ Ефимъ Васильевичъ, на пути изъ Японіи въ Императорскую гавань, на фрегатѣ "Паллада" заходилъ въ Корею и на южномъ прибрежьѣ при-уссурійскаго края, близъ корейской границы, открылъ обширную, закрытую отъ всѣхъ вѣтровъ, бухту, названную имъ бухтою капитана Посьета, а далѣе къ сѣверу -- бухту св. Ольги. Такимъ образомъ свѣдѣнія, полученныя нами отъ туземцевъ рѣки Уссури, оправдались. 20-го мая фрегатъ пришелъ въ Императорскую гавань, въ которой и сосредоточились: фрегатъ "Паллада", транспортъ "Иртышъ", шхуна "Востокъ" и корабли россійско-американской компаніи: "Николай" и "Князь Меньшиковъ". Кромѣ того, тамъ собрались всѣ команды, снятыя съ Сахалина, изъ Муравьевскаго поста. Адмиралъ Путятинъ, находя Константиновскую бухту Императорской гавани весьма удобною для защиты противъ ожидавшагося сильнѣйшаго непріятеля, немедленно приступилъ къ укрѣпленію этой позиціи.
   Начальникъ Константиновскаго поста Н. К. Бошнякъ донесъ мнѣ, что, въ продолженіе зимы изъ 12 человѣкъ команды поста умерло 2 человѣка, изъ 48 человѣкъ экипажа транспорта "Иртышъ" умерло: 1 офицеръ и 12 человѣкъ нижнихъ чиновъ; изъ 26 человѣкъ экипажа корабля "Николай" умерло 4 человѣка; а всего изъ собравшихся внезапно и случайно въ самую глухую осень въ Константиновскій постъ 84 человѣкъ, отъ разныхъ скорбутныхъ болѣзней умерло 20 человѣкъ. Командиръ транспорта "Иртышъ", лейтенантъ Петръ Ѳедоровичъ Гавриловъ, и экипажи, какъ этого транспорта, такъ и поста, послѣ перенесенія страшныхъ лишеній и тяжкихъ болѣзней, находятся еще въ изнуренномъ состояніи, но, слава Богу, оправляются. "Господь Богъ одинъ знаетъ", пишетъ Бошнякъ, "чѣмъ бы еще могла кончиться эта печальная драма, если бы вы не оставили въ Императорской гавани значительнаго количества муки и крупы и если бы вы по полученіи свѣдѣнія о такомъ совершенно неожиданномъ обстоятельствѣ, сосредоточенія здѣсь 84 человѣкъ вмѣсто 12-ти, не прислали бы намъ, хотя и скуднаго, но единственно возможнаго количества необходимыхъ запасовъ и оленины и если бы корветъ "Оливуца" не снабдилъ насъ запасами до прибытія адмирала Е. В. Путятина; прибытіе этого корвета оживило насъ всѣхъ. По случаю болѣзни командира "Иртыша", П. Ѳ. Гаврилова, командиромъ этого транспорта адмиралъ Е. В. Путятинъ назначилъ лейтенанта Н. М. Чихачева."
   Чрезъ нѣсколько часовъ по прибытіи моемъ въ де-Кастри я подучилъ съ нарочнымъ увѣдомленіе изъ Маріинскаго поста о приходѣ въ оный парохода "Аргунь" и о томъ, что вслѣдъ за нимъ идетъ съ своею флотиліею и генералъ-губернаторъ. Вслѣдствіе этого, я немедленно изъ Кастри отправился въ Маріинской поетъ, а оттуда на байдаркѣ прослѣдовалъ на встрѣчу генералъ-губернатору, котораго и встрѣтилъ утромъ 14-го іюня, въ 7 верстахъ отъ Маріинскаго поста. При встрѣчѣ я немедленно донесъ ему о состояніи амурской и сахалинской экспедицій, о судахъ, собравшихся въ заливъ де-Кастри и Императорскую гавань, и о требованіяхъ и распоряженіяхъ адмирала Е. В. Путятина.
   Къ полудню 14-го іюня 1854 года вся почти флотилія собралась у Маріинскаго поста. Этотъ постъ состоялъ тогда изъ 8 человѣкъ матросовъ и двухъ избъ, по 3 сажени длины и ширины каждая. Я и всѣ спутники генералъ-губернатора, собравшись около него, поздравляли его съ благополучнымъ совершеніемъ плаванія по рѣкѣ Амуръ, послѣ 170-ти лѣтняго промежутка времени. Н. Н. Муравьевъ передалъ мнѣ при этомъ Высочайшую благодарность и съ теплымъ сочувствіемъ выразилъ и свою глубокую признательность за всѣ дѣйствія и распоряженія мои, постоянно направлявшіяся къ важной государственной цѣли, и сообщилъ мнѣ таковую же признательность отъ князя Меньшикова и министра внутреннихъ дѣлъ Льва Алексѣевича Перовскаго, бывшаго постоянно первымъ заступникомъ оныхъ, какъ предъ Государемъ Императоромъ, такъ и во всѣхъ комитетахъ, назначавшихся по амурскому дѣлу Его Величествомъ. Николай Николаевичъ при этомъ передалъ мнѣ отъ Льва Алексѣевича браслетъ для жены моей, раздѣлявшей съ нами всѣ лишенія и опасности, прося ее принять подарокъ, въ знакъ глубочайшаго его къ женѣ моей уваженія.
   Спускъ нашей флотиліи съ генералъ-губернаторомъ по Амуру, отъ Усть-Стрѣлки до Маріинскаго поста, по разсказамъ спутниковъ Н. Н. Муравьева, совершался такъ:
   Вступивъ въ воды рѣки Амура 18-го мая, флотилія 20-го мая подошла къ мѣсту гдѣ 165 лѣтъ тому назадъ, существовалъ Албазинскій острогъ, слѣды котораго еще были видны. Приставъ къ этому пустынному холму, священному по преданіямъ, музыка на флотиліи играла "Коль славенъ нашъ Господь въ Сіонѣ", на всѣхъ судахъ скомандовали на молитву, всѣ встали и сняли шапки. Въ этомъ молитвенномъ приближеніи къ мѣсту древняго обиталища нашихъ соотечественниковъ, уже давно почившихъ, слышалось благоговѣйное почтеніе потомковъ къ историческому пепелищу, драгоцѣнному каждому русскому сердцу. За молитвой слѣдовалъ народный гимнъ, при звукахъ котораго всѣ вступили на албазинскую почву. "Что-то родное сказалось сердцу, когда мы вышли на должну, гдѣ жили русскіе люди, гдѣ они такъ долго и храбро отстаивали права своего владѣнія. Первымъ движеніемъ каждаго было подняться да остатки албазинскаго вала и осмотрѣть его въ подробности, и первымъ взошелъ на оный Н. Н. Муравьевъ. За нимъ мы всѣ преклонили колѣна праху почившихъ храбрыхъ и доблестныхъ защитниковъ Албазина."
   28-го мая флотилія подошла къ манджурскому городу Саха-Хальянъ-Уда-Хотонъ (Айгунъ). Генералъ-губернаторъ, остановившись на ночлегъ при устьѣ рѣки Зеи, послалъ впередъ на лодкѣ чиновниковъ Свербѣева и Сычевскаго, которые передали исправлявшему тогда должность губернатора города Айгуна, Мейреинъ-Джангинъ Хуцумбу, копію съ листа, отправленнаго въ Пекинъ. Губернаторъ города Айгуна не получилъ тогда еще отъ своего правительства извѣстія о намѣреніи русскихъ плыть по Амуру, а потому и представилъ невозможность пропуска русской флотиліи мимо города. Въ то время, когда гг. Свербѣевъ и Сычевскій откланивались Мейреинъ-Джангдну, къ нему вбѣжалъ старикъ хафанъ (чиновникъ), всталъ на колѣни и съ испугомъ донесъ, что по Амуру словно туча, идутъ русскія суда, запрудившія всю рѣку, что у пристани остановилось большое судно и нѣсколько лодокъ. Послѣ этого, двое изъ высшихъ манджурскихъ чиновниковъ, принятыхъ генералъ-губернаторомъ на пароходъ "Аргунь", желали только, чтобы русская флотилія скорѣе миновала только городъ. Затѣмъ генералъ имѣлъ торжественное свиданіе съ губернаторомъ Айгуна на берегу, въ особо устроенной палаткѣ.
   Продолжая путь далѣе, флотилія 30-го мая достигла устья рѣки Буреи, 2-го іюня миновала устья рѣки Сунгари, а 5-го -- рѣки Уссури, гдѣ и было получено отъ меня письмо, отправленное съ гольдомъ еще до вскрытія рѣки, на имя начальника отряда, который долженъ спускаться по Амуру {Письмо это заключалось въ моей просьбѣ, чтобы начальникъ отряда оставилъ тамъ постъ.}. Послѣ ожиданія окончанія плаванія по неизвѣстной рѣкѣ, которая была въ то время въ такомъ высокомъ разливѣ, что о сахалинскому каналу, пытаясь отыскать на этом пути средний канал. Попытка эта оказалась тщетной: сильным течением шхуну прижало к банкам, на которых она и простояла около 20 часов. Это обстоятельство и противные ветры замедлили плавание шхуны, а генерал-губернатор, между тем, спешил отправить через Аян свои донесения. Вследствие этого, он отложил свое намерение зайти за мной в Николаевское и направился из лимана в Петровское. Оттуда он дал мне знать, чтобы я немедленно спешил к нему.
   Вопрос о том, можно или нет ввести в реку фрегат "Паллада", таким образам, разрешён еще не был.
   Адмирал Путятин, сняв Константиновский пост, 16 июля с фрегатом "Паллада" пришёл к мысу Лазарева. Довольно сильное течение на рейде около этого мыса и отмелый берег не позволили производить разгрузку фрегата, особенно выгрузку артиллерии. Для последней было необходимо устроить пристань, а для всех материалов и шкиперских запасов -- магазин. Команда фрегата поэтому немедленно приступила к сказанным работам.
   В это же время, 18 июля, в залив Де-Кастри пришёл 52-пушечный фрегат "Диана", под командой капитана 2-го ранга Степана Степановича Досовского. Это был фрегат, посланный из Кронштадта на смену фрегата "Паллада", который, после выдержанного им шторма, по донесению адмирала Путятина, оказался совершенно ненадёжным к обратному плаванию из Японии и должен был поэтому быть оставлен в Петропавловске. Таким образом, 20 июля в лимане у мыса Лазарева соединились оба фрегата.
   Между тем генерал-губернатор, придя на шхуне "Восток" в Петровское 15 июля, отправил на ней в Аян часть своего штаба и курьером в Петербург майора М. В. Корсакова с донесениями о благополучном сплаве и о всех своих упомянутых выше распоряжениях. В донесении этом он писал относительно действий Амурской экспедиции:
   "Не доходя около 960 вёрст до устья реки Амура, флотилия вступила в край, как бы давно принадлежащий России. Отважные и решительные действия начальника Амурской экспедиции и всех его сотрудников заслуживают полной признательности. Несмотря на лишения, трудности, опасности и ничтожество средств, при которых действовала эта экспедиция, она в столь короткое время успела подчинить своему влиянию не только здесь обитающие племена, но даже и приезжающих сюда для торговли маньчжуров. Она фактически указала нам на важное значение этого края для России и рассеяла все заблуждения, какие до сих пор об этом крае имелись".
   20 июля я вместе с генерал-губернатором и капитаном 2-го ранга Козакевичем из Петровского отправились через горы верхом на оленях в Николаевске, куда и прибыли благополучно. Шхуне "Восток" из Аяна приказано было возвратиться в Николаевское. Неприятель ни в Татарском проливе, ни в Охотском море не показывался, из чего можно было заключить, что всё внимание его было обращено на Петропавловск.
   В Николаевском в то время было три домика: казарма для 25 человек команды, пакгауз и домик для офицера. По прибытии туда людей из Мариинского поста там начали строить, под наблюдением А. И. Петрова, три флигеля и две большие казармы для помещения как этих людей, так и команды фрегата "Паллада" с офицерами. Вокруг поста был дремучий лес и тайга. Генерал-губернатор, осмотрев окрестности этого поста и устья реки Амура, назначил пункты, где должны быть укрепления для защиты устья. 26 июля с мыса Лазарева в Николаевское прибыл на вельботе адмирал Путятин. После совещания с Н. Н. Муравьёвым было решено, что после снабжения фрегата "Диана" провизией, а главное сухарями, которых почти не было, адмиралу Путятину отправиться на зиму в Японию для окончания переговоров с японцами и затем ранней весной возвратиться в лиман к мысу Лазарева. Чтобы изыскать средний и более глубокий фарватер для провода фрегата, 28 июля мы вместе с адмиралом на пароходе "Аргунь" пошли из Николаевского в лиман. Исследования наши, однако, оказались тщетными. Они обнаружили лишь, что в короткое время и с имевшимися тогда средствами было невозможно сделать необходимые промеры, которые определили бы фарватер в средней части лимана, имевшей до 30 вёрст ширины. Тогда Е. В. Путятин немедленно послал гребные суда с фрегатов "Паллада" и "Диана" с офицерами Колокольцевым, Моисеевым и Ворониным с целью отыскать, не найдется ли около южного прибрежного канала заводи, в которой мог бы быть оставлен на зимовку фрегат "Паллада", и какой глубины можно ожидать в предстоявшие августовские сизигийные воды на баре северного лиманского фарватера, то-есть сделать тщательные промеры вблизи этого берега. Эти исследования показали, что около прибрежного лиманского фарватера не было такого места, где бы фрегат мог безопасно перезимовать. Глубина на баре северного фарватера в малую воду оказалась 12 футов (3,7 м), а так как в сизигии прибывало воды до 7 футов (2,1 м), то можно было к тому времени ожидать более 19 футов (5,8 м).
   После тщательного освидетельствования корпуса фрегата "Паллада" комиссией, составленной по распоряжению генерал-губернатора и адмирала Путятина, оказалось, что верхний баргоут, особенно у вант-путинсов, гнилой, так что болты последних вылезали; несколько бимсов и книц дали трещины, и степсы у грот- и фок-мачт сели. Таким образом фрегат без капитальной тимберовки не мог итти в море176. Между тем, по случаю свежих ветров и течения, выгрузка с фрегата, в особенности артиллерии, на вновь устроенную пристань была сопряжена с немалыми трудностями. Сверх того, она замедлялась ещё недостатком людей, так как часть команды была занята постройкой здания для помещения имущества фрегата, казармы для людей, которые должны были остаться здесь на зимовку, и пекарни для изготовления сухарей для команды фрегата "Диана"; кроме того часть команды отделена была для упомянутых исследований и для построек в Николаевском. Наконец, фрегат "Диана" должен был находиться всегда в боевой готовности, ибо с часу на час надобно было ожидать появления неприятеля. По этим причинам фрегат могли только разгрузить к 10 августа, причём он сел кормою 18 фут. 8 дюйм. (5,7 м). До 24 августа, времени полных сизигийных вод, когда имелась надежда провести фрегат через бар северного фарватера, оставалось всего 13 суток. Фрегату предстояло без паровой помощи пройти более 95 миль (176 км) по лиманскому, сахалинскому каналу и северному рейду до северного берега, по пути, как мы видели, еще поверхностно исследованному и усеянному банками, при встречных неправильных и быстрых течениях от северо-запада и запада. Пароход "Аргунь" не мог быть полезен фрегату в этом случае, ибо на сахалинском фарватере, при обрывистых банках мгновенно разводит сильное волнение, которого пароход по слабости своего скрепления выдерживать не мог, тем более, что машина его после первой качки портилась. Единственное надёжное паровое судно, которое могло бы быть полезно фрегату при следовании его по сахалинскому каналу и в особенности при переходе через бар северного фарватера, была 40-сильная шхуна "Восток", но она должна была в то время итти с генерал-губернатором в Аян, так как других судов тогда у нас не было. Итак, надежда провести фрегат "Паллада" в реку Амур, кроме благоприятных обстоятельств, обусловливалась главным образом тем, чтобы шхуна "Восток" непременно была у фрегата "Паллада" не позже 20 августа.
   Ввиду всех упомянутых обстоятельств генерал-губернатор должен был поспешить с оставшимся у него штабом отправиться на шхуне в Аян с тем, чтобы возвратить её немедленно к фрегату "Паллада".
   Между тем, в бытность генерал-губернатора в Николаевском посту, он получил ответ на посланный им перед началом плавания по Амуру лист Пекинскому трибуналу о разграничении земель. Ответ этот заключался в письме от цицикарского и гиринского генерал-губернатора Гусайцы-Фунянга, которым уведомлялось, что "он, по указу богдохана, назначен для осмотра и разграничения мест, сопредельных с Россией, и что поэтому он отправился на лодках из города Сензина [Саньсина] по реке Сунгари-Ула [Сунгари], но, узнав, что генерал проплыл по Амуру, остановился в деревне Мылки; отсюда он отправляет своих чиновников Тейхена, Башкана, Дилана и багена с товарищами для извещения генерал-губернатора о содержании указа богдохана, а сам по прибытии русских чиновников отправится осматривать пограничные места". На это было отвечено, что теперь война, и чиновники посланы не будут.
   10 августа Н. Н. Муравьёв со своим штабом пошёл на шхуне "Восток" из Петровского в Аян, предполагая отправить её оттуда немедленно к фрегату "Паллада", так чтобы до 20 августа "Восток" уже был у фрегата. Отправляясь в Аян, Николай Николаевич дал мне и командиру фрегата "Паллада", флигель-адъютанту И. С. Унковскому, приказания, сущность которых заключалась в следующем:
   "Николаевский пост должен быть главным нашим здесь пунктом, а потому из Петровского перевезти в этот пункт все запасы, материалы и часть команды. Пароход "Аргунь" и шхуна "Восток" должны находиться в распоряжении командира фрегата "Паллада" Унковского для содействия во время проводки этого фрегата сахалинским и северным фарватерами в реку Амур. При размещении команды "Паллада" на зимовку в Николаевском приступить к исправлению фрегата и к заготовке леса для постройки предполагаемых батарей на мысах Куегда, Мео и Чнаррах. Если в продолжение настоящей навигации нельзя будет перевезти с мыса Лазарева в Николаевское артиллерию, снаряды, порох и имущество с фрегата "Паллада", то с открытием навигации 1855 года надо немедленно и прежде всего приступить к этому, а также и к постройке батарей на упомянутых выше мысах. При вводе фрегата в Амур командира фрегата "Унковского с некоторыми офицерами отправить в Аян, а старшего после него по чину капитан-лейтенанта И. И. Бутакова при надлежащем числе офицеров оставить в Николаевском, в Амурской экспедиции, для заведывания фрегатом и командой. Как офицерам, так и команде фрегата производить морское довольствие по штату экспедиции. И наконец, конным казакам содержать зимой сообщение между Мариинским и Николаевским постами".
   Унковскому предписывалось: после полной разгрузки фрегата, не упуская удобного времени, -- полных сизигийных августовских вод, постараться ввести фрегат "Паллада" по сахалинскому и северному фарватерам в Амур. В случае, если бы по каким-либо причинам он не успел осенью ввести его в реку, то оставить его на зимовку в лимане, оградив сваями и с открытием навигации 1855 года немедленно ввести фрегат в Амур.
   22 августа я получил в Петровском уведомление, что машина парохода "Аргунь" испортилась и что фрегат "Паллада", как по этому случаю, так и по весьма неблагоприятным обстоятельствам, не вступил еще на сахалинский фарватер. Итак, надежда провести фрегат через бар северного фарватера, пользуясь августовскими сизигийными водами (то-есть до равноденствия), рушилась; оставалось, следовательно, провести его через этот бар в сизигийную полную воду в начале сентября; но для успеха предприятия было необходимо, чтобы при нём непременно была шхуна "Восток" и чтобы фрегат до наступления свежих равноденственных ветров достиг северного лиманского рейда. Здесь он только и мог надёжно отстаиваться в ожидании благоприятных обстоятельств. Стоянка на сахалинском фарватере, особенно в северной части его, при дующих здесь обыкновенно в равноденствие крепких, почти штормовых, северных ветрах и при сильных течениях и сулоях в сужениях между банками, была бы весьма опасна.
   Прождав в Петровском до 26 августа возвращения из Аяна шхуны "Восток" и видя, что все ожидания тщетны, я с женой и малюткой, на катере и вельботе, со всем нашим имуществом отправился по заливу и лиману в Николаевское. Д. И. Орлову в Петровском было приказано: "По прибытии на петровский рейд шхуны "Восток" немедленно отправить её в сахалинский канал, к фрегату "Паллада". Ожидаемые на компанейских судах из Аяна товары и запасы выгружать и отправлять в Николаевский пост".
   28 августа на пути нашего следования из Петровского в Николаевское, в лимане у мыса Пуир, внезапно засвежевшим, почти штормовым северным ветром, катер со всеми нами выбросило на берег, так что мы двое суток должны были провести в гилякской юрте в селении Пуир, и только к вечеру 1 сентября добрались до Николаевского. К этому времени пароход "Аргунь" успел исправить свои повреждения в машине, а потому утром 2 сентября я и отправился на нём к фрегату "Паллада". К вечеру 4 сентября мы подошли к фрегату, который в это время, несмотря на всевозможные неблагоприятные обстоятельства, одними своими средствами, без всякой паровой помощи, успел пройти самую трудную и опасную часть сахалинского фарватера {Эта часть сахалинского фарватера, именно та, у которой течение из реки встречается с течениями из Татарского пролива и Охотского моря, и намывает банки; фарватер извивается между ними.}, так что до бара; северного фарватера оставалось ему не более 35 миль (65 км), то-есть пространство, которое, при сколько-нибудь благоприятных обстоятельствах, он мог бы пройти в один и много два дня, а на северном рейде у бара ожидать сизигийной полной воды. Этот бар имел длины всего около 3/4 мили (1,4 км); за ним шёл северный прибрежный фарватер, на котором глубина при малой воде оказалась от 3 1/2 до 5 сажен (6,4--9 м), а в реке от мыса Тебах до Николаевского поста -- от 6 до 15 сажен (11--27 м).
   Рано утром 5 сентября с юга подул тихий ветер, и фрегат, имея впереди под парусами шлюпки, ограждавшие банки фарватера, шёл за ними к северу по глубинам от 5 до 8 сажен (9--14 м), со скоростью 3 1/2 узлов (6,5 км). Имея в виду, что при таких благоприятных обстоятельствах фрегат скоро достигнет северного рейда, я, чтобы запастись дровами на ближайшем берегу, отправился на пароходе на мыс Уса, имея намерение сколько возможно поспешнее выйти к фрегату на северный рейд. С помощью парохода и с часу на час ожидавшейся шхуны "Восток" провести фрегат через бар и обеспечить, таким образом, вход его в Амур было весьма легко, тем более, что глубина его на северном баре в полную воду достигла до 19 футов (5,8 м), фрегат же имел осадку в 18 футов (5,5 м).
   Таким образом, если бы во время перехода южной части лимана при фрегате имелись паровые средства, то-есть шхуна "Восток" и пароход "Аргунь", то он уже был бы на северном рейде, а так как последний довольно хорошо защищен, то стоянка его уже была бы спокойной, тогда как по всему сахалинскому каналу, особенно при северо-западных и северо-восточных ветрах, стоять на якоре было не безопасно.
   В ночь с 5-го на 6-е число "Аргунь" встал на якорь у мыса Уса на глубине 12 футов (3,6 м); был штиль, но после полуночи начал задувать северо-западный ветер и к 3 часам утра превратился в шторм. Пароход "Аргунь" под парами и на двух якорях едва мог отстаиваться; каждую минуту мы ожидали, что у нас лопнут канаты и пароход выбросит на подветренный берег, находившийся от нас в одной миле.
   Шторм продолжался до вечера 8 сентября, когда ветер вдруг переменился, задул с юга и начал стихать. Пароход имел серьёзные повреждения в машине, что и понудило меня, пользуясь попутным южным ветром, 9-го числа под парусами следовать для исправления в Николаевское; мы едва дотащились до него к ночи 10 сентября. Между тем 5 сентября из Петровского в Николаевское пришел катер с различными запасами. Д. И. Орлов с ним прислал мне известие, что 2 сентября из Аяна на петровский рейд пришел корабль Российско-Американской компании с различными товарами и запасами, к выгрузке которых он и приступил; что шхуну "Восток" генерал-губернатор послал из Аяна на Камчатку с важными распоряжениями, с почтой и чиновниками и, наконец, что компанейский корабль будет ожидать моих распоряжений.
   Озабоченный положением фрегата "Паллада", по прибытии в Николаевское, я немедленно послал в лиман к северному рейду шлюпку, а к югу паровой катер "Надежда" и 14 сентября с катером получил уведомление от командира фрегата "Паллада", что при жестоком шторме с северо-северо-востока он едва мог отстояться на двух якорях в северной части сахалинского фарватера и что имевшиеся у него баркас и два катера затопило. Не имея, таким образом, средств продолжать путь далее, он возвращается к мысу Лазарева в распоряжение адмирала Путятина. Итак, несмотря на все энергические меры, принятые адмиралом, командиром фрегата, офицерами его и вполне молодецкой и опытной его командой, по вышеизложенным причинам и, главным образом, за отсутствием при фрегате единственного нашего парового судна -- шхуны "Восток", ввести фрегат в реку в эту навигацию не успели. Оставлять его зимовать в лимане было опасно, ибо осенним и весенним ледоходом, во время которых здесь постоянно бывают свежие ветры и быстрые течения, фрегат мог быть раздавлен или выброшен на банку. По тем же причинам не безопасно было оставлять его и в заливе Де-Кастри. Между тем, по вскрытии и очищении лимана ото льда в весеннюю сизигийную воду, на баре южного прибрежного фарватера часто бывает воды до 19 футов (5,8 м); это обстоятельство давало надежду, что ранней весной удастся ввести фрегат в реку этим кратчайшим и более других безопасным путём.
   На морских картах того времени на всём протяжении Татарского пролива не показано ни одной гавани. Весь берег обозначался как сплошь скалистый и неприступный, а Сахалин соединённым с материкам при помощи песчаного перешейка. Все же сделанные нами открытия, а равно и составленные новые карты хранились в тайне. Поэтому следовало предполагать, что всё внимание неприятеля, в видах уничтожения наших военных судов, к чему он главным образом и стремился {Неприятель знал, что у нас имеются фрегаты "Паллада", "Диана", "Аврора" и корвет "Оливуца", и что при крейсерстве этих судов в океане они могут нанести его торговле и колониям большой ущерб. Это обстоятельство порождало страшную панику, ибо ловить в океане почти невозможно. Ввиду этого-то, боясь за свою торговлю и колонии, англо-французы и собрали здесь сильную эскадру, дабы уничтожить наши суда, а главное, не позволить им выйти в море. Такова была главная их цель.}, будет обращено на Петропавловск, как на единственный пункт, где, по его мнению, только и могли скрыться наши суда. Правильность такого заключения была подтверждена тем, что в продолжение всей навигации 1854 года неприятельские крейсера не появлялись ни в Охотском море, ни в Татарском проливе.
   Вследствие вышеупомянутых соображений адмирал Путятин и решился отвести фрегат "Паллада" на зимовку в Императорскую Гавань, предполагая самой ранней весной 1855 года привести его обратно к мысу Лазарева, так чтобы, пользуясь первой сизигийной большой водой, ввести его в реку Амур южным прибрежным фарватером. Получив сведения о таком решении адмирала относительно фрегата и имея в виду отправить в Аян командира фрегата Унковского с некоторыми офицерами, я предложил капитан-лейтенанту Фуругельму, заведывавшему тогда торговыми делами Российско-Американской компании в устье Амура, задержать на петровском рейде компанейский корабль, на котором Унковский и офицеры могли бы отправиться в Аян. Вместе с этим я предоставил Фуругельму все имевшиеся у меня перевозочные средства, дабы как можно скорее могли быть доставлены из Петровского в Николаевское различные продовольственные запасы, привезённые на компанейском корабле из Аяна {Из Аяна в это время старились отправить всё на Амур, как в место, единственно безопасное от нападения неприятеля.}. Между тем из Николаевска на гребных судах фрегата "Диана" к мысу Лазарева перевозили ржаную муку и различные продовольственные запасы, какие только мы могли уделить для фрегата, а на мысе Лазарева в устроенной для этой цели пекарне заготовляли для фрегата сухари. С возвращением фрегата "Паллада" к мысу Лазарева оттуда в Николаевское начали отправлять его команду со всем её имуществом. Начальство над ней поручалось капитан-лейтенанту Бутакову, с которым были оставлены лейтенанты Бирюлёв, Шварц и мичман Иванов, поручик Попов, прапорщик Кузнецов и артиллерийский поручик Антипенко. Все эти операции при отсутствии паровых средств были сопряжены с большими затруднениями и совершались под непосредственным наблюдением и ведением командира фрегата "Диана", капитана 2-го ранга С. С. Лесовского177. Благодаря энергии и деятельности Степана Степановича фрегат "Диана" к 22 сентября был готов к плаванию, а помогавшая в снаряжении "Дианы" команда фрегата "Паллада" в числе 380 человек (кроме 10 оставленных при артиллерии на мысе Лазарева) прибыла в Николаевское. "Диана", имея на буксире под фальшивым вооружением остов фрегата "Паллада", 24 сентября направилась из лимана к югу.

   О перевозке артиллерии и имущества, снятого с фрегата "Паллада" и оставленного на мысе Лазарева, из-за позднего времени года и отсутствия надлежащих средств и думать было нечего; все средства и внимание наше надобно было обратить на самое важное и необходимое: а) на доставку из Петровского в Николаевское различных запасов, товаров и материалов, которые привезены были к нам для спасения из Аяна; б) на скорое и насколько возможно удобное устройство зданий для размещения огромного количества людей, собравшихся в Николаевском на зимовку; в) на обеспечение этих людей продовольствием, отчего, главным образом, зависело сохранение их здоровья, и наконец г) необходимо было как можно скорее переправить Унковского с офицерами в Петровское, дабы не задерживать компанейский корабль, который должен был, доставив их в Аян, возвратиться к назначенному сроку в колонии.
   Между тем генерал-губернатор, прибыв из Петровского в Аян, на шхуне "Восток", 13 августа отправил оттуда в Большерецк на корабле Российско-Американской компании "Ситха" некоторых чиновников и часть почты. Корабль этот вместо Большерецка пошел в Петропавловск и при входе в Авачинскую губу был взят неприятелем. Потому-то Николай Николаевич и послал из Аяна 17 августа шхуну "Восток", вместо Петровского, в Петропавловск. 26 августа "Восток", при входе в Авачинскую губу, случайно встретился с ботом No 1 под начальством боцмана Новограбленного, который и дал знать на шхуну, что у Петропавловска стоит неприятельская эскадра. Шхуна сейчас же пошла обратно к югу. Проходя Курильскую гряду, у неё обнаружили течь и повреждение в машине; для исправления этих повреждений шхуна зашла в бухту на острове Парамусир, где и встретилась с транспортам "Байкал", направлявшимся из Аяна в Большерецк. Она передала ему все бумаги, посланные на ней генерал-губернатором, с приказанием немедленно отправить их из Большерецка берегом в Петропавловск и с тем, чтобы с этим же посланным дали знать из Петропавловска в Большерецк о результатах нападения на этот порт неприятеля.
   Исправив повреждения, шхуна "Восток" 26 сентября пришла с Курильских островов в Большерецк. 6 октября командир шхуны капитан-лейтенант В. А. Римский-Корсаков получил из Петропавловска известие, что при содействии прибывшего туда фрегата "Аврора" неприятель был блистательно отражен и с большими потерями в личном составе удалился из Авачинской губы178. С этим известием шхуна "Восток" из Большерецка пошла в Николаевское, но по случаю свежих противных ветров и позднего времени года войти в лиман не смогла и принуждена была укрыться в Петровском заливе, где и осталась на зимовку.
   В. А. Римский-Корсаков, сообщая мне о своем плавании и о победе в Петропавловске, в заключение оказал, что по сведениям, полученным в Большерецке из Петропавловска, этот порт в случае продолжения военных действий в предстоящую навигацию, совершенно не обеспечен продовольствием; имеющихся запасов хватит не более чем на 10 месяцев.
   Получив это донесение, я 22 октября, при собрании всех команд, рассказал командирам о блистательной победе, одержанной их доблестными товарищами в Петропавловске. Затем мы заложили на мысе Куегда батарею и первое на Амуре судно -- шхуну-баржу "Лиман" (прозванную "Бабушкой") для перевоза артиллерии с мыса Лазарева.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ВТОРОЙ СПЛАВ ПО АМУРУ. ЗАКРЫТИЕ АМУРСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

Соображения мои о положении Петропавловска. -- Представление генерал-губернатору от 27 октября 1854 года о необходимости перевести этот порт в Приамурский край. -- Надежды и предположения, что мне во-время дадут знать о снятии Петропавловска. -- Мое производство в контр-адмиралы. -- Уведомление от Синицына из Императорской Гавани. -- Цель англо-французов в Восточном океане. -- Командировка прапорщика Кузнецова в Императорскую Гавань. -- Инструкции. -- Моё письмо Н. Н. Муравьёву от 12 апреля 1855 года. -- Положение Амурской экспедиции в зиму с 1854 на 1855 год. -- Прибытие семейств из Петропавловска. -- Моя поездка в Де-Кастри. -- Сведения о снятии Петропавловского порта. -- Нападение неприятеля на наши суда. -- Мои распоряжения. -- Прибытие в залив Де-Кастри. -- Военный совет. -- Моё предположение. -- Решение совета. -- Отправка эскадры в лиман. -- Возвращение в Николаевское. -- Донесение Бутакова о прибытии наших судов к мысу Лазарева. -- Причины снятия Петропавловского порта. -- Следование из него нашей эскадры. -- Посылка Мартынова. -- Прибытие С. С. Лесовского к мысу Лазарева. -- Взятие в плен Мусина-Пушкина. -- Шхуна "Хеда". -- Прибытие на ней Е. В. Путятина и К. Н. Посьета в Николаевское. -- Сплав генерал-губернатора по Амуру и прибытие его в Мариинский пост. -- Закрытие Амурской экспедиции. -- Моё новое назначение. -- Отчёт Амурской экспедиции. -- Необходимость постов по реке Амуру. -- Наша граница с Китаем. -- Почему не принято моё мнение. -- Ввод в реку Амур фрегата "Аврора" и других судов. -- Личный состав Амурской экспедиции.

   
   Как ни блестящи были подвиги защитников Петропавловска, но за недостатком продовольствия их положение в случае продолжения войны на Камчатке представлялось безвыходным. Это обстоятельство ясно указывало на необходимость оставить Петропавловск и сосредоточить все в Николаевском или вообще на Амуре, о чём я неоднократно писал и говорил ранее, но на что, к несчастью, тогда не обращали должного внимания. Спасение храбрых и доблестных защитников Петропавловска, судов и всего имущества порта, в случае продолжения военных действий и в 1855 году, представлялось возможным лишь при том условии, если они сами ранней весной уйдут из Петропавловска и, обманув каким-либо образом бдительность неприятеля, успеют войти в лиман Амура.
   Имея в виду это обстоятельство, я писал генерал-губернатору с первой же почтой, отправленной из Николаевского 26 октября: "Осмеливаюсь доложить Вашему превосходительству, что в случае продолжения войны сосредоточение в Николаевском всего, что находится ныне в Петропавловске и Японии, по моему мнению, должно составлять нашу главную заботу. Если мы во-время это сделаем, то какие бы превосходные неприятельские силы здесь ни появились, они никакого вреда сделать не могут, потому что банки лимана, полная неизвестность здешнего моря, расстояние в не одну тысячу миль, отделяющее их от сколько-нибудь цивилизованных портов; леса, горы и бездорожное, пустынное побережье Приамурского края составляют крепости, непреоборимые для самого сильного врага, пришедшего с моря. При сосредоточении в Николаевском судов, людей и всего имущества Петропавловского порта единственный неприятель, с которым неминуемо придется бороться, это мороз и пустыня, но, чтобы, победить их, необходимо, чтобы все наши силы были обращены на своевременное устройство просторных помещений и на полное обеспечение (из Забайкалья по Амуру) сосредоточенных здесь людей хорошим и в избытке продовольствием, медикаментами и необходимой здесь тёплой одеждой. Каждый же прибывший сюда человек, полностью не обеспеченный пищевым довольствием, одеждой и строительными материалами (кроме леса, разумеется) и инструментами, будет нас здесь не усиливать, а только ослаблять и обременять, распространяя болезни и смертность; поэтому не следует присылать сюда людей без полного обеспечения всем вышеупомянутым.
   Здесь, в настоящее время, каждый солдат прежде всего должен быть плотником; самое для него необходимое: топор, тёплая одежда и полная обеспеченность продовольствием. Только при наличии этих средств он может бороться и выйти победителем неминуемого и лютого здесь врага -- мороза и других условий, вредно действующих на здоровье и порождающих различные болезни и смертность. Если мы победим этого врага, внешний враг для нас будет уже не страшен, ибо, прежде чем добраться до нас, ему придется встретиться с негостеприимным и богатым банками лиманом, в котором он или разобьется, или же очутится в совершенно безвыходном положении. Он не решится также без пользы терять людей, высаживая десанты на пустынные берега Приамурского края. Таким образом, война здесь будет кончена со славой, хотя и без порохового дыма и свиста пуль и ядер, -- со славой, потому, что она нанесёт огромный вред неприятелю без всякой с нашей стороны потери: неприятель будет всегда в страхе, дабы суда наши не пробрались отсюда в океан для уничтожения его торговли. Он будет вынужден блокировать берега Татарского пролива и южной части Охотского моря; поэтому здесь необходимо будет сосредоточить большое количество военных судов. Правда, это будет сопряжено с весьма значительными расходами, но, знаю, принесёт нам огромную пользу, так как, блокируя побережье пролива, а следовательно, и весь Приамурский и Приуссурийский края, неприятель тем самым фактически признает их русскими".
   В заключение этого письма я выразил надежду, что мне будет дано знать заблаговременно о решениях, какие будут приняты относительно Петропавловска, ибо в противном случае я буду поставлен в большое затруднение и не буду иметь возможности провести своевременно необходимые мероприятия.
   Излагая своё мнение Николаю Николаевичу, я знал, что оно было совершенно противоположно тем видам на Петропавловск и тем мерам, которые были предприняты для того, чтобы сделать из него наш главный порт на Восточном океане. Я знал, что для его защиты еще в 1852 и 1853 годах туда была отправлена артиллерия, снаряды и прочее, но тем не менее я надеялся, что на мое письмо, вследствие важности его содержания, генерал-губернатор обратит свое внимание и вскоре пришлёт ответ. Поэтому после окончания построек для размещения всех собравшихся здесь команд и чинов и различных необходимых работ для предстоявшей навигации я начал заготовлять лес для построек в Николаевском на случай внезапного увеличения его гарнизона. Однако я имел в виду ещё и то обстоятельство, что с юга вход в лиман возможен только в первых числах мая, ибо южная часть лимана иногда бывает совершенно чиста к 5-му или 6 мая, а иногда затерта льдами до 15-го числа. Это зависит от господствующих в начале мая ветров: если ветер южный, то южная часть лимана бывает чиста от льда в самом начале мая, и наоборот; если будет северный ветер, то лед стоит там до 15-го числа. На фарватере между южной частью лимана и заливом Де-Кастри, единственным на тогдашних картах пунктом, где суда могли становиться на якорь, находятся банки, между которыми без карты итти затруднительно. За ними же, или за так называемым мной баром общего южного фарватера, суда могут стоять спокойно. По рассказам местного населения от мыса Екатерины идет хорошо проторенная тропинка к Амуру в селение Алом, лежащее в 80 верстах от Николаевского.
   Изложенные выше обстоятельства были весьма важны в случае преследования наших судов сильнейшим неприятелем; наши фрегаты, в ожидании возможности входа в лиман собравшиеся в заливе Де-Кастри, достаточно хорошо известном неприятелю, могут легко подвергнуться его нападению, между тем как, находясь у мыса Екатерины, путь к которому без подробной карты и затруднителен и совершенно неизвестен неприятелю, они будут в большей безопасности от его нападения. Кроме того при каких-либо несчастных обстоятельствах от мыса Екатерины можно достигнуть Амура по берегу. Поэтому, в случае преследования вашей эскадры сильнейшим неприятелем, она у мыса Екатерины может в безопасности выжидать возможности войти в Амурский лиман. По этим-то причинам мне и необходимо было заблаговременно знать, будет или нет переводиться в Николаевское Петропавловский порт, дабы иметь возможность дать знать об этом начальнику, следовавшему из Петропавловска с судами и имуществом порта. Я был уверен (чего иначе, кажется, и быть не могло), что в случае перевода Петропавловского порта в Николаевское меня, как главноначальствующее в крае лицо, обязательно уведомят; но, как мы увидим далее, этого не последовало, а потому я и счел, что моё мнение оставлено без внимания и что после победы, одержанной в Петропавловске, порт решено оставить там. Поэтому с открытием навигации 1855 года я ожидал прибытия в Амурский лиман только фрегатов "Диана" и "Паллада" с Е. В. Путятиным во главе, которому путь в лиман уже был хорошо известен. Ввиду ввода фрегата "Паллада" в Амур и сколь возможно скорой перевозки с мыса Лазарева артиллерии и имущества фрегата, мы старались, чтобы к открытию навигации были готовы строившаяся в это время баржа-шхуна "Лиман", гребные суда и пароход "Аргунь", который требовал большого ремонта. Сверх того я поручил командиру шхуны "Восток" Римскому-Корсакову по льду осмотреть и определить бар северного фарватера, а с открытием навигации спешить из Петровского в лиман для содействия вводу фрегата. Вместе с тем мы по льду же определили бар и направление южного лиманского прибрежного фарватера, имея в виду, чтобы при первой весенней сизигийной полной воде, с помощью парохода "Аргунь" и шхуны "Восток", ввести фрегат "Паллада" в Амур этим путём.
   В январе 1855 года пришла к нам первая зимняя почта и с ней я получил высочайший приказ от 26 августа 1854 года о своём производстве к контр-адмиралы. Генерал-губернатор, поздравляя меня по этому поводу, писал, что император остался чрезвычайно доволен всеми моими предыдущими действиями и находит их решительными, благородными и патриотическими. В заключение Николай Николаевич писал, что он надеется, что фрегат "Паллада" весной будет введён в Амур, и одновременно изъявил мне неудовольствие, почему фрегат не оставили зимовать в лимане, как он предписывал Унковскому. Вслед за этим я получил также уведомление от боцмана биницына, из Императорской Гавани, что фрегат "Паллада" с 10 матросами оставлен на его попечение на зимовку в этой гавани, что на фрегате находится порох и к нему проведен стопин. Боцман имел от адмирала Путятина приказание, если по какому-либо случаю, прежде его прихода в Императорскую Гавань, явится в неё неприятель, то фрегат немедленно взорвать на воздух, а самим удалиться в лес. "Провизии и одежды, -- писал боцман, -- оставлено было в полном изобилии, все люди совершенно здоровы, но фрегат по случаю гнилости имеет значительную течь, так что до заморозков не отходили от помпы".
   В начале марта прибыли две почты, и с ними мы получили русские и иностранные газеты, из которых увидели, что отбитое нападение англо-французов на Петропавловский порт, общественное мнение в Англии и Франции расценивало как оскорбление и требовало, чтобы обе эти державы приняли энергические меры для уничтожения Петропавловска, а главное, наших судов, находящихся в Восточном океане. Это обстоятельство, а равно и соображение относительно напрасного уничтожения фрегата "Паллада" побудило меня сейчас же послать в Императорскую Гавань прапорщика штурманов Кузнецова, приказав ему следовать туда через Мариинский пост. По прибытии в эту гавань иметь в виду: а) чтобы стопины, проведенные с фрегата "Паллада", были всегда в исправности, так чтобы фрегат немедленно мог быть взорван; б) с открытием навигации на входном мысе в гавань, постоянно иметь пост и бдительно наблюдать за всеми судами, идущими с моря; в) предварительно осмотреть место, куда удобнее отступать команде в случае прихода в гавань неприятеля, и в этом месте иметь постоянно сухарей и другой провизии, по крайней мере, на два месяца; г) в случае прихода неприятеля в Императорскую Гавань немедленно взорвать фрегат, зажечь все строения и отступить в избранное место; д) по приходе в Императорскую Гавань судна адмирала Путятина, или какого-либо из наших военных судов, предъявить эти мои приказания и, наконец, е) при всяком удобном случае, с надёжными гиляками или нашими судами, доносить мне подробно, имея в виду, что ранней весной, согласно распоряжению адмирала Путятина, фрегат "Паллада" должен быть приведён в Амурский лиман.
   С последней почтой, отправленной зимним путем 12 апреля 1855 года, донося генерал-губернатору о состоянии экспедиции, я в частном письме к нему писал: "Фрегат "Паллада" не вошёл в реку вследствие неприбытия к назначенному сроку шхуны "Восток" и других неблагоприятных обстоятельств; оставить же его на зимовку в лимане было опасно, во-первых, потому, что он мог быть уничтожен льдами, а во-вторых, я не имел на это ни права, ни средств, что должно быть известно Вашему превосходительству. Не получив до сих пор никакого уведомления относительно изложенного в прошлом письме моего мнения о переносе сюда Петропавловского порта, я остаюсь уверенным, что этого не последует, а потому ныне принимаются только лишь меры к тому, чтобы скорее ввести в реку ожидаемый сюда фрегат "Паллада" и перевезти сюда всё имущество, выгруженное с него на мысе Лазарева".
   Положение наше на Нижнем Амуре в зиму с 1854 на 1855 год было таково:
   Несмотря на ничтожество средств, при энергической деятельности офицеров и команд, работы шли быстро: мы успели выстроить две большие казармы для помещения в одной из них походной церкви, снятой с фрегата "Паллада", лазарета, швальни и команды фрегата, а в другой -- чинов Амурской экспедиции. Кроме того мы выстроили три офицерских флигеля, для помещения офицеров и священника, флигель для гауптвахты, казначейства и канцелярии, магазины, кузницу, мастерскую и флигель для инженера, эллинг, на котором строилась шхуна "Лиман", и сарай для починки гребных судов. Затем были выстроены 12 чистых домиков для женатых чинов, магазин и помещение для приказчиков и товаров Российско-Американской компании. Все товары и запасы из Петровского, доставленные туда из Аяна на кораблях Компании, мы перевезли в Николаевское и приняли меры, чтобы гиляки доставляли нам свежую рыбу и дичь, а тунгусы -- оленину. В Николаевском собралось зимовать 820 человек. В Петровском зимовала команда шхуны "Восток" и 15 человек, оставленных для караула и содержания поста; всего до 80 человек. В Мариинском стояли сотня конных казаков и батарея горной артиллерии -- всего 150 человек. Таким образом, всех людей в экспедиции было 1 050 человек, а в зиму с 1853 на 1854 год помещения было только на 70 человек.
   Но, несмотря на всё это, зимовка прошла благополучно; команды были веселы и бодры. Прибытие офицеров {Офицеры эти были: заведывавший командой фрегата капитан-лейтенант И. И. Бутаков, лейтенанты Шварц и Бирюлёв, мичман Иванов, корпуса штурманов: Попов и Кузнецов, командир бота "Кадьяк" Шарыпов, командир шхуны "Восток" Римский-Корсаков, мичманы: Анжу и Ельчанинов, и механик поручик Зарубин.} и команды фрегата "Паллада" и шхуны "Восток" оживило нас, жителей Николаевского, привыкших к пустынной жизни в Петровском. Николаевское приняло вид как бы города, хотя по улицам его торчали пни и коренья. Сильные пурги с метелями заносили весьма часто не только улицы, но и дома и, останавливая работы, затрудняли даже сообщения между домами. Несмотря на всё это, наше общество не скучало: пошли домашние театры, маскарады, и танцы, фейерверки и иллюминации, катанье на собаках и пикники в Петровское. Для развлечения команды устраивались горы, пляски и тому подобное. Всё и всех оживляли единственные тогда дамы: моя жена и Е. О. Бачманова; они были душой всех развлечений, столь необходимых в такой пустыне, отрезанной от всего цивилизованного мира. Гиляки с нами освоились; завелись постоянные базары, рыба и дичь доставлялась гиляками в достаточном количестве и с охотой; в предметах же, необходимых для более или менее цивилизованных людей, как-то: сахаре, чае, кофе и прочем, благодаря Российско-Американской компании и заботливости заведывавшего её делами капитан-лейтенанта И. В. Фуругельма, недостатка не было. Медикаментов, оставленных с фрегатов "Паллада" и "Диана", а частью сплавленных по Амуру и привезенных из Аяна, было вдоволь; тёплой одежды для команды фрегата и экспедиции -- тоже. Свежая пища, по возможности просторное помещение и заботливость офицеров о сохранении здоровья людей и об их развлечениях (несмотря на сырые здания, сооружавшиеся прямо с корня, усиленные работы и неблагоприятные климатические условия) сделали то, что зимовка прошла весьма благополучно: мы, можно сказать, блистательно победили лютого и неизбежного в пустыне врага. Хотя к весне больных начало прибывать довольно много, а именно: в Николаевском и Петровском было до 100 человек в лазарете, а в Мариинском, из-за недостаточной и несоответствующей местным условиям тёплой одежды и неприспособленности людей, почти 2/3 команды были больны; но с появлением зелени все мгновенно поправились и из 900 человек в Николаевском и Петровском умерло только 4 человека, а из 150 в Мариинском умерло 3 человека; всего же 7 человек на 1 050, что составляет 2/3%.
   К открытию навигации по реке 10 мая шхуна "Лиман" и гребные суда были спущены на воду; мы ожидали только возможности пройти по лиману к мысу Лазарева. Лиман к этому времени еще не вскрылся и северные, довольно крепкие ветры затирали его льдами; более всего затерта была южная часть лимана, так что, судя по прежним примерам, не было никакой надежды войти в него с юга ранее 15 мая. Это обстоятельство меня весьма озабочивало: мы скорбели и думали о наших товарищах в Японии, которых сюда ожидали. Ввод ранней весной в лиман фрегатов "Диана" и "Паллада" был существенно важен, ибо, судя по сведениям, добытым нами из газет, надобно было ожидать, что неприятель примет самые энергические меры для уничтожения наших судов; ему было точно известно, что фрегат "Диана" находился в Японии. Скорбели мы также и о наших товарищах-героях в Петропавловске, но так как о переносе этого порта на реку Амур никаких сведений не было получено, то я и полагал, что вероятно приняты какие-то иные меры для того, чтобы по возможности сохранить суда и команды, там находившиеся, от нападения более сильного неприятеля. Хотя я не мог себе представить, какие бы могли быть эти меры, однако никогда не предполагал, чтобы предварительно мне не было дано знать о переносе порта; я не думал, чтобы сделали это сюрпризом, который, из-за непринятых заблаговременно мер, мог кончиться весьма плачевно.
   Так прошло время до 7 мая; лед на главном фарватере Амура начало ломать, а 8 мая он уже шёл по фарватеру в огромных массах. Бухта у Николаевского была еще покрыта толстым слоем; все суда наши, как-то: паровой катер "Надежда", пароход "Аргунь" и шлюпки, были во льду. Сообщения никакого не было -- стояла полная распутица.
   7 мая прибыл на оленях из Аяна нарочный с уведомлением от генерал-губернатора, что ранней весной в Де-Кастри должно прибыть судно с семейством В. С. Завойко и другими семействами из Петропавловска; мне приказывалось озаботиться -- переправить их в Мариинский пост, а судно ввести в реку. Это обстоятельство как меня, так и всех, ещё более уверило, что решились защищать Петропавловск до конца. Получив это сведение, я немедленно приказал вырубить изо льда паровой катер и перетащить его на фарватер, который к вечеру 8 мая начал очищаться ото льда. Операция эта была сопряжена с немалыми усилиями: мы проработали всю ночь с 8-го на 9-е число, и к утру 9 мая пароход был на вольной воде. Я отправился на нём в Мариинский пост, сделав следующие распоряжения:
   1) После очищения лимана ото льда капитан-лейтенанту Бутакову следовать на шхуне "Лиман" и гребных судах к мысу Лазарева для перевозки оттуда артиллерии. Лейтенанту Бирюлёву запасать лес и заложить батарею на мысе Мео, а Шварцу -- на мысе Чнаррах. Бачманову, как старшему после меня, заведывать Николаевским постом, приготовлять лес и строить батарею на мысе Куегда;
   2) Артиллерию и снаряды, перевозимые с мыса Лазарева, размещать и оставлять для батарей на мысах: Чнаррах, Мео и Куегда179 и
   3) В случае прихода к мысу Лазарева фрегатов "Диана" и "Паллада" обратить всё внимание на ввод в реку фрегата "Паллада", для чего употребить пароход "Аргунь" и зимовавшую в Петровском шхуну "Восток" и все остальные наши средства.
   У селения Маи (около 20 вёрст от Николаевского) я встретил нарочного, отправленного из Мариинского поста с донесением лейтенанта Чихачёва из залива Де-Кастри. Николай Матвеевич писал, что он с транспортом "Двина" и транспорты "Иртыш" и "Байкал" прибыли в залив Де-Кастри с семействами и со всем имуществом Петропавловского порта и что вслед за ними идёт В. С. Завойко с фрегатом "Аврора" и корветом "Оливуца", ибо, по распоряжению генерал-губернатора, Петропавловский порт снят и велено всё сосредоточить в Николаевском. Донося об этом, он извещал, что к северу от Де-Кастри и в самом заливе плавают льды и что он ожидает моих распоряжений. Такое неожиданное известие понудило меня следовать скорее в Де-Кастри, ибо, если петропавловская эскадра успела выйти ранее появления там неприятеля, то, по всей вероятности, последний усилит свою бдительность для её преследования.
   Проходя селение Алом, я послал оттуда с гиляками одного казака и приказал ему следовать к мысу Екатерины, с тем, чтобы в случае каких-либо обстоятельств гиляки могли служить проводниками оттуда в реку Амур.
   11 мая, не доходя 100 вёрст до Мариинского поста, я встретил следовавшего оттуда казака с известием от начальника поста, что все наши суда, возглавляемые В. С. Завойко, собрались в заливе Де-Кастри и на них нападает неприятельская эскадра, и что семейства перебираются из Де-Кастри в Мариинский пост. Получив это известие и имея в виду наши ничтожные силы, собравшиеся в Де-Кастри и состоявшие только из двух боевых парусных судов -- фрегата "Аврора" и корвета "Оливуца", которые не могли бы оказать серьёзного сопротивления (между тем как в газетах писали, что для уничтожения наших судов должна собраться сильная паровая неприятельская эскадра, в несколько крат превышающая нашу), я сейчас же отправил командира "Надежды", мичмана Ельчанинова в Николаевское со следующими распоряжениями:
   1) Капитан-лейтенанту Бутакову с двумя офицерами и с командой фрегата "Паллада" на гребных судах следовать немедленно к мысу Лазарева. Команда должна иметь патроны, по крайней мере, на 25 выстрелов и взять с собой возможно больше зарядов для орудия. Если, при следовании по лиману, льды не позволят итти на шлюпках, то Бутакову высадиться на берег и стараться поскорее достигнуть мыса Лазарева, где устроить батарею и, в случае нападения неприятеля, удерживать его там до последней крайности. При невозможности держаться против неприятельских сил заклепать орудия, зажечь всё имущество и отступить к селению Ули, от которого с проводниками достигнуть берега Амура;
   2) Бачманову быть готовым в Николаевском, в случае покушения неприятеля проникнуть на гребных судах в Амур, напасть на неприятеля на наших вооружённых гребных судах и стараться остановить его движение;
   3) Приготовления к постройке батарей на мысах Мео и Куегда остановить и немедленно поставить временную батарею на мысе Куегда для защиты Николаевского, и
   4) Дать немедленно знать в Петровское командиру шхуны "Восток" Римскому-Корсакову, чтобы, в случае нападения на Петровское неприятеля, шхуну "Восток" и бот, пользуясь полной водой, ввести в устье реки Лач, сжечь всё в Петровском и, сосредоточив все свои силы, отразить неприятеля. Я боялся, чтобы неприятель, в случае какого-либо несчастья с нашей стороны, не узнал о возможности входа в реку лиманом и не проник бы туда на своих паровых и гребных шлюпках.
   Сделав вышеупомянутые распоряжения, я с напряжённой поспешностью отправился в Мариинский пост, дабы узнать об участи нашей эскадры в заливе Де-Кастри. Прибыв в Мариинск к вечеру 11 мая, я нашел в нём до 200 жён и детей, прибывших туда из Де-Кастри с петропавловской эскадры. Почти всю команду Мариинского поста я нашёл или больной, или слабой, все же здоровые люди были заняты перевозкой прибывших семейств на озеро Кизи, которое только что вскрылось. Начальник поста Кузьменко донёс мне, что он ничего не знает о последствиях нападения 9 мая на нашу эскадру в заливе Де-Кастри; он не знал даже и того, в каком числе судов был неприятель. Из Мариинского поста я немедленно отправился по озеру Кизи к перевалу с этого озера в залив Де-Кастри, приказав Кузьменко сейчас же приготовить и, с первой возможностью, отправить два орудия с надлежащей прислугой и снарядами, занять пункт на озере Кизи, от которого начинается дорога в Де-Кастри; затем всех здоровых конных казаков послать занять дефиле {Дефиле -- узкий проход в горах или речной долине. (Прим. ред.).}, лежащее на пути из залива к озеру Кизи, дабы отразить всякую попытку неприятеля с целью проникнуть из Де-Кастри к озеру Кизи; наконец, всех прибывающих к нему по возможности размещать и довольствовать.
   Ночью с 11-го на 12-е число я прошёл на пароходе "Надежда" по озеру Кизи до перевала в залив Де-Кастри, и здесь нашёл несколько семей, ожидавших гребных судов, чтобы отправиться в Мариинский Пост. Распутица на берегу была в полном разгаре: вода, а местами снег и грязь были по колена и по пояс. Здесь я также ничего не узнал относительно нашей эскадры, ибо все прибывшие сюда вышли из Де-Кастри в то время, когда неприятель только показался. Оставив здесь пароход "Надежда" и приказав, чтобы он содействовал перевозке в Мариинский пост семейств, а оттуда орудий и казаков, я взял поручика Попова с подробными картами лимана и пошёл пешком в Де-Кастри, пробираясь туда по колено, а иногда почти по пояс в воде, снеге и грязи. Изнурённые и мокрые, мы только к вечеру 13-го числа добрались до залива Де-Кастри, где и нашли стоящей на якоре всю нашу камчатскую флотилию, состоявшую из фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и транспортов "Двина", "Иртыш" и "Байкал". Начальник Камчатки, адмирал Завойко, сообщил мне, что 9 мая английский пароходо-фрегат и бриг открыли нашу эскадру и, произведя рекогносцировку залива и обменявшись несколькими выстрелами с корветом и фрегатом, вышли из залива и направились к югу; поэтому надо предполагать, что это был только авангард их эскадры, посланной сюда для разведки о наших судах. Теперь следует ожидать появления неприятеля в больших силах. Между тем В. С. Завойко послал на вельботе к лиману мичмана Овсянникова, чтобы удостовериться, возможно ли в него войти. Судя по постоянно дувшим свежим северным ветрам, надо было полагать, что южная часть лимана была еще заперта льдом. Мичман Овсянников не возвращался, а между тем надобно было решить вопрос итти ли немедленно в лиман или ожидать здесь возможности входа в него. Для этого, а также и для подробного объяснения пути из Де-Кастри к Амурскому лиману, сейчас же были потребованы на флагманский корвет "Оливуца" все командиры. Мнение их было таково: ожидать в Де-Кастри возможности входа в лиман и, в случае нападения неприятеля, защищаться до последней крайности; при неблагоприятных же обстоятельствах взорвать суда. Выслушав это мнение, я предложил сейчас же следовать к северу и стараться скорее пройти к мысу Екатерины, где и ожидать возможности входа в лиман; потом итти к мысу Лазарева, у которого под прикрытием нашей батареи ожидать возможности следования в реку Амур; в случае же нападения неприятеля, согласно принятому уже решению, бороться до последней крайности и, при несчастьи, взорвать суда, а кто спасётся, тем от мыса Екатерины отступить на реку Амур к селению Алом с проводниками, которые там ожидают прихода нашей эскадры. Моё мнение было принято единогласно: на другой день вся наша эскадра снялась с якоря и направилась к лиману; в то же время прибыл мичман Овсянников и рассказал, что к северу льдов нет. На пути в залив Де-Кастри В. С. Завойко заходил в Императорскую Гавань, чтобы взять фрегат "Паллада", но Константиновская бухта, в которой стоял фрегат, была еще покрыта льдом, и потребовалось бы не мало времени, чтобы его вывести оттуда и приготовить к плаванию; между тем терять времени было нельзя, ибо с часу на час надобно было ожидать нападения неприятельской эскадры; кроме того фрегат "Диана" еще не приходил, а потому В. С. Завойко, подтвердив Кузнецову данные ему инструкции и снабдив его продовольствием, оставил фрегат "Паллада" ожидать там Е. В. Путятина.
   Ясно, что после ухода нашей эскадры из залива Де-Кастри главное внимание с моей стороны было обращено на то, чтобы ожидаемый в заливе с часу на час в больших силах неприятель не имел возможности узнать об уходе нашей эскадры в Амурский лиман. Для этого необходимо было устранить всякую возможность захватить кого-либо из людей. В этих-то видах всё местное население из залива Де-Кастри было удалено; людям же, остававшимся на посту, было приказано с прибытием неприятельских судов отступить в лес, по дороге к -озеру Кизи, не уничтожая наших избушек при посте, дабы этим привлечь внимание неприятеля и принудить его сделать рекогносцировку, и тем, по возможности, задержать его в Де-Кастри. Если же неприятель пойдет далее вглубь страны, то, отступая, соединиться с казаками при дефиле и, защищая его, отступать к озеру Кизи, к нашим орудиям, находившимся на перевале к озеру.
   Сделав эти распоряжения, я поспешил в Мариинский пост и оттуда в Николаевское, дабы принять меры к скорейшей перевозке имущества и артиллерии с мыса Лазарева и быть готовым к устранению различных неблагоприятных случайностей. Так как по Амуру еще никто не проходил и о следовании генерал-губернатора мы еще никаких известий не получили, то я отправил навстречу к нему мичмана Разградского с донесением от меня и от В. С. Завойко.
   18 мая, по возвращении в Николаевское, я пошёл на пароходе "Надежда" в лиман, к мысу Лазарева, но у мыса Уса встретил сплошной лед. Здесь я нашёл стоявшие за льдинами гребные суда и шхуну-баржу "Лиман" с лейтенантом Бирюлёвым, который сообщил мне, что И. И. Бутаков с лейтенантом Шварцем и мичманом Ивановым и с 160 человеками пошли пешком к мысу Лазарева, взяв с собой 10-дневное продовольствие сухарей и 200 боевых зарядов для орудия. Бирюлёву было приказано после того, как лиман очистится ото льда, следовать к мысу Лазарева в распоряжение Бутакова и по прибытии на мыс немедленно сообщить мне о всем, что там делалось. Я пошёл обратно в Николаевское, откуда немедленно послал пароход "Аргунь" под командой Я. И. Купреянова в помощь нашим гребным судам к мысу Лазарева. За сим мы начали строить батарею на мысе Куегда и исправлять и вооружать оставленные в Николаевском гребные суда. В Петровское Римскому-Корсакову дано было знать, чтобы он при первой возможности прибыл в Николаевское.
   Через несколько дней я получил донесение от капитан-лейтенанта Бутакова о том, что с величайшими затруднениями, по случаю распутицы, они 15 мая пришли к мысу Лазарева, на котором и начали строить батареи. 18-го числа пришёл туда В. С. Завойко со всей камчатской эскадрой, и Бутаков поступил в его распоряжение.
   Снятие Петропавловского порта и сосредоточение всех наших морских сил в Николаевском, вопреки упомянутым доселе убеждениям относительно этого порта, последовало так: генерал-губернатор, получив известие из Петербурга о готовившемся нападении на Петропавловск и намерении уничтожить наши суда в Тихом океане при помощи собранных для этого больших неприятельских сил и о полном недостатке продовольствия в Петропавловске, не ожидая приказания из Петербурга, послал своего адъютанта есаула Мартынова курьером на Камчатку с приказанием контр-адмиралу Завойко снять Петропавловский порт, погрузить всё казенное имущество и семейства на суда зимовавшей там эскадры и с ней отправиться в устье Амура. Есаул Мартынов, следуя через Якутск и оттуда на собаках в Охотск по дикому побережью Охотского моря, где расстояние между жилыми пунктами доходит до 400 вёрст, переезжая по льду широкие заливы с опасностью при случайных ветрах погибнуть от вьюг, совершил весь путь от Иркутска до Петропавловска до 8 000 вёрст (8 500 км) в три месяца, со скоростью, до того времени еще небывалой. Скорость этого следования, энергические и быстрые распоряжения и действия, принятые в Петропавловске, а равно скорый выход оттуда, изо льдов, нашей эскадры и счастливый переход, сделанный ею в виду, можно сказать, в несколько крат сильнейшего неприятеля, спасли честь и славу нашего оружия, суда и команды наши и имущество порта. Это обстоятельство фактически оправдало мои мысли о том, что Петропавловск, как отрезанный морем от материка, не мог быть нашим главным портом на отдалённом востоке и что подобный порт мог быть только в Приамурском и Уссурийском краях, то-есть в местностях, непосредственно связанных с Восточной Сибирью внутренними путями, безопасными от нападения неприятеля с моря. Следовательно, все затраты, произведённые в Петропавловске с тем, чтобы сделать его главным портом, были совершенно напрасны, и если сосредоточенные в нём команды и суда наши были спасены в Приамурском крае, то это обстоятельство нельзя не приписать особому случаю. Оставлять эти суда и команды на Камчатке, при возможности разрыва с морскими державами, было весьма неосновательно и, по моему мнению, следовало бы еще весной 1854 года перевезти все из Петропавловска в Николаевское.
   В. С. Завойко распорядился переброской порта великолепно: еще не разошелся лед в Авачинской губе, как суда наши были вооружены. Лишь только тронулся лед, они вышли в море, забрав с собой все семейства и всё имущество порта. Есаул Мартынов остался в Петропавловске начальником. Вскоре по уходе эскадры из Петропавловска туда явились англо-французы и, не найдя там ни судов, ни команд (кроме есаула Мартынова с несколькими жителями), сожгли казённые магазины и пошли в погоню за нашими судами в Японское море180.
   23 мая я получил уведомление из Де-Кастри, что через три дня после ухода нашей эскадры туда пришли неприятельские суда и высадили десант с целью захватить кого-либо, дабы узнать, куда ушли наши корабли. Не найдя в Де-Кастри ни одного человека, а равно и никакого имущества, кроме случайно оставленного мешка ржаной муки, которую неприятель рассыпал, неприятельская эскадра вышла из залива и направилась к югу, предполагая, как впоследствии оказалось, что наша эскадра не могла никуда уйти, кроме этого направления. Неприятель был твёрдо убеждён, что в лиман из Татарского пролива войти невозможно, из-за сплошной отмели, соединяющей Сахалин с материком. Этим обстоятельством оправдывался впоследствии начальник неприятельской эскадры.
   27 мая я получил сведение с мыса Лазарева, что наши суда, стоявшие у этого мыса, под прикрытием воздвигнутой на нём батареи, готовятся итти в реку, что имущество фрегата "Паллада" грузится на шхуну-баржу "Лиман" и на транспорты, которые вместе с корветом "Оливуца" пройдут в реку свободно, и что фрегат "Диана" погиб в Японии. Вместе с тем я получил известие, что к мысу Лазарева с 150 человеками команды фрегата "Диана" пришёл на купеческом судне капитан 2-го ранга С. С. Лесовский, что адмирал Путятин выстроил в Японии шхуну "Хеда" и разместил команду фрегата на этой шхуне и двух зафрахтованных им для этой цели купеческих американских кораблях. На одном из этих кораблей начальником был С. С. Лесовский, а на другом Мусин-Пушкин, сам же адмирал Е. В. Путятин с капитаном 2-го ранга К. Н. Посьетом поместился на шхуне "Хеда". Степан Степанович из Японии пошёл прямо в залив Де-Кастри; там он получил известие, что все наши суда в лимане, и немедленно отправился туда же. По выходе из залива, не имея возможности продолжать путь далее из-за густого тумана и штиля, он встал на якорь за северным входным мысом. Неприятель в это время был в заливе и производил рекогносцировку; только благодаря упомянутой случайности С. С. Лесовский счастливо избежал неминуемого плена, Мусин-Пушкин же, отправившийся из Японии с остальной командой фрегата "Диана", не был так счастлив: он пошел из Японии в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Аян; на этом переходе около Сахалина он был взят в плен неприятельскими крейсерами. Адмирал Е. В. Путятин на шхуне "Хеда" пошел из Японии так же в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Татарский пролив; по пути он зашёл в Императорскую Гавань, где узнал, что наша эскадра ушла в лиман, и немедленно туда же последовал, счастливо избежав, благодаря туману, неприятельских крейсеров, блокировавших берега Татарского пролива. У одного из неприятельских судов шхуна "Хеда" в густом тумане прошла под кормой. Адмирал Е. В. Путятин с К. Н. Посьетом в исходе июня вошли в Амур и потом к Николаевскому.
   Между тем раз открытое сообщение по Амуру убедило в необходимости пользоваться им навсегда. Это ещё более вызывалось и тогдашними военными обстоятельствами, и решением соединить в низовьях Амура все команды и суда наши, пришедшие из Камчатки и Японии. В Петербурге и в Иркутске осознали всю справедливость моих постоянных представлений, что всякие затраты на Петропавловск, Аян и т. п. пункты, совершенно отрезанные от Сибири, напрасны, и что только в Приамурском и Приуссурийском краях мы можем твердо встать на отдалённом нашем Востоке. Вследствие переписки с Пекинским трибуналом внешних сношений о непропущенном в Пекин нашем курьере, полковнике Забаринском, генерал-губернатор извещал китайское правительство, что весной 1855 года он снова с войсками поплывет по Амуру для защиты края от вторжения в него англо-французов и потому просил известить его о месте, назначенном для съезда уполномоченных, и ответ об этом прислать в Мариинский пост, на реку Амур (Кизи).
   После этого был произведён второй сплав по Амуру, который был разделён на три отделения: 1-е отделение состояло из 26 барж, под начальством самого генерал-губернатора, который в этот раз спускался по реке со своею супругою Екатериной Николаевной; 2-е отделение -- из 52 барж, под начальством командира 15-го линейного батальона подполковника Андрея Андреевича Назимова, и 3-е -- из 35 барж, под начальством полковника М. С. Корсакова. С этим сплавом прибыли для защиты Приамурского края: 15-й линейный батальон и 14-й линейный полубатальон, всего 2 500 человек войска, а потому в Мариинском посту сосредоточилось более 2 700 человек. В составе сплава находилась также учёная экспедиция, снаряженная Сибирским отделом Географического общества на средства члена его Степана Федоровича Соловьёва, пожертвовавшего на исследование Амурского края полпуда золота. Эта экспедиция состояла из натуралиста Маака181, астронома Рашкова, топографа Зончевского и чиновника Кочетова. С этим же сплавом, под распоряжением чиновника особых поручений при генерал-губернаторе князя Михаила Сергеевича Волконского182, прибыли первые русские земледельцы -- иркутские и забайкальские крестьяне, для поселения между Николаевским и Мариинским. К поселению их под руководством князя М. С. Волконского сейчас же и приступили; начиная от Николаевского, по правому берегу реки Амура, были основаны деревни: Иркутская, Богородская, Михайловская, Ново-Михайловская, Сергиевская и Воскресенская183. Поселенцы получили от казны пособие и были освобождены навсегда от рекрутской, земской и подводной повинностей. Вместе с этим против Мариинского поста поселилась на острове Сучи сотня конных казаков, образовав станицу Сучи.
   С прибытием в Мариинский пост генерал-губернатор и главнокомандующий всеми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными на устье реки Амура, отправил ко мне в Николаевское мичмана Литке со следующим предписанием:
   1) Амурская экспедиция заменяется Управлением камчатского губернатора контр-адмирала Завойко, местопребыванием которого назначается Николаевское;
   2) Вы назначаетесь начальником штаба при главнокомандующем всеми морскими и сухопутными силами Приамурского края184;
   3) Все чины, состоящие в Амурской экспедиции, поступают под начальство контр-адмирала Завойко, и
   4) Главной квартирой всех наших войск назначается Мариинский пост.

