Сатин Аркадий Дмитриевич - Синоп. Из записок черноморского офицера

СИНОПЪ

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ЧЕРНОМОРСКАГО ОФИЦЕРА.

I. До Синопа.

7го октября 1853 года я вернулся въ Севастополь изъ крейсерства у кавказскихъ береговъ. Всѣ ждали объявленія войны. Вдругъ приходитъ извѣстіе что Турки напали на фортъ Св. Николая и что пароходъ Колхида имѣлъ блистательное дѣло. Почти въ то же время прискакалъ курьеръ изъ Дунайской арміи съ увѣдомленіемъ что крѣпость Исакчи стрѣляла по отряду канонерскихъ лодокъ капитана 2го ранга Верпаховскаго. Флоту суждено было начать военныя дѣйствія, ему же пришлось нести всю тяжесть войны. Духъ флота былъ великолѣпенъ, морскаго сраженія ожидали какъ праздника. Не дожидаясь манифеста изъ С.-Петербурга, П. С. Нахимовъ былъ посланъ въ море съ четырьмя 84хъ пушечными кораблями, для блокады Анатолійскаго берега, съ приказаніемъ крейсировать между мысомъ Амастро и Керенпе. Остальная эскадра тоже готовилась идти въ море. Славное было время. Никто не сомнѣвался въ успѣхѣ нашего оружія, всѣ знали о громадныхъ приготовленіяхъ. Мичмана (самый бѣдовый народѣ въ Севастополѣ), въ ожиданіи лавровъ, кутили въ клубѣ и рѣшали судьбу Европы. Конечно, какъ мичманъ, я принималъ дѣятельное участіе во всѣхъ конференціяхъ. Строилъ воздушные замки, и подъ впечатлѣніемъ клубныхъ разговоровъ одѣлъ себя, къ концу кампаніи, лейтенантомъ и въ орденахъ. Но осенній вѣтеръ разомъ все разрушилъ, у меня отрылась лихорадка. Я чуть не плакалъ, утѣшалъ себя что знюй ничего не будетъ, но на душѣ было скверно. Лѣчилъ меня старичокъ докторъ со всѣми строгостями, я покорялся во всемъ, только каждый день надоѣдалъ ему, скоро ли онъ меня выпуститъ?

Не помню котораго числа, въ концѣ октября, манифестъ отъ 10го числа былъ уже полученъ, погода стояла пасмурная, я лежалъ въ постели и ждалъ пароксизма, старичокъ докторъ сидѣлъ возлѣ меня. Вдругъ вбѣгаетъ мой товарищъ и пріятель мичманъ Н...

-- Вставай, одѣвайся, Турки въ морѣ! черезъ два часа эскадра снимается, ступай на корабль, дядя тебя возьметъ. Что у меня было тогда на душѣ, то знаетъ одинъ Богъ. Я нерѣшительно спросилъ:

-- Докторъ, можно?

-- Странный вы человѣкъ, да вы лучше себя-то спросите, можете ли вы въ этомъ положеніи, въ эту погоду, идти въ море?

Товарищъ мой вступился:-- Слушайте, докторъ, вы умный человѣкъ, разсудите сами, вылѣчиться онъ всегда успѣетъ, а если прозеваетъ этотъ случай, жди 25 лѣтъ, пока Турки опять заведутъ флотъ!

Для меня это было такъ ясно и такъ логично что я всталъ и началъ одѣваться. Кажется на доктора слова моего товарища произведи то же дѣйствіе. Онъ посмотрѣлъ, посмотрѣлъ ни насъ, махнулъ рукой, за шапку и въ дверь. Проворчавъ только: "Охъ, мичмана, мичмана, бѣдовый народъ." Черезъ полчаса я уже былъ на 120пушечномъ кораблѣ Три-Святителя, еще черезъ часъ мы были въ открытомъ морѣ. Эскадра иша состояла изъ трехъ 120пушечныхъ, трехъ 84пушечныхъ кораблей и пароходо-фрегата Владиміръ. Старшимъ флагманомъ былъ вице-адмиралъ Корниловъ, а младшимъ контръ-адмиралъ Новосельскій.-- Когда мы проходили Херсонскій маякъ, Корниловъ поднялъ сигналъ: "Государь Императоръ ожидаетъ побѣды, а Россія всегдашней славы своего оружія!" Дружнымъ ура отвѣтили на сигналъ адмирала. Мы обошли весь европейскій берегъ, Турокъ нигдѣ нѣтъ. Оставаясь вдали отъ берега, адмиралъ поодаль на разсвѣтѣ пароходо-фрегатъ Владиміръ въ Варну и Бальчикъ посмотрѣть нѣтъ ли ихъ на рейдѣ. Тоже нѣтъ. Всѣмъ было досадно, и мичмана кричали что ихъ обокрали.

