Смирнова-Россет Александра Осиповна - Смирнова-Россет А. О.: биографическая справка

СМИРНОВА-РОССЕТ, Смирнова Александра Осиповна [урожд. Россети; 6(18).3.1809, Одесса -- 7.6.1882, Париж; похоронена 9(21).9.1882 в Москве на кладб. Донского мон.], мемуаристка. Племянница декабриста Н. И. Лорера. Отец, Иосиф (Осип) Ив. Россети (ок. 1759--1813), -- итальянец по происхождению, приехал в Россию из Франции в 1787.

Участник рус.-тур. воины 1787-91, в т. ч. штурма крепостей под Очаковом и Измаила, за что был награжден (состоял флигель-адъютантом кн. Г. А. Потёмкина-Таврического). Во время службы и Одессе (с 1802 нач. портового карантина) был близок к герцогу А. Э. Ришелье, ген.-губернатору Новороссии. С.-Р., и ее братья настаивали на фам. Россет, выдвинув версию о принадлежности отца к ветви древнего франц. графского рода Россет (он якобы покинул Францию, спасаясь от якобин. террора). Сама С.-Р. достаточно долго пишет свою фам. как Россети (или Розетти), фам. Россет появилась в док-тах Пажеского корпуса, где учились братья. [Из 4-х младших братьев Аркадий (1812--81) был ее любимцем; он и Клементин -- близкие знакомые А. С. Пушкина; см. о них: Черейский.]

Мать, Над. Ив. (ок. 1792-1825), -- дочь обрусевшего немца И. И. Лорера, полковника (в последние годы жизни херсон. вице-губернатор) и груз. княжны Ек. Евсеевны Цициановой. Когда родилась Александра, матери было 16 лет. Оставшись после смерти мужа с пятью малолетними детьми, она вскоре еще раз выходит замуж за И. К. Арнольди, ген. л.-гв. конной артиллерии.

Старшую дочь (с братьями) отправляют к бабушке в Херсон, губ., в небольшую деревню Грамаклея (Водино). Этому периоду посв. "Воспоминания о детстве и молодости", к-рые составили первую часть "Автобиогр. зап." С.-Р.

Написаны на франц. и рус. яз. в 1870-е гг. -- 1881; впервые опубл, с пропусками и ошибками в изд. 1931: науч. подг. этого текста и др. мемуаров, с обширными комм, и вариантами, осуществлена С. В. Житомирской (изд. 1989).

В них воссозданы семейные предания и непритязательный дом. уклад, описаны живописные и прочувствованные картины укр. природы, малорос. быта. Пребывание в Грамаклее, как неоднократно подчеркивала в своих записках С.-Р., во многом определило ее будущие взгляды и пристрастия. В марте 1820 ее приняли в Екатерининский ин-т (петерб. уч-ше Св. Екатерины), в к-ром она находилась до осени 1826. Воспитанниц учили не только языкам, этикету, музыке, танцам, но давали сведения по разным наукам; преподавателем рус, словесности был П. А. Плетнёв. Самодисциплина, честолюбие, светская общительность и вместе с тем внутр. закрытость сформировались у С.-Р. в ин-те. Восп. об институтской жизни не ограничились описанием учебы, режима дня (девочек приучали к достаточно жесткому режиму), сложившихся привычек. В текст включены сведения, приобретенные мемуаристкой позднее, -- нарушающий хронологию принцип положен в основу всех ее записок.

С.-Р. была замечена императрицей-матерью Марией Фёдоровной и по окончании учебы назначена фрейлиной ко двору, с 1828 фрейлина при дворе имп. Александры Фёдоровны; в записки она заносит свои размышления о дворце, о царедворцах, рассказывает о разговорах и встречах с имп, семьей. Ее неизменяемые монархич. убеждения, определившие почитание цар, семьи, своеобразный пиетет перед государем не мешали трезво оценивать атмосферу двора, придворные интриги, соперничество приближенных (позднее в "Дневнике" она заметит о Николае 1: "кокетствовал, как молодая бабенка", изд. 1989, с. 8). Став фрейлиной, С.-Р. приобретает широкий круг знакомств, в т.ч. литературных, во многом благодаря сближению с семьей Карамзиных (жившей в Павловске, где находился двор императрицы-матери); их салон стал для нее своеобразной школой светского и культурного общения. Здесь она встречалась с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, А. И. Тургеневым, А. И. Кошелевым, вскоре познакомилась с В. Ф. Одоевским, В. А. Соллогубом, А. С. Хомяковым. Лит. "сборища" происходили в это время и в "келье" самой С.-Р. в Зимнем дворце. Красавица фрейлина приобретает известность. Ее живость, острый ум, независимость суждений и поведения (она не считалась с принятыми в свете условностями и "приличиями"), образованность, широкий кругозор вызывают всеобщее восхищение. Вяземский, ставший ее другом, называл посетителей салона Карамзиных "военнопленными красавицы" (Вяземский, Старая записная книжка, с. 158) и посвятил ей стих. "Черные очи" (1828), "Вы донна Соль, подчас и дойна Перец", "Прощание" (нач. 1830-х гг.); он отмечал способность С.-Р. "угадывать" "все высокое и все смешное", откликаться "на все вопросы ума и напевы сердца" (там же, с. 159, 163). Уже тогда современники видели в ней "смесь противоречий": непосредственность, искренность и "холодность", серьезность умственных интересов и склонность к злословию: "И шутки злости самой черной / Писала прямо набело" -- из посвященного С.-Р, стих. Пушкина (написанного от ее лица) "В тревоге пестрой и бесплодной" (1832).

