Сизова Александра Константиновна - Механик-самоучка Иван Кулибин

А. CИЗOBА.

Механникъ-самоучка Иванъ Кулибинъ.

МОСКВА.

Изданіе книгопродавца M. B. Клюкина, Моховая, д. Бенкендорфъ.

1901.

І.

150 лѣтъ тому назадъ въ 1735 г. 10 апрѣля въ Нижнемъ-Новгородѣ въ небольшомъ деревянномъ домикѣ мучнаго торговца Кулибина собралось человѣкъ пять гостей, праздновались крестины сына -- первенца Ивана. Много пожеланій говорилось сосѣдями и родственниками, много плановъ народилось о будущности новорожденнаго и у довольнаго отца.

-- По нашему дѣлу, по торговому, много успѣшнѣй и дѣло пойдетъ, коли смышленный сынъ въ сподручникахъ будетъ.

-- Ужъ это вѣстимо, подлинно вѣдь благословеніе это Божіе.

Маленькій герой праздника нашего еще ничего не понималъ и предоставлялъ другимъ строить планы за него. А пока родители мечтали, онъ правильно развивался и быстро росъ.

Когда мальчику было 5 лѣтъ, онъ большую часть времени проводилъ возлѣ матери и тихо сидѣлъ, складывая изъ лучинокъ всевозможныя фигуры.

-- Славный ты у меня Ванюша, занятный! говаривала ему мать, лаская его и гладя его кудрявую бѣлокурую головку.

-- Гляди, матушка, словно заправдашнее колесо выходитъ и вертится, объявлялъ мальчикъ, когда ему удавалось изъ лучинокъ смастерить колесо.

Разъ мать принесла съ рынка много живой рыбы и положивъ ее въ ведро налила воды. Ваня не отходилъ отъ рыбы и все любовался ею.

-- На, возьми вотъ маленькія, а то онѣ такія крохотныя, что и чистить-то ихъ не сподручно.

Мальчикъ тотчасъ наловилъ въ ведрѣ цѣлую горсть.

-- Положи на вотъ сюда въ баночку, да налей водицы.

Ребенокъ такъ и сдѣлалъ.

Прошло дня три, а Ваня позабылъ уже о рыбкахъ, и когда вспомнилъ, то съ грустью увидалъ, что онѣ больше не плавали, а поднявшись наверхъ банки неподвижно лежали. Вода уже зазеленѣла.

-- Матушка, что это съ рыбками? отчего онѣ пропали? чуть не плача спрашивалъ мальчикъ.

-- Да вотъ мы съ тобой оплошали: въ одной водѣ онѣ долго не проживутъ, а мы полѣнились перемѣнить воду.

Ваня запомнилъ это и черезъ нѣсколько лѣтъ, гуляя одинъ но большому саду, прилегающему къ ихъ маленькому деревянному домику, остановился у пересохшаго зеленаго пруда и придумывалъ, какъ бы приспособить его для рыбы.

-- Надо чтобы вода мѣнялась, думалъ мальчикъ и рѣшилъ провести изъ ручья, который былъ на горѣ, воду въ прудъ. Послѣ долгихъ трудовъ ему удалось это, прорылъ прудъ и поставилъ желоба, по которымъ старая вода могла бы выливаться изъ пруда и такимъ образомъ вонючая лужа преобразилась въ чистенькій прудикъ.

-- Что ты это, какой чумазый возвращаешься изъ сада? на ноженкахъ-то грязи поболѣ полъ-пруда приволочешь. Чѣмъ ты это все балуешься тамъ?

-- Прудъ чищу, матушка

-- Какой такой прудъ; тамъ съ горсть воды, а теперь небось и та пересохла.

Мальчикъ продолжалъ по прежнему неутомимо работать и когда совсѣмъ устроилъ, потащилъ посмотрѣть и мать.

Та была сильно удивлена и на радостяхъ обѣщала мальчику купить полъ-сотни карасей и пустить въ новый прудъ.

-- Пустимъ вотъ такихъ маленькихъ, съ палецъ величиной, а тамъ имъ привольно будетъ, хорошо, они и подростутъ.

Настало время отдать мальчика въ ученье. Въ то время не было еще общедоступныхъ школъ, и мало было учителей, способныхъ обучать грамотѣ. Первыми грамотѣями были церковнослужители. И вотъ дьячку поручилъ отецъ обучать Ваню грамотѣ.

-- Преподай ты ему часословъ, псалтирь, ну и всякую эту книжную мудрость.

Ваня такъ прилежно сталъ заниматься, что мать, опасаясь за его здоровье, съ грустью говорила отцу:

-- Гляди-ка, хозяинъ, нашъ то Ванюшка, отъ пищи совсѣмъ отсталъ, все надъ книгами убивается.

-- Это ты по твоему бабьему уразумѣнію такъ глупо болтаешь; вѣстимо, не баловаться же ему день-деньской.

-- Да вотъ что я тебѣ скажу, Петръ Ивановичъ: сна совсѣмъ таки лишился Ванюша.

-- Ничего, ничего, онъ малый смышленый, умный, весь въ меня. Скоро мнѣ помогать будетъ. Приспособлю его по моему дѣлу, по мучной части.

Мать не возражала отцу, а въ душѣ думала, что другая будущность предстоитъ ея любимцу.

Ваня все свободное время проводилъ или за книгами, или стругалъ ножичкомъ разныя мудреныя штучки. Дьячекъ не могъ нахвалиться смышленостью и прилежаніемъ мальчика. И когда отецъ Вани пришелъ за нимъ, находя, что сына пора уже приспособить къ торговлѣ, учитель грустно сказалъ ему:

-- Смышленый малый твой Иванъ; больно понятливъ и куда охочъ къ ученью. Не грѣхъ бы его по ученой части пустить.

-- Ну нѣтъ, это зачѣмъ же? грамотный и намъ требуется; я самъ человѣкъ темный, на Ванятку всю надежду возлагаю.

На другой день отецъ съ гордостью повелъ мальчика въ лавку и поставилъ его за стойку.

Ваня прежде съ любопытствомъ приглядывался къ своей новой обстановкѣ, но вскорѣ страсть къ струганью отвлекла его отъ дѣла. Чуть покупателя нѣтъ въ лавкѣ, онъ не стоитъ у входа, не зазываетъ мимо проходящихъ? а заберется за мучные мѣшки и забывъ обо всемъ на свѣтѣ чертитъ мѣломъ что-нибудь на полу или вырѣзываетъ перочиннымъ ножомъ

-- Ванька, Ванька! кричитъ отецъ, а мальчикъ и не слышитъ.

-- Иванъ! Куда запропастился? сердито раздается голосъ отца.

Напрасно; Ваня ко всему теперь глухъ; его глаза блестятъ восторгомъ, онъ торопится докончить удавшуюся ему толчею.

-- Такъ вотъ ты тутъ чѣмъ занимаешься, негодяй! раздается надъ самыми ушами мальчика. Ребенокъ вздрогнулъ и выронилъ изъ рукъ почти готовую, искусно сдѣланную толчею. Игрушка покатилась къ ногамъ отца. Упалъ изъ рукъ его и перочинный ножикъ; забывъ страхъ передъ отцомъ Ваня быстро поднялъ и спряталъ свое сокровище -- ножикъ.

-- Батюшка, виноватъ... твердилъ мальчикъ.

-- Только и слышишь отъ тебя: батюшка, виноватъ! а что мнѣ отъ этого. Малый до десяти лѣтъ дожилъ, а ума словно у двухлѣтняго. Все бы ему въ игрушки играть.

Ваня грустно смотрѣлъ на свою работу и хотѣлъ было ее поднять.

-- Брось, бездѣльникъ! какъ ты смѣешь! кричалъ отецъ. Уйди лучше и скройся съ глазъ моихъ! Убирайся домой и не смѣй показываться.

Тихо пошелъ мальчикъ домой и придя къ матери забился въ темный уголъ. Ему было очень грустно, что онъ разсердилъ отца и досадно на себя за то, что онъ не умѣлъ угодить'|ему.

-- Ванюша! аль прогналъ батюшка? тревожно спрашивала его мать.

-- Да, опять прогнѣвилъ батюшку, толчею стругалъ.

И вспомнивъ все и гнѣвъ отца и утрату почти оконченной работы, мальчикъ горько заплакалъ.

-- Не плачь, дитятко, не плачь, дорогое, а вотъ лучше сбѣгай-ка да налови въ пруду отцу карасиковъ, а я ему свѣженькіе-то изжарю.

Петръ Ивановичъ въ то время принималъ у себя въ лавкѣ богатаго купца и жаловался ему на сына.

-- Что ты, Петръ Ивановичъ, хмурый какой? Кому ты это страху задавалъ? -- я отъ сосѣда слышалъ твой окрикъ! говорилъ вошедшій покупатель.

-- Какъ же не кричать! скажи, ты человѣкъ разумный. Парень мой, Ванятка, все балуетъ. Проку изъ него не будетъ никакого.

-- Что, аль грубитъ? можетъ по малоумію; глупъ, что ли, по просту сказать?

-- То-то нѣтъ, больно смышленъ, и первый грамотѣй у насъ здѣсь во всѣмъ посадѣ. Не смотри, что малъ, а и старикамъ помогаетъ: прочесть, аль написать что. Да вотъ только по лавкѣ плохъ. Помощи мнѣ отъ него по моему торговому дѣлу никакой.

-- Значитъ балуется? баклуши бьетъ? собакъ аль голубей гоняетъ?