   Вследствие этого, мне предписывалось, впредь до прибытия в Николаевское, сдать экспедицию старшему после себя, а самому немедленно следовать к месту назначения, в Мариинский пост. О вс баржа часто проплывала по верхушкамъ растущаго на островахъ тальника, за который иногда задѣвалъ колесами пароходъ "Аргунь", 9-го іюня флотилія находилась въ окрестностяхъ деревни Май, около 150 верстъ ниже устья рѣки Уссури. За неимѣніемъ карты Амура, длину рѣки измѣряли по географической картѣ Азіи, и поэтому полагали, что флотилія подходила къ озеру Кизи. Въ этотъ день внезапно налетѣлъ шквалъ, которымъ къ нѣсколько минутъ разбросало по берегу и потопило наши суда, такъ что въ этотъ критическій моментъ флотилія едва не потеряла весь свой грузъ. Два дня было употреблено для просушки провіанта у низменнаго острова, названнаго въ память празднуемаго въ этотъ день святого, островомъ св. Кирилла. Въ вечеру 10-го іюня, замѣчена была на рѣкѣ лодка, шедшая подъ парусомъ, и въ ней морской офицеръ. Всѣ столпились на берегу около Н. Н. Муравьева и съ нетерпѣніемъ ожидали извѣстія. Еще лодка не успѣла подойти къ берегу, какъ генералъ-губернаторъ спросилъ офицера: далеко ли до Маріинскаго поста? Офицеръ отвѣчалъ: около 500 верстъ,-- что непріятно разочаровало всѣхъ ожидавшихъ близкаго конца плаванія. Офицеръ этотъ былъ мичманъ Разградскій; онъ донесъ генералъ-губернатору, что я вмѣстѣ съ нимъ ожидалъ здѣсь флотилію и надѣялся, согласно увѣдомленію, встрѣтить ее здѣсь около исхода мая. Разградскій передалъ отъ меня письмо, въ которомъ, какъ выше объяснено, я убѣдительно просилъ Н. Н. Муравьева оставить на устьяхъ рѣки Уссури и Хунгари посты.
   "До этого пункта", говорили мнѣ Н. Н. Муравьевъ и всѣ его спутники, "мы находили большую часть прибрежныхъ деревень пустыми, жители бѣжали отъ страха; но отсюда вступили въ страну, какъ бы давно принадлежавшую Россіи. На встрѣчу къ намъ выходили гольды въ сопровожденіи стариковъ, въ родѣ старостъ, которые съ любопытствомъ на насъ смотрѣли, приносили въ изобиліи рыбу и выставляли вездѣ проводниковъ (лоцмановъ), которыхъ до этого времени мы нигдѣ не могли достать. На этомъ пути явился торгующій манджуръ съ своими прикащиками и, бросившись на колѣни предъ генераломъ, извинялся, что онъ производить здѣсь торговлю безъ дозволенія русскихъ, почему и просилъ выдать ему на это разрѣшеніе. По этому, говорили мнѣ спутники Н. Н. Муравьева, нельзя было не удивляться тому огромному вліянію, которое при ничтожныхъ средствахъ и въ столь короткое время пріобрѣла амурская экспедиція не только на инородцевъ этого края, но и на манджуровъ. Здѣсь-то ясно предъ нами обнаружилась неосновательность С.-Петербургскихъ воззрѣній и данныхъ оттуда повелѣній ограничивать дѣйствія экспедиціи какой-то землею гиляковъ. Здѣсь мы оцѣнили всю важность и справедливость вашего донесенія, что нижне-при-амурскій край по праву долженъ принадлежать Россіи, а не Китаю".
   Съ прибытіемъ въ Маріинскій постъ, Н. Н. Муравьевъ объявилъ мнѣ, что 350 человѣкъ, подъ начальствомъ назначеннаго помощникомъ губернатора Камчатки и командиромъ 47-го флотскаго экипажа, капитана 2-го ранга Арбузова и инженернаго поручика Мровинскаго, должны слѣдовать въ заливъ де-Кастри, а оттуда на транспортахъ "Иртышъ" и "Двина" въ Петропавловскъ. Сотня конныхъ казаковъ и горная батарея (4 орудія) остаются въ Маріинскомъ постѣ, остальные же 150 человѣкъ должны слѣдовать въ Николаевскій постъ. "По Высочайшему повелѣнію", сказалъ мнѣ Николай Николаевичъ, "суда отряда адмирала Путятина: фрегатъ "Паллада" и шхуна "Востокъ" должны войти въ рѣку Амуръ, почему всѣ команды этихъ судовъ, а равно и команда Константиновскаго поста, должны зимовать въ Николаевскомъ посту; люди же Муравьевскаго поста должны на компанейскихъ судахъ отправиться въ Ситху." Такимъ образомъ, въ нашихъ постахъ Маріинскомъ и Николаевскомъ, гдѣ помѣщалось только 35 человѣкъ, должно было зимовать около 900 человѣкъ.
   Послѣ двухъ-дневнаго отдыха командамъ, совершившимъ такое дальнее и утомительное плаваніе по рѣкѣ совершенно неизвѣстной, приступлено было: а) къ передвиженію на пароходѣ "Аргунь" и гребныхъ судахъ по озеру Кизи и далѣе сухопутно въ заливъ де-Кастри отряда г. Арбузова, для отправленія оттуда на транспортахъ на подкрѣпленіе Петропавловска; б) къ отправленію людей въ Николаевскій постъ и къ приготовленію въ ономъ помѣщенія, какъ для этихъ людей, такъ равно и для команды фрегата "Паллада", и в) къ приготовленію помѣщенія на зиму для людей, долженствовавшихъ остаться въ Маріинскомъ посту.
   

ГЛАВА XXVIII.

Донесеніе Завойко изъ Петропавловска о недостаткѣ продовольствія.-- Мнѣніе генералъ-губернатора и прибывшихъ съ нимъ лицъ о нашей границѣ съ Китаемъ. -- Представленіе мое генералъ-губернатору о невозможности ввести фрегатъ "Палладу" въ лиманъ безъ паровыхъ средствъ. -- Смерть моей дочери и болѣзнь жены.-- Соглашеніе Н. Н. Муравьева и Е. В. Путятина о вводѣ судовъ въ амурскій лиманъ.-- Прибытіе Муравьева въ Петровское.-- Донесеніе Н. Н. Муравьевъ о моихъ дѣйствіяхъ.-- Путешествіе на оленяхъ изъ Петровскаго въ Николаевскъ.-- Предположеніе о непріятелѣ.-- Неудачный вводъ фрегата "Паллада" въ лиманъ.-- Отправленіе генералъ-губернатора и его распоряженія.-- Предписаніе его мнѣ отъ 10-го августа.-- Предписаніе Унковскому.-- Мое путешествіе съ семействомъ изъ Петровскаго въ Николаевскъ.-- Фрегатъ "Паллада" въ Императорской гавани.-- Распоряженія мои о размѣщеніи командъ.-- Генералъ-губернаторъ въ Аянѣ.-- Шхуна "Востокъ".-- Корабль р.-а. к. "Ситха".-- Транспортъ "Байкалъ".-- Плаваніе шхуны "Востокъ".-- Донесеніе Римскаго-Корсакова о побѣдѣ въ Петропавловскѣ.

   
   Вслѣдъ за уходомъ въ де-Кастри отряда Арбузова, я вмѣстѣ съ генераломъ послѣдовалъ туда же. Н. Н. Муравьевъ изъ де-Кастри пошелъ на шхунѣ "Востокъ" въ Императорскую гавань, чтобы передать Е. В. Путятину Высочайшее повелѣніе и, по соглашенію съ нимъ, сдѣлать надлежащее распоряженіе. 24-го іюня отрядъ Арбузова на транспортахъ "Иртыпгъ" и "Двина", съ продовольствіемъ на весь путь до Петропавловска, а равно и съ провіантомъ, привезеннымъ на "Байкалѣ", вышелъ по назначенію. Чрезъ нѣсколько часовъ послѣ ухода изъ де-Кастри этихъ судовъ, пришелъ въ заливъ изъ Петропавловска корветъ "Оливуца" съ донесеніемъ отъ В. С. Завойко, "что онъ не въ состояніи продовольствовать вновь прибывшую команду, потому что провіанта для находившихся въ Петропавловскѣ командъ и жителей едва только достанетъ до 1-го ноября, и что въ виду военныхъ обстоятельствъ, снабженіе порта моремъ на компанейскихъ кругосвѣтныхъ судахъ (какъ то дѣлалось) весьма сомнительно, а если суда эти, по какому либо счастливому случаю, и успѣютъ войти въ портъ, то и тогда они привезутъ только годовое продовольствіе, разсчитанное на то только число людей, которое нынѣ находится.
   Всѣ вышеизложенные факты весьма знаменательны въ исторіи при-амурскаго и при-уссурійскаго края. Они составляютъ третій краеугольный камень, положенный амурскою экспедиціею въ основаніе къ признанію этого края за Россіею. Эти факты ясно обнаруживаютъ, что оплотомъ для Россіи на отдаленномъ ея востокѣ никогда не могъ быть Петропавловскъ, и что вся сила ея съ этой стороны заключалась единственно въ этомъ краѣ. Но къ несчастію тогда еще не вполнѣ сознавали это послѣднее, весьма важное обстоятельство, такъ что и разрѣшеніе сплава по рѣкѣ Амуру было мотивировано главнымъ образомъ тѣмъ, чтобы подкрѣпить Петропавловскъ, который полагали сдѣлать главнымъ нашимъ портомъ на Восточномъ океанѣ. Я очень сожалѣлъ тогда, что на устьяхъ Уссури и Хунгари не были поставлены посты, а также, что мое предложеніе о мелкихъ постахъ на Сахалинѣ было отклонено; но въ то время всѣ были того мнѣнія, что намъ вовсе ненадобно идти далѣе лѣваго берега Амура, что обладаніе этимъ берегомъ и должно составлять конечную цѣль нашихъ здѣсь дѣйствій, т. е. желали положить границу съ Китаемъ по лѣвому берегу Амура. Таковы были мнѣнія и убѣжденія лицъ, отъ которыхъ зависѣло направленіе нашихъ дѣйствій въ этомъ краѣ. Эти убѣжденія раздѣляли тогда и всѣ почти личности, прибывшія съ генералъ-губернаторомъ, но, какъ мы увидимъ ниже, факты весьма скоро обнаружили всю неосновательность такого мнѣнія и всю справедливость постоянныхъ моихъ представленій о томъ, что рѣка Амуръ составляетъ только лишь базисъ нашихъ здѣсь дѣйствій, главная же и конечная цѣль оныхъ долженъ быть уссурійскій бассейнъ и его прибрежье.
   Въ виду ввода фрегата "Паллада" въ рѣку Амуръ, и объяснилъ генералъ-губернатору, что вслѣдствіе неприсылки въ экспедицію просимыхъ мною надлежащихъ средствъ для изслѣдованія лимана и обезпеченія по оному плаванія, война въ этомъ отношеніи застала насъ совершенно врасплохъ, ибо съ ничтожнѣйшими средствами экспедиціи мы послѣ 1849 года едва могли только опредѣлить болѣе или менѣе точное направленіе лиманскихъ прибрежныхъ фарватеровъ, которымъ фрегатъ, при осадкѣ 22 футовъ, пройти не можетъ. Существуетъ, правда, надежда, говорилъ я генералъ-губернатору, отыскать болѣе глубокій фарватеръ, который, по слухамъ туземцевъ, находится въ лиманѣ, но, до случаю обширности лимана, усѣяннаго лабиринтомъ банокъ и мелей и при неправильныхъ и быстрыхъ теченіяхъ, опредѣленіе онаго въ короткое время не только затруднительно, но и сомнительно. Въ случаѣ неудачной попытки къ отысканію подобнаго фарватера, остается одно средство -- вести разгруженный фрегатъ по сахалинскому каналу и чрезъ баръ сѣвернаго фарватера, ибо при сизигіяхъ на этомъ барѣ глубину можно полагать до 19 футовъ, но въ такомъ случаѣ необходимо, чтобы не были упущены сизигійныя воды въ исходѣ августа и чтобы при проводкѣ фрегата были сосредоточены всѣ наши паровыя средства. При всемъ томъ, чтобы быть увѣреннымъ въ возможности провести фрегатъ этимъ путемъ, необходимо прежде всего произвести на шхунѣ "Востокъ" изслѣдованіе бара сѣвернаго фарватера и самаго фарватера. Наконецъ, во всякомъ случаѣ, прежде чѣмъ вести по лиману фрегатъ, необходимо, чтобы онъ былъ совсѣмъ разгруженъ и чтобы при немъ, во время проводки, постоянно находилась шхуна "Востокъ", а въ помощь ей пароходъ "Аргунь"; особенно необходима шхуна, такъ какъ "Аргунь" при сильной толчеѣ и волненіи въ сѣверной части лимана плавать не можетъ. Вслѣдствіе этихъ объясненій, генералъ-губернаторъ, при отправленіи своемъ въ Императорскую гавань, и поручилъ мнѣ ожидать его въ Николаевскѣ, дабы оттуда, на шхунѣ "Востокъ", идти съ нимъ по сѣверному лиманскому прибрежному каналу и лично хорошенько ознакомиться съ каналомъ и съ его баромъ и тѣмъ опредѣлить положительно, можетъ ли разгруженный фрегатъ "Паллада" пройти этотъ баръ въ сизигійную августовскую воду. Фрегатъ приказано было у мыса Лазарева въ лиманѣ разгрузить и по разгрузкѣ вести по лиману, имѣя при немъ непремѣнно шхуну "Востокъ" и пароходъ "Аргунь".
   По уходѣ изъ де-Кастри Н. Н. Муравьева, я отправился въ Маріинскій постъ, гдѣ ожидало меня тяжко-грустное извѣстіе изъ Петровскаго: старшая несчастная дочь моя умерла и жена была очень больна. Получивъ это, я сію же минуту на байдаркѣ отправился въ Петровское. Жену засталъ я едва только оправившейся отъ этой потери и тяжкой болѣзни. Тяжело было намъ, родителямъ, видѣть могилу нашей малютки на пустынной петровской кошкѣ! Тяжко было испытаніе это намъ, и безъ того отрѣзаннымъ пустыней отъ всего свѣта, но, что дѣлать,-- эта жертва, тяжкая для насъ, родителей, была данью исполненія долга, направленнаго къ благу отечества!
   Съ прибытіемъ въ Петровское корабля р.-а компаніи, на немъ пришедъ изъ Аяна братъ жены моей, мичманъ Николай Ивановичъ Ельчаниновъ, котораго она не видала болѣе 6-ти лѣтъ. Это свиданіе благотворно подѣйствовало на жену мою въ ея тяжкой горести.
   Пробывъ трое сутокъ въ Петровскомъ, я отправился въ Николаевское, чтобы встрѣтить тамъ Н. Н. Муравьева и съ нимъ, на шхунѣ "Востокъ", осмотрѣть баръ сѣвернаго фарватера, ибо вводъ фрегата "Палдада" въ рѣку болѣе всѣхъ меня озабочивалъ; тѣмъ болѣе, что при нзвидистыхъ лиманскихъ канадахъ и быстрыхъ теченіяхъ, ясно было видно, что паровыя средства наши весьма были для этого недостаточны.
   Между тѣмъ, Николай Николаевичъ, условившись съ адмираломъ Ефимомъ Васильевичемъ Путятинымъ о снятіи поста, о вводѣ фрегата въ лиманъ и о разгрузкѣ онаго у мыса Лазарева, отправился обратно въ заливъ де-Кастри, въ которомъ начальникомъ Александровскаго поста былъ назначенъ мною молодой лейтенантъ Яковъ Ивановичъ Купренновъ (сынъ адмирала Ивана Антоновича Еупреннова), поступившій на службу въ экспедицію.
   Изъ де-Кастри шхуна "Востокъ" съ генералъ-губернаторомъ пошла въ лиманъ. Корветъ "Оливуца" былъ отправленъ въ Петропавловскъ съ распоряженіемъ камчатскому губернатору В. С. Завойко: укрѣплять этотъ портъ и защищаться въ ономъ. Транспортъ "Байкалъ" долженъ былъ ожидать у мыса Лазарева фрегатъ "Паллада". Генералъ-губернаторъ, осмотрѣвъ на шкунѣ "Востокъ" рейдъ и мѣстность у мыса Лазарева, пошелъ по сахалинскому каналу, пытаясь отыскать на этомъ пути средній каналъ. Попытка эта оказалась тщетною: сильнымъ теченіемъ шхуну прижало къ банкамъ, на которыхъ она и простояла около 20 часовъ. Это обстоятельство и противные вѣтра замедлили плаваніе шхуны, а генералъ-губернаторъ, между тѣмъ, спѣшилъ отправить чрезъ Аянъ свои донесенія. Вслѣдствіе этого, онъ отложилъ свое намѣреніе зайти за мною въ Николаевскъ и направился изъ лимана прямо въ Петровское. Оттуда онъ далъ мнѣ знать, чтобы я немедленно спѣшилъ къ нему.
   Вопросъ о томъ, возможно или нѣтъ ввести въ рѣку фрегатъ "Палдада", такимъ образомъ, разрѣшенъ еще не былъ.
   Адмиралъ Путятинъ, снявъ Константиновскій постъ, 16-го іюля съ фрегатомъ "Паллада" пришедъ къ мысу Лазарева. Довольно сильное теченіе на рейдѣ около этого мыса и отмелый берегъ не дозволили производить разгрузку фрегата, особенно выгрузку артиллеріи. Для послѣдняго было необходимо устроить пристань, а для всѣхъ матеріаловъ и шкиперскихъ запасовъ -- магазинъ. Команда фрегата, поэтому, немедленно приступила къ сказаннымъ работамъ.
   Въ это же время, 18-го іюля, пришелъ въ заливъ де-Кастри 52-хъ пушечный фрегатъ "Діана", подъ командою капитана 2-го ранга Степана Степановича Лесовскаго. Этотъ фрегатъ былъ посланъ изъ Кронштадта на смѣну фрегата "Паллада", который послѣ выдержаннаго имъ шторма, по донесенію адмирала Путятина, оказался совершенно ненадежнымъ къ обратному плаванію изъ Японіи и долженъ былъ по этому быть оставленъ въ Петропавловскѣ. Такимъ образомъ 20-го іюля въ лиманѣ у мыса Лазарева соединились оба фрегата.
   Между тѣмъ, генералъ-губернаторъ, придя на шхунѣ "Востокъ" въ Петровское, 15-го іюля отправилъ на оной въ Аянъ часть своего штаба и курьеромъ въ Петербургъ маіора М. С. Корсакова съ донесеніями о благополучномъ сплавѣ и о всѣхъ упомянутыхъ своихъ распоряженіяхъ. Въ донесеніи этомъ относительно дѣйствій амурской экспедиціи, онъ писалъ:
   "Не доходя около 900 верстъ до устья рѣки Амура, флотилія вступила въ край, какъ бы давно принадлежащій Россіи. Отважныя и рѣшительныя дѣйствія начальника амурской экспедиціи и всѣхъ его сотрудниковъ заслуживаютъ полной признательности. Не смотря на лишенія, трудности, опасности и ничтожество средствъ, при которыхъ дѣйствовала эта экспедиція, она въ столь короткое время успѣла подчинитъ своему вліянію не только дикія племена здѣсь обитающія, но даже и самыхъ манджуровъ, пріѣзжающихъ сюда для торговли. Она фактически указала намъ на важное значеніе этого края для Россіи и разсѣяла всѣ заблужденія, какія до сихъ поръ объ этомъ краѣ имѣлись".
   20-го іюля, я вмѣстѣ съ генералъ-губернаторомъ и капитаномъ 2-го ранга Козакевичемъ изъ Петровскаго отправились чрезъ горы, верхомъ на оленяхъ, въ Николаевское, куда и прибыли 19-го числа. Шхунѣ "Востокъ" изъ Аяна приказано было возвратиться въ Николаевское. Непріятель ни въ Татарскій заливъ, ни въ Охотское море не показывался; изъ чего можно было заключить, что все вниманіе его было обращено на Петропавловскъ.
   Въ Николаевскомъ въ то время было 3 домика: казарма для 25 человѣкъ команды, пакгаузъ и домикъ для офицера. По прибытіи туда людей изъ Маріинскаго поста, тамъ начали строить, подъ наблюденіемъ А. И. Петрова, три флигеля и 2 большія казармы для помѣщенія какъ этихъ людей, такъ равно и команды фрегата "Паллада" съ офицерами. Вокругъ поста былъ дремучій лѣсъ и тайга. Генералъ-губернаторъ, осмотрѣвъ окрестности этого поста и устья рѣки Амуръ, назначилъ пункты, гдѣ должны бытъ укрѣпленія для защиты устья. 26-го іюля отъ мыса Лазарева на вельботѣ прибылъ въ Николаевскъ адмиралъ Путятинъ и, по совѣщаніи съ Н. Н. Муравьевымъ, было рѣшено, по снабженіи фрегата "Діана" провизіею, а главное сухарями, которыхъ почти не было,-- адмиралу Путятину слѣдоватъ на зиму въ Японію для окончанія переговоровъ съ японцами и затѣмъ, раннею весною, возвратиться въ лиманъ къ мысу Лазарева. Чтобы изыскать средній и болѣе глубокій фарватеръ для провода фрегата, 28-го іюля, я вмѣстѣ съ адмираломъ, изъ Николаевска, на пароходѣ "Аргунь", пошли въ лиманъ. Изслѣдованія наши, однако, оказались тщетными, они обнаружили лишь, что въ короткое время и съ имѣвшимися тогда средствами не было возможности сдѣлать промѣръ, который опредѣлилъ бы фарватеръ по средней части лимана, имѣвшей ширины до 30 верстъ. Тогда Е. В. Путятинъ немедленно послалъ гребныя суда съ фрегатовъ "Паллада" и "Діана" съ гг. офицерами: Колокольцовымъ, Моисеевымъ и Воронинымъ, съ цѣлію отыскать не найдется ли около южнаго прибрежнаго канала заводи, въ которой могъ бы быть оставленъ фрегатъ "Паллада" на зимовку, и какой глубины можно ожидать въ предстоявшія августовскія сизигійныя воды на барѣ сѣвернаго лиманскаго фарватера, т. е. сдѣлатъ тщательный промѣръ этого берега. Эти изслѣдованія показали, что около южнаго прибрежнаго лиманскаго фарватера не было такого мѣста, гдѣ бы фрегатъ могъ безопасно зимовать. Глубина на барѣ сѣвернаго фарватера въ малую воду оказалась 12 1/2 футовъ, атакъ какъ въ сизигіи прибывало воды до 7 фут., то можно было къ тому времени ожидать болѣе 19 футовъ {Въ верхней части лимана по нашимъ наблюденіямъ вода прибываетъ до 5 фут., а въ сизигіи до 7 футовъ.}.
   По тщательномъ освидѣтельствованіи корпуса фрегата "Падлада" коммисіею, составленною по распоряженію генералъ-губернатора и адмирала Путятина, оказалось, что верхній баргоутъ, особливо у вантъ путинсовъ, гнилой, такъ что болты послѣднихъ вылѣзали; нѣсколько бимсовъ и кницъ дали трещины и степсы у гротъ и фокъ-мачтъ сѣли. Такимъ образомъ фрегатъ безъ капитальной тимберовки не могъ идти въ море. Между тѣмъ, по случаю свѣжихъ вѣтровъ и теченія, выгрузка съ фрегата въ особенности артиллеріи, на вновь устроенную пристань, была сопряжена съ немалыми затрудненіями. Сверхъ того, она замедлялась еще недостаткомъ людей, такъ какъ часть команды была занята постройкой зданія для помѣщенія имущества фрегата, казармы для людей, долженствовавшихъ остаться на зимовку и пекарни для изготовленія сухарей для фрегата "Діана"; кромѣ того, часть команды отдѣлена была для упомянутыхъ изслѣдованій и для построекъ помѣщенія въ Николаевскѣ. Наконецъ, фрегатъ "Діана" долженъ былъ быть всегда готовъ къ бою, ибо съ часу на часъ надобно было ожидать появленія непріятеля. По этимъ причинамъ фрегатъ могли только разгрузить къ 10-му августа; при чемъ онъ сѣлъ кормою 18 фут. 8 дюймовъ. До 24-го августа, времени полныхъ сизигійныхъ водъ, когда имѣлась надежда провести фрегатъ чрезъ баръ сѣвернаго фарватера, оставалось всего 13 сутокъ. Фрегату безъ паровой помощи предстояло пройти, по лиманскому, сахалинскому каналу и сѣверному рейду до сѣвернаго берега, по пути, какъ мы видѣли, еще поверхностно изслѣдованному и усѣянному банками, прк неправильныхъ и часто быстрыхъ теченіяхъ отъ NW и W, т. е. неблагопріятныхъ, болѣе 95 миль. Пароходъ "Аргунь" не могъ быть полезенъ фрегату въ этомъ случаѣ, ибо на сахалинскомъ фарватерѣ, при обрывистыхъ банкахъ, между которыми онъ направляется, разводитъ мгновенно крутое и сильное волненіе, котораго пароходъ, по слабости своего скрѣпленія, выдерживать не могъ; тѣмъ болѣе, что машина его послѣ первой качки портилась. Единственное, болѣе надежное паровое судно, которое могло бы быть полезно фрегату при слѣдованіи его по сахалинскому каналу и въ особенности при переходѣ чрезъ баръ сѣвернаго фарватера, была 40 сильная шхуна "Востокъ", но она должна была въ то время идти съ генералъ-губернаторомъ въ Аянъ, такъ какъ другихъ судовъ тогда у насъ не было. И такъ, надежда ввести фрегатъ "Паллада" въ рѣку Амуръ, кромѣ благопріятныхъ обстоятельствъ, обусловливалась главное тѣмъ, чтобы шкуна "Востокъ" непремѣнно была у фрегата "Паллада" не позже 20-го августа.
   Въ виду всѣхъ вышеупомянутыхъ обстоятельствъ, генералъ-губернаторъ долженъ былъ спѣшить съ оставшимся у него штабомъ отправиться на шкунѣ "Востокъ" въ Аянъ, съ тѣмъ, чтобы возвратить ее немедленно къ фрегату "Паллада".
   Между тѣмъ, въ бытность генералъ-губернатора въ Николаевскомъ посту, онъ получилъ отвѣтъ на посланный имъ предъ отправленіемъ по Амуру листъ пекинскому трибуналу о разграниченіи земель. Отвѣтъ этотъ заключался въ письмѣ отъ цицикорскаго и горинскаго генералъ-губернатора Гусайцы-Фунянга, которымъ увѣдомлялось, что онъ, по указу богдыхана, назначенъ для разсмотра и разграниченія мѣстъ, сопредѣльныхъ съ Россіею, и что по этому случаю онъ отправился въ лодкахъ изъ города Сензина по рѣкѣ Зунгарнула, но, узнавъ, что генералъ проплылъ по Амуру, онъ остановился въ деревнѣ Мылки, откуда и отправляеть своихъ чиновниковъ: Тейхенъ, Башканъ, Диланъ и Сагенъ съ товарищами, для извѣщенія генерала о таковомъ указѣ богдыхана; а самъ, по прибытіи русскихъ чиновниковъ, отправится осматривать пограничныя мѣста". На это было отвѣчено, что теперь война, и чиновниковъ выслано не будетъ.
   10-го августа, Н. Н. Муравьевъ, съ остальнымъ своимъ штабомъ пошелъ на шхунѣ "Востокъ" изъ Петровскаго въ Аянъ, предполагая непремѣнно отправить ее оттуда немедленно къ фрегату "Паллада", такъ чтобы ранѣе 20-го августа она могла быть у фрегата. Отправляясь въ Аянъ, Николай Николаевичъ далъ мнѣ и командиру фрегата "Палдада", флигель-адъютанту И. С. Унковскому {Нынѣ вице-адмиралъ, сенаторъ и ярославскій губернаторъ.}, приказанія, сущность которыхъ заключалась въ слѣдующемъ:
   "Николаевскій постъ долженъ быть главнымъ нашимъ здѣсь пунктомъ, а потому изъ Петровскаго перевести въ этотъ пунктъ всѣ запасы, матеріалы и часть команды. Пароходъ "Аргунь" и шхуна "Востокъ" должны находиться въ распоряженіи командира фрегата "Паллада", Унковскаго, для содѣйствія къ проводкѣ имъ этого фрегата сахалинскимъ и сѣвернымъ фарватерами въ рѣку Амуръ. При размѣщеніи команды фрегата "Паллада" на зимовку въ Николаевскѣ, приступить къ исправленію фрегата и къ заготовленію лѣса для постройки предполагаемыхъ батарей на мысахъ Куегда, Мео и Чнаръ-Рахъ. Если въ продолженіе настоящей навигаціи нельзя будетъ перевезти съ мыса Лазарева въ Николаевскъ артиллерію, снаряды, порохъ и имущество съ фрегата "Паллада", то съ открытіемъ навигаціи 1855 года немедленно и наипервѣе приступить къ этому, а равно приступить и къ постройкѣ батарей на упомянутыхъ выше мысахъ. При вводѣ фрегата въ рѣку Амуръ, командира фрегата Унковскаго съ нѣкоторыми офицераѵя отправить въ Аянъ, а старшаго по немъ капитанъ-лейтенанта И. И. Бутакова, при надлежащемъ числѣ офицеровъ, оставить въ Николаевскѣ, въ амурской экспедиціи, для завѣдыванія фрегатомъ и командою. Какъ офицерамъ, такъ и командѣ фрегата, производить морское довольствіе по штату экспедиціи. Если по какому либо случаю г. Унковскій не успѣетъ нынѣ ввести въ рѣку фрегатъ "Паллада" и оставитъ его на зимовку въ лиманѣ, то съ откритіемъ навигаціи 1855 года наипервѣе ввести фрегатъ въ рѣку Амуръ. И наконецъ: коннымъ казакамъ содержать зимою сообщеніе между Маріинскимъ и Николаевскимъ постами."
   Г. Унковскому предписывалось: по совершенной разгрузкѣ фрегата, не упуская удобнаго времени,-- полныхъ сизигійныхъ августовскихъ водъ, стараться ввести фрегатъ "Паллада" по сахалинскому и сѣверному фарватерамъ въ рѣку Амуръ. Въ случаѣ, если бы по какимъ либо причинамъ онъ не успѣлъ нынѣ ввести его въ рѣку, то оставить его на зимовку въ лиманѣ, оградивъ сваями.
   22-го августа я получилъ въ Петровскомъ увѣдомленіе, что машина парохода "Аргунь" испортилась и что фрегатъ "Паллада", какъ по этому случаю, такъ и по весьма неблагопріятнымъ обстоятельствамъ, не вступилъ еще и на сахалинскій фарватеръ. И такъ, надежда провести фрегатъ чрезъ баръ сѣвернаго фарватера, пользуясь августовскими сизигійными водами (т. е. до равноденствія), рушилась; оставалось, слѣдовательно, провести его чрезъ этотъ баръ въ сизигійную полную воду, въ началѣ сентября; но для успѣха предпріятія необходимо было, чтобы при немъ была непремѣнно шхуна "Востокъ" и чтобы фрегатъ до наступленія свѣжихъ равноденственныхъ вѣтровъ достигъ сѣвернаго лиманскаго рейда, на которомъ онъ единственно и могъ надежно отстаиваться, въ ожиданіи благопріятныхъ обстоятельствъ. Стоянка на сахалинскомъ фарватерѣ, особенно въ сѣверной части его, при дующихъ здѣсь обыкновенно въ равноденствіе крѣпкихъ, до степени шторма, сѣверныхъ вѣтрахъ и при сильныхъ теченіи и сулояхъ въ узкости между банками, была бы весьма опасна.
   До 26-го августа я ожидалъ въ Петровскомъ возвращенія изъ Аяна шхуны "Востокъ", но ожиданія мои были тщетны, и этого числа, я съ женой и малюткой, на катерѣ и вельботѣ, со всѣмъ нашимъ имуществомъ отправился по заливу и лиману въ Николаевское, оставивъ Д. И. Орлову въ Петровскомъ слѣдующія распоряженія: "по прибытіи на петровскій рейдъ шхуны "Востокъ", отправить ее немедленно въ сахалинскій каналъ, къ фрегату "Паллада". Ожидаемые на компанейскихъ судахъ изъ Аяна товары и запасы выгружать и отправлять въ Николаевскій постъ."
   На пути слѣдованія нашего изъ Петровскаго въ Николаевское, 28-го августа, въ лиманѣ, у мыса Пуиръ, внезапно засвѣжѣвшимъ до степени шторма вѣтромъ отъ N, катеръ со всѣми нами выбросило на берегъ, такъ что мы двое сутокъ должны были провести въ гилякской юртѣ въ селеніи Пуиръ, и только къ вечеру 1-го сентября добрались до Николаевска. Къ этому времени пароходъ "Аргунь" успѣлъ исправить свои поврежденія въ машинѣ, а потому утромъ, 2-го сентября, я и отправился на немъ къ фрегату "Паллада". Къ вечеру 4-го сентября мы подошли къ фрегату, который въ это время, несмотря на всевозможныя неблагопріятныя обстоятельства, одними своими средствами, безъ всякой паровой помощи, успѣлъ пройти самую трудную и опасную часть сахалинскаго фарватера {Эта часть сахалинскаго фарватера, именно та, у которой теченіе изъ рѣки встрѣчается съ теченіями изъ Татарскаго залива и Охотскаго моря и намываетъ банки; фарватеръ извивается между ними.}, такъ что до бара сѣвернаго фарватера оставалось ему не болѣе 35 миль, т. е. пространство, которое, при сколько нибудь благопріятныхъ обстоятельствахъ, онъ могъ бы пройти въ одинъ и много два дня, а на сѣверномъ рейдѣ у бара ожидать сизигійной полной воды. Этотъ баръ имѣлъ длины всего около 3/4 мили; за нимъ шелъ сѣверный прибрежный фарватеръ, на которомъ глубина при малой водѣ оказалась отъ 3 1/2 до 5 сажень, а въ рѣкѣ отъ мыса Тебахъ до Николаевскаго поста отъ 6 до 15 сажень.
   Рано утромъ 5-го сентября подулъ отъ S тихій вѣтеръ и фрегатъ, имѣя впереди подъ парусами шлюпки, ограждавшія банки фарватера, шелъ за ними къ N по глубинамъ отъ 5 до 8 сажень со скоростью 3 1/2 узловъ. Имѣя въ виду, что, при такихъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, фрегатъ скоро достигнетъ сѣвернаго рейда, я, чтобы запастись дровами на ближайшемъ берегѣ, отправился на пароходѣ на мысъ Уса, имѣя намѣреніе сколь возможно поспѣшнѣе выйти къ фрегату на сѣверный рейдъ. Съ помощью парохода и съ часу на часъ ожидавшейся шхуны "Востокъ", провести фрегатъ чрезъ баръ и обезпечить такимъ образомъ входъ его въ рѣку Амуръ было бы весьма легко, тѣмъ болѣе, что глубина его на сѣверномъ барѣ въ полную воду достигала до 19 футовъ, фрегатъ же сидѣлъ 18.
   Такимъ образомъ, еслибы во время перехода южной части лимана, при фрегатѣ имѣлись паровыя средства, т. е. шкуна "Востокъ" и пароходъ "Аргунь", то онъ уже стоялъ бы на сѣверномъ лиманскомъ рейдѣ, а какъ этотъ рейдъ довольно закрытъ, то стоянка его была бы спокойная, тогда какъ по всему сахалинскому каналу, особенно при сѣверо-западныхъ и сѣверо-восточныхъ вѣтрахъ, стоять на якорѣ было не безопасно.
   Въ ночь съ 5-го на 6-е число, "Аргунь" всталъ на якорь у мыса Уса на 12-ти футовой глубинѣ; былъ штиль, но послѣ полуночи началъ задувать вѣтеръ отъ NW и къ 3 часамъ утра скрѣпчалъ и превратился въ штормъ. Пароходъ "Аргунь" подъ парами и на двухъ якоряхъ едва могъ отстаиваться; каждую минуту мы ожидали, что у насъ лопнутъ канаты и пароходъ выброситъ на подвѣтренный берегъ, находившійся отъ насъ въ одной милѣ.
   Штормъ продолжался до вечера 8-го сентября, когда вѣтеръ вдругъ перемѣнился, задулъ отъ S и началъ стихать. Пароходъ имѣлъ серьезныя поврежденія въ машинѣ, что и понудило меня, пользуясь S вѣтромъ, 9-го числа вступить подъ паруса и слѣдовать для исправленія въ Николаевскъ; мы едва дотащились до него къ ночи 10-го сентября. Между тѣмъ, 5-го сентября пришелъ изъ Петровскаго въ Николаевскъ катеръ съ различными запасами. Д. И. Орловъ прислалъ мнѣ съ нимъ извѣстіе, что 2-го сентября пришелъ изъ Аяна на петровскій рейдъ корабль россійско-американской компаніи съ различными товарами и запасами, къ выгрузкѣ которыхъ онъ и приступилъ; что шхуну "Востокъ" генералъ-губернаторъ послалъ изъ Аяна въ Камчатку съ важными распоряженіями, съ почтою и чиновниками, и наконецъ, что компанейскій корабль будетъ ожидать моихъ распоряженій.
   Озабочиваясь положеніемъ фрегата "Паллада", по прибытіи въ Николаевскъ, я немедленно послалъ въ лиманъ, къ сѣверному рейду шлюпку, а къ югу паровой катеръ "Надежда", и 14 сентября съ паровымъ катеромъ получилъ увѣдомленіе отъ командира фрегата "Паллада", что при жестокомъ штормѣ отъ NNO онъ едва могъ отстояться на двухъ якоряхъ въ сѣверной части сахалинскаго фарватера, и что барказъ его и 2 катера затопило. Не имѣя такимъ образомъ средствъ продолжать путь далѣе, онъ возвращается къ мысу Лазарева въ распоряженіе адмирала Путятина. Итакъ, не смотря на всѣ энергическія мѣры, принятыя адмираломъ, командиромъ фрегата, офицерами онаго и вполнѣ молодецкой и опытной его командой, по вышеизложеннымъ причинамъ, а главное по неимѣнію при фрегатѣ единственнаго нашего пароваго двигателя -- шхуны "Востокъ", ввести фрегатъ въ рѣку, въ эту навигацію, не успѣли. Оставлять его зимовать въ лиманѣ было опасно, ибо осеннимъ и весеннимъ ледоходомъ, при которомъ здѣсь бываютъ обыкновенно свѣжіе вѣтры и быстрыя теченія, фрегатъ могъ быть прорѣзанъ, или выброшенъ на банку. По тѣмъ же причинамъ не безопасно было оставлять его въ заливѣ де-Кастри. Между тѣмъ, по вскрытіи и очищеніи лимана отъ льда въ весеннюю сизигійную воду, на барѣ южнаго прибрежнаго фарватера часто бываетъ воды до 19 футовъ; это обстоятельство давало надежду раннею весною ввести фрегатъ въ рѣку этимъ кратчайшимъ и болѣе другихъ безопаснымъ путемъ.
   На морскихъ картахъ того времени на всемъ берегу Татарскаго залива не показано ни одной гавани. Весь берегъ означался сплошнымъ скалистымъ и неприступнымъ, а Сахалинъ соединеннымъ съ материкомъ песчанымъ перешейкомъ, т. е. входъ въ лиманъ съ юга показывался невозможнымъ; всѣ же сдѣланныя нами открытія, а равно и составленныя нами новыя карты хранились въ тайнѣ. Поэтому надобно было предполагать, что все вниманіе непріятеля, въ видахъ уничтоженія нашихъ военныхъ судовъ, къ чему главное онъ и стремился {Непріятель зналъ, что у насъ имѣются фрегаты "Паллада", "Діана", "Аврора" и корветъ "Оливуца" и что при крейсерствѣ этихъ судовъ въ океанѣ они могутъ нанести его торговлѣ и колоніямъ большой ущербъ. Это обстоятельство порождало страшную панику, ибо ловить въ океанѣ почти невозможно. Въ виду этого-то, боясь за свою торговлю и колоніи, англо-французы и собрали здѣсь сильную эскадру, дабы уничтожить наши суда, а главное, не дозволить намъ выйти въ море. Такова была главная ихъ цѣль.}, будетъ обращено на Петропавловскъ, какъ на единственный пунктъ, гдѣ, по его мнѣнію, только и могли скрыться наши суда. Справедливость такого нашего заключенія подтвердилась тѣмъ обстоятельствомъ, что въ продолженіе всей навигаціи 1854 года непріятельскихъ крейсеровъ не являлось ни въ Охотскомъ морѣ, ни въ Татарскомъ заливѣ.
   Вслѣдствіе вышеупомянутыхъ соображеній, адмиралъ Путятинъ и рѣшился отвести фрегатъ "Паллада" на зимовку въ Императорскую гавань, располагая самою раннею весною 1855 года привести его обратно къ мысу Лазарева, такъ чтобы, пользуясь первою сизигійною большою водою, ввести его въ рѣку Амуръ южнымъ прибрежнымъ фарватеромъ. Получивъ свѣдѣніе о таковомъ рѣшеніи адмирала относительно фрегата и имѣя въ виду отправить въ Аянъ командира фрегата, Унковскаго, съ нѣкоторыми офицерами, я предложилъ капитанъ-лейтенанту Фуругельму, завѣдывавшему тогда торговыми дѣлами россійско-американской компаніи на устьѣ Амура, задержать на Петровскомъ рейдѣ компанейскій корабль, на которомъ бы могли отправиться г. Унковскій и офицеры. Вмѣстѣ съ этимъ я предоставилъ г. Фуругельму всѣ имѣвшіяся у меня перевозныя средства, дабы какъ возможно скорѣе могли быть доставлены изъ Петровскаго въ Николаевскъ различные продовольственные запасы, привезенные на компанейскомъ кораблѣ изъ Аяна {Изъ Аяна въ это время старались отправлять все на Амуръ, какъ въ мѣсто, естественно безопасное отъ нападенія непріятеля.}. Между тѣмъ изъ Николаевска на гребныхъ судахъ фрегата "Діана" перевозили къ мысу Лазарева ржаную муку и различные продовольственные запасы, какіе только возможно было удѣлить намъ для фрегата, и на мысѣ Лазарева, во вновь устроенной пекарнѣ заготовляли для фрегата сухари. Съ прибытіемъ фрегата "Паллада", оттуда начали отправлять въ Николаевскъ команду его со всѣмъ ея имуществомъ. Начальство надъ нею поручено было капитанъ-лейтенанту Бутакову, съ которымъ были оставлены лейтенанты Бирюлевъ, Шварцъ и мичманъ Ивановъ, поручикъ Поповъ, прапорщикъ Кузнецовъ и артиллерійскій поручикъ Антипенко. Всѣ эти операціи, при неимѣніи паровыхъ средствъ, были сопряжены съ большими затрудненіями и совершались подъ непосредственнымъ наблюденіемъ и вѣдѣніемъ командира фрегата "Діана", капитана 2-го ранга С. С. Лесовскаго (нынѣ генералъ-адъютантъ, вице-адмиралъ, управляющій морскимъ министерствомъ). Благодаря энергіи и дѣятельности Степана Степановича, къ 22 сентября фрегатъ "Діана" былъ готовъ къ плаванію и команда фрегата "Паллада" въ числѣ 380 человѣкъ (кромѣ 10 оставленныхъ при артиллеріи на мысѣ Лазарева) прибыла въ Николаевскъ. "Діана", имѣя на буксирѣ подъ фальшивымъ вооруженіемъ остовъ фрегата "Паллада", 24 сентября направилась изъ лимана къ югу.
   О перевозкѣ артиллеріи и имущества, оставленнаго на мысѣ Лазарева съ фрегата "Паллада", по позднему времени года и по не имѣнію надлежащихъ средствъ, и думать было нечего. Всѣ средства и вниманіе наше надобно было обратить на самое важное и необходимое: а) на доставленіе изъ Петровскаго въ Николаевскъ различныхъ запасовъ, товаровъ и матеріаловъ, которые привезены были къ намъ для спасенія изъ Аяна; б) на скорое и сколько возможно удобное устройство зданій для помѣщенія огромнаго количества людей, собравшихся въ Николаевскѣ на зимовку; в) на обезпеченіе этихъ людей продовольствіемъ, отчего главнымъ образомъ зависѣло сохраненіе ихъ здоровья, и наконецъ г) необходимо было какъ возможно скорѣе переправить г. Унковскаго съ офицерами въ Петровское, дабы не задерживать компанейскій корабль, который долженъ былъ, доставивъ ихъ въ Аянъ, возвратиться благовременно въ колоніи. На всѣ эти обстоятельства и были обращены всѣ наши средства и вниманіе.
   Между тѣмъ, генералъ-губернаторъ, по прибытіи изъ Петровскаго въ Аянъ, на шхунѣ "Востокъ", 13 августа отправилъ изъ Аяна въ Большерѣцкъ на кораблѣ р.-а. компаніи "Ситха" нѣкоторыхъ чиновниковъ и часть почты. Корабль этотъ, вмѣсто Большерѣцка, пошелъ въ Петропавловскъ и, при входѣ въ авачинскую губу, былъ взятъ непріятелемъ. Оттого-то и случилось, что Николай Николаевичъ послалъ изъ Аяна 17 августа шхуну "Востокъ", вмѣсто Петровскаго, въ Петролавловскъ. Шхуна эта, 26 августа, при входѣ въ авачинскую губу, случайно встрѣтила ботъ No 1 подъ начальствомъ боцмана Новограбленнаго, который и далъ знать на шхуну, что у Петропавловска стоитъ непріятельская эскадра. Шкуна сейчасъ же пошла обратно къ югу. Проходя Курильскую гряду, у нея оказалась течь и поврежденіе въ машинѣ; для исправленія этихъ поврежденій, она зашла въ бухту на островѣ Парамуширъ, гдѣ и встрѣтилась съ транспортомъ "Байкалъ", направлявшимся изъ Аяна въ Большерѣцкъ. Она передала ему всѣ бумаги, посланныя на ней генералъ-губернаторомъ, съ приказаніемъ немедленно отправить ихъ изъ Большерѣцка берегомъ въ Петропавловскъ и съ тѣмъ, чтобы съ этимъ же посланнымъ дали знать изъ Петропавловска въ Большерѣцкъ о результатахъ нападенія на этотъ портъ непріятеля.
   По исправленіи поврежденій, шхуна "Востокъ" съ Курильскихъ острововъ, 26-го сентября, пришла въ Большерѣцкъ. 6-го октября командиръ шкуны, капитанъ-лейтенантъ В. А. Римскій-Корсаковъ получилъ изъ Петропавловска извѣстіе, что при содѣйствіи прибывшаго въ Петропавловскъ фрегата "Аврора", непріятель, нападавшій на этотъ портъ, былъ блистательно отраженъ и съ большою потерею въ своихъ командахъ удалился изъ авачинской губы. Съ этимъ извѣстіемъ шхуна "Востокъ" изъ Большерѣцка пошла въ Николаевскъ, но по случаю свѣжихъ противныхъ вѣтровъ и поздняго времени года, въ лиманъ войти не могла, и принуждена была укрыться въ Петровскомъ заливѣ, гдѣ и осталась на зимовку.
   Воинъ Андреевичъ Римскій-Корсаковъ, донося мнѣ о своемъ плаваніи и о побѣдѣ, одержанной въ Петропавловскѣ надъ непріятелемъ, въ заключеніе сообщилъ, что по свѣдѣніямъ, полученнымъ въ Большерѣцкѣ изъ Петропавловска, этотъ портъ, въ случаѣ продолженія военныхъ дѣйствій въ предстоявшую навигацію, совершенно не обезпеченъ продовольствіемъ, котораго въ Петропавловскѣ, по числу зимующихъ нынѣ въ немъ людей, не болѣе какъ на 10 мѣсяцевъ, и то благодаря совершенно неожиданной случайности именно, что суда россійско-американской компаніи съ провіантомъ разсчитаннымъ по штатному только лишь положенію 47 экипажа пришли въ Петропавловскъ 3 днями ранѣе непріятеля и поэтому не сдѣлались его добычею, подобно кораблю "Ситха".
   Получивъ это донесеніе, я, 22-го октября, при собраніи всѣхъ командъ, помолился Всевышнему Творцу и объяснилъ командамъ о блистательной побѣдѣ, одержанной ихъ доблестными товарищами въ Петропавловскѣ. Затѣмъ мы заложили на мысѣ Куегда батарею и первое на р. Амуръ судно: шхуну-баржу "Лиманъ" (прозванную "Бабушкой") для перевоза артиллеріи съ мыса Лазарева.
   

ГЛАВА XXIX.

Соображенія мои о положеніи Петропавловска.-- Представленіе генералъ-губернатору о необходимости перенести этотъ портъ въ при-амурскій край, 27 октября 1854 года.-- Надежды и предположеніе, что мнѣ благовременно дадутъ знать о снятіи Петропавловска.-- Мое производство въ контръ-адмиралы.-- Увѣдомленіе отъ Синицына изъ Императорской гавани.-- Цѣль англо-французовъ въ Восточномъ океанѣ.-- Командировка прапорщика Кузнецова въ Императорскую гавань.-- Инструкціи.-- Письмо мое Н. Н. Муравьеву отъ 12 апрѣля 1855 г.-- Положеніе амурской экспедиціи въ зиму съ 1854 на 1855 годъ.-- Прибытіе семействъ изъ Петропавловска.-- Моя поѣздка въ де-Кастри.-- Свѣдѣнія о снятіи Петропавловскаго порта.-- Нападеніе непріятеля на наши суда.-- Мои распоряженія.-- Прибытіе въ заливъ де-Кастри.-- Военный совѣтъ.-- Мое предположеніе.-- Рѣшеніе совѣта.-- Отправленіе эскадры въ лиманъ.-- Возвращеніе въ Николаевскъ.-- Донесеніе Бутакова о прибытіи нашихъ судовъ къ мысу Лазареву.-- Причины снятія Петропавловскаго порта.-- Слѣдованіе изъ него нашей эскадры.-- Посылка Мартынова.-- Прибытіе къ мысу Лазарева С. С. Лесовскаго.-- Взятіе въ плѣнъ Мусина-Пушкина.-- Шхуна "Хеда".-- Прибытіе на ней Б. В. Путятина и К. Н. Посьета въ Николаевскъ.-- Спускъ генералъ-губернатора по Амуру и прибытіе его въ Маріинскій постъ. -- Закрытіе амурской экспедиціи. -- Мое новое назначеніе.-- Отчетъ амурской экспедиціи. -- Необходимость постовъ по р. Амуръ. -- Наша граница съ Китаемъ.-- Почему не принято мое мнѣніе. -- Вводъ въ р. Амуръ фрегата "Аврора" и другихъ судовъ.-- Личный составъ амурской экспедиціи.

