Данилов Николай Дмитриевич - Огин

ОГИНЪ,

повѣсть
Николая Волинад.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ,
Печатано въ типографіи Ивана Байкова.
1830

Печатать позволяется:

Съ тѣмъ, чтобы, по отпечатаніи, представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. C. Петербургъ, февраля 11 дня, 1830 года.

Ценсоръ Николай Щегловъ.

ЧАСТЬ I.

Kъ ней.

Какъ свѣтлый метеоръ -- порой

Ночной, надъ спящимъ океаномъ,

Сквозь даль покрытую туманомъ

Промчится пламенной стезей,

И стухнетъ въ мракѣ надъ водой:

Такъ ты незапно мнѣ явилась,

Быстрѣй обманчивой мечты, --

Мракъ освѣтила пустоты)

И въ міръ невѣдомый сокрылась,

О неземная! ты во мнѣ

Мой пробудила ранній Геній,

Восторгъ небесныхъ вдохновеній

Я рано ощутилъ вполнѣ;

Я не созрѣлъ еще для свѣта"

Въ немъ люди холодны и злы:

А лавры гордые Поэта,

Простому сердцу тяжелы.

Они меня обезпокоятъ

Какъ сны мятежные любви...

Нѣтъ; пустъ одни уста твои

Меня награды удостоятъ!.

ПРОЛОГЪ.

Тамъ, гдѣ надъ майной отдаленной)

Скалы надъ безднами висятъ;

Вѣковъ свидѣтель неизмѣнной,

Серѣется утѣсовъ рядѣ.

Тамъ любопытный -- безразсудный --

По дебрямъ часто я блуждалъ

И вдругъ, однажды услыхалъ

Цѣвницы звучной, отзывъ судный;

Л голосъ дикой -- громовой --

Похожій на раскаты бури:

Но гармонической, живой,

Подобный тонамъ райскихъ гурій.

Въ нѣмомъ восторгѣ, я взиралъ

Окрестъ себя; въ долинахъ, въ лѣсѣ,

И незнакомца увидалъ

На отдѣлимшемся утесѣ.

Онъ пѣлъ... И тихою игрой,

Меланхолическія звуки

Въ дали сливались в5 плавной строй:

И выражали сердца муки

Съ обуревающей тоской.

Пѣснь Изгнанника.

Тихо, таинственно вѣтры гудите....

Грусти единственной сердца внемлите!

Нѣтъ мнѣ отчизны. Въ далекой странѣ,

Въ хладной могилѣ всѣ кровные мнѣ.

Громче, смѣлѣе, вы вѣтры завойте...

Звуки печальной цѣвницы покройте!

Пусть я невѣдомый -- сгибну какъ жилъ,

Пусть не узнаютъ кого я любилъ.

Войте бурливые вѣтры, бушуйте...

Вмѣстѣ со мною о милой тоскуйте!

Гдѣ я найду ее?. Въ новый другой,

Міръ пренеслась она съ чистой душой.

Рвитеся вѣтры -- ревите -- неситесь.

Къ милой съ привѣтными звуками мчитесь

Юной, чистѣйшей невиннѣйшихъ дѣвъ,

Вы отнесите прощальный напѣвъ.

Войте ужаснѣе, вѣтры взвивайтесь....

Съ гуломъ, нестройной цѣвницы сливайтесь.

Голосъ слабѣетъ мой.... Близокъ конецъ...

О незабвенная!....

Смолкнулъ пѣвецъ.

И долго въ тайномъ удивленья

На незнакомца я взиралъ,

И взглядъ печальный сожалѣнья

Къ страдальцу нѣжно обращалъ;

Но онъ невѣдомый -- молчалъ,

Какъ бурной ноги привидѣнье...

И какъ чудесный Идеалъ,

Въ скалахъ мгновенно изчезалъ.

И много разъ еще, случайно

Слыхалъ я голосъ громовой;

Но незнакомецъ молодой

Всегда скрывался въ даль за майной:

Какъ только съ пламенной душой,

Я жаждалъ ласковой мечтой

Его утѣшить въ грусти тайной.

Летѣло время -- много разъ

Я съ ранней утренней денницей,

И часто въ полунощный часъ,

Слыхалъ въ дали его, съ цѣвницей

Тоскующаго о дѣвицѣ.

И онъ ко мнѣ уже привыкъ...

Не убѣгалъ со мною встрѣчи;

И на привѣтливыя рѣчи,

Не такъ былъ холоденъ и дикъ

Какъ въ первый день со мной свиданья:

Когда еще души младой

Едва минувшія страданья,

Не облегчалися слезой

Въ тоскѣ угрюмой и нѣмой.

Я долженъ былъ оставитъ Майну...

Меня отечество звало;

Но любопытство слышатъ тайну.

Меня на горы увлекло.

И шумнымъ вѣтромъ принесло,

Мнѣ звуки незабвенныхъ тоновъ

И гулъ послѣднихъ тихихъ стоновъ...

И я привѣтствовалъ пѣвца

Въ его пустынѣ одинокой

И быстро сгладились съ лица,

Черты, тоски его глубокой.

Я указалъ на море въ далъ,

Сказалъ ему отъѣздъ мой скорый;

И съ нова тихая печаль

Смягчила пламенные взоры,

И выразила мнѣ укоры.

И ободренный я просилъ,

Чтобъ онъ мнѣ въ душу перелилъ

Мятежной жизни огорченья...

И долго въ думѣ онъ молчалъ.

И вдругъ въ незапномъ изступленьѣ.

Съ лицомъ пылающимъ сказалъ:

"Исполню я твое желанье.

Ты чужеземецъ молодой,

Услышишь буйныя страданья

Души разтерзанной тоской;

Но я хочу, чтобъ ты въ молчаньѣ

Не оскорблялъ меня слезой,

И тайнымъ вздохомъ состраданья

Не удивляйся страникъ мнѣ,

Моимъ безвременнымъ мученьямъ;

Раскаянье, хотя позднѣй

Но неразлучно съ преступленьемъ...

Что наша жизнь?.. Одно мгновенье

Забавъ бѣгущихъ суета;

Надеждъ несбыточныхъ мечта,

Воспоминанья и мученья.

Ты тамъ изчѣзнешь за горой,

Волна помчитъ тебя далеко;

И жребій ждетъ тебя высокой

Въ отчизнѣ сердцу дорогой.

А я... безвѣстный -- одинокой --

Здѣсь концу вѣкъ несчастный свой; --

И хладный трупѣ земля не приметъ

И здѣсь оставленный въ скалахъ,

Бурливый вихрь мой прахъ подыметъ,

И тамъ развѣетъ въ облакахъ

Внимай! Ахъ юноша жестокой,

Какихъ минутѣ ты стоишь мнѣ!

Страданья прежнія въ полнѣ,

Душѣ предстали одинокой...

Внимай! Еще въ послѣдній разъ,

Я жизнь блеснувшую стрѣлою

У вижу тѣнью предъ собою;

И мой ударитъ близкой часъ!"

И вдругъ, -- довѣренности полный,

Взглянулъ онъ на меня безмолвный

И началъ давный свой разказъ..."

Часть II.