-- Нѣтъ, мальчишка тихій, а вотъ только страстишка водится за нимъ: все что-то стругаетъ да точитъ. Да вонъ гляди: на полу его мастерство валяется. А сколько я этого добра пожогъ, а онъ все не унимается. Да я выбью дурь-то эту изъ головы. пусть не прогнѣвается! Забудетъ онъ у меня мельницы строить.

Купецъ поднялъ валявшуюся толчею и началъ внимательно ее осматривать.

-- Эка мастерская штучка! какъ есть, ни дать, ни взять, настоящая толчея.

Петру Ивановичу пріятно было не поддѣльное восхищеніе работой сына и онъ уже мягче сказалъ:

-- Да ужъ такія диковинныя вещи дѣлаетъ. Не къ лицу только намъ это ремесло; лучше бы торговлею занимался.

-- Сдѣлай одолженіе, Петръ Ивановичъ, подари ты мнѣ эту штуку, ребятишки вдоволь наиграются ею.

-- Бери, бери, авось мальчишка опомнится и выкинетъ изъ головы дурь.

И довольный покупатель унесъ ее съ собою. Вотъ почему Ваня, пробравшись тихонько въ лавку не нашелъ тамъ больше своей работы.

II.

Обѣдъ давно былъ готовъ въ домѣ Кулибина, ждали только главу семьи Петра Ивановича. Только онъ вошелъ внесли и миску съ горячими щами. Хозяинъ былъ очень голоденъ и поторопился скорѣе сѣсть за ѣду. Всѣ заняты были своими мыслями и никто не говорилъ. Но только положилъ отецъ ложку и отеръ губы, собираясь бранить сына, хозяйка поторопилась внести сковороду жареныхъ карасей. Это было любимое кушанье Петра Ивановича и привело его въ хорошее настроеніе

-- Ну хозяюшка, ты таровата что-то стала; небось уйму денегъ отсчитала за такихъ великановъ?

-- И что ты, Петръ Ивановичъ? да и гдѣ такихъ добыть? Нѣшто къ господскому столу гдѣ наловятъ, а въ пасадѣ на рынкѣ у насъ и не увидишь!

-- Такъ откуда же караси? спросилъ съ недоумѣніемъ хозяинъ.

-- Да вотъ твой сынокъ Ванюша наловилъ для твоего здоровья въ нашемъ пруду.

-- Шутить ты, что ли, вздумала со мной, глупая баба. Да и Ивану я не дуракъ достался, чтобъ меня морочить.

И онъ сильно разсердился; не позволитъ онъ смѣяться надъ собою. Хорошо знаетъ онъ, что въ лужѣ зеленой воды, которая только вонь распространяетъ въ его запущенномъ саду, не только такихъ карасей, а и никакихъ не можетъ быть.

-- Не изволь гнѣваться, батюшка, не морочимъ мы тебя. Ты во все то лѣто и не захаживалъ въ нашъ садъ, а Ваня тѣмъ временемъ исправилъ прудъ, вода-то въ немъ теперь свѣжая, какъ слеза чистая, карасей и рыбы всякой много.

Ваня застыдился, а мать съ любовью и лаской смотрѣла на своего первенца.

-- Впрямь ты, Ванятка, маменькинъ сынокъ! Видно ей ты поболѣ помощникъ, чѣмъ мнѣ, сказалъ отецъ, но уже мягко. Уходя спать послѣ обѣда, онъ погладилъ его по головѣ.

Тишина была въ домѣ, пока хозяинъ спалъ; а какъ только онъ проснулся, мать налила кружку холоднаго пѣнистаго квасу и послала сына поднести отцу. Тотъ проснулся веселый и ласково сказалъ ему:

-- Ну, Ванюша, пойдемъ въ садъ, покажи, что ты натворилъ тамъ.

Петръ Ивановичъ больше двухъ лѣтъ не захаживалъ въ свой садъ. Онъ предоставилъ тамъ распоряжаться женѣ своей, а она разсадила огородныя овощи, кусты съ ягодами. Самому Кулибину некогда было заниматься своими домашними дѣлами, все его время посвящалось торговлѣ.

Ваня бѣжалъ впереди; когда увидалъ Петръ Ивановичъ чистенькій прудъ, то въ удивленіи остановился.

-- И ты это все самъ сдѣлалъ?

-- Самъ, батюшка, самъ, вотъ этимъ заступомъ. Прежде прокопалъ, а тамъ и воды напустилъ, съ гордостью говорилъ Ваня.

-- Откуда же ты воду взялъ?

-- Это было труднѣе всего, надо было отыскать источникъ, да вотъ на той горѣ я нашелъ. Пойдемъ, батюшка, я тебѣ укажу.

Залюбовался Петръ Ивановичъ своимъ сыномъ, это былъ не тотъ вялый мальчикъ, котораго онъ привыкъ видѣть въ лавкѣ. Тамъ онъ равнодушно вѣшалъ муку, считалъ выручку, а здѣсь онъ оживился:

-- Пойдемъ сынокъ, пойдемъ, говорилъ ласково отецъ. И Ваня привелъ его на гору къ ключевой водѣ. Вырытъ былъ довольно глубокій колодезь, заглядѣлся отецъ на искусно сдѣланную плотину. Хоть бы и взрослому сдѣлать такъ: по каналу вливалась вода въ прудъ, а изъ пруда устроены были шлюзы.

-- Молодецъ, молодецъ! да ты парень съ головой! ловко все смастерилъ!

-- Вотъ тутъ, батюшка, погляди, я маленькую мельницу поставить задумалъ, и толчею сегодня додѣлывалъ, совсѣмъ была уже готова.

-- Такъ ты и мельницы, и толчеи все сюда готовилъ, а я ихъ ломалъ, да жегъ, думалъ балуешься! Жаль, Ванюша, занятно было поглядѣть, какъ ты съ этимъ справился бы: съ прудомъ нельзя лучше сладить.

-- И съ мельницей слажу, батюшка, и скоро слажу, а ты тогда изволь поглядѣть.

Мальчикъ съ любовью и довѣріемъ смотрѣлъ теперь на отца; они стали ближе другъ къ другу

Возвращаясь отецъ уже мягко замѣтилъ:

-- Вотъ коли бы ты такое старанье приложилъ къ моему дѣлу -- торговлѣ. Супротивъ насъ тогда никого-бы и не было.

Ваня опять застыдился и низко опустилъ голову. Съ этихъ поръ отецъ сталъ смотрѣть сквозь пальцы на его мастерство. Иногда только подъ сердитую руку выбранитъ его, но игрушекъ больше не ломалъ.

Вскорѣ Ваня опять повелъ его въ садъ, гдѣ на прудѣ стояла мельница о двухъ поставахъ и толчея. Вода вертѣла колесо, а колесо ворочало жерновъ, который мололъ зерна. Петръ Ивановичъ пришелъ въ восторгъ и показалъ кой-кому изъ своихъ знакомыхъ. Провѣдали объ этомъ и посадскіе ребятишки и черезъ заборъ стали лазить, чтобъ поглядѣть на диковинную игрушку.

III.

Время шло быстро и маленькому Ванѣ уже исполнилось 17 лѣтъ. Все по прежнему не лежала его душа къ торговлѣ; только этимъ онъ и огорчалъ своего отца, который все надѣялся, что съ годами сынъ образумится и усердно займется дѣломъ. Тяжело было и молодому Кулибину не исполнить желаніе отца, тѣмъ болѣе, что онъ замѣчалъ, какъ того это печалило. Часто Иванъ добросовѣстно принимался за торговлю, но не надолго: опять страсть къ чтенію овладѣвала имъ. Онъ утѣшалъ себя, что когда онъ научится, тогда и отецъ примирится съ нимъ. Цѣлые дни проводилъ онъ зачтеніемъ, читалъ все, что попадалось подъ руку, съ большимъ трудомъ доставая книги. Узналъ про исторію Ломоносова, вполнѣ понималъ его.

-- Матушка, слышали ли о томъ, какъ одинъ рыбакъ издалека пришелъ въ Питеръ пѣшкомъ, и тамъ всему научился и теперь извѣстенъ сталъ, книги пишетъ. Всѣ знаютъ Ломоносова, даже матушка Государыня!

Вскорѣ случайно попала въ посадъ Нижняго книга сочиненія Ломоносова. Краткое руководство къ познанію простыхъ и сложныхъ машинъ.

Принялся Кулибинъ за чтеніе, но увы! книга написана на непонятномъ для него языкѣ, ему неясенъ книжный языкъ Ломоносова. Многое хотѣлось ему уяснить, да не у кого спросить, прежній учитель дьячекъ самъ давно уже о всемъ допытывается у своего бывшаго ученика. Что дѣлать? приходилось самому доходить до всего.

На Соборной колокольнѣ были большіе часы; сильно интересовали они Кулибина. Онъ взбирался къ часамъ и подолгу просиживалъ, желая понять причину движенія стрѣлокъ.

Послѣ одной такой прогулки Иванъ Петровичъ грустно возвращался къ себѣ. Проходя мимо дома одного сосѣда онъ вдругъ услыхалъ тиканіе стѣнныхъ часовъ. Не долго думая Кулибинъ вошелъ къ сосѣду и остановился въ восторгѣ передъ стѣнными часами. Всѣ въ посадѣ звали страсть Кулибина ко всякимъ штукамъ, поэтому и сосѣдъ добродушно смотрѣлъ на Ивана.

-- Ты что парень заглядѣлся. Дивная это штука я тебѣ скажу; да ты никогда что ли не видалъ часовъ?

