Сведенцов Иван Иванович - В зале суда и в совещательной комнате

ВЪ ЗАЛѢ СУДА И ВЪ СОВѢЩАТЕЛЬНОЙ КОМНАТѢ

Изъ воспоминаній присяжнаго засѣдателя.

Мнѣ часто приходилось быть присяжнымъ засѣдателемъ и исполнять обязанности старшины. Матеріалъ, накопившійся отъ этой судебной практики въ моихъ воспоминаніяхъ и замѣткахъ, довольно разнообразенъ и, какъ мнѣ кажется, не безполезенъ для интересующихся мотивами приговоровъ присяжныхъ засѣдателей. Въ составъ нашего суда входили весьма разнородные элементы: были люди серьезные и легкомысленные, обвинитель по принципу и сторонникъ безусловнаго оправданія, формалисты и живые люди, съ нравственными принципами и завѣдомо дурные. Но приговоры наши, являвшіеся равнодѣйствующими этихъ различныхъ силъ, въ огромномъ большинствѣ случаевъ оправдывали девизъ суда присяжныхъ: "правда и милость". Правильное пониманіе сущности дѣла и требованія совѣсти, при столкновеніи съ невѣденіемъ и формализмомъ, почти всегда брали верхъ. Были, конечно, и ошибки, безъ которыхъ не можетъ обойтись никакое дѣло, но причины этихъ ошибокъ, какъ читатель увидитъ дальше, заключались не въ принципѣ суда присяжныхъ, а въ недостаточномъ пониманіи своихъ обязанностей нѣкоторыми присяжными новичками или въ незнакомствѣ съ юридической терминологіей въ вопросныхъ пунктахъ, вслѣдствіе чего присяжные обвиняли иногда не въ томъ преступленіи, въ какомъ хотѣли обвинять, и потомъ горько раскаявались въ своей ошибкѣ. Нѣкоторые изъ нашихъ приговоровъ возбуждали въ публикѣ недоумѣніе; но при незнаніи мотивовъ приговора невозможно судить объ его правильности. Воспоминанія присяжныхъ засѣдателей могутъ дать ключъ къ уразумѣнію этихъ повидимому странныхъ приговоровъ и являются иллюстраціями, наглядно показывающими, какую громадную услугу оказываетъ судъ присяжныхъ правосудію и прогрессу законодательства.

Присяжные собрались почти всѣ, когда я въ первый день сессіи, продолжавшейся тогда цѣлый мѣсяцъ съ однимъ составомъ присяжныхъ, зашелъ въ совѣщательную комнату.

За столомъ, покрытымъ зеленымъ сукномъ, расположились представители "культурнаго" общества. Тутъ были мѣстные домовладѣльцы различныхъ типовъ, отъ добродушнаго старичка, хозяина тысячерублеваго домишка на краю города, до важнаго владѣльца громаднаго дома на набережной; два учителя; отставной военный съ огромными усами; извѣстный всѣмъ мѣстный публицистъ; нѣсколько чиновниковъ разныхъ вѣдомствъ. По комнатѣ расхаживалъ, заложивъ руки за спину, приказчикъ изъ магазина. Отдѣльно, въ сторонкѣ расположились двѣ группы: три колониста въ одной и восемь крестьянъ въ другой. Эти группы рѣзко отличались между собой: зажиточность первыхъ сказывалась и въ ихъ лицахъ, имѣвшихъ солидное, самоувѣренное выраженіе, и въ костюмахъ; на лицахъ крестьянъ выражалась нужда {На другой день сессіи крестьяне-присяжные заявили предсѣдателю суда, что имъ "ѣсть нечего", и получили пособіе.} и какая-то приниженность; они чувствовали себя очень неловко. При входѣ судебнаго пристава они встали, принимая его за начальника, пока имъ не объяснили, что они не обязаны этого дѣлать. Они сидѣли понуривъ головы и внимательно прислушивались къ разговорамъ.

Говорилъ одинъ изъ чиновниковъ, съ весьма ординарнымъ видомъ; изъ глубокихъ впадинъ глядѣли грустные, вдумчивые глаза. Онъ возражалъ одному изъ домовладѣльцевъ, замѣтившему, что судить надо строго, а то -- люди очень ужъ распустились.

-- Позвольте вамъ возразить,-- говорилъ чиновникъ:-- мы, присяжные, прежде всего должны помнить, что нашъ судъ "правый и милостивый". Да и не по-христіански...

-- Если вы такъ смотрите, то вамъ не слѣдуетъ быть судьей. Попросите, можетъ быть, судъ освободитъ васъ.

-- Этого я не сдѣлаю.

-- Но какъ же вы будете судить, когда, по вашему, пожалуй, нѣтъ виноватыхъ?

-- Буду говорить: "не виновенъ".

-- Всегда?

-- Всегда.

-- Не имѣете права.

-- Ошибаетесь. По закону имѣю право. Прочитайте, что объ этомъ сказано въ судебныхъ уставахъ. Присяжные должны судить по совѣсти. Если моя совѣсть говоритъ, что несправедливо наказать подсудимаго, я, по закону, обязанъ сказать: не виновенъ; если ваша совѣсть говоритъ противное, вы должны сказать: виновенъ. И оба мы исполнимъ законъ.

По поводу этихъ словъ завязалось нѣсколько споровъ по группамъ. Публицистъ, пожимая плечами, замѣтилъ, что высказывать такое мнѣніе -- значить "потрясать основы"; одинъ изъ чиновниковъ пошелъ еще дальше и сказалъ, что онъ, какъ всякій благомыслящій человѣкъ, считаетъ долгомъ, какъ только преступленіе доказано, обвинять по принципу.

-- Если это говоритъ ваша совѣсть, то, конечно, вы должны обвинять,-- сказалъ сторонникъ оправданія:-- вотъ и все.

Все стихло послѣ словъ судебнаго пристава, пригласившаго васъ въ залу суда.

Предсѣдатель произвелъ тиражъ присяжныхъ, и священникъ, надѣвъ эпитрахиль, обратился къ намъ съ краткой рѣчью, представлявшей варіацію на текстъ присяги.

Когда мы ее приняли, предсѣдатель предложилъ намъ избрать старшину.

-- Прошу васъ быть старшиной, обратился я къ чиновнику, котораго мы прозвали Милостивцемъ.

Никто не возразилъ противъ этого выбора.

Замѣчу здѣсь, что выборы старшины присяжныхъ, имѣющіе важное значеніе для подсудимаго, всегда производились такимъ же порядкомъ: кто-нибудь предлагалъ одного изъ товарищей -- и всѣ соглашались, такъ что избранія всегда бывали единогласныя и совершались обыкновенно въ залѣ суда.

Только одинъ разъ не состоялось единогласнаго избранія старшины.

Одинъ изъ присяжныхъ обратился въ публицисту съ предложеніемъ быть старшиной. Вдругъ совершенно неожиданно раздалось возраженіе:

-- Позвольте, господа!.. Я полагаю, что, въ виду извѣстной публицистической дѣятельности предлагаемаго лица, вамъ было бы неудобно имѣть его руководителемъ нашихъ совѣщаній.

-- Вовсе нѣтъ! Просимъ!-- раздалось нѣсколько голосовъ.

Протестовавшій противъ избранія настоялъ на томъ, чтобы была сдѣлана баллотировка. Десять голосовъ было въ пользу публициста; но, какъ тотчасъ же оказалось, этотъ результатъ не выражалъ свободнаго мнѣнія присяжныхъ. Одинъ изъ нихъ отвелъ протестовавшаго противъ выборовъ въ сторону и сказалъ:

-- Вы не думайте, что я за него, потому что подалъ голосъ за избраніе. Я вполнѣ раздѣляю ваше мнѣніе, но ссориться съ такимъ человѣкомъ не хочу,-- напакостить можетъ.

Я замѣтилъ выше, что выборы старшины оказываютъ важное вліяніе на исходъ дѣла,-- и дѣйствительно, крестьяне и вообще присяжные изъ непривилегированныхъ сословій видятъ въ старшинѣ въ нѣкоторомъ родѣ начальство, особенно если онъ говоритъ громко и авторитетно. И хотя de jure старшина имѣетъ такой же голосъ, какъ и остальные присяжные, но въ дѣйствительности люди темные придаютъ его мнѣнію большее значеніе, чѣмъ словамъ другихъ товарищей. Разъясненія старшины очень важны для дѣла. Бывали случаи, что присяжные входили въ совѣщательную комнату съ готовымъ приговоромъ въ своихъ мысляхъ, а послѣ разъясненій старшины оказывалось, что они не подумали хорошенько, не взвѣсили всѣхъ обстоятельствъ дѣла, кое-что не поняли и проч. Конечно, и всякій присяжный засѣдатель можетъ и долженъ дѣлать необходимыя разъясненія, но, въ силу упомянутаго взгляда нѣкоторыхъ присяжныхъ на старшину, его разъясненія, при равныхъ другихъ условіяхъ, болѣе авторитетны.