Ливадія, отчизна мнѣ

Подъ небомъ Греціи святыя

Вздохнулъ на свѣтѣ я въ первые;

Тамъ я вдыхалъ въ родной странѣ,

Съ привѣтнымъ воздухомъ природнымъ

Привязанность къ правамъ народнымъ :

Любовь къ отчизнѣ и войнѣ,

Въ младой груди моей пылала;

И тайно душу волновала

Вражда къ безвѣстной тишинѣ

И одинокое желанье

Полезнымъ милой быть странѣ,

Слилося съ жизнію во мнѣ, --

И превратилося въ страданье.

Не зналъ я матери родной

Она за жизнь мою младой

Своею жизнью заплатила;

И разставался со мной,

Проклятьемъ тяжкимъ надѣлила

И обрекла мнѣ жребій злой.

Я не вкушалъ ее лобзаній,

Объятій родственныхъ не зрѣлъ;

И дѣтскихъ первыхъ лѣтъ страданій

Повѣрить никому не смѣлъ:

Глаза мои слезы не знали;

Я никого не находилъ,

Ктобъ грусть со мною раздѣлилъ;

И вздохи тайные печали,

Въ груди холодной умирали.

И также радости мои,

Какъ быстролетные огни

Въ дали мгновенно изчезали;

И по себѣ лишь оставляли,

Воспоминанія одни.

Какъ легкой чолнъ, игра стремленья

Безъ веселъ, съ парусомъ однимъ;

Такъ я нещастіемъ гонимъ,

Оставленъ въ волю Провидѣнья

Былъ жертвою ожесточенья.

Отца мнѣ не было: одинъ

Рыбакъ сосѣдственныхъ долинъ,

Меня въ шалашъ свои взялъ больнаго,

Свое мнѣ имя передалъ;

И полюбивши какъ роднаго,

Меня за сына воспиталъ.

Лѣта текли... Я подросталъ,

Резвился какъ резвятся дѣти, --

Изъ тростника верти сплеталъ;

Порой вязалъ для ловли сѣти,

И самъ на промыслѣ бывалъ.

И каждый вечеръ подъ курганомъ

Я рыбы мѣлкой ожидалъ,

И ядовитымъ отравлялъ

Ее мгновенно кукальваномъ:

И веселился, какъ она

То къ верьху прыгала, бѣжала,

То закружившись отдыхала;

То умирающа, томна,

Поверьхъ воды она. всплывала...

Тутъ я легко ее ловилъ:

Или на удочьку манилъ

Когда на днѣ она лежала.

Такъ я безпечный, молодой,

Незнаемъ бурною судьбою,

Жилъ много лѣшь въ странѣ родной;

И съ беззаботною душою

Вкушалъ блаженство и покой.

Еще подъ родственною кровлей

Я никогда не тосковалъ,

И занимаясь рыбной ловлей

Себя щастливцемъ почиталъ:

Не зналъ, что бѣдно -- что богато --

Не видывалъ я съ роду злата,

И непонятенъ былъ мнѣ свѣтъ;

Я думалъ что красивѣй нѣтъ

Рыбачей хижины Огина,

И быстрой лодки его сына....

Лишь разсвѣтетъ -- я въ далекѣ

По отмѣлямъ ковши разставлю;

Бѣгу какъ рыба въ челнокѣ,

И съ легкостью веслами правлю.

Бывало -- стану въ глубинѣ;

И гляну на океанъ далекой,

Взгляну на неба сводъ высокой,

И возродится вдругъ во мнѣ

Мысль неизвѣстная дотолѣ;

Вздохну бывало тяжело,

И вновь примуся за весло..

И вновь вздохну я поневолѣ.

Мы въ полдень съ названнымъ отцомъ

На промыслѣ обоимъ миломъ,

Онъ въ челнокѣ; а я въ другомъ,

Сѣть отмываемъ съ густымъ иломъ:

И вотъ опущена -- легка --

И вотъ становится тяжелѣй,

И все отъ часу тонетъ болѣй;

И вотъ едва уже рука

Ее достала рыбака.

Скатилось солнце за горами:

Вечерней тихою зарей

Дельфины плещутся волной,

И волны бѣгаютъ грядами

По ровной синевѣ морской.;..

Я возвращался домой,

Веслами легкими играю;

То взрежу, ими глубину,

То легко ими я взмахну,

То быстро влагу разсѣкаю;

То плавно, тихо, чуть перомъ

Раздвину волны надъ пескомъ:

Или рукой привычной -- смѣлой --

Остановлю свой легкой чолнъ,

Посереди шумящихъ волнъ

Надъ глубиною посинѣлой.

Возьму свирѣль -- прижму къ губамъ --

Надую въ скважины, и тонкой

Какъ отзывъ колокола звонкой,

Раздастся свистъ мой по горамъ

И я восторженный -- день знойный,

Заботы, промыслъ безпокойный,

Забуду все: дышать и жить;

И дни безпечные, и младость,

И горести свои, и радость,

И думу смѣлую ловить.

Мнѣ все бывало тутъ въ молчанье

Внимаетъ въ тайномъ ожиданье,

Природа вся мертва кругомъ,

Въ оцепѣненьи роковомъ;

И чуть примѣтно вѣтры дуютъ t

И зеркало воды волнуютъ.

Бывало смолкнетъ все... глухой

Лить слышенъ ропотъ подъ веслами

Валы катятся за валами,

И плавно стѣлются грядой.

Какъ кипень, бѣлой полосой,

Какъ жемчугъ ясными рядами.

То съ тихимъ говоромъ волна

Волну другую ударяла,

То сильно цѣнилась она"

Рвалась -- ревела -- бушевала --

"И легкой чолнъ мой подымала:

Меня сей видъ увѣселялъ,

Я находилъ его прелѣстнымъ;

Онъ въ душу радость мнѣ вливалъ,

И сномъ мнѣ грезился чудеснымъ.

Какъ гаснетъ пламенникъ нощной,

Передъ блестящею денницей;

Такъ передъ звучною цѣвницей,

Смолкалъ мгновенно ревъ глухой

Волны шумящей за волной...

И все опять вокругъ дремало.

И тамъ за дальнею горой.

Въ безмолвной тишинѣ нощной

Мнѣ эхо тайное внимало;

И громко звуки повторяло

Моей цѣвницы удалой!.

Лишь мѣсяцъ явится рогатой,

Надъ верьхомъ скудныхъ шалашей;

И заблеститъ струей рубчатой

Надъ зеркальнымъ стекломъ морей.

Мы дома... съ тонею богатой,

Наградою дневныхъ трудовъ;

Благодаримъ творца міровъ.

И старецъ позднею порою,

Набравъ въ кустарникѣ корней,

Валежнику, сухихъ вѣтьвѣй;

Костеръ разложитъ надъ горою,

И подъ дымящейся травою

Вдругъ заблистаетъ уголекъ:

И вспыхнетъ дружной огонекъ,

И заиграетъ надъ водою.

И ужинъ въ мигъ на немъ вскипитъ;

И въ нашей хижинѣ убогой,

Передъ дверями, столъ треногой

Фатою чистою накрытъ...

Я между тѣмъ -- ладью пустую

На берегъ встаскивалъ крутой;

И въ тростникѣ, ее сухую

Причаливъ крѣпкой бичевой,

Законопачивалъ кугой.

И вынувъ сѣти -- въ злачной тинѣ --

Порватыя, въ грязи густой,

Я обмывалъ тотчасъ водой.

И разстилалъ ихъ на притынѣ.

