ъ, не напряженъ, такъ развязенъ, какъ-будто тутъ не переводили, а вели свою собственную рѣчь, выражали не чужія мысли, а свои собственныя. У перелагателя совсѣмъ другое дѣло: онъ долженъ не слѣпо слѣдовать за своимъ оригиналомъ, а чрезвычайно-много съуживать, отрѣзывать, а главное -- перемѣнять... не потому перемѣнять, что исполняющимъ будетъ потомъ трудно или неловко (это причина внѣшняя и относительная), а потому, что того требуетъ сама сущность дѣла. Въ этомъ одномъ и состоитъ весь законъ перекладыванія; по именно этого-то только и не найдешь во всѣхъ безчисленныхъ переложеніяхъ. При первомъ взглядѣ, тотчасъ видишь, что всѣ сдѣланныя перемѣны арранжировки противъ подлинника прямо относятся ни къ чему другому, какъ только къ облегченіямъ и удобствамъ. Но какъ же можно принимать въ разсчетъ обстоятельство совсѣмъ не существенное, чисто-относительное? Одному трудно то, что другому совершенію не трудно, а третьему, напротивъ, слишкомъ-легко; если взять себѣ мѣриломъ такую задачу, Богъ-знаетъ на чемъ прійдется остановиться и Богъ-знаетъ до какихъ странныхъ результатовъ можно будетъ дойдти. Дѣйствительно, ничего не можетъ быть жалче, какъ всѣ вообще существующія переложенія оперъ, ораторій и т.д. Даже никто не считалъ этого дѣла хоть сколько-нибудь важнымъ, ни одинъ сколько-нибудь замѣчательный фортепьянный сочинитель не думалъ имъ заниматься, потому-что каждому казалось это дѣломъ пустымъ, поденной работой, на которую не стоитъ тратить времени. Притомъ, всѣ записные музыканты съ презрѣніемъ отзывались о переложеніяхъ, которыя они считали знаменитыми: "Фуй, какъ можно играть подобныя вещи на фортепьяно!" говаривали они: "это значитъ профанировать, унижать ихъ. Нѣтъ, я не могу слушать этого въ фортепьяно; я слышалъ въ оркестрѣ."

   По извѣстна всегдашняя исторія; когда явится на сцену дѣйствія человѣкъ, въ-самомъ-дѣлѣ рожденный для своего дѣла, онъ тотчасъ все переладитъ иначе противъ прежняго порядка; потому-что обыкновенно вдругъ какъ-то оказывается самымъ важнымъ дѣломъ, дѣломъ первой и единственной необходимости -- все прежде считавшееся неважнымъ и пустымъ, а едва-ли не большая часть всего, прежде вѣтрено признававшагося важнымъ и великимъ, становится какъ-то маловажно, а иногда и ничтожно. Однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ преобразователей долженъ считаться Листъ: вступивъ въ отправленіе своей настоящей службы, онъ тотчасъ же произвелъ рѣшительный переворотъ въ дѣлѣ, которымъ занимался, и тотчасъ же взошло на самую высшую степень важности то, что прежде считалось незначительнымъ и нисколько-незамѣчательнымъ. Листъ принялся сочинять фантазіи на всякія оперы; конечно, и прежде на всякія тэмы изъ оперъ сочиняли варьяціи, т.е. фантазировали на эти тэмы; по нѣтъ никакого сходства между прежними сочиненіями этого рода и тѣми, которыя начались съ Листа. Этотъ послѣдній родъ, какъ новизна, тотчасъ же вошелъ во всеобщую молу, всѣ стали сочинять на-манеръ Листа, его стали считать замѣчательнымъ фортепьяннымъ композиторомъ,-но во всѣхъ сочиненіяхъ его нельзя видѣть другихъ хорошихъ качествъ, кромѣ желанія представить своею пьескою что-то въ родѣ драматическаго сколка съ одной изъ прославленныхъ оперъ посредствомъ выбора нѣсколькихъ характеристическихъ мѣстъ и наполненія всего пространства пьесы отъ тэмы до тэмы чѣмъ то въ родѣ собственнаго лиризма. По такъ-какъ Листъ рѣшительно лишенъ авторской способности, то все и остается однимъ намѣреніемъ; выполнить онъ ничего не въ состояніи, такъ-что самымъ примѣчательнымъ въ его пьесахъ всегда было арранжированіе для фортепьяно различныхъ тамъ. Арранжированіе это было всегда до такой степени ново и самобытно, до такой степени свойственно средствамъ фортепьяно, которыя тутъ всѣ пускались въ ходъ, что сразу становилось ясно, что величайшіе прежніе музыкальные сочинители, писавшіе для фортепьяно, въ сравненіи съ Листомъ, вовсе не знали фортепьяна.

   Оставалось ожидать, что цѣлыя пьесы будутъ такъ писаны для фортепьяно, какъ писались отдѣльныя тэмы, и наконецъ, стали появляться многочисленныя переложенія Листомъ цѣлыхъ оркестрныхъ пьесъ. Съ этихъ поръ Листъ попалъ уже совершенно на настоящую свою дорогу, и тогда совершенно обозначился характеръ производимаго имъ переворота: теперь рѣчь шла уже но о сочиненіяхъ пьесъ, а о значеніи фортепьяно въ ряду прочихъ инструментовъ. Для него прежде писывались и сонаты, и концерты, и многое другое наравнѣ съ прочими инструментами; оно было точно такой же солистный инструментъ, какъ скрипка, какъ флейта, и т. д. Теперь для него солистая музыка не нужна; оно миньятюра оркестра, оно гравюра съ оркестра, оно портретъ оркестра, и точно такъ, какъ для оркестра нѣтъ и не должно быть музыки просто какъ музыки, которая бы существовала безъ опредѣленнаго содержанія, безъ желанія именно выразить то или другое, подобію скульптурѣ или живописи (хотя тэмы для выраженія у каждаго изъ этихъ искусствъ разныя), такъ и у фортепьяно не должно быть другой музыки, кромѣ той, которая существуетъ для оркестра. Когда Листъ принялся за различныя арранжировки, тутъ, можно сказать, онъ пошелъ на всѣхъ своихъ парусахъ: тутъ выдалась вся наука фортепьянная, полученная имъ посредствомъ самаго глубокаго изученія своего инструмента, тутъ явились опопуляризированными всѣ средства его магическаго исполненія, которому ничего подобнаго никогда еще не бывало. Можно сказать, что есть какой-то акустическій обманъ въ способѣ арранжировки Листа; написано иначе, нежели стоитъ въ партитурѣ, а получается именно желаемый и требуемый эффектъ: иной разъ не хочется вѣрить своимъ собственнымъ пальцамъ, какимъ-образомъ такая-то фигура, при извѣстномъ расположеніи ея, и, главное, при знаніи, что дать какой рукѣ, выходитъ совсѣмъ иначе, чѣмъ, повидимому, должна бы выходить. И это потому, во-первыхъ, что не всѣ ноты фортепьяно по качеству равны: у каждаго тона свои особенности, такъ-что иная нота сильнѣе и особеннѣе дѣйствуетъ, чѣмъ рядомъ стоящая октава. Людямъ, занимающимся оркестромъ, извѣстна подобная же разница, свойственная различнымъ, потамъ того или другаго инструмента; по, подобно тому, какъ никто такъ не знаетъ всѣхъ тайныхъ инструментальныхъ свойствъ отдѣльныхъ инструментовъ, въ ихъ различныхъ соединеніяхъ, какъ Берліозъ, такъ точно никто не можетъ сравняться съ Листомъ въ подобномъ же знаніи фортепьяно. Во-вторыхъ, послѣ безконечныхъ изученій, которыя нужны ему были для большаго и большаго развитія средствъ своего геніальнаго исполненія, Листъ дошелъ до такого новаго закона для фортепьяно (который, быть-можетъ, Берліозомъ внесенъ въ инструментальную музыку), что цѣлыя многосложныя фигуры, кажущіяся употребленными для мелодической цѣли, существуютъ только для гармоническаго общаго впечатлѣнія; жестоко бы ошибся тотъ оркестръ или тотъ фортепьянистъ, который бы вздумалъ ихъ исполнять мелодически, какъ настоящую часть того, что должно оставаться въ впечатлѣніи слушателя. Каждый оркестръ, веденный контрапунктически, содержитъ въ себѣ множество томъ, изъ которыхъ каждая существуетъ самостоятельно (всё равно какъ-будто въ фугѣ) и не должна заморяться, затушевываться прочими; у Листа же и Берліоза ихъ мелодическія фигуры именно на то существуютъ, чтобъ ихъ не было слышно, а чтобъ онѣ только помогали общему впечатлѣнію.

