Щебальский Петр Карлович - Сведения о польском мятеже 1863 года в северо-западной России. Т. ІІ. 1868, Вильна

Свѣдѣнія о польскомъ мятежѣ 1863 года въ сѣверо-западной Россіи. Т. ІІ. 1868, Вильна.

"Русскій Вѣстникъ", 1869, No 2

Минувшею осенью г. Ратчъ {Г. Ратчъ не выставилъ своего имени на второмъ томѣ своего изслѣдованія, но оно выставлено на первомъ.} издалъ второй томъ своего обширнаго изслѣдованія, который собственно и обрисовываетъ обширную, очень оригинальную и любопытную задачу предположенную себѣ авторомъ. Г. Ратчъ задумалъ написать исторію народа не имѣющаго отечества, исторію людей не составляющихъ народа, но имѣющихъ однакоже политическую организацію, не имѣющихъ правительства и законовъ, но повинующихся нѣсколькимъ вождямъ и составленному ими политическому катихизису, людей, наконецъ, среди которыхъ не замѣчается теченія правильной исторической жизни, но которые взамѣнъ того обнаруживаютъ чрезвычайно много жизненности, которые не хотятъ усвоить себѣ занятій, заботъ и интересовъ движущихъ всѣми извѣстными народами, но которые за то заняты съ необыкновенною настойчивостью какимъ-то таинственнымъ дѣломъ, имѣющимъ много сходнаго съ возсозданіемъ Соломонова храма. Это таинственное занятіе, которому Поляки предаются въ продолженіи почти ста лѣтъ, есть такъ-называемое великое будованіе или возсозданіе Польши. Нельзя сказать чтобы политическая лабораторія Поляковъ дѣйствовала среди ненарушимаго мира. Если работы масоновъ были иногда нарушаемы вмѣшательствомъ полиціи, то естественно что и работы великаго будованья не ускользали отъ ея бдительности; со стороны правительствъ подѣлившихъ Польшу принимались мѣры чтобъ отвлечь будователей отъ ихъ работъ и сдѣлать невозможными заговоры, мятежи, политическія убійства и потрясенія всякаго рода во имя возсозданія того что разрушено исторіей.... И вотъ эта-то двойная работа -- будованія и антибудованья,-- дѣйствія правительствъ русскаго, прусскаго и австрійскаго съ одной стороны, а съ другой -- дѣйствія Поляковъ въ Россіи, Пруссіи и Австріи, наконецъ различныя воззрѣнія общественнаго мнѣнія на польскій вопросъ, составляютъ предметъ изслѣдованія г. Ратча. Въ нынѣ вышедшемъ томѣ своего труда онъ изображаетъ эту борьбу въ предѣлахъ Пруссіи и Австріи,-- борьбу въ которой много поучительнаго для насъ, Русскихъ. Чтобы доказать наши слова, обратимся къ ходу дѣлъ въ областяхъ присоединенныхъ отъ бывшей Польши къ Прусскому королевству.

"Я смотрю на себя какъ на Ликурга или Солона среди этихъ варваровъ.-- писалъ Фридрихъ II о новыхъ своихъ подданныхъ польскаго происхожденія;-- потребуется много времени и старательное воспитаніе молодежи для того чтобы цивилизовать этихъ Ирокезовъ." По свѣдѣніямъ собраннымъ и Русскимъ правительствомъ, положеніе областей присоединенныхъ отъ Польши было въ самомъ дѣлѣ печальное; оно изображается въ одномъ офиціальномъ донесеніи слѣдующими чертами.

"Породы скота дурны, земледѣльческія орудія въ высшей степени неудовлетворительны, поля истощены, покрыты сорными травами и камнями; сѣнокосные луга оболотились. Лѣса, для скорѣйшей ихъ распродажи, рубятся въ безпорядкѣ и опустошены. Бывшіе укрѣпленные города, извѣстные подъ именемъ замковъ, представляютъ развалины; въ такомъ же видѣ находятся мѣстечки и деревни, въ которыхъ жилища, изъ глины и соломы, едва ли могутъ казаться приспособленными для обитанія ихъ людьми. Населеніе уменьшается; заботы о правосудіи равны заботамъ управленія. Крестьянское сословіе погибаетъ, а мѣщанъ вовсе не осталось. Въ Нецкомъ округѣ совершенная пустыня, въ городѣ Бромбергѣ едва осталось 800 жителей; въ немъ стоятъ лѣсъ и болото, а судя по давнему нѣмецкому кладбищу, городъ долженъ былъ имѣть прежде многочисленное населеніе."

Но другимъ свѣдѣніямъ, тоже офиціальнымъ и тоже относящимся къ 1773 году, въ Кульмѣ изъ 40 домовъ выходившихъ на городскую площадь, 28 стояло безъ крышъ, оконъ и дверей. "Вообразите, писалъ самъ Фридрихъ Даламберту при посѣщеніи Познани въ 1775 году, что въ этой несчастной странѣ не знаютъ права собственности, а знаютъ только то что сильный имѣетъ право угнетать слабаго. Австрійцы и Русскіе нашли у себя такой же хаосъ."