Дружеские отношения (с 1829) связывают С.-Р. и Жуковского, в к-ром она ценит не столько поэта, сколько цельную личность, более многогранную, чем та, что нашла выражение в его лирич, стихах. В "Воспоминаниях о Жуковском и Пушкине" кон. 1860-х гг. (опубл.: РА, 1871, кн. 3) обоих поэтов она представляет не столько в их профессиональном, сколько собственно человеч, проявлении, отмечает склонность к шуткам, веселью, дружелюбие и творч. общительность Жуковского, приводит его шуточные записки к ней и посв. ей "галиматью". Их переписка сохранила атмосферу симпатии и легкой любовной иронии. С.-Р. не восприняла всерьез предложение Жуковского (сделанное в 1829 или 1830). Со свойств, ей проницательностью она дает ему след. итоговую характеристику: "Жуковский был в полном значении слова добродетельный человек, чистоты душевной совершенно детской, кроткий, щедрый до расточительности, доверчивый до крайности, потому что не понимал, чтобы кто был умышленно зол" (изд. 1989, с. 26).

Отношения с Пушкиным установились не сразу, поев, ей стих, поэта "Ее глаза" -- ответный отклик на "Черные очи" Вяземского -- написано до личного знакомства в 1829 (не ранее 18 янв.), в 1830 он посвятит ей стихотв. шутку "Полюбуйтесь же вы, дети" -- о пленяющей красоте "черноокой Россети". Они сближаются летом 1831 в Царском Селе, где в это время жил Пушкин и куда на лето переехал двор. В восп. С.-Р. воссоздает встречи и разговоры этого лета, занимательные как для нее. так и для поэта (се рассказы нашли отражение в его "Дневнике" и "Table-talk"), дает колоритные зарисовки Пушкина в быту, в них заметна попытка охарактеризовать процесс творчества поэта. Она зорко подмечает в нем "неистощимую mobilitИ de l'esprit" (подвижность ума), "живость, изворотливость, веселость" (изд. 1989, с. 22, 25), способность всегда сказать "последнее слово". Как человек пушкинской эпохи, когда ценилось живое устное слово, С.-Р. не считала обязательным сохранить для истории буквальную запись пушкинских суждений, но ей удалось передать отношение к Пушкину его современников: восхищенное, доверительное, свободное от пиетета. И все-таки в кон. 1820-х -- нач. 1830-х гг. она не могла в полной мере оценить его поэтич. творчество, "смотрела на него слегка..." -- как признавалась П. И. Бартеневу (Каллаш Вл., Неизданные отрывки из "Записок" А. О. Смирновой. -- В сб.: "Ветвь", М., 1917, с. 303).

Примечательно, что при явной симпатии и сходстве нек-рых черт (о дружеских отношениях Пушкина и С.-Р, свидетельствует его переписка с Плетневым, Жуковским. Вяземским) его отношение к ней было лишено даже оттенка влюбленности, однако С.-Р. полагала, что Нат. Ник. Пушкина испытывает к ней ревность, хотя и особого свойства: "...мне досадно, что ему с тобой весело, а со мной он зевает" (слова жены поэта в записи Я. П. Полонского: цит. по: Пушкин в восп., т. 2, с. 164). Дальнейшие встречи происходят в 1832, 1834. Зимой 1834/35 Пушкин читал у Смирновых "Историю Пугачева".

Претендентами на руку С.-Р. были 55-летний кн. С. М. Голицын, дипломат И. С. Мальцов и А. И. Кошелев, рассказавший о необычном эксперименте: он и С.-Р. обменялись письмами с изложением взглядов на "будущее" супругов и, выявив решит, расхождения, расстались (Кошелев А. И., Записки. Рус. об-во 40-50-х гг. XIX в., ч. 1, M, 199I, с. 62). Однако замуж С.-Р. вышла в 1832 за Ник. Мих. Смирнова (1808--70), чиновника Мин-ва иностр. дел на дипл, службе, камер-юнкера (в будущем калужского -- 1845-51 и петербургского -- 1855-60 губернатора), союз с к-рым оказался сложным и драматичным.