Наконецъ 4го ноября мы встрѣтили Греческій купеческій бригъ, который объявилъ что турецкій флотъ стоить на якорѣ въ Золотомъ Рогѣ, а что 2 фрегата и 2 корвета крейсируютъ при входѣ въ Константинопольскій проливъ. Всѣ считали кампанію оконченною и что до весны ничего не будетъ. Вице-адмиралъ Корниловъ сдалъ начальство надъ эскадрой контръ-адмиралу Новосильскому, а самъ на пароходофрегатѣ Владиміръ отправился 5го октября въ Одессу о Севастополь.

Ѳ. М. Новосильскій получилъ отъ Корнилова приказане идти къ эскадрѣ Нахимова и въ случаѣ если у него есть корабли потерпѣвшіе поврежденія, то оставить ему два или три 84 пушечные корабля, а съ остальными возвратиться въ Севастополь на зимовку. Въ этотъ день, то-есть 5го октября, вѣтеръ былъ тихій и попутный и мы пошли къ Анатолійскому берегу. Въ полдень сдѣлался штиль Пообѣдавъ, я хотѣлъ лечь спать, какъ услышалъ на верхней падубѣ суматоху. Вышедши на верхъ, я тотчасъ же замѣтилъ что что-то есть. Всѣ смотрятъ въ даль, трубы наведены на горизонтъ, но ничего не видать, съ салинговъ отвѣчаютъ что тоже ничего не видно. Спрашиваю: что случилось? отвѣчаютъ: слышно пушечную пальбу. Прислушиваюсь, дѣйствительно пушечная пальба, только тихо вдали, какъ будто отдаленные раскаты грома. Мало-по-малу, всѣ вышли наверхъ, всѣ жадно смотрятъ на горизонтъ, всѣ слушаютъ, никто не говоритъ ни слова. Вѣтру нѣтъ,-- штиль мертвый. Господи, да неужели это Нахимовъ дерется! А мы, мы стоимъ прикованными и не можемъ подать помощи. Положеніе было ужасное; каждый изъ насъ отданъ бы все, все, чтобы только имѣть нѣсколько пароходовъ буксироваться, или чтобъ задулъ вѣтеръ. Просмотрѣвъ въ напрасно цѣлый часъ на горизонтъ, я вспомнилъ что у меня ночная вахта и пошелъ въ свою каюту отдохнуть.

Поворачиваясь съ боку на бокъ, я наконецъ соснулъ; 19 лѣтъ взяли свое, но кошмаръ меня душилъ. Не помню долго ли я спалъ, только вдругъ, какъ сумашедшій вбѣгаетъ мой человѣкъ, толкаетъ меня и мичмана Н., моего товарища по каютѣ, и объявляетъ скороговоркой: "Вставайте,Турки" пожалуйте наверхъ, Владиміръ, призъ, пароходъ!" Что такое.

Но онъ уже убѣжалъ. Схвативъ шапки, мы бросились наверхъ. Гляжу, дѣйствительно два парохода, на одномъ, ближайшемъ, Турки и Русскіе въ перемежку, на корабляхъ кричатъ ура. Но что за пароходы -- я не зналъ, и что случилось не могъ понять. Передній пароходъ подошелъ къ нашему борту я остановилъ ходъ. Тогда только я его узналъ. Это былъ Владиміръ, но замаскированный и съ фальшивою бѣлою полоской изъ парусины. На кормѣ стоялъ Корниловъ и кричалъ контръ-адмиралу Новосильскому: "Поздравьте меня, я взялъ призъ!" И показывая рукой на другой пароходъ, прибавилъ: "Первазъ-Бажры".