-- Такихъ не видалъ. Не знаешь ли ты: отчего они идутъ?

-- Чудной ты парень! это ты такой пытливый. А я вѣдь ихъ купилъ, а не самъ дѣлалъ.

-- Какъ бы мнѣ допытать, отчего они ходятъ? все спрашивалъ Иванъ.

-- А по мнѣ отчего они ходятъ все единственно, а вотъ коли станутъ-то бѣда, хоть крикомъ кричи, тутъ никто не исправитъ, нѣту такого мастера.

-- Дай мнѣ ихъ на поглядѣнье, сдѣлай такую милость; я тебѣ берусь ихъ тогда завсегда чинить. Дня за два не болѣ, одолжи!

-- Кому другому ни въ жизнь не далъ бы, вѣдь штука эта нѣмецкая, мудреная. А тебя, парень, уважу; больно хитеръ ты, чего добраго и самъ такіе смастеришь.

Сосѣдъ спокойно поручалъ свое сокровище Ивану, такъ какъ всѣ въ посадѣ знали его за очень искуснаго мастера. Сколько разъ и хозяину часовъ онъ оказывалъ немаловажныя услуги: то винтикъ поправитъ, то письмо напишетъ, аль счеты сведетъ. А Кулибинъ почти бѣгомъ пустился съ своею драгоцѣнною ношею къ себѣ домой и не заходя къ родителямъ, забывъ и объ обѣдѣ взобрался къ себѣ на чердакъ и тотчасъ сталъ разбирать механизмъ часовъ.

IV.

Кулибинъ заперся теперь въ своемъ углѣ: у него была крошечная свѣтлица на чердакѣ; тамъ онъ могъ свободно заниматься своимъ любимымъ дѣломъ. Свѣту и удобства было мало, но за то здѣсь онъ былъ хозяинъ; здѣсь могли валиться разныя колесики, шестерни, сюда не достигалъ грозный крикъ отца; сюда же принесъ онъ свое сокровище -- часы и не теряя минуты сталъ дѣлать изъ дерева перочиннымъ можемъ колеса. Много труда надо было положить на то, чтобы вырѣзать можемъ зубцы на колесахъ и шестерняхъ. Такъ иногда удавалось ему уже тридцать или сорокъ зубцовъ, а сорокъ первый ломался и тогда приходилось опять начинать съизнова. Часы сосѣда были возвращены, а его, сдѣланные по образцу тѣхъ были готовы и онъ ожидалъ только того момента, чтобы повѣсить ихъ и завести. Но какъ не трудился надъ ними Иванъ, часы не пошли. Это было и вполнѣ понятно: весь механизмъ въ нихъ былъ сдѣланъ только съ помощью ножа и зубцы хотя на видъ и казались одинаковы, могли быть и не совсѣмъ ровны. И такъ трудъ его пропалъ! Но это не отняло у него желаніе добиться своего. Только и думалъ онъ теперь гдѣ бы найти часовщика; не только въ посадѣ, но и въ Нижнемъ не было ни одного, а объ поѣздкѣ въ Москву онъ не смѣлъ и мечтать.

Сидѣлъ онъ разъ задумавшись у себя на верху, какъ вдругъ услыхалъ тяжелые шаги по лѣстницѣ. Неужели отецъ? подумалъ онъ. Ужъ не случилось-ли что? Въ эту минуту въ самомъ дѣлѣ вошелъ къ сыну Петръ Ивановичъ. Онъ могъ, конечно, призвать его къ себѣ внизъ, а не безпокоиться самому подниматься къ нему. Но любопытство заставило его самого придти сюда. Старикъ осмотрѣлъ свѣтелку, увидалъ деревянные стѣнные часы и только добродушно улыбнулся, а ничего не сказалъ.

-- Иванъ, на-дняхъ ты поѣдешь въ Москву, снаряжайся, и Петръ Ивановичъ пытливо смотрѣлъ на сына.

-- Батюшка! я -- въ Москву? да вы шутите?

-- Чего шучу? нашъ посадъ тебя снаряжаетъ и отправляетъ; кой-какія дѣла тамъ надо порѣшить, такъ вотъ тебѣ и поручаютъ.

-- Батюшка! все исполню, что прикажутъ, только бы попасть въ Москву.

-- Ты у насъ первый грамотѣй, ну да и парень-то съ головой, что и говорить; ужъ коли ты не сдѣлаешь, супротивъ тебя и некому!

Поѣздка въ Москву была въ то время дѣломъ не легкимъ: желѣзныхъ дорогъ не было, приходилось ѣхать на лошадяхъ и отъ Нижняго до Москвы было безостановочнаго пути цѣлую недѣлю. Много хлопотъ было хозяйкѣ, чтобы напечь и нажарить провизіи не только на дорогу, а и на прожитіе въ Москвѣ. Наконецъ къ великому удовольствію Ивана все было готово и распростившись съ родителями и получивъ много порученій молодой Кулибинъ отправился въ путь.

Благополучно добравшись до Москвы и попавъ на большую улицу Кулибинъ съ восторгомъ увидалъ вывѣску часовщика и остановился съ любопытствомъ у окна, наблюдая за работой старика -- мастера. Принимая его за обыкновеннаго зѣваку старикъ сначала не отрывался отъ работы. Но видя, что парень такъ осмысленно и внимательно наблюдаетъ за нимъ, онъ зазвалъ его въ свою мастерскую и тутъ все свободное время онъ работалъ подъ руководствомъ старика. Когда дѣла посадскія были окончены. Иванъ пришелъ проститься къ часовщику, тотъ подарилъ ему свои старые инструменты и съ этимъ вернулся въ Нижній Кулибинъ. Теперь онъ смѣло сталъ брать въ починку всевозможные часы, органы и получая хотя скромную плату за свою работу, онъ уже имѣлъ возможность зарабатывать самому и оставить мучную торговлю. Не только изъ посада приносили ему въ починку часы, но и изъ Нижняго-Новгорода. У бѣднаго домика останавливались иногда и богатые экипажи и на вопросъ: гдѣ живетъ Кулибинъ? всякій обыватель съ гордостью указывалъ на его помѣщеніе.

Кулибинъ остался послѣ смерти отца не только самостоятельнымъ работникомъ, но и единственнымъ кормильцемъ громадной семьи. Послѣ Петра Ивановича осталась жена и двое дѣтей, да еще долгъ въ 700 рублей. Ивану Петровичу было лѣтъ 29 и у него была уже своя семья. Не смотря на то, что работалъ онъ неутомимо, средства его были очень плохи. Починка часовъ изо-дня въ-день была ему тяжела; хотѣлось ему создавать, творить. Придумалъ онъ устроить диковинные часы, а средствъ къ этому не было, да даже и времени было мало. Отказывая себѣ положительно во всякомъ излишкѣ Кулибинъ позволялъ только иногда истратить на покупку матеріала для новыхъ изобрѣтеній. Мысль о созданіи не давала ему покоя: ночью вдругъ приходило ему въ голову какое-нибудь улучшеніе или приспособленіе и онъ вставалъ и принимался за чертежи и вычисленія. Бывало на разсвѣтѣ войдетъ съ нему старуха -- мать и начнетъ ворчать:

-- Опять ты, Ваня, всю то ноченьку провозился. Выло бы за работой убивался, а то ишь, все надъ глупостями.

Въ послѣднее время мать часто ворчала на своего любимца; она не могла понять талантливости сына, а видѣла только, что надежды ея не сбылись, что они теперь часто не имѣютъ не только лишняго, а и самаго необходимаго.

-- Потерпите, матушка, потерпите немного, можетъ я скоро выбьюсь и мы заживемъ съ вами припѣваючи, кротко замѣчалъ Иванъ Петровичъ, цѣлуя старушку.

-- Охъ -- хо -- охъ, горе наше сиротское. Видно правъ былъ батюшка твой, царство ему небесное. А я-то тоже потаковница... не унималась мать. Черезъ нѣсколько времени выдвигалась жена и та нападала на мужа и плача упрекала его:

-- Какой ты работникъ? хоть бы дѣтокъ да сиротъ пожалѣлъ. Принялся бы за дѣло, подобаетъ здоровому работнику и мы бы зажили, какъ люди живутъ.

Жалѣлъ ихъ Кулибинъ, страдалъ за нихъ, но нечего не могъ подѣлать.

-- Не понимаютъ онѣ меня, да развѣ я не работаю? да развѣ я бѣгаю труда? вотъ исполню, что задумалъ и разомъ поправлю свои дѣла! такъ разсказывалъ онъ своему пріятелю Костромину.

Встрѣча и дружба съ черноярскимъ купцомъ Михаиломъ Андреевичемъ Костроминымъ была истиннымъ счастьемъ и утѣшеніемъ для Кулибина.

Михаилъ Андреевичъ былъ много старше Кулибина. Въ то время, когда Иванъ Петровичъ былъ еще мальчикомъ къ отцу его наѣзжалъ богатый купецъ Костроминъ. Это былъ очень умный отъ природы человѣкъ, да кромѣ того и очень книжный. Понатерся онъ, повидавъ всего въ Москвѣ и Петербургѣ, и тотчасъ угадалъ онъ въ мальчикѣ Ванѣ выдающагося человѣка. Вернувшись изъ своихъ поѣздокъ опять на родину и прослышавъ про часовщика Кулибина, онъ вскорѣ разыскалъ его и сталъ часто посѣщать. Не безъ удовольствія проводилъ онъ время въ бесѣдѣ съ нимъ. Не укрылось отъ добраго Костромина тяжелая обстановка пріятеля и онъ рѣшилъ осторожно поговорить съ нимъ и попытаться на сколько возможно помочь ему. Денегъ у него было болѣе чѣмъ достаточно для него, а съ деньгами да желаніемъ. много можно сдѣлать для способнаго человѣка.