   Мода на сочиненія Листа мало-помалу прошла, теперь они лежатъ въ магазинахъ нетронутыя; а прежде... Бывало, точно праздникъ всякій разъ, какъ появится что нибудь новое съ его именемъ. Послѣднее время онъ все больше-и-больше склонялся къ переложеніямъ и, кажется, теперь врядъ-ли можно много ожидать отъ него другихъ вещей, кромѣ переложеній. Ничего лучше и желать нельзя: сколько ничтожны сочиненія его самого, столько велики его переложенія. Они прямо указываютъ на будущность музыкальныхъ сочиненій, для которыхъ приготовленныя границы раздвинуты теперь до невѣроятности. Кажется, нѣтъ больше ничего невозможнаго, нѣтъ такого, чего бы нельзя было выполнить на фортепьяно. Оркестровъ немного на свѣтѣ, но въ лицѣ фортепьяно они размножаются чуть не до безконечности, подобно тому, какъ посредствомъ книгопечатанія до безконечности размножается рукопись сочинителя. Ясно, что теперь недостаетъ только сочинителя музыкальнаго, который былъ бы въ состояніи не останавливаться на однихъ переложеніяхъ чужихъ произведеній, по могъ бы самъ производить.

   Въ одномъ русскомъ журналѣ недавно было напечатано странное разсужденіе о толъ, что мужчинамъ не слѣдовало бы играть на фортепьяно, что это для нихъ слишкомъ-жалкая роль, что можно оставлять это дѣло однѣмъ женщинамъ, потому-что мужчинамъ нужно заниматься чѣмъ-нибудь подѣльнѣе. Мы не знаемъ, многіе ли читатели были введены въ соблазнъ этими размышленіями (изложенными очень-пространно), но достовѣрно то, что они какъ разъ относятся къ тому времени, когда родъ человѣческій дѣлился на существа дѣльныя и недѣльныя, т. е. мужчинъ и женщинъ и когда женщинамъ оставляли на долю однѣ только суперфлю; ныньче заниматься должны дѣломъ женщины, все равно какъ и мужчины; за то, вмѣстѣ съ этимъ очищеніемъ понятій, очистились и понятія объ искусствахъ изъ нихъ стараются изгнать все беззначительное, лишенное содержанія и удержать только то, что дѣйствительно въ состояніи имѣть содержаніе. Вотъ почему такъ крѣпко привилось направленіе, данное фортепьянной музыкѣ Листомъ.