Вотъ какъ это случилось: Оставя 5го числа утромъ нашу эскадру, Корниловъ на пароходо-фрегатѣ Владиміръ пошелъ по направленію къ Одессѣ. Пополудни на горизонтѣ показался дымъ, адмиралъ приказалъ поставить паруса, перекривить реи и держать на пересѣченіе курса непріятельскаго парохода. Пароходо-фрегатъ Владиміръ топился антрацитомъ, который дыму не даетъ, а потому непріятель, считая его купеческимъ паруснымъ судномъ, не обращалъ вниманія и продолжалъ идти тѣмъ же курсомъ. Противники сближадись, непріятель показалъ военный турецкій флагъ, Владиміръ поднялъ свой, убралъ паруса и полнымъ ходомъ пошелъ на врага, который бросился къ берегу, но защищался храбро. Тогда Корниловъ, желая скорѣе окончить сраженіе, подошелъ на картечный выстрѣлъ, и картечь изъ 10ти-дюймовыхъ орудій подѣйствовала; Турки спустили флагъ. Это и была та пальба которую мы слышали.

Но что всего удивительнѣе, Нахимовъ тоже слышалъ пальбу и былъ увѣренъ что это наша эскадра дерется. Оказывается, сраженіе происходило на срединѣ разстоянія между вашею эскадрой и Нахимовымъ, и хотя пароходы не были видны, но гулъ пальбы, при гладкой поверхности воды и тихомъ состояніи воздуха, доходилъ до обоихъ. Часть плѣнныхъ сдали намъ на корабль, и мы пошли на соединеніе съ эскадрой Нахимова. Корниловъ же за пароходо-фрегатѣ Владиміръ отправился въ Севастополь, конвоируя свой призъ. На другой день контръ-адмиралъ Новосильскій, переговоривъ съ Нахимовымъ, повелъ вашу эскадру въ Севастополь.

Грустно вамъ было возвращаться; всѣ ваши мечты, всѣ ваши воздушные замки разлетѣлись. Говорили что надо было прямо идти съ дессантомъ въ Константинополь и занять Дарданеллы: пусть Европа ихъ отнимаетъ. Но такъ какъ нашего совѣта, никто не спрашивалъ, то оставалось покориться и всѣ надежды отложить до весны. Солнце садилось, когда мы подходили къ Севастополю; Херсонскій маякъ былъ уже виденъ. Насъ нагоняло военное судно; приблизившись настолько что можно было разобрать сигналы, оно подняло свои позывные: Фрегатъ Кагулъ. Вслѣдъ за этимъ, Кагулъ поднялъ телеграфный флагъ и слова: "Турецкій".... и еще что-то, но такъ-какъ смеркалось, то флаговъ разобрать было нельзя. Адмиралъ, желая до ночи стать на якорь, продолжалъ идти на рейдъ, зная что черезъ часъ командиръ фрегата лично ему доложитъ то что не договорилъ по телеграфу. Черезъ часъ мы дѣйствительно были на рейдѣ; Кагулъ вошелъ вслѣдъ за вами. Каково же было наше удивленіе когда мы узнали конецъ фразы! За словомъ "турецкій", слѣдовало: "флотъ гнался за мной". Мы тотчасъ же снялись съ якоря и опять въ море. Надежды наши оживились снова; мичмана одни ворчали что и Турокъ-то мало и драться съ такимъ отрядомъ не стоитъ. Кагулъ показалъ только два фрегата и два корвета. Мы не зная что судьба, не давъ намъ въ руки эти несчастныя четыре судна, собирала ихъ чтобы передать вамъ всѣ разомъ въ Синопѣ. Она должна была это сдѣлать. Черноморскому флоту такъ мало оставалось жить! Синопское сраженіе было его лебединымъ пѣніемъ.

Въ ночь съ 16го на 17е ноября, мы увидали огни. Нахимовъ это или непріятель?

Обмѣнялись позывными,-- оказался точно Нахимовъ. Рано утромъ нашъ адмиралъ поѣхалъ съ рапортомъ къ Нахимову, который вслѣдъ за этимъ сигналомъ потребовалъ всѣхъ командировъ. Я какъ подвахтенный мичманъ, долженъ былъ ѣхать на капитанскомъ катерѣ на рулѣ, и конечно былъ восторгѣ что первый узнаю новости.

Пропустивъ капитана, я полѣзъ на корабль и не успѣлъ вступить на палубу, какъ подбѣжалъ вахтенный мичманъ и объявилъ: "На завтра бой; Турки въ Синопѣ; 14 судовъ въ томъ числѣ два парохода, одинъ большой; ступай списыватъ инструкцію."