Фридрихъ немедленно началъ вносить свѣтъ и порядокъ въ этотъ хаосъ. По его приказанію, въ новоприсоединенныхъ областяхъ начали рыть каналы, осушать болота, удабривать и засѣвать песчаныя равнины; на исправленіе однихъ хозяйственныхъ строеній въ бывшихъ крулевщизнахъ этотъ разчетливый государь отпустилъ болѣе 300.000 талеровъ. Въ города и мѣстечки вызваны были Нѣмцы-ремесленники; крестьяне были освобождены отъ тѣлеснаго наказанія, а вскорѣ потомъ и отъ обязательныхъ работъ на помѣщиковъ. Фридрихъ сразу понялъ на какую часть польскаго населенія можетъ надежнымъ образомъ опереться и Русское правительство. Одинъ панъ убилъ крестьянина; вѣроятно, онъ надѣялся, по старымъ польскимъ законамъ, отдѣляться легкимъ денежнымъ штрафомъ; но Прусскій судъ приговорилъ его къ смертной казни, и король утвердилъ этотъ приговоръ. Что касается до Поляковъ-помѣщиковъ, то въ отношеніи ихъ организована была правительственная система экспропріаціи. Бывшія крулевщизны были отданы въ аренду исключительно Пруссакамъ; имѣнія помѣщиковъ-протестантовъ были обложены налогомъ въ 20, а помѣщиковъ-католиковъ въ 25 %. Подать съ крестьянъ была возвышена и строго взималась, такъ что помѣщики принуждены были отказаться отъ надежды получать съ нихъ прежніе оброки. За разные роды преступленій со стороны помѣщиковъ-Поляковъ имѣнія ихъ подвергались конфискаціи, и многіе думаютъ что устроенные въ разныхъ мѣстахъ новоприсоединенной страны ссудные банки были учреждены не безъ разчета на извѣстное мотовство Поляковъ: зарвавшись въ долги, паны были вынуждены продавать свои имѣнія, а Нѣмцы, или само правительство покупали ихъ. Фридрихъ настоятельно требовалъ чтобы мѣстныя власти неустанно заботились о переходѣ польскихъ имѣній въ руки Нѣмцевъ, такъ какъ Поляки-де "не заботятся объ улучшеніи хозяйства, истощаютъ страну и проживаютъ деньги за границей". Разумѣется, прежде всего Фридрихъ отобралъ въ казну имѣнія церковныя и монастырскія, находя, что "хозяйственныя заботы отнимаютъ у духовныхъ время которое должно быть посвящено молитвѣ". Не забытъ былъ Фридрихомъ и вопросъ о народномъ воспитаніи необходимо было просвѣтить этихъ Ирокезовъ; но онъ распредѣлялъ благодѣянія образованія гораздо щедрѣе Нѣмцамъ чѣмъ Полякамъ; въ каждомъ селеніи гдѣ насчитывалось хотя нѣсколько Нѣмцевъ правительство заводило школу, а потому вскорѣ по присоединеніи Познани въ ней считалось 104 нѣмецкія школы, польскихъ же только 88. Изъ числа слишкомъ 90 церквей аугсбургскаго исповѣданія, только въ четырехъ оставлена была проповѣдь на польскомъ языкѣ. Что касается до администраціи, то на всѣ высшія мѣста Фридрихъ немедленно назначилъ Пруссаковъ, приказавъ имъ въ то же время заботиться о пріисканіи прусскихъ чиновниковъ и для низшихъ инстанцій.

Главнымъ дѣятелемъ въ земляхъ присоединенныхъ отъ Польши по первому раздѣлу и главнымъ сотрудникомъ Фридриха былъ графъ Гоймъ, но вскорѣ, но вступленіи на престолъ Фридриха Вильгельма II, этотъ сановникъ былъ удаленъ. Преемникъ великаго короля находилъ его мѣры въ бывшихъ польскихъ областяхъ слишкомъ жесткими и несправедливыми, и назначилъ управлять какъ прежними, такъ и вновь присоединенными по второму раздѣлу землями Фосса, человѣка котораго рекомендовали ему нѣкоторые изъ вліятельныхъ Поляковъ, находившихся съ нимъ въ сношеніяхъ когда онъ былъ еще кронъ-принцемъ. Фоосъ поспѣшилъ прежде всего перемѣнить личный составъ администраціи и замѣстилъ Пруссаковъ Поляками; монастырскія и церковныя имѣнія въ областяхъ присоединенныхъ въ 1793 году оставлены были въ управленіи польскаго духовенства, и готовились другія отступленія отъ системы Фридриха II, когда возстаніе, начавшееся въ Варшавѣ (въ 1794 году) и мгновенно отразившееся въ новоприсоединной къ Пруссіи области, открыло Фоссу и берлинскому правительству глаза и доказало что они вступили на ложный путь. Графъ Гоймъ снова былъ поставленъ во главѣ управленія всѣми областями отошедшими къ Пруссіи, какъ по двумъ прежнимъ, такъ и но третьему раздѣлу. Система Фридриха II была возстановлена, но далеко не въ прежней строгой послѣдовательности. Дѣло въ томъ что и въ правительственныхъ сферахъ, и въ обществѣ устанавливался, въ отношеніи польскихъ дѣлъ, взглядъ подобный тому который у насъ получилъ перевѣсъ въ послѣдніе годы прошедшаго и въ началѣ нынѣшняго вѣка.

Мы не будемъ говорить о польскихъ писателяхъ которые способствовали установленію такого взгляда, съ ихъ стороны это дѣло естественное, но замѣчательно что нашлись писатели и изъ Нѣмцевъ которые говорили въ томъ же тонѣ. Вотъ что, напримѣръ, читаемъ мы въ Jahrbücher der preuseüchen Monarchie (Jahrgang 1799). "Лишь только наша армія заняла безъ кровопролитія страну которая должна была перейти къ Пруссіи," пишетъ Кёльнъ (Cölln), авторъ писемъ о прусскомъ дворѣ послѣ смерти Фридриха II,--

,,я тотчасъ же отправился въ Познань для ближайшихъ наблюденій. Скоро стали доходить до меня горькія жалобы со стороны польскихъ чиновниковъ, у которыхъ отняли мѣста и отдали Нѣмцамъ. Я увидалъ жадность многихъ голодныхъ Пруссаковъ, которыя бросились на эти мѣста съ мыслію что нашли вѣрное средство набить свои карманы. Представь себѣ страну гдѣ католическая религія сохранила еще все свое вліяніе на народную массу, гдѣ говорятъ особеннымъ языкомъ, гдѣ носятъ національную одежду, и гдѣ повсюду обнаруживается характеръ народа совершенно чуждаго нѣмецкой жизни. Въ такую страну захотѣлъ министръ Россъ ввести полицейскій и финансовый порядокъ къ которому привыкли строго выдержанные въ военной дисциплинѣ Пруссаки. Чиновниковъ, которыхъ тамъ нашелъ, вытналъ, и на мѣсто ихъ вызвалъ большею частію оборвышей изъ старыхъ провинцій. Можно подумать что онъ хотѣлъ образовать изъ здѣшней провинціи Ботани-бей для подобныхъ молодцовъ, которыхъ, по меньшей мѣрѣ, слѣдовало бы удалить изъ службы."