И поспѣшалъ -- усталый я--

Дневной работой утомленный,

Къ потоку чистаго ручья:

И обновлялась жизнь моя;

И я прохладой оживленный,

Бѣжалъ съ веселостью домой..

И тамъ -- за трапезой простой,

Меня ужъ ждалъ отецъ почтенный.

Осьмнатцать лѣтъ, я такъ прожилъ,

Не зная горести угрюмой;

Не тосковалъ -- и не грустилъ --

Утѣхи радостно ловилъ.,

И восхищался юной думой.

Во мнѣ еще не рдѣлась кровь,

Не зналъ печали я глубокой,

И не слыхалъ что есть любовь;

И неизвѣстный -- одинокой --

Былъ чуждъ тоскѣ души жестокой..

Но рокъ мнѣ щастья не судилъ,

Мы и управлялъ мой геній чудной;

И душу стратью безразсудной

Мгновенно мнѣ обворожилъ.

Я жилъ; и пламенно любилъ...

Однажды я, у взморъя мрачный,

Сидѣлъ съ бунтующей мечтой;

И съ непонятною тоской,

Взиралъ на чистый сводъ прозрачный,

И плескъ внималъ волны морской.

И тихо мѣсяцъ надъ горой

По небу синему катился,

И лучь серебряный, живой,

Въ струяхъ безчисленныхъ дробился

Надъ отуманенной водой;

И съ пламенѣющей душой,

Чудесныхъ, тайныхъ мыслей полный)

Я устремилъ передъ собой,

Взоръ любопытный, смѣлый мой.

И шумно воздымались волны,

Прозрачнымъ движимымъ столбомъ:

То вверхъ клубились, то сливались

То съ тихимъ стономъ разбивались, --

И вдругъ, какъ дивнымъ волшебствомъ

Слились въ прозрачное видѣнье;

И дѣвы чудной съ торжествомъ

Съ блестящимъ радостнымъ лицомъ,

Явилось мнѣ изображенье.

Въ безмолвномъ чувствѣ удивленья,

Я палъ прелѣстницы къ ногамъ;

И въ непонятномъ изступленьѣ

Не вѣрилъ собственнымъ глазамъ,

Власы жемчужными волнами"

Бѣжали къ персямъ и плечамъ,

И упадали внизъ рядами,

Подобно утреннимъ снѣгамъ..

Блестѣли очи у дѣвицы

Какъ темной ночи метеоръ,

И свѣтло влажныя ресницы,

Лелѣяли блестящій взоръ.

И съ обольстительнымъ движеньемъ,

Она прелѣстною рукой

Меня манила за собой;

И я обманутый видѣньемъ,

Спѣшилъ за ласковой мечтой;

А дѣва съ злобною улыбкой,

Смѣяся надъ моей ошибкой

Вдругъ изчезала подъ водой.

И много разъ надъ бѣднымъ мной,

Невѣдомая издѣвалась

Съ усмѣшкой на устахъ живой;

И подъ пѣнящейся волной

Отъ жадныхъ взоровъ, въ мигъ скрывалась...

И ночи цѣлые, одинъ

Я такъ просиживалъ у моря;

И отъ таинственныхъ долинъ,

Отъ шумныхъ волнъ, и отъ стремнинъ,

Звалъ утѣшительницу горя;

И долго жданая не шла,

Смѣялась надъ моимъ мученьемъ:

То появлялась на мгновенье,

То съ нова долго не была.

Причины чуднаго явленья,

До сей поры не знаю я...

Мечта ли то была моя:

Или игра воображенья;

Или улыбка сновидѣнья

Ласкала долго такъ меня?..

Но только пылкость легкой думы,

Веселость прежняя, какъ тѣнь

Изчезли въ незабвенный день.

И я разсѣянный -- угрюмый --

Мой чолнъ и веслы забывалъ,

И мрачный по скаламъ блуждалъ;

Меня грусть тайная снѣдала,

Душа о чемъ то тосковала, --

И въ сердцѣ юномъ бушевалъ

Мой непонятный идеалъ.

Однажды утромъ, на разсвѣтѣ

Меня отецъ мой подозвалъ:

Я близокъ къ смерти, онъ сказалъ;

Но не страшись, я въ лучшемъ свѣтѣ

Себѣ жилище основалъ.

И смѣло жду ея прихода...

Кто семь десятковъ здѣсь прожилъ,

Тотъ свѣтъ любилъ, и разлюбилъ;

Тому наскучила природа,

И ясный день душѣ не милъ.

Въ свой вѣкъ птенца я не обидѣлъ,

Всегда на Бога уповалъ;

Въ своихъ злодѣяхъ, ближнихъ видѣлъ,

И на судьбину не ропталъ:

И клятвой духа не связалъ...

И свято чтилъ законы дѣдовъ,

И вѣрѣ ихъ не измѣнилъ;

И злой поклонникъ Магомедовъ

Всегда врагомъ мнѣ въ жизни былъ.

Клянись мой сынъ, вотъ здѣсь иконы,

Клянися жизнію -- собой --

Своею чистою душой --

Чтить свято праотцевъ законы,

Защитникомъ отчизнѣ быть;

Отцомъ быть добрымъ, добрымъ сыномъ,

Въ случаѣ смѣлымъ гражданиномъ:

И мусульманамъ вѣчно мстить....

Невѣрной дѣвы не любить."

Я клялся.... эхо повторяло,

Катился хладный потъ съ чела;

Слеза невольно замерла....

А эхо все еще звучало.

Звучишь оно еще ушамъ,

Еще я вижу грозны очи;

Они чернѣе черной ночи,

Яснѣе звѣздъ по небесамъ.

Я замолчалъ, онъ приподнялся...

"Доволенъ я, сказалъ, поди,

Ко мнѣ монаха приведи;

Чтобы я смерти сочетался."

И помню я, пришелъ монахъ,

Отца исполнилось желанье;

Я сталъ страдальца въ головахъ

И тихо, робко, на устахъ.

Напечатлѣлъ ему лобзанье е

И отлетѣло ужъ дыханье,

И смерть лоснѣлась на губахъ...

Прошло три дня: съ послѣдней честью

Надъ отдѣлившимся холмомъ

Зарылъ я тѣло подъ пескомъ,

И разъ еще поклялся местью,

И тѣнь услышала. И громъ

Загрохоталъ вдругъ надъ бугромъ..

Въ невольномъ ужасѣ, со страхомъ,

Объятый мрачною тоской,

Я палъ безмолвный передъ прахомъ;

И тутъ обрекъ себя, душой

Пустыннымъ здѣлаться монахомъ.

Не сохранилъ я клятвы той,

Она на вѣкъ меня связала;

И въ щастьи жизни молодой

Мнѣ самовольно отказала.

И много тяжкихъ сердцу дней,

Молилъ я смерти надъ могилой;

И рядомъ взрылъ, рукой своей

Себѣ могилу... и надъ ней

Сидѣлъ и день и ночь унылой.

Однажды позднею порой,

Я задремалъ въ тоскѣ нѣмой

Надъ безмятежною гробницей,

Мечта порхала за мечтой;

И вдругъ свилися надо мной

Волшебной, чудной вереницей.

И ожилъ я... Какъ въ темномъ снѣ,

Представилась невнятно мнѣ

Вся жизнь прошедшая.. Отчизны

Позоръ и рабство подъ ярмомъ;

Враги съ торжественнымъ челомъ,

И кровной черни укоризны.