Списавъ ее поскорѣе, я вышелъ на верхъ и дожидаясь капитана узналъ слѣдующее:. Послѣ бури Зго ноября, Нахимовъ остался только съ двумя кораблями, остальные онъ отослалъ въ Севастополь чинить. Проходя мимо Синопа онъ увидѣлъ на якорѣ турецкій флотъ. Несмотря на тр что у него было только два корабля, онъ дерзко вошелъ на рейдъ, сдѣлалъ рекогносцировку всей бухты на разстояніи пушечнаго выстрѣла, снялъ диспозицію флота, и выйдя изъ бухты, блокировалъ ее до нашего прихода. Братъ находившійся при его эскадрѣ былъ тотчасъ же отправленъ въ Севастополь просить подкрѣпленія."

Турки, воображая что два корабля Нахимова выманиваютъ ихъ въ морѣ, гдѣ дожидается вся эскадра, спокойно оставались на рейдѣ, не ожидая разгрома. А Павелъ Степановичъ говорилъ что еслибъ они вышли за нимъ, онъ все-таки въ открытомъ морѣ и съ двумя кораблями ихъ бы атаковалъ.

17е число прошло въ приготовленіяхъ; инструкція данная Нахимовымъ командирамъ была призвана моряками образцовою. Все было предвидѣно, все разъяснено, въ концѣ онъ прибавилъ что не стѣсняетъ командировъ инструкціей, во всякій будетъ на своемъ мѣстѣ, если подойдутъ на пистолетный выстрѣлъ къ непріятелю. Къ вечеру все было готово. Послѣ ужина офицеры остались въ каютъ-компаніи, кто писалъ письма, кто тихо передавалъ другъ другу свои послѣднія мысли, свои послѣднія желанія. Тишина была торжественная. У всѣхъ было одно слово на умѣ: "завтра".

II. Синопское сраженіе.

По присоединеніи 11го ноября эскадры контръ-адмирала Новосильскаго, Нахимовъ располагалъ слѣдующими силами: корабли: Императрица Марія -- 84 пушки, подъ его флагомъ, Парижъ -- 120 пуш., подъ флагомъ контръ-адмирала Новосильскаго. Три Святителя -- 120 пуіи., Константинъ -- 120 пуш., Чесьма -- 84 пуш., Ростиславъ -- 84 пушк. и два фрегата: Кагулъ -- 44 пуш., Кулевча -- 56 пуш., всего шесть кораблей и два фрегата. Оба фрегата по росписанію должны были остаться у входа въ бухту и стараться не пропускать пароходовъ, въ случаѣ еслибъ они захотѣли прорваться въ море. Линейные же корабли должны были, въ двѣ колонны, адмиральскіе впереди, войти на рейдъ, и разойдясь вечеромъ, стать противъ непріятеля на глубинѣ шести саженъ. Разстояніе между сражающимися должно было быть около 200 саженъ. {Корабль Ростиславъ стоялъ на разстояніи 150 саженъ.} Турецкая эскадра стояла дугообразно, имѣя на флангахъ и въ интервалахъ сильныя береговыя батареи съ ядро-калительными печами. Она состояла изъ 12 парусныхъ фрегатовъ и корветъ, при двухъ пароходахъ, изъ которыхъ одинъ Таифъ пароходофрегатъ.

Числомъ орудій и калибромъ мы были сильнѣе Турокъ; но принимая во вниманіе что одно орудіе на берегу равняется четыремъ на морѣ и что Турки около десяти минуть могли ранѣе открыть пальбу, покуда мы становились на якорь и тянули шпрингъ, можно положительно сказать что первое время они имѣли преимущество надъ нами.

18го числа въ 10 часовъ командѣ былъ давъ обѣдъ. Въ 11 въ исходѣ отслужили молебенъ, іеромонахъ обошелъ палубы, окропилъ всѣхъ святою водой, и ровно въ 11 часовъ, построившись въ двѣ колонны, мы пошли на рейдъ.