Тотъ же самый Кёльнъ въ другомъ мѣстѣ выражается слѣдующимъ образомъ:

"Въ Польшѣ все вселится, и нельзя не подивиться тому что народъ остается спокойнымъ, а есть изъ чего выйти изъ себя. Чиновный людъ, выписанный сюда и доставившій не мало послушныхъ мужей для знаменитѣйшихъ Фринъ столицы, начиняетъ выказывать себя во воемъ своемъ блескѣ. Баронъ фонъ-Наратъ, окружной начальникъ въ Нейсейрнѣ, обвиненъ въ поджогахъ и дорожномъ разбоѣ. Президентъ Пётрковской камеры, фонъ-Аппельнъ, застрѣлился, потому что за нимъ открылось множество злоупотребленій. Окружной начальникъ Варгарскій обвиняется въ убійствѣ ксендза изъ Лешно. Военный совѣтникъ Денсо выгнанъ изъ службы за безчисленныя взятки. Фискалы Шнакенбургъ и Гайне подверглись той же участи за тѣ же доблести. Пресловутый Готвальдъ, изъ Глогау, сдѣлался Inquisitor publicus въ Познани. Онъ столь же ловокъ, сколько наглъ и развратенъ. Онъ оставилъ всѣ уголовные процессы лежать въ архивѣ и приготовлялъ фальшивые реестры дѣлъ. Одинъ изъ его повѣренныхъ, Кицъ, утопился, оставивъ завѣщаніе которое было пасквилемъ на великаго канцлера. Готвальдъ счелъ за лучшее отослать списокъ съ него въ Берлинъ. Этимъ онъ обратилъ вниманіе и на себя; велѣно было сдѣлать повѣрку его реестрамъ. Такимъ образомъ открыты были его продѣлки, и онъ былъ посаженъ въ рабочій домъ съ объявленіемъ что не получитъ свободы до тѣхъ поръ пока не приведетъ всѣхъ дѣлъ въ порядокъ. Онъ исполнилъ эту работу чрезвычайно скоро, и получивъ свободу, снова провинился въ подлогѣ и воровствѣ.... Почти всѣ крѣпости въ странѣ переполнены арестованными чиновниками изъ здѣшней провинціи, служить здѣсь гражданскимъ чиновникомъ стало теперь позоромъ."

Въ подобномъ родѣ писалъ извѣстный Фарнгагенъ фонъ-Энзе и многіе другіе. Но самыми рьяными хулителями Фридриховой системы и Гоймовой администраціи были Гельдъ, Гольше и Цербони. Послѣдній написалъ памфлетъ, надѣлавшій въ свое время много шума въ Пруссіи, подъ заглавіемъ Einige Gedanken über daa Bildungegechäft in Südpreussen. Въ то же время Гельдъ, пріятель и единомышленникъ Цербо.аи, пустилъ въ свѣтъ книжечку, въ которой выставлялъ графа Гойма и его администрацію какъ "истинныхъ якобинцевъ" (Die wahren Iakobiner im Preussichen Staate etc), за которою послѣдовала другая подобнаго же содержанія, подъ заглавіемъ: Das Schwarze Register, oder General-Tableau etc. Въ этихъ злобныхъ памфлетахъ система Фридриха Великаго предавалась безпощадному поруганію; величайшія злоупотребленія приписывались графу Гойму, который наживался будто бы самъ при конфискаціи польскихъ имѣній и раздавалъ ихъ людямъ, покровительства которыхъ онъ искалъ, обсчитывая при этомъ казну. Такъ, по словамъ Гельда, въ его управленіе роздано было лицамъ германскаго происхожденія 241 имѣніе, дѣйствительная цѣнность коихъ простиралась будто бы до 20 милл. талеровъ, между тѣмъ какъ графъ Гоймъ оцѣнилъ ихъ только въ 3 милліона. Гольше (Holeche), съ своей стороны, доказывалъ что колонизація, производившаяся при Фридрихѣ Великомъ и подъ руководствомъ графа Гойма, обходилась несоразмѣрно дорого въ сравненіи съ пользой принесенною краю. Этотъ писатель возставалъ и вообще противъ водворенія нѣмецкаго элемента въ бывшихъ польскихъ провинціяхъ. "Тамъ," писалъ онъ,--

"всякаго магната окружало много мелкихъ шляхтичей, арендаторовъ, управителей, коммиссаровъ, экономовъ и т. д. Теперь они потеряли староства, которыя сдѣлались королевскими владѣніями и переданы большею частію въ руки Нѣмцевъ. Магнаты получаютъ вознагражденіе изъ королевскихъ кассъ, поселились въ своихъ имѣніяхъ, ограничили свои расходы, распустили арендаторовъ, управителей, коммисаровъ, экономовъ и другихъ прислужниковъ и перебиваются какъ могутъ, всѣ же уволенные ими остались безъ куска хлѣба. Съ церковными имѣніями та же исторія. Число управителей, экономовъ и т. д. было въ нихъ невообразимо. Многія тысячи находили себѣ тамъ работу и хлѣбъ. Теперь же церковныя имѣнія отобраны. Духовенство получаетъ вознагражденіе изъ королевскихъ казначействъ. Имѣнія обращены въ государственныя имущества и переданы въ руки нѣмецкихъ чиновниковъ и нѣмецкихъ арендаторовъ. Понятно, что многочисленный классъ людей кормившихся отъ нихъ также остался безъ хлѣба. Значительная масса жителей въ новыхъ провинціяхъ терпитъ бѣдствія, растущія все болѣе и болѣе и распространяющіяся на многія тысячи семействъ. Легко представить себѣ какое уныніе или же негодованіе можетъ произойти изъ этого. А между тѣмъ всѣхъ этихъ людей можно не только удовлетворить, но и заставить благословить правительство, стоитъ только раздать имъ вновь пріобрѣтенныя государственныя имѣнія въ наслѣдственную аренду небольшими участками."

