Дан Федор Ильич - Нарождение Новой России

"За два года". Сборникъ статей изъ "Искры". Часть первая.

Нарожденіе Новой Россіи.
(24 февраля 1905 г. No 89).

Und neues Leben blüht ans den Ruinen...

Вотъ они передъ нами, мы переживаемъ ихъ, эти великіе дни всероссійскаго освобожденія, далекимъ и загадочнымъ сфинксомъ стоявшіе передъ взоромъ тѣхъ, кто въ страстныхъ поискахъ за свободой старался заглянуть въ туманную историческую даль.

Въ 40-хъ годахъ проблема русской свободы встаетъ уже во всей своей сложности, и съ двухъ равныхъ концовъ старается разрѣшить ее пытливая мысль. Самобытность -- вотъ одно изъ рѣшеній замысловатой задачи. Въ глубинахъ народнаго "духа", въ его исконныхъ бытовыхъ особенностяхъ, въ "общинномъ" укладѣ крестьянской жизни, въ томъ, что отличало Россію отъ всѣхъ странъ цивилизованнаго міра, искало славянофильство орудіе того преобразованія, которое освободитъ народъ русскій отъ оковъ самовластьи и избавить его въ тоже время отъ язвъ, разъѣдающихъ "гнилой Западъ". Своимъ путемъ отъ своихъ отсталыхъ формъ, къ своей самой совершенной свободѣ -- такъ рисовались перспективы въ идеалистическихъ сферахъ славянофильства. Иначе рѣшали задачу западники. Въ той "общинѣ", которая такъ основательно завалена наслоеніями крѣпостной эпохи, что лишь пріѣзжему нѣмцу -- барону Гакстгаузену -- удалось откопать эту народную "жемчужину" изъ груды наноснаго мусора, въ той самобытности и въ тѣхъ "тайникахъ духа", которые наполняли мистическимъ блаженствомъ сердца славянофиловъ, они справедливо усмотрѣли вѣрнѣйшую опору деспотизма, россійской азіатчины. И съ рѣшимостью борца за свободу, готоваго вонзить кинжалъ въ собственное сердце, когда это нужно, призывалъ Бѣлинскій "буржуазію", ту буржуазію, которая завоевала свободу Западу, которая завоюетъ ее и Россіи. Европейскимъ путемъ, отъ европейски преобразованныхъ, буржуазныхъ формъ, къ европейской буржуазной свободѣ -- вотъ другое, діаметрально противоположное рѣшеніе загадки историческаго сфинкса. И съ тѣхъ поръ эти два рѣшенія, то въ болѣе или менѣе чистомъ видѣ, то причудливо переплетаясь, проходятъ черезъ всю исторію русской политической мысли. Но славянофильскія идеи вначалѣ значительно преобладаютъ и въ народничествѣ 70-хъ годовъ достигаютъ своего наивысшаго, революціоннаго выраженія. Народничество -- это революціонное славянофильство, страдающее однако тайнымъ, тщательно скрываемымъ отъ другихъ, а подчасъ и самого себя, порокомъ западничества, порокомъ любви къ европейски-свободнымъ, буржуазнымъ формамъ общежитія. Зато въ каррикатурномъ народничествѣ нашихъ дней этотъ порокъ едва-едва прикрывается негустымъ слоемъ славянофильскихъ румянъ, и сквозь дырявое "самобытное" рубище совершенно явственно проглядываетъ оголенный буржуазный человѣкъ.

И однако исторія россійскаго освобожденія пошла своими путями, далекими и отъ мистическихъ бредней славянофильства и отъ трезваго "обезьянничанья" западниковъ. Только марксизмъ, научный матеріалистическій анализъ дѣйствительности, могъ дать и далъ 20 лѣтъ тому назадъ разгадку заданной сфинксомъ задачи. Европейское, буржуазное преобразованіе русской жизни -- это дѣйствительно исходная точка русскаго освобожденія; въ этомъ оказались правы западники. Но не правы были они, когда думали, что главными застрѣльщиками борьбы за свободу будутъ тѣ "культурные" и имущіе слои буржуазнаго "общества", которые принесли свободу западно-европейскому міру. Какъ рабочая революція торжествуетъ свою побѣду русская буржуазная революція,-- въ этомъ ея "самобытность", столь отличная отъ рисовавшейся славянофильскимъ мудрецамъ.

Буржуазная свобода, завоевываемая рабочей революціей,-- таковъ былъ историческій прогнозъ, поставленный русскою соціалдемократіей, такова историческая дѣйствительность сегодняшнихъ революціонныхъ дней. И это своеобразіе историческаго положенія неизбѣжно накладываетъ свой отпечатокъ на весь ходъ россійской революціи.