Заплакалъ я: груди моей

Дыханье легче стало,

И все смотрѣло веселѣй,

И стало темное яснѣй;

И что то вдругъ съ души отпало...

И стала вновь мнѣ жизнь мила

Какъ прежде радостна была,

И пожелалъ я быть любимымъ,.

И самъ я жаждалъ полюбишь;

И душу добрую найтишь

Вопрекъ судьбамъ неумолимымъ.

И только тушъ я началъ жить...

Какъ геній смерти, томный -- хладный --

Такъ я, пришелъ тогда домой,

Печальный, грустный, безотрадный;

И робко, въ свой шалашъ родной,

Вошелъ какъ странникъ я чужой:

И неожиданно -- украдкой --

Меня сонъ легкой навѣстилъ,

И тяжесть сердца облегчилъ

Надеждой будущности сладкой,

Но щастье было сонъ лить краткой.

На утро я ковши собралъ,

Сыскалъ оставленныя сѣти

И въ глубину ихъ побросалъ;

И все я къ сердцу прижималъ,

Какъ куклу сломанную дѣти.

И отвязалъ я самъ свою

Давно забытую ладью:

И вѣтеръ дунулъ, и взыграло,

Какъ на дѣвицѣ покрывало

Родное судно въ глубинѣ;

И смолкла вдругъ вся жизнь во мнѣ --

И грустно вдругъ какъ прежде стало...

Я отвернулся..... Тамъ, пустой

Стоялъ въ дали шалашъ родной,

Какъ смерти памятникъ безмолвный,;

И возбудилъ онъ голосъ кровный

Въ душѣ наполненной тоской:

И разрушительной рукой

Зажегъ я хижину съ заборомъ, ~

И заклубился дымъ сѣдой,

И опустился въ низъ надъ боромъ.

Тутъ я совсемъ осиротѣлъ.

Мнѣ чуждый, воздухъ сталъ природный;

И лунь надежды улетѣлъ,

И міръ пространный опустѣлъ;

И какъ отверженный, безродный,

Я на развалинахъ сидѣлъ

Съ душой разстроенной, угрюмой,

На море я въ послѣдній разъ

Взглянулъ съ отчаянною думой.

И сводъ небесъ, померкъ для глазъ,

И взоръ пылающій угасъ;

Передо мной, какъ тѣнь ночная,

Стояла дѣва молодая

Едва касаяся волнамъ...

Которые въ дали резвились,

Рвались, стремилися, клубились;

И съ тихимъ ропотомъ, къ ногамъ

Ее таинственно ложились.

Но я улыбки не видалъ,

Она взирала мрачно, строго,

И взглядъ укора выражалъ

Мою вину. Изчезла.. Долго,

Я въ слѣдъ за дѣвою взиралъ

На раздѣлившіяся волны;

И чудныхъ ощущеній полный,

Въ безмолвной горести стоялъ.

И обратился я къ свирѣли,

И какъ волшебный талисманъ

Привѣтно звуки зазвенѣли;

И радость на душу напѣли,

И разнеслися по горамъ.

И я разтроганный -- дивился

Восторгу сладостной мечты,

И вдругъ надъ бездной пустоты

Безмолвный ужасъ воцарился.

Я сталъ на ближній косогоръ.

Оттуда долъ былъ видѣнъ ровный,

И взморье тихое, и боръ

Величественный и безмолвный;

И холмъ высокой и крутой

Гдѣ прахъ покоился родной,

Окинулъ быстро я глазами:

И оросилъ его слезами,

Въ печали тихой и нѣмой.

И долго я смотрѣлъ унылой

На сводъ лазоревыхъ небесъ,

На горы, даль, на черный лѣсъ

Стоящій мрачно надъ могилой;

И непримѣтно, надъ водой

Зардѣлась алой полосой,

Заря вечерняя въ туманѣ:

И становилось все позднѣй;

И непонятнѣе, темнѣй

Предмѣты стали на курганѣ.

И всплылъ ужъ мѣсяцъ молодой

Подъ голубыми небесами,

И серебристою грядой,

Онъ легъ надъ спящими волнами,

И долго я еще стоялъ

На томъ откосѣ возвышенномъ

И долго легкой идеалъ

Леталъ въ предѣлѣ отдаленномъ...

Какъ въ полночь, чародѣя тѣнь

Уклада дремлетъ надъ курганомъ t

Такъ я безчувственный, тотъ день

Казался хладнымъ истуканомъ;

То въ упоеніи нѣмомъ,

Я въ міръ далекой устремлялся;

То страшенъ самъ себѣ -- кругомъ

Съ усмѣшкой смерти озирался.

Взглянулъ на небо я, оно

Свѣтло казалось и темно:

То быстро тучи пробѣгали,

То съ нова звѣзды ихъ смѣняли"

И чистый темно -- голубой

Сводъ освѣщали надъ водой.

Я палъ подъ елью вѣковою,

Въ дубровѣ мрачной и густой

Одѣтой полунощной мглою.

Обманутъ ласковой мечтой,

И изнуренный -- и усталый --

Я задремалъ въ тоскѣ нѣмой;

Какъ Аравлянинъ одичалый,

Въ пустынной жизни кочевой.

И плавно, влажно надо мною,

Слилась въ предмѣтахъ всѣхъ вокругъ

Роса игривою рѣкою;

И рисовались въ ней луною,

Алмазы, яхонтъ и жемчугъ.

И одинокой -- тутъ въ первые,

Подъ небомъ родины святой

Вкусилъ я сладостный покой;

И сновидѣнія живыя

Всю ночь порхали надо мной,

Какъ тѣни знаемыхъ родныя:

И надъ мятежною душой,

Вилися шумною толпой

Воспоминанья молодыя.

Очнулся я, передъ зарей

Редѣло ночи покрывало,

Туманъ поднялся полосой,

И разостлался надъ водой;

И ужъ сѣро на всходѣ стало.

И свѣжій, легкой вѣтерокъ

Привѣтно къ западу повѣялъ,

И зашумѣлъ быстрѣй потокъ,

И чувства сонныя лелѣялъ;

И становилася блѣдна

Предъ утромъ томная луна,

И звѣзды частыя редѣли

На поднебесной вышинѣ,

И какъ въ волшебномъ, чудномъ снѣ,

Сквозь рощу густую глядѣли...

И вдругъ потухли -- потемнѣли --

Изчезли въ тверди голубой;

И вдругъ денницы золотой

Лучъ освѣтилъ вершину ели,

И заструился надъ водой.

Въ восторгѣ -- полный упоеній --

На всходъ я солнечный взиралъ;

И какъ безмолвный смерти геній,

Въ оцепѣненіи стоялъ

Смотря на радужныя тѣни.

Вдругъ подкосилися колѣни:

Мое прощанье излилось,

И съ эхомъ дальнимъ разнеслось.

Оно еще родному краю

Меня напомнитъ.

"Оставляю

Я васъ знакомыя поля;

Дубравы мирныя, густыя,

Тебя родимая земля,

Мѣста младенчества святыя

Васъ не увижу больше я!

Простите вы холмы родные!

Прости мнѣ кровная страна;

И море быстрая волна,

И легки чолны гулевые.

Гдѣ кончу жизнь, не знаю я..

Давно быть можетъ на чужбинѣ,

Могила грустная моя

Меня въ далекой ждетъ пустынѣ?.

Я не страшусь. Не быть слезамъ,

О мнѣ рыданьямъ по стогнамъ.