Въ старшины избирались или люди образованные, или старшіе по лѣтамъ или положенію въ обществѣ, и обыкновенно разъ избранные выбирались и на слѣдующія дѣла. Образованіе старшины, его умѣнье говорить, душевныя качества и степень энергіи, все это оказываетъ вліяніе на другихъ присяжныхъ. Наконецъ, отъ старшины зависитъ моментъ, когда начать собирать голоса, а иногда отсрочка этого момента совершенно измѣняетъ приговоръ.

Первое дѣло, которое намъ пришлось разбирать, было изъ разряда такъ-называемыхъ "неинтересныхъ" -- о кражѣ со взломомъ. На скамьяхъ для публики сидѣло только трое. Подсудимый, восемнадцатилѣтній блондинъ, съ лица котораго еще не стерлось наивное дѣтское выраженіе, обвинялся въ томъ, что похитилъ изъ сундука хозяина семьдесятъ копѣекъ, причемъ выдернулъ пробой вмѣстѣ съ замкомъ. Онъ призналъ себя виновнымъ, и предсѣдатель спросилъ товарища прокурора, не находить ли онъ возможнымъ, въ виду полнаго сознанія подсудимаго, не производить судебнаго слѣдствія. Товарищъ прокурора призналъ судебное слѣдствіе ненужнымъ; защитникъ былъ того же мнѣнія. Предсѣдатель повторилъ свой вопросъ присяжнымъ засѣдателямъ. Старшина заявилъ, что онъ считаетъ судебное слѣдствіе необходимымъ. Судьи переглянулись.

-- Но вѣдь подсудимый вполнѣ сознался,-- какая же цѣль судебнаго слѣдствія?-- замѣтилъ предсѣдатель.

-- Для нашего приговора необходимо знать мотивы поступка подсудимаго и его поведеніе.

Судъ постановилъ допросить свидѣтелей. Всѣ были недовольны затяжкой дѣла, въ томъ числѣ и большинство присяжныхъ, которымъ она казалась совершенно излишней.

Ввели потерпѣвшаго. Толстякъ, хозяинъ какой-то ремесленной мастерской, поглядѣвъ на подсудимаго съ соболѣзнованіемъ, громко вздохнулъ и покачалъ головой. Товарищъ прокурора и защитникъ вопросовъ не предлагали. Старшина присяжныхъ пожелалъ узнать мнѣніе потерпѣвшаго о нравственности подсудимаго и о томъ, какъ онъ объясняетъ его поступокъ. Свидѣтель дѣлалъ самую лучшую аттестацію подсудимаго и сказалъ, что онъ и опять взялъ бы его въ свою мастерскую.

Товарищъ прокурора встрепенулся, почва подъ обвиненіемъ поколебалась.

-- Вы говорите, что подсудимый честный мальчикъ, но вѣдь онъ укралъ.

-- Точно... Да вѣдь съ кѣмъ, господинъ, грѣха не бываетъ. А что мальчикъ хорошій, это вѣрно. Это плёвое дѣло безъ меня затѣяли, безъ меня протоколъ составили, а я бы и не подумалъ, чтобы изъ-за семи гривенъ человѣка въ тюрьму сажать. Сохрани Богъ!

-- Онъ взломалъ замокъ?-- спросилъ товарищъ прокурора.

-- Пробой выдернулъ... это точно. Замокъ у сундука больше для вида висѣлъ. Чуть за пробой его потянуть, онъ и вылетаетъ вмѣстѣ съ пробоемъ.

Потомъ была допрошена мать подсудимаго. Она показала, что онъ такой хорошій сынъ, какого дай Богъ всякой матери, и заплакала.

Старшина заявилъ, что въ допросѣ остальныхъ свидѣтелей онъ не видитъ надобности.

Товарищъ прокурора началъ рѣчь съ ироническаго обращенія къ присяжнымъ засѣдателямъ.-- Одинъ изъ васъ пожелалъ узнать мотивы преступленія, въ которомъ обвиняется подсудимый, но неужели онъ ихъ не знаетъ {Необходимо оговориться. Приводя въ этой статьѣ слова прислжнихъ засѣдателей, предсѣдателя суда, товарища прокурора, защитника и свидѣтелей, я не актирую подлинныхъ выраженій, а только излагаю сущность сказанваго; въ тѣхъ же случаяхъ, когда приведены подлинныя выраженія изъ газетныхъ отчетовъ, они обозначены кавычками.}? Люди похищаютъ чужую собственность отъ лѣни, отъ желанія наживы безъ труда, отъ своей злой воли, съ которой они не хотятъ бороться. Потомъ товарищъ прокурора поиронизировалъ насчетъ потерпѣвшаго. Этотъ добрякъ очень наивенъ, онъ говоритъ, что семьдесятъ копѣекъ "плёвое дѣло", и сожалѣетъ, что протоколъ составили въ его отсутствіи, не понимая, что съ точки зрѣнія закона 70 копѣекъ или 70 рублей -- все равно; былъ замокъ крѣпкій или пробой выдергивался легко,-- это тоже все равно. Фактъ кражи со взломомъ не подлежитъ сомнѣнію, и подсудимый долженъ бытъ наказанъ, хотя и можетъ быть дано ему снисхожденіе.

Защитникъ сказалъ нѣсколько словъ о томъ, что въ виду показаній, данныхъ на судебномъ слѣдствіи, онъ не сомнѣвается въ томъ, что подсудимый будетъ оправданъ. Предсѣдательскаго резюмё, довольно длиннаго, присяжные вовсе не слушали: дѣло было ими безповоротно рѣшено послѣ судебнаго слѣдствія.

Какъ только мы вошли въ совѣщательную комнату, кто-то весело сказалъ:

-- Господинъ старшина, пишите: невиновенъ!

-- Кто противъ оправданія?-- спросилъ старшина.

-- Я,-- сказалъ обвинитель по принципу.

Больше никто не отозвался, и старшина подписалъ оправдательный вердиктъ.

-- Дайте, господа, покурить.

-- Скорѣй курите... Нельзя томить подсудимаго. У него вѣдь теперь сердце не на мѣстѣ.

Старичокъ-домовладѣлецъ подошелъ къ старшинѣ и протянулъ ему руку.

-- Позвольте васъ поблагодарить,-- сказалъ онъ.

-- За что?

-- Если бы не вы, я бы его осудилъ, безъ слѣдствія то. Спасибо, что настояли, а то былъ бы у меня грѣхъ на душѣ.

Здѣсь умѣстно отмѣтить значеніе участія присяжныхъ въ производствѣ судебнаго слѣдствія.

Въ дѣлахъ серьезныхъ и въ такихъ, въ которыхъ защита платная, защитникъ обстоятельнымъ допросомъ свидѣтелей извлекаетъ все, что необходимо для уясненія подробностей дѣла съ точки зрѣнія защиты, и даетъ противовѣсъ обвинительнымъ даннымъ, получаемымъ отъ допроса свидѣтелей прокурорскимъ надзоромъ. Такимъ образомъ, въ такихъ дѣлахъ обвиненіе и защита являются равносильными, одинаково заинтересованными въ дѣлѣ, и присяжнымъ рѣдко приходится дополнять судебное слѣдствіе своими вопросами. Совершенно не то въ дѣлахъ съ защитниками по назначенію отъ суда. На-ряду съ примѣрами, доказывающими вполнѣ добросовѣстное отношеніе въ своей задачѣ защитниковъ, назначенныхъ судомъ, весьма нерѣдки факты полнаго равнодушія такихъ защитниковъ къ участи подсудимыхъ и формальное исполненіе своей обязанности. Иногда ясно бывало видно, что защитникъ думаетъ только о томъ, какъ бы скорѣе отдѣлаться, допросъ свидѣтелей производится небрежно, для одной формы, а иногда защитникъ и вовсе отказывается предлагать свидѣтелямъ вопросы. Между тѣмъ представители прокурорскаго надзора и въ такихъ дѣлахъ старательно и подробно допрашиваютъ свидѣтелей для поддержанія обвиненія, а при такихъ условіяхъ обвиненіе и защита дѣлаются неравносильными, и присяжнымъ приходится устанавливать нарушенное небрежностью защиты равновѣсіе, задавая свидѣтелямъ рядъ такихъ вопросовъ, которые долженъ былъ сдѣлать защитникъ.

Участіе присяжныхъ въ производствѣ судебнаго слѣдствія было бы гораздо значительнѣе, если бы многіе не удерживались отъ вопросовъ по различнымъ причинамъ: по конфузливости, отъ непривычки говорить въ публичномъ мѣстѣ собранія; отъ неяснаго пониманія своихъ правъ и обязанностей въ судѣ; изъ опасеній темныхъ людей, какъ бы не проштрафиться, происходящихъ частію отъ незнанія закона, частію отъ выработанной складомъ нашей жизни привычки думать, что всякій законный поступокъ можетъ быть признанъ незаконнымъ вслѣдствіе чьего-нибудь усмотрѣнія. Крестьяне-присяжные не только не смѣютъ пикнуть въ залѣ суда, но даже боятся подавать свое мнѣніе въ совѣщательной комнатѣ.

II.

Однажды, будучи старшиной присяжныхъ, я обратился къ крестьянамъ, садившимся всегда рядкомъ на заднемъ концѣ стола, съ предложеніемъ высказать свое мнѣніе по дѣлу.