   
   Какъ ни блестящи были подвиги защитниковъ Петропавловска, но по недостатку продовольствія, въ случаѣ войны, положеніе ихъ въ Камчаткѣ представлялось безвыходнымъ. Это обстоятельство ясно указывало на необходимость оставить Петропавловскъ и сосредоточить все въ Николаевскѣ или вообще на рѣкѣ Амуръ, о чемъ я неоднократно говорилъ и прежде, но чему, къ несчастію, тогда не вѣрили. Спасеніе храбрыхъ и доблестныхъ защитниковъ Петропавловска, судовъ и всего имущества порта, въ случаѣ продолженія военныхъ дѣйствій и въ 1855 году, представлялось возможнымъ лишь только тогда, если они самою раннею весною уйдутъ изъ Петропавловска и, не смотря на вѣроятную бдительность непріятеля, успѣютъ войти въ лиманъ рѣки Амура. Имѣя въ виду это обстоятельство, съ первою же почтою, отправленною изъ Николаевска 26-го октября, я писалъ генералъ-губернатору: "Осмѣливаюсь доложить Вашему Превосходительству, что въ случаѣ продолженія войны и къ 1855 году, скорое сосредоточеніе въ Николаевскѣ всего, что находится нынѣ въ Петропавловскѣ и Японіи, должно, по моему мнѣнію, составлять единственную и главную нашу заботу, ибо если мы благовременно это сдѣлаемъ, то непріятель, въ какихъ бы то превосходныхъ силахъ здѣсь ни появился, намъ никакого вреда сдѣлать не можетъ, потому что банки лимана, полная для него неизвѣстность здѣшняго моря, удаленіе его отъ сколько-нибудь цивилизованныхъ портовъ не на одну тысячу миль, лѣсистыя, гористыя и бездорожныя, пустынныя прибрежья при-амурскаго края составляютъ крѣпости, непреоборимыя для самаго сильнаго врага, пришедшаго съ моря. Появленіе его сюда послужитъ намъ не во вредъ, а въ пользу, ибо, блокируя берега Татарскаго залива, онъ этимъ фактически признаетъ ихъ россійскими. При сосредоточеніи въ Николаевскѣ судовъ, людей и всего имущества Петропавловскаго порта, единственный непріятель для нихъ, съ которымъ неминуемо придется бороться, это морозъ и пустыня, но чтобы побѣдить его, необходимо, чтобы всѣ силы наши были обращены на благовременное устройство просторныхъ помѣщеній и на полное обезпеченіе изъ Забайкалья по рѣкѣ Амуру сосредоточенныхъ здѣсь людей хорошимъ и въ избыткѣ продовольствіемъ, медикаментами и необходимою здѣсь теплою одеждою. Каждый прибывшій сюда человѣкъ безъ совершенно полнаго довольствія пищею и одеждою и безъ строительныхъ матеріаловъ (кромѣ лѣса, разумѣется) и инструментовъ будетъ насъ здѣсь не усиливать, а только ослаблять и обременять, распространяя болѣзни и смертность; поэтому не слѣдуетъ присылать сюда людей безъ полнаго обезпеченія всѣмъ вышеупомянутымъ. Здѣсь, въ настоящее время, каждый солдатъ, прежде всего, долженъ быть плотникомъ; самое для него необходимое: топоръ, теплая одежда и полное во всѣхъ отношеніяхъ продовольствіе. Съ этими только средствами онъ можетъ бороться и выйти побѣдителемъ неминуемаго и лютаго здѣсь врага -- мороза и различныхъ въ пустынномъ краѣ климатическихъ и другихъ условій, вредно дѣйствующихъ на здоровье людей и порождающихъ различныя болѣзни и смертность. Побѣдивши этого врага, внѣшній врагъ, пришедшій съ моря, для насъ будетъ здѣсь уже ничтоженъ, ибо, прежде чѣмъ онъ доберется до насъ, ему придется встрѣтиться съ негостепріимнымъ и богатымъ банками лиманомъ, въ которомъ онъ или разобьется, мы же очутится въ совершенно безвыходномъ положеніи. Онъ не рѣшится также безполезно терять своихъ людей высадкою дессантовъ на пустынные, лѣсистые, гористые и бездорожные берега при-амурскаго края, и, такимъ образомъ, война здѣсь будетъ кончена со славою, хотя и безъ пороховаго дыма и свиста пуль и ядеръ,-- со славою, потому, что она нанесетъ огромный вредъ непріятелю безъ всякой съ нашей стороны потери: непріятель будетъ всегда въ страхѣ, дабы суда наши не пробрались отсюда въ океанъ для уничтоженія его торговли, и чрезъ это онъ вынужденнымъ найдется блокировать берега Татарскаго залива и южной части Охотскаго моря, для чего необходимо сосредоточить здѣсь большое количество военныхъ судовъ, что сопряжено съ весьма значительными расходами; между тѣмъ какъ намъ онъ всѣмъ этимъ принесетъ огромную пользу, такъ какъ, блокируя прибрежья, а слѣдовательно и весь при-амурскій и при-уссурійскій край, онъ тѣмъ самымъ фактически признаетъ ихъ русскими". Въ заключеніе этого письма, я выразилъ надежду, что мнѣ будетъ дано знать благовременно о рѣшеніи, какое будетъ принято относительно Петропавловска, ибо въ противномъ случаѣ, я буду поставленъ въ большое затрудненіе и не буду имѣть возможности принять надлежащія благовременныя мѣры.
   Излагая такое мнѣніе Николаю Николаевичу, я зналъ, что оно было совершенно противоположно тѣмъ видамъ на Петропавловскъ, и тѣмъ мѣрамъ, которыя были приняты для того, что бы сдѣлать изъ него главный нашъ портъ на Восточномъ океанѣ. Я зналъ, что для его защиты еще въ 1852 и 1853 годахъ туда была отправлена артиллерія, снаряды и проч., но тѣмъ не менѣе я надѣялся, что на мое письмо, по важности его содержанія, генералъ-губернаторъ обратитъ свое вниманіе и вскорѣ пришлетъ отвѣть, а потому, послѣ окончанія построекъ для размѣщенія всѣхъ собравшихся здѣсь командъ и чиновъ и различныхъ необходимыхъ работъ для предстоявшей навигаціи, началъ заготовлять лѣсъ для построекъ въ Николаевскѣ, на случай внезапнаго увеличенія команды въ ономъ. Сверхъ этого, я имѣлъ въ виду еще то обстоятельство, что входъ въ лиманъ съ юга возможенъ только въ первыхъ числахъ мая, ибо южная часть лимана иногда бываетъ совершенно чиста къ 5-му или 6-му мая, а иногда она бываетъ затерта льдами до 15-го числа. Это зависѣло отъ господствовавшихъ въ началѣ мая вѣтровъ: если вѣтеръ южный, то южная часть лимана была чиста отъ льда въ самомъ началѣ мая, и наоборотъ: если вѣтеръ сѣверный, то ледъ стоялъ тамъ до 15-го числа. На фарватерѣ между южною частію лимана и заливомъ де-Кастри, единственнымъ на тогдашнихъ картахъ пунктомъ, гдѣ суда могли спокойно становиться на якорь, находятся банки, между которыми, безъ подробной карты, идти весьма затруднительно. За ними же, или за такъ называемымъ мною баромъ южнаго общаго фарватера, суда могутъ стоять совершенно спокойно. По разсказамъ туземцевъ, отъ мыса Екатерины идетъ довольно торная тропинка къ рѣкѣ Амуръ, въ селеніе Аломъ, лежащее около 80 верстъ отъ Николаевска. Выше изложенныя обстоятельства были весьма важны въ случаѣ преслѣдованія нашихъ судовъ сильнѣйшимъ непріятелемъ; фрегаты наши, собравшіеся въ заливъ де-Кастри для ожиданія возможности входа въ лиманъ, какъ мѣстности извѣстной непріятелю, будутъ небезопасны отъ его нападенія, между тѣмъ какъ находясь у мыса Екатерины, плаваніе къ которому безъ подробной карты затруднительно и совершенно неизвѣстно непріятелю, они будутъ болѣе безопасны отъ его нападенія. Сверхъ этого, при какихъ либо несчастныхъ обстоятельствахъ, отъ мыса Екатерины можно достигнуть рѣки Амура берегомъ. По этимъ причинамъ, въ случаѣ преслѣдованія нашей эскадры сильнѣйшимъ непріятелемъ, она у мыса Екатерины гораздо безопаснѣе можетъ выжидать возможности войти въ амурскій лиманъ. По этимъ-то причинамъ мнѣ и необходимо было заблаговременно знать, будетъ или нѣтъ переводиться въ Николаевскъ Петропавловскій портъ, дабы имѣть возможность дать знать объ этомъ начальнику, слѣдовавшему изъ Петропавловска, съ судами и имуществомъ порта. Я былъ увѣренъ (чего иначе кажется и быть не могло), что въ случаѣ перевода Петропавловскаго порта въ Николаевскъ меня, какъ главноначальствующее въ краѣ лицо, не оставятъ благовременнымъ увѣдомленіемъ; но, какъ мы видимъ далѣе, этого не послѣдовало, а потому я и долженъ былъ предполагать, что упомянутое мнѣніе мое оставлено безъ вниманія, и что послѣ побѣды, одержанной въ Петропавловскѣ, рѣшились оставить этотъ портъ тамъ. Поэтому съ открытіемъ навигаціи 1855 года, я ожидалъ только въ амурскій лиманъ фрегаты "Діана" и "Паллада" съ Е. В. Путятинымъ, которому путь къ лиману былъ хорошо извѣстенъ. Въ виду ввода фрегата "Паллада" въ рѣку Амуръ и сколько-можно скораго перевоза съ мыса Лазарева артиллеріи и имущества фрегата, мы старались, чтобы къ открытію навигація были готовы: строющаяся баржа-шхуна "Лиманъ", гребныя суда и пароходъ "Аргунь", который требовалъ не малыхъ исправленій. Сверхъ-того, я поручилъ командиру шхуны "Востокъ", Римскому-Корсакову, по льду осмотрѣть и опредѣлить баръ сѣвернаго фарватера, и съ первою возможностію, съ открытіемъ навигаціи, спѣшить изъ Петровска въ лиманъ, для содѣйствія вводу фрегата. Вмѣстѣ съ тѣмъ, мы по льду же опредѣлили баръ и направленіе южнаго лиманскаго прибрежнаго фарватера, имѣя въ виду, чтобы при первой весенней сизигійной полной водѣ, съ помощію парохода "Аргунь" и шхуны "Востокъ", ввести фрегатъ "Паллада" въ рѣку Амуръ этимъ путемъ.
   Въ январѣ 1855 года пришла къ намъ первая зимняя почта и съ нею я получилъ Высочайшій приказъ о производствѣ меня, 26-го августа 1854 года, въ контръ-адмиралы. Генералъ-губернаторъ, поздравляя меня съ этимъ, писалъ, что Государь Императоръ остался чрезвычайно доволенъ всѣми моими предъидущими дѣйствіями и находитъ ихъ рѣшительными, благородными и патріотическими. Въ заключеніе Николай Николаевичъ писалъ, что онъ надѣется, что фрегатъ "Паллада" весною будетъ введенъ въ рѣку Амуръ, и съ этимъ изъявилъ мнѣ неудовольствіе, почему фрегатъ не оставили зимовать въ лиманѣ, какъ онъ предписывалъ г. Унковскому. Вслѣдъ за этимъ я получилъ также увѣдомленіе отъ боцмана Синицына, изъ Императорской гавани, что фрегатъ "Паллада", съ 10 матросами, оставленъ на его попеченіе, на зимовку въ этой гавани, что на фрегатѣ находится порохъ и къ нему проведенъ стопинъ. Боцманъ имѣлъ отъ адмирала Путятина приказаніе, если по какому либо случаю, прежде его прихода въ Императорскую гавань, явится въ оную непріятель, то фрегатъ немедленно взорвать на воздухъ, а самимъ удалиться въ лѣсъ. "Провизіи и одежды, писалъ боцманъ, оставлено было въ полномъ изобиліи, всѣ люди совершенно здоровы, но фрегатъ, по случаю гнилости, имѣетъ значительную течь, такъ что до заморозковъ не отходили отъ помпы".
   Въ началѣ марта прибыли двѣ почты и съ ними мы получили русскія и иностранныя газеты, изъ которыхъ увидѣли, что отбитіемъ нападенія англо-французовъ на Петропавловскій портъ, общественное мнѣніе въ Англіи и Франціи сильно заговорило о нанесеніи имъ этимъ пораженіемъ оскорбленія, и требовало, чтобы обѣ эти державы приняли энергическія мѣры для уничтоженія Петропавловска, а главное нашихъ судовъ, находящихся въ Восточномъ океанѣ. Это обстоятельство, а равно и соображеніе относительно напраснаго уничтоженія фрегата "Паллада", побудило меня сейчасъ же послать въ Императорскую гавань прапорщика штурмановъ Кузнецова, приказавъ ему слѣдовать туда чрезъ Маріинскій портъ. По прибытіи въ эту гавань, имѣть въ виду: а) чтобы стопины, проведенные съ фрегата "Палдада", были всегда въ исправности, такъ чтобы фрегатъ немедленно могъ быть взорванъ; б) съ открытіемъ навигаціи, на входномъ мысѣ въ гаванъ, постоянно имѣть постъ и бдительно наблюдать надъ всѣми судами, идущими съ моря; в) предварительно осмотрѣть мѣсто, куда удобнѣе отступать командѣ, въ случаѣ прихода въ гавань непріятеля, и въ этомъ мѣстѣ имѣть постоянно сухарей и другой провизіи, по крайней мѣрѣ, на два мѣсяца; г) въ случаѣ прихода непріятеля въ Императорскую гавань, немедленно взорвать фрегатъ, зажечь всѣ строенія и отступить въ избранное мѣсто; д) по приходѣ въ Императорскую гавань адмирала Путятина или кого-либо изъ нашихъ военныхъ судовъ, предъявить эти мои приказанія и, наконецъ, е) при всякомъ удобномъ случаѣ съ надежными туземцами или чрезъ наши суда, доносить мнѣ подробно, и имѣть въ виду, что раннею весною, согласно распоряженію адмирала Путятина, Фрегатъ "Паллада" долженъ быть приведенъ въ амурскій лиманъ.
   Съ послѣднею почтою, отправленною зимнимъ путемъ, 12-го апрѣля 1855 года, донося генералъ-губернатору о состояніи экспедиціи, въ частномъ письмѣ ему я писалъ: "фрегатъ "Паллада" не вошелъ въ рѣку по случаю неприбытія благовременно шкуны "Востокъ" и по другимъ неблагопріятнымъ обстоятельствамъ; оставить его на зимовку въ лиманѣ было опасно, потому во-первыхъ, что онъ могъ быть уничтоженъ льдами, а во-вторыхъ, я не имѣлъ на это ни права, ни средствъ, что должно быть извѣстно и Вашему Превосходительству. Не получивъ до сихъ поръ никакого увѣдомленія относительно изложеннаго въ прошломъ письмѣ моего мнѣнія о переносѣ сюда Петропавловскаго порта, я остаюсь увѣреннымъ, что этого не послѣдуетъ, а потому нынѣ принимаются только лишь мѣры къ тому, чтобы скорѣе ввести въ рѣку ожидаемый сюда фрегатъ "Паллада", и перевезти сюда все, что оставлено съ фрегата на мысѣ Лазарева".
   Положеніе наше въ нижне-при-амурскомъ краѣ въ зиму съ 1864 на 1855 годъ было таково:
   Не смотря на ничтожество средствъ, при энергической дѣятельности гг. офицеровъ и командъ, работы шли быстро: мы успѣли благовременно выстроить двѣ большія казармы для помѣщенія въ одной изъ нихъ походной церкви, снятой съ фрегата "Паллада", лазарета, швальни и команды фрегата, а въ другой -- чиновъ амурской экспедиціи. Кромѣ того, мы выстроили 3 офицерскихъ флигеля, для помѣщенія офицеровъ и священника, флигель для гаубтвахты, казначейства и канцеляріи, магазины, кузницу, мастерскую и флигель для инженера; элингъ, на которомъ строилась шкуна "Лиманъ", и сарай для починки гребныхъ судовъ. Затѣмъ были выстроены 12 чистыхъ домиковъ для женатыхъ чиновъ, магазинъ и помѣщеніе для прикащиковъ и товаровъ р.-а. компаніи. Всѣ необходимые товары и запасы изъ Петровскаго, доставленные туда изъ Аяна на корабляхъ р.-а. компаніи, мы деревезли въ Николаевскъ и приняли мѣры, чтобы инородцы доставляли намъ свѣжую рыбу и дичь, а тунгусы -- оленину. Въ Николаевскѣ собралось всѣхъ зимующихъ 820 человѣкъ. Въ Петровскомъ зимовала команда шкуны "Востокъ" и 15 человѣкъ, оставленныхъ для карауда и для содержанія поста; всего до 80-ти человѣкъ. Въ Маріинскомъ сотня конныхъ казаковъ и батарея горной артиллеріи -- всего 150 человѣкъ. Такимъ образомъ, всѣхъ людей въ экспедиціи было 1,050 человѣкъ, а въ зиму съ 1853 на 1854 годъ помѣщенія было только на 70 человѣкъ. Но, не смотря на все это, зимовка прошла благополучно: команды были веселы и бодры. Прибытіе офицеровъ {Офицеры эти были: завѣдывавшій командою фрегата, капитанъ-лейтенантъ И. И. Бутаковъ (нынѣ контръ-адмиралъ), лейтенанты Шварцъ (нынѣ контръ-адмиралъ) и Бирюлевъ, мичманъ Ивановъ, корпуса штурмановъ: Поповъ и Кузнецовъ, командиръ бота "Кадьякъ" Шарыповъ, командиръ шкуны "Востокъ" Римскій-Корсаковъ, мичмана: Анжу и Ельчаниновъ и механикъ поручикъ Зарубинъ.} и команды фрегата "Паллада" и шкуны "Востокъ" оживило насъ, жителей Николаевска, привыкшихъ къ пустынной жизни въ Петровскомъ. Николаевскъ принялъ видъ какъ бы города, хотя по улицамъ его торчали пни и коренья.-- Сильные вѣтры съ метелями (пурги, по-сибирски) заносили весьма часто не только улицы, но и строенія и, останавливая работы, затрудняли даже сообщенія между строеніями. Не смотря на все это, наше общество не скучало: пошли домашніе театры, маскарады и танцы, фейерверки и иллюминаціи, катанье на собакахъ и пикники въ Петровское. Для развлеченія команды устраивались горы, пляски и тому подобное. Все и всѣхъ оживляли единственныя тогда дамы: жена моя и Е. О. Бачманова; онѣ были душею всѣхъ развлеченій, столъ необходимыхъ въ такой пустынѣ, отрѣзанной отъ всего цивилизованнаго міра. Туземцы съ нами освоились: завелись постоянные базары, рыбы и дичи доставлялось туземцами достаточно и съ охотой; въ предметахъ же необходимыхъ для болѣе или менѣе цивилизованныхъ людей, какъ то: сахара, чая, кофе и прочаго, благодаря р.-а. компаніи и заботливости завѣдывавшаго тамъ ея дѣлами капитанъ-лейтенанта И. В. Фуругельма, недостатка не было. Медикаментовъ, оставленныхъ съ фрегатовъ "Паллада" и "Діана", а частію сплавленныхъ по Амуру и привезенныхъ изъ Аяна, было вдоволь; теплой одежды для команды фрегата и экспедиціи -- тоже. Свѣжая пища, по возможности просторное помѣщеніе и заботливость гг. офицеровъ о сохраненіи здоровья людей и объ ихъ развлеченіяхъ, не смотря на сырыя зданія, сооружавшіяся прямо съ корня, усиленныя работы и различныя весьма неблагопріятныя климатическія условія, благодаря Создателя, сдѣлали то, что зимовка прошла весьма благополучно: мы, можно сказать, блистательно побѣдили лютаго и неизбѣжнаго въ пустынѣ врага. Хотя кѣ веснѣ больныхъ начало прибывать довольно много, а именно: въ Николаевскѣ и Петровскомъ было до 100 человѣкъ въ лазаретѣ, а въ Маріинскомъ, по случаю недостаточной и соотвѣтственной для пустыни теплой одежды и непривычки людей, почти 2/3 команды были больны; но съ открытіемъ зелени все мгновенно поправилось и изъ 900 въ Николаевскѣ и Петровскомъ умерло только 4 человѣка, а изъ 150 въ Маріинскомъ умерло 3 человѣка; всего же 7 человѣкъ на 1,050, что составляетъ 2/3 %.
   Къ открытію навигаціи по рѣкѣ, 10-го мая шкуна "Лиманъ" и гребныя суда были спущены и готовы; мы ожидали только возможности пройти по лиману къ мысу Лазарева. Лиманъ къ этому времени еще не вскрылся и сѣверные, довольно крѣпкіе вѣтры затирали его льдами; болѣе всего затерта была южная часть лимана, такъ что, судя по прежнимъ примѣрамъ, не было ни какой надежды войти въ него съ юга ранѣе 15-го мая. Это обстоятельство меня весьма озабочивало: мы скорбѣли и думали о нашихъ товарищахъ въ Японіи, которыхъ сюда ожидали. Вводъ раннею весною въ лиманъ фрегатовъ "Діана" и "Паллада" былъ существенно важенъ, ибо, судя по свѣдѣніямъ, добытымъ нами изъ газетъ, надобно было ожидать, что непріятель приметъ самыя энергическія мѣры для уничтоженія нашихъ судовъ; ему было положительно извѣстно, что фрегатъ "Діана" находится въ Японіи. Скорбѣли мы также и о нашихъ товарищахъ-герояхъ въ Петропавловскѣ, но какъ о переносѣ этого порта на рѣку Амуръ никакихъ свѣдѣній не было получено, то я и полагалъ, что вѣроятно приняли какія либо иныя мѣры, для того, чтобы по возможности сохранить суда и команды, тамъ находившіяся, отъ нападенія гораздо сильнѣйшаго ихъ непріятеля. Хотя я не могъ себѣ представить, какія бы могли быть эти мѣры, однако, въ виду вышеупомянутыхъ обстоятельствъ, я никогда не предполагалъ, чтобы предварительно мнѣ не было дано знать о переносѣ порта и не думалъ, чтобы сдѣлали это сюрпризомъ, который, за непринятыми благовременно мѣрами, могъ кончиться весьма плачевно.
   Такъ прошло время до 7-го мая; ледъ на главномъ фарватерѣ рѣки Амуръ начало ломать, а 8-го мая онъ уже шелъ по фарватеру въ огромныхъ массахъ. Бухта у Николаевска была еще покрыта толстымъ слоемъ; всѣ суда наши, какъ то: паровой катеръ "Надежда", пароходъ "Аргунь" и шлюпки были во льду. Сообщенія никакого не было,-- стояла полная распутица.
   7-го мая прибылъ на оленяхъ изъ Аяна нарочный съ увѣдомленіемъ отъ генералъ-губернатора, что раннею весною должно прибыть къ де-Кастри судно съ семействомъ В. С. Завойко и другими семействами изъ Петропавловска; мнѣ примазывалось озаботиться переправить ихъ въ Маріинскій постъ, а судно ввести въ рѣку. Это обстоятельство, какъ меня, такъ и всѣхъ, еще болѣе увѣрило, что рѣшились защищать Петропавловскъ до конца. Получивъ это свѣдѣніе, я немедленно приказалъ вырубить изъ льда паровой катеръ и перетащить его на фарватеръ, который къ вечеру 8-го мая началъ очищаться отъ льда. Операція эта была сопряжена съ немалыми усиліями: мы проработали всю ночь съ 8-го на 9-е число, и къ утру, 9-го мая, пароходъ былъ на вольной водѣ. Я отправился на немъ въ Маріинскій постъ, сдѣлавъ слѣдующія распоряженія:
   1) Съ первою возможностію (т. е. по очищеніи отъ льда лимана) капитанъ-лейтенанту Бутакову слѣдовать на шкунѣ "Лиманъ" и гребныхъ судахъ къ мысу Лазарева для перевоза оттуда артиллеріи. Лейтенанту Бирюлеву запасать лѣсъ и заложить батарею на мысѣ Мео, а Шварцу -- на мысѣ Чнаръ-рахъ. Г. Бачманову, какъ старшему по мнѣ, завѣдывать Николаевскимъ постомъ, приготовлять лѣсъ и строить батарею на мысѣ Куегда.
   2) Артиллерію и снаряды, перевозимые съ мыса Лазарева, размѣщать и оставлять для батарей на мысахъ: Чнаръ-рахъ, Мео и Куегда и
   3) Въ случаѣ прихода къ мысу Лазарева фрегатовъ "Діана" и "Паллада", обратить все вниманіе на вводъ въ рѣку фрегата "Паллада", для чего употребить пароходъ "Аргунь", долженствующую прійти изъ Петровскаго шкуну "Востокъ" и всѣ наши средства.
   У селенія Маи (около 30 верстъ отъ Николаевска) я встрѣтилъ нарочнаго на туземной лодкѣ, отправленной изъ Маріинскаго поста съ донесеніемъ лейтенанта Чихачева изъ залива де-Кастри. Николай Матвѣевичъ писалъ, что онъ съ транспортомъ "Двина" и транспорты "Иртышъ" и "Байкалъ" прибыли въ заливъ де-Кастри съ семействами и со всѣмъ имуществомъ Петропавловскаго порта, и что вслѣдъ за ними идетъ В. С. Завойко съ фрегатомъ "Аврора" и корветомъ "Оливуца", ибо, по распоряженію генералъ-губернатора, Петропавловскій порть снятъ и велѣно все сосредоточить въ Николаевскѣ. Донося объ этомъ, онъ извѣщалъ, что къ сѣверу отъ де-Кастри, и въ самомъ заливѣ плаваютъ льды, и что онъ ожидаетъ моихъ распоряженій. Такое неожиданное извѣстіе понудило меня слѣдовать скорѣе въ де-Кастри, ибо, если петропавловская эскадра успѣла выйти ранѣе появленія тамъ непріятеля, то, по всей вѣроятности, послѣдній усидитъ свою бдительность для ея преслѣдованія.
   Проходя селеніе Аломъ, я послалъ оттуда съ туземцами одного казака и приказалъ ему слѣдовать къ мысу Екатерины, съ тѣмъ, чтобы въ случаѣ какихъ либо обстоятельствъ они могли служить проводниками съ этого мыса въ рѣку Амуръ.
   Не доходя 100 верстъ до Маріинскаго поста, 11-го мая, я встрѣтилъ казака, слѣдовавшаго изъ Маріинскаго поста, отъ начальника онаго, съ извѣстіемъ, что всѣ наши суда съ В. С. Завойко собрались въ заливѣ де-Кастри и на нихъ дѣлается нападеніе непріятельской эскадры, и что семейства перебираются изъ де-Кастри въ Маріинскій постъ. Получивъ это извѣстіе и имѣя въ виду нашу ничтожную силу, собравшуюся въ де-Кастри, состоявшую только изъ 2-хъ боевыхъ парусныхъ судовъ, которыя не могли бы оказать серьезнаго сопротивленія (фрегатъ "Аврора" и корветъ "Оливуца"), между тѣмъ какъ въ газетахъ писали, что для уничтоженія нашихъ судовъ должна собраться сильная паровая непріятельская эскадра, въ нѣсколько кратъ превышающая нашу, я сейчасъ же командировалъ командира "Надежды", мичмана Ельчанинова въ Николаевскъ съ слѣдующими распоряженіями: 1) капитанъ-лейтенанту Бутакову съ 2-мя офицерами и съ командою фрегата "Паллада" на гребныхъ судахъ, слѣдовать немедленно къ мысу Лазарева. Команда должна имѣть патроны, по крайней мѣрѣ, по 25 выстрѣловъ и взять съ собою заряды для орудія, сколько возможно болѣе. Если, при слѣдованіи по лиману, льды не дозволятъ идти на шлюпкахъ, то г. Бутакову высадиться на берегъ и стараться сколь возможно поспѣшнѣе достигнуть мыса Лазарева, гдѣ устроить батарею и, въ случаѣ нападенія непріятеля, удерживать его тамъ до послѣдней крайности. При невозможности держаться противъ его силы, заклепать орудія, зажечь все имущество и отступить къ селенію Ули, отъ котораго съ проводниками достигнуть берега Амура.
   2) Въ Николаевскѣ г. Бачманову быть готовымъ, въ случаѣ покушенія непріятеля проникнуть на гребныхъ судахъ въ рѣку Амуръ, напасть на него на нашихъ вооруженныхъ гребныхъ судахъ и стараться остановить его движеніе.
   3) Приготовленія къ постройкѣ батарей на мысахъ Мео и Куегда остановить и немедленно поставить временную батарею на мысѣ Куегда для защиты Николаевска, и
   4) Дать немедленно знать въ Петровское командиру шкуны "Востокъ", Римскому-Корсакову, чтобы, въ случаѣ нападенія на Петровское непріятеля, шкуну "Востокъ" и ботъ, пользуясь полною водою, ввести въ устье рѣки Лачъ, сжечь все въ Петровскомъ и, сосредоточивъ всѣ свои силы, отразить непріятеля. Я боялся, чтобы непріятель, въ случаѣ какого несчастія съ нашей стороны, не узналъ бы о возможности входа въ рѣку лиманомъ и не прошелъ бы туда на своихъ паровыхъ и гребныхъ шлюпкахъ.
   Сдѣлавъ вышеупомянутыя распоряженія, я съ напряженною поспѣшностію отправился въ Маріинскій постъ, дабы узнать объ участи нашей эскадры въ заливѣ де-Кастри. Прибывъ въ Маріинскъ къ вечеру 11-го мая, я нашелъ въ немъ до 200 женъ и дѣтей, прибывшихъ туда изъ де-Кастри, съ петропавловской эскадры. Почти всю команду Маріинскаго поста я нашелъ или больною, или слабою, всѣ же здоровые люди были заняты перевозкою прибывшихъ семействъ на озеро Кизи, которое только что вскрылось. Начальникъ поста, г. Кузьменко, донесъ мнѣ, что онъ ничего не знаетъ о послѣдствіяхъ нападенія 9-го мая на нашу эскадру въ заливѣ де-Кастри; онъ не зналъ даже и того, въ какомъ числѣ судовъ былъ непріятель. Изъ Маріинскаго поста я немедленно отправился къ озеру Кизи къ перевалу съ этого озера въ заливъ де-Кастри, приказавъ г. Кузьменко сейчасъ же приготовить и, съ первою возможностью, отправить 2 орудія съ надлежащею прислугою и снарядами, занять пунктъ на озерѣ Кизи, отъ котораго начинается дорога въ де-Кастри; затѣмъ, всѣхъ здоровыхъ конныхъ казаковъ послать занять дефиле, лежащее на пути изъ залива къ озеру Кизи, дабы отразить всякія покушенія непріятеля съ цѣлью проникну ех этих распоряжениях вместе с тем сообщалось В. С. Завойко. Ему предписывалось, сдав эскадру командиру фрегата "Аврора" Изыльметьеву, следовать в Николаевское и вступить в начальствование. Капитану Изыльметьеву предписывалось со всеми судами, как можно поспешнее, следовать в Амур. Контр-адмиралу Завойко вменялось в обязанность всеми средствами способствовать в этом капитану Изыльметьеву. Командиру шхуны "Восток" Римскому-Корсакову, согласно моим распоряжениям, предписывалось готовить гребную флотилию на случай нападения неприятеля на таких же судах.
   Вследствие этих распоряжений главнокомандующего я с женой и с нашей малюткой отправились в Мариинский пост и поселились в двух маленьких комнатах. Дежурным штаб-офицером был тогда князь Александр Васильевич Оболенский. Начальником сухопутных войск, сосредоточенных в низовье Амура, был назначен полковник М. С. Корсаков, а начальником казаков -- адъютант генерал-губернатора подполковник Сеславин. При штабе было несколько чиновников и офицеров, в числе их: Якушкин и Федор Александрович Анненков.
   Вступив в свою новую должность -- начальника штаба, я представил генерал-губернатору отчёт о действиях Амурской экспедиции с июня 1850 года по июнь 1855 года, то-есть за пять лет. Из отчёта было видно, что эта экспедиция, принимая в расчёт и всё казённое довольствие, стоила казне всего 64 400 рублей серебром, то-есть около 12 500 рублей в год {Жалованье и довольствие одного камчатского губернатора стоило гораздо дороже, не говоря уже о том, что на Камчатку вместе с Аяном была брошена не одна тысяча рублей.}. Во всё время, собственно в Амурской экспедиции, умерло 12 человек и не потеряно ни одного человека. Вот что стоило России утверждение её в Приамурском крае! Представляя этот отчёт и имея в виду, во-первых, что в низовье Амура должно зимовать более 7 000 человек, а во-вторых, дальнейшие мероприятия по отражению неприятеля и дальнейшему устройству края, столь близкого моему сердцу, я представил генерал-губернатору следующее мнение:
   1. При сосредоточении ныне в устье реки Амура команд, семейств, имущества Петропавловского порта и всех наших судов, а равно и команд японской экспедиции, война с внешним врагом здесь кончена, ибо неизвестность для него входа в лиман с юга и плавание по лиману, наполненному банками и мелями, с неправильными быстрыми течениями, наконец, гористые, лесистые, пустынные и бездорожные прибрежья Приамурского и Приуссурийского краёв представляют для неприятеля, нападающего с моря, непреоборимые препятствия. Он окажется вынужденным только блокировать берега Охотского моря и прибрежья Татарского прилива и этим принесёт нам только пользу, закрепляя таковым своим действием Приамурский и Приуссурийский края с островом Сахалином за Россией. За сим здесь остаётся для нас один неизбежный, внутренний враг -- мороз и неблагоприятные условия для здоровья зимующих в пустыне людей. Чтобы выдержать борьбу с возможно меньшей потерей людей, необходимо сейчас же принять энергические меры, как для просторного размещения людей на зиму, так и для изобильного их довольствия и снабжения одеждой, соответствующей климатическим условиям. Между тем в этом отношении при сплаве сюда людей многое было упущено; почему, по моему мнению, в настоящее время необходимо сделать следующее распоряжение: а) для наблюдения за неприятелем в заливе Де-Кастри расположить сотню казаков с двумя горными орудиями, всех же остальных людей обратить для постройки просторных помещений на зиму; б) для пополнения продовольственных запасов и одежды сейчас же вступить в сношение с маньчжурами, обитающими по реке Сунгари и более или менее нам знакомыми; в) для того же, чтобы упрочить сношения с маньчжурами, сейчас же поставить пять или шесть постов (между Мариинским постом и устьем реки Сунгари и, наконец, г) принять меры, чтобы туземцы доставляли нам рыбу и дичь.
   2. Так как Приамурский и Приуссурийский края представляют одно неразрывное целое, где река и море составляют единственные в крае пути сообщения, то край этот требует совершенно иной организации управления, сравнительно с управлениями других наших провинций. Главный пункт этого управления должен быть в устье реки Уссури или около устья реки Сунгари, представляющей единственный путь в населённую Маньчжурию, почему, согласно смыслу Нерчинского трактата, при разрешении уже нами пограничного вопроса, то-есть определения направления пограничного Хинганского хребта и рек, берущих начало из него, устье Сунгари и весь бассейн Уссури с его прибрежьем, до корейской границы, должны составлять неотъемлемую принадлежность России, тем более, что один Амур представляет здесь только лишь базис наших действий и вовсе не обусловливает полное значение для России этого края; всю же силу края и политическую важность его для России, как ясно указывает нам настоящая война, составляет южное прибрежье Приуссурийского бассейна с гаванями, из которых суда, по первому повелению, всегда могут выйти в море; гаванями, неразрывно связанными с Амуром посредством внутреннего пути, недоступного нападению неприятеля с моря; гаванями, удобно расположенными относительно торговых пунктов и торговых путей по океану. Ввиду этого единственная правительственная задача надолго здесь должна состоять в том, чтобы заселять земледельцами те пути, которые ведут к упомянутой цели, дабы расположенные в крае наши военные силы могли быть обеспечены местным продовольствием и чтобы вместе с тем было обеспечено и сообщение по главным путям края; наконец, чтобы наши войска, главная часть которых должна быть сосредоточена в южном колене Амура и по Уссури, имели все средства к быстрому передвижению водой по трём главным артериям края, рекам Амуру, Уссури и Сунгари. Кроме того необходимо, чтобы здесь всегда имелось три или четыре исправных во всех отношениях военных крейсера, которые по первому приказу могут выйти в океан.
   3. Имея в виду пустынные и бездорожные, гористые и лесистые прибрежья края, служащие нам самым надежным оплотом, всё внимание и средства правительства должны быть обращены к скорейшему достижению цели, указанной во втором пункте; поэтому средства, определяемые правительством на этот край, отнюдь не должны быть расточаемы на содержание дорогостоящей бюрократической администрации с толпой различных видов чиновников, на сооружение капитальных зданий и укреплений, ибо надолго еще в этом крае нам должно оставаться как бы в лагере, с теми средствами, какие указаны в предыдущем втором пункте, средствами, весьма достаточными, с одной стороны, для пресечения всяких на этот край неприязненных покушений и для нанесения, существенного и действительного вреда неприятелю в случае, таких покушений, а с другой стороны -- к прочному утверждению политического значения России на отдалённом её Востоке.
   4. Наконец, хотя по сведениям, добытым уже Амурской экспедицией, установлено, что в бассейнах рек Зеи, Буреи, Хунгари, Уссури, Тумнина, Амгуни, Горина и других содержатся огромные запасы золота и другие богатства, тем не менее торговля и промышленность в крае, вследствие огромного пустынного его пространства, географического положения и климатических условий, никак не может быстро здесь развиваться, как мы то видим в Северо-Американских штатах и в особенности в Калифорнии. Было бы более чем несообразно увлекаться примером Америки и ожидать здесь того же, что совершается там в этом отношении. Край этот во всех отношениях совершенно отличен от Америки, поэтому правительство должно обратить всё своё внимание только на упомянутую во втором пункте важную задачу свою и, не увлекаясь иллюзиями и примером Северо-Американских штатов и Калифорнии, твердо и неуклонно итти к разрешению упомянутой задачи, так чтобы и самое дозволение к развитию в крае золотопромышленности всецело было направлено к облегчению и содействию разрешения этой задачи и к полному исследованию края во всех отношениях.

   Моё мнение было тогда радикально противоположно воззрениям начальствующих лиц, спустившихся по Амуру. Эти господа никак не могли освоиться с мыслью, что, сосредоточив все наши команды и суда в Николаевском, мы уже кончили войну здесь со славой. Эти воспитанники Кавказа, Марсова поля и красносельских лагерей и манёвров не могли себе представить, чтобы без свинца, пуль и ядер, треска и шума реляций и их спутников: крестов, чинов и отличий -- могла кончиться здесь война. Они никак не могли себе представить, что, приютив здесь наши суда и команды от явной погибели, мы одним только этим принудили неприятеля к блокаде берегов Татарского пролива, заставив его тем самым признать этот важный край русским. Эти господа, подобно реформаторам-чиновникам, созидавшим реформы в канцеляриях, ради треска и шума, никак не могли вообразить себе, что окончательная победа наша, а равно и прочное водворение в Приамурском и Приуссурийском бассейнах должны совершиться без всякого шума и треска мерами, основанными на глубоком изучении, в продолжение шести лет, страны, её обитателей и её отношений к соседней с ней Маньчжурии. Эти господа, питомцы Кавказа и Марсова поля, вообразили себе, что неприятель будет делать серьезное нападение на залив Де-Кастри с целью овладения им; они решили, что для России необходимо иметь только левый берег Амура с его низовьем до залива Де-Кастри; они полагали, что главный наш пункт, в котором должно сосредоточиться всё управление краем, лежащим по левому берегу Амура, а равно и прибрежьями Охотского моря, должно быть Николаевское, а порт -- в заливе Де-Кастри; южный же Приамурский и Приуссурийский бассейны с их прибрежьями они считали ненужными для России. К счастью, это последнее фальшивое заблуждение скоро, как мы увидим ниже, изменилось, и при разграничении с Китаем в главных чертах было принято моё мнение185. Что же касается до моего мнения относительно главной и единственной там правительственной задачи, то оно было совершенно искажено. В крае завелись различные бюрократические учреждения, и он разделился на две отдельные области, так что главная правительственная задача, о которой говорилось выше, далеко еще до сих пор не разрешена в самых существенных и главных основаниях, ибо центральное управление в крае не соединено еще в южном колене Амура; оно, подобно Австрии, представляется в виде дуализма186. Войска не могут получить продовольствия на месте. Морское ведомство доставляет провиант для своих команд на кругосветных судах по высоким ценам. Средства к быстрому передвижению в нём по главным артериям края -- Амуру, Уссури и, в особенности, Сунгари -- далеко не усовершенствованы, и земледельческие поселения по главным путям сообщения в крае далеко еще не приведены в надлежащий вид, сообразно требованиям. К сооружению гавани на Сахалине около Дуэ, или в Кусунае, где бы суда безопасно могли грузиться, до сих пор не приступлено, и, наконец, толпы золотопромышленников, наводняющих ныне этот край, эксплоатируя и истощая его богатства, никакой существенной пользы ему не приносят в отношении, разрешения упомянутой правительственной задачи. Между тем, с того, времени, когда это мнение моё было представлено, прошло уже 20 лет и миллионы были брошены для переселения туда штрафованных солдат, на крепостные сооружения, на различные бюрократические учреждения и, наконец, для посылки толп чиновников и чиновничьих экспедиций {Экспедиция одного Сколкова стоила более 100 000 рублей.}. Для чего это совершали? Должно быть мы, ради честолюбия, из самой простой и естественной задачи хотели сделать что-то сложное, дабы придать себе важность, но на самом деле действовали так, как действуют только бюрократы.
   Таков был тогда и ныне мой взгляд на наше положение на отдалённом Востоке, какое необходимо нам там создать, чтобы иметь, согласно мысли Петра I, Екатерины II и Николая I, надлежащее для России политическое значение и рассадник для образования наших морских офицеров и команд.
   К исходу июля 1855 года все суда наши, бывшие тогда в Восточном океане, кроме остова гнилого фрегата "Паллада", со всеми командами и имуществом Петропавловского порта, были сосредоточены в Николаевском, и река Амур послужила им надёжным и безопасным убежищем от преследования их в несколько крат сильнейшим неприятелем. Суда, зимовавшие тогда в Амуре, были следующие: 44-пушечный фрегат "Аврора" {На этом фрегате я служил девять лет, в том числе шесть лет был на нем старшим лейтенантом. Теперь я открыл вход в Амур как бы нарочно для того, чтобы в этой реке спасти от явной гибели дорогую моему сердцу "Аврору".}, 16-пушечный корвет "Оливуца", 6-пушечная винтовая шхуна "Восток" и транспорты "Двина", "Иртыш", "Байкал", шхуна "Хеда", тендер "Камчадал" и пароход "Аргунь".
   Итак, установление возможностей плавания морских судов в устье Амура и в Амурском лимане, в который оказалось возможным попадать как из Охотского моря, так и Татарского пролива, открытие, исследование и утверждение наше в Приамурском крае н на острове Сахалине, совершённые Амурской экспедицией, при первом же случае разрыва с западными державами, указало на всю государственную важность деятельности этой экспедиции. В первый же год войны благодаря работам упомянутой экспедиции этот край сыграл роль убежища для нашей военной эскадры и имущества Петропавловского порта, а также Японской экспедиции, без чего всё это было бы поставлено в самое критическое положение. Несмотря на победу, одержанную в Петропавловске, эскадра наша и всё находившееся на ней сделалось бы добычей или огня или неприятеля. Между тем она провела зиму спокойно, как бы на родной почве, среди своих собратьев, со всеми принадлежностями и особенностями русской жизни.
   Все изложенные сейчас факты весьма знаменательны в истории Приамурского и Приуссурийского краёв, ибо они составляют последний краеугольный камень и незыблемый фундамент, воздвигнутый Амурской экспедицией к признанию Амурского и Уссурийского бассейнов с островом Сахалином за Россией. Эти факты ясно доказывают, что только здесь Россия может иметь надлежащий оплот и важное политическое значение на отдалённом своём Востоке. Эти факты составляют честь всего нашего флота, ибо питомцы его вынесли всё это единственно на своих плечах, несмотря на полное несоответствие данных им инструкций и полное ничтожество средств. Их одушевляли гражданская доблесть и мужество, а они твёрдо шли к цели, с полным сознанием, что именно эта цель приведёт к утверждению навсегда края за Россией.
   Вот что 15 лет тому назад писалось в наших периодических журналах некоторыми из личностей, более или менее знакомыми с деятельностью наших морских офицеров, составлявших Амурскую экспедицию, по тем данным, которые они могли добыть из рассказов и из архива Главного управления Восточной Сибири и Главного управления бывшей Российско-Американской компании:
   "Горсть людей, выброшенная в 1850 году в дикую пустыню, каковой представлялась Петровская кошка, вместо предназначенного ей основания простого зимовья для расторжки с гиляками, успела, несмотря на всевозможные лишения и нужды, ничтожество средств и полное несоответствие данных ей инструкций, в течение трёх лет с небольшим обследовать пустынную местность низовьев реки Амура и острова Сахалина, утвердиться в главных пунктах и распространить русское влияние на всё окрестное население и даже на маньчжуров. Твёрдость духа и отчаянная решительность начальника экспедиции повели к тому, что, по истечении столь краткого времени, русские встали твёрдой ногой на Амур, открыли, что река в 300 верстах выше устья весьма близко подходит к единственному близ лимана заливу Де-Кдстри, заняли селение Кизи и соседний с ним залив Де-Кастри, составляющий непременную станцию судов, идущих с юга в устье Амура, открыли месторождение каменного угля на острове Сахалине и открыли и заняли одну из лучших гаваней в мире, гавань Императора Николая I и главные пункты острова Сахалина. Они собрали положительные данные о независимости жителей материкового берега и острова Сахалина, доставили точные сведения о реке Уссури и о важности её в отношении близкого соседства с незамерзающими почти круглый год гаванями, исследовали направление Хинганского станового хребта от верховьев реки Уды и направление главных рек, стекающих с восточного склона этого хребта, и, возбудив пограничный вопрос, дали точные и неоспоримые доказательства того, что весь край от верховья реки Уды к востоку до моря, заключающий в себе южный и северный бассейны реки Амура, устья реки Сунгари и весь бассейн реки Уссури с их прибрежьями до корейской границы, а равно и остров Сахалин, составляют неотъемлемую принадлежность России. Вот что сделал, -- пишет Романов {Журнал "Русское Слово", 1860 год.}, -- в Приамурском крае ничтожный экипаж транспорта "Байкал" в 1849 году и горсть людей, брошенная в 1850 году на дикое прибрежье Охотского моря, среди непроходимых пустынь за 10 000 вёрст от образованного мира. Претерпевая невыразимые лишения, зимой холод, часто и голод от неприсылки судов из Камчатки или из Аяна, подвергаясь опасности быть потопленными наводнением {Низменная песчаная кошка, на которой находилось Петровское зимовье, неоднократно подвергалась наводнениям. Раз зимой вода подступила почти под самые строения и затопила единственный колодец, с пресной водой, так что все жившие в Петровском пользовались снегом для варки пищи и питья. После оставления Петровского зимовья и переселения всех в Николаевское вода зимой поднялась до такой высоты, что затопила всю кошку, влилась, в пустые дома и замерзла там толстым слоем. Конечно, подобное явление могло бы случиться и во время жительства в Петровском чинов и семейств Амурской экспедиции.}, эти добровольные изгнанники из образованного круга не унывали среди окружавших их опасностей, не падали духом под бременем выпавших на долю их тяжких трудов и испытаний, но во всех случаях бодро шли вперед... с сознанием высоких общественных целей, предназначенных им для осуществления на пользу Отечества. Руководимые своим достойным начальником и примером его супруги, разделявшей наравне с другими все лишения и опасности, действуя всегда вне повелений, под ежеминутным опасением при малейшей неудаче подвергнуться строжайшей ответственности, -- эта горсть людей не страшилась голодной смерти, скромно в безмолвной тишине пустынь собирала камни, из которых начальник её создал твердый фундамент для событий, совершившихся на отдалённом Востоке нашего Отечества.
   "Если бы подобные действия были совершены где-либо иностранцами, то мы давно бы затвердили имена их наизусть, боясь показаться варварами перед образованной Европой; тогда бы все удивлялись им и провозглашали бы подвиги их, подобно подвигам Росса, Парри, Франклина и прочих. Почти все мы до сих пор не знаем тех русских имён, которым Отечество наше обязано водворением русского влияния на пустынных берегах низовьев Амура и прибрежьях Восточного океана, а с этим вместе отечество обязано им и приобретением Приамурского и Приуссурийского краёв с их прибрежьями и островом Сахалином187.
   "При этом нельзя не отдать должной справедливости, -- пишет Романов, -- и тем женщинам, которые добровольно и бодро разделяли труды, лишения и опасности, несвойственные их полу. Имена Невельской, Орловой и Бачмановой, в особенности первой, занимают почётное место в истории Приамурского и Приуссурийского краёв".
   "Вот как описывает, -- говорит Романов, -- участвовавший в Амурской экспедиции Бошняк супругу начальника экспедиции Екатерину Ивановну Невельскую {Н. Бошняк, Экспедиция в Приамурском крае, "Морской сборник", 1859, No 2.}.

   "После роскошных зал и гостиных недавней воспитаннице Смольного монастыря, со средствами и возможностью жить иначе, пришлось приютиться в трехкомнатном флигеле, разделивши его с семейством Орлова. Толпы грязных гиляков, тунгусов и ряд встреченных неприятностей не устрашили ее. Мы откровенно сознаемся, что многим обязаны её внимательной любезности ко всем, и прямо скажем, что её пример благодетельно действовал на тех, можно сказать, несчастливиц из жён нижних чинов, которых судьба забросила вместе с своими мужьями на горькую долю. Часто находясь в обществе Е. И. Невельской, мы никогда не слыхали от неё ни одной жалобы или упрёка; напротив, мы всегда замечали в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение. Занятия по устройству нового хозяйства и книги прогоняли от неё скуку. Во всём обнаруживалась твердость её характера, привычка к занятиям и способность обходиться без балов и вечеров -- способность, столь редко встречаемая в наше время!
   "Наконец, поспел губернаторский дом (5 сажен длины и 3 сажени ширины), в пять конурок; наступила зима, а с ней вместе и те страшные пурги, в продолжение которых погибло несколько человек. Везде холод страшный, всё замело снегом, так что для прохода вынуждены были разгребать снежные коридоры, а в казарму иногда выход был только через чердак. И Е. И. Невельская проводила зиму одна, (все мы были в командировках), в комнатах с 5o тепла, и, дрожа от холода, продолжала оставаться с той же стоической твёрдостью убеждений. Наконец, наступил 1852 год. Неприсылка из Камчатки судов ставила нас в положение более чем отчаянное. Для грудных детей не было молока, больным не стало свежей пищи и несколько человек легло в могилу от цынги {Этот удар не миновал и семейства самого Невельского: страдания Екатерины Ивановны, происшедшие вследствие претерпеваемых ею лишений, имели пагубное влияние на здоровье её малолетней дочери; до сих пор на Петровской кошке существует могила младенца.}.
   "И тут этот чудный женский инстинкт нашёлся, чтобы подать руку помощи страданиям. Единственная корова из хозяйства Г. И. Невельского, завезённая в 1851 году, снабжала молоком несчастных детей, а солонина явилась за столом начальника экспедиции. Всё, что было свежего, делилось пропорциональными частями, и опять ни одной жалобы а ни одного упрёка. В таких действиях, по моему мнению, заключаются главные заслуги Амурской экспедиции; они поддерживали дух покорности и терпения, без чего она должна была бы рушиться. Спросим теперь после этого очерка, многие ли бы мужчины согласились на подобную жизнь? Конечно, немногие. А ведь этой женщине было 19 лет. Скажут, может быть, что много таких примеров. Да, но всё-таки в местах более многолюдных и где не было таких лишений, которые предстояли для женщины в Амурском крае. Из всех этих обстоятельств Е. И. Невельская вышла победительницей, несмотря на то, что, конечно, нажила много врагов, как это обыкновенно бывает в наших захолустьях и закоулках".
   Так окончила свою трудную и высокую миссию Амурская экспедиция, и таковы были последствия её деятельности. Теперь мне в заключение остается только изложить дальнейшие наши действия в Приамурском крае и окончательное утверждение как его, так и Приуссурийского бассейна за Россией, как окончательное следствие этой деятельности наших морских офицеров на отдалённом Востоке Отечества. Настоящую главу закончу списком личного состава экспедиции, действовавшей с 1850 по исход 1855 года:
   В 1850 и 1851 годах Амурская экспедиция состояла:
   Начальник: капитан 1-го ранга Г. И. Невельской, лейтенант Н. К. Бошняк и мичман Н. М. Чихачёв, прапорщики корпуса штурманов Д. И. Орлов и А. И. Воронин, командир транспорта "Охотск" лейтенант Гаврилов, прапорщик Семёнов, топограф Попов, доктор Орлов и приказчик Российско-Американской компании Березин. Нижних чинов, собственно в экспедиции, 26 человек и на транспорте 20 человек. Из женщин: супруга начальника экспедиции Е. И. Невельская, супруга Д. И. Орлова -- Х. М. Орлова, жён нижних чинов 4.
   В 1852 году:
   Кроме Гаврилова все остальные; нижних чинов 56 человек и мичманы: Разградский и Петров.
   В 1853 году:
   Кроме Чихачёва и Семёнова все остальные и, сверх того, капитан-лейтенант Бачманов с супругой Елизаветой Осиповной, священник Гавриил Вениаминов с супругой Екатериной Ивановной, прапорщик Боуров, нижних чинов 70 человек и в Сахалинской экспедиции: майор Н. В. Буссе, лейтенант Н. В. Рудановский, нижних чинов 86 человек и приказчик Российско-Американской компании Самарин. Сверх этого в Императорской Гавани зимовал "Иртыш" под командой Гаврилова, и корабль Российско-Американской компании "Николай" под командой Клинковстрема, всего 76 человек и в Петровском -- бот "Кадьяк" под командой Шарыпова с 15 человеками команды.
   В 1854 и 1855 годах:
   Все остальные, кроме упомянутых судов и команд с Сахалина, майора Буссе и приказчика. Сверх того поступили: лейтенант Я. И. Купреянов и лейтенант Н. В. Рудановский. Собственно в Амурской экспедиции было команды 86 человек и прикомандирована к ней команда фрегата "Паллада" с офицерами, сотня конной легкой артиллерии и сотня казаков.
   

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ В ПРИАМУРЬЕ. НАЗНАЧЕНИЕ УПОЛНОМОЧЕННЫХ ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ О РАЗГРАНИЧЕНИИ

Наше положение в исходе 1855 года. -- Предложение Н. Н. Муравьёва о границе по Амуру. -- Его распоряжения. -- Подъём вверх по Амуру адмирала Е. В. Путятина на катере "Надежда". -- Основание Кутомандского поста. -- Несбывшиеся предположения. -- Коммерческие корабли Северо-Американских Штатов: "Пальмето" и "Беринг". -- Уничтожение в лимане корабля Российско-Американской компании. -- Прибытие неприятельских судов в залив Де-Кастри. -- Высадка неприятеля в этом заливе. -- Донесение из Императорской Гавани. -- Цель посылки туда Разградского. -- Моё представление о том, что не следует затоплять фрегат "Паллада". -- Переписка генерал-губернатора с маньчжурами. -- М. С. Корсаков в Айгуни. -- Лагерь в Де-Кастри. -- Плавание вверх по Амуру. -- Распоряжения Н. В. Буссе. -- Выход из Николаевского фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и транспорта "Двина". -- Транспорт "Иртыш". -- Моё возвращение в Петербург. -- Слухи в Петербурге о моих действиях. -- Одобрительные слова государя. -- Образование Приморской области. -- Капитан 1-го ранга Козакевич назначается исправляющим должность военного губернатора Приморской области. -- Посольство графа Е. В. Путятина. -- Заселение левого берега Амура. -- Плавание по Амуру графа Путятина и его поездка в Китай. -- Цель высадки Рудановского на Сахалине в 1857 году. -- Действия графа Путятина в Китае. -- Переговоры о границе возлагаются на Н. Н. Муравьёва. -- Сосредоточение наших войск на Амуре. -- Предварительные распоряжения Н. Н. Муравьёва. -- Назначение уполномоченных от китайского правительства.

   
   Скопление большого количества войск и в особенности семейств камчатских жителей и служащих, происшедшее внезапно, сверх всякого ожидания и без предварительной подготовки, необходимой и не в такой дикой пустыне, какой представлялся тогда Приамурский край, но и в населённой местности должно бы было породить многие лишения, стеснения в помещении, недостаток во многих предметах продовольствия и необходимых принадлежностях быта. В Николаевском посту, имевшем к весне 1854 года помещения только на 30 человек, к осени того же года надобно было разместить более 800. В Мариинском посту к тому же времени помещения было только на 8 человек, а к осени надобно было разместить более 200 человек. В начале же лета 1855 года внезапно и неожиданно явилось в Николаевском до 5 000 душ, а в Мариинском до 2 000. Нужно было всех приютить, доставить всем средства к жизни, приготовить к зиме теплые помещения и всё делать тогда, когда неприятель блокировал нас со всех сторон и когда надобно было вводить все наши суда и иметь в готовности гребную флотилию и строить батареи. Сверх этого, несмотря на постоянные представления мои о необходимости иметь по Амуру посты для внутреннего сообщения с Маньчжурией и Забайкальем, они поставлены не были, и вследствие этого мы были совершенно отрезанными от мест, из которых могли восполнять наши недостатки в продовольствии и одежде. Смело можно сказать, что если бы Амурская экспедиция не приобрела такого влияния на гиляков, что они охотно доставляли нам в большом количестве рыбу и частью дичь, то, при таком внезапном огромном стечении людей количество болезней и смертность были бы гораздо большими, нежели то было в зиму с 1855 на 1856 год.
   Генерал-губернатор, спускаясь в 1855 году по Амуру, 12 мая близ устья реки Кумары встретил четыре большие маньчжурские лодки, поднимавшиеся вверх по Амуру с несколькими чиновниками, отправленными маньчжурскими властями по распоряжению из Пекина в Забайкалье, к устью Горбицы, для совещания о разграничении. Генерал-губернатор предложил этим чиновникам прибыть в Мариинский пост, где во время переговоров выразил пожелание, чтобы река Амур была принята границей между Российской и Китайской империями {Этот факт ясно показывает, какое было тогда фальшивое убеждение о Приамурском крае, состоявшееся в противность доводам моим и постоянным стремлениям доказать, что без морского прибрежья и бассейна реки Уссури Амур не представляет для России значения.}. Китайские уполномоченные по обыкновению уклонились от этого предложения, ссылаясь в своих доводах на письмо нашего Сената, посланное в Пекин в 1853 году, в котором говорилось о горном хребте, идущем от вершины реки Горбицы. Генерал-губернатор, настаивая на своем предложении, объяснил, что он имеет на то повеление своего государя. Посольство отправилось обратно без всякого результата, с убеждением, что Н. Н. Муравьёв действует будто бы на Амуре самовольно, без согласия своего правительства. Это убеждение впоследствии и выражалось китайцами в их официальных бумагах и даже получило отражение в некоторых иностранных журналах.
   В ожидании нападения неприятеля на залив Де-Кастри главнокомандующий Н. Н. Муравьёв, вместо предложенных мной сотни казаков, расположил в заливе Де-Кастри 500 человек пеших казаков под командой своего адъютанта, подполковника Сеславина; поэтому, разумеется, были весьма ослаблены наши средства к устройству надлежащих зимних помещений. Сеславин до исхода сентября напрасно ожидал в заливе Де-Кастри неприятеля, -- последний туда не являлся. В сентябре Сеслакнн оставил в этом заливе часть казаков с двумя горными орудиями, сам же с остальными людьми возвратился в Мариинский пост.
   Между тем адмирал Е. В. Путятин с капитаном 2-го ранга Посьетом на паровом катере "Надежда" в начале августа отправился вверх по Амуру в Забайкалье. Это было первое наше судно, поднимавшееся по реке Амуру. Плавание его совершалось медленно и сопряжено было с величайшими затруднениями и лишениями. Мы, как я выше сказал, не имели на Амуре постов, в которых пароход мог бы запасаться продовольствием и дровами, почему он был загружен и вынужден был иметь на буксире тяжелый баркас; дрова же для топлива рубил прямо с корня. Кроме этого вода в верховьях реки была необыкновенно низка и на реке обнаружилось много банок и мелей. Холода наступили весьма рано, так что, не доходя около 300 вёрст до Усть-Стрелочной станции, адмирал Е. В. Путятин встретил шугу (лед) и вынужден был, приковав пароход и баркас к скале, оставить их тут на зимовку, а сам со всеми своими спутниками с неимоверными лишениями и усилиями добрался пешком по берегу (в начале ноября) до Усть-Стрелочной станции, а оттуда через Иркутск проехал в С.-Петербург.
   Пароход "Шилка", построенный летом 1855 года в Сретенске, спускаясь по реке Амуру, сел на мель близ Усть-Стрелки, около устья речки Кутоманды и остался тут зимовать, основав первый наш пост в верховье реки Амура -- Кутомандский.
   Вслед за адмиралом Е. В. Путятиным предполагали отправиться вверх по Амуру на пароходе "Аргунь" В. С. Завойко с капитаном Изыльметьевым и некоторыми другими офицерами фрегата "Аврора", а генерал-губернатор со мной и всем своим штабом хотел итти на шхуне "Восток" в Аян; но всем этим предположениям не суждено было осуществиться. Пароход "Аргунь", следуя из Николаевского в Мариинский пост, в тумане выскочил на лайду, и, несмотря на всевозможные усилия, стащить его не смогли. Он так и остался на нём зимовать, а все бывшие на нём пассажиры на шлюпках возвратились в Николаевское. Шхуна "Восток", по причине внезапно упавшей воды на баре протоки Кизи, не могла выйти на главный фарватер и осталась на зимовку в Мариинском посту, в котором уже решился было зимовать и генерал-губернатор; но, получив из Николаевского сведения о приходе туда из Северо-Американских Штатов коммерческого корабля "Пальмето" с различными запасами, генерал-губернатор со своим штабом и капитаном Изыльметьевым поздней осенью решился следовать на нём в Аян; я же с семейством и чиновником особых поручений при Н. Н. Муравьёве Анненковым остался зимовать в Мариинском посту.
   Корабль "Пальмето" был первым коммерческим судном, вошедшим с юга в реку Амур. Этот корабль, вместе с кораблём Северо-Американских Штатов "Беринг", прибывшим в исходе сентября в залив Де-Кастри; был зафрахтован в Америке капитаном Козакевичем, который отправился туда из С.-Петербурга в конце 1854 года для закупки различных запасов, назначавшихся на реку Амур.
   Корабль "Пальмето", следуя в Аян с упомянутыми лицами, благополучно избежал находившихся тогда в северной части лимана неприятельских крейсеров. Причина, побудившие неприятеля блокировать именно эти места, были таковы:
   Один из кораблей Росеийско-Американской компании, идя из Аяна в Ситку, во избежание неприятельских крейсеров, спустился к лиману, но тут был замечен неприятельским фрегатом, который за ним и погнался. Корабль, сопровождаемый высланным из Николаевского подпоручиком Ворониным, успел войти на северный лиманский рейд, перешёл уже и бар северного фарватера, но здесь заштилел; между тем неприятель, не решившись следовать за ним в лиман, выслал свои гребные суда. Капитан корабля и Воронин, не имея никаких средств защищаться, зажгли корабль, а сами с командой (12 человек) под неприятельскими выстрелами достигли на шлюпках мыса Пуир. Таким образом, и этот корабль не достался в руки врага. Это обстоятельство вселило в неприятеле ещё большую уверенность, что вход в лиман Амура возможен только из Охотского моря, а потому он и усилил здесь своё наблюдение за нашими судами.
   Прибывший в залив Де-Кастри в исходе сентября коммерческий корабль "Беринг" к началу октября разгрузился и был готов итти обратно; но в это время в залив вошли три неприятельские судна под начальством командора Эллиота, составлявшие, как оказалось впоследствии, авангард англо-французской эскадры, крейсировавшей в южной части Татарского пролива и около берегов Японии. Эта эскадра, желая отомстить за своё неудавшееся в прошлом 1854 году, нападение на Петропавловск и на находившиеся в нём наши военные суда, ранней весной 1855 года вошла в Авачинскую губу и, не найдя там ни судов, ни команд, кроме есаула Мартынова с несколькими жителями, сожгла пустые магазины и направилась к Курильской гряде по тому пути, по которому должна была следовать наша камчатская эскадра. Не встретив ни одного из наших судов этой эскадры, счастливо ускользнувших от его бдительности, неприятель стал крейсировать около берегов Японии и у южной части Татарского пролива, отрядив два судна к заливу Де-Кастри, которые, как мы выше видели, и пришли в него 9 мая. Суда эти, открыв нас, поспешили дать знать об этом своему адмиралу, крейсировавшему, как сейчас сказано, у берегов Японии, а наша эскадра в это время вошла в лиман. Неприятель, придя во второй раз, не нашел наших судов в заливе Де-Кастри и, уверенный, что Сахалин -- полуостров и что вход в лиман с юга невозможен, решил, что суда наши из залива ушли к югу и скрываются где-либо у побережья Татарского пролива или Охотского моря, и всё лето и осень блокировал их берега, отыскивая эти корабли. В исходе сентября, не встретив ни одного из судов, он отрядил три судна под командой командора Эллиота в залив Де-Кастри с целью добыть сведения, куда именно ушла наша камчатская эскадра. Эллиот, придя в Де-Кастри в начале октября и увидев, что там расположен наш отряд, хотел захватить кого-либо в плен, чтобы узнать, куда скрылись наши суда; для этого он решился сделать высадку (около 200 человек). После усиленной бомбардировки десант пристал к берегу, но казаки наши в числе 70 человек, под командой есаула Пузана, с двумя горными орудиями, под командой капитана Кузьменко и мичмана Ельчанинова, давши пристать к берегу неприятельскому десанту, из леса открыли по нему сильный огонь из орудий и ружей, так что неприятель со значительными потерями должен был немедленно возвратиться на свои суда, потеряв пять человек убитыми и до 20 человек ранеными; с нашей стороны было ранено три нижних чина. После этого он расположился в Де-Кастри, полагая, что суда наши поздней осенью придут туда на зимовку. Между тем Пузан дал знать о появлении неприятеля в Мариинский пост. Сеславин, получив эти сведения, сейчас же выступил с остальными казаками (до 450 человек), а за ним туда же последовал и подполковник Назимов с 14-м батальоном; таким образом, в половине октября в заливе Де-Кастри собралось до 1 500 человек войска. С 9 или 10 часов утра до часа пополудни неприятель ежедневно бомбардировал нас, но никакого вреда ни войскам, ни строениям нашим не приносил; лесу, правда, повалил довольно. Простояв здесь до исхода октября, он ушёл к югу, а за ним и войска наши по льду озера Кизи возвратились обратно в Мариинский пост.
   Так кончилась навигация 1855 года. Неприятель, блокируя берега Татарского пролива, тщетно искал наши суда; он не открыл даже и Императорской Гавани, в которой спокойно простоял блокшив фрегата "Паллада". Эта гавань так замаскирована берегом, что надобно знать очень хорошо её положение, чтобы войти в неё. На всех картах того времени весь берег Татарского пролива показан прямым и скалистым.
   Я с семейством, как частный уже человек, расположился в двух сырых комнатах, уделённых мне подполковником Назимовым; камчатский губернатор Завойко оставлен был начальником края, а адъютант генерал-губернатора Сеславин -- начальником супохутного войска, зимовавшего в Мариинском посту.
   Начальник Константиновского поста в Императорской Гавани подпоручик Кузнецов, не зная, что начальство в крае перешло уже к Завойко, в письме от 25 ноября (посланном с гиляками) сообщил мне, что Императорская Гавань покрылась льдом, что неприятель не показывался, что вся команда здорова и провианта имеется на 10 месяцев, кроме некоторых вещей продовольствия, которые и просил меня прислать ему. В то время, когда я получил от Кузнецова это донесение, в Мариинский пост прибыл мичман Разградский, которого контр-адмирал Завойко командировал в Императорскую Гавань с тем, чтобы затопить там фрегат "Паллада", а команду с Кузнецовым возвратить в Николаевское. Я на время задержал Разградского в Мариинском посту, впредь до ответа от Завойко, которому, препровождая донесение Кузнецова, писал: "...В уничтожении фрегата "Паллада" не предстоит ныне ни малейшей крайности, потому что до вскрытия Императорской Гавани, до мая месяца 1856 года, может последовать перемирие и даже мир, а потому нужно только доставить туда просимые Кузнецовым продовольственные запасы, что весьма легко сделать по пути, идущем в Императорскую Гавань из селения Хунгари, и подтвердить Кузнецову, в случае если мира не последует и неприятель войдет с целью завладеть фрегатом, действовать в точности согласно данным ему инструкциям, то-есть взорвать фрегат, а самому с людьми отступить в лес по направлению к Хунгари. Подобное действие будет иметь гораздо большее влияние на неприятеля в нашу пользу, чем затопление без всякой еще крайности фрегата, который может быть выведен из гавани, в случае наступления мира с весной 1856 года...".
   На это предложение камчатский губернатор контр-адмирал Завойко от 16 декабря 1855 года отвечал мне, что, ввиду данных ему приказаний, он не может принять подобное моё предложение, как противоречащее этим приказаниям, на свою ответственность, а потому он строго приказывает Разградскому немедленно отправиться в Императорскую Гавань и затопить там фрегат "Паллада". Вследствие этого Разградский, следуя в Императорскую Гавань через селение Хунгари, прибыл туда 17 января 1856 года, то-есть в 16 дней; он затопил у Константиновского поста фрегат "Паллада" и, забрав бывшую в этом посте с Кузнецовым команду (14 человек), 20 марта тем же путём возвратился в Николаевский пост. Таким образом, Константиновский пост существовал с 1 августа 1853 года по 1 марта 1856 года188.
   Между тем в начале 1856 года генерал-губернатор Муравьёв прибыл в С.-Петербург, куда в это время амбани {То-есть губернаторы.} гиринский и сахалинский с ургинским ваном Вейдзье прислали от себя лист нашему Сенату. В нём они сообщали, что генерал-губернатор сделал такие предложения (в Мариинске), которые они не смеют показать своему правительству, а между тем русские плавают по реке Амуру, строят там города и прочее. Этот лист был передан на рассмотрение Особого комитета, который постановил предоставить генерал-губернатору Муравьёву послать ответ от себя. Вследствие этого Н. Н. Муравьёв сообщил им, что, имея право распечатывать листы к Сенату, он прочёл их объяснение и в свою очередь также не решается показать их Сенату. Этот ответ ещё более утвердил китайцев во мнении, что генерал Муравьёв действует самовольно.
   Ранней весной 26 апреля 1856 года полковник Корсаков, спустившись по рекам Шилке и Амуру до оставленного графом Путятиным парохода "Надежда", пошёл на нем в Айгунь, где и объявил амбаню (губернатору), что нынешним летом по Амуру будут спускаться суда и что по берегам реки будут оставаться наши посты для обеспечения возвращающихся с низовьев реки войск и сообщения между низовьями и Забайкальем {Итак, признали наконец, что поставить посты по реке Амуру было необходимо, между тем как представление мое в 1855 году об этом считали утопическим и напрасным.}.