Никто меня здѣсь не оплачешь

Никто меня не встрѣтишь тамъ

ЧАСТЬ II.

Какъ тѣнь могильная -- одинъ

Надъ одичавшею страною,

Я шелъ невѣдомой тропою,

Среди утѣсовъ и стремнинъ,

И день прошедшій, былъ мнѣ радость;

Онъ слился въ вѣчность, я мечталъ:

Какъ легкой сонъ, какъ идеалъ,

Промчится быстро моя младость;

И я какъ будто не бывалъ.

Надежда будущности новой,

Въ меня свой тайный ядъ влила;

Презренье къ жизни, хладъ суровой,

И къ людямъ ненависть дала.

И жизнь безъ жизни потекла

Я страшно смертью любовался;

Ввѣряться вѣчности не смѣлъ,

И тѣмъ въ восторгѣ восхищался,

Какъ быстро день за днемъ летѣлъ:

Туда, въ таинственный предѣлъ!...

Однажды надъ утесомъ майны

Я въ упоеніи мечталъ,

И грустный взоръ, предвѣстникъ тайный

Безъ цѣли въ сумракъ устремлялъ.

Передо мной игрой случайной

Въ неизмѣримой высотѣ:

Звѣзда привѣтная сіяла

Въ своей небрежной красотѣ

Она блистаючи плѣняла,

Блѣднѣла, тухла, изчезала,

Терялась въ дальной пустотѣ

И вновь являлась и блистала

Безвѣстная!...

Гдѣ міръ далекой, тайный твой,

Кому горитъ твой огнь небесный?..

Твой пламень чистый, блескъ чудесный,

Не для земли. Твой міръ иной,

Сіяешь ты иной красой.

О незабвенная!

И скрылась

За отдаленною горой;

Еще мелькнула предо мной,

И быстро въ облакѣ затмилась.

Остался я одинъ съ тоской...

Какъ вдругъ надъ дремлющей водою

Раздался выстрѣлъ, и другой,

Залпъ ружейной громовой,

Дробился звонко надъ горою.

Я оглянулся. Дымъ густой

Столбомъ взвивался изъ долины,

И тихо стлался полосой

На поседѣвшія куртины.

Ужъ разсвѣтало. "Вдругъ слегка

Шибнулъ дымъ въ сторону играя;

И видно мнѣ... Изъ далека

Толпа несется удалая.

Не видно лицъ богатырей;

Но слышенъ ихъ гигантской ропотъ,

И голосъ грозный ихъ вождей,

И стукъ мечей, и конской топотъ.

Примчались грозно подъ утесъ..

Кони разседланы, по волѣ;

Кругомъ ихъ горы, море, лѣсъ,

И дикое степное поле.

Безмолвно воины кругомъ

Стоятъ въ уныніи немомъ:

Одинъ, среди толпы ихъ смѣлой,

На грудь склонившися челомъ,

Лежитъ герой оцепенѣлой;

И чуть колеблемъ вѣтеркомъ:

Скатился тихо локонъ бѣлой

На окровавленный шеломъ.

Молчатъ: и медленной стопою

Въ средину выступилъ герой;

Съ безстрашной, пылкою душою, --

Украшенъ раною большой,

И серебристой сѣдиной.

"Друзья, товарищи, довольно,

Всесильный Богъ насъ испыталъ;

Вождя нестало... Сердцу больно...

Я грусти въ жизни не знавалъ,

И съ роду слезъ не проливалъ;

Но днѣсь текутъ онѣ невольно...

Возьмите бердыши друзья,

Могилу храброму изройте;

Чело украшу лавромъ я,

Вы гробъ трофеями покройте."

И быстро бросились къ мечамъ...

И въ мигъ единый, вкругъ могилы

Стояли мрачны и унылы,

Подобны утреннимъ тѣнямъ.

И старецъ взявъ земли съ кургана

Вскричалъ: "Гдѣ слава нашихъ дней

Гдѣ храбрый вождь богатырей?

Невѣрныхъ ужасъ, страхъ Дивана?..

Его сразилъ Джеришъ Албана:

Уста изныли -- безъ рѣчей;

И блескъ угасъ его очей

Какъ тускнетъ пламя отъ тумана.

Погибла въ немъ майнотовъ честь;

Но не ропщите, ободритесь,

Воздать невѣрнымъ месть, за месть,,

Его здѣсь праху поклянитесь."

И взволновался легкой станъ,

И все вокругъ затрепетало;

Махнулъ рукой онъ на курганъ,

Кургана будто не бывало...

"Друзья его ужъ нѣтъ. Слезой

Мы воскресить его не можемъ;

Но днесь разлукой роковой

Тоску по немъ еще умножимъ:

Пусть будетъ тайная она,

Стенать героямъ дикимъ стыдно;

И тѣни храбраго обидно...

Смотрите, тамъ въ дали видна

Толпа враговъ.. Нѣтъ сожалѣнья;

Лозунгъ намъ смерть и мщенье!" "Мщенье!"

И ожилъ яростный герой, =

И въ слѣдъ за нимъ отважныхъ строй;

И быстро скрылись въ отдаленье.

Въ горахъ яснѣлись предо мной

Верхи златые башенъ майны,

И зеленѣлся боръ густой;

Туда манилъ мои геній злой,

Туда пошелъ я съ грустью тайной

Прелѣстная картина. Тамъ,

Утесъ нависшій надъ утѣсомъ,

Скалы какъ копья по скаламъ;

Кустарникъ дикой по горамъ,

И горизонтъ покрытый лѣсомъ.

Все мертвой видъ являло мнѣ:

Душа холодная молчала,

Природа вся вокругъ дремала

Въ ужасномъ непробудномъ снѣ.

Тутъ подъ наклономъ красной ивы,

У свѣтлаго какъ день ручья

Остановился грустный я;

Какъ вѣстникъ смерти молчаливый

Тоску сердечную тая,.

Я устремилъ мой взоръ лѣнивый

Въ потокъ блестящій и красивый.

Одинъ онъ тамъ меня плѣнялъ

Среди пустыни, на мгновенье,

Волной онъ шумной развлекалъ

Мои печали и мученья;

Одинъ въ таинственной глуши,

Онъ оживлялъ уединенье;

И въ чувства мрачныя души

Мѣшалъ цвѣты воображенья...

И новой, сладкой жизни полнъ,

Я сѣлъ задумчивый на холмъ:

И впалъ въ чудесное забвенье.

Вдругъ слышу шелестъ легкихъ ногъ,

И межъ вѣтьвей привѣтный ропотъ;

И въ листьяхъ радостнѣйшій шопотъ

И близь меня глубокой вздохъ.

Я скрылся въ тайномъ ожиданьѣ:

И вижу дѣва изъ кустовъ

Идетъ въ Турецкомъ одѣяньѣ;

Какъ легкой духъ, среди песковъ

Ее не видно и слѣдовъ...

Закрыта длиннымъ покрываломъ,

Она тогда явилась мнѣ;

Какъ въ дивномъ, непонятномъ снѣ

Волшебнымъ, чуднымъ идеаломъ.

Подходитъ ближе все къ ручью,

И озирается въ молчаньѣ;

И подняла фату свою,

И я угасъ въ очарованьѣ...