Они отвѣтили не сразу; видно было, что ихъ что-то безпокоило; хотѣли они что-то сказать и не рѣшались. Наконецъ одинъ изъ нихъ, постарше, произнесъ:

-- Видишь ли, господинъ старшина, какое дѣло: когда по совѣсти судить, надо его оправдать, а только-что боязно намъ правду сказать.

-- Почему это? Вы должны судить по совѣсти, никого не боясь.

-- А ты развѣ не слыхалъ, какъ прокуроръ строго приказывалъ, чтобы безпремѣнно обвинить. Вамъ-то, господамъ, и ничего не будетъ, коли противъ прокурора скажете, а намъ-то можетъ и нагорѣть.

Я вспомнилъ, что товарищъ прокурора, вѣроятно въ виду значительнаго числа крестьянъ въ составѣ суда, прибѣгнулъ къ внушительному способу рѣчи и громогласно закончилъ ее слѣдующей фразой: "вы не имѣете права по этому дѣлу произносить оправдательный приговоръ".

Послѣ моего объясненія, что присяжные обязаны произносить приговоръ самостоятельно, всѣ крестьяне сказали: "невиновенъ".

На другой день я пришелъ въ судъ пораньше, чтобы обстоятельно разъяснить присяжнымъ-крестьянамъ ихъ права и обязанности. Разговорившись съ ними, я убѣдился, что эти судьи чувствовали себя не лучше подсудимыхъ. Имъ всего было, какъ они выражались, "боязно". Они боялись судебнаго пристава, предсѣдателя суда, товарища прокурора; защитника не боялись, потому что у него нѣтъ золотого воротника. Боялись они и своихъ сотоварищей, "которые изъ господъ". Они не сознавали себя такими же самостоятельными судьями, какъ и мы; имъ казалось, что въ судѣ они только для видимости и чуть только въ чемъ не потрафятъ господамъ -- могутъ попасть прямо въ острогъ. Устрашительную фигуру прокурорскаго краснорѣчія они поняли въ буквальномъ смыслѣ и были въ страшномъ затрудненіи: по совѣсти оправдать надо, а прокуроръ строго наказываетъ, чтобы обвинить. Они постоянно были на-сторожѣ, какъ будто бы со всѣхъ сторонъ имъ грозила бѣда. Молчаливой группой они ютились въ сторонѣ отъ другихъ присяжныхъ, стараясь не быть на виду, и внимательно прислушивались къ нашимъ разговорамъ. Они забирались въ судъ очень рано, боясь какъ бы не опоздать, и, сидя безъ дѣла, страшно свучали. Разговору со мной они очень обрадовались.

-- Вѣрно ли ты сказалъ, чтобы намъ никого не бояться?-- спросилъ одинъ изъ нихъ.

-- Вѣрно. Если не вѣрите, я принесу завтра законъ и прочитаю.

-- Нѣтъ, мы вѣримъ и покорнѣйше благодаримъ за наставленіе. Ну, вотъ видите, братцы,-- весело обратился онъ къ товарищамъ:-- отсудимъ и въ деревню попадемъ безпремѣнно, а то ужъ мы опасались, какъ бы невзначай въ острогъ не угодить... прокуроръ-то вчера большого страха нагналъ.

На обязанности интеллигентнаго присяжнаго засѣдателя лежитъ разъясненіе крестьянамъ и вообще людямъ темнымъ -- ихъ правъ и обязанностей въ судѣ. Но не однимъ крестьянамъ приходилось иногда дѣлать такія разъясненія. И между quasi-образованными людьми попадались легкомысленные субъекты, которые совершенно не понимали серьезности своей роли; такъ, напримѣръ, одинъ изъ присяжныхъ, на мой вопросъ о виновности подсудимаго, отвѣтилъ буквально такъ: "вчера я сказалъ: виновенъ, сегодня пусть будетъ невиновенъ". Иногда встрѣчалась неохота продолжать совѣщаніе, потому что "пора въ клубъ".

Вредъ для правосудія, который могъ бы произойти отъ такихъ легкомысленныхъ судей, устранялся воздѣйствіемъ товарищей, серьезно смотрящихъ на дѣло. Въ совѣщательной комнатѣ интеллигентному человѣку обязательно говорить и говорить со всею энергіей. Бываютъ случаи, когда только энергія старшины устраняетъ возможность ошибочнаго приговора.

Было одно дѣло, о которомъ многіе присяжные не хотѣли разсуждать, находя, что въ виновности подсудимаго и сомнѣваться нечего; настойчивыя убѣжденія старшины заставили ихъ, наконецъ, принять участіе въ преніяхъ, и въ результатѣ получалось сознаніе, что дѣйствительно они ошибались. Послѣ этого приговора одинъ изъ присяжныхъ разсказалъ слѣдующій случай:

-- Былъ я тоже присяжнымъ. Дѣло затянулось до вечера. Пришли мы сюда. Скорѣе, говорятъ, рѣшайте, толковать нечего. Кто въ клубъ торопится, кто въ театръ. А дѣло было такое, въ родѣ сегодняшняго, только посложнѣе. Выходило такъ, что коли все разобрать какъ слѣдуетъ, такъ пожалуй что бабушка на-двое сказала: виновенъ или не виновенъ. А они кричатъ: "собирайте голоса! ясно, что виновенъ". А старшина былъ человѣкъ серьезный, умница, за участь человѣка умѣлъ постоять. Попробовалъ ихъ урезонивать -- ничего не выходитъ: не хотятъ разговаривать, да и баста. Вижу, старшина всталъ съ своего кресла, подошелъ къ этому самому диванчику и снимаетъ сюртукъ.

-- Что вы дѣлаете?!

-- Спать, говоритъ, лягу. Нельзя рѣшить судьбу человѣка безъ разсужденій. Вы не хотите разсуждать, потому что устали; выспемся, а завтра съ свѣжими силами и порѣшимъ:

Всѣ такъ и взмолились:

-- Помилуйте! Да Богъ съ вами! Отпустите душу на покаяніе! Коли вамъ такъ хочется, пускай будетъ невиновенъ.

Поговорили съ четверть часа и восемью голосами оправдали. А попадись старшина безъ характера -- закатали бы въ Сибирь, а потомъ сами бы себя бранили за то, что не разобрали дѣла какъ слѣдуетъ.

Во время совѣщаній неоднократно являлась необходимость въ справкахъ съ судебными уставами и съ уложеніемъ о наказаніяхъ. Эти двѣ книги непремѣнно должны быть на столѣ совѣщательной комнаты. Судебные уставы необходимы для разъясненія нерѣдко возникающихъ, въ особенности въ началѣ сессіи, споровъ по вопросу о правахъ и обязанностяхъ присяжныхъ засѣдателей и для прочтенія соотвѣтствующихъ статей крестьянамъ, которые, какъ мы видѣли, иногда совершенно не сознаютъ своихъ правъ и боятся, какъ бы не попасть изъ судей въ подсудимые.

Мнѣ могутъ указать на 671 статью устава уголовнаго судопроизводства, по которой предсѣдатель объясняетъ присяжнымъ засѣдателямъ ихъ права, обязанности и отвѣтственность; но, какъ я убѣдился изъ практики, этихъ объясненій оказывается недостаточно и необходимость въ справкахъ по упомянутому предмету ими не устраняется.

Что касается до уложенія о наказаніяхъ, то оно необходимо присяжнымъ для разъясненія тѣхъ недоразумѣній, которыя создаются юридическимъ языкомъ вопросныхъ пунктовъ, невѣдомымъ не только крестьянамъ, но и большинству присяжныхъ, не имѣющихъ юридическаго образованія. Такъ, напримѣръ, ниже мы увидимъ, какая судебная ошибка была сдѣлана присяжными вслѣдствіе того, что, не имѣя подъ руками уложенія о наказаніяхъ, они не могли убѣдиться въ томъ, что слова: "явно похитилъ" -- означаютъ не простую кражу, а грабежъ. Наконецъ, присяжные не могутъ не интересоваться мѣрой наказанія, опредѣляемаго по ихъ обвинительнымъ приговорамъ. Присяжные постоянно задаютъ старшинѣ вопросъ: "къ какому наказанію приговорятъ подсудимаго". Нѣкоторые присяжные замѣчали, что такіе вопросы незаконны, но это сейчасъ опровергалось тѣмъ соображеніемъ, что знаніе закона не только не можетъ быть незаконно, а напротивъ, обязательно для всякаго, такъ какъ никто не можетъ отговариваться невѣденіемъ закона. Замѣчаніе же формалистовъ, что присяжные не должны принимать въ соображеніе мѣру наказанія, тоже не имѣетъ основаній въ судебныхъ уставахъ и указываетъ лишь на неясное пониманіе функцій суда присяжныхъ. Коль скоро присяжный засѣдатель долженъ судить судомъ правымъ и милостивымъ, постановляя свой приговоръ по совѣсти, по внутреннему убѣжденію, онъ не можетъ не интересоваться вопросомъ о наказаніи по своему приговору. Вердиктъ присяжныхъ долженъ быть проникнутъ сознательностью,-- въ немъ не имѣетъ мѣста принципъ pereat mundus, fiat justicia. Признавая, напримѣръ, что подсудимый можетъ исправиться и зная, что наказаніе можетъ отнять у него возможность исправленія, присяжные оправдываютъ такого подсудимаго, и только юристъ-буквоѣдъ можетъ найти такой приговоръ неправильнымъ.