   Слѣдовательно, всѣ арранжировки, которыя не успѣли попасть на мысль, зарожденную Листомъ, будутъ тотчасъ же бросаться въ глаза чѣмъ-то отсталымъ, безжизненнымъ, не годящимся для нынѣшняго времени. Надо признаться, что арранжировка Гензельтомъ увертюры "Фрейшюца" должна быть отнесена именно къ тѣмъ произведеніямъ, которыя отстали отъ современнаго развитія, такъ-что еслибъ кто не зналъ, когда она сочинена, могъ бы подумать, что она написала и явилась на свѣтъ лѣтъ пятнадцать тому назадъ. А между-тѣмъ -- во всѣхъ собственныхъ сочиненіяхъ Гензельта этого замѣтить нельзя: такова разница между употребленіемъ фортепьяно для жиденькихъ фортепьянныхъ цѣлей и употребленіемъ его согласно настоящему его назначенію и полнымъ его средствамъ. Оркестръ не можетъ быть весь уложенъ въ пространство двухъ фортепьянныхъ строкъ;слѣдовательно, надо выпускать вонъ и перемѣнять; именно въ этомъ-то все и дѣло, чтобъ понимать художественнымъ инстинктомъ, что надо пропустить, что непремѣнно удержать, для того чтобъ передавалось настоящее впечатлѣніе; словомъ, должно обладать способностью подобно портретисту -- схватить прежде всего существенныя черты лица, опредѣляющія всю физіономію. Этого дара мѣткости и вѣрнаго взгляда у Гензельта нѣтъ: въ его арранжировкѣ царствуетъ самая необъяснимая случайность; Богъ-знаетъ отъ-чего пропущено одно, отъ-чего и для чего прибавлено. другое, а прибавленія, которыхъ нельзя ничѣмъ растолковать, разумѣется, непростительны. Листъ на своемъ вѣку перекладывалъ чрезвычайно-много: большую часть пѣсней Шуберта, духовныя пѣсни Бетховена на слова Геллерта, бетховенову "Аделаиду.", два сочиненія Берліоза (увертюру Francs-juges и фантастическую симфонію), всю знаменитую арію Пачини: і luoi frequenti palpili съ полнымъ вступленіемъ и речитативами, увертюру "Вильгельма-Телля" и "Фрейшюца", V и VI симфоніи Бетховена; слѣдовательно, ему приходилось бороться съ самыми разнообразными и разнородными трудностями, и однакожь, вездѣ у него прежде всего бросается въ глаза удивительная вѣрность оригиналу, стремленіе выразить всѣ оттѣнки мысли автора. Что, казалось, могло быть труднѣе арранжировки для двухъ рукъ такого многосложнаго оркестрнаго сочетанія, какое зовется V и IV симфоніею Бетховена, а между-тѣмъ это вышло лучшимъ произведеніемъ Листа, до-сихъ-поръ вѣнцомъ его арранжировки, наравнѣ съ двумя оперными темами, находящимися въ двухъ различныхъ фантазіяхъ: тэма чудеснаго, страстнаго дуэттэ съ хоромъ, аккомпанируемаго прерывающимися ударами литавръ изъ оперы "Норма", и вакхическая пѣсня донъ-Жуана finche dal vino, изъ моцартовой оперы. Эти четыре вещи можно считать за лучшія переложенія изъ всѣхъ вообще превосходныхъ арранжировокъ Листа. И между-тѣмъ, какъ при этихъ переложеніяхъ, такихъ трудныхъ, не перестаешь дивиться, откуда Листъ находилъ средство такъ просто уложить чуть-чуть не въ-самомъ-дѣлѣ весь оркестръ подъ десятью клавишами, у Гензельта съ удивленіемъ спрашиваешь себя, что за причина была дѣлать самые непростительные пропуски, и не какія-нибудь не тотчасъ замѣтные пропуски, а въ самыхъ крупныхъ, всѣмъ извѣстныхъ частяхъ, гдѣ, притомъ и не было никакой трудности, которая бы могла служить извиненіемъ. Такимъ-образомъ, общеизвѣстная главная тэма, сначала въ es-dur, потомъ въ c, взятая изъ аріи Агаты, имѣетъ постоянный аккомпаниментъ оркестра синкопами вездѣ. У Гензельта это синкопированіе начисто пропущено; слѣдовательно, рѣшительно измѣненъ характеръ этого мѣста, которому синкопы придаютъ особенное движеніе радости и стремленія. Далѣе, когда совершился въ увертюрѣ переломъ, минорный тонъ разомъ разрѣшился самымъ свѣтлымъ изъ мажёрныхъ тоновъ, двѣ блестящія Фанфары возвѣщаютъ торжество добраго начала надъ злымъ; между ними есть длинная пауза, и прежде чѣмъ начнется второй Фанфаръ, первыя и вторыя скрипки быстро понесутся вверхъ, и тогда ужь, послѣ ихъ послѣдней ноты, снова грянетъ весь оркестръ своимъ торжественнымъ кликомъ; разумѣется, что вся эта фигура скрипокъ несется по натуральнымъ интерваламъ тоники, терціи и квинты, только одна посторонняя нота (увеличенная секунда dis) встрѣчается на первыхъ нижнихъ ступеняхъ этой фигуры. Гензельтъ составилъ всю фигуру изъ совершенно-другихъ интерваловъ, нагромоздилъ нѣсколько крестовъ и постороннихъ нотъ и уничтожилъ чистую свѣтлость, которая тутъ нужна, замѣнивъ ее шумомъ. Тотчасъ же, въ-слѣдъ за этою фигурою, возвращается въ послѣдніе два раза главная мелодія Агатиной аріи, идущая громкимъ радостнымъ хоромъ всего оркестра. Вотъ здѣсь нуженъ шумъ, здѣсь нужны аккомпанирующіе синкопы еще больше, чѣмъ при первомъ появленіи этой мелодіи, когда она является далеко не въ такомъ торжественномъ видѣ, какъ здѣсь -- и что жь? вся разница между положеніемъ на фортепьяно этой мелодіи въ первой части увертюры и здѣсь -- состоитъ въ томъ, что тамъ она исполняется однимъ голосомъ, одною нотою, а здѣсь октавою; какъ же это можно? гдѣ же выраженъ прибавившійся цѣлый шумящій, громогласный оркестръ? не-уже-ли такъ много составятъ разницы октавы? чего же было легче, какъ усѣять цѣлыми аккордами каждую четверть, также и въ правой, какъ и въ лѣвой рукѣ? никакой особенной трудности здѣсь бы не представилось, да и во всякомъ случаѣ, здѣсь не въ трудахъ дѣло; довольно того, что авторъ хотѣлъ полныхъ силъ оркестру: значитъ фортепьяно должно здѣсь взять все, что только возможно схватить изъ оркестра десятью пальцами, -- а возможно очень-многое. Отъ этого упущенія весь конецъ увертюры у Гензельта выходитъ чрезвычайно-слабъ противъ первой половины, гдѣ октавъ употреблено ужь очень-много, такъ, что никакой разницы въ силахъ оркестра нельзя замѣтить, нѣтъ никакой постепенности, никакого наростанія. Увертюра открывается унисономъ половины оркестра, на который такою же полуфразою отвѣчаютъ однѣ скрипки одною нотою;-- у Гензельта для этого отвѣта стоятъ уже октавы; далѣе, при первомъ тремоландо, сопровождаемомъ глухими ударами грома, поднимается въ міръ одинокихъ віолончелей робкій и трепещущій голосъ Макса -- опять октавы; къ чему онѣ? Въ самой серединѣ фортепьяно альтовые ноты для этого речитатива (es, d, с) такъ полны и звучны, что нѣтъ никакой надобности усиливать ихъ понапрасну октавами; отъ этого выходитъ несоразмѣрность, неразсчитанность количественнаго отношенія звуковъ этой части съ заключительною частью увертюры. Кромѣ этихъ двухъ, есть еще нѣсколько такихъ же примѣровъ неудачности и случайности: такъ, послѣ немногихъ тактовъ аллегро, встрѣчаются могучіе синкопы съ наростающею силою; для этого crescendo и для силы синкоповъ и нужны были широкіе аккорды, поставленные Веберомъ, у Гензельт аже все нижнее основаніе басовъ отрублено, и остаются очень-сжатые около средины фортепьяно аккорды, которые здѣсь никакъ невозможны и совершенно-безсильны; къ-чему же было уничтожить цѣлую октаву баса? Напротивъ, за нѣсколько тактовъ до появленія Агатиной тэмы во второй разъ, вмѣсто es-dur въ g-dur, есть быстрая мелодія мужскаго басоваго голоса въ тонѣ b-moll; передъ этою мелодіею весь скрипичный оркестръ спускается двух-тактною гаммою отъ des до des; и эта гамма у Гензельта сдѣлана, ни съ того ни съ сего, октавами на самыхъ низкихъ потахъ оркестра, такъ-что когда начинается b-moll'ная тэма, чувствуешь перерывъ, толчокъ и все это безъ всякой видимой причины, прямо противъ намѣреній самого автора; притомъ -- сопровождающее мужскую мелодію tremolando раздѣлено на двѣ отвѣчающія другъ другу части: вторыхъ скрипокъ съ альтами и первыхъ скрипокъ, такъ-что первыя скрипки дѣлаютъ перехватъ и наводятъ измѣняющійся тонъ,-- этотъ оттѣнокъ у Гензельта рѣшительно пропущенъ. Но самая непростительная ошибка была у Гензельта та, что онъ позволилъ себѣ (кромѣ уже нѣкоторыхъ переиначеній аккордовъ) въ главной Агатиной мелодіи сдѣлать своевольное разрѣшеніе аккорда, весьма-непріятное, котораго у Вебера вовсе нѣтъ: въ 6-мъ тактѣ этой es-дурной мелодіи у Вебера два es-дурныхъ аккорда, въ слѣдующемъ тактѣ септимъ-аккордъ на доминантѣ f для перехода въ b-dur, въ 8-мъ тактѣ; вмѣсто этого, вѣроятно считая этотъ переходъ по довольно-приготовленнымъ, Гензельтъ въ 6-мъ тактѣ, послѣ es-дурнаго аккорда, поставилъ еще es мольный, что существенно измѣняетъ и обезображиваетъ теченіе веберовой рѣчи; это своевольное разрѣшеніе тѣмъ болѣе странно, что при слѣдующихъ появленіяхъ той же мелодіи въ g и въ c, Гензельтъ не почелъ болѣе нужнымъ употреблять подобное разрѣшеніе. Или надо это считать за ошибку печати? Для чести Гензельта, считая, что онъ всегда хотѣлъ сохранять неприкосновенными намѣренія автора, мы остановимся на томъ, что это не что другое, какъ типографская (хотя очень-странная) ошибка.

   Результатомъ всего сказаннаго выходитъ, что арранжировка Гензельта, хотя удобна для игры, не затруднительна, за то лишена всѣхъ непремѣнныхъ качествъ арранжировокъ, къ которымъ пріучилъ Листъ; у ней нѣтъ полноты, у ней нѣтъ совершенной вѣрности, у ней нѣтъ произвольностей, оправдываемыхъ нуждою или какимъ-нибудь намѣреніемъ произвести извѣстный оттѣнокъ; въ ней много пропусковъ такихъ голосовыхъ частей, которыя самымъ легкимъ образомъ могли бы уложиться. Словомъ, она не лучше многихъ арранжировокъ двуручныхъ и четвероручныхъ, какія дѣлывались Черни и многими другими въ прежнія времена. Наконецъ, въ ней нѣтъ доказательствъ такого познанія фортепьяно, чтобъ посредствомъ особенныхъ, тайныхъ средствъ, лежащихъ въ натурѣ самого этого инструмента, былъ съ полнотою передаваемъ оркестрный эффектъ оригинала. Теперь ужь нельзя довольствоваться арранжировкою въ родѣ прежнихъ, когда существовало мнѣніе о недостаточности и бѣдности фортепьяно. Теперь для фортепьяно возможно все. Говорятъ, что теперь Листъ занимается переложеніемъ всѣхъ увертюръ Вебера для фортепьяно; можно быть увѣрену, что онѣ будутъ превосходны; но если Листъ рѣшился остановиться на этомъ настоящемъ своемъ назначеніи, составляющемъ нераздѣльное цѣлое съ его удивительною игрою, кто не станетъ желать, чтобъ онъ, но окончаніи веберовыхъ увертюръ, перенесъ на фортепьяно, для всеобщаго капельмейстерства, еще много, много другихъ великихъ вещей изъ области музыки, переложенныхъ столько же геніально, какъ необыкновенныя V и VI симфоніи Бетховена?