Тревоги еще не было, но уже каждый стоялъ на своемъ мѣстѣ, всѣ ждали съ нетерпѣніемъ. Ровный попутный вѣтеръ васъ быстро приближалъ ко врагу; наконецъ уже онъ и виденъ, бьютъ тревогу, смачиваютъ палубу, опускаютъ сукно надъ крюйтъ-камерами, командоры берутся за шнурки ударныхъ замковъ, у всѣхъ напряженное вниманіе, всѣ ждутъ. Ужь мы на пушечномъ выстрѣлѣ, ужь ближе, видно какъ Турки наводятъ орудія, но пальбы не начинаютъ. Было 12 час. 20 мин. Но вотъ на турецкомъ адмиральскомъ фрегатѣ показался клубъ дыму, раздался первый выстрѣлъ, и не успѣло ядро просвистать, какъ непріятельская эскадра опоясалася бѣлою пеленой, и ураганъ ядеръ проревѣлъ надъ нами. За залпомъ послѣдовалъ батальный огонь. Ставши бортомъ, мы не крѣпя парусовъ, открыли огонь. Турки кажется этого не ожидали. Они воображали что бросивъ якорь мы пошлемъ людей по реямъ убирать паруса, а потому орудія ихъ было наведены по мачтамъ, и первый залпъ не причинилъ намъ почти никакого вреда. Потомъ подъ нашимъ огнемъ и при густомъ дымѣ имъ было трудно взять вѣрный прицѣлъ. Этомъ только и можно объяснить нашъ сравнительно малый уронъ. Что было первыя пять, десять минутъ, сказать трудно. Мы стрѣляли, по насъ стрѣляли. Не только въ батареяхъ, но даже съ палубъ ничего отъ дыму не было видно. Палили прямо предъ собой по старому направленію.

Громъ выстрѣловъ, ревъ ядеръ, откатъ орудій, шумъ людей, стоны раненыхъ -- все слилось въ одинъ общій адскій гвалтъ. Бой былъ въ разгарѣ.

Я былъ въ митель-декѣ, помощникомъ батарейнаго командира. Ко мнѣ подбѣгаетъ штурманскій кондукторъ М., ординарецъ капитана, и съ ужасомъ на лицѣ кричитъ въ ухо: "Бейте отбой!" Меня это удивило; но велѣно -- значитъ надо. Барабанщикъ бьетъ, никто не слышитъ. Бѣгу по орудіямъ, останавливаю командоровъ, по дорогѣ сообщаю о томъ же командиру батареи лейтенанту Т. "Вы съ ума сошли!" отвѣчалъ онъ.-- "Велѣно! " Побѣжалъ и онъ останавливать.

Пальба прекратилась, порывъ вѣтра разсѣялъ немного дымъ, а что же мы видимъ? Шпрингъ у насъ перебитъ, мы стоимъ кормой къ непріятелю, а переднія орудія нашего корабля приходятся противъ корабля Парижъ, и нѣсколько выстрѣловъ подало въ него. Полубарказъ пустили ко дну и сидѣвшаго на немъ мичмана В. ранили картечью. Мы могли отстрѣливаться только половиннымъ числомъ орудій. Бой продолжался; все тотъ же адскій гвалтъ; вдругъ онъ покрылся какимъ-то могучимъ трескомъ, но еще болѣе могучее ура покрыло и его!

Взорвали турецкій фрегатъ. Въ это время на кормѣ у насъ въ декѣ закричали: "Пожаръ!" Бросаюсь туда, вижу конопать отъ сотрясенія вылегла и отъ своихъ же выстрѣловъ загорѣлась. Потомъ уже я узналъ что у насъ былъ пожаръ на кубрикѣ гораздо опаснѣе отъ каленаго ядра, но къ счастію ядро было не очень накалено и его успѣли потушить.

Ко мнѣ подбѣгаетъ опять ординарецъ и кричитъ: "Капитанъ требуетъ!" Отправляюсь наверхъ; еще кричать ура. Что такое? Другой фрегатъ пустили ко дну.

Я подошелъ къ капитану.

-- Ступайте на гротъ-марсъ. Видите какъ все перебито? Приведите въ порядокъ и смотрите за полетомъ ядеръ.

Въ это время, когда капитанъ отдавалъ мнѣ приказаніе, ядро ударило въ сѣтки, вырвало три койки, и одна изъ нихъ вмѣстѣ съ ядромъ пролетѣла надъ вашими головами. Сигнальщикъ стоявшій возлѣ пригнулся, но не успѣлъ онъ нагнуть головы, какъ капитанская труба уже была у него на плечахъ

-- Чему кланяешься, болванъ?