   Между тем Сеславин в начале апреля, перед открытием навигации в заливе Де-Кастри, выступил туда с казаками (500 человек) из Мариинского поста и расположился в заливе лагерем в том предположении, что неприятель возьмёт этот залив и укрепится в нём. С открытием навигации я и Завойко с нашими семействами на баржах отправились вверх по Амуру; я вышел из Мариинского поста 15 мая, а вслед за мной из Николаевского поплыл и В. С. Завойко. В то же время шхуна "Восток" отправилась также вверх по реке Амуру до устья Уссури. Не доходя 200 вёрст до этого места, ко мне на баржу прибыл со шхуны "Восток" на туземной лодке Ф. А. Анненков и сообщил, что капитан-лейтенант Н. М. Чихачёв, спускаясь из Забайкалья с 10 лодками, встретился у мыса Доли со шхуной и объявил о заключении мира с западными державами. Он сказал, что подниматься по реке без паровых средств, по случаю быстрых течений у мысов и в некоторых протоках, в особенности в щеках Хингана, опасно и медленно, что пароход "Шилка", который должен бы был отправиться из Сретенска вниз по Амуру нам навстречу, не готов и вряд ли пойдет в нынешнюю навигацию и что поэтому мне и Завойко гораздо лучше возвратиться обратно и следовать в Иркутск через Аян. Вследствие этого мы с Завойко пересели на шхуну "Восток" и поплыли в Николаевское, куда и прибыли 20 июня. Между тем 22 мая Чихачёв дал знать о заключении мира Сеславину в залив Де-Кастри, о чём тот, в свой очередь, сообщил пришедшему в Де-Кастри командиру английского фрегата "Pique". Фрегат этот пришел в Де-Кастри 21 мая, чтобы удостовериться, нет ли там какого-либо судна из нашей эскадры, и вместе с тем узнать, не заключён ли мир, так как о начавшихся мирных переговорах они уже имели сведения. Командир фрегата сообщил, что 19 мая он заходил в Императорскую Гавань, о существовании которой случайно узнал зимой с 1855 по 1856 год от бывших у нас в 1855 году американских судов {Таким образом, неприятель нашел Императорскую Гавань по получении сведений об её существования от бывших у нас американцев, и входил туда же после заключения мира. Это обстоятельство весьма важно в том отношении, что оно фактически доказало справедливость моих действий к предложений. Если бы в устьях рек Уссури и Хунгари были поставлены наши посты, то тогда о заключении мира в Императорской Гавани знали бы прежде неприятеля, и фрегат "Паллада" был бы сохранён.}. Командир английского фрегата, кроме того, рассказывал, что французский фрегат, блокируя берега Татарского пролива в лето 1855 года, описал открытую в 1854 году адмиралом Е. В. Путятиным гавань Посьета и назвал ее заливом Императора Наполеона III, гавань же императора Николая I командир фрегата "Pique" назвал заливом Барракута. По получении сведения о заключении мира полковник Сеславин с своими войсками возвратился из Де-Кастри в Мариинский пост и, вследствие распоряжения генерал-губернатора, начал готовиться с этими войсками к возвращению вверх по Амуру, обратно в Забайкалье; 14-й линейный батальон был оставлен в Мариинском посту.
   С открытием навигации по Амуру отправился вниз из Забайкалья третий амурский рейс под начальством состоявшего для особых поручений при генерал-губернаторе подполковника Н. В. Буссе; в этом рейсе находилось 110 различного рода лодок, барок и плотов. Передовым отрядом рейса командовал Н. М. Чихачёв. Подполковник Н. В. Буссе, спускаясь по реке Амуру, в видах обеспечения предстоящего подъёма вверх по реке наших войск, поставил только три поста на левом берегу Амура: Кумарский (против устья реки Кумары), Зейский (близ устья реки Зеи) и Хинганский (при входе в Малый Хинган). Такое число и распределение постов не отвечало ни огромному пространству течения реки, ни её характеру. Подъём по Амуру особенно труден на участке ниже устья реки Уссури. Здесь множество извилистых и быстрых проток, по которым, медленно продвигаясь вперед, неминуемо должны были следовать наши гребные суда с войсками, дабы избежать ещё худшего -- сулоев и весьма быстрых течений около скалистых мысов на фарватере. Поэтому на указанном пространстве крайне было бы необходимо поставить по крайней мере два поста: один в устье Хунгари, а другой в устье Уссури. Плавание от Уссури до Хингана по причине извилистых и быстрых проток затруднительно и медленно, а плавание в так называемых щеках, то-есть в том месте, где река прорывает Хинганский189 хребет, из-за быстрого течения скалистых берегов очень трудно; поэтому между устьями рек Уссури и Сунгари следовало бы поставить пост, а другой такой же около входа в Хинган. Итак, кроме указанных постов, надобно бы было поставить ещё четыре и все семь обеспечить продовольствием по крайней мере на семь дней для 500 человек. Тогда бы подъём наших войск на легких гребных судах, на которых они не имели возможности взять продовольствия более как на неделю, был бы совершенно безопасен, и люди не были бы поставлены в такое гибельное положение, в каком они очутились по милости Буссе: значительная часть из них умерла с голода. Сеславин на легких гребных судах, приобретённых большей частью у гиляков, выступил с войсками из Мариинского поста в исходе июля двумя отрядами. Вследствие вышеуказанных обстоятельств, препятствовавших плаванию, они поднимались весьма медленно и с большими затруднениями. Далеко еще не достигнув расставленных Буссе постов, они издержали все свои запасы и принуждены были питаться кореньями, ягодами и варить даже кожу с обуви. Положение их было ужасное, но оно становилось ещё грустнее, когда, достигнув наконец поста, они находили там самое ничтожное количество провианта. Ставивший пост не сообразил даже и того, что плыть против течения по неизвестной еще реке на гребном судне -- не значит ехать или итти по известному тракту; рассчитывая пройти известное расстояние по реке, против течения, в один день, необходимо брать запаса на три или четыре дня, ибо здесь можно постоянно ожидать различных случайностей, которые могут замедлить плавание.

   Этот факт наглядно показал всю неосновательность или близорукость тех мнений, какие представляли эти господа генерал-губернатору против моих настояний об учреждении постов в устьях рек Хунгари, Уссури, Сунгари, Буреи и в Хинганском хребте в устье Зеи и снабжении их достаточным количеством провианта, вполне могущим обеспечить следование наших войск. Я часто говорил, что без этих распоряжений мы останемся отрезанными в низовьях Амура, и что подъём людей, особенно в значительных массах и без паровых средств, может быть гибельным, но, к сожалению, мне тогда не верили.
   В это же время капитан 2-го ранга С. С. Лесовский, принявший от В. С. Завойко начальствование, со свойственными ему энергией, распорядительностью и полным знанием морского дела, начал готовить к дальнему плаванию (в Кронштадт) зимовавшие около Николаевского, в протоке Пальво190, наши суда: фрегат "Аврора", корвет "Оливуца" и транспорт "Двина". Вначале сентября эскадра эта была уже готова и, выйдя благополучно из реки и лимана в Татарский пролив, отправлялась по назначению. Я с В. С. Завойко и с полковником Назимовым, с нашими семействами на транспорте "Иртыш" в начале июля пошли в Аян.
   Из Аяна в начале августа мы все верхами достигли Маи (дети сидели в корзинках по обеим сторонам лошадей), то-есть проехали 240 вёрст (256 км) и затем, следуя в лодках по рекам: Мае, Алдану и Лене, в начале сентября пришли в Якутск, а оттуда к исходу сентября прибыли в Иркутск, совершив таким образом до Иркутска более 4 000 вёрст (4 200 км). Оставив своё семейство в Красноярске (до зимнего пути) у сестры моей жены А. И. Мазарович, муж которой командовал тогда казачьим красноярским полком, я отправился в С.-Петербург, куда и прибыл в исходе октября.
   Со слов генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича и управляющего тогда Морским министерством адмирала Ф. П. Врангеля я узнал, что в С.-Петербурге распространились слухи, будто бы суда наши -- фрегат "Аврора", корвет "Оливуца" и транспорт "Двина", вследствие мелководья на баре Амура, не могут выйти из реки, что донесения мои относительно состояния этого бара ложны и, наконец, что будто бы я виновен в том, что фрегат "Паллада" не ввели в реку и утопили в Императорской Гавани. Этот слух был настолько распространен, что даже государь Александр Николаевич, которому я представлялся, несмотря на высокомилостивые слова, что Россия никогда не забудет моих заслуг, всё же заметил мне, что река Амур мелка и не годится для плавания, На это я отвечал его величеству, генерал-адмиралу и, наконец, управлявшему Морским министерством адмиралу Ф. П. Врангелю, что слух этот ошибочен, река Амур судоходна, плавание по ней возможно, и суда наши благополучно выйдут из реки и лимана, о чем вероятно весьма скоро получится донесение; что же касается фрегата "Паллада", то официальные донесения и представления мои, начиная с 1852 года, ясно показывают, что я со своей стороны делал все, чтобы ни того, ни другого не могло случиться, и если бы на них обратили должное внимание, то наверно бы этого и не произошло.
   Вскоре после того, именно в начале декабря, прибыл в Петербург курьером капитан-лейтенант Чихачёв с известием о благополучном выходе в Татарский пролив нашей эскадры из Амура. Получив это известие, я счёл необходимым поздравить с этим событием генерал-адмирала и управляющего Морским министерством Ф. П. Врангеля, и при том выразился, что после этого факта я надеюсь, что затеянные против меня интриги прекратятся и будет признано, что донесения мои были вполне справедливы.
   Весной 1856 года на пароходе "Надежда" спустился в Николаевский пост капитан 1-го ранга Козакевич, назначенный вместо В. С. Завойко камчатским губернатором. Вскоре после того прибыли в Николаевское из Америки пароход "Америка", заказанный там Казакевичем в 1854 году, и два коммерческих судна -- "Беринг" с грузом различных товаров и "Европа" с механической мастерской и двумя маленькими речными пароходами: "Амур" и "Лена". Осенью того же года между Николаевским и Мариинским были построены почтовые станции; на каждой из них было по четыре казацкие и по четыре крестьянские лошади.
   В конце 1856 года была утверждена Приморская область Восточной Сибири, в состав которой вошли прежняя Камчатская область, Удский и Приамурский края; местопребыванием военного губернатора этой области был назначен Николаевский пост, переименованный в город Николаевск-на-Амуре. Вместо прежней камчатской флотилии была высочайше утверждена сибирская флотилия на Восточном океане. Исправляющий должность камчатского губернатора капитан 1-го ранга Козакевич был переименован в военные губернаторы Приморской области Восточной Сибири и в командиры сибирской флотилии и портов Восточного океана. Таким образом, учреждением этой области официально признавалась зависимость устья реки Амур от России, и Нижнеамурский край официально присоединился к русским владениям в Азии.

   В то же время, то-есть в конце 1856 года; после отъезда Н. Н. Муравьёва из С.-Петербурга в Сибирь, посланником в Китай был назначен адмирал граф Е. В. Путятин {За действия Е. В. Путятина в Японии ему была даровано графское достоинство и 3 000 рублей пенсиона.} (по случаю, как было сказано в извещении об этом Пекинскому трибуналу, особенных обстоятельств, возникших между Россией и Китаем). Граф Путятин в начале 1857 года прибыл в Кяхту, откуда послал ноту китайскому правительству, требуя пропуска в Пекин. Китайцы медлили с ответом до мая и после отъезда графа Путятина из Кяхты прислали ему в Селенгинск уведомление, в котором сообщалось, что у них нет никаких особо важных дел, с Россией, для которых стоило бы такой высокой особе, как посланник, предпринимать трудный и далёкий путь в Пекин. Граф Путятин отправил китайцам соответствовавший их уведомлению ответ и продолжал путь по Забайкалью на Шилкинский завод, откуда вместе с генерал-губернатором поплыл по Амуру. В Айгуни, принимая поздравление амбаня с приездом, граф Путятин спросил его, не получены ли на имя его какие-либо бумаги из Пекина, и, узнав, что нет, продолжал путь далее к устью реки Амура. Генерал-губернатор возвратился в Зейский пост и здесь остался ожидать прихода войск и переселенцев, назначенных на реку Амур. В начале 1857 года императором было утверждено заселение левого берега Амура; поэтому весной переселенцы Амурского конного казачьего полка были двинуты вниз по Амуру и под личным наблюдением генерал-губернатора заняли его левый берег от Усть-Стрелки до щёк Малого Хингана. Кроме того в устье Зеи стали лагерем 13-й линейный батальон и дивизион легкой батареи. В навигацию 1857 года в Николаевск пришло семь иностранных кораблей: "Беринг" и "Messenger Bird" из Бостона, шхуны "Люиз-Перо" и "Камчадал" из Сан-Франциско, барк "Baru nam" и шхуна "General-purse" из Гонгконга и барк "Оскар" из Гамбурга. В эту же навигацию в первый раз из низовьев Амура на пароходах "Амур" и "Лена" в Забайкалье было доставлено незначительное количество товаров.
   Между тем граф Путятин близ селения Михайловского был встречен контр-адмиралом Козакевичем на пароходе "Надежда" и вместе с ним продолжал плавание до Николаевска. Пробыв здесь несколько дней в ожидании парохода "Америка", отводившего транспорт "Байкал" в залив Де-Кастри, а "Иртыш" в Императорскую Гавань (для возобновления нашего Константиновского поста) {Это последнее обстоятельство весьма важно в том отношении, что тогда уже начали убеждаться в справедливости моих представлений, что нам отнюдь не следует ограничиваться левым берегом Амура и непременно иметь за собой бассейн реки Уссури с его побережьем до корейской границы.}, граф Путятин, на том же пароходе, в сопровождении тендера "Камчадал", направился к берегам Китая. 14 июля он открыл залив Ольги и, отправив оттуда тендер "Камчадал" с лейтенантом Рудановским на остров Сахалин, проследовал далее в корейский порт Гамильтон. Тендер "Камчадал" подойдя к селению Кусунай (48o северной широты) и высадив здесь на шлюпках с 15 человеками лейтенанта Рудановского, возвратился в Николаевск. Рудановский поставил в устье Кусуная пост и затем, отправившись на шлюпках вдоль западного берега Сахалина, поздней осенью прибыл в Николаевск.
   Между тем граф Е. В. Путятин из порта Гамильтон пошёл в Печитлийский залив и 24 июля достиг реки Пей-хо, вошёл здесь в сношение с китайскими властями, которые после различных отговорок 12 августа приняли от него пакет с обещанием доставить ответ в Печили. После этого пароходо-корвет "Америка" отправился в Шанхай за бумагами, ожидавшимися из России, и оттуда вернулся в Печили, где 4 сентября Е. В. Путятин получил подобный же первому неудовлетворительный ответ от китайского правительства. В то же время из Пекина было послано письмо нашему Сенату, в котором китайцы жаловались, что Е. В. Путятин, несмотря на дружеское их отношение к России, решился, вопреки трактатам, проникнуть в Печили, закрытый для европейцев. В письме говорилось, что, несмотря на то, что более подходящим местом для переговоров является Кяхта, китайское правительство тем не менее выслало своих чиновников в Печили, но граф, передав свои требования, ушёл за ответом в Шанхай. Рассматривать вопрос об Амуре в Шанхае, по мнению китайцев, было неудобно, ибо для этого у них на Амуре есть уполномоченный, главнокомандующий войсками в Маньчжурии, к которому и следует обращаться для переговоров по этому предмету, а поэтому китайское правительство и просит отозвать графа Путятина из Шанхая. Лист этот с донесением от графа Путятина о его неудавшейся попытке проникнуть в Пекин через Печили и об открытии переговоров в Шанхае были получены в С.-Петербурге в конце 1857 года, во время пребывания там Н. Н. Муравьева.
   Вследствие этих донесений графа Путятина и письма от китайского правительства было решено: предоставить ему, не касаясь вопроса об Амуре, домогаться от китайцев только тех преимуществ для России, какие получат другие нации. Это распоряжение было послано графу Путятину через Суэц в Шанхай с особым курьером -- адъютантом генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва -- подполковником Мартыновым. Переговоры же о границе нашей с Китаем на востоке решено было возложить на генерал-губернатора Муравьёва, о чем и было уведомлено китайское правительство. По этому случаю Пекинскому трибуналу внешних сношений был послан лист, в котором указывалось, что все действия русских на реке Амуре производятся с утверждения высшего русского правительства и что сам генерал-губернатор был вызван в Петербург государем и получил лично от него приказания. Поэтому, если китайское правительство желает покончить с Амурским вопросом, то может обращаться к генерал-губернатору Восточной Сибири Муравьёву, как к уполномоченному.
   Китайское правительство, усматривая, что мы основанием наших постов в низовьях Амура и на побережье Приамурского края сознали, наконец, наши права на него и видя, что, начиная основывать военные поселения по берегам реки, мы принимаем уже решительные меры к прочному водворению в этом крае и не желаем делать ни уступок, ни замедлений, прислало сказать, что "из возникших недоразумений не приходится ему разрывать с нами двухсотлетнюю дружбу".
   Генерал-губернатор, вернувшись в Иркутск из С.-Петербурга в конце февраля 1858 года, послал в Ургу кяхтинского пограничного комиссара для подробнейшего объяснения с китайскими властями в духе упомянутого листа Сената. В отношении же поселений на левом берегу Амура Николай Николаевич велел предупредить ургинских правителей, что этот берег, а равно и берега Уссури будут заселяться наступающим летом {Факт заселения берегов Уссури весьма знаменателен тем, что высшее правительство и генерал-губернатор Муравьёв признали, наконец, всю важность и необходимость для России Приуссурийского края, то-есть согласились с основательностью моих постоянных об этом представлений и постоянных, как мы видели, отчаянных и ревностных стремлений и действий Амурской экспедиции, которой одной, можно сказать, Россия и обязана приобретением этого края.}, что эти действия ничего враждебного по отношению к Китаю не содержат, а, напротив, клонятся к общей пользе обоих государств.
   В то же время генерал-губернатор отправил из Иркутска к устью Зеи чиновника Кочетова, поручив ему, между прочим, когда, тот будет в Айгуни, на вопрос амбаня (губернатора) о том, где Муравьёв, отвечать, что Н. Н. Муравьёв прибудет на Амур, как только откроется навигация, но что не может долго останавливаться в нашем посту в устье Зеи; ибо должен спешить в Николаевск, и что если они желают с ним переговорить, то это удобнее сделать при его возвращении из Николаевска. Предупреждение это Н. Н. Муравьёв счёл необходимом сделать, во-первых, в надежде получить в Николаевске известие от графа Путятина, а во-вторых, чтобы показать китайцам, что с его стороны нет особенного стремления к ведению с ними переговоров, ибо он и сам очень хорошо понимал, где должна итти наша граница, и обставлял ее уже постами. Одним словом, Муравьёв решился действовать в духе Амурской экспедиции.
   Николай Николаевич, переехав в апреле по льду через Байкал, продолжал дальнейший путь до Сретенска. Оттуда в сопровождении архиепископа Иннокентия 26 апреля он во время ледохода поплыл по Амуру на особых баржах с двумя вооружёнными катерами. Не доходя устья Зеи, в станице Бибикова, Н. Н. Муравьёв был встречен чиновником из Айгуни, который просил его подождать некоторое время приезда цицикарского главнокомандующего (дзянь-дзюня), назначенного уполномоченным при переговорах о разграничении. 5 мая генерал Муравьёв прибыл в Усть-Зейскую станицу, куда на другой день приехал айгунский амбань (губернатор) Дзираминта; он сообщил, что цицикарский главнокомандующий и уполномоченный уже прибыл из Цицикара в Айгунь и просит генерала хотя бы на несколько дней отсрочить свое плавание, чтобы иметь возможность переговорить с ним о разграничения. Это дело, по его словам, крайне заботит их правительство. При этом амбань намекнул генерал-губернатору, что он во всём успеет и всё сделает. В заключение амбань просил назначить местом для переговоров город Айгунь и приглашал туда Николая Николаевича к себе на обед. Генерал-губернатор согласился как на то, так и на другое, тем более, что амбань посещал его уже два раза.
   

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ПОДПИСАНИЕ АЙГУНСКОГО И ТЯНЬЦЗИНСКОГО ТРАКТАТОВ. КРАТКОЕ ОБОЗРЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ РАБОТ ЭКСПЕДИЦИИ

Основание города Благовещенска. -- Первое свидание генерал-губернатора с китайскими уполномоченными в Айгуни. -- Предложение генерал-губернатора. -- Проект договора. -- Ультиматум. -- Айгунский трактат 16 мая 1858 года. -- Подписание и размен трактата. -- Письмо от Н. Н. Муравьёва. -- Приказ генерал-губернатора от 18 мая 1858 года. -- Плавание Н. Н. Муравьёва и прибытие в Николаевск. -- Состояние Николаевска в 1858 году. -- Основание Софийска. -- Плавание по реке Сунгари. -- Айгунский амбань посещает генерал-губернатора в Благовещенске. -- Цель этого посещения. -- Ответ Н. Н. Муравьёва на статьи дзянь-дзюня. -- Тяньцзинский трактат. -- Ратификация Айгунского трактата. -- Путешествие Мартынова из Тянь-цзиня в Петербург. -- Награды. -- Краткое обозрение деятельности морских офицеров в Приамурском крае.

   
   Девятого мая 1858 года в Усть-Зейской станице архиепископом Иннокентием заложен был храм во имя Благовещения, а сама станица переименована в город Благовещенск. На другой день генерал-губернатор на своем катере в сопровождении, двух вооруженных катеров отправился в Айгунь на обед к амбаню Маньчжуры еще заранее просили позволения принять Н. Н. Муравьёва с подобающими высокому сановнику почестями и салютом, на что тот изъявил своё согласие. Поэтому, при вступлении генерала на берег, в стороне показался дым и послышался слабый треск; пушек, как видно, у них не было, но, судя по звуку, можно предполагать, что это было маленькие мортирки, подобные имевшимся в Маймачене ть изъ Кастри къ озеру Кизи; наконецъ, всѣхъ прибывающихъ къ нему по возможности размѣщать и довольствовать.
   Ночью съ 11-го на 12-е число, на пароходѣ "Надежда", я прошелъ но озеру Кизи къ перевалу съ этого озера въ заливъ де-Кастри, и здѣсь нашелъ нѣсколько семей, ожидавшихъ гребныхъ судовъ, чтобы отправиться въ Маріинскій постъ. Распутица на берегу была въ полномъ разгарѣ: вода, а мѣстами снѣгъ и грязь были по колѣна и по поясъ. Здѣсь я также ничего не узналъ относительно нашей эскадры, ибо всѣ прибывшіе сюда вышли изъ Кастри въ то время, когда непріятель только показался. Оставивъ здѣсь пароходъ "Надежда" и приказавъ, чтобы онъ содѣйствовалъ къ перевозу въ Маріинскій постъ семействъ, а оттуда орудія и казаковъ, я взялъ поручика Попова съ подробными картами лимана и пошелъ пѣшкомъ въ Кастри, пробираясь туда по колѣно, а иногда почти по поясъ въ водѣ, снѣгѣ и грязи. Изнуренные и мокрые, мы только къ вечеру 13-го числа добрались до залива де-Кастри, гдѣ и нашли стоящею на якорѣ всю нашу камчатскую флотилію, состоявшую изъ фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и транспортовъ: "Двина", "Иртышъ" и "Байкалъ". Начальникъ Камчатки, адмиралъ Завойко, сообщилъ мнѣ, что 9-го мая, англійскій пароходо-фрегатъ и бригъ открыли нашу эскадру и, произведя рекогносцировку залива и обмѣнявшись нѣсколькими выстрѣлами съ корветомъ и фрегатомъ, вышли изъ залива и направились къ югу, почему и надобно предполагать, что здѣсь былъ авангардъ ихъ эскадры, посланной для развѣдки о нашихъ судахъ. За симъ должно ожидать сюда непріятеля въ большихъ силахъ. Между тѣмъ, В. С. Завойко послалъ на вельботѣ къ лиману мичмана Овсянникова, чтобы удостовѣриться, возможно ли войти въ оный. Судя по постоянно дувшимъ свѣжимъ сѣвернымъ вѣтрамъ, надо было полагать, что южная часть лимана была еще заперта льдомъ. Мичманъ Овсянниковъ не возвращался, а между тѣмъ надобно было рѣшить вопросъ: идти ли немедленно въ лиманъ или ожидать здѣсь возможности входа въ оный. Для этого, а равно и для подробнаго объясненія пути изъ де-Кастри къ амурскому лиману, сейчасъ же были потребованы на флагманскій корветъ "Оливуца" всѣ командиры; мнѣніе ихъ было таково: ожидать въ де-Кастри возможности входа въ лиманъ и, въ случаѣ нападенія непріятеля, защищаться до послѣдней крайности; при неблагопріятныхъ же обстоятельствахъ взорвать суда. Выслушавъ это мнѣніе, я предложилъ сейчасъ же слѣдовать къ сѣверу и стараться скорѣе прійти къ мысу Екатерины, гдѣ и ожидать возможности входа въ лиманъ; потомъ идти къ мысу Лазарева, у котораго, подъ прикрытіемъ нашей батареи, ожидать возможности слѣдованія въ рѣку Амуръ; въ случаѣ же нападенія непріятеля, согласно принятому уже рѣшенію, бороться до послѣдней крайности и, при несчастія, взорвать суда, а кто спасется, тѣмъ отъ мыса Екатерины отступить на рѣку Амуръ къ селенію Алемъ, съ проводниками, которые тамъ ожидаютъ прихода нашей эскадры. Мое мнѣніе было принято единогласно: на другой день вся наша эскадра снялась съ якоря и направилась къ лиману; въ то же время прибылъ мичманъ Овсянниковъ и объяснилъ, что къ сѣверу льдовъ нѣтъ.
   На пути въ заливъ де Кастри, В. С. Завойко заходилъ въ Императорскую гавань, чтобы взять фрегатъ "Паллада", но, Константиновская бухта, въ которой стоялъ фрегатъ, была еще покрыта льдомъ, и потребовалось бы не мало времени, чтобы его вывести оттуда и приготовить къ плаванію; между тѣмъ терять времени было нельзя, ибо съ часу на часъ надобно было ожидать нападенія непріятельской эскадры; кромѣ этого фрегатъ "Діана" еще не приходилъ, а потому В. С. Завойко, подтвердивъ г. Кузнецову данныя ему инструкціи и снабдивъ его продовольствіемъ, оставилъ фрегатъ "Паллада" ожидать тамъ Е. В. Путятина.
   Ясно, что послѣ ухода нашей эскадры изъ залива де-Кастри, главное вниманіе съ моей стороны было обращено на то, чтобы ожидаемый въ заливъ съ часу на часъ, въ большихъ силахъ, непріятель не имѣлъ возможности узнать объ уходѣ нашей эскадры въ амурскій лиманъ. Для этого необходимо было отстранять всякую возможность захватить кого либо изъ людей. Въ этихъ-то видахъ всѣ туземцы изъ залива де-Кастри были удалены; людямъ же, остававшимся при постѣ, было приказано, съ прибытіемъ непріятельскихъ судовъ отступить въ лѣсъ, по дорогѣ къ озеру Кизи, не уничтожая нашихъ избушекъ при постѣ, дабы этимъ привлечь вниманіе непріятеля и принудить его сдѣлать рекогносцировку, и тѣмъ, по возможности, задержать его въ де-Кастри. Если же непріятель пойдетъ далѣе во внутрь страны, то, отступая, соединяться съ казаками при дефиле, и, защищая его, отступать къ озеру Кизи, къ нашимъ орудіямъ, находившимся у перевала съ этого озера.
   Сдѣлавъ эти распоряженія, я поспѣшилъ въ Маріинскій постъ и оттуда въ Николаевскъ, дабы принять мѣры къ скорѣйшему перевозу имущества и артиллеріи съ мыса Лазарева и быть готовымъ къ отстраненію различныхъ неблагопріятныхъ случайностей. Такъ какъ по Амуру еще никто не проходилъ и о слѣдованіи генералъ-губернатора мы еще никакихъ извѣстій не получили, то я отправилъ на встрѣчу къ нему, съ донесеніемъ отъ меня и отъ В. С. Завойко, мичмана Разградскаго.
   По возвращеніи въ Николаевское, 18-го мая я пошелъ на пароходѣ "Надежда" въ лиманъ, къ мысу Лазарева, но у мыса Уса встрѣтилъ сплошной ледъ. Здѣсь я нашелъ стоявшія за льдинами гребныя суда и шкуну-баржу "Лиманъ" съ лейтенантомъ Бирюлевымъ, который сообщилъ мнѣ, что И. И. Бутаковъ съ лейтенантомъ Шварцомъ и мичманомъ Ивановымъ и съ 160 человѣками, пошли пѣшкомъ въ мысу Лазарева, взявъ съ собою 10-ти-дневное продовольствіе сухарей и 200 боевыхъ зарядовъ для орудія. Г. Бирюлеву приказано было, по очищеніи льда, слѣдовать къ мысу Лазарева въ распоряженіе Бутакова и по прибытіи къ мысу немедленно мнѣ дать знать о всемъ, что тамъ дѣлалось. Я пошелъ обратно въ Николаевскъ, откуда немедленно послалъ пароходъ "Аргунь" подъ командой Я. И. Купреянова въ помощь нашимъ гребнымъ судамъ къ мысу Лазарева. За симъ мы начали строить батарею на мысѣ Куегда, и исправлять и вооружать оставленныя въ Николаевскѣ гребныя суда. Въ Петровское г. Римскому-Корсакову дано было знать, чтобы онъ съ первою возможностью прибылъ въ Николаевскъ.
   Черезъ нѣсколько дней я получилъ донесеніе отъ капитанъ-лейтенанта Бутакова о томъ, что съ величайшими затрудненіями но случаю распутицы, они 15-го мая пришли къ мысу Лазарева, на которомъ и начали строить батареи. 18-го числа пришелъ туда В. С. Завойко со всею камчатскою эскадрою, и Бутаковъ поступилъ въ его распоряженіе.
   Снятіе Петропавловскаго порта и сосредоточеніе всѣхъ нашихъ морскиъ силъ въ Николаевскѣ, вопреки упомянутымъ доселѣ убѣжденіямъ, относительно этого порта, послѣдовало такъ: генералъ-губернаторъ, получивъ извѣстіе изъ Петербурга о готовившемся нападеніи на Петропавловскъ и уничтоженіи нашихъ судовъ въ Тихомъ океанѣ собиравшимся для этого въ большихъ силахъ непріятелемъ и о полномъ недостаткѣ продовольствія въ Петропавловскѣ, не ожидая приказанія изъ Петербурга, послалъ своего адъютанта есаула Мартынова курьеромъ въ Камчатку, съ приказаніемъ контръ-адмиралу Завойко снять Петропавловскій портъ, погрузить все казенное имущество и семейства на суда зимовавшей тамъ эскадры и отправиться съ нею въ устье Амура. Есаулъ Мартыновъ, слѣдуя чрезъ Якутскъ и оттуда на собакахъ въ Охотскъ, по дикому прибрежью Охотскаго моря, по которому разстояніе между жилыми пунктами простирается около 400 верстъ, переѣзжая чрезъ широкіе заливы съ опасностію при случайныхъ вѣтрахъ погибнуть отъ вьюгъ, совершилъ весь путь отъ Иркутска до Петропавловска (до 8,000 верстъ) въ 3 мѣсяца, со скоростію до этого времени еще небывалою. Скорость этого слѣдованія, энергическія и быстрыя распоряженія и дѣйствія, принятыя въ Петропавловскѣ, а равно скорый выходъ оттуда, изъ льда, нашей эскадры и счастливый случайный переходъ, сдѣланный ею въ виду, можно сказать, въ нѣсколько кратъ сильнѣйшаго непріятеля, спасли честь и славу нашего оружія, суда и команды наши и имущество порта! Это обстоятельство фактически оправдало, что Петропавловскъ, какъ отрѣзанный отъ территоріи и неимѣвшій съ нею внутренняго сообщенія, не могъ быть нашимъ главнымъ портомъ на отдаленномъ востокѣ, и что подобный портъ могъ быть только въ при-амурскомъ и уссурійскомъ краѣ, т. е. въ мѣстностяхъ, непосредственно связанныхъ съ Восточною Сибирью внутреннимъ путемъ, безопаснымъ отъ нападенія непріятеля съ моря. Слѣдовательно, всѣ затраты, сдѣланныя на Петропавловскъ, чтобы возвести его на степень главнаго порта, были совершенно напрасны, и если сосредоточенныя въ немъ команды и суда наши были спасены въ при-амурскомъ краѣ, то это обстоятельство нельзя не приписать особому случаю. Оставить эти суда и команды въ Камчаткѣ, при возможности разрыва съ морскими державами, было весьма неосновательно и, по моему мнѣнію, слѣдовало бы еще весною 1854 г. перевести все изъ Петропавловска въ Николаевскъ.
   В. С. Завойко распорядился переброскою порта великолѣпно: еще не разошелся ледъ въ Авачинской губѣ, какъ суда наши были вооружены. Лишь только тронулся ледъ, они вышли въ море, забравъ съ собою всѣ семейства и все имущество порта. Есаулъ Мартыновъ остался въ Петропавловскѣ начальникомъ. Вскорѣ по уходѣ эскадры изъ Петропавловска, туда явились англо-французы и, не найдя тамъ ни судовъ, ни командъ (кромѣ есаула Мартынова съ нѣсколькими жителями), сожгли казенные магазины и пошли въ погоню на нашими судами въ Японское море.
   23-го мая я получилъ увѣдомленіе изъ де-Кастри, что чрезъ 3 дня по уходѣ нашей эскадры пришли въ заливъ непріятельскія суда и высадили десантъ, съ цѣлію захватить кого либо, дабы узнать, куда ушли наши суда. Не найдя въ де-Кастри ни одного человѣка, а равно и никакого имущества, кромѣ мѣшка ржавой муки, случайно оставленнаго (которую непріятель разсыпалъ), непріятельская эскадра вышла изъ залива и направилась къ югу, предполагая, какъ впослѣдствіи оказалось, что наша эскадра не могла никуда иначе идти, какъ къ югу. Непріятель былъ твердо убѣжденъ, что въ лиманъ изъ Татарскаго залива войдти невозможно, по случаю сплошной отмели, соединяющей Сахалинъ съ материкомъ. Этимъ обстоятельствомъ оправдывался впослѣдствіи начальникъ непріятельской эскадры. 27-го мая я получилъ свѣдѣніе съ мыса Лазарева, что наши суда, стоявшія у этого мыса, подъ прикрытіемъ воздвигнутой на ономъ батареи, готовятся идти въ рѣку, что имущество фрегата "Паллада" грузится на шкуну-баржу "Лиманъ" и на транспорты, которые вмѣстѣ съ корветомъ "Оливуца" пройдутъ въ рѣку свободно, и что фрегатъ "Діана" погибъ въ Японіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, я получилъ извѣстіе, что къ мысу Лазарева, съ 150 человѣками команды фрегата "Діана", пришелъ на купеческомъ суднѣ капитанъ 2-го ранга С. С. Лесовскій, что адмиралъ Путятинъ выстроилъ въ Японіи шкуну "Хеда", и размѣстилъ команду фрегата на эту шкуну и на 2 зафрактованныхъ имъ купеческихъ американскихъ корабля. На одномъ изъ этихъ кораблей начальникомъ былъ С. С. Лесовскій, а на другомъ Мусинъ-Пушкинъ, самъ же адмиралъ Е. В. Путятинъ съ капитаномъ 2-го ранга К. Н. Посьетомъ помѣстился на шкунѣ "Хеда". Степанъ Степановичъ изъ Японіи пошелъ прямо въ заливъ де-Кастри; тамъ онъ получилъ извѣстіе, что всѣ наши суда въ лиманѣ, и немедленно отправился туда же. По выходѣ изъ залива, за сѣвернымъ входнымъ мысомъ, не имѣя возможности продолжать путь далѣе по случаю густаго тумана и штиля, онъ всталъ на якорь. Непріятель въ это время былъ въ заливѣ и производилъ рекогносцировку; только благодаря упомянутой случайности, С. С. Лесовскій счастливо избѣжалъ неминуемаго плѣна. Г. Мусинъ-Пушкинъ, отправившійся изъ Японіи съ остальною командою фрегата "Діана", не былъ такъ счастливъ: онъ дошелъ изъ Японіи въ Петропавловскъ и, не найдя тамъ нашихъ судовъ, направился въ Аянъ; на этомъ переходѣ около Сахалина онъ былъ взятъ въ плѣнъ непріятельскими крейсерами. Адмиралъ Е. В. Путятинъ на шкунѣ "Хеда" пошелъ изъ Японіи также въ Петропавловскъ и, не найдя тамъ нашихъ судовъ, направился въ Татарскій заливъ; на пути зашелъ въ Императорскую гавань, гдѣ узналъ, что наша эскадра ушла въ лиманъ, и немедленно туда же послѣдовалъ, счастливо избѣжавъ, благодаря туману, непріятельскихъ крейсеровъ, блокировавшихъ берега Татарскаго залива. У одного изъ непріятельскихъ судовъ шкуна "Хеда", въ густой туманъ, прошла подъ кормою. Адмиралъ Е. В. Путятинъ съ К. Н. Посьетомъ въ всходѣ іюня вошли въ рѣку Амуръ къ Николаевску.
   Между тѣмъ, разъ открытое сообщеніе по р. Амуру, убѣдило въ необходимости пользоваться имъ навсегда. Это еще болѣе вызывалось и тогдашними военными обстоятельствами, и рѣшеніемъ соединить въ нижне-при-амурскомъ краѣ всѣ команды и суда наши, пришедшія изъ Камчатки и Японіи. Въ Петербургѣ и въ Иркутскѣ сознали всю справедливость моихъ постоянныхъ представленій, что всякія затраты на Петропавловскъ, Аянъ и т. п. пункты, совершенно отрѣзанные отъ Сибири, напрасны, и что только въ при-амурскомъ и при-уссурійскомъ краѣ мы можемъ твердо встать на отдаленномъ нашемъ востокѣ. Вслѣдствіе переписки съ пекинскимъ трибуналомъ внѣшнихъ сношеній о непропускѣ въ Пекинъ нашего курьера, полковника Забаринскаго, генералъ-губернаторъ извѣщалъ китайское правительство, что весною 1855 года онъ снова съ войскомъ поплыветъ по Амуру, для защиты края отъ вторженія въ оный англо-французовъ, почему и просилъ извѣстить его о мѣстѣ, назначенномъ для съѣзда уполномоченныхъ, и отвѣтъ объ этомъ написать въ Маріинскій постъ, на рѣку Амуръ (Кизи). Послѣдствіемъ этого былъ произведенъ второй сплавъ по Амуру, который былъ раздѣленъ на три отдѣленія: 1-е отдѣленіе состояло изъ 26 баржъ, подъ начальствомъ самого генералъ-губернатора, который въ этотъ разъ спускался по рѣкѣ съ своею супругою Екатериною Николаевною; 2-е отдѣленіе -- изъ 52 баржъ, подъ начальствомъ командира 15-го линейнаго баталіона подполковника Андрея Андреевича Назимова, и 3-е -- изъ 35 баржъ, подъ начальствомъ полковника М. С. Корсакова. Съ этимъ сплавомъ прибыли на защиту при-амурскаго края: 15-й линейный баталіонъ и 14-й линейный полубаталіонъ, всего 2,500 человѣкъ войска, а потому въ Маріинскомъ постѣ сосредоточилось болѣе 2,700 человѣкъ. При сплавѣ находилась также ученая экспедиція, снаряженная сибирскимъ отдѣломъ географическаго общества, на счетъ члена его Степана Ѳеодоровича Соловьева, пожертвовавшаго на изслѣдованіе амурскаго края полъ-пуда золота. Эта экспедиція состояла изъ натуралиста Маака, астронома Рашкова, топографа Зончевскаго и чиновника Кочетова. Съ этимъ же сплавомъ, подъ распоряженіемъ чиновника особыхъ порученій при генералъ-губернаторѣ, князя Михаила Сергѣевича Волконскаго, прибыли первые русскіе земледѣльцы, составленные изъ иркутскихъ и забайкальскихъ крестьянъ, для поселенія между Николаевскомъ и Маріинскомъ. Къ этому заселенію подъ руководствомъ князя М. С. Волконскаго сейчасъ же и приступили: начиная отъ Николаевска, по правому берегу рѣки Амуръ, были основаны деревни: Иркутское, Богородское, Михайловское, Ново-Михайловское, Сергіевское и Воскресенское. Переселенцы получили отъ казны пособіе и Высочайше освобождены были навсегда отъ рекрутской, земской и подводной повинностей. Вмѣстѣ съ этимъ, противъ Маріинскаго поста поселились на островѣ Сучи сотня конныхъ казаковъ, образовавъ станицу Сучи.
   По прибытіи въ Маріинскій постъ, генералъ-губернаторъ и главнокомандующій всѣми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными на устьѣ рѣки Амуръ, отправилъ ко мнѣ въ Николаевскъ мичмана Литке {Нынѣ графъ, капитанъ 2-го ранга, адъютантъ Его Высочества генералъ-адмиралъ.}, съ слѣдующимъ предписаніемъ:
   1) Амурская экспедиція замѣняется управленіемъ камчатскаго губернатора контръ-адмирала Завойко, мѣстопребываніемъ котораго назначается Николаевскъ.
   2) Вы назначаетесь начальникомъ штаба при главнокомандующемъ всѣми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными въ при-амурскомъ краѣ.
   3) Всѣ чины, состоящіе въ амурской экспедиціи, поступаютъ подъ начальство контръ-адмирала Завойко, и
   4) Главною квартирою всѣхъ нашихъ войскъ назначается Маріинскій постъ.
   Вслѣдствіе этого, мнѣ предписывалось, впредь до прибытія въ Николаевскъ, сдать экспедицію старшему по себѣ, а самому немедленно слѣдовать къ мѣсту назначенія, въ Маріинскій постъ. О всѣхъ этихъ распоряженіяхъ вмѣстѣ съ тѣмъ сообщалось В. С. Завойко. Ему предписывалось, сдавъ эскадру командиру фрегата "Аврора" Изыльметьеву, слѣдовать въ Николаевскъ и вступить въ начальствованіе. Капитану Изыльметьеву предписывалось со всѣми судами, какъ возможно поспѣшнѣе, слѣдовать въ рѣку Амуръ. Контръ-адмиралу Завойко вмѣнялось въ обязанность всѣми средствами способствовать въ этомъ капитану Изыльметьеву. Командиру шкуны "Востокъ", Римскому-Корсакову, согласно моимъ распоряженіямъ, предписывалось готовить гребную флотилію, на случай нападенія непріятеля на таковыхъ же судахъ.
   Вслѣдствіе этихъ распоряженій главнокомандующаго, я съ женою и съ нашею малюткою отправились въ Маріинскій постъ и поселились въ двухъ маленькихъ комнатахъ. Дежурнымъ штабъ-офицеромъ былъ тогда князь Александръ Васильевичъ Оболенскій. Начальникомъ сухопутныхъ войскъ, сосредоточенныхъ въ низовьѣ Амура, былъ назначенъ полковникъ М. С. Корсаковъ, а начальникомъ казаковъ -- адъютантъ генералъ-губернатора подполковникъ Сеславинъ. При штабѣ было нѣсколько чиновниковъ и офицеровъ, въ числѣ ихъ: Якушкинъ и Ѳедоръ Александровичъ Анненковъ.
   Вступивъ въ свою новую обязанность -- начальника штаба, я представилъ генералъ-губернатору отчетъ о дѣйствіяхъ амурской экспедиціи съ іюня 1850 года по іюнь 1855 года, т. е. за 5 лѣтъ. Изъ отчета было видно, что эта экспедиція, принимая въ разсчетъ и все казенное довольствіе, стоила казнѣ всего 64,400 рублей серебромъ, т. е. около 12,500 {Жалованье и довольствіе одного камчатскаго губернатора стоило гораздо дороже; не говоря уже о томъ, что на Камчатку вмѣстѣ съ Аяномъ брошена не одна сотня тысячъ рублей.} рублей въ годъ. Во все время, собственно въ амурской экспедиціи, умерло 12 человѣкъ и не потеряно ни одного человѣка. Вотъ что стоило Россіи утвержденіе ея въ при-амурскомъ краѣ! Представляя этотъ отчетъ и имѣя въ виду, во-первыхъ, что въ низовъѣ Амура должно зимовать болѣе 7,000 человѣкъ, а во-вторыхъ, дальнѣйшія наши дѣйствія какъ для отраженія непріятеля, такъ равно и относительно дальнѣйшаго устройства края, столь близкаго моему сердцу, я представилъ генералъ-губернатору слѣдующее мнѣніе:
   1) При сосредоточеніи нынѣ въ устьѣ рѣки Амура командъ, семействъ, имущества Петропавловскаго порта и всѣхъ нашихъ судовъ, а равно и командъ японской экспедиціи, война съ внѣшнимъ врагомъ здѣсь кончена, ибо неизвѣстность для него входа въ лиманъ съ юга и плаваніе по лиману, наполненному банками и мелями, съ неправильными быстрыми теченіями, наконецъ, гористыя, лѣсистыя, пустынныя и бездорожныя прибрежья при-амурскаго и при-уссурійскаго края представляютъ для непріятеля, нападающаго съ моря, непреоборимыя препятствія. Онъ найдется вынужденнымъ только блокировать берега Охотскаго моря и прибрежья Татарскаго залива и этимъ принесетъ намъ только пользу, закрѣпляя таковымъ своимъ дѣйствіемъ при-амурскій и при-уссурійскій край съ островомъ Сахалиномъ за Россіею. За симъ здѣсь остается для насъ одинъ неизбѣжный, внутренній врагъ -- морозъ и неблагопріятныя условія для здоровья зимующихъ въ пустынѣ людей. Чтобы выдержать борьбу съ этимъ неизбѣжнымъ врагомъ съ возможно меньшею потерею людей, необходимо сейчасъ же принять энергическія мѣры какъ для просторнаго размѣщенія людей на зиму, такъ и для изобильнаго ихъ довольствія и снабженія одеждою, соотвѣтствующею климатическимъ условіямъ. Между тѣмъ, въ этомъ отношеніи при сплавѣ сюда людей многое было упущено; почему, по моему мнѣнію, въ настоящее время необходимо сдѣлать слѣдующее распоряженіе: а) для наблюденія за непріятелемъ въ заливѣ де-Кастри расположить сотню казаковъ съ двумя горными орудіями; всѣхъ же затѣмъ людей обратить на приготовленіе просторныхъ помѣщеній на зиму; б) для пополненія продовольственныхъ запасовъ и одежды, сейчасъ же вступить въ сношеніе съ манджурами, обитающими по рѣкѣ Сунгари и болѣе или менѣе намъ знакомыми; в) для того же, чтобы упрочить сношенія съ манджурами, сейчасъ же поставить 5 или 6 постовъ между Маріинскимъ постомъ и устьемъ рѣки Сунгари, и наконецъ, г) принять мѣры, чтобы туземцы заносили и доставляли намъ рыбу и дичь.
   2) Такъ какъ при-амурскій и при-уссурійскій край представляютъ одно неразрывное цѣлое, гдѣ рѣка и море составляютъ единственные въ краѣ пути сообщенія, то край этотъ требуетъ совершенно иной организаціи управленія, сравнительно съ управленіями другихъ нашихъ провинцій. Главный пунктъ этого управленія долженъ быть на устьѣ рѣки Уссури или около устья рѣки Сунгари, представляющей единственный путь въ населенную Манджурію; почему, согласно смыслу нерчинскаго трактата, при разрѣшеніи уже нами пограничнаго вопроса, т. е. опредѣленія направленія пограничнаго Хинганскаго хребта и рѣкъ, берущихъ начало изъ онаго, устье рѣки Сунгари и весь бассейнъ рѣки Уссури съ его прибрежьемъ, до корейской границы, должны составлять неотъемлемую принадлежность Россіи, тѣмъ болѣе, что одна рѣка Амуръ представляетъ здѣсь только лишь базисъ нашихъ дѣйствій и вовсе не обусловливаетъ полное значеніе для Россіи этого края; всю же силу края и политическую важность его для Россіи, какъ ясно указываетъ намъ настоящая война, составляетъ южное прибрежье при-уссурійскаго бассейна съ гаванями, изъ которыхъ суда, по первому повелѣнію, всегда могутъ выйти въ море, гаванями, неразрывно связанными съ рѣкою Амуръ посредствомъ внутренняго пути, недоступнаго нападенію непріятеля съ моря, гаванями, счастливо расположенными относительно торговыхъ пунктовъ и торговыхъ путей по океану. Въ виду этого, единственная правительственная задача надолго здѣсь должна состоять въ томъ, чтобы заселять земледѣльцами тѣ пути, которые ведутъ къ упомянутой цѣли, дабы расположенная въ краѣ военная наша сила могла быть обезпечена мѣстнымъ продовольствіемъ, и чтобы вмѣстѣ съ тѣмъ было обезпечено и сообщеніе по главнымъ путямъ края; наконецъ, чтобы наши войска, главная часть которыхъ должна бытъ сосредоточена въ южномъ колѣнѣ Амура и по рѣкѣ Уссури, имѣли бы всѣ средства къ быстрому передвиженію водою по тремъ главнымъ артеріямъ края, рѣкамъ: Амуру, Уссури и Сунгари. Кромѣ того, необходимо, чтобы здѣсь всегда имѣлось 3 или 4 исправные во всѣхъ отношеніяхъ военные крейсеры, могущіе по первому повелѣнію выйти въ океанъ. 3) Имѣя въ виду пустынныя и бездорожныя, гористыя и лѣсистыя прибрежья края, служащія намъ самымъ надежнымъ оплотомъ, все вниманіе и средства правительства должны быть обращены къ скорѣйшему достиженію цѣли, указанной во 2-мъ пунктѣ; поэтому средства, опредѣляемыя правительствомъ на этотъ край, отнюдь не должны быть расточаемы на образованіе дорого стоющей бюрократической администраціи съ толпою различныхъ видовъ чиновниковъ, на сооруженіе капитальныхъ зданій и укрѣпленій, ибо надолго еще въ этомъ краѣ намъ должно оставаться какъ бы въ лагерѣ, съ тѣми средствами, какія указаны въ предъидущемъ 2-мъ пунктѣ, средствами, весьма достаточными, съ одной стороны, для отстраненія всякихъ на этотъ край непріязненныхъ покушеній, и для нанесенія существеннаго и дѣйствительнаго вреда непріятелю въ случаѣ такихъ покушеній; а съ другой стороны -- къ прочному утвержденію политическаго значенія Россіи на отдаленномъ ея востокѣ.
   Наконецъ, 4) Хотя по свѣдѣніямъ и добытымъ уже амурскою экспедицію фактамъ обнаруживается, что бассейны рѣкъ Зеи, Буреи, Хунгари, Уссури, Тумджина, Амгуни, Гирини и др., содержатъ огромныя богатства золота, и вообще край этотъ въ нѣдрахъ своихъ содержитъ и другія богатства, но торговля и промышленность въ ономъ, по причинѣ огромнаго пустыннаго его пространства, географическаго его положенія и климатическихъ условій, никакъ не можетъ быстро здѣсь развиваться, какъ мы то видимъ въ Сѣверо-Американскихъ Штатахъ и въ особенности въ Калифорніи. Было бы болѣе чѣмъ несообразно увлекаться примѣромъ Америки и ожидать здѣсь того же, что совершается тамъ въ этомъ отношеніи. Край этотъ во всѣхъ отношеніяхъ совершенно отличенъ отъ Америки, поэтому правительство должно обратить здѣсь все свое вниманіе только на упомянутую во 2-мъ пунктѣ важную задачу свою и, не увлекаясь иллюзіями и примѣромъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ и Калифорніи, твердо и неуклонно идти къ разрѣшенію упомянутой задачи, такъ чтобы и самое дозволеніе къ развитію въ краѣ золотопромышленности всецѣло было направлено къ облегченію и содѣйствію разрѣшенія этой задачи и къ полному изслѣдованію края во всѣхъ отношеніяхъ.
   Мое мнѣніе было тогда радикально противоположно воззрѣніямъ начальствующихъ лицъ, спустившихся по рѣкѣ Амуру. Эти господа никакъ не могли освоиться съ мыслію, что сосредоточивъ всѣ наши команды и суда въ Николаевскѣ, мы уже кончили войну здѣсь со славою. Эти воспитанники Кавказа, Марсова поля и красносельскихъ лагерей и маневровъ не могли себѣ представить, чтобы безъ свинца, пуль и ядеръ, треска и шума реляцій и ихъ спутниковъ: крестовъ, чиновъ и отличій,-- могла кончиться здѣсь война. Они никакъ не могли себѣ представить, что, пріютивъ здѣсь наши суда и команды отъ явной погибели, мы принудили чрезъ это непріятеля къ блокадѣ береговъ Татарскаго залива и заставили его признать этотъ важный край русскимъ. Эти господа, подобно реформаторамъ-чиновникамъ, созидавшимъ реформы въ канцеляріяхъ, ради треска и шума, никакъ не могли вообразить себѣ, что окончательная побѣда наша, а равно и прочное водвореніе въ при-амурскомъ и при-уссурійскомъ бассейнахъ должны совершиться безъ всякаго шума и треска: мѣрами, основанными на глубокомъ изученіи, въ продолженіе шести лѣтъ, страны, ея обитателей и ея отношеній къ сосѣдственной съ нею Манджуріи. Эти господа, питомцы Кавказа и Марсова ноля, вообразили себѣ, что непріятель будетъ дѣлать серьезное нападеніе на заливъ де-Кастри съ цѣлью завладѣнія онымъ; они рѣшили, что для Россіи необходимо имѣть только лѣвый берегъ Амура съ его низовьемъ до залива де-Кастри; они полагали, что главный нашъ пунктъ, въ которомъ должно сосредоточиться все управленіе краемъ, лежащимъ по лѣвому берегу Амура, а равно и прибрежьями Охотскаго моря, долженъ быть Николаевскъ, а портъ -- въ заливѣ де-Кастри; южный же при-амурскій и при-уссурійскій бассейны съ ихъ прибрежьями, считали ненужными для Россіи. Къ счастью, кто послѣднее фальшивое заблужденіе скоро, какъ мы увидимъ ниже, измѣнилось, и при разграниченіи съ Китаемъ въ главныхъ чертахъ было принято мое мнѣніе. Что же касается до мнѣнія моего относительно главной и единственной тамъ правительственной задачи, то оно было совершенно искажено. Въ краѣ завелись различныя бюрократическія учрежденія, и онъ раздѣлился на двѣ отдѣльныя части (области), такъ что главная правительственная, упомянутая выше задача далеко еще до сихъ поръ не разрѣшена въ самыхъ существенныхъ и главныхъ основаніяхъ, ибо центральное управленіе въ семъ краѣ не соединено еще въ южномъ колѣнѣ Амура; оно, подобно Австріи, представляется въ видѣ дуализма. Войска не могутъ получать продовольствія на мѣстѣ. Морское вѣдомство провіантъ своимъ командамъ доставляетъ на кругосвѣтныхъ судахъ по высокимъ цѣнамъ. Надлежащія средства къ быстрому передвиженію въ немъ по главнымъ артеріямъ края, рѣкамъ: Амуръ, Уссури и въ особенности Сунгари, далеко не усовершенствованы и земледѣльческія населенія по главнымъ пунктамъ сообщенія въ краѣ далеко еще не приведены въ надлежащій видъ, сообразно требованіямъ. Къ сооруженію гавани на Сахалинѣ около Дуэ, или въ Кусунаѣ, гдѣ бы суда безопасно могли грузиться, до сихъ поръ не приступлено и, наконецъ, толпы золотопромышленниковъ, наводняющихъ нынѣ этотъ край, эксплуатируя и истощая его богатства, никакой существенной пользы ему не приносятъ въ отношеніи разрѣшенія упомянутой правительственной задачи. Между тѣмъ, съ того времени, когда это мнѣніе мое было представлено, протекло уже 20 лѣтъ и милліоны были брошены на переселенія туда штрафованныхъ солдатъ, на крѣпостныя сооруженія, на различныя бюрократическія учрежденія и, наконецъ, на посылки толпами чиновниковъ и чиновничьихъ экспедицій {Экспедиція одного г. Сколкова стоила болѣе 100,000 рублей.}. Для чего все это дѣлалось, я полагаю, не скажутъ и тѣ, которые сами все зто совершали. Должно быть, мы, ради честолюбія, изъ самой простой и естественной задачи хотѣли сдѣлать что-то сложное, дабы придать себѣ важность, но въ самомъ дѣлѣ дѣйствовали такъ, какъ дѣйствуютъ только бюрократы.
   Таковъ былъ тогда и нынѣ взглядъ мой на наше положеніе на отдаленномъ Востокѣ, какое необходимо намъ тамъ создать, чтобы нмѣть, согласно мысли Петра I, Екатерины II и Николая I, надлежащее для Россіи политическое значеніе и разсадникъ для образованія нашихъ морскихъ офицеровъ и командъ.
   Къ исходу іюля 1855 года, всѣ суда наши, бывшія тогда въ Восточномъ океанѣ, кромѣ остова гнилаго фрегата "Паллада", со всѣми командами и имуществомъ Петропавловскаго порта, были сосредоточены въ Николаевскѣ, и рѣка Амуръ послужила имъ надежнымъ и безопаснымъ убѣжищемъ отъ преслѣдованія ихъ въ нѣсколько кратъ сильнѣйшимъ непріятелемъ. Суда, зимовавшія тогда въ Амурѣ, были слѣдующія: 44-хъ пушечный фрегатъ "Аврора" {Странное стеченіе обстоятельствъ: на этомъ фрегатѣ я въ продолженіе 9-ти лѣтъ служилъ съ Его Высочествомъ генералъ-адъютантомъ; шесть лѣтъ былъ я на немъ старшимъ лейтенантомъ и вахтеннымъ лейтенантомъ Его Высочества. Теперь я открылъ входъ въ Амуръ, какъ бы нарочно для того, чтобы въ этой рѣкѣ спасти отъ явной гибели дорогую моему сердцу "Аврору".}, 16-ти пушечный корветъ "Оливуца", 6-ти пушечная винтовая шкуна "Востокъ" и транспорты "Двина", "Иртышъ", "Байкалъ", шкуна "Хеда", тендеръ "Камчадалъ" и пароходъ "Аргунь".
   И такъ, открытіе плаванія для мореходныхъ судовъ въ устьѣ рѣки Амуръ и ея лиманѣ съ сѣвера и юга, т. е. изъ Охотскаго моря и Татарскаго залива, открытіе, изслѣдованіе и утвержденіе наше въ низовьяхъ при-амурскаго края и на островѣ Сахалинѣ, совершенныя амурскою экспедиціею, при первомъ же случаѣ, при разрывѣ съ западными державами, указало на всю государственную важность дѣятельности этой экспедиціи. Въ первый же годъ войны чрезъ упомянутую дѣятельность этотъ край представилъ убѣжище и защиту нашей военной эскадрѣ и имуществу Петропавловскаго порта, а также японской экспедиціи, безъ чего все это было бы поставлено въ самое критическое положеніе. Не смотря на побѣду, одержанную въ Петропавловскѣ, эскадра наша и все находившееся на ней сдѣлалось бы добычею или огня или непріятеля. Между тѣмъ, она провела зиму спокойно, какъ бы на родной почвѣ, среди своихъ собратовъ, со всѣми принадлежностями и особенностями русской жизни.
   Всѣ изложенные сейчасъ факты весьма знаменательны въ исторіи при-амурскаго и при-уссурійскаго края, ибо они составляютъ послѣдній краеугольный камень и незыблемый фундаментъ, воздвигнутый амурскою экспедиціею къ признанію амурскаго и уссурійскаго бассейновъ съ островомъ Сахалиномъ за Россіею. Эти факты ясно доказываютъ, что только здѣсь Россія можетъ имѣть надлежащій оплотъ и важное политическое значеніе на отдаленномъ своемъ Востокѣ. Эти факты составляютъ честь всего нашего флота, ибо питомцы его вынесли все это единственно на своихъ плечахъ, не смотря на полное несоотвѣтствіе данныхъ имъ инструкцій и положительное ничтожество средствъ. Ихъ одушевляли гражданская доблесть и мужество, и они твердо шли къ цѣли, съ полнымъ сознаніемъ, что именно эта цѣль приведетъ къ утвержденію навсегда края за Россіею.
   Вотъ что 15 лѣтъ тому назадъ писалось въ нашихъ періодическихъ журналахъ нѣкоторыми изъ личностей, болѣе или менѣе знакомыхъ съ дѣятельностью нашихъ морскихъ офицеровъ, составлявшихъ амурскую экспедицію, по тѣмъ даннымъ, которыя они могли добыть изъ разсказовъ и изъ архива главнаго управленія Восточной Сибири и главнаго управленія бывшей россійско-американской компаніи:
   "Горсть людей, выброшенная въ 1850 году въ дикую пустыню, каковою представлялась Петровская кошка, вмѣсто предназначеннаго ей основанія простаго зимовья для расторжки съ гиляками, успѣла, не смотря на всевозможныя лишенія и нужды, ничтожество средствъ и полное несоотвѣтствіе данныхъ ей инструкцій, въ теченіе съ небольшимъ 3-хъ лѣтъ обслѣдовать пустынную мѣстность низовьевъ рѣки Амура и острова Сахалина, утвердиться въ главныхъ пунктахъ и распространить русское вліяніе на все окрестное населеніе и даже на манджуровъ. Твердость духа и отчаянная рѣшительность начальника экспедиціи повели къ тому, что по истеченія столь краткаго времени, русскіе встали твердою ногою на устьѣ Амура, открыли, что рѣка въ 300 верстахъ выше устья весьма близко подходитъ къ единственному близъ лимана заливу де-Кастри, заняли селеніе Кизи и сосѣдственный съ нимъ заливъ де-Кастри, составляющій непремѣнную станцію судовъ, идущихъ съ юга въ устье рѣки Амуръ, открыли мѣста рожденія каменнаго угля на островѣ Сахалинѣ и открыли и заняли одну изъ лучшихъ гаваней въ морѣ, гавань Императора Николая I и главные пункты острова Сахалина. Они собрали положительныя данныя о независимости жителей матераго берега и острова Сахалина, доставили положительныя свѣдѣнія о рѣкѣ Уссури и о важности ея въ отношеніи близкаго сосѣдства съ незамерзающими почти круглый годъ гаванями, положительно изслѣдовали направленіе Хинганскаго становаго хребта отъ верховьевъ рѣки Уди и направленіе главныхъ рѣкъ, выходящихъ изъ восточнаго склона этого хребта, и, возбудивъ пограничный вопросъ, дали точныя и неоспоримыя доказательства того, что весь край отъ верховья рѣки Уди къ востоку, до моря, заключающій въ себѣ южный и сѣверный бассейны рѣки Амура, устья рѣки Сунгари и весь бассейнъ рѣки Уссури съ ихъ прибрежьями до корейской границы, а равно и островъ Сахалинъ, составляютъ неотъемлемую принадлежность Россіи. Вотъ что сдѣлалъ", пишетъ г. Романовъ {Журналъ "Русское Слово" 1860 года.}, "въ при-амурскомъ краѣ ничтожный экипажъ транспорта "Байкалъ" въ 1849 году и горсть людей, брошенная въ 1850 году на дикое прибрежье Охотскаго моря, среди непроходимыхъ пустынь за 10,000 верстъ отъ образованнаго міра. Претерпѣвая невыразимыя лишенія: зимою холодъ, часто и голодъ отъ неприсылки судовъ изъ Камчатки или изъ Аяна; подвергаясь опасности быть потопленными наводненіемъ {Низменная песчаная кошка, на которой находилось Петровское зимовье, неоднократно подвергалась наводненіямъ. Разъ зимою вода подступила почти подъ самыя строенія и затопила единственный колодецъ съ прѣсною водою, такъ что всѣ жившіе въ Петровскомъ пользовались снѣгомъ для варки пищи, питья и чая. Послѣ оставленія Петровскаго зимовья и по переселеніи всѣхъ въ Николаевскъ, зимою вода поднялась до такой высоты, что затопила всю кошку, влилась въ пустые дома и замерзла тамъ толстымъ слоемъ. Конечно, подобное явленіе могло бы случиться и во время жительства въ Петровскомъ чиновъ и семействъ амурской экспедиціи.}, эти добровольные изгнанники изъ образованнаго круга не унывали среди окружавшихъ ихъ опасностей, не падали духомъ подъ бременемъ выпавшихъ на ихъ долю тяжкихъ трудовъ и испытаній, но во всѣхъ случаяхъ бодро шли впередъ, подкрѣпленные упованіемъ на волю и милосердіе Всевышняго, съ сознаніемъ высокихъ общественныхъ цѣлей, предназначенныхъ имъ осуществить на пользу отечества. Руководимые своимъ достойнымъ начальникомъ и примѣромъ его супруги, раздѣлявшей наравнѣ со всѣми всѣ лишенія и опасности; дѣйствуя всегда внѣ повелѣній, подъ ежеминутнымъ опасеніемъ при малѣйшей неудачѣ подвергнуться строжайшей отвѣтственности,-- эта горсть людей не страшилась ни голодной смерти, ни ножа дикаря, скромно въ безмолвной тишинѣ пустынь собирала камни, изъ которыхъ начальникъ ея создалъ твердый фундаментъ для событій, совершившихся на отдаленномъ Востокѣ нашего отечества.
   "Если бы подобныя дѣйствія были совершены гдѣ либо иностранцами, то мы давно бы затвердили имена ихъ наизусть, боясь показаться варварами предъ образованной Европой. Тогда бы всѣ удивлялись имъ и провозглашали бы подвиги ихъ, подобно подвигамъ Росса, Парри, Франклина и проч., но почти всѣ мы до сихъ поръ не знаемъ тѣхъ русскихъ именъ, которымъ отечество наше обязано водвореніемъ русскаго вліянія на пустынныхъ берегахъ низовья Амура и прибрежьяхъ Восточнаго океана, а съ этимъ вмѣстѣ отечество обязано имъ и пріобрѣтеніемъ при-амурскаго и при-уссурійскаго края съ ихъ прибрежьями и островомъ Сахалиномъ.
   "При этомъ нельзя не отдать должной справедливости", пишетъ г. Романовъ, "тѣмъ женщинамъ, которыя добровольно и бодро раздѣляли труды, лишенія и опасности, несвойственныя ихъ полу. Имена г-жъ Невельской, Орловой и Бачмановой, въ особенности первой, занимаютъ почетное мѣсто въ исторіи при-амурскаго и при-уссурійскаго края".
   "Вогъ какъ описываетъ", говоритъ г. Романовъ, "участвовавшій въ амурской экспедиціи Бошнякъ супругу начальника экспедиціи, Екатерину Ивановну Невельскую {Обнародовано въ "Морскомъ Сборникѣ", подъ рубрикою "Экспедиція въ при-амурскомъ краѣ. Н. Бошнякъ. 1869 г., No 2".}:
   "Послѣ роскошныхъ залъ и гостинныхъ, недавней воспитанницѣ Смольнаго монастыря, со средствами и возможностію жить иначе, пришлось пріютиться въ 3-хъ комнатномъ флигелѣ, раздѣливши его съ семействомъ г. Орлова. Толпы грязныхъ гиляковъ, тунгусовъ и рядъ встрѣченныхъ непріятностей не устрашили ее. Мы откровенно сознаемся, что многимъ обязаны ея внимательной любезности ко всѣмъ, и прямо скажемъ, что ея примѣръ благодѣтельно дѣйствовалъ на тѣхъ, можно сказать, несчастливицъ изъ женъ нижнихъ чиновъ, которыхъ судьба забросила вмѣстѣ съ своими мужьями на горькую долю. Часто находясь въ обществѣ г-жи Невельской, мы никогда не слыхали отъ нея ни одной жалобы или упрека, напротивъ, мы всегда замѣчали въ ней спокойное и гордое сознаніе того горькаго, но высокаго положенія, которое предназначило ей Провидѣніе. Занятіе по устройству новаго хозяйства и книги прогоняли отъ нея скуку. Во всемъ обнаруживалась твердость ея характера, привычка къ занятіямъ и способность обходиться безъ баловъ и вечеровъ -- способность, столь рѣдко встрѣчаемая въ наше время!
   "Наконецъ, поспѣлъ и губернаторскій домъ, 5 саж. длины и 3 саж. ширины, въ 5 конурокъ; наступила зима, а съ нею вмѣстѣ и тѣ страшныя вьюги (пурги), въ продолженіе которыхъ погибло нѣсколько человѣкъ. Вездѣ холодъ страшный, все замело глыбами снѣга, такъ что для прохода вынуждены были разгребать снѣжные корридоры, а въ казарму иногда выходъ былъ чрезъ чердакъ. И г-жа Невельская проводила зиму одна (всѣ мы были въ командировкахъ), въ комнатахъ съ 5o тепла, и, дрожа отъ холода, продолжала оставаться съ тою же стоическою твердостью убѣжденій. Наконецъ, наступилъ 1852 годъ. Неприсылка изъ Камчатки судовъ ставила насъ въ положеніе, болѣе чѣмъ отчаянное. Для грудныхъ дѣтей не было молока, больнымъ не было свѣжей пищи и нѣсколько человѣкъ легло въ могилу отъ цынги {Этотъ ударъ не миновалъ и семейства самаго г. Невельскаго: страданія Екатерины Ивановны, происшедшія вслѣдствіе претерпѣваемыхъ ею лишеній, имѣли пагубное вліяніе на здоровье ея малолѣтней дочери: до сихъ поръ на Петровской кошкѣ существуетъ могила младенца, отлетѣвшаго, какъ жертва искупленія, въ лучшій міръ.}.
   "И тутъ этотъ чудный женскій инстинктъ нашелся, чтобы подать руку помощи страданіямъ. Единственная корова изъ хозяйства г. Невельскаго, завезенная въ 1851 году, снабжала молокомъ несчастныхъ дѣтей, а солонина явилась за столомъ начальника экспедиціи. Все, что было свѣжаго, дѣлилось пропорціональными частями, и опять ни одной жалобы, ни одного упрека. Въ такихъ дѣйствіяхъ, по моему мнѣнію, заключаются главныя заслуги амурской экспедиціи; они поддерживали духъ покорности и терпѣнія, безъ чего она должна была бы рушиться. Спросимъ теперь послѣ этого очерка, многіе ли бы мужчины согласились на подобную жизнь? Конечно немногіе. А это женщина 19-ти лѣтъ. Скажутъ, можетъ быть, что много такихъ примѣровъ. Да, но все-таки въ мѣстахъ болѣе многолюдныхъ и гдѣ не было такихъ лишеній, которыя предстояли для женщины въ амурскомъ краѣ. Изъ всѣхъ этихъ обстоятельствъ г-жа Невельская вышла побѣдительницею, не смотря на то, что конечно нажила многихъ враговъ, какъ это обыкновенно бываетъ въ нашихъ захолустьяхъ и закоулкахъ".
   Такъ окончила свою трудную и высокую миссію амурская экспедиція и таковы были послѣдствія ея дѣятельности. Теперь мнѣ въ заключеніе остается только изложить дальнѣйшія наши дѣйствія въ при-амурскомъ краѣ и окончательное утвержденіе какъ его, такъ и при-уссурійскаго бассейна за Россіею, какъ окончательное слѣдствіе этой дѣятельности нашихъ морскихъ офицеровъ на отдаленномъ Востокѣ отечества. Настоящую главу закончу спискомъ личнаго состава экспедиціи, дѣйствовавшей съ 1850 по исходъ 1855 года:
   Въ 1850 и 1851 годахъ амурская экспедиція состояла: начальникъ: капитанъ 1-го ранга Г. И. Невельской и лейтенантъ Н. К. Бошнякъ, прапорщикъ корпуса штурмановъ Д. И. Орловъ, командиръ транспорта "Охотскъ", лейтенантъ Гавриловъ, прапорщикъ Семеновъ, докторъ Орловъ и прикащикъ р.-а. компаніи Березинъ. Нижнихъ чиновъ, собственно въ экспедиціи, 26 человѣкъ и на транспортѣ 20 человѣкъ. Изъ женщинъ: супруга начальника экспедиціи Е. И. Невельская, супруга Д. И. Орлова -- X. М. Орлова, женъ нижнихъ чиновъ 4.
   