   

   -- Наступаетъ время, когда многіе изъ нашихъ читателей переселятся на дачи подышать частымъ воздухомъ; иные отправятся за границу и, можетъ-быть,-- чего, впрочемъ, Боже сохрани, на пути испытаютъ средства противу морской болѣзни, предложенныя нами въ прошломъ мѣсяцѣ.-- Притомъ большая часть жителей Петербурга въ-продолженіе лѣта бываетъ поражена асфикціей, впадаетъ въ какую-то особенную бездѣятельность и даже, говорятъ, старается вовсе не мыслить... Мы завели такую рѣчь потому, что вдругъ пожелали вникнуть въ настоящую минуту, постигнуть настоящее расположеніе духа читателей и... угодить имъ чѣмъ нибудь. Есть у насъ нѣчто... Но, обратимся къ лѣтней недѣятельности. Могли бы мы пожалуй изложить и физіологическія причины этой недѣятельности, но боимся впасть въ излишнюю говорливость, и потому оставимъ этотъ вопросъ нерѣшеннымъ до болѣе-удобнаго случая, когда въ организмы возвратится ихъ прежняя энергія. Какая теперь физіологія? Досугъ ли думать о подобныхъ вещахъ! Теперь, кажется намъ, не увлечешь никого и описаніемъ облегченій страданій человѣчества искусною рукою нашего знаменитаго Пирогова, и новымъ, имъ предложеннымъ способомъ производить опьянѣніе посредствомъ эѳира, безъ всякаго болѣзненнаго впечатлѣнія. Особенно дамы не станутъ объ этомъ думать, онѣ теперь запасаются нарядами и всякаго рода снарядами для предстоящихъ перекочевокъ. Конечно, онѣ больше всего будутъ думать о предохраненіи лица отъ загара, о томъ, какой цвѣтъ выбрать для платья или для шляпки, чтобъ онъ не полинялъ отъ солнца, и пр. Жаль, что мы давно не догадались сообщить читательницамъ о прочности цвѣтовъ и неизмѣняемости нѣкоторыхъ изъ нихъ отъ дѣйствія солнечнаго свѣта. Впрочемъ, вѣроятно насъ извинятъ, во-первыхъ, потому-что онѣ въ этомъ дѣлѣ, отъ долговременной практики, сами сильно свѣдущи; а во-вторыхъ, можетъ-быть, наши указанія, основанныя на законахъ природы, не вполнѣ согласовались бы съ модою,-- потому-что природа не во всемъ слѣдуетъ модѣ: мы бы, на-примѣръ, посовѣтовали носить лѣтомъ платья изъ легкой бѣлой матеріи, потому-что оно и хорошо, и легко, и не жарко, и не полиняетъ -- никакъ не полиняетъ. Но, можетъ-быть, для многихъ такой цвѣтъ представитъ большія неудобства; намъ возразятъ; бѣлое слишкомъ-марко, не ко всякому лицу идетъ, и т. п. Иной пожалуй посовѣтуетъ малиновый цвѣтъ... А! кстати о малиновомъ цвѣтѣ. Хотите видѣть превосходный малиновый цвѣтъ? Въ такомъ случаѣ, прежде переселенія на дачи, съѣздите въ Университетскую Лабораторію. Тамъ нашъ ученый лаборантъ А. П. Робинсонъ приготовляетъ хромовую кислоту -- вещество высокаго малиноваго цвѣта, -- по усовершенствованному имъ способу. Но, можетъ быть, вы захотите знать, что такое хромовая кислота, какъ она прежде получалась и въ чемъ состоитъ существенное улучшеніе въ способѣ добыванія, придуманное г. Робинсономъ?-- такъ слушайте! Хромовая кислота состоитъ изъ одного экивалента металла хрома (Cr) и трехъ экивалентовъ кислорода (О); въ химіи она изображается формулою CrO3. Первый, получившій хромовую кислоту, былъ Фриче (Fritsche); онъ добывалъ ее такимъ-образомъ: бралъ горячій, насыщенный растроръ хроміево-кислаго кали KO2CrO3, {К -- знакъ металла калія.} состоящій изъ окиси металла-калія и двухъ экивалентовъ хромовой кислоты; къ этому раствору приливалъ гидратъ сѣрной кислоты SO3 + HO; тогда сѣрная кислота (SO3) вступала въ соединеніе съ кали (КО); образовала соль сѣрно-кислое кали, и вытѣсняла два экивалента хромовой кислоты; отъ чего жидкость вскорѣ окрашивалась малиновымъ цвѣтомъ. Фриче продолжалъ приливаніе сѣрной кислоты, -- тогда получался кристалическаго сложенія малиновый осадокъ хромовой кислоты. Послѣ чего Фриче собиралъ осадокъ на цѣдилкѣ, которая въ этомъ случаѣ должна состоять изъ мелко-раздробленнаго стекла, потому-что хромовая кислота разъѣдаетъ бумагу, употребляемую обыкновенно для профильтровки, и наконецъ, осадокъ высушивалъ на горячемъ кирпичѣ. Но полученная такимъ обра: зомъ хромовая кислота никогда не бываетъ химически-чиста;она содержитъ въ себѣ еще сѣрно-кислое кали, что показываетъ и кристалическое сложеніе хромовой кислоты, полученной по способу Фриче; полученіе же веществъ въ чистомъ видѣ, безъ случайныхъ, постороннихъ примѣсей, какъ извѣстно, составляетъ весьма-важную статью для химика. Добываніе хромовой кислоты по способу г-на Робинсона нѣсколько-отлично; но это, по-видимому, малое различіе, даетъ очень-важные результаты, какъ вы сейчасъ увидите. Г. Робинсонъ также беретъ насыщенный растворъ хроміево-кислаго кали и приливаетъ въ него гидратъ сѣрной кислоты до-тѣхъ-поръ, пока не замѣчается въ жидкости образованіе хромовой кислоты. Тогда онъ перестаетъ приливать сѣрную кислоту и даемъ время остыть раствору, при чемъ выкристализовывается вся соль сѣрно-кислаго кали; потомъ съ кристаловъ этой соли сливаетъ жидкость и снова приливаетъ къ ней сѣрной кислоты; тогда уже получается хромовая кислота въ видѣ клочковатаго осадка высокаго малиноваго цвѣта. Далѣе, жидкость, вмѣстѣ съ осадкомъ сливаетъ онъ на цѣдилку, какъ выше было сказано, и на цѣдилкѣ получается хромовая кислота.-- Дальнѣйшій способъ обработки ея у г. Робинсона во всемъ сходенъ со способомъ Фриче. Важное преимущество способа г. Робинсона предъ способомъ Фриче состоитъ въ томъ, что по способу перваго получается хромовая кислота химически-чистая.