-- Виноватъ, ваше высокоблагородіе! отвѣчалъ матросъ бойко смотря въ глаза.

Я полѣзъ на марсъ. Бой видимо стихалъ. Сверху картина была восхитительная. Посрединѣ рейда, какъ громадные кресты надъ могилами, торчали мачты потопленнаго фрегата съ реями поперекъ. На отмели горѣлъ турецкій пароходъ. Городъ пылалъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Въ инструкціи вице-адмирала Нахимова было сказано чтобы по городу не стрѣлять, въ особенности чтобъ ядра не попадали въ дома гдѣ подняты консульскіе флаги. Но бомбы, перелетая черезъ турецкія суда, попадали въ городъ, а первое загорѣвшееся зданіе было австрійское консульство. Русскіе корабли въ дыму, какъ въ облакахъ, извергалъ смерть и огонь. Турки не могли болѣе бороться, они начали садиться ни гребныя суда, спасаясь на берегъ; другіе расклепывая цѣпи бросались на отмели и оттуда спасались вплавь. Въ 4мъ часу все было кончено; только два фрегата, свалившись на отмели, перпендикулярно одинъ къ другому, продолжали бой, наконецъ и ихъ Турки начинали оставлять, лишь нѣсколько фанатиковъ отстрѣливались изъ трехъ орудій, и что ни выстрѣлъ -- ядро у насъ въ кормѣ или въ кораблѣ Парижъ. Ѳедоръ Михайловичъ Новосильскій разсердился. Парижъ далъ залпъ, и Синопскій бой отошелъ въ исторію.,

Участнику въ сраженіи невозможно видѣть все; могу только сказать что сосѣди наши Ростиславъ и Парижъ дѣйствовали какъ на маневрахъ. Когда на послѣдній пріѣхалъ Павелъ Степановичъ, то сказалъ адмиралу Новобильскому: "Я приказалъ во время сраженія поднять вамъ согналъ: Адмиралъ изъявляетъ свое удовольствіе, но всѣ сигнальные фалики были перебиты."

Въ самомъ началѣ сраженія турецкій пароходо-фрегатъ Таифъ (капитанъ Англичанинъ) прорѣзалъ линію нашихъ кораблей, ловко отманеврировался отъ парусныхъ фрегатовъ и прорвался въ море. Въ это время шли изъ Севастополя три наши парохода: {На одномъ изъ нихъ былъ вице-адмиралъ Корниловъ, который шелъ принять начальство надъ соединенными эскадрами.} Крымъ, Одесса и Херсонесъ, подъ командой К. А. Панфилова, они завязали бой и погнались за нимъ, но Таифъ, имѣя громадное преимущество въ ходѣ, ушелъ. Онъ-то и привезъ въ Константинополь вѣсть о Синопскомъ разгромѣ.

Корабли были избиты страшно. Больше всѣхъ пострадали флагманскій Императрица Марія и нашъ Три Святителя. Потеря наша людьми была незначительна, всего 265 человѣкъ и только 5 офицеровъ. Турокъ же погибло до 3.000, если не болѣе. Пропорція можетъ показаться невѣроятною, но надо принять во вниманіе что въ началѣ сраженія одинъ фрегатъ былъ взорванъ, другой пущенъ ко дну, что даетъ уже около 1.000 человѣкъ; также много тонуло не достигая берега. Не могу воздержаться чтобы не отдать должной хвалы русскому матросу; про офицеровъ я ничего не скажу, но команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость! Какъ теперь вижу: стоитъ красавецъ-командоръ, знаменосецъ 82го экипажа, Дѣхта, и держитъ большимъ пальцемъ правой руки запалъ у только-что выстрѣлившаго орудія. Вырвало ядромъ рядомъ съ нимъ двухъ человѣкъ, онъ бровью не пошевельнулъ, только сердито скомандовалъ, когда орудіе было готово: "къ борту!" и этотъ же самый Дѣхта, блѣдный какъ полотно, черезъ двѣ недѣли дрожащею рукой вынималъ жребій на Георгіевскій крестъ. Достойныхъ было слишкомъ много.