Давно знакомый, милый видъ;

Являвшейся мнѣ дѣвы прежде,

Румянецъ рдѣющихъ ланитъ

Въ очаровательной надеждѣ;

И цвѣтъ въ магической одеждѣ

Блестящихъ ландышей бѣлѣй;

Все мнѣ казалось тоже въ ней.

Но не бѣжали ужъ волнами

Ея жемчужныя власы,

И не клубились надъ плечами...

И не скрывались подъ кудрями

Стыдливый юности красы.

И сто то пылкое, живое,

И сто то болѣе земное,

Я въ дѣвѣ чудной примѣчалъ;

И въ страсти буйной трепеталъ

Воспоминая все былое...

Прелѣстной дѣвы, взоръ простой,

Блестѣлъ невинностью святою, --;

Уста красавицы младой,

Дышали райской чистотою,

(Дѣвицъ завѣтною красой.)

И взглядъ съ небесною улыбкой,

И станъ высокой, стройной, гибкой,

И я съ неопытной душой;

И случай дивный надо. мной, --

Все мнѣ казалося ошибкой

Мечты коварною игрой.

Но вижу, дѣвушка присѣла,

Сняла башмакъ, потомъ другой;

На волны робко посмотрѣла:

И лишь ступила въ нихъ ногой,

Ихъ оковала дремотой.

Блестящей влаги, валъ за валомъ

Бѣжалъ алмазною грядой,

И съ сладкозвучною.игрой

Носился говоръ надъ кристалломъ.

И перешла черезъ ручей,

И былъ я два шага отъ ней;

И притаилъ я вдругъ дыханье:

И вѣтеръ благосклонный мнѣ,..

Принесъ въ безмолвной тишинѣ

Прелѣстныхъ устъ благоуханье...

Я жадно воздухъ вредный пилъ,

Въ безчувственномъ самозабвенье;

Дышалъ ее дыханьемъ --.жилъ.

Въ улыбкѣ полной снисхоженья --

И взгляды, поступь, и движенья,

Въ восторгѣ сладостномъ ловилъ.

Вѣтръ дунулъ -- листья зашумѣли --

Взглянула робко Дѣва горъ.,

Я передъ ней... И вспыхнулъ взоръ

Ланиты полныя сгорѣли;

И гнѣвъ, и робрсть, и укоръ,

Сквозь слезы крупныя блестѣли.

Въ восторгѣ палъ я передъ ней:

"Прелѣстная прости забвенье

Души разстроенной моей;

Порывъ бунтующихъ страстей,

И мой восторгъ, и удивленье."

И робко руки простиралъ...

Яснѣли очи у дѣвицы;.

Они свѣтлѣй были денницы,.

И ослѣпляли какъ кристаллъ.

Съ привѣтной,.крошкою улыбкой,.

"Встань юноша, сказала мнѣ;

И не печалься.... Я ошибкой

Блуждала въ дикой сторонѣ,

Ты къ майнѣ путь укажешь мнѣ:

Тамъ всякой знаешь Ибрагима;

Я дочь его... Я Зораима.

Ты незнакомецъ молодой,

Въ пустынѣ здѣсь какой судьбой?"

"Изгнанникъ я никѣмъ незнаемъ;

Далеко родина моя.

Мой жребій въ свѣтѣ презираемъ,

Огинъ; невольникъ бѣдный я!. "

"Невѣрный ты!.. Бѣги несчастный...

Погибли мы." И частый флёръ,

Скрылъ ужасающійся взоръ.

И слезы, просьбы; все напрасно,

Я какъ прикованный стоялъ;

И долго, на лице прекрасной

Въ безумной горести взиралъ..

И удалилась. "Ахъ! мгновенье,

Еще одно, дай въ жизни жить;

Пусть буду рокъ благодаришь,

За мигъ летящій наслажденья."

"О нещастливецъ молодой,

Скажи, чего ты хочешь болѣ?

Страшусь измѣны роковой;

Одно мгновенье, ты въ неволѣ,

И смерть безъ несши, жребій твой."

"Смерть не страшна мнѣ... Ахъ дѣвица!

Мое желанье, щастье въ томъ,.

Чтобъ разъ еще тебя денница

На холмѣ видѣла крутомъ;

Чтобъ разъ еще твое дыханье

Въ меня жизнь сладкую влило,

Чтобы твое очарованье

Меня въ міръ новый увлекло,

И чтобы гордая, для свѣта;.

Передъ безвѣстнымъ бѣглецомъ,

Явилась съ ласкою привѣта.

Взглянулабъ разъ еще... Потомъ..,

Но нѣтъ, прости мнѣ ослѣпленье

Мечты обманщицы моей,

И чувствъ невѣрныхъ обольщенье;

Одна, -- какъ цвѣтъ среди степей,

Ты украшеніе Гарема;

И какъ посланница Эдема,

Среди подругъ -- среди друзей --

Въ невинной простотѣ своей,

Блистаешь ты красой небѣсной...

А я, -- изгнанникъ неизвѣстной!"

"Прости, я съ утренней зарей

Приду; невольникъ молодой.

И нѣтъ ее... И какъ безумный

Стоялъ я съ новою тоской,

Потокъ кипѣлъ передо мной;

За валомъ валъ крушился шумный,

Волна стремилась за волной:

Но я былъ мертвъ моей душой

Лишь съ той минуты сердце стало,

Знать радость въ жизни, знать печаль;

До той поры оно молчало,

Само себя не понимало:

И глядя въ сумрачную даль

Чего то свѣтлаго желало...

Съ блестящей утренней звѣздой

Заря потухла на Востокѣ,

Я ждалъ ужъ дѣвы молодой;

И солнце съ новою красой,

Мелькало блестками въ потокѣ:

А дѣвы не было со мной.

Оно ужъ на полдень склонилось,

Спустилось ниже, закатилось;

А я одинъ... съ моей тоской,

Нѣтъ Зораимы молодой.

И дни за днями пролетѣли,

И быстро пронеслись недѣли;

И съ каждой утренней зарей,

Я поспѣшалъ на холмъ крутой,

Надеждой дерзкою томимый:"

Но тамъ, одну я грусть встрѣчалъ;

Нигдѣ не зрѣлъ я Зораимы,

Нигдѣ объ ней я не слыхалъ.

Прошло два мѣсяца страданья;

Живой мертвецъ среди людей,

Не ждалъ я сладкаго свиданья;

Не жаждалъ радостнѣйшихъ дней

Въ жестокой участи моей.

Однажды, зноемъ утомленный

Я у потока отдыхалъ,

И на пригорокъ отдаленный,

Мой взоръ, надѣждой оживленный

Съ пристрастьемъ дѣтскимъ обращалъ;

Какъ будто отъ долины тайной"

Себѣ игрой судьбы случайной 60 --

Какого щастья ожидалъ.

И вдругъ, -- свѣтла какъ провидѣнье,

Задумчива какъ тѣнь лѣсовъ,

Томна какъ цвѣтъ уединенья,

Легка какъ призракъ сновидѣнья

Явилась дѣва изъ кустовъ.

"Ахъ Зораима!.. Зораима!.. "

И больше словъ не находилъ.

Печальный взоръ меня сразилъ;

Безмолвной скорбію томима,

Она смотрѣла на меня

Какъ вѣстникѣ близкаго нещастья;

Какъ утро мрачнаго ненастья,

Какъ вечеръ пасмурнаго дня.

"Ахъ Зораима!... " "Я украдкой,

Пришла, невольникъ молодой

Тебя найти въ надеждѣ сладкой,,.