Въ 1852 году.

   
   Кромѣ Гаврилова всѣ остальные; нижнихъ чиновъ 56 человѣкъ и мичманы: Разградскій и Петровъ.
   

Въ 1853 году.

   
   Кромѣ Чихачева и Семенова всѣ остальные и, сверхъ того, капитанъ-лейтенантъ Бачмановъ съ супругою Елизаветою Осиповною, священникъ Гавріилъ съ супругою Екатериною Ивановною, прапорщикъ Боуровъ, нижнихъ чиновъ 70 человѣкъ и въ Сахалинской экспедиціи: маіоръ Н. В. Буссе, лейтенантъ Рудановскій, нижнихъ чиновъ 86 человѣкъ и прикащикъ р.-а. компаніи Самаринъ. Сверхъ этого, зимовалъ въ Императорской гавани "Иртышъ", подъ командою Гаврилова, и корабль р.-а. компаніи "Николай", подъ командою Клинковстрема, всего 76 человѣкъ и въ Петровскомъ ботъ "Кадьякъ", подъ командою Шарыпова съ 15 человѣками команды.
   

Въ 1854 и 1855 годахъ.

   
   Всѣ остальные, кромѣ упомянутыхъ судовъ и командъ съ Сахалина, маіора Буссе и прикащика. Сверхъ того, поступили: лейтенантъ Я. И. Купреяновъ и лейтенантъ Н. В. Рудановскій. Собственно въ амурской экспедиціи было команды 86 человѣкъ и прикомандирована къ ней команда фрегата "Паллада" съ гг. офицерами, взводъ конной легкой артиллеріи и сотня казаковъ.
   

ГЛАВА XXX.

Наше положеніе въ исходѣ 1855 года.-- Предложеніе Н. Н. Муравьева о границѣ по Амуру.-- Его распоряженія.-- Подъемъ вверхъ по Амуру адмирала Б. В. Путятина на катерѣ "Надежда".-- Основаніе Кутомандскаго поста.-- Несбывшіяся предположенія.-- Коммерческіе корабли Сѣверо-Американскихъ Штатовъ: "Пальмето" и "Берингъ".-- Уничтоженіе въ лиманѣ корабля россійско-американской компаніи.-- Прибытіе непріятельскихъ судовъ въ заливъ де-Кастри.-- Высадка непріятеля въ этомъ заливѣ.-- Донесеніе изъ Императорской гавани.-- Цѣль посылки туда г. Разградскаго.-- Мое представленіе о томъ, что не слѣдуетъ затоплять фрегатъ "Паллада".-- Переписка генералъ-губернатора съ манджурами.-- М. С. Корсаковъ въ Айгунѣ.-- Лагерь въ де-Кастри.-- Плаваніе вверхъ по Амуру. -- Распоряженія Н. В. Буссе.-- Выходъ изъ Николаевска фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и транспорта "Двина".-- Транспортъ "Иртышъ".-- Возвращеніе мое въ Петербургъ.-- Слухи въ Петербургѣ о моихъ дѣйствіяхъ. Милостивыя слова Государя Императора.-- Образованіе Приморской области.-- Капитанъ 1-го ранга Козакевичъ назначается исправляющимъ должность военнаго губернатора Приморской области.-- Посольство графа Е. В. Путятина.-- Заселеніе лѣваго берега р. Амура.-- Плаваніе по Амуру графа Путятина и его поѣздка въ Китай.-- Цѣль высадки Рудановкаго на Сахалинъ, въ 1857 году.-- Дѣйствія графа Путятина въ Китаѣ.-- Переговоры о границѣ возлагаются на Н. Н. Муравьева.-- Сосредоточеніе нашихъ войскъ на Амурѣ.-- Предварительныя распоряженія Н. Н. Муравьева.-- Назначеніе уполномоченныхъ отъ китайскаго правительства.

   
   Скопленіе большаго количества войскъ и въ особенности семействъ камчатскихъ жителей и служащихъ, происшедшее внезапно, сверхъ всякаго ожиданія и безъ необходимыхъ предварительныхъ приготовленій, и не въ такой дикой пустынѣ, каковою представлялся тогда при-амурскій край, но и въ населенной мѣстности должно бы было породить многія лишенія, стѣсненія въ помѣщеніи, недостатокъ во многихъ предметахъ продовольствія и принадлежностяхъ порядочнаго быта. Въ Николаевскомъ посту, имѣвшемъ къ веснѣ 1854 вода помѣщенія только на 30 человѣкъ, къ осени того же года надобно было помѣстить болѣе 800. Въ Маріинскомъ посту къ тому же времени помѣщенія было только на 8 человѣкъ, а къ осени надобно было помѣстить болѣе 200 человѣкъ. Въ началѣ же лѣта 1855 года внезапно и неожиданно явилось въ Николаевскомъ до 5,000 душъ, а въ Маріинскомъ до 2,000. Надобно было всѣхъ помѣстить и пріютить, доставить всѣмъ средства къ жизни, приготовить къ зимѣ теплыя помѣщенія и все это необходимо было дѣлать тогда, когда непріятель блокировалъ насъ со всѣхъ сторонъ и когда надобно было вводить всѣ наши суда въ рѣку и имѣть въ готовности гребную флотилію и строить батареи. Сверхъ этого, не смотря на постоянныя представленія мои о необходимости имѣть по Амуру посты для внутренняго сообщенія съ Манджуріею и Забайкальемъ,-- ихъ поставлено не было и вслѣдствіе этого мы находились совершенно отрѣзанными отъ мѣстъ, изъ которыхъ могли восполнять наши недостатки въ продовольствіи и одеждѣ. Смѣло можно сказать, что если бы амурская экспедиція не пріобрѣла такого вліянія на туземцевъ, что они охотно доставляли намъ въ большомъ количествѣ рыбу и частью дичь, то при такомъ внезапномъ огромномъ стеченіи людей, болѣзней и смертности были бы гораздо болѣе, нежели то было въ зиму съ 1855 на 1856 годъ.
   Генералъ-губернаторъ, спускаясь въ 1855 году по рѣкѣ Амуру, 12-го мая, близъ устья рѣки Комары, встрѣтилъ четыре большія манджурскія лодки, поднимавшіяся вверхъ по Амуру съ нѣсколькими чиновниками изъ городовъ, лежащихъ по рѣкѣ Сунгари: Гиринь и Сахалинъ-ула-готонъ, отправленныхъ манджурскими властями по повелѣнію изъ Пекина въ Забайкалье, къ устью Горбицы, для совѣщанія о разграниченіи. Генералъ-губернаторъ предложилъ этимъ чиновникамъ прибыть въ Маріинскій постъ, гдѣ, при переговорахъ, представилъ имъ, чтобы рѣка Амуръ была принята границею между Россійскою и Китайскою имперіями {Этотъ фактъ ясно показываетъ, какое было тогда фальшивое убѣжденіе о при-амурскомъ краѣ, состоявшееся въ противность доводамъ моимъ и постояннымъ стремленіямъ доказать; что безъ морскаго прибрежья и бассейна рѣки Уссури, Амуръ не представляетъ для Россіи значенія.}. Китайскіе уполномоченные по обыкновенію уклонились отъ этого предложенія, ссылаясь въ своихъ доводахъ на листъ нашего сената, посланнаго въ Пекинъ въ 1853 году, въ которомъ говорилось о хребтѣ горъ, идущемъ отъ вершины рѣки Горбицы. Генералъ-губернаторъ, настаивая на своемъ предложеніи. объяснилъ, что онъ имѣетъ на то повелѣніе своего Государя Императора. Посольство отправилось обратно безъ всякаго результата, съ убѣжденіемъ, что Н. Н. Муравьевъ дѣйствуетъ будто бы на рѣкѣ Амуръ самовольно, безъ согласія своего правительства. Это убѣжденіе впослѣдствіи и выражалось китайцами въ ихъ оффиціальныхъ бумагахъ и было даже замѣчено въ нѣкоторыхъ иностранныхъ журналахъ.
   Въ ожиданіи нападенія непріятеля на заливъ де-Кастри, главнокомандующій Н. Н. Муравьевъ, вмѣсто предложенныхъ мною сотни казаковъ, расположилъ въ заливѣ де-Кастри лагеремъ 500 человѣкъ пѣшихъ казаковъ, подъ командою адъютанта своего, подполковника Сеславина; чрезъ это, разумѣется, были весьма ослаблены средства наши къ устройству надлежащихъ зимнихъ помѣщеній. Г. Сеславинъ до исхода сентября напрасно ожидалъ въ заливѣ де-Кастри непріятеля, послѣдній не являлся туда. Въ сентябрѣ г. Сеславинъ оставилъ въ этомъ заливѣ 70 человѣкъ казаковъ съ 2-мя горными орудіями, самъ же съ остальными людьми возвратился въ Маріинскій постъ.
   Между тѣмъ, адмиралъ Е. В. Путятинъ съ капитаномъ 2-го ранга Посьетомъ на паровомъ катерѣ "Надежда" въ началѣ августа отправился вверхъ по Амуру въ Забайкалье. Это было первое наше судно, поднимавшееся по рѣкѣ Амуру. Плаваніе его совершалось медленно и сопряжено было съ величайшими затрудненіями и лишеніями. Мы, какъ я выше сказалъ, не имѣли по Амуру постовъ, въ которыхъ бы пароходъ могъ запасаться продовольствіемъ и дровами, почему онъ былъ загруженъ и вынужденъ былъ имѣть на буксирѣ тяжелый барказъ; дрова же для топлива рубилъ прямо съ корня. Кромѣ этого, вода въ верховьяхъ рѣки была необыкновенно низка и на рѣкѣ обнаружилось много банокъ и мелей. Холода наступили весьма рано, такъ что не доходя около 300 верстъ до Усть-стрѣлочной станціи, адмиралъ Е. В. Путятинъ встрѣтилъ шугу (ледъ) и вынужденъ былъ, приковавъ пароходъ и барказъ къ скалѣ, оставить ихъ тутъ на зимовку, а самъ со всѣми своими спутниками съ неимовѣрными лишеніями и усиліями добрался пѣшкомъ но берегу (въ началѣ ноября) до Усть-стрѣлочной станціи, а оттуда чрезъ Иркутскъ проѣхалъ въ С.-Петербургъ.
   Построенный въ лѣто 1855 года въ Стрѣтенскѣ пароходъ "Шилка", спускаясь по рѣкѣ Амуру, сѣлъ на мель близъ Усть-стрѣлки, около устья рѣчки Кутоманды и остался тутъ зимовать, основавъ первый нашъ постъ въ верховьѣ рѣки Амура -- Кутомандскій.
   Вслѣдъ за адмираломъ Е. В. Путятинымъ, располагали отправиться вверхъ по Амуру на пароходѣ "Аргунь" В. С. Завойко съ капитаномъ Изыльметьевымъ и нѣкоторыми другими офицерами фрегата "Аврора", а генералъ-губернаторъ со мною и со всѣмъ своимъ штабомъ хотѣлъ идти на шкунѣ "Востокъ" въ Аянъ; но всѣмъ этимъ предположеніямъ не суждено было осуществиться. Пароходъ "Аргунь", слѣдуя изъ Николаевска въ Маріинскій постъ, въ туманѣ выскочилъ на лайду и, не смотря на всевозможныя усилія, стащить его не могли. Онъ такъ и остался на немъ зимовать, а всѣ бывшіе на ономъ пассажиры, на шлюпкахъ, возвратились въ Николаевскъ. Шкуна "Востокъи, по причинѣ внезапно упавшей воды на барѣ протоки Кизи, не могла выйдти на главный фарватеръ и осталась на зимовку въ Маріинскомъ посту, въ которомъ уже рѣшился было зимовать и генералъ-губернаторъ; но онъ получилъ изъ Николаевска свѣдѣнія о приходѣ туда изъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ коммерческаго корабля "Пальмето" съ различными запасами. генералъ-губернаторъ съ своимъ штабомъ и капитаномъ Изыльметьевымъ позднею осенью рѣшился слѣдовать на немъ въ Аянъ; я же съ семействомъ и чиновникомъ особыхъ порученій при Н. Н. Муравьевѣ -- Анненковымъ остался зимовать въ Маріинскомъ посту.
   Корабль "Пальмето" былъ первое коммерческое судно, вошедшее съ юга въ рѣку Амуръ. Этотъ корабль, вмѣстѣ съ кораблемъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ "Берингъ", прибывшимъ въ исходѣ сентября въ заливъ де-Кастри, былъ зафрахтованъ въ Америкѣ капитаномъ Козакевичемъ, который отправился туда изъ С.-Петербурга въ концѣ 1854 года для различныхъ запасовъ отъ морскаго министерства, назначавшихся на рѣку Амуръ.
   Корабль "Пальмето", слѣдуя въ Аянъ съ упомянутыми лицами, благополучно избѣжалъ находившихся тогда около сѣверной части лимана непріятельскихъ крейсеровъ. Причины, побудившія непріятеля блокировать именно эти мѣста, были таковы:
   Одинъ изъ кораблей россійско-американской компаніи, идя изъ Аяна въ Ситху, во избѣжаніе непріятельскихъ крейсеровъ, спустился къ лиману, но тутъ былъ замѣченъ непріятельскимъ фрегатомъ, который за нимъ и погнался. Корабль, сопровождаемый высланнымъ изъ Николаевска подпоручикомъ Воронинымъ, успѣлъ войти на сѣверный лиманскій рейдъ, перешелъ уже и баръ сѣвернаго фарватера, но здѣсь заштилѣлъ; между тѣмъ непріятель, не рѣшившись слѣдовать за нимъ въ лиманъ, выслалъ свои гребныя суда. Капитанъ корабля и г. Воронинъ, не имѣя никакихъ средствъ защищаться, зажгли корабль, а сами съ командою (12 человѣкъ) подъ непріятельскими выстрѣлами достигли на шлюпкахъ мыса Луиръ. Такимъ образомъ и этотъ корабль не достался въ руки врага. Это обстоятельство вселило въ непріятелѣ еще большую увѣренность, что входъ въ лиманъ рѣки Амуръ возможенъ только изъ Охотскаго моря, а потому онъ и усилилъ здѣсь свое наблюденіе за нашими судами.
   Прибывшій въ заливъ де-Кастри въ исходѣ сентября коммерческій корабль "Берингъ" къ началу октября разгрузился и былъ готовъ идти обратно; но въ это время вошли въ заливъ три непріятельскія судна подъ начальствомъ командира Эліота, составлявшія, какъ оказалось впослѣдствіи, авангардъ англо-французской эскадры, крейсеровавшей въ южной части Татарскаго залива и около береговъ Японіи. Эта эскадра, желая отмстить за свое неудавшееся въ прошломъ 1854 году нападеніе на Петропавловскъ и на находившіяся въ ономъ наши военныя суда, раннею весною 1855 года вошла въ Авачинскую губу и, не найдя тамъ ни судовъ, ни командъ, кромѣ есаула Мартынова съ нѣсколькими жителями, сожгла пустые магазины и направилась къ Курильской грядѣ, по тому пути, по которому должна была слѣдовать наша камчатская эскадра. Не встрѣтивъ ни одного изъ нашихъ судовъ этой эскадры, счастливо ускользнувшихъ отъ его бдительности, непріятель расположилъ свое крейсерство около береговъ Японіи и у южной части Татарскаго залива, отрядивъ два судна къ заливу де-Кастри, которыя, какъ мы выше видѣли, и пришли въ оный 9-го мая. Суда эти, открывъ насъ, поспѣшили дать знать объ этомъ своему адмиралу, крейсеровавшему, какъ сейчасъ сказано, у береговъ Японіи, а наша эскадра въ это время вошла въ лиманъ. Непріятель, прійдя во второй разъ, не нашелъ нашихъ судовъ въ заливѣ де-Кастри и, увѣренный, что Сахалинъ полуостровъ и что входъ въ лиманъ съ юга невозможенъ, предположилъ, что суда наши изъ залива ушли къ югу и скрываются гдѣ либо по прибрежьямъ Татарскаго залива или Охотскаго моря, и все лѣто и осень блокировалъ эти прибрежья, отыскивая суда. Въ исходѣ сентября, не встрѣтивъ ни одного изъ судовъ, онъ отрядилъ 3 судна подъ командою командира Эліота въ заливъ де-Кастри, съ цѣлію добыть свѣдѣнія, куда именно ушла наша камчатская эскадра. Эліотъ, прійдя въ де-Кастри въ началѣ октября и увидѣвъ, что тамъ расположенъ нашъ отрядъ, хотѣлъ захватить кого-либо въ плѣнъ, чтобы узнать, куда скрылись наши суда; для этого онъ рѣшился сдѣлать высадку (около 200 человѣкъ). Послѣ усиленной бомбардировки, дессангь присталъ къ берегу, но казаки наши въ числѣ 70 человѣкъ, подъ командою есаула Пузана, съ 2 горными орудіями подъ командою капитана Бузменко и мичмана Ельчанинова, давши пристать къ берегу непріятельскому дессанту, изъ лѣса открыли по немъ сильный огонь изъ орудій и ружей, такъ что непріятель съ значительною потерею долженъ былъ немедленно возвратиться на свои судо, потерявъ убитыми 5 человѣкъ и до 20 человѣкъ ранеными; съ нашей стороны было ранено 3 нижнихъ чина. Послѣ этого онъ расположился въ де-Кастри, полагая, что суда наши позднею осенью придутъ туда на зимовку. Между тѣмъ, г. Пузано далъ знать о появленіи непріятеля въ Маріинскій постъ. Г. Сеславинъ, получивъ эти свѣдѣнія, сейчасъ же выступилъ съ остальными казаками (до 450 человѣкъ); а за нимъ туда же послѣдовалъ и подполковникъ Назимовъ съ 14 баталіономъ; такимъ образомъ, въ половинѣ октября въ заливъ де-Кастри собралось до 1,500 человѣкъ войска. Съ 9 или 10 часовъ утра до часа пополудни непріятель ежедневно бомбардировалъ насъ, но никакого вреда ни войскамъ, ни строеніямъ нашимъ не приносилъ; лѣсу, правда, повалилъ довольно. Простоявъ здѣсь до исхода октября, онъ ушелъ къ югу, а за нимъ и войска наши по льду озера Кизи возвратились обратно въ Маріинскій постъ.
   Такъ кончилась навигація 1855 года. Непріятель, блокируя берега Татарскаго залива, тщетно искалъ нашихъ судовъ; онъ не открылъ даже и Императорской гавани, въ которой спокойно простоялъ блокшивъ фрегата "Паллада". Эта гавань такъ замаскирована берегомъ, что надобно знать очень хорошо ея положеніе, чтобы войти въ оную. На всѣхъ картахъ того времени весь берегъ Татарскаго залива показанъ прямымъ, скалистымъ.
   Я съ семействомъ, какъ уже частный человѣкъ, расположился въ 2-хъ сырыхъ комнатахъ, удѣленныхъ мнѣ подполковникомъ Назимовымъ; камчатскій губернаторъ Завойко оставленъ былъ начальникомъ края, а адъютантъ генералъ-губернатора Сеславинъ -- начальникомъ сухопутнаго войска, зимовавшаго въ Маріинскомъ посту.
   Начальникъ Константиновскаго поста въ Императорской гавани, подпоручикъ Кузнецовъ, не зная, что начальство края перешло уже къ Завойко, отъ 25-го ноября, чрезъ туземцевъ донесъ мнѣ, что гавань Императора Николая покрылась льдомъ, что непріятель не показывался, что вся команда здорова и провіанта находится на 10 мѣсяцевъ, кромѣ нѣкоторыхъ вещей продовольствія, которыя и просилъ меня прислать ему. Въ то время, когда я отъ г. Кузнецова получилъ это донесеніе, прибылъ въ Маріинскій постъ мичманъ Разградскій, котораго контръ-адмиралъ Завойко командировалъ въ Императорскую гавань съ тѣмъ, чтобы затопить тамъ фрегатъ "Паллада", а команду съ Кузнецовымъ возвратить въ Николаевскъ. Я на время задержалъ г. Разградскаго въ Маріинскомъ посту, впредь до отвѣта отъ г. Завойко, которому, препровождая донесеніе Кузнецова, писалъ: "....Въ уничтоженіи фрегата "Паллада" не предстоитъ нынѣ ни малѣйшей крайности, потому что до вскрытія Императорской гавани, до мая мѣсяца 1856 года, можетъ послѣдовать перемиріе и даже миръ, а потому нужно только поставить туда просимые Кузнецовымъ продовольственные запасы, что весьма легко сдѣлать по пути, идущему въ Императорскую гавань чрезъ селеніе Хунгари, и подтвердить г. Кузнецову, въ случаѣ если мира не послѣдуетъ и непріятель войдетъ съ цѣлію завладѣть фрегатомъ, дѣйствовать въ точности согласно даннымъ ему инструкціямъ, т. е. взорвать фрегатъ, а самому съ людьми отступить въ лѣсъ по направленію къ Хунгари. Подобное дѣйствіе будетъ имѣть гораздо болѣе вліянія на непріятеля въ нашу пользу, чѣмъ затопленіе безъ всякой еще крайности фрегата, который можетъ быть выведенъ изъ гавани, въ случаѣ наступленія мира съ весною 1856 года...." На это предложеніе камчатскій губернаторъ, контръ-адмиралъ Завойко отъ 16-го декабря 1855 года отвѣчалъ мнѣ, что въ виду данныхъ ему приказаній, онъ не можетъ принять подобное мое предложеніе, какъ противорѣчащее этимъ приказаніямъ, на свою отвѣтственность, а потому г. Разградскому онъ строго приказываетъ немедленно отправиться въ Императорскую гавань и затопить фрегатъ "Паллада". Вслѣдствіе этого, г. Разградскій, слѣдуя въ Императорскую гавань чрезъ селеніе Хунгари, прибылъ туда 17-го января 1856 года, т. е. въ 16 дней; онъ затопилъ у Константиновскаго поста фрегатъ "Паллада", и, забравъ бывшую въ этомъ постѣ съ г. Кузнецовымъ команду (14 человѣкъ), 20-го марта, тѣмъ же путемъ, возвратился въ Николаевскій постъ. Такимъ образомъ, Константиновскій постъ существовалъ съ 1-го августа 1853 года по 1-е марта 1856 года.
   Между тѣмъ, въ началѣ 1856 года генералъ-губернаторъ Муравьевъ прибылъ въ С.-Петербургъ, куда въ это время Двинъ-Даюны Гиранскій и Сахалянскій съ ургинскимъ Ваномъ Вейдзье прислали отъ себя листъ нашему сенату. Въ немъ они изъясняли, что генералъ-губернаторъ сдѣлалъ такія предложенія (въ Маріинскѣ), которыя они не смѣютъ показать своему правительству, а между тѣмъ, русскіе плаваютъ по рѣкѣ Амуру, строятъ тамъ города и проч. Этотъ листъ былъ переданъ на разсмотрѣніе особаго комитета, который положилъ предоставить генералъ- губернатору Муравьеву послать отвѣтъ отъ себя. Вслѣдствіе этого, Н. Н. Муравьевъ писалъ имъ, что онъ, имѣя право распечатывать листы къ сенату, прочелъ ихъ объясненіе и въ свою очередь также не рѣшается показать ихъ сенату. Этотъ отвѣтъ еще болѣе утвердилъ китайцевъ въ мнѣніи, что генералъ Муравьевъ дѣйствуетъ самовольно.
   Раннею весною 1856 года, 26-го апрѣля, полковникъ Корсаковъ, спустившись по рѣкамъ Шилкѣ и Амуру до оставленнаго графомъ Путятинымъ парохода "Надежда", пошелъ на немъ въ Амгунъ, гдѣ и объявилъ амбаню (губернатору), что нынѣшннмъ лѣтомъ будутъ спускаться по Амуру наши суда, и что по берегамъ рѣки будутъ ставиться наши посты для обезпеченія возвращенія съ низовьевъ рѣки нашихъ войскъ и сообщенія между этими низовьями и Забайкальемъ {И такъ признали наконецъ, что поставить посты по рѣкѣ Амуру было необходимо; между тѣмъ, какъ представленіе мое въ 1866 году объ этомъ считали утопическимъ и напраснымъ.}.
   Между тѣмъ г. Сеславинъ, предъ открытіемъ навигаціи въ заливѣ де-Кастри, въ началѣ апрѣля, выступилъ туда съ казаками (500 человѣкъ) изъ Маріинскаго поста и расположился въ заливѣ лагеремъ, въ томъ предположеніи, что непріятель возьметъ этотъ заливъ и укрѣпится въ ономъ. Съ открытіемъ навигаціи я и г. Завойко съ нашими семействами на баржахъ отправились вверхъ по р. Амуру; я вышелъ изъ Маріинскаго поста 15-го мая, а вслѣдъ за мною изъ Николаевска попдылъ и В. С. Завойко. Въ то же время шкуна "Востокъ" отправилась также вверхъ по рѣкѣ Амуру до устья р. Уссури. Не доходя 200 верстъ до этого мѣста, ко мнѣ на баржу прибылъ со шкуны "Востокъ", на туземной лодкѣ Ф. А. Анненковъ и сообщилъ, что капитанъ-лейтенантъ Н. М. Чихачевъ, спускаясь изъ Забайкалья съ 10 лодками, встрѣтился у мыса Доли со шкуною и объявилъ о заключеніи мира съ западными державами. Онъ сказалъ, что подниматься по рѣкѣ безъ паровыхъ средствъ, по случаю быстрыхъ теченій у мысовъ и въ нѣкоторыхъ протокахъ, въ особенности въ щекахъ Хингана, опасно и медленно, что пароходъ "Шилка", который долженъ бы былъ отправиться изъ Стрѣтенска внизъ по р. Амуру, намъ на встрѣчу, не готовъ и врядъ ли пойдетъ въ нынѣшнюю навигацію, и что, по этому, мнѣ и Завойко гораздо лучше возвратиться обратно и слѣдовать въ Иркутскъ чрезъ Аянъ. Вслѣдствіе этого, мы съ Завойко пересѣли на шкуну "Востокъ" и поплыли въ Николаевскъ, куда и прибыли 20-го іюня. Между тѣмъ, 22-го мая, Чихачевъ далъ знать о заключеніи мира г. Сеславину, въ заливъ де-Кастри, о чемъ тотъ, въ свою очередь, сообщилъ пришедшему въ де-Кастри командиру англійскаго фрегата "Pique". Фрегатъ этотъ пришедъ въ де-Кастри 21-го мая, чтобы удостовѣриться, нѣтъ ли тамъ какого либо судна изъ нашей эскадры, и вмѣстѣ съ тѣмъ узнать, не заключенъ ли миръ, такъ какъ о начавшихся мирныхъ переговорахъ они уже имѣли свѣдѣнія. Командиръ фрегата сообщилъ, что 19-го мая онъ заходилъ въ Императорскую гавань, о существованіи которой случайно узналъ зимой съ 1865 на 1856 годъ отъ бывшихъ у насъ въ 1855 году американскихъ судовъ {Такимъ образомъ непріятель нашелъ Императорскую гавань по полученіи объ ея существованіи свѣдѣнія отъ бывшихъ у насъ американцевъ, и входилъ туда послѣ уже заключенія мира. Это обстоятельство весьма важно въ томъ отношеніи, что оно фактически доказало справедливость моихъ дѣйствій и предложеній. Если бы на устьяхъ рѣкъ Уссури и Хунгари были поставлены наши посты, то тогда о заключеніи мира въ Императорской гавани знали бы прежде прихода непріятеля, и фрегатъ "Паллада" былъ бы сохраненъ.}. Командиръ англійскаго фрегата, кромѣ того, разсказывалъ, что французскій фрегатъ, блокируя берега Татарскаго залива, въ лѣто 1855 года, описалъ открытую въ 1854 году адмираломъ Е. В. Путятинымъ гавань Посьета и назвалъ ее заливомъ Императора Наполеона Ш, гавань же Императора Николая I, командиръ фрегата "Pique" назвалъ заливомъ Барракута. По полученіи свѣдѣнія о заключеніи мира, полковникъ Сеславинъ съ своими войсками возвратился изъ де-Кастри въ Маріинскій постъ, и вслѣдствіе распоряженія генералъ-губернатора, началъ готовиться съ этими войсками къ плаванію вверхъ по Амуру, въ Забайкалье; 14 линейный баталіонъ былъ оставленъ въ Маріинскомъ посту.
   Съ открытіемъ навигаціи на рѣкѣ Амуръ, отправился внизъ по этой рѣкѣ изъ Забайкалья 3 амурскій рейсъ подъ начальствомъ состоявшаго для особыхъ порученій при генералъ-губернаторѣ подполковника Н. В. Буссе; въ этомъ рейсѣ находилось 110 различнаго рода лодокъ, барокъ и плотовъ. Передовымъ отрядомъ рейса командовалъ Н. М. Чихачевъ. Подполковникъ Н. В. Буссе, спускаясъ по рѣкѣ Амуру, въ видахъ обезпеченія предстоявшаго подъема вверхъ по рѣкѣ нашихъ войскъ, поставилъ только три поста на лѣвомъ берегу Амура: Камарскій (противъ устья рѣки Камары), Зейскій (близъ устья рѣки Зеи) и Хинганскій (при входѣ въ Малый Хинганъ). Такое число и распредѣленіе постовъ было несоотвѣтственно ни огромному пространству теченія рѣки, ни характеру оной; ибо, подъемъ по Амуру до устья рѣки Уссури, по причинѣ большаго количества извилистыхъ и быстрыхъ протокъ, по которымъ неминуемо должны были слѣдовать. наши гребныя суда съ войсками, дабы избѣжать еще худшаго -- сулоевъ и весьма быстрыхъ теченій около скалистыхъ мысовъ на фарватерѣ, весьма затруднителенъ, а потому на этомъ пространствѣ крайне было бы необходимо поставить по крайнеі мѣрѣ 2 поста: одинъ при устьѣ р. Хунгари, а другой на устьѣ рѣки Уссури. Плаваніе отъ р. Уссури до Хингана, по случаю также извилистыхъ и частію быстрыхъ протокъ, затруднительно и медленно, а плаваніе въ такъ называемыхъ щекахъ (до 100 верстъ), т. е. въ томъ мѣстѣ, гдѣ рѣка прорываетъ Хинганскій хребетъ, по случаю быстраго теченія и скалистыхъ береговъ, весьма трудно, а потому между устьями рѣкъ Уссури и Сунгари слѣдовало бы поставить постъ, а другой такой же около входа въ Хинганъ. И такъ, кромѣ сказанныхъ постовъ, надобно бы было поставить еще 4 поста и всѣ семь обезпечить продовольствіемъ по крайней мѣрѣ на 7 дн ей для 500 человѣкъ. Тогда бы подъемъ нашихъ войскъ на легкихъ гребныхъ судахъ, на которыхъ они не имѣли возможности взять продовольствія болѣе какъ на недѣлю, былъ бы совершенно безопасенъ и люди не были бы поставлены въ такое гибельное положеніе, въ какомъ они очутились, по милости г. Буссе: значительная часть изъ нихъ умерла съ голода. Г. Сеславинъ, на легкихъ гребныхъ судахъ, пріобрѣтенныхъ большею частію отъ туземцевъ, выступилъ съ войсками изъ Маріинскаго поста въ исходѣ іюля, двумя отрядами. По причинѣ встрѣченныхъ имъ теченій, извилистыхъ протокъ и другихъ обстоятельствъ, они поднимались весьма медленно и съ большими затрудненіями. Далеко еще недостигнувъ разставленныхъ г. Буссе постовъ, они издерживали всѣ свои запасы, и принуждены были питаться кореньями, ягодами и варить даже кожу съ обуви; вслѣдствіе чего пошли болѣзни, а за ними ужасная смертность. Положеніе ихъ было ужасное, но оно становилось еще грустнѣе, когда, достигнувъ наконецъ поста, они находили тамъ самое ничтожное количество провіанта. Ставившій посты не сообразилъ даже и того, что плыть противъ теченія по неизвѣстной еще рѣкѣ на гребномъ суднѣ, не значить ѣхать или идти по извѣстному тракту; разсчитывая пройдти извѣстное пространство по рѣкѣ, противъ теченія, въ одинъ день, необходимо брать запаса на 3 или на 4 дня, ибо здѣсь можно постоянно ожидать различныхъ случайностей, которыя могутъ замедлить плаваніе.
   Этотъ фактъ рельефно выказалъ всю неосновательность или близорукость тѣхъ противурѣчій, какія представляли эти господа генералъ-губернатору противъ настоятельнаго моего мнѣнія поставить посты на устьяхъ рѣкъ: Хунгари, Уссури, Сунгари, Буреи, Зеи и на Хинганскомъ хребтѣ, снабдивъ оные достаточнымъ количествомъ провіанта, могущимъ обезпечивать вполнѣ слѣдованіе нашихъ войскъ. Я часто говорилъ, что безъ этихъ распоряженій мы останемся отрѣзанными въ низовьѣ рѣки Амура, и что подъемъ людей, особливо въ значительныхъ массахъ и безъ паровыхъ средствъ, можетъ быть гибельнымъ, но мнѣ не вѣрили тогда.
   Въ это же время капитанъ 2-го ранга С. С. Лесовскій, принявшій отъ В. С. Завойко начальствованіе, съ свойственными ему энергіею, распорядительностію и полнымъ знаніемъ морскаго дѣла, началъ готовить къ дальнему плаванію (въ Кронштадтъ) зимовавшія около Николаевска, въ протокѣ Пальво, суда наши: фрегатъ "Аврора", корветъ "Оливуца" и транспортъ "Двина". Въ началѣ сентября эскадра эта была уже готова и, выйдя благополучно изъ рѣки и лимана въ Татарскій заливъ, отправилась по назначенію. Я съ В. С. Завойко и полковникомъ Назимовымъ съ семействами нашими, на транспортѣ "Иртышъ", въ началѣ іюля, пошли въ Аянъ.
   Изъ Аяна въ началѣ августа мы всѣ съ нашими малютками, верхами достигли р. Маи (дѣти сидѣли въ корзинкахъ по обѣимъ сторонамъ лошади),т. е. проѣхали 240 верстъ и затѣмъ, слѣдуя въ лодкахъ по рѣкамъ: Маѣ, Алдану и Ленѣ, въ началѣ сентября, пришли въ Якутскъ, а оттуда, къ исходу сентября, прибыли въ Иркутскъ, совершивъ такимъ образомъ до Иркутска болѣе 4,000 верстъ. Оставивъ свое семейство въ Красноярскѣ до зимняго пути у сестры жены моей А. И. Мазаровичъ, мужъ которой командовалъ тогда казачьимъ красноярскимъ полкомъ, я отправился въ С.-Петербургъ, куда и прибылъ въ исходѣ октября.
   Изъ словъ Государя Великаго Князя Генералъ-Адмирала и управлявшаго тогда морскимъ министерствомъ адмирала Ф. П. Врангеля, я увидѣлъ, что былъ распространенъ слухъ, будто бы суда наши, фрегатъ "Аврора", корветъ "Оливуца" и транспортъ "Двина", по случаю мелководія на барѣ р. Амуръ, выйти изъ рѣки не могутъ, что донесенія мои относительно состоянія этого бара ложны, и, наконецъ, что будто бы я виновенъ въ томъ, что фрегатъ "Паллада" не ввели въ рѣку и утопили въ Императорской гавани. Этотъ слухъ былъ такъ распространенъ, что даже Государь Императоръ, къ которому я представлялся, не смотря на высоко милостивыя слова Его Величества, что Россія никогда не забудетъ моихъ заслугъ, изволилъ замѣтить мнѣ, что рѣка Амуръ мелка и не годится для плаванія. На это я отвѣчалъ, Его Величеству, Августѣйшему Генералъ-Адмиралу и, наконецъ, управлявшему морскимъ министерствомъ, адмиралу Ф. П. Врангелю, что слухъ этотъ ошибоченъ: рѣка Амуръ судоходна, плаваніе по ней возможно, и суда наши благополучно выйдутъ изъ рѣки и лимана, о чемъ вѣроятно весьма скоро получится донесеніе; что же касается фрегата "Паллада", то оффиціальныя донесенія и представленія мои, начиная съ 1852 года, ясно показываютъ, что я съ своей стороны дѣлалъ все, чтобы ни того, ни другаго не могло случиться, и если бы на нихъ обратили должное вниманіе, то навѣрно бы этого и не случилось.
   Вскорѣ послѣ этого, именно въ началѣ декабря, прибылъ въ Петербургъ курьеромъ капитанъ-лейтенантъ Чихачевъ съ извѣстіемъ о благополучномъ выходѣ въ Татарскій заливъ изъ рѣки Амуръ нашей эскадры. Получивъ это извѣстіе, я необходимымъ счелъ поздравить съ этимъ событіемъ Августѣйшаго Генералъ-Адмирала и управляющаго морскимъ министерствомъ, Ф. П. Врангеля, и при этомъ выразился, что послѣ этого факта я надѣюсь, что уничтожатся затѣянныя противъ меня интриги, и сознаютъ, что донесенія мои были вполнѣ справедливы.
   Весною 1856 года, на пароходѣ "Надежда", спустился въ Николаевскій постъ капитанъ 1-го ранга Козакевичъ, назначенный вмѣсто В. С. Завойко камчатскимъ губернаторомъ. Вскорѣ послѣ того прибыли въ Николаевскъ изъ Америки пароходъ "Америка", заказанный тамъ г. Козакевичемъ въ 1854 году, и два коммерческихъ судна -- "Берингъ" съ грузомъ различныхъ товаровъ и "Европа" съ механическимъ заведеніемъ и двумя маленькими рѣчными пароходами: "Амуръ" и "Лена". Осенью того же года между Николаевскимъ и Маріинскимъ были построены почтовыя станціи; на каждой изъ нихъ было по 4 казацкія и по 4 крестьянскія лошади.
   Въ концѣ 1856 года была Высочайше утверждена Приморская область Восточной Сибири, въ составъ которой вошла прежняя Камчатская область, Удскій и при-амурскій край; мѣстопребываніемъ военнаго губернатора этой области назначенъ Николаевскій постъ, переименованный въ городъ "Николаевскъ на Амурѣ". Вмѣсто прежней камчатской флотиліи была Высочайше утверждена сибирская флотилія на Восточномъ океанѣ. Исправляющій должность камчатскаго губернатора капитанъ 1-го ранга Козакевичъ былъ переименованъ въ военные губернаторы Приморской области Восточной Сибири и въ командиры сибирской флотиліи и портовъ Восточнаго океана. Такимъ образомъ, учрежденіемъ этой области оффиціально признавалась зависимость устья рѣки Амуръ отъ Россіи и нижне-при-амурскій край оффиціально присоединился къ русскимъ владѣніямъ въ Азіи.
   Въ то же время, т. е. въ концѣ 1856 года, послѣ отъѣзда Н. Н. Муравьева изъ С.-Петербурга въ Сибирь, посланникомъ въ Китай былъ назначенъ адмиралъ графъ Е. В. Путятинъ {За дѣйствія Е. В. Путятинв въ Японіи даровано было ему графское достоинство и 8,000 р. пенсіона.} (по случаю особенныхъ обстоятельствъ, возникшихъ между Россіею и Китаемъ, какъ было сказано въ извѣщеніи объ этомъ, пекинскому трибуналу). Графъ Путятинъ въ началѣ 1857 года прибылъ въ Кяхту, откуда послалъ ноту китайскому правительству, требуя пропуска въ Пекинъ и увѣдомляя, что онъ будетъ ожидать отвѣта до такого-то времени, послѣ чего отправится рѣкою Амуромъ и моремъ. Китайцы медлили отвѣтомъ до мая и по отъѣздѣ графа Путятина изъ Кяхты прислали ему въ Селенгинскъ увѣдомленіе, въ которомъ отзывались, что у нихъ нѣтъ никакихъ особо важныхъ дѣлъ съ Россіею, для которыхъ стоило бы такой высокой особѣ, какъ посланникъ, предпринимать трудный и далекій путь въ Пекинъ. Графъ Путятинь отправилъ китайцамъ соотвѣтствовавшій ихъ увѣдомленію отвѣтъ и продолжалъ путь по Забайкалью въ шилкинскій заводъ, откуда вмѣстѣ съ генералъ-губернаторомъ поплылъ по рѣкѣ Амуру. Въ Айгунѣ, принимая поздравленіе амбаня съ пріѣздомъ, графъ Путятинъ спросилъ его, не получены ли на имя его какія либо бумаги изъ Пекина, и узнавъ, что нѣтъ, продолжалъ путь далѣе къ устью рѣки Амура. Генералъ-губернаторъ возвратился въ Зейскій постъ и здѣсь остался ожидать прохода войскъ и переселенцевъ, назначенныхъ на рѣку Амуръ. Въ началѣ 1857 года было Высочайше утверждено заселеніе лѣваго берега р. Амура, потому весною переселенцы амурскаго коннаго казачьяго полка были двинуты внизъ по р. Амуру и подъ личнымъ распоряженіемъ генералъ-губернатора заняли лѣвый берегъ Амура отъ Усть-Стрѣлки до щекъ Малаго Хингана. Кромѣ того, при устьѣ Зеи стали лагеремъ: 13-й линейный батальонъ и дивизіонъ легкой батареи. Въ этомъ же году доставка казенныхъ грузовъ въ низовья рѣки Амуръ производилась въ первый разъ съ подряда иркутскими купцами: Серебряковымъ и Зиминымъ (только часть ихъ слѣдовала съ казеннымъ рейсомъ, подъ начальствомъ полковника Ушакова). Въ навигацію того же 1857 года въ Николаевскъ пришло 7 иностранныхъ кораблей: "Берингь" и "Messanger Bird" изъ Бостона, шкуны "Люизъ-Перо" и "Камчадалъ" изъ Санъ-Франциско, баркъ "Ваruham" и шкуна "General-purse" изъ Гон-Конга и баркъ "Оскаръ* изъ Гамбурга. Въ эту же навигацію въ первый разъ по рѣкѣ Амуру, на пароходахъ "Амуръ" и "Ленаа, было доставлено въ Сибирь незначительное количество товаровъ.
   Между тѣмъ графъ Путятянъ, близъ селенія Михайловскаго, былъ встрѣченъ контръ-адмираломъ Козакевичемъ на пароходѣ "Надежда" и вмѣстѣ съ нимъ продолжалъ плаваніе до Николаевска. Пробывъ здѣсь нѣсколько дней, въ ожиданіи парохода "Америка", отводившаго транспорты "Байкалъ" въ заливъ де-Кастри, а "Иртышъ" въ Императорскую гавань (для возобновленія нашего Константиновскаго поста) {Это послѣднее обстоятельство весьма важно въ томъ отношеніи, что тогда начали уже убѣждаться въ справедливости представленій моихъ, что вамъ отнюдь не должно ограничиваться лѣвымъ берегомъ р. Амуръ и непремѣнно имѣть за собой бассейнъ рѣки Уссури съ его прибрежьями до корейской границы.}, графъ Путятинъ, на томъ же пароходѣ, въ сопровожденіи тендера "Камчадалъ", направился къ берегамъ Китая. 14-го іюля онъ открылъ заливъ Святыя Ольги и, отправивъ оттуда тендеръ "Камчадалъ" съ лейтенантомъ Рудановскимъ на островъ Сахалинъ, прослѣдовалъ далѣе въ корейскій портъ Гамильтонъ. Цѣль отправленія Рудановскаго состояла въ томъ, что при переговорахъ съ японцами въ 1853 году, Е. В. Путятинъ, не зная o данномъ мнѣ Высочайшемъ повелѣніи занять Сахалинъ {Декларацію же мою отъ 23-го сентября 1853 года, которую я передалъ въ Анивѣ японскимъ чиновникамъ для доведенія до свѣдѣнія ихъ правительства о принадлежности намъ острова,-- японцы скрыли и не объявили Е. В. Путятину.}, далъ надежду японцамъ, что южную часть Сахалина Россія можетъ быть имъ уступитъ; теперь, имѣя въ виду это обстоятельство, Е. В. Путятинъ и послалъ Рудановскаго, чтобы осмотрѣть перевалъ отъ Кусуная къ устью рѣки Менуе, т. е. самую узкую часть Сахалина, гдѣ, въ случаѣ упомянутаго обстоятельства, можетъ быть проведена на Сахалинѣ граница. Тендеръ "Камчадалъ", подойдя къ селенію Кусунай (48o N шир.) и высадивъ здѣсь на шлюпкахъ съ 15-ю человѣками лейтенанта Рудановскаго, возвратился въ Николаевскъ. Рудановскій поставилъ на устьѣ рѣчки Кусунай постъ и, осмотрѣвъ подробно перевалъ отъ Кусуная къ устью рѣки Менуе, вливающейся на восточной сторонѣ Сахалина въ Охотское море, возвратился обратно на устье Кусуная, гдѣ, построивъ для помѣщенія людей избушку, пошелъ на шлюпкахъ вдоль западнаго берега Сахалина къ лиману и позднею осенью прибылъ въ Николаевскъ.
   Между тѣмъ, графъ Е. В. Путятинъ изъ порта Гамильтонъ пошелъ въ Печилійскій заливъ, 24-го іюля достигъ рѣки Пей-хо, вошелъ здѣсь въ сношеніе съ китайскими властями, которыя послѣ различныхъ отговорокъ и уклоненій 12-го августа приняли отъ графа Е. В. Путятина пакетъ, съ условіемъ доставить отвѣтъ на оный въ Печили. Послѣ этого пароходо-корветъ "Америка" отправился въ Шангай за бумагами, ожидавшимися изъ Россіи и оттуда снова прибылъ въ Печили, гдѣ 4-го сентября Е. В. Путятинъ получилъ подобный же первому неудовлетворительный отвѣтъ отъ китайскаго правительства. Въ продолженіе этого времени изъ Пекина былъ посланъ листъ нашему сенату, въ которомъ китайцы жаловались, что графъ Е. В. Путятинъ, не смотря на дружескія ихъ отношенія къ Россіи, рѣшился противно трактатамъ, проникнуть въ порть Печили, закрытый для европейцевъ. Въ листѣ говорилось, что, не смотря на то, что для переговоровъ Россіи съ Китаемъ есть Кяхта, китайцы выслали своихъ чиновниковъ въ Печили, но графъ, передавъ свои требованія, ушелъ въ Шангай за отвѣтомъ. Разсматривать вопросъ объ Амурѣ въ Шангаѣ, по мнѣнію китайцевъ, было неудобно, ибо для этого у нихъ есть на Амурѣ уполномоченный, главнокомандующій во всей Манджуріи (Дзянъ-Зюнъ), къ которому и слѣдуетъ обращаться для переговоровъ по этому предмету, а потому китайское правительство и проситъ отозвать графа Путятина изъ Шангая. Листъ этотъ съ донесеніемъ отъ графа Путятина о неудавшейся его попыткѣ проникнуть въ Пекинъ чрезъ Печили и объ открытіи переговоровъ въ Шангаѣ, были получены въ С.-Петербургѣ въ концѣ 1857 года, во время пріѣзда туда изъ Иркутска Н. Н. Муравьева.
   Вслѣдствіе упомянутыхъ донесеній графа Путятина и листа отъ китайскаго правительства, было рѣшено: предоставить графу Путятину, не касаясь вопроса о рѣкѣ Амуръ, домогаться отъ китайцевъ только тѣхъ преимуществъ для Россіи, какія получатъ другія націи, подкрѣпивъ его для этого эскадрою изъ 7 винтовыхъ судовъ, назначенныхъ на службу въ сибирскую флотилію. Это распоряженіе было послано къ графу Путятину чрезъ Суецъ въ Шангай съ особымъ курьеромъ -- адъютантомъ генералъ-губернатора Н. Н. Муравьева -- подполковникомъ Мартыновымъ. Переговоры же о границѣ нашей съ Китаемъ на востокѣ рѣшено было возложить на генералъ-губернатора Муравьева; о чемъ и было увѣдомлено китайское правительство. По этому случаю былъ посланъ листъ пекинскому трибуналу внѣшнихъ сношеній, въ которомъ упоминалось, что всѣ дѣйствія русскихъ на рѣкѣ Амуръ производятся съ утвержденія высшаго русскаго правительства {Удивительный переворотъ: дипломатія наша начала теперь опираться на мои именно дѣйствія, произведенныя внѣ повелѣній и чуть ли не съ угрозою мнѣ за это разжалованіемъ.}, и что самъ генералъ-губернаторъ былъ вызванъ въ Петербургъ Государемъ Императоромъ и получилъ лично отъ него приказанія. По этому, если китайское правительство желаетъ кончить дѣло на Амурѣ, то можетъ обращаться къ генералъ-губернатору Восточной Сибири Муравьеву, какъ къ уполномоченному.
   Китайское правительство, усматривая, что мы основаніемъ нашихъ постовъ въ низовьяхъ рѣки Амуръ и по прибрежью при-амурскаго края сознали, наконецъ, права наши на при-амурскій край и видя, что начиная основывать военныя поселенія по берегамъ рѣки, мы принимаемъ уже рѣшительныя мѣры къ прочному водворенію въ этомъ краѣ и не желаемъ дѣлать ни уступокъ, ни замедленій {Войско и артиллерія эта сформированы Н. Н. Муравьевымъ изъ крестьянъ, бывшихъ горнозаводскаго вѣдомства, въ виду именно того, что мы могли подкрѣпить наши дѣйствія въ при-амурскомъ краѣ, въ случаѣ какихъ либо со стороны Китая усложненій для возвращенія при-амурскаго края Россіи. Это-то обстоятельство и составляетъ главную и важнѣйшую заслугу генерала Н. Н. Муравьева, весьма хорошо понимавшаго, что всякіе переговоры съ Китаемъ дипломатическимъ путемъ безъ силы останутся безслѣдными, на что указывалъ еще, какъ мы выше видѣли, Брюсъ и другіе, хорошо знакомые съ китайцами на мѣстѣ,-- но до этого времени ваша С.-Петербургская дипломатія полагала, что ея деклараціи имѣютъ будто бы и на Китай магическую силу и что всякая физическая сила противна ея теоріи, всегда весьма ошибочной съ китайцами и даже всегда вредной.}, прислало сказать, что "изъ возникшихъ недоразумѣній не приходится ему разрывать съ нами двухсотлѣтнюю дружбу". Другаго отвѣта, конечно, нельзя было и ожидать, потому что съ одной стороны Николай Николаевичъ Муравьевъ формировалъ въ Забайкальской области пѣшій казачій полкъ съ артиллеріей, а съ другой -- адмиралъ графъ Путятинъ поджидалъ прибытія изъ Кронштадта семи военныхъ судовъ {Эта посылка была совершена при ревностномъ участіи въ амурскомъ дѣдѣ августѣйшаго Генералъ-Адмирала Константина Николаевича.}. Китай не такое государство, съ которымъ можно бы было тогда ограничиться дипломатической перепиской,-- ему нужно было показать могущество, силу Россіи, и какъ только онъ провѣдалъ объ этомъ, сейчасъ же перемѣнилъ тонъ. Генералъ-губернаторъ, по возвращеніи своемъ изъ С.-Петербурга въ исходѣ февраля 1858 года, въ Иркутскъ, послалъ въ Ургу кяхтинскаго пограничнаго коммисара для подробнѣйшаго объясненія съ китайскими властями въ духѣ упомянутаго листа сената, и просилъ дослать къ нему одного изъ чиновниковъ нашей миссіи. Въ отношеніи же заселеній на лѣвомъ берегу Амура, Николай Николаевичъ велѣлъ предупредить ургинскихъ правителей, что этотъ берегъ, а равно и берега Уссури будутъ заселяться въ наступающее лѣто {Фактъ о заселеніи береговъ р. Уссури весьма знаменателенъ тѣмъ, что Высшее правительство и генералъ-губернаторъ Муравьевъ сознали, наконецъ, всю важность и необходимость для Россіи при-уссурійскаго края, т. е. признали всю основательность моихъ постоянныхъ объ этомъ представленій и постоянныхъ, какъ мы видѣли, отчаянныхъ и ревностныхъ стремленій и дѣйствій амурской экспедиціи, которой одной, можно сказать, Россія и обязана пріобрѣтеніемъ этого края.}, но что эти дѣйствія ничего враждебнаго въ себѣ относительно Китая не заключаютъ, а напротивъ, они клонятся къ общей пользѣ обоихъ государствъ.
   Въ то же время генералъ-губернаторъ отправилъ на устье Зеи изъ Иркутска чиновника Кочетова, поручилъ ему, между прочимъ, когда будетъ въ Айгунѣ, на вопросъ ему амбаня (губернатора) о томъ, гдѣ Муравьевъ, отвѣчать, что Н. Н. Муравьевъ будетъ на рѣкѣ Амуръ тотчасъ же по открытіи навигаціи, но что не можетъ долго останавливаться въ нашемъ посту на устьѣ Зеи, ибо долженъ спѣшить въ Николаевскъ, и что если они желаютъ съ нимъ переговорить, то это удобнѣе сдѣлать на его возвратномъ пути изъ Николаевска. Предупрежденіе это Н. Н. Муравьевъ счелъ необходимымъ сдѣлать: во-первыхъ, въ надеждѣ получить въ Николаевскѣ извѣстіе отъ графа Путятина, а во-вторыхъ, чтобы показать китайцамъ, что съ его стороны нѣтъ особеннаго стремленія къ веденію съ ними переговоровъ, ибо онъ и самъ очень хорошо понималъ, гдѣ должна идти наша граница и обставлялъ ее уже постами. Однимъ словомъ, Муравьевъ рѣшился дѣйствовать въ духѣ амурской экспедиціи.
   Николай Николаевичъ, проѣхавъ въ апрѣлѣ мѣсяцѣ, еще по льду, озеро Байкалъ, продолжалъ дальнѣйшій путь до Стрѣтенска на колесахъ. Оттуда, въ сопровожденіи преосвященнаго архіепископа Инокентія, 26-го апрѣля, онъ во время ледохода поплылъ по рѣкѣ Амуръ на особыхъ баржахъ съ двумя вооруженными катерами. Не доходя устья рѣки Зеи, въ станицѣ Бибикова, Н. Н. Муравьевъ былъ встрѣченъ чиновникомъ изъ Айгуна, который просилъ его подождать нѣкоторое время пріѣзда цицикорскаго главнокомандующаго (Дзянъ-Зюня), назначеннаго уполномоченнымъ при переговорахъ о разграниченіи. 5-го мая генералъ Муравьевъ прибылъ въ Усть-Зейскую станицу, гдѣ на другой день къ нему пріѣхалъ айгунскій амбань (губернаторъ) Дзираминга; онъ сообщилъ, что цицикорскій главнокомандующій и уполномоченный уже прибылъ изъ Цицикора въ Айгунъ и проситъ генерала, хотя на нѣсколько дней, отсрочить свое дальнѣйшее плаваніе, чтобы имѣть возможность переговорить съ нимъ о разграниченіи, такъ какъ дѣло это крайне заботитъ ихъ правительство и пограничные люди ихъ находятся въ тревогѣ и оторваны отъ сельскихъ занятій. При этомъ амбань намекнулъ генералъ-губернатору, что онъ во всемъ успѣетъ и все сдѣлаетъ; спросилъ есть ли у него дѣти и, узнавъ, что нѣтъ, сожалѣлъ, говоря, что послѣ великаго дѣла хорошо бы было оставить славу въ потомствѣ. Въ заключеніе амбань просилъ назначить мѣстомъ для переговоровъ -- городъ Айгунь и звалъ туда Николая Николаевича къ себѣ обѣдать. генералъ-губернаторъ согласился какъ на то, такъ и на другое, тѣмъ болѣе, что амбань посѣщалъ его уже два раза.
   

XXXI.

Основаніе города Благовѣщенска.-- Первое свиданіе генералъ-губернатора въ Айгунѣ съ китайскими уполномоченными.-- Предложеніе генералъ-губернатора.-- Проэктъ договора.-- Ультиматумъ.-- Айгунскій трактатъ 16-го мая 1858 года.-- Подписаніе и размѣнъ трактата.-- Письмо отъ Н. Н. Муравьева.-- Приказъ генералъ-губернатора 18-го мая 1858 года.-- Плаваніе Н. Н. Муравьева и прибытіе въ Николаевскъ.-- Состояніе Николаевска въ 1858 году.-- Освященіе перваго храма на рѣкѣ Амуръ.-- Основаніе Софійска.-- Плаваніе по рѣкѣ Сунгари.-- Айгунскій амбань посѣщаетъ генералъ-губернатора въ Благовѣщенскѣ.-- Цѣль этого посѣщенія.-- Отвѣтъ Н. Н. Муравьева на статьи Дзянъ-Зюна.-- Тьянцзинскій трактатъ.-- Ратификація айгунскаго трактата.-- Путешествіе Мартынова изъ Тьянцзина въ Петербургъ.-- Награды.-- Краткое обозрѣніе дѣятельности морскихъ офицеровъ въ при-амурскомъ краѣ.