   Хромовая кислота сильно притягиваетъ влагу; на воздухѣ она расплывается и весьма удобно растворяется въ водѣ, при чемъ вода окрашивается, даже отъ малой примѣси этой кислоты, золотистымъ цвѣтомъ. Послѣднее свойство хромовой кислоты дало натуралистамъ поводъ употреблять ее при микроскопическихъ изслѣдованіяхъ надъ расположеніемъ внутренностей у инфузорій. Тѣло этихъ животныхъ обыкновенно прозрачно и, слѣдовательно, чрезъ него можно видѣть въ микроскопъ расположеніе внутренностей, которые дѣлаются желтыми, когда попадаетъ въ нихъ вода, съ растворенною въ ней хромовой кислотой, между-тѣмъ, какъ прочія части тѣла остаются по-прежнему прозрачными Употребленіе хромовой кислоты при этихъ наблюденіяхъ всего удобнѣе, потому-что животныя отъ малой примѣси ея, достаточной для окрашенія воды, не вдругъ умираютъ; притомъ -- хромовая кислота раздробляется въ водѣ на весьма-мелкія части, непримѣтныя даже подъ микроскопомъ, тогда-какъ употребленіе другихъ цвѣтныхъ веществъ всегда не выполняетъ одного изъ этихъ условій, а иногда и обоихъ.

   "Но", скажутъ паши читатели нехимики: "какое намъ дѣло до хромовой кислоты и инфузорій? на что они намъ годны?.."

   Увы! предчувствіе сбылось!...

   Мы именно предчувствовали, что услышимъ отъ читателей не-химиковъ такое непривѣтливое слово, предчувствовали и приготовили для нихъ кое-какое хоть слабенькое оправданіе. Вѣдь вы никогда не видали хромовой кислоты? признайтесь -- не видали? А еслибъ посмотрѣли, то не выговорили бы своего возраженія, но вмѣсто его произнесли бы что нибудь въ прославленіе мудрости природы, потому-что она дала хромовой кислотѣ такой цвѣтъ, какого не найдется ни у одного изъ существующихъ въ ея владѣніяхъ тѣлъ. Хромовой кислотой можно любоваться въ полной силѣ слова. Но, повторяемъ, это натянутое оправданіе собственно для не-химиковъ. Химики же... химикамъ мы смѣло, съ поднятымъ челомъ, подносимъ наше извѣстіе, довольные тѣмъ, что удалось намъ съ подобными новостями вырваться изъ-подъ рубрики "Заграничныхъ Новостей", -- увѣренные, наконецъ, въ томъ, что найдутся люди, которые будутъ благодарны г-ну Робинсону и насъ не помянутъ лихомъ.

   

   -- Ободренные послѣдней надеждой, спѣшимъ съ нетерпѣніемъ перейдти къ другому извѣстію, не менѣе рѣдкому въ нашихъ "Внутреннихъ Извѣстіяхъ", не менѣе дорогому для насъ, получившихъ его со всею свѣжестію новизны, не изъ печатнаго листа, а изъ живыхъ устъ.

   Мы говоримъ о важномъ и полезномъ изобрѣтеніи инструмента (пель-компасъ), помощію котораго можно скорѣе и точнѣе опредѣлять мѣсто корабля на морѣ,-- изобрѣтеніе нашего морскаго офицера, капитана-лейтенанта К. К. Сиденснера.

   Не разбирая подробно всѣхъ составныхъ частей инструмента, покажемъ важныя преимущества его предъ старыми, сравнивъ прежніе, до-сихъ-поръ употреблявшіеся способы, съ тѣми, которые даетъ изобрѣтеніе г. Сиденснера.

   Въ морѣ, самая важная статья -- знаніе своего мѣста во всякое время. Плавая въ виду береговъ, положеніе мѣста на картѣ опредѣляютъ такимъ-образомъ замѣчаютъ румбы, на которые видны какіе-нибудь земные предметы, означенные на картѣ, и потомъ отъ этихъ предметовъ на картѣ проводятъ румбы, противные замѣченнымъ; въ пересѣченіи ихъ будетъ мѣсто корабля. Замѣчаніе румбовъ или пеленги производятся пель-компасомъ, который состоитъ изъ металлическаго котелка, въ центрѣ котораго утверждена вертикальная шпилька, и на шпильку накладывается картушка (бумажный кружокъ, раздѣленный на градусы). На верхнемъ краѣ котелка находятся двѣ вертикальныя, діаметрально-противоположныя пластинки или мишени, съ вертикальными же прорѣзами; въ одной мишени прорѣзъ очень-узенькій; къ нему прикладываютъ глазъ, и потому мишень называется глазною; въ другой мишени, называющейся предметною, отверстіе довольно-широко, и въ срединѣ его натянута вертикальная нить. Этой нити соотвѣтствуетъ въ котелкѣ вертикальная черта. Самый же пеленгъ берется такъ: приложивъ глазъ къ глазной мишени, обращаютъ котелокъ до-тѣхъ поръ, пока наблюдаемый предметъ будетъ покрытъ или разрѣзанъ нитью предметной мишени; смотрятъ румбъ соотвѣтствующій нити или чертѣ, и потомъ наблюдаютъ другой предметъ.

   Но вотъ главные недостатки этого инструмента: 1) очень рѣдко можно ясно видѣть отдаленный предметъ простымъ глазомъ, такъ-что иногда пеленгъ берется почти на угадъ, и 2) запеленговавъ одинъ предметъ, и переходя къ другому, надо опять обращать котелокъ; вмѣстѣ съ котелкомъ вращается шпилька, а отъ тренія двигается и картушка; слѣдовательно, надо дожидаться, пока она устоится; а между-тѣмъ, судно идетъ впередъ; ясно, что пеленги не будутъ одновременными.

   Моряки чувствовали необходимость отвратить эти важные недостатки, но за неимѣніемъ лучшихъ способовъ, довольствовались по необходимости тѣмъ, что есть.

   Г. Сиденснеръ, занимаясь, въ-продолженіе четырнадцати лѣтъ, описью береговъ Балтійскаго-Моря, и видя, конечно, болѣе чѣмъ другіе, необходимость скораго и точнаго опредѣленія мѣста, изобрѣлъ инструментъ, въ которомъ уничтожены оба главные недостатка прежнихъ пель компасовъ.

   Глазную и предметную мишени замѣнилъ онъ трубою, которая кладется горизонтальною осію вращанія на вертикальныя подставки, утвержденныя на окружности котелка.Труба уничтожила первый недостатокъ. Для устраненія втораго надобно было движеніе котелка съ трубою сдѣлать независимымъ отъ движенія картушки. Г. Сиденснеръ сдѣлалъ и это. Котелокъ съ трубою онъ помѣстилъ между двумя другими котелками, одпоцентральными съ прежнимъ и некасающимися одинъ другаго. Верхніе края ихъ находятся въ одной горизонтальной плоскости. Такимъ-образомъ, образовались три котелка, наружный, средній и внутренній; дно наружнаго и внутренняго котелковъ соединены между собою вертикальною коническою осью, такъ-что могутъ двигаться только вмѣстѣ. На днѣ внутренняго котелка устроено агатовое гнѣздо, въ которомъ обращается нижній конецъ оси картушки, а верхній движется въ стеклѣ, наложенномъ на внутренній же неподвижный котелокъ. Картушка такого устройства изобрѣтена Дентомъ; но можно употребить и обыкновенную картушку: тогда внутренній котелокъ не нуженъ. Средній же котелокъ съ трубою движется самъ-по-себѣ, независимо отъ двухъ прочихъ; слѣдовательно, независимо отъ картушки.