Гольше вторилъ журналистъ Фоссъ, который съ какимъ-то особеннымъ упоеніемъ распространялся о дѣйствительныхъ или вымышленныхъ злоупотребленіяхъ прусскихъ чиновниковъ. Но его словамъ, чиновники въ провинціяхъ отошедшихъ отъ Польши получали хорошее содержаніе, особенно женатые. Въ продолженіе первыхъ трехъ лѣтъ своей службы они пользовались для устройства своего хозяйства пособіями, которыя въ первый годъ равнялись половинѣ, и въ слѣдующіе дня -- третьей части ихъ годоваго оклада. "Неудивительно," говоритъ Фоосъ,--

"что они воображали себя необыкновенными богачами, и что пріятный вкусъ хорошаго венгерскаго вина, продававшагося тогда еще по дешевымъ цѣнамъ, пріучилъ ихъ къ шумнымъ и многолюднымъ вакханаліямъ. Съ другой стороны, еврейскія кладовыя, гдѣ находились англійскіе, французскіе, турецкіе, индѣйскіе и даже китайскіе товары, которые въ старыхъ провинціяхъ Пруссіи можно было видѣть развѣ тайкомъ, были опаснымъ соблазномъ для чиновничьихъ женъ; въ новыхъ провинціяхъ эти товары предлагались на выборъ по цѣнамъ сравнительно дешевымъ. Скоро страсть къ роскоши пошла быстрыми шагами, особенно въ Познани, гдѣ распоряжались приглашенные изъ Бранденбургской, Магдебургской и западно-прусскихъ провинцій.... Въ Калишѣ еврейская торговля была ограничена многими узаконеніями, но акцизные чиновники помогали ей побѣждать препятствія, протягивая ей благосклонно руку помощи, къ которой за то прилипало еврейское золото. Семейства служащихъ въ дирекціи очутились среди такого изобилія, которое должно было у этихъ людей, поднявшихся большею частію изъ ничтожества, развитъ хвастливую пышность. Они не замедлили выказать свое превосходство предъ обыкновенными смертными своими шелковыми одеждами, своими шалями, своими трюмо, люстрами, экипажами и своими биткомъ набитыми кладовыми. Но самый страшный ударъ разумному хозяйству и экономіи нанесенъ былъ судейскими коммиссарами, заботившимися только о своемъ собственномъ благосостояніи; къ несчастію, они были преимущественно изъ Западной Пруссіи, гдѣ уже съ 1772 года безумная роскошь пустила глубокіе корни. Большая часть чиновниковъ, приглашенныхъ на Южную Пруссію, были люди молодые и неженатые, точно укушенные тарантуломъ, они стремились заключать бракъ за бракомъ. Старыя школьныя пріятельницы, служанки и гризетки были возводимы на степень законныхъ женъ. Здѣсь, думали они, въ этой чужой странѣ, вдали отъ родственниковъ, отъ прежнихъ отношеній и связей, неприличное легко будетъ терпимо наравнѣ съ приличнымъ. Здѣсь, гдѣ бѣдный шляхтичъ служитъ у богатаго, развѣ не можетъ кухарка равняться съ законною женой?... Наступила вольная и веселая жизнь. Разводъ слѣдовалъ за вѣнчаніемъ, заѣмъ -- новое обрученіе или свадьба, которая была подготовлена еще при существованіи перваго брака.... Понятно, что гордость Поляковъ запрещала имъ сходиться съ нѣмецкими чиновниками. Въ самомъ дѣлѣ, тонъ господствовавшій въ нѣмецкомъ обществѣ польскихъ провинцій былъ никуда негоденъ. Пошлая полуобразованность, подражаніе французскому легкомыслію и утонченностямъ берлинскаго высшаго общества, личина безкорыстія и добродѣтели -- вотъ тѣ качества которыми отличались Нѣмцы водворившіеся въ этихъ провинціяхъ........ Долго ли могла продлить ея такая жизнь, которая скорѣе походила на разгулъ нежели на заботы о новыхъ провинціяхъ.-- Жизнь, которая могла разрушиться при нервомъ сильномъ ударѣ извнѣ?"

Прусскіе чиновники, по словамъ Фосса, "были разрушителями всякаго разумнаго хозяйства".

Всѣ эти выписки изъ современной полонофильской прусской печати, которыми, къ сожалѣнію, недостаточно воспользовался г. Ратчъ, для насъ въ высшей степени любопытны. Мы встрѣчаемъ въ нихъ слишкомъ знакомые намъ пріемы и невольно ожидаемъ встрѣтить выраженія костромская шляхта, босоногіе дѣятели и другія имъ подобныя, изобрѣтенныя русскими Фоссами, Гельдами и Гольшами. Но въ Пруссіи значеніе подобныхъ писателей было несравненно серіознѣе чѣмъ теперь у насъ. Король, хотя и слабо, но поддерживалъ систему, за отступленіе отъ которой онъ былъ наказанъ возстаніемъ 1794 года; за то кронпринцъ былъ рѣшительно на сторонѣ полонофиловъ. Гельдъ, въ одномъ стихотвореніи написанномъ въ 1797 году, весьма откровенно выражалъ надежду своей партіи что со вступленіемъ его на престолъ дѣла примутъ совершенно иное направленіе....