   
   9-го мая 1858 года въ Усть-Зейской станицѣ заложенъ былъ архіепископомъ Инокентіемъ храмъ, во имя Благовѣщенія, а самая станица переименована въ городъ Благовѣщенскъ. На другой день генералъ-губернаторъ на своемъ катерѣ, въ сопровожденіи двухъ вооруженныхъ катеровъ, отправился въ Айгунъ, на обѣдъ къ амбаню. Манджуры еще заранѣе просили позволенія принятъ В. Н. Муравьева съ подобающими высокому сановнику почестями и салютомъ, на что онъ изъявилъ свое согласіе. По этому, при вступленіи генерала на берегъ, показался въ сторонѣ дымъ и послышался слабый трескъ; пушекъ, какъ видно, у нихъ не было, но, судя по звуку, можно предполагать, что это были маленькія мортирки, подобно какъ въ Маймачинѣ. Наши вооруженные катера отвѣчали имъ выстрѣлами изъ своихъ орудій, громкій звукъ которыхъ озадачилъ и, какъ впослѣдствіи оказалось, не понравился манджурамъ. Генералъ-губернатора посадили вмѣстѣ съ статскимъ совѣтникомъ Перовскимъ въ парадную одноколку амбаня, свитѣ же предложили приготовленныхъ на берегу верховыхъ лошадей, и такимъ порядкомъ всѣ въ парадной формѣ слѣдовали чрезъ городъ и крѣпость, при большемъ стеченіи народа. Амбань встрѣтилъ генералъ-губернатора, какъ почетнаго гостя, у однихъ изъ наружныхъ воротъ, ведущихъ во внутренніе дворы его дома. Введя въ комнату, онъ указалъ ему на сидѣвшаго тамъ Дзянъ-Зюна, главнокомандующаго амурскими силами, князя И-Шанъ, родственника царствующаго богдыхана. Генералъ-губернатора посадили въ той и комнатѣ, вмѣстѣ съ дипломатическимъ чиновникомъ Перовскимъ, оберъ-квартирмейстеромъ полковникомъ Будоговскимъ, переводчикомъ манджурскаго языка -- Шишмаревымъ и завѣдывавшимъ путевою канцеляріею генералъ-губернатора -- Карповымъ, съ ними помѣстились Дзянъ-Зюнъ И-Шанъ и амбань Дзираминга. Секретарь манджуровъ, ротный командиръ Айжиндай стоялъ за столомъ Остальные члены свиты генералъ-губернатора {Свиту эту составляли: приставъ духовной нашей миссіи въ Пекинѣ П. Н. Перовскій, генеральнаго штаба подполковникъ К. Ф. Будоговскій, секретарь по дипломатической части Е. К. Бютцовъ, переводчикъ манджурскаго языка Я. П. Шишмаревъ, чиновники особыхъ порученій генералъ-губернатора Восточной Сибири: коллежскій ассесоръ Д. Н. Гурьевъ, коллежскій ассесоръ П. В. Корчевскій, коллежскій секретарь Карповъ и адъютантъ, артиллеріи поручикъ М. И. Котлубацкій.} помѣстились въ другой комнатѣ, служившей сѣнями для двухъ половинъ дома, и были угощаемы сидѣвшими вмѣстѣ съ ними манджурскими штабъ-офицерами, съ синими прозрачными шариками на шапкахъ.
   Началось угощеніе, состоявшее изъ чая и разныхъ сухихъ сластей, поставленныхъ на столѣ въ нѣсколькихъ блюдечкахъ; по томъ подавали жареную баранину и жаренаго поросенка, нарѣзанныхъ мелкими кусочками, которые пришлось класть въ ротъ и манджурски -- двумя палочками и, въ заключеніе, подали жидкость на подобіе супа, съ клещевиннымъ масломъ. Во время обѣда не однократно подавали теплую рисовую водку (мангалу) въ крошечныхъ фарфоровыхъ чашечкахъ, а генералу въ серебряной, съ со блюденіемъ строгаго чинопочитанія, т. е. начиная всегда съ генерала, потомъ подносили г. Перовскому и тѣмъ, которые или по своей тучности или по своей презентабельности казались имъ старше другихъ. Обѣдъ прошелъ весьма весело: говорили любезности, сообщали другъ другу новости, но о главномъ дѣлѣ ни слова. Послѣ обѣда, князь И-Шанъ предложилъ Н. Н. Муравьеву переговорить о дѣлѣ, но Муравьевъ отклонилъ это, говоря, что сегодня будемъ пировать, а всѣ дѣла отложимъ до завтра. Этимъ генералъ между прочимъ, хотѣлъ показать манджурамъ, что онъ не слишкомъ дорожить и вовсе не торопится переговорами съ ними. Обѣдъ кончился въ 7мъ часу вечера, послѣ чего генералъ-губернаторъ и его свита отправились на катерѣ и вмѣстѣ съ вооруженными катерами перешли къ противуположному берегу, гдѣ стали на якорь у песчанаго острова.
   На другой день, 11-го мая, генералъ-губернаторъ съ своимъ штабомъ, въ парадной формѣ, перешелъ на катерѣ къ противуположному берегу. Та же одноколка и верховыя лошади ожидали ихъ въ Айгунѣ, но на этотъ разъ Н. Н. Муравьевъ отправился верхомъ съ своею свитою въ домъ амбаня, гдѣ И-Шанъ ожидалъ его къ 10-ти часамъ утра. Предварительно условлено было, чтобы при переговорахъ присутствовали съ обѣихъ сторонъ только необходимыя лица: съ китайской стороны князь И-Шанъ, амбань и Айжиндай; съ нашей: генералъ-губернаторъ, Перовскій и переводчикъ Шишмаревъ. Но въ первое же засѣданіе потребовали съ картами Худоговскаго. Всѣ эти лица помѣстились въ той же комнатѣ, въ которой наканунѣ обѣдали, такимъ образомъ, что налѣво отъ входа на широкихъ нарахъ сидѣли по обѣимъ сторонамъ стола И-Шанъ и направо отъ него амбань, а направо отъ входа, на такихъ же нарахъ, сидѣлъ за столомъ генералъ-губернаторъ, справа отъ него Перовскій, а слѣва Будоговскій (когда его потребовали). Переводчикъ Шишмаревъ и секретарь Айжиндай стояли по бокамъ, каждый у стола своей стороны. Сначала генералъ-губернаторъ изложилъ съ историческою послѣдовательностью наши дѣйствія на Амурѣ, причины и цѣль этихъ дѣйствій, клонящихся къ пользѣ обоихъ государствъ, потомъ высказалъ, что для пользы обоихъ государствъ необходимо опредѣлить границу между ними по рѣкамъ Амуру и Уссури, такъ какъ она представляетъ удобнѣйшую естественную черту между обоями государствами.
   По окончанія всего изложеннаго, Н. Н. Муравьевъ представилъ китайскому уполномоченному князю И-Шану заблаговременно написанный на бумагѣ проэктъ пограничной черты по Амуру, Уссури (съ верхними притоками ея) и по рѣкѣ Тюмень-Ула, до моря {Нельзя не высказать здѣсь, что подъ вліяніемъ укоренившагося неправильнаго мнѣнія, что рѣки должны составлять пограничныя черты, сдѣлали здѣсь величайшую отшибку, упуская изъ вида слѣдующія весьма важныя для края обстоятельства: По праву нерчинскаго трактата, граница наша въ при-уссурійскомъ краѣ, о чемъ я, какъ вы видѣли, неоднократно представлялъ и объяснялъ, должна идти по Хингану, перебрасывающемуся чрезъ рѣки Амуръ и Сунгари и отдѣляющему весь бассейнъ рѣки Уссури въ наши владѣнія. Положить границу этимъ хребтомъ для насъ было бы весьма важно во-первыхъ, потому, что рѣка Сунгари, при сліяніи съ рѣкою Амуръ, составляетъ огромную низменную болотистую долину, изрѣзанную протоками, и только у упомянутыхъ горъ, входя въ свои берега, представляетъ для насъ самый важный стратегическій пунктъ; во-вторыхъ, потому. что правые значительные притоки рѣки Уссури образуютъ превосходныя долины для поселеніи и мѣстности, по которымъ идутъ ближайшіе береговые пути въ Манджуріи, т. е. мѣстности, представляющія для насъ важные стратегическіе пункты; въ-третьихъ потому, что, владѣя всѣмъ бассейномъ рѣки Уссури и отклоняя границу къ хребту, мы избѣжали бы различныхъ непріятныхъ по рѣкѣ Уссури береговыхъ столкновеній и стѣсненій. Можно сказать съ увѣренностью, что со стороны китайцевъ не было бы при этомъ затрудненій, ибо они жалѣли только лишь о части Дауріи, т. е. лѣвомъ берегѣ Амура до Хингана.}. Чтобы лучше объяснить манджурамъ направленіе этой черты, онъ и потребовалъ изъ другой комнаты Будоговскаго съ картой.
   Затѣмъ генералъ-губернаторъ предъявилъ свое полномочіе, написанное на русскомъ и манджурскомъ языкахъ, въ которомъ объяснялось, что ему, генералъ-губернатору Восточной Сибири, поручалось отъ русскаго правительства вести переговоры съ Китаемъ какъ о разграниченіи, такъ равно и о всѣхъ дѣлахъ, которыя, по его мнѣнію, могутъ клониться къ взаимнымъ пользамъ обоихъ государствъ.
   Генералъ-губернаторъ предложилъ обсудить всѣ его предложенія о границахъ, обѣщалъ прислать на бумагѣ проэктъ договора и сказалъ, что вѣроятно Дзянъ-Зюнъ утомленъ продолжительнымъ преніемъ (ибо было уже 3 часа послѣ полудня) и, можетъ быть, привыкъ въ это время обѣдать. Потомъ онъ просилъ посѣтить его и назначилъ 4 часа пополудни.
   Такъ кончилось первое засѣданіе 11-го мая. Всѣ переговоры велись на манджурскомъ языкѣ, но, не смотря на то, что Дзянъ-Зюнъ былъ истый манджуръ и родственникъ богдыхана, онъ повидимому лучше зналъ придворный китайскій языкъ, нежели свой родной манджурскій. Рѣчь генералъ-губернатора къ Дзянъ-Зюну Шишмаревъ переводилъ амбаню по-манджурски, а тотъ передавалъ ее Дзянъ-Зюну по китайски. Когда же генералъ-губернаторъ адресовался къ амбаню, то слова Шишмарева на манджурскомъ языкѣ передавались амбаню особымъ переводчикомъ, по-китайски.
   Около 4-хъ часовъ стали подвигаться къ катеру генералъ-губернатора двѣ огромныя джонки, назначавшіяся, по словамъ манджурскихъ чиновниковъ, для переѣзда Дзянъ-Зюна. Ихъ поставили по сторонамъ катера, но Николай Николаевичъ послалъ Шишмарева просить Дзянъ-Зюна пріѣхать къ нему на вельботѣ. Ровно въ 4 часа показалось огромное шествіе Дзянъ-Зюна изъ города съ огромною свитою, предшествуемое двумя оруженосцами впереди. На катеръ генералъ-губернатора были приглашены Дзянъ-Зюнъ, амбань, Айжиндай, личный секретарь Дзянъ-Зюна, его прислужникъ съ трубкою и два оруженосца. Угощеніе состояло изъ чая, сластей, мадеры, шампанскаго и наконецъ ликера. Хоръ трубачей иркутскаго коннаго полка игралъ на берегу въ близкомъ разстояніи отъ катера. Музыка, повидимому, очень нравилась Дзянъ-Зюну, особенно веселые мотивы русскихъ плясовыхъ пѣсенъ, которыя, по его желанію, повторялись нѣсколько разъ. Такимъ образомъ время шло незамѣтно, между веселымъ разговоромъ и обильнымъ угощеніемъ.
   На другой день, 12-го мая, отправили съ гг. Перовскимъ и Шіишмаревымъ проектъ договора, состоявшій изъ 5-ти пунктовъ.
   Въ первомъ опредѣлялась точная граница между Россіею и Манджуріею, именно: отъ сліянія рѣкъ Шилки и Аргуни по р. Амуру до устья рѣки Уссури, потомъ вверхъ по этой рѣкѣ и по верхнимъ ея притокамъ до водораздѣльнаго хребта; отсюда на :верхніе притоки рѣки Тюмень-Улы и по сей послѣдней до моря.
   Во второмъ назначалось свободное плаваніе по всѣмъ рѣкамъ, составляющимъ границу.
   Въ третьемъ дозволялось свободное переселеніе жителей обоихъ государствъ съ земель, отошедшихъ во владѣніе другаго государства, въ теченіе одного года.
   Въ четвертомъ утверждалась взаимная торговля по рѣкамъ Амуру и Уссури для жителей береговъ этихъ рѣкъ; наконецъ
   Въ пятомъ назначался пересмотръ прежнихъ трактатовъ относительно торговыхъ сношеній и сообщеній съ Пекиномъ, отправленіе миссіи, пословъ, курьеровъ и прочаго, могущихъ доставить пользу и славу обоимъ дружественнымъ государствамъ.
   По представленіи Перовскимъ этого проэкта договора, манджуры по обыкновенію возобновили свои односторонніе доводы и опроверженія, а о послѣднемъ пунктѣ рѣшительно отказались и разсуждать, говоря, что по этимъ предметамъ Дзянъ-Зюнъ не имѣетъ полномочій, и что ему поручено только переговариваться о дѣдахъ на Амурѣ, и если мы желаемъ касаться нашей торговли съ Кмтаемъ, то должны будемъ начать отдѣльные переговоры, совершенно особо отъ настоящихъ. Слово граница манджуры просили исключить, представляя, что граница съ Китаемъ утверждена будто бы прежними трактатами. Айжиндай указалъ и на слова: "ради большей славы и пользы обоихъ государствъ", объясняя, что ненадобно упоминать эти слова, ибо зачѣмъ тутъ упоминать о славѣ, когда наше государство и безъ того такъ славно, что большей славы ему желать нельзя. По его желанію, это выраженіе было замѣнено: "ради большей, вѣчной взаимной дружбы обоихъ государствъ". Такимъ образомъ, кто засѣданіе кончилось безъ всякихъ результатовъ.
   Вечеромъ въ этотъ же день пріѣхалъ айжиндай для подробнѣйшихъ объясненій съ г. Шишмаревымъ и привезъ свой проэктъ договора, утверждая, что Дзянъ-Зюнъ и амбань, никакъ не согласятся измѣнить его, такъ что, если генералъ Н. Н. Муравьевъ не согласенъ измѣнить своего проэкта, то они должны будутъ разойтись.
   Всѣ эти разсужденія съ айжиндаемъ производились на этотъ разъ съ Перовскимъ и Шишмаревымъ въ каютѣ баржи. Въ другой каютѣ, отдѣленной отъ первой тонкою перегородкою, находился генералъ-губернаторъ Н. Н. Муравьевъ, слѣдившій за ходомъ переговоровъ, и когда нужно было, то и принимавшій въ нихъ участіе или посредствомъ записокъ, передаваемыхъ Перовскому, или посредствомъ громкаго разговора, заставляя Будоговскаго говорить громко, какъ бы въ разговорѣ съ нимъ, ту мысль, или то выраженіе, которое нужно было, чтобы слышали въ другой каютѣ гг. Перовскій и Шишмаревъ.
   13-го мая, утромъ, г. Шишмаревъ отправился въ Айгунъ и предложилъ измѣненный проэктъ договора (т. е. съ выпускомъ только 5-го пункта и съ замѣной слова славы -- дружбой, какъ выше объяснено), на разсмотрѣніе Дзянъ-Зюна и амбаня. Прежніе споры манджуровъ снова возобновились; однако, г. Шишмаревъ успѣлъ согласить амбаня на обоюдную торговлю; измѣнили 1-й пунктъ проэкта. Послѣ этого прибылъ на баржу айжиндай съ новымъ проэктомъ договора, который былъ составленъ согласно условіямъ съ Шишмаревымъ; показавъ его Шишмареву, онъ увезъ его обратно въ Айгунъ. Вечеромъ айжиндай снова прибылъ на баржу къ Шишмареву и съ отчаяніемъ увѣрялъ, что онъ не досмотрѣлъ 1-ю статью договора о земляхъ отъ рѣки Уссури до моря и, по прочтеніи, не вникъ будто бы въ смыслъ этой статьи; только уже по пріѣздѣ въ Айгунъ, вмѣстѣ съ амбанемъ, онъ разсмотрѣлъ ее. При этомъ айжиндай со слезами умолялъ Шишмарева измѣнить эту статью, увѣряя, что его ожидаетъ тяжкое наказаніе за этотъ недосмотръ, такъ что, если не согласятся измѣнить этой статьи, то онъ сейчасъ же въ виду нашемъ утопится въ Амурѣ. Г. Шишмаревъ далъ ему замѣтить, что подобные разговоры неумѣстны; на это аіжиндай отвѣчалъ Шишмареву: "хорошо вамъ такъ разсуждать, когда вы хотите, чтобы нашъ Дзянъ-Зюнъ вамъ уступалъ, и если бы нашъ Дзянъ-Зюнъ хотѣлъ бы что нибудь вамъ уступить, то онъ при переговорахъ разсуждалъ бы иначе". Г. Шишмаревъ повелъ айжиндая къ генералъ-губернатору, предъ которымъ онъ повторилъ свою просьбу объ исключеніи изъ договора 1-й статьи, оставляя только свободное плаваніе и торговлю по Амуру; генералъ-губернаторъ сказалъ айжиндаю, что объ этомъ не съ нимъ, а съ Дзянъ-Зюномъ онъ самъ будетъ разсуждать, а потому ему хлопотать нечего.
   Генералъ-губернаторъ, усматривая безуспѣшность переговоровъ, что манджуры только тянутъ время и что обыкновеннымъ путемъ никакого толка отъ нихъ добиться невозможно, рѣшился измѣнить характеръ переговоровъ, давъ имъ настоятельный и твердый оборотъ. Въ этихъ видахъ онъ 14-го мая съ Шишмаревымъ и Будоговскимъ прибылъ въ Айгунъ и предложилъ въ видѣ ультиматума окончательный договоръ. Манджуры начали приводить доказательства на право владѣнія при-амурскимъ и при-уссурійскимъ краемъ, и говорили, что они собираютъ будто бы ясакъ съ жителей этихъ странъ, какъ владѣльцы оныхъ, что въ этой странѣ и на ея прибрежьяхъ у нихъ всегда были караулы, свидѣтельствующіе право ихъ владѣнія оною, что страна отъ рѣки Уссури до моря, и вообще уссурійскій бассейнъ, составляетъ родину царствующей въ Китаѣ династіи, а потому уступать его Россіи было бы равносильно измѣнѣ. На эти объясненія манджуровъ генералъ-губернаторъ возражалъ: "ни по рѣкѣ Амуру отъ Хингана до моря, ни по рѣкѣ Уссури, ни по прибрежьямъ страны никогда китайскихъ карауловъ не было. Инородцы, обитающіе въ при-амурскомъ и при-уссурійскомъ краѣ, никогда ясака китайскому правительству не платили. Послѣ завоеванія русскими, въ исходѣ XVII вѣка, этой страны, Россія имѣетъ полное право на оную. По всему лѣвому берегу рѣки Амура, начиная отъ Усть-Стрѣлки до Хингана, никакихъ китайскихъ постовъ не существовало; по смыслу же 1-го пункта нерчинскаго трактата, вся страна отъ Хингана къ востоку, до моря, должна принадлежать Россіи, а въ это пространство входитъ весь бассейнъ рѣки Уссури и устья рѣки Сунгари, какъ то доказано положительными изслѣдованіями, произведенными нами въ 1850--1853 годахъ, и что по этому, назначая границу по рѣкѣ Уссури, и такъ уже дѣлается огромная уступка Китаю въ уваженіе постоянной дружбы Россіи съ Китаемъ. Постановленіемъ нашихъ военныхъ постовъ, начиная съ 1850 года въ низовіяхъ при-амурскаго края и наблюденіемъ за устьемъ рѣки Амуръ и прибрежьями края, мы защитили его отъ явныхъ покушеній на оные иностранцевъ. Мы дѣлали это потому, что инородцы, тамъ обитающіе, никогда власти Китая надъ собою не признавали, и потому что край этотъ Россія всегда считала своимъ. Послѣдняя блокада прибрежьевъ этой страны англо-французами ясно доказываетъ, что эти націи, бывшія въ дружбѣ съ Китаемъ, а съ нами въ войнѣ, признавали этотъ край не китайскимъ, а русскимъ. Въ 1854 и 1855 годахъ для защиты его отъ нихъ мы сосредоточили надлежащую военную силу, между тѣмъ какъ китайское правительство не принимало въ этомъ ни малѣйшаго участія и тѣмъ ясно сознавало, что этотъ край принадлежитъ не Китаю, а Россіи. Родина царствующей въ Китаѣ династіи находится не въ уссурійскомъ бассейнѣ, а въ бассейнѣ рѣки Нанъ-гуты, впадающей въ рѣку Сунгари, близъ города Нанъ-гуты,-- мѣстности, до которой мы далеко не касаемся, и наконецъ, если въ при-уссурійскомъ краѣ и находятся китайцы (манзы), то это бѣглые преступники, скрывшіеся сюда, какъ бы въ другое государство, для избѣжанія наказанія, опредѣленнаго имъ по китайскимъ законамъ. По всему этому весь упомянутый при-амурскій и при-уссурійскій край мы вовсе не захватываемъ отъ Китая, какъ край, составляющій по всѣмъ правиламъ принадлежность Россіи, но желаемъ только нынѣ положительно утвердить здѣсь границу, до сихъ поръ еще неопредѣленную, между россійскими и китайскими владѣніями, въ видахъ обоюдной пользы обоихъ дружественныхъ государствъ".
   Дзянъ-Зюнъ и его товарищъ амбань не представили ничего въ опроверженіе этихъ справедливыхъ доводовъ генералъ-губернатора и сказали только лишь, что они не сомнѣваются въ высокой цѣли русскаго правительства, но, въ случаѣ, если бы для подобной цѣли пришли китайцы въ нерчинскій край, то позволило ли бы имъ россійское правительство перейти чрезъ рѣку Аргунь и прогнать варваровъ? Генералъ-губернаторъ на это замѣтилъ, что подобныя объясненія совершенно неумѣстны и не относятся къ дѣлу, о которомъ трактуютъ, и что подобными отклоненіями теряется только напрасно время; между тѣмъ, какъ при началѣ еще переговоровъ онъ предупреждалъ, что время у него нѣтъ и онъ спѣшитъ въ Николаевскъ. Затѣмъ генералъ-губернаторъ, усматривая, что всѣ его убѣжденія склонить Дзянъ-Зюна на согласіе остаются тщетными, всталъ изъ-за стола, взялъ за руки Дзянъ-Зюна и амбаня и, обращясь съ сердитымъ видомъ къ переводчику Шишмареву, прикашъ передать имъ, что лично съ ними остается друзьями, но что онъ убѣдился, что мирнымъ путемъ вести переговоры съ ними нельзя; что онъ имъ сказалъ все, что отъ него зависитъ, и теперь ихъ дѣло обсудить и согласиться на его рѣшительныя и неизмѣнныя предложенія, для чего дается имъ срока только до завтра. Недождавшись перевода этихъ словъ, генералъ-губернаторъ быстро вышелъ изъ комнаты, у воротъ сѣлъ на коня и въ сопровожденіи гг. Бодоговскаго и Шишмарева поѣхалъ къ пристани, гнѣвно посматривая на собравшіяся толпы народа и тѣмъ показывая, что мирнымъ дипломатическимъ путемъ съ ихъ властями ничего не сдѣлаешь. Вскорѣ догналъ генерала айжиндай, и, подъѣхавъ къ Шишмареву, спрашивалъ его, куда генералъ спѣшить? "Теперь" говорилъ онъ "поднялся такой сильный вѣтеръ и на рѣкѣ волненіе, что князь И-Шанъ говоритъ, что лучше бы немного обождать". Шишмаревъ, не отвѣчая на это, слѣдовалъ за генералъ-губернаторомъ, который, подъѣхавъ къ берегу, быстро соскочилъ съ коня, бросилъ въ сторону нагайку, сѣлъ въ катеръ, гдѣ его ожидала уже вся свита, и, подъ парусами, при низовомъ вѣтрѣ, пошелъ къ противоположному берегу. Толпы собравшихся на берегу манджуровъ выпучили глаза отъ удивленія: привыкшіе видѣть генерала всегда привѣтливо посматривавшимъ на толпившійся по улицамъ Айгуна народъ, они вдругъ увидѣли его нахмуреннымъ и разсерженнымъ. Отойдя отъ Айгуна около 7-ми верстъ, Н. Н. Муравьевъ присталъ къ манджурской деревнѣ лѣваго берега и здѣсь отобѣдалъ съ своею свитою, а къ вечеру возвратился къ вооруженнымъ катерамъ, стоявшимъ противъ Айгуна, у противоположнаго берега рѣки. Вскорѣ прибылъ сюда чиновникъ отъ князя И-Шана узнать о здоровьѣ генерала и о причинѣ его гнѣва, и вмѣстѣ съ этимъ просилъ извинитъ ихъ, утверждая, что впредь они будутъ вести себя такъ, чтобы генералъ не сердился.
   Такова была сущность представленія генералъ-губернатора и возраженія на эти представленія китайскаго уполномоченнаго, князя И-Шанъ.
   Эти обстоятельства показали, что инструкціи С.-Петербургскихъ дипломатовъ для веденія переговоровъ съ китайцами,-- инструкція, которымъ эти дипломаты придаютъ огромное значеніе и ставятъ себѣ въ заслугу, здѣсь не имѣютъ мѣста, и что только рѣшительными дѣйствіями, противуположными этимъ инструкціямъ, и возможно достигнуть надлежащей цѣли. Примѣръ амурской экспедиціи, дѣйствовавшей, какъ мы видѣли, радикально противуположно повелѣніямъ изъ С.-Петербургскихъ канцелярій, убѣдилъ уже генералъ-губернатора въ необходимости, что прежде чѣмъ разговаривать съ китайцами, надобно раскинуть военныя поселенія (станицы) по берегамъ рѣки Амура и Уссури, и тѣмъ, какъ представлялъ и я, фактически указать Китаю, что эту страну Россія всегда считала своею. Только такія дѣйствія, т. е. военныя поселенія и передвиженіе баталіоновъ и вооруженныхъ катеровъ (въ родѣ канонерокъ) и привели къ надлежащему результату.
   Манджуры, усматривая, что всѣ справедливые доводы наши на обладаніе при-амурскимъ и при-уссурійскимъ краемъ мы имѣемъ возможность подтвердить и нашими совершенными уже дѣйствіями, и силою, рѣшили придти къ соглашенію, согласно ультиматуму Н. Н. Муравьева. Но какъ они хорошо не знали положенія при-уссурійскаго края, то боялись, чтобы въ наши владѣнія не вошли мѣстности, откуда происходитъ ихъ царствующая династія, почему и желали при настоящемъ договорѣ сохранить болѣе или менѣе неопредѣленное положеніе въ при-уссурійскомъ краѣ, прося генералъ-губернатора не употреблять здѣсь слова граница, а предоставляя означить ее точно въ Пекинѣ, на основаніи предложенія, сдѣланнаго генералъ-губернаторомъ, т. е. провести ее такъ, какъ сказано въ 1-мъ пунктѣ.
   Вслѣдствіе этого, на другой день, т. е. 15-го мая, прибыли на баржу къ генералъ-губернатору баталіонный командиръ съ айжиндаемъ для окончательнаго соглашенія по всѣмъ договорнымъ статьямъ проэкта, представленнаго въ видѣ ультиматума генералъ-губернаторомъ, и съ убѣдительною просьбою отъ князя И-Шана, чтобы слово граница въ уссурійскомъ краѣ было вычеркнуто, т. е. чтобы въ земляхъ отъ верховья рѣки Уссури до моря предоставлено было, согласно проэкту генерала, утвердить границу въ Пекинѣ, а потому эти земли впредь до ратификаціи въ Пекинѣ оставить безъ разграниченія. генералъ-губернаторъ согласился на измѣненіе редакціи первой статьи, почему она и выражена такъ: Отъ Усть-Стрѣлки, т. е. сліянія рѣкъ Шилки и Аргуни, лѣвый берегъ рѣки Амура и далѣе отъ устья рѣки Уссури до моря оба берега рѣки Амура и вся страна до моря да будетъ владѣніе Россійскаго государства. Правый берегъ рѣки Амура до устья рѣки Уссури -- владѣніе Китайскаго государства. Земли, лежащія отъ рѣки Уссури и отъ верховьевъ ея до моря, оставить между обоими государствами неограниченными до усмотрp3;нія Россійскаго Императора и Китайскаго Богдыхана. Съ этому, по настоянію айжиндая, относительно земель отъ верховьевъ рѣки Уссури, прибавлено "какъ и нынѣ" {Это выраженіе "какъ и нынѣ", предложенное манджурами, весьма замѣчательно, ибо оно объясняетъ ихъ понятіе объ истокѣ рѣки Уссури изъ южной части Хинганскаго хребта, что оказывалось и по всѣмъ свѣдѣніямъ и изслѣдованіямъ, добытымъ амурскою экспедиціею и о чемъ я, какъ мы видѣли, при возбужденіи мною въ 1852 году пограничнаго вопроса, представлялъ правительству.}; на все это и послѣдовало соглашеніе генералъ-губернатора, ибо это обстоятельство нисколько не измѣнило существа представленнаго имъ вышесказаннаго проекта. Право свободнаго плаванія.по пограничнымъ рѣкамъ Амуру и Уссури, о которомъ говорится во второй статьѣ, въ манджурскомъ текстѣ вышло по рѣкамъ Сазалянъ-Ула, Сунгари-Ула и Уссуръ-Ула {По нашему понятію теченіе рѣки Амуръ составляетъ все пространство отъ сліяніи Шилки съ Аргунью (Усть-Стрѣлки) до лимана. Между тѣмъ, по понятіямъ манджуровъ и китайцевъ, подъ рѣкой Амуръ (Маму по-тунгусски, а Сахалянъ-Ула по-манджурски и китайски) разумѣется только теченіе отъ Усть-Стрѣлки до устья Сунгари, а далѣе до моря рѣка называется Сунгари-Уда; т. е. манджуры и китайцы принимаютъ, что не Сунгари впадаетъ въ Амуръ, а напротивъ, Амуръ въ Сунгари, что и правильнѣе.}. Айжиндай замѣтилъ, что стало быть, на основаніи этого пункта трактата, русскіе могутъ плавать по рѣкѣ Сунгари и внутрь Манджуріи и торговать въ лежащихъ по берегамъ этой рѣки городахъ? Ему отвѣчали на это утвердительно и доказывали всю пользу отъ этого какъ для самихъ манджуровъ, такъ и для всей страны. Онъ охотно согласился съ этимъ, почему въ трактатѣ, въ 2-мъ пунктѣ, и было выговорено: плавать по рѣкѣ Сунгари и производить торговлю по берегамъ этой рѣки.
   Въ заключеніе генералъ-губернаторъ выразилъ, что такъ какъ теперь они согласились окончательно по всѣмъ статьямъ, то онъ намѣренъ подойти съ вооруженными катерами ближе къ айгуну и салютовать въ честь заключеннаго трактата. Айжиндай предложилъ на это подойти къ ихъ берегу, если генералу угодно, но просилъ только не стрѣлять, прибавивъ при этомъ: "мы чиновники, да и наши военные не любятъ выстрѣловъ". Это желаніе было исполнено и затѣмъ, ни въ этотъ день, ни въ слѣдующіе за нимъ дни никакого салюта произведено не было. Для окончанія различныхъ мелочныхъ недоразумѣній Шишмареву приходилось еще два раза ѣздить къ амбаню.
   Наконецъ наступилъ достопамятный день 16-го мая. Трактатъ назначено было подписать въ 12 часовъ, но за перепискою бѣловыхъ экземпляровъ на русскомъ и манджурскомъ языкахъ, время протянулось до вечера. Въ 6 часовъ генералъ-губернаторъ съ своею свитою, въ полной парадной формѣ, вышелъ на берегъ въ айгунѣ и пѣшкомъ отправился къ Дзянъ-Зюну, гдѣ тотчасъ же начали подчивать его чаемъ и сластями. Послѣ краткаго привѣтствія, генералъ Н. Н. Муравьевъ сказалъ князю И-Шану, что онъ очень радъ, что они согласились во всѣхъ пунктахъ и кончили дѣло, продолжавшееся болѣе полутораста лѣтъ и заботившее ихъ правительства. Затѣмъ приступлено было къ чтенію и провѣркѣ текста на манджурскомъ языкѣ и началось подписываніе трактата на русскомъ и манджурскомъ языкахъ. Подпмсали: генералъ-губернаторъ, Даянъ-Зюнъ, князь И-Шанъ, Перовскій, амбань, Шишмаревъ и айжиндай {Перо, которымъ Н. Н. Муравьевъ подписывалъ этотъ трактатъ, оберъ-квартирмейстеръ Будоговскій взялъ къ себѣ на сохраненіе.}. Послѣ подписи генералъ-губернаторъ и Дзянъ-Зюнъ князь И-Шанъ взяли каждый въ одну руку по два подписанные экземпляра на русскомъ и манджурскомъ языкахъ, въ одно время обмѣнялись ими и передали другъ другу съ взаимнымъ поздравленіемъ.
   Окончивъ весь церемоніалъ по заключенію трактата, Н. Н. Муравьевъ вскорѣ оставилъ Дзянъ-Зюна, поцѣловавшись съ нимъ на прощанье, и отправился изъ айгуна въ Благовѣщенскъ. По прибытіи на баржу, спутники генералъ-губернатора, по русскому обычаю, съ шампанскимъ въ рукахъ, поздравили его съ совершившимся великимъ событіемъ, доставившимъ Россіи болѣе полумилліона квадратныхъ верстъ, хотя и пустынной, но богатой территоріи, открывшей Сибири водный путь къ океану и, наконецъ, давшей Россіи на отдаленномъ ея Востокѣ твердое политическое значеніе.
   Н. Н. Муравьевъ, отъ того же числа, 16-го мая 1858 года, почтилъ меня слѣдующимъ письмомъ:
   "Любезный Геннадій Ивановичъ! Сегодня подписанъ трактатъ въ айгунѣ. При-амурскій край утвержденъ за Россіею. Спѣшу увѣдомить васъ объ этомъ знаменательномъ событіи. Отечество никогда васъ не забудетъ, какъ перваго дѣятеля, создавшаго основаніе, на которомъ воздвигнуто настоящее зданіе. Цѣлую ручки Екатерины Ивановны, раздѣлявшей наравнѣ съ вами и со всѣми вашими достойными сотрудниками труды, лишенія и опасности и поддерживавшей васъ въ этомъ славномъ и трудномъ подвигѣ. Искренно обнимаю васъ, благодарю и еще поздравляю" {Это письмо я получилъ 8-го августа 1858 года, въ деревнѣ роднаго дяди жены моей Николая Матвѣевича Ельчанинова, селѣ Поновкѣ, Смоленской губерніи, Бѣльскаго уѣзда, гдѣ я съ семействомъ проводилъ тогда лѣто. Мы съ женой, окруженные близкими родственниками, благодарили Господа Бога за Его милость. Труды, лишенія и опасности, нами перенесенные, послужили къ славѣ и пользѣ отечества!}.
   17-го мая, ночью, Н. Н. Муравьевъ возвратился въ Благовѣщенскъ, гдѣ, на другой денъ, въ воскресенье, было совершено преосвященнымъ Инокентіемъ (нынѣ московскій митрополитъ) благодарственное Господу Богу молебствіе о радостномъ и великомъ событіи и затѣмъ всѣ чины, бывшіе въ Благовѣщенскѣ, обѣдали у Николая Николаевича. Въ тотъ же день, на церковномъ парадѣ, генералъ-губернаторъ отдалъ слѣдующій лаконическій приказъ:
   "Товарищи! Поздравляю васъ! Не тщетно трудились мы! Амуръ сдѣлался достояніемъ Россіи! Святая православная церковь молитъ за васъ! Россія благодаритъ. Да здравствуетъ Императоръ Александръ II и процвѣтаетъ подъ кровомъ Его вновь пріобрѣтенная страна! Ура!"
   20-го мая генералъ-губернаторъ отправилъ подлинный трактатъ при своемъ донесеніи къ Государю Императору, съ секретаремъ по дипломатической части Бютцевымъ. Такимъ образомъ, первое извѣстіе, посланное въ С.-Петербургъ изъ вновь основаннаго за 10 дней передъ симъ города Благовѣщенска, была благая вѣсть о присоединеніи при-амурскаго и при-уссурійскаго края къ русскимъ владѣніямъ.
   21-го числа генералъ-губернаторъ, вмѣстѣ съ своимъ штабомъ, отплылъ въ дальнѣйшій путь, къ устью Амура. Во время этого плаванія оберъ-квартирмейстеръ Будоговскій избиралъ мѣста для поселенія амурскаго пѣшаго батальона, который своими станицами въ этомъ же году занялъ весь остальной лѣвый берегъ Амура отъ Малаго Хингана до устья рѣки Уссури; при устьѣ же этой рѣки было основано поселеніе 13-го линейнаго батальона, названное Хабаровскимъ. Отъ этого пункта дальнѣйшій путь свой генералъ-губернаторъ продолжалъ на ожидавшемъ его здѣcь пароходѣ "Аргунь" въ сопровожденіи прибывшаго сюда на встрѣчу воѳняаго губернатора Приморской области г. Козакевнча. Прибывъ 8-го і.yя въ Маріинскій постъ, генералъ посвятилъ этотъ день обзору казармъ, церкви и другихъ зданій, выстроенныхъ здѣсь въ теченіе двухъ лѣтъ послѣ его отсутствія, и 10-го іюня прибылъ въ Николаевскъ, гдѣ былъ встрѣченъ салютомъ съ береговыхъ батарей.
   Николаевскъ послѣ 1855 года, когда генералъ-губернаторъ былъ въ немъ послѣдній разъ, изъ нѣсколькихъ существовавшихъ тогда домиковъ, протянулся до 1 1/2 версты по берегу Амура, и въ немъ однихъ частныхъ домовъ считалось тогда уже до 200 нумеровъ. Генералъ остался здѣсь на нѣсколько дней въ ожиданіи прихода судовъ эскадры графа Путятина, съ извѣстіемъ отъ него о ходѣ переговоровъ въ Китаѣ.
   15-го іюня въ госпитальной церкви Николаевска было совершено преосвященнымъ Инокентіемъ благодарственное Господу Богу молебствіе о заключеніи договора; послѣ молебствія было прововглашено многолѣтіе Государю Императору и всему царствующему дому, вѣчная память Императору Николаю I, многолѣтіе генералъ-губернатору Николаю Николаевичу, вѣчная память всѣмъ положившимъ животъ свой въ при-амурскомъ краѣ и многолѣтіе всѣмъ, подвизавшимся и подвизающимся въ здѣшнемъ краѣ дѣятелямъ.
   Отправившись изъ Николаевска на пароходѣ "Амуръ" въ обратный путь вверхъ по Амуру, 19-го іюня генералъ-губернаторъ 21-го прибылъ въ Маріинскій постъ, гдѣ на другой день, въ воскресенье 22-го іюня, въ его присутствіи былъ освященъ преосвященнымъ Инокентіемъ первый на берегахъ Амура православный храмъ. Остальныя церкви, строившіяся въ Николаевскѣ и въ селеніи Михайловскомъ, еще не были окончены. Выйдя 21-го числа изъ Маріинска, въ сопровожденіи парохода "Шилки", генералъ остановился у мыса Джай (въ 35 верстахъ выше Маріинска, на главномъ фарватерѣ рѣки, откуда этотъ фарватеръ отклоняется къ лѣвому берегу), гдѣ въ присутствіи его, на избранномъ пунктѣ для поселенія, преосвященный Инокентій заложилъ храмъ во имя св. Софіи (Премудрости Божіей) и тѣмъ положилъ основаніе будущему городу Софійску. Отсюда архіепископъ Инокентій съ военнымъ губернаторомъ Козакевичемъ, на пароходѣ "Шилка", отправились обратно въ Николаевскъ, а генералъ-губернаторъ продолжалъ плаваніе далѣе на пароходѣ "Амуръ". 28-го іюня онъ прибылъ въ Хабаровское, а 2-го іюля подошелъ къ устью рѣки Сунгари. Взявъ здѣсь въ провожатые манджуровъ, онъ вошелъ съ пароходомъ въ устье этой рѣки и поднимался по ней до 20 верстъ. Такимъ образомъ пароходъ "Амуръ" былъ первый, конечно, отъ сотворенія міра пароходъ, который показался на рѣкѣ Сунгари и положилъ первое начало русскому судоходству и пароходству по этой рѣкѣ, на основаніи предоставленнаго айгунскимъ трактатомъ права. Обозрѣвъ пройденную часть рѣки и ея низменные берега и приведя въ изумленіе туземцевъ (гольды) двухъ деревень, видѣнныхъ на берегу, пароходъ вернулся обратно въ рѣку Амуръ, открывъ при устьѣ р. Сунгари (или правильнѣе Амура) баръ съ наименьшею глубиною 15 футовъ.
   Продолжая путь далѣе вверхъ по рѣкѣ Амуру, генералъ-губернаторъ 8-го іюля прибылъ въ Айгунъ. Начиная съ устья рѣки Уссури пароходъ ежедневно встрѣчалъ цѣлые десятки баржъ и плотовъ, спускавшихся внизъ но рѣкѣ Амуру съ провіантомъ, переселенцами, различными тяжестями, съ рогатымъ скотомъ, лошадьми и прочимъ, такъ что рѣка, не смотря на свои пустынные берега, представляла въ то время довольно оживленное зрѣлище. Въ Айгунѣ генералъ отправился съ своею свитою въ домъ амбаня, находившійся въ крѣпости, гдѣ хозяинъ принялъ его съ распростертыми объятіями у наружныхъ дверей. Послѣ краткихъ привѣтствій и разспросовъ о здоровьѣ, амбань, по приглашенію генерала, отправился пѣшкомъ вмѣстѣ съ нимъ на пароходъ, на которомъ его прокатили съ музыкой вверхъ и внизъ по рѣкѣ. По прибытіи генералъ-губернатора 9-го іюля, въ Благовѣщенскъ, 12-го числа туда прибылъ на трехъ большихъ джонкахъ амбань съ огромною свитою. Его джонка съ каютою наверху подошла къ самой пристани; для встрѣчи его были посланы на нижнюю площадку пристани нѣкоторыя лица изъ штаба генералъ-губернатора и, при его выходѣ, музыка, стоявшая у балкона дома, съиграла маршъ. Шествіе открывали по лѣстницѣ пристани 6 піоновъ (офицеровъ) съ бѣлыми шариками и павлиными перьями на шапкахъ (за храбрость), за ними слѣдовалъ церемоніймейстеръ съ голубымъ шарикомъ на шапкѣ, а сзади его -- амбань; остальная свита шла въ безпорядкѣ. Поднявшись по лѣстницѣ на верхъ берега и подойдя къ балкону, передніе ряды разступились, стали по обѣимъ сторонамъ дороги и пропустили впередъ церемоніймейстера и амбаня. Генералъ-губернаторъ встрѣтилъ его на порогѣ балкона. Въ гостиной, амбаня усадили на диванѣ, за столомъ; слѣва отъ него помѣстился Н. Н. Муравьевъ, справа генералъ М. С. Корсаковъ, сбоку стола, въ креслахъ,-- комендантъ айгуна и два гусайда (штабъ-офицера) съ голубыми шариками на шапкахъ. Прочая свита амбаня стояла въ комнатѣ, а секретарь его вмѣстѣ съ г. Шишмаревымъ помѣстились у стола. Подали угощеніе, состоявшее изъ чая, варенья, разныхъ сластей, орѣховъ, шампанскаго, наливокъ, папиросъ и сигаръ. Манджуры вообще не церемонились и не заставляли себя долго просить. Амбань горстями раздавалъ своимъ приближеннымъ бѣлые сухари и хлѣбъ, поданные къ чаю, свита его горстями же забирала поданныя сигары и папиросы и прятала по карманамъ. Цѣль пріѣзда амбаня состояла въ представленіи генералъ-губернатору составленнаго Дзянъ-Зюномъ объясненія статей трактата, въ которомъ между прочимъ заключались правила для обоюдной между русскими и манджурами торговли на Амурѣ. Это объясненіе состояло изъ 14 пунктовъ, заключавшихъ въ себѣ большею частію мелочные и стѣснительные обряды трусливой китайской администраціи, относительно жителей лѣваго берега и вообще торговли по Амуру. Въ нихъ упоминалось о необходимости назначенія особыхъ сборныхъ пунктовъ для взаимной торговли, подъ тѣмъ предлогомъ, что торговля должна быть подъ надзоромъ особыхъ чиновниковъ, которые будутъ слѣдить за правильностію ея и установлять обоюдныя цѣны. Генералъ не принялъ этихъ правилъ, доказывая манджурамъ, что торговля тогда только можетъ развиваться и быть выгодною для обѣихъ сторонъ, когда она производится свободно, безъ всякихъ стѣсненій и безъ надзора: "зачѣмъ чиновниковъ утруждать частными дѣлами", сказалъ онъ. На это манджуры, желая какимъ бы то ни было доводомъ настоять на своемъ, отвѣчали, что это не составитъ препятствія, потому что у нихъ столько чиновниковъ, что они не знаютъ, что съ ними дѣлать. Всѣ ихъ доводы и убѣжденія явно клонились къ тому, чтобы поставить торговлю въ зависимость отъ чиновниковъ и чтобы такимъ образомъ дать послѣднимъ возможность пользоваться на счетъ мѣстныхъ жителей, производящихъ торговлю.
   Генералъ-губернаторъ вмѣстѣ съ этимъ не соглашался на предложеніе манджуровъ, чтобы на всемъ протяженіи Амура былъ назначенъ только одинъ пунктъ для торговли, а требовалъ, чтобы жители обоихъ береговъ производили свободно взаимную торговлю, гдѣ пожелаютъ, безъ всякихъ стѣсненій и надзора чиновниковъ. Наконецъ, послѣ долгихъ преній, постановили, что на первое только лишь время, чрезъ каждые 8 дней будетъ открываться семидневная ярмарка по очереди въ Благовѣщенскѣ и Айгунѣ, а жители обоихъ береговъ могутъ производить свободно торговлю на всемъ протяженіи рѣки Амура. На остальные пункты объясненія дзянъ-зюня генералъ-губернаторъ обѣщалъ прислать свой отвѣтъ въ Айгунъ; послѣ чего амбань со свитою, получивъ богатые подарки и отдаривъ съ своей стороны кусками простой шерстяной съ шелкомъ матеріи, грубыми вѣерами, трубками, связками простаго табаку (въ родѣ махорки), китайскими сухими сластями и проч., тѣмъ же порядкомъ вернулся со своею свитою обратно на джонкахъ въ Айгунъ.
   На другой день былъ посланъ отвѣтъ генералъ-губернатора на статьи дзянъ-зюна; въ немъ было сказано: "такъ какъ нѣкоторыя изъ этихъ статей протпвурѣчатъ смыслу трактата, то объясненія на нихъ пришлются изъ Иркутска". Чрезъ нѣсколько дней пріѣхалъ комендантъ изъ Айгуна, просилъ, что бы это объясненіе было прислано теперь же для отправленія къ дзянъ-зюну, но такъ какъ генерала не было дома, то онъ оставилъ къ нему письмо на красной бумагѣ и прибылъ за отвѣтомъ на другой день. Въ этотъ разъ онъ съ своими спутниками былъ принятъ генераломъ, который въ продолжительной бесѣдѣ съ нимъ развивалъ выгоды, которыя произойдутъ для нихъ отъ болѣе тѣснаго сближенія съ русскими, толковалъ о нашей долгой дружбѣ съ Китаемъ и пользѣ сохраненія ея для Китая, о своемъ расположеніи къ дзянъ-зюну и проч. Получивъ отъ генерала письмо къ дзянъ-зюну, въ которомъ онъ обѣщалъ прислать объясненія на предложенные имъ пункты изъ Иркутска, комендантъ отправился обратно въ Айгунъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ генералъ-губернаторъ отправилъ 20-го іюля пароходъ "Амуръ" обратно въ Николаевскъ, самъ же, на пришедшемъ изъ Усть-Стрѣлки пароходѣ "Лена" {Этотъ пароходъ зимовалъ въ Стрѣтенскѣ въ особо устроенной тамъ гавани.} отправился въ дальнѣйшій путь вверхъ по рѣкѣ Амуръ.
   Между тѣмъ графъ Путятинъ, соединившись съ англійскимъ, французскимъ и американскимъ уполномоченными, вмѣстѣ съ ихъ эскадрами прибылъ въ Печилійскій заливъ; союзники взяли форты при устьѣ рѣки Пейхо, ведущей къ Пекину, и заняли городъ Тзянь-Цзинь. Устрашенный пекинскій дворъ послалъ туда своихъ уполномоченныхъ для переговоровъ съ иностранцами, и графъ Е. В. Путятинъ успѣлъ первый заключить съ ними трактатъ 1/13 іюня. Нѣсколько дней послѣ этого китайцы заключили трактаты: съ американскимъ уполномоченнымъ, 14/26 іюня, съ англійскимъ и французскимъ 15/27 іюня. Сущность трактата, заключеннаго графомъ Е. В. Путятинымъ, состояла въ слѣдующемъ: объ отправленіи посланниковъ, о производствѣ торговли, кромѣ сухаго пути въ портахъ: Шангай, Инибо, Фучжоу-Фу, Ся-Мынъ, Гуандунъ, Тайванъ-Фу, на островѣ Формозѣ Ценчжоу, на островѣ Хайнанѣ и во всѣхъ другихъ открытыхъ мѣстахъ для иностранцевъ. Во всѣхъ этихъ мѣстахъ Россія по трактату имѣетъ право назначать своихъ консуловъ. Торговля, какъ сухопутная, такъ и морская, не должна подвергаться никакимъ стѣсненіямъ. Китайцы обязаны подавать помощь при крушеніяхъ русскихъ судовъ у береговъ Китая; не должны преслѣдовать распространенія православнаго вѣроисповѣданія и заботиться о сохраненіи порядка и назначеніи нашихъ духовныхъ миссій. Наконецъ, трактатомъ этимъ устанавливалось ежемѣсячное почтовое сообщеніе съ Кяхтой. Графъ Е. В. Путятинъ, имѣя въ виду свѣдѣнія, добытыя амурскою экспедиціею о положеніи пограничнаго хребта, назначеннаго нерчинскимъ трактатомъ, и результаты дѣйствій амурской экспедиціи, о границѣ нашей съ Китаемъ на востокѣ, въ 9-й статьѣ договора, между прочимъ, объяснилъ: "по назначенію границъ сдѣланы будутъ подробныя описанія и карты смежныхъ пространствъ, которыя и послужатъ обоимъ правительствамъ на будущее время безспорными документами о границахъ". Это обстоятельство весьма важно, потому что, какъ мы видѣли, устье рѣки Сунгари и весь уссурійскій бассейнъ по этимъ изслѣдованіямъ оказались бы принадлежащими Россіи. Китайцы, имѣя въ виду это обстоятельство, хотя и получили отъ дзянъ-зюня, цицикорскаго князя И-Шанъ извѣстіе о заключенномъ имъ съ генералъ-губернаторомъ 16-го мая айгунскомъ трактатѣ, но до подписанія трактата графомъ Путятинымъ не сообщали ему объ этомъ, а увѣдомили его спустя нѣсколько дней послѣ заключенія имъ трактата, именно когда уже богдыханъ ратификовалъ айгунскій трактатъ, заключенный генералъ-губернаторомъ, и при этомъ утвердилъ, согласно представленію Н. Н. Муравьева, границу нашу съ Китаемъ по рѣкѣ Уссури до рѣки Тюмень-Ула и далѣе по теченію оной до моря, т. е. назначилъ ее опредѣленною чертою и, вслѣдствіе этого, упоминаемая статья трактата, заключеннаго графомъ Путятинымъ, была исполнена, и такимъ образомъ то, чего избѣгали манджуры при переговорахъ съ генералъ-губернаторомъ въ Айгунѣ, т. е. слова -- граница, теперь было утверждено самимъ богдыханомъ. Богдыханъ опредѣлилъ границу между Россіею и Китаемъ по рѣкѣ Уссури до морскаго берега и тѣмъ самымъ окончательно призналъ принадлежность при-уссурійскаго края за Россіею.
   Подлинный договоръ, заключенный въ Тзянъ-Цзинѣ, графъ Путятинъ отправилъ въ С.-Петербургъ 7 іюня, съ капитанъ-лейтенантомъ Чихачевымъ чрезъ Суэцъ и Тріэстъ, а чрезъ 8-мъ дней послѣ того, именно 15-го іюня, отсылая прибывшаго къ нему изъ С.-Петербурга чрезъ Суэцъ курьеромъ адъютанта Н. Н. Муравьева, подполковника Мартынова, обратно въ Иркутскъ, чрезъ Калганъ, Гобійскую степь, Ургу и Кяхту, графъ Путятинъ послалъ съ нимъ письмо къ Н. Н. Муравьеву и при немъ копію съ заключеннаго имъ въ Тзянъ-Цзинѣ договора. Г. Мартыновъ чрезъ 25 дней прибылъ въ Иркутскъ, гдѣ, за отсутствіемъ Н. Н. Муравьева, сдалъ бумаги предсѣдательствовавшему въ главномъ управленіи Восточной Сибири иркутскому губернатору генералъ-лейтенанту Венцелю, который, узнавъ отъ Мартынова, что курьеръ, отправленный графомъ Путятинымъ съ подлиннымъ договоромъ, капитанъ-лейтенантъ Чихачевъ, уѣхалъ прежде заключенія французами и англичанами съ Китаемъ договора, нужнымъ счелъ отправить съ этимъ извѣстіемъ въ С.-Петербургъ очевидца этого событія, г. Мартынова, поручивъ ему доставить туда и копію съ заключеннаго графомъ Путятинымъ договора. Г. Мартыновъ прибылъ въ С.-Петербургъ и въ тотъ же день имѣлъ счастіе представиться къ Государю Императору, вслѣдствіе чего, въ тотъ же день, по Высочайшему повелѣнію были посланы телеграммы въ Лондонъ, Парижъ и другія европейскія столицы, о заключенныхъ французами и англичанами договорахъ съ Китаемъ; такимъ образомъ, Европа въ первый разъ, чрезъ Сибирь, узнала объ этомъ событіи гораздо ранѣе, чѣмъ отъ своихъ уполномоченныхъ.
   Генералъ-лейтенантъ Венцель, отправляя Мартынова въ С.-Петербургь, въ то же время, 11-го іюля, послалъ къ Н. Н. Муравьеву на Амуръ другаго курьера съ письмомъ отъ графа Путятина, съ копіею съ заключеннаго имъ договора и съ извѣстіемъ о ратификаціи богдыханомъ, согласно его проэкту, о границѣ въ при-уссурійскомъ краѣ, заключеннаго имъ айгунскаго трактата 16 мая 1858 года. Этотъ курьеръ встрѣтилъ генералъ-губернатора, слѣдовавшаго вверхъ по рѣкѣ Амуру на пароходѣ "Лена" 22-го іюля, немного выше Албазина. Получивъ радостное извѣстіе, Н. Н. Муравьевъ вызвалъ всѣхъ наверхъ и, помолившись Господу Богу, объявилъ его офицерамъ и команд . Наши вооружённые катера отвечали им выстрелами из своих орудий, громкий звук которых озадачил и, как впоследствии оказалось, не понравился маньчжурам. Генерал-губернатора посадили вместе со статским советником Перовским в парадную одноколку амбаня, свите же предложили приготовленных на берегу верховых лошадей, и таким порядком все в парадной форме проследовали через город и крепость при большом стечении народа. Амбань встретил генерал-губернатора как почетного гостя у одних из наружных ворот, ведущих во внутренние дворы его дома. Введя в комнату, он указал ему на сидевшего там дзянь-дзюня, главнокомандующего амурскими силами, князя И-Шан, родственника царствующего богдохана. Генерал-губернатора посадили в той же комнате, вместе с дипломатическим чиновником Перовским, обер-квартирмейстером полковником Будоговским, переводчиком маньчжурского языка Шишмарёвым и заведывавшим путевой канцелярией Генерал-губернатора Карповым; с ними поместились дзянь-дзюнь И-Шан и амбань Дзираминга. Секретарь маньчжуров ротный командир Айжиндай стоял за столом. Остальные члены свиты генерал-губернатора {Свиту эту составляли: пристав духовной нашей миссии в Пекине П. Н. Перовский, Генерального штаба подполковник К. Ф. Будоговский, секретарь по дипломатической части Е. К. Бютцов, переводчик маньчжурского языка Я. П. Шишмарёв, чиновники особых поручений генерал-губернатора Восточной Сибири: коллежский асессор Д. Н. Гурьев, коллежский асессор П. В. Корчевский, коллежский секретарь Карпов и адъютант артиллерии поручик М. И. Котдубацкий.} поместились в другой комнате, служащей сенями для двух половин дома, и были угощаемы сидевшими вместе с ними маньчжурскими штаб-офицерами с синими прозрачными шариками на шапках.
   Началось угощение, состоявшее из чая и разных сухих сластей, поставленных на столе в нескольких блюдечках; потом подавали жареную баранину и жареного поросенка, нарезанных мелкими кусочками, которые пришлось класть в рот по-маньчжурски -- двумя палочками и, в заключение, подали жидкость наподобие супа, с клещевинным маслом. Во время обеда неоднократно подавали теплую рисовую водку (мангалу) в крошечных фарфоровых чашечках, а генералу в серебряной, с соблюдением строго чинопочитания, то-есть начиная всегда с генерала, потом подносили Перовскому и тем, которые или по своей тучности или по своей презентабельности казались им старше других. Обед прошёл весьма весело: говорили любезности, сообщали друг другу новости, но о главном деле ни слова. После обеда князь И-Шан предложил Н. Н. Муравьёву переговорить о деле, но Муравьёв отклонил это, говоря, что сегодня будем пировать, а все дела отложим до завтра. Этим генерал, между прочим, хотел показать маньчжурам, что он не слишком дорожит и вовсе не торопится вести с ними переговоры. Обед кончился в 7-м часу вечера, после чего генерал-губернатор и его свита отправились на катере и вместе с вооружёнными катерами перешли к противоположному берегу, где стали на якорь у песчаного острова.
   На другой день, 11 мая, генерал-губернатор со своим штабом, в парадной форме, перешёл на катере к противоположному берегу. Та же одноколка и верховые лошади ожидали их в Айгуни, но на этот раз Н. Н. Муравьёв отправился верхом со своей свитой в дом амбаня, где И-Шан ожидал его к 10 часам утра. Предварительно было условлено, чтобы при переговорах присутствовали с обеих сторон только необходимые лица: с китайской стороны князь И-Шан, амбань и Айжиндай; с нашей: генерал-губернатор, Петровский и переводчик Шишмарёв. Но в первое же заседание потребовали с картами Будоговского. Все эти лица поместились в той же комнате, в которой накануне обедали, таким образом, что налево от входа на широких нарах сидели по обеим сторонам стола И-Шан и направо от него амбань, а направо от входа, на таких же нарах генерал-губернатор, справа от него Перовский, а слева Будоговский (когда его потребовали). Переводчик Шишмарёв и секретарь Айжиндай стояли по бокам, каждый у стола своей стороны. Сначала генерал-губернатор изложил с исторической последовательностью наши действия на Амуре, причины и цель этих действий, клонящихся к пользе обоих государств, и потом указал, что для пользы обоих государств необходимо определить границу между ними по рекам Амуру и Уссури, так как она представляет удобнейшую естественную черту между обоими государствами.
   По окончании всего изложенного Н. Н. Муравьёв представил князю И-Шану заблаговременно вычерченный на бумаге проект пограничной черты по Амуру, Уссури (с верхними притоками её) и по реке Тумень-Ула, до моря. Чтобы лучше объяснить маньчжурам направление этой черты, он и потребовал из другой комнаты Будоговского с картой.
   Затем генерал-губернатор предъявил свое полномочие, написанное на русском и маньчжурском языках, где сообщалось, что ему, генерал-губернатору Восточной Сибири, русским правительством поручалось вести переговоры с Китаем как о разграничении, так равно и о всех делах, которые, по его мнению, могут клониться к взаимным пользам обоих государств.
   Генерал-губернатор предложил обсудить все его предложения о границах, обещал прислать на бумаге проект договора и сказал, что вероятно дзянь-дзюнь утомлен продолжительными прениями (ибо было уже 3 часа после полудня) и, может быть, привык в это время обедать. Поэтому он просил посетить его и назначил 4 часа пополудни для новой встречи.
   Так кончилось первое заседание 11 мая. Все переговоры велись на маньчжурском языке. Несмотря на то, что дзянь-дзюнь был истый маньчжур и родственник богдохана, он, повидимому, лучше знал придворный китайский язык, нежели свой родной маньчжурский. Поэтому речь генерал-губернатора к дзянь-дзюню Шишмарёв переводил амбаню по-маньчжурски, а тот передавал её дзянь-дзюню по-китайски. Когда же генерал-губернатор адресовался к амбаню, то слова Шишмарёва на маньчжурском языке передавались амбаню особым переводчиком по-китайски.
   Около 4 часов стали подвигаться к катеру генерал-губернатора две огромные джонки, назначавшиеся, по словам маньчжурских чиновников для переезда дзянь-дзюня. Их поставили по сторонам катера, но Николай Николаевич послал Шишмарёва просить дзянь-дзюня приехать на вельботе. Ровно в 4 часа показалось огромное шествие дзянь-дзюня из города с огромной свитой, предшествуемой двумя оруженосцами впереди. На катер генерал-губернатора были приглашены дзянь-дзюнь, амбань, Айжиндай, личный секретарь дзянь-дзюня, его прислужник с трубкой и два оруженосца. Угощение состояло из чая, сластей, мадеры, шампанского и ликёра. Хор трубачей Иркутского конного полка играл на берегу в близком расстоянии от катера. Музыка, повидимому, очень нравилась дзянь-дзюню, особенно веселые мотивы русских плясовых песен, которые, по его желанию, повторялись несколько раз. Таким образом, время шло незаметно между веселым разговором и обильным угощением. На другой день, 12 мая, отправили с Перовским и Шишмарёвьтм проект договора, состоявший из пяти пунктов.
   В первом определялась точная граница между Россией и Маньчжурией, именно от слияния рек Шилки и Аргуни по Амуру до устья реки Уссури, потом вверх по этой реке и по верхним её притокам до водораздельного хребта; отсюда на верхние притоки реки Тумень-Улы и по ней до моря;
   во втором назначалось свободное плавание по всем рекам, составляющим границу;
   в третьем дозволялось свободное переселение жителей обоих государств с земель, отошедших во владение другого государства, в течение одного года;
   в четвёртом утверждалась взаимная торговля по рекам Амуру и Уссури для жителей берегов этих рек; наконец,
   в пятом назначался пересмотр прежних трактатов относительно торговых сношений и сообщений с Пекином, отправление миссии, послов, курьеров и прочего, могущих доставить пользу и славу обоим дружественным государствам.
   По представлении Перовским этого проекта договора, маньчжуры по обыкновению возобновили свои односторонние доводы и опровержения, о последнем пункте решительно отказались и рассуждать, говоря, что по этим предметам дзянь-дзюнь не имеет полномочий, и что ему поручено только договариваться о делах на Амуре, и если мы желаем касаться нашей торговли с Китаем, то должны будем начать отдельные переговоры, совершенно особо от настоящих. Слово граница маньчжуры просили исключить, представляя, что граница с Китаем утверждена будто бы прежними трактатами. Айжиндай указал и на слова: "ради большей славы и пользы обоих государств", объясняя, что не надобно упоминать эти слова, ибо зачем тут упоминать о славе, когда наше государство и без того так славно, что большей славы ему желать нельзя. По его желанию это выражение было заменено: "ради большей, вечной взаимной дружбы обоих государств". Таким образом, это заседание кончилось безо всяких результатов.
   Вечером в этот же день приехал Айжиндай для подробнейших объяснений с Шишмарёвым и привёз свой проект договора, утверждая, что дзянь-дзюнь и амбань никак не согласятся изменить его, так что, если генерал Н. Н. Муравьёв не согласен изменить своего проекта, то они должны будут разойтись. Все эти рассуждения с Айжиндаем производились в этот раз с Перовским и Шишмарёвым в каюте баржи.
   13 мая утром Шишмарёв отправился в Айгунь и предложил изменённый проект договора (с выпуской только пятого пункта и с заменой слова славы -- дружбой) на рассмотрение дзянь-дзюня и амбаня. Прежние споры маньчжуров снова возобновились; однако Шишмарёв успел склонить амбаня к включению пункта об обоюдной торговле; изменили первый пункт проекта. После этого прибыл на баржу Айжиндай с новым проектом договора, который был составлен согласно договорённости с Шишмарёвым; показав его Шишмарёву, он увёз его обратно в Айгунь. Вечером Айжиндай снова прибыл на баржу к Шишмарёву и с отчаянием уверял, что он не досмотрел первую статью договора о землях от реки Уссури до моря и, по прочтении, не вник будто бы в смысл этой статьи; только уже по приезде в Айгунь, вместе с амбанем, он рассмотрел её. При этом Айжиндай со слезами умолял Шишмарёва изменить эту статью, уверяя, что его ожидает тяжкое наказание за этот недосмотр, так что, если не согласятся изменить этой статьи, то он сейчас же на виду у нас утопится в Амуре. Шишмарёв дал ему понять, что подобные разговоры неуместны; на это Айжиндай отвечал Шишмарёву: "Хорошо вам так рассуждать, когда вы хотите, чтобы наш дзянь-дзюнь вам уступал, и если бы наш дзянь-дзюнь хотел бы что-нибудь вам уступить, то он при переговорах рассуждал бы иначе". Шишмарёв повёл Айжиндая к генерал-губернатору, перед которым он повторил свою просьбу об исключении из договора первой статьи, оставляя только свободное плавание и торговлю по Амуру; генерал-губернатор сказал Айжиндаю, что об этом он будет говорить не с ним, а с дзянь-дзюнем и что поэтому ему волноваться нечего.