-- Вотъ какъ сейчасъ вижу я мальчика Ваню, какого я видалъ въ мучной лавкѣ; свѣтятся твои голубые глаза, и кудри тоже, вотъ только бородой обросъ и сталъ Иванъ Петровичъ.

-- Давно это было, Михаилъ Андреевичъ, много пережилъ съ того времени; всего было! и худого, и хорошаго!

-- Разскажи мнѣ поподробнѣе, Иванъ Петровичъ, какъ жилъ ты въ это время и что дѣлалъ?

-- Всяко жилось, Михаилъ Андреевичъ... Первое время у меня было много заказовъ и семья не терпѣла нужды. Да не въ терпежъ стало изо дня въ день дѣлать деревянные часы съ кукушкой. Просишь, бывало, заказчика: дай смастерю тебѣ другіе часы, по-другому. Нѣтъ, знай твердитъ: точь-въ-точь, какъ у сосѣда. Что ты будешь дѣлать. Чувствую, что такъ всю жизнь будешь только дѣлать деревянные часы съ кукушкой. Время позаняться чѣмъ по душѣ и нѣтъ. Сталъ я отказываться за недосугомъ отъ работы, а самъ добылъ книги объ устройствѣ машины, т.-е. механику и дни и ночи проводилъ за нею. Научился металлическіе часы дѣлать. Вначалѣ мы еще кое-какъ перебивались, а потомъ впали въ нужду. Жена у меня работящая, убивалась на работѣ, а все достатку не хватало. Семья большая, да и отцовскій долгъ на плечахъ. Вижу я, какъ она плачетъ и самому такъ тяжело станетъ. Подойдетъ она да со слезами проситъ пожалѣть семью. Сердце разрывается, а какъ помочь не знаешь.

Кулибинъ замолчалъ, такъ какъ слезы при тяжеломъ воспоминаніи мѣшали ему говорить.

-- Упрашиваю ее потерпѣть, самъ плачу. Гдѣ ей? она меня не понимаетъ.

-- Не легко тебѣ жилось, пріятель!

-- Тяжелые дни пережилъ я, Михаилъ Андреевичъ! Голодалъ, чтобъ у семьи куска не отнимать. На улицу, бывало, показаться не смѣю, чтобы съ сосѣдями не встрѣчаться, да совѣтовъ ихъ не слушать, выйдешь на улицу, а кто изъ старыхъ знакомыхъ, оглядитъ мою трепаную одежду, покачаетъ на меня укоризненно головой и скажетъ: эхъ, братъ, шелъ бы ты торговать мукой, чѣмъ возиться съ часами. Это что за работа? На то нѣмецъ есть, а нашему брату, бородачу, такимъ дѣломъ заниматься не приходится.

-- Жаль мнѣ тебя и досадно на себя, что я не зналъ обо всемъ и не помогъ тебѣ.

-- Да я хотѣлъ самъ пробиться, не просилъ помощи.

-- Это на тебя похоже. Но ты могъ такъ поступать только тогда, когда бы у тебя на плечахъ не была семья, самъ ты могъ голодать и ходить оборванцемъ; ну, а для семьи слѣдовало вспомнить стараго пріятеля и написать ему хотя строчку о своей нуждѣ.

-- Да что и разсказывать, Михаилъ Андреевичъ. всего не перескажешь! Винилъ я себя за все. Оттого мнѣ еще тяжелѣе было. Можетъ вы правы, и не долженъ бы я допускать семью страдать, да вѣдь вѣрилъ я въ себя и въ свое дѣло.

-- А теперь какъ ты живешь? спросилъ Костроминъ.

-- Теперь много лучше. Я считаюсь хорошимъ часовщикомъ; работы набралось столько, что я одинъ не могъ сладить и взялъ себѣ ученика. Теперь меня знаетъ весь Нижній, начиная отъ губернатора и кончая каждымъ мальчишкой на улицѣ; кромѣ меня нѣтъ часовщика. Изъ деревень помѣщики присылаютъ мнѣ заказы и починки. Все бы хорошо, только...

-- Что только? договаривай, пріятель.

-- Жить бы я могъ припѣваючи, коли бы не задумалъ сдѣлать небывалые часы. Работаю надъ заказами, а мысли все заняты часами; вѣришь ли: выпадутъ изъ рукъ инструменты и примусь за чертежи и рисунка. И счастливъ я тогда, ужъ такъ-то счастливъ. Опомнюсь и выругаю себя за несбыточныя мечты. Все у меня готово, а приступить къ работѣ нельзя, вещь эта дорогая, времени употребишь на работу такъ много, не до заказовъ будетъ; а жить-тона что?

-- Покажи мнѣ свои рисунки?

Иванъ Петровичъ сейчасъ досталъ свои чертежи, разложилъ ихъ на столѣ и сталъ объяснять своему другу. Первый разъ въ жизни онъ имѣлъ дѣло съ человѣкомъ, который не только понималъ его замыслы, но могъ и оцѣнить. Костроминъ понялъ изъ объясненія, что мудреные часы Кулибина не пустая затѣя.

-- Вотъ, что я скажу тебѣ, Иванъ Петровичъ: вѣдь ты отъ меня, какъ отъ друга, долженъ принять слѣдующее предложеніе. Съ завтрашняго дня не бери больше ни одного заказа и принимайся дѣлать свои часы все время, пока не кончишь ихъ, совершенно бери у меня денегъ на прожитіе; покупай на мой счетъ книги, инструменты, матеріалъ и др. Семью и ученика содержи. какъ можно лучше -- не скупись.

-- Михайло Андреевичъ! вскричалъ Кулибинъ, ты хочешь меня облагодѣтельствовать?

-- Позволь тебя спросить: а развѣ ты, Иванъ Петровичъ, не сдѣлалъ бы того же, если бы былъ на моемъ мѣстѣ?

Кулибинъ былъ сильно растроганъ, со слезами на глазахъ онъ схватилъ обѣ руки Костромина и крѣпко сжалъ ихъ.

-- Пусть Богъ наградитъ тебя за меня!

Оба друга разстались въ самомъ счастливомъ настроеніи. И тотъ и другой переживали рѣдкія блаженныя минуты.

VI.

Два года жилъ Кулибинъ у своего пріятеля близъ Нижняго-Новгорода въ сельцѣ Подновье. Все это время, благодаря Михаилу Андреевичу, ни объ, ни его семья не знали ни въ чемъ недостатка. Первый разъ въ жизни могъ Иванъ Петровичъ вполнѣ предаться своей страсти къ изобрѣтеніямъ. Неутомимо работалъ онъ надъ своими диковинными часами: однихъ колесъ для нихъ сдѣлано было имъ до 1000; фигуры въ часахъ отлиты были самимъ Кулибинымъ изъ золота и серебра. Многіе слышали о диковинныхъ часахъ и съ большимъ интересомъ слѣдили за тѣмъ, какъ подвигалась работа. Часы эти имѣли видъ гусинаго яйца; на одной сторонѣ былъ цыферблатъ, показывающій часы и минуты, на другой стекло, сквозь которое можно было видѣть, какъ каждый часъ, въ срединѣ часовъ, отворялись царскія ворота, видѣнъ былъ храмъ съ гробомъ Господнимъ и двумя стражами. Вотъ ангелъ отваливаетъ камень отъ гроба, стражи падаютъ со страха ницъ, а двѣ жены мироносицы идутъ съ другой стороны; часы три раза играютъ молитву "Христосъ Воскресе* и двери затворяются. Кромѣ этой молитвы часы играли гимнъ "Воскресъ Іисусъ изъ Гроба", а въ полдень маршъ въ честь императрицы. Механизмъ этихъ часовъ былъ очень сложенъ: они заводились разъ въ недѣлю, были съ боемъ. Старые знаконые изъ посада часто нарочно приходили въ сельцо Подновье, чтобы только взглянуть на эту диковинку. Теперь семья съ благоговѣніемъ относилась къ Ивану Петровичу и только и разговору было о чудѣ, созидаемомъ имъ. Кулибинъ все также кротко улыбался и скромо думалъ о томъ, что всѣ похвалы слишкомъ преувеличены. Когда часы вчернѣ почти были окончены, взошелъ къ Кулибину пріятель его Михаилъ Андреевичъ и съ восторгомъ объявилъ:

-- Счастье намъ неслыханное Богъ посылаетъ! Слышалъ небось? Государыню ждутъ въ Нижній!

-- Болтали что-то объ этомъ, да я не повѣрилъ; а развѣ ты еще что услыхалъ?

-- Вѣрно, вѣрно; вотъ съ чѣмъ пришелъ я къ тебѣ. Поднесемъ матушкѣ-государынѣ твою работу.

-- Спасибо, добрый другъ, ты истинно благодѣтель мой! Да я не вѣрю счастію своему: какъ! скромный самоучка Кулибинъ дерзнетъ повергнуть къ стопамъ всемилостивой Государыни свой недостойный трудъ?

-- Ты только работай, торопись, а я позабочусь обо всемъ остальномъ.

И Кулибинъ ночи просиживалъ за работой. Бывало всѣ въ домѣ спятъ, только онъ, да преданный ему ученикъ Ваня Пятериковъ, сидятъ за работой.