Эти надежды не замедлили оправдаться. Однимъ изъ первыхъ распоряженій Фридриха Вильгельма III, по вступленіи его на престолъ, было отозваніе графа Гойма. Этому королю было суждено поставить на прочныя основанія монархію созданную геніемъ его дѣда; но прежде онъ долженъ былъ своими руками разрушить многое доброе учрежденное великимъ королемъ. Увлекшись идеалами не имѣвшими ничего общаго съ интересами Пруссіи, онъ съ неосторожностію, за которую былъ жестоко наказанъ, подрывалъ національное чувство народа, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что интриги польской партіи играли въ этомъ немаловажную роль. Никогда, можетъ-быть, обстоятельства не благопріятствовали Полякамъ столько какъ въ концѣ минувшаго вѣка и въ началѣ нынѣшняго. Политическія понятія выдвинутыя французскою революціей потрясли теорію, въ силу которой государи гордились тѣмъ что увеличивали свои владѣнія для возвышенія своей славы, а теорія политики національной не была еще выработана. Государи и другіе политическіе дѣятели, надѣвъ сѣрый фракъ и круглую шляпу, опустившись въ ряды простыхъ смертныхъ, возымѣли желаніе регулировать и политическую свою жизнь по примѣру жизни частной и внести въ нее мѣщанскія добродѣтели. Молодой король прусскій Фридрихъ-Вильгельмъ III, равно какъ и современникъ его императоръ Павелъ, смотрѣли на пріобрѣтенія сдѣланныя со стороны Польши какъ на имѣнія неправильно выигранныя ихъ родителями въ карты. Понятно, что при такихъ условіяхъ, надежды Поляковъ оживились на всемъ пространствѣ отъ Днѣпра до Вислы и почти до Одера. Только въ Австріи правительство глядѣло на нихъ неблагосклонно и заставляло Поляковъ говорить по нѣмецки,-- что, по словамъ польскихъ писателей -- "было дѣломъ австрійскихъ чиновниковъ-демократовъ".... Вотъ въ это именно время и замѣчается первый приступъ къ работамъ великаго будованья, какъ дѣла общаго для всѣхъ Поляковъ; является и центръ этого дѣла, и руководители. Тѣснимый въ Галиціи и не предвидя тамъ ничего добраго, тогдашній представитель фамиліи Чарторыйскихъ, князь Адамъ Казиміръ, въ 1796 г. переѣхалъ въ Пулавы, и въ этомъ центральномъ пунктѣ, вблизи границъ всѣхъ трехъ частей бывшей Рѣчи Посполитой, устроивъ очагъ всѣхъ происковъ производившихся въ Петербургѣ, Берлинѣ, Вѣнѣ и Парижѣ. Здѣсь организуется таинственное правительство возсоздаваемаго государства, здѣсь второстепенные агенты получаютъ наставленія, здѣсь возникаетъ подобіе двора, сюда стекаются извѣстія о дѣйствіяхъ друзей и недруговъ.... Дѣло въ самомъ дѣлѣ замѣчательное и вызывающее на размышленіе! Едва ли всемірная исторія представляетъ другой примѣръ чтобы частный человѣкъ велъ тайную борьбу съ тремя государями, чтобы группа партикулярныхъ людей, хотя бы и знатныхъ и богатыхъ, но разсѣянныхъ въ трехъ различныхъ государствахъ заставляла эти три государства, то поочередно, то всѣ вдругъ, служить своимъ интересамъ въ ущербъ собственнымъ!... А дѣло было именно таково. Таинственное правительство несуществующей Польши, правда, дѣлало иногда ошибки и компрометтировало дѣло которому служило, но нельзя не согласиться что съ теченіемъ времени дѣла его улучшались, что тысячи людей прибывали подъ его знамена, что полонизмъ усиливался, раздвигалъ свои предѣлы, дѣлалъ завоеванія между Русскими и Нѣмцами, не говоря о Французахъ, Мадьярахъ и пр., и наконецъ сдѣлался весьма серіознымъ факторомъ европейской политики.... Гдѣ причина этого страннаго явленія? Г. Ратчъ близко подходитъ, какъ намъ кажется, къ этой причинѣ, называя ее темою и мыслію польскаго вопроса. Дѣйствительно, причина этого явленья кроется въ недоразумѣніи. Программа Чарторыйскихъ состояла въ томъ чтобы возстановить старинную Польшу въ ея границахъ 1772 года, а отъ правительствъ и народовъ, которымъ пришлось бы принести для этого жертвы, замаскировать дѣло. Искусство руководителей этой колоссальной мистификаціи состояло въ томъ что она разоблачала свою мысль лишь на столько на сколько это было нужно въ данное время и въ данныхъ обстоятельствахъ, и если какой-нибудь enfant terrible проговаривался въ брошюрѣ или газетѣ,-- отъ него немедленно отказывались, называли его краснымъ. Въ Петербургѣ, Вѣнѣ и Берлинѣ агенты пулавскаго правительства увѣряли въ преданности Поляковъ особѣ государя и просили только не тасовать людей польскаго происхожденія въ одну колоду съ прочими. Мы лишились отечества, оставьте же намъ хоть его призракъ, то-есть нашъ языкъ и наши законы, и дозвольте намъ управляться съ помощію чиновниковъ изъ среды насъ; затѣмъ мы будемъ вполнѣ вѣрноподданными вашими. Дѣло казалось возможнымъ, преданія среднихъ вѣковъ свидѣтельствовали о существованіи государствъ состоявшихъ изъ нѣскольскихъ самостоятельныхъ странъ и народовъ связанныхъ между собою только династическими узами. Но набѣгали политическія бури, и бывшія части Рѣчи Посполитой тотчасъ же заявляли что онѣ не только не Пруссія, не Россія и не Австрія, но что онѣ и не вѣрноподданные прусскаго, русскаго или австрійскаго государей. Тогда опять выдвигалась впередъ система отреченій. Вліятельные Поляки отказывались отъ солидарнооти съ партіей дѣйствія, которая, по ихъ словамъ, состояла лишь изъ студентовъ, изъ молодежи и изъ красныхъ; эти красные отправлялись въ Сибирь, въ Шпандау или въ Кенигштейнъ, а вожди оставались у кормила своего таинственнаго корабля и нерѣдко выпрашивали себѣ и своимъ новыя льготы.