В браке было 5 детей: близнецы Ольга (1834--93), издательница "Записок" С.-Р. (см. ниже), и Александра (1834--37), Софья (1836-84), Надежда (1840-99) и сын Михаил (1847--89). Смирнов принадлежал к старинному дворян, роду; будучи состоятельным человеком, помогал братьям С.-Р. и др. Был известен как знаток живописи и собиратель произв. иск-ва: оставил краткие, но содержательные восп. о Пушкине (см.: Черейский). Страстный по натуре, он обладал "взбалмошным" характером (разноречивые мнения о нем современников см.: Житомирская, изд. 1989, с. 598-99).

После неудачных родов в окт. 1832 С.-Р. уехала в Германию и вернулась лишь к осени 1833; весной 1835 в связи с назначением Смирнова в посольство в Берлине семья покинула Россию почти на три года. Летом 1836 в Баден-Бадене, где С.-Р. лечилась от нервного расстройства (душевные заболевания были отмечены в роду), она испытала глубокое чувство к Ник. Дм. Киселёву, секр. рус. посольства в Париже (брату мин. гос. имущества П. Д. Киселёва), знакомому Вяземского, А. С. Грибоедова, Пушкина (см.: Черейский). Анд. Н. Карамзин вспоминал С.-Р. той поры: "Она весела, говорлива, хороша и молода по-прежнему" ("Старина и новизна", кн. 17, М., 1914, с. 242). Свои отношения с Киселёвым С.-Р. описала в т.н. "Баденском романе", составившем вторую и наиб, объемную часть "Автобиогр. зап." (сохранился в 12 вариантах; опубл. в 1931; полн. -- в изд. 1989). По стилю и содержанию он ближе к худож. тексту, чем к мемуарному, построен в форме диалога (преим. на франц. яз.). С.-Р. заново вспоминает свою жизнь -- детство, "двор", знаменитых друзей, как бы давая отчет в ней Киселёву; она находит особую манеру для выражения глубоко личных, интимных переживаний и ощущений (путем передачи жестов, мимики, умолчаний), выстраивая две параллельные линии: внешних отношений, доступных, видимых другим, и внутренних, потаенных, существо к-рых нередко скрыто в подтексте, незначащих речах, бытовых диалогах (о беременности, о зачатии, об отношениях с детьми). Повествование, однако, прерывается и переводится в плоскость обычных автобиогр. записок, в к-рых находится место мн. др. лицам, не причастным к "роману жизни".

По возвращении в Россию (1838) С.-Р. устраивает в своем доме в центре Петербурга, у Синего моста, лит. вечера. Их посещали Вяземский, Н. В. Гоголь, Жуковский, М. Ю. Виельгорский, В. Одоевский, Плетнёв, Ал-др Тургенев, Ю. Ф. Самарин, Ф. И. Тютчев, Хомяков. Бывали МИ. Глинка, А. С. Даргомыжский, К. П. Брюллов. Среди посетителей ее салона также M. IO. Лермонтов, о к-ром она неоднократно упоминает в записках (они встречались и у Карамзиных; в 1840 он записал в ее альбом стих. "В простосердечии невежды..."), И. П. Мятлев, Е. П. Ростопчина.

Знакомство с последней скоро перерастает в дружбу, призванную, быть может, вытеснить восп. о "романе жизни". В письмах 1838-39 (РА, 1905, кн. 3). адресованных ей. прочитывается желание быть первой, если не единственной в ряду знакомых и друзей поэтессы. Отмечая гл. достоинство ее поэзии, "искренность", С.-Р. дает достаточно точную характеристику и себе: "...Если я человек положительный, то, по крайней мере, правдива относительно поэзии, не будучи поэтичною" (цит. по: Колосова, с. 274).

1840-е гг. можно определить как гоголевскую эпоху в жизни С.-Р., когда она переживала переломное для себя время. Склонная к депрессии, к нервным срывам, она ищет духовной поддержки и находит ее у Гоголя, ищущего "душевного монастыря"; гоголевская потребность в проповеди получила в общении с ней благодатную почву. Он становится ее учителем и наставником на пути христ, спасения (интерес к религ. вопросам был свойствен ей и в молодые годы): Гоголь практически единственный, кто сохранил нехрестоматийный образ С.-Р. (в письмах к ней и др. лицам), сосредоточенной на религиозно-нравств, совершенствовании: "Вы, любезный друг, выискали мою душу, вы ей показали путь, этот путь так разукрасили, что другим идти не хочется и невозможно" (письмо Гоголю 3 нояб. 1844 -- PC, 1888, No 10, с. 132). Дружеское сближение происходит в 1843-44 в Риме, где Гоголь был ее чичероне, Франкфурте, Бадене, Ницце. До того они общались в Париже в 1836--37 (знакомы с 1831), в Бадене в 1837 Гоголь читал Смирновым первые главы "Мертвых душ" (подробнее см.: Манн, 2004, с. 490), в 1841 в Петербурге -- "Женитьбу", в 1842 -- "Ревизора".