Пришла дѣлиться я съ тобой,

Твоей тоской моей тоской. "

"Ахъ дѣва! поздно, очень поздно;

За чемъ такъ долго ты не шла?

Желала быть со мною розно,

За чѣмъ такъ долго не была?..

Твой томный взоръ, полуоткрытый

Твои холодныя ланиты...

Ты вся не та: какъ ты была

Резва, жива и весела."

"Давно ужъ я перемѣнилась:

Давно далеко отъ подругъ,

Отъ ихъ услужливыхъ докукъ

Въ кіоскъ пустой я удалилась.

И часто тамъ на единѣ,

Ты такъ какъ здѣсь передо мною

Является съ улыбкой мнѣ:

Или мечтаясь въ вышинѣ,

Манишь и взоромъ и рукою.

Давно ужъ я не знаю сна;

Давно какъ тѣнь, въ углу гарема

Сижу задумчива одна:

Или встрѣвожена, грусти",

Брожу въ аллѣяхъ я Эдема...

Скажи невольникъ милой мнѣ,

Терзаюсь скукой я случайной;

Или предвѣстникъ страсти тайной

Меня и въ самомъ легкомъ снѣ

Съ другими мучитъ на равнѣ?.."

"Ахъ! что я слышу?.. Зораима!

Тебѣль нещастнаго любишь,

Тебѣль моею дѣва быть!

Узнай сколь много ты любима:

Я не хочу тебя губить,

Меня старайся позабыть!.."

"Ахъ невозможно. Я къ нещастью

Далеко очень ужъ зашла"

Меня любовь съ ума свела;

Боролась долго съ пылкой страстью;

Но побѣдить я не могла.

Ахъ рано, рано я узнала,

Пустынный, злобный жребій свой!

Я рано щастье потеряла..

И подружилася съ тоской,

Мятежной дней моихъ весной"

Я рано здѣсь узнала радость,

Сокрылась рано моя младость;

Я рано встрѣтилась съ тобой

Невольникъ сердцу дорогой.

Веселость вся моя пропала;

И нѣтъ теперь ужъ у меня

Той дѣтской живости, огня,

Во взорахъ свѣтлыхъ, какъ бывало"

Изчезла пылкость легкихъ думъ;

Наскучилъ мнѣ придворный шумъ.

И сердцу что то грустно стало

Мнѣ скушно... Въ рощахъ и садахъ

Ужъ все не то что было прежде,

Мнѣ тяжко въ крупныхъ жемчугахъ,

Въ алмазахъ, шаляхъ, и парчахъ;

Мнѣ душно, въ Княжеской одеждѣ...

Давно украдкой отъ другихъ,

Въ слезахъ невольно пролитыхъ;

Я тайной предалась надеждѣ;

И жду невѣдомыхъ отрадъ,

Любви таинственныхъ наградъ:

Или спокойствія, какъ прежде.

Скажи, невольникъ молодой,

Когда же радостна я буду,

Когда найду я свой покой;

Когда тебя я позабуду?. "

"Возлюбленная!... Все пройдетъ:

И легкой сонъ твой, унесетъ

Съ собой толпу воспоминаній;

Забудешь скоро образъ мой....

И смолкнешь, голосъ роковой

Твоихъ таинственныхъ желаній.

Не льзя мнѣ дѣва быть твоимъ,

Не льзя вкушать твоихъ лобзаній;

Тобой не буду я любимъ...

И сгибну злой судьбой гонимъ,

Подъ бременемъ моихъ страданій.

Тебѣ ли обожать меня?

Ты дочь Паши.... Изгнанникъ я.

"Ты музульманка!.. Я"...

"Невѣрной!

Клянуся жизнью молодой;

Люблю тебя, моей дутой

Неопытной -- нелицемѣрной.--

Какъ цвѣтъ долины, за горой,

Безъ солнечныхъ лучей увянетъ;

Такъ безъ тебя, меня младой

Въ уединеніи не станетъ."

И съ словомъ этимъ, на рукахъ

Моихъ, безъ чувствъ она лежала;

И на пылающихъ щекахъ,

Слеза невольная бѣжала.

И съ той поры, мы вмѣстѣ съ ней,

Въ блаженствѣ время провождали;

И дни встрѣчали веселѣй,

И ночи радостнѣй встрѣчали.

Но скоро это все прошло,

Мнѣ позавидовалъ злой геній;

И быстро щастье утекло

Моихъ мгновенныхъ наслажденій.

Дѣвица таяла какъ тгѣнь;

Ничто ее душѣ не мило:

Ей каждый день -- послѣдній день --

Ничто ее не веселило...

Угасъ взоръ прежде столь живой,

Въ ланитахъ розы блекнуть стали;

Изчезла живость -- очи впали,

И скорбь души ее-младой,

И вздохи тайные печали,

Ее похитили покой.

Она чего то все желала,

Все что то грѣзилося ей;

To вдругъ кого то ожидала,"

И становилась веселѣй...

То вновь, надежду всю теряла

И мнились въ будущности ей

Печали злополучныхъ дней,

А я, ее не понимая,

Считалъ измѣной роковой

Любви чистѣйшей огнь живой

И тайно дѣву примѣчая,

Я сталъ ее подозрѣвать;.

И вздохи частые считать...

Безумной ревностью пылая;

Мнѣ все казалось лживымъ сномъ.....

Свиданья наши рѣже стали,

Ланиты съ нова запылали;

И съ нова съ радостнымъ лицомъ

Являлась дѣва, надъ холмомъ.

Прошло два дни, -- прошло двѣ ночи

Нѣтъ Зораимы молодой...

Ее блистательныя, очи:

Съ ихъ непонятной красотой,

Не обладали уже мной...

Въ улыбкѣ полной выраженья,

Во взглядахъ тайнаго стремленья,

Я разувѣренный, душой

Коварство видѣлъ надъ собой;

И естьли дѣва удалялась,

И робко къ сердцу прижималась,

И ласки жаждала моей:.

Я съ недовѣрчивой мечтою,

Ее отталкивалъ рукою

И въ очи вглядывался ей.

Еще въ пылу очарованья,

Я вижу страстный, пылкой взоръ,--

Ее черты, въ часы свиданья;

И робкой дѣвы, разговоръ,

И вздохи скорби при прощаньѣ,

Я слышу въ радостномъ мечтаньѣ.

И пламень гибельный очей,

И говоръ сладостный рѣчей,

Еще живутъ въ воспоминаньѣ...

А дѣвы нѣтъ... Она нейдетъ,

Она давно другаго любишь;

Клянусь; кинжалъ мой ихъ найдетъ,

И вдругъ обоихъ ихъ погубитъ.

И съ этой мыслью, я спѣшилъ

Къ стѣнамъ безмолвнымъ спящей майны,

И голосъ вѣрный, голосъ тайный,

Понятно сердцу говорилъ;

Какъ страстно дѣва ты любима,

Какъ я обманывалъ себя,

И обожалъ еще тебя

О Зораима!.. Зораима!..

Иду... Вокругъ, и предо мной.

Одѣто все туманной, мглой;

Дворецъ безмолвный Ибрагима.

Белѣешся во тьмѣ ночной,

И путь указываетъ мой.

Вокругъ меня все мертво было,

Какъ надъ пустынною могилой

Въ насъ тайный полночи глухой;

Не плавалъ мѣсяцъ надъ горой,

И въ небѣсахъ звѣзды унылой

Не видно было ни одной.