Такъ дѣлались дѣла въ продолженіе многихъ лѣтъ въ прусскихъ, австрійскихъ и Русскихъ владѣніяхъ бывшей Польши. Приведенныя выше выписки изъ прусскихъ полонофильскихъ органовъ варіируютъ тѣ же самые мотивы которые разыгрывались и въ нашей печати предъ 1868 годомъ. И у насъ были свои графы Гоймы которыхъ польскіе патріоты старались и успѣвали устранять отъ дѣлъ; и у насъ, какъ въ Пруссіи и Австріи, обдуманная измѣна выступала въ убранствѣ охранительныхъ началъ и съ воплями негодованія противъ чиновниковъ-революціонеровъ. Съ другой стороны, и въ Пруссіи, какъ у насъ, твердо поставленная вначалѣ правительственная система относительно бывшихъ польскихъ областей, подвергалась частымъ колебаніямъ. Исторія польскаго вопроса есть общая исторія для трехъ государствъ подѣлившихъ Польшу! Вездѣ польская интрига умѣла стать между правительствомъ и народомъ, вездѣ въ сферахъ властвующихъ она возбуждала недовѣріе къ прогрессивному движенію совершающемуся въ народѣ, и вездѣ также она разжигала народныя страсти противъ правительствъ. Вездѣ утверждала, что нѣтъ людей болѣе преданныхъ и консервативныхъ какъ Поляки, и вездѣ гдѣ составлялся заговоръ и гдѣ воздвигались баррикалы, Поляки являлись первыми. Предъ 1848 годомъ многіе прусскіе сановники и особенно прусскіе юнкеры считали Поляковъ роялистами Пруссаками болѣе самого короля; но какъ только начались безпорядки въ Берлинѣ, въ Познани мгновенно образовался жондъ народовый, и польскіе студенты, по словамъ генерала Мѣрославскаго, явились на баррикадахъ "arborant le drapeau du démolisseuer et boulversant tout!..."

Но не будемъ забѣгать впередъ. Польское возстаніе 1830 года, имѣвшее довольно серіозное отзвучіе въ прусской Польшѣ, вызвало на сцену самаго, можетъ-быть, замѣчательнаго дѣятеля въ дѣлѣ онѣмеченія областей отнятыхъ у Польши -- Флотвеля. Этотъ трудолюбивый и умный администраторъ началъ съ того что занялся изученіемъ не только современнаго положенія, но и исторіи ввѣреннаго ему края, и на основаніи этого двойнаго наученія создалъ систему отъ которой не отступалъ въ продолженіе десяти лѣтъ. Прежде коего онъ озаботился установить на прочномъ основаніи матеріяльное благосостояніе края, и вмѣстѣ съ тѣмъ рѣшился сдѣлать это безъ шуму, но и безъ всякихъ колебаній, нѣмецкимъ, помощію неуклоннаго распространенія въ немъ нѣмецкаго землевладѣнія и нѣмецкаго языка. "Флотвель признавалъ," говоритъ г. Ратчъ,--

"что всякое проданное польское имѣніе приноситъ Пруссіи выгоду вдвойнѣ: однимъ паномъ меньше и однимъ Gutsbesitzer'онъ больше. Въ лавкахъ, на поотсялыхъ дворахъ, въ шинкахъ, на заводахъ, фабрикахъ, мастерскихъ, на мельницахъ, чѣмъ нѣмецкій языкъ будетъ болѣе преобладать, тѣмъ скорѣе сроднится съ нимъ населеніе; а сельское населеніе должно видѣть вездѣ заботливую о немъ нѣмецкую администрацію. Надписи съ названіемъ улицъ и селеній (Ortschaften) Флотвелемъ были оставлены однѣ нѣмецкія. Жители деревень, пріѣзжая въ города, должны всюду видѣть полное преобладаніе нѣмецкой жизни, полное господство прусской государственной власти. Мастеровые люди, необходимые въ сельской жизни, преимущественно должны быть Нѣмцы, или совершенно онѣмечившіеся Поляки; цѣль достигается тѣмъ удобнѣе, что ребенокъ, отдаваемый въ ученье, въ семьѣ мастера усвоиваетъ себѣ языкъ и нѣмецкій образъ жизни. Наконецъ, постоянною заботой Флотвеля было усиленіе числа нѣмецкихъ землевладѣльцевъ. Къ такой цѣли въ теченіе десяти лѣтъ неутомимой дѣятельности шелъ Флотвель. Въ совѣщаніяхъ съ королемъ, онъ былъ уполномоченъ изъ-подъ руки, усиленными пособіями изъ банка, содѣйствовать Нѣмцамъ въ покупкѣ имѣній. Самою же дѣйствительною мѣрой было секретное королевское повелѣніе, отъ 13-го марта 1833 года, коимъ министру финансовъ было предписано отпускать сумму для закупки продаваемыхъ Поляками имѣній, если высокая цѣна не привлекала частныхъ покупщиковъ. Флотвелю было разрѣшено покупать въ казну большія имѣнія, хотя бы выше оцѣночной цѣны, если, по хозяйственнымъ соображеніямъ и вѣроятности, казна не понесетъ большихъ убытковъ отъ дальнѣйшей ихъ перепродажи пріобрѣтателямъ нѣмецкаго происхожденія."

Честный и осторожный Флотвель, говоритъ г. Ратчъ, произвелъ эту щекотливую операцію съ замѣчательнымъ успѣхомъ.