В "Воспоминаниях о Гоголе" (1852, 1854; не завершены; опубл.: РА, 1895, кн. 1), рассказывая о встречах с писателем, воссоздавая его настроения, привычки, образ жизни в европ. городах, С.-Р. многое оставляет за текстом, прежде всего привлекший ее новый духовный облик Гоголя -- она коснулась этой темы лишь в конце восп. (см. изд. 1989, с. 33). Гораздо объемнее "новый" Гоголь предстает в их переписке. С.-Р. была одной из немногих, кто видел в нем прежде всего не художника, а человека, способного преподать всем религиозно-духовный урок.

Письма С.-Р., преим. 1830-1840-х гг. (см. раздел Письма), занимают заметное место в богатой эпистолярной культуре 19 в., они содержат запоминающиеся психол. характеристики мн. деятелей рус. лит-ры, свидетельствуют о стиле лит. и человеч. общения в 1-й пол. 19 в. По мнению издателя "Рус. архива" Бартенева, "собрание писем" С.-Р. "было бы книгою образцового, и, конечно, они не уступят в значении знаменитым письмам госпожи Севинье" (франц. писательница 17 в.) (РА, 1905, кн. 3, с. 212); СТ. Аксаков сравнивает "удовольствие", получаемое от ее писем, с тем, "которое можно чувствовать только от худож. произведения" (РА, 1896, кн. 1, с. 149).

В письмах проявились лучшие черты С.-Р.; аналитич, способности ума направлены здесь на понимание "собеседника", интеллектуальный отклик органически сочетается с доверит, и сочувств. вниманием к нему, а откровенность суждений не носит вызывающего или саркастич. характера (свойственного ей в бытовом поведении, отразившегося и в мемуарах), что побуждает в свою очередь и адресата к открытости и правдивости в ответных письмах. Такой характер имела и ее переписка в 1840-е гг, с Самариным (сохранилась частично) и С. Аксаковым.

С.-Р. высоко ценила Самарина (см.: РА, 1896, кн. 1 -- письмо 26 февр. 1846 К. С. Аксакову), хотя и не разделяла его славянофильских убеждений (подробнее об отношении к нему см.: изд. 1989, с. 506-07; ср. там же, с. 605-06, 611). Самарин, видимо, на протяжении долгих лет испытывал к ней глубокое чувство: "...есть на свете человек, который знает н понимает вас лучше всех и любит вас искренно, несмотря на ... постепенное охлаждение и высыхание своего сердца..." (письмо 1868 -- РА, 1908, кн. I, с. 297).

Центр. темой эпистолярного и личного общения с С. Аксаковым был Гоголь; еще до знакомства с Аксаковым С-Р. обратилась к нему с письмом (4 нюня 1845 -- РА, 1896, кн. I) с просьбой помочь Гоголю, "не оставлять" его "одного" (сама она звала писателя "к себе", в Россию). После смерти Гоголя С. Аксаков, не принявший, в отличие от С.-Р., гоголевские "Выбранные места из переписки с друзьями" (усиление религ. настроений писателя он воспринимал как угрозу художеству), сообщает о намерении рассказать о своих отношениях с Гоголем "именно ей, для которой художник никогда не закрывал в Гоголе человека" (там же, с. 152).

Не только восп. и письма, но и сама личность С.-Р, стала фактом рус. культуры, вокруг нее сложился собств. лит, сюжет. Она служила адресатом как мадригальных (помимо упомянутых, стих. В. И. Туманского "Песня", 1843), так и стихов с идейным подтекстом ("Иностранка" и др, стих. 1832 Хомякова), откровенно инвективных стихов И. Аксакова 1846 ("Вы примиряетесь легко...", "Когда-то я порыв негодованья") (см. в прил. к кн.: Колосова). Образ С.-Р., являющий разные ипостаси в "гостиных светских" и в "страданьи", нарисовала Ростопчина -- стих. "Воспоминанье" (1839), ей посвящали шуточные стихи Мятлев и С. А. Соболевский (см.: там же).

С.-Р, служила также прототипом лит. героинь (прообраз гр. Минской в наброске Лермонтова "У графа В... был музыкальный вечер", Ласунской в ром. Тургенева "Рудин", Чаграновой -- петерб. львицы, оказавшейся в провинции, -- из несохранившейся главы второго тома "Мертвых душ") либо импульсом для создания к.-л. произв.: Гоголь в "Выбранных местах..." отразил ее реальные и чаемые черты в главах "Что такое губернаторша", отчасти -- "Женщина в свете". Под ее воздействием написаны "Сенсации и замечания госпожи Курдюковой..." (1840) Мятлева (подробнее см. в ст. И. П. Мятлев), называвшего ее "Смирниха моя сердечная" (РА, 1889, кн. 3, с. 414).