Лишь въ флюгерахъ дворца пустаго,

Ужасно вѣтеръ бушевалъ;

И съ стѣнъ высокихъ, развѣвалъ

Унывный голосъ часоваго.

Турецкая пѣсня,

Заира младая

Какъ ландышъ душистый весеннѣй порой,

Красою блистая

Цвѣла, и прельщала всѣхъ взоры собой;

Заира невинна,

Заира дитя:

И въ нѣгѣ пустынной

Взлелѣяна дѣва любовью шутя.

II.

Заира дѣвица,

И юноши вьются за нею толпой;

Прекрасна денница,

Прекраснѣе дѣва съ улыбкой живой:

Невѣдомый пламень

Въ груди молодой,

И въ сердце, какъ камень

Взоръ юноши пылкой съ коварной мечтой.

III.

Заира любила...

И тайно Заиру щастливилъ мулей;

Но дѣва забыла

И клятвы и щастье таинственныхъ дней:

Ахъ, онъ не забудешь

Заиры своей,

И вѣренъ ей будетъ;

И жертвою сгибнетъ коварнымъ страстей.

IV.

Заиры не стало.

Могила высокой травой заросла;

Заира увяла,

Давно ли какъ ландышъ блистая цвѣла?

А надпись гробницы:

Любила, жила

Страшитесь дѣвицы,

Она измѣнила, -- она учерла.

Умолкъ... И яростныя стоны

Ревущей бури громовой,

Терялись плавно за горой;

И въ мелодическіе тоны,

Сливались стройною игрой...

Я имъ внималъ въ самозабвеньѣ;

Они рѣдѣли надо мной,

Все тишѣ, тишѣ за скалой;

И вдругъ изчезли въ отдаленьѣ.

Восторгомъ буйственнымъ полна,

Душа невольно трепетала;

И гробовая тишина

Мнѣ въ душу хладный ядъ вливала.

Нетерпѣливо бушевалъ

Во мнѣ порывъ жестокой мщенья,

И тайный ужасъ обуялъ

Мои всѣ мысли и движенья,

Я самъ не зналъ, куда спѣшилъ;

Безумной ревностью влекомый,

Стремился я въ кіоскъ знакомый...

Давно онъ мнѣ любезенъ; былъ.:

О Зораима!.... Тамъ украдкой,

Я тайный поцѣлуй ловилъ;

И обольщенъ надеждой сладкой,

Я ей дышалъ, я ею жилъ:

Въ первые тамъ она съ улыбкой,

Сказала мнѣ, люблю тебя;

Въ первые съ дѣтскою ошибкой,

Повѣрилъ ласкамъ дѣвы я.

Восторги сладостныхъ свиданій,

Давно уже минувшихъ дней!

Изчезли вы.. Въ душѣ моей,

Смѣнила васъ толпа страданій...

Тамъ гдѣ я къ радостямъ привыкъ,,

Гдѣ жадно пилъ я наслажденья,--

Тамъ въ душу пылкую проникъ

Мнѣ хладный ядъ ожесточенья;,:

Тамъ гдѣ я жилъ для ней одной,

Гдѣ лишь дышалъ ее любовью:

Постигъ меня мой жребій злой,

И сердце облилося кровью,

Кругомъ молчанье... Тихо я

Какъ тайный врагъ ожесточенной,

Дыханье тяжкое тая,

Тропою крался отдаленной

И дерзкимъ преданный мечтамъ,

Нещастной страстью ослеплѣнный.

Спѣшилъ -- на гибель обреченный,.

По темнымъ рощамъ и кустамъ.

Кіоскъ разтворенъ... Дѣва тамъ

Сидѣла въ сладостномъ забвеньѣ;

Блистало щастіе въ очахъ,

Мелькала нѣга на устахъ,

И рисовалось наслажденье,

Всегда единственна -- она --

Какъ радость тихая, томна,

Мечталась лаской провидѣнья:

Или игрой воображенья,

Въ обманчивыхъ видѣньяхъ сна.

И на колѣняхъ передъ нею,

Съ безпечной живостью своею

Резвился юноша младой;

Въ восторгѣ нѣги сладострастной,

Взиралъ онъ на лице прекрасной!

И вдругъ нескромною рукой

Обвилъ онъ станъ дѣвицы стройной,.

И взоры страсти безпокойной.

Горѣли пламенной струей

Въ очахъ измѣнницы. Съ тоской,

Безмолвная она склонилась;

И тихо милаго главой

Къ нему на перси опустилась

Земля сгорѣла подо мной:

Остановилось сердца бьенье;

Любовь смѣнилась мечтой злой,

И безразсудною рукой

Свершилось тайно преступленье.

Какъ молнія, блеснули.

Отца послѣднія моленья,

И въ сердце ожили въ полнѣ,

Мои протекшія мученья;

Я бросилъ робкой взоръ кругомъ:

И тѣнь знакомая порхала

Въ безмолвномъ сумракѣ ночномъ,

Душа мгновенно запылала;

Я вспомнилъ клятву чистымъ быть,

Невѣрной дѣвы не любить...

И вдругъ... О ужасъ вспоминанья!

Она открыла томный взоръ,

Въ которомъ тлѣлъ любви укоръ

И сердца тайныя страданья?

И видъ невинности сіялъ

Въ очахъ дѣвицы непорочной,

Какъ лучь зарницы полунощной,

Какъ ослѣпляющій кристаллъ.

Улыбка прежняя играла

Въ устахъ страдалицы младой;

Въ лице-разлился, цвѣтъ живой,

И радость тихая мелькала:

Я палъ надъ-ней. Она дышала,

И взоры устремивъ свои,

Прощанье мнѣ пролепѣтала

Послѣднимъ голосомъ любви.

"Прости Огинъ.... Я изчезаю:

Но я любила, и жила.

Бѣги... Мой братъ... Я съ нимъ была.

Прости! какъ я тебя прощаю...

Невинною... Я.... у.... ми... ра... ю."

И нѣтъ ее... Какъ легкой дымъ.

Она изчезла предо мною;

Съ минувшей радостей мечтою,

Съ мгновеннымъ щастіемъ моимъ. dd>

И съ грохотомъ, раскаты грома,

Дробились звонко надъ горой;

И гармонической игрой,

Часы полунощнаго грома

Звучали въ мѣди роковой...

И съ грознымъ трескомъ, надъ скалой

Слились два страшные удара:

И вдругъ раздался въ слѣдъ за мной,

Послѣдній отзывъ гробовой

Унывной пѣсни Янычара.

Къ ней.

Прости!.. Прости!..

Никѣмъ невѣдомая дѣва,

Проступкамъ юнаго пѣвца;

И взоръ укора отврати:

И сгладь съ небеснаго лица

Черты бунтующаго гнѣва.

Прости!.. Прости...

Я виноватъ; --

Но удостой меня улыбкой,

И къ жизни новой призови

Моихъ оставленныхъ пенашъ;

И въ сердцѣ радость оживи,

И улыбнись хотя ошибкой.

Я виноватъ!..

Мнѣ поцѣлуй

Пришли безвѣстная украдкой

Дѣвической стыдливой твой;

И къ Зораимѣ не ревнуй,

Обворожи меня мечтой:

И обольсти надѣждой сладкой,

И поцѣлуй...