Укажу двѣ ошибки присяжныхъ засѣдателей, сдѣланныя ими по незнанію закона.

Обвинялся босякъ въ томъ, что на улицѣ сорвалъ съ бабы платокъ и убѣжалъ. Изъ дѣла выяснилось, что оба были пьяны, и не будь подсудимый рецидивистомъ, его оправдали бы; при этомъ же условіи большинство признало, что подсудимаго слѣдуетъ обвинить въ кражѣ, но въ виду того, что она была совершена во время безработицы, дать снисхожденіе.

-- Укралъ, дѣло видимое; виновенъ, и не въ первый ужъ разъ,-- толковали присяжные.

-- Если мы отвѣтимъ: виновенъ, его закатаютъ въ Сибирь,-- замѣтилъ одинъ изъ присяжныхъ.

-- Какъ это можно въ Сибирь? За что?

-- За грабежъ.

-- Что вы выдумываете! Читайте вопросъ,-- тамъ о грабежѣ не говорится.

Стали читать: "виновенъ ли въ томъ, что такого-то числа явно похитилъ" и проч.

-- Гдѣ же тутъ грабежъ? Похитилъ -- значитъ укралъ.

-- Явно похитилъ -- значитъ ограбилъ.

-- Вотъ чудакъ! Явно, потому что люди видѣли. Если бы никто не видалъ, такъ онъ бы и не попался. А если бы былъ грабежъ, такъ въ листѣ такъ бы и написали: виновенъ ли въ томъ, что ограбилъ. Развѣ судъ можетъ намъ голову морочить?

-- Поймите вы, господа, что судьи -- юристы, у нихъ свой языкъ; по нашему ограбилъ, а по ихъ -- явно похитилъ.

Такъ ему и не повѣрили, замѣтивъ, что если бы это было такъ, какъ онъ говоритъ, то предсѣдатель объяснилъ бы, что "явно похитилъ" значитъ ограбилъ, а онъ этого не сдѣлалъ. Напрасно знающій юридическую терминологію предложилъ отвѣтить такъ: "похитилъ, но не явно",-- надъ нимъ только посмѣялись: "какъ же не явно, когда люди видѣли". Такъ и обвинили подсудимаго въ грабежѣ, воображая, что обвиняютъ въ простой кражѣ.

Надо было видѣть впечатлѣніе резолюціи суда о ссылкѣ въ Сибирь. Присяжные переглядывались съ недоумѣніемъ и тоской.

-- Господи, что же это такое?-- прошепталъ одинъ изъ нихъ.

И всѣ подавшіе обвинительные голоса окружили присяжнаго, которому не повѣрили, и спрашивали: "нельзя ли поправить дѣло?" А потомъ говорили съ защитникомъ, прося его снять съ нихъ невольный грѣхъ подачей кассаціонной жалобы.

Другая ошибка присяжныхъ произошла тоже отъ незнанія закона, отъ своеобразнаго толкованія словъ: "заслуживаетъ снисхожденія".

Разбиралось дѣло о кражѣ со взломомъ "исподнихъ, оцѣненныхъ въ 60 копѣекъ". Подсудимый просидѣлъ въ тюрьмѣ до суда 7 мѣсяцевъ. Когда мы вошли въ совѣщательную комнату, одинъ старичокъ воскликнулъ:

-- Господи Боже мой! За шесть гривенъ семь мѣсяцевъ въ тюрьмѣ! Да его бы три дня выдержать въ кутузкѣ -- и того довольно. Отъ нужды укралъ, дѣло видимое.

Кажется, можно было бы ожидать послѣ этихъ словъ, что старикъ подастъ свой голосъ за оправданіе. Ничуть не бывало. Онъ закончилъ свои соболѣзнованія о подсудимомъ такими словами:

-- А все-таки укралъ, значитъ надо сказать: виновенъ.

-- Какъ же это такъ,-- замѣтилъ одинъ изъ присяжныхъ:-- вы говорите, что онъ слишкомъ долго сидѣлъ въ тюрьмѣ, а хотите, чтобы онъ еще посидѣлъ въ арестантскихъ ротахъ?

-- Сохрани Богъ! Мы скажемъ, что онъ виновенъ, но дадимъ снисхожденіе и скажемъ, что онъ отъ нужды укралъ.

-- Это все равно. Его приговорятъ въ арестантскія роты, только на меньшій срокъ.

-- Невозможно. Судъ его освободитъ.

-- Какъ же можетъ судъ освободить, когда присяжные сказали: "виновенъ"?

-- Нѣтъ, молодой человѣкъ, это не такъ. Коли мы скажемъ: отъ нужды укралъ и со снисхожденіемъ, то судъ не можетъ не уважить. Сдѣлаетъ ему замѣчаніе: не воруй, молъ, больше, и отпуститъ. Какъ это можно арестантскія роты! Его и то семь мѣсяцевъ проморили въ тюрьмѣ. Какъ это можно, чтобы еще наказывать!

-- Въ такомъ случаѣ надо сказать: невиновенъ.

-- Этого нельзя. Онъ укралъ. Какъ же мы можемъ сказать: не укралъ? Присягу принимали, чтобы говорить правду.

-- А если виновенъ, то пойдетъ въ арестантскія роты.

-- Сохрани Богъ!

Долго бились со старикомъ, но онъ остался при своемъ, что сказать: "невиновенъ" -- нельзя, потому что это будетъ неправда, не по совѣсти, а что если написать: "отъ нужды" и дать снисхожденіе, то судъ долженъ освободить подсудимаго.

Въ составѣ суда были всѣ три колониста, строго относившіеся ко всякой кражѣ, обвинитель по принципу и два строгихъ къ кражамъ домовладѣльца; такъ что шести оправдательныхъ голосовъ не набралось и вердиктъ вышелъ обвинительный со снисхожденіемъ и съ указаніемъ, что кража совершена отъ нужды.

Когда былъ прочитанъ приговоръ въ арестантскія роты, старичокъ чуть не заплакалъ. На другой день, придя въ совѣщательную комнату, онъ сказалъ своему вчерашнему оппоненту:

-- Ну, молодой человѣкъ, вижу, что старикамъ надо учиться у молодыхъ. Грѣхъ на душу взялъ. Послушай я васъ -- было бы шесть голосовъ, оправдали бы его. Теперь буду знать, что значить: "заслуживаетъ снисхожденія".

Съ тѣхъ поръ въ дѣлахъ о мелкихъ кражахъ отъ нужды старикъ отъ вопроса, виновенъ ли подсудимый, отмахивался, какъ будто бы на него налетала какая-нибудь хищная птица, и говорилъ:

-- Нѣтъ!.. Разъ сдурилъ, довольно намучился. Невиновенъ, и баста.

А обѣ описанныя ошибки могли бы быть устранены, если бы подъ рукой присяжнаго засѣдателя были судебные уставы и уложеніе о наказаніяхъ. Невѣрившіе объясненіямъ своихъ товарищей не могли бы не вѣрить имъ по прочтеніи самого закона.

III.

Въ дѣлахъ несложныхъ пренія сторонъ, обыкновенно весьма краткія, не давали присяжнымъ ничего новаго въ дополненіе и разъясненіе результатовъ судебнаго слѣдствія. Старанія товарищей прокурора обвинять во что бы то ни стало и неумѣлыя защитительныя рѣчи только раздражали присяжныхъ, затягивая совершенно непроизводительно время засѣданія.

Обвинительныя рѣчи, которыя мы выслушали, можно раздѣлить на двѣ категоріи: однѣ изъ нихъ представляли перечисленіе и группировку уликъ съ заключеніемъ, что онѣ доказываютъ виновность подсудимаго; въ другихъ -- товарищи прокурора раздувая обвиненіе и, стараясь уничтожить все, что говоритъ въ пользу подсудимаго, прибѣгали иногда въ довольно страннымъ выходкамъ, внушеніямъ и застращиваніямъ. Такъ, напримѣръ, одинъ товарищъ прокурора, обвиняя бывшаго бухгалтера банка въ похищеніи 900 рублей, сказалъ присяжнымъ: "если вы оправдаете подсудимаго вслѣдствіе того, что онъ внесъ деньги, то вы выйдете изъ своей области и вступите въ сдѣлку съ обществомъ взаимнаго кредита". Тотъ же товарищъ прокурора закончилъ одну изъ своихъ рѣчей заявленіемъ, что присяжные "не имѣютъ права" оправдать подсудимаго.