-- Ваня, ты бы легъ, скажетъ ему хозяинъ.

-- Высплюсь, добрый хозяинъ, а пока, сдѣлай Божескую милость, ее гони меня. Я и такъ подумаю: ну, какъ возьмутъ тебя въ Петербургъ, какъ я тогда тутъ одинъ останусь. Пожалуйста, не гони меня.

Наступилъ день пріѣзда Государыни и оба пріятеля въ сильномъ волненіи отправились къ ней на поклонъ. Государыня милостиво приняла ихъ, съ большимъ любопытствомъ разсматривала часы, прослушала нѣсколько разъ маршъ въ честь ея сочиненный и высказала желаніе, чтобы какъ только будутъ совсѣмъ отдѣланы часы, санъ Кулибинъ съ пріятелемъ отвезли бы ихъ ей въ Питеръ.

По отъѣздѣ Государыни въ Нижнемъ-Новгородѣ только и разговору было, что о самоучкѣ Кулибинѣ и о будущей его славѣ. Поощренный Государыней онъ опять принялся за работу. Какъ только окончательно были готовы часы. два пріятеля выѣхали въ столицу, провожаемые всѣмъ городомъ. Многіе искренно плакали, разставаясь съ добрымъ Иваномъ Петровичемъ. Ваня Петериковъ тогда только утѣшился, когда хозяинъ пообѣщалъ ему все подробно описеать о своемъ пребываніи въ Петербургѣ.

VII.

Черезъ мѣсяцъ Иванъ Ивановичъ Пятериковъ получилъ слѣдующее письмо отъ Кулибина.

"Любезный Иванъ Ивановичъ!

Вотъ уже двѣ недѣли прошло, какъ я проводилъ изъ Питера своего друга и покровителя, Михаила Андреевича, а тоска такъ и ходитъ за мной по пятамъ: очень ужъ покинутымъ и одинокимъ чувствую я себя въ столицѣ, среди сонма ученыхъ мужей Академіи. Исполняя твою просьбу, я подробно разскажу тебѣ, голубчикъ, все, что произошло со мною за это время. 27 февраля въѣхали мы съ Михаиломъ Андреевичемъ въ Петербургъ. Съ какимъ восторгомъ смотрѣлъ я на роскошную столицу; какъ изумляли меня громадныя зданія, дворцы, памятинки и пр. Порой мнѣ казалось, что это чудный сонъ, и я протиралъ глаза; но нѣтъ, мечта всей моей юности сбылась: я въ Петербургѣ. Первые дни по пріѣздѣ я бѣгалъ, какъ угорѣлый, по городу и все осматривалъ, а мой добрый Михаилъ Андреевичъ въ это время хлопоталъ обо мнѣ. Онъ добился разрѣшенія представиться президенту Академіи Наукъ графу Орлову и повезъ меня съ собой, приказавъ, захватить всѣ мои произведенія. Поѣхали. Всю дорогу я думалъ о томъ, какъ встрѣтитъ меня графъ; правда, онъ видѣлъ меня въ 1767 году, когда пріѣзжалъ съ Императрицей въ Нижній, и былъ тогда очень милостивъ ко мнѣ; но съ тѣхъ поръ прошло уже два года: онъ навѣрное совсѣмъ забылъ о моемъ существованіи, да и что ему во мнѣ, въ мужикѣ-самоучкѣ. Эти мысли не покидали меня даже и тогда, когда мы съ Михаиломъ Андреевичемъ стояли въ пріемной графа, ожидая его выхода. Но представь себѣ мое удивленіе, когда этотъ вельможа, увидавъ меня, быстро подошелъ и, ласково протягивая мнѣ руку, промолвилъ: "Добро пожаловать, Иванъ Петровичъ! Долго же ты собирался къ намъ въ Питеръ! Показывай скорѣй, что наработалъ за это время: если много, то прощаю твою медленность"! Потомъ онъ обратился съ такими же привѣтливыми словами къ Михаилу Андреевичу. Осмотрѣвъ всѣ мои работы, графъ остался чрезвычайно доволенъ и, отпуская меня, сказалъ: "Тебѣ слѣдуетъ представиться Императрицѣ и лично поднести Ея Величеству свои произведенія. Я дамъ знать, когда можно будетъ пріѣхать во дворецъ" -- Однако ждать намъ пришлось до 1-го апрѣля. Никогда не забуду я этотъ достопамятный день! Ты знаешь, что трусомъ я никогда не былъ, но когда Михаилъ Андреевичъ объявилъ мнѣ, чтобы я собирался во дворецъ,-- самъ не понимаю, что со мной сдѣлалось: дрожу, а изъ рукъ все валится. Замѣтилъ это Михаилъ Андреевичъ, да и говоритъ: "Ты чего боишься? Вѣдь представлялся же Государынѣ въ Нижнемъ*''? "Я ничего не боюсь, Михаилъ Андреевичъ: самъ не понимаю, что со мной". Сталъ онъ мнѣ, добрая душа, помогать собираться, потому видитъ, что конца нѣтъ моимъ сборамъ. Уходя, я чуть было не забылъ часы, назначенные для поднесенія Государынѣ и тѣмъ уже совсѣмъ его разсердилъ. "Да что ты въ самомъ дѣлѣ раскисъ? Ребенокъ, что ли, ты, что я, какъ нянька, за тобой хожу? Какъ же ты безъ меня здѣсь жить будешь? кричалъ онъ". Не знаю, отвѣчалъ я,-- и должно быть очень былъ смѣшонъ въ эту минуту, потому что Михаилъ Андреевичъ захохоталъ и махнулъ рукой. Не стану описывать тебѣ, милый другъ, какую роскошь я увидѣлъ во дворцѣ, скажу только, что пока мы ожидали государыню въ одной изъ залъ. я съ радостью чувствовалъ, что страхъ и волненіе мои прошли, и въ эту минуту, когда въ залъ вошла Императрица въ сопровожденіи Орлова и Потемкина, я былъ совершенно спокоенъ. "Очень рада васъ видѣть, Иванъ Петровичъ, милостиво обратилась ко мнѣ Государыня. Кончили вы ваши знаменитые часы"? Я подалъ ей часы. Она внимательно ихъ разсматривала и съ удовольствіемъ слушала музыку, которую они играла. Потомъ Государыня осмотрѣла электрическую машину, микроскопъ и телескопъ моей работы и сказала: "это первая электрическая машина, сдѣланная въ Россіи, и я горжусь тѣмъ, что она сдѣлана русскимъ. "Затѣмъ Императрица долго говорила со мною о моей страсти съ механикѣ и къ наукѣ вообще. Я совсѣмъ оправился и смѣло отвѣчалъ на всѣ вопросы Ея Величества. Наконецъ она обратилась къ Михаилу Андреевичу, говорила съ нимъ о хлѣбной торговлѣ по Волгѣ и, допустивъ насъ къ рукѣ, милостиво прибавила: "Благодарю васъ, г. Костроминъ, за благородное участіе, которое вы приняли въ судьбѣ Кулибина. Я не забуду вамъ этого". Тутъ уже я не выдержалъ: куда дѣвалась вся моя твердость!

Выраженіе благодарности человѣку, которому я быль безконечно обязанъ, но которому нмкогда не въ состояніи былъ отплатить за его доброту ко мнѣ, такъ глубоко тронуло меня, что слезы брызнули изъ моихъ глазъ и, забывъ всѣ преподанныя мнѣ наставленія, какъ держать себя во дворцѣ, я шепталъ въ волненіи: "Матушка моя! солнце мое красное! Государыня ласково взглянула на меня своими чудными глазами и, проговоривъ: "завтра вы узнаете мою волю",-- удалилась. На слѣдующій же день вышло высочайшее повелѣніе: мои часы, электрическую машину, телескопъ и микроскомъ помѣстить и хранить въ кунсткамерѣ или иначе музеи Академіи Наукъ, меня причислить къ Академіи въ званіи механика, съ жалованіемъ по 300 руб. въ годъ, отдать въ мое завѣдываніе механическую мастерскую при Академіи, выдать за часы 1000 p.; такую же сумму выдать Михаилу Андреевичу, "за благородное и благодушное вспомоществованіе дарованіямъ Кулибина",-- какъ было сказано въ бумагѣ. Кромѣ того Михаилу Андреевичу пожаловали изъ кабинета Ея Величества богатую серебряную кружку съ золотымъ портретомъ Государыни и надписью вокругъ. Да, матушка царица своимъ чуткимъ женскимъ сердцемъ отгадала, что ея милость къ моему благодѣтелю будетъ и для меня высшей наградой! -- Что сказать еще о себѣ, мой старый товарищъ? Работаю я много и усердно, но положеніе мое среди гордыхъ академиковъ далеко не пріятное, и лишь усиленнымъ трудомъ я заглушаю горе, которое причиняютъ они мнѣ безпрестанно своими насмѣшками и презрительнымъ обращеніемъ со мной, бѣднымъ самоучкой. До сихъ поръ, другъ мой, я думалъ, что чѣмъ ученѣе человѣкъ, тѣмъ онъ лучше, а теперь вижу, что не одинъ умъ нужно развивать человѣку, но и сердце. Ну, довольно, до слѣдующаго письма; это и такъ вышло длинно. Пиши. Да хранить тебя Богъ!

И. Кулибинъ.

Письмо это перечитывалось по нѣскольку разъ старыми посадскими знакомыми Кулибина и большинство изъ нихъ теперь съ гордостью заявляло: "что они и всегда этого ожидали отъ Кулибина и даже тогда еще предсказывали ему блестящую будущность!"