   Генерал-губернатор, усматривая безуспешность переговоров и видя, что маньчжуры только тянут время и что обыкновенным путём никакого толка от них добиться невозможно, решился изменить характер переговоров, дав им настоятельный и твердый оборот. С этой целью он 14 мая с Шишмарёвым и Будоговским прибыл в Айгунь и предложил в виде ультиматума окончательный текст договора. Маньчжуры начали приводить доказательства на право владения Приамурским и Приуссурийским краями и говорили, что они собирают будто бы ясак с жителей этих стран, как владельцы их, что в этой стране и на её прибрежьях у них всегда были караулы, свидетельствующие право их владения ею, что страна от реки Уссури до моря, и вообще Уссурийский бассейн, составляет родину царствующей в Китае династии, а потому уступать его России было бы равносильно измене. На эти объяснения маньчжуров генерал-губернатор возражал, что "ни по Амуру от Хингана до моря, ни по Уссури, ни на побережье страны никогда китайских караулов не было. Местное население, обитающее в Приамурском и Приуссурийском краях, никогда ясака китайскому правительству не платило. После завоевания русскими, в исходе XVII века, этой страны Россия имеет полное на неё право. По всему левому берегу реки Амура, начиная с Усть-Стрелки до Хингана, никаких китайских постов не существовало; по смыслу же первого пункта Нерчинского трактата вся страна от Хингана к востоку до моря должна принадлежать России, а в это пространство входит весь бассейн реки Уссури и устья реки Сунгари, как то доказано точными исследованиями, произведёнными нами в 1850--1853 годах, и что поэтому, предлагая провести границу по Уссури, и так уже делается огромная уступка Китаю в уважение к его постоянной дружбе с Россией. Основанием наших военных постов (начиная с 1850 года) в низовьях Приамурского края и наблюдением за устьем Амура и побережьем края мы защитили его от явных покушений со стороны иностранцев. Мы делали это потому, что обитающее там население никогда власти Китая над собой не признавало, и потому, что край этот Россия всегда считала своим. Последняя блокада побережья этой страны англо-французами ясно доказывает, что эти нации, бывшие в дружбе с Китаем, а с нами в войне, признавали этот край не китайским, а русским. В 1854 и 1855 годах для защиты его от них мы сосредоточили надлежащие военные силы, между тем как китайское правительство не принимало в этом ни малейшего участия и тем ясно сознавало, что этот край принадлежит не Китаю, а России. Родина царствующей в Китае династии находится не в Уссурийском бассейне, а в бассейне реки Нингуты, впадающей в реку Сунгари, близ города Нингуты -- местности, на которую мы не претендуем, и, наконец, если в Приуссурийском крае и находятся китайцы, то это беглые преступники, скрывшиеся сюда, как бы в другое государство, для избежания наказания, определённого им по китайским законам. По всему этому весь упомянутый Приамурский и Приуссурийский край мы вовсе не захватываем у Китая, как край, составляющий по всем правилам принадлежность России, но желаем, в видах обоюдной пользы обоих дружественных государств, только проведения здесь точной границы, до сих пор еще неопределённой между российскими и китайскими владениями.
   Дзянь-дзюнь и его товарищ амбань не могли ничего ответить в опровержение этих справедливых доводов генерал-губернатора и сказали только лишь, что они не сомневаются в высокой цели русского правительства. За всеми этими спорами время шло. Между тем еще при начале переговоров Н. Н. Муравьёв предупреждал, что времени у него мало и он спешит в Николаевск. Поэтому, видя, что все его попытки убедить дзянь-дзюня остаются тщетными, он встал из-за стола, взял за руки дзянь-дзюня и амбаня и, обращаясь с сердитым лицом к переводчику Шишмарёву, приказал передать им, что лично с ними остается друзьями, что он им сказал всё, что от него зависит, и теперь их дело обсудить и согласиться на его решительные и неизменные предложения, для чего дается им срока только до завтра. Не дождавшись перевода этих слов, генерал-губернатор быстро вышел из комнаты, у ворот сел на коня и в сопровождении Будоговского и Шишмарёва поехал к пристани. Вскоре генерала догнал Айжиндай и, подъехав к Шишмарёву, спрашивал его, куда генерал спешит? "Теперь, -- говорил он, -- поднялся сильный ветер и на реке волнение, и князь И-Шан говорит, что лучше бы немного обождать". Шишмарёв, не отвечая на это, следовал за генерал-губернаторам, который, подъехав к берегу, быстро соскочил с коня, бросил в сторону нагайку, сел на катер, где его ожидала уже вся свита, и под парусами, при низовом ветре, пошёл к противоположному берегу. Толпы собравшихся на берегу маньчжуров выпучили глаза от удивления: привыкшие видеть генерала всегда приветливо посматривавшим на толпившийся по улицам Айгуни народ, они вдруг увидели его нахмуренным и рассерженным.
   Отойдя от Айгуни на расстояние около 7 вёрст, Н. Н. Муравьёв пристал на левом берегу к маньчжурской деревне и здесь отобедал со своей свитой, а к вечеру возвратился к вооружённым катерам, стоявшим против Айгуни, у противоположного берега реки. Вскоре прибыл сюда чиновник от князя И-Шана узнать о здоровье генерала и о причине его гнева и вместе с этим просил извинить их.
   Такова была сущность представлений генерал-губернатора и возражений на эти представления китайского уполномоченного князя И-Шана.
   Эти обстоятельства показали, что инструкции санкт-петербургских дипломатов для ведения переговоров с китайцами, -- инструкции, которым эти дипломаты придают огромное значение и ставят себе в заслугу, здесь не имеют места, и что только решительными действиями, противоположными этими инструкциями, и возможно достигнуть надлежащей цели. Пример Амурской экспедиции, действовавшей, как мы видели, радикально противоположно повелениям из санкт-петербургских канцелярий, убедили уже генерал-губернатора в необходимости, прежде чем разговаривать с китайцами, раскинуть военные поселения (станицы) по берегам рек Амура и Уссури, и тем, как представлял и я, фактически указать Китаю, что эту страну Россия всегда считала своею. Только такие действия, то-есть военные поселения и передвижение батальонов и вооруженных катеров (вроде канонерок), и привели к надлежащему результату.
   Маньчжуры, видя, что все наши справедливые доводы на право обладания Приамурским и Приуссурийским краями могут быть подтверждены и нашими, уже совершёнными там действиями, решили притти к соглашению на условиях, предложенных Н. Н. Муравьёвым. Но так как они не были хорошо знакомы о Уссурийским краем, то боялись, чтобы в наши владения не вошли местности, откуда происходит их царствующая династия. Поэтому они желали в настоящем договоре сохранить более или менее неопределённое положение в Приуссурийском крае и просили генерал-губернатора, не употребляя здесь слова граница, предоставить возможность точнее договориться о ней в Пекине, то-есть провести её так, как указано выше в первом пункте проекта договора, предложенного Н. Н. Муравьёвым.
   Вследствие этого на другой день, то-есть 15 мая, прибыли на баржу к генерал-губернатору батальонный командир с Айжиндаем для окончательного соглашения по всем договорным статьям проекта, представленного генерал-губернатором, и с убедительной просьбой от князя И-Шана, чтобы слово граница в Уссурийском крае было вычеркнуто, то-есть, чтобы в землях от верховья реки Уссури до моря предоставлено было, согласно проекту генерала, утвердить границу в Пекине, а потому эти земли впредь до ратификации в Пекине оставить без разграничения. Генерал-губернатор согласился на изменение редакции первой статьи, почему она и выражена так: "От Усть-Стрелки, то-есть слияния рек Шилки и Аргуна, левый берег реки Амура и далее от устья реки Уссури до моря оба берега реки Амура и вся страна до моря да будет владение Российского государства. Правый берег реки Амура до устья реки Уссури -- владение Китайского государства. Земли, лежащие от реки Уссури и от верховьев её до моря оставить между обоими государствами неограниченными до усмотрения российского императора и китайского богдохана {Подлинный текст первой половины первой статьи Айгунского трактата несколько отличается от вышеприведенного и гласит следующее: "Левый берег реки Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья реки Амура, да будет владением Российского государства, и правый берег, считая вниз по течению до реки Уссури, владением Дайцинского государства; от реки Уссури, далее до моря, находящиеся места и земли, впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, как ныне, да будут в общем владении Дайцинского и Российского государств (излагается по сборнику договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем, Востоке". Изд. института востоковедения, Москва. 1927 г. (Прим. ред.).}. К этому, по настоянию Айжиндая, относительно земель от верховьев реки Уссури, прибавлено "как и ныне" {Это выражение "как и ныне", предложенное маньчжурами, весьма замечательно, ибо оно объясняет их понятие об истоке реки Уссури из южной части Хинганского хребта, что оказывалось и по всем сведениям и исследованиям, добытым Амурской экспедицией, и о чем я, как мы видели, при возбуждении мной в 1852 году пограничного вопроса, сообщал правительству.}; на всё это последовало согласие генерал-губернатора, ибо это обстоятельство нисколько не изменило существа представленного им проекта. Право свободного плавания по пограничным рекам Амуру и Уссури, о котором говорится во второй статье, в маньчжурском тексте вышло по рекам Сахалян-Ула, Сунгари-Ула и Уссур-Ула {По нашему понятию течение реки Амура составляет всё пространство от слияния Щилки с Аргунъю (Усть-Стрелки) до лимана. Между тем, по понятиям маньчжуров и китайцев, под рекой Амуром (Маму по-тунгусски, а Сахалян-Ула по-маньчжурски и китайски) разумеется только течение от Усть-Стрелки до устья Сунгари, а далее до моря река называется Сунгари-Ула, то-есть маньчжуры и китайцы принимают, что не Сунгари впадает в Амур, а, напротив, Амур в Сунгари.}. Айжиндай заметил, что, стало быть, на основании этого пункта трактата, русские могут плавать по реке Сунгари и внутрь Маньчжурии и торговать в лежащих по берегам этой реки городах? Ему отвечали на это утвердительно и доказывали всю пользу от этого как для самих маньчжуров, так и для всей страны. Он охотно согласился с этим, почему в трактате, во втором пункте, и было выговорено: плавать по реке Сунгари и производить торговлю по берегам этой реки.
   В заключение генерал-губернатор заявил, что так как теперь они согласились окончательно по всем статьям, то он намерен подойти с вооружёнными катерами ближе к Айгуни и салютовать в честь заключённого трактата. Айжиндай предложил на это подойти к их берегу, если генералу угодно, но просил только не стрелять, прибавив при этом: "мы, чиновники, да и наши военные не любят выстрелов". Это желание было исполнено и затем ни в этот день, ни в следующие за ним дни никакого салюта произведено не было. Для окончания различных мелочных недоразумений Шишмарёву приходилось ещё два раза ездить к амбаню.
   Наконец, наступил достопамятный день 16 мая. Трактат назначено было подписать в 12 часов, но за перепиской беловых экземпляров на русском и маньчжурском языках время протянулось до вечера. В 6 часов генерал-губернатор со своей свитой, в полной парадной форме, вышел на берег в Айгуни и пешком отправился к дзянь-дзюню, где тотчас же начали потчевать его чаем и сластями. После краткого приветствия генерал Н. Н. Муравьёв сказал князю И-Шану, что он очень рад, что они пришли к соглашению по всем пунктам и кончили дело, продолжавшееся более полутораста лет и заботившее их правительства. Затем Приступлено было к чтению и проверке текста на маньчжурском языке, и началось подписывание трактата на русском и маньчжурском языках. Подписали: генерал-губернатор, дзянь-дзюнь князь И-Шан, Перовский, амбань, Шишмарёв и Айжиндай. После подписания трактата генерал-губернатор и дзянь-дзюнь князь И-Шан взяли каждый в одну руку по два подписанные экземпляра на русском и маньчжурском языках, в одно время обменялись ими и передали друг другу со взаимными поздравлениями.
   Окончив весь церемониал по заключению трактата, Н. Н. Муравьёв вскоре оставил дзянь-дзюня, поцеловавшись с ним на прощанье, и отправился из Айгуни в Благовещенск. По прибытии на баржу спутники генерал-губернатора по русскому обычаю, с шампанским в руках, поздравили его с совершившимся великим событием, доставившим России более полумиллиона квадратных верст хотя и пустынной, но богатой территории, открывшей Сибири водный путь к океану и, наконец, давшей ей на отдалённом Востоке твёрдое политическое значение.
   Н. Н. Муравьёв от того же числа, 16 мая 1858 года, почтил меня следующим письмом:
   "Любезный Геннадий Иванович! Сегодня подписан трактат в Айгуни, Приамурский край утвержден за Россией. Спешу уведомить Вас об этом знаменательном событии. Отечество никогда Вас не забудет, как первого деятеля, создавшего основание, на котором воздвигнуто настоящее здание. Целую ручки Екатерины Ивановны, разделявшей наравне с Вами и со всеми Вашими достойными сотрудниками труды, лишения и опасности и поддерживавшей Вас в этом славном и трудном подвиге. Искренно обнимаю Вас, благодарю и ещё поздравляю" {Это письмо я получил 8 августа 1858 года в деревне родного дяди моей жены Николая Матвеевича Ельчанинова, селе Поповке, Смоленской губернии, Вельского, уезда, где я с семейством проводил тогда лето.}.
   17 мая ночью Н. Н. Муравьёв возвратился в Благовещенск. В тот же день, на церковном параде, генерал-губернатор отдал следующий лаконический приказ:
   "Товарищи! Поздравляю вас! Не тщетно трудились мы! Амур сделался достоянием России!.. Россия благодарит... Ура!.."
   20 мая генерал-губернатор отправил подлинный трактат при своем донесении императору Александру II с секретарем по дипломатической части Бютцевым. Таким образом, первое известие, посланное в С.-Петербург из вновь основанного за 10 дней перед этим города Благовещенска, была благая весть о присоединении Приамурского и Приуссурийского краёв к русским владениям.
   21-го числа генерал-губернатор вместе со своим штабом отплыл в дальнейший путь, к устью Амура. Во время этого плавания обер-квартирмейстер Будоговский избирал места для поселения Амурского пешего батальона, который своими станицами в этом же году занял весь остальной левый берег Амура от Малого Хингана до устья Уссури; при устье же этой реки было основано поселение 13-го линейного батальона, названное Хабаровским {Ныне город Хабаровск. (Прим. ред.).}. От этого пункта дальнейший путь свой генерал-губернатор продолжал на ожидавшем его здесь пароходе "Аргунь" в сопровождении прибывшего навстречу ему военного губернатора Приморской области Козакевича. Прибыв 8 июня в Мариинский пост, генерал посвятил этот день обзору казарм, церкви и других зданий, выстроенных здесь в течение двух лет, истекших со времени его последнего путешествия, и 10 июня прибыл в Николаевск, где был встречен салютом с береговых батарей.
   Николаевск после 1855 года, когда генерал-губернатор был в нём последний раз, из нескольких существующих тогда домиков протянулся на 1 1/2 версты вдоль берега Амура, и в нём одних частных домов считалось тогда уже до 200 номеров. Генерал остался здесь на несколько дней в ожидании прихода судов эскадры графа Путятина с известием от него о ходе переговоров в Китае.
   15 июня в госпитальной церкви Николаевска было совершено преосвященным Иннокентием благодарственное молебствие о заключении договора; после молебствия была провозглашена вечная память всем положившим живот свой в Приамурском крае и многолетие всем, подвизавшимся и подвизающимся в здешнем крае деятелям.
   19 июня, отправившись из Николаевска на пароходе "Амур" в обратный путь вверх по Амуру, генерал-губернатор 21 июня прибыл в Мариинский пост. Выйдя 21-го числа из Мариинска, в сопровождении парохода "Шилка", генерал остановился у мыса Дэкай (в 35 верстах) выше Мариинска, на главном фарватере реки, откуда последний отклоняется к левому берегу, и здесь положил основание будущему городу Софийску. Отсюда военный губернатор Казакевич на пароходе "Шилка" отправился обратно в Николаевск, а генерал-губернатор продолжал плавание вверх по реке на пароходе "Амур". 28 июня он прибыл в Хабаровское, а 2 июля подошел к устью реки Сунгари. Взяв здесь в провожатые маньчжуров, он вошёл с пароходом в устье этой реки и поднялся по ней на 20 вёрст. Таким образом, пароход "Амур" был первым от сотворения мира пароходом, который показался на реке Сунгари и положил начало русскому судоходству и пароходству по этой реке, на основании права, предоставленного России Айгунским трактатом. Обозрев пройденную часть реки и её низменные берега и приведя в изумление гольдов -- жителей прибрежных двух деревень, пароход вернулся обратно в Амур, открыв в устье Сунгари бар с наименьшей глубиной в 15 футов (4,5 м). Продолжая путь далее вверх по Амуру, генерал-губернатор 8 июля прибыл в Айгунь. Начиная от устья Уссури, пароход ежедневно встречал целые десятки барж и плотов, спускавшихся вниз по Амуру с провиантом, переселенцами, различными грузами, с рогатым скотом, лошадьми и прочим, так что река, несмотря на свои пустынные берега, представляла в то же время довольно оживлённое зрелище. В Айгуни генерал отправился со своей свитой в дом амбаня, находившийся в крепости, где хозяин принял его с распростертыми объятиями у наружных дверей. После кратких приветствий и расспросов о здоровье амбань, по приглашению генерала, отправился пешком вместе с ним на пароход, на котором его прокатили с музыкой вверх и вниз по реке.
   9 июля, по прибытии генерал-губернатора в Благовещенск, туда же 12-го прибыл на трёх больших джонках и амбань с огромной свитой. Его джонка с каютой наверху подошла к самой пристани; для встречи его были посланы на нижнюю площадку пристани некоторые лица из штаба генерал-губернатора, и при его выходе музыка, стоявшая у балкона дома, сыграла марш. Шествие открывали по лестнице пристани шесть пионов (офицеров) с белыми шариками и павлиньими перьями на шапках (за храбрость), за ними следовал церемониймейстер с голубым шариком на шапке, а позади его -- амбань; остальная свита шла в беспорядке. Поднявшись по лестнице на берег и подойдя к балкону, передние ряды расступились, стали по обеим сторонам дороги и пропустили вперед церемониймейстера и амбаня. Генерал-губернатор встретил его на пороге балкона. В гостиной амбаня усадили за столом на диване; слева от него поместился Н. Н. Муравьёв, справа генерал М. С. Корсаков, сбоку от стола в креслах -- комендант Айгуни и два гусайда (штаб-офицера) с голубыми шариками на щапках. Прочая свита амбаня стояла в комнате, а секретарь его вместе с Шишмарёвым поместились у стола. Подали угощение, состоявшее из чая, варенья, разных сластей, орехов, шампанского, наливок, папирос и сигар. Маньчжуры не заставляли себя долго просить. Амбань горстями раздавал своим приближённым белые сухари и хлеб, поданные к чаю. Цель приезда амбаня состояла в представлении генерал-губернатору составленного дзянь-дзюнем объяснения статей трактата, в котором между прочим заключались правила для обоюдной между русскими и маньчжурами торговли на Амуре. Эти объяснения состояли из 14 пунктов, заключавших в себе большей частью мелочные и стеснительные обряды трусливой китайской администрации относительно жителей левого берега и вообще торговли по Амуру. Все их доводы и убеждения явно клонились к тому, чтобы поставить торговлю в зависимость от чиновников и чтобы, таким образом, дать последним возможность пользоваться на счёт местных жителей, производящих торговлю.
   Генерал-губернатор не соглашался на предложение маньчжуров, чтобы на всем протяжении Амура был назначен только один пункт для торговли, а требовал, чтобы жители обоих берегов производили свободно взаимную торговлю, где пожелают, без всяких стеснений и надзора чиновников. Наконец, после долгих прений, постановили, что на первое только лишь время через каждые восемь дней будет открываться семидневная ярмарка по очереди в Благовещенске и Айгуни, а жители обоих берегов смогут свободно производить торговлю на всём протяжении реки Амура. На остальные пункты объяснений дзянь-дзюня генерал-губернатор обещал прислать свой ответ в Айгунь, после чего амбань со свитой, получив богатые подарки и отдарив со своей стороны кусками шерстяной с шелком материи, веерами, трубками, связками табаку (вроде махорки), китайскими сухими сластями и прочим, тем же порядком вернулся со своей свитой обратно на джонках в Айгунь.
   На другой день был послан ответ генерал-губернатора на статьи дзянь-дзюня; в нем было сказано: "Так как некоторые из этих статей противоречат смыслу трактата, то объяснения на них пришлются из Иркутска". 20 июля генерал-губернатор отправил пароход "Амур" обратно в Николаевск, сам же, на пришедшем из Усть-Стрелки пароходе "Лена", отправился в дальнейший путь вверх по Амуру.
   Между тем граф Путятин 13 июня заключил с Китаем трактат в Тянь-цзине. Через несколько дней после этого китайцы заключили трактаты: с американским уполномоченным -- 26 июня, с английским и французским -- 27 июня. Сущность трактата, заключённого графом Е. В. Путятиным, состояла в следующем: об отправлении посланников, о производстве торговли, кроме сухого пути {Повидимому, здесь Невельской предусматривает, кроме ранее существовавшего торгового пункта в Кяхте, ещё и разрешенную Айгунским трактатом торговлю на Амуре. (Прим. ред.).}, в портах: Шанхай, Инибо, Фучжоу-Фу, Ся-Мын, Гуандун, Тайван-Фу, на острове Формозе, Цен-чжоу, на острове Хайнане и во всех других открытых для иностранцев местах191. Во всех этих местах Россия по трактату получала право иметь своих консулов, а Торговля, как сухопутная, так и морская, не должна была подвергаться никаким стеснениям. Кроме того китайцы обязывались подавать помощь при крушениях русских судов у берегов Китая. Наконец, трактатом этим устанавливалось ежемесячное почтовое сообщение с Кяхтой. Граф Е. В. Путятин, имея в виду сведения, добытые Амурской экспедицией, о положении пограничного хребта, указываемого Нерчинским трактатом, и результаты действий Амурской экспедиции, в девятой статье договора, между прочим, объяснил: "По назначению границ сделаны будут подробные описания и карты смежных пространств, которые и послужат обоим правительствам на будущее время бесспорными документами о границах". Это обстоятельство весьма важно, потому что, как мы видели, устье реки Сунгари и весь Уссурийский бассейн по этим исследованиям оказались бы принадлежащими России. Китайцы, имея в виду это обстоятельство, хотя и получили от дзянь-дзюня, цицикарского князя И-Шана известие о заключённом им с генерал-губернатором 16 мая Айгунском трактате, но до подписания трактата графом Путятиным не сообщали ему об этом, а уведомили его спустя несколько дней после заключения им трактата, именно тогда, когда уже богдохан ратифицировал Айгунский трактат, утвердив при том, согласно представлению Н. Н. Муравьёва, границу нашу с Китаем по реке Уссури до реки Тумень-Ула и далее по течению её до моря. Таким образом, упоминаемая статья трактата, заключённого графом Путятиным, была исполнена, и то, чего избегали маньчжуры при переговорах с генерал-губернатором в Айгуни, то-есть слово граница, теперь было утверждено самим богдоханом. Богдохан определил границу между Россией и Китаем по реке Уссури до морского берега и тем самым окончательно признал принадлежность Приуссурийского края за Россией.
   Подлинный договор, заключённый в Тянь-цзине, граф Путятин отправил в С.-Петербург 7 июня с капитан-лейтенантом Чихачёвым через Суэц и Триест, а через 8 дней после того, именно 15 июня, отсылая прибывшего к нему из С.-Петербурга через Суэц курьером подполковника Мартынова обратно в Иркутск, через Калган, Гобийскую степь, Ургу и Кяхту, граф Путятин послал с ним письмо к Н. Н. Муравьёву и при нём копию с заключенного им в Тянь-цзине договора. Через 25 дней Мартынов прибыл в Иркутск, где, за отсутствием Н. Н. Муравьёва, сдал бумаги председательствующему в Главном управлении Восточной Сибири иркутскому губернатору генерал-лейтенанту Венцелю. Последний, узнав от Мартынова, что курьер, отправленный графом Путятиным с подлинным текстом договора, уехал до заключения французами и англичанами договора с Китаем, счёл нужным отправить очевидца этого события Мартынова с этим известием в С.-Петербург, поручив ему доставить туда и копию договора, заключённого графом Путятиным. Мартынов прибыл в С.-Петербург и сразу же представился Александру II. В тот же день были посланы телеграммы в Лондон, Париж и другие европейские столицы с известием о заключённых французами и англичанами договорах с Китаем; таким образом, Европа, в первый раз через Сибирь, узнала об этом событии гораздо раньше чем от своих уполномоченных.
   Генерал-лейтенант Венцель, отправляя Мартынова в С.-Петербург, в то же время 11 мая послал к Н. Н. Муравьёву на Амур другого курьера с письмом от графа Путятина, копией с заключённого им договора и известием о ратификации богдоханом границы в Приуссурийском крае и заключённого Муравьёвым Айгунского трактата от 16 мая 1858 года. Этот курьер 22 июля встретил генерал-губернатора, следовавшего вверх по Амуру на пароходе "Лена", немного выше Албазина. Получив радостное известие, Н. Н. Муравьёв вызвал всех наверх, объявив о нём офицерам и команде. 12 августа пароход "Лена" пришёл в Сретенск, где и остался на зимовку. Оттуда генерал-губернатор отправился в Иркутск; по пути во всех сёлах его встречали с колокольным звоном толпы народа; везде провожали его с криками ура; в городах являлись депутации и делали денежные пособия в пользу нового края. Все хотели принять какое-либо участие в этой общей радости всей Сибири.
   По получении донесения от Н. Н. Муравьёва о заключённом им Айгунском трактате и ратификации богдоханом, император указом, данным правительствующему Сенату 26 августа 1858 года, возвел Николая Николаевича Муравьёва с нисходящим от него потомством в графы Российской империи, с присоединением к его имени Амурского. В ноябре того же 1858 года, по случаю этого события, были высочайше награждены:
   а) Следующими, по очереди орденами и пенсионами в 2 000 рублей:
   Генерал-лейтенант, председатель Главного правления Российско-Американской компании, Политковский; генерал-майор Михаил Семенович Корсаков, контр-адмирал Петр Васильевич Козакевич и я {Следовавший по очереди мне орден Анны 1-й степени; орден Станислава я получил в 1856 году.} 192.
   б) Пенсионом в 1 500 рублей: Генерал-майор Николай Васильевич Буссе.
   в) Владимиром 4-й степени и пенсионами в 350 рублей: Лейтенант Николай Константинович Бошняк и штабс-капитан корпуса штурманов Дмитрий Иванович Орлов.
   г) Владимиром 4-й степени и Анной 3-й степени: Лейтенанты: А. И. Петров и Разградский, поручик корпуса штурманов Воронин, лейтенант Купреянов и доктор Орлов.
   Так как я и Д. И. Орлов были семейные, то пенсионы, дарованные по нашу смерть, высочайше поведено распространить и на наших жен и детей.
   Таковы были окончательные результаты открытий, совершённых в 1849 году на маленьком транспорте "Байкал", и затем деятельности наших морских офицеров, составлявших Амурскую экспедицию с 1850 по исход 1855 года! Нельзя не признать, что вышеизложенные неоспоримые документы и факты показывают, что разрешение Амурского вопроса, обусловливавшего политическое и экономическое значение России на отдалённом, её Востоке было совершено в главных основаниях единственно нашими морскими офицерами, которым судьба определила там действовать с 1849 по исход 1855 года. Они, возбудив погребённый, казалось, на веки Амурский вопрос, представили вместе с этим и практическую возможность, без особых затрат казны, к его разрешению, доказав доступность устья реки Амура и её лимана для плавания морских судов {Смотри переговоры мои с князем Меньшиковым, письмо генерал-губернатору Муравьёву от 10 февраля 1848 года и, наконец, принятые мной меры к скорейшему изготовлению транспорта и приходу его в Петропавловский порт.}. Они, не получив еще высочайшего соизволения, не теряя ни минуты времени, решились итти из Петропавловска к устью Амура и в его лиман, к местам, считавшимся тогда нашим правительством и всем образованным миром китайскими, и, несмотря на ничтожнейшие средства, с преодолением величайших затруднений и опасностей, положительно доказали, что считавшиеся недоступными устье реки Амура и её лиман вполне доступны, и что Сахалин не полуостров, а остров.
   Они, при ничтожестве средств, с каковыми была снаряжена на прибрежьи Охотского моря частная торговая экспедиция в 1850 году, несмотря на тяжкую ответственность, единственно по своему усмотрению, решились дать этой ничтожной торговой экспедиции важное государственное направление; заняли военным постом устье реки Амура и от имени российского правительства объявили местному населению, маньчжурам и иностранным судам, бывшим тогда близ лимана реки Амура, что этот край Россия всегда признавала своей принадлежностью и тем, отстранив всякое на устье реки Амура постороннее покушение, сделали первый, твёрдый и бесповоротный шаг к признанию Приамурского края русским {Смотри инструкции мои Воронину и Бошняку в 1852 году и действия этих офицеров.}.
   Они, при несоответствии данных инструкций, несмотря на тяжкую ответственность, опасности и лишения, единственно по своему усмотрению, решились исследовать направление Хинганского хребта от верховьев реки Уды и восточной части реки Амура, и этим положительно доказали неправильность понятия о направлении нашей границы с Китаем на этих местах и обнаружили, что Приамурский и Приуссурийский края должны составлять принадлежность не Китая, а России {Смотри инструкцию, данную мне в феврале 1851 года, и действия мои в навигацию того же года.}.
   Они, несмотря на ничтожество средств, с перенесением неимоверных лишений, трудов и опасностей, возбудили и разрешили важнейший там морской вопрос, обусловливавший важное значение для России этого края. Они исследовали побережья Татарского пролива до 49o северной широты, открыли поблизости от реки Амура залив Де-Кастри (Нангмар), представляющий ближайший рейд с юга к Амурскому лиману; открыли под 49o северной широты превосходнейшую гавань Императора Николая I (Хаджа), составляющую центральную гавань между корейской границей и Амурским лиманом; исследовали пути, ведущие как из этой гавани, так низ залива Де-Кастри на реку Амур; собрали положительные данные о существовании почти круглый год открытых мест для навигации по прибрежью Татарского пролива, близ корейской границы и на реке Уссури. Всем этим они положительно доказали, что обладание одним левым берегом реки Амура без Уссурийского бассейна с его прибрежьями не представляет возможности утверждения надлежащего политического значения за Россией на отдалённом её Востоке, и, ввиду проявлявшегося уже тогда иностранного покушения на эти прибрежья, единственно по своему усмотрению, под личной тяжкой ответственностью, решились занять постами на реке Амуре селение Кизи, залив Де-Кастри и Императорскую Гавань, и от имени русского правительства объявлять всем появлявшимся у этих, берегов иностранным судам, что прибрежья Татарского пролива до корейской границы с островом Сахалином составляют российские владения {Смотри инструкции, данные мной офицерам: Бошняку, Чихачеву, Орлову, Петрову, Разградскому и прапорщику Березину в исходе 1853 года и результаты деятельности, вследствие этих инструкций, упомянутых офицеров.}.
   Они справедливым и глубоким вниманием к коренным обычаям местного населения, изучением их образа жизни, потребностей и отношений, устранением различных столкновений между отдельными жителями, несмотря на ничтожную численность по сравнению с окружающими их со всех сторон гиляками, мангунами, гольдами и миллионным населением соседних маньчжуров, распространили в этом крае русское влияние в такой степени, что генерал-губернатор нашёл страну эту как бы давно принадлежавшей России {Смотри донесение генерал-губернатора в июле 1854 года.}.
   Они, утвердившись в главных пунктах Амурского бассейна, приобрели в нем господствующее влияние и приготовили надёжный безопасный приют для наших судов и их экипажей в самую критическую для них минуту и, понудив неприятеля блокировать прибрежья края, заставили его этим заявить перед Европой, что Приамурский и Приуссурийский бассейны принадлежат не Китаю, а России {Это показывает сосредоточение наших судов на устье Амура в 1854 и 1855 годах и блокада англо-французов в 1855 году берегов Татарского залива, как берегов неприятельских, то-есть, наших, ибо только мы и были тогда их неприятелями.}.
   Наконец, они всеми упомянутыми действиями своими, совершёнными вне данных им повелений, единственно по своему усмотрению и под своей ответственностью, фактически доказали правительству, что только в Приамурском и Приуссурийском бассейнах с омывающим их морем и возможно создать надлежащее политическое значение России на отдалённом ее Востоке и школу для образования экипажей нашего флота.
   Вот почему деятельность наших морских офицеров, составлявших экипаж транспорта "Байкал" в 1849 году и затем Амурскую экспедицию с 1850 по исход 1855 года, преисполненная гражданской доблести, отваги и мужества, представляет незыблемое основание в окончательному присоединению к России в 1858 году Приамурского и Приуссурийского краёв и одну из видных страниц истории нашего флота и истории отдалённого Востока. Я имел счастие начальствовать этой экспедицией и потому счел своей священной обязанностью изложить эти события с фактической точностью в последовательном порядке.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   
   1 Восточный океан -- ныне вышедшее из употребления наименование Великого, или Тихого океана. Уже при жизни Г. И. Невельского этот термин редко применялся в жизни и литературе. Основным периодом применения является XVIII век и первая четверть XIX-го.
   2 Татарским заливом Г. И. Невельской называет известный сейчас одноимённый пролив в северной части Японского моря, отделяющий остров Сахалин от материка; с конца XVIII века считали заливом, предполагая, что Сахалин перешейком соединён с материком.
   3 Амур -- одна из крупнейших и многоводнейших рек земного шара и самая большая из впадающих в Охотское море. Под именем Амура сейчас понимают только ту чисть реки, которая начинается от места слияния рек Шилки и Аргуни. Длина отсюда до устья составляет по одним данным 2 696 км, по другим -- 2 870 км, с присоединением же длины Шилки -- 4 308 км. Огромное значение Амура как важной транспортной артерии подчеркивается величиной площади бассейна (около 2 050 000 км2) и длиной водной сети самого Амура и его притоков (около 26 000 км), из которых почти 20 000 км падает на долю судоходных рек, в том числе около 13 000 км на долю рек, по которым поддерживается пароходное сообщение. Огромна широко развитая сеть многоводных притоков, из которых главными являются: слева -- Зея, Бурея, Горин с озером Эворон и Амгунь, справа -- Сунгари и Уссури с озером Ханка. Глубины, встречаемые в нижнем течении Амура, даже в межень не менее 3--3,5, а близ Николаевска -- даже 5 м. Это позволяет морским судам, имеющим соответствующую осадку, проходить в устье Амура.
   Амур находится в зоне летних мусонных дождей, что в сочетании с другими особенностями его бассейна -- широким распространением кристаллических пород (особенно в верхнем течении) и вечной мерзлоты, обусловливающих слабую водопроницаемость и вызывающих быстрый сток воды, продолжительной и очень холодной зимы, в течение которой выпадает мало осадков, и столь же продолжительной весны с медленным таянием, обусловливает, в отличие от других сибирских рек, специфичность его водного режима; небольшие осадки зимой и длительная весна не создают благоприятных условий для весеннего паводка. Зато летом, когда обильные осадки вызывают катастрофический подъём воды на всех реках Амурского бассейна до 5--6, а иногда даже до 10 и более метров, паводки носят разрушительный характер, уничтожая на своём пути селения, размывая дорожные насыпи, а в пределах речных долин производя огромную работу по измельчению, окатыванию и переносу крупного и мелкого обломочного материала, изменению конфигурации долины и направления проток. С прекращением дождей уровень в реках сильно падает, быстро снижаясь до среднего нормального уровня.
   К сожалению, наличие бара в низовьях Амура попрежнему продолжает сильно снижать его транспортное значение.
   Когда в середине XVII века русские появились на Амуре, она называли верхнее его течение Шилкой, сохраняя это название до устья Шунгала (Сунгарн-ула, или просто Сунгари). Отсюда река теряла имя Шилки и называлась Шунгалом, то-есть Сунгари. В "скаске", то-есть докладной записке В. Пояркова, первого русского путешественника, доставившего подливные известия об Амуре, Амуром называется река, впадавшая справа в Шунгал. Это была река Уссури. Именно её -- Уссури, Поярков и называет Амуром: "а как Амур сошлась с Шунгалом и так пошла Амур-река и до моря". Большое количество различных народов и племён, с давних пор обитающих на берегах Амура и говорящих на разных языках, привело к тому, что река в зависимости от этого на отдельных участках своего течения получила различные имена: китайцы называют Амур -- Хара-мурэнь (черная вода) и Хэй-Лун-цзян (река Черного дракона), маньчжуры "Сахалян-ула"; употребляемое Г. И. Невельским название реки -- Шилькар принадлежит тунгусским племенам среднего течения Амура. Самое же имя "Амур", по мнению Л. С. Берга, происходит от искаженного "Маму", как называют Амур нижеамурские тунгусские племена.
   4 Наткисы (тноткисы) -- маньчжурско-тунгусское племя, обитавшее в среднем течении Амура.
   5 Дучеры (дючеры) -- монгольское племя, близкое даурам (см. прим. 6), Жившее к востоку от реки Буреи, а также в пределах Зейско-Буреинской равнины (между Зеей и Буреёй).
   6 Дауры -- монгольское племя, обитающее сейчас в верхнем течении реки Нонни (левый приток Сунгари), в Маньчжурии. Когда русские впервые появились в XVII веке на Амуре, дауры занимали значительную часть левобережья Амура в бассейнах Зеи и Буреи, а также правобережья -- Сунгари и Уссури. Дауры были одним из первых оседло живших в Сибири племён, с которыми встретились казаки; дауры занимались в основном земледелием и находились на довольно высокой степени культуры.
   7 Якутский письменный голова Поярков был первым русским человеком, попавшим на Амур (1643--1645) и доставившим об этой реке достоверные известия, дошедшие в письменной форме до ваших дней.
   8 Река Брянта -- один из крупнейших правых притоков реки Зеи в пределах Верхне-Зейской котловины. Начинается на южных склонах Станового хребта и, пройдя около 250 км, впадает в Зею на 17 км выше районного центра Дамбуки. Обладает большим количеством порогов и перекатов, сильно затрудняющих плавание по ней; вполне становится безопасной лишь во время летних муссонных дождей, когда пороги перекрываются поднявшейся в реке водой (в среднем на 4 м). В XVII веке по Брянте в Амур прошла экспедиция В. Пояркова и ряд других.
   9 Удья -- небольшая речка, впадающая в Охотское море в 115 км к юго-западу от Охотска. Здесь, окончив свое плавание по Амуру, Василий Поярков встретился с участниками первой экспедиции к Тихому океану Ивана Москвитина, основавшими здесь в 1639 году зимовье -- первое русское поселение на побережье океана. Г. И. Невельскому этот факт, повидимому, не был известен.
   10 Ерофей Павлович Хабаров (Святитский) организовал следующую после Пояркова экспедицию на Амур (1649--1650); в последующие годы (1651--1653) левобережье Амура с бассейнам Зеи было закреплено им за Московским государством. Имя Хабарова носит теперь столица Дальнего Востока -- город Хабаровск и станция и город Ерофей Павлович, Амурской железной дороги, в 914 км к востоку от города Читы, основанная на пересечении железной дороги с долиной реки Урки, по которой Хабаров в 1650 году спустился к Амуру; в 1651 году им был основан город Албазин, ставший вскоре центром русских поселений на Амуре.
   11 Урка -- небольшая речка (около 160 км длины), берущая начало среди южных цепей Олекминского Становика; впадает в Амур между устьями, Амазара и Ольдоя. В XVII веке -- один из важных этапов пути из Якутска на Амур.
   12 Толчин -- город на Амуре, ниже устья Зеи, вблизи Сахалина.
   13 Ачаны (ачане) -- небольшое тунгусо-маньчжурское племя, жившее вблизи названного по их имени поселения -- Ачанского городка, расположенного на Амуре ниже устья Уссури. Главным источником существования ачан было рыболовство.
   14 Нюм-гута (теперь Нингута) -- город в северо-восточной части Маньчжурии, в верхнем течении реки Муданьцзяна (Хурги). Издавна один из наиболее густо заселенных сельскохозяйственных районов Маньчжурии.
   15 Река Кумара -- правый приток Амура. Близ устья Кумары был основан Кумарский острог, оставленный русскими в 1658 году.
   16 Здесь Г. И. Невельской имеет в виду ту часть территории Приамурья, которая расположена между Сунгари и восточными отрогами Малого Хингана -- на западе, и Сихотэ-Алиня -- на востоке.
   17 Эти деревни были основаны и заселены русскими крестьянами в ближайших окрестностях к Албазину с целью снабжения хлебом служилых людей и казаков. Инициатором этого дела являлся Иван Осколков, управлявший краем около 1673--1674 годов.
   18 Нерчинский трактат был первым договором, заключённым между Московским государством и Китаем. С подписанием его 27 августа 1689 года закончилось положение политической неустойчивости, которое возникло в результате деятельности хабаровских ватаг в Даурии. До появления русских на Амуре дауры платили дань (ясак) Китаю, в то время могущественному и высококультурному государству. "Люди из царства Лоче (китайцы нередко не выговаривают буквы "р", "Лоче" в данном случае -- испорченное "Россия"), храбрые, как тигры, и искусные в стрельбе", ставили под носом у китайцев свои укреплённые городки -- остроги, собирали ясак с дауров и даже совершали набеги в глубь Маньчжурии. Китайские богдоханы из незадолго перед тем воцарившейся в Китае маньчжурской династии не могли безучастно относиться к интересам своей родины, на границах которой появился неизвестный до того враг. Не имея возможности сразу же бросить крупные силы против русских (в то время новая династия осуществляла разгром джунгарской державы Галдана, подчинение Тибета и Халхи), китайцы организовали строительство укреплённых городов (Мергева, Цицикара и в устье Зеи--Айгуни, позднее (1685) перенесенной на правый берег Амура), имея в виду постепенно вытеснить русских с Амура. В первую очередь китайцы добились в 1659 году от нерчинского воеводы мирного ухода из устьев Зеи. Русские эвакуировали Зейский острог, очистив при этом и бассейн Зеи. Затем со сравнительно малыми силами, превосходившими, однако, во много крат русские, китайцы предприняли военные экспедиции в северной части Амура. Следствием их было всеобщее разрушение русских острожков, а также после длительной обороны и Албазина (1685). Возобновлённый в 1686 году, он подвергся снова осаде, которая была прервана только из-за начавшихся тогда мирных переговоров, которые тянулись с перерывами три года.
   В ходе переговоров московское правительство реально оценило свои силы, и, видя невозможность удержать Приамурье, пошло на значительные уступки, очистив среднее и нижнее течение Амура. Однако, учитывая возможность изменения ситуации в будущем, русский посол Ф. А. Головин настоял на том, чтобы левобережье Амура было признано ничьим, "понеже на оны земли... великие и полномочные послы, не имеюще указу царского величества, отлагают неограничены до иного благополучного времени, в котором... царское величество изволит и бутдоханово высочество похочет... тые неозначенные неограниченные земли покойными и пристойными случаи успокоити и разграничити могут". Это было огромным успехом московской дипломатии, получившей, таким образом, юридическое право при благоприятных обстоятельствах поставить вопрос о границе заново. В 1728 году условия Нерчинского трактата были подтверждены так называемым Буреинским трактатом, который в общем и действовал вплоть до 1858 года, когда в результате подписания Айгунского и Тянь-Цзинского договоров Россия, по соглашению с Китаем, получила весь левый берег Амура и правый, берег Уссури до границы с Кореей.
   19 Говоря о современных ему приказных бюрократах, Г. И. Невельской имеет в виду петербургскую высшую администрацию, выдумывавшую предлоги и ставившую препятствия на пути к его желанию произвести новые исследования в низовьях Амура.
   20 Выше мы уже отмечали (см. прим. 3), что разные участки течения Амура, в зависимости от того, какой и где жил народ, назывались по-разному. Этот вопрос еще не изучен и продолжает ждать своего исследователя.
   21 Всё, о чем говорит Невельской, в наши дни опровергнуто жизнью. "По почти недоступному Ледовитому океану", оглашая воздух гудками, из года в год проходят с востока на запад и с запада на восток караваны судов; Лена, Индигирка и Колыма сделались благом для края, став дорогами, по которым в глубь страны едут люди и текут тонны грузов. Что не под силу было частно-капиталистическому хозяйству, стало реальностью в условиях советского социалистического общества.
   22 Эти слова Екатерины были ею скоро забыты и во всяком случае не претворены в действие. Это видно из того, что в инструкциях полковнику Кропотову, ездившему чрезвычайным послом в Пекин в 1768 году, нет даже и намёка на желание исправить границу с Китаем.
   23 Камчатка стала известна лишь после похода в неё Владимира Атласова в 1697--1699 годах. Правда, сведения о её существовании достигли Москвы гораздо раньше (название "Камчатка" фигурирует уже на чертеже Сибири Петра Годунова 1667 года), но подлинных известий не существовало. С одной стороны, есть вполне убедительные доказательства того, что какие-то из спутников Семёна Дежнева, в частности, возможно, сын плававшего с ним Федота Алексеева, а может быть и сам Алексеев, жили в нижнем течении реки Камчатки уже в конце 40-х годов XVII века. Доподлинная судьба этих русских не известна. Во время пребывания на Камчатке академика С. П. Крашенинникова (1737--1741) последнему рассказывали об этом Алексееве, "по имени которого впадающая в Камчатку Никул-речка Федотовщиною называется", и о сохранившихся на её берегах остатках двух русских зимовий. Крашенинников допускал, что Федот Алексеев был первым русским, посетившим Камчатку.
   24 Семён Дежнев -- якутский казак, участник торговой экспедиции Федота Алексеева к устьям Анадыря, в которой он был "досмотрщиком, государева интересу" (1648 год). Он был первым русским, доставившим сведения, о морском пути вокруг "Чукоцкого Носу" (ныне мыса Дежнева), и, следовательно, первооткрытелем пролива между Азией и Америкой, который значительно позднее, но без достаточных оснований получил, имя Беринга. Обнаружение подлинных записей челобитных и отписок Дежнева и установление всемирно-исторического значения совершённого Дежневым путешествия было сделано спустя почти 90 лет (в 1736 году) после плавания Дежнева участником Великой северной экспедиции академиком Г. Ф. Миллером. Поэтому Невельской не прав, говоря, что о плавании Дежнева было известно в момент организации экспедиции Беринга.
   25 Речь идет о Второй Камчатской, или, как её называют иначе, Великой северной экспедиции Беринга, во время которой были открыты западные берега Северной Америки и одна из высочайших её вершин -- пик св. Ильи, одноимённый остров, теперь называемый Кадьяком, Укамок, Шумагинские острова, ряд островов Алеутского архипелага и много других. По стопам экспедиции Беринга на новооткрытые земли направились русские промышленники и купцы для промысла пушного зверя на море и суше. В результате их деятельности были открыты и нанесены на карту все острова у берегов Аляски, а также и самая Аляска. В 1799 году для колонизации Аляски и прекращения конкуренции между отдельными промышленниками по указу императора Павла I была создана по образцу английских привилегированных компаний "Российско-Американская компания", которой было предоставлено право монопольного использования всех природных богатств Аляски, Алеутских и Курильских островов.
   26 18 июня 1738 года три корабля под общим командованием участника Беринговой экспедиции лейтенанта Шпанберга вышли из Охотска, зашли в Большерецк, где забрали продовольственные запасы и после того отправились к берегам Японии. Во время этою плавания только один Вальтон достиг широты (43o) острова Мацмай (Хоккайдо), но в тумане не видел его берегов. Вторично отправившись к берегам Японии в 1739 году, Шпанберг оказался у берегов острова Ниппон (Хондо), где 22 июня и вступил в непосредственный контакт с японцами (под 38 1/4o с.ш.). Вальтон плавал дальше на юг и достиг 35o10' северной широты. Во время третьего плавания к берегам Японии (1742) Шпанберг должен был вернуться обратно, не достигнув её берегов. Мичман Шельтинг, ходивший в это плавание совместно с Шпанбергом, вблизи устья реки Пиленги (50o10' северной широты) подошёл к берегам северного Сахалина, спустившись до широты пролива Лаперуза, затем прошёл вдоль восточного берега Сахалина.
   27 Айны и курильцы, или курилы, -- это, вопреки Г. И. Невельскому, не два единоплеменных народа, а один и тот же. По словам Л. С. Берга, на языке айнов "кур", или "куру", значит человек. Камчадалы-ительмены называли население Курильского архипелага "кужи", что значит "живущие на юге". По указанию академика Шренка живущие на Сахалине и в низовьях Амура гиляки называют айнов (курильцев) -- "кужи". Таким образом, по мнению Л. С. Берга, установившееся с лёгкой руки В. М. Головина (после кругосветного путешествия последнего) мнение о том, что "Курильские острова" прозваны так за "курящиеся вулканы", неправильно, -- они несут свое имя от населяющего их народа -- курильцев, то-есть айнов.
   28 Летом 1729 года к юго-восточным берегам Камчатки прибило потерявшее управление японское судно с 17 японцами. Нашедший их пятидесятник А. Штинников, получив от них богатые подарки, захотел воспользоваться всем имуществом японцев и, когда те на лодке пошли вдоль берега в поисках жилья, он напал на них, убил 15 человек, а двух, оставшихся в живых, по словам Крашенинникова, "охолопил" и всё имущество забрал себе. В конце концов убийца был казнён, а японцев привезли в С.-Петербург, где, по указу императрицы Анны Иоанновны, они должны были, изучив русский язык, затем начать обучение японскому языку "Малолетных из российского народу". Обучение продолжалось недолго, так как старший из японцев умер уже в 1736 году, а младший -- в декабре 1739 года.
   29 Мятлев Василий Алексеевич -- адмирал, сибирский губернатор с 1752-го по 1757 год; в 1753 году, поняв, что сибирские реки, впадающие в Ледовитый океан, не могут, в условиях того времени, связать Сибирь с открытым морем, возбудил вопрос о возвращении Амура России. На первых порах его предложение встретило сочувствие, было отдано распоряжение о постройке судов для сплава по Амуру. Командированный Мятлевым моряк Соймонов (впоследствии сибирский губернатор) успел построить для этой цели в Нерчинске адмиралтейство, но отсутствие в Сибири военных сил, которые могли бы в полной мере обеспечить это предприятие, заставило правительство отложить его выполнение на неопределённое время. За время своего пребывания в Сибири Мятлев открыл морские навигационные школы для подготовки местных кадров для флота. Однако, по возвращении его в Петербург, школы в Сибири были закрыты.
   30 Жан-Франсуа-де-Лаперуз -- начальник французской кругосветной экспедиции (1785--1788) на кораблях "Буссоль" и "Астролябия". В 1787 году Лаперуз попал в тогда еще совсем почти неизвестное европейцам Японское море. В северной суженной части последнего -- Татарском заливе -- он обнаружил бухту, названную им по имени тогдашнего французского морского министра -- заливом Де-Кастри. После неудачной попытки пройти дальше к северу обогнул с юга Сахалин и через пролив, носящий теперь его имя, вышел в океан, отправившись в Петропавловск-на-Камчатке.
   31 Татария -- этим именем "Tartarie" иностранцы называли всю неизвестную им территорию за Уралом. Однако в русской литературе это название почему-то сохранилось именно на Дальнем Востоке, где, как известно, никогда никаких татар не было.
   32 Адмирал Иван Федорович Крузенштерн (1770--1846) -- начальник первой русской кругосветной экспедиции на кораблях "Надежда" и "Нева". Во время плавания к берегам Сахалина и в устье Амура не проявил нужной настойчивости для выяснения условий плавания в лимане, из-за чего вопрос об Амуре оставался открытым до работ Г. И. Невельского, не побоявшегося противопоставить мнению Крузенштерна свою точку зрения о доступности Амура. Описание путешествия и атлас Крузенштерна была одним из великолепнейших изданий своего времени.
   33 Сулой образуется в таком месте на поверхности моря, где в условиях небольших глубин встречаются течения противоположных направлений; при столкновений возникают беспорядочные всплески, завихрения, и вода, словно кипит, никуда не двигаясь. Попавшие сюда парусники подвергаются опасности быть выброшенными на мель и затем быть разбитыми на ней волнами.
   34 В заключении о результатах плавания в лимане Крузенштерн писал буквально так: "...испытан ия, учинённые нами, не оставляют теперь ни малейшего сомнения, что Сахалин есть полуостров, соединяющийся с Татарией перешейком, вход же в Амур, по мелководности его лимана, недоступен для больших кораблей". Допущенная Крузенштерном ошибка показывает, как мало он заботился о выполнении поручения, от точного выполнения которого зависела вся будущность России на Тихом океане.
   35 Мичман Алексей Елеазарович Шельтинг -- один из наименее известных в литературе участников 2-й Камчатской экспедиции Беринга. Родился в 1717 году. К шестнадцати годам, имея уже практический опыт плавания на судах военно-морского флота, получил назначение в отряд Шпанберга. В Охотск прибыл в 1738 году и там принял командование над ботом "Св. Гавриил", на котором и плавал к берегам Японии. В 1741 году на дубль-шлюпке "Надежда" совершил плавание к устью реки Уды и описал берега Охотского моря, а в 1742 году находился при описи реки Амура. Вернувшись из Сибири в Петербург в 1744 году, до 1759 года плавал в Балтийском море, причем только в 1751 году был произведен из мичманов в лейтенанты. После того быстро двинулся по служебной лестнице и в 1780 году уволился в отставку в чине контр-адмирала. Год смерти не известен.
   36 Николай Васильевич Буссе, во время описываемых событий -- майор, чиновник для особых поручений при генерал-губернаторе Муравьёве; назначенный Невельским начальником острова Сахалина, он пробыл там с 21 сентября 1852 года по 1 апреля 1853 года. По возвращении в Иркутск управлял штабом войск Восточной Сибири, в котором сосредоточивались все дела по управлению Амурским краем, и, наконец, с 1858-го по 1866 год был военным губернатором Амурской области. Умер в 1866 году.
   37 Не называемые прямо Невельским "другие личности" -- несомненно Нессельроде, Чернышёв и другие высокопоставленные члены "Особого комитета", возражавшие и против всех его исследований на Амуре и против присоединения этих территорий к России.
    38 Это утверждение Г. И. Невельского неверно, так как даже на "Генеральной карте Российской Империи" и региональной карте "Иркутской провинции", помещённых в так называемом Первом Академическом Атласе 1745 года, граница с Китаем была проведена к югу от Станового хребта, пересекая береговую линию "Камчацкаго", то-есть Охотского моря, и показывалась в общем так же, как и спустя 100 лет, в дни Невельского.
   39 Имеющиеся многочисленные факты свидетельствуют о том, что и местная сибирская администрация в лице генерал-губернаторов Восточной Сибири -- Мятлева, Лавинского, Рупрехта, Ладыженского и многих других, и правительство никогда неоставляли мысли об изменении условий Нерчинского договора в более благоприятном для России смысле и возвращении ей Амура. Однако основным мотивом, заставлявшим каждый раз отказываться от активных шагов в этом направлении, был страх повредить кяхтинской торговле и войти в военный конфликт с Китаем, силы которого всегда сильно преувеличивались. Правительство сплошь и рядом соглашалось с предложениями генерал-губернаторов, а спустя некоторое время отрезвлялось а затем глубокомысленно писало, "что необходимость требует, дабы приведение сего дела в исполнение было отложено до более благоприятных обстоятельств".
   40 Петропавловск, Нижне-Камчатск, Тигиль, Большерецк, Гижига -- играли роль политико-административных центров на Камчатке и в Северной части Охотского моря (Гижига).
   41 Комиссариатскими запасами, комиссариатским довольствием в русских армии и флоте назывались до 1864 года все виды денежного и вещевого довольствия: в состав последнего включались не только личное обмундирование солдат и офицеров, но и предметы лагерного, госпитального и другого снаряжения и оборудования. После 1864 года все виды снабжения были объединены в руках интендантского ведомства.
   42 На положении порто-франко обычно объявлялись порты, города и даже крупные районы экономически малоразвитые. Путём объявления их порто-франко, то-есть освобождая ввозимые сюда иностранные товары от уплаты таможенных пошлин, правительство рассчитывало оживить торговлю и промышленность, а в данном случае увеличить завоз продуктов питания и промышленных изделий, которыми русское правительство не могло обеспечить население своих дальневосточных окраин. В России статут порто-франко в разное время имели, кроме указанных портов, Одесса, а также Владивосток и Приморская область, то-есть всё правобережье Уссури и Амура.
   43 Средние цены в России в начале 60-х годов и в Приморье были таковы:
   