   Итакъ морякамъ радость! Благодаря г. Сиденснера, пеленги ихъ будутъ точны и одновременны. Прежде бывало, ловя предметъ, нужно было замѣчать облачко, подъ которымъ онъ стоитъ: исчезло облачко, и предмета не видать -- ищи его! Теперь этого не будетъ. Запеленговавъ одинъ предметъ и переходя къ другому, теперь не надо дожидаться, пока устоится картушка. Приставя глазъ къ трубѣ, вы ясно увидите и дальній предметъ; а посредствомъ призмы, устроенной у самаго глазнаго стекла, въ то же время замѣтите на картушкѣ число градусовъ, соотвѣтствующее индексу и нити въ трубѣ. Во время наблюденій, средній котелокъ съ трубою можетъ двигаться, а окружности наружнаго и внутренняго котелковъ неподвижны. Г. Сиденснеръ, воспользовался и этимъ, придѣлавъ къ верхнимъ краямъ наружнаго котелка кругъ, раздѣленный на 360" отъ 10' до 10', а на кругѣ съ трубою, какъ движущемся, устроилъ четыре верніера, такъ что инструментъ представляетъ въ одно время и превосходный пель-компасъ, и теодолитъ въ горизонтальномъ положеніи; послѣдній, конечно, не можетъ быть употребленъ на кораблѣ; но вѣдь случается, особенно при описи береговъ, необходимость опредѣлять на берегу точки или дѣлать пополнительную тріангуляцію; берите съ собою тотъ же инструментъ, которымъ пеленговали предметы; на берегу онъ служитъ вамъ теодолитомъ, со всѣми тонкостями послѣдняго. Подъ наружнымъ котелкомъ есть четыре винта, помощію которыхъ и уровня, система горизонтальныхъ круговъ приводится въ точное горизонтальное положеніе. Отсчеты могутъ быть произведены съ точностью до 10". Чтобъ удостовѣриться, не далъ ли инструментъ какого-нибудь движенія въ-продолженіе наблюденій, съ бока наружнаго котелка придѣлано кольцо, въ которое ввинчивается повѣритсльнаятруба, имѣющая, какъ грубое, такъ и микрометрическое движеніе съ неподвижнымъ кругомъ дугъ, или лимбомъ, какъ и во всѣхъ береговыхъ астрономическихъ инструментахъ. Весь инструментъ насаживается на трехножный штативъ и привинчивается къ нему на глухо. Мы видѣли этотъ инструментъ; онъ сдѣланъ чрезвычайно отчетливо и въ механическомъ отношеніи.

   

   -- Заключимъ на этотъ разъ нашъ отдѣлъ "Внутреннихъ Извѣстій" тѣмъ, чѣмъ бывало начинали -- свѣдѣніями о дѣйствіяхъ обществъ.

   7 то мая происходило собраніе Русскаго Географическаго Общества. Въ этомъ собраніи были три замѣчательныя чтенія. Во первыхъ,-- дѣйствительный членъ В. И. Даль читалъ статью "О русскихъ пословицахъ". Читатели "Отеч. Зап.", можетъ-быть, помнятъ недавнее слово наше къ нимъ отъ имени В. И. Даля именно объ этомъ предметѣ, -- слово, нашедшее такой живой отголосокъ въ сердцахъ ихъ, -- слѣдовательно, для нихъ не будетъ новостью, что русскія пословицы и прочія изустныя созданія русскаго народа составляютъ предметъ давнишнихъ, постоянныхъ трудовъ В. И. Даля. Но не знаемъ, всѣмъ ли извѣстно, что его труды не похожи на простое собиранье матеріаловъ,-совсѣмъ нѣтъ: пословицы, на-примѣръ, у него не рядъ отрывочныхъ, несвязанныхъ между собою изрѣченій, а напротивъ -- цѣлое. Каждый отдѣлъ пословицъ обрисовываетъ какую нибудь черту народной жизни такъ ярко и живо, что она вамъ въ глаза мечется; вы видите движущіяся лица, слышите ихъ сердечный говоръ -- это драма, вѣрная, подлинная. Теперь В. И. Даль обращается къ Обществу съ тѣмъ, съ чѣмъ мы обращались отъ него къ вамъ, читатели. Онъ говоритъ, что "продолженіе подобнаго труда необходимо требуетъ содѣйствія и соучастія многихъ, которое будетъ состоять въ доставленіи ему какъ поговорокъ и пословицъ, такъ и простонародныхъ и мѣстныхъ словъ, сказокъ, преданій и проч. съ указаніемъ, если возможно, гдѣ они собраны и объясненіемъ тѣхъ изъ нихъ, которыя имѣютъ особое мѣстное значеніе..." Какъ бы, кажется, пожелать соучаствовать въ подобномъ дѣлѣ!

   Дѣйствительный членъ В. С. Порошинъ читалъ статью: "О средствахъ къ опредѣленію климата". Упомянувъ о сочиненныхъ г-мъ Барановскимъ картахъ, на которыхъ разные климаты земнаго шара изображены различными красками, и одобривъ счастливую мысль г. Барановскаго, В. С. Порошинъ объяснилъ потомъ необходимость подробныхъ частныхъ наблюденіи для общихъ выводовъ о различіяхъ климата. Онъ предлагалъ Обществу собрать свѣдѣнія о томъ, въ какихъ мѣстахъ какой хлѣбъ сѣется и родится; гдѣ и когда онъ цвѣтетъ, колосится, зрѣетъ и проч.; далеко ли на сѣверъ простирается шелководство, виноградъ и винодѣліе; а на югѣ -- сѣверный обычаи сушить хлѣбъ въ овинахъ. Все это, равно какъ и простонародный календарь нашъ, по которому располагаются занятія сельскія и самый образъ жизни народа, повело бы, по мнѣнію г. Порошина, къ важнымъ выводамъ относительно опредѣленія климата... Все это совершенно такъ, и если до-сихъ-поръ нѣтъ у насъ въ подробности всѣхъ исчисленныхъ здѣсь свѣдѣній, то это извиняется развѣ только тѣмъ, что Россія обширна...

   Наконецъ, дѣйствительный членъ Д. А. Милютинъ прочелъ извлеченіе изъ записки Объ установленіи географической терминологіи", и мысль эта, послѣ столькихъ преній и взводимыхъ на нее напраслинъ, наконецъ остановилась на томъ, что "съ разработкою терминологіи самая наука географіи непремѣнно должна усовершенствоваться", потому-что приведеніе въ извѣстность и критическое истолкованіе общеупотребительныхъ географическихъ выраженій поведетъ къ разъясненію самыхъ понятій; а слова мѣстныя обогатятъ науку и новыми понятіями. Г. Милютинъ предлагалъ Обществу принять участіе въ этомъ дѣлѣ и содѣйствовать ему.

   Предложенія гг. Порошина и Милютина поступили на разсмотрѣніе Совѣта Географическаго Общества.

   

   -- Мы не разъ высказывали удивленіе къ особенной своевременности дѣйствій нашихъ обществъ сельскаго хозяйства; по тогда у насъ не доставало фактовъ для удостовѣренія въ справедливости такого удивленія. Спѣшимъ вознаградить этотъ недостатокъ, и представляемъ читателямъ извлеченіе изъ отчета Вольнаго Экономическаго Общества за 1846-й годъ, читаннаго въ годовомъ собраніи 29 марта 1847 года, и напечатаннаго въ послѣдневышедшей (второй) книжкѣ "Трудовъ" Общества.

   Бѣдственная измѣнчивость цѣнъ на хлѣбъ въ Россіи не переставала занимать вниманіе Общества. Составленный въ немъ особый комитетъ продолжалъ разсматривать поступающія въ Общество объ этомъ важномъ предметѣ статьи и составилъ теперь сводъ и сравненіе всѣхъ мнѣній.