Восьмичасовой рабочій день, повышеніе заработной платы, цѣлый рядъ экономическихъ улучшеній -- вотъ непосредственная цѣль рабочаго движенія, наряду съ его широкими политическими требованіями. Восьмичасовой рабочій день -- это не просто права человѣка, и даже не просто права трудящагося человѣка, а права человѣка трудящагося по найму. Являясь двигателемъ и главнымъ дѣятелемъ буржуазной революціи, пролетаріатъ свои классовыя требованія дѣлаетъ осью, вокругъ которой вертится освободительная борьба. Онъ начинаетъ борьбу за буржуазную свободу съ такого конца, съ какого она никогда не начиналась, да и не могла начинаться, ибо ни одна предшествующая революція не видѣла такого крупнаго и концентрированнаго производства, такихъ гигантскихъ фабрикъ и заводовъ, такого скученнаго въ городахъ многомилліоннаго пролетаріата, какъ революція русская. Буржуазное общество всюду успѣло сбросить съ себя оковы абсолютной монархіи раньше, чѣмъ буржуазное производство достигло такой степени концентраціи, пролетаріатъ -- такой многочисленности и сплоченности.

Права наемнаго рабочаго -- это фокусъ русскаго революціоннаго движенія. Изъ нихъ исходятъ, къ нимъ пріурочиваются требованія политической свободы. Вотъ почему безъ капли разочарованія и пессимизма можемъ мы смотрѣть на то, что охватившая чуть не всю Россію забастовка подчасъ ставить на очередь вопросъ объ улучшеніи только экономическаго положенія трудящихся. Нужно этимъ "правамъ наемнаго рабочаго" войти въ кровь и плоть каждаго пролетарія, нужно имъ стать азбукой соціальнаго мышленія всей рабочей массы, чтобы она могла въ полномъ объемѣ, увѣренной рукой произвести возложенную на нее исторіей гигантскую задачу радикальнаго очищенія авгіевыхъ конюшенъ деспотизма и коренного политическаго переустройства Россіи. Тѣмъ и отличается буржуазная революція, производимая сознательнымъ пролетаріатомъ, что политическая свобода буржуазнаго общества рисуется рабочему классу и выразительницѣ его интересовъ -- соціалдемократіи, не какъ самодовлѣющая цѣль, устраняющая всѣ соціальные вопросы, разрѣшающая всѣ соціальныя противорѣчія, а какъ могучее средство облегченія борьбы пролетаріата за его соціальное и экономическое освобожденіе. Политическая свобода для сознательнаго пролетаріата -- всегда лить средство; освобожденіе отъ экономическаго гнета и эксплуатаціи -- цѣль. Политическая свобода, поэтому, не окружена для пролетаріата тѣмъ мистическимъ ореоломъ, которымъ такъ охотно окружаютъ ее буржуазные свободолюбцы и который своимъ обманчивымъ блескомъ такъ часто заводилъ рабочія массы въ трясины буржуазнаго болота, такъ часто дарилъ безконечнымъ разочарованіемъ.