Влияние С.-Р. на современников, со всем сопровождающим его сложным контекстом, особенно рельефно проявилось в отношении к ней 22-летнего И. Аксакова, служившего в Калуге в 1845-46: приуготовленный к восприятию ее личности высокими оценками Гоголем ("перл всех русских женщин" -- Гоголь, XII. 494) и Самариным, он был поражен несовпадением реального и ожидаемого образа и стал самым беспощадным се критиком, упрекая в лицедействе, жесткости, этич. двойственности (РА, 1895, кн. 3, с. 425), предметом бурных размолвок служили мировоззренч. расхождения и отношение к Гоголю (подробнее см.: Аксаков И. (I), с. 268-69, 276-77, 354-55, а также с. 214-15, 217, 221 и ук.], что не помешало сохранению их дальнейших отношений. И. Аксаков, как и мн, современники, испытывал потребность в общении с ней (РА, 1895. кп. 3, с. 435, 446. 453).

Непреодолимо затруднительным оказалось общение с деятелями новой эпохи, искавшими и не находившими в С.-Р. того блеска ума и красоты, о к-ром были наслышаны, -- они измеряли ее иными критериями. Л. Н. Толстой, посетив ее неск. раз (в 1857), оставил в дневнике не вполне лестные замечания (Толстой. XLVII. 147). Для Я. П. Полонского, воспитателя ее сына Михаила, многое в ней непонятно и неприемлемо -- и психол. облик, и консервативность взглядов: "Больная, нервная, озлобленная на мир. пиэтически православная, она беспрестанно звала меня читать жития святых... я был рад, что схожусь с ней в одном -- в ее демократическом взгляде на жизнь" (ГМ. 1917, No 11/12, с. 149), но вскоре усомнился и в последнем. Вместе с тем Полонский был готов все простить ей за "парадоксальный" ум и "колоссальную память. Чего она не знала? На каких языках не говорила?" (там же, с. 150).

Начиная со времени пребывания при имп. дворе С.-Р. продолжала многим оказывать помощь. Принимала участие в судьбе Лермонтова, худ. А. А. Иванова (к-рому помогла получить денежное пособие для окончания "Явления Христа народу"), освобождении из-под ареста Тургенева. Гоголю она неоднократно оказывала материальную помощь, способствовала преодолению ценз, препятствий при издании "Мертвых душ", а позднее (1845) вместе с Плетнёвым успешно хлопотала о назначении ему пенсиона (о ее разговоре с Николаем I о Гоголе, упомянутом в "Дневнике", см.: изд. 1989, с. II, 636-37).

В окт. 1845 С.-Р. переезжает в Калугу (по дороге в Москве знакомится с М. П. Погодиным и С. П. Шевырёвым), где открывает для себя провинц. жизнь России, наблюдает нравы, бытовые привычки, о чем сообщает в письмах Гоголю (здесь в 1849 ей и ее сводному брату Л. И. Арнольди он первым читал главы второго тома "Мертвых душ"); в 1846 в Калуге знакомится с В. Г. Белинским (оставившим о ней благожелат. отклик -- XII, 282) и М.С. Щепкиным. Вскоре, однако, заботы "губернаторши" ее утомили, обостряются нервные заболевания, связанные с рождением сына; в 1847--49 она живет одна за границей и в Петербурге, позднее и в подмоск. имении Спасское, где ее в 1851 навещает Гоголь. В 1855 семья возвращается в Петербург, но вскоре они с мужем фактически расстаются.

С нач. 1860-х гг. до конца жизни С.-Р. живет за границей, в осн. в Англии, но бывает также в Швейцарии и Франции. В 1869 и в 1876 приезжала в Москву. Последние годы жизни тяжелы, омрачены болезнями (особенно сильным нервное расстройство было в 1876-79 -- см.: изд. 1989, с. 611 -- 12), сложными отношениями с дочерью Ольгой.

В 1867 Бартенев убеждает С.-Р. дать ему для "Рус. архива" письма, сопроводив их хотя бы краткими комментариями, тем самым побуждая ее вновь взяться за восп. Впервые она обратилась к мемуарам, в форме "Дневника", в 1845 (охватывает период с 26 февр. по 22 марта: опубл. под загл. "Из записок дамы..." -- РА, 1882, кн. 1), вернулась к ним в 1850-е гг., затем в кон. 1860-х и в 1870-е гг., в последнее десятилетие работа над ними велась наиб, интенсивно. Мн. из лит. знакомых С.-Р. (И. Аксаков, Тютчев, Самарин), оценив мастерство ее устного рассказа, настойчиво советовали ей взяться за мемуары, Пушкин в 1832 даже придумал им назв. -- "Исторические записки А. О. С.***", вписанное в ее альбом. "Удивительная прелесть в простоте и непринужденности рассказа", -- отозвался о ее записках Плетнёв в 1849 (Грот и Плетнев, III, 396).