   Главное средство Общества для распространенія въ публикѣ полезныхъ и точныхъ свѣдѣній по сельскому хозяйству и промышлености -- періодическія изданія Общества: "Труды "его и "Лѣсной журналъ". Перваго издано 6 книжекъ, въ которыхъ напечатано 20 большихъ статей, 60 мелкихъ въ отдѣленіи "Смѣси" и 37 библіографическихъ разборовъ, и изданіе которыхъ, вмѣстѣ съ редакціею, съ вознагражденіемъ авторовъ, переводчиковъ и художника за чертежи и рисунки, обошлось Обществу въ 3,290 руб. серебр. Изъ 600 экземпляровъ разослано безденежно, размѣнено и продано 400 экземпляровъ.

   Сверхъ изданія "Трудовъ" на русскомъ языкѣ, они съ 1844 года издаются и на нѣмецкомъ языкѣ въ Лейпцигѣ, по 3 книжки въ годъ.

   "Лѣсной журналъ", вмѣстѣ съ прибавленіемъ къ нему, выходилъ также аккуратно, кромѣ одной книжки, которая выйдетъ на дняхъ.

   Прошлаго 31-го октября наступилъ срокъ для присужденія наградъ по предложенной Обществомъ въ 1844 году задачѣ: Объ изъисканіи удобнаго и дешеваго средства сушить и хранить хлѣбъ. Общество въ-теченіе 1846 года занималось тщательно разсмотрѣніемъ и сравненіемъ 34 отвѣтовъ; 21 найдены неудовлетворительными и сожжены, 5 признаны удовлетворительными и разрѣшающими отдѣльныя части задачи и, слѣдовательно, имѣющими право на второстепенныя награды, а 8 заслуживающими вниманія по заключающимся въ нихъ полезнымъ свѣдѣніямъ. Поэтому присуждено: 2 золотыя медали въ 75 червонцевъ,-- изъ нихъ одна члену Общества доктору Я. И. Іонсону,-- 3 большія серебряныя, 8 малыхъ серебряныхъ медалей и одна денежная премія,-- всего на сумму 1,066 руб. 51 к. сер.

   Въ то же время Общество постановило возобновить-эту задачу, назначивъ новый срокъ для присылки отвѣтовъ 1 то августа 1848 г. Для предупрежденія же могущихъ быть недоразуменій опредѣлено, чтобъ впредь гг. члены, которые занимаются разсмотрѣніемъ отвѣтныхъ сочиненій на предлагаемыя Обществомъ задачи, не имѣли права сами получать предложенныхъ наградъ.

   Бывшее въ селъ Марьинѣ училище для образованія изъ молодыхъ дворянъ сельскихъ хозяевъ и управителей переведено Обществомъ въ Петербургъ. За Большою-Охтою заведена усадьба, какъ образецъ опытнаго подгороднаго хозяйства. Въ Новгородской-Губерніи также нанята усадьба.

   Въ 1846 голу Общество не только отводило свою заду съ приличнымъ освѣщеніемъ для публичныхъ чтеній, по сверхъ-того, членамъ своимъ, гг.Усову, Витту и Максимовичу, выдало отъ 300 до 350 руб. сер. каждому; щедро платило за статьи, помѣщаемыя въ его журналахъ, и покупало полезныя книги для безденежной разсылки; такимъ-образомъ, г-ну члену Усову, какъ редактору журнала "Посредникъ", выдано 200 р. сереб. и у него же куплено 25 экземпляровъ перевода его "Скотоводства Блока". Члену Іонсону выдано 200 руб. сер. въ пособіе на напечатаніе сочиненія о "Тукахъ"; члену Бурнашеву прощенъ долгъ въ 900 рублей, которые онъ получилъ въ ссуду на изданіе "Терминологическаго Словаря" и т. д.

   Вообще, разныя общеполезныя занятія и труды гг. членовъ и постороннихъ лицъ не остались безъ поощренія и наградъ: большія золотыя медали въ 25 и 30 червонцевъ выданы г. члену доктору Грумму и непремѣнному секретарю Общества. Малыя золотыя медали выданы членамъ Бейеру и Бахерахту; серебряныя медали высланы разный лицамъ, отличившимся въ сельскомъ хозяйствѣ и скотоводствѣ. За оспопрививаніе награждено медалями: золотыми -- 7 лицъ, серебряными -- 35. Разослано медалей безъ лентъ, въ видѣ подарковъ: золотыхъ 9 и серебряныхъ 21.

   Наконецъ,-желая вполнѣ доказать сочувствіе свое къ полезнымъ для Россіи трудамъ Московскаго Общества Сельскаго Хозяйства, Вольное Экономическое Общество, въ маѣ прошедшаго года, посылало отъ себя въ Москву представителей для присутствованія при празднованіи 25-ти-лѣтняго юбилея Московскимъ Обществомъ, и чтобъ поднести особый адресъ президенту этого Общества и большую золотую медаль г. Маслову, съ такимъ усердіемъ и пользою исправлявшему должность непремѣннаго секретаря въ-продолженіи 25 лѣтъ.-- "Не стану" говоритъ непремѣнный секретарь Вольнаго Экономическаго Общества, читавшій отчетъ: "повторять здѣсь, съ какимъ радушіемъ мы были приняты московскими собратіями нашими и какъ высоко это дѣйствіе ваше оцѣнено было въ Москвѣ".

   Вновь избрано въ-теченіе 1846 года 23 члена и 44 корреспондента. Всего членовъ и корреспондентовъ къ 1 му января 1847 года состояло 446.

   Что касается до матеріальныхъ средствъ Общества, то въ нихъ оно не терпѣло нужды.

   

   Серебромъ. Руб. коп.

   Къ 1846 году оставалось на лицо -- 308,283 8

   Въ 1846 году поступило:

   Изъ Главнаго Казначейства и Кабинета Его Императорскаго Величества -- 13,714 29

   Отъ гг. членовъ -- 1528 69 1/2

   Изъ губерній на оспопрививаніе за 1846 годъ и недоимочныхъ за прежнее время -- 24,610 95 1/2

   Отъ подписчиковъ на "Труды" и "Лѣсной Журналъ" -- 3396 33

   Отъ арендатора Варди за охтенскую землю 2997 11 1/2

   Процентовъ -- 27,736 10

   Въ уплату второй трети долга за проданный -- 40,000

   Отъ конкурса по дѣламъ Бапста -- 1149 74 1/2

   За продажу книгъ, сѣменъ и по другимъ случаямъ -- 1361 87 1/2

   Итого поступило -- 116,495 10 1/2

Въ томъ числѣ:

   Постоянныхъ -- 15,242 98 1/2

   Случайныхъ -- 74,678 24 1/2

   Отъ различныхъ оборотовъ 26,573 87 1/2

Расходъ.

   За аренду охтенской земли -- 1156 83

   За участокъ земли Новогородской Губерніи въ селѣ Марьинѣ -- 1352 98

   За медали и преміи за рѣшеніе задачи о храненіи и сушкѣ хлѣба -- 1066 51

   Бывшему воспитаннику Общества Бернаскони на путешествіе въ остзейскія губерніи для практическаго наблюденія надъ земледѣліемъ -- 150 --

   Въ ссуду бывшему воспитаннику Общества Гроссману на устройство Марьинской-фермы и члену Вавилову на печатаніе его Бесѣдъ" -- 5441 50

   На изданіе "Лѣснаго Журнала" и другіе расходы по лѣсной части -- 3117 40

   На ланцеты, стеклышки, печатаніе наставленіи и за медали оспопрививателямъ -- 2478 95

   На изданіе "Трудовъ Общества" -- 4526 83

   На содержаніе воспитанниковъ въ земледѣльческомъ училищѣ Общества -- 7283 57

   На покупку сѣменъ -- 1000 29 1/2

   На вспоможеніе сочинителямъ, покупку книгъ и журналовъ, печатаніе брошюръ о среднихъ цѣпахъ на хлѣбъ, каталоговъ и списка дендрологическихъ коллекцій, покупку вола для выставки и проч. -- 3230 87