Политическая свобода съ самаго начала революціи встаетъ передъ главнымъ сознательнымъ дѣятелемъ этой революціи, какъ средство. И, однако, это обстоятельство отнюдь не наносить ущерба рѣшенію вопроса о свободѣ. Какъ разъ наоборотъ. Хотя политическая свобода для пролетаріата лишь средство, или -- вѣрнѣе -- именно потому, что она для него лишь средство, къ несравненно болѣе высокой цѣли, онъ ставитъ вопросъ о свободѣ съ такою полнотою и опредѣленностью, съ какою онъ никогда не ставился въ начальные періоды революцій. Лишь только мысль пролетарія, работающая надъ поднятіемъ экономическаго, культурнаго и соціальнаго уровня рабочаго класса, наталкивается на вопросъ о политической свободѣ, она раздѣлывается съ этимъ деликатнымъ предметомъ съ дерзкою непочтительностью человѣка, видящаго лишь строительный матеріалъ для возведенія грандіознаго зданія въ той грудѣ навороченныхъ камней, которая другимъ, менѣе требовательнымъ людямъ, кажется вѣнцомъ творенія. Первые дни совмѣстнаго, массовою обсужденія текущихъ нуждъ рабочей борьбы,-- и самъ собою, шутя рѣшается, какъ непреложный, вопросъ о необходимости свободы слова, союзовъ, собраній, стачекъ, неприкосновенности личности и жилища -- всей той суммы "свободъ", которая годами пережевывалась и пережевывается въ замысловатыхъ передовицахъ легальныхъ газетъ я составляетъ чуть ли не конечный идеалъ столь многихъ "свободомыслящихъ" гражданъ. Еще рабочіе идутъ ко дворцу, еще вѣрятъ въ благожелательность начальства, но уже насущныя потребности ихъ борьбы толкаютъ ихъ на внесеніе въ свою петицію "дерзкаго" требованія созыва Всенароднаго Учредительнаго Собранія. И при первыхъ выстрѣлахъ, показавшихъ, что абсолютизмъ становится помѣхою на пути пролетарской борьбы, грозный крикъ вылетаетъ изъ тысячи устъ, быть можетъ, за минуту передъ тѣмъ готовыхъ кричать "ура". Медленнымъ, спотыкающимся шагомъ шла политическая мысль пролетаріата черезъ всѣ этапы совѣщательныхъ учрежденій, цензовыхъ парламентовъ, конституціонной монархіи тамъ, гдѣ рабочая масса вступала въ революцію въ качествѣ стихійной физической силы, тянувшейся въ хвостѣ буржуазныхъ вожаковъ, не обособившей своихъ интересовъ. Почти мгновенно, не по днямъ, а по часамъ, растетъ политическое сознаніе рабочихъ у насъ, гдѣ борьба за политическую свободу тѣсно сплетена съ классовой борьбой пролетаріата. И въ сегодняшней, вѣками самодержавной Россіи, съ ея почти полнымъ отсутствіемъ политической жизни, уже возможна постановка вопроса о Россіи демократической, съ народовластіемъ. Только классовое сплоченіе и классовая борьба пролетаріата, черезъ посредство соціалдемократіи получившаго въ сгущенномъ видѣ экстрактъ историческаго опыта его западно-европейскихъ братьевъ, дѣлаютъ возможной такую быструю и колоссальную метаморфозу политическаго мышленія широкихъ народныхъ массъ. Права гражданина, выдвигаемыя, какъ гарантія правъ рабочаго человѣка, тѣмъ самымъ подняты на подобающую высоту. Классовая борьба пролетаріата съ самаго начала ставить вопросъ о политическомъ освобожденіи въ самой радикальной его формѣ, и самый процессъ этого освобожденія становится процессомъ отшлифовки классовой" сознанія и классового сплоченія рабочихъ массъ.

Но мало того. Во всѣхъ предшествующихъ революціяхъ пролетаріатъ проходилъ длинную и обильную жертвами политическую школу подъ руководствомъ буржуазіи. Въ россійской революціи рабочій классъ, въ лицѣ своихъ передовыхъ слоевъ, самъ втягиваетъ въ нее все болѣе и болѣе широкіе пласты населенія, самъ является политическимъ двигателемъ и политическимъ учителемъ буржуазныхъ классовъ. Его борьба отраженнымъ дѣйствіемъ толкнула въ открытую политическую оппозицію многомилліонный промышленный капиталъ. Она придаетъ смѣлость и энергію буржуазной демократіи и подчасъ диктуетъ ей политическіе лозунги. Но еще болѣе мощно и непосредственно сказалась руководящая роль пролетаріата на соприкасающихся съ нимъ слояхъ городской мелкой буржуазіи и, прежде всего -- всякаго служилаго люда. Всѣхъ, кто служитъ по найму, заразилъ мощный порывъ борьбы рабочаго класса. Неслыханныя почти нигдѣ забастовки банковскихъ и конторскихъ служащихъ, почтальоновъ и телеграфистовъ и -- даже!-- полицейскихъ, стачки приказчиковъ, такъ трудно организуемыя даже при свободныхъ политическихъ условіяхъ западноевропейскихъ странъ; еще болѣе рѣдкія и трудныя стачки прислуги -- все это стало сразу обыденнымъ явленіемъ въ цѣломъ рядѣ городовъ. Стремясь поднять свой собственный экономическій, соціальный и культурный уровень, пролетаріатъ заражаетъ той же жаждой улучшенія, тѣмъ же страстнымъ стремленіемъ выпрямить согнутую спину, почувствовать себя человѣкомъ, оградить свое достоинство, добиться человѣческихъ условій существованія огромный слой тружениковъ, до сихъ поръ пассивно и индифферентно несшихъ тяжелое ярмо подневольнаго труда. Быть можетъ нѣтъ болѣе разительнаго примѣра этого жаднаго стремленія къ "выпрямленію" человѣческой личности, чѣмъ виленская забастовка противъ "хозяевъ" самыхъ отверженныхъ паріевъ современнаго общества, несчастныхъ проститутокъ. Какъ мощно нужно было всколыхнуть все застоявшееся болото русской жизни, съ какою невѣдомою силой должна было ударить по сердцамъ милліоновъ людей великая борьба пролетаріата, чтобы отзвуки ея донеслись въ отрѣзанные отъ всего міра, пропитанные грязью и униженіемъ, притоны рабынь капиталистическаго веселья!