Когда наступила ночь, картина сдѣлалась еще величественнѣе, но ужаснѣе. Турецкая часть города пылала, фантастически освѣщая горы. Миріады бѣлыхъ голубей, выгнанныя изъ своихъ жилищъ, летали надъ пожарищемъ. Фрегаты горѣли и догарая до крюйтъ-камеръ взрывались, подымая столпъ дыма и пламя чуть не до облаковъ. На обгорѣлыхъ остовахъ видно было ползающихъ людей. Турки съ такою поспѣшностію оставляли свои суда что убѣгая даже не разряжали по насъ свои орудія. Теперь при пожарѣ они накаливались и стрѣляли. Сначала думали что это изъ города, такъ что Павелъ Степановичъ послалъ парламентера объявить городскимъ властямъ: "что если еще хоть одинъ выстрѣлъ будетъ сдѣлавъ по эскадрѣ, то завтра утромъ не узнаютъ мѣста гдѣ былъ Синопъ". Парламентеръ не только не нашелъ властей, но даже ли одного Турка не было въ городѣ, всѣ убѣжали въ горы. Остались одни Греки, которые съ воплями умоляли взять ихъ на эскадру, иначе Турки насъ перерѣжутъ, говорили они. Всѣхъ желавшихъ, переселиться въ Россію было до 880 семействъ; но адмиралъ не могъ исполнить ихъ просьбу -- они остались. Всю ночь и слѣдующій день мы чинились. Непріятельскія суда, которыя не сгорѣли во время сраженія, на другой день отводили на отмель, и снявъ оставшихся Турокъ, сжигали. На одномъ изъ этихъ фрегатовъ нашли раненаго въ ногу командира Турецкой эскадры вице-адмирала Османъ-пашу. Въ ихъ же глазахъ былъ сожженъ и Фезли-Аллахъ (данный Богомъ), бывшій русскій фрегатъ Рафаилъ. Въ 1889 году, когда Казарскій на 18 пушечномъ бригѣ Меркурій, отбился отъ двухъ линейнымъ турецкихъ кораблей, одинъ во 110 пушекъ, другой въ 74 мушки, и ушелъ, фрегатъ Рафаилъ съ разсвѣтомъ очутился среди непріятельскаго флота. Командиръ растерялся и спустилъ флагъ. Государь императоръ приказалъ: отнятъ его обратно и сжечь въ виду русскаго флота. Но вскорѣ заключенъ былъ миръ.

Князь Меншиковъ имѣлъ это въ виду, когда доносилъ государю. "Приказаніе вашего императорскаго величества исполнено самымъ блестящимъ образомъ. Первая турецкая эскадра показавшаяся на водахъ Чернаго Моря истреблена на Синопскомъ рейдѣ эскадрой вице-адмирала Нахимова."

Воля государя была исполнена.

III. Послѣ Синопа.

Переходъ отъ Синопа до Севастополя мы сдѣлали въ два дня, при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ. Только нашъ корабль Три-Святителя, когда онъ снялся уже съ якоря, чуть не прижало къ берегу отъ наступившаго штиля. Торопились мы въ Севастополь опасаясь что соединенная англо-французская эскадра, выйдя изъ Константинополя, преградитъ намъ путь. Положеніе наше было не блистательное. Рангоутъ на корабляхъ былъ до того избитъ что лишалъ насъ возможности маневрировать. Дорого бы намъ стоила эта встрѣча, но не въ морскомъ бою суждено было погибнуть Черноморцамъ и ихъ кораблямъ!

Встрѣча вамъ въ Севастополѣ была торжественная: все народонаселеніе, и старъ и младъ, высыпало на оба берега рейда. Всѣ суда были иллюминованы флагами, люди стояли по реямъ и при громѣ пушечныхъ, выстрѣловъ кричали ура. Торжественный видъ имѣла и эскадра входя на рейдъ. Корабли въ пробоинахъ, рѣзко обрисованныхъ на черномъ фонѣ, рангоутъ избитый чуть не въ клочки изстрѣленные корневые флаги. На нашемъ кораблѣ даже не осталось ни одного запаснаго флага. Во время сраженія, на всѣхъ корабляхъ, кромѣ кормовыхъ, были подняты флаги на всѣхъ трехъ мачтахъ

Всѣ они были сбиты ядрами и вмѣстѣ съ брамъ-стеньгами полетѣли въ воду, а кормовой вмѣстѣ съ гафелемъ. Въ концѣ сраженія на кораблѣ Три-Святителя оставался одинъ флагъ прибитый къ бизань-вантамъ.