   

В России

В Иркутске

В Приморье

   Мука пшеничная (за пуд)

2 р. 80 к.

3 руб.

до 10 руб.

   Сахар

4--6 руб.

7 руб.

от 14--18 до 20 руб.

   Пеньковая веревка

3 руб.

5--6 руб.

16 руб.

   Мыло простое

5 руб.

6 руб.

14--18 руб.

   
   44 Занятие бухты в 24 км от залива Бодего (русское название -- залив Румянцева) в Северной Калифорнии и основание в ней русской колонии Форт-Росс состоялось в марте 1811 года. Позднее правление Российско-Американской компании не раз указывало, что место для первого русского поселения в Калифорнии было выбрано неудачно: близко от Сан-Франциско, без достаточно удобной гавани и т.д. Кроме того русскими был занят островок Форалланы в 22 км от мыса Драко.
   45 С созданием колонии в Калифорнии деятели Российско-Американской компании надеялись, что она станет для колоний на Аляске источником снабжения хлебом и мясом; однако небольшое количество поселенцев, неудачно выбранное место -- на сухой, лишенной влаги скале и, главным образом, неумелая организация привели к тому, что урожай достигали здесь в самые лучшие годы не более 300 пудов пшеницы и ячменя, а имевшееся здесь стадо -- 1 000 голов скота. Попытки расширения территории колоний встретили энергичнейшее сопротивление со стороны испанского правительства, а после революции в Мексике -- и мексиканского правительства, поддержанных правительствами Англии и США. Колония давала только дефицит и была явно нерентабельна; поэтому 31 марта 1839 года правление Компании обратилось к Министерству финансов с просьбой о разрешении ликвидировать колонию Росс в Калифорнии. К соображениям коммерческого порядка Правление Компании присоединило ещё политические и стратегические. Оно указывало, что сохранение Росса кроме неприятностей ничего не сулит в будущем, а в стратегическом отношении его потеря не существенна, ибо "англичане имеют свои гавани вплоть до наших границ; мексиканцы... владеют превосходным заливом Св. Франциска возле Росса, а граждане Соединённых Штатов толпами заселяют берега этого заляиа и не имеют надобности в недоступной скале Росс". Когда было открыто золото в Калифорнии, русское правительство пожалело о потерянной колонии, но было уже поздно (подробнее см. книгу С. Б. Окуня "Российско-Американская компания". Госсоцэкгиз. М.--Л., 1939).
   46 Небольшой Алдамский залив, или, как его называют сейчас, Алдома, расположен в 40--45 км к северо-востоку от Аяна. Алдома -- один из немногочисленных полузакрытых заливов западного побережья Охотского моря, одно время привлёк к себе всеобщее внимание. Сюда предполагалось перевести порт из Охотска, но когда было установлено, что залив хорошо укрыт только от северо-восточных ветров, эта мысль была оставлена.
   47 Кругосветная экспедиция на корабле "Сенявин" под командованием Фёдора Петровича Литке в 1826--1829 годах совершила плавание вокруг мыса Гора и, побывав на острове Кадьяк, Алеутских островах и Камчатке, через Индийский океан вернулась обратно на родину. Экспедиция на "Сенявине" произвела опись берегов Чукотского полуострова, острова Коряганского (против устья реки Камчатки) и ряда других, в частности острова Бонин. Знакомство с природой этих, в то время еще никому не принадлежащих островов Бонин-Сима (присоединены Японией только в 1861 году), расположенных в Тихом океане к юго-востоку от Японского архипелага, позволили Литке предложить русскому правительству занять эти острова с тем, чтобы создать на них сельское хозяйство и с его помощью облегчить заботы по снабжению населения Камчатки и тогдашней Русской Америки продуктами питания. Это предложение Литке не встретило сочувствия и было отклонено. Литке -- один из инициаторов создания Географического общества.
   48 В вымирании населения Камчатки большую роль сыграли не только инфекционные болезни (оспа, венерические), о которых говорит Невельской, но и усиленная эксплоатация его в XVII веке русскими промышленниками и царской администрацией, вызывавшими население на массовые восстания (особенно крупные произошли в 1734 и 1740 годах), подавлявшиеся с большой жестокостью. Всё это привело к быстрому снижению числа коренного населения Камчатки, которое, согласно указанию Л. С. Берга (Открытие Камчатки и Камчатские экспедиции Беринга М.-П., 1924, стр. 10), к концу XVII века только в низовьях Камчатки составляло около 25 000 человек, к концу 1741 года --12 000--13 000 душ, в 1897 году -- 4 000. По переписи 1926 года оказалось 4 137 человек. Сейчас в условиях коллективного хозяйства, со строительством многочисленных больниц и оздоровительных медицинских пунктов, национальных школ с обучением на ительменском языке и других культурных учреждений, начался прирост жителей среди населяющих Камчатку ительменов.
   49 Экспедиция Александра Фёдоровича Миддендорфа {1842--1845 годы) открыла новую страницу в истории изучения Сибири, поставив его на строго научные (в современном смысле) пути. Экспедиция сделала ряд интереснейших наблюдений над впервые описанной Миддендорфом вечной мерзлотой, климатом Сибири, жизнью и обычаями её населения. На обратном пути Миддендорф из устья реки Уды прошёл вдоль Станового хребта. Его заключение о наличии китайских пограничных знаков в виде пирамид, наблюдавшихся им южнее Станового хребта, чуть было роковым образом не повлияло на решение русского правительства договориться с Китаем о точном разграничении и проведении границы по Становому хребту. Ошибка Миддендорфа была исправлена Г. И. Невельским.
   50 Граф Карл Васильевич Нессельроде, сын Вильгельма Нессельроде, немца на русской службе; до 1796 года обучался в Берлине, после чего приехал в Россию и был зачислен во флот, но, не обнаружив никаких способностей, был вскоре оттуда уволен; в 1801 году подучил первое назначение по дипломатическому ведомству и с тех пор играл всё возрастающую роль в руководстве иностранной политикой России, проработав в нём на протяжении почти полувека (с 1807-го по 1856 год), когда после подписания Парижского мира был уволен в отставку. Академик Е. В. Тарле характеризует Нессельроде как человека, политические убеждения которого зависели не столько от государственной целесообразности, сколько от настроений и пожеланий Николая I, в воле которого зависело держать его при себе в качестве министра (Крымская война. Изд. АН СССР, М.--Л., 1944, т. 1, стр. 54--56).
   Начав свою карьеру министра в эпоху Венского Конгресса (1815 год) и консолидации сил реакции на Европейском континенте, Нессельроде был ярым приверженцем Священного союза трех императоров в борьбе с буржуазно-демократическими революциями и национально-освободительным движением народов. В частности, при ближайшем участии Нессельроде, была организована экспедиция для подавления Венгерской революции (1848 год). В вопросе об Амуре Нессельроде пытался проявить больше настойчивости в смысле осуществления добровольного отказа от неразграниченной территории в пользу Китая. Однако самостоятельность действий Г. И. Невельского, поднявшего русский флаг в низовьях Амура, заставила Нессельроде отступить перед Невельским, получившим поддержку Николая I. Интересы страны и народа, среди которого он жил, были ему глубоко чужды. Прожив 66 лет в России, он до конца жизни так и не научился говорить по-русски.
   51 Фердинанд Петрович Врангель (1796--1870) -- адмирал, известный путешественник и исследователь; ему принадлежит опись берегов Сибири к востоку от устьев Колымы, проведённая в чрезвычайно трудных условиях с 1820-го по 1823 год. По расспросным сведениям весьма точно установил положение острова, открытого только спустя 40 лет, в 1867 году, и названного его именем (Земля Врангеля). В 1825--1827 годах совершил кругосветное путешествие на военном транспорте "Короткий", во время которого посетил русские владения в Америке. С 1829-го по 1836 год был главным правителем русских колоний в Северной Америке и затем председателем Главного правления Российско-Американской компании. По поручению русского правительства Российско-Американская компания, кроме своих прямых целей по управлению и эксплоатации колоний в Америке, нередко выполняла работу и исследования, которые в каком-либо отношений неудобно было производить непосредственно самому правительству. Так было, в частности, и в начале деятельности Невельского. Врангель, в качестве председателя правления Компании, принимал ближайшее участие в организации всех этих мероприятий.
   62 Порт Аян -- самый молодой из основанных на Охотском море. Российско-Американская компания, занимавшаяся котиковым промыслом, искала более подходящего места для своей фактории, чем Охотск. В связи с этим было обращено внимание на Айнскую бухту, которую в 1832 году впервые изучал прапорщик корпуса флотских штурманов Шилов. Основание Аяна падает на 1842 год, когда направленный сюда поручик корпуса флотских штурманов Орлов начал застраивать территорию будущего порта и обследовал путь из него на Нелькан. В 1845 году Российско-Американская компания перенесла сюда факторию из Охотска, после чего начался главный период расцвета Аяна. Трактовая тропа из Аяна была трассирована столь хорошо, что зимою почта в Якутск попадала отсюда уже на 10--12-й день. Тем не менее Аян с 60-х годов начал хиреть. Новый расцвет начался в конце 70-х годов, когда новый управляющий факторией А. Ф. Филлипеус добился предоставления Аяну прав порто-франко. Действительно, количество грузов, привлечённых к Аяискому порту, быстро увеличилось, но ограничивалось исключительно кирпичным чаем. Однако и эта сообщило Аяну лишь временное оживление: тормозило отсутствие удобной дороги для перевозки грузов в глубь страны. Количество жителей в Аяне никогда не превышало 100 человек.
   53 Теперь Сенекинский полуостров (по имени крайней его оконечности -- мыса Сенека) -- северная возвышенная часть Тугурского полуострова, отделённая от южной глубоко врезающимся здесь с востока на запад заливом Константина. В южной части полуострова максимальные высоты достигают 1 100 м, а береговые обрывы -- 150 м. Полуостров -- один из наименее затронутых деятельностью человека участков побережья Охотского моря.
   54 Нейдальцы -- одно из тунгусско-маньчжурских племен, обитающих в нижнем течении Амгуни. Нейдальцы называют себя элван-бейе, занимаются охотой и для добычи нерпы выходят на побережье Охотского моря. По переписи 1926 года насчитывалось немного менее 700 человек.
   55 Николай Николаевич Муравьёв (1809--1881), генерал-губернатор Восточной Сибири, после присоединения Приамурья к России -- граф Амурский. Энергично поддерживал инициативу Невельского в вопросе о важности устьев Амура, Приамурского края и Сахалина для России, что и было юридически оформлено подписанным им в 1858 году Айгунским трактатом. Отличался крутым нравом и держал себя в крае как диктатор. Однако демонстративно-внимательное отношение к декабристам и их семьям и большая забота об изучении края, выразившаяся в инициативе создания Сибирского отдела незадолго перед тем организованного в С.-Петербурге Географического общества, и организация многочисленных научных экспедиций для изучения края вызвали многочисленные благожелательные оценки его деятельности, в том числе П. А. Кропоткина и М. А. Бакунина.
   56 Александр Сергеевич Меньшиков (1787--1869) -- адмирал, генерал-адъютант. Во время описываемых событий занимал пост начальника Главного Морского штаба, хотя никакого специального морского образования не имел и в плаваниях никогда не был. Характерно, что когда ему в 1820 году впервые был предложен пост командующего черноморским флотом, он отказался именно потому, что, по собственным его же словам, не имел никакого понятия о морской службе. В отставке он дилетантски, по книгам изучил морское дело, что, понятно, было совершенно недостаточно для занятия поста фактического руководителя флотом, каким он стал с 1829 года. Современники считали его великолепно образованным человеком с недюжинным умом, но огромным циником, что и позволяло ему соглашаться на любой из предоставлявшихся ему постов.
   Так, в войну 1854--1855 годов он столь же бестрепетно согласился, ничего не понимая в военном деле, принять пост главнокомандующего, как перед тем, ничего не понимая в дипломатии, принял пост чрезвычайного посла в Константинополе, своей миссией доведя дело до разрыва и войны с Турцией и западными державами. Его сибаритство, бездействие и бездушие вызвали под конец всеобщее негодование, под давлением которого даже всегда покровительствовавший Меньшикову Николай I вынужден был наконец сместить его и назначить нового главнокомандующего, который, к сожалению, был не лучше Меньшикова. Николаю I приписывают следующие слова: "подло со стороны Меньшикова сваливать свою бездарность на войска, превосходные во всех отношениях".
   57 Петр Васильевич Козакевич (1814--1887) -- адмирал, генерал-адъютант. В декабре 1835 года был выпущен мичманом из Морского корпуса и долгое время плавал в Балтийском и Средиземном марях. Получил назначение старшим офицером на транспорт "Байкал". Вместе с Невельским участвовал в открытиях в Амурском лимане и 28 июля 1849 года, войдя в устье Амура, определил его судоходность. Позднее, подобно Невельскому, был прикомандирован для исполнения особых поручений к Муравьёву, выполняя ряд ответственных и важных заданий. При его участии и руководстве были проведены первые гидрографические исследования на Шилке и Аргуне; он же заложил в Сретенске первую, в бассейне Амура судостроительную верфь, на которой был построен пароход, принявший участие в первом сплаве русских войск по Амуру. В 1856 году был назначен первым губернатором нового присоединённого к России Приамурского края. После заключения Пекинского договора руководил работами по установлению новой границы с Китаем (1862 год,), после чего в 1875 году окончательно покинул Дальний Восток.
   58 Братья Перовские -- Лев Алексеевич (1792--1856) и Василий Алексеевич (1794--1857) -- энергично поддерживали Г. И. Невельского и Н. Н. Муравьёва в вопросе об Амуре. Л. А. Перовский -- министр внутренних дел с 1841 по 1852 год, заседал в Особом комитете, созданном по приказу Николая I для рассмотрения вопроса о действиях Невельского на Амуре. Оставаясь в меньшинстве с А. С. Меньшиковым и Н. Н. Муравьёвым в комитете, он не изменил своей точки зрения в вопросе о важности Амура для России, продолжая отстаивать её вплоть до его положительного разрешения.
   69 Фаддей Фаддеевич Беллингсгаузен (1779--1852) -- знаменитый русский мореплаватель и путешественник, участник первого русского кругосветного плавания под командованием Крузенштерна, начальник 3-й русской, кругосветной научной экспедиции. Главная и наиболее интересная часть исследований Беллингсгаузена была произведена в морях Антарктики, где им были открыты остров Петра I и земля Александра I, которую он считал островом и которая оказалась берегом шестого материка -- Антарктиды, открытого, таким образом, русскими моряками. Посетил многие острова в других частях Тихого океана. Результаты путешествия изложены в двухтомном описании Южно-полярного моря, изданном в С.-Петербурге в 1831 году.
   60 Пётр Фёдорович Анжу (1796--1869) в 1820--1823 годах руководил работами по описи берегов Сибири между Яной и Индигиркой, а также Новосибирских островов; результатом исследования Анжу было появление первых, вполне достоверных карт Новосибирского архипелага. Позднее участвовал в экспедиции для описи берегов Каспийского и Аральского морей. С 1844 года, с дроизводством в контр-адмиралы, занимал пост капитана над Кронштадтским портом. Умер в чине полного адмирала.
   61 Гонолулу -- город, порт и культурный центр, столица Гавайских островов, являющихся особой "территорией" США и расположенных в центре восточной части Тихого океана; город лежит на юго-восточном берегу Оагу, третьего по величине из Гавайских островов (правильнее Оау -- Oahu). Одна из прекраснейших гаваней, издавна привлекавшая к себе всех мореплавателей для отдыха, стоянки и пополнения запасов пресной воды и провизии. Во времена Невельского это был главный город тогда независимого государства Гавайи (Hawaii).
   62 Камеамеа -- имя ряда королей Гавайи; из них наиболее известен Камеамеа I, или Великий, основатель национального полинезийского государства на Гавайских островах; Объединил в своих руках всю полноту власти на Гавайях, вступил в деятельные сношения с государствами Старого и Нового Света и, проведя ряд европейских реформ, создал крепкое государство, просуществовавшее вплоть до конца XIX века, когда оно после революции, организованной американскими плантаторами, из монархии стала республикой. Новое правительство вскоре вступило в переговоры о присоединении Гавайских островов к США, что и было утверждено конгрессом США в 1898 году.
   53 Здесь Невельской, в соответствии с общепринятыми тогда представлениями о Сахалине, повидимому, в силу традиции и привычки продолжает называть его полуостровом.
   64 Все пункты этой, не полученной в подлиннике инструкции были выполнены Невельским, что в дальнейшем ему и ставилось в криминал и послужило причиной желания Нессельроде разжаловать Невельского в матросы.
   65 Четвёртый Курильский пролив находится к югу от острова Парамусир, между островами Сиринки (Ширинки) и Маканруши, небольшими островками Курильского архипелага.
   66 Галсом в морской практике называют курс судна в его движении относительно ветра. Правым галсом называется курс судна, когда ветер дует в правый борт (если смотреть по направлению движения судна); бейдевинд -- курс корабля, следующего в таком положении к направлению ветра, когда тот дует косо и навстречу под углом от 40 до 90o. Различают бейдевинд крутой, от 40 до 67,5o, и полный, с углами более 67,5o.
   67 Верп -- якорь малого веса, ничем по внешнему виду не отличающийся от других, но более крупных по весу якорей. Четырех- и пятилопастные верпы называются дреками и кошками.
   68 Кошка -- длинная песчаная или галечная коса, вытянутая параллельно берегу и обычно лишённая какой бы то ни было растительности.
   69 Лайда -- отмель, сложенная иловатыми наносами реки и частично обсыхающая во время отливов; банка -- более или менее крупный участок морского дна с расположенными над ним малыми глубинами, которые затрудняют условия плавания и требуют специальной обстановки лоцманскими знаками, указывающими для кораблей направление фарватера.
   70 Это были кошка и расположенный к западу от нее Набильский залив (бухта Бутакова), а не озеро; в самой северной части при помощи узкого пролива Асланбекова залив соединяется с морем. В залив впадает речка Набиль длиной около 55 км.
   71 Сильное отливное течение, действительно наблюдаемое в заливе, повидимому и было ошибочно принято Крузенштерном за движение вод якобы впадающего тут в Охотское море Амура.
   72 Мыс Елизаветы -- крайняя северная оконечность острова Сахалина. Расположен под 54o26' северной широты и 142o42' восточной долготы. В северо-восточной части гористого полуострова Шмидта глубины у мыса допускают безопасный проход судов неподалеку от берега.
   73 Пеленг, -- угол между направлением, под которым с одного из двигающихся по морю кораблей виден другой корабль или какая-либо неподвижная точка на берегу, с направлением магнитного меридиана. Пеленги берутся при помощи особого прибора -- пеленгатора.
   74 Это был мыс Левенштерна; низменные берега с многочисленными заливами, отгороженными от моря песчаными кошками, имеются только между Набильским заливом и мысом Левенштерна; севернее начинаются обрывистые скалистые берега полуострова Шмидта. Такой характер берег сохраняет вплоть до крайней северо-восточной оконечноста острова Сахалина -- мыса Елизаветы,
   75 Этот залив известен сейчас под именем Северного.
   76 Тут Г. И. Невельским была допущена ошибка, он не досмотрел имеющегося тут небольшого залива Тылени-ту, отгороженного от моря, подобно Набильскому в другим заливам восточного побережья, узкой песчаной косой. Залив при помощи протоки Твох, имеющей около 1 км длины и 110 м ширины, соединяется с морем. Через протоку в залив могут входить небольшие суда.
   77 Низменный мыс Головачёва в северо-западной части Сахалина ограничивает с северо-востока область мелководья Амурского лимана.
   78 Мыс Ромберга и гора князя Меньшикова расположены на далеко выдвинутом в Амурский лиман полуострове. Далеко видная со всех сторон при подходе к устью Амура вершина, получившая от Невельского имя Меньшикова, сейчас известна под именем Мгарс, или Мгат.
   79 Мыс Тебах -- левый (северный) мыс при входе из лимана в устье Амура.
   80 Сахалинский фарватер Амурского лимана доступен для судов, имеющих до 16 футов (4,9 м) осадки, а фарватер Невельского, или северо-западный -- от 20 до 40 футов (от 6 до 12,2 м).
   81 Капитан Михаил Сергеевич Корсаков в 1848 году получил назначение в Восточную Сибирь в качестве чиновника для особых поручений при Н. Н. Муравьёве, в это время исполнял ряд разнообразных поручений. Участвовал в организации одного из крупнейших сплавов по Амуру в 1854 году. В 1860 году был назначен на пост председателя управления Восточной Сибири, а в 1862 году, несмотря на своё сильное сопротивление, вынужден был согласиться принять пост генерал-губернатора от уходившего в отставку Н. Н. Муравьёва-Амурского.
   82 Японская экспедиция адмирала Е. В. Путятина (1803--1883 годы), быта послана в 1852 году для обеспечения за Россией таких же прав и торговых преимуществ, которые получили от Японии западные державы. Несмотря на затруднения, возникшие в связи с начавшейся войной с Англией и Францией и противодействие японцев, Путятин тем не менее всё же добился заключения выгодного для России Симодского торгового договора с Японией. Не имея возможности вернуться из-за войны обратно в Кронштадт, Путятин под носом у сильного союзного флота, крейсировавшего в Татарском проливе, сумел ввести свои корабли в устье Амура. Большой дипломатический такт и уменье проявил Путятин в переговорах с Китаем, приведших к заключению Тянь-цзинского договора (1856), по которому Россия первой получила такие права и преимущества, которых в то время еще не имели в Китае другие иностранцы.
   83 Попытка разжалования Невельского на этот раз ограничилась только одними разговорами; как-никак он всё же представил новые данные, которые хотя и подвергались сомнению, но не могли быть и опровергнуты. Виноват же он был только в том, что поспешил выполнить инструкцию, которая хотя и не дошла до него, но была известна в копии и реально существовала в то время, когда он производил, исследования в Амурском лимане.
   84 Город Сен-зин -- один из крупных в Маньчжурии, сейчас называется Сянь-син, или Илань; расположен при впадении в Сунгари её правого притока Муданьцзянь.
   85 Средний срок покрытия Амура льдом в устьях Уссури -- с 25 ноября по 25 апреля, что составляет 151 день, а близ Николаевска -- с 10 ноября по 18 мая -- 189 дней.
   86 А. Сиденснер отмечает на стр. 29 своей книги, что Г. И. Невельской любил сам рассказывать подробности своего разжалования в матросы, которое, хотя и на короткий срок, но всё же было осуществлено; Сиденснер высказывает свое удивление по поводу того, что Г. И. Невельской, рассказы которого он сам не раз слышал, ничего не говорит об этом в своих записках.
   87 Руслени -- площадки на бортах парусного судна, служащие для укрепления круглых деревянных блоков и отвода ввязывающихся в них вантов, то-есть снастей -- пенькового или проволочного тросов, удерживающих мачты и другие части мачт с боков и сзади.
   88 Река Гирлн (Невельского), на современных нам картах называемая Горином, первый по величине (после Амгуни) из левых притоков Амура в его нижнем течении. Берёт начало на южных склонах так называемого Баджальского хребта, служащего водоразделом между верхними течениями Амгуни и Горина.
   89 Озеро Кизи -- на правом берегу Амура, в 240 км от его устья, соединяется с Амуром Марианской протокой. Удобное расположение озера вблизи заливов Таба и Де-Кастри (8 и 18 км), от которых оно отделено невысоким плоским водоразделом, делает возможным соединение Амура с Татарским проливом при помощи канала, что значительно сократило бы сроки доставки грузов и передачу их на Амур. Длина береговой линии озера около 130 км. Площадь водной поверхности сильно увеличивается в период летних муссонных дождей (с 150 до 230 км2). Длина озера около 50 км, ширина 4--8 км, а глубина до 4 м. Марианская протока в 1 км шириной и до 3 м глубиной соединяет озеро с Амуром, допуская свободное курсирование по нему пароходов. На правом берегу Кизи при выходе из него в Амур расположено село Мариинское (Мариинский пост), основанное Г. И. Невельским.
   90 Заливом Нангмар гиляки и другие обитатели, проживавшие на берегах Татарского пролива, называли залив Де-Кастри.
   91 Тут в описании Г. И. Невельского имеется очень крупная невязка. Дело в том, что Орлов, покинув селение Чальм на юго-западном берегу озера Чля и зятем проехав в западном направлении 60 км, достиг озера Нейдаль. На карте, составленной Невельским, отсутствует озеро с таким названием, не известно оно и на современных картах. В 60 же километрах от озера Чля находятся два озера -- длинное широтное Дальдзинское озеро к западу-юго-западу от Чля, и озеро Джевдоха к югу от Чля. Если учесть, что именно это озеро тянется с запада-юго-запада на восток-северо-восток и именно в этом же направлении ориентировано у Невельского озеро Нейдаль, можно было бы на этом успокоиться и считать, что Джевдоха и есть Нейдаль. Однако дальше следует уже нечто вовсе фантастическое: "...с запада в него впадает значительная река того же имени (Нейдаль), по которой Орлов с жителями этого селения поднимался на расстояние около 25 км от устья. Они доходили до места, где эта река сближается с рекой Тугур и откуда нейдальцы ездят на эту последнюю". Однако никакой значительной реки, текущей с запада, не впадает ни в Дальдзинское озеро, ни в Джевдоха. Единственная крупная река, которая течёт поблизости, -- это Амгунь. Но она не может быть рекой Нейдаль Невельского, так как буквально десятью строками ниже Невельской говорит и об Амгуни. Больше того: поднявшись вверх на 25 км по этой таинственной реке Нейдаль, Орлов, по Невельскому, попал в места, где эта река сближается с Тугуром, текущим на север в Тугурский залив Охотского моря. Между тем ближайшее расстояние отсюда до реки Тугур составляет минимум 170 км. Чем объяснить такое расхождение с фактами в показаниях Орлова -- мы затрудняемся. Во всяком случае всё дальнейшее изложение путешествия Орлова грешит подобными же неясностями, что ставит под законный вопрос правдоподобность всего сообщения Орлова.
   92 Название Яблонового хребта происходит от бурятско-монгольского Яблота-даба. Интересно, что население значительной части Забайкалья и Дальнего Востока сплошь и рядом называет любую возвышенность или хребет Яблочной горой или хребтом.
   93 От посёлка Керби до ближайшего места на реке Бичи (сейчас она называется так) самое меньшее 110 км, а отсюда до озера Удыль не менее 150. Таким образом, проследовав отсюда 25 км по реке Биджи, Орлов не мог никак достичь реки Удыль. Кроме того, река, показанная на карте в первом и втором издании книги Невельского, как река Биджи, сейчас называется Пильдой, и, показанная на его карте весьма короткой, река Ухдыль есть река Бичи. При этом именно последняя подходит с юга близко к Керби, а отнюдь не Пильда (Биджи Невельского). Чтобы попасть на эту реку, нужно было бы от Керби проследовать ещё дальше на юг. Не соответствует тексту и название населённого пункта при впадении реки Биджи в озеро Удыль. На карте у Невельского он назван Кучри, а в тексте Ухтре. Тут какие-то совершенно безнадежные противоречия. Невязки в указаниях о пройденном расстоянии (неверен счёт километров) и географической ситуации столь велики, что не дают никакой возможности сейчас разобраться в этой путанице.
   94 Озеро Эворон при помощи одноимённой речки сообщается с рекой Горин, левым притоком Амура.
   95 Сообщение Орлова о будто бы имеющем место сообщении реки Пильды с Амуром при помощи протоки не соответствует действительности, поскольку река Пильда, впадающая с юга в озеро Удыль, отделяется от "протоки" или, правильнее, речки, вытекающей из северного конца этого озера, расстоянием почти в 35 км. В конце протоки на берегу Амура и сейчас существует селение Ухта.
   96 Буреинский, или, как его называет Г. И. Невельской, Хинганский хребет, перейдя на правую сторону Амура, под именем Малого Хингана, следует затем на юго-запад по направлению к Харбину. Невельской же говорит о непрерывно тянущемся почти меридиональном хребте между реками Уссури и Хурга (теперь Муданьцзян). Это неверно, так как прямой связи (орографической или геологической) между Малым Хинганом и горной страной правобережья Сунгари нет, поскольку она не имеет облика единой горной системы, вытянутой в одном направлении и доходившей до моря. Наоборот, здесь имеет место сложное сочетание хребтов и горных массивов с межгорными котловинами между ними, пересекающимися под разными направлениями друг с другом.
    S7 Все пункты и реки, с которых со слов Д. И. Орлова рассказывает здесь Невельской, сдвинуты на его карте почти на полградуса, по сравнению с их фактическим местоположением.
   98 Повидимому, это какое-то небольшое озеро, расположенное к северу от озера Даньдзинского, в низовьях реки Джук.
   99 Так Г. И. Невельской называет залив св. Николая, по имени впадающей в южную его часть реки Усальгин.
   100 Река Самма -- на современных картах Сомня.
   101 Судя по географической ситуации, речь идет о находящемся сейчас в этом месте зимнике Ланкода.
   102 В действительности Бурукан расположен не под 52o50' северной широты, а под 53o5'. Указанная же Невельским долгота не 130o, а 136o3'.
   103 Под этими координатами находится вершина одного из правых притоков Тугура -- речка Асеынл (40 км от Удского водораздела). Однако, если учесть обычную ошибку Орлова, а также то, что его путь лежал на запад-северо-запад, правильнее считать, что он попал не в верховья Ассыни, куда путь лежал прямо на запад, а в истоки Талена или даже Мудари. В отношении направления реки Тугура, как главной реки, Орлов, снова допустил неточность. Поехав на запад, он оставил долину Тугура, имеющую выше Бурукана меридиональное направление.
   104 Тут ошибки не произошло. Орлов действительно доехал до хребта Ям-Алинь (Селемджинского), который служит главным водоразделом между реками, текущими в Охотское море и в бассейн Зеи.
   105 Эта точка была определена Орловым весьма близко к истине. Хребет Ям-Алинь, до этого имевший меридиональное направление, почти под прямым углом поворачивает отсюда к западу, образуя водораздел между Удой и Селемджой с высотами, превышающими 1200--1500 м. Отсюда же в северо-восточном направлении отходит более низкий Тыльский хребет.
   106 Если расчёты Д. И. Орлова правильны и он действительно, проехал 85 км к западу от места поворота Ям-Алиня, то он никак не мог достичь 132o52' восточной долготы, что и по географической ситуации мало вероятно, так как на своём пути он должен был бы пересечь долину одного из крупнейших притоков Уды -- реки Урми, о чём он не мог не упомянуть.
   Повидимому, он не смог дойти до Урми.
   107 Сведения, сообщённые Орлову проводниками, в точности отвечают современной географической карте, показывая великолепное знание ими местности.
   108 Координаты истоков Керби и Немилена, определённые Д. И. Орловым, близки к данным государственной миллионной карты СССР.
   109 Речь идет не столько об истоках самой Уды, сколько об истоках её южных правых притоков, до которых и доходил Д. И. Орлов.
   110 Ближайшим к устью Самарги закрытым заливом является залив Советская Гавань (бывш. Императорская Гавань Г. И. Невельского).
   111 Река Суйфун впадает в северо-западную часть Амурского залива. На восточных берегах которого расположен Владивосток. Это наиболее расчленённый участок советского тихоокеанского побережья, обладающий огромным количеством заливов, бухт, полуостровов и островов.
   112 Фактически 51o52' северной широты.
   113 Река Тымь -- главная река северного Сахалина; впадает в Ныйский залив. Длина ее около 200 км.
   114 Берега озера Самашров во времена Невельского были заселены тунгусским племенем самагиров. Современное название озера -- Эворон.
   115 Сплошь и рядом употребляемые Г. И. Невельским географические имена рек, селений, городов и т. д. сейчас устарели и вместо дих употребляются на географических картах другие: вместо Сензин и Сен-зин -- Саньсин, вместо Нюмгута и Нангуты -- Нивгута, река Хурга имеет современное название Муданьцзян и т. д.
   116 Эти сведения, полученные Н. М. Чихачёвым от маньчжуров, неоднократно повторяются Г. И. Невельским в его записках. Однако здесь он стая жертвой плохой географической изученности края и доверия к непроверенным сведениям. Теперь мы знаем, что такая географическая ситуация не имеет места.
   117 Намёк на условия Нерчияского договора 1689 года.
   118 В залив впадает только одна река Пильда. Реки Бичи, которая на карте Г. И. Невельского названа рекой Ухдыль, впадает непосредственно в озеро с севера, а расположенная между ними река Битчи -- с запада.
   119 Расстояние между Бичи и Пильдой (см. примечание 118) составляет не 5, а 16 верст (17 км). Здесь ошибка допущена либо Чихачёвым, либо положившимся на намять Невельским; не следует забывать, что записки составлялись последним почти 20 лет спустя после описываемых событий.
   120 По современным картам озеро лежит несколько южнее и восточнее указываемых Г. И. Невельским координат, а именно южная часть озера -- под 51o58' северной широты, при долготе 139o35'.
   121 Упоминаемая Невельским река Гильба -- это несомненно Пильда; тут она называется незначительной, а выше (см. примечание 118) на этой же странице -- значитальной. Это одна из постоянных невязок, всегда встречаемых в книге Невельского в связи с донесениями Орлова.
   122 В книге издания 1878 года допущена опечатка: стояло "четвертого марта 1851", надо же 1852 года, особенно, если учесть, что и письмо Российско-Американской компании (см. выше) датировано первым марта 1852 года.
   123 Всё излагаемое здесь Г. И. Невельским показывает, что Российско-Американская компания, как в лице её центральных органов, так и деятелей на местах, не отдавала себе отчёта в поистине государственной важности начатых Невельским работ по разрешению Амурского вопроса. Всё заключалось лишь в мелкой игре обиженных самолюбий и желании, по возможности побольше, ущемить беспокойного конкурента, вносящего ясность в вопрос об Амуре, который работники Компании считали уже решённым в определённом и притом отрицательном смысле.
   124 Сизигией называют тот момент, когда солнце, земля и луна располагаются на одной прямой линии. В связи с этим приливная их сила, действующая в одном направлении, вызывает совпадение, а, следовательно, и максимальный размер приливных явлений. Различают малые сизигии в течение каждого лунного месяца, и большие, совпадающие с периодами равноденствий, когда приливы достигают максимального размера в течение года.
   125 Гольды, или, как они сами называют себя, нанайцы, -- одно из тунгусско-маньчжурских племён, обитающих в низовьях Амура, между Уссури и озером Кизи.
   126 Саки -- маньчжурская водка, изготовленная из местных сортов проса.
   127 Полуденное Большое море -- название Китайского моря, употребляемое Г. И. Невельским.
   128 Повторяется ранее высказанная Невельским мысль о продолжении Буреинского хребта на правобережье Амура; ошибка эта является следствием недостаточной в то время географической изученности пространства между Сунгари и побережьем Японского Моря.
   129 Фактически озеро вытянуто по длинной оси с севера на юг и имеет в длину всего 25 км (23 1/2 версты).
   130 Мыс Клостер-Камп с юга ограничивает вход в залив Де-Кастри. Возвышенная скалистая оконечность мыса имеет вид небольшого полуострова, соединённого с материком при помощи узкого (около 20--25 м) песчаного перешейка.
   131 Залив Де-Кастри, открытый в 1787 году Лаперузом, служит местом разгрузки для судов, имеющих осадку более 12 (3,6 м) футов и потому не имеющих возможности входить в устье Амура. Более безопасен для стоянки внутренний рейд, который хотя и не всегда спокоен, но совершенно безопасен, особенно для неглубоко сидящих судов. Совершенно закрытый для южных ветров залив Де-Кастри подвержен сильным волнениям осенью, когда дуют западные, северные и северо-восточные ветры. Особенно неудобны западные ветры, которые очень сильны, и северо-восточные, вызывающие большую волну и боковую качку и сильно затрудняющие стоянку судов и их выгрузку.
   132 Теперь это река Дуй, впадающая в Татарский пролив вблизи мыса Опасности (севернее бухты Мосолова). К югу от мыса расположены два небольших острова -- Константина и Елены. Первый расположен ближе к мысу, второй к югу от первого. Известны, как места осбора яиц чаек и диких уток, в огромном количестве гнездящихся на островах.
   133 Существование тундр в столь южных широтах с нехарактерными для последних мощными торфяниками (мощностью до 2--2,5 м) объясняется суровыми условиями климата, усиливаемыми здесь льдами, удерживающимися в течение почти всего года у Северных берегов Сахалина, а с другой стороны, и общим режимом Охотского моря, которое по своим свойствам гораздо ближе к арктическим морям, чем к другим бассейнам, расположенным под той же широтой.
   134 Фактическое расстояние от мыса Хой до мыса Сюркум значительно больше, чем 19 миль, широта не 50o31', а 50o21'.
   135 К югу от мыса Сюркум (Иванова) в Татарский залив впадает река Аукан, а не Лукаль, устье которой расположено южнее одноимённого мыса. Высокий (147 м) с крутыми обрывами мыс Сюркум, далеко выдающийся в море -- одна из наиболее заметных точек на побережье Татарского пролива.
   136 На современных картах и в лоциях мыс Датта обычно называется Дессепс-Датта. Река Датта известна под этим названием лишь местному населению; общепринятым в картографической и географической литературе является название реки -- Тумнин и реже Тумджин. Лейтенант Лессепс -- участник кругосветной экспедиции Лаперуза, был отправлен Лалерузом в 1787 году из Петропавловска через всю Сибирь в Париж с материалами работ экспедиции.
   137 Селение Джунихо на карте Невельского обозначено под именем Джувана, а сейчас называется Дюанка.
   138 Позднее залив стали называть Императорской Гаванью; в советское время ов был переименован в Советскую Гавань. Это -- одна из обширнейших и удобнейших гаваней на земном шаре.
   139 Впадающая с юга в Советскую Гавань река именуется Невельским Хаджи. Сейчас это река Большая Хадя, а Ми -- Маи.
   140 Бухта императрицы Александры, сейчас Александровская, расположена к северу при входе в Советскую Гавань.
   141 Бухта великого князя Константина, сейчас Константиновская -- в юго-западной части Советской Гавани. Глубина при входе в неё из главной бухты достигает 26--28 м, а у берегов 10 и более метров. В северный берег Константиновской бухты, по направлению к северо-западу, вдаётся небольшая Постовая бухта, на северном берегу которой Г. И. Невельским был основан Константиновский пост. В восточном конце бухты лежит обросшее морской капустой днище затопленного в 1856 году фрегата "Паллада".
   142 Невельской называет озеро Ханка (к северу от Владивостока) -- Кангой.
   143 Верховья реки Тумнин расположены всего в 32 км от долины Амура. Отсюда шзжно попасть в долину реки Ульги (Уливчи Г. И. Невельского). В отличие от указаний автора, последняя есть самостоятельная река, а не приток Ады. Реку с подобным наименованием государственная карта не знает. Отсутствует она и на других современных картоматериалах.
   144 Сколь отличны в своих действиях Невельской и Буссе, видно, из того, что первый не побоялся дипломатических осложнений с Китаем, не побоялся действовать вопреки приказаниям правительства; второй же, воспитанник Пажеского корпуса и гвардейских вахт-парадов, не имел гражданского мужества и в малом превысить имевшиеся у него приказы даже тогда, когда видел, что они повлекут за собою ущерб для дела; зато в своих записках, изданных родственниками Буссе после его смерти, он во многом приписывает успех себе, когда для этого нет никаких оснований (сравни отклики на книгу Н. В. Буссе в статьях Н. В. Рудаковского и Г. И. Невельского).
   145 Как известно, такой географической ситуации в действительности не существует.
   146 Фальконет -- старинная гладкоствольная пушка небольшого калибра, долгое время находившая себе применение во флоте (до третьей четверти XIX века) при десантных операциях с малых парусных и гребных судов, подходивших вплотную к неприятелю.
   147 "Каронада" -- старинная гладко- и короткоствольная пушка небольшого калибра. Употреблялась преимущественно во флоте на гребных судах и парусниках небольшого тоннажа.
   148 Пункт, около которого высадился Д. И. Орлов, носит название Энто и расположен приблизительно в 7 км к юго-западу от небольшого порта Унари (Усийоро) под 48o47' северной широты.
   149 Теперь селение Котан.
   150 Вершина, названная Д. И. Орловым горою Невельского, расположена в южной (бывш. японской) части Сахалина под 48o44' северной широты и у японцев была известна под именем Изора-Яма (1017 м). Её не надо смешивать с другой горой Невельского -- высшей точки всего Сахалина (2013 м), у восточного берега острова под 50o26'30" северной широты (на старой советской территории).
   151 Селение Отагу, на современных картах -- Отасу.
   152 На современных картах Райтасикоко. В низовьях -- сильно заболоченная равнина. Против указанных Орловым размеров на юге фактически меньше на три минуты (48o24' вместо 48o27').
   153 Расстояние между Отасу и Тукунай (теперь Тиннай) на этот раз указано вполне точно.
   154 Ильинское -- теперь Кусунай.
   155 Фактическое расстояние по прямой между Кусунаем и Мануе составляет всего 25 км.
   156 Эти пункты сейчас соединены железной дорогой.
   157 Широта была определена правильно, но в отношении долготы, как всегда, была допущена крупная ошибка: устье реки Мануе расположено под 142o31' восточной долготы.
   158 Ошибка при определении широты составляет 4' (47o40' а не 47o36'), Долгота дает разницу в 10' (142o35').
   159 Если бы для составления карты Сахалина использовать только определения долгот, вычисленные Д. И. Орловым, то всё оказалось бы совершенно непохожим на действительность: одни пункты были бы сдвинуты к востоку, другие же, относительно своих соседей -- на запад. В действительности же, чем дальше на юг продвигался Орлов, тем всё дальше и дальше берег уходил на юго-восток. Широта устья реки Най определена более или менее точно, но зато долгота опять неточна и достигает почти полградуса. Вследствие этого по Орлову получается, что устье реки Най лежит двадцатью минутами западнее реки Отоксам, в то время как в действительности она находится четырьмя минутами восточнее устья реки Отоксам.
   160 Река Сололи, о которой упоминает Г. И. Невельской, -- это, повидимому, река Чичамар, единственный из притоков Тумнива, истоки которого ближе всех остальных подходят к истокам реки Яй, или Яви, текущей в озеро Кизи.
   161 Румпелем называется рычаг, насаженный на голову руля и служащий для поворачивания последнего в сторону при помощи талей.
   162 Экспедиция подполковника Ахте была организована Главным штабом в 1849 году и работала в Забайкалье и к югу от Станового хребта, в истоках правых притоков Зеи, Гилюя, Уркана и других с 1849-го по 1853 год. Многочисленные астрономические определения, сделанные участником экспедиции астрономом Шварцец, послужили исходным материалом для составления первых достоверных картографических сведений о северных притоках Зеи и Амура.
   163 Разрыв дипломатических отношений с Турцией и отъезд князя А. С. Меньшикова из Константинополя состоялся 21 мая 1853 года. Состояние войны было объявлено 4 октября Турцией и 20 октября Россией. Война западными державами была объявлена лишь 31 марта 1854 года. До Невельского же известие о начавшейся войне с турками и предполагаемом разрыве с Англией и Францией дошло только 17 февраля 1854 года.
   164 Озеро Буссе (японское название Тообучи) расположено на восточном берегу залива Анива, в 40 км к востоку от города Отомаря (Тамари-Анива). При помощи протоки, или скорее реки, сообщается с морем.
   165 Описание касается мест и пунктов, находящихся поблизости от города Отомари (Тамари-Анива Невельского).
   166 Залив Невельского с его бухтами, защищенными упоминаемой Г. И. Невельским каменной грядой -- своеобразным естественным молом, является единственным на западном побережье Сахалина удобным для стоянки местом, где всегда бывает спокойно и где море почти никогда не замерзает.
   167 Река Тый, она же Порешай -- самая крупная река Южного Сахалина; начинаясь на западных склонах Восточно-Сахалинского хребта, река течёт затем почти прямолинейно на юг, где впадает в залив Терпения. Длина реки около 250 км, она многоводна и допускает судоходство на расстоянии почти половины своей длины; однако хищническое истребление леса японскими компаниями и сплав его молью способствовали в последние годы, с одной стороны, обмелению реки, а с другой -- загромождали русла её застрявшими бревнами. При входе в реку имеется 2-футовый бар (0,6 м), затрудняющий шлюпкам плавание в неполную воду. Однако вскоре выше бара глубины возрастают до 2,5 м, а нередко даже и до 8 м.
   168 Озеро известно сейчас под именем -- Тарайка.
   169 Пользуясь этим указанием Г. И. Невельского, можно предполагать, что селение, посещённое Самариным, находилось на одной из проток Пороная, где-нибудь около нынешнего селения Таранкотан.
   170 Всё это мало правдоподобно, так как от Арково до Пороная, даже считая по кратчайшему расстоянию, всё-таки 70 км. Такое расстояние по бездорожью в тайге за один день проехать невозможно.
   171 Таким образом, Разградский и вместе с ним Невельской считали, что Хунгари начинается от места слияния двух Иодам. Сейчас река Нижняя Удоми (Иодама) и Верхняя Удоми (Большая Иодама Невельского) обе считаются притоками Хунгари. Последняя выше устья Нижней Удоми следует не на запад-северо-запад, как пишет Невельской, а на юго-восток, затем прямо на юг и, наконец, на восток-юго-восток. Участок верхнего течения Хунгари (выше Нижней Удоми) имеет более 150 км длины. Река Верхняя Удоми своими истоками действительно близко подходит к истокам правого притока Тумнина -- реки Мули, но она совсем не так велика, как полагали Разградский и Невельской -- всего 40--50 км.
   172 Из этого видно, что Невельской еще в 1854 году ясно отдавал себе отчёт в необходимости создать столицу края там, где позднее возник Хабаровск, и что именно от него исходила эта идея.
   173 На Шилкинских верфях в дальнейшем строились многие пароходы и непаровые суда, плававшие по Амуру и другим рекам его бассейна.
   174 Речь идет о пушке и иконе, вывезенных в 1685 году защитниками Албазина в Нерчинск, где они сохранились до описываемых Невельским событий.
   175 Константин Николаевич Посьет (1819--1889) -- адмирал, член Географического общества, известный своими плаваниями и исследованиями в Японском море на фрегате "Паллада", которые он совершил в 1852--1855 годах вместе с Е. В. Путятиным и знаменитым русским писателем И. А. Гончаровым, автором "Фрегата Паллады". Именем Посьета назван большой залив в западной части залива Петра Великого.
   176 Баргоут -- утолщённая часть наружной обшивки корабля, создаваемая у его ватерлинии с целью предохранения обшивки от быстрого изнашивания;- вант-путинсы -- железные связи юнферов с бортом судна, состоящие из звена и двух петель; ванты -- толстые веревки, которые поддерживают мачты и стеньги с боков и сзади; бимсы -- поперечные связи, соединяющие правые и левые стороны шпангоутов. На деревянных судах бимсы прикрепляются к шпангоутам при помощи книц, особой формы креплений, у которых одна сторона прикрепляется к шпангоутам, а другая к бимсам; степсель -- деревянные или железные гнезда, куда погружаются мачты, спускаемые до основания судна.
   177 Степан Степанович Лесовский во время описываемых событий капитан 2-го ранга, позднее (с 1863 года) контр- и вице-адмирал. В 1853 году был назначен для подкрепления японской эскадры Е. В: Путятина и командовал фрегатом "Диана", который 11 декабря 1854 года погиб в Симоде во время сильного землетрясения. Под руководством Лесовского в Симоде из остатков "Дианы" была построена нередко упоминаемая Невельским шхуна "Хеда", на которой часть экипажа "Дианы" была отправлена в устье Амура. Когда был эвакуирован Петропавловск и ряд судов с командами собрался на Амуре, Лесовский был назначен начальником сводного экипажа и батарей, сооружавшихся спешно на берегах Татарского пролива к северу от Кизи и в устье Амура. В 1857 году через Сибирь вернулся в Петербург.
    178 Сражение В Петропавловске (20 и 24 августа 1854 года) с превосходными силами англо-французского флота, дважды пытавшимися высадить на берег десант, окончилось, несмотря на понесённые большие потери, победой русского оружия; враг был окончательно сброшен в море, оставив в русских руках английское знамя, семь сабель и 56 ружей, потеряв до 350 человек убитыми и ранеными. 27 августа неприятельский флот вынужден был уйти от наших берегов. Заведывавший в то время канцелярией Военного министерства Д. А. Милютин в своих записках потом писал: "Известия, полученные в Гатчине (там тогда находился императорский двор) об успешном отражении неприятеля на самой отдалённой окраине империи, на пункте, считавшемся почти беззащитным, было как бы мгновенным слабым проблеском на тогдашнем мрачном горизонте". Академик Е. В. Тарле пишет, что в иностранной литературе считается общепризнанной победа русских над союзным флотом, несмотря на то, что тот имел все шансы на победу. Поэтому-то поражение в Петропавловске и было воспринято в Париже и Лондоне как тяжелое оскорбление, нанесённое французскому и английскому флагам.
   179 Мысы, о которых говорит Г. И. Невельской, расположены в устье Амура, к западу от входных мысов Пронге и Тебах.
   180 Когда англо-французская эскадра 19 мая 1855 года вторично появилась в Петропавловске, город был уже пуст. Правительство поняло бесцельность дальнейшей защиты города, снабжение которого во время войны всем необходимым было бы не только трудно, но просто даже невозможно (вспомнило, возможно, о том, что еще задолго до начала войны писал по этому поводу Невельской), и делая вид, что инициатива, целиком исходит от него и Муравьёва, распорядилось эвакуировать гарнизон, население и имущество порта в устье Амура, то-есть в то место, которое давно для этой цели предлагалось Невельским. Предписание об эвакуации было получено камчатским губернатором В. С. Завойко 3 марта. 28 марта всё была погружено на корабли, и 5 апреля 1855 года фрегат "Аврора", корвет "Оливуца" и четыре находившихся в Петропавловске транспорта вышли из гавани и, проскользнув под носом у крейсировавшей в туманах Татарского пролива вражеской эскадры, 1 мая благополучно прибыли в Де-Кастри.
   181 Ричард Карлович Маак (1825--1886) -- путешественник и исследователь Восточной Сибири и Дальнего Востока. По поручению Сибирского отдела Русского Географического общества, на пожертвованные для этой цели иркутским купцом С. Ф. Соловьёвым полпуда золота, совершил два путешествия в Приамурье: в 1855--1856 годах на Амур (описание его было издано в 1859 году) и в 1859--1860 годах на Уссури (описание его было издано в 1861 году). Это были первые исследования, произведённые натуралистом-географом в до того неизвестном науке крае. В состав экспедиции в числе других лиц входил художник Мейер, создавший ряд великолепных иллюстраций, помещённых в книгах Маака; часть рисунков Мейера воспроизводится в настоящем издании записок Невельского.
   182 Михаил Сергеевич Волконский -- чиновник для особых поручений при Муравьеве. Стоял во главе переселения на Амур первой партии крестьян из Забайкальской области, которая весной 1855 года в составе 51 семьи (всего 480 человек) была расселена в нижнем течении Амура, между Мариинским и устьем Амгуни.
   183 Упоминаемые здесь Невельским деревни -- одни из первых поселений, организованных на Амуре и существующих до настоящего времени.
   184 Назначение Г. И. Невельского на пост начальника штаба при Главнокомандующем было преподнесённой ему Муравьёвым позолоченной пилюлей, истинный смысл которой -- фактическая отставка -- был вполне понятен Невельскому. Какой смысл придавался этому назначению самим Муравьёвым, видно из его собственных слов в письме к прикомандированному к нему для особых поручений майору М. С. Корсакову -- "для успокоения Невельского я полагаю назначить его исполняющим должность начальника штаба; таким образом, Невельской с громким названием не будет никому мешать и докончит своё там поприще почётно".
   185 Последующие события показали, насколько прав был Невельской, настаивая на занятии побережья Амура до корейской границы, и насколько близорукими были правительство, Н. Н. Муравьёв и его окружение, которые первоначально придерживались противоположной точки зрения. В последующем, следуя по пути, указанному Г. И. Невельским, Муравьёв пожал незаслуженную славу, которая по праву принадлежала устранённому им от дел Г. И. Невельскому.
   186 Имеется в виду сосуществование двух независимых систем управления во главе с гражданским и военным губернатором каждая.
   187 Эти слова оказались поистине пророческими. Инициативная роль Г. И. Нввельского в бескровном присоединении Приамурья была забыта еще при его жизни или, правильнее сказать, о ней постарались забыть. Об этом старались не вспоминать и после его смерти, чему в большей степени способствовали и панегиристы Муравьёва, вроде И. П. Барсукова или Е. В. Ефимова.
   Поворотным моментом в оценке деятельности Г. И. Невельского на Дальнем Востоке можно считать 1913--1914 годы, когда была опубликована работа А. Сиденснера, написанная по случаю столетия со дня рождения Невельского, а также статьи М. Жданко, В. Никольского и других. Только тогда было впервые заявлено во всеуслышание, что в отношении его была допущена жестокая несправедливость современниками, вследствие чего он и его заслуги были лишены правильной оценки и более молодых поколений.
   188 Г. И. Невельской оказался совершенно прав, указывая В. С. Завойко на бессмысленность затопления "Паллады", которой ничто не угрожало в Императорской Гавани до вскрытия залива ото льда; ведь только после этого и мог туда проникнуть Неприятель и возникнуть необходимость в затоплении "Паллады". Между тем "Паллада" была взорвана Разградским 17 января 1856 года, мир был подписан в Париже 30 марта, в половине мая извещение о заключении мира уже достигло Амура, а первый английский фрегат "Пике" зашел в гавань только 21 мая, причём не исключена возможность, что он там в запутанности заливов и бухт ее обнаружил бы "Паллады". Когда же "Пике" через несколько дней пришел в Де-Кастри, там он уже узнал о заключении мира.
   Позднее в Петербурге, когда Невельского несправедливо обвиняли в гибели "Паллады", он отвечал, что им были предприняты все зависевшие от него меры (а он тогда уже был частным лицом на Дальнем Востоке), чтобы спасти "Палладу", но с его мнением, как всегда, не посчитались. И это была правда.
   189 Плавание здесь представляет не мало трудностей и сейчас для непаровых судов и плотов. Быстрое течение и небольшая ширина русла -- от 250 до 500 м -- нередко не дают возможности переправить их к противоположному берегу, и суда разбиваются об утесы, прижатые к ним силой течения Амура, на одном из крутых поворотов реки, которыми так обилен этот участок течения.
   190 Так как в Николаевске в первые годы его существования не было гавани для зимней стоянки судов, а весной возникала опасность, что они будут раздавлены льдами, суда отводились в расположенную под левым ѣ. 12 августа пароходъ "Лена" пришелъ въ Стрѣтенскъ, гдѣ и остался на зимовку. Оттуда генералъ-губернаторъ отправился въ Иркутскъ; во всѣхъ селахъ по этому пути встрѣчали его съ колокольнымъ звономъ толпы народа; вездѣ провожали его съ криками ура; въ городахъ являлись депутаціи и дѣлали денежныя пособія въ пользу новаго края. Всѣ хотѣли принять какое-либо участіе въ этой общей радости всей Сибири. По прибытіи въ Иркутскъ въ 1-мъ часу пополудни, 20-го августа, генералъ-губернаторъ проѣхалъ прямо въ Благовѣщенскій каѳедральный соборъ, гдѣ былъ встрѣченъ преосвященнымъ Евсевіемъ епископомъ иркутскимъ и нерчинскимъ, совершавшемъ соборнѣ, въ присутствіи всѣхъ начальствующихъ лицъ въ губерніи, благодарственное Господу Богу молебствіе за окончаніе великаго дѣла, которое въ русской исторіи навсегда останется соединеннымъ съ управленіемъ Восточною Сибирью Николаемъ Николаевичемъ Муравьевымъ. По окончаніи молебствія, преосвященный Евсевій благословилъ Николая Николаевича образомъ Спасителя и сказалъ ему нѣсколько словъ, приличныхъ событію.
   По полученіи донесенія отъ Н. Н. Муравьева о заключенномъ имъ айгунскомъ трактатѣ и о ратификаціи онаго богдыханомъ, Государь Императоръ, указомъ правительствующему сенату, даннымъ 26-го августа 1858 года, произвелъ Николая Николаевича Муравьева съ нисходящимъ отъ него потомствомъ въ графы Россійской имперіи, съ присовокупленіемъ къ его имени Амурскаго. За симъ, въ ноябрѣ того же 1858 года, по случаю этого событія, были Высочайше награждены:
   а) Сл 23;дующими по очереди орденами и пенсіонами въ 2,000 рублей.
   Генералъ-лейтенантъ, предсѣдатель главнаго правленія россійско-американской компаніи, Политковскій; генералъ-майоръ Михаилъ Семеновичъ Корсаковъ, контръ-адмиралъ Петръ Васильевичъ Козакевичъ и я {Слѣдовавшій по очереди мнѣ орденъ -- св. Анны 1-й степени; св. Станислава я получилъ въ 1866 году.}.
   б) Пенсіономъ въ 1,500 рублей.
   Генералъ-майоръ Николай Васильевичъ Буссе.
   в) Владиміромъ 4-й степени и пенсіонами съ 350 рублей.
   Лейтенантъ Николай Константиновичъ Бошнякъ и штабсъ-капитанъ корпуса штурмановъ Дмитрій Ивановичъ Орловъ.
   г) Владиміра 4-й степени и Анны 3-й степени.
   Лейтенанты: Ал. Ив. Петровъ и Разградскій, поручикъ корпуса штурмановъ Воронинъ, лейтенантъ Купреяновъ и докторъ Орловъ.
   Такъ какъ я и Д. И. Орловъ были семейные, то дарованные пенсіоны по нашу смерть, Высочайше повелѣно распространить на нашихъ женъ и дѣтей.
   Таковы были окончательные результаты открытій, совершенвыхъ на маленькомъ транспортѣ "Байкалъ" въ 1849 году, и затѣмъ дѣятельности нашихъ морскихъ офицеровъ, составлявшихъ амурскую экспедицію съ 1850 по исходъ 1855 года! Нельзя не признать, что вышеизложенные неоспоримые документы и факты показываютъ, что разрѣшеніе амурскаго вопроса, обусловливавшаго политическое и экономическое значеніе Россіи на отдаленномъ ея Востокѣ, было совершено въ главныхъ основаніяхъ единственно нашими морскими офицерами, которымъ судьба опредѣлила тамъ дѣйствовать съ 1849 по исходъ 1855 года. Они, возбудивъ погребенный, казалось, на вѣки амурскій вопросъ, представили вмѣстѣ съ этимъ и практическую возможность, безъ особыхъ затратъ казны, къ его разрѣшенію, т. е. къ объясненію -- доступно или недоступно устье рѣки Амура и ея лиманъ къ плаванію мореходнымъ судамъ {Смотри переговоры мои съ княземъ Меньшиковымъ, письмо генералъ-губернатору Муравьеву отъ 10-го февраля 1840 года и, наконецъ, принятыя мною мѣры къ скорѣйшему изготовленію транспорта и приходу его въ Петропавловскій портъ.}.
   Они, не получивъ еще Высочайшаго соизволенія, не теряя ни минуты времени, рѣшились идти изъ Петропавловска къ устью рѣки Амуръ и въ ея лиманъ, къ мѣстамъ, считавшимся тогда нашимъ правительствомъ и всѣмъ образованнымъ міромъ -- китайскими, и не смотря на ничтожнѣйшія средства, съ преодолѣніемъ величайшихъ затрудненій и опасностей, положительно доказали, что считавшіеся недоступными устье рѣки Амура и ея лиманъ -- вполнѣ доступны, и что Сахалинъ не полуостровъ, а островъ {См. карты NoNo I, II, III.}.
   Они, при ничтожествѣ средствъ, съ каковыми была снаряжена на прибрежья Охотскаго моря торговая частная экспедиція въ 1850 году, не смотря на тяжкую отвѣтственность, единственно по своему усмотрѣнію, рѣшились дать этой ничтожной торговой экспедиціи важное государственное направленіе; заняли военнымъ постомъ устье рѣки Амура и отъ имени россійскаго правительства объявили туземцамъ, манджурамъ и иностраннымъ судамъ, бывшимъ тогда близъ лимана рѣки Амуръ, что этотъ край Россія всегда признавала своей принадлежностью и тѣмъ, отстранивъ всякое на устье рѣки Амура постороннее покушеніе, сдѣлали первый, твердый и безповоротный шагъ къ признанію при-амурскаго края русскимъ {Смотри инструкціи мои гг. Воронину и Бошняку въ 1852 г. и дѣйствія этихъ офицеровъ.}.
   Они, при несоотвѣтствіи данныхъ инструкцій, не смотря на тяжкую отвѣтственность, опасности и лишенія, единственно по своему усмотрѣнію, рѣшились изслѣдовать направленіе Хинганскаго хребта отъ верховьевъ рѣки Уди и восточной части рѣки Амура, и этимъ положительно доказали неправильность понятія о направленіи нашей границы съ Китаемъ въ этихъ мѣстахъ, и обнаружили, что при-амурскій и при-уссурійскій край должны составлять принадлежность не Китая, а Россіи {Смотри инструкцію, данную мнѣ въ февралѣ 1851 года, и дѣйствія мои въ навигацію того же года.}.
   Они, не смотря на ничтожество средствъ, опасности и лишенія, изслѣдовали въ главныхъ частяхъ островъ Сахалинъ, открыли на немъ неисчерпаемыя богатства каменнаго угля и, собравъ положительные факты, доказывающіе право обладанія этимъ островомъ Россіи (что онъ составляетъ неотъемлемое дополненіе амурскаго бассейна), единственно по своему усмотрѣнію, не имѣя еще на то повелѣнія, рѣшились занять военнымъ постомъ этотъ островъ и тѣмъ положить твердое основаніе къ присоединенію его къ имперіи {Смотри инструкціи и донесенія мои 1861 и 1862 году и результаты экспедиціи гг. офицеровъ: Орлова, Чихачева, Бошняка и Петрова.}.
   Они, не смотря на ничтожество средствъ, съ перенесеніемъ неимовѣрныхъ лишеній, трудовъ и опасностей, возбудили и разрѣшили важнѣйшій тамъ морской вопросъ, обусловливавшій важное значеніе для Россіи этого края. Они изслѣдовали прибрежья Татарскаго залива до 49o сѣверной широты, открыли по близости къ рѣкѣ Амуру заливъ де-Кастри (Нанъ-гмаръ), представляющій ближайшій рейдъ съ юга къ амурскому лиману; открыли въ 49o сѣверной широты превосходнѣйшую гавань Императора Николая I (Хаджи), составляющую центральную гавань между корейской границей, и амурскимъ лиманомъ; изслѣдовали пути, ведущіе, какъ изъ этой послѣдней гавани, такъ и изъ залива де-Кастри на рѣку Амуръ; собрали положительныя данныя о существованіи почти круглый годъ открытыхъ мѣстъ для навигаціи по прибрежью Татарскаго залива, близъ корейской границы и на рѣкѣ Уссури. Всѣмъ этимъ они положительно доказали, что обладаніе однимъ лѣвымъ берегомъ рѣки Амура безъ уссурійскаго бассейна съ его прибрежьями не представляетъ возможности утвержденія надлежащаго политическаго значенія за Россіею на отдаленномъ ея Востокѣ, и, въ виду проявлявшагося уже тогда иностраннаго покушенія на эти прибрежья, единственно по своему усмотрѣнію, подъ личною тяжкою отвѣтственностію, рѣшились занять постами на рѣкѣ Амуръ селеніе Кизи, заливъ де-Кастри и Императорскую гавань, и отъ имени русскаго правительства объявлять всѣмъ появлявшимся у этихъ береговъ иностраннымъ судамъ, что прибрежья Татарскаго залива до корейской границы съ островомъ Сахалиномъ составляютъ россійскія владѣнія {Смотри инструкціи, данныя мною гг. офицерамъ: Бошняку, Чихачеву, Орлову, Петрову, Разградскому и прапорщику Березину, въ исходѣ 1852 и началѣ 1853 года и результаты дѣятельности, вслѣдствіе этихъ инструкцій, упомянутыхъ офицеровъ.}.
   Они справедливымъ и глубокимъ вниманіемъ къ кореннымъ обычаямъ инородцевъ, изученіемъ ихъ образа жизни, потребностей и отношеній, устраненіемъ различнымъ столкновеній между туземцами, не смотря на ничтожную численность по сравненію съ окружающими ихъ со всѣхъ сторонъ дикими и милліоннымъ населеніемъ сосѣднихъ манджуровъ, распространили въ этомъ краѣ русское вліяніе въ такой степени, что генералъ-губернаторъ нашелъ страну эту какъ бы давно принадлежавшею Россіи {Смотри донесеніе генералъ-губернатора въ іюлѣ 1854 года.}.
   Они, утвердившись въ главныхъ пунктахъ амурскаго бассейна, пріобрѣли въ немъ господствующее вліяніе и приготовили надежный и безопасный пріютъ нашимъ судамъ и ихъ экипажамъ въ самую критическую для нихъ минуту и, понудивъ непріятеля блокировать прибрежья края, заставили его этимъ заявить предъ Европою, что при-амурскій и при-уссурійскій бассейны принадлежатъ не Китаю, а Россіи {Это показываетъ сосредоточеніе нашихъ судовъ на устьѣ Амура въ 1854 и 1856 годахъ и блокада англо-французовъ въ 1855 году береговъ Татарскаго залива, какъ береговъ непріятельскихъ, т. е. нашихъ, ибо только мы и были тогда ихъ непріятелями.}.
   Наконецъ, они, всѣми упомянутыми дѣйствіями своими, совершенными внѣ данныхъ имъ повелѣній, единственно по своему усмотрѣнію и подъ своею отвѣтственностію, фактически доказали правительству, что только въ при-амурскомъ и при-уссурійскомъ бассейнахъ съ омывающимъ ихъ моремъ и возможно создать надлежащее политическое значеніе Россіи на отдаленномъ ея Востокѣ школу для образованія экипажей нашего флота.
   Вотъ почему дѣятельность нашихъ морскихъ офицеровъ, составлявшихъ экипажъ транспорта "Байкалъ" въ 1849 году и затѣмъ амурскую экспедицію съ 1850 по исходъ 1855 года, преисполненная гражданской доблести, отваги и мужества, представляетъ не зыблемое основаніе къ окончательному присоединенію къ Россіи въ 1856 году при-амурскаго и при-уссурійскаго края и одну изъ видныхъ страницъ исторіи нашего флота и исторіи отдаленнаго Востока. Я имѣлъ счастіе начальствовать этою экспедиціею и потому счелъ своею священною обязанностію изложить эти событія съ фактическою точностію, въ послѣдовательномъ порядкѣ.
   
берегом Амура в 60 км выше Николаевска протоку Пальво. Суда зимовали в устье протоки, между расположенными здесь островами.
   191 Как известно, Китай не всюду разрешал европейцам вести торговлю, назначая Для этой цели специальные пункты. До 1842 года, когда Китай подписал Нанкинский Договор с Англией, открытыми для торговли на юге считались лишь порты Кантон а Макао, а на севере для торговли с Россией -- Кяхта. После 1842 года китайское правительство вынуждено было разрешить торговлю в Амое, Фуджоу, Нинбо и Шанхае. По Тяньцзинскому договору 1858 года был дополнительно ещё открыт ряд новых портов, в том числе два порта на острове Формоза и один на Хайнане, после чего последовало разрешение торговать и во многих других пунктах Китая.
   192 Характер награждений показывает, что правительство сознательно пошло на забвение роли Невельского в разрешении Амурского вопроса. Вся слава присоединения огромного края к России была приписана генерал-губернатору Н. Н. Муравьёву. При этом равной с Невельским наградой -- пенсией в 2 000 рублей -- был награждён и председатель Российско-Американской компании Политковский. Что дало право на такую награду представителю компании, вечно мешавшей Невельскому во всех его начинаниях на Амуре, нам неизвестно. Биограф Г. И. Невельского, адмирал А. Сиденснер, даже пишет, что "трудно установить, кто был этот Политковский, не говоря уже о том, что не известны его заслуги перед отечеством, за которые он удостоился равной с Невельским награды". Синденснер, перефразировав известную фразу Фамусова из комедии А. С. Грибоедова "Горе от ума", отмечает, что это могло иметь место только потому, что "в те времена на службе Российско-Американской компании чужие были редки".
   

ЛИТЕРАТУРА

А. Опубликованные работы Г. И. Невельского

   
   1860. Невельской Геннадий. Ответ на письмо г-на Бошняка в редакцию Морского сборника. "Морской сборник", No 3, смесь, стр. 75--76.
   1860. Невельской Геннадий. Замечания бывшего начальника Амурской экспедиции на статьи г. Фесуна, напечатанные в "Морском сборнике" за июль и август месяцы. "Морской сборник", No 13, часть неофиц., стр. 359--386.
   1860. Невельской Г. Испытание туера -- снаряда для буксировки судов, произведённое 8 октября на Средней Невке. "Морской сборник", No 13, смесь, стр. 135--138.
   1864. Невельской Г. Обзор результатов действия русских на северо-восточных пределах России и участия офицеров нашего флота в деле восприсоединения Приамурского края к России. (Замечания на книгу: Историч. обозрение Рос.-Америк. Кo, ч. II, гл. XII, XIII и XIV). "Морской сборник", No 6, критика и библиография, стр. 21--45; No 7, стр. 1--17; No 8, стр. 21--38.
   1872. Невельской Г. По поводу воспоминаний Н. В. Буссе об острове Сахалине и экспедиции 1853 г. "Вестник Европы", No 8, стр. 907--910.
   1878. Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России 1849--1855 гг. При-Амурский и При-Уссурийский край. Посмертные записки адмирала Невельского. СПб., стр. VII+IV+424+5 карт. Изданы супругою покойного Екатериною Ивановной Невельскою под редакцией В. Бахтина.
   1897. Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России 1849--1855 гг. При-Амурский и При-Уссурийский край. Посмертные записки адмирала Невельского. СПб., стр. XV+437. Изданы детьми адмирала Невельского. Изд. 2-е, дополненное биографией и письмами Е. И. Невельской.
   1899. Невельской Г. И. Рапорт капитана 1-го ранга Невельского генерал-губернатору Восточной Сибири и командующему войсками, в оной расположенными, 16 октября 1853 года, по делу занятия острова Сахалина. "Морской сборник", No 12, часть неофиц., стр. 58--70.
   

Б. Литература о Г. И. Невельском в связи с его открытиями и работами на Амуре

   
   1862. Обзор действий русских на Амуре. "Морск. сборник", No 4, отд. библиограф., стр. 33--70.
   1890. Геннадий Иванович Невельской. "Энциклопедия военных и морских наук под редакц. генер.-лейт. Леера", т. V, стр. 339--340.
   1891. Очерк жизии Г. И. Невельского. "Изв. Имп. общ. для содействия русск. торгов. мореходству", вып. XXXIX, стр. 42--45.
   1890. Геннадий Иванович Невельской. "Общий морской список". Часть XI. Царствование Николая I. СПб., стр. 28--30.
   1891. Извлечение из протокола заседания Правления С.-Петербургского отделения от 19 апреля 1876 года (с речью М. К. Сидорова о Г. И. Невельском). "Изв. Имп. общ. для содействия русск. торгов. мореходству, вып. XXXIX, стр. 45--47.
   1891. Памяти Геннадия Ивановича Невельского. "Изв. Имп. общ. для содействия русск. торгов. мореходству", вып. XXXIX, стр. 57--84.
   1897. Геннадий Иванович Невельской. "Энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона", т. XX А, стр. 797.
   1914. Геннадий Иванович Невельской. "Военная энциклопедия". Изд. И. Д. Сытина, т. XVI, стр. 565--566.
   1938. Анов Н. -- Великие русские мореплаватели. Лейтенант Невельской. "Водный транспорт" за 12/XII, No 169/1527/, стр. 4.
   1860. Антонов Ф. Заметки на статьи г. Завалишина об Амуре. "Морской сборник", No 4, часть неофиц., стр. 396--445.
   1860. Арбузов, капитан 1-го ранга. Замечания на статью г. Фесуна "О Петропавловском деле". "Морской сборник", No 10, смесь, стр. 4--10.
   1891. Барсуков Иван. Граф Н. Н. Муравьёв-Амурский (материалы для биографии). М.
   1891. Боголюбов Н. П. Геннадий Иванович Невельской (историческая справка, поучительная и для нашего времени). "Изв. Имп. общ. для содействия русск. торгов. мореходству", вып. XXXIX, стр. 47--57.
   1858--1859. Бошняк, лейт. Экспедиция в Приамурском крае. "Морской сборн.", 1858, No 12, часть неоф., стр. 179--194.
   1859, No 1 " " " 111--131.
   " , No 2 " " " 323--34.
   " , No3 " " " 193--212.
   1859. Бошняк, лейт. Занятие части острова Сахалина (из записок лейтенанта Бошняка). "Морск. сборн.", No 10, неоф., стр. 391--413.
   1860. Буссе Николай. Замечания на статью г-на Бошняка "Занятие Сахалина и зимовка в Императорской Гавани". "Морск. сборн.", No 7, смесь, стр. 52--54.
   1871. Буссе Н. В. Остров Сахалин и экспедиция 1853 года. "Вестник Европы", NoNo 10, 11, 12.
   1872. Буссе Н. В. Остров Сахалин и экспедиция 1853--1854 гг. (дневник 25 августа 1853 г. -- 19 мая 1854 г.) с ответом Ф. Буссе гг-м Невельскому и Рудановскому. СПб.
   1895. Буцинский Пётр. "Граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский", сочинение Ивана Барсукова. Рецензия проф. Харьковского университета Петра Буцинского. "Отчет о пятом присуждении премии Макария, митрополита Московского". Приложение к XXV тому. "Зап. Ак. наук", No 4, стр. 307--384.
   1887. Войнич Владимир. Воспоминания и впечатления. Очерк деятельности наших моряков. СПб.
   1894. Грумм-Гржимайло Г. Е. Описание Амурской области (с картой). СПб. Изд. Министерства финансов.
   1896. Ефимов И. В. Граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский перед судом проф. П. Н. Буцинского (заметки и воспоминания). СПб. Типография П. П. Сойкина.
   1915. Жданко М. Извлечение из доклада в заседании отделений географии математической и географии физической. "Изв. Рус. Геогр. общ.", No 4, стр. 247--255.
   1913. Жданко М. Памяти адмирала Г. И. Невельского. Владивосток.
   1916. Жданко М. Работы русских моряков в Охотском море. "Записки по гидрографии", т. X, вып. 5, стр. 843--881.
   1916. Жданко М. Работы русских моряков по описи Охотского моря и лимана реки Амура. "Известия Рус. Геогр. общ.", No 10, стр. 805--823.
   1883. Заборинский Ахиллес. Граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский.
   В 1848--1856 гг. "Русская старина", ч. 6, стр. 623--658.
   1881. Завалишин Дм. Амурское дело и влияние его на Восточную Сибирь и; государство. "Русская старина", кн. IX, стр. 75--100; кн. X, стр. 387--434.
   1859. Завалишин Д. Ответ г. Романову на его возражения на статью под заглавием: По поводу статей об Амуре. "Морской сборник", No 5, смесь, стр. 1--20.
   1850. Ивашинцов Н. Русские кругосветные мореплаватели (капитан-лейтенант Невельской). "Записки Гидрографич. департамента", часть VIII, стр. 160--162.
   1939. Каманин Л. Открытия Невельского (из истории географических открытий). "Наша страна", No 1, стр. 36--37.
   1946. Каманин Л. Г. Первые исследователи Дальнего Востока (В. Атласов -- С. П. Крашенников -- В. Поярков -- Г. И. Невельской). Гос. издат, географической литературы. М.
   1947. Каманин Л. Мужественный исследователь Дальнего Востока. "Сталинский Воин", No 119(1750).
   1878. К. Б. и С. Ф. Рецензия. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России 1849--1855 гг. (Посмертные записки адмирала Невельского). "Морск. сборн.", No 3, отд. библиогр., стр. 1--6; No 4, отд. библиогр., стр. 1--25.
   1878. Листовский И. Рассказы из недавней старины. "Русский архив", кн. 3, стр. 507--521.
   Лялина М. Адмирал Невельской. Присоединение Приамурского края, СПб. Изд. А. Ф. Девриена.
   1943. Ляхова И. Н. Адмирал Г. И. Невельской (1813--1876). Библиография. Научно-библиографич. отдел Гос. библ. СССР им. В. И. Ленина.
   1946. Мельчин А., майор. Адмирал Невельской. "Красный флот" за 28 апреля.
   1927. Михайловская А. И. Из истории русско-китайских отношений XIX века (Айгунский трактат 1858 г.). Верхнеудинск.
   1909. Муравьёв-Амурский В. В. граф (Генерального штаба капитан). Граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский, 1809--1909. Варшава.
   1914. Никольский В. Памяти Невельского. Харьков.
   1899. Огородников С. К биографии Г. И. Невельского. "Морской сборник", No 12, часть неоф., стр. 57.
   1909. Приамурье. Факты, Цифры. Наблюдения. Собраны на Дальнем Востоке сотрудниками общеземской организации (приложение к отчету общеземской организации за 1908 год). Москва.
   1891. Робуш М. С. Один из русских пионеров на Дальнем Востоке. "Исторический вестник", No 12, стр. 692--712.
   1860. Романов Д. Амур. "Морск. сборн.", No 6, часть неофиц., стр. 173--187.
   1861. Романов Д. Ответ г. лейтенанту Фесуну на его статью: Из записок офицера, служившего на фрегате "Аврора". "Морской сборник", No 2, смесь, стр. 278--283.
   1872. Рудановский Н. По поводу воспоминаний Н. В. Буссе об острове Сахалине и экспедиции 1853 года. "Вестник Европы", No 8, стр. 910--923,
   1889. Сборник договоров России с Китаем 1689--1881 гг. СПб. Изд. Министерства иностранных дел.
   1855. Свербеев. Журнал плавания по Амуру в 1854 г. "Зап. Сиб. отд. РГО".
   1878. Сгибнев А. Амурская экспедиция 1854 г. "Древняя и Новая Россия", No 11, стр. 214--233; No 12, стр. 309.
   1869. Сгибнев А. Исторический очерк главнейших событий на Камчатке (1816--1856 гг.). "Морской сборник", No 8, часть неоф., стр. 33--110.
   1859. Сгибнев Александр. О тунгусах Приморской области Восточной Сибири, "Морской сборник", No 5, стр. 34--49 (смесь).
   1914. Сиденснер А. Адмирал Геннадий Иванович Невельской. К столетию со дня его рождения. СПб. Типография Морск. министерства.
   1889. Струве Б. В. Воспоминания о Сибири 1848--1851 гг. СПб. Тип. т-ва "Общественная польза".
   Те-в М. История реки Амура, составленная из обнародованных источников. "Вестник промышленности", том IV, отдел V, стр. 63--108.
   1946. Тренев Виталий. -- Амурская экспедиция Невельского. М., Воен. издат. Министерства вооружен. сил СССР.
   1860. Фесун, лейтенант. Из записок офицера, служившего на фрегате "Аврора". "Морской сборник", No 1, часть неофиц., стр. 1--46;
   No 6 " " " 1--43;
   No 8 " " " 50--80;
   No 9 " " " 368--395;
   No 11 " " " 417--453.
   1861. Фесун Николай. Ответ на замечания Г. Невельского. "Морской сборник", No 2, смесь, стр. 164--170.
   1939. Хавин А. Русский Колумб. "Знамя", No 5--6, стр. 208--223.
   1861. Шенурин Аполлоний. Возражения на статью контр-адмирала Невельского: "Замечания быв. начальн. Амурской экспед., ("Морской сборн.", 1860 г. No 13). "Морской сборн.", No 2, стр. 171--184.
   1946. Штейн М. Н. Н. Муравьёв-Амурский. Историко-биографический очерк. Хабаровск. Огиз. Дальневост. Гос. изд.
   1878. Шумахер П. В. К истории приобретения Амура. Сношения с Китаем с 1848 по 1860 год. "Русский архив", No 11, стр. 287--342. 1914.
   Ястребцов Е. Адмирал Геннадий Иванович Невельской. "Русский биографический словарь"; том Нааке-Накенский -- Николай Николаевич Старший; стр. 168--176. СПб. Изд. Русск. истор. общ. 1894.
   Vend Vera {Псевдоним дочери Г. И. Невельского -- Ольги Геннадиевны.}. L'admiral Nevelskoy et la conquЙte dèfinitive du fleuve Amour. Paris.