VIII.

Задумавшись сидѣлъ Иванъ Петровичъ въ своей скромной квартирѣ при Академіи Наукъ. Ужъ этого ночей провелъ онъ сидя за своимъ рабочимъ столомъ, рѣшая задачу предложенную англійскими учеными: сдѣлать лучшую модель такому мосту, который бы состоялъ изъ одной дуги или свода, безъ свай и утвержденъ бы былъ концами своими только на берегахъ рѣки.

Подобный моетъ будетъ истиннымъ благодѣяніемъ и на Невѣ, такъ какъ не придется его разбирать каждый разъ весною, сквозь него безпрепятственно могутъ плыть суда. 4 года провелъ онъ надъ рѣшеніемъ, и вотъ недавно подалъ заявленіе въ Академію, прося разсмотрѣть сдѣланную имъ модель постояннаго моста черезъ широкую и быструю рѣку Неву. Скоро готова будетъ модель и изобрѣтатель тогда отдохнетъ. Сегодня вдругъ узнаетъ онъ, что кто-то предвосхитилъ его мысль и уже представилъ подобную модель на утвержденіе Академіи. Вспоминилъ Иванъ Петровичъ, что своей довѣрчивостью онъ самъ погубилъ свое дѣло. Господинъ, представившій модель, съ годъ тому назадъ выказывалъ необыкновенное расположеніе къ Кулибину, и не только интересовался, разспрашивая его про изобрѣтеніе, но и просилъ показать ему чертежи. Кулибинъ ничего не подозрѣвая все объяснилъ ему и показалъ.

Назначили день испытанія модели. Академики рады, они гордятся, что мостъ устроенъ ихъ братомъ ученымъ, а никакимъ-нибудь самоучкой мужикомъ и нарочно особенно восторженно хвалили работу.

Осталось сдѣлать послѣдній опытъ: наложить на средину арки моста 5006 пуд., говорили нѣкоторые, уже заранѣе торжествуя побѣду.

Наложили: мостъ стоитъ твердо.

-- Поздравляемъ! поздравляемъ! торопятся кричать доброжелатели изобрѣтателя.

Тотъ принимаетъ похвалы какъ должныя, высокомѣрно смотритъ на Кулибина, потомъ нахально подходитъ къ нему и спрашиваетъ:

-- Каковъ мостъ, Иванъ Петровичъ, неправда-ли удаченъ!

Кулибинъ, коротко знакомый съ моделью, открылъ въ ней едва замѣтную подпорку, которую нельзя было допустить при устройствѣ настоящаго моста.

Всѣ и враги и доброжелатели Кулибина ждали его отвѣта.

-- Хорошъ, отвѣчалъ спокойно Кулибинъ, но совершенно одобрить его можно только въ томъ случаѣ, если отнять вотъ эту подпорку, а мостъ, не погнется и не упадетъ.

Мнимый изобрѣтатель заволновался и началъ доказывать, что этого дѣлать не слѣдуетъ, что это козни Кулибина противъ него.

Но Иванъ Петровичъ спокойно объяснилъ, что сказанная подпорка несовмѣетна съ условіями задачи. Ее отняли и мостъ въ ту же минуту рухнулъ. Дѣло этимъ и кончилось. Но у Кулибина послѣ этого прибавилось много непримиримыхъ враговъ.

IX.

Модель моста въ 14 сажень длины была доставлена Кулибинымъ на Академическій дворъ. Мостъ былъ такъ искусно сдѣланъ, что каждая его часть болѣе 12000 деревянныхъ разной величины брусковъ и 80000 желѣзныхъ винтовъ и скобокъ можно было изъ него вынуть для поправки или замѣны новыми, а мостъ стоялъ бы по прежнему. Кромѣ академиковъ на испытаніе собрались многіе, которые сильно интересовались изобрѣтеніемъ простого мужика. Большинство судей было недружелюбно къ изобрѣтателю. Они видѣли въ его работѣ какъ бы протестъ противъ ихъ лѣни и небрежнаго отношенія къ наукѣ. Въ этомъ мужикѣ-бородачѣ, или нижегородскомъ плотникѣ, какъ они его въ насмѣшку называли, они не признавали ни выдающагося ума, ни творчества, а помнили только одно, что онъ, по ихъ мнѣнію, былъ неучъ и по приказанію Государыни причисленъ къ Академіи.

Впрочемъ были и истинно честные люди между тогдашними членами Академіи. Старика Эйлера восхищала даровитость Ивана Петровича и онъ искренно радовался и гордился его изобрѣтеніемъ.

-- Господа, стыдитесь обзывать такого серьезнаго работника неучемъ, плотникомъ. Вы забываете, сколько труда самостоятельнаго, безъ всякой посторонней помощи положилъ этотъ энергичный, даровитый самородокъ на то, чтобы познакомиться самому съ механикою и приложить ее къ дѣлу. Если бы этому бородатому плотнику поучиться столько, сколько мы учились, какихъ бы чудесъ натворилъ онъ!"

-- Ну такъ и просматривайте и провѣряйте сами его счеты, а насъ увольте, рѣзко замѣтили ему вѣмцы, которыхъ было большняство въ Академіи. Мы уже и такъ двѣ подобныя модели осзютрѣли и ничего не вышло, только время потеряле.

Наконецъ день испытанія, 27 декабря, 1776 года насталъ. Ивапъ Петровичъ спокойно присутствовалъ, одѣтый въ свою обыквовеввую одежду. На немъ было фіолетовое, бархатное полукафтавье, черныя бархатныя шаровары, опущенныя въ сапоги; кафтанъ на мѣху и отороченъ бобромъ. Длинная съ просѣдью борода шла къ его русской физіономіи и къ одеждѣ. Насмѣшки враговъ слышались вокругъ него.

-- Мы уже изъѣздили два моста, поѣденъ теперь по третьему.

-- Этотъ бородачъ сдѣлаетъ намъ, пожалуй, лѣстницу за небо.

Кулибинъ стоялъ передъ ними въ своемъ русскомъ кафтанѣ и спокойно поглаживалъ бороду. точно и не слышалъ насмѣшекъ. Передъ нимъ была модель, которая представляла красивый моетъ въ 14 саженъ длины.

-- Теперь положите грузъ, распорядился предсѣдатель графъ Орловъ.

По разсчету она должна была поднять 2,970 пудовъ груза. Тяжесть была положена, а модель осталась неподвижной.

-- Кладите остальное желѣзо и кирпичъ, сказалъ Кулибинъ рабочимъ.

На модели лежало 35000 пудовъ и она не шелохнулась. Тогда Иванъ Петровичъ взошелъ самъ на середину моста и пригласилъ туда всѣхъ академиковъ. Неохотно, съ недовольными лицами, они перешли мостъ. Эйлеръ первый обратился къ Кулибину и сказалъ:

-- Поздравляю васъ! поздравляю васъ съ успѣхомъ, Кулибинъ. Мостъ, построенный по нашей модели можетъ поднять страшную тяжесть, болѣе 50000 тысячъ пудовъ.

-- Благодарю васъ, говорилъ Кулибинъ, почтительно кланяясь Эйлеру.

-- А теперь будемъ надѣяться, что вы исполните предсказаніе моего товарища и дѣйствительно сдѣлаете намъ лѣстницу на небо.

"Несмотря на насмѣшки и недоброжелательство, модель эта найдена доказательно вѣрною, для произведеній оной въ настоящемъ размѣрѣ".

Братъ предсѣдателя графъ Орловъ подошелъ къ Кулибину и, шутя: замѣтилъ ему:

-- Ты бы обрилъ бороду, да надѣлъ нѣмецкое платье, а то на твой кафтанъ не идутъ ордена.

Потемкинъ, услыхавъ это, замѣтилъ:

-- Нѣтъ, братъ, у насъ и такъ довольно нѣмцевъ: оставайся хоть ты одинъ русскимъ. А коли тебѣ хочется отличій, такъ мы отличимъ тебя; я буду ходатайствовать у Государыни.

Она наградила его 2000 руб. Потомъ велѣла не только его, а и всю его семью исключить изъ подушнаго оклада. Это значило, что они освобождаются отъ взноса платы въ пользу казны.

-- Я, ваша свѣтлость, русское платье считаю самымъ спокойнымъ и удобнымъ; почестей я не ищу и для нихъ бороды не сбрѣю.

Отвѣтъ этотъ былъ переданъ Государынѣ. Кромѣ этого она придумала ему особую награду. Кулибину было тогда 43 года. По приказанію Екатерины II онъ явился въ Царское Село и здѣсь, Императрица въ присутствіи своего блестящаго двора, сама надѣла на него большую золотую медаль на Андреевской лентѣ.

-- Я всегда уважала васъ, господинъ Кулибинъ, за ваши полезные труды, а теперь еще болѣе уважаю за почтеніе къ предкамъ. Повѣрьте мнѣ, что хотя вы и бороду носите, я буду умѣть жаловать вамъ приличныя награды вмѣсто чиновъ и титуловъ.

Медаль, пожалованная Кулибину, была большой рѣдкостью. На лицевой сторонѣ былъ портретъ Екатерины II, а на другой Минерва съ лавровою вѣтвью въ рукѣ и съ надписью "достойному". Подобную медаль имѣлъ кромѣ Кулибина тогда еще только одинъ. Получившій ее имѣлъ пріѣздъ ко двору на ряду съ высшими чинами.