"Дневник", как и значит, часть восп., написан в духе уходящей эпохи: это хроника не внутр. личных переживаний, а событий, разговоров, не предполагающих исповедальности. В целом мемуары С.-Р., фрагментарные и хронологически бессистемные, -- не только лит., но и исторический памятник, сохранивший, вместе с портретами выдающихся лит. деятелей, множество литературно-бытовых реалий, дух "фамильярности" культуры пушкинской поры, а также огромное количество ист. и частных лиц и событий: С.-Р. "был хорошо известен весь круг деятелей Александра I, Николая I и Александра II, как в России, так и за границей". (Шенрок, т. 1, с. 304). Остроумный наблюдатель, своего рода хронограф светской жизни, она вместе с тем передала обществ, и полит, атмосферу разных десятилетий 1-й пол. 19 в. -- через призму восприятия актуальных событий современниками и собств. пристрастных оценок (так, критически относясь к рос. действительности, она не уважала фронду -- РА, 1896, кн. 1, с. 146-147; PC, 1890, No 8, с. 285). Своеобразие ее мемуаров во многом связано с манерой повествования: свободное, прямое суждение и описание "без околичностей" разнообразных предметов и лиц, не исключая прозаич, сторон жизни.

В 1893 дочь С.-Р., Ольга (переводчица с англ.), опубл. в ж. "Сев. вестник" (No 2--12) "Записки А. О. Смирновой (из записных книжек 1826-1845)" (отд. изд. -- ч. 1-2, СПб., 1895) со своим предисл. -- при содействии общавшейся с ней Л. Я. Гуревич. "Записки" сразу вызвали спор об их подлинности, причем диапазон сомнений был достаточно широк -- от признания их малодостоверными и "сомнительными" до убежденности в их "подложности" и "фальсифицированности". Один из гл. пунктов "обвинения" -- многочисл. анахронизмы (так, Пушкин якобы высказался о ром. А. Дюма "Три мушкетера", вышедшем в свет в 1844, или о "Пармской обители" Стендаля, опубл. в 1839; оказался в восторге от стих. H. M. Языкова 1844 "Землетрясение" и др.). На "десятки прямо диких анахронизмов" сетовал С. А. Венгеров (в кн.: Белинский В. Г., ПСС, т. 1, СПб., 1900, с. 145). Кроме того, издательницу упрекали в "составительстве" (она сама признавалась, что "группировала, подбирала, соединяла" хранящиеся у нее док-ты, письма, обрывочные записи матери; цит. по изд. 1999, с. 18), привлечении др. мат-лов пушкинской эпохи, в т. ч. появившихся после смерти Пушкина, и поев, ему печатных источников, особенно в передаче подозрительно дословных разговоров поэта, рисующих необычный для мн. исследователей образ Пушкина-мыслителя.

Положение усугублялось сложной судьбой архива С.-Р. (см.: Житомирская. 1979), переданного по ее завещанию И. Аксакову, а после его смерти отправленного в Париж. Дальнейшее драм, "движение" архива завершилось возвращением части рукописей в Россию (см.: Смирнова И. А., 2004, с. 450-64); обнаружены в музее П. И. Щукина лишь в 1895, когда уже была начата публ. мемуаров в "Сев. вестнике"; т. о. не установлено точно, какими именно мат-лами располагала Ольга Ник.

Сомнение в подлинности "записок", изд. Ольгой Смирновой, высказывали В. Д. Спасович (ВЕ, 1897, No 6, с. 580-97), В. В. Каллаш (РМ, 1897, No 10, с. 447-50), П.Е. Щёголев (в его кн. Дуэль и смерть Пушкина, 2-е изд., П., 1917, с. 7. прим. I; с. 58, прим. 2; см. его же высказывания в изд. 1989, с. 629-630). В. Ф. Саводник (Дневник А. С. Пушкина -- "Тр. Гос. Румянцев. музея", в. 1. М.-П., 1923, с. 290-91), ВВ. Вересаев (в его кн.: Пушкин в жизни, 2-е изд., М., 1927, с. 139, прим. 1, 2), П. Е. Рейнбот (в неопубл. монографии -- РГАЛИ). Защитниками подлинности "Записок" были Д. С. Мережковский (ст. "Пушкин" -- в его кн.: Вечные спутники, СПб., 1897, с. 446-50, 458-59. 465, 494-95, 503-04, 523-24), В. В. Сиповский ("А. С. Пушкин по его письмам" -- в сб.: Памяти Л. H. Майкова. СПб., 1902, с. 464-68), Е. А. Соловьёв-Андреевич ("А. О. Смирнова об A. С. Пушкине" -- "Жизнь", 1899. N" 5), А. Н. Веселовский (в его кн.: Поэзия чувства и сердечного воображения, СПб., 1904, с. 264. 273, 282, 354-55, 357 и др.), В. А. Розов ("Пушкин и Гете" -- "Ун-тские изв.". К., 1908, No 7, гл. 5, особенно с. 148-52). Возможность использования изд. дочери в качестве мемуарного источника допускал П. Н. Сакулин (ст. "Взгляд Пушкина на совр. франц. лит-ру" -- в кн.: Пушкин А. С., Собр. соч., т. 5, СПб., 1911, с. 376-83, а также в его кн.: Из истории рус. идеализма. Князь B. Ф. Одоевский, т. 1,ч. 1-2, М., 1913, ук.).