Впечатлѣніе подобныхъ рѣчей на крестьянъ-присяжныіъ мы уже знаемъ. Интеллигентныхъ присяжныхъ засѣдателей онѣ возмущали, какъ покушеніе на ихъ право самостоятельныхъ судей, предоставленное закономъ; они выражали удивленіе по поводу того, что ни одна подобная выходка со стороны обвиненія не вызвала замѣчанія предсѣдателя, въ то время, какъ защитники подвергались нерѣдко замѣчаніямъ. Грустное впечатлѣніе производили эти старанія обвинять во что бы то ни стало отрицаніе реальныхъ причинъ преступленій и упражненія въ краснорѣчія на тему о "злой волѣ". Становилось какъ-то досадно, что питомцы университетовъ, вступивъ на поле общественной дѣятельности, позабыли научныя истины и сдѣлались прямолинейными формалистами. Иногда просто жаль становилось товарища прокурора, когда онъ, путаясь въ софистической діалектикѣ, говорилъ безсмыслицу. Такъ, напримѣръ, одинъ товарищъ прокурора, впослѣдствіи и самъ попавшій на скамью подсудимыхъ за подлогъ, желая обвинить, во что бы то ни стало, подсудимаго въ томъ, что онъ, не имѣя возможности обвѣнчаться вслѣдствіе просрочки паспорта, обвѣнчался по виду своего пріятеля, закончилъ свою рѣчь такими словами: "хотя вреда для частныхъ лицъ отъ преступленія не произошло, но я прошу васъ имѣть въ виду, что отъ него страдаютъ интересы общества и государства".

Рѣчи защитниковъ были большею частію кратки; а одна изъ нихъ по дѣлу объ обвиненіи семнадцатилѣтняго рабочаго, обвинявшагося въ кражѣ, состояла только изъ семи слѣдующихъ словъ: "въ виду сознанія подсудимаго, прошу о снисхожденія", а между тѣмъ это дѣло представляло много данныхъ для оправданія, которое и послѣдовало. Формальное отношеніе къ дѣлу многихъ защитниковъ по назначенію отъ суда, сказывавшееся въ веденіи судебнаго слѣдствія, выражалось и въ защитительныхъ рѣчахъ.

Съ большимъ вниманіемъ выслушивали присяжные "послѣднее слово" подсудимаго. Иногда это "послѣднее слово" рѣшало его судьбу. Если въ немъ звучала искренность, она разбивала доказательность косвенныхъ уликъ; если въ немъ обнаруживались нравственныя черты человѣка, его неиспорченность, многіе присяжные не рѣшались обвинить, чтобы не быть причиной нравственной гибели человѣка въ острожной сферѣ. Если подсудимый указывалъ на послѣдствія обвиненія, грозящія гибелью его семьѣ, присяжные не могли не принимать во вниманіе этого обстоятельства.

Предсѣдательское резюме, въ особенности если оно растягивалось, присяжные выслушивали довольно нетерпѣливо. Такія резюме, въ которыхъ была бы вполнѣ соблюдена объективность, требуемая 802 статьей устава уголовнаго судопроизводства, были очень рѣдки; большею частію тяготѣніе мысли предсѣдателя въ сторону обвиненія было очень замѣтно, и отъ крестьянъ-присяжеыхъ приходилось слышать, что предсѣдатель "приказывалъ обвинить".

Когда мы входили въ совѣщательную комнату для произнесенія приговора, мы чувствовали себя различно, смотря по тому, предвидѣлся ли обвинительный или оправдательный вердиктъ.

Обвинять, когда за обвиненіемъ слѣдуетъ наказаніе, всегда тяжело и какъ-то неловко, въ особенности если наказаніе тяжкое. Быть можетъ, въ такую минуту люди, не признающіе теоріи виновности самого общества въ преступленіяхъ отдѣльныхъ лицъ, смутно чувствуютъ справедливость этой теоріи. Какъ только произнесено слово: "виновенъ", въ чувствахъ присяжныхъ засѣдателей происходитъ реакція: правосудіе удовлетворено, негодованіе къ преступнику умолкаетъ и изъ тайниковъ сердца поднимается сожалѣніе -- преступникъ дѣлается несчастнымъ. И хотя судья сознаетъ, что его приговоръ вполнѣ справедливъ, онъ все-таки испытываетъ какую-то неловкость.

Передъ обвиненіемъ мы усаживались за столъ молча, и иногда довольно долго никто не заговаривалъ; всякій думалъ про себя и какъ бы старался отдалить тягостную минуту. Старшина со вздохомъ подписывалъ обвинительный приговоръ, и опять наступало молчаніе. Никто не торопился звонить, и рука нерѣшительно дергала звонокъ. По звону изъ совѣщательной комнаты можно почти безошибочно опредѣлить приговоръ. Выходя въ залу суда съ обвинительнымъ вердиктомъ, присяжные избѣгали глядѣть на подсудимаго или, взглянувъ мелькомъ, опускали глаза, и на ихъ серьезныхъ лицахъ подсудимый могъ прочитать обвиненіе. Старшина читалъ приговоръ не громко, въ голосѣ его слышалось смущеніе, и тихо, какъ бы совѣстясь, онъ произносилъ слово: "виновенъ".

Совершенно не то бывало, когда приходилось оправдывать подсудимаго. Присяжные весело входили въ совѣщательную комнату, потому что имъ предстояло объявить человѣку радость. Съ удовольствіемъ перечисляли показанія свидѣтелей, подорвавшія обвиненіе, съ живостью слѣдили за подачей голосовъ, испытывая тревогу отъ каждаго "виновенъ", произносимаго формалистами, и когда старшина, сосчитавъ голоса, объявлялъ оправдательный вердитъ, лица у всѣхъ прояснялись и раздавались восклицанія: "ну, слава Богу!" Кто-нибудь вскакивалъ съ мѣста, бѣжалъ къ двери и рѣшительно нѣсколько разъ дергалъ звонокъ.

Если кто-нибудь замѣчалъ: "зачѣмъ торопитесь, покуритъ надо", то нѣсколько голосовъ возражали: "накуримся послѣ, надо поскорѣе освободить подсудимаго". И когда присяжные входили въ залу суда, они смѣло и весело глядѣли на подсудимаго и ихъ лица, глаза и походка ясно говорили: "невиновенъ"; предчувствіе радости сообщалось публикѣ, защитнику, судебному приставу; только на лицѣ товарища прокурора не было радости. Старшина торопился читать вопросный пунктъ и громко произносилъ: "нѣтъ, невиновенъ".

Конечно, не всегда было такъ; бывали и между присяжными, какъ и вообще между людьми, такіе, которые равнодушны и въ горю, и къ радости ближняго; но въ общемъ чувства присяжныхъ были именно таковы, какъ я разсказываю.

Закончу эту главу воспоминаніемъ о томъ, какъ мы неожиданно лишились весьма полезнаго товарища, о которомъ я уже упоминалъ: чиновника, прозваннаго Милостивцемъ.

Хотя мы часто не соглашались съ нимъ, но его разговоры приносили намъ большую пользу. Его широкій взглядъ на вещи не разъ открывалъ глаза присяжнымъ и устанавливалъ правильную точку зрѣнія для оцѣнки обстоятельствъ дѣла. Каждый разъ, горячо отстаивая подсудимаго, какъ лучшій защитникъ, онъ давалъ такія объясненія, которыя нерѣдко открывали передъ присяжными что-нибудь весьма важное, но почему-нибудь незамѣченное или оставленное безъ вниманія. Послѣ его объясненій мы лучше понимали подсудимаго и разсуждали объ его участи серьезнѣе и гуманнѣе.

Во многихъ случаяхъ онъ достигалъ своей цѣли.

Я всегда наблюдалъ его лицо, когда онъ начиналъ собирать голоса. Онъ приступалъ къ этому только тогда, когда признавалъ, что все, что можно было сказать въ оправданіе подсудимаго, уже высказано. По лицу его пробѣгала тревога, когда онъ отмѣчалъ минусами обвинительные голоса. Каждое "виновенъ" болью отдавалось въ его сердцѣ. Когда онъ ставилъ пятый плюсъ, лицо его мгновенно прояснялось, онъ торопливо собиралъ остальные голоса, объявлялъ свой -- и тотчасъ же подписывалъ приговоръ; потомъ свободно вздыхалъ, какъ человѣкъ, избавившійся отъ какой-нибудь опасности, откидывался на спинку кресла и съ удовольствіемъ закуривалъ папиросу.

Не раздѣляя его взгляда на преступленія, большинство было очень довольно такимъ товарищемъ и выбирало его старшиной; но его съ перваго же дня не взлюбилъ другой чиновникъ, всегда обвинявшій, какъ онъ говорилъ, "по принципу" и никогда не дававшій снисхожденія, потому что "снисхожденіе къ преступнику плодитъ преступленія". Онъ не разъ задорно, какъ бы вызывая на ссору, говорилъ Милостивцу, что онъ нарушаетъ законъ, оправдывая всякаго подсудимаго.

-- Вы ошибаетесь,-- кротко отвѣчалъ ему Милостивецъ:-- я сужу по совѣсти, слѣдовательно исполняю законъ. Вотъ вы всегда обвиняете безъ снисхожденія, и если такъ велитъ поступать ваша совѣсть, то вы, также какъ и я, дѣйствуете по закону.

-- Позвольте!.. Я обвиняю... Это совсѣмъ другое дѣло. Тутъ нѣтъ зла для государства. А вы зло причиняете своими оправданіями.