Огроменъ историческій прыжокъ отъ абсолютизма къ демократическому народовластію, который готовится сдѣлать Россія. Въ спѣшной, лихорадочной скачкѣ забастовокъ, въ страстномъ подъемѣ борьбы за человѣческія права приспособляются милліоны народа къ грядущимъ новымъ условіямъ жизни. Почти съ головокружительной быстротой вчерашній россійскій обыватель, заспанный, начесанный, неумытый преображается въ будущаго гражданина свободной демократіи. Недалекъ день, когда этотъ процессъ преобразованія съ такою же быстротой охватить и крестьянство. Но нарожденіе будущихъ гражданъ влечетъ за собой огромный и быстрый переворотъ во всѣхъ соціально-экономическихъ отношеніяхъ Россіи. Пролетарій, работающій 8 часовъ; приказчикъ, отказывающійся отъ той "патріархальной" простоты отношеній, которая на всю жизнь, почти безвыходно приковывала его къ прилавку и заставляла быть "на побѣгушкахъ" у хозяина; прислуга, требующая отдѣльной комнаты, ограниченія рабочаго времени, вѣжливаго обращенія, освобожденія отъ унизительныхъ "осмотровъ" или подчиненія той же процедурѣ на равныхъ правахъ и хозяевъ,-- вѣдь всѣхъ этихъ, на первый взглядъ такихъ скромныхъ, "сѣрыхъ" перемѣнъ достаточно для того, чтобы перевернуть весь наличный укладъ современной Россіи. Промышленное производство, торговля, домашняя жизнь -- все это должно сразу европеизироваться, или вѣрнѣе -- принимая во вниманіе быстроту переворота -- американизироваться. Необычное расширеніе производства, оборудованіе его самыми усовершенствованными машинами -- вотъ первое неизбѣжное слѣдствіе удовлетворенія требованія рабочихъ; полный переворотъ въ торговлѣ, концентрація ея, возникновеніе колоссальныхъ торговыхъ базаровъ -- непремѣнный спутникъ успѣшной борьбы приказчиковъ; преобразованіе всей домашней жизни, ростъ отелей, гостиницъ, ресторановъ, средствъ передвиженія, уличной жизни -- безъ всего этого немыслимо "человѣческое" существованіе прислуги. А всѣ эти перемѣны въ свою очередь влекутъ за собою самыя грандіозныя измѣненія.

Всѣ соціальные и культурные устои самодержавной Россіи рушатся, какъ рушится ея политическое зданіе. Слышенъ уже трескъ подгнившихъ балокъ, грохотъ падающихъ стропилъ. Новая, свободная Россія, демократическая и культурная, уже ясно вырисовывается изъ груды обломковъ разрушающагося азіатскаго караванъ-сарая. Ничто уже не можетъ остановить революціоннаго потока, и какъ щепку смететъ онъ тѣ плотины, которыя пытается воздвигнуть на его пути издыхающій режимъ. Послѣ кроваваго воскресенья въ Петербургѣ и разстрѣловъ въ Варшавѣ, Ригѣ, Лодзи и десяткѣ другихъ городовъ, послѣ рѣзни въ Баку, послѣ избіенія студентовъ въ Москвѣ и Казани и гимназистовъ въ Саратовѣ и Курскѣ, правительство стоитъ передъ еще болѣе грознымъ я рѣшительнымъ движеніемъ, чѣмъ прежде. Нарядившись въ доспѣхи рыцаря печальнаго образа, правительство пытается кинуть угрозу всей странѣ и призвать на священную войну противъ "крамольниковъ" всѣ темныя и слѣпыя силы русскаго народа. Но еще не высохли чернила, которыми подписанъ этотъ призывъ, повторяющій, хотя иными словами, знаменитую фразу о томъ, что "никогда листъ бумага не встанетъ между мною и народомъ", какъ грозная рѣшимость петербургскаго пролетаріата внушаетъ трусливому правительству блудливую мысль написать рескриптъ, въ которомъ уже обѣщается этотъ "бѣлый листъ". Въ своей жалкой глупости оно думаетъ неловкимъ фокусомъ обмануть надвигающуюся на него историческую Немезиду, остановить весь тотъ грандіозный политическій, соціальный и культурный переворотъ, который уже совершается на его глазахъ!

Рабочій классъ зарегистрируетъ, что его борьба уже привела къ неслыханному въ Россіи обѣщанію созвать выборныхъ отъ народа, но, не возлагая никакихъ надеждъ на обѣщанія и не ожидая ничего отъ правительства, перейдетъ къ своему великому очередному дѣлу, которое смететъ безъ остатка всѣ крѣпостныя самодержавныя путы...

Ф. Данъ.