У Потемкина былъ вечеръ, на который собралось много знатныхъ вельможъ. По просьбѣ хозяина, который любилъ Кулибина, пришелъ и тотъ, по обыкновенію въ своемъ фіолетовомъ кафтанѣ, съ медалью на шеѣ. Рѣзко выдѣлялся онъ своей бородой среди другихъ гостей напудренныхъ и завитыхъ. Нѣкоторые кичливые вельможи, оглядѣвъ его презрительно, отодвинули его къ самымъ дверямъ. Иванъ Петровичъ скромно стоялъ позади.

-- Mon Dieu! comme c'est laid! -- говорилъ одинъ другому, смѣривъ презрительнымъ взглядомъ Кулибина съ ногъ до головы.

-- Tiens mon cher, il va parler, ce drole -- шепнулъ другой и они стали пересмѣиваться.

Одинъ молодой франтъ, у котораго еще еле пробивались усы, дерзко подошелъ къ 50-ти лѣтнему Кулибину и громко сказалъ:

-- Одолжите мнѣ ваше платье для маскарада, г. Кулибинъ. Право, г. Кулибинъ.

-- Съ удовольствіемъ, спокойно, но съ достоинствомъ отвѣтилъ Иванъ Петровичъ, поглаживая свою сѣдую бороду: только сначала доживите до моихъ лѣтъ.

Франтикъ пытался было разсмѣяться, но теперь уже другіе хохотали надъ нимъ, объ сконфуженно отошелъ, а вскорѣ и совсѣмъ уѣхалъ съ вечера. Никто изъ этихъ нарядныхъ царедворцевъ не замѣтилъ, что за ними слѣдятъ съ другого конца залы большіе сердитые глаза Суворова.

Вдругъ тотъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и, отвѣсивъ поклонъ, сказалъ: "Вашей милости!" Всѣ обратили на это вниманіе. Кому кланяется Суворовъ?

Пройдя еще немного, онъ произнесъ:

-- Вашей чести!

Потомъ, подойдя уже къ Ивану Петровичу. Онъ низко, низко поклонился ему и при общей тишинѣ громко сказалъ:

-- Вашей мудрости мое почтеніе.

Взялъ его за обѣ руки и, посмотрѣвъ выразительно на всѣхъ, еще громче сказалъ:

-- Помилуй Богъ! много ума! Онъ намъ изобрѣтетъ коверъ-самолетъ!

-- Вашему сіятельству, отвѣчалъ Кулибинъ, такой коверъ не нуженъ: вы и безъ него всегда летаете къ побѣдамъ

Суворовъ ласково потрепалъ Кулибина по плечу:

-- Помилуй Богъ -- молодецъ! много ума!

Никто не позволилъ себѣ больше смѣяться надъ Кулибинымъ.

-- Знаешь, mon cher, какой острый этотъ Кулибинъ: за словомъ въ карманъ не полѣзетъ. Встрѣтилъ его разъ на Невскомъ; идетъ онъ степенно въ своемъ кафтанѣ, а нѣсколько молодыхъ людей и вздумали подурачиться. "Благословите, батюшка, и подходятъ подъ благословеніе, какъ къ священнику.

-- Не моя недѣля, отвѣтилъ тотъ имъ громко.

И героемъ этого вечера былъ скромный Иванъ Петровичъ.

XI.

Рѣдко Иванъ Петровичъ посѣщалъ собранія и вечера, некогда ему было, да и предпочиталъ онъ скромныя бесѣды съ своими друзьями у себя на квартирѣ. Любилъ онъ радушно принять гостя, угостить, чѣмъ Богъ послалъ. Съ пріятелями онъ отдыхалъ отъ своихъ постоянныхъ трудовъ. Жалованья теперь онъ получалъ 1200 руб. и могъ жить скромно на эти деньги съ своей громадной семьей. Привычки его остались такія же какъ и въ старое время, а если не хватало ему денегъ, такъ это на новые опыты, да на устройство моделей. Любилъ онъ музыку и хорошо игралъ на гусляхъ и на фортепьяно и до глубокой старости пѣвалъ своимъ чистымъ теноромъ.

-- Люблю музыку и театръ; говорилъ онъ своимъ пріятелямъ.

Каждый пріѣздъ Михаила Андреевича Костромина къ Ивану Петровичу былъ настоящимъ праздникомъ для обоихъ.

До разсвѣта тогда сиживали друзья и Костроминъ увозилъ къ себѣ въ Нижній-Новгородъ много новыхъ изобрѣтеніи Ивана Петровича. У него былъ фонарь, свѣтъ котораго видѣнъ былъ за 30 верстъ. Такіе фонари вошли въ употребленіе на маякахъ и корабляхъ.

-- Ну, другъ, хвастай еще что придумалъ. Побалуй меня, старика, недолго мнѣ радоваться осталось на тебя.

Дряхлъ уже сталъ Михаилъ Андреевичъ и здоровье его сильно безпокоило Кулибина.

-- Вотъ погляди; это я придумалъ особую машину для переноски распавленнаго стекла; теперь у насъ можно будетъ отливать большія зеркальныя стекла; до этого трудно ныло.

-- Молодецъ; Иванъ Петровичъ, ай да молодецъ, только смотри и съ этимъ твоимъ изобрѣтеніемъ будетъ то же, что съ моделью моста.

Иванъ Петровичъ смотрѣлъ на друга беззаботными глазами, да посмѣивался въ бороду.

-- Мнѣ Михаилъ Андреевичъ, все единственно, я или другой кто полезное дѣло дѣлаетъ, лишь бы оно было бы сдѣлано.

-- На телѣжкѣ-самокаткѣ ты знай катаешься по Питеру да дивишь народъ, а на нее небось привиллегіи не выхлопоталъ. А тамъ это другой за свою выдастъ.

-- Да, Михаилъ Андреевичъ, я все собираюсь такое право выхлопотать.

Истинно русская безпечность. Необходимо получить тебѣ право только самому дѣлать изобрѣтенныя вещи и пускать ихъ въ продажу. Хлопочи, голубчикъ, о привиллегіи, тогда много спокойнѣе будетъ дѣйствовать.

Вскорѣ Кулибинъ долженъ былъ согласиться, какъ правъ былъ его другъ, изъ газетъ узналъ онъ, что во Франціи появились такія же самокатки. Махнулъ рукой Иванъ Петровичъ и не сталъ оспаривать у другого механика славу изобрѣтенія...

Однажды, во время дружелюбной бесѣды Костромина съ Кулибинымъ съ нимъ вошелъ молодой, очень красивый, стройный офицеръ артиллеріи поручикъ Непейцылъ. Кулибинъ познакомилъ его съ Костроминымъ.

-- Радъ узнать васъ, г. Костроминъ; отъ благодѣтеля моего Ивана Петровича, много слышалъ о васъ.

Михаилъ Андреевичъ вопросительно поглядѣлъ на хозяина и гостя.

-- Развѣ вы ничего не слыхали, что сдѣлалъ для меня Иванъ Петровичъ? Изъ несчастнаго калѣки осъ сдѣлалъ человѣка.

-- Поручика я зналъ еще до Очаковскаго штурма, а тамъ ему пушечнымъ ядромъ оторвало ногу, поторопился сказать Кулибинъ.

-- Да, оторвало ногу и я былъ въ отчаяніи. Вѣрите ли, такъ тяжело мнѣ было: человѣкъ я молодой, а тутъ всю жизнь на костылѣ еле могъ ходить. Пересталъ и въ люди показываться; сердило меня соболѣзнованіе.

-- Что же ты сдѣлалъ, Иванъ Петровичъ, я что-то не пойму, господинъ поручикъ.

-- Вотъ поглядите: эта нога -- его изобрѣтеніе, а вы и не примѣтили. Глядите: она сдѣлана изъ тонкаго металла, обложена пробочной коркою и кожей и я могу прекрасно на ней ходить, вставать и садиться. Опять человѣкомъ сдѣлалъ меня мой благодѣтель.

-- Иванъ Петровичъ, а на это выхлопоталъ привиллегію? опять небось собираешься, а гляди какой другой и выдалъ за свою; мало тебя видно, братъ, учили.

-- Теперь мнѣ недосугъ, а какъ только справлюсь съ новой моделью, такъ примусь хлопотать.

XII.

Большую работу предпринялъ Иванъ Петровичъ. Всю жизнь онъ думалъ объ устройствѣ самоходнаго судна. Жилъ онъ на Волгѣ, насмотрѣлся на тяжелую работу бурлаковъ и тогда еще задумалъ облегчить ихъ тяжелый трудъ. Наступилъ наконецъ день, когда назначено было испытаніе изобрѣтеннаго имъ судна. Теперь уже въ Петербургѣ хорошо знали старика Кулибина и ожидали отъ него чудесъ. Множество народа собралось на берегу Невы. Сама императрица изъ оконъ дворца захотѣла посмотрѣть на опытъ. Красивое судно стали грузить и положили въ него 400 пуд. клади.

Дулъ сильный вѣтеръ и его спустили безъ парусовъ и веселъ на Неву. Всѣ съ любопытствомъ смотрѣли, что-то будетъ.

Когда судно быстро пошло, не смотря на вѣтеръ -- на берегу раздалось оглушительное "ура". Государыня была въ восторгѣ и махала платкомъ, ободряя изобрѣтателя. Она велѣла выдать Ивану Петровичу 5000 и приспособить судно къ волжскому судоходству. Кулибинъ, замѣтивъ какія-то несовершенства при пробѣ, упросилъ повременить и дать ему что-то исправить.