   На каменную надстройку на флигелѣ дома Общества -- 2490 --

   На ремонтныя исправленія въ домѣ -- 769 97

   На отопленіе, освѣщеніе и мелочные расходы по дому -- 1087 75 1/2

   На расходы въ собраніяхъ Общества, за купленные подсвѣчники, шкафы и проч -- 312 9

   На жалованье, канцелярскіе припасы, награды, иностранную корреспонденцію, городскую почту и проч. -- 11,115 48 1/2

   На чтеніе лекцій -- 702 14

   Итого въ расходѣ -- 47,283 18

Въ томъ числѣ:

   На расходы по самому Обществу -- 15,775 30 1/2

   На расходы оборотные, приносящіе доходъ -- 19,074 78 1/2

   На различныя пожертвованія -- 12,433 8

   Въ остаткѣ къ 1-му января 1847 года -- 377,495 1/2

   Кромѣ того, процентовъ на билеты кредитныхъ установленій причитается -- 11,481 3 1/2

   Недоимочныхъ съ разныхъ мѣстъ и лицъ -- 69,291 66 1/2

   Итакъ, матеріальныя средства Общества въ текущемъ году простираются на -- 458,267 70 1/2

   

   -- И такъ новостей у насъ немного, и, признаемся, нѣтъ большой охоты доискиваться, какъ бы слѣдовало, причины такого противоестественнаго весенняго замиранія. Да и какъ будешь ихъ доискиваться?.. Винить бѣдную Нашу природу? какъ же винить и безъ того бѣдную! Упрекать соотечественниковъ? какъ же упрекать ихъ, когда они наши соотечественники? Я больше ни винить, ни упрекать пАкого. Положимъ даже, что доискались причины; оказалось по справкѣ, что виновата природа или соотечественники. Оцѣпивъ одну, сдѣлаемъ строгое замѣчаніе другимъ... Что жь изъ того? Новаго все-таки ничего; а раздраженная природа какъ-разъ, вмѣстѣ съ раздраженными соотечественниками, поставитъ вамъ на видъ слѣдующее:

   

   "Любознательному наблюдателю вся видимая природа представляется огромною книгою, на каждой страницѣ которой открываются предметы для его размышленій. Здѣсь привлекаетъ его вниманіе особенное образованіе земной поверхности, тамъ свойства почвы и водъ и питаемыя ими растенія и животныя; далѣе: Климатическія отношенія атмосферы, электрическія и магнитныя явленія и ихъ вліяніе на органическія существа, -- вездѣ благое Провидѣніе предуготовило ему нишу для ума и сердца."

   

   Такой взглядъ на природу брошенъ только-что появившимся на свѣтъ нашимъ собратомъ, журналомъ -- Московскимъ Врачебнымъ. Онъ будетъ издаваться по четыре книжки въ годъ практическими врачами... Видно, что этотъ журналъ еще не привыкъ къ усидчивымъ, доказательнымъ трудамъ. На 80 страницахъ in 8о довольно крупнаго шрифта, онъ перебралъ восемь важныхъ вопросовъ, и ни по одному ничего не доказалъ окончательно. Я вопросы, дѣйствительно, важные, такіе важные," то нѣкоторыми изъ нихъ можно было бы съ большою пользою ограничить всю программу журнала. Таковы вопросы: "о климатѣ Москвы и зависящихъ отъ него болѣзняхъ", "характеръ господствовавшихъ тамъ въ извѣстное время болѣзней", "статистическій взглядъ на относительную смертность въ Москвѣ и ея причины".

   Впрочемъ, мѣстной спеціальности этого журнала, кажется, помѣшало опасеніе въ недостаткѣ мѣстныхъ статей, ибо издатели открываютъ свой журналъ "для всѣхъ тѣхъ просвѣщенныхъ (?) врачей, кои пожелаютъ сдѣлать извѣстными ихъ ученыя наблюденія и изслѣдованія, если они будутъ соотвѣтствовать учено-практическому направленію журнала". А такъ-какъ непросвѣщенныхъ врачей у насъ нѣтъ, потому-что непросвѣщенные въ академіи или университетѣ не имѣютъ права даже называться врачами, и ученыя наблюденія или изслѣдованія никакимъ образомъ не могутъ но соотвѣтствовать учено практическому направленію изданія, и при томъ неученыхъ медицинскихъ наблюденій или изслѣдованій тоже нельзя предполагать, то и слѣдуетъ заключить, что приведеннымъ предувѣдомленіемъ издатели "Московскаго Врачебнаго журнала" приглашаютъ всѣхъ вообще врачей сдѣлать извѣстными ихъ наблюденія и изслѣдованія.

   Но... все это, разумѣется, можетъ со-временемъ устраниться, переработаться, опредѣлиться, однимъ словомъ, созрѣть и принести весьма-пріятный и полезный плодъ, чего отъ души желаемъ господамъ практическимъ врачамъ, нисколько не сомнѣваясь въ ихъ рвеніи "содѣйствовать къ преуспѣянію высокаго искусства врачеванія въ нашемъ отечествѣ". Не сомнѣваемся также и въ томъ, что они скоро разувѣрятся въ теперешней своей увѣренности, будто "сообщая свои труды русской медицинской публикѣ на отечественномъ языкѣ, исполняютъ тѣмъ долгъ, лежащій на каждомъ врачѣ". Воля ваша, а этого мяло для исполненія долга! Вѣдь въ Россіи медицинская публика не велика въ-отношеніи ко всей массѣ населенія, и потому у нея мало свободнаго времени; а если его мало, то она имъ дорожитъ, слѣдовательно: въ медицинскій журналъ, какъ и во всякій другой, надлежитъ помѣщать статьи съ разборомъ, чтобъ не жаль было тратить на нихъ дорогаго времени.

   

   -- В. И. Даль просилъ насъ засвидѣтельствовать признательность его слѣдующимъ лицамъ, удостоившимъ воззваніе наше ("Отеч. Записки" 1847, кн. 3, мартъ) своего вниманія и приславшимъ ему собранныя ими русскія народныя сказки, пословицы и поговорки, слова мѣстныхъ нарѣчій и другія свѣдѣнія, относящіяся до русскаго быта и языка:

   Въ С. Петербургѣ. Конст. Никол. Зацѣпину, Евг. Павл. Гребенкѣ, B. С. Межевичу, Александру Гавр. Реми, Ѳ. I. Шимкевичу, Ег. Яков. Дерингу, Вл. Петр. Гебауэру, П. А. Пожарскому, Ив. Ал. Бартоломею, удѣльному крестьянину Капулову.

   Въ Москвѣ: г. Якушкину, Александру Никол. Аѳанасьеву;

   Въ Нижнемъ-Новгородѣ: Пав. Ив. Мельникову;

   Въ Ярославлѣ: Г. II. Зацѣпину;

   Въ Твери: Ив. Ив. Лажечникову;

   Въ Казани: Ник. Алекс. Ушакову;

   Въ Кинешмѣ: Николаю Ѳед. Степанову,

   Въ Новой-Ладогѣ: Алекс. Петр. Балеману;

   Въ Шенкурскѣ. Алекс. Егор. Харитонову;

   Въ Ярославлѣ: Любови Яковлевнѣ Зацѣпиной.

   Пользуясь этимъ случаемъ, Владимиръ Ивановичъ Даль повторяетъ покорнѣйшую просьбу свою, обращаясь ко всѣмъ любителямъ роднаго быта и языка, присылать замѣтки свои или въ редакцію "Отеч. Записокъ", или прямо на его имя, въ С. Петербургъ, въ домъ Министерства Внутреннихъ Дѣлъ.

"Отечественныя Записки", No 6, 1847