Итог споров был подведен Л. В. Крестовой, подготовившей два изд. С.-Р., 1929 и 1931; в ст. "К вопросу о достоверности так называемых "Записок" А. О. Смирновой" (в изд. 1929) доказывалась неподлинность записок, подготовл. дочерью. В изд. 1931 помещены соч., авторство к-рых не вызывало сомнений. Науч. воспроизведение подлинного текста записок выполнено в 1989 Житомирской (см.: Изд.).

"Записки", скорее всего, явились плодом совместных, хотя и разнонаправл. усилий старшей и младшей Смирновых. Подвергая значит, обработке реальный материал ("Моя дочь все записывает, все, что слышит и что я ей говорю, когда у меня были визиты, а ее не было.., Она ужасно интересуется всем этим" -- РА, 1897, кн. 3, с. 129), О. Н. Смирнова стремилась в лучшем свете представить и деятелей рус. культуры, и мемуаристку: для новой эпохи мало быть черноглазой умницей Россет, требовалась женщина мыслящая и много рассуждающая, каковой она и представляет свою мать. Младшая Смирнова не придумала ум Пушкина, он был уловлен еще старшей, однако форма изложения высказываний поэта позволяет усомниться в стенографичности записей С.-Р. Вместе с тем "Записки" содержат описание имевших место бесед, мнений, споров; аналоги им, в т. ч., суждениям Пушкина, можно найти в др. источниках (указание на примеры, подтверждающие пушкинские высказывания в "Записках" дочери, см.: Есипов; см. также: Кошелев А.В., "Арзамас" в "Записках А.О. Смирновой". -- В кн.: Лит. общество "Арзамас". Культурный диалог эпох, Арзамас, 2005). Хотя большинство исследователей правомерно оспаривают их подлинность, вопрос этот остается открытым.

Изд.: Записки, дневник, восп., письма, М., 1929; Автобиография. (Неизд. мат-лы), M., 1931 (оба изд. подг. Л. В. Крестовой); Дневник. Восп., М., 1989 (ЛП) (изд. подг. С. В. Житомирской); Восп. Письма, М., 1990 (изд. подг. Ю. Н. Лубченковым); Записки А.О. Смирновой, урожд. Россет, с 1825 по 1845 гг., [М.], 1999 [подготовл. дочерью С.-Р. Ольгой] (сост. К. Ковальджи: в прил.: ст. A. С. Пьянова, ст. Крестовой к изд. 1929, восп. о Жуковском, Пушкине. Гоголе, а также посв. С.-Р., стихи рус. поэтов).

Письма: переписка с С. Т. и К. С. Аксаковыми -- РА, 1896, кн. 1; с Н. В. Гоголем -- PC, 1888, No 6, 7, 10: PC, 1890, No 7, 8, 10, 12: СВ, 1893, No I; из переписки с B. А. Жуковским -- в изд. С.-Р., 1990; письма Жуковскому -- РА, 1902. кн. 2; Е. П. Ростопчиной -- РА, 1905, кн. 3; П. И. Бартеневу -- РА, 1889, кн. 3; П.А. Плетнёву -- Грот и Плетнев, II; Я. П. Полонскому -- РА, 1898, кн. 3; неизв. лицу -- РА, 1897. кн. 2, 3 (сообщено дочерью С.-Р. -- Н. Н. Сорен). Письма к С.-Р.: П. А. Вяземского -- РА, 1888, кн. 2: РА, 1896, кн. I, с. 290-92; Жуковского -- РА, 1871, кн. 3; Гоголя -- Гоголь, XII--XIV; С. Т. Аксакова -- РА, 1905, кн. 3; Ю. Ф. Самарина -- РА, 1908. кн. 1; И. С. Аксакова -- РА, 1895. кн. 3: А. А. Иванова -- РА, 1896. кн. 1: брата Аркадия -- РА, 1896, кн. 1; Авр. С. Норова -- РА, 1897. кн. 3; шуточные записки И. П. Мятлева -- РА, 1889, кн. 3.