Ставъ на якорь, намъ было приказано поднять карантинные флаги и не имѣть сообщенія съ берегомъ. Счастіе что карантинъ ограничился только четырьмя днями. Такъ какъ намъ нельзя было ѣхать къ роднымъ и знакомымъ, то они всѣ бросились на шлюпки и окружили корабли. Трогательны были эти встрѣчи издали. Плакали и отъ радости, плакали отъ горя. Какъ теперь вижу и слышу: работаетъ матросикъ на гротъ-русленяхъ, его окликаетъ съ лодки баба: "Прокофьичъ здраствуй! Мой-то гдѣ же?" -- "Ишь баба когда хватилась, его чуть ли не первымъ разорвало ядромъ." Взвыла баба. Тутъ же рядомъ молодая бабенка, со слезами радости на глазахъ, показываетъ мужу, поднявъ кверху на рукахъ груднаго ребенка. Какъ ни долго тянулись четыре карантинныхъ дня, но прошли и они. Насъ спустили на берегъ. Торжество было всеобщее, балы смѣнялись пышными обѣдами. На всѣ эти празднества приглашались турецкіе плѣнные офицеры. Они были поражены новою для нихъ жизнію. Много лѣтъ спустя, я встрѣтилъ въ Аѳинахъ, на балѣ у турецкаго посланника одного изъ нихъ. Онъ чистосердечно признался что плѣнъ у Русскихъ въ Севастополѣ и Москвѣ былъ самымъ счастливымъ временемъ его жизни. Вскорѣ вернулся изъ С.-Петербурга флигель-адъютантъ И. Г. Сколковъ, ѣздившій съ донесеніемъ о Синопскомъ сраженіи, и привезъ намъ награды. Награды были щедрыя и вполнѣ царскіе: всѣ участвовавшіе въ сраженіи, кромѣ чиновъ и орденовъ, получили годовой окладъ жалованья. Всѣ мичмана произведены въ лейтенанты.

Пожиная лавры, мы не дремали, зная что нѣсколько непріятельскихъ пароходовъ уже вступили въ Черное Море, и вся англо-французская эскадра не замедлитъ явиться предъ Севастополемъ. Корабли были поставлены въ боевой порядокъ, на берегу заложено нѣсколько новыхъ земляныхъ батарей. Дѣлали безпрестанныя ученья, по сигналу свозили десантъ, стрѣлковыя партіи, которыя составляли два превосходные баталіона, {Эти-то два баталіона и были въ слѣдующемъ году въ Альминскомъ сраженіи. Съ честію дрались съ превосходнымъ по числу непріятелемъ и послѣдними отступили къ Севастополю.} а шлюпками учились отбуксировывать брандера.

Дѣятельность кипѣла не на одномъ рейдѣ: были посланы пароходы на Кавказъ, на береговую линію, снять гарнизоны изъ крѣпостей, а ихъ взорвать. Фрегатъ Флора имѣлъ дѣло съ тремя турецкими пароходо-фрегатами, которые должны были отступить. Такъ прошло время до 25го декабря. Въ день Рождества, я былъ у обѣдни въ Петропавловскомъ соборѣ; вдругъ народъ хлынулъ изъ церкви. Выскочилъ и я. Вижу стоитъ у входа на рейдѣ англійскій пароходо-фрегатъ. Весь городъ пришелъ въ волненіе. Оказалось что это пароходо-фрегатъ Retribution, присланный союзными адмиралами объявить о вступленіи англо-французской эскадры въ Черное Море. Кромѣ офиціальной бумаги Retribution привезъ адмиралу Истомину отъ адмирала Лайонса, съ которымъ онъ былъ очень друженъ, частное любезное письмо, нѣсколько ящиковъ превосходныхъ сигаръ и старой мадеры. Истоминъ, отвѣчая на письмо, послалъ дикую козу.

На второй день праздника былъ назначенъ въ клубѣ балъ. Ни одна дама и дѣвица не пріѣхали. Онѣ чувствовали что скоро, очень скоро онѣ останутся вдовами и сиротами.

А. САТИНЪ.

"Русскій Вѣстникъ", No 7, 1872