-- Какое зло?

-- Помилуйте! Это всякому извѣстно! Сегодня я оправдаю вора -- завтра въ городѣ появится десять новыхъ воровъ, потому что всякій скажетъ: воровъ оправдываютъ -- значитъ надо воровать.

-- Слабо судимъ,-- замѣтилъ военный: -- арестантскія роты для нихъ все равно, что наплевать. Вотъ если бы за всякое воровство въ Сибирь ссылали, тогда бы воровъ поменьше было, а то просто бѣда! каждый день въ газетѣ читаю: то того, то другого обокрали.

Милостивецъ терпѣливо объяснялъ наивность такихъ взглядовъ; онъ излагалъ результаты научныхъ изслѣдованій, приводилъ статистическія данныя, совѣтовалъ прочитать то или другое. Нѣкоторыхъ онъ заинтересовывалъ новыми для нихъ мыслями и фактами; они записывали заглавіе сочиненій, которыя онъ рекомендовалъ прочитать. Но обвинитель по принципу только раздражался, обижаясь тѣмъ, что ему, считающему себя образованнымъ человѣкомъ, доказываютъ, что онъ ничего не читалъ о предметъ спора. Онъ горячился и кричалъ:

-- Вы разрушаете семью оправдательными приговорами. Вчера дѣтоубійцу оправдали. Развѣ это не поощреніе незаконныхъ связей? Вы подрываете бракъ!.. Вотъ что-съ!

-- Вы опять ошибаетесь,-- покойно возразилъ Милостивецъ и началъ доказывать, что между мотивами вступленія въ бракъ и наказаніями за дѣтоубійство нѣтъ связи, но чиновникъ не сталъ его слушать.

-- Говорите что хотите,-- сказалъ онъ:-- а я знаю, что долженъ сдѣлать.

На другой день онъ торжественно объявилъ:

-- Оправдателъ больше не будетъ здѣсь ораторствовать. Я сказалъ товарищу прокурора, что онъ всѣхъ оправдываетъ, и его будутъ вычеркивать.

-- Какъ же вы могли это сдѣлать? Вы нарушили законъ о тайнѣ совѣщаній!

-- Мало ли что... Нельзя же ему позволить людей сбивать съ толку.

Большинство было возмущено этимъ поступкомъ. Хотѣли-было заявить суду, но рѣшили, что этимъ дѣла не поправишь.

Когда въ первомъ же дѣлѣ товарищъ прокурора заявилъ о желаніи воспользоваться правомъ отвода и вычеркнулъ одного только Милостивца, одинъ изъ присяжныхъ, чтобы уравновѣсить защиту съ обвиненіемъ, сообщилъ защитникамъ фамилію обвинителя по принципу.

Милостивецъ не попалъ больше ни въ одно дѣло: его вычеркивали всѣ товарищи прокурора. Защита тоже пользовалась сдѣланнымъ ею сообщеніемъ, но далеко не такъ послѣдовательно.

IV.

Противники суда присяжныхъ, отождествляя правосудіе съ обвиненіемъ и строгимъ наказаніемъ, обвиняютъ присяжныхъ за оправдательные приговоры, безъ предварительнаго изслѣдованія мотивовъ такихъ вердиктовъ. А между тѣмъ безъ знанія этихъ мотивовъ невозможно разрѣшить вопросъ о томъ, согласны ли осуждаемые вердикты съ цѣлями правосудія или нѣтъ.

Безпристрастный человѣкъ, ознакомившись съ причинами оправдательныхъ приговоровъ, будетъ имѣть случай наглядно убѣдиться въ широкомъ благотворномъ значеніи суда присяжныхъ для общественвой жизни. Сопоставленіе оправдательныхъ приговоровъ съ ихъ мотивами показываетъ, что они только являются актами правосудія для каждаго даннаго случая, и кромѣ того приносятъ и другую пользу: они служатъ выраженіемъ тѣхъ понятій о правѣ и правдѣ, которыя, будучи созданы жизнью, уже получили право гражданства въ общественномъ сознаніи, а эти показанія существенно важны для законодательства -- они выводятъ его изъ застоя, указывая на то, что обходъ закона или игнорированіе его есть неизбѣжное явленіе въ тѣхъ случаяхъ, когда законъ, далеко отставшій отъ жизни, не исключенъ изъ дѣйствующаго кодекса.

Оправдательные приговоры, произнесенные нами, имѣли очень разнообразные мотивы и были постановлены по различнымъ дѣламъ -- отъ кражи со взломомъ до отцеубійства. Я сгруппирую мои воспоминанія по мотивамъ оправданія.

Несовершенство предварительного слѣдствія и неосновательность преданія суду нерѣдко были причиной оправданія подсудимыхъ. Иногда, выслушавъ обвинительный актъ, присяжные переглядывались съ недоумѣніемъ, какъ бы спрашивая: гдѣ же доказательства виновности подсудимаго,-- до такой степени была слаба связь фактическихъ данныхъ обвинительнаго акта съ его заключеніемъ о томъ, что такой-то предается суду. А затѣмъ судебное слѣдствіе обнаруживало полную несостоятельность обвиненія, и, разумѣется, мы оправдывали подсудимаго.

Но бывали и такіе случаи. Обвинительный актъ даетъ цѣльную, обстоятельную картину преступленія; показанія свидѣтелей доказываютъ его несомнѣнность; личность подсудимаго обрисована несимпатичными чертами, такъ что обвинительный вердиктъ кажется неизбѣжнымъ. Начинается судебное слѣдствіе, и впечатлѣніе обвинительнаго акта совершенно разрушается. Оказывается существенное противорѣчіе между показаніями свидѣтелей на предварительномъ слѣдствіи и на судѣ; прочитываются первыя, и свидѣтели говорятъ, что они или вовсе не показывали того, что имъ прочитано, или показывали то, да не то. Объясняется это тѣмъ, что нѣкоторые судебные слѣдователи, разъ у нихъ явилась мысль о виновности даннаго лица, ведутъ слѣдствіе односторонне, толкуя всякое показаніе въ смыслѣ доказательства своей мысли, и, формулируя показанія неграмотныхъ свидѣтелей, записываютъ ихъ неточно. Такимъ образомъ иногда оказывалось, что судебное слѣдствіе совершенно опровергало предварительное, и противъ подсудимаго не оказывалось ни одной серьезной улики, а между тѣмъ человѣкъ просидѣлъ уже напрасно въ тюрьмѣ нѣсколько мѣсяцевъ.

Оправдательные приговоры этой категоріи ясно говорятъ о необходимости представителя интересовъ подсудимаго на предварительномъ слѣдствіи. Опытъ доказываетъ, что наблюденія за слѣдствіемъ со стороны прокурорскаго надзора недостаточны для предупрежденія односторонняго направленія слѣдственнаго производства, и что только присутствіе защитника при допросахъ уничтожило бы возможность такихъ неправильныхъ слѣдствій. Затѣмъ такіе оправдательные приговоры показываютъ, что и въ актѣ преданія суду необходимо участіе защиты: еслибы обвинительные акты, составляющіеся иногда формально, при отсутствіи солидныхъ данныхъ для обвиненія, подвергались, прежде утвержденія ихъ, юридической критикѣ защитника, то присяжнымъ не приходилось бы разбирать такихъ дѣлъ, въ которыхъ виновнымъ можно признать не подсудимаго, а составителя акта о неосновательномъ преданіи суду.

Строгость наказанія за нѣкоторыя, въ особенности при условіи, что содержаніе въ тюрьмѣ до суда не считается наказаніемъ, иногда служила причиною оправдательныхъ приговоровъ.

Присяжные, серьезно относящіеся къ дѣлу, прежде чѣмъ признать подсудимаго виновнымъ, интересовались вопросомъ о томъ, какое послѣдуетъ наказаніе по ихъ приговору. Формалисты возражали на это, что присяжнымъ нѣтъ никакого дѣла до наказанія: они должны только сказать: "виновенъ", если преступленіе доказано, а опредѣленіе соотвѣтствующаго по закону наказанія есть функція короннаго суда. Большинство, однако, съ этимъ не соглашалось и основывало свое мнѣніе на законѣ, требующемъ, чтобы судъ присяжныхъ былъ "скорый, правый и милостивый". Право присяжныхъ давать по обстоятельствамъ дѣла снисхожденіе и обязанность судить по совѣсти, обусловливающая возможность оправданія и въ случаѣ доказанности факта преступленія, прямо указываютъ на то, что законъ, установивъ требованіе суда "милостиваго", далъ и средства для проявленія этой милости въ тѣхъ случаяхъ, когда она необходима.

Были случаи, что присяжные, подавшіе обвинительный голосъ, говорили, что ихъ мучитъ совѣсть за то, что подсудимаго "строго наказали", и если бы они знали, какое наказаніе будетъ опредѣлено по ихъ приговору, то они предпочли бы оправдать подсудимаго, если нельзя на вопросъ о виновности отвѣтить такъ: "да, виновенъ, но уже понесъ достаточное наказаніе въ видѣ тюремнаго заключенія до суда".