Печальная судьба постигла это изобрѣтеніе Кулибина! Когда онъ старикомъ доживалъ свой вѣкъ, другой взялъ привиллегію по Волгѣ водоходныхъ машинъ и въ короткое время обогатился. Тяготился Кулибинъ жизнію въ Петербургѣ и мечталъ удалиться на покой въ свой родной городъ Нижній.

-- Хочу дни свои кончить на родинѣ, тамъ пожить и умереть, гдѣ я мальчикомъ бѣгалъ. Лечь въ могилу хочу рядомъ съ моими благодѣтелями. Умерла его покровительница императрица Екатерина. При императорѣ Павлѣ ему совершенно случайно пришлось выказать свой талантъ и сообразительность въ дѣлѣ механика.

Спускали въ воду три отстроенныхъ военныхъ корабля. Всѣ приготовленія къ спуску сдѣланы; ждали только пріѣзда государя. Кулибинъ былъ тоже въ числѣ зрителей и внимательно осматривалъ всѣ приготовленія. Осъ замѣтилъ какой-то недостатокъ въ механическихъ приспособленіяхъ и скромно указалъ на него кому слѣдуетъ. На это замѣчаніе укащику грубо отвѣтили, чтобы онъ не въ свое дѣло не мѣшался. Иванъ Петровичъ замолчалъ и сталъ вмѣстѣ съ другими ожидать чѣмъ все кончится.

Между тѣмъ прибылъ государь; подали знакъ, что пора спускать корабли. Первые два сошли благополучно, а послѣдній "Новая благодать", самый большой, на которомъ было сто десять пушекъ, остановился на полпути и что не дѣлали, не трогался съ мѣста. Императоръ Навелъ сильно разгнѣвался и уѣхалъ къ себѣ. А скромный механикъ Кулибинъ пошелъ къ кому-то во близости въ гости. Туда прискакалъ за нимъ гонецъ съ убѣдительной просьбой прійти и помочь совѣтомъ. Кулибинъ забылъ уже, что эти самые люди такъ спѣсиво отозвались на его желаніе помочь имъ. Теперь онъ поторопился къ кораблямъ и, придя въ гавань, сдѣлалъ тѣ поправки, которыя считалъ нужными. Работа подъ его распоряженіемъ закипѣла -- и корабль часа черезъ два благополучно спустился на воду.

-- Спасибо русаку! Каковъ нашъ бородачъ! кричалъ народъ въ восторгѣ, когда корабль сошелъ въ воду.

Иванъ Петровичъ чувствовалъ, что силы ему измѣняютъ, а жить въ Петербургѣ тяжело ему, и, получивъ пожизненный пенсіонъ въ 3000 р. съ радостью удалился на родину. Поселился онъ съ семьей въ деревянной лачужкѣ, близъ того мѣста, гдѣ родился, а невдалекѣ задумалъ выстроить себѣ домъ, много трудился онъ самъ, чертилъ и распоряжался постройкой и уже вскорѣ думалъ перейти въ него, такъ какъ въ лачужкѣ было тѣсно и неудобно работать надъ новыми изобрѣтеніями.

XIII.

Надъ Нижнимъ стояло зарево. Набатъ раздавался со всѣхъ церквей. Страшный пожаръ истреблялъ ветхія деревянныя жилища бѣдняковъ. Много людей осталось безъ крова и размѣщалось теперь, плача на своихъ кое-какихъ уцѣлѣвшихъ пожиткахъ. Семья Кулибина едва выскочила изъ быстро охваченной огнемъ лачужки. Самъ Иванъ Петровичъ восьмидесятилѣтній сѣдой старикъ стоялъ здѣсь, крѣпко сжимая спасенные имъ чертежи и бумаги. Рядомъ съ учителемъ находился преданный ему ученикъ Иванъ Ивановичъ Пятериковъ.

-- Дорогой учитель! мнѣ удалось спасти твои инструменты! радостно сказалъ онъ.

-- Спасибо, голубчикъ! А дому моему не устоять! Все, что пріобрѣлъ я трудовой жизнію въ одинъ мигъ исчезаетъ. И у старика навернулись слезы.

-- Гляди-ка! къ новому дому механика подбирается, говорили въ толпѣ: не отстоять, гдѣ тебѣ!

-- Да ужъ гдѣ отстоять. замѣчали другіе, а жаль домикъ то, словно игрушка.

-- Балки то такъ и летятъ: глянь, глянь, эва! Огонь ужъ лизнулъ стѣну! Старыми глазами, полными слезъ слѣдилъ Иванъ Петровичъ за только что отстроеннымъ домомъ. Возлѣ него раздавались плачъ и причитаніе его семьи.

-- Православные! раздался громкій голосъ. Толпа оглянулась и сняла шапки. Восьмидесятилѣтній старикъ, котораго всѣ глубоко уважали и любили, стоялъ съ непокрытой головой; краснымъ свѣтомъ пожара освѣщена была его длинная бѣлая борода.

-- Православные! спасите мое послѣднее достояніе. Старъ я, немного мнѣ ужъ надо, а вотъ семью жаль, безъ угла останется.

Толпа загудѣла, зашевелилась и послышались голоса.

-- Не проси, Иванъ Петровичъ; все сдѣлаемъ, чтобы отстоять твой домъ.

Пожарной команды почти совсѣмъ не было, воды достать было трудно, а горѣло такъ жарко, что и подступиться трудно было. Ничего не могли сдѣлать эти добрые люди противъ огня и вѣтра, при всемъ ихъ желаніи. И черезъ часъ на мѣстѣ красиваго дома дымилась безобразная груда развалинъ. Слабое пламя освѣщало фигуру старика, который безсильно присѣлъ на обгорѣлое бревно.

-- Вы измучились, Иванъ Петровичъ, говорилъ Пятериковъ, который ни на минуту не отходилъ отъ семьи Кулибина. Вамъ необходимо отдохнуть. Да и всѣмъ вашимъ: пойдемте ко мнѣ.

-- Спасибо, Иванъ Ивановичъ: уведи жену и дѣтей, успокой ихъ, а меня пока оставь здѣсь, я приду послѣ.

Пятериковъ неохотно оставилъ его. Уходя онъ часто оборачивался и видѣлъ, какъ низко склонилась сѣдая голова его учителя.

Прошло много больше часа, прошла вся ночь, а Кулибинъ все сидѣлъ въ томъ же положеніи. Онъ такъ задумался, что и не слышалъ какъ подошелъ къ нему опять Пятериковъ. Опомнился Иванъ Петровичъ только тогда, какъ услыхалъ ласковый голосъ.

-- Вы простудитесь, Иванъ Петровичъ, утро сырое и холодное; васъ ждутъ дома. Всѣ безпокоятся о васъ. Пойдемте домой.

-- Домой? У меня больше нѣтъ дома! Пришлось на старости лѣтъ приклонить голову въ чужомъ углу... Ну, ну, не буду! знаю, что огорчаю тебя, ты добрый, хорошій, пойдемъ.

Пятериковъ помогъ подняться учителю, вчера еще бодрый старилъ, отъ теперь едва передвигалъ ноги. Пятериковъ старался окружить семью Кулибина возможнымъ удобствомъ, но при его скудныхъ средствахъ это было трудно. А старикъ не могъ успокоиться пока не пріобрѣлъ свой уголъ. Это была чуть не хижина, съ маленькимъ садикомъ, тѣсная, сырая и холодная.

Здоровье его здѣсь сильно разстроилось и послѣдніе три года онъ провелъ въ постели. До самой смерти онъ занимался черченіемъ и вычисленіемъ и, умирая, говорилъ ученику:

-- Жаль, что мои машины останутся неоконченными; а если бы ты помогъ мнѣ,-- такъ мы бы съ тобой оба прославились.

Это были послѣднія слова Ивана Петровича, который скончался отъ старости 85 лѣтъ. 30 іюня 1818 года Кулибина не стало.

Въ домѣ денегъ не было ни копѣйки и жена со слезами заложила часы его работы. Пятериковъ и друзья распоряжались скромными похоронами.

4-го іюля толпы народа собрались у полуразвалившагося домика Кулибина. Директоръ Нижегородской гимназіи, учителя и всѣ ученики стояла у домика, ожидая выноса тѣла. Именитое купечество собралось тутъ же и на рукахъ несли гробъ въ церковь и на кладбище. Впереди старшій учитель несъ ка подушкѣ медаль покойнаго. Все новыя и новыя толпы народа присоединялись, желая проводить Кулибина до могилы. День былъ лѣтній, ясный; солнце освѣщало исхудалое лицо покойнаго, бѣлые волосы и борода блестѣли, какъ серебро.

Строгое выраженіе лица говорило всѣмъ окружающимъ: всю жизнь я посвятилъ труду на пользу ближнимъ и послѣ тяжелой 85-лѣтеей жизни имѣю право на отдыхъ. Весь Нижній шелъ за гробомъ Ивана Петровича, а добрая память о немъ дошла и до васъ.

Нижегородскій архіерей поставилъ огромный памятникъ на могилѣ Ивана Петровича. Простая жизнь механика самоучки можетъ служить хорошимъ примѣромъ для будущихъ поколѣній. И о Кулибинѣ, какъ и Ломоносовѣ можно сказать съ поэтомъ Некрасовымъ:

Вотъ за что тебя глубоко

Я люблю, родная Русь!

Не бездарна та природа,

Не погибъ еще тотъ край,

Что выводитъ изъ народа

Столько славныхъ то -- и -- знай --

Столько добрыхъ, благородныхъ

Сильныхъ, любящихъ душей...

Конецъ.