"При перепродажѣ громадныхъ имѣній первой подобной покупки, они были раздѣлены на 30 помѣстій (Rittergüter); кромѣ того, отъ нихъ были вырѣзаны участки крестьянскихъ хозяйствъ. Отъ этой операціи на отпущенный милліонъ талеровъ казначейство получило и значительную прибыль. Вообще Флотвель старался всѣми средствами притянуть въ Познань какъ можно болѣе зажиточныхъ, развитыхъ и благонамѣренныхъ пріобрѣтателей нѣмецкаго происхожденія."

Фридрихъ Вильгельмъ IV вступилъ на престолъ, подобно двумъ своимъ предшественникамъ, съ образомъ мыслей весьма благопріятнымъ польщизнѣ. При посѣщеніи въ самомъ началѣ своего царствованія восточныхъ областей Пруссіи, этотъ государь, на привѣтствіе одного бургомистра заявлявшаго о преданности жителей, хотя они-де и не чистой прусской крови,-- отвѣтилъ: "вы ошибаетесь, они чистой сарматской или славянской крови". При такомъ расположеніи обращать вниманіе на племенное происхожденіе прусскихъ подданныхъ, король, естественно, не могъ оставаться равнодушнымъ ко внушеніямъ польскихъ націоналовъ. Когда начались волненія въ Познани, тотчасъ же, какъ обыкновенно бываетъ въ такихъ случаяхъ, явились совѣтники искусно внушавшіе, что необходимо сдѣлать уступки національнымъ стремленіямъ Поляковъ, что неудовольствіе съ ихъ стороны очень опасно, а преданность ихъ можетъ быть очень полезна въ случаѣ нападенія "восточнаго сосѣда" (призракъ, который постоянно вызываютъ въ такихъ случаяхъ польскіе волшебники). Настраиваемый въ такомъ смыслѣ, король назначилъ коммиссаромъ и предсѣдателемъ коммиссіи для реорганизаціи Познанской области генерала Виллизена, а что такое былъ генералъ Виллизенъ, мы узнаемъ по его дѣламъ.

Вся Познанская область находилась въ величайшемъ волненіи, когда прибылъ генералъ Виллизенъ знавшій ее нѣкогда спокойною и цвѣтущею. "Я хотѣлъ воспользоваться первымъ случаемъ чтобы все повѣрить соботвенными глазами," писалъ онъ,--

"и скоро увидѣлъ что все въ краѣ измѣнилось; вездѣ встрѣчались тревожныя физіономіи. На одной станціи, при перемѣнѣ лошадей, явился ко мнѣ начальникъ польскаго отряда и назвалъ себя полковникомъ. Узнавъ, вѣроятно отъ почтмейстера, мою фамилію, онъ учтиво предложилъ мнѣ поставить часовыхъ и представить свою команду. Собрались вооруженные люди на площади, и предъ дверями были поставлены парные часовые.... Я предложилъ ему распустить свою команду по домамъ; но онъ отвѣтилъ мнѣ что на то необходимо повелѣніе національнаго комитета.... Проѣзжая Шримъ, я нашелъ его пустыннымъ и унылымъ; тутъ за два дня были совершены насилія (Excessen), по случаю польскихъ знаменъ и цвѣтовъ."

Въ городѣ Познани къ генералу Виллизену явился въ полномъ составѣ польскій народный комитетъ и принятъ какъ бы какое легальное учрежденіе, какъ закономъ установленная власть. Вотъ нѣсколько выдержекъ изъ любопытной прокламаціи, напечатанной г. Ратчемъ, съ которою познанскій королевскій коммиссаръ счелъ умѣстнымъ обратиться къ населенію ввѣренной ему области.

"Жители Великаго Княжества Познанскаго. Реорганизація провинціи, согласно обѣщанію его величества, должна начаться. Я присланъ для этой цѣли снабженъ нужнымъ уполномочіемъ. Надѣюсь, что встрѣчу довѣріе всего населенія при этомъ трудномъ дѣлѣ, потому что безъ такой надежды и не взялся бы за это столь почетное порученіе.

"Поляки! Вы желаете національнаго правительства и на вашемъ языкѣ національнаго суда; вы получите и то и другое. Какъ первый къ тому залогъ, его величество положилъ гражданское управленіе области ввѣрить избранному польскаго происхожденія, а также и то что вамъ возвращается право свободнаго избранія земскихъ совѣтниковъ. Вы желаете имѣть свое національное войско; но вы его уже имѣете въ ландверѣ; ничего народнѣе ландвера быть не можетъ. Все что вы можете желать легко къ тому присоединяется, и я съ удовольствіемъ выслушаю предложенія опытныхъ мужей объ измѣненіяхъ, которыя могутъ быть желательны относительно, напримѣръ, обмундированія и языка командныхъ словъ.

"Нѣмцы! оставьте ваши опасенія. За права которыя вамъ даетъ вашъ языкъ ручается вся Пруссія. Какъ руководящій принципъ будущаго устройства принимается что каждый будетъ управляемъ на его языкѣ и получитъ свои права. Никому не нужно будетъ въ правительственныхъ мѣстахъ говорить другимъ языкомъ, а не своимъ; не иначе какъ на его языкѣ должно рѣшаться его дѣло и послѣдовать рѣшеніе. Имѣйте довѣріе къ нашимъ польскимъ землякамъ. При всемъ возбужденіи умовъ въ послѣднее время, развѣ они не употребили серіозныя усилія для того чтобы кто-либо изъ васъ не былъ ими обиженъ? Бывшіе случаи составляютъ исключенія, о которыхъ они сами сожалѣютъ; но и изъ среды нашей всѣ ли всегда оставались въ должныхъ границахъ: Потому прежде всего не обвиняйте другъ друга взаимно, смотрите на цѣлое и будьте снисходительны и кротки къ частностямъ. При единодушіи вы будете сильны, при разномысліи хотя-бы противъ малѣйшаго вѣтра который подуетъ изъ-за нашихъ предѣловъ.