Юристъ, разсуждая въ своемъ кабинетѣ, совершенно покойно говоритъ, что предварительное заключеніе въ тюрьмѣ не есть наказаніе, а только мѣра пресѣченія средствъ обвиняемому уклоняться отъ суда и слѣдствія. Для присяжнаго засѣдателя, предъ глазами котораго нѣтъ заслоняющей жизнь теоріи, ошибочность и жестокость упомянутаго взгляда юриста очевидна. Онъ знаетъ, что предварительное заключеніе имѣетъ всѣ свойства тяжелаго наказанія; оно нерѣдко является страшнымъ, непоправимымъ зломъ для подсудимаго: оно разстроиваетъ его хозяйственныя и семейныя дѣла, разрушаетъ его здоровье и толкаетъ на путь преступленій. И какъ бы юристъ ни доказывалъ, что это необходимое зло, а не наказаніе, присяжный засѣдатель всегда скажетъ, что если по терминологіи юристовъ оно не наказаніе, то это не мѣшаетъ ему быть дѣйствительнымъ наказаніемъ, иногда превышающимъ вину подсудимаго по опредѣленію закона. Такъ напримѣръ, присяжные признали подсудимаго, обвиняемаго въ кражѣ со взломомъ, виновнымъ въ простой кражѣ и дали снисхожденіе. По закону онъ долженъ подвергнуться тюревіному заключенію на время отъ трехъ до шести мѣсяцевъ, а онъ уже просидѣлъ въ тюрьмѣ иногда вдвое больше этого срока. Въ такихъ случаяхъ присяжные, не имѣя возможности признать фактъ преступленія иначе, какъ подвергнувъ подсудимаго новому, по суду совѣсти, незаслуженному наказанію, говорятъ: "нѣтъ, невиновенъ".

Судъ присяжныхъ есть судъ по сущей справедливости, а не механическое подведеніе преступнаго дѣянія подъ ту или другую статью закона. Формальный судъ, во имя абстрактной справедливости и буквы закона, произносилъ иногда приговоры, возмущавшіе и общественную совѣсть, и совѣсть самихъ судей; судъ присяжныхъ не можетъ произнести приговора противъ совѣсти и подчинить духъ закона его буквѣ. Такимъ образомъ и оправдательные приговоры этой категоріи не могутъ возбуждать противъ себя ни обывателя, ни просвѣщеннаго юриста; послѣдній не можетъ не признать, что они исходятъ изъ принципа правосудія и упразднятся сами собой, какъ только послѣдуютъ въ законѣ соотвѣтствующія измѣненія, требуемыя справедливостью.

Общественная совѣсть не признаетъ преступленіями нѣкоторыхъ поступковъ, которые по отжившему свое время закону считаются преступленіями. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ общественная и юридическая правда не сливаются, и вотъ передъ присяжными, какъ представителями общественной совѣсти, является новый поводъ для оправдательныхъ приговоровъ. Такъ напримѣръ, присяжные почти всегда оправдываютъ подсудимыхъ по обвиненію въ нарушеніи паспортнаго устава, если оно сдѣлано не съ цѣлью совершенія преступленія, а въ незаконномъ сожитіи. Кромѣ того, нѣкоторыя преступленія, по своимъ мотивамъ, представляютъ такія данныя, которыя упраздняютъ въ глазахъ присяжныхъ наказуемость.

Разскажу одинъ примѣръ.

Разбирали мы дѣло о пособничествѣ къ побѣгу арестанта. Вели арестанта для допроса у слѣдователя мимо дома, въ которомъ жила его любоввица. Арестантъ быстро вбѣжалъ въ калитку, женщина заперла ее засовомъ. Пока конвойные разбивали калитку, арестантъ сбросилъ халатъ, переодѣлся въ приготовленное для него платье и скрылся черезъ заборъ на сосѣднюю улицу. На судебномъ слѣдствіи выяснилось, что подсудимая, желая выиграть побольше времени для того, чтобы ея возлюбленный могъ скрыться, вступила въ энергичную борьбу съ конвойными. Она откровенно разсказала, какъ было дѣло, и повидимому удивлялась, за что ее судятъ.

Когда мы усѣлись за столомъ въ совѣщательной комнатѣ, съ четверть часа шелъ разговоръ на тему: "молодецъ-баба!" Она возбудила въ присяжныхъ симпатію, какъ любящая, энергичная женщина, готовая на самопожертвованіе -- солдаты ее порядкомъ побили. И когда рѣчь зашла о томъ, признать ли ее виновной, то нѣкоторымъ этотъ вопросъ показался даже страннымъ.

-- Помилуйте!.. Да за что же ее наказывать?! Развѣ она могла поступить иначе?

Двое, однако, возразили, что хотя они вполнѣ сочувствуютъ подсудимой и понимаютъ ее, но тѣмъ не менѣе она способствовала побѣгу арестанта и, слѣдовательно, совершила преступленіе. Но на это замѣчаніе посыпались горячія возраженія.

-- Нѣтъ, вы скажите, нравственно или безнравственно она поступила. Она его любитъ и не могла не желать ему свободы. Дѣло начальства смотрѣть, чтобы не было побѣговъ. Противоестественно требовать, чтобы она не помогла ему скрыться. Вы представьте себя на ея мѣстѣ. Ваша жена или любовница бѣжала изъ тюрьмы. Развѣ каждый не сдѣлаетъ того же, что эта баба. Помилуйте!.. За что же ее наказывать?

Оправдательный приговоръ былъ произнесенъ восемью голосами.

Изъ числа нѣсколькихъ дѣлъ по нарушенію правилъ паспортной системы упомяну объ обвиненіи въ томъ, что подсудимый обвѣнчался по виду, взятому у пріятеля, такъ какъ его собственный видъ былъ просроченъ. Хотя товарищъ прокурора и увѢрялъ, что отъ упомянутаго преступленія "страдаютъ интересы общества и государства", но присяжные произнесли единогласное оправданіе, въ виду того, что отъ поступка подсудимаго не произошло ни малѣйшаго зла, и только немного поострили насчетъ товарища прокурора.

И эти оправдательные приговоры не заслуживаютъ упрека; они являлись только новымъ напоминаніемъ о несостоятельности нашей паспортной системы, которая, не достигая своей цѣли, составляетъ только стѣсненіе для обывателей. Столь же непрактично и существованіе закона о преступности незаконныхъ браковъ, которые узаконены жизнью; этотъ законъ потерялъ свой raison d'être -- онъ не исполняется, а виновные въ его нарушеніи, если иногда и привлекаются къ суду, то ихъ всегда оправдываютъ, и эти вердикты только указываютъ на необходимость упразднять на бумагѣ то, что уже упразднено жизнью.

Упомяну еще объ одной квалификаціи преступленія, которую присяжные въ большей части случаевъ отвергали; это взломы при кражахъ. Какъ ни доказывали товарищи прокурора, что взломъ -- или, какъ выразился одинъ изъ нихъ, "преодолѣніе препятствія въ лицѣ замка" -- есть доказательство значительно развитой "злой воли", но присяжные не придавали этому осложненію кражи серьезнаго значенія, и зная, что оно въ значительной степени увеличиваетъ наказаніе, отвергали его и обвиняли въ простой кражѣ. Теорія взломовъ, предполагающая значительную нравственную испорченность, не выдерживала критики въ залѣ суда, такъ какъ въ числѣ подсудимыхъ, обвинявшихся въ кражѣ со взломомъ, мы нерѣдко видѣли людей, далеко не пропащихъ въ нравственномъ смыслѣ, а совершившихъ кражу отъ крайней нужды или подъ давленіемъ исключительныхъ обстоятельствъ.

Опасеніе, какъ бы не погубитъ окончательно еще неиспорченнаго человѣка, толкнувъ его обвинительнымъ приговоромъ въ общество обитателей арестантскихъ ротъ, тоже служило иногда поводомъ къ оправданію {Раціональность этого мотива признана европейскимъ законодательствомъ, установившимъ такъ-называемые "условные" обвинительные приговоры.}. Это обыкновенно бывало въ дѣлахъ о кражахъ несовершеннолѣтними, если по судебному слѣдствію они оказывались нравственно неиспорченными. Присяжные, взвѣшивая практическое значеніе обвинительнаго приговора, не могли не разсуждать о томъ, что наказаніе въ той формѣ, въ какой оно послѣдуетъ (арестантскія роты) можетъ привести къ тому, что совершившій кражу по нуждѣ или по легкомыслію, къ отбытію срока наказанія сдѣлается профессіональнымъ воромъ. Присяжные, какъ судьи по совѣсти, никогда не забываютъ, что они имѣютъ дѣло съ живыми людьми, которые въ представленіи прямолинейныхъ теоретиковъ-юристовъ обращаются въ абстрактныхъ выразителей злой воли. Поэтому, обсуждая послѣдствія того или другого приговора и убѣждаясь, что обвиненіе принесетъ гибель подсудимому или его семьѣ, если притомъ преступленіе есть результатъ нужды, присяжные предпочитали оправдать подсудимаго, чтобы, какъ выражались они, "не взять грѣха на душу".