Лит.: Пушкин: Гоголь; Грог и Плетнев. I--III: Вяземский (все -- ук.); Вяземский П. А., Старая записная книжка, Л., 1929, с. 158-63; Барсуков. VIII--XII; Белинский; Толстой: Пушкин в восп. (все 4 -- ук.); Шенрок В. И., А. О. Смирнова и Н. В. Гоголь в 1829--1852 гг. -- PC, 1888, No 4; его же, Мат-лы для биографии Гоголя, т. 1-4. M., 1892-1897: Черицкая Л., К биографии Гоголя. О дружбе его с А. О. Смирновой. -- СВ, 1890, No 1: Бартенев П. И., Ф. Ф. Вигель и А. О. Смирнова. -- РА, 1897, кн. 2; Письма В.Л. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895 (ук.); Бартенев Ю. Н., Пушкин по запискам А.О. Смирновой. -- РА, 1899. кн. 2, с. 146-58, 310-39; Рассказы А. О. Смирновой в записи Я. П. Полонского. -- ГМ, 1917, No 11/12; Александров Н., А. О. Смирнова. Об ее жизни и характере. -- Историко-лит/ сб., Л., 1924; Лит. кружки и салоны (ук.); Аксаков С. Т., История моего знакомства с Гоголем, М., 1960 (ЛП; ук.); Житомирская С. В., К истории мемуарного наследия С.-Р. -- В кн.: Пушкин. Иссл., т. 9, 1979; ее же, С.-Р. и ее мемуарное наследие. -- В кн.: Смирнова-Россет А. О., изд. 1989; Манн Ю., В поисках живой души. М., 1984 (ук.); его же, Гоголь. Труды и дни, М., 2004 (ук.); Переписка Н. В. Гоголя, т. 1-2. М., 1988 (ук.); Аксаков И. (1, 2; ук.); Колосова Н. П., Смирнова и Гоголь. -- Ж. "Кавкасиони", Тб., 1985, в. 3; ее же, -- Исторические записки А. О. С.***": А. С. Пушкин и А. О. Смирнова. -- НН, 1999, No 50/51; ее же. Россети черноокая, М., 2003 (в прил. наиб. полн. подборка стихов. посв. С.-Р., се письма к Ростопчиной и письма к ней Вяземского и А. А. Иванова); Касаткина В. Н., Н. В. Гоголь, Россет-Смирнова и Иван Аксаков: эпизоды лит. общения. -- "Рус. словесность", 1997, No 4; Анненкова Е. И., Аксаковы, СПб., 1998, с. 333-54; Смирнова И. А., Полемика вокруг "Записок" С.-Р. за 100 лет с 1893 по 1998. -- "Наш современник", 1999, No 8; ее же, С.-Р. в рус. культуре XIX п., М., 2004 (вкл. очерк С.-Р. "Биография Пушкина"); Кошеле в В. А., А. С. Хомяков. Жизнеописание в док-тах..., М., 2000, с. 144--59; Самарин Ю. Ф., Статьи. Восп. Письма, М., 1997 (ук.); Суслов А., "Душа моя прыгает и веселится...": Усадьба Спасское... -- В кн.: Коломен. альм., в. 5, Коломна. 2001; Коваленко О., Калуж. письма (А. О. Смирнона и И. С. Аксаков). -- В кн.: От наших корней: культура и иск-во Калуж. края, Калуга, 2003; Потапова Г. Е., Д. С. Мережковский и "Записки" А. О. Смирновой. -- В кн.: Pro memoria: памяти акад. Г. М. Фридлендера, СПб., 2003; Белова Л.А., Александра и Михаил: Последняя любовь Лермонтова, П., 2005 (худож.-документальное соч.); Есипов В. М., "Подлинны по внутренним основаниям..." -- НМ, 2005, No 6; Ponfilly R. de, A. Smimova-Rosscii: Le "cher ami" de Gogol. P., 1995; ЛН, т. 58, 97 (ук.). * Некролог: "Русь", 1882, II сент. (И. С. Аксаков). Брокгауз: БСЭ; ЛЭ; КЛЭ; Черейский; Смирнов-Сокольский; Муратова (I, vk.), Масанов. Архивы: РГБ, ф. 178; 474; РГАЛИ, ф. 485 (О. Н. Смирновой), оп. I. No 875, 876 (П. Е. Рейнбот. рукоп. монографии "Пушкин по запискам Смирновой. История одно" мистификации"); РНБ, ф. 850, No 515 (письмо С.-Р. к С. П. Шевырёву, 1852); ф. 531, No 578 (письмо к Авр. С. Норову, 1850); ф. 539, оп. 2, No 1001 (письмо к В. Ф. Одоевскому); ИРЛИ. ф. 652. оп. 2, No 33 (письмо С.-Р. к пел. кн. Марии Николаевне): ф. 241, No 204 (письма к Я. П. Полонскому}; ф. 559, No 61 (письмо к П. А. Валуеву), ф. 50. No 26 (письма к А. М. Виельгорской); Личные фонды РО ПД. СПб., 1999 (ук.).

Е. И. Анненкова.

Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 5. М., "Большая Российская энциклопедия", 2007