"Поляки! Благороднѣйшіе люди изъ среды вашей обѣщали мнѣ содѣйствовать возстановленію того порядка, который я обязанъ требовать. Сопровождаемый ими, я скоро увижу, исполняются ли мои желанія повсемѣстно, и тогда немедленно будетъ приступлено къ дѣлу."

Оказалось, какъ и всегда въ подобныхъ случаяхъ, что прокламація генерала Виллизена не удовлетворила ни Поляковъ, ни Нѣмцевъ. Первые находили что онъ не довольно горячо сочувствуетъ ихъ дѣлу, а Пруссакамъ было слишкомъ ясно сказано что правитель смотритъ на нихъ какъ на людей для собственныхъ выгодъ поселившихся на польской землѣ, какъ за пришельцевъ и паразитовъ. Генералъ Виллизенъ ходатайствовалъ даже о дозволеніи образовать корпусъ польскихъ волонтеровъ съ національною кокардой; увѣрялъ что польская часть народонаселенія до такой степени предана правительству, что даже въ случаѣ возстановленія Рѣчи Посполитой не измѣнитъ Пруссіи. За то онъ жаловался что Нѣмцы, своимъ раздраженіемъ противъ Поляковъ, сильно затрудняютъ его. "Мои земляки," писалъ онъ черезъ нѣсколько дней по пріѣздѣ въ Познань, "причиняли мнѣ болѣе затрудненій и сердечныхъ страданій нежели Поляки съ ихъ мечтательностію"... Съ самодовольствіемъ заключающимъ въ себѣ много комическаго, этотъ генералъ, которому, впрочемъ, не отказываютъ ни въ образованности, ни въ умѣ, хвалился предъ правительствомъ вѣрностію своего взгляда на дѣло, ибо я, писалъ онъ, "die Lage der Dinge im Sinne der grossen Gegenwart richtig ergriffen habe". Всѣ понятія перепутались въ его умѣ до такой степени, что онъ рѣшился собственною властію и вопреки совѣтамъ центральнаго правительства заключить формальное условіе (Каріtulationspunkte) съ народовымъ комитетомъ о національномъ польскомъ корпусѣ волонтеровъ.

До такихъ размѣровъ рѣдко доходитъ даже нелѣпость. Но за то она долженствовала быть послѣднею въ Пруссіи. Виллизенъ былъ отозванъ послѣ нѣсколькихъ дней своего безумнаго управленія. Оскорбленный, онъ требовалъ слѣдствія и суда; но разумѣется, центральное правительство не могло ни желать раскрытія ошибокъ въ которыхъ оно было болѣе всѣхъ виновато, ни наказывать за эти ошибки. За то общественное мнѣніе было безпощадно къ бѣдному Виллизену. Въ первую минуту оно не хотѣло видѣть въ распоряженіяхъ познанскихъ властей ничего иного кромѣ измѣны. Оберегая, можетъ-быть, собственную честь, начальникъ войскъ въ Познанской области, генералъ Коломбъ, напечаталъ свои распоряженія и распоряженія которыя онъ получалъ отъ начальника гражданскаго управленія. Виллизенъ, съ своей стороны, обратился къ защитѣ печатнаго слова, но факты были противъ него, какъ это до очевидности обнаруживалось изъ книги генеральнаго штаба маіора Фойхтъ-Ретца, составленной по офиціальнымъ документамъ. Въ этомъ сочиненіи называющемся Actenmämge Darztdlung der Polnüchen Insurrection im Jahre 1848, авторъ ограничился простымъ изложеніемъ событій, воздерживался отъ разбора дѣятельности Виллизена и облекалъ въ мягкія формы все что касалось до королевскаго коммиссара; не Виллизенъ отвѣтилъ рѣзкимъ образомъ и вызвалъ полемику которая окончилась отнюдь не въ его пользу. Конечно, въ послѣдствіи, при успокоившемся настроеніи умовъ, Виллизена перестали считать завѣдомымъ измѣнникомъ, но репутація его была однако-же навсегда потеряна; онъ сдѣлался невозможнымъ человѣкомъ, оставилъ службу и покинулъ Пруссію.

Въ лицѣ генерала Виллизена Пруссія покончила съ колебаніями по польскому вопросу. Полемика, которую возбудило его управленіе Познанскою областью, разъяснила этотъ вопросъ предъ общественнымъ мнѣніемъ и окончательно установила правительственную систему, для которой, впрочемъ, имѣлись прочныя основанія въ распоряженіяхъ Фридриха Великаго, графа Гойма и особенно въ твердой и умной администраціи Флотвеля. "Польскаго вопроса" въ Пруссіи уже не существуетъ въ настоящее время. Нѣмецкій языкъ, сдѣлавшись единственнымъ и исключительнымъ языкомъ правительства и администраціи, будучи введенъ въ школы и церкви, сдѣлался не только господствующимъ, но почти природнымъ языкомъ областей присоединенныхъ отъ Польши и особенно Познани. Въ этихъ областяхъ уже немыслимо серіозное политическое движеніе. Въ 1863 году, когда въ сосѣдствѣ Познани мятежъ разгорѣлся такимъ быстрымъ, хотя и соломеннымъ огнемъ, въ Познанской области, по свѣдѣніямъ г. Ратча, оказалось всего 128 политическихъ преступниковъ, изъ коихъ 75 помѣщиковъ и 17 экономовъ. При такомъ слабомъ революціонномъ элементѣ, Пруссія, можно сказать, неуязвима со стороны Польши, и тѣ которые въ этомъ государствѣ еще называютъ себя Поляками, были, быть-можетъ, искреннѣе чѣмъ кажется и чѣмъ сами того желали, когда утверждали предъ слѣдственными коммиссіями что они собственно противъ Пруссіи ничего не имѣютъ, что только кровныя узы побуждали ихъ оказывать поддержку мятежникамъ Царства Польскаго, и что наконецъ въ толкахъ о возстановленіи границъ 1772 года подразумѣваются однѣ лишь восточныя границы Рѣчи Посполитой....

П. Щ.