Нѣкоторые изъ нашихъ приговоровъ производили въ публикѣ недоумѣніе и казались невытекающими изъ существа дѣла, странными. Но все, что не понятно, всегда кажется страннымъ, а публика не имѣетъ всѣхъ данныхъ для того, чтобы вполнѣ понять приговоръ присяжныхъ. Отчетъ о судебномъ слѣдствіи, хотя бы онъ былъ вполнѣ безпристрастный, вовсе не то, что само судебное слѣдствіе. Въ показаніяхъ свидѣтелей, въ тонѣ ихъ, въ мелочахъ иногда бываютъ такія черточки, пропадающія въ судебномъ отчетѣ, которыя рѣшаютъ участь подсудимаго. Иногда простое слово подсудимаго -- бездоказательное, но идущее отъ души, опровергаетъ цѣлый рядъ, повидимому, вѣскихъ уликъ. Но иногда и для присутствовавшаго на судѣ приговоръ кажется непонятнымъ, потому что онъ не знаетъ "тайны совѣщаній* присяжныхъ засѣдателей. Судъ по совѣсти тѣмъ и дорогъ для общества, что онъ разрѣшаетъ свои вопросы не по формальнымъ признакамъ, а по совокупности всей обстановки преступленія въ широкомъ смыслѣ слова и послѣдствій приговора.

Я приведу четыре приговора, которые казались странными тѣмъ, кто не могъ угадать ихъ мотивовъ.

Судился мелкій банковскій чиновникъ за кражу въ банкѣ 900 рублей, которые онъ до суда возвратилъ. Съ помощью бухгалтерскихъ ухищреній онъ утаивалъ ихъ понемногу въ теченіе 10 лѣтъ, пока случайность не обнаружила этого. Онъ призналъ себя виновнымъ и ничѣмъ не оправдывался, а когда ему было предоставлено послѣднее слово, всталъ, хотѣлъ что-то сказать, но вмѣсто того махнулъ рукой и сѣлъ. Защитникъ очень старался, но построилъ свою рѣчь неудачно: онъ хотѣлъ разжалобить присяжныхъ участью жены и дѣтей подсудимаго и ради нихъ просилъ объ оправданіи. Бывали случаи, что такая постановка вопроса вліяла на присяжныхъ, но въ данномъ дѣлѣ она не произвела впечатлѣнія. Такъ что, когда мы шли въ совѣщательную комнату за Милостивцемъ, который былъ старшиной, то я былъ увѣренъ, что ему неизбѣжно предстоитъ неудовольствіе подписать обвинительный вердиктъ.

И, какъ обыкновенно бываетъ, когда приходится обвинять, мы сѣли за столъ молча, закурили папиросы и не торопились высказывать мнѣнія. Старшина тоже молчалъ; обдумывалъ ли онъ, съ какой стороны подойти къ присяжнымъ, чтобы отстоять подсудимаго, или совершенно не надѣялся на возможность оправданія, но онъ, молча, всматривался въ вопросные пункты и, казалось, выжидалъ перваго выстрѣла.

-- Ну, что-жъ, господа, оправдать никакъ нельзя,-- сказалъ наконецъ одинъ изъ присяжныхъ.

-- Еще бы!.. Укралъ -- и нужды не было... Правда, жалованье при семьѣ грошевое,-- ну да вѣдь живутъ же люди на маленькое жалованье и не воруютъ.

-- А по моему, господа, надо оправдать.

Всѣ встрепенулись: это сказалъ не старшина, чему никто не удивился бы, а богатый домовладѣлецъ.

-- Позвольте вамъ доложить такую исторію,-- заговорилъ онъ: -- въ этомъ самомъ банкѣ каждый день идетъ воровство. Объ этомъ всѣ знаютъ, да и не знать нельзя. Члены правленія получаютъ 3.000, а живутъ такъ, что и 12.000 мало. Ну-съ, и этотъ самый чиновникъ попалъ въ воровскую компанію и бралъ примѣръ съ начальства: они хапали много, а онъ въ 10 лѣтъ ухитрился только 900 рублей стащить. Укралъ онъ. Совершенно вѣрно. Если мы его сошлемъ на житье въ Сибирь,-- будетъ все это по справедливости. Но хорошо ли во имя правосудія больно прибить воришку, возвратившаго притомъ украденное, когда настоящіе-то воры, которые и его соблазнили на грѣхъ, благоденствуютъ какъ ни въ чемъ не бывало?

Эти слова произвели вотъ какое дѣйствіе: поступокъ подсудимаго, который до тѣхъ поръ мы разсматривали изолированнымъ отъ операцій банка, теперь явился передъ нами въ тѣсной съ ними свази, какъ проявленіе дѣятельности всего учрежденія. Многіе изъ насъ отлично знали, что сказанное домовладѣльцемъ о дѣлахъ банка совершенно вѣрно.

Послѣ краткаго раздумья загорѣлся споръ, продолжавшійся болѣе двухъ часовъ. Одни доказывали, что оправданіе было бы нелѣпостью и поощреніемъ въ подобнымъ кражамъ; другіе раздѣляли взглядъ домовладѣльца и говорили, что въ данномъ случаѣ воръ у вора укралъ, и члены банка поступили очень недобросовѣстно противъ своего товарища по профессіи, предавъ его суду.

-- Поймите вы меня, господа,-- горячился домовладѣлецъ:-- я не говорю, что воровство надо оправдывать... Сохрани Богъ! Но вѣдь передъ нами "козелъ отпущенія"... Какъ хотите, а я не могу его обвинить.

Подсудимаго оправдали семью голосами.

Другой аналогичный случай былъ по дѣлу мелкаго полицейскаго чиновника, обвинявшагося въ мздоимствѣ. Долго говорили присяжные объ извѣстныхъ отношеніяхъ къ обывателямъ полиціи вообще и пришли къ заключенію, что карать мздоимство и взяточничество въ лицѣ случайно попавшейся мелкой сошки несправедливо и нецѣлесообразно.

Обвинялась дѣвушка семнадцати лѣтъ въ томъ, что, родивъ тайно, на чердакѣ, незаконнаго ребенка, она отъ страха и стыда тотчасъ послѣ рожденія задушила его. Старшиной по этому дѣлу былъ избранъ, какъ выше разсказано, редакторъ мѣстной газеты. Подсудимая, производившая угнетающее впечатлѣніе своимъ жалкимъ видомъ, заявила, что она ничего не помнитъ, какъ все это случилось. Присяжные были склонны видѣть въ этихъ словахъ неискренность, но одинъ изъ нихъ попросилъ врача-эксперта объяснить, въ какой степени сохраняется сознаніе у женщины во время родовъ. Экспертъ, уклонившись отъ категорическаго отвѣта, сказалъ, что иногда роженицы чувствуютъ ненависть къ своему ребенку, какъ въ непосредственной причинѣ болей, и что при обстановкѣ даннаго случая вліяніе родовыхъ болей, страха и стыда могло быть настолько интенсивно, чтобы парализовать сознаніе и волю роженицы; весьма возможно, что она дѣйствительно не помнитъ случившагося.

Старшина и нѣкоторые другіе присяжные полагали, что къ такому жестокому преступленію, каково дѣтоубійство, невозможно относиться снисходительно; но большинство согласилось съ другимъ мнѣніемъ, что въ данномъ случаѣ слѣдуетъ принять за основаніе приговора показаніе врача-эксперта. Разъ у подсудимой была парализована воля и сознаніе, ее невозможно наказывать за поступокъ, совершонный въ такомъ состояніи. Для того, чтобы сказать: "виновна", надо было признать подсудимую великой злодѣйкой, а изъ судебнаго слѣдствія мы узнали, что это была обыкновенная дѣвушка-работница, не злая и не жестокая. Безсознательность дѣтоубійства, послѣ довольно продолжительнаго совѣщанія, сдѣлалась для большинства очевидной -- и подсудимую оправдали.

Изъ приведенныхъ разнообразныхъ мотивовъ оправдательныхъ вердиктовъ читатель можетъ судить, насколько основательны упреки суду присяжныхъ за эти приговоры общественной совѣсти.

-----

Указавъ выше на ту важную услугу, какую оказываетъ судъ присяжныхъ законодательству, я скажу въ заключеніе нѣсколько словъ о вліяніи на насъ самихъ дѣятельности въ роли присяжнаго засѣдателя.

Такая судейская практика имѣетъ важное воспитательное значеніе. Совѣщательная комната -- это школа для развитія сознанія своихъ обязанностей предъ обществомъ. Въ совѣщательной комнатѣ люди, привыкшіе съёживаться и поступать несамостоятельно, а по разнымъ указкамъ, находятся въ положеніи полновластныхъ, ничѣмъ, кромѣ обязанности судить по совѣсти, нестѣсняемыхъ судей. Даже крестьяне, ни въ какомъ общественномъ учрежденіи не являющіеся de facto вполнѣ самостоятельными общественными дѣятелями, въ совѣщательной комнатѣ пріучаются сознавать себя таковыми. Серьезная роль присяжнаго засѣдателя возвышаетъ чувство собственнаго достоинства и развиваетъ сознаніе общественнаго долга.

И. Ивановичъ.

"Вѣстникъ Европы